ВЫСШИЕ ИЕРАРХИ О ПРЕЕМСТВЕ ВЛАСТИ В РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В 1920-х-1930-х ГОДАХ

Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви

дать власть Ярославскому митрополиту, очевидно, показала Тучкову, что в той ситуации ему не удастся освобождением митрополита Агафангела спровоцировать новый раскол в Русской Церкви. В результате священноисповедник Агафангел был задержан в заключении в Пермской тюрьме до весны 1926 года.

Два с половиной года, прошедшие между освобождением святителя Агафангела и его кончиной осенью 1928 года, были чрезвычайно насыщены важными событиями в церковной жизни. В этих событиях митрополит Агафангел принял самое активное участие. Его позиция в спорах, начавшихся в 1927 году в связи с новой церковной политикой митрополита Сергия, была чрезвычайно важна. Хорошо известно, что в определенный момент митрополит Агафангел во главе иерархов Ярославской епархии отошел от митрополита Сергия, но затем заявил, что принципиально власть его, как Заместителя, не отрицает1. Однако нельзя сказать, что вопрос о взаимоотношениях святителя Агафангела с митрополитом Сергием и «правой» церковной оппозицией полностью исследован. Требуется, например, прояснить, какова была роль митрополита Агафангела в коллективном выступлении Ярославских иерархов против Заместителя в начале 1928 года. Достаточно непростым является и вопрос о характере достигнутого в конце того же года примирения двух митрополитов. Как правильно в целом охарактеризовать отношение святителя Агафангела к политике митрополита Сергия? Попытка исследовать эти и другие сопутствующие им вопросы и будет предпринята в настоящей главе.

Спор о местоблюстительстве митрополитов Агафангела и Сергия в 1926 году

Первое по освобождении святителя Агафангела серьезное разногласие между ним и митрополитом Сергием произошло в 1926 году. Это недоразумение не имеет прямого отношения к возникновению «правой» церковной оппозиции. Однако события 1926 года и хронологически, и по составу действующих лиц очень близки к событиям 1927—1928 годов, поэтому без рассмотрения их хода и значения было бы довольно трудно разобраться в последующем конфликте.

Как было отмечено, есть достаточные основания полагать, что митрополит Петр был готов передать местоблюстительство митро-

207

политу Агафангелу, в случае его освобождения, еще в 1925 году. Однако безболезненная передача управления Русской Церковью митрополиту Агафангелу, очевидно, никак не устраивала органы ОГПУ. В силу этого момент его освобождения выбирался Тучковым особенно тщательно. В декабре 1925 года митрополит Петр был арестован, и на его место заступил митрополит Сергий. Если бы митрополит Агафангел был освобожден непосредственно вслед за арестом митрополита Петра, весьма вероятно, сложностей с его вступлением в исполнение должности Патриаршего Местоблюстителя и не возникло бы. Принятие митрополитом Сергием на себя обязанностей Заместителя Местоблюстителя в конце 1925 года еще не получило общего признания епископата. Право митрополита Петра указывать себе заместителя, в отличии от подобного права почившего Патриарха, не было для всех очевидным. Кроме того авторитет митрополита Агафангела как исповедника Православия был несравнимо выше авторитета митрополита Сергия. Слишком различным было поведение двух митрополитов во время возникновения обновленческой смуты. Как известно, в том же июне 1922 года, когда святитель Агафангел своим посланием расстроил планы обновленцев по захвату церковной власти, митрополит Сергий первым из высших иерархов заявил о безоговорочном признании обновленческого ВЦУ1, что имело весьма печальные последствия. Память об этом в церковной среде была еще свежа.

Однако к весне 1926 года, благодаря своему умелому противодействию инспирированному ОГПУ выступлению самочинников-григориан, митрополит Сергий смог значительно повысить свой авторитет среди российского епископата и церковного общества вообще. Некоторых архиереев Заместитель тогда просто очаровал. Так, например, архиепископ Серафим (Самойлович) в письме от 22 марта 1926 года писал по поводу ответа митрополита Сергия архиепископу Григорию: «Ответ этот нельзя читать без восхищения. <... > Благодать Божия так озарила митрополита Сергия, что ему не нужно было ехать в Москву, беседовать с митрополитом Петром, выслушивать и хитросплетения словес членов ВВЦС. При сеете этой благодати ему достаточно было напрячь свои умственные дарования, применив к делу прежний богатый опыт уяснения истины и различия ее от хитросплетений их, чтобы понять самому и другим уяснить, в чем тут дело. <...> Остается нам, радующимся за то, что Глава Церкви Господь Иисус Христос не лишает нас за грехи наши мудрых

' Акты... С. 572—574, 610.

1 См.: Там же. С. 218-219.

202

кормчих в Церкви Российской, молиться, чтоб Он дал им силы и мужество стоять за истину до конца, т. е. до полного торжества над ложью»1.

Нужно заметить, что все это писалось не кому-то из третьих лиц, а в ответ на запрос самого митрополита Сергия. Нет оснований подозревать священномученика Серафима и других иерархов, активно поддержавших тогда Заместителя, в неискренности. Однако нетрудно понять, сколь сильно такие письма «мудрому кормчему Церкви» возвышали митрополита Сергия в собственных глазах. Тучков, внимательно следивший за развитием ситуации, мог думать, что Заместитель уже так просто от церковной власти не откажется.

В такой обстановке и произошло освобождение святителя Агафангела. Задача Тучкова тогда, очевидно, состояла в том, чтобы не дать ему сколь-нибудь спокойно войти в курс церковных дел и без эксцессов разрешить вопрос о местоблюстительстве. Для этого Тучков специально приехал в Пермь и вступил в переговоры со святителем Агафангелом, освобождение которого было задержано уже более чем на полгода. В составленном в 1930 году «Обзоре главнейших событий церковной жизни России за время с 1925 года до наших дней» (практически полностью воспроизведенном в статье А. Дейбнера «Русские иерархи под игом безбожников») события апреля 1926 года описаны следующим образом: «В это самое время дела "ВВЦС' шли все хуже, вся Церковь стала на сторону митрополита Сергия, и было очевидно для всякого, что и эта затея ГПУ, имевшая целью внести новую смуту в жизнь Церкви, обессилить ее, а в случае успеха ВВЦС подчинить ее своему влиянию, — проваливается по примеру всех предыдущих. Тогда, не желая отказаться от начатого, Тучков прибегает к новой хитрости: закончившему срок своей ссылки в Нарымском крае митрополиту Агафангелу разрешают вернуться в Ярославль, но по дороге, в Перми, задерживают его, и там состоится его свидание с Тучковым. Изобразив положение Церкви как близкое к катастрофе, внутреннюю борьбу ВВЦС и митрополита Сергия за власть как момент, не дающий правительству легализовать Православную Церковь, к чему правительство якобы стремится, Тучков просил митрополита Агафангела урегулировать внутренние дела Церкви своим авторитетом и своими еще Патриархом данными полномочиями и войти с правительством в переговоры для оформления православного церковного управления»1.

1 Там же. С. 449.

2 ГА РФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 263. Л. 4; ср.: Акты... С. 403—404.

203

Очевидно, что при изображении действий митрополита Сергия, а также, надо полагать, и митрополита Петра, в истории с григорианской коллегией Тучков не жалел мрачных красок. В результате ему удалось добиться желаемого (в противном случае неизвестно, был ли бы вообще освобожден Ярославский митрополит), и еще до возвращения святителя Агафангела в Ярославль, 18 апреля 1926 года, появилось на свет его известное Пермское послание.

Об обстоятельствах появления этого послания сообщает малоизвестный, но весьма содержательный документ — «Интервью с митрополитом Агафангелом». В этом «Интервью», представляющем собой изложение двух бесед с Ярославским митрополитом одного священника — посланника православных епископов Украины1, святителю Агафангелу приписываются такие слова: «Послание это я писал при свидании и совместном обсуждении с Тучковым и разослал с его ведома. Я с ним говорил откровенно прямо. Он между прочим сказал мне, что в первый раз встречает епископа, который говорит прямо. Другие хитрят, уклоняются и не хотят говорить, а я ведь самый лоялънейший по отношению к власти. При обсуждении послания первым вопросом было восстановление Патриаршего Синода 1917—18 гг. "Это для меня новое, — говорит Т[учков]. — Этого никто не предлагал". Я указал прежний состав синода2 и назвал первым митр[о-

1 Автором «Интервью» мог быть священник Николай Пискановский. В 1926 году он по благословению епископа Макария (Кармазина) объезжал украинских епископов, выясняя их отношение к григорианскому расколу, с тем чтобы затем отвезти результаты опроса в Москву (см.: Протоиерей Николай Доненко. Наследники Царства. С. 341). Возможно также, что посланником к митрополиту Агафангелу был священник Григорий Селецкий. Он в 1926 году ездил из Харькова с поручением от собранных там епископов передать митрополиту Сергию, что они «согласны только на декларацию "типа соловецкой "» (За Христа пострадавшие. С. 508).

2 Согласно Определению Поместного Собора от 7 декабря 1917 года, «Священный Синод состоит из Председателя-Патриарха и двенадцати членов: Киевского митрополита, как постоянного члена Синода, шести иерархов, избираемых Поместным Всероссийским Собором на три года, и пяти иерархов, вызываемых по очереди на один год» (Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917—1918 гг. Вып. 1. С. 7). Тогда же, 7 декабря 1917 года, членами Священного Синода были избраны митрополиты Арсений (Стадницкий), Антоний (Храповицкий), Сергий (Страгородский), Платон (Рождественский), архиепископы Анастасий (Грибановский) и Евлогий (Георгиевский). Заместителями членов Синода были избраны митрополит Вениамин (Казанский), архиепископы Димитрий (Абашидзе), Константин (Булычев), Кирилл (Смирнов), епископы Никандр (Феноменов) и Андроник (Никольский) (Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917—1918 гг. Т. 5. С. 354—355). В 1926 году положение названных иерархов было следующим: Высокопреосвященные Антоний, Платон, Евлогий и Анастасий находились в эмиграции, митрополит Арсений пребывал в ссылке в Средней Азии, митрополит Сергий был связан подпиской о невыезде из Нижнего Новгорода и мог приезжать в Москву только с разрешения ОГПУ, священномученики Вениамин и Андроник были расстреляны, митрополит Кирилл находился в ссылке в Зырянском крае, архиепископ Константин уклонился в григорианский раскол, архиепископ Димитрий удалился на покой, митрополит Никандр пребывал на кафедре, но, как и в случае с митрополитом Сергием, вставал вопрос о возможности его прибытия в Москву.

полита] Арсения. "Приемлемо ", — сказал Т[учков]. Второго митрополита] Михаила. "И это можно", — ответил Т[учков]. Третьего м[итрополита] Сергия. "Согласен ", — был ответ Т[учкова]. Остальные члены Синода: Антоний Храповицкий, Евлогий и другие эмигрировали за границу, но мы с ними считаться не будем. Есть еще кандидаты — м[итрополит] Кирилл. Т[учков] на это пожал плечами и не ответил ничего. Константин Могилевский, но он в расколе ВВЦС. Больше кандидатов нет, и остальной состав добавим из округов, которые были распределены в 1917 г. по 10—17 enapxfuu] согласно положению Собора 1917 г. Правда, у меня еще списков нет и я не знаю теперь новых епископов. Это будет черносотенный Синод, который был при Керенском. После этого будет собран собор»1.

В самом Пермском послании, однако, тема восстановления Синода образца 1917 года и предстоящего Собора отошла на второй план. Главным в нем было извещение всех архипастырей, пастырей и верных чад Церкви Российской о вступлении митрополита Агафангела в исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя. Согласно «Интервью», митрополит Агафангел говорил приезжавшему к нему украинскому священнику: «Я написал в послании, что вступаю   в   должность   с   согласия   м[итрополита]   С[ергия]   и м[итрополита] Петра], но Т[учков] вычеркнул»2. Согласие трех высших иерархов Русской Церкви было именно тем, чего никак не желал Тучков. В итоге вступление Ярославского святителя в должность Местоблюстителя производилось без всякого согласования с наличными носителями высшей церковной власти, явочным порядком.

Обосновывая свое выступление, митрополит Агафангел в послании указывал в первую очередь на определение Собора 1917—1918 годов о правах старейшего иерарха в случае кончины Патриарха (какое именно соборное определение имелось в виду, не уточнялось)3. Очевидно, что, находясь в Пермской тюрьме, святитель Агафангел мог пользоваться только теми церковными документами, которые предоставляло в его распоряжение ОГПУ. И здесь у Тучкова появлялась прекрасная возможность, предъявив Определение Собора от

1 Государственный архив административных органов Свердловской обл. Ф. 1. Оп. 2. Д. 47561. Л. 18—19. (Материалы готовящейся к изданию в ПСТГУ книги «Ради мира церковного»: Документальные свидетельства о жизненном пути и архипастырском служении святителя Агафангела, митрополита Ярославского, исповедника. Ксерокопия документа предоставлена П. В. Каплиным (Екатеринбург).)

г Там же. Л. 27 об.

'См.: Акты... С. 451-453.

205

8 декабря 1917 года и утаив уточнившее его Определение от 10 августа 1918 года (они и опубликованы были в разных выпусках), утверждать, что митрополит Агафангел имеет полное право вступить в управление Русской Церковью без всякого согласования с митрополитом Петром и, тем более, митрополитом Сергием (которому к тому же, по опыту 1922 года, Ярославский святитель имел все основания не доверять). Видимо, именно при помощи такой манипуляции соборными постановлениями Тучкову удалось обмануть и столь сильно убедить святителя Агафангела в законности его прав, что даже спустя почти месяц, при личной встрече с митрополитом Сергием, он ссылался на определения Собора с такой не допускающей сомнений уверенностью, что смог поколебать и Заместителя1.

Таким образом, усилиями Тучкова апрельское выступление митрополита Агафангела оказалось крайне поспешным, а аргументы, которыми он обосновывал свое право встать во главе управления Русской Церковью, далеко не самыми удачными. Все это делало его положение весьма уязвимым, и столкновение с митрополитом Сергием становилось практически неизбежным.

Следующим этапом проводимой ОГПУ интриги стало втягивание в нее священномученика Петра. Митрополиту Сергию, извещенному в кратчайший срок о выступлении митрополита Агафангела, 22 апреля 1926 года «вдруг» было позволено обменяться письмами с заключенным в тюрьме митрополитом Петром (до этого, в разгар григорианской смуты, возможности своевременно объясниться с Местоблюстителем Заместителю не давали). О результатах этого обмена письмами митрополит Сергий объявил не сразу, пребывая, по-видимому, несколько дней в раздумьях, как поступить в сложившейся ситуации.

Тем временем 24 апреля состоялось заседание комиссии по проведению Декрета об отделении Церкви от государства, на котором было принято следующее постановление: «Проводимую ОГПУ линию по разложению тихоновской части церковников признать правильной и целесообразной. Вести линию на раскол между митрополитом Сергием (назначенным Петром временным местоблюстителем) и митрополитом Агафангелом, претендующим на патриаршее местоблюсти-тельство, укрепляя одновременно третью тихоновскую иерархию — Временный Высший Церковный Совет во главе с архиепископом Григорием как самостоятельную единицу. Выступление Агафангела с воз-

1 См.: Там же. С. 468.

206

званием к верующим о принятии на себя обязанностей Местоблюстителя признать своевременным и целесообразным»1.

Спустя еще несколько дней обнаружился результат раздумий митрополита Сергия: «линия на раскол», проводимая ОГПУ, приносила свои плоды. В письме от 30 апреля 1926 года митрополит Сергий извещал митрополита Агафангела: «Я при всем своем желании освободиться от возложенного на меня бремени, не могу Вам безотлагательно передать власть». Свой отказ митрополит Сергий мотивировал в первую очередь тем, что митрополит Петр ему «совершенно определенно заявил, что считает обязательным для себя оставаться Местоблюстителем, хотя бы был и не на свободе, а "назначенный им Заместитель несет свои обязанности до окончания дела "митрополита Петра». При этом митрополит Сергий так строил фразу, что казалось, будто бы это заявление митрополит Петр сделал именно в связи с объявлением митрополита Агафангела о своем вступлении в должность Местоблюстителя («мне разрешили с ним в Москве обменяться письмами по поводу Вашего послания»). «В распоряжении Святейшего, — развивал свою аргументацию митрополит Сергий, — нет ни слова о том, чтобы он <митрополит Петр> принял власть лишь временно, до возвращения старейших кандидатов. Он принял власть законным путем и, следовательно, может быть ее лишен только на законном основании, т. е. или в случае добровольного отказа, или по суду архиереев»2.

В изданной в 1928 году брошюре протоиерея Николая Люперсольского «Митрополит Сергий Страгородский — законный каноничный Заместитель Патриаршего Местоблюстителя» сообщалась дополнительная подробность по поводу позиции митрополита Петра в тот момент: «Последний письмом от 9/22 апреля 1926 г. ответил митрополиту Сергию, что не считает себя обязанным передавать власть митрополиту Агафангелу, ввиду отсутствия каких бы то ни было оснований к тому в завещании Святейшего»3. Действительно, в патриаршем завещании ничего не говорилось о том, должен ли младший кандидат на местоблюстительство передавать власть старшим в случае их возвращения или нет. Очевидно, святитель Тихон, составляя завещание, просто не предполагал, что между указанными им кандидатами на должность Местоблюстителя могут начаться какие-либо споры о первенстве. Теперь же, согласно тому

207

как представляли дело митрополит Сергий и его сторонники, такие споры начались. Но так ли было на самом деле?

Если еще в 1925 году митрополит Петр готов был охотно передать власть митрополиту Агафангелу, то его отказ от такой передачи, да еще со ссылкой на завещание Святейшего, был, по меньшей мере, неожиданным. Особенно же непонятным такой ответ становится в свете написанного ровно через месяц (22 мая) письма митрополита Петра митрополиту Агафангелу. Майское письмо священномученика Петра обозначит его позицию совсем не так, как о ней свидетельствовал митрополит Сергий, и вопрос сильно обострится (об этом еще пойдет речь ниже). Но до того времени Заместитель мог выступать как защитник прав и исполнитель воли заключенного Патриаршего Местоблюстителя, который действительно принял власть законным путем и мог быть ее лишен только на законном основании.

Правда, при этом митрополит Сергий сразу же дал понять, что воля митрополита Петра для него не является определяющей. «Конечно, если бы Ваши притязания на местоблюстительство были для всех очевидны и бесспорны, — писал он митрополиту Агафангелу в письме от 30 апреля 1926 года, — я бы ни на минуту не колебался передать Вам управление, несмотря на нежелание митрополита Петра»1.

Спустя три с половиной года митрополит Кирилл в письме митрополиту Сергию писал, что его очень смутили эти слова: «Таким заявлением, Владыко, Вы первый из всех выступили идеологом более чем свободного отношения к 15-му правилу Двукратного Собора и другим, на основании которых ущедряете прещениями на отказывающих Вам в повиновении»2. Митрополитом Сергием на этот счет было дано следующее разъяснение: «Яотдал бы ему власть даже и вопреки желанию митрополита Петра, если бы права митрополита Агафангела были несомненны, т. е. если бы, например, в завещании Святейшего было указано, чтобы младший кандидат при возвращении старшего, передавал ему власть. Сам митрополит Петр, при таком условии, не поколебался бы уступить митрополиту Агафангелу» .

Однако помимо этого пререкаемого высказывания в апрельском письме митрополита Сергия были и другие указания на то, что он вовсе не исключал возможности разрешения своего спора с митрополитом Агафангелом без участия митрополита Петра. В качестве

1 Цит. по: Иеромонах. Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники.   Кн2С 355—356. См.: Акты... С. 457—458. ' Там же. С. 624.

'Там же. С. 457. 1 Там же. С. 654. 'Тамже. С. 677.

210

Вскоре через несколько дней приезжал к нему служить архиепископ] Иосиф Петровых, викарий Ростовский. Какие у них были разговоры, я не знаю и лишь потом узнал, что Иосиф упрашивал Агафангела не ссориться с митрополитом Петром Крутицким и митрополитом Сергием.

Также через несколько дней приезжал к Агафангелу Серафим, викарий Угличский, и, как мне передавали, будто бы встал перед Агафангелом на колени и заявил, что я с вами служить не могу, ибо незаконно захватили церковную власть, а Агафангел ему на это ответил, что а я вас и не прошу».

Показания протоиерея Димитрия выглядят вполне правдоподобно. Если вспомнить, под каким впечатлением находился тогда архиепископ Серафим (и не только он) от разоблачения митрополитом Сергием григорианской интриги, такая реакция на выступление митрополита Агафангела становится легко понятной. О том, какую позицию занял епископ Вениамин (Воскресенский), протоиерей Димитрий не сообщал. Что же касается архиепископа Варлаа-ма (Ряшенцева), третьего викария Ярославской епархии, то он лишь незадолго до того был освобожден из тюрьмы и только что самим митрополитом Агафангелом был назначен управлять Любимским викариатством. В этой ситуации он, конечно, относился к выступлению Ярославского святителя сочувственно, но активно выступить в его поддержку не мог, поскольку большого авторитета в епархии еще не имел.

«Архиепископ Варлаам, — продолжал протоиерей Д. Смирнов, — в то время не возражал против того, что Агафангел встал во главу церковного правления.

Слышал я, что по этому поводу у священника Лилеева собирались священники Розов Н., Невский М., Розин и что они тоже встали на точку зрения викариев, т. е. против Агафангела, и будто бы прекратили поминать его имя как главу церкви. Я в то время хотя и был благочинным, но меня они не приглашали на совещание»1.

Таким образом, наиболее авторитетные викарии Ярославской епархии и ряд видных священников города отнеслись к инициативе митрополита Агафангела весьма негативно. По-видимому, в целом негативная реакция в Ярославле возобладала. Позднее архиепископ Варлаам (Ряшенцев) в своем рапорте архиепископу Павлу (Борисовскому) от 25 ноября 1928 года писал, что «м[итрополит] Агафангел в апреле 1926 г. при всем своем авторитете страдальца и исповед-

1Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. ПО об.

211

ника был оставлен своею паствою, которую привел в смущение своим Пермским выступлением»1.

Одновременно с этим к святителю Агафангелу стали поступать известия о неприятии его выступления и из других мест. 6 мая 1926 года к митрополиту Агафангелу с открытым письмом, содержащим протест против его действий, обратился епископ Прилукский Василий (Зеленцов) — иерарх, который незадолго до того также активно поддержал митрополита Сергия в его противостоянии григорианам. Письмо священномученика Василия, к которому, по некоторым данным, присоединилось пятнадцать епископов2, доставил в Ярославль тот самый священник, чье «Интервью с митрополитом Агафангелом» уже цитировалось выше.

По всей видимости, именно об открытом письме епископа Василия писал в одной из своих книг протопресвитер Михаил Польский: «Группа епископов открыто и безбоязненно писала митрополиту Агафангелу, что она опасается, не стал ли он "жертвой специальной обработки от недругов Православной Церкви, когда епископа изолируют от других, пропускают к нему сведения своего освещения и наталкивают его на действия вредные для Церкви, хотя он и желал принести ими только пользу"»1. Видно, что подписавшие это письмо епископы довольно точно оценили роль ОГПУ {«недругов Церкви») во всей этой истории, и именно этим и объяснялось их неприятие выступления святителя Агафангела. При этом они не подвергали сомнению то, что своими действиями он желал принести Церкви только пользу.

Столкнувшись с протестами против своего выступления, святитель Агафангел, вовсе не домогавшийся церковной власти, мог, конечно, усомниться, стоит ли ему дальше отстаивать свои права. Однако в планы ОГПУ простой отказ Ярославского митрополита от местоблюстительства, очевидно, не входил. Требовалось также не дать двум митрополитам встретиться и обсудить все недоуменные вопросы в спокойной обстановке без давления извне. Осуществить эту важную встречу им удалось только под непосредственным надзором представителей власти в помещении ОГПУ. Встреча состоялась 13 мая 1926 года. Согласно «Интервью», об обстоятельствах проведения этой встречи Ярославский святитель рассказал так: «Из

1 Архив УФСБ РФ по Республике Татарстан. Д. 2-18199. Т. 4. Л. 374.

1 Регельсон Л. Л. Трагедия Русской Церкви. С. 399. Имен присоединившихся к протесту епископов Лев Регельсон не приводит.

1 Протопресвитер Михаил Польский. Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и заграницей. Джорданвилль, 1948. С. 27.

212

Ярославля меня вызвали в Москву для свидания с митр[ополитом] Сергием. Я ехал свободно, а м[итрополит] Сергий, кажется, под охраной. Мы обменялись с м[итрополитом] Сергием телеграммами, где бы могли встретиться. Знакомых у меня в Москве не было, и я остановился в указанной мне гостинице. Туда ко мне явился епископ Амвросий Сергиевский и просил меня идти на свидание с митр[ополитом] Сергием. В то время, когда мы собирались идти, явился агент ГПУ и спросил меня, кто я такой, я назвался. "Прошу пожаловать Вас в ГПУ", — сказал агент. Спросил и епископа Амвросия, кто он, и его также пригласил в ГПУ. Когда мы вышли, он предложил нам сесть на извозчика и указал крыльцо на Лубянке, к которому нужно подъехать, а сам пошел вперед. В ГПУ нас разъединили в отдельные комнаты, где я пробыл часа полтора».

Викарий Московской епархии епископ Амвросий (Смирнов) действительно 13 мая 1926 года был задержан и допрошен уполномоченным 6-го отделения СО ОГПУ А. В. Казанским. Сохранились его показания, данные в тот день, в которых говорится о событиях, непосредственно предваривших попытку организовать встречу двух митрополитов без участия в ней представителей органов Госбезопасности. «Вчера и третьего дня, — показал епископ Амвросий, — по случаю приезда остановившегося у меня митроп[олита] Сергия, ночевавшего вчера у enfucKonaJАлексея Можайского, я пригласил некоторых епископов в числе 8. Пришли: Серафимы Угличский и Рыбинский, Алексей Готовцев, Алексей Палицын, Иннокентий <Летяев>, Павел Симбирский, Зиновий Тамбовский, Кирилл Таврический (по фамилии Соколов). Разговор шел о двух претендентах в местоблюстители»2. О содержании того разговора в протоколе допроса ничего не сообщается, но видно и так, что собравшиеся тогда в Москве иерархи заняли весьма активную позицию.

Обойти ОГПУ, однако, епископам не удалось. Через несколько лет священник Михаил Польский писал по этому поводу: «Агенты ГПУ от души хохотали, когда митрополит Сергий хотел устроить свидание с митрополитом Агафангелом вне стен ГПУ, где это свидание было назначено. Оба митрополита были на свободе, в Москве, но раньше, чем увидеться в ГПУ и в присутствии чекистов вести переговоры о правах своих на власть в Церкви (в связи с григорьевским расколом), встретиться не сумели. Над епископом, пытавшимся устроить

ГААОСО.  Ф.   1.  Оп.   2.  Д.  47561.  Л.   19—20.   Ксерокопия документа  предоставлена П. В. Кашшным (Екатеринбург).

1ЦА ФСБ РФ. Д. Р-43244. Л. 9.

эту встречу, они вдосталь смеялись, восклицая: "Ну и молодец! Нас хотел перехитрить!" И дали ему три года ссылки» .

Что же касается самого свидания двух митрополитов, то оно, согласно «Интервью», было описано Ярославским святителем так: «Когда меня позвали, я вошел в комнату, где находился Т[учков] с митр[ополитом] Сергием и стояли две стенографистки с письменными принадлежностями в руках. Я увидел, что отступления нет и перешел прямо к делу. Предложил митр[ополиту] Сергию признать меня Местоблюстителем, согласно ст. 8 Соборн[ого] определения 1917 года. Митр[ополит] Сергий, ответил, что он не помнит такой статьи, но не возражал. У меня, хотя и имелось это определение, но в то время не было с собой. В это время Т[учков] не вмешивался в разговор наш, но давал нужные бумаги и разъяснения. Я спросил, получил ли м[итрополит] Сергий письмо, в котором м[итрополит] Петр пишет, что сохраняет за собой Местоблюстителъство до окончания дела. Он ответил, что не помнит. Тогда я посмотрел на Т[учкова], и он достал мне сфотографированное письмо м[итрополита] Петра к нему (м[итрополиту] Сергию). Прочитав, м[итрополит] Сергий согласился, что было».

Здесь следует отметить, что в цитируемом «Интервью» не все производит впечатление достоверности. Непонятно, как митрополит Сергий мог вдруг запамятовать о письме митрополита Петра, если он сам не далее как за две недели до того (30 апреля) приводил выдержки из него в письме митрополиту Агафангелу. Митрополит Агафангел, в свою очередь, едва ли стал бы ссылаться на 8-ю статью соборного определения (на нее впоследствии стал ссылаться митрополит Сергий). Коль скоро речь идет об Определении 1917 года (очевидно, Определении «О правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России»), то Ярославский митрополит мог ссылаться на 12-ю статью, действительно говорившую в его пользу. Наименее же правдоподобно в «Интервью» изображено отношение святителя Агафангела к священномученику Петру.

«Я задал вопрос, как понимать слова м[итрополита] Петра "оставляю за собой Местоблюстительство до окончания моего дела". И мы начали обсуждать этот вопрос. Митр[ополит] Сергий согласился, что до осуждения. Тогда я дальше задал вопрос: "А вы знаете, что м[итрополит] Петр уже осужден на пять лет в концентрационный] лагерь?" М[итрополит] Сергий ответил, что нет. Тогда

1Священник Михаил [Польский]. Положение Церкви в Советской России. С. 38.

214

Т[учковым] дается дело м[итрополита] Петра и начал читать заключительное обвинение. <...> Чтение обвинения на меня произвело потрясающее впечатление. Он обвиняется в таких поступках, как попытка отравления епископа Бориса. Сначала купили одно средство, а потом решили, что это очень сильно действующее, и решили купить более слабое. Это подтверждает своими показаниями и м[итрополит] Петр».

То, что на митрополита Петра действительно возводились такие дикие обвинения, подтверждается документально. В обвинительном заключении по его делу, составленном 5 мая 1926 года уполномоченным Казанским, говорилось: «В ноябре месяце 1925 года епископу Борису РУКИНУ его секретарь АНДРОНОВ Владимир Васильевич сообщил, что один из знакомых АНДРОНОВА, а именно ПОПОВ Иван Сергеевич, предложил отравить БОРИСА для блага церкви цианистым калием, причем заявил, что на отравление он получил полномочия от "организации, поддерживающей митрополита ПЕТРА ". Затем ПОПОВ несколько раз возвращался к этой теме, не давая яда, так как, по его словам, необходимо было заменить цианистый калий более медленно действующим ядом, который должен был достать какой-то доктор, уехавший как раз в то время в КРЫМ»2. Трудно, однако, представить, что митрополит Агафангел поверил этой следовательской фантасмагории и попытался использовать ее в качестве подтверждения собственной правоты.

«После этого, — говорилось далее в «Интервью», — я предложил м[итрополиту] Сергию написать текст послания о передаче мне власти. М[итрополит] Сергий отказался написать послание и согласился сделать его в форме письма. После этого мы стали детально обсуждать текст письма. Т[учков] предложил ему бумаги и чернила писать это письмо, но м[итрополит] Сергий отказался, ссылаясь на неподходящую обстановку. Тогда предложили ему написать это письмо сегодня же по выходе из ГПУ, но м[итрополит] Сергий сказал, что ему сегодня в Нижний и пришлет оттуда. На просьбу м[итрополита] Сергия отсрочить вступление в должность Местоблюстителя, я сказал, что недельку отдохну, осмотрюсь и не буду принимать»3.

Обстоятельства и итог встречи двух иерархов в стенах ОГПУ, изложенные в «Интервью», в целом подтверждаются письмом митрополита Сергия митрополиту Агафангелу от 16 мая 1926 года. «При

1 ГААОСО. Ф. 1. Оп. 2. Д. 47561. Л. 20-21.

2 ЦА ФСБ РФ. Д. Н-3677. Т. 5. Л. 236.

J ГААОСО. Ф. 1. Оп. 2. Д. 47561. Л. 21.

нашей беседе в Москве 30 апреля (13 мая) с. г. Вы изволили указать мне, что, согласно примечанию к ст. 8 Определения Собора от 28.7(10.8).1918г. (Собрание Определений. Вып. 4. С. 7—8), Местоблюстителем Патриаршего Престола должен быть старейший из иерархов. Не имея под руками текста означенного Определения, мы приняли это за данное, и по дальнейших рассуждениях, пришли с Вами к соглашению, чтобы я передал Вам власть по окончании дела митрополита Петра (если оно кончится его осуждением)».

Здесь Заместитель приписывал Ярославскому митрополиту не только указание на конкретную статью, но даже и точную ссылку на страницы собрания соборных определений (вспомнить номера которых, не имея текста, мог только человек с блестящей памятью). Сделано это, очевидно, было для большей эффектности идущего вслед за тем заявления: «По прибытии же в Нижний я имел возможность прочитать самый текст Определения, и вот вижу, что память нам обоим несколько изменила, и мы построили наше соглашение на совершенно неверном основании, которое делает его недействительным».

Далее митрополиту Сергию не составило большого труда убедительно показать, что, согласно означенному Определению, права старейшего иерарха были далеко не столь широки, как заявлял митрополит Агафангел. Ярославский митрополит выставлялся во всей этой истории со ссылками на Собор в довольно неприглядном виде. Сам же Заместитель вновь вставал на позицию защитника попираемых прав заключенного Местоблюстителя и разъяснял митрополиту Агафангелу: «Митрополит Петр предан лишь гражданскому суду и сохраняет должность за собою; Вы можете быть его Заместителем лишь по его усмотрению». Митрополит Сергий веско возражал против будто бы выдвинутого митрополитом Агафангелом аргумента, что «теперь митрополит Петр уже не имеет власти, так как передал эту власть Коллегии; что за такую незаконную передачу он подлежит суду и можно его не признавать Местоблюстителем»1.

Был ли действительно Ярославским митрополитом выдвинут такой аргумент? Можно заметить, что в «Интервью» святителю Агафангелу приписываются еще более резкие слова о Местоблюстителе: «Я ведь не защищал м[итрополита] Щетра] и говорил, что он раскольник»2. Конечно, если митрополит Агафангел и вправду что-то подобное говорил, то можно об этом только сожалеть. Однако

Акты... С. 459-460. ; ГААОСО. Ф. 1. Оп. 2. Д. 47561. Л. 26.

216

уверенности в том, что дело обстояло так, как это изображалось митрополитом Сергием и явно сочувствовавшим ему составителем «Интервью», нет. Среди известных документов самого митрополита Агафангела какие-либо заявления с осуждением священномученика Петра не встречаются. Вообще слова о том, что кто-то из высших иерархов за свои действия «подлежит суду», что «он раскольник», не характерны для святителя Агафангела. Напротив, такой образ мыслей (и действий) очень характерен для митрополита Сергия. Вполне возможно, что митрополит Агафангел высказывал свое неудовольствие по поводу действий митрополита Петра в истории с григорианским выступлением (которые и в самом деле объективно не всегда были удачными, хотя и не по вине окруженного ложью Местоблюстителя). Вопрос о том, не интерпретировал ли Заместитель это неудовольствие на свой лад, мог бы разрешиться при помощи стенограммы беседы двух митрополитов, которая велась сотрудниками ОГПУ и, возможно, сохранилась в соответствующем архиве.

Тем временем митрополит Агафангел, ничего не зная о сделанном митрополитом Сергием открытии по части соборных постановлений и полагаясь на то, что соглашение между ними зафиксировано стенограммой, уже начал делать предварительные распоряжения в соответствии с ним. Митрополит Сергий же, отвергнув соглашение от 13 мая, в том же письме от 16 мая предложил митрополиту Агафангелу принять его в ином виде: «Впредь до окончания дела митрополита Петра <...> я сохраняю за собой полномочия Заместителя. Если дело кончится оправданием или освобождением митрополита Петра, я передаю ему власть, и Ваше Высокопреосвященство имеете тогда вести рассуждения уже с самим митрополитом Петром. Если же дело окончится осуждением, Вам предоставляется взять на себя инициативу возбуждения вопроса о предании митрополита Петра церковному суду»1. Фактически митрополит Сергий предлагал митрополиту Агафангелу взять на себя роль обновленцев, предавших в 1923 году «церковному суду» святого Патриарха Тихона. Нечего и говорить, что такое предложение для святителя Агафангела было глубоко оскорбительно.

Такое неприятное для церковных людей развитие событий явно устраивало органы ОГПУ. В подготовленном ими для Сталина обзоре политэкономического состояния СССР за апрель 1926 года (обзор датирован 22 мая) докладывалось: «В центре раскол тихо-

См.: Акты...С. 462.

'Тамже. С. 461.

новщины углубляется. Недавно вернувшийся из ссылки митрополит Агафангел объявил себя местоблюстителем патриаршего престола, выпустив соответствующее воззвание. Митрополит Сергий отказался подчиняться Агафангелу и сложить с себя полномочия, решив твердо отстаивать свои позиции. Группа московских епископов, учитывая авторитет Агафангела и каноничность его позиции (признанную таким канонистом, как протоиерей Гидулянов), послала к Агафангелу епископа Амвросия, чтобы убедить его в правоте митрополита Сергия.

Агафангел не признан ВВЦС. Его выступление вызвало смущение рядового духовенства Москвы, у черносотенного — возмущение.

Положение Сергия в Москве крепко. Нелегальная коллегия еписко-пов-сергиевцев продолжает управлять Московской епархией, развивая деятельность. Сергия поддерживают даниловцы, предпочитающие его находящемуся в заключении Петру, и черносотенный митрополит Серафим Чичагов.

Многочисленность претендентов в патриархи и неясность позиции епископата в целом обусловливает падение их авторитета. В Москве становится популярным лозунг: "Никому не верь, держись за общину"».

Очевидно, что в этом обзоре могли быть как преднамеренные, так и случайные искажения действительности (например, П. В. Гидулянов, бывший профессор церковного права Московского Императорского Университета, насколько известно, протоиереем никогда не был). Однако в целом ситуация обрисована в нем верно: положение митрополита Сергия в Москве было крепко. В результате 23 мая 1926 года он обратился к митрополиту Агафангелу уже со своеобразным ультиматумом: «Ярешительно отказываюсь от исполнения нашего соглашения и не считаю себя вправе передать Вам власть Местоблюстителя. Признавая все же по-прежнему законным носителем власти первого епископа митрополита Петра, а себя его законным Заместителем, я не могу молча наблюдать делаемые Вами попытки захватить эту власть, вовлекая нашу Церковь в новую смуту, и посему усердно и почтительно, но и настоятельно прошу Вас, Ваше Высокопреосвященство, немедленно отказаться от Ваших притязаний на должность Местоблюстителя, отменить выпущенное Вами в Перми послание и принять меры к возможному прекращению посеянного посланием смущения среди верующих. Наиболее же дейст-

1 «Совершенно секретно»: Лубянка— Сталину о положении в стране (1922—1934 гг.). Т. 4: 1926 г. М.: ИРИ РАН; ЦАФСБ РФ, 2001. Ч. 1. С. 251.

218

венной мерой было бы, конечно, издание нового послания. Но если это неудобно, то благоволите теперь же сделать архипастырское распоряжение по церквам Ярославской епархии о поминовении Местоблюстителя Петра, а равно и сами возобновите таковое поминовение при первом Вашем богослужении.

Если же Вам неугодно будет подчиниться этому моему, как заменяющего Патриаршего Местоблюстителя, распоряжению, то настоящим моим к Вам посланием, я, впредь до рассмотрения Вашего дела Собором епископов, освобождаю вас от попечения о Ярославской епархии, оставляя за Вами лишь титул и поручаю таковое попечение о епархии опять архиепископу Угличскому Серафиму в звании управляющего епархией».

В спровоцированном ОГПУ конфликте митрополит Сергий не ограничивался перепиской со святителем Агафангелом. Не меньшее значение он придавал привлечению на свою сторону российского епископата, чтобы действовать как бы от его лица. В первую очередь он пытался опереться на епископов, находившихся в Москве (но не только на них). 24 мая 1926 года в письме на имя управляющего Московской епархией епископа Алексия (Готовцева) Заместитель объявил о предании Ярославского митрополита суду архиереев и просил решить, «достаточно ли одного устранения от управления епархией или, в виду тяжести нарушения канонов и размеров произведенного соблазна, наложить на митрополита Агафангела запрещение в священно-служении впредь до решения его дела судом архиереев»2.

В результате, согласно сообщению митрополита Иоанна (Снычева), 24 архиерея вынесли по делу митрополита Агафангела следующее определение: «Если митрополит Агафангел не обратит внимание на последнее предупреждение митрополита Сергия, выраженное в его письме от 10/23 мая с. г., в котором он предлагает митрополиту Агафангелу отказаться от притязаний на местоблюстительство в Российской Православной Церкви, а по-прежнему будет стремиться стать Патриаршим Местоблюстителем, то в целях сохранения церковного единства и скорейшей ликвидации возникшего нового церковного раскола, считаем необходимым немедленно запретить митрополита Агафангела в священнослужении»'.

1 Акты... С. 465.

2 Там же. С. 469.

1 Митрополит Иоанн (Снычев). Церковные расколы... С. 135; Акты... С. 476—477. В книге «За Христа пострадавшие» выражается сомнение, что такое определение 24-х епископов в действительности существовало: «Трудно представить, какие это епископы согласились запретить в служении старейшего и авторитетнейшего митрополита, только что вернувшегося из далекой ссылки

В ситуации разрастающегося церковного нестроения святитель Агафангел, видя, что даже среди своих викариев он не встречает поддержки и, вероятно, убедившись наконец в несостоятельности своих прежних ссылок на определения Собора 1917—1918 годов, предпочел прекратить споры с митрополитом Сергием и 24 мая отправил ему телеграмму следующего содержания: «Продолжайте управлять Церковью. Я воздержусь от всяких выступлений, распоряжение о поминовении митрополита Петра сделаю, так как предполагаю ради мира церковного отказаться от местоблюстительства»1 .

Можно заметить, что в этой телеграмме митрополит Агафангел говорил о своем отказе от местоблюстительства в предположительном ключе, но видно, что для себя он этот вопрос в принципе уже решил. К такому решению его подталкивало, очевидно, и то, что сил (физических) для управления Церковью в столь тяжелых условиях у него оставалось все меньше и меньше (не следует забывать, что ему тогда шел уже 72-й год). Согласно «Интервью», о своих обстоятельствах конца мая 1926 года митрополит Агафангел рассказал так: «Возвратившись домой 29-го мая, я совершил Крестный ход. Было жарко. Со мною в дороге случился солнечный удар. По мнению врача, все обошлось благополучно только потому, что верующие мочили платочки и клали мне на голову. Дойдя до следующей церкви, я впал даже в обморочное состояние. После этого я почувствовал себя плохо. Начали дрожать руки и ноги. Сердце стало скверно работать. После этого я послал Евг[ению] Александровичу] через Ярославск[ое] ГПУ бумагу, что со мной случился удар, здоровье расстроилось, и я отказываюсь от Местоблюстительства. На другой день после этого явился ко мне агент из Ярославского ГПУ с предложением Т[учкова] явиться в Москву. Я начал отказываться, говоря, что я больной, служить нужно; да и, подумал себе, дорого обходится эта поездка. Но если отказаться добровольно, — повезут; и я решил ехать».

Настойчивость Тучкова понятна. Святитель Агафангел ради мира церковного был готов отказаться от местоблюстительства. Но задача ОГПУ состояла как раз в том, чтобы всячески препятствовать

___

за свое противостояние обновленцам» (Указ. соч. С. 36). О 24-х епископах, поддержавших митрополита Сергия в его противостоянии митрополиту Агафангелу, сообщают в частности григорианские источники. Епископ Борис (Рукин), по имени которого григорианство еще называлось «борисовщиной», имен этих, как он писал, «потерявших уважение ко всему святому» епископов не приводил, но указывал, что это были те же самые епископы (15 пребывавших в Москве и 9 украинских), которые до этого встали на сторону митрополита Сергия после запрещения им основателей ВВЦС (.Епископ Борис (Рукин). О современном положении Русской Православной Патриаршей Церкви. М.: Изд. автора, 1927. С. 13). 1 Акты... С. 467.

как была представлена его же позиция в письме митрополита Сергия от 30 апреля 1926 года. Тогда, как уже отмечалось, Заместитель писал митрополиту Агафангелу, что, узнав о его Пермском послании, митрополит Петр «совершенно определенно заявил, что считает обязательным для себя оставаться Местоблюстителем». Теперь же, спустя месяц, он не просто приветствовал появление другого Местоблюстителя, а делал это «с любовию и благожелательностью». В связи с возникающим здесь недоумением в книге «За Христа пострадавшие» делается предположение, что «письмо митрополита Петра от 22 апреля 1926 г. <... > относится только к попытке захвата власти архиепископом Григорием (Яцковским), а ни в коем случае не к митрополиту Агафангелу, как это изображает митрополит Сергий в своем письме последнему от 30 апреля 1926 г.» То есть заявление митрополита Петра о том, что он остается Местоблюстителем, объяснялось его желанием не допустить того, чтобы его отказом от должности (и автоматическим, вслед за тем, падением прав Заместителя) воспользовались григориане, а вовсе не стремлением воспрепятствовать митрополиту Агафангелу.

Что касается приводимого в вышеупомянутой брошюре протоиерея Н. Люперсольского свидетельства об отказе митрополита Петра передать власть митрополиту Агафангелу «ввиду отсутствия каких бы то ни было оснований к тому в завещании Святейшего», то в отношении него возникает вопрос: не был ли здесь приписан митрополиту Петру аргумент митрополита Сергия (последний на патриаршее завещание, действительно, активно ссылался). Как было на самом деле, что было известно священномученику Петру в апреле 1926 года о выступлении святителя Агафангела и действительно ли первоначально им было высказано нежелание передавать место-блюстительство Ярославскому митрополиту или нет, можно было бы однозначно установить, если бы точно было известно содержание его переписки с митрополитом Сергием от 22 апреля. Однако пока исследователи не располагают этими письмами.

До некоторой степени ясность в вопрос о том, какова же была весной 1926 года степень осведомленности и позиция митрополита Петра, позволяет внести его письмо Тучкову от 20 декабря 1932 года. В этом письме в частности говорилось: «Надеюсь, Вы припомните, что когда был прямо поставлен вопрос о местоблюстительстве в пользу митрополита Агафангела, то я в сторону не уклонился, я был единомыслящим с Вами. В данном случае не могло быть речи о каких-

либо затруднениях и препятствиях, потому что митрополит Агафангел считался вторым кандидатом на местоблюстительство, и из письма митрополита Сергия мне было известно, что он получил полную свободу»'. На основании этого письма можно заключить, что первоначально «вопрос о местоблюстительстве в пользу митрополита Агафангела» был поставлен перед митрополитом Петром не прямо. Из письма митрополита Сергия ему было известно, что митрополит Агафангел получил полную свободу. Однако при этом, очевидно, уверенности в том, что святитель Агафангел действительно вступил в отправление обязанностей Патриаршего Местоблюстителя, у священномученика Петра не было. Поэтому в той обстановке неопределенности, в которой его специально держали, митрополит Петр имел основания не спешить с объявлением о сложении этих обязанностей с себя с тем, чтобы в один момент Русская Церковь не оказалась вдруг вообще без Местоблюстителя.

Митрополит Сергий эту выжидательную позицию митрополита Петра интерпретировал как «совершенно определенное» заявление о нежелании передавать полномочия митрополиту Агафангелу. Здесь вспоминаются слова самого митрополита Сергия из его письма архиепископу Григорию (Яцковскому) от 8 февраля 1926 года по поводу доклада ВВЦС Патриаршему Местоблюстителю: «Каким бы сильным желанием правдивости ни был одушевлен доклад, все-таки это был доклад стороны заинтересованной, которая часто помимо своего желания видит то, чего нет, и не замечает того, что есть»2. Спустя два с половиной месяца митрополит Сергий описывал митрополиту Петру обстановку, а затем пересказывал его ответ, будучи сам такой же заинтересованной стороной.

Как бы ни обстояло дело с апрельским письмом митрополита Петра и интерпретацией его митрополитом Сергием, в мае 1926 года, когда Тучков счел момент подходящим для того, чтобы прямо поставить вопрос о местоблюстительстве в пользу митрополита Агафангела, митрополитом Петром никаких колебаний проявлено не было.

Исход спора святителя Агафангела с Заместителем, казалось бы, становился предрешенным. После того как сам митрополит Петр с любовию и благожелательностью приветствовал его вступление в отправление обязанностей Патриаршего Местоблюстителя, права Ярославского митрополита, вроде бы, были бесспорны. Новых возра-

1 Акты... С. 885. г Там же. С. 441

224

жений со стороны митрополита Сергия как будто бы уже не ожидалось. Незадолго до того (в письме от 16 мая) сам Заместитель, указывая митрополиту Агафангелу на то, что «митрополит Петр предан лишь гражданскому суду и сохраняет должность за собою», авторитетно замечал: «Вы можете быть его Заместителем лишь по его усмотрению». Теперь о таком своем усмотрении самим митрополитом Петром было прямо заявлено. Более того, в том же письме митрополит Сергий писал святителю Агафангелу: «Впрочем, завещание Святейшего, хотя оно уже и использовано для своей цели (Местоблюстителя мы имеем), и теперь не утратило для нас своей нравственно, а пожалуй, и канонически обязательной силы. И если почему-либо митрополит Петр оставит должность Местоблюстителя, наши взоры, естественно, обратятся к кандидатам, указанным в завещании, т. е. к митрополиту Кириллу, а потом и к Вашему Высокопреосвященству»1. Митрополит Петр, как можно было подумать, глядя на его письмо от 22 мая, оставлял должность Местоблюстителя, митрополит Кирилл по-прежнему находился в ссылке и встать во главе церковного управления не мог. Митрополиту Сергию только и оставалось, что обратить свои взоры на митрополита Агафангела.

О том, что произошло дальше, Ярославский святитель, согласно «Интервью», рассказал так: «Когда меня вызвали в ГПУ, Т[учко]в предложил мне собрать совещание епископов старого рукоположения. Но я не хотел собирать одних епископов старого рукоположения, т. к. скажут, что подобранное совещание, а нового рукоположения я не знаю. Т[учков] предложил мне собрать всех, т. к. он знает их адреса. Я просил непременно вызвать и м[итрополита] С[ергия], так <как без> него дело не окончится. Т[учков] предложил мне дать телеграмму. Я послал и ждал целых три дня. М[итрополит] С[ергий] не приехал. Жизнь в Москве обходилась мне очень дорого. За один № приходилось платить 7 руб. в сутки, и дольше я не мог. Т[учков] сообщил мне, что комнаты м[итрополита] П[етра] уже отпечатаны. Я пошел посмотреть в Сокольники; там агент ГПУ предложил мне принять канцелярию. Там оказалась небольшая кипа бумаг с наградными списками; еще и в столе что-то было, но я не смотрел. Я предложил живущему там монаху положить это в сундук и закрыл маленьким замочком. Фактически я ее не принимал. Т[учков] меня все уговаривал, чтобы я не отказывался»1.

1 Там же. С. 461.

1ГААОСО. Ф. 1. Оп. 2. Д. 47561. Л. 26-26 об.

225

4 июня 1926 года митрополитом Агафангелом митрополиту Сергию было отправлено письмо, в котором говорилось примерно то же самое, что и в приведенном отрывке «Интервью», только без всякого упоминания ОГПУ и Тучкова: «31 мая с. г. мною получено официальное письмо от Его Высокопреосвященства Высокопреосвященнейшего митрополита Петра, датированное 22 мая, о его полном согласии на мое вступление в отправление обязанностей Патриаршего Местоблюстителя. Желая об этом его решении сообщить Вашему Высокопреосвященству лично и предъявить Вам подлинник письма, я позволил себе пригласить Вас в Москву, причем имел намерение, по Вашем прибытии, пригласить по соглашению с Вами некоторых из пребывающих в Москве иерархов на совещание, причем хотел, чтобы это совещание происходило именно в Вашем присутствии. Вы не изволили прибыть, и это совещание не состоялось. А по сему я обязываюсь послать Вам копию письма Высокопреосвященного Петра и уведомить Вас, что 1 июня я принял Канцелярию Патриаршего Местоблюстителя».

История весенне-летней коллизии 1926 года достигла, таким образом, своей кульминации. В ОГПУ могли быть довольны своей работой. 1 июня в «Известиях» в рубрике «Среди церковников» была опубликована небольшая редакционная заметка с характерным подзаголовком «Борьба за власть». В заметке в частности говорилось: «Рост количества претендентов на так называемое местоблю-стительство патриаршего престола за последнее время принял анекдотические размеры. "Престол "-то один, а лиц и церковных учреждений, усевшихся на патриаршее кресло, — уже трое.

С одной стороны, функционирует высший временный церковный совет во главе с архиепископом Григорием, который получил церковную власть от митрополита Петра Крутицкого. С другой стороны, митрополит Сергий, объединяющий вокруг себя реакционные элементы. Он отказался выполнить постановление митрополита Петра о передаче власти ВВЦС и ведет с последним борьбу. В довершение ко всему этому на церковную арену всплыла небезызвестная фигура митрополита Агафангела Ярославского, который, в свою очередь, приступил к исполнению обязанностей местоблюстителя патриаршего престола на основании переданной ему Тихоном власти»1.

Православному читателю, далекому от места разворачивавшихся событий, было весьма не легко разобраться в них на основании этой заметки. Особенно трудно было понять, какова же здесь роль ми-

'См.: Акты... С. 472.

— Известия ЦИК. 1926. 1 июн. № 124 (2755). С. 4.

8 — 4724

226

трополита Агафангела. В отношении митрополита Сергия ясности вроде бы было больше. Данная ему характеристика «объединяющего вокруг себя реакционные элементы» указывала на то, что в противоположность 1922 году, когда он одним из первых уклонился в обновленчество, в 1926 году митрополит Сергий был в Православии тверд. Вероятно, немалому числу церковных людей в то время приходилось ориентироваться на основании «чтения между строк» подобных, заведомо тенденциозных заметок.

Ситуация осложнялась еще и тем, что в те же дни, когда митрополит Агафангел ждал ответа от митрополита Сергия, в Москве с 3 июня 1926 года проходил первый съезд сторонников григорианского ВВЦС. В собственных видах съезд объявил о признании Местоблюстителем митрополита Агафангела и обратился к нему с предложением возглавить ВВЦС. Ответа от святителя Агафангела григориане не дождались1. Однако бросить тень на святителя такое предложение вполне могло.

Митрополит Сергий тем временем продолжал игнорировать обращения митрополита Агафангела. Свое поведение в этой ситуации Заместитель несколько позднее объяснил тем, что был связан подпиской о невыезде из Нижнего Новгорода, а московского адреса митрополита Агафангела, по которому мог бы послать ему ответное письмо, не знал2. Вполне естественно, что ОГПУ не было заинтересовано в проведении нормального обсуждения вопроса о местоблю-стительстве на православном епископском совещании и в связи с этим не оказывало никакого содействия митрополиту Сергию в том, чтобы он мог на это совещание явиться. Однако создается впечатление, что митрополит Сергий и сам уже не стремился что-либо с митрополитом Агафангелом обсуждать. Не отвлекаясь на телеграммы и письма Ярославского митрополита, Заместитель именно в это время обращается к народному комиссару внутренних дел с просьбой о легализации Православной Русской Патриаршей Церкви . Одновременно среди епископата митрополитом Сергием был распространен проект декларации об отношении к гражданской

1 См.: Протоиерей Владислав Цыпин. Русская Православная Церковь: 1925—1938. С. 55. См.: Акты... С. 477.

Согласно «Актам....», данное обращение со стороны митрополита Сергия последовало 1 июня 1926 года (Указ. соч. С. 470-471). М. И. Одинцов датирует это обращение иначе: 10 июня (Русские Патриархи XX века: Судьбы Отечества и Церкви на страницах архивных документов. Ч. 1: «Дело» Патриарха Тихона; Крестный путь Патриарха Сергия. М.: Изд-во РАГС. 1999. С. 219—221). Вторая датировка выглядит предпочтительнее, поскольку прилагавшаяся к обращению декларация однозначно датируется 10-м числом июня, а эти два документа были поданы одновременно.

227

власти. В этом проекте в частности были такие слова: «Мы не можем замалчивать того противоречия, какое существует между нами, православными, и коммунистами-большевиками <...>, обещая полную лояльность, обязательную для всех граждан Союза, мы, представители церковной иерархии, не можем взять на себя каких-либо особых обязательств или доказательств нашей лояльности» .

По всеобщему убеждению, этот проект от 10 июня 1926 года явился одним из достойнейших документов в ряду подобных обращений 1920-х годов (особенно в сравнении с той декларацией, которая в итоге была опубликована митрополитом Сергием в июле 1927 года). Данный документ, появившийся в самый критический момент спора митрополитов Агафангела и Сергия, не мог не привлечь симпатий российских архиереев (и не только архиереев) на сторону последнего2. В подготовленном ОГПУ обзоре политического состояния СССР за июнь 1926 года на этот счет сообщалось: «На местах с получением воззвания Агафангела симпатии верующих были на его стороне и даже раздавались голоса, что Агафангел — "спаситель русской церкви от разрухи ", но, получивши разъяснение от своего духовенства в духе Сергиевского послания, переменили отношение к Агафангелу, объявив себя сторонниками Сергия»3.

Обеспечив себе своим обращением от 10 июня широкую церковно-общественную поддержку, митрополит Сергий 13 июня обратился к митрополиту Агафангелу с пространным письмом, призванным окончательно разрешить их спор. Заместителю необходимо было объяснить, на каком основании он, по сути, проигнорировал письмо митрополита Петра от 22 мая. И здесь им был выдвинут принципиально новый тезис в свою защиту: «По общему нашему убеждению, Ваше Высокопреосвященство не можете в настоящее время занять должность Местоблюстителя ни помимо митрополита Петра, как вы это пытались сделать, издав свое Пермское послание, ни через митрополита Петра, как это Вы надеетесь сделать теперь. В первом случае не можете потому, что не имеете на это звание и должность никаких лично Вам принадлежащих прав, как это стало очевидным по проверке указанных Вами ссылок. <...> Во втором случае потому, что митрополит Петр, передавший мне хотя и временно, но

1Акты... С. 474.

2Лев Регельсон сообщает, что, «ознакомив епископов со своим проектом, митрополит Сергий одновременно распространял версию о сговоре митрополита Агафангела с НКВД» (Трагедия Русской Церкви. С. 113). Однако каких-либо конкретных свидетельств о попытках Заместителя таким способом дискредитировать Ярославского митрополита Л. Регельсон не приводит.

1 «Совершенно секретно»: Лубянка - Сталину... Т. 4. Ч. 1. С. 390.

228

полностью права и обязанности Местоблюстителя и сам лишенный возможности быть надлежаще осведомленным о состоянии церковных дел, не может уже ни нести ответственности за течение последних, ни тем более вмешиваться в управление ими. С другой стороны, я (или кто будет после меня), восприяв на себя вместе с должностью Местоблюстителя и всю ответственность за правильное течение церковных дел, не могу относиться к распоряжениям митрополита Петра, исходящим из тюрьмы, иначе чем только как распоряжениям или, скорее, советам лица безответственного, т. е. могу принимать их к исполнению лишь под своею ответственностью постольку, поскольку нахожу их полезными для Церкви. Такое понимание смысла и последствий временной передачи Местоблюстителем своей должности, несомненное по существу, является для нас и практически необходимым, потому что только при нем мы можем считать обеспеченной каноническую устойчивость нашего церковноправительственного строя».

Это заявление, выявляющее отношение митрополита Сергия к замещаемому им митрополиту Петру, имело весьма далеко идущие последствия, о чем подробно пойдет речь в следующей главе. Резко обозначив свою отношение к распоряжениям заключенного Местоблюстителя вообще, Заместитель не прошел мимо и его письма от 22 мая, указывая на его «крайнюю и как будто намеренную неопределенность». Митрополит Сергий обращал внимание на то, что, с одной стороны, в письме митрополит Петр приветствовал вступление в должность Патриаршего Местоблюстителя митрополита Агафангела, но, с другой, сам подписал письмо как Патриарший Местоблюститель. «И вот, — резюмировал по этому поводу митрополит Сергий, — сознавая полную невозможность для себя быть в настоящем своем положении чем-нибудь полезным для Церкви, митрополит Петр предпочитает худой мир доброй ссоре: не отрекаясь от своих прав, он предоставляет Вам временно пользоваться должностью, но за собою оставляет право по выходе на свободу побеседовать с Вами "о дальнейшем возглавлении Церкви ", т. е. предъявить тогда Вам свои права, временно захваченные Вами».

Возмущение митрополита Сергия по поводу майского письма священномученика Петра выразилось предельно резко. Указав святителю Агафангелу на то, что за объявление себя Местоблюстителем при живом законном Местоблюстителе, он мог быть даже лишен сана, Заместитель следом провозгласил, что, «приветствуя подобное деяние, Петр <так!> сам становится соучастником его и тоже под-

229

лежит наказанию»1. Случайно или нет, но в явном раздражении митрополит Сергий писал здесь о митрополите Петре, не упоминая его сана, будто бы он уже был его лишен.

Как вскоре выяснилось, все эти громкие, дерзкие и впоследствии вполне опровергнутые жизнью заявления Заместителя о священномученике Петре как о «лице безответственном», «сознающем полную невозможность для себя быть в настоящем своем положении чем-нибудь полезным для Церкви» и даже «подлежащем наказанию», были совершенно излишними. В силу принятых тогда святителями Агафангелом и Петром решений, митрополит Сергий мог уже спокойно продолжать «пользоваться должностью» сам, но он еще об этом не знал и понапрасну строил домыслы о побуждениях Патриаршего Местоблюстителя.

Можно заметить, что сама Церковь рассудила, кто в итоге оказался в своем положении для нее более полезным, заключенный митрополит Петр или находившийся на свободе митрополит Сергий, канонизировав именно первого из них. По поводу же приписанного Заместителем священномученику Петру намерения «предъявить свои права» святителю Агафангелу по выходе на свободу разъяснения дал сам митрополит Петр, в своем послании от 1 января 1927 года. Действительно, священномученик Петр в письме от 22 мая полностью не отрекался от своих прав, но вовсе не с тем, чтобы предъявить их затем митрополиту Агафангелу, как думал митрополит Сергий. «Вопрос же об окончательной передаче этих <местоблюстительских> обязанностей, — разъяснял святитель Петр, — я предполагал выяснить по возвращении Высокопреосвященнейшего митрополита Кирилла, которому в марте-апреле истекал срок ссылки»2. Как уже отмечалось, у митрополита Петра были основания опасаться такого развития событий, при котором он от местоблюстительских прав уже бы отказался, а митрополит Агафангел их еще бы не воспринял (или был бы лишен возможности их воспринять). Русская Церковь в результате оказалась бы обезглавленной.

Узнав, что митрополит Кирилл не возвратился, священномученик Петр в письме от 9 июня 1926 года подтвердил передачу местоблюстительства святителю Агафангелу или, как писал профессор И. А. Стратонов, — «уже формальным актом осуществил это принципиальное решение»1. Этот его акт лишний раз показал всю несправедливость подозрений митрополита Сергия о существовавшем

"Акты... С. 478-479.

; Там же. С. 493.

' Стратонов И. А. Русская церковная смута. С. 138.

ГААОСО. Ф. 1. Оп. 2. Д. 47561. Л. 27 об. Ксерокопия документа предоставлена П. В. Кап-линым (Екатеринбург). : Акты... С. 493.

¦' «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину... Т. 4. Ч. 1. С. 643. 'т„. •*„ Ч  7 С 728.

как было показано, писал митрополиту Сергию еще в письме от 4 июня 1926 года.

Впрочем, нельзя исключать и того, что речь в процитированном отчете ОГПУ шла о каком-то другом совещании епископов, также не состоявшемся из-за отказа митрополита Сергия в нем участвовать. Крайне заинтересованным в развитии темы противостояния митрополитов    Агафангела    и    Сергия    органам    ОГПУ,    лично Е. А. Тучкову не составило бы особого труда осенью 1926 года обратиться к Заместителю с новым предложением о проведении епископского совещания для решения вопроса о местоблюстительстве. Сообщение о том, что такое обращение с их стороны было, в конце 1926 — начале 1927 года прошло в зарубежной печати. В заметке «К положению Православной Церкви в России» управляющий канцелярией Карловацкого Архиерейского Синода Е. И. Махароблидзе писал: «Тучков особенно настаивал на возглавлении митрополитом Агафангелом, который, как преданный суду епископского сословия, не может принять власти, и предлагал митрополиту Сергию устроить совещание епископов во Владимире, с тем чтобы на нем власть была передана митрополиту Агафангелу. Митрополит Сергий изъявил согласие на совещание во Владимире, но сказал при этом: "Мы соберемся 12 архиереев и произведем суд над митрополитом Агафангелом ". Совещание не состоялось»1. Ексакустодиан Иванович не указывал в своей статье источник сообщаемой им информации («по полученным достоверным сведениям»). Он даже не говорил, когда произошли вышеописанные события (видимо, «достоверные сведения», которыми он располагал, об этом умалчивали). Однако нечто подобное изложенному им действительно могло иметь место. Тучков вполне мог выступить с такой заведомо неприемлемой для Заместителя инициативой с тем, чтобы после его отказа и далее иметь основание в отчетах начальству продолжать муссировать полюбившуюся тему. Последний раз тема спора двух митрополитов о правах на управление Церковью прозвучала в датированном 24 декабря 1926 года обзоре за ноябрь месяц: «Митрополит Сергий, отказавшись от созыва совещания епископов для передачи права местоблюстительства Агафангелу, склонен был принять меры к легализации управляемой им церкви на условиях, приемлемых для советского правительства. Однако под давлением наиболее активных черносотенных церковников он

 1. Церковные ведомости. (Сремские Карловцы). 1926. № 23-24 №114-115,. С. 9. Статья посвящена главным образом теме ареста митрополита Сергия и преемства высшей церковной власти в связи с этим арестом.

233

вынужден действовать в направлении избрания патриархом бывшего Казанского митрополита Кирилла, находящегося сейчас в ссыпке» . Только после того как открылась возможность переключить внимание руководства на новую «горячую» церковную тему (тайные выборы Патриарха), ОГПУ перестало обыгрывать в своих обзорах политического состояния страны события, связанные с коллизией митрополитов Сергия и Агафангела.

Свой интерес в этой истории пытались найти и обновленцы, не упускавшие никакой возможности скомпрометировать «тихоновщину» в глазах верующих. В их освещении участниками событий (митрополитами Петром, Сергием и Агафангелом) двигала едва ли не исключительно одна лишь «жажда власти». В статье «История тихоновских местоблюстителей перед Соборной правдой» обновленческий автор, скрывший свое имя под инициалами И. Р., начав с описания борьбы митрополита Сергия с григорианами и на свой лад процитировав известную резолюцию митрополита Петра от 1 февраля 1926 года, писал далее: «Так, вместо одного местоблюстителя появилось уже их пять: митрополит Петр, не пожелавший, как видно из приведенной резолюции, совсем расстаться с властью и почетом, три вновь назначенных (архиепископы: Николай, Димитрий и Григорий) и пятый — митрополит Сергий, который также не захотел признать назначения, вместо него одного, тройки». В действительности, тройка указанных архиепископов была призвана к исполнению обязанностей Местоблюстителя именно в составе коллегии, а не каждый по отдельности, так что с арифметикой в статье обновленческого автора было не все ладно, но его это особо не смущало.

«Но, видно, пятерки заместителей для тихоновщины мало, — продолжал свои разоблачения обновленческий «правдолюбец». — Появился шестой, действительнее всех действительных. Это уже известный нам митрополит Агафангел, который на старости лет бросился в тот же омут тихоновской анархии. "Мы, имея в настоящее время возможность осуществить", пишет он 18апреля 1926г., "возложенные на нас обязанности патриаршего местоблюстителя, вступили в управление Православною Церковию ".

На чем же основывает митрополит Агафангел свое выступление? Увы!Все на том же антиканоническом назначении, свившем прочное гнездо в практике староцерковников. Он вспоминает, как Змая 1922 года его назначил б. патриарх Тихон своим заместителем. Пусть

1 «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину... Т. 4. Ч. 1. С. 829.

234

после этого б. патриарх Тихон и сам управлял и назначил себе другого преемника — Петра, а этот, в свою очередь, назначил своих преемни-ков> — все это для митрополита Агафангела не имеет значения. Для него священна воля б. патриарха Тихона только тогда, когда она касается его, Агафангела, а выразившаяся в 1925 году назначением Петра — для него ничто. < Обновленческий разоблачитель умалчивал о том, что в том же самом завещательном распоряжении святителя Тихона, в котором шла речь о митрополите Петре, прежде говорилось о митрополите Агафангеле. Читателю об этом лучше было не напоминать. > Он знать не знает ни Петра, ни его преемников: ведь он еще раньше них назначен. Соответствует ли эта система назначения соборному определению о местоблюстителях патриаршего престола, — это не интересует митрополита. Он слишком истосковался по власти, чтобы на такие мелочи обращать внимание. "Жажда власти мутит ясность мысли ", и митрополит в следующих словах обосновывает свое право на заместительство: "по определению Собора 1917— 18 гг., пишет он, в случае кончины патриарха, в права и обязанности местоблюстителя патриаршего престола вступает старейший по сану и хиротонии иерарх, каковым в настоящее время является наше смирение ". Таких строк на самом деле нет в соборном определении о местоблюстительстве».

В определении «О Местоблюстителе Патриаршего Престола» таких слов действительно не было. Но нечто подобное можно было прочитать в определении «О правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России». Однако обновленческому автору, конечно, было не до таких изысканий, объясняющих ошибку святителя Агафангела. Вместо этого он с пафосом восклицал: «Как решился старец митрополит так извращенно толковать правило? <... > Неужели он надеялся, что его не проверят и не уличат в данном разе? <...> Однако на этом история местоблюстителъства митрополита Агафангела не закончилась. Вскоре она получила продолжение, опять-таки достаточно характерное для тихоновщины. 10 мая 1926 года митрополит Петр выпустил следующий приказ <...>». Пущенная здесь в ход сомнительная версия «приказа» митрополита Петра от 10 мая уже была процитирована выше.

Приведя текст «приказа», автор статьи продолжал: «Не известно, был ли обрадован таким мандатом старец-митрополит, только, кажется, поздравить его не с чем. В самом деле, к чему мандат, когда митрополит уже успел сам себя объявить местоблюстителем (18.1V.26)? Подписанный митрополитом Петром документ о новой передаче местоблюстителъства показывает, что все уверения ми-

Глава 2.

трополита Агафангела, что именно он имеет законное право на ме-стоблюстительство, только пустые слова. Да и что за радость получить мандат путем неканоническим, через назначение, да еще и от источника, который сам в себе не имеет того, что дает».

Очевидно, что не ревность о канонах и не забота об исторической правде двигали обновленческим автором. Он ничего не писал о добровольном отказе святителя Агафангела от своих прав ради мира церковного, что очень уж не похоже на поступок человека, «слишком истосковавшегося по власти». Эффект от разоблачительной статьи мог бы сильно умалиться, поэтому ее автор предпочел указать, что «дальнейшая история писаний тихоновских архиереев о местоблюстительстве» ему «не известна»1.

Впрочем, его знания здесь действительно могли быть ограничены. О скандальном письме митрополита Сергия от 13 июня 1926 года обновленческий автор, судя по всему, и вправду не знал. Можно представить, с каким злорадством он расписал бы в своей статье про содержавшиеся в нем угрозы лишения сана митрополитов Агафангела и Петра.

Из православных авторов одним из первых сравнительно подробно описал события апреля—июня 1926 года митрополит Елевферий (Богоявленский) в своей книге «Неделя в Патриархии». Конечно, он описывал их совсем не так, как автор обновленческий, и его оценка этих событий звучала подчеркнуто оптимистично: «Было бы ошибочно видеть в этом процессе какую-либо борьбу за власть. Когда Церковь в опасности, тут не до греховной борьбы. Да и первоие-раршество там — тяжесть и великий подвиг. Все три иерарха были исполнены искреннею болезнию сердца за благо и мир страждущей Церкви. <... > Всем ходом дела создавалась повышенная духовная атмосфера, продолжительно державшийся подъем нравственных сил»2.

В какой мере можно согласиться с такой оценкой? Что касается святителей Петра и Агафангела, то они и впрямь всем ходом дела показали, что ими двигали не какие-то властолюбивые устремления, а исключительно радение о благе и мире церковном. У обоих святителей была возможность настаивать на своих правах, но вести «борьбу за власть» они не желали. Именно благодаря тому, что по своему духовному устроению они не были властолюбцами, блестяще задуманная Е. А. Тучковым интрига сорвалась: учинить в Русской Церкви еще один раскол не удалось.

1 Украшський православний благовгсник (Харьков). 1927. 15 дек. № 24. С. 350—351. ; Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 245—246.

238

осуществленного при активном участии ОГПУ. Митрополит Сергий, изображаемый в газетах как «объединяющий вокруг себя реакционные элементы» и, действительно, выступавший с проектом весьма достойного обращения к властям от имени Церкви, выглядел на этом фоне значительно более привлекательно. В сознании, надо полагать, немалого числа православных выступления григорианских раскольников и святителя Агафангела по недоразумению выстраивались как звенья одной цепи. Соответственно и противодействие им Заместителя оценивалось в одном ключе. Так, например, в составленной осенью 1927 года (то есть уже во второе заместительство митрополита Сергия) записке «Пятнадцать пунктов — мнение трех ссыльных епископов» говорилось: «М[итрополит] С[ергий] в первый раз получил первосвятительские права непосредственно от м[итрополита] П[етра] и потому с Божией помощью тогда мудро действовал и во внутрицерковных делах (дело Григория, Агафангела), и в переговорах с правительством, составил вполне приемлемую и не унизительную для церкви декларацию и наметил правильный способ ознакомления с ней православных»1.

Были, однако, и такие иерархи, которые свидетельствовали о своих симпатиях святителю Агафангелу (нередко, правда, post fac-tum). Выше уже говорилось о позиции, занятой архиепископом Варлаамом (Ряшенцевым). Епископ Андрей (Ухтомский) на собрании благочинных, состоявшемся 3 июля 1926 года в Уфе, на вопрос, кого он считает законной церковной властью над собой, заявив, что не считает митрополита Петра «способным понимать церковную жизнь», и весьма нелестно отозвавшись о митрополите Сергии («с распутинцами он был распутинец <...>, с живоцерковниками он стал живоцерковником <...>»), сказал: «Митрополита Агафангела я считаю человеком умным и духовно благородным, но, как слышно, он по старости впал в детство, а <по> бескорыстию отказался от власти»1. Позднее, в 1928 году, епископ Андрей написал брошюру «О радостях митрополита Сергия», в которой события 1926 года были прокомментированы следующим образом: «Петр по своей природной ограниченности оставил после себя около десяти заместите-

1 «Дело митрополита Сергия». С. 56—57; Архив УФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской обл. Д. П-81782. Т. 4. Л. 148 об.

Зеленогорский М. Л. Жизнь и деятельность архиепископа Андрея (князя Ухтомского). М.:Терра, 1991. С. 194. Здесь следует помнить об обстоятельствах самого епископа Андрея, принявшего в августе 1925 года миропомазание у беглопоповцев и, согласно свидетельству митрополита Сергия, запрещенного за это в служении митрополитом Петром (см.: Православная Энциклопедия: Т. 2. С. 364).

лей, из которых первым стоит митроп[олит] Агафангел Ярославский (и самый достойнейший), и только изумительная ловкость рук позволила митр[ополиту] Сергию фактически, почти захватным путем, утвердиться ныне заместителем митроп[олита] Петра и добиться первенства в своем собственном Синоде и стать во главе Русской Церкви»'.

В качестве Патриаршего Местоблюстителя святителя Агафангела в 1926 году признал епископ Старобельский Павел (Кратиров). Судить об этом можно по составленным им в феврале 1928 года «Наших критических замечаниях по поводу второго послания митрополита Сергия» (имеется в виду его послание от 31 декабря 1927 года2). В этих «Замечаниях» епископ Павел писал: «Мы лично смотрели и в настоящее время смотрим на митрополита Сергия только как на захватчика высшей церковной власти, которая по праву должна принадлежать митрополиту Агафангелу. <...>

Митрополит Сергий начинает свое послание заявлением, что "Сам Господь возложил на него великое и чрезвычайно ответственное дело — править кораблем нашей Церкви в такое время... ". "Можем не обинуясь исповедать, — говорит он, — что только сознание служебного долга пред церковью не позволило нам, подобно другим, уклониться от выпавшего на нашу долю столь тяжкого жребия ".

Какая неправда, сугубо преступная в устах епископа, занимающего даже первосвятительский пост. Как это заверение митрополита Сергия расходится опять же с его поведением и действительностью. Допустим, что он во имя долга принял от митрополита Петра временное заместительство. <...> Но что же скажет он в оправдание своего поведения со времени возвращения законного Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Агафангела. Не он ли прилагал все меры к тому, чтобы лишить того возможности стать во главе управления ? Не он ли отдал его под суд епископов за одну только попытку осуществить свое право, несмотря на определенно выраженную волю митрополита Петра, чтобы возглавил Русскую Церковь именно митрополит Агафангел ? Не он ли одно время готов был судить самого Местоблюстителя митрополита Петра за признание им митрополита Агафангела, а в другое сам закрепляет свое положение его действительным или измышленным Пермским посланием. Поистине можно сказать, что если бы все православные иерархи знали все то, что было содеяно митрополитом Сергием за это время (за время борьбы его за

1 ЦА ФСБ РФ. Д. Р-40748. Л. 46. 'См.: Акты... С. 547-551.

240

власть с митрополитом Агафангелом), то ему не пришлось нести того тяжелого креста, о котором он пишет в своем послании. Только именно благодаря малой осведомленности окраин в том, что делается в центре, о чем говорит далее митрополит Сергий как о прискорбном явлении в церковной жизни, и дана ему возможность "возложить на себя этот крест ". Ссылка на Господа, таким образом, совершенно здесь неуместна и даже кощунственна» .

Действительно, то обстоятельство, что на окраинах не успевали отслеживать развитие событий в центре, сыграло немалую роль в рассматриваемой истории. Многие, очевидно, узнали уже как о свершившемся факте, что митрополит Агафангел получил возможность вступить в исполнение местоблюстительских обязанностей, вступил было, но уже от этого отказался. Некоторые из периферийных епископов в недоумении обращались к святителю Агафангелу с вопросом, «действительно ли он отказался от возглавления Русской Церкви и поступил ли по добровольному соглашению». Такой вопрос был задан ему, к примеру, архиепископом Ростовским (на Дону) Арсением (Смоленцем) в письме от 16 августа 1926 года. Тогда, согласно сведениям, содержащимся в Деянии митрополита Сергия от 29 марта 1928 года, Ярославский митрополит в ответ «буквально начертал 9/22 августа 1926 г. следующее: "Да, Высокопреосвященнейший Владыко, действительно отказался я от местоблюстительства Патриаршего Престола и отказался по собственному своему произволению, что и удостоверяю своей подписью "»

Из отдельных епархий к митрополиту Агафангелу направлялись посланники с целью выяснения его позиции. Так, из Уфы был послан епископ Питирим (Лодыгин или Ладыгин, в схиме Петр). Послан он, правда, был не столько по делу митрополита Агафангела, сколько по делу епископа Андрея (Ухтомского), ставленником которого являлся3. В итоге, вернувшись в свою Уфимскую епархию, епископ Питирим, согласно обновленческому источнику, распорядился поминать: «Восточных Православных Патриархов, местоблюстителя патриаршего престола митрополита Агафангела и далее по чину». Свое посещение митрополита Агафангела уже схиепископ Петр описал позднее так: «Я <...> лично поехал в Ярославль, и он мне

1 Иванов П. Н. Новомученик Российской Церкви Святитель Павел (Кратиров). Казань: Тан, 1992. С. 9,11-12. ! Акты...С. 590. См.: Зеленогорский М. Л. Жизнь и деятельность архиепископа Андрея (князя Ухтомского).

Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви (Москва). 1928. № 1. С. 4.

сам объяснил свое положение и сказал, что теперь действительно остается каноническое управление за Кириллом и временно, до прибытия Кирилла, за митрополитом Петром. Сергия и Григория он не признавал. Я его спросил: как же нам быть дальше, если ни Кирилла, ни Петра не будет? Кого же мы должны тогда поминать? Он сказал: "Вот еще есть канонический митрополит Иосиф, бывший Угличский, который в настоящее время в Ленинграде. Он был назначен Святейшим Патриархом Тихоном кандидатом в случае смерти Патриарха, меня, Кирилла и Антония ">>. Достоверность данного сообщения, конечно, может быть поставлена под вопрос (особенно в той его части, где речь идет о митрополите Иосифе2). Однако то, что святитель Агафангел считал управление Русской Церковью митрополитом Сергием явлением определенно неканоничным, подтверждается и другими источниками (главным из них является известное обращение Ярославских иерархов от 6 февраля 1928 года, о котором ниже речь пойдет особо).

События, связанные с попыткой святителя Агафангела возглавить Русскую Церковь, пронеслись довольно стремительно. Можно полагать, что если бы была возможность в начале лета 1926 года, известив широкие слои российского епископата обо всех обстоятельствах дела митрополита Агафангела, спокойно опросить иерархов, чьи права на местоблюстительство им кажутся более предпочтительными, итог этого дела был бы несколько иным. Однако ситуация была экстремальной, и иерархам приходилось думать не столько о том, кто из претендентов на высшую церковную власть имеет больше прав на нее, сколько о том, кто из них сможет лучше оградить Церковь от происков ОГПУ. Причем решать нужно было как можно быстрее. В 1926 году той активной части православного епископата, которой пришлось выносить решение, митрополит Сергий показался наиболее приемлемым кандидатом из возможных. Святитель Агафангел многими был просто не понят. Некоторые из тех, кто не понял его в 1926 году, впоследствии переосмыс-

1 Краткое описание биографии мене, недостойного схиепископа Петра Ладыгина. Цит. по:
Мосс В. Православная Церковь на перепутье (1917—1999). С. 135—136.

2 Как мягко замечает о воспоминаниях епископа Питирима-Петра М. Л. Зеленогорский, они
«носят в некоторой степени легендарный характер» (Жизнь и деятельность архиепископа Андрея (князя Ухтомского). С. 104). Однако представление о том, что Патриарх Тихон еще в 1918 году назначил тогда еще епископа Угличского Иосифа своим заместителем, в среде «иосифлян» действительно существовало (см.: Шкаровский М. В. Иосифлянство. С. 30). Конечно, полностью исключать возможность такого назначения нельзя: содержание тайного патриаршего завещания 1918 года неизвестно. Однако это распоряжение о преемстве церковной власти святителем Тихоном затем как минимум трижды (в 1922, 1923 и 1925 годах) заменялось другими, и трудно представить, что в 1926 году митрополит Агафангел мог бы на него ссылаться.

лили значение его выступления. Архиепископ Серафим Угличский, например, писал в 1928 году митрополиту Сергию о Ярославском митрополите, что «и пермское его воззвание было актом его ревности о спасении Церкви»1. Однако сам святитель Агафангел крайне тяжело переживал тот факт, что его ревность о спасении Церкви вызвала столько недоумений. Это наложило свой отпечаток и на последующие его действия.

Подвести итог рассмотрению событий весны—лета 1926 года можно следующим образом. Выступление митрополита Агафангела хотя и было спланировано ОГПУ, вовсе не явилось результатом каких-то властолюбивых устремлений Ярославского святителя. Однако крайняя сложность ситуации препятствовала осуществлению его благих намерений. Между митрополитом Агафангелом и значительной частью церковного общества обнаружилось явное недопонимание, хотя находились и сторонники возглавления Русской Церкви святителем Агафангелом. Разрешить недоумения в спокойной обстановке оказалось невозможным. Стиль же выяснения отношений, который навязывал митрополиту Агафангелу митрополит Сергий (с угрозами прещений и т. п.), для Ярославского святителя был неприемлемым. В результате, проявив истинное величие духа, святитель Агафангел отказался от своих прав на местоблюстительство и тем самым уберег Церковь от разрастания новой смуты.

Выступление Ярославской оппозиции 1928 года. Его обстоятельства и значение

Потрясения, пережитые старейшим иерархом Русской Церкви весной—летом 1926 года, заставили его на время отойти от активной церковной деятельности. В информационной сводке местного представительства ОГПУ от 1 августа 1926 года о церковных делах в Ярославской епархии было сказано: «В жизни духовенства необходимо, прежде всего, отметить поражение Агафангела в его притязаниях на место патриаршего местоблюстителя. Его соперник Сергеи <так> Нижегородский одержал верх, и митрополиту Агафангелу пришлось удовлетвориться Ярославской епархией. Потерпев неудачу в своих планах, Агафангел затих и занялся исключительно служением

1 Акты... С. 572.

243

торжественных богослужений в г. Ярославле и губернии по приглашению общин»1. Согласно показаниям протоиерея Димитрия Смирнова (письмоводителя Ярославской митрополии с конца 1926 года), степень отстранения Ярославского святителя от дел в тот момент была еще большей: «Поскольку Агафангел увидел, что против него Сергий и другие, расстроился и, отказавшись стать главой Тихоновской церкви, уехал из Ярославля в деревню и до конца 1926 года не показывался и в Ярославль»2.

Причина отъезда митрополита Агафангела, однако, заключалась не только в его «расстройстве». Тому, чтобы он «затих», прямо способствовали сами органы ОГПУ. Планы Тучкова по его использованию в деле организации нового церковного раскола не осуществились, в том же, чтобы дать ему возможность нормального епархиального служения, власти явно заинтересованы не были. В результате, не получив прописки в Ярославле, святитель Агафангел был вынужден удалиться из своего кафедрального города и поселиться в одной из окрестных деревень3.

Митрополит Сергий, убедивший тогда основную часть российского епископата в том, что он сможет управлять Церковью более эффективно, чем митрополит Агафангел, престарелого Ярославского святителя, похоже, всерьез уже не воспринимал и иронически именовал его в своем кругу «Агафьей». Такое прозвище даже вызвало подозрения у бдительно следивших за внутренней церковной жизнью сотрудников 6-го отделения СО ОГПУ. На допросе 20 декабря 1926 года уполномоченный отделения А. В. Казанский спрашивал митрополита Сергия: «Почему и Вы, и <архиепископ> Корнилий <Соболев> называли митрополита Агафангела "Агафьей"? Не является ли это секретной кличкой?» Ответ Заместителя был таким: «Нет, это просто шутка, так прозвал его какой-то сибирский епископ»4. Видимо, суровая обстановка тех лет многих приучила к тому, что стоящий во главе церковного управления иерарх должен уметь действовать очень решительно, если не сказать — жестко. Митрополит Агафангел в событиях 1926 года повел себя иначе и в результате стал объектом таких «шуток».

1 ЦДНИ Ярославской обл. Ф. 1. Оп. 27. Д. 2377. Л. 178. (Материалы книги «Ради мира церковного». Текст документа предоставлен Е. В. Большаковой (Ярославль).)

1Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1.Л. 111.

J См.: Новомученики и исповедники Ярославской епархии. Ч. 1: Митрополит Ярославский и Ростовский Агафангел (Преображенский) / Под ред. прот. Н. Лихоманова. Тутаев: Правосл. Братство св. блгв. кн. Бориса и Глеба, 2000. С. 51—52.

4 ЦА ФСБ РФ. Д. Р-31639. Л. 58.

Когда в конце того же года митрополит Сергий, не оставив себе заместителя, был арестован, святитель Агафангел не стал использовать, казалось бы, удобный момент для того, чтобы снова заявить о своих правах на возглавление Русской Церкви. Он не возражал против вступления в должность Заместителя Патриаршего Местоблюстителя сначала своего бывшего викария архиепископа Иосифа (ставшего к тому времени уже митрополитом Ленинградским), а затем уже викария действительного — архиепископа Серафима (Самойловича). Есть основания думать о наличии у ОГПУ расчетов спровоцировать трения между ними. В конце декабря 1926 года святитель Агафангел, получив разрешение властей, вернулся из своего деревенского полузатвора в Ярославль и приступил к непосредственному управлению епархией1. С канонической точки зрения, отношения между ним и архиепископом Серафимом в тот момент стали крайне двусмысленными. Мог возникнуть вопрос, кто кому должен подчиняться в Ярославской епархии. Как прокомментировал сложившееся тогда положение протоиерей Д. Смирнов, «снова в Ярославле получился курьез»2. Однако оба святителя в этой непростой ситуации повели себя очень тактично, и никаких осложнений между ними не возникло. Это видно даже из информационной сводки, подготовленной для Ярославского губкома партии местными органами ОГПУ (у которых не было никаких резонов замалчивать внут-рицерковные проблемы). В сводке от 15 февраля 1927 года говорилось: «В связи с назначением Серафима Угличского на пост заместителя местоблюстителя патриаршего престола среди тихоновского духовенства идут разные толки и разговоры, в большинстве своем такого сорта, что местоблюстителем нужно быть Агафангелу, а не Серафиму, который молод, высшего духовного образования не имеет, человек слабовольный и авторитетом не пользуется. Митрополит Агафангел на разговоры о назначении Серафима отвечает с улыбкой, из чего можно заключить, что в душе он остался недоволен этим назначением, считая Серафима неподходящим, а себя обиженным. Из разговоров Агафангела также видно, что Серафим просил его о помощи в деле управления церковью и что часто обращается к нему за советами. Отсюда можно понять, что фактически церковью управляет Агафангел, а Серафим является не больше как ширмой»1.

1 См.: Новомученики и исповедники Ярославской епархии. Ч. 1. С. 52.

2 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 111.

1 ЦДНИ Ярославской обл. Ф. 1. Оп. 27. Д. 2380. Л. 259. (Материалы книги «Ради мира церковного». Текст документа предоставлен Е. В. Большаковой (Ярославль).)

245

Сотрудники центрального аппарата ОГПУ, составлявшие информационные обзоры уже для высшего партийного руководства, пытались, было, изобразить, что в Русской Церкви назревает новый конфликт, но и они не смогли найти повод развить всерьез эту тему. Так, в обзоре политического состояния СССР за январь 1927 года сообщалось: «Часть тихоновцев по-прежнему отрицательно относится к временному местоблюстителю Серафиму Угличскому, считая, что викарный епископ (Серафим) не должен властвовать над епархиальным (Агафангел) и что положение церкви теперь хуже и безнадежнее, чем это было во время ареста Петра Крутицкого»1. В следующем же обзоре, за февраль, было сказано: «Отношение белого духовенства и епископата к митрополиту Агафангелу несколько изменилось в более благоприятную для последнего сторону. Так, некоторые реакционные епископы обратились к исполняющему должность местоблюстителя Серафиму с предложением передать власть Агафангелу. Серафим уступить власть отказался, однако пытается наладить хорошие отношения с Агафангелом»'\

Существует свидетельство, что в тот момент святителя Агафангела в своих интересах вновь пытался использовать Е. А. Тучков, предложив ему встать во главе Русской Церкви при условии подчинения ее внутренней жизни контролю ОГПУ. Сообщение об этом содержится в очерке Е. В. Апушкиной «Крестный путь преосвященного Афанасия (Сахарова)»: «Перед тем как митрополит Сергий стал заместителем Местоблюстителя, его роль Тучков предлагал тем архиереям, имена которых стояли в завещании Патриарха, т. е. митрополитам Агафангелу и Кириллу. Рассказывали, что митрополиту Агафангелу запретила идти на это одна блаженная (слепая Ксения) из г. Рыбинска, которую он очень почитал, сказав: "Если согласишься, то потеряешь все, что раньше приобрел V. Поскольку факт

1 «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину... Т. 5. С. 47.

2 Там же. С. 156.

' Вестник РСХД. 1973. № 1 (107). С. 187; ср.: Молитва всех вас спасет. С. 44. Речь здесь идет о монахине Ксении (Красавиной), которую многие в Ярославской епархии в 1920—1930 годы почитали прозорливой и искали у нее совета. В 1934 году слепая и полуглухая старица Ксения бьиа арестована. В протоколе ее допроса от 27 апреля 1934 года содержатся следующие примечательные сведения о ней: «Я происхожу из д. Ларионовская Мышкинского района Ивановской] Промышленной] обл. Возраст мой — 86 лет. Родители были крестьяне. До 19-летнего возраста я работала в своем хозяйстве и по найму у других крестьян. С 19лет ушла в лес "спасать душу и тело ". В лесу прожила 30 лет, в землянке, питалась чем придется. Землянка моя находилась неподалеку от д. Рудина Слободка, в 20 верстах от г. Мышкина. Тогда ко мне приезжал из Петербурга два раза отец Иоанн Кронштадтский и ближайший его последователь — свящ[енник] села Тимохово Зеленецкий Михаил. Они одобряли мою жизнь. При Соввласти я жила на родине в д. Ларионовская, в выстроенной бане келье. За все это время ко мне приходило много народа за разными наставления-

ведения Тучковым переговоров со священномучеником Кириллом о судьбе высшего церковного управления в начале 1927 года подтверждается документально', свидетельство о его аналогичном обращении к святителю Агафангелу кажется вполне правдоподобным.

Митрополит Сергий между тем, как известно, согласился с условиями Тучкова (в противном случае из заключения он бы так скоро не вышел) и, вернувшись в апреле 1927 года к церковной власти, принялся претворять их в жизнь. Изменение курса церковной политики, предпринятое под давлением ОГПУ митрополитом Сергием, многих из тех, кто активно поддерживал его в период его первого заместительства, привело в замешательство. Так, например, с серьезными недоумениями по поводу июльской Декларации обратился к митрополиту Сергию архиепископ Серафим, почитавший его ранее как «мудрого кормчего в Церкви» и, по собственному признанию, «с радостию» передавший ему управление Церковью после его освобождения весной 1927 года. Митрополит Сергий писал в ответ о своей вере в то, что избранный им путь принесет мир Церкви, обещал вырывать по два, по три страдальца и возвращать их к обществу верных2. Однако надежды митрополита Сергия на то, что его политика принесет мир Церкви, не оправдывались, церковные нестроения, вызванные этой политикой, нарастали.

В сентябре 1927 года начал развиваться конфликт между митрополитами Сергием и Иосифом. Поводом здесь, как известно, послужило перемещение митрополита Иосифа с Ленинградской кафедры на Одесскую — перемещение, им отвергнутое как «противо-каноническое, недобросовестное, угождающее злой интриге». Влияние митрополита Иосифа при этом сказывалось не только в Ленинградской, но и в Ярославской епархии, поскольку местом его пребывания оставался его бывший кафедральный город — Ростов Великий (за вычетом периода с декабря 1926 года по сентябрь 1927 года, когда он находился в ссылке в Моденском монастыре Новгородской епархии)4.

Сведения о настроениях самого митрополита Агафангела в этот период (до начала 1928 года) весьма скудны. Против самой по себе легализации церковного управления он, очевидно, ничего не имел.

ми — как вести свою жизнь. Эти советы я давала и таким образом у меня стало много почитателей и последователей» (Архив УФСБ РФ по Ярославской обл. Д. С—12005. Л.45—45 об.).

' См.: «Это есть скорбь для Церкви, но не смерть ее...». С. 345.

'Акты... С. 571.

' Там же. С. 524.

' Сахаров М. С. Жизнь и деятельность митрополита Иосифа (Петровых). С. 23.

247

Конечно, могли возникнуть подозрения насчет того, какова была цена этой легализации (неприятный опыт общения с Тучковым у святителя Агафангела был, и он знал, чего тот добивался). Но какое-то время еще могли оставаться надежды на то, что искусный в дипломатии Нижегородский митрополит смог найти более или менее приемлемый для Церкви вариант компромисса с властью. По этой причине постановление Заместителя от 27 мая 1927 года, предписывавшее всем епархиальным Преосвященным подать заявления в органы местной власти о их регистрации1, святителем Агафангелом было без промедления принято к исполнению. В июне 1927 года им было подано в Административный отдел Ярославского губисполкома заявление о регистрации его самого в качестве митрополита Ярославской епархии и епархиального совета при нем. По этому поводу из Ярославского Адмотдела был послан срочный запрос в центр о том, «допустима ли данная регистрация». Прошло более месяца, прежде чем ответ из Центрального Административного управления НКВД был получен. Смысл его заключался в том, что торопиться с регистрацией епархиальных управлений «Тихоновской ориентации» не следует, нужно ждать, когда «по этому вопросу, по согласовании его с ОГПУ, на места будут преподаны от НКВД исчерпывающие указания и распоряжения»2. Политика ОГПУ очевидным образом состояла не в том, чтобы просто взять и зарегистрировать епархиальные управления такими, как их предложат сами «Тихоновские» архиереи, а в том, чтобы навязать им такой состав этих управлений, который будет, прежде всего, отвечать собственным интересам ОГПУ3.

Принудив митрополита Сергия к ведению просоветской политики, власти внимательно следили за реакцией на его действия со стороны церковных кругов. Конечно, не обойден был вниманием и старейший иерарх Русской Церкви. В составленном ОГПУ для Политбюро обзоре политического состояния СССР за июнь 1927 года (датированном серединой августа) митрополит Агафангел упоминался в числе не согласных с новой политикой Заместителя: «С выдвигаемым митрополитом Сергием положением "лояльность к советской власти не есть измена православию " многие церковники не согласны, как, например, "непримиримые", группа Агафангела, ссыль-

1 См.: Акты... С. 499—500.

! Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. С. 223—224.

В этом можно удостовериться на примере документов ОГПУ, касающихся вопроса регистрации Ленинградского епархиального управления (см.: «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову» // Богословский сборник. Вып. 10. С. 365-366).

248

ные епископы, группа Новоселова. Эти группы держатся пока выжидательно». Очевидно, что Ярославский святитель уже тогда вполне мог в частных беседах выражать сомнения в правильности курса, взятого Заместителем. Посредством своих осведомителей ОГПУ все это отслеживало. Но открыто своего несогласия с митрополитом Сергием митрополит Агафангел никак не обнаруживал, держался выжидательно, настороженно наблюдая за дальнейшим развитием событий.

Согласно свидетельству протоиерея Димитрия Смирнова, июльскую Декларацию святитель Агафангел воспринял спокойно. «В июле 1927года, — показал протоиерей Димитрий, — появляется в газетах известная декларация митр[ополита] Сергия, и Агафангел послал меня в Ярославский Гублит испросить разрешение на размножение этой декларации. Гублит не возражал, но с условием напечатать комментарии к декларации в духе общегражданском. Агафангел на это не согласился, и декларация не перепечаталась. Затем уже в конце года Агафангел получил в Москве несколько экземпляров и сам раздавал кому находил нужным»2. Обращает на себя внимание отказ святителя Агафангела составить свой, угодный властям, комментарий к Декларации митрополита Сергия («в духе общегражданском»). Еще не выступая против политики Заместителя, становиться ее активным соучастником и пропагандистом митрополит Агафангел явно не хотел. Вскоре власти сами напечатали Декларацию митрополита Сергия многомиллионным тиражом в газете «Известия», сопроводив ее таким комментарием, который им был наиболее угоден3.

То, что позиция святителя Агафангела по отношению к июльской Декларации была именно такой, как она изображена в показаниях протоиерея Димитрия, подтверждает докладная записка в Главлит ярославского инспектора по делам печати и зрелищ: «Запрещение полных изданий было одно — ярославскому епископу Агафангелу не разрешено издание листовки "Обращение Временного Патриаршего Синода " в количестве 200 экземпляров, текст которого был помещен в Известиях ВЦИКот 19 августа с. г., которую предполага-

1 «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину... Т. 5. С. 443.

2 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 111 об.

В сопроводительной статье к Декларации митрополита Сергия говорилось: «Только наиболее тупые и заскорузлые представители духовенства неспособны были понять и увидеть, что политическое равнение по пастве, по трудовому народу — необходимое условие сохранения за церковью того, что у нее еще осталось, и прежде всего сохранения тех доходов, которые простодушная паст-ваеще им доставляет» (Среди церковников// Известия ВЦИК. 1927. 19авг.№ 188(3122)).

249

лось разослать подведомственным советам. Издать эту листовку он хотел без каких-либо комментариев в советском духе, как это было сделано в Известиях ВЦИК»'.

Дополнительные подробности о том, как восприняли июльскую Декларацию в Ярославской епархии и какое она получила там распространение, можно найти в показаниях архиепископа Варлаама (Ряшенцева) от 18 сентября 1929 года: «Относительно моего отношения к декларации митр[ополита] Сергия, то я [и] все епископы Ярославские вполне разделяли ее политическую часть, но не во всем соглашались в церковной. Эта декларация в количестве 100 экземпляров была разослана по епархии и местами была расклеена в храмах. Специально она не разъяснялась верующим потому лишь, чтобы не вызвать разных кривотолков среди верующих»2. 100 экземпляров на всю Ярославскую епархию. Много это или мало, можно понять, если учесть, что только в ее Любимском и Ростовском викариатствах, согласно показаниям того же архиепископа Варлаама, в 1929 году было приблизительно 300 общин православных3.

В отношении же указа митрополита Сергия о поминовении за богослужениями от 21 октября 1927 года можно с уверенностью говорить, что он в Ярославской епархии при митрополите Агафангеле вообще хода не получил. «Указа о молении за гражданскую власть я не получал от Агафангела и вообще его не видал», — показал протоиерей Димитрий Смирнов. Если этого указа не видал митрополичий письмоводитель, то тем более его не посылали рядовым клирикам епархии. Это подтверждается и всем дальнейшим ходом ярославских событий конца 1920-х годов.

Ситуация между тем все более обострялась. В показаниях протоиерея Д. Смирнова на этот счет говорилось: «Примерно в конце 1927 г. стали ходить слухи, что митроп[олит] Сергий смещает и увольняет архиереев, на что и Ярославские архиереи насторожились и чувствовалось недовольство к Сергию, но еще никаких протестов не предпринималось»*.

Как известно, Ярославский протест был громко заявлен только 6 февраля 1928 года — заявлен возглавляемой святителем Агафангелом группой иерархов, в которую кроме него вошли митрополит Иосиф, архиепископы Серафим и Варлаам и епископ Евгений

1 ЦДНИ Ярославской обл. Ф. 1. Оп. 27. Д. 2986. Л. 304. (Материалы книги «Ради мира церковного». Текст документа предоставлен Е. В. Большаковой (Ярославль).) 1Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 14. Там же. Л. 7 об. ' Там же. Л. 111 об.

1 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1.Л. 111 об. — 112. : Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 270.

252 

Я не буду говорить об обстоятельствах, обусловливавших это грустное явление, но только замечу, что оно произошло после второго удара, бывшего с митрополитом Агафангелом, когда он уже не мог серьезно вдумываться в сущность дела, а доверялся окружавшим его иерархам, возглавившим его именем временный церковный откол» .

Через некоторое время в своей книге «Неделя в Патриархии» митрополит Елевферий счел необходимым поведать миру и об «обстоятельствах грустного явления»: «Откол от митрополита Сергия Ярославских иерархов, возглавлявшихся покойным митрополитом Агафангелом, не имел ничего принципиального, а всецело возник на личной почве по инициативе митрополита Иосифа, бывшего архиепископа Ростовского». (Можно вспомнить, что неодобрение деятельности Заместителя митрополитом Кириллом, согласно митрополиту Елевферию, также было «лишено канонической принципиальности» и объяснялось скорее «личным чувством».) Митрополит Иосиф, по объяснению митрополита Елевферия, не мог простить митрополиту Сергию «обиды и унижения» из-за перевода его в Одессу. Подобные объяснения находились и для других иерархов, подписавших Ярославское воззвание: «Не трудно было митрополиту Иосифу подсилить свою оппозицию Ярославскими викариями, ибо два из них едва ли были с надлежащими чувствами в отношении митрополита Сергия и до этой истории». Говоря об архиепископе Серафиме, митрополит Елевферий делал акцент на том, что он — бывший Заместитель Местоблюстителя, «освобожденный от сего митрополитом Сергием». Из-за этого освобождения от должности, по мысли Высокопреосвященного «сердцеведца» из Литвы, «у архиепископа Серафима могло залечь нечто греховное, которое могло побуждать его зорче следить за деятельностью митрополита Сергия и правильное действие последнего счесть за неправильное, поставить ему в вину». Далее митрополит Елевферий указывал на личные мотивы и у епископа Евгения: хиротонисанный во епископа Муромского, он «вдруг заявил, что в Муром не поедет, а желает остаться в Москве», и лишь после угрозы лишения сана «смирился и поехал». Единственным, о ком митрополит Елевферий замечал, что о нем «ничего не слышно с этой стороны» (то есть не усматривается личных обид на митрополита Сергия), был архиепископ Варлаам. Самого святителя Агафангела Литовский митрополит касался под конец и вскользь, поскольку, согласно предложенной версии, дело было вовсе не в нем: «И сам ми-

1 К спору о соловецких епископах: Доклад митрополита Елевферия митрополиту Евлогию (1928 г.) / Публ. Н. Струве// Вестник РХД. Париж; Нью-Йорк; М, 1990. № 1 (158). С. 289.

трополит Агафангел, как известно, в свое время ошибочно считал себя обиженным митрополитом Сергием, будто бы незаконно воспринявшим права Местоблюстителя, принадлежавшие ему»'.

Таким образом, по митрополиту Елевферию, практически все сводилось к личным обидам. Особенно удобной была версия об обиде за понижение в должности, якобы двигавшей митрополитом Иосифом. Эта версия, распространению которой всячески содействовал митрополит Сергий, сразу же была принята многими. Например, епископ Сестрорецкий Николай (Клементьев) писал в феврале 1928 года: «Получается впечатление при чтении Иосифовских документов такое, что они не появились бы на свет, если бы автор их не был затронут служебным передвижением к некоторому понижению»1. Архиепископ Иларион (Троицкий) в июле того же года писал: «А осиповы письма уж очень не понравились. Будто и не он пишет вовсе. У него будто злоба какая. И самый главный грех тот, что его на другую должность перевели»3.

Насколько оправдан такой взгляд? Здесь нет возможности углубляться в рассмотрение обстоятельств назначения митрополита Иосифа на Ленинградскую кафедру и его последующего отрешения от нее, «в угоду злой интриге», как он сам считал. Видный Ленинградский протоиерей Михаил Чельцов (не отошедший с «иосифлянами» от митрополита Сергия) свидетельствовал о широком распространении среди ленинградского духовенства представления о том, что архиепископ Алексий (Симанский) действовал в Синоде против Иосифа в личную свою пользу. (Архиепископ Хутынский Алексий, хотя и был в 1926 году назначен управляющим Новгородской епархией, «исходатайствовал себе право остаться на жительство в Петрограде» и всячески стремился «послужить в кафедральном соборе Воскресения-на-крови <... >, куда его не пускали»4.)

Дело, однако, не в том, интриговал ли архиепископ Алексий против митрополита Иосифа, желая занять его место, или нет. При рассмотрении событий сквозь призму борьбы архиерейских често-

1 Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 270—271.

!Акты... С. 578.

'Тамже. С. 618-619.

' Протоиерей Михаил Чельцов. В чем причина церковной разрухи в 1920—1930 гг. / Публ. В.В. Антонова // Минувшее. Вып. 17. С. 459. В официальной биографии Патриарха Алексия (Симанского) ничего не говорится не только о его действиях в Синоде против митрополита Иосифа в 1927 году (что естественно), но и вообще о факте проживания и служения архиепископа Алексия в Ленинграде в то время (см.: Казем-Бек А. Л. Жизнеописание Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия I // Богословские труды. Юбилейный сборник: К 120-летию со дня рождения Святейшего Патриарха Алексия I; К 80-летию восстановления Патриаршества. Вып. 34. М.: Изд-во МП, 1998. С. 97—102).

254

любий упускается из виду исторический контекст того времени. Сам по себе титул, носимый тогда архиереем, вовсе не гарантировал положения и почестей, подобающих этому титулу. Так и для митрополита Иосифа назначение на Ленинградскую кафедру очень скоро обернулось высылкой. Его перевод в Одессу, санкционированный ОГПУ, давал ему, сосланному в труднодоступный монастырь, сравнительную свободу и возможность реального использования своего митрополичьего положения. Отказываясь от предложенных ему митрополитом Сергием и Тучковым условий, митрополит Иосиф понимал, что за такую неуступчивость он может вскоре оказаться в месте еще более отдаленном, чем Моденский монастырь. В этом отказе правильнее видеть не проявление честолюбия со стороны митрополита Иосифа, а его нежелание становиться проводником навязанной ОГПУ политики митрополита Сергия.

Смещенный с кафедры, митрополит Иосиф не стал организовывать оппозицию и первоначально был готов устраниться от активного участия в церковной жизни. «Ни на какой раскол я не пойду и подчинюсь беззаконной расправе со мной — вплоть до запрещения и отлучения, уповая на одну правду Божию», — говорил он смущенным ленинградцам. Объясняя в связи с этим заявлением свой последующий отказ повиноваться митрополиту Сергию, митрополит Иосиф писал архимандриту Льву (Егорову): «Но оказалось, что жизнь церковная стоит не на точке замерзания, а клокочет и пенится выше точки простого кипения. Мое "маленькое дело " вскоре же оказалось лишь малой крупицей столь чудовищного произвола, человекоугодничества и предательства Церкви интересам безбожия и разрушения этой Церкви, что мне оставалось только удивляться отселе не только одному своему покою и терпению, но теперь уже приходится удивляться и равнодушию и слепоте тех других, которые полагают, что попустители и творцы этого безобразия творят дело Божие, "спасают " Церковь»'. Невозможность смириться с тем, в чем он видел «предательство Церкви интересам безбожия», — вот главный побудительный мотив выступления митрополита Иосифа, а не «обида» за перевод его в Одессу2.

1 Акты... С. 561; ШкаровскийМ. В. Иосифлянство... С. 219.

2 В книге «За Христа пострадавшие» на этот счет содержится следующее замечание: «Совершенно неосновательны обвинения в адрес митрополита Иосифа в раздражительности, корысти и честолюбии, из-за которых он будто бы отказывался от перемещения на Одесскую кафедру. Трудно представить себе большее непонимание его горячего, пылкого сердца. Образно говоря, он шел свидетельствовать Истину и умирать за Христа, что казалось ему единственно возможным и правильным в той ситуации, а его отсылали в тыл, чтобы он не мешал достижению компромисса, воспринимавшегося им как предательство» (Указ. соч. С. 521—522).

Что же касается архиепископа Серафима, то подозрения митрополита Елевферия о том, что у него «могло залечь нечто греховное» из-за того, что он был митрополитом Сергием освобожден от заместительства, — эти подозрения вообще ничем не обоснованы. Священномученик Серафим не был освобожден от своих полномочий, а сам передал их митрополиту Сергию, причем, как уже отмечалось, передал их с радостью. Причина того, что эта радость сменилась затем горечью, опять же лежала в неприятии взятого митрополитом Сергием курса церковной политики. «Раньше мы страдали и терпели молча, зная, что мы страдаем за Истину и что с нами несокрушимая никакими страданиями сила Божия, которая нас укрепляла и воодушевляла надеждою, что в срок, ведомый единому Богу, Истина Православия победит, ибо ей неложно обещана и, когда нужно, будет подана всесильная помощь Божия», — писал архиепископ Серафим митрополиту Сергию в письме от 6 февраля 1928 года и продолжал далее: «Своей декларацией и основанной на ней политикой Вы силитесь ввести нас в такую область, в которой мы уже лишаемся этой надежды, ибо отводите нас от служения Истине, а лжи Бог не помогает». Фактически святитель Серафим указывал на то, что путь Заместителя — это путь отступничества, и умолял его не идти самому и других не вести по этому пути. «Проявите мужество, сознайтесь в своей роковой ошибке», — писал он митрополиту Сергию1. Можно ли в свете таких писем говорить, что «откол от митрополита Сергия Ярославских иерархов не имел ничего принципиального, а всецело возник на личной почве» ?Очевидно, нет.

Только в отношении епископа Евгения версия о том, что в основе его участия в оппозиции Заместителю преобладала личная подоплека, не лишена правдоподобности. Вынести такое суждение можно потому, что сам епископ Евгений эту версию о себе подтверждал. Так, во время допроса 28 августа 1934 года он показал: «Ввиду того, что в 1928 году он, Сергий, оскорбил меня, не назначив викарным епископом московской кафедры, я вступил в дружеские связи с митрополитом Агафангелом, Иосифом и другими, которые были в оппозиции к митрополиту Сергию. С группой Агафангела. в последующем Иосифа, я был в общении по 1932 год включительно. Примерно к году 1930—31 я осознал, что группа митрополита Иосифа в оппозииии к Сергию находится по чисто политическим причинам, что группа Иосифа по отношению к советской власти была не лояльна, но я продолжал оставаться среди нее не по политическим соображениям, а по

1 Акты... С. 571-572.

256

мотивам личного характера, не хотел первый обратиться к Сергию с просьбой о принятии в свое общение». Здесь, правда, следует иметь в виду, что в показаниях следствию епископ Евгений мог умышленно вывести на передний план тему личного оскорбления, чтобы не говорить о более принципиальных мотивах расхождения с митрополитом Сергием — мотивах, бывших преступными в глазах ОГПУ. В показаниях 1937 года, после того как епископ Евгений согласился (очевидно, в результате особых мер воздействия) «встать на путь откровенности», он уже не говорил о мотивах личного характера. На допросе 29 июля 1937 года он признал, что «состоял в контрреволюционной организации церковников». «К этой организации, — показал он далее, — примкнул я в феврале 1928 г., подписав вместе с Иосифом Петровых, Варлаамом Ряшенцевым, Серафимом Самойловичем и Кириллом Смирновым ярославскую декларацию протеста против позиции, занятой митр[ополитом] Сергием по отношению к соввласти. К этому меня привело то, что я под влиянием специального богословского образования сделал своим политическим кредо единство и независимость православной церкви по типу средневекового папства или допетровского патриаршества, тем самым встал на путь а/с. к/р. деятельности»2. Очевидно, что и в этих показаниях нельзя видеть исчерпывающий ответ на вопрос о мотивах участия епископа Евгения в оппозиции Заместителю. Показания писались следователем в угодном ему ключе (отсюда появление в них имени митрополита Кирилла, который, как известно, никакого отношения к Ярославской декларации не имел), и личные счеты епископа Евгения с митрополитом Сергием его не интересовали, как не относившиеся к фабрикуемому делу. Однако слова о средневековом папстве и допетровском патриаршестве, равно как и ссылка на специальное богословское образование, явно принадлежали не следователю, а самому епископу Евгению. Отсюда видно, что в основе протокола допроса действительно лежали его собственные показания. Установить же в точности соотношение личных и принципиальных мотивов его действий, по всей видимости, не удастся. Но ясно, что даже в случае с епископом Евгением нельзя рассматривать проблему так упрощенно, как это делал митрополит Елевферий.

Вообще, чтобы правильнее оценить версию Литовского митрополита о причинах выступления ярославцев, следует принять во

1 Архив УФСБ РФ по Вологодской обл. Д. П—15385. Л. 18. Подчеркивания даны в соответст
вии с источником.

2 Архив ДКНБ РК по Чимкентской обл. Ф. 1. Д. 02455. Л. 59—60. Выписки из дела предос
тавлены В. В. Королевой (Алма-Ата).

внимание, в какой конкретно ситуации в конце ноября — начале декабря 1928 года митрополит Сергий «выяснял» ему историю недавних событий. Митрополит Агафангел к тому времени уже скончался, по официальной версии полностью примирившись перед смертью с Патриархией. Любое акцентирование его роли в февральском выступлении было этой официальной версии явно не на пользу. Архиепископ Варлаам был единственным из подписавших обращение от 6 февраля, кто оставался тогда в Ярославле и вроде бы подчинился митрополиту Сергию и присланному им архиепископу Павлу. В распространении о нем какой-то негативной информации Заместитель также в тот момент не был заинтересован. В отношении высланных архиепископа Серафима и епископа Евгения ситуация тогда была не вполне определенной. Что же касается митрополита Иосифа, то он, напротив, в своем отмежевании от Заместителя продвинулся к тому времени уже столь далеко, что можно было без опасения повредить церковной дипломатии возложить основную ответственность за ярославский инцидент именно на него. Так утвердилась официальная версия о том, что инициатива выступления Ярославских иерархов принадлежала «обиженному» митрополиту Иосифу и, в меньшей степени, архиепископу Серафиму, а митрополит Агафангел лишь пассивно следовал за ними. Когда в 1932 году другой зарубежный апологет митрополита Сергия — И. А. Стратонов — выпустил книгу «Русская церковная смута (1921—1931)», он придерживался этой же версии (хотя и без деталей): «Противно всяким канонам епископы, проживающие в Ярославской епархии, отделились от митрополита Сергия и образовали самостоятельную церковную область. Это была новая форма церковного разделения. Увлечен был в это предприятие и митрополит Агафангел»1. Именно так, в страдательном залоге: «был увлечен».

1 Стратонов И. А. Русская церковная смута. С. 155.

В 1960-е годы архимандрит (впоследствии митрополит) Иоанн (Снычев) позволил себе несколько отойти от версии митрополитов Сергия-Елевферия и охарактеризовал положение с выступлением ярославцев так: «Ясно, конечно, что митрополит Агафангел, смотревший на церковные события под углом зрения синодального периода и народной психологии и видя возникавшее смущение среди своей паствы, не мог не смутиться и сам от предпринятой митрополитом Сергием церковной политики и не вызвать в своем сердце чувство самосохранения, самоограждения от влияния этой политики <... >. Вставши на этот путь, он расположил к этому и своих викариев, выразивших свое полное согласие с его мнением» (Церковные расколы... С. 149). Таким образом, по митрополиту Иоанну, инициатива ярославского выступления принадлежала самому митрополиту Агафангелу, убедившему викариев присоединиться к нему.

Точка зрения митрополита Иоанна, однако, не утвердилась, и в 1990-е годы проанализировавший ярославские события иеромонах Дамаскин (Орловский) вернулся к версии, изложенной в свое время митрополитом Елевферием, дополнив лишь ее сведениями из показаний протоиерея Димитрия Смирнова. Главным действующим лицом вновь оказался «оставшийся без

258

Нужно, однако, иметь в виду, что до кончины святителя Агафангела, когда ситуация была иной, митрополит Сергий в своих оценках Ярославского выступления расставлял акценты по-другому. В марте 1928 года, когда с митрополитом Агафангелом только еще велись переговоры о примирении и вопрос, казалось, мог упереться в позицию архиепископа Серафима, Заместитель писал Ярославскому святителю: «Я же позволяю себе думать, что архиепископ Серафим, подписавший заявление вслед за Вами, еще с большей готовностью последует за Вами в Вашем решении исправить допущенное». То есть, по логике этого рассуждения, не митрополит Агафангел следовал за викариями, а они за ним. Через полгода с небольшим митрополит Сергий «выяснял» митрополиту Елевферию, что все было наоборот.

Если же теперь обратиться к свидетельствам митрополита Иосифа, то можно увидеть, что и он интерпретировал ситуацию по-своему и также не всегда одинаково. Так, в своем обращении от 8 февраля 1928 года он писал: «Архипастыри Ярославской церковной области <...> особым актом объявили о своем ОТДЕЛЕНИИ от митрополита Сергия и о самостоятельном от него управлении вверенными им от Бога паствами. Акт, подписанный 24-го января <ст. ст.> с. г., настолько вызывается обстоятельствами времени и настроением верующих масс народа и настолько обстоятельно обосновывает означенное отделение, что и я, проживающий в Ярославской области, принял в нем участие и скрепил своею подписью. Таким образом, все распоряжения митрополита Сергия отныне для нас не имеют никакой силы»1. Как видно, согласно этому письму митрополита Иосифа, Ярославские архипастыри сами составили свой акт, а он лишь «принял в нем участие и скрепил своею подписью».

Существует и значительно более подробное свидетельство митрополита Иосифа об обстоятельствах появления Ярославского воззвания от 6 февраля 1928 года. Не имеющие точной датировки показания митрополита Иосифа «Об Ярославской декларации» содержатся в следственном деле «Всесоюзной организации ИПЦ» 1930—1931 годов. В этих показаниях митрополит Иосиф сообщал, что после заявления им протеста по поводу его перемещения в

___

кафедры, с неясной перспективой относительно своего места в церковной иерархии» митрополит Иосиф, который-де «готов был пойти на крайние действия» (Мученики, исповедники... Кн. 2. С. 393).

1 Акты... С. 604.

1Архив УФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской обл. Д. П-83017. Т. 6. Л. 19. Копия, заверенная лично епископом Димитрием (Любимовым); ср.: Акты... С. 575, 585.

Одессу он, «с разрешения Москвы, отбыл в Ростов Ярославский, где жил зиму 1927 года, служа в Яковлевском монастыре и не проявляя близкого участия в церковных делах». Указав на свою отрешенность от церковных дел, митрополит Иосиф затем следующим образом изложил ход событий, предшествовавших обнародованию Ярославской декларации: «Мне известны следующие обстоятельства, сопровождавшие отложение Ярославля от Сергия. Вызвав однажды меня в Ярославль, митр[ополит] Агафангел сообщил мне, что деяния митр[ополита] Сергия и его произвол в управлении вызывают настолько серьезное против него возбуждение, что он (Агаф[ангел]) завален и телеграфными, и письменными просьбами и требованиями взять бразды правления в свои руки и избавить их, таким образом, от всякой зависимости от Сергия, каждому начавшего угрожать запрещениями и др. репрессиями. Далее, м[итрополит] Агафангел сообщил, что у него имеется также проект собственной декларации, которым он предполагает выступить против Сергия, что эта декларация одобряется всеми Ярославскими архиереями и что и я приглашаюсь присоединиться к ней, как проживающий в пределах Ярославской епархии и обязанный этим самым к единомыслию с местными иерархами, среди коих я нашел убежище в своем изгнании. Я попросил разрешения ознакомиться с текстом этой декларации, и м[итрополит] Агафангел обещал мне прислать ее с нарочным сразу, как только ее подпишет ар-xuenfucKonJВарлаам, который был в отлучке и к которому она была послана для подписи также с нарочным. Вернувшись в Ростов после этой беседы, я через несколько дней получил эту декларацию, уже подписанную тремя архиереями, и, найдя ее соответствующей требованию момента, также подписал ее. Затем подписал ее и Ростовский епископ Евгений. Всего было 5 подписей — проживавших в епархии архиереев. Кем составлена эта декларация, с кем она обсуждалась у м[итрополита] Агафангела, были ли у него какие собрания, я не знаю — в составлении ее я не принимал ни малейшего участия»1.

Как видно, согласно этим показаниям митрополита Иосифа, главную роль в отложении Ярославля сыграл вовсе не он, а именно митрополит Агафангел. В других своих показаниях (от 22 сентября 1930 года) митрополит Иосиф еще более подчеркивал значение Ярославского митрополита в антисергиевском движении: «Дело мое, по которому я привлекаюсь, как мне представляется, зиждется на мнении обо мне как лидере особого течения в нашей церкви, возникшего 4 года тому назад в связи с декларацией митрополита Сергия, грубо

1 «Я иду только за Христом...» С. 407—408.

нарушившего, по убеждению верующих, глубочайшие основы строя церковной жизни и управления. Это течение совершенно несправедливо окрещено "иосифлянами" <...>. Гораздо основательнее оно должно быть названо вообще "антисергианским ". А так как первый протест против Сергия был громко провозглашен не мною, а митроп[олитом] Агафангелом Ярославским, то справедливее было бы именовать это течение "агафангелизмом " или как-либо еще в этом роде, а уж никак не "иосифлянством "»'.

Можно сразу заметить, что первый протест против Сергия был громко провозглашен, конечно, не митрополитом Агафангелом (если только не брать за точку отсчета его выступление 1926 года, которое было попыткой вступить в управление Русской Церковью, а не протестом против политики Заместителя, ассоциируемой с июльской Декларацией). После издания Декларации митрополита Сергия первый громкий протест, сопровождавшийся отходом от него, был заявлен в Окружном послании Архиерейского Синода РПЦЗ от 9 сентября 1927 года. В России выступлению группы митрополита Агафангела предшествовал целый ряд заявлений архиереев об отделении от Заместителя: епископа Виктора (Островидова), двух Ленинградских викариев — епископов Димитрия (Любимова) и Сергия (Дружинина), епископа Алексия (Буя) и др. Ставить во главу «антисергианского течения» митрополита Агафангела, а тем более изобретать термины вроде «агафангелизм», конечно, некорректно. Сам же митрополит Иосиф в других своих показаниях (от 30 сентября 1930 года) свидетельствовал, что «связь <антисергианского течения> с митр[ополитами] Петром, Кириллом, Агафангелом и другими лицами вначале была совершенно неощутительна»2.

Показания митрополита Иосифа о митрополите Агафангеле становятся более понятными, если учесть обстановку, в которой они появились. Реальное руководство антисергиевским движением бывшему Ленинградскому митрополиту, действительно, не принадлежало. Гораздо более активную роль играл его викарий, епископ Димитрий, и органам ОГПУ это было хорошо известно. Однако лишний раз подчеркивать роль епископа Димитрия и тем самым осложнять его положение митрополиту Иосифу, проходившему с ним тогда по одному делу, очевидно, не хотелось. Показания же о митрополите Агафангеле повредить никому не могли, поскольку прошло уже два года, как он скончался. Оснований приуменьшать

1 Там же. С. 383—384. 'Тамже. С. 397.

261

его роль в оппозиции митрополиту Сергию (участие в которой расценивалась ОГПУ как преступление), с точки зрения подследственного, не было. Это, конечно, прямо влияло на характер этих показаний.

Сопоставляя время различных антисергиевских выступлений, митрополит Елевферий замечал о Ярославском обращении, что «последнее было не самодовлеющим церковным актом, а ответом на действия митрополита Сергия в отношении петроградских бесчинников, сторонников митрополита Иосифа. Оно стоит в связи с петроградскою смутою, исключительно вышедшею из личного чувства митрополита Иосифа»1. Что касается темы «личного чувства», то выше уже на этот счет было сказано достаточно. Однако следует согласиться с митрополитом Елевферием в том, что Ярославское выступление нельзя рассматривать в отрыве от ленинградских событий.

Акт отхода от митрополита Сергия двумя Ленинградскими викариями был подписан, как известно, 26 декабря 1927 года2. Практически сразу же после этого, а именно 30 декабря, епископы Димитрий и Сергий были запрещены Заместителем и его Синодом в священнослужении3. Спустя примерно еще неделю митрополит Иосиф наложил на докладе запрещенных викариев резолюцию, в которой полностью поддержал их действия. «Отмежевываясь от митрополита Сергия и его деяний, мы не отмежевываемся от нашего законного первосвятителя митрополита Петра», — писал он 5-го или 7-го (сведения разнятся) января 1928 года4. Обращает на себя внимание слово «мы». Можно говорить в связи с этим, что о своем отмежевании от митрополита Сергия митрополит Иосиф фактически заявил уже в начале января 1928 года. Сведения о его резолюции на докладе викариев довольно быстро дошли до самого Заместителя, который своим постановлением от 25 января 1928 года потребовал от митрополита Иосифа объяснений на этот счет5. За разъяснениями 2 февраля к нему в Ростов прибыли два члена Синода митрополита Сергия — архиепископы Сильвестр (Братановский) и Анатолий (Грисюк). Согласно постановлению Заместителя от 11 апреля 1928 года, митрополит Иосиф тогда ответил им, что он «решительно отходит и отмежевывается от митрополита Сергия,

1 Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 298. 'См.: Акты... С. 544-545.

! См.: «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову». С. 369—370. Примеч. Акты... С. 552; ср.: Протопресвитер Михаил Польский. Новые мученики Российские. Кн. 2. С. 5.

'См.: Акты... С. 566.

262

игнорирует его распоряжения» . В данном случае не имеет существенного значения, с буквальной ли точностью переданы в этом постановлении слова митрополита Иосифа. Ясно, что миссия членов Синода оказалась неудачной. После разговора с визитерами из Москвы митрополит Иосиф со дня на день мог ждать наложения на него прещений.

Все эти обстоятельства, конечно, следует иметь в виду при рассмотрении того, как назревало Ярославское выступление. Кажется, что сама сложившаяся ситуация требовала от митрополита Иосифа проявления особой активности. Трудно представить, что он выступал лишь в роли отстраненного наблюдателя подготовки Ярославских иерархов к заявлению об отходе от Заместителя и присоединился к ним только тогда, когда все уже было готово. Однако каких-либо достоверных (не основанных на одних предположениях) свидетельств о том, что он обращался к митрополиту Агафангелу и его викариям с инициативой вместе отделиться от митрополита Сергия, — таких свидетельств пока нет, и не исключено, что и не будет.

Можно резюмировать, что обе приведенные здесь версии — и изложенная митрополитом Елевферием версия митрополита Сергия, и версия митрополита Иосифа — нуждаются в корректировке (что касается архиепископа Серафима, то он, по сути дела, никакой версии не представил). Крайняя напряженность ситуации вокруг митрополита Иосифа и его ленинградских единомышленников, несомненно, накладывала свой отпечаток на действия Ярославских иерархов, катализировала процесс их размежевания с Заместителем. Однако из этого еще не следует, что митрополит Иосиф был инициатором их выступления. Что же касается составления самого обращения от 6 февраля, то оно, действительно, могло быть осуществлено без его непосредственного участия. В пользу этого говорит и порядок подписей под обращением. Понятно, что, в любом случае, первой под ним должна была стоять подпись митрополита Агафангела. Но если бы в его написании участвовал митрополит Иосиф, то было бы естественным вторым подписаться ему, а не архиепископу Серафиму, который был младше его во всех отношениях: и по хиротонии, и по сану, и по порядку получения прав на высшее управление Русской Церковью. Таким образом, не стоит как преувеличивать влияние митрополита Иосифа на ход дел в Ярославской епархии в конце 1927-го — начале 1928 года, так и преуменьшать его.

1 Там же. С. 607.

Вывод о том, какую роль мог играть в ярославских событиях митрополит Иосиф, конечно, следует иметь в виду. Однако здесь более важным представляется другое: митрополит Агафангел в составлении Ярославского воззвания, несомненно, участие принял, причем весьма активное. В этом можно убедиться путем анализа содержания этого документа — уже первых его слов.

Обращение Ярославских иерархов к митрополиту Сергию начиналось так: «Хотя ни церковные каноны, ни практика Кафолической Церкви Православной, ни постановления Всероссийского Церковного Собора 1917—1918 гг. далеко не оправдывают Вашего стояния у кормила высшего управления нашею отечественною Церковью, мы, нижеподписавшиеся епископы ярославской церковной области, ради блага и мира церковного считали долгом своей совести быть в единении и в иерархическом Вам подчинении».

Именно святитель Агафангел, а не его викарии, последовательно утверждал, что возглавление митрополитом Сергием Русской Церкви канонически не оправдано, и лишь ради мира церковного соглашался на подчинение ему. История событий 1926 года, подробно рассмотренная выше, подтверждает это вполне. Достаточно вспомнить письмо Ярославского митрополита от 24 мая 1926 года, в котором он свой отказ от местоблюстительства объяснял не чем иным, как заботой о мире церковном. Что же касается митрополита Иосифа и архиепископа Серафима, то трудно представить, что инициатива указать Заместителю на каноническую ущербность его правления исходила от них. Они не только не высказывали ранее никаких сомнений на этот счет, но и сами некоторое время управляли Русской Церковью на тех же основаниях, что и митрополит Сергий (причем святитель Серафим — на основаниях еще более, с формальной точки зрения, сомнительных). Если бы в составлении Ярославской декларации митрополит Агафангел не принял активное участие, едва ли в ней сразу же и столь сильно была бы так акцентирована неполноценность возглавления Церкви не Патриаршим Местоблюстителем, а его заместителем.

Митрополит Иосиф и архиепископ Серафим, подписывая составленное таким образом воззвание, давали другой стороне прекрасный повод обвинить их в противоречии самим себе, что, конечно, митрополитом Сергием и было сделано. В своем Деянии от 29 марта 1928 года он не без пафоса замечал: «Кстати, обратите внимание и на подписи под Ярославским заявлением. Один подписывается: "Серафим, архиепископ Угличский, викарий Ярославской епархии, бывший Заместитель Патриаршего Местоблюстителя ", а дру-

266

завещательное распоряжение о преемстве именно единоличной высшей церковной власти, в котором ни о каком Синоде не было и речи'. Второй после этого в течение трех месяцев сам управлял Церковью единолично. Митрополит Елевферий по этому поводу в своем разборе Ярославского обращения резонно замечал: «А архиепископ Серафим в пору своего заместительства, разве он управлял Церковью при существовании при нем указанных Московским Собором 1917—1918 гг. церковных учреждений, избранных Собором?»2 Напротив, представление митрополита Агафангела о том, что при Первоиерархе обязательно должен функционировать Синод, было прямо засвидетельствовано еще в его Пермском послании 1926 года. Тогда он призвал всех «объединиться вокруг восстанавливаемого <...> "Патриаршего Священного Синода ", получившего свое бытие от 1-го Всероссийского Поместного Собора (1917—1918 гг.) и, следовательно, власти законной и канонической»*. Более того, есть сведения (о них шла речь в предшествующем разделе), что вопрос о Синоде во время переговоров с Тучковым в апреле 1926 года митрополитом Агафангелом был поставлен первым (к немалому удивлению лубянского деятеля). При этом важно, что каноничным святитель Агафангел считал только тот Синод, который был сформирован Собором, а не как-то иначе. Отсюда логически вытекало продолжение мысли, выраженной в Ярославской декларации: «Но ни порядок организации этого "Синода ", Вами единолично учрежденного и от Вас получающего свои полномочия, ни личный состав его из людей случайных, доверием епископата не пользующихся <...>, не могут быть квалифицированы иначе, как только явления определенно противоканонические».

Что касается личного состава Синода, то его неприятие, конечно, было характерным не только для митрополита Агафангела, а являлось общим для всей оппозиции митрополиту Сергию. Так, например, еще до отхода от Заместителя делегация ленинградцев во главе с епископом Димитрием (Любимовым) требовала от митрополита Сергия «удалить из состава Синода пререкаемых лиц»4. Существует свидетельство о том, что архиепископу Серафиму, в бытность его Заместителем Местоблюстителя, власти также предлагали учредить при себе Синод, причем из тех же самых членов, которые затем вошли в Синод при митрополите Сергии. Священномученик Серафим, по воспоминаниям его келейника (дошедшим, правда, не

1 См.: Акты... С. 489—490.

' Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 301.

'Акты... С. 453.

4 Там же. С. 539.

через самого беспристрастного посредника), не согласился с предложенными ему кандидатурами и выдвинул собственные, в том числе кандидатуру митрополита Кирилла1. Видно, однако, что и ленинградцами, и другими оппозиционерами выражалось несогласие с присутствием в Синоде ряда конкретных фигур, навязанных ОГПУ (таких, как митрополит Серафим (Александров), прозванный в народе «Лубянским»1). Против же самого по себе единоличного учреждения Синода, получающего свои полномочия от Заместителя, большинство представителей «правой» церковной оппозиции не выступало. Против этого выступал митрополит Агафангел.

Можно, таким образом, заметить, что, по крайней мере, в разобранной части обращения Ярославских иерархов от 6 февраля рука святителя Агафангела просматривается совершенно явственно.

Вопросы каноничности или неканоничности положения и деяний митрополита Сергия, конечно, были весьма важными, однако не они в наибольшей степени волновали церковную оппозицию. Ярославские иерархи не были исключением. Вслед за первой, вводной, частью их обращения (не самой убедительной, по отзывам ряда современников) шло весьма откровенное изложение главных мотивов неприятия политики Заместителя: «В своем обращении к чадам Православной Церкви 29.07.1927г. Вы в категорической форме объявляете такую программу Вашей будущей руководящей деятельности, осуществление которой неминуемо принесло бы Церкви новые бедствия, усугубило бы обдержащие Ее недуги и страдания. По Вашей программе начало духовное и Божественное в домостроительстве церковном всецело подчиняется началу мирскому и земному; во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры, а никому и ничему не нужное угодничество "внешним ", не оставляющее места для важного условия устроения церковной жизни по заветам Христа и Евангелия — свободы, дарованной Церкви Ее Небесным Основателем и присущей самой природе Ее — Церкви».

Процитированный фрагмент, вероятно, являлся самым выразительным во всем Ярославском воззвании. В нем, как видно, речь шла не о частностях, вроде состава Синода, а о сути расхождения с митрополитом Сергием. Заместителево угодничество «внешним», не оставляющее места для свободы Церкви, претило, безусловно, всем представителям «правой» церковной оппозиции. Но далеко не все с

1 См.: Воспоминания М. Н. Ярославского (в записи священника Михаила Ардова) // Надежда: Душеполезное чтение. Вып. 18. Базель-М., 1994. С. 167.

2 См.: ИеромонахДамаскин (Орловский). Мученики, исповедники... Кн. 2. С. 489.

такой прямотой об этом заявляли вслух. Возникает вопрос, в какой мере святитель Агафангел был причастен к составлению этой части воззвания.

Как известно, архиепископ Серафим, подписав общее обращение, направил митрополиту Сергию и личное письмо. В нем со всей ясностью выражалась та же мысль, что и в процитированном выше абзаце общего воззвания: «Факты чуть ли не ежедневно свидетельствуют, что еще труднее стало жить православно верующим людям. Но особенно тяжело, прямо мучительно им сознавать, что Вы приносите в жертву кому-то и чему-то внутреннюю свободу Церкви. До слез горько сознавать, что Вы, так мудро и твердо державший знамя Православия в первый период своего заместительства, теперь свернули с прямого пути и пошли по дороге компромиссов, противных Истине»1.

С еще большей горячностью в защиту внутренней церковной свободы писал митрополит Иосиф в письме архимандриту Льву (на данный момент установить, когда было написано это письмо — до или после Ярославского воззвания, — не удалось): «Мы зовем вас и укрепляем ваши силы на борьбу за независимость Церкви, только совсем не так, как Вы полагаете должным: не согласием с поработителями этой Церкви и убийцами Ее святой независимости, выявляющейся сейчас в Ее святом бесправии, а громким и решительным протестом против всякого соглашательства и лживых компромиссов и предательства интересов Ее интересам безбожного мракобесия и ожесточенной борьбы со Христом и Его Церковью»1.

Тема отказа митрополита Сергия от борьбы за внутреннюю свободу или независимость Церкви в известных письмах самого митрополита Агафангела в таком заостренном виде не поднималась. Однако это еще не означает, что слова в защиту этой свободы появились в воззвании без его участия. Он мог даже отчетливее других представлять, какую цену заплатил митрополит Сергий за легализацию своего церковного управления. Как было сказано, Тучков на рубеже 1926—1927 годов предлагал святителю Агафангелу возглавить подобное легализованное управление при условии подчинения внутренней жизни Церкви контролю со стороны ОГПУ. Он отказался от такой сомнительной чести. Программу всецелого подчинения начала духовного и Божественного в домостроительстве церковном началу мирскому и земному Ярославский святитель отверг. Подпи-

1 Акты... С. 570-571.

2 Шкаровский М. В. Иосифлянство. С. 220; Акты... С. 562.

269

саться под воззванием, в котором такая программа осуждалась во всеуслышание, было для него вполне естественным.

Далее в Ярославском обращении говорилось о требовании лояльного отношения к гражданской власти. «Мы приветствуем это требование, — писали Ярославские иерархи, — и свидетельствуем, что мы всегда были, есть и будем лояльны и послушны гражданской власти; всегда были, есть и будем истинными и добросовестными гражданами нашей родной страны, но это, полагаем, не имеет ничего общего с навязываемыми Вами политиканством и заигрыванием и не обязывает чад Церкви к добровольному отказу от тех прав свободного устроения внутренней религиозной жизни церковного общества, которые даны ему самою гражданскою властью (избрание общинами верующих духовных руководителей себе)».

Появление в обращении этих фраз сразу же за словами о попираемой внутрицерковной свободе кажется несколько неожиданным. Очевидно, оно было вызвано желанием составителей воззвания не дать повода в их словах о «никому и ничему не нужном угодничестве "внешним"» усмотреть выражение гражданской нелояльности. Митрополит Сергий, как известно, начиная с июля 1927 года довольно активно использовал такой прием, когда несогласие с его политикой объявлялось следствием контрреволюционной настроенности протестующих1. В результате эти протестующие автоматически ставились под удар ОГПУ. На самом же деле дилемма — либо принять политику Заместителя, либо расписаться в своей принадлежности к контрреволюции (со всеми вытекающими последствиями) — создавалась искусственно. Вопрос стоял иначе.

Выступления большинства оппонентов Заместителя были направлены не против гражданской лояльности, а против услужливости власти. Святитель Серафим (Самойлович) писал в своем личном письме митрополиту Сергию от 6 февраля: «Мы — лояльные граждане СССР, покорно исполняем все веления советской власти, никогда не собирались и не собираемся бунтовать против нее, но хотим быть честными и правдивыми членами и Церкви Христовой на земле и не "перекрашиваться в советские цвета "2, потому что знаем,

1 В Декларации от 29 июля 1927 года Заместитель уже наперед объявил несогласных с ним людьми, не желающими понять «знамений времени», которым «и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием» (Акты... С. 512).

2 Можно напомнить, что фраза «и тихоновцам пришлось перекрашиваться в советские цвета» содержалась в глумливом комментарии к Декларации митрополита Сергия, которым сопроводил ее публикацию редактор «Известий» (см.: Среди церковников // Известия ВЦИК. 1927 г. № 188(3122). 19авг. С. 4).

271

что это бесполезно и этому люди серьезные и правдивые не поверят» 1. Ту же мысль, только в более резких словах, выражал и митрополит Иосиф в своих собственноручных показаниях от 27 сентября 1930 года об отношении к современным ему церковным событиям: «Лакейский подход Сергия к Власти в его церковной политике — факт неопровержимый. И вся Советская печать гораздо злее и ядовитее нас высмеяла это лакейство и в стихах, и особых фельетонах, и юмористических иллюстрациях. Почему же нам это воспрещено? <...> Сергий хочет быть лакеем Сов. Власти, мы — хотим быть честными, лояльными гражданами Сов. Республики с правами человека, а не лакея, и только»1.

Как видно, лояльность здесь понималась как отказ от участия в политической борьбе с советской властью, как нейтралитет по отношению к ней. Митрополит Сергий же, с точки зрения его оппонентов, перешел с позиции нейтралитета, занятой еще святителем Тихоном в годы гражданской войны, на позицию политической солидарности с властью, стал служить ей. Это-то и вызывало возмущения, а не просто лояльность (в смысле аполитичности Церкви). По этой причине заявления оппозиционных митрополиту Сергию епископов о лояльности советской власти были достаточно обычным явлением3. Неудивительно, что такое заявление оказалось и в Ярославском  воззвании,  и довольно  трудно  определить,  кому именно могла принадлежать инициатива включения его туда.

Что же касается попутной апелляции к гражданскому законодательству (праву избрания общинами верующих духовных руководителей себе), то она, с точки зрения церковного сознания, была, вероятно, самым неудачным местом во всем обращении. Было ясно, что советские законы о религиозных организациях принимались не для того, чтобы оградить внутрицерковную свободу, а для того, чтобы способствовать дроблению и ослаблению Церкви. В письмах представителям власти, в показаниях на следствии и других подобных документах ссылки представителей «правой» церковной оппозиции на советские законы встречаются нередко4. Но в церковном документе, каковым является Ярославское воззвание, они, конечно, не могли не резать слух. Крайне жестко прокомментировал это место в

1 Акты... С. 571.

2«Я иду только за Христом...» С. 393—394. Подчеркнуто митрополитом Иосифом.

3 См., например, составленный епископом Василием (Зеленцовым) отклик соловецких епископов на июльскую Декларацию (Акты... С. 515—516).

' См., например, показания митрополита Иосифа от 22 сентября 1930 года («Я иду только за Христом...» С. 386).

своем разборе обращения Ярославских иерархов митрополит Елевферий: «Не прибавляй они последних слов о даровании советской властию "чадам Церкви " "права свободного устроения внутренней религиозной жизни церковного общества " в выборе себе духовных руководителей, еще можно было бы читать те строки с доверием к искренности составителей их. Тут изнутри смотрит и страх, страх естественный перед дателями церковных прав, и тонкое, но большее политиканство, чем то, если бы кто-либо хотел найти таковое в послании митрополита Сергия»1. Вероятно, и сами Ярославские иерархи понимали, что не вполне искренняя ссылка на советские законы может скомпрометировать их выступление в глазах церковного общества. Ниже будет показано, что епископ Евгений (Кобранов) в попытках опереться во внутрицерковной полемике на гражданское законодательство шел еще дальше. Возможно, что и в общее воззвание Ярославских иерархов ссылка на это законодательство (антицерковное по своей сути) была внесена по его инициативе. Но, может быть, инициатором этого был и кто-то другой.

«На место возвещенной Христом внутрицерковной свободы, — продолжали авторы обращения к митрополиту Сергию, — Вами вводится административный произвол, от которого много потерпела Церковь и раньше». Далее говорилось о том, в чем этот произвол прежде всего проявлялся: «По личному своему усмотрению Вы практикуете бесцельное, ничем не оправдываемое перемещение епископов, часто вопреки желанию их самих и их паствы, назначение викариев, без ведома епархиальных архиереев, запрещение неугодных Вам епископов в священнослужении и т. п.»

Митрополит Елевферий в своем разборе дал этому месту следующий комментарий: «Конкретизация обобщенных указаний якобы неканонических деяний митрополита Сергия, вероятнее всего, имела место только в Ярославской и Петроградской епархиях в связи с назначением архиепископа Иосифа Петроградским митрополитом, ибо действия митрополита Сергия и Синода в этой области в отношении других епархий, за отсутствием специального осведомительного о них органа, едва ли были известны ярославским иерархам»2. Не вызывает сомнения то, что Ярославские иерархи здесь действительно в первую очередь имели в виду перемещение митрополита Иосифа (только не на Петроградскую кафедру, а на Одесскую) и запрещение в служении двух его викариев. Эти действия митрополита Сер-

1 Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 308. ;

Там же. С. 310.

272

гия вызвали наиболее заметный резонанс и были известны лучше, чем другие, им подобные. Однако было много и других случаев сомнительных, с точки зрения церковной пользы, перемещений архиереев, о которых в церковной среде знали и без «специального осведомительного органа», типа «ЖМП» (митрополит Елевферий почему-то не принимал в расчет существование весьма интенсивной переписки, которую вели даже ссыльные иерархи, не говоря уже о находившихся на свободе). На слуху, например, была история, связанная с выступлением епископа Виктора (Островидова) — выступлением, поводом к которому также послужило его перемещение на другую кафедру1. В каноническом обосновании «иосифлянами» своего отхода от Заместителя, написанном вскоре после выхода в свет Ярославского воззвания, говорилось об одновременном переводе свыше сорока епископов1. Подсчет, произведенный автором настоящей работы, показал, что это число не было завышено (правда, следует оговориться, что понимать под одновременностью перевода). По этому подсчету, в период с начала апреля 1927 года (времени возвращения митрополита Сергия к управлению Русской Церковью) по начало февраля 1928 года (времени обнародования Ярославского воззвания) новые назначения на кафедры получили сорок пять православных российских архиереев3 (не считая вновь хиротонисанных и принятых из обновленческого и григорианского расколов), причем некоторые из них даже не по одному разу4. Таким образом, в

1 Об этом выступлении речь заходила даже в беседе митрополита Сергия с делегацией ленинградских оппозиционеров в декабре 1927 года. «Ничего вам не будет, — сказал тогда Заместитель ленинградцам по поводу возможных гонений на них. — Вот епископ Виктор открыто выступал против меня и благополучно сидит, никто не трогает его» (Протоиерей Владислав Цыпин. Русская Православная Церковь: 1925-1938. С. 152).

! См.: Акты... С. 585.

' Митрополит Иосиф (Петровых), архиепископы Арсений (Смоленец), Борис (Шипулин), Варлаам (Ряшенцев), Гавриил (Воеводин), Дамиан (Воскресенский), Иннокентий (Ястребов), Киприан (Комаровский), Константин (Дьяков), Серафим (Остроумов), Фаддей (Успенский), Феофан (Туляков), епископы Алексий (Готовцев), Алексий (Орлов), Андрей (Комаров), Василий (Беляев), Виктор (Островидов), Георгий (Анисимов), Евгений (Кобранов), Иаков (Маска-ев), Иннокентий (Летяев), Иоанн (Братолюбов), Иоасаф (Шишковский-Дрылевский), Кирилл (Соколов), Лука (Войно-Ясенецкий), Макарий (Звездов), Митрофан (Гринев), Никита (Делек-торский), Николай (Амассийский), Николай (Ипатов), Николай (Могилевский), Николай (Никольский), Никон (Дегтяренко), Нифонт (Фомин), Павел (Введенский), Павел (Вильков-ский), Павел (Гальковский), Павел (Флоринский), Павлин (Крошечкин), Серафим (Силичев), Софроний (Арефьев), Стефан (Виноградов), Стефан (Знамировский), Филипп (Гумилевский), Флавиан (Сорокин). Сведения об их перемещениях (возможно, неполные и не во всем точные) почерпнуты из приложения к книге «Акты Святейшего Патриарха Тихона» (С. 957—996).

4 Святитель Лука (Войно-Ясенецкий), например, будучи епископом Ташкентским, в сентябре 1927 года получил с коротким интервалом подряд три указа о переводе его на другие кафедры. По его собственному признанию, он «хотел безропотно подчиниться этим переводам», но бывший с ним в дружбе митрополит Арсений (Стадницкий) ему «настойчиво советовал никуда

указании воззвания на бесцельные перемещения епископов видеть вслед за митрополитом Елевферием лишь «прозрачное отображение петроградской смуты» было бы неправильно.

В наибольшей мере влияние митрополита Иосифа может быть усмотрено в последней, «резолютивной» части воззвания: «Мы, епископы Ярославской церковной области, сознавая лежащую на нас ответственность перед Богом за вверенных нашему пастырскому руководству духовных чад наших и почитая священным долгом своим всемерно охранять чистоту Святой Православной веры и завещанную Христом свободу устроения внутренней религиозной церковной жизни, в целях успокоения смущенной совести верующих, за неимением другого выхода из создавшегося рокового для Церкви положения отныне отделяемся от Вас и отказываемся признавать за Вами и за Вашим Синодом право на высшее управление Церковью». Что означают слова: «мы отделяемся от Вас», митрополиту Агафангелу и его викариям затем пришлось истолковывать особо. Причем истолкование было таким, что становилось ясно: в понятие «отделение» Ярославские иерархи вкладывали несколько иной смысл, нежели митрополит Иосиф и его ленинградские единомышленники (об этом еще пойдет речь ниже).

Свое отделение от митрополита Сергия ярославцы (как, впрочем, и ленинградцы) не мыслили как создание какой-то новой церковной юрисдикции. «Мы остаемся, — заявляли они, — во всем верными и послушными чадами Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, неизменно пребываем в иерархическом подчинении Местоблюстителю Патриаршего Престола Высокопреосвященному Петру, митрополиту Крутицкому, и через него сохраняем каноническое и молитвенное общение со всеми Восточными Православными Церквами. Оставаясь незыблемо на таком твердом основании, мы будем управлять Ярославской церковной областью и руководить своими паствами в деле угождения Богу и душевного спасения САМОСТОЯТЕЛЬНО — в строгом согласии с Словом Божиим, общецерковными канонами, правилами и преданиями, с постановлениями Всероссийского Собора 1917—1918 гг., с неотмененными распоряжениями Высшей Церковной Власти предсоборного периода, а также с распоряжениями Святейшего Патриарха Тихона, его Синода и Совета».

___

не ехать, а подать прошение об увольнении на покой» (что епископ Лука и сделал) (Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). «Я полюбил страдание...»: Автобиография. М: Русский хронограф, 1995. С. 67).

274

'Там же. С. 408-409.

! См.: «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову» // Богословский сборник. Вып. 10. С. 362—385; «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову» и не только ему // Богословский сборник. Вып. 11- С. 330—367.

276

строенных епископов, не имело» . О том, что предприняли сами органы ОГПУ, чтобы число последователей Ярославского выступления не стало большим, они в обзоре предпочли не распространяться.

Оценивая в целом Ярославское выступление февраля 1928 года, можно сказать, что из всех антисергиевских заявлений конца 1920-х гг. оно явилось по-своему самым значимым: троим из пяти иерархов, принявших в нем участие, до этого довелось стоять во главе управления Русской Церкви (митрополит Агафангел в 1922 году замещал арестованного Патриарха Тихона, а Высокопреосвященные Иосиф и Серафим на рубеже 1926—1927 годов — Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра). Это обстоятельство некоторых наводило на мысль (хотя зачастую уже post factum) о возможности применения разработанной на Соборе 1917—1918 годов канонической процедуры увещания Первоиерарха и последующего предания его церковному суду. В статье 8-й соборного Определения «О правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России» от 8 декабря 1917 года говорилось: «При нарушении Патриархом его обязанностей, в зависимости от свойств этого нарушения, три старейших члена Священого Синода или члены Высшего Церковного Совета в архиерейском сане делают Патриарху братское представление; в случае безуспешности сего делают вторичное представление; при безуспешности же этого представления принимают дальнейшие меры согласно ст. 10». В 10-й статье речь уже шла о суде над Патриархом2.

В антисергиевской полемике встречались прямые ссылки на эти статьи соборного определения, причем именно в контексте рассуждений о выступлении Ярославских иерархов. Так, в документе, озаглавленном «Голос верующего» (документ, правда, датирован неделей Торжества Православия 1929 года), цитировалась 8-я статья о действиях трех старейших иерархов, а далее следовало такое замечание: «Старейшими же иерархами в данном случае явились митрополит Ярославский Агафангел, митрополит Ленинградский Иосиф и архиепископ Угличский Серафим, не по рукоположению, а по степени каноничности своих прав, так как:

1 «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину... Т. 6. С. 141.

2 Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. Вып. 1. С. 6.

277

1. М[итрополит] Агафангел указан в патриаршем завещании от
   25 дек[абря] [19]24 г. / 7янв[аря] [19]25 г., как второй местоблюсти
   тель.
2.  М[итрополит] Иосиф указан актом от 6 дек[абря] 1925 г., как
   третий заместитель патриаршего местоблюстителя (второй замес
   титель экзарх Украины м[итрополит] Михаил за написание своей дек
   ларации от 4/17 ноября [19]27 г. потерял свои права на заместитель
   ство и в настоящее время доверием церкви не пользуется).
3.     Архиеп[ископ]   Серафим   Угличский   был   назначен  м[итро-
   политом] Иосифом и управлял церковью во время изоляции митро
   полита] Сергия»1.

В приписываемой протоиерею Феодору Андрееву и мученику Михаилу Новоселову брошюре «Беседа двух друзей» эта мысль развивалась дальше: «Протест старейших русских иерархов Русской Церкви митрополита Агафангела, митрополита Иосифа, архиепископа Серафима от 24 января / 6 февраля 1928 г. был сделан на основании ст. 8 соборного определения от 8 декабря 1917 г. Этот протест должен быть сделан вторично официальным путем и, если, после вторичного вразумления, митрополит Сергий не исправит своих ошибок, то, согласно ст. 10 того же соборного определения, епископат должен собрать 2/3 наличных епископских голосов и предать его (митрополита Сергия) церковному суду, заменив его другим заместителем»2.

В другом месте в брошюре говорилось: «Ярославские архипастыри допустили ошибку в том, что не сделали, согласно требованиям канонов Церкви, троекратного представления митрополиту Сергию его ошибок официальным путем, путь же неофициальный для этого недостаточен, т. к. о нем большинство епископата и верующих не знают, а посему никто и не последовал за ними. Т. е., другими словами, Ярославские архипастыри в точности не исполнили заповедь Христа о согрешившем брате (Мф. 18, 15—17), они обличили его наедине, но т. к. он не послушался, то им следовало бы поведать о том Церкви, но они этого не сделали, а прямо, хотя только административно, отделились от него»3.

Таким образом, по поводу выступления Ярославских иерархов выражалось сожаление, что они упустили возможность сразиться с Заместителем его же оружием — оружием формальных процедур. Надо думать, однако, что им с самого начала была понятна беспер-

1 ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 9. Л. 77.

2 Протоиерей Феодор Андреев, Новоселов М. А. Беседа двух друзей. С. 30.
'Тамже. С. 15-16.

спективность такого пути в условиях того времени. Вести неспешную официальную переписку с митрополитом Сергием, а затем начать собирать голоса епископов можно было лишь в том случае, если бы Церковь в СССР в решении своих внутренних проблем была предоставлена сама себе и над протестующими против политики Заместителя не висел бы меч репрессий со стороны ОГПУ. Кроме того, зная с кем они имели дело, Ярославские иерархи могли не сомневаться, что митрополит Сергий нашел бы в их «официальном» заявлении, будь оно сделано, множество слабых в формальном отношении мест (например, то, что в соборном определении шла речь о старейших членах Священного Синода или членах Высшего Церковного Совета в архиерейском сане, каковыми Ярославские иерархи не были; сами эти органы к тому времени либо прекратили свое существование, как ВЦС, либо были полностью видоизменены, как Синод). Наконец, общеизвестной была способность митрополита Сергия самих своих обвинителей быстро ставить в положение обвиняемых. Тем более что в отношении митрополита Иосифа необходимый для предания его суду обвинительный материал у Заместителя уже как будто бы имелся (обвинение в поддержке «учинивших раскол» Ленинградских викариев). Выдвинуть какое-нибудь подобное обвинение в отношении митрополита Агафангела и архиепископа Серафима при желании для митрополита Сергия также не составило бы большого труда.

Архиепископ Серафим писал в письме от 19 мая 1928 года Т. Л. Катуар по поводу рассуждений, подобным тем, что изложены в «Беседе двух друзей»: «Нас упрекают, что мы порвали с м[итрополитом] С[ергием], не употребив формы увещания. Но вы знаете, как много раз увещевал я, наш Авва, М. А., дядя и др. — а Е. Ник. даже до смерти»1. Все эти увещания мало действовали на Заместителя, повторять подобные опыты не имело особого смысла (хотя, как видно из следующих слов архиепископа Серафима, несмотря на это, он ради блага церковного согласен был писать и официальные формы увещания).

Однако и при всем своем неофициальном характере Ярославское воззвание имело огромное значение. Можно было оспорить,

1 ЦА ФСБ РФ. Д. Р-44340. Л. 51 об. — 52; «Послание ко всей Церкви» священномученика Серафима Угличского от 20 января 1929 года. С. 311—312. Предположительно, «наш Авва» — это архимандрит Неофит (Осипов), «М. А.» — митрополит Агафангел, «дядя» — мученик Михаил Новоселов, «Ж. Ник.» — епископ Николай (Никольский), скончавшийся вскоре после резкого разговора с Заместителем. Какие конкретно их увещания имел здесь в виду архиепископ Серафим, не совсем понятно.

имели ли тогда Высокопреосвященные Агафангел, Иосиф и Серафим особые права старейших иерархов, но в любом случае это были иерархи очень известные в церковной среде и имевшие немалый авторитет. Их нельзя было, как какого-нибудь епископа Алексия (Буя), просто взять и запретить в служении, объясняя при этом всем интересующимся, что, дескать, этот «действительный Буй» обманным путем «в годы церковной разрухи» добился «продвижения себя по иерархической лестнице» из келейников во епископы1. Ярославские святители себя по иерархической лестнице, да еще пользуясь церковной разрухой, не продвигали. Напротив, все знали, сколько усилий ими было приложено для преодоления этой разрухи.

Сложившаяся в феврале 1928 года ситуация для Заместителя была критической. Движение протеста против его политики достигло невиданных прежде масштабов. Если бы митрополит Агафангел, имевший не меньше, чем митрополит Сергий, прав на возглавление Русской Церкви, объявил, что готов вновь вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя, не исключено, что Заместитель мог бы потерять контроль над положением. В отличие от ситуации 1926 года вокруг святителя Агафангела не было своего рода области отчуждения от него церковного общества. Напротив, область отчуждения разрасталась вокруг митрополита Сергия. В связи с этим архиепископ Серафим (Самойлович), например, писал митрополиту Сергию: «Мне кажется, что один из выходов из создавшегося положения — это обратить Вам и всем православно-мыслящим верующим нашей страны свои взоры к старейшему иерарху Российской Церкви Высокопреосвященному Агафангелу, митрополиту Ярославскому. <...> Протяните к нему свои братские руки, скажите ему свое теплое братское слово, попросите его помочь Вам выйти из ужасного тягостного положения и передайте ему заместительские права впредь до возвращения к власти Высокопреосвященного Петра, митрополита Крутицкого»1.

К такому же выходу из создавшегося положения склонялись тогда и некоторые другие представители церковной оппозиции, в том числе один из самых активных ее деятелей — мученик Михаил Новоселов. Митрополитом Иосифом на этот счет в ноябре 1930 года были даны следующие показания: «Он <Новоселов>, передавая мне мнение какой-то "группы интеллигентных верующих" о необходимо-

1 См.: Характеристика епископа Алексия (Буя), составленная канцелярией Патриаршего Священного Синода при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя // Акты... С. 622. ; Там же. С. 572.

280

сти возглавления церковников, не согласных с политикой митрополита Сергия, только информировал меня о том, что решено митрополита Агафангела просить возглавить новую церковную организацию, которая, по существу, тогда только складывалась»1. Правда, из показаний того же митрополита Иосифа следует, что сам М. А. Новоселов предпочел бы видеть во главе оппозиции другого иерарха. «Позже, — показал митрополит Иосиф, — архиепископ Серафим Угличский показал мне, переслав, кажется, его, письмо Новоселова, в котором последний анализировал троих лиц с точки зрения пригодности их к возглавлению нового церковного течения. Относительно меня и Агафангела говорилось, что мы мало для этого пригодны: я — как склонный более к созерцательной жизни, а Агафангел — как престарелый. Называя Серафима "сынком ", Новоселов выдвигал на эту роль его, как более молодого и энергичного»2. Однако видно, что и М. А. Новоселов, вопреки личным предпочтениям, готов был в какой-то момент обратиться к митрополиту Агафангелу с призывом встать во главе отделившейся от Заместителя части Русской Церкви.

Письма, в которых выражалась готовность признать святителя Агафангела своим если не иерархическим, то, по крайней мере, духовным возглавителем, зимой—весной 1928 года поступали к нему из разных мест России. Так, например, в письме от представителей одной из церквей города Иркутска говорилось (письмо датировано днем 19 марта 1928 года): «Ваше Высокопреосвященство, Высокопреосвященнейший Владыко. Исторический акт, подписанный Вами и единомысленными с Вами архипастырями Ярославской церковной области 24 января <ст. ст> сего 1928 года достиг, наконец, и родного Вашему Высокопреосвященству Иркутска. До последней буквы разделяя роковую необходимость и своевременность такого выступления против создавшейся невыносимо тяжелой атмосферы в области высшего управления Российской Церковью, когда от личного произвола митрополита Сергия и его "Священного Патриаршего Синода"немало пострадала правда и в нашей Иркутской церкви, мы, нижеподписавшиеся, решили, в интересах защиты попранной правды, обратиться к Вашему Высокопреосвященству с настоящим нашим письмом».

Далее в письме перед митрополитом Агафангелом ставился ряд вопросов, в частности такие: «Можете ли Вы, Ваше Высокопреосвященство, принять Иркутскую Глазковскую Николо-Иннокентъевскую общину под свое духовное православное окормление на тех строго ка-

1 «Я иду только за Христом...» С. 417.

2 Там же. С. 416.

ионических, Православною Церковью содержащихся, началах, кои возвещены в подписанном Вашим Высокопреосвященством акте от 24января 1928 г., и <...> можете ли поручить непосредственное руководительство этой православною общиною проживающему в г. Иркутске единомысленному с Вами Преосвященному Венедикту <Плотникову>, епископу Кронштадтскому, или Преосвященному епископу Забайкальскому Евсевию < Рождественскому>, после заявленного им единомыслия на платформе акта 24 января»1.

Действительно ли названные епископы были тогда во всем единомысленны митрополиту Агафангелу, уверенности нет (впоследствии и тот и другой приняли назначения на кафедры от митрополита Сергия). Важно, однако, что предложения о принятии под духовное окормление от представителей других епархий к митрополиту Агафангелу поступали, и неизвестно, как стали бы разворачиваться события, если бы он во всеуслышание заявил, что готов их всех принять.

Святитель Агафангел таких заявлений делать не стал. Вероятно, сказались тяжелые воспоминания о событиях 1926 года. Он понимал, что в случае его выхода за границы полномочий епархиального архиерея Заместителем будут вновь подняты все те же аргументы, усугубленные к тому еще и ссылками на последовавший тогда со стороны митрополита Агафангела отказ от местоблюстительства и принятие этого отказа митрополитом Петром. Архиепископу Серафиму, призвавшему обратить взоры к митрополиту Агафангелу, равно как и всем, кто готов был это сделать, митрополит Сергий именно так затем и ответил, процитировав слова Патриаршего Местоблюстителя из его послания от 1 января 1927 года: «За отказом митрополита Агафангела — вопрос о его местоблюстителъстве отпадает сам собою. И посему подвергнутся строгому суду-осуждению те, кто, прикрываясь благами Церкви, станут употреблять усилия выдвинуть старца Божия на местоблюстительский пост, — они будут чинить тяжкое преступление пред Св. Церковью»1. Это предостережение митрополита Петра, обращенное тогда, прежде всего, против раскольников-григориан, пытавшихся вовлечь Ярославского святителя в свои интриги, оказывалось теперь для митрополита Сергия как нельзя более кстати.

Однако и в том случае, если бы митрополит Агафангел не стал претендовать на пост Местоблюстителя (что и произошло), его

1 ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 4. Л. 508-509.

2 Акты...С. 590.

282

пример объявления о самостоятельном управлении епархией был для Заместителя крайне опасен. Могла начаться цепная реакция в других епархиях. Были иерархи, желавшие последовать за ярослав-цами. В качестве иллюстрации можно привести показания управлявшего до февраля 1928 года Каргопольской и Олонецкой епархиями епископа Василия (Докторова) (фигурирующий в его показаниях Большаков Иван Евграфович — в прошлом видный хлеботорговец, а в конце 1920-х годов активный прихожанин и член двадцатки одного из храмов Ленинграда): «С момента выпуска митрополитом Сергием декларации я от Большакова стал получать письма, в которых он писал, что митр[ополит] Сергий продался большевикам, выпустил воззвание и указ о молении за власть. Предупреждал меня не входить в общение с митропол[итом] Сергием и присоединиться к митрополиту Иосифу и Ленинградскому епископу Дмитрию Любимову. При своих письмах Большаков присылал документы, написанные в защиту отхода от митрополита Сергия многих епископов и духовенства».

Епископ Василий не уточнял, какие именно документы были ему присланы, но поскольку он говорил про отход от митрополита Сергия многих епископов, можно думать, что Ярославское воззвание было среди них. Во всяком случае, действия, которые он предпринял или собирался предпринять, были весьма похожи на действия Ярославских иерархов. «Я, — продолжал епископ Василий, — не зная сущности отхода, все же по присланным документам и письмам Большакова прекратил поминовение за службой митр[ополита] Сергия и поминал только Петра Крутицкого. Боясь, что за прекращение поминовения я буду лишен епархии, я и хотел создать автокефалию с подчинением только Петру Крутицкому, т. е. фактически перейти на сторону истинно-православных, но, по-видимому, о моих действиях прослышал митр[ополит] Сергий и указом от управления епархии меня устранил и прислал на мое место епископа Артемия. После этого я вынужден был поехать в Ленинград» . Увольнение епископа Василия произошло 19 февраля 1928 года2, то есть через 13 дней после Ярославского акта. В случае с Каргопольским епископом митрополит Сергий успел предотвратить нежелательное для себя развитие событий. Но мог и не успеть.

1 Архив УФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской обл. Д. П-77463. Т. 3. Л. 7—7 об.; ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 5. Л. 62-62 об.

' См.: Шкаровский М. В. Иосифлянство. С. 278.

Конечно, нельзя упускать из виду того, что многие архиереи (не менее сорока) за время, прошедшее с момента издания июльской Декларации, были перемещены Заместителем с кафедры на кафедру и, из послушания приняв от него назначения (согласованные с ОГПУ), оказались своего рода заложниками проводимой им политики. Они уже подчинились митрополиту Сергию, и выступать после этого с протестами против него им было трудно. (Отсюда такое нежелание митрополита Иосифа и некоторых других иерархов принимать после 1927 года назначения от Заместителя.) Однако митрополит Сергий был вынужден делать все больше уступок ОГПУ, а каких-то положительных для Церкви результатов от этого было все меньше. Смущение от происходившего вокруг нарастало и в среде тех, кто ранее оказывал Заместителю послушание. Гарантий того, что они и далее пребудут в послушании ему, что бы ни произошло, не было.

Заканчивая разговор об обстоятельствах и значении выступления Ярославской оппозиции в начале 1928 года, можно кратко суммировать сказанное в данном разделе следующим образом. Было бы ошибкой считать действия Ярославских иерархов (за исключением, быть может, младшего из них — епископа Евгения) следствием каких-то личных обид и недоразумений, ранее случавшихся у них с митрополитом Сергием. Конечно, их выступление нельзя рассматривать вне контекста предшествовавших ему церковно-исторических событий, в том числе и ленинградских событий, толчком к которым послужило смещение митрополита Иосифа с кафедры. Однако протест ярославцев был направлен не столько против конкретных административных действий Заместителя Местоблюстителя, сколько против его политики в целом. Главное обвинение, выдвигавшееся ими против митрополита Сергия, было прямо сформулировано в их обращении от 6 февраля 1928 года: «никому и ничему не нужное угодничество "внешним", не оставляющее места для важного условия устроения церковной жизни по заветам Христа и Евангелия — свободы, дарованной Церкви Ее Небесным Основателем и присущей самой природе Ее — Церкви». В составлении этого обращения, ставшего кульминационным актом Ярославского выступления, как показывает анализ его содержания, святитель Агафангел принял весьма активное участие. Говорить, что он лишь пассив-