"АЛХИМИК"

Историка и философа Льва Платоновича Карсавина влекло на Родину с 1922 года, когда он с семьей и еще двумястами светлейшими умами России, учеными и академиками, на "философском корабле" был вывезен на Запад – за свободомыслие.

Карсавин, российский эмигрант, в 1928 принял предложение занять должность в Каунасском университете (Литва). На Родину Л. Карсавин все-таки попал – узником лагеря в приполярной тундре. И остался лежать на безымянном погосте под литерой П-II. Ученики и почитатели Л. Карсавина вознамерились увековечить его память и перевезти останки в Литву, где в Вильнюсе еще здравствует 80-летняя дочь Карсавина. Но Сузанна Львовна ответила несогласием: "Он русский, всегда считал себя русским, хоть и любил Литву. Пусть же он лежит там, куда закинула его судьба…"

Мы ведем рассказ по страницам найденных в Особом архиве Литвы уголовных дел Л. П. Карсавина и его старшей дочери Ирины Львовны.

Первый донос на профессора Вильнюсского университета (из Каунаса он переехал в Вильнюс) Л. Карсавина поступил в НКВД 6 июля 1940 года – в первые дни установления советской власти в Литве. "Источник" по прозвищу "Прямой" сообщил, что "в своих лекциях Карсавин делает выводы, противоречащие основам марксизма-ленинизма".

Донос этот открывает список политического компромата на профессора Л. Карсавина, отфильтрованного из множества сообщений агентов, составивших "дело-формуляр" под кодовым названием "Алхимик".

С октября 1944 доносы на "Алхимика" после аргументированного и категорического отказа Карсавина стать "сексотом" и "агентишкой" стали аккуратно приобщаться к заведенному "наблюдательному делу".

Агенты "Платонас" и "Спецкор", вхожие в дом Л. Карсавина, сообщают о связях Льва Платоновича с "контрреволюционной интеллигенцией".

Бдительность "спецкоров" и их сигналы возымели действие. Срабатывают тайные пружины управления – и профессор Л. Карсавин увольняется из университета. На каком основании? – "Поскольку его преподавание носило антисоветский характер, а его миросодержание (так в деле, очевидно, вместо "мировоззрение". – И. А.) – фашистско-буржуазное."

Но это был только первый звонок. Казалось, еще не все потеряно. В январе 1945 года старые друзья помогают профессору Л. Карсавину устроиться заведующим кафедрой истории искусств в Государственный художественный институт. Вскоре Высшая аттестационная комиссия утверждает полученную Л. Карсавиным до революции, еще в Петербургском университете, ученую степень доктора и научное звание профессора.

В заявлении министру высшего образования СССР, непосредственно которому подчинялся ВГУ, Л. Карсавин в декабре 1946 года пишет: "Увольнение свое я считаю абсолютно немотивированным и несправедливым. Марксистом себя не считаю, – откровенно пишет в Москву Л. Карсавин, – но мое мировоззрение не есть идеализм и марксизму не противоречит. Во всяком случае, не противоречит социологической его концепции, которая положена в основание изложения истории в советских университетах. А особенности моего мировоззрения… позволяют мне рассматривать исторический процесс в его материалистическом аспекте и без всяких сделок со своей научной совестью…"

Чекистов сделки с совестью интересовали лишь в практическом смысле: податлив ли ты на их уговоры? Раз не соглашаешься сотрудничать с властями – газеты разнесут о том, что ты – известный белогвардеец и преподавание твое противосоветское, вредное. Газета "Советская Литва", между прочим, в статье, подписанной проректором ВГУ, упомянула, что Л. Карсавин вместе с другими профессорами был уволен как "неподходящий для советского университета профессор". Уволена была с работы и преподаватель английского языка Ирина Львовна Карсавина. А вскоре семью Карсавиных постигла новая беда: арест Ирины Львовны.

Следователя прежде всего интересовало все, что касалось работы Ирины Львовны в английском консульстве в довоенном Каунасе. "Кто там занимался разведывательной деятельностью в пользу Англии?" – ставили прямой вопрос. "Об этом я ничего не знаю", – лепетала измученная ночным бдением женщина. "Перечислите всех, имевших связь с чиновниками английского консульства"…

В конце одного из протоколов Ирина Львовна делает приписку: "Разъясняю, что не считаю виной службу в английском посольстве, поскольку я служила исключительно как машинистка, а таковая служба преступлением не является. И. Карсавина".

Немаловажным результатом следствия по делу Ирины Львовны было следующее заключение НКВД: "Расследованием установлено, что отец арестованной, профессор Л. П. Карсавин, находясь за границей, поддерживал связь с реакционными лидерами белой эмиграции: Струве, Милюковым, Вронским (имен этих Лев Платонович ни разу не упоминал на допросах, как увидим ниже. – И. А.) и др. Поместил ряд программных статей в печатных органах евразийцев, выпустил несколько брошюр антисоветского содержания".

Участь Карсавина была решена, но арест почему-то откладывался…

67-летний профессор был взят под стражу 8 июля 1949 года, ровно через год после ареста старшей дочери Ирины. В постановлении на арест указывалось, что, находясь в Париже, он являлся с 1925 по 1928 год «одним из руководителей белогвардейской организации "Евразия", финансировавшейся английской разведкой "Интеллидженс сервис"». С помощью антисоветских организаций внутри Советского Союза они "рассчитывали свергнуть советское правительство и захватить власть в свои руки". Ни больше, ни меньше.

При обыске описали арестованное имущество; запечатали в мешки обнаруженную литературу на иностранных языках (папки с рукописями неоконченных трудов профессора Карсавина не обнаружены и по сей день).

"Чем характерны опубликованные вами книги и филологические статьи?" – спрашивали Карсавина на следствии.

"В своих работах я стремился к синтезму (так в оригинале. – И. А.) материализма с идеализмом, отвергал всякий абстрактный идеализм, в силу чего мои тогдашние трактовки марксист-скими назвать нельзя, они антимарксистские."

"Кто из ваших знакомых участвовал в контрреволюционных заговорах против советской власти? Никто? А вы сами?..

Тогда за что вы были арестованы в 1922 году?" – "Из допросов можно было понять, что я обвинялся в том, что враждебно относился к советскому строю. Но в этом виновным себя я не признал…"

Вскоре капитан ознакомил Л. П. Карсавина с постановлением о предъявлении ему обвинения по статьям 58-4 и 58-10, 1.

"Признаете ли вы себя виновным?"

Профессор Карсавин отвечал: "Виновным себя признаю в том, что после выселения из РСФСР проживал за границей и в 1924–1930 годах участвовал в белоэмигрантском движении евразийцев, но контрреволюционным его не считал. Евразийское движение в период моего участия в нем исходило из признания Октябрьской революции, но отрицало коммунизм (обороты, пожалуй, карсавинские, но переписаны рукой капитана. – И. А.), стремясь заменить его Православием и культурным своеобразием России".

Вместо социалистического строя России евразийцами предлагалось общество без диктатуры пролетариата, основанное на гармоничном сожитии разных классов общества.

«…Связь с евразийством у меня прекратилась в 1930 году. В 1928–1940 годах, работая профессором Каунасского университета, во время буржуазного режима в Литве, в беседах со своими знакомыми, фамилий которых сейчас не помню, допускал резкую критику советской действительности, но не считал это антисоветской агитацией.

Полученные в 1946 году от Сувчинского (моего зятя) французские книги (3-4 номера журнала "Новые времена") прочел, никому не передавал. Из содержания журнала помню, что там в одной из статей давалось идеалистическое толкование марксизма.

Антисоветской агитации среди своих знакомых я не проводил. На советский строй не клеветал. Работая преподавателем Вильнюсского университета в 1944–1949 годах, в своих лекциях реакционно-идеалистического мракобесия я не излагал.»

Следователь записывал со слов Карсавина: «Движение евразийцев возникло в 1920 г. в Болгарии в связи с появлением книги "Европа и человечество" князя Николая Сергеевича Трубецкого. Он утверждал, что в мире существует не только романо-германская культура (западная), что и русская культура тоже представляет собой самостоятельную ценность, которую надо отличать и противопоставлять европейской.

Эту мысль подхватил проживавший тогда в Софии эмигрант Савицкий Петр Николаевич. Он стал доказывать, что Россия и с географической точки зрения представляет собой особый мир: природные условия и естественные богатства, единство культурно-экономических и социальных условий (в "деле" – "социалистических". – И. А.), культурное, экономическое и политическое самодовление.

Затем последовала брошюра князя Трубецкого "Наследие Чингис-хана" под инициалами ИР, что означало "Из России". Там доказывалось, что своеобразие русской культуры связано исторически с Азией не менее, чем с Европой и Византией, что она является наследницей Средне-Азиатской империи Чингис-хана.

Из этих книг выяснялось, что Россия представляет собой особый культурный мир, название которому – Евразия – присвоил С. Н. Савицкий.

В Софии образовалось издательство евразийской литературы. Занимался этим Сувчинский, впоследствии женившийся на моей дочери, – рассказывал допрашивавшим профессор Л. П. Карсавин. – К сотрудничеству с издательством были привлечены эмигранты Садовский, Георгий Вернадский (сын известного академика), Георгий Васильевич Флоровский, в настоящее время он является священником Русской Православной Церкви в Париже. Это издательство в дальнейшем выпустило евразийские сборники статей "Исход к Востоку" и "На путях". В них подчеркивалась самобытность русской культуры, выдвигалось Православие как ее основа, подчеркивалось отрицательное отношение к западноевропейской культуре и католицизму.

Все темные стороны русской истории, по мнению евразийцев, объяснялись европеизацией, т. е. вмешательством иностранцев в русские дела…»

Интересен эпизод, о котором профессор упомянул, видимо, по причине его давности и потому безопасности для фигурантов.

"… Помню, по возвращении из Советского Союза в Париж Савицкий рассказывал, что, будучи нелегально в Москве (стиль оригинала, т. е. автора протокола д-проса. – И. А.), в честь его приезда было тайно отслужено богослужение, и что он от Местоблюстителя патриаршего престола Петра Крутицкого получил благословение на дальнейшую деятельность евразийского движения за границей. Подробностей этого разговора по этому вопросу не помню".

На изматывающих ночных допросах чаще всего "выбивались" показания, компрометирующие друзей, коллег. Надо было ответить, не сказав ничего лишнего.

В "деле" Карсавина чекистами даны следующие характеристики людям, с которыми он был знаком. Это – ученые, составляющие гордость философской мысли. Характеристика профессора Петербургского университета Н. О. Лосского, И. И. Лапшина – "философы-идеалисты". Философ и публицист Н. А. Бердяев – "ярый враг советской власти и марксизма-ленинизма". Философ С. Л. Франк – "из кадетов, в своих книгах антимарксистского содержания проповедовал буржуазно-демократическую теорию общества, всецело стоял за сохранение частной собственности" (стиль следователя сохранен. – И. А.). И. А. Ильин – вообще "немец по матери", ярый защитник монархии, "сов. правительством объявлен врагом народа". Аналогичные характеристики на философа Ф. Степуна, ученого-астронома Стратонова, философа Б. П. Вышеславцева и др.

Все годы немецкой оккупации Вильнюса Карсавины никуда не выезжали. Можно себе представить, какой для них радостью была возможность после войны поехать на Родину, в Москву, в Ленинград!

"Назовите ваших знакомых москвичей, у кого вы бывали", – настаивает старший лейтенант.

"Побывал у академика Виноградова В. В., он был моим учеником… Был на квартире у бывшей ученицы, профессора Московской консерватории пианистки Юдиной М. Беседовали главным образом о музыке… Зашел в институт истории к своему бывшему сослуживцу по Ленинградскому университету академику Грекову. Но поговорить с ним удалось всего несколько минут, так как он был вызван в Кремль."

Один из последних допросов профессора Л. П. Карсавина длился с 21 до 3 часов и изложен лейтенантом на 20 страницах – он касался каунасского периода жизни ученого.

От профессора Л. П. Карсавина следователь получил ценное признание, которое записал так:

"Преподавая в университете исторические науки, я допускал истолкование теории государства с реакционно-идеологических позиций. Существом государства я признавал не борьбу классов, а волю народа, которая осуществляется через противоречие и борьбу социальных личностей".

"Борьбу с морганистами-менделистами и космополитизмом я рассматривал, – сказал на до-просе Карсавин, – как гонение на науку со стороны коммунистов… Утверждал, что колхозы не приживутся в Литве, так как они убивают у крестьян индивидуальную инициативу… Высказывал и другие антисоветские измышления…"

Особое совещание при министре Госбезопасности СССР вынесло приговор: за преступную связь с белоэмигрантами, пособничество международной буржуазии, а также за хранение и распространение антисоветской литературы Карсавина Л. П. заключить и ИТЛ сроком на 10 лет.

…Когда Льва Платоновича Карсавина везли в декабре 1949 года в товарном вагоне по этапу Вильнюс–Ленинград–Вологда, он был бодр духом и ободрял других. Ехавшие вместе с ним литовцы готовились к медленной гибели от голода и непосильного труда. "Мне легче, – кому-то говорил Карсавин, – я еду на землю своих предков."

Последний документ в уголовном деле Р 11972 – акт о смерти: 20 июня 1950 года врач Мельникова В. И., лечащий врач Сологуб М. Г. и надзиратель Церелунга засвидетельствовали, что в 7 часов 30 минут в центральном больничном корпусе умер заключенный Карсавин Л. П., 1882 г., осужденный по статье 58, части 4 и 10. Диагноз: двусторонний фиброзно-кавернозный туберкулез легких.