ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ В ПОЛЬШЕ И ЕЕ АВТОКЕФАЛИЯ

О гонениях на православных в Польше см.

1938 - послание митр. Андрея Шептицкого против гонений на православных в П.

интервью еп. Авеля Поплавского, 2008.

 Из интернет-журнала "Логос". http://www.ruthenia.ru/logos/number/2000_5/10_sundukov

Еще в XVI столетии первые русские области, входившие в состав великого княжества Галицкого, были захвачены Польшей. Уже с первых лет присоединения искони русских земель к тогдашней Польше наблюдается стремление Польского правительства к распространению в этой части Руси римо-католичества и к подавлению Православия мероприятиями официального значения. Стремление это обнаружилось прежде всего в учреждении для тогдашней Руси католических епископских кафедр. Так, уже польский король Казимир III учредил в 1362 году Львовскую архиепископию, а при его наследнике Людовике возникают в 1375 году четыре католических епископства: Галицкое, Перемышльское, Луцкое и Каменецкое. Тут нельзя не заметить, что два последних епископства были учреждены для таких русских областей, которые не входили тогда в состав Польского государства. Новым католическим епископам польские короли щедрою рукою жаловали имения, доходы — так называемые десятины; кафедральные же соборы учредили в русских церквах, которые насильно отбирались у православных и передавались католикам. Так, в 1370 году во Львове была конфискована Крестовоздвиженская церковь и передана католическому архиепископу как кафедральный костел. Такой же участи подверглись русские православные церкви в издревле русском Галиче. Там были переданы католикам церкви Успения Пресвятыя Богородицы, Св. Пантелеймона и Св. Анны. Православные епископы вынуждены были удалиться в подгородное село Крылос и в местной сельской церкви устроить свою кафедру. Еще бесцеремоннее обошлись с кафедральным собором во имя Рождества Св. Иоанна Крестителя в городе Перемышле. В 1412 году польский король Владислав Ягайло приказал вооруженному отряду занять этот собор силой: были взломаны гробницы русских князей, кости их выброшены, храм был переосвящен по католическому обряду и передан Перемышльскому католическому епископу, а православный епископ должен был удалиться и основать свою кафедру в подгородном селе Вильче. Стремление к католическому прозелитизму на Руси со стороны Польского правительства особенно усилилось в конце XIV столетия, именно при Ягайло, решившем, под давлением Рима, обратить в католичество православное население. Однако все "мероприятия" Ягайло вызвали самые решительные сопротивления, увеличили и без того крайнюю непопулярность Ягайло в тогдашней Литовской Руси, во главе которой стоял в то время талантливый соперник Ягайло великий литовский князь Витовт. По инициативе последнего в 1415 году в городе Новогрудке был созван Собор православно-литовско-русского духовенства и верующих мирян, на котором была точно провозглашена и обеспечена независимость Православной Литовско-Русской Церкви и Ее самоуправление под властью Киевского митрополита. Свобода, неприкосновенность и независимость Православной церкви были гарантированы особою грамотою Витовта, подтверждавшей все постановления этого Собора. Этим путем была положена преграда польскому прозелитизму на сравнительно продолжительное время. Однако после Люблинской унии (1589 г.) вновь открылось широкое поле для польско-католической пропаганды. Систематическое преследование Православия в Польше началось с конца XVI столетия, когда находившийся под сильным влиянием иезуитов и ими руководимый польский король Сигизмунд III задумал путем унии подчинить Православную Церковь в Польше Римскому Престолу. Сигизмунд III и тогдашнее польское правительство, а вернее — римо-католическое духовенство, сумели склонить на свою сторону слабовольного Киевского митрополита Михаила (Рогозу) и большинство православных епископов, епархии которых находились в пределах тогдашней Речи Посполитой Польской. В 1596 году на Соборе в Бресте была провозглашена уния Православной Церкви с Церковью римо-католической, несмотря на самые решительные протесты сторонников Православия. Вводя унию, Польское правительство, без сомнения, рассчитывало на то, что соединение двух христианских исповеданий приведет и к политическому объединению двух славянских народов. Но на практике случилось обратное: уния вместо ожидаемого объединения Польского государства, привела Польшу к совершенно обратным результатам. Объективные польские историки, как, например, М. Боржиньский, считают, что "Брестская уния, вместо того, чтобы привести к религиозному единству, вызвала раскол в русском населении и часть его, оставаясь верной Восточной Церкви, была враждебно настроена в отношении униатов и поддерживавшей их Польши". Оставшиеся верными Православной Церкви русские люди Польши в течение более 2-х веков выдерживали тяжелую борьбу за свободу своей религиозной совести. Брестская уния, эта знаменитая затея иезуитов, без сомнения, принесла Польше громаднейший и непоправимый вред. Она внесла глубокое разделение в среду населения; вызвала, вследствие насильственных методов ее ведения, небывалые смуты в государстве; была причиною страшных, по обоюдной жестокости, казацких войн и создала стихийное влечение православного населения к единоверной Москве; влечение, которого остановить уже в дальнейшем было невозможно. Казацкие войны, вызванные насильственными методами введения унии, повели к войнам Польши с Москвою, отпадению от Польши Малороссии, к новому объединению Киевской и Московской митрополий, к постоянным заступничествам московских царей, а затем петербургских императоров и императриц, за угнетаемое православное население в Польше и, наконец, к разделам Польши. Однако было бы ошибочным думать, что "уроки истории" чему-либо научили возрожденную, по Версальскому трактату 1919 года, Польшу. Верная своим вековым "традициям" Речь Посполитая Польская 1918-1939 г. г. полностью повторила, мягко выражаясь, свои прежние ошибки в отношении оказавшегося на ее территории православного населения и делала все, чтобы оттолкнуть от себя это население. В продолжение своего кратковременного, 20-ти летнего, существования возрожденная ультракатолическая Польша вела упорную борьбу с другим христианским исповеданием — Православием, не гнушаясь в этой борьбе никакими средствами, вплоть до разрушения динамитом православных святынь. Будущий историк жизни Православной Церкви в Польше подробно перечислит исторические ошибки и грехи этой страны, ныне рукою Промысла Божия поверженной и искупающей эти грехи великими страданиями. 

Православная Церковь в Польше после первой мировой войны 1914-1918 г. г. Ревиндикации храмов, сокращение приходов, отобрание церковных имуществ запрещение преподавания Закона Божия. — Разрушение Православного Собора в Варшаве и в других городах Польши. — Инициатива Польского правительства в деле автокефалии Церкви. 

Православная Церковь в Польше, создавшаяся в границах возрожденного, по Версальскому трактату 1919 г., Польского Государства, до момента провозглашения в 1925 году Ее автокефалии, составляла часть Церкви Российской. Во время первой мировой войны 1914-1918 г. г. православное население тогдашнего Привислинского и Северо-Западного краев в подавляющем своем большинстве, вместе с духовенством, было, по распоряжению военных властей, эвакуировано вглубь России и на местах оставалось не более 10 священников и иеромонахов, исполнявших пастырские обязанности для оставшихся православных. Из епископов оставались лишь два: Виленский архиепископ Тихон (впоследствии Святейший Патриарх Московский), имевший свою резиденцию в уездном городке Диене, на севере Виленской губернии, и епископ Кременецкий Дионисий (Валединский), викарий Волынской епархии, впоследствии возглавивший Православную Церковь в Польше. Когда в 1918 году началась реэвакуация и беженцы стали массами возвращаться в родные края, то вместе с народом стали просачиваться и священнослужители, а к концу того же 1918 года, т. е. к моменту восстановления Польского государства, церковная жизнь в Польше стала оживляться, благодаря прибытию также и епископов. Так, в 1918 году прибыл в город Вильно и временно тогда управлявший Литовской епархией епископ Ковенский Елевферий (Богоявленский), до того проживавший в городе Диене. Прибыл также в свой епархиальный город Гродно епископ Белостокский Владимир (Тихоницкий). Церковная жизнь начала понемногу налаживаться, восстанавливались православные приходы, рукополагались к ним священники, были организованы Епархиальные Управления в Вильно и Гродно, а в столице Польши — Варшаве создался Церковный Совет, поставивший своею задачей защиту церковных интересов в безвременье. О том, что местная Православная Церковь в Польше состояла в каноническом общении с Церковью Российской, говорит, хотя бы, и тот факт, что в августе 1918 года епископ Кременецкий Дионисий получил от Святейшего Патриарха Тихона распоряжение образовать новую Полесскую епархию. Но в те же годы (1918-1919-1920) началось массовое, особенно на Холмщине, закрытие православных храмов, обращение их в римо-католические костелы и даже их (храмов православных) разрушение. Согласно официальным статистическим данным, только в первый год правления Польского правительства было отобрано около 400 церквей. В действительности же цифра эта была гораздо больше, ибо в одной только Холмщине было отобрано свыше 300 церквей, в Гродненской епархии — около 100 церквей, сюда еще привходили Виленщина, Полесье, Волынь и коренная Польша. Такое отобрание церквей Правительство польское называло "ревиндикацией", т. е. возвращением их первому владельцу. Однако это далеко не отвечало правде, поскольку из отобранных православных церквей весьма малое их количество было когда-то католическими костелами, большинство же — это бывшие униатские храмы. Но среди отобранных церквей были и такие, которые никогда не были ни католическими, ни униатскими. Виднейший церковно-общественно-политический деятель того времени православный сенатор Польского Сената Вячеслав Васильевич Богданович указывал с парламентской трибуны, каким возмутительным способом отбирались у православных их святыни: "В праздник Рождества Пресвятой Богородицы, — говорил сенатор, — во время Божественной Литургии, ворвался в церковь в Новом Дворе (Гродненской епархии) полицейский Александр Боцьковский, с шапкой на голове и с винтовкой на плече, и громко потребовал прекращения Богослужения и оставления церкви всеми, так как он должен ее запереть. Несмотря на просьбы верующих о том; чтобы не мешали их молитве, полицейский упорно требовал исполнения своего приказания и, по удалении всех, церковь была запечатана, а потом... разрушена. Таким же образом, с большим еще насилием, оскорбляя храмы выкидыванием честных икон и иконостасов, церковной утвари и богослужебных облачений, были отобраны церкви в Белице, Бенице и Собор в городе Лиде (Виленской губернии), а также и во многих других местах. Хитростью был отнят Собор в Вильно, подобным же образом, при помощи поддельных ключей, отобрали Благовещенскую церковь и Женский Мариинский монастырь в Вильно же, а утварь церковную просто разграбили. Неоднократно церковная утварь продавалась на рынке, а один католический ксендз имел смелость принести на продажу некоторые церковные вещи в Виленский Епархиальный (православный) Склад". В первые же годы существования восстановленного Польского государства началось разрушение величественного Православного Собора в Варшаве, на Саксонской площади. Тогдашний Польский Сейм, санкционировавший разрушение православной святыни, положил в основу своего решения то соображение, что этот Собор являлся-де памятником и свидетелем польской неволи. Почти в течение 3-х лет производилось разрушение этого Собора и, наконец, в 1927 году он был взорван динамитом. Погибло ценнейшее произведение архитектуры, погиб архитектурный шедевр, погибли редчайшие мозаики и фрески, погибла замечательнейшая мраморная облицовка стен и колонны из драгоценного мрамора. Гранит фундамента оказался зарытым в землю. Великолепный кирпич, специально изготовленный в Финляндии, пошел, в виде мусора, на тротуары улиц столицы Польши и других городов. Кроме Варшавы были разрушены православные Соборы в городах Люблине, Калише, Влоцлавке, Плоцке и Кольцах. Была также разрушена военная церковь в Варшаве, а на ее месте сооружен танцевальный зал. (См. Доклад К. Н. Николаева на 2-ом Всезарубежном Соборе 1938 г. — "Положение Православной Церкви после войны"). Отбирание православных церквей не раз приводило к пролитию крови. Таким путем были отобраны православные церкви в селе Житомле — на Гродненщине и в селе Веселухе — на Виленщине. Польским правительством забирались у православного населения не только храмы. Забирались также и церковные имущества, бесспорно принадлежащие православным. Так, например, в городе Вильно, в первый же год польского владычества, был отобран у православных архиерейский дом, купленный в свое время на средства православного населения, без всякого участия русского правительства. В указанном доме находилась архиерейская домовая церковь. Она была разрушена внутри, церковная утварь и иконостас исчезли без следа, а в самом храме отцы иезуиты устроили кинотеатр. В первые же годы существования возрожденной Польши правительство последней в полной мере, без какого бы то ни было согласия православных духовных властей, начало применять к Православной Церкви изданный в конце 1918 года Декрет об отчуждении для нужд колонизации и земельной реформы церковных земель. Земля у православных церквей отнималась самовольно, безотносительно к тому, была ли эта земля отведенная, дарованная правительством, пожертвованная в виде фонда или даже благоприобретенная. Для церквей оставлялось по 15-30 гектаров, а иногда и того менее. Там, где были отобраны церкви, православных духовных лиц выкидывали на улицу, а в здания церковных школ помещали польские школы. Польское правительство старалось ослабить Православную Церковь и тем, что не разрешало преподавания Закона Божия в школах или всеми способами препятствовало этому. В первые годы польского владычества православное вероучение преподавалось только в городах и в некоторых крупных местечках, а по деревням вовсе не преподавалось. Отказы в выдаче разрешений на преподавание обычно мотивировались тем, что православные священники не знают не только польского языка, но даже и белорусского, а учебников других не имеют, кроме руководств на языке русском. Католический клир, при молчаливом согласии правительственных властей, очень скоро приступил к совращению православных детей силою в католичество. Так, например, в местечке Жировицах, Слонимского уезда, на Гродненщине, где существует издревле Православный монастырь и приют при нем (а до первой мировой войны при том же монастырь существовало и Мужское Духовное Училище), православных детей-воспитанников этого приюта совершенно перестали водить в церковь, а вскоре этот приют и вовсе был закрыт. Словом, с первых же лет существования восстановленного Польского государства Правительство последнего не только не способствовало нормализации жизни Православной Церкви и Ее последователей, но делало все для того, чтобы затормозить развитие этой жизни. В августе месяце 1921 года в Варшаве должен был состояться Съезд представителей православных приходов в Польше. Инициативу по созыву этого Съезда принял на себя Православный Церковный Совет. На созыв этого Съезда получено было благословение православных епископов Польши. Пред Съездом стояли широкие задачи. В повестку его были включены такие вопросы, как Правовое положение Православной Церкви в Польше, организация церковно-общественных органов, организация приходов и др. На созыв Съезда было получено разрешение гражданских властей. Однако Съезд не состоялся. Против него выступил тогда епископ Кременецкий Дионисий (Валединский), впоследствии митрополит Варшавский и всея Польши. Вот что он тогда опубликовал в газетах: "В программе Съезда я нахожу вопросы о правовом положении Православной Церкви в Польше, об организации органов церковно-общественных, об организации приходов, о средствах Православной Церкви и их даже распределении. Очевидно, эти вопросы поставлены не для формы только. По ним будут суждения и решения, и эти последние Церковный Совет захочет представить куда следует как голос всей Православной Церкви в Польше. Да простит мне Варшавский Церковный Совет! Но я не могу понять, кто дал ему право быть церковной организацией для всей Православной Церкви в Польше; как не могу допустить и того, чтобы голос неканонического Съезда был выдаваем за подлинный голос Православной Церкви в Польше" (См. Варшавскую газету "Свобода", от 4 августа 1921 года, № 183). Епископ Дионисий воспретил Волынскому духовенству и мирянам участвовать на этом Съезде, Напечатанное в газетах обращение епископа Дионисия, конечно, не могло не обратить на себя внимания Польского Правительства. В июне месяце епископ Дионисий был вызван из Кременца в Варшаву, где тогдашний министр исповеданий Ратай предложил ему изготовить проект организации Высшего Управления Православной Церкви в Польше, что епископ Дионисий и не замедлил сделать. Вскоре, а именно в августе 1921 года, в Польшу прибыл из Италии архиепископ Георгий (Ярошевский), приглашенный Польским правительством, а несколько ранее его — епископ Пантелеймон (Рожновский), назначенный Святейшим Патриархом Московским Тихоном на вновь учрежденную кафедру Пинскую и Новогрудскую. Из других православных иерархов в то время находились в Польше, как было указано выше, архиепископ Елевферий — в Вильно и епископ Владимир — в Гродно, а также недавно до того хиротонисанный в Вильно епископ Вольский Сергий, который почему-то не признавался Польским Правительством и жил в Яблочинском монастыре, Варшавско-Холмской епархии, как архимандрит-настоятель этого монастыря, хотя и имел из Московской Патриархии полномочия на управление Холмской епархией. Несмотря на наличие в Польше нескольких православных иерархов, Польское Правительство, вслед за прибытием в Польшу архиепископа Георгия и епископа Пантелеймона, почему-то решило вести переговоры об устроении Православной Церкви не со всеми иерархами, а лишь с архиепископом Георгием и епископами Дионисием и Пантелеймоном. Все трое они были вскоре вызваны в Варшаву, в Министерство Исповеданий, где тот же министр Ратай, после длительной с ними беседы, прямо и решительно высказался, что Польское Правительство не мыслит иного управления Православной Церковью в Польше, как на началах АВТОКЕФАЛИИ. Иерархи, посоветовавшись между собою, дали ответ, что они согласны работать на церковной ниве в Польше и на началах автокефалии, если на это последует согласие и благословение Святейшего Патриарха Московского Тихона. Об этом был составлен и подписан соответствующий акт. 

Сношения Польского Правительства с Патриархом Тихоном по вопросу об управлении Православной Церковью в Польше. — Каноническая преемственность от власти Московского Патриарха. — Варшавский Собор епископов в январе 1922 года. — "Временные Правила " об отношении Церкви к Государству. — Устранение епископа Пантелеймона. — Высылка за границу епископа Сергия. — Второй Собор епископов в Почаевской Лавре в мае 1922 года. — Третий Собор епископов в Варшаве в июне 1922 года. —Доклад архиепископа Елевферия и епископов Владимира и Сергия Московскому Патриарху. 

После совещания в Министерстве Исповеданий епископ Пантелеймон получил правительственный декрет на управление Пинско-Новогрудской епархией и отбыл в город Новогрудск, епископ Дионисий выехал в свой епархиальный город Кременец, на Волыни, а архиепископ Георгий, как старейший по возрасту, хиротонии и сану, был признан более достойным кандидатом на занятие поста Главы Православной Церкви в Польше и остался в Варшаве. Польское Правительство тогда же через своего посланника в Москве г. Филипповича вошло в сношения со Святейшим Московским Патриархом Тихоном по вопросу об организации управления Православной Церковью в возрожденном Польском государстве. Намеченный Польским правительством на пост Главы Православной Церкви архиепископ Георгий пытался, было, вначале добиться некоторого сближения и с другими православными иерархами и для этого в начале сентября 1921 года выезжал в город Гродно, куда прибыл из Вильно и архиепископ Елевферий. В результате свидания иерархов установилось, казалось, единство на дальнейшую совместную деятельность на церковной ниве и был даже составлен и послан в Москву какой-то акт этого единства и соглашения. На 1-ое октября 1921 года архиепископ Георгий назначил в Почаевской Свято-Успенской Лавре Съезд всех православных иерархов в Польше, однако, северные иерархи в Почаев не прибыли и Съезд не состоялся. Накануне своего отъезда из Почаева в Варшаву архиепископ Георгий получил Указ Св. Синода Московской Патриархии, от 15-28 сентября 1921 года за № 1424, следующего содержания: "Преосвященному Георгию, Архиепископу бывшему Минскому и Туровскому. По благословению Святейшего Патриарха, Священный Синод имел суждение по вопросу об управлении Православной Церковью в пределах Польского Государства. ПОСТАНОВЛЕНО: В виду выяснившейся невозможности для Преосвященного Варшавского Серафима отбыть в Варшаву для управления епархией, поручить временное управление сею Епархией Вашему Преосвященству и назначить Вас Патриаршим Экзархом Православной Церкви в Польском Государстве с предоставлением Вам, в отношении сей Церкви, прав Областного Митрополита согласно церковным правилам. О чем уведомить Ваше Преосвященство и сообщить от имени Святейшего Патриарха Польскому Правительству". Сентября 15/28 дня 1921 года № 1424. Член Св. Синода Митрополит Евсевий. Делопроизводитель (подпись неразборчива). Это был первый по времени документ, касающийся канонического положения Православной Церкви в Польше, и притом документ чрезвычайной важности, так как он устанавливал каноническую преемственность Православной Церковной власти в Польше от власти Московского Патриарха, а следовательно, и от Собора Московского, Его — Патриарха — избравшего. Итак, Преосвященный архиепископ Георгий в качестве временного Заместителя Варшавского архиепископа Серафима был назначен в то же время Патриаршим Экзархом с правами областного митрополита. Нельзя здесь не отметить и того обстоятельства, что этот первостепенной важности документ был впервые официально опубликован Канцелярией Св. Синода Православной Церкви в Польше только через десять лет, а именно в 1931 году в изготовленном этой Канцелярией Докладе 1-му Поместному Собору — "ПРАВОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СВЯТОЙ АВТОКЕФАЛЬНОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В ПОЛЬШЕ". Причина такого промедления кроется, по-видимому, в том, что митрополит Георгий, недовольный временным характером своего назначения, этот документ в свое время не только не опубликовал, но даже не объявил его прочим иерархам, несмотря на их требования, выдавая, однако, себя в письмах к ним за постоянного Экзарха и архиепископа с правами Областного Митрополита. Это сокрытие официального документа, который архиепископ Георгий, как первоиерарх, обязан был объявить прочим епископам и без предъявления которого последние не имели права ему подчиняться, и послужил впоследствии причиной первого конфликта между архиепископом Георгием и Владыками Елевферием Литовским и Виленским и Владимиром Гродненским. Получив Указ о своем назначении, архиепископ Георгий выехал из Почаева в Кременец, а оттуда в Варшаву. Между тем, когда окончательно выяснилось невозможность прибытия в Варшаву архиепископа Серафима и им было подано в Московский Синод прошение об увольнении с Варшавской кафедры, а одновременно и к Святейшему Патриарху Тихону поступило от Польского Правительства ходатайство о возведении архиепископа Георгия в сан Митрополита, — то Московский Синод, рассмотрев оба этих дела, прислал на имя архиепископа Георгия Указ, от 17-30 января 1922 года за № 58, коим архиепископ Серафим увольнялся, согласно прошению, от управления Варшавской епархией, а архиепископ Георгий назначался Митрополитом Варшавским с предоставлением права ношения белого клобука с крестом и креста на митре и с поручением временного управления и Холмской епархией. Одновременно же был получен и другой Указ Московского Синода за № 84, коим сообщалось, что "по благословению Св. Патриарха Св. Синод и Высший Церковный Совет в соединенном присутствии имели суждение о выработке Положения об управлении Православной Церковью в Польше и ПОСТАНОВИЛИ: 1) Одобрить прилагаемый Проект Положения об управлении Православной Церковью в Польском Государстве и 2) препроводить настоящий проект и Польскому Правительству для получения его согласия на введение сего "Положения" в жизнь". В этих Указах обращает на себя внимание то, что Московский Синод уже не называл архиепископа Георгия, как прежде. Экзархом всея Польши, а только Митрополитом Варшавским и, кроме Варшавской епархии, поручал ему управлять не всею Православной Церковью в Польше, а только "и Холмской епархией". В свое время из-за этого возгорелись споры и полемика, ибо митрополит Георгий по-прежнему считал себя имеющим права Областного Митрополита. Интересовавшиеся церковными делами лица обратились, поэтому, за разрешением настоящего вопроса к самому Патриарху Тихону и получили следующее, известное также и Варшавскому Синоду, авторитетное разъяснение: "Божиею милостию Патриарх Московский и всея России Тихон. Во всеобщее сведение Преосвященных архипастырей, досточтимых пастырей и верных чад Патриаршей области Нашей по вопросу о пределах канонической юрисдикции покойного Варшавского Митрополита Георгия объявляем нижеследующее: 1) Покойный Митрополит Георгий, назначенный Нами на Варшавскую кафедру в январе 1922 года, был лишь епархиальным архиереем Варшавской епархии с почетным титулом "Митрополита", каковой титул предоставлен Нами покойному согласно пожеланию Правительства Польского, выраженному через города Посла. 2) Покойный Митрополит Георгий не был "митрополитом всея Польши", т. е. канонической юрисдикции "Областного Митрополита" покойный не имел, так как "Положение о Высшем управлении Православною Церковью в Польском Государстве", выработанное при Патриархии Московской и своевременно посланное Нами на отзыв Польского Правительства, последним до сих пор не возвращено и отзыва с его стороны по содержанию "Положения" не последовало, по каковой причине упомянутое "Положение" о Высшем Церковном управлении в Польском Государстве окончательного утверждения Нашего не получило и в законную силу не вошло. Дано в Богоспасаемом граде Москве, в лето от Рождества Христова 1925-ое, Патриаршества же Нашего в восьмое, месяца марта в 24-ый день. (Печать и подпись) — Тихон, Патриарх Московский". Из приведенных документов не трудно заключить, что "права Областного Митрополита" ставились в зависимость от согласия Польского Правительства на введение в жизнь вышеуказанного "Положения". Следовательно, митрополиту Георгию надлежало, казалось бы, немедленно представить Патриаршее "Положение" Польскому Правительству и ждать его решения. Отказа в признании быть не могло, ибо, во-первых, в "Положении" не было ничего противоречащего Польской Конституции, а во-вторых. Польское Правительство доселе еще не отказывало Православной Церкви ни в чем, что предъявлялось Ею, как Ее действующий канон. В случае признания Польским Правительством и затем окончательного благословения Патриархом, это "Положение" могло бы быть немедленно введено в жизнь и этим самым Православная Церковь в Польше стала бы канонически Автокефальною, а митрополит Георгий стал бы в силу того же "Положения" — Ее канонической Главою, действующим согласно и в силу этого "Положения". Но, если бы, паче чаяния, со стороны Польского Правительства встретились бы какие-либо возражения против "Положения", то оно подлежало бы немедленному возвращению в Москву, Патриарху, для возможных изменений. Что же сделал Митрополит Георгий? Еще до получения Указов Московского Синода митрополит Георгий созывает на 24 января 1922 года в Варшаве Собор епископов в составе 3-х архиереев: самого митрополита Георгия, епископа Дионисия и епископа Пантелеймона. Архиепископ Литовский и Виленский Елевферий не вошел в состав Собора, так как Виленская область тогда еще не была официально присоединена к Польше, а Гродненский епископ Владимир, по болезни, прибыл только к 3-му заседанию Собора. Открывая заседание Собора, митрополит Георгий в своей речи указал на значение Собора в деле упорядочения жизни Православной Церкви на территории Польши, а также и на государственное значение Собора. Затем от имени Польского Правительства приветствовал Собор Директор Департамента Исповеданий И. Пекарский, присутствовавший на открытии Собора вместе с чиновниками Министерства Исповеданий гг. Пьентаком и Стржалковским. По открытии Собора был оглашен текст Конкордата по вопросу о Положении Православной Церкви в Польше в двух редакциях (Правительственной и Экзаршей) и намечены были пути к согласованию обеих редакций. Принятие этого "Конкордата" и было главным предметом занятий первого Собора епископов в Польше. 

Рассмотрение текста "Конкордата" заняло несколько заседаний Собора. Текст этот был, согласно с замечаниями и пожеланиями всех членов Собора, значительно изменен и предложен Правительством Собору для подписания 28 января 1922 года. Предлагая измененный, согласно пожеланиям членов Собора, текст "Конкордата", Директор Департамента Исповеданий Пекарский заявил, что его "основные положения" отличаются таким благожелательным для Православной Церкви характером, как ни в одной другой стране, и что вследствие этого Правительство не допускает и мысли, чтобы эти пожелания могли встретить со стороны епископов отрицательное к себе отношение. Вместе с тем Директор Пекарский не счел возможным скрыть, что отрицательное отношение епископов к "Конкордату" было бы для Польского Правительства весьма печальным и могло бы самым нежелательным образом отразиться на судьбах Православной Церкви в Польше. Тем не менее, обсуждавшие текст "Конкордата" и вносившие в него много поправок епископы Владимир и Пантелеймон отказались подписать "основные положения" и Собор закончился лишь, так называемыми, "Временными Правилами об отношении Церкви к Государству", которые были изданы Правительством 30 января 1922 года, в порядке административного распоряжения. На последнем заседании Собора, в день издания "Временных Правил", Экзарх митрополит Георгий заявил членам Собора, что он снимает с себя ответственность за возможные со стороны Правительства репрессии по отношению к Православной Церкви, каковые могут явиться в результате не подписания "Конкордата" епископами Владимиром и Пантелеймоном, и ответственность за это возложил на указанных епископов. На следующий день Члены Собора были приглашены в Министерство Исповеданий для подписания "Временных Правил" и отказавшийся подписать их и принять к исполнению епископ Пантелеймон в тот же день должен был, не заезжая в свой епархиальный город, отправиться в Мелецкий монастырь, как явный противник законным распоряжениям власти. Такое изложение "Деяний первого Собора епископов" приведено в изданной в 1937 году в Варшаве книге архиепископа Алексия (участника того же Собора в качестве одного из его секретарей) — "К истории Православной Церкви в Польше за 10-летие пребывания во главе Ее Блаженнейшего Митрополита Дионисия (1923-1933)". — Варшава, Синодальная Типография, 1937 г. 

Еще до заточения в Мелецкий монастырь епископа Пантелеймона, был выслан из Польши Вольский епископ Сергий (Королев), которого хитростью вызвали из Яблочинского монастыря в город Люблин, якобы, по церковным делам, там арестовали и без вещей и денег изгнали за границу. В письме на имя митрополита Георгия, от 24 мая 1922 года за № 4115, Министерство Исповеданий сообщало (уже после фактической высылки), что епископ Сергий (в письме он именовался только архимандритом) "выслан в Чехословакию по распоряжению административных властей, как иностранец, за свою политическую деятельность, не имевшую никакой связи с деятельностью духовной". 

В апреле месяце того же 1922 года в Москве был арестован и заключен в тюрьму Святейший Патриарх Тихон, а в Москве был образован, так называемый. Церковный Комитет. 

Во второй половине мая того же года в Почаевской Лавре происходил, под председательством митрополита Георгия, новый Собор епископов в Польше, на котором бьы поднят вопрос об отношении Православной Церкви в Польше к Московским событиям, т. е. к аресту Патриарха Тихона и образованию самочинного Церковного Комитета. 

На этом Соборе митрополит Георгий пытался провести явочным порядком автокефалию Православной Церкви в Польше и предложил следующую резолюцию: 

"До возобновления деятельности Высшего Церковного Управления в Москве во главе со Святейшим Патриархом все дела, требуемые обстоятельствами, решать на месте и не принимать никаких распоряжений от незаконно образовавшегося в Москве Церковного Комитета". 

Резолюция эта встретила возражение со стороны Виленского архиепископа Елевферия и Гродненского епископа Владимира, предложивших к ней поправку в том смысле, что к "разрешению всех дел, требуемых обстоятельствами", надлежит привлечь Местный Областной Собор в составе епископов и представителей клира и мирян; вопросы же, относящиеся к компетенции Святейшего Патриарха и Св. Синода, решать Собору епископов, по единогласному постановлению последнего. 

Уже при самом открытии майского Собора епископов выявились принципиальные расхождения его участников. Так, архиепископ Елевферий и епископ Владимир подали в Собор епископов официальное заявление, в котором указывали, что "согласно ст. 37 и примечания к ней "Положения о Православной Церкви в Польше", Высшее Церковное Управление организуется Церковным Собором, который определяет его состав, права и обязанности". Посему подписавшие заявление иерархи просили Председателя Собора, митрополита Георгия, "принять все меры к созыву в непродолжительном времени Собора" и отказались участвовать в обсуждении вопроса об учреждении Высшего Церковного Управления. 

Кроме того, те же епископы отметили отсутствие на Соборе епископов Пантелеймона и Сергия и подчеркнули, что "вследствие очевидной неполноты Собора создалось такое соотношение членов его, какое было на Соборе в Варшаве при недопущении архиепископа Литовского и Виленского Елевферия — два-два, с перевесом голоса Председателя". 

Поэтому подписавшие заявление иерархи просили "при голосовании давать решающую силу только абсолютному большинству голосов", считая, в противном случае, свое участие на Соборе бесцельным. 

Наконец, архиепископ Елевферий и епископ Владимир протестовали и против того, что "к должности секретаря были привлечены случайные, не имевшие прямого отношения к Собору, лица". 

Однако заявления 2-х иерархов не были приняты во внимание Митрополитом Георгием, возразившим, что порядок обсуждения дел в заседании относится к его компетенции. Тогда архиепископ Елевферий и епископ Владимир заявили, что они лишены всякой возможности далее принимать участие в заседаниях Собора, и покинули зал заседаний. 

Уже в их отсутствии Собором была принята (без всякого голосования) резолюция, предложенная митрополитом Георгием, о решении всех церковных дел на месте, а равно и предложение митрополита о возведении в сан епископа архимандрита Александра (Иноземцева). 

Но, видимо, и Правительство Польское, и Митрополит Георгий все же считали, что для принятия такого важного решения, как вопрос автокефального устроения Церкви, необходимо единство, по крайней мере, епископата, и потому митрополит Георгий созывает третий Собор епископов в июне месяце того же 1922 года в Варшаве. Но и этот Собор не дал ожидаемого единства. 

Надлежит указать, что Польское правительство, после заключения в тюрьму Московского Патриарха Тихона все более и более настаивало на скорейшем провозглашении автокефалии Православной Церкви в Польше, указывая на прекращение в Москве канонической церковной власти и на недопустимость для Польского Государства, чтобы Православная Церковь в Польше находилась в зависимости от безбожной власти, в плену у которой был Святейший Патриарх и по указке которой действовал образовавшийся в Москве Церковный Комитет. 

Когда на июньском Соборе епископов была оглашена правительственная декларация, то Виленский архиепископ Елевферий и Гродненский епископ Владимир, в порядке обсуждения этого вопроса, сделали митрополиту Георгию такое письменное заявление: "Выслушав Правительственную декларацию, считаем долгом по содержанию ее заявить нижеследующее: создавшееся в Москве положение, если верить частным сведениям, — арест Святейшего Патриарха, устранение Высшего Церковного Управления и образования самочинного Церковного Комитета, — мы считаем явлением временным, не дающим права обсуждать такие чрезвычайные меры, как применение в той или иной степени вопроса об автокефалии. Что же касается временных мер для управления местными церковными делами, по данному вопросу мы остаемся при том же мнении, какое было нами высказано в формуле, предложенной на Соборе епископов в Почаевской Лавре, а именно: 1. до возобновления деятельности Высшего Церковного Управления во главе со Святейшим Патриархом все дела требуемые обстоятельствами, решать на месте теми способами или учреждениями, которые укажет Местный Областной Церковный Собор в составе епископов и представителей клипа и мирян. А до того времени вопросы, касающиеся Местной Церкви, относящиеся по положению к компетенции Святейшего Патриарха и Св. Синода, решаются Собором епископов, по единогласному решению последнего. В этот период времени не принимать никаких распоряжений от незаконно образовавшегося в Москве Церковного Комитета; 2. оставаться в подчинении Святейшему Патриарху и по вступлении Его вновь в управление Всероссийским Патриархатом доложить ему обо всем том, что было принято превышающего права автономной Православной Церкви в Польском Государстве, и испросить Его одобрения". 

Здесь уместным будет попутно сказать несколько слов по возбужденному вопросу об Автокефалии. Вопрос этот превышает компетенцию епископов. 

По историческому исследованию этого вопроса, даже польского ученого, автокефалия может быть осуществлена при наличии четырех условий: 1. Воля народа, создающего автокефалию Церкви, 2. согласие Церкви, из которой выделяется новая Церковь, 3. признание новой Церкви другими автокефальными Церквами и 4. согласие Правительства того Государства, в котором новая автокефальная Церковь учреждается (См. Варшавскую Польскую газету "Курьер Варшавский" от 5 февраля 1922 г.). 

Отсюда следует, что первым и главным для автокефалии условием является воля народа, до выявления которой никакие последующие меры к осуществлению автокефалии приниматься не могут. С этим вполне согласуется § 6 "Положения об управлении Православной Церкви в Польском Государстве", утвержденного Святейшим Патриархом и Высшим Церковным Управлением, в каковом параграфе высшим органом управления местной Православной Церкви указан Церковный Собор, а не Собор только епископов. 

И все же, это вполне канонически обоснованное заявление 2-х иерархов не было принято во внимание и Варшавский Собор епископов, голосами митрополита Георгия, архиепископа Дионисия и епископа Александра, вынес 14 июня 1922 года, такое постановление: 

"Собор православных архиереев, вследствие церковной смуты и разрухи в России, ничего не имеет против автокефалии Православной Церкви в Польше и готов работать в Польше на началах автокефалии, уверенный в добром сотрудничестве с Польским Правительством на основах Конституции; однако с тем, что Польское Правительство получит на автокефалию благословение Константинопольского и других Патриархов, а равно Глав автокефальных Церквей — Греческой, Болгарской и Румынской, а также Патриарха Московского, если последний возвратится к власти и если Патриархат в России не будет упразднен". 

Явно самочинные и антиканонические "деяния" созванных митрополитом Георгием "соборов" епископов, естественно, не могли не вызвать понятных протестов епископов, не согласившихся с принятыми на этих "соборах" решениями, как равно и протестов со стороны православно-верующего народа. 

Еще 12 марта 1922 года архиепископом Елевферием и епископами Владимиром и Сергием был представлен Святейшему Патриарху Московскому Тихону обширный доклад, в котором говорилось: 

"Главною целью состоявшегося в январе 1922 года Варшавского Собора епископов было проведение выработанного Высокопреосвященным Экзархом "Положения о Высшем Управлении Православной Церкви в пределах Польского Государства" и предложенного Правительством "конкордата", вводящего не названную лишь по имени, но все же фактическую автокефалию и полное порабощение местной Церкви светской властью. Для достижения этой цели допущен был искусственный подбор состава Собора. 

Так, из 6-ти епископов, имевших каноническое право участия на Соборе, четыре не подавали надежд, что будут за принятие обоих названных законопроектов и потому к ним были применены следующие меры: 

Епископ Бельский Сергий был совершенно устранен от участия в Соборе под тем, якобы, предлогом, что он, во-первых, викарий, а во-вторых, не признан Правительством, хотя на Соборах других областей, например Киевской, викарии призывались к участию, несмотря на более численный состав тамошней иерархии. Что же касается непризнания епископа Сергия Правительством, то в этом виноват исключительно сам Экзарх Георгий, отказавшийся хлопотать о сем вопреки указанию Вашего Святейшества и нарочитому ходатайству по сему делу Варшавской и Холмской духовных Консисторий. Архиепископ Елевферий не был допущен на Собор под тем предлогом, что он, якобы, заграничный, ибо имеет свою резиденцию в Средней Литве. На самом деле большая часть его епархии входит в состав Польского Государства и по управлению этой частью архиепископ находится в постоянных сношениях с представителями польской власти, признающими его юрисдикцию и оказывающими ему возможное содействие. Заявление о "заграничности" Виленского архиепископа впервые появилось в сентябре прошлого года из уст Экзарха Георгия, когда последний убеждал епископа Пантелеймона не ехать в Вильно на созываемый архиепископом Елевферием Собор. Это — точка зрения Экзарха. Само же Польское Правительство никогда подобных взглядов не высказывало, а наоборот, по вопросам общецерковным, как, например, об управлении епархиями Варшавской и Холмской, устроило совещание именно в Вильно, у Преосвященного Елевферия. А что и в данном случае недопущение к участию в Варшавском Соборе архиепископа Елевферия произошло не по инициативе Польского Правительства, а вследствие воздействия на него Экзарха Георгия, — видно из нижеследующего. 

В день открытия Собора, при представлении епископов, прибывших на Собор, Президенту-Министру, когда епископ Пантелеймон высказал последнему сожаление о неполноте Собора вследствие не приглашения архиепископа Елевферия, Президент-Министр сему крайне изумился и распорядился — срочной телеграммой пригласить на Собор архиепископа Елевферия, что и было исполнено. При возвращении от Президента-Министра Экзарх Георгий, не стесняясь присутствием секретаря Министра, в самой резкой форме высказал свое негодование епископу Пантелеймону за проявленную им инициативу, а по прибытии Виленского архиепископа в Варшаву отказал ему в участии на Соборе, ссылаясь на другое, совершенно противоположное, распоряжение того же Министра, каковое распоряжение Экзарх, в ответ на постановление Собора о необходимости пригласить архиепископа Виленского, успел получить при посредстве своих "экспертов". 

Устранением двух несогласных епископов Экзарх обессилил оппозицию так, что из 4-х участвовавших в заседаниях епископов 2 было за, 2 — против принятия законопроектов, с решающим голосом Председателя. Кроме того, Экзарх Георгий, несмотря на протест епископа Пантелеймона против допущения на епископский Собор лиц в пресвитерском сане все же оставил на Соборе Архимандрита Александра, протоиерея о. Громадского и священника о. Мартыша, как секретарей и экспертов, отвергнув сделанное в частном разговоре предложение епископа Владимира принять на себя обязанности секретаря. 

Ни проект конкордата, полученный Экзархом от Правительства еще в начале декабря, ни проект выработанного им самим Положения о Высшем Церковном Управлении не были своевременно разосланы вызванным на Собор епископам для предварительного ознакомления, равно как и по прибытии на Собор не были даны им, несмотря на их неоднократные и настойчивые о том просьбы. 

На полных заседаниях Собора проект конкордата был лишь два раза прочитан: первый раз — в осведомительном порядке, второй раз — в окончательной редакции. После чего Экзарх высказал уверенность, что все иерархи подпишут конкордат, т. к. иначе не подписание его будет сочтено за враждебный Правительству акт и причинит неисчислимый вред, вся ответственность за который падет на не подписавших. 

Когда в заседании 15/28 января Преосвященный Владимир заявил, что все же предварительно подписания конкордата необходимо повнимательнее познакомиться с его содержанием и подвергнуть постатейному обсуждению в Соборе одних епископов, то Экзарх зачитал молитву и объявил заседание закрытым. А вслед затем послал не подписавшим епископам ультимативное требование сообщить к 6 часам вечера, согласны ли они подписать прочитанный им в окончательной редакции конкордат для сообщения их решения Премьер-министру? 

В заключение Экзарх потребовал от несогласных подписать конкордат епископов еще какой-то необычайной расписки в объявлении им акта, что "все пагубные последствия отказа подписать конкордат лягут на них". 

И действительно, тяжкие последствия за отказ подписать гибельный для местной Церкви конкордат не замедлили сказаться на не подписавших епископах и прежде всего на епископе Пантелеймоне. Положение его особенно трагично и насилия над ним крайне вопиющи. Как поляк по происхождению, возмущавшийся допускавшимися против поляков при старом режиме насилиями, он прибыл на свою родину с особенной жаждой послужить ей, не поступаясь, однако, своей верой и не допуская даже мысли, чтобы в Польше в XX веке повторялись те же ошибки и насилия, которые раньше так болезненно отзывались в его душе. 

Так как на Варшавском Соборе после устранения 2-х несогласных епископов весь успех конкордата и его проведения зависел от приобретения на свою сторону голоса Преосвященного Пантелеймона, то последний взят был под особое попечение Экзарха и помещен в экзарших покоях под неослабное наблюдение и воздействие Преосвященного Дионисия, протоиерея о. Громадского и священника о, Мартыша, в то время как другим епископам предоставлено было самим озаботиться своим помещением и содержанием. Попытки Преосвященного Пантелеймона привлечь на Собор архиепископа Елевферия, как выше сказано, вызвали самое резкое порицание со стороны Экзарха и экстраординарные меры к парализованию сего шага. Равно и все попытки епископа Пантелеймона получить на руки обсуждаемые проекты встретили самый решительный отказ. Когда епископу Пантелеймону посчастливилось тайком списать часть конкордата и отдать его в печать, то Экзарх перестал даже секретарю о. Громадскому доверять дела и после заседания забирал их в свою комнату. 

По окончании Собора к Преосвященному Пантелеймону применена была особая мера с целью все же добиться его согласия на конкордат. Ему было предложено через секретаря Министра задержаться в Варшаве. После отъезда других не согласившихся подписать конкордат епископов (о чем справлялись), епископа Пантелеймона 6 февраля н. с. пригласили к Премьер-министру, где Директор политического департамента в присутствии чиновника Департамента Исповеданий предъявил Владыке тот же конкордат, но изданный в виде "Временных Правил", подписанных Министром, и предложил дать подписку в точном проведении сих правил в жизнь управляемой им Пинско-Новогрудской епархии. Когда Преосвященный Пантелеймон отказался дать такую подписку и объявил принципиальные мотивы такового своего отказа, ему вручено было подписанное Министром еще 30 января сообщение об освобождении его, по соглашению с Экзархом Георгием, от управления Пинско-Новогрудской епархией. 

В просьбе разрешить жить в Вильно или в Гродно Преосвященному Пантелеймону было отказано, а объявлено, что он будет отвезен в один из монастырей по соглашению с Экзархом. 

Экзарх прислал епископу Пантелеймону письмо, где заявил, что так как последний не признавал прав Экзарха, старался оклеветать его перед Правительством (о чем составлен надлежащий акт 15/28 января за подписью представителей Правительства) и вообще допустил действия, не клонящиеся к пользе Православной Церкви, — "то Экзарх отказывается ходатайствовать о нем перед Правительством. Местом пребывания, по соглашению с Преосвященным Дионисием, Экзарх назначил для пострадавшего глухой разоренный Мелецкий монастырь. Епископу Пантелеймону отказано было в просьбе остаться хоть на один день, чтобы помолиться в церкви и посоветоваться с врачами. Его в сопровождении агента доставили в Мельцы и поместили в маленькой келий полуразоренного монастыря. Несмотря на дни Великого Поста, Преосвященному Пантелеймону не предоставлена была возможность священнодействовать. На просьбу архиепископа Елевферия и епископа Владимира заступиться за пострадавшего Экзарх ответил полным отказом, мотивируя его тем, что он не может допустить во епископы тех, кто вставляет ему палки в колеса". 

Не менее чем епископа Пантелеймона, вопиющая судьба была назначенного во епископы архимандрита Смарагда (Латышенкова), который был известен, как твердый противник автокефальных тенденций и поборник единства Церкви. По непроверенному обвинению архимандрит Смарагд был запрещен в священнослужении. 

Таковы освещения "деяний" Варшавского Собора епископов в январе 1922 года, но и до сих пор собственно остается неизвестным, был ли со стороны Польского Правительства какой-либо акт признания или непризнания полученного из Москвы "Положения". 

Установленным, однако, фактом является уже то, что покойный митрополит Георгий присланный ему пока лишь к сведению проект "Положения" разослал всем епархиальным архиереям к исполнению и при том не в подлинном, а в искаженном виде, выбросив из него целый ряд статей и параграфов, ему не понравившихся (напр., 3, 6, 7 и др.), но имевших самое существенное значение (например, о зависимости — в сущности, только номинальной — от Московского Патриарха, о правах Собора и Соборных управлений) и потребовал от епархиальных епископов немедленного введения в жизнь этого "Положения" в искаженном виде. 

Несогласие на это со стороны Виленского архиепископа Елевферия и Гродненского епископа Владимира повлекло за собой, как увидим ниже, лишение их одного за другим кафедр. 

О том, каково было отношение Московской Патриархии к православно-верующему русскому народу, объединившемуся в "Союз Православных приходов в Польше", лучше всего свидетельствует следующее письмо Святейшего Патриарха Тихона, от 1/14 февраля 1922 года за № 134, на имя этого Союза: 

"Ознакомившись с задачами и характером деятельности возникшего на территории Польского Государства Союза Православных приходов, преподаем Наше благословение на дальнейшие труды сего Союза и молим Всевышнего, чтобы Он споспешествовал деятельности Союза, направленной к благу Святой Православной Церкви". 

Отрицательное отношение к автокефалии православного населения Польши. Епархиальные Собрания представителей духовенства и мирян в Вильно и Гродно. — Лишение епископских кафедр Виленского архиепископа Елевферия и Гродненского епископа Владимира. — Арест и вывоз архиепископа Елевферия в Краков и заключение в римо-католическом монастыре. — Арест и вывоз из Гродно епископа Владимира. — Меморандум Православных епископов Русской зарубежной Церкви, порицавших действия митрополита Георгия, и реакция на него Св. Синода Православной Церкви в Польше. 

Надо ли говорить о том, с каким негодованием встретило православное население Польши весть о стремлении предавшихся Польскому Правительству и отступивших от канонического общения с Матерью-Церковью Российской епископов ввести фактическую автокефалию Православной Церкви в возрожденном Польском Государстве. 

Настроение православных русских людей нашло яркое свое отображение в постановлениях Виленского и Гродненского Епархиальных Собраний представителей клира и мирян. 

Уже 30 июня 1922 года, т. е. через 2 недели после 3-го, происходившего в Варшаве, Собора епископов, на котором было принято постановление об отрыве от Московской Патриархии и, следовательно, фактически была провозглашена автокефалия, состоялся в городе Вильно Епархиальный Съезд представителей духовенства и мирян, вынесший нижеследующее постановление: 

"С душевной горечью отмечая, что три иерарха Православной Церкви в Польше, в том числе и митрополит Варшавский Георгий, пользуясь теми потрясениями, которые в настоящее время переживает Церковь Всероссийская, употребляют все усилия, чтобы отделить себя и свои паствы путем, не предусмотренным никакими канонами, и, не имея на то соборного волеизъявления своего народа — паств от своей Матери-Церкви, Епархиальное Собрание духовенства и мирян Литовской епархии вынуждено заявить от лица всей Литовской паствы, что она по-прежнему, доколе этот вопрос не решился в каноническом порядке, считает себя нераздельной частью той Церкви, к которой она до сего времени принадлежала, что в этот час, когда Святейший Патриарх находится в заточении, она чувствует особенно тесную духовную связь с Ним; что она глубоко скорбит об отделяющихся и умоляет их во имя мира Христова не делать этого шага таким путем, а для решения этого вопроса, равно как и других дел, связанных с устройством церковного управления в Польше, созвать полный церковный Областной Собор, соответствующий канонам и практике Всероссийской Церкви и состоящий из клира и мирян. Доколе же этот Собор не состоится, доколе не будет восстановлено нарушенное "Положение о высшем церковном управлении в Польском Государстве", доколе откалывающиеся не воссоединятся и не восстановится единение, воздержаться от всяких распоряжений, связанных с провозглашением автокефалии. 

Настоящее постановление сообщить: 1. Митрополиту Варшавскому Георгию, 2. Польскому Правительству, 3. всем Епархиальным архиереям, в том числе и епископу Пантелеймону Пинскому и Новогрудскому. 4. Русскому Церковному Управлению за границей, 5. всем автокефальным Церквам, 6. Святейшему Патриарху Тихону, если это окажется возможным. 

Кроме того, Собрание от лица всей паствы заявляет, что оно в сем вопросе останется верным и в полном единении со своим каноническим главою и архипастырем, архиепископом Елевферием". 

Тогда же Литовское Епархиальное Собрание поручило Епархиальному Совету "выразить от имени всей Православной духовной паствы Литовской епархии находящемуся в узах мученику Патриарху Всероссийскому Святейшему Тихону глубокое и сердечное сочувствие беззаветно преданных Его Святейшеству духовных Его сынов; доложить Ему, что вся Литовская Православная Церковь сострадает Его Святейшеству и молит Всевышнего об избавлении Его Святейшества от уз, скорбей и напастей и вместе с тем вопиет и твердо заявляет протест и свое глубокое возмущение перед всем культурным христианским миром против безбожных палачей-мучителей Его Святейшества и угнетателей Православной Церкви в России". 

Так отнеслась к вопросу об автокефалии Православной Церкви в Польше Литовско-Виленская епархия, насчитывавшая в своем составе около 200 приходов. 

Через 2 недели, а именно 14-15 июля 1922 года, состоялся Епархиальный Съезд представителей от духовенства и мирян Гродненской епархии и вынес такое постановление: 

"Принимая во внимание, что согласно канонам Православной Церкви: 1. автокефалия дается только отдельным народам, но не государствам; 2. дается только в том случае, если о ней просит и добивается весь народ или по крайней мере — большая часть его; 3. что такой серьезный, коренной, чрезвычайной важности вопрос церковной жизни, как введение автокефалии, может быть разрешен только на правильно созванном Областном Церковном Соборе из епископов и представителей клира и мирян всей области; 4. что автокефалия становится законной формой церковной жизни только с момента получения на нее благословения всех Православных Патриархов и в первую очередь Патриарха Московского и согласия всех автокефальных Церквей и констатируя, что: 1. белорусы и украинцы современной Польши составляют только малую часть этих народов; 2. что они автокефалии никогда не просили; 3. что Областной Собор для выработки форм Высшего Управления Православной Церкви в Польше созван не был и 4. что благословения на автокефалию от Восточных Патриархов автокефальных Православных Церквей не получено, — Епархиальный Съезд усматривает в акте о введении автокефалии для Православной Церкви в Польше, подписанном только тремя епископами Польши, насилие над религиозным сознанием православного народа Польши, узурпацию его законных, 17 марта 1921 года, ему предоставленных прав, а также нарушение канонов Св. Церкви и от лица всего православного населения Епархии заявляет самый решительный протест против навязываемой ему автокефалии, выражает самую непоколебимую, непреклонную волю и впредь, доколе вопрос этот не будет разрешен на Областном Церковном Соборе, пребывать в братском единении и общении с Православной Российской Церковью, с которой связан неразрывными историческими узами в общецерковной жизни, в сыновнем послушании и каноническом подчинении Ее высшему руководителю и Отцу Патриарху Московскому Тихону, в законном избрании которого он участвовал через своих представителей на Московском Соборе в 1917 году. 

Гродненская Епархия, убедившись, что во главе ее управления епископ Владимир в вопросе об автокефалии стоял на чисто канонической точке зрения, выражает ему за это свою сыновнюю признательность и почтительнейше просит и впредь в строительстве церковной жизни, осуществляя волю Епархии, идти этим путем в контакте со своею паствою. 

Постановление это послать: 1. всем автокефальным Церквам; 2. Русскому Церковному Управлению за границей; 3. всем Св. Патриархам, в том числе и Московскому Тихону; 4. всем православным епископам в Польше; 5. Митрополиту Варшавскому Георгию и 6. Польскому Правительству. 

Вышеприведенное постановление Епархиальным Съездом было принято единогласно". 

Тогда же Гродненский Епархиальный Съезд представителей духовенства и мирян, — в виду распространившихся слухов и даже прямых утверждений в печати о том, что епископ Владимир будет насильственно удален от управления Гродненской епархией, а на его место будет назначен Настоятель Посольской церкви в Берлине Архимандрит Тихон (Лященко), вызванный специально для хиротонии митрополитом Георгием в Польшу, — заявил, что он — Съезд — "не мнит себе епархии иначе, как в тесном единении с непоколебимым защитником Православной Церкви Преосвященным Владимиром и будет всеми силами со своей стороны противиться всякому беззаконному насилию или действию, направленным против своего горячо всеми любимого и уважаемого Отца и Архипастыря". 

Постановления Виленского и Гродненского Епархиальных Съездов представителей духовенства и мирян стоили архиепископу Елевферию и Владимиру их кафедр. 

Уже в сентябре месяце 1922 года состоялось определение организованного митрополитом Георгием Священного Синода, коим — "в виду антиканонической, якобы документально доказанной, деятельности архиепископа Елевферия, служащей к развитию беспорядка и анархии в церковной жизни в Польше; деятельности, не только не изменяющейся в своем характере за последнее время, но принимающей угрожающий характер, — было ПОСТАНОВЛЕНО: для блага и пользы Православной Церкви в Польше уволить архиепископа Елевферия от управления Литовской и Виленской епархией в пределах Польши, считая его Архиепископом Литовским только в пределах Ковенской Литвы". 

Тем же постановлением Синода временное управление Виленско-Литовской епархией, с названием ее только Виленской, было поручено самому митрополиту Георгию, а об увольнении архиепископа Елевферия было сообщено Польскому Правительству "для соответствующих с его стороны распоряжений". 

В канун праздника Покрова Божией Матери (1-14 октября 1922 года) Правительство Польское привело в исполнение синодальное определение: архиепископ Елевферий был арестован у себя в покоях после Всенощного Бдения, которое он совершал в Храме Виленского Свято-Духова монастыря. В сопровождении административных и полицейских чиновников архиепископ Елевферий был из Вильно вывезен в городе Краков и заключен в римо-католическом монастыре о.о. камедулов. Там он пробыл четыре месяца, а затем был отправлен за границу, в столицу Литвы — город Ковно. 

Во время заключения архиепископа Елевферия сын его (архиепископ Елевферий был из вдовых священников) хлопотал о разрешении свидания с отцом, но и в этом ему было отказано. Архиепископ Елевферий просил, чтобы было разрешено приехать в Краков, в монастырь, православному монаху, который смог бы его поисповедовать и приобщить Св. Тайн, но и в этом Правительство Польское отказало. 

Тогда один молодой священник Виленской епархии (о. Анатолий Кирик) остриг волосы и бороду и в светском платье, спрятав под одеждою Св. Дары, приехал в монастырь, под видом обыкновенного паломника, и там обо всем рассказал о.о. Камедулам. Последние, как христиане, не могли не открыть врат своей обители пред Св. Тайнами. 

В городе Ковно архиепископ Елевферий пробыл до второй мировой войны, будучи к тому времени награжден саном Митрополита. Из Ковно архиепископ Елевферий обратился с несколькими архипастырскими посланиями к своей Литовско-Виленской пастве, а когда город Вильно, в начале второй мировой войны, был передан Литве, митрополит Елевферий возвратился в свой епархиальный город и вступил вновь в управление Литовской епархией, во главе которой и оставался до своей кончины. 

На другой же день после ареста и вывоза архиепископа Елевферия в Краков, прибыл в Вильно командированный митрополитом Георгием архимандрит Антоний (Марценко), привезший распоряжение митрополита о переименовании Литовского Епархиального Совета в Виленскую Духовную Консисторию и о назначении ее членами того же архимандрита Антония, протоиерея Михаила Плисса, протоиерея Александра Сосновского и преподавателя Виленской Белорусской Гимназии Симеона Рак-Михайловского. Секретарем Консистории был назначен Инспектор той же Белорусской Гимназии Николай Красинский. Состоявшие до того членами Литовского Епархиального Совета священники Михаил Кушнев и Иосиф Дзичковский и преподаватели Виленской (Литовской) духовной Семинарии В. К. Недельский и В. А. Предтечевский, как равно и Секретарь Епархиального Совета (он же и и. о. Ректора Духовной Семинарии) В. В. Богданович были освобождены от этих должностей. В. В. Богданович и В. К. Недельский были участниками Московского Поместного Собора 1917-1918 гг. оба с высшим богословским образованием и являлись выдающимися знатоками церковных канонов. 

Архимандрит Антоний (Марценко) очень быстро "реорганизовал" Епархиальное Виленское управление, а вскоре была произведена и "реорганизация" Литовской (Виленской) духовной Семинарии, преподаватели которой отказались сотрудничать с новой церковной властью. 

Наконец, был отстранен и Гродненский епископ Владимир. Долго не могли взять этого очень любимого народом архипастыря. Народ денно и нощно охранял архиерейскую резиденцию и посланные в Гродно, для приведения в исполнение определения Св. Синода, от 12 октября 1922 года, об увольнении епископа, чиновники Польского Правительства, не могли исполнить данного им поручения. И только, придя во второй раз, они —чиновники — выломали заднюю дверь архиерейской домовой церкви и через нее, тайком от народа, провели епископа из его покоев и вывезли из Гродно. Епископ Владимир был заточен в Дерманский монастырь, на Волыни. 

Об этом вопиющем факте вспоминал Владыка Владимир в выпущенном им, совместно с архиепископом Елевферием и епископом Сергием, в мае 1926 года "Послании возлюбленным чадам нашим в Польском Государстве". 

"Нельзя забыть того, — говорилось в этом "Послании", — как вы, Гродненские чада, узнав, что власти берут от вас в заточение вашего Архипастыря, собравшись в тысячах, день и ночь окружали то дом, то храм, где проводил последние часы будущий узник, не желая отпустить его от себя, и только уступили вооруженной силе и просьбе Архипастыря — предать его Воле Божией". 

Более чем показательно, что уже само Польское Правительство назначило на место епископа Владимира управляющим Гродненской епархией епископа Алексия (Громадского). В Указе об отрешении епископа Владимира тогдашний министр исповеданий Польши Пониковский так и написал: "Управление Гродненской епархией поручаю епископу Алексию". 

Епископ Алексий, до того разведенный протоиерей Александр Громадский, незадолго перед этим был хиротонисан в викарные епископы Волынской епархии. 

В конце 1923 года Святейший Патриарх Московский Тихон наградил епископа Владимира саном архиепископа. 

Как противника незаконно проведенной автокефалии, Польское Правительство решило выслать Владыку Владимира из Польши за границу. 

Для получения визы в Чехословакию польские чиновники создали фикцию, будто архиепископ Владимир должен спешно выехать в Прагу для получения наследства от умершей там его бабушки. Владыка Владимир был вывезен из Дерманского монастыря обманным путем, без багажа, будто бы на епископское совещание по церковным вопросам. Это было в праздник Покрова Божией Матери — 1/14 октября 1924 года. 

Из Варшавы архиепископа Владимира повезли "куда-то" на запад. Сопровождавший его чиновник был любезен и "искренно" озабочен "благополучием" поездки Владыки, ибо явно волновался: удастся ли подкуп пограничных властей и переброска нелегального иммигранта? 

После томительной канители на границе и водворения в чехословацкий поезд, чиновник вручил Владыке Владимиру какую-то небольшую сумму денег на проезд до Праги, куда Владыка и прибыл к полуночи со 2 (15) на 3 (16) октября. Здесь он нашел приют у также высланного из Польши епископа Сергия, а в январе следующего 1925 года был митрополитом Евлогием, управлявшим Западно-Европейским митрополичьим Округом, назначен, на правах викария, в Ниццу. После смерти митрополита Евлогия Владыка Владимир занял его место. 

Самочинное введение автокефалии Православной Церкви в Польше вызвало резкое осуждение и со стороны епископов Русской Зарубежной Церкви. Собор 12-ти православных епископов Российского Патриарха, пребывавших в Сремских Карловцах (Югославия), выпустил специальный меморандум, в котором осуждал действия Митрополита Георгия и епископов Православной Церкви в Польше. 

В своем ответе на этот меморандум один из епископов Православной Церкви в Польше, а именно епископ Алексий (Громадский), назвал этот меморандум лживым и выражал уверенность в том, что "меморандум будет верно понят всеми членами нашей Церкви в Польше, как анархическое вторжение безответственных заграничных епископов в жизнь нашей Церкви, и не найдет никакого отклика ни в умах, ни в сердцах". 

Между тем, меморандум этот был разослан в огромном количестве по всей Польше и получил самое широкое распространение. 

Св. Синод Православной Церкви в Польше, опасаясь народного гнева и возможной смуты, в одном из своих заседаний вынес суровое определение — "Не считать себя находящимися в братском общении с заграничным русским эмигрантским епископатом ". 

Итак, митрополит Георгий проводил все свои начинания, опираясь только на Польское Правительство, безо всякого обращения к голосу народа. Он окружил себя законопослушными епископами (в лице епископов Дионисия, Александра и Алексия) и удалил, при помощи того же Правительства, имевших свое суждение и отстаивавших Св. Каноны иерархов: архиепископа Елевферия и епископов Пантелеймона, Сергия и Владимира. Уже одним этим митрополит Георгий дал понять Кременецкому епископу Дионисию всю бесполезность и явную опасность какого-либо сопротивления. 

Лично для самого митрополита Георгия все это не могло не закончиться очень печально. 8 февраля 1923 года митрополит Георгий был убит архимандритом Смарагдом (Латышенковым), бывшим Ректором Холмской Духовной Семинарии, явившимся мстителем за поруганную свободу Церкви. 

Убийство митрополита Георгия архимандритом Смарагдом. — Лишение последнего духовного и монашеского звания. — Суд над ним в Варшаве. — Избрание на митрополичью кафедру архиепископа Кременецкого и благословение Вселенского Патриарха на это избрание. — Прибытие в Польшу из Советской России архиепископа Феодосия (Федосьева) и назначение его на Виленскую кафедру. — Введение нового стиля и его отмена 

Архимандрит Смарагд (Латышенков) происходил из духовной семьи. Окончив первым студентом Литовскую (в Вильно) Духовную Семинарию, он был отправлен на казенный счет для продолжения образования в С. Петербургскую Духовную Академию. По окончании Духовной Академии молодой, выдающийся богослов-историк Латышенков был оставлен при Академии в качестве профессорского стипендиата. 

В стремлении послужить своему народу в тогдашнем Северо-Западном крае Латышенков отказывается от предстоящего назначения приват-доцентом Академии, принимает монашество и вскоре назначается первоначально Инспектором, а затем и Ректором Холмской Духовной Семинарии, каковые должности проходит до первой мировой войны 1914-1918 г. г. Приступил он и к восстановлению Холмской Семинарии уже по окончании войны в возрожденной Польской Республике. 

Архимандрит Смарагд пользовался глубоким уважением православно-верующего народа и любовью своих воспитанников по Семинарии. 

Выдающийся администратор, прекрасный проповедник, истовый священнослужитель, знаток истории края и истории Церкви Вселенской и Ее канонов, архимандрит Смарагд был известен, как твердый противник автокефальных тенденций и поборник единства Церкви. Он неоднократно принимал участие в совещаниях епископов — противников автокефалии, и с его авторитетом и мнением не могли не считаться. Знал об этом, конечно, и Варшавский митрополит Георгий. 

Как патриарший экзарх, митрополит Георгий, приняв управление Холмской епархией, потребовал от архимандрита Смарагда сдачи, по должности Ректора Холмской духовной семинарии, имущества и документов. 

Требование это, посланное в Холм, не было архимандритом Смарагдом получено. Он в это время проживал в доме своего отца, приходского священника, вблизи города Гродно. 

За промедление в ответе и "пренебрежение распоряжениями" Экзарх Георгий наложил на архимандрита Смарагда запрещение в священнослужении. 

Когда в Варшаве на Соборе епископов Гродненский епископ Владимир разъяснил всю несправедливость такой меры к человеку, не получившему даже письменного требования, и засвидетельствовал архиерейскою совестью, что требование это архимандритом Смарагдом действительно не было получено, то Экзарх Георгий не только не снял запрещения, но пригрозил еще и более "суровыми мерами прещения". 

Между тем, архимандрит Смарагд, по определению Московской Патриархии, был назначен епископом Слуцким, викарием Минской епархии, и Святейший Патриарх Тихон поручил Виленскому архиепископу Елевферию, вместе с Собором епископов, хиротонисать архимандрита Смарагда во епископы. 

Архиепископ Елевферий обратился к Экзарху Георгию с просьбой снять с архимандрита Смарагда запрещение в священнослужении, указывая при этом, что запрещение было наложено лишь 2 ноября 1922 года, а епископом Слуцким архимандрит Смарагд был назначен еще в сентябре того же года, о чем было хорошо известно Экзарху — митрополиту Георгию, который не мог не понимать, что при создаваемом положении архимандрит Смарагд выходил из юрисдикции епископа Холмского и подлежал юрисдикции епископа Минского. 

Просьба архиепископа Елевферия не была уважена митрополитом Георгием, который ответил новым отказом отменить незаконно наложенное запрещение в священнослужении. 

Опасаясь, что хиротония архимандрита Смарагда во епископы все же может состояться в Вильно, митрополит Георгий телеграфным распоряжением запретил епископам Владимиру и Сергию выехать первому из епархии, а второму из Яблочинского монастыря. Хиротония архимандрита Смарагда во епископы, таким образом, не могла состояться. 

О действиях митрополита Георгия в отношении архимандрита Смарагда сообщалось в известном уже докладе Святейшему Патриарху Тихону 3-х иерархов — противников автокефальных устремлений митрополита Георгия. 

"Необходимо немедленно разрешить архимандрита Смарагда от незаконного и пристрастно наложенного запрещения и подтвердить распоряжение об его хиротонии, — говорилось в этом докладе. — Считаем долгом предостеречь, как бы долгие и явно несправедливые неприятности не истощили терпения архимандрита Смарагда и он не сделал бы какого-либо рокового, непоправимого шага". 

Доклад 3-х иерархов (архиепископа Елевферия, епископа Владимира и епископа Сергия) Патриарху-Тихону был датирован 23 февраля 1922 года, а через год — 8 февраля 1923 года произошла жуткая трагедия, редкая в жизни Православной Церкви. 

Нервнобольной архимандрит Смарагд являлся несколько раз к митрополиту Георгию с бурными объяснениями в не каноничности и изменах, и наконец, потерял душевное равновесие окончательно. Он приобрел револьвер и, как уже потом выяснилось, тайно учился в лесу стрелять из него. 

Явившись в 5 часов вечера 8 февраля 1923 года на прием к митрополиту, он в течение более двух часов вел с ним беседу, но, когда митрополит Георгий выразил сомнение в загробной жизни и уговаривал архимандрита "перейти в его лагерь", то архимандрит Смарагд выхватил револьвер и несколькими выстрелами убил митрополита со словами: — "вот тебе, палач Православия!" 

Затем он поведал об этом прибежавшему на выстрел Секретарю Канцелярии Синода Ю. Саковичу и просил вызвать полицию, которой и был на месте арестован. Рассказывают, что при первом допросе его судебно-следственными властями архимандрит Смарагд, якобы, заявил, что он имел намерение также убить и архиепископа Дионисия, находившегося в то время в нижних комнатах митрополичьего дома, о чем очень сожалеет. Таким образом, предостережение 3-х иерархов в их докладе Святейшему Патриарху оказалось роковым. 

Определением Церковной власти архимандрит Смарагд был лишен его духовного и монашеского звания и уже, как светское лицо (Павел Антонович Латышенков), был предан Суду Чрезвычайного Трибунала. Бывшему архимандриту Смарагду инкриминировалось убийство митрополита, как высокого "государственного чиновника" и ему грозил расстрел. Однако, благодаря прекрасно поставленной защите, дело перешло на рассмотрение Варшавского Окружного Суда, который приговорил обвиняемого к 12-тилетнему тюремному заключению, которое он и отбыл в Варшавской, Мокотовской, тюрьме. 

Вскоре после трагического убийства митрополита Георгия был созван Собор епископов Православной Церкви в Польше, пополненный к тому времени новохиротонисанным епископом Антонием (Марценко), получившим назначение на должность викария Варшавско-Холмской епархии. На вдовствующую митрополичью кафедру Собор епископов единогласно избрал Кременецкого архиепископа Дионисия, причем за ним была оставлена в управлении и Волынская, самая многочисленная, епархия, как сказано в "Деянии Собора епископов", от 27 февраля 1923 года, — "по лично категорически выраженному желанию на то его Высокопреосвященства". 

О состоявшемся избрании митрополита Дионисия было доведено до сведения Польского Правительства — "на предмет выражения им согласия на проведение в жизнь этого постановления, а также на предмет испрошения Правительством, в виду пребывания не у власти Святейшего Патриарха Московского, благословения Святейшего Вселенского Патриарха на бытие архиепископу Дионисию Митрополитом Православной Церкви в Польше". 

Уже 13 марта того же 1923 года от Вселенского Патриарха Мелетия IV была получена телеграмма, в которой говорилось: 

"В глубине сердца потрясенные горестным известием о трагической кончине митрополита Георгия, Мы с удовольствием узнали ныне из официального сообщения епископов о том, что Вы, Ваше Преосвященство, избраны преемником покойного. 

На основании постановления здешнего Синода, Мы, вместе с Нашим благословением, препровождаем Вам все отличия, своевременно присвоенные Нашим братом во Христе Патриархом Тихоном Вашему предместнику, как митрополиту Варшавскому и всея Польши". 

23 апреля того же 1923 года в городе Кременце, на Волыни, в присутствии всех членов Синода, состоялась интронизация нового митрополита. Митрополит возложил на себя знаки митрополичьего достоинства и вступил в управление Православной Церковью в Польше. 

Приблизительно в то же время прибыл в Польшу из Советской России бывший Одесский (а до того Смоленский) архиепископ Феодосий (Федосьев) назначенный на Виленскую архиерейскую кафедру. 

Виленская епархия, от управления которой еще так недавно был отстранен вывезенный в Краков, а оттуда высланный в Литву архиепископ Елевферий, и духовенство которой не прерывало того или иного общения с "опальным" иерархом, нуждалась в возглавлении ее архиереем, так сказать, "каноническим", почему Варшавский Синод и остановил свой выбор на архиепископе Феодосии, каноническое поставление которого не вызывало никаких сомнений и возражений. 

Архиепископу Феодосию предстояла нелегкая и весьма ответственная задача по умиротворению Виленской епархии. 

Виленская епархия была вообще "объектом" сугубого внимания со стороны тогдашнего Синода. Прежде всего, Вильно и Гродно были теми центрами, откуда исходили протесты против попыток ввести автокефалию. Далее, в Вильно же проживали известные церковно-общественные деятели, бывшие Члены Московского Поместного Собора, В. В. Богданович и В. К. Недельский, оба с высшим богословским образованием, ранее занимавшие должности Члена и Секретаря Литовского Епархиального Совета, разогнанного покойным митрополитом Георгием. В Вильно были еще живы "соборные традиции" и, наконец, Вильно являлась центром духовного просвещения, ибо там существовала Православная, 10-ти классная (объединенная с Духовным Училищем) Духовная Семинария и Женское Духовное Училище, впоследствии преобразованное в Женскую Гимназию. 

Но, что самое главное — Вильно была и центром нарождавшегося уже тогда униатского движения. 

Вот почему, повторяем, в Вильно и надлежало назначить епископа, безупречного во всех отношениях, которого могло бы с одинаковым доверием признать все православное население и церковная общественность. 

Таким именно епископом и должен был быть, по мысли Варшавского Синода, прибывший из Советского Союза и перенесший гонения большевиков архиепископ Феодосий. 

Однако архиепископу Феодосию было очень трудно привести Епархию к повиновению и уже на первом, при нем состоявшемся, Епархиальном Съезде духовенство Виленской епархии вынесло постановление о своей верности "каноническому Главе епархии архиепископу Елевферию". 

Вскоре после этого Съезда состоялась высылка из Вильно бывшего Члена Епархиального Совета, преподавателя Духовной Семинарии и бывшего Члена Московского Поместного Собора В. К. Недельского, выступавшего на указанном Съезде с критикой деятельности покойного митрополита Георгия. 

И хотя ни судебный следователь, ни прокурор не могли найти в речи В. К. Недельского ничего подлежащего наказанию, тем не менее, административные польские власти пытались выселить его в Советскую Россию. Полиция дала В. К. Неделъскому "на устройство дел" только полчаса времени и не разрешила уведомить об отъезде ни родных, ни знакомых. 

Большие осложнения в церковную жизнь, особенно же на окраинах Восточной Польши, на так называемых "кресах", внес вопрос о введении нового стиля. 

Еще в июле 1923 года Св. Синод Православной Церкви в Польше возбудил перед Польским Правительством ходатайство о том, чтобы служащие в правительственных учреждениях православного исповедания, а также состоящие на военной службе православные воины освобождались от службы в свои православные праздники. В ответ на это ходатайство Министерство Исповеданий предложило митрополиту Дионисию рассмотреть в Св. Синоде вообще вопрос о переходе на григорианское календарное летоисчисление. Св. Синод обратился по этому вопросу за указаниями к Вселенской Патриархии и Вселенский Патриарх Григорий VII, извещая о введении нового стиля в Константинопольской Церкви, благословил ввести в церковное употребление новый стиль и в Польше. 

В виду несомненной важности вопроса митрополит Дионисий созвал для его решения всех епископов Митрополии, которые "деянием", от 12-го апреля 1924 года, и ввели новый стиль в жизнь Православной Церкви в Польше. 

Приняв такое постановление, Собор епископов призывал клир и верных к выполнению этого постановления и довел о нем до сведения Правительства. 

Это "деяние" Собора епископов, как громом, поразило всех православных, особенно же на восточных окраинах ("кресах") Польши. На местах сразу же создалось неопределенное настроение: миряне были определенно против нового стиля, мнения духовенства разделились. Некоторые приняли это постановление с великой сердечной болью. 

Православное население перестало посещать храмы в те дни, когда священники совершали Богослужения по новому стилю, и упорно требовало праздновать праздники только по-старому. Духовенство, отказавшееся праздновать по-новому, было взято под подозрение и своею церковной властью, и властью административной. 

От имени Правительства всем уездным Старостам, войтам гмин, полицейским комендатурам и т. п. был разослан циркуляр, который гласил: 

"Согласно с рескриптом Министерства Исповеданий и Народного Просвещения, от 30.05.1924 г. № 3777, поручаю следить за тем, чтобы новое счисление времени православным населением было принято и исполняемо. О всех случаях неисполнения следует доносить соответствующему посту государственной полиции". 

И полиция принялась за весьма ревностное исполнение этого приказа: она разгоняла народ, собиравшийся перед храмами в дни двунадесятых и больших праздников, составляла протоколы, направляла высшим властям доносы на священников, обвиняя их в неподчинении распоряжениям правительственной и церковной власти и в агитации в пользу старого стиля. В ряде местностей доходило даже до кровавых столкновений. 

Против введения нового стиля выступили также и православные народные представители в лице депутатов Сейма и сенаторов. Они изготовили канонически и научно обоснованный меморандум против нового стиля и в десятках тысяч экземпляров распространяли его среди верующего народа. Вся печать, и русская, и украинская, и белорусская была переполнена статьями и протестами против насильственного введения нового стиля, в котором видели первый шаг к введению унии. 

Православные иерархи Польши не могли не посчитаться с голосом народа, и митрополит Дионисий созвал в половине августа того же 1924 года в Почаевской Лавре Собор епископов. 

На этом Соборе все без исключения епископы доложили о тех непредвиденных трудностях, коими сопровождалось в Митрополии введение нового стиля. 

Приняв во внимание содержание архиерейских докладов, а также усмотрев в приверженности к старому стилю свойственную православному народу крепкую традиционную привязанность к веками установленным формам церковного быта, требующую бережного и заботливого отношения к ней, Собор епископов, во избежание ослабления народа к самой вере, вынес 16 августа 1924 года новое определение, которым, дополнительно к постановлению своему, от 12-го апреля 1924 года, благословил празднование в тех местах, где это требуется верующим народом, великих и местночтимых праздников по старому стилю и постановил об этом сообщить Вселенскому и Московскому Патриархам, а также и Польскому Правительству, с просьбой к последнему об ограждении вопроса о введении нового стиля в церковную жизнь, как чисто внутреннего дела Церкви, от полицейского вмешательства административных властей. 

Таково было внутреннее состояние Православной Церкви в Польше к моменту установления в Ней автокефального управления и торжественного провозглашения этой автокефалии в Варшаве в 1925 году. 

Дарование Вселенской Патриархией автокефалии Православной Церкви в Польше и ее торжественное провозглашение в Варшаве. — Доклад Собора епископов Православной Церкви в Польше Московскому Патриарху о введении автокефалии и вообще о жизни Православной Церкви в Польше. — Отрицательное отношение Московской Патриархии к автокефалии. 

Еще до убийства митрополита Георгия архимандритом Смарагдом, в Варшаве были получены сведения о том, что по делу дарования Православной Церкви в Польше автокефальных прав в Варшаву прибудет Особая Комиссия из Константинополя в составе: бывшего Местоблюстителя Вселенского Патриаршего Престола, митрополита Кесарийского Николая и Секретаря Патриархии Мандриноса. Покойный митрополит Георгий стал усиленно готовиться к приему этой Комиссии. Он доложил Св. Синоду о предполагаемом прибытии Комиссии, а Синод постановил ознакомить Комиссию с положением дела об автокефалии на месте, поводах к ее введению, историей всего вопроса и о необходимых данных, обеспечивающих самостоятельное существование Православной Церкви в Польше. 

Убийство митрополита Георгия задержало прибытие Комиссии в Варшаву, но все же мысль о ней не была оставлена в Константинополе. По крайней мере, Патриарх Мелетий уведомлял в конце апреля того же года вновь избранного митрополита Дионисия о предстоящем прибытии в Варшаву Патриаршего представителя. 

Но уже в сентябре 1923 года, после вступления в Константинополь войск турецких националистов, Патриарх Мелетий должен был бежать на Афон, а Вселенским Патриархом был избран Халкидонский митрополит Григорий — под именем Григория VII. 

Митрополит Дионисий информировал нового Патриарха о положении дела автокефалии Православной Церкви в Польше, представив ему подробную записку о состоянии церковной жизни. 

В ответ на это Патриарх Григорий VII письмом, от 17 сентября 1924 года за № 3312, сообщил, что он с удовольствием прочитал подробные сообщения о Православной Церкви и нашел, что "состояние Ее в общем хорошее и полное надежд". 

При этом дряхлом и безвольном Патриархе и состоялось определение Вселенской Патриархии о даровании Православной Церкви в Польше автокефалии. 

За три дня до своей смерти, а именно — 13 ноября 1924 года, Патриарх Григорий VII подписал и утвердил, так называемый, "ПАТРИАРШИЙ И СИНОДАЛЬНО-КАНОНИЧЕСКИЙ ТОМОС Вселенской Константинопольской Патриархии, от 13 ноября 1924 года, о признании Православной Церкви в Польше Автокефальною". 

В этом акте большого исторического значения, акте, полагающем начало самостоятельного существования Православной Церкви в Польше, указывалось, что "первое отделение от Нашего Престола Киевской Митрополии и Православных Митрополий Литвы и Польши, зависящих от нее, а также присоединение их к Святой Московской Церкви, произошло отнюдь не по предписанию канонических правил, а также не было соблюдено всего того, что было установлено относительно полной церковной автономии Киевского Митрополита, носящего титул Экзарха Вселенского Престола". 

В основу "Патриаршего и Синодально-Канонического Томоса", от 13-го ноября 1924 года, Вселенский Патриарх Григорий VII положил утверждение, что "строй церковных дел должен следовать политическим и общественным формам", подкрепляя это свое утверждение ссылкой на 17-ое Правило IV Вселенского Собора и 38 Правило VI Вселенского Собора. 

Этим путем Патриарх Григорий VII и состоящий при нем Синод не только утверждали автокефалию, но самопроизвольно и самовольно отнимали от Русской Церкви Киевскую Митрополию. 

Вселенский Патриарх и состоящий при нем Синод, очевидно, забыли о том, что еще в XVII веке (1686 г.) Вселенская Патриархия дала свое согласие на включение в состав Русской Церкви той части Киевской Митрополии, которая до XVII века оставалась в руках Польши. 

Здесь уместно будет вспомнить, что, согласно каноническим правилам, всякие споры между отдельными церковными округами по поводу границ погашаются 30-летней давностью, в данном случае, т. е. с момента присоединения Киевской Митрополии к Русской Церкви, прошло около двух с половиною веков. 

Предоставляя Православной Церкви в Польше автокефальное устройство и давая благословение на то, чтобы Она управлялась отныне, как духовная Сестра, и решала свои дела независимо и автокефально, сообразно чину и неограниченным правам других православных церквей, Константинопольская Патриархия вместе с тем рекомендует в своем "Томосе", чтобы "в вопросах церковного порядка характера более общих, превосходящих границы юрисдикции каждой автокефальной Церкви, взятой в отдельности, Высокопреосвященнейший Митрополит Варшавский и всея Польши обращался к Нашему Святейшему Вселенскому Престолу, через который поддерживается общение со всякой Православной Церковью, "право правящей слово истины", и спрашивал также авторитетного мнения и содействия Церквей-Сестер. 

Наконец, "Томос" обязывал митрополита Варшавского получать Святое Миро из Константинополя, извещать о своем избрании и возведении на митрополичий престол интронизационным письмом, поминать Вселенского Патриарха и Глав других автокефальных церквей и считать юрисдикцию Константинопольского Патриарха стоящей над юрисдикцией Поместной Церкви в Польше. 

Таким образом, совершенно неожиданно, в попрание всяческих канонических правил, с полным забвением исторической правды, Православная Церковь в Польше становилась в ряды автокефальных церквей, оказывалась в церковной зависимости от Константинополя, а Польское Правительство, благодаря этому, получило возможность, минуя митрополита Варшавского, сноситься с Вселенским Патриархом, чем, как мы увидим ниже, оно и пользовалось. 

Официальное сообщение о даровании Православной Церкви в Польше автокефалии было сделано уже после смерти Патриарха Григория VII, при его преемнике — Патриархе Константине VI и только 12 февраля 1925 года Св. Синод Православной Церкви в Польше вынес постановление, в котором благодарил Вселенского Патриарха и Его Св. Синод "за отеческие заботы об устройстве Православной Церкви в Польше" и обращался к Вселенской Патриархии с просьбой "о командировании в Варшаву представителей Вселенского Апостольского Патриаршего Престола, которые бы, при торжественной обстановке, передали Православной Церкви-Дочери в Польше благословение Церкви-Матери на независимое существование и автокефальное устройство и вручили "Томос", содержащий постановление об этой автокефалии". 

Тогда же Св. Синод постановил "обратиться к Правительству с просьбой принять зависящие меры к тому, чтобы Делегация Вселенского Престола получила возможность выехать в столицу Польши с актом признания автокефалии Православной Церкви в Польше и могла пребывать в Варшаве сообразно своему достоинству и значению". 

Так легко и безапелляционно Св. Синод Православной Церкви в Польше своим журнальным определением, от 12-го февраля 1925 года, порвал каноническую связь со своею Матерью — Церковью Российской — и признал Церковью-Матерью Константинопольскую Церковь. 

А ведь, как было указано выше, получение благословения Церкви-Матери, в данном случае — Церкви Российской, являлось одним из необходимейших условий восприятия автокефалии. 

Как видим, Св. Синод Православной Церкви в Польше и в этом вопросе "нашел выход из положения", признав Церковью-Матерью не Церковь Российскую, а Церковь Константинопольскую. 

И это тем более непонятно, что еще полгода тому назад Православные епископы Польши направили из Почаевской Лавры на имя Главы Церкви-Матери, Святейшего Патриарха Московского ТИХОНА письмо "о состоянии Православной Церкви в Польше от восстановления последней до настоящего времени", в котором просили о преподании им первосвятительского благословения и указывали, что не они — епископы, а "жизнь настойчиво требует самостоятельного существования Православной Церкви в Польше". 

Возможно, что, памятуя об этом письме, православные епископы Польши и не решились оповестить православно-верующий народ о принятии автокефалии до тех пор пока жил и действовал осиянный ярким ореолом исповедничества Святейший Московский Патриарх Тихон. 

Полученную из Константинополя столь драгоценную "хартию своей вольности", исторический "Томос" от 13 ноября 1924 года, православные епископы Польши старались временно скрывать под спудом... 

Но 8 апреля 1925 года Святейший Патриарх Тихон скончался и больше не было уже надобности скрытничать и говорить притворно о своем единстве с Всероссийской Православной Церковью. 

15 апреля 1925 года, в Великий Понедельник на Страстной Неделе, когда все истинные сыны подъяремной и Зарубежной России в скорбной и благоговейной сосредоточенности окружали еще мысленно свежую могилу Святейшего Исповедника Патриарха Тихона в ограде Московского Донского монастыря, только накануне навсегда скрывшую в своих недрах останки Святейшего Патриарха, Св. Синод Православной Церкви в Польше в нарочитом заседании своем, с ничем не оправдываемой торопливостью, заслушивает "Томос" и все относящиеся к автокефалии акты и постановляет: 

"О последовавшем в Святой Великой Константинопольской Христовой Церкви признании и провозглашении Православной Церкви в Польше автокефальною и самостоятельною, независимою в своем управлении и устройстве — объявить через напечатание актов поименованных в синодальных изданиях". 

Однако официальное провозглашение автокефалии несколько задержалось, главным образом, из-за нестроений в самой Вселенской Патриархии. 

Вселенский Патриарх Константин VI был выслан в конце января 1925 года турецкими властями из Константинополя и Патриарший Престол оставался некоторое время незамещенным. 

Только в июле месяце митрополит Дионисий получил телеграфное извещение об избрании и вступлении на Патриарший Вселенский Престол нового Патриарха Василия III, который в письме, от 20 августа того же года, сообщал о прибытии в середине следующего месяца в Варшаву Патриаршей Делегации для вручения Патриаршего и Синодального "Томоса" об автокефалии Православной Церкви в Польше. 

И действительно, 15 сентября 1925 года в Варшаву прибыли представители Вселенского Патриарха — Митрополит Халкидонский Иоаким, Митрополит Сардийский Герман и представитель Румынской Церкви — Буковинский митрополит Нектарий. В присутствии прибывших делегатов, а также всего епископата Польши, представителей всех православных епархий Польши, членов Правительства и значительного числа верующих, в митрополичьем храме Святой Марии Магдалины, на Праге, состоялось 17 сентября объявление Патриаршего "Томоса" о даровании Православной Церкви в Польше автокефалии. 

По случаю объявления автокефалии состоялись торжественные приемы у митрополита Дионисия, у Президента Польской Республики, у Председателя Совета Министров, в Министерстве Исповеданий и Народного Просвещения и в Министерстве Иностранных Дел. На этих приемах и раутах произносились речи, в которых подчеркивалась вся важность провозглашения автокефалии. 

Так, Министр Исповеданий и Народного Просвещения Станислав Грабский в своей речи указывал, что "во время религиозных войн, свирепствовавших почти во всей Европе, польские короли как раз клялись соблюдать свободу совести" и что "это отношение в такой же степени является нашей национальной традицией, как и диктуется нашим убеждением". 

Развивая свою мысль, министр Грабский продолжал: 

"Польское Правительство строит свои отношения к Церквам на трех главных принципах: полная свобода внутренней жизни всякой Церкви, совершенная лояльность каждой Церкви по отношению к Государству и полное уважение ко всем вероисповеданиям и организациям религиозной жизни... 

Польское Правительство имеет твердое желание обеспечить Православной Церкви полную свободу устраивать свои внутренние дела, как равно свободу руководить духовной жизнью своих верующих в согласии со своими канонами, при единственном условии — лояльности по отношению к Государству и уважения законов и властей, установленных согласно Конституции Польской Республики". 

Польское Правительство на память о торжестве провозглашения автокефалии Православной Церкви наградило орденами членов делегации и всех их спутников, а от Высшей Церковной Власти делегаты — Митрополиты получили драгоценные панагии, приобретенные на средства, ассигнованные тем же Польским Правительством. Получил также в дар от Правительства две драгоценных панагии и сам митрополит Дионисий. 

Уже значительно позднее выяснилось, что автокефалия Православной Церкви обошлась Польскому Правительству в три миллиона польских злотых. Об этом упомянул в своих лекциях профессор Канонического права Виленского Университета Виляновский, указав, что эта сумма была уплачена в Константинополе и что об этом имеются соответствующие записи в Архивных документах Министерства Иностранных Дел в Варшаве (См. Раневский С. Украинская автокефальная Церковь. Джорданвилль, 1948. С. 8). 

Как уже было указано выше, Московская Патриархия не соглашалась на дарование Православной Церкви в Польше автокефалии, чем и объясняется тот факт, что епископы Польши и ее Правительство обратились к Константинопольскому Вселенскому Патриарху, который и благословил автокефальное устроение Православной Церкви в Польском государстве. 

Святейший Московский Патриарх Тихон по вопросу об автокефалии имел случай высказаться три раза. 

В первый раз на представление Польского посла в Москве о даровании автокефалии, о чем просили тогда еще архиепископ Георгий и викарный Кременецкий епископ Дионисий (было это осенью 1921 года) Святейший Патриарх Тихон ответил: 

"Св. Каноны Нашей Церкви предусматривают автокефалию для отдельных самостоятельных народов. Если бы польский народ, получивший недавно суверенность, был православный и просил бы автокефалию для себя, Мы бы ему в этом не отказали, но давать автокефалию для разноплеменных православных, проживающих в пределах Польского государства на положении национальных и религиозных меньшинств, — Нам не позволяют ни здравый разум, ни священные каноны. Что возможно, то Мы уже дали православным в Польше — широкую поместно-церковную автономию". 

Перед Генуэзской Конференцией полномочный министр по польским делам вновь явился к Патриарху узнать, как последний отнесется опять-таки к той же автокефалии, т. е. к отторжению православного населения Польши от Российской Церкви. 

"А что, Ваше Святейшество, — спросил полномочный представитель, — что, если собирающиеся в Варшаве епископы объявят автокефалию?" 

"Если они осмелятся самолично объявить автокефалию, то я у них, как сынов противления, отыму и автономию". 

Наконец, 23 мая 1924 года, Патриархом Тихоном было отправлено на имя Варшавского Митрополита Дионисия пространное письмо, вполне выявлявшее точку зрения Московской Патриархии на вопрос автокефалии Православной Церкви в Польше. 

"Нами только на днях, — писал Патриарх, — получено письмо Вашего Высокопреосвященства, от 18-5 ноября 1923 года, в котором Вы уведомляете нас, что после кончины Митрополита Георгия "восприяли достоинство Митрополита Варшавского и Волынского и всея Польши избранием боголюбивых епископов Православной Митрополии в Польше, с согласия Правительства Республики Польской и по утверждении и благословении Святейшего Мелетия IV, Патриарха Константинопольского и Вселенского" и просите Нас благословить самостоятельное существование Православной Церкви в Польском Государстве, покровительствующем Вашему Высокопреосвященству и оберегающем права свободного проявления и развития нашей Православной Церкви". 

Это краткое обращение к Нам Вашего Высокопреосвященства возбуждает в Нас некоторое недоумение. В 1922 году, незадолго до Нашего временного устранения от власти, Нами велись переговоры с представителями Польского Правительства об устройстве Православной Церкви в Польше и об Ее отношении к Патриарху Всероссийскому, в результате которых Нами, в согласии с состоявшим при Нас Священным Синодом, был выработан "проект Положения об управлении Православной Церковью в Польском Государстве", посланный Митрополиту Варшавскому для получения согласия Польского Правительства. 

Дальнейшие переговоры были прерваны вследствие Нашего ареста, и судьба выработанного Нами проекта для нас остается неизвестной. Письмо Вашего Высокопреосвященства не проливает света на этот предмет. Без изложения обстоятельств дела оно ставит Нас перед фактом полной независимости Православной Церкви в Польше от Патриарха Всероссийского и перехода Ее под юрисдикцию Патриарха Константинопольского, утверждающего, как видно из письма Вашего Высокопреосвященства, акт избрания Митрополита Варшавского и всея Польши. 

Для Нас остается неясным, на основании каких канонических правил часть Всероссийской Православной Церкви без согласия Поместного Собора и благословения Ее предстоятеля могла стать независимой и какими каноническими правилами руководясь, Святейший Мелетий IV, бывший Патриарх Константинопольский, счел себя вправе простирать свою власть на часть Патриархата Российского. 

Не имея об этом официального доклада Вашего Высокопреосвященства, Мы получаем много частных сообщений, которые рисуют в очень неблагоприятном свете историю перехода Православной Церкви в Польше к независимости и Ее положения в Польском Государстве. Нам сообщают о горячих протестах, которыми было встречено объявление независимости Православной Церкви в Польше со стороны православных епископов и верующих, о насилиях, которым подверглись возражавшие и о незаконном лишении кафедр четырех епископов — Преосвященных Пантелеймона, Сергия, Владимира и Елевферия. 

Что касается благожелательного отношения Польского Правительства к Православной Церкви в пределах Польского Государства и покровительства, оказываемого им свободе и развитию Православия, то и в этом отношении Наши частные сведения, подтвержденные, однако, нотой нашего правительства, от 10 мая сего года, предъявленной Правительству Польской Республики, не согласуется с сообщениями Вашего Высокопреосвященства. 

При такой неполноте и противоречивости полученных Нами сведений о происходящем в Польской Православной Митрополии Мы не можем благословить самостоятельного существования Православной Церкви в Польском Государстве до тех пор, пока все обстоятельства и канонические основания Ее перехода к независимому бытию не будут выяснены пред Собором Всероссийской Православной Церкви, созыв которого является предметом Наших постоянных молитв и забот. 

Посему Мы просили бы Ваше Высокопреосвященство сообщить Нам о жизни и событиях Православной Церкви в Польше с мая месяца 1922 года". 

Вышеприведенное письмо Святейшего Патриарха Тихона было получено в Варшаве только в конце июля месяца и, конечно, не могло не встревожить Митрополита Дионисия и состоящий при нем Св. Синод. 

Ввиду чрезвычайной важности этого письма, Митрополит Дионисий созывает в Почаевской Лавре Собор епископов, на котором 16 августа того же 1924 года был заслушан и одобрен текст обширного ответа-письма Митрополита Дионисия и всего епископата Польской Православной Церкви Патриарху Тихону, в котором были изложены обстоятельства жизни Церкви за отчетное время и подчеркивалось (как мы отмечали выше), что "сама жизнь, а не иерархия, требует независимого существования Польской Православной Церкви". 

Очень много места в письме отводилось вопросу так называемого "конкордата" Православной Церкви с Правительством Польским, вылившегося впоследствии во "Временные Правила" 1922 года, а также вопросу независимого, автокефального существования Церкви. 

В письме указывалось, что "Св. Синод с начала своего бытия прилагает все усилия, чтобы сохранить в Польше красоту и благолепие церковное, истинную и неповрежденную веру, твердые устои благочестия, добрый порядок церковного управления и высокий авторитет духовенства". 

Далее, в письме говорилось, что "к великому прискорбию, работы Св. Синода по устроению Православной Церкви в Польше тормозились настроением и противлением Преосвященных Елевферия и Владимира. Эти епископы не могли примириться с создавшимся положением в жизни Православной Церкви в Польше и всячески нарушали правильно организованный строй этой жизни. 

Подписавшие письмо Патриарху митрополит и епископы безапелляционно утверждали, что "Преосвященные Елевферий, Владимир и Пантелеймон лишены своих кафедр по причине многих канонических правонарушений, и о незаконности лишения их кафедр не может быть и речи", — ибо, — как заключали подписавшие, — они вели церковную жизнь к анархии и Церковь к бесправию". 

Однако обширнейший ответ Польских иерархов не произвел на Московскую Патриархию желательного впечатления и Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола Митрополит Нижегородский Сергий неоднократно писал митрополиту Дионисию о незаконности Польской автокефалии. 

В своих письмах, от 4 января и 22 октября 1928 года, Митрополит Сергий убеждал митрополита Дионисия не настаивать на этой автокефалии, добытой незаконным путем, без благословения Московского Патриарха и Матери-Церкви. Митрополит Сергий напоминал митрополиту Дионисию, что и Святейший Патриарх Тихон не нашел возможным (без Поместного Собора Русской Церкви) одобрить этой автокефалии, когда она подготовлялась, что и законный преемник почившего Местоблюстителя Патриаршего Престола Митрополит Петр (Крутицкий) опротестовал эту автокефалию, когда она была провозглашена. 

Митрополит Сергий указывал митрополиту Дионисию, что не было практической необходимости экстренно, не дожидаясь Поместного Собора Церкви Российской, вводить автокефалию, равно не было никакой крайности рисковать церковным единством и насильственно отрывать православную паству в Польше от ее исконного союза с русской Церковью. 

На январское письмо Митрополита Сергия митрополит Дионисий отправил такой ответ: 

"Письмо Ваше, от 4 января с. г., мною получено. Мне весьма прискорбно, что и Вы, при всей широте Вашего любвеобильного сердца, не смогли подойти к вопросу нашей автокефалии так, как это следовало бы. Вы отлично знаете, как тяжело править в настоящее время Церковью, в каких Она ныне отовсюду утеснениях и опасностях, как трудно теперь сохранять канонический строй церковного управления и христианской жизни. Это уразумели Восточные Церкви, лишь в Москве не хотят уразуметь многого и думают, что автокефалия Польской Православной Церкви — дело честолюбивых иерархов. Какое горькое и обидное заблуждение! Более смиренной, бескорыстной и невзыскательной иерархии, как Православная иерархия в Польше, наверное, не сыскать нигде. Все мы можем, положа руку на сердце, дерзновенно сказать: мы ежедневно умираем, чтобы жила Православная Церковь в Польше, а в Ваших глазах мы — изменники Матери-Церкви и жалкие честолюбцы. Что делать? Дела наши пойдут с нами, а Вам грешно— видеть везде разрушение и беспорядок у себя и не ценить того доброго, что осталось у нас. А как осталось оно и блюдется, — видит Бог, и Он будет Судьей между нами. 

Содержание Вашего последнего письма таково, что я не вижу возможности официально отвечать на него". 

Не дал ответа митрополит Дионисий и на письмо митрополита Сергея, от 22 октября, а самое письмо препроводил Вселенскому Патриарху, вместе со всей перепиской с митрополитом Сергием. 

Константинополь не мог не одобрить ответа митрополита Дионисия и подтвердил незыблемость автокефалии Православной Церкви в Польше. 

Действия польской православной иерархии в вопросе введения автокефалии, как уже указывалось выше, находили полную поддержку и со стороны Польского правительства, которое устами Министра Исповеданий (письмо, от 3 апреля 1928 года за № 7534) выражало даже благодарность Св. Синоду за "его благожелательное отношение к безосновательным претензиям представителя Московской Церкви". 

Таким образом, инициатива автокефалии, вышедшая еще в 1920 году от Государственной власти, а затем с легким сердцем встреченная и воплощенная в жизнь законопослушными правительственной власти православными иерархами, привела, в конечном итоге, Православную Церковь в Польше в такую сильную зависимость Церкви от администрации, какой не знала Россия, и при той ощутительной разнице к худшему, поскольку администрация в Польше, по своему составу, была сплошь католическая и нередко враждебная Православию, как таковому. 

Государственная Польская власть мыслила автокефальный строй Православной Церкви исключительно с точки зрения интересов Государства, т. е. как независимость Церкви в Польше от всякой иностранной церковной власти. А в то же время положение Церкви внутри Государства не было одновременно определено надлежащим законодательным актом, Ее свобода и независимость в отношении Государства были обеспечены только в самой общей форме декларативными заявлениями Польской Конституции, имевшими лишь относительно реальное значение. Наоборот, пресловутые "Временные Правила" 1922 года связывали Церковь и Ее власть по рукам и ногам, а административная и судебная практика первых лет существования восстановленной Польши еще более усилили зависимость Церкви от Государства. 

В результате получилась односторонняя, однобокая автокефалия. Отягченная в своем происхождении, структуре и методе введения такими дефектами автокефалия Православной Церкви в Польше не проявляла и в дальнейшем здорового развития. 

Три фактора воздействовали на устроение Автокефальной Православной Церкви в Польше, но каждый из них преследовал, особые, не согласуемые с другими, цели. 

Польское Правительство, неизменно поддерживаемое Католической Церковью, а равно католическим общественным мнением страны, стремилось использовать оторванность Польского Православия от прочего православного мира в целях сугубого закрепления, путем законодательства и практики, своего преобладающего влияния во всех областях церковной жизни. 

Высшая церковная иерархия, за которой автокефальный строй сохранял (формально) всю полноту власти в Церкви, использовала автокефалию для укрепления своих личных позиций и обеспечения личного своего положения. 

Отсутствие какого бы то ни было внешнего и внутреннего церковного или светского контроля, отсутствие положительных норм церковного права и произвольное толкование канонических полномочий открыли перед отдельными польскими православными иерархами весьма широкие возможности, которые были ими использованы в особенности в области епархиальной администрации и епархиального хозяйства. 

Наконец, третий фактор — миряне, или общество верующих, оказались в самом худшем положении. Не объединенные одной руководящей идеей, они разбились на группы и направления, пытаясь сделать Церковь орудием воинствующего национализма, очень скоро нашедшего свое отображение в требованиях украинизации, белоруссизации (в меньшей степени), а затем и полонизации Церкви. 

А в конечном итоге верующие являлись той страдающей стороной, которая расплачивалась за ошибки и столкновения двух других факторов церковной жизни. 

И к чести этой верующей массы надлежит сказать, что все же неоднократно своим сопротивлением и угрожающим настроением она очень часто влияла на события и даже (порой) направляла их по своему желанию, как было, например, с вопросом сохранения старого стиля. 

Рядовое православное духовенство, вдумчивое к явлениям церковной жизни, и православно-верующий народ, составляющий, по учению Православной Церкви, Ее тело, всегда относились отрицательно к неканоническому акту автокефалии Православной Церкви в Польше, а потому совершенно неизбежным был и внутренний разрыв иерархии с низшим клиром и верующим народом. 

Как бы в противовес автокефалии и ее закреплению лучшие церковно-общественные деятели и выдающиеся представители столичного и городского духовенства (Протопресвитер Митрополичьей Церкви на Праге о. Терентий Теодорович, Настоятель Ровенского Собора о. протоиерей Николай Рогальский, священник о. Виталий Железнякович, сенатор В. В. Богданович, редактор Варшавской русской газеты "За Свободу" Д. В. Философов, сотрудник той же газеты, ведший в газете "церковный отдел", Туберозов, постоянный корреспондент с Волыни Ф. Д. Добрянский и др.), выдвинули идею соборности в Церкви, идею не новую, но совершенно попиравшуюся при синодально-консисторском строе Церкви. 

В течение долгих лет на страницах периодической печати шла упорная борьба за восстановление в жизни Церкви соборного и выборного начал; борьба, закончившаяся историческим Декретом Президента Польской Республики, от 30 мая 1930 года, о созыве Поместного Собора Православной Церкви в Польше. 

Обнародование Декрета Президента Речи Посполитой и предстоящий созыв Поместного Собора Православной Церкви в Польше, на каковом Соборе, без сомнения, был бы поднят вопрос и о не каноничности автокефалии, дали повод Московской Патриархии еще раз высказать свое отрицательное отношение к незаконной и неканонической автокефалии. 

26 июня 1930 года Московский митрополит Сергий обратился к Митрополиту Дионисию с новым посланием, в котором, между прочим, писал: 

"В № 147 газеты "За Свободу" напечатано о предстоящем созыве Первого Поместного Собора Православной Автокефальной Церкви в Польше и о том, что 29 сего июня назначено начало подготовительного к Собору Предсоборного Собрания. 

Уже из названия Собора видно, что он имеет главной задачей практически осуществить и оформить автокефалию Православной Церкви в Польше". 

И далее митрополит Сергий задает Митрополиту Дионисию вопрос: 

"Что же принесет Вам незаконная Автокефалия, покупаемая такою ценою? Невольно вспоминается прежняя история Православия в Польше. Там всегда умели усыпить бдительность Православной иерархии разными личными правами и привилегиями. А низшее духовенство с православной паствой в это время влачили жалкое существование в постоянных тревогах за целость своих храмов, за неприкосновенность своих святынь, за самую сохранность святой веры. Не повторяется ли эта история и в наши дни?" 

В заключительной части своего послания митрополит Сергий еще раз повторяет пред митрополитом Дионисием, пред всеми архипастырями, пастырями и мирянами, собравшимися на Предсоборное Собрание, а в лице их, и перед всею в Польше православною паствою протест Московской Патpuapxuu против незаконно добытой автокефалии. 

"Во имя возложенного на меня долга пещись о всей Православной пастве Московского Патриархата, — пишет митрополит Сергий, — я снова братски убеждаю Вас отказаться от Вашего губительного для Церкви начинания, не отрывать искусственно и насильственно Православной Паствы Вашей от ее векового союза с Церковью Русской и тем не подвергнуть свою паству всем невзгодам внутренне церковной анархии. 

Ведь, если Вы отказываетесь подчиниться своему законному Кириарху — Московскому Патриарху или Его Местоблюстителю, то этим даете каноническую возможность каждому, служащему Вам в Польше Архипастырю, и каждому из подведомых Вам клирику и мирянину (и даже делаете это обязательным) отказать Вам в подчинении и искать себе окормления за границей. 

Неужели же своими руками Вы будете способствовать повторению в Польше тех злосчастных времен, когда православная паства была покинута своими архиереями и должна была своими силами и на свой страх отстаивать свою веру и церковную независимость от Рима?.. 

Пусть предстоящий у Вас Собор обсудит вопрос и об автокефалии, пусть даже сделает заключение о правах на автокефалию и о желательности последней, но пусть он торжественно и мужественно откажется от автокефалии незаконной и пригласит Православную паству в Польше оставаться в каноническом общении с Московской Патриархией и от законного источника — от Поместного Собора Святой Православной Церкви Русской ожидать себе уже законной, а не самочинной, спасительной, а не губительной, автокефалии". 

Но и это предостережение Матери-Церкви не было услышано самовольно отколовшейся от Нее Церковью-Дочерью. 

Св. Синод Автокефальной Церкви в Польше принял письмо-послание Митрополита Сергия к сведению, как имеющее всего лишь информационное значение. 

Путешествие Митрополита Дионисия и епископа Гродненского на Восток. — Внутренние несогласия в ограде церковной. — Украинизация Церкви и Луцкий Украинский Съезд в 1927 году. — Почаевская демонстрация в 1933 году. —Лишение митрополита Дионисия Волынской кафедры. 

Автокефалия Православной Церкви в Польше, так торжественно провозглашенная в сентябре 1925 года в Варшаве, несмотря на протесты Церкви-Матери, Церкви Российской, не сразу встретила признание и со стороны других автокефальных Православных Церквей. 

Уже на второй день после торжественного провозглашения автокефалии, Собор епископов Православной Церкви в Польше составляет особый акт-протокол, отображающий торжественное провозглашение этой автокефалии, и направляет его при письмах митрополита Дионисия предстоятелям Константинопольской, Румынской, Сербской, Элладской и Болгарской церквей. 

В ответ на эти письма поступили в октябре того же года от Элладского Первоиерарха — архиепископа Хризостома, а в декабре — от Сербского Патриарха Димитрия сообщения с признанием автокефального устройства и существования Православной Церкви в Польше и с указаниями на каноническое общение с новой автокефальной Церковью. 

Только в июне 1926 года Православная Церковь в Польше вошла в каноническое общение с Александрийской Патриархией, да и то благодаря только тому, что на Александрийский Патриарший Престол был избран бывший Вселенский Патриарх Мелетий, содействовавший в свое время введению автокефалии в Польше. 

В том же 1926 году митрополит Дионисий сообщил о провозглашении автокефалии в Польше Иерусалимскому и Антиохийскому Патриархам и Кипрскому архиепископу. 

Однако долгое время не было официального признания автокефалии со стороны других православных Церквей Востока и это не могло не беспокоить не только Православных иерархов Польши, но и Польское Правительство, так настаивавшее на скорейшем введении автокефалии. 

В начале 1927 года митрополит Дионисий, в согласии, а вернее, — по настоянию Польского Правительства, намечает длительную поездку на Восток, к Предстоятелям Поместных Церквей, дабы тем самым закрепить свое каноническое с ним общение и добиться и официального признания автокефалии, проведенной с такой поспешностью. 

Польское Правительство постаралось обставить эту поездку особой торжественностью. Митрополит Дионисий возглавлял целую делегацию, в состав которой входили епископ Алексий (Гродненский), чиновники Министерства Иностранных Дел и Министерства Исповеданий, духовные лица и чиновники Священного Синода Православной Церкви в Польше. 

Все средства на эту поездку были отпущены Польским Правительством, которое старалось придать всей поездке куртуазный характер. 

Делегация, возглавлявшаяся митрополитом Дионисием, посетила Вселенскую Патриархию, Элладскую Архиепископию, Александрийскую Патриархию, Иерусалимскую Патриархию, Антиохийскую Патриархию, Югославянскую Патриархию, а равно Предстоятеля Болгарской Церкви. Всюду произносились соответствующие, заранее подготовленные речи, всюду подчеркивалась необходимость автокефалии Польской Церкви и только митрополит Болгарский Стефан открыто заявил, что "Православной Церкви в Польше остается сделать еще один мудрый шаг — получить на свое независимое существование благословение Матери-Церкви — Российской". 

Не было в течение долгого времени признания автокефалии и со стороны Антиохийской Церкви, хотя Патриарх Антиохийский Григорий и заверял митрополита Дионисия в своем ответе на просьбу о признании, что "сие произошло не от отрицательного отношения к сему вопросу, а от абсолютной невозможности созвать Собор архиереев". 

Сербский Патриарх Димитрий в своей речи также отметил, что для Сербской Церкви "будет великая радость, когда и Российская Церковь, уразумев исторические и божественные судьбы бывшей Дщери Ее — Церкви Польской, облобызает в Ней, совместно с прочими Божиими Церквами, свою возлюбленную о Господе Сестру". 

Только 18 мая 1927 года возвратилась возглавлявшаяся митрополитом Дионисием делегация из своей поездки по Востоку, а в конце мая было получено препровожденное при письме Вселенского Патриарха "Патриаршее и Синодальное Деяние" Вселенской Патриархии, от 7 апреля 1927 года, присваивавшее Варшавскому митрополиту Дионисию и его преемникам Патриарший титул "Блаженнейшего". 

Но и поездка митрополита Дионисия и епископа Алексия на Восток, в целях закрепления так поспешно введенной автокефалии Православной Церкви в Польше, не привела к желанной, конечной цели, ибо не было, как мы видели, единогласия в этом вопросе даже среди Глав автокефальных Церквей. 

А что же сказать о самом православно-верующем народе? Он, по-прежнему, считал автокефалию величайшим несчастьем для Церкви; он видел, что автокефалия эта проведена в угоду светской власти, без надлежащего обеспечения со стороны Государства правового положения Церкви. 

И в самом деле, Православная Церковь в Польше, искусственно оторванная от Церкви Российской, а затем и Церкви Вселенской, как таковой, стала объектом для всевозможных экспериментов не только со стороны правительственной власти, но даже и отдельных национальных меньшинств. 

В этом отношении главная роль принадлежала украинцам, главным образом проживавшим на Волыни, пытавшимся сделать Церковь орудием национально-политической борьбы. 

Начало всех бед в Церкви на Волыни положил Волынский Епархиальный Съезд, происходивший осенью 1921 года в Почаевской Лавре. На этом Съезде были заложены первые камни разделения Церкви, а именно — было признано своевременным украинизировать Церковь путем замены имевшего тысячелетнюю традицию церковно-славянского богослужебного языка языком разговорным — украинским. Затем последовало благословение на употребление в храмах неисследованных переводов Богослужений, с массой погрешностей, так что вскоре сам верующий народ начал обращаться к Церковной власти с просьбами об изъятии этих переводов из употребления. 

В деле украинизации Богослужения не малую роль сыграл тот же митрополит Дионисий, тогда епископ Кременецкий. По свидетельству епископа Алексия, ближайшего сподвижника митрополита Дионисия: "Владыка Дионисий, будучи уроженцем коренной России, проявил всю ясность своего ума, когда отнесся к этому вопросу со всей широтой своего мировоззрения, решительно высказавшись за возможность, с благословения церковной власти, украинизации Богослужения там, где этого пожелают верующие. Он нередко обращался к своей пастве с посланиями (новогодними, пасхальными и по случаю особых обстоятельств, вызывавших необходимость архипастырского разъяснения) на украинском языке, он благословил издание на украинском языке Служебника в переводе проф. И. И. Огиенко, он допустил даже в своем кафедральном храме в Кременце Богослужение с украинской вымовой (произношением) и проповеди на украинском языке" (см. К Истории Православной Церкви в Польше за 10-летие пребывания во главе Ее Блаженнейшего Митрополита Дионисия. Варшава: Синодальная типография, 1937. С. 39-40). 

Вопрос о Богослужебном языке и языке проповеди был предметом неоднократного обсуждения и в Священном Синоде Православной Церкви в Польше (16 июня и 14 декабря 1922 г., 3 сентября 1924 г. и др.). 

Высшая Церковная Власть допустила употребление не только украинского, но также белорусского, польского и чешского языков в тех богослужебных чинах, текст коих одобрен Высшей Церковной Властью, и где к этому представится возможность по местным условиям. Кроме того, та же власть благословила произношение проповедей и церковных поучений на языке местного православного населения, а равно рекомендовала преподавание Закона Божия на родном языке. 

Синодальные определения были использованы безответственными элементами, видящими, как уже отмечалось выше, в Церкви орудие для политической и национальной борьбы. 

Началось, так называемое, "размосковленье" Церкви. Над Церковью нависла грозная опасность. Однако духовенство, в своем подавляющем большинстве, и верующий, чуждый политике, народ осудил всякие нововведения, осудили украинизацию Богослужений и требовали совершения служб на церковно-славянском языке. 

Тогда понадобилось создать искусственное украинское национально-церковное движение и придать ему вид протеста широких народных масс. 

Руководители украинского движения остановились на мысли созвать в городе Луцке, на Волыни, Украинский Церковный Съезд из представителей духовенства и мирян. Был создан Особый Организационный Комитет, в состав которого вошли представители всех уездов Волыни, а во главе Комитета стал стяжавший себе большую, как украинизатор, известность д-р Арсений Речинский, редактор издававшегося в городе Владимире Волынском журнала "На Варти"; журнала, открыто призывавшего к разрыву с Московской иерархией и ее традициями. 

Организаторы Съезда и Редакция журнала "На Варти" обратились к митрополиту Дионисию с ходатайством о разрешении всему духовенству Польши принять участие в вышеуказанном Съезде, а также об утверждении организационного Статута этого Съезда. 

Однако Св. Синод Православной Церкви в Польше отнесся отрицательно к этим ходатайствам и определением своим, от 26 февраля 1927 года, признал вышеуказанный Съезд, с точки зрения интересов Церкви, бесцельным и ненужным и запретил духовенству Митрополии принимать в нем участие под страхом канонической ответственности за непослушание. Точно также было предложено и верующим воздержаться от участия в этом Съезде, как ведущем к разделению церковному, а не к объединению. 

И все же, несмотря на наличие запрещения со стороны Высшей Церковной Власти, этот Съезд состоялся 5-6 июня 1927 года в городе Луцке и на нем присутствовало 524 делегата от православных приходов, некоторые депутаты Польского Сейма и Сенаторы, а всего, вместе с делегатами от общественных организаций и почетными гостями, на Съезде присутствовало до 800 человек. 

На Луцком Украинском Съезде, происходившем с разрешения правительственных властей, были вынесены резкие резолюции, направленные против Высшей иерархии и против традиций Православной Церкви. Съезд санкционировал всю ту подрывную работу, которая велась доселе на местах, и рекомендовал проводить украинизацию Церкви самыми быстрыми темпами. 

Ответом на Луцкий Украинский Съезд явилось Волынское Епархиальное Собрание представителей духовенства и мирян, созванное митрополитом Дионисием в Почаевской Лавре 15-17 того же июня. 

Волынское Епархиальное Собрание духовенства и мирян осудило украинизацию Православной Церкви и внесло большое успокоение в церковную жизнь. 

Однако и это успокоение было недолгим. Украинцы не могли примириться с таким положением и по-прежнему вели в широком масштабе агитацию за полную украинизацию Православной Церкви. 

В результате, один из главных руководителей украинского движения д-р Арсений Речинский, по определению Св. Синода Православной Церкви в Польше, от 15 апреля 1929 года, был отлучен от Церкви и предан анафеме за его враждебную в отношении Церкви деятельность. 

Но уже через год, а именно 22 марта 1930 года, тот же Св. Синод, "принимая во внимание, что врач Арсений Речинский весьма близко принимает к сердцу современные скорби Православной Церкви в Польше, хочет принять посильное участие в общей помощи церковной иерархии в деле защиты Церкви от натиска римо-католического клира и тем выявляет чувства своей любви и привязанности к Святому Православию, так и к обществу верующих, а также принимая во внимание и то, что согласие д-ра Речинского на опубликование его декларации с просьбой по-отечески простить его прежние выступления и вернуть его в лоно верных Православной Церкви свидетельствуют в значительной мере и об его покаянных переживаниях, —определил: предоставить митрополиту Дионисию принять врача Арсения Речинского в лоно Св. Православной Церкви, согласно его просьбе". 

Особенно усилилась работа по украинизации Православной Церкви на Волыни с момента назначения туда в качестве викарного епископа видного украинского деятеля архимандрита Поликарпа (Сикорского), занимавшего одно время должность Настоятеля Владимиро-волынского Собора и связавшего свое имя с украинизацией Богослужений в этом Соборе. 

При епископе Поликарпе на Волыни было украинизировано около 30% православных приходов. Большую помощь в деле украинизации Православной Церкви оказывали епископу Поликарпу т. н. "просвити" и "украинские хаты", где собственно и велась вся подготовительная по украинизации работа. 

Большую роль в этой украинизации сыграли украинские депутаты и сенаторы, принадлежавшие к правительственному лагерю так называемого "Беспартийного Блока сотрудничества с Правительством". 

При содействии этого "Блока", а вернее — входящих в него украинских депутатов Сейма и сенаторов, была организована осенью 1933 года в Почаевской Лавре демонстрация украинцев против "Московской" иерархии, возглавляемой митрополитом Дионисием. 

И действительно, в Почаевской Лавре произошли 10 сентября 1933 года печальные события, болью отозвавшиеся в сердцах православно-верующих людей. 

В этот день, по случаю праздника Преподобного Нова По-чаевского, в Лавре происходили церковные торжества, на которые прибыли православные епископы Польши, а также и митрополит Дионисий, которого на второй день собиралась чествовать православная Волынь, как своего правящего епископа, в связи с исполнившимся 10-летним юбилеем пребывания его на Волынской кафедре. 

Чествование "москаля" митрополита было не по душе украинским сепаратистам, все время добивавшимся назначения на Волынь правящего епископа-украинца и украинизации Церкви. 

Почти вся украинская печать повела кампанию против намеченного чествования митрополита Дионисия, обвиняя высшую иерархию и духовенство Волыни в крайней якобы русификаторской деятельности и призывая украинское население не принимать участия в юбилейных торжествах. 

Однако агитация эта успеха не имела и в Почаевскую Лавру на праздник Преподобного Иова прибыло более 200 крестных ходов со своими приходскими священниками. Собралось в Лавру около 30 000 богомольцев-паломников. 

Предчувствуя свой полный провал, украинские сепаратисты решили сорвать юбилей митрополита Дионисия, для чего мобилизовали индифферентную к Церкви и делам веры молодежь и устроили в стенах Почаевской Лавры безобразную демонстрацию. 

К этому дню — 10 сентября 1933 года — в Почаевскую Лавру прибыли также представители Правительственной власти, а равно православные украинские депутаты Сейма Бура, Скрипник, Тележинский и сенатор Гловацкий, которые, собственно, и провели всю эту безобразную демонстрацию. 

Когда из главного Лаврского Собора, где совершал Богослужение митрополит Дионисий с епископами и сослужащим духовенством, двинутся крестный ход с мощами Преподобного Иова Почаевского, украинцы выкинули на Лаврской колокольне свой национальный, желто-голубой флаг, развернули заранее заготовленные транспаранты и знамена и громкими криками стали требовать удаления с Волыни "москалей", московской иерархии и духовенства и назначения на Волынь правящего епископа-украинца, а также украинизации Церкви. 

Всего было развернуто около 50-ти флагов-транспарантов и плакатов с самыми разнообразными надписями: "За украинский богослужебный язык", "За украинского Главу Церкви", "Довольно Московской политики на Волыни", "Украинскому народу — украинский епископат", "Для Волыни — правящий епископ-украинец", "Долой московщину в Церкви", "Домогайтесь в полной мере украинизации Церкви", "Долой русификаторов в Церкви", "Требуем украинских епископов и священников" и т. п. 

Как выяснилось впоследствии, лаврский звонарь, препятствовавший водружению на верхушке лаврской колокольни украинского большого флага, был удален силою оттуда, а внизу колокольни была поставлена особая стража, которая никого на колокольню не допускала. 

Высшей точки демонстрация достигла в тот момент, когда митрополит Дионисий, в предшествии епископов и духовенства, следовал из Собора "со славою" в архиерейский дом. 

Снова посыпались оскорбительные возгласы по адресу "московской" иерархии, снова раздавались грозные окрики, снова возгласы, требовавшие украинизации Церкви и удаления ненавистных "москалей". 

Народ, в подавляющем своем большинстве, не понимал, что же собственно происходит. Многие кричали "слава!", думая, что приветствуют митрополита и епископов. 

С большим трудом иерархи и духовенство проследовали среди многотысячной толпы, запрудившей обширный лаврский двор, к архиерейскому дому. 

После этого толпа в несколько тысяч человек, предводительствуемая теми же депутатами Сейма и сенатором в сопровождении оркестра, направилась из Лавры в местечко Почаев, к зданию почтовой конторы, где состоялся митинг, на котором выступали те же депутаты, требуя "размосковле-нья" Церкви. 

Тут же участники митинга принесли "присягу" — обещание добиваться родного богослужебного языка родной иерархии и назначения на Волынь правящего епископа-украинца. 

В заключение была вынесена резолюция, в которой выражались те же требования. 

Вслед за Почаевской демонстрацией начался ряд митингов по городам Волыни, на которых опять-таки принимались резолюции, в которых указывалось, что "над клиром и верующими тяготеет административный аппарат, построенный по образцу времен русского царизма", и что "церковные власти издают органы печати на русском языке". 

Как конечное положение, снова выдвигалось требование о назначении на Волынь правящего епископа-украинца. 

От имени участников этих митингов посылались телеграммы Министрам и даже Президенту Польской Республики. 

В течение нескольких месяцев на страницах издававшейся в городе Луцке еженедельной газеты "Украиньска Нива", а также и на страницах польских газет, близких к правительственным кругам, появлялись обширные корреспонденции с фотоснимками о Почаевской демонстрации и происходивших на Волыни митингах. Все эти корреспонденции подчеркивали "возмущение украинского народа московской митрополией" и требовали ее "размосковленья" и назначения на Волынь правящего епископа, украинца по национальности. 

Очень скоро сказались и результаты Почаевской демонстрации и происходивших по городам Волыни митингов. 

В искусно разыгранном "Почаевском действе", а затем и в "организованно" проведенных митингах ответственные правительственные сферы усмотрели "глас народа" Волыни. 

А 23-го сентября того же 1933 года тогдашний министр Исповеданий Польши, опираясь на "волю народа", потребовал официальным письмом на имя митрополита Дионисия освобождения им занимаемой доселе Волынской кафедры, созыва Св. Синода и назначения на Волынь другого епископа по соглашению с Польским Правительством (см. К. Н. Николаев. Восточный обряд. С. 245). 

Митрополит Дионисий некоторое время колебался, но в конечном итоге созвал заседание Св. Синода, а последний принял вынужденную отставку митрополита и назначил на Волынь, в качестве правящего епископа, управлявшего доселе Гродненско-Новогрудской епархией архиепископа Алексия (Громадского). 

Архиепископ Алексий, в миру Александр Громадский, сын псаломщика, уроженец Холмщины, окончил Киевскую Духовную Академию и до первой мировой войны был весьма деятельным сотрудником тогдашнего епископа Холмского Евлогия и по своим политическим убеждениям был крайне правым русским националистом. В возрожденной Польше он оказался в лагере националистов украинских. 

Новая волна религиозных преследований в Польше закрытие и дальнейшее разрушение православных святынь. —Предъявление католическим епископатом судебных исков о, так называемой, ревиндикации храмов. — Высшая Церковная Власть обращается к соборному голосу православно-верующего народа. —Декрет Президента Республики о созыве Всепольского Поместного Собора и предваряющего его Предсоборного Собрания. 

В то время как на Волыни велась большая "работа" по украинизации Православной Церкви, на территории других епархий происходили также печальные события, связанные с дальнейшими преследованиями Православия. 

Было бы ошибочным думать, что борьба с Православием, выражавшаяся в закрытии и даже в разрушении храмов, наблюдалась только в первые годы существования восстановленной Польши. 

Нет, эта борьба велась на протяжении всех 20-ти лет существования Польши как суверенного государства. Правда, порой она несколько ослабевала с тем, чтобы вскоре проявиться в более широких размерах. 

И характерно, что в этой борьбе принимало участия не столько само католическое население Польши, сколько его духовные руководители — католические ксендзы, поддерживаемые административными властями. 

Здесь нельзя не остановиться на том печальном факте, что разрушению православных храмов, как это ни покажется удивительным, в некоторой степени содействовала сама Высшая Церковная Власть. 

Сенатор Речи Посполитой Польской В. В. Богданович, о котором уже упоминалось выше, в своей речи, произнесенной на пленарном заседании Сената 9 марта 1929 года, сказал буквально следующее: 

"Захотелось, например, Магистрату города Калиша разрушить Православный Собор в этом городе. Магистрат обратился к Воеводе, Воевода попросил Министра, Министр Митрополита. Положение Митрополита было в то время непрочно и, разумеется, он дал согласие... Как видно из документов, Митрополит этим согласием хотел обеспечить постройку новой церкви в Калише и потребовал соответствующих обязательств от Магистрата и обещаний от Министра. Но обязательств не дали, а Собор и так разрушили". 

Еще в 1922 году римо-католиками был отобран у православных Собор в городе Плоцке. Собор был отобран вместе с землею и 5-ью домами. Два дома и храм оказались во владении Магистрата. В 1928 году местное православное население, по собственной инициативе, начало судебный процесс против Магистрата и Суд, в 2-х инстанциях, признал и Собор с землею, на которой он был выстроен, и дома собственностью прихода. Оставалось только получить эти недвижимости и вступить во владение ими, но судебные власти потребовали от прихожан представления удостоверения, что православный приход в Плоцке не закрыт, т. е. — существует как юридическое лицо. Министерство Исповеданий отказало в вьвдаче такого удостоверения, хотя в списках православных приходов, официально изданных тем же Министерством еще в 1920 году, этот приход был показан. Тогда прихожане обратились к Митрополиту Дионисию и Варшавской Духовной Консистории, но и здесь получили отказ. А тем временем Плоцкий Магистрат начал производить разборку Собора. 

Подводя некоторые итоги разрушительной работы католического клира и поддерживавшего его Польского Правительства, можно смело утверждать, что только за первые 10-12 лет самостоятельного существования Польши православное население потеряло не менее 500 храмов. На одной только Холмщине и Подляшьи, как это было официально засвидетельствовано на происходившем в конце декабря 1933 года Епархиальном Собрании представителей духовенства и мирян Варшавско-Холмской епархии, было закрыто 104 храма, снесено 55 храмов, разбито и сожжено 35 храмов и переосвящено в католические костелы 137 храмов. На всей Холмщине оставалось около 60 храмов и православных приходов, причем не все они были признаны Правительством. Люди вынуждены были молиться в частных домах, в часовнях и даже под открытым небом. 

Но еще более страшный удар бьш нанесен Холмщине и Подляшью весной и летом 1938 года, о чем будет рассказано в одной из следующих глав настоящего очерка. 

Как уже выше указывалось, все принадлежавшие Православной Церкви имущества были еще в 1919 году взяты в государственное управление и распарцеллированы. Православная Церковь потеряла при этой парцелляции около 20 000 гектаров земли. Отбирались даже дарственные земли. Так, было отобрано около 500 десятин дарственной земли от Зим-ненского женского монастыря Волынской епархии. Отобраны были также земли от Дерманского мужского, Корецкого женского и Жировицкого мужского монастырей. Наконец, бьша отобрана весьма ценная собственность Волынского духовенства — имущество бывшего Мелецкого Духовного Училища в селе Мациове, возле города Ковля. Отобрана была также и передана католикам знаменитая "мурованная" (каменная) церковь в Лидском уезде, Виленской епархии, отстроенная на средства Русского Императора Александра 1 в память Отечественной войны 1812 года. (Ср. Доклад К. Н. Николаева на 2-ом Всезарубежном Соборе 1938 г. "Положение Православной Церкви после войны"). 

Вот что поведал об отобрании этой церкви тот же сенатор В. В. Богданович: 

"Не могу обойти молчанием и отобрания, так называемой, "Мурованки" в селе Маломожейкове, Лидского уезда, так как этот пример очень разителен и служит доказательством полной зависимости духовной власти от власти светской. Здесь все было проделано очень просто, обошлось даже без Митрополита. Лидский Уездный Староста (Начальник уезда) попросил к себе Православного Благочинного, усадил в свой автомобиль, привез к церкви, где уже были собраны представители Католического Костела, и приказал ему расписаться в принятии церковных вещей, после чего из церкви немедленно были вынесены иконы, а иконостас был сломан и выброшен, церковь же была переделана в костел". 

"Вся вина церкви была в том, — продолжал сенатор В. В. Богданович, — что она когда-то находилось в руках униатов, хотя построена была до унии — в 1407 году, т. е. 500 с лишним лет тому назад, и являлась первой каменной (мурованной) церковью в Крае, а потому и одной из наиболее дорогих святынь и с точки зрения и религиозной и исторической". 

Но не только церковные имущества отбирались у православных; отбиралось также и имущество, принадлежавшее церковно-общественным организациям, а именно — Православным Братствам, сыгравшим в свое время такую крупную роль в деле защиты Православия в XVI-XVII веках. 

Так, было забрано в Казну городское, весьма ценное, земельное имущество и 2 дома в городе Луцке, на Волыни, принадлежавшее Луцкому Крестовоздвиженскому Братству. То же происходило и в Вильно. В буквальном смысле было разграблено громадное имущество Острожского Кирилло-мефодиевского Братства в городе Остроге, на Волыни, дар графини Хлудовой. Разгром этот "оправдывался" тем, что якобы Кирилло-мефодиевское Братство занималось русской пропагандой на Волыни. Прекрасное новое здание Острожской Братской Гимназии было взято в казну, а Братский храм был передан католикам. (Ср. Доклад К. Н. Николаева на 2-ом Всезарубежном Соборе "Положение Православной Церкви после войны"). 

Как уже было указано, римо-католические духовные власти, при содействии администрации, разгромили всю православную церковную организацию на землях Холмщины и Подляшья, этих многострадальных землях, где веками велась борьба православными за сохранение хотя бы остатков церковного Состояния своих предков. 

Римо-католическое духовенство решилось проделать то же самое и на других, населенных православными, землях возрожденной Польши. 

И в этом отношении весьма показательным явилось предъявление судебных исков о так называемой "ревиндикации" православных святынь и церковного православного имущества, якобы, когда-то принадлежавшего Католической Церкви. 

Летом 1929 года римо-католические духовные власти предъявили в Окружных Судах 724 иска об изъятии из рук православного населения храмов и имущества церковного. Римо-католические духовные власти требовали возврата всего того имущества, которое уже более 100 лет, как вернулось в руки своего первоначального обладателя — православного населения. 

Указанные иски были предъявлены, с ведома Католических митрополитов Виленского и Львовского епископами Пинским и Луцким в Окружных Судах в городах Бресте, Белосто-ке, Вильно, Гродно, Луцке, Новогрудке, Ровне и Пинске. 

Иски были предъявлены к Виленской, Волынской, Гродненской и Полесской духовным православным Консисториям, т. е. ко всем епархиальным властям Православной Церкви в Польше, за исключением Консистории Варшавско-Холмской. 

В конце лета 1929 года стало известным, что к Волынской Православной Духовной Консистории было предъявлено 144 иска, к Виленской — 71, к Гродненской — 159 и к Полесской — 248. Наиболее угрожаемыми оказались Гродненская и Полесская епархии, в которых было — в первой 174 прихода и во второй — 320. 

Под угрозой отобрания у православных оказались, в числе других святынь, кафедральные Соборы в Кременце, Луцке, Пинске, монастыри — Виленский, Дерманский, Жировицкий, Зимненский, Корецкий, Кременецкий, Мелецкий и даже величайшая святыня в Польше — Почаевская Св. Успенская Лавра. 

Путем отнятия от Православной Церкви и православного населения его вековых святынь и церковного имущества Рим надеялся подготовить почву для введения на восточных землях пресловутой унии. 

Нависшая над Православной Церковью в Польше угроза внесла совершенно исключительное замешательство в церковную жизнь Польши и произвела ошеломляюще-угрожающее впечатление на православное население Речи Посполитой. 

Дело так называемой "ревиндикации" приняло такие угрожающие формы, которые носили вполне ярко выраженный характер уже боевого наступления Католичества на Православие в возрожденном Польском государстве. И это боевое наступление было поведено через Польский Государственный Суд, который, по воле римо-католической иерархии, должен был разрешить спор двух христианских исповеданий. Пред Польским Государственным Судом, в полном своем объеме, был поставлен не столько вопрос права, сколько вопрос оценки исторической борьбы Католичества и Православия, каковая борьба в XVI веке дала успех Католичеству, а в средине XIX века — Православию. 

Предъявление этих массовых исков являлось катастрофой для Православной Церкви в Польше, если принять во внимание, что не только в польском обществе, но и в судебных сферах установились определенные, отрицательные взгляды на действия Русского Правительства за время так называемых "заборов" (захватов) — разделов Польши и присоединения некоторых земель Польши к Российской Империи. 

Как один человек, встало православное население Польши на защиту своей веры, своих храмов; был создан "единый православный фронт", в Польском Сейме раздались громкие речи православных депутатов, в печати появились грозные предостерегающие статьи. 

Высшая Церковная Власть, сознавая лежащую на ней ответственность за судьбы Православия в Польше, признала в экстренном порядке необходимым образовать при Св. Синоде, под непосредственным наблюдением его юрисконсульта присяжного поверенного К. Н. Николаева, Особую Комиссию по организации судебной защиты святынь и церковного имущества против покушений католического клира. 

За подписью Митрополита Дионисия было выпущено специальное архипастырское послание, в котором прямо указывалось на нависшую над Православной Церковью угрозу. 

"Если эти иски будут удовлетворены, — говорилось в послании Митрополита Дионисия, — то мы лишимся более чем трети своих духовных сокровищ, своих святынь, которые были основаны, построены и украшены нашими православными предками. 

И куда мы пойдем, когда лишимся этих святынь? Где мы похороним своих престарелых родителей? Где окрестим своих детей? Где сочетаемся законным браком? Где совершим Тайную Вечерю со Христом? Где запоем "Христос Воскресе?" 

А в своем Рождественском послании, разосланном в том же 1929 году Главам автокефальных Церквей, митрополит Дионисий, сравнивая нависшую угрозу отобрания православных святынь с избиением Вифлеемских младенцев по приказу Ирода, писал: 

"Нашу Святую Православную Церковь в Польше посетил Господь в истекшем году бедствием, равным избиению Вифлеемских младенцев, ибо клир Римский хочет отнять от нас половину святых храмов наших и тем лишить более двух миллионов верующих младенцев наших духовного окормления и церковной жизни". 

Польские католические епископы старались всячески оправдать свои выступления, утверждая, что они "не хотят ни одной святыни, выстроенной православными и предназначенной для православного культа". 

Много внимания делу "ревиндикации" было уделено не только русской, украинской, белорусской и польской печатью, но и заграничными газетами. 

Лучшие католические умы не скрывали, что процессы о "ревиндикации" были начаты не во благовремении и что, в конечном результате, они принесут непоправимый вред не только самой католической идее, но и интересам Польского государства. 

Весьма благожелательную позицию в споре занял Глава греко-католической (униатской) Церкви, митрополит Андрей Щептицкий; лицо, казалось бы, наиболее заинтересованное в деле "ревиндикации". 

В интервью, данном сотруднику газеты "День Польский", митрополит Андрей Щептицкий говорил: 

"...Принимая во внимание различные обстоятельства, я не мог бы заявить о моем присоединении к искам... Я полагаю, что не следует даже внешне дать народу почувствовать, что над ним совершается новое насилие... Ибо, ведь, согласно восточному праву, эти деревенские церкви принадлежат именно этому народу. В них он крестился и молился. Около них хоронил своих умерших. В их стенах сосредоточено то, что в народе сильнее всего, а часто более всего спасительно пред лицом разнузданной агитации, "это вера отцов". Здоровое суждение народа, вера отцов, терпение Церкви... выведут его (народ) на лучшие пути, нежели всякие судебные иски, в которых он будет усматривать только враждебные по отношению к себе начинания. Я слышал уже, что он готов реагировать на них враждебно". 

Закончил свое интервью митрополит Щептицкий следующими знаменательными словами: 

"Греко-католические духовные круги не примут в этой ре-виндикации никакого участия. Я рад, что могу это сказать". 

Поднятый не только в польской, но и в заграничной печати шум в связи с предъявленными исками о "ревиндикации", а также массовые протесты, обращенные в Лигу Наций из всех стран мира, против попыток римо-католиков отнять у православных в Польше большое количество их храмов и имущества, поставили одно время на очередь вопрос о возможности мирного соглашения между православными и ри-мо-католическими епископами. Последние обратились к посредничеству Польского Правительства, но оно дало понять, что такого посредничества на себя не примет. 

Председатель Совета Министров даже обращался к митрополиту Дионисию с официальным запросом. Митрополит на это ответил, что "полюбовное разрешение вопроса об исках, предъявленных римо-католическими епископами, которые прежде не обращались совершенно по этому вопросу к православным епископам, возможно только при содействии и помощи Государственной власти, и именно с целью удовлетворения общественной жизни в Польше, потрясенной решительными мероприятиями римо-католического епископата в отношении прав и интересов православного населения, ибо православные епископы считают, что притязания римо-католического епископата на православные храмы и имущество Православной Церкви лишены как юридических, так и исторических оснований и только нарушают нормальное сожительство двух самых многочисленных христианских исповеданий на территории Польской Республики". 

В дальнейшем, все же исходя из желания всеми возможными мерами, но без какого бы то ни бьцю нарушения интересов Православной Церкви, прекратить этот "соблазн". Высшая Церковная Власть, в лице своего представителя, Гродненского архиепископа Алексия (Громадского), имела предварительное суждение с представителем римо-католического епископата по вопросу о возможности постановки на реальную почву вопроса о соглашении. Из обмена мнениями выяснилось, что никакой почвы для такого соглашения не имеется и римо-католический епископат никаких конкретных предложений по сему вопросу не сделал. 

Что же касается отношения самого Польского Правительства к спору двух христианских исповеданий, то скорее можно утверждать, что действия римо-католического епископата не находили поддержки в заявлениях Правительства. Скорее наблюдалось обратное, хотя и очень осторожное, течение. Так, вице министр Исповеданий и Народного Просвещения ксендз Жонголович в Комиссии Сейма, при рассмотрении бюджета указанного Министерства, 14 января 1931 года, заявил: 

"В свое время я как-то высказывал мнение по вопросу о ревиндикации церквей в том смысле, что не должно быть это делом судов, но делом христианской любви и миролюбивого соглашения". 

Однако, зная отношение Польского Правительства к Римо-Католической Церкви в Польше, нельзя было сомневаться в том, что требования Католической Церкви, как бы опасны они для церковного мира ни были, все же не встретят со стороны Польского Правительства того возражения, на которое можно бьшо бы рассчитывать, и что вряд ли Правительство вмешается в спор двух исповеданий, поскольку такое вмешательство будет носить хотя бы самый незначительный характер защиты законных интересов Православной Церкви. 

Уже тот факт, что Рим приблизительно в то же время объявил Польшу "миссионерской территорией" и усилил свою работу на так называемых "кресах" — восточных окраинах Польши, убеждал в этом. 

Все это вместе взятое и вынудило Высшую Церковную власть в Польше обратиться в этот трудный, исторический момент к голосу самого верующего православного народа и поставить на очередь вопрос о созыве Всепольского Поместного Собора, с привлечением к участию в нем представителей духовенства и мирян. 

Наскоро были разработаны и утверждены Священным Синодом Положение о Соборе, Положение о выборах в приходских, благочиннических, уездных, миссионерских и епархиальных Собраниях, Устав Собора и Программа его работ, а открытие Собора было определением Св. Синода, от 12 декабря 1929 года, назначено на 12 февраля 1930 года. 

В официальном извещении об этом указывалось, что "созыв Поместного Собора на столь сравнительно близкое время вызывается неотложной необходимостью соборного разрешения в ближайшее время некоторых вопросов жизненного для нашей Церкви и существенного значения. Особенно к этому побуждает та угроза, которая повисла над положением и состоянием Православной Церкви в Польше в связи с предъявлением римо-католическим клиром в 6-ти судах исков об отобрании свыше 600 храмов и монастырей и с усилением миссионерской деятельности высшей римо-католической духовной власти, объявившей Польшу "миссионерской территорией". 

Так как на созыв Поместного Собора, согласно "Временным Правилам" об отношении Церкви к Государству, требовалось согласие Правительства, то митрополит Дионисий письмом от 22 ноября 1929 года обратился к Министру исповеданий и Народного Просвещения с изложением мотивов, побуждающих Высшее Церковное Управление к скорейшему созыву Собора, и с просьбой о выражении согласия на созыв Собора. 

Однако до дня очередной синодальной сессии ответа по сему вопросу из Министерства Исповеданий не последовало, но 11 декабря того же 1929 года на личной аудиенции Митрополита Дионисия у Министра исповеданий последний заявил, что он не противится созыву Собора, но предварительно просит сообщить ему выработанные Положения о Соборе, программу Собора и Устав его работ. 

Высшая Церковная Власть одобрила разработанное Положение о Соборе, Программу его работ и Устав и переслала все Министру 21 того же декабря. 

Одновременно эти постановления Высшей Церковной Власти были опубликованы и было отдано распоряжение о производстве ряда подготовительных работ и выборных действий к созыву Поместного Собора. 

Однако Министр Исповеданий отверг правомочия Св. Синода предпринимать без согласия Министерства подготовительные шаги к созыву Собора и запретил производство выборов на Собор, о чем и уведомил Митрополита Дионисия. 

В своем ответе Министру Митрополит Дионисий держался той точки зрения, что Высшая Церковная Власть свободна в своих внутренних церковных действиях, а Митрополит Варшавский и всея Польши, как Глава Церкви, не является в этом отношении подчиненным Министра Исповеданий. Митрополит Дионисий еще раз просил Министра дать свое согласие на созыв Собора на началах и в срок, установленных Св. Синодом. 

На это последнее письмо ответа со стороны Министерства не последовало. Зато из получаемых с мест сведений стало известным, что административные власти получили предписания не допускать избирательных собраний. 

Словом, возник крупный конфликт между Высшей Церковной Властью и Властью Правительственной, потребовавший даже вмешательства Главы Польского Государства, к которому Митрополит Дионисий обратился с особым, представленным наличной аудиенции 10 января 1930 года, мемориалом. 

Изложив историю возникшего конфликта, Митрополит Дионисий просил Президента Республики силою своего авторитета побудить Министра Исповеданий и Народного Просвещения дать согласие на созыв Поместного Собора, а также не вмешиваться в область внутренней жизни Церкви и, в частности, — не ставить препятствий подготовительным по созыву Собора работам. 

Митрополит Дионисий заверял Президента Республики, что он, как Глава Православной Церкви, принимает на себя ответственность за подведомственное ему духовенство и верующих (в области церковных вопросов) как в настоящее время, так и на предстоящем Соборе. 

И все же победившей стороной в этом конфликте оказалось Правительство, поддержанное к тому же и Польским Сеймом, а вернее, как это ни покажется удивительным, православными депутатами Сейма, входившими в так называемый "Беспартийный блок сотрудничества с Правительством". Эти православные депутаты также представили Правительству отдельный мемориал, в котором разделяли взгляды Министра Исповеданий на дело созыва Собора. 

Правда, при обсуждении в Сейме бюджета Министерства Исповеданий и Народного Просвещения левые депутаты подвергли резкой критике деятельность Министра Исповеданий С. Червинского, которого украинский депутат Д. Па-лиев назвал "Патриархом Православной Церкви". 

Депутат Палиев указывал, что министр Червинский довел до того, что "мир протестует против преследования религии в Советах, а одновременно протестует также против преследований Православной Церкви в Польше". 

"Ведь это при г. Министре Червинском, — говорил депутат Палиев, — при хохоте безбожников в Москве и Киеве на развалинах церквей, здесь — в Польше, где Конституция гарантирует религиозные права населения, также разрушаются православные храмы под аккомпанемент громких восклицаний со стороны полицейских. 

Еще никто из прежних министров Исповеданий и Народного Просвещения не разрушил столько православных храмов, сколько их было разрушено при одном министре Червинском. 

Ведь это министр Червинский сделал невозможным созыв Собора и осуществление стремления к упорядочению отношений в Православной Церкви, он лишил Православную Церковь остатка прав, гарантированных Православной Церкви "Временными Правилами". 

Этот министр присваивает себе даже компетенцию установления канонического права Православной Церкви, как об этом свидетельствует письмо г. Министра к Православному Митрополиту по делу о воспрещении созыва Собора". 

Однако, повторяем, конечная победа осталась за министром Червинским, а митрополит Дионисий вынужден был капитулировать и объявил дальнейшие выборы на Поместный Собор (12 февраля) беспредметными, хотя на происходившем в митрополичьих покоях Совещании выборщиков на Собор и было выражено "общее пожелание о доведении выборов на Поместный Собор до конца". 

В результате продолжительного конфликта Высшей Церковной Власти с властью Правительственной был найден "компромисс", а именно — Св. Синод пошел на уступки и образовал, по соглашению с Правительством, Особую Комиссию из числа выборщиков на Епархиальные Собрания всех епархий для технической подготовки к Собору, причем в состав этой Комиссии, под председательством Митрополита, входили Гродненский архиепископ Алексий, 4 члена (2 клирика и 2 мирянина) от выборщиков на Собор Варшавско-Холмской епархии и по 2 члена от епархиальных выборщиков прочих епархий, а также представители Правительства. 

Польское Правительство согласилось с определением Высшей Церковной Власти и, придавая, видимо, большое значение работам проектированной Комиссии, назначило туда представителей из 3-х наиболее заинтересованных ведомств: Министерства Исповеданий и Народного Просвещения, Министерства Внутренних Дел и Министерства Иностранных дел. 

В Комиссию эту со стороны Польского Правительства вошли: Директор Департамента Исповеданий граф Францишек Потоцкий, Начальник Отдела по делам национальных меньшинств Министерства Внутренних Дел Генрих Сухенек-Су-хецкий и Начальник Восточного Отдела Министерства Иностранных Дел Тадеуш Голувко. Были назначены также и представители от мирян. 

Первое заседание Особой Комиссии должно было состояться 5 мая 1930 года, однако, в самый последний момент было отложено, а 7 мая Правительство официально объявило, что вместо Комиссии из 12 членов образуется так называемое Предсоборное Собрание в составе 30 человек из числа выборщиков на Всепольский Поместный Собор и опубликовало список членов этого Собрания. В состав Предсоборного Собрания вошли, по соглашению Власти Церковной и Власти Правительственной, следующие лица: 

1. По Варшавско -Холмской епархии: 

От духовенства: Протопресвитер Варшавской митрополичьей церкви Марии Магдалины Терентий Теододорович, Протоиерей Стефан Грушко — Член Варшавско-Холмской духовной Консистории, Холмский Благочинный и Настоятель Холмского прихода и от мирян: 1. Депутат Польского Сейма Сергей Хрупкий, 2. Прихожанин Львовского прихода Борис Лелявский и 3. Директор издательства "За Свободу" Александр Свитич. 

2. По Виленской и Гродненской епархиям: 

От духовенства: Настоятель Гольшанского прихода, Виленской епархии, Владимир Юзьвюк и Настоятель Белосто-кского прихода. Гродненской епархии, митрофорный протоиерей Иосиф Гушкевич и от мирян: Присяжный поверенный Владимир Вишневский, проживающий в городе Вильно, преподаватель Виленской духовной Семинарии Аполлон Иосифович Сморжевский, Церковный староста Свенцицкой церкви Гродненской епархии Григорий Худзик, Инженер Леонид Радзишевский, прожив в городе Слониме, Гродненской епархии, и землевладелец Барановичского уезда той же епархии Георгий Моллер. 

3. По Полесской епархии: 

От духовенства: Митрофорный протоиерей Брестского уезда Стефан Жуковский и Благочинный из Острова протоиерей Александр Любич и от мирян: Лев Лыщинский-Троеку-ров, проживающий в Брестском уезде, землевладелец Дрогичинского уезда, юрист Иван Найденов и доктор Александр Велигоцкий, проживающий в городе Камень-Каширском. 

4. По Волынской епархии: 

От духовенства: Ровенский городской Благочинный и Настоятель Ровенского Собора Митрофорный протоиерей Николай Рогальский, Настоятель Братской Крестовоздвижен-ской церкви в городе Луцке митрофорный протоиерей Павел Пащевский, Настоятель Романовского прихода протоиерей Владимир Зах и Настоятель Свищевского прихода протоиерей Михаил Иваськов и от мирян: Преподаватель Волынской (в городе Кременце) духовной семинарии магистр богословия Михаил Кобрин, врач Ковельского уезда Николай Пирогов, землевладелец Кондрат Полищук и житель села Ровно, Любомльского уезда, Мелетий Бондаренко. 

Кроме того, в состав Предсоборного Собрания вводились два профессора Богословского Отдела Варшавского Университета по выбору профессорской коллегии. 

Сверх того, Совещание постановило, что процентное соотношение духовенства и мирян, как в Предсоборном Собрании, так и в самом Поместном Соборе, выразится в арифметическом отношении 2:3, т. е. на 2 духовных лица — 3 мирянина. 

Члены Предсоборного Собрания имели право решающего голоса, представители же Правительства, а также представитель Синодальной Канцелярии Ю. Г. Рощицкий и Юрисконсульт Синода К. Н. Николаев вводились в состав Предсоборного Собрания с совещательным голосом. 

Наряду с образованием Предсоборного Собрания продолжала свою работу и Смешанная Комиссия в составе Митрополита Дионисия, архиепископа Алексия — со стороны Высшей Церковной Власти и 3-х вышеуказанных представителей Власти Правительственной — с другой стороны. 

Работы Смешанной Комиссии, в конечном своем результате, привели к обнародованию исторического рескрипта Президента Польской Республики, от 30-го мая 1930 года, о созыве Всепольского Поместного Собора и предваряющего его Предсоборного Собрания. 

В этом рескрипте, обращенном к Главе Православной Церкви в Польше, Митрополиту Дионисию, говорилось, что "наступило время, чтобы пожелания высших руководителей Православной Церкви в Польше, как равно и всех граждан Польской Республики Православного исповедания, бьыи осуществлены и в Польше состоялся, согласно со святыми канонами. Поместный Собор". И чтобы "созыв Собора был предварен Собранием представителей духовенства, а также просвещенных и благочестивых мирян, которые, образуя собой Предсоборное Собрание, занялись бы надлежащей подготовкой и разработкой тех многочисленных вопросов и проектов, относительно которых должен высказаться предстоящий Собор". В начале рескрипта Президента отмечалось, что "15 июня 1791 года, попечением и стараниями Правительства Пресветлой Польской Республики, в городе Пинске был созван последний Собор Православной Церкви в Польше" и что "по воле Провидения, Автокефальная Православная Церковь в Польше может ныне восстановить свою связь с историческим прошлым". 

Возвещая об этом чрезвычайном событии, имеющем для Православной Церкви в Польше громадное историческое значение, Митрополит Дионисий обратился ко всем верующим с особым архипастырским посланием, в котором указывал, что "открывается новая и светлая страница в жизни Нашей Святой Церкви" и что "отныне мы можем спокойно и мирно начать свою соборную работу над созиданием лучшего будущего Св. Православной Церкви в Польше". В послании Митрополита оттенялось, что "будут приложены все силы к тому, чтобы Святая Церковь Наша возможно скорее получила свое каноническое и юридическое в Государстве положение". 

В том же послании Митрополит просил также и Членов Предсоборного Собрания, "дабы они своею тщательною подготовительною работой угладили пути к скорейшему созыву Собора". 

Рескрипт Президента и архипастырское послание Митрополита Дионисия были оглашены при исключительно торжественной обстановке в митрополичьем Соборе на Праге, по окончании Божественной Литургии, за которой присутствовали все Члены Св. Синода, Министр Исповеданий и Народного Просвещения С. Червинский, Министр Внутренних Дел Г. Юзевский, Министр Юстиции С. Цар, Директор гражданской Канцелярии Президента Республики Лисевич и Члены Предсоборной Смешанной Комиссии — делегаты Правительства, а равно несколько высших чиновников Министерства Юстиции и Министерства Внутренних Дел. 

Приблизительно через месяц, а именно 29 июня состоялось открытие Предсоборного Собрания. 

Открытие Предсоборного Собрания состоялось, по окончании Божественной Литургии, в зале заседаний Св. Синода. 

Министр Исповеданий и Народного Просвещения С. Червинский, в качестве представителя Правительства и ведомственного Министра, приветствовал Членов Предсоборного Собрания "как представителей и духовных избранников православного общества Нашего Государства". 

"Приветствую Вас с тем глубоким чувством, — говорил Министр, — что Ваш состав призван для важной и ответственной работы — сосредоточенно и в заботе о благе своей веры сообща приступить к надлежащей подготовке и разрешению тех многочисленных вопросов и дел, по которым должен будет высказаться Поместный Собор Св. Автокефальной Православной Церкви, первый в возрожденном Государстве". 

"Вы, господа, — продолжал Министр, — лучше всех знаете, сколько надежд возлагается на этот Собор. От этого Собора будет зависеть то, по каким путям пойдут дальнейшие судьбы Вашей Церкви. Чем лучше, чем точнее и старательнее Вы исполните "Вашу работу, тем более Вы усилите возможность того, что Собор выполнит свое великое задание". 

Речь Министра была выслушана стоя. Вслед затем, митрополит, обратившись лицом к иконам и совершив крестное знамение, объявил об открытии Предсоборного Собрания, а затем, обращаясь к Министру и к Членам Правительства произнес по-польски ответную речь, в которой от себя лично и от имени всех Членов Православной Церкви в Польше благодарил за такое теплое и исполненное глубокой внутренней значимости приветствие г. Министра. 

"Нас особенно трогают, — говорил Митрополит, — те слова Вашего, г. Министр, приветствия, в коих Вы отмечаете значение Св. Православной Церкви в экономии государственной жизни. Мы всегда разумели это значение и по мере сил своих и умения старались быть полезными. Польскому Государству — в воздаяние того мира и спокойствия, коими оно обеспечивает всею силою своею всех своих граждан... Мы усугубим наши старания на пользу Государства". 

Сейчас же по окончании речи Митрополита Дионисия митрополичий хор спел "Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся"... 

Далее митрополит обратился с пространной речью на русском языке к Членам Предсоборного Собрания. "Ныне великий и знаменательный день в жизни нашей Святой Церкви, — так начал свою речь Митрополит. — Исполнилось то, что было предметом мысли и мечты многих боголюбцев. Открыто сегодня Предсоборное Собрание, значит, с Божией помощью состоится и наш Поместный Собор! 

И как радостно должно быть у всех нас на сердце, что с нами ныне и Правительство наше, что начало наших работ ничем не омрачается, что, при поддержке и сочувствии Государственных властей наших, мы можем работать спокойно и продуктивно!" 

Воздав "хвалу" Правительству, с которым не так давно происходил острый конфликт в связи с созывом Собора, митрополит Дионисий не смог не обрушиться на повременную прессу, которая собственно и выдвинула идею соборности в Церкви. Он говорил: 

"Мы были внимательны к тому, что печаталось в повременной прессе по поводу Собора и соборности. И признаемся, все печатанное не удовлетворяло нас. Одни, ведь, думали о поверхностном в соборности — о реформах, а другие боялись за результаты Собора, думая, очевидно, только о возможности современных результатов соборности... 

Часто раздавались в печати голоса, что Высшая Церковная Власть в Польше не желает соборности и тормозила дело созыва Собора. Какой это неправильный взгляд! Во-первых эта власть стремилась к Собору с первых дней своего здесь существования, о чем свидетельствует целая серия постановлений и определений Св. Синода, а, во-вторых, Высшая Церковная Власть прекрасно понимает всю необходимость соборности в жизни Православной Церкви в Польше. Ведь, если где-либо в другом месте по нынешним временам и можно обходиться без соборности, то в Польше это отнюдь невозможно". 

Закончил свою речь Митрополит Дионисий пожеланием успеха Предсоборному Собранию в его трудной работе, призвав Божие благословение на общие труды. 

По окончании своей речи Митрополит объявил, что следующее заседание Предсоборного Собрания состоится на следующий день, в 10 часов утра. 

В 2 часа дня все члены Предсоборного Собрания собрались в помещении отеля "Полония", где в их честь был устроен Министром Исповеданий завтрак. За завтраком присутствовали также члены Правительства и другие приглашенные лица. 

Увы, как увидим далее, слова о стремлении повести Православную Церковь в Польше по пути соборности оказались только словами: работы Предсоборного Собрания замерли на мертвой точке, самый Собор так и не был созван, а Законы о внутреннем устроении Церкви и об Ее взаимоотношении с Государством были введены в жизнь Декретом Президента Республики. 

Работа Предсоборного Собрания и его Комиссий. — Декларативное заявление Члена Предсоборного Собрания А. К. Свитича от имени группы Членов Собрания — сторонников соборного и выборного начал в жизни Церкви. "Соборный" строй в жизни Православной Церкви в Польше и живая действительность. — Письма Митрополита Дионисия на имя Премьер-министра о печальных событиях в жизни Церкви. — Вторая сессия Предсоборного Собрания, созванная через 5 лет после первой сессии. — Выступление Членов Предсоборного Собрания в защиту СОБОРНОГО начала в жизни Церкви. 

Деловая работа Предсоборного Собрания началась 30 июня 1930 года. Первое заседание было посвящено конструированию Президиума Предсоборного Собрания. Митрополит Дионисий, как Председатель Собрания, заявил, что на повестке дня заседания стоит единственный вопрос — выборы Заместителей Председателя, Генерального Секретаря и второго Секретаря. Член Собрания депутат Сейма, Сергей Хруцкий, просил объявить краткий перерыв для взаимного ознакомления членов и определения кандидатур в состав Президиума. Так как во время краткого перерыва не удалось достигнуть того или иного соглашения, то депутат Сейма Хруцкий просил отложить выборы до следующего дня. 

Так как присутствовавшие на заседании представители Правительства возражали против предложения С. Хруцкого, то Митрополит Дионисий объявил перерыв Заседания на полчаса и по возобновлении заседания были розданы карточки для голосования. Член Собрания С. Хруцкий сделал формальное заявление-протест, в котором указал, что многие из членов Собрания полагали, что речь идет не о формальных выборах и что некоторых кандидатов даже не спрашивали о выражении согласия выставить их кандидатуры. Тем не менее, выборы состоялись и избранными в Президиум оказались: 

в качестве Вице-председателей — протоиерей Владимир Юзь-вюк и профессор богословского факультета Варшавского Университета Иван Иванович Огиенко, в качестве Генерального Секретаря — Борис Николаевич Лелявский и Секретаря — магистр богословия М. Кобрин. 

Вслед за тем Председатель Предсоборного Собрания объявил заседание закрытым, назначив следующее пленарное заседаний на 2 июля. 

Вечером того же дня состоялось, под председательством архиепископа Алексия, частное совещание членов Предсоборного Собрания, на котором последние ознакомились с регламентом работ Предсоборного Собрания и обсуждали отдельные его статьи. На второй день — 1 июля вышеуказанное Совещание продолжалось. 

Заседания как 2-го, так и 3-го июля были посвящены вопросам формального порядка, а в частности образования Комиссий Предсоборного Собрания. 

Было образовано 6 Комиссий, а именно: Религиозная, Юридически организационная внутренняя, Юридическо-Организационная внешняя, Просветительная, Комиссия внутренней приходской и монастырской жизни и Комиссия по делам православного духовенства. Первое заседание всех шести Комиссий состоялось вечером 3 июля в помещении Министерства Исповеданий и Народного Просвещения, на котором Комиссии избрали свои Президиумы и распределили между собой доклады. 

4 июля состоялось последнее пленарное заседание Предсоборного Собрания, на котором были заслушаны отчеты Председателей всех Комиссий о ходе и результатах их первых заседаний. Председатели Комиссий сообщили также мнения Комиссий относительно методов их работы. 

На этом же заседании ряд Членов Предсоборного Собрания сделал заявление о том, что рескрипт г. Президента Республики о созыве Все польского Собора и предваряющего его Предсоборного Собрания был принят православным населением с искренним воодушевлением. Слова Главы Государства произвели повсюду благоприятное впечатление, свидетельствующее о благожелательном отношении властей Республики к делам и интересам Православной Церкви: 

На этом же заседании Членом Предсоборного Собрания А. К. Свитичем от имени группы членов Собрания было оглашено нижеследующее декларативное заявление: 

"Высокое Собрание! До сих пор приводились здесь чисто внешние причины и условия успешности наших работ в Предсоборных Комиссиях. Я же приемлю на себя смелость указать и на другие условия, но уже характера чисто внутреннего, кои, по нашему мнению, будут способствовать плодотворности наших работ. 

Работа Предсоборного Собрания и его отдельных Комиссий не увенчается желанным успехом, если в основу ее не будут положены одинаковые, руководящие, проникнутые духом соборности, принципы. 

Таковыми мы считаем: 

1. Восстановление во всей широте соборного и выборного начал в жизни нашей Православной Церкви; 

2. Соборное начало понимается нами не как посягательство на прерогативы епископской власти или власти Св. Синода, но как привлечение к делу соборного церковного строительства рядового духовенства и верующих мирян, а не одной только высшей иерархии; 

3. Высшей Законодательной, административной, судебной и контролирующей властью Православной Церкви в Польше является Поместный Собор, в состав коего входят епископы, клирики и миряне; 

4. Предстоящий Поместный Собор Православной Церкви в Польше, поскольку он должен восстановить канонические основания церковного строительства, будет Собором Учредительным; 

5. Выборное начало простирается как на высшую иерархию, так и на все органы церковного управления: центрального, епархиального и благочиннического; 

6. Во все органы церковного управления, особенно же характера административно-хозяйственного, должны входить по выбору и миряне; 

7. Восстановление нормальной церковной жизни возможно лишь при создании условий, способствующих привлечению широких народных масс к делу церковного строительства; 

8. Результатом восстановления в жизни Православной Церкви истинной соборности будет скрепление единства Православной Церкви в Польше, а это единство является одной из начальных идей нормальной церковной жизни. 

Три вышеприведенных начала (соборность, выборность и единство в Церкви) и должны, по нашему мнению, служить руководящими идеями во всей предстоящей нам работе и, в частности, в работе Предсоборных Комиссий". 

После прений Предсоборное Собрание приняло резолюцию, в которой высказывалась твердая вера в незыблемость начал, возвещенных г. Президентом Республики в историческом рескрипте о созыве Поместного Собора Православной Церкви в Польше, а равно выражалась глубокая признательность г. Президенту Республики и Польскому Правительству, благодаря благожелательности которых вопрос об устроении Православной Церкви в Польше встал на реальную почву. 

В заключительной части резолюции заключалось обращение к Митрополиту Дионисию об исходатайствовании со стороны Правительства надлежащих мер по охранению нынешнего имущественного положения Церкви до момента окончательного урегулирования юридического положения Церкви. 

Перед закрытием заседания Председатель Предсоборного Собрания заверил последнее, что все подведомственные Высшей Церковной Власти учреждения и должностные лица получат распоряжение предоставлять Комиссиям Предсоборного Собрания все необходимые информации, а также материалы и данные фактического характера. 

Объявив первую сессию Предсоборного Собрания закрытой, митрополит Дионисий указал, что срок следующей сессии будет установлен Президиумом Собрания по соглашению с Министерством Исповеданий и Народного Просвещения, в зависимости от хода работ в отдельных Комиссиях. 

Казалось, что после обнародования исторических актов — рескрипта Президента Республики и архипастырского послания Митрополита Дионисия в жизни Православной Церкви в Польше должна была действительно наступить та мирная и спокойная работа, о которой говорилось в этих исторических актах. 

Между тем, живая действительность говорила совершенно о другом. 

Приблизительно через 2 недели после торжественного открытия Предсоборного Собрания Митрополит Дионисий обращается к Председателю Совета Министров с официальными письмами, от 9 и 17 июля 1930 г. за № 4612 и 4930, в которых приводит целый ряд фактов, говорящих о нарушении правительственными органами прав собственности и владения Православной Церкви в Польше. 

В частности, митрополит Дионисий указывал на незаконную ликвидацию имущества Кирилло-мефодиевского Братства в городе Остроге, на Волыни, и на закрытие церкви того же Братства (о чем мы упоминали уже выше), на отобрание у православных храма при Детском приюте в городе Лодзи и передачу его военному римо-католическому духовенству, на незаконную отдачу в аренду православному священнику в г. Люблине церковного же дома, принадлежащего приходу, на опечатание и закрытие православной церкви в городе Брянске, Белостокского воеводства, на отобрание у православных и передачу римо-католикам и униатам православных храмов, вместе со всем церковным и приходским имуществом в Цехове, Дубечне, Гумнищах, Жабче, Костомолотах и в других местностях. 

Митрополит Дионисий сообщал Председателю Совета министров о целом ряде разборок православных святынь, имевших место в последнее время, главным образом, на территории Холмщины. 

Митрополит писал Премьер-министру, что, как правило, разборки православных святынь производятся без согласия и даже без уведомления о том церковных властей под тем предлогом, что они, якобы, угрожают общественной безопасности. Святыни разбирались в тех местностях, где в большинстве проживало православное население, неоднократно просившее об открытии церкви. 

Такие разборки производились либо по поручению властей, даже при участии войска, либо "неизвестными лицами", преимущественно ночью, при чем виновники этих разборок обыкновенно оказывались необнаруженными. 

Митрополит приводил разительные примеры таких разборок. Так, в селе Киевцы, на Холмщине, существовала великолепная каменная церковь, выстроенная за несколько лет перед мировой войной. Во время войны церковь была несколько повреждена снарядами. После войны местное население и церковные власти неоднократно заявляли о своем желании отремонтировать эту церковь, однако эти просьбы постоянно властями отклонялись. В марте месяце 1930 года в Киевцы прибыл отряд саперов, расквартированный в селении, причем населению было объявлено, что саперы прибыли, чтобы построить мост, разрушенный во время войны. На другой день православное население с возмущением констатировало, что отряд саперов разрушает храм, причем один из польских офицеров заявил, что делается это, якобы, с согласия церковной власти. В деревне Комарове, Томашевско-го уезда, еще с до-униатских времен существовала древняя православная церковь. В последнее время, по распоряжению административных властей, церковь эта была закрыта. 21 сентября, около 12 часов ночи, вокруг церкви собралась толпа приблизительно в 100 человек, прогнала церковного сторожа, разогнала православных и варварским путем разрушила местную православную святыню. Находившаяся по соседству польская полиция, за содействием к которой обратились православные, не явилась, а Прокурор Окружного Суда, к которому Митрополит обратился с просьбой привлечь виновных к ответственности, прекратил дело за не обнаружением виновных. 

Варварским путем была разрушена церковь и в деревнях Уханях, Грубешовского уезда, где были выброшены церковные вещи и кресты, а иконостас и святые иконы в рамах были изломаны; купол не был разобран, а подпилен и стаскивался на железной проволоке вниз, пока не рухнул, а вместе с ним и кресты, развалившиеся на куски. Подобным образом, на глазах у населения, в присутствии представителя административной власти, разрушали церковь пьяные рабочие в дер. Павловичах, того же Грубешовского уезда. 

В дер. Старом Павлове, Бельского уезда, существовала старая часовня, весьма почитаемая окрестным православным населением. С течением времени часовня постепенно разрушилась. Все просьбы населения и Церковных властей разрешить ремонт этой часовни отклонялись. В то же время, хотя в Старом Павлове не было униатов, власти разрешили прибывшему туда униатскому священнику построить недалеко от разваливавшейся часовни униатскую часовню и притом на земле, принадлежащей Православной церкви. Во время постройки униатской часовни, в ночь с 4 на 5 мая 1930 г. необнаруженные лица совершенно разрушили православную часовню. Протесты православного Благочинного и церковного Старосты, заявленные Уездному Старосте, остались неуваженными. 

В своем письме Председателю Совета Министров митрополит Дионисий указывал, что обыкновенно все материалы, остававшиеся после разборки православных святынь, никогда не передавались православному населению или православному духовенству, а продавались или передавались духовенству католическому. 

Митрополит Дионисий в своем письме привел и такой факт. В декабре месяце 1929 г. жители деревни Тарноватки, Томашевского уезда, перешедшие в так называемый Национальный Костел епископа Ходура, забрали из кладбищенской православной церкви в Тарноватке же свыше 10 святых икон, старый иконостас и выносной запрестольный крест и все это водворили в здании тамошнего Национального Костела. 

Приведен был в том же письме и такой факт. В ночь с 9 на 10 апреля 1930 года те же последователи Национального Костела во главе со своим священником Шведко, бывшим православным диаконом, лишенным сана за неморальное поведение, войтом гмины Тарноватка и комендантом полицейского участка г. Кудыбой прибыли в дёр. Паньково, открыли запечатанную церковь и забрали св. Плащаницу и церковные книги. На вопросы присутствовавших при этом православных жителей дёр. Паньково, на каком основании они забирают из церкви не принадлежащие им вещи, комендант полицейского участка заявил, что эти вещи им (православным) не принадлежат, а последователи Национального Костела добавили, что эти вещи забираются с разрешения Уездного Старосты. 

Необычайный факт нарушения прав Православной Церкви имел также место в дер. Бище, Белгорайского уезда. Там за несколько лет перед войной была выстроена великолепная православная церковь. В 1919 году церковь эта была захвачена римо-католическим духовенством и переосвящена в костел, несмотря на то, что в ближайших окрестностях имелись католические святыни. Неоднократные просьбы православных и церковной власти о возвращении этой святыни ее законным владельцам-православным оставлялись без внимания. Тогда православное население, достигавшее 1700 человек, устроило в сарае молитвенный дом, которым и пользовалось. В целях удовлетворения религиозной нужды православных церковные власти назначили в Бищу постоянного священника, но Министерство Исповеданий категорически потребовало отозвания этого священника, а местные административные власти закрыли молитвенный дом в Бище и запечатали вместе со всеми находившимися в этом доме церковно-богослужебными предметами и утварью. 

К письму своему Митрополит Дионисий приложил копию принятой Предсоборным Собранием резолюции, добавляя, что все вышеприведенные факты подтверждают основания, изложенные в резолюции Предсоборного Собрания. 

Все эти печальные события в жизни Православной Церкви в Польше происходили, образно выражаясь, на глазах того же Предсоборного Собрания, которое, по точному смыслу рескрипта Президента Республики, должно было заняться надлежащей подготовкой и разрешением многочисленных вопросов к предстоящему Поместному Собору. 

Однако, Предсоборное Собрание было обречено на полное бездействие. Второй сессии Предсоборного Собрания его членам пришлось ожидать... пять лет. 

Правда, в этот промежуток времени работали Предсобор-ные Комиссии, а именно: I, 4, 5 и 6, но наиболее ответственные Комиссии ~-2 и 3, которые должны были выработать так называемые Внешний и Внутренний Статуты Православной Церкви и вовсе не были допущены к своей работе. Но зато "Смешанная Комиссия", в состав которой входили только представители Высшей иерархии и Польского Правительства, работала весьма интенсивно. За период времени между двумя сессиями Предсоборного Собрания "Смешанная Комиссия" имела около 100 заседаний. 

Вторая Сессия Предсоборного Собрания была созвана Митрополитом Дионисием на 13 и 14 мая 1935 года. 

Сессия эта совпала со смертью и погребением первого маршала Польши Иосифа Пилсудского. Открывая заседание Предсоборного Собрания, Митрополит Дионисий обратился к Собранию со следующими словами: 

"На Польское государство обрушился тяжелый удар: умер Великий Вождь народа и строитель Польского Государства. 

Глубоко этим потрясенные, мы вознесли молитвы об упокоении души Великого Умершего. Почтив его память, мы должны считать нашей задачей ведение нашей работы согласно его указаниям. Энергично и в полном согласии должны мы продолжать наши предсоборные работы на пользу Святой Церкви и нашего Государства". 

От имени Предсоборного Собрания митрополит отправил на имя Председателя Совета Министров телеграмму с выражением соболезнования по поводу кончины первого Маршала, для участия в погребении которого Предсоборное Собрание избрало особую делегацию, возложившую на гроб почившего Маршала крест из живых цветов. 

В своей приветственной речи, обращенной к Членам Предсоборного Собрания, митрополит Дионисий пытался объяснить причины значительного по времени перерыва между 1 и 2 сессиями Собрания тем, что само Предсоборное Собрание, насчитывающее значительное количество членов, не может в полном: своем составе заниматься подготовительными к Собору работами, но это выполняют технически Комиссии, как органы, состоящие из меньшего числа членов. Митрополит подчеркнул, что созыв настоящей сессии Предсоборного Собрания был уже давно решен и только причины внешнего и случайного характера помешали реализации этого решения. 

Выяснения Митрополита, как увидим ниже, оказались мало убедительными и вопрос столь медлительных работ Предсоборного Собрания был предметом дискуссии. 

За эти пять лет бездействия Предсоборного Собрания произошли, конечно, также перемены в его личном составе. Так, по причине перевода на службу в другую епархию вышел из состава Предсоборного Собрания митрофорный протоиерей Волынской епархии Николай Рогальский, по такой же причине вышел из Предсоборного Собрания митрофорный протоиерей Стефан Грушко, представлявший Варшавско-Холм-скую епархию, в 1933 скончался протоиерей Александр Лю-бич, представитель Полесской епархии, выбыл также из состава Предсоборного Собрания профессор Богословского Отдела Варшавского Университета И. И. Огиенко, делегированный в Предсоборное Собрание профессорской коллегией означенного богословского отдела. 

На место вышеуказанных лиц Митрополит Дионисий, по соглашению с министром Исповеданий и Народного Просвещения, ввел в Предсоборное Собрание в качестве его членов: 1) митрофорного протоиерея Волынской епархии Михаила Тучемского, 2) митрофорного протоиерея Варшавско-Холмской епархии Иоанна Коваленко, 3) протоиерея Полесской епархии Иоанна Бекиша и 4) профессора богословского отдела Варшавского университета Михаила Зызыкина. 

Так как профессор И. И. Огиенко занимал и должность Вице-председателя Предсоборного Собрания, то на его место в закрытом голосовании на первом же заседании 2-й сессии был избран профессор богословского отдела Варшавского университета Александр Игнатьевич Лотоцкий. 

На первом же заседании Митрополит Дионисий огласил в письменной форме свое обращение к Предсоборному Собранию, в котором указал, что еще 2 июня 1930 года, в связи с историческим рескриптом г. Президента Республики о предстоящем созыве Поместного Собора, он — Митрополит—послал главам Автокефальных Церквей братские письма, в которых извещал об этом исторического значения факте в жизни Православной Церкви в Польше. В ответ на свое обращение Митрополит получил от Глав Автокефальных Церквей приветственные письма, выражающие радость Церквей-Сестер. 

На этом, собственно, и было закончено первое заседание 2-й сессии Предсоборного Собрания. 

В начале 2-го заседания, состоявшегося 14-го того же мая, Генеральный Секретарь Предсоборного собрания Б. Н. Ле-лявский огласил доклад о работах I" 4, 5 и 6 Комиссий, заседавших в период времени между 1-й и 2-й сессиями Предсоборного Собрания. 

По этим докладам Председатель Собрания открыл дискуссию, в которой приняли участие многие из членов Собрания. 

Первым взял слово Член Предсоборного Собрания от Гродненской епархии Г. А. Моллер, заявивший, что в некоторых Воеводствах по требованию местных административных властей в школах Закон Божий преподается на польском языке, несмотря на то, что согласно с циркуляром Министерства Исповеданий и Народного Просвещения преподавание Закона Божия должно вестись на материнском языке учащихся. Это вызывает недовольство и приносит вред как Церкви, так и Государству. 

Г. А. Моллер предложил Предсоборному Собранию вынести постановление о том, чтобы в будущем подобных правонарушений не повторялось и чтобы школьные власти строго придерживались распоряжения Министерства Исповеданий и Народного Просвещения в деле преподавания Закона Божия на материнском языке. 

Предложение Г. А. Моллера Собрание приняло к сведению. 

Затем, Член Собрания от Полесской епархии князь Лыщинский-Троекуров задал вопрос, почему не заседали 2 и 3 Комиссии и, вообще, почему работы Предсоборного Собрания идут так медленно? 

Далее слово было предоставлено представителю от Волынской епархии М. Бондаренко, который напоминает Собранию, что еще на первой сессии Собрания было принято постановление о приостановлении украинизации Православной Церкви на Волыни. К настоящему времени ситуация на Волыни настолько изменилась, что принятая на первой сессии резолюция по делу украинизации Православной Церкви оказалась мертвым звуком. В подтверждение своих слов г. Бондаренко привел ряд фактов, а в частности указал, что в Ровенском Соборе путем принуждения было совершено архиерейским чином богослужение на украинском языке и что епископ Поликарп, викарий Волынской епархии, при содействии депутатов Сейма и сенаторов, украинизировал весь Луцкий уезд. 

М. Бондаренко предложил подтвердить ранее принятое постановление и вынести решение о приостановлении акции украинизации Церкви на Волыни до созыва Собора, который окончательно это дело разрешит... 

На это М. Бондаренко отвечал архиепископ Алексий, заявивший, что Волынь ни на йоту не нарушает постановлений Св. Синода от 1922 года, касающихся украинского вопроса и что все приведенные г. Бондаренко факты не отвечают действительности. 

По вопросу об украинизации Церкви выступали также проф. А. И. Лотоцкий, протопресвитер П. Пащевский (украинец), магистр богословия М. Кобрин, князь Лыщинский-Троекуров, протопресвитер Т. Теодорович, преподаватель Виленской Духовной Семинарии А. И. Сморжевский, доктор М. Пирогов и генеральный секретарь Предсоборного Собрания Б. Н. Лелявский. 

Протопресвитер Т. Теодорович, в частности, указал, что примером для православных должна быть Римо-Католическая Церковь, которая не трактует латинский язык как мертвый язык, но как живой, объединяющий миллионы верующих. Только 3% католиков пользуются не латинским языком в богослужении, 97% употребляют в богослужениях язык латинский. Церковно-славянский язык, — говорил о. Прото-йресвитер Т. Теодорович, — не является языком совершенным и требует изменений, но ни в коем случае не может быть исключен из богослужения. Настоящие времена очень тяжелые для Православной Церкви и мы должны защищать единство Церкви, символом какового единства для православных славян является церковно-славянский язык. 

Князь Лыщинский-Троекуров огласил подписанную 8 членами Собрания Резолюцию по вопросу об украинизации церковных богослужений, в которой предлагается воздержаться от украинизации до решения предстоящего Собора. Генеральный Секретарь Собрания Б. И. Лелявский заявил, что, хотя вопрос об украинизации богослужения относится формально к компетенции 5-й Комиссии, однако же Предсо-борное Собрание должно возвысить свой голос в вопросе украинизации, которая проводится на Волыни поспешным, административным порядком. 

В результате возникших по вопросу об украинизации горячих прений Митрополит Дионисий заявил, что этот вопрос не может быть в настоящее время разрешен, поскольку это зависит еще и от соглашения с Правительством. 

Затем взял слово Генеральный Секретарь Предсоборного Собрания Б. Н. Лелявский, заявивший: 

"Мы видим, в какой горячей атмосфере ведутся здесь дискуссии. Такими же горячими были и дискуссии в Комиссиях. Однако имеются вопросы, которые не были обсуждены, несмотря на то, что они (вопросы) были предусмотрены в программе работ Собора. Касается это 2 и 3 Комиссий Предсоборного Собрания, каковые Комиссии в течение пяти лет не имели ни одного заседания. Вопросы же, порученные рассмотрению этих Комиссий, имеют первостепенное значение для нашей Церкви. Я коснусь сейчас только двух моментов: 

1) вопроса управления церковными имуществами и 2) вопроса назначения и перемещений духовенства по службе. Первый вопрос находится в весьма грозном положении. Общественное мнение требует урегулирования этого вопроса в спешном порядке, ибо может наступить такой момент, когда Православная Церковь не будет иметь в своем владении этих имуществ. Мы располагаем материалами по данному вопросу, но не хотим только тут их оглашать. Гораздо хуже тот факт, что этим вопросом уже занялись судебные и прокурорские власти. 

Вопрос назначений и перемещений духовенства также находится в положении, достойном сожаления: известны случаи перемещений без достаточных к тому оснований, назначений нескольких священников на одну и ту же должность и т. п. 

Поэтому мы просим Власти о наискорейшем созыве 2-й и 3-й Комиссий, которые приступят к разработке вышеуказанных, весьма серьезных, вопросов. Полагаю, что дискуссия над этими вопросами должна быть начата в настоящей сессии". 

Выступление генерального секретаря Собрания Б. Н. Ле-лявского произвело сильное впечатление на участников Собрания и совершенно неожиданным было вслед за тем заявление Митрополита Дионисия, который сказал, что "затронутыми вопросами, помимо второй и третьей Комиссий, занимается Комиссия Представителей Иерархии и Правительства, которая разрабатывает проект специальной Главной Контрольной Комиссии, задачей которой будет надзор над имуществом Церкви, а также разрабатывает эта Смешанная Комиссия ряд других проектов, в том числе — Статут Духовных Консисторий, предусматривающий вопросы правового положения духовенства. Вопрос же созыва 2-й и 3-й Комиссий Предсоборного Собрания должен быть разрешен по соглашению с Министром Исповеданий и Народного Просвещения". 

Заслуживают внимания выступления Членов Предсоборного Собрания присяжного поверенного из Вильно В. А. Вишневского и Г. А. Моллера, представителя Гродненской епархии. В. А. Вишневский заявил: 

"Срок созыва Собора не указан. Известно только, что подготовительной работы много и что придется много потрудиться над вопросами входящими в программу деяний будущего Собора. Однако необходимо подчеркнуть, что наша Церковь должна быть построена на началах СОБОРНОСТИ. Однако эти начала СОБОРНОСТИ должны быть вводимы по мере возможности еще до созыва Собора. Право и юридические нормы всегда замыкают то, что создала жизнь. И поэтому и в жизнь нашей Церкви должны быть немедленно введены начала СОБОРНОСТИ, которые позже унормирует Собор. Всего того, о чем говорил г. Лелявский, не было бы, если бы начала СОБОРНОСТИ были введены; тем более, что и Правительство эти начала (соборности) поддерживает. Прежде всего начала СОБОРНОСТИ должны быть введены на Епархиальных Съездах путем участия в них представителей верующих, избранных приходами. Предсоборное Собрание не должно в данном деле принимать каких-либо обязующих постановлений, но может только просить Духовные Власти о введении в жизнь Церкви начал СОБОРНОСТИ как можно скорее". 

Сторонником СОБОРНОСТИ выявил себя и представитель Гродненской епархии Г. А. Моллер, заявивший в своей речи: 

"Все то, о чем говорил г. Лелявский, есть сущая правда и является достойной сожаления действительностью, замолчать которую мы не имеем права. И действительно, в некоторых епархиях священники не переводятся по службе на другие приходы, но, если можно так выразиться, перебрасываются с места на место. Часто на один и тот же приход назначается несколько священников. Православный священник совершенно бесправен. И это чрезвычайные недостатки организации нашей Церкви. Напомню, что в нашей Церкви существовала давняя традиция, по которой сын занимал по смерти отца его место, приход был наследственный и связь прихожан и священника была основана на долголетнем знакомстве пастыря и паствы. В настоящее время эта прекрасная традиция перестала существовать. Бывают часто неосновательные перемещения, разоряющие духовенство и дезорганизующие приходскую жизнь. Все это нас очень беспокоит. 

Далее, — продолжал г. Моллер, — вынужден я коснуться имущественного вопроса. Собственно, не мы первые касаемся этого вопроса; увы, коснулись его судебные власти. И для предотвращения этого мы должны создать собственный орган, контролирующий денежное хозяйство в наших епархиях. 

Мы — накануне Собора и поэтому необходимо здесь реализовать начала СОБОРНОСТИ. Прежде всего надлежащим образом должна быть организована информация общественности о жизни Церкви и эта информация должна быть правдивой. Тогда только можно будет сказать, что это есть правда, а то — вранье и неправда. В особенности мы, члены Предсо-борного Собрания, не должны молчать, так как речь идет о благе нашей Церкви и нашего Государства. Мы не должны забывать, что наши недостатки используются безбожниками и элементами антигосударственными ". 

В ответ на речи вышеприведенных членов Собрания Митрополит Дионисий заявил, что все высказанные здесь пожелания будут в мере возможности уважены Св. Синодом, но что надлежит принять во внимание, что не все зависит только от Св. Синода. Мы живем на земле и должны принимать во внимание обязующие нас государственные и административные законы, в частности "Временные Правила", от 1922 года. В порядке этих "Правил", административные власти требуют и могут требовать перемещений духовенства. Нет такого государства, в котором не было бы подобной ситуации. 

Что же касается немедленного введения в жизнь Церкви соборных начал, то этому препятствует в настоящее время отсутствие соответствующих Статутов и регламентов соборных институций. Вследствие этого и нет одинакового для всей Митрополии порядка. То же самое касается и церковного хозяйства. 

Выступавший еще раз Член Предсоборного Собрания князь Лыщинский-Троекуров указал на то, что, предыдущие работы Предсоборного Собрания велись очень медленно, и высказал пожелание, чтобы в будущем заседания Комиссий Предсоборного Собрания были созываемы регулярнее и чаще. 

Весьма характерным было последнее заявление Митрополита Дионисия, который сказал, что все предложения, внесенные на настоящей сессии Собрания, были рассмотрены в Президиуме в соответствии с §22 Регламента Предсоборного Собрания, и признаны не подлежащими рассмотрению на происходящей сессии, так как затронутые во внесенных предложениях вопросы еще не разработаны в соответствующих Комиссиях, куда и будут переданы. 

Закрывая заседание. Митрополит Дионисий обратился к Членам Предсоборного Собрания со следующей речью: 

"Закончили мы наши работы на настоящей сессии Предсоборного Собрания. Тяжелая печаль, которой преисполнены наши сердца с связи с тем ударом, который пал на Государство и народ — смерть великого человека — маршала Иосифа Пилсудского, придали нашим заседаниям особый характер серьезности и сосредоточенности. Неизменно следуя указаниям умершего гениального Вождя Народа, мы приложили все усилия к тому, чтобы наша работа преследовала одну цель —благо Государства и нашей Святой Православной Церкви. Мы сделали в этом направлении все, что было в наших силах и утверждаю, что на этом пути мы сделали дальнейший шаг на пути того задания" которое перед всеми нами стоит, созыва Первого Генерального Собора Автокефальной Православной Церкви в Польше. 

С этой мыслью я благодарю всех присутствующих за их совместную плодотворную работу и объявляю вторую сессию Предсоборного Собрания закрытой". 

Свободные речи Членов Предсоборного Собрания в защиту издревле присущих Православной Церкви соборного и выборного начал, выступления Высшей Церковной иерархии, в которых явно сквозили нотки недовольства этими речами, и стремление, ссылками на необходимость предварительного во всем соглашения с Правительством, лишний раз подчеркнули расхождения между верующим народом и его Высшей церковной иерархией, находящейся в полной зависимости от Государственной Правительственной Власти и слепо выполняющей пожелания последней. 

Лучшим доказательством всего этого был тот факт, что в дальнейшем, не только сессии Предсоборного Собрания, но даже и заседания его Комиссий ни разу не были созваны, а все дело устроения Православной Церкви перешло к "Смешанной Комиссии", состоящей из представителей Высшей Церковной иерархии Польского Правительства. 

СОБОРНОСТЬ и ВЫБОРНОЕ НАЧАЛО были отодвинуты, чтобы не сказать более, на долгий срок. 

Заседавшие в "Смешанной Комиссии" польские чиновники стали широко и свободно толковать Апостольские Правила, Постановления Вселенских и Поместных Соборов, Правила Св. Отец и все каноническое православное право, опираясь в таком своем толковании на правительственную силу. 

Силы, разумеется, были неравные и Высшая Церковная Власть безропотно принимала все то, что ей диктовалось Правительством. 

Словом, Высшая Церковная иерархия окончательно утратила свою независимость даже в вопросах церковно-канонического характера, отрешилась от внутренней свободы Церкви, а когда она — Высшая иерархия пыталась, было, робко сохранить остатки этой независимости, то Правительство перешло уже к прямому действию. 

Перейти к следующей части