Опарина Т.А. Дело вологодских еретиков // Книга и литература в культурном контексте. Новосибирск, 2003, с. 439-446. Библиография Вопрос чистоты веры был традиционно важнейшим в культуре Московского царства, а в первой половины XVII века играл особую роль. Он был тождественен вопросу политической благонадежности и основой внутренней стабильности государства. Страна, воспринимавшая себя последней мессианской державой, но при этом пережившая катастрофу Смутного времени, тщательно ограждала себя от любых чуждых воздействий и искала еретиков. Источником мирового еретичества мыслилось западное христианство. Повторение любых его норм казалось разрушительным. Как результат, миссионерство было категорически запрещено в пределах Московского царства и, согласно законодательству, проповедь и обращение в другую веру из православия карались сожжением на костре. Ни в одном случае следственных дел о прозелитизме иностранцев данного периода не выявляется факта распространения своей веры. Каждый раз выявляется извет, за которым всегда стояли не столько религиозные, сколько вполне прагматичные финансовые вопросы. Самым действенным способом в устранении конкурента-иностранца, или даже просто недоброжелателя было обвинение его в пропаганде веры. Очевидна крайне осторожная позиция иностранцев, проживающих на территории России. В свою очередь, православные подданные страны избегали контактов с носителями инославных традиций. Как отмечалось, принятие чужой конфессии означало еретичество и, соответственно, подлежало сожжению. В рассматриваемый период не известно ни одного протестанта, католика или униата, некогда бывший русским православным. Не только обращение, но и усвоение элементов западного христианства казались невозможными. Течений, непосредственно связанных с западной мыслью, не существовало в данный период. Но обвинения в симпатии католичеству или униатству [1] были веским аргументом для церковных наказаний. Наиболее известным подобным делом было дело князя Ивана Хворостинина [2]. За следование как католическим, так и протестантским нормам, он был привлечен к церковному суду дважды (при царе Василии Шуйском патриархом Гермогеном и при царе Михаиле Федоровиче патриархом Филаретом в 1623 г.). Крайней интерес представляют и другие случаи следственных дел по сходным обвинениям. Почти в это же время, что и дело Ивана Хворостинина, при патриархе Филарете возникло новое дело по обвинению в следовании западной традиции. На этот раз речь шла о группе лиц совсем иного социального происхождения. Дело вологодских еретиков было известно в историографии [3], но не стало предметом специального исследования. Блок связанных с ними документов был выделен в отдельное дело еще в XVII в. и хранился в Разрядном приказе [4]. Как и дело Ивана Хворостинина, оно было тесно связано с кампанией московского правительства по упорядочению всех сторон христианской жизни общества, по очищению от всего, что воспринималось еретическим и борьбой с западными влияниями. Проводником западного влияния, как и источником максимального и едва ли не единственного заимствования в этот период выступала традиция православной киевской митрополии. И на этот раз речь шла о запрещении украинско-белорусской книжности. Русское правительство стремилось прекратить доступ литературы киевской митрополии на территорию России и ограничить ее влияние на умы московских читателей. В этой программе особую роль приобрело имя талантливого украинского богослова Кирилла Транквиллиона Ставровецкого. В начале XVII в. Кирилл Транквиллион- Ставровецкий выступил защитником православия в самый трудный для киевской митрополии период, когда после заключения Брестской унии 1596 г. православная церковь была запрещена. В имении своих покровителей он с большими усилиями опубликовал несколько своих произведений, призванных поддержать идеи православия. В их числе было «Евангелие Учительное» (Евье, 1619). Произведение, с одной стороны, получило широкое распространение в Речи Посполитой и России [5], с другой, постоянно встречало крайне негативную характеристику православных духовных властей. После восстановления киевской митрополии ее глава - Иов Борецкий, на соборе 1625 года вынес решение о несоответствии творчества Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого православному канону, следовании его католической традиции и составил список «ошибок» «Евангелия Учительного». Автор покинул православную церковь и перешел в унию. Решение киевского митрополита поддержал московский патриарх Филарет. Текст постановления оказался в обороте московской книжности. В Москве на основе постановлений киевского собора 1625 г. были составлены русские Прения с Евангелием Учительным Кирилла Транквиллиона Ставровецкого.[6] Далее, с 1627 г. начинается рассылка указов по городам России о конфискации и сожжении этого сочинения [7]. Как демонстрация реализации этих решений 4 декабря 1627 г. на Красной площади было сожжено 60 экземпляров Евангелия Учительного [8]. Вовлеченными в эти действия центральных властей оказались духовные искания четырех человек, собиравшихся в Ильинском Вологодском монастыре и обсуждавшими волнующие их вопросы русской церковной жизни. Это были два монаха, белый священник и мирянин. Кружок сложился, когда в Ильинский монастырь, странствуя, и, возможно, переходя из монастыря в монастырь, приходят два чернеца из Ростовского Богоявленского монастыря. Идейным лидером среди них являлся один из пришедших – Адриан. Он ощущал свою харизму, ему являлись видения, как зафиксировали последующие документы, он был убежден, что него исходит Св.Дух и он его «вмещает». Все это давало ему возможность видеть Бога «на небеси во всей славе». Его сопровождал чернец Иаков. Очевидно, Адриан был боговидцем, а Иаков – реализатором его программы и проповедником его идей. Послушать о теофанических видениях Адриана приходят в монастырь священник Никольской церкви в Вологде Иван Филимонов и даже светский человек - подъячей вологодской съезжей избы Аггей Семенов. Вероятно, они становятся последователями старца Адриана. Можно предположить, что обсуждения и споры в монастыре длились не долго. После поступившего в 1628 г. доноса начинается расспрос и следствие, возглавляемое архиепископом Вологодским и Великопермским Варлаамом. Церковный суд, подтвержденный решением патриарха Филарета, вынес решение о еретичестве всех участников споров. Состав преступления включает несколько пунктов: боговидение, признание собственной святости, противодействие царским указам о сожжение книг Кирилла Транквиллиона и католические воззрения. Вероятно, боговидение и критика правительственной кампании («те книги сожжены не по делу») были действительно свойственны этой группе людей. И уже этого было достаточно, чтобы подвергнуться преследованиям. Насколько же их воззрения соответствовали католической традиции, сказать определенно нельзя. Из текста обвинений видно, что характер обвинений, выдвинутых к ним тот же, что и к тексту Кирилла Транквиллиона. Безусловно, что Адриан говорил о своей богоизбранности, как отмечалось, он ощущал нисхождение на себя Св. Духа, что позволяло ему общаться с Богом. Но признавал ли он себя святым при жизни, сказать не возможно. Признание собственной святости было одним из пунктов критики тексту Кирилла Транквиллиона. Украинский автор говорил об исключительности своей авторской позиции, об особой роли в проповедывании христианских заповедей. Он писал: «Со истинным дълатели винограда Христова за ровно понес дар дневный и яко трудолюбивая пчела со цветов разумного раю собирал духовную сладость», а дело свое он называл «святым и чесным», «светом правды», в другом месте спорил со своими критиками, которые его дело - «дело святое, оболгуют» [9]. Рецензенты текста в Прениях отметили: «Аще бо Кирилл и высокая самь о себе мечтает, но за сие.. самой святой церковью веры отлучен и в сомне нечестивых есть» «никто же убо от святых апостол и богоносных отец жив сыи и во плоти еще свое дело или писание честно и свято именова» [10]. В правительственных указах при аргументации сожжений эта мысль была повторена: «и тот слогь его еретический и составы обличились в техъ книгах…богохульные и мерзкие слова. А онь себя именовал, будто онь проповедникь слова Божия и будто его слогу аггели удивились. И то его еретичество все и объявилось, за то ть книги сожжены».[11] Поэтому, не только харизматическая убежденность Адриана могла послужить основой обвинений ему в святости, но и перенесение на него обвинений с защищаемого им «Евангелия Учительного» Кирилла Транквиллиона. Таким же могло быть и обвинение в следовании filioque, что являлось одним из важнейших пунктов критики украинского текста. В Прениях несколько раз Кириллу Транквиллиону вменили следование католическому догмату. В поучении на пятидесятницу украинский автор писал: «живая вода чистетельная, истекающая от приснотекущего источника Иисуса Христа», на что в Прениях было замечено: «Зде явственно показует Сын Божии есть источником приснотекущего Духа Святого, не дарованием в нем живет, но истинно существенным образом»; «зде явственно Кирил свое зловерие написал; с римляны соединение и от Сына Духу Святому исхождение, сице убо латыни веруют и исповедуют» [12]. В том же поучении Кирилл Транквиллион, развивая набор метафор, давал новый образ: «Дух Святый, излиянный десницей» и толковал десницу как Иисуса Христа. Это место вновь встретило критику: «Кирилл написал Духу Святому от Сына исхождение, а не от Отца, убо по латынски же» [13]. Кроме того, Кирилл Транквиллион вложил в уста распятого Христа фразу: «и шлю Духа моего на вы», его поправили, и заметили, что нужно писать «от Духа моего», а не «Духа моего», и сделали вывод: «и то Кирил привел по латынски от лица Сыновна Духу Святому исхождение» [14]. В целом, Кирилл Транквиллион рекомендовал читателю избегать споров о filioque, полагая сходство позиций католической и православной сторон. Ему ответили в Прениях: «и прочее пишет не сопротивлятися о исхождении Святого Духа, не ведомо, о латынех или о верных».[15] Безусловно, Кирилл Транквиллион Ставровецкий был сторонником идеи христианского единства и искал точки соприкосновения католической и православной конфессий. И хотя он был близок к пониманию этого католического догмата и его переход в унию был не случаен, он нигде не излагал учение о filioque и не защищал его, а как отмечалось, уходил от споров по этому вопросу [16]. Католические элементы не столь заметны в «Евангелии Учительном». Могли ли различить и увидеть эти богословские тонкости и толкования представители низового белого и черного духовенства из Вологды и встать на защиту католических догматов, сказать трудно. Не исключено, что логика их судей была такова: если они защищают это сочинение, то и выражает все его «ереси». Насколько действительно Адриан и его последователи были проповедниками католичества и унии, говорить сложно. Следует отметить, что в России данного периода все богословские споры, увязанные с проблемой исхождения Св. Духа, отождествлялись с католичеством [17]. Так, Антоний Подольский, отводивший огню богоявленских свечей роль видимой формы исхождения Св. Духа, был так же обвинен в прокатолических воззрениях и связан с проблемой filioque [18]. Его критики увидели в огне четвертую ипостась Троицы, что позволило им отождествить его воззрения с догматом filioque. Последний во всех русских полемических текстах устойчиво называлось четверением Троицы. При отсутствии расспросных речей Адриана и его последователей можно очень осторожно предположить, что они повторял древнехристианские представления о выделении Богом своих избранников, которым он через Св. Дух давал понимание некоторых своих тайн. Возможно, Адриан использовал из «Евангелия Учительного» не столько католические идеи, сколь идеи нисхождения Св. Духа на избранных (например, цитату из пророка Иоиля: «излию Духа моего на всяку плоть».[19]). Украинский текст мог стать для русского монаха источником пророчеств, когда подобные цитаты могли лечь в основу рассуждений Адриана о вмещении им Св. Духа. Но осуждены вологодские мыслители из народа были за исповедывание filioque. Безусловно, такое обвинение было необыкновенно действенным. Решение по их делу было выдвинуто незамедлительно. Священника расстригли, и всех слушателей старца Адриана разослали по монастырям «под крепкий начал». Сам Адриан был послан в Кирилло-Белозерский монастырь [20], его сподвижник старец Иаков – Вологодский Спасо-Каменный монастырь [21], расстрига Иван – в Вологодский Троице-Павловский монастырь [22], Аггей Семенов – в Костромской Ипатьевский монастырь [23]. Всех сопровождала рекомендация держать в колодах под постоянным надзором («и велено держати на чепи и в желъзехь в великои крепости за сторожи» [24]). Целью этой строгой епитимьи было возращение каждого в лоно церкви: «а приводить велено на том, чтобь от тое своеи прелести враж'ей обратился к Богу и в гръхь каялся и просиль прошения в своей ереси» [25]. Известно, что один из них, видимо, наименее подготовленный к мерам церковной дисциплины и далекий от богословских диспутов – подъячий Аггей Семенов, покаялся в том же году [26]. Вероятно, после его просьбы, он был допущен к причастию. Напротив, один из зачинщиков – старец Иаков, выступил несгибаемым последователем своего учителя. В 1629 г. на него поступила жалоба от архимандрита Спасо-Каменного монастыря Герасима [27]. В ней он передавал извет священника монастыря Иакова. Последний доносил, что сосланный старец «по-прежнему учителя своего старца Андриана во всем похваляет и воровством и еретичеством многие непригожие речи говорит» [28]. После разбирательства в Москве старец Иаков был перепровожден для дальнейшего перевоспитания еще в более суровые условия – в Тобольский Знаменский монастырь [29]. Он был доставлен сибирским сыном боярским Иваном Астраханцем [30]. Но память о них сохранилась в русской традиции и дело священников имело огласку. Во всяком случае, имена скромных бунтарей из Вологды, нашедших приют на цепи под крепким началом в далеких северных монастырях, были внесены в заголовок нового обвинительного сочинения о “Евангелии Учительном” Кирилла Транквиллиона Ставровецкого (правда, с небольшим искажением – священник Иван Филимонов стал Иваном Лисициным). Сочинение, названное «Свиток укоризны Кириллу Транквиллиону-Ставровецкому…, что похвалял чернец Андреаь да ученикь его чернець Ияков и роспоп Ивашко Лисицын да подъячей Агейко Семенов», судя по отсылкам на издания Московского печатного двора, появилось не позднее конца 50-х гг. XVII в. Возможным автором его был справщик Московского Печатного двора игумен Сергием, в 1665 г. производивший повторное, после 20-х гг. XVIIв., разбирательство текста «Евангелия Учительного». К этому времени относится новый этап повышенного интереса к проблеме каноничности украинско-белорусской книжности. В ситуации, когда имя Кирилла Транквиллиона Ставровецкого стало для России знаком еретичности православной традиции киевской митрополии, к нему обращались вновь и вновь. В 1679 г. другое произведение Кирилла Транквиллиона – «Зерцало Богословия», было поручено проверить на каноничность Симеону Полоцкому. Его вывод был же столь отрицательным, что и вывод автора «Свитка укоризны». В том же году патриарх Иоаким вынес церковное определение о католических воззрениях Евангелия Учительного Кирилла Транквиллиона Ставровецкого (тем самым, повторив патриарха Филарета). Но не только представители официальной церкви выносили столь жесткие вердикты о творчестве украинского автора. Их оппоненты, старообрядцы исходили из представления о подчинении Антихристом киевской митрополии и все анти-украинские тексты (а их оказалось совсем немного) были тут же вовлечены ими в построение концепций. «Свиток укоризны» и Прения играли в них свою роль. Известно, в частности, что «Свиток укоризны» хранился в библиотеке игумена Феоктиста [31]. Таким образом, “Свиток укоризны”, появившийся почти через 40 лет после церковного суда в Вологде, выглядит как опровержение взглядов вологодских еретиков. В русском обществе, ставящем вопрос, насколько возможно заимствовать сочинения киевской митрополии (особенно обострившемся в период реформа патриарха Никона), имя Кирилла Транквиллиона, факт сожжений его произведений, а так же факт защиты его произведений, становятся аргументом полемики. А вологодские еретики, выразившие столь редкое для русского общества сопротивление правительственной программе и говорившие о защите запрещенного сочинения, так же стали символом противодействия и запомнились. Текст обвинения [32]:Объявились в воровскомь вь еретическомь деле на Вологде в Ил’инском монастыре прихожие чернцы Ондреянь с ученикомь своимь с чернецом сь Яковомь. Да к нимь же пристали на Вологде воровствомь вологодцкои Никольскои попь Ивань Филимоновь да съезжеи избы под’ячеи Аггьико Семенов. И будучи на Вологде враги Божии воровали и вмещали в мир еретические слова для смуты. Будто онь, чернець Ондрьян приял Духь Святый и Бога видить на небеси безпрестанно во всеи славе. Да чернець Ондреянь, ворь, еретикь, врагь Божии, с своими советники, с чернецом сь Яковом да с попом Иваном да с поддъчимь с Аггъиком, противяся Божественному Писанию Святыхъ апостоль и Святыхь отець, еретика Кирилова слогу Транквиллиона Ставровецкого, которогу слогу книги печатные сожжены, похваляль и называл ево святымь. Будто онь Духь Святыи приял, такь же как и он, еретикь чернець Ондреянь. И будто те книги сожжены не по дълу. Да они, враги Божии, тот еретикь Ондреянь с товарищи Духа Святого проповъдали ложно, бутто исходить от Отца и от Сына, четверя Святую Троицу, такь ж, какь латыни – еретицы – папежницы. И за то воровство и за ересь чернецу Ондреяну с товарыщи по указу Филарета Никитича на Вологде учинено наказанье и разосланы в розные монастыри под крепкие начала. Примечания: 1. Точнее сказать, обвинение в этой симпатии становится типичным и самым распространенным приемом полемики внутри русской общества с середины 17 века. Старообрядцы говорили об «униатстве» и «латинстве» патриарха Никона, Епифаний Славинецкий – Симеона Полоцкого и т.д. Слово «униат» становится разновидностью брани, а прикрепление его к оппоненту - приемом ведения богословских споров (Опарiна Т.А. Сприйняття унii в Росii XVII ст. // Держава, суспiльство i Церква в Украiнi у XVII ст. Львiв, 1996, с. 131 - 164). Но увидеть реальных сторонников унии в России и найти следы их в документах невозможно. 2. Савва В.И., Платонов С.Ф., Дружинин В.Г. Вновь открытые полемические сочинения против протестантов //ЛЗАК, 1907, вып. 17; Платонов С.Ф. Москва и «Запад» в XVI и XVII в. Пг., 1925, с. 88-90; Анашкина Н. Иван Андреевич Хворостинин – писатель первой четверти XVII в. // Slavia Orientalis. Warszawa, 1989, Rocz 38, № 3 – 4, S. 497 – 510. 3. Г-в. А. Судьба «Евангелия учительного» Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого // ЧОЛДП, 1890, вып. 1, с. 535 - 575; Харлампович К. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Казань, 1914, т. 1, с. 108 – 113; Шашков А.Т. Еретики в Сибири в первой половине 17 в. // Уральский сборник. История. Культура, религия, вып. 2, Екатеринбург, 1998, с. 282. «136 год. Дело сыскное о еретике о старце Андреяне, что с Вологды, и ево советнков чернеца ж Иякова. Да попа Ивана Филимонова, да съезжеи избы подьячего Агейки Семенова, и по тому сыскному делу тем еретиком учинено наказанье и розосланы в монастыри под начал» (Описи архива разрядного приказа 17 в. Подготовка текста и вступительная статья К.В. Петрова. Спб., 2001, С. 493) 5. Маслов С.И. Кирилл Транквиллион-Ставровецкий и его литературная деятельность. Киев, 1984. 6. Опарина Т.А. «Прения с Евангелием Учительным Кирилла Транквиллиона Ставровецкого» в русской богословской полемике 17 века // Проблемы истории, русской книжности, культуры и общественного сознания. Новосибирск, 2001, с. 172 – 180; изд.: Опарина Т.А. Иван Наседка и полемическое богословие киевской митрополии. Новосибирск, 1998, с. 367 – 394. 7. Списки с окружных грамот о конфискации и сожжении книг Евангелия Учительного Кирилла Транквиллиона: СГГД, М., 1822, ч. 3, № 77, л. 298 – 299 – список 1627 года с окружной грамоты на Верхотурье; Дворцовые разряды, Спб., 1851, т. 1, стб. 980 - 982 – список в 1628 года окружной грамоты в Путивль; РГБ, собр. Ундольского, № 522, л. 422 – 424, ГИМ, собр. Уварова, № 1966(36)(473), л. 281 – 283, РНБ, собр. Титова, № 1385(699) л. 15 - 17 – списки с окружной грамоты в Нижний Новгород; РГАДА, ф. 396 (Архив Оружейной палаты), оп. 1, 1627 год, № 1637, память дьяку Гурью Золотореву ; Оглоблин Н.И. Обозрение столбцов и книг Сибирского Приказа (1592 – 1798), М., 1901, т. 4, с. 26 (ф. 214, оп.3, стб. 13, л. 37 - 40); Шишонко В.Н. Пермская летопись. Второй период: 1613 – 1645, Пермь, 1882, с. 276 – список с окружной грамоты 1628 года в Тобольск; Харлампович К . Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Казань, 1914, т. 1, с. 111 – 112.; Булычев А.А. Законодательные акты второй половины 20-х годов 17 века о запрете свободного распространения в России «литовских» печатных и рукописных книг (статья в печати) 8. Дворцовые разряды, СПб., 1851, т. 2, с. 821 – 822; Петров К.В. Cобакинский летописец первой половины XVII века //Очерки феодальной России. М., 2003, вып. 7; с. 155-163. 9. Опарина Т.А. Иван Наседка и полемическое богословие киевской митрополии. Новосибирск, 1998, с. 390 10. там же, с. 397. 11. Дворцовые разряды, т. 2. СПб., 1851, стб. 821 – 822. 12. Опарина Т.А. Иван Наседка и полемическое богословие киевской митрополии. Новосибирск, 1998, с. 379. 13. Там же, с. 383 14. там же, с. 381. 15. там же, с. 393 16. Эту позицию он сохранил и уже находясь в лоне униатской церкви 17. Как и любая попытка понять сущность икон идентифицировалась с иконобрчеством и получало наименование «жидовства». Ярким примером чего служит судьба Ивана Бегичева. 18. «Изыскание от многих божественных книг свидетельство о прикладе огня» – РГБ, собр. Троице-Сеогиева мон., № 700, л. 246 об. 19. Опарина Т.А. Иван Наседка и полемическое богословие киевской митрополии. Новосибирск, 1998, с. 381. 20. РГАДА, ф. 210 (Разрядный Приказ), оп. 20; стб. 106, л. 1 – Отписка Кирилло -Белозерского монастыря келаря старца Авраамия и казначея старца Филарета о получении грамоты по поводу Адриана. Текст включает и грамоту Михаила Федоровича об Адриане; РГАДА, ф. 210 (Разрядный Приказ), оп. 20; стб. 106, л. 4 – Отписка властей Кирилло -Белозерского монастыря о принятии Адриана . 21. РГАДА, ф. 210 (Разрядный Приказ), оп. 20; стб. 106, л. 2 – Отписка Спасо-Каменского монастыря келаря старца Иакима и казначея черного священника Павла о принятии старца Иакова. 22. РГАДА, ф. 210 (Разрядный Приказ), оп. 20; стб. 106, л. 3 – Отписка Троице-Павловского монастыря игумена Олимпия о принятии «Ивашки- расстриги». 23. РГАДА, ф. 210 (Разрядный Приказ), оп. 20; стб. 106, л. 5 - 6 – Отписка Ипатьевского монастыря архимандриата Пафнутия о пригятии подьячего Аггея Семенова. 24. РГАДА, ф. 214 (Сибирский Приказ), оп. 3, стб. 23, л. 272 25. там же; РГАДА, ф. 210 (Разрядный Приказ), оп. 20; стб. 106, л. 7. 26. РГАДА, ф. 210 (Разрядный Приказ), оп. 20; стб. 106, л. 7 – 8 – Отписка Ипатьевского монастыря архимандриата Пафнутия о покаянии Аггея Семенова: «и тот подьячеи Аггейко от тое свое прелести вражии обратился к Богу и в своем грехе каялся и просил у Бога и у вас, государрей (Михаила Федоровича и Филарета Никитича) прощение в своей ереси и желает у отца духовного исповедатися и чтоб де мне без покаяния и без причастия не умерети и о том, что вы, государи, укажете». 27. РГАДА, ф. 214 (Сибирский Приказ), оп. 3, стб. 23, л. 270 – 275 – Память боярину Дмитрию Мамстрюкевичу Черкасскому на старца Иакова. 28. там же, л. 272 - 273 29. там же, л. 273; л. 275 – Грамота Тобольским воеводам А.Н. Трубецкому и Г.А.Загрязскому о присылке Иакова; л. 284 – Грамота Тобольского Знаменского монастрыя архимандриту Тарасию о присылке Иакова; л. 291 – проезжая грамота для пересылки Иакова; л. 296 – Память думному дьяку Федору Лихачеву в Приказ Казанского Дворца; л. 299 – Отписка Тобольских воевод А.Н. Трубецкого и Г.А.Загрязского о принятии Иакова 30. РГАДА, ф. 210 (Разрядный приказ), оп. 17 (Дополнительный отдел), стб. 28, л. 229 – «Государю, царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Руссии вологоцкого уезду Спаса-Каменнаго монастыря архимарит Герасим з братьею челом бьют. В нынешнем, государь, во 137 году марта в 14 день прислана твоя государева царева и великого князя Михаила Федоровича грамота за приписью думного твоего государева дияка Федора Лихачева с сибирским сыном боярскис с Ываном Астраханцем. А велено по твоеи государеве грамоте вора еретика черьнца Иякова сыну боярскому Ивану Астроханцу отдати. И мы, нищии, по твоеи государеве грамоте сибирскому сыну боярскому Ивану Астроханцу тово вора …»(обрыв грамоты). (на обороте – 137 апреля в 17 день влогжанин посацкои человек Васка Костянтунов) 31. Бубнов Н.Ю. Старообрядческая книга в России во второй половине 17 века. Спб., 1995, с. 58. 32. РГАДА, ф. 214 (Сибирский Приказ), оп. 3, стб. 23, л. 271 |
