Монастырь преподобного Иова Почаевского в Словакии

Среди нескольких десятков существовавших в XX веке за пределами России монастырей Русской Православной Церкви особую, вероятно наиболее значительную роль, играло монашеское братство преподобного Иова Почаевского, существовавшее в 1923-1946 гг. на территории так называемой Пряшевской Руси – северо-восточной части Словакии, населенной в значительной степени русинами. В начале XX столетия произошло их «на­циональное пробуждение» в Закарпатье и Словакии. В 1939 г. на этой земле, где во времена Австро-Венгерской империи не было ни одного православного прихода, насчитывалась 115 приходов и около 150 тыс. православных верующих. Для них в 1931 г. была основана епархия в юрисдикции Сербского Патриарха, епископ которой прожи­вал в Пряшеве, и имел титул Мукачевско-Пряшевского.

Монастырь прп. Иова был известен, прежде всего, своей энергичной и широкомасштабной деятельностью по распространению религиозной литературы. В определенном смысле он являлся центром Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ), почти единственным местом в Европе, откуда распространялось православное печатное слово по всем приходам русского зарубежья. Эта обитель в виде книгопечатного монашеского братства была ос­нована в марте 1923 г. в словацко-русинской деревне Ладомирова (Владимирова) известным церковным деятелем архимандритом (позднее архиепископом) Виталием (в миру Василием Ивановичем Максименко, 1873-1960). До революции 1917 г. о. Виталий руководил работой самой крупной церковной типографии России в Почаевской Лавре, издавал журнал «Русский инок» и возглавлял на Волыни местное отделение Союза русского народа, в 1919 г. он был схвачен и приговорен к смертной казни поляками, но освобожден по ходатайству Сербского Патриарха.

Архимандрит приехал в Ладомирову 25 марта 1923 г., после того, как узнал, что в этой местности население нескольких сел вернулось из униатства к вере своих предков – Православию. Инициаторами его возрождения здесь были местные крестьяне, побывавшие на заработках в Америке и там перешедшие из униатства в Православие. Отец Виталий ставил своей целью миссионерскую деятельность по распространению Православия в Пряшевской Руси и, кроме того, создание по поручению Архиерейского Синода РПЦЗ типографии, которая бы продолжила традиции почаевской. В 1934 г. архим. Виталий был хиротонисан во епископа и направлен в Нью-Йорк для окормления русских эмигрантов в Америке. Владыка оставил своим заместителем по братии, возглавлявшего обитель до 1944 г. архимандрита Серафима (Иванова).

Большую помощь в основании типографии и православной миссии в Ладомировой оказал Юрий Лажо (Лазо) – в 1920-1924 гг. депутат Чехословацкого парламента, активно защищавший права закарпатских русинов. Он также был устроителем православной церкви Пресвятой Троицы в г. Вышном Свиднике. Ю. Лажо сотрудничал с миссией до своей кончины 29 мая 1929 г. Архиепископ Нафанаил (Львов) позднее писал, что архим. Виталий начал работы по основанию типографии с пражскими русскими студентами, «приезжавшими к нему на вакации, по рекомендации епископа Пражского Сергия. Мало, кто удерживался у о. Виталия. Слишком уж суровы были условия жизни».

Первое время все православные приходы Восточной Словакии подчинялись архиепископу Пражскому Савватию (Врабецу), находившемуся в юрисдикции Константинопольского Патриарха. В 1923 г. Владыка Савватий пригласил себе в помощники в Чехословакию из Сербии русского епископа Вениамина (Федченкова), назначив его своим викарием Подкарпатской Руси. Однако через 8 месяцев Владыка Вениамин был вынужден по требованию чехословацкого правительства оставить эту страну и возвратиться в Сербию. В феврале 1924 г. правительствами Чехословакии и Югославии был заключен договор, по которому Православной Церкви в Подкарпатской Руси предоставлялась полная автономия и право иметь своего епископа, но в юрисдикции Сербского, а не Константинопольского Патриарха. К 1925 г. почти все православные общины Словакии стали подчиняться сербским архиереям.

Уже в 1923-1924 гг. в Ладомировой собралось несколько русских иноков. 29 октября 1923 г. по представлению архим. Виталия архиепископ Савватий утвердил образование в Словакии Миссионерского стана и начальником миссии назначил о. Виталия. 21 ноября 1923 г. была заложена каменная церковь св. Архангела Михаила. Освящение фундамента совершил епископ Вениамин (Федченков) в сослужении архим. Виталия. Строительство церкви по проекту инженера В. Леонтьева завершилось через год, освятил ее архиепископ Савватий.

 Первоначально местные униаты всеми мерами, вплоть до административных, пытались помешать распространению Православия. Об этом, в частности,  свидетельствует следующий случай: «Когда архимандрита Виталия окрестный начальник в присутствии народа спросил, на каком основании он, чужестранец, ведет открытую работу среди народа и проповедует Православие, и кто дал ему на это право? Архимандрит Виталий ответил, показывая на находившееся невдалеке русское воинское кладбище: «Русские воины, пролившие кровь за свободу этого народа, и усеявшие здешние поля своими костями, дали мне право жить здесь и просвещать здешний народ». Ничего не сказал окрестный начальник, сел в автомобиль и уехал».[1]

Рядом с Михайловской церковью в 1924-1926 гг. был построена деревянный дом, в котором разместились миссия и типография. В строительстве участвовал недавно поступивший в братство монах Игнатий (Чокина), первый постриженник из местного населения. Позднее были возведены большой типографский корпус с домовой церковью, трапезная, экономический корпус, странноприимница и каменная часовня Владимирской иконы Божией Матери на военном кладбище в Ладомировой, где находились братские могилы русских воинов, павших в Мировой войне (в 1938 г. часовню расписал Михаил Ромберг).

Первоначально типография работала с января 1924 г. в Вышнем Свиднике (в арендованном помещение на втором этаже над корчмой), а в 1926 г. переехала в Ладомирову. В 1932 г., после технического переоборудования она официально была признана Архиерейским Синодом возобновленной исторической Почаевской церковной типографией. Уже в 1924 г. увидели свет первые богослужебные книги. Среди периодических изданий первым стал выходить «Православный календарь» (в 1924-1944 гг.).[2]

С 1928 г. в Ладомировой дважды в месяц начала издаваться газета «Православная Карпатская Русь» - единственный печатный орган православного движения на Карпатской и Пряшевской Руси, в кото­ром, среди прочего, публиковались распоряжения Епархиального управления Мукачевско-Пряшевской епархии и информация о деятельности созданного в июле 1929 г. в Ужгороде Свято-Владимирского братства восстановления православия и охраны русской культуры на Карпатах. В 1934 г. этот печатный орган был преобразован в единственную подобную церковно-общественную двухнедельную газету «Православная Русь», выходившую тиражом 3 тыс. экземпляров и распространявшуюся в 48 странах.

С 1935 г. также начал выпус­каться ежемесячный журнал для детей и подростков «Детство во Христе», с 1939 г. носивший название «Детство и юность во Христе», с 1939 г. периодически выходил богословский журнал «Православный путь». В 1936 и 1940 гг. типография в Ладомировой выпускала каталоги своих изданий, которые и сейчас поражают количеством и разнообразием представленной в ней церковной и культурно-просветительной литературы. Каталоги включали пять разделов: богослужебные книги и молитвословы, апологетические брошюры, религиозно-нравственные книги, разные издания (в том числе книгу Ивана Шмелева «Старый Валаам», Словарь наиболее употребительных церковно-славянских слов, книгу прот. Иоанна Чернавина «Пушкин как православный христианин» и др.), разрешительные грамоты. Следует отметить, что все участники издательской деятельности работали бесплатно и были настоящими подвижниками. В 1930-е гг. в Ладомировской типографии печаталось около 75 % всех изданий Русской Православной Церкви за границей.[3]

Помимо книгопечатной работы обитель была известна написанием икон в древнерусском стиле, а также изготовлением иконостасов, распятий и т.д. Так, например, 28 сентября 1941 г. в с. Вилаги был установлен и торжественно освящен архим. Нафанаилом (Львовым) большой крест, созданный стараниями настоятеля местного прихода о. Василия Птащука. Распятие написал иеромонах Киприан (Пыжов).

В 1928 г. в Ладомирову из Югославии приехали окончивший философский и богословский факультеты Белградского университета иеромонах Серафим (Иванов) и бывшие насельники Валаамского монастыря – старостильники иеромонахи Филимон (Никитин), впоследствии известный духовник Свято-Троицкой обители в Джорданвилле, и Хрисанф (Малыхин), позднее уехавший на Святую гору Афон. С этого года братство полностью перешло на монастырский уклад жизни, было заведено уставное ежедневное богослужение, чтение житий святых за трапезой и пр.

При этом братия, не снижая размеров книгопечатной работы, развернула широкую миссионерскую деятельность по рас­пространению Православия в крае, ежегодно принимая 2-3 тыс. богомольцев. Особенно много верующих в составе шести крестных ходов из г. Межилаборцы и сел Медвежьего, Бехерева, Порубки, Крайнего Черного и Вагринца приходило в обитель в ее главный годовой праздник – Усекновения главы свт. Иоанна Крестителя.

Их привлекала хранившаяся в монастырской церкви великая святыня – дарованная афонскими монахами часть правой руки свт. Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Всего с Афона в Ладомирову прибыли два ковчега со святыми мощами, из Иерусалима – крест с частицей святого крестного древа, а Почаевская Лавра в 1929 г. прислала в благословение создаваемой типографии большой образ прп. Иова Почаевского с частицей его святых мощей (в 1932 г. образ был установлен на центральном месте в новом помещении типографии).

В феврале 1930 г. численность братии достигла 25 человек, в том числе пять с высшим богословским образованием. Важной частью жизни членов братства были культурные и благотворительные мероприятия. Ежегодно проходил День русской культуры, при этом самым популярным мероприятием был, организуемый в обители с 1930 г. на Рождество праздник «Русская ёлка». Так в 1938 г. его посетило 400 детей из окрестных деревень, и все получили подарки в виде детских вещей и елочных украшений. Насельники обители служили в православных храмах края, устраивали крестные ходы и т.д. В результате этой миссионерской работы численность членов православных общин в Словакии выросло с 2100 в 1921 г. до 12500 в 1940 г.[4]

В первой половине 1930-х гг. в обители прп. Иова существовали монастырские курсы, организованные для послушников архим. Виталием. На них, в частности, в 1933-1935 гг. обучался приехавший из Валаамского монастыря послушник Матти Лехмонен. На курсах преподавали литургику, историю Церкви, церковно-славянский язык и другие предметы.

Условия жизни в обители были очень суровыми, средств постоянно не хватало. Иногда насельникам было нечего есть и братская кухня стояла по несколько дней нетопленой. Порой отпечатанные богослужебные книги, на которые имелись заказы, не на что было отправить, и они лежали запакованные, в ожидании какого-нибудь денежного поступления. Но архим. Виталий категорически запретил производить какие-либо сборы пожертвований среди местных новообращенных крестьян.[5]

Со времени основания монастырь прп. Иова фактически подчинялся Архиерейскому Синоду (обитель высылала Синоду ежегодные взносы на общецерковные нужды), но монахи обслуживали окрестные приходы Мукачевско-Пряшевской епархии (находившиеся в юрисдикции Сербской Православной Церкви), и поэтому состояли в ее клире, что чем дальше, тем больше, создавало различные препятствия для деятельности братства. Занимавший с 1931 г. Мукачевско-Пряшевскую кафедру епископ Дамаскин, после отъезда Владыки Виталия (Максименко) в Америку стал требовать полного подчинения монастыря себе и даже намечал отстранения административным путем игумена Серафима (Иванова).

Активная миссионерская деятельность братства, формально входившего в состав Мукачевско-Пряшевской епархии, вызывала тревогу даже у Сербского Патриарха Варнавы. 27 апреля 1936 г. он написал председателю Архиерейского Синода митр. Антонию (Храповицкому) письмо по поводу нежелательного образа действий Владыки Виталия в отношении братства прп. Иова.

В ответе митр. Антония от 25 мая говорилось: «…по-видимому, Архиепископ Виталий не переписывал на свое имя монастырское, т.е. церковное имущество, как это значится в письме Вашего Святейшества, а лишь создал типографию с довольно значительным движимым и недвижимым имуществом, которое с самого начала было записано на его имя… думаю, что и Сербская Православная Церковь может относиться к начинаниям Преосвященного Виталия с полным доверием, будучи уверенной, что Братство им устроенное и далее будет вполне лояльно к ней, как впрочем, и все русские церковные учреждения, имеющие приют на территории подлежащей юрисдикции Сербской Православной Церкви или ныне входящие в состав ее».[6] Письмо Патриарха Варнавы было доложено митр. Антонием Архиерейскому Синоду, который 16 июля 1936 г. постановил дать на него ответ после прояснения вопроса с собиравшимся приехать в Белград архиеп. Виталием.

В 1937 г. игумен Серафим (Иванов) по поручению архиеп. Виталия составил положение о «Почаевско-братской типографии», в котором предлагалось изменить существующее положение: «Мотивы, побуждающие братство восстановленной Почаевской типографии прп. Иова во Владимировой просить о выходе из клира Карпаторусской Мукачевско-Пряшевской епархии: 1) Главная цель братства – восстановить Почаевскую типографию для будущей России, а до того времени служить общерусским церковным нуждам рассеяния. 2) Вторая цель – создать ядро идейного русского монашества из эмигрантов и вообще всех русских людей для будущей работы по восстановлению монашества в возрожденной России. 3) Устав епархии Мукачевско-Пряшевской определенно указывает, что настоятель монастыря и братский собор должны быть чешскими гражданами. Клаузула, что временно может быть настоятелем иностранный подданный, не может быть использована, ибо вопрос идет о постоянном устройстве типографского братства. Возобновители Почаевской типографии не могут и не имеют намерения сделаться чехословацкими гражданами, т.к. готовят себя для церковной работы в будущей России. 4) Предстоящая неизбежность автокефалии Православной Церкви в Чехословакии, если братство останется в клире этой Церкви, естественно сузит рамки деятельности Почаевской типографии, и отвлечет ее от работы на общерусской церковной ниве со специальными заданиями, указанными в п. 1 и 2».[7]

В соответствие с этим предложением члены братства в дальнейшем перешли в юрисдикцию Русской Православной Церкви за границей. Конфликт по этому поводу с Сербской Православной Церковью был разрешен уже после смерти, как митрополита Антония, так и Патриарха Варнавы. В 1937 г. епископом Мукачевско-Пряшевским был назначен русофил, окончивший Духовную Академию в Российской империи, Владыка Владимир (Раич). Его назначение существенно изменило ситуацию в епархии. 24 февраля 1939 г. епископ Владимир официально признал типографское братство прп. Иова обителью в юрисдикции Архиерейского Синода РПЦЗ.[8]

 После раздела Чехословакии, и ее частичной оккупации немцами и венграми ситуация существенно изменилась. Еще 7 октября 1938 г. под давлением Германии чехословацкое правительство признало автономию Словакии, а 14 марта 1939 г. была провозглашена самостоятельность этой страны. Вследст­вие присоединения территории Закарпатья к Венгрии 15 марта 1939 г. Мукачевско-Пряшевская епархия была разделена государственной границей на две части. Подавляющее большинство православных приходов отошло к Венгрии, и на тер­ритории Словакии осталось лишь 12 приходов епархии (5 из которых окормляли русские монахи), монастырь прп. Иова и две церковные общины в юрисдикции митрополита Евлогия (возглавлявшего Западно-Европейский экзархат Вселенского Патриархата) в Братиславе и Нитре.

Возглавлявший Мукачевско-Пряшевскую епархию епископ Владимир остался в Мукачево, но фактически потерял возможность связи с Сербской Церковью и лишился возможности непосредственно окормлять словацкие приходы. Обсудив донесение игумена Серафима от 25 июля 1939 г. «о желательности при данной политической обстановке передачи православных приходов в Словакии из юрисдикции Сербской Церкви в юрисдикцию [т.е. под управление] Епископа Берлинского и Германского» Серафима (Ляде) и приложенную к нему копию докладной записки благочинного приходов в Словакии прот. Василия Соловьева епископу Владимиру с аналогичными предложениями Архиерейский Синод РПЦЗ 4 августа 1939 г. постановил: «1) Признать, что не встречается препятствий к осуществлению предложенного прот. В. Соловьевым мероприятия, если Сербская Церковная власть нашла бы осуществление его желательным; 2) О положении православных церквей в Словакии доложить Архиерейскому Собору, для чего передать при выписке из сего определения в Соборную Канцелярию все относящиеся к сему материалы».[9] Но решение этого вопроса затянулось на два года.

Осенью 1940 г. была предпринята попытка от­крыть двухгодичные Пастырско-богословские курсы с целью под­готовки священников и иноков-миссионеров для русского зарубежья и освобо­жденной в будущем от советской власти родины. 22 августа Архиерейский Синод заслушал прошение об этом Духовного собора братства от 1 августа, в котором указывалось «на нужду в подготовлении будущих пастырей для России». В качестве преподавателей намечались архимандриты Серафим, Нафанаил и игумен Савва. К прошению были приложены проект положения о курсах и краткая программа их. В этот день Синод решил благословить создание курсов, принять меры для получения согласия «надлежащих властей», призвать все епархии, миссии и приходы оказать всемерную поддержку, а проект положения рассмотреть особо.[10]

23 сентября Архиерейский Синод, вновь вернувшись к рассмотрению вопроса, постановил: «Уведомить Преосвященного Архиепископа Берлинского и Германского Серафима о предположенном открытии при Типографском Братстве прп. Иова Почаевского Пастырско-Богословских Курсов, предложив ему оказать этому делу всю возможную поддержку, о чем послать ему указ и уведомить указом же Настоятеля Типографского Братства архимандрита Серафима».[11]

 В тот же день Синод заслушал устный доклад архимандрита Нафанаила (Львова) о выработанным Духовным собором братства проекте положения о Пастырско-богословских курсах и утвердил этот проект. В постановлении Синода отмечалось: «Курсы имеют целью подготовку приходских священников и монахов – миссионеров для церковной работы, как в эмиграции, так и в будущей освобожденной России». Начальником курсов был назначен настоятель монастыря архимандрит Серафима (Иванова), преподаватели назначались из кандидатов, представленных Архиерейскому Синоду начальником курсов по соглашению с Духовным собором братства.

Братство брало на себя содержание курсов, предоставляло им помещения и возможность для учащихся пользоваться монастырской библиотекой. Помимо двухгодичного богословского отделения имелось одногодичное общеобразовательное (подготовительное) отделение, на которое принимались православные верующие не старше 25 лет, а на 1-й (богословский) курс – не старше 50 лет. Число вакансий на каждый курс составляло от 5 до 12 человек. Выпускники могли быть настоятелями приходов, разъездными миссионерами, законоучителями в народных школах и младших классах средних учебных заведений. Соответствующий указ 4 октября 1940 г. подписал председатель Синода митрополит Анастасий (Грибановский).[12]

Была произведена запись учащихся. Приезду большинства из них по­мешала разгоравшаяся война, и отказ словацкого правительства в выдаче въездных виз. В обители собралось лишь 13 юношей, в основном из деревень Пряшевской Руси (в том числе уроженец Ладомировой Василий Шкурла – нынешний Первоиерарх Русской Православной Церкви за границей митрополит Лавр). Хотя словацкое Министерство просвещение к лету 1941 г. еще официально не разрешило существование курсов, подготовительные занятия с наличными слушателями уже начались и в индивидуальном порядке продолжались до 1944 г.[13]

Учащиеся помогали в издательской деятельности. В октябре 1941 г. братство обратилось к русским жителям Словакии с призывом поступать работниками в типографию. При этом отмечалось, что «лица, имеющие хотя бы неполное среднее образование, в свободное от работы время могли бы за зиму подготовиться к церковной работе в качестве священника или псаломщика».[14] Всего за время существования монастыря в нем было подготовлено 20 священников.

Ладомировская обитель весь период своего существования была важнейшим центром русской эмиграции в Чехословакии. Братство поддерживало тесные контакты с эмигрантскими организациями в Праге и русскими обществами в Братиславе, Кошицах, Мукачево и Ужгороде, в том числе со студенческими организациями. Так 20 сентября 1942 г. представители обители участвовали в собрании, организованном Обществом русских студентов «Добрянский» в словацком городе Межилаборцы.

Монастырь неоднократно посещали видные представители как церковной, так и светской эмиграции: бывший министр церковных дел Временного правительства А.В. Карташев, писатель И.С. Шмелев, философ И.А. Ильин, великие князья и т.д. В 1930 г. в Ладомирову приезжал епископ Иоасаф (Скородумов), в 1938 г. – епископ Пражский Сергий (Королев), в 1940 – первоиерарх Русской Православной Церкви за границей митрополит Анастасий (Грибановский), рукоположивший 5 сентября во иеромонаха о. Киприана (Пыжова).

В апреле 1941 г. в обитель прибыл известный духовный писатель и богослов протоиерей Сергий Четвериков, принявший там летом 1942 г. постриг в великую схиму с именем Сергий. Князь Никита Александрович Романов жил в монастыре вместе с семьей (женой Марией, сыновьями Никитой и Александром) более девяти месяцев – с 12 сентября 1943 по 30 июня 1944 гг. Никита Александрович переехал в Словакию 4 сентября 1943 г. из Италии, его дети учились в монастырской школе, и покинуть Ладомирову князя заставила только эвакуация обители в связи с военной опасностью.[15]

Численный состав братства не был постоянным. Из-за тяжелых, скудных условий жизни и по другим причинам он менялся. Так с 1934 г. духовником обители и православной миссии в Ладомировой, членом редакционного совета «Православной Руси» был старец с Афона схиигумен Кассиан, которого очень высоко ценил епископ Мукачевско-Пряшевский Дамаскин. В 1937 г. старец переехал в Почаевскую Лавру, а в конце 1939 г. вернулся на Афон, где и скончался не ранее 1942 г.

Почти весь 1941 г. пребывал в монастыре иеромонах Антоний (в миру Артемий Медведев) – будущий архиепископ Сан-Францисский. Еще одним известным насельником обители в 1930-е гг. был иеромонах Алексий (в миру Александр Иванович Дехтерев), являвшейся в 1934-1938 гг. главным редактором «Православной Руси» (на этом посту его сменил архим. Серафим). Отец Алексий вел активную деятельность по внешкольному воспитанию и образованию детей, писал и выпускал книги для юношества и взрослых, в том числе труд о свт. Игнатии (Брянчанинове). В 1937 г. о. Алексий поселился в Мукачево, где стал редактором «Православного Карпатского Вестника», затем служил в Ужгороде, Белграде, Александрии, в 1950 г. был хиротонисан во епископа Пряшевского, а закончил свою жизнь архиепископом Виленским и Литовским (в юрисдикции Московского Патриархата).[16]

Помимо отъездов из обители, численность насельников сокращала смерть некоторых из них. Так в 1932 г. скончался иеродиакон Иоанн (Нилябович), в 1933 г. – ближайший помощник архим. Виталия в издательской деятельности иеромонах Иов (Суров), в 1936 г. – монах Дионисий (Лапкин), в 1939 г. – послушник Александр Володуцкий, в 1940 г. – послушник Евгений Подгаецкий. Их погребли на монастырском кладбище вблизи храма. Однако в обитель постоянно приходили новые насельники.

К 1941 г. братия вместе с послушниками насчитывала около 30 человек, которые трудились в трех отделах - типографском, из­дательском и иконописном: архим. Серафим (в миру Леонид Иванов, будущий архиепископ), архим. Нафанаил (Василий Львов, будущий архиепископ, сын обер-прокурора Святейшего Синода в 1917 г. Владимира Николаевича Львова), игумен Савва (Константин Струве, позднее архимандрит), игумен Филимон (Феомепт Никитин), иеромонахи Иов (Владимир Леонтьев, позднее архимандрит), Антоний (Иван Ямщиков, позднее архимандрит), Михаил (Никифоров), Григорий (Георгий Пыжов), Киприан (Кирилл Пыжов, благочинный братства, известный иконописец, позднее архимандрит) иеродиаконы Сергий (Борис Ромберг, позднее архимандрит) и Виталий (Ростислав Устинов, будущий митрополит), монахи Вячеслав (Владимир Нестеренко), Владимир (Николай Линдеман), Михаил (Канчуха), Афанасий (Федор Демчик), Игнатий (Иван Чокина, позднее игумен), послушники Александр Кривопусков, Николай Ершов, регент хора Александр Белонин, Дмитрий Пыжов, главный бухгалтер обители Василий Винокуров, Борис Пелиг, Феодосий Чепак, Борис Рыбников, Лев Павлинец, Яков Демиденко, Василий Ванько (позднее архимандрит Флор), Иван Цупер, Василий Шкурла (будущий митрополит Лавр) и священник Михаил Курятник.  

До нападения Германии на Сербию монастырь находился в непосредственном ведении Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей, но затем связь с ним резко осложнилась. 10 апреля 1941 г. Духовный собор обители постановил просить находившегося в юрисдикции РПЦЗ архиепископа Берлинского и Германского Серафима (Ляде) о покровительстве, и 16 сентября того же года Владыка Серафим написал настоятелю, что берет на себя управление братством, а в апреле 1942 г. издал указ об оставлении монастырю право ставро­пигии.[17] В сентябре 1941 г. архиеп. Серафим приезжал в Братиславу и рукоположил там во иеромонаха о. Виталия (Устинова), который с того времени обслуживал по воскресеньям и праздникам население трех сел: Медвежье, Порубка и Корневци.

Через несколько дней после напа­дения Германии на Югославию епископ Мукачевско-Пряшевский Владимир был 11 апреля 1941 г. интернирован в Мукачево, а затем выслан на родину в Сербию, и православные приходы остались без архипастырского окормления. В ответ на их ходатайства архиеп. Серафим письмом от 16 сентября 1941 г. из­вестил настоятеля монастыря преп. Иова о том, что принимает в свои руки управление словацкими приходами. Евлогианские об­щины также перешли в его ведение согласно договоренности от 3 ноября 1939 г., сохранив при этом свое юрисдикционное отношение к митр. Евлогию (Георгиевскому). 28 ноября 1941 г. архиеп. Серафим обратился в Рейхсминистерство церковных дел с ходатайством о включении словацких православных приходов в Германскую епархию. Министерство ответило согласием, о чем 12 декабря и известило шефа полиции безопасности и СД, а 5 января 1942 г. - Министерство иностранных дел.[18]

26 мая 1942 г. Архиерейский Синод РПЦЗ принял решение о преобразовании Германской епархии в Средне-Европейский митрополичий округ во главе с возведенным в сан митрополита Серафимом (Ляде). В состав этого округа вошли и все православные общины в Австрии, Словакии, Протекторате Чехии и Моравии, значительная часть которых формально оставалась в сербской юрисдикции. Обеспокоенный председатель Сербского Синода митрополит Иосиф 3 июля обратился к председателю Архиерейского Синода РПЦЗ митрополиту Анастасию (Грибановскому) с просьбой иметь ввиду права Сербской Церкви на ее приходы в связи с образованием округа. В ответе Владыки Анастасия от 11 июля говорилось, что сербские общины не рассматривались как составные части Средне-Европейского округа (в юрисдикционном плане).

9 июля митр. Анастасий написал митр. Серафиму (в ответ на письменную просьбу Владыки о возведении в сан архимандрита о. Саввы (Струве) от 11 апреля 1942 г.), что, по словам еп. Владимира (Раича), игумен Савва и сейчас считается состоящим в сербской юрисдикции, и поэтому может быть возведен в сан архимандрита только Сербским Синодом по представлению благочинного приходов в Словакии прот. В. Соловьева. В связи с этим митр. Анастасий отметил, что хотя для дела православия необходимо попечение Владыки Серафима о церквах сербской юрисдикции в Словакии, инициатива возведения в новый сан о. Саввы должна исходить от приходов, которым следует испросить на это разрешение у Сербского Синода.

Первоиерарх РПЦЗ предупреждал, что Сербская Церковь «несколько обеспокоена, чтобы внешние условия не отразились на ее прерогативах и в частности, чтобы мы не присоединили окончательно к своей Церкви некоторые ее пределы, в настоящее время от нее отрезанные, в том числе и приходы в Словакии». Впрочем, по словам митр. Анастасия Сербский Синод сам обратится с посланием к митр. Серафиму: «Сделанными там указаниями или выраженными там пожеланиями Ваше Высокопреосвященство, конечно, и будете руководствоваться на будущее в предупреждение возможных осложнений в отношениях между двумя Церквами, которые были бы особенно нежелательны в настоящий момент».[19]

Послания Сербского Синода так и не последовало, но 11 и 15 июля митр. Анастасий еще дважды писал Владыке Серафиму о необходимости считаться с юрисдикционными правами Сербской Церкви. 12 августа 1942 г. последовал эмоциональный ответ митр. Серафима, в котором Владыка отверг все обвинения о покушении на эти права: «Прежде всего, открытие и организацию Средне-Европейского Митрополичьего Округа я понял, конечно, только в том смысле, что в состав этого Округа входят только приходы, находящиеся в юрисдикции Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей, но не сербские приходы. Я прекрасно понимаю, что захват мною сербских приходов только еще более осложнил бы положение нашего Архиерейского Синода. Поэтому я никогда не покушался на сербские приходы, не подчинил их моей юрисдикции…

Православные приходы в Словакии: Я откровенно признаюсь, что я взял эти приходы в мое временное управление. Я никак не предполагал, что это нежелательно Свящ. Синоду Сербской Православной Церкви, ибо после основания самостоятельного словацкого государства Преосвященный Владимир, Епископ Мукачский, настоятельно просил меня взять эти приходы в свое управление, так как он лишен возможности управлять этими приходами. Но, ведь Преосвященный Владимир и теперь не в состоянии управлять этими приходами., и они фактически оказались без высшего епископского управления. А между тем, по требованию словацкого правительства, эти приходы должны легализовать свое существование, в противном случае они лишатся правительственной субсидии. Сознавая безвыходность приходов, администратор, назначенный Преосвященным Епископом Владимиром, прот. В. Соловьев, просил меня взять вверенные ему приходы в мое временное управление. Желая легализовать эти приходы, и этим облегчить их ненормальное положение, я поехал в Братиславу и после ознакомления с положением церковных дел посетил Министерство, заступился за эти приходы и выхлопотал им правительственную денежную помощь.

Как прежде, так и теперь прот. В. Соловьев является администратором всех православных приходов в Словакии, вообще все осталось по-прежнему, без всяких изменений. Еще раз повторяю, что я никогда не решился бы на этот шаг, если бы Преосвященный Владимир не обращался ко мне с многократными соответствующими просьбами. Думаю, что Преосвященный Владимир не откажется подтвердить это мое утверждение. Вся моя деятельность носила только характер братской помощи приходам, оказавшимся в тяжелом положении.

Мне кажется, что Сербский Синод должен был бы благодарить меня, а не протестовать против этой моей помощи, совершенно бескорыстной. Неужели интересы Сербской Православной Церкви пострадают вследствие того, что я временно принимаю на себя заботы о приходах, находящихся в настоящее время вне сферы влияния Сербского Архиерейского Синода и Преосвященного Епископа Владимира? Ведь моя помощь только временная мера в пользу Сербской Православной Церкви… Я полагал, да и ныне полагаю, что мой долг – делать все от меня зависящее ради спасения Православия. Неужели это преступление?»[20]

В конце концов, конфликт с Сербской Церковью оказался улажен. На заседании ее Синода от 26 сентября 1942 г. была заслушана информация о том, что еп. Владимир (Раич) просил митр. Серафима, ввиду сложившейся политической ситуации, взять словацкие общины под свою защиту и оказать им духовную поддержку. Синод постановил, что в настоящее время такая ситуация допустима, поскольку митр. Серафим действовал не самовольно, а по просьбе епархиального архиерея, однако было решено просить еп. Владимира попытаться найти возможность его возвращения в епархию. В случае невозможности осуществления этого пожелания, Синод решил просить главу правительства Сербии Недича дипломатическим путем добиться передачи управления словацкими приходами служившему в Венгрии сербскому епископу Будимскому Георгию.[21]

Это постановление так и не удалось провести в жизнь, и митр. Серафим управлял православными приходами Словакии до начала 1945 г. При этом неоднократно возникали новые осложнения с других сторон. Активная издательская и миссионерская деятельность братст­ва прп. Иова еще до начала войны с СССР вызывала сильную тревогу у не­мецких властей. 23 октября 1940 г. Главное управление имперской безопасности (РСХА) отправило специальному уполномоченному при немецком посланнике в Братиславе штурмбаннфюреру СС Хану письмо по поводу проводимой монастырем потенциально опасной для Германии панславянской деятельности: «Было установлено, что панславянские круги внутри Православной Церкви на терри­тории Генерал-губернаторства поддерживают тесные связи с Владимировским [Ладомировским] монастырем в Словакии. Настоя­тель монастыря архимандрит Серафим руководит русофильской православной церковной деятельностью в восточном пространст­ве.

Насколько здесь известно, эта миссионерская работа организуется при поддержке бывшего чешского сенатора Юрко Лазо, который в свое время принадлежал к партии Бенеша. Главной областью интересов этой Миссии являются Восточная Словакия, Закарпатская Украина и Лемковщина в Генерал-губернаторстве. Архимандрит Серафим ранее был старшим лейтенантом артиллерии в царской армии. Настоящим руководителем работы является его заместитель – русифицированный немец проф. Петр Струве [в действительности сын профессора – игумен Савва]. В монастыре имеется собственная типография, в которой издается газета «Православная Русь». Через священника Ткачука, который, как и Струве по убеждениям является русифицированным немцем, этот центр панславянской Православной Миссии имеет связь с Берлинским архиепископом Серафимом.

Характерной чертой данной панславянской Православной Миссии являются попытки отколоть украинские группы от общеукраинской массы. Это пытаются сделать, прежде всего, на Лемковщине с помощью русофильского течения в православном духовенстве. Глава данного русофильского течения – священник Павлишин, который, как доказано, до осени 1939 г. тесно сотрудничал с польскими ведомствами. Так как возник­ло подозрение, что эти русофильские течения могут быть каким-либо образом связаны с просоветскими движениями, а, кроме того, поскольку в Краковском округе наблюдались сильные волнения среди украинского населения, просим собрать более точные све­дения о Владимировском монастыре и объеме его деятельно­сти. Намечен перевод священника Павлишина из Кзарне в Радомский округ, вследствие чего, могут быть ослаблены связи с Владимировой».[22]

Хан исполнил данное ему поручение и 5 декабря посетил братство. В его ответном письме от 15 декабря 1940 г. (пересланным в РСХА 14 января 1941 г.) говорилось, что в момент посещения три типографских станка печатали газету «Православная Русь», журнал «Детство во Христе», книги псалмов и религиозные листки. При этом отвер­галась версия, что появившиеся в Словакии коммунистические листовки напечатаны в монастыре, который ведет пропаганду не в «московском», а в царском духе: «Теперь становится ясным, что Ладомировский монастырь станет опорным пунктом Российской империи, своего рода подготовительным и сборным пунктом для будущего царской России в том случае, если ситуация начнет раз­виваться таким образом, а также если благодаря чрезвычайно при­тягательному влиянию этого монастыря русские и украинские эмигранты начнут собираться, и усмотрят в стремлениях украинцев к самостийности "жало в собственной плоти"».

Хан также отме­чал, что если в Словакии и дальше будут применяться террористи­ческие методы против украинцев, то монастырь может значитель­но расширить свое влияние, так как мечты о Российской империи у местных набожных украинцев «падают на благодатную почву». При этом монастырь имеет своих приверженцев и среди словаков католиков и униатов, поскольку они знают монахов, как бывших царских офицеров, «то есть офицеров того государства, от которого ранее ожидали блага все славяне Австро-Венгрии».[23]

Следует отметить, что в обители, возможно, печатали не только церковную литературу. По некоторым сведениям в монастырской типографии печаталась программа («Схема») подвергавшейся репрессиям нацистов русской политической организации Народно-трудовой союз.[24]

Так как основное направление деятельности братства нацистами оцени­валось негативно, то чинились и всевозможные помехи распро­странению его периодических изданий на территории III рейха. Поначалу, 29 января 1941 г. отдел прессы при правительстве Гер­мании, а 19 февраля также и Министерство церковных дел, разре­шили ввоз этих изданий (после февральской поездки архим. Серафима в Берлин). Но когда монастырь связался с Общест­вом по торговле иностранными изданиями, то оно, вероятно по указу РСХА, 4 апреля сообщило издателям, что их желания «не могут быть удовлетворены по принципиальным соображениям».

На новый запрос последовал повторный отказ от 1 августа 1941 г. Архим. Серафим (Иванов) писал 4 августа в немецкое посольство в Братиславе, что приходится отправлять «Православную Русь» из Словакии по почте, причем газета доходит до получателей только в Берлин и в Вену, и то нерегулярно, а в провинциальные города и на территорию протектората (то есть в Чехию) вообще не попадает.[25]

Вскоре после начала войны с СССР от своего разрешения отказался также и от­дел прессы. 17 ноября 1941 г. он известил МИД, что начальник полиции безопасности и СД запретил ввоз на территорию Рейха и в оккупированные районы религиозных периодических изданий, печатаемых в Словакии. Эти издания попадали под действие за­прета на русскую эмигрантскую литературу, изданного отделом прессы с согласия МИД 12 октября 1941 г.[26] Наложенный на­чальником полиции безопасности и СД запрет касался и оккупи­рованных территорий.

Начало войны между Германией и СССР было воспринято иноками братства как сигнал для практической работы по возрождению Русской Православной Церкви. 22 июня 1941 г. Духовный собор обители постановил: «...всем братством присутствовать на следующий день на утрени и литургии, оставить образы русских святых в церкви на все время войны и во все это время совершать перед ними еже­дневно молебен Спасителю, Божией Матери и всем русским свя­тым; всем мантийным монахам ежедневно творить по 25 поклонов с молитвой: "Господи Иисусе Христе, спаси Россию и воскреси святую Православную Русь"; в конце иноческих служб петь: "Все святые земли Русския, молите Бога о нас "».[27]

В первом после начала войны номере «Православной Руси» от 28 июня была опубликована «Молитва о спасении России». В сопроводительной редакторской статье архим. Серафим писал: «В эти дни совершающегося суда Божия над безбожным коммунизмом, нам, русским зарубежникам, первым делом, главным подвигом своим надо поставить горячую молитву ко Господу о воскресении святой Православной Руси. Это не значит, что мы должны оставить все наши дела и житейские попечения и всецело предаться молитве. Конечно, благо тому, кто может так поступить. Воистину он больше всех сделает для спасения России. Но, встать раньше обыкновенного на полчаса и лечь позже обычного на то же время, отдав этот освободившейся час молитве, каждый сможет. И, одновременно, в продолжение всего рабочего дня, держать посильно в уме и сердце святые слова: «Господи Иисусе Христе, воскреси святую Православную Русь».»[28]

Хотя в отношении к немцам у монахов были разные точки зрения, большинство из них после нападения Германии на СССР не сомневался в ее поражении. В 1994 г. митрополит Виталий (Устинов) писал епископу Григорию (Граббе): «…мне вспомнилось время начала Второй мировой войны, когда Вы были чрезмерным энтузиастом того факта, что восстал Гитлер, и что он, как великий вождь, сокрушит большевизм и вернет нам нашу Родину. Я тогда бесконечно спорил с Вл. Нафанаилом, тогда еще Архимандритом. Мы спорили невероятно, т.к. он был исполнен какой-то патологической неприязнью ко всему Германскому народу и конечно Гитлеру. А я ему на это отвечал: «батюшка, разве Вы не видите, что он идет на свою гибель и на страшное поражение своей родины? Разве можно ненавидеть такого человека и такую нацию, которая идет к своей гибели?» Во время войны, перед нашими вратами, днями и ночами шли немецкие эшелоны. В подтверждение мною сказанного, наш праведный о. Филимон с нами поделился однажды своим сном, в котором он видел, что идут немцы в шлемах, а возвращаются без шлемов. Это было, до какой-то степени подтверждение моих чувств, что Германия погибнет. А Вы тогда были полны энтузиазма…».[29] 

16 сентября 1941 г. настоятель монастыря писал архиепископу Серафиму (Ляде), что посетивший Ладомирову эмигрант из России барон фон Каульбарс (в 1944 г. участвовавший в антигитлеровском заговоре немецких офицеров) согласился взять с собой на территорию СССР в качестве корреспондента «Православной Руси» своего личного знакомого иеромонаха Иова (Леонтьева). Отца Иова снабдили анти­минсом, священными сосудами и облачением для совершения богослужений, дали для распространения два тюка богослужебных книг, иконок и газет. Иеромонах также планировал посетить некоторые русские города с целью осмотреть «исторические святыни» и указать, «на какие нужно обратить спешное внимание, чтобы они не погибли». Каульбарс обещал через четыре-пять недель (после возвращения о. Иова) устроить поездку в Россию архим. Серафима и еще нескольких монахов, с тем чтобы объехать лагеря военнопленных и посетить с богослужениями русские города, но этого не произошло.

Так как в то время была надежда на возможность перенесения всей деятельности братства в Россию, архимандрит Серафим указывал: «Мы продолжаем спешно готовить для освобождающейся Русской Церкви миссионерскую литературу, а попутно и сами готовим се­бя для миссионерской работы там. От нашего аввы Владыки Вита­лия [проживавшего в США] мы имеем уже благословение, при первой возможности, перенести нашу миссионерскую работу в Россию, так что с этой стороны препятствий не будет».[30]

Подобное разрешение было получено и от председателя Архиерейского Синода митр. Анаста­сия. Еще 22 июня 1941 г. настоятель обители от имени всех насельников обратился к Синоду с просьбой располагать всеми силами братства для «возможной миссионерской работы на русской территории, или с русскими пленными, или иными какими путями». Одновременно о. Серафим предложил для тех же целей все имеющиеся на складе запасы религиозных изданий (в это время заканчивалось печатание 2,5 тыс. экземпляров Великого Сборника и 1,5 тыс. экземпляров учебника Закона Божия). 27 июня митр. Анастасий благословил миссионерскую работу братства и распорядился заняться составлением противоатеистических брошюр.[31]

В конце сентября 1941 г. настоятель монастыря известил митрополит о поездке о. Иова. В ответном письме от 10 октября Владыка спрашивал, не может ли Каульбарс помочь скорейшему разрешению общего вопроса о перенесении церковной работы Зарубежной Русской Церкви «в родные пределы». Митр. Анастасий также поблагодарил о. Серафима за разумный выбор выпущенных книг и порекомендовал добавить издание Нового Завета небольшого формата для снабжения им советских военнопленных и населения занятых немцами областей России.[32]

При личной встрече в Белграде в марте 1943 г. с архим. Се­рафимом митрополит указал ему: «1. В случае если… призовут на работу в Россию в качестве типографского братства, поехать, врозь же не ездить, разве для информации послать одного-двух. 2. При работе в России стараться сохранить подчинение Заграничному Синоду, если же это будет не полезно, подчиняться митр. Алексию [Громадскому - главе Украинской автономной Церк­ви], но ни в коем случае не митр. Сергию [Страгородскому]».[33] Однако поездка иеромонаха Иова оказалась одним из немногих исключений - пе­реселение братства на оккупированные восточные территории до­пущено не было.

И все же монастырь, резко увеличив объемы своей издатель­ской деятельности, смог существенно помочь церковному возрож­дению на Родине. С 30 октября 1941 г. «Православная Русь» стала выпускаться со специальным приложением, которое определялось как «первый дар русских за пределами России освобожденному от большевизма отечеству» (в редакционный совет газеты входили архимандриты Серафим, Нафанаил и игумен Савва). По просьбе архиепископа Серафима (Ляде) это при­ложение и брошюры, предназначенные для России, решено было печатать в новой орфографии, уже ставшей привычной для жите­лей бывших советских территорий.

 Обстановку в монастыре того времени хорошо передает письмо жительницы Словакии Е. Сомо­вой в Швейцарию, вскрытое немецкой цензурой в Вене и пересланное для сведения Верховному командованию вермахта: «Как же это прекрасно! Монахов здесь не так много, всего 12 человек, зато количество помощников, а также послушников гораздо больше. Все они трудятся для России. Проводятся курсы для священников. Типография печатает книги с целью проповедо­вания Евангелия, а также распространения его в России. Некоторые монахи уже уехали в Россию в качестве миссионеров. Теперь другие, с высоким школьным образованием, юные и энергичные также служат делу. Но ядро образуют монахи, бежавшие во время [гражданской] войны из России (представители крупнейшего русского монастыря Почаевской Лавры)».[34]

Несмотря на запрет, «Православная Русь» «всеми правдами и неправдами» попадала в оккупированные восточные районы, пре­жде всего при помощи русских переводчиков и солдат-русинов, служивших в словацких подразделениях в составе Вермахта. В одной из послевоенных брошюр РПЦЗ об этом говорилось следующим образом: «Немцы строжайше запрещали отправку ка­кой бы то ни было литературы в занятые ими области. Но благода­ря тому, что население России за духовную литературу щедро воз­награждало людей, приносивших ее, многие солдаты словацкой армии перед отъездом на фронт приходили в монастырь преп. Иова и, получая там религиозные издания, передавали их населению в занятых немцами областях, а монастырь получал трогательные благодарственные отклики даже из-под Сталинграда».[35]

Для раздачи словацким солдатам в монастырской типографии также отпечатали запас иконок: Спасителя, Божией Матери, прп. Серафима Саровского, свт. Николая Чудотворца и прп. Иова Почаевского. Стараясь использовать любые возможности для распространения духовной литературы, братство обратилось в апреле 1942 г. с предложением содействия в снабжении ею даже к главе Румынской православной миссии в Транснистрии (т.е. на юго-западной Украине).

Вторым главным регионом распространения печатной про­дукции обители стала Германская епархия. В середине 1942 г. архиеп. Серафим (Ляде) сумел добиться отмены общего запрета на ввоз из­даний монастыря на территорию III рейха, протектората (Чехии), Бельгии, Голландии и Сербии (но с запретом уличной продажи). Вскоре Епархиальный миссионерский коми­тет передал типографии братства два крупных заказа - на печата­ние 60 тыс. кратких молитвенников и 300 тыс. Евангелий от Иоан­на. Они предназначались для распространения среди остарбайтеров и военнопленных.[36]

Кроме того, монастырь издал и другие Евангелия, 5 тыс. требников в четырех частях, церковные календари и большое количество брошюр религиозно-нравственного содержа­ния. Так в 1942-1943 гг. были изданы шесть выпусков апологетических брошюр миссионерской серии «За Веру»: «Есть ли Бог?», «Был ли Христос?», «Почему коммунисты гонят Христа?», «Православие и инославие», «Вера в Бога» и «Церковь, как жизнь Божественная». Автором некоторых изданий являлись насельники обители, в частности в 1941 – начале 1942 гг. были выпущены написанные архим. Нафанаилом учебники для начальных школ по Ветхому и Новому Завету, апологетическая брошюра «Беседы о Боге и духовном мире», а также составленное архим. Серафимом «Практическое руководство для священнослужителей при совершении богослужений». Об объемах типографской деятельности можно судить по то­му, что в январе 1943 г. настоятель ходатайствовал в Братиславе о получении очередного разрешения на вывоз из Словакии 4,5 тонн литературы. В июле 1943 г. монастырь отправил через Берлин свыше 15 тыс. богослужебных и апологетических книг для населения оккупированных российских областей и остарбайтеров.[37]

Для осуществления этой работы насельники обители собирали пожертвования местных жителей. 6 октября 1941 г. правление Галлиполийского союза в Словакии постановило передавать собранные средства братству на издание богослужебных книг, и до весны 1942 г. пожертвовало 8,5 тыс. крон. Иеромонах Иов с 15 марта по 1 июля 1942 г. собрал в 12 населенных пунктов Западной Словакии 17518 крон; еще несколько тысяч собранных в Братиславе, Св. Мартине и Зволине пожертвований внесли архим. Серафим и иеромонах Виталий. Однако для издательской деятельности нужны были значительно боль­ше денег, и их удалось получить от Синода Болгарской Православной Церкви. Первый взнос в 300 тыс. левов (102,5 тыс. словацких крон) поступил в июле 1942 г. в результате переговоров в марте этого года митрополита Серафима (Ляде) с посетившим Берлин митрополитом Врачским Паисием. Пожертвование дало возможность напечатать 3 тыс. экземпляров напрестольного Евангелия; в знак благодарности в обители на первой тысяче сделали надпись «Дар освобожденной Русской Церкви от братской Болгарской Церкви».

В феврале-марте 1943 г. настоятель братства архим. Серафим лично почти на месяц приехал в Болгарию. Результаты поездки превзошли все ожидания. Архимандрит присутствовал 1 марта на торжественном богослужении в день освобождения Болгарии от турецкого рабства в софийском соборе св. Александра Невского, посетил Св. Синод, нескольких митрополитов, провел пять дней в Рыльском монастыре, произнес проповедь в русской церкви свт. Николая, два доклада в русском обществе Софии, а также по приглашению известного богослова протопресвитера С. Цанкова сделал сообщение о церковной жизни на занятой немцами территории СССР в одном из болгарских обществ.

Св. Синод предоставил 600 тыс. левов на печатание 100 тыс. экземпляров Евангелия от Иоанна, а также требника и служебника, отпустил пол литра св. мира; кроме того, проживавшие в Софии русские эмигранты за два дня собрали около 7700 левов. Болгарский Синод обещал взять обитель под свое покровительство и впредь постоянно оказывать ей моральную и материальную поддержку. На пути в Болгарию и обратно архим. Серафим посетил Белград, где доложил митр. Анастасию о жизни обители и собрал пожертвования местных русских эмигрантов на сумму равную 16300 левам.[38]

В середине ноября 1943 г. состоялась вторая поездка архим. Серафима в Софию. Он был принят председателем Синода митрополитом Видинским Неофитом и некоторыми другими болгарскими иерархами, получил 300 тыс. левов на печатание четвертой части требника и 40 тыс. апологетических брошюр. Русские прихожане в Болгарии собрали еще 40 тыс. левов, а в Белграде (где о. Серафим вновь сделал доклад о работе братства митр. Анастасию) – 11 тыс. динар.[39]

Помимо выпуска литературы в монастыре также изготовляли и необходимые для возрожденных российских церквей антиминсы. Братству удалось сделать антиминсную доску, и таким образом Русская Православная Церковь за границей впервые получила возможность сама изготавливать антиминсы. 26 ноября 1941 г. епископ Сергий (Королев) торжественно освятил в православной церкви Братиславы первые 10 напечатанных в типографии братства антиминсов, пять из них сразу же отправили в Берлин архиепископу Серафиму (Ляде).

24 декабря 1941 г. настоятель монастыря прп. Иова написал архиеп. Серафиму, что вско­ре вышлет ему  20 антиминсов для освящения и попросил пять из них вернуть обители. К июлю 1942 г. более 100 напечатанных в братской типографии на шелковых платах антиминсов были освящены Владыкой Серафимом и отправлены в Россию, Белоруссию и на Украину. К этому времени на них уже служили в ряде церквей Смоленской, Минской, Могилевской, Витебской и Киевской епархий. Общее количество изготовленных антиминсов было зна­чительным. Только в августе 1942 г. было закуплено полотно для производства 500, к октябрю отпечатано более 400, из которых большая часть уже была освящена Владыкой Серафимом и послана в Россию. К лету 1943 г. митрополит Серафим переслал на оккупированную территорию СССР 2000 изготовленных в монастыре прп. Иова антиминсов. Осенью 1943 г. братство изготовило еще 400 антиминсов.[40]

В конце 1942 г. было получено разрешение на ввоз в рейх «Православной Руси». При этом германские власти поставили ус­ловия: «Уличная продажа была строго запрещена, а разрешено ис­ключительно распространение по подписке и продажа внутри пра­вославных церквей». Но использовать это послабление удавалось недолго. С 10 января 1943 г. издание «Православной Руси» было вообще прекращено словацкой администрацией по требованию немецких властей (или по другой версии «из-за недостатка в стра­не бумаги»). Вместо газеты братство стало издавать сборники «Летопись Церкви» и «Жизнь Церкви» с освящением текущих церковных событий.[41]

В появлении запрета, возможно, сыграли свою роль и внутренние словацкие обстоятельства. Еще в сентябре 1941 г. правительство выразило пожелание, чтобы Православная Церковь в этой стране, если уж ее нельзя сделать самостоятельной, была некоей автоном­ной единицей, более опосредованно входящей в РПЦЗ, по возможности с собственным епископом, имеющим подданство Словакии. 11 ноября 1941 г. архим. Серафим (Иванов) также писал митр. Анастасию (Грибановскому) о попытке министерства устроить в Словакии из Церкви автономию. На этой почве порой возникали конфликты с русским духовенством. Так, 8 сентября 1942 г. германское посольство сообщало в Берлин: «Ар­химандрит Нафанаил Ладомировский несмотря на неблагосклонную позицию правительства пытается основать епископскую ка­федру в Прессбурге [Братиславе], чтобы таким образом содейство­вать распространению Русской Церкви. В качестве епископа он рассматривает себя самого. Если же этому плану не суждено осу­ществиться, то он собирается основать епископскую кафедру в Вене и оттуда окормлять Словакию».[42]

Осуществить этот план не удалось. В сентябре 1942 г. словац­кое правительство потребовало официального введения должности администра­тора с назначением на нее гражданина Словакии, которому долж­ны были подчиняться все местные православные священники. В середине сентября состоялись две приема министром Ф. Тисо архим. Серафима (Иванова) и благочинного православных приходов про­т. Василия Соловьева (из Сабинова). Правительство приняло к утверждению устав Православной Церкви в Словакии, предусматривавший создание в стране автономной православной епархии во главе с епископом или временно заменяющим его администратором. Согласно уставу епархия (а временно администратура) являлась составной частью Средне-Европейского митрополичьего округа РПЦЗ.

Кандидатура о. Василия в качестве администратора не вызывала особого одобрения с немецкой стороны. Так 14 октября 1942 г. пражское отделение СД писал в Главное управление имперской безопасности, что словацкое правительство, возможно, в обозримом будущем произведет временное назначение о. В. Соловьева. Между тем его жена – полька после учреждения Протектората Богемии и Моравии рассказывала возмутительные жуткие фантазии о ситуации в Чехии. Отделение СД также отмечало, что служивший в Праге евлогианский епископ Сергий (Королев) высказывается против назначения о. В. Соловьева и хочет для решения этого вопроса поехать в Братиславу, для чего хлопочет о визе. Предлагаемой епископом кандидатурой является прот. А. Омельянович из Бехерова.[43]

Вскоре  благочинный про­т. В. Соловьев все-таки был назначен адми­нистратором, причем братство прп. Иова согласилось, чтобы он в церковно-административных делах представлял обитель перед государственными властями. Отец Василий родился в 1895 г. в Одессе, проживал в Словакии с 1924 г., некоторое время подвизался при монастыре прп. Иова, а затем служил настоятелем храмов в Лютине, Собинове и Пряшове. Прот. В. Соловьев оставался в должности администратора до 7 сентября 1944 г., затем указом митрополита Серафима (Ляде) был уволен и запрещен в священнослужении, а на его место назначен игумен Савва (Стру­ве). Скончался о. Василий 28 декабря 1949 г. в Пряшове.[44]

В целом значительных антицерковных акций в Словакии, в отличие от нацистской Германии не было, так как во главе этого славянского государства с 22 октября 1939 г. по 5 апреля 1945 г. находился прелат Иосиф Тисо (повешенный в 1947 г.), и католическая партия являлась правящей. 3 ноября 1941 г. он посетил Успенский собор Киево-Печерской Лавры (взорванный через два часа после ухода И. Тисо), а в 1943 г. - могилу известного русского и русинского деятеля А.И. Добрянского. Репрессиям подвергались священнослужители, крестившие евреев, и спасавшие их, таким образом, от гонений. Так в 1942 г. распоряжением министра внутренних дел в концлагерь был отправлен крестивший евреев католический священник.[45]

Кроме того, государственному давлению подвергались униаты с целью заставить их перейти в католичество, в результате количество греко-католиков уменьшилось на 60 тыс. Число же православных почти не изменилось: в 1940 г. – 12500, в 1943 г. – 12 тыс. В первые месяцы после нападения Германии (и Словакии в качестве ее союзника) на СССР даже появлялись новые общины. Так 22 июня 1941 г. настоятель евлогианского братиславского храма игумен Михаил (Семен Дикий) освятил постоянную православную церковь и русскую школу (с преподаванием Закона Божия) в г. Баньска Быстрица. Помещения для них были предоставлены городским главой в центре Баньской Быстрицы, до этого богослужения в этом городе проводились в случайных помещениях. Отец Михаил с 1928 г. несколько лет подвизался в обители прп. Иова, затем перешел к евлогианам и возглавил общину в Братиславе. Он также окормлял еще одну общину в г. Нитра (Нойтра), и был осенью 1941 г. возведен в сан архимандрита.[46]

В конце декабря 1941 г. настоятель церкви с. Бехерова прот. А. Омельянович организовал приход и наладил преподавание Закона Божия в г. Бардиеве. Первое богослужение в Бардиеве совершил этот священник, а рождественское – архим. Нафанаил из обители прп. Иова. На Рождество 1942 г. богослужение в Баньской Быстрице совершил иеромон. Виталий (Устинов), а в Пряшеве (где скончался настоятель прот. Леонид Вратский) – иеромон. Киприан (Пыжов).

В январе 1942 г. в Велико-Михаловитце был создан православный Кирилло-Мефодиевский союз,  число членов которого через три месяца достигло 1300 и т.д.[47] Это тревожило власти, и в сентябре 1942 г. у ряда католических деятелей и государственных чиновников Словакии появились намерения присоединить православных к униатской Церкви. В конце года в Межилаборцах состоялось собрание католических и униатских священников, которое приняло решение о ликвидации Православия в Словакии и направило соответствующий меморандум властям.[48] Осуществлению этого плана, возможно, помешало противодействие митр. Серафима (Ляде).

Первая попытка добиться возобновления выхода газеты, пред­принятая настоятелем монастыря прп. Иова в январе 1943 г., оказалась неудачной. Рас­сказывая об итогах своей поездки в Братиславу на заседании Ду­ховного собора обители от 1 февраля 1943 г. архим. Серафим об­рисовал «положение как серьезное: на Православие нажим. Свя­щенники лишаются подданства. Об открытии "Православной Ру­си" не может быть и речи». Весной 1943 г. власти получили донос, что монахи якобы «воспитывают детей из словацких сел в русском духе и действуют во вред словацкому государству». Разбираться в его обоснованности в обитель приехала полиция, устроившая до­просы насельников.

Но в конце мая 1943 г. братству все-таки удалось возобновить выпуск «Православной Руси», который продолжался беспрерывно вплоть до эвакуации обители в августе 1944 г. При этом запрет на ввоз газеты, как и другой духовной литературы, в оккупированные восточные области оставался вплоть до конца войны. Тираж «Православной Руси» во второй половине 1943-1944 гг. был значительно меньше, чем до закрытия – всего 500 экземпляров, из них 250 рассылались по подписке в Словакии, 100 – в Болгарии и 20 в Швейцарии, в Германию пересылку так и не разрешили.[49]

Доклад архим. Серафима об издательской деятельности обители был специально заслушан 25 октября 1943 г. на единственном в годы войны Архиерейском совещании РПЦЗ в Вене. После обсуждения доклада совещание вынесло братству благодарность «за громадную неутомимую и успешную издательско-просветительную работу». Митрополиту Берлинскому и Германскому Серафиму была высказана просьба и далее оказывать помощь братству, способствуя получению им разрешения на распространение изданий в Германии и восточных областях. Совещание также выразило благодарность Синоду Болгарской Православной       Церкви за щедрую помощь монастырю, и высказалось за издание в первую очередь Праздничной Минеи, так как «в ней ощущается большая нужда». Относительно орфографии при печатании молитвословов было признано желательным, наряду с церковно-славянским текстом, помещать русский перевод в новой орфографии.[50]

Монахи, как могли, старались помочь и так называемым остарбайтерам (восточным рабочим). Летом 1942 г. они стали встречать на словацких станциях впервые поя­вившиеся эшелоны с людьми, насильно угоняемыми на работы в Германию. Их снабжали едой, крестиками, духовной литературой. Потом от этих восточных рабочих приходили в обитель сотни страшных писем о жизни в III рейхе, которые частично публико­вались. В Братиславе в то время проживало около 300 русских эмигрантов, и почти все они стали ходить на вокзал, принося остарбайтерам еду, папиросы, иконки, молитвенники. Братиславский русский приход выделил деньги на еду, передал 1 тыс. крестиков и заказал еще 3 тыс., от монастыря поступили молитвенники и религиозные брошюры.

В праздник Пресв. Троицы иеромонах Иов (Леонтьев) после богослужения в братиславской церкви призвал прихожан к сбору на помощь остарбайтерам, который дал 1 тыс. крон. Словацкие власти сначала пытались помешать этой работе, но затем предоставили право посещать эшелоны о. Иову, 25 представителям русской колонии Братиславы и настоятелю местного прихода архимандриту Михаилу (Дикому). При этом братиславский приход не только заготовил большое количество нательных крестиков для раздачи остарбайтерам, но и отправил в Россию несколько священнических облачений и разнообразную церковную утварь.[51]

В ноябре 1942 г. в монастыре стали появляться первые лю­ди, бежавшие из лагерей военнопленных или с принудительных работ. Их сначала оставляли жить в обители, а когда с весны 1943 г. стали приходить десятки бежавших из плена советских юношей, то этих людей монахи начали устраивать, используя свои связи, на службу в различные учреждения и хозяйственные пред­приятия. Таким образом, за лето 1943 г. через монастырь прошло 40 человек. Осенью же вышел новый закон, по которому Словакии запрещалось давать у себя приют беженцам из Украины и России без специального германского разрешения, но братство по-прежнему помогало им, выдавая за беглецов из Венгрии, Румынии и Сербии.

Вскоре по требованию немцев в Словакии был создан лагерь для пойманных беглецов, не сумевших достать необходи­мых документов, на 105 человек. Архимандриту Нафанаилу (Львову) уда­лось устроить там временную церковь и трижды провести бого­служение, но затем всех заключенных словаки выдали Германии. Спасение беглецов продолжалось и в 1944 г.; в это время при по­мощи монахов на работу в различные места уже было устроено более 100 человек. Оказывало братство и денежную помощь. На­пример, получив в апреле 1943 г. деньги за свою литературу, по­сланную в Германию, монастырь пожертвовал их на строительство православной церкви в с. Медвежьем и часовни в с. Порубная. А 24 сентября 1943 г. Духовный собор постановил выделить 15% всех своих средств на нужды русских, пострадавших при бомбар­дировке Берлина.[52]

Различные германские ведомства все время войны пытались осуществлять надзор за деятельностью насельников обители. Так 14 октября 1942 г. пражский отдел СД сообщил в Главное управление имперской безопасности, что в Ладомировском монастыре воспитывают всех русских православных священников в Словакии, которых особенно много в области Пряшова. 26 ноября уже полицейский атташе германского посольства в Словакии с тревогой написал в венский отдел СД о переводе из-за границы значительных денежных сумм в Ладомирову, 12 декабря 1942 г. о том же сообщил пражский отдел СД. Наконец, 11 сентября 1943 г. полицейский атташе посольства еще раз напомнил венскому отделу СД о результатах своего наблюдения за монастырем и предложил сделать совместный доклад шефу Полиции безопасности и СД (к сожалению, этот доклад не сохранился).[53]

В начале августа 1944 г. Словакия привлекла к себе внимание различных германских ведомств, в связи с тем, что в нее переехала из Варшавы (к которой приближались советские войска) большая группа православных иерархов, священников и членов их семей различных юрисдикций. Эта группа состояла из трех частей: священнослужители и миряне Польской Православной Церкви во главе с митрополитом Варшавским и всея Польши Дионисием (Валединским), представители автономной Украинской Православной Церкви (в юрисдикции Московского Патриархата) во главе с архиепископом Киевским Пантелеимоном (Рудыком) и священнослужители автокефальной Украинской Православной Церкви, возглавляемые архиепископом Луцким и Ковельским Поликарпом (Сикорским).

8 августа германский посол в Братиславе сообщил в свой МИД, что с митр. Дионисием и двумя другими польскими архиереями в Словакию приехало 112 человек (они разместились в Чирмерзее), с архиеп. Пантелеимоном и его Синодом – 96 (расположились в отеле «Спорт» в Татрах), а с архиеп. Поликарпом и подчиненными ему архиереями – 91 человек (поселились в Братиславе и Тренчине).

Отношение насельников монастыря прп. Иова к этим беженцам зависело от их юрисдикции. Так архим. Серафим (Иванов) 22 августа заявил представителям германских властей в Братиславе, что автокефальная Украинская Церковь – секта, охватывающая только 15 % населения Украины, в Словакии у нее после последователей нет, поэтому 50 священников-автокефалистов использовать в этой стране невозможно.[54]

К представителям автономной Украинской Церкви отношение было совсем другим. К месту их проживания в Татрах приехал корпусной священник Русского охранного корпуса в Югославии архимандрит Никон (Рклицкий) с целью подобрать среди 40 эвакуированных священников-автономистов желающих служить в корпусе в юрисдикции РПЦЗ. Однако большинство из этих священников были старыми, больными или имели большие семьи; в результате архим. Никон отобрал лишь пять человек.

В середине августа архиеп. Пантелеимон приехал в Братиславу и был принят немецким послом, который выделил на содержание священнослужителей автономной Украинской Церкви 10 тыс. крон (что архиепископ расценил, как незначительную сумму). Через посла Владыка Пантелеимон добился назначения на 22 августа аудиенции у правителя Словакии Тисо, собираясь просить о перемещении своего Синода в Братиславу и обмене польских и оккупационных украинских денег на словацкие кроны.  Однако из-за воздушной тревоги прием был перенесен на несколько дней.[55]

24 августа архиеп. Пантелеимон написал о прибытии возглавляемого им духовенства в Словакию председателю Архиерейского Синода РПЦЗ митрополиту Анастасию: «Словацкое правительство и народ приняли нас с любовью и оказывают нам возможную поддержку. Так как Словакия в церковном отношении находится в ведении Вашего Высокопреосвященства и состоит в Вашей юрисдикции, почтительнейше прошу для себя и других наших преосвященных благословения и разрешения на совершение богослужений в имеющихся здесь православных храмах». Впрочем, к тому времени Владыка Пантелеимон по приглашению братства прп. Иова уже служил в его церкви.[56]

Германские ведомства хотели подольше оставить эвакуированных священнослужителей в Словакии. 1 сентября Министерство занятых восточных территорий попросило об этом МИД, указав, что их желание об окормлении украинских рабочих в Германии не может быть принято «из принципиальных соображений». 12 сентября МИД сообщил данное мнение послу в Словакии, отметив, что существуют трудности даже с размещением в Рейхе эвакуированных епископов из Белоруссии и Остланда (Прибалтики). 25 сентября МИД информировал посольство о желании польских архиереев (митрополита Дионисия, архиепископов Палладия и Илариона) вернуться на территорию Генерал-губернаторства – в Закопане и необходимости помешать этому (впрочем, Владыка Дионисий все же вернулся в Польшу).

Постепенно стало ясно, что из-за приближения советских войск и ограниченности возможностей словацких властей долго оставаться в этой стране эвакуированное духовенство не может. Уже в сентябре германский МИД предлагал шефу Полиции безопасности и СД обдумать основание православного монастыря на территории Рейха, куда переселить желающих священнослужителей, однако это предложение принято не было.

И все же 3 октября украинские священнослужители, их родственники и сопровождающие в количестве 623 человек в особом поезде выехали из Братиславы в Германию, и финансовый отдел Министерства занятых восточных территорий оплатил словацкому правительству расходы на их содержание. 8 октября этот поезд через Мариенбург прибыл в Бад Киссинген, но там места для проживания эвакуированных не оказалось. 30 октября МВД известило другие ведомства, что около 200 человек, прежде всего архиереи и их родственники будут размещены в Потсдаме, Дрездене, Бреслау и Константинсбаде; с остальными поступят, как и с другими иностранными беженцами – проэкзаменуют и устроят в рабочих лагерях (в Граце и Марбурге). В итоге автокефальных украинских архиереев временно разместили в Бреслау и Потсдаме, а автономных – в Мюнзингене (Бавария).[57]

31 июля 1944 г., ввиду приближения советских войск, в соответствие с ука­занием митрополита Анастасия, «в случае прихода большевиков, взяв с собой главные святыни, всей братии уходить всеми возможными путями», большая часть насельников покинула обитель. В день памяти прп. Серафима Саровского иноки отслужили божественную литургию и напутственный молебен и переселились в Братиславу. В предоставленном здесь одним из русских эмигрантов обширном здании на берегу Дуная (ранее использовавшемся под склад) была устроена домовая церковь прп. Иова и иноческое общежитие. 20 августа эту церковь освятил архиепископ Киевский Пантелеимон (Рудык).[58]

В Ладомировой до января 1945 г. оставалось шесть насельников во главе с игуменом Саввой (Струве) – сыном известного ученого-экономиста, в эмиграции редактора выходившей в Париже газеты «Возрождение» Петра Бернгардовича Струве (скончавшегося 26 февраля 1944 г.). В отсутствие архим. Серафима переселение в Братиславу организовал благочинный и эконом иеромонах Иов (Леонтьев) – бывший участник Белого движения на Северо-Западе России. 24 октября 1944 г. Архиерейский Синод РПЦЗ постановил возвести о. Иова во игумена за успешную эвакуацию братского имущества, в том числе 10 тонн богослужебных книг, и наградить наперсным крестом иеромонаха Киприана (Пыжова) за сооружение храма на подворье обители в Братиславе (вмещавшем до 100 богомольцев). Часть книг заблаговременно отправили в Швейцарию и в Германию.

Ко времени эвакуации состав братии несколько изменился. В первой половине 1942 г. умер служивший на приходе в с. Чертежное иеромонах Михаил (Никифоров), а 20 июля того же года - иеромонах Георгий (Пыжов) - седьмой насельник похороненный на братском кладбище. Когда смертельно больного о. Григория в словацкую больницу пришел причастить о. Виталий (Устинов), иеромонах поведал ему о явлении Пресвятой Богородицы и предсказал, что братство прп. Иова уедет далеко из этих мест. Перед смертью о. Григорий дал заповедь: «Ни с кем не спорь, никому не доказывай, но бери любовью». Находившиеся в больнице католические монахини говорили после его смерти: «Он – святой, он – святой».[59]

После смерти о. Михаила обслуживать церковь в Чертежном и общину в расположенном неподалеку г. Межилаборцы (где находилось кладбище русских воинов, павших в I Мировую войну) из монастыря был направлен возведенный в сан игумена местный уроженец о. Игнатий (Чокина). Архиерейский Синод был вынужден рассматривать дело самовольно покинувшего обитель  монаха Вячеслава (Нестеренко), постановив лишить его монашества, если он в месячный срок не вернется в монастырь. Правда, к такому наказанию прибегать не пришлось. Постепенно появлялись новые насельники: в 1941 г. - иеромонах Антоний (Медведев), затем иеродиакон Геласий (Майборода, позднее архимандрит), священник Константин Махлайчук, послушник Василий Ковшов.

В конце 1944 г. уже в Братиславе в братство вступил послушником эвакуировавшийся с Украины бывший член тайной иосифлянской общины Петр Чернобыль (в дальнейшем архимандрит Нектарий). В своих воспоминаниях о. Нектарий писал, что в Братиславе он пел на клиросе монастырской церкви, и в числе посещавших храм многих русских эмигрантов, беженцев и восточных рабочих был один тверянин, отбывавший в 1930-е гг. срок заключения в лагере вместе с катакомбным схиепископом Петром (Ладыгиным). Этот очевидец рассказал о схиепископе и мучениях заключенных в советских лагерях на специально устроенной встрече с братией.[60]

Даже в тяжелых условиях временного пребывания в Братиславе монахи смогли наладить типографскую работу и по многочисленным просьбам мирян напечатать 1000 церковных календа­рей на 1945 год и один номер «Православной Руси» (от 22 октября 1944 г.). Кроме того, они ездили окормлять паству в соседние городки и села. Больше всего иноки беспокоились о судьбе духовных книг, которых оставалось на складе еще более 50 тонн. В конце концов, их отправили в трех вагонах в Германию в надежде на спасение. Но два вагона сгорели при бомбардировках в Карлсбаде и Ульме, а третий дос­тался советским войскам под Веной. Его содержимое сложили в помещениях при русской церкви в Вене. Узнав об этом, братство ходатайствовало о получении хотя бы части своих книг, на что последовала резолюция Московского Патриарха Алексия: «Так как братство преп. Иова Почаевского находится во враждебном состоянии к советской власти, то вагон книг, захваченный советскими войсками, считается военным трофеем».[61]

Монахам удалось сохранить лишь три больших ящика литературы в Карлсбаде, которые в дальнейшем стали главным источником богослужебных книг для почти 200 православных приходов в послевоенной Германии. Одна партия литературы была спрятана в Словакии, но местные жители позднее передали их католикам.

Спасла братия (и позднее перевезла в США) хранившиеся в обители святыни: чтимую икону прп. Иова с частицей мощей святого (пребывавшую до революции в типографии Почаевской Лавры); привезенные эвакуированными из оккупированного Киева священнослужителями ковчежец XI в. с мощами великомученицы Варвары и раку с 80 частицами мощей Печерских угодников, почивающих в пещерах Киево-Печерской Лавры; переданную монахам уже в Германии одним эвакуированным из СССР протоиереем частицу мощей прп. Серафима Саровского, помещенную в резной ковчежец.[62]

С 26 июля по 1 августа 1944 г. архим. Серафим обсуждал дальнейшую судьбу обители и миссионерской типографии в Берлине и Торгау с митр. Серафимом (Ляде), был намечен маршрут эвакуации. 4 января 1945 г. (к Рождеству) братство вместе с сопровождавшими лицами в количестве 49 человек выехало из Братиславы в Берлин, куда прибыло на следующий день. Митрополит Лавр (Шкурла) позднее вспоминал: «Вечером 5 января мы вышли из поезда и с большими трудностями, т.к. была объявлена воздушная тревога, добрались до кафедрального Берлинского собора… Первую ночь мы спали на клиросах в соборе. Там мы встречали Рождество Христово. Внизу была маленькая кухня, где нас кормила матушка Полина. Первый раз во время воздушной тревоги я вместе со всеми пошел прятаться в убежище, находившееся в крематории. Потом уже больше я не ходил, а оставался во время бомбежки в соборе, надеясь на милость Божию».[63]

В начале февраля основная часть братии уехала из Берлина в Баварию, где оставалась до конца войны. При этом несколько человек: архимандрит Серафим (Иванов), игумен Иов (Леонтьев), иеромонах Антоний (Медведев) и послушник Петр Чернобыль окормляли части вооруженных сил Комитета освобождения народов России. Вскоре после капитуляции Германии и прихода в Баварию американских войск братство в составе 17 человек 18 мая 1945 г. переехало в Швейца­рию, где находилось до апреля 1946 г.[64]

После отъезда большей части братии в Берлине остались архимандрит Нафанаил (Львов), исполнявший обязанности настоятеля кафедрального собора Воскресения Христова, и иеромонах Виталий (Устинов). Отец Нафанаил опубликовал в 1947 г. интересные воспоминания о религиозной жизни русских берлинцев во время четырех последних месяцев войны: «Какой изумительный подвиг совершался на наших глазах. Эти юноши и девушки, порабощенные жесточайшей немецкой властью, угнетенные каторжной, нечеловеческой работой на фабриках и заводах тоталитарной войны, - они по воскресеньям, часто после бессонной ночи, проведенной на работе, спешили толпой в церковь... И гестапо было вынуждено сдаться: народное море переплеснулось через края преград. Лагерные начальники пытались их попросту не выпускать из лагерей. Но девушки и юноши по утрам переползали через заборы, пробирались под колючей проволокой, окружающей лагеря, и все-таки приходили в церковь... И с самого раннего утра по воскресеньям безостановочной густой лентой шла эта родная толпа от ближайших станций метро к православным церквам. Немецкие власти не решались пойти на крайние средства и признали себя побежденными духовной жаждой этих людей... С пяти часов утра все многочисленные иереи соборного клира, все бесчисленные священники, съехавшиеся в Берлин, множество батюшек пришедших на богослужение из лагерей, где они сами работали, как простые рабочие – в общей сложности иногда до двух-трех десятков священников по разным углам храма начинали исповедывать говеющих».[65]

 По свидетельству архим. Нафанаила в феврале 1945 г., после эвакуации из Берлина немецких центральных учреждений, для православного духовенства открылась перспектива почти неограниченной возможности работать. От оставшихся растерявшихся чиновников, при отсутствии какого-либо контроля со стороны начальства, можно было за небольшую взятку (кофе, шоколад, батарейки и т.д.) получить что угодно: «За эти блага мы покупали у лагерь-фюреров, у маленьких агентов арбайтсфронта и других людей, влиявших на жизнь наших остов, разрешения на открытие церквей по лагерям, на устройство там школ или просто на преподавание там Закона Божия». Таким же образом удалось освободить из лагерей многих священников, которым поручали совершение богослужений во вновь открываемых церквах. При кафедральном соборе были организованы курсы Закона Божия, посещавшиеся  сотнями восточных рабочих и т.д. Всего отцы Нафанаил и Виталий за февраль-апрель 1945 г. совершили богослужения в 20 лагерях, в пяти из которых создали церкви.

Только 30 апреля оба монаха покинули немецкую столицу: «Когда мы уходили пешком из Берлина, в то время, как весь почти город был уже в советских руках, мы зашли по дороге в лагерь, расположенный на северо-запад от города. Под трекотню пулеметов, под перестрелку немецких засад и советских танков, бывших уже в полукилометре от этого лагеря, мы с 12 ч. дня до 5 ч. вечера совершали там вечерню, крестины, панихиды и молебны. Несколько человек остов пошло с нами в наш пешеходный путь из Берлина. Мы же унесли оттуда навсегда, сияющую, несмотря на весь ужас пережитого, яркую память о наибольшей духовной близости с нашим народом, о его ярком духовном горении». Через несколько дней монахи добрались до Гамбурга, где стали служить в местной русской церкви.[66]

В Ладомировой в январе 1945 г. добровольно остались трое насельников: возведенный в сан архимандрита о. Савва (Струве) – он один из немногих имел чехословацкое гражданство, монах Вячеслав (Нестеренко) и послушник Василий Винокуров. Здания монастыря сильно пострадали от бомбардировки советской авиации: типографский, экономический корпуса, трапезная, странноприимница и сараи были превращены в развалины. Незадолго до прихода советских войск словацкие коммунисты нарисовали на стенах монастырского храма серп и молот, пятиконечную звезду и написали: «Попы – каты!», «Смерть попу!» и т.п. Однако обитель в Ладомировой под окормлением епископа Пражского Сергия (Королева) существовала еще больше года, закрыли ее уже новые чехословацкие власти в 1946 г. (в это время о. Савва тяжело заболел).

По свидетельству родственников архим. Савва был антигитлеровски настроен, активно помогал словацким партизанам, и тяжело переживал свою «вину», когда один из партизанских отрядов попал в засаду и был разгромлен немцами. После войны о. Савва по некоторым сведениям взял на себя подвиг юродства. В течение трех месяцев он ничего не ел, кроме Святых Таин, которые потреблял после литургии ежедневно. Потом он ослабил пост, но все равно последние три года жизни питался только несоленой вареной картошкой, да и то через пять-шесть дней. Жил архимандрит в неотапливаемом храме и летом, и зимой, в результате чего отморозил ноги, и на них открылись незаживающие раны. Однако о. Савва скрывал свои страдания, его лицо всегда было спокойным. Последний настоятель монастыря скончался 13 марта 1949 г. и был похоронен на кладбище вблизи храма обители, о. Савва до сих пор почитается местными жителями.[67] Церковь св. Архангела Михаила сохранилась, и в наши дни служит приходским храмом

Значение монастыря прп. Иова в истории русской церковной эмиграции трудно переоценить. Он вел самую активную издательскую, миссионерскую и культурно-просветительную работу среди всех обителей русского зарубежья. Особенно уникальное явление представляет собой деятельность монастыря прп. Иова в годы войны, ставшая возможной потому, что Слова­кия формально являлась самостоятельным государством, и власти нацистской Германии не могли прямо вмешиваться в события, происходив­шие на ее территории.

Хотя после окончания войны обитель в Ладомировой прекратило свое существование, однако, ее насельники фактически создали два главных, существующих до сих пор, монастырей Русской Православной Церкви за границей: преподобного Иова Почаевского в Мюнхене (Германия) и Пресвятой Троицы в Джорданвилле (США). 4 марта 1946 г. Архиерейский Синод постановил: 1. Разрешить основному составу братства прп. Иова во главе с настоятелем архим. Серафимом отбыть в Америку, чтобы присоединиться к Свято-Троицкому монастырю и с ним вместе вести работу среди местного населения; 2. Образовать в Европе два подворья братства – временное в Женеве и постоянное в Мюнхене, для того чтобы эта часть братства послужила ядром для образования обителей в Европе; оба подворья сохранить в непосредственном подчинении Синода на правах ставропигии; настоятелем подворья в Германии назначить игумена Иова (Леонтьева) с возведением в сан архимандрита.[68]

Хотя участок земли для Свято-Троицкого монастыря в штате Нью-Йорк был куплен в середине 1930-х гг., но лишь приезд 15 декабря 1946 г. в Джорданвилл 13 монахов Иово-Почаевского братства позволил создать полноценную обитель. И именно основатель Ладомировского братство архиепископ Виталий (Максименко) стал настоятелем Свято-Троицкого монастыря, создателем в Джорданвилле типографии, издательства и Духовной семинарии, первым ректором которой он и был. Кроме того, ладомировская братия стала «кузницей кадров» архиереев РПЦЗ. В состав братии в разное время входили шесть будущих архиепископов и два последних Первоиерарха Русской Православной Церкви за границей: митрополит Виталий (Устинов) и нынешний глава Церкви митрополит Лавр (Шкурла).