Марина Витухновская

Марина Александровна Витухновская, автор монографии "Российская Карелия и карелы в имперской политике России, 1905-1917", 2006. Её отец Александр Лазаревич Витухновский - киевлянин, преподаватель Петрозаводского ун-та, сама с 1976 г. работала в Кижах, живет и преподаёт в Финляндии. Видимо, по её инициативе была переиздана книга Петрова о Финляндии.

Григорий Петров: «Будьте строителями жизни!»

Оп.: Родина, 2002, №2. Номер страницы после текста на странице.

Историческая память народа непредсказуема и капризна. Наверное, сто лет назад россияне не могли бы даже и вообразить, что имя Григория Спиридоновича Петрова, гремевшее тогда по всей России, собиравшее толпы почитателей во всех уголках страны, вызывавшее ожесточенную газетную полемику, столетие спустя будет известно только специалистам-историкам...

Цригорий Петров начинал как священник. Окончивший в 1891 году Петербургскую духовную академию молодой двадцатипятилетний батюшка вскоре стал модным и почитаемым столичным проповедником. Его блестящие проповеди и лекции славились по всему Петербургу. Ораторское мастерство, ясность мысли, животрепещущие темы выступлений — все привлекало к нему внимание, делало его народным любимцем. Философ Василий Розанов, присутствовавший на нескольких публичных лекциях Петрова, написал о нем восхищенную статью, в которой, в частности, говорил: «Образованный, просвещенный, и притом европейским просвещением, а не одною академическою схоластикой, он имел мужество убрать из своих тем, из своих оборотов речи все «интеллигентное», все сколько-нибудь затруднительное для понимания простецов... Для него быть христианином — значит в малом и слабом виде, в миниатюре сил человеческих повторять Христа. Но что Христос творил? Больных исцелял, слабым помогал, с грешниками был, все благое творил, от всего злого удерживал. И вот, быть христианином — для священника Петрова и значит, как бы идя посреди улицы народной, направо и налево кидать мешочки с добром...»1

Среди множества восхищенных поклонников мастерства Петрова обнаруживаем и всесильного министра финансов России графа С. Ю. Витте. В своих воспоминаниях он рассказывает, как, решив посетить основанный им Петербургский политехнический институт, он отправился на лекцию Петрова. Собственно говоря, Витте не собирался идти на лекцию по богословию, но ему сказали, что «когда Петров читает свою лекцию, тогда никто больше не читает, потому что все студенты, бросив другие лекции, идут слушать Петрова». «Это, — продолжает Витте, — положительно одна из самых лучших лекций, которую я когда-нибудь в жизни слушал»2. Восхищенный министр финансов рассказал о выступлении Петрова Николаю II, и выяснилось, что царь тоже уже слышал о молодом проповеднике. Григорий Спиридонович даже был приглашен в качестве воспитателя детей великих князей Павла Александровича и Константина Константиновича.

Дар оратора сочетался в Петрове с литературным талантом. Розанов свидетельствует: «Один мой родственник, приезжавший из провинции, сказал мне: «Я устал возить на родину тюки его книг: так велико и непрерывно требование». Можно без преувеличения сказать, — продолжает Розанов, — что вовсе не Толстой и Максим Горький одни царят на книжном рынке, но и священник Петров — любимейший в Петербурге проповедник, любимый и черным народом...»3

В чем состоял секрет популярности Петрова, магнетизм его личности? Конечно, во многом именно его ораторский дар определял ту огромную популярность, которой пользовались его выступления. Разочаровавшийся позже в нашем герое, Розанов все же отмечал, что «тайна его успеха лежала в чарующем тембре голоса, одновременно властительного, великолепного и что-то шепчущего вот лично Вам...»4.

В своих выступлениях Петров призывал вернуться к изначальным евангельским идеалам, горячо осуждал косность российской жизни, сетовал на тяготы народного житья, призывал интеллигенцию посвятить себя народному благу и возвышению родины. «Он верит в приложимость Евангелия к современной жизни, — писал один из биографов Петрова, — и мучительно пытается убедить всех в необходимости немедленного перестраивания жизни»5. «В своих статьях, книгах и выступлениях Петров неустанно повторяет: российская жизнь нехороша, народ прозябает в невежестве и нищете, все сознательные силы страны должны неустанно трудиться на ее благо»6.

В этих идеях, как мы знаем, не было ничего нового — большая часть российского общества того времени требовала перемен. Но страстность проповеди, необычность ее в устах православного священника, а главное, искренние, неподдельные боль и страдание за страну, звучавшие в этих речах, — все это делало почти каждого слушателя горячим почитателем Петрова. Розанов приводит в своей статье слова некоего генерала, взволнованного выступлением

священника: «Еще немного лет назад Русь в свободный час сидела по трактирам, горланила пьяные песни. Священника нигде не было видно, кроме как в церкви за службой. А теперь?! Ведь народ бежит сюда, ведь он вот второй час стоит. Не присядет. Не волнуется, не ропщет. И это чтобы услышать несколько поучительных слов, — вовсе не поразительных, — слов обыкновенных»7.

Наибольшую славу принесла Петрову его книга «Евангелие как основа жизни», вышедшая впервые в 1898 году, выдержавшая в России 20 изданий и переведенная на многие языки. С восторгом писал о книге М. Горький в своих письмах к Чехову:«... в ней много души, ясной и глубоко верующей души... ее написал поп, и так написал, как вообще попы не пишут»8. Основная мысль сочинения, которую автор утверждает со всей присущей ему страстью, — необходимость вновь обратиться к Евангелию, руководствоваться его идеалами в реальной жизни. По мнению биографа Петрова, книга была выдержана в духе протестантизма и сближалась с религиозными проповедями Л. Толстого9. Именно с этого сочинения, очевидно, и начался перманентный конфликт священника с официальной церковью, долго тлевший, разгоравшийся и приведший в конце концов к лишению его сана в 1908 году.

В конфликте Петрова с Русской православной церковью важную роль сыграло его участие во внутрицерковном либерально-обновленческом движении — в качестве одного из его лидеров10. «Обновленчество» Петрова конечно же подлило масла в огонь и ускорило официальное разбирательство и изгнание его из рядов священства. Из протокола Священного синода следует, что Петров обвинялся «в распространении воззрений, несогласных с учением православной церкви и заключающих в себе пренебрежительное отношение к Богом установленным властям...»11 В свою защиту обвиняемый написал митрополиту Антонию (Вадков-скому) письмо, в котором выразил давно назревшее в России недовольство официальной церковью — ее косностью, подчиненностью властям, отрешенностью от евангельского идеала. Он писал, что у нынешней церкви «основы, стены, сущность — Иисус Христос и Его Евангелие, но как это глубоко вросло у нас в землю, как загромождено всякого рода надстройками и пристройками, синодом, синодальными конторами, консисториями, циркулярами и предписаниями. С трудом, с громадными усилиями сквозь эту наносную толщу доберешься до живого Христа»12. В этом «замутнении» истинного евангельского духа Петров обвиняет высшее духовенство, которое «сузило широкую правду Христову, измельчило, засорило русло евангельского потока в жизни»13.

Особенное негодование автора письма вызывает союз церкви и государства, безропотное одобрение церковными властями всех тех жестоких мер, которыми подавлялось революционное движение 1905-1907 годов. «Молчание Церкви в данное время, — пишет Петров, — есть тяжкое преступление. И то, что сейчас делает духовенство России, особенно духовенство высшее, монашествующее, одобряя все удары властей, это, может быть, и есть преданность существующему самодержавному строю, но это, несомненно, измена задачам церкви, измена правде Христа, презрение к нуждам родины, принесение народных страданий в жертву правящим властям»14.

Чем больше подвергался Петров гонениям, тем гром-

че становилась его слава. Когда в начале 1907 года он был «за вредную публицистическую деятельность» сослан на три месяца в Иоанно-Богословский Череменецкий монастырь Лужского уезда «на клиросное послушание», на Варшавском вокзале его провожала толпа почитателей. «Проводы его превратились в грандиозную манифестацию»15, — писал биограф. За время нахождения Петрова в монастыре туда приходили его горячие сторонники, чтобы выразить ему сочувствие и получить его благословение. Общее настроение благоговения выразил в своей записи в монастырской гостинице некий студент Нейман, который писал: «Приехал, видел, говорил, счастлив»16. А после лишения Петрова сана его репутация борца и жертвы поднялась на недосягаемую высоту. Один из корреспондентов писал ему: «Будет помнить русский народ попа Петрова, пока русским народом он зваться и чувствовать себя будет. Выдержали Вы завет богатырский — «а стоять нам за правду до последнего». Презренные клятвы Синода могут иметь только один результат: превратят Вашу биографию в «житие» и наполнят Россию на много лет вперед красивою и полезною легендою. У Вас закал, темперамент и сила протопопа Аввакума, но дело-то Ваше во сто раз умнее, глубже и важнее Авва-кумова. Этакий Вы молодец»17.

На пике своей популярности Григорий Петров был в 1907 году избран во II Государственную думу, однако заключение в монастыре помешало ему принять участие в ее деятельности. Лишение сана повлекло за собой запрещение на 7 лет въезда в Москву и Петербург и проживания в них. С1908 года Петров меняет места жительства — живет то в Финляндии, то в Крыму, часто бывает за границей и неустанно ездит по стране, читая лекции в разных городах и весях вплоть до Владивостока. Основной деятельностью его становится публицистика — почти в каждом номере газеты «Русское слово» встречаем его статьи на самые разнообразные темы.

Все время вплоть до революции Григорий Петров находился под неусыпным полицейским надзором. В Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) хранится несколько объемистых папок с донесениями жандармских управлений различных губерний в Департамент полиции о его лекционной деятельности. Полицейские чины прилежно излагают содержание лекций Петрова и единодушно признают их «агитационный», «противоправительственный» и «противоцерковный» характер19. На деле же в речах Петрова не содержалось ничего революционного, никаких призывов к ниспровержению существующего строя, никакой крамолы. Весь набор его идей не выходил за рамки общелиберальных идеалов того времени, связанных с просветительством, промышленно-экономической модернизацией, ориентированной на пример западных стран, «очищением» народной жизни (недаром одной из важнейших тем публицистики Петрова была борьба с пьянством). Главной причиной его успеха стало удивительное «созвучие» всего, что он говорил и писал, общей атмосфере, царившей в России в то время. Петров, как морская раковина, будто вбирал в себя «гул времени», аккумулировал в своих речах всеобщее ощущение удушья, бессилия, ненависти, жажды обновления.

О личной жизни нашего героя известно немного. Совсем молодым он женился на сестре умершей своей невесты, Марии Капитоновне (1874-1948; девичья фамилия нам неизвестна). Их семейная жизнь, судя по некоторым воспоминаниям, не очень ладилась, хотя своего сына Бориса Петров очень любил (огромной трагедией стала для него гибель сына, служившего в годы Гражданской войны в армии Деникина). Трудно сказать, к какому моменту точно относится окончательное взаимное охлаждение супругов, но, очевидно, уже после снятия с Петрова сана супруги жили раздельно. Мария Капитоновна занялась медициной, в 1908 году закончила Петербургский женский медицинский институт и впоследствии стала профессором, ближайшей сотрудницей и сподвижницей академика И. П. Павлова19.

Уже намного позже, перед самой революцией, в Нарве Петров встретил свою вторую жену, Зинаиду Ивановну Краснову (1899-1975), совсем юную девушку. Поскольку развод с первой женой не был оформлен, Григорий Спири-донович и Зинаида Ивановна жили вместе невенчанными. Уже после революции и перед самой эмиграцией Петрова, осенью 1919 года в Киеве родилась его дочь, Марина. Марине Григорьевне Петровой, в замужестве Конрид, проживающей с 1950-х годов в Мюнхене, автор этих строк обязана многими живыми и яркими рассказами об отце, более всего, конечно, об эмигрантских годах его жизни.

Судя по некоторым сведениям, Петров связал свою

судьбу с Добровольческой армией. В мае 1920 года большевистская газета опубликовала маленькую заметку «Григорий Петров на службе у белых». В ней говорилось: «Накануне отступления белых на Северном Кавказе и на Кубани выступал с белогвардейскими лекциями известный Григорий Петров»20.«Одним из промежуточных мест его пребывания стал Киев, где и родилась дочь. Когда стало ясно, что Киев падет под ударами большевиков, Петров расстался с семьей и отправился в Крым, следом за армией Деникина, — как вспоминает дочь, после настоятельных уговоров жены, которая опасалась репрессий со стороны большевиков. Зинаида Ивановна и маленькая Марина отправились из Киева в Нарву к родственникам. Эмигрировал Петров в конце 1920 года, когда белые войска покидали Крым. В воспоминаниях болгарского друга и переводчика Петрова Дино Божкова рассказывается, что он был извещен об отходе белой армии из Крыма в последний момент и бежал «гол и бос», без каких бы то ни было средств к существованию и даже без запасной одежды. На пароходе он доплыл до Константинополя, откуда попал в беженский лагерь в Галлиполи, а оттуда — в Триест21. Там им заинтересовались югославы, читавшие его работы, и наконец югославское правительство пригласило Петрова в Белград. Так началась вторая, эмигрантская часть жизни Григория Петрова22.

Сохранилось несколько открыток, которые Григорий Спиридонович посылал жене и дочери в Нарву, где они ожидали разрешения переехать к нему. Вот текст самой первой открытки: «Зинуля, около 1 -го января 1921 г. приехал в Белград нищим, без денег, без белья, в рваных сапогах. 26 янв. 1921 читал по-русски 1-ую лекцию во 2 гимназии. Добыл 300 динар и с того пошел в люди. Директор II гимназии милейший человек, великий педагог»23.

С этой первой лекции началось новое восхождение Петрова. Потерявший во время бегства все, что имел, — имущество, накопления, дачу в Крыму, а главное, поистине всероссийскую славу, свою аудиторию, своих читателей, — он вновь совершил «путь наверх», почти столь же молниеносно, как и в России. Но теперь перед ним был другой читатель и слушатель. Петров решительно обратился к югославской и болгарской аудитории, отринув всякую возможность сотрудничать с эмигрантской средой. Он, кажется, не видел рядом с собой единомышленников, людей, оценивавших трагедию России с близких позиций. Особенно чуждыми себе он ощущал монархистов, составлявших основной костяк югославского эмигрантского сообщества.

Характерный отзыв об эмигрантах-монархистах находим в незаконченной статье Петрова «Корни болезни», посвященной причинам русской революции. Здесь он, в частности, пишет: «Люди, выдающие себя за русских монархистов, винят кого угодно, только не себя, не свои былые хищничество и помпадурство. Винят интеллигенцию, евреев, масонов, жидо-масонов, наконец, даже антихриста.-(...) Очевидно, русские не монархисты, а помпадуры русской монархии думают обмануть общественную мысль. Навести ее на ложный след и тем скрыть главных виновников крушения России, свое хищное и самодурное помпадурство»24.

Причиной октябрьского переворота Петров считал прежде всего крайнее озлобление народа, доведенного всеми предшествующими событиями до точки кипения. Петров писал: «Ленин и большевизм — не причины русской трагедии, а проявление больной народной души. Не самозванец породил Смутное время, а смуты русской государственности тех дней породили самозванца. Так и эта тупая голова и темная душа, Ленин. Народные массы пошли за ним, потому что в нем увидели воплощение бушевавших в них темных, злых, мстительных сил. Ленин и ленинство — это злокачественная сыпь на теле и на душе русского народа»25.

Отношение Петрова к случившемуся в России было окрашено чувством безнадежности. Он, очевидно, не верил в скорейшее «выздоровление» Родины, хотя, насколько нам известно, нигде прямо не писал об этом. Зато почти все написанное и высказанное им на чужбине проникнуто новой надеждой — надеждой на расцвет приютившей его страны, Югославии, и близкой ему духовно Болгарии. Идеалы Петрова не изменились — изменился лишь объект их приложения. Он обращался со своей проповедью к новым «строителям жизни» — югославам и болгарам.

Между тем жить Григорию Петрову оставалось лишь немногим более четырех лет. И за это время он успел сделать необычайно много. Разъезжая по всей Югославии, Петров прочел в общей сложности около 1500 лекций. Он читал их сначала на русском, а потом, выучив язык, на сербском языке, адресуясь к самым различным аудиториям (в частности, неоднократно — к мусульманским женщинам, с которыми говорил о роли женщины в мире и обществе). Залы, где читались лекции Петрова, по свидетельствам очевидцев, всегда были переполнены. Марина Григорьевна Конрид вспоминает необычайный успех, который сопровождал лекции отца: однажды после лекции его подняли на руки, и она, маленькая девочка, очень испугалась — что делают с папой, куда его несут?

Как и в России, популярность Петрова объяснялась тем, что он задевал самые наболевшие струны в душах слушателей и читателей. Он говорил о том, как сделать действенной любовь к своей стране, как стать «созидателем жизни», лекарем общественных язв, просветителем народа.

Петров продолжал публицистическую деятельность. Это были уже в основном не газетные публикации, а книги,

издававшиеся на сербском и болгарском языках. Часть этих изданий представляла собой записанные и отредактированные тексты лекций. Рукописи отправлялись в Болгарию, где давний друг Петрова Дино Божков переводил их на болгарский язык и издавал. Он рассказывает в воспоминаниях, что всего издал около пятидесяти книг Петрова26. Рукописи этих работ, изданных на болгарском языке, но никогда не издававшихся на русском, до сих пор хранятся в собрании внучки Божкова в Софии.

В 1923 году Григорий Петров завершил рукопись книги, которой суждено было вновь, уже посмертно, прославить его имя. Изданная на сербском языке в том же году под названием «Зидари живота» («Созидатели жизни»), она была переведена на болгарский и издана на нем в 1925 году. Болгарское название книги — «В страната на белите лилии» («В стране белых лилий») — было использовано в дальнейшем при переводе книги на другие языки. Сам автор уже не увидел свою книгу на болгарском — Григорий Спиридонович Петров скончался 18 июня 1925 года в клинике Maison de Sante, недалеко от Парижа, сразу после операции, выявившей у него неизлечимую раковую опухоль. Оперировал его давний друг, профессор Иван Павлович Алексинский.

...Прах Г. С. Петрова, по его завещанию, был кремирован на кладбище Пер Лашез в Париже и отправлен вдове в Панчево. Зинаида Ивановна, переехавшая через некоторое время в Нови-Сад, похоронила прах мужа там же на Успенском кладбище. Уже после войны, в 1950-х годах, вся семья — Зинаида Ивановна, Марина и ее муж Павел Конрид — оказалась в Мюнхене, куда в 1981 году Марина Григорьевна перевезла из Югославии останки своего отца27. Сейчас прах Григория Петрова покоится в Мюнхене на кладбище Ostfriedhof.

Однако повесть о Григории Петрове будет неполной, если оставить незаконченным рассказ о его предсмертном творении — книге «В стране белых лилий». Эта книга не просто пережила своего создателя, но и обзавелась своей собственной биографией, не менее ошеломляющей, чем биография ее автора. В нескольких странах «В стране белых лилий» была принята как своего рода учебник жизни, став причиной нового, на сей раз уже посмертного, культа своего творца.

«Страна белых лилий» — это Финляндия. Но не та реальная Финляндия, которую Петров хорошо знал и в которой подолгу жил, а некое идеальное государство, «страна обетованная», прекрасная утопия, к которой во что бы то ни стало следует стремиться. Ибо Финляндии удалось, по мысли Петрова, подняться из бедности и нищеты, создать идеально экономически, политически и культурно устроенное общество благодаря беззаветному энтузиазму ее граждан, «созидателей жизни», неустанных работников и просветителей.

Интерес Петрова к Финляндии имел, несомненно, давние корни. Русская интеллигенция начала XX века вообще неизменно испытывала к маленькой автономии симпатию. Для нее это была Европа в миниатюре, то просвещенное, законопослушное, удобно устроенное общество, к созданию которого в России, по мнению либералов, нужно было стремиться. Предреволюционная либеральная российская пресса изобиловала доброжелательно-восторженными публикациями о Финляндии. Когда в начале века в несколько приемов властные круги пытались разделаться с финской автономией, российские либералы встали на ее защиту. И Петров в этом смысле не был исключением. В защиту Финляндии им было написано несколько статей и небольшая книжка «Страна болот»28.

Однако книга о «стране белых лилий» относится к совсем иному жанру. В ней смешиваются истинные события и вымысел, черты реальной финской истории расплываются, лица персонажей превращаются в театральные маски. Главная цель Петрова — показать, как чистые, светлые, исполненные любви к родине и ее народу люди самоотверженно борются за ее процветание.

Вот идеолог финского национализма — Юхан Вильхельм Снельман, занятый проповедью своих идей, вдохновляющий народ на созидание финской государственности. Вот самоотверженный сельский врач, ставший у истоков народного здравоохранения. Вот купцы, почти из ничего создавшие крупные предприятия и работающие во славу родины... Все они — «созидатели жизни», творцы новой Финляндии, ее будущего.

Книга «В стране белых лилий» получила огромную популярность в Болгарии29. Тогдашний министр просвещения М. Иовов в предисловии к книге писал, что финская модель — пример идеального решения общественных проблем. В своих воспоминаниях Дино Божков пишет, что с 1925 до 1930 г. ...Болгария стала Григ-Петровской30. «В 1926 г. в стране была создана «культурно-общественная группа «Григорий Петров», в уставе которой значилось, что своей задачей она считает «распространение и воплощение идей Григория Петрова» в жизни своей страны31. Сама книга переиздавалась в Болгарии 14 раз и считалась своего рода учебником, с которым должен ознакомиться каждый гражданин32. Поколение болгарской интеллигенции 1920-1930-х годов действительно находилось под обаянием книги Петрова33. Похожим было воздействие книг и идей Петрова в Югославии34. Однако наиболее захватывающие события в связи со «Страной белых лилий» разворачивались в Турции. Книга была переведена на турецкий язык с болгарского и появилась в стамбульском книжном издательстве в 1928 году. В это время страна переживала процессы ломки и мо-

дернизации, идейным вождем которых был «отец турок» Кемаль Ататюрк. Неизвестно, как он познакомился с книгой Петрова, но, прочтя ее, пришел в такой восторг, что приказал включить ее в программу учебных заведений страны, и особенно армейских училищ. Многие годы турецкие офицеры в обязательном порядке изучали «Страну белых лилий» как руководство к «обновлению жизни» в своей стране. В Турции книга была переиздана как минимум 16 раз количеством экземпляров от 12 до 25 тысяч. В предисловии к одному из изданий говорится, что «Страна белых лилий» — наиболее читаемая в Турции книга после Корана35.

В предисловии к финскому изданию «Страны белых лилий» (оно вышло сравнительно поздно, в 1978 году) приводится характерный пример. В 1960 году в Турции был совершен государственный переворот под руководством генерала Кемаля Гюрселя. Через пару месяцев после этого события среди офицеров — участников переворота проводился опрос с целью выяснения их мировоззрения и уровня образованности. В числе вопросов был и такой: какая книга произвела на вас самое большое впечатление? Большинство ответило: «В стране белых лилий»36.

Неустанный пропагандист, пламенный и убежденный оратор, талантливый публицист, Григорий Петров умел внушить своим читателям и слушателям важную мысль: что подъем и «делание» их страны не могут осуществиться, пока они не осознают свою личную ответственность за ее будущее. В одной из своих дореволюционных статей он писал, еще не теряя надежду на преобразование России: «Старая Россия со старыми порядками, со старою русскою ленью, русскою распущенностью и косностью изжила себя. Грядущая новая Россия требует общенародной работы, общенародного ученья, перевоспитания всей страны и самой бодрой, кипучей, напряженной работы всех и каждого, кто хочет и сам жить полною жизнью, и чтобы Россия проявила свои силы и дарования во всем блеске и во всей красоте»37.

Кем же был Григорий Петров — неисправимым идеалистом и романтиком или одним из тех «созидателей жизни», о которых он так любил писать и говорить? Были ли его идеи наивными? Был ли труд всей его жизни напрасным? Кто был прав — Владимир Ильич Ленин, назвавший Петрова в одной из своих статей «весьма популярным демагогом»38, или тысячи его почитателей во всем мире, считавшие его учителем жизни?

В этой дискуссии рано еще ставить точку. Полузабытая фигура Петрова вновь становится предметом пристального изучения и анализа. Его книги продолжают переиздаваться на разных языках, и наконец «В стране белых лилий» впервые готовится к выходу в свет на русском. Соотечественники Петрова через сто лет вновь смогут услышать его страстный призыв к строительству гражданского общества, к сознательному участию каждого гражданина в «созидании жизни» в его стране. Время рассудит: нужны эти идеи нынешней России или их судьба — пылиться на архивных полках истории.

Примечания

1. Розанов В. В. Около стен церковных. М. 1995. С. 304.

2. Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 1. М. 1960. С. 82.

3. Розанов В. В. Указ. соч. С. 304.

4. ОР РГБ. Ф. 249. М. 3874. Л. 1.

5. Р(уман)ов А. В. Священник Г. С. Петров, член Государственной думы. Биография и история ссылки в монастырь. М. 1907. С. 6.

6. Петров Г. С. Лампа Аладдина. СПб. 1905. С. 64-65.

7. Розанов В. В. Указ. соч. С. 305.

8. М. Горький и А. Чехов. Переписка, статьи, высказывания. М. 1951. С. 41.

9. Гучков С. М. Петров Григорий Спиридонович. — Русские писатели, 1800-1917: Библиографический словарь/Гл. ред. П. А. Николаев. М.; П. 1999. Т. 4. С. 576.

10. Фирсов С. Л. Священник Григорий Спиридонович Петров. — В сб. Российская интеллигенция на историческом переломе. Первая треть XX века. Тезисы докладов и сообщений научной конференции. СПб. 19-20 марта 1996 г. СПб. 1996. 11.ГАРФ. Ф. 102. Д. 4. 1907. Д. 110. Ч. 15. Л. 40 об.

12. Там же. Л. 41-41 об.

13. Там же. Л. 41 об.

14. Там же. Л. 42.

15. Р(уман)ов А. В. Указ. соч. С. 17.

16. Там же. Л. 4 об.

17. ГАРФ. Ф. 102 (00). 1908. Д. 98. Л. 4.

18. ГАРФ. Ф. 102. Д. 4. 1907. Д. 110. Ч. 15. Л. 124 об., 125.

19. См.: БСЭ. 2-е изд. Т. 32. М. 1955. С. 602. В энциклопедической статье сообщается, что Мария Капитоновна была заслуженным деятелем науки РСФСР, лауреатом Сталинской премии (1946) и премии И. П. Павлова (1940).

20. Известия Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов. 14 мая 1920. С. 1.

21.0 подробностях беженской эпопеи нашего героя читаем в заметке М. Беляева «Памяти Г. Петрова». Автор заметки вспоминает, как они вместе добирались «в трюмах парохода «Владимир»... до гостеприимной Юго-Славии», где они попали «в одну... колонию русских беженцев

«Винковцы». «Здесь, — продолжает мемуарист, — Г. С. было сделано очень многое, в смысле улучшения внутреннего и внешнего быта и жизни беженцев» (Последние новости. 27 июня 1925. № 1582. С. 2).

22. Божков Д. Съприкосновения с личности на духа и перото. София. 2000. С. 190-191.

23. Почтовая карточка Г. С. Петрова жене. Временно в пользовании автора статьи.

24. Рукопись Г. Петрова «Корни болезни». Временно в пользовании автора статьи. Л. 1 -4.

25. Там же. Л. 7.

26. Божков Д. Указ. соч. С. 194.

27. Перевоз праха Григория Петрова оказался необходимым,

т. к. администрация Успенского кладбища в г. Нови-Сад готовила его перепланировку, в том числе снос того участка, где находилась могила Петрова.

28. Петров Г. С. Страна болот (Финляндские впечатления). М. 1910.

29. Сведения о роли книги «В стране белых лилий» в Болгарии автор почерпнул частью из лиценциатской диссертации Лилии Сииберг «Финский миф в Болгарии: культурные и литературные отношения между Болгарией и Финляндией до 1945 г.» Ювяскюля. 2000 (Рукопись), частью из интервью с болгарским публицистом Цанко Живковым.

30. Божков Д. Указ. соч.

31. Устав на културно-обществената група «Григорий Петров». София. 1926.

32. Rae Murhu. Suomalaisille lukijalle. — Grigori Petrov. Valkoliljojen maa — Suomi. Oulu. 1972. С 11.

33. Сииберг Л. Указ. соч. С. 77.

34. Подлинник и перевод письма находится временно в пользовании автора статьи.

35. Сииберг Л. С. Указ. соч. 64.

36. Rae Murhu. С. Указ. соч. 11-12.

37. Петров Г. Русская лень. — Русское слово. 9 июня 1910 г. С. 1-2.

38. Ленин В. И. Тактика РСДРП во время избирательной кампании. Интервью, данное сотруднику «L'humanite'» 17 февраля (2 марта) 1907. — Полное собрание сочинений. Т. 15. С. 16.