Джемс В. Каннингем

С НАДЕЖДОЙ НА СОБОР

К оглавлению

Номер страница после текста на этой странице

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

К СОБОРУ: ЦЕРКОВЬ В 1905 ГОДУ

Через десять дней после царского обещания дать веротерпимость, 22 декабря 1904 года, Россия потерпела поражение под Порт-Артуром. Это поражение напомнило крымское унижение, бывшее за пятьдесят лет до того. Оно предостерегло и деятелей Церкви, что пробил одиннадцатый час1. Рождественские Святки 1904 года были в России безрадостны. Ирония судьбы: в этой беде обвиняли именно Витте, так много потрудившегося, чтобы убедить царя в бессмысленности войны на Дальнем Востоке, и митрополита Антония Вад-ковского, боровшегося с социальной нищетой, бывшей причиной революционных беспорядков.

Однако самым достопримечательным духовным лицом 1905 года был отец Георгий Гапон (1870 - 1906), член Общества распространения религии и нравственности. Брань и оскорбления градом сыпались на этого несчастного священника со всех сторон — справа и слева — и затронули скоро и самого митрополита.

Георгий Гапон во многом напоминал митрополита Антония. Родился он на Украине, в селе Беляки Полтавской губернии. Родители его были крестьянами, освобожденными в

1861 году от крепостного права. Его отец Аполлон Григорьевич родился в 1835 году. Это был скромный труженик, получивший лишь начальное образование в церковно-приходской школе. В Беляках он пользовался всеобщим уважением. Служил секретарем волостной управы. Эти управы были созданы в 1865 году для замены помещика как посредника между крестьянским миром и уездным управлением. В 70-е — 90-е годы ему приходилось часто иметь дело с местными помещиками и чиновниками, он понимал двойственное положение крестьян и особенно радужных перспектив не строил. Его сыновья, родившиеся в смутные 70-е годы и получившие лучшее образование, чем их отец, не разделяли его взглядов. Они чувствовали гнет и ненавидели помещиков, которые часто смотрели на крестьян свысока на волостных и земских собраниях.

От отца Георгий много узнал об истории Украины, казачества и о борьбе крестьян против крепостного права. Он возмущался существующим положением крестьян, которых секли публично. Дед со стороны матери рассказывал ему о святых и подвижниках русской Церкви. Благодаря деду, он видел и суеверие матери, понимая разницу между ним и настоящим православием. К двенадцати годам он закончил приходскую школу и в 1882 году поступил в полтавское духовное училище.

Епархиальное духовное училище служило подготовкой к семинарии, то есть к священству Его родители относились к священству с почтением, понимая, что лишь священник пользовался уважением как крестьян, так и властей. Перескочив через подготовительный класс, Гапон закончил училище к пятнадцати годам, а осенью 1885 го да поступил на казенный кошт в полтавскую семинарию. В эти годы он уже мыслил вполне самостоятельно, восторгался Толстым и относился довольно критически к невысокому уровню духовной жизни церковной бюрократии и духовенства. Его предупредили, что он может потерять стипендию. В ответ на это он сам отказался от нее и стал зарабатывать на жизнь частными уроками с детьми местных купцов и священников.

В семинарии он стал сомневаться, становиться ли ему священником Окончание университета позволило бы ему посвятить свою жизнь служению народу в качестве врача, учителя или агронома. Семинарию он все же закончил, но с плохой характеристикой. Несмотря на хорошие оценки на экзаменах, университет был для него закрыт. Он мог — мог бы — занять скучную должность служащего в местной земской управе. Будучи разочарованным, он жадно читал подпольную литературу народников Его интересовали рассказы о героях прошлых десятилетий. Он мог бы стать одним из тысяч тайных революционеров, служащих в земских управах, если бы не встретил дочь полтавского купца, в доме которого давал уроки, и не влюбился бы в нее. Она убедила его серьезно подумать о священстве. Полтавский епископ Иларион (Юшенов, 1823 — 1904) уговорил мать невесты, косо смотревшую на мужицкого сына, дать согласие. Гапо-на рукоположили в священники. Хотя его приписали к кладбищенской церкви без определенного прихода, храм вскоре был переполнен во время его служения. Его благочестие и проповеди создали ему солидную репутацию, добрая молва о нем разнеслась далеко за пределы города Полтавы.

Как и у Вадковского, брак Гапона продолжался недолго. Здоровье жены все ухудшалось. Прожив с ним четыре года, она умерла, оставив ему сына и дочь. Это было огромное горе для отца Георгия. Больше того — ужасное потрясение! Он перестал служить и впал в продолжительное уныние.

Епископ Иларион обратился непосредственно к Победоносцеву. Помогла и просьба местной дворянской семьи Саблеру. В результате Гапон, несмотря на неважную характеристику, попал в Петербург в духовную академию. Оставив детей на попечение своих родителей, осенью 1898 года Гапон начал учение. По возрасту он был старше большинства студентов. Особо любимыми профессорами Гапона были В.В.Болотов (1853 — 1900) , выдающийся историк Церкви, всецело отдавший себя студентам, архимандрит Феофан (Бы-стров), ставший духовником Гапона, викарный епископ Вениамин (Борнуков), стоявший во главе Общества распростра-

нения религии и нравственности2. Епископ Вениамин оценил Гапона как потенциального вождя и попросил его сотрудничать с ним. Об этом просил его также и отец Философ Орнат-ский, ставший преемником Вениамина на посту председателя Общества, когда епископ Вениамин был назначен калужским епископомГ'Работа Общества пришлась Гапону по душе больше, чем ученая карьера, так как она была ближе к евангельским заповедям и лучше соответствовала его живому характеру.

С помощью Саблера Гапон был назначен в храм Богородицы всех скорбящих радость, при ход докеров на Васильевском острове. В этом храме старостой был Сабле р. Прихожане — недавно переселившиеся в город крестьяне —увидели в Гапоне своего человека. Хотя закон требовал от священников в случае политических преступлений выдавать тайну исповеди, прихожане скоро заметили, что их батюшка не склонен этого делать. Будучи священником Скорбященско-го храма, Гапон вынашивал идею расширить Общество распространения религии и нравственности, превратив его в организацию борьбы за повышение зарплаты рабочих. Ему больше нравилось бороться за повышение жизненного уровня пролетариата, чем призывать рабочих к трезвости и к половому воздержанию, тем более, что их жены и невесты находились в деревне, за тысячу верст от них. Он поделился своими мыслями с Вениамином и Саблером.

Гапон был назначен настоятелем в храм при Центре Голубого Креста и с помощью некоторых высокопоставленных лиц продвигал задуманную схему организации рабочих. На него поступил донос в охранку, и лишь своевременное вмешательство митрополита Антония предотвратило его исключение из академии и высылку из города3.

По предложению княгини Лобановой-Ростовской Антоний перевел Гапона из Центра Голубого Креста духовником Петербургского Красного Креста. Это было осенью 1902 года, когда он учился на последнем курсе академии. На встречах Религиозно-Философского общества его поразила интеллектуальная и психологическая пропасть, существовавшая

между светской интеллигенции и людьми Церкви. Сам он был тесно связан с рабочими, но видел, что Церковь теряет рабочую среду, и мало доверял государственным организациям для рабочих. За это его стали снова подозревать. Он написал митрополиту, умоляя отозвать священников из рабочих организаций, сотрудничающих с правительством. Антоний уже отказал правительственным рабочим организациям в поддержке Общества распространения религии и нравственности . Он, ректор академии епископ Сергий (Страгородский), отец Философ Орнатский и другие религиозные деятели не хотели, чтобы дружба Церкви с рабочими была использована полицией и политическими группами — правительственными или радикальными. Однако Гапон был приглашен сотрудничать с Сергеем В. Зубатовым (1869 - 1917), начальником Особого отдела Департамента полиции министерства внутг ренних дел.

Приглашение Зубатова поставило священника в затруднительное положение. Принять его — означало бы потерять доверие людей, привыкших к нему и к его руководству. Им может показаться, что он стал агентом полиции, а этого он хотел бы непременно избежать. Отклонить приглашение -означало бы потерять поддержку таких лиц в правительственных кругах, как Витте, министр финансов, знавший Гапона и благосклонно относившийся к нему. Гапону пришлось балансировать между двумя полюсами.

Зубатов уже основал в Москве рабочую организацию, сотрудничающую с полицией. Она действовала с переменным успехом. К ней относились с недоверием как левая интеллигенция, так и церковники. Приглашение Зубатова — при полной поддержке министра внутренних дел Вячеслава К. Плеве, Обществу распространения религии и нравственности, а через него и церковным властям, сотрудничать с ним не вызвало у петербургского духовенства большой радости. Гапон ясно видел, что объятия министерства внутренних дел повредили бы его служению среди столичного пролетариата, х На Святки 1902 года в сопровождении Ильи Соколова -т сотрудника Зубатова — он все же поехал в Москву. Увиден-

ным там он был обеспокоен и по возвращении в Петербург заговорил со своим митрополитом о желательности превращения Общества в некоего рода рабочую организацию. Антоний не считал возможным для Церкви прямое вступление в рабочую организацию, так как это было бы незаконно и не соответствовало схеме министра внутренних дел. Он, однако, разрешил Гапону совместно с Орнатским служить молебны на рабочих митингах, устроенных Зубатовым. Митрополит и его духовенство старались придерживаться линии уменьшения напряжения между политикой и полицией с одной г- стороны и пастырской деятельностью среди рабочих — с другой.

В начале 1903 года, когда Зубатов стал создавать свою L организацию в столице, не обошлось уже без давления. Нехотя Гапон послал на зубатовские встречи нескольких своих рабочих посмотреть, удастся ли наладить какое-нибудь сотрудничество. Двое из них - Иван Васильев и Семен Кладов-ников - сообщили, что их, как и их пастыря, уже подозревают в зубатовской "громкой рекламе". Но они согласны на определенное сотрудничество, иначе все их усилия будут сведены на нет.

Лично Гапону Зубатов нравился, но он чувствовал, что Зубатов наивный и слишком доверчивый. Ему было ясно, что рабочие массы столицы избегают агитации социал-демократов и эсеров и что он больше может рассчитывать на поддержку рабочих, чем они, если бы рабочие почувствовали, что он и его люди действуют в рамках закона. Гапон и его единомышленники решились на частичное сотрудничество, имея сеть верных людей, не находящихся на службе у Зуба-това.

Летом 1903 года Гапон был уже вне концепта полицейской рабочей организации, хотя и был вынужден временно оставаться в ее границах. Ему вообще стало легче благодаря происшедшим на верхах следующим четырем переменам:

1. В июле был уволен Витте. Его отставку подстроили Плеве, Победоносцев и иные по личным мотивам и по причине несогласия с ним в вопросе контроля над рабочими.

2. В августе за плохо удавшуюся организованную полицией забастовку в Одессе был уволен сам Зубатов.

3. Иван Фулон (1844 - 1918) был назначен петербургским градоначальником.

4. В июле 1904 года был убит Плеве, который собирался выступить против Гапона и его сотрудников, так как они уже укрепились в Москве, отбивая членов умирающей зубатовской организации.

Тем временем, пока Гапон готовил и защищал в академии диссертацию, он и его организаторы создавали в Петербурге свой рабочий союз. Ректор академии епископ Сергий (Страгородский, 1867 - 1944) уговаривал Гапона принять монашество и стать архиереем. Гапон отказался, помня советы жены и наставления Верещагина быть ближе к рабочим столицы и работать для них. Он смог взять в столицу своих детей и поместил их в доме местного купца, а сам жил в комнате возле Покровского храма на Васильевском острове. В 1903 году, впервые после своего отъезда из села Беляки, он проводил Рождество вместе с детьми. У него почти не было денег, но митрополит Антоний щедро помог ему. ir

К апрелю 1904 года Ассоциация российских фабричных и заводских рабочих была формально создана и росла так быстро, что к концу года она стала первым массовым рабочим союзом в России. Епископ Сергий согласился возглавить молебен на торжествах открытия, но обер-прокурор запретил ему это. Хотя союз решительно вышел из-под крылышка Общества распространения религии и нравственности, Гапон остался уважаемым коллегой Орнатского и епископа Сергия. Они, совместно с Фулоном, были лучшими защитниками Гапона в верхах. Опять-таки, ирония истории, что сеть ячеек и чайных, устроенных Гапоном, стала уже на следующий год остовом дальнейшего развития петербургского совета — после изгнания из страны их основателя.

К концу августа 1904 года после спектакля варьете в Павловском зале в исполнении рабочих и известных петербургских артистов число членов Рабочего Союза, регулярно платящих членские взносы, перевалило за пять тысяч. А к

концу октября в нем уже было более десяти тысяч, распределенных по одиннадцати местным комитетам. Во главе каждого стоял человек из узкого кружка Гапона. Кроме Пути-ловского завода, самого большого предприятия столицы, союз охватил франке-русские пароходные мастерские, кораблестроительный завод Семянникова, мастерские (кронверк) возле Петропавловской крепости и многие другие. Гапон надеялся, что после Крещения 1905 года почти все рабочие и работницы города будут объединены в союзы.

Но блеск рабочих организаций был омрачен тучами японской войны. К концу октября Россия потерпела много поражений, общественное мнение осуждало войну, общее настроение было мрачным. Гапону, Рутенбергу, Ивану Васильеву, Дмитрию Кузину, Алексею и Вере Карелиным, Николаю Варнашеву и прочим вождям Рабочего Союза становилось все труднее сопротивляться пропаганде эсеров и эсдеков, направленной против правительства и владельцев заводов и фабрик. Понижение жизненного уровня петербургского пролетариата делало его более восприимчивым к критике властей. Однако попытка прийти к какому-то соглашению с такими умеренными эсдеками, как Сергей Прокопович, Екатерина Кускова или В.Богучарский, во время встречи, устроенной Максимом Горьким (1868-1936),окончилась ничем. А вот переговоры с земскими деятелями проходили успешно и радовали Гапона, Рутенберга, Варнашева, Карелиных и других вождей. Самые плодотворные встречи происходили осенью 1904 года в петербургских квартирах выдающихся либералов Корсакова и Владимира Набокова (1869 - 1922). Руководство считало желательным проводить политические собеседования, делать из них выводы и представлять отчеты царю. Неблагоприятное стечение трех обстоятельств — война, успех земских совещаний и стремления Рабочего Союза - привели к наивысшей точке, ужасному повороту, известному потомству под названием "Кровавого воскресенья" — 9 января 1905 года.

Непосредственной причиной столкновения было решение хозяев -владельцев крупных фабрик—закрыть Рабочий

Союз. В начале декабря Анатолий Тетявкин, начальник вагоностроительного отдела Путиловского завода, уволил четырех рабочих — Семена Субботина, Илью Сергунина, Уколова и Федорова. Все четверо были в Рабочем Союзе. Уволены они были без соблюдения нормальных, установленных правительством правил, без предупреждения, без предоставления им возможности высказаться. Когда Путиловские рабочие пошли к Тетявкину с протестом, он в насмешку ответил: "Идите жаловаться вашему Союзу!" Эю был несомненный вызов. Произошло это в день получения известия о сдаче русского гарнизона в Порт-Артуре, который около гада оказывал упорное сопротивление японцам. Переговоры Гапона результатов не дали, но он действовал дальше. Он надеялся добиться успеха с помощью митрополита Антония, Фулона, Витте и Горького. Ни одному из них не удалось повлиять на решение путиловского начальства, тем более, что этих владельцев поддерживали и хозяева крупных предприятий столицы.

Последовало грустное Рождество, Союз устроил в разных местах города елку для своих членов и одновременно укреплял решимость не поддаваться и устоять перед упорством начальства Путиловского завода. Запоздалые и нерешительные усилия задобрить Союз Гапона лишь усилили их решимость. Второго января, с благословения Гапона, Путилов-ский завод забастовал, пять дней забастовка продолжалась также на других крупных промышленных предприятиях. Столица была парализована.

Власти были ошеломлены, Фулон в панике, митрополит Антоний попытался повлиять на Гапона. Гапон решил нажать на высокопоставленных лиц, включая главу Комитета Министров Витте и министра внутренних дел Святополк-Мирского, и дал им понять, что с его движением необходимо считаться, иначе крах неизбежен. Он оставался при своем твердом убеждении, что конфликт между требованиями рабочих и неподатливостью фабрикантов может быть улажен мирным путем. Он верил в это до того дня, когда казаки стали стрелять в его рабочих на улицах.

Выход из положения представился сам через посредни-

чество тюремной администрации. В 1903 году митрополит Антоний назначил Гапона священником главной транзитной тюрьмы столицы. Как один из наиболее активных деятелей миссии среди заключенных, Гапон стал известен многим высокопоставленным лицам при дворе, также заинтересованным в окормленйи тюрем. Главной патронессой всей миссии была сама царица Александра. Гапон был приглашен отслужить молебен на открытии новой образцовой тюрьмы в Царском Селе вечером 7 января. Ожидались государь с государыней. Пользуясь случаем, Гапон решил поговорить с самим царем. Но в Царском Селе стало известно, что Гапон был вождем и организатором Рабочего Союза, устроившего забастовку на важных предприятиях столицы в тяжелую минуту неудач на фронте. Во время водоосвящения на Богоявление митрополит и царская свита были встревожены стрельбой батареи Петропавловской крепости. Точно не известно, была ли это случайность или это как-то связано с забастовкой. Молебен в новой царскосельской тюрьме и приглашение Гапона были отменены. Возможность личного разговора с царем для него отпала, и Союзу пришлось искать новые пути.

И лишь после этого рабочие решились прибегнуть к традиционному средству — к массовому Крестному ходу, пройти толпой от своих организаций к Зимнему Дворцу, вручить царю петицию и изложить в ней все несправедливости и обиды, причиненные им. В эту судьбоносную ночь с пятницы 7 января и весь день субботы 8 января они редактировали окончательный текст прошения. В него включили и некоторые требования-просьбы, о которых говорилось на земских совещаниях, отдельные пункты социал-демократического происхождения и жалобы на своих предпринимателей-фабрикантов. Главным образом, это были их собственные прошения, выработанные в долгих беседах в чайных и обдуманные руководством Рабочего Союза за последние два-три месяца. Просьбы рабочих сводились к следующему:

улучшение условий труда на фабриках и заводах;

твердые ставки для рабочих и работниц;

стандартные нормы для сдельной работы;

третейские суды на каждой фабрике и на каждом заводе, в которых должны заседать доверенные лица рабочих;

отмена наказаний устроителей Рабочего Союза и участников забастовки;

созыв собрания, избранного на основании всеобщего, равного, тайного и прямого избирательного права;

отделение Церкви от государства.

Последние два прошения были добавлены со стороны их новых политических попутчиков, хотя некоторые сторонники церковной реформы предложили отделение Церкви от государства как средство достижения канонической симфонии между правительством и управлением православной Церкви.

Остальное — история. Вера Гапона в чистосердечность двора и высшего чиновничества не была взаимной. Крестный ход по целому ряду трагических обстоятельств был встречен ружейным огнем, было несколько десятков убитых и несколько сот раненых. Это был такой сильный моральный удар по царской власти, что она еле удержалась. Она была настолько ослаблена, что уже не могла выдержать тяжести наступившей девятью годами позже мировой войны. Теперь, в конце 20-го века, нет смысла рассуждать о том, что было бы, если бы тогда нашлись разумные головы, прислушивающиеся к голосу народа и его Церкви. Одна из самых жестоких иронии русской истории 20-го века: двор считал выразителем мнения русского народа и русской веры шарлатана Григория Распутина, а не Гапона, которому пришлось бежать за границу и через год погибнуть от рук социал-революционеров, опасавшихся, что он может снова стать вождем рабочих масс.

Митрополит Антоний работал в январе 1905 года, формулируя в Комитете Министров законы для восстановления церковной автономии и веротерпимости для сектантов. В результате описанных событий над ним нависла тень, от которой он уже не мог освободиться до конца дней своих. Это было немое обвинение: как он не поспешил спасти рабо-

чий Союз и его вождя! Митрополиту осталось лишь пойти на Путиловский завод и посочувствовать рабочим. Епископ Сергий (Страгородский) поместил в органе академии "Церковный вестник" статью с горьким обличением кровопролития. Статья была подхвачена светскими газетами, которые перепечатали ее.

Россия на три года погрузилась в анархию, бедствия и восстания. Это был ее одиннадцатый час. Крик общества "А где была Церковь?!" сделал реформу еще более необходимой, чем когда бы то ни было. Священник был для рабочих масс пророком, которого они искали, чтобы он их вывел из экономической и социальной неволи. Ослабление ограничений для сектантов, староверов и прочих неправославных религий, обещанное царем, сделало Церковь мишенью любой враждебной пропаганды и объектом прозелитизма — как со стороны неправославных христиан, так и со стороны антицерковных революционеров. Иерархам казалось, что политики бросили Церковь на произвол судьбы после использования ее для поддержки власти. Положение Церкви ослабилось, она была беззащитна. Для ее будущего нужна была реформа и освобождение от негодной опеки государства.

Под впечатлением Кровавого воскресенья митрополит Антоний на специальной сессии просил Комитет Министров обсудить все возможности для созыва поместного церковного Собора, первого со времени Великого Собора 1666 — 1667 годов. Этот Собор не уступил бы по значению предыдущему. Пользуясь болезнью Победоносцева, Антоний настоял на недвусмысленном заявлении, что восстановление автономного управления будет составной частью реформы и что должность обер-прокурора будет упразднена.

Гапоновщина и фронтовые новости заставили Витте поколебаться в традиционном взгляде на Церковь как на опору государства, умиротворительницу масс и укрепительницу царской власти. Антоний решительно продолжал настаивать

на том, что единственный путь для Церкви восстановить доверие общества — это созью Собора и немедленное начало реформы. Церковь — хранительница общественной нравственности и православного предания, независимо от того, совпадают ли они в том или ином случае с интересами правительства. Но Церковь, освобожденная от правительственных пут, да еще и с восстановленным патриаршеством, не была желанной в правительственных кругах. Иерархи продолжали торопить с созывом Собора, но натыкались на глухую стену. Канцелярия обер-прокурора пыталась ограничить деятельность возможного Собора избранием патриарха, который был бы слугой политиков. Если бы он был избран только епископами и назначен обер-прокурором, его подчинение политическим целям было бывневсякого со мнения. Правительство и обер-прокурор были полны решимости исключить значительное представительство белого духовенства и мирян, тесно связанных с социальными и политическими событиями напряженных месяцев 1905 года. Их участие в каком бы то ни было Соборе оживило бы дремлющую Церковь и создало бы опасность для уже шатающейся власти. Как либеральная, так и реакционная печать были против предоставления Церкви большей свободы, ибо Церковь стала бы автономной силой в стране. Первая считала Церковь реликвией прошлого, которая могла бы только вносить лишнее смущение в новом обществе, если бы ей предоставили большую свободу, а реакционерам нужна была послушная Церковь для поддержания старого режима. Они боялись, что автономная Церковь может перейти в лагерь сторонников политических реформ.

Деловые разговоры на особых заседаниях Комитета Министров скоро стали широко известны профессорам университетов, академий и семинарий и духовенству. Речь шла о церковной реформе. В феврале двадцать пять выдающихся петербургских священников -членов епархиального пастырского совета — попросили Антония настаивать на как можно более скором созыве Всероссийского Собора. На Соборе должны быть представлены все слои Церкви, а не только ие-

рархия и черное духовенство. Большинство этих священников принимало участие в разных заседаниях Религиозно-Философского общества в 1901 — 1903 годах. Они часто встречались и в последние два года, уже после закрытия общества, и были полны решимости вырваться из ограничений и узких правил, которые на них накладывали Синод и консистория. Священники подчеркивали, что принцип соборности непременно включает в себя широкое представительство духовенства и мирян и что повестка заседаний Собора не должна быть подвергнута контролю чиновников обе р-п року ратуры. Они представили митрополиту Антонию памятную записку — меморандум — под названием "Срочная необходимость восстановления канонической свободы православной Церкви в России". Эта записка точно отражала мысли, которые он подчеркивал на Особых совещаниях. Антоний просил пастырей продолжать встречи и расширил пастырский совет, включив в него и других священников столицы. Священники в свою очередь предупредили митрополита, что, если как можно скорее не вовлечь мирян в приходскую работу, можно ожидать массового перехода наших прихожан к староверию, особенно к тем его ветвям, которые похожи на православие. Кроме того, следует опасаться успехов атеистической политпропаганды,

В Комитете Министров митрополит заметил, что государство плохо справляется со своей задачей защиты интересов Церкви и что в настоящее время духовенство серьезно обдумывает вопрос, должна ли Церковь в будущем быть опорой государства. Нечего и говорить, что митрополит удивил министров этими словами, Витте упрекал его. Затем Антоний отметил, что, вопреки западным теориям о цезарепа-пизме в православии, канонические отношения Церкви и государства строятся по принципу симфонии, а не подчинения. Удушающие тиски, в которые зажата русская Церковь, и поразительное безразличие гражданской власти к действительным интересам Церкви поставили ее в положение фактического антагонизма по отношению к государству. Слова митрополита звучали зловеще для членов правительства, озабо-

ченных насилиями и беспорядками в стране. А между тем с фронта приходили все более тревожные известия. В феврале 1905 года пал Мукден.

Затем Антоний предупредил, что если автономия будет дана неправославным общинам и их пастырям, если их пастырям будет дан легальный статус как предстоятелям их общин, то этим государство создаст потенциально враждебные, чтобы не сказать революционные, общества. Поэтому следует наконец предоставить православному приходу права законной, легальной единицы или общества. Крепость, сплоченность прихода дали бы авторитет и престиж православным священникам, чтобы они могли состязаться со служителями других исповеданий как с равными. Если Церкви будет дано меньше, она не сможет оказьюать поддержку государству. 26 июня 1904 года царь сказал, что православное духовенство должно быть более активным в местных делах. Теперь настало время предпринять законные шаги для осуществления этого пожелания. .

Далее митрополит потребовал предоставить Церкви голос во внутренних советах правительства. Представителщ Церкви должны заседать в Комитете Министров и в Государственном Совете для защиты Церкви от посягательств светской власти и для высказываний по поводу социальных и нравственных аспектов политики правительства. Патриархия выполняла эту задачу в Византийской империи. Она должна выполнять эту задачу и в России.

Митрополит потребовал, чтобы Церкви было возвращено право собственности и право распоряжения ею, так же как и наследством — в ее пользу — и дарами. В настоящее время храмы и монастыри сооружаются таким образом, что» они не приносят большой пользы Церкви и верующему народу. Слишком часто они нарочно строятся в местах, где мало православных. Инославное население относится к ним недоброжелательно. На содержание их приходится тратить церковные фонды. Таким образом, они являются бременем для Церкви, не принося ни ей, ни православным верующим никакой пользы.

Антоний убедил Витте в том, что длящийся два столетия контроль Синода и обер-прокуратуры над Церковью следует прекратить. Синодальная структура в ее настоящем виде приносит больше пользы сектантам и схизматикам. Витте вполне соглашался с епископом Сергием (Страгородским) в том, что раз царь в декабре обещал религиозную терпимость и раз она будет объявлена законом, необходимо предоставить свободу и православной Церкви. Всякое промедление принесет вред, так как неправославные воспользуются подходящим моментом для своей пропаганды. Витте был убежден, что России нужен патриарх, и просил Комитет Министров ходатайствовать перед царем о введении патриаршества.

В начале марта аргументы в пользу реформы были резюмированы профессорами Московской и Петербургской Духовных Академий, главным образом канонистами Николаем Заозерским (Москва) и П. В. Тихомировым (Петербург). Это резюме под названием "Вопросы о неотложных реформах в Устроении Православной Церкви" разбирало необходимость предоставить государственной Церкви статус равноправия. Необходимы также автономия управления, легализация и самоуправление приходов и гарантии права духовенства участвовать легально в политической и общественной жизни страны. В заключение приводилась просьба вернуть Церкви контроль над ее владениями, который присвоило себе государство со времени Екатерины Второй. Лишь тогда гражданская власть может рассчитывать на значительную поддержку со стороны Церкви.

Витте передал "Вопросы" профессору Московского Государственного университета Николаю Суворову, своему старому другу, и канонисту А. С. Павлову, которые поставили их в исторический контекст, объясняя, как русское государство на протяжении двух столетий постепенно душило православную Церковь. Результатом их совместных усилий был виттевский "Меморандум о современном положении Православной Церкви", в котором говорилось, что петровская реформа 18-го века была частично мотивирована необходимостью ликвидировать дух независимости православно-

го прихода — для успешного проникновения крепостного права при минимальном сопротивлении ему. Самое ужасное зло, причиненное и причиняемое русскому духовенству, — это принуждение следить за своим стадом и сообщать о политических делах по инстанции в министерство внутренних дел и в охранку. А это означает серьезное нарушение духа и канонов православия. Титулы и внешние формы епархиального и центрального управления искусственно сберегаются, но они лишены своего значения и подчинены государственной службе.

Витте не одобрял "чистки" богословских школ последних двадцати пяти лет. Ведь таким образом читаемая обществом политическая и социальная литература осталась совершенно недоступной и неизвестной среднему священнику. В таких условиях ему трудно было быть вождем своих пасомых и состязаться с агитацией сектантских и политических агитаторов.

Российское государство систематически ослабляло жизнь Церкви, а теперь, когда сильная Церковь была нужна, ее не было. Витте просил царя ускорить автономию и созвать Собор, восстановив таким образом начало соборности в Церкви, что полностью соответствовало бы канонам древней Церкви, особенно духу и букве Вселенских Соборов - Никейского и прочих. Меморандум Витте был вручен царю в конце февраля и появился в печати 28 марта после ознакомления с ним членов правительства.

Витте и Антоний имели аудиенцию у государя в Царском Селе по вопросу о церковной реформе. С Антонием были и другие епископы — члены Синода, и они просили царя распорядиться немедленно созвать Собор. Государь обещал это сделать по возможности в конце мая или в начале июня 1905 года. Он подтвердил, что православное духовенство должно постоянно присутствовать в правительственных учреждениях на всех уровнях — от волостного управления до Государственного Совета и Комитета Министров — и что церковное управление должно быть отделено от гражданского контроля чиновников-бюрократов.

Победоносцев, человек глубоко верующий, но самых реакционных взглядов, считал все это неуместным, даже вторжением в его сферу работы Ведь он был обер-прокурором Святейшего Синода, единственным человеком, имевшим законное право сноситься с царем по делам Церкви. Его обошел Витте, которого он считал малокультурным чиновником, не знающим по-настоящему ни Церкви, ни ее отношений с властью. Он также был обижен митрополитом Антонием. Хотя Антоний и был первым архиереем в Синоде, он не был примасом русской Церкви и поэтому не имел права обращаться непосредственно к царю. Победоносцев считал Петра Первого великим мудрецом. По его мнению, Петр поступил правильно, обезглавив Церковь и поставив ее под государственный контроль. Кроме того, тон обсуждений на Особых заседаниях Комитета Министров был оскорбительный. Год за годом Победоносцев сообщал о положении дел в Церкви. Каждый год он умолял увеличить дотации церковным школам и духовенству для повышения образования. И каждый год на Церковь давалось меньше, чем требовалось, так как деньги были нужны и для других дел. К примеру, русско-японская война, поглощавшая невиданные суммы. А теперь эти церковные специалисты чуть ли не обвиняют его и его ведомство в беспорядках и неполадках, якобы имеющих место в Церкви. Они еще и рекомендуют, если уж не совсем уволить его, то, по крайней мере, ограничить его власть. Это-то за двадцатипятилетнюю верную службу отечеству! Ну, не обидно ли?!

Обер-прокурор перешел в наступление и составил свое собственное сообщение о положении Церкви. Пишущий для Победоносцева и за него малоизвестный церковный историк и обер-секретарь Канцелярии Степан Г. Рункевич написал в 1893 году целый том по истории минской епархии и обзор русской церковной истории 19-го века. Это было напечатано в 1901 году. В 1901 — 1903 годах Рункевич предупредил Победоносцева об опасности разрешения собраний Религиозно-Философского общества. Совет Петербургской Духовной Академии отказал Рункевичу в докторской степени по цер-

ковной истории, но все же Рункевич получил ее по протекции Победоносцева.

Остроумное и саркастическое возражение Победоносцева появилось под названием "Размышления — Соображения - по вопросу об изменении существующего положения в Православной Церкви". Цели оно не достигло. Прокурор обвинил Витте в желании отделить Церковь от государства и таким образом причинить вред обоим. Он утверждал, что в 17-м веке в русской Церкви процветало взяточничество и что патриарх сам был виноват во многом. Он даже утверждал, что петровская реформа была проведена по просьбе самого духовенства и что синодальный способ управления полностью отвечал принципу соборности, которого так рьяно желали реформаторы. Ослабление Церкви в 18-м веке явилось случайным, по причине немецкого режима —власти немцев, наступившей после смерти Петра. Это ослабление не было задумано нарочно. Больше того, главной причиной жизнеспособности Церкви в 19-м веке была поддержка государства, которое было ее костылем. Церковь не способна сама вести дела. Если бы ей дали автономию, она должна была бы создать свою собственную бюрократию наравне с бюрократией государственной. Если она и вправду была бессильной и немощной, как утверждал Достоевский и как повторяли и повторяют горе-реформаторы, то это потому, что она уже была таковой до принятия ее под опеку государства, а не стала в результате этой опеки. Существующее положение вещей позволяет духовенству всецело посвятить себя своим прямым пастырским обязанностям, не отвлекая и не обременяя себя лишней администрацией и ее мелочами. А что касается утверждения, что у нас не созываются Соборы, то он сам за последние двадцать пять лет разрешил целых три местных Собора.

Если мало жизни в епархиальных управлениях, то это потому, что епископы не способны вдохнуть ее в них. Приходы вполне жизненны, а такой идеальный приход, о котором мечтают сегодня, вряд ли, по мнению Победоносцева, возможен в жизненной практике. Если духовенство недо-

вольно, то пусть подумает, каково было бы его положение без государственных субсидий, без жалованья, без бесплатного образования, включая и образование их детей. Обер-прокурор не одобрил критику церковных школ и напомнил, какой был бы в них^беспорядок, если бы синодальная администрация не следила за ними. Кто бы оплачивал их преподавателей, будь Церковь отделена от государства9 Если бы духовенство не вело отчетности книг и налогов и не должно было бы сообщать о вредной политической деятельности некоторых лиц, государству пришлось бы создать систему наблюдения, посадить других чиновников для этой работы. А на население легло бы дополнительное бремя налогов для их оплаты.

В заключение Победоносцев намекнул, что те, кто ставят сегодня под вопрос петровскую реформу, борются против монархии и императорского правительства. Это уже почти измена. Да и меморандум Витте довольно смутный и полон общих утверждений, как будто у него не было времени как следует заняться им.

Победоносцев предпочел не отвечать на главное обвинение, что государство поглотило Церковь. Никто не отрицал его утверждения, что Церкви нужны советы и помощь государственных чиновников. Он же игнорировал тот факт, что петровская синодальная система была для православия неканоничной. Он пытался чисто местное собрание архиереев, созванных для координации миссионерской работы против раскола и сект, выдать за своего рода поместный Собор. Для Победоносцева Церковь была прежде всего аппаратом, а не динамичным организмом духовного оживления, могущим преобразовать людей и социально-политические учреждения. И, кроме того, такая перетасовка могла бы угрожать стабильности политики.

Победоносцев направился прямо к царю. Он указал ему, что нарушается вся законная структура отношений Церкви и государства и что более подходящее место для дискуссий о церковной реформе — Синод, а не Комитет Министров, и уж тем более — не печать. Если государь немедленно не вме-

100

шается, то все церковные дела станут предметом политических споров, а этого антимонархисты и хотят.

Нечего и говорить, что это произвело на царя впечатление. 13 марта он издал указ о переносе обсуждения церковной реформы из Комитета Министров в Синод. Это означало, что митрополит Антоний и его со братья-епископы могли оказаться под еще большим контролем, а если обер-прокурор решит что-нибудь из разговоров о реформе царю не докладывать, то эти разговоры могут прекратиться вообще.

Однако Антония, Витте и профессоров остановить было нелегко. "Соображения" Победоносцева рассердили их, а теперешняя голословная попытка вывести их из игры лишь подогрела решимость бороться за то, чтобы передача дела в Синод не свела на нет составленный ими меморандум.

Епископ Сергий, А. В. Карташев и иные присутствовавшие на защите Рункевичем диссертации распознали его руку за доводами Победоносцева. Неудачная диссертация Рункевича была в 1902 году отвергнута из-за ее слабости. Диссертант уж слишком неумело обращался с источниками и так плохо подтверждал свои доводы, что это никак не соответствовало принятому академическому уровню. Оппозиционеры помогли Витте набросать опровержение по пунктам утверждений Победоносцева, начиная с факта, что петровская реформа создала церковное управление, не санкционированное церковными канонами. Каноны можно изменить на Вселенском Соборе, но не произволом какого-нибудь гражданского правителя. Когда патриархи православной Церкви нарушают каноны или присваивают себе чересчур много власти, их судит и низлагает Собор. Лечение бед нельзя осуществить отменой самого патриаршества.

Витте был поражен тем, что Победоносцев приравнял пастырскую работу к бумажной волоките и заполнению формуляров. Это не было тем "живым звеном", о котором говорили Витте и его ученые помощники. Но эта неточная терминология доказывала, что Победоносцев не имел понятия о том, что такое истинное пастырство. Бессмысленно, продолжал Витте, ставить на одну доску случайный съезд мисси -

101

онеров, ограниченный небольшой областью и узкой повесткой дня, и настоящий Собор, или воображать, что здесь кроется хоть крохотный идеал соборности.

По вопросу об образовании духовенства Витте отметил, что действительно образование в 20-м веке поставлено лучше, чем в 17-м1: Но ведь это относится и к другим классам общества, и при сравнении оказывается, что оно не в пользу духовенства Кандидатов в священники следует набирать из всех слоев населения Они должны отражать уровень образования и интересы всех классов. В таком случае они будут лучшими пастырями. Положение духовенства не соответствует их сану. В современной России существует антагонизм между духовенством и интеллигенцией И это большая беда общества!

Переходя к тому, из каких источников он черпал свои мысли, Витте кисло отметил, что одним из них был уважаемый профессор Александр Папков, которого Победоносцев в 1903 году не допустил к награждению за его отличную академическую и журналистскую деятельность Затем он перечислил ряд наиболее выдающихся профессоров духовных академий и точно указал, у кого из них он взял мысли для своего меморандума. Где же еще, спрашивал он, как не в духовных академиях, можно ожидать найти самые современные и научно обоснованные мысли о природе и канонах Церкви? Затем он опровергнул единственный источник Победоносцева — злосчастного Рункевича, бюрократа, провалившегося на академическом экзамене. Своей ученой степенью он обязан исключительно Победоносцеву, так как тот обошел профессоров Петербургской Академии и присудил ему степень от имени Синодальной Учебной комиссии. Рункевич не знал канонов Церкви, поэтому Витте и не был удивлен тем, что "Соображения — Размышления" Победоносцева не содержат по этому поводу никаких интересных мыслей. Витте разнес Победоносцева как псевдоинтеллигента, больше занятого тем, как бы затуманить вопрос о реформе, чем тем, как бы заглянуть в самый корень ее.

Победоносцев был уничтожен. Николай Второй сердил-

102

ся на обер-прокурора за то, что тот преждевременно втянул его в это дело. Когда же возражение Витте стало ходить по рукам, оказалось, что царь вместе с Победоносцевым неправ. Тогда царь рассердился на Витте за такую дискредитацию синодальной канцелярии, тем более, что он, государь, стал на сторону Витте и его группы. Нечего и говорить, что и Витте был сердит на царя за его вмешательство без предварительной консультации с ним и с митрополитом.

Антоний и Витте снова по пунктам привели аргументы, выдвинутые в религиозной печати, в Религиозно-Философском обществе и на Особых совещаниях Комитета Министров. Государь отметил, что канонические основания русской Церкви спорны, приходская жизнь находится в упадке, церковные школы — особенно духовные семинарии — не соответствуют требованиям жизни, отношения Церкви и государства не совсем правильные и что принцип соборности не применялся с 15-го века и его следует оживить.

Попытки обер-прокурора подавить мысль о церковной реформе провалились. Николай уже в 1903 году проявлял интерес к восстановлению Церкви и продолжал заниматься этим, несмотря на ужасную войну с Японией.

Указ от 13 марта 1905 года был спорным по многим соображениям. Особые разногласия возникли по двум вопросам:

1. Будет ли Церковь представлена исключительно сонмом архиереев или будет допущено широкое представительство духовенства и мирян?

2. Где должен заседать Собор? (Победоносцев был за Петербург. Здесь канцелярия Синода, здесь и заседает Синод. Кроме того, и правительство находится в Петербурге, и если будет в том нужда, всегда можно прибегнуть к его помощи.)

Вот по этой-то причине многие деятели Церкви, особен-

103

но москвичи, противились созыву Собора в Петербурге. Петербург был творением Петра, это был город западного духа, вне традиций Москвы. В Москве находились наиболее ученые и влиятельные духовные школы. Москва была на значительном расстоянии от Петербурга и могла предоставить Собору известную автономию от вмешательств чиновников. Кроме того, в Москве находится Успенский собор, традиционный патриарший кафедральный собор и место заседаний последнего Великого Собора 1666 — 1667 годов.

Кое-кто сомневался, нужен ли нам действительно патриарх. Не будет ли он соперником царя, особенно в такой тяжкий год, как 1905-й, как и Никон был соперником в 17-мвеке? Но было и более серьезное возражение: не заменит ли патриарх обер-прокурора, не станет ли он слугой интересов государства, не будет ли он более тяжелым бременем на плечах епископата и духовенства, чем был патриархат в 17-м веке? Противники восстановления указывали на то, что отмена Петром патриаршества была частично ответом тем иерархам, которые с гневом отвергали попытки некоторых патри-» архов, главным образом Никона (1652 - 1666) и Адриана (1690 -1700), последнего патриарха, командовать ими. Патриарх мог бы подвергнуть опасности идеал соборности в Церкви. Хотели люди или не хотели восстановления патриаршества, все они были согласны в одном: власть главы Церкви должна быть ограниченной, он должен оставаться первым среди равных и не пытаться быть в Церкви диктатором.

Особенно озабочено возможным восстановлением патриаршества было белое духовенство. Они, священники, и так были в Церкви гражданами второго сорта. Доступ в епископат им был закрыт, так как они были женатыми. При патриархе 17-го века им жилось не очень хорошо, и не было у них уверенности, что при патриархе 20-го века им будет лучше. Многие полагали, что обещанная Дума даст белому духовен-1 ству больше, чем патриаршество. Некоторые женатые священники считали, что запрет для них становиться епископами должен быть отменен. Они противились возвышению монахов. Старый конфликт обострился вновь весной 1905 го-

104

да, когда скончался пермский епископ Иоанн (Алексеев, 1861 - 1905), указав в завещании преемником местного протоиерея. Обер-прокурор отказал.

В день выхода указа Петербургский Пастырский Совет одним из выдающихся членов которого был отец Философ Орнатский, друг Гапона, собрался для составления планов1 давления на Синод, дабы не упустить подходящий момент/ благоприятный для церковной реформы. Они напечатали глав-, ные пункты дискуссии, которую провели с митрополитом Антонием в феврале, в журнале Петербургской Духовной Академии "Церковный вестник"4.

Эта группа, ставшая известной в Петербурге под названием 'Тридцати двух", озаглавила свою статью "Неизбежность перемены в управлении русской Церковью". В ней они призывали к немедленному возвращению к каноническим формам православного управления и к освобождению государственной Церкви от неприемлемых ограничений, которым^ ее подвергало правительство. Вместе со в сем право славным духовенством группа умоляла не поддерживать лишь одну сторону в настоящих беспорядках и не повторять пошлые банальности властей. Участники группы "Тридцати двух'* просили ввести автономный епископат, прекратить ежегодное перемещение епископов из одной епархии в другую и надежнее прикрепить епископов к своему стаду. Они предлагали значительно увеличить число епархий в русской Церкви, создать митрополичьи округа и немедленно созвать Всероссийский Собор — без ограничений, свободный провести полное обновление управления и внутренней жизни государственной Церкви. Такая реформа была бы и призывом к массам и к староверам закончить двухсотлетнее разделение.

Совместно с меморандумом Витте письмо 'Тридцати двух" вызвало большой интерес и обсуждение как в религиозной, так и в светской печати. В середине марта 1905 года читающей публике стало ясно, что серьезно обдумывается1 церковная реформа и возможность восстановления патриаршества. Информация об этом вместе с ужасными фронтовыми известиями сильно возбуждала россиян.

105

Синод начал обсуждение 18 марта и закончил его 22 марта. Сонные апартаменты уже четверть века не видели такого оживления. Обер-прокурор не являлся на заседания, поручив вести политику обструкции Владимиру Саблеру, своему помощнику, считая^его надежным союзником, но Саблер, симпатизировавший Антонию, вместе с другими синодскими чиновниками был на стороне приверженцев реформы, которых умело вел за собой митрополит. Епископы пробили в аппарате обер-прокурора широкую брешь, и сбитые с толку чиновники не знали, у кого действительная власть. В эти дни Синод, хоть и запоздало, на самом деле являлся голосом Церкви.

Ко времени выхода участников совещания из здания Синода вечером 22 марта было ясно, что реформа будет, что духовенство желает созыва Собора и что все вопросы, поднятые в последние месяцы на заседаниях Особых совещаний, будут поставлены на повестку дня Собора. На ночных заседаниях между регулярными сессиями Синода митрополит Антоний перешептывался с другими епископами. В пререканиях с чиновниками архиереи действовали сообща и в конце концов принудили их сдаться.

Перенос подготовки реформы из ведомства Комитета Министров в Синод на самом деле предоставил митрополиту больше свободы действий. Витте был заинтересован в переустроенной Церкви, которая могла бы примирить массы староверов, воссоединить их в государственной Церкви и создать новый источник устойчивости царской власти. Староверы были в социальном и политическом смысле довольно консервативны, несмотря на их долгую распрю с царизмом. Поэтому Витте поощрял старания Антония в проведении реформы и в освобождении Церкви от удушающих объятий правительства. Витте, еще более чем Антоний и профессора академий, стремился к полному восстановлению патриаршества. Патриархия, основанная на началах соборности и свободная от никоновского неопапизма, подняла бы престиж государственной Церкви и приблизила бы к себе и к власти староверов.

106

Антоний ходил по канату, балансируя между обер-прокурором, убежденным в том, что вообще никаких изменений проводить не нужно, и главой правительства, который, хоть и был готов к сотрудничеству, смотрел на дело прежде всего исходя из государственных интересов. Митрополиту нужна была и подвижность, и деликатная политик а, и максимальная способность уговаривать. Но, одолев с помощью Витте Победоносцева, Антоний стал чувствовать себя в Синоде лучше. Помощники обер-прокурора оказались совсем неподготовленными к массированной атаке, начатой против них в марте 1905 года.

Синод разделил церковные вопросы на две группы: церковная структура и ее приведение к каноническим нормам и подробности управления и финансирования нового церковного управления после восстановления канонических норм.

Все епископы единодушно считали, что синодальную структуру нужно упразднить полностью. Если и должно остаться какое-то воспоминание о Синоде, то это может быть лишь канцелярия для управления Церковью. Упразднение Синода в его нынешнем виде поможет перенести более мелкие дела по управлению из Петербурга в епархии. Лишь дела, которые трудно решить на епархиальном уровне, должны оставаться при центральном управлении. Какую бы форму ни приняла центральная администрация, это не должно касаться епископов. В настоящее время следует избегать споров о размере патриаршей власти и об организации управления.

Синодальные епископы пришли к соглашению, что русская Церковь должна быть разделена на церковные округа, во главе которых будет стоять митрополит. Новые митрополиты должны быть первыми среди равных в среде своих епископов. Митрополит будет управлять своей митрополией и иметь право созывать годовые и полугодовые совещания со братьев-епископов. Епископы митрополии будут заниматься особыми местными вопросами, как, например, возрождение активности униатов и раскольников или выпады атеистической пропаганды. Особому рассмотрению должны подле-

107

жать области, никогда не находившиеся под властью московских царей. Нужно было подумать о том, какова будет степень автономии митрополитов и епархий в этих областях, учитывая опасность со стороны неправославных. Кавказу и Волге также следовало бы уделить особое внимание. В этих районах отмечалась либо традиция церковной независимости, либо наличие раскольников и нехристиан. Дискуссия об этих районах показала, что предоставление им чересчур большой автономии могло бы повлечь за собой и сепаратизм политического характера. Особенно остро данный вопрос стоял в Грузии, где уже в 1905 — 1909 годах раздавались требования автокефалии и где в 1908 году в своем соборе в Тифлисе был убит русский епископ. Помощники обер-прокурора утверждали, что церковная децентрализация фактически означала ослабление Церкви и ее политической задачи укрепления государства. А сторонники реформы возражали, что без реформы и без децентрализации Церковь в таких районах вообще потерпит крах, а это, в свою очередь, может привести к отпадению части империи.

Бюрократам пришлось согласиться с идеей децентрализации и с потерей статуса. Затем заседание разбирало по пунктам, каково должно быть децентрализованное управление.

Духовные суды следует отделить от консистории. 20 ноября 1864 года гражданские суды были отделены от гражданской администрации. Такое разделение затянулось в Церкви на тридцать лет. Тяжесть церковной администрации была такова, что ни администрация, ни легальные виды епархиального управления не отвечали своим задачам. Православное каноническое право предполагает отделение церковного судопроизводства.

Из ведения консисторий должны быть изъяты надзор за школами, миссионерская деятельность, братства, епархиальные съезды духовенства, дома и фонды для престарелых священников, свечные заводы и многое другое, напрасно обременяющее центральное епархиальное управление.

Канцелярия епископа и преобразованная консистория

108

должны находиться под постоянным наблюдением епархиальных съездов духовенства, как и вся епархиальная деятельность, особенно финансы епархии. Епархиальный съезд духовенства должен стать автономным и исполнительным, а не только совещательным органом. Его полномочия ограничиваются лишь каноническими прерогативами епископа, которого может сменить поместный Собор5. Оживленный приход, будучи юридическим лицом, переймет от консистории веда-ние текущими делами. Бумажная возня значительно сокра» тится, так как не нужно будет сообщать наверх о том, что проще сделать на приходском уровне. Сюда относятся, к примеру, покупка вина для литургии или ремонт храма.

Православный приход должен сам распоряжаться своими финансами. Лишь крупные расходы могут зависеть от епархии. Приходу надлежит дать возможность выбирать духовенство и заботиться о его содержании. Вся местная благотворительность должна быть подотчетна приходу. Сельское управление и приход должны слиться в одну сильную самофинансирующуюся единицу.

Серьезной критике подверглась сеть церковных школ. Нужно было как можно скорее покончить с их замкнутой, полукастовой природой. Семинаристов следовало знакомить с современной культурой. Они должны стоять на более высоком уровне и знать самим, что принять, а что отвергнуть. Было отмечено, что семинаристы часто вели за собой мятежников и демонстрантов, заражая бунтарским духом и студентов государственных школ, иногда же идя за ними. Было ясно, что студенты-богословы не были застрахованы от тех влияний , которым были подвержены студенты других школ. Требование слепой дисциплины, искусственно поддерживаемое расстояние между учителями и студентами также должны быть упразднены.

По поводу содержания духовенства и церковных учреждений было предложено предоставить духовенству право приобретения собственности на свое имя и обладание ею, отменив закон 1900 года, запрещающий это. Но большая часть содержания духовенства должна будет поступать из государ-

109

ственных источников — императорской казны, местных земских организаций, городской управы или из разных министерств. Предпочитать следует местные ресурсы — они меньше будут связывать духовенство, чем средства, идущие сверху. Церковные угодья нужно освободить из-под надзора гражданских втГастей и предоставить управление ими церковным властям. Местные церковные организации должны иметь собственность для финансирования их работы. Лишь крупная собственность подлежит управлению патриархией.

Проблема отношения Церкви и государства, главная тема печати и дискуссий на Особых совещаниях, вообще не поднималась.

Победоносцев настаивал, чтобы список вопросов, подлежащих обсуждению, был составлен и отредактирован его сотрудниками еще до созыва Собора. Он не разрешил бы спонтанного созыва Собора без предварительно выработанной повестки. Он требовал сохранения Синода как сильной составной части любой новой церковной организации. Планы реформистов должны были быть сломлены до созыва Собора. Лишь государственный контроль был способен охладить их возбуждение.

На конец марта и апрель 1905 года - великопостный и пасхальный период — Синод был распущен на "каникулы". Какова была в этот момент расстановка сил? Духовенство и верующие ждали нового возрождения русской Церкви и считали, что оно уже наступает, чиновники обер-прокуратуры были в смятении, беспокоясь, что религиозный яд настоящего момента усилит и политическое брожение. Под угрозой оказался бы весь царский режим. Для Победоносцева, Рун-кевича и их приверженцев это была очень беспокойная весна. 23 марта обер-прокурор опубликовал сообщение с кратким перечнем обсуждаемых пунктов, подчеркнув, что если Собор будет созван, им будет руководить Синод, то есть его бюрократия.

24 апреля "Церковный вестник", орган Петербургской Академии, поместил передовицу с обзором статей, появившихся в светской печати, и предостерег обер-прокурора от

110

оппозиции реформе. "Церковный вестник" отметил, что в основном печать была за продвигающуюся реформу, и подчеркнул, что теперь, когда Россия переживает тяжелое время поражений в Маньчжурии, вера в православную Церковь — одно из немногих утешений народа. Даже люди, далекие от Церкви, сознают, что Церковь — сила, могущая служить делу объединения русского народа. Статья выражала надежду, что царь уделит вопросам Церкви самое пристальное внимание и распорядится положить начало реформе. Возбуждены были иерархия, духовенство и народ. Именно теперь настало подходящее время восстановить автономию (самоуправление) Церкви и разрешить ей возродить саму себя согласно ее же правилам для врачевания затем ран, нанесенных русскому народу.

В тот же день "Слово", по рассказу кого-то, непосредственно участвующего в Особых совещаниях Комитета Министров, подробно, пункт за пунктом, изложило разногласия между Победоносцевым и его чиновниками с одной стороны и Витте, Антонием и профессорами богословия — с другой. "Слово" отметило, что митрополит и его академические советники произвели прекрасное впечатление на министров и начальников департаментов, в то время как чиновники канцелярии были и плохо подготовлены, и вели себя довольно вызывающе. Статья подробно разбирала и "Вопросы", и "Меморандум", указывая на то, как хорошо они продуманы и какой фарс представляют собой "Соображения" Победоносцева и Рункевича. "Слово" отмечало, что Победоносцев перенес дело реформы в Синод с целью удушить ее там, но епископы разбили их намерения и провели прошение созвать Собор и избрать патриарха. "Линия фронта" проходила между обер-прокурором с его последней отчаянной попыткой отстоять свое двухсотлетнее церковное управление и сторонниками реформы, которые вырвали инициативу из его рук и теперь боролись за восстановление настоящего канонического православного управления.

В Указе от 13 марта, объявляя о созыве Собора, государь употребил фразу "в подходящее время". В своем отчете пос-

111

ле мартовской сессии Победоносцев употребил ту же фразу. Остались открытыми вопросы о том, кто будет вершить судьбы Собора и когда же он будет действительно созван. Оставалась опасность, что Победоносцев настолько обессилит Собор, чтситот вообще станет бесполезным. Канцелярия обер-прокурора могла бы соорудить такую патриархию, что Синод не претерпел бы при этом никаких изменений, во всяком случае в деле контроля над Церковью. Таким образом и реформа потеряла бы свою истинную сущность. А большинство ее сторонников намеревались вообще вырвать всю организацию Собора из рук Победоносцева и оградить его от влияния чиновников правительства. Они надеялись, что "надлежащее время" наступит еще этой весной, около Троицы.

Вопрос о том, будет ли это исключительно архиерейский Собор, тоже не был решен. О присутствии на нем белого духовенства и мирян - хотя бы формально — не упоминалось. Проблема взаимоотношений белого и черного духовенства и исключительного права черного становиться архиереями была трудной проблемой, так и не решенной за все годы царской власти, что было частично причиной возникновения так называемой "Живой Церкви" в самые первые годы советской власти.

Было лишь твердо решено, что Собор будет созван и что церковное управление станет менее централизованным. После мартовских заседаний Синода последовали довольно беспокойные месяцы, в которые образовалась инициативная группа, пытавшаяся повлиять на исход церковной реформы. Митрополит Антоний (Вадковский) и либеральные профессора духовных академий обеих столиц, совместно с пастырским Советом Петербурга и параллельными организациями приходского духовенства и московских профессоров, стремились к демократизации русской Церкви. Они хотели сорвать с нее петровскую смирительную рубашку и восстановить канонические нормы, которые, по их мнению, должны применяться иначе, а не просто вносить новое, ненужное в старые рамки, что еще более усложнило бы церковное управление. Они стремились к расширенной администрации, где

112

белое духовенство — столп православия среди масс — и миряне, организованные в братства и прочие союзы, имели бы больше значения в будущей Церкви. "Либералы", если их можно так назвать, не во всем соглашались друг с другом, особенно в отношении строения будущего церковного управления и связей Церкви и государства. Одни выступали за патриарха, другие — против. Одни хотели патриарха, облеченного сильной властью, другие желали бы видеть в нем только символ. Одни считали, что Церковь вообще должна быть отделена от государства, а православие должно стать лишь самым крупным по масштабам религиозным исповеданием империи. Другие полагали, что чрезмерная самостоятельность может повредить Церкви, ибо ее могли бы втянуть в политические беспорядки. Поэтому правительство должно иметь некоторое влияние на церковное управление.

Среди "консерваторов" были и такие, которые хотели бы видеть будущий патриархат как некий русский вариант папства, то есть независимым от гражданской власти и имеющим больше влияния и авторитета в русской Церкви. Но все сходились на том, что Церковь должна быть автономна. Своим единомышленникам и "либералам", боящимся "никонианства" в русской Церкви, консерваторы отвечали, что Никона оклеветали и что он сделал много хорошего.

Консерваторы сплотились вокруг митрополита Антония Храповицкого, который в 1905 —1906 годах политически правел, смыкаясь с такими поддерживавшими царскую власть группами, как "Союз русского народа" и "Черная сотня", отдаляясь тем самым от петербургского митрополита. Идеалом Храповицкого было упразднение Синода и обер-прокурора, расширение прав епархиальных архиереев, безусловное господство монашества в Церкви и патриархат как опора епископской олигархии.

Шансы сторонников реформы то росли, то убывали, завися от судьбы общих реформ в политической жизни страны. Некоторые лица участвовали как в церковных, так и в политических преобразованиях. Слабость церковных реформаторов заключалась в отсутствии единства среди них. Ког-

113

да в русской политической жизни наступила реакция, это сказалось и на церковных делах.

Весенние месяцы 1905 года были полны ожиданиями реформ в православной Церкви и предоставления полной ре-лигиоз*юй терпимости неправославным. Русская печать всех мастей уделяла церковным делам много внимания. Лишь Цусима и революционные беспорядки вытеснили их с пер«вых страниц. Весной и летом 1905 года светская печать писала о реформе еще больше, чем церковная.

Когда в "Церковном вестнике" появилась статья петербургского духовенства, выступающего за необходимость реформ, поддержка светской печати была довольно бурной. Особенно выделялись два публициста: Димитрий Мережковский, обходивший цензоров и печатавший материалы Религиозно-Философского общества, то есть запрещенную литературу, и Лев Тихомиров, постоянно интересовавшийся улучшением церковного управления. Одним из постоянных союзников реформы был неославянофильский и консервативный журнал "Новое время". В день начала обсуждений в Синоде "Новое время" известило об этом своих читателей, подчеркнув чрезвычайную важность церковной реформы. В следующей статье журнал приветствовал петербургское духовенство и выражал свою поддержку его требованию освобождения русских пастырей от ограничений монашеского характера иерархии, а также суровых законов петровской реформы. Далее статья указывала, что освобождение русской Церкви было темой и задачей А. С. Хомякова, Ивана Аксакова, митрополита Филарета (Дроздова), Владимира Соловьева и Льва Толстого. Все они были за смягчение тяжелой правительственной руки и за ослабление власти Синода. Теперь настал этот момент, и "Новое время" выступало против удушения реформы.

Затем журнал поместил еще две статьи о церковной реформе, которая обсуждалась в Синоде. Первая статья написана епископом нарвским Антонином (Грановским), а вторая — В. В. Розановым (1865 — 1919), неославянофилом, поборником Церкви как мистического воплощения русской

114

культуры и национального лица, бывшего члена Философского общества. Статья епископа Антонина проводила мысль, что церковная реформа обещала рассвет в новой России, возрождение русской Церкви, которая исцелит глубокие раны общества. Розанов утверждал, что церковная реформа должна отражать чаяния русского народа. Восточные патриархи писали папе Пию Девятому в 1848 году, что хранитель истинной веры - верующий народ, а не иерархия или патриарх. Любая реформа, любое изменение церковного управления, которые не дадут высказаться верующему русскому народу, обречены на неудачу и не имеют никакого смысла. Синод, иерархия и сам царь должны услышать голос народа. Он предостерег обер-прокурора и его сотрудников от попыток мошенничества и поддержал петербургских священников в их просьбах выслушать на Соборе голос общественного мнения. Когда из Синода просочились известия, что церковная реформа должна быть проведена Собором епископов, "Русь" и либеральная еврейская газета "Биржевые ведомости" присоединились к "Новому времени". На вопрос журнала, кто является хранителем православной веры—патриархи? иерархи? — газета отвечает, что ни те, ни другие. Патриарх, избранный епископами, представлял бы интересы лишь избравших его. Со времени введения Церковного Регламента иерархия не имела большого значения в защите веры. Феофан Прокопович был одним из многих своекорыстных бюрократов. Митрополит Филарет (Дроздов) далеко от него не ушел. В 1862 году, когда министр внутренних дел граф П. А. Валуев предложил улучшить образование и социальное положение духовенства как класса, Дроздов не поддержал его, а обер-прокурор граф Д.А.Толстой даже воспротивился ему. Более того, когда было предложено, чтобы иерархи стали постоянными членами Государственного Совета и Комитета Министров, Филарет выступил против — он чувствовал, что недостаточно подготовлен для принятия решений на нужном уровне. Весь смысл петровской реформы состоял в изоляции духовенства, особенно белого. Черное духовенство, уже в силу своего образа жизни, было удалено от массы русского наро-

115

да, от его нужд и чаяний. Теперь же пришло время прислушаться к просьбе петербургского духовенства и отменить несправедливости по отношению к белым духовникам.

"Биржевые ведомости" указывали, что поскольку в течение 19-го века, начиная с царствования Александра Первого, петровские" реформы в других сферах администрации уже изжили сами себя, стало бессмысленным поддерживать неэффективную коллегию в Церкви. Назначения и управление проводятся в Церкви скрыто Ни один ректор или инспектор семинарии, архиепископ или митрополит не имеет настоящего соприкосновения с массой православных верующих. Реформа не должна усиливать власть епископата. Настоящий вождь русского народа — белое духовенство, а его образованию и заботе о нем уделяется в Церкви наименьшее внимание. Рядовой приходской батюшка — истинный пастырь православных. Поэтому, если предстоящий Собор хочет отражать действительные интересы и чаяния русского народа, в его работе громче всех должен звучать голос белого духовенства. Избрание епископов узким кругом монахов неприемлемо, пастырь должен избираться его стадом - так, как избирался епископ миланский Амвросий.

После окончания синодских разговоров, в четверг 24 марта, "Ведомости" взяли интервью у митрополита Антония (Вадковского), который сказал, что предстоящий Собор будет состоять из шестидесяти шести епархиальных архиереев и их советников. Сначала Собор изберет патриарха, а затем перейдет к реорганизации церковного управления. Все будет проведено согласно канонам, никак не иначе. Канонические нормы гарантируют законность процедуры, а не наоборот6.

"Русь" от 24 марта поместила статью Николая Симбирского под заглавием "К церковной реформе"7, которая предостерегала, что главной угрозой православной Церкви в марте 1905 года было немедленное предоставление свободы вероисповедания староверам и сектантам. Симбирский считал, что без немедленной полноценной реформы Церкви много номинальных православных уйдут из государственной Церкви и перейдут к староверам, особенно в австрийскую

116

ветвь, которая по виду так похожа на официальною, что вызывает симпатию. Как только станет возможным переходить к староверам, не навлекая на себя подозрения, урон может быть серьезным. Если Церковь претендует быть настоящей православной Церковью, она обязана восстановить патриаршество. Новый патриарх должен находиться под контролем Синода, члены его будут чередоваться, чтобы дать епископам возможность соприкоснуться с вопросами управления Церковью. Власть патриарха должна быть ограниченной. Нужно расширить епархиальное управление, а косные консистории следует упразднить и прекратить частое перемещение епископов из одной епархии в другую. Ни один епископ не должен управлять епархией менее четырех лет и не может быть перемещен без существенных причин. Содержание (зарплата) епископов, ныне составляющее от 1500 до 20000 рублей в год, должно быть уравнено, чтобы архиерей не искал лучшего места в смысле оплаты.

Одновременно появилось в "Вестнике юга" и в "Западном гол осе "интервью с известным петербургским священником архимандритом Михаилом Семеновым, одним из "Тридцати двух". Отец Михаил был доцентом академии, автором популярных книг и статей. Он с нетерпением ожидал церковной реформы и боялся, что ее затормозят. Он считал, что теперь, после решения Синода, Собор будет созван. Сенсация, вызванная этим сообщением, настолько заинтересовал а всех, что было бы большим разочарованием для верующих, если бы это оказалось неправдой. Особенно ожидали созыва Собора люди, отошедшие от Церкви, но верящие, что христианское нравственное учение способно обновить общественную и политическую жизнь России. Синод убивает Церковь и должен быть упразднен немедленно. Бюрократический аппарат разъедает Церковь как смертельная болезнь. Петр Первый и Павел Первый грубо давили Церковь и ее духовенство и терроризировали его, но в 20-м веке Церковь должна перестать быть инструментом государства. Церковь должна свидетельствовать о Евангелии, она не может служить богатству, она должна перестать благословлять войну и политику.

117

Хотя митрополит — приверженец самодержавия, он враг бюрократического рака и стоит за Собор. Отец Михаил предупредил, что те, кто сомневается в его политической лояльности или его готовности провести реформу, клевещут на него.

Другая статья в тот же день появилась в "Русском слове". Ее автор — отец Георгий Петров, также из "Тридцати двух". Статья, озаглавленная "Вопрос недоразумения", выражала озабоченность по поводу перевода дел реформы в Синод, который был менее способен осуществить такое деликатное дело, чем Комитет Министров. Исторически Синод не оправдал себя.

Однако почти одновременно, в пятницу 25 марта, раздались резкие возражения справа — голоса Победоносцева и его приверженцев. Первыми начали "Московские ведомости", за ними последовали "Киевские отклики". Они обвиняли последователей реформы в поисках личной выгоды и в граничащей с изменой работе, подрьюающей царскую власть. В этих газетах ставились на одну доску церковные реформаторы, славянофилы, политические либералы и евреи.

"Московские ведомости" обвиняли Антония и Витте в подготовке "революции" в Церкви, которая повредит русскому народу. Антонию вменяли в вину желание стать патриархом. Это обвинение повторялось еще несколько лет.

"Московские ведомости" утверждали 26 марта, что Антоний был предназначенным Витте кандидатом в патриархи и что они оба готовят большие изменения в общественной и политической жизни России. Редакторы подозревали, что встреча петербургских священников 15 марта — за три дня до начала обсуждения Синодом реформы - была лишь оборотной стороной этого заговора. Тот факт, что уже пять дней спустя Синод решил созвать Собор для избрания патриарха, очень подозрителен.

В статье спрашивалось: кому же принадлежит право созыва Собора? Кучке епископов? А что со слухами об отставке Победоносцева? Подозрения "Московских ведомостей" усилились после появления сообщений о Соборе в еврейской газете "Новости". Когда трону и народу угрожает опасность

118

— извне и изнутри, — предпринимать такую важную революцию в Церкви рискованно. Разрывать узы, связывающие Церковь и государство, в настоящее время неразумно. "Московские ведомости" напоминали, что реформа - петербургская выдумка и щелчок московскому духовенству, а оно-то и есть голос подлинной России. Синод собирает лишь епископов и полностью пренебрегает голосом белого духовенства и мирян! "Московские ведомости" играли на руку Победоносцеву, помогая ему оттянуть реформу на несколько месяцев.

А здесь еще архимандрит Дионисий Валенджинский, бывший ученик Антония Храповицкого и священник православного варшавского собора, находчиво заметил в "Варшавской дневнике": "Ведь "Московским ведомостям" известно, что вопрос о патриархате и Соборе возник не в марте 1905-го, не правда ли?" Но подобные попытки смягчить дискуссию и держать ее в деловых рамках становились все труднее.

"Новости", либерально-еврейский дух которых раздражал редакторов "Московских ведомостей", ответили 27 марта, что отделение Церкви от государства пойдет духовенству на пользу. Ни в одной стране духовенство так не стиснуто всякими предписаниями, как в России. Конечно, кое-кто полагает, что отделение будет означать падение как Церкви, так и государства. Но его можно было бы провести по образцу Франции, где это было сделано недавно. Там государство совсем перестало содержать Церковь. Религия не зависит от его поддержки. Далее "Новости"выразили сожаление о том, что во всех разговорах о предполагаемой свободе веры для сектантов, староверов и прочих неправославных никто не заикается об улучшении положения евреев.

"День" —газета, настроенная антисемитски и против Витте, в тот же день утверждала, что "русские изменники и евреи" пользуются разговорами о церковной реформе для ослабления законного российского правительства. "День" с презрением относился к роли Витте как союзника Церкви,» полагая, что это для него лишь способ вмешиваться в министерские дела. Газета предупреждала, что все, отрицающие достижения России и радующиеся японским победам, губят

119

Церковь, а разговоры о реформе—хитрость с целью ослабления веры в народе.

31 марта едкая статья в "Заре" под названием "По поводу предполагаемой реформы высшего церковного управления" высказала эту же мысль, но сделала при этом несколько шагов дальше, утверждая, что антицерковные либералы и радикалы, собравшиеся вокруг Витте, нападают на Церковь и на ее стойкого защитника Победоносцева. В этом деле особенно стараются Василий Розанов и Димитрий Мережковский, которые ведут "открытую атаку на историческое христианство". Антицерковная партия и ее агенты окопались при дворах восточных патриархов и имеют злые умыслы по отношению к русской Церкви. Но хуже всего то, что иерархия и духовенство уже заражены "либеральным", "просвещенческим", "культурным" и "прогрессивным" духом. Это представляет собой угрозу России, особенно сейчас, во время военных неудач. Тридцать два священника, неопытные питомцы коварного Религиозно-Философского общества, ученики митрополита Антония, работают рука об руку с Витте. Показательно и то, что вся работа ведется секретно. Страна в опасности, зараженная "пляской святого Витте".

К сожалению, один из наиболее известных профессоров Петербургской Духовной Академии Николай Никольский дал свое имя для выражения этой точки зрения в статье под названием "Почему Тридцать два?", кото рая появилась в среду 29 марта в газете "Новое время". В ней он утверждал, что "Тридцать два" была группой плохо информированных честолюбцев, встречающихся тайно и решивших ударить, когда пробьет их час. Они уговорили митрополита передать реформу в Синод и провести ее преждевременно. Никольский осуждал поспешность, с которой возвестили о церковной реформе, и священников, которых он характеризовал как недалеких и трусливых — ведь они не подписались под своей статьей. Он уверял, что они очень слабо осведомлены об истории и устройстве русской Церкви. Эти "Тридцать два" вряд ли представляют всю Церковь, в которой насчитывается свыше 70 тысяч активных белых священников. Почему о них

120

никто не слышал? Способ ведения в Синоде обсуждения реформы неканоничен, и поэтому созыв Собора и предложение восстановления патриархата недействительны. Никольский утверждал, что в Петербурге существует заговор для подрыва авторитета Победоносцева и очернения его имени. Вот почему Рункевич подвергся нападению Витте.

Тридцать два петербургских священника стоят за папский абсолютизм в Церкви. Никольский напомнил своим читателям, что последним патриархом папского типа в русской Церкви был Никон, и всем известно, какие беды он причинил. Профессор не одобрял вопля "Тридцати двух" о "свободе" Церкви, утверждая, что, если они под свободой подразумевают папскую свободу от политического надзора, то России такая свобода не нужна. Они подняли вопрос о реформе в неподходящее время, когда светская власть стоит перед лицом внутренних беспорядков и внешней угрозы.

Люди вроде Никольского упускали из виду тот факт, что обсуждения в Синоде были обнародованы на Особых совещаниях и были до этого предметом бесед митрополита, профессоров и духовенства. Они также якобы не знали, что знак к началу работ был дан самим государем еще в 1903 году. Никольский, профессор-богослов, был тесно связан с людьми, сотрудничавшими с Антонием, поэтому его незнание вызывает удивление. Как специалист он разбирался в истории русской Церкви. Но в 1903 — 1904 годах он поссорился с черным духовенством, господствующим в академии, и попросил длительный отпуск. Никольский отвергал каноны, препятствующие белому духовенству входить в епископат и продвигаться к высшим церковным должностям. Так как черное духовенство, по его мнению, оторвано от нужд и запросов текущей жизни, он считал, что нужно давать больше возможностей белым священникам и мирянам. Их голос должен звучать уже начиная с приходского уровня. И, конечно, выше. Академическое начальство сочло его взгляды не православными, а протестантскими. Но Никольского поддерживал доцент Александр Введенский, в будущем яростный защитник прав белого духовенства. После 1917 года он даже

121

сотрудничал с большевиками, сводя счеты со своими недругами прошлых лет.

Ответил Никольскому отец Георгий Петров в статье в 'Туеском слове" от 31 марта, объясняя, что "Тридцать два" хотели быстрейшего созыва Собора для того, чтобы Церковь могла начать свою реформу без чрезмерного правительственного давления. Требования Никольским гарантий для белого духовенства и мирян еще до начала Собора означали лишь отсрочку Собора, а это было на руку обер-прокурору. Обвинение Никольского, что 'Тридцать два" хотели ввести папизм, умышленно вносило смятение. Петров сожалел, что Никольский, в силу своего положения имевший доступ к широкой аудитории, вредил тому делу, за которое боролся.

Статья Никольского вызвала также ответ В. В. Розанова в "Новом времени". Согласно Розанову, причина того, что 70 тысяч белых священников империи не были услышаны, заключается как раз в том, что им не разрешали высказаться. Многие "беспокойные священники" уже подверглись наказанию. Далее. Большинство из "Тридцати двух" были активными пастырями, именно такими, которых опасался Никольский. В заключение Розанов писал, что, хотя Никольский и силен в каноническом праве, он не знает, о чем говорит.

К сожалению, на ближайшие годы верх взяли Никольские, а не розановы. Так как политическая обстановка стала более пасмурной, мрачнее проходило и обсуждение церковной реформы.

Рассматривая прошение Синода, государь изучил различные точки зрения, представленные в отчете, и 31 марта написал заключение (резолюцию) :

"В настоящее смутное время считаю невозможным проведение такого важного мероприятия, как созью Поместного Собора, требующего спокойствия и осмотрительности. Следуя древней традиции православных Государей, Я оставляю за собой [право], когда настанет снова благоприятное время

122

для такого дела, созвать Поместный Собор Всероссийской Церкви для канонического рассмотрения вопросов веры и церковного управления"

Казалось, что подходящее время не за горами Указ о веротерпимости был уже подготовлен, и ожидалось, что его объявят через семнадцать дней Имелись все основания надеяться, что Собор будет созван в начале мая или не позже осени Везде в церковных кругах ожидалось, что Собор и переустройство управления русской Церкви станут неотъемлемой частью социальных и политических перемен, вытекающих из Указа о веротерпимости Православные жили надеждой на реформу, на омоложение Церкви По мере приближения Пасхи оптимизм возрастал Многие ждали от обновленной Церкви и облегчения в политике Они верили, что царь не может не воспользоваться подходящим случаем Обер-прокурор, однако, был еще на своем месте и являлся законным рупором Церкви

123