Марина Черкасова

КРVIIНАЯ ФЕОДАЛЬНАЯ ВОТЧИНА В РОССИИ КОНЦА ХVI - ХVII ВЕКА (По архиву Троице-Сергиевой Лавры).

К оглавлению

ГЛАВА IV. СЕЛЬСКОЕ РАССЕЛЕНИЕ И НАСЕЛЕНИЕ В ВОТЧИНЕ ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВА МОНАСТЫРЯ В КОНЦЕ ХVI - ХVII В.

Изложенное в третьей главе работы землевладение Троицкой корпорации было пространственно организовано в виде определенной системы сельского расселения, а непосредственно функционировало в конце ХVI - ХVII в. в виде сложившейся системы землеустройства. Обе этих составляющих вотчины - расселение и землеустройство -динамично развивались на фоне общих исторических условий России в рассматриваемый период. Отсюда вытекает логическое продолжение третьей главы, посвященное рассмотрению названных проблем (главы 4 и 5).

Система сельского расселения формировалась и развивалась по мере складывания монастырского землевладения. В состав Троицкой латифундии различными путями попадали компактные княжеско-боярские вотчинные комплексы, мелкие и раздробленные в семейных разделах земли светских феодалов различного ранга, целостные либо частями дворцовые и черные волости, запустевшие после помещиков земли и т.д.

Фактический материал о видах и динамике сельских поселений и дворов в Троицкой вотчине систематизирован нами в нескольких таблицах, основанных на сплошном привлечении массовой писцово-переписной документации ХVI-ХVII вв. Имеются две сводно-обобщающие таблицы (табл.22 и 23) и три поуездных (табл.24-26). Кроме того, мы посчитали необходимым отразить ранний этап сельского расселения в Троицкой вотчине по первым писцовым описаниям 1500-1560-х гг., в которой также учтены и ранние данные о крестьянском землепользовании (табл.21).

Поскольку для Троицкого землевладения была характерна сильная разбросанность по десяткам уездов России, то в “поуездных” таблицах материал сгруппирован, хотя и с известной долей условности, по четырем основным регионам: 1) Центру (отсчитывая, естественно, от Москвы и самого монастыря); 2) Югу и юго-западу; 3) Северу и северо-западу; 4) Поволжью (Нижегородский и Казанский края). Собственно, при изложении роста и состояния Троицкого землевладения в 3-ей главе мы уже придерживались отмеченных “региональных ориентиров”. По количеству уездов выделенные регионы, конечно, не равны ( в центральном их более всего-22, в южных и юго-западных - 8, в северо-западных и западных - 5, в поволжских - 7). Но и они удобны в изложении, давая представление об особенностях пространственного размещения огромной вотчины и ее составляющих, расположенных в отличающихся друг от друга природно-климатических зонах, с разными историческими условиями и традициями.

Если при изучении истории землевладения никак нельзя было избежать изложения отдельных, могущих показаться со стороны даже малозначительными, фактов, то при исследовании системы сельского расселения приходится искать наиболее оптимальное сочетание между общим пространственным “видением” основных изменений в этой области и более или менее глубокой проработкой динамики развития отдельных сторон, компонентов, видов данной системы. Попытка приблизиться к решению этой задачи и привела к комбинации сводно-обобщающих и поуездных таблиц. Последние, правда, не означают, что сельские поселения будут нами подробно описываться буквально в каждом уезде. В ходе работы именно поуездные таблицы явились ступенькой к составлению сводно-обобщающих. “Отталкиваясь” от поуездного уровня наблюдений над эволюцией и динамикой огромного числа сельских поселений и дворов (жилых, пустых) в вотчине Сергиева монастыря ХVI-ХVII вв., мы попытаемся в данной главе определить наиболее существенные черты этой системы в пределах каждого региона из числа названных. Лишь в некоторых случаях по необходимости придется углубляться на уровень конкретных вотчинных комплексов, сельских округ, крестьянских волостей и других “микроорганизмов” монастырской системы расселения. Наиболее практикуемые “параметры” данной главы -общестатистические, региональные и видовые. Хронологические ее рамки - практически весь ХVI и ХVII вв.

4.1. Общая характеристика расселения: динамика “живущего” и “пустого”; численность, состав и размещение населения.

В данном параграфе в первую очередь рассматривается соотношение жилых и пустых селений и дворов в Троицкой вотчине на протяжении ХVI-ХVII вв. В табл. 21 обобщен ранний этап изучаемого процесса, относящийся к 1500-1560-м гг. В ней учтено более 1,5 тыс. жилых селений монастыря (сел, селец, деревень, починков) в 12 центральных и юго-западных уездах России. Всего к концу 1560-х гг. монастырь имел в них 6350 крестьянских дворов. О благоприятной экономической и демографической ситуации в тот период говорит высокий удельный вес жилых селений и дворов - тех и других было по 97 %, а пустых селений и дворов всего по 2,9 %. При поуездном рассмотрении оказывается, что наиболее высокой доля пустых дворов и мест дворовых была в 1530-1560-е гг. в Костромском и Переславском уездах -7-8% (табл.21).

В дальнейшем произойдет резкое изменение в соотношении жилого и пустого, что показывают писцовые книги 1590-1640-х гг. Доля жилых селений в конце ХVI в. в целом по вотчине составила больше половины - 59%, а пустых селений и пустошей - 40,9 % (табл.22). В центральных и некоторых юго-западных уездах особенно заметно падение доли жилых селений в конце ХVI в. по сравнению с первой его половиной, например, в Верейском уезде - на 60%, Переславском - на 57%, Угличском - на 50 %. Отмеченное падение отразило магистральный и хорошо известный в литературе процесс в общем развитии системы сельского расселения в России - укрупнение сельских пунктов за счет исчезновения массы мелких деревень, починков, пустошей, их “припуска и снесения” к более крупным, увеличение дворности первых и расширение их земельного фонда за счет включения в оборот угодий из-под исчезающих деревень (С.Б.Веселовский, А.Я.Дегтярев, Б.А.Романов и др.). В табл.23 нами поэтому выделена рубрика “припущенные в пашню селения и пустоши”.

Если до 1560-х гг. в припуске преобладали в основном жилые деревни и починки (Верейский, Ростовский, Дмитровский, Переславский уезды), то в конце столетия пустоши занимали уже 64-73 % в составе припускаемых пунктов (Балахнинский, Бежецкий уезды). Доля пустошей еще более возрастает во всей совокупности припускаемых селений во второй четверти ХVII в., причем они теперь “припускаются” целыми группами (по 5-6 пустошей) -94,5 % (Ростовский, Муромский уезды), что само по себе свидетельствует о хозяйственном преодолении разорения. Деревни же в конце ХVI в. составляли 26 % среди припускаемых селений. Слабее был выражен и припуск починков в 1590-1620-е гг. по сравнению с первой половиной ХVI в. И все же явление это, отмечаемое в писцовых книгах 1620-163 0-ых гг. по ряду уездов (Угличскому, Муромскому, Переславскому, Дмитровскому), указывает на некоторое экономическое оживление в аграрной сфере России во второй четверти ХVII в.

В результате опустошения первых двух десятилетий ХVII в. (экстремальный фактор) и исчезновения “припускаемых” мелких деревень (естественно-исторический фактор) общее сокращение числа живущих селений в Троицкой вотчине к 1620-м годам произошло на 15 % и установился отрицательный баланс, когда доля пустых селений - 65,7 % -превзошла долю жилых - 34,2 % (табл.22). Поуездное же рассмотрение показывает еще более тяжелую картину. Полностью запустевшими в 1620-е гг. были села и деревни Сергиева монастыря в Кашинском уезде (100 %). В других центральных уездах наиболее высокой доля пустых селений была в Звенигородском (95,7 %), Старицком (94,3 %), Тверском (86,5%), Бежецком (81,3 %), Переславском (81,% %), Дмитровском (78,% %) уездах (табл. 24-26). Наиболее высокий процент запустения коснулся как раз самых развитых видов сельских поселений - 26% сел, селец, приселков и 40% деревень. Поуездная картина падения числа сел, селец, приселков представлена в табл.25. Даже с учетом вновь приобретенных корпорацией сел в первой четверти ХVII в. их общее уменьшение в ряде центральных и юго-западных уездов бросается в глаза. Например, в Московском уезде в табл.25 на основании писцовой книги 1594 г. отмечено 32 села, а в 1620-е гг. - 25; в Дмитровском соответственно 24 и 14, в Тверском - 13 и 6, в Бежецком - 13 и 10, в Боровском - 5 и 2 и т.д. Кроме того, 10 % сел и селец, известных в конце ХVI в., к 1620-м гг. понизились в своем статусе, превратившись в деревни. Лишь две деревни конца ХVI в. во второй четверти ХVII в. стали селами, причем одна из них - хрестоматийно известное Деулино, оно же Мирное. Подъем деревни до села в данном случае можно усматривать, скорее всего, в причине внешней и даже дипломатической, поскольку здесь в 1618 г. было заключено Деулинское перемирие с Речью Посполитой, затем на средства монастыря основана церковь во имя Сергия Радонежского, наблюдался приток населения из окрестных разоренных деревень и т.д. Некоторые троицкие села и деревни, запустевшие в смуту, возродились уже “после переписных книг 154 году” (1646 г.), например, звенигородское Андреевское 1. Гораздо больше деревень запустело необратимо, а пустоши так и не возродились. К концу ХVII в. общая сетка расселения стала как бы более разреженной, “расчищенной”. Это имело важные последствия для наибольшей концентрации населения в оставшихся селах и деревнях и сокращения поселкового звена административно-хозяйственного аппарата вотчины.

Благополучную картину в развитии сельского расселения и населения рисуют переписные книги 1677-1678 гг. Теперь доля жилых селений в Троицкой вотчине составляла 96,5 %, а пустых и пустошей 3,4 % (табл.22). К концу ХVII в. сокращение жилых селений по сравнению с концом ХVI в. произошло на 24 %. Если оперировать абсолютными значениями, то по писцовым книгам 1590-х гг. монастырь имел примерно 2100 жилых селений, а по переписным книгам 1670-х гг. - 1599. На фоне убедительного преобладания жилых селений доля пустых и в абсолютном, и в процентом отношении выглядит весьма скромной - соответственно 57 и 3,4 %. Пустоши в переписных книгах по Троицкому монастырю 1677-78 гг., как правило, не регистрировались. Возможно, у переписчиков вообще не было такой установки, поскольку проводилась подворная перепись именно населения. Я.Е.Водарский подчеркивает, что именно дворам как объектам податного обложения уделялось главное внимание в переписных книгах 1678 г.

Наблюдения над соотношением количества жилых и пустых дворов позволяют отметить следующее. В конце ХVI в. у Сергиева монастыря имелось 86,1 % живущих дворов (в абс. 13.089 дворов и 13.202 чел. м.п. поименно названного в них). По видам своим это были господские, служние, крестьянские и бобыльские дворы. Подавляющее большинство дворов (87 %) были крестьянскими (в абс. 11.388 дв. и 11.891 чел.). Второе место по численности занимало бобыльство - 9,4 % (в абс. 1.235 дв. и 1.281 чел.). Наконец, 3,6 % дворов были господскими (в абс.446) и служними (в абс.58). Выведенные нами пропорции основных категорий сельского населения Троицкого монастыря в конце ХVI в. близки к показателям Ю.В.Готье и Е.Д.Сташевского, также полученным на основании комплекса троицких писцовых книг 1590-х гг. - 88,9 % крестьянских и 11,1% бобыльских дворов. Другие данные о количестве дворов находим в работах Н.Д.Чечулина - 6,8 тыс. и в них 7,9 тыс. человек и А.Л.Шапиро - также 6,8 тыс. крестьянских и 700 бобыльских дворов3. Названные ученые (двое из последних) использовали только опубликованные троицкие писцовые книги 1590-х гг., относящиеся к 17 уездам, поэтому их сведения о количестве крестьянских и бобыльских дворов у Сергиева монастыря выглядят явно заниженными. Приводимые же нами цифры получены на основе более полного привлечения троицких описаний 1590-х гг. относящихся всего к 33 уездам, как изданных Н.В.Калачовым, С.А.Шумаковым и М.В.Рубцовым, так и до сих пор неопубликованных. Кроме того, были привлечены фрагменты внутривотчинных описаний 1595-1597 гг., поэтому полученные на основе такой источниковой базы итоговые показатели населения представляются более полными и адекватно отражающими состав населения огромной вотчины.

Пустых дворов и мест дворовых у Троицкой корпорации в конце ХVI в. было свыше 2 тыс., или 13,8 % (табл.22). Если в сотных второй четверти ХVI в. пустые дворы и места дворовые упоминаются как редкое исключение, то в писцовых книгах 1590-1630-х гг. такие сведения по каждому уезду становятся регулярными. Наиболее высокий процент пустых дворов в конце ХVI в. отмечен в монастырских вотчинах Переславского (в табл.21 уже на 1562 г. по нему показано 132 пустых двора и места дворовых) и Суздальского уездов. Возможно, это объясняется пребыванием названных уездов в опричнине, что вызвало их особенное разорение. Допустимо и другое объяснение: в Переславском и Суздальском уездах находились старинные, давно и хорошо освоенные троицкие вотчинные комплексы. Возрастающее население здесь могло испытывать недостаток земли и поэтому “отливало” в более благоприятные места (с точки зрения землеобеспеченности) в пределах обширной вотчины (как правило, на Луговую сторону Костромского, Юрьевецкого уездов и на юго-восток - Муромский, Нижегородский уезды и далее в Казанское Поволжье). На вопросах внутривотчинных миграций нам придется не раз останавливаться в других местах данной и последующих глав работы.

Относительно демографических последствий смуты для Троицкой вотчины в начале ХVII в. в литературе высказано авторитетное мнение Ю.В.Готье, на которое нередко ссылаются в общих трудах. На основе сопоставления комплекса троицких писцовых 1592-1594 гг. и дозорных 1614-1616 гг. книг ученый утверждал, что у Сергиева монастыря падение населения произошло в 7 раз, а процентное соотношение крестьянских и бобыльских дворов стало 60 и 40 %. Нами были привлечены описания 1614-1623 гг. не официального, а внутривотчинного происхождения, сопоставленные с правительственными дозорами 1614-1621 гг. В результате выяснилось, что не в 7, а по крайней мере в 1,7-2 раза уменьшилась численность крестьян и бобылей Троицкого монастыря в 9 просчитанных уездах - Бежецком Верхе, Галицком, Муромском, Новоторжском, Ростовском, Пошехонском, Ярославском, Костромском, Тверском. Иными выглядят и пропорции крестьянского и бобыльского населения. Численность последнего в правительственных описаниях 1610-1620-х гг. (дозорных и писцовых книгах) обычно оказывалась завышенной. Согласно официальным дозорам 1610-х гг., в 9 названных уездах монастырь имел 63 % дворов крестьянских и 36 % бобыльских дворов (в абсолютном выражении тех и других - 1275). По нашим же подсчетам, произведенным на основании монастырских переписных 1610-1616 гг, оброчной 1617 и вытной 1623 гг. книг крестьянские дворы в вотчине занимали 96,7 %, а бобыльские - только 3,2 % (в абсолютном выражении тех и других 2940 дв.).

Стабильность населения вотчины в условиях 1590-1610-х гг. не могла быть высокой. Сравнение поименного состава крестьян-дворохозяев по писцовым 1590-х гг. и дозорным, а также монастырским переписным 1610-х гг. книгам показало, что не более 10% тех же самых крестьян-дворохозев конца ХVI в. было удержано монастырем ко второму десятилетию ХVII в. Остальные жители троицких сел и деревень фигурируют как “люди пришлые”, “приходцы”, “новопорядные”, “порядчики”, посаженные на монастырскую землю и польгоченные различными способами, В 1614-1615 гг. корпорация осуществляла широкомасштабные “свозы” своих крестьян из-за других землевладельцев во исполнение царских указов о 9-ти и 11 -летнем сроке сыска и возврата беглых крестьян Троицкого монастыря. В литературе свозы эти были изучены Л.В.Черепниным и А.Г.Маньковым (гл.1). Какая-то часть сельского населения, укрывшаяся в городских дворах и подворьях корпорации, также была возвращена в сельскую местность на их “тяглые жеребья”. Источники не позволяют с высокой точностью просчитать, сколько крестьян таким образом вернулось к земле, но несомненно, что наличие городского дворовладения у Сергиева монастыря послужило дополнительным фактором устойчивости его экономической системы, в какой-то мере помогло уберечь часть крестьянского населения в тяжелые времена лихолетья, а в дальнейшем способствовало реставрации социального и хозяйственного режима латифундии. Наши наблюдения полностью совпадают с мнением Е.Д.Сташевского, высказанным еще в 1913 г., о роли слободских дворов Троицы в сохранении части населения монастыря4.

С учетом энергичных мер, предпринятых троицкими властями во второй половине 1610-х - в начале 1620-х годов по заселению своих земель новыми жильцами и возврату старых становятся понятнее приводимые ниже пропорции. Ко второй четверти ХVII в. число жилых дворов в целом по латифундии хотя и сократилось на 9,6 % по сравнению с концом ХVI в., а доля пустых хотя и составила 23,4 %, но количество живущих дворов все же значительно превосходило число пустых и мест дворовых - соответственно 10.190 жилых (и в них 15.760 чел., поименно названных) и свыше 3.118 пустых (табл.22). Эти пропорции не кажутся нам катастрофическими, если учесть губительные последствия смутного времени для всей страны. Они отражают, отчасти и тот потенциал населения, который был накоплен Сергиевым монастырем за предшествующий период его развития, и первые результаты стремительного заселения пустующих земель, о чем уже говорилось выше. В наличии определенных людских ресурсов, активной социально-демографической политике властей, продолжающемся росте самих монастырских вотчин за счет нового пополнения (гл. 3) можно видеть залог скорейшего и успешного хозяйственного восстановления экономики Троицкой корпорации, вышедшей из лихолетья. В отмеченных процессах проявилась и ее жизнеспособность, устойчивость в периоды сильнейших социально-политических потрясений во всей стране.

Данные о живущих дворах во второй четверти ХVII в. еще и потому выглядят сравнительно благополучными, что, помимо официальных писцовых книг 1620-х гг., нами привлекалась вотчинная вытная книга 1623 г., включающая описания трех уездов - Бежецкого, Ярославского и Пошехонского. Сведения о жилых дворах в ней в абсолютном выражении оказались значительно полнее официальных, зафиксированных у государевых писцов, поэтому при подсчетах населения по названным уездам использовалось монастырское описание. Например, по Бежецкому Верху вытная книга 1623 г. зафиксировала 572 крестьянских двора (и ни одного бобыльского), а писцовая - 412 крестьянских дворов и свыше 200 бобыльских, по Ярославскому уезду - 226 крестьянских и 7 бобыльских дворов, а в писцовой 1627/28 г. - 100 крестьянских и 80 бобыльских дворов, по Пошехонскому - 42 крестьянских двора, а в писцовой книге 1627 г. их 24. Общий “недобор” населения в трех названных уездах у государевых писцов составил 25 %, независимо от того варианта, к которому, согласно принятой в современном источниковедении классификации, относились писцовые книги 1620-х гг. (Бежецкая - к оптимальному, Пошехонская - к деформированному, Ярославская - к варианту с неразделенной пашней).

Сравнение оброчной книги 1617 г. по Костромскому и Галицкому уездам с писцовыми 1620-1630-х гг. показывает, что и в ней (в 1617 г.) крестьянских дворов отмечено больше, чем в официальных, причем позднейших описаниях. Получается, будто в ближайшие к смуте годы крестьян у Троицкого монастыря было больше, чем в конце 20-х - начале 30-х гг. ХVII в., а это противоречит самой исторической логике, отмеченному выше процессу интенсивного заселения монастырской вотчины в 1617-1623 гг., имевшему продолжение и в конце 1620-ых - начале 1630-ых гг., когда обозначились явные признаки оживления хозяйственной деятельности.

В монографии Ю.В.Готье (расчеты которого использовались и Е.Д.Сташевским) соотношение крестьянских и бобыльских дворов в троицких вотчинах по писцовым книгам 1620-1640-х гг. представлено как соответственно 56,2 и 43,8 %. Выкладки Готье дают основание рассматривать бобыльство как прогрессирующее явление в вотчине Сергиева монастыря в 1610-1640-е гг., поскольку по дозорам 1614-1616 гг. доля бобыльских дворов в ней составила 40 %, а по описанию второй четверти ХVII в. их стало 43 %. Наш подсчет также выявил рост бобыльства, хотя выведенные нами пропорции дворов крестьянских и бобыльских несколько иные - доля первых составляла во второй четверти ХVII в. 67 % (в абс. ок. 6 тыс.), а доля вторых - 32 % (в абс. 2860). Полагаем, что на таких пропорциях сказывается характер источниковой базы - разнородность и неравноценность информации сложного комплекса писцовых описаний второй четверти ХVII в. На самом же деле доля бобыльства, скорее всего, была в целом по вотчине меньше, чем приведенные 32 %. При поуездном рассмотрении, особенно на основе вотчинных описаний, она оказывается значительно ниже. Почти повсеместная черта писцовых книг того времени заключается в указании практически по всем уездам на определенное количество различных мастеровых людей, ремесленников, служебников и детенышей в рамках вотчинной ремесленной специализации и, якобы, “для монастырские пашни”. В собственных же вотчинных описаниях монастыря 1610-20-х гг. названные лица фигурируют не как мастера, служебники и детеныши, а как обычные тяглые крестьяне, дворы которых положены в вытный оклад. Таким образом происходил существенный недобор тяглого населения в официальных книгах. То же самое относится и к бобылям - значительная их часть на самом деле, судя по оброчной 1617 и вытной 1623 гг. книгам, являлась тяглыми крестьянами.

Конкретные сопоставления относительно численности детенышей и бобылей в писцовых и вотчинных книгах 1620-х гг. будут еще нами продолжены в гл.6 о феодальной ренте. Здесь же сошлемся на опубликованные нами результаты сравнений по Ростовскому, Ярославскому, Переславскому, Угличскому уездам. Например, в Переславских писцовых книгах 1627-1628 гг. в ряде троицких сел, по которым отыскивается сопоставимый материал в переписных книгах 1610-х гг., ок.20 % дворов указаны как населенные детенышами “для монастырские пашни”, тогда как в переписных книгах 1610-х гг. эти же самые люди отнесены к тяглым крестьянам, а группы детенышей не указано вовсе. 26,2 % дворов в Переславских писцовых книгах определены как бобыльские, а в переписных книгах 1610-х гг. по тем же самым селам доля бобылей составляла лишь 6,7 %. Отсюда и более высокая доля крестьян, выводимая по монастырским описаниям - крестьянских дворов было не 54 %, как зафиксировано в Переславских писцовых книгах 1627-1628 гг. (“оптимально варианта”), а 93 %, как указывают переписные книги 1610-х гг. тех же самых сел. Недостоверными оказываются сведения и Ростовской писцовой книги 1629/31 г. (“деформированного варианта”) относительно дворов мастеровых людей (21 дв.) и детенышей (22 дв.). Первые, якобы, получали “монастырский отсыпной хлеб”, а труд вторых использовался на монастырской пашне. В Ростовском разделе оброчной книги 1617 г. при описании тех же самых сел и деревень мастеровые люди не указаны вовсе, что обязательно было бы зафиксировано именно в таком документе, если бы в действительности такая категория лиц проживала и платила бы духовному феодалу денежный оброк. Явно фиктивные сведения о дворах мастеров и ремесленников в официальной Ростовской книге 1629/31 г. фактически уменьшали для монастыря бремя государственного тягла, поскольку в соответствии с указом 1 апреля 1631 г. дворы монастырских ремесленников (как и бобылей) должны были облагаться вдвое легче, чем крестьянские. Категории же детенышей в Ростовском уезде корпорация вовсе не имела, как и в Переславском, и указанное писцами количество детенышевых дворов в официальном описании 1629/31 г. фактически означало для монастыря только выведение части своих тяглых и полнонадельных крестьян за пределы государственного обложения. По Угличскому уезду сведения о количестве и составе населения Троицкой вотчины в Угличской писцовой книге 1627/28 г. были сопоставлены с перечневой монастырской выписью 1610-х гг., в которой имеется Угличский раздел. Роспись эта зафиксировала большее количество крестьянских дворов - 154, чем писцовая книга (их в ней 111, то есть недобор тяглого населения у официальных писцов составил по крайней мере 28 %) и совсем не упоминает ни о бобылях, ни о детенышах. В писцовой же книге фигурирует 145 бобыльских дворов и 55 дворов детенышей “для монастырские пашни”.

Своего рода итог демографического развития Троицкой вотчины за изучаемое время подводит обширный комплекс переписных книг 1677-1678 гг., охвативших монастырские вотчины в 42 уездах (табл.26). Прежде всего следует отметить вполне благополучную картину в соотношении живущих и пустых дворов. Доля живущих дворов ( господских, крестьянских, бобыльских, вдовьих,, мастеровых людей, детенышей, воловиков и пр.) составила 9,9 %, а доля пустых дворов - 2,2 % (табл.22). Наличие пустых дворов можно объяснить неизжитыми еще к 1678 г. последствиями моровой язвы 1654-1655 гг., затронувшей некоторые троицкие села и деревни в Московском, Переславском, Костромском, Галицком, Юрьевском, Суздальском, Нижегородском уездах. При поуездном рассмотрении распределения пустых дворов обращает на себя внимание их количество в Нижегородском уезде (23,1 %), но здесь, полагаем, дело было не в эпидемии, а в оттоке населения (в результате внутривотчинных переходов крестьян и переводов их самим феодалом) на троицкие же земли в Арзамасском и Алатырском уездах.

Проанализируем теперь численный состав живущих дворов обширной вотчины по переписным книгам 1678 г. В это время Сергиев монастырь с дочерними филиалами имел 21.014 живущих дворов и 73.661 чел. м.п. поименно названного в них. По-прежнему большинство (75,5 % дворов) населения вотчины составляли тяглые полнонадельные крестьяне ( в абс.15.874 дв. и 63.046 чел.). Следующей по численности населения группой (12,4 %) было бобыльство (в абс. 2625 бобыльских дворов и 6914 чел.). Остальные примерно 12 % дворов приходились на долю господских, служних, служебниковых, детенышевых, мастеровых и ремесленных людей (в абс. 2515 дв.).

Приведенная нами выше цифра общего количества дворов в Троицкой вотчине на 1678 г. - 21.014 - существенно отличается от данных А.А.Новосельского - 16813 дворов, а с учетом приписных филиалов - 18,6 тыс. дворов. Я.Е.Водарский приводит более близкую к нашей итоговую цифру - 18,5 тыс. дворов было у самого Троицкого монастыря и 1796 дв. - у приписных к нему филиалов, всего получается 20.296 дв.7 Расхождение наших цифр, с одной стороны, и цифр А.А.Новосельского, возможно, объясняется тем, что названный автор использовал различные итоговые ведомости Поместного приказа по переписи 1678 г., мы же обратились непосредственно к текстам переписных книг троицких вотчин 1677-1678 гг., довольно полно отложившихся в монастырском архиве. Это позволило получить более исчерпывающие сведения, суммируемые по отдельным вотчинным комплексам, затем - в рамках уездов и, наконец, в пределах всей обширной латифундии. Близкий к подсчетам нашим и Я.Е.Водарского сообщает итог по Троицкой корпорации И.А.Булыгин, - 20.131 дв, что составляло 13,6 % всего населения в вотчинах духовенства в России по переписи 1678 г.8

Привлечение самих переписных книг восполнило и некоторые пробелы в сведениях о населении у приписных монастырей Троицкой корпорации в 1678 г., отмеченные в Приложении П к очень содержательной, масштабной статье Я.Е.Водарского о церковных организациях и их крепостных крестьянах в конце ХVII в. В итоговых документах переписи 1678 г. эти “промежуточные” сведения могли оказаться пропущенными (например, количество дворов у зависимых монастырей: Николо-Чухченемского - 29, Тверского Тутанского -77, Суздальского Хотимского - 57 дв. По некоторым другим приписным монастырям (скажем, Троице-Свияжскому) у Я.Е.Водарского на основе справочника В.В.Зверинского приводятся заниженные сведения о количестве дворов в 1678 г., чем сообщают сами переписные книги - 356, тогда как непосредственный подсчет по тексту дает 567 дворов9.

На основе “Сказок духовенства” 1699-1700 гг. Я.Е.Водарский указывает количество населения у Троицкого монастыря на самый конец ХVII в.- 20,333 дв. Сравнение отдельных показателей в этих (тоже итоговых) документах с непосредственными данными о населении в вытных оброчных и переписных книгах по Троице-Алатырскому и Троице-Свияжскому монастырям 1696 г. свидетельствует об определенной неполноте первых. Так, по Троице-Алатырскому монастырю в “Сказках” отмечено на 1700 г. 502 двора, а переписная вытная книга по нему же в 1696 г. зафиксировала их 870! Менее разительно расхождение по Троице-Свияжскому монастырю - по “Сказкам” числилось 536 дворов, а по переписной вытной книге 1696 г. - 558. Признавая исключительную ценность “Сказок духовенства”, восполняющих в ряде случае утраченные или дефектные переписные книги 1678 г., сам Я.В.Водарский в то же время отмечает и определенную условность результатов их изучения10.

В этой условности можно убедиться при сравнении итоговых данных “сказок” и непосредственно переписными книгами 1678 г. по некоторым уездам, где располагались собственно троицкие вотчины. Например, в Ростовском уезде, согласно “Сказкам”, Сергиев монастырь имел 684 двора, а наш подсчет непосредственно по Ростовской переписной книге 1678 г. дает 1135 дворов. В Суздальском уезде у Сергиева монастыря, согласно “Сказкам”, было 1879 дв., обращение же к переписным книгам 1678 г. показывает 1974 дв.

Мы не располагаем источниками о населении всей Троицкой вотчины после 1678 г. Сохранившиеся переписные вытные и оброчные книги 1692-1696 гг. позволяют проследить изменение численности населения за 1678-1696 гг. лишь в трех уездах - Суздальском, Алатырском, Свияжском. Сравнение показало его уменьшение в Суздальском уезде на 67 %, в Свияжском - на 6 % и значительный рост - на 40 % - в Алатырском уезде (табл. 18,30). Ниже в данной главе мы конкретно покажем перераспределение населения внутри обширной вотчины в 70-90-е гг. ХVII в. в ходе внутривотчинных миграций.

Судя по приходо-расходной книге 1703 г. (в сущности, это оброчная книга), которая буквально пестрит упоминаниями о “новоселидебных, новопоставленных деревнях и дворах”, “новопорядных крестьянах” 11, приток нового населения в вотчину и ее демографический рост за счет собственных ресурсов продолжались и в 1678-1700 гг. Возможно, в 1700-1701 гг. численность населения Троицкой духовной корпорации была выше, чем приводимая И.А.Булыгиным цифра на 1701 г.- 21,5 тыс. дворов. Но конкретных данных у нас нет, поскольку переписные книги 1701 г. по троицким вотчинам (в отличие от других монастырей) население не фиксировали. По подсчетам И.А.Булыгина, общий прирост населения монастырских вотчин в России за 1678-1701/05 гг. составил 36 % (примерно по 1,4 % в год). Более локальные данные находим в работе Ю.Н.Иванова, установившего прирост населения в вотчинах Казанского митрополита в 1678-1686 гг. на 35,7 % 12. Эти наблюдения следует учитывать относительно возможного и у Троицкой духовной корпорации роста зависимого населения в течение двух последних десятилетий ХVII в., тем более что в 1699-1700 гг. к нему были приписаны три новых монастыря (Николо-Песношский, Троице-Белопесоцкий и Троице-Астраханский).

Пространственное размещение населения огромной Троицкой вотчины по писцовым и переписным книгам 1590-1670-х гг. отражено в табл.26 и иллюстрирующей ее карте-схеме П. На последней сведения об общем количестве дворов (господских, служних, крестьянских и бобыльских) приведены по переписным книгам 1678 г. в виде условных диаграммных фигур. Считаем важным тот факт, что на протяжении всего изучаемого периода подавляющая масса населения монастыря была сосредоточена в группе центральных уездов - в конце ХVI в. 90 % жилых селений и 85 % дворов, в 1620-40-е гг.- 81 % селений и 87 % дворов, в 1678 г. - 84 % селений и 80 % дворов. Средняя “дворность” селений в отдельных уездах центра отличалась большим разнообразием, что отражено в табл.24. Средний размер деревень в 1590-1620- е гг. был 6,0-6,6 дв., а в 1678 г. - 12, 8 дв. На протяжении изучаемого периода именно в центральных уездах происходил наиболее интенсивный рост населения вотчины - с 1594 по 1678 г. оно увеличилось на 28 %.

В конце ХVI в. следующим регионом после центра, где размещалось зависимое население корпорации, были южные и юго-западные уезды -4,5 % жилых селений и 8,5 % дворов. Средний размер селений на юго-западе в конце ХVI в. был сравнительно крупным, составляя 10,9 дворов. Сильное разорение времени “смуты” уменьшило значение этой группы уездов - по описаниям 1620-30-х гг. в них располагался всего 1,3 % дворов вотчины, а к концу ХVII в. - 3,7 %. Средние размеры селений сильно уменьшились, составив 3,2 дв. и лишь к 1678 г. превзошли уровень конца ХVI в. - 12,2 дв. (табл.24). Юго-западные уезды оказались единственным районом, в котором в течение 1594-1678 гг. произошло не расширение, а сокращение - на 27 % - численности зависимого от монастыря населения. Последствия смуты и Смоленской войны 1632-1634 гг., набеги крымских татар, общая распахнутость границ России в этом районе сделали его самым неблагоприятным с точки зрения демографического развития. Численность населения, зафиксированная в троицких писцовых книгах 1594 г. - 941 дв. - на сопоставимой территории к концу ХVII в. так и не была восстановлена. По переписным книгам 1678 г. на ней проживало лишь 72, 4 % монастыря к уровню конца ХVII в.

С конца ХVI в. и в течение первой половины ХVII в. увеличивается значение поволжских уездов в распределении тяглых дворов вотчины. В 1594 г. здесь было 3,6 % жилых селений и 3,5 % дворов, а к середине ХVII в. -7 % жилых селений и 17,5 % дворов (речь идет о сопоставимой территории Свияжского, Казанского, Балахнинского, Нижегородского уездов в хронологических рамках 1594-1678 гг.). Всего же за 1594-1678 гг. население троицких вотчин в Поволжье (то есть в основном во владениях приписных монастырей) возросло на 22 %. Здесь наиболее устойчивым и впечатляющим было и увеличение размеров самих селений. Темпы роста их размеров были самыми высокими по всей вотчине: в конце ХVI в. по 7,2 дв., во второй четверти ХVII в. - по 19,1 дв., в 1678 г. -по 24,1 дв. (табл.24).

Самыми низкими численность и плотность населения троицких владений были в северных уездах. В конце ХVI - ХVII в. здесь располагалось 2% жилых селений и 1,6% дворов крестьян и бобылей. Рост дворности северных деревень в изучаемое время был неустойчивым ( в конце ХVII в. по 4,9 дв., в 1620-е гг. - по 3,5 дв., в 1678 г. - по 5,2 дв., хотя в некоторых монастырских вотчинах на севере в 1660-1670-е гг. (например, в Деревской пятине ) они включали по 10-15 дворов (табл.24). Общий прирост дворов Сергиева монастыря в его северных владениях за 1594-1678 гг. составил 8 %. Особенностью северного региона был и сравнительно высокий процент бобыльства: 25 % дворов в конце ХVI в. и 20 % - в конце ХVII в. Это соответствует среднему показателю, выведенному Я.Е.Водарским для владений духовенства в России на конец ХVII в. - 20 %. Прав исследователь и в отмечаемой им амплитуде колебаний удельного веса бобыльства по переписным книгам 1678 г. в разных районах (от 19 до 29 %). Регионом наибольшей “бобылизации” в рамках троицкой вотчины были монастырские владения в юго-западных уездах. Высокая доля бобыльства здесь по переписным книгам 1678 г. - 31 % - может свидетельствовать о разоренности, бедности, слабой платежеспособности части сельского населения. В центральных и поволжских уездах доля бобыльских дворов от 31-35 % во второй четверти ХVII в.( процентное преобразование цифр писцовых книг как таковых) снизилась к концу ХVII в. до 12,4 - 12,9 %. Снижение это отразило и преодоление разорения частью крестьянства, и усиление его денежно-оброчной, торгово-ремесленной специализации, углубление общественного разделения труда в рамках обширной вотчины, ставшие регулярными связи сельских жителей с городом, рынком и пр. При сопоставлении пропорций крестьянского и бобыльского населения на конец ХVI и конец ХVII в. считаем принципиальной тенденцию к уменьшению процентной доли крестьянства (от 87 % до 75,5 %) и увеличению доли бобыльства (от 9,4 % до 12,4 %) при абсолютном росте численности обеих основных групп сельского населения. Таким образом, за 1594-1678 гг. доля крестьянских дворов у Сергиева монастыря уменьшилась на 11,5 %, доля бобыльских возросла на 3 %. Для сравнение сошлемся на исследование Ю.Н.Иванова, также установившего падение численности крестьянского и увеличение бобыльского населения в изученных им вотчинах Казанского митрополита по переписным книгам 1646 и 1676 гг. (конкретных процентных соотношений автор не приводит - см. прим. 12).

Весьма показательно также и уменьшение общего числа господских дворов. Максимальное их количество в конце ХVI в. (446) к середине ХVII в. сокращается до 170, а к 1678 г. - до 60, то есть всего на 87 %. Наибольшей концентрацией монастырских дворов на протяжении всего изучаемого периода отличались селения центральных уездов. Отмеченное сокращение отразило важные изменения, связанные со свертыванием масштабов самого вотчинного хозяйства и уменьшением административно-хозяйственного аппарата на местах, усилением денежно-оброчных форм и методов эксплуатации. Сюжеты эти будут развиты в гл.5 о землеустройстве, гл.6 о феодальной ренте и гл.7 о сеньориально-крестьянских отношениях в Троицкой вотчине.

Характер фиксации “людей во дворах” в писцовых книгах и во внутривотчинных описаниях конца ХVI - первой четверти ХVII в. был таков, что сведения о численном составе самих дворов получаются минимальные. В источниках обычно сообщается только об одном человеке в крестьянском или бобыльском дворе (скорее всего, это хозяин-дворовладелец, глава семьи), реже - об 1-2-х у него сыновьях или братьях (в литературе они трактуются как взрослые женатые мужчины). Отсюда фактически одинаковые показатели “людности” и крестьянских, и бобыльских дворов по всем уездам в 1590-1630-е гг.- 1,0 - 1,5 чел. (табл.26).Авторы коллективного труда “Аграрная история Северо-Запада России” определяют для конца ХV - ХVI в. среднюю численность двора с 1 семьей в 5 чел., с 2 семьями - в 7,5 чел., с 3 семьями - в 10 чел. Установленная нами средняя численность крестьянской семьи на изучаемых монастырских землях оказалась немного ниже - 4,3 чел. об. П. (по отдаточной книге Троицкого монастыря 1649/50 г., опубликованной С.М.Каштановым и относящейся к Костромскому и Галицкому уезду).

Более полную фиксацию мужского населения дворов дают переписные книги 1678 г. Их обработка позволила привести разнообразные сведения о “людности” крестьянских и бобыльских дворов по уездам, систематизированные в табл.26. С учетом населенности дворов по каждому уезду нами были выведены общие данные о числе “людей” (прежде всего в крестьянских и бобыльских дворах), указанные выше. О важности определения численности населения не по итогам дворов в переписных книгах, а с учетом именно средней их населенности, локальных (поуездных) особенностей пишет ведущий современный специалист по исторической демографии России Я.Е.Водарский13. Несколько неожиданными оказались высокие данные по вотчине в юго-западной группе уездов, наиболее разоренных в смуту. Здесь населенность крестьянского двора составляла 4,3 - 5,5 чел., а бобыльского - 2,1 - 3,3 чел. Самый высокий показатель видим по Серпейскому уезду, в котором троицкие вотчины интенсивно заселялись и повторно осваивались после окончания Смоленской войны 1632-1634 гг. (об этом подробнее ниже) - 5,5 чел на крестьянский двор (табл.26).

В группе центральных и поволжских уездов видим примерно одинаковые параметры средней населенности дворов: по 2,6 - 4,6 чел. на крестьянский и по 2,3 - 2,6 чел. на бобыльский двор. Для сравнения вновь сошлемся на приводимые Ю.Н.Ивановым данные по вотчинам Казанского митрополита - в них населенность крестьянского двора была выше -4,9 чел. (а во владениях приписных к митрополичьей кафедре монастырей и того выше - 9, 6 чел.), бобыльского - 3,3 чел. Полученные нами средние данные о населенности крестьянских и бобыльских дворов в целом согласуются с приводимыми Я.Е.Водарским цифрами для имений духовенства в конце ХVII в. - примерно по 3,7 чел. на крестьянский двор (исследователь допускает округление до 4 чел.) и 2,7 чел. на бобыльский двор. Н.М.Шепукова дает среднюю населенность крестьянского двора во владениях духовных феодалов 3,43 чел13а. Самые зенитные цифры для Троицкого монастыря по центру находим в верхневолжских Угличском и Ярославском уездах, в которых средняя населенность крестьянского двора составляла 4,3 - 4,6 чел. Произведенные на основании опубликованной С.М.Каштановым отдаточной книги Троицкого монастыря 1649/50 г. (Костромской и Галицкий уезды) подсчеты показали, что примерно столько же составляла и средняя численность крестьянской семьи - 4,3 чел. об.п.

В группе средневолжских уездов по населенности крестьянских дворов лидировал Свияжский уезд - 3,8 чел., а в алатырских селениях более плотно оказались населенными бобыльские дворы - по 4,8 чел. (табл.26). Слабее всего населены были дворы в троицких вотчинах северных уездов 6 по 3,5 - 3,9 чел. на крестьянский и по 1,9 - 2,3 чел. на бобыльский двор. Здесь данные о населенности бобыльских дворов уступают средним общероссийским, выведенным Я.Е.Водарским для имений духовенства на 1678 г. - по 2,7 чел.

В графе 10-й табл.26 нами отражены сведения и о нетяглых дворах, приводимые в переписных книгах 1678 г. Это дворы мастеровых людей, воловиков, детенышей, вдов, а также данные о захребетниках и кельях нищих старцев или стариц. Особенным обилием названных категорий населения отличалась по понятным причинам. Подмонастырная округа - в 1678 г. здесь было зафиксировано 546 одних только ремесленных дворов, а в них 1447 мастеровых людей. Кроме того, во дворах у крестьян, бобылей, ремесленников, слуг Подмонастырья переписная книга 1678 г. перечисляет 318 захребетников. Служебный аппарат также был сконцентрирован в Подмонастырье - в 1620-е гг. 543 двора, в 1678 г. -367 дв. (см. табл.26 и ниже по тексту в данной главе). Отсюда довольно высокий удельный вес отмеченной категории населения - 12 %, что на 8,5 % превосходило его численность в конце ХVII в. В остальных же районах на протяжении 1590-1670-х гг. наблюдается сокращение поселкового штата управления, числа служних и господских дворов.

4.2.Общая структура сельского расселения (региональные очерки).

Выше была дана лишь суммарная характеристика динамики жилых и пустых селений и дворов в вотчине Троице-Сергиева монастыря. Компонентами же, из которых складывались “живые микроорганизмы” огромной вотчины, являлись многочисленные села, сельца, приселки, деревни, слободки, погосты, сельские монастырьки. Их количественное распределение по видам и периодам и общая динамика в конце ХVI - ХVII в. представлены в табл.23, а на уровне уездов - в табл.25. В разных видовых и количественных сочетаниях эти большие и малые, живущие и пустые поселения образовывали то, что в литературе применительно к крупным корпоративным земельным собственникам принято называть “вотчинными комплексами”, Таковых у Троицкого монастыря к концу ХVI в. насчитывалось около трехсот, а перечень их с хозяйственными показателями (пашня, перелог, население) дан в итоговой, 10-й, таблице нашей монографии. В большинстве случаев вотчинный комплекс представлял собой село (или сельцо, приселок) с тянувшей к нему по управлению, другими сторонами жизни (общинной, церковно-приходской) округой в виде деревень, починков, пустошей. Систематизация сведений об их количестве по писцовым и переписным материалам конца ХVI - ХVII в. представлена в табл.23. В состав комплексов могли входить также и торгово-ремесленные, непашенные слободки, и старинные погосты, и маленькие сельские монастырьки. Известны и такие случаи, когда погост или слободка сами являлись центрами определенной сельской округи. Главное заключалось в том, что всегда “микротерритория” вотчины имела тот или иной стягивающий центр, полифункциональный по своему значению - для сеньориального управления, волостной, церковно-приходской жизни, дальнейшего земледельческого, промыслового освоения и т.д. Именно различия в степени и перспективах такого освоения, а также роль и место конкретного вотчинного комплекса, группы деревень в общемонастырской хозяйственной, торгово-промысловой, ремесленной специализации, особенности природных условий и каких-нибудь еще местных традиций на данной микротерритории во многом обусловили большое разнообразие реальной картины сельского расселения на пространстве огромной по своему размаху вотчину, даже если брать одни только центральные уезды. Если же учитывать еще и обширные регионы севера и северо-запада и тем более динамично развивавшееся в ХVII в. Нижегородское и Казанское Поволжье, то обусловленность множества конкретных вариантов расселения станет понятнее.

Оптимальным способом изложения фактического материала о сельском расселении и населении было бы полное отсутствие повторов материала предыдущей главы. Однако тематически гл.З и данная глава весьма близки, поэтому кое-какое возвращение к уже упомянутым фактам станет необходимым.

Начать же логичнее всего с самого Троице-Сергиева монастыря как определенного вида поселения. В полном объеме в рамках данной работы с ее тематикой вряд ли возможно исчерпывающее выяснение всей системы монастырских культовых и хозяйственных построек, зданий административно-политического назначения. Как природно-исторический ландшафт древнего Радонежа воздействовал на формирующийся монастырь и как, в свою очередь, его социо-культурная и хозяйственная деятельность влияла на развитие природно-исторического ландшафта? Многое для такого понимания дают специальные работы археологов, историков архитектуры, культурологов и тех, кто изучает историю города Сергиев Посад Московской области 14.

Вряд ли здесь возможно всесторонне развивать взгляд на Троице-Сергиев монастырь с его обширной сетью приписных филиалов и как на объект социально-демографического исследования. Выявление “персонального состава” его монашества и изменение во времени этого крупного людского сообщества (социальная структура, соотношение различных групп в нем, в том числе и представителей крестьянства, условия поступления и пребывания и пр.) требуют специального рассмотрения. В работах С.В.Николаевой (гл.1) и некоторых наших статьях была только еще начата эта работа, поэтому приведем здесь результаты предварительных подсчетов, дающих примерное представление о масштабе троицкой монашеской общины. На протяжении ХIV-ХVII вв. происходило ее непрерывное увеличение: для XIV в. устанавливаеся минимум 21 конкретно названный чел., для ХV в. -202, для ХVI в. - 430, для ХVII в. - 757 15. Естественно, были нужны, выражаясь канцелярски, многочисленные и разнообразные помещения для жизнедеятельности такой “массы людей”.

Расположенный на некотором возвышении (на древней горе Маковец), Сергиев монастырь, безусловно, являлся архитектурной доминантой над всем окружающим пространством. Это подчеркивалось и наличием у него под горой, а “Подоле” ближайшего зависимого монастырька - Пятницкого-Введенского. По такому же образцу, в сущности, формировался и Кирилло-Белозерский ансамбль, поскольку большой Успенский монастырь возвышался над малым, Ивановским 16.

“Отталкиваясь” от самого монастыря как исходного пункта рассмотрения системы расселения в его вотчине, далее обратимся к анализу Околомонастырской округи, которая и введет нас в рамки собственно сельского расселения. Располагалась она преимущественно к востоку от самой обители, в московских волостях Радонеж, Воря и Корзенев. Уже по писцовым книгам начала ХVI в. здесь ок.80 % всех крестьянских дворов было сосредоточено в крупных селах (Зубачеве, Морозове, Благовещенском и др.), насчитывавших по 29-53 крестьян-хозяев. Особой сконцентрированностью населения отличалось подмонастырное село Клементьево, расположенное всего в 1 версте к югу от Троицы и имевшее в начале ХVI в. 128 дворов, а в его конце - 267. Эволюцию этого села в литературе принято связывать прежде всего с углублением торгово-ремесленной специализации его обитателей. И действительно, в конце ХVI в. бобыльское и чисто оброчное население Клементьева вдвое, если не больше, превосходило собственно крестьянское. В первой четверти ХVII в., несмотря на сильное разорение окрестностей Троицы в “смуту”, интенсивно формируются 8 торгово-ремесленных слобод, своеобразных “спутников”, окружающих село Клементьево.

В писцовой книге начала 1620-х гг. отчетливо выражена “материнская” подоснова образования слобод: “...да в том же Клементьевском селе монастырские тяглые слободы, а живут в них всякие мастеровые люди...на монастырь делают всякое изделье”. Писцовая книга 1620-х гг. употребляет катойконимы, указывающие на происхождение данного мастерового человека из села - “Клементьевский”. Фигурирует и множество других сел обширной Троицкой вотчины, выходцами из которых укомплектовывались Клементьевские “ слободы-спутники” - дмитровские села Желтиково, Бебяково, Синково и Бужениново, переславские села Площево, Мячково, Шарапове, Сватково и Дерюзино, села Тверского, Новоторжского, Бежецкого уездов, Деревской пятины и т.д. Складывается впечатление, что монастырь словно выискивал мастеровых и ремесленных людей в своих владениях ( особенно в крупных селах торгово-ремесленного профиля, вроде новоторжского села Медны) и сселял их в Клементьевские слободы как свой торгово-ремесленный посад.

Слободы назывались: Служняя, Кокуева, Пушкарская, Тележная, Иконная, Поваренная, Стрелецкая, Конюшенная. Из приведенных названий следует, что, кроме торгово-ремесленной специализации, важным фактором образования слобод было отмеченное выше размещение в них обширного административно-служебного, аппарата огромного монастыря (правда, часть слуг проживала и непосредственно на его территории, об этом говорится в Троицкой Описи 1641 г.). Имели значение в формировании подмонастырного населения и собственные военные силы (стрельцы, пушкари), особенно после того, как Троицкий монастырь натерпелся от неприятелей в 1608-1610 и 1618 гг.

Конкретный состав населения и его динамику в селе и слободах красноречиво показывают сохранившиеся описания 1620-40х, и 1670-80-х гг. Сообщаемые ими профессиональные названия слобод не противоречили факту проживания в них и представителей иных ремесленных специальностей. Например, в Иконной слободе, помимо собственно иконников, селились серебряники, сусальники, книгописцы. В Тележной слободе, кроме тележников, были известны также колесенники, “служебники нижегородской службы”. В Пушкарской слободе, наряду с пушкарями, жили бочары, лошкари, слуги 17.

В 1640-1680-е гг. большинство населения Околомонастырья (558 дв., или 82,5 %) было сосредоточено в слободах, а не в с.Клементьеве. В последнем Троицкой описью 1641 г. отмечено 118 дв., или 17,4 %. Значительные демографические потери понесла Околомонастырская округа вследствие моровой язвы 1654 г. Согласно донесению Б.Хитрово царю Алексею Михайловичу, только за ноябрь-декабрь 1654 г. в самом монастыре умерло 60 старцев с язвами и без язв, а в с.Клементьеве и слободах - 1212 чел “мужеска и женска полу” 18.

В конце ХVII в. население села Клементьева возросло до 271 дв. (из них 77 %, или в абс. выражении 209 дв.бобыльских и 23 %, или 62 дв. крестьянских), но в количественном отношении над ним по-прежнему преобладало население слобод (958 дв., или 77,9 %, а проживало в этих дворах 2902 чел.). Средняя населенность торгово-ремесленного двора в Околомонастырных слободах составляла таким образом 3 чел. Полагаем, что демографические показатели округи к концу ХVII в. могли быть больше, если бы не эпидемия 1654-1655 гг.

Значительно плотнее были населены дворы троицких слуг, сыновья которых, как правило, служили в троицких подьячих. В писцовой книге 1684/85 г. слуги были разделены на три статьи, и подробно описан мужской состав населения их дворов. Помимо самих слуг с сыновьями, описание фиксировало их крестьян, дворовых людей и захребетников. С учетом всех жильцов м.п. средняя населенность двора слуг 1-ой статьи составляла 17,9 чел. (это были прямо целые усадьбы высшей верхушки служебного аппарата!), 2-ой статьи - 7,3 чел., 3-ей статьи - 3,8 чел. 19. Крестьяне в служних дворах указаны в описании 1680-х гг. с катойконимами типа “уроженец Копринский”, “Присецкий”, “Бужениновский”, “Кувакинский” и мн.др. Это говорит о том, что корпорация обеспечивала слуг рабочим населением, переводя некоторых крестьян из различных монастырских сел, уроженцами которых они были, в служние дворы Околомонастырья. Переводились и крестьяне приписных монастырей - Успенского Стромынского, Киржачского Благовещенского. Наряду с троицкими, в этих дворах указываются иногда и крестьяне других монастырей - Московского Ново-Спасского, Костромского Спасо-Геннадьева, Владимирского Рождественского, а также пленные поляки.

Усиленная концентрация населения в слободах привела к формированию здесь двух приходов - церкви Рождества Христова и церкви Иоанна Богослова. Дальнейшее развитие слобод во второй половине ХVII - первой половине ХVIII в. становится фактором урбанизации в этом крае, приведшем к образованию в конце ХУШ в. города Сергиев Посад20.

Отмеченная система расселения (сам монастырь как место проживания + подмонастырное село и слободы) с теми или. иными модификациями будет нами отмечена и применительно к многочисленным приписным филиалам Троицы, перечисленным в гл.2. Там также можно наблюдать комплекс монастырских хозяйственных и жилых построек, обозначавших центр вотчинного управления и место обитания здешней монашеской общины, подмонастырскую слободку (пусть у “большой Троицы “их было 8, разница здесь не в сути, а в масштабе явления) и тянущую к дочерней обители различную по величине земледельческую округу (порой из 2-3 деревень). Здесь же напомним наблюдение из 2-й главы о том, что к концу ХVII в. некоторые приписные обители, утратив жизнеспособность, превратились в села и таким образом их развитие может рассматриваться как один из факторов селообразования на огромном пространстве Троицкой вотчины.

Снова возвращаясь к собственно Троицкой округе, отметим, что на ее “периферии”, в волостях Воря (по одноименной реке) и Корзенев, мы не видим столь сильной сконцентрированности населения, как в с.Клементьеве и слободах. Здесь в течение ХVI в. еще шло первичное земледельческое освоение, было много одно-двухдворных починков и лишь 40 % всех дворов размещались в крупных селах (Боркове, Путилове/Михайловском, Муромцеве и др.). Не случайно, может быть, именно к району р. Вори относится уникальный для Троицкого архива документ - льготная грамота келаря Васьяна крестьянину С.Лукину на поселение с сыновьями на этой реке 1499 г. 21. Более слабая заселенность волостей Воря и Корзенев сохранялась и в конце ХVI в. - во всех их 30 селах и деревнях дворов было меньше, чем в одном только с. Клементьеве. Можно предположить, что крупнейшее село Околомонастырья “отсасывало” какую-то часть населения этого района, являясь при этом основой для формирования торгово-ремесленных слобод, в процессе которого само теряло население в пользу последних. Наконец, некоторая часть жителей села и слобод переходила на положение троицких слуг, служек, служебников, а то и оказывалась в самом монастыре в составе его братии.

Еще один недалеко от монастыря расположенный район его владений - старинная переславская волость Кинела - был местом сравнительно высокой концентрации населения. Здесь сотные 1562 г. отметили 51,8 % дворов в крупных селах (Шарапове, Вяхорево, Воронине), насчитывавших по 30-53 дворов. В табл.21 отмечено, что всего в Переславском уезде к 1562 г. Троицкий монастырь имел 1323 двора, да у приписного Киржачского Благовещенского их было 594. Столь густо не была населена ни одна другая поуздная вотчина корпорации. Правда, у Киржачского монастыря лишь 36 % дворов было сосредоточено в крупных селах (Селиванова Гора, Желдыбино, Тутолмина Слободка), поскольку шел интенсивный процесс первичного земледельческого освоения левобережья Клязьмы, рек Малого и Большого Киржача и их более мелких притоков. Текст сотной 1562 г. по Киржачскому монастырю показывает, что одним из путей образования новых дворов было разделение братских семей: “во дворе Сувор Федин, во дворе Тимоня, брат его”, “во двор Левонка Сенин, во дворе Нечайко, брат его” - и т.д., всего ок.5 % дворов Киржачской вотчины в 1562 г. были образованы в результате такого разделения22. На территории черного Ортемьевского стана, включенного в состав Киржачской вотчины в 1540-е гг., и вовсе преобладали малодворные деревни, бывшие в недавнее время “починками пашенными и новыми починками”, и лишь 7 % дворов находились в сельце Ортемьевском и сельце Орлове 23.

Расположенные к северу от Троицы дмитровские села и сельца монастыря при явном их обилии отличались сравнительно небольшими размерами (по 19-22 дв.), и в них было размещено около трети крестьянских дворов (32,9 %). Все же остальные дворы находились в пределах сельских округ сел и селец, то есть в деревнях, число которых в 1620-1670-е годы даже не изменилось (табл.25).

Самой высокой сосредоточенностью населения в рамках Троицкой вотчины отличались уезды древнейшей земледельческой культуры Северо-Восточной Руси -Суздальский и Юрьевский. В крупных монастырских селах Опольского стана Суздальского уезда и Залоцкого стана Юрьевского уезда (Шухобалово, Богданское, Тума, Микульское, Кинобал, Леднево, Маслово и др.) находилось 83-95 % крестьянских дворов. Распаханность и заселенность этого края были столь велики, что для починков и деревень почти не оставалось места: на три-четыре села приходилась одна-две деревни. Размеры иных из перечисленных сел доходили в конце ХVI в. до 95 дворов, а починков и пустошей в Суздальском и Юрьевском уездах Троицкий монастырь не имел ни в ХVI, ни в ХVII в. Средний показатель размеров суздальских сел в конце ХVI в. - по 24-59 дворов – является самым высоким для троицких вотчин центральных уездов. Стоит ли говорить о том, что таким мощным “бастионам” крупной феодальной вотчины по плечу были все испытания опричнины, хозяйственного кризиса 1560-1580-х гг., а затем и смутного времени.

Смежно с Суздальским уездом и к востоку от него находился Стародуб Ряполовский, где существовала другая система сельского расселения. В селах находилось не более 19-27 % дворов зависимого от Сергиева монастыря населения данного уезда, сами села были как бы в “окружении “ деревень, а починки продолжали возникать и в ХVII в. 24 Лишь стародубское село Алексино - центр троицких вотчин в крае - отличалось в конце ХVI в. крупными размерами - 57 дворов. Его организующее окружающее пространство значение было унаследовано еще со времен существования древнего Алексинского стана Стародубского удельного княжества ХIV-ХV вв.

Сравнительно окраинный Муромский уезд показывает нам систему расселения, близкую к отмеченной нами для Околомонастырья, Переславской волости Кинелы, Суздальского и Юрьевского уездов. Муромские села монастыря по описанию 1590-х гг. отличались довольно крупными размерами - по 52-72 крестьянских двора (Дубровы, Чегодаево, Саванчаково), и в них было собрано 64,3 % сельского населения корпорации в данном уезде.

Система сельского расселения Троицкого монастыря в уездах Верхневолжья (Угличском, Ярославском, Костромском) отличалась в зависимости от расположения на правом или левом берегу великой русской реки. Например, если в первой половине ХVI в. и право-, и левобережная половины Угличского уезда были районом интенсивной починковой колонизации, то в дальнейшем на правобережной стороне процесс этот заметно затормозится и продолжится лишь в 1640-1670-е гг. Рост монастырских починков и деревень на левой стороне затруднялся для Сергиева монастыря соседством там с тоже растущей вотчиной Троице-Калязина монастыря, на что обратил внимание еще С.Б.Веселовский.

О роли крестьянского труда в земледельческом освоении Угличского Верхневолжья в ХVI в. красноречиво говорят антропонимические названия починков и деревень - “починок Гриди Рязанцева”, “ починок Луки Обухова”, “починок Ивашки Ненадобного”. Или: “дер.Агапитово, во дворе Матфейко Агапитов”, “дер.Плетенево, во дворе Плетенко Павлов да сын его Михейко” и т.д. Анализ крестьянских имен и, в ряде случаев, фамилий (при всей их неустойчивости для ХVI в.) в выписи из писцовых книг Угличского уезда 1536/37 г., открытой, опубликованной и прокомментированной С.М.Каштановым, позволяет говорить об отделении сыновей от отцов и разделении братских семей как одном из путей образования не только новых поселений, но и роста дворности в недавно возникших деревнях. Скажем: “дер.Тропа Сидоровская: Во дворе Меншик; во дворе Коняха, брат его “Во дворе Коняйко другой; Во дворе Ондрейко Сидоровы”. Не менее 13 % новых деревень на Красносельской стороне Угличского уезда возникли в результате такого разделения. Фактически это и было проявлением внутривотчинных крестьянских переходов, наряду с которыми имели место и приемы в вотчину новых жильцов-приходцев.

Наиболее результативной конечной точкой в развитии сельских поселений можно считать образование сел как наиболее “организующих” центров вотчинной и крестьянской жизни. Если на левобережной (Прилуцкой стороне) Угличского уезда на троицких землях процесс “селообразования” в ХVI в. завершился, то на правобережной (Красносельской) он происходил еще и в 1640-1670-е гг. Здесь возникло новое село Красное, удержавшее название старого села, необратимо запустевшего после 1550-х гг. Новое село сформировалось постепенно на основе слияния погоста Голенева в устье ручья Голенец с дер.Перхуровой и пустошами Красное Пенье и Кровниково 25.

Продолжением Красносельской стороны вниз по Волге можно считать ярославскую волость Черемху, где с 1540-х гг. у Сергиева монастыря имелся крупный вотчинный комплекс Коприно, активно осваиваемый в земледельческом отношении. Новые деревни и починки здесь интенсивно росли в 1540-1560-е гг., а в конце ХVI в. часть их уже запустела. Некоторые фразы из Ярославской писцовой книги 1593/94 г. раскрывают роль не только крестьянской, но и монастырской инициативы в земледельческом освоении края. Его “пусковым” моментом могло быть заведение монастырской “нивы” (“селятся ново на починке Меншичково Займище, что была нива монастырская”)26.

Новый этап роста деревень и починков вокруг села Коприна наблюдается в 1620-1670-е гг. (табл.21,25,26), правда, сохраняется их малодворный состав почти до самого конца ХVII в.(3,4 - 4,7 дв. - табл.24). С.Б.Веселовский был прав, отмечая устойчивость типа малодворных деревень в западной части Ярославского уезда, где и располагался Копринский комплекс. Правда, указанные им размеры деревень (по 2-3 дв.) все же несколько занижены для конца ХVII в. К концу ХVII в. здесь произойдет общее увеличение деревень, починков, займищ (см.табл.25), в отличие от массы других центральных уездов. Само же село Коприно на правом берегу Волги крупным по количеству дворов не станет. На демографические процессы в Копринской вотчине оказывало влияние расположение села на Волге, между такими “притягивающими” торгово-ремесленными и промысловыми центрами, как Рыбная слобода и Ярославль, возможность для одних крестьян отхода в них, втянутость других в занятия, связанные с функционированием и обслуживанием Волжского торгового пути. Набираемые в данной главе наблюдения важны для последующего рассмотрения рентных отношений в огромной Троицкой вотчине, понимания процесса формирования в них “чисто” оброчных и барщинно-оброчных имений уже в конце ХVI в.

На Ярославско-Костромском рубеже, в старинных волостях Нерехта и Емстна, корпорация имела приобретенные еще в ХV в. крупные села (Федоровское, Кувакино, Поемечье, Жарки ). К 1530-м гг. произошло несомненное закрепление части крестьянства в пределах этих вотчинных комплексов. В писцовом описании их 1536/37 г. бросается в глаза частая повторяемость одних и тех же крестьянских фамилий - Ворыпаевы, Гридины, Грибановы, Матфеевы, Манаковы, Олешковы, Серковы, Шиловы, Шернины. У крестьян указывалось не только имя, как мы видим в большинстве сотных второй четверти ХVI в., но и фамилия его отца: “дер.Новоселка - во дворе Филка Гридин, во дворе Олешка Гридин же сын”, “дер.Ластекино - во дворе Якуш Гридин. Во дворе Сенка Гридин же сын”.

На левобережной, Луговой стороне Костромского уезда (Андомский и Шачебольский станы) напротив, устойчивого “костяка” населения у монастыря во второй половине - конце ХVI в. еще не сложилось, шло только формирование монастырских вотчин, находящихся в состоянии первичной земледельческой колонизации (в получаемых по вкладам 1550-1560-х гг. комплексах Богородицкое, Буяково, Горки, Костомы, Кишема, Новое, Сухоруково и др. в середине ХVI в. до 25 - 45 % от числа всех поселений составляли починки). Правда, к концу ХVI в число их уменьшается. Сама же починковая колонизация, пусть с меньшей интенсивностью, продолжалась на Луговой стороне и в 1620-1670-е гг. Помимо земледелия, дополнительным фактором, привлекавшим сюда население, было обилие болотных руд и возможность для крестьян заниматься железоделательным помыслом, подробно описанным в Троицкой оброчной книге 1617 г. и приходо-расходной книге 1703 г. (прим.25).

На Галицко-Костромском рубеже сельское расселение монастыря в ХV-ХVI в. включало группу деревень в волости Верхний Березовец по р.Костроме, тяготеющую к солигалицкому селу Гнездникову. Здесь во второй четверти ХVI в. возникали и новые починки, возобновление которых наблюдается затем в конце 1620-х - 1670- е гг. Но процесс сельского строительства шел неровно, поскольку наряду с починками появлялись и пустые деревни и пустоши (табл.25).

Существовали отличия в системе сельского расселения в вотчине Троицкого монастыря и в разных частях Ростовского уезда. В его юго-западной части. (Песьем и Саввине стане) уже в первой половине ХVI в. было уже закончено первичное земледельческое освоение, шло укрупнение пунктов, “припуск”, “снесение” более мелких починков и деревень к более крупным. Здесь к концу ХVI в. сформировавлся крупнейший вотчинный центр монастыря в Ростовском уезде - село Дебалы (в 10 верстах к югу от города) с 56 дв. Северо-восточный же Лутский стан (по рекам Луту и Пере) этот этап еще не миновал. Здесь в первой половине ХVI в. наблюдалось почкование деревень – Староселово Нижнее и Староселово Верхнее, Деревеньки Большие и Деревеньки Малые, Гора Большая и Горка Малая. Лишь к концу ХVII в. и в Лутском стане произойдет укрупнение селений, и мелкие “двойные” деревни соединятся: каждая пара - в одну. Иногда укрупнение деревень становилось основой для естественного процесса селообразования. Целая деревенская округа образовалась у Троицкого монастыря в конце ХVI - ХVII в. в зоне притяжения дер.Микитинской в Песьем стане 29.

Приведенные выше наблюдения над системой сельского расселения у Троицкой корпорации в ряде центральных уездов позволяют говорить о двух ее основных моделях. Условно они могут быть названы либо “концентрированной” (когда в селах собрано более половины населения), либо “рассредоточенной” (более классической), когда село находится в окружении деревень, починков и пустошей, и в деревнях с починками размещено более половины населения данного вотчинного комплекса. Первая модель в ХVI-ХVII в. находила воплощение в более давних, плотно населенных и хорошо освоенных районах монастырской вотчины, вторая - там, где еще продолжался процесс внутренней колонизации. Нередко в пределах одного и того же уезда приходится отмечать близкое “соседство” данных моделей, что свидетельствует о многообразии и неравномерности не только регионального, но и внутриуездного развития великорусского центра.

Остановимся на некоторых особенностях расселенческой структуры в монастырских вотчинах юго-западных уездов. В Верейском, например, уезде в ХVI в. в центре сельской округи находилось не одно село, а два - Илемна (оно же по церкви Троицкое) к юго-западу от г.Вереи, на р.Руде, и Юрьевское (оно же Егорьевское, Георгиевское, тоже по соответствующей церкви). Илемна в отношении вотчинного управления доминировало над всей округой, хотя по количеству дворов не являлось крупным (13 дв.), уступая иным деревням данного вотчинного комплекса. Основная масса крестьянских дворов (95 %) была сосредоточена в конце ХVI в. с. Юрьевском и прилегающих к нему деревнях. Объяснение такого типа сельского расселения тематически выходит за рамки данной главы, но не привести его здесь нельзя. Речь должна идти о размещении монастырем в своих юго-западных селах больших массивов домениальной пашни. Следствием этого было вытеснение (переселение ?) части крестьянства из центра на периферию вотчинного комплекса, поскольку в “головном селении” им земли не оставалось или же ее оставалось там очень мало. Авторы коллективной монографии по аграрной истории Северо-Запада России ХVI в. отмечают аналогичное явление ( развитие полевой барщины у новгородских помещиков создавало для крестьян определенные трудности, вызываемые переселением с удобных земель, занимаемых под усадьбу, или близких к ним), но само это переселение не склонны считать сгоном крестьян с земли. В сравнительном плане интересно отсутствие подобного явления на монастырских и владычных землях Новгородчины, что свидетельствует о слабом еще развитии на них барщины как таковой.

В дальнейшем разорение смутного времени и отказ Сергиева монастыря от собственной запашки привели к тому, что в течение ХVII в. ряд верейских деревень необратимо запустели, “распределение” дворов между сохранившими устойчивость селами Илемной и Юрьевским и уцелевшими 4 деревнями комплекса выровнялось и фактор домена в ходе сельского расселения и демографического роста верейских владений монастыря перестал действовать30.

В малоярославецких селах Передел и Почап в конце ХVI в. наблюдаем такую же картину - дворов в них было размещено 7,6 %, все остальные - в деревнях, домен в количественном отношении преобладает над крестьянскими землями. В первой половине ХVII в. большинство деревень так и не возродилось, что привело к “уплотнению” оставшихся поселений, а отказ от господской пашни способствовал более равномерному, как и в Верейском уезде, распределению населения между селами и деревнями. С.Б.Веселовский в свое время связывал так называемое “владельческое укрупнение” сел с ростом господской запашки в конце ХVI в.31 Однако приведенные выше примеры по Верейскому и Малоярославецкому уездам показывают, что в селах с внушительным доменом (до 250 четв., как в Илемне) крестьянских дворов могло быть как раз немного. И вообще понятие “крупная феодальная” вотчина” не всегда обязательно предполагает крупное, большое село, вроде тех, которые приходилось отмечать для Околомонастырной округи, Переславского, Суздальского, Юрьевского уездов. Понятие это может иметь отношение к экономической организации, социально-демографической политике, проводимой крупным земельным собствеником.

В Серпейском уезде писцовая книга конца ХVI в. рисует такую же картину, как и в Малоярославецком и Верейском уездах - в малодворном селе Олферьевском сосредоточен приличный домен (80 четв.) и лишь 4 % крестьянских дворов, остальные 96 % размещены в деревнях комплекса. Две “литовские войны” первой трети ХVII в. (1610-х и 1632-1634 гг.) существенным образом осложнили условия жизни людей, хотя и не деформировали полностью уже сложившуюся структуру. В середине 1630-х гг. Сергиеву монастырю почти с нуля пришлось заселять и осваивать свою серпейскую вотчину, в которой пустые селения составили 95,4 %. Помимо отмеченных войн, дестабилизирующим население фактором в данном районе были в ХVII в. набеги крымских татар. В Троицкой Описи 1641 г. по с.Олферьевскому записано на крестьянах несколько долгов и кабал, “что плачено за них крымского окупу”, значит, монастырь выкупал собственными деньгами своих крестьян, попавших в плен, намереваясь затем вернуть истраченные суммы в качестве долгов 32.

В Серпейской писцовой книге 1635/36 г. фигурируют займища и починки с антропонимическими названиями, доносящими до нас имена расчищавших и распахивавших землю крестьян: “займище Куземкино”, “займище Богдашково, крестьянин Богдашко с детьми”, “займище Давыдково, крестьянин Давыдко”, “починок Вешняков, во дворе Иван Вешняк” и т.д. Переписная книга 1646 г. показывает интенсиный приток крестьян в деревни Олферьевского комплекса из соседних уездов - Оболенского, Дорогобужского, Смоленского. Новые жильцы оседали именно в деревнях округи. В самом селе по-прежнему было размещено меньшинство дворов (8 %). За 1635-1646 г. число крестьянских дворов у Троицкого монастыря в Серпейском уезде возросло в 6,8 раз, в 1646-1678 г. темпы его роста снижаются (увеличение в 2,9 раза). К 1678 г. все селения монастыря в Серпейском уезде были полностью восстановлены и даже приумножены, в отличие от общего для троицкой вотчины сокращения числа сел и деревень к концу ХVII в. (табл.24,25). Результаты роста числа дворов монастырских крестьян в Серпейском уезде нельзя было бы считать впечатляющими (в конце ХVI в. их было 122, в конце ХVII в. - 143), если не учитывать, в сколь неблагоприятных социально-политических и внешнеполитических условиях пришлось существовать данной территории и населяющим ее людям до середины 1630-х гг. Более выразительны показатели населенности самих дворов в конце ХVII в.: в среднем по 5,5 чел. в крестьянском и по 3,3 чел в бобыльском дворе.

В другом юго-западном от центра уезде, Оболенском, формированию устойчивой расселенческой структуры также препятствовали и окраинное положение, и набеги крымских татар, и общие потрясения начала ХVII в. Из-за сильного разорения уезда (83 % пустых селений отмечено у монастыря здесь в 1620-е гг.- табл.25) у троицких властей не нашлось сил для восстановления своих оболенских вотчин. В начале же 1640-х они предпочли и вовсе избавиться от земель в Оболенском уезде, отдав единственное тамошнее сел (Пажу, оно же Запажье) на выкуп кн.Б.А.Репнину (см. 3 гл.).

Хорошее начало было в освоении Троицким монастырем полученных им земель в самом южном, Новосильском уезде в 1570-1590-е гг. На починке Становом на р.Колпне трудом монастырских крестьян было основано село Становое, в ближайших окрестностях которого интенсивно распахивалось “дикое поле”, раскашивалось сено (1217 копен). Однако в ХVII в. за возникшим селом так и не закрепилось значение связующего центра, оно вовсе прекратило свое существование, а несколько уцелевших новосильских деревень монастырь едва удерживал, разместив в каждой часть своего домена. В 1640-1670-е гг. крымские набеги привели к тому, что у Троицы оставалась единственная новосильская деревня Толстенкова, а остальных деревень “крестьян и бобылей тотарове поймали, а иные розбежались” 33. Так окраинное положение Новосиля (ныне - Орловская область), распахнутость границ делали очень ненадежным положение населения здесь, которое и страдало от набегов, и уходило дальше на юг. В целом же отмеченные факторы не привели к формированию устойчивой расселенческой структуры у монастыря в данном районе, столь удаленном от расположения основной массы монастырских вотчин.

Заканчивая рассмотрение общей структуры сельского расселения в центре и на юго-западе, отметим еще одно. При взгляде на табл.25 в глаза бросается обилие дробных сел и селец, также составлявшее особенность сельского расселения в Троицкой латифундии, которая с конца XIV в. формировалась и расширялась за счет постепенного поглощения долей и жребиев различных по масштабу и происхождению светских вотчин (пол села, пол сельца, треть сельца, две трети сельца, пол деревни и т.д.). В главе .и примеры таких “поглощений”, растянутые порой на многие десятилетия и несколько поколений владельцев .приводились по Переславскому, Бежецкому, Костромскому, Владимирскому. Коломенскому, Муромскому, Старицкому, Тверскому уездам. Долевые владения, как раз и реализуемые в виде “неполных” сельских поселений, отразили саму историю троицкого землевладения, сложные взаимоотношения монастыря с окружающим его миром светских вотчинников. И все же явление это было временным, преходящим: на конец ХVII в. в табл.25 долевые поселения показаны только в Московском и Переславском уездах. Во всех же остальных таковых уже не было.

В системе сельского расселения Троицкого монастыря в Центре России считаем также интересным тот факт, что нередко монастырские села являлись как бы “связующими узлами” в определении пограничных участков некоторых уездов страны. Имеем в виду то, что ряд троицких сел и их деревенские округи имели межуездное расположение. Например, одна треть села Петровского находилась в Сурожском стане Московского уезда, другая - в Ижевском стане Дмитровском, третья - в Скирманове стане Рузском уезде. Села Зубачево и Глинково по половинам располагались в Московском (стан Радонеж) и Переславском (волость Кинела) уездах. Деревни новоторжского села Медны размещались в соседнем Тверском уезде, означая Новоторжско-Тверской рубеж. Порубежное положение было характерно и для некоторых кашинских сел и деревень монастыря (причем как право-, так и левобережных по Волге), исторически и экономически тяготеющих к соседнему Угличу. Заметим, что устойчивости сложившихся сельских и деревенских округ их межуездное расположение не мешало.

В отличие от большинства центральных и юго-западных уездов, система сельского расселения у Троицкого монастыря в Нижегородском Поволжье в конце ХVI-ХVII в. развивалась по линии формирования сразу крупных деревень и сел, не проходя этапа мелкой починковой колонизации с последующим “припуском” деревень, починков, пустошей к более крупным селениям. Получив в 1590-е гг. массу запустевших земель, Троицкий монастырь уже к началу 1620-х гг. сумел в 12 раз увеличить здесь свое население и в 4,5 раза число самих жилых селений (табл.24.25). Рост по двум отмеченным направлениям показывает и сравнение писцовой книги 1620/21 г. с переписной 1646 г., хотя темпы его несколько снизились. Лишь после 1646 г., как показывает перепись 1678 г., население Троицкого монастыря в Закудемской волости Нижегородского уезда уменьшилось за счет его оттока в Свияжский и Алатырский уезды.

В начале 1620-х гг. на рассматриваемой территориии у Сергиева монастыря возникли новые крупные села в результате восстановления пустошей: Ляпесь с 49 дворами и Ондрейково с 56 дв. Нижегородские села монастыря нередко располагались на два-три “усада” (называемых иногда “посадами”), были обустроены двумя-тремя прудами. К концу ХVII в. некоторые деревни так укрупнились, что тоже стали селами. В них были открыты церкви и сформированы приходы (дер.Игумново, дер.Татинец). О роли монастыря в церковном устроении своих сел говорит факт основания церквей во имя Сергия Радонежского в селах Ондрейково и Копосово (вол.Стрелица), во имя Живоначальной Троицы в одной части села Варварского и Никона Радонежского - в другой его части4.

Имея в Нижегородском уезде села еще и в волости Стрелице (Копосово и Черное, Киржачского монастыря) Троицкая корпорация большую часть населения к концу ХVII в. сосредоточила в Закудемском стане (65 %).

О том, как складывалось монастырское землевладение и тесно связанная с ним система сельского расселения в уездах Казанского Поволжья (Свияжском, Казанском, Алатырском), говорилось в гл.2, параграфе о приписных обителях. В данной же главе остается только подчеркнуть стремительный рост крестьянского населения этих зависимых от “большой Троицы” филиалов в ХVII в., особенно в Свияжском и Алатырском уездах.

— Если в первом он продолжался до середины ХVII в.(табл.24,25), то во втором можно отметить два зенитных периода - 1620-е гг. (266 дв.) и вторая половина ХVII в. (870 дв.). Именно в Алатырском уезде сельские поселения отличались наивысшими размерами в рамках всей Троицкой латифундии: уже в 1620-е гг. они имели в среднем по 54 дв., по переписным книгам 1678 г. - по 72 дв., а по монастырской вытной переписной и оброчной книге 1696 г. - по 96 дв.! (табл.24). Этот средний показатель вдвое уступает реальным размерам отдельных сел. Например, алатырское село Четвертаково имело в конце ХVII в. 222 двора! Сообщаемые переписной книгой 1696 г. катойконимы при крестьянских именах (Шухобалец, Кувакинский, Присецкий, Сухоруковский и пр.) рисуют широкую географию происхождения алатырских новопоселенцев. Здесь называются практически все крупнейшие монастырские села Московского, Переславского, Дмитровского и особенно Суздальского, Муромского, Юрьевского, Юрьевецкого, Костромского (Луговой стороны), Нижегородского, Арзамасского уездов. По ним видна направленность внутривотчинных миграционных потоков - от центра на юго-восток. Указаны также и годы прихода крестьян в Алатырский уезд - в основном конец 1680-х-начало 1690-х гг.33 Наблюдалось соединение центрально-русской топонимики с прежними мордовскими названиями. Одна из “новоселидебных” алатырских деревень Верхняя Ичикса Кувакино тож была полностью заселена (60 дв.) выходцами из крупного приселка Кувакина, стоявшего на Ярославско-Костромском рубеже. Специалист по топонимии В.А.Никонов пишет, что перенос с собой родного названия возможен лишь при компактном переселении сразу целой группы односельчан на новое место36. Происходило перемещение крестьянского населения и внутри самого Алатырского уезда, из деревни Подгородней как своего рода “пересылочного” пункта в уездную “глубинку”.

Для начального этапа развития и Троице-Свияжского, и Троице-Алатырского монастыря важную роль играло их городское население, ведь и сами монастыри возникли как городские. Например, 18 % населения Алатырского монастыря по писцовой книге 1624/26 г. показаны как городские бобыли. В дальнейшем по мере “внедрения” в сельскую местность, укоренения там, соотношение “городской” и “деревенской” частей их зависимого населения все более менялось в пользу первой.

На всем огромном пространстве Русского Севера сельское расселение Троице-Сергиева монастыря (особенно когда к нему обращаешься после бурного демографического роста в Поволжье) выглядит скромными, едва тлеющими очагами в Деревской пятине, Пошехонье, Белозерье, на Вологодчине и на нижней Двине. Дадим краткий обзор их сельского расселения, двигаясь с запада на восток. Начнем в таком случае с Деревской пятины Новгородской земли. За короткий период после окончания Ливонской войны и до начала новых напастей троицкие волостки на восточном побережье оз.Ильмень развивались сравнительно неплохо (это отмечается и в очерке по Деревской пятины Т.И.Осьминского в коллективной монографии ленинградских авторов). Постепенно преодолевались демографические потери, понесенные ими в Ливонской войне: описание 1581/82 г. называет 16 крестьян-дворохозяев убитыми и 13 дворов пустых, через 12 лет, в 1594 г., число живущих дворов возросло, а пустых сократилось в 2 раза (табл.20). В волостках Сытинского (сельцо Сытине, оно же Кунья гора) и Листовского (сельцо Сопки, оно же Мокрой остров) погостов в 80-90-е гг. ХVI в. шел процесс внутреннего освоения: новые деревни “выставлялись” из старых, другие “припускались” в пашню к более крупным, дворность которых от этого еще более увеличивалась. Для волостки Сопки в Листовском погосте была характерна рассредоточенная система сельского расселения, более половины дворов (51 %) было размещено в самом сельце, остальные - в малодворных (по 3-4 дв.) деревнях ее округи. По подсчетам Т.И.Осьминского, в 1500 г. на крестьянский двор в этих волостках приходилось 1,14 “людей”, в 1582 г. 1,44, а в 1594 г. - 1,9 “людей”. На бобыльский двор “людей” приходилось 1,5.

Способом хозяйственого возрождения волостки Кунья Гора в Сытинском погосте в конце ХVI в. было предоставление монастырем некоторых ее деревень и пустошей в пожизненные держания прежним владельцам-вкладчикам (братьям Н., Б., Ю.Таракановым) и в служебно-поземельные держания - слугам (приказчику Т.Елизарову). И все же пустые селения здесь преобладали над живущими. Об ослабленности сельского населения говорит более высокий процент бобыльских дворов (54 %) над крестьянскими (46 %). Практиковалось и “подселение” бобылей в крестьянские дворы, возможно, как средство поддержания беднеющей части сельских жителей (табл.20). В писцовых и переписных книгах ХVII в. такие люди чаще всего будут называться “захребетниками” (табл.26). В переписных же книгах Деревской пятины 1667/69 г. они именуются “подсоседками”.

Прав А.Л.Шапиро, писавший, что “улучшение положения в 1590-е гг. было незначительным, а главное непродолжительным. Голод и мор первых годов ХVII в., гражданская война, польская и шведская интервенции, политика резкого увеличения податей - се это привело к новому еще более тяжелому, чем в 1570-1580-е гг. кризису первых десятилетий ХVII в.” 7. Деревская же пятина по праву считается наиболее пострадавшим от смуты районом и на Северо-Западе, и во всей России.

Действительно, дозоры 1620 и 1623 гг. показали, что население Троицкого монастыря в Деревской пятине практически было утрачено, если не считать по одному крестьянскому и бобыльскому двору. Село Сытино удавалось удерживать тоже благодаря единственному двору - монастырскому. Уже по описанию 1627/28 г. число дворов возросло до 22 и до конца 1640-х гг. продолжалось увеличение населения (табл.20). Теперь волостка Сытинского погоста развивалась более динамично, чем волостка Листовского (в отличие от конца ХVI в.). Во второй четверти ХVII в. в Сытинском погосте у Троицкого монастыря было в 2,5 раза больше селений и в 5, 2 раза - дворов, чем в Листовском. Такое положение сохранялось и по описаниям 1660-1670-х гг. К середине ХVII в. система сельского расселения у Троицкого монастыря в Деревской пятине была полностью восстановлена, деревни заметно укрупнились, иные до 20-25 дворов. Средняя же их дворность в данном районе составляла 15,5 дворов. Неоформленной в четкий рисунок и рыхлой в ХV-ХVII вв. оставалась группа сельских поселений Сергиева монастыря в Пошехонском уезде, в низовьях Шексны и ее мелких правых и левых притоков, на рубеже с Ярославским уездом. Некоторые соображения о причинах этого будут высказаны нами ниже при рассмотрении материала о погостах (следующий параграф данной главы). Здесь же отметим как возможную причину “проходное”, транзитное положение пошехонских деревень, связывающих белозерские и верхневолжские (ярославские, угличские, кашинские) владения монастыря. Отсутствие здесь господского хозяйства также не способствовало концентрации группы мелких деревень, погостов, приселков и пр39.

В соседнем с Пошехонским Белозерском уезде, Андогском стане, у Троицкого монастыря сложился типично приречный тип сельского расселения. Речь идет о княжеском по происхождению вотчинном комплексе Танищи на левом берегу р. Суды, в который входило два десятка деревень, вытянутых вдоль левого берега этой реки. Никаких новых приобретений к уже полученному комплексу (еще в 1550-е годы) монастырь в дальнейшем не сделал. Соотношение жилых и пустых селений здесь менялось в зависимости от общих условий развития Белозерского края в годы смуты и послесмутного времени. В целом в расселенческой структуре к концу ХVII в. принципиальных изменений не произошло, только увеличилась численность дворов и их “людность”.

Об идущем в соседнем с Белозерским Вологодском уезде процессе починковой колонизации по правобережью Сухоны, где к Троице-Сергиеву в начале ХVII в. был приписан Авнежский монастырь, говорилось в гл.2. Сравнение описаний конца 1620-х и начала 1640-х гг. показывает, что состав поселений Авнежской обители не изменился, зато количество дворов в них возросло почти вдвое. Обращаясь к переписной книге 1678 г., видим, что некоторые починки 1620-х гг. к концу ХVII в. уже запустели, то есть процесс земледельческого освоения здесь шел неровно, в живущих деревнях появились пустые дворы и места дворовые (табл.24,35). От 1640-х к 1670-м гг. рост дворов также оказался незначительным. Одним словом, у Авнежского монастыря во второй четверти ХVII в. происходило и земледельческое освоение края, а во второй его половине проявлялись и некоторые признаки запустения 41

О малодворных деревнях, составлявших вотчину приписного Николо-Чухченемского монастыря в Холмогорском уезде также говорилось в гл.2. Здесь на всем протяжении ХVII в. еще медленнее росло количество дворов, чем в Вологодском уезде (в пределах 22-27 от 1620-х к 1670-м гг.). Малодворный состав деревень в 1620-1670-е гг. также сохранялся. В писцовой книге 1620-х гг. названы две деревни, восстановленные из пустошей - Меньшое Перхуровское и Зайцовское. В Троицкой Описи 1641 г. две деревни названы пустыми - Поташевская и Полевская, правда, появились две новых - Дьячья и Дьячья Вторая. Мы видим, что на Севере ураганного, устойчивого хозяйственного развития и заселения чухченемских (или авнежских) деревень и их населения, подобного тому, какой приходилось наблюдать в Поволжье, в ХVII в., не было и не могло быть. Кроме того, ни в Вологодском, ни в Холмогорском уезде Сергиев монастырь не имел ни одного села как крупного (и привычного для него) вотчинного центра. Роль такого “стяжения” играли, по-видимому, сами Авнежский и Чухченемский монастыри, которые, как могли, справлялись с возложенными на них задачами.

4.3.Погосты, слободки, сельские монастыри.

Разбирая в свое время систему сельского расселения в вотчине Троице-Сергиева монастыря, Б.А.Романов образно называл ее “выразительной коллекцией поселенческих типов”4. Значительный интерес представляют в этой “коллекции” погосты. Их доля в общей совокупности сельских поселений была невелика - от 0,3 до 1,1 % (табл.23). В той же табл. видим и изменение количества погостов на троицких землях - к концу ХVI в. их было 11, во второй четверти ХVII в. - 16, в конце ХVII в. -5.

В троицких актах ХV в. погосты не упоминаются. Встречаем мы их в грамотах первой половины ХVI в. в значении административно-территориальных округов при оформлении пожалований Василия III и Ивана IV Сергиеву монастырю из фонда черных крестьянских земель. В 1520 г. корпорация по обмену с Василием Ш получила погост Кузьмы и Демьяна, “что был стан волостелин” на черной земле в составе подмосковной волости Корзенев.

Комплекс был значительным по масштабу, включая 70 деревень. “Во чреве” монастырской вотчины уже к началу 1560-х гг. произошло преобразование погоста как бывшей резиденции княжеского волостеля в обычное село с внедренным туда представителем вотчинной администрации (ключником-старцем или приказчиком-слугой). Описание 1594 г. называет сельцо Корзенево Кузьмодемьянское тож с церковью монастырского строения. Из обширной деревенской округи бывшего погоста сохранились только 3 деревни и отмечено 37 пустошей. В рамках троицких владений “периферийного” Околомонастырья сельцо Корзенево было включено в состав более крупного вотчинного комплекса села Муромцева.

Известен еще один случай попадания в руки Троицкого монастыря крупной крестьянской волости в самом центре государства - подмосковной Вохны, сохранявшей свою погостскую структуру более длительное время. Последним владельцем волости был удельный князь В.А.Старицкий, после казни которого в 1569 г. в течение некоторого времени происходит передача Вохны монастырю, окончательно она была оформленная изданием послушной грамоты Ивана IV Вохонским крестьянам в мае 1582 г.44 Через 10 лет в той же волости монастырь получил дер.Климкову от вдовы Ульяны Желтухиной (см. гл2).

Изменения в структуре волости с конца ХVI и до конца ХVII в. позволяют проследить писцовые и переписные книги. Схематично изменения эти можно выразить так.

1594 г. - дер.Климкова. на поле которой крестьянином И.Оксеновым была поставлена церковь Параскевы Пятницы

новый погост Параскевы Пятницы - 30 дер.

погост Дмитрия Солунского на р.Вохонке - 30 деревень

сельцо Павловское на той же реке против Дмитриевского погоста,

погост Уполозы с церковью Рождества Пречистые - 26 дер.

погост Никиты Мученика - 27 дер.

пустой погост на Исаковом озере с ц.Рождества Пречистые - 9 дер.

1623 г.-погост Дмитриевский

сельцо Павловское - 40 дер., 21 пуст.

погост Уполозы - 18 дер.,19 пуст.

погост Никитский - 16 дер.. 12 пуст.

погост на Исаковом озере - 9 дер.,13 пуст.

1678 г. - село Павлове на двух погостах - Параскевы Пятницы и Дмитриевском - 69 дер.живущих и 29 дер., вымерших в мор 1654-55 г.

1752 г.- с.Павлове с 68 дер., в числе которых бывшие погосты Уполозы Никитский 45 1654/55.

Приведенная схема показывает, во-первых, что та часть волости Вохны, которая к концу ХVI в. еще не попала в руки частных феодалов или монастырей, состояла из нескольких погостов. Они представляли собой центры приходов, к каждому из них тяготела определенная деревенская округа. О сосредоточении в каждом из них каких-либо административных функций, полномочий у нас данных нет, равно как и о лицах, которым таковые могли усвояться. Во-вторых, до конца ХVII в. в волости Вохне продолжался процесс сокращения деревень (всего на 40 %), что само по себе не могло не подрывать значения погостов как центров сельских округ. Одновременно с этим действовал и механизм “крупной феодальной вотчины”. Он заключался во внедрении в одно из селений (им стало сельцо Павловское близ Дмитриевского погоста) агентов вотчинной администрации. Исчезновение погостов как когда-то существовавших административных центров в Вохне относится ко времени после 1620-х гг. Правда, церковное значение за некоторыми из них, уже ставшими приселками сельца Павловского, сохранялось и в конце ХVII в. В межевой книге волости Вохны с соседними волостями (московскими Гжелью, Куней, владимирской Сенежской, московской Рогожской ямской слободой) 1680 г. фигурируют к сельцу Павловскому - приселок Уполоз на р.Клязьме с церковью Рождества Пречистые и приселок Никитский на р.Дроздне с церковью Никиты Мученика. Деревни Вохонской волости, расположенные на Клязьме и ее притоках, были тесно связаны в торгово-экономическом отношении с Владимирскими и Нижегородскими землями. О развитии крестьянской торговли в Вохне имеется несколько свидетельств за ХVII в. В рамках же вотчинной торгово-хозяйственной специализации Вохна играла роль “житницы”, поставщика хлеба для монастырских “низовых” (прежде всего Астраханских) промыслов. На многочисленных речках Вохонской волости было сооружено много мельниц, которые мололи зерно для отправки его “вниз по матушке по Волге”, а также активно сдавались в аренду посторонним людям. Торгово-ремесленная специализация здешнего населения в дальнейшем, как и в Околомонастырской округе, станет фактором урбанизации края, вошедшего в состав формирующегося Центрального промышленного района (Иваново-Вознесенская текстильная промышленность и павлово-посадские платки), а бывшее монастырское село Павлове в 1845 г. получит статус города (Павловский Посад и ныне в Московской обл.)46.

Погосты иногда могли быть компонентами средних и крупных по масштабу светских вотчин. Один такой погост - Василия Кесарийского на р.Остречине в Бежецком Верхе, с селом Елизаровым, несколькими деревнями, починками и пустошами представлял собой владельческий комплекс троицкого соборного старца Паисия Мичурина. В 1570/71 г вместе со своим братом Василием он дал его в Троицкий монастырь. О религиозно-культовом значении погоста (собственно, это могло быть еще и родовое кладбище ) для Мичуриных говорится так: “А тот у нас погост вопчей всех наших родителей” 47. Кроме церкви Василия Кесарийского, на погосте имелась церковь во имя Живоначальной Троицы с приделом Сергия Радонежского - строения Паисия и Василия Мичуриных. Перед нами, думается, обычная ктиторская церковь (даже несколько) и семейный некрополь.

Фигурируют погосты и в составе более крупных княжеско-боярских вотчин, вместе с которыми они и оказались у Сергеева монастыря. Например, по данной грамоте богатой боярыни Елены Челядниной 1542 г. в корпорацию передавался большой вотчинный комплекс в Ростовском уезде, включающий несколько сел и селец, до 60 деревень и “погостец Никола Чудотворец на р.Талице”. Обширная деревенская округа тяготела “к тем селцом и погосту”. В составе вотчины кнг.Марии Оболенской (нескольких сел на р.Протве ) в Оболенском уезде к селу Марьинскому назван погост Афанасия Великого. Когда село запустело (после 1570 г.), то именно на погосте еще какая-то жизнь теплилась, с него началось повторное заселение данной местности 49. В этой связи следует отметить амбивалентность погостов - они, действительно, могли являться и исходным пунктом для последующего развития (или восстановления ) сельского поселения, и конечной формой запустения. Выражения писцовых книг типа “погост, что было село” и “село, что был погост” вполне понятны. Подобная метаморфоза например, произошла со звенигородским селом Андреевским, ставшим после смуты погостом и возрожденным снова в село лишь после 1646 г. (см. прим. 1 к данной гл.). В подмосковном Радонеже в погост после смуты превратился бывший Успенский монастырек “Пречистые под сосною”, да так и не поднялся дальше. Зато в бежецком селе Присеки погост “бес пашни” с церковью Спаса-Преображения послужил основой для возникновения сельского монастырька. На правобережной стороне Угличского уезда именно погосты явились исходными формами для последующего образования сел. Растянулся, правда, этот процесс почти на столетие - с 1530-х до 1620-х гг. Село Сергиевское на Гривах возникло на основе припуска починка Палкина на Гриве в пашню к погосту Сергия Радонежского 50. Видимо, и роль церковных земель при погостах следует учитывать, и взаимодействие погостов с другими видами поселений. О роли же другого погоста - Голенева - в образовании угличского села Красного речь шла выше в рамках региональных очерков сельского расселения.

Двухпогостскую структуру имело в конце ХVI в. сельское расселение у Троицкого монастыря в Пошехонском уезде. В округу первого - Подъяблонного (с церквями Живоначальной Троицы и Сергия Радоежского) - входило 7 деревень, второго - Раменского (с церковью Св. Георгия)- 6. Раменский погост представлял собой трансформированный монастырек Св.Юрия в Раменейце, известный по ряду княжеских грамот ХУ в. Наряду со дворами церковного причта в погосте Подъяблонном, описания 1594 и 1616 г. называют и крестьянские. Закрепление названных погостов в качестве административно-хозяйственных центров небольшой территории перспектив не имело, но такое значение во второй четверти ХVII в. утвердилось за деревнями, возникшими на церковных землях - Подъяблонной и Поповской (последняя - у погоста Раменского). В конце ХVII в. видим уже один центр -приселок Поповский с тянущей к нему округой из 7 деревень. В рамках более общего административно-хозяйственного организма монастыря его небольшой пошехонский комплекс был “притянут” к ярославскому селу Коприну, вместе с которым он был описан и включен в вытную книгу 1623 г.51

Во Владимирском уезде в конце ХVI в. погост Федосов с церковью Воздвижения у Сергиева монастыря находился в совладении по половинам с Ю.И.Плещеевым. На троицкой половине было размещено 5 крестьянских дворов. В конце ХVII в. о правах светских лиц на этот погост ничего неизвестно, зато произошло его слияние с соседним селом Обакумцевым 48. Другой свой погост во Владимирском уезде, Николы Чудотворца на Усть-Колокши, корпорация отдала в 1583/84 г. по обмену братьям Л. и К.Волковым на их муромские земли. Правда, в переписной книге 1678 г. погост на усть-Колокши отмечен в составе троицких владений, а в нем 5 бобыльских дворов “за попом Иваном”52. Рыболовное значение для Троицкой корпорации имел погост Рождества Пречистые в Залипенье на р.Клязьме у озера Глебовского (“в нем пристанища рыболовей, а ловят рыбу на монастырь”). Имевший кельи черного попа и старцев, погост в Залипенье иногда назывался и монастырьком 53.

Обратимся теперь к рассмотрению слобод или слободок на землях Троицкого монастыря. Нас в данном случае интересуют не городские слободки как компактные группы дворов монастырского населения в городах и на посадах, а именно сельские и подмонастырские слободки. Подобно погостам, их доля на фоне других видов сельских поселений была невелика: от 0,1 до 1,4 %. (табл.4).

Под слободами следует понимать как определенные территориальные округи, население которых собиралось первоначально на льготных условиях, так и отдельные сельские поселения. В редких троицких актах ХУ в. находим упоминания “слобод” (слободка в “Соснязе” Пошехонского уезда и “слободища” в Угличском у.)54. В.Д.Назаров обратил внимание на то, что в серии княжеских грамот на бежецкое село Присеки ХУ в. последнее называется то селом, то слободой и отметил, что данная клаузула показательная для начального этапа освоения московской княжеской властью какого-либо района и более характерна для XIV в., чем для ХУ в.55

Слободы как интенсивно заселяемые округи известны в ХУ-ХVI вв. в Дмитровском уезде (Берендеева Слобода), Переславском (Великая Слобода, позднейший Слободской стан, Маринина Слобода), Галицком (Жилина Слободка). Когда речь шла об определенной округе, то слово “слобода” обычно стояло на втором месте, а когда о конкретном селении с антропонимическим названием, то на первом: Чечевкина слободка, Филисова слободка” Тутолмина слободка и т.д.3 В отношении двух из перечисленнных известны их прежние владельцы - великокняжеский бортник Гридя Филисов и переславский вотчинник И.С.Тутолмин. Подобно погостам, слободки являлись компонентами в составе крупных княжеско-боярских вотчин. Например, в крупной вотчине М.В.Тучкова в Ростовском уезде в рамках комплекса Дебалы имелась непашенная слободка Потаповка на р.Где. Свой непашенный облик и чисто бобыльский состав населения она сохраняла до конца ХVII в., не сливаясь ни с какими другими сельскими поселениями Дебальской вотчины 57.

Одна из причин образования слободок в ХVI-ХVII в. - это рост непашенного населения в результате отделения ремесел и промыслов от земледелия. У многочисленных приписных монастырей Троицкой корпорации такая группа людей селилась обычно в подмонастырских слободках. Этим объясняется их обилие в табл.22 для второй четверти ХVII в., ведь именно в тот период к Сергиеву монастырю было приписано более всего зависимых филиалов. Слободки торгово-ремесленных, мастеровых людей известны практически у каждой из приписных обителей, особым их количеством отличалась околомонастырская округа “большой Троицы”, о чем выше уже говорилось. Иногда слободка являлась конечным пунктом в развитии отдельных монастырей. Например, в предместье Бежецка (Городецка) в середине ХVII - первой половине ХVIII в. фигурирует “Макарьева слобода, что была Троицкая Макарьева пустыня”. Населена она была выходцами из монастырской Присецкой волости (крупнейшего вотчинного комплекса Троицы в Бежецком Верхе), обосновавшимися там для своих торговых дел. Обитатели ее совмещали торгово-ремесленные занятия с земледелием: “скупают кожи и телятины и хлеб припахивают; делают овчины и хлеб припахивают”.

Не только занятия, но и само население слободок часто отличалось смешанным составом: сюда входили и называемые исключительно по ремесленным специальностям люди (бочары, плотники, кузнецы и мн. др), и бобыли, и крестьяне. Четких отличий между ними источники не проводят, может быть, потому, что какая-то часть обитателей слободок продолжала заниматься и хлебопашеством. На правом берегу р.Сухоны на Усть-Толшмы в Тотемском уезде в Пьянкове слободке у Троицкого монастыря, наряду с торгово-ремесленными, были в 1620-е гг. и пашенные дворы 5.

В писцовых и переписных материалах ХVII в. слободкой могла называться компактная группа (из 10 и более дворов), являющаяся компонентом более крупного поселения. Скажем, в барщинных селах монастыря выделялись “воловьи слободки” с целью размещения в них воловиков и детенышей “для монастырские пашни” (муромское с.Дубровы, 1628/29 г.). Рост бобыльства в 1620-е гг. приводил к появлению составе сел отдельных бобыльских слободок, население которых было или польгочено на какое-то время, или выделялось своей экономической ослабленностью, неплатежеспособностью. Костромская писцовая книга 1628/29 г в с.Буякове указывает “Оксиньинскую слободку непашенных бобылей”, в которой в одном из дворов названа “вдова Оксиньица Нефедьевская жена с сыном Олешкою” 60.

Видим слободки и в крупных поволжских селах ХVII в., куда шел стремительный поток новых поселенцев. В нижегородской дер.Игумновой, расположенной на р.Кирелке, на одной стороне реки было в 1620-е гг. 35 крестьянских дворов, а на другой, в бобыльской слободке, - 41 бобыльский двор. Позднее вся деревня именовалась Игумновской слободкой 61. В свияжском селе Новом льготные крестьяне в 1641 г. были поселены в отдельной слободке из 11 дв.62 Слободки вообще могли возникать вследствие естественного или созданного человеком разделения поселения - рекой, ручьем, прудом, озером, оврагом, крупной идущей через него дорогой и т.д. Часть поселения, расположенная несколько “на отшибе”, могла считаться его слободкой. Так, суздальское село Тума оврагом было отделено от Окаемовской слободки, хотя при описаниях они нередко обозначались как одно поселение - Тума Окаемово тож. Одно из древнейших троицких сел Медна, стоявшее на большой дороге из Твери в Торжок и далее в Новгород Великий, было разделено р. Твердой на собственно село и торгово-ремесленную слободку. Правда, более устойчивое демографическое развитие было показательно в середине ХVII в. именно для села, имевшего “подпитывавшую” его чисто земледельческую деревенскую округу 64. Торгово-ремесленное же развитие слободки в Медне мог подрывать сам монастырь, сселяя меденских мастеровых в Клементьевские слободы собственной округи, о чем уже упоминалось в предшествовавшем очерке.

Некоторые слободки (и деревни) Сергиева монастыря в ХVII в. формировались и по национальному признаку. Речь идет о хорошо известном в литературе факте переселения карел во внутренние районы России после Столбовского мира со Швецией 1617 г. Деревни, населенные только карелам, фигурируют в переписных материалах в вотчине Троицкого монастыря в Деревской пятине, Тверском, Кашинском, Бежецком и др.уездах. Имели случаи и рассредоточенного размещения карел во дворах в составе русских деревень, среди крестьянского и бобыльского населения. В Суздальском уезде в конце ХVII - середине ХУШ в. на троицких землях фигурирует “Корельская слободка”, но это единственный выявленный нами факт.

Остановимся теперь на проблеме малых (сельских) монастырей как факторов расселения в вотчине Троицкой духовной корпорации. Из табл.23 следует, что в конце ХVI в. у него их было 10, во второй четверти XVII в.15 и в конце ХVII в. - 10. При изучении этой проблемы главная трудность заключается в хронологическом соотнесении обители и сельского поселения, поскольку письменные источники не всегда с желаемой полнотой раскрывают и раннюю историю самих монастырьков, и этапы развития порожденных ими или связанных с ними сел, деревень, погостов, слобод и т.д. Археологически же изучены очень немногие из интересующих нас монастырей, а ведь только данные археологии и позволяют уверенно сопоставить время возникновения монастырей и функционирования жилых селений.

С определенной степенью условности сельские монастыри были разделены нами на две группы. К первой группе были отнесены обители, так сказать, первичные по отношению к возникшему в дальнейшем на их месте “гнезду” поселений. Запустение таких обителей обычно “давало жизнь”, как ни странно это звучит, другим населенным пунктам. Ко второй группе нами были отнесены вторичные монастырьки, открытые в уже функционировавших селах, ставшие необходимыми вследствие роста их дворности, религиозно-духовных потребностей жителей в пострижении и т.д.

В непосредственной близости от Сергиева монастыря, в подмосковной волости Воре уже в ХУ в. существовали две зависимых от корпорации обители - Троицы на Березняках и Св.Ильи. Обе археологически были исследованы С.З.Черновым. В ходе раскопок первой автор выявил территорию собственно монастырька с храмом и некрополем и подмонастырное селище, датируемое по керамике второй половиной ХШ - первой половиной XIV в. Более раннее время возникновения жилого селения по сравнению с первыми письменными известиями о самом монастыре, не идущими глубже 1430-1470-х гг., позволило С. З. Чернову предположить, что обитель появилась на месте ранее существовавшего поселения, на некотором удалении от центра земледельчского освоения 66. Троицкий на Березняках монастырь сначала был ктиторским боярской семьи Бяконтовых (из рода которых происходил митрополит Алексей), а в 1471 г. по пожалованию удельного кн.Юрия Васильевича Дмитровского, владевшего волостью Ворей, поступал в состав Сергиева монастыря. В дальнейшем монастырек Троицы на Березняках назывался то погостом, то приселком, то сельцом 7.

Еще слабее известна история монастырька Св.Ильи в вол.Воре. В 1460-е - начале 1470-х гг. он, по-видимому находился под юрисдикцией митрополита Филиппа и имел кое-какие свои земли (Игнатове, Копорское, Ворыпаево и др.), перешедшие в 1471 г.- в состав троицкой вотчины с включением Ильинского монастырька по грамоте князя Ю. В. Дмитровского. В выписи из писцовых книг начала ХVI в. он, хоть и называется монастырем, фактически уже являлся маленьким селом с 5 крестьянскими дворами. Правда, оказалось оно нежизнеспособным и позднее ни в каких документах не встречается. Лишь некоторые из прежних земель Ильинского монастырька (дер.Копорская, например, и пуст.Ильинская) вошли в состав обширного комплекса троицких владений в вол.Воре вокруг села Муромцева. Вряд ли прав С.К.Смирнов, локализовавший Ильинский монастырь в одном из ворьских сел, Боркове (в нем, действительно, была Ильинская церковь). Но в описании начала ХVI в село Борково и “Илья Святый в Воре” показаны отдельно и независимо друг от друга 68.

На запад от Троицы, в московском Горетове стане в 1569/70 г. в руки корпорации попал небольшой ктиторский Спасо-Преображенский монастырек близ села Тушина на р. Москве и р.Сходне. Он принадлежал боярской семье Тушиных-Фоминых и их родственников, князей Телятевских. В данной грамоте кнг.Софьи Телятевской 1569/70 г. находим редкие сведения о каменных монастырских храмах: 1) Преображенском с приделом Благовещения и 2) Андрея Стратилата, каменной ограде длиной в 53 саж, каменных воротах, что говорит о состоятельности вотчинников-ктиторов. Каменные строения, безусловно, выделяли обитель на фоне окружающих крестьянских деревянных построек. Писцовая книга 1594 г. отметила в монастыре 5 бобыльских дворов, то есть он постепенно трансформировался в крестьянское поселение. Каменные строения не помогли пережить ему потрясения смуты и в начале 1620-х гг. описание отметило уже “село, что был монастырь Всходня на р.Москве, а нем церковь Преображения Господня с трапезою” 6С). Сохранялось это село и в дальнейшем, а из прежних вотчинных деревень маленькой обители в документах упоминается единственная деревня - Назарьево 70.

Фактором “селообразования” стало запустение другого зависимого от Троицы монастырька, Успения на Воинове горе, расположенного на рубеже Переславского и Владимирского уездов, на р.Клязьме, против устья р.Киржач. Под юрисдикцией троицких властей он находился еще со времен Василия I, упоминался также и в настольной грамоте митрополита Макария 1561 г. как зависимый от Сергиева. После смуты Успенский Воинов монастырек превратился в погост с церковью Успения близ дер.Воиновой. Именно она и становится основой для последующего поселения людей, укрупнившись к концу ХVII в. в село Воиново, Воинова Гора или просто Гора 71.

В Пошехонском уезде и в ХV, и в ХVI в состав Троицкой корпорации неоднократно и удельными князьями (И.А.Можайским, А. В. Угличским) и Иваном IV передавался “монастырек Егорей Великой, а к нему деревня монастырская”. Наблюдается упорное стремление князей помочь Троице утвердить свое влияние в низовьях Шексны “от рубежа Ерославского”. Возникшая на церковной (поповской) земле деревня Поповская и стала после запустения обители (позднее 1534 г.) “притягивающим” к себе пунктом для остальной группы мелких деревень в этом районе 72.

Что же касается сельских монастырей, как бы “вторичного происхождения, организованных в уже существующих селах, то можно отметить три основных пути их появления. Первый - когда сама троицкая корпорация создавала такие обители в своих, наиболее крупных и перспективно развивавшихся селах. Второй - когда она получала села с монастырями в них по вкладам от своих светских контрагентов. Третий - когда крестьянская община основывала для себя обитель в том или ином крупном селе. Питательной же основой для осуществления каждого из отмеченных путей, полагаем, было весьма распространенное в средневековой Руси “келейничество” при приходских храмах. В расширенном виде оно и могло приводить к образованию сельской обители. Е.И.Колычева пишет о “келейных сообществах”, “келейных братствах”, которые хотя и не относились официально к монастырям, в общественном сознании продолжали восприниматься как одна из форм аскетического жития, то есть как монашеское сообщество 73. Ряд суждений по проблемам сельских монастырей и сельскому приходскому келейничеству будет приведен ниже.

Обратимся к доступному для нас фактическому материалу по вотчине Троицкого монастыря. В крупном троицком селе Прилуки на левом берегу Волги, на Кашинско-Угличском рубеже уже в первой трети ХУ в. известен как зависимый от Сергиева Христо-Рождественский монастырек. Из ряда княжеских грамот первой половины ХУ в. узнаем, что строителем в этом монастырьке был старец из Троице-Сергиева, имевший право “пятна”, то есть собиравший с местного населения пошлины с купли-продажи лошадей и другого скота в пользу троицких властей. упоминаются также рыболовы, состоявшие из чернецов Рождественского монастырька и мирян “Прилучьских деревень” и ловившие рыбу “до Ярославского рубежа” 74. Обитель эта официально была признана за Троицким монастырем в настольной грамоте митрополита Макария 1561 г., а существование свое прекратила в 1620-е гг.Роль же ее можно видеть в интеграции населения на раннем этапе освоения Кашинско-Угичского Врхневолжья. Заметим, что первые письменные известия о Рождественском монастырьке относятся, по Житию Павла Обнорского”, к 1330-м годам. Археологические данные о возникновении села Прилук и других поселений в его окрестностях нам неизвестны, поэтому трудно выделить строго первоначальный компонент расселенческой структуры, являлся ли им Рождественский монастырек или села Прилучское и Удинское, слияние которых привело к образованию крупного комплекса Прилуки, в котором подобающее место заняла и обитель 75. Собственных земель у нее не было.

Во второй четверти ХVI в. в крупном бежецком селе Присеки (в 10 верстах к югу от уездного центра) появился Спасо-Преображенский монастырь, официально даже признанный за Троицей в настольной грамоте митрополита Макария 1561 г. Во второй половине ХVI - первой четверти ХVII в. Спасский монастырек находился под Управлением игумена и насчитывал 8-10 жилых и 3-5 пустых келий 76. Был он безвотчинным.

Примером ктиторского вотчинного монастырька может служить обитель Рождества Христова в селе Рождественном в Дмитровском уезде. Ее ктиторами были прежние владельцы села И.А. и Ф.А.Рябчиковы, дававшие некоторые из своих деревень. Попав в состав мощной духовной корпорации в 1544 г по их вкладу, Рождествеский монастырек в дальнейшем получал содержание (фактически ругу) от троицких властей: “дают оброку из монастыря по чети ржи да по чети овса”. О существовании монастырька в конце 1620-х гг. напоминали лишь церковь Рождества Христова с приделом Николы Чудотворца да при ней несколько келий “нищих бобылков” 77.

Наличие ктиторских монастырей в вотчинных селах в момент перехода их по вкладам к троице — явление, которое нередко фиксируется в поземельных актах. Для позднейшего времени у нас не всегда имеются данные, что происходило с такими обителями, всегда ли корпорация заменяла им прежних светских ктиторов, поддерживала их? В московском селе Новленском (Шеренский стан) по вкладу Авдотьи Бреховой-Ощериной был получен монастырек-погост Николы Чудотворца, в переславских селах Дерюзине и Стогове также известны монастырьки во имя этого святого, а в селе Сваткове - Покрова Св. Богородицы, в кашинском селе Фроловском “церковь Покров Пречистые монастырек” и т.д. 78

Примером общинного по происхождению сельского монастырька может предположительно являться обитель Флора и Лавра в муромском селе Дубровы на р.Ушне. Наиболее раннее упоминание о ней находим в данной грамоте муромского посадского человека А.К.Родионова 16 января 1580 г. на двор в Муроме на белом месте. За этот вклад он просил руководство Сергиевой корпорации постричь его “в Троицком монастыре у Флора Великого в Дуброве”. Следующее по времени упоминание находим в писцовой книге 1593/94 г. - здесь были игумен, 6 братов-старцев и нищенская слободка, населенная, помимо нищих, еще и “приходцами”. На возможные земельные вклады крестьян в свой монастырь указывают дозорные книги 1612 и 1616 гг. - у него отмечено “данных крестьянских жеребьев по душам пашни паханые средние земли 10 четей да данных жеребьев перелогу 10 четей”, а в конце 1620-х гг. пашни показано уже 50 четв. 79 Судя по описанию конца 1620-х гг., монастырек имел ограду, которая к тому времени уже “обвалялась”, и только 3 кельи. Во главе крохотной общины стоял уже не игумен, а черный поп. Вообще особенностью малых сельских монастырей было предельно простое их внутреннее устройство, почти полное отсутствие иерархии должностей, если не считать редко упоминаемых игуменов и черных священников. Никаких больше келарей, казначеев и пр. здесь не было. По-видимому, на средства Сергиевой корпорации в монастырьке была возведена деревянная шатровая церковь во имя Живоначальной Троицы с приделом Чудотворца Сергия дополнительно к уже существовавшей там “древяной клетски” церкви Флора и Лавра. Дальнейшая его судьба в источниках не отражена. Скорее всего, он просто запустел, как и названные выше монастыри в Присеках и Прилуках.

Монастырь, подобный только что описанному, при всем лаконизме известий, можно понимать как проявление общинной и церковной благотворительности, как способ поддержания мизерабельных слоев деревни. В литературе больше известно о существовании малых монастырей у черносошного крестьянства на Севере России (М.М.Богословский, С.В.Юшков, А.В.Камкин). Как пишет А.В.Камкин, такие монастыри могли формироваться вокруг некоторых приходских храмов. Здесь образовывались своеобразные общины “старцев” или “стариц”. Постригаться могли местные бобыли и нищие, а постригали их строители каких-нибудь расположенных по соседству монастырей. Малые сельские монастыри выполняли роль богадельни для крестьянской общины. В них могли получить пищу и кров обедневшие, одинокие и престарелые 77. Явление малых монастырей этим же автором отмечается как преходящее. С.В.Юшков считал, что на начальном этапе в управлении такими, монастырями преобладал приходской сход, а в дальнейшем -возвышался черный совет из монастырской братии. По поводу распоряжения собственностью малых монастырей А.В.Камкин высказывает суждение, что право это могло принадлежать местным церковным старостам 80.

Вопрос о статусе земельных владений приходских церквей и сельских монастырей в центре России в ХV-ХVII вв. требует специального изучения и по законодательным актам, и по массовой писцово-переписной докуметации. В приговорах 1572 и 1580-1584 гг. разделялись большие монастыри, у которых вотчин много, малые монастыри, у которых их мало, и “места убогие”, у которых земли или совсем нет, или очень мало. О последних царь и митрополит должны были позаботиться и “устроить их землею, как будет пригоже, как бы им мочно прожити”. В законодательстве 1625-1636 гг. проводится линия на то, чтобы не допустить превращения оброчных земель у приходских церквей в их вотчины и поступления выслуженных вотчин по- вкладам бездетных вдов в приходские церкви. Но необходимо специальное выяснение того, кто распоряжался землями - поп, церковный староста как доверенное лицо общины или монашество сельской обители?

Не перечисляя здесь всех случаев (в источниках их множество) келейничества-монашества при приходских церквях, отметим, что, наряду с чересполосно называемыми кельями с мужчинами и женщинами, фигурируют и более строго выдержанные мужские и женские “старчества”. Со стороны Троицкой корпорации предоставлялась денежная и хлебная руга-дотация некоторым женским старчествам в ряд околомонастырных и более отдаленных сел. Эта руга была как бы “вписана” в поминально-культовую практику монастыря, широкомасштабно осуществляемую им поминально-религиозную деятельность по увековечению памяти ряда московских великих и удельных князей, множества других своих вкладчиков самого различного социального ранга. Организация подобных старчеств нередко предусматривалась самими дарителями как способ посмертного устроения собственной души. Так, по душе удельного кн.Юрия Ивановича Дмитровского (ум. 1536) женские старчества в московских и переславских селах Клементьеве, Благовещенском. Зубачеве, Дерюзине, Шарапове получали дважды в год милостыню деньгами. В бежецком селе Сукромное Никольское в конце ХVI в. жили “оброчные старицы черноризицы”, также получавшие ругу-дотацию по душе рода Головкиных, прежних вотчинников этого комплекса83. Если мужские сельские монастыри имели, как говорилось выше, элементарную внутреннюю организацию, то в женских старчествах таковой не было вовсе.

В составе приписных к Троице монастырей нередко имелись свои, пусть микрокопические, зависимые обители. Вологодский Авнежский монастырь, судя по Описи 1641 г., расположил на р.Нозме вотчинный погост с церквями Троицы и Рождества Иоанна Предтечи, где находились кельи нескольких стариц-черниц. В некоторых костромских селах переписная книга 1678 г. отмечает такое количество лиц, живущих в кельях (до 58-60 чел.), что взгляд на келейничество, помимо всего прочего, и как на дополнительный фактор “многолюдства”, населенности не покажется сильным преувеличением 85.

В заключение рассмотрения проблемы сельского расселения и населения в вотчине Троице-Сергиева монастыря суммируем основные наблюдения. В ХVI-ХVII вв. у корпорации сложилась и успешно функционировала развитая система сельского расселения. Она включала различные виды сельских поселений, отличалась иерархичностью, динамичностью, богатством форм и сочетаний населенных пунктов. Проанализированные в главе виды сельских поселений (села, деревни, погосты, слободки и др.) нередко отличались амбивалентностью, текучестью, переходя один в другой.

Важнейшим фактором ее развития была земледельческая база - качество почв (например, в Суздальском и Юрьевском уездах), наличие пригодных для хлебопашества земельных массивов, делавшее возможным земледельческое освоение. Первичный его этап во внутренних районах великорусского центра к середине ХVI в. уже был завершен, но в ряде центральных уездов и тем более окраинных регионах он продолжался еще и в 1670-1690-е гг. Приведенные в главе материалы писцовых описаний ХVI-ХVII вв. показывают неравномерность распределения сельского населения на пространстве огромной вотчины. Основные его сгустки, образующие своего рода “несгибаемый каркас” всего социального организма латифундии, ее крестьянской основы были представлены наиболее старинными и многодворными селами в Московском, Переславском, Юрьевском, Суздальском, Костромском, Муромском, Угличском, Бежецком и др. уездах. Эти вотчинные центры, опорные узлы упомянутого каркаса не прогнулись от всех потрясений второй половины ХУ 1 - начала ХVII в. - опричнины, хозяйственного кризиса 1560-1580-х гг., смуты и ее разорительных последствий.

До конца ХVI в. существенным фактором в развитии системы сельского расселения был и троицкий домен, его масштабы и способы размещения. Внедрение барской пашни в села влияло на количественное распределение крестьянских дворов в рамках данного вотчинного комплекса, на размеры наделов “сельчан” и “деревенщиков”. По мере сокращения домена в конце ХVI - первой четверти ХVII в. распределение дворов выравнивалось, размеры сельских поселений унифицировались, становились более соотнесенными друг с другом. Домен играл и организующую население роль в окраинных регионах (юго-запад, юг, Поволжье, отчасти даже север). Он был важен для монастыря и как средство закрепления своих владельческих прав на новых землях, стимул их первичного хозяйственного освоения. Роль домена как способа повторного заселения пустых деревень отчетливо проявилась и в восстановительные 1620-е годы. Здесь тематика одной главы буквально “наползает” на другую, поскольку к этим же наблюдениям и выводам придется вернуться в главе о феодальной ренте, когда речь пойдет о полевой барщине.

В рассматриваемый период сильно проявились и внешние, и естественные факторы развитии демографических процессов - набеги крымских и казанских татар. Военные действия в годы польско-шведской интервенции. Особенно страдающими, несущими большие демографические потери были в конце ХVI - начале ХVII в. монастырские вотчины окраинных и пограничных уездов - юго-западных, отчасти поволжских. После смуты и преодоления ее тяжелых последствий набирает силу демографический рост огромной вотчины, наиболее ярко выразившийся в центральных и поволжских уездах. Моровое поветрие 1654-1655 г. тоже следует учитывать как неблагоприятный фактор процессов народонаселения, хотя в- полном объеме количественные потери среди троицкого крестьянства установить по имеющимся источникам не представляется возможным. Более или менее полные данные известны по Околомонастырской округе, а по отдельным уездам обнаруживаются в переписных книгах 1678 г. Они были приведены в главе.

Важным фактором демографического развития Троицкой корпорации в ХVI-ХVII вв. были внутривотчинные крестьянские переходы и другие виды внутривотчинных миграций.

На их основе совершалось постоянное внутреннее земледельческое освоение огромной латифундии, резервы которого, как говорилось выше, и до конца ХVII в. еще не были исчерпаны. В рамках обширной латифундии отчетливо вырисовываются два очага наиболее интенсивных миграционных потоков - это Подмонастырная округа и Алатырский уезд. Если в первой сходились все их географические направления ( с юга, севера, запада и востока - к центру), то второй стал как бы крайним восточным форпостом вотчинной территории, в котором оседали и организованно переведенные сюда монастырскими властями троицкие крестьяне, и прибывшие по своей воле и инициативе из центральных троицких сел и деревень поселенцы.

Фактор общественного разделения труда, наряду с земледельческим, также должен быть учтен для более глубокого понимания развития системы сельского расселения.

Появление непашенных (бобыльских в массе своей) дворов в селах и деревнях и чисто бобыльских (непашенных) поселений (слободок в первую очередь) объяснялось как потребностями монастырской ремесленной специализаций, так и углублением специализации внутри самого крестьянства.

Особую специфику системе сельского расселения Троицкой корпорации придавало обилие у нее зависимых монастырей, а также наличие малых сельских обителей. В сложении их сети сыграли свою роль и политические (высокий церковно-государственный статус Сергиева монастыря), и морально-религиозные факторы. Дочерние филиалы в ХVI -середине ХVII в. служили дополнительными связующими узлами локальных миров сельской жизни в рамках огромной по территории вотчины, приближали администрацию к управляемым селениям, структурировали всю систему сельского расселения под эгидой единого центра, которому они подчинялись.

Рассмотренный в главе материал служит убедительным подтверждением магистрального процесса в развитии системы сельского расселения в России ХVI-ХVII вв. - постепенного исчезновения массы мелких деревень, укрупнения остающихся, в которых и сосредотачивалась основная масса крестьянства. В Троицкой латифундии этот процесс к концу ХVII в. сказался и в сфере вотчинного управления, привел к сокращению поселкового штата слуг, ключников и приказчиков, к наибольшей концентрации административно-судебных функций в самом монастыре. Этот сюжет, в свою очередь, связан с более общей проблемой монастырского иммунитета и его финансовые основ, и будет рассмотрен нами в последней главе работы.

ГЛАВА V. ЗЕМЛЕУСТРОЙСТВО ВОТЧИНЫ ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВА МОНАСТЫРЯ В КОНЦЕ ХVI - ХVII В.

5.1.Структура и динамика пашни и перелога.

Сведения об основных хозяйственных (пашня, перелог) и социальных (домен и крестьянские наделы) градациях земли систематизированы в табл.5-7. Произведенные на основе комплекса писцовых книг 1592-1594 гг. подсчеты показали, что в конце ХVI в. один только земельный фонд монастыря (без сенокосов) составил в абс. выражении 146.755 четв. в 1 поле, или 220 тыс. дес. в 3 полях. Другие данные приведены Н.А.Рожковым -200 тыс. дес. в 3 полях, Ю.В.Готье -210 тыс.дес. и Е.И.Колычевой -143 тыс.дес.1 Отмеченное расхождение, как и в случае с населением (гл.4), объясняется меньшим количеством писцовых книг, которые привлекали названные авторы, опиравшиеся в основном на Калачовскую публикацию. В табл.20 из книги Е.И.Колычевой отсутствуют сведения по пашне и перелогу в Бежецком, Балахнинском, Звенигородском, Тверском, Нижегородском уездах.

Указанная нами цифра -220 тыс дес. в 3 полях - также не может считаться исчерпывающей, поскольку в ходе “валового описания” оказались пропущенными отдельные вотчинные комплексы монастыря в Коломенском. Костромском. Ростовском, Юрьевецком, Гороховецком уездах, о чем нам уже приходилось писать 3. Пашня в целом по вотчине на конец ХVI в. составляла 63.813 четв. в 1 поле, или 43,4 % (в абс.95,7 тыс.дес.). Остальные 82.942 четв. в 1 поле занимали перелог и лесная поросль (56,5 %). Нами эти категории угодий всюду даны нерасчлененно, поскольку именно так - суммарно - они и приводятся в большинстве изученных нами писцовых книг.

Основополагающим принципом феодального землеустройства являлось разделение земли на крестьянскую и на господскую запашку (terra dominica, terra indominicata). В вотчине Троице-Сергиева монастыря в конце ХVI в. 88,5 % пашни принадлежали крестьянам (в абс. 56.627 четв в 1 поле), а 12,1 % - составляли домен самого монастыря (в абс.7191 четв. в 1 поле). Надельная и домениальная земля находились в примерном соотношении как 8:1. Помимо жилых селений, пашня паханая размещалась и на пустошах и называлась обычно “наезжей”. Ее более всего было у крестьян - 7,1 % (в абс.4541 четв. в 1 поле) и совсем немного у монастыря - 0,2 % (в абс. 156 четв.). Не представляется возможным вывести соотношение крестьянского и господского перелога из-за того, что в писцовых книгах (и не только 1590-х гг.) он обычно не расчленен по социальной принадлежности либо однозначно отнесен к категории крестьянских угодий.

Как и в других сводных таблицах, в табл.5 материал сгруппирован по четырем регионам. В ней наиболее благоприятное положение видим в группе северных уездов (Пошехонского, Белозерского и Деревской пятины) - 62,5 % пашни и 37,4 % перелога. Далее можно назвать группу южных и юго-западных уездов - 48 % пашни и 51,9 % перелога. В самой многочисленной по числу уездов центральной группе фактически воспроизводились пропорции, выводимые для вотчины в целом - 43,4 % пашни и 56,5 % перелога. Особенно тяжелым оказывается положение в поволжской группе уездов - 26,6 % пашни и 73,3 % перелога. Правда, внутри этой группы пропорции сильно разнились (сравним, например, данные по Балахнинскому и соседнему с ним Нижегородскому уездам в табл.5). В этом регионе, недавно замирившимся после “черемисских войн” второй половины ХVI в., еще только начинался процесс интенсивного хозяйственного освоения, зримые результаты которого будут видны лишь в следующем столетии, Применительно к сельскому расселению и населению речь об этом уже шла в гл.4.

Какие изменения в структуре пашни и перелога позволяют отметить писцовые книги 1620-1640- ых гг.? Несмотря на разорение смутного времени, у Троицкого монастыря к середине ХVII в. общий земельный фонд увеличился на 3,1 %, составив 151.306 четв. в 1 поле, или 226 тыс. дес. в 3 полях. Объем пашни паханой по сравнению с концом ХVI в. уменьшился вдвое и включал 32.821 четв. в 1 поле, или 51 % от уровня 1590-х гг. Пашня занимала 24,1 %, а перелог 75.8 %, то есть находились в соотношении примерно 1:3. Если бы при вычислении показателей землепользования мы ограничились только писцовыми, официальными описаниями, то размеры пашни оказались бы еще меньше. Мы же по ряду уездов привлекали внутривотчинные описания (вытную книгу 1623 г. по Бежецкому, Пошехонскому и Ярославскому уездам и отказную монастырскую книгу 1630 г. по Муромскому уезду). Указанные источники позволили скорректировать и дополнить информацию писцовых книг разных вариантов о соотношении пашни и перелога, как это было сделано и в отношении сельского населения (гл. 4).

По Зарецкой половине Московского уезда из книги “деформированного варианта” Ф.Пушкина и А.Строева 1627/28 г. сведения о наезжей пашне (325 четв.) были учтены нами в графе общего количества пашни паханой, а остальные виды угодий (перелог и лесная поросль - 1735 четв.) включены в соответствующую графу. По Галицкому уезду из писцовой книги 1628-1635 гг. также “деформированного варианта” использовались сведения о количестве, правда, очень небольшом (10 четв.) господской пашни, а о крестьянской они, в силу характера источника, фальсифицированы, следовательно, общий показатель пашни паханой в соответствующей графе табл. 5 по Галицкому уезду должен быть выше, но у нас он минимальный. По Луговой стороне Костромского уезда из писцовой книги “деформированного “ варианта 1628/30 г. брались сведения о монастырской пашне, наезжей пашне, перелоге и лесной поросли. За счет включения описания двух крупных троицких сел - Буякова и Сухорукова, пропущенных писцами в 1594 г., в книги конца 1620-х гг. получилось значительное общее увеличение пашни у Троицкого монастыря во второй четверти ХVII в. (табл.5). Из писцовых книг “деформированного варианта” по другим уездам (Ростовскому, Рузскому, Звенигородскому, Верейскому, Новосильскому) были взяты данные об общем количестве земли в виде перелога и лесной поросли. Информация эта, естественно, не позволяет судить о пропорциях пашни паханой живущей и запереложенной, поэтому при вычислении процентного соотношения пашни и перелога по вотчине информация писцовых книг “деформированного варианта” не использовалась, что должно было обезопасить от возможных искажений.

Анализ табл.5 по регионам свидетельствует о том, что земельный фонд Троицкой корпорации в центре страны практически не изменился с конца ХVI в., находясь в пределах 129,3 тыс.четв. в 1 поле. Правда, в отдельных уездах центра, где в конце ХVI - первой половине ХVII в. происходил рост монастырского землевладения (гл.З), земли у корпорации стало больше: в Переславском на 21,8 %, Дмитровском - на 14 %, Юрьевском - на 8,8 %, Суздальском - на 7,9 %. Сильное же разорение смуты в целом по региону как бы “съедало” отмеченное поуездное увеличение владений.

Продолжая “региональный” обзор табл.5, наиболее значительный рост земельных площадей Троицкого монастыря видим к середине ХVII в. в группе поволжских уездов (лишь по Казанскому у. у нас отсутствуют данные за 1620-1640-е гг.) - на 55 %. Объясняется это припиской новых обителей (Троице-Алатырский монастырь, Пелегова Юрьевецкая пустынь) а главное - интенсивным земледельческим освоением и ростом населения в данном регионе. Соотношение пашни (75,5 %) и перелога (24,4 %) в Поволжье у Троицкого монастыря было прямо противоположным тому, которое существовало в целом по вотчине. В Алатырской писцовой книге 1624/26 г. говорится еще и о “диком облоге”, не вычленяемом количественно из перелога и лесной поросли.

Заметным оказался прирост земли и в группе северо-западных и северных уездов - на 29,1 %. В нем могло сыграть свою роль земледельческое освоение в рамках вотчины Троице-Авнежского монастыря (правобережье р.Сухоны в Вологодском у.) и интенсивное хозяйственное восстановление в Деревской пятине в конце 1620-х-1660-е гг., отраженное в переписных книгах 1667-1669 гг. В виде исключения книги эти со сведениями о земельных угодьях нами используются, хотя, строго говоря, и выходят за хронологические пределы соответствующей графы в табл.5 - вторая четверть ХVII в.

В группе юго-западных и южных уездов Сергиев монастырь имел к середине ХVII в. 23 % пашни и 76,9 % перелога (в конце ХVI в. соответственно 48 % и 51,9 %. Некоторый рост монастырского землевладения в этом районе ( за счет новых приобретений в Тарусском уезде - см.гл.З) оказался полностью снивелировнным крайним разорением этого пограничья Русского государства в смуту. Особенно пострадавшим выглядит Серпейский уезд: если в конце ХVI в. у монастыря здесь было 100 % пашни, то проведенное сразу по окончании Смоленской войны описание 1635/36 г. отметило лишь 0,6 % пашни и 99,3 % перелога.

Что изменилось в соотношении крестьянской и домениальной земли в троицкой вотчине к середине ХVII в.? По-прежнему львиная часть земель (27,9 тыс. четв. в 1 поле, или 85 %) находилась под крестьянскими наделами. Напомним, что население вотчины в 1620-е гг. составляло более 10 тыс. дворов (гл.4), а по итогам переписных книг 1646 г., опубликованным А.А.Новосельским, - 16,8 тыс. дворов. 15 % земли образовывали троицкий домен (в абс.4906 четв. в 1 поле). По сравнению с концом ХVI в. мы видим возрастание его процентной доли при уменьшении абсолютного количества: в 1590-е гг. он занимал 12 %, а абс. 7191 четв. в 1 поле. Соотношение надельной крестьянской и монастырской запашки во второй четверти ХVII в. выглядело примерно как 5:1.

Такими были самые общие пропорции пашни и перелога, господской и крестьянской земли, устанавливаемые на основе сплошного привлечения писцовых книг конца ХVI -первой половины ХVII в. Переписные же книги 1640-1670-х гг. информации о земле, как правило, не содержат. Сведения о домене и крестьянских землях по ряду уездов в конце ХVII в. будут проанализированы ниже в данной главе при конкретном рассмотрении сектора господского и крестьянского землевладения.

5.2.Троицкий домен: масштабы и размещение.

Впервые раздельную фиксацию господской и крестьянской пашни в документах Троицкого архива встречаем в самом раннем сохранившемся внутривотчинном описании. Оно относится к селу Поникарову Ростовского уезда, которое в 1529 г. от прежнего владельца дьяка Д. К. Мамырева, перешло к Сергиеву монастырю. В момент перехода в селе было 60 четв. господской запашки (у крестьян села - только 17 четв.). Домен занимал в селе 78 % земли, и обрабатывался при светском владельце не крестьянами, а казаками. В целом по вотчине доля господской пашни составляла 19,5 %5. В конце ХVI в. в комплексе Поникарово господской пашни не отмечено совсем, а население самого села возросло в 4,3 раза. В данном случае не приходится говорить о каком-либо соотношении домениальной и крестьянской пашни. Не позволяют вывести их пропорции и ранние сотные (1520-1560-х гг.), поскольку они не разделяют господской и крестьянской пашни, а нередко и вообще не приводят количественных сведений о ней, ограничиваясь лишь суммарным указанием на число сох. В отличие от Центра, по Северо-Западу имеется сопоставимый материал писцовых книг конца ХV - ХVI в. о соотношении господской и крестьянской запашки, глубоко изученный по единой и усовершенствованной методике в коллективной монографии ленинградских авторов “Аграрная история Северо-Запада России второй половины ХV -ХVI в.” (Т.1-Ш).

Широкую территориальную распространенность домена в Троицкой вотчине к концу ХVI в. видим по табл.6, где он показан в 27 уездах из 34, охваченных “валовой ревизией”. Посмотрим сначала, как он распределялся по регионам? Наибольшая часть домена была размещена в группе центральных уездов - 89,5 %. Очень незначительная - 0,6 % - в Поволжье и 0,4 % - в Деревской пятине. Для Поволжья необходимо сделать оговорку о том, что Свияжская писцовая книга 1593/94 г. пашню крестьянскую и господскую не разделяет, поэтому размер домена в данной группе и его процентная доля должны быть больше. В юго-западных и южных уездах в табл.6 показано 9,4 % господской пашни.

Поуездные же пропорции домена в рамках регионов весьма варьировали. Не может не бросаться в глава его высокая в доля в Суздальском - 29,3 %, Юрьевском - 29,1 %, Переславском - 21,6 % уездах. В группе южных и юго-западных уездов доля господской пашни была значительна (и об этом как о факторе сельского расселения в гл.4 уже упоминалось) - в Малоярославецком 19,4 %, Боровском 16,1 %, Верейском 15,2 %. В группе поволжских уездов, несмотря на начальный этап освоения (а может, как раз благодаря ему), тоже была заметной: в Нижегородском - 7,6 % - и Казанском - 9,4 %.

Монастырская запашка размещалась обычно в крупных селах и на лучших по качеству землях - добрых или средних. В некоторых вотчинных центрах домен достигал 75-85 % всей распахиваемой на момент описания (речь идет о комплексе писцовых книг 1592-1594 гг.) земли. В суздальском с.Шухобалово отмечено - 300 четв. доброй земли, тогда как крестьянам села - 36 дв. - было оставлено только 100 четв. Аналогичную картину видим в ростовском с.Новое; верейском с.Илемна. На средний крестьянский двор в Шухобаловской вотчине-волости приходилось 2,3 четв. господской и 5,5 четв. надельной запашки (соотношение 1: 2,3). Крестьяне Илеменской волости-вотчины пахали на двор по 0,9 четв. домениальной и по 4,9 четв. надельной земли (соотношение 1: 5,4). Существенные различия порой выявляются в сравнительных размерах господского и крестьянского клина между вотчинами даже в пределах одного уезда. Например, в ростовском с.Деболы, ближе всего расположенном к уездному центру, видим самое неблагоприятное с точки зрения крестьянских интересов сочетание - на крестьянский двор приходилось 2,2 четв. домениальной и 4,1 четв. надельной пашни (соотношение 1: 1,8).В соседнем с ним с.Новое, округа которого была сильнее распахана и плотнее заселена, средний двор обрабатывал по 0,9-четв. господской и 6,4 четв. надельной пашни ( примерное соотношение 1: 7). В других ростовских селах, расположенных в более отдаленной северо-восточной части уезда, Берлюкове и Ивашкове, устои барщинной системы еще не укоренились. По 0,2-0,3 четв. монастырской и 2,2-5,4 четв. надельной земли приходилось здесь в среднем на двор, то есть соотношение было 1:18; 1: 22.

В Московском уезде более половины господской запашки сосредоточено в Околомонастырье, под селом Клементьевским (350 четв.) и на землях мелких приписных обителей - Пречистой под сосною (село Подсосенье в Радонеже) и Спаса-Преображения в Тушине Горетова стана (по 50 четв.). Под домен была пущена и пашня на многочисленных пустошах Московского уезда, где она распахивалась наездом (72 четв. в 1-м поле). В с.Кесове описания 1594 и 1623/24 гг. господскую пашню указывают неразделенно от крестьянской, что не позволяет вывести конкретные размеры первой и тяжесть ее для отдельного крестьянского двора.

Для 1620-х гг. не представляется возможным установить пропорции домена вообще для всех троицких владений в столичном уезде, поскольку две его половины - “по ею сторону Москвы-реки” и Зарецкая - оказались зафиксированными: первая - в книге с неразделенной пашней, вторая - в книге деформированного варианта. Поэтому была использована позднейшая писцовая книга, 1684/85 г., стольника И.Вердеревского, относящаяся, правда, только в первой из названных половин уезда 5. Это описание показывает некоторые внутриуездные изменения в размещении троицкого домена. Судя по ней, он перестал существовать в подмонастырном селе Клементьеве. Может быть, к концу ХVII в. торгово-ремесленное его развитие “перебороло” пашенное, хотя крестьянское население со своей землей в Клементьеве и в конце ХVII в. сохранялось. По книге 1684/85 г. мы видим общее возрастание доли домена в “посюсторонней” части столичного уезда по сравнению с концом ХVI в. В абсолютном выражении он составил 3147 четв. в 1 поле, а располагался почти поровну в селах к востоку от обители - Кесово, Копнино, Рахманцово, Городок ( б.Радонеж), Борково, Глинково, Варавино, Титково (52 %) и на пустошах северовосточной части Подмосковья (48 %). Назначение домена здесь, опираясь на наблюдения Н.А.Горской, как и у других монастырей, было потребительским. Оно заключалось в снабжении продуктами многочисленной братии и административно-служебного аппарата корпорации, а также - ее московских дворов и подворий. Сведений о товарной направленности полевой барщины Троицы в Подмосковье у нас нет. В приходо-расходной книге за 1703 г. ничего о продаже монастырского хлеба на московских рынках не говорится. А такие сведения обязательно попали бы в нее, если бы само явление существовало.

Источники позволяют выделить два основных способа в размещении господской пашни, напоминающие нам таковые же применительно к сельскому расселению. Первый из них, уже отмеченный выше и наиболее распространенный, можно условно назвать концентрированным, второй -рассредоточенным. При первом способе домен находился в крупном селе - центре данного вотчинного комплекса, и при этом крестьянских дворов в нем было немного, они оттеснялись в сельскую округу, а наделы “сельчан” были существенно меньше наделов “деревенщиков”. В с.Шухобалове наделы крестьян составляли всего 2, 7 четв. на двор, а в других селениях данного комплекса - по 6,6-четв.В малоярославецких селах Передел и Почап соотношение господской и крестьянской запашки было как 6: 1 и 8: 1, а в деревнях этих сел как 1: 3,5. Известны примеры, когда в домениальных селах и вовсе отсутствовали крестьянские дворы - в угличком с.Прилуки, свияжском сц.Городище.

При втором способе (известном по ряду писцовых книг 1620-30-х гг.) корпорация более или менее равномерно распределяла господский клин не в деревнях, на починках и пустошах данного вотчинного комплекса. Такое внедрение могло преследовать разные цели: стимулировать земледельческое освоение какой-то местности, закрепить владельческие права монастыря, если район был окраинным, пограничным (южные уезды - от дикого поля, поволжские - недавно отвоеванные у Казанского ханства, со смешанным этническим составом и активно в ХVII в. заселяемые).

Например, во всех своих новосильских деревнях троицкие власти в 1620-е гг. разместили домен (в 1594 г. его не было) - в дер.Казначеевой 15 четв., в дер.Толстенковой 12 четв., в дер.Журавники 8 четв.6 При отсутствии у Сергиева монастыря в Новосиле крупного вотчинного села такое внедрение домена могло иметь цель как-то “скрепить” мелкие разрозненные деревни, страдающие, к тому же, от набегов крымских татар (см.гл.3-4). Отсюда довольно высокий общий процент господской пашни в Новосильском уезде в 1620-ые гг., показанный в табл.5 - 87, 5 %. В остальных же уездах южной и юго-западной группы в эти годы произошло или его резкое сокращение (по Верейскому - в 50 раз !), или исчезновение (Коломенский, Боровский, Оболенский, Серпейский уезды). В возвращенном после Смоленской войны 1632-1634 гг. серпейском имении (с.Олферьевское) корпорация домен заводить также не стала, хотя в 1594 г. он был здесь весьма внушительным - 80 четв., что составляло 13 % от всей пашни. Приведем еще пример, географически прямо противоположный южному Новосилю, но по существу ему близкий. На землях северного Троице-Авнежского монастыря в Вологодском уезде в конце 1620- х гг. господская пашня составляла 44 % от всей обрабатываемой здесь земли (табл.6). В условиях активной внутренней колонизации Сухонского правобережья и отсутствия у Троицы сложившегося здесь крупного вотчинного центра ее мы видим на починках - Новодеревенном - 6 четв., Елохине- 7 четв., Слободихе -25, Емельянове - 5 четв., Михальцове - 15 четв. и т.д. всего 100 четв. в 1 поле. Заметим, что в старинных авнежских деревнях, известных и в ХVI в., монастырской пашни не было (Мерлино, Поплевино, Глупяково).

В плане сравнительном стоит привести предложенную Ю.Г.Алексеевым при исследовании сельского расселения и землепользования в Вотской пятине в первой половине ХVI в. классификацию деревень - 1) чисто крестьянские, 2) деревни господского типа (без крестьянских дворов), 3) деревни смешанного крестьянско-господского типа. В деревнях первого типа размеры барской запашки и сенокосов были значительно ниже, чем в деревнях второго типа. В последних размеры господской пашни и сенокоса на двор в 2 и более раза превосходили крестьянскую пашню и сенокосы, причем разрыв этот от 1540 к 1561 гг. увеличился7. Определенные аналогии с приведенным у нас материалом о связи способов землеустройства с характером сельского расселения между Северо-Западом и Центром России налицо.

Временный характер и более классический способ размещения носило в 1620-е гг. заведение барской запашки в белозерском селе Троицкие Танищи на средней Суде. Скорее всего, организованные здесь 16 четв. были связаны с инициативой корпорации в деле хозяйственного восстановления данного вотчинного комплекса. Микроскопический по размерам домен - 7 четв., обрабатываемый детенышами, был заведен в 1620-е гг. и в отдаленной двинской дер.Игумновской, в вотчине новоприписного к Троице Николо-Чухченемского монастыря. Вовсе неосязаемый отмечен домен в деревской волостке Сытино - 3 четверика, согласно писцовой книге 1628 г. В дальнейшем и он перестанет существовать, как показывают описания Деревской пятины 1640-1660-х гг. (табл.20). Ни в одном из северных уездов господская пашня явлением длительным не стала, хотя в табл.5 доля ее в 1620-е гг. выглядит немалой - 29,2 %.

Для второго-третьего десятилетия ХVII в. наиболее достоверные сведения об изменении размеров господской запашки на сопоставимой территории с концом ХVI в. имеются в троицких хозяйственных книгах - оброчной 1617 г. (по Ростовскому и Костромскому уездам) и вытной 1623 г. (по Бежецкому Верху). Источники эти показывают уменьшение домена в названных уездах по сравнению с писцовыми книгами 1593/94 г. - в Ростовском на 56,9 %, Костромском - на 32,8 %, Бежецком - на 89,8 % (абсолютные значения приведены в табл.5). В Пошехонском уезде (включенном в вытную книгу 1623 г.) господской пашни не было ни в 1594, ни в 1623 г. (как фактор сельского расселения момент этот оговаривался у нас в гл. 4). В Ярославском уезде минимальный для конца ХVI в. домен (10 дес.) в 1623 г и вовсе прекратил свое существование, будучи розданным крестьянам.

Вопросы, касающиеся повытно-подворных нормативов обработки домена в Ростовском, Костромском и Бежецком уездах в 1590-1620-е гг. (то есть проблема собственно барщинной эксплуатации), подробно рассматриваются в следующей, 6-й главе работы, посвященной феодальной ренте.

В условиях хозяйственного разорения центральных уездов России после смуты господская пашня служила средством реактивации земледелия в некоторых опустошенных местах. Сведения о такой именно роли домена в начале 1620-х гг. сообщает сыскная книга 1623 г. В первую очередь следует отметить очень сильно пострадавший Кашинско-Угличский рубеж (в результате карательного рейда польского полковника А.Лисовского в 1615/16 г.). В пустой кашинской дер.Морткиной была посеяна рожь монастырская ; в вымененной у Троице-Калязина монастыря дер.Тестовой заведена господская запашка, а Тестовские крестьяне “розвезены по иным монастырским (Сергиевой корпорации. - М.Ч.) деревням” Угличского уезда. Припустил в “господские десятины” монастырь и землю пустых деревень в Закоторосльском стане Ярославского уезда, присоединив ее к домену в крупном соседнем костромском приселке Кувакине. Частичные интервенции домена наблюдались по сыскной книге 1623 г. и на некоторых пустошах Костромского (в округе с.Марьинского) и Владимирском уезде, которые “были изрезаны в монастырские десятины”9.

Переходя от Верхневолжья к Нижегородскому Поволжью, замечаем развитие господской пашни в 1620-е гг. Крупные клинья домена были внедрены, как показывает Нижегородская писцовая книга 1621 г. “оптимального варианта”, в троицкие села и деревни: с.Варварское - 50 четв., с.Ондреевское - 60 четв., деревни Выездное, Келейниково, Ташлыково, Долгое - в каждой по 20 четв. На средний двор в нижегородских деревнях Сергиева монастыря приходилось по 2,0-3,3 четв. господской и по 3,6-4,0 четв. Надельной запашки. Труднее выяснить этот вопрос для троицких владений в уездах Казанского Поволжья. По Казанскому уезду владения Сергиева монастыря во второй четверти ХVII в. описаны не были, и в известном указателе актовых и писцовых материалов, составленном И.П.Ермолаевым, также не упоминаются. В Алатырской писцовой книге 1624/26 г. о монастырской запашке не сообщается (по-видимому, домен в новоприписанном - с 1617 г. -Троице-Алатырском монастыре еще не был организован). А Свияжская писцовая книга 1649 г., как и ее предшественница книга 1594 г., не разделяет пашню на господскую и крестьянскую.

В позднейших оброчных и переписных книгах Алатырского и Свияжского монастырей 1696 г. информация о домене есть. Находился он в конце ХVII в., что называется, на излете, но даже и более поздние известия способны пролить некоторый свет на саму его организацию в предшествующее время. В Свияжском уезде монастырская пашня в ХVII в. была размещена практически в каждом селе и деревне (Городище - это было чисто господское селение, Новое, Килдеево, Верхнее и Нижнее Услон). К концу ХVII в. домен Троице-Свияжского монастыря включал 235 четв. пашни в 1 поле и 800 волоковых копен. В среднем крестьянскому двору (речь идет о 233 дворах) приходилось обрабатывать по 1 четв. господской запашки и заготавливать по 3,4 копны. Переписная оброчная книга по Свияжскому монастырю позволяет установить масштаб проведенного сокращения господской пашни - на 65,9 % (в абс.на 155 четв., было оставлено 80 четв. домена в с.Новое). Поскольку переписная вытная книга 1696 г. Троице-Свияжского монастыря информации о крестьянской пашне не дает, мы не можем вывести соотношение этих категорий пашни по уезду, отдельным комплексам и на уровне конкретного хозяйства.

Менее разветвлен был троицкий домен к концу ХVII в. в Алатырском уезде - книга 1696 г. называет его только в трех крупных селах (Четвертаково - 90 дес. в трех полях, Мишуково - 36 дес., Тургаково - 45 дес.). После проведенного сокращения джомена на 47,3 %, его соотношение с крестьянскими наделами стало как 1: 18. В среднем на крестьянский двор в вотчине Троице-Алатырского монастыря приходилось по 0,4 дес. господской и 7,6 дес. надельной запашки (колебания в зависимости от доли вытного тягла были весьма сильны - об этом см. в гл.6). Полагаем что в условиях стремительного роста сельского населения Свияжского и в особенности Алатырского уезда свертывание монастырской пашни на 47-65 % было продиктовано прежде всего задачами землеобеспечения массы новопоселенцев. Таким образом, если, по мысли С.Б.Веселовского, укрупнение поселений в конце ХVI в. вызывалось ростом господской пашни (речь у него шла о центральных уездах), то спустя столетие оно потребовало ее значительного сокращения (мы имеем в виду на основе упомянутых переписных книг! 696 г. поволжские уезды).

Помимо фактора демографического, в отмеченном уменьшении масштабов земледельческого производства самого монастыря (хотя точнее следовало бы говорить о приписных к нему - Алатырском и Свияжском монастырях) сыграли роль - и другие факторы. В условиях растущих товарно-денежных отношений в России конца ХVII в. имела значение для Сергиевой корпорации и большая выгодность оброчных платежей со своих крестьян, нежели полевая барщина, и об этом более подробный разговор предстоит в гл.6 по Феодальной ренте.

5.З.Крестьянское землевладение.

а) вытное тягло и крестьянский надел

Крестьянский надел определяется исследователями как “комплекс необходимых для сельскохозяйственного производства угодий — пашенных, сенокосных, лесных и др.”10.Впервые в документах Троицкого архива размеры крестьянских наделов были определены в Ростовском уезде в 1529 г. в комплексе Поникарово. В описании указывалось количество дворов и крестьянской пашни с сенокосами по каждой деревне с соответствующим им тяглом в “жеребьях”. Сведения эти были обобщены нами в таблице в специальной статье, которую здесь не дублируем 11. Размеры наделов в комплексе Поникарово колебались от 5,6 до 12 четв. в 1 поле. В среднем на двор приходилось тягло в 0,4 жребия, а надел - 7,4 четв. в 1 поле. Как видим, сведения о крестьянских наделах в монастырских описаниях появляются одновременно с фиксацией их тяглых долей в системе монастырского обложения. В Ростовском уезде окладная единица называлась “жеребей”, составлявший 15-16 четв. земли в 1 поле.

Фактором, в значительной степени определявшим величину крестьянских наделов, был, как уже говорилось выше, объем домениальной пашни в том или ином комплексе, способы его размещения. В анализируемом комплексе наделы обитателей села были меньше (5,6 четв.), чем жителей деревень (8-12 четв.), думаем, именно вследствие размещения в Поникарове внушительного объема барской запашки (60 четв.).

По другим уездам, где располагались троицкие владения, средние размеры крестьянских наделов позволяют вывести сотные 1562 г. (Переславский, Костромской уезды) и приправочные книги 1567/69 гг. (Рузский, Ярославский уезды). Они составляли от 6 до 9,2 четв. в 1 поле на двор (табл.21). Обращение к писцовым книгам 1593/94 г. показывает уменьшение крестьянских наделов по сопоставимым с 1560-ми годами вотчинным комплексам- у переславских крестьян, например, до 5 четв., у костромских - до 4 четв. По среднеуездным подсчетам А.Л.Шапиро, они стали еще меньше - 2,4 - 3 четв. С конца ХVI в. отложился обширный комплекс писцовой и вотчинной документации, позволяющий подробно исследовать систему тяглообложения и крестьянского надельного землевладения корпорации.

В документах Троицкого архива термин “выть” впервые был употреблен в монастырской записи на московскую дер.Зиновьеву 1533/34 г. В деревне были отмечены две выти, каждая включала по десятине земли: одну из них обрабатывал один дворохозяин, другую - два. В записи выть соотносилась не только с конкретной земельной площадью (тяглым наделом ?), но и конкретными крестьянскими дворами. Состав их был даже описан, что является очень редкой деталью для вотчинных документов Троицкого архива. Указаны избы “ветчаны”, клети, погреба, сенники с пристеном, а под ними два ветчаных хлева. Сведений о том, какую площадь занимала земля при дворе, ни в этом, ни в каких позднейших документах не находим 13. Фигурируют выти в поземельных актах светских феодалов, начиная с 1540-х гг., владения которых по вкладам и другими путями попадали в Троицу. упомянутая дер.Зиновьева, например, принадлежала прежде радонежскому землевладельцу В. С.Племянникову. В данной и купчей грамотах 1540-х гг. галицкой владелицы А.Нетребуевой говорилось о трех вытях в каждой деревне 14.

Информация о вытно-надельной системе Троицы в 1590-е гг. относится более, чем к 2750 дворам и 13 уездам России и систематизирована нами в табл.8. Мы видим широкую территориальную распространенность и разнообразие вытного письма в огромной монастырской вотчине. Е.И.Колычевой уже было замечено существование на троицких землях как унифицированных ( в Дмитровском и Кашинском уездах - по 10 четв. в 1 поле), так и разновеликих вытей (в Ростовском у. по 14-17 четв., Нагорной половине Костромского - 30-35 четв. и т.д.) 5. Существенные различия в размерах выти выявляются и по писцовым, и по вотчинным книгам 1590-х гг. Кашинско-Дмитровское описание М.Волынского - П.Степанова оперировало унифицированной вытью, а описание А.Загряжского - Ж.Степанова содержит широчайший диапазон вытей: по 4-96 четв. в Тверском у., по 7-24 четв. в Старицком., по 12-33 четв. в Рузском, по 8-26 четв. в Звенигородском и по 6-72 четв. в Новоторжском уездах 16.

Из табл.8 следует, что наиболее употребимыми в конце ХVI в. были вытные оклады в 0,25 выти (38 % дворов), 0,3 (18,5 %), осьмак или осьмуху (0,125) - 12,3 % дворов и половину доли выти - 12,9 % дворов (см. также метрологическую справку перед таблицами вытных окладов). Сильное измельчание вытного тягла в дальнейшем отражено в табл.9-12. Комплекс переписных книг 1610-х гг. по 16 уездам, охватывающий 1900 дворов, показывает, что ведущее значение сохраняется за окладами в 1/8 и 1/4. Первыми было описано 23,5 % дворов, вторыми - 20,8 %, и к ним добавляются еще полуосьмачные оклады в 1/16, которыми было описано 17,4 % дворов. Примерно такое же положение наблюдаем и по оброчной книге 1617 г., относящейся к 4 уездам и включающей 1539 дворов (табл.10). Предельное же измельчание вытного тягла видим в хозяйственных книгах 1620-1690-х гг.: если в 1623 г. не было оклада крупнее 1/4 доли выти и таких дворов насчитывалось в трех уездах, охваченных вытной книгой 1623 г. не более 1 %, то в 1692-1696 гг. не оказалось доли выти, крупнее 0,171. В 1623 г. почти каждый 10-й двор (из 600) был описан 1/32 или 1/64 долями вытного тягла и стали употребляться такие его мельчайшие доли, как 1/128 (0,007) и 1/160 (0,005).

В отличие от информации о вытных окладах крестьянских дворов сведения о поземельном значении самих вытей не носят всеобщего характера. Например, в обширном комплексе переписных книг 1610-1616 гг. и в оброчной книге 1617 г. “земельное наполнение вытей” почти нигде не раскрывается. Нам пришлось оперировать в основном данными писцово-вотчинных описаний 1590-х гг., вытной книгой 1623 и переписными книгами 1696 гг. Названными источниками всего было зафиксировано ок.4 тыс.дворов.

На основе вычисленных крестьянских наделов были выделены четыре группы хозяйств. В первую группу были включены дворы с мельчайшими наделами, не превышавшими 1 четв. в 1 поле. Ко второй группе отнесены хозяйства с мелкими, по нашему определению, наделами от 1 до 4,9 четв. в 1 поле. К третьей - со средними наделами в 5-7,5 четв. в 1 поле. К четвертой - с крупными наделами - дворы, имевшие свыше 7,5 четв. в 1 поле. Такая группировка дворов положена в основу табл.17, имеющей три хронологических среза- 1590-е гг. (и здесь более всего уездов - 11), 1623 г. (З уезда) и 1690-е гг. (2 уезда). Состояние наших источников таково, что сравнимых данных о развитии вытно-надельной системы крестьянского землевладения они не содержат, это видно по случайному набору уездов в табл.17. В ней также даны более подробные градации наделов в рамках мельчайших и самых крупных, чем названные выше (по 0,5-0,9 четв. и менее 0,5 четв. в 1 поле на двор).

В Дмитровско-Кашинском описании 1592/93 г. чуть более 1 % дворов имели крупные наделы, по 10-15 четв. в 1 поле, соответствующие окладам в 1,0 - 1,5 выти. Средних по размерам хозяйств в Дмитровском и Кашинском уездах в конце ХVI в. было 15,8 %. Их наделы составляли 5,0 - 7,5 четв. в 1 поле, а оклады у них были соответственно 0,5 - 0,75 выти. Основная же масса дворохозяйств в анализируемых уездах может быть отнесена к мелким осьмачным (по 1,25 четв. в 1 поле), “шестушным” (по 1,67 четв.), четвертьвытным (по 2,5 четв.) и третьвытным (по 3 четв.) дворам.

Труднее вывести наиболее употребимые доли тягла и соответствующих наделов в уездах с разновеликими окладными единицами. Например, в Коломенском уезде в вытной книге 1595-1596 гг. размеры выти составляли 10-17 четв., и здесь наделы четвертьвытных дворов могли быть 2,5 - 3,75 четв., осьмачных дворов - 1,25 - 1,875 четв. В Оболенском (Серпуховском) уезде та же книга использует болыперазмерную выть - по 30-40 четв. (причем, не заметно влияние качества почвы на эти размеры), поэтому осьмачные дворы имели наделы в 3,7 - 5,0 четв. в 1 поле, четвертьвытные по 7,5 - 10 четв. ( и таких дворов в Оболенском уезде было немало -свыше 33 %).

В писцовых книгах по Тверскому, Старицкому, Рузскому, Звенигородскому и Новоторжскому уездах 1593/94 г. (описание А.Загряжского - Ж.Степанова) хозяйства с крупными наделами отмечены, как правило, в одно-двухдворных деревнях Кроме того, в самих крупнонадельных дворах описание нередко фиксирует не одного, а двух-трех дворохозяев. Это же описание отмечает и отмену домена в ряде уездов (Новоторжском - с. Кунганово, Звенигородском - с.Кляпово Никольское), замену полевой барщины крестьян денежным оброком, что сопровождалось увеличением их наделов. Например, в новоторжском с. Кунганове фонд крестьянской пашни таким образом был увеличен на 78 четв., а самый крупный надел составил 21 четв. в 1 поле ( для двора, описанного 0,7 долей выти). Отметим, что это наивысший показатель крестьянского тяглого надела, выявленный нами по писцовой и вотчинной документации Сергиева монастыря конца ХVI - ХVII в. Попутно заметим, что отмена господской пашни в названных селах стала необратимой - в ХVII в. она здесь не заводилась.

Ценным документом для изучения вытно-надельной системы у Сергиева монастыря является дошедшее до нас во фрагментах описание переславского села Давыдовского (в 20 верстах к югу от уездного центра) 1600/01 г. По сути это вытная переписная и мерная книга. Она была составлена старцем-замолотчиком В.Карачевцем совместно с верхушкой крестьянской общины (старостой П.Федотовым, отрубщиком С Корелкиным и несколькими “добрыми”, то есть зажиточными людьми) и представителями местного духовенства. Кроме угодий самого села, описание затронуло также прилегающие к нему деревни и приселки Милославле, Сушково, Бориловка и Ростиново (по двум последним в тексте заметны утраты).

В Давыдовском комплексе была непосредственно измеряна в каждом из трех полей (большом, среднем и третьем) и повытно учтена как “тяглая земля в жиле”, так и “пустотная (или пусторная) наемная земля”. Первая описывалась вытью в 20-21 дес. в 3 полях, вторая - вытью в 14-21 дес. в 3 полях (см.табл.13). Будучи приданной к тяглому крестьянскому наделу, пусторная наемная земля феодальными повинностями не облагалась, отсюда и ее название, зато существенно могла увеличить землеобеспеченность крестьянского двора. Подчеркнем, что речь в данном случае идет не о пусторной наемной земле на пустошах, а именно о пусторной наемной земле в жилых селениях Давыдовского комплекса. Земельный собственник описывал и учитывал ее вытями, но назывались те также “пустарными” или пустыми. В Давыдовском комплексе ее было 15 % (или 104,6 дес. в трех полях). Через обработку данной категории земли полнее реализовывались производственные возможности крестьянских дворов. Отражением такого порядка в системе вытного письма стала фиксация как бы двойных вытных окладов крестьянских дворов: “у него четь выти в тягле и четь выти в пусте” и т.п. В анализируемом источнике видим примеры описания не одного, а пары крестьянских дворов под общей долей выти. Дворы эти могли быть населены и братьями, и, судя по фамилиям, неродственниками. Отыскиваются примеры, когда в одном дворе зафиксировны два хозяина, не являющиеся родственниками, каждый со своей долей вытного тягла. Много свидетельств образования новых дворов на основе разделения отцовских и братских семей. В приселке Сушково книга 1600/01 г. последовательно называет дворы: Лукьяна Щурова, Ивана Щурова, Истомы Щурова, каждый - на чети выти в тягле и чети выти в пусте 17.

Тягло-надельное распределение дворов в Давыдовском комплексе в 1600/01 г. отражено в табл.14. Наиболее крупнонадельные хозяйства были описаны здесь 0,75 выти и имели 18 дес. в 3 полях, но таких дворов насчитывалось только три во всей вотчине, причем в центральном селе. Большинство же дворов были четверть- (по 5,2 - 5,7 дес. в 3 полях) и полувытные (по 9,0 - 10,7 дес.). Ими возделывалось 87 % пашни данного комплекса. Мелконаделные дворы были описаны осьмаками (0,125), их наделы составляли 2,5-2,6 дес. в 3 полях, отмечены они за пределами села, в тянущих к нему приселках Милославле и Сушкове, а обрабатывалось ими лишь 3,1 % всей пашни Давыдовской вотчины. В целом же картина вытного письма и крестьянского тяглого и “наемного”, освобожденного от несения тягла землевладения в жилых селениях предстает вполне развитой и разнообразной. К этому ценному описанию мы еще раз вернемся при анализе земельно-тяглых переделов в Троицкой вотчине ниже в настоящей главе, упомянутая в Давыдовском описании 1600/01 г. практика двойных вытных окладов (такая-то доля в тягле, а такая -то в пусте) станет очень распространенной во втором десятилетии ХVII в. В монастырских переписных 1610-1616 гг. и оброчной книге 1617г. большая часть дворов была зафиксирована именно так (1/4 + 1/6, 1/12 + 1/8 или 1/4 + 1/8 и множество других сочетаний, приведенных у нас в метрологической справке и унифицированных в таблицах вытных окладов в десятичном выражении). Отмеченная “добавка” могла отражать и состояние крестьянского землепользования, взятие отдельными крестьянами дополнительных участков для обработки, и частичную польгоченность дворов в условиях сильного разорения, и дотошный повытный учет корпоративным собственником всех категорий земли, даваемых крестьянам.

Предположения эти находят подтверждение в тексте оброчной, например, книги 1617 г. В костромском приселке Салтанове: “во дворе Первой да Савелей Федоровы на чети выти, да им же придано в дер.Киноболине полтрети”. В том же уезде в дер.Дуровой: “во дворе Первой да Третьяк Терентьевы да Первова сын Левонтей на чети, да за ними же в дер.Киноболине полполтрети”. По поводу предоставления льготы на весь или на часть вытного оклада можно сослаться на включенные у нас в Приложение 1 под №№ 191,192,194 льготные памяти троицких властей крестьянам своей вотчины об освобождении их на определенный срок от государевых податей, монастырских оброков и “изделья”, волостных платежей. Перевод на льготу осуществлялся нередко в ответ на крестьянские челобитные, подписанные троицкими дьяками по распоряжению монастырских властей (см. в приложении 1 №№ 206-209 -самые ранние “подписные челобитные” упомянутые во фрагментах оброчных и вытных книг 1595/96 г. по Бежецкому, Верейскому, Московскому, Коломенскому уездам). В связи с широкой практикой предоставления льготы и вообще подвижности, мобильности системы вытного письма представляет интерес существование среди разновидностей вотчинной документации и “дворцовых вытных книг прежних сбавок”, которые фигурируют также во фрагментах монастырских описаний конца 1630-х гг. (Приложение 1.№ 298). Предоставление льготы отразилось и в номенклатуре окладных единиц. Во втором десятилетии ХVII в., наряду с вытями, долями которой описывались обычно тяглые дворы, в некоторых имениях употреблялся и “кол” - им описывались льготные крестьянские дворы (Суздальский у., с.Татарово). Сугубо подворный характер данного описания, к сожалению, не позволяет вывести поземельный размер “кола”.

В описаниях второго десятилетия ХVII в. заметна и тенденция к определенной унификации вытных окладов в пределах селений. Скажем, в ярославской дер.Харловой все 12 дворов были положены в 1617 г. в 1/12 долю выти (“другонатку”). В московских селах Салареве и Мамонове все 23 двора были описаны в 1616 г. только “осьмухами”, а в с.Рахманцове - 21 двор - сидел только на “шестухах”19. Унифицированность вытных окладов можно вслед за Е.Н.Баклановой (Швейковской) оценивать как признак существования уравнительной системы землепользования у монастырских крестьян.

Детальное описание вытно-надельной системы крестьянского землевладения находим в ценнейшей по содержанию вытной оброчной книге 1623 г. Как и небольшое по объему описание Давыдовской вотчины 1600/01 г., книга эта явилась результатом непосредственного измерения дворцовым старцем Л.Смагиным и выборными представителями от общины (особое значение придадим упоминанию в Бежецком разделе книги отрубщика Степана Олексеева) разных категорий земли -пашни тяглой, льготной, пашни “в лишке за тяглом”, “ пустотной наемной” в жилых селениях. Имеются также сведения о повытно учтенном перелоге и лесной поросли на пустошах. При описании в 1623 г. использовались разновеликие выти: пашня тяглая и льготная регистрировались вытью 19-58 четв. в 1 поле, затяглая пашня -унифицированной 8-четвертной вытью. Размер вытей, которыми учитывались перелог и лесная поросль на пустошах, не указывался, а в отдельных случаях данные об этом приведены в десятинах. Нигде в вытной книге 1623 г., как и в документах 1590-х гг., размер выти не поставлен в зависимость от качества земли (добрая, средняя или худая), в отличие от вотчин Кирилло-Белозерского монастыря, в которых худых земель на выть приходилось в 1,8 раз больше, чем средних или добрых, как пишет З.В.Дмитриева. Считаем важным также и то, что вытная книга 1623 г., будучи монастырской по происхождению, всюду оперирует понятием “крестьянские владения”, независимо от категорий описываемой земли - тяглой, льготной, лишней за тяглом, наемной (оброчной). Это свидетельствует о признании корпоративным собственником крестьянских прав на землю.

В ряде вотчинных комплексов Сергиева монастыря в Бежецком Верхе (Присеки, Молоково, Ахматово) выть в среднем включала 20-21 четв. в 1 поле, в отдаленном с.Баскаки она состояла из 58,5 четв. При описании ярославского с.Коприна использовалась выть в 27 четв., в пошехонских приселках - 19-21 четв. в 1 поле 22. Наши наблюдения над вытной книгой 1623 г. убеждают в правоте суждения З.В.Дмитриевой о том, что отдельно взятая деревня могла выступать в качестве окладной единицы. Так было в старину, и отсюда исследовательница выводит само происхождение разновеликих вытей 23. В Ярославском разделе книги фигурирует немало деревень, по каждой из которых указан суммарный вытный оклад. относящийся ко всем ее дворам. Для исчисления подворных окладов и наделов в таких случаях всегда приходилось делить общую сумму оклада и земли на количество дворов, получая при этом обычно очень малые величины. В Бежецком Верхе 17,6 % крестьян имели мельчайшие наделы, менее 0,5 четв. в 1 поле, в Ярославском - 7,7 %.

Разномасштабные окладные единицы, используемые при описании 1623 г., не позволяют вывести наиболее употребимые нормы тяглообложения и надельных участков в трех изучаемых уездах. Например, в комплексе Присеки при выти в 21 четв. четвертьосьмачный двор (на 1/32) мог иметь 0,8 четв. пашни, а в с.Баскаки при формально такой же доле выти - 1,8 четв. пашни в 1 поле. Соответственно были весьма различны и наделы крестьян на формально одних и тех же долях вытного оклада - 1/24, 1/48 и т.д. при сравнении вотчинных комплексов между собой. За этим следовала и весьма пестрая картина внутривотчинного обложения феодальной рентой и государственными, налогами, о чем разговор предстоит в следующей, 6-й, главе работы.

Общая структура крестьянского землевладения по вытной книге 1623 г представлена в табл.15. В ней отмечено по Бежецкому Верху 607 четв. тяглой пашни и 433,2 четв. - пашни в лишке за тяглом, что составляло 38 % от всей обрабатываемой земли. В отдельных комплексах уезда, например, в Баскаках затяглой пашни было даже больше, чем тяглой - соответственно 77 и 75 четв. в 1 поле. Кроме того, в жилых селениях Бежецкого Верха монастырские крестьяне возделывали еще “наемную пусторную пашню”, составлявшую 95 четв. в 1 поле, или 7,3 % обрабатываемой земли. В имениях Ярославского и Пошехонского уездов такой категории пашни не было.

В отличие от писцовых книг по названным уездам за 1620-е гг, показывающих на пустошах только перелог и зарастающие лесом земли, вытная книга 1623 г. указывает на пашню паханую и здесь - в Пошехонском уезде 13 %, в Бежецком - 12 %, в Ярославском - 2,2 % от всей обрабатываемой земли (табл.15). Такая категория пашни может быть отнесена к явлению крестьянской аренды и рассматривается нами ниже в параграфе о вненадельном крестьянском землевладении.

Таким образом, реальная землеобеспеченность крестьянского двора складывалась из нескольких компонетов. Там, где использовалась пусторная наемная земля в жилых селениях и пашня на пустошах, землеобеспеченность двора составляла в среднем от 3,9 до 5,6 четв. в 1 поле. В комплексах, где резерва пашни на пустошах не было (Скорыново, Люботицы, Княже и др.) землеобеспеченность двора оказывалась меньше —от 1,9 до 2,9 четв. в 1 поле (табл.15).

В структуру крестьянского надела, безусловно, должны быть включены и сенокосы. Их повышая норма в известных нам вотчинных описаниях, как правило, твердо не определялась. Нами в табл.15 приведены данные о сенокосах на основании вытной книги 1623 г. по вотчинным комплексам и выведена средняя их норма на крестьянский двор в зависимости от общего количества последних в каждом селе. Получается, что в среднем монастырский крестьянин имел сенокосные участки по 5,2 - 14,9 копен сена.

Последующие сведения о крестьянских наделах имеются только от конца ХVII в. Их можно почерпнуть из весьма содержательных вытных переписных книг Троицкого монастыря по Суздальскому уезду 1692 г. (она же “верстальная) и приписному Троице-Алатырскому монастырю 1696 г. При описаниях здесь использовались различные выти - в Суздальском у. - 50-десятинная, в Алатырском -по 36-192 дес. в 1 поле. Столь сильное укрупн ей ие окладной единицы сопровождалось не менее сильным измельчанием вытного тягла дворов. Самыми крупными долями тягла в Суздальском уезде были 0,071 - 0,14, в Свияжском - 0,125, в Алатырском -0,063, но встречаются в описаниях такие дворы очень редко. Чаще других употреблялись в конце ХVII в. оклады крестьянских дворов в 1/64, 1/32 доли выти и комбинация 1/24 + 1/48 (см.табл.12 и метрологическую справку).

Наиболее тяглоспособными в Суздальской книге 1692 г. являлись крестьянские дворы, описанные 0,078 - 0,171 долями выти, которым соответствовали наделы от 7,8 до 17,1 четв. в 1 поле. Таких хозяйств в Суздальском уезде было 10,6 % (51 двор ), и обрабатывалось ими 21,2 % тяглой земли. Среднетяглыми можно считать суздальских земледельцев, дворы которых были зарегистрированы монастырскими переписчиками 0,052 - 0,073 долями выти с наделами в 5,2 - 7,3 четв. в 1 поле. От общего числа дворов такие хозяйства составляли 24,1 % (в абс. 115 дворов). Ими обрабатывалось 32,9 % земли. Большинство дворов (65 %, или 311 в абс. выражении) сидели на мельчайших долях вытного оклада в 0,007 - 0,046 доли, а наделы имели от 0,7 до 4,6 четв. в 1 поле, возделывая 43,3 % пашни. Таким образом, в Суздальском уезде преобладали мелконадельные крестьянские хозяйства, согласно избранной нами градации (табл.11 и 17).

В Алатырском уезде в 1696 г. при разномасштабных размерах выти самыми тяглоспособными являлись дворы, описанные 0,031 - 0,057 долями, наделы которых составляли от 7,7 до 20,7 четв. в 1 поле на двор. Таких наиболее зажиточных крестьян в Троице-Алатырском монастыре было 9 %, а обрабатывалось ими 23,2 % пашни. Крестьяне средней тяглоспособности описывались в 1696 г. 0,021 - 0,035 долями выти, наделы имели 5,3 - 7,3 четв., и таких дворов было 15,5 %, а пахали они 23.9 % земли. Наконец, 75,2 % алатырских дворов может быть отнесена к мелкотяглым и мелконадельным. Их оклады колебались в пределах 0,007 - 0,015 доли, а наделы составляли 1,7 - 4,3 четв. в 1 поле на двор. На их долю приходилось более половины, 52 % всей обрабатываемой в вотчине Троице-Алатырского монастыря земли (табл. 12,17,32). По сравнению с концом ХVI - первой четвертью ХVII в. мы видим общее увеличение сравнительно обеспеченных землей крестьян. Правда, следует учитывать, что по концу ХVII в. перед нами уезды с более благоприятными условиями для развития земледелия - Суздальский и особенно Алатырский, нежели большинство названных в табл.17 уездов. Вместе с тем наивысшие показатели крестьянских наделов - 20-21 четв. - и в конце ХVI в., и в конце ХVII в. встречались как редкое исключение. В Суздальском уезде в конце ХVII в. землеобеспеченность крестьян выглядит лучше, поскольку средненадельных дворов здесь показано больше: 24 % ( в Алатырском - 15 %). В то же время для обоих уездов отчетливо видим сильную дифференциацию дворов по размерам наделов - от мельчайших (менее 1 четв.) до самых крупных (17,1 - 20,7 четв.)24

б) опыт корреляционного анализа троицких писцовых и вытных книг.

До сих пор говоря о вытном тягле и крестьянском наделе в вотчине Сергиева монастыря, мы не ставили вопрос о тесноте зависимости между этими явлениями. Чисто логически правомерно допустить, что чем больше земли было выделено крестьянину монастырем-собственником, тем выше было вытное тягло данного участка. Однако только количественный анализ может показать степень этой зависимости. В научной литературе имеется плодотворный опыт вычисления парных коэффициентов корреляции по монастырской вотчинной документации ХVI-ХVII вв. Специалисты выясняли тесноту связи между: 1) вытным окладом и мужским населением крестьянского двора и 2) между вытным тяглом и размерами надела (Н.А.Горская, З.В.Дмитриева). Н.А.Горская с помощью парных коэффициентов корреляции исследовала также соотношение между между надельными и оброчными землями у монастырских крестьян центра России в середине ХVII в.25 Нами был предпринят опыт корреляционного анализа не только внутривотчинных, но и ряда писцовых описаний Сергиева монастыря, содержащих ценные сведения о вытном окладе каждого крестьянского двора 1590-х гг.

Поскольку характер фиксации населения в имеющихся у нас по Троицкому монастырю писцовых и вотчинных описаниях 1590-1620-х гг. не позволяет судить о всем мужском составе двора, то для указанного периода нами были вычислены парные коэффициенты корреляции только между вытным тяглом и крестьянскими наделами 26. Особенно высоким коэффициент корреляции получился в уездах с унифицированной вытью: в Кашинском (137 дворов)- 0,99, в Дмитровском (845 дворов)- 0,98, в Юрьевском (50 дворов)- 0,99. В ряде уездов и с разновеликой вытью, отмеченной во фрагментах монастырских описаний 1595/96 г., коэффициент корреляции также оказался достаточно высоким: в Коломенском 0,97, Костромском -0,99, Галицком - 0,83, Оболенском - 0,92.

Иную картину получаем при обработке писцовых книг 1593/94 г. описания А.Загряжского и Ж.Степанова с очень большим диапазоном в размерах выти. По Тверскому уезду (626 дворов) показатель самый низкий - 0,46; по Звенигородскому (103 дв.) - 0,6; Новоторжскому (118 дв.) - 0,71.Только в Старицком уезде (119 дв.) он сравнительно высок - 0,81. В большинстве уездов в конце ХVI в. существовала тесная корреляционная зависимость между высотой вытного тягла и размерами крестьянских наделов. Слабая зависимость между этими показателями была фактически только в Тверском и Звенигородском уездах. Обработка вытной книги 1623 г. дала следующие результаты. Коэффициент корреляции очень высоким оказался в Пошехонском уезде (42 дв.) - 0,98, В остальных уездах он средний- в Бежецком (360 дв.) - 0,61 и в Ярославском (214 дв.) - 0,66.

В обстоятельной статье З.В.Дмитриевой приводятся коэффициенты корреляции между тяглом и крестьянским наделом, просчитанные на основе обширного комплекса вытных книг Кирилло-Белозерского монастыря 1559 и 1665 гг. В большинстве монастырских ключей они оказались очень высокими 0,8 - 0,9 и приближающимися к 0.99, что свидетельствует о тесной связи между изучаемыми факторами (табл.3 и 14).

О том, что размер пашни не был единственным фактором, определявшим вотчинное тяглообложение, свидетельствует обработка уникального для троицкого архива подворного описания села Домнина с дер.Зеховой в Муромском уезде 5 апреля 1630 г. Это была монастырская отказная книга, составленная в связи с временной предачей данного комплекса ( был он небольшим - 16 дворов) в держание дьяку В.Ларионову 27. В отказной книге содержатся редкие сведения об имущественном положении крестьянских дворов - количестве у них рабочего (лошади) и продуктивного (коровы, овцы, свиньи) скота, пчелиных ульев и запасах зерна в клетях к весне 1630 г. (табл.16). Численный состав дворов был различным. Самым населенным (7 чел.) являлся двор с тремя братьями (в табл.16 № 6), обладавший наибольшим количеством скота, пчелиных ульев и 30 четв. зерна в клетях и положенный в 1/8 выти. Правда, озимый его посев к моменту описания не был велик - 5 четв. - и уступал озимому клину соседних дворов, причем с меньшим числом работников (8-10 четв. при 3-4 чел.м.п.).

В табл.16 обобщена ценная информация отказной книги 1630 г., включая и полученные показатели корреляции и детерминации между: 1) вытным тяглом дворов и размерами их озимого поля; 2) тяглом и мужским населением дворов; 3) тяглом дворов и их обеспеченностью рабочим и продуктивным скотом. Вычисления показали, что в первом случае между факторами связь умеренная или средняя (корреляция 0,62, детерминация 33,4 %), во втором - также умеренная или средняя (корреляция 0,55, детерминация 30,4 %). И лишь в третьем случае связь между факторами получилась тесной - корреляция 0,74, детерминация 54,7 %. Коэффициент детерминации показывает процентное выражение влияния величины надела в 1 поле, населенности двора и его обеспеченности скотом на величину вытного тягла. Показатель ниже 30 % свидетельствует о слабой, от 30 до 50 % - об умеренной или средней, от 50 до 60 % - тесной и от 60 % - об очень тесной зависимости между анализируемыми факторами. В муромском с.Домнине в 1630 г. тяглообложение крестьянских дворов на 54,7 % определялось их обеспеченностью рабочим скотом, то есть зависимость между этими факторами действительно была тесной (табл.16).

Для сравнения полученного результата сошлемся на подсчеты, проведенные В.Д.Назаровым и Ю.А.Тихоновым на основе подворного описания одного суздальского имения (15 дворов) 1629 г. По их данным, размер крестьянского тягла на 25 % зависел от количества душ м.п. во дворе (у нас- на 30,4 %), и приблизительно на 60 % - от количества рабочего скота ( у нас- на 54,7 %). В любом случае авторы признают, что эти факторы (численный состав двора и его обеспеченность скотом) являлись ведущими в раскладке внутривотчинного тягла 29.

Что же касается сравнительно невысокой корреляции между тяглом и наделом в муромском с.Домнине, то он может объясняться и сравнительно небольшим количеством дворов в нем, и разновеликой окладной единицей, которая использовалась при их описании. В самом деле, по табл.16 видно, например, что осьмачные дворы С.Семенова и братьев Ивановых (№ 1 и 6) имели разные озимые поля - 8 и 5 четв. Полуосьмачные дворы в комплексе также имели разные наделы, значит, тягло их определялось, исходя из разных размеров самой выти - 31 четв., 47 четв. и даже 158 четв. Наделы четвертьосьмачных дворов ( в табл.16 №№ 2,3,5,8,11,12) колебались от 0,75 до 2,25 четв. в 1 поле. Подобные недоумения разрешатся, если признать, что в данном комплексе при определении тягла, кроме величины надела, учитывались и другие факторы, отмеченные выше.

О значимости таких факторов, как прожиточность и семьянистость двора, в принципе говорится в дошедшем до нас небольшом отрывке соборного приговора Троицкого монастыря от 2 октября 1642 г. Приговор был принят в результате рассмотрения итогов общего дозора, проведенного дворцовым старцем Тихоном Казанцем. Дозор заключался в установлении количества “лишней за тяглом земли” во всех троицких вотчинах. Руководство монастыря приняло решение обложить вытным тяглом эту выявленную землю “по крестьянским животом и по семьям” 30.

Количественному анализу были подвергнуты и поздние вытные переписные книги конца ХVII в. Характер фиксации населения в них позволил вычислить парные коэффициенты корреляции между вытным тяглом и мужским населением двора (Суздальский, Свияжский и Алатырский уезды). Всего были просчитаны показатели по 1711 дворам, из них в Суздальском у.- 477 дв., в Алатырском - 693, в Свияжском -541 (табл.12). Кроме того, по Суздальскому и Алатырскому уезду были вычислены парные коэффициенты корреляции между вытным тяглом и размерами крестьянских наделов. В Суздальском уезде коэффициент корреляции между тяглом и наделом составил 1,0, поскольку здесь практиковалась унифицированная 50-десятинная, или 100-четвертная, выть и существовало совершенно четкое соответствие между окладом и наделом: на 0,063 долю приходилось 6,3 четв., на 0,046 долю 4,6 четв., на 0,031 долю 3,1 четв. и т.д. (табл.18). Значит, в суздальской вотчине монастыря в конце ХVII в. существовала абсолютно жесткая, теснейшая зависимость между изучаемыми факторами. На 100 % высота вытного тягла зависела от величины надела.

Несмотря на разномасштабные выти в Алатырском уезде, и здесь коэффициент корреляции по всем изученным комплексам оказался очень высоким - 0,99. Размеры селений в нем составляли от 56 до 222 дворов (табл.18). По Свияжскому уезду такие вычисления невозможны, поскольку его переписная вытная книга 1696 г. сведений о земле не содержит. Она фиксирует лишь вытные оклады дворов и их мужское население. Параметры корреляции и детерминации между высотой вытного тягла и мужским населением дворов в Свияжском уезде были просчитаны по четырем крупным вотчинным комплексам, размеры которых составляли от 83 до 158 дворов (табл.18). Полученные коэффициенты оказались невысоки - корреляция 0,3-0,6, детерминация 9,5-27 %. Из 11 суздальских имений с числом дворов от 21 до 87 слабая корреляционная зависимость между вытным тяглом и мужским населением дворов видна в трех - приселке Богданском (0,38), дер.Дергаеве (0,47) и дер.Ильиной (0,19). Детерминация во всех трех пунктах - от 14 до 22 % - также свидетельствует о слабой связи. Умеренная или средняя зависимость отмечена в центральном селении суздальского комплекса - Шухобалове (корреляция 0,6, детерминация 36 %), ближайшей к ней дер.Вышковец (корреляция 0,7, детерминация 49 %), приселках Микульском, Туме и Брилкиной Слободке - в них коэффициенты совпадают с полученными по с.Шухобалову (табл.18). Заметим, что именно в Шухобалове в 1692 г. было размещено наибольшее количество дворов Сергиева монастыря в Суздальском уезде - 87 и людность их составляла в среднем 3,2 чел. на двор.

Среди алатырских имений только в дер.Милениной вычисления показали очень тесную зависимость между вытным тяглом и мужским населением дворов: корреляция 0,8, детерминация 63 %. Ни по общему числу дворов (50), ни по их людности (2,5 чел.) она не являлась самой крупной в алатырском комплексе монастыря. В остальных же селениях зависимость эта оказалась или умеренной (Мишуково, Новый Усад (корреляция 0,5 - 0,6, детерминация 30-37 %), или слабой (Четвертаково. Тургаково, Новая Ичикса) - корреляция 0,3 - 0,4, детерминация 2,6 -18,3 % (табл.18). Крупнейшее алатырское село - Четвертаково - показывает картину, отличную от отмеченной нами для суздальского Шухобалова. Там, в центральном селе комплекса, зависимость тягла от мужского населения была умеренной или средней. Здесь, едва ли не самом крупном сельском поселении монастыря и в Алатыре, и вообще (222 двора с такой же людностью, как и в Шухобалове, - 3,2 чел. на двор) зависимость оказалась слабая.

В нашем распоряжении нет повторных описаний тех же самых сел и деревень, по которым можно было бы просчитать зависимость тягла от менявшейся численности населения дворов, и это придает полученным результатом неизбежную статичность, снижает их познавательно значение. Вывод же напрашивается такой: в целом тесной корреляционной связи между тяглом и мужским населением дворов в вотчинах Сергиева монастыря Суздальского и Алатырского уездов в конце не существовало. К аналогичному выводу пришла и З.В.Дмитриева при изучении вытной книги Кирилло-Белозерского монастыря 1665 г. Исследовательница вычислила парные коэффициенты корреляции между общим количеством мужского населения во дворе, количеством женатых пар работников и тяглом в каждом дворе. Из 23 ключей, представленных З.В.Дмитриевой в табл.14, только в двух автор отмечает коэффициент корреляции более 0,7. Во всех остальных случаях тесной связи между тяглом и населением двора не наблюдается 31.

В результате изучения зависимости между этими факторами в вотчинах Донского (с приписными) и Солотчинского монастырей в конце ХVII в. Н.А.Горская пришла к выводу о том, что “картина получается достаточно пестрая” (в разных селах и деревнях теснота зависимости выражена по-разному) и хотя связь показателей тягла и населенности двора была, абсолютного характера она не имела 32. Ряд критических соображений по поводу материала описаний, использованного Н.А.Горской, высказал А.Л.Шапиро. Он считает, что функциональной связи между населением двора и вытным тяглом в представленных ею таблицах нет и что при сравнительно небольшом количестве наблюдений разброс показателей очень велик и нередки случаи, когда зависимость тягла от населения оказывается случайной.

Можно согласиться с З.В.Дмитриевой, которая пишет, что при раскладке тягол по дворам учитывали число мужских душ и работников (“семьянистость”), однако делалось это опосредованно. Главным принципом при раскладке выступает “посильность” двора, его возможность тянуть тягло с другими крестьянами, а также равенство и справедливость в распределении этого тягла между крестьянами.

в) земельно-тяглые переделы в монастырской деревне.

По мнению В.А.Александрова, поддержанному Н.А.Горской, передельный тип общины в России начал складываться с рубежа ХV-ХVI вв. Л.В.Милов считает одной из существеннейших предпосылок земельных переделов отсутствие в России аллода - крестьянская пашня оставалась во временном владении. Будучи сами по себе явлением поздним, земельные переделы в соседской общине не переставали быть всего лишь поздним проявлением изначального свойства общины - коллективной земельной собственности. Этот фундаментальный признак восточнославянской общины был системообразующим, определившим многие свойства позднейших вариантов ее развития34.

Конкретное изучение земельно-тяглых поравнений по монастырской документации второй половины ХVI в. осуществили З.В.Дмитриева и Е.И.Колычева. З.В.Дмитриева обстоятельно проанализировала земельные переделы в вотчинах Кирилло-Белозерского монастыря в нескольких уездах центра и севера страны по комплексу его вытных книг 1559 г. О функционировании земельно-тяглых переделов в вотчине Троице-Сергиева монастыря свидетельствуют некоторые писцовые книги 1590-х гг. Частичный характер этих переделов, которые генетически представляют собой более раннее явление, чем полные, отмечала Е.И.Колычева35. Действительно, в Новоторжском, Тверском и др. уездах писцовые книги 1593/94 г. нередко говорят о том, что двор такого-то, доля выти такая-то, а он умер, состарился, ослабел, бежал и т.д. Оставшийся без тяглого жильца участок мог передаваться в тягло или без несения его другим крестьянам той же деревни, сдаваться “в наем” им же или кому-то со стороны. Явление земельно-тяглых переделов, несомненно, пронизывает и все вытные, переписные и оброчные книги ХVII в., о которых выше уже шла речь. Однако в троицком архиве немного уцелело документов, в которых был бы детально описан сам механизм земельно-тяглого передела.

Уникальные описания, отразившие, наряду с иной информацией, и этот механизм, выше уже анализировались, но под другим углом зрения. Теперь же снова обратимся к ним как к ценным источникам по изучению земельно-тяглых переделов в монастырской деревне центра страны в ХVII в. Имеем в виду вытную мерную книгу по переславскому с. Давыдовскому 1600/01 г. и вытную переписную верстальную книгу по Суздальскому уезду 1692 г.

Переславское село Давыдовское было получено монастырем в августе 1571 г. по распоряжению Ивана 1У. Оно являлось вотчиной кн.И.Д.Бельского, погибшего в приход крымского хана Девлет-Гирея к Москве в мае того же года36. В 1575 г. на это село была выдана жалованная тарханная грамота за приписью дьяка К.Горина (см. приложение 1. № 4), однако в писцовой книге 1593/94 г этого комплекса мы не находим. Вытная мерная книга 1600/01 г. является его самым ранним описанием. Оно было проведено по приказу келаря Акакия и казначея Ильи и старцев соборных Давыдовским старцем-замолотчиком совместно с верхушкой общины (старостой, отрубщиком и 8 добрыми крестьянами). Описание скрепил священник Восресенской церкви села Давыдовского: “ К сем книгам поп Первой руку приложил”. Наиболее полные сведения уцелели по селу Давыдовскому и его приселкам - Милославлю и Сушкову. По дер.Ростиновой имеются только общие итоги, а по дер.Бориловке лишь две первые строчки описания. Всего в книге фигурируют 77 дворов.

В Давыдовском комплексе были измеряны тяглая (доля ее составила 85 %) и пустотная земля (ее доля была 15 %) земли, проведено поравнение в отношении тяглой и передел между дворами пустотной земли. В абсолютном выражении тяглой земли было измеряно и соотнесено с вытными долями дворов 672, 5 дес., а пустотной пущено в передел- 104,6 дес. в 3 полях. Фонд последней образовался прежде всего из-под дворов, хозяева которых бежали, умерли, состарились, ослабели, утратили тяглоспособность и т.д. Кроме этого, источником образования пустотного фонда стали неиспользуемые монастырские, церковные и оброчные земли. В с.Давыдовском 51 %, в прис.Сушкове - 86 % дворов получили пустошную землю в прибавку, по остальным селениям информации нет. В книге указывалось, участки какого прежнего хозяина (Тимохинского двора, Шиловского двора, Коробовского двора и т.д.) даются в прибавку новому их дворовладельцу и закрепленная за ними вытная доля (“четь выти” и т.д.), местонахождение этих участков: на одворице, по заполью, “на Бобровнике”, “в Жарех”, “на вражке под болотием Онтипин Рукав” т.д. Обилие упоминаний о болотах и заболоченной местности составляет особенность “природного фона” данной книги. Чересполосность, лоскутность крестьянского землевладения по этому источнику прослеживается вполне отчетливо. В нем также часто указывается, кем прежде “из найму” уже возделывались передаваемые в прибавку земли, в том числе и монастырские. Значит, и раньше община и земельный собственник старались поддерживать окультуренный фонд земли в этом районе, прибегая к оброчному землепользованию. Возможно, со смертью светского владельца - кн.И.Д.Бельского - господское хозяйство в давыдовском комплексе находилось в упадке.

В анализируемом описании несомненный интерес представляют указания на пущенные в передел участки в заболоченных и трудных для освоения местах (“облоги”; облог в литературе обычно понимается как перелог) и даже некоторые подворные участки. Например, крестьянину из дер.Ростиновой Ивану Дуброве на его полвыти было дано “одворище Лепешкинского двора и с огуменником и с огородцем полувытное, за то ему дано, что ему к меже” 37. В вытно-мерной книге указывалось, к какому из трех полей - большому (заболоченному), зарокитному (среднее) или малому (третье) - прибавлялась земля и в каком количестве ( в десятинах, размер которых не был обозначен). Скажем, крестьянину Осюте на его четверть выти была дана монастырская земля: 2 дес. в среднее поле, 2 дес. в зарокитное и 2 дес. - в заболоченное поле. “Доброму крестьянину” Якову Ватолину на его три чети выти в зарокитное поле было придано 4 дес. монастырской земли. Переделу подлежали и сенокосные угодья - пожни - из-под опустевших дворов. Крестьянину Пятому Море дали в прибавку “Матюшина двора пожни 10 копен, что Олеша Яковлев розкашивал”, “да пожен у них с прибавкою на 30 копен” и т.д.38

Фрагментарный характер источника не позволяет с желаемой полнотой установить, всегда ли прибавка земли сопровождалась одновременным увеличением вытного тягла. Часть земли могла передаваться, как говорится, “под то же тягло” (“десятина отдана ж ему к прежней его полувыти”). О широком распространении такой практики в вотчинах Кирилло-Белозерского монастыря по его вытным книгам ХVII в. пишет З.В.Дмитриева3. В отношении большинства дворов с прибавкой земли в с.Давыдовском читаем о фиксации их “пустотного вытного оклада”, вероятно, феодальные повинности с них не должны были исполняться (табл.13). В приселке Сушкове была заметна зависимость размеров прибавленной земли от вытного оклада двора, получавшего “прибавку”: четвертьвытные дворы в прибавку получали по 5,375 дес. в 3 полях, полувытные - по 10,75 дес. В с.Давыдовском подобной зависимости не находим, но в среднем крестьяне этого села получили по 1-3 дес. на двор в дополнение к своим тяглым участкам. Какая-то часть пусторной земли осталась непеределенной: “Тимохинского двора осталось одворицы и заболотью в зарокитном поле 2 дес., да в среднем поле осталось х Козлову 2 дес., да пожен на 10 копен впусте, а в третьем поле земля отдана Овдокиму Шевелеву на выть”. Отчетливо выражена проводимая монастырскими властями и верхушкой общины регламентация самих размеров крестьянских полей. Например, в приселке Сушкове пашни “на жилое и на пусто у них поверстано всем ровно, в дву полех по пол-8 десятине, а в третьем поле - по пол-7 десятине. Аналогичный принцип разверстки был и в дер.Ростинове: в большом поле по 8 дес., среднем и третьем - по 6,5 дес. упорядочение землеустройства, вытно-надельной и вненадельной системы в Давыдовском комплексе производилось, судя по описанию 1600/01 г., и внутри селений, и между ними.

Следующее по времени описание Давыдовской вотчины находим в составе оброчной книги 1617 г., но характер ее не позволяет сопоставить сведения о тяглой и пустошной земле. Важно то, что ив 1617г. здесь не было монастырской пашни, еще в 1600/01 г. розданной крестьянам и это заставляет усомниться в показателе писцовой книги 1629/31 г. по Давыдовской вотчине - 150 четв. домениальной пашни и 13 дворов детенышей для ее обработки40. Скорее всего, и в 1601-1617, и в 1629 г. не было здесь ни монастырской запашки, ни детенышей.

Если в Переславском уезде в 1600/01 г. переверстка-передел были проведены в отдельном вотчинном комплексе, то Суздальская верстальная книга 1692 г. рисует более масштабное мероприятие по земельно-тяглому поравнению во всех селах и деревнях Троицкого монастыря, расположенных в этом уезде. О том, что здесь практика переделов существовала и в более раннее время, свидетельствует упоминание “оттрубщика” Емельяна Есипова в переписной монастырской книге 1616 г. Впервые выявивший и опубликовавший данный факт В.Д.Назаров отмечает, что функции отрубщика заключалась в поравнении надельных участков, и вытного тягла, Это была выборная должность из числа зажиточных крестьян - названный “оттрубщик” имел хозяйство в 1/4 выти41. До конца ХVII в. конкретный механизм земельно-тяглого поравнения на троицких землях Суздальского уезда источниками не освещен.

Верстальная книга 1692 г. была составлена старцем И.Певцовым, слугой Р.Суворовым при участии представителей общины - “добрых крестьян первой, средней и молочие статьи по 2 чел. с выти”. Книга включает две части. Материал первой (перепись крестьянских дворов с фиксацией их вытных окладов) выше уже был проанализирован нами при изучении вытного тягла, крестьянских наделов и мужского состава дворов, в том числе и с применением количественных методов. Вторую, меньшую часть книги, представляет запись о размерах земельных и сенокосных угодий и осуществленная земельно-тяглая переверстка-передел земельных и сенокосных угодий между селениями.

В отличие от Давыдовского описания, в Суздальском у. в 1692 г. измерению и переделу подлежали земли не каждого двора, а данного села или деревни в целом и не в каждом из трех полей, а только в двух - яровом и паровом. Размер озимого поля определялся в половину суммарной площади двух первых. Фактически верстание озимого поля производилось из расчета 50-десятинной выти и нормы сенокосов в 96 копен на выть. Размер озимого поля и тянущих к нему сенокосов у данного селения приводился в соответствие с его вытным окладом. В этом и заключалось отмеченное верстание. По Суздальской книге 1692 г. каждое селение предстает с комплексом необходимых для него пашенных и сенокосных угодий.

В ходе верстания озимого поля обнаруживалось наличие какого-то количества земли “сверх тягла”, либо ее недостаток по сравнению с вытным окладом, либо их полное соответствие (“пашня против тягла вся сполна”). Информация о земельно-тяглом поравнении в Суздальском уезде систематизирована в табл.19. В центральном селении монастыря здесь - Шухобалове - измерение ярового поля показало 184 дес., парового - 167 дес., а размер озимого был определен в половину их величины, то есть в 175,5 дес. Поскольку установленному вытному окладу села -3,472 вытям - соответствовали 173,6 дес. (исходя из 50-десятинной выти), то обнаружился “лишек” в 1,672 дес. Этот “лишек” был крестьянам оставлен, лишняя земля отдана им “на враги”, а вытное тягло увеличено на 0,188 (табл.19).

В дер.Мукино яровое поле в результате измерения составило 87 дес., паровое 99,75 дес., а размер озимого был определен в 93,375 дес. Поскольку в соответствии с тяглом деревни - 1 выть - обнаружился приличный избыток земли (более 43 дес.), то было решено 41,6 дес раздать крестьянам на оброк, а 1,7 дес отдать им же “на враги” с соответствующим увеличением оклада на 0,047. Дер.Мукино оказалась единственной во всем суздальском комплексе монастыря, где надельное землевладение крестьян сочеталось с оброчным, и объем его был немал - 44 %.

Приселок Богданское и дер.Дергаево, которые “пашнею и сенными покосы сошлись вместе”, имели и совместный вытный оклад в 3,412 выти, а их общее озимое поле составило 164 дес., из них, правда, 10 дес. являлись церковными. В соответствии с вытным тяглом крестьянам Богданского-Дергаева полагалось в озимом поле 170 дес., у них же было фактически только 154 дес. Недостающие 12 дес. изыскали для них в другом селе - Семеновском, куда из Богданского-Дергаева были переведены “от семей крестьянские дети”. Еще 4 дес по приговору выборных Шухобаловской волости им было дано на сенокосы, поскольку у них “своим сеном было скудно”.

В селе Семеновском хватило свободной пашни и для наделения землей молодых крестьянских семей (21 пара), переведенных из села Перелоти (они же Перелоги). Но и после такого наделения в Семеновском сверх тяглого оклада этого села оставалось 6 дес., которые были розданы крестьянам на сенокосы, а суммарный оклад села оставлен без изменений. Что же касается селений, откуда крестьян переводили (Богданское-Дергаево, Перелоти), то такое убывание людей (хотя бы и в рамках внутриуездных миграций, на очень недалекие расстояния) сопровождалось уменьшением вытного оклада: в Богданском - Дергаеве на 0,25, в с.Перелоти на 0,407 оклада. Был уменьшен вытный оклад и в приселке Тумы (-0,109), поскольку после всех измерений здесь выяснилась нехватка 17,5 дес., из которых 12 дес. удалось изыскать в соседнем с.Микульском, а с 5,5 дес. вытный оклад пришлось снять. В селениях Брилкина Слободка и Ильино было установлено полное соответствие измеренной земли их вытному окладу, поэтому здесь не производилось ни прибавок, ни убавок, ни изменений вытного тягла.

Складывается впечатление, что проведенная переверстка-передел крестьянам была нужна не меньше, чем монастырскому руководству. Она помогла урегулировать всю систему крестьянского землевладения в суздальской вотчине, изыскать резервы пашни в отдельных селах и улучшить землеобеспеченность молодых растущих крестьянских семей в пределах небольшого региона, давно распаханного и плотно населенного. Напомним, что в эти же 1690-е гг. отсюда идет значительный отток населения в поволжские уезды, а о катайкоме “Шухобалец”, “Шухобаловский”, изобилующем в алатырских имениях монастыря, говорилось в гл.4. Следовательно, рост населения и земельное “утеснение” выталкивали за пределы суздальского (Шухобаловского) микрорегиона значительные массы людей, переселявшихся на новые земли в рамках более масштабных межуездных вотчинных миграций. Известно и бегство крестьян из Шухобаловской волости в Саранский уезд в конце ХVII -первой половине ХУШ в. К 1761 г. в ряде саранских селений осело 100 чел. беглых из числа монастырских крестьян суздальского села-волости. Местный воевода в 1761 г. вынес решение о возвращении беглых в Лавру42. Так проблемы сельского расселения, внутривотчинных демографических и общерусских колонизационных процессов, крестьянского землевладения, тяглообложения, земельно-тяглых переделов и крестьянского бегства оказываются тесно связанными. В контексте перечисленных проблем нам представляется особенно значимой связь между складыванием многодворных деревень и явлением передельной уравнительной практики, на что недавно еще раз обратила внимание Н.А.Горская4. Полагаем, что по разобранной выше верстальной книге по Суздальскому уезду 1692 г. уравнительность земельно-тяглой переверстки-передела следует понимать как уравнение соотношения трудовых ресурсов отдельного селения с: 1) его суммарным вытным окладом и 2) суммарного вытного оклада селения с комплексом необходимых для него земельно-сенокосных угодий.

Возвращаясь к теме земельно-тяглых переделов, думаем, что не случайно столь редки источники, отразившие их. Е.Н.Бакланова (Швейковская), изучившая земельно-тяглые переделы у крестьян вологодского архиепископа и Спасо-Прилуцкого монастыря в конце ХVII в., пишет, что переделы проводились эпизодически, вызывались назревшей необходимостью для крестьян. Н.А.Горская отмечает, что полные переделы производились раз в 10-15 лет и вызывались естественным развитием производительных сил 44.

По Троице-Сергиеву монастырю удалось найти еще только одно упоминание о возможном уравнительном переделе земли. В 1616 г. крестьяне московского села Рахманцова (все их дворы были положены в “шеспуху") обратились с челобитной к троицким властям и получили от них “властину жалованную грамоту”, чтобы поровну изверстать землю на пустошах сельской округи, исходя из ее размеров, определенных московскими писцами в 1593/94 г. (Приложение 1.№ 193) упоминание это интересно тем, что показывает роль крестьянской инициативы в проведении уравнительных земельно-тяглых переделов. Сама же уравнительность в данном случае может пониматься как соответствие доли вытного тягла двора размерам получаемого земельного участка. В вологодской деревне Ершовке в июне 1618 г. служка А.Радошевский крестьянские дворы “изверстал ровно повытно, хто на какове доле живет” - полувытным хозяйствам было нарезано по 4 четв. земли в 1 поле, “в дву по тому ж”, четвертьвытным - соответственно по 2 четв.в каждое из трех полей.В данном случае уравнительность заключалась не только в соответствии получаемых земельных участков долям вытного тягла, но и в буквальном равенстве трех крестьянских полей45.

О роли общины в измерении и вообще контроле за земельным фондом сел и деревень говорит и тот факт, что в Алатырскую переписную вытную книгу 1696 г. сведения о размерах пашни во всех трех полях и сенокосов были включены на основе “крестьянских заручных сказок” (Приложение 1. № 359).

г) вненадельные крестьянские земли.

Исчерпывающее исследование проблемы крестьянского вненадельного (оброчного, арендного) землевладения и землепользвания в ХVII в. было выполнено Н.А.Горской. Рассмотренные ею богатейшие по содержанию источники монастырского происхождения позволили глубоко и всесторонне раскрыть широкий круг вопросов: 1) территориальное и временное распространение этого явления в монастырской деревне ХVII в.; 2) контингенты крестьян, берущих землю из оброка. Коллективная и индивидуальная формы съема и обработки оброчных земель; 3) доля дворов, пользующихся оброчными землями, в общем числе дворов в той или иной вотчине; 4) постоянство состава съемщиков оброчной земли; 5) динамика размеров оброчных земель; 6) соотношение крестьянской надельной и оброчной земли; 7) типы сдаваемых в оброк угодий 4,8) характер оброчных сдач и изменение оброчной платы за землю в течение ХVII в.; 9) оброчные сдачи монастырей своим и чужим крестьянам; 10) переход оброчных земель в тягло46.

В троицком архиве нет целостной вотчинной документации, позволяющей столь же всесторонне и исчерпывающе осветить проблему вненадельного крестьянского землевладения, как это сделано в классической монографии Н.А.Горской. И все же совсем проигнорировать ту небольшую сумму известий об этой категории земель, которая содержится в писцовых 1592-1594 гг., оброчных, вытных и переписных книгах Сергиева монастыря 1617-1623 гг., нельзя. Без нее картина крестьянского землевладения в его вотчине будет искусственно обеднена.

Когда в научной литературе ищут и находят ранние свидетельства существования вненадельной обработки крестьянами земель, то не случайно обращаются к троицким актам ХУ в. Именно в них о “наезде” и “найме” земли говорится уже применительно к 20-40-м гг. ХУ в. Данные об этом относятся к Дмитровскому, Переславскому, Малоярославецкому уездам и к таким видам поселений, как пустоши, селища, починки 47. Под “наймом” уже в ХУ в. понималась оброчная плата за пользование пустующими угодьями (“клал наем всей братье на столец”, “заплатил наем”). В сотных начала 1560-х гг. упоминается о распашке наездом на монастырь пустых деревень (Переславский уезд, вотчина Киржачского монастыря). употребление терминов “пашня наездом”, “пашня наездом из найму”, просто “пашня из найму” крайне трудно расчленить и в писцовых, и в монастырских описаниях 1590-х гг., тем более что прилагались они к земле, находящейся не только на пустошах, но и в жилых селениях, а в итогах и та и другая нередко суммировались и назывались однозначно - “наезжей”. В этом нельзя не усмотреть определенной условности терминологии писцовых книг.

Фрагменты оброчных и вытных книг 1590-х гг. упоминают о “наемных пустошах”, “оброчных” и “наемных” деньгах, взимаемых за них. В Московской писцовой книге 1593 - 94 г. в качестве объектов взимания наемных денег фигурируют:

1) пустые пашни, 2) пустоши, 3) сенокосы. В той же книге указаны собранные суммы за этот найм: в с.Нахабине 14 руб., в С.Протасове - 3 руб., в комплексе сел в вол.Воре - 58 руб.

В монастырских описаниях наемная пашня в жилых селениях чаще называется не наезжей, а пусторной или пустотной, о чем уже шла речь при рассмотрении вытной и мерной книги по переславскому с. Давыдовскому 1600/01 г. Судя по вытной книге 1623 г., “наем” был платой за краткосрочное (в течение 1-3 лет) пользование землей в жилом селении или на пустоши. “Оброк” же представлял собой зачастую фиксированный взнос за более длительный срок пользования (7-8, 12-17 лет). О найме можно говорить и как о форме межкрестьянских поземельных отношений. В общей уставной губной грамоте Троице-Сергиева монастыря 1586 г. читаем: “...х кому хто въездет или пришлой человек хотя у кого учнет жити в наимитех для пашни...”. Значит, наймитом на пашне у крестьянина мог быть и свой односельчанин, и пришлый со стороны человек, некий сезонный работник.

Сведения о наемной в жилых селениях и наезжей на пустошах пашне по комплексу троицких писцовых книг 1592-1594 гг. систематизированы в табл.7. Из нее следует широкая территориальная распространенность наезда на пустошах в троицкой вотчине (в 25 уездах) и более скромные географические масштабы найма в жилых селениях (только в 5 уездах, наиболее представлен Переславский - 9,5 % занимали здесь наемные земли в селах и деревнях, в остальных - по 2-3 %). В жилых селениях “наемная пустотная пашня” соответствовала пустым дворам и местам дворовым, которых в конце ХVI в. в Троицкой вотчине насчитывалось не менее 2 тыс. Это свидетельствовало о не до конца еще изжитом хозяйственном кризисе 1560-1580-х гг., определенной недонаселенности латифундии. В таких условиях и сам монастырь, и община старались сохранять и поддерживать фонд окультуренных земель, переделяя их между оставшимися тяглыми жильцами или же отдавая в аренду (в оброк) кому-то со стороны.

Помимо комплекса писцовых книг 1590-х гг., о широком распространении “найма” земли свидетельствует Троицкая оброчная книга 1617 г., но конкретное изучение этого явления по ней затруднено особенностями текста. Дело в том, что книга оперирует только повытными эквивалентами земель в жилых селениях и на пустошах, нигде не раскрывая поземельного значения выти, поэтому вывести численное соотношение надельных и оброчных земель по ней невозможно. Об одном книга 1617 г. позволяет судить уверенно - что оброчная плата за съем земли бралась исключительно в денежном выражении. Единственный пример удалось найти, когда за пустошь уплачивалось и деньгами и “пятинной рожью”50. Собираемые дворцовыми старцами платежи за съем земли в жилых селениях и на пустошах обычно суммировались по комплексу в целом и назывались “пустарными деньгами”.

Запись взятых денежных сумм велась в специальных “дворцовых книгах”. У крестьян также возникала документация, отражающая пользование “пусторными землями”. По бежецкому с.Баскаки в 1616 г. известно ведение специальных “росписей пусторному хлебу”, высеваемому крестьянами на “пусторных жеребьях” как в деревнях, так и на пустошах этого комплекса. За сохранение, организацию ужина и умолота такого хлеба отвечали выбранные общиной целовалъники, которые и расписывались в конце подобных документов (приложение № 288). Интересная статья о житничных целовальниках в вотчине Кирилло-Белозерского монастыря в ХVII в. с аналогичными функциями была выполнена З.В.Дмитриевой, в распоряжении которой были такие уникальные документы, как мирские выборы на целовальников51.

О практике документального оформления крестьянской аренды говорят приводимые у нас в приложении различные “оброчные записи”, “данные памяти” и “подписные челобитные” крестьян, как индивидуальные, так и коллективные. Этими документами, выдаваемыми крестьянам из троицкой канцелярии, оформлялось их право на распашку пустошей в Бежецком, Московском, Костромском, Ярославском уездах в 1616-1623 гг. (приложение № 201-203,212,214-216). На основе этих документов монастырь признавал крестьянское право владения данной категорией земель. Монастырские земли, помимо троицких крестьян, могли брать и крестьяне соседних помещиков, троицкие стрельцы и другие лица (см. там же № 197, 198). Точно так же и монастырские крестьяне могли брать в оброк, например, дворцовые и государственные земли (Приложение 1, № 219). О разнообразии документации, оформлявшей аренду земли, пишет Е.Н.Бакланова (Швейковская). В каждом конкретном случае участники коллективной аренды договаривались об условиях распределения арендуемой земли. Они могли пользоваться равными паями или размер их доли определялся в соответствии с размером тягла52.

Единственный, имеющийся в нашем распоряжении источник для изучения наемных и наезжих земель в Троицкой вотчине - это уже анализированная выше вытная книга 1623 г. Сведения по интересующей нас проблеме отражены в табл.15, к которой также уже приходилось обращаться. Из сопоставления табл.7 и 15 следует, что в Бежецком Верхе у Троицкого монастыря с конца ХVI в. до 1623 г. возросла доля оброчной земли от 10,9 % до 19,5 %.

95 четв. (или 7,3 %) “пусторной наемной земли” (“пашут все той деревни крестьяне”) было в жилых селениях и 156 четв. (12 %) - на пустошах. Такое же сопоставление табл.7 и 15 показывает, что в Пошехонском и Ярославском уездах наемной пустотной пашни в жилых селениях в 1590-1620-е гг. не было. В ярославском комплексе Коприно не было и наезжей пашни на пустошах, что объясняется, на наш взгляд, неисчерпанностью еще первичного земледельческого освоения округи села Коприна на Ярославском правобережье (см.гл.4). В Пошехонском уезде доля наезжей пашни на пустошах в конце ХVI в. составляла 3,8 %.

К 1623 г. наезжая пашня на пустошах в Ярославском узде составила 2,3 %, в Пошехонском она возросла до 13,3 %. Нами был сопоставлен размер оброчной платы за арендуемую землю в жилых селениях и на пустошах с размером платы за землю тяглую. В имевших оброчный профиль бежецких приселках Молоково и Ахматово оброчная плата за наемную землю в жилых селениях составляла 12-13 коп., на пустошах - 16 коп., тогда как плата за тяглую десятину была 28,5 коп. В другом оброчном селе, Баскаках, хотя и не было наемной пашни в жилых селениях, плата за нее на пустошах - 17,6 коп - уступала стоимости тяглой десятины - 27, 3 коп. В оброчных комплексах Пошехонского и Ярославского уездов арендная плата за десятину наемной земли на пустошах - 52,3 - 77,8 коп. значительно превосходила стоимость тяглой десятины в жилых селениях - 7,5-9,7 коп.

Иным было соотношение в барщинно-оброчном комплексе Присеки. Здесь наемная десятина в жилых селениях стоила 19,5 коп., а на пустошах 42,9 коп. Денежная рента с тяглой десятины составляла 12,7 коп. Недостаток надельной земли в этом селе мог компенсироваться съемом крестьянами дополнительных участков в деревнях и на пустошах, повышенная плата за которые по сравнению с денежной рентой была выгодна и самому земельному собственнику. По данным Н.А.Горской, в вотчинах Рязанского Солотчинского монастыря в конце ХVII в. на 1 дес. надельной пашни приходилось 20 коп. владельческих платежей, тогда как оброчная плата за вненадельную землю составляла 30-70 коп. и более. Следовательно, и для этого монастыря такая форма крестьянского землепользования была весьма привлекательна.

Помимо резерва пашни паханой, в рамках вненадельного землевладения на пустошах поднимался перелог и использовались сенокосы. Плата за 1 дес. перелога и сенокосов составляла 5-15 коп. и была обычно меньше платы за пашню. Не всегда, правда, в вытной книге четко расчленяется плата за перелог, сенокосы и за пашню паханую, нередко платежи за все эти объекты аренды даются суммарно.

* * *

В главе о землеустройстве Троицкой вотчины считаем необходимым отметить и явление общих крестьянских полей, хотя материала об этом оказалось недостаточным для выделения данного сюжета в отдельный параграф. Смысловую же связь с предшествующим параграфом можно видеть в том, что и оброчные земли, и общие массивы земель в какой-то степени служили дополнительной компенсацией индивидуальных крестьянских наделов. Выше приводилась формула, чаще всего употребляемая вытной книгой 1623 г. при указании на наемную пашню в жилых селениях: “ да под ними ж подо всеми столько-то вытей”. С таким же оборотом встречаемся очень часто и в оброчной книге 1617 г., но в ней, как уже говорилось, количественных показателей самой земли нет. Формула эта по сути близка к тому, что приходилось читать, например, в Дмитровско-Кашинском описании 1592/93 г - “да они ж пашут по мере сопча столько-то вытей”. Полагаем, что и в конце ХVI в., и в 1617- 1623 г. речь должна идти о массивах общей надельной тяглой пашни у крестьян. По нашим подсчетам, в Кашинском уезде в конце ХVI в. 20,7 % (в абс. 146,5 четв.) обрабатываемой земли находилось в общем пользовании, в Дмитровском - 19,6 % (в абс. 151 четв.)53. Вытный учет пашни распространялся и на общее поле, его вытный эквивалент суммировался с вытным окладом данной деревни или села.

По мнению Е.И.Колычевой, общая пашня имела двойное назначение: во-первых, как гарант прожиточного уровня деревни, во-вторых, для создания круговой поруки крестьянам по уплате ренты сеньору. Исследовательница также обратила внимание на то, что чем меньше крестьянские наделы в селении, тем больше вероятности встретить здесь общее поле. В однодворных же деревнях общие массивы пашни всегда отсутствуют54. Соглашаясь с мнением Е.И.Колычевой относительно назначения общих полей, добавим к нему и то, что с них монастырь получал довольно солидную часть своей феодальной ренты, и это соображение будет подкреплено конкретным материалом и расчетами в следующей главе работы. Полагаем также, что общие поля в какой-то степени компенсировали иногда очень маленькие наделы у крестьян. В ярославском разделе вытной книги 1623 г. почти повсеместно фигурируют общие массивы пашни в деревнях, но их вытный оклад был невелик - 1/32 доля выти. Деленное на количество дворов в деревне (4-5), это давало прямо-таки микроскопические части каждого двора в общем массиве - по 0,007-0,005 выти (последняя - 0,005 - и называлась, по нашим представлениям, “пирогом”55.

Сравнительно небольшой объем главы о землеустройстве Троицкой вотчины компенсируется значительным объемом цифрового материала, представленного в разобранных выше таблицах. Феномен крупной феодальной вотчины применительно к землеустройству можно усматривать в широкой территориальной распространенности господской пашни Троицкого монастыря и ее высоком удельном весе для конца ХVI в. В дальнейшем происходит его неуклонное сокращение в целом по вотчине, что было связано, на наш взгляд, в первую очередь с растущим количественным составом ее крестьянства. Грубо говоря, со второй четверти ХVII в. до его конца население вотчины увеличилось вдвое (от 10 тыс. дворов до 21 тыс. - см. гл.4). Сокращение домена в этих условиях имело назначение решить проблему тягло-надельного землеобеспечения растущих крестьянских семей, а также, полагаем, позволило расширить фонд земельной аренды. Еще одна причина сокращения домена могла заключаться в большей выгодности для корпоративного собственника денежного обложения своего населения по сравнению с полевой барщиной в условиях растущих товарно-денежных и к этому вопросу нам еще придется обратиться в следующей главе работы.

Представленный в главе опыт корреляционного анализа троицких писцовых и вытных книг конца ХVI -ХVII в. показал, что в числе значимых факторов тяглообложения были крестьянские наделы, обеспеченность хозяйств рабочим и продуктивным скотом и, в меньшей мере, мужским населением. Картина вытно-надельной системы в целом по огромной вотчине получилась достаточно пестрой. Монастырь практиковал разновеликие в основном выти как окладные единицы, варьируя нередко их размеры для земель разных категорий (пашни тяглой, в лишке за тяглом, льготной и т.д.). Было подтверждено наличие таких традиционных для феодального землеустройства черт, как чересполосность крестьянского землевладения, тенденция к уравнительности земельно-тяглых переделов, сведения о которых в исследованных документах из Троицкого архива обогащают фактическую основу для дальнейшего исследования дискуссионной проблемы происхождения и механизма передельной общины в феодальной России.

Основу землеустройства вотчины составляла крестьянская вытно-надельная система. Наряду с ней, велика была роль была и вненадельного, оброчного землевладения монастырских крестьян. Аренда земли имела широкую территориальную распространенность, хотя возможности ее конкретного изучения в троицкой вотчине в силу состояния источников весьма ограниченны. Реальная картина крестьянского землевладения представляла собой комбинацию тягло-надельных и оброчных земель. Можно согласиться с Н.А.Горской и рядом других исследователей (В.И.Ивановым, З.А.Тимошенковой, А.М.Шабановой) в том, что надел в ХVII в. уже не являлся единственным источником существования для большинства крестянских дворохозяйств. Поляризация крестьянских хозяйств по размерам тяглых наделов была значительная. Основная масса их может быть отнесена к мелко- и средненадельным дворам.

О поземельно-распорядительных правах крестьянской общины свидетельствует названный выше институт “отрубщиков”. Сам по себе довольно редкий, этот термин удалось выявить в троицкой документации по Переславскому у. - 1600/01 г., Суздальскому у. - 1616 г., Бежецкому Верху - 1623 г. Каждое из упоминаний свидетельствует об участии крестьянского мира в проводимом земельном собственником земельно-тяглом поравнении. Еще одним должностным лицом мира, также редко фигурирующим в актовых и писцовых материалах, был “полник” (или польник). Эти люди знали полевые границы и межи. В Юрьевском уезде в одной грамоте 1473-1485 гг. полник Пасынок вел по меже, в с. Клементьеве в начале ХVI в. двор Гридки полника назван в составе других крестьянских дворов. Наконец, в верейском с.Илемне (Троицком) полником является крестьянин Васка Степанов56. В.Д.Назаров считает полников первоначально, скорее всего, выборными лицами общины. Позднее это могли быть надзиратели над порядком исполнения барщины57, но в таком качестве полники в изученной нами троицкой документации не фигурируют.

***

Итоговые сведения о населении и общем объеме землевладения (пашни и перелога) Троицкой духовной корпорации отражены в виде условных диаграммных фигур на карте-схеме П. В ней информация о земле дана по писцовым книгам второй четверти ХVII в. (табл.5), а об общем количестве дворов (крестьянских, бобыльских, служних, монастырских и пр. -табл.26) - по переписным книгам 1678 г. По некоторым уездам (Арзамас, Клин, Зубцов) сведений о землевладении не имеется. Разновременность показателей по земле и дворам, возможно, объясняет “разновеликость” диаграмм, обозначающих эти показатели по ряду уездов (Руза, Серпухов, Алатырь, Казань и др.). Одно остается бесспорным - группа центральных уездов заметно выделяется на картах-схемах и по количеству размещенных там приписных монастырей, и по общему объему землевладения, и численности тяглого населения.