Миф мощей преподобного Серафима Саровского

Мощи преподобного Серафима за полтора столетия, прошедшие после смерти святого, стали в своём роде самостоятельным участником истории. Их находят, но со временем они исчезают, мощи источают чудотворения, вокруг них разворачиваются горячие споры и сплетаются благочестивые легенды, к мощам съезжаются богомольцы всех сословий, от членов царствующего дома до юродивых и бесприютных странников. Более того — представления о мощах Серафима Саровского, складывавшиеся в течение полутора столетий, влияли на сам образ преподобного в умах современников той или иной эпохи. Именно этому влиянию посвящена моя статья.

            Каким образом представления о мощах святого стали едва ли не тотальными? Нам неизвестен механизм распространения власти образа, символа или культурной парадигмы одновременно на умы и человека массы, и законодателя общественного мнения. Но можно использовать в качестве метафоры следующее наблюдение психоанализа. Все младенцы примерно в одном и том же возрасте и примерно одним и тем же способом приспосабливаются к непонятному и чужому для них миру не-я, используя ментальные символы, не имеющие прямого отношения к реальности. Вероятно, так же и любая "провокация" среды человеческого обитания (а уж тем более вхождение в мир святыни) может вызвать сходные реакции у разных людей. Сходство проявляется в выборе пути для прояснения неведомого. В конкретном культурном контексте, в интерпретации этого контекста, прояснение непрозрачного совершается согласно древним образам-действиям, единым для человечества. Но говоря об образах-действиях, мы имеем в виду миф.

            Этот термин используется мной, конечно, не в вульгарном значении "обмана". Миф — символ жизни, его аналогией является художественный образ. Следующие характеристики мифа, данные А. Ф. Лосевым, приняты в данной работе в качестве аксиом: "Миф не есть метафизическое построение, но — реальное, вещественно и чувственно творимая действительность, являющаяся в то же время отрешённой от обычного хода явлений..."; "миф есть в словах данная  ч у д е с н а я  личностная история"[1].

            Необходимо сказать о том, что миф мощей преподобного Серафима, оформившийся в самом начале XX века, не характерен для православного благочестия в России. Мощи множества святых, горячо любимых со времён Киевской и Московской Руси, не расцвели вообще никакой мифологией. (Фантастическое народное представление о нетлении тел всех без исключения святых не связано с церковным почитанием мощей, но исторически ему предшествует, а уже впоследствии вплетается в жизнь Церкви как рецидив язычества). В XVIII — XIX веках канонизация святых и открытие их мощей не порождают мифов мощей Димитрия Ростовского, Иннокентия Иркутского или Тихона Задонского. То же самое можно сказать и о канонизациях начала XX века, происшедших чуть раньше или чуть позже канонизации преподобного Серафима. Наконец, не породили мифа мощей и многочисленные прославления, совершившиеся в последнее десятилетие.

            Итак, представления о мощах преподобного Серафима во многом уникальны. Моя интерпретация этого феномена не является исчерпывающей объяснительной гипотезой. Последняя и не может существовать в единственном числе, поскольку исторический синтез на страницах статьи или книги в конечном счёте может быть достигнут лишь при допущении множественности гипотез.

Стадия первая. Возвращение

В Дивеевской общине очень рано, может быть, с момента смерти преподобного, появилась легенда о его воскресении в Дивеево[2]. Сёстры запомнили пророчество: "Вот, матушка, теперь все удивляются, что убогий Серафим занимается вами, принимает участие в вас, но это ещё что за диво; а будет диво, как плоть-то свою убогий Серафим перенесёт в Дивеев!"[3]. Заметим, что преподобный говорит не о своём воскресении, но о некоем "пришествии в мощах"[4]. Мотовилов же, на основании каких-то видений и откровений, сообщил в 1854 году императору Николаю I, что старец Серафим "воскреснет прежде общего всех воскресения из мёртвых в царствование Вашего Императорского Величества и единственно лишь только для Вас, Великий Государь..."[5].

            В дивеевских легендах можно выделить два мотива — возвращение и удвоение. Возвращение мыслится как воскресение. Серафим "войдёт" в свои мощи, чтобы вернуться к дивеевским сёстрам, убитым горем после кончины преподобного. Удвоение вызвано, вероятно, словами самого Серафима. Он часто говорил о себе в третьем лице; в нашем случае святой обещает перенести свою плоть так, как будто его плоть это не он сам, а какая-то посторонняя ноша. Легко узнать аскетическое отношение монаха к своему телу (вспомним "брата осла" у св. Франциска Ассизского).

            Первые известия о мощах преподобного Серафима формируются в почти домашней обстановке, среди людей, близких к святому при его жизни. Мы не слишком много знаем об этом, но можно предположить, что мифом возвращения расцвели взвинченные фантазии Мотовилова, горе дивеевских сестёр и некоторые предсказания преподобного. Кроме того, уже на этой стадии присутствует зародыш ситуации удвоения. Последнее немаловажно, поскольку удвоение и возвращение, как мы увидим дальше, являются важнейшими элементами мифа мощей преподобного Серафима.

Несоответствие

О канонизации старца Серафима, любимого тысячами человек в России, церковные власти стали задумываться в конце XIX века. К этому времени накопилось немало свидетельств о чудесных исцелениях по молитве к отцу Серафиму. Благодаря нажиму со стороны императорской четы события ускорились. В 1902 и 1903 годах епископы провели два секретные обследования мощей, но эти освидетельствования привели архиереев и Синод в замешательство[6]. Нетленного тела не было, в гробу-колоде находился хорошо сохранившийся скелет преподобного. Первая редакция акта об освидетельствовании мощей содержала, по-видимому, дезинформацию о состоянии останков святого. Тамбовский епископ Димитрий (Ковальницкий), отказавшийся скрепить своей подписью ложь, поплатился за это кафедрой[7].

            Нетление всего тела (а не одних только костей) почившего подвижника долгое время было для массовой русской религиозности важнейшим критерием святости. Как я уже сказал, это было безусловно языческое представление, но пастыри Церкви, к сожалению, мирились с ним. Преподобный Амвросий Оптинский, возражавший в своё время против наивно-натуралистического понимания нетления мощей святых[8], остался неуслышан... Неудивительно появление разнообразных слухов о мощах Серафима. Из дневника Льва Тихомирова известно, что в первых числах января 1903 года в Саровской пустыни говорили, будто бы в могиле старца Серафима тела вообще нет, а только пустой гроб. Наконец, после второго освидетельствования 1903 года пришла новость — гроб Серафима всё-таки не пуст. Но в феврале уже пошли разговоры о том, что мощи не нетленны[9].   

             Поскольку на канонизации Саровского преподобного настаивала императрица, а вслед за ней и Николай II, либеральные публицисты (особенно социалисты-эмигранты) усмотрели в истлении мощей повод ещё раз чувствительно задеть правительство. Таким образом, разрастаясь, скандал увлекал и людей неверующих, то есть принципиально равнодушных к сути дела.

            На несоответствие мощей нового святого общепринятым понятиям уже в 1903 году ехидно указывали старообрядцы. Позднее, после царского манифеста о веротерпимости 1905 года, они получили возможность легально критиковать государственную Церковь в печати. И тогда факт истления тела преподобного Серафима превратился в козырь, извлекавшийся старообрядческими публицистами с видимым злорадством. Именно из-за истления плоти преподобного нижегородский журнал "Старообрядец", первый легальный старообрядческий ежемесячник, называл саровские торжества 1903 года не иначе как "Саровская авантюра", а Серафима — "истлевший святой"[10]. В 1907 году тот же журнал опубликовал анонимные куплеты следующего содержания: нетленных мощей Серафима Саровского нет, следовательно, он не святой и не чудотворец, а все чудотворения у его раки фальсифицированы ради пополнения церковной казны деньгами легковерного народа[11].

            Надо отметить, что в Дивеевском монастыре известие о мощах Серафима не вызвало смущения; одна из монахинь, ещё помнившая преподобного, в лаконичной форме выразила церковный подход к проблеме: "Мы кланяемся не костям, а чудесам"[12]. Но множество простых душ в смятении искало каких-то объяснений происходящему. Ведь всего лишь семь лет назад, в 1896 году, состоялось прославление святителя Феодосия Черниговского, чьи мумифицированные останки действительно не предались тлению! Кстати, в таком же состоянии мумификации и полной сохранности оказались и мощи святителя Иоасафа Белгородского, канонизированного в 1911 г.

            Научно-богословский экскурс владыки Антония (Вадковского), о котором пойдёт речь ниже, не убеждал простой народ. Отказываться от ложных стереотипов никто не хотел, и положение спасало "наше недостоинство", парадоксальная возможность всё свалить... на себя самого. Архимандрит Евдоким (Мещерский) записал слова саровского паломника, убеждённого в том, что мощи ещё совсем недавно, при первом освидетельствовании, были нетленны, а в самый последний момент подверглись разложению. "Это Господь послал нам за грехи наши. Не желая наказывать нас вконец, Он послал нам в назидание и утешение неполные мощи св. старца. Говорили, что старец Серафим телом вознёсся..."[13].  

            В конечном счёте всё вместе взятое — ожидавшееся нетление мощей подвижника и чудотворца, мучительное разочарование, общественно-политический скандал с участием альтернативной Православной Церкви (старообрядцев) и оппозиционной эмигрантской печати — приняло очертание нервозной ситуации несоответствия. 

Удвоение

Деяние Синода о канонизации преподобного Серафима было подписано 29 января 1903 года, а начиная с марта церковная печать стала обращаться к теме тления святых мощей, пытаясь предотвратить возникший соблазн. Но остановить скандал было уже невозможно. Наконец, в столице появились откровенно антицерковные прокламации, сообщавшие о тлении мощей и на этом основании оспаривавшие святость Серафима. Петербургский митрополит Антоний (Вадковский), почитатель святого Серафима, единственный сторонник его канонизации из архиереев - членов Синода, решил, что в сложившейся ситуации молчание церковных властей безответственно. И владыка предпринял беспрецедентный шаг.

            В июне 1903 года митрополит Антоний опубликовал в 25 и 26 номерах "Церковных ведомостей" акт освидетельствования мощей, который до того был засекречен, и своё "Необходимое разъяснение". Антоний объяснял критерии святости человека, приводил богословские и исторические аргументы, в частности, ссылался на древнюю и современную практику Греческой Церкви. Митрополит твёрдо настаивал на том, что для канонизации святого нетление тела не имеет решающего значения. Отклики оппонентов — печатные и приватные устные — последовали незамедлительно[14].

            Продолжавшаяся полемика поделила образ святого на "Серафима веры" и "Серафима истории". Многократно описанные чудеса по молитве к Саровскому старцу происходили зачастую вне Сарова, то есть вдали от могилы чудотворца. Молитвенное общение с Серафимом и огромная любовь к нему в самых разных слоях общества не всегда были связаны с паломничеством к мощам, ещё почивавшими в земле. Некоторые люди полюбили Серафима и поверили в его святость, даже не зная подробностей жизни Саровского подвижника, не читая его "Жизнеописаний". Тем не менее присутствие "Серафима веры" было не просто ощутимым, но почти что зримым, и в данном случае мы не можем говорить о мифе.

            Тот Серафим, к которому обращались в молитве, Серафим созерцания в 1903 году был вне обсуждения. Для одних праведность и святость его жизни была очевидна, для других слова святость, чудо, благодать были досадными фикциями. Спор шёл не о "Серафиме веры и молитвы", а о том Серафиме, который лежал в деревянной колоде у стен соборной церкви Саровской пустыни. Рядом с бессмертным чудотворцем и пророком возникает мёртвый и беззащитный объект, который — как это ни тяжело сознавать — тоже Серафим... Теперь ситуация несоответствия соседствует с ситуацией удвоения. Как мы помним, аскетическое самоотвержение святого в некоторой мере это удвоение предвосхищало.

Чудесный талисман

Прославление преподобного Серафима летом 1903 года сопровождали многочисленные исцеления. Канонизация сделала имя Саровского святого ещё более известным; несомненные, подтверждённые медиками чудесные исцеления умножались чуть ли не ежедневно. Это было торжество "Серафима веры". Антицерковные авторы, участвовавшие в газетной кампании несоответствия, неоднократно писали об имитации чудес, но обвинения никем не были проверены. По всей стране разошлось большое количество частиц мощей Серафима, в антиминсах и в иконах с миниатюрными реликвариями. Мощи святого — и почивающие в Сарове под пышным серебряным балдахином, и наполнившие страну как куски рассечённого магнита — оставались источником чудес. История мощей преподобного пополнилась сюжетом "чудесного талисмана".

            Одновременно, при активном участии политического и церковного официоза, формировался миф опоры трона. В правительственной публицистике общим местом становится утверждение: в Сарове совершилось единение царя и народа. Отныне как для императора, так и для многих преданных ему людей всё царствование проходит под покровительством Серафима. Саровский святой дарует венценосной чете наследника и помогает царю в ежедневных трудах. Ширится слух — преподобный Серафим обещал, что вторая половина правления Николая II, в отличие от первой, будет мирной и счастливой[15].

            Эксплуатация правительством почитания того или иного святого, к сожалению, явление типичное. Для нашей темы важно, что миф опоры трона почти не был связан с мощами святого. Ситуация удвоения отвердевает: Серафим мистически, незримо покровительствует Государю и государеву делу, а святые мощи служат не столько государству, сколько обществу. 

Стадия вторая. Оживающие мощи

Всё в том же 1903 году С. А. Нилус публикует запись беседы преподобного Серафима Саровского с Н. А. Мотовиловым. Но в распоряжении Нилуса был ещё один сенсационный документ — "Великая Дивеевская Тайна", фантасмагорическое развёртывание мифа возвращения, вложенное к тому же в уста самого Серафима. Нилус сообщает, что получил текст "Тайны" от вдовы Мотовилова[16]. Не сумев опубликовать "Тайну" при жизни, он каким-то образом передал текст уже в 1920-е годы за границу. Впервые "Тайна" увидела свет в 1969 году в Сан-Франциско[17]. Копии "Великой Дивеевской Тайны" хранились также в архиве священника Павла Флоренского.

            Согласно "Тайне", приблизительно на рубеже XIX и XX веков архиереи Православной Церкви зайдут в своём нечестии так далеко, что уже не будут верить в воскресение Христа. Для того, чтобы доказать истинность Христова и всеобщего воскресения, Серафим воскреснет подобно семи отрокам Эфесским, после чего перейдёт из Сарова в Дивеево и начнёт проповедовать покаяние. Открыв в Дивеево четверо мощей, преподобный возляжет посреди них пятым, но эта вторичная его смерть будет уже непосредственно предшествовать второму славному пришествию Господа Иисуса и всеобщему воскресению[18].

            Социально-психологический кризис, который переживала в начале века Россия, уже сам по себе делал необходимым появление пророчества, которое объяснило бы смысл истории. Вся атмосфера начала века была буквально пропитана апокалипсическими ожиданиями. На многие тысячи человек может быть распространена характеристика, данная протопресвитером Георгием Шавельским религиозности последней русской царицы. По словам о. Георгия, "увлекалась она той, развившейся у нас в предреволюционное время, крайней и даже болезненной формой православия, типичными особенностями которой были: ненасытная жажда знамений, пророчеств, чудес, отыскивание юродивых, чудотворцев, святых, как носителей сверхъестественной силы. От такой религиозности предостерегал Своих последователей Иисус Христос, когда дьявольское искушение совершить чудо отразил словами Св. Писания: "Не искушай Господа Бога твоего" (Мф 4:7)"[19].

            Рождение новой формы мифа возвращения объясняет также своеобразная "теснота" в истории. Ситуации несоответствия и удвоения, связанные с мощами Серафима, напряжённое политическое положение в России, падение репутации церковной иерархии, поток чудес в дни Саровских торжеств — всё это, соседствует во времени, уже, вероятно, превосходило резервы человеческого восприятия. И "теснота" в истории разрешается взвинченной апокалиптикой, снятием истории, выходом из неё.

            Итак, согласно "Тайне", "Серафим веры" вскоре вернётся в свои мощи, удвоение и несоответствие прекратятся, возвращение исполнится, чудеса продолжатся в невиданных масштабах (мёртвый воскреснет!). Нечестивые архиереи будут посрамлены. И едва ли не самое главное: воскресением и второй смертью преподобного завершится наконец тесная и безотрадная история человечества.

            "Великая Дивеевская Тайна" рассказана, так сказать, с сумасшедшинкой в глазах; в основе её лежит какой-то документ, действительно восходящий к Н. А. Мотовилову. Можно предположить, что "откровения", о которых Мотовилов сообщал Николаю I, связаны с реальными словам преподобного Серафима. Из "Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря" архимандрита Серафима (Чичагова)[20] известно, что Саровскиий подвижник обещал дивеевским сёстрам не разлучаться с ними и по смерти. Преподобный любил использовать примеры из житий в качестве метафор. Почему бы не вспомнить ему в разговоре с крестьянками историю Эфесских отроков, уснувших в древности на сто семьдесят лет, а потом проснувшихся? В контексте беседы об иллюзорности смерти, уже побеждённой Христом, такая легенда-притча кажется вполне уместной.

            Но всё это лишь догадки. Та версия мифа, которую опубликовал Нилус, конструирует совершенно новые смыслы. Бог воскрешает Серафима, чтобы доказать истину неверующим. Сама постановка вопроса о мстительном триумфе доказательства возможна только вне веры Евангелия. Общим местом в христианской литературе стало объяснение, почему воскресший Господь не явился ни Каиафе, ни Пилату, ни саддукейскому синедриону... "Тайна" представляет Серафима неким героем-волшебником, побеждающим врагов. Речь идёт о магическом акте, почти ритуальном действе, очень нужном для распространителей "Тайны". Но сами они лишены необходимой магической власти, так что остаётся ожидать таковой от великого Саровского святого. Возникает вопрос — говорит ли "Тайна" о том самом воскресении мёртвых во Христе, которого ожидает Церковь? Нилус, явивший миру апокрифическое пророчество, имел в виду, кажется, нечто иное. Показателен сон, увиденный в 1900 году каким-то безымянным товарищем Нилуса и пересказанный последним в книге "Великое в малом".

            Сновидец после тревожных сцен, предвещающих войну и смуту, встречает в деревенском доме Нилуса Николая II с императрицей и великими княжнами. Завязывается общая беседа. "Сидим это мы, только вдруг смотрю я — из передней выходит и идёт к нам отец Серафим Саровский, лицо у него цвета некрепкого чая, и я чувствую, что это его мощи восстали. Проходит он мимо нас, становится перед иконой и начинает молиться. Мы все встали и тоже молимся"[21]. Император трижды просит святого: "помолитесь за меня!" Безмолвствующий Серафим отвечает согласием лишь на третий раз:

            "Отец Серафим обернулся, взглянул на государя и ответил:

            — Помолился, да и помолюсь!

            И с этими словами благословил всех нас, проходя от иконы к столу, и сел за стол рядом со мною. Я и спрашиваю его:

            — Батюшка, отец Серафим! Это мощи ваши восстали?

            — Да, — ответил он мне. — Мои мощи! — И добавил затем:

            — Сегодня умрёт!"[22].

Очевидно, что речь идёт о такой метаморфозе цельбоносных мощей, при которой сохраняется даже внешний вид тронутого тлением тела. Живые мощи двигаются, разговаривают, молятся... И всё-таки это не тело славы, а именно ожившие мощи, ещё не преображённые воскресением (ср. Иез 37:8). "Великая Дивеевская Тайна" зафиксировала полное перерождение прежнего мифа возвращения, пронизанного теперь декадентским отчаянием, жутковатым ожиданием магов-победителей "цвета некрепкого чая"[23].

            Следует заметить, что сны, о которых то и дело рассказывает Нилус, вообще многое проясняют в его мифологии. Рядом с текстом "Великой Дивеевской Тайны" Нилус поместил пересказы сновидений разных лиц, увиденных в 1920-е годы. И все они, словно волшебные сказки, повествуют о восстании из гроба костей преподобного, а не о его воскресении. Например:

            "В ночь, уже в Сарове, видит он сон: стоит у раки, и кости преподобного Серафима соединяются, и вскоре он встаёт из раки, одетый, как рисуют на иконах, и говорит этому человеку:

            — Смотри, я живой!"[24].

            Некая жительница украинского города Пирятина рассказывала Нилусу, как ей приснился "страшный мрак и полное разрушенье: поломанные и вырванные с корнем деревья, разрушенные до основания дома, развалившиеся печи и кое-где полуразвалившиеся печные трубы — словом, хаос и ужас... [...] ...среди хаоса и разрушения увидела большую картину-икону и на ней изображение лежащего в гробу некоего монаха, под которым была надпись: преподобный Серафим Саровский. Смотрю: монах оживает, поднимается из гроба, встаёт и смотрит на меня с небесной улыбкой"[25]. Быть может, вся эта коллекция страшных сказок об оживающих мощах есть компенсация за мучительную ситуацию несоответствия 1903 года?

            Итак, апокрифическая "Великая Дивеевская Тайна" в своём окончательном виде запечатлела апокалипсический миф оживающих мощей, не имеющий ничего общего с верой Церкви. Миф продемонстрировал конфликт всех прежних представлений, сложившихся вокруг мощей преподобного, их стиснутость в историческом времени, вызывавшую сильнейшее эмоциональное и духовное напряжение. В открытии мощей Серафима увидели приближение не только самого святого, но и "того света", приближение одновременно чудесное и опасное. Всё это вместе взятое было пережито как апокалипсический канун, пограничная ситуация, слом времени.

Несоответствие-2  

Кампания вскрытия мощей, развёрнутая вождями русской революции после 1918 года, была пропитана пафосом разоблачительства, желанием отыскать "подделки". В 1920 была вскрыта и рака преподобного Серафима в Саровской пустыни. Более полугода мощи святого, открытые для обозрения, оставались в раке под стеклом[26]. 

            Оскорбительное для верующих вскрытие мощей, прокатившееся по всей стране, выглядело как своеобразное контр-освидетельствование, готовящее своего рода "деканонизации" святых. При вскрытии мощей обнаружилось, что большинство из них пребывали примерно в том же состоянии, что и мощи Серафима Саровского — не нетленное тело, а кости, иногда с частями высохших мышц и кожи. Но теперь несоответствие реальности народным верованиям уже не пугало, а воодушевляло власть предержащих. Итак, перед нами прежняя, не забытая ещё ситуация несоответствия. Неслучайно знаменитые священники Алексий Мечёв и Сергий Булгаков, стремясь рассеять языческие предрассудки касательно мощей святых, в дни поругания святынь вспоминали мучительные переживания тех, кого в 1903 году потрясло известие: мощи батюшки Серафима — не тело, но кости[27].

            В дальнейшем ситуация несоответствия потеряла свою былую остроту. Мощи преподобного Серафима в конце концов оказались в ленинградском Музее истории религии, где их кто-то спрятал в самых дальних запасниках. Вероятно, не только верующие, но и государство ничего не знало о местонахождении мощей. Создалось неловкое положение, заставившее антирелигиозную пропаганду развивать уже знакомую нам тему несоответствия на примере мощей других святых. В годы хрущёвского наступления на Церковь "антирелигиозники" в связи с мощами Серафима Саровского ограничивались кратким[28] или развёрнутым[29] рассказом о событиях 1903 года: обретение скелета, а не тела, скандал в обществе, "Разъяснение" митрополита Антония и т. д. Едва ли усилия достигали своей цели — ситуация несоответствия не могла всерьёз заинтересовать неверующее большинство, а верующим пришлось перенести уже столько испытаний, что давнее, почти младенческое смущение никак не могло повлиять на их любовь к преподобному Серафиму.

Уход

Вскрытие мощей, начавшееся в 1918 году, народное сознание связало с засухой и голодом 1921 - 1922 гг. По словам современного историка, письма простых граждан в Совнарком с требованиями прекратить надругательства над святыми мощами, "свидетельствуют и о том, что православная Россия считала страшную засуху Божьей карой за вандализм и богоборчество"[30]. Православные христиане боялись невольно оказаться соучастниками кощунства, порой не знали, можно ли прикладываться к обнажённым, лишённым всех покровов мощам. Дивеевская монахиня Серафима (Булгакова) вспоминала: "Одной монашенке в Дивееве приснился преподобный с такими словами: не ходите в Саров, кто будет смотреть косточки, тот не увидит его в будущем веке. С полгода это продолжалось, потом мощи снова облачили"[31].

            Весной 1927 года Саровская пустынь была закрыта, мощи преподобного Серафима увезли в Москву. Незадолго до того Тамбовский архиепископ Зиновий (Дроздов) объявил, что один из саровских иноков должен скрыться со святыми мощами на Кавказе. Но иеромонах, которому владыка поручил спасение святыни, отказался, поскольку был твёрдо уверен, что мощи, источник множества чудес, и сами не дадутся в руки святотатцев. В результате мощи Серафима оказались сначала в московском Центральном антирелигиозном музее, а потом в ленинградском Музей истории религии[32].

            Весь описанный процесс шёл в рамках государственной программы антирелигиозной борьбы, и не нуждается в дополнительном объяснении. И всё же на одно сопутствовавшее обстоятельство надо обратить внимание. Второй съезд советов в январе 1924 года принял решение о сооружении Мавзолея для умершего вождя. С тех пор изъятие и уничтожение мощей, санкционированное в 1920 самим Лениным, могло восприниматься как утверждение единого имперского культа. В стране (в пределе — во всём мире) должен был быть один единственный "алтарь" — Мавзолей Ленина, построенный по образцу месопотамских зиккуратов. И в недрах этого "алтаря" должны были находиться единственные "святые и нетленные мощи"...

            Катастрофы, обрушившиеся на народы СССР, воспринимались христианами как наказание за богоборчество. Уход мощей преподобного Серафима был также пережит как наказание за грехи — святыня отнималась за недостоинство. В агиографии, в частности русской, достаточно распространён сюжет ухода святого покровителя из города, осквернившегося преступлением или неверием. И всё же продолжал звучать голос надежды. В 1922 году Анна Ахматова прощалась со святыми, которые навсегда покидали "двор Господень", церковную ограду — но не Россию:

...И выходят из обители,

Ризы древние отдав,

Чудотворцы и святители,

Опираясь на клюки.

Серафим — в леса Саровские

Стадо сельское пасти,

Анна — в Кашин, уж не княжити,

Лён колючий теребить[33]...

У Ахматовой святых провожает Богородица, остающаяся вместе со Своим маленьким Сыном на опустевшем "дворе Господнем". Несравненно более оптимистичный и схематичный взгляд на происходящее был у Надежды Павлович. В 1919 году в поэме "Серафим" она связала уход преподобного (его оживших мощей!) из монастыря в гущу страждущего народа именно с ожидавшимся тогда вскрытием раки в Сарове. В поэме Павлович Серафим оживает во время кощунственного "освидетельствования", чтобы уйти вместе с покаявшимися богоборцами, русскими хулиганами, в рабоче-крестьянские массы и стать защитником их молодого государства[34]. Как это ни удивительно, но перед нами несколько переиначенный миф опоры трона. Только теперь место трона заняла республика.

            Обратим внимание на близость внеевангельского мистицизма Нилуса и мистического народничества Павлович в их отношении к мощам преподобного Серафима. И у Нилуса, и у Павлович мощи оживают в роковой момент истории и Серафим становится вождём победителей. Разница в том, что Нилус не имел никакого отношения к "сменовеховцам" и не усматривал в похищении мощей знамение национального возрождения[35]. В свои повествования о мощах Серафима он вложил глубочайший пессимизм и желание решить все проблемы Армагеддоном. Но разве этот апокалипсический нигилизм не был глубоко родственен нигилизму Георгия Чулкова, Клюева или Иванова-Разумника? Павлович, подобно Иванову-Разумнику, верила, что спасение придёт от "скифов", и с надеждой ждала встречи народа и народного святого без средостений. Всё происходящее в поэме "Серафим" можно определить как "ликвидацию отчуждения", при которой воскресение Серафима становится вполне логичным[36].

            Уход мощей преподобного Серафима для многих был призывом к покаянию, горем, исполненным надеждой на непрерванность связи видимого и невидимого. Но те, кто встретили русскую революцию как религиозную мистерию, ведущую к откровению лика Святой Руси, видели в уходе мощей начало преображения народной стихии и освящение нового строя. Возвращение мощей Серафима в 1991 году, как будет сказано далее, тоже было окрашено отблесками исторического катаклизма, овеяно связанными с ним страхами и надеждами.

В узах

История вскрытия и похищения мощей преподобного Серафима восстановлена в упомянутой выше статье В. А. Юрченкова. Но что было с ними потом? Как ни странно, до сих пор никто не попытался ответить на этот вопрос, хотя сохранились документы, проливающие свет на судьбу святыни в послевоенные годы. Ради знакомства читателя с этой темой я позволю себе ненадолго отвлечься от мифа мощей.

            В середине 1940-х годов, во время восстановления Московского Патриархата и дарования ему некоторых послаблений, Церкви стали возвращать мощи святых. В частности, отдали мощи преподобного Сергия Радонежского, святителей Алексия Московского, Феодосия Черниговского, Тихона Задонского. Во многом это была плата за те услуги, которые Патриархия оказывала Сталину в его внешней политике. Но поскольку прецедент уже был, в Совет по делам Русской Православной Церкви[37] (далее — Совет) при Совете министров СССР стали поступать просьбы о возвращении мощей других святых. Напомню, что происходило это на фоне несравненно более обильного потока просьб об открытии приходских церквей. Энтузиазм верующих и выход из подполья множества христианских общин создали серьёзную проблему для властей.

            Первые просьбы о возвращении мощей появились в Совете в 1946 году. В частности, 26 ноября 1946 года упономоченный по Мордовской АССР П. Мельгунов отправил на имя председатель Совета, полковника госбезопасности Г. Г. Карпова донесение о беседе с благочинным Саранской епархии Любимцевым. Днём раньше, 25 ноября, благочинный представил Мельгунову ходатайство священника Успенской церкви в Темникове Ивана Клавдиевича Лентовского и группы прихожан о возвращении мощей преподобного Серафима Саровского. Прошение было адресовано на имя Пензенского и Саранского епископа Михаила (Постникова). В передаче Мельгунова резолюция владыки выглядит так: "Саранск: секретарю по Саранской епарх. МАССР, епархии для согласования с надлежащими органами власти". Любимцев сообщил уполномоченному, что мощи находятся в каком-то музее в Москве и попросил вернуть мощи именно в Темников, поскольку Саров (точнее было бы сказать — концлагерь и завод на месте Сарова) расположен в Темниковском районе. При этом благочинный сослался на прецедент с возвращением мощей Сергия Радонежского. Мельгунов закончил своё письмо словами: "Благочинному Любимцеву по этому ходатайству я ничего не обещал и как поступить по данному вопросу прошу Вашего указания"[38]. 

            Карпов очень не хотел, чтобы Церковь получила какие бы то ни было мощи, о чём он соообщил Совету министров в письме на имя В. М. Молотова от 21 мая 1947 года[39]. Но Московский Патриарх Алексий I и епархиальные архиереи, несмотря на увещевания Карпова, настаивали на возвращении мощей, и глава Совета попросил у правительства указаний на этот счёт. Замечу, что в письме Карпова к Молотову названы имена святых, чьи мощи хотели бы вернуть Церкви её иерархи, но о Серафиме Саровском речи нет. Быть может, о возвращении мощей Серафима не просил никто, кроме отца Иоанна Лентовского и его общины?

            Мощами святых в Совете занимался заведующий отделом И. И. Иванов. Он обнаружил, что даже приблизительно неизвестно количество и место нахождение реликвий. В сентябре 1947 по его просьбе Уполномоченный Совета при Совете Министров УССР П. Ходченко прислал в Москву перечень всех мощей, находившихся в церквях и монастырях на Украине, где возвращение святынь произошло во время нацистской оккупации[40]. Поступали и справки из музеев. 3 декабря 1947 года директор ленинградского Музея истории религии В. Бонч-Бруевич направил на имя Карпова два списка. Один включал перечень мощей, отправленных в Ленинград после упразднения в 1946 московского Центрального антирелигиозного музея. Во втором списке значатся мощи, ещё остававшиеся в фондах музея в Москве. Оба списка, с инвентарными номерами "экспонатов", были составлены 5 ноября 1947. Во втором списке читаем: "5985  Мощи Серафима Саровского. Кости скелета, плохой сохранности, в специально устроенной витрине под стеклом, получены из часовни — 1-я Мещанская ул. в Москве, мощи находятся в фонде, отдельные предметы — епитрахиль, поручи и др. упакованы и отправлены в Ленинград, ящик № 268"[41].

            О какой часовне идёт речь? На Первой Мещанской улице их было четыре; быть может, имеется в виду часовня преподобного Серафима Сарвского Серафимо-Дивеевского монастыря. В ней хранился ковчежец с частицей мощей преподобного и список с чудотворной Серафимо-Дивеевской иконы Богородицы; закрыли часовню осенью 1929 года[42]. Если мощи Серафима между 1927 и 1929 пребывали в этой часовни, непонятно, почему никто об этом не знал. Во всяком случае, в разнообразных мемуарах нет ни слова о пребывании мощей преподобного на Первой Мещанской. Быть может, в документах музея произошла путаница, соединившая происхождение целых мощей Серафима и их частицы, которую музей действительно мог получить из закрытой часовни.

            На основании полученной информации Иванов составил "Сведения о "мощах", находящихся в фондах музея истории религии, а также музеях, подведомственных комитету по делам культурно-просветительных учреждений при Совете Министров РСФСР"[43]. Согласно этим "Сведениям" в Музее истории религии в Москве находятся мощи "Серафима Саровского — кости плохой сохранности"[44]. Этот труд Иванов предпринял, скорее всего, уже в 1948. В том же году, в письме от 8 июля, Бонч-Бруевич сообщал Карпову, что музей стали торопить с переездом[45]. Надо полагать, что как раз в это время мощи преподобного Серафима и были перевезены из Москвы в Ленинград.

            Тем временем Карпов получил второе ходатайство о возвращении мощей Серафима, которое написал 3 сентября 1948 года Николаем Твезумь[46]. "По поручению группы верующих" Николай обращается к Карпову "как к защитнику интересов верующих", прося "сделать изъятие остатков мощей из быв. антирелигиозного музея мощей Серафима Саровского и передать их верующим, для музея нет ни[ка]кого к ним интереса а верующи[м] большая радость и утешение, особенно для пожилых людей"[47]. Наконец, Карпов получает очередное письмо от Бонча-Бруевича, датированное 8 сентября 1948 года:

            "Глубокоуважаемый Георгий Григорьевич.

            Я обещал Вам дать список всех "мощей", которые находятся в Музее Истории Религии в Ленинграде, куда влились экспонаты Московского Музея Истории Религии.

            Я недавно был в Ленинграде и там, на месте, был составлен следующий список:

            1) Серафима Саровского,

            2) Иосафа Белгородского,

            3) Александра Невского,

            4) ребро святого Альфонса,

            5) мумифицированный труп фальшивомонетчика и

            6) мелкие частицы "мощей" разных католических "святых".

            7) "Умученный от жидов" останки отрока Михаила[48].

            Надо решить вопрос, как быть со всеми этими предметами: нужно ли их нам хранить, или нужно просто предать сожжению в крематории?

            Я был бы очень рад, если бы Вы мне дали бы по этому поводу добрый совет и, может быть, нашли бы нужным снестись с Советом Министров, чтобы так или иначе решить это дело.

            Директор музея истории религии АН СССР

Влад. Бонч-Бруевич"[49]. 

Карпов наложил на письмо Бонча резолюцию: "Иванову И. И. Надо вновь поставить вопрос в Совете Министров, внеся тоже[50] предложение. Карпов. 13/IX". На письма 8 и 9 сентября (во втором Бонч спрашивает что ему делать с громадным количеством антиминсов, икон, богослужебных книг, с облачением православного и католического духовенства, с бесчисленными статуями Будды и т. д.) Карпов ответил 16 сентября. Он обещает решить проблему в конце октября или в начале ноября и роняет многозначительно: "Я полагаю, что все упомянутые Вами предметы и тем более "мощи" находятся в складе, а не в качестве экспонатов музея"[51].

            Что же было дальше? Судя по справке, сохранившейся в деле, 19 октября 1948 года Совет по делам... направил письмо № 904/с в Совет министров на имя заместителя председателя К. Е. Ворошилова[52]. Вероятно, Совет министров, возглавляемый Сталиным, должен был принять принципиальное решение о дальнейшей судьбе мощей. В деле сохранились три "Приложения", подписанные Ивановым. Возможно, они сопровождали неизвестное нам письмо в Совет министров. "Приложение № 1. Список "мощей", находящихся в церквах и монастырях"[53]. "Приложение № 2. Список "мощей", находящихся в местных музеях, по которым возбуждено ходатайство о передаче их церкви"[54]. Здесь под номером 1 читаем: "Серафима Саровского — "мощи" находятся в музее Истории Религии". И "Приложение № 3. Список мощей, находящихся в фондах Музея Истории Религии и в местных краеведческих музеях"[55].

            Совмин, судя по дальнейшему ходу событий, не принял никакого радикального решения. Мощи перестали возвращать Церкви, но и уничтожения их по плану Бонч-Бруевича не последовало. Это вполне вписывается в общую картину отношений Православной Церкви и советской власти. Благоволение тирана было непродолжительным, и уже во второй половине 1948 года взаимоотношения Церкви и государства пережили крутой перелом[56]. Наступило "похолодание", закрывались некоторые только что открытые храмы. Впрочем, Сталин ещё надеялся при случае как-то использовать возможности Патриархии. Иерархи, как мы помним, просили в 1946 — 1947 годах вернуть мощи некоторых святых. Следовательно, уничтожать мощи не имело смысла. В будущем их возвращение могло стать стимулом для выполнения каких-то политических заданий.

            И, наконец, последний вопрос: при каких обстоятельствах мощи преподобного Серафима были спрятаны в дальнем углу Казанского собора? Возможно, это произошло на рубеже лета и осени 1948 года, когда директор музея Бонч-Бруевич вознамерился отправить святые мощи в крематорий. Но в любом случае непонятно, почему в 1990 году неожиданно найденные мощи Серафима не значились в описи музея. У мощей был инвентарный номер в Москве, и при получении их в 1948 году в Ленинграде сотрудник, принимавший экспонаты, обязан был сделать соответствующую запись. Прояснение событий 1948 года (а может быть, и последующих лет), связанных с мощами преподобного Серафима, требует дальнейшей работы в фондах Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории, Государственного архива Российской Федерации и Государственного музея истории религии.

В ожидании возвращения

В течение долгого времени у верующих не было никаких точных сведений о судьбе мощей преподобного Серафима. Тем не менее, в Москве 1960-1970-х годов твёрдо верили: мощи Серафима надёжно спрятаны, и в Дивеево есть люди, которые знают место хранения святыни. Но при этом ни о каком мифе мощей не было и речи, сомнению подвергали даже достоверность знаменитой "Беседы с Мотовиловым".

            Известие о том, что кто-то втайне хранит мощи преподобного Серафима, было достаточно распространено и вне Москвы. Например, рассказывал об этом в 1970-х годах архиепископ Павел (Голышев), живший на покое в Бельгии. По его словам, мощи Серафима Саровского находились у некоего мирянина, и покойный Патриарх Алексий I знал местонахождение святыни. Новому же Патриарху, Святейшему Пимену, по словам владыки Павла, о мощах Серафима уже ничего не было известно[57].

            Следует сказать, что в докладе 1951 года осведомитель МГБ протоиерей Алесандр Осипов, профессор Ленинградской духовной академии, сообщил ленинградскому уполномоченному Кушнарёву о каких-то апокалипсических легендах, отдалённо напоминающих "Тайну". А. Осипов утверждал, что предсказания эти распространялись в 1943 — 1944 годах среди монахинь и тех, кто некогда был близок к св. Вениамину, митрополиту Петроградскому[58]. Но здесь перед нами встаёт трудный вопрос, моральный и источниковедческий — в какой мере вообще можно доверять доносам? Изучая историю Церкви в XX веке, нельзя забывать, что сотрудники госбезопасности искусно фальсифицировали документы. Так что лгать в равной степени могут и донесения осведомителей, и свидетельские показания, и протоколы допросов.

            И всё же не лишне допустить, что тема ухода-возвращения Серафима Саровского могла наполняться эсхатологической тревогой. Быть может, это и не связано с "Великой Дивеевской Тайной", достаточно было и предсказаний Серафима об особом месте Дивеево в последние времена, о бессилии антихриста перед дивеевской общиной. Пророчества стали широко известны ещё в начале века благодаря "Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря" архимандрита Серафима (Чичагова).

            Если давний миф возвращения и существовал в советское время, то был он достоянием очень узкого круга. Хранительницей "Великой Дивеевской Тайны" оказалась в ту пору Русская Православная Церковь Заграницей. В России христиане ждали не "Серафима веры", общение с которым никогда не прерывалось[59], и не ожившего Серафима, но всего лишь возвращения мощей. Известно, что в 1970-е годы в Дивеево раздавались голоса пророчиц, возвещавших от имени самого преподобного, что до возвращения его мощей остались не годы, а дни и часы[60].

            Всё изменилось в начале 1990-х. Неожиданное явление мощей Серафима Саровского вызвало новое, чрезвычайно сильное духовное напряжение, сходное, наверное, с таким же глубоким волнением тысяч сердец в 1903 году.

Удвоение-2

"Бог поругаем не бывает" (Гал 6:7), бесчинства богоборческого режима не поставили точку в истории почитания святых в России. 4 ноября 1990 года мощи преподобного были найдены в запасниках Музея истории религии. В инвентарной описи, как я уже сказал, мощи не числились. После нескольких экспертиз было твёрдо установлено, что найденные останки — действительно мощи Серафима Саровского. 11 января 1991 года Московский Патриарх Алексий II и директор музея в торжественной обстановке, в присутствии тележурналистов, подписали документ о возвращении Православной Церкви мощей Серафима Саровского. Был установлен праздник второго обретения мощей (в день блаженной кончины святого — 2/ 15 января).

            И вновь мы находимся в ситуации удвоения. Телевидение и газеты, откликнувшиеся на возвращение мощей, не интересуются "Серафимом веры": молятся одни, обсуждают молитву другие. В 1991 году мощи преподобного столь же беззащитны перед манипуляциями падких на новости людей, как и в 1903. Патриарху Алексию II приходится прикладывать немало усилий, чтобы в проповедях и публичных выступлениях как-то связать для аудитории факт обнаружения мощей — и подвиг святого, жившего в прошлом столетии.

            Отныне в своём существовании мощи Серафима ничем не отличаются от мощей других святых. Из них могут изыматься частицы для антиминсов или ковчегов-реликвариев. В частности, в июне 1992 года, во время посещения Элладской Православной Церкви, Московский Патриарх преподнёс частицу мощей Саровского подвижника храму преподобного Серафима при русском старческом доме в Афинах[61].

Стадия третья. Таинственная гробница

Уже само восстановление Дивеевского монастыря и первые службы в монастырском соборе рождали апокалипсические настроения, прозвучавшие даже на страницах официального церковного издания — "Журнала Московской Патриархии"[62]. А когда на рубеже 1990 и 1991 стало известно, что найдены мощи преподобного Серафима, апокалипсическая волна поднялась ещё выше. Вместе с мощами святого вернулся и миф оживающих мощей. Этому способствовало совпадение в 1991 году Пасхи и Благовещения, воспринятое множеством людей как бесспорный знак конца света. Не забудем и о том, как действовало на умы политическое положение зимы — лета 1991 года, грозившее диктатурой, гражданской войной, экономическим хаосом на территории умиравшего СССР.

            К этому времени "Великая Дивеевская Тайна" уже не является достоянием узкого круга друзей Нилуса. Апокриф, сохранившийся во многом благодаря Русской Православной Церкви Заграницей, публикуется в газетах и журналах. Именно эта массовость стала причиной десакрализации и трансформации мифа, о чём ниже пойдёт речь. Вторым важным фактором в судьбе мифа оказалось исполнение пророчества, исчерпанность самой темы. Преподобный Серафим, как и обещал, "плоть свою перенёс в Дивеево": летом 1991 святые мощи в сопровождении Патриарха и сонма духовенства были перенесены в Дивеевский монастырь. Но во время этих торжеств Серафим всё-таки не воскрес... И люди, ожидавшие обещанного воскресения святого, решили, что пророчество исполнилось только наполовину. Для них таинственная гробница в Дивеевском соборе хранит какие-то ещё не исполнившиеся судьбы России и человечества[63]. 

            Несмотря на сохраняющийся трепет перед "отложенным концом", миф всё-таки десакрализуется, стремительно превращаясь в некое подобие волшебной сказки. Её достоверность, впрочем, не оспаривается. Напротив, "Великая Дивеевская Тайна" для православных христиан России уже стала "общим местом". Деградация мифа выражается не в скепсисе, а в нежелании признавать строгую достоверность "Тайны". Игумен Андроник (Трубачёв) сопроводил публикацию смеси подлинных пророчества Серафима и апокрифов, в частности, интересующей нас "Тайны", туманным комментарием: "Предстоит ещё большая текстологическая работа и духовное осмысление этих свидетельств эпохи, чтобы можно было приблизиться к их общецерковному пониманию"[64].

            На фоне неполной достоверности "Тайны" формируется новая интерпретация второго обретения мощей Серафима. Преподобный Серафим возвращается ради воскресения и возрождения России. Начало возрождения — покаяние. Для того, чтобы вложить в сердца детей веру отцов, разбудить совесть и принять наше покаяние вернулся в своих мощах духовник земли русской преподобный Серафим. Переживаемый исторический момент —  последний шанс для России, которой предстоит подвиг единения вокруг своих великих святынь. В этом новом единстве, аскетичном и одухотворённом, исцелится несчастная судьба нашей страны и она будет надёжно ограждена от самого страшного соблазна — поклонения грядущему антихристу[65].

            И вновь перед нами миф опоры трона, сформулированный в начале века церковно-политическим официозом. Но поскольку трона в России сегодня нет, опору получает нация. Таким образом, рака в Дивеевском соборе хранит в себе исполнение мессианского предназначения воскресающей России. Иногда те же идеи высказываются с большим ударением на эсхатологическом аспекте событий: преподобный Серафим "пришёл как приуготовитель путей скорби в преддверии роковых для России испытаний"[66]. Но в любом случае таинственной гробнице Серафима отведено место едва ли не второго Гроба Господня, из которого воссияло воскресение[67]...

            Московский Патриарх Алексий II в многочисленных проповедях и выступлениях по поводу обретения мощей и их перенесения в Дивеево ограничился меньшим. Он не разворачивал обширных перспектив возрождения Руси, но делал упор на возможности социального примирения под водительством преподобного Серафима: "В это неспокойное время многим из нас не хватает мирного, созидающего духа — духа кротости и любви. Как современно звучат сегодня слова пламенного старца Серафима: "Радость моя, молю тебя, стяжи дух мирен, и тогда тысяча душ спасётся около тебя". Господь, по молитвам преподобного Серафима, да ниспошлёт в наши сердца этот мирный дух и поможет преодолеть все нестроения"[68].

            Слова Патриарха упали на готовую почву. Кризисный исторический опыт людей, пришедших в Церковь на рубеже 1980-90-х годов или же просто познакомившихся с Преданием Православия, с необходимостью насыщал миф таинственной гробницы символами надежды. Характерно, что по прошествии лет апокалипсические настроения, связанные с мощами преподобного Серафима, начинают спадать. В 1996 году "Журнал Московской Патриархии" оценивал события пятилетней давности уже значительно сдержаннее. Во втором обретении и перенесении мощей видят теперь знамение возрождения Русской Церкви. "Тогда встрепенулась, стала оживать и подниматься Православная Русь, снова обретшая святые мощи своего тёплого заступника и ходатая перед Престолом Божиим"[69]. Отчётлив звучащая версия "возвращение мощей — начало нашего возрождения" лишена в данном случае переживания всего происходящего как последнего шанса...

            Когда-то миф мощей бытовал в Дивеево. Сегодня насельницы возрождённого Дивеевского монастыря отчётливо ощущают постоянное присутствие батюшки Серафима даже в самых повседневных ситуациях. Возможно, именно это и не даёт расцвести мифу возвращения в его первоначальной форме. Но среди мирян-паломников, свято чтущих память преподобного, немало тех, кто ожидает скорого исполнения "Великой Дивеевской Тайны".

            Здесь надо напомнить, что одновременно с мощами Серафима Саровского Церкви возвращали мощи других святых. Мощи святителя Иоасафа Белгородского, например, были спрятаны в том же Казанском соборе, и нашли их почти одновременно с мощами Серафима. Далее многочисленные обретения и перенесения мощей святых стали едва ли не заурядным событием... Но ни разу возвращение чьих бы то ни было мощей не вызывало такой же восторженно-панической эмоциональной реакции, не пробуждало мессианские фантазии или апокалипсические судороги. 

            Итак, сейчас на мощах преподобного Серафима завязаны в единый узел и религиозные переживания "отложенного конца", и ожидание воскресения Серафима, и историософия русского мессианизма, и призыв к социальному миру и стабильности. Для нашей темы важно, что всё перечисленное является откликом на историческое событие — возвращение мощей преподобного. Обретение святыни становится поводом для выражения тех или иных чувств и мыслей, но сами по себе мощи Серафима уже не являются (как это было в начале века) предметом новых споров, размышлений или предсказаний. Нетрудно заметить, что в сегодняшнем прочтении мифа мощей существует разнобой. Но конфликт интерпретаций начинает разрешаться на наших глазах самым неожиданным образом.

            Когда возвращение мощей Серафима Саровского было осознано как воскресение "России, которую мы потеряли", второе обретение святыни превратилось в интегральный символ исторического возвращения. Далее включилось культурное сознание постмодернизма, оказывающее влияние и на нашу церковную ситуацию. Отныне миф уже не утверждает себя, бросая вызов, но становится принципиально мозаичным и инклюзивным[70]. Таинственная гробница воспринимается как неиссякаемый источник любых образов, представлений, вообще всего того, что мы в неё предварительно опустим. Поэтому неудивительно появление в Дивеево политиков, этих непревзойдённых "фабрикантов грёз"[71]. Чрезвычайно интенсивная постмодернистская интерпретация мифа таинственной гробницы идёт параллельно с его превращением в сказку и является второй главной особенностью мифа сегодня.

IV. Общие наблюдения

Миф мощей преподобного Серафима родился из переплетения дивеевских легенд и болезненных фантазий Н. А. Мотовилова. Его конструировали ситуации несоответствия и удвоения, возникавшие на фоне ожидания возвращения святого. В начале века, во времена С. А. Нилуса, жизнь мифа достигла зенита. Ни один святой в России не получил такую удивительную посмертную судьбу! После революции 1917 года миф мог угаснуть, но новый поворот истории создал условия для возвращения не только самих мощей, но и "Великой Дивеевской Тайны". Сегодня, в третьей стадии своего существования, миф мощей превращается в волшебную сказку, и знание этой сказки предполагается для каждого православного человека. Наконец, миф мощей сохраняет интегрирующие возможности тигля, сплавляющего религиозные образы, церковные легенды, разнообразные политические устремления, проповедь социального примирения, радости и тревоги православных христиан современной России.

            Миф мощей преподобного Серафима по-прежнему овеян апокалипсической тревогой. Можно предположить, что существует неосознанная аналогия между Вознесением Господа Иисуса и уходом мощей преподобного Серафима, между вторым пришествием Христа-Судии и возвращением мощей. Образы духовной смерти России, духовного воскресения России ещё со времён революции стали расхожими метафорами. Значительные изменения в жизни верующих после торжеств Тысячелетия крещения Руси многие переживали именно как начало воскресения (или преображения) России. На этом фоне внезапное, чудесное в своей неожиданности явление мощей Серафима Саровского могло показаться чем-то, подобным пришествию Христа, обещавшего вернуться "как тать". Не забудем, что прославление "пасхального" святого было тесно сопряжено в сознании православных христиан с Христовым воскресением, поскольку сам Серафим о событиях 1903 (а может быть, и 1991 года) говорил: "среди лета запоют Пасху".

            Невозможно предсказать дальнейшую судьбу мифа мощей святого Серафима. Миф может деградировать, одаривая новые поколения верующих русским Санта-Клаусом с волшебными подарками на все случаи жизни; может взорваться новой апокалипсической бурей, малозаметной для общества, но чувствительной для Церкви[72].

V. Церковные задачи

Власть над обществом тотальной мифологемы подавляет личность. Миф мощей преподобного Серафима подавляет прежде всего личность самого Серафима, иеромонаха Саровской пустыни. Этот миф заменил житие святого, и в конечном счёте бурная история мощей преподобного победила и переписала наново его реальную жизнь. Серафим превратился в апокалиптика, милующего больных, но грозящего миру последним крушением. Он враг врагов царёвых и провозвестник русского мессианизма. Более того. Подмена конкретного образа вторичным мифом привела к тому, что по мере вырождения мифа мощей в волшебную сказку превращается в сказочного персонажа и преподобный Серафим!

            Итак, церковной задачей в нашем случае является создание элементарной адекватности. Необходимо открыть лик преподобного Серафима, его жизнь и его молитву, жизнь, ставшую молитвой. Но сразу замечу, что произведения любого писателя, в том числе агиографа, содержат архетипы человеческого сознания, и не стоит этого пугаться. Плохо то, что в нашем случае само житие подменяется мифом мощей. Едва ли христианин остаётся христианином, проясняя непрозрачное (о чём шла речь в начале статьи) при помощи вторичных мифов, рождённых вне библейского Откровения. Поэтому единственный выход из нынешнего положения — прочтение жития святого Серафима в контексте Евангелия.

            Не менее важно возвращение церковного народа к раннехристианскому почитанию мощей, когда в них видели свидетельство воскресения Господа Иисуса и начаток нового творения. Необходимо подчеркнуть, что это было совершенно иное почитание мощей, нежели сегодня. Для Древней Церкви тело каждого христианина — пространство Бога, а "мученик становится Евхаристией, становится Христом (поэтому мощи мучеников рассматриваются как фрагмент космоса в славе, "будущего века", и запечатаны в жертвенниках, на которых совершается Евхаристия)"[73].

            Но решить задачу при помощи одной лишь церковной проповеди, вразумления с амвона, уже не удастся. Всё названное требует глубокой перемены церковного самосознания, равно и пастырей, и пасомых. И уже потом предметом церковного учительства может стать вопрос о формах почитания святых мощей. Тогда будут изгнаны из храма торговцы, предлагающие готовые ментальные образы для массового употребления. А сегодня приблизить нас к преподобному Серафиму могли бы представители разных церковных наук. До сих пор остаются непрояснёнными многочисленные обстоятельства биографии святого, породившие разноголосицу в житиях[74], недостаточно изучено душепопечительство преподобного, совершенно не исследован круг богословских познаний Серафима, особенности его духовности и интеллектуального облика.

            И наконец едва ли не самое главное. Если мы захотим решить обозначенную здесь церковную задачу, нам не уйти от важнейшей проблемы современного Православия: допустимо ли различение Предания и преданий (с маленькой буквы), возможно ли творческое усвоение первого при критическом отношении ко вторым? При отрицательном ответе на этот вопрос не может быть и речи о переменах самосознания и поисках адекватности. В случае же положительного решения пример самого Серафима, а именно его опыт Живого Христа показывает нам источник исцеления и путь перемен.