Оп.: Нестор. - №1. - 2000 г. - С. 331-342. Номер страницы после текста на странице. A.N.Kashevarov. The destiny of Russian cloisters during the firs years of the Soviet rule. The history of the orthodox cloisters is well studied, however there is a wide gap in the knowledge about Russian cloisters and Lavras during the Russian revolution. A.N. Kashevarov's article is one of the first attempts of the objective research of the period in question. За годы гражданской войны общее количество православных монастырей уменьшилось более чем вполовину. Кроме того, они постоянно находились под угрозой закрытия. Следует отметить, что Советская власть не принимала специального декрета об упразднении монастырей (Зыбковец 1975:49). «Судьба "черных гнезд", - разъяснял ликвидационный отдел НародногоКомиссариата Юстиции, -зависит от у смотрения местных Совдепов... Занятие монастырских корпусов должно происходить лишь по соглашению с местными земельными — жилищными отделами и для использования государственного имущества, каковым являются все здания и землимонастырей, какого-либо особого разрешения центральной Советской власти не требуется» (Революция и церковь. 1919. № 2:43). С началом кампании по вскрытию святых мощей многие уездные и губернские Советы стали проводить политику закрытия всех монастырей на своей территории, реквизиции их помещений и всех имуществ. В Калужской губернии, например, власти приняли в конце 1918г. решение закрыть разом все 16 монастырей, включая знаменитую Оптину пустынь, и выселить из них более 4 тысяч монахов и монахинь, в том числе и старых, немощных, одиноких (Алексеев 1991: 55). Курский отдел юстиции сообщал в редакцию журнала «Революция и церковь», что «монахи и монахини постепенно выселяются из занимаемых ими помещений. Работоспособные монахи передаются в рабочие батальоны, а нетру- * Анатолий Николаевич Кашеваров, доктор исторических наук, профессор С.-Петербургского Государственного Технического Университета. Автор монографий: Государство и Церковь. Из истории взаимоотношений Советской власти и Русской Православной Церкви 1917 -1945 гг. СПб., 1995. Государственно-цер-ковные^тшения в советском обществе 20 - 30-х гг. (Новые и мало изученные вопросы). СПб., 1997. Церковь и власть. Русская Православная Церковь в первые годы Советской власти. СПб., 1999. © А.Н.Кашеваров,2000 332 доспособные помещаются в соответствующие учреждения социального обеспечения» (Ликвидация «черных гнезд» 1919: 27). Во второй половине 1918г. решением местных властей были закрыты большинство монастырей в Олонецкой, Вятской, Костромской губерниях и начата интенсивная ликвидация монастырей в Новгородской губернии (Алексеев 1991: 55). Новгородский епархиальный совет на основании письменных рапортов настоятелей монастырей представил в Высшее церковное управление подробное донесение о политике местной власти в отношении обителей епархии в конце 1918 - начале 1919 г. Анализ этого донесения позволяет заключить, что закрытие значительной части монастырей в этой губернии в рассматриваемый период проходило в два этапа. На первом из них - подготовительном к окончательному упразднению обителей, начиная с декабря 1918г. местная власть (прежде всего, «уездные комиссии по отделению церкви от государства») отобрала у настоятелей и настоятельниц монастырей Тихвинского и некоторых других уездов «всю административную и хозяйственную часть» и передала «их комитетам рабочих со всем монастырским инвентарем, документами и капиталами» (Российский Государственный Исторический Архив (далее - РГИА). Ф. 831. Оп. 1. Д. 23. Л. 10). О том, как проходил этот акт, свидетельствует копия с рапорта настоятеля Реконской пустыни, приложенная к донесению епархиального совета: 12 декабря 1918 г. в эту обитель «прибыли 2 члена Тихвинской комиссии по отделению церкви от государства Озеров и Веселов. объявившие монастырской братии, что отныне настоятель и старшая братия устраняются от управления монастырем, а полнота всей власти будет передана местному рабочему комитету. Удалив после этого настоятеля и иеромонахов из собрания, названные лица предложили оставшимся иеродиаконам, монахам, послушникам и рабочим избрать рабочий комитет, которому, по его избрании, предписали передать все монастырское имущество и все дела по управлению монастырем» (РГИА. Ф 831. Оп. 1. Д. 23. Л. 10). В то же время предписанием «земельного губернского отдела в Ионо-Отенском монастыре Кристецкого уезда реквизировано все монастырское хозяйство: коровы, лошади, земли, сельскохозяйственные здания и орудия обработки земли, взята вся мебель и обстановка, 4125руб. денег - и, как сообщалось в представлении ВЦУ Новгородского епархиального совета, передано в управление рабочему Николаю Федорову. Окрестное же население требует оставления хозяйства за монастырем или беретлпаковое на себя. В этих видах крестьянами в числе 300 чел. Составлен внушительный приговор, причем предположено в случае неудачного исхода дела на месте послать делегатов в Москву» (РГИА Ф. 831. Оп. 1.Д.23. Л. 11). 333 В некоторых монастырях производился также и обыск, во время которого были случаи кощунственного отношения к святыням. Так, при производстве обыска в теплом храме Старорусского Спасо-Преображенского монастыря 2 декабря 1918г. «сопровождавшие комиссара (поляка Давидова) солдаты»: «ковыряли частицы св. мощей в раке, поднимали своими руками парчовую одежду на престоле ев, князя Владимира и пытались поднять массивную серебряную одежду с главного престола, успев, однако, отвинтить только одно массивное стекло с футляра этой одежды. В холодном Преображенском храме солдатами ободрана часть деревянной обшивки иконостаса, а св. престол сдвинут с своего основания», - писал в докладной записке настоятель монастыря епископ Димитрий. «После такого поругания престол этот необходимо будет освятить вновь полным освящением, а в противном случае нельзя на нем совершать литургии» (РГИА Ф. 831. Оп. 1. Д. 23. Л. 8 об., 9.). * Незадолго до окончательного закрытия некоторых обителей епархии монастырские корпуса занимали солдаты воинских частей, которые расхищали там съестные припасы и нередко оскорбляли религиозные чувства насельников и паломников. Например, настоятель Спасо-Преображенского монастыря г. Старая Русса таким образом описал «возмутительный случай кощунства» в его обители: «В воскресенье 10 февраля один из солдат в присутствии нескольких богомольцев бросил большую стеклянную бутыль в икону Божией Матери, находящуюся над колодцем и вдребезги разбил эту икону» (РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 23. Л. 8 об.). Второй этап процесса ликвидации монастырей в Новгородской епархии начался с февраля 1919г. Так, 28 февраля прибывший в Ре-конскую пустынь член Тихвинской уездной комиссии по отделению церкви от государства Федоров объявил, что обитель «считается \же упраздненной, а приход должен приискать себе священника» (РГИА.Ф.831.Оп. 1.Д.23.Л. 11). По сообщению журнала «Революция и церковь»: к весне 1919 г. «из большей части московских монастырей монахи выселены, опустевшие так называемые общежительные корпуса занимаются под учреждения, имеющие общеполезное значение. Так, в богатейшем Спасо-Андрониковом монастыре устроены пролетарские квартиры для рабочих Рогожско-Симоновского района, Новоспасский монастырь превращен в концентрационный лагерь, Страстной монастырь занят Военным комиссариатом, в кремлевском Чудо-вом монастыре помещается рабочий кооператив "Коммунист "и детский сад» (Ликвидация «черных гнезд» 1919: 27). * Во время таких обысков представители власти нередко самовольно отбирали у насельников их собственные деньги и вещи. См., напр.: РГИАФ. 831. Оп. 1. Д. 23. Л. 7-7 об. 334 Летом 1919 г. Звенигородский и Подольский уездные исполкомы постановили закрыть все монастыри уездов (Козлов 1991:148). Осенью того же года пленарное заседание исполкома Сергиева Посада приняло решение «о полной ликвидации Троице-Сергиевой лавры как монастыря». Во исполнение этого решения в ночь на 2 ноября (21 октября) 1919г. иноки лавры были выселены из их келий в гостиницу Черниговского скита (РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 25. Л. 70). В ходе этой акции было «отобрано сумм лаврских в количестве 39000 руб.», а также у некоторых монахов реквизировано «лично им принадлежащее имущество» (РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 25. Л. 95 об.). Отстоять лавру от окончательного закрытия пыталась «особая делегация от церковных общин Сергиева Посада» во главе с профессором Московской духовной академии И.В.Поповым, которому удалось в связи с этим лично передать протесты верующих управляющему делами СНК В.Д .Бонч-Бруевичу, председателю ВЦИК М.И. Калинину и главе ликвидационного отдела НКЮ П. А. Красикову (РГИА. Ф. 831. Оп. 1.Д.25.Л. 70-70 об.). 12 декабря (29 ноября) патриарх, Синод и Высший Церковный Совет на совместном заседании заслушали доклад члена ВЦС протопресвитера Н.А.Любимова «по делу Троицкой Сергиевой лавры», содержавший подробное описание встречи И.В Попова, состоявшейся 10 декабря (17 ноября) с представителями VIII отдела П.А.Красиковым и И.А.Шпицбергом. «Вопрос о ликвидации лавры как монастыря, - по словам П.А.Красикова, -решен местной властью правильно, так как пребывание монахов в лавре как нетрудящегося праздного населения невозможно: помещения нужны для куль-турнопросветительных целей». На заявление Попова, что «религиозные общины могут озаботиться преобразованием лавры в трудовую коммуну, оба собеседника ответили, что это едва ли приемлемо... Если это и допустимо теперь по отношению к некоторым монастырям, то только в виде исключения или по снисхождению, то это все-таки, с их точки зрения, явление ненормально. Советская власть, допустивши преобразование некоторых женских монастырей в трудовые общины и поселив в таковых монастырях школы, должна была раскаяться в этом, так как оказалось, что монахини дурно влияют на детей, прививая им религиозные навыки, а между тем воспитание должно быть безрелигиозным» (РГИА.Ф. 831. Оп. 1. Д. 25. Л. 107). Общее впечатление, какое вынес И.В.Попов из этой беседы с представителями VIII отдела НКЮ заключалось в том, что полное восстановление лавры как монастыря - «это дело почти безнадежное при современной Советской власти» (РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 25. Л. 107 об.) В 1920 г. решения о закрытии 335 всех монастырей на подведомственной территории приняли Тульский, Тверской и ряд других губисполкомов (Козлов 1991:148). Следует отметить, что местные органы (прежде всего, земельные комитеты), исходя из актов центральной власти, по разному решали судьбу монастырей и их имуществ. Уже в одном из первых декретов Советской власти - о земле, принятом II Всероссийским съездом Советов, провозглашалась национализация монастырских земель. Важно то, что в тексте декрета не было прямых указаний о разделе монастырских землевладений между крестьянами. Сельскохозяйственные имущества и земельные угодья монастырей, в которых было налажено сельское хозяйство, не передавались в раздел между крестьянами, а на основании декрета о земле поступали «в исключительное пользование государства или общин, в зависимости от размера и значения их». Так на монастырских землях были созданы государственные и коллективные хозяйства, коммуны и артели (Першин 1966: 231; Зыбковец 1975: 97). По данным В.Ф.Зыбковца, на март 1921 г., в 24 губерниях РСФСР в 116 монастырях из 400, о которых имеются сведения, были созданы совхозы или подсобные хозяйства.* Основной закон о социализации земли, обнародованный 19 февраля 1918 г., открывал возможности для насельников обителей частично сохранить монастырское хозяйство путем перехода на уставы сельскохозяйственных артелей и коммун. В статье 4 подчеркивалось: «право пользования землей не может быть ограничено ни полом, ни вероисповеданием, ни национальностью, ни подданством» (Декреты 1957: 407). Не содержала прямых указаний о конфискации монастырских иму-шеств и капиталов и инструкция Наркомата юстиции от 24 августа 1918г. С весны 1918 г. начался стихийный процесс реорганизации обителей в трудовые артели и коммуны (Зыбковец 1975: 102-103). Осенью того же года этот процесс был одобрен церковной властью. 1 ноября (19 октября) Синод и Высший Церковный Совет утвердили: «образование при монастырях и так называемых женских общинах на * Необходимо оговорить, что применение термина «совхоз» по отношению к хозяйствам, организованным местными земотделами на базе монастырских сельскохозяйственных производств, весьма условно, поскольку четкого определения этого понятия в те годы не было (См.: Зеленин 1972:18-19). В.ФЗыбковец (1975:98) называет совхозами хозяйства 116 монастырей, которые были приняты в непосредственное подчинение местных земотделов: «Это были хозяйства, - пишет он, - которыми вместо монашеских иерархов стали управлять советские работники и продукция которых шла не на потребу монашествующих, а на нужды Советского государства.» 336 началах гражданского законодательства трудовых артелей и коммун в составе иночествующих» при условии у становления епархиальной властью соответствия их уставов «требованиям монастырской жизни, православной веры и нравственности» (РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 21. Л. 47). Монастырское население было привычно к коллективному труду и быту и стремилось в новых условиях сохранить свои обители как центры религиозной жизни. В 1918 - 1919 гг. насельники многих монастырей обратились в местные земотделы о зарегис-трировании их как организации земледельцев, об отводе земель, о сохранении за ними построек, инвентаря, угодий и т.п. (Революция и церковь. 1919. №2: 40). Одной из первых была организована монашеская земледельческая коммуна в Николаево-Коряжемс-кой обители Череповецкой губернии. Она имела свой «Устав земледельческой трудовой коммуны», предусматривавший обработку земли личным трудом, и была зарегистрирована в земотделе (Зыбковец 1975:100,102). В ряде мест органы власти поначалу благожелательно отнеслись к процессу самоорганизации обителей в трудовые артели и коммуны с одновременным сохранением в них религиозной жизни. Так, когда в 1919г. Леушинский Иоанно-Предтеченский женский монастырь в Череповецкой губернии «самоорганизовался в трудовую артель», то в распоряжение монахинь было оставлено «все монастырское хозяйство с живым и мертвым инвентарем», включая 580 десятин земли (Революция и церковь. 1919 № 9-12: 59). Подобная благожелательность органов власти объяснима, главным образом, тем, что вплоть до конца 1919 г. на местах не было ясности в вопросе о том, как относиться к «самоорганизации монастырей в трудовые артели и коммуны». До этого времени власть попыталась лишь ограничить состав монастырских артелей. В марте 1919г. Наркомат земледелия разослал «всемземотделам» циркуляр, в пункте 3 которого указывалось: «в составе трудовых хозяйственных объединений, имеющих право на регистрацию и наделение инвентарем и землею, могут входить из лиц, причастных к монастырям и церквам, только послушники, работники и вообще эксплуатировавшиеся богослужебными организациями бедняки» (РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 186. Л. 5 об.). Только 30 октября 1919 г. Наркоматы юстиции и земледелия издали циркуляр земотделам, предлагавший им строго отличать «-объединения хозяйственные от так называемых религиозных организаций, имеющих богослужебные цели». Последние не подлежали регистрации в качестве производственных и вообще хозяйственных объединений и не имели права на наделение инвентарем и землей. Устанавливалось, что членами коммун, трудовых артелей, товариществ не могли быть монахи и священники как лишенные избирательных прав (Зыбковец 1975: 51). В резолюции «Об отделении церкви от государства» III Всероссийского съезда деятелей советской юстиции, состоявшегося в июне 1920 г., 337 признавалось «недопустимым и противоречащим интересам революции предоставление религиозным коллективам особых прав и привилегий (прав земледельческих коммун, производственных коммун)» (Революция и церковь. 1920. № 6-8: 117). После этих решений многие монастырские артели и коммуны были ликвидированы (Революция и церковь. 1922. № 1-3: 41-43). Некоторым из них удалось сохраниться - монахи продолжали жить в обителях и вести прежний образ жизни. Например, в 1921 г. Тульский губисполком решил ликвидировать «самоорганизованный» в 1919г. в трудовую артель Никитский женский монастырь в г. Кашире. Монахини обратились с жалобой во ВЦИК. Проверкой было установлено, что «артель зарекомендовала себя вполне трудоспособным деятельным коллективом». Комиссия ВЦИК 27 ноября 1921 г. отменила решение Тульского облисполкома о ликвидации артели и соответственно удовлетворила просьбу монахинь о предоставлении прав трудового коллектива их артели (Революция и церковь. 1922. № 1-3:41). В марте 1921 г. в 24 губерниях РСФСР существовало «85 монастырских коммун и артелей», значительная часть которых была расположена в северных губерниях - Архангельской, Вологодской, Новгородской и Череповецкой (Зыбковец 1975: 101-109). Из имевшихся в России к началу 1918г. 1103 монастырей к концу 1921 г. было национализировано, по сведениям В.Ф.Зыбковца, 722 * и оставалось, таким образом, 381 обитель. Всего же в результате проведенной, согласно декрету «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», национализации церковного и монастырского имущества, а также кампании по вскрытию мощей было ликвидировано 65,5% монастырей, т.е. более половины. В это число вошли древние обители, бывшие центрами культуры и духовного просвещения на Руси, например, Троице-Сергиева лавра и Оптина пустынь. Чтобы успокоить волновавшихся верующих, в храмах этих известных во всем православном мире монастырей некоторое время после изгнания монахов разрешалось служить белому духовенству. В малобратных * Зыбковец 1975: 110. По сведениям М.В. Шкаровского, было национализировано всего 733 монастыря - 673 в 1918 - 1920 гг. и 49 в 1921 г. (Шкаровский 1995: 43). Оба исследователя -В.Ф. Зыбковец и М.В.Шкаровский - исходят при этом из неточного на наш взгляд, положения о том, что в России к началу 1918г. имелосьJ253 монастыря. Дело в том, что из этого общего числа (только не 1253, а 1256), по мнению Я.Е. Водарского, следует исключить монастыри в Польше и за рубежом (всего их там 153) и, таким образом, останется 1103 обители, в том числе 768 в 10 великорусских районах, 80 - в Сибири и 255 - в крупных национальных районах. См. Русское православие 1989: 554. 338 и менее известных обителях местные власти, организовав вскрытие мощей, нередко цинично объявляли монастырь «самоупраздненным». Например, так было в случае с закрытием в марте 1919 г. небольшой Белевской Жабынской пустыни в Тульской губернии (Горев 1919: 32). Советская власть стремилась сформировать общественное настроение, направленное против дальнейшего существования монастырей. Тон в этом задавал журнал «Революция и церковь», почти регулярно публиковавший различные «разоблачительные материалы» под заголовками «За монастырской стеной» и «Под флагом религии». «Монастыри привлекали, главным образом, тем, что в них можно было вести сытую, разгульную жизнь и в то же время ничего не делать» (Под флагом религии 1919: 26), — писал журнал в первом же своем номере. Характеризуя насельников обителей как тунеядцев и эксплуататоров, организаторы антимонастырской кампании обошли неудобный для них, но важный с марксистской позиции вопрос о социальном происхождении монастырского населения. Между тем, состав обителей в основном формировался и пополнялся за счет крестьянских низов и городской бедноты. По данным на весну 1918 г., все 50 монахов Николаево-Коряжемского монастыря Метлинской волости Сольвычегодского уезда Череповецкой губернии происходили из крестьян. Преобладание выходцев из крестьян еще более характерно для населения женских монастырей. Так, по данным на весну 1919 г., в Леушинс-ком монастыре Ольховской волости Череповецкого уезда и губернии обитало 435 женщин (125 монахинь и 310 послушниц), из которых 430 в недавнем прошлом были крестьянками. Послушницы этого монастыря работали: чернорабочими (141), кружевницами (40), скотницами (30), прачками (10), пекарницами (7), сапожницами (4), санитарками (4), банщицами (3), ткачихами (8). Монашествующие занимались иконописанием (12), пчеловодством (3), выполняли канцелярскую работу, продавали свечи и т. д. Свыше 50 монахинь ввиду преклонного возраста и болезней никаких трудовых послушаний не исполняли.* * Зыбковец 1975: 25. По мнению этого автора, не случайно, что основную массу монашествующих и послушничающих в русских православных монастырях составляли выходцы из бедноты, преимущественно крестьянской. Уклад жизни в русской дореволюционной деревне был таков, что бедность и неустроенность в наибольшей степени угнетали именно женщину. Если крестьянская девушка до 25-летнего возраста не выходила замуж, то она получала презрительное название «вековухи» и оказывалась вне нормального течения крестьянской жизни. Кроме того, в монашество уходили многие бездетные вдовы, судьба которых также была 339 Официальная печать стремилась внушить массам представление о бесперспективности дальнейшего существования еще незакрытых монастырей ввиду их «скорого самоупразднения»** Журнал «Революция и церковь» утверждал, что «вследствие значительного уменьшения доходов местных монастырей началось бегство монахов». В погоне за подобным «разоблачительным материалом» журнал нередко «сгущал краски» и публиковал явно противоречивую информацию. Так, сообщая в №1 за 1919 г. о том, что в Новгороде «монашеские корпуса почти совершенно опустели», журнал в той же статье поместил сведения, фактически опровергавшие это утверждение - «в Десятинном монастыре монахов сейчас 73 человека, в Духовском-50 человек» и т.п. (Под флагом религии 1919:27). Сообщая о конфискации монастырских имуществ, журнал «Революция и церковь» представлял ее результаты так, что «за стенами обителей от золота и продовольствия ломились сундуки»: Так, «Котласская Чрезвычайная комиссия и военный комиссариат обнаружили в Корякинском монастыре много муки, белья, денег, сахару, шелку... В Ордынском монастыре в покоях архимандрита Феодосия найдена... масса всякой провизии» (Под флагом религии 1919:26). В условиях гражданской войны, когда население испытывало острейший дефицит во всех продуктах и предметах потребления, такие сообщения провоцировали антимонастырские настроения на местах. При «приеме на учет монастырского имущества», а также в ходе многочисленных обысков подчас конфисковывались находившиеся в обителях церковные ценности и даже предметы, необходимые для богослужений (Алексеев 1991: 77-78). Обыск, произведенный в октябре 1919 г. в Троице-Сергиевом монастыре Усть-Сысольского уезда Вологодской губернии местной губчека, продолжался десять дней! (Революция и церковь. 1919. № 6-8: 97). Лишенные не только недвижимости, но и нередко всякого имущества, включая продовольственных припасов, многие монастыри были поставлены властью на грань вы жалкой и беспросветной. Сюда же надо причислить немалое количество бесприданниц, которые не хотели идти замуж в чужие бедные семьи, где их ждали непосильный труд и вечные попреки свекрови, побои мужа, и предпочитали монашеское бытие... В 1914 - 1917 гг. имел место интенсивный рост населения в женских монастырях за счет осиротелых невест и бездетных вдов. Число послушниц и монахинь за этот период увеличилось с 71,2 тыс. до 84,3 тыс. См.: Зыбковец 1975: 26. ** Следует отметить высокий темп строительства монастырей до 1918 г.: если в XIX в. в год учреждалось в среднем 2 монастыря, то в 1900 -1917 гг. в стране было учреждено 165 монастырей, в том числе 45 после 1913г. Значительно преобладали женские монастыри: на них из 165 созданных приходилось 128. В годы войны учреждались только женские обители. См. Зыбковец 1975: 27.
340 живания. Так, управлявший Тверской епархией епископ Старицкий Серафим (Александров) в донесении на имя Патриарха от 29 (16) сентября 1919 г. следующим образом характеризовал состояние подведомственных ему монастырей: «У Кашинского Сретенского монастыря в 1918 г. изъяты земли, леса, все лучшие корпуса с кельями, весь лесной материал, заготовленный в большом количестве для нужд монастыря, пчеловодная пасека, весь сельскохозяйственный инвентарь, все запасы продовольствия и даже заготовленные на посев семена ржи, овса и льна... Церковных доходов ввиду отсутствия свеч (свечной завод к этому времени был национализирован - А.К.), лишения печь просфоры на продажу по церквам города и его уезда, вследствие невыдачи муки на это, едва хватает на самое скромное поддержание храмов. Кроме того, сестрам обители предъявляется требование выселиться в 2-х недельный срок, а здания монастыря предназначены для нужд отдела социального обеспечения, вследствие чего монастырю грозит совершенное разорение... Что касается Шестаковского монастыря, то все лучшее из монастырского хозяйства реквизировано и обитель в материальном отношении крайне стеснена. Не имея ни хлебных, ни денежных запасов, монастырь терпит острую нужду и не в состоянии не только внести 5% налог, но и прокормить сестер обители, которым также предъявлено требование о выселении из монастыря» (РГНА.. Ф. 831. Оп. 1. Д. 24. Л. 163-163 об.). 10 октября (27 сентября) 1919 г. ВЦУ постановило освободить оба указанных выше монастыря от уплаты в общецерковную казну 5% сбора с их валового дохода за 1918 г. (РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 24. Л. 163 об.) Подобного рода постановления Высшему церковному управлению приходилось принимать и в отношении монастырей ряда других епархий. Например, в представлении Новгородского епархиального совета в феврале 1919 г. в ВЦУ сообщалось о «критическом положении Филиппо-Ирапской пустыни Череповецкого уезда, Кирилло-Новоезерского и Валдайского Иверского монастырей, лишившихся всех статей, по которым получались доходы» (РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 23. Л. 7-11 об.). 27 (14) февраля Новгородский епархиальный совет докладывал ВЦУ о «невозможности для настоятелей и настоятельниц» монастырей Тихвинского и Череповецкого уездов внести 5% с валового дохода «на общецерковные нужды» (РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 23. Л. 13). Исследователи, касавшиеся экономического положения монастырей в первой четверти XX в., неоднократно отмечали, что собственные доходы православных обителей могут быть определены лишь приблизительно (Зыбковец 1975: 40; Русское православие 1989: 558-559). 341 Если денежные пособия монастырем от государства в 1913 г. составляли 440 тыс. руб., то сумма ежегодных монастырских доходов достигла к тому времени 20 млн. руб. (Зыбковец 1975:40). Скопленные монастырями капиталы оценивались в 1913 г. в 65,6 млн. руб. (Русское православие 1989: 560). Монастыри-землевладельцы вели собственное хозяйство, а также сдавали землю в аренду (на 1 января 1917г. сдавалось в аренду 276 тыс. десятин). Сводных данных о монастырском сельском хозяйстве нет, но в литературе имеются отдельные яркие примеры. Согласно мнению ряда исследователей, в целом доходы от монастырского сельского хозяйства до 1918 г., даже в тех случаях, когда оно велось на высоком агротехническом уровне, составляли отнюдь не главную долю по сравнению с другими источниками (Зыбковец 1975: 28-35). По подсчетам В.Д.Дервиза (Дервиз 1926: 6-8), от сельского хозяйства Троице-Сергиева лавра получала в предреволюционные годы не менее 3% общих доходов. В структуре доходов таких крупнейших монастырей как Александ-ро-Невская и Троице-Сергиева лавры за 1915 -1917 гг. первое место занимала арендная плата за земельные участки, жилые дома и др. строения, т.е. доход от недвижимых имуществ, а второе - продажа свечей (РГИА. Ф. 815. Оп. 14. Д. 209. Л. 48; Дервиз 1926:6-8). Свечное производство традиционно, вплоть до 1918 г. было высокодоходной отраслью монастырского хозяйства и вместе с продажей свечей служило одним из главных источников, приносивших прибыль. Таким образом, национализация Советской властью монастырских свечных заводов повлияла самым отрицательным образом на важнейший источник доходов православных обителей. ЛИТЕРАТУРА: Алексеев 1991 -Алексеев В. А. Иллюзии и догмы. М., 1991. Горев 1919 - Горев М. Под спудом //Революция и церковь. 1919. № 3 - 5. Декреты 1957 - Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1. Дервиз 1926 - Дервиз В.Д. К вопросу об экономическом положении бывшей Троице-Сергиевой лавры в 1917 г. Сергиев Посад, 1926. Зыбковец 1975 - Зыбковец В.Ф. Национализация монастырских имуществ в советской России (1917 - 1921 гг.) М., 1975. Зелелин 1972 - Зеленин И.Е. Совхозы в первое десятилетие Советской власти 1917 - 1927. М., 1972. Козлов 1991 - Козлов В. Судьбы мощей русских святых. // Отечество. Краеведческий альманах. М., 1991. Вып. 2. Ликвидация «черных гнезд» 1919 - Ликвидация «черных гнезд» // Революция и церковь. 1919. № 1. 342 Першин 1966 - Першин П.Н. Аграрная революция в России. М, 1966. Кн. 2. Под флагом религии 1919 - Под флагом религии // Революция и церковь. 1919. № 1. Русское православие 1989 - Русское православие: вехи истории. М., 1989. Шкаровский 1995 - Шкаровский М.В. Петербургская епархия в годы гонений и утрат. 1917-1945. СПб., 1995. | 
