Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

 

Константин Обозный*

ПСКОВСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ МИССИЯ В 1941—1944 гг.

Ист.: ж-л "Православная община", №54-55, 2000 г. http://www.sfi.ru/ar.asp?rubr_id=684&art_id=3327

Миссионерский аспект деятельности

Христианская Церковь рождалась, росла и живет через свидетельство о Христе, или миссию. Проблема христианской миссии особенно остро встает сегодня, когда Русская православная церковь наконец получила возможность открытой широкой проповеди и глубокого научения в вере жаждущих Слова.

Важность миссионерского служения в церкви не ставится под сомненье, однако не всегда хватает опыта этого служения в современных условиях. Нередко встает вопрос: каким же образом должна проводиться духовно-просветительская работа?

Поэтому тема Псковской миссии актуальна сегодня не только как материал по истории РПЦ XX века, как утверждение общецерковной молитвенной памяти о мучениках и исповедниках веры, но и как весьма ценный опыт миссионерской и катехизационной деятельности.

Образование Миссии. Ее структура

Быть может, я рискую оказаться необъективным, утверждая, что совсем не случайно Православная миссия в тяжелые годы оккупации возникла именно здесь — на Северо-Западе России, с центром во Пскове.

С одной стороны, этот факт объясняется длительным периодом оккупации этого региона немецкими войсками — три года. Это тяжелейшее испытание для жителей псковской земли обернулось некоторой гарантией (хотя и довольно зыбкой) существования Миссии. Ведь именно "под эгидой оккупационных властей..." она и была организована1. Кроме того, хорошо известно, что с 1928 г. в Латвии активно действует филиал РСХД (с центром в Париже), который именовался "Русское православное студенческое единение"2 (РПСЕ). Среди тех, кто поддерживал этот христианский союз, были священники-миссионеры, некоторые из которых первыми прибыли в Псков из Латвии и приняли на свои плечи нелегкую задачу — основание "Православной миссии в освобожденных областях России". С другой же стороны, псковская земля из глубины веков была своеобразным форпостом православия, где особенно актуальным во все времена было именно миссионерское служение.

Блгв. княгиня Ольга, являясь по сути первым просветителем Руси, приняв крещение в Константинополе, возвращается на Родину с проповедью веры Христовой. Это один из первых примеров христианской миссии в истории России, в том чис ле и на древней псковской земле. Дело в том, что кн. Ольга происходила родом из села Выбуты, что лежит близ Пскова. По свидетельству историков, там великая княгиня научала "сродных людей" познанию Бога3.

И в средние века, как и сегодня, псковская земля — земля пограничная, и налаживание контактов с соседними племенами финнов, эстов (чуди) не в последнюю очередь происходило благодаря успешной миссии Русской православной церкви. А столкновение интересов латинского Запада в лице ордена меченосцев с православной Русью, начиная с XIII века на границах псковской земли, показало необходимость православной контрмиссии. Латинские миссионеры-рыцари стремились "...и мирным путем, и путем завоеваний пропагандировать свое учение и среди русских... областей...", не говоря уже о территориях расселения финских и эстских племен4. Подобная ситуация сохранялась и позже. Только на смену ливонским рыцарям с Запада приходит Реформация — не менее серьезный оппонент православию, имевший в Прибалтике колоссальный успех5.

Да и кроме миссии внешней, т.е. направленной к неправославной части сопредельных земель, постоянно видна необходимость миссии внутренней, относящейся к православным, к тем, кто уже находился в лоне церкви. Ведь кроме непросвещенности и неграмотности, суеверий и скрытого язычества, внутри православия на Псковщине появляется ересь стригольников. А позже незаживающей кровавой раной на теле Русской церкви оказался раскол. Северо-Запад страны, в частности Псковская губерния, оказался особенно сильно захвачен движением старообрядцев. Так, большая часть усилий православных миссионеров во Пскове в XIX веке была направлена на работу среди раскольников.

То, что произошло в 20—30-е годы XX века по всей России, не могло обойти стороной и псковскую епархию. Гонения на церковь и на верующих начались с первых лет советской власти. Хотя в 1917—1918 гг. церкви не закрывались, но уже тогда начались расстрелы архиереев и священников. В период 1922—1924 гг. были закрыты мужские и женские монастыри, приписные и домовые церкви. Годы коллективизации были ознаменованы массовым закрытием приходских церквей (с 1929 по 1933 гг. было закрыто 30%). В 1935 г. новая волна чисток, направленная против так называемого антисоветского элемента, приводит к массовым арестам и высылкам духовенства. В 1936 г. в Пскове упразднена архиерейская кафедра. В 1937 г. начинается третий, и последний, натиск. В 1939—1940 гг. были закрыты последние храмы в Пскове и его ближайших уездах (Порхов, Остров, Святые Горы). "К моменту прихода германской армии в этой области не было ни одной церкви и ни одного священника, который совершал бы богослужения"6. Здесь лишь цифры смогут показать глубину церковной разрухи, царившей на Псковщине. На момент октябрьского переворота 1917 г. во Пскове 40 священников и 32 действующие церкви, а в Псковском уезде еще 52 священника и 40 храмов. В наиболее крупных уездах Псковской губернии картина была такой7:

уезд

церкви

священники

Гдовский

73

64

Порховский

56

79

Новоржевский

34

36

Опочецкий

35

45

г. Остров и уезд

33

47

Из всего этого числа к моменту оккупации ничего не сохранилось...

Идеологам советского государства можно было гордиться этими результатами, хотя и внешними. То, что они все же были внешние, и покажут события и изменения, происшедшие в связи с деятельностью Православной миссии. Расширение границ Советского Союза в 1939—1940 г. увеличило и паству РПЦ. Как пишет О.Ю. Васильева, перед митр. Сергием (патриаршим местоблюстителем) встает трудная задача — "передать священнослужителям присоединенных областей опыт деятельности в условиях нового для них общественного строя"8. В связи с этим были произведены и новые назначения на Кишиневскую кафедру, в западные области Украины и Белоруссии и в Прибалтику. Указом Московской Патриархии от 24 февраля 1941 г. был учрежден экзархат, т.е. особая митрополичья область, в состав которой вошли Латвийская и Эстонская епархии. Экзархом этой области был назначен Сергий (Воскресенский), который к тому времени был уже митрополитом Литовским и Виленским. Все архиереи экзархата, в том числе бывшие митрополиты Латвии и Эстонии, оказались в положении епископов,  подчиненных экзарху9.

Нередко местные жители считали приглашенных архиереев "чуть ли не агентами ЧК"10. В какой-то мере эти опасения можно было оправдать: настороженность и открытая враждебность к патриаршему местоблюстителю митр. Сергию после его Декларации 1927 г. о лояльности к советской власти были распространены у многих православных архиереев и священников и в советской России, и за рубежом.

Тень грядущих гонений и расправы набежала на церковь во вновь присоединенных областях советского государства. Ее ожидал такой же разгром, какой уже произвела в конце 30-х годов власть в прежних границах СССР, обескровив церковную жизнь. И только начавшаяся Великая Отечественная война предотвратила новую волну гонений и открыла новый этап отношений РПЦ и советского государства.

Экзарх Прибалтики митр. Сергий (Воскресенский) в первые дни оккупации Латвии немецкими войсками был арестован. Это произошло, вероятно, не без влияния некоторых местных архиереев, негативно воспринявших "ставленника Москвы" и находящихся на жестких националистических позициях, что, собственно, было больным вопросом еще в предвоенной жизни Латвийской православной церкви11. Так, митр. Августин после провозглашения автокефальной Латвийской православной церкви в 1936 г. "...оттеснил от руководства церковью русских священнослужителей и начал проводить реформы по "латышизации" культа и церковного устройства..."12

Однако экзарх  Сергий вскоре был отпущен. Более того, с ведома Берлина были сохранены и экзархат, и его каноническая принадлежность к Московской патриархии. Но все это новые власти гарантировали при условии, что экзарх создаст "новое церковное управление под эгидой немецких властей"13. Таким церковным учреждением явилась "Православная Миссия в освобожденных районах России".

Дело в том, что немецкие власти рассчитывали именно Православную церковь сделать своей главной опорой в утверждении на захваченных территориях "нового порядка". Подобная роль отводилась и Псковской миссии.

Справедливости ради нужно отметить, что в вопросе возникновения Миссии нет единого мнения о том, кто же был летом 1941 г. инициатором основания "Православной Миссии в освобожденных областях России". Кроме приведенной выше точки зрения есть и другие указания.

Так например, Ольга Раевская-Хьюз, один из создателей сборника проповедей о. Георгия Бенигсена, пишет, что именно митр. Сергий (Воскресенский) добился "разрешения на открытие миссии Русской православной церкви в оккупированных областях России"14. Еще более убедительно об этом свидетельствуют и сами участники Миссии: "Необходимость в Псковской миссии была осознана митр. Сергием, экзархом Латвии и Эстонии, сразу же как только стали поступать первые просьбы из Пскова и других городов о присылке священнослужителей в эти места"15. И немецкие власти весьма неохотно, долго не соглашаясь, дают все же согласие на организацию Миссии. Выходит, что не оккупационные власти и даже не конкретно экзарх Сергий оказались в той или иной мере "зачинщиками" миссионерского движения на псковской земле. Нет, этим "зачинщиком" стал простой народ. "Эти люди убедили немцев в безуспешности советской антирелигиозной пропаганды и воспитания. Они требовали церкви, священников, богослужения. Немцам нехотя пришлось уступить"16.

Возможно, это звучит несколько неожиданно. Ведь советская власть превратила территорию, на которой развернулась деятельность Православной Миссии, буквально в "церковную пустыню"17. Многочисленные псковские храмы были "разрушены, поруганы, превращены в склады, мастерские, танцевальные клубы, кино и архивы. Репрессированное духовенство в своей основной массе погибло в концлагерях Сибири"18. После этого трудно было предположить, что простые люди, советские граждане проявят такую активность, причиной которой стал "духовный голод, жажда церковной молитвы, таинств, проповеди..."19

Напутствуя первых миссионеров перед их отправкой в Псков, экзарх говорил: "Не забывайте, что вы прибыли в страну, где на протяжении более 20 лет религия самым безжалостным образом отравлялась и преследовалась, где народ был напуган, принижен, угнетен и обезличен. Придется не только налаживать церковную жизнь, но и пробуждать народ к новой жизни от долголетней спячки, объясняя и указывая ему преимущества и достоинства новой открывающейся для него жизни"20.

Посланники Миссии ожидали, что их глазам предстанет "пустое поле, в религиозном отношении". Но как писал о. Алексей Ионов, "там мы нашли такую напряженную духовную жизнь, о которой за рубежом и не догадываются"21. Многие из тех людей, кто жил еще в Российской империи Романовых, бережно пронесли свою веру и упование через два страшных кровавых десятилетия. Но уже появилось на свет целое поколение, представители которого лишь теперь "...впервые в жизни видели фигуру священника, встречая ее до тех пор только на карикатурах и шаржах антирелигиозных изданий"22, не говоря уже об их участии в церковной жизни.

"Два десятилетия власть отнимала у него (народа) то, чем строилась и двигалась государственная, нравственная и культурная жизнь его предков на протяжении тысячелетия". И конечно, это не прошло бесследно, и духовное выздоровление русских людей не могло произойти без возрождения церковной жизни, без евангелизации, без слова Божия. В этом именно и видели цель своего служения миссионеры, прибывшие на псковскую землю, — "помочь народу, впавшему в разбойники"24.

Сам митр. Сергий (Воскресенский), говоря о Православной Миссии и об учрежденном при ней Управлении, отмечал, что эта церковная организация имеет временный характер и будет действовать "до восстановления непосредственной связи с Патриаршей церковью, когда высшая церковная власть сможет или присоединить эти области к экзархату, или воссоединить с прежними епархиями"25.

Ввиду военных действий, связь экзарха Сергия с архиереями соседних епархий была прервана, и потому включить эту территорию в экзархат митрополит не мог, не имея на то согласия этих архиереев. Однако "по существующим каноническим правилам экзарх имел вполне законное право принять области других епархий, временно утративших архиереев, под свое духовное окормление, так как они принадлежат к той же автокефальной церкви, как и он сам"26. И более того, это был пастырский долг экзарха Сергия, который он исполнял, и в этом исполнении его не могла остановить даже угроза смерти. Единственное препятствие могло возникнуть с выходом экзархата из состава Патриаршей церкви и канонической от нее независимости. В этом случае даже временное управление этими епархиями оказалось бы незаконным. В этот момент высшая церковная власть в Русской православной церкви принадлежала местоблюстителю патриаршего престола блаженнейшему Сергию и состоящему при нем архиерейскому собранию.

Но из-за военных действий экзарх Сергий теряет "непосредственную связь с Патриаршей церковью"27, оказавшись в тылу немецких войск. И потому, не выходя из состава Российской православной церкви, экзарх фактически "пользуется автономией, а посему управляет самостоятельно..."28 При этом у митр. Сергия не было никакой необходимости "примыкать и какой-либо другой автокефальной церкви, что в будущем, несомненно, было бы сочтено за каноническое преступление"29. Возносимые за богослужением молитвы о местоблюстителе патриаршего престола Сергии (Страгородском) служили свидетельством того, что "целость православной матери-церкви сохранена"30, хотя реальных связей с Москвой не было и Московская патриархия руководства производить не могла.

Таким же свидетельством пребывания Православной Миссии в лоне Российской православной церкви (Московской патриархии) является тот факт, что "в новооткрытых храмах поминали митрополита Ленинградского Алексия (Симанского), в чьей епархии Миссия работала"31. Это также помогло миссионерам приобрести необходимое доверие у паствы. Многие из верующих хорошо понимали канонические нюансы и не хотели в будущем оказаться в расколе, отлученными от Русской православной церкви32.

Таким образом, вырисовывается еще одна причина возникновения Миссии — необходимость окормления православных епархий, временно оказавшихся без епископов. И уже в границах этой формальной причины ставились более конкретные задачи по восстановлению церковной жизни, как-то: возрождение приходов, просвещение и евангелизация. Все это невозможно было бы поднять без миссионерского служения, которое вносит первую искру в душу человеческую и затем преображает весь мир. Именно об этом говорил миссионерам экзарх Сергий в приведенной выше цитате, подчеркивая важность не только формального церковного возрождения, но "пробуждения народа..., объясняя и указывая ему преимущества и достоинства новой открывающейся для него жизни"33.

Непосредственное устроение Православной Миссии "является всецело делом и почином самого экзарха, который, видя и полностью сознавая бедственное положение церкви в областях, освобожденных германскими войсками и граничащих с Эстонией и Латвией..."34, начинает переговоры с представителями немецко-фашистской группировки армии "Север" об отправке в указанные районы первых миссионеров. Переговоры были начаты уже в начале июля, т.е. как только появились первые города и районы, оккупированные германскими войсками и, соответственно, освобожденные от засилия воинствующего атеизма и красного террора советской власти.

Переговоры затягивались из-за хода активных военных действий. Наконец, к середине августа разрешение было получено. Первые 14 миссионеров из Прибалтики прибыли во Псков 18 августа 1941 г., и произошло это при содействии СД35. Видимо, содействие заключалось в обеспечении документами и специальными разрешениями для передвижения по оккупированной территории. Вот как об этом пишет Зигмунд Балевиц: "Ранним утром 18 августа 1941 г. темно-серый автобус …,  предоставленный немецким командованием, увез первых рижских "миссионеров" в Псков, где создавался центр "миссии"36.

Накануне в Рижском кафедральном соборе после воскресного богослужения экзарх Сергий обратился с амвона к своей пастве со словами радости о том, что "руководимой им православной церкви в Латвии... выпала "большая честь" — направить первую группу миссионеров в ... Россию"37.

О. Алексей Ионов, вспоминая эти дни, пишет, что сама отправка посланников была проведена быстро, без промедлений. Митрополит лично отобрал кандидатуры священников для этого важного служения. Без предварительных разговоров с ними и опросов о личном согласии экзарх Сергий "предписал целому ряду священников, тем, кто помоложе, отправиться в Псков"38.

Несмотря на такое авторитарное, по-военному строгое, принятое "в рамках церковной дисциплины, церковного послушания" решение, "никто не отказался от участия в Миссии, от церковной работы в тех местах, где годами не звучало слово Божие, не совершалось богослужение, где народ молился лишь "про себя", сокровенно"39. Причем сами миссионеры прекрасно представляли все трудности и опасности военного положения, которые их ждали на псковской земле. Наверное, дело не только в послушании епископу и исполнении своего священнического долга, но в тех глубинных личных переживаниях, которые тяжело описать земными словами: "Мы въехали в родные пределы, стоя на ногах, с пением пасхальных песнопений. Мы радовались всему родному, что встречали на своем пути: небу, воздуху, чахлым деревцам, пожелтевшей осенней траве"40.

Вряд ли ошибусь, признавая большую заслугу в успешном развитии Миссии незаурядных личностей, составивших ядро этой церковной организации. Имена некоторых хорошо известны и сегодня: протопр. Кирилл Зайц, прот. Георгий Бенигсен, прот. Ливерий Воронов. Это само по себе является свидетельством о наполненности Духом Святым этих служителей Слова Божия...

Для многих миссионеров, наверное, были близки слова о. Алексия Ионова: "Лучшее время моего пастырства — время, проведенное в Псковской миссии..."41.

Среди "пионеров" Псковской миссии мудрым выбором экзарха Сергия оказались двое воспитанников Свято-Сергиевского православного института в Париже — священники Владимир Толстоухов и Алексей Ионов, а также прот. Николай Колиберский, священники Иоанн Легкий, Яков Начис, Федор Ягодкин и др.42. Многие из них поддерживали "Русское православное студенческое единение", которое возникло в 1928 г. и активно действовало в Латвии в 30-е годы, являясь филиалом "Русского Христианского Студенческого Движения". Члены "Движения" (немалая часть из семей белоэмигрантов) видели цель своей организации в служении Родине и постоянно были готовы "перенести свою деятельность в Россию..."43, деятельность не только национально-патриотическую и социальную, но и христианско-просветительную, ибо объединение русской эмигрантской молодежи для служения Церкви являлось основной целью РСХД. С этой целью собирались ежегодные летние и зимние съезды "Движения", где встречалась русская молодежь Прибалтики и Европы, где можно было обменяться опытом, поделиться радостью, услышать доклады лекторов из Праги и Парижа (Свято-Сергиевский богословский институт). Известен факт посещения Латвии с миссионерской целью матери Марии (Скобцовой) в 1932 г., в тот период активно сотрудничавшей с РСХД44. Конечно, этот опыт не мог не наложить отпечатка на характер пастырства и миссионерского служения тех священников, которые поддерживали "Движение" и участвовали в его деятельности. А по словам биографа о. Георгия Бенигсена Ольги Раевской-Хьюз, "...значительную роль в выборе церковного служения и формировании будущего священника сыграло Русское Студенческое Христианское Движение..."45. Позже во Пскове о. Георгий становится одним из активнейших участников Православной Миссии, причем приоритетным направлением для него становится работа с детьми и молодежью. Это молодежное объединение (РСХД) способствовало сознательному участию ее членов в церковной жизни, отходу христиан "от так называемого "традиционного" отношения к Церкви: не присутствие на богослужениях, а участие в них, не ограничение нашего православия храмом, а несение его в мир, не разделение жизни на Церковь и мир, а освящение всей жизни — семьи, работы, дружбы, творчества"46.

Среди тех, кто активно помогал РСХД и РПСЕ, был протопр. Кирилл Зайц, настоятель рижского кафедрального собора, а в годы войны — начальник Управления Православной Миссии во Пскове. О. Кирилл еще до своего участия в Миссии проявил яркий дар миссионерства. Он знал и любил слово Божие и мог делиться этой любовью с другими. Силой этой любви о. Кирилл возвращал православной матери-церкви порой целые приходы47.

Показательно, что наиболее деятельные миссионеры либо учились в Париже, либо принимали какое-то участие в деятельности РПСЕ. Именно они формировали отношение к Православной Миссии как со стороны населения, так и со стороны оккупантов, о чем еще будет сказано подробнее. И именно эти люди организовали Управление “Православной Миссии в освобожденных областях России”, которое руководило деятельностью всей Миссии, действовавшей на обширной территории, населенной двумя миллионами человек и простиравшейся на всю занятую немецкими войсками часть Ленинградской области, на часть Калининской и Новгородской областей и целиком — на Псковскую область.

Для управления церковной жизнью и духовного окормления христиан этих областей и было образовано Управление Миссии. Ею были возрождены благочиннические округа. Для координации "сношений центра Миссии с подведомственными ей районами и для надзора за работой местного духовенства" были определены благочинные по районам. В Псковском районе — свящ. Н. Жунда, в Островском — свящ. А. Ионов, в Новгородском — прот. В. Николаевский, в Порховском и Дновском — свящ. В. Рушанов, в Гдовском — свящ. И. Легкий и др.48

Управление Миссии в Пскове непосредственно подчинялось лишь экзарху Сергию, который находился в Риге. Оно собиралось на совещания и выносило "решение по тому или иному важному вопросу, которое затем препровождалось на усмотрение экзарха "49.

Во главе Управления стоял начальник Миссии (первый начальник Миссии — о. Сергий Ефимов, с 17 августа по октябрь 1941г.; второй — о. Николай Колиберский, умерший в ноябре 1941 г; последний — о. Кирилл Зайц, с 1 декабря 1941 г. по февраль 1944 г.). Он имел своим помощником и заместителем по всем делам, касающимся церковной жизни, ревизора50. Судя по спискам сотрудников Православной Миссии на июнь 1943 г., при начальнике Миссии было даже два ревизора: старший — прот. Николай Шенрок и младший — свящ. Ливерий Воронов, а также секретарь Управления Миссии — Андрей Перминов и переводчик Георгий Радецкий. Кроме канцелярии Миссии, которая в основном состояла из вышеперечисленных лиц, в составе Управления находились два стола или отдела: стол по развитию христианской культуры (во главе со свящ. Г. Бенигсеном) и хозяйственный отдел во главе с Иваном Ободневым и его помощником Константином Кравченком51. Интересно отметить, что Управление Миссии состояло не только из духовенства, но и светских лиц. Характерно для Псковской Миссии то, что наряду с миссионерами-священниками на "ниве Божией" трудились миссионеры-миряне.

Плоды работы хозяйственного отдела, с одной стороны, поддерживали материальное состояние Миссии, наряду с десятипроцентными отчислениями, поступающими из приходов, и, с другой стороны, способствовали главному назначению и служению этой церковной миссионерской организации.

В состав хозяйственного отдела Миссии входили: свечной завод, размещавшийся в колокольне Псковского кафедрального собора, иконописная мастерская, находившаяся во Пскове на территории Кремля, и магазин церковных принадлежностей на Главной улице Пскова.

Свечной завод обслуживал большинство приходов, находящихся на территории Миссии. Продукция была гораздо качественнее той, что выпускали частные предприниматели, и являлась главным источником дохода Миссии.

В иконописной мастерской трудилось 20 человек, среди них заведующий мастерской, мастера-живописцы, золотошвейки, ученики и ученицы, артель резчиков по дереву и столяры. Здесь писали новые иконы и реставрировали старые, изготавливали хоругви, кресты, голгофы, плащаницы, церковные сосуды, вплоть до целых иконостасов. В основном мастерская выполняла заказы, поступающие от церквей, нередко перерабатывая их же сырье в готовые изделия. Порой артель мастеров выезжала по запросам той или иной отдаленной церкви и на месте проводила необходимые работы.

Продукция производилась в большом количестве, но доход производства едва покрывал расходы, связанные с содержанием мастерской. Но конечно, не доход был основным стремлением в деятельности хозяйственного отдела Миссии, но "снабжение церквей теми необходимыми предметами, которые в свое время были из церквей расхищены и без которых совершение богослужений и внутренний вид храмов многое бы потеряли"52. Пунктом распространения этих предметов являлся магазин предметов церковного обихода. Он полностью обеспечивал потребности не только жителей Пскова, но и приезжих из других городов, деревень и отдаленных регионов53.

До начала действия Миссии проблему обеспечения предметами христианской веры народ решал самостоятельно, насколько позволяли возможности. Один из миссионеров вспоминает, что встречались умельцы, изготовлявшие нательные крестики из советских монет. А поступавшие крестики из только что организованного магазина Миссии освящались сотнями и затем нарасхват раскупались прихожанами54.

Таким образом, деятельность всех предприятий хозяйственного стола Управления Миссии способствовала восстановлению храмов, богослужений и вообще церковной жизни. Предметы церковного искусства, изготовленные в мастерской и продаваемые в церковном магазине, не являются ли одним из средств христианского просвещения и миссионерства? Как известно, православная икона является проповедью Слова Божия в красках...

Возрождение приходской жизни

Первые посланники Миссии прибыли в Псков вечером 18 августа 1941 г. и сразу же попали в Троицкий кафедральный собор на богослужение, которое совершалось под великий праздник Преображения Господня. А за день до приезда миссионеров в главном храме Пскова была отслужена первая литургия после нескольких лет молчания и запустения. Совершал эту службу прот. Сергий Ефимов, по воле и милости Божией оказавшийся в эти дни в Пскове. О. Сергий, уже престарелый священник, незадолго до начала войны был арестован в Латвии, пережил ужасы застенков НКВД, готовился принять мученическую смерть. Однако вместе с отступлением советских войск из Прибалтики группу арестованных, в которой находился и о. Сергий, перевезли в Псковскую область в тюрьму г. Острова. Оттуда он вместе с другими узниками был освобожден солдатами немецкой армии и "смог поведать сидевшим доселе во тьме большевизма о милосердии к ним нашего Спасителя"55.

Действительно, о. Сергий Ефимов оказался первым миссионером, начавшим реальное дело восстановления церкви на территории даже еще пока не учрежденной Псковской миссии. 14 августа 1941 г. недалеко от г. Острова в погосте Елине им был освящен первый храм и совершена литургия "на свободной от большевизма русской территории"56. По свидетельству самого о. Сергия в конце службы к елинскому храму подъехал автомобиль с немецкими солдатами. Без долгих объяснений священника "прямо из храма отвезли в г. Псков для совершения там богослужения и крестного хода"57.

Это богослужение и совершилось накануне приезда миссионеров из Латвии. Закончилось оно крестным ходом, бедным по количеству святых икон и хоругвей. "Но вряд ли с таким молитвенным подъемом совершались когда-либо крестные ходы в городе в прежние годы"58.

С прибытием первой группы священников, членов Миссии, началось "настоящее устроение церковной жизни. Пастыри-миссионеры с ревностью взялись за возложенные на них обязанности"59. Первые дни были посвящены приведению в должный вид главного храма города — Троицкого кафедрального собора. Несколько последних лет в нем находился атеистический музей и "повсюду были видны следы работы кощунников из персонала антирелигиозного музея"60. Из подвального храма-усыпальницы "безбожниками" были выброшены и поруганы останки псковских святителей и других именитых людей Пскова. Все это собиралось, очищалось, "водружалось на должное "место". Из городского музея (Поганкиных палат) в собор было передано множество священных предметов, церковной утвари, святых икон, в том числе чудотворные: блгв. князя Всеволода, а чудотворная Тихвинская икона Божией Матери была привезена немцами из Тихвинского монастыря и также была передана собору. На колокольню были возвращены колокола.

После восстановления Троицкого собора началось возрождение и других храмов города. По архивным описаниям церковной жизни, в декабре 1943 г. в Пскове совершалось богослужение в восьми церквах: в кафедральном соборе, в Михайло-Архангельской церкви, в Дмитриевской, в Алексеевской, Варлаамовской, Казанской, Бутырской и нерегулярно в Иоанно-Богословской церкви62.

Не прошло и недели со дня прибытия миссионеров из Прибалтики, как в Миссию начали обращаться ходоки из пригородных церквей, уже восстановленных силами верующих, с просьбой послужить в их храмах. Потянулись и делегации из более отдаленных районов — просители священников на приходы. Весть о том, что в Пскове восстанавливаются храмы, совершают богослужения и "батюшков много навезли", быстро распространялась все дальше и дальше по территории Псковской миссии63.

Большинство священников Миссии разъехались по районам, чтобы "...зарекомендовать себя на местах"64. Но и там они не сидели, а перебирались в самые глухие закоулки, неся в своем сердце радостную весть, всюду проповедовали Слово Божие, которое не произносилось открыто уже долгие и томительные годы65. Всюду миссионеры быстро находили взаимопонимание с населением, вникая в нужды, помогая ему примерами и советами, выполняя главную задачу, которую ставил перед ними экзарх Сергий — налаживание и упорядочение церковно-приходской жизни66.

Эта задача была выполнена. В августе 1942 г. на территории Миссии действовала 221 церковь, тогда как накануне войны ни в одном храме не звучала молитва (исключение составляют 5 храмов на территории Ленинградской области, оказавшихся в ведении Православной Миссии)67.

Понятно, что при всей активности миссионеров собственными силами такой титанический труд одолеть было невозможно. О. Алексей Ионов, окормлявший г. Остров, Опочку и их округу, восстановил 15 храмов. И все ремонтировалось личными средствами и силами населения68. Необходимые работы производились быстро, аккуратно и тщательно с большим подъемом и энтузиазмом.

Так, о. Алексей вспоминает, как в г. Острове ему постоянно помогал в деле восстановления храмов молодой советский инженер Н.Н., и "сомневаться в его вере, в его искренности было нельзя"69. То есть подобно тому, как и сама Миссия явилась откликом на духовное движение и просьбы верующих людей оккупированных территорий возродить церковную жизнь, так и реальное восстановление конкретных соборов, храмов, погостов, часовен полностью проводилось населением, основная масса которого — дети, старики, женщины и подростки. Возможно, на первый взгляд, такая деятельность членов Миссии, как восстановление и освящение церквей, не может носить характера просветительно-миссионерского. Однако нужно отметить, что без восстановленного храма не будет церковной проповеди, не будут совершаться богослужения. А ведь именно богослужение (не говоря о проповеди) есть один из источников церковного просвещения. Питаясь от этого богатства, христиане всегда проникали в богословскую ткань Православия, научаясь духовной мудрости и укрепляясь в вере. Особенно же это было актуально для тех времен, когда вслух читались "тайные молитвы", богослужение шло на понятном языке и произносилась полнокровная церковная проповедь. Помимо этого, сам процесс восстановления храмовой жизни способствовал сближению священника и его паствы, давал возможность немой проповеди веры, которая излучалась от миссионеров и зажигала тех, кто трудился рядом и видел самоотверженность, жертвенность, готовность всегда и всюду служить делу "Христовой победы"70.

И когда группа молодых священников-миссионеров шла по Пскову в те августовские дни 1941 г. — это ведь тоже была миссия людям, которые "годами не видели так спокойно, с достоинством проходящих "служителей культа", "врагов народа". Вчерашние советские граждане, а ныне просто русские люди, внимательно вслушиваются в их слова, останавливают прямо на улице, просят благословения, расспрашивают, удивляются71.

Служение на приходах требовало от священников нечеловеческих усилий. Причем каждому из них приходилось окормлять по два-три прихода, в 1942 г. на 221 храм Миссии приходилось 84 священнослужителя72. Свидетельства того времени показывают переполненные храмы, когда порой не все верующие могли вместиться под церковными сводами небольших сельских, провинциальных церквей и "...все остальные сотни стояли во время богослужения у порога на паперти и вокруг, жадно прислушиваясь к каждому возгласу из алтаря"73.

Ярко описаны условия пастырского служения в г. Острове в воспоминаниях о. Алексия Ионова. В воскресный день служба начиналась в 7 часов утра и заканчивалась для настоятеля едва ли не вечером — в 4 часа дня! Сразу же за одной литургией приобщались св. Тайн от 500 до 800 человек. Их же о. Алексей исповедовал — разумеется, на общей исповеди. "Крестили до 80 младенцев одновременно, совершали по 10 погребений. Венчали по три-пять пар, как правило, в одно и то же время"74. Для освящения храма порой приходилось уезжать за 40—50 км. А весь край, порученный о. Алексию, располагался в радиусе 50—70 км. По отчетам другого миссионера, о. Владимира Толстоухова, служившего в округе, охватывающем города Новоржев, Опочка, Остров, село Михайловское, Пушкинские Горы и др., за период с августа по декабрь 1941 г. им было совершено свыше 2 тысяч "погребений с заочными проводами"75. Последние цифры говорят нам еще и о высокой смертности населения этих районов в первый год войны.

Даже тенденциозное исследование З. Балевица подтверждает, что "миссионеры" трудились в поте лица своего: на месте завербовывали в Миссию новое поколение из тех, кто был мало-мальски сведущ в церковных делах..."76. Конечно, без помощников священнику совсем одному было просто невозможно выполнить все обязанности и служения. На помощь приходили обычные люди, прихожане храмов, из которых немало было молодежи. О. Алексей Ионов вспоминает, например, что привлекал юношей 16—17 лет (недавних комсомольцев) для чтения записок-диптихов на проскомидии, которых было так много, что настоятель не справлялся77. Кроме того, в Миссию вливались и некоторые местные священники78. Местная газета "За Родину" пестрела объявлениями. приглашающими священников на работу79. Однако все это не могло решить для Православной Миссии проблему острой нехватки миссионеров-священников, число которых за год действия Миссии выросло лишь до 84 человек.

Богословские курсы в Вильно

Тогда руководство Миссии принимает довольно смелое для непростого военного времени решение — собственными силами обеспечить священническими кадрами обширную церковную территорию, окормляемую митр. Сергием (Воскресенским). Осенью 1942 г. в газете "Православный христианин", печатном органе Псковской миссии, было опубликовано распоряжение Управления Миссии об открытии в Вильно (Литва) Православных богословских курсов "для подготовления кандидатов на священно-церковно-служительские места"80. Возможно, такая формулировка подразумевала то, что выпускники курсов будут не просто священнослужителями, но пастырями-миссионерами и катехизаторами. Ведь именно в таких служителях нуждалась Миссия, исходя из задачи возрождения церковной жизни, пробуждения людей от духовного сна. В некотором смысле Богословские курсы можно назвать школой катехизаторов, ведь катехизация, о которой будет сказано ниже, была одним из насущных моментов пастырского служения.

На курсах предусматривалось двухгодичное обучение. Слушателями могли стать лица не моложе семнадцати лет. Причем окончившие средние учебные заведения принимались на обучение без испытаний, а окончившие не менее 6 классов церковных учебных заведений (или основную школу) — с испытаниями по общеобразовательным предметам. Всем желающим предлагалось прислать в Псков, в Управление Миссии, прошение о принятии на курсы, свидетельство о рождении и крещении, об образовании, а также "приложить отзыв духовного отца или благочинного, или приходской общины"81.

В Псковском архиве существует дело, целиком составленное из прошений, поступивших в Православную Миссию Пскова. Из тех, кто желал поступить на пастырские курсы, было немало детей священников, церковных старост, регентов — они хотели продолжить дело отцов и дедов, служение Господу и ближнему. Среди подавших прошение были и высокообразованные люди, например преподаватель Ленинградского государственного университета, имеющий научное звание, — Селиванов Григорий Дмитриевич82, и обычные крестьянские дети. Некоторым отказывали из-за возраста; так, одному из просителей было всего шестнадцать лет83. А кому-то, как, например, Г.И. Радецкому, служившему переводчиком в Управлении Миссии, отказывали в связи с тем, что "ему еще не отыскан преемник..."84. Утверждал списки принятых на курсы непосредственно митр. Сергий.

Занятия на курсах начались 20 декабря 1942 г. Отобранным абитуриентам канцелярия Миссии высылала вызов и удостоверение на немецком языке, освобождающее от работ и разрешающее проезд в Вильно.

К августу 1943 г. на курсах обучалось 38 человек. Ректором этой школы был профессор-протопресвитер Василий Виноградов85. Благодаря письмам воспитанников курсов можно составить хотя бы неполную картину жизни семинаристов. Сама школа находилась в Вильно, в Свято-Духовском монастыре. Учебный день начинался с молитвы в храме и был плотно насыщен занятиями с самого утра. С трех до пяти — свободное время, а потом вновь на занятия. Ведь за короткий срок нужно было изучить семинарский курс. Вечер заканчивался вновь общей молитвой в храме86.

Богословские курсы содержались на средства Миссии при весомой помощи Латвийской и Литовской епархий87.

Все воспитанники обеспечивались хлебными карточками и жильем. Семинаристы, не имеющие средств (таких было большинство), жили, питались и учились совершенно бесплатно88.

Известно, что уже в 1943 г. несколько воспитанников Богословских курсов были рукоположены митр. Сергием во иереи89. А в начале 1944 г. "благодаря прибытию священников из других мест России, а также благодаря многочисленным рукоположениям... число священников возросло до 175". Но чтобы "... вполне удовлетворить испытываемую в области Миссии острую нужду в священниках", это число нужно было увеличить в три раза90. Хотя, конечно, те надежды и планы, которые руководство Православной Миссии имело по отношению к этой школе пастырей, не смогли реализоваться в полной мере, ведь полноценный выпуск должен был состояться накануне Рождества Христова 1945 г., Псковская же миссия просуществовала до весны 1944 г., едва ли не до последних дней, когда город Псков оказался фактически на линии фронта и был почти полностью разрушен.

Издательская деятельность Миссии

Одним из активных направлений практической деятельности Псковской миссии стала издательская работа. На печатные издания Миссии у населения был огромный спрос. Однако полностью обеспечить ими всех верующих, окормляемых "Православной Миссией в освобожденных областях России", было трудно. Несмотря на некоторую поддержку печатания миссионерских изданий со стороны отдела пропаганды, дело это требовало крупных затрат. Другая трудность была связана с транспортировкой уже готовой продукции, ведь типография "по причинам технического характера" находилась в Риге. Тут же помещалась и редакция печатного органа Миссии, — периодического журнала, предназначенного для областей, находящихся в ведении Православной Миссии91. Ответственным редактором этого издания был И.П. Четвериков92. Журнал имел довольно обычное название — "Православный христианин". Начало его издания было положено в августе 1942 г., спустя год после основания Псковской миссии.

В первый год было издано пять номеров журнала, по 30 тыс. экземпляров каждый номер. В 1943 г. число номеров выросло до 14, хотя тираж некоторых с 30 тыс. опустился до 20 тыс. экземпляров. Помимо "Православного христианина" печатались молитвенники (100 тыс. экз.) и накануне 1943 г. вышел Православный календарь на этот год (30 тыс.), имевший большую популярность93.

К сожалению, сведений об издательской деятельности Миссии совсем немного, и потому невозможно установить, что еще было выпущено для нужд христианского просвещения. Несомненно, что миссионерское служение и евангелизацию невозможно представить без Св. писания. Именно его издание и обеспечение им верующих христиан должно было стать одной из главных забот Псковской миссии, как это было всегда во внешней миссии, обращенной к нехристианскому населению окраин России или действующей в других нехристианских странах.

Немалую роль в миссионерском делании, конечно, сыграл журнал "Православный христианин". Несмотря на то, что редакция находилась в Риге, зачастую сбор, подготовка материалов и нередко написание статей осуществлялось членами Миссии, в частности работниками Управления Миссии. Это совсем не случайно, так как журнал (как указывалось выше) по сути являлся печатным органом Православной Миссии. В нем Управление Миссии публиковало свои циркулярные распоряжения, обращения к православным христианам митр. Сергия (Воскресенского), известия, касающиеся жизни Православной Миссии, сведения о новых назначениях и рукоположениях во священники, праздничные послания Миссии своей пастве. На этой, так сказать, официальной части журнала издатели не останавливались, и его остальное содержание как раз и носило просветительский характер и было не менее важным. Материалы здесь были самые разнообразные: поучения святых отцов церкви, например, св. Иоанна Златоуста "О необходимости и силе покаяния" и др.; проповеди исповедников веры и святителей-современников XX в., таких как патриарх Тихон "Мысли о Церкви", архиеп. Рижский Иоанн (Поммер) "Жажда бессмертия", еп. Охридский Николай (Велимирович) из Сербии "Русскому ветерану, который оплакивает свою распятую Родину" (все трое ныне причислены разными церквами к лику святых — прим. ред.); cтатьи, подготовленные редакцией журнала и членами Миссии, например, о. Кириллом Зайцом "Роль женщины в борьбе за Церковь Христову". Другие материалы посвящались вероучительному аспекту: "Крест (Христов) Господень", "Слава Божией Матери в Ее св. иконах"; каритативному направлению: "Будь ближе к человеку". Делалась даже попытка разобраться, в чем причина тяжелых испытаний, обрушившихся на Россию, на Русскую церковь: "Русскому патриоту — верному сыну св. Православной церкви". Уделялось внимание подвигу исповедников веры, положивших душу свою за св. Церковь, за свою паству. В одном из номеров было опубликовано циркулярное распоряжение Миссии о восстановлении уничтоженных за годы гонений летописей приходов, о составлении списков погибших священнослужителей и о подробном описании приходской жизни в период гонений. Отсылаться должны были эти документы в Управление Миссии. Этот призыв Православной Миссии свидетельствует о том, что миссионеры понимали, насколько важна история РПЦ нового, советского периода, они видели в этом свой долг христианина — восстановить имена новомучеников за веру Христову. Это же говорит нам, как серьезно и ответственно относились к своему положению деятели Псковской миссии, независимо от того, сколь долгий срок отпустит им Господь для их служения на израненной русской земле. С подобным призывом собирать материалы "о мучениках за веру" времен революции, гражданской войны и массовых чисток диктатуры пролетариата обращался еще во время войны Богословский институт в Париже. Призыв был тогда "горячо воспринят архиеп. Латвийским Иоанном (Поммером), поручившим это дело благочинным…"94.

Была в журнале и постоянная рубрика "Ученые люди и вера в Бога". Она посвящалась Амперу и Бисмарку, Песталоцци и Пушкину, Павлову и Лейбницу. Уделялось место и классикам русской литературы. Произведения А. Плещеева, А. Майкова, А. Ремизова, Ф. Достоевского можно было прочесть в "Православном христианине". В одном из номеров были опубликованы воспоминания о. Сергия Ефимова о начале его служения на псковской земле и о первых шагах Православной Миссии в Пскове в августе 1941 г.

Главное, что хотели донести издатели "Православного христианина" до своих читателей, это понимание закономерности трагических событий последних 20 лет. Народ православный в своем большинстве по сути отвернулся от Бога. Продолжая совершать обряды, соблюдая внешние стороны культа, на деле он все дальше уходил от "праведных и истинных путей Царя Святых" (Откр 15:3). Только покаяние и оживление духовной жизни могло вернуть его в лоно Церкви.

По-видимому, в таком направлении проходила подготовка миссионеров-священников на Богословских курсах в Вильно. Ведь и обучение на курсах, и издание номеров "Православного христианина" проводились фактически одними и теми же людьми — членами "Православной Миссии в освобожденных областях России".

 

* Студент III курса Свято-Филаретовской высшей школы

1 Васильева О.Ю. Русская православная церковь в 1927—1943 гг.//Вопросы истории. 1994, № 4. С. 42.

2 Балевиц З.В. Православное духовенство в Латвии 1920—1940. Сб. документов. Рига, 1962. С. 8.

3 Смиречанский В. Историко-статистический сборник сведений о Псковской епархии 1589—1880. Псков, 1875. С. 10.

4 Дмитриевский В.Н. Деятельность св. князя Всеволода-Гавриила с религиозно-нравственной точки зрения в связи с современным ему состоянием Руси//Псковские епархиальные ведомости. 1894, № 1. С. 16.

5 Смиречанский В. Указ.соч. С. 221.

6 ГАПО (Государственный архив Псковской области), ф.1633, оп. 1, д.4, л.32.

7 Там же.

8 Васильева О.Ю. Указ.соч. С. 41.

9 Балевиц З.В. Православная церковь Латвии под сенью свастики (1941—1944). Рига, 1967. С. 19.

10 Васильева О.Ю. Указ.соч. С. 41.

11 Балевиц З.В. Православное духовенство Латвии 1920 — 1940. Сб. документов. Рига, 1962, С. 21 и далее.

12 Балевиц З.В. Православная церковь Латвии под сенью свастики (1941—1944). Рига, 1967. С. 14.

13 Васильева О.Ю. Указ.соч. С. 44.

14 Раевская-Хьюз О. О Псковской Миссии // Прот. Георгий Бенигсен. Не хлебом единым. Москва—Клин, 1997. С. 228.

15 Прот. Алексей Ионов. Записки миссионера (Псковская Миссия) // По стопам Христа. Православное изд-во прот. Николая Веглайс. Берклей, Калиф., США. 1954, № 50. С. 11.

16 Прот. Георгий Бенигсен. Не хлебом единым. Москва-Клин, 1997. С. 234.

17 Прот. Алексей Ионов. Указ.соч. С. 11.

18 Там же. С. 11.

19 Там же. С. 12.

20 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 3, л. 18.

21 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. С. 13.

22 Прот. Георгий Бенигсен. Указ. соч. С. 236.

23 Там же. С. 236.

24 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. С. 13.

25 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 3, л. 19.

26 Там же.

27 Там же.

28 Там же.

29 Там же.

30 Там же.

31 Раевская-Хьюз О. Указ. соч. С. 231.

32 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 3, л. 19.

33 Там же, л. 18.

34 Там же, л. 16.

35 Там же.

36 Балевиц З.В. Православная церковь Латвии под сенью свастики (1941—1944). Рига, 1967. С. 29.

37 Там же. С. 27.

38 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. С. 29.

39 Там же. С. 12.

40 Прот. Георгий Бенигсен. Указ. соч. С. 235.

41 Прот. Алексей Ионов. Указ.соч. С. 29.

41 Балевиц З.В. Указ. соч. С. 2931.

42 Там же.

43 Балевиц З.В. Православное духовенство в Латвии 19201940. Сб. Рига, 1962. С. 176.

44 Прот. Сергий Гаккель. Мать Мария. Материалы по истории церкви. Кн. 2. Всецерковное православное молодежное движение. 1993. С. 43.

45 Раевская-Хьюз О. Предисловие//Прот. Георгий Бенигсен. Не хлебом единым. Москва-Клин, 1997. С. 3.

46 Там же. С. 3.

47 Прот. Кирилл Зайц. Церковь Бога Живаго, столп и утверждение истины. Джорданвилль, 1956. С. 16 и далее.

48 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 4, л. 4.

49 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 3, л. 16.

50 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 4, л. 16.

51 ГАПО, ф. 1б33, оп. 1, д. 10, л. 4.

52 ГАПО, ф. 1б33, оп. 1, д. 3, л. 20.

53 Там же

54 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. С. 16.

55 ГАПО. ф. 1633, оп. 1, д. 4, л. 31.

56 Там же.

57 Там же.

58 Там же.

59 Там же.

60 Там же.

61 Там же.

62 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 10, л. 19.

63 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. № 51. С. 17.

64 Там же. С. 14.

65 ГАПО, ф. 1б33, оп. 1, д. 3, л. 18.

66 Там же.

67 Там же. д. 4. л. 32.

68 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. 1955, № 53. С. 19.

69 Там же. 1955, № 52. С. 11. Прот. Г. Бенигсен. Указ. соч. С. 237.

71 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. 1954, № 50. С. 15.

72 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 4, л. 32.

73 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч., 1954, № 51. С. 18.

74 Там же, 1954, № 52. С. 15.

75 Балевиц З.В. Православная церковь Латвии под сенью свастики (1941—1944). Рига, 1967. С. 32.

76 Там же. с. 31.

77 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. 1955, № 53. С. 20.

78 Балевиц З.В. Указ. соч. С. 33.

79 Попова О.В. Благотворительная деятельность Псковской Православной Миссии (1941—1944) // "Псков". Научно-практический историко-краеведческий журнал. 1997, № 7. С. 53.

80 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 4, л. 4.

81 Там же.

82 Там же, д. 12, л. 10.

83 Там же. д. 12, л. 15.

84 Там же. д. 1З, л. З.

85 Там же, д. 14, л. 1.

86 Там же, д. 14, л. 4, л. 8.

87 Там же, д. 3, л. 18.

88 Там же.

89 Там же, д. 4, л. 8.

90 Балевиц З.В. Указ. соч. С. 41.

91 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 1, л. 13.

92 Балевиц З.В. Указ. соч. С. 42.

93 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 1, л. 13.

94 Балевиц З.В. Православное духовенство в Латвии 1920—1940. Сб. документов. Рига, 1962. С. 8.


ПСКОВСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ МИССИЯ
В 1941—1944 гг.

Константин Обозный

Миссионерский аспект деятельности*

Издательская деятельность Миссии

Одним из активных направлений практической деятельности Псковской миссии стала издательская работа. На печатные издания Миссии у населения был огромный спрос. Однако полностью обеспечить ими всех верующих, окормляемых "Православной Миссией в освобожденных областях России", было трудно. Несмотря на некоторую поддержку печатания миссионерских изданий со стороны отдела пропаганды, дело это требовало крупных затрат. Другая трудность была связана с транспортировкой уже готовой продукции, ведь типография "по причинам технического характера" находилась в Риге. Тут же помещалась и редакция печатного органа Миссии, — периодического журнала, предназначенного для областей, находящихся в ведении Православной Миссии91. Ответственным редактором этого издания был И.П. Четвериков92. Журнал имел довольно обычное название — "Православный христианин". Начало его издания было положено в августе 1942 г., спустя год после основания Псковской миссии.

В первый год было издано пять номеров журнала, по 30 тыс. экземпляров каждый номер. В 1943 г. число номеров выросло до 14, хотя тираж некоторых с 30 тыс. опустился до 20 тыс. экземпляров. Помимо "Православного христианина" печатались молитвенники (100 тыс. экз.) и накануне 1943 г. вышел Православный календарь на этот год (30 тыс.), имевший большую популярность93.

К сожалению, сведений об издательской деятельности Миссии совсем немного, и потому невозможно установить, что еще было выпущено для нужд христианского просвещения. Несомненно, что миссионерское служение и евангелизацию невозможно представить без Священного писания. Именно его издание и обеспечение им верующих христиан должно было стать одной из главных забот Псковской миссии, как это было всегда во внешней миссии, обращенной к нехристианскому населению окраин России или действующей в других нехристианских странах.

Немалую роль в миссионерском делании, конечно, сыграл журнал "Православный христианин". Несмотря на то, что редакция находилась в Риге, зачастую сбор, подготовка материалов и нередко написание статей осуществлялось членами Миссии, в частности работниками Управления Миссии. Это совсем не случайно, так как журнал (как указывалось выше) по сути являлся печатным органом Православной Миссии. В нем Управление Миссии публиковало свои циркулярные распоряжения, обращения к православным христианам митр. Сергия (Воскресенского), известия, касающиеся жизни Православной Миссии, сведения о новых назначениях и рукоположениях во священники, праздничные послания Миссии своей пастве. На этой, так сказать, официальной части журнала издатели не останавливались, и его остальное содержание как раз и носило просветительский характер и было не менее важным. Материалы здесь были самые разнообразные: поучения святых отцов церкви, например, св. Иоанна Златоуста "О необходимости и силе покаяния" и др.; проповеди исповедников веры и святителей-современников XX в., таких как патриарх Тихон "Мысли о Церкви", архиеп. Рижский Иоанн (Поммер) "Жажда бессмертия", еп. Охридский Николай (Велимирович) из Сербии "Русскому ветерану, который оплакивает свою распятую Родину" (все трое ныне причислены разными церквами к лику святых — прим. ред.); cтатьи, подготовленные редакцией журнала и членами Миссии, например, о. Кириллом Зайцом "Роль женщины в борьбе за Церковь Христову". Другие материалы посвящались вероучительному аспекту: "Крест (Христов) Господень", "Слава Божией Матери в Ее св. иконах"; каритативному направлению: "Будь ближе к человеку". Делалась даже попытка разобраться, в чем причина тяжелых испытаний, обрушившихся на Россию, на Русскую церковь: "Русскому патриоту — верному сыну св. Православной церкви". Уделялось внимание подвигу исповедников веры, положивших душу свою за св. Церковь, за свою паству. В одном из номеров было опубликовано циркулярное распоряжение Миссии о восстановлении уничтоженных за годы гонений летописей приходов, о составлении списков погибших священнослужителей и о подробном описании приходской жизни в период гонений. Отсылаться должны были эти документы в Управление Миссии. Этот призыв Православной Миссии свидетельствует о том, что миссионеры понимали, насколько важна история РПЦ нового, советского периода, они видели в этом свой долг христианина — восстановить имена новомучеников за веру Христову. Это же говорит нам, как серьезно и ответственно относились к своему положению деятели Псковской миссии, независимо от того, сколь долгий срок отпустит им Господь для их служения на израненной русской земле. С подобным призывом собирать материалы "о мучениках за веру" времен революции, гражданской войны и массовых чисток диктатуры пролетариата обращался еще во время войны Богословский институт в Париже. Призыв был тогда "горячо воспринят архиеп. Латвийским Иоанном (Поммером), поручившим это дело благочинным…"94.

Была в журнале и постоянная рубрика "Ученые люди и вера в Бога". Она посвящалась Амперу и Бисмарку, Песталоцци и Пушкину, Павлову и Лейбницу. Уделялось место и классикам русской литературы. Произведения А. Плещеева, А. Майкова, А. Ремизова, Ф. Достоевского можно было прочесть в "Православном христианине". В одном из номеров были опубликованы воспоминания о. Сергия Ефимова о начале его служения на псковской земле и о первых шагах Православной Миссии в Пскове в августе 1941 г.

Главное, что хотели донести издатели "Православного христианина" до своих читателей, это понимание закономерности трагических событий последних 20 лет. Народ православный в своем большинстве по сути отвернулся от Бога. Продолжая совершать обряды, соблюдая внешние стороны культа, на деле он все дальше уходил от "праведных и истинных путей Царя Святых" (Откр 15:3). Только покаяние и оживление духовной жизни могло вернуть его в лоно Церкви.

По-видимому, в таком направлении проходила подготовка миссионеров-священников на Богословских курсах в Вильно. Ведь и обучение на курсах, и издание номеров "Православного христианина" проводились фактически одними и теми же людьми — членами "Православной Миссии в освобожденных областях России".

Миссия, катехизация, христианское просвещение

Особенно яркий талант проповедника, пастыря, миссионера проявил в Псковской миссии о. Георгий Бенигсен. Он руководил столом по развитию христианской культуры при Управлении Миссии и много сил отдавал работе с детьми и молодежью. Так, осенью 1942 г. по предложению Псковского отдела пропаганды о. Георгий взял на себя заведование отделом детских передач Псковского радиоузла. К подготовке и непосредственно выходу передач о. Георгий привлекал воспитанников Церковной школы (им, собственно, основанной), а также "лучшие художественные силы города"95. Успех передач привел к тому, что заведующий Псковским радиоузлом предложил о. Георгию Бенигсену "выступать с еженедельными докладами на религиозные темы"96. Названия некоторых дошли и до нас: первый доклад "Ученые о религии" был прочитан 30 сентября, а через неделю выступление миссионера было посвящено 550-летию со дня смерти прп. Сергия Радонежского — "Игумен всея Руси". Передачи транслировались в вечернее время, чтобы их могли слушать и те, кто "не имеет возможности или желания посещать храм"97. Сам о. Георгий в своем докладе начальнику Миссии подчеркивает огромную важность того, что "церковное слово впервые в России зазвучало и по эфиру..."98 А с подключением к псковскому радиоузлу и более отдаленных районов (Остров, Порхов, Дно) возможности христианской Миссии на псковской земле возрастали во много крат. Молодой священник использовал все средства, в том числе и современные, все способы для того, чтобы нести людям Слово Божие...

Но и кроме радиопрограмм, о. Георгий много занимался христианским просвещением и делами милосердия.

Павел Жадан, приехав в Псков в 1942 г. для организации нелегальной работы НТС, отмечает, как активно действовали в тяжелейших условиях оккупации члены Православной Миссии по христианскому просвещению псковичей.

На территории Кремля, там, где располагалось Управление Миссии, в колокольне кафедрального собора, на втором этаже, над свечным заводом, находился один из миссионерских очагов — "...молодежь своими силами привела помещение в порядок для сборов младших и для литературного кружка старших. Там же с молодежью по группам велись беседы на религиозные темы". Основная задача литературного кружка — "воспитание в патриотическом национальном и православном духе..."99 В этом случае к катехизической работе с детьми присоединялась и их подготовка к жизни в "новой" России, а главное — к служению своей Родине. Потому неслучайно, как пишет П.В. Жадан, "...работа с младшими была фактически подпольной скаутской работой"100, в организации которой не последнюю роль играл автор этих строк — активный член НТС. Лозунг этого союза гласил: "За Россию без немцев и без большевиков"101. Именно с таким акцентом и велось воспитание детей в этих группах. Однако такая скаутская программа, принятая в России еще в 1909 г. и развитая в национальном духе в 1930-е годы в Югославии, упоминается лишь однажды в связи с занятиями на территории Кремля. В других случаях миссия и евангелизация очень тесно переплелись с каритативной деятельностью миссионеров-священников и христиан, содействующих служению Православной Миссии. Сами дела милосердия порой живее речей и выступлений и очень часто являются свидетельством дела Христова и исполнения Его заповеди о любви к ближнему. От того не всегда легко и верно разделять миссионерскую и каритативную, благотворительную деятельность. Ведь и одна и другая являются теми делами, без которых наша вера мертва, без которых невозможно зажечь огонь любви Христовой в сердцах людей.

Осенью 1942 г. настоятель храма св. вмч. Дмитрия Солунского в Пскове о. Георгий Бенигсен по благословению экзарха Сергия открывает при своем приходе приют для сирот на 15 человек. Для этого был отремонтирован церковный дом, где, собственно, и жили дети. О. Георгий обратился к пастве с призывом помочь в создании приюта. Силами прихода была собрана вся необходимая обстановка: кровати, мебель, постельное белье, столовая и кухонная посуда. Воспитанники приюта были обеспечены продуктами, которые приобретались на средства, пожертвованные прихожанами, а частично приносились и самими прихожанами. При этом настоятель отмечал чрезвычайную отзывчивость христиан: благодаря их усилиям во многом и стало возможно открытие приюта. В основном возраст воспитанников колебался от 8 до 15 лет. Некоторые из них здесь, под сенью Дмитриевского храма, стали членами христианской Церкви, были крещены о. Георгием102. Кроме того, что в приюте детей готовили к таинству Крещения, наставляли в православной вере, велась, что особенно важно, подготовка подростков 13—15 лет к миссионерскому служению, к "религиозно-воспитательной работе среди детей и молодежи"103. Этот момент подчеркивается мною неслучайно, ибо здесь я вижу черты нового в миссионерской работе православной церкви в России, черты того опыта, который приобрел о. Георгий в общении с деятелями РСХД в Латвии в 30-е годы. Действительно, миссионерам-подросткам и молодежи гораздо легче понять и найти контакт со своими сверстниками, нежели миссионеру-священнику, который нередко просто не обладает опытом общения и научения невзрослых христиан. И наконец, в такой подготовке я вижу зачатки катехумената в Псковской миссии. Одним из непременных условий катехумената является наличие школ катехизаторов и миссионеров. Прототипом такой школы и являлся приют подростков-сирот при Дмитриевской церкви, наряду с Богословскими курсами в Вильно, основной задачей которых было насыщение Псковской миссии священниками и миссионерами.

Кроме того, стараниями неутомимого миссионера здесь же, при храме св. вмч. Дмитрия, в октябре 1942 г. открылись церковный детский сад и церковная школа. В детский сад, как и положено, принимались дошкольники, а в школу приходили дети, окончившие четыре класса начальной школы, ибо Дмитриевская церковная школа заменила собой недействующую гимназию104.

Помимо этой каритативной и катехизической деятельности, развернутой о. Георгием на базе вверенного ему прихода и при живейшей помощи прихожан, он приступает к преподаванию Закона Божия в Псковской художественной школе, которая в 1942 г. насчитывала 60 учащихся в возрасте от 17 до 22 лет. Сам миссионер сообщал об этом начальнику Миссии так: "...моя первая встреча с этой молодежью, против всех ожиданий, произвела на меня чрезвычайно отрадное впечатление. С этой молодежью работать можно, и работа может быть плодотворной и интересной"105.

Несмотря на скудость документов, отражающих деятельность Миссии, плоды служения о. Георгия Бенигсена были видны. Именно воспитанники школы помогают своему наставнику в проведении христианских радиопередач для детей, и то поле деятельности, которое я попытался описать, свидетельствует о том, что о. Георгий опирался на помощь своих помощников, среди которых большинство, видимо, было еще совсем молодо. Известно, что церковная школа пользовалась большой популярностью, в 1943 г. в ней обучалось около 150 детей. Однако в конце этого же года школа была закрыта оккупационными властями, так как все дети старше 12 лет были сделаны работообязанными106. Но труды этого пастыря были не напрасны: во время эвакуации Миссии из Пскова в феврале 1944 г. вместе с о. Георгием уезжают тринадцать его воспитанников107, которые вслед за своим наставником выбрали путь апостольского служения.

Сохранились факты и о деятельности других членов Православной Миссии. При церкви прп. Варлаама Хутынского, также находящейся в Пскове, миссионер о. Константин Шаховской организовал школу, в которой обучалось 80 детей. В Пушкиногорском районе о. Владимир Толстоухов основал 17 подобных школ, а в Красногородском районе 15 начальных школ находились под окормлением служащего в тех местах миссионера-священника Федора Ягодкина. Он преподавал Закон Божий и основы церковного пения108.

Я думаю, не оправданы были претензии советских историков, обвинявших Православную Миссию в том, что она подмяла под себя всю систему народного образования. По словам очевидцев, "русские школы в Пскове были и городские, и церковные, и программы у них, соответственно, были различные; никто к преподаванию Закона Божьего не принуждал"109.

В то же время неоспоримо то, что Православная Миссия особенное место уделяла просветительной работе с детьми. Этому посвящена часть одного из распоряжений Управления Миссии, где настоятелям приходских храмов вменялось "обучать сверх всего детей своих прихожан в приходской школе Закону Божьему, правильному разумению церковных обрядов, чтению, письму и др. предметам, полезным в общежитии…" При этом настрого воспрещалось взимать плату за обучение или использовать обучаемых детей в своих работах110.

О. Алексей Ионов в школах г. Острова и его пригороде проводил занятия по Закону Божию. А до этого он принял участие в учительской конференции, которая состоялась в 1942 г. накануне начала учебного года. Она имела главной целью — выработать новую программу преподавания в школах района. Именно о. Алексей сумел доказать необходимость христианского обучения в школе и добился того, что преподавание Закона Божия было принято во вновь выработанной школьной программе111. Хотя дело осложнялось нехваткой законоучителей, о. Алексей не унывал, и в те села, куда он физически не мог добираться для занятий с детьми, отправлялись молодые советские педагоги, получив благословение батюшки и Евангелие в подарок. Не беда, что некоторые из них впервые открывали Слово Божие. "В условиях фронта, полного разорения, нищеты и голода такая "система преподавания", когда сам учитель вместе с детьми изучает Писание и старается жить им"112, по признанию самого о. Алексея, показалась вполне возможной.

Островский благочинный много общался с детьми и вспоминает об этом в своих "Записках": "Моими лучшими друзьями в России были дети. Работа в школе была самая благодарная"113.

Но и помимо школьных стен рядом с о. Алексеем всегда были дети. Он отогревал их в своем скромном церковном доме, где они порой жили по несколько месяцев, спасаясь от голодной смерти, готовил к таинству Крещения и крестил, для многих становясь и крестным и почти родным отцом. После каждого крещения своих маленьких подопечных о. Алексей видел в их глазах такую благодарность, какой уже никогда не забыть, и ему хотелось повторить еще и еще раз: "какая радость быть священником!"114 Детей было великое множество, и они неотступно окружали батюшку, помогали в церковной службе, "в храме занимали всегда первые места, терпеливо выстаивая длинные наши, такие недетские богослужения"115.

Приступив к возрождению церковной приходской жизни в г. Острове, о. Алексей Ионов очень быстро налаживает отношения и со своей многочисленной паствой — христианами старшего поколения, силами которых и восстанавливались поруганные храмы, и с теми молодыми людьми, которые о вере Христовой мало что знали, опыта церковной жизни не имели, а некоторые не были и крещены. Именно из них сложился Евангельский кружок, в котором миссионер проводил беседы — "евангелизацию" — дважды в неделю. Очень быстро число участников этого кружка достигло 40 человек. "Среди них были врачи, учительницы, портнихи и просто домашние хозяйки"116. О. Алексей пишет: "Если бы я сделал хотя бы одно объявление о наших занятиях в кружке, то число членов умножилось бы намного больше"117. И лишь одно останавливало в этом священника — огромное количество церковной работы на территории в радиусе 50—70 км. Слишком мало сил и времени оставалось для того, чтобы развернуть массовую евангелизацию, колоссальную потребность в которой невозможно было не заметить.


Дела милосердия. "Внутренняя миссия"

Подобно тому, как в г. Гдове священником Иоанном Легким было образовано добровольное "филантропическое" общество "Народная помощь", целью которого была поддержка нуждающихся118, так и в г. Острове местный благочинный о. Алексей Ионов основывает "Русский Красный крест". Его деятельность была направлена на помощь военнопленным из Красной армии. В этом о. Алексею помогали и те, кто посещал "евангельский" кружок, и те, кто еще не мог не только называться церковными людьми, но и еще до конца не пришел к вере. Так говорил воспитанник ленинградского Педагогического института им. Герцена: "Хотя я не верю в Бога, но я от Него не отрекаюсь. Докажите мне как следует, и я уверую!..."119 То, что и такие люди, проявляя "самоотверженность, настойчивость и подлинное христианское милосердие", наравне с уважаемым ими православным священником творили дела милосердия, свидетельствует, что путь истины все-таки уже был выбран, несмотря на то, что сакраментально в церковное общество верных они еще не вошли.

"Русский Красный крест" взял на себя попечение об одном лагере для военнопленных. Добровольные помощники о. Алексея расклеивали воззвания о сборе продуктов для русских солдат, готовили обеды на 200 человек, которые привозились в лагерь дважды в неделю. После этого смертность в лагере заметно убавилась. Помощь оказывалась также и нуждающимся жителям города, оказавшимся без крова и средств к существованию120.

Такая каритативная деятельность просвещаемых о. Алексеем и тех, кто только обретал веру Христову, напомнила мне подобный пример из времен христианской церкви первого тысячелетия. Тогда оглашаемые, т.е. те, кто готовился к таинству Крещения, обязательно участвовали в делах милосердия христианской общины, в которую они позже вливались, становясь, наряду с остальными братьями и сестрами, верными, или полными христианами. Особенной удачей о. Алексей Ионов считал специальное пасхальное богослужение, которое он совершил весной 1943 г. для русских пленных из подопечного лагеря. Служба проходила в храме с закрытыми дверями, у которых стояла вооруженная охрана. Все остальные верующие, кроме узников, должны были выйти, — такие требования предъявил начальник лагеря. И все же около трехсот человек по личному желанию наполнили островскую церковь. С большим волнением священник-миссионер совершал торжественную службу. Произнес проповедь, в которой "убеждал их не падать духом, помнить, что их матери молятся о них..."121 В конце литургии о. Алексей "оделяя каждого не одним традиционным, а четырьмя, пятью яичками — их принесли накануне верующие люди, — приветствовал всех...: " Христос воскресе!" И все как один отвечали: "Воистину воскресе!"122

Этот яркий пример еще раз подтверждает мысль о том, что нередко трудно разграничить миссионерскую деятельность и дела милосердия, которые, впрочем, вместе составляют одно целое и неделимое дело Христовой любви, дело Христовой победы.

Помощь русским военнопленным была организована Православной Миссией по всей ее территории. Начальник Миссии прот. Кирилл Зайц обратился к православному русскому народу с воззванием помочь своим братьям, находящимся в плену. Был объявлен сбор добровольного пожертвования теплых вещей для военнопленных солдат, которые летом попали в плен и потому не имели зимней одежды123.

Пожертвования принимались на приходах священниками, церковными старостами, деревенскими старшинами, а затем передавались Православной Миссии в Псков. В лагерь отправляли теплую одежду, обувь, белье, одеяла, которые в большом количестве собирались на территории Миссии.

Нельзя обойти вниманием миссионерское служение среди русского населения, высланного на принудительные работы в Латвию. Дело в том, что вторая половина войны для псковской оккупации характерна массовыми вывозами коренного населения в Прибалтику и Германию. Естественно, что пастыри не могли оставить своих пасомых в этих тяжелейших условиях чужбины и несвободы, и миссионеры расширяли поле деятельности, выезжая в Латвию.

Псковский архив почти ничего не говорит об этой стороне служения Псковской миссии, за исключением упоминания в письме девушки-псковитянки, вывезенной на принудительные работы, о том, как их общежитие в Риге посещали православные священники из Пскова124. Гораздо больше материалов по этому вопросу хранится в латвийских архивах. Это и понятно, так как по инициативе и под непосредственным руководством архиеп. Латвийского Иоанна (Гарклава) была "учреждена... “Внутренняя миссия” для обслуживания военнопленных и русских, перемещенных в Латвию"125. После эвакуации Православной Миссии из Пскова зимой—весной 1944 г. некоторые миссионеры включаются в работу "Внутренней миссии" на территории Латвии, продолжая нести апостольский подвиг до последних дней... Именно о. Кирилл Зайц становится начальником "Внутренней миссии" в Шауляе126.

При епархиальном совете в Риге была создана специальная комиссия по делам "Внутренней миссии". В эту комиссию вошли протоиереи Сергий Ефимов (один из пионеров "Православной Миссии в освобожденных областях России"), Николай Смирнов и свящ. Николай Кравченко. Основная цель, которую видели организаторы "Внутренней миссии", — укрепление веры среди узников, "распространение церковной литературы, икон, нательных крестиков и т.п."127 С согласия оккупационных властей устраивались специальные богослужения для военнопленных, для находящихся на принудительных работах и для беженцев. Подобные службы особенно широко практиковались в 1943—1944 гг., когда с приближением линии фронта из Пскова в Прибалтику перебирались десятки тысяч русских беженцев. Известны случаи, когда усилиями православных священников реально улучшались условия жизни, содержания, медицинского обслуживания в лагерях русских переселенцев и военнопленных. Особенно много на этом поприще было сделано уполномоченным по делам "Внутренней миссии" о. Владимиром Толстоуховым, выезжавшим из Риги в лагеря Курземе и Земгале, а также священниками Виктором Перминым и Яковом Начисом, окормлявшими лагерь близ Шкиротавы128. Все они были членами Православной Миссии, которая в этот момент (1944 г.) уже не существовала, а вернее, продолжала действовать в Латвии в новых условиях.

Внутренние проблемы Миссии

Несмотря на неожиданный успех Миссии и на нечеловеческую по масштабам и напряжению деятельность миссионеров-священников, наивно предполагать, что служение Псковской миссии проходило без трудностей и внутренних проблем, а путь миссионеров был усеян розами. Конечно, нет. Ведь и в общинах, основанных апостолами, как и во всяком человеческом обществе, были несовершенства, слабость и грех. Если бы было по-другому, то не были бы написаны и апостольские послания.

Тем более непросто было православным пастырям нести благовестие на оккупированной русской земле. Начало их служения проходило в исключительно трудных условиях: голод, отсутствие нормального жилья, бытовая неустроенность. К этому прибавлялись и последствия атеистической пропаганды: пришлось столкнуться и "с полной утратой веры", и с теми, кто не решался "порвать с прошлым", кто оставался в стороне от возрождения Церкви, с подозрением и недоверием относился "к новым условиям"129.

Да и те, кто уже находился под покровом Матери-Церкви, нуждались в научении, наставлении в вере Христовой, в освобождении от предрассудков, недоразумений и суеверий, которые, возможно, тянулись в церковь еще со времен императорской России. На это указывают соответствующие проповеди и статьи в журнале "Православный христианин", а также циркуляры Управления Миссии к благочинным и ко всем священнослужителям Псковской миссии. В частности, в одном из них священники наставляются, как наилучшим образом пасти "стадо", вверенное им Самим Господом. И первое место здесь уделено тому, что пастырь "наставление в вере и благочестии подтверждать будет примером собственной благочестивой жизни"130. Чтобы учить других, нужно и самим настоятелям "прежде всего и паче всего прилежать... к обучению самого себя, упражняясь в чтении Слова Божия, писаний отеческих и сочинений светских и духовных писателей, полезных к наставлению, "еже в правде"” (2 Тим 3:16). А кроме этого, указан еще целый ряд качеств, без которых невозможно миссионерское служение: "Трезвость, целомудрие, богобоязненность, кротость, терпение, недвоязычие, непритязательность, несребролюбие, нелицеприятие, ласковость и обходительность без лицемерия и притворства"131. Особенный же акцент ставился на полном бескорыстии, священникам не допускалось взимать плату или вознаграждение за обучение детей в приходских школах, совершение таинств, молебнов, освящений и пр. Вышеприведенные требования могут показаться излишне щепетильными и не нуждающимися в таком настойчивом напоминании, так как речь здесь идет о, казалось бы, очевидных для христианского сознания вещах. Однако проблема дисциплины и несоответствия отдельных священнослужителей своему пастырскому, а тем более миссионерскому служению, была насущна для Православной Миссии. Об этом говорят и циркуляры Управления Миссии, и донесения благочинных о ситуации во вверенных им округах. Этому же, кстати, во многом посвящена и монография З. Балевица "Православное духовенство в Латвии 1920—1940 гг." Несмотря на ее тенденциозность, работа эта написана по данным архива Латвийской республики. Автор приводит в ней документы, отражающие не просто халатное отношение служителей культа к своим обязанностям, но и более того — их зараженность пороками и просто антиэтическое поведение. Возможно, это наследие издержек церковной жизни России рубежа XIX—XX веков. Поскольку Латвия вплоть до конца 30-х годов существовала независимо от советской России и смерч "диктатуры пролетариата" обошел стороной и Прибалтику, и находящуюся там православную церковь, то и жизнь внутрицерковная развивалась в ней во многом по принципам, сложившимся в XIX в. Соответственно, и многие характерные церковные недуги, не без которых случилась катастрофа 1917 г., сохранялись в православной церкви Латвии. Потому неудивительно такое пристальное внимание и жесткая требовательность экзарха Сергия и Управления Миссии к духовно-нравственным качествам миссионеров-священников.

Среди последних были и такие, кто не выдерживал экстремальных условий жизни и служения на оккупированной территории и добровольно слагал с себя ответственность за принадлежность к Православной Миссии132.

Были, впрочем, примеры и обратные, когда в приходах богослужения и требы совершались "самосвятами", т.е. "лицами, не имеющими архиерейского посвящения и, следовательно, права священнодействия". О таких случаях предписывалось сообщать благочинным или в Управление Миссии133. Но и помимо такого рода самочиния или авантюризма среди членов Миссии можно было видеть упадок дисциплины, проявление "крайней небрежности... и бессознательного отношения" к совершению дела Божьего134. От этого настойчиво предостерегал экзарх Сергий в своем циркулярном обращении к благочинным. О. Иоанн Легкий (один из благочинных) указывал на то, что порой "народ... стоит выше своих пастырей"135. Это касалось отношения к богослужению, таинствам, требам и вообще к своей пастве. Одно из печальных явлений, о котором упоминает миссионер, — отсутствие должной подготовки священнослужителей к божественной Литургии: "Мне приходилось видеть, как священники на глазах мирян перед совершением литургии в неположенное время сидели за столом с яствами и питием, принимали пищу и напитки, а потом приступали к литургии"136. О. Иоанн замечает, что подобное небрежение служителей церкви подменяет христианское пастырство грубым чиновничеством137.

Бесспорно, что все эти болезни клира переносились и на прихожан. Например, известно, что на территории Православной Миссии была установлена особая норма дополнительной "выдачи продуктов питания и мануфактуры по случаю церковного бракосочетания, крещения детей и погребения умерших", которые заверялись специальной справкой от священника138. В связи с этим отмечались случаи "кощунственного отношения к таинствам святой Матери-Церкви", когда ради материальных благ могли по несколько раз крестить одного и того же ребенка139.

Оттого и было так важно учить народ "правильному разумению церковных обрядов". Специальным распоряжением Управления Миссии священникам напоминалось, что вступающих в брак (или взрослых, готовящихся к таинству Крещения) нужно "испытывать: знают ли они догматы веры, молитву Господню и заповеди; при крещении же — малолетних и иноверных восприемников не допускать, в противном случае внушать, чтобы по крайней мере один из них был возрастной и православный"140. В этом напоминании видна забота Миссии о сознательном и серьезном отношении христиан к святым таинствам. Это была попытка Православной Миссии подчеркнуть приоритеты духовной жизни и исправить некоторые ее негативные явления, накопленные в Русской церкви за последние столетия.

Отношения Миссии с разными слоями населения и внешние трудности

В начале работы упоминалось о том, как со слезами на глазах, с радостью, благодарностью и любовью принимали миссионеров-священников летом 1941 г. верующие псковичи. Именно усилиями и трудами простых людей ремонтировались храмы, собирались вещи для детских приютов и школ, продукты и теплая одежда для военнопленных. Нередко на помощь миссионерам приходили люди не только не церковные, но порой и неверующие — те, кто только начинал свой путь к Богу. Советские инженеры и врачи, учителя и служащие трудились бок о бок с верными христианами и их пастырями. Они также восстанавливали храмы, участвовали в организации приютов для сирот, в делах милосердия (помощь нуждающимся и военнопленным). Подвиг и горение деятелей Православной Миссии не оставил равнодушными тех, кого принято называть советской интеллигенцией. Через свое участие в делах Миссии эти люди открывали для себя новое бытие, наполненное любовью к ближнему и любовью к Творцу. Для многих это был своеобразный предогласительный период, за которым следовало их воцерковление. "С этими "кандидатами в партию" у меня сложились самые лучшие отношения, и... они мне очень помогали..." — так об этом вспоминал о. Алексей Ионов141. Было бы нечестно умолчать о тех, кто оставался в стороне от религиозного подъема, кто не мог так скоро избавиться от груза советской идеологии. Но даже со стороны этих граждан отношение к миссионерам было "или самое доброжелательное, или самое корректное" и никто из "подсоветских людей" не позволил себе сказать по их адресу нечто оскорбительное142.

Гораздо сложнее складывались отношения Православной Миссии с завоевателями русской земли. Однако при всей сложности хочется отметить, что со стороны православных священнослужителей Псковской миссии "...никакого восхваления Гитлера... не было, и к СД Церковь имела лишь то отношение, что была у него под наблюдением"143. То, о чем свидетельствуют очевидцы, никак не вяжется с устоявшимся в исторической науке советского периода взглядом на Православную Миссию как на пособницу немецких спецслужб.

Как очень верно отмечает о. Алексей Ионов, если бы Миссия получила от немецких властей какие-то специальные инструкции и тем более их выполняла, то "вряд ли наша Миссия состоялась" бы и имела такой успех. Наивно думать, что православный русский человек не почувствовал бы фальши и неискренности, исходящей от пастырей, и не оставил бы их после этого в пустых стенах церквей. Конечно, немецкое командование имело относительно православной церкви далеко идущие планы (об этом подробнее писала О.Ю. Васильева в статье "Жребий митрополита Сергия Воскресенского"), и в том числе благодаря этому экзарху Сергию было позволено начать миссионерскую работу на территории, контролируемой немецкими войсками. Действительно, поначалу некоторая помощь со стороны нового "кесаря" псковским миссионерам оказывалась: им были выданы специальные удостоверения и хлебные карточки, в храмы из музеев возвращались богослужебные книги, иконы, церковная утварь, для приютов городскими властями выделялись топливо, овощи, хлебные карточки. Однако постепенно это подчеркнуто лояльное отношение оккупационных властей начинает меняться. По-видимому, немцы были напуганы невиданным размахом миссионерской работы и главное — ее плодами: сплочением русских людей под покровом Церкви, их твердостью, мужеством и верой. На это "новые хозяева" жизни никак не рассчитывали, ведь "Миссия не стала орудием контроля над русскими людьми, но, напротив, возвращая их к Церкви, укрепляла и поддерживала в условиях оккупации"144. Экзарх Сергий и вообще деятели Миссии, начиная работу в Пскове, по отношению к немцам руководствовались принципом "из двух зол выбирай меньшее". А что немцы — это зло, никто из членов Миссии не сомневался. Максимально используя предоставленную возможность для проповеди Евангелия, для возвращения людей в Церковь, никто из миссионеров не питал "никаких симпатий к завоевателям "жизненного пространства" нашей Родины"145. Это утверждение отнюдь не голословно. В пропагандистских целях немецкое командование устроило торжественную передачу Псковскому кафедральному собору Тихвинской иконы Божией Матери, привезенной оккупантами из Новгорода. На соборной площади при стечении всех православных города Пскова, в присутствии представителей немецкой комендатуры происходило это торжество. Оно началось словом о. Георгия Бенигсена. С дерзновением, присущим молодости, он говорил о подвиге св. Александра Невского, освободившего Псков и Новгород от иноземного нашествия, в том числе и от немецких рыцарей из Тевтонского ордена.

Уже не раз упоминавшемуся о. Алексею Ионову приходилось выдворять из храма немецких солдат, часто приходивших во время богослужения в головных уборах, отстаивать в штабе дивизии право совершать богослужения по юлианскому календарю, вопреки директиве из штаба Розенберга, предписывающей церкви на оккупированных территориях перейти на новый стиль, принятый в "Великой Германии"146.

Во время отпевания заживо сожженной русской семьи о. Алексей обратился к рыдающим людям, собравшимся вокруг своего пастыря в горькую минуту. Он обличал страшные преступления, которые становились нормой в так называемой "Новой Европе". "Если мы будем молчать об этих преступлениях, камни будут вопиять к небу!" — "С такой Европой нам не по пути!" — так закончил о. Алексей свою проповедь "среди слез и рыданий, наполнивших храм"147. Эти скудные примеры показывают, что миссионеры до конца и в любых ситуациях были со своим измученным, многострадальным народом, не "курили фимиам, захлебываясь от восторга", добиваясь снисхождения и лояльности у немецких властей148.

Чем успешнее развивалась деятельность Миссии и чем хуже складывалось положение немецкой армии на фронтах, тем напряженнее становились отношения экзарха Сергия и Псковской миссии с немецкими оккупантами. Немцы усилили слежку за миссионерами, не брезгуя мелкими провокационными актами149. В последние месяцы существования Псковской миссии ее положение еще более ухудшилось. Так, в Никандровой пустыни (под Псковом) немцами был убит ее настоятель — иеромонах Андрей Тишко, направленный в монастырь через Миссию150. К этому времени относятся акты осквернения и разрушения храмов немецкими оккупантами. Да и убийство экзарха Сергия в апреле 1944 г., по единодушному мнению исследователей, было подготовлено и осуществлено агентами гестапо151. Тем самым немецкие спецслужбы невольно подтвердили провал своих планов сотрудничества с Православной Миссией. Физическое устранение "несговорчивого" митрополита ставит точку в неудачных попытках немецких властей "приручить" Православную церковь.

Все же, несмотря на эти внешние трудности служения и жизни членов Миссии, препятствий для миссионерской работы, катехизации, евангелизации со стороны новых властей не было. Наверное поэтому по сравнению с советской властью захватчики были злом "меньшим". В отношениях Миссии с немецкими властями есть удивительные примеры, может быть, несколько противоречащие тому, о чем говорилось выше. Речь идет о благодарностях, которые приходили экзарху Сергию и в Управление Миссии от властей из разных уголков территории, окормляемой Православной Миссией. В этих посланиях отмечались самоотверженные труды миссионеров по восстановлению церковных дел. Почетом и уважением "не только среди верующих, но и у германского командования" пользовались о. Иоанн Легкий в Гдове, островской благочинный о. Алексей Ионов, настоятель Петропавловской церкви о. Алексей Азиатский152. Как же такое могло произойти? Это можно объяснить, если вспомнить, что Слово Божие доступно для всех, оно предназначено для каждого (даже если этот человек нам неприятен или наш враг), и Господь может призвать любого человека, открыв ему Свою Любовь, т.е. Самого Себя. Думаю, этого никогда нельзя забывать.

Факт таких засвидетельствованных благодарностей говорит о пламенном горении духа подвижников Православной Миссии, которое не могло оставить равнодушными даже людей, далеких от православия, от русской культуры, от бед нищего и голодного народа. Настоящая христианская миссия — Миссия Священная. Она обращена ко всему творению, когда для ее служителей уже нет барьеров социальных, национальных, политических, когда действуют не человеческие законы мира сего, но благодать Божия.

При этом нужно отметить один из недостатков в исторических исследованиях, когда за общей и удобной терминологией теряется человеческая личность и многое сводится к обобщениям. Я уже указывал на неоднородность священников Православной Миссии, на их порой разное отношение к служению, к пастве. Подобным образом нужно подходить и к представителям оккупационных властей, солдатам и офицерам. Каждый из них уникален (как и любой человек), имеет свои достоинства и недостатки, свою меру образованности, культуры, этического сознания, наконец, душевных качеств. В воспоминаниях о. Алексея Ионова говорится и о зверских преступлениях немцев, и о тех, кто сочувственно относился к миссионерам, уважая религиозные чувства русского народа, и если не оказывал явной помощи, то и не препятствовал церковному возрождению и не усугублял и без того тяжелое положение мирного населения.

В мемуарах о. Алексея Ионова есть упоминание и о своеобразных экуменических контактах миссионеров с немецкими пасторами, прибывшими в Псков в 1941 г. вместе с армейскими подразделениями Вермахта. Встречи эти носили случайный характер. Пастор с Эльбы, облаченный в военную форму, зашел в Управление Миссии, чтобы познакомиться с псковскими миссионерами. Оказалось, что он давно интересовался православием. После долгой беседы на религиозные темы "он упросил спеть ему несколько православных песнопений", а в ответ пропел "ряд старинных хоралов". Другого пастора миссионеры встретили "в Свято-Троицком соборе, с изумлением наблюдавшего общую исповедь двухсот—трехсот человек"153.

Реакция на деятельность Православной Миссии со стороны партизан также не была однозначной. Известен случай, когда миссионер был убит партизанами по дороге из района в Псков154. Из переписки Православной Миссии со священнослужителями можно получить информацию о том, как в деревнях, селах складывались отношения миссионеров с партизанами. В одном из писем священник обращается к начальнику Миссии с просьбой перевести его на другое место, беспокоясь за свою жизнь в связи с притеснениями и угрозами в свой адрес со стороны местной партизанской группы155.

"Безоружные, беззащитные, оградясь только силою Животворящего Креста", православные миссионеры ехали на служение в дальние глухие районы, понимая, что встреча с партизанами хорошего не обещает. "Им не втолкуешь, что мы проповедуем Христа Распятого. Мы на этой стороне — значит, враги. Людей, исколотых штыками партизан, мы хоронили неоднократно."156 Так описывает о. Алексей Ионов восприятие Миссии партизанскими отрядами в окормляемом им округе... Однако как в отношениях с немцами, так и здесь не было однозначности. Об этом писал начальник Миссии прот. Кирилл Зайц: "По словам одних, партизаны считают священников врагами народа, с которыми стремятся расправиться. По словам других, партизаны стараются подчеркнуть терпимое и даже благожелательное отношение к Церкви и, в частности, к священникам". Так, из доклада о. Владимира Толстоухова стало известно, что командир одного из партизанских отрядов "побуждал крестьян к усердному посещению церкви, говоря, что в советской России церкви дана теперь полная свобода..." Нередко партизаны "строго следили, чтобы в проповедях священнослужителей не было каких-либо выступлений против советской власти", ведь именно ее представителями осознавали себя члены партизанского подполья на оккупированной территории157.

Положительные примеры таких отношений и даже покровительство некоторыми подпольными группами священников и их приходов было возможно еще и благодаря талантливости проповедников-миссионеров, их самоотверженному труду и, наконец, их близости, заботе и любви к местному населению. Настоятели приходов нередко пользовались большим авторитетом и доверием своей паствы, в большинстве состоящей из женщин, стариков и детей. Это доверие и уважение к пастырям, возможно, передавалось их отцам, братьям, мужьям, тем, кто участвовал в местном движении сопротивления. О контактах же партизанского подполья и мирного населения сегодня хорошо известно. Этим объясняется хорошая осведомленность партизан о том, что происходило в оккупированных городах, селах, деревнях, в том числе и в области церковной жизни. Случаи лояльного отношения партизанских отрядов к православной церкви на оккупированной территории являются не только отражением перемен в политике советского государства по отношению к РПЦ с 1941 г., но и плодами апостольского подвига Псковской миссии. Ведь слово Божие произносится для всех, и отклик на него может родиться в любом сердце. Вот поэтому уважение и доверие, которое справедливо заслужили члены Православной Миссии, неся в мир благовестие Христово, могли возникнуть и среди немецких воинов, и среди вчерашних советских материалистов, и в партизанских формированиях, и среди детей и молодежи. Это еще одно подтверждение несомненного успеха, которого достигла Православная Миссия в 1941—1944 гг. С другой стороны, слежка, постоянный контроль и каждодневные опасности, подстерегавшие миссионеров как со стороны немецких оккупантов, так и со стороны партизанского подполья, свидетельствуют о "неотмирности" этого православного миссионерского движения. Во все времена истинных пророков и апостолов мир преследовал, и одни из них были убиты, а другие изгнаны (Лк 11:49). Это подчеркивает истинно церковный характер Псковской миссии. Она — предвестник грядущего Царства Небесного. С наступлением Его Господь "упразднит всякое начальство и всякую власть и силу" (I Кор 15:24), и поэтому в служении Слову Христову безрассудно опираться на эту "трость надломленную, которая, если кто опрется на нее, войдет ему в руку и проколет ее" (4 Цар 18:21).

Именно так относились православные миссионеры к власти кесаря, независимо от того, в какие цвета она была окрашена (в красный или коричневый). В подтверждение этого звучат слова о. Георгия Бенигсена: "Мы уже давно видели надвигавшийся крах Германии, но это нас не касалось. Мы отовсюду уходили последними, делая до конца свое дело с неослабевающей упорностью, зная, что наше дело — дело Христовой победы"158.

Отношения с Московской патриархией

Один из важных, но менее проясненных вопросов в истории "Православной Миссии в освобожденных областях России", — это отношение к ее деятельности со стороны Московской патриархии. В начале работы отмечалось, что организатор Псковской миссии экзарх Сергий до конца своей жизни не выходил из канонического подчинения патриаршему местоблюстителю митр. Сергию. И это явилось своего рода условием для успешного служения Миссии. Однако о реакции православной Москвы на возрождение церковной жизни в оккупированных районах северо-запада России известно очень мало. Так, в сентябре 1942 г. глава РПЦ митр. Сергий (Страгородский) обратился к архиереям северо-западных территорий СССР, оказавшимся в оккупации, с требованием "немедленно принять все меры к исправлению допущенного ими уклонения от линии поведения, обязательной для архиереев, состоящих в юрисдикции Московской Патриархии"159. Очень трудно комментировать этот документ. Что подразумевали в Патриархии под "уклонением"? Понятно, что в тяжелых условиях военного времени, когда все связи Москвы с епархиями, оказавшимися по ту сторону фронта, были утрачены, вполне вероятна весьма слабая осведомленность, а возможно даже и искаженность фактов о жизни Православной Миссии, поступавших к патриаршему местоблюстителю. Я могу лишь предположить, что именно могло повлиять на негативное восприятие Московской патриархией деятельности митр. Сергия (Воскресенского). Возможно, таким раздражающим фактором явился нескрываемый антикоммунизм экзарха Прибалтики и некоторых членов Миссии, — на это ссылались исследователи160. Эти нотки можно услышать в обращениях Управления Миссии и самого митрополита. Он подчеркивал, что "прежде всего надо преодолевать "большевизм" в сердцах людей"161. Руководство Псковской миссии отмечало как насущную задачу уничтожение плодов и корней коммунизма. А знаменитое послание патриаршего местоблюстителя русскому народу от 22 июня 1941 г. по мнению митр. Сергия (Воскресенского) либо им не подписывалось, либо он подписал его "под страшными угрозами, желая спасти вверенное ему духовенство от полного истребления"162. Но все же владыка настоятельно рекомендовал "читать это послание в приходах вдумчиво и внимательно..."163 Кроме того, экзарх подчеркивал, что церковь не должна становиться орудием политической и классовой борьбы, а вера христианская не может ставиться в зависимость от того или иного режима164. Значит, этот антикоммунизм у православных миссионеров не был их политической или партийной ориентацией, но заботой о пробуждении душ русского народа, во многом отравленных большевистской пропагандой.

Православная Миссия, в связи с отсутствием коммуникаций с центром, никакой помощи, да и просто поддержки от Московской патриархии не получала, тогда как православные церкви в Прибалтике и Польше оказывали помощь псковским миссионерам. Из Польши присылали книги, из Риги приходили продукты, учебники, богослужебные книги, церковные облачения165.

* * *

Подводя итоги, нельзя опустить вопрос определения типа Православной Миссии. Известно, что христианская миссия бывает двух типов — внутренняя и внешняя. Внутренняя миссия действует внутри формальных, официальных границ церкви. Она обращена к тем, кто является членом церкви по факту крещения, но без серьезного научения в вере, без глубокой евангелизации, оставаясь так называемым "младенцами во Христе"166. Это особенно актуально в современной церковной ситуации в России.

Внешняя миссия — это всякая миссия, обращенная к находящимся вне границ Православной церкви, ко всем неправославным, начиная с атеиста и язычника и кончая раскольником и христианином другой конфессии, независимо от того, ведется ли эта миссия внутри или за границей православного государства. Правда, сам термин "православное государство" для постконстантиновского периода истории христианской церкви уже не актуален, и поэтому территориальное толкование типов миссии сегодня неоправданно. Хорошей иллюстрацией этому служит история Псковской миссии. Первые миссионеры, прибывшие в Псков в августе 1941 г., оказались в ситуации, чем-то напоминающей положение посланников Православной церкви, просвещавших инородцев на окраинах Российской империи. Советскую Россию христианским государством никак не назовешь, ведь к началу войны на псковской земле не звучала церковная молитва, не слышны были слова христианской проповеди, открытое исповедание веры, как правило, влекло гонения, аресты, мученичество. Понятно, что эти условия характерны для внешней миссии.

Однако не стоит совершенно забывать и о том, что именно псковские жители в числе первых на русской земле услышали слова Благовестия Христова. До октябрьского переворота 1917 г. Псков, наряду с Новгородом, являлся жемчужиной православия: множество древних храмов и богатых монастырей, традиционные всенародные празднования, торжественные многодневные крестные ходы, пышные архиерейские службы, обилие обрядов, обычаев православной жизни. Весь этот блеск сокровищ, накопленных православной традицией за почти тысячелетнюю историю христианства на Руси, еще очень хорошо помнили теперь уже советские люди старшего поколения. Помнили, а некоторые и надеялись, что вновь засверкает позолота куполов, запоют колокола, а в храме прозвучит возглас священника. Они продолжали оставаться членами Церкви во все годы большевистского лихолетья. Именно они слезами радости и благодарности встречали членов Миссии. Силами этих христиан возрождались храмы, оживали приходы, они же порой помогали своим пастырям в миссионерском служении и каритативной деятельности. Поэтому христианская миссия времен оккупации во Пскове носила и внутренний характер, так как была обращена к верным христианам, еще сохранившимся в условиях атеистического государства. Но и среди тех, кто чаял возрождения православной церкви и сразу же влился в труды по ее восстановлению, были разные люди. Не секрет, что проблема христианского просвещения была насущна для русского православия во все времена. Еще острее вопрос евангелизации встал в годы действия "Православной Миссии в освобожденных областях России" с центром во Пскове. Евангелизация как раз и является составной частью внутренней миссии167. Итак, псковская миссия была одновременно и внутренней, и внешней.

Митр. Сергий (Воскресенский), экзарх Прибалтики, явился организатором Миссии. Он понимал, что, несмотря на церковную разруху, в этом крае корни духовной жизни сохранились и при благоприятных условиях дадут молодые побеги. Поэтому главной целью перед миссионерами вставало возрождение некогда угасшей церковной жизни.

Конечно, церковная жизнь невозможна без восстановленных храмов, без святых икон, свечей, разнообразной храмовой утвари, облачений (изготовлением этих предметов христианского культа и их распространением занимался хозяйственный отдел при Управлении Миссии), однако в истинном возрождении духовной жизни главное место занимает проповедь слов божественной Истины, особенно для тех, кто с ними еще не встречался. Отсюда особенный акцент был поставлен на миссионерской работе с молодежью и детьми. Эти юные члены Церкви должны были стать ядром духовной жизни в новых условиях. Из них готовились миссионеры для христианской работы в молодежной среде. Кроме этого, для полного обеспечения Православной Миссии кадрами священников-миссионеров в г. Вильно были открыты Богословские курсы. Специальная подготовка священников для Миссии и воспитание кадров для миссионерского служения из среды подростков и молодежи являются первыми ростками того, что при дальнейшем развитии Миссии логически должно было стать настоящим христианским катехуменатом. Кроме этого, новая черта Православной Миссии заключалась в широком использовании современных средств в деле проповеди. Впервые в России для этого используется радио, именно священником Псковской миссии.

Помимо этого велась громадная работа, требующая нечеловеческих усилий: "Мы делали все, что могли. Открыли сотни приходов, окрестили десятки тысяч некрещеных детей, подростков и взрослых. Открывали церковные приюты, детские сады и приходские школы. Вели огромных размеров катехизацию, несли проповедь Евангелия в каждый доступный нам уголок... организуя церковные союзы, содружества, сестричества и братства"168.

Можно вспомнить лишь один пример, описанный о. Алексеем Ионовым, когда за совершаемой им литургией несколько сот человек приобщалось святых Христовых Тайн169. Сегодня, когда Православная церковь в Пскове находится в несравненно лучшем положении, чем во время немецкой оккупации, подобное нельзя увидеть ни в одном из псковских храмов. Необычайный духовный подъем, вызванный деятельностью Псковской миссии в 1941—1944 гг., отметил даже советский историк З. Балевиц, хотя и объяснял это тем, что "церковники" ловко использовали крайне тяжелое положение народа, увлекая его в свои сети. Бесспорно, что тяготы военного времени не могли не отразиться на состоянии русского человека, и не в последнюю очередь — на его состоянии внутреннем, духовном. Я думаю, что предыдущие годы советской власти, наполненные разрухой, голодом, террором, не избаловали советских граждан сытой, устроенной жизнью. Возможно, благодаря этому в сердцах людей, вопреки разгулу атеизма, еще сохранились упование и вера Господу. Это отмечали и труженики Миссии. В этом есть некоторая закономерность: нередко мирная, обеспеченная жизнь убаюкивает душу человека, угашает в нем горение Духа, делает творение забывчивым и неблагодарным к своему Творцу. Только "тесные врата" ведут в Небесное Отечество, и лишь потрясения личного характера или масштаба государственного, общественного могут вывести из духовной спячки народ Божий. В подтверждение этому можно привести целую книгу Ветхого завета — книгу Судей, которая во многом построена на этой закономерности. Тогда, пожалуй, духовный подъем в Пскове в годы войны вряд ли вызван коварной хитростью православного духовенства, но скорее тем, что душа человеческая все же “по природе христианка” и рано или поздно, при определенных условиях, это себя и проявляет.

Не случайно то, что тон в Псковской миссии задавали миссионеры, окончившие Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже, и те, кто активно общался в довоенные годы с деятелями Русского христианского студенческого движения в Прибалтике и через это обогащался новым опытом. Центр Движения также находился в Париже, который являлся центром русской православной диаспоры. Это был небольшой осколок Русской православной церкви, оказавшейся в уникальных условиях — "на свободе от гонений и от государственных подачек", давления со стороны "кесаря", которое церковь переживала на протяжении всей истории христианства. Русская эмигрантская церковь во Франции видела своей целью не только сохранение тех духовных ценностей, которые уничтожались в советской России, но и обретение новых ценностей — "духовной свободы, обращенности к миру, к духовным вопросам, его раздирающим, к культуре, науке, искусству, новому быту"170.

В похожей ситуации действует и Псковская миссия, хотя здесь условия были более трудные, чем во Франции в 20—30 гг. Каждый шаг миссионеров находился под пристальным вниманием германских спецслужб. Однако препятствий в деле проповеди и катехизации не было, и поэтому Православная Миссия могла использовать и тот опыт, который уже приобрела Русская церковь в эмиграции. Несмотря на внешние трудности, материальную стесненность, порой ограниченность физической свободы, наиболее активные деятели Миссии являлись настоящими носителями духа свободы. Этот дух Христос дает Своим ученикам, исполняющим Его заповеди (от апостола Павла до христиан двадцатого века), в том числе и главную из них — о проповеди Благовестия в мире. Благодаря духу свободы и стал возможен подъем церковной жизни и успех православной миссии на северо-западе России времен оккупации. Возможно, именно этой свободы так не хватало Русской православной церкви синодального периода, когда "Христова истина подменяется бесчисленными правилами, канонами, традициями, внешними обрядами. За счет внешнего роста и внешней пышности умаляется внутренняя жизнь и подвиг"171.

Успех Псковской миссии стал возможен именно благодаря напряженной внутренней жизни и подвигу апостольского служения священников-миссионеров. Некоторые из членов Православной Миссии и после выезда за границу продолжали служение Слова, всем сердцем оставаясь с Родиной, с русским народом. Например, о. Георгий Бенигсен в течение нескольких лет выступал на радио "Свобода" с проповедями для жителей России. А прот. Кирилл Зайц, находясь в сталинском лагере, в далекой Карагандинской области, не оставлял попечения о своих духовных детях, оставшихся в Пскове, поддерживая и наставляя их в своих письмах. Опыт Псковской миссии, духовная закалка, полученная в тяжелых военных условиях, послужили мощным импульсом всех последующих лет жизни миссионеров. Те, кто остался в Прибалтике, были арестованы, осуждены и сосланы в лагеря. "Это мученики Миссии. Своим подвигом они свидетельствуют всему миру, что Миссия творила подлинно церковное дело"172, за которое одни "...погибали от пуль большевистских агентов, других арестовывало гитлеровское гестапо"173.

Надеюсь, что придет время, когда имена деятелей Псковской миссии будут известны всей Православной церкви, а не отдельным лишь церковным историкам. Церковное признание их апостольского подвига (а отсюда — и наша молитвенная память о них), изучение их опыта христианского просвещения в России как раз сегодня может быть особенно важно и необходимо для учеников Христовых, призванных к проповеди Евангелия.

Январь 1999 г.

*Начало см. “Православная община”. № 55. С. 69—89

Примечания

91 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 1, л. 13.

92 Балевиц З.В. Указ. соч. С. 42.

93 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 1, л. 13.

94 Балевиц З.В. Православное духовенство в Латвии 1920—1940. Сб. документов. Рига, 1962. С. 8.

95 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 3, л. 14.

96 Там же.

97 Там же.

98 Там же.

99 Жадан П.В. Русская судьба: Записки члена НТС о гражданской и второй мировой войне. Нью-Йорк, Посев, 1989. С. 160—161.

100 Там же. С. 160.

101 Там же. С. 107.

102 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 6, л. 1.

103 Там же, д. 3, л. 14.

104 Там же.

105 Там же.

106 Жадан П.В. Указ. соч. С. 161.

107 Балевиц З.В. Православная церковь Латвии под сенью свастики (1941—1944). Рига, 1967. С. 35.

108 Там же. С. 35.

109 Жадан П.В. Указ. соч. С. 168.

110 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 1, л. 27.

111 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. 1955, № 55. С. 12—13.

112 Там же. С. 14.

113 Там же.

114 Там же. с. 15.

115 Там же. 1955, № 52. С. 12.

116 Там же. С. 14.

117 Там же.

118 Балевиц З.В. Указ. соч. С. 36.

119 Прот. Алексей. Ионов. Указ. соч. 1955, № 52. С. 11.

120 Там же. С. 12.

121 Там же. 1955, № 53. С. 18.

122 Там же.

123 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 3, л. 1.

124 Там же, д. 19, л. 16.

125 Балевиц З.В. Указ. соч. С. 62.

126 Плюханов Б.В. РСХД в Латвии и Эстонии. ИМКА-ПРЕСС, 1993.

127 Балевиц З.В. Указ. соч. С. 62.

128 Там же. С. 67.

129 Там же. С. 31.

130 ГАПО, ф. 1б33, оп, 1, д. 1, л. 27.

131 Там же, л. 27.

132 Там же, д. 2, л. 27.

133 Там же, д. 4, л. 4.

134 Балевиц З.В. Указ. соч. С. 72.

135 Там же. С.74.

136 Там же. С.73.

137 Там же. С.75.

138 Там же. С. 58.

139 Там же. С. 66—67.

140 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 1, л. 27.

141 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. 1955, № 52. С. 12.

142 Там же. 1955, № 54. С. 16.

143 Жадан П.В. Указ. соч. С. 168.

144 Прот. Георгий Бенигсен. Указ. соч. С. 228.

145 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. 1954, № 50, 12.

146 Там же. 1955, № 54. С. 17—18.

147 Там же. С. 18—19.

148 Балевиц З.В. Указ. соч. С. 43—44.

149 Прот. Георгий Бенигсен. Указ. соч. С. 236.

150 Балевиц З.В. Указ. соч. С. 55.

style='font-family:TimesET'>151 Это не совсем точно. Есть мнение, что убийство экзарха было организовано Москвой.

152 Там же. С. 36—37.

153 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. 1954, № 51. С. 14.

154 Прот. Георгий Бенигсен. Указ. соч. С. 231.

155 ГАПО, ф. 1633, оп. 1, д. 2, л. 38.

156 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. 1955, № 52. С. 15.

157 Васильева О.Ю. Указ. соч. С. 23.

158 Прот. Георгий Бенигсен. Указ. соч. С. 237.

159 Васильева О.Ю. Указ. соч. С. 20.

160 Раевская-Хьюз О. О Псковской Миссии//Прот. Г. Бенигсен. Не хлебом единым. Москва—Клин, 1997. С. 228.

161 Балевиц З.В. Указ. соч. С. 56.

162 ГАПО. ф. 1633, оп. 1, д. 4, л. 6.

163 Васильева О.Ю. Указ. соч. С. 25.

164 Там же. С. 24.

165 Раевская-Хьюз О. Указ. соч. С. 231.

166 А. (Ленинград) (Свящ. Георгий Кочетков). Крещение Руси и развитие русской миссии//Вестник РХД. 1989, № 156. С. 7.

167 Там же. С. 7.

168 Прот. Георгий Бенигсен. Не хлебом единым. Москва—Клин, 1997. С. 237.

169 Прот. Алексей Ионов. Записки миссионера. (Псковская Миссия)//По стопам Христа. 1955, № 52. С. 15.

170 Мать Мария (Скобцова). Настоящее и будущее церкви//Православная община. 1996, № 31. С. 47—48.

171 Там же. С. 46.

172 Прот. Алексей Ионов. Указ. соч. 1955, № 55. С. 16.

173 Прот. Георгий Бенигсен. Указ. соч. С. 234.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова