Пётр Чистяков

Крестные ходы с иконами в первые годы советской власти

См. библиографию.

В настоящее время история Церкви первых лет советской власти изучена достаточно хорошоi, однако приходится констатировать, что до сих пор не найдены ответы на ряд важных вопросов, возникающих при рассмотрении этого периода. В частности, практически вне поля зрения исследователей оказалась народная религиозность этого времени. В современной исторической науке хорошо исследованы источники по взаимоотношению Церкви и государства в 1920-е годы, многие важные документы опубликованы и введены в научный оборотii, однако источники, содержащие информацию о повседневной религиозной жизни 1920-х годов, до сих пор остаются малоизученными. Повседневная религиозность попадает в поле зрения исследователей, как правило, при рассмотрении тех или иных конфликтов между властями и верующими, например, кампаний по вскрытию мощей 1919 года или изъятию церковных ценностей 1922 года. Таким образом, имея некоторое представление о поведении простых верующих в экстраординарных ситуациях этого времени, мы совершенно не осведомлены об их повседневной религиозной жизни. Обращение к ее изучению неизбежно вызывает рад вопросов. В частности, необходимо оценить глубину религиозного кризиса 1920-х годов. Общеизвестно, что в этот период в силу различных причин многие разочаровались в религии и отошли от нее, однако реальные масштабы этого явления до сих пор не оценены. Ответ на этот вопрос может дать тщательное изучение архивных источников. Также представляется необходимым рассмотреть трансформацию, произошедшую с важными для повседневного благочестия религиозными практиками, в частности, с крестными ходами с иконами (в том числе чудотворными). В нашем распоряжении имеются архивные источники, позволяющие сделать выводы о судьбе этих практик в 1920-е годы.

С первых лет советской власти все практические вопросы, связанные с религиозной жизнью, решались административными отделами местных Советов – органами, входящими в структуру НКВД. Так, вся общественная и религиозная жизнь Москвы и Московской губернии 1920-х годов находилась под контролем Административного отдела Московского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов, отвечавшего за проведение в жизнь постановлений и распоряжений правительства, НКВД и Моссовета по различным административным вопросам. В частности, Административный отдел Моссовета регистрировал и закрывал религиозные общины, выдавал разрешение на проведение собраний, богослужений вне храмов и крестных ходов. В фонде Моссовета, хранящемся в Центральном государственном архиве Московской области (ЦГАМО)iii и в фонде Административного отдела Моссовета, хранящемся в Центральном архиве города Москвы (ЦАГМ)iv отложилось немало дел, содержащих заявления приходских советов церквей с просьбой разрешить крестный ход и прошения отдельных верующих о разрешении принести к ним в дом чудотворную иконуv. Эти источники дают возможность сделать некоторые выводы о повседневном благочестии 20-х годов ХХ века.

В течение XIX века в Москве и Московской губернии, как и во многих других регионах, сложилась практика регулярных крестных ходов с чудотворными иконами. Как правило, крестные ходы совершались в воспоминание о чудесах, связанных с иконой, прежде всего, об исцелениях во время эпидемий. Икону приносили в церковь, в приходе которой некогда произошло чудо, в день этого чуда, и в течение нескольких дней крестный ход с этой иконой обходил приход, занося ее в дома верующих. Так постепенно сложилась практика крестных ходов с чудотворными иконами, приуроченных к определенным датам. Некоторые крестные ходы могли длиться достаточно долго: так, наиболее почитаемую московскую святыню, Иверскую икону Богоматери, практически постоянно носили по домам. «Приход» чудотворной иконы в церковь или в дом был чрезвычайно важен для верующих и воспринимался одним из основных событий года.

Следует отметить, что в течение первых лет советской власти многие формы благочестия еще не попали под официальный запрет. В эти годы власть уже активно проявила свое отрицательное отношение к религии: начались репрессии духовенства, были закрыты все монастыри и духовные учебные заведения, началось закрытие церквей, у Церкви была изъята вся собственность. Однако, несмотря на многочисленные антирелигиозные действия, предпринятые властями в 20-е годы, в это время еще не прозошло полного подавления религиозной жизни. Власти достаточно лояльно относились к некоторым религиозным практикам, в частности, крестным ходам с иконами. Почитание московских и подмосковных святынь до конца 1920-х годов сохранялось в своих прежних формах. Как и до революции, совершались регулярные крестные ходы с чудотворными иконами, московские святыни перемещались из храма в храм по тем же маршрутам и в те же дни, что и до революции, их приносили и в дома к некоторым верующим. Существенное отличие от дореволюционной практики заключалась в том, что для любого перемещения почитаемой чудотворной иконы требовалось получить разрешение Административного отдела Моссовета. Члены приходского совета подавали в Административный отдел заявление с просьбой разрешить крестный ход в указанное ими время. Иногда для получения разрешения требовалось согласие на перенос иконы приходского совета церкви, в которой икона находилась постоянно. Административный отдел рассматривал заявление и выдавал приходскому совету разрешение на перенос иконы, которое было необходимо представить в местное отделение милиции. В эти годы по Москве и ближайшему Подмосковью носили наиболее почитаемые московские святыни: Иверскую икону Богоматери из Иверской часовни, Донскую икону Богоматери из Донского монастыря, икону Богоматери «Всех Скорбящих Радости» из Скорбященской церкви на Ордынке, икону Богоматери «Нечаянная Радость» из церкви Похвалы Богоматери возле Храма Христа Спасителя, Иерусалимскую икону Богоматери из Христорождественской церкви села Измайлова, ковчег с частицей мощей великомученика Пантелеимона из Пантелеймоновской часовни на Никольской улице. Перенесения икон совершались в те же дни, что и в дореволюционный период. Например, приходской совет Знаменской церкви у Крестовской заставы 23 июля 1920 обратился в Моссовет с заявлением о разрешении крестного хода и молебнов: «ежегодно, 16 августа, по многолетнему обычаю, в нашем приходском храме Знамения у Крестовской заставы, совершаются установленные в память избавления от холеры торжественные службы и крестный ход в районе прихода – на 1-ю Мещанскую, к так называемой «Красной часовне» и на Пантелеевскую улицу, а в прошлом году совершались, кроме того, подворные молебны с обнесением икон по записям прихожан. В нынешнем году, по желанию прихожан, также предположено совершить это торжество и Приходский Совет, доводя о сем до Вашего сведения, просит разрешить крестный ход и подворные молебны с обнесением икон в районе нашего прихода»vi. В заявлении подчеркивался тот факт, что этот крестный ход совершается ежегодно уже в течение многих лет. Подобная отсылка к традиции, постоянно встречающаяся в подобных заявлениях, должна была убедить советских чиновников в допустимости этого крестного хода, не представляющего собой нововведения. Также приходской совет обязывался следить за порядком во время крестного хода и не допускать никаких противоправительственных и контрреволюционных выступлений. Приходской совет церкви великомученицы Параскевы в Охотном ряду просил разрешить 6 июня 1920 года «по примеру прежних лет отслужить у местной иконы, что на площади в Охотном ряду, и перед разными московскими святынями благодарственный молебен в память избавления этой местности от холерной эпидемии в 1846 и 1847 году»vii.

7 июля 1920 года прихожане Троицкой единоверческой церкви у Салтыкова моста просили разрешить совершить молебен возле церкви и крестный ход по окрестным улицам в память об избавлении их местности от сильного урагана, бывшего в 1904 годуviii. Все перечисленные молебны и крестные ходы были разрешены. Прихожане Петропавловской церкви села Ясенева просили разрешить принести в их храм Иверскую икону Богоматери 7 сентября 1920 годаix. Накануне указанной даты, 6 сентября 1920, Моссовет сообщил, что «с его стороны не встречается препятствий к взятию иконы Иверской Б[ожией] М[атери] в село Ясенево на 7 сентября с[его] г[ода]»x. Аналогичные прошения подавались ясеневскими прихожанами ежегодно: так, 30 июля 1926 они просили разрешить принесение Иверской иконы в Ясенево 6 и 7 августа 1926 годаxi.

5 мая 1920 года настоятель Никольской церкви в Кленниках протоиерей Алексий Мечев обратился в Моссовет с просьбой разрешить крестный ход с Федоровской иконой Богоматери: «идя навстречу желаниям приходского совета Иоанно-Предтеченской, на Малой Лубянке, церкви принять в храме на 15-16 мая сего года, кроме иконы Преподобного Сергия из Сергиевской часовни, что у Ильинских ворот, еще и нашу местно-чтимую икону Феодоровскую Божией Матери, прошу Учетно-организационное отделение Ю[ридического] о[тдела] Московского Совета разрешить мне перенести из нашего храма с крестным ходом в церковь Иоанна Предтечи, что на Малой Лубянке»xii. Моссовет разрешил крестный ход, подчеркнув, что «ответственность за целость и сохранность иконы возлагается на причт церкви св. Николая»xiii.

Иерусалимскую икону Богоматери из Христорождественской церкви подмосковного села Измайлова, почитавшуюся в этой местности, носили с крестными ходами по окрестным селам. В мае 1920 года приходской совет Тихвинско-Алексеевской церкви в Крестовской слободе обратился в Моссовет с просьбой разрешить крестный ход в их село с Иерусалимской иконой: «по окончании весенних полевых работ местные жители сел Алексеевского и Ростокина ежегодно принимают чтимую икону Иерусалимской Богоматери из села Измайлова. Просим разрешения принести ее с крестным ходом и в настоящем году 27 мая»xiv. Церковно-приходской совет Введенской церкви села Черкизова просил разрешить принести в их храм Иерусалимскую икону 7 октября 1927, оставить ее до 12 октября и после этого вернуть ее в Измайловоxv. К заявлению прилагалась справка председателя церковно-приходского совета церкви Рождества Христова в Измайлове, подтверждающая, что приходской совет не возражает против переноса иконыxvi.

В некоторые московские церкви было принято приносить ковчег с частицей мощей великомученика Пантелеимона, находившийся Пантелеймоновской часовне на Никольской улице. Так, прихожане Троицкой церкви в Троицком переулке просили Административный отдел Моссовета разрешить им принести в их храм чудотворную икону великомученика Пантелеимона и ковчег с его мощами 11-12 декабря 1926xvii. После того как ковчег с мощами был принесен в эту церковь, его, по просьбе некоторых прихожан, приносили к ним в квартиры. Например, Екатерина Ивановна Иванова, жившая в 3-м Самотечном переулке, просила дать «разрешение на перенесение в мою квартиру из Троицкой церкви, 12 сего декабря, чудотворного образа Св. Влмч. Пантелеимона с ковчегом с частями его мощей»xviii. Прихожанами Троицкой церкви было подано несколько аналогичных заявлений. Анна Петровна Володина, жившая на Можайском шоссе, просила «разрешить принять мощи св. Пантелиимона в октябре месяце 2 числа в 11 часов утра»xix. На частные квартиры, как и до революции, приносили Иверскую икону Богоматери. Например, Борис Федорович Гончаров, живший на Петровском бульваре, просил разрешения привезти Иверскую икону Богоматери к нему на квартиру 3 сентября 1925 годаxx. Представляет большой интерес тот факт, что в это время некоторые москвичи не опасались заявлять властям о своей религиозности. Десятилетием позднее, в 1930-е годы, подобное было бы весьма маловероятно.

В эти годы в Москве и ее окрестностях совершались и старообрядческие крестные ходы: подмосковные старообрядцы, почитавшие Иерусалимскую икону Богоматери, находившуюся в Покровском соборе на Рогожском кладбище, приносили ее в свои приходы. Так, 6 июля 1926 Совет московской старообрядческой общины Рогожского кладбища просил разрешить крестный ход с Иерусалимской иконой в село Борисово, где находилась старообрядческая общинаxxi. Этот крестный ход, как и многие другие, совершался ежегодно.

Судя по всему, во второй половине 1920-х власти начинают проявлять недовольство по поводу регулярно совершавшихся крестных ходов. Об этом свидетельствуют тексты заявлений приходских советов, уверявших, что принесенная икона будет находиться исключительно в храме и обычных хождений с ней по домам прихожан не будет. Например, приходской совет Спасской церкви на Большой Спасской улице просил разрешить привезти в храм с 30 января по 1 февраля 1927 года икону Богоматери из села Коломенского в закрытом автомобилеxxii. Указание на перевозку иконы в закрытом автомобиле должно было убедить Моссовет в том, что крестного хода не будет, и, соответственно, к иконе не будет привлечено внимание прохожих. По всей видимости, в это время в ряде случаев крестные ходы с иконой редуцируются до перевозки иконы из одной церкви в другую.

В конце 1920-х годов крестные ходы прекращаются. Историю запрета на их совершение можно проследить по крестным ходам с Иерусалимской иконой Богоматери из подмосковного города Бронницы. Эту икону, прославившуюся как чудотворную во время эпидемии чумы 1771 года, ежегодно носили по Бронницкому уезду и южной части Богородского уезда Московской губернии. Постепенно сложился четкий маршрут длительного крестного хода с этой иконой. Каждую осень Иерусалимскую икону приносили в Богородск, носили по городу и его окрестностям, и в праздник Покрова совершался крестный ход вокруг города с этой иконой. По воспоминаниям уроженца Богородска Федора Куприянова, в начале XX века «Иерусалимскую носили по домам, только днем, и молебны служили краткие. Редко в какой дом эту икону можно было внести, и тогда готовили место во дворе. Землю посыпали песком, застилали полотенцами и украшали цветами. К нам икону вносили в дом, ставили на пол в простенок в зале на полотенца и осыпали пол цветами, бархатцами, которых в это время было много. Вносили ее уже без носилок, на руках. К молебну всегда приходило много посторонних, так что зал и передняя были полны»xxiii.

В 1920-е годы крестные ходы с Иерусалимской иконой из Бронниц по-прежнему совершались по маршрутам, сложившимся во второй половине XIX века. До 1927 года верующие Богородского уезда ежегодно получали разрешения Административного отдела Моссовета на крестные ходы с бронницкой иконой: например, в 1926 году подобное разрешение получил священник Воскресенского храма Павловского Посадаxxiv. 19 сентября 1927 года прихожане Борогодского собора и нескольких церквей Богородского уезда обратились в Административный отдел Моссовета с просьбой, как и в прошлые годы, разрешить им принести Иерусалимскую икону в Богородск: «настоящим просим Административный отдел дать нам разрешение на прием чтимой нами иконы Иерусалимской Божьей Матери, находящейся в г[ороде] Бронницы. До сих пор мы каждую осень в течение многих лет принимали икону. Надеемся, что и в этом году Административный отдел Моссовета удовлетворит просьбу рабоче-крестьянского населения нашего уезда»xxv. При этом подчеркивалось, что «пребывание иконы будет только в храмах»xxvi, то есть ношение иконы по городу уже не предполагалось. Однако 20 сентября 1927 года Административный отдел Моссовета сообщил богородским прихожанам, что «в выдаче разрешения на ношение иконы т[ак] н[азываемой] Иерусалимской по Бронницкому и Богородскому уезду Моск[овской] губ[ернии] Адмотделом МГИК – отказано»xxvii. Причиной отказа стал циркуляр НКВД № 96/16 от 7 марта 1927 года, запретивший выносить богослужебные предметы из храмаxxviii. Аналогичный отказ получили старообрядцы из села Борисова, просившие разрешить крестный ход с Иерусалимской иконой из Покровского собора Рогожского кладбища 20-21 июля 1927xxix. Таким же образом были запрещены и многие другие регулярные крестные ходы.

В постановлении ВЦИК и СНК «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 года не содержалось прямого запрета крестных ходов, более того, этот документ предполагал их возможность. Согласно 59 статье постановления «религиозные шествия, а также совершение религиозных обрядов и церемоний под открытым небом допускаются с особого каждый раз разрешения, получаемого в городах, являющихся административными центрами не ниже районных, – от соответствующего административного отдела или отделения, в городах, не являющихся административными центрами, а также в рабочих и курортных поселках, – от президиума городского или поселкового совета, а в сельских местностях, – от административного отделения районного исполнительного комитета или волостного исполнительного комитета»xxx. Однако реальная религиозная политика советской власти не соответствовала официальному законодательству и на практике подобные разрешения не выдавались.

Период, начавшийся в конце 1920-х годов и продолжавшийся до середины 1940-х, можно со всей ответственностью назвать временем «затишья» в религиозной жизни. Упоминавшиеся выше постановления конца 1920-х запретили любые молитвенные действия за пределами храма: прекратились все без исключения крестные ходы с чудотворными иконами, иконы перестали переносить из храма в храм и приносить их в дома верующих. Теперь чудотворные иконы постоянно находились в своем храме и никогда не покидали его пределов. Раньше икона «приходила» к людям сама, теперь люди должны приходить к ней, совершать небольшие паломничества в ту церковь, где находится чтимая икона. Подобные индивидуальные паломничества, конечно, совершались и в XIX веке, однако в советское время они стали единственным возможным способом контакта верующих со святыней. Эта трансформация представляется чрезвычайно значимой. Регулярные крестные ходы с чудотворной иконой структурировали пространство, святыня «приходила» к людям и благодаря этому они соприкасались с сакральным. Этот контакт освящал повседневное бытовое пространство, в котором обитал человек. Именно поэтому верующие стремились внести чудотворную икону во все дома, обойти с ней всю деревню. В советское время подобный контакт со святыней становится невозможным и, соответственно, само пространство оказывается лишенным святыни.

Таким образом, в первые годы советской власти крестные ходы и ношения икон по домам не были официально запрещены, однако находились под постоянным контролем властей: для их совершения было необходимо получить разрешение местных Советов. Обращаясь к властям с просьбой разрешить крестный ход, верующие аргументировали свою просьбу тем, что это – многолетняя местная традиция. Этим подчеркивалась, что верующие не вносят в церковную жизнь никаких новшеств, которые могли бы быть интерпретированы как демонстративные выступления против существующего политического строя, а просто исполняют давно установившейся порядок. Кроме того, верующие обязались не допускать никаких антисоветских высказываний во время крестного хода. Постепенно, под влиянием все более и более негативного отношения власти к массовым религиозным практикам, крестные ходы заменяются простым перенесением икон из одной церкви в другую. Крестные ходы с иконами были окончательно прекращены циркуляром НКВД № 96/16 от 7 марта 1927 года, согласно которому богослужебные предметы должны постоянно находиться в храме и использоваться только своим приходом. Хотя Постановление ВЦИК и СНК «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 года предполагало возможность совершения крестных ходов и богослужений вне храмов по разрешению местных властей, на практике такие разрешения не давались, и конец 1920-х годов ознаменовался полным прекращением каких бы то ни было богослужений за пределами церквей. С этого времени поклонение чудотворным иконам могло происходить исключительно в храмах, и, таким образом, в эти годы произошел переход от общественных религиозных практик к частным: массовые крестные ходы со святынями были заменены индивидуальными паломничествами.