Ко входуБиблиотека Якова КротоваПомощь
 

Марина Черкасова

КРVIIНАЯ ФЕОДАЛЬНАЯ ВОТЧИНА В РОССИИ КОНЦА ХVI - ХVII ВЕКА (По архиву Троице-Сергиевой Лавры).

К оглавлению

                    

ВВЕДЕНИЕ

На протяжении всей истории человечества земля  была и остается “главным объективным условием воспроизводства живого индивида”1. Для традиционных обществ, каким было и средневековое, в сильнейшей степени была характерна привязанность к земле как своему природному базису, прямая и опосредованная зависимость от природных условий жизнедеятельности. Эволюция   собственности на землю в средневековую, феодальную эпоху во многом определяла направление развития данной общественной системы в целом. Коренная черта феодального общественного устройства заключалась в слабой отчлененности политических отношений и институтов от экономической сферы. Особенно отчетливо и полно эта черта проявлялась в крупных формах собственности, представляющих, как признано в научной литературе, наиболее оптимальное сочетание крупного производства со множеством мелких крестьянских хозяйств. Отсюда вытекает непреходящая научная актуальность изучения самых классических для феодализма форм соединения крупной собственности и политической власти - светских и церковных вотчин-сеньорий.
Тема, избранная в настоящей работе, принадлежит к числу историографически апробированных тем в отечественной науке, о каких бы методологических подходах и научных школах ни шла речь. Объектом исследования в диссертации является вотчина крупнейшей церковной корпорации феодальной России - Троице-Сергиева монастыря, взятого и как таковой, и со всей системой приписных к нему филиалов. Это действительно была не просто крупная, а крупнейшая феодальная вотчина страны, по размерам своим (объем землевладения и количество населения) уступающая только царскому домену (Дворцу). Сам же Троице-Сергиев монастырь (с 1744 г. - Лавра) занимал первенствующее положение и в русской церковной иерархии (закрепленное в памятниках церковного и государственного законодательства), и в массовом религиозном сознании всех слоев русского общества, являясь самой: почитаемой и признанной духовной обителью России.
При обосновании выбора темы сделаем акцент не на том очевидном факте, что до сих пор в нашей научной литературе по такому-то масштабному монастырю-гиганту нет комплексного, целостного,     систематического исследования ни структуры его корпоративной земельной собственности, ни отношений с многочисленными кругами господствующего класса землевладельцев, ни его многочисленного зависимого населения, феодальной ренты и иммунитета и др. Главное нам видится в другом. С учетом уже имеющегося в историографии научно-исследовательского, теоретического и методического потенциала (аккумулированного в 40-летней деятельности   Симпозиума по аграрной истории, в обобщающих “Историях крестьянства” (в Европе и в России. Т. 1-3, а также региональных), в десятках тематических книг и статей) необходимым является продолжение разработки классической проблематики и введения в научный оборот огромного до сих пор неизученного материала из архива Троице-Сергиевой Лавры. Познавательное значение и новизна специального исследования этого архива для более глубокого  теоретического понимания и конкретно-фактического  обогащения кардинальных   проблем аграрной истории феодальной России неоспоримо.
Хронологические рамки работы - конец ХVI - рубеж ХVII - ХVIII вв. Нижняя хронологическая грань определяется собором 20 июля 1584 г., запретившим монастырям приобретать земли любыми способами и отменившим монастырские тарханы (податные привилегии). Собор этот традиционно считается важной вехой в русской церковной истории и прежде всего в истории церковно-монастырского землевладения.  Верхний хронологический рубеж определяется завершением ХVII столетия и началом петровских реформ, новой эпохи в истории России. Имеются и источниковедческие “приметы” в избранной хронологии. Для 80—90-х гг. ХVI - это обширные и уникальные в своем роде комплексы троицких копийных и писцовых книг, для рубежа ХVII-ХVIII в. - это комплекс поздних хозяйственных описаний  конца ХVII в. (1692-1696 гг.) и начала ХУШ в. (переписная 1701 и приходо-расходная книги 1703 гг.). Впрочем, хронологические рамки работы не жесткие, в ходе нее они свободно раздвигаются в глубь, иногда даже до времен Русской Правды, и поднимаются вверх, до кануна секуляризационной реформы в России.
По принятой в современной науке периодизации избранный нами хронологический отрезок относится к двум периодам феодализма в России. С конца ХУ примерно до середины ХVII в. - II-й этап зрелого феодализма, важнейшей типологической чертой которого и был расцвет вотчины-сеньории. С середины ХVII в. и во второй его половине можно говорить о начале позднефеодального этапа, в общеевропейском плане соотносимого с явлениями нового времени. Теоретические  вопросы типологии и стадиальности в эволюции феодализма в ходе конкретного изучения крупной вотчины будут затрагиваться нами в ряде глав работы.
Предлагаемая работа не имеет какого-то одного регионального аспекта, поскольку землевладение Троицкой корпорации в изучаемое время располагалось не менее, чем в 40 уездах Российского государства, относящихся к разным регионам (Центр, Север, Поволжье, Юг). Не принимая никаких территориальных ограничений (которые сами по себе могли быть оправданы при таком масштабе объекта), мы рассматриваем его крупную феодальную вотчину во всем естественном ее размахе, признавая в то же время, что именно два десятка центральных уездов России составляют региональную основу всех наших наблюдений. Хорошо известно, что происходящие именно в Центре страны процессы социально-экономического и политического развития в значительной степени определяли направление ее движения в целом.
В качестве отдельной нами не ставится в данной работе задача  подробного картографирования всей огромной Троицкой вотчины в 40 уездах страны. Считаем, что это задача специального историко-географического исследования, требующая привлечения разнообразных и разновременных картографических и землеустроительных материалов ХVII-ХХ вв., требующая особой методики их анализа и рассчитанная на многолетние усилия, может быть, целого коллектива авторов. В приложении к диссертации дается несколько карто-схем, дающих лишь общее представление о масштабах приписной системы Троицкой корпорации и основных показателях ее экономического развития (землевладение, население) на конец ХVII в.   Однако пространственно-географические ориентиры, характеристики, параметры сами по себе имеют в нашей работе очень важное значение. Территориальный масштаб Троицкой вотчины был таков, что в конкретном изучении необходимо его “региональное” раздробление, без которого невозможно по-настоящему глубоко сосредоточиться на сути происходивших социально-экономических процессов. Опыт поуездного и более укрупненного - порегионального - исследования феодального землевладения, сельского расселения, феодальной ренты будет представлен в конкретных главах работы. Без такого постоянного “погружения” с  вершины “айсберга” к его подводной части невозможно представить аграрно-крестьянские основы изучаемой общественной структуры и механизмы включения крестьянства в систему общественных связей. О естественных ограничителях на этом пути в виде особенностей источниковой базы будет сказано по ходу работы не раз.
В работе постоянно употребляется термин “вотчина” (иногда - “латифундия”). Под ним следует понимать, во-первых, в узком смысле собственно монастырские земли (домен),. на которых велось земледельческое производство. Во-вторых, в более широком смысле всю территорию, занятую и монастырским доменом и тысячами крестьянских дворов, хозяйств, сотнями общин-волостей и т.п. Наконец, в предельно широком смысле - вотчину-сеньорию как субъект общественной системы: сеньориально-крестьянская социально-экономическая организация в соединении со всем исторически обусловленным объемом административно-судебных, политических, поземельно-распорядительных, финансовых и прочих прав и взаимоотношений корпоративного собственника и крестьянских общин.
В работе использовались различные методы исторического исследования - историко-генетический, историко-сравнительный, историко-типологический, историко-системный2. Вотчина Троице-Сергиева монастыря рассматривается нами как целостная система, определенным образом организованная и функционирующая. Для понимания того, как это происходило, будет сочетание ее обширных пространственно-горизонтальных координат с вертикальной субординацией, соподчиненностью всех ее структурных элементов.
Л.В.Черепнин писал в свое время, что актуальность научного исследования должна пониматься не узкохронологически, а широко3. Подлежащие исследованию в данной работе проблемы, конечно, относятся к весьма отдаленному прошлому нашего Отечества, не будучи напрямую связанными с конкретными злободневными вопросами современности. И все же проблемы эти как таковые (собственность и сочетание разных ее форм, оптимальные способы организации производства, демографические процессы, церковно-государственные отношения, налоговая система и финансы, сохранение архивов и нашей исторической памяти и пр.) активно обсуждаются в современной общественной мысли. Для более глубокого их осмысления и прогнозирования путей дальнейшего развития России важным является обращение к ее историческому опыту.

QQQ

ГЛАВА 1. ИСТОРИОГРАФИЯ

Научная литература рассматривается нами в данной главе   в трех планах, в расположении которых избран принцип от общего к частному. Во-первых, предлагается краткий обзор теоретических, концептуальных   разработок   учеными феодальной собственности и крупной вотчины как наиболее “классической” ее формы. Во-вторых, анализируется изучение конкретно-исторической проблематики (вотчинная система России в ХVI-ХVII вв., монастырское землевладение как ее органическая составляющая, земельная политика государства по отношению к нему, историческая демография, феодальная рента , иммунитет, сеньориальный режим крупной вотчины и др.), определяющей содержание настоящей работы. Наконец, по возможности полно учитываются и приводятся имеющиеся в исследовательской литературе конкретные наблюдения, суждения, факты по социально-экономической и политической истории Троице-Сергиева монастыря в конце ХVI - ХVII в.

1.1. Теоретические проблемы “крупной феодальной вотчины”.

В процессе научного изучения феодальной эпохи одним из генерализующих понятий всегда являлась вотчина-сеньория. С нею связывалось господство крупной земельной собственности в соединении с политической властью ее носителей. Мысль Ш.Монтескье о феодальных порядках как о ленно-вассальной системе была воспринята  в русской историографии ХVIII в. Г.Ф.Миллером,   увидевшим во взаимоотношениях русской монархии с военно-служилым сословием общие черты России и Западной Европы. И.Н.Болтин связывал с феодализмом ослабление верховной власти в пользу крупных собственников н наличие иерархии среди князей, бояр и дворян. Он также проводил аналогию между французским фьефом и русским поместьем. У Болтина можно найти мысль не только о политическом, но и социальном феодализме, то есть о власти помещика (или вотчинника) над своими крестьянами. С.Е.Десницкий писал о возникновении крупной феодальной собствнности на земледельческой стадии развития человечества. Политическая власть крупных землевладельцев вытекала из их собственности, а не являлась результатом великокняжеского пожалования. По мере роста крупной собственности происходило ослабление государственной власти 1.
До конца XIX в. в русской историографии признавалось существование в России лишь некоторых черт феодализма. На рубеже Х1Х-ХХ вв. в новаторских работах Н.П.Павлова-Сильванского отстаивается мысль о феодальном характере государственного и общественного развития удельной Руси (ХП - середина ХVI в.). Важнейшими чертами той эпохи ученый считал связь крупной земельной собственности с политической властью ее носителей и раздробление самой власти. Феодализм понимался им как особый период в истории Руси, период господства частного (вотчинного) права, когда основной ячейкой общества являлась вотчина-сеньория, рассматриваемая в тесном взаимодействии с ее социальным антиподом - крестьянской общиной. Наиболее существенным признаком феодализма Павлов-Сильванский считал сеньориальную власть земельного собственника над населением своей вотчины. Трудами Н.П.Павлова-Сильванского было продолжено сравнительно-историческое изучение феодализма в России и Европе, впервые намеченное еще в ХУШ в. Миллером, Болтиным, Десницким, углублена мысль двух последних о феодализме не только политическом, но и социальном, когда анализ из сферы отношений внутри господствующего класса (знать — государство) переносится в сферу вотчинно-крестьянских отношений. На формирование такого подхода оказали влияние и успехи русской медиевистики, в частности     исследования А.Н.Савина, П.Г.Виноградова, Д.М.Петрушевского, М.М.Ковалевского, Н.И.Кареева по аграрной истории европейских стран эпохи средневековья и раннего нового времени. В их исследованиях   истоки феодализма виделись в общине, его становление и развитие    резюмировалось взаимодействием и борьбой общины и вотчины.
Вскоре после выхода трудов Н.П.Павлова-Сильванского их начали критиковать (П.Н.Милюков, М.Ф. Владимирский-Буданов, а в 20-е годы А.И.Неусыхин) за формально-юридический подход к сравнению феодальных институтов в России и на Западе: вотчина - феод, поместье - бенефиции, боярщина - сеньория, вотчинный режим - иммунитет, боярская служба - вассалитет, закладничество - патронат, кормление - лен-должность ( “fief-office”); стадиальную подчас несопоставимость изучаемых институтов и т.д.
Впервые глубокое монографическое исследование социально-экономических проблем крупной вотчины было выполнено Б.Д.Грековым в рамках методологии экономического материализма. В 1914 и 1926 /27 гг. им были изданы две капитальные монографии по истории землевладения и хозяйства Новгородского дома Св.Софии. Хронологический диапазон книг очень широк - с ХП по ХVII вв., хотя основная масса материала относится к ХVI-ХVII вв.3 В ХП-ХV вв. растет землевладение Софийского дома, а с конца ХУ и до ХVII в. оно сокращается. В структуре его Греков выделял Софийский домен, поместные земли и владения приписных монастырей. В ХП-ХУ вв. Софийский двор, считал Греков, по устройству своему полностью был подобен боярскому и княжескому, поскольку имел своих дворецких, тиунов, ключников, казначеев, конюших, чашников и т.д. В ХVI-ХVII вв. управление землями и хозяйством Софийского дома приобретает вид приказной системы (Дворцовый, Казенный, Судный и др. приказы). Б.Д.Греков исследовал положение общины в составе крупной Софийской вотчины, обратив внимание на общинную документацию (приходо-расходные книги мирских старост) и на институт приказчиков и посольских, являвшихся посредниками между высшими властями Софийского дома и крестьянскими мирами. Давая высокую оценку исследованиям Грекова в 1926 г., А.Е.Пресняков писал, что именно в таком направлении должны изучаться внутренние распорядки боярщины и вотчинного режима вообще4.
Обстоятельное конкретно-историческое изучение     Б.Д.Грековым “крупной феодальной вотчины” (на примере Софийского дома) повлияло и на   дальнейшую разработку им теоретических, концептуальных подходов к истории феодальной Руси в целом. Происходило это в конце 20-х-30-е годы и сопровождалось усвоением ученым идей исторического материализма. Область же исследовательских интересов историка все более сдвигалась в сторону начального этапа феодализации Руси. В своих последующих работах Б.Д.Греков как бы “нанизал” становление и развитие феодализма в России на эволюцию крупной вотчины Древней (XI-ХШ вв.) и Северо-Восточной (ХIV-ХV вв.) Руси. В центре внимания ученого оказались проблемы способа производства и феодальной эксплуатации, в формах которой автор усматривал разницу между двумя выделенными периодами истории средневековой Руси. В древнерусской вотчине преобладала отработочная рента, в северовосточной - натуральный оброк. Среди форм крупной вотчины (княжеская, боярская) Б.Д.Греков называл и церковную. На почве крупной вотчины во всех ее формах формировались   крестьянская зависимость,   крепостничество и феодализм, которые Б.Д.Греков отождествлял. Превращение крестьянина из свободного в феодальнозависимого в рамках крупной вотчины - вот основа процесса феодализации в понимании Б.Д.Грекова.
Ведущим фактом исторического развития Руси в XI в. ученый считал сельское хозяйство мелкого производителя и его эксплуатацию крупным землевладельцем в рамках крупной княжеской, боярской и церковной вотчины. Важно учитывать, что вотчина признавалась формой частной собственности, а в марксизме сущность последней всегда сводилась к эксплуатации человека человеком. Отсюда и шел интерес к тому, как организована система управления и эксплуатации зависимого населения в крупной вотчине. Сопоставляя Русскую Правду и актовый материал ХУ в., Греков   намечал общее направление эволюции крупной вотчины - в древнерусский период землевладельцы по отношению к населению были просто хозяевами, а в ХУ в. они являлись уже государями, следовательно,  вотчина становится крупной хозяйственной единицей с политическим господством, то есть сеньорией. Начало такого превращения отразила на себе Пространная Правда, а ранее всего в сеньорию превращаются княжеские вотчины, поскольку уже в Правде Ярославичей находим проявление вотчинной юрисдикции князей 5.
Кроме Б.Д.Грекова, проблемами крупной собственности в ранней советской историографии занимались С.В.Юшков и Н.Л.Рубинштейн. Юшков также выделял крупное землевладение князей, бояр и церкви, политическое значение которых росло. Отличие в организации церковной вотчины-сеньории от светской уже в Киевское время Юшков видел в отказе от рабского труда. Привлекая рабочую силу, церковь использовала отношения патроната. Юшков также затронул проблему приписных, вассальных монастырей, зависимых от более крупных церковных организаций. Коснулся он и вопроса происхождения феодального иммунитета, выводимого им из земельных пожалований церкви. Церковно-иммунитетные дипломы были в дальнейшем положены в основу выработки формуляра дипломов, которые стали выдаваться боярству. Н.Л.Рубинштейн подчеркивал, что первым по времени возникновения в Киевской Руси было княжеское землевладение и хозяйство, а затем по его образцу конструируется боярское и монастырское землевладение. Рубинштейн не видел принципиальных отличий древнерусской боярщины-сеньории от западноевропейской XI-ХП вв., когда на Западе был расцвет сеньориально-городского строя.
В период оживленных дискуссий о характере общественного строя Древнерусского государства в конце 20-х-30-е гг. категория вотчины способствовала формированию понимания общности исторического развития Руси и Западной Европы. В 1929 г. молодым Л.В.Черепниным была написана в качестве кандидатской диссертации и только в 1940 г. частично опубликована интересная работа об иерархической   структуре земельной собственности  Московской митрополичьей кафедры в  ХIV-ХVI вв., с учетом ее обширного административно-хозяйственного и военного аппарата и приписной системы дочерних филиалов в десятках уездов страны. В ней также широко применялся сравнительно-исторический метод при изучении  явлений  и институтов русского и западноевропейского феодализма, что позволило установить их принципиальное сходство, в том числе и на уровне сопоставления близких по типу источников (митрополичьей копийной книги и западноевропейских картуляриев). Речь шла о служебно-вассальных и прекарно-бенефициальных отношениях в поземельной сфере   между митрополией и многочисленным составом ее слуг, бояр, вкладчиков, других контрагентов по земельным сделкам, с одной стороны, и с системой патронируемых филиалов, с другой 7.
Исследованиями Б.Д.Грекова 1930-1950-х гг., выполненными в рамках марксистско-ленинской методологии и многократно переизданными, была по существу обоснована и закреплена “вотчинная теория” генезиса и развития феодализма в России. В рамках этого подхода с традиционным признанием вотчины как наиболее адекватной феодализму формы частной собственности, противопоставлением вотчины и общины как антагонистов в историческом процессе (особенно в период генезиса феодализма) в те же десятилетия формируется   целое направление отечественных историков, возглавленное учеником Б.Д.Грекова И.И.Смирновым. Этот ученый рассматривал общинную собственность на землю как предшественницу и источник образования частной собственности. Наиболее же адекватным воплощением последней при феодализме и его основной ячейкой является вотчина-сеньория. От Грекова у Смирнова шло представление о сложении в пределах XI в. феодальной вотчины. Содержание процесса генезиса феодализма заключается (IХ-ХI вв.) в постепенном поглощении вотчиной свободной крестьянской общины. В ХП-ХШ вв. рост феодальной земельной собственности за счет экспроприации феодалами общинных крестьянских земель продолжается, он сопровождается острой классовой борьбой. В ходе феодализации И.И.Смирнов выделял две стороны - земельную и крестьянскую. Содержание первой он видел в превращении общинных земель в феодальные владения, а второй - в превращении крестьян из свободных общинников, обрабатывающих собственную землю в феодально-зависимых, возделывающих землю феодала. Идеи И.И.Смирнова получили затем   воплощение и развитие в содержательных,      регионально и тематически разноплановых исследованиях А.И.Копанева, Г.Е.Кочина, Ю.Г.Алексеева, Н.Е.Носова, И.Я.Фроянова и др. В некоторых из них также широко привлекался актовый материал ХУ-ХVI вв. по центральным уездам Руси (Переславскому, Костромскому) из архива Троице-Сергиева монастыря 9.     Наиболее плодотворной идеей этого круга ученых нам представляется мысль о длительном вызревании феодальных отношений в древней и средневековой Руси, пристальное изучение общественного строя славян догосударственной стадии развития, необходимость учета региональных особенностей процесса феодализации, завершение которого относится лишь в ХУ-ХVI вв., конкретно-исторические наблюдения над разным объемом владельческих прав на землю у крестьян в разных регионах, мысль об альтернативности исторического развития России  XVI в.)
В работах Л.В.Черепнина 50-х гг. обозначился новый теоретический подход в понимании общего развития русского феодализма, импульсом для которого послужило внутринаучное влияние. Дело в том, что в 1946-1948 гг. вышла капитальная монография Н.М.Дружинина “Государственные крестьяне и реформа гр.Н.Д.Киселева”, в которой на огромном конкретно-историческом материале ХУШ - первой половины XIX в. была предложена концепция государственного феодализма в России. У Дружинина было два отправных теоретических положения: 1) высказывание В.И.Ленина о том, что “в крестьянской  реформе  оболочка  феодализма  (и  помещичьего  феодализма  и “государственного феодализма”, о котором вслед за Плехановым говорил в Стокгольме Мартынов) очень сильна”; 2) высказывание К.Маркса в “Капитале” о таких “чистых” формах, когда непосредственным производителям противостоят не частные собственники, а государство как верховный собственник земли и вместе с тем суверен, и при этом рента и налог совпадают 10.
По мнению Н.М.Дружинина, при теоретическом анализе одной и той же стадии развития феодальной формации В.И.Ленин усматривал “чистый” тип “государственного феодализма” и элементы “государственного феодализма” в менее “чистой” форме. Под “чистым типом” “государственного феодализма” В.И.Ленин разумел в конкретно-историческом плане систему феодальных отношений, сложившуюся на землях, занятых государственными крестьянами. В своем труде Н.М.Дружинин писал о  феодальном государстве как монопольном земельном собственнике. Государственные крестьяне -держатели казенной земли были обязаны платить государству феодальную ренту в форме оброчных денег и натуральных взиманий. Под несомненным влиянием труда Дружинина Л.В.Черепнин начал выяснять генезис данного явления, обратившись к более раннему периоду. В рамках дискуссии о земельной собственности при феодализме Л.В.Черепнин выступил в 1953 г. со статьей, в которой впервые выдвигался тезис о верховной государственной собственности на крестьянские общинные земли  в IХ-ХI вв. как разновидности собственности феодальной, реализуемой через систему эксплуатации в виде ренты-налога. Уже в этой статье можно усмотреть новизну взгляда Черепнина в том, что он попытался отойти от традиционного понимания феодальной собственности как сугубо частной, хотя и признавал ее развитие в IХ-ХI вв. вместе с государственной формой. Весьма плодотворной была попытка ученого вписать эволюцию форм собственности в общую периодизацию феодальной эпохи в России, а может быть, выстроить эту периодизацию на основе изменения форм собственности. С начала ХП в. и до конца ХУ в. укрепляется вотчина-сеньория с иммунитетом как одним из средств внеэкономического принуждения над крестьянством 1l.
В следующей по времени статье Л.B.Чepeпнинa, 1956 г., тезис о верховной государственной собственности был подробно разработан применительно к Х-ХIV вв. и разным русским княжествам и землям. Начальная грань в становлении государственной верховной собственности была отнесена Л.В.Черепниным к Х- первой половине XI в., то есть к периоду, когда в источниках нет еще прямых указаний на существование вотчины-сеньории. Развитие государственной собственности и государственных форм эксплуатации по времени опережало зарождение частной собственности и вотчины-сеньории. Феодализм на Руси не может быть исчерпывающе описан и понят только в рамках своих классических, вотчинно-сеньориальных проявлений, пересмотр традиционного представления о том, что лишь наличие частных форм крупной земельной собственности (наряду с другими признаками) может быть показателем феодального качества поземельных отношений и аграрного строя в целом - вот в чем новизна предложенного Черепниным подхода. Корни собственнических отношений он стал искать не в сфере потребления и распоряжения землей как таковой, а в сфере распоряжения продуктами труда, произведенными на земле, в сфере их присвоения и осуществления властных, организационно-распорядительных функций княжеской власти 12.
Говоря о преобладании в Древней Руси верховной государственной собственности, Л.В.Черепнин “отодвинул” начало становления крупной вотчины на более поздний хронологический рубеж - от IX в., как считал Б.Д.Греков, ко второй половине XI -ХП в. Помимо Черепнина, с пересмотром точки зрения Грекова о существовании уже в 1Х-Х вв. вотчинной собственности на землю в советской историографии 60-70-х гг. выступили Л.В.Данилова, Я.Н.Щапов (на материале церкви), А.Л.Шапиро, В.Л.Янин, И.Я.Фроянов, расходясь лишь в оценках ее масштабности в древнерусское время и оценке дальнейших этапов развития . Идея Л..В.Черепнина о первичности появления и роли государственной собственности в период генезиса феодализма была воспринята рядом ученых. Одни вслед за Черепниным тоже стали говорить о верховной собственности государства на землю (М.Б.Свердлов), другие - о верховной собственности князя (О.М.Рапов, Ю.А.Кизилов), третьи - о собственности господствующего класса в лице князя (Я.Н.Щапов), четвертые - о государственно-боярской  корпоративной  собственности  (В.Л.Янин),  пятые - о корпоративной собственности военно-дружинной знати (А.А.Горский) 13.
В 1972 г. в коллективной монографии А.П.Новосельцева,   В.Т.Пашуто и Л.В.Черепнина был предпринят синхро-стадиальный подход к исследованию генезиса феодализма в разных регионах - Закавказье, Средней Азии, Руси и Прибалтике. Авторами был предложен единый критерий для типологизации феодализма в разных странах и регионах - это эволюция и соотношение частных и государственных форм собственности. В написанном Л. В. Черепниным разделе по Руси IХ-ХV вв. “окняжение земли” рассматривалось как один из основных путей феодализации через распространение на население организационных, административно-судебных и налоговых прерогатив со стороны княжеско-дружинной корпорации (княжеского суда и даней). Реализацией же этой ранней собственности стало взимание ренты-налоги4. Верховная собственность на землю
преобладала на раннем этапе формирования феодализма, а в ХП-ХV вв. растет и ширится вотчинная собственность - показатель более зрелых феодальных отношений. Вслед за Грековым Черепнин использовал термины “боярщина-сеньория”, “монастырщина-сеньория”, на основании которых покоятся такие характерные черты феодализма, как правовой режим сеньории, иммунитет, система вассальных связей, феодальная иерархия 15.
Тезис Черепнина о совпадении ренты-налога в Древней Руси (IХ-ХП вв.) и на черносошных землях в Х1У-ХУ вв. вызвал возражения И.И.Смирнова, А.Л.Шапиро и Л.В.Ланиловой.  Названные  авторы  подчеркивали,  что  во  всей  совокупности  государственных поборов и платежей следует вычленять: 1) те, что имеют в своей основе осуществление публично-правовых прерогатив верховной власти, то есть ее верховный суверенитет, а не рентно-налоговую природу, основу и 2) те, что имеют рентную природу, реализацию прав собственности. И.И.Смирнов высказывал мнение о титульной собственности великого князя на черносошные земли, в соответствии с которой собираемая с них дань феодальной рентой не являлась. Л.В.Данилова вообще не видит в Древней Руси государственной земельной собственности. Здесь был только верховный суверенитет княжеской власти. В ряде работ 1976 и 1978 гг., вышедших в соавторстве Л.В.Черепнина, В.Т.Пашуто и В.Д.Назарова, было отмечено, что наличие рентной стороны в системе государственных налогов и повинностей не исключает тех явлений фиска, которые связаны с публично-правовыми прерогативами феодального государства 16.
Исследуя вотчинное право на Руси в Х1У-ХУ вв., Л.В.Черепнин отмечал разнообразие форм земельного оборота, отразившихся в разветвленной документации, что свидетельствовало о развитом гражданском праве. Существовали и переплетались в борении две противоположных тенденции: одна - к наиболее полному развитию собственности на землю, другая - к охране кастовых, фамильных интересов отдельных семей, затруднявшая межфеодальную земельную мобилизацию. Л.В.Черепнин писал, что вряд ли правомерно говорить о вотчине в средневековой Руси как о полной собственности на землю. Ряд ограничений на вотчинное право землевладельцев накладывал расчлененный характер феодальной земельной собственности, в силу которого над вотчинным землевладельцем стояла верховная собственность князя. Доказательность рассуждений ученого подкрепляется приведением свидетельств поземельных актов, в частности, о совершении земельных сделок “с доклада великому князю”.
Л.В.Черепнин предложил оригинальный взгляд на вотчину и поместье как на два варианта одного явления - расчлененной формы феодальной собственности. Для феодальной раздробленности была типична иерархия, Основанная на наличии привилегированых вотчин-сеньорий в отдельных княжествах Поместная же система отражает новый вид иерархической структуры земельной собственности, соответствющий централизованному государству. Формированию поместной системы в общерусском масштабе исторически предшествовало распространение  вотчин жалованных, практика пожалования земли в куплю, другие признаки и черты условности вотчинного землевладения 17. Эти интересные и глубокие наблюдения Л.В.Черепнина в конце 70-х - 80-е гг. будут продолжены и развиты в трудах его учеников А.М.Сахарова и В.Д.Назарова по теоретическим и конкретным проблемам феодальной земельной собственности.
О роли политических рычагов в первоначальном процессе феодализации, кроме Л.В.Черепнина, в 50-е годы размышляли и другие исследователи. Н.Н.Покровский в работе, написанной в 1956 г., а изданной только в 1973 г., также отмечал, что основным (но не единственным) путем феодализации черных земель на Севере было увеличение власти великого князя на эти земли, шедшее как по линии присвоения великим князем монопольного права по распоряжению черными землями, так и по линии усиления податного обложения.
В 60-70-е гг. плодотворное влияние на разработку проблем ранней феодальной собственности   “русистами” оказали работы советских востоковедов, в частности используемая    в их исследованиях категория “власти-собственности”. Китаевед Л.С.Васильев писал,   что структурообразующими отношениями   в обществе с несложившейся еще частной собственностью являлись такие, в основе которых лежала объективная потребность в управлении разрастающегося и усложняющегося коллектива. Феномен власти-собственности в этих условиях был структурообразующим элементом, определявшим общий облик, основные параметры и функции разных структур. В ранних обществах   главенствующая   роль   принадлежала   административно-политической, организаторско-управленческой функции. В феномене власти-собственности были нерасчлененно слиты в своей первозданной цельности административно-политические, социальные, экономические, военные, религиозные и иные стороны. При таком подходе собственность выступает как следствие власти, как ее право на ресурсы общества, включая землю и труд людей. Л.Б.Алаев отмечает, что  понятие “владеть” и “управлять” в нерасчлененом единстве выступает в развитии древних и средневековых обществ Востока
В работах не только востоковедов, но и медиевистов (А.Я.Гуревич) в 70-е гг. был обозначен отход от тезиса о структурообразующей роли частной собственности в ранних обществах, вышедших из недр первобытности. Ранний аллод, как считает А.Я.Гуревич, еще не подлежал свободному отчуждению и не превратился в частную собственность. Для понимания природы собственности на землю в средние века неприемлемы чисто вещные, экономические категории. К поземельным отношениям феодалов и крестьян больше подходят понятия “власть”, “присвоение”, “владение”. По мере возрастания экономических факторов развития личный аспект социальных связей, столь характерный для средневековья, отступает на задний план, соответственно меняется и само содержание феодальной собственности, которая все более освобождается от публичноправовых качеств, переходящих теперь к агентам короны (А.Я.Гуревич, М.А.Барг)20.
На 1-м этапе развитого феодализма (в Западной Европе XI-ХШ вв., на Руси ХП-ХУ вв.) зрелость феодальных отношений единодушно связывалась исследователями с расцветом частной собственности на землю, иными словами вотчинно-сеньориальных форм собственности. Отсюда и шло определение стран, в которых она более полно была представлена, как стран “классического феодализма” (Англия, Франция). Е.В.Гутнова и З.В.Удальцова относили к числу важнейших типологических критериев феодализма в Западной Европе господство крупного частного землевладения вотчинного типа (при отсутствии или относительной слабости государственной собственности).   Этим был обусловлен и преимущественно частновладельческий (негосударственный) характер эксплуатации крестьян в форме получения с них ренты с помощью частновладельческих средств внеэкономического принуждения. Не случайно М.А.Барг 1-й этап зрелого феодализма называет “домениальным”, в котором господствует барщинная система благодаря институту серважа над подданными сеньории21. Говоря о сближении византийского типа развития с западноевропейским на позднефеодальном этапе (в Х1У-ХУ вв.), З.В.Удальцова отмечала сокращение размеров публичноправовой (государственной) ренты и расширение сферы частноправовой эксплуатации, частноправовой ренты22.     В работах М.А.Барга и Ю.Л.Бессмертного было подчеркнуто значение государственной эксплуатации крестьян в странах Центральной и Восточной Европы на втором этапе зрелого (развитого) феодализма (конец ХУ - середина ХVII в.). В этом регионе крепостнические тенденции фактически определили собой завершающий этап зрелого феодализма, подавляя или оттесняя на второй план прогрессивные формы перестройки крестьянско-сеньориальных отношений. Распространение в общегосударственном масштабе форм крепостного права способствовало усилению сеньории как организации по извлечению феодальной ренты. М.А.Барг и Ю.Л.Бессмертный считают, что в указанное время не только в странах Центральной и Восточной, но и Западной Европы был налицо рост государственных налогов,   усиление вмешательства государства в сферу крестьянско-сеньориальных отношений. Но определяющую черту в развитии западноевропейской сеньории на втором этапе зрелого феодализма М.А.Барг видит в изменении вотчинной структуры, сокращении и ликвидации домениального хозяйства, в абсолютном преобладании и решающем значении мелкого крестьянского хозяйства, эксплуатируемого в системе денежной ренты 23.
П.В.Советов в своих содержательных в теоретическом, конкретно- и сравнительно историческом плане исследованиях по молдавскому феодализму 70-80-х гг. развил идеи Н.М.Дружинина и Л.В.Черепнина. Само соотношение государственной и сеньориальной разновидностей феодальной собственности ученый рассматривал как важнейший критерий типологизации феодальных обществ на разных этапах развития феодализма. П.В.Советов писал, что в раннефеодальной Молдавии, в отличие от Древней Руси, в ходе “окняжения” (до ХУ в.) сеньориальные и государственные элементы были нерасчлененными. Сочетая в себе первоначально, при формировании, элементы государственных и сеньориальных t отношений собственности, господарское землевладение все больше в дальнейшем принимало характер государственной собственности и эксплуатации. Оно представляло собой своеобразное проявление первой разновидности “государственного феодализма”, когда реализация собственности носит государственно-корпоративный характер - в ней выделяется ведущая рентная сторона, наряду с проявлением публично-правовых прерогатив государства. В последующее время в Молдавии углубление сеньориально-вотчинных форм собственности и эксплуатации не успевает достичь того кульминационного уровня в развитии сеньориально-вотчинного строя, который был характерен для этой фазы развитого феодализма в большинстве стран (от Западной Европы до России).   Установление османского ига в Молдавии постепенно приводит к консервации, а затем в ХVII - середине ХУШ в. и вовсе значительно ущемляет и ослабляет сеньориально-вотчинную собственность и эксплуатацию за счет огромного наслоения феодально-государственной эксплуатации поверх систематически подвергнутой ограничению частновотчинной.  Если в Западной Европе отмеченное наслоение было проявлением новой волны роста феодально-государственной эксплуатации в связи с наступлением более высокой фазы развитого и началом позднего феодализма (на этот раз государственно-централизованной эксплуатации, то в Молдавии оно имело иные предпосылки и иной характер. Вызывалось оно не внутренним стадиальным развитием молдавского феодального общества, а являлось результатом воздействия мощного внешнего фактора - османского ига. В итоге П.В.Советов отмечает типологический сдвиг “по горизонтали” - изменение форм феодализма за счет его  передвижения по типологическому ряду “государственного феодализма” в условиях консервации стадиального уровня формации 4.
В ряде работ историков западноевропейского и русского средневековья в 80-е гг. был сформулирован и развит новый теоретический подход к пониманию самой природы государственной и сеньориальной собственности как органической,   диалектической взаимосвязи, ваимопрониновениию двух вариантов, двух видоизменений единой по сути и сложной по строению феодальной земельной собственности. Ю.Л. Бессмертный в конкретно-историческом плане сравнил структуру собственнических отношений и эксплуатации в аллодиальных округах Франции XIV-ХV вв. и на черных землях Руси ХIV-ХV вв., где Управление строилось в форме кормлений. Фигуры королевских агентов прево и бальи в принципе тождественны русским кормленщикам (наместникам, волостелям, доводчикам и пр.). И аллодиальные округа, и черные волости на Руси в принципе могут быть определены, считает Бессмертный, как рентный фьеф, “должностная сеньория”. Своей материальной основой они имели не землю как таковую, но доходы с земли и ее владельцев. В структуре собственнических отношений кормленщика с государственными крестьянами несомненно t   присутствовал сеньориальный элемент. В количественном отношении этот последний мог составлять в эксплуатации крестьян весьма весомую часть, поэтому нельзя пренебрегать ролью этого элемента в данном варианте собственнических отношений. Государственные и сеньориальные элементы эксплуатации реализовывались в сочленении, следовательно. государственную и сеньориальную собственность трудно считать вполне самостоятельными структурными образованиями 25.
Теоретические положения, предложенные Ю.Л.Бессмертным,   были развернуты применительно к истории Руси конца ХП - середины ХVII в. при анализе конкретных форм собственности в соответствующем разделе 2-го тома “Истории крестьянства в Европе”, написанном В.Д.Назаровым.  Исследователь определяет кормления того времени как государственно-корпоративную форму собственности, ряд признаков которой может быть действительно уподоблен сеньориально-вотчинным порядкам. Наместники и волостели по отношению к управляемому ими населению обладали не только публичноправовыми, но и частнохозяйственными прерогативами. Сбор натуральных кормов осуществлялся ими с помощью собственного аппарата послужильцев-министериалов. В пользу самих наместников отбывались повинности отработочного типа. Право на получение кормлений могло быть наследственным, а время пребывания на одном и том же кормлении могло быть длительным. Управляемые кормленщиком территории и его собственные вотчины нередко соседствовали. Злоупотребления кормленщиков сеньориального толка также бывали нередкими и т.д. И хотя типологически система кормлений как государственно-корпоративная собственность свойственна, как правило, генезису феодализма и раннефеодальному государству, в России по ряду признаков (охват всех сфер административного, судебного, финансового и т.п. управления, чрезвычайная дробность кормлений, распространение на весь или большую часть господствующего класса, не только реальный, но и формальный отрыв выплат кормленщикам от исполнения ими своих функций, методы их действия т.п.) она соотносится с явлениями развитого феодального общества26.
По мнению   В.Д.Назарова, степень зрелости феодальных отношений может измеряться не только масштабом распространения сеньориальной формы собственности, но и характером эволюции ее государственной формы - от корпоративной к централизованной. Лишь совокупностью видов, видоизменений, сочленений (понятых и количественно и как особое качество)   форм   собственности - государственной и сеньоральной - может быть описана сложная структура отношений собственности, которая характеризуется феодальным качеством. В этом автор видит один из путей построения типологических вариантов феодальных обществ с учетом динамики их развития. Ни одна из существующих концепций государственной   феодальной собственности пока еще не реализована в наук системно на методологическом и конкретном уровне в рамках всего феодального периода истории России. Феодальная собственность, понимаемая как органическое видоизменение двух форм  - государственной и сеньориальной - дает основание, как предполагает В.Д.Назаров, для многомерного анализа ее временной эволюции. Каждая из них может быть признана как “инобытие”, скорее всего стадиально более позднее, категории “власть-собственность”, а хронологически описана множеством конкретных типов в противоречивом их сближении-расхождении с противостоящей формой. Следует отказаться от перенесения на феодальный строй содержательного плана категории “частная собственность” (прежде всего на землю) буржуазного общества. Частнофеодальная собственность по буржуазным меркам всегда не до конца частная, она заведомо обременена чертами, элементами, связями не частного, а публичного свойства. В ней всегда присутствует нечто от собственности групповой, сословно-корпоративной, государственно-корпоративной. Политические отношения, связи, институты не выделены резко и отчетливо при феодализме, не отдифференцированы из экономической сферы. Аналогичным образом даже позднефеодальное общество не вычленяет последовательно политические отношения, связи, институты их экономической сферы. Эта недифференцированность куда значительнее в более ранние периоды - обстоятельство весьма существенное во многих отношениях .
Плодотворная мысль Ю.Л.Бессмертного получила развитие и в том разделе новейшей монографии Е.Н.Швейковской, где анализируется природа воеводской власти (“Воевода - сеньор для черных крестьян ?”). В городах Севера, управляемых воеводами, в ХVП в. как обычноправовая норма существовали порядки воеводского праздничного кормления. Размеры кормов, взимаемых членами воеводской администрации обычно натурой, были ранжированными в зависимости от занимаемого места в иерархии. Имели место и отработки крестьян на воевод частнохозяйственного характера. Не только воеводы и их родственники, дворня, штат приказной избы, но и приезжавшие сюда с поручениями государственные чиновники получали содержание от крестьян и посадских людей. Таким образом, в воеводских праздничных кормлениях вполне правомерно усматривать проявление сеньориальных элементов единой в своей сути феодальной собственности, пишет Е.Н.Швейковская. Исследовательница показала также,  как формулы крестьянских челобитных (“твой государев крестьянин”) были пронизаны личностным отношением, а в определении принадлежности земли (“искони вечные государевы земли”) был сеньориальный оттенок.
Таким образом, познавательные возможности предложенного Ю.Л.Бессмертным теоретического подхода к исследованию отношений собственности и эксплуатации на государственных и вотчинно-сеньориальных землях представляются очень широкими. Для предпринимаемого в данной работе конкретного анализа     огромной  по масштабу корпоративной монастырской собственности, вотчины-сеньории с сильно выраженным феодальным властвованием над массой зависимого крестьянства и    большим административно-хозяйственным аппаратом значение приведенных выше наблюдений Бессмертного и других исследователей весьма велико в плане всякого рода стадиальных, региональных и сравнительно-исторических интерпретаций.
По мнению Л.В.Даниловой, в  средневековой Руси в условиях опережающего развития политической надстройки крупное землевладение не получило столь всеобъемлющего развития, как в странах классического феодализма. Вотчина на Руси далеко не стала полным аналогом французской сеньории или английского манора. На стадии ранней вотчины не столько земельное богатство вело к власти, сколько власть обеспечивала обладание землей и другим богатством. К ХVI в. сложилась более зрелая вотчина с четко очерченными границами и стабильным зависимым населением 30.
Последнюю по времени теоретическую разработку проблем феодальной собственности в России находим в ряде статей и новейшей монографии Л.В.Милова. Автор считает, что аллодиальное владение как исторически значимое явление в Древней Руси не состоялось. Феодализация у нас характеризовалась не разложением общины, не скупкой аллодов боярами и не захватом общинных земель, а генезисом господствующего класса. Окняжение или обояривание общин происходило путем насильственного внедрения режима феодальной ренты, подчиняющего общину всю, “in corpore” власти феодалов (князей, бояр, монастырей). Общину Л.В.Милов считает главным препятствием на пути утверждения феодализма на Руси и этим объясняет феноменально медленное развитие до конца XVI в. полевой крестьянской барщины. Это было связано с бессилием феодалов преодолеть общинные традиции землевладения и землепользования. В межклассовом плане и конкретно-историческом развертывании     соотношение категорий  “владение”  и “собственность” было подвижным, не столь строгим, как оно представляется в теории.
Владение землей феодально-зависимого крестьянства в зависимости от стадии развития феодальных отношений, степени и форм эксплуатации, степени личной несвободы может сближаться с фактической собственностью на землю, неполной собственностью, но может быть идентично и понятию простого пользования. В межфеодальном плане понятие собственности на землю (Л.В.Милов считает, как и ряд других ученых, не может трактоваться как полная собственность, то есть частная собственность в буржуазном смысле (даже в идеальных для эксплуатациии условиях крепостничества). При всей полноте присвоения земли посредством эксплуатации крестьян и получения ренты собственность феодала на землю исторически ограничена.
Автор развивает взгляд на вотчину как на сложную антагонистически-патрональную систему производства в неблагоприятных природно-климатических условиях России. По мере преодоления первоначальной стадии развития рентных отношений в вотчине типа кормлений возникают крестьянские переходы как следствие сопротивления общины процессу   становления вотчины,   полноправной ячейки феодального общественного производства. Община и режим крепостничества в России являлись компенсационными механизмами выживания социума, заложенными в самой его социальной и политической структуре.
Л.В.Милов считает, что в ХVI - ХVП в. масштаб церковно-монастырского земле-и душевладения   в   России   был   гипертрофированно   велик.   С   отмеченной гипертрофированностью был связан воплощаемый в церкви синкретизм социокультурных, религиозных, идеологических функций. Такая роль уготована ей именно в обществе с низким уровнем совокупного прибавочного продукта31.

1.2. Проблемная историография по тематике диссертации.

Первыми монографическими исследованиями по истории церковно-монастырского землевладения в средневековой Руси можно считать книги В.А.Милютина (1862 г.) и М.М.Горчакова (1871 г.). В них был собран обширный конкретный материал, интерпретация которого давалась преимущественно в формально-юридическом плане. Монография В.А.Милютина была посвящена рассмотрению этапов роста землевладения, вопросов управления вотчинами,   положению различных категорий   зависимого населения, административно-судебному статусу в государстве всех структурных подразделений русской церкви - митрополичьей и владычных кафедр,   больших и малых монастырей, их внутреннему устройству. М.М.Горчаков же свое внимание сосредоточил на истории землевладения и административно-судебной, хозяйственной системе   верхнего звена церковной организации - кафедре русских митрополитов, с конца ХVI в. - Патриаршем доме. Его работа отличается широчайшим хронологическим диапазоном и включает даже синодальный период истории русской церкви 2.
В 1868 г. публикацией статьи В.О.Ключевского о хозяйственной деятельности Соловецкого монастыря в Беломорском крае началось, ставшее затем наиболее традиционным изучение социально-экономической истории отдельных русских монастырей 33. Велось оно в рамках статей и целых монографий. Одной из первых книг,   в которой подробно исследовалось монастырское хозяйство, система вотчинного суда и управления, состав служебного аппарата, крестьянские повинности   была   изданная в 1888 г. работа А.П.Доброклонского по Рязанскому Солотчинскому монастырю в ХVII в. Интересная статья была издана В.Н.Сторожевым в 1894 г. В ней рассматривалось развитие хозяйств костромских Ипатьева и Богоявленского монастырей в середине ХVII в., дополненное публикацией делопроизводственной документации.
В 1890-е гг. увидели свет специальные монографии, посвященные истории крупнейших русских монастырей - Троице-Сергиева (в 1892 г., к 500-летию кончины преп. Сергия  Радонежского  -  книга  профессора  Московской  Духовной  академии Е.Е.Голубинского) и Кирилло-Белозерского (в 1897 г., к 500-летию его основания - книга Н.К.Никольского). Наряду с обстоятельным показом церковно-политической истории этих корпораций, в названных книгах рассматривалась и вопросы их землевладения, управления огромными по масштабу вотчинными владениями, состава административно-хозяйственного аппарата и т.п. 5 К началу XX в. вышли и некоторые другие работы, посвященные вотчинному быту отдельных монастырей вроде статьи Л.Л.Воронцовой о Серпуховском Высоцком монастыре ХVII-ХУШ вв. В историографии того времени они рассматривались еще как редкие по жанру, и в 1909 г. в рецензии на книгу Ю.В.Готье М.А.Дьяконов писал, что у нас пока недостаточно хорошо обработана история поземельных владений отдельных монастырей 37. И все же несомненным итогом первого этапа изучения землевладения и хозяйства крупной церковно-монастырской вотчины в русской историографии стала капитальная монография Б.Д.Грекова, 1-ый том которой вышел в 1914 г. и краткий разбор которой был дан выше.
В дореволюционный период  почти одновременно с изучением монастырского землевладения и хозяйства началось обстоятельное исследование и крупных светских вотчин с точки зрения их экономической организации, управления,   состава крестьянских повинностей, положения зависимого населения и т.д. Серию исследований на эту тему, продолженную уже в советское время, открыла  ставшая ныне классической статья знаменитого историка Москвы И.Е.Забелина “Большой боярин в своем   вотчинном хозяйстве” . Важно отметить, что обе части статьи И.Е.Забелина были написаны на обширном архивном материале, опубликованном лишь в 1930-е гг. Забелин одним из первых дал яркую картину организации крупной светской вотчины, вотчинного управления и эксплуатации. Как пишет Н.Л.Рубинштейн, в исследовании этих вопросов Забелиным причудливо переплетались два типовых ряда - вотчинно-господарского и земско-народного быта. На первый план Забелин выводил государственное начало вотчины, владелец которой как государь осуществлял свою власть над народом с помощью вотчинно-приказной службы и суда. Как один из конституирующих элементов вотчины рассматривалась Забелиным крепость крестьян по земле. Закрепощение крестьян выводилось им из вотчинного строя 38.
В более обобщенном теоретическом плане проблема вотчинного строя и происхождения на его основе крепостного права была разработана в исследованиях М.А.Дьяконова, П.И.Беляева. С.Б.Веселовского, А.Е.Преснякова, изданных в 1900-1920-е гг. М.А.Дьяконов считал, что право судить население своих имений и взимать с него подати (само по себе весьма близкое к европейскому иммунитету) вошло готовым элементом в состав крепостного права 39. П.И.Беляев вслед за В.О.Ключевским обратился к вопросу об обычном сеньориальном и крестьянском праве, на основе которого регулировались внутривотчинные отношения.   Он называл сеньории “ячейками крепостного права”. Землевладелец являлся “государем села”. В такой сеньории развивалось свое обычное право, на которое ссылались живущие в территории, они добивались признания этого обычая. Обычное право сеньории - это ее “Magna charta", этому праву подчиняется крестьянин и его не должен престVIIать сеньор. Крестьянская крепость означала собою принадлежность земледельца к составу населения территориальной единицы, где государем был землевладелец. Крестьянин был прикреплен не к земле и не к господину, а к сеньории, так же, как подданный к своему государю.
С.Б.Веселовский считал, что и в Западной Европе, и в России сеньориальный, или вотчинный режим образовывал основу, на которой развивались крепостные отношения 41. А.Е.Пресняков в развернутой рецензии-исследовании на книгу Веселовского о вотчинном режиме соглашался с его положением о том, что крепостничесие отношения вырастали на почве вотчинного режима 42. Более подробный анализ взглядов названных и других авторов дан в статьях С.М.Каштанова об историографии крепостного права в России 43. В советской историографии эта линия выведения крепостного права из вотчины-сеньории будет несколько отодвинута на второй план. Первостепенными станут сугубо социально-экономические предпосылки закрепощения. Об этом речь пойдет у нас ниже.
Параллельно с изучением светской и церковно-монастырской вотчины (как формы землевладения и как хозяйственной организации)   в отечественной медиевистике и историографии раннего нового времени (в дореволюционный и в советский период) использовался метод,   названный   а. Н. Савиным    “индивидуальной экономической биографии”. Специалисты (А.Н.Савин,  Е. А. Косминский, В.М.Лавровский, позднее М. А. Барг, Ю. Р. Ульянов), также изучали хозяйственный строй, систему управления, рентные отношения, положение крестьянства в вотчинах-сеньориях, по-английски манорах, европейских стран (прежде всего именно Англии). Ряд статей Савина был опубликован в сборниках по русской истории, рядом с работами русистов, и это тоже способствовало развитию тематики и методики научных исследований в отмеченном направлении. Не можем не привести здесь глубоко не формальное, не академическое завершение А.Н.Савиным одной своей статьи: “...Наши источники обрываются на 1686 году. С сожалением расстаемся с землями и людьми, с которыми после долгих подсчетов свыкаешься, точно добросовестный приказчик. Впрочем, утешение легко найти в других манорах, которые своими описями манят к себе терпеливого счетчика” .
В словах Савина передан момент “вживления” историка в изучаемый им источник, даже такой сверхтрудоемкий, как поземельный кадастр, будь то русский или английский. В этой связи заметим, что именно разнообразные материалы поземельных описаний и служили основным источником для разработки социально-экономической истории церковно-монастырских и светских вотчин, взятых в отдельности либо в пределах определенного региона.
Наконец, церковно-монастырское землевладение и хозяйство рассматривалось в дореволюционной литературе и в рамках общих работ по социально-экономической и внутриполитической истории  России ХVI-ХVII вв.( И.Д.Беляев, С.В.Рождественский, Н.А.Рожков,   А.С.Лаппо-Данилевский, Ю.В.Готье, Е.Д.Сташевский, С.Б.Веселовский, который, сложившись как ученый до 1917 г., в дальнейшем практически не менял своих теоретических взглядов). В их работах были проанализированы различные факторы эволюции вотчинной системы в России ХУ-ХVII вв. - правовые, религиозные, денежные, демографические.   Учитывалась и общая ограничительная направленность земельной политики московской великокняжеской, а с 1547 г. - царской власти и в то же время ее непоследовательность по отношению как к светскому, так и монастырскому вотчинному землевладению.
И.Д.Беляев писал о том, что монастырские вотчины принадлежали монашеской общине и не составляли частной собственности ее членов, поэтому они постоянно оставались за монастырем и не переходили к родичам иноков. Автор выделял следующие виды монастырских вотчин - “изстаринные” (считая таковыми уступленные государством при построении монастыря); жалованные (подаренные от князя); вкладные (пожертвованные от частных лиц); купленные, вымененные, закладные. Со времени Ивана 1У вотчинное право монастырей стало ограничиваться (ссылки на уложения 1551 и 1572 гг.), что вызывалось огромной растратой вотчинных земель в служилом классе и частично, как считает Беляев, злоупотреблениями со стороны монастырей 45.
С.В.Рождественский считал монастыри главной движущей силой в разрушении крупного вотчинного землевладения в Северо-Восточной Руси. Разрушению этому способствовали следующие факторы: постоянное дробление вотчин между наследниками; 2) непрерывная отдача родовых вотчин на помин души монастырям; 3) непрерывное развитие долговых отношений земельной аристократии; 4) общая ненормальность экономической жизни в стране. Рождественский  рассматривал историю вотчинного землевладения в тесной связи с историей крупных и многочисленных княжеских ветвей - Белозерских, Ярославских, Судских,  Кубенских и др. князей. Автор отмечал усиление служебного начала в развитии княжеского землевладения в ХУI в., сильную разбросанность княжеских   владений  по   всей  территории   государства,   тесную   зависимость землевладельческой судьбы княжеского сословия от его служебной карьеры в Московском государстве.   Используя  в  своих  интересах  процесс  разрушения  княжеского вотчинновладения, монастыри, считал Рождественский, стали самым чистым типом землевладельца и капиталиста в России ХV-ХVI вв.
Анализируя   правительственную   политику   в   отношении   монастырского землевладения, Рождественский отмечал, что правительство было больше обеспокоено самим фактом перехода громадного количества служилых земель в собственность духовенства и меньше внимания обращало на связанный с этим переходом обычай пожизненного владения своей землей монастырскими вкладчиками. Рождественский называл его “порядком земельных вкладов в монастыри”. Благодаря ему, как справедливо пишет Л.И.Ивина при анализе взглядов Рождественского, осуществлялась связь между монастырским и светским вотчинным землевладением, монастырем и обществом. Таким образом, в капитальной монографии Рождественского и его содержательных статьях акцент делался на выявлении общих черт светского и церковно-монастырского землевладения. Этот ученый первым подробно изучил взаимоотношения монастырей со светскими феодалами 46. Эти наблюдения чрезвычайно важны для исследования истории землевладения как раз Троице-Сергиева монастыря в ХУ-ХVII вв., поскольку ее отличала такая черта, как постоянное предоставление монастырских вотчин в различные формы держаний (по времени и по условиям) светским вкладчикам и другим контрагентам по земельным сделкам (см.гл.3).
Земельная  политика государства по  ограничению роста монастырского землевладения, по мнению Рождественского, была нерешительна и осторожна: оно не посмело посягнуть на принцип неотчуждаемости вотчин, данных духовным учреждениям на вечное поминовение. Кроме того, реализация проводимого правительством принципа замены земельных вкладов в монастыри денежными затруднялась недостатком денежных средств в русском обществе и хозяйственным кризисом 1560-1580-х гг. Неоднократное повторение запретительных мер со стороны государства говорит о том, что жизнь (и прежде всего религиозные воззрения людей) оказывала этим мерам сильное противодействие 48.
Взгляды Н.А.Рожкова, писавшего об абсолютной смене натурального хозяйства денежным в России во второй половине ХVI в. были характерны для методологии экономического материализма с его отождествлением феодализма исключительно   с натуральным хозяйством, противопоставляемым товарно-денежному. В контекст этого процесса Рожков и ставил стремительный рост монастырского землевладения (прежде всего Троице-Сергиева монастыря) в ХУ-ХVI вв., которое успешно росло именно благодаря наличию у монастырей денежных средств. Правда, рост этот оказался временным, поскольку вотчина вообще, будь то светская или монастырская, по природе своей более адекватна натурально-феодальному периоду. Со сменой типов хозяйства Рожков связывал VIIадок и той и другой, оказавшихся нежизнеспособными в новых условиях, и   расширение поместной системы в ХVI-ХVII вв.,  в чем проявилось приспособление феодальной собственности к денежному хозяйству . В ХVII в. рост монастырских вотчин, как считал Рожков, почти прекратился . Другие мнения на этот счет современников Рожкова, а также советских историков будут приведены ниже.
А.С.Лаппо-Данилевский сравнил наследственное право в отношении родовых и выслуженных вотчин в России ХVI-ХVII вв. В основе переходов родовых вотчин по наследству лежала мысль о естественной, кровной связи членов рода между собой. Переход этот был столь естественным, что первоначально не нуждался в духовном завещании. По мере освобождения личности от родовых пут шло ее прикрепление к государству, поэтому и наследование стало не только законным способом приобретения родовых вотчин, но и продолжением личности умершего в лице его наследника, поскольку личность эта главным образом определялась в Московской Руси ХУI-ХVII вв. ее обязанностями государству.
Вызванная релизиозным чувством передача родовых вотчин в монастыри по духовному завещанию способствовала значительному росту монастырского землевладения.   В наследовании же выслуженных вотчин духовное завещание не могло играть столь же значительную роль, к их вкладу в монастыри “по душе”, также вызванному религиозным чувством, государство строже относилось. А.С.Лаппо-Данилевский проследил замену завещательного права наследованием по закону, отразившуюся и на переходе выслуженных вотчин в монастыри “по душе”. Государство допускало их выкуп наследниками у
корпораций и запрещало владеть вотчинами тем, кто уже постригся в монастырь. В ограничении наследственных прав вдов на выслуженные вотчины их умерших мужей при патриархе Филарете (указ 1627 г.) выразился канонический взгляд церкви на женщину, не признававшей ее равноправия с мужчиной Ю.В.Готье считал монастырское землевладение одним из наиболее сильных видов феодального землевладения вообще. Впервые оно было существенно ограничено соборным приговором 1581 г. В научно-популярном очерке, изданном в 1915 г., Готье писал, что указ 1581 г. не имел большого практического значения. В более академической монографии 1906 г. изд. он высказывался осторожнее: “Нам неизвестно, насколько успешно этот приговор осуществлялся на практике в течение 20 лет до смуты” . Готье указывал на три пути образования земельных богатств монастырей - пожалования, вклады и колонизация. Во второй четверти ХVII в. монастырское землевладение в России продолжало расти, чему способствовали смягчения в курсе земельной политики внесенные указами 1620 и 1622 г., а также личная практика царя Михаила Федоровича. Во второй половине ХVII в. землевладение духовных учреждений, считал Готье, достигло своего высшего развития. В непоколебленном и блестящем состоянии вступили они в ХУШ столетие, в середине которого их ждал коренной перелом 5 .
Е.Д.Сташевский, не останавливаясь подробно на историко-правовых моментах, констатировал, что неподвижность монастырских вотчин была на руку прежде всего самим монастырям. Она обезвреживала вмешательство государства с его попытками отписать у церкви ее земли. В своем обстоятельном исследовании внутренней политики в России во второй четверти ХVII в. Михаила Федоровича  Сташевский писал о том, что рост монастырского землевладения в России не был остановлен приговорами ни 1580-х, ни 1620-х гг. По указу 1620 г. владельцы вотчин. Получивших их “за московское осадное сидение при царе Василии”, могли отдавать их в монастыри “до выкупу”. Указ 1622 г., поставивший рост монастырского землевладения под правительственный контроль, был шагом назад по сравнению с указом 1580 г. (Сташевский датирует его 1581 г.), безусловно запрещавшим церкви любые земельные приобретения. В числе корпораций, продолжающих расширять свои вотчины, он называл Троице-Сергиев, Спасо-Ярославский, Нижегородский Печерский монастыри. На основе списков даточных людей времени Смоленской войны (1633/34 г.) - по 1 чел. с 300 четвертей- Е.Д.Сташевский приводит вычисленные им сравнительные размеры монастырского землевладения в России. У Троице-Сергиева монастыря он называет почти 100 тыс. дес., у Кирилло-Белозерского и Иосифо-Волоколамского - примерно одинаково -ок. 24 тыс.дес., у Симонова - 15 тыс., у Ростовского Борисоглебского - ок.13 тыс., у Костромского Ипатьева - 10,5 тыс. Сообщает сведения Сташевский и земельной площади вотчин у некоторых митрополий: Ростовской - ок.17 тыс. дес ., Новгородской 14,6 тыс.53
Огромный конкретно-фактический материал о монастырском землевладении на Руси (особенно в ХIV-ХVI вв.) был собран и представлен С.Б.Веселовским в его фундаментальных монографиях и статьях. Как и дореволюционные авторы (прежде всего С.В.Рождественский), Веселовский считал русское наследственное право (равный раздел вотчин между сонаследниками, обязательный выдел земли сестрам в приданое! Ц слабость денежного развития (недостаток денег затруднял формирование чисто денежного эквивалента при выделении наследства между сыновьями и сестрами) и   религиозные обычаи главным фактором разрушения крупного феодального землевладения. Вскоре после выхода своей основной монографии - “Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси” (1947 г.) автор был обвинен даже в своеобразном мальтузианстве, в чрезмерном преувеличении чисто биологического фактора, а именно размножения феодальных семей в развитии феодальной собственности. Тот же рецензент (а им был И.И.Смирнов) критиковал Веселовского за невнимание к классовой борьбе, институту общины и замыкание истории феодального землевладения в сфере отношений между самими землевладельцами, регулируемой законами “гражданского оборота” 54.
Вместе с тем должной оценки рецензента не получил весьма плодотворный -историко-генеалогический - подход Веселовского к исследованию феодального землевладения, скрупулезное воссоздание им истории вотчин в тесной связи с историей самих феодальных семей (например, Валуевых, Ворониных, Годуновых, Головкиных, Сабуровых, Квашниных и мн.др.) . Подход этот с теми или иными особенностями в дальнейшем будет продолжен и развит разными историками - М .Бычковой, Ю.С.Васильевым, В.Б.Кобриным, А.И.Копаневым,    В.Д.Назаровым, А.П.Павловым, С.З.Черновым, В.Л.Яниным и др. Демографический фактор (рост, а нередко и распад феодальных фамилий) в истории землевладения также будет все полнее учитываться (исследования В.Б.Кобрина). Значение историко-генеалогического и демографичкеского принципов в исследовании Веселовским проблем феодального землевладения подчеркивают авторы его научной биографии В.Б.Кобрин и К.А.Аверьянов 55.
В истории роста церковно-монастырского землевладения С.Б.Веселовский особенно выделял вторую половину ХVI в. На обширном актовом материале он показал резкие различия в темпах и объемах земельного обогащения монастырей, с одной стороны, и высших церковных иерархов, с другой. На долю первых пришлось более 99 % вновь полученных владений. Веселовский продолжил намеченную еще Рождественским линию исследования монастырского землевладения в тесной связи с историей светской вотчинной системы. Вслед за Рождественским он выявил большое количество фактов пожизненных, условных и срочных держаний светскими лицами монастырских вотчин, полученных из рук духовных корпораций .
О результатах процесса перехода светских вотчин в монастыри С.Б.Веселовский высказывался в особенно сильных выражениях. Он писал буквально о “катастрофе” служилого землевладения   во второй половине ХVI в., со всей очевидностью обнаружившейся к началу 1580-х гг. Остановлена она была только соборными приговорами 1580 и 1584 гг. Приговор 1580 г., запретивший церкви земельные приобретения любыми способами, стал, по мнению С.Б.Веселовского,   поворотным моментом в истории монастырского землевладения. Приговор 1584 г. стал таким же моментом в истории податных привилегий церкви.
В советской историографии был удержан и количественно расширен интерес к исследованию монастырского землевладения и вотчинного хозяйства, намеченный в научной литературе еще в 1860-1880-е гг. Реализован он был в трех направлениях Во-первых, продолжалось ставшее традиционным изучение отдельных монастырей . Во-вторых, такое изучение велось в рамках отдельных регионов (Север, Центр, Поволжье, Сибирь). В-третьих, вопросы монастырского землевладения затрагивались в работах, посвященных общим проблемам феодальной собственности в ХVI-ХVП вв., поместно-вотчинной системы и т.п. Прежде чем мы остановимся  на каждом из выделенных направлений, стоит кратко упомянуть и об изучении церковно-монастырского землевладения в общерусском масштабе в период, предшествующий единому Российскому государству.
Для ХIV-ХV вв. оно было проведено И.У.Будовницем (по житиям святых), И.И.Бурейченко (во второй половине XIV в.) и особенно основательно Л.В.Черепниным в его классической монографии об образовании Русского централизованного государства. В ней автор развивает и обосновывает взгляд на церковно-монастырское землевладение той эпохи как (уже по самому своему характеру) на серьезную базу для политического объединения страны. Именно монастыри раньше других становятся земельными собственниками всероссийского масштаба. На исчерпывающей источниковой базе (прежде всего актовой, прекрасным знатоком которой был автор) Л.В.Черепнин проанализировал сотни фактов земельных приобретений, их способов и характера по различным монастырям Северо-Восточной Руси, высказал ряд суждений о роли денег, института родового выкупа в межфеодальной земельной мобилизации, сравнил ее условия и   возможности для монастырей и боярства, обратил внимание и на практику условного владения вотчинами, пожизненных и срочных держаний светскими феодалами землями, полученными у митрополичьей кафедры или у крупных монастырей вроде Троице-Сергиева57. Все эти наблюдения и мнения ученого важны и при рассмотрении проблем монастырского землевладения в последующий период, ХVI-ХVII вв., поскольку многие из отмеченных явлений имели долговременный и даже постоянно действующий характер.
В плане же конкретного изучения землевладения и вотчинного хозяйства отдельных корпораций и других церковных учреждений можно отметить своих “фаворитов”. Это по-прежнему были монастыри: Соловецкий - работы А.А.Савича и А.М.Борисова 58, Кирилло-Белозерский - работы А.И.Копанева, А.Х.Горфункеля, З.В.Дмитриевой 59, Иосифо-Волоколамский - работы М.Н.Тихомирова, К.Н.Щепетова, А.А.Зимина 60, Московская митрополия и Патриарший дом - работы С.Б.Веселовского, А.Н.Сахарова, Т.Б.Соловьевой61, Казанская митрополичья кафедра - диссертация Ю.Н.Иванова62.
Появилось и немало работ ( книг, но в основном статей и диссертаций) по целому ряду других монастырей, преимущественно центра страны - Спасо-Ярославскому - статьи В.Н.Бочкарева 63, Костромскому Ипатьеву - А.Н. Захарова 64, Троице-Калязину -И.Г.Пономаревой , Антоньеву Краснохолмскому  - О.Ю.Коркиной ,  патриаршим Иверскому и Воскресенскому - Н.А.Баклановой и З.А.Тимошенковой 67, Московскому Симонову - Л.И.Ивиной 68, Московскому Чудову - В.Б.Кобрина 69, Московскому Донскому - А.Е.Чекуновой 70, Звенигородскому Саввину Сторожевскому - Е.И.Дементьева 71, Спасо-Прилуцкому - Л. С.Прокофьевой.
Состав монастырских архивов, на базе которых строились указанные выше исследования, весьма различен. По одним (Московскому Симонову, Спасо-Ярославскому, Костромскому Ипатьеву, Троице-Калязину, Московской митрополии в ХVI в., а также Троице-Сергиеву монастырям) сохранилась лишь актовая, владельческо-крепостная часть их архива. В силу этого обстоятельства исследователи при обращении к ним имели возможность рассмотреть лишь историю формирования и роста их вотчин, динамику и способы приобретения земельных и промысловых владений, земельно-иммунитетную политику государства по отношению к данным духовным корпорациям в ХV-ХVI вв.
По другим монастырям, кроме актовой части, уцелели еще и большие массивы хозяйственной документации (комплекс так называемых “вотчинных хозяйственных книг” - приходо-расходных, оброчных, вытных, переписных, ужинно-умолотных и мн.др., вотчинная переписка и пр.), что позволило специалистам “заглянуть” как бы внутрь их устройства, конкретно показать размеры, отрасли и динамику господского хозяйства, организацию обложения зависимого населения, состав его повинностей, землеустройство монастырских вотчин и многие другие   важные вопросы социально-экономического развития.
Сам же факт разделения архивного наследия монастырей на две основные части (актовую и хозяйственную) объяснялся организацией управления в крупных общежительных монастырях, наличием в них ведомства крепостной казны (выполняющей функции архива и канцелярии) и ведомств текущего хозяйственного управления, каждое - со своим штатом должностных лиц и соответствующей документацией. Таким образом, обстоятельное изучение хозяйственной истории крупных монастырей имело своим следствием более глубокую источниковедческую разработку материалов их архивов, и к этой проблеме нам придется еще вернуться при анализе источниковой базы диссертации. То, что может быть отнесено к “историографии источниковедения” по теме работы (проблемы изучения актов, копийных, писцовых, вотчинных хозяйственных книг), рассматривается нами во 2-й главе работы.
Весьма масштабные исследования были посвящены и порегиональному изучению монастырского землевладения и хозяйства. В названной выше монографии А.И.Копанева по истории землевладения Белозерского края в ХV-ХVII вв., помимо Кириллова монастыря, исследовались вотчины и других духовных корпораций Белозерья. Ю.Г.Алексеев обстоятельно рассмотрел историю монастырских вотчин в центральном - Переславском уезде (см. прим.9). Изучались эти вопросы по Новгородской земле - Л.В.Данилова, В.Д.Назаров; Важской земле - Ю.С.Васильев ; Поморью - В.И.Иванов; Вологодскому уезду - Е.Н.Бакланова (Швейковская);  центральной России  - Н.А.Горская, А.Е.Чекунова; Нижегородскому краю - Н.В.Соколова; Среднему Поволжью - Э.Л.Дубман;  Сибири -Л.П.Шорохов, Н.Н.Покровский 73.
Авторы, обработавшие  материалы конца ХVI-ХVII в., единодушно отмечают продолжавшийся в разных регионах России рост церковно-монастырского землевладения, вопреки запретительным мерам правительства 1580-1584 и 1622 гг. По данным А.Х.Горфункеля, землевладение Кирилло-Белозерского  монастыря  к концу  первой четверти ХVII в. составило 25.304 четв. пашни в 1 поле и свыше 37 тыс. копен сена. Всего за ХVII в. вотчина его увеличилась на 2974 дес. пашни и 1200 дес. сенокосов. У Кириллова монастыря, имевшего земли в 12 уездах страны, свыше 65 % поселений, по подсчетам З.В.Дмитриевой, располагалось в Белозерье. З.В.Дмитриева пишет, что существенного роста его землевладение в ХVII в. не претерпело, хотя новые земельные приобретения были сделаны им в северном Поморье, центральных и южных уездах   - Ярославском, Нижегородском, Пронском, Шацком 74.
В.И.Иванов выяснил состав монастырей и их вотчин в Поморье в ХVII в., где наблюдалось вытеснение местными духовными корпорациями, имевшими двойное превосходство, иногородних монастырей (Новгородчины и Замосковного края). Некоторый рост монастырского землевладения в Поморье был связан и с царскими пожалованиями, например. Соловецкому, Тихвинскому Успенскому, Крестному Онежскому монастырям. Интенсивному росту монастырского землевладения в Поморье в ХVII в. препятствовали и запретительные меры правительства (мнение А.И.Копанева, В.И.Иванова, М.А.Мацука, Г.В.Демчук) и VIIорная борьба черносошных крестьян за землю с духовными корпорациями (мнение А.И.Копанева). Рост монастырского земле- и дворовладения на Русском Севере в ХVII в. отмечал П.А.Колесников. К 30-м гг.ХVII в. все остающиеся еще черносошные волости Вологодского уезда были поглощены поместно-вотчинными и монастырскими владениями. Земли духовенства увеличиваются, кроме Вологодского, в Двинском с 1620-х до 1680-х гг. в 1,5 раза), Устюжском, Кеврольском, Яренском уездах 75 .
Продолжавшийся даже в конце ХVII в. рост монастырского землевладения в центре страны был изучен А.Е.Чекуновой по материалам Московского Донского монастыря с приписными к нему. В Поволжье рост этот совершался в условиях интенсивной колонизации (земледельческого  освоения)  края.  По  наблюдениям  Н.В.Соколовой,  наиболее впечатляющим рост вотчин исследованных ею нижегородских монастырей (Печерского Вознесенского, Макарьева Желтоводского и Благовещенского) был в первой половине ХVII в., до Соборного Уложения. Последнее, хотя и не остановило этот рост, но все же заметно уменьшило приток земельной собственности в руки церкви.
Общерусским по распространенности явлением в ХVII в. стала  интенсивная приписка слабых и обедневших (но не только таких) монастырей к более крупным и сильным, отразившая несомненный процесс централизации, упорядочения системы управления в рамках самой церковной организации. О приписке   большинство исследователей единодушно отзывается как об одном из   путей роста церковно-монастырского землевладения в ХVII в. и как о перераспределении земельной собственности внутри самой церкви, своеобразной форме межфеодальной мобилизации земель. Наиболее сформировавшимися приписные системы были у старинных церковных организаций -Новгородского Софийского дома и Московской митрополии еще в ХIV-ХVI вв., а в дальнейшем масштаб их приписных систем уменьшается. Судя по приводимым М.М.Горчаковым данным, число патронируемых монастырей у московских митрополитов (с 1589 г. - патриархов) сократилось - от 35 в середине ХVI в. до 24 к концу ХVII в., а их конкретный состав и землевладение, кроме Горчакова, изучались Н.А.Баклановой и Т.Б.Соловьевой.   Аналогичное явление отмечает и Б.Д.Греков по Новгородскому Софийскому дому. Зато у крупных монастырей сеть их приписных филиалов как раз в ХVII в. расширяется. Причину приписки мелких разорившихся монастырей в Новгородской земле к более могущественным в ХVII в. В.М.Воробьев и А.Я.Дегтярев видят в слабости первых, их хозяйственной несостоятельности. Ю.Н.Иванов отмечает, что во второй половине ХVII в. основным способом расширения    землевладения   Казанского архиерейского дома (сравнительно молодого церковного учреждения, созданного в 1550-е гг. и игравшего важную роль в процессе христианизации Поволжья) стала приписка к нему шести монастырей. Я.Е.Водарский не склонен относить всю приписку к увеличению монастырских владений. Взамен приписки какая-то часть вотчин у корпораций могла быть отобрана (примеры по Патриаршему дому в 1680-е гг.).
В обобщающих исследованиях А.А.Преображенского и Я.Е.Водарского был показан громадный количественный рост феодальной земельной собственности в России ХVII - первой половины XIX в. Решительно преобладающей становится частная феодальная собственность. Структура ее упрощается и происходит сближение вотчинных и поместных земель. Возрастает их межфеодальная мобилизация (особенно в 1680-1700 гг.), класс феодалов консолидируется в единое дворянское сословие. В соответствующем разделе коллективной монографии “Эволюция феодализма в России. Социально-экономические проблемы” А.А.Преображенский отмечал исторически сложившееся многообразие видов и форм феодальных вотчин, что нашло отражение и в организации управления ими. Для крупнейших светских и духовных вотчин в ХVII в. (как и в ХVI-м) было характерно крайне распыленное расположение по десяткам уездов страны. В 109 уездах находились владения Дворца, в 64-х уездах в первой четверти ХУШ в. - А.Д.Меншикова, в 40 уездах Троице-Сергиева монастыря, в 16 уездах (по данным Т.Б.Соловьевой - в 21 уезде) – Патриаршего дома, в 19 уездах - боярина Б.И.Морозова, в 16 уездах - Н.И.Романова, в 11 уездах - стольника А.И.Безобразова . В течение второй половины ХVII в. церковь, несмотря на значительные потери в связи с “посадским строением” 1649-1652 гг., несколько увеличила свой земельный фонд. Даже в районах с преобладанием системы государственного феодализма в это время около 15 % населения проживало во владениях духовенства .
Я.Е.Водарский посвятил капитальную монографию проблеме размещения и роста боярско-дворянского (ХVII в.) и помещичьего (ХУШ в.) землевладения. Работа основана на огромном корпусе материалов писцовых и переписных книг ХVII в. (117 уездов) и поуездных табелей с итогами генерального межевания ХУШ в. ( 316 уездов) и построена в основном в количественном и историко-географическом планах. Сравнивая итоги писцовых книг и генерального межевания по сопоставимой территории, Я.Е.Водарский установил, что основная масса помещичьих земель была размещена в   ХVII в . в Центральном Нечерноземном районе - 12,7 млн. дес.,  или 43 %. В этом районе большая часть дворянского землевладения располагалась и в ХУШ в. Вместе с владениями духовенства и       дворцового ведомства помещичьи владения составляли в ХVII в. почти 19 млн. дес (63 %). На втором месте по величине помещичьих владений  в ХVII в. был Центральный Черноземный район - соответственно 3 млн. и 11 %.77.
Ряд масштабных работ Я.Е.Водарского посвящен рассмотрению историко-демографических проблем России ХVI-Х1Х вв., в том числе и касающихся церкви. Автор обосновал методику изучения сводных документов ( поуездных перечневых выписок, погубернских ведомостей, поуездных табелей, “сказок духовенства” и др.), содержащих итоговые сведения о переписях народонаселения страны 1646 и 1678 гг., ревизий первой    четверти ХУШ в., предложил способы проверки достоверности данных этих сложных массовых источников, плодотворный опыт их картографирования в рамках некоторых        уездов и в пределах всей страны. По мнению Я.Е.Водарского, в крупных итогах ошибки переписчиков составляют всего несколько процентов. А при изучении небольших районов и отдельных селений необходимо проверять итоги писцов путем их пересчета. Исследователь выяснил численность тяглых дворов практически по всем русским монастырям на конец  ХVII в. - в составленный им список было включено 600 больших и духовных корпораций . За вторую половину ХVII в. (с 1653 по 1700 гг.) число крупнейших (имевших свыше 1250 дворов) монастырей России увеличилось с 16 до 22, а число крепостных дворов у них возросло на 45 %. В то же время убывает число мелких (со дворами менее 125) монастырей от 382 до 286 и на 25 % уменьшается число дворов у них. Таким образом, монастырские крестьяне концентрируются во владениях крупнейших представителей духовенства. Общую численность дворов за духовенством по переписи 1678 г. Я.Е.Водарский определяет в 148-149 тыс. Народонаселение и землевладение церкви были неравномерно распределены между разными ее звеньями (архиерейскими домами, монастырями и т.д.). 92% дворов имели 118 монастырей, тогда как на 286 других монастырей приходилось лишь 8 % дворов. Подлинным левиафаном среди крупных и крупнейших монастырей России Я.Е.Водарский с полным основанием называет Троице-Сергиев монастырь, имевший к 1700 г. 20 тыс. дворов и 150 тыс. дес. только пахотной земли. Автор выяснил состав и “людность” тяглых дворов духовенства по переписи 1678 г.: в них бобыли составляли 20 % (колебания по районам были от 17 до 29 %). В вотчинах духовенства средняя населенность крестьянских дворов была 3,77 чел., бобыльских - 2,75 чел. Автор считает бобыльство в масс своей беднейшим слоем сельского населения страны.   Большое место в историко-демографических исследованиях Я.Е.Водарского занимает слабо изученная проблема миграций населения. Он установил огромные масштабы миграций из Нечерноземного центра России в ее Черноземный центр и Среднее Поволжье, а причинами их были две: 1) крепостной гнет, заставлявший крестьян бежать от владельцев; 2) переводы (нередко насильственные) крепостных на новые земли, в новые владения феодалов.
Общие и частные явления и закономерности эволюции феодального землевладения позволило выявить исследование В.М.Воробьева и А.Я.Дегтярева по Северо-Западу, выполненное на внушительной источниковой базе писцовых и переписных книг обширного Новгородского уезда ХVII в. Основные разделы их книги были также воспроизведены в IV-ом томе коллективной монографии ленинградских историков “Аграрная история Северо-Запада России в ХVII в”. Воробьев и Дегтярев определили место исследованного ими региона в общей системе феодального землевладения России. Новгородский уезд имел развитые формы феодальной земельной собственности, значительную группу служилых помещиков, обширные земли Дворца и церкви. Авторы установили сильный разрыв между мелкопоместным землевладением Новгорода и крупновотчинным землевладением центра России. Региональной особенностью новгородских поместий в 1610-1670 гг. была их более слабая населенность по сравнению с центральными уездами 78.
Еще одной особенностью изучаемого региона Воробьев и Дегтярев считают возрастание монастырского землевладения на Новгородчине в течение ХVII в.   Из кризисных лет начала столетия монастырские хозяйства вышли менее пострадавшими, запустение в них не приняло столь катастрофических размеров, как в поместьях. К концу ХVII столетия численность крестьян, холопов и бобылей возросла у монастырей троекратно. В общей структуре феодального землевладения региона доля монастырских владений возросла до 33,3 %  от общего количества дворов . В.М.Воробьев и А.Я.Дегтярев рассмотрели сравнительное распределение монастырского землевладения по пятинам и отметили сильную поляризацию монастырских земель на Новгородчине: на долю шести крупнейших монастырей приходилось 65, 2 % дворов, тогда как на 41 мельчайший и мелкий монастырь приходилось 3,2 % дворов 79 .
Широкие обобщения, имеющие принципиальное значение для определения типа аграрно-феодального развития России в первой половине ХVII в., содержит коллективная монография Л.В.Милова, М.Б.Булгакова и И.М.Гарсковой, основанная на   методике машинной обработки обширного комплекса писцовых книг России 1620-1640-х гг. До ее выхода в научной литературе были четко выявлены юридические отличия вотчины от поместья как условной формы феодального землевладения. Постановка же авторами задач типологической классификации имела своей целью обнаружение более широкого спектра отличий этих двух форм феодального землевладения. В результате исследования состояния светской поместно-вотчинной системы в экстремальных условиях последствий кризиса 1600-1610-х гг. авторы установили, что отличные по своему юридическому статусу поместья и светские вотчины являлись разными типами феодального землевладения и по своим социально-экономическим характеристикам. Для вотчинного типа собственности они оказываются более оптимальными. В вотчинах   отразились в основном позднейшие проявления кризиса. Запустение с “точки зрения” крестьянского хозяйства было слабее, быстрее восстанавливалась пашня. Бобыльство не являлось столь ослабленной категорией сельского населения, как в поместьях. Его роль в восстановительных процессах проявилась активнее. В целом вотчина оказалась более устойчивым социально-экономическим типом феодального землевладения, имевшим более благоприятные условия для развития
крестьянского хозяйства и накопления производительных сил в стране. Проблемам вотчинной системы в России ХVI-ХVП вв. были посвящены фундаментальные исследования О.А.Шватченко. Ученый выделил уезды Центра России с наибольшей концентрацией родовых вотчин - Бежецкий, Владимирский, Дмитровский, Кашинский, Коломенский, Муромский, Переславский, Ростовский, Суздальский. Тверской, Ярославский. Становление этих вотчинных районов произошло еще в ХV-ХVI вв. Указы 1562 и 1572 гг. сыграли свою роль в сохранении вотчинного фонда в этих уездах, хотя он и претерпел существенное разрушение   как экстремальными обстоятельствами второй половины ХVI в. (опричнина и хозяйственный кризис), так и постоянно действующими факторами (наследственные раздел, дробления имений, денежная задолженность светских феодалов, выход земель в монастыри). О.А.Шватченко высказывает мысль о консервации вотчинного фонда в Центре страны благодаря переходу большого    количества в руки монастырей и запустению 1610-х гг. С 1570-х гг. начался процесс становления выслуженной вотчины, а с 1610-х гг. она вступила в фазу интенсивного развития. События 1606-1618 гг. изменили соотношение вотчины и поместья, обусловили увеличение вотчинного землевладения в масштабе всей страны.
Основу централизованной вотчинной системы составлял фонд родовых вотчин ХУ- ХVI вв., реставрированный при царях Василии Шуйском и Михаиле Романове. Ведущими тенденциями в развитии форм собственности в ХVII в. были: 1) сближение юридического статуса поместья и вотчины ; 2) рост числа вотчин за счет распада старой поместной системы. Распад этот в своей активной фазе пришелся на 60-70-е гг. ХVII в. и продолжался до указа о единонаследии 1714г., проходя в ряде регионов весьма замедленно 82.
Даваемые в   названных выше обобщающих работах по поместно-вотчинному землевладению конкретные пропорции поместно-вотчинной и церковно-монастырской собственности в масштабе всей России крайне важны в плане предпринимаемого нами (в гл. 3) исследования землевладения Троице-Сергиева монастыря в конце ХVI - ХVП в., поскольку он был теснейшим образом связан с разнообразными кругами господствующего класса и история его огромной вотчины отразила на себе основные тенденции развития прежде всего светской вотчинной системы ХVI-ХVП вв. О том же, что нет никаких оснований для резкого противопоставления поместья вотчине, а помещиков - вотчинникам, писали многие отечественные историки - А.А.Зимин, А.М.Сахаров, Ю.Г.Алексеев, А.И.Копанев, В.Б.Кобрин, В.И.Корецкий, Л.В.Милов и др.   Это обстоятельство также придется учитывать при конкретном рассмотрении истории землевладения крупнейшего русского монастыря.
Исходя из проблематики предстоящей работы (гл.3-6), проанализируем степень изученности вопросов вотчинного землеустройства,    крестьянского землевладения, тяглообложения зависимого населения,     феодальной ренты   (сеньориальной и государственно-централизованной) и иммунитета в России ХVI - ХVП в.
Введение в научный оборот больших массивов   монастырской вотчинной документации ХVП в. позволило специалистам обстоятельно изучить существовавшую в вотчинах духовенства вытно-надельную систему. Для более раннего этапа, середина - конец ХVI в. функционирование этой системы было рассмотрено в работах Л.С.Прокофьевой, Е.И.Колычевой, З.В.Дмитриевой.
По мнению Л.С.Прокофьевой, основу вытного обложения составлял земельный надел с учетом экономического состояния каждого крестьянского двора. Крестьянское тягло соизмерялось с вытью, которая, в свою очередь, сообразовывалась не только с величиной пашенного надела, но и с экономическим уровнем крестьянского хозяйства в целом.84
Исследовавшая выть по материалам центральных уездов ХVI в., Е.И.Колычева отмечает тенденцию к обложению каждого крестьянского двора вытным окладом в конце этого столетия. Исследовательница убедительно показала разнообразие вытного письма в разных вотчинах (светских, духовных), функционирование как унифицированных, так и разновеликих вытей. Значение выти Колычева усматривает в том, что она стала гарантом уровня сеньориальной ренты. С введением официальной 10-четвертной выти в конце ХVI в. ставилась своеобразная преграда росту сеньориальной ренты в случае увеличения пахотной земли в этой единице обложения .
Говоря о соотношении выти и крестьянского надела, Колычева подчеркивает их неадекватность. Выяснила исследовательница и структуру крестьянского землепользования - помимо тягло-надельных земель, в деревне существовал фонд общих земель, обрабатываемых “по мере сопча” и вненадельных   (наемных)   полевых площадей. Е.И.Колычева попыталась установить сравнительные размеры наделов барщинных и оброчных крестьян. По ее данным, у барщинных они были обычно больше, чем у оброчных. Массивы же общих полей вероятнее всего обнаружить в тех деревнях, где наделы крестьян были особенно невелики.
Одним из глубоких   современных знатоков вытно-надельной проблематики в монастырской деревне ХVI-ХVП вв. является З.В.Дмитриева, досконально изучившая обширный комплекс вотчинной документации крупнейшего монастыря Русского Севера -Кирилло-Белозерского. По этому монастырю сохранился наиболее ранний комплекс вытных книг, относящийся к 1559 г. и охватывающий несколько уездов страны. На основе его З.В.Дмитриева установила организацию вытного обложения в кирилловских вотчинах, ранний этап функционирования земельно-тяглых переделов. Отмечая важность воссоздания ранних этапов формирования вытной системы. З.В.Дмитриева рассматривает комплекс кирилловских вытных книг  как свидетельство того. что здесь вытная система уже сложилась. Особенность ее состояла в неунифицированности вытей (от 3 до 10 четв. в 1 поле) и в том, что в вытном письме находилась лишь часть обрабатываемых крестьянами земель 86.
А.Л.Шапиро пиал о том, что вытью могли называть то окладную единицу при обложении самыми разнообразными владельческими повинностями, то непосредственно земельный участок, с которого крестьяне тянули вытное тягло. Унифицированным вытным участком в книгах сошного письма ХVП в. был учток в 12-14-16 четв. в 1 поле. Исследователь также отмечал пестроту размеров выти в монастырских вотчинах, а также особенность вытной системы обложения, не распространявшейся на бобылей и непашенных крестьян87.
Комплексное исследование крестьянского землевладения и тяглообложения в монастырской деревне центра России в ХVII в. провела Н.А.Горская. До появления ее капитальной   монографии   монастырские   архивы   было   принято   использовать преимущественно для изучения вотчинного хозяйства самих монастырей. Горская же сосредоточила внимание на положении в монастырских вотчинах  непосредственных производителей, процессе их эксплуатации духовными корпорациями. Поэтому особенно тщательному обследованию были подвергнуты различные документы, происходящие от самого крестьянства.
Исследовательница установила зависимость величины крестьянского тягла и тяглого земельного надела монастырского крестьянина прежде всего от трудовых ресурсов двора. Н.А.Горская первой в отечественной историографии   при   обработке монастырской хозяйственной документации  ХVII в  успешно  применила количественные методы (вычисление парных коэффициентов корреляции и детерминации) при изучении: 1) тесноты зависимости вытного тягла от рабочих ресурсов двора; 2) соотношения надельных и оброчных земель с целью установления характера крестьянской аренды. В условиях фиксированной ренты тяглый земельный надел монастырских крестьян представлял собой тот минимум, который обеспечивал простое воспроизводство крестьянского хозяйства и ренту монастырю.
Вопрос об имущественной и хозяйственной дифференциации среди крестьян связывается Н.А.Горской с соотношением доль выти на крестьянский двор и большом размахом колебаний вытного расклада по крестьянским дворам. Н.А.Горская отмечает, что исследователи пока мало вычленяли характерное именно для феодализма количественное соотношение имущественных групп в общине. Исследовательница считает неправомерным при определении характера того или иного разграничения отсчитывать от равенства. Первый шаг к изживанию такого положения сделан в коллективном труде, выполненном по единой методике - “Аграрной истории Северо-Запада России конца ХV - ХVI в.”.
Большое место в фундаментальном исследовании Н.А.Горской занимает проблема крестьянских переделов. Принцип уравнительности применительно к переделам в монастырской деревне ХVII в. ею понимается как приведение в соответствие трудовых ресурсов двора и его тягла (и как следствие земельного надела). На протяжении ХVII в. в монастырской деревне возрастало значение принципа уравнительности 88.
Никем до появления книги Н.А.Горской столь детально не исследовалось крестьянское оброчное ( = вненадельное,   =наемное, =арендное) землевладение и землепользование.  Н.А.Горская  убедительно  показала  широкое  распространение крестьянской   аренды  в  монастырской  деревне,   отсутствие   тенденции  к предпринимательскому съему земли у монастырских крестьян в ХVII в. и то, что надел в этом столетии уже не являлся единственным источником существования для большинства крестьянских земледельческих хозяйств. Реальная картина крестьянского землевладения представляло собой комбинацию надельных и вненадельных земель. Поскольку крестьянская аренда была широко распространена не только в монастырской, но и помещичьей, дворцовой деревне, а получены вненадельные земли могли быть крестьянином из рук любого земельного собственника, это объективное экономическое обстоятельство не могло не быть учтено господствующим классом в его внутренней политике и неизбежно должно было подстегивать его стремление окончательно прикрепить крестьян к определенному собственнику89.
Н.А.Горской было установлено значительное имущественное расслоение среди крестьян промысловых монастырских сел во второй половине ХVII в. В существенной степени этой дифференциации способствовал практикуемый монастырскими властями и разрешенный миром порядок закрепления дворовых участков за отдельными членами общины на длительный срок с большой свободой распоряжения землей и тем, что на ней находилось (продажа, заклад), но лишь в границах земельной собственности данного феодала 90.
По переписной книге патриаршего Иверского монастыря 1668 г. З.А.Тимошенкова выяснила, что вытное тягло и обеспеченность рабочей силой в его Старорусских вотчинах в среднем были более высокими у прожиточных крестьян и ниже у средних и скудных. Под “прожиточностью” изучаемый З.А.Тимошенковой источник понимает оценку имущества, “живота” (“рублев сот на пять живота”). По мере снижения прожиточности уменьшается как доля выти на двор и число работников, так и обеспеченность скотом. При определении тяглоспособсности крестьянского двора монастырские власти учитывали количество работников и прожиточность, но эти показатели на долю выти значительно разнились по погостам Старорусского уезда. Сами же окладные единицы - выти - были разновеликими.
На материалах Александро-Свирского монастыря конца ХVI - ХVII в. А.М.Шабанова установила уменьшение тяглых наделов на двор - от 1, 2 дес. в 1 поле в 1582 г. до 6,5 четвериков в 1617 г. и 1,3 четвк. в 1681 г. В этих условиях возрастало значение вненадельных земель, которые крестьяне снимали у государства, у других феодалов Присвирья. По размерам своим оброчные держания были или равны, или больше тяглого надела. В 1612 г., по данным Шабановой, на 5,7 четвк. тяглого надела приходилось 7,1 чтвк. оброчной земли, а в 1681 г. эти категории земель относились как 1: 1,6. Оброчная плата за вненадельные земли вносилась крестьянами Александро-Свирского монастыря в сноповом исчислении (пятым-шестым снопом). Если в начале ХVII в. развитие   практики вненадельных земель было одним из факторов восстановления хозяйства в Присвирском крае, то во второй половине ХVII в. А.М.Шабанова его рассматривает как свидетельство экономического подъема в стране .
По вотчинной документации монастырей Поморья ХVII в. В.И.Иванов отмечает, что в условиях измельчания крестьянских наделов большую роль в землеобеспечении крестьян играли оброчные земли. Размеры фонда оброчных земель во владениях некоторых монастырей Поморья превышали площадь тяглого землевладения. Сами же монастыри получали с единицы площади дохода больше, чем с собственно тяглых крестьянских наделов. Кроме того, фонд оброчных земель использовался “для компенсации крестьянской собственности и поселения безземельных”. Исследователь пишет о свободном распоряжении монастырскими крестьянами землей (купчие сделки, родовое наследование и родовой выкуп), о невмешательстве монастырей в их земельные права. Внутривотчинные поземельные отношения являлись продуктом взаимодействия крестьянских и монастырских правовых норм 93.
Монография Е.Н.Баклановой была построена на материалах церковно-монастырских вотчин Вологодского уезда конца ХVII - первой четверти ХУШ в. (Вологодского архиерейского дома и Спасо-Прилуцкого монастыря). В центре внимания автора - семья и хозяйство отдельного крестьянского двора как низовой единицы феодальной вотчины, труд которой являлся основой для развития производительных сил владения. Автор устанавливает рабочие возможности крестьянского двора в монастырской деревне - обычно это были 1-3, реже 4 полных работника, размеры их крестьянских наделов (преобладали участки в 1,5 - 3,2 четв. в 1 поле), обеспеченность дворов скотом, имущественную неоднородность крестьян. В новейшей монографии о взаимоотношениях государства и черносошного крестьянства Поморья в ХVII в. Е.Н.Швейковская   выделяет тягло-фискальный компонент как ведущий, системообразующий в этих связях. Государство использовало мирской выборный аппарат в качестве низшего управленческого звена, а также частично содержало местную администрацию за счет общины. Исследовательница на обширном по объему актовом материале ХVI-ХVII вв. установила большое разнообразие поземельно-распорядительных сделок черносошных крестьян. У них движение земли шло как по горизонтали (внутри водной сословной группы), так и по вертикали общественной структуры. В отличие от черносошных, у частновладельческих крестьян поземельные сделки были резко лимитированы принадлежностью к конкретной феодальной вотчине94.
В трудах советских историков 70-х гг. значительно продвинулось изучение проблемы феодальной ренты. На смену долгое время бытовавшему тезису о неуклонном возрастании феодального угнетения, эксплуатации крестьян пришли более взвешенные и основанные на конкретных разработках суждения и выводы. Медиевист Ю.Л.Бессмертный справедливо критиковал в 1971 г. книгу политэконома Ф.Я.Полянского “Товарное производство при феодализме” за переоценку произвола в феодальной эксплуатации и недооценку роли обычая в ограничении ее пределов. Медиевист К.В.Хвостовав 1980 г. также подчеркивала господство обычая в сфере рентных отношений в традиционном аграрном обществе. В этих условиях новые формы ренты в течение длительного времени не имели четкой правовой формы. Обычно-правовые аспекты феодальной ренты в дальнейшем будут полнее учитываться и в работах по истории русского крестьянства, например, Е.И.Колычевой.
Характер поместно-вотчинных материалов ХVI-ХVII вв. таков, что повинности по-прежнему остаются единственным источником наших знаний об изменениях в положении крестьянского хозяйства от периода к периоду96. Комплексное монографическое исследование феодальной ренты в России ХVII - начала ХУШ в. было осуществлено в фундаментальных монографиях    А.Н.Сахарова, Ю.А.Тихонова,    Н.А.Горской, П.В.Советова, Е.И.Колычевой. Значительное место теоретические и конкретные проблемы ренты заняли и в коллективных трудах по крестьяноведению - трехтомной “Истории крестьянства в Европе. Эпоха феодализма” (1985-1986 гг., посвящены памяти академиков С.Д.Сказкина и Л.В.Черепнина) и “Истории крестьянства России” (1990-1993 гг. Т.2-3).
Книга Ю.А.Тихонова основана на широком привлечении отказных и отдельных книг поместных имений и посвящена всестороннему освещению феодальных повинностей помещичьих крестьян в России. Можно согласиться с автором, что специальных исследований этой важной и сложной проблемы проведено еще очень мало и она по-прежнему остается научно-актуальной. К числу недостаточно разработанных вопросов автор относил установление соотношения размеров помещичьих повинностей и государственных налогов 9?. Ю.А.Тихонов считает, что по одному только росту барщины и оброка без установления его тяжести для отдельного крестьянского двора едва ли возможно представить, насколько в действительности возросла эксплуатация. Может, рост ее был вызван дальнейшим возрастанием численности крестьянского населения на монастырских землях. Автор отмечает большую сложность определения внутренней структуры ренты частновладельческих крестьян, обязанных денежными и натуральными податями и трудовыми повинностями своему землевладельцу и феодальному государству по сравнению с черносошными (государственными) крестьянами, где уплата казенных налогов и отбывание казенных служб покрывали собой рентные отношения.
Анализируя научную литературу по проблемам ренты, вышедшую к началу 80-х гг., А.А.Преображенский писал, что в ней проявился более дифференцированный подход к разным сторонам проблемы, включая порайонный аспект исследования, уточнены не всегда обоснованные “средние” показатели величины ренты, учтены изменяющиеся во времени трудовые и хозяйственные возможности крестьянского двора и т.д.
В первой половине ХVII в. барщинные повинности монастырских крестьян, как установила Н.А.Горская, обгоняли барщину в частновладельческих имениях по показателям монастырской запашки на двор и на душу монастырского крестьянина, но в дальнейшем по темпам роста полевой барщины церковные владения отстают от помещичьих. В монастырских имениях барщина, рассчитанная на   производство зерна для рынка, распространения не получила. По мнению Горской, в период окончательного оформления крепостного права в конце ХVI - первой половине ХVП в. экономические интересы церкви сыграли в этом деле ведущую роль. Размещение монастырской запашки и ее расширение в конце ХVП в. в непосредственной близости от самих монастырей было связано с потребностью снабжать продукцией сами корпорации и их городские подворья.
Общим явлением и для помещичьих, и для монастырских крестьян к началу ХVIII в. было распространение и повышение оброчных платежей, прежде всего денежной ренты. Н.А.Горская на большом фактическом материале сопоставила размеры оброка за тяглые и вненадельные десятины земли. Ею был убедительно обоснован взгляд на арендную плату за оброчные земли как на форму феодальной денежной ренты, весьма выгодной земельным собственникам, поскольку нередко с оброчной земли они имели денежных поступлений больше, чем с тяглой.
В истории феодальной ренты монастырских крестьян центральных уездов России в ХVП в. Н.А.Горская выделила три имевших принципиальное значение рубежа - конец 30-х гг., 60-е гг. и конец 80-х гг. С конца 80-х гг. ХVП в. можно говорить о коренном нарушении принципа фиксированности ренты. Теперь она приобретает тенденцию к постоянному росту. Весьма важен вывод Н.А.Горской о том, что с 30-х до 70-х гг. ХVП в. основной рост денежных платежей монастырских крестьян происходил за счет государственной денежной ренты, возросшей за указанный период не менее, чем в 2 раза. Платежи среднего двора монастырского крестьянина достигали 4,5 - 4,9 руб. Наблюдения Ю.А.Тихонова и Н.А.Горской об опережающих темпах роста эксплуатации со стороны феодального государства над темпами роста владельческой эксплуатации (со стороны помещиков и монастырей) полностью совпали. Логическим их продолжением стали выводы И.А.Булыгина, изучившего государственную и владельческую эксплуатацию монастырских крестьян России в первой четверти ХУШ в. По его подсчетам, государственное обложение их было в 7-8 раз тяжелее, чем феодальная рента, что, несомненно, препятствовало росту последней100.
К выводу о сдерживающей роли государственной ренты, тормозившей рост владельческой, в первой половине ХVII в. пришли Ю.А.Тихонов и В.Д.Назаров в совместной статье, посвященной крестьянском и бобыльскому двору, а также И.Л.Андреев в диссертации о развитии крепостного права во второй четверти ХVII в. Резкое усиление государственного тягла Тихонов и Назаров отмечают в годы Смоленской войны, а отчасти и в конце 30-х гг. Это усиление препятствовало значительному завинчиванию частновладельческого пресса101. И.Л.Андреев считает, что использование феодалами в полной  мере  открывшихся  возможностей  барщинного  хозяйства  тормозилось функционированием режима урочных лет. Новые же правовые нормы с конца 1640-х г. способствовали резкому увеличению ренты во второй половине ХVII в. 102
В.И.Иванов в диссертации о монастырских крестьянах Поморья в ХVII в. выделил три уровня в обложении крестьян - государственный, вотчинный и общинный. Автор установил подворные нормативы некоторых налогов (например, по 25-30 коп. ямских денег), их динамику (трехкратное увеличение в годы Соловецкого восстания 1668-1676 гг.), удельный вес отдельных налоговых взиманий в составе государственных платежей (60 % уходило на выплату стрелецкой подати крестьянами Крестного Онежского монастыря).
В.И.Иванов отмечает колебания в соотношении владельческой и государственной ренты по изученным им материалам второй половины ХVII в. В Крестном монастыре в 1659 г. владельческие выплаты (по 3,5 руб. со двора) в 8 раз преобладали над государственными. В 60-е гг. государственные в 2 раза превзошли владельческие. В 80-е гг. разрыв между ними сократился. Они относились как 1: 0,75. В 90-е гг. ХVII в. государственные налоги в 1,3 раза преобладали над владельческими 103.
Важным моментом в изучении феодальной ренты А.Н.Сахаровым было наблюдение над эволюцией барщинных и оброчных крестьян в патриарших вотчинах ХVII в. Автор считает, что переход крестьянских повинностей от барщинных к оброчным был проявлением ослабления крепостнических оков русского крестьянства к концу ХVII в. Значительный интерес представляет трактовка А.Н.Сахаровым бобыльства как одной из первых групп крестьян, перешедших на денежный оброк, как одна из линий оброчной эволюции русского крестьянства. Эта категория был весьма неоднородной, включая в себя не только обедневшие, экономически ослабленные слои деревни, но и непашенное, ремесленное и мастеровое ее население.   Бобыльство, считает А.Н.Сахаров, отразило   явление отходничества, наемного труда, формирование всероссийского рынка 104.
С этим согласен и Ю.А.Тихонов: если за ростом барщины неизбежно следовало усиление надзора над крестьянами и их хозяйственной деятельностью со стороны феодальной администрации, то оброчные порядки фактически ослабляли узы крепостной зависимости. С развитием товарно-денежных отношений   Тихонов связывал первые признаки разделения именно в ХVП в. на оброчные и барщинные районы, что прослеживается по имениям знатных людей, владевших землями в десятках уездов.
А.А.Преображенский также замечает, что не надо представлять себе русское крестьянство после Соборного Уложения единой закрепощенной массой. Положение крестьян было различным в зависимости от форм ренты. Барщинные селения были не совсем похожи на оброчные, особенно денежно-оброчные 105.
Эволюция феодальной ренты в России в ХVП-ХVШ вв. рассматривалась рядом ученых в связи с процессом генезиса капиталистических отношений. 60-70-е гг. XX в. стали временем оживленных дискуссий по этой сложной проблеме. Одна группа исследователей считала возможным говорить  о  феодально-крепостнической  (дворянской)     и раннебуржуазной (крестьянско-посадской) линиях развития страны (прежде всего Н.Е.Носов). Другие авторы (Ю.А.Тихонов, В.Д.Назаров) считали более правомерным выделять крепостническую и некрепостническую тенденции развития в рамках феодализма на начинающейся его поздней стадии. Применительно к аграрному строю Тихонов предложил именовать эти тенденции как поместно-барщинную и сеньориально-оброчную, поскольку с формами ренты (и в какой-то степени с формами землевладения) был связан процесс закрепощения, его ход и темпы106. В.Д.Назаров писал, что зарождение и взаимосвязь двух этих тенденций в аграрном строе страны в ХVI-ХVП вв. базировалась на достаточно широком подъеме товарно-денежных отношений и простого товарного производства, а суть заключалась в борьбе и конечном возобладании одного из двух путей приспособления феодальной аграрной системы к складывающемуся рынку (через хозяйство феодала или через крестьянское хозяйство) 107.
В советской историографии 60-70-х гг. также оживленно обсуждалась проблема закрепощения крестьян - ход его правового оформления и сравнительная значимость разных социально-экономические причин. Б.Д.Греков считал, что с конца ХV - начала ХV1 в. под влиянием растущих рыночных отношений начинается процесс становления барщинного хозяйства. Распространение его ученый связывал с ростом внутреннего рынка. Само же расширение барщинной эксплуатации вело к юридическому оформлению крепостнических отношений в масштабе всей страны 108. Наиболее последовательным сторонником идеи о ведущей роли барщины в закрепощении крестьян в научной литературе 70-х гг. был В.И.Корецкий. Он полагал, что заведение барщинного хозяйства, ставшего ведущей формой эксплуатации крестьянства во второй половине ХVI в., явилось важнейшим экономическим фактором окончательного оформления крепостного права 109.
Л.В.Данилова одной из первых подвергла сомнению тезис о решающем значении барщины в установлении крепостного права. Она предложила разделить вопрос о барщине как одной из форм ренты и о “барщинной системе”, направленно дающей товарную продукцию. Явление это важно рассматривать в перспективе - в ХVIII - первой половине XIX в. именно территория Центра и Северо-Запада, по материалам которых строились утверждения о барщине в ХVI-ХVП вв., войдет не в барщинную, а в оброчную зону 110. Г.В.Абрамович подробно исследовавший барщину в новгородских поместьях во второй половине ХVI в., пришел к выводу о том, что барское хозяйство с барщинным трудом крестьян на Севере-Западе не играло ведущей роли. Это вполне соответствовало природным условиям и потребительскому в основном характеру земледелия на этой территории. В 1590-е гг. кабальными людьми обрабатывалось 79,2 % господской пашни, а крестьянами -лишь 14,4 %111.
В аналитических обзорах советской историографии 70-х гг. отмечалось, что во второй половине ХVI в. в России начинается двухвековой процесс вызревания барщинной системы. Выразилось оно в широком территоиальном распространении  барщины. Масштаб ее развития в конце ХVI в. (размеры барщинных повинностей крестьян)  в науке преувеличивался, но совсем игнорировать значение барщины в процессе установления крепостного права нельзя 112.
Ю.А.Тихонов выступил против статичного понимания проблемы барщины как хозяйственного фактора закрепощения (либо признание его, либо отрицание как важной составной части системы угнетения крестьян). Проблема должна рассматриваться в динамике, как процесс, с учетом комплекса факторов - географического, демографического, колонизационного, не забывая и об историческом наследии России, доставшемся от ХШ-ХУ вв. Взаимосвязь барщины с остальными факторами закрепощения и являлась той объективной основой, которая позволила классу феодалов накинуть на зависимое население крепостнические путы. В целом же процесс складывания барщинной системы и оформления крепостного права затянулся до конца ХУШ в., испытав на себе воздействие развивающихся буржуазных связей 113.
О необходимости учета аграрного характера колонизации России,  историко-географического и других факторов при комплексном выяснении причин закрепощения писал и А.Л.Шапиро. Рассматривать в ХVI в. развитие внутреннего и особенно внешнего рынка как определяющий фактор, приведший через барщину к закрепощению, нельзя. По мнению исследователя, чрезвычайно высокую норму эксплуатации крестьянства в ХV1 в., внедрение самых жестких форм внеэкономического принуждения можно считать причиной крестьянского закрепощения в конце столетия. В исторической перспективе установление и распространение крепостнических отношений означало задержку в  темпах развития народного хозяйства и в переходе от феодализма к капитализмVI14. В Заключении к 1V-му тому АИСЗР А.Л.Шапиро с развитием крепостничества связывает замену облегченных форм землепользования тяглыми наделами. Если в ХVП в. выпукло выступает аренда земель, то в ХVШ в. более свободная - арендная - форма землепользования пошла на убыль по сравнению с ХVП в. Не отрицая значения правительственной политики, он считает необходимым уделить больше внимания и крепостническим мерам вотчинных властей. Закрепощение осуществлялось одновременно на разных уровнях: 1) высшем (государевы указы и боярские приговоры); 2) низшем (в поместье и вотчине). Вотчинные власти прикрепляли крестьян с помощью ссуды, а также своего аппарата, удерживавшего и сыскивавшего беглых  115. О происхождении крепостного права из вотчинного режима писали исследователи еще во второй половине XIX - первой четверти XX в. (В.И.Сергеевич, М.А.Дьяконов, П.И.Беляев, С.Б.Веселовский, А.Е.Пресняков).
Л.В.Милов также считает, что внедрение системы поместного землевладения в конце ХV- ХVI в. не привело к сколько-нибудь заметному росту помещичьей барщины, не говоря уже об ее товарном характере . Автор не согласился с А.Л.Шапиро, выводящем крепостничество из повышения нормы эксплуатации в ХVI в. Происхождением своим оно было связано не с конъюнктурными причинами второй половины ХVI в., а с глубинными, постоянно действующими факторами жизнедеятельности российского социума -необходимостью существования общины как компенсационного механизма выживания в неблагоприятных природно-климатических и географических условиях и невозможностью для класса феодалов сломить общинные порядки землеустройства и землепользования, внедрить полевую барщину и принудить крестьян к ее обработке без обращения к самым жестким государственным мерам воздействия на крестьянство. С вопросами феодальной ренты тесно связана проблема монастырского податного иммунитета, так называемых “тарханов”. Для Х1V-ХV1 вв. она была обстоятельно изучена Л.В.Черепниным, Н.Е.Носовым, и особенно С.М.Каштановым. Его перу принадлежат многочисленные,   глубокие   и   разноплановые   (теоретические,   методические, источниковедческие, археографические, конкретно-исторические и др.) исследования по феодальному иммунитету. Общая направленность иммунитетной политики государства в отношении церкви заключалась в постепенном привлечении ее к выплате основных налогов (дани, ямских денег), выполнению   монастырскими крестьянами государственных повинностей (городового дела и посохи). В работах С.М.Каштанова развивается мысль о вариативно-корпоративном иммунитетном праве духовных феодалов в Русском государстве ХVI в., хотя правительство и пыталось его унифицировать. В большей степени это удалось по отношению к светским феодалам. В целом, по мнению С.М.Каштанова, “в ХVI в. не нашлось удовлетворительной общей платформы для выработки унифицированного податного права иммунистов. Это объясняется переходным характером эпохи, когда -        усилившееся самодержавие уже было способно на проведение общерусской политики, однако сохранение экономической раздробленности препятствовало созданию, а главное проведению в жизнь единообразных норм финансововго права”.116а
Содержание соборного приговора 20 июля 1584 г., отменившего “тарханы”, было рассмотрено в специальной статье В.Петрова. По его мнению, приговор был направлен главным образом на прекращение действия жалованных грамот на те земли, особое положение которых в податном отношении не было закреплено писцовыми и платежными
книгами. Особый порядок податного обложения монастырских земель правительство совершенно не склонно было нарушать. Местными же властями приговор 1584 г. был понят в прямом смысле полного уравнения в податном отношении монастырских вотчин с другими землями 117. Касается В.Петров и проблемы “таможенных тарханов”. В 1590-е гг. монастыри получают ряд привилегий на ведение своей торговли, то есть их таможенный иммунитет несколько расширяется . Государство заботилось о монастырской торговле и старалось оградить ее от произвола местных властей. О более широком таможенном иммунитете монастырей в 1620-е гг. по сравнению с 1590-ми гг. писал Е. Д. Сташевский (конкретные его наблюдения приведены у нас в гл.7 об иммунитете).
В новейшей научной литературе признается, что тарханы   ряда монастырей фактически были нарушены уже в начале 1580-х гг. (Б.Н.Флоря, Е.И.Колычева, Д.П.Тебекин). В то же время почти одновременно с отменой тарханов началась выдача новых жалованных грамот (наблюдения А.П.Павлова, Д.П.Тебекина). По мнению последнего, во второй половине 1580-х гг. расширяется выдача иммунитетных грамот как раз Троице-Сергиеву монастырю. В условиях голода первых лет ХVП в. правительство Б.Годунова резко сокращает выдачу новых и подтверждение старых жалованных грамот, и лишь Сергиев монастырь получил наиболее крупные льготы. Об иммунитетной политике в России в период правления Лжедмитрия I есть обстоятельная статья В.Д.Назарова. Автор выявил 100 иммунитетных грамот и упоминаний о них - жалованных и указных - духовным корпорциям. Показательно, что Лжедмитрий считал действующим соборное постановление 1584 г. об отмене тарханов церковным организациям Суть его заключалась, по мнению правительства 1-го Самозванца, в том, что “тарханы все отставлены”. В.Д.Назаров приводит свидетельство Конрада Буссова о том, что Лжедмитрий повелел сделать ревизию монастырей, подсчитать их доходы, урезать корма (? - М.Ч.), а лишек взять в казну на содержание войска. О безвозвратных займах правительства Лжедмитрия у монастырей свидетельствует и А.Палицын. В.Д.Назаров сделал вывод о том, что правительство Лжедмитрия скупо и неохотно подтверждало права собственности духовных корпораций на их городские владения. Большинство монастырей подобной санкции не получило вообще.
Иммунитетная политика правительства Михаила Федоровича в начале 1620-х гг. была проанализирована в небольшой ранней работе С.Б.Веселовского. Автор писал о пересмотре монастырских жалованных тарханных грамот, начатом в 1619/20 г. специальной созданным Сыскным приказом. Была выработана унифицированная формула для значительного числа монастырей (40, как считает Веселовский, нам удалось насчитать не менее 60-ти), предписывавшая им обязательно платить ямские деньги, деньги за стрелецкий хлеб, выполнять городовое, острожное и засечное дело. В общеобязательности указанных выплат для всех грамотчиков Веселовский видел суть так называемого “нового уложения” о монастырских тарханах 1620-х 120 гг.  До Веселовского в общей форме об этом “уложении 1620-х гг. отзывался историк русских финансов В.А.Незабитовский 121. В других своих работах С.Б.Веселовский развивал мысль о противоположности “черного” и “белого” тягла и землевладения. Первое воплощалось в служилых и монастырских землях и крестьянах, второе - в податях и повинностях посадских людей, черносошных и дворцовых крестьян. “Белое тягло” заключалось в особом порядке уплаты государственных податей со служилых и монастырских земель, отдельно  от “черных сох”. Сложилось оно в результате длительного и неуклонного процесса обособления монастырских земель от служилых и черных 122.
Последовательных наблюдений о ходе развития и характере монастырского иммунитета после 1620-х гг. в научной литературе мы не встречали. Имеются две статьи, рассматривающие борьбу правительства за отмену “тарханов” в позднее время - 1670-е гг. -И.А.Булыгина и П.В.Седова 123. В новейшей статье П.В.Седова на основе неопубликованного материала, происходящего главным образом из архива патриаршего Иверского монастыря, обращается внимание на   реакцию монастырских властей, самого царя Алексея Михайловича, наиболее влиятельных думных людей, воевод и других чиновников на ограничение тарханов в 1670-е гг. В научной литературе ныне пишется о нескольких “отменах тарханов” в отношении монастырей - в 1551, 1584, 1620-е гг., 1670-е гг. Отмены эти, хотя и означали ограничение моастырского иммунитета, самим его институтом никак не могли покончить. Можно согласиться с мнением П.В.Седова о том, что привилегированное положение церкви в государстве, некоторые черты которого сохранялись даже и в ХVIII в., было характерно для традиционного общества123а.

1.3.Изучение Троице-Сергиева монастыря как крупной феодальной вотчины.

Специального комплексного и системного исследования о землевладении и хозяйстве крупнейшего русского монастыря, землеустройстве его огромной вотчины, получаемой им феодальной ренте со своего многочисленного зависимого населения, его иммунитете в конце ХV1 - ХVП в. в научной литературе нет. В классических работах профессоров Московской Духовной академии А.В.Горского и Е.Е.Голубинского основное внимание было сосредоточено на церковно-политической истории Лавры XI V-ХVШ вв., ее религиозно-нравственном значении в истории русского общества и государства. Единственным в XIX в.  историком  троицкого  землевладения,     лаврским  библиотекарем  Арсением (А.Лобовиковым) исследовался лишь наиболее ранний и во многих отношениях спорный этап складывания земельных богатств Троицы. В научно-популярной книжке известной писательницы и литературоведа начала XX в. гр. Н.Д.Шаховской были приведены лишь отдельные интересные факты хозяйственной истории ХV-ХVП вв. Ученая дама развивала взгляд на монастырь как на вотчину-сеньорию - соединение крупного землевладения с большим объемом судебно-политических, податных прав над крестьянством 124. Была еще написана одна работа - сочинение студента IV курса МДА, надворного советника Павла Новгородского “Хозяйство Троицкого Сергиева монастыря до секуляризации и после нее”. Это кандидатское сочинение датировано 9 апреля 1912 г. и имеет даже оценку: “ 4 1/2 балла. Профессор Богословский”125. В нем автор, пожалуй, одним их первых указал на существование троицких хозяйственных книг - вытной 1623 г.( называемой им “писцовой”) и Описи 1641 г. Работа носила описательный, обзорный и поверхностный характер.
Конечно, Троицкий монастырь не мог быть совсем обойден вниманием авторов прежде всего обобщающих работ по социально-экономической истории России ХVI-ХVП вв.  Его     поземельные акты ХV-ХVI  вв.  использовались в исследованиях С.В.Рождественского, Н.А.Рожкова и С.Б.Веселовского, о которых шла речь выше. По концу ХVI - первой трети ХVП в. обширный комплекс писцовых и дозорных книг послужил источниковой базой для многих построений Ю.В.Готье и Е.Д,Сташевского и, в меньшей степени, М.А.Дьяконова. Исследователей интересовали общие объемы пашни и перелога у Троицкого монастыря, соотношение в его вотчине крестьянского и бобыльского населения. Цифровые выкладки Готье и Сташевского будут приведены и обсуждены нами в конкретных разделах диссертации, где речь пойдет об общих показателях землевладения, сельского расселения и населения в огромной вотчине в конце ХVI - первой трети ХVП в.
Из числа не названных выше историков укажем на С.М.Середонина, который еще до Рождественского опубликовал свои наблюдения над распространенной практикой пожизненных держаний троицкими вкладчиками и вообще светскими лицами монастырских земель. Одним из первых С.М.Середонин также оценил значение троицких уставных грамот и писцовых книг конца ХV1 в как источников для изучения крестьянских повинностей126. Отдельные наблюдения о вотчинном хозяйстве Сергиева монастыря и крестьянских повинностях были сделаны и другими учеными - И.Д.Беляевым, Н.А.Рожковым, И.Н.Миклашевским, Н.Д.Чечулиным. Наблюдения эти строились на основе писцовых книг 1590-х гг., однако недостаточная источниковедческая разработанность их комплекса в то время, его невыявленность в полном объеме не позволяла исследовать названные вопросы более системно. Сосредоточение внимания исследователей на хозяйственных материалах крупнейшего монастыря и их специальное изучение было еще делом далекого будущего.
Обзор мнений историков (в дореволюционный и советский периоды) по поводу грандиозной переписи троицких вотчин в 1592-1594 гг. и ее причинах, направленности, результатах приводился в нашей книге и вряд ли имеет смысл все это здесь заново повторять127. Подчеркнем только, что сама по себе организация и единовременное проведение столь всеохватного описания земель самого богатого монастыря страны в 33 уездах можно рассматривать как важный факт земельно-финансовой политики Русского правительства в конце ХVI в., как показатель ее активного характера в урегулировании церковно-государственных и межфеодальных поземельных отношений, ее роли в  письменной фиксации монастырских крестьян на уровне дворохозяев - глав семейств, обычно-правовых норм сеньориальной эксплуатации. Значение же созданного в ходе переписи обширного и разнообразного по содержанию комплекса писцовых книг, зафиксировавших примерно 13 тыс. крестьянских и бобыльских дворов,   при изучении многих спорных вопросов социально-экономической истории России конца ХVI в. просто трудно переоценить.
Нельзя сказать, что необходимость создания    специальных исследований по хозяйственной истории Троицкого монастыря не осознавалась учеными. Когда в 1919 г. работавшая в Сергиевом Посаде комиссия по изучению и охране культурного наследия Лавры (в ее составе был и отец Павел Флоренский) выпустила свой сборник, то автор одной из статей в нем, П.Каптерев, писал: “Экономически в ХVП и в первой половине ХVШ в. Троицкий монастырь являлся одной из крупнейших величин на всей территории России. Он был самым крупным русским вотчинником. Эта сторона почти не освящена исторической наукой” . Выработанная П.Флоренским и Ю.А.Олсуфьевым программа по научному изданию ряда огромных по объему источников ХVП в. -Троицкой вкладной книги 1673 г. и Описи 1641 г. в случае своего осуществления, несомненно, способствовала бы началу такого изучения. Однако программа эта в задуманном авторами объеме не состоялась, реализация ее оборвалась где-то в начале 20-х гг., не говоря уже о дальнейшей плачевной судьбе Олсуфьева и трагической судьбе Флоренского. Лишь в 1987 г., благодаря усилиям научных сотрудников Загорского музея-заповедника вкладная книга была издана по двум спискам -1639 и 1673 гг. малым тиражом и офсетной печатью. Опись же 1641 г. до сих пор так и не опубликована.
В конце 20-х годов оставался единственный исследователь - переславский краевед М.И.Смирнов (до 1917 г. - воспитанник Вифанской духовной семинарии при Лавре), который занимался разработкой источниковой базы по истории многочисленных троицких вотчин в Переславском уезде в ХV-ХVП вв. В трудах Переславского краеведческого музея он публиковал обзорные перечни земельных владений всех монастырей края, в том числе и Сергиева 12 . Личное знакомство со С.Б.Веселовским (и, возможно, дружеская поддержка последнего) в 1910-1920-е гг. вдохновляли  Смирнова на его разработки, помогали ориентироваться в старых и новых публикациях источников, проводить и архивные разыскания. Занятия М.И.Смирнова были насильственно прерваны в годы разгрома нашего краеведения, а написанная им в 1939 г. монография “Радонежские легенды и были”, в которой, в числе прочих, затрагивались и вопросы истории землевладения Сергиева монастыря, так и не были опубликована и практически не могла повлиять на историографический процесс 130.
Лишь одна проблема, связанная с социально-экономической историей Троицкого монастыря в конце ХV1 - ХVП в., оказалась востребованной в научной литературе конца 20-х-30-е гг. - это бегство его крестьян. Примечательно, что самой первой научной публикацией молодого Л.В.Черепнина стала вышедшая в 1928 г. статья на тему о бегстве крестьян Троице-Сергиева монастыря в начале ХVП в. Объяснялось это тем,   что начинающий историк вместе со С.Б.Веселовским и А.И. Яковлевым в 20-е гг. занимался разбором Лаврского архива, результатом которого стало издание троицких свозных книг беглых 1614 г., вошедшее как 2-я часть в “Памятники социально-экономической истории Московского государства Х1V-ХVП вв.” в 1929 г. Статья Л.В.Черепнина была построена в плане резкого противопосталения монастыря и служилых людей в их борьбе за землю и крестьян. В деле переманивания к себе крестьян противостоят друг другу крупная вотчина и мелкое дворянское поместье. Л.В.Черепнин подробно исследовал сами свозные книги 1614 г., отметив первоисточники, на основе которых они были созданы. — это “имянные росписи троицких властей на своих беглых крестьян, а также поручные записи, повальные обыски, поземельные крепости, “ослушные тетради”. Последние предоставлялись вотчинниками и помещиками, привлеченными к ответственности за переманивание беглых. Обращая внимание на состав лиц, к которым уходили (убегали) троицкие крестьяне, Л.В.Черепнин сравнил свозные книги с докладной выпиской 1613 г. о вотчинах и поместьях и с различными десятнями 131.
Тот же комплекс свозных книг послужил основой для написания и А.Г.Маньковым его также ранней статьи. Автор установил, что наиболее сильное движение крестьян Троицких вотчин даже в уездах, удаленных от районов восстания И.Болотникова, приходится на его годы - 1605-1607 гг. Именно тогда сбежало 64 % всех беглых, учтенных в свозных книгах . А.Г.Маньков, выяснил, с каких наделов в основном совершался побег крестьян - в 27,5 % случаев - с полчети выти, в 27 % случаях - с чети выти. Полнее, чем Черепнин, А.Г.Маньков сравнил показатели населения в троицких писцовых книгах 1590-х гг. со статистикой бегства по свозным книгам, приведя по уездам и по годам сведения о том.
Какой процент беглые 1605-1614 гг. составляли от исходного числа монастырских крестьян на 1592-1594 гг. Наиболее высокие проценты вновь оказались для 1605-1607 гг., особенно по Юрьевскому и Муромскому уездам.
Анализируя географию крестьянских побегов, А.Г.Маньков выяснил, что 57 % бежавших троицких крестьян нашли пристанище в тех же самых уездах, где они и жили, а немногим более 305 рассосались в соседних уездах от уезда их исхода. По наблюдениям А.Г.Манькова, 52 % беглых троицких крестьян ушли на земли детей боярских, которые особенно энергично перехватывали и заманивали беглецов, будучи заинтересованными в их рабочей силе. Представляет интерес и бегство  сельских жителей Троицкой вотчины в города - только 4% подобных случаев отмечает автор. Объясняет исследователь столь низкий показатель трудностями для большинства крестьян при попадании в города переменить характер своей хозяйственной деятельности, а также тем,   что в посад принимали только правомощных тяглецов132. А.А.Новосельский сопоставлял свозные книги Троицкого монастыря 1614 г. с близкими к им по типу отдаточными книгами 1650-1660-х гг. Исследователь установил по ним основное направление потока беглых крестьян Троицкого монастыря - из центральных и западных уездов в Казань, Арзамас, Курмыш, Алатырь132.
Новый разворот темы крестьянского бегства видим в содержательной диссертации И.Л.Андреева, который привел и проанализировал много примеров исков служилых людей к Троицкому монастырю по поводу своих беглых крестьян во второй четверти ХVП в. Расширению источниковой базы для продолжения исследования борьбы самого Сергиева монастыря    с бегством собственных крестьян способствовала   и    публикация С.М.Каштановым (тоже первая в его научной биографии) отдаточной книги Троице-Сергиева монастыря 1649/50 гг. по Костромскому и Галицкому уездам 133.
Из   процесса интенсивной разработки советскими учеными в 50-70-е гг. хозяйственной истории крупных монастырей Троице-Сергиев оказался “выпавшим” по двум причинам. Во-первых, его хозяйственный архив считался полностью утраченным (мнение С.Б.Веселовского, А.А.Зимина, И.А.Голубцова),   а ведь именно наличие комплексов вотчинной документации по Спасо-Прилуцкому, Кирилло-Белозерскому, Иосифо-Волоколамскому и многим другим духовным корпорациям сделало возможным углубленное исследование их землеустройства, крестьянских повинностей, организации обложения и т.д. Во-вторых, сохранившийся актовый, крепостной архив Троицы за ХV-ХVШ вв. был (и есть) столь устрашающе велик (3,5 тыс. грамот и 100 копийных книг), что первоочередной казалась задача разработки прежде всего именно его. Этим и занимались целые поколения отечественных историков, источниковедов, археографов. Особенно значительный вклад в эту разработку и археографическую подготовку актовых материалов Троицы внесли С.Б.Веселовский, Л.В.Черепнин,  С.М.Каштанов, Л.И.Ивина и  авторская группа продолжающегося издания “Акты Русского государства”. Данные вопросы подробнее затрагиваются нами в следующей  главе, посвященной анализу источниковой базы.
За последнее десятилетие увидели свет несколько статей, посвященных отдельным сторонам социально-экономической истории Троице-Сергиева монастыря в конце ХV1 -ХVП в. Л.А.Кириченко по актовому материалу 1584-1641 гг. дала краткий обзор расширения монастырских земель в Московском, Дмитровском, Переславском   уездах. Именно им принадлежит первенство  по количеству новых земельных приобретений монастыря. сделанных, вопреки запретительным приговорам 1580-1584 гг. Исследовательница также тщательно проанализировала рост промысловых владений (в основном соляных и рыбных) монастыря в Соли Галицкой, Соли Балахонской, Соли Камской, на Двине и в волости Варзуге в 1584-1641 гг. по актам из копийных книг № 530 и 532. Л.А.Кириченко выяснила персональный состав контрагентов монастыря по вкладам и покупкам промысловых объектов, приведя общую сумму истраченных корпорацией на них денег - 2877,5 руб. 134
С.В.Николаева по Описям 1641 и 1701 гг., а также вкладной книге 1673 г. выявила численный и персональный состав монашеской братии Троицкого монастыря в ХVП в., социальное и географическое происхождение постриженников, занимаемые верхушкой монашества административно-хозяйственные должности. Тем самым намечается весьма, на наш взгляд, перспективное микродемографическое исследование крупнейшего русского монастыря и его дочерних филиалов, а в дальнейшем их изучение в антропологическом измерении и с точки зрения “повседневности”, интерес к которой так силен в современной отечественной и зарубежной исторической науке. Привлечение позднейшей Описи 1701 г. позволило С.В.Николаевой проследить изменения в численном и социальном составе троицких постриженников. По ее подсчетам, в первой половине ХVП в. их было несколько меньше трехсот (250-260 чел., по нашим предварительным прикидкам, все же больше), к концу ХVП в. по Описи 1701 г. - 337 чел. Интересную статью С.В.Николаева посвятила также изучению суммы и динамики денежных вкладов в Сергиев монастырь на протяжении ХVI-ХVП вв. 135 Учитывать приток вкладных денег в столь почитаемую во всей России обитель важно для представления об  ее экономических возможностях, разнообразии и размахе ее хозяйственно-экономической деятельности, весьма прочного и самостоятельного положения в системе церковно-государственных отношений.
Т.Б.Соловьева установила состав городских дворов корпорации, полученных в 1613-1649 гг. в 31 городе. Для нас особенно важны приводимые исследовательницей факты попадания городских дворов в составе крупных светских вотчин, примеры сделок монастыря на городские дворы с крестьянами (в том числе и своими собственными),      - заселения корпорацией городских дворов путем перевода в них “старинных” крестьян( и принятия посадских людей-закладчиков. Всего за изученный Т.Б.Соловьевой период Троицкий монастырь получил 80 дворов и дворовых мест - в способах их приобретения преобладали разного рода частные сделки, но и правительственные пожалования имели значение (в Вологде, Великом Устюге, Боровске, Алатыре, Арзамасе и др. городах). Судебным дела также были одним из путей роста городского дворовладения монастыря, дав еще 7 дворов 136.
Ряд исследований существует по наиболее ярким личностям из числа троицкого монашества первой половины ХVП в., они же - известные писатели, авторы ценнейших по содержанию историко-литературных памятников. Речь идет об Авраамии Палицыне и его “Сказании” (работы Я.Г.Солодкина и И.О.Тюменцева), о Дионисии Зобниновском (работы О.А.Белобровой),   Симоне Азарьине и его “Книге о чудесах преп. Сергия” (статьи Е.Н.Клитиной и Б.М.Клосса). Историко-литературные памятники, созданные в стенах Троице-Сергиева  монастыря  были  недавно  переизданы  на  высоком  научно-археографическом уровне Б.С.Клоссом 137.
В самые последние годы можно было наблюдать, как отдельные сюжеты по истории Троице-Сергиева монастыря начали возвращаться в краеведческое русло. Наиболее яркое тому свидетельство - недавно вышедшая книга Н.В.Большаковой о нескольких селениях Троицы по р.Клязьме на юге Покровского уезда Владимирской губернии. Их история прослеживается автором с конца ХV1 в. до секуляризации, подробно разбирается географическое расположение населенных пунктов и динамика их населения.
В заключение данного параграфа не можем не отметить, что только по Троице-Сергиеву монастырю из всех духовных обителей средневековой Руси имеется специальная монография в зарубежной литературе. Ее автор - французский славист, доцент Сорбонны Пьер Гонно - подробно осветил церковно-политическую историю монастыря с момента основания до первой трети ХV1 в. включительно, организацию в нем власти, процесс роста его земельных и промысловых владений, развитие торговли, снабдив книгу обстоятельным научно-справочным аппаратом139. Некоторые троицкие акты ХV в. были изданы в зарубежных хрестоматиях по социально-экономической истории средневековой Руси. Религиозная мотивация земельных вкладов в Сергиев монастырь как проявление русской средневековой религиозности и отражение поминальной практики русского православия изучалась в работах немецкого ученого Л.Штайндорфа (Мюнстер) и американского ученого Д.Миллера (Чикаго)140. Линия изучения поземельных актов как памятников массового религиозного сознания средневековой Руси начата была еще А.С.Лаппо-Данилевским и Л.П.Карсавиным в конце Х1Х-ХХ вв., затем надолго угасла в нашей историографии, когда поземельным актам давали только социально-экономическую интерпретацию. Теперь линия эта постепенно возвращается, на что влияет и более полное знакомство с зарубежными исследованиями (Ф.Ариеса, Ж. Ле Гоффа), достижения отечественной медиевистики (Ю.Л.Бессмертный, А.Я.Гуревич) и усвоение    прерванного опыта дореволюционной, правда, идеалистически ориентированной историографии (А.С.Лаппо-Данилевский и Л.П.Карсавин).
Нами было проанализировано  современное состояние  исследований по теме диссертации: теоретические, проблемные разработки, а также литература непосредственно по Троице-Сергиеву монастырю. Мы постарались показать и теоретико-познавательное значение самой категории “вотчина-сеньория” для осмысления феодальной эпохи, и единое русло историографического процесса, в рамках которого со 60-70-х гг. XIX в. и до наших дней изучались крупные феодальные вотчины - светские и церковно-монастырские - ХV-ХVП вв. В предварительных итогах   научной литературы заметен крен в сторону хозяйственной, экономической деятельности крупных светских и церковно-монастырских вотчин, организации   ими сферы обложения, поземельно-рентных отношений и эксплуатации зависимых крестьян. Меньше внимания уделялось структуре корпоративной собственности самих монастырей, особенностям ее функционирования в межфеодальной и церковно-государственной области,  публично-правовым аспектам феодальной ренты, организующей роли монастырей по отношению к крестьянским мирам, тому, как вертикаль вотчинного управления и вся его модель вписывались в общую систему социально-политического устройства сословной монархии в России ХVI-ХVП вв.
Нам представляется, что специальное изучение источников из архива крупнейшего в России Троице- Сергиева монастыря позволит дать более полный и системный “портрет” крупной феодальной вотчины-сеньории, в котором будут в комплексе учтены все факторы ее развития - и феномен крупной корпоративной собственности  с ее расчлененной структурой, и материально-пространственная ее организация в виде определенной системы сельского расселения со множеством динамично меняющихся компонентов, и фактор народонаселения огромной по масштабу латифундии, и способы ее землеустройства, с экономической и публично-правовой реализацией прав собственности. Наиболее полной степенью новизны в ходе намеченного изучения обладают проблемы собственности, ренты и иммунитета, применительно к концу ХVI - ХVП в., когда правительство пыталось более или менее последовательно продолжать ограничительный курс своей земельно-финансовой политики в отношении церкви. Полагаем, что и для понимания   принципиальных   проблем общероссийского развития в указанное время (эволюция поместно-вотчинной системы, закрепощение крестьян, начало формирования всероссийского  рынка, церковно-государственные отношения) специальное рассмотрение социально-экономической истории вотчины Троице-Сергиева монастыря будет иметь несомненное научно-познавательное значение.

QQQ

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова