Елена Смилянская

О еврее Гирше Нотовиче, хулившем Христа. Судебный казус екатерининского времени.

Оп. в сб.: "Свой или чужой? Евреи и славяне глазами друг друга", сборник статей. Москва, 2003 г.

19 сентября 1788 г. генерал-губернатор Могилевский и Полоцкий П.Б. Пассек обратился к генерал-прокурору и начальнику Тайной экспедиции кн. А.А. Вяземскому с секретным посланием, прося "разрешить" его недоумение "об открывшемся ныне следующем казусе" (2). Суть "казуса" заключалась в следующем: православный священник могилевского села Антоновичи о. Иоанн Чудович написал по инстанции в Могилевскую духовную консисторию донос о том, что в его приходе управляющий частью имений кн. Контакузена еврей Гирша Нотович "чинил" "ужасное богохуление", а именно: "называл всякими ругательными и поносительными словами Богоматерь и Христа Спасителя нашего, и угодников Божиих неоднократно, и почти всяк раз при собрании по економии крестьян на всяком месте".

Расследование дела, начатое, вероятно, по инициативе Могилевской консистории, проведено было светскими инстанциями, но в присутствии депутата с духовной стороны. Следствие производил Копыский нижний земский суд, поскольку обвиняемый Гирша Нотович числился копыским мещанином (3). Были опрошены свидетели; и крестьяне "тридцать пять человек под присягою показали, что он, Нотович", действительно, "чинил хулу, называл всякими ругательными и поносительными словами Богоматерь и Христа Спасителя нашего, и угодников Божиих, неоднократно". На этом Гирша Нотович был как "преступник отправлен для содержания под крепкою стражею... копыскому городничему".

Что могло ему грозить?

Согласно действовавшему на 1788 г. законодательству богохульника вне зависимости от его вероисповедания могла ждать смертная казнь по первой статье Соборного уложения 1649 г., гласившей: "Будет кто иноверцы какия ни буди веры, или и русский человек возложит хулу на Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, или на рождьшую его Богородицу и присно Деву Марию, или на честный крест, или на святых его угодников - и про то сыскивати всякими сыски накрепко. Да будет сыщется про то допряма, и того богохульника обличив, казнити, зжечь" (4).

Законодательные памятники петровского времени - Воинский, а затем с незначительными дополнениями и Морской Уставы, сохранили в целом самые тяжелые формы наказания за подобные преступления (5).

"Соборное уложение" 1649 г., "Воинский устав" 1716 г. и "Морской Устав" 1720 г. были основанием для возбуждения дел и суда по обвинениям в богохульстве и кощунстве на протяжении почти всего XVIII в .(6) В первой половине XVIII в. казнь богохульника могла быть крайне жестокой: Ф.В. Берх-гольц в своем Дневнике камер-юнкера описывает случай сожжения по частям за поругание иконы в 1722 г. (7); за богохульство казни через сожжение продолжались и в 1730-е годы. Обычным приговором за "легкомысленное" или "пьяное" богохульство были: прохождение сквозь строй шпицрутен, битье кнутом, плетью, батогами, отсылка на вечные или долговременные работы в монастыри.

Во второй половине XVIII в. в большинстве случаев богохульника так жестоко не истязали, а по окончании следствия вместо казни отсылали в "труды" и на "увещевание" в монастыри. Но были и примеры иного рода.

В 1790 г. Военная коллегия рассматривала дело казака Ивана Мещерякова. Его обвиняли в следующих богохульных словах, сказанных в разговоре с казачьей женкой:

"Хочешь де ты итьтить на исповедь к своему попу к аглицкому жеребцу - он бы де, Мещеряков, в церковь в скотское стоялище табун лошадей загнал, а сам бы, разбежавши, окорачел бы престол, которой стоит против царских врат, и сел бы на него, а запрестольную Божью Матерь назвал кобылою, а святыя тайны хулил: у него же такого квасу своего много". Сам Мещеряков, как выяснилось, не только давно не исповедовался и не причащался, но и прибегал к приемам богоотступнической черной магии - "два креста носил в сапоге под пятою, а также крест носил на поясе, и свисал он до тайного уда". Хотя Мещеряков приписываемые ему богохульные слова отрицал, про крест уверял, что носил "спроста", тем не менее, Мещеряков получил 100 ударов кнутом, его заклеймили, вырезали ноздри и скованного решили отправить на каторгу в Тобольск (8).

Обвинения в богохульстве неправославных в новоприобретенных западных губерниях также таили серьезную угрозу, причем не только малоизвестному еврею-мещанину, но и маршалу. Так, через 9 лет после обвинения в богохульстве Гирши Нотовича бердичевский благочинный донес житомирскому епископу, что маршал Антон Грохольский, будучи в Бердичеве у кн. Радзивилла, "прохаживаясь с ним дорогою близ святителя Николая церкви, подошел к капели.., в которой икона угодника Божия Николая на доске деревянной написанная стояла, поднявши палку, палкою толстою пхнул икону в груди так крепко, что оную разбил и на землю опроверг, в чем его оговорил князь Радзивилл..." Когда известие о поругании иконы иностранцем-маршалом достигло Санкт-Петербурга, последовало указание срочно поместить маршала Грохольского в Петропавловскую крепость. И только спустя время Павел I объявил о прощении маршала, "приписывая тот случай единственно нечаянности, а ни мало злоумышленности" (9).

Итак, сидящего под крепкою стражей копыского мещанина еврея Гиршу Нотовича должны были одолевать серьезные опасения относительно своей дальнейшей судьбы.

Между тем, "казус", о котором доносил в Санкт-Петербург губернатор Петр Пассек, заключался в том, что в соответствии с недавно вступившими в силу екатерининскими законами - Уставом Благочиния 1782 г., по которому богохульники подлежали светскому суду, а не церковному (10), и городовым законодательством 1785 г., по которому мещанам полагалось быть судимыми только мещанским судом, - Гиршу Нотовича должен был судить копыский городовой магистрат (к этому магистрату он был приписан)(11).

В местечке Копосе (Копысе), расположенном в Восточной Белоруссии, в 1783 г. в мещане были записаны 589 христиан и 1413 евреев, так что Гирша Нотович должен был предстать перед судом, в котором большинство составляли его единоверцы. Это и вызвало беспокойство Могилевской консистории и секретную переписку высшего светского начальства: "духовная консистория в наместническое правление вошла промеморию, коею почитает, что о помянутом еврея богохулении дело по роду своему произвесть предписано бысть имеет копыскому городовому магистрату, в котором оба бургомистры и один ратман евреи (12), кои не только одного суть с богохульником зловерия, но и богохуления, каковыя точно в своих книгах обще содержат и тем веруют. Следовательно, и судить единомысленника своего в сем справедливо никак не могут, паче же всячески постараются его защитить и действительно виноватого оправдать". Как выяснилось, для освобождения обвиняемого "некоторые евреи... пред производством сказанного следствия старалися загладить хулу еврея Нотовича, собирали крестьян и наговаривали дать ему одобрение, якобы не был таковым богохульником, и в том брали подписку, каковая имеется при следствии".

Ясно, что при таких обстоятельствах Церковь должна была потребовать от светской власти вмешательства, дабы "присудствующих в копыском магистрате евреев по сему делу от присудствия отрешить, а препоручить оное разсмотривать другим надежным судьям под наблюдением стряпчего при депутате со стороны духовной консистории".

Но именно на это требование православного ведомства светская власть идти была не готова. Очевидно, по прямому указанию Екатерины (а в документах дела имеется помета: "докладовано Ея Императорскому Величеству 2 октября" [1788 г. - КС]), генерал-прокурор рекомендовал губернатору Пассеку строго следовать существующим законам и "Нотовича судить... в магистрате.., а что пресудствующие магистрата одного с ним закона, то сне немало препятствовать не может..." Генерал прокурор высказывал пожелание, чтобы "судьи, хотя б были одного с ответчиком исповедания, но при решении дела отнюдь не должны судить по правилам исповедуемого ими закона, а... по общим государственным законам", вместе с тем, рекомендовал не давать никому из членов магистрата отлучки, "пригласить вообще весь магистрат", предполагая: "может быть, из оных не все евреи, а некоторые другого какого вероисповедания". Наконец, на процессе рекомендовалось присутствовать "уездному стряпчему, дабы он при производстве помянутого дела <...> имел особое смотрение", но в категоричной форме отвергалось требуемое консисторией присутствие "духовного депутата". Последнее демонстрировало, что правительство не намерено было ни при каких условиях возвращать "духовные дела" в ведение церкви, и, "по законам дела сего рода <...> следовать и решение чинить в гражданских судах по общим правилам".

На этом дело Тайной экспедиции прерывается, и пока не удается найти следов дальнейшей судьбы неосторожного на язык копыского мещанина-еврея. Вероятность того, что его оправдали, безусловно, существовала, но была, скорее всего, весьма призрачной. Как рассуждал все тот-же генерал-прокурор А.А. Вяземский, после возможного оправдания подсудимого в городовом магистрате дело могло быть направлено в губернский магистрат, "наконец, в ревизию к вершение полаты уголовного суда, почему есть ли бы при производстве в городовом магистрате что упущено и было, однако ж, когда оное разсматривано будет в нескольких кроме городового магистрата местах, то нельзя в том сомневаться, чтобы виновному зделано быть могло послабление на таковом основании..." На присутствие единоверцев, не видящих в "поносительных словах" против Богоматери, Христа и угодников Божиих никакого "богохульства", в инстанциях выше Копыс-кого городового магистрата, Гирше Нотовичу рассчитывать не приходилось.

Дело Гирши Нотовича позволяет вернуться к главному вопросу настоящего сборника - "своими" или "чужими" были евреи-мещане белорусских местечек для Российской империи конца XVIII в.? Что скрывалось за отстранением представителей церкви (Могилевской духовной консистории) от защиты интересов православных верующих, оскорбленных иудеем-приказчиком? Можно ли делать далеко идущий вывод об исключительной религиозной толерантности "просвещенного" правления Екатерины, об отсутствии у светской власти какой-либо заметной интенции содействовать утверждению православия в ущерб другим конфессиям в новоприобретенных землях?

Думается, что оснований для подобных заключений у нас немного. Суть "казуса" Гирши Нотовича, вызвавшего секретную переписку губернатора и генерал-прокурора, а также внимание императрицы, заключается прежде всего в том, что дело копыского еврея проверяло на "прочность" столь кропотливо создаваемую императрицей "законную монархию" (13).

Восторжествовала, казалось бы, идея Екатерины, высказанная генерал-прокурору еще в 1784 г.: "Ее величество приметить указала, что когда означенные еврейского закона люди вошли уже, на основании указов ее величества, в состояние, равное с другими, то и надлежит при всяком случае наблюдать правило, ее величеством установленное, что всяк по званию и состоянию своему долженствует пользоваться выгодами и правами, без различия закона и народа" (14). И вот после вхождения в империю Западных земель с еврейским населением, еврея в России законно могли судить за хуление христианства евреи и оправдать. Поистине - триумф толерантности и законности, аналогов которому трудно найти в Европе до Французской революции (15)!

Но "казус" Гирши Нотовича, вероятно, вместе с многими прочими жалобами недовольного православного населения, мог способствовать и перемене политики в отношении иудеев. И, если в 1785-1786 гг. Екатерина еще подтверждала в письмах и рескрипте Могилевскому генерал-губернатору сохранение за евреями равенства в сословно-городском самоуправлении (чтобы оное "непременно и без всякого отлагательства приведно было в действие", а с неисполнителей его "учинено было законное взыскание" (16)), то с 23 декабря 1791 г. (в том числе, и после жалоб московских купцов на еврейскую конкуренцию (17)) последовал, как известно, указ о черте оседлости в Белоруссии, Екатеринославском и Таврическом намест-ничествах. С 1790-х гг. усилилось противодействие и выбору евреев на должности в магистратах, и вскоре было окончательно решено, что евреи могут занимать лишь одну треть мест (18). Так что почва для "казуса" Гирши Нотовича постепенно исчезла сама собой.

Примечания

1 Работа выполнена при поддержке РГНФ (проект № 01-01-00081).

2 РГАДА. Ф. 7. Оп. 2. Д. 2727. Л.1-11 (далее, если специально не оговорено, цитируется это дело).

3 По уложению о губерниях 1775 г., мещанами именовались лица, владевшие капиталом до 500 руб. В сер. 1780-х гг. евреи, осевшие в селениях, были признаны за городских жителей, которые будто только на время водворились в уезде (Геесен Ю. История еврейского народа в России. М., Иерусалим, 1993. С. 73).

4 Полное собрание законов Российской империи с 1649 г. [СПб.,] 1830 (далее - ПСЗ). Т. 1. Гл. 1.

5 "Кто имени Божию хуление приносит и оное взирает, и службу Божию поносит, и ругается слову Божию и Святым Таинствам, а весьма в том он обличен будет, хотя сие в пьянстве или трезвом уме учинится: тогда ему язык раскаленным железом прожжен и отсечена глава будет" (Морской устав. Кн. 4. Гл. 1. П. 2 - ПСЗ. Т. 6. С. 49).

6 Подробнее см.: Попов А.С. Суд и наказание за преступления против веры и нравственности по русскому праву. Казань, 1904. О попытках при составлении нового Уложения доработать главу о богохульстве см.: Замуруев А.С. Приемы и методы кодификации при подготовке проекта уложения Российского государства в 20-е годы XVIII в. (на примере глав о противоцерковных преступлениях) // Вспомогательные исторические дисциплины. СПб., 1994. С. 117-126. Сравнительные материалы по законодательству западноевропейских стран см.: Cabantous A. Histoire du blaspheme en Occident. Fin XVI e-milieu XIX siecle. Paris, 1998. P. 57-86.

7 Бергхгольц Ф.В. Дневник камер-юнкера. 1721-1725. M, 1902-1903. Ч. II. С. 199-200; Анисимов Е.В. Дыба и кнут: политический сыск и русское общество в XVIII веке. М., 1999. С. 559-560.

8 РГИА. Ф. 796. On. 74. Д. 565. Мещеряков умер под стражей в 1795 г.

9 РГАДА. Ф. 7. Оп. 2. Д. 3033.

10 До начала 1780-х гг. богохульство, отнесенное в 1722 г. к числу "духовных дел", рассматривалось, прежде всего, судом церковным, а затем виновные наказывались уже светскими карательными органами.

11 Подробнее о правах еврейского населения в землях по Екатерининскому законодательству см.: Klier J. D. The Ambiguous Legal Status of Russian Jewry in the Reign of Catherine II // Slavic Review. 1976. T. 35. P. 504-517.

12 Магистраты в городах заседали в составе двух бургомистров и четырех ратманов.

13 Омельченко О.А. "Законная монархия" Екатерины II. Просвещенный абсолютизм в России. М., 1993.

14 Цит. по: Гессен Ю. История еврейского народа в России. С. 71.

15 Ср. с аналогичными выводами: Klier J.D. Moscovite Faces and Petersburg Masks: The Problem of Religious Judofobia in Eighteenth Century Russia // Russia and the World of the Eighteenth Century. Columbus, 1988. P. 133. 16 Тамже. С. 77.

17 Klier J.D. Moscovite Faces and Petersburg Masks. P. 131.

18 Шимон Дубнов называет 1796 г. как дату, когда было разрешено в Белоруссии евреям избираться не более чем на одну треть мест в магистрате {Дубнов Ш. Судьбы евреев в России в эпоху западной "первой эмансипации" 1789-1815 // Евреи в Российской империи XVIII - XIX веков: Сб. трудов еврейских историков. М.; Иерусалим, 1995. С. 315). Но по данным, опубликованным Е.К. Анищенко, уже в 1782 г. существовал проект, отвергнутый, правда, императрицей, по которому предполагалось ограничить возможность евреям занимать в судах более половины мест (Анищенко Е.К. Черта оседлости... Белорусская синагога в царствование Екатерины II. Минск, 1998. С. 83-84).