Василий Беднов

ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ В ПОЛЬШЕ И ЛИТВЕ

(по Volumina Legum)

К оглавлению

Глава III. С 1632 по 1686 годы

Третий период в истории правового положения православия в Речи Посполитой начинается с 1632 года, со времени безвластия (бескоролевья), после смерти Сигизмунда III, и продолжается до 1686 года, до заключения вечного мира между Польшей и Москвой. В течение этого времени православие находится в лучших условиях, чем при Сигизмунде III, потому что представители его прибегают к весьма решительным мерам для восстановления попранных прав своей религии.

В качестве охранителей православной церкви теперь являются главным образом казаки, которые своими частыми возмущениями потрясают основы Польско-Литовского государства и вынуждают его правительство делать уступки православным. Русская шляхта в начале этого периода действует весьма энергично в пользу православия, но потом, уменьшаясь количественно вследствие перехода многих своих представителей в католичество и утраты ими своей национальности, к концу его совершенно прекращает свою деятельность в защиту православия. То же надо сказать и о братствах, сила и значение которых находились в зависимости от присутствия в их среде шляхты. И казаки, и шляхта, и братства к концу третьего периода ослабевают. Это обстоятельство неблагоприятно отражается на юридическом положении православия. С 70-х годов XVII в. правительство начинает ограничивать права дизунитов и ослаблять их значение до такой степени, что они лишаются возможности стоять за себя. Тогда дело защиты православных принимает на себя начавшая брать верх над Польско-Литовским государством единоверная с русским населением в пределах последнего Москва.

Каждое безвластие в Речи Посполитой сопровождалось необыкновенным подъемом шляхты и оживлением ее. Возникали разные партии, начиналась между ними борьба, которая часто грозила серьезными опасностями для государства. Но безвластие 1632 года (после смерти Сигизмунда III) отличалось от предыдущих степенью движения и оживления в шляхетской среде. В лице Сигизмунда III католицизм лишился своего преданнейшего служителя и покровителя, энергично поддерживавшего всякие меры насилия по отношению к не-католикам, протестантам и православным. Все настойчивые требования со стороны диссидентов и православных на сеймах относительно своей религии и протесты против различных стеснений, делаемых им католиками, как видно из предыдущего, не достигали своей цели. Католическое правительство давило их, ограничивало права их вероисповеданий. Теперь, когда не стало фанатически преданного католицизму короля, у последователей теснимых вероисповеданий блеснула надежда на улучшение своего религиозного положения: чего нельзя было добиться при Сигизмунде III, то легко можно было получить во время безвластия.

Известно, что в бескоролевье 1573 г. разноверцы добились юридического признания свободы совести (конфедерация 1573 года). В последующие бескоролевья не-католикам удалось отстоять эту свободу, несмотря на усиление католической реакции и фанатизма в польском обществе. И теперь православные и диссиденты решили требовать на конвокационном сейме восстановления попранных прав своих религий и получить то, чего они тщетно добивались в правление Сигизмунда III.

Два обстоятельства особенно благоприятствовали таким домогательствам разноверцев во время безвластия. Во-первых, особенное внимание конвокационных сеймов к заявлениям шляхты, так как при игнорировании их могли произойти среди шляхты, от которой зависело избрание короля, раздоры и несогласия, пагубные для государства; во-вторых, избираемые короли, нуждаясь во всеобщем сочувствии, при вступлении на престол скорее и щедрее, чем в последующие годы своего правления, давали разного рода льготы и привилегии[1]. Вот эти обстоятельства и побудили православных особенно энергично взяться за дело восстановления прав своей религии и вступить в соглашение со своими старыми союзниками — протестантами. И православная шляхта, и братства, и казачество особенно решительно выступают со своими требованиями. Духовенство, среди которого выделялся особой ревностью к вере знаменитый Петр Могила, бывший тогда архимандритом киево-печерским, является руководителем и вдохновителем всего православного населения[2].

Примеры предыдущих безвластий могли служить поощрением для православных, как и для разноверцев вообще. Земским послам тех воеводств, где преобладало православие, поручается сеймиками настаивать на улучшении положения православной веры, на устранении переносимых православными несправедливостей. Как на образец таких поручений можно указать на инструкцию сеймовым послам Волынского воеводства. В ней говорится, что шляхта греческой стародавней веры под послушанием константинопольского патриарха от 1596 года жалуется на нарушение (орpressia) своих старинных прав, утвержденных привилеями польско-литовских государей и конфедерациями предшествовавших бескоролевий. Упомянутые нарушения заключаются в несоблюдении мира среди разрозненных в вере, в раздавании бенефиций, соединенных с Киевской митрополией, владычествами и архимандритствами, не местным уроженцам, согласно с правами и привилеями унии (Люблинской 1569 г.), но сторонним (extraneis) и тем, которые поддались римскому костелу, а не собственным их пастырям, подчиняющимся константинопольскому патриарху, — в том, что из-за непослушания владыкам-отступникам мещане терпят большие кривды (во Львове и Вильне), отстранены от магистрата, не допускаются к ремеслам, в цеха и к пользованию мещанскими правами, в Вильне насильно отобраны у них церкви, невинных людей сажали в тюрьмы, в том, что затруднялись постройки церквей, хотя они производились по королевским привилеям и с благословения митрополита, что православные паны, достойные чинов (dostoienstw) и урядов, устранялись от них. Послы должны были требовать основательного успокоения, именно: чтобы бенефиции были раздаваемы митрополиту, повинующемуся константинопольскому патриарху, и владыкам, им посвященным, и на будущее время, всегда и везде так, а не иначе, и, при освобождении митрополии или епархии, ее предоставляли достойным людям, местным уроженцам, сообразно с привилеем, данным при заключении Люблинской унии, а что нарушено, то снова должно быть восстановлено, дабы не было повода к дальнейшим нарушениям, но чтобы все оставались в покое при своих правах. Не получив такого успокоения, послы не должны приступать ни к каким делам, и тем более к коронации (do coronaciey) короля. Та же самая шляхта предписывает своим послам настаивать на том, чтобы священники не были отягощаемы никакими налогами (podatkami) ни лично, ни со своих церквей, чтобы Луцкая замковая церковь св. Димитрия, сооруженная панами Гулевичами, которые не признают унии, была возвращена им от униатов и чтобы навеки за их фамилией оставалось право подавать к этой церкви священника, находящегося в послушании константинопольского патриарха. Должны были добиваться волынские послы и того, чтобы у митрополита (Рутского) была отобрана Владимирская епархия и предоставлена особому владыке, так как сосредоточение в одних руках митрополии и владычества противно закону de incompatibilibus. Тем же послам вменялось в обязанность стараться о том, чтобы присяга будущим королем была произнесена буквально (intacte) в том виде, как ее произносили три последние короля (т.е. Генрих Валуа, Стефан Баторий и Сигизмунд III), ибо в ней хорошо определено положение разъединенных в вере. Чтобы придать большее значение своим требованиям и скорее достичь их удовлетворения, православные Волынского воеводства предписывают своим послам действовать заодно с протестантами. Послы должны были указать на нарушение прав диссидентов, подтвержденных королями, результатом чего были по разным местам для церквей греческой религии и для диссидентских сборов и молитвенных домов великие кривды и насилия; вместе с тем они должны требовать, ради внутреннего покоя, установления надлежащего процесса и экзекуции[3] для лиц всякого звания и состояния как духовных, так и светских, за нарушение религиозного мира и обеспечения свободного исповедания религии для всех и везде, что должно быть expresse обговорено в собрании законов (in codice legum) и включено в формулу присяги будущего короля[4].

Казаки, собравшись на раду в Прилуках, постановили отправить на сейм четырех своих депутатов с особой инструкцией и просительным письмом к послам конвокационного сейма. В этой инструкции подробно описывается то зло, которое причиняет православным уния, и предлагается послам настаивать на удовлетворении требований православного населения, на освобождении его от незаконных стеснений и предоставлении церковных бенефиций и приходов православным, а не униатам. В письме к сеймовым послам казаки просили их успокоить русский народ, терпящий много бед, хлопот и затруднений из-за своей греческой стародавней религии, упривилегированной прежними королями и подтвержденной их присягами; для сего рекомендуется окончательно уничтожить унию, русский народ оставить в послушании константинопольскому духовенству. Для придания большего значения и веса своей просьбе казаки заявляли в своем письме, что если и на этот раз сейм, по своему обыкновению, начнет помыкать правами православия и откладывать успокоение его, то они будут искать другого пути (z inszey miary) для успокоения своей совести[5]. Одновременно с этой депутацией «старший» запорожского войска Иван Петрыжицкий послал письма разным сенаторам, в том числе примасу королевства Яну Венжику и князю Острожскому (Янушу), с просьбой посодействовать казацким депутатам в деле успокоения веры православной[6].

Православные братства также энергично действовали в пользу православия. Львовское братство отправило на вишенский сеймик (в Сондовую Вишню) двух депутатов с инструкциями, напоминающими собой инструкции волынскую и казацкую. Под влиянием названных депутатов этот сеймик включил в число своих требований и пункт о прекращении стеснений православных[7]. Виленское братство поспешило составить и напечатать к конвокационному сейму особую книгу (на польском языке) — Synopsis[8], где были изложены краткая история русского народа, состоявшего неизменно и твердо от своего крещения до 1632 г. в послушании константинопольскому патриарху, и все те права, привилегии, вольности и свободы, которые были предоставлены польско-литовскими государями православным, а не униатам. Все излагаемое в Synopsis'e было подтверждено ссылками на историю и официальные документы. Издатели и составители этой книги имели в виду ознакомить сенаторов и сеймовых послов с правами православия и лишить униатов возможности утверждать, что все эти права были предоставлены унии. Экземпляры ее были розданы сенаторам и послам еще до открытия сейма[9].

* * *

Душой и руководителем всего этого движения среди православных являлся незабвенный в истории западно-русской церкви Петр Могила. По получении известия о смерти Сигизмунда III, он немедленно приступил к дорогому для его сердца делу защиты православия; он рассылал всюду письма к православным братствам и шляхте и убеждал всех подниматься на защиту своей веры. К тому же делу защиты православия он желал привлечь и протестантов, как тоже страдавших от католиков, чтобы с их помощью скорее достичь желаемых православными результатов. С этой целью он обращался к видному протестанту (кальвинисту) Христофору Радзивиллу, польному гетману, гетману литовскому, как «всегдашнему приятелю и благожелателю народа российского, сынов старожитной церкви восточной», и просил его принять участие в борьбе православных с католиками и униатами из-за восстановления в подвластных Польско-Литовскому государству землях религиозной свободы[10].

Православные подготовились самым тщательным образом к наступающему конвокационному сейму и с надеждой ждали его. Но в то же время не дремали и их противники — католики и униаты. Папский нунций доносил в Рим о тех приготовлениях, которые делались православными к предстоящему сейму, и, предвидя уступки католиков в пользу религиозной свободы, сообщал, что унии угрожает большая опасность. Папа поспешил написать к примасу, бискупам и наиболее влиятельным магнатам, чтобы они постояли за католичество и в короли избирали только жаркого ревнителя латинства. Велямин Рутский, встревоженный таким возбуждением православных против унии, обращался к разным польско-литовским магнатам и просил их отстоять унию от дерзких нападений на нее схизматиков. Деятельность католиков и униатов не осталась бесплодной: католическая партия решилась не делать никаких уступок православным и вообще не-католикам[11].

Конвокационный сейм открылся 22 июня 1632 года. Сейчас же после избрания сеймового маршалка (Христофора Радзивилла — кальвиниста по вероисповеданию), православные вместе с протестантами заявили, что не приступят ни к каким делам и совещаниям до тех пор, пока не будет обеспечена им свобода вероисповедания и пока не будут восстановлены их права, нарушенные в правление покойного короля. Они представили общий список своих требований касательно религии (puncta de religione) в четырнадцати пунктах[12]. В числе этих пунктов находились требования о том, чтобы все универсалы, мандаты, интердикты, запрещавшие строить церкви, а равно и всякие процессы и декреты, изданные ab anno 1596 в угоду униатам и во вред людям, исповедовавшим старожитную греческую религию, были уничтожены; везде и для всех в Речи Посполитой должна быть восстановлена полная религиозная свобода, а всякие стеснения религиозной свободы должны быть уничтожены; производящие возмущения к вреду православных и диссидентов и нападающие на церкви, молитвенные дома, богадельни и другие места, принадлежащие православным и протестантам, должны быть наказываемы, как нарушители общественного спокойствия; православные не должны быть стесняемы ни в отправлении своего богослужения, ни в занятии общественных должностей, почему и устранение мещан из магистрата (как это было в Вильне и Львове) не может быть допускаемо. Ненарушимость выставляемых православными в их «пунктах» требований должна быть гарантирована клятвенным обещанием всех сословий в Польше и Литве[13]. Православные домогались признания правительством православной иерархии митрополита и владык и возвращения церковных имений, которыми владели униаты. Католики сначала и слышать не хотели об уступках разноверцам, но мысль об угрожающей опасности для государства, при неудовлетворении разноверческих требований, вынуждала их быть уступчивыми. Чтобы не прерывать обычного хода своих занятий, сейм решил назначить две комиссии для рассмотрения выставляемых разноверцами требований: одну, под председательством примаса, для разбора протестантских заявлений, другую (из пяти сенаторов и шести земских послов, под председательством королевича Владислава) — заявлений и жалоб разъединенных в греческой религии[14]. Для православных было приятно назначение председателем комиссии Владислава, так как он отличался религиозной терпимостью, не любил иезуитов и ценил прежде всего государственные интересы[15]. Его комиссия делу православных посвятила пять заседаний, на которых выслушивались все заявления и жалобы православных на униатов и наоборот — последних на первых. Православные домогались признания законными своих митрополита и владык, униаты не уступали православным, отчего возникали очень горячие споры. В результате явился проект соглашения православных с униатами, который православные должны были представить на реляцийные сеймики для обсуждения его всей прочей шляхтой с тем, чтобы потом мнение последней об этом проекте было заявлено на следующем избирательном сейме. До того времени ничего определенного не постановлялось[16].

Выработанный комиссией для разбора заявлений и жалоб православных и униатов проект соглашения состоял из девяти пунктов. а) В Киеве за униатами оставлялись кафедральная церковь с имениями и Выдубицкий монастырь, во всех же других церквах киевских, брацлавских, галицких, львовских, жидичинских и подольских, церквах, принадлежащих неуниатам, последним предоставляется свобода отправления богослужения. б) Выданный князю Тышкевичу на Михайловский монастырь в Киев привилей отменяется, и монастырь оставляется за православным митрополитом Исаией Копинским. в) В Могилеве православным дается четыре церкви, а в Орше —две. г) Православным в г. Вильне дозволяется окончить начатую ими каменную церковь Св. Духа, а возбужденный из-за нее против православных судебный процесс прекращается. д) Львовское епископство и Уневская архимандрия с относящимися к ним имениями навсегда предоставляются неуниатам. е) За ними же оставляются и архимандрия Киево-Печерская и Жидичинская. ж) Братствам обеспечивается спокойное существование; можно открывать и новые. Все они свободно распоряжаются своими школами, типографиями и госпиталями. з) Мещане неуниаты допускаются к разным должностям в магистратах. и) Все вообще православные могут свободно и спокойно отправлять свое богослужение во всех своих владениях и церквах, где до сего времени они имели их, и открывать свои училища и госпитали[17].

Сравнение проекта соглашения с требованиями православной шляхты, братств казаков, всего православного населения Польши и Литвы показывает, что православным давалось очень немного. Неудивительно, что они не удовлетворились проектом. Петр Могила, находившийся тогда в Варшаве, писал оттуда ко всем русским, чтобы они не соглашались на принятие изложенных в проекте условий, и убеждал их воспользоваться элекцийным сеймом для достижения полного удовлетворения своих требований[18] .

На конвокационном сейме религиозный вопрос занял много времени и вызывал наиболее горячие и страстные споры. Разноверцы домогались устранения тех религиозных стеснений, которые переносились ими при Сигизмунде III, и гарантии религиозной свободы. Католики не соглашались на удовлетворение этих требований. Настойчивость разноверцев на этот раз оказалась не бесполезной. В числе пунктов, одобренных и принятых конвокационным сеймом и включенных в акт генеральной конфедерации от 16 июля 1632 г., были приняты и пункты, гарантирующие религиозную свободу. Чтобы общественное спокойствие ни под каким предлогом не было нарушаемо, присутствующие на сейме подтверждают разъединенным (dissidentibus) в христианской религии, что они и потомки их сохранят между собой sub fide, honore et conscientiis всякого рода покой; из-за различия в вере не будут ни крови проливать, ни привлекать в какие бы то ни было суды, ни наказывать конфискацией имущества, лишением чести, тюрьмой и изгнанием или другими какими-либо карами, равно никоим образом (не будут) помогать в таких действиях (do takiego progressu) никакой власти и никакому уряду; наоборот, если где-либо кто-нибудь из-за этой причины (ex ista causa) станет проливать кровь или нарушать (violenter targac) упомянутые условия, или вздумает распространять (extendowaж) перечисленные наказания, то все они (собравшиеся на сейме) обязаны воспротивиться этому, хотя бы это делалось под предлогом декретов или какого-нибудь судебного постановления[19].

Кроме того, сейм отменил решения трибуналов, направленные против безопасности и мира диссидентов, все нарушающие мир inter dissidentes мандаты королевской канцелярии и позволил свободное отправление богослужения диссидентам там, где оно совершалось до сего времени[20]. Касательно православной веры было замечено, что, так как на нынешнем сейме нельзя было прийти к совершенному успокоению разделенной в Короне и Великом Княжестве Литовском греческой религии, то при посредничестве шведского короля (Владислава)[21] и известных депутатов от сената и рыцарского кола, избранных для сего успокоения, был выработан и составлен особый документ (pewne pismo), который за подписью и печатью того же короля шведского был вручен обеим сторонам для доставления его братии (aby ie do braci odniesiono)[22].

Католическая партия была недовольна теми уступками, которые сейм сделал разноверцам. Примас Ян Венжик и католические епископы, подписывая акт генеральной конфедерации 1632 года, делали такого рода замечания: subscribe salvis juribus ecclesiae catholicae Romanae, причем плоцкий епископ Станислав Лубенский добавил к этой формуле еще: et universae Dioecesis meae Plocensis. Примеру духовных лиц последовали и некоторые светские сенаторы и послы. Равский и плоцкий воеводы подписали акт генеральной конфедерации с добавкой: excepto articulo confoederationis in meo palatinatu[23]. Но и православные, как и униаты, были недовольны проектом соглашения; нужно было ожидать новых и сильных столкновений на предстоящем сейме, а потому обе стороны начали усердно готовиться к нему. Виленское Святодуховское братство к избирательному сейму выпустило новую книгу Supplementum Synopsis... (Дополнение к синопсису...)[24], в которой подробно изложен ход прений между православными и униатами перед комиссией на прошлом сейме с вескими опровержениями тех доводов, которые выставлялись со стороны униатов. В начале книги помещено посвящение ее сенаторам и послам будущего избирательного сейма с просьбой прочитать ее и возвратить законные права обиженным, т.е. православным. Другие братства собирали средства для посылаемых на сейм депутатов. Волынская шляхта, собравшись на сеймик в Луцке, постановила лично явиться каждому (nie pocztami ale osobami swemi) на день и место избирательного сейма и там не приступать к избранию короля, пока не будут возвращены православным архиерейские кафедры с относящимися к ним бенефициями и вообще все их прежние права. В инструкции той же волынской шляхты повторяются те же самые требования, которые были включены ею и в инструкцию перед конвокационным сеймом. Как и прежде, шляхта требовала восстановления прав православия, обеспечения свободы вероисповедания для всех через внесение этого пункта в кодекс законов (in codice legum) и включения этих пунктов в присягу будущего короля[25]. Казаки, послы которых были приняты не очень-то радушно на конвокационном сейме, решили снова послать депутацию и требовать восстановления попранных прав своей религии[26]. Словом, православные действовали и перед избирательным сеймом так же энергично, как и перед конвокационным.

Но не дремала и противная сторона. В противовес Synopsis'y и Supplementum Synopsis униаты постарались издать две книги («Jednosc swieta cerkwie wschodniey у zachodniey»... и «Права и привилегии, данные королями Польши и Литвы обывателям греческой веры, находящимся в унии с церковью римскою»), в которых старались доказать, что уния — явление изначальное в русской земле и что именно ее последователям даны польско-литовскими государями права и привилегии. Папа, которому нунций его сообщил сведения о результатах предыдущего сейма, признал проект соглашения православных и униатов противным церковным канонам и папским декретам и вредным для унии и римского костела, почему и убеждал католиков не делать никаких уступок схизме и энергично бороться с нею. Католические бискупы вносили протестации в гродские книги против этого проекта; то же сделал и Рутский, заявив, что протестует против него, потому что неуниаты, не довольствуясь сделанной им уже уступкой, добиваются еще большего[27].

«Статьи успокоения»

На избирательном сейме, открывшемся 27 сентября 1632 г., православные послы решительно заявили, что они не приступят к обычному обсуждению государственных дел, пока не будет окончательно успокоена греческая религия, т.е. пока не будут возвращены православным все те права, которые отняты у них униатами. Протестанты поддерживали их, а католическая партия, конечно, настаивала на необходимости заняться обычными вопросами элекции. Православные нападали на католиков за те подписи («salvis juribus»...), которые были сделаны под актом генеральной конфедерации 1632 г., и за те протестации, которые были занесены в гродские книги против постановлений прошлой конвокации. По мнению православных, эти протестации надо было признать противозаконными. Заседания сейма были очень бурными. Видя невозможность установить мирное соглашение между униатами и православными, некоторые послы, расположенные к унии, предлагали отложить вопрос о религии до коронационного сейма, но православные, хорошо зная по опыту прежних лет, к чему ведут такие отсрочки и откладывания, настаивали на своем. Наконец, предложено было образовать по примеру прошлого сейма комиссию из протестантов и католиков для решения спорных вопросов. И на этот раз Владислава просили быть ее председателем. Комиссия выработала «статьи успокоения (puncta assecurationis) обывателей Короны и Великого княжества Литовского русского народа, исповедующих (bedacych) греческую религию»[28].

Содержание этих статей успокоения можно передать вкратце так.

1) Впредь предоставляются (русскому народу религии греческой) свободное совершение богослужения и святых таинств, управление (administratio) церквами, починка старых и сооружение новых, по ясному согласию (za wyraznym consensem) короля, а равно и госпиталей, семинарий, школ и типографий, свободный для неуниатов доступ к мещанским должностям во всех городах и местечках. Церковные братства все вообще, существовавшие доселе у неуниатов, и те, которые будут когда-либо основаны, со своими церквами должны оставаться при них в спокойном владении (in pacifica possessione) ими и при свободном богослужении (in libero exercitio).

2) Киевский митрополит-униат и его преемники будут иметь нерушимое право (salvum jus) и титул над всею Русью (Russia), признающей унию, а относящиеся к этой митрополии имения при жизни нынешнего митрополита остаются за ним вместе с Выдубицким монастырем, после же его смерти имения св. Софии, находящиеся в Киевском воеводстве, должны быть возвращены ей (do teyze cerkwie swietey Zophiey) или же им будут даны in correspondentia (по усмотрению) короля и Речи Посполитой, сама же киевская церковь св. Софии с подданными, живущими на плацах вокруг нее, остается за неуниатами и за митрополитом, имеющим сакру от константинопольского патриарха; он, митрополит, по давним правам и обычаям, должен быть избираем из среды русской шляхты духовными и светскими обывателями Короны и Великого княжества Литовского религии греческой, не состоящими в унии, и упривилегировываем со стороны короля.

3) То же самое надо разуметь и относительно львовского, луцкого, перемышльского и Мстиславского владык и архимандритов печерского и уневского. Перемышльская епархия, как и львовская, остаются навсегда со всеми издавна принадлежащими им имениями за неуниатами, но до смерти нынешнего униатского епископа Крупецкого или перемещения его на другую (кафедру) она остается за ним, а обыватели тамошние должны избрать себе владыку неуниата, которому от будущего короля, если даст Бог, будет предоставлен на коронационном сейме привилей; он, владыка неуниат, будет иметь юрисдикцию над всеми неуниатами и для резиденции теперь же (en nunc) получает монастыри св. Спаса, св. Онуфрия и, называемый Смольницей, а пока Крупецкий будет удерживать за собой ту епархию, ему (владыке неуниату) назначается ежегодно по две тысячи злотых от будущего короля и Речи Посполитой. После смерти или удаления Крупецкого, упомянутый владыка неуниат со своим капитулом вправе будет без всякой помехи занять эту епархию и все относящиеся к ней имения. Луцкая епархия с кафедрой и всеми принадлежащими ей имениями должна быть уступлена нынешним униатским епископом Почаповским владыке неуниату, избранному волынскими обывателями неуниатами, немедленно по получении привилея, который будет выдан ему на коронационном сейме. Нынешний же епископ униатский Почаповский, уступив кафедру, епархию и имения, все-таки остается с титулом епископа луцкого до смерти или удаления (ad cessum aut decessum) и переходит в Жидичинский монастырь, которым и будет владеть со всеми его имениями также ad cessum aut decessum, а его преемники никогда не будут носить титула епископа луцкого. В Великом Княжестве Литовском должен быть Мстиславский епископ, избранный местными обывателями неуниатами тем же способом, что и владыки перемышльский и луцкий, которому тоже на коронационном сейме дан будет королевский привилей на ту епархию. Епископ Мстиславский будет называться оршанским и могилевским, кафедру свою будет иметь в Могилеве, в монастыре св. Спаса, но все бенефиции, которыми владеет полоцкий архиепископ (униат) Селява, относящиеся к Витебской и Мстиславской епархии, навсегда остаются за Селя-вой и его преемниками, владыке же Мстиславскому (неуниату) назначается годовое жалованье (intraty) 2 тысяч злотых.

4) Печерская архимандрия со всем принадлежащим ей, Михайловский Златоверхий монастырь и все прочие киевские и к Киеву относящиеся монастыри и церкви, за исключением Выдубицкого, остаются за неуниатами. Виленскому неуниатскому братству, носящему название Св. Троицы и состоящему при церкви Св. Духа, дозволяется закончить уже начатую (каменную) церковь, только по образцу прочих церквей и костелов, а не в виде крепости, а в награду за церковь, которая теперь остается окончательно за униатским братством, дается три церкви: Воскресения Христова, св. Иоанна и св. Юрия на предместье. Все судебные процессы виленского и минского братств и вообще всех городов и местечек, братств и церквей, находящихся в Короне и в Великом Княжестве Литовском (но только из-за церквей и исповедания веры), банниции, суспенсы, декреты, мандаты, секвестры, комиссии, заклады, аресты, где бы они ни назначались на людей всякого звания и состояния, de facto отменяются и уничтожаются. Пустынный (pusty) монастырь под Гродно должен быть отдан неуниатам со всеми его имениями; в нем должна быть резиденция киевского неуниатского митрополита или его коадъютора для управления церквами и неуниатским духовенством в Великом Княжестве Литовском. Так как свободное отправление богослужения (liberum exercitium) для неуниатов требует точного обозначения для них церквей и монастырей в тех местечках и городах, где они должны быть уступлены как в Короне, так и в Великом Княжестве Литовском, но это в данное время не может быть сделано надлежаще, раздельно и специально, потому что для сего потребна точная ведомость о количестве униатов и неуниатов, то на будущем коронационном сейме будут назначены королем комиссары от обоих народов: два католика и два неуниата, которые объедут после сейма русские и литовские города, местечки и села и, сообразно с количеством униатов и неуниатов, на каждом месте распределят между ними безапелляционно церкви. Теперь же неуниатам для совершения богослужения предоставляются: в Мстиславле две церкви—св. Троицы и св. Спаса, в Могилеве, кроме уже упомянутого Спасского монастыря для архиерейской кафедры, еще четыре церкви: Успенская, Троицкая, Воскресенская и Вознесенская, в Дисне — одна вновь отстроенная Воскресенская, в Полоцке — одна, которая будет назначена упомянутыми комиссарами. Кафедры и бенефиции, оставленные за униатами, будут предоставляться им и никоим образом не будут отчуждаться от них.

5) Что касается curam pastoralem (пастырского попечения), то обеим сторонам объявляется, что каждому, не желающему держаться унии, вольно переходить из униатской епархии к пастырю неуниату и, наоборот, кто хочет принять унию, тому вольно переходить к ближайшему униатскому владыке, например: из Мстиславской епархии к полоцкому униатскому архиепископу, а от полоцкого архиепископа — к Мстиславскому владыке неуниату. То же надо разуметь и относительно всех других епархий Короны и Великого княжества Литовского, без всяких препятствий со стороны одного другому.

6) Наконец, обе стороны должны жить в мире и покое, не наступая друг на друга, всякие сочинения (pisma) и споры (controversie), которые возникли между ними и которыми они обыкновенно оскорбляют друг друга, прекратить и на будущее время не издавать, но учением и добрыми примерами поддерживать согласие и любовь, особенно теперь, до коронационного сейма, пока все это не будет приведено в исполнение новым королем. Ни одна сторона не должна чинить насилия (violenciey) другой, под предлогом примирения (compositiey), из опасения наказаний, назначенных против нарушителей общественной безопасности (sub poenis, violatores securitatis publicae sancitis)[29].

Эти статьи успокоения могли удовлетворить православных. Комиссия спешила сделать им уступки, чтобы успокоить их и прекратить волнения, препятствовавшие избранию короля.

1 ноября 1632 г. статьи успокоения, скрепленные печатью и подписью Владислава, были занесены в Варшавские городские книги. Католики протестовали против таких уступок православным. Примас и бискупы от имени всего католического духовенства занесли торжественную протестацию против постановлений комиссии. То же самое сделал и Рутский с униатскими владыками от имени всего униатского духовенства[30]. Папский нунций убеждал Владислава не соглашаться на уступки схизматикам. Все было напрасно: Владислав заявлял, что обстоятельства требуют сделать уступки неуниатам. Православные, довольные статьями успокоения, соглашались приступить к избранию короля. Выбор пал на Владислава, которого желали видеть королем православные вообще и казаки в частности. В pacta conventa новоизбранного короля включено было подтверждение конфедерации прошлой конвокации о сохранении покоя inter dissidentes de religione Christiana с ослаблением значения сделанных против нее католиками и униатами протестаций (non obstantibus quibuscunque protestationibus) и обещание успокоить людей греческой религии на основании указанных выше статей комиссии. «Что касается разъединенных людей греческой религии, то неотложно обязуемся (bedziemy powinni) успокоить их сообразно со статьями, поданными на нынешней элекции нами при депутатах ex utroque ordine (того и другого чина) па affektacya Речи Посполитой»[31]. Так говорят pacta conventa относительно православных.

Таким образом, те усилия, какие выказаны были православными во время безвластия 1632 года, не пропали даром: им обещана иерархия, законная с точки зрения польского правительства и упривилегированная, дана свобода богослужения, церкви и монастыри, возвращен доступ к городским должностям. Всеми этими успехами они обязаны прежде всего, конечно, собственным своим стараниям и настойчивости; но немаловажную услугу делу православия оказали и благоприятно для него сложившиеся обстоятельства. И прежде, при Сигизмунде III, православные энергично боролись за права своей веры, но результаты далеко не соответствовали их усилиям, потому что обстоятельства мешали им. Сигизмунд III, фанатически преданный латинству и иезуитам, употреблял все усилия и иезуитскую изворотливость к тому, чтобы свести требования православных ни к чему. Не стало Сигизмунда III, и католичество лишилось своего редкого покровителя. Диссиденты, терпевшие, как и православные, тоже немало от католиков, действовали заодно с православными и поддерживали их требования свободы совести. Многие благоразумные католики, видевшие серьезную опасность для государства от насильственного распространения унии и притеснения православных, стояли за восстановление прав последних. Последние годы правления Сигизмунда III, когда католическая реакция достигала своего расцвета, показали, что с усилением католичества усиливались и монархические стремления короля в ущерб шляхетской вольности[32]. Поэтому многие, даже ревностные католики, готовы были поддерживать разноверцев. Но едва ли не больше всего успеху православных, кроме них самих, способствовал Владислав, чуждый фанатизма и симпатий к иезуитам. Он был расположен к православным и это делал не только по политическим расчетам, но и по личному убеждению. Услуги казаков, оказанные и лично ему во время московского похода в 1616-18 г., и Речи Посполитой в битве под Хотином (1621 г.), в его присутствии, их верность королю и мужество вызывали в королевиче расположение к ним, а его личные и политические расчеты и соображения еще более усиливали это расположение Владислава к православию. Все русские вообще и казаки в частности настаивали на избрании в короли Владислава. Как сказано выше, казаки присылали свои депутации на конвокационный и избирательный сеймы; в числе своих требований оба раза они выставляли избрание Владислава[33] как единственного кандидата; перед избирательным сеймом они писали Владиславу, что, в случае устранения его от престола, они готовы оказывать ему вооруженную поддержку[34]. Сочувствие казаков, как и вообще русских и диссидентов, расположенных к нему за его веротерпимость и нелюбовь к иезуитам, тем более было необходимо для королевича, что католическое духовенство не особенно сочувствовало его кандидатуре, да и многие светские католики, желавшие иметь королем ревностного приверженца латинства, сомневались насчет Владислава в этом отношении. Затем, Владислав ясно сознавал вред, причиняемый государству унией и иезуитско-католической политикой своего отца, которая расстраивала, а не укрепляла государственный организм Речи Посполитой, и потому находил нужным изменить отношение к православию. В его дальнейшие планы входило привлечь на свою сторону православных: он не терял надежды на достижение московского трона, для чего прежде всего было необходимо выказать свое расположение к православию, так как из-за преданности его отца католицизму он и утратил царскую корону в 1610 году. Пренебрегши требованием православных, Владислав не только терял надежду на привлечение к себе симпатий русского народа Московского государства, но и вооружал против себя все казачество и русское население польско-литовских областей. Последнее потому и было расположено к нему и стояло за его кандидатуру в короли польские, что он был свободен от недостатков своего отца: был откровенен и снисходителен, не любил иезуитов, государственные соображения ставил выше вероисповедно-церковных интересов и отличался религиозной терпимостью[35]. На конвокационном и избирательном сеймах он оправдал надежды православных: они получили то, чего никак не могли добиться при его предшественнике.

Специальная комиссия на избирательном сейме 1632 г., руководимая самим королевичем, составила желательные для православных статьи успокоения. Их включают в королевские pasta conventa 1632 года, с обещанием успокоить по ним православных. Никакие вопли и протестации католического фанатизма не могли изменить их. В королевскую присягу, произнесенную (7 февраля 1633 года) при коронации, включено обещание хранить все законы, права, иммунитеты и привилегии, общественные и частные, не противные общему праву и свободам того и другого народа, данные всеми предшествующими государями, польскими королями и литовскими великими князьями, равно как и установленные во время бескоролевий, в том числе и предшествовавшего избранию Владислава IV, блюсти мир и спокойствие inter dissidentes de religione Christiana и из-за религиозных особенностей не причинять никому насилий и стеснений[36]. В генеральной конфирмации прав, изданной Владиславом IV во время коронационного сейма (14 марта 1633 года), он опять подтверждает все то, что было предоставлено разным областям и лицам королевскими грамотами и сеймовыми постановлениями до его коронации включительно, и обещает хранить все свято и нерушимо, причем заявляет (и это отличие данной конфирмации от всех предыдущих), что все привилегии и вольности церковные, отнесенные в его присяге к римско-католическим церквам, нисколько (id nihil) не должны вредить (obesse) всем греческим церквам и их привилегиям, напротив, он готов хранить их в полной силе (in suo robore) и ничего не станет отвергать из содержащегося в присяге. Неопределенное выражение «всем греческим церквам» давало и православным основание надеяться на свободу их богослужения и сохранение их прав[37].

Католики и униаты были страшно недовольны теми уступками, которые были сделаны схизматикам статьями успокоения. Они заявляли, что согласятся на принятие статей успокоения только тогда, когда папа одобрит их. 54 сенатора отказались на этом основании от подписи pacta conventa, где содержалось обещание успокоить на коронационном сейме разъединенных в греческой религии людей сообразно со статьями успокоения. Урбан VIII, узнав о сделанных избирательным сеймом уступках православным, созвал собор, который рассмотрел pacta conventa и признал их противными божеским и человеческим законам, оскорбительными для католичества, папского престола и унии[38]. После этого папа написал Владиславу (1 января 1633 г.) послание, в котором убеждал его принять унию под свое особое покровительство. Писал он и нунцию своему, и Рутскому; их он убеждал приложить все старания к тому, чтобы статьи успокоения были или отменены, или не приводились в исполнение[39]. Воодушевляемые папскими посланиями, католики во время коронационного сейма сильно протестовали против сеймового утверждения статей успокоения, но православные с прежней энергией и настойчивостью отстаивали добытое ими. Православные заявляли, что они не позволят заниматься государственными делами до тех пор, пока не будут успокоены в своей греческой религии; при этом они ссылались на то, что у них есть «трансакция», подписанная рукою Владислава, заверенная, и, по распоряжению того же Владислава, внесенная в Варшавские городские книги; так как она включена в подтвержденные королевской присягой pacta conventa, то православные sine quavis ambiguitate признают ее за постоянный закон (pro lege perpetua) и хотят, чтобы она была опробована властью коронационного сейма. Католики (с бискупами во главе) настаивали на том, что во время заседаний комиссии, выработавшей статьи успокоения, представители их соглашались на принятие статей только под условием сохранения прав католической церкви, что об этом было заявлено в занесенных в те же городские книги католиками и униатами протестациях против статей успокоения, что они не согласны на успокоение греческой религии без воли и одобрения «отца святого» (папы). На это православные отвечали, что они никого не должны слушать, кроме константинопольского патриарха, и выражали уверенность, что папа не одобрит статей успокоения[40]. Споры тянулись несколько дней и отличались страстной горячностью и ожесточением. Можно было ожидать того, что сейм будет сорван, что было нежелательно для многих послов, как и для самого короля. Он опять явился примирителем православных с униатами. Много хлопот и труда стоило ему достигнуть этого. Католическая партия старалась убедить его не делать никаких уступок дизунитам, так как в этом видела прямое безбожие, униаты не хотели ничем поступиться в пользу православных; но король считал удовлетворение выставляемых православными требований делом неотложной необходимости, так как уния, введенная в литовско-русских областях без согласия русского народа, не имеет в себе достаточно силы от самого начала своего существования и только подрывает порядок в государстве. Он вел совещания в обеими враждующими сторонами и убеждал их к взаимной уступчивости. Православным указывал на то, что, при настоящем положении дел нет никакой возможности провести на сейме статьи успокоения в их полном виде, склонял их к некоторой уступчивости, но обещал удовлетворить их требования в течение непродолжительного времени. Старания короля не остались безуспешными.

[Тут электронный вариант разрывает текст печатного оригинала прямо посреди абзаца на с. 223 - правда, чрезвычайно длинного]

Примечания

[1] Голубев, Петр Могила, 449-50.
[2] См. Археогр. Сбор., т. VII, № 64.
[3] Хотя Сигизмунд III и обещал еще при вступлении на польский престол позаботиться о выработке процесса и экзекуции против нарушителей религиозной конфедерации, т.е. определить судебную инстанцию и наказание для ее нарушителей, но это не было приведено в исполнение. Католики оказывали сильное сопротивление всякий раз, когда диссиденты поднимали на сейме вопрос об этом.
[4] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, № 16, с. 188-191.
[5] Голубев, Петр Могила, т. I, прил., с. 403-407.
[6] Голубев, Петр Могила, т. I, 454-55 и приложение с. 401-403; Арх. Ю.-З. Р., ч. III, т. I, № 89, с. 326-327.
[7] Голубев, Петр Могила, т. I. 455 и прим. 5.
[8] Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. VII, с. 533-576.
[9] Макарий,ХI,421.
[10] Археогр. Сбор, т. VII, № 64; Голубев, Петр Могила, т. I, 464-65.
[11] Голубев, Петр Могила, т. I, 466-69.
[12] Szujski III, 260; Голубев, Петр Могила I, 471.
[13] Голубев, Петр Могила, т. I, прилож. № 75.
[14] Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. VII, с. 577-578 (Supplemeutum Synopsis).
[15] Бобржинский, II, с. 187.
[16] Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. VII, с. 647-648.
[17] Макарий XI, 432-433.
[18] Ibid., XI, с. 433.
[19] Volum. legum. III, 345-346; § 6; сравн. § 3 Варшавской конфедерации 1573 г. - Volum. legum, II, 124.
[20] Volum. legum. III, 346; §§ 7-8.
[21] Сигизмунд III считал себя наследственным королем Швеции, на что имел права по своему происхождению. От него это право перешло к Владиславу, который после смерти отца принял титул шведского короля. Из-за этого титула Сигизмунду III и приходилось вести борьбу с Густавом Адольфом (с 1617 по 1629 г.).
[22] Volum. legum, III, 350; § 53.
[23] Volum. legum, III, 351-52
[24] Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. VII, с 577-649
[25] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, 203-205; Макарий XI, 433; Голубев, Петр Могила, т. I. 516.
[26] Арх. Ю.-З. Р., ч. III, т. I, № 93, с. 338-342. В инструкции, данной своим послам на избирательный сейм, казаки говорят: "Zlecamy poslom naszym z ptaczem wszystkey Rzeczypospolitey prosit у rzetetnie sie domawiac, aby narod nasz Ruski przy prawach i swobodach, a Duchowni naszi Blagowerni przy Cerkwiach, Eparchy swych у dobrach swych nalezacych z oprawowaniem wolnego nabozetistwa, zostawali у wiecey takiey biedy у uciezania od tych niezbiednych Unitow nie ponosili. Ibid", с 340-341.
[27] Голубев. Петр Могила, т. I, 519-20; Макарий XI, 434.
[28] Голубев, Петр Могила, т. I, 522-28; Макарий XI, 435-36.
[29] Арх. Ю.-З. Р., ч.II, т. I, № 18, 208-214; Supplem. Ad hist. Russiae Monumenta, № 67, p. 160-163; Pelesz, Geschichte der Union.... B. II, p. 194-198; Макарий XI, 436-40.
[30] Theiner. III № 338, p. 402; Pelesz, Geschichte der Union..., B.H., p. 198,199. И католики, и униаты в своих протестациях заявляли, что без согласия апостольского престола они не могут принять этих статей. См. Supplem. ad hist. Russiae Monum., p. 163 et 166.
[31] Volum. legum. III, 362-63, §§ 37-38.
[32] Бобржинский, II, 190.
[33] Szujski III, 262 и 266.
[34] Голубев, Петр Могила, т. I, 517-518 и прилож. № 80, с. 452-453.
[35] Бобржинский, II, 187-188.
[36] Volum. legum. III, 369-370. Тут же есть обещание хранить и то, что будет постановлено на коронационном сейме.
[37] Volum. legum. III, 370-371.
[38] Theiner... III, № 339, pag. 402.
[39] Pelesz, Oesch. der Union.... B. II, p. 199-200; Макарий XI, с. 448.
[40] Supplem. ad hist. Russiae Monum., № 68, p. 163-169.

Обе стороны сделали уступки, и король издал с ведома и одобрения коронационного сейма «диплом», в котором православным давалась свобода вероисповедания, известные права и привилегии и обещание расширить их (права) на следующем сейме, согласно со статьями успокоения. Вот подробное содержание этого диплома, изданного Владиславом IV для сведения «всем вообще и каждому в отдельности, а особенно обывателям Короны и Великого княжества Литовского, духовным и светским народа русского греческой не состоящей в унии религии». Сначала в нем сообщаются сведения о том, как король на избирательном сейме, по просьбе всех государственных сословий, принял на себя заботу рассмотреть экзорбитанции русского народа относительно успокоения греческой религии. Вместе с депутатами, назначенными от той и другой стороны (publico nomine utriusque gentis), он сделал это надежными средствами, о чем свидетельствуют статьи за подписью королевича внесенные в акты Варшавского города, а потом подтвержденные его присягой в pacta'x conventa'x. Все изложенное в этих статьях как вообще, так и в частности, надо было неотложно привести в исполнение на коронационном сейме, но, так как этого нельзя было сделать, а земские послы из Короны и Великого княжества Литовского, держась инструкции своей братии неуниатов (из многих воеводств и поветов), не хотели приступать к заключению (conclusiey) сейма, пока не будет предоставлено им все обещанное статьями, то король со всей Речью Посполитой удостоверяет (assecuruiemy) сим дипломом своим и обязуется, сообразно с подтвержденными присягой его pacta'ми, что на ближайшем будущем сейме ни к чему другому не приступит, но тотчас же, по окончании сенаторских речей (wot), прежде всего выполнит все то, что изложено в статьях успокоения, ни в чем не противореча им. Теперь же подтверждаются для неуниатов свободное отправление богослужения по городам, местечкам и монастырям в Короне и Великом княжестве Литовском, сообразно с давними правами и конституциями, все братства, школы, семинарии, типографии и госпитали, какими они владеют; одобряются все те привилегии, которые даны им предыдущими королями. После такого общего подтверждения прав в дипломе говорится о новых владыках, избранных православными здесь же на коронационном сейме. «Что касается велебного отца Петра Могилы, Печерского архимандрита, избранного неуниатами на киевскую митрополию и имеющего сакру от константинопольского патриарха, равно и урожденного Александра Пузыны, избранного на луцкую и острожскую епархию, отца Иосифа Бобриковича, избранного на Мстиславскую епархию, и того, кто будет избран обывателями неуниатами на перемышльскую кафедру», то им всем позволяется беспрепятственно пользоваться юрисдикцией и исполнять все обязанности по отношению ко всем не состоящим в унии; к ним вольно обращаться всякому, не желающему оставаться в унии, без всякой помехи со стороны униатов. Так как отец архимандрит Печерский (т.е. Петр Могила) в данное время при своей митрополии не имеет ни одной бенефиции, то он будет владеть до смерти своей, без всякого препятствия со стороны закона о несовместимости двух должностей в одном лице (поп obstante incompatibilitate), кроме св. Софии, и Печерской архимандрией с Пустынно-Никольским монастырем. Перемышльскому и мстиславскому владыкам по силе статей успокоения будет выдаваться ежегодное жалование (jurgielty) в размере двух тысяч злотых. Урожденный Александр Пузына, номинат на луцко-острожскую епархию, будет пребывать, по особому королевскому акту (wedlug privatnego scriptu). Диплом заканчивается торжественным обещанием короля непременно исполнить на следующем сейме то, что осталось неисполненным, согласно со статьями успокоения. «Наконец, что, по силе Варшавских статей (успокоения), теперь не приведено в исполнение, то все исполним, если даст Господь Бог, на будущем сейме. Все это мы обеспечиваем им (православным) сим дипломом нашим, который есть сеймовая конституция, апробированная авторитетом всего сейма (totius conventus), в удостоверение чего мы дали свой диплом с подписью рук наших и депутатов не только от сената, но и посольского кола». К нему приложены печати Короны и Великого княжества Литовского[1].

При сравнении диплома с содержанием статей успокоения оказывается, что в первом дано гораздо меньше того, что обещалось вторыми; но и то, что им предоставлялось православным, было очень важно для них: было достигнуто самое главное и существенное — свобода вероисповедания и официальное восстановление иерархии, упрочено было правовое положение в государстве православной церкви со всеми присущими ей учреждениями. Хотя диплом и был утвержден сеймом, но в конституции коронационного сейма 1633 года не был включен. На место его туда была внесена особая конституция, которой он санкционировался. Она озаглавливается: «Обеспечение (assekuracya) успокоения греческой религии» и имеет следующее содержание. «С согласия всех станов обывателям Короны и Великого княжества Литовского религии греческой, не состоящим в унии, выдан нами диплом за подписями нашей и депутатов как от сената, так и кола посольского и за печатями коронной и Великого княжества Литовского; диплом этот in toto, vigore conventus praesentis (целиком, силою настоящего сейма) одобряем (approbuiemy) до основатеьного успокоения, если даст Бог, на будущем шестинедельном сейме»[2].

Кроме диплома, на коронационном сейме Владиславом IV было издано еще несколько привилеев в пользу православия.

Новоизбранные со стороны православных кандидаты на митрополию (Петр Могила) и на кафедры: мстиславскую (Иосиф Бобрикович)3, луцкую (Александр Пузына)4 и перемышльскую (Иван Романович Попель) получили утвердительные привилеи, которыми им предоставлялось полное право иметь под своею властью и «послушеством» весь народ русский, «не в унии с костелом римским будучий и быти не хотячий так духовного, яко и светского стану», подобно тому, как это предоставлено униатским епископам относительно их паств и всех признающих унию. Этими привилеями обеспечивалось свободное, без малейшего препятствия, отправление упомянутыми лицами архипастырских обязанностей при посещении ими разных городов и местечек, монастырей и церквей в воеводствах и поветах, имеющих хотя бы часть православного населения. Многие православные братства (например, Виленское, Минское, Люблинское, Львовское и др.) также получили подтвердительные привилеи; в них подтверждались все прежние права братств, разрешалось иметь церкви, училища и благотворительные учреждения, словом — за братствами признавалось правовое положение в государстве, что так было желательно и необходимо для православных[5].

Следует указать еще на одну конституцию коронационного сейма 1633 года, которая может иметь отношение к православным. Это конституция «О судах сеймовых, надворных и трибунальских». В этой конституции распределяются дела (земельные между шляхтой и городами), подлежащие ведению того или другого суда, и указывается порядок судопроизводства в них. В конце ее замечено, в виде пояснения к упомянутой выше конституции 1631 года «О церковных и владычных имениях», что она должна быть понимаема и относима только к самим владычным и церковным имениям. Эта конституция имеет то значение, что на основании ее и православным можно было вести процессы из-за захваченных архиерейских и церковных земель[6].

Труды и настойчивость православных на трех упомянутых сеймах (то есть конвокационном и избирательном 1632 г. и коронационном 1633 г.) увенчались желательными для них успехами. Но в Польше, при широкой свободе шляхты («золотая» свобода) и развившемся при Сигизмунде III неуважении к авторитету верховной власти, легче было добиться какого-либо узаконения, чем провести его в жизнь, воспользоваться им фактически. Здесь законы только писались, но не исполнялись. Самые возмутительные нарушения законов часто оставались безнаказанными. Для того, чтобы применить в жизни известный закон, необходима была сила. Неудивительно поэтому, что православные далеко не воспользовались тем, что им было предоставлено юридически. Униаты не хотели уступать им церквей. Отправленная королем комиссия для передачи церквей православным во многих местах ничего не могла поделать, ввиду вооруженного сопротивления со стороны униатов (напр., в Минске, Вильне, Гродно, Слониме, Новогрудке и др.)[7].

Упорство униатов способствовало тому, что православные начали очень энергично готовиться к новому сейму, чтобы на нем добиться окончательного признания статей успокоения и принудить своих противников к уступчивости. Приготовления начались еще в конце 1634 года. Петр Могила (с 14 марта 1633 года сделавшийся митрополитом Киевским) рассылал письма шляхте и братствам и убеждал их действовать совместно и решительно в интересах православия и на предстоящем сейме, чтобы довести до желаемого окончания дело успокоения своей религии. Он лично собирался ехать в Варшаву на сейм и просил у братств материальной поддержки, в которой те и не отказывали ему. Шляхта, собираясь на сеймики, требовала включения в инструкции сеймовым послам, как первого и главного требования, обязательства не приступать, согласно с данным в королевском дипломе обещанием, ни к каким сеймовым постановлениям, пока не будут утверждены статьи успокоения в том виде, в каком они проектированы на избирательном сейме. Вишенский семик может служить образцом в этом отношении. Он поручил своим послам напомнить обо всем том, что, вопреки pacta'м conventa'м, еще не исполнено, и настаивать на утверждении всех их статей без исключения, равно как и на совершенном успокоении не находящихся в унии, сообразно с дипломом и конституцией коронационного сейма[8].

Ввиду неуступчивости униатов и католиков, с одной стороны, и настойчивости в своих требованиях православных, с другой, сейм 1635 (с 31 января по 14 марта) вышел очень бурным. Но православные добились своего: статьи успокоения были приняты сеймом, и в пользу православных была составлена конституция такого содержания. Сообразно с pacta'ми conventa'ми и ассекурацией, т.е. статьями успокоения, постановленной на коронационном сейме, ради мира и согласия подданных, обывателей Короны и Великого княжества Литовского религии греческой, приводится в исполнение постановленное согласие (zgode), по составленным на избирательном сейме статьям и обещается от имени Владислава и его преемников по ним, на будущее время, в силу этой постоянной конституции (hac lege perpetua) сохранять как признающих унию, так и отвергающих ее. Чтобы осуществить дело успокоения, выдается обывателям греческой религии на нынешнем сейме, с подписью и печатями королевскими, привилей в знак достоверности обеспечения (na pewne warunki). Все процессы и тяжбы (litispendytye), начатые с обеих сторон из-за религии (ex occasione religionis) и вышеупомянутых статей, предаются вечному забвению (in perpetuum abolemus) и прекращаются, а подробно изложенное в конституции 1609 года vadium[9] возобновляется[10].

По смыслу конституции (о греческой религии) 1635 года, король должен был подтвердить успокоение православных особым привилеем. Он действительно так и сделал, но вместе с привилеем православным 14 марта 1635 г. выдал и другой в пользу униатов, которым подтверждал права униатской церкви; при этом он допустил отступления от статей успокоения в ущерб православию и ко благу противников его. В привилее, выданном униатам, заявляется, что эта уступка православным сделана «не с целью одобрения (non in vim approbationis) прав схизмы, но ради общественного блага»: к находящимся в унии с римским костелом король относится благосклонно и оставляет за ними на вечные времена митрополию и принадлежащие ей имения; униатам же предоставляются полоцкое архиепископство и епископства: владимирское, пинское, холмское и смоленское со всеми относящимися к ним монастырями, церквами и имениями; виленский монастырь св. Троицы с братством, церковью св. Пятницы и принадлежащими ему фундушами и, кроме того, еще другие (Гродненский, Жидичинский, Могилевский, Минский, Новогрудский, Онуфриевский, Мстиславский, Птишинский, Браславский) монастыри, которыми в это время владели униаты; в Витебске, Полоцке и Новогрудке неуниаты никогда не должны иметь ни одной церкви. Униатский привилей заканчивается торжественным обещанием короля за себя и за своих преемников давать упомянутые кафедры и монастыри только базилианским монахам, которые будут рекомендуемы на них униатскими митрополитами[11]. Эта грамота ограничивает те уступки, которые были сделаны статьями успокоения в пользу православия. В последних говорится, что церкви будут распределены между униатами и неуниатами особой комиссией, специально для сего назначенной, по всем городам, местечкам и селам пропорционально числу последователей православия и унии и что в Полоцке православным будет дана одна церковь, а в данном униатам привилее православным запрещается иметь церкви в Витебске, Полоцке и Новогрудке, хотя количество неуниатов здесь было велико.

Нарушались статьи успокоения в ущерб православию и в привилее, данном королем православным (тоже 14 марта 1634 г.). Содержание его таково.

1) Униатский епископ Почаповский остается на Луцкой епархии до самой своей смерти, после же его кончины она со всеми издревле принадлежащими ей имениями предоставляется отцу Пузыне, неуниату, избранному волынскими обывателями и уже посвященному; если Пузына умрет раньше Почаповского, то означенная епархия будет дана тому, кого представят королю в качестве своего электа волынские обыватели. По передаче луцкого епископства неуниату Жидичинская архимандрия, наоборот, немедленно предоставляется униату со всеми издавна принадлежащими ей имениями, церковью Пресв. Троицы в Луцке и с приписанным к этой архимандрии двориком. Три селения, которыми Пузына владел пожизненно, по вступлении его на луцкую кафедру остаются при нем и его преемниках неуниатах.

2) Перемышльская епископия по смерти Афанасия Крупецкого, униатского епископа, будет передана со всеми имениями тому, кого изберут и представят королю перемышльские обыватели. Для резиденции перемышльского владыки-неуниата назначаются монастыри: Спасский, св. Онуфрия и Смольницкий со всеми их имениями. Когда по смерти Крупецкого пере мышльское епископство примет в свою власть владыка-неуниат, тогда две церкви — св. Спаса и св. Николы, находящиеся в перемышльском предместье, вместе с принадлежащим к епископским имениям селением Шехином будут переданы униату, которого изберут находящиеся в унии, и будут в фактическом владении униатских епископов.

3) Гродненский монастырь с его имениями («пустынный», назначенный для православного митрополита или его коадъютора) отдается униатам, но взамен его православные получают киевский Выдубицкий монастырь с его имениями и перевозом. Спасский монастырь в Могилеве с перевозом остается за неуниатами, а церковь Св. Креста в Могилеве и четыре селения, принадлежащие ныне униатам, а равно и Минская церковь, называемая Белой[12], должны принадлежать неуниатам.

4) Печерская архимандрия, Никольский монастырь и св. София, находящиеся теперь во владении отца Петра Могилы, избранного в неуниатские митрополиты, остаются в его совместном владении до конца его жизни, по смерти же эти бенефиции будут розданы согласно со статьями успокоения, утвержденными на избирательном сейме.

5) В киевских и виленских школах неуниатам дозволяется учить по-гречески и по-латыни, но впрочем так, чтобы свободным наукам (humaniora) обучали не далее диалектики и логики (non ultra dialecticam et logicam).

6) Какие бы церкви не были предоставлены униатам и неуниатам комиссарами, специально для сего назначенными, обе стороны должны покориться их решению.

7) Все процессы, начатые как относительно св. Софии и Никольского монастыря, так и по другим однородным делам между униатами и неуниатами, кассируются и уничтожаются, за исключением убытков и личных обид, которые, если существуют, могут быть предметом судебных разбирательств. Привилей заканчивается королевским обещанием за себя и своих преемников исполнять все касающееся прав униатов и неуниатов, на основании пунктов данного привилея[13].

Сличение этого привилея со статьями успокоения показывает следующие отступления короля от данных в них обещаний. По статьям успокоения луцкий униатский епископ немедленно должен уступить епископию со всеми ее имениями православному владыке, а сам переселиться в Жидичинский монастырь с некоторыми селениями. Относительно перемышльской епархии в статьях успокоения сказано, что она после смерти или перемещении Крупецкого будет всецело православной, в привилее же от 14 марта 1635 г. говорится, что в ней будут униатские владыки и после смерти Крупецкого.

Несмотря на то, что король своими привилеями 1635 г. ограничил сделанные православным уступки, католики и униаты все-таки были недовольны. Латинские и униатские епископы вместе с некоторыми светскими сенаторами и послами, числом около 50, занесли в Варшавские городские книги протестацию против сделанного постановления на сейме 1635 г. Они заявили, что не соглашаются на принятие статей успокоения и на передачу православным некоторых церквей, находившихся до этого во власти униатов, так как этого, по объяснению апостольского престола, нельзя сделать без отягощения совести (bez naruszenia sumienia) и опасности для спасения (niebezpieczenstwa zbawienia)[14]. Папский нунций тоже выступал против конституции 1635 г. о греческой религии. В своей протестации он говорит, что апостольский престол не может дать соизволения на статьи успокоения и на все идущее вразрез с интересами католицизма и унии, потому что подобные постановления противны божеским и человеческим законам[15]. Ввиду такой неуступчивости униатов, отношения между враждующими сторонами были самые неприязненные. Каждая сторона причиняла вред и неприятности другой, а подчас даже допускала насилия. Судебные учреждения переполнились жалобами одной стороны на другую, судебные процессы между православными и униатами не прекращались. Особенный вред этих процессов для православных сказался в том, что они лишились одного своего епископа (перемышльского) Сильвестра Гулевича, который в 1637 г. был осужден Пиотрковским трибуналом на инфамию (лишение всех гражданских прав и покровительства закона) за нападение и насильственное отнятие монастыря от униатов[16]. Неприятность этого события для православных обуславливалась тем, что он утрачивал права признанного правительством епископа и лишался соединенных с его кафедрой бенефиций, на которые начал предъявлять свои претензии униатский владыка Крупецкий. Поэтому православные не перестают хлопотать на сеймах, чтобы все эти судебные процессы были прекращены и чтобы православные получили и свободно пользовались тем, что им предоставлялось конституцией 1635 года.

Сохранилась инструкция Волынского воеводства послам на этот сейм. В ней послам вменяется в обязанность прежде всего (ante omnia) стараться о том, чтобы люди греческой религии, не находящиеся в унии, получили действительное успокоение, и то, что постановлено на коронационном сейме, сообразно со статьями успокоения и дипломом, апробированным конституцией, было приведено в исполнение, чтобы луцкое владычество со всеми, относящимся к нему, было предоставлено после смерти Почаповского отцу Пузыне, владыке-неуниату. Послы не должны приступать ни к каким сеймовым совещаниям, пока не воспоследует действительное (skuteczne) успокоение. Манифестации после сеймов, занесенные вопреки праву, должны быть скассованы, все процессы относительно религиозных дел, начатые в разных городах, были уничтожены; передача церквей комиссиями и сами комиссии должны быть одобрены, а привилегии королевские, до сих пор еще не припечатанные, должны быть скреплены печатями. Не забыт в этой инструкции и православный епископ Сильвестр Гулевич: послы должны были хлопотать перед королем и станами Речи Посполитой о снятии инфамии с него и его соучастников, так как его преступление (отнятие Спасского монастыря у Крупецкого) вызвано сопротивлением со стороны униатов прямому определению Речи Посполитой, почему и понесенное им наказание нельзя считать справедливым[17].

Но не везде местная шляхта сочувствовала православию. Были сеймики, где к домогательствам православных отнеслись крайне неприязненно. На Вишенском сеймике католики не позволили представителям православия «вложити и описати» в инструкцию для сеймовых послов пункта относительно «кгрунтовного успокоения религии кгрецкое», вместо же того они (католики), по своему собственному усмотрению, не обращая внимания на протесты православных и вопреки «праву посполитому, конституции» и pacta'м conventa'м, включили в эту инструкцию неблагоприятные для православия вообще и перемышльской епархии в частности требования. Православные обыватели Львовского, Перемышльского и Саноцкого поветов, бывшие на Вишенском сеймике, протестовали против столь вопиющей несправедливости; но на это не только не обратили внимания, а даже не допустили их занести протестацию в Перемышльском городе. Православные для занесения своей протестации вынуждены были обратиться в Луцк[18].

На самом сейме 1638 г. латино-униатская партия особенно была нерасположена к уступкам православным. Ее фанатизм был усилен тем оскорблением католической святыни, которое было нанесено протестантами: студенты Раковской (арианской) академии разбили крест с изображением распятия, поставленный на земле их единоверца Сененского, владельца Ракова, каким-то благочестивым его соседом. Католики были так возбуждены против всех вообще некатоликов, что не хотели и слышать о каких бы то ни было уступках в пользу разноверцев. Но православные депутаты твердо стояли на своем, требовали, чтобы все обещанное им прежними сеймовыми постановлениями непременно было исполнено, и грозили (особенно известный Кисель), что разорвут сейм, если их артикул об успокоении греческой религии не будет утвержден. Сейм нашел нужным сделать постановление относительно греческой религии.

Так как православные депутаты жаловались на то, что латино-униаты по-прежнему направляют дела по религиозным вопросам в трибуналы, а эти последние, вопреки сеймовым постановлениям, решают их не в пользу православных и воспрещают свободу вероисповедания, вследствие чего православные подвергаются тяжким испытаниям и преследованиям, то эта конституция запрещает трибуналам постановлять такие декреты. Она читается так: «Спокойствие между разъединенными в греческой религии обеспечено конституцией 1635 г. Поэтому теперь, возобновляя конституцию 1627 г.[19], подтверждаем authoritate praesentis conventus, чтобы на будущее время в трибуналах Короны и Великого княжества Литовского не были постановляемы (ferowane) декреты, которые имеют силу законов (vim sapient legis)»[20]. Таким образом, сейм 1638 г. подтвердил то, что было постановлено в 1635 г., запретил трибуналам произвольные решения по отношению к православным и возобновлением конституции 1627 года обещал православным покой (и свободу от судебных преследований из-за религиозных вопросов).

Кроме того, Владислав IV привилеем своим (от 20 апреля 1638 года) предоставил луцкому православному епископу Афанасию Пузыне церковные бенефиции, которыми пользовался скончавшийся епископ-униат Иеремия Почаповский. По этому привилею в распоряжение Пузыны переходили две кафедральные церкви (в Луцке и Остроге), равно как и все другие церкви, духовные особы и духовная над ними юрисдикция со всеми селами, имениями и всем издавна относящимся к луцко-острожской епархии; но всем этим Пузына владел лично до своей смерти и не мог никоим образом и способом отчуждать эти имения от луцкой епархии[21]. Но просьба православных о снятии инфамии с Сильвестра Гулевича не была удовлетворена: инфамия осталась на нем и являлась содержанием одного из пунктов в инструкциях Волынского воеводства перед следующими сеймами, и конституция 1638 г. была опротестована католическим и униатским духовенством вместе с некоторыми светскими сенаторами на том основании, что она противна их совести[22]. Одно уже это обстоятельство говорило о том, что православным нельзя было ждать чего-либо хорошего от этой конституции.

Последняя конституция должна быть признана скорей вредной для православия, чем полезной. Дело в том, что сельские приходы отдавались ею в полное распоряжение владельцев имений, панов-помещиков. Последние избирали в священники к церквам своих имений не тех, кто был более достоин и способен к исполнению этого служения, а того, кто был угоден им.

Полонизация русской шляхты к половине XVII ст. сделала громаднейшие успехи. Большинство русских шляхтичей под влиянием полонизации отказались от отцовской веры и приняли латинство. Ренегаты своей веры, а вместе с ней и своей народности, не только не были расположены поддерживать православие и защищать его интересы, но, напротив, оказывали содействие латинской пропаганде и поданных своих старались обратить в католичество или, по крайней мере (ввиду исконного нерасположения русского народа к латинству), навязать им унию. С этой целью и к церквам в своих владениях они назначали священников-униатов, а державшихся православия подвергали гонениям, отягощали разного рода налогами, поборами и повинностями, а то и просто прогоняли с прихода[40]. Таким образом, рассматриваемая конституция усиливала власть помещика над священником и ставила последнего в полную зависимость от первого, что самым неблагоприятным образом отражалось на положении православия. К счастью для последнего, и униатское сельское духовенство несвободно было от той же зависимости от дедича-помещика и произвола с его стороны, на что и жаловалась высшая униатская иерархия[41].

Примечания

[1] Арх. Ю.-З. Р., ч.II, т. I, № 20, 224-27.
[2] Volum. legum. III, 373, § 12.
[3] Археогр. Сбор. II, № 36, с. 48-19; А. 3. Р., т. V, № 5, с. 9-10.
[4] Арх. Ю.-З. Р., ч.I, т. VI, № 269, с. 662-664.
[5] Голубев, Петр Могила, т.II, 73-75.
[6] Volum. legum, III, 378, § 27.
[7] Коялович, Литов. церк. уния, т. II, с. 175-176; Макарий XI, 463. В Вельске Богоявленская церковь 6 августа 1633 г. на основании королевского диплома и специального универсала относительно этой церкви была передана православным. Но наместник владимирского униатского владыки Иосифа Баковецкого Симонович 8 сентября того же года, собравши католиков и униатов, напал на эту церковь и отнял ее у православных. Достойно примечания то, что униатов в Вельске, по сообщению королевских комиссаров в 1636 г., было только 15. Археогр. Сбор, т. II, №№ 102-103, с. 241-243; Supplem. ad hist. Russiae Monum., № 70, p. 171-172.
[8] Голубев, Петр Могила, т. II, 99-101.
[9] Здесь содержится упоминание о штрафе в 10 тыс. злотых, который назначается конституцией 1609 года на нарушителей мира между униатами и православными. Volum. legum. II 465, § 14.
[10] Volum. legum. III, 407, § 15.
[11] Арх. Сбор, I, №№ 138-141, с 356-357; Голубев, Петр Могила II, 115-116.
[12] У митрополита Макария. (Ист. Рус. Церкви, XI, 478). — „Блаженная» (Beata).
[13] Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. VI, с. 695-96; сн. Голубев, Петр Могила II, 117-118 и Макарий XI, с. 477-479.
[14] Голубев, Петр Могила II, 121-22 и прил., с. 75.
[15] Ibid., II, 123.
[16] Макарий XI, 547.
[17] Арх. Ю.-З. Р., III, т. I, 234 и 242.
[18] Арх. Ю-3. Р., ч. I, т. VI, № 288, с. 737-38.
[19] Эта конституция предписывает обеим сторонам хранить покой, а дело окончательного их успокоения пускает в рецесс. Volum. legunt. III, 263, § 16.
[20] Volum. legum. III, 443, § 15.
[21] Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. VI, № 299, с. 738-39.
[22] Голубев, Петр Могила II, 157; прилож., с. 155-157.
[23] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, №№ 22 и 23.
[24] Ibid, ч. II,т. I, №22, с. 254.
[25] Костомаров, кн. IV, с. 108.
[26] Volum. legum. III, 464, § 1.
[27] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, с. 270 и 276.
[28] Volum. legum. IV, 7-8, § 8.
[29] Sehmie - вероятно, Шехино (Szehinie), о котором говорится в привилее Владислава IV от 14 марта 1635 г.. Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. VI, №280, с. 695. См. выше, с. 283.
[30] Volum. legum. IV, 8, § 9.
[31] На православных это обстоятельство произвело удручающее впечатление. Брестский игумен Афанасий Филиппович с горечью замечает в своем „диаруше»: „отец Гулевич баницию с себя сносит, владычество Премыское пустив в вечность (как в конституции написано) на унею». Рус. Ист. Биб. т. IV, кол. 88.
[32] Голубев, Петр Могила, II, 179; Макарий XI. 564.
[33] Volum. legum. IV, 51-70.
[34] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, № 25, с. 287-88, § 3.
[35] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, № 26, с. 319-321.
[36] Сейм 1645 г. был сорван.
[37] Volum. legum, IV, 52-53, § 8.
[38] Бобржинский П, 194-95, Szujski III, 300-302.
[39] Volum. legum. IV, 59, § 54.
[40] Макарий XI, 621 (свидетельство Кассиана Саковича в его «Перспективе»).
[41] Ibid, XI. с. 621-622.

[Тут в печатном оригинале продолжение главы на с. 240]

Правление Владислава IV было благоприятно для православных. Благодаря совместной деятельности православной шляхты и казачества в юридическом отношении они добились очень многого; но фактически положение их далеко не соответствовало тому, что гарантировали им сеймовые постановления и королевские привилеи. Царивший в Польско-Литовском государстве произвол при религиозном фанатизме католиков лишал всякого значения благоприятствовавшие православию конституции и привилеи. Шляхта действовала всегда произвольно, законы совершенно игнорировались. Духовные лица, не принимавшие унии, были гонимы и отягощаемы разного рода судебными процессами. Православные мещане были ограничиваемы во всех своих правах, а сельское население, терпевшее крепостной гнет со стороны панов-помещиков, было теснимо и в религиозном отношении там, где паном являлся католик.

Религиозные стеснения православных, доходившие до отдачи в аренду евреям церквей, навязывание ненавистной для всего русского народа унии вооружали его против поляков. Нерасположение к последним особенно замечалось среди поспольства (крестьянства), угнетаемого панами и их арендаторами-евреями, и среди казачества, испытывавшего ограничения в своих правах и стеснения со стороны старост и панов юго-восточных областей Речи Посполитой. Нерасположение это росло с каждым годом. Православная шляхта, хотя и отстаивала на сеймах интересы своей религии, но тянула больше руку за своей католической братией и вместе с нею отстаивала свои сословные интересы, которые стояли в противоречии с интересами русской народности, а отчасти и веры. Так как шляхетские интересы совпадали с польскими, то православная шляхта не думала об облегчении того социально-экономического гнета, который несли непривилегированные сословия русской народности (крестьяне, а в некоторой степени мещане и казаки) и не предпринимали никаких мер к ослаблению все более и более усиливавшегося ожесточения против панов-поляков среди русско-православного народа как против своих притеснителей. Казаки в тридцатых годах пробовали проявить вооруженный протест против возмутительного попирания прав своей народности (восстание Павлюка и Острянина в 1637 и 1638 годах), но попытки их остались на этот раз безуспешными. Поляки подавили восстание и, думая, что теперь уже отнята всякая возможность у русского народа противиться своим поработителям, усилили еще более свой гнет над ними. Искание правды законным порядком ни к чему не вело (пример — жалобы Богдана Хмельницкого на своих притеснителей). Король, несмотря на все расположение к русскому народу, ничего не мог поделать с самовольной шляхтой.

Наконец чаша терпения православного народа переполнилась, смелый призыв Богдана Хмельницкого (в 1648 г.) стать единодушно за попираемые веру и права поднимает народ на ноги. Началась страшная кровавая борьба между притесняемыми и притеснителями. Торжество Хмельницкого над польскими войсками у Желтых Вод и под Корсунем (весной 1648 г.) наводит ужас на польских панов. Универсалы казацкого гетмана (28-го мая 1648 года) призывали всех, кому «мила вера благочестивая, от поляков на унию претворенная» собираться вокруг него «на добрых конях и с исправным оружием неоткладно и станути мужественно и небоязненно, при всемогущей помощи Божией, против поляков, своих грабителей, озлобителей и супостатов»[1].

Из-под Белой Церкви, куда он прибыл после битвы под Корсунем, Богдан Хмельницкий отправил (2 июня 1648 г.) в Варшаву к королю четырех представителей с «листом» своим; в нем излагались жалобы на притеснения русского народа, казачества и православия (которое и в турецкой неволе не знает тех бед, что в Польше) и просьбы простить казаков и оставить их при древних правах и привилегиях[2].

Вместе с письмом Хмельницкого к Владиславу IV казацкое посольство везло с собою и особый список несправедливостей и притеснений, испытываемых казаками со стороны польского уряда. Казаки просили защиты и сохранения их при их старых войсковых вольностях, подтвержденных многими привилеями.

Посольство не застало в живых Владислава IV; поклонилось его праху 17 июля 1648 г. и осталось в Варшаве для присутствия на конвокационном сейме. Названный список жалоб казацких теперь послужил посольству инструкцией на этом сейме. Из четырнадцати пунктов наиболее интересен последний, как касающийся церковных дел. Казаки «просят о духовенстве исконной, греческой религии, чтобы оно оставалось нетронутым и чтобы те святые церкви, которые насильно обращены в унию (как, например, в Люблине, Сокале, Красноставе, Владимире, в Литве и где-либо в ином месте) опять могли оставаться при своих старых правах (wolnosciach)»[3].

На конвокационном сейме 1648 г., как и на прежних конвокациях, разноверцы также добивались улучшения своего положения, что вызывало сильные возражения со стороны католической партии. Во главе православных стоял брацлавский воевода Адам Кисель, который смело указывал на те притеснения, которым подвергались православие и казаки[4]. Ввиду переживаемого государством критического момента настроение сейма было тревожное; внимание его было сосредоточено на деле усмирения поднявшегося казачества. Поэтому, во избежание замешательств и излишних словопрений, участники конвокации включают в генеральную конфедерацию (16-го июля 1648 г.) обещание хранить религиозный мир и согласие между разноверцами (dissidentibus in religione Christiana) в тех же самых словах и выражениях, что и в генеральной конфедерации 1632 г.; все декреты коронного и литовского трибунала, имеющие силу закона и направленные против спокойствия и мира диссидентов, согласно с конституцией 1627 г. не должны быть приводимы в исполнение никакими учреждениями; декреты и протестации, противные этой конституции, в каком бы суде они ни появились, не должны иметь никакого значения и разбор таки дел (о со forum) будет на сейме[5]. Относительно греческой религии, на притеснение которой жаловались и казаки, и православная шляхта, заявлялось, что она, как тесно связанная (incorporata) с русским народом, должна быть всецело сохраняема, сообразно с давними правами и привилегиями; все допущенные по отношению к неуниатам, вопреки статьям, составленным на избирательном сейме 1632 г. и утвержденным сеймовыми конституциями, правонарушения относительно их кафедр, митрополий, владычеств, архимандрий, монастырей, церквей, братств, госпиталей, типографий, семинарий и коллегий, все они будут успокоены на будущем, если даст Бог, избирательном сейме, и включены для надлежащего исполнения (do exekucyi) в pacta conventa будущего короля absque omni disquisitione et contradictione (без всякого исследования и противоречия)[6]. Опасность со стороны казаков заставляла сейм идти на уступки православным, но католическое духовенство и теперь не удержалось от того, чтобы не опротестовать акт генеральной конфедерации 1648 г. Примас Матфей Любенский и латинские епископы подписали его с оговорками: salvis juribus ecclesiae Romanae catholicae; их примеру последовали и некоторые светские лица[7]. Избирательный сейм, назначенный на 6 октября 1648 г., происходил под впечатлением тех успехов, которые имел Хмельницкий. От Белой Церкви он двинулся вглубь Польши и везде истреблял попадавшиеся ему польские отряды. Восставшие крестьяне производили избиение панов, ксендзов, католических монахов и евреев. Скрываемое долгое время раздражение русского народа против своих притеснителей прорвалось теперь наружу и сопровождалось жестокой расправой по отношению ко всему католическому и польскому.

Переговоры комиссаров с Киселем во главе, высланных к энергичному вождю казаков, не привели ни к чему. Он двигался все дальше и дальше. Под Пилявцами (в сентябре 1648 г.) Хмельницкий разбил польское войско, взял большой выкуп со Львова и остановился подле Замостья, где и ждал результатов избирательного сейма.

Отсюда он посылал на сейм требование, чтобы в короли непременно был избран брат покойного — Ян Казимир8. Сейм избрал его 17-го ноября 1648 года, а 20-го новоизбранный король присягой подтвердил pacta conventa. Касательно православной религии в них было сказано следующее: «Что касается людей греческой религии разрозненных, то их немедленно обязуемся успокоить, согласно с составленными при избрании блаженной памяти короля Владислава IV статьями, по желанию Речи (na affektacya) Посполитой, при депутатах того и другого чина (ex utroque ordine)»[9]. Последний пункт этих pacta conventa заключал в себе подтверждение всех законов, прав, вольностей, привилегий и статутов Коронных и Великого княжества Литовского, которые законно даны всем сословиям духовным и светским, соединенным провинциям, всех статей, составленных при коронациях Генриха, Батория, Сигизмунда III, Владислава IV и при избрании Яна Казимира; тут же содержится и обещание короля дать, по примеру его предшественников, генеральное подтверждение прав и пактов[10]. Все содержание этого пункта может служить гарантией прав, принадлежащих православным, как и вообще подданным Речи Посполитой.

Новый король прежде всего обратился к Хмельницкому с приказанием отступить назад со своим войском и прекратить опустошения, за что обещал удовлетворить требования казаков. В ответ на это приказание казацкий гетман отправил к королю условия, на которых он соглашался прекратить свои военные действия. В числе их находилось и требование, чтобы уния была совершенно уничтожена. Король, соглашаясь с требованиями Хмельницкого относительно восстановления давних казацких прав, вопрос об унии передавал на разрешение особых комиссаров, которые будут высланы для улаживания возникших недоразумений[11]. Удовлетворенный обещанием короля, Хмельницкий отступил назад и тем дал возможность спокойно совершиться коронационному сейму, который происходил в начале следующего 1649 года.

В присяге нового короля, произнесенной им при короновании, как и в присягах предшествовавших ему королей, содержится обещание хранить твердо и ненарушимо все права, вольности и привилегии как общие, так и частные, предоставленные обоим народам и всем провинциям Речи Посполитой предыдущими королями от Казимира Великого до Владислава IV, все постановленное сеймом во время последнего бескоролевья, соблюдать мир и спокойствие между разноверцами и никоим образом не преследовать из-за религиозных различий[12].

Конфирмация прав, обнародованная Яном Казимиром на том же коронационном сейме, содержит в себе то же, что и его присяга, но только в ней говорится об этом более подробно[13]. Король гарантирует религиозные и гражданские права разноверцев, в том числе, значит, и православных. Но от Яна Казимира трудно было ожидать того расположения к православным и покровительства им, которые выказывал его покойный брат.

Будучи иезуитом и кардиналом до своего избрания, Ян Казимир был предан интересам иезуитского ордена и католичества14, а характер его, неуступчивый и склонный к крутым и насильственным мерам, мог вызывать опасения среди православных насчет его отношения к неуниатам. Так как интересы православия во все время правления Яна Казимира отстаивали с оружием в руках казаки, то отношение правительства к неуниатам стояло в прямой зависимости от того, кто брал верх — поляки или казаки. Вообще политические события того времени имели чрезвычайно важное значение для положения православия: под влиянием этих событий поляки по временам готовы были дать полное торжество православию, окончательно снести унию и уравнять его с католичеством (например, Зборовский договор 1649 г., Гадячские статьи 1658 г.).

На самом коронационном сейме относительно православной религии ничего не было постановлено. Все время прошло в горячих спорах по разным вопросам, в числе которых религиозный занимал видное место. Едва-едва сейм не был сорван[15]. Требования православных относительно свое веры были пущены в рецесс, т.е. рассмотрение их отложено было до следующего сейма. Такая отсрочка мотивировалась недостатком времени, так как сейм, ввиду затруднительного положения государства, продолжался только три недели[16]. Может быть, о православии не хотели говорить до того времени, пока высланные в Переяслав к Хмельницкому комиссары не окончат с ним своих переговоров. Но эти переговоры шли очень медленно: ни одна из сторон не хотела делать никаких уступок другой. После долгих переговоров Хмельницкий вручил комиссарам (в феврале 1649 г.) условия, на которых казаки согласны заключить мир с поляками.

Казаки и Богдан Хмельницкий в числе своих требований к королю и Речи Посполитой в феврале 1649 года между прочим выставили. 1) Чтобы то горшее турецкого рабство, которое терпит через унию русский народ из-за своей старой греческой религии, было устранено, т.е. как спокон веку бывало, так и теперь оставалась только одна Русь старого греческого обряда (закона), а владычества и все церкви повсеместно в Короне и Литве оставались за русским народом; имени унии чтобы не было, а только римский и греческий обряды, как это было тогда, когда Русь соединилась с Польшей. Униатские епископы, желающие остаться верными римскому обряду, пусть будут неприкосновенны, но предварительно они должны отдать Руси соборные греческие церкви и старые фундации, а пожелавшие держаться греческого обряда пусть остаются при Руси, отдавши, что кому следует; когда будет, как издавна было, только два обряда — греческий и римский, тогда не будут терпеть лишений христиане — братья наши из-за унии, без которой будет согласие и дела пойдут хорошо.

2) Чтобы Киевским воеводой был русский по происхождению и греческого обряда, чтобы он не нападал на церкви Божие, как нынешний, который выбрасывал из замка церкви и не позволял их строить; чтобы киевский митрополит имел место в сенате и чтобы Русь вообще имела для охранения своей веры и прав русского народа, по крайней мере, трех сенаторов: из среды духовенства — митрополита, из светских — каштеляна и воеводу киевских.

3) В Киеве чтобы все костелы и монастыри (католические), как есть, так и оставались бы, но иезуитов чтобы нигде не было: их ввел в русские школы киевский воевода, и отсюда произошло немалое замешательство[17].

Зборовский договор 1649

Требования Хмельницкого, как и следовало ожидать, были отвергнуты польским правительством; надо было ожидать новых военных действий, которые действительно и начались с наступлением весны 1649 года. Перевес был на стороне казаков, действовавших и в этом году со своими союзниками татарами. 5 августа под Зборовом было разбито казаками польское войско, которым предводительствовал сам король. Неудача принудила польское правительство вступить в новые переговоры с казаками и на этот раз быть более уступчивыми. 9 августа был заключен так называемый Зборовский договор, содержащий в себе одиннадцать пунктов. 1. Запорожское войско остается при своих давних правах. 2. Число его будет простираться до 40 тысяч, а составление списков поручается гетману; позволяется вписывать в казаки как из шляхетских, так и из королевских имений, как на правой, так и на левой стороне Днепра. 3. Чигирин с его округом предоставляется Богдану Хмельницкому и навсегда остается за гетманом Запорожского войска («при булаве войска Запорозского»). 4. Прощение и забвение со стороны панов всего сделанного (крестьянами и казаками) во время волнений. 5. Прощение шляхты как русской, так и католической, действовавшей заодно с казаками. 6. Где будут жить реестровые казаки, там не должно быть коронного войска. 7. «Жиды» не могут быть арендаторами, державцами и жителями в тех местах, где будут находиться казацкие полки. 8. Об унии как в Польше, так и в Великом Княжестве Литовском, о церковных имениях, относящихся к ним фундациях и о всех правах церкви будет сделано постановление в присутствии киевского митрополита и духовенства на будущем сейме; желание митрополита должно быть исполнено. Король позаботится о том, чтобы каждый пользовался своими правами и вольностями и соглашается на предоставление киевскому митрополиту места в сенате. 9. Все чины и должности в Киевском, Брацлавском и Черниговском воеводствах, по давним правам, будут раздаваться обывателям «стану шляхецкого веры православной грецкой». 10. В Киеве, где находятся упривилегированые русские школы, равно и в других украинских городах, иезуиты не могут основывать своих школ; все же другие русские школы, которые существуют издавна, должны оставаться в целости. 11. Казакам позволяется гнать водку для личной надобности и продавать ее «гуртом»; пиво и мед продавать можно по давнему обычаю. Статьи Зборовского договора заканчивались требованием утвердить все изложенное в них на ближайшем сейме[18].

Сейм назначен был на 22 ноября 1649 года. Зборовские статьи вызвали сильное неудовольствие среди шляхты, особенно терявшей свои имения в южных областях, и духовенства, которое недовольно было за пункты относительно унии и за предоставление православному киевскому митрополиту сенаторского кресла. Католическая партия и слышать не хотела об уступках православным. Сейм оказался очень бурным и затянулся до января 1650 года, хотя предполагалось сделать его только двухнедельным. Короля винили в потакании казачеству. Представители казачества и православное духовенство с митрополитом Сильвестром Коссовым во главе, прибывшие в Варшаву, настаивали на том, чтобы Зборовский договор был утвержден и уния снесена. Католики подчинились необходимости и согласились принять договор, за исключением пункта о допущении православного митрополита в сенат. Католические бискупы в этом видели оскорбление латинства и нарушение старинных прав римско-католического духовенства и решительно заявили, что они тотчас же оставят сенат, если в него войдет Коссов. Напрасны были доводы благоразумных поляков в пользу допущения митрополита, напрасно они говорили католическим прелатам, что сенаторы-дизуниты (Кисель, напр.) тоже радят о благе Речи Посполитой, и что митрополит, допущенный в сенат, явится своего рода заложником в руках сейма. Бискупы оставались упорными и не соглашались на уступки. Сильвестр Коссов и православные должны были отказаться от своего требования[19].

Во всем остальном сейм утвердил статьи Зборовского договора20. Утверждение это содержится в конституции, носящей заглавие: «Апробация объявления нашей милости к Запорожскому войску»[21]. Она гласит, что возвещение королевской милости к Запорожскому войску, сделанное под Зборовом, с согласия всех станов одобряется авторитетом настоящего сейма, так как для успокоения казаков все произошло согласно с конституцией, постановленной на коронационном сейме. На последнем же было обещано успокоить православных по статьям успокоения, принятым сеймом 1632 г.

Поэтому король в последний день сейма (12 января 1650 г.) издал диплом, в котором на основании Зборовского договора православию предоставлялись следующие права, а) Епархии: луцкая, холмская, витебская вместе с Мстиславской и со всеми относящимися к ним издавна церквами, архимандрия Жидичинская и монастырь Лещинский со всеми имениями отдаются киевскому митрополиту Сильвестру Коссову и лицам, избранным на эти места и им, митрополитом, посвященным. Купятицкий монастырь, принадлежащий неуниатам, освобождается от всех судебных определений (przewody), противных статьям успокоения Владислава IV. б) В перемышльской епархии, еще при жизни униатского епископа Крупецкого, должны быть переданы нынешнему епископу неуниату монастыри: Спасский, Онуфриевский с селом Навчовкою, монастырь Лавра с селом Лавровым и Смольницкий, после смерти же Крупецкого вся эта епархия со всеми ее местностями должна оставаться за православным епископом. в) Ввиду того, что в витебскомстиславской епархии нет имений, на содержание нынешнему владыке (православному) назначается половина из имений полоцкого униатского архиепископа. г) Всему русскому народу, не признающему унии, в Короне и в Великом Княжестве Литовском, как было и прежде, предоставляется свободное исповедание веры (exercitium liberum), а митрополиту — ношение в своих епархиях креста, как insigne metropolitanskie (отличительный знак митрополита). д) Православным возвращаются те церкви, которые упоминаются в статьях успокоения Владислава IV, причем следует их перечень (в Смоленске, Могилеве, Вильне, Троках, Минске, Мстиславле, Бобруйске, Люблине, Красноставе, Бельзе, Грубешове и др.). Кроме того, православным передаются церкви и там, где при Владиславе им иметь их запрещалось: в Витебске — две, в Полоцке — одна, в Новогрудке — одна. Для передачи этих церквей будут назначены комиссары, по выбору православных. Православным позволяется строить новые деревянные и каменные церкви на тех местах, где они прежде стояли. е) Духовные суды православных должны быть всецело сохраняемы на основании привилея Сигизмунда I от 1511 г.[22]. ж) Дозволяются не только те братства, которые существуют, но и те, которые были запрещены (в Смоленске и Бельске). Киевские и другие школы, равно как и типографии, всецело сохраняются, а цензура книг оставляется за митрополитом и епископами в их епархиях; кадук[23] с львовского типографа Слезки снимается. з) Все русские мещане, особенно львовские, оставляются при своих давних правах и вольностях, допускаются к должностям и освобождаются от всяких притеснений и ограничений, особенно в Киеве, Виннице, Чернигове, Мозыре, Речицке, Стародубе, Пинске и других городах, где были смуты. и) Подтверждается, чтобы имения церквей греческого обряда никоим образом не отнимались, а Перегинск, не по праву отнятый, будет возвращен львовской епархии. к) Русские священники, не находящиеся в унии, пребывают при своих вольностях и нигде не будут обременяемы никакими налогами, подводами, податями, денежными сборами, жолнерскими постоями и работой, и не подчиняются никому из светских, кроме своих духовных властей[24].

Сравнение этого диплома с теми сеймовыми постановлениями и королевскими привилегиями, которые были изданы при Владиславе IV, показывает, что православные по нему получили то, чего не имели прежде. Перемышльская епархия конституцией 1641 г.[25] навсегда отдавалась униатам вместе с монастырем св. Спаса, по диплому же Яна Казимира монастырь этот немедленно отдается православным, а вся епархия принадлежит униатам только до смерти Крупецкого, после же смерти его она переходит навсегда в руки православных. В привилее Владислава IV, выданном униатам на сейме 1635 года, содержалось прямое запрещение, противное статьям успокоения 1632 г., иметь православным церкви в Витебске, Полоцке и Новогрудке[26], теперь же позволялось им иметь церкви и в названных трех (равно как и во многих других городах). Затем, диплом 1650 г. дозволяет прежде запрещенные братства в Смоленске и Бельске и ношение креста перед митрополитом, чего добивалась православная волынская шляхта в 1645-46 годах.

Но, предоставляя православным кое-что новое, диплом этот далеко не отвечал Зборовским статьям, хотя и составлялся на основании последних. Зборовский договор обещал сенаторское кресло православному митрополиту и уничтожение унии; но в дипломе Яна Казимира об этих предметах нет ни слова. В постановлении этого сейма находим замечание, что, ввиду недостатка времени, в числе прочих вопросов откладывается до следующего сейма и требование о греческой религии[27]. В конце диплома Яна Казимира находится следующее замечание: «А если еще что-либо потребно (nalezy) для основательного успокоения и на этом сейме из-за скопления дел Речи Посполитой не приведено в исполнение, то все удерживаем до будущего сейма»[28]. По всей вероятности, попавшие в рецесс требования касательно греческой религии я были вопросы о допущении в сенат православного митрополита и об уничтожении ненавистной русскому народу унии.

Такие уступки православию не могли нравиться католикам, а потому они и не остались без протестаций. Папский нунций 31 января 1650 г. протестовал против всех декретов, данных на этом сейме в пользу православных и утвержденных королем[29].

Королевский диплом 1650 г. не прекратил враждебных отношений между католиками и православными. Обе стороны оставались недовольными. Нужно было ожидать опять военных столкновений, почему и казаки, и поляки готовились к войне.

Король принужден был созвать двухнедельный сейм в конце того же самого 1650 года, чтобы обсудить положение дел и выработать меры успокоения государства. Сейм открылся 5 декабря[30]. Католики явились на сейм с твердым намерением не делать никаких уступок. Православные выставляли свои настойчивые требования относительно прав их религии. Волынская шляхта указывала на факты отнятия у Жидичинского архимандрита имения Торокани, которым незаконно (nuilojure) владел Селява, и Овручской архимандрии и требовала возвращения их законному владельцу[31]. Известный уже Кисель, являвшийся всегда твердым защитником православия, заявлял, что для успокоения русского народа необходимо уничтожение унии[32]. Послы Богдана Хмельницкого представили свои требования. Из них заслуживают внимания, как имеющие отношение к занимающему нас вопросу, следующие пункты. а) Уния, как виновница всех несчастий, должна быть уничтожена не только на Украине, но и во всех областях Короны и Великого княжества Литовского, а православное духовенство уравнено в правах с католическим. б) Знатнейшие сенаторы и гетманы должны подтвердить присягой Зборовские и предлагаемые статьи. в) Русский народ нигде не должен терпеть притеснений. г) Уния должна быть уничтожена, а католическое духовенство на Украине никого не должно принуждать к принятию латинства[33]. Католики возмущались требованиями православных и настаивали на необходимости подавить силой движение среди русского населения. Сейм позволил созвать посполитое рушение[34], а до начала военных действий назначил особую комиссию для рассмотрения казацких жалоб и требований. Конституция о назначении этой комиссии начинается с упоминания о том, что на предшествовавшем сейме был утвержден авторитетом его акт королевской милости к Запорожскому войску, декларированный под Зборовом, и всем гетманам королевским, как и вообще подданным, приказано было хранить твердо и ненарушимо это определение. Несмотря на это, Запорожское войско со своим гетманом представило и на нынешний сейм свои просьбы к королю и Речи Посполитой. Для успокоения казаков и для расположения их к услугам государству сейм назначает особую комиссию, в состав которой входило по четыре депутата от сената и от посольского кола. Эти комиссары, условившись с гетманом Запорожским относительно места, времени и об охране (de comitatu), должны немедленно съехаться с гетманом и депутатами Запорожского войска и сообща удовлетворить совершенно, основательно и вполне Запорожское войско в его справедливых просьбах. Для этого и дается им, по определению настоящего сейма, с согласия всех станов, полномочие (facultatem) по той инструкции, которая будет выдана им из королевской канцелярии[35].

Поражение казаков под Берестечком и Белоцерковский мир 1651

Комиссия эта не имела никакого успеха; весной 1651 г. снова начались военные действия. Кампания этого года для казаков и православных была неудачной. 20 июня казаки потерпели сильную неудачу под Берестечком, на реке Стыри: они были рассеяны польскими войсками, а их гетман на время был захвачен татарами в плен.

Польские войска заняли всю Украину и везде торжествовали. Вынуждаемый неблагоприятным ходом обстоятельств, Богдан Хмельницкий должен был заключить так называемый Белоцерковский мир (17 сентября 1651 года), лишавший православных того, что они получили по Зборовскому договору. Число реестровых казаков уменьшалось до 20 тысяч, и они могли жить только в Киевском, Брацлавском и Черниговском воеводствах, причем в частновладельческих имениях казаки не могли жить; никто — ни помещики, ни старосты или под-старосты не имели права препятствовать реестровым казакам продавать свое имущество (dobra). Попавшие в реестр казаки оставались при обычных старинных вольностях казацких, а не включенные в реестр должны были попасть в обычную зависимость от королевских замков (т.е. делались крепостными королевских имений). В тех местечках Киевского воеводства, где будут реестровые казаки, коронное войско не должно квартировать, но местопребывание его должно быть только в Черниговском и Брацлавском воеводствах. Далее, помещики и старосты Киевского, Брацлавского и Черниговского воеводств получали право возвратиться в свои имения и вступить во владение их доходами, корчмами, мельницами и юрисдикцией над ними (т.е. получали свое прежнее значение). Евреям возвращалось право жить в королевских и шляхетских имениях и быть их арендаторами. Чигирин предоставлялся в пользование Богдану Хмельницкому и его преемникам по гетманству; от гетманов требовалась присяга на верность королю и Речи Посполитой. Не забыта в Белоцерковском договоре и православная церковь. «Греческая религия (гласит шестой пункт его), которую исповедует войско его королевской милости Запорожское, кафедры, церкви, монастыри и Киевский коллегиум, сообразно со старыми законами ((wedlug dawnych praw), должны быть сохранены при давних вольностях. Если во время происшедших волнений кто-либо выпросил себе что-нибудь из церковных имений или принадлежащее кому-либо из духовенства, то это (право собственности) не может иметь никакого значения»[36]. Таким образом, о том, что предоставляли православию Зборовские статьи, теперь не упоминалось. Статьи Белоцерковского мира не были утверждены сеймом и не долго имели практическое значение. В январе 1652 года король созвал сейм, который должен был утвердить эти статьи. Православная шляхта на Волыни приняла меры к ограждению православия, юридическому положению которого, ввиду торжества поляков над казаками, грозила серьезная опасность. Она поручила своим послам требовать сохранения в целости и нерушимости прав и привилегий, издавна предоставленных православию, возвращения дизунитам отнятой у них Люблинской церкви, о которой часто поднимался вопрос на сеймах, и холмской епархии владыке Дионисию Балабану, у которого отняли ее униаты, и сохранения за Жидичинским монастырем всего принадлежащего ему[37]. Но этот сейм не был доведен до конца: как раз во время его (9 марта 1652 года) видим первый пример того, как один депутат срывал целый сейм своим «nie pozwalam». Это сделал упитский посол Сицинский[38]. Таким образом, Белоцерковский договор не был утвержден на этот раз, а затем он утратил всякое значение, так как обе враждующие стороны снова открыли военные действия[39].

В течение всего времени от Белоцерковского мира до 1658 года, когда последовала измена московскому правительству преемника Хмельницкого — Ивана Выговского, в сеймовых постановлениях встречаются только конституции относительно перемышльской епархии, из-за которой шли ожесточенные споры между униатами и православными. За этот период времени три сейма (1653, 1654, 1658 гг.) постановили свои конституции касательно этой епархии. Как известно, по конституции 1641 г., перемышльская епархия предоставлялась православным только до смерти их владыки Сильвестра Гулевича. Последний умер в 1645 году[40], и епархией опять начал управлять униат Афанасий Крупецкий; но в 1650 году православные, воспользовавшись известным дипломом Яна Казимира, по которому перемышльская епархия передавалась им[41], избрали в епископы Антония Винницкого, который в том же году и был утвержден королем[42]. Но Крупецкий не хотел уступать своему сопернику, и у них начались распри из-за церквей и имений. Так как сам Крупецкий был стар, то к нему назначен был в 1651 году коадъютором cum futura successione[43] Прокопий Хмелевский. С ним-то Винницкому больше всего и приходилось иметь дело. С 1652 года борьба эта для Винницкого сделалась очень затруднительной, потому что король утвердил своим дипломом и Хмелевского, так что теперь каждый из соперников являлся законным епископом с точки зрения польского правительства. Борьба эта породила много тяжб и по временам приводила к кровопролитиям при захвате церквей и имений кем-либо из враждующих. Двухнедельный сейм 1653 года (в Брест-Литовске) обратил внимание на эту борьбу православных и униатов, но никакого определенного решения не сделал, а ограничился одним обещанием успокоить (удовлетворить) все дифференции и претензии, возникающие (zachodzace) из-за этой епархии[44]. Понятно, такое постановление не могло поправить дела. На следующем сейме 1654 года опять поднимается вопрос о перемышльской епархии. Обе стороны требовали утверждения своих прав на нее; но окончательного решения этого спора не последовало и теперь. Сейм 1654 года, ссылаясь на накопление дел, подлежащих его рассмотрению, отложил успокоение обывателей перемышльской земли греческой религии до следующего шестинедельного сейма с обещанием успокоить на нем их, сообразно с постановлениями элекцийного 1648 года и предыдущего 1653 года сеймов; при этом он отложил (suspenduiemy) все начавшиеся процессы и постановленные в каком бы то ни было суде кондемнаты (заочные приговоры суда за неявку) из-за этой епархии как против владык, так и прочих обывателей всякого звания и состояния, и признал за ними право явиться во всякий суд (locum standi in quovis subsellio regni) только после окончательного успокоения[45]. Король нисколько не ослаблял вражды между православными и униатами, но, напротив, своими действиями, как будто бы хотел еще более усилить ее. В 1654 году он выдал грамоту Хмелевскому на все имения, принадлежащие кафедре, а через год дал такую же самую грамоту и Винницкому. Православные не хотели делать уступок и, кроме Валявы, не давали униатам ни одного имения[46]. Дело шло по-старому до сейма 1658 года, когда перемышльская епархия опять сделалась предметом сеймового обсуждения. И этот сейм, ввиду неотложных дел Речи Посполитой, окончательно не успокоил враждующих, но отложил решение до ближайшего другого сейма с обещанием «успокоить» эту епархию, сообразно с правами и ассекурациями, изданными как нынешним королем, так и его предшественниками. Но наряду с этим обещанием было постановлено, чтобы оба владыки явились (stawic sie)? доказательствами (z dowodami) sub amissione causae (под страхом потери тяжбы), а между тем все процессы, начавшиеся между сторонами из-за церковных имений, кондемнаты, банниции и инфамии, как бы они ни были постановлены, откладываются, и удерживается locum standi in quolibet foro ab utrinque. Так как униатский епископ пытался подчинить себе местное духовенство, несочувственно относившееся к унии, то конституция запретила каждому из архиереев вымогать повиновение себе со стороны духовных лиц[47].

В течение всех пятидесятых годов XVII столетия Польше пришлось переживать страшные потрясения. К опасному восстанию казачества, потрясшему основы Речи Посполитой, присоединилось еще нашествие Москвы, которой в 16S4 году подчинился Богдан Хмельницкий, и война со Швецией. В то время, как Московские войска заняли почти всю Литву и южные области Польши, Шведы опустошали Великую Польшу. Польше грозила опасность потерять свою самостоятельность, так как поднимался вопрос о разделе ее между соседями[48]; но соперничество Москвы со Швецией из-за преобладания в Польше спасло на этот раз последнюю от падения. В 1656 году между Москвой и Польшей было заключено перемирие на Немеже, под Вильною, в силу которого Москва должна была возвратить Польше занятые ею области и начать войну со Швецией, а Польша — избрать после смерти Яна Казимира своим наследственным королем Алексея Михайловича. Это обстоятельство было весьма благоприятно для потрясенной войнами Польши. Начавшиеся после смерти славного Богдана Хмельницкого раздоры среди казаков, разделившие их на польскую и московскую партии, также послужили ко благу Польши и значительно поправили ее дела. Новый гетман Запорожского войска, шляхтич Иван Выговский, стоявший во главе польской партии, задумал передаться на сторону Польши. Начались переговоры между польским правительством и Выговским[49]. В результате этих переговоров явился Гадячский договор (kommissya Hadiacka — 16 сентября 1658 года), в силу которого Киевское, Черниговское и Брацлавское воеводства должны были составить отдельное целое в организме Речи Посполитой и соединялись с нею на тех же самых началах, что и Литва. Этот договор интересен в том отношении, что православие по нему занимало совершенно новое юридическое положение, уравниваясь во всем с католичеством. Несчастья, перенесенные Польшей, и неизбежная война с Москвой вследствие того, что сейм 1658 года отказался подтвердить статьи Немежского перемирия и не признал Алексея Михайловича преемником Яна Казимира, заставили поляков, несмотря на весь фанатизм католической партии, сделать уступки православию. Сейм 1659 года утвердил этот договор, и, таким образом, он получил силу закона. Статьи этого договора здесь приводятся в том виде, как они помещены в Volumina'x legum. На первом месте стоят пункты, касающиеся религиозных вопросов. Этим имелось в виду установить «вечный и ничем не нарушимый покой». 1) Старожитная греческая религия, та самая, с которой русский народ присоединился к Короне Польской, должна оставаться при своих прерогативах и свободном отправлении богослужения (przy wolnym uzywaniu naboienstwa) везде, куда только простирается русский язык, во всех городах, местечках и селах как в Короне, так и Великом Княжестве Литовском, также на сеймах, в войсках, трибуналах, притом не только в церквах, но и в публичных процессиях, при посещении больных cum sacra synaxi, погребении мертвых и во всем прочем так точно, как и римский обряд пользуется свободно и открыто своим богослужением. 2) Той же религии греческой дается право свободного сооружения (erygowania) церквей и новых монастырей, равно как обновления и поправления старых. Что касается церквей и имущества, издавна фундованных в пользу церквей греческой старожитной религии, то стародавние греки, православные, остаются при тех церквах, которые по принесении установленной присяги на верность (post praestitum publicum juramentum fidelitatis) полковниками и прочею старшиной войска Запорожского, будут предоставлены им комиссарами, назначенными в течение полугода с той и другой стороны (ab utrinque). Для той же веры, которая противна древнегреческой православной и которая сеет распри (dyssensya mnozy) между римским и старо-греческим народами, никто ни духовного, ни светского, сенаторского ли, или шляхетского звания, никоим образом не может фундовать, строить (erygowac) и умножать церкви, монастыри и фундуши ни в духовных, ни в королевских, ни в своих наследственных имениях, и в силу этого договора (kommissyi) никогда не должен делать этого. Римской религии в пределах Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств дозволяется свободное исповедание. Паны светские римской религии как дедичи, так и урядники его королевской милости не будут иметь никакой юрисдикции над духовными, светскими и монашествующими лицами греческой религии: она принадлежит соответствующему пастырю. 3) Так как в общем отечестве должны принадлежать обоим обрядам и общие прерогативы и почести, то киевский митрополит, нынешний и будущий, с четырьмя владыками: луцким, перемышльским, львовским, холмским и пятым из Великого княжества Литовского — Мстиславским, по их собственному порядку, будут заседать в сенате с такой же прерогативой и свободным голосом (liberae vocis usu), как заседают в сенате я ясневелебные духовные римского обряда. Однако отцу митрополиту предоставляется место ниже архиепископа львовского (католика), а православным владыкам — ниже их поветовых бискупов (после католических бискупов соответствующих поветов). 4) В Киевском воеводстве сенаторские достоинства будут даваемы только шляхтичам греческого обряда, достойным (capacibus) этих урядов, а в Брацлавском и Черниговском те же сенаторские отличия (praeeminencye) будут предоставляемы поочередно: по выходе (post decessum) сенатора греческого обряда должен преемствовать ему сенатор-католик; но во всех трех воеводствах уряды будут предоставляться только natis et bene possessionatis (урожденным и владеющим наследственными имениями), с сохранением прав (salvo jure) нынешних владельцев. 5) Ради увеличения взаимной любви везде, где только есть в Короне и Великом Княжестве Литовском церкви греческого обряда, мещане-католики и мещане греческой религии уравниваются в правах и вольностях, и религия греческая никому не должна служить препятствием к вступлению в магистрат. 6) Король и станы коронные и литовские позволяют основать (erygowac) в Киеве академию с такими же преимуществами и правами, что и Краковская академия, но с тем условием, чтобы в ней не было профессоров, наставников и студентов, проповедующих арианство, кальвинизм или лютеранство. А чтобы между студентами и учениками (zakami) не было никакого повода к распрям, король велит все другие школы, существовавшие доселе в Киеве, перенести в другое место. Король и станы коронные и литовские позволяют основать и другую академию, где окажется для нее подходящее место, с такими же правами и вольностями, как и Киевская, но чтобы и в ней не было сторонников арианства, кальвинизма и лютеранства. И где бы ни была эта академия, там уже никогда не должны быть основаны какие-либо другие школы. 8) Вольно без всякого затруднения открывать гимназии, коллегии, школы и типографии, свободно излагать (odprawowac) науку и печатать всякие религиозно-полемические книги (in controversiis religionum), только без оскорбления королевского величества и без насмешек (absque scomatibus) над ним. За приведенными уже пунктами в Гадячском договоре далее следуют чисто гражданские права, предоставляемые русскому народу. 9) Прежде всего, полная амнистия гетману, Запорожскому войску и всем участникам в смутах и снесение кадуков с имений тех лиц, которые противились королю. 10) Восстановление всей Речи Посполитой из народов польского, литовского и русского, с относящимися к ним провинциями; она восстанавливается в целости, т.е. в своих пределах и вольностях, как было до войны. Все эти три народа составляют одно тело единой Речи Посполитой, и различие в вере не имеет никакого значения: и католик, и православный сохраняются в покое и при своих правах. Запорожское войско будет доходить до 30 тыс. 11) Казаки и их имения освобождаются от всяких податей и повинностей и от суда помещиков и старост; суд для них у гетмана. 12) Им дается право нобилитации (возведения в шляхетство) за заслуги, по представлению гетмана. 13) Неприкосновенность границ Брацлавского, Черниговского и Киевского воеводств; через них не могут проходить ни польские, ни литовские войска, если они не находятся под командой русского гетмана; в последнем случае им можно, с ведома гетмана, стоять по королевским, духовным и сенаторским имениям. 14) Выговский остается гетманом и первым сенатором Брацлавского, Киевского и Черниговского воеводств до самой смерти, а затем — свободный выбор четырех кандидатов в гетманы, из которых король утверждает одного. 15) В Киеве или в другом месте открывается монетный двор для чеканки денег с изображением короля. 16) Против общих врагов у этих трех народов общая рада и общие силы; эти три народа сообща должны стараться о свободной для Речи Посполитой навигации по Черному морю. 17) В случае войны Польши с Москвой Запорожское войско под командой гетмана присоединяется к коронным и литовским войскам. 18) Гетману не искать других иностранных протекций, кроме польской; он может быть в дружбе с ханом крымским; иностранных посольств он не должен принимать. 19) Отнятые у костелов, у светских и духовных лиц (католиков) имения должны быть возвращены по универсалам гетмана. 20) Так как русский народ соединился с Польшей добровольно, «как вольный с вольным, равный с равным и почтенный (zacni) с почтенным», то названные три воеводства получают особых канцлеров (pieczetarzow), маршалков и подскарбиев со званием сенаторов. 21) Чигиринское староство по-прежнему оставется при гетманской булаве[50]. Статьи Гадячского договора были апробированы сеймом и подтверждены взаимными присягами[51], как при самом заключении договора, так и при подтверждении его сеймом 1659 г. Со стороны русских на самом сейме присягали на верность Речи Посполитой и на соблюдение заключенного договора послы Русского княжества, обозный, полковники, сотники и другая старшина, присланные гетманом и Запорожским войском; с польской же стороны присяга на соблюдение вышеизложенных статей была произнесена королем, примасом, канцлерами, гетманами обоих народов, маршалком посольской избы[52] и бискупом виленским[53]. Формулы присяги, произнесенные названными лицами, занесены в сеймовые постановления[54]. Несмотря на значительное расширение прав православной церкви, Гадячский договор не давал всего того, чего добивались православные: уния по-прежнему оставалась. О ней только сказано было, что никто не мог строить и увеличивать униатских церквей, монастырей и фундушей, но об окончательном искоренении унии не говорилось ничего[55]. Такая неопределенность не могла удовлетворить православных. Как дело одной только польской партии, а не всего южнорусского православного народа, который в массе тянул на сторону Москвы[56], Гадячский договор не мог долго иметь значения. Через несколько месяцев по утверждении его сеймом обстоятельства совершенно изменились. В сентябре 1659 года казаки лишили Выговского гетманства и, избрав на его место Юрия Хмельницкого, подчинились Алексею Михайловичу. Гадячские статьи потеряли после этого свое значение.

Шестинедельный Варшавский сейм 1659 г., кроме утверждения прав православной церкви на основании Гадячских статей, оставил после себя еще несколько конституций, относящихся к православным. Послы из русских областей явились на этот сейм с разными требованиями касательно своей веры. Например, Волынская шляхта включила в инструкцию своим депутатам просьбу об утверждении луцкой епархии за православным владыкой Гедеоном Святополком Четвертинским[57].

Обилие конституций этого сейма по делам православия говорило о том, что требований со стороны неуниатов было представлено немало. Прежде всего, согласно с обещанием прошлого сейма 16S8 г.[58], надо было успокоить перемышльскую епархию, где шла упорная борьба православных с униатами. Успокоение ее не было достигнуто и на нынешнем сейме; но зато давалось обещание непременно успокоить непосредственно по окончании сейма в течение одной недели (in spatio unius septimanae); все процессы и кондемнаты, происшедшие из-за этой епархии, к кому бы они ни относились и где бы они ни происходили (otrzymane sa), уничтожаются, а из-за насилий и всяческих претензий по конституции 1641 года назначается суд на сейме[59]. Непосредственно за рассмотренной конституцией следует другая — «Город Перемышль»[60], по которой город Перемышль, за выказанную в войне со Шведами верность Речи Посполитой освобождается от жолнерских постоев, переходов, ночлегов и ассигнований, а местные костелы и церкви греческого обряда не должны были терпеть ущерба при распределении реляцийным сеймиком податей.

Гадячский договор, между прочим, требовал, чтобы все церковные имения неправильно отнятые[61] непременно были возвращены по принадлежности в возможно скором времени. Сейм 1659 г., утвердив его, постановил назначить для этого особых комиссаров — для Короны одних, а для Великого княжества Литовского — других, чтобы они, условившись между собой относительно времени, собрались вместе и распределили церковные имения, сообразно с законами и справедливостью (pro jure et justitia), по принадлежности. Для более успешного, действия этих комиссаров им предоставлялась та же самая securitas (неприкосновенность), что и трибунальским судам. Нарушители неприкосновенности (violatores securitatis) подлежали суду этих самых комиссаров, а противящийся им подвергался законному наказанию, как violator pactorum[62].

Как бы в доказательство того, что православная церковь вполне уравнена с католической, этот же самый сейм постарался улучшить положение православного духовенства стародавней греческой религии, чтобы греческий духовный чин не приходил в уничижение (in levipendium). Для этого он постановил: все духовенство стародавней греческой религии в королевских, духовных и шляхетских имениях, в Короне и Великих княжествах Литовском и Русском, освобождается от всякого подданства, податей, панщины, подвод и работ. Подобного рода тягости никем не должны быть налагаемы на него; оно должно пребывать под юрисдикцией своих надлежащих пастырей[63].

Наконец, надо упомянуть еще о трех конституциях того же самого сейма, имеющих отношение к православной церкви. Одна из них — относительно Креховского монастыря. Утверждается фундация имений Креховского монастыря[64] при церкви св. Преображения, которая (фундация) предоставлена известными особами и державцами села Крехова; права его подтверждаются и навсегда распространяются на него права церковного иммунитета. Другая — касается монастыря св. Илии в Черниговском воеводстве; в ней говорится, что авторитетом настоящего сейма апробируется фундация его со всеми пожертвованными ему грунтами и имениями. Третья — «пожалование (danina) отцу Гонашевскому». Настоящий сейм отцу Гонашевскому дал села Крехаев и Бодынки с Крехаевской слободкой, в подтверждение чего и выдал на его имя привилей[65].

Польское правительство всячески старалось поправить свое политическое положение и подняться из того бедственного состояния, в которое повергли его войны со Швецией, Москвой и казачеством. В 1660 г. оно заключило со Шведами Оливский мир[66] и решилось возвратить себе области, которые были заняты московским правительством. После поражения московского отряда, предводимого Шереметевым под Чудновом (1660 г.), гетман Запорожский Юрий Хмельницкий передался со всеми казаками Польше. Переход казаков был весьма полезен для поляков; желая привязать их к себе, они заключили с Юрием Хмельницким Чудновский договор[67], являющийся почти дословным повторением Гадячского: из последнего только был исключен пункт об образовании из Киевского, Брацлавского и Черниговского воеводств особого Русского княжества. Шестинедельный Варшавский сейм 1661 г. утвердил Чудновский договор особой декларацией «королевской милости к гетману и войску Запорожскому». В ней говорится, что «Чудновской комиссией восстанавливается Гадячская»; обе они принимаются сеймом «за исключением и уничтожением титула — княжество Русское» и принадлежащих этому княжеству прерогатив, «так как и само войско Запорожское считает это излишним»[68]. И Чудновский договор постигла та же участь, что и Гадячский. И на этот раз среди казачества появляется раскол: часть их, на левой стороне Днепра, предпочитает оставаться верной Москве и избирает себе одного гетмана (сначала Сомка, потом Ивана Брюховецкого), другая, на правобережье, соединяется с Польшей (гетманы: Павел Тетеря, потом Петр Дорошенко). Среди южнорусского народа происходят частые волнения, вредно отзывающиеся на его благосостоянии. Они не ограничивались пределами Украины, но распространялись и на другие области Речи Посполитой, где жили православные. Так как стеснение религиозной свободы православных через навязывание им унии было одной из важных причин недовольства русского народа и волнений среди него, то шляхта (особенно в местностях, охваченных волнениями), часто заступается за православных и требует успокоения их. В инструкциях сеймовых послов от Волынского, Киевского, Брацлавского и Черниговского воеводств встречаются требования касательно православия. Киевская шляхта, отправляя своих послов на сейм 1661 г., в инструкции своей поручает им настоятельно просить у короля и государственных станов, чтобы стародавняя греческая религия, не признающая унии, была вполне успокоена и получила, сообразно со своими правами и вольностями, право свободного исповедания во всех областях Короны и Великого Княжества Литовского; чтобы церкви, монастыри, фундации, имения церковные, епископские кафедры и архимандрии были отобраны от униатов и переданы неуниатам, потому что успокоение греческой религии скорее всего способствует утверждению покоя в государстве[69]. Послы волынской шляхты явились на тот же самый сейм с требованием совершенно успокоить греческую религию и прекратить спор между униатами и неуниатами, оставить луцкую епархию по праву назначения (circa jus nominativum) за Гедеоном Четвертинским с подчинением его Киевскому митрополиту, выбор владыки удержать по старому обычаю (circa usum antiquum) и удовлетворить претензии православных епископов львовского и перемышльского и холмского епископа-униата из-за отнятых у них, вопреки праву и привилеям, местностей в их епархиях[70]. Сейм 1661 г. на эти требования ничего не постановил, считая, вероятно, достаточным для православных и того, что предоставлено им статьями Чудновского договора. Следующий сейм 1662 г. также ничего не сделал для успокоения православия, хотя киевская шляхта требовала этого[71]. Подобного рода требования со стороны шляхты слышатся и в 1665 и 1666 годах. В 1665 году киевская шляхта требовала, чтобы православное духовенство не было отягощаемо поборами на содержание войска (ne aggraventur jure militari) и чтобы сохранялись права его[72]. В1666 г. Черниговская шляхта настаивает на том, чтобы русская религия была сохранена при давних правах ее, именно при конституции, постановленной на коронационном сейме Владислава IV[73]. Брацлавская шляхта в том же году предписывала своим послам настаивать на удовлетворении претензий греческой религии, сообразно с давними обычаями и Гадячскими статьями, и на прекращении соблазнительных волнений (scandelosi tumultus) в перемышльской епархии[74]. Жолнеры своими постоями разоряли Мелецкий монастырь. Брацлавские послы, по данной им инструкции, должны были ходатайствовать перед сеймом об освобождении его (монастыря) от тягостей жолнерских постоев[75]. Но сеймы в 1665 и 1666 гг. не состоялись. Варшавский сейм 1667 года далеко не удовлетворил требований русской шляхты касательно успокоения греческой религии. Он постановил только одну конституцию «О церквах в Короне и Великом Княжестве Литовском», которой «греческая» церковь освобождалась от уплаты поборов. «Так как церкви греческой религии в Короне и Великом Княжестве Литовском, как состоящие в подчинении святой римско-католической церкви, так и остающиеся в дизунии, постановлениями многих сеймов освобождены от уплаты податей, то, желая всех их привлечь (przycheciс) к святому единению, оставляем их при той же либертации (свободе от всяких податей и налогов). Поэтому скарб не должен упоминать о поборах от всех церквей ни предыдущих, ни будущих годов, а сборщики Русского воеводства не должны быть принуждаемы ко взносу податей от тех же церквей. Все кондемнаты, где бы они ни были постановлены на сборщиков из-за этих церквей, отменяются и уничтожаются»[76]. Как видно из самого текста изложенной конституции, она постановлена не ради блага православия, а ради привлечения православных к унии с римским костелом. Здесь содержится официальное указание на то, какими мерами католическое правительство желало привлечь схизматиков «к святому единению». Тот же сейм 1667 г. предоставил униатскому духовенству еще одну, в сравнении с православными, льготу. Духовные имения земской и шляхетской фундации, подлежащие посполитому рушению, дома и дворы, где обитали приходские священники (kaplani swieccy) греческой, пребывающей в святом единении религии, в королевских, духовных и шляхетских имениях, как в Короне, так и в Великом Княжестве Литовском, навсегда (in perpetuum) освобождаются от всяких жолнерских тягостей, от постоев, положенной выдачи кормов, ночлегов, подвод и всех прочих стеснений и взысканий (exakcyi), принятых в силу конституций de disciplina militari. Гетманы не должны были брать с таких имений и дворов кормов и не назначать в них постоев[77]. Конституция эта была очень благоприятна для униатского духовенства, ибо она давала ему важные материальные и нравственные преимущества перед православным духовенством: при полном отсутствии среди польского войска дисциплины и при царившем в нем своеволии, жолнерские постои являлись неизбежным источником разорения и неисчислимых обид для хозяев. Освобождение униатского духовенства от указанных повинностей приравнивало его к духовенству римско-католическому и ставило его выше православного, обязанного нести те же самые повинности, что и поспольство. Тоже немаловажное побуждение для православного духовенства к переходу в унию!

Это было последнее постановление касательно православия в правление Яна Казимира. В следующем 1668 г. он, расстроенный неудачами во внешней политике и внутренними неурядицами в Речи Посполитой, решил отказаться от королевского трона, что и сделал на собранном в сентябре сейме; но в том же 1667 году, еще до сейма, случилось чрезвычайно важное событие: 13 января 1667 г. между Польшей и Москвой было заключено Андрусовское перемирие, явившееся предвестником будущего вечного мира между этими враждующими славянскими государствами и положившее конец кровопролитной тринадцатилетней войне, а вместе с тем и великой вековой борьбе между ними. Третий пункт этого перемирия гарантировал православным Речи Посполитой «волнее заживане релегией грецкой, без жадного в отправованю набоженства затрудненя»[78].

Здесь мы читаем следующее. «Тем всем, всякого чину жителям, которые в стороне Его Царского Величества, в местах через сии договоры до подлинного времени уступленных, останут, вольное иметь быть во всех тех местах употребление веры святой католической, без всякого в отправовании Богомолия своего в домах своих затруднения, а взаим тем всем всякого чина Русским людям, которые в сторону его Королевского Величества в местах через сии договоры уступлены оставают, вольное иметь быть употребление веры Греческой, без всякого в отправовании службы Божией затруднения»[79]. Этот пункт предвещает известную (девятую) статью вечного мира о покровительстве православным со стороны России. С этого времени начинает постепенно усиливаться влияние России на Польшу, без всякой борьбы, вследствие только постепенного усиления России и равномерного внутреннего ослабления Польши[80], и это влияние простирается и на положение православия в пределах Польши.

Наступившее по отречении Яна Казимира безвластие показало, насколько католицизм восторжествовал над другими исповеданиями в Польско-Литовском государстве. Со времени этого междуцарствия католики начинают урезать те права религиозной свободы, которые подтверждались конфедерациями предшествовавших бескоролевий. Конвокационный сейм 1668 г. сделал следующие постановления для преимущественного положения католицизма в сравнении с другими вероисповеданиями: а) воспретил причинят какой бы то ни было ущерб (derogare) правам и привилегиям римско-католической церкви и церкви греко-униатского обряда, с обязательством для католиков твердо стоять за неприкосновенность этих церквей[81]; б) отступники от католичества и унии подвергаются изгнанию (exilio)[82]. По отношению к греческой религии как признающей унию, так и отвергающей ее, были возобновлены (reassumuiemy) все прежние конфедерации, постановленные во время предшествовавших бескоролевий, но без нарушения прав перемышльской епархии, Лещинской архимандрии в Пинском повете и всех тех местах, где есть униатские церкви[83]. Совершенное успокоение во всех прочих претензиях относительно этой религии, по определению сейма, будет настоятельно рекомендовано будущему королю, но с сохранением прав, выбора фундаций и декретов, постановленных в светских судах о латинском обряде в земле Холмской[84]. Избирательный сейм был назначен на 2 мая (нов. ст.) 1669 г. Так как конвокационный сейм дело успокоения греческой религии вменил в обязанность будущему королю, а сам ничего не постановил, то православная шляхта решилась добиваться его на наступающем избирательном сейме. В данном случае она могла найти себе союзников в лице диссидентов, к которым католики относились еще более неприязненно, чем к православным. На конвокации раздавались голоса многих фанатиков за отнятие всяких прав у некатоликов (inowiercow)[85]. Но и избирательный сейм мало принес утешительного для православия. Он также постарался возвысить юридически католичество в ущерб православию и протестантизму. Все прежние короли Польши были католики, но исповедание латинства, как необходимое условие для достижения польского трона, до 1669 г. не было подтверждено законами Речи Посполитой, почему диссиденты делали неоднократно попытки выставлять кандидатом в короли протестанта и даже православного (напр., Стефана Батория, Густава Адольфа шведского, Алексея Михайловича). Теперь же на избирательном сейме было сделано постановление (конституция 39-я: rex catholicus esto), гласящее, что, кто не исповедует римско-католической религии, тот не может быть избран в короли. И королева, по этой конституции, непременно должна быть католичкой или по рождению, или по обращению (sive natione, sive vocatione)[86]. Постановление это было сделано по настоянию папского нунция Марескотти с целью преградить доступ к польско-литовскому престолу московскому царевичу Алексею Алексеевичу и принцу нейбургскому (протестанту), кандидатуры которых были выставлены их сторонниками[87]. Относительно православной веры этот избирательный сейм не сделал ничего хорошего. В pacta conventa новоизбранного короля Михаила Корибута-Вишневецкого, сына известного притеснителя православных Иеремии Вишневецкого, включено было обещание успокоить «разъединенных людей греческой религии» на следующем коронационном сейме. Важные и трудные дела Речи Посполитой, говорится в pacta'x conventa'x, подлежавшие обсуждению сейма, не позволили привести к успокоению греческой религии; но король обещает, при своей коронации, удовлетворить требования касательно православия, сообразно с давними правами враждующих сторон, через депутатов того и другого чина (ordine), удовлетворить без всяких расследований и откладываний и немедленно привести в исполнение через комиссаров, выбранных из среды того и другого народа. Впрочем, для некоторого удовлетворения требовавших успокоения, было добавлено, что, по давним правам, имения, принадлежащие высшим духовным лицам греческой веры, не будут предоставляемы несоответствующим (incapacious) лицам, и король не позволит владеть ими по переуступке (per cessionem)[88].

Хотя и постановления конвокационного сейма и pacta conventa нового короля не только не предоставляли ничего нового для диссидентов и православных, а еще и урезали их прежние права, ибо в них встречались выражения salvis juribus, но и они не были приняты без недовольства и протестаций со стороны «добрых» католиков, в числе которых были не только духовные, но и светские лица. Подписи под актом конвокации и pacta conventa пестрят замечаниями вроде: salvis per omnia juribus et immunitatibus sanctae et universalis catholicae ecclesiae Romanae (подпись примаса Николая Пражмовского), или: salvis juribus, privilegiis et decretis ducatus Masoviae et protestor contra ea omnia, quae in favorem dissidentium acta sunt. Из этих же подписей видно, что немало было занесено в разных городах и протестаций[89]. Видно, католическая нетерпимость уже достигла своей крайней степени и готова была разразиться теми страшными угнетениями разноверцев вообще и православных в частности, которыми ознаменовала себя Польша XVIII в. Сам король позволил себе при подтверждении присягой поднесенных ему pacta conventa так называемое иезуитское restrictio mentalis по отношению к статьям о разноверцах, т.е. при чтении их имел намерение не исполнять[90].

Согласно со статьями pacta conventa на коронационном сейме должно было последовать успокоение «разрозненных людей» греческой религии. Так как это успокоение требовалось и для прекращения внутренних смут и настроений, то шляхта русских областей поручает своим послам добиваться исполнения данного на конвокационном сейме обещания. Киевская шляхта обязала своих послов сейчас же по избрании сеймового маршалка настаивать на том, а) чтобы религия греческая неуниатская была вполне удовлетворена и ей возвращены церкви и имения; б) чтобы были немедленно избраны комиссары для отобрания церквей и имений перемышльской и львовской епархии и лещинской архимандрии; в) чтобы были возвращены некоторые церковные имения митрополиту киевскому Антонию Винницкому, к которым он, в силу неблагоприятных обстоятельств (propter injuriam temporum), не имеет доступа, и митрополичьи принадлежности (apparata), находящиеся незаконно в руках других[91]. Еще яснее и обширнее были выражены подобного рода требования в инструкции волынских послов. Содержание их может быть передано в следующих словах. Нет ничего святее, как согласие между разрозненными народами, а потому послы должны настаивать на том, что те продолжительные несогласия (differentie) между русским народом греческой религии, униатами и неуниатами, долгое время тормозящие общественно-государственные дела, без всякого дальнейшего отложения в рецесс, были прекращены, и дизунитам были подтверждены королевской присягой их права, привилегии и дипломы. Статьи, постановленные на избирательном сейме Владислава IV и все последующие за ними дипломы должны быть приведены в исполнение через комиссаров. Ввиду того, что митрополит Киевский, упомянутый выше Антоний Винницкий, по причине временной несправедливости (ob injuriam temporum) не может занять своей митрополии, король, гласит дальше волынская инструкция, пусть благоволит найти ему reclinatorium[92]из первых свободных (имений), и отнятые (deoccupowane) имения, как то: львовскую епископию и уневскую архимандрию, по праву служащие ((sluzace) ему, пусть возвратит до того времени, пока он вступит в обладание митрополией. Дела о наезде епископа Шумлянского должны быть рассмотрены на нынешнем сейме без всякой проволочки и рецесса; принадлежности (apparata) нынешнего митрополита, остающиеся в ненадлежащих руках, без всякого замедления надо возвратить ему, как bene possessionato и упривилегированному на эту должность, а кондемнаты Галицких каптуровых судов на Шумлянского и Винницкого должны быть скассованы. Послы должны требовать, чтобы перемышльская епархия, успокоение которой оттягивается частыми рецессами, была всецело (in toto) успокоена по pacta'м conventa'м Владислава IV без всякой помехи со стороны конституций (non obstantibus constitutionibus) 1641 года и вновь принятой на конвокации; должны они настаивать, чтобы Мстиславская епархия и лещинская архимандрия были отданы первым владельцам и чтобы униаты на будущее время не интересовались ими; декрет Бельзского каптурового суда, по требованию епископа холмского униата, о церквах в Бельзе и его округе (ziemie), как противный (praejudiciosus) правам русского народа и конституциям, должен быть скассован, а те церкви должны быть отданы прежним владельцам. Так как вследствие умножения типографий в русском воеводстве выходит на славянском языке много книг без цензуры старших духовных лиц (sine correctura starszych), то волынским послам поручается ходатайствовать о том, чтобы оставлена была только одна типография в этом воеводстве, именно принадлежащая Львовскому мещанскому братству Пречистой Богородицы, вновь же чтобы не открывалась ни одна, под страхом законного наказания и конфискации книг и типографии. По настоянию архимандрита Мелецкого монастыря Стефана Гораина шляхта поручает послам требовать, чтобы этот монастырь, как находящийся на земских имениях и по своей фундации и колляции не подлежащий никаким жолнерским налогам и вымогательствам (exactiom), был освобожден от всяких военных отягощений. Такая же неприкосновенность и свобода должны принадлежать и Белостоцкому монастырю. По просьбе Киево-Печерского архимандрита, его капитула и некоторых обывателей Волынского воеводства, не признающих унии, просьбе о том, что справедливо и законно послы должны настаивать, чтобы права и привилегии Киево-Печерского монастыря и привилегия нынешнего архимандрита, затем фундуши, декреты и всякие иммунитеты были подтверждены и апробированы; чтобы всякие, по чьему-либо настоянию, фальшиво (ad male narrata) выданные из королевской канцелярии на имения этого монастыря права патроната, реклинатории (reclinatoria), администрации, кадуки и некоторые, где бы и по чьему бы то ни было требованию постановленные кондемнаты in contumatiam были скассованы и уничтожены особой конституцией[93]. Наконец, интересна в той же инструкции волынской шляхты еще просьба к королю о восстановлении в Кременце замковой церкви св. Михаила. Свою просьбу шляхта мотивирует тем, что ей желательно иметь церковь в честь соименного королю Архангела[94].

Как видно из этих инструкций, русская шляхта предъявляла многие требования касательно православной веры; она требовала, чтобы правительство соблюдало все те права, которые были предоставлены православию Владиславом IV в его статьях успокоения; но на коронационном сейме она ничего не добилась, так как сам сейм был сорван киевским подкоморием Олизаром, и от него не осталось никаких постановлений[95]. Король в своей присяге обещал хранить все законы, права и привилегии, изданные его предшественниками, и все постановления, сделанные во время бескоролевий; не было исключено и обещание хранить мир и спокойствие среди диссидентов и не допускать никаких притеснений и преследований из-за религиозных верований (causa religionis). Присяга Михаила Вишневецкого не отличается от тех, которые произносились прежними королями. Одинакова с предыдущими и его генеральная конфирмация прав, существовавших до его избрания[96].

Следующий, непосредственно за коронационным, сейм назначен был в марте 1670 года. Православная шляхта опять включила в свои инструкции требования касательно греческой религии. Брацлавская шляхта поручает своим послам добиваться того, чтобы греческая религия получила на этом сейме свое успокоение, и, как средство для достижения его, указывает отобрание церквей, отнятых у православных в Бельзском воеводстве Сушею, холмским епископом-униатом; этого отобрания послы должны добиваться настойчиво (sedulam curam adhibebunt)[97]. Шляхта Киевского воеводства в своей инструкции рисует положение православия очень мрачными красками. «Греческая религия, одобренная раctа'ми conventa'ми и подтвержденная присягой короля в христианско-католическом государстве, в свободной Речи Посполитой терпит такое насилие (vim patitur), какого не испытывают и греки-христиане в турецкой (poganskiey) неволе: кафедры, церкви и монастыри с принадлежащими им имениями и прежде, и теперь недавно несправедливо захвачены униатами, вследствие чего запрещается свободное исповедание (liberum exercitium), и бедные христиане умирают без таинств, не могут совершать публичных погребений, как, например, в Бельзе, где отобраны церкви. Острожская кафедра, принадлежащая князю, епископу (Гедеону Святополку Четвертинскому) луцкому, с имениями, церквями и церковными принадлежностями (apparatami) отобраны униатами, поэтому надо требовать, чтобы они впредь не делали других оппрессий и чтобы все захваченное ими было возвращено дизунитам. Духовенство униатское и дизунитское должно пользоваться тем же почетом и уважением, как и римское; то же самое духовенство должно вносить трибунальскую пошлину (pensie) только тогда, когда рассматриваются его дела, и при том с соблюдением сроков (salva moderatione quot). Привилей на управление перемышльской епархией, неправильно (ad male narrata) выданный епископу (униату) Якову Суше, должен быть скассован, равно как и привилей на луцкую и острожскую епархии, полученный тем же Сушей. Относительно Мелецкого монастыря на реке Турии послы должны требовать, чтобы он, как земское достояние (dobra), по своей фундации и колляции, был свободен от жолнерских постоев, потому что вследствие жолнерских насилий он пришел в крайнее разорение, так что не только слава дела Божия не может распространяться, но и духовенство само, ввиду крайнего недостатка, принуждено оставить монастырь и жить милостынею. Уневская архимандрия предоставлена покойным королем Шептицкому, законно избранному, и так как он ею владеет два с половиной года, то, чтобы не терял ничего в своем праве от претензий отца Винницкого. Села Любынь и Дзенцеловичи в Великом Княжестве Литовском, принадлежащие по фундации панов Долматов Печерскому монастырю и недавно отнятые грабительски (modo guaerrico) отцом Василевичем, слуцким архимандритом, должны быть возвращены cum poenis et refusione damnorum (с наказанием и возвращением убытков)»[98]. И этот сейм (1670 г.) постигла участь коронационного: он тоже был сорван[99]. Король, побуждаемый политическими обстоятельствами (казацкими и турецкими делами), собрал новый сейм в сентябре того же 1670 года, который удалось-таки довести до конца. На этом сейме прежде всего были подтверждены и одобрены все акты минувшего бескоролевья, т.е. все, что было постановлено во время бескоролевья Варшавской генеральной конфедерацией 1668 г., поветовыми и областными сеймиками и каптуровыми судами[100], несмотря на то, что шляхта, как видно было, требовала отмены некоторых каптуровых постановлений (напр., Галицких относительно Винницкого и Шумлянского)[101]; осталось в полной силе и постановление конвокационного сейма о предоставлении перемышльской епархии и Лещинского монастыря униатам[102], хотя об отмене его просила не только шляхта[103], но и войско Запорожское с гетманом Петром Дорошенко во главе, через свою депутацию[104]. Из других конституций рассматриваемого сейма можно отметить одиннадцатую, подтверждающую так называемые Острожские статьи, в которых содержался новый договор польского правительства с Запорожским войском и гетманом правобережной Украины Ханенком. Конституция эта, подтверждая упомянутые Острожские статьи во всех их пунктах и клявзулях, обеспечивает всему войску Запорожскому, городовому и низовому, постоянное королевское благоволение и привилей, подтверждающий его вольности[105]. Относительно этой одиннадцатой конституции надо заметить следующее. Польское правительство желало привлечь на свою сторону правобережного гетмана Петра Дорошенко и для переговоров с ним назначило Острожскую комиссию. Дорошенко назначил от себя двух комиссаров. Несколько раз съезжались вместе представители той и другой стороны, но дело шло безуспешно, так как Дорошенко старался тормозить его. В это время претендент Дорошенка на гетманство в правобережной Украине, уманский полковник Ханенко, обратился к королю и комиссии с предложением вступить в переговоры с ним. Польское правительство согласилось, и договор был заключен с Ханенком, который оказался уступчивее Дорошенка. В статьях договора с первым православие уравнивалось в правах с католичеством, но православные митрополит и епископы не получали сенаторских кресел[106]. Самый договор Ханенка с представителями польского правительства напечатан в собрании актов, относящихся к истории южной и западной России[107], в той редакции, в которой сообщил в Москву о нем архимандрит Иннокентий Гизель[108]. Между ним и тем, что требовал от польского правительства Дорошенко, очень большая разница. Требования Дорошенко чуть ли не буквально совпадали с пунктами Гадячских статей[109], договор же Ханенка далеко не заключает в себе тех льгот и преимуществ для православия и русского народа, о которых говорится в первых. По выражению Костомарова, в Острожских статьях «со стороны казаков давалось гораздо более обязательств, чем СКОЛЬКО предоставлялось русскому народу прав»[110]. Наконец, заслуживает внимания сеймовое постановление 1670 г. относительно Каменца-Подольского[111]. Город этот в стратегическом отношении имел чрезвычайно важное значение для Польши как неприступная крепость, прочная твердыня со стороны Турции, а потому польское правительство часто обращало на него свое особенное внимание. Сеймом 1670 года этому городу предоставлены были некоторые льготы: свобода от всяких общественных и частных податей, от жолнерских поборов на пятнадцать лет, свобода торговли и др., но православию здесь делались стеснения: относительно греческой религии (т.е. православного города Каменца-Подольского) было постановлено, что она подчинялась католической юрисдикции. Это служило совсем не в пользу православия. Напрасны, значит, были требования русской шляхты относительно улучшения положения православия!

В следующие годы правления Михаила Вишневецкого не было сделано ни одного сеймового постановления относительно православия, хотя до его кончины было еще три сейма (в 1672 г. — два и в 1673 г. — один), и православная шляхта не переставала выставлять требования об улучшении положения православия. Для примера можно указать на инструкции Брацлавского и Киевского воеводств. Перед январским сеймом 1672 г. брацлавская шляхта поручала своим послам настаивать на том, чтобы греко-русская вера была сохраняема по своим правам и впредь не подвергалась насилиям от униатов, а дело митрополита Киевского Антония Винницкого чтобы было рассмотрено[112]. Киевское воеводство требовало успокоения греческой религии ради сохранения покоя отечества, действительного соглашения униатов с неуниатами, чтобы одни не вмешивались в епархии других, но каждая сторона оставалась при том, чем она владела издавна, подтверждения тех прав Киевской академии, которыми она владела до сих пор, предоставления киевскому митрополиту Антонию Винницкому reclinatorium'a из свободных имений, так как он не получил митрополии по неблагоприятным обстоятельствам (ob injuriam temporum) и у него нет никаких имений, и, наконец, что особенно рекомендовалось послам, — рассмотрения сеймом без отсрочки (absque dillatione) дела о ночном наезде и насилии Иосифа Шумлянского, ввиду ремиссии его по трибунальскому декрету[113]. Но этот сейм был сорван; та же участь постигла и чрезвычайный двухнедельный сейм, назначенный в том же году на май месяц для обсуждения вопроса о защите государства от турок; на нем Киевское воеводство намеревалось хлопотать о равном распределении податей и разного рода налогов на духовные имения всех вероисповеданий, в том числе и православного[114].

Шляхта (южных воеводств), как показывают приведенные выше выписки из сеймовых инструкций, не переставала заявлять сеймам о необходимости улучшить положение православия. Но теперь она это делала не по расположению к своей вере, а исключительно по политическим соображениям, ради блага общественного, ради спокойствия государства, которое нарушалось, между прочим, и вследствие религиозных угнетений. Но в то же самое время шляхта не забывает и унии: она очень часто вспоминает о последней и явно поддерживает ее. Заявления в пользу православных остаются безрезультатными. Всецело преданная иезуитам, Польша в лице своих послов требует на сеймах отнятия всяких прав у некатоликов. Дело православных, как и вообще разноверцев в Польше, становится все хуже и хуже. Число защитников их сокращается быстро. Шляхта в большинстве своем, особенно богатая и влиятельная, перешла в ряды католичества и начала сильно теснить остальные сословия. Казачество вследствие своих междоусобий ослабло, разделилось на две части (русскую, подчинившуюся Москве, и польскую, державшуюся Речи Посполитой) и не могло теперь иметь такого влияния, какое имело при Владиславе IV и Яне Казимире. Православные братства, утратив из числа своих членов фамилии русских панов и шляхты и состоя теперь исключительно из мещан, не могли уже действовать так свободно и энергично, как в течение первой половины XVII ст. Не встречая сильных сопротивлений со стороны представителей православия, католики начинают ограничивать его права все более и более. Усилившийся под влиянием войн со Швецией, Москвой и Турцией религиозный фанатизм поляков и политические соображения устранить причины внутренних волнений и междоусобий Речи Посполитой, в числе которых, по свидетельству исторического хода событий 50-х и 60-х годов XVII ст., главное место занимала религиозная рознь, побуждала польское правительство принять более решительные меры к искоренению ненавистной схизмы, из-за которой Польша лишилась левобережной Украины и Смоленска. Вступление на престол такого предприимчивого и решительного человека, как Ян Собеский (1674-1696 гг.), было совсем неблагоприятно для православия; он приложил много стараний к тому, чтобы ослабить православие и усилить унию; при этом он действовал не только открыто, путем издания стеснительных для православных распоряжений и узаконений, но и иезуитским, тайным образом, особенно пагубным для православных (пример: львовский епископ Иосиф Шумлянский, принявший по старанию короля унию, но более двадцати лет прикрывавшийся личиной православия и действовавший во вред ему). Конвокационный сейм после отречения Яна Казимира в 1668 г. объявил основой государственного благосостояния католицизм и унию[115].

То же самое делает и конвокационный сейм 1674 г., бывший в бескоролевье после смерти Михаила Вишневецкого. И этот сейм постановил такие же стеснительные для православных и диссидентов определения, что и конвокация 1668 г. По отношению к православию он подтвердил все конфедерации предыдущих междуцарствий, но с оговоркой: «без всякого ущерба правам» (non praejudicando juribus) перемышльской епархии, Лещинcкого монастыря и тех мест, где есть униатские церкви. Разбор всех прочих претензий, возникших на религиозной почве между униатами и неуниатами, предоставляется будущему королю. Так как споры из-за перемышльской епархии между православным владыкой и униатом продолжались до сих пор, то сейм определил, чтобы они были рассмотрены и прекращены судебным решением (per judicialem decisionem) на коронационном сейме по правам, дипломам и привилегиям той и другой стороны. Но при этом делалась оговорка, что права и эрекции фундаций латинского обряда, равно как и декреты светского суда в Холмской земле сохраняются ненарушимо[116]. И эта конфедерация, подобно предшествовавшей, не избежала протестов и оговорок со стороны сенаторов и послов, преданных латинству. Очень многие из них подписались под нею с оговоркою: «salvis juribus»[117]... В pacta conventa нового короля, составленные на избирательном сейме (в мае 1674 г.), касательно православных был включен пункт, дословно сходный с тем самым, который был принят и Михаилом Вишневецким. Ввиду важных и неотложных государственных дел, избирательный сейм все дело «О людях греческой религии разъединенных» отложил до будущего коронационного сейма с обещанием на нем неотложно успокоить их, по правам той и другой стороны, через особо выбранных депутатов, и привести в исполнение через комиссаров того и другого народов. Относительно раздачи церковных имений, соединенных с высшими иерархическими должностями, замечено, что они, согласно с давними правами, не будут даваться недостойным (incapacibus) лицам и не будут удерживаться per cessionem[118]. Что касается тех требований, которые предъявлялись на этих двух сеймах православными, то из них известно только одно заявление волынской шляхты об освобождении упоминаемого выше Мелецкого монастыря от жолнерских вымогательств (od exactij), об ограничении прав униатского митрополита по управлению имениями умерших владык, архимандритов и игуменов и о возвращении Жидичинской архимандрии села Торокани[119].

Военные действия против турок и татар заставили Яна Собеского отложить свою коронацию до февраля 1676 года. Присяга этого короля и его генеральная конфирмация прав не отличаются от тех же актов Михаила Вишневецкого. В присяге содержится обычное для польских королей обещание хранить и соблюдать все права и привилегии, данные его предшественниками, постановления всех бескоролевий, заботиться о мире и спокойствии среди диссидентов и из-за религии никого не подвергать стеснениям и преследованиям[120], а в конфирмации — подтверждение прав гражданских и церковных всех областей, городов и сословий[121]. Но на том же самом коронационном сейме были сделаны крайне вредные для православия постановления, которые шли вразрез с теми обещаниями короля о нестеснении из-за религии, какие содержались в его присяге и конфирмации прав. Религиозные вопросы возбуждали страшную бурю среди послов. Католики требовали запрещения иноверцам публично отправлять свои обряды, ограничения их прав и лишения тех из них, которые жили в Варшаве, покровительства законов. Диссиденты и православные, какие были еще, противились этому[122]. В конце концов православие пострадало. Униаты жаловались на то, что в Дрогичинской земле дизуниты, пользуясь временными невзгодами (calamitate temporum), отняли у них в Дрогичине и других местах церкви и «обратили их в схизму» в ущерб унии и колляторам их. Коронационный сейм для расследования этого дела назначил особых комиссаров, которые должны были выдать, по требованию каждого коллятора (ad cujusque requisitionem collatoris) повестки (innotescentias) и, разузнав права и привилеи, назначить сторонам время. Сделанное расследование должно быть представлено комиссарами к следующему сейму; по настоянию послов Дрогичинской земли оно должно быть рассмотрено primarie (прежде всего)[123]. Назначенная сеймом комиссия ничего хорошего не предвещала православным, так как в состав ее входили католический епископ, каноники и ксендзы, от которых нельзя было ожидать заступничества за православных. Но еще вреднее для православия была постановленная теперь же конституция «О невыезде за границу людей греко-русской религии». Содержание ее следующее. Ввиду того, что выезжающие из Польши за границу лица под предлогом греко-русской религии, как бы ради религии и апелляции к константинопольскому патриарху, привыкли давать неприятелю предостережения и указания (informacye) о состоянии дел в польских владениях, сейм постановляет, чтобы никто ни из светских, ни из духовных лиц не отваживался ни ездить туда, ни посылать других без королевского разрешения и определенного позволения; запрещается не только ездить за границу, но и оттуда приходить в польские пределы под страхом смертной казни и конфискации имущества (sub poena colti et confiscationis bonorum). Пограничные старосты и коменданты должны внимательно наблюдать на границах. Все братства, которые уклоняются от юрисдикции своих владык, местных иерархов (Loci Ordynaryuszow), подчиняются юрисдикции и суду этих владык, и всякие сношения их с константинопольским патриархом, как живущим под властью врага св. креста, воспрещаются под страхом вышеупомянутого наказания; но им предоставляется право апелляции в таких делах от суда владык к королевскому суду (recta na relacye)[124]. Такое решение сейма было совсем неожиданно для православных. На избирательном сейме 1674 года было постановлено и включено в pacta conventa обещание успокоить враждующих между собой униатов и дизунитов посредством комиссии. Об этом успокоении поручала своим послам хлопотать на сейме и волынская шляхта (послы должны были настаивать на том, «чтобы греческая религия по своим правам и привилегиям была сохранена»[125]. И вдруг — вместо обещанного успокоения такое вредное и стеснительное для православия постановление!

Польское правительство хотело совершенно изолировать своих православных от общения с православными соседями, что, при задуманном им плане энергичной пропаганды унии, было для него очень желательно. Братства, особенно ставропигиальные, независимые от местных владык и подчиненные только константинопольскому патриарху, составляли всегда сильный оплот для православия, так как твердо стояли за свою веру. Католики и ревнители унии понимали значение братств и знали, что подчинение их местному архиерею, которого легче было склонить к отступничеству, чем народную массу, сплоченную в братства, ослабит их и сделает их неопасными для пропагандистской деятельности униатов; поэтому они и придумали указанную меру по отношению к братствам. Подчинение их местным владыкам отстраняло мирян от вмешательства в церковные дела (а только этим и сильна была православная церковь в Польше со времени введения унии) и сосредоточивало всю власть и влияние на дела церковные в руках епископа. В случае принятия последним унии, православные могли остаться без епископа и священства, так как запрещение выезда за границу лишало их возможности получать иерархию от патриарха и вообще православных церквей, находящихся за пределами Польши. Неудивительно, поэтому, что православные были сильно встревожены этой конституцией. Виленское братство, всегда стоявшее во главе других по своей деятельности, поспешило послать уведомление о новой сеймовой несправедливости по отношению к православию братству Слуцкому, в котором для убеждения последнего к деятельности в пользу того, что относится к чистоте святой церкви пишет: «Сама справедливость требует (aequitas persuadet), чтобы наши братства пользовались неприкосновенностью своих древних прав и привилегий, любовь к святой православной церкви просит о том же»[126]. Православные решили добиться отмены этой несправедливой конституции 1676 г. и на следующем сейме (в 1677 г.) подняли вопрос о ней. Больше всего старались послы Русского воеводства[127]. Домогательства их не увенчались желательным успехом, но все-таки не остались безрезультатными. Сейм постановил новую конституцию, в которой заявляется, что ввиду неотложных дел Речи Посполитой и сохранения общей безопасности, требования послов Русского воеводства относительно желаний людей греческой религии, касающихся известных пунктов конституции прошлого сейма «О невыезде за границу», не могли быть удовлетворены на нынешнем сейме, и решение этого дела откладывается до следующего сейма. При этом определялось, чтобы на тот сейм явились униаты и неуниаты, все старшие иерархи: митрополиты, епископы, архимандриты и настоятели монастырей из Короны, Великого Княжества Литовского и всей Руси, ставропигиальные братства, духовные и светские, — для основательного удовлетворения в своих претензиях; для последней цели будут назначены депутаты от сената и шляхетского сословия (ех equestri ordine). До того же времени все дела, начатые (in lite pendentes) на основании (wzgledem) этой конституции, откладываются до будущего сейма in suspenso, а между тем униатами и неуниатами подтверждается мир, под страхом определенно изложенных в конституциях наказаний[128]. Но в то время, как шляхта Русского воеводства настаивала на отмене конституции 1676 г., «О невыезде православных за границу», черниговская, напротив, действовала в ущерб православию. Отправляя своих послов на сейм 1677 года, она передает через них жалобы на то, что епископы руcские присваивают себе право колляции в шляхетских наследственных имениях, и просит о восстановлении конституции 1647 года и привлечении владык неуниатов в трибуналы для наложения заслуженного (condignae) ими наказания и, наконец, о распространении известной уже конституции 1676 г. о церквах в Дрогичинской земле и на все прочие русские воеводства[129].

Сейм 1678 года был особенно важен и интересен для православных, так как на нем должен был решиться вопрос о неблагоприятной для православных конституции 1676 г. и вообще последовать, по обещанию предыдущего сейма, основательное успокоение православных и униатов. Инструкций послам, отправляемых на этот сейм, под руками у автора не было, но факт существования нескольких конституций этого сейма, касавшихся православия и унии, свидетельствует о том, что на нем много было говорено о православии. К сожалению, все конституции этого сейма для православных неблагоприятны. Первая (по порядку) из этих конституций озаглавливается: «Церкви дизунитские в земле Дрогичинской и Вельской»[130]. Как уже говорилось, на сейме 1676 года было постановлено, чтобы в Дрогичинской земле православные церкви, якобы отнятые у униатов, были возвращены последним. Для расследования того, кому и какая церковь должна быть передана, тот же сейм назначил особую комиссию, которой вменялось в обязанность сделанное расследование представить на следующем сейме. Но на сейме 1677 года это расследование не было рассмотрено; не могло быть обсуждаемо оно, ввиду более важных и настоятельных дел, и на сейме 1678 года, поэтому его и отложили до будущего сейма с объяснением, что на нем, по настоянию Заленского, униатского епископа владимирского и брестского, равно как и послов Дрогичинской и Вельской земель, оно будет рассмотрено прежде всего. Точно так же не было исполнено и обещание сейма 1677 года об основательном успокоении греческой религии. Нынешний сейм не рассмотрел претензий между униатами и неуниатами, но отложил их до следующего сейма (очевидно, правительство начало опять придерживаться иезуитской политики Сигизмунда III), а до того времени, пока последует их решение, обе стороны удерживаются в том же самом положении (in eodem statu), в каком они были до сего времени. В случае желания найти поскорее справедливость в известных делах, последние должны направляться в королевский реляцийный суд; «но тяжба Симона Репинского с виленскими дизунитами не подлежит этой конституции»[131]. Когда дело шло о положительном решении требований православных, сейм откладывал его до другого раза, но униатам он подтверждал их права. И на этом сейме была подтверждена упомянутая выше конституция 1667 года о безопасности (securitas) церковных имений греческой религии; по ней, все церковные имения земской фундации, подлежащие посполитому рушению, все дома и дворы, в которых обитало белое униатское духовенство, освобождалось навсегда от всяких жолнерских тягостей (ciezarow), стоянок, выдачи хлеба, зимнего квартирования, ночлегов, подвод и прочих повинностей, которые ложились тяжелым бременем на русское духовенство. Этой конституцией, очевидно, хотелось улучшить положение униатского духовенства в сравнении с православным и расположить последнее к принятию унии[132]. Стоит отметить еще одно обстоятельство, характеризующее бесцеремонное отношение польских правящих кругов к правам православных. В 1665 году Марианной Суходольской, дочерью Мстиславского стольника, был основан подле Мстиславля (w Marolowczyznie) женский Мазоловский монастырь для православных монахинь. На сейме 1678 года православные ходатайствовали об утверждении фундации этого монастыря. Сейм удовлетворил это ходатайство и постановил соответствующую конституцию[133]. Но при печатании постановлений этого сейма в иезуитской типографии эта конституция была искажена: в нее вставили слово unitarum, и вышло, будто бы монастырь предназначался для монахинь-униаток, а не для православных. Об этой подделке официального документа свидетельствует протест Пашковского, бывшего послом от Мстиславского воеводства на сейме 1678 года, протест, который был выражен на реляцийном сеймике 1679 года в Мстиславле и занесен в городские книги[134]. Обещание сейма 1678 года успокоить «людей греческой религии» так и осталось обещанием: последующие сеймы не делали никаких постановлений касательно православных, хотя шляхта некоторых русских земель чуть ли не ежегодно делала поручения своим послам требовать защиты православия от притеснений латинян и униатов. В 1680 г. брацлавская шляхта требует восстановления давних прав греческой веры и предоставления ей везде свободного исповедания[135]; в 1681 году волынская шляхта ходатайствует в своей первой инструкции (по просьбе православного епископа Гедеона Святополка Четвертинского) об увеличении земли под соборную церковь в Луцке[136], а во второй — об освобождении от поголовной подати римского и греческого духовенства[137]; в 1682 году киевская шляхта хлопочет о подтверждении за киевскими монастырями их имений, находившихся в Волынском и Киевском воеводствах[138]. Игнорирование требований касательно православных практиковалось с вполне ясной и определенной целью принудить русское население оставить православие и принять «святое единение» с костелом римским. Ян Собеский горячо принялся за насаждение унии, руководясь в этом случае не столько религиозными мотивами, сколько побуждениями чисто политического характера. Он начал с высшей иерархии. Львовский епископ Иосиф Шумлянский, желавший получить киевскую митрополию (ту часть ее, которая оставалась в пределах Польши), изъявил в 1677 г. перед папским нунцием тайное желание принять унию[139]; за это король назначил его в 1679 г. администратором Киевской митрополии[140]. В лице Иннокентия Винницкого, домогавшегося перемышльской епархии и за нее готового отказаться от православия, Шумлянский нашел себе деятельного помощника. Был составлен план уловления православных в сети унии, в котором рекомендовалось действовать крайне осторожно и без огласки, чтобы не возбуждать подозрений насчет своей иерархии в среде православного населения. Король решил возобновить попытку (Сигизмунда III и Владислава IV) мирного соединения по общему согласию православных с униатами. В 1679 г. (19 октября) Ян Собеский разослал универсал ко всем духовным и светским лицам, униатам и православным, и всем братствам с приглашением явиться на 24 января 1680 г. в Люблин на дружественное собеседование (amicabile colloquium) для прекращения всех разногласий между униатами и дизунитами (tam in spiritualibus, quam in temporalibus)[141]. Католики и униаты ожидали многого от Люблинского съезда, но он ни к чему не привел. Православное духовенство явилось в крайне ограниченном количестве, а представители Луцкого братства заявили королю от имени братств и православных мирян, что без ведома константинопольского патриарха они не могут вступать ни в какие соглашения с униатами[142]. Благодаря деятельности Луцкого православного братства, «из этой громадной, великолепной затеи (т.е. съезда) вышло magnum nihil (великое ничто)»[143]. После этого правительство решило вести дело искоренения схизмы тайно, как советовал Шумлянский. Сам Шумлянский и его сподвижники, втайне принявшие унию, но притворно выдававшие себя за ревнителей православия, обещали содействовать правительству в деле распространения унии[144]. Необходимость скрывать переход свой и Иннокентия Винницкого в унию Шумлянский мотивировал следующими доводами: а) низшее духовенство, православная шляхта и братства, узнав об этом отступничестве своих владык, соединятся вместе и окажут упорное сопротивление; б) православные будут искать защиты и покровительства у иностранных держав и станут бегать за границу; в) обнародование тайны ожесточит русский народ, о миролюбивом убеждении нечего будет и думать, а прибегать к насилию неудобно, ввиду военного времени и общей солидарности всех православных. Кроме того, Шумлянский советовал привлекать к унии духовенство и шляхту милостями, а лиц духовного сана, не соглашающихся на унию, преследовать в административном порядке[145].

Среди таких решительных приготовлений польского правительства к искоренению ненавистного католичеству православия был заключен между Польшей и Московским государством в 1686 г. так называемый вечный мир. Это событие политического характера имело громаднейшее значение для истории православия в пределах Речи Посполитой. С него начинается новый период в истории правового положения православной церкви в областях, подвластных Польско-Литовскому государству.

Прежде чем перейти к его обозрению, надо сделать несколько общих замечаний о том периоде, обозрение которого заканчивается этой страницей. Начался он весьма благоприятно для православия. Шляхта, братства и казачество соединяются вместе и энергично требуют прав для своей религии. Благодаря их стараниям, сеймы уступают им, и православные получают законную с точки зрения польского правительства иерархию, церкви и монастыри, отнятые у них униатами, хотя далеко не все. Православные, ободренные первыми успехами, надеются вполне уравнять в правах свою религию с господствующим в Польше католицизмом. Казаки и народная масса своими восстаниями добиваются того, что правительство по политическим соображениям действительно уравнивает православие с латинством, предоставив православным иерархам место в сенате рядом с латинскими бискупами (Зборовский договор, Гадячские статьи и их видоизменение — Чудновские). Но эти успехи схизмы страшно возбуждают религиозный фанатизм поляков; в них развивается необычайная даже по тому времени нетерпимость к иноверцам и готовность жертвовать всем ради интересов католичества. Под влиянием религиозной ревности поляки начинают склоняться на сторону политики, несомненно вредной для самой Речи Посполитой (отстранение от дружбы с Францией и привязанность к Австрии, накликавшая большую беду на Польшу при Яне Казимире, Михаиле Вишневецком и Яне Собеском). Та же самая ревность шляхты к католичеству располагала ее и к стеснению православия. Политические и социальные явления в жизни русско-православного населения Речи Посполитой облегчили этот труд католической шляхты. Прежде всего присоединение обширных западнорусских областей (левобережной Украины и Смоленщины) к Москве уменьшило число православных в Польше и значительно ослабило их силы, а разлад между казачеством и шляхтой еще более усилил это ослабление. Шляхта была проникнута узко-сословными интересами и не хотела поступаться ими. Казачество не только отстаивало религиозную свободу, но и стояло за сословное равноправие и протестовало против того преобладающего положения шляхты, какое она занимала в Речи Посполитой. Казаки и шляхта не могли ужиться мирно. Когда в 50-х и 60-х годах XVII ст. казаки приобрели громадное значение в русских областях, православная шляхта очутилась в крайне затруднительном положении: ее религия возбуждала недоверие к ней католиков, а привязанность ее к сословным (польским) интересам и преимуществам вызывала подозрение в казаках и народе (для примера можно указать на брацлавского, сначала, а потом киевского воеводу Киселя). Ход событий побуждал православную шляхту выбирать одно из двух: или хранить верность заветам предков, твердо стоявшим за православие, и отказаться от сословных преимуществ, или для удержания за собой этих преимуществ — перейти в католичество. Во второй половине XVII столетия православная шляхта почти вся латинится и ополячивается[146]. Это обстоятельство лишало православие того сословия, которое по своему юридическому полноправному положению в государстве и по степени своего умственного развития имело возможность оказывать ему защиту легальным путем. Лишившись поддержки шляхты и оставшись религией непривилегированных сословий, православие начинает испытывать постепенные ограничения своих прав.

В генеральной конфедерации 1668 года делается попытка уменьшить число православных епархий и монастырей: спорная перемышльская епархия и Лещинский монастырь передаются униатам[147]. Конфедерация 1674 года повторяет то же самое. Сейм 1676 года делает постановление об отнятии у дизунитов Дрогичинской земли церквей и наносит сильный удар братствам конституцией, воспрещающей им сношения с константинопольским патриархом[148]; в 1678 г. на сейме повторяется упомянутое постановление о церквах в Дрогичинской земле[149]. Нельзя сказать, чтобы шляхта русских областей ничего не делала в защиту православия. Приведенные выше инструкции Киевского, Волынского, Черниговского и Брацлавского воеводств свидетельствуют, что шляхта часто вспоминала об угнетаемой греческой религии, но отношение ее к ней далеко не то, какое замечалось при Владиславе IV. В его время шляхта стояла за православие из преданности ему, с 60-х же годов она вступается за него по политическим и, главным образом, экономическим соображениям, ради успокоения государства, так как без такого успокоения она не могла спокойно пользоваться своими имениями. И этот мотив к отстаиванию православия нередко указывается в инструкциях (например, в рассмотренных инструкциях Киевского воеводства 1661 г., 1672 г., 1676 г.). Что в глазах шляхты названных воеводств православие само по себе не имело важного значения, это доказывается тем, что она в то же время усердно хлопочет о правах унии и католичества. Иногда в одной и той же инструкции требуется и восстановление прав дизунитов, и принятие мер, прямо вредных для православия. В инструкции Киевского воеводства 1676 года говорится о сохранении прав и привилегий православия и о . защите базилиан Загоровского монастыря[150]. В 1682 году та же шляхта хлопочет о подтверждении за киевскими монастырями имений в Киевском и Волынском воеводствах и в то же время просит о подтверждении запрещения православным выезжать за границу и награждении владимирского епископа-униата Льва Заленского за усердное распространение унии[151]. Вообще, с 60-х годов шляхта очень часто хлопотала об унии и ее правах[152]. Для примера можно указать на Брестское воеводство, шляхта которого поддерживала унию и неприязненно относилась к православию. В 1666 году брестская шляхта поручала своим послам стараться от том, чтобы, ради сохранения святой унии, не была предоставлена дизуниту вакантная владимирско-брестская епископия[153]. В 1669 году перед избирательным сеймом она требует предоставления места в сенате униатскому митрополиту, чтобы множилась хвала Божия и распространялась греческая религия, состоящая в унии с римским костелом[154]. В 1670 году брестская шляхта протестует против увеличения шляхтичем Яном Красинским принадлежащих ему королевских экономий, между прочим, и по той причине, что он некатолик, схизматик и без ведома короля строит и реставрирует православные церкви и монастыри[155]. В 1676 году послы Брестского воеводства получают предписание настаивать на том, чтобы была воспрещена новая эрекция православной церкви в Лепесах, а равно и фундация православных монахов при ней, ибо они являются не только великой заразой для простых униатов, но и притесняют шляхту (побили камнями шляхтича Табенского); эта фундация противоречит древним законам, почему послы и обязывались настаивать pro zelo fidei romanae на ее уничтожении[156]. И такого рода враждебное отношение к православию замечается везде в пределах Речи Посполитой. Неудивительно, что немногочисленные сторонники его из южных воеводств ничего не могут добиться.

Переход православно-русской шляхты в католичество ослабил сильно и братства. Лишившись своих членов из привилегированного сословия и пополняясь только бесправными сословиями (преимущественно мещанством), они не могли теперь действовать в защиту православия так свободно и смело, как в прежнее время; без поддержки шляхты и казачества они не могли прибегнуть ни к каким решительным мерам, и борьба их приобретала пассивный характер[157].

Печальное положение православия в пределах Речи Посполитой не ускользает от внимания московского правительства, и оно начинает заступаться за своих угнетаемых единоверцев: в свои договоры с Польшей оно включает пункты о свободе православного исповедания. Первый опыт дипломатического заступничества Москвы за православное население Польско-Литовского государства видим в Андрусовском договоре. В третьем пункте его говорится, что для русского народа «вшелякой кондиции» в областях, остающихся за Польшей, «волнее мает быти заживане релегией грецкой, без жадного в отправованю набоженства затрудненя»[158]. Один из пунктов московских постановлений между Россией и Польшей в 1672 года гарантирует «русским людям, в стороне королевской пребывающим, вольное употребление веры греческой»[159]. Требования свои о нестеснении православных московское правительство потом повторяло несколько раз. Так, в договорной грамоте между польским и московским правительством, составленной в 1678 году, король обещает не делать никаких притеснений «всем людям греческой веры», не принуждать их к католичеству или унии, но хранить их, по давним правам, при свободном отправлении богослужения[160]. В 1679 году при ведении переговоров с польским правительством, московские послы должны были настаивать на том, чтобы благочестивая восточная церковь и христиане греческого закона не терпели притеснений и не были принуждаемы к унии[161]. Такое же требование было заявлено ими и в 1680 году[162]. Все это служило приготовлением к вечному миру 1686 года между Польшей и Россией, по девятому пункту которого последняя приобретала право заявлять требования о нуждах православных Речи Посполитой, если бы они подверглись стеснению со стороны польского правительства. Со времени заключения вечного мира (и юридическое, и фактическое) положение православия настолько изменяется в сравнении с предыдущим, что в истории его время от 1686 года до четырехлетнего сейма (1789—1792 гг.) можно считать особым периодом. Обозрение его составляет предмет следующей, четвертой главы.

Примечания

[1] А.З.Р.,т. V, №23,c. 81.
[2] Памят. Киев. Комис, т. I, отд. II. № 27, с. 241-43. (2-е изд.).
[3] Памят. Киев. Комиссии, т. I, (2-го изд.), № 29, с. 245-46; ср. Костомаров, Истор. Монографии, кн. IV, с. 176-177 и Соловьев, II кн., 1569-1570.
[4] Szujski. III. 313.
[5] Volum. legum. IV, 75; ср. Volum. legum. III, 345, §§ 6-7.
[6] Volum. legum. IV, 75.
[7] Volum. legum. IV, 85-87.
[8] Соловьев, кн. II, 1577; Szujski III, 322.
[9] Volum. legum. IV, 94.
[10] Volum. legum. IV, 95.
[11] Szujski III, 323.
[12] Volum. legum. IV, 117-118.
[13] Volum. legum. IV, 118-119
[14] В день своей коронации Ян Казимир дал обещание католическим епископам не предоставлять ни одного места в сенате, ни одной должности, ни одного староства некатолику Антонович, т 1, с 271
[15] Szujski III, 325
[16] Volum. legum. IV, 124, § 20.
[17] Памят. Киевск. комисс, т. I, отд. III, № 68, с. 332-333, (2-е изд.); ср. А. Ю. и 3. Р., III, № 243, с. 288-289.
[18] А. Ю. и 3. Р., т. III, № 303, с. 415-16; Костомаров, Ист. Моногр., кн. IV, с. 318-20.
[19] Костомаров, Ист. Моногр, кн. IV, 337-338; Szujski III, 330-331.
[20] В универсале короля Яна Казимира от 19 января 1650 г., которым он извещал «всех вообще и каждого в отдельности» о подтверждении сеймом Зборовского договора, говорится, что мирный договор (рокоу), заключенный королем под Зборовом, согласно и одинаков всей Речью Посполитой на нынешнем (1649-1650 г.) сейме подтвержден. В этом универсале сообщалось о назначении «ради сохранения общественного покоя» киевским воеводой Адама Киселя. Памят. Киев. Комисс, II т., отд. III, № 1, с. 565-566 (2-е изд.).
[21] Volum. legum. IV, 130, § 13.
[22] См. выше, с. 76-78.
[23] Кадуком (jus caducum) называлось право передачи в королевскую казну того имения, у владельца которого, после его смерти, не оставалось родственников до восьмой степени включительно. Горбачевский, 175.
[24] Собр. древ. актов и грамот город. Минской губ., № 122, с. 250-255; Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. 1, №32,370-77.
[25] Volum. legum. IV, 8, § 9.
[26] Арх. Сбор. I, № 138-141, с. 356-57; II, № 44, с. 60-61.
[27] Volum. legum. IV, 135, § 46.
[28] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, 375.
[29] Theiner III, № 450, p. 467-468.
[30] Volum. legum. IV, 152.
[31] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, 389.
[32] Szujski III, 334.
[33] Макарий XII, 36; Соловьев II, 1610-1611; Szujski III, 335.
[34] Volum legum. IV, 152, § 5.
[35] Volum. legum IV, 152, § 3.
[36] Памят. Киев. Ком., т. II, (2 изд.), отд. III, № 16, с. 598-602.
[37] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, № 397-99.
[38] Бобржинский, II, 200
[39] Szujski, III, 342-43.
[40] Добрянский, с. 71.
[41] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, 372.
[42] Добрянский, с. 74.
[43] Чистович II, 315.
[44] Volum. legum. IV, 194, § 56.
[45] Volum. leg. IV, 210, § 23.
[46] Добрянский, с. 46.
[47] Volum. legum, IV, 253, §52.
[48] Szujski III, 397.
[49] Co стороны поляков комиссарами для переговоров назначены были каштеляны — волынский Стан Беневский и смоленский Казим. Евлашевский (Volum. legum, IV, 297).
[50] Volum. legum, IV, 297-300.
[51] Volum. legum, IV, 301, § 2.
[52] Volum. legum, IV, 301, § 2; срав. с. 306-307, § 46 - формула присяги «послов вел. княжества Русского и войск Запорожских». При произнесении этой присяги присутствовал и православный Киевский митрополит Дионисий Балабан, вместе с Выговским перешедший на сторону Польши. Костомаров, Собр. соч., кн. I, с. 397.
[53] Volum. legum. IV, 305, § 42.
[54] Volum. legum. IV, 305-307, §§ 40-46.
[55] Volum. legum. IV, 297.
[56] К Польше тянули гетман, значное казачество (старшина казацкий) и высшее Православное духовенство, которому было выгоднее оставаться в номинальной зависимости от константинопольского патриарха, чем подчиняться патриарху Московскому. Крестьяне, горожане, «чернь войска Запорожского» и все белое духовенство расположены были к Москве.
[57] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, № 13, 65.
[58] Volum. legum. IV, 253, § 52.
[59] Volum. legum. IV, 293, § 96.
[60] Ibid. IV, 293, § 97.
[61] Volum. legum. IV, 300.
[62] Volum. legum. IV, 301, § 3.
[63] Volum. legum. IV, 301, § 4. Конституция эта, несомненно, относится к православному духовенству, потому что помещена в особом отделе: Kommissya Hadziacka, пункты которой имеют нумерацию, отличную от других конституций 1659 г. (Volum. legum. IV, 297-307).
[64] Крехов - село в Галиции, Жолкевского уезда. Креховский монастырь основан при содействии коронного гетмана Станислава Жолкевского, русского воеводы Иеремии Корибута Вишневецкого, краковской воеводины Анны Могилянки и Яна Собеского, гетмана и великого маршалка коронного; монастырь этот патриархом Кириллом был сделан ставропигиальным. Из выданного 6 октября 1669 г. привилея Михаила Вишневецкого видно, что фундации Креховского монастыря были подтверждены Владиславом IV. Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. X, №249, с. 666-671.
[65] Volum. legum. IV, 304, §§ 26-28.
[66] Оливский договор (pacta Olivensia) утвержден Варшавским сеймом 1661 года. Volum. legum. IV, 344-357.
[67] Volum. legum. IV, 357-359, §§ 66-68.
[68] Volum. legum. IV, 357, § 66.
[69] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, № 18,110.
[70] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, № 17, 96.
[71] Арх. Ю.-З. Р., ч. П, т. II, 130-131.
[72] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, 182.
[73] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, 192.
[74] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, № 32, с. 199.
[75] Ibid. № 32, с. 200.
[76] Volum. legum. IV, 437, § 25.
[77] Volum. legum. IV, 474, § 58.
[78] Летопись Самоила Величка, т. II, (изд. Времен. ком. для разбора древ. актов), Киев, 1851 г., с. 107.
[79] Полное собр. закон. Российск. Империи, т. I, № 398, § 3, с. 659.
[80] Соловьев, кн. III, 186.
[81] Volum. legum. IV, 482.
[82] Volum. legum. IV, 484.
[83] Religii Greckiey tak w Unii, iako Disynii w Koronie у w W. X. Litewskim bedacy, wszystkie przeszle sub tempora interregnorum reassumuiemy Konfederacye, non praejudicando juribus Wtadyctwa Przemyslskiego у Archimandryi Leszczynskiey w Powiecie Pinskim, et ubicunque sint ecclesiarum unitorum.
[84] Volum. legum. IV, 484.
[85] Szujski, IV, 7.
[86] Volum. legum. V, 11, §39.
[87] Szujski IV, 7; сн. Соловьев, кн.Ш, 386.
[88] Volum. legum. V, 14, § 66.
[89] Volum. legum. IV, 497-501 и V, 18-21.
[90] Szujski, IV, 14.
[91] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, № 44, 260.
[92] Reclinatorium или иначе bona reclinatoria — имения, подлежащие возврату; к ним принадлежали имения лиц, находящихся в плену у неприятеля или сосланных им. Горбачевский, 43.
[93] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, № 45, с. 273-275.
[94] Ibid., № 45, с. 284.
[95] Szujski IV, 16.
[96] Volum. legum. V, 24-26.
[97] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, № 49, 288.
[98] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, № 50, 288-89.
[99] Szujski IV, 18.
[100] Volum. legum. V, 27, § 1.
[101] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, 274.
[102] Volum. legum. IV, 484.
[103] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, 274 и 288.
[104] А. Ю. и 3. Р., т. IX, № 77, с. 308-309.
[105] Volum. logum. V, 30, § 11.
[106] Szujski IV, 20-21. По свидетельству Величка, договор был заключен с Ханенком, а Дорошенко тогда, чтобы удержать за собою гетманство, поддался турецкому султану (Летопись Величка II, 250-288). В летописи Самовидца говорится, что эта комиссия с Дорошенко не пришла ни к чему определенному (Летопись Самовидца, 109).
[107] А. Ю.и З. Р., т. IX, 351-56.
[108] А. Ю. и 3. Р., т. IX, № 86, 346-356.
[109] А. Ю. и 3. Р., т. IX, № 47, 196-208.
[110] Костомаров, Собр. соч., кн. VI, с. 168.
[111] Volum. legum. V, 36, § 28.
[112] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, 301. Дело - столкновение его с львовским епископом Иосифом Шумлянским, добивавшимся митрополии. - Чистович II, 146.
[113] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, № 55, 306 и 312. Иосиф Шумлянский был львовским епископом одновременно с Иеремией Свистельницким; между ними шла ожесточенная борьба из-за кафедры.
[114] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, 320.
[115] Volum. legum. IV, 482.
[116] Volum. legum. V, 112.
[117] Volum. legum. V, 129-132.
[118] Volum. legum. V, 139-40.
[119] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, № 65, 335-336.
[120] Volum. legum. V, 165.
[121] Ibid., V, 166-167.
[122] Шмитт, III, 57.
[123] Volum. legum. V, 177, §27.
[124] Volum. legum. V, 180, §39.
[125] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, 370.
[126] Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. IV, № 15, 29.
[127] Volum. legum. V, 226, § 22.
[128] Volum. legum. V, 226-27, § 22.
[129] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, 374.
[130] Volum. legum. V, 280, § 75.
[131] Volum. legum. V, 290, § 149. Симон Репинский, московский подьячий, в 16SS г. перешедший на сторону польского короля. После занятия Вильны русскими войсками он вступил, во избежание наказания, в монахи братского Свято-Духовского монастыря. Но по удалении из Литвы русских, он отказался от монашества, отдался под покровительство виленского бискупа и начал требовать судом от настоятеля этого монастыря Данила Дорофеевича 30 тыс. злотых, которые будто бы последний взял у него, Репинского. Процесс тянулся в течение десяти лет и окончился в пользу Репинского. Только благодаря заступничеству каких-то высокопоставленных лиц Репинский отказался от всякой претензии к Виленскому братству (Сцепуро Д., Виленское Свято-Духовское Братство, с. 140-141). Процесс поглотил много братских сумм (Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. IV, № 28, с. 55).
[132] Volum. legum. V, 306; ср. Volum. legum. IV, 474, § 58; см. выше, с. 326, 327.
[133] Volum. legum. V, 308, § 44.
[134] Чистович, II, 246.
[135] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, № 73,388.
[136] Ibid., ч. II, т. II, 404.
[137] Ibid, ч. II,т. 11,412.
[138] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, 432.
[139] Коялович. Литов. церков. уния, т. II, 422, прим. 325; Чистович II, 310.
[140] А. Крыловский относит это назначение к 1675 году (Львов. Став. брат., с. 179).
[141] Коялович, Лит. цер. уния, II, прим. 327, с. 424-26; Акты Вилен. Археограф. комисс., т. XXIII, № 328, 332-33; сн. Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. IV, № 17, 31.
[142] Послы Луцкого братства просили короля по данной им инструкции, чтобы он дозволил вольный проезд к патриархам за благословением на соединение западной и восточной церквей и чтобы на съезде присутствовали четыре патриарших легата. Послам братств их инструкция строго запрещала вступать в рассуждения касательно веры (Арх. Ю.-З. Р., ч. II, Т. II, 385). Послы эти перед отъездом дали клятву, что они будут прилагать все усилия «к сохранению целости церкви святой восточной, состоящей в повиновении четырех восточных патриархов и что, не соблазняясь ни милостью, ни обещаниями, ни подарками, не уступая страху даже смертной казни, они будут отстаивать все догматы и обряды от великого до малого, ничего не прибавляя и не упуская, в том виде, как они установлены в православной церкви и изложены в инструкции, составленной братством...» (Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. IV, № 18, с. 32).
[143] Коялович, Лит. церков. уния II, 234.
[144] Чистович II, 43-44; Антонович I, 291-294.
[145] Антонович I, 294-295.
[146] Только ничтожное меньшинство русской шляхты оставалось верной своей вере и народности; но оно, ввиду своей малочисленности, ничего не могло сделать для православия. См. Антонович, I, 287.
[147] Volum. legum. IV, 484.
[148] Volum. legum. V, 177, § 27 и 180, § 41.
[149] Volum. legum. V, 280, § 75.
[150] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, 370.
[151] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, 432 и 436.
[152] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. II, №№ 55, 63, 78 и 82.
[153] Ак. В. А. К. III, 382.
[154] Ibid., IV, № 243, с. 56.
[155] Ibid., IV, № 257, с. 106-107.
[156] Ibid., IV, № 290, с. 188.
[157] Антонович I, 314-15.
[158] Летопись Самоила Величка, т. II, 107; ср. выше, с. 328.
[159] Соловьев, кн. III, т. XII, 403.
[160] Supplem. ad hist. Russiae monumenta, № 205, § 4, p. 497.
[161] Журн. Минист. Народ. Просв., 1888 г., № 2, стат. Замысловского. «Сношения России с Польшей в царствование Федора Алексеевича», с. 465.
[162] Ibid, 1888 г., № 3, та же статья, 177.