кандидат исторических наук, г. Киев
Резолюции митрополита Антония (Храповицкого) за 1918 год как источник по истории Русской Православной Церкви http://catacomb.org.ua/modules.php?name=Pages&go=showcat&cid=4 Биография одного из самых видных иерархов Русской Православной Церкви первой половины ХХ века митрополита Антония (Храповицкого) (1863-1936), казалось бы, не может иметь «белых пятен», ибо кроме 10 томного труда епископа Никона (Рклицкого)[1], жизни и деятельности владыки посвящены десятки исследований. Однако многие источники, особенно – периода пребывания митрополита Антония на Киевской кафедре (1918 – 1919 гг.) по тем или иным причинам оказались вне поля зрения его биографов. Некоторые из них начали вводиться в научный оборот лишь в конце 1990-х гг., причём речь идёт не только о документах из так называемых «спецхранов». У историков давно был доступ к такому источнику, как журналы регистрации входящей и исходящей корреспонденции, однако, чаще всего исследователи игнорировали возможности, предоставляемые журналами для изученияя «повседневной» жизни архиерея, состоящей, в основном, из бюрократической рутины дел по управлению епархией. Учитывая, что архивы Консисторий за период революции и гражданской войны сохранились только фрагментарно, реестр корреспонденции позволяет также проследить изменение объёма и специфики дел по епархиальному управлению. Таким образом, архиерейские резолюции являются источником, благодаря которому возможно определить как особенности характера и «стиля» управления отдельного епископа, так и реконструировать нюансы взаимоотношений епархиальной власти с высшим церковным управлением, государственными учреждениями и т.д. Следует, однако, признать, что в большинстве случаев возможности этого источника ограничиваются особенностями бюрократического деловодства: Преосвященный только визировал решение консистории, и едва-ли не 80% резолюций составляли краткие распоряжения «Согласен» или «Исполнить». В этом смысле митрополит Антоний действовал нетипично, поскольку оставлял на бумагах просителей и протоколах заседаний Консистории содержательные резолюции. Благодаря некоторым из них мы можем не только выяснить сущность решаемых дел, но и детали, связанные с особенностью поведения просителей, настроенности митрополита, мотивации его действий etc. Наш документальный очерк опирается на выдержках из журнала входящей и исходящей корреспонденции по Киевской епархии за вторую половину 1918 года - первого периода пребывания на Киевской кафедре митрополита Антония. Этот журнал хранится в Центральном государственном историческом архиве Украины в г. Киеве, фонд №182 (Канцелярия Киевских митрополитов), опись 1, дело №295. Он довольно хорошо сохранился (без изъятий или нечитаемых мест) и отражает картину Киевской епархиальной и, частично, церковной жизни по всей Украине в 1918 году. Резолюции публикуются в соответствии с нормами современной русской орфографии, выделенными курсивом (italic). Уточнения в тексте резолюций поданы в квадратных скобках ([ ]), а сокращения обозначены […]. Даты указаны в соответствии с тем, как они писались в 1918 г. — по юлианскому и григорианскому календарю. Часть из нижеприведенных резолюций публикуется впервые [2]. Учитывая большой объем материала, мы разделили резолюции в соответствии с основной тематикой дел. С определённой долей условности их возможно свести к двум большим группам: І. Организация управления епархией. К этой группе мы относим: а) Дела связанные с назначением, перемещение и наказанием духовенства б) Монастырские дела в) Брачные дела ІІ. Государственно-церковные отношения и украинское национальное движение.Основными в этой группе есть резолюции по делам, связанным со следующими проблемами: а) Национально-революционное движение в среде духовенства б) Взаимоотношения со светской властью в) Всеукраинский Православный Церковный Собор и прерогативы митрополита Киевского І. Организация управления епархией. Журнал регистраций входящей и исходящей корреспонденции — книга большого формата, включавшая фактически два реестра дел: по Киевской епархии и Киево-Печерской лавре. Всего за 1918 год сохранилось около 4000[3] резолюций, из них 3689 — по епархиальным делам. Листы журнала были разделены на 4 неравные колонки: 1) Номер по порядку, 2) Месяц и число получения бумаг, 3) Краткое содержание бумаг, 4) Резолюция архиерея. С 2/15 января по 21 января/3 февраля 1918 года — резолюции митрополита Владимира (Богоявленского), убитого большевиками 25 января/ 7 февраля. Последними распоряжениями священномученика, запечатлёнными в журнале были: а) разрешение на выдачу из капиталов митрополичьего дома суточных членам Всеукраинского собора, и б) разрешение на священническую хиротонию одного из диаконов, которого митрополит «испытал и проявил достаточную начитанность и нескудное умственное развитие». А уже 30 января/13 февраля читаем о поступлении в Киевскую Духовную Консисторию предложения члена Всероссийского Помесного собора митрополита Платона (Рождественского) о предоставлении управления делами епархии по случаю безвременной кончины митрополита Владимира Преосвященному Никодиму (Кроткову) епископу Чигиринскому, второму викарию Киевской епархии, так как первый викарий епископ Каневский Василий (Богдашевский) отказался принять управление. Вследствие этого, уже с 1/14 февраля в журнале имеют место резолюции епископа Никодима. Среди них стоит отметить распоряжения, касающиеся созыва епархиального съезда для выбора нового митрополита, а именно: а) хозяйственные (обеспечение делегатов); б) переписка со светскими властями (большевиками, позднее — Украинской Центральной Радой, а с 29 апреля — администрацией Гетмана Скоропадского); в) сообщения кандидатам на Киевскую кафедру с запросом о согласии выставить кандидатуру (такие запросы были высланы митрополитам Арсению (Стадницкому), Платону (Рождественскому), Антонию (Храповицкому), архиепископу Евлогию (Георгиевскому) и епископу Василию (Богдашевскому)). После выбора 6/19 мая 1918 года на митрополию Антония (Храповицкого) Преосвященный Никодим некоторое время продолжал управлять епархией - резолюции митрополита Антония начинаются с 7/20 июня и заканчиваются 5/18 декабря, т.е. в день ареста владыки властью Директории УНР. Таким образом, в журнале за 1918 год сохранились резолюции трёх архиереев [4], что позволяет сравнить особенности «стиля управления» каждого из них. Митрополит Антоний представляется наиболее «открытым» и эмоциональным, поскольку только в его резолюциях мы видим постоянное отступление от бюрократических клише, а также наличие развёрнутых объяснений тех или иных распоряжений. И митрополит Владимир, и епископ Никодим ограничивались только фиксацией распоряжения, а в случае каких-либо неясностей переадресовывали дело на повторное рассмотрение Консистории. После переезда в Киев митрополита Антония изменились не только содержание и объём резолюций, но даже и внешний вид журнала. До этого момента резолюции с оригиналов переписывались секретарем канцелярии в журнал, при чём, как это не удивительно, у канцеляристов часто был очень плохой почерк. Но уже с 21 июня/5 июля по распоряжению Высокопреосвященного Антония сведения в журнал начинают впечатываться на пишущей машинке. Нововведения коснулись, однако, больше внешней стороны деятельности канцеляристов, но нисколько не увеличили обороты бюрократической машины. Консисторское деловодство оставалось довольно медлительным, дела по непонятным причинам терялись или откладывались. Митрополит Антоний по поводу одного такого случая заметил: «Дело затянуто консисторией более чем на две недели. Имел я дело с консисториями Казанской, Уфимской, Волынской и Харьковской, а нигде так безбожно дел не тянули. В виду этого я избегаю подавать в консисторию дела, но и при минимальном их количестве идет такая же затяжка». Не способствовало увеличению эффективности работы органов епархиального управления большое количество обращений к митрополиту по вопросам находящимся вне сферы его компетенции. Владыка Антоний резко реагировал на подобные просьбы, о чём красноречиво свидетельствуют многочисленные резолюции. Например, вдова священника Назаревича просила содействовать закреплению её прав на купленный участок земли: «Просительница должна обращаться к адвокатам, в числе коих я не состою». Такую же реакцию вызывали у митрополита прошения, составленные неподобающим образом. На одном из них, состоящим из десятков листов, отягощённых вдобавок дурной каллиграфией, Антоний написал: «Почерк неразборчив. Перепишите и потрудитесь изложить на одном листе бумаги», на другом (небрежно написанном на открытке): «Молодого невежду, присылающего открытку вместо прошения, уволить». Некоторые священники просто заваливали консисторию своими рапортами и прошениями. По поводу одного из таких просителей Антоний записал: “Консистории. Впредь хранить при делах. Отвечать не буду, зная о[тца] Гобчанского более 10 лет как ненормального человека”. Бывало, что просители забывались и в прошениях позволяли употреблять некорректные обороты. Священник Сампсон Задорожный обвинил владыку в жестоком с ним обращении и заявил, что в виду такого обращения ему останется только сделаться сектантским пресвитером. На этом письме митрополит поставил следующую резолюцию: «На прошение священника, угрожающего перейти в сектантство, или ничего не отвечают или отвечают отдачей под суд». Некоторые просители появлялись в неподобающем виде лично. В частности после посещения делегации прихожан Николаево-Пустынной церкви с просьбой о переводе их прихода из Черниговской в Киевскую епархию, владыка записал: «Просители явились в нетрезвом виде, с букетом денатурата [5]. Прошение их, дерзкое и большевистское, передаю Преосвященному Пахомию [6], ибо дело меня не касается. Просители могли и не знать, что я не имею власти над Черниговом, но диакон не мог это не знать и поэтому подлежит наказанию». После попытки диакона оправдаться, митрополит поставил дополнительную резолюцию: «Денатурат и дезинфекция пахнут совершенно различно, но если я 2-е по ошибке принял за 1-е, то очень рад. Надеюсь в будущем окончательно убедится в своей ошибке». Таким образом, даже поверхностного ознакомления с условиями, в которых приходилось действовать митрополиту Антонию, достаточно, чтобы убедится, что они существенно отличались от дореволюционных. С одной стороны, увеличилось количество и тематика дел, требующих разрешения непосредственно правящим архиереем, а с другой, разбушевавшаяся политическая стихия врывалась в обыденные церковные дела — то через зарвавшихся и нетрезвых посетителей, а особенно — через массу дисциплинарных дел духовенства. Более подробно те или иные особенности и условия, в которых проходила архипастырская деятельность Высокопреосвященного Антония, прослежены нами на примере его распоряжений по следующим вопросам: а) Дела связанные с назначением, перемещением и наказанием духовенства Первая резолюция (7/20 июня 1918) была на прошении военного священника о предоставлении ему места в Киевской епархии: «Прошений у меня 20, а вакансий — нет». В последствии Высокопреосвященный Антоний неоднократно отказывал просителям, желающим получить приход в Киевской епархии (главным образом, священникам, бежавшим из Советской России, и бывшему военному духовенству). Например, уже 23 июля/5 августа на одном из прошений поставлена резолюция: «Нет ни одной вакансии, а просителей уже 82, из коих 9 от академиков» (т.е. выпускников Духовных Академий). Осенью на Украину просились даже епископы, которые не могли в условиях того времени добраться к своим кафедрам, например: Гавриил (Чепура) Челябинский, назначенный руководить Пастырским училищем в Григорие‑Бизюковском монастыре Херсонской епархии или Евфимий (Лапин) Якутский (о назначении которого нет точных сведений). Владыка Антоний советовал просителям обращаться к епархиальным архиереям российских епархий (на прошении священника Варшавской епархии о. А. Святнова: «Проситесь в Великорусские епархии, но конечно не в Московщину [т.е. — подконтрольные большевикам области – А.С.]». В ответ на просьбу комиссии военного духовенства при Военном министерстве о преимуществе при назначении на приходы бывшего военного духовенства митрополит написал: «Долгом почитаю уведомить комиссию, что почти все вакантные приходы в епархии я замещаю военными священниками или священниками‑беженцами». Особенно настырные просители (в большинстве своем из епархий предыдущего служения митрополита, то есть Волынской и Харьковской) могли обнаружить на своих прошениях подобные резолюции: «Друг: Сиди пока на месте. У меня десятки прошений. Нет мест. Присылай прошение месяца через 3, если будешь скучать». Некоторые клирики позволяли себе «шантажировать» владыку, угрожая, в случае отказа в их просьбах перейти в унию и т.п. Митрополит однозначно квалифицировал таких клириков как «духовных большевиков», и это выражение несколько раз встречается в резолюциях. Митрополит Антоний, как это видно из журнала, старался назначать на приходы наиболее подготовленных пастырей, отдавая себе отчет в том, что средний уровень подготовки духовенства был весьма невысокий. В резолюции на докладной священника Гнедашевского от 3/16 июля отмечено: «В 10 украинских епархиях за 3 года 1916-1918 было рукоположено 704 священника, из коих только 116 не лишены образования». Наиболее типичными были прошения диаконов (многие из них не имели духовного образования) о возведении в иерейский сан. Митрополит неохотно удовлетворял подобные просьбы, зачастую отказывая в назначениях на приходы в больших населённых пунктах. На прошении диакона Кир-Демьяновского о назначении его священником в своем приходе резолюция митрополита была откровенной: «Не могу приход с 6000 прихожанами поручить простецу». Десятки аналогичных прошений также не нашли поддержки владыки. Например, на одном из них (4/17 июля) было написано: «Служите Богу в сане диакона, как Святой Ефрем Сирин». Если иерейская хиротония всё-таки разрешалась, то шансы получить новый приход у свежеиспечённых священников были небольшие. На прошениях священников Георгия Сергеева и Георгия Комарницкого о таких перемещениях мы видим практически идентичные резолюции: «Не могу Вас назначить в село, куда просятся протоиереи» и «В Батыеву Гору [ныне — в черте Киева. А.С.] просятся протоиереи и академики». А священнику небольшого населённого пункта Гуляники, просившему о переводе в большое село Русаловку, владыка ответил: «Просителю. В Русаловку нужен опытный и просвещенный пастырь, а вы благодарите Бога за Гуляники». Просьбы псаломщиков о диаконском сане, тоже более чем многочисленные, митрополит передал на усмотрение викария епископа Чигиринского Никодима (Кроткова): «На будущее время разрешаю по Вашему усмотрению возводить в сан диакона достойных псаломщиков» (резолюция 22 июня/5 июля). Митрополит Антоний старался не потакать священникам, ропщущим на тяжесть пастырского труда. Любопытен его совет Николаю Сагайдаковскому просившему о переводе его на другой приход в виду крайней безграмотности паствы: «Потерпите некоторое время, и что-либо доброе сделается с теми людьми». Но в отдельных случаях приходилось уступать настойчивости просителей. Священник с. Белгородки просил о переводе его из прихода, где большинство жителей — сектанты (штундисты), или уволить за штат. Архиерейская резолюция была: «Просителю. Разрешаю, но жаль, что, видя волка, оставляете овцы». Отдельной проблемой были дела по поводу недостойного поведения священнослужителей. В условиях хаоса некоторые из них участвовали в политических акциях, другие подозревались в иного рода прегрешениях, как например, самогоноварении, пьянстве, распутстве. Но наиболее строгих прещений, считал владыка Антоний, заслуживают уже упоминавшиеся «церковные большевики». На документе по делу одного из таких священников он поставил резолюцию: «Священник Ткачук большевик и нигилист. Он завел в обители [7] революционный комитет из монашествующих и жаловался на обитель большевикам. Но поскольку его поступки были до издания Соборного определения [8] — он будет переведен и отдан под надзор благочинного». На жалобу благочинного 3‑го округа Черкасского уезда на псаломщика Василия Пейзанского митрополит наложил резолюцию: «Псаломщик — большевик, и о таковых Священный Собор постановил: увольнять от службы по духовному ведомству, а при нужде обращаться к полиции за содействием. Пусть немедленно убирается из села на черные труды в монастырь по указанию консистории, и через месяц может просить места, но не ближе 150 верст от нынешнего. Семья пусть выбирается. Если не подчинится — начать следствие, которое, конечно окончательно лишит его духовного звания». Даже если провинившийся изъявлял готовность покаяться, Высокопреосвященный Антоний не спешил разрешать священнослужение. На справке Консистории о прошении священника Василия Гошковского о покаянии в прегрешениях, допущенных по «революционному помутнению», он поставил следующую резолюцию: «Объявить священнику Гошковскому, что я внимательно прочитал его письмо, и все дело, из коего усмотрел вещи, не упоминающиеся в письме: например, — пьянство, распутство с прислугой, крики: «Долой всех архиереев». Словом — типичный большевизм. Если отец Гошковский покаялся, то он должен явиться в консисторию для объяснений». Иногда митрополит проявлял определенную снисходительность к приходским священникам, но был предельно строг к монашествующим. Его резолюция по делу священников Шевченко и Левитского, которые «самовольно заняли приходы», была сравнительно мягкою: «принимая во внимание случившиеся обстоятельства современной разрухи, ограничиваюсь вынесением строгого выговора с предупреждением, что в случае повторения их будут судить, и припомнят и эти поступки». Но по отношению к иеромонаху Софийского митрополичьего дома Никанору, который обвинялся в неподчинении распоряжениям епархиального начальства, либеральности явно не наблюдается: «Уволить, если не уберется в неделю — при помощи полиции, а в доклад Святейшему Патриарху внести справку из нового закона о большевизме». Причины снисхождения к белому клиру отчасти объясняет следующая резолюция по делу псаломщика Федора Войцеховского (18/31 июля): «Псаломщик заслуживает увольнения из духовного звания [9], но поелику последнее до сих пор остается не только средством для служения Церкви, но еще более для пропитания семейств клириков, то ограничиваюсь переводом этого большевика с предупреждением, что следующий проступок повлечет за собой извержение из духовного звания». Среди «служебных злоупотреблений» духовенства, которые не имели распространения до 1917 года, следует отметить также учащения практики исполнения треб вне порученных приходов. Рассмотрев одно из таких дел (Афанасия Богачевского) митрополит записал на рапорте с объяснениями причин, которые заставили священника бросить свой приход и уйти на «вольные хлеба»: «Консистории. Ответа на последний вопрос не дано, а дан ответ уклончивый, заставляющий пожалеть, зачем отец Богачевский принял священный сан, на который он взирает не с пастырской, а с наемнической точки зрения» (резолюция 2/15 октября) Вряд ли на основе вышеприведенных резолюций можно сделать далеко идущие выводы о характере взаимоотношений митрополита Антония с подчиненным клиром, но, несомненно, владыка проявил себя как администратор, лично вникающий в основные кадровые перемещения, взвешенно назначавший наказания, хотя и склоняющийся к жесткости. б) Монастырские дела Поскольку большинство дел решалось Духовным Собором Лавры, а митрополит как священноархимандрит только утверждал журналы его заседаний, то и резолюций по лаврским (да и вообще по монастырским) делам вообще сохранилось сравнительно немного. Вот некоторые из них. В 1918 году в Киевской епархии открывались новые монастыри. Главным образом это были скиты, которые выделялись в отдельные обители. В частности, Лаврский скит Церковщина, который инспектировал лично митрополит и “нашел его цветущим”. Именно в ведение этого скита были отданы Зверенецкие пещеры – исторический памятник с сохранившимися свидетельствами о монашеской обители ХII-го века. На отношении попечителя и старосты храмов на Зверинецких пещерах князя В. Д. Жевахова по поводу передачи пещер в один из монастырей Киевской епархии, читаем: “Пещеры осмотрены, бумаги прочитаны. Игумен Мануил изъявил согласие на принятие Зверенецких пещер в ведение Церковщинского скита”. В некоторых (хотя очень редких) случаях на суд митрополита выносились конфликты между монахами. Например, 26 июня/8 июля 1918 г., на рапорте настоятеля монастыря в г. Каневе иеромонаха Ювеналия с объяснениями на жалобу монаха Никона: «Отцу настоятелю. Объявить Никону, что он в бесовской прелести говорит о своей добродетели, чего ни один добрый монах не делал. Даже Апостол Павел хвалился только немощами своими». За год было несколько случаев прошений о снятии сана, но только в одном епархиальная власть в виду настойчивости просителя дала разрешение (дело касалось лаврского иеромонаха Конона). Митрополит Антоний давал разрешение также на разные дела, косвенно относящиеся к Лавре. Так, 28 сентября/11 октября 1918 г., на письме ректора новооткрытого Каменец-Подольского университета Ивана Огиенка с просьбой благословить университет одним из 5-ти экземпляров Острожской Библии XVI в., находящихся в лаврской библиотеке, владыка написал: «Духовному Собору Лавры. Обсудить. Университеты открываются не часто, и нам с пятью экземплярами делать нечего». 2/15 октября митрополит Антоний предписал Духовному Собору выделить деньги на командировку в Тобольск для работы с архивами профессору-протоиерею Фёдору Титову. Последний подал доклад с научной критикой обвинений, выдвигавшихся против архиепископа Тобольского Павла (Конюскевича) (пьянство, жестокое обращение с клириками), что служило препятствием для возможной канонизации этого святителя. Среди дел, касающихся Лавры, мы находим и попытку митрополита лично написать резолюцию на украинском языке. На отношении комиссии по делам военного духовенства при министерстве исповеданий о разрешении приобрести в лаврской типографии бланки церковных книг для военных церквей читаем: «Прохаю [правильно: прошу] панотця протоiєрея витати [правильно: завiтати] до мене и пояснити, чи маю право це разрешеніе [правильно: цей дозвіл] дати». Справедливости ради стоит заметить, что многие чиновники гетманской администрации владели украинским не лучше митрополита. в) Брачные дела Не менее сложной, чем дисциплинарные проблемы духовенства, были вопросы касавшиеся в основном мирян, в частности — брачные. Безусловно, мировая война и революция способствовали увеличению количества разводов и сложных случаев, когда Церковь не могла благословить тот или иной брак. Проблема осложнялась также и тем, что документы по большинству бракоразводных процессов находились в Петрограде или Москве. Кроме того, многие просители заключали браки и подавали прошения о разводе еще до 1917 г., причём на тот момент проживали за пределами украинских епархий. Поэтому приходилось разрешать такие споры без всех документов «...ибо достать их в нынешнее время нет никакой возможности. Да и нечего сомневаться в том, что брак был заключен, ибо иначе не стоило разводиться» (резолюция от 22 сентября/ 5 октября). А, к примеру, бывшему подпоручику Ахтырского гусарского полка разрешили брак с сестрой мужа его родной сестры: «за невозможностью сноситься со Св. Синодом разрешаю брак самостоятельно» (такие браки были разрешены для Западного края и, хотя Киевская губерния не подпадала под его действие де-юре, де-факто разрешения давались до 1917 года не единожды). Подобные прошения поступали в Киев и с других украинских епархий. В частности, 13/26 сентября пришло прошение с Полтавской губернии о разрешении вступить в брак с родной сестрой мужа родной сестры просителя. Антоний ответил: “Консистория даст справку о разрешении Святейшим Синодом таких браков для Западного края и пошлет при рапорте Преосвященному Полтавскому на благоусмотрение. Я же не имею права действовать в чужой епархии”. Кроме просьб о венчании с близкими родственниками было большое количество дел о венчании несовершеннолетних. На прошении о вступлении в брак жениха и невесты 16,5 лет от роду читаем: «Можно повенчать через год» [10]. Несколько иного характера случай произошел с священником Евгением Цуркановичем, которого митрополит 12/25 июля по рапорту консистории запретил в священнослужении за венчание несовершеннолетних: «Священника Цуркановича отстранить от прихода и повести дело о нем, как о духовном большевике». Но после получения объяснений от самого отца Евгения (20 августа/ 2 сентября) он незамедлительно отменил это решение: «Читал. Я из него узнал, что проситель буковинец, мало знакомый с нашими порядками и видимо не очень дружелюбно принятый собратьями. Венчание несовершеннолетних есть нарушение гражданского закона, а не церковного. Венчание в четверг воспрещено не канонами, а русским обычаем. Посему разрешаю о. Цуркановичу священнослужение, а следствие предлагаю прекратить». Были и просто курьезные обращения. Например, прошение крестьянина Константина Довганя о разрешении вступить в новый брак, когда проситель уже отпраздновал свой 80‑летний юбилей. Митрополит (которому, кстати, было 55 лет) ответил: «Думайте, дедушка, о вступлении в будущую жизнь, а не о вступлении в брак». Кроме того, просили о разрешении племяннику жениться на своей тетке (жене умершего родного дяди): «Брак сей разрешить не могу; просителей не допускать к Святому Причастию, пока не прекратят кровосмешение». Или вроде следующего — о венчании с гражданским мужем до истечения срока епитимьи после первого брака: «Обвенчать можно, но приобщать прелюбодеев — нельзя 15 лет (Правило Василия Великого), а по снисхождению Церкви — 3 года». На прошении подполковника Ираклия Туманова (армяно-грегорианина) о вступлении в новый брак (предыдущий был расторгнут по вине просителя) владыка Антоний написал: «Разрешаю с тем, чтобы жених до брака принял православие». Многие несуразные браки заключались по мотивам вполне меркантильным. Крестьянин села Сосонка из Подольской губернии просил разрешить его 19-летнему сыну повенчаться со вдовою его дяди, убитого на войне, поскольку не хотел терять земельный надел последнего. В письме содержался намёк, что в случае отказа семья может перейти в католичество. На это митрополит ответил: «Такого брака никакая власть разрешить не может и грозить переходом в латинскую ересь нечего. Если Вам деньги и земля дороже чем вечное спасение, то вы лишитесь его даже и пребывая в Православной церкви. Виждь, имения сих ради удавление употребивша. Посылаю катехизис». Несколько дел касалось и священников. Один из них просил отменить запрещение в священнослужении и назначить следствие по жалобе, поданной его женой. Разобравшись в сути дела, митрополит напомнил ему: «Небезызвестно распоряжение Святейшего Синода о том, что священнослужители, живущие раздельно от своих жен, должны либо требовать развода за прелюбодеяние, либо сами заподозриваются в том же». Проблема регулирования брачных отношений настолько обострилась в 1918 году, что митрополит Антоний вынужден был подать инициативу о принятие на 3‑й сессии Всеукраинского собора специального решения по этому вопросу и ввести в действие новые правила, упорядочивающие данную сферу. ІІ. Государственно-церковные отношения и украинское национальное движение. К сожалению, для большинства интересующихся историей Церкви на Украине периода революции и гражданской войны остается неизвестным огромный массив материала по вопросу государственно-церковных отношений в данный период. Часто это приводит к недоразумениям, при чем непосвященным кажется, что ситуация в целом напоминала ту, которая сложилась в большевистской России. Однако, это не вполне отвечает действительности, по крайней мере, в 1918 году, за исключением кратковременного пребывания большевиков в феврале месяце, действовали только украинские правительства — Генеральный Секретариат Украинской Центральной Рады и правительство Украинской Державы Гетмана Павла Скоропадского. Если первое было социалистическим, и, соответственно, Церкви внимания уделяло мало (хотя и не оказывало прямого насилия), то второе — монархическое, открыто декларировало свою заботу о Православной Церкви, признавая Её первенствующей и выделяя немалые суммы на помощь духовенству и монастырям. Естественно, государственно-церковные отношения складывались не всегда гладко, но Церковь всегда сохраняла за собою право голоса и открыто отстаивала свои позиции. а) Национально-революционное движение среди духовенства Одной из проблем, которые предстояло решить митрополиту Антонию, было детальное расследование деятельности Тимчасової (т.е. Временной) Православной Церковной Рады. Эта организация действовала в ноябре 1917 — январе 1918 года. Формально её возглавлял пребывавший на покое архиепископ Алексий (Дородницын), но фактически — священник Александр Маричев и протоиерей Василий Липковский. Главной целью Рады был созыв Всеукраинского Православного Собора и провозглашение на нём автокефалии. По этому вопросу у членов Рады были конфликты с митрополитом Владимиром (Богоявленским). После мученической кончины святителя Владимира их обвинили в недостойной травле покойного. 5/18 июля епископ Балтский Пимен (Пегов) от имени Всеукраинского Собора обратился к митрополиту Антонию с рапортом о необходимости наказания священнослужителей, конфликтовавших с убиенным митрополитом Киевским: Маричева, Липковского, Шараевского, Тарнавского, Филипенко, Маринича, Фоменко, Поспеловского, иеродиакона Порфирия и диакона Бутвиненко. 21 июля/3 августа Союз приходских Советов г. Киева обратился с аналогичной просьбой, добавив к этому списку священника Пащевского и диакона Дурдуковского. Владыка Антоний поставил следующие резолюции: «Консистории. Потребовать от названых священнослужителей объяснение по сведениях о них в книге «Венок на могилу Высокопреосвященного митрополита Владимира» [11] и епархиальных ведомостях и объяснения предоставить мне»; «Имена внести в судебный стол, к тем, кому уже дано предложение дать объяснения». Первыми были получены объяснения от диакона Бутвиненко, служившего на Байковом кладбище [12]. Митрополита они не удовлетворили, и он поставил резолюцию от 22 августа/4 сентября: «Ответ Диакона Бутвиненко считаю дерзким противлением церковной власти: необходимость писать ему по-украински он не доказал, но если бы он и был уверен в такой необходимости, то все же обязан не учить начальство, и не противится его требованиям, а объяснения дать хотя бы по-украински и просить скромно [...], приведя точно распоряжение правительственной законодательной власти. Теперь запрещаю его за непослушание и дерзость в священнослужении впредь до окончания по делу следствия. Предлагаю консистории Указ о таком запрещении послать ему на украинском языке» [13]. На повторной просьбе диакона (3/16 сентября) митрополит написал: «Диакону дать знать на украинском языке, что он запрещен не за свое отношение к покойному митрополиту, а за дерзновенное отношение к своей духовной власти». И только после отдельных объяснений и извинений диакона Бутвиненко 24 сентября/7 октября ему было разрешено священнослужение. С другими членами Рады дело обстояло сложнее. 3/16 октября консистория подала митрополиту справку о том, что все обвиняемые, кроме священника из г. Смелы Якова Ботвиновского, а также священников Пащевского и Фоменко, подали детальные объяснения. Архиерейская резолюция была следующей: «Члены бывшей Тымчасовой Рады поясняют, что они заведовали только первоначальным созывом Всеукраинского Собора, а вовсе не проявляли притязаний к управлению Церковью. Между тем Рада рассылала во все епархии 1) Комисаров-солдат с наказом, «що вiн керуе церковно-административными дилами» епархии, «реквизуе средства для Собора, удаляет непрыхильных до Украины», ревизирует консистории и свечные заводы. Прибывший в Харьков комиссар объявил распоряжение Рады, чтобы ни одна бумага не выходила из Консистории без его разрешения. 2) Рада разослала распоряжение поминать духовные власти с исключением Патриарха (за что 14 и 15 правилом Двукратного Собора присуждены так: «Да будет чужд священства»). 3) Некоторые члены рады подписывали распоряжения не сообщаться Украинским архиереям со своим Патриархом иначе как через бывший Департамент исповеданий, и некоторые бумаги подписывали сами, а некоторые — с разстригшимся и открыто объявившим свое отречение от Православия Никоном Безсоновым [14], за что по всем Правилам Соборов, как имевшим церковное общение с отлученным, не подлежат ли и сами отлучению? 4) А еще раньше разослали приглашения на Собор, когда он еще не был разрешен Патриархом, тогда как никто не может собрать Собор, кроме как митрополит области. 5) На всероссийском Соборе имеется протокол Рады, подписанный 6 лицами, в коем среди прочих пунктов значится: «удалить из Киева митрополита Владимира». Поэтому предлагаю Киевской Духовной Консистории послать указы членам бывшей Тымчасовой Православной Церковной Рады с изложением указанных выше соображений и потребовать от них объяснений в недельный срок по обвинению в антиканонических действиях, изложенных в пяти указанных пунктах». В дальнейшем митрополит Антоний передал контроль над этим делом епископу Елисаветградскому Прокопию (Титову), избранному главой специальной комиссии Всеукраинского Собора по расследованию убийства митрополита Владимира. Все нужные документы, включая копии протоколов заседаний консистории и Духовного Собора Лавры, переданы с разрешения митрополита также архимандриту Матфею (Померанцеву), направленному с той же целью (прояснения обстоятельств убийства) из Москвы. Что же касается вышеупомянутых священников, то в тех случаях, когда всплывали их имена, митрополит принимал во внимание предыдущие проступки. Так, на обращение командования Сердюкской Особой дивизии с просьбой разрешить отцу Мариничу исполнять пастырские обязанности в этой военной части, он написал: «Консистории. Заготовить отношение, что отец Маринич один из главных церковных революционеров, и член бывшей Церковной Рады и нетрезвой жизни». Вышеупомянутое дело в период лета-осени 1918 г. так и не было полностью расследовано, а митрополиту Антонию пришлось к нему возвращаться во второй период своего пребывания в Киеве — осенью 1919 г. б) Взаимоотношения с гражданской властью У митрополита Антония сложились неоднозначные отношения с новой квази-монархической властью. Хотя епископат епархий Русской Православной Церкви в Украине и поддержал Гетманский переворот 29 апреля 1918 г. (в частности, управляющий Киевской епархией епископ Чигиринский Никодим благословил Гетмана Павла Скоропадского непосредственно перед переворотом), новая власть всё же считала Высокопреосвященного Антония не самой подходящей кандидатурой на вакантную после смерти святителя Владимира Киевскую кафедру. Предполагая, что Киевский святитель приобретёт статус митрополита Всея Украины, министерство исповеданий предлагало отложить выборы до 2‑й сессии Всеукраинского Собора [15]. Но Киевский епархиальный Собор не согласился на это предложение и проголосовал в пользу настоятельства владыки Антония. Вторым кандидатом, также набравшим значительное количество голосов, был епископ Уманский Димитрий (Вербицкий), считавшийся умеренным украинофилом. По приезду в Киев митрополит побывал на аудиенции у Гетмана, где ему было заявлено, что государственная власть, не смотря ни на какие решения, считает его до утверждения Всеукраинским Собором митрополитом Харьковским. Отношения действительно стали налаживаться лишь после соответствующего формального утверждения. Это можно проследить и в резолюциях митрополита. Так, 21 июля/3 августа он написал полковнику Львову, обратившемуся к владыке Антонию с просьбой ходатайствовать перед Гетманом о выдаче недоплаченного жалованья: «Я почти не знаком с паном Гетманом: виделся с ним только 4 раза. И совет могу дать Вам только один: напишите докладную записку о своих трудах военному министру». А на прошении бывшего директора Комратского реального училища Ивана Голубовского о ходатайстве перед Украинской властью или Святейшим Патриархом о предоставлении ему какого-либо места службы читаем: «Если я это письмо передам министру, то [вы] никогда ничего не получите. Нужно писать не о Царе и о России, а об Украине. Подайте ему прошение на украинском языке, пояснив, что Вы уроженец Холмской епархии, а упоминание обо мне может только повредить Вам». Тем не менее митрополит считал непреложной обязанностью молиться за власти и наказывал нарушавших это требование священнослужителей. После сообщения консистории и министерства исповеданий о том, что в некоторых храмах города Белая Церковь и на станции Ворзель около Киева поминали только Российскую государственную власть, Высокопреосвященный Антоний написал: «Консистории. Предписать в оба места, чтобы поминали по установленной Всеукраинским Собором форме: «О богохранимой державе нашей Украине и о благоверном Гетмане ея Павле...», а сверх того, чтобы дали объяснение, почему поминали неправильно» (5/18 сентября). Осенью митрополит и Гетман более сблизились и уже 13/26 сентября на прошении уполномоченного Союза церквей г. Воронежа Г. Новоринского о ходатайстве перед Гетманом о разрешении на покупку муки и зерна в Украине владыка Антоний поставил следующую резолюцию: «Прошение Ваше доложено мною Пану Гетману и Ясновельможный обещал принять участие». Наладившиеся отношения Гетмана Скоропадского с митрополитом Антонием свидетельствовали также о весьма лояльном отношении новой власти к российским монархистам, ибо в своих воспоминаниях Гетман отмечает, что, очевидно, их негласным главой в Киеве был никто иной, как именно митрополит Антоний [16]. Но если лично с Гетманом у владыки Антония и не было каких-либо значительных противоречий, то с министерством исповеданий трения были самые серьезные. Неприязненные отношения сложились у митрополита как с профессором Василием Зеньковским — первым министром исповеданий, так и с его приемником Александром Лотоцким. Учитывая сложность этой темы выделим только основные пункты противоречий: 1) Министерство исповеданий считало своими исполнительными органами консистории, куда назначало и утверждало штат служащих. Митрополит же хотел провести решение Всероссийского Поместного Собора и заменить консистории епархиальными советами, зависимыми только от местного архиерея. Назначенные митрополитом члены совета так и не смогли приступить к работе, т.к. этому воспротивилось министерство, поддержавшее старого секретаря и членов консистории. По этому поводу митрополит Антоний отписал следующую резолюцию: «Убедительно прошу членов Епархиального Совета не покидать деятельности, к которой они призваны избранием Киевской поместной Церкви, и в которой их утвердил Святейший Патриарх. При сем долг имею пояснить, что 1) Епархиальный Совет является правопреемником Духовных Консисторий, а они будут действовать как члены епархиального Совета, руководствуясь неотменёнными статьями Устава Духовных Консисторий и определениями Соборов Всероссийского и Всеукраинского, принявшего все определения первого. 2) Мною г. Министр Исповеданий уведомлен о том, что по уставу Духовные Консистории и канцелярия вовсе не мыслятся как органы Государственной власти, а как органы церковно-государственные, совершенно наравне с членами Консистории и всеми церковными чинами вообще, при чём секретарю Консистории предоставлены лишь секретные отношения с обер-прокурором. 3) В сношениях с Государственной властью, которая еще не признала во всей полноте новых положений о церковном управлении, выработанных двумя соборами, епархиальный Совет и его члены могут без всякого стеснения совести действовать в пределах прежней компетенции Духовных консисторий, как члены Консистории, и так себя именовать, прописывая в скобках и свое новое звание (членов Епархиального Совета). 4) Мною дано предложение о том, что прежние члены Консистории уже освобождены от исполнения своих обязанностей, а прежний секретарь остается впредь до утверждения Патриархом секретарем новоизбранного г-на Браиловского, который пока должен посещать заседания, как слушатель, ознакомляясь с делопроизводством (20 июля/2августа). Но тем не менее министерство не согласилось с этими предложениями и уже 31 июля/13 августа митрополит снова пишет по этому делу следующее: «Резолюция 20-го июля была дана в качестве уступки желанию г. Министра Исповеданий о том, чтобы епархиальный Совет в составе 5 лиц, избранных Епархиальным Собранием впредь до признания нового закона об епархиальном управлении и в государственном порядке вступили бы в отправление обязанностей в качестве Консистории, действующей по уставу 1883 г. Теперь в новой бумаге г. Министр изъявляет готовность признать Епархиальный Совет согласно моей резолюции 14 июля, т.е. во всей полноте его прав. Однако, предвидя новые осложнения вследствие склонности к самовластию у г. секретаря Лузгина, учинившего самоуправство в недопущении к делам нового состава Духовной Консистории, вступившего было в отправление обязанностей согласно желанию г. Министра, [...] и позволившего себе написать мне дерзкий доклад со ссылкой на циркуляр бывшего обер-прокурора Львова, отмененный Гетманским правительством — полагаю за лучшее, чтобы новый состав Духовной Консистории (Епархиального Совета) пока ограничивал свои государственные права пределами Устава Духовных Консисторий 1883 г., т.е. действовал по резолюции 20-го июля, но с тем, чтобы г. Браиловский продолжал присматриваться к делам Консистории как слушатель заседаний, о. Трегубов по делам чисто церковным, т.е. не имеющим государственного значения, являлся председателем Епархиального Совета. Кроме того, властью, предоставленною Епархиальным Архиереям, назначаю ревизию Консистории согласно общей резолюции, а если г. секретарь и теперь будет тому чинить препятствие, то он этим навлечет на себя подозрение в том, что просто боится ревизии». Эта проблема так и не была окончательно решена, и консистория фактически осталась в двойном подчинении. Хотя в некоторых кадровых вопросах митрополиту всё же удавалось настоять на своих распоряжениях, как, например, в случае с требованием незамедлительно уволить служащего консистории Пастернака: «Служителя Пастернака, как пребывающего в униатской еретической церкви, устроенной единственно для борьбы с Православием, уволить из консистории» (2/15 декабря). 2) Министерство исповеданий требовало, чтобы все кружечные сборы как внутрицерковного, так и благотворительного характера, осуществляемые в украинских епархиях, оставались в Украине. Митрополит же Антоний в резолюции от 26 сентября/8 октября указывал: «Предписание Министерства считаю незаконным, ибо никто не может запретить Помесной Церкви жертвовать за границу и не на чисто церковные нужды: собирали же на буров и землетрясение в Мессине. Консистория освобождается от страховых повинностей, но пусть заготовит отношение к Св. Патриарху, ибо просто исполнить предписание нельзя». Прошения Патриарху были посланы, но дело так окончательно и не разрешилось. Митрополит позволил передать сборы даже со свечного завода (чему особенно противилось министерство) прибывшему по решению Святейшего Патриарха протоиерею Г. Ленчукову: «К исполнению. Ибо и Всеукраинский Собор подтвердил тоже» (имеется в виду решение о выполнении всех постановлений Всероссийского Собора). Министерство предписало управлению свечного завода прекратить в дальнейшем выплаты, на что митрополит заметил (на рапорте управления завода): «Канцелярия не имела право делать какие-бы то ни было предписания заводу, который должен в точности исполнять Указ Священного Синода, а «предписание» я возьму себе на память». 3) Министерство исповеданий фактически подчинило себе Духовную Академию. Эта проблема не была решена, вопреки всем усилиям владыки и письмам к Гетману и Патриарху. Поэтому на прошениях по разным вопросам, связанным с Академией (прошения о приеме, выдаче книг из библиотеки и т.п.) митрополит ставил следующие резолюции: «Академия по новому уставу мне вовсе не подчиняется» или «Академия не находится в зависимости от митрополита и никаких разрешений давать в Академии я не имею права». Изменения в «Устав» КДА, которые расширили права митрополита относительно Академии, были внесены на одном из последних заседаний Всеукраинского Собора (29 ноября/11 декабря 1918 г.), однако реально они были введены в действие только в сентябре 1919 г. Кроме администрации Гетмана Скоропадского архиерею пришлось иметь дело и с немецкими оккупационными чиновниками. 31 июля/12 августа 1918 г. митрополит Антоний вынужден был давать объяснения по поводу отказа управляющего Харьковской епархией епископа Неофита (Следникова) отслужить панихиду по убитому фельдмаршалу Эйхгорну. А 22 сентября/5 октября митрополит отвечал по отношению обер-лейтенанта политотдела немецкой армии Ранке об антинемецкой пропаганде, допущенной в день св. равноапостольного князя Владимира в Михайловском Златоверхом монастыре Киева: «Консистории. Заготовить отношение заведующему политотделом германской комендатуры о том, что вследствие заявления его о проведенной агитации произведено следствие и виновный послушник переведен под арест на подворье монастыря». Не смотря на то, что острых конфликтов с оккупационными властями замечено не было[17], определённые недоразумения всё же имели место. Едва ли не самым скандальным случаем было дело о допущении (по просьбе капелланов немецких частей) настоятелем Васильковского Св.-Николаевского храма Аполлинарием Ящуржинским католического и протестантского богослужения в своей церкви. Митрополит распорядился: «Самочиннику Ящуржинскому выговор, запретить в священнослужении и на 2 недели под надзор благочинного. Не нужно ли назначить туда другого священника? Совершить чин по освящению храма». На уровне митрополита решались и более мелкие проблемы, только косвенно касавшиеся церковной власти. Например, священник села Свинарки Черкасского уезда Евгений Горбачевский просил владыку содействовать освобождению его брата, арестованного немецкими властями. Но на этот и некоторые другие запросы канцелярия митрополита так и не получила вразумительного ответа от немецкого командования. При всей сложности отношений с гражданской властью — как с администрацией Гетмана Скоропадского, так и немецким командованием — всё же положение в этой сфере на Украине в 1918 году не идет ни в какое сравнение с тем, как складывались государственно-церковные отношения в подсоветских российских губерниях, где архиереи были полностью лишены возможности действенно защищать интересы Церкви. Украина вступила в период хаоса несколько позднее, и именно арест митрополита Антония — 5/18 декабря — можно считать рубежом, после которого и в украинских епархиях начался период разброда и дезорганизации, а также выраженного конфликта с государственным аппаратом. в) Всеукраинский Православный Церковный Собор и прерогативы митрополита Киевского Наиболее частой ошибкой просителей в июне-сентябре 1918 г. была наивная уверенность в том, что митрополит Антоний не только Киевский, но и Всеукраинский предстоятель. Писали не только миряне, но и священники. Одному из них из Волынской епархии митрополит ответил: «Я заведую только Киевской епархией». Несколько позднее Всеукраинский Собор принял «Положение о Высшем Церковном Управлении Православной Церковью на Украине», согласно которому митрополит Киевский получал статус областного митрополита всех украинских епархий. Но оно должно было вступить в действие после утверждения Святейшего Патриарха Тихона и Всероссийского Собора, имевшего место лишь 13/26 сентября 1918 г. Некоторые просители торопили события и, узнав, что полномочия Киевского митрополита, возможно, будут расширены, требовали его суждений по поводу тех или иных вопросов. Так, отставной генерал Петр Рутковский 10/23 сентября просил предписать Харьковской консистории ускорить дело о признании его брака недействительным. Митрополит ответил: «Никакой власти вне пределов Киевской губернии я не имею. Напрасно доверяете газетам. Впрочем, возможно, что через несколько дней будет открыт Украинский Синод, едва ли уже не утвержденный Патриархом. Туда присылайте прошение, но без ссылок на семейные неприятности, а просите о признании брака незаконным и недействительным под влиянием укоров совести». Поступали в Киев и жалобы на отдельных епархиальных архиереев. Например, священник Даниил Попов передал жалобу на Полтавского архиепископа Феофана (Быстрова) и митрополит Антоний вынужден был ответить: «На благоусмотрение Преосвященному епископу Феофану. Я только епархиальный архиерей Киевский, а Синод Украинский еще не утвержден Патриархом, который только и может принимать жалобы на архиереев. В сем благоволите объявить о. Попову, сами приготовьте (это мой братский совет) объяснение на его прошение, которое он, вероятно, заготовил и к Святейшему Патриарху. Он отчасти выдает себя, т.е. свое поведение на епархиальном съезде, но и о Грабенко [18] говорят (и давно), что он вполне оправдывает свою фамилию». Среди докладных записок и рапортов мы обнаруживаем около десятка таких, где высказываются замечания по поводу тех или иных вопросов, обсуждаемых на Всероссийском и Всеукраинском соборах. Некоторые из них вызвали откровенное раздражение владыки. Так на прошении священника села Славгородка Ахтырского уезда Харьковской губернии Василия Ковальского о необходимости пересмотреть на Украинском соборе постановление Всероссийского Собора о разделении кружечных доходов, митрополит написал: «Друг, Вы пишете несообразности. Как может подчиненный Собор отменять постановления главенствующего?!». А на рапорте священника из Каневского уезда Юлиана Маковского о необходимости объявить определение Всероссийского Собора о жаловании псаломщикам как не подлежащее исполнению на территории Украины, «как не подчиненной в административном отношении Священному Собору Российской Православной Церкви», читаем: «Всеукраинский Собор признал обязательность всех постановлений Всероссийского Собора, но если бы даже такого постановления не было, то Ваши слова о необязательности для Украины решений Всероссийского Собора, в состав которого входили и входят все украинские епархии, могут свидетельствовать только о Вашем недомыслии». Протоиерей Савва Богданович в преддверии 3-й сессии Всеукраинского Собора просил созвать по уездам всей епархии съезды духовенства и мирян для перевыборов членов Собора, являющихся участниками Церковной Рады, и обсуждения некоторых вопросов (украинизация, автокефалии и прочих). Митрополит ответил: «Отцу С. Богдановичу. Автокефалия и украинизация отвергнуты в летней сессии Собора и о них больше суждений не будет, а названые члены бывшей Церковной Рады с Собора уволены. О Московском съезде духовенства и мирян ничего не знаю, и дело сие меня не касается». Третья сессия Всеукраинского собора 1918 г. проходила уже после завершения деятельности Всероссийского Собора. Но после падения правительства гетмана Скоропадского, которого Всеукраинский собор всячески поддерживал, выпустив специальное обращение против «петлюровцев», и этому собору пришлось прекратить свою деятельность. Новая власть в числе первых своих деяний постановила арестовать сначала архиепископа Евлогия (Георгиевского) [19], а потом и митрополита Антония (Храповицкого). Стоит заметить, что не архиереи провоцировали власть на эту резкость. Последняя резолюция Высокопреосвященного Антония, записанная в журнале, касалась разрешения духовенству принимать участие во встрече войск Директории Украинской Народной Республики, и митрополит по телефону такое разрешение дал[20]. *** Итак, мы попробовали обрисовать церковную и околоцерковную жизнь в Киевской епархии и в целом по Украине, пользуясь одним источником - журналом регистрации входящей и исходящей корреспонденции Киевской духовной консистории за 1918 год. Этот «карандашный эскиз» и не претендует на полноцветность и объем. Но иногда даже черно-белая гравюра, благодаря только игре света и тени, способна указать на некоторые немаловажне нюансы, ускользающие среди мозаичности красок. В данном случае, по нашему мнению, вышеприведенный обзор позволил определить стиль управления конкретного епископа, в частности – его способность к приспособлению к работе в условиях калейдоскопичного изменения политической обстановки, а именно: 1. Выяснить динамику рассмотрения и взаимосвязи между делами, которые рассматривались Консисторией и выносились на утверждение архиерея. С большой долей уверенности можно говорить о том, что митрополиту удалось снизить уровень бюрократической «самодостаточности» консисторского аппарата: он вникал в дела и часто старался не полагаться на мнение, подготовленное подчинёнными. По сути, это и есть одной из причин того, что архиерей оставлял пространные резолюции, а не просто визировал поданные документы. 2. Выявить изменения, которые произошли во взаимоотношениях между правящим епископом и паствой. Очевидно, что первые послереволюционные годы в данной системе происходили неоднозначные изменения, в частности - резко возросла активность мирян и низшего духовенства, существенно расширились их возможности влияния на архиерея. Реакция самих Преосвященных на такое изменение своего положения была разной – от частичного самоустранения от дел по управлению епархией до попыток противостояния «веяниям времени». Митрополит Антоний избежал упомянутых крайностей и предложил другую тактику: формально поощряя (или, по крайней мере, не препятствуя ей) активность всех членов церковного тела, он, используя неоднородность данной среды, однозначно ориентировался только на «продавливание» собственных решений. 3. Проиллюстрировать на конкретном примере специфику взаимоотношений между светской и духовной властью, которая складывалась в период дезинтеграции Российской империи. Заняв кафедру Киевского (а, в условиях 1918 года, де факто – Всеукраинского) митрополита Высокопреосвященный Антоний демонстрировал полную лояльность к Гетману Скоропадскому и его правительству, что недвузначно отразилось и в приведённых резолюциях на делах, касающихся сферы государственно-церковных отношений. Будучи противником украинизации Церкви (в смысле широкого допущения украинского языка в богослужение, духовное образование и т.д.), Антоний, тем не менее, с готовностью поддерживал шаги, направленные на достижение «Российской Православной Церковью на Украине» (название, принятое на третьей сессии Всеукраинского Собора) полноценной автономии. Насколько можно судить по наличной информации, владыка не исключал, что украинское государство в той или иной форме продолжит своё существование после окончания І-й Мировой войны, соответственно он будет предстоятелем если не де-юре, то де-факто самостоятельной Православной Церкви. ______________ ПРИМЕЧАНИЯ: [1] Никон (Рклицкий), еп. Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого: В 10 тт. Нью-Йорк, 1958-1960. [2] Текст большинства резолюций воспроизведён в обзорной публикации, подготовленной редакцией австралийского журнала «Церковное Слово» на основе собранных мною материалов: Свидетельство из смутных времён// Церковное Слово. – 2003. - №4. – С.20-25; №5. – С.3-8 Кроме того, некоторые из резолюций уже попали в научный оборот благодаря работе професора Василия Ульяновского (Ульяновський В. Церква в Українській Державі 1917 – 1920 рр. (доба Гетьманату Павла Скоропадського. – Київ, 1997. – 320 с.) [3] Количество резолюций нельзя установить с абсолютной точностью, поскольку в нескольких случаях имели место ошибки секретарей (дела записывались по два раза, в разные реестры или изымались, как неправильно оформленные). [4] Если быть более точным, то четырёх, ибо в журнале зафиксированы также несколько резолюций епископа Черкасского Назария (Блинова), третьего викария Киевской епархии. Управление епархией перешло к этому преосвященному в последние дни декабря 1918 года (по юлианскому календарю) – начале января 1919 года (по григорианскому). [5] Т.е. самогона [6] Пахомий (Кедров) - епископ Черниговский и Нежинский [7] Лебединском женском монастыре [8] Митрополит имел ввиду решение Всероссийсского Поместного Собора. [9] Речь идёт о псаломщике в сане чтеца-певца [10] В РПЦ было принято венчать юношей не моложе 18 лет и девушек начиная от 16 лет (в грузинских и молдавских епархиях, тем не менее, действовали иные правила). [11] Речь идёт о книге профессора Киевской духовной академии протоиерея Феодора Титова, в которой описывались события осени 1917 — зимы 1918 г. [12] Одно из самых известных кладбищ в городе Киеве. [13] Митрополит Антоний имел стойкую репутацию украинофоба, которую приобрел благодаря, мягко говоря, недипломатическим высказываниям по поводу возможности использования украинского языка в богослужебных целях. Однако после избрания на Киевскую кафедру он старался избегать публичных заявлений, которые могли бы быть трактованы как нападки на украинский язык. В этом смысле резолюции на деле диакона Бутвиненка показательны для анализа того, было ли это изменение позиций следствием пересмотра взглядов или вынужденной тактической уступкой. [14] Бывший Красноярский епископ Никон (Бессонов) снял с себя сан и женился в августе 1917 г. Некоторое время он был исполняющим обязанности Департамента исповеданий в Министерстве внутренних дел Украинской Народной Республики. [15] См. воспоминания об этих событиях министра исповеданий профессора Зеньковского: Зеньковский В., протопресвитер. Пять месяцев у власти (15 мая – 19 октября 1918 г): Воспоминания. / Ред. М. А. Колеров. – Москва, 1995. – С.64-65. [16] См. воспоминания Гетмана Скоропадского: Скоропадский П. Спогади. Кінець 1917 – грудень 1918 рр. – Київ; Філадельфія, 1995. – С.197-199 [17] Митрополит владел немецким языком и лично контактировал с представителями немецкого и австро-венгерского командования. [18] Секретарь Полтавской консистории [19] См. воспоминания владыки Евлогия об этих событиях: Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. – Москва, 1994. – С.315-317 [20] См. воспоминания об этих событиях министра исповеданий Александра Лотоцкого: Лотоцький О. Сторінки минулого. – Варшава, 1939. – Т.4. С.88-89
|
