Л.Н.Аруева

Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны

К началу

Посвящается

Константину Евгеньевичу Ливанцеву —

герою Великой Отечественной войны

Предисловие

2010 год - юбилейный в истории России, год 65-летия Великой Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.

Основной удар этой войны принял на себя Советский Союз. Война стала для советского народа Великой Отечественной, потому что весь народ встал на защиту Родины. Нашу победу обеспечили героизм и мужество бойцов и командиров Красной Армии, беспримерный трудовой подвиг всех тружеников тыла, военное искусство советских полководцев.

Проходят годы, все дальше в глубь времен уходит Победа в Великой Отечественной войне. Вместе с тем все более значительным предстает уже перед новыми поколениями бессмертный подвиг народа и его Вооруженных Сил, которые спасли мир от фашизма.

По прошествии стольких лет, уже в новом веке, Победа мыслится не только как историческое событие, но и как мощный фактор в настоящем и будущем. Победа нужна нынешним и будущим поколениям как яркий пример беззаветного служения своему Отечеству.

Казалось бы, значение и смысл этой Победы охарактеризованы на века. Однако в последние годы все чаще раздаются голоса, призывающие пересмотреть если не итоги Великой Отечественной войны (это практически невозможно), то само значение Победы, поставить ее под сомнение и, извращая факты, всячески ее умалить и даже обесценить.

Вот почему историки вновь и вновь обращаются к этой теме, в которой, как оказывается даже по прошествии стольких лет, есть малоисследованные страницы.

Одной из таких страниц является участие Русской Православной Церкви в Великой Отечественной войне.

В книге помещены рассказы современников - людей, прошедших войну, для которых ответ на данный вопрос дали не научные исследования, а сама Война.

Одним из таких замечательных людей является Константин Евгеньевич Ливанцев, которому посвящена настоящая книга. В биографии этого человека, как в капле воды, отразилась жизнь героического поколения наших отцов и дедов. Ныне профессор кафедры теории и истории государства и права СПбГУ, выдающийся ученый-юрист.

Он в восемнадцатилетнем возрасте ушел на фронт. Его отец, комбриг Евгений Васильевич Ливанцев, был осужден по политической 58 статье Уголовного Кодекса и умер в лагере заключенных. Это сказалось на судьбе Константина Евгеньевича: ему отказали в зачислении в Военно-морскую медицинскую академию, несмотря на отлично сданные экзамены.

Свое первое боевое крещение он принял в рукопашном бою при обороне Ленинграда в районе Колпино в составе 42-ой Армии Ленинградского фронта и был контужен. После госпиталя вновь вернулся в свою боевую часть.

Бог хранил бесстрашного воина. Константин Евгеньевич рассказывал, как перед отправкой на фронт мать зашила в его гимнастерку маленькую иконку Божьей Матери. Эту иконку он хранит до сих пор…

Пройдя дорогами кровопролитной и жестокой войны, сержант Ливанцев на полях сражений неоднократно проявил героизм и мужество. После очередных ранений и контузий всегда возвращался в свою часть. В конце войны участвовал в битве за Кенигсберг.

Неприступная гитлеровская крепость пала за три дня и капитулировала. В ночь на 10 апреля 1945 года Москва салютовала доблести, отваге и мастерству героев штурма Кенигсберга. В числе победителей был и Константин Евгеньевич. Родина по достоинству оценила его вклад в великую Победу многочисленными боевыми орденами и медалями.

Комендант крепости: генераль дер инфантери Отто фон Лаш в своих мемуарах написал: "…6 апреля русские войска начали генеральное наступление такой мощи, какой мне не доводилось испытывать, несмотря на богатый опыт на востоке и на западе".

Уходят в прошлое годы, но память о героях бессмертна. Историки и политики многие годы спорят о причинах их воли к Победе. Что двигало ими? Любовь к Родине или Вера в Бога! Важно осознать главное - наше настоящее существует благодаря их бессмертному подвигу.

В преддверии наступающего юбилея 65-летия Великой Победы Президентом России Д. А. Медведевым озвучено важное государственное решение, которое направлено на приобщение Церкви к нравственному воспитанию молодежи.

Хочется надеяться, что союз Государства и Церкви на ниве народного просвещения будет долгим, прочным и плодотворным.

Введение Православная Церковь в дни военных испытаний

На каждом богослужении Русская Православная Церковь молится о властях и воинах страны; ежедневно возносит молитвы об упокоении душ всех, положивших на поле брани свою жизнь.

Связь между Церковью и воинством существует издавна. На протяжении многовековой истории России иерархи Русской Православной Церкви духовно окормляли воинов. Русская Православная Церковь благословляла их на ратный подвиг, и в лихую годину это вселяло в них мужество. Во время войн Церковь особенно истово молилась о даровании побед и Божией помощи русскому воинству.

Однако во все времена российской истории Церковь не только молилась о воинах в храмах, но и активно работала в военной среде. Благословляя свою паству на службу в российской армии, Церковь постоянно была рядом с ней.

… Конец XIV века. Переломный момент в русской истории. На поле Куликовом 8 сентября 1380 года сошлись два войска: русское и татаро-монгольское. Куликовская битва стала одним из самых значимых событий в отечественной истории и по праву считается отправной точкой образования нашего государства. Именно здесь началось объединение русских княжеств и других народов вокруг Москвы. Началом же Куликовской битвы принято считать поединок монаха Пересвета с татарским богатырем Темир-мурзой (Челубеем).

Накануне решающей битвы великий князь Дмитрий отправился в Троицкий монастырь за благословением к преподобному Сергию Радонежскому. Преподобный благословил великого князя на битву, предсказав победу над захватчиками, и отправил с ним двух иноков: схимонахов Александра Пересвета и Андрея Ослябю, в прошлом брянских бояр, известных своей богатырской силой. Александр и Андрей до принятия монашеского чина были "известными в сраженьях ратниками, не одно нападение встретившими".

Битва началась поединком двух богатырей. Именно Александру Пересвету выпала честь начинать бой, сразившись с непобедимым Мурзой Челубеем, представителем древней школы единоборств "Бонч-бо". Челубей выиграл 300 поединков, но с духовным богатырем справиться не смог...

Важнейший этап развития взаимоотношений Церкви и армии связан с именем Петра I. В результате церковной реформы Православие приобрело статус государственной религии, а в штатах воинских частей появились священники. Поначалу их стали назначать на боевые корабли военно-морского флота, а позже - и в штаты полков сухопутной армии. Корпус военных священников стал органичной частью российской армии и флота. Морской устав 1720 г. предписывал священникам "в воскресные и праздничные дни, ежели жестокая погода не помешает, литургию отправлять. Также поучение словесное или письменное читать в наставление людям, а в прочие дни - молитвы положенные".

Военное духовенство делило с армией и флотом все тяготы военной службы, помогало не только религиозному, но и нравственному воспитанию воинов, укреплению патриотизма, верности долгу. В военное время полковые священники проявляли подлинную доблесть, поддерживали дух войск на полях сражений. Нередко бывало, что в критические моменты боя с крестом в руке священники шли впереди солдат, собственным примером увлекая их в атаку.

За ратные подвиги с конца XVIII века лица духовного звания могли быть представлены к георгиевским наградам, среди которых были орден Святого Георгия, золотой наперсный крест на Георгиевской ленте, золотая панагия на Георгиевской ленте, знаки отличия Военного ордена (Георгиевские кресты), Георгиевские медали.

Орден Святого Георгия учредила 26 ноября 1769 г. императрица Екатерина II Великая. Этим орденом могли награждаться только воинские чины, при этом подчеркивалось, что "ни высокий род, ни прежние заслуги, ни полученные в сражениях раны не приемлются в уважение при удостоении к ордену Святого Георгия за воинские подвиги; удостаивается же оного тот, кто не только обязанность свою исполнял во всем по присяге, чести и долгу, но сверх сего ознаменовал себя на пользу и славу Российского оружия особенным отличием".

Орденом Святого Георгия награждали исключительно за проявленное личное мужество. За 148 лет существования ордена его кавалерами стало около 20 священнослужителей.

Священнослужители, совершившие в военное время подвиги с опасностью для жизни, награждались золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте. Георгиевский наперсный крест стал второй (по времени учреждения) Георгиевской наградой в России. Это была не только очень почетная, но и относительно редкая боевая награда; до русско-японской войны ею были награждены всего 111 человек.

Одним из первых в 1790 году получил золотой наперсный крест на Георгиевской ленте отец Трофим Куцынский за героизм, проявленный при штурме Измаила. Когда в атаке погиб командир, были убиты или ранены многие офицеры, впереди полка встал священник и с крестом в руке повел солдат на штурм. Полк свою задачу выполнил.

Наперсный крест на Георгиевской ленте в разное время получили: священники Михаил Пылаев (впоследствии священномученик епископ Онисим), Григорий Кармазин (впоследствии священномученик епископ Макарий), священномученики Николай Яхонтов, Сергий Флоринский, Илия Бенеманский, Александр Саульский.

Можно вспомнить несколько случаев награждения полковых священников орденом Святого Георгия 4-й степени. Первым его кавалером 17 марта 1813 года стал священник 19-го Егерского полка Василий Васильковский. Вместе с егерями отец Василий отличился во многих боях. На начальном этапе войны полк выдержал тяжелый бой под Витебском. В сражении при Малоярославце батюшка шел с крестом впереди полка, воодушевляя солдат, и был ранен. Затем было Бородино и кровопролитное сражение под Малоярославцем, который несколько раз переходил из рук в руки. О действиях отца Василия в этом сражении командующий корпусом генерал Дмитрий Дохтуров доносил Кутузову, что священник 19-го Егерского полка "все время находился с крестом в руках впереди полка и своими наставлениями и примером мужества поощрял воинов крепко стоять за Веру, Царя и Отечество и мужественно поражать врагов, причем сам был ранен в голову". Свой жизненный путь отец Василий закончил так, как подобает воину: он скончался во Франции от ран, полученных во время заграничного похода.

Панагией на Георгиевской ленте были пожалованы во время Первой мировой войны Дмитровский епископ Трифон (Туркестанов) (1915 г.) и Кременецкий епископ Дионисий (Валединский) (1916 г.).

Знаком отличия Военного ордена (Георгиевским крестом) был награжден во время Отечественной войны 1812 года пономарь Смирягин, во главе отряда крестьян отбивший в одном из сражений боевое знамя у французов.

В войнах, которые приходилось вести России, подвиги военных священников были явлением далеко не единичным.

После изгнания наполеоновских войск из России золотым крестом на Георгиевской ленте был награжден священник Кавалергардского полка Михаил Гратинский. Участник Бородинского сражения, он не успел покинуть Москву при отступлении русской армии. В захваченной врагом столице он стал бороться с захватчиками доступными ему средствами. Почти каждый день в уцелевших московских церквах отец Михаил проводил богослужения, призывал к войне с захватчиками. Слух о священнике быстро распространился среди оставшихся в столице жителей, и на его проповеди, несмотря на смертельную опасность, всегда собирались люди. Даже в окружении врагов полковой священник продолжал выполнять свой пастырский долг.

Во время русско-турецкой войны 1828-1829 гг. участвовал во многих боях священник Тобольского пехотного полка Иов Каминский. В мае 1829 г. один из батальонов должен был форсировать Дунай и уничтожить неприятельские батареи, чтобы обеспечить штурм города Рахова. Отец Иов вместе с воинами под огнем противника переправился на лодке через Дунай. Форсирование прошло успешно, и солдаты, воодушевляемые священником, начали штурмовать вражескую батарею. После ожесточенного штурма турецкая батарея была захвачена, но отец Иов, находившийся в первой шеренге атакующих, был тяжело ранен пулей в голову. За этот подвиг отец Иов стал кавалером ордена Святого Георгия.

Немало примеров подлинного героизма военных священников дала Крымская война 1853-1856 гг. В марте 1855 г. в ходе боев за Севастополь отряд генерала Хрулева предпринял дерзкую ночную вылазку. Когда французы стали одолевать наших воинов, в передовой цепи появился священник отец Иоаникий и снова повел их в атаку. Солдаты захватили три вражеские траншеи. Несмотря на контузию - пуля попала в крест на груди пастыря - он не оставил поля боя. Отец Иоаникий Савинов был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени.

Замечательна судьба священника Иоанна Пятибокова. Он начал службу в 1848 г. младшим священником Костромского егерского полка. Его любили и уважали солдаты, особенно за то, что он никогда не робел в бою и не кланялся вражеским пулям. Когда священника предостерегали от излишней храбрости, он заявлял, что не может кланяться басурманским пулям, так как привык это делать только перед святыми иконами. В 1849-1850 гг. отец Иоанн был назначен старшим священником в Могилевский пехотный полк. В марте 1854 г. полк форсировал Дунай и пошел на штурм турецких укреплений. В ходе кровопролитного боя, длившегося около 6 часов, были убиты или ранены многие офицеры. Когда под огнем вражеской артиллерии солдаты дрогнули, перед полком с крестом в руке выступил отец Иоанн и пошел на врагов с призывом: "С нами Бог! Родимые, не посрамим себя! Сослужим службу во славу Святой Церкви, в честь Государя и на утешение нашей матушки России!" Солдаты устремились за батюшкой. Турецкие укрепления были взяты, и одним из первых на них взошел отец Иоанн, получивший в ходе боя две контузии. За этот подвиг отец Иоанн стал третьим среди священнослужителей кавалером ордена Святого Георгия 4-й степени.

Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. в Кавказской армии был хорошо известен священник 160-го Абхазского пехотного полка Федор Михайлов. Он постоянно находился в передовых цепях. Солдаты не только любили батюшку, но и искренне считали, что его не берут пули. Его подвиги были отмечены золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте, орденами Святого Владимира 4-й степени с мечами, Святой Анны 2-й степени с мечами и многими медалями.

В войнах начала XX в., русско-японской и Первой мировой, также можно найти множество примеров героизма военных пастырей.

В Первой мировой войне участвовали более пяти тысяч священников. По неполным данным, в годы Первой мировой военные священники были удостоены 14 орденов Святого Георгия 4-й степени, 85 орденов Святого Владимира 3-й степени с мечами, 203 орденов Святого Владимира 4-й степени с мечами, 304 орденов Святой Анны 2-й степени с мечами и 239 орденов Святой Анны 3-й степени с мечами, а также 227 золотых наперсных крестов на Георгиевской ленте.

Священник 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Стефан Щербаковский в бою под Тюренченом, благословив стрелков, пошел в атаку во главе знаменной роты, был ранен. Он стал пятым Георгиевским кавалером среди священнослужителей.

Священник крейсера "Варяг" Михаил Руднев во время боя ходил по залитой кровью палубе, напутствуя умирающих, оказывая помощь раненым и воодушевляя сражавшихся. Награжден золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте.

В 1914 году сорвалась атака на австрийцев 9-го Казанского драгунского полка. Тогда на нестроевой лошаденке с криком: "За мной, ребята!" - помчался на противника священник Василий Шпичек. Полк поддержал батюшку, противник был разбит. Отец Василий стал кавалером ордена Святого Георгия.

На австрийском фронте перед началом наступления 7-му Финляндскому стрелковому полку предстояло разрушить проволочные заграждения на позициях противника. После нескольких безуспешных попыток, закончившихся большими потерями, организовать вылазку вызвался полковой священник отец Сергий Соколовский. Он объяснил, что уничтожение заграждений - не убийство и его сану не противоречит. Одев смельчаков, вызвавшихся идти с ним, в саваны (дело было зимой), батюшка повел их под покровом ночи к вражеской позиции. Проволочные заграждения были уничтожены, полк успешно атаковал. За этот подвиг отец Сергий стал Георгиевским кавалером. Впоследствии полк сражался на французском фронте, и французы, потрясенные военной доблестью полкового батюшки, прозвали его легендарным священником.

За четверть века, последовавших после революции 1917 года, советская власть приложила немало усилий, чтобы уничтожить веру и Церковь. Тысячи священников были репрессированы, уничтожались храмы, запрещались богослужения. Однако время и социальные потрясения не властны над традициями, складывающимися тысячелетиями. И когда началась Великая Отечественная война, рядом с воинами снова оказались духовные пастыри. Призванные в ряды Красной армии или пришедшие на помощь партизанам и подпольщикам, они с честью выполнили свой гражданский и христианский долг.

В Послании к 60-летию Победы в Великой Отечественной войне Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий отметил, что победа нашего народа в годы войны стала возможной потому, что воины и труженики тыла были объединены высокой целью: они защищали весь мир от смертельной угрозы, от антихристианской идеологии нацизма. Отечественная война стала для каждого священной. "Русская Православная Церковь, - говорится в Послании, - неколебимо верила в грядущую Победу и с первого дня войны благословила армию и весь народ на защиту Родины. Наших воинов хранили не только молитвы жен и матерей, но и ежедневная церковная молитва о даровании Победы"[1].

В советское время вопрос о роли Православной Церкви в достижении великой Победы замалчивался. Только в последние годы стали появляться публикации на эту тему. Скромным вкладом в это дело является и настоящее издание.

[1] Цит. по материалам сайта http://www.pravoslavie.ru/news/13401.htm

Глава 1 Церковь и власть в годы Великой Отечественной войны 1.1. Политика советской власти по отношению к Церкви

В ходе истории складывались различные модели взаимоотношений между Православной Церковью и государством. С момента крещения Руси вектор развития взаимоотношений светской и духовной власти определялся как "симфония".

Православный принцип "симфонии властей" был впервые сформулирован в Кодексе Юстиниана I Великого в 534 году. Русским выразителем учения о "симфонии властей" стал преподобный Иосиф Волоцкий, горячий сторонник идеи общественного служения церкви.

Слово "симфония" означает "созвучие". В данном случае имеется в виду что обе силы, Церковь и государство, каждая в соответствии со своей природой служат одной цели. Церковь опекает души людей, борется с внутренним злом в них; государство же заботится о жизни земной, ограждая ее от действия внешних сил зла и обеспечивая Церкви наиболее благоприятные условия для подготовки людей к спасению.

Принцип "симфонического" союза Церкви и государства выражает невозможность для Церкви уйти от мира, закрыться от него равнодушием к судьбе своего народа.

Исторические памятники Древней Руси свидетельствуют, что духовенство участвовало во всех важнейших делах государства. Древние памятники русского законодательства также отражают следы участия духовенства в их составлении.

Русские государи старались выстроить симфонию властей, то есть ладные взаимоотношения между Церковью и государством. Церкви принадлежала значительная власть, Патриархи величались титулом великого государя, а цари в свою очередь не хотели чувствовать себя под властью Патриарха, как это случилось при Алексее Михайловиче, который отправил патриарха Никона в ссылку.

Уничтожение симфонии властей в России началось при Петре I. Им была упразднена самостоятельная церковная власть, а церковное имущество отнято в пользу государства. Петр прямо заявил о своей власти и обязанности исправлять "нестроения чина духовного", как и "чина воинского и гражданского". Церковь сводилась только "к духовному чину", подвластному монарху.

Церковная политика Петра была направлена прежде всего на как можно более эффективное использование церкви для нужд государства, а точнее, на выжимание из церкви денег на государственные программы, прежде всего на строительство флота. Руководствуясь просветительской идеей общественного блага, для которого необходим продуктивный труд всех членов общества, Петр развернул наступление на монахов и монастыри. У царя появилась идея использовать монастыри как приюты для отставных солдат и нищих.

В послепетровскую эпоху положение Церкви, ее роль, объем и степень участия в государственной и общественной жизни зависели от религиозности конкретных государей. Однако православное священство всегда занимало активную позицию в жизни общества. Вплоть до 1917 года Церковь занимается просветительской деятельностью, народным образованием, благотворительностью, организует приюты для обездоленных. Помимо этого, священнослужители заступались за обиженных, так или иначе давали свою оценку политическим преобразованиям. Особо следует отметить роль Церкви в армии как в мирное, так и в военное время.

С приходом к власти большевиков в 1917 году положение Церкви в России резко ухудшилось. Религия была объявлена пережитком царизма. Большевистские руководители считали, что религия быстро "сдаст позиции", так как "существует лишь в головах и не имеет корней в сердцах, чувствах и образе жизни людей".

Лидеры большевиков целенаправленно пошли на конфликт с Русской Православной Церковью. 20 января 1918 года правительством (Советом Народных Комиссаров, или Совнаркомом) был принят "Декрет о свободе совести, церковных и религиозных организациях", позже получивший название "Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви". Согласно этому декрету Русская Православная Церковь лишалась всего имущества. Отменялась любая государственная поддержка Церкви. Запрещено было "преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях".

Патриарх Тихон в своем "Послании к архипастырям и всем верным чадам Русской Церкви" от 19 января 1918 года охарактеризовал события, происходившие в стране, как гонение на Церковь и предал церковному проклятию (анафеме) всех православных или даже "по рождению своему принадлежавших к Церкви лиц, которые творили насилие над невинными людьми, либо принимали участие в мероприятиях, направленных против Русской Православной Церкви".

Советская власть с самого начала своего существования поставила задачу полностью уничтожить Православную Церковь. Эта установка особенно ярко выражена в известном письме Ленина от 19 марта 1922 года: "... изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше".

В годы Гражданской войны духовенство воспринималось большевиками как враждебная сила. Карательные отряды в составе Красной армии расстреливали, закапывали в землю заживо, пытали представителей духовенства, которых подозревали в сочувствии к белогвардейцам. Казни сопровождались глумлением и издевательством над православной верой. Так, одного священника в городе Свияжске красноармейцы, раздев, бросили в прорубь со словами: "Ты крестил, и мы тебя будем крестить". Общее число жертв среди духовенства с октября 1917 по конец 1921 года достигло 10 тысяч человек.

В отношениях Церкви и государства в советский период можно выделить несколько периодов.

С 1917 по 1921 год выстроенной политики в отношении Церкви не было. Однако идеологические позиции большевиков обнаружили себя наиболее ярко именно в это время: это был воинствующий атеизм. Для большевистской верхушки того времени были характерны представления о том, что церковная структура должна была погибнуть после падения самодержавия. Однако этого не произошло.

Программа уничтожения Церкви определилась в 1921-1922 гг. В 1922 году при ЦК РКП(б) была сформирована Комиссия по проведению отделения Церкви от государства (в 1928-1929 гг. - Антирелигиозная комиссия), которая жестко контролировала религиозные организации. Комиссия действовала до 1929 года, затем церковные вопросы рассматривались на заседаниях Секретариата ЦК партии.

Если до этого времени гонения еще не были систематизированы, то с момента создания Комиссии по проведению отделения Церкви от государства они подчиняются определенному плану. Цель одна: добиться полного контроля над кадрами Церкви. Так началось разрушение организационной структуры Церкви.

Поводом для очередного наступления на церковь стал голод, разразившийся в 1921 году.

По приказу Патриарха Тихона в августе 1921 года был создан "Всероссийский церковный комитет помощи голодающим". Патриарх разрешил приходским общинам жертвовать драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления.

В ответ немедленно последовали жесткие антицерковные меры. Комитет помощи голодающим был закрыт, а собранные средства конфискованы в пользу государства.

В 1922 году был издан Декрет об изъятии церковных ценностей. Подспудной целью его было ослабление влияния Церкви в России. Воплощение декрета в жизнь привело к столкновениям с верующими. Самые мощные выступления состоялись в Смоленске и Шуе. Подавить их смогли только карательные части Объединенного государственного политического управления (ОГПУ). В связи с этими событиями В. И. Ленин писал в секретном послании к членам Политбюро: "Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей <...> Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности <...> совершенно немыслимы. Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий".

Во многих городах России прошли судебные процессы над теми, кто сопротивлялся конфискации церковных ценностей. Обычно суды кончались вынесением смертных приговоров. Расстрелян был Петроградский митрополит Вениамин. Всего казнили более 2,5 тысяч священнослужителей. 9 мая 1922 года под домашний арест был взят патриарх Тихон. Русская Православная Церковь оказалась обезглавленной.

В декабре 1922 года начала издаваться газета "Безбожник". В середине двадцатых годов возник Союз безбожников СССР (с 1929 года - Союз воинствующих безбожников), поддерживаемый государством. Эта организация имела свой Центральный совет. Главными лозунгами совета стали "Через безбожие - к коммунизму" и "Борьба с религией - это борьба за социализм".

Государством была поставлена задача разработать меры, которые бы привели к "полному отмиранию религиозных предрассудков и церкви". Большевики стремились вызвать в народе недоверие к Православной Церкви, а самих священников представить как лжецов и шарлатанов. Для этого в массовом порядке проводились вечера "разоблачения православных чудес", лекции "о церковниках-обманщиках", где с помощью различных химических опытов показывали, как "обновляется икона", почему "плачут святые" и т. д.

Центральное место среди подобных "разоблачительных" мероприятий заняли вскрытия мощей в православных церквах и монастырях. Этому предшествовало постановление Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК), согласно которому местные власти должны были начать "ликвидацию культа мощей и мумифицированных трупов". Тела православных святых передавались в музеи. В 1920 году было совершено более 60 вскрытий мощей в различных губерниях. Среди них мощи святых Алексия, Гермогена, Ионы, Филиппа, Александра Невского, Тихона Задонского. Конфискация мощей вызвала широкое возмущение верующих, которое в отдельных местах пришлось усмирять при помощи войск.

В ряду мероприятий, нацеленных на разрушение православного уклада жизни, было введение "шестидневок". С 1929 года в СССР рабочая неделя была "подвижной": 5 дней трудящиеся работали, а на шестой отдыхали. Под этим подразумевалось отрицание воскресенья как данного Богом дня для отдыха и заботы о душе. Указом СНК от 26 июня 1940 года "шестидневки" были отменены, и Россия вернулась к семидневной рабочей неделе.

После 1929 года, в период коллективизации, активизировался процесс закрытия сельских храмов. При этом были уничтожены не только храмы, но и сама жизненная структура сельского населения, которая была подчинена церковному календарю (как известно, календарь сельскохозяйственный во многом совпадает с церковным). Последствия этого разрушения нельзя не признать трагическими.

1930-е годы - время дальнейшего ужесточения отношения власти к религии и Церкви. Сталинский лозунг об усилении классовой борьбы по мере строительства социализма должен был быть подкреплен борьбой с церковниками, которых пресса того времени очень часто называла религиозными мракобесами. К 1937 году этот процесс стал фактически неуправляемым. К тому моменту практически все православные монастыри были закрыты, и на повестке дня встал вопрос об окончательном уничтожении церковных структур. Впрочем, власти прекрасно понимали, что уничтожение структуры Церкви не означает уничтожения религиозности, что продемонстрировали результаты переписи.

В 1935-1936 гг. правительство запретило деятельность Синода и "Журнала Московской патриархии". В 25 областях не имелось ни одного действующего храма, а в 20 областях действовали от одного до пяти храмов. К 1939 году по всей стране оставались действующими менее 100 храмов из 60 тысяч в 1917 году. На свободе пребывали только четыре правящих архиерея, причем и на них в НКВД были сфабрикованы "показания" для ареста, который мог состояться в любой момент.

В 1937 г. секретарь ЦК ВКП(б) Г. М. Маленков писал Сталину о существовавших религиозных объединениях как о "широко разветвленной враждебной советской власти легальной организации в 600 000 человек по всему СССР". Священников продолжали ссылать и расстреливать. Репрессии 30-х годов затронули большую часть церковников. Так, среди иерархов в 1931-1934 году арестовано 32 человека, а в 1935-1937 гг. - 84. Как правило, им предъявляли обвинения в "контрреволюционной и шпионской деятельности".

И все же политика воинствующего атеизма не принесла ожидаемых результатов. В 1937 году состоялась перепись населения. По личному указанию Сталина в опросные листы был внесен вопрос о религиозных убеждениях. Пятый пункт опросного листа был сформулирован следующим образом: "Являетесь ли вы верующим? Если да, то какой религии?" Православно верующими назвали себя треть городского населения и две трети сельского. Всего, таким образом, половина населения Советского Союза (56,7%), несмотря на всю идеологическую работу коммунистов и террор, объявила себя верующей. Это было, конечно, меньше, чем до революции. Но эти результаты явно не оправдали ожидания безбожников. Ведь даже по этим явно "подкорректированным" результатам Россия не была "безбожной" страной, напротив, преобладали верующие.

К 1939 г. организационная структура Русской Православной Церкви была практически разгромлена вследствие жесточайшего открытого террора. Большинство представителей духовенства были репрессированы.

В марте 1941 г. на встрече с работниками антирелигиозных музеев глава Союза воинствующих безбожников Губельман-Ярославский с гордостью докладывал, что люди перестали обращаться с ходатайствами об открытии храмов. Тем временем, однако, в ЦК ВКП(б) поступала иная информация с мест, свидетельствовавшая "о возрастании активности церковников". В Пасхальные дни множество колхозников не выходили на работу, крестили детей даже многие "видные коммунисты".

Одна верующая ленинградка вспоминала: "В Пасхальную ночь 1941 года тысячные толпы народа стояли плечо к плечу вокруг храмов, с горящими свечами в руках, и единодушно пели пасхальные песнопения, не обращая внимания на беснование конной милиции, тщетно пытающейся их разогнать, так как все уличное движение вокруг храмов было нарушено..."[1]. Никому из участников того крестного хода и в голову бы не пришло, что на Пасху 1942 года крестные ходы вокруг церквей с зажженными свечами, несмотря на угрозу немецких самолетов, будут официально разрешены, что в ту Пасхальную ночь отменят даже комендантский час.

Изменение государственной церковной политики и восстановление церковной жизни началось только во время Отечественной войны 1941 - 1945 гг. и было очевидным следствием трагедии всего народа. Однако этот отказ от искоренения религии в кратчайшие сроки не означал отказа от преследования Церкви. Хотя и в меньших масштабах, чем прежде, аресты архиереев, священников и активных мирян продолжались и в послевоенный период.

[1] Церковно-исторический вестник. № 1. М., 1998. С. 57

1.2. Причины изменения отношения государства к Церкви. Взаимодействие Церкви и власти

22 июня 1941 года было воскресным днем. Митрополит Сергий (Страгородский), Патриарший Местоблюститель, только что отслужил Литургию; ему сообщили о начале войны. Он сразу произнес проповедь.

В первый день войны власти растерялись, газеты молчали. Митрополит Сергий первым объявил в своей воскресной проповеди о том, что началась война. Нападение 22 июня 1941 года выпало не только на воскресенье, но и на праздник Всех Святых в земле Российской просиявших, включая новомучеников, и для верующих в этом был некий мистический смысл.

Митрополит Сергий в тот день призвал православных встать на защиту Родины и велел разослать эту проповедь-призыв по всем тем немногим храмам, что еще действовали, и зачитывать ее с амвонов. Знаменитые "братья и сестры" (обращение христианское и уж тем более не советское) И. В. Сталина прозвучали лишь 3 июля.

Митрополит Сергий писал:

"Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла Шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов Православного Христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой. Но не первый раз приходится Русскому народу выдерживать такие испытания, С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу... Вспомним святых вождей Русского народа Александра Невского, Дмитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину. Да и не только вожди это делали. Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов...

Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она испытания несла и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг <...>

Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: "Больше сея любве никто же имать, да кто душу свою положит за други своя...". Нам, пастырям Церкви, в то время, когда Отечество призывает всех на подвиги, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и о воле Божией. А если сверх того молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объяснится еще и лукавыми соображениями на счет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена Родине и своему пастырскому долгу, поскольку Церкви нужен пастырь, несущий свою службу истинно "ради Иисуса, а не ради хлеба куса", как выражался святитель Димитрий Ростовский. Положим же души свои вместе с нашей паствой... Церковь благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господьнам дарует победу".

В своем послании митрополит Сергий благословил верующих на борьбу с агрессором и выразил уверенность в победе над врагом. Местоблюститель призвал священников не оставаться молчаливыми свидетелями и тем более не предаваться "лукавым соображениям" о "возможных выгодах" по другую сторону фронта, что было бы, по его словам, "прямой изменой Родине и пастырскому долгу". Это послание было разослано по всем приходам страны и уже вскоре читалось после богослужений.

По законодательству Церковь не имела права на какую бы то ни было деятельность вне церковных стен, тем более на вмешательство в государственные дела. Эти действия были наказуемыми. Все это было нарушением советских законов, запрещавших Церкви вмешиваться в общественную, а тем более политическую жизнь страны. Однако Сталин, по-видимому, сразу оценил значение такой позиции Церкви для дела обороны. И митрополиту Сергию не только не было вынесено какого-либо порицания со стороны советских властей, но, наоборот, его многочисленные патриотические призывы размножались государственными типографиями и разбрасывались с самолетов по ту сторону фронта.

"Вспомним святых вождей русского народа, - писал Местоблюститель, - например, Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину. <...> Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг".

26 июня в Богоявленском соборе митрополит Сергий отслужил молебен "о даровании победы". С этого времени во всех храмах Московской Патриархии стали совершаться подобные молебны по специально для них составленным текстам: "Молебен в нашествии супостатов, певаемый в Русской Православной Церкви в дни Отечественной войны".

Послания главы Русской Православной Церкви носили не только призывный и консолидирующий характер, но и имели разъяснительные цели. В них определялась твердая позиция Церкви по отношению к захватчикам и войне в целом, независимо от положения на фронте.

Власти не могли отказаться от поддержки Церкви: это был единственный общественный институт, сохранившийся со времен исторической России. Бывший семинарист, Сталин, обращаясь к народу в июле 1941-го, заговорил как проповедник. Его воззвание начиналось словами: "Дорогие товарищи, братья и сестры..." Так обращаются друг к другу уже две тысячи лет христиане…

7 ноября 1941 года, принимая знаменитый парад уходящих на фронт войск, Сталин призывал их следовать примерам мужества, которых так много в русской истории, упомянув имена Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова.

По указанию Сталина Е. Ярославский пишет статью "Почему религиозные люди против Гитлера", которая от всех его предыдущих статей кардинально отличалась отсутствием антирелигиозного пафоса. В это время многое начинает переоцениваться.

Власть сама заговорила о том, что русский народ имеет тысячелетнюю славную историю, и от нее нельзя отказываться.

Великая Отечественная война стала также первым обращением к религиозным основам жизни после нескольких десятков безбожных лет. Большевики вели яростную борьбу с традиционной русской религией. Однако Православие веками было национальным вероисповеданием. И во время войны жизненно необходимо было вернуться к исконно русскому: традиции помогали объединению народа на основе общей истории, общего вероисповедания.

В тяжелейших испытаниях войны зрело возвращение народа к православной вере, искупление преступлений времен революции и гражданской войны, коллективизации и пятилеток безбожия.

С осени 1941 года были закрыты антирелигиозные организации, некоторые атеистические музеи, распущен Союз воинствующих безбожников.

К октябрю 1941 г. прекратился выход всех специальных антирелигиозных изданий. Пресловутый журнал "Под знаменем марксизма" переориентировался на публикацию историко-патриотических статей, а в 1944 году и вовсе прекратил свое существование. Тогда же была ликвидирована антирелигиозная секция при институте философии Академии наук СССР, а Центральный музей истории и атеизма оказался фактически выброшенным на улицу.

В 1942 году постепенно стала восстанавливаться приходская жизнь в Москве, крупных городах, прифронтовой полосе.

Есть сведения, что уже в июле 1941 г. состоялась первая встреча Сталина с митрополитом Сергием, которой оба были удовлетворены.

Существенный поворот государства лицом к религии состоялся после встречи митрополита Сергия и Сталина 4 сентября 1943 года в Кремле. Сталин встретился с первоиерархами Русской Православной Церкви. История сохранила ряд эпизодов этой встречи.

Митрополит Сергий говорил о необходимости открытия учебных заведений для подготовки священнослужителей.

— А почему у вас нет кадров? - спросил Сталин.

Местоблюститель Патриаршего Престола ответил:

— Кадров у нас нет по разным причинам. Одна из них: мы готовим священника, а он становится Маршалом Советского Союза.

Сталину ответ понравился. Он любил вспоминать о своем семинарском прошлом. Он ответил, что его мать до конца своей жизни жалела, что он не стал священником.

Сталин дал разрешение на проведение Собора и избрание Патриарха в сентябре 1943 года и налаживание церковной жизни.

Уже через четыре дня после беседы в Кремле состоялся Архиерейский Собор. Многие из архиепископов, участвовавших в нем, были доставлены в Москву из лагерей и ссылок. Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Сергий был единодушно выбран Патриархом Русской Православной Церкви. Собор также избрал Священный Синод.

14 сентября 1943 года Сталин подписал постановление "Об организации Совета по делам Русской Православной Церкви". Его председателем был назначен полковник НГКБ Г. Г. Карпов. Сталин дал ему инструкцию: "Совет должен осуществлять связь между правительством и патриархом. Совет сам решений не принимает, а докладывает обо всем правительству и от него передает государственные решения Церкви", и Совет четко следил за недопущением административных гонений на Церковь местными властями. Главный упор был сделан на соблюдение законодательства о религиозных культах.

С участием Совета были подготовлены и приняты многие правительственные документы, оказавшие положительное влияние на процесс укрепления Русской Православной Церкви в обществе и нормализации церковно-государственных отношений.

Сохранились многочисленные церковные предания, которые весьма неоднозначно характеризуют Сталина.

В октябре 1941 г. Сталин приезжал в Царицыно к Святой праведной Матроне (Никоновой), которая сказала ему: "Красный петух победит. Победа будет за тобой. Из начальства один ты не выедешь из Москвы".

А монахиня Сергия (Клименко) вспоминала: "В 1941 году, когда немцы были уже в Химках, из Москвы хотели вывозить мощи святого благоверного Князя Даниила. (Мощи преподобного Сергия Радонежского были уже вывезены историко-археологическим обществом для сохранения.) В ночь на 23 ноября по старому стилю Князь Даниил Московский сам явился Сталину (при Сталине ночью Кремль был освещен и все работали) и сказал: "Я хозяин Москвы, не трогайте меня, а то вам плохо будет". <...> О том, что Сталин видел Князя Даниила, рассказал мне архимандрит Иеремия (Лебедев), казначей Патриарха Алексия, когда я после войны приехала в Москву.

Во время войны Сталин, напутствуя полководцев перед сражением, обычно говорил: "Ну, дай Бог!" или "Ну, помоги Господь!" Писатель В. А. Солоухин, служивший во время войны в Кремле, рассказывал: "Выходит на крыльцо Иосиф Виссарионович. По левую руку - Алексий, по правую - митрополиты Крутицкий и Коломенский".

Наконец, есть предание, что зимой 1941 г. Сталин пригласил в Кремль духовенство совершить молебен о даровании победы. А накануне битвы за Москву приказал облететь с чудотворной иконой Тихвинской Божией матери столицу на самолете, пилотируемым его личным пилотом, впоследствии маршалом авиации А. Головановым. Об этом полете тот рассказывал сам.

Явно был на стороне Русской Православной Церкви и Г. К. Жуков. В Белоруссии один из священников сообщил ему, что немцы вывезли колокола из его храма. Тогда Жуков распорядился направить туда целый вагон колоколов и даже выделил взвод солдат для их установки.

Осенью 1941 года прекратились аресты священнослужителей. Местоблюстителю Сергию (Страгородскому), митрополитам Алексию (Симанскому) и Николаю (Ярушевичу) не препятствовали распространять их патриотические воззвания к пастве.

В октябре, когда немцы стояли вблизи Москвы, Сергий осудил священнослужителей, которые, оказавшись в оккупации, начали активно сотрудничать с немцами. Фашизм нуждался в религиозном оправдании своих действий и использовал для этого христианство. Московский патриархат осудил поступивших на службу к фашистам православных священников, не признал каноничности церквей, созданных ими под покровительством фашистских оккупационных властей.

Митрополит Сергий сумел осуществить важный шаг в деле легализации церкви. 5 января 1943 года он обратился к Сталину с просьбой разрешить открыть банковский счет, на который можно было бы вносить все пожертвования на оборону в церквях страны. Сталин разрешил Церкви открыть счет в государственном банке для сбора пожертвований в фонд обороны. Это практически вернуло Православной Церкви статус юридического лица, отнятого декретом "Об отделении церкви от государства".

Причин, побудивших Советскую власть изменить свою политику по отношению к Церкви, было несколько.

Некоторые авторы указывают на следующие. Немецкие оккупационные власти в начале войны, захватывая новые территории, не препятствовали открытию на них православных храмов (открылось более тысячи храмов вместо ста существовавших до войны), чем вызвали некоторые симпатии местного населения. Этот факт вынудил Сталина пойти на открытие храмов в пропагандистско-политических целях.

Однако наивно было бы полагать, что Сталин изменил политику по отношению к Церкви, лишь видя, какую авторитетную роль играет открытие храмов на оккупационной зоне. На это решение повлияла целая группа внутренних и внешнеполитических факторов, и стремление нейтрализовать воздействие гитлеровской пропаганды играло здесь отнюдь не главную роль.

Одной из причин была активная патриотическая деятельность подавляющего большинства духовенства и мирян. За полтора года войны, несмотря на отсутствие необходимого аппарата управления, печатного органа и юридического статуса, Православная Церковь показала свою силу в борьбе против фашизма, сумела во многом расширить и упрочить влияние в стране. Определенное значение имело обращение в ходе войны к русским национальным патриотическим традициям. "Идеологическая работа в массах" приобрела совершенно иные, чем прежде черты. Этот поворот осуществлялся целенаправленно во всех областях - от кульурно-исторической до религиозной. В процессе завершения перехода от интернационального к национально-патриотическому курсу Церкви отводилась роль катализатора и цементирующего компонента.

Следует отметить также, что советская власть не решилась делать ставку в этой страшной войне исключительно на коммунистическую идеологию. Православный патриотизм представлялся той силой, на которую можно было опереться.

Большую роль сыграли дипломатические соображения. Нормализация отношений между Церковью и государством должна была изменить отношение эмиграции к советскому режиму.

Кроме того, Россия нуждалась в помощи иностранных государств, чтобы перестроить промышленность. Потенциальными союзниками были Англия и США. А для получения их поддержки нужно было доказать соблюдение хотя бы основных принципов демократии в России. Террор Сталина внутри страны и угнетение Церкви, то есть свободы вероисповедания, противоречили этим принципам.

Самым существенным образом влияли и отношения с союзниками - США и Великобританией. Несомненно, Сталин действовал по заранее разработанному плану, в котором с некоторых пор стал уделять Церкви значительное внимание для придания собственному режиму власти видимости демократического, веротерпимого государства. В его расчетах Московской Патриархии отводилась существенная роль в налаживании контактов с патриотическим движением, религиозными кругами на Балканах, Ближнем Востоке, установлении связей с влиятельными течениями в Англии и США, способными оказать воздействие на правительство.

Однако даже отношения с союзниками по антигитлеровской коалиции были здесь не главными. Внешнеполитические планы Сталина были гораздо более глобальными. С весны 1943 года, когда исход войны стал ясен, он начал размышлять о будущем послевоенном переделе мира, разрабатывать планы создания мировой державы. В этих имперских замыслах Церкви отводилась немаловажная роль. Изменение государственно-церковных отношений можно рассматривать как негласное признание Сталиным своей крупной политической ошибки, которое далось не без труда. Но он руководствовался прежде всего прагматическими расчетами, в свете которых все идеологические и тому подобные аргументы отходили на задний план.

В конце сентября 1941 года в Москву прибыл личный представитель президента США А. Гарриман и выразил озабоченность американской общественности судьбой Церкви в России. При составлении проекта декларации "Объединившихся держав" (будущие Объединенные Нации), ближайший помощник Рузвельта Гарри Гопкинс говорил президенту о необходимости включения пункта о свободе религии.

По предложению Л. П. Берии пятидесятитысячным тиражом вышла книга "Правда о религии в России". Эту книгу можно назвать ответом советского правительства Рузвельту, предложившему организовать "информационную кампанию в США о свободе религии в СССР". В книге звучали заверения в полной свободе вероисповедания в СССР.

28 ноября 1943 года вышло Постановление "О порядке открытия церквей". Благодаря этому документу у верующих появлялась возможность восстановить деятельность когда-то закрытых храмов. Амнистия репрессированных в 30-е годы церковных деятелей, открытие духовных учебных заведений, разрешение издательской деятельности позволили многое сделать для возрождения православия.

Параллельно с Советом по делам Русской Православной Церкви был создан институт уполномоченных по религиозным вопросам, которые должны были реализовывать его директивы на местах. В каждой союзной, автономной республике, крае и области при высшем исполнительном органе власти вводилась должность уполномоченного по делам Русской Православной Церкви.

Уполномоченные по согласованию с местной администрацией должны были осуществлять наблюдение за религиозной обстановкой на вверенной им территории. В их обязанности входил контроль за своевременным исполнением всеми местными органами власти законов и постановлений правительства, относящихся к деятельности церкви, учет всех действующих и закрытых культовых учреждений, определение их возможности для использования по назначению, рассмотрение заявлений, ходатайств верующих об открытии церквей и молитвенных домов, информация о состоянии религиозных дел на подконтрольных уполномоченным участках. Как правило, подбор и расстановка кадров уполномоченных осуществлялись местными органами власти. На эту должность решениями областных исполкомов назначались люди, имевшие стаж работы в партийных структурах, общественных организациях, исполнительных комитетах или органах внутренних дел.

Назначение уполномоченных по делам Церкви и формирование их административного аппарата практически во всех регионах страны было осуществлено в январе-феврале 1944 года.

Во второй половине Великой Отечественной войны церкви уже могли обеспечивать себя церковной утварью, производить ремонтно-реставрационные работы, содержать певчих, выплачивать заработную плату церковнослужителям, делать взносы в фонд обороны. К 1945 году религиозные организации получили права юридического лица. Разрешалось открывать финансовые счета, заключать сделки, покупать строения, открывать предприятия, осуществлять найм работников. Открывались духовные семинарии, академии, монастыри. Однако малейшее превышение прав, предоставленных Церкви государством, незамедлительно пресекалось. Вся деятельность священнослужителей сопровождалась санкциями органов управления.

Активная церковная деятельность священников часто вызывала сопротивление властных структур и ставилась вне закона. Сложной была процедура открытия церквей. Ходатайства верующих и священнослужителей об открытии культовых учреждений, о проведении церковных ритуалов и обрядов часто не могли преодолеть бюрократические барьеры. Ходатайства принимались органами власти к рассмотрению после тщательной проверки. При этом органы власти имели широкие возможности официально отказать просителям. Причины отказа могли быть многообразны. Положительно решалось не более 20% требований. Система не допускала возрождения религиозных традиций. Не отказывая открыто верующим в реализации их законных прав, властные структуры стремились затянуть решение вопросов, тем более что противоречивость документов предоставляла для этого широкие возможности. Чиновники стремились под разными предлогами притормозить ход событий.

Тем не менее объективные процессы, обусловленные войной, диктовали необходимый на данном этапе государственно-церковный компромисс. Государство изменило свое отношение к Церкви в силу насущных интересов внутренней и внешней политики.

Власть стала поощрять деятельность Православной Церкви. Единая православная религия способствовала объединению православного народа в борьбе с Гитлером. Кроме того, правительству было необходимо показать потенциальным странам-союзницам, что в России соблюдаются принципы демократии, такие как свобода религии. Однако, с одной стороны ослабляя давление на Церковь, власть уже во время войны стремилась усилить атеистическую работу путем проведения просветительской деятельности.

Это говорит о том, что с окончанием войны власть не готова была продолжить начатую политику лояльного отношения к религии.

Не следует переоценивать и благожелательное отношение советских руководителей к Московской Патриархии в послевоенный период. Как только изменились условия внешней и внутренней политики, заставлявшие Сталина идти на вынужденные уступки Церкви, его позиция тоже существенно изменилась. Уже осенью 1948 года перестали давать разрешения на открытие храмов, более того, по личному указанию Сталина были вновь насильственно закрыты последние открытые распоряжением Совета Министров от 10 августа 1948 года 28 церквей. В дальнейшем, вплоть до смерти Сталина в 1953 году, ни один новый православный храм открыт не был. Более того, происходило массовое изъятие церковных зданий для их переоборудования под клубы, зернохранилища и т. п. Вводились и многие другие запреты и ограничения.

1.3. Внешнеполитическая деятельность Московской Патриархии 1943-1946 гг. [1]

В годы Второй мировой войны авторитет Советского Союза, который понес на себе всю тяжесть борьбы с гитлеровской Германией, неизмеримо вырос во всех странах мира. Симпатии к СССР усилились в период Сталинградской битвы, особенно после впечатляющей победы советских войск осенью-зимой 1942-1943 гг. По данным опроса Гэллапа, в Англии, например, уже в июле 1942 года 62% опрошенных считали, что Россия более популярна, чем США, а в 1943 году "Святая Русь" стала в стране темой года.

Сочувствие к сражающемуся народу изменило в глазах мировой общественности и образ советского государства в целом. Это обстоятельство И. Сталин не мог не учитывать и не использовать. Для того чтобы не только укрепить, но и усилить симпатии мирового сообщества к СССР, советское руководство совершило безусловно выигрышный политический маневр: в внутри- и особенно внешнеполитические мероприятия Правительства СССР была включена религиозно-конфессиональная составляющая.

Изменение церковной политики было отступлением от прежних позиций воинствующего атеизма. Однако практический результат перекрывал все идеологические соображения и способствовал решению целого комплекса прагматических внешнеполитических задач. К ним можно отнести следующее.

Во-первых, изменение государственно-церковных отношений положительно воспринималось религиозной общественностью в странах-союзницах и влияло на решение таких вопросов, как увеличение материальной помощи СССР, ускорение открытия второго фронта.

Во-вторых, возрождение конфессий, и в первую очередь Русской Православной Церкви, позволяло советскому руководству использовать ее консолидирующую роль в активизации антифашистской борьбы славянских народов Восточной Европы и Балкан.

В-третьих, разрушение образа "богоборческой державы" способствовало привлечению на сторону СССР и Красной армии миллионов верующих европейских стран.

Все вместе взятое должно было облегчить осуществление освободительной миссии советских войск в Европе и заложить предпосылки к реализации планов руководства СССР утверждения своего влияния на международной арене.

В реализации возникающих новых возможностей использования религиозного фактора во внешней политике советское государство приоритет, безусловно, отдавало Русской Православной Церкви.

Первые шаги Московской патриархии в налаживании международных контактов относятся ко второй половине 1942 года.

В сентябре этого года в Куйбышеве была организована встреча митрополита Николая (Ярушевича) с советником Британского посольства г. Баггалеем. Во время беседы обсуждались пути "к достижению лучшего понимания между английской и русской церквами" и как один их них - возможность обмена визитами между духовными представителями этих церквей. В 1942 году в СССР вышла книга "Правда о религии в России", предназначенная к распространению прежде всего в воюющих странах. В этих же целях в 1943 году был издан сборник церковных документов "Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война". С ноября 1942 года Московская патриархия с одобрения и при поддержке советских и партийных органов включилась в международное антифашистское движение. Обращения и воззвания иерархов Церкви к христианам воюющей Европы с этого времени становятся неотъемлемой частью внешнеполитических усилий Советского Союза.

Эти мероприятия имели столь положительный резонанс, что заставили советское руководство с еще большим вниманием отнестись к религиозному фактору в международной политике.

Не случайно в июне 1943 года Постановлением ГКО "Об утверждении мероприятий по улучшению зарубежной работы разведывательных органов СССР" религиозные организации за рубежом впервые были отнесены к категории интересов советской внешней разведки. 4 сентября этого же года председатель Совнаркома И. В. Сталин принял в Кремле митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича). Встреча Сталина с иерархами Православной Церкви явилась отправной точкой нового этапа в истории отношений между советским государством и Церкви, в истории русского и мирового Православия.

Начал формироваться новый механизм государственно-церковных отношений, для чего был образован специальный орган - Совет по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР (далее - Совет), основная задача которого заключалась в осуществлении связи между Правительством СССР и Патриархом Московским и всея Руси.

Со стороны Правительства деятельность Совета в 1943-1945 гг. курировал В. М. Молотов - нарком иностранных дел и заместитель Председателя СНК СССР.

Это свидетельствует о значимости церковного вопроса для интересов государства в этот период. Именно она обусловила высокий уровень принятия решений. Впрочем, мотивы их зачастую были неясны ни руководству Совета (председатель - Г. Карпов), ни руководству Московской Патриархии.

Так, самая значительная внешнеполитическая акция Московской Патриархии в 1943 году - прием делегации Англиканской церкви - не имела продолжения, несмотря на договоренности с обеих сторон.

Первоочередными задачами в деятельности Московской Патриархии и Совета в 1943-1944 гг. являлись сбор сведений о состоянии религиозно-конфессиональной ситуации в мире наряду с восстановлением связей Русской Церкви с зарубежными Церквами и религиозными организациями, а также получение информации о материальных ценностях миссий, подворий, монастырей и т. д., бывших в собственности Русской Православной Церкви.

Основная информация поступала из наркомата иностранных дел (НКИД) - через посольства СССР в зарубежных странах, через политсоветников Союзных контрольных комиссий (СКК), через иностранные посольства в СССР, советские военные миссии, штабы фронтов и т. д. Телеграфное агентство СССР (ТАСС) по просьбе председателя Совета по делам Русской Православной Церкви предоставляло Совету "выписки из сообщений заграничной прессы в отношении Русской православной церкви".

Через НКИД осуществлялась переписка патриарха Сергия с Восточными патриархатами и главами других конфессий, с православным духовенством приходов, бывших в юрисдикции Московской Патриархии. Уже на второй сессии Священного Синода в октябре 1943 года рассматривались письменные доклады экзарха Московской Патриархии в США митрополита Алеутского и Северо-Американского Вениамина "об общем положении дел в Северо-Американской епархии". Тогда же Синод поручил митрополиту Вениамину "выяснить об имуществе и зданиях, ранее принадлежавших в США Русской Православной Церкви, и по выяснении возбудить ходатайство перед правительством США о передаче их в ведение Московской Патриархии". Подобное же решение Синод принял в отношении имущества и зданий, принадлежащих бывшей Российской Православной миссии в Палестине.

Важнейшим итогом 1943 года, имевшим для Московской Патриархии и для советского правительства принципиальное значение, было признание патриарха Сергия главой Русской Православной Церкви всеми христианскими Церквами, а также начавшееся в эмигрантской православной среде - на фоне прорусских (просоветских) настроений в целом - движение за воссоединение с Матерью-Церковью.

Смерть патриарха Сергия в 1944 году внесла определенные коррективы во внешнеполитическую деятельность Патриархии. Летом и осенью 1944 года все планы и мероприятия Московской Патриархии, и Совета были связаны с подготовкой Поместного собора.

В начале августа 1944 года митрополит Алексий обратился в правительство с просьбой "о желательности проведения выборов патриарха не на Архиерейском соборе, а на Поместном соборе епископов, духовенства и мирян".

С мнением Алексия о том, что "избрание патриарха на Поместном соборе будет более эффективным и историческим", советское руководство согласилось безусловно. Проведение Собора такого уровня соответствовало интересам советского государства; оно удачно вписывалось во внешнеполитические планы Сталина, связанные с отношениями с союзниками по антигитлеровской коалиции на завершающем этапе войны. Этим, вероятно, объясняется и перенесение срока созыва Собора на конец января. Для того чтобы придать Поместному собору значение не только внутрицерковное, не только государственное, но и международное, решено было пригласить на него Восточных патриархов и глав других православных церквей. Эти планы, как и ожидалось, вызвали широкий резонанс во всем мире.

Новое политическое руководство некоторых стран Восточной Европы (Югославия, Болгария, Румыния), а также главы Православных Церквей этих стран еще до получения официального приглашения выразили заинтересованность в поездке в Москву. Так, глава Сербской Православной Церкви митрополит Иосиф заявил советским представителям в Югославии, что "Сербская церковь считала бы особой честью быть приглашенной. <…> Она желает близкого контакта с Русской церковью"; через заместителя политического советника СКК в Румынии С.А. Дангулова была восстановлена связь с Румынским патриархом Никодимом, через СКК же патриарх Никодим был уведомлен о приглашении на Поместный собор митрополитом Алексием; болгарскому руководству Г. Карпов через НКИД был вынужден объяснить, что "делегация Болгарской церкви может быть приглашена на Поместный собор только после снятия схизмы" [2]. Но Московская Патриархия сочла для себя возможным содействовать перед Вселенским Патриархом о ее снятии. В ноябре 1944 года митрополит Алексий подготовил письмо на имя главы Болгарской церкви митрополита Стефана, "в котором, - как информировал НКИД Г. Карпов, - вносит предложение, чтобы Синод Болгарской церкви вошел с ходатайством к Вселенскому Патриарху Вениамину с просьбой о снятии с Болгарской церкви схизмы, наложенной Вселенским патриархом в 1872 г. Митрополит Алексий сообщает, что Русская Православная Церковь, со своей стороны, обратится к Вселенскому Патриарху, поддерживая ходатайство Синода Болгарской церкви".

Известие о подготовке в СССР к Поместному собору придало новый импульс стремлению православных приходов воссоединиться с Московской Патриархией. В ноябре-декабре 1944 года Московская Патриархия вела переговоры о присоединении с представителями Мукачевско-Пряшевской епархии, с монахами Валаамского монастыря в Финляндии, с митрополитом Феофилом (США), с духовенством карловацкой группы в Европе, Китае и Японии, наконец, с митрополитом Евлогием, главой эмигрантской Православной Церкви во Франции. Он неоднократно в неофициальных контактах с представителями советского посольства во Франции "сообщал о своем желании возвратиться под омофор Московского патриарха". Послание митрополита Евлогия Патриаршему Местоблюстителю Алексию от 21 ноября 1944 года "положило начало их переписке и официальным переговорам о воссоединении". И митрополит Феофил, и митрополит Евлогий также были приглашены с делегациями на Поместный собор.

На Востоке с удовлетворением приняли приглашение Московской Патриархии. На рубеже 1944-1945 гг. общая политическая ситуация была в целом благоприятна для подобных визитов.

Такое высокое представительство на Соборе требовало от советского руководства серьезной организационной подготовки и солидных материальных затрат (финансирование Собора - в том числе и оплата транспортных расходов иностранных делегаций - государство брало на себя).

Специальный план мероприятий, разработанный Советом, был рассмотрен и утвержден В. Молотовым. С сентября аппарат Совета был фактически целиком занят подготовкой Собора и напряженно работал вплоть до его закрытия. Помимо вопросов обеспечения проезда участников Собора в Москву, проживания, обедов, подготовки и согласования документов, обращений Собора и пр., Совет (совместно с руководством Московской Патриархии) готовил уже и следующие после Собора внешнеполитические акции. Так, в декабре 1944 года Г. Карпов направил письмо заместителю наркома иностранных дел В. Г. Деканозову, в котором выразил мнение о возможном ответном визите делегации Московской Патриархии в страны Ближнего Востока.

"Считаем, - писал Карпов, - возможным и целесообразным, чтобы Синод Русской Православной Церкви по окончании Собора, то есть после выборов Патриарха Московского, направил в страны Ближнего Востока церковную делегацию, в частности для посещения гг. Дамаска, Иерусалима, Александрии. Возможно, что Патриарх Московский получит такое предложение от Восточных патриархов в период их пребывания в Москве, им это будет сделано как ответный визит".

Поместный Собор работал с 31 января по 2 февраля 1945 года. На первом заседании участники Собора приняли "Положение об управлении Русской Православной Церковью", 2 февраля митрополит Алексий был единогласно избран Патриархом Московским и всея Руси.

Однако с точки зрения правительства значимость Поместного собора заключалась не в решении двух заявленных в повестке дня вопросов. Собор должен был показать представителям автокефальных православных церквей крепнущую мощь Русской Православной Церкви в СССР, то, что мощь эта опирается на поддержку государства, и не только политическую, но и материальную, что, в свою очередь, должно было стать существенным фактором для автокефальных православных церквей при выборе политических приоритетов.

Кроме того, Собор должен был продемонстрировать перед международной общественностью единство православных церквей, а также реальность претензий Московской Патриархии на "водительство" всем православным миром. Грандиозность, пышность, помпезность мероприятия, уровень обслуживания участников и гостей Собора действительно произвели впечатление и в немалой степени способствовали успешному решению поставленных правительством задач.

Председатель Совета оценил итоги работы Собора как имеющие важное политическое значение. Советское руководство согласилось с такой оценкой, о чем свидетельствовали, с одной стороны, награждение Председателя Совета Г. Г. Карпова в феврале 1945 года высшим государственным знаком отличия - Орденом Ленина, с другой - поддержка на самом высоком уровне дальнейших шагов Церкви в развитие достигнутого на Соборе. Эти шаги правительство направило в более конкретную плоскость.

2 марта 1945 года В. М. Молотов дал председателю Совета указание "изучить вопрос о взаимоотношениях между католицизмом и православием" и представить соображения по развертыванию борьбы с Ватиканом. Обстоятельная докладная записка Г. Г. Карпова была представлена в правительство уже 5 марта 1945 года. Самым масштабным из предложенных Советом мероприятий (вероятно, под впечатлением успеха Поместного Собора) была идея организации всемирной конференции христианских (некатолических) церквей в Москве. План мероприятий был утвержден Сталиным. Он стал руководством к действиям по объединению всего христианского некатолического мира под руководством Русской Православной Церкви в борьбе против Ватикана, а в СССР - по ликвидации Греко-католической церкви.

10 апреля 1945 года состоялась еще одна встреча И. Сталина с руководством Русской Православной Церкви. Она была посвящена проблемам внешней церковной политики. На встрече в Кремле присутствовали люди, имеющие непосредственное отношение к внешнеполитической сфере: митрополит Николай (Ярушевич), уже заявивший о себе как министр иностранных дел Московской Патриархии, протопросвитер Николай Колчицкий, управляющий делами Патриархии; со стороны советского правительства присутствовал нарком иностранных дел В. М. Молотов.

Продолжением реализации внешнестратегических планов советского правительства была не имевшая ранее аналогов по своей интенсивности внешняя деятельность Московской патриархии. Делегации Церкви в 1945 году выезжали во Францию, Англию, Австрию, Финляндию, Манчжурию, Германию, США, Югославию, Болгарию, Румынию; впервые в истории Церкви Патриарх Московский и всея Руси в мае этого года отправился в паломничество на Святую землю - патриарх Алексий посетил Ливан, Сирию, Палестину и Египет.

Целью этих визитов (с точки зрения и самой Патриархии, и советского правительства) являлось установление связей с заграничными Церквами, расширение сферы деятельности за рубежом, что в целом должно было укрепить международный авторитет и престиж Православной Церкви.

Конкретные задачи, которые решали представители Московской Патриархии, заключались в присоединении русских приходов под юрисдикцию Московской патриархии; в установлении прочных связей с восточноевропейскими православными церквами и "ориентировке" их на поддержку новых, демократических режимов в своих странах; в нахождении общих взглядов с Восточными патриархами, в объединении усилий по борьбе с Ватиканом, а также в решении вопроса о перенесении центра всемирного православия в Москву. Решение этих задач опиралось на значительную материальную помощь со стороны Русской Православной Церкви.

Итоги 1945 года, несмотря на сложности и проблемы, были впечатляющими. Согласно информации Совета, "за 1945 год перешло в юрисдикцию Московской Патриархии из числа архиереев, находящихся за границей и не признававших ранее Московскую Патриархию, 3 митрополита и 17 архиепископов и епископов. Общее число православных приходов за границей, вошедших в ведение Московского Патриархата, сейчас уже составляет - 285". Патриархом Алексием "была достигнута договоренность о совместном (Александрийского, Антиохийского, Иерусалимского и Московского патриархов) обращении к карловчанам [3] о покаянии и возвращении в лоно Православной Церкви, и над теми, кто не последует этому призыву - объявить церковный суд". Однако вопрос этот не был решен.

Идея перенесения центра Вселенского православия в Москву как вполне достижимая фиксируется в документах Совета только после Собора 1945 года. Ранее председатель Совета осторожно отслеживал этот вопрос и подавал в правительство лишь как информацию (которую, собственно, ждали) о высказываниях того или иного церковного деятеля. Возможно, тогда эта задача - своего рода программа-максимум, поставленная перед Русской Церковью И. Сталиным, - находилась "в стадии изучения", заявлять о ней в 1943-1944 гг. было по меньше мере нецелесообразно.

На Поместном соборе 1945 года уже "многие члены заграничных делегаций, - как информировал Г. Карпов, - высказывали предположение о том, что центр Вселенского православия необходимо перенести в Москву, поскольку Русская Православная Церковь является самой многочисленной и богатой в материальном отношении".

Во время переговоров Патриарха Алексия с Восточными патриархами летом 1945 года "все патриархи, - как сообщал в правительство Г. Карпов, - высказались за желательность созыва Вселенского Собора и единодушно указывают на то, что он должен состояться в Москве. Собор должен будет избрать Вселенского патриарха и решить вопрос о перенесении центра православия в Москву. Причем Патриарх Иерусалимский Тимофей высказал мысль, что было бы жестом исключительной политической и церковной важности, если бы русское правительство проявило бы инициативу и пошло навстречу этим желаниям устроить Вселенский Собор в Москве".

В течение 1945 года при встречах с Патриархом Алексием главы Болгарской, Румынской, Сербской церквей также высказывали мысль о том, что Москва должна стать Вселенским центром православия. Эта идея в победном 1945 году была популярна в среде европейской и американской православной эмиграции. Митрополит Евлогий так выразил эти настроения: "Огромная непобедимая Россия…и Москва - кто знает! - быть может, всемирный центр православия".

Советское руководство, таким образом, получило со стороны международных церковных кругов одобрение и принципиальную поддержку идеи созыва Вселенского собора с целью перенесения центра православия в Москву. В начале 1946 года этот замысел приобрел очертания планируемого мероприятия.

Патриарх Алексий, конечно же, понимал всю сложность, в первую очередь, с канонической точки зрения, реализации этого беспрецедентного мероприятия. Готова ли была Русская Православная Церковь, лишь три года назад возрожденная властью практически из небытия, взять на себя ответственность за судьбы мирового православия?

С другой стороны, условие негласного соглашения сентября 1943 г. - быть полезной государству - требовали от Патриарха выполнения этого явно политического заказа. Патриарх Алексий нашел некое компромиссное решение проблемы, причем с возможно максимальной в этой ситуации выгодой для Церкви. Его предложения были изложены Г. Г. Карповым в Записке в правительство СССР от 6 мая 1946 года.

Председатель Совета, обосновывая важность созыва Вселенского Собора в "закреплении авторитета Русской Православной Церкви по отношению к другим православным церквам", отмечает, что на его подготовку требуется длительный срок - полтора-два года.

"Патриарх Алексий считает возможным собрать весной 1947 года в Москве первое Вселенское Предсоборное совещание. <…> Официально же инициативу созыва в Москве Предсоборного совещания должен дать кто-либо из глав других автокефальных церквей, например патриархи Иерусалимский Тимофей и Антиохийский Александр и экзарх болгарской церкви Стефан. В случае положительного разрешения в принципе этого вопроса Патриарх Алексий считает необходимым до созыва Предсоборного совещания провести ряд следующих принципиальных мероприятий:

1. Ввиду необходимости тщательной богословской подготовки к собору и в виду недостатка у Русской Православной Церкви богословских кадров в настоящее время привлечь к работам Московской Патриархии некоторых профессоров бывших духовных академий, ныне проживающих в СССР, а также пригласить из-за границы 4-5 авторитетных русских богословов (Югославия, Болгария, Париж).

2. В тех же целях и для увеличения авторитета Русской Церкви открыть в Москве, Ленинграде и Киеве духовные академии с числом студентов на первом курсе до 50 человек.

3. В целях предотвращения поводов к умалению авторитета Русской Церкви на Вселенском Соборе со стороны оппозиционных церковных элементов за границей освободить отдельных архиереев, из числа отбывающих наказание, которые были осуждены до 1941 года (таких будет 10-12 человек), и предоставить им управление епархиями в областях Советского Союза, с последующим участием в работах Вселенского Собора".

Г. Г. Карпов также поддержал предложения Патриарха Алексия об оказании крупной единовременной финансовой помощи некоторым из Восточных патриархов "в целях закрепления установленных связей, а также в интересах будущих планов".

В итоге все эти предложения были одобрены правительством и получили свое закрепление в секретном постановлении СМ СССР за № 1132-465сс от 29 мая 1946.

Что касается планов организации Всемирной конференции всех христианских церквей, то к началу 1946 года они были откорректированы. Восточные патриархи, несмотря на то, что "высказали желание о проведении такой конференции в Москве для обсуждения способов борьбы с Ватиканом", посчитали ее проведение неактуальным в настоящее время, "когда не изжиты окончательно последствия войны и нет еще прочной устойчивости во всех странах".

Визит митрополита Николая в июне 1945 года в Англию подтвердил надежды советского руководства на то, что Англиканская церковь будет солидарна с Московской Патриархией в борьбе против Ватикана. И не более. Мало того, Англиканская церковь, возродив экуменическое движение[4] (в феврале 1946 года прошло первое послевоенное совещание), фактически перехватила у Московской Патриархии инициативу объединения христианских церквей, лишив его и антиватиканского акцента. В результате Московская Патриархия и Совет по делам Русской Православной Церкви вынуждены были определять свое отношение к этому движению, а также уровень участия в нем Русской Церкви и других православных церквей.

Совет относительно будущего участия Церкви в экуменическом движении высказался за целесообразность и необходимость этого. "Но для того, - подчеркивал Г. Карпов, - чтобы на "экуменических" конференциях и других церковных съездах выступать с единой линией православных церквей, Русская Православная Церковь должна взять на себя инициативу по объединению сил всех православных церквей мира".

По предложению Патриарха первое Вселенское Предсоборное совещание одновременно должно стать и совещанием по вопросу участия в экуменическом движении.

Эти предложения Совет министров СССР одобрил.

Утвержденные мероприятия легли в основу деятельности Совета и Московской Патриархии в 1946 году. Широта и масштабность внешнеполитических задач предопределили изменение внутренних структур обоих институтов. В феврале 1946 года распоряжением правительства была утверждена новая структура Совета. В ней появился Отдел по делам центрального управления Церкви, который и занимался вопросами международной деятельности Московской Патриархии.

В апреле 1946 года по предложению Патриарха Алексия при Священном Синоде был "открыт" Отдел внешних церковных сношений и утверждено Положение о нем. Все это свидетельствовало о готовности более эффективно решать поставленные советским руководством задачи на международной арене и в будущем.

Но, как оказалось, Московская Патриархия уже сделала максимум возможного. Со второй половины 1946 года по практически всем направлениям внешнеполитической работы обозначились проблемы и осложнения. По сути, с этого времени Русская Православная Церковь начала терять завоеванные в мире позиции, сохранив и укрепив с помощью государства свое влияние лишь на православные церкви стран Восточной Европы.

Основной причиной, безусловно, являлось изменение общего политического климата в мире: нарастающая конфронтация между бывшими союзниками привела к новой, "холодной" войне. Вследствие вынужденной политизации деятельности Московской Патриархии проявились противоречия между Русской Православной Церковью и другими христианскими (в том числе православными) церквами. В этих условиях образование Всемирного Совета Церквей как альтернативной организации для достижения межцерковного согласия в Европе и мире имело своим следствием крушение планов на лидерство Русской Православной Церкви. Сказались и ограниченные возможности Церкви: отсутствие подготовленных для внешней работы кадров, отсутствие собственных валютных средств, невозможность свободно распоряжаться валютой, выделяемой государством и пр.

Провал стратегических расчетов советского руководства в использовании Московской Патриархии на международной арене предопределил потерю интереса власти к религиозной сфере в целом и перемещение Русской Православной Церкви из большой политики на ее периферию.

[1] Материалы сайта http://www.rusoir.ru/

[2] Схизма - разделение христианской церкви на католическую и православную.

[3] Речь идет об эмигрантской религиозно-политической группировке, объявившей себя "русской зарубежной церковью", якобы представляющей русское православие за рубежом. Возникла в 1921 г.

[4] Экуменическое движение - движение за всемирное христианское единение.

1.4. Политика германских властей в отношении религиозных учреждений в годы оккупации [1]

Немецкие спецслужбы еще до начала войны разрабатывали проекты религиозной политики в СССР.

До 1941 года ведущую роль нацистские идеологи отводили Русской Православной Церкви за границей, иерархи которой в целом были настроены негативно к советской власти. Многие священнослужители и миряне Зарубежной Церкви связывали надежды на крушение "богоборческой коммунистической власти" с победой Германии в войне. Однако после оккупации значительной части территории СССР оказалось, что германские власти не сочли нужным активно привлекать зарубежное духовенство к работе на захваченных землях.

Впрочем, осенью 1942 года попытки Германии разыграть антимосковскую "церковную карту" активизировались. Разрабатывались планы проведения Поместного Собора в Ростове-на-Дону или Ставрополе с избранием Патриархом архиепископа Берлинского Серафима (Лядэ) - этнического немца, принадлежащего к юрисдикции Русской Православной Церкви за рубежом.

Владыка Серафим относился к числу епископов с туманным прошлым, но явными профашистскими симпатиями в настоящем, что недвусмысленно проявилось в воззвании к зарубежной русской пастве, которое он опубликовал в июне 1941 года: "Во Христе возлюбленные братья и сестры! Карающий меч Божественного правосудия обрушился на советскую власть, на ее приспешников и единомышленников. Христолюбивый Вождь германского народа призвал свое победоносное войско к новой борьбе, к той борьбе, которой мы давно жаждали - к освященной борьбе против богоборцев, палачей и насильников, засевших в Московском Кремле... Воистину начался новый крестовый поход во имя спасения народов от антихристовой силы... Наконец-то наша вера оправдана! <...> Поэтому, как первоиерарх Православной Церкви в Германии, я обращаюсь к вам с призывом. Будьте участниками в новой борьбе, ибо эта борьба и ваша борьба; это - продолжение той борьбы, которая была начата еще в 1917 году, - но увы! - окончилась трагически, главным образом, вследствие предательства ваших лжесоюзников, которые в наши дни подняли оружие против германского народа. Каждый из вас сможет найти свое место на новом антибольшевистском фронте. "Спасение всех", о котором Адольф Гитлер говорил в своем обращении к германскому народу, есть и ваше спасение, - исполнение ваших долголетних стремлений и надежд. Настал последний решительный бой. Да благословит Господь новый ратный подвиг всех антибольшевистских бойцов и даст им на врагов победу и одоление. Аминь!"

В первые же месяцы войны германские войска заняли огромные территории на западе страны - едва ли не половину европейской части Советского Союза: Прибалтику, Белоруссию, Украину, западные области Российской Федерации.

Управление территориями, оккупированными немецкими войсками, осуществляло Рейхсминистерство восточных земель во главе с Альфредом Розенбергом, главным идеологом НСДРП. Розенберг был настроен к христианству по сути враждебно, а по форме - настороженно и считал православие "красочным этнографическим ритуалом".

Циркуляр Главного управления имперской безопасности "О понимании церковных вопросов в занятых областях Советского Союза" ставил три основные задачи:

— поддержка развития религиозного движения (как враждебного большевизму);

— дробление его на отдельные течения во избежание возможной консолидации "руководящих элементов" для борьбы против Германии;

— использование церковных организаций для помощи немецкой администрации на оккупированных территориях.

Более долгосрочные цели религиозной политики фашистской Германии в отношении республик СССР указывались в другой директиве Главного управления имперской безопасности от 31 октября 1941 года, причем в ней уже начинает сквозить озабоченность массовым всплеском религиозности: "Среди части населения бывшего Советского Союза, освобожденной от большевистского ига, замечается сильное стремление к возврату под власть церкви или церквей, что особенно относится к старшему поколению".

Захваченные земли разделены были оккупационной администрацией, обладавшей всей полнотой политической, административной и судебной власти, на рейхскомиссариаты, состоявшие из округов, областей, районов, уездов и волостей. Прифронтовая территория находилась под управлением военного командования.

В результате такого административного деления Северная Буковина, Молдавия, Бессарабия и Одесская область были переданы Румынии, а земли восточнее Днестра вместе с Одессой составили так называемую Транснистрию. Галицию присоединили к Польскому генерал-губернаторству. Остальная территория составила рейхскомиссариат "Украина" с резиденцией рейхскомиссара гауляйтера Э. Коха в городе Ровно. Переход через границы административных зон был жестко ограничен, а для большинства жителей оккупированных территорий совсем невозможен или смертельно опасен.

Гитлер вплотную занимался религиозными проблемами и считал их очень важными в деле "управления покоренными народами". Гитлер 11 апреля 1942 года в кругу приближенных изложил свое видение религиозной политики и, в частности, подчеркнул необходимость запретить "устройство единых церквей для сколько-нибудь значительных русских территорий": "Нашим интересам соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о Боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы".

Чтобы не допустить возрождения сильной и единой Русской Церкви, были поддержаны некоторые раскольничьи юрисдикции на западе СССР, которые выступали против Московской Патриархии.

Так, в октябре 1941 года Генеральный комиссариат Белоруссии выдвинул в качестве условия легализации деятельности местного епископата проведение им курса на автокефалию Белорусской Православной Церкви. Эти планы активно поддерживала узкая группа националистической интеллигенции, которая не только оказывала всяческую поддержку фашистским властям, но и нередко подталкивала их к более решительным действиям по разрушению канонического церковного единства.

После отстранения от дел митрополита Минского и всея Белоруссии Пантелеимона (Рожновского) и заключения его в тюрьму СД в августе 1942 года стараниями нацистского руководства был созван Собор Белорусской Церкви, который, однако, даже под давлением оголтелых националистов и оккупационных властей отложил решение вопроса об автокефалии на послевоенное время.

Целью войны для Гитлера и руководства нацистской партии было расчленение нашей страны и порабощение славянских народов. Поэтому в случае победы Германии Православной Церкви - высшей национальной святыни русского народа - грозило жестокое гонение.

Однако фашистские идеологи прикрывали свою захватническую войну именем Бога, называли ее "крестовым походом". В пропагандистских целях оккупационные власти выдавали разрешения на открытие церквей. При этом, проводя религиозную политику, фашисты исполняли указание Гитлера: "Мы должны избегать, чтобы одна Церковь удовлетворяла религиозные нужды больших районов, и каждая деревня должна быть превращена в независимую секту. Если некоторые деревни в результате захотят практиковать черную магию, как это делают негры или индейцы, мы не должны ничего делать, чтобы воспрепятствовать им. Коротко говоря, наша политика на широких просторах должна заключаться в поощрении любой и каждой формы разъединения и раскола"[2].

Исполняя это указание, Розенберг в письме к рейхскомиссарам Остланда и Украины наметил основные принципы религиозной политики Германии на оккупированных территориях:

1. Религиозным группам категорически воспрещается заниматься политикой.

2. Религиозные группы должны быть разделены по национальным и территориальным признакам. При этом национальный признак должен особенно строго соблюдаться при подборе лидеров религиозных групп. Территориально же религиозные объединения не должны выходить за границы Генералбецирка (в терминах Православной Церкви - за границы одной епархии.

3. Религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных властей.

Германские власти достаточно быстро поняли, какой эмоционально патриотический заряд несет в себе восстановление церковной православной жизни на оккупированных территориях, и поэтому пытались жестко регламентировать формы отправления культа.

На оккупированных территориях, в начале войны, немцы разрешали церквям их деятельность. Затем фашисты прекратили практиковать открытие церквей, потому что священники проводили патриотические проповеди среди населения. Теперь священников избивали и расстреливали.

В стремлении взять под контроль деятельность религиозных организаций немецкие оккупационные власти при городских управах создавали отделы по руководству церковными делами. Их деятельность включала в себя подбор церковных кадров, организацию работы церквей, составление расписания церковных служб и т. п.

Ограничивалось время проведения богослужений - только ранним утром в выходные дни - и их длительность. Колокольный звон был запрещен. В Минске, например, ни на одном из открывшихся здесь храмов немцы не разрешили воздвигнуть кресты. Вся церковная недвижимость, которая оказалась на занятых землях, объявлялась ими собственностью рейха. Когда оккупанты считали это необходимым, они использовали храмы в качестве тюрем, концлагерей, казарм, конюшен, сторожевых постов, огневых точек. Так, под концентрационный лагерь для военнопленных была отведена значительная часть территории древнейшего в западной Руси Полоцкого Спасо-Евфросиниевского монастыря, основанного еще в XII веке.

Основными целями деятельности ведомств, занимавшихся религиозными вопросами внутри Германии и за ее пределами, были разрушение через раздробление традиционных религиозных структур и тотальный контроль за всеми проявлениями религиозной жизни.

На оккупированной советской территории нацистские СМИ настойчиво обсуждали тему гонений на религию и верующих со стороны большевиков, подчеркивая, что германские власти предоставляют религиозную свободу. Оккупанты "рекомендовали" священнослужителям в проповедях и во время "церковных церемоний" выражать верноподданнические чувства к Гитлеру и Третьему рейху, а также проводить особые молебны за победу германской армии и "спасение родины" от большевиков.

На оккупированных территориях разрешалась деятельность только лояльных германской администрации религиозных организаций.

При этом делалось все, чтобы поддерживать центробежные процессы среди православных приходов, епархий и учреждений на оккупированных землях. Власть не желала иметь дело с единой Православной Церковью и потому благоприятно воспринимала возникновение и становление различного рода автокефальных, независимых церквей на территории Прибалтики, в Белоруссии и на Украине.

В Прибалтике оккупационные власти разрешили митрополиту Сергию (Воскресенскому) сохранить каноническую, но не административную связь с Патриархией, заключавшуюся практически лишь в возношении имени Местоблюстителя за богослужением. Это сделано было из расчета впоследствии, в случае победоносного для Германии окончания войны, с большим удобством выселить всех православных из Прибалтики в глубину России.

В Белоруссии оккупационные власти пытались сколотить автокефальную Белорусскую Церковь. Находившемуся на покое в Жировицком монастыре архиепископу Пантелеймону (Рожновскому), который был сторонником сохранения канонического единства с Московской Патриархией и находился в оппозиции к митрополиту Варшавскому Дионисию (Валединекому), немецкие власти предложили возглавить автокефальную Белорусскую Церковь, потребовав от него не вступать в сношения ни с Москвой, ни с Варшавой. Возглавив Белорусскую Церковь в сане митрополита Минского и Белорусского, Пантелеймон не пошел на разрыв с Предстоятелем Русской Церкви. Поэтому под давлением оккупационных властей, а также из-за интриг сепаратистски настроенного духовенства вынужден был практически отойти от дел. Вскоре он скончался. После него Белорусскую автокефальную митрополию возглавил Филофей (Нарко).

На Украине викарный епископ Владимиро-Волынский Поликарп (Сикорский), в прошлом петлюровский чиновник, опираясь на поддержку оккупационных властей и коллаборационного "землячества Украины", обосновавшегося за пределами Украины, в Польше, объявил себя архиепископом, потом митрополитом Луцким и заодно главой автокефальной Украинской Церкви. Его поддержали епископы Геннадий (Шиприкевич), Мстислав (Скрыпник) - украинские националисты прогерманской ориентации.

Большая часть украинской паствы занятых областей находилась, однако, под окормлением так называемой автономной Церкви Украины, которая не порывала канонической связи с Патриархией, хотя автономия ее и не была признана Главой Русской Православной Церкви митрополитом Сергием и Экзархом Украины митрополитом Киевским Николаем Ярушевичем.

Каноническое общение с Патриархией сохранили на оккупированной Украине скончавшийся 1 ноября 1942 года на покое в схиме в Киево-Печерской Лавре схиархиепископ Антоний (князь Абашидзе), епископы Полтавский Вениамин (Новицкий), Ковельский Иоанн (Лавриенко), Луцкий Иов (Кресович). Большая часть духовенства Украинской Автономной Церкви была настроена патриотически; многие священники даже оказывали помощь партизанам.

В первую годовщину вторжения немецких войск в СССР имперский комиссар Украины в директиве руководителям СС и полиции писал: "На Украине, точно так же, как и в Германии, каждый может верить по-своему. Нами допускаются любая религия и любое церковное направление, если они лояльны к германской администрации… Разногласия церковных направлений между собой, а именно в религиозных вопросах, нас не интересуют. Мы желаем только, чтобы полемика по этим вопросам не распространялась среди мирских масс, потому что она может нарушить гармонию, необходимую для общего строительства".

Со временем предполагалось допустить на захваченные территории "новый класс проповедников", обученных и способных "толковать народу религию", свободную от национальной истории, традиций и культуры.

Хотя немецкие оккупанты давали разрешение на открытие церквей, идеология господствующей нацистской партии была направлена против христианства. Поэтому в прифронтовой полосе, где власть находилась в руках военной администрации, православные христиане могли видеть со стороны немцев искреннее сочувствие, но в глубоком тылу, где тон задавали партийные функционеры и части СС, только пропагандисткие и политические соображения диктовали оккупационным властям известную терпимость по отношению к православной церкви (ПЦ), которая, однако, была весьма ограниченной. Так, на оккупированных территориях было сохранено действие большей части советского законодательства, оказавшегося весьма удобным для новых хозяев; в частности, действовал ленинский декрет от 1918 года об отделении церкви от государства и школы от церкви.

В начальных школах и ремесленных училищах (открывать иные школы немецкие власти не разрешали) запрещено было обучать детей религии. Как и в самой Германии, воспитание детей в школах велось национал- социалистическом, расистком и неоязыческом духе. Великие праздники Православной Церкви не стали официальными выходными.

Впрочем, в "восточном министерстве" Розенберга были чиновники, которые считали, что Православной Церкви следует давать преимущества в сравнении с католической и протестантской как политически менее ангажированной. Кроме того, предполагалось, что в этом случае Православная Церковь войдет в соперничество с другими христианскими конфессиями, и в итоге христиане разных вероисповеданий скомпрометируют и себя, и все христианство в целом в глазах народов.

В своей религиозной политике Гитлер и фашистская верхушка преследовали далеко идущие цели, но они были хорошо скрыты. К христианству всех конфессий: и к Православию, и к католичеству, и к протестантизму - фашисты относились с презрением и ненавистью. Их целью было создание новой религии, религии "вечного рейха" на основе соединения древних германских языческих верований и оккультной мистики.

Поскольку и в Германии, и во всей Европе еще множество людей сохраняло верность своим национальным христианским традициям, фашисты планировали использовать все конфессии и отделившиеся от них течения, вплоть до любых раскольников и сектантов, в целях создания этой новой религии, используя древний принцип "разделяй и властвуй".

Сами оккупанты признавали, что успех миссионерской работы был обусловлен главным образом тем, что большие массы русского народа, в особенности крестьяне, несмотря на старания большевиков, остались верны православной вере. В подтверждение этому нацисты приводили следующие факты: церкви переполнялись молящимися, священники имели так много дел (крещения, причастия, исповеди, венчания, благодарственные молитвы, молебны, похороны, панихиды), что едва с ними справлялись, число причастников и детей, которых крестят, было поразительно большим, верующие с усердием и самопожертвованием заботились о ремонте и убранстве своих церквей, священные предметы, которые во время ограбления церквей большевиками были спасены и спрятаны верующими, снова возвращались ими в церковь. Церковные песнопения были не забыты, и поэтому во всех приходах создавались церковные хоры, спрос на книги религиозного содержания был так велик, что они моментально раскупались, миссионеров повсюду встречали с почтением и доверием, старались посильно заботиться об их благополучии, родители охотно доверяли своих детей священникам для религиозного образования.

Они намеревались поставить все христианские церкви под свой контроль, добиться их разделения, расчленения на возможно меньшие, самостоятельные "автокефалии". Они стремились завербовать, взять негласно на службу наиболее честолюбивых, корыстолюбивых или трусливых церковников, чтобы они исподволь, планомерно проводили идеи новой религии через проповедь и постепенно вводили изменения в церковной жизни вплоть до богослужебных текстов, уставов и т. п.

Фашисты ставили цель трансформации всей жизни и деятельности христианской церкви (по сути, их подрыв) в нужном им направлении, когда их оккупационная администрация позволяла открывать храмы. По мысли гитлеровцев, для завоеванных народов - для тех, кого они считали "унтерменшами" (низшей расой), как, например, всех славян - для них религиозные свободы должны были стать явлением временным, "переходным". Мнимая лояльность к Церкви, обман населения и духовенства, не подозревавших о далеко идущих целях оккупантов, будто бы противопоставивших религиозную свободу антирелигиозной идеологии Советского государства - вот что представляла собой конфессиональная политика гитлеровцев.

Конечно, эти планы были совершенно утопичны и нереальны. Но претворять их в жизнь фашисты принялись сразу же, не учитывая верности и преданности Церкви ее служителей и их паствы. За проведение религиозной политики на оккупированной территории у гитлеровцев отвечало несколько ведомств - от специального министерства вероисповеданий вплоть до военного командования и гестапо. Между ними часто возникали разногласия и трения, в основном, по поводу средств и методов работы, тактики в конкретных ситуациях.

Это успешно использовали православные архиереи, которым пришлось нести тяжкий крест служения в условиях оккупации.

Вспомним о некоторых иерархах, совершивших подвиг верности Русской Православной Церкви и Отечеству и послуживших им даже до смерти.

Митрополит Сергий

Митрополит Сергий, экзарх Прибалтики в 1941-1944 годах (в миру Дмитрий Николаевич Воскресенский) родился в Москве в семье священника. Окончил семинарию. После революции поступил в Московский университет, из которого был отчислен с 3-го курса юридического факультета как сын "служителя культа". В 1925 году принял монашеский постриг в Московском Даниловом монастыре.

Перед началом войны архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский) был управляющим делами Московской Патриархии. В 1940 году был командирован в Западную Украину и Белоруссию, затем в Латвию и в Эстонию после их присоединения к СССР.

С началом войны митрополит Сергий не эвакуировался, а остался в оккупации. Он единственный из действующих архиереев канонической Русской Церкви остался на оккупированной территории. Ему удалось убедить немецкие власти, что им выгоднее сохранить на северо-западе епархии Московского, а не Константинопольского Патриархата - "союзника" англичан.

Судьба необычайна и трагична. Человек сильной воли, необычайно гибкого и смелого ума, мужества и, конечно, настоящей веры, митрополит Сергий героически и жертвенно исполнял свой долг пастыря и главы Экзархата и сделал многое такое, что сейчас кажется свыше человеческих сил.

Ему удалось успешно противостоять тактике расчленения церковно-административных единиц, которую осуществляли гитлеровцы. Он не только удержал в целостности весь Экзархат, не позволив его разделить на несколько "независимых" церквей-епархий, но и сумел противостоять местным националистическим тенденциям, которые могли привести к внутрицерковному расколу. Ему удалось отстоять церковное единство не только в пределах территории Экзархата, но и его единство с Московской Патриархией.

Большой заслугой митрополита Сергия было его попечение о военнопленных красноармейцах. Фашисты наложили категорический запрет на общение православного духовенства с военнопленными, но на какое-то время митрополит Сергий добился его отмены в пределах возглавляемого им Экзархата.

Митрополит Сергий взял на себя попечение об оккупированной части Псковской, Новгородской и Ленинградской областей, где было открыто свыше 200 храмов. В Псков им была направлена группа священников, и деятельность Псковской духовной миссии оказалась весьма благотворной. Есть свидетельства того, что работа Миссии на приходах даже служила прикрытием и способствовала партизанскому движению.

В Вильнюсе митрополит Сергий открыл богословские курсы. Его мужество, гибкий ум и смелость позволяли ему почти три года отстаивать интересы своей паствы перед оккупационными властями. В Москве он был заочно предан суду "как перешедший на сторону фашизма". Но в действительности митрополит Сергий служил Церкви и Отечеству. После войны ходили слухи, будто бы он в узком кругу отмечал победы Красной Армии и даже пел знаменитый "Синенький скромный платочек". Это, скорее всего, легенда, но легенда очень характерная, свидетельствующая о его репутации патриота.

Гитлеровцы намеревались провести в Риге епископское совещание, чтобы добиться от митрополита Сергия и епископов отказа от их канонической связи с Московской Патриархией, но оно было сорвано Экзархом. Митрополит Сергий понимал, что рискует жизнью, и предусмотрительно составил духовное завещание, в котором указал трех своих преемников на случай смерти.

В берлинских архивах сохранились документы, свидетельствующие о том, что митрополит Сергий и его деятельность были крайне досадны для оккупационных властей. Среди этих документов есть сведения, собранные гитлеровцами о митрополите Сергии, в них значатся и прослушивание московского радио, и пение популярной в Красной Армии песни. И решали, как с ним разделаться, в Берлине.

Под руководством митрополита Сергия на занятых землях была развернута широчайшая катехизаторская деятельность.

Большая часть духовенства оккупированных территорий более или менее явно выражала свою поддержку патриотической позиции московского священноначалия. Многочисленны случаи казни нацистами священников за чтение в храмах первого послания Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского).

29 апреля 1944 года на пустынном участке шоссе Вильнюс - Рига машина Патриаршего Экзарха Прибалтики митрополита Сергия была расстреляна автоматчиками. Митрополит Сергий и его спутники погибли. Убийство главы Экзархата было списано фашистами на местных партизан националистического толка - "зеленых братьев". Управление Экзархатом принял архиепископ Даниил как первый из трех архиереев, указанных в завещании митрополитом Сергием. Могила его находится в Риге, на Покровском кладбище.

Скорее всего, если бы владыка дожил до скорого уже прихода Красной Армии, он был бы репрессирован по формальному обвинению в сотрудничестве с оккупантами. Но о его верности Родине и Православной Церкви свидетельствует такой случай. В 1942 году в Псковскую миссию из Германии прибыл некий архимандрит Гермоген, который был убежден, что "Московская Церковь" - "красная", а потенциальных власовцев надо призывать к "освобождению Родины". После общения с митрополитом Сергием этот заблуждающийся, но честный монах принял решение перейти в юрисдикцию Московской Патриархии, к митрополиту Сергию, что и сделал. А о цели своей прежней "миссии" больше не вспоминал.

В храмах возглавляемого митрополитом Сергием Экзархата во все время оккупации возносились молитвы о Православной Церкви, о спасении Отечества и трудились для его спасения. Ныне память о нем хранят православные люди стран Балтии. В истории Отечественной войны имя митрополита Сергия (Воскресенского) - рядом с героями, отдавшими свою жизнь за Родину, за ее Победу.

Архиепископ Даниил

Биография архиепископа Даниила (в миру Николай Порфирьевич Юзвьюк) необычна для архиерея. Он родился в 1880 году в семье псаломщика, окончил духовную школу при Свято-Успенском Жировицком монастыре в Западной Белоруссии. Работал преподавателем. В 1914 году в Петрограде поступил на юридические курсы. После революции работал в Харькове, затем в Вильнюсе, где с 1925 года преподавал в Духовной семинарии. В 1939 году стал секретарем митрополита Виленского, а затем "правой рукой" митрополита Сергия (Вознесенского).

Митрополит Сергий был весьма решительным архиереем. В апреле 1942 года он постригает своего секретаря Николая Порфирьевича Юзвьюка в монашество с именем Даниил, в том же году в считанные дни возвышает его в степени священства от иеромонаха до архимандрита и поставляет во епископа Ковенского, викария Литовской митрополии. Имея верного помощника в лице епископа Даниила, митрополит Сергий проводит в августе 1942 года съезд православных архиереев в Риге, определивший целостность всего Экзархата, его верность Московской Патриархии и, как следствие, верность его мирян своему единому Отечеству.

Заслуга епископа Даниила и в проведении съезда епископов, и в его благих результатах очень велика. И вся деятельность митрополита Сергия не могла быть столь успешной, если бы рядом с ним не было такого надежного соратника. Не случайно Епископ Даниил был указан первым в духовном завещании Экзарха и стал преемником митрополита Сергия после его мученической кончины.

В сане архиепископа Ковенского он был временно управляющим Литовской митрополии и временно исполняющим обязанности Экзарха Прибалтики. Архиепископ Даниил сделал все, чтобы сохранить дело митрополита Сергия. Обстановка в конце войны быстро менялась. В мае 1945 года Архиепископ Даниил был в лагере для перемещенных лиц в Чехословакии. В октябре 1945 года восстановил общение с Московской Патриархией и в декабре 1945 года получил назначение на Пинскую кафедру.

Но в 1949 году, когда началась новая волна репрессий, архиепископ Даниил был арестован, осужден и отбывал заключение до 1955 года. По освобождении престарелый архиерей уже не мог занять какую-либо кафедру. В 1956 году архиепископ Даниил был определен на покой в удаленный, окраинный город Измаил. Все, чего удалось добиться для него, это право служения в городском соборе.

Затем архиепископ Даниил пребывал недолгое время в родном Жировицком монастыре и, наконец, в Свято-Михайловском монастыре в селе Александровка под Одессой. В 1964 году он был награжден правом ношения креста на клобуке. Это все, чем в то время, при господстве государственного атеизма, Церковь могла наградить архипастыря-исповедника.

Архиепископ Даниил скончался в Александровском Свято-Михайловском монастыре 27 августа 1965 года, в канун праздника Успения Божией Матери.

Митрополит Алексий

Непростая биография другого экзарха военного времени - Патриаршего экзарха Украины в 1941-1943 гг. митрополита Алексия. В ней, словно в зеркале, отразились сложности жизни Православия в Западной Украине.

Будущий экзарх (в миру Александр Яковлевич Громадский) родился в 1882 году в бедной семье псаломщика церкви в селе Докудово на Подляшье Холмской епархии. Окончил семинарию в Киеве и Киевскую духовную академию. С 1908 году был священником собора в городе Холме, законоучителем Холмской мужской гимназии, наблюдателем духовных учебных заведений Холмской епархии. В 1918 году стал ректором духовной семинарии в г. Кременце. В 1921 году он принял монашеский постриг с именем Алексий, а в апреле 1922 года был поставлен в епископа Луцкого, викария Волынской епархии.

На Западной Украине проводилась так называемая "украинизация" Церкви. Имели место националистические тенденции, разъединяющие историческое единство общерусского Православия, даже в богослужении совершалась замена церковно-славянского языка на украинский. Архиепископ Алексий активно "проводил в жизнь" эту украинизацию.

В 1939 году, когда Польша была разделена между Германией и СССР, Западная Украина была занята Красной Армией. Архиепископ Алексий был в августе 1939 года арестован, но вскоре освобожден, а в 1940 году, после общения с обладавшим даром убеждения митрополитом Киевским Николаем (Ярушевичем), перешел в юрисдикцию Московской Патриархии, оставшись на той же Волынской и Кременецкой кафедре. Вскоре началась война, оккупация Украины, и к этому времени относится лучшая часть биографии этого иерарха.

Оккупационный фашистский режим в своей религиозной политике на Украине сделал ставку на польского автокефалиста митрополита Дионисия (Валединского): поддержать для начала его церковь, а затем "нарезать" ее на части: "автокефалии" украинская (создана в 1942 году), белорусская. А их в свою очередь разделять по "местным признакам" и т.д.

Архиепископ Алексий не признал притязаний митрополита Дионисия и принял ряд действенных мер к установлению канонических норм церковной жизни на Украине. 18 августа 1941 года он, как старший архиерей, собрал и провел в Почаевской Лавре епископское совещание, на котором был определен статус автономной Украинской Церкви в канонической зависимости от Московского Патриархата. 25 ноября 1941 года это решение было исправлено.

Для Православной Церкви на Украине был принят статус Экзархата Московской Патриархии, то есть восстановлена ситуация на предоккупационное время. Экзархом был избран Алексий (Громадский), вскоре возведенный в сан митрополита Волынского и Житомирского. Огромной заслугой митрополита Алексия было объединение верных своему каноническому долгу епископов, а с ними и их духовенства и мирян.

Соблюдение верности Русской Православной Церкви возглавляемым митрополитом Алексием было и соблюдением верности Отечеству, духовным и нравственным противостоянием оккупантам.

В конце жизни митрополита Алексия был сложный момент, когда вся его благотворная деятельность оказалась под угрозой. Он подписал предварительное соглашение об объединении с Украинской автокефальной церковью, созданной в 1942 году. Ее возглавляли архиереи Александр (Иноземцев) и Поликарп (Сикорский). Митрополит Алексий внял их доводам и обещаниям, что при этом объединении каждая сторона останется автономной, что обе стороны смогут помогать друг другу в сложных условиях военного времени. Но архиереи, на которых опирался митрополит Алексий и которые его поддерживали, убедили его, что соглашение обернется обманом, храмы экзархата будут захватывать автокефалисты, начнется смута, которая будет на руку гитлеровцам. Митрополит Алексий аннулировал соглашение и окончательно порвал все контакты с автокефалистами.

Он еще не знал, что этим подписывает себе смертный приговор. 8 мая 1943 года во время поездки по епархии на дороге из Кременца в Луцк в лесу митрополит Алексий был убит украинскими националистами. Вероятно, оккупационные власти хотели, чтобы это убийство было расплатой за подрыв религиозной политики Третьего рейха.

Конечно, митрополит Алексий (Громадский) не был такой мощной личностью, как митрополит Сергий (Вознесенский), но их роднят общность совершения подвига верности Церкви и Отечеству в условиях оккупации и общая участь. Даже форма убийства обоих Экзархов общая. И память митрополита Алексия (Громадского), пострадавшего за служение Православной Церкви и нашему единому Отечеству в годы Великой Отечественной войны, будет сохранена во все будущие времена.

Архиепископ Вениамин

Архиепископ Вениамин (в миру Сергей Васильевич Новицкий) родился в 1900 году в семье протоиерея в Минской губернии. Окончил духовную семинарию в Вильнюсе и богословский факультет Варшавского университета в 1928 году. Был сельским учителем, псаломщиком. В 1928 году принял монашеский постриг в Свято-Успенской Почаевской Лавре.

С 1934 года был настоятелем храмов во Львове, благочинным приходов в Галиции. С 1937 г. - архимандрит, магистр богословия. Преподавал в Лаврской монашеской школе. Был большим знатоком и любителем церковного пения и организовал хоры во всех храмах, где настоятельствовал. За несколько дней до начала войны, 15 июня 1941 года, был рукоположен во епископа Пинского и Полесского, викария Волынской епархии.

В Почаевской Лавре 18 августа и 25 ноября 1941 года при его деятельном участии проходили епископские совещания, определившие верность православной Украины единой Русской Православной Церкви в условиях оккупации. В августе 1942 года епископ Вениамин был назначен на Полтавскую кафедру. В сентябре 1943 года вернулся в Почаевскую Лавру.

Вся деятельность епископа Вениамина (Новицкого) в оккупации была направлена на сохранение норм церковной жизни и церковного единства с Московской Патриархией, а это являлось в условиях оккупации и соблюдением верности единому Отечеству. Заслугой епископа Вениамина следует признать и его веское убедительное слово, и противодействие тому предварительному соглашению, которое было навязано митрополиту Алексию (Громадскому) украинскими автокефалистами. Авторитет епископа Вениамина в значительной степени повлиял на сохранение подлинной независимости Церкви на Украине от всевозможных попыток ее раскола.

Однако во время войны служение епископа Вениамина не было оценено по достоинству. В 1944 году он был вызван в Киев и здесь арестован по обвинению в сотрудничестве с оккупантами. Епископ Вениамин был неправедно осужден, приговорен к десяти годам заключения, которое отбывал в тяжких условиях на Колыме. Но по освобождении в 1956 году он был сразу же возведен в сан архиепископа и назначен на Омскую кафедру.

Власти не позволяли заслуженному архиерею вернуться в родные края, где его помнили и почитали. Разрешалось только назначать его на отдаленные восточные кафедры. В 1958 году он был переведен на Иркутскую кафедру, кроме того, во временное управление архиепископу Вениамину поручалась и еще и огромная территория Хабаровской и Владивостокской епархии.

15 лет пребывал архиепископ Вениамин на Иркутской кафедре. Церковь, как могла в те годы господствующего государственного атеизма, отмечала великие заслуги архипастыря-страдальца. Крест для ношения на клобуке, орден Св. Владимира I степени - вот те награды, которые свидетельствуют, что архиепископ Вениамин не был забыт, о нем помнили и его великий подвиг Церковь высоко ценила. Несмотря на подорванное здоровье, он не прервал свой архипастырский труд, не уходил на покой, продолжал служение до самой своей кончины 14 октября 1976 года (на Праздник Покрова Божией Матери). Имя архиепископа Вениамина (Новицкого) должно остаться среди имен тех иерархов, кто отстоял независимость нашей Церкви в условиях оккупации, кто укреплял свою паству в верности Церкви и Отечеству.

Несправедливо было бы не вспомнить о тех священнослужителях, кто даже под страхом смерти не предал ни свой народ, ни Родину, ни дело служения Церкви. Многие отказывались молиться о здравии Гитлера, призывали прихожан сопротивляться насильной эвакуации. И многие из них были за это расстреляны фашистами, как, например, гатчинский священник Александр Петров, священник Орлинской церкви Суслин, священник Югостиской церкви Лужского района Воробьев.

В архивных документах также находим сведения о том, как священники на оккупированных территориях помогали партизанам. Так, священник церкви села Хохлово Порховского района по фамилии Пузанов в течение двух лет был связан с партизанами, неоднократно ходил в разведку по их заданию и собирал средства в фонд обороны. Помогал партизанам и отец Кирилл из церкви деревни Дубановичи Карамышевского района, собирал для них продукты и даже зачитывал селянам сводки Совинформбюро, передавая информацию о положении дел на фронте, которой жители оккупированных немцами территорий были лишены.

Истинный масштаб ущерба, нанесенного Русской Православной Церкви германскими оккупантами, точно оценить невозможно. Он не исчерпывался тысячами разрушенных и разоренных храмов, бесчисленными предметами утвари и церковными ценностями, увезенными фашистами при отступлении. Церковь лишилась сотен духовных святынь, что не может быть искуплено никакими контрибуциями.

И все-таки оценка материальных потерь проводилась уже в годы войны. 2 ноября 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР была создана Чрезвычайная Государственная Комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, коллективным хозяйствам (колхозам), общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР (ЧГК). В состав Комиссии был введен и представитель от Русской Православной Церкви - митрополит Киевский и Галицкий Николай (Ярушевич). Сотрудниками Комиссии были разработаны примерная схема и перечень преступлений в отношении культурных и религиозных учреждений.

В Инструкции по учету и охране памятников искусства отмечалось, что в актах об ущербе должны фиксироваться случаи грабежа, увоза художественных и религиозных памятников, порчи иконостасов, церковной утвари, икон и т. п. К актам должны были прилагаться свидетельские показания, инвентарные описи, фотографии. Был разработан специальный ценник на церковную утварь и оборудование, утвержденный митрополитом Николаем 9 августа 1943 года. Данные, полученные ЧГК, фигурировали на Нюрнбергском процессе в качестве документальных свидетельств обвинения.

В материалах ЧГК отсутствуют детальные статистические данные о денежном выражении ущерба, причиненного Русской Православной Церкви. Нетрудно тем не менее с известной долей условности подсчитать: если в годы войны всего пострадало 2766 молитвенных зданий различных конфессий (1739 - потери РПЦ (церкви и часовни) и 1027 - иных конфессий), а общий размер ущерба составил 6 млрд 24 млн рублей, то ущерб Православной Церкви достигает примерно 3 млрд 800 тысяч рублей.

О масштабах разрушения исторических памятников церковного зодчества, которые невозможно исчислить в валютном эквиваленте, свидетельствует неполный перечень храмов, пострадавших только в одном Новгороде. Гигантский ущерб нанесли немецкие обстрелы знаменитому Софийскому собору (XI в.): его средняя глава была пробита снарядами в двух местах, в северо-западной главе разрушены купол и часть барабана, снесено несколько сводов, содрана золоченая кровля. Георгиевский собор Юрьева монастыря - уникальный памятник русского зодчества XII в. - получил множество больших пробоин, благодаря чему в стенах появились сквозные трещины.

Сильно пострадали от немецких авиабомб и снарядов и другие древние монастыри Новгорода: Антониев, Хутынский, Зверин и др. Обращена в развалины знаменитая церковь Спаса-Нередицы XII в. Разрушены и сильно повреждены здания, входящие в ансамбль Новгородского Кремля, в том числе церковь Св. Андрея Стратилата XIV-XV вв., Покровская церковь XIV в., звонница Софийского собора XVI в. и др. В окрестностях Новгорода от прицельного артиллерийского огня разрушены собор Кириллова монастыря (XII в.), церкви Николы на Липне (XIII в.), Благовещения на Городище (XIII в.), Спаса на Ковалеве (XIV в.), Успения на Волотовом поле (XIV в.), Михаила Архангела в Сковородинском монастыре (XIV в.), Св. Андрея на Ситке (XIV в.).

Из приведенных в "Справке о разрушении зданий религиозных культов" данных видно, что наибольшее количество православных церквей и часовен было полностью разрушено и частично повреждено на Украине - 654 церкви и 65 часовен. В РСФСР пострадали 588 церквей и 23 часовни, в Белоруссии - 206 церквей и 3 часовни, в Латвии - 104 церкви и 5 часовен, в Молдавии - 66 церквей и 2 часовни, в Эстонии - 31 церковь и 10 часовен, в Литве - 15 церквей и 8 часовен и в Карело-Финской ССР - 6 церквей.

Все это не более чем красноречивая иллюстрация тех истинных потерь, какие во время Великой Отечественной войны понесла Русская Православная Церковь.

[1] При создании этого раздела использованы материалы сайта http://www.world-war.ru/printer_444.html

[2] Цит. по кн.: Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви, 1917-1945. Париж, 1977. С. 510.

Глава 2. Церковь и народ 2.1. Деятельность Православной Церкви во время Великой Отечественной войны

По книгам, кинофильмам, рассказам ветеранов мы знаем о подвиге на полях сражений и в тылу, который совершили наши соотечественники, чтобы победить. А вот о подвиге сотен монашествующих, церковно- и священнослужителей известно мало. Тема эта только начинает обсуждаться. Великая сила молитвы

Когда началась Великая Отечественная война, Патpиаpх Антиохийский Александр III обратился к христианам всего мира с посланием о молитвенной и материальной помощи России.

Митрополит Гоp Ливанских Илия (Антиохийский патpиаpхат) всегда молился о спасении России. После обращения Александра III митpополит Илия усилил молитвы о спасении России от вражеского нашествия. Он ушел в затвоp. В каменном подземелье, где не было ничего, кpоме иконы Божией Матеpи, митрополит Гор Ливанских просил Богородицу открыть, чем можно помочь России.

В подземелье не доносился ни один звук с земли. Затворник не ел, не пил, не спал - только стоял на коленях перед иконой Божией Матери с лампадой и молился. Каждое утро ему приносили сводки с фронтов. Через трое суток молитвы ему явилась в огненном столпе Сама Матерь Божия и объявила, что он должен передать определение Божие для страны Российской. Если все, что определено, не будет выполнено, то Россия погибнет.

Должны быть открыты по всей стране храмы, монастыри, духовные академии и семинарии. Священников необходимо вернуть с фронтов и из тюрем и позволить им служить. Нельзя сдавать Ленинград. Надо вынести Казанскую икону и обнести ее с крестным ходом вокруг города, и тогда ни один враг не ступит на его землю. В Москве перед Казанской иконой также нужно совершить молебен. Икону надо привезти в Сталинград, который сдавать нельзя. Икона должна идти с войсками до границ России. Когда закончится война, митрополиту Илии следует приехать в Россию и рассказать, как она была спасена. Казанская икона Божией Матери [1]

Здесь необходимо рассказать о той роли, которую с давних пор играет эта икона в русской истории. Она связана с величайшими историческими событиями России, с именами людей, ставшими великими и глубоко почитаемыми народом.

С нею, например, тесно связана судьба священномученика патриарха Ермогена. Он лучше кого-либо повествует об обретении иконы в "Повести о честном и славном явлении образа Пречистой Богородицы в Казани".

В конце июня 1579 года в Казани случился пожар, уничтоживший большую часть города. Пожар начался с дома Онучиных.

Через две недели после пожара Богоматерь трижды явилась девочке Матрене Онучиной во сне и повелела возвестить архиепископу и воеводам города Казани, чтобы они обрели ее образ в земле на месте пепелища двора Онучиных. Девочке не поверили, и Богородица являлась ей трижды. Тогда Матрена с матерью стали заступом копать в указанном месте, где до пожара была печь. На глубине трех локтей (около метра) обнаружили икону. Одним из первых очевидцев этого чудного явления был скромный священник Никольской церкви Ермоген, который впоследствии стал Патриархом всея Руси. Он писал: "…чудотворный образ чудно сиял светлостью, как будто вновь был написан красками, тогда как земной прах нисколько не коснулся того чудного образа, как сами мы видели".

К месту обретения иконы сразу же стеклось множество народа, город огласился праздничным звоном. Этот день - 8 июля с 1579 года стал ежегодно праздноваться в Казани, а потом и по всей Руси. На месте обретения иконы в том же году царь Иоанн IV основал Богородицкий монастырь, где хранилась явленная Казанская икона. В этом монастыре приняли постриг Матрена с матерью.

Есть особый смысл в том, что Казанская обретена в недрах земли. Своим явлением Божия Матерь освящает стихии нашего мира: огонь, воду, воздух, растения и землю. В огне и на воздухе явились иконы Толгская и Тихвинская, на водах - Иверская, на деревьях - Феодоровская, Жировицкая. Казанская пришла из недр земных, как человек пришел на Землю из ее праха. Эту мистическую связь Богородицы с Землей глубоко почувствовали на Руси верующие люди. Не случайно зовут в народе Землю - Мать-Земля, а Богоматерь иногда в молитвах именуют "Землею благою".

Свою чудесную помощь икона явила в Смутное время, ровно через 33 года после обретения, когда Русь подверглась вторжению польских интервентов, вынашивавших замыслы посадить на Российский престол чужеземца и иноверца. Польские войска взяли Москву, захватили в плен и заточили в темницу Патриарха Московского и всея Руси Ермогена.

В заточении патриарх молился Богоматери, из темницы до русских патриотов доходили его призывы, чтобы они "крепко стояли за веру, унимали грабеж, сохраняли братство и, как обещались, положили души свои за Дом Пречистой, за чудотворцев и за веру". И вскоре сформировалось нижегородское ополчение Минина и Пожарского.

У князя Дмитрия Михайловича Пожарского был список с Казанской чудотворной иконы. С этой иконой войска князя подошли к стенам захваченной поляками Москвы. Готовясь к штурму, русское воинство три дня постилось и молилось пред иконой Богоматери о победе.

Архиепископу Арсению, находившемуся в плену у поляков в осажденном Кремле, было видение преподобного Сергия Радонежского, который сказал: "Арсений, наши молитвы услышаны, предстательством Богородицы суд Божий об Отечестве преложен на милость, завтра Москва будет в руках осаждающих и Россия спасена".

22 октября 1612 года был взят Китай-город, а еще через два дня - Кремль. 25 октября в воскресный день русские войска с крестным ходом вошли на Красную площадь с Казанской иконой Богоматери впереди.

В 1649 году, 22 октября, установлено было совершать празднование Казанской Богоматери во всей России по случаю рождения у царя Алексея Михайловича наследника престола - цесаревича Дмитрия Алексеевича, что для России, недавно испытавшей тяжкие бедствия от пресечения царского рода, служило радостным залогом будущего благоденствия.

Князь Пожарский в честь Пресвятой Богородицы за помощь в победе воздвиг на Красной площади в 1630-е годы храм Казанской иконы, где она хранилась почти триста лет. В двадцатые годы XX столетия храм был варварски уничтожен. 4 ноября (22 октября) 1990 года патриарх Московский и всея Руси Алексий II освятил место и положил на него первый камень воссоздаваемого храма.

Особую роль Казанская икона сыграла в Санкт-Петербурге. Известно почитание этой иконы Петром Великим. В 1709 году накануне Полтавской битвы царю сказали, что в селении Каплуновке находится чудотворный список Казанской иконы Божией Матери. По государеву указу образ был доставлен в стан русской армии, который расположился под Харьковом. Ожидая сражения, царь долго молился пред иконой Божией Матери, он повелел обнести образ пред полками. Во время битвы 27 июня икона стояла на поле боя.

В честь великой Полтавской победы Петр I построил Сампсоньевский собор в Петербурге, куда первоначально и поместил Казанскую икону.

Есть крепко утвердившееся в народе предание о том, что Казанской иконой благословил Петра Великого святитель Митрофан Воронежский еще до основания Петербурга: "Возьми икону Казанскую Божией Матери - и она поможет тебе победить злого врага. Потом перенесешь эту икону в новую столицу… Казанская икона станет покровом города и всего народа твоего".

В дни страшной блокады во время Великой Отечественной войны эти слова знали все жители осажденного города. И верили, что враг не войдет в город, пока на него распространяется покровительство Божией Матери.

В 1710 году царь повелел перевезти из Москвы чудотворный образ Казанской Божией Матери. Скорее всего, эта икона была списком с обретенной в Казани.

Некоторое время Казанская икона пребывала в Александро-Невском монастыре. Императрица Анна Иоанновна повелела построить для Казанской иконы специальный храм, который встал на углу Невского и Мещанской (впоследствии Казанской).

В народе храм обрел свое название по находящейся в нем святыне - иконе Казанской. С нею связано восшествие на престол Екатерины Второй, где она была провозглашена императрицей, а ее семилетний сын Павел - цесаревичем. Так Казанская стала еще и покровительницей российских императоров.

Павел I, вступив на престол в 1796 году, решает воздвигнуть более достойный храм для общенациональной святыни. Объявляется грандиозный конкурс проектов, в котором участвуют самые прославленные зодчие. А победил бывший крепостной, пока малоизвестный архитектор А. Н. Воронихин. Проект был одобрен Павлом I, а первый камень при начале строительства заложил 27 августа 1801 г. Александр I. Собор строился десять лет, а в центральный иконостас была помещена Казанская икона Божией Матери - святыня Санкт-Петербурга.

В 1812 году пришло новое испытание для России - Отечественная война. Князь М. И. Кутузов, назначенный главнокомандующим, готовясь к отъезду на фронт, молился пред чудотворной иконой за спасение России. А 25 декабря 1812 года, в праздник Рождества Христова, в Казанском соборе перед Казанской иконой служили первый благодарственный молебен "За избавление России от нашествия галлов и с ними двунадесяти языков". К святому месту были принесены трофеи: ключи городов, неприятельские знамена, жезлы.

После 1917 года Казанская икона страдает и бедствует вместе с народом. 36 лиц духовного звания, в том числе митрополит Вениамин, были арестованы и приговорены к мученической смерти "за сопротивление в изъятии церковных ценностей для голодающих Поволжья". Иконостас - бесценный художественный памятник, оклад и прочее убранство иконы были спешно разобраны и отправлены на переплавку. Вершиной надругательства стало "упразднение" собора в 1929 году и создание в нем Музея религии и атеизма. Чудом спасенную Казанскую икону сумели перенести в действующий Князь-Владимирский собор.

В первые месяцы обороны Ленинграда, когда положение было самое тяжелое и умирали тысячи людей, из Владимирского собора вынесли Казанскую икону Божией Матери и обошли с ней крестным ходом вокруг Ленинграда. Город выстоял. Снова подтвердились слова, сказанные святителем Митрофанием Воронежским Петру I о том, что город святого Апостола Петра избран Самой Божией Матерью, и пока Казанская Ее икона в городе и есть молящиеся, враг не может войти в город.

Затем Казанскую икону перевезли в Сталинград. Там перед ней шла непрестанная служба - молебны и поминовения погибших воинов. Икона стояла среди наших войск на правом берегу Волги, и немцы не смогли перейти реку, сколько усилий ни прилагали. Был момент, когда защитники города остались на маленьком пятачке у Волги, но немцы не смогли столкнуть наших воинов, ибо там была Казанская икона Божией Матери. Сталинградская битва, сообщает протоиерей Швец, началась с молебна перед этой иконой, и только после этого был дан сигнал к наступлению. Икону привозили на самые трудные участки фронта, где были критические положения, в места, где готовились наступления. Священство служило молебны, солдат кропили святой водой.

И еще один факт. Киев - матерь городов русских - был освобожден нашими войсками 22 октября - в день празднования Казанской иконы Божией Матери по церковному календарю, или 4 ноября гражданского стиля. И это было весьма знаменательно для народа России: с Киева началась Русь наша; здесь произошло Крещение нашего народа.

Однако вернемся к рассказу о пророчествах, которые довел до сведения Сталина митрополит Илия. В 1947 году Сталин исполнил свое обещание и в октябре пригласил митрополита Илию в Россию. Он опасался не исполнить данных ему указаний, ибо все пpоpочества, переданные владыкой Ливана, сбылись.

Перед приездом гостя Сталин вызвал владыку Алексия, ставшего уже Патpиаpхом, и спросил: "Чем может отблагодарить митрополита Илию Русская Церковь?" Патриарх предложил подарить митрополиту Ливанскому икону Казанской Божией Матери, крест с драгоценностями и панагию, украшенную драгоценными каменьями из всех областей страны, чтобы вся Россия участвовала в этом подарке. По pаспоpяжению Сталина самые искусные ювелиры изготовили панагию и крест.

Митрополит Илия прибыл в Москву, встретили его торжественно. На цеpемонии-встpече ему поднесли икону, крест и панагию. Как он был pастpоган! Тогда же правительство наградило его Сталинской премией за помощь нашей стране во время Великой Отечественной войны.

От премии владыка отказался, сказав, что монаху деньги не нужны: "Пусть они пойдут на нужды вашей страны. Мы сами решили передать вашей стране двести тысяч долларов для помощи детям-сиpотам, у которых родители погибли на войне". Серафим Вырицкий

Были великие молитвенники о победе над врагом и в России, такие как иеpосхимонах Сеpафим Выpицкий.

С первых дней войны отец Серафим открыто говорил о предстоящей победе русского оружия. С 1930 года он жил в Вырице, под Ленинградом. Современники оставили свидетельства, что с 1935 года, когда на Церковь обрушились страшные гонения со стороны властей, Серафим Вырицкий начал моления на камне перед иконой Серафима Саровского.

С началом Великой Отечественной старец усилил подвиг моления на камне - стал совершать его ежедневно. В самой Вырице, как и было предсказано старцем, не пострадал ни один жилой дом и не погиб ни один человек. Молился батюшка и о спасении вырицкого храма. Вот о каком удивительном случае рассказывают старожилы Вырицы.

...В первых числах сентября 1941 года немцы наступали на станцию Вырица и вели ее интенсивный обстрел. Кто-то из командиров нашей армии решил, что в качестве объекта наводки используется высокий купол храма, и приказал взорвать церковь. Для этого со станции была отправлена команда подрывников - лейтенант и несколько бойцов. Когда подвода со смертоносным грузом прибыла к храму, лейтенант приказал бойцам подождать его у ворот, сказав, что должен ознакомиться с объектом подрыва. Офицер вошел в ограду, а затем и в храм, который в суматохе не был заперт...

Через некоторое время солдаты услышали звук одиночного револьверного выстрела и бросились к храму. Лейтенант лежал бездыханным, рядом валялся его револьвер. Бойцов охватила паника и, не выполнив приказа, они бежали из храма. Тем временем началось отступление, и о взрыве забыли. Так вырицкая церковь в честь Казанской иконы Пресвятой Богородицы была сохранена от уничтожения...

И еще чудо: немцы, заняв Вырицу, расквартировали в ней часть, состоящую из... православных. Известно, что Румыния была союзницей Германии, но о том, что вырицкая команда будет состоять из румын, исповедовавших Православие, да еще говоривших по-русски, вряд ли кто мог предположить.

Осенью 1941 года по многочисленным просьбам жителей Вырицы храм был открыт, в нем начались регулярные богослужения. Поначалу прихожане косились на солдат в немецкой форме, но видя, как последние молятся и соблюдают чин службы, привыкли.

Это был единственный православный храм, который действовал во фронтовой полосе, причем по ту сторону фронта!

Такова правда (к сожалению, не все об этом знают) о молитвенной помощи, которую оказала Родине Церковь в годы войны.

В. Ф. Войно-Ясенецкий [2]

Ярким примером выполнения патриотического долга можно считать жизнь священника В. Ф. Войно-Ясенецкого (1877-1961).

Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий - хирург, доктор медицины. До 1917 года он был врачом в ряде земских больниц средней России, позднее - главный врач Ташкентской городской больницы, профессор Среднеазиатского государственного университета. Автор 55 научных трудов по хирургии и анатомии, а также десяти томов проповедей. Наиболее известна его книга "Гнойная хирургия".

В начале двадцатых годов под именем Луки постригся в монахи, был рукоположен в сан епископа. Многократно подвергался арестам и административным ссылкам. Избран почетным членом Московской Духовной академии в Загорске.

Награды: премия Хойнатского от Варшавского университета (1916 г.); бриллиантовый крест на клобук от Патриарха Всея Руси (1944 г.); медаль "За доблестный труд в Великой Отечественной войне" (1945 г.); Сталинская премия первой степени за книги "Гнойная хирургия" и "Поздние резекции при огнестрельных ранениях суставов" (1946 г.).

Он читал студентам лекции, произносил доклады на научных съездах и конференциях и проповеди в церквях.

6 мая 1930 года В. Ф. Войно-Ясенецкого арестовали, и только через год - 15 мая 1931 года - решением чрезвычайной тройки ОГПУ он был приговорен к ссылке на три года с исчислением срока со дня ареста.

А 13 декабря 1937 года, на следующий день после первых выборов в Верховный Совет СССР по новой Конституции, Войно-Ясенецкий был снова арестован, по стандартному тогда обвинению в шпионаже... в пользу Ватикана!

В неимоверно тяжелых условиях тюрьмы, подвергаясь непрерывным допросам днем и ночью, лишенный сна, с распухшими от долгого стояния ногами, Валентин Феликсович объявил голодовку. Но допросы продолжались, и он падал от истощения. Ведь Войно-Ясенецкому было уже 60 лет.

В состоянии крайнего истощения Валентин Феликсович был помещен в тюремную больницу. Однако и там, несмотря на свое тяжелое состояние, он по долгу врача и священника старался оказывать другим заключенным посильную помощь.

Начало Второй мировой войны застало Войно-Ясенецкого в третьей ссылке.

С первых дней Великой Отечественной войны Войно-Ясенецкий буквально "бомбардировал" начальство всех рангов с требованием предоставить ему возможность лечить раненых. По воспоминаниям И. М. Назарова, бывшего начальника Енисейского пароходства, он отправил Калинину телеграмму следующего содержания: "Я епископ Лука, профессор Войно-Ясенецкий, отбываю ссылку в поселке Большая Мурта Красноярского края. Являюсь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта и тыла, где мне будет доверено. Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку. Епископ Лука".

Разрешение было получено. 30 сентября 1941 года ссыльный профессор Войно-Ясенецкий переводится в г. Красноярск для работы консультантом в многочисленных госпиталях, имевших более 10 тысяч коек.

Ленинградский писатель Юрий Герман рассказывал:

"В начале Великой Отечественной войны Сталин вызвал к себе академика Бурденко, главного хирурга Красной Армии.

— Что вам нужно для нормальной работы? Чем партия и правительство могут помочь фронтовым медикам? - спросил Сталин.

— Нам нужен профессор Войно-Ясенецкий,- ответил Бурденко.- Это замечательный хирург и ученый.

— А где он?

— В ссылке.

— Дадим вам вашего Войно-Ясенецкого,- ответил Сталин. И вскоре после того Валентин Феликсович был освобожден из ссылки в деревне Большая Мурта, где-то на Енисее. Сталин сам распорядился, чтобы ему было присвоено звание генерал-лейтенанта, и направили его командовать всеми госпиталями Сибири".

Через несколько дней Войно-Ясенецкий был назначен главным хирургом-консультантом сводного пензенского госпиталя. Кроме того, по ходатайству Патриарха Алексия ему было разрешено своего рода негласное совместительство в качестве архиепископа Рязанского, Тамбовского и не помню еще какого. Но в госпитале он всегда ходил в халате, одетом поверх архиерейской одежды".

С первых же дней работы в Красноярских госпиталях он трудился самозабвенно. Много оперировал, все свои силы и знания отдавал обучению молодых хирургов и, как всегда, тяжело переживал каждую смерть. Питался плохо, часто не успевал даже получать продовольствие по своим карточкам.

В операционной у него висели иконы, а перед операцией он разрешал больным целовать крест, висевший у него на груди.

До болезни в 1942 году Святитель Лука делал по 4-5 операций в день, работая по 8-9 часов, но после болезни он был вынужден сократить свой рабочий день.

Синод назначил Луку епископом Енисейским и Красноярским. В первый день принятия сана он отслужил молитву о даровании победы над немецко-фашистскими захватчиками, призвал прихожан к пожертвованиям на танковую колонну. В. Ф. Войно-Ясенецкий делал патриотические воззвания, учил паству милосердию и соблюдению заповедей. Сейчас в Красноярске поставлен памятник Святому Луке, на здании школы № 10 установлена мемориальная доска.

1946 год был знаменательным в жизни Войно-Ясенецкого. Представленные Наркоматом здравоохранения его фундаментальные работы "Очерки гнойной хирургии" и "Поздние резекции при инфицированных ранениях суставов" были удостоены Государственной (тогда Сталинской) премии первой степени в 200 тысяч рублей.

Независимый Валентин Феликсович не устоял против посылки Сталину благодарственной телеграммы по поводу высокой награды, написанной в несвойственном ему высокопарном стиле того времени:

"Москва. Генералиссимусу И. В. Сталину. Прошу Вас, высокочтимый Иосиф Виссарионович, принять от меня 130.000 рублей, часть премии Вашего славного имени, на помощь сиротам, жертвам фашистских извергов. Тамбовский архиепископ Лука Войно-Ясенецкий, профессор хирургии".

Вскоре была получена ответная телеграмма:

"Тамбов. Тамбовскому архиепископу Луке Войно-Ясенецкому, профессору хирургии. Примите мой привет и благодарность правительства Союза ССР за Вашу заботу о сиротах, жертвах фашистских извергов. Сталин".

Публикация этих телеграмм в печати дала повод для слухов, будто бы Войно-Ясенецкий встречался и беседовал со Сталиным, который в одной из встреч задал ему "каверзный" вопрос:

— Профессор! Во время операции Вам ведь не приходилось встречаться с человеческой душой?

— С совестью мне тоже не приходилось встречаться, но она тем не менее существует, - будто бы ответил Валентин Феликсович.

В действительности Войно-Ясенецкий со Сталиным никогда не встречался. Однако этот мифический диалог весьма красноречиво свидетельствует о мироощущениях врача и священника.

Легенд о Войно-Ясенецком существовало много.

"В Красноярске Луку уважали, прикрепили к обкомовской столовой, из закрытого магазина все ему привозили. Открыл он в Николаевке церковь. Народ повалил в церковь валом. Верующие денег накидали несколько мешков. Зовут Луку эти деньги считать, а он и говорит: "Что мне их считать, везите все в банк, там сосчитают, пускай все идет на оборону Родины".

С николаевской кладбищенской церковью в Красноярске связывают и такой случай. В церкви этой епископ Лука служил и проповедовал по субботам и воскресеньям. Народу всегда было полно. Живого епископа с каких пор уже в городе не видывали. И вот однажды, во время проповеди, к церковным дверям с грохотом подлетел мотоцикл, и солдат-вестовой полез через толпу с пакетом к Луке. Бабы на него, конечно, зашикали, заругались. Пакет же с печатями пошел по рукам и дошел до проповедника. Епископ прервал свое слово, открыл пакет, прочитал, что там было написано, и сказал: "Православные христиане! По законам нашей церкви пастырь не должен покидать во время службы и проповеди свое место. Но вот получил я письмо, где сказано, что солдат раб Божий такой-то умирает в госпитале и нуждается в моей епископской и врачебной помощи. Да простит меня Бог, и вы простите, христиане православные, но должен я поторопиться к этому раненому".

Сошел Лука с амвона, сел в мотоциклетную коляску и умчался. А верующие прихожане решают его ждать. Ждали его всю ночь. А под утро он приехал уже на машине, взошел на амвон и возгласил: "Благодарение Богу, раненный на поле брани солдат раб Божий такой-то спасен". Что тут началось! Люди падали на колени, кто "многие лета" кричит, кто молится. Ну и он благодарственный молебен отслужил. Случай этот по всему городу скоро разнесся, и на фронт из Красноярска пошло много посылок с подарками и теплыми вещами для наших бойцов".

С именем архиепископа Луки у многих красноярцев, жителей Тамбова и Симферополя, связаны воспоминания о счастливых исцелениях. В народной памяти Войно-Ясенецкий выступает чаще как неотразимый хирург, но в одном дошедшем до нас эпизоде он проявил себя, по всей видимости, неплохим психотерапевтом.

"Дело было в Сибири. В одном военном госпитале лежал контуженный молодой солдат. На фронте он потерял дар речи. Врачи ничего поделать не могли. И вот однажды идет профессорский обход. Впереди сам епископ. Спрашивает врача: "А тут кто у вас лежит?" Тот докладывает: так, мол, и так, больной, лишенный речи после контузии. Архиепископ рукой эдак повел, всех из палаты выпроводил и на край койки сел. Взял солдата за руку и спрашивает: "Хочешь научиться говорить?" Тот, конечно, кивает. "Ты женщину когда-нибудь любил?" Тот кивает. "Помнишь ли имя первой, самой первой своей любимой?" Солдат кивает головой. "Назови это имя". Солдат - и-их - не получается, не может он ничего выговорить. Лука тогда встал и говорит: "Каждый день с утра до вечера тверди это имя. И с этим именем к тебе вернется речь". Прошли сутки, вторые. Солдат старается, мычит, а имени выговорить не может. На третью ночь заснули все в палате, и вдруг будит солдата сосед: "Проснись, дурень, ты же кричишь. Таню какую-то поминаешь". Проснулся солдат и заговорил. Немоты как не бывало".

А вот письмо из Тамбова. Со слов своей покойной подруги врача В. П. Дмитриевской учительница-пенсионерка О. В. Стрельцова описывает следующий эпизод:

"При обходе больных красноармейцев госпиталя Владыкой Лукой в качестве врача один больной красноармеец позволил себе обиду нанести ему, сказав - зачем здесь ходит длинноволосый. И что же получилось: в тот же вечер этому обидчику было возмездие и вразумление. Ночью в двенадцать часов случился с ним смертельный приступ, который вразумил его, и он, больной, потребовал врача с просьбой вызвать к нему Профессора, то есть Владыку Луку.

Он приехал ночью же, вошел в палату к больному, который со слезами просил прощения у Владыки-Профессора за свою обиду и умолял спасти ему жизнь, так как он, больной, чувствовал уже приближение смерти. Владыка дал команду немедленно приготовить все к срочной операции. Принесли больного, подготовили к операции. Владыка, как обычно в таких случаях поступал, спросил больного, верует ли он в Бога, так как не профессор возвратит ему жизнь, а Бог рукой доктора.

Больной, не прекращая слез, ответил, что он теперь верует и сознает, что он поплатился за грубую насмешку над Владыкой-Профессором. Владыка-Профессор, сделав очень серьезную операцию срочную, возвратил больного к жизни. Этот случай очень подействовал на всех больных госпиталя". Материальный вклад в победу

Следует особо отметить материальную поддержку армии, которую взяла на себя Православная Церковь.

Уже с первых месяцев войны практически все православные приходы начали сбор средств в созданный фонд обороны. Верующие жертвовали не только деньги и облигации, но и изделия (а также лом) из драгоценных и цветных металлов, вещи, обувь, полотно, шерсть и многое другое.

В первые же годы войны в храмах Москвы было собрано более трех миллионов рублей на нужды фронта и обороны. В храмах Ленинграда собрали пять с половиной миллионов рублей. Церковные общины Нижнего Новгорода за 1941-1942 годы собрали в фонд обороны более четырех миллионов рублей. Новосибирская епархия за первое полугодие 1944 года собрала на нужды военного времени около двух миллионов рублей. Церкви Красноярского края за 1944-1946 годы внесли в фонд обороны и на другие патриотические цели 965 тысяч рублей.

На средства, собранные Церковью, были созданы воздушная эскадрилья имени Александра Невского.

Особую страницу в летописи войны составляет создание на церковные средства танковой колонны "Димитрий Донской". Не существовало на свободной от фашистов земле почти ни одного, даже сельского, прихода, не внесшего свой вклад в общенародное дело. Сорок танков "Т-34", которые составили общецерковную танковую колонну, были построены на заводе Челябинска. Их передача частям Красной Армии состоялась у дер. Горелки, северо-западнее Тулы, по месту расположения комплектующих военных лагерей. Грозную технику получили 38-й и 516-й отдельные танковые полки. К тому времени оба прошли нелегкие боевые пути. Первый участвовал в боях на Демянском плацдарме, под Вязьмой и Ржевом, освобождал города Невель и Великие Луки, бил врага под Ленинградом и Новгородом. Второй, что особенно примечательно, до получения "тридцатьчетверок" от Русской Православной Церкви с честью оправдывал доверие дальневосточной молодежи, пройдя дорогами войны на танках колонны "Хабаровский комсомолец".

По-разному сложится военная судьба боевых машин "Димитрия Донского". Короткой и яркой будет она для 38-го полка, продолжительной и скрытной окажется у 516-го. Но 8 марта 1944 года, в день вручения общецерковной колонны, они стояли на одном заснеженном поле. Учитывая высокую значимость патриотического акта верующих, в день передачи колонны состоялся торжественный митинг, на котором перед танкистами по поручению Патриарха всея Руси выступил митрополит Крутицкий Николай. Это была первая официальная встреча представителя духовенства Русской Православной Церкви с бойцами и командирами Красной армии. Нет, не по инициативе и без поддержки Сталина. На приеме присутствовали: от военного совета бронетанковых и механизированных войск Красной армии - генерал-лейтенант Н. И. Бирюков, от Русской Православной Церкви - Патриарх Московский и всея Руси Сергий, митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий и митрополит Крутицкий Николай. Долгие годы, в силу существовавшей внутренней политики государства, этот факт скрывался под грифом "секретно". Сегодня можно ознакомиться с краткой стенограммой речей на приеме. Они не содержат тайн, а всего лишь выражают единство чувств и стремление людей полярных мировоззрений, но скрепленных преданностью Родине в ее трудный час.

Генерал-лейтенант танковых войск Н. И. Бирюков:

"Разрешите мне, Иван Николаевич (Страгородский Иван Николаевич - имя Патриарха Сергия до пострижения в монахи), прежде всего, поблагодарить Вас от имени военного совета бронетанковых и механизированных войск Красной армии как организатора большого благородного и патриотического дела, направленного на оказание помощи Красной армии в разгроме врагов человечества - фашизма. Разрешите также вместе с этим заверить Вас, что те танки, которые мы построили на средства духовенства Русской Православной Церкви и всех верующих, вручены достойным людям, которые не остановятся перед тем, чтобы отдать жизнь свою за освобождение нашей Родины от врагов, от немецких фашистов…".

Сергий - Патриарх Московской и всея Руси:

"Очень рад, что маленькое начало сделано. Мы ни на минуту не сомневаемся и не сомневались, что все простые люди, любящие нашу Родину, конечно, не поколеблются жизнь свою отдать, чтобы исполнить свой воинский долг. Мы не сомневаемся и только можем радоваться, что и мы тут, хотя и ничтожную, но каплю своего участия прибавили к этому общему подвигу, общему труду, что и мы участвуем в этом деле.

Желаю Вам как представителю танковых войск в том числе и нашей колонны, чтобы слава Димитрия Донского почила и на сегодняшних представителях "Димитрия Донского" и чтобы не только Вы и Ваши соратники наследовали эту славу, но (я попроще скажу), чтобы вы возвратились в целости назад из этой огненной печи, в какую вам приходится идти и где действовать приходится, чтобы вы здоровыми и невредимыми возвратились домой и радовались бы и с нами со всеми, и с вашими близкими людьми. Дай Бог Вам, чтобы Ваши слова исполнились на деле и чтобы слава Димитрия Донского коснулась и Вас, и всех представителей танковых войск

Верующие также приняли участие в сборе средств на сибирскую эскадрилью "За Родину!"

Не было ни одного даже сельского прихода на свободной от фашистских захватчиков земле, не внесшего своего посильного вклада в общенародное дело. Свидетельством глубокого патриотизма наполнены воспоминания протоиерея церкви села Троицкого Днепропетровской области И. В. Ивлева: "В церковной кассе денег не было, а их надо было достать <...> Я благословил двух 75-летних старушек на это великое дело. Пусть имена их будут известны людям: Ковригина Мария Максимовна и Горбенко Матрена Максимовна. И они пошли, пошли уже после того, как весь народ уже внес свою посильную лепту через сельсовет. Пошли две Максимовны просить Христовым именем на защиту дорогой Родины от насильников. Обошли весь приход - деревни, хутора и поселки, отстоящие в 5-20 километрах от села и в результате - 10 тысяч рублей, сумма по нашим разоренным немецкими извергами местам значительная". Вот так собирались те миллионы.

Верующие жертвовали не только деньги и облигации, но и изделия (а также лом) из драгоценных и цветных металлов, вещи, обувь, полотно, шерсть и многое другое. Средства для победы над фашистами собирались даже на оккупированной территории, что было сопряжено с настоящим героизмом. Так, псковский священник Федор Пузанов под боком у фашистских властей умудрился собрать около 500 тысяч рублей пожертвований и передать их на "большую землю".

С каждым годом войны сумма церковных взносов заметно росла. В 1943 году саратовские православные клирики и миряне внесли 131 тысяч рублей на восстановление Сталинграда.

Особое значение в заключительный период войны имел начатый в октябре 1944 году сбор средств в фонд помощи детям и семьям бойцов Красной Армии. Еще в мае 1944 года митрополит Алексий (Симанский) и его сестра А. Погожева передали свою дачу на станции Сиверская под детский дом для детей погибших солдат и офицеров.

После освобождения части территории СССР ее духовенство и миряне также активно включались в патриотическую работу. Так, в Орле после изгнания фашистских войск было собрано два миллиона рублей. День освобождения Донбасса (10 сентября) священники Ворошиловградской области ознаменовали в 1944 году сбором 202 тысяч рублей в фонд Красной Армии. Монахи Киево-Печерской Лавры за 1944 год внесли на оборону страны более 70 тысяч рублей.

В конце 1944 года каждая епархия прислала в Синод отчеты по специальной форме о своей патриотической деятельности. Выяснилось, что к этому времени общая сумма церковных взносов на нужды войны, по предварительным данным, составила более 200 миллионов рублей, в том числе по Горьковской области - 9 234 тысяч, Ставропольскому краю - 6 130 тысяч, Свердловской области - 4 615 тысяч, Красноярскому краю - 4 179 тысяч.

По подсчетам Московской Патриархии, к лету 1945 года было собрано более 300 миллионов рублей, не считая драгоценностей, вещей и продуктов. Реально же общая сумма была больше как минимум на несколько десятков миллионов, так как далеко не везде был организован четкий учет взносов.

Священники разделяли во время войны судьбы прихожан.

Показательна судьба красноярского священника Н. В. Попова. Бывший репрессированный, он за 1943-1945 годы собрал на нужды фронта 620 тысяч рублей. Его стараниями вновь открылась Покровская церковь. Свое прошение о ее открытии Н. В. Попов мотивировал тем, что много людей смогут попасть в храм и послушать проповеди о том, "чтобы сплоченно, дружно и единодушно встать на защиту нашей дорогой Родины от общего врага". Позже Н. В. Попов стал настоятелем вновь открытой Покровской церкви. В этой церкви всегда, особенно на религиозные праздники, было много посетителей. В 1945 г. церковный совет Покровской церкви включился в фонд помощи детям и семьям фронтовиков. За этот год только для детей погибших воинов и инвалидов войны эта церковь собрала 247 тысяч рублей. Н. В. Попов был награжден медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг."

Владыка Варфоломей, архиепископ Новосибирский и Барнаульский, призывал людей к пожертвованиям на нужды армии, совершая богослужения в храмах Новосибирска, Иркутска, Томска, Красноярска, Барнаула, Тюмени, Омска, Тобольска, Бийска и других городов. Сборы шли на приобретение теплых вещей для бойцов, содержание госпиталей и детских домов, на восстановление районов, пострадавших во время немецкой оккупации и помощь инвалидам войны.

Митрополит Ленинградский Алексий оставался со своей паствой в блокадном Ленинграде на протяжении всей блокады.

Патриотическая деятельность духовенства и верующих на оккупированных фашистами территориях СССР

В г. Орле весь период немецкой оккупации успешно действовал подпольный госпиталь, одним из руководителей которого был врач В. И. Турбин, в 1930-е годы тайно принявший монашество. Благодаря его личному мужеству и самоотверженности медперсонала в этом госпитале удалось спасти несколько оказавшихся в плену бойцов Красной армии. После излечения их переправили через линию фронта.

В Орле было создано объединенное попечительство церквей, возглавляемое Н. Ф. Локшиным. Оно оказывало бесплатную помощь больным и престарелым людям, ежемесячно отчисляя деньги из заработка священнослужителей на нужды бедных. Широкой известностью и уважением среди прихожан Богоявленской церкви пользовался член попечительства доктор И. М. Варушкин, бесплатно лечивший их.

Лучшие представители православного духовенства оставались верными основным принципам и заповедям христианства. Они оказывали помощь, а нередко и спасали от гибели людей независимо от их веры и национальности. Так, украинский священник Иоанн Карбованец и насельницы Домбокского монастыря близ г. Мукачево, рискуя жизнью, спасли обреченных на неминуемую голодную смерть 180 детей, вывезенных немецкими захватчиками в августе 1943 г. из орловского детского дома.

Весной 1942 года гестапо выявило немало случаев, когда лица еврейской национальности обращались в православные церкви с просьбой произвести обряд крещения над своими детьми и выдать им об этом свидетельство. Церковь принимала их, надеясь уберечь от гибели. Несмотря на это, все выявленные фашистами евреи, в том числе и дети, были расстреляны.

Протоиерей Благовещенской церкви г. Симферополя Иоанн Крашановский, бывший старший морской священник, не скомпрометировал себя изменой и пользовался горячей любовью и глубоким уважением верующих. Когда Красная армия выдворила немецких захватчиков из пределов Крыма, протоиерей Иоанн с разрешения генерала Ветрова созвал всех верующих г. Симферополя в полуразрушенный немцами собор, совершил благодарственный молебен и произнес замечательную речь, навсегда оставившую след в сердцах слушателей. За молебном о даровании победы присутствовали воинские части. Иоанн Крашановский получил благодарность командования за патриотическую деятельность и материальную помощь раненым бойцам.

В Симферополе проживал особенно уважаемый верующими заслуженный протоиерей Николай Швец, он зачитал в своем кладбищенском храме патриотическое воззвание митрополита Сергия (Страгородского). Воззвание это получил и распространил среди верующих диакон этого же храма отец Александр Бондаренко. Их патриотический подвиг поддерживал старец Викентий, бывший обновленческий епископ, давно мечтавший о молитвенном общении с Православной церковью. Все они попали в немилость к заведующему церковным подотделом А. Д. Семенову и были расстреляны гестапо. Протоиерея Николая Швеца обвиняли еще в том, что он крестил евреев.

Священник Владимир Соколов в начале 1942 года был назначен в с. Мандуш Бахчисарайского района. Это село не раз переходило из рук в руки. Много жителей его были в партизанском отряде. Священник Соколов все время поддерживал с партизанами связь. Когда спускались в село советские парашютисты, он получал от них газеты и распространял их, с опасностью для себя ходил слушать передачу радиоцентра через тайный приемник. Немцы сожгли дом неугодного им священника и издали приказ о расстреле всего мужского населения села. К счастью, Соколову с сыном удалось спастись и пробраться в Симферополь. Здесь священник Соколов познакомился со Смирновым, сын и внук которого организовали партизанский отряд в количестве 200 человек и ушли в лес. Соколов со Смирновым снова слушали радиопередачи из Москвы и распространяли полученные сведения. Священник Соколов жестоко пострадал от немцев: две его дочери - 17 и 20 лет - были угнаны в немецкую каторгу.

В Курской области священник села Глебова Павел Андреевич Говоров скрывал у себя бежавших из фашистского плена летчиков и помог им перейти к своим, а протоиерей Семыкин не только помогал пленным красноармейцам, но и после прихода советских войск мобилизовал местное население для дежурства и ухода за ранеными в полевом госпитале.

16 февраля 1944 года при взятии города Луги войсками Красной армии генерал Лобанов вызвал ранее помогавшего партизанам священника М. С. Образцова и предложил ему в присутствии населения окрестных деревень, работников штаба и красноармейцев отслужить благодарственный молебен.

Многие клирики Русской Православной церкви в годы войны получили государственные награды. Но среди священнослужителей, геройски проявивших себя в годы войны, есть имена, которые так и остались безвестными. Участие в партизанском движении

Особая страница русской церковной истории военной поры - помощь партизанскому движению.

Священнослужители и верующие активно участвовали в антифашистской борьбе на оккупированных территориях СССР. Летом 1942 года через партизанские подпольные группы почти всему духовенству на оккупированных территориях было передано послание Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия "К верным чадам Русской Православной Церкви".

Патриарший местоблюститель призывал людей оказывать всяческую поддержку подпольной борьбе с врагом: "Пусть ваши местные партизаны будут и для вас не только примером и одобрением, но и предметом непрестанного попечения. Помните, что всякая услуга, оказанная партизанам, есть заслуга перед Родиной и лишний шаг к нашему собственному освобождению из фашистского плена".

Этот призыв получил широкий отклик среди духовенства и простых верующих западных земель - более широкий, чем можно было бы ожидать после всех антихристианских гонений довоенной поры.

И немцы отвечали на патриотизм русских, украинских и белорусских батюшек нещадной жестокостью. За содействие партизанскому движению, к примеру, только в Полесской епархии было расстреляно фашистами до 55% священнослужителей. Справедливости ради, впрочем, стоит отметить, что порой необоснованная жестокость проявлялась и с противоположной стороны. Попытки некоторых представителей духовенства остаться в стороне от борьбы зачастую оценивались - и не всегда обоснованно - партизанами как предательство. За "сотрудничество" с оккупантами только в Белоруссии подпольные отряды казнили как минимум 42 священника.

Перед православным клиром стояла нелегкая проблема выбора: либо помогать партизанам, либо придерживаться установок оккупационных властей.

Приходские священники были тесно связаны со своими прихожанами через исповедь. Благодаря этому в сельских приходах, особенно отдаленных, помощь партизанским отрядам со стороны священников была достаточно частым явлением.

Формы помощи были различными: они снабжали партизан продуктами, медикаментами, предоставляли кров для отдыха партизан, лечили их раненых, доставали документы, писали фиктивные справки, укрывали молодежь, участвовали в разведках и воевали с оружием в руках. Вступление представителей православного клира в партизанские отряды не было массовым, но отдельные случаи имели место.

Масштабное партизанское движение во время Великой Отечественной войны развернулось в Белоруссии [3].

Священник Успенской церкви Ивановского района на Пинщине (Полесье) отец Василий Копычко, благочинный Гомельского округа, с первых дней оккупации установил тесные связи с партизанской бригадой имени Вячеслава Молотова и стал их связным. Василий Копычко собирал сведения о противнике, вел значительную работу среди населения по поддержке партизанского движения. Он организовал сбор одежды, обуви, продуктов питания для партизан, распространял сводки Совинформбюро. Во время готовящейся карательной экспедиции против партизан отец Василий не только предупредил об этом население, но и ушел вместе с людьми в партизанский отряд.

Вот как описывает деятельность отца Василия и свою первую встречу с ним комбриг Пинской партизанской бригады И. Шубитыдзе: "...Мы шутя называли его своим агитатором и однажды пригласили в партизанский лагерь. Он охотно приехал в сопровождении партизан. Копычко долго присматривался к нашей жизни, к нашим порядкам, обошел с десяток землянок и за ужином, который приготовили специально для него в штабе, разговорился: "Вот и верь этим немцам! Обманщики, безбожники, бандиты! Вижу, что вы все православные, дай вам Бог здоровья! Я так и говорил своим прихожанам..." Было видно, что Копычко полюбил нас, радовался, что не ошибся в своих предположениях, обещал молиться о нас и помогать чем может. Отправили мы его из лагеря торжественно, на тачанке, с охраной. С этого времени Копычко стал нашим связным. Он сдержал свое слово, помогал не только молитвами, но и материально: собирал продукты для раненых, присылал временами и оружие".

Патриотическая деятельность священника, который призывал прихожан к сопротивлению, доводил до них сводки Совинформбюро, не осталась незамеченной оккупантами. Фашисты сожгли церковь и дом священника, но отца Василия захватить не смогли - прихожане его спрятали, а затем переправили в партизанский отряд.

За заслуги перед Родиной протоиерей Василий Копычко был награжден орденом Отечественной войны II степени, медалями "Партизану Великой Отечественной войны" I степени, "За доблестный труд в Великой Отечественной войне", "За победу над Германией" и другими. Награждение двумя последними медалями одного человека - случай очень редкий, так как обычно награждали только одной из них.

Протоиерей Косьма Раина был потомственным священником. Его отец плавал на военных российских кораблях и скончался от ран, полученных в битве при Порт-Артуре. Немецкая оккупация застала его с большой семьей (у него было семеро детей) в Пинском районе Брестской области.

Во время оккупации богослужение в храме совершалось отцом Космой, как и в мирное время. И каждый раз он молился "О Великом Господине нашем патриаршем местоблюстителе блаженнейшем Сергии, митрополите Московском и Коломенском...", "О стране нашей, властех и воинстве ея...", а это было далеко не безопасно.

В начале 1942 года отца Косму пригласил к себе районный бургомистр и настойчиво потребовал, чтобы за богослужением в церкви прекращена была молитва о здравии за московское церковное чиноначалие, а молитва "О стране нашей, властех и воинстве ея Господу помолимся" заменена была словами: "О освобожденной стране Российской и победоносном германском воинстве Господу помолимся", как и указывалось в циркуляре Пинской духовной консистории.

Подобные вызовы и указания были периодическими, но отец Косма, используя свой авторитет в народе, личные взаимоотношения с родственниками местной оккупационной администрации и полиции, решал как-то все по-своему, мирно, спокойно. Если видел подозрительных людей за богослужением, произносил молитвы поскорее, пока пел хор, а когда его вызывали в кабинеты сильных мира сего, говорил, что не отрицает сообщения о нарушении циркуляра, может, автоматически и произнес канонический текст.

Когда в 1943 году местность, где проходило пастырское служение К. П. Раины, стала зоной партизанского влияния, он призывал население помогать народным мстителям. В пасхальную ночь 1943 года впервые при огромном стечении народа в присутствии партизан было прочитано обращение митрополита Киевского и Галицкого Николая к населению временно оккупированных местностей. Перед освящением куличей, которое в Белоруссии происходит после пасхального богослужения вокруг храма, отец Косма объявил сбор пасхальных подарков для раненых, детей и партизан.

Партизаны передавали отцу Косме свежие газеты, листовки, изданные Московской Патриархией. Часть этих листовок отец Косма лично передавал архиепископу Пинскому и Полесскому Александру (Иноземцеву), отколовшемуся от Московской Патриархии, а другую часть - епископу Брестскому и Полесскому Иоанну (Лавриненко), пребывавшему в юрисдикции Московской Патриархии.

В характеристике, выданной ему 15 ноября 1944 года командиром партизанского отряда им. Кирова Неделиным, говорилось, что "священник Раина Кузьма Петрович <…> оказывал всенародную помощь партизанам, действовавшим в тылу врага <…>, доставляя в партизанские отряды разведданные, призывал население об оказании содействия народным мстителям <…> проявил себя как подлинный патриот нашей Великой Родины".

...На рассвете 9 октября 1943 года в приходскую церковь белорусского села Хойно ворвались фашисты. Священнику Косьме Раине приказали разоблачиться, его повели в полицейский участок, обыскали. Документы и часы офицер отдал переводчику. "Вам они больше не понадобятся", - сказал он. И два солдата-чеха повели батюшку на расстрел.

Возле церкви он пал на колени и стал усердно молиться. Сколько прошло времени, не помнит, но когда поднялся с колен, возле себя никого не увидел. Перекрестившись, батюшка с молитвой двинулся в сторону кустарника, а потом опрометью кинулся в лес.

Пришел в партизанский лагерь, где встретился с сыновьями. Вместе отвоевывали они у немцев свою матушку, которую вместе с другими партизанскими женами и детьми хотели было отправить в концлагерь. За праздничным столом семье приходского священника удалось собраться лишь в 1946 году.

Настоятель церкви в Старом Селе, ныне Ракитовского района Ровенской области, Николай Пыжевич, друг отца Косьмы, помогал раненым красноармейцам, был в добрых отношениях с партизанами и даже распространял листовки. Он в домах верных ему людей распределял тяжелораненых, которых впоследствии лечили всем миром. Донесли. В сентябре 1943 года в Старое Село нагрянули каратели. Батюшка выскочил в окно и уже почти скрылся в лесу, но, оглянувшись, увидел, что дом его, где остались жена и пять дочерей, заколачивают досками и обкладывают соломой. "Я здесь, - закричал он, - меня берите, Богом прошу, детушек невинных пожалейте...". Офицер ударом сапога бросил его на землю и расстрелял в упор, а тело священника солдаты бросили в уже пылающий дом. Через какое-то время полностью было уничтожено все село, жителей его сожгли в храме.

В Пинском партизанском соединении служил протоиерей Александр Федорович Романушко, настоятель Мало-Плотницкой церкви Пинского района, ныне Брестской области. В оставленных некоторыми священниками храмах и местностях, где церкви были сожжены, отец Александр совершал отпевания расстрелянных, заживо сожженных, а также павших на поле боя партизан. И неизменно во время богослужения или при исполнении треб призывал верующих помогать партизанам и защищать родную землю от фашистов.

Когда летом 1943 года к командиру партизанского соединения генерал-майору В. З. Коржу обратились родственники убитого полицая с просьбой "командировать" на похороны партизанского священника, он предоставил отцу Александру право самому принять или отклонить приглашение. Отец Александр согласился. Взял облачение, кадило и в сопровождении двух автоматчиков выехал в деревню, на кладбище.

Там уже стояли вооруженные полицаи. Облачился, немного помолчал. И вдруг сказал:

— Братья и сестры! Я понимаю большое горе матери и отца убитого. Но не наших молитв заслужил во гробе предлежащий. Он изменник Родины и убийца невинных стариков и детей. Вместо вечной памяти мы все, - он высоко поднял голову и возвысил голос, - произносим: анафема!

Собравшиеся оцепенели. А священник, подойдя к полицаям, продолжил:

— К вам, заблудшим, обращаюсь: пока не поздно, искупите перед Богом и людьми свою вину и обратите оружие против тех, кто уничтожает наш народ, в такие вот могилы закапывает живых людей, а в храмах заживо сжигает верующих и священников...

В зону базирования группа отца Александра возвратилась с похорон, увеличенная во много раз. Среди нового партизанского пополнения были полицаи, но теперь уже бывшие. Всем участникам этих "похорон" Герой Советского Союза генерал-майор В. З. Корж объявил благодарность. Через некоторое время перед строем партизан отец Александр Романушко был награжден медалью "Партизану Отечественной войны" I степени.

Священник Анатолий Гандарович из деревни Рабунь Куренецкого района Вилейской области не раз принимал у себя партизан, заданий от них не получал, но давал им продукты и место для отдыха. Партизаны хранили в доме священника тол, капсули и бикфордовы шнуры. Помогал священник и медикаментами.

Священник прихода села Омеленец Клещельского района Брестской области Евгений Мисеюк за свою патриотическую работу в годы войны был награжден медалью "За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны" и орденом Преподобного Сергия Радонежского. Маршал Георгий Константинович Жуков лично обращался к нему с письмом благодарности за его служение Родине и в знак уважения к отцу Евгению прислал для Свято-Крестовоздвиженской церкви из Пруссии три колокола.

Принимал у себя партизан и священник села Сидельники Порозовского района Брестской области Яссиевич Афанасий Автонович. Начиная с 1942 года к нему систематически с интервалом в неделю-две приходили партизаны, называвшие себя "москвичами". В 1943 году в канун Пасхи в дом Афанасия Яссиевича пришло примерно около десяти партизан. Отобедав, один из них вручил священнику отпечатанное на машинке воззвание Киевского и Галицкого архиепископа Николая Крутицкого.

Сотрудничал с партизанами отец Иоанн Курьян, служивший в одном из приходов Минской области. Был связным партизанского отряда имени Григория Котовского Ильянского района Вилейской области, а позднее вступил в партизанский отряд имени Михаила Фрунзе, действовавший на территории той же области, и священник деревни Латыголь Виктор Васильевич Бекаревич. В феврале 1944 года отцом Виктором Бекаревичем было передано подпольному Молодечненскому РК КП(б)Б и подпольному РК ЛКСМБ 5 100 рублей. Штабом партизанского движения БССР 24 ноября 1944 года отцу Виктору была выдана официальная справка о том, что он работал связным партизанского отряда имени Григория Котовского с 1 мая 1944 года по 28 июня 1944 года.

Протоиерей Михаил Фомич Скрипко, настоятель Негневичской церкви Лидского благочиния Барановичской области, был связным партизанского отряда имени Вячеслава Молотова.

Многие из партизан нуждались в медицинской помощи. Священник Борис Константинович Кирик, служивший в деревне Ятра Кореличского района Барановичской области, наряду с духовным образованием имел еще и медицинское - он был фельдшером. Отец Борис под полом своего церковного дома выкопал огромный погреб, где устроил госпиталь для партизан на десять коек.

Осенью 1943 года был расстрелян немцами священник Николай Иванович Михайловский, настоятель Свято-Воздвиженской церкви деревни Рогозино Жабинковского района Брестской области.

За связь с партизанами была расстреляна осенью 1943 года немцами семья священника деревни Лаша Виталия Михайловича Боровского. Его выдала жена помощника старосты деревни Лаша Гродненского района Белостокской области Мария Лянгер, которая увидела в доме священника партизан и донесла на отца Виталия. Не избежала возмездия и доносчица. Партизаны расстреляли Марию Лянгер.

Священника Петра Бацяна, служившего настоятелем в деревне Кобыльники Мядельского района Вилейской области, арестовало СД за помощь евреям. Над ним жестоко издевались в Минской тюрьме: запрягали в плуг и пахали тюремный огород, травили собаками до тех пор, пока священник не умер. В 1943 году СД расстреляло священника Малишеского в городе Слониме Барановичской области. Протоиерей Павел Сосновский выдавал справки о благонадежности. Во время облавы был арестован человек со справкой отца Павла, за что протоиерей Павел Сосновский был арестован СД и зверски замучен.

А священник деревни Блячино Клецкого района Барановичской области Николай Александрович Хильтов постоянно помогал разведывательной группе под командованием Михаила Шершнева из бригады имени В. И. Чапаева, действовавшей в той же области. "Дом отдыха" был создан отцом Николаем Хильтовым при церковном доме, там партизаны не раз поправляли свое здоровье.

Ночью 6 апреля 1944 года отца Николая Александровича Хильтова, его брата Георгия Александровича Хильтова, тоже священника, арестовали за связь с партизанами. Жены священников Хильтовых Наталья Ивановна и Лидия Александровна вместе с детьми поехали в город Барановичи, надеясь узнать о судьбе мужей. Оставив детей у знакомых, женщины пошли на прием к Радославу Островскому, надеясь на его помощь. (В то время, когда Радослав Островский преподавал в городе Вильно в белорусской гимназии, Николай Александрович Хильтов был его учеником.) Но из Барановичского СД жены не вернулись и были вместе с мужьями замучены в концентрационном лагере "Колдычево".

Партизаны через своих связных распространяли в церквях листовки: воззвания патриарха Сергия с призывом о молитвах за победу советского воинства, сообщения о проводившейся Московской Патриархией патриотической работе и другие материалы.

Дом настоятеля церкви села Сварцевичи, ныне Дубровицкого района Ровенской области, протоиерея Ивана Ивановича Рожановича, которому к началу войны было около 70 лет, стал местом встреч подпольщиков с партизанскими разведчиками. Отец Иоанн был добрым и ценным помощником партизан, выполнял сложные задания и поручения, был принят в члены антифашистского комитета.

С личным участием отца Иоанна предпринимались рискованные шаги "челночной дипломатии" между бургомистром г. Высоцка Тхоржевским, комендантом полиции полковником Фоминым и партизанским командованием. И эта смертельно опасная игра принесла свои плоды: были освобождены пятнадцать партизанских заложников села Велюни, на сторону партизан перешли вооруженный отряд казаков из войск РОА г. Высоцка и части полицейского гарнизона во главе с полковником Фоминым.

В январе 1943 года, в период наступления одной из карательных экспедиций, когда весь партизанский край был уже объят пламенем, возникла реальная угроза полного уничтожения и села Сварцевичи. В партизанском штабе обсуждались разные варианты предстоящего боя. Но все же решено было пойти на военную хитрость: послать на встречу с карателями церковную делегацию с "жалобой" на партизан и просьбой о "защите", благо отец Иоанн в этом деле опыт имел. Цель делегации - убедить фашистов, что в Сварцевичах собраны крупные силы партизан, вооруженных автоматами, пулеметами и орудиями, а дороги вокруг заминированы. Во время разговора с эсэсовским полковником отец Иоанн так сумел убедить его в силе партизан, что офицер приказал своему отряду отступать.

Перед войной священник Федор Иванович Дмитрюк (впоследствии - архиепископ Горьковский и Арзамасский Флавиан) служил в Александро-Невском соборе г. Пружаны Брестской области. В период оккупации отец Федор и вся его семья участвовали в работе патриотического подполья г. Пружаны и имели прямую связь с белорусскими партизанами, действующими в данной местности.

После разгрома фашистами пружанского подполья большая часть его участников погибли в застенках гестапо. Отец Федор спасся чудом, но его жена, старшая дочь, зять и другие ближайшие родственники были расстреляны, а младшая дочь тяжело ранена.

Настоятель Кошевичской церкви Копаткевичского района Белоруссии священник Григорий Чаус вместе с верующими проводил большую работу по сбору денег и ценностей на строительство танков и самолетов для Красной армии. Эти деньги передавались через партизан в Москву. Для партизанского госпиталя отец Григорий каждое воскресенье собирал продукты питания и полотно для перевязок.

Белоруссия была быстро оккупирована врагом и не могла оказывать денежную помощь Красной Армии в полной мере. Однако в период оккупации отмечались случаи передачи денежных средств священнослужителями на нужды Красной Армии через партизанские отряды и подпольные райкомы Коммунистической партии.

Активная помощь фронту со стороны Православной Церкви в Белоруссии началась со времени освобождения республики от немецких войск и продолжалась до конца Великой Отечественной войны.

Семидесятидвухлетний священник Слобухо Яков Федорович из Гресского района Минской области передал подпольному Гресскому обкому КП(б) 200 рублей деньгами и 180 рублей облигациями в фонд обороны страны, о чем было указано в политдонесении секретаря Гресского подпольного райкома КП(б)Б И. И. Пузевича Минскому подпольному обкому КП(б)Б о партийной, массово-политической работе и боевой деятельности подпольщиков в мае 1943 года.

28 июля 1943 года священник деревни Ветлы Пинского района, имя которого, к сожалению, не известно, передал комиссару партизанского отряда имени Суворова Сергею Чубареву на строительство танковой колоны в фонд обороны 490 рублей.

Возглавивший после освобождения республики Православную церковь в Белоруссии архиепископ Василий Ратмиров прилагал много усилий для активного сбора пожертвований. Если в период оккупации православное духовенство оказывало прежде всего моральную и иную поддержку фронту через молитву и помощь партизанскому и подпольному движению, то с августа 1944 года началось оказание существенной материальной помощи фронту. Архиепископ Василий не раз обращался к верующим с посланиями, в которых содержался призыв вносить пожертвования в фонд обороны страны. Это давало положительные результаты.

Только за время с 1 сентября по 31 декабря 1944 года духовенством Белоруссии и верующими было собрано деньгами, продуктами и холстом и внесено 2 190 473 рубля. Из них в фонд обороны страны поступило 1 639 393 рубля и в фонд помощи семьям и сиротам бойцов Красной Армии - 551 080 рублей. Кроме того, лично архиепископом Василием было внесено в фонд обороны 33 000 рублей и в фонд семьям и сиротам бойцов Красной Армии - 75 000 рублей. В целом же благодаря усилиям православного клира было собрано и передано в оба фонда 2 300 475 рублей.

Продолжались материальные пожертвования и в 1945 году. Если за пять месяцев 1944 года (с августа по декабрь 1944 года) в Брестской области было собрано на военные нужды 140 986 рублей и два фунта серебряных монет, то за январь - февраль 1945 года денежный сбор на нужды обороны составил уже 512 627 рублей и один фунт серебряных монет.

Православной церковью в Белоруссии за 1944-1945 гг. было внесено в различные фонды около шести миллионов рублей и три фунта серебра.

Немцы применяли репрессии в отношении священнослужителей-патриотов. Одного из них немцы заставляли читать проповеди, прославляющие оккупантов. Но вместо этого он рассказывал народу о Дмитрии Донском, Александре Невском, Сергии Радонежском, о том, как они отстояли Русь. За это священник был расстрелян.

Свое пастырское служение благочинный протоиерей Вячеслав Новроцкий исполнял в райцентре Морочно Ровенской области. В период немецкой оккупации он не оставлял канонического общения с Московской Патриархией, помогал партизанскому движению. Когда в начале 1943 года был разгромлен немецко-фашистский гарнизон и освобожден г. Морочно, отец Вячеслав встретил партизан пасхальным перезвоном.

В честь освобождения состоялся торжественный митинг, и на трибуне рядом с генералами и командирами партизанских отрядов стояли благочинный отец Вячеслав и партизанский связной настоятель Муравинской церкви отец Михаил Гребенко. В предоставленном ему слове отец Вячеслав от имени духовенства Русской Православной церкви обратился со словами благодарности к партизанам, сказав: "Мы, верующие люди, будем всегда помогать и молиться за павших ваших товарищей и за вас".

Священник села Гута-Степанская Ровенской области отец Мариан возглавил отряд самообороны, согласовав все организационные вопросы с партизанским командованием из соединения В. А. Бегмы. Для этого он встретился с католическим ксендзом отцом Штефаном и убедил его объединить усилия для борьбы с оккупантами. Священнослужители нашли общий язык и создали общий отряд из тридцати человек, который до полного освобождения успешно защищал свои семьи и дома от националистов, полицаев и прочих банд.

Священник Жуковской церкви Невельского района И. Я. Щемелев призывал молодежь в партизанские отряды: "Если вас будут брать немцы на работы или армию, то уходите к партизанам, а к немцам не ходите".

Настоятель церкви во имя Покрова Богоматери в селе Хоростово Старобинского района Минской области священник Иоанн Семенович Лойко принародно благословил трех своих сыновей идти в партизаны. В феврале 1943 года Хоростово было окружено карательными отрядами фашистов. Штабом партизанского командования было принято решение без боя оставить этот край и с большей частью населения выйти из окружения, но отец Иоанн остался с теми, кто не имел возможности отступать, чтобы помогать больным, калекам, беспомощным старикам. Он был сожжен фашистами 15 февраля вместе с 300 прихожанами в храме, где совершал Божественную литургию. Из объятой пламенем церкви каратели слышали всенародное пение молитв.

Прихожанин этой же церкви Иван Цуб на требование фашистского офицера показать, куда ушли партизаны, завел карателей в трясину непроходимого болота. Из них спасся только один переводчик, полуживым попавший в руки народных мстителей. Он и поведал о подвиге Ивана Цуба. Тело героя было погребено по православному чину с воинскими почестями рядом с церковью, прихожанином которой он был всю жизнь.

За связи с партизанским движением десятки священнослужителей были расстреляны или сожжены фашистами, среди них священники Николай Иванович Пыжевич, Александр Новик, Павел Щерба, Павел Сосновский, Назоревский и многие другие.

По свидетельству Героя Советского Союза генерал-майора В. З. Коржа, командира партизанского соединения, у него была установлена связь с митрополитом Александром, которому через подпольщиков вручались различные указания, советы, как вести работу против оккупантов. Владыка по этим вопросам проводил совещания с духовенством Пинской епархии.

Медалью "Партизану Отечественной войны" была отмечена деятельность священника из села Бродовичи-Заполье на Псковщине отца Федора Пузанова. Во время карательной операции по доносу старосты немцы сожгли сельский храм. Отца Федора спрятали местные жители и затем переправили его к партизанам. В течение 1943 года священник собирал среди прихожан средства на строительство танковой колонны имени Димитрия Донского. В Фонд обороны были сданы деньги, куски золотых окладов и риз, кадила и подсвечники из сожженной церкви на сумму 500 тысяч рублей. В 1944 году отец Федор был вызван митрополитом Алексием, который отметил заслуги священника перед Родиной и Церковью наградным крестом. Украинское духовенство в Великой Отечественной войне

Большая часть украинского духовенства в годы оккупации также занимала патриотическую позицию.

Так, в сводке германской службы безопасности от 5 декабря 1941 года говорилось о связях автономной церкви с советской агентурой. В ней приводился характерный факт: 7 ноября в Киеве под председательством митрополита Алексия (Громадского) проводилось собрание с участием 49 священников, двое из которых были изобличены как советские агенты, у них нашли и воззвание митрополита Сергия. Арестованных священников А. Вишнякова и П. Остринского расстреляли, а с остальных взяли подписку о неучастии во враждебной Германии работе.

А отец Никита из Житомирской области 29 апреля 1944 году писал в Московскую Патриархию: "В 1942 г. в нашем лесу открылась группа партизан, с которыми я взял тесную связь и помогал им чем только мог... Когда в ноябре месяце 1943 г. заняли наш район партизаны Маликовского соединения, я начал писать в Московскую Патриархию и даже послал 100 руб. денег на высылку мне какой-либо литературы или хотя бы Русского календаря, и до сих пор ничего нет. Я стараюсь всеми силами помогать Красной Армии, отдаю весь доход как хлебом, так и полотном и деньгами".

В период оккупации Свято-Покровская церковь, расположенная в селе Бурты Шполянского района Киевской области, оказывала всевозможную помощь скрывавшимся от гестапо советским активистам, бежавшим из лагерей пленным и партизанскому отряду № 0721. Немцы неоднократно производили обыски в храме, разгоняли молящихся во время богослужений.

В Херсонской области был священник, который в шутливой форме выражал свое отношение к оккупантам. Во время церковной службы, кадя перед немецкими солдатами, он нараспев говорил, как молитву, такие, к примеру, слова: "Господи помилуй, Господи помилуй, пришли эти привередники, пришли эти яйцеедники, Господи помилуй… Как были наши красные, жили люди согласные, а пришли германияки, кусаются, как собаки, Господи помилуй…". Долгое время фашисты полагали, что это им батюшка акафист читает, пока не выяснился действительный смысл его таких вот "молитв". Пришлось разоблаченному священнику оставить на время службу и уйти к партизанам.

Во время оккупации Ростова-на-Дону фашистскими войсками священник Владимирской церкви Димитрий Иванович Романовский спас от верной смерти арестованных немецким командованием жену ответственного работника Н. К. Подгорную и члена ВКП(б) лейтенанта Б. М. Иванова, а также воспрепятствовал эвакуации в Германию многих комсомольцев города.

Многие пастыри, невзирая на опасность для собственной жизни, находили возможность помогать советским партизанам, избегать вывоза в Германию молодежи, спасали от неминуемой гибели еврейские семьи.

Киевский протоиерей А. Глаголев вместе с женой Татьяной и прорабом А.Горбовским спасли от уничтожения несколько еврейских семей.

Священник Ф. Петрановский организовал в Одессе подпольную группу. Он регулярно принимал сводки Совинформбюро по радиоприемнику, расположенному в подвале дома. Полученные сведения передавались верующим в устной форме, а самые важные из них записывали и распространяли разными путями. Отец Ф. Петрановский в своем храме и на дому крестил более 100 еврейских детей, выдав им документы о крещении. Спасал батюшка от смерти и взрослых. В мае 1942 года бесстрашный священник был посажен на полгода в тюрьму по обвинению в большевизме. Однако и там он получал сводки Совинформбюро от своих товарищей по подпольной группе и использовал их в беседах с заключенными. Страдающим от истощения заключенным, в том числе и партизанам, отец Ф. Петрановский оказывал помощь продуктами. Арестованных он всегда подбадривал, внушал надежду на скорое освобождение.

Одесский протоиерей Василий Брага, сотрудничая с советской внешней разведкой, передал много ценных сведений. В своих проповедях он призывал молиться за Родину, победу. Партизанам батюшка помогал продуктами, материально. За это он был награжден медалью "Партизану Отечественной войны". На полях сражений

Сотни священнослужителей, включая тех, кому удалось вернуться к 1941 году на свободу, отбыв срок в лагерях, тюрьмах и ссылках, были призваны в ряды действующей армии.

На фронтах служили полковые священники. Можно было увидеть батюшку в военной шинели, поверх которой была надета епитрахиль.

Будущий Патриарх Пимен (Извеков) в то время, когда началась война, был иеромонахом и отбывал ссылку в Средней Азии. Начав свой боевой путь заместителем командира роты, он дослужился до звания майора, пока наконец не обнаружилось, кто он такой на самом деле (затем - скандал, изгнание из армии, арест).

Служивший в Уфимской епархии с 1924 года священник Димитрий Логачевский в годы Великой Отечественной войны был призван в ряды Красной Армии, где в рабочем батальоне помогал нашим воинам громить врага. После ранения в 1943 году он вернулся к пастырскому служению, впоследствии стал настоятелем Покровского кафедрального собора в г. Куйбышеве. Протоиерей Димитрий был награжден медалями "За победу над Германией" и "За доблестный труд в Великой Отечественной войне".

Вот некоторые из тех, кто совмещал пастырское служение с борьбой за независимость нашей Родины или после войны принял священный сан: митрополиты Рижский Леонид (был врачом), Сурожский Антоний (Блум) (врач-хирург), Нижегородский Николай; архиепископы Калининский Алексий (был пулеметчиком, награжден медалью "За боевые заслуги"), Харьковский Леонид, епископ Омский Венедикт, архимандриты Псково-Печерской Лавры Алипий (Воронов) - воевал все четыре года, оборонял Москву, был несколько раз ранен и награжден орденами; Троице-Сергиевой Лавры - Кирилл (Павлов); Корецкая игуменья Людмила (Вельсовская); протоиереи Владимир Елховский, Николай Смирнов, Анатолий Новиков, Петр Раина, Руф Поляков; диакон Борис Крамаренко (кавалер трех орденов Славы); Псково-Печерский монах Феофилакт (Белянин) (подполковник медицинской службы); иподиакон В. А. Демин; доцент Московской Духовной академии А. П. Горбачев, церковные старосты А. С. Климашин и А. Г. Федосеев.

Священник Василий Дмитриевич Троицкий награжден медалями "За доблестный труд в Великой Отечественной войне" и "За оборону Кавказа" - за службу начальником метереологической станции в Грузии.

Священник Петр Иванович Ранцев за боевые заслуги был награжден орденом Красной Звезды, тремя боевыми медалями и несколькими благодарностями от И. В. Сталина.

Диакон Роман Логинович Чух был отмечен орденом Славы III степени и двумя боевыми медалями.

Диакон Константин Владимирович Глаголевский был награжден орденом Красной Звезды и тремя медалями.

Из воспоминаний протоиерея Бориса Васильева:

"У меня отец был священником, дед и прадед были священниками. Четыре класса окончил сельской школы. Пошел служить псаломщиком... В 1938 году был рукоположен в сан диакона... Перед самой войной служил диаконом в Костромском кафедральном соборе. Оттуда меня и взяли в армию. Призвали, когда началась Великая Отечественная война. Увезли сразу на окопы. Подходит ко мне офицер, видит, я человек грамотный, спрашивает: "Вы где учились?" - "Я окончил четыре класса". - "Не может быть! А дальше? " - "Я - диакон". - "Все ясно. Вы служили у священноначалия. Принимайте все бригады под ваше руководство".

Два дня я руководил всеми бригадами. Потом приезжает генерал. Просит показать диакона. Подводят ко мне. Генерал Шеволгин спрашивает: "Вы согласны ехать в офицерское училище?" Я: "Согласен". Меня отправили в училище в Великий Устюг. Там я проучился шесть месяцев. Всем присвоили звание младшего лейтенанта. Мне присвоили звание лейтенанта, потому что я очень хорошо знал все, наизусть. Окончив училище, я сразу попал под Сталинград, командиром взвода разведки...

Немцы шли в бой - у них у всех было написано по-немецки: "С нами Бог". Немцы давили танками женщин, стариков, детей. На гусеницах были волосы, кровь, мясо. Но мы-то шли со знаменами - там была красная звезда. Но была еще иконка в кармане и крест. У меня до сих пор хранится "Святитель Николай", пробитый пулей".

После Сталинграда о. Борис Васильев становится заместителем начальника полковой разведки. Участвует в разработке и осуществлении операций на Северском Донце и Юге Украины.

"...Нас выбросили на самолете в 18 километрах от Запорожья, чтобы узнать, где находится штаб противника. Мы два дня наблюдали за действием этого штаба. Двое из нас вернулось. А Смирницкий, тоже сын священника, был хороший человек, в разведке был отчаянный, моряк-штрафник, - погиб там. Я сам видел своими глазами: немцы его распяли на сарае. Прибили руки гвоздями. Ничего нельзя было сделать. Я сидел в колодце в 40 метрах..."

Это было 16 августа, а уже 17-го началось наше наступление по всему фронту.

Разведоперация под Запорожьем стала последней для о. Бориса Васильева: он, в новом звании капитана, был отправлен в тыл на лечение, а затем его оставили в Саратове готовить кадры.

Нельзя без волнения читать воспоминания протоиерея Бориса Пономарева, призванного на фронт 23 июня 1941 года.

"На второй день войны я был призван на защиту нашей Родины. Причастился в Николо-Кузнецком храме и на другой день был направлен на Ленинградский фронт... У меня не было родителей, меня благословила старушка 92 лет, дальняя родственница, и сказала: "Ты будешь жив, люби и защищай Родину... "

В самое тяжелое время блокады Ленинграда я получил от нее письмо:

"Дорогой Боря, как вам приходится переживать, но мы молимся и надеемся на милость Божию. Бог милостив, а враг будет изгнан. Вчера у нас во дворе упала бомба, стекла все выбиты. Мы также переносим тяжесть войны. Я часто бываю в храме и молюсь за воинов и шлю тебе материнское благословение".

Меня спрашивают: какое ваше самое сильное впечатление от войны?

В самое тяжелое время блокады Ленинграда <...> недалеко от входа на кладбище мы увидели девочку лет тринадцати, склонившуюся и стоявшую на одном колене. На ней была шапка-ушанка, и вся она была немного занесена снегом, а сзади на санках был труп женщины, умершей от голода, - видимо, мать девочки, которую она не успела похоронить (и замерзла сама). Эта страшная картина потрясла меня на всю жизнь...

В первые дни войны я видел сон - большое изображение иконы Покрова Божией Матери. После этого у меня появилась уверенность в том, что нас защищает Царица Небесная.

Мальчиком восьми лет я прислуживал в храме Покрова Божией Матери, а когда (после войны) принял сан священства, то был назначен священником в храм Покрова Божией Матери в с. Карасево Коломенского р-на. Через два года я был переведен митрополитом Николаем в другой храм. Для меня была большая радость: храм опять был во имя Покрова Божией Матери в с. Хомутово Щелковского р-на. Я всю жизнь ощущаю заступление Божией Матери...

В 1942 года в Ленинграде (после госпиталя) у меня была возможность побывать в Никольском соборе. В храме в это время читали часы и находились истощенные от голода люди... Я спросил: "Когда совершает богослужение митрополит Алексий? " Мне ответили, что владыка находится в алтаре...

Митрополит Алексий очень милостиво благословил меня и спросил: "Вы, наверное, прислуживали в храме? " Я сказал, что да, и сказал где. Владыка заметил, что хорошо помнит служившего там владыку и его мать. Я дерзнул предложить митрополиту Алексию свою порцию хлеба, а он ответил: "И вам так же трудно переносить блокаду и голод. Если можете, передайте матушке алтарнице".

Владыка меня спросил: когда война кончится, буду ли я служить при храме? Я ответил: "Владыка, у меня призвание с детства не оставлять храм".

Я положил земной поклон перед престолом, и владыка меня благословил и дал служебную просфору, очень маленькую, размером с пуговицу.

После снятия блокады у меня бывали увольнительные, и в будничные дни мне доводилось читать в Никольском соборе часы... В первый день Пасхи верующие приносили освящать маленькие кусочки хлеба вместо куличей. Какое было утешение для всех ленинградцев, что в храмах осажденного города ежедневно совершалось богослужение".

Сколько священнослужителей было на фронтах Великой Отечественной? Сколько погибло? Нет этих цифр. Никто в свое время не вел такого учета. Да и многие иереи к началу 1940-х гг. попросту остались без прихода, без паствы... Без наперсного креста, без рясы ходили они в атаки...

Среди священнослужителей есть кавалер солдатских орденов Славы всех трех степеней. Это заштатный диакон храма в с. Бровары Борис Крамаренко.

Орденом Славы третьей степени и медалью "За победу над Германией" награжден протоиерей Стефан Козлов, служивший пулеметчиком с момента призыва - с июля 1944 года. В последние годы своего служения он был клириком храма во имя святого благоверного князя Александра Невского в Санкт-Петербурге.

Сержант Коноплев, будущий митрополит Калининский и Кашинский Алексий (до войны он был священником), был призван в армию в октябре 1941 года. Служил пулеметчиком. Когда в 1943 году вернулся к священнослужению, на груди его была медаль "За боевые заслуги". Награжден он и грамотой маршала Советского Союза Л. А. Говорова.

Памяти и уважения поколений заслуживает ратный подвиг женщин-христианок. Военным врачом с Третьим Украинским фронтом по дорогам Болгарии, Венгрии, Румынии прошла монахиня Серафима (Зубарева). Награждена медалью "За победу над Германией".

Медсестрой участвовала в боях на ростовском и харьковском направлениях монахиня Антония (Жертовская), награждена медалью "За боевые заслуги".

Игумения Анатолия (Букач) в военное лихолетье была настоятельницей одесского Михайловского монастыря; вместе с сестрами активно помогала Красной армии продовольствием, медикаментами, теплыми вещами; награждена медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне".

Трудно перечислить все виды патриотической деятельности духовенства во время войны.

В прифронтовой полосе при храмах существовали убежища для престарелых и детей, а также перевязочные пункты, особенно в период отступления в 1941-1942 гг., когда многие приходы взяли на себя попечение о раненых, оставленных на произвол судьбы.

Участвовало духовенство и в рытье окопов, организации противовоздушной обороны, мобилизуя людей, утешая потерявших родных и кров. В тылу, в сельских местностях, бывали случаи, когда священники после воскресной Литургии призывали верующих вместе с ними выйти на колхозные поля для выполнения срочных хозяйственных работ.

Тайно оказывал помощь советским военнопленным Псково-Печерский монастырь. Хотя наместник Псково-Печерского монастыря игумен Павел участвовал в подготовке антисоветских документов, подписывал официальные приветствия фашистским властям, он в это же время поддерживал тайную связь с партизанами. Через жительницу Пскова, горячую ревнительницу монастыря А. И. Рубцову, игумен переправлял им целые возы продовольствия. Рубцова была арестована гестапо в 1943 году и расстреляна. На допросах она держалась с удивительной стойкостью и не выдала наместника. Согласно другим свидетельствам (жителей Печор), игумен Павел прятал в помещении монастыря рацию, по которой передавались через линию фронта сведения о фашистах, собранные иеромонахами в приходах. 24 августа 1941 года игумен Павел получил благодарственную записку: "Больные, раненые военнопленные и персонал госпиталя лагерного пункта 134 в городе Пскове выносят глубокую благодарность за присланные продукты - муку, хлеб, яйца и другие пожертвования".

Особенно много священнослужителей трудилось в военных госпиталях. Многие из них были устроены в монастырях и находились на полном содержании монашествующих. Так, например, сразу же после освобождения Киева в ноябре 1943 года Покровский женский монастырь исключительно своими силами организовал госпиталь, который обслуживали в качестве медсестер и санитарок насельницы обители, а затем в нем разместился эвакогоспиталь, в котором сестры продолжали работать до 1946 года. Монастырь получил несколько письменных благодарностей от военной администрации за отличное обслуживание раненых, а настоятельница игуменья Архелая была представлена к награждению орденом за патриотическую деятельность.

Настоятельницу Одесского Михайловского женского монастыря игуменью Анатолию (Букач) также наградили медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне", так как она с сестрами оказала Советской Армии большую помощь медикаментами, продуктами и одеждой.

Всего за патриотическую деятельность почти 40 представителей духовенства были награждены медалями "За оборону Ленинграда" и 2За оборону Москвы"; более 50 удостоены медали 2За доблестный труд в Великой Отечественной войне", несколько десятков - медали 2Партизану Великой Отечественной войны".

Таким образом, начавшаяся 22 июня 1941 года война, вопреки ожиданиям многих, не обострила отношения Московской Патриархии с государством. Церковь не поддалась искушению рассчитаться за нанесенные ей жесточайшие удары. С первого дня войны руководство Московской Патриархии призвало народ к защите Родины, поддержав этим государство.

Проявления патриотической деятельности Русской Православной Церкви были очень многообразны: морально-нравственное влияние (послания, проповеди); сбор денежных средств, драгоценностей, медикаментов, одежды в Фонд обороны; служба церковнослужителей в рядах действующей армии и участие их в партизанском движении, помощь раненым бойцам, шефство над госпиталями и создание санитарных пунктов и т. д. Патриотическая деятельность Русской Православной Церкви во время великой битвы с фашизмом оказала заметное влияние на изменение религиозной политики советского руководства в годы войны.

[1] Материал сайта http://www.ikona.ru/bm_kaz.html

[2] Материал сайта http://orth.narod.ru/articles/o_luka/

[3] Использованы материалы сайтов: http://planetam2006.narod.ru/Projekt/VMD/Vmd_s_pdf/b_197_242.pdf ; http://www.krotov.info/spravki/persons/21person/yakunin_v.html

2.2. Как помогала вера в Бога в тылу и на фронте

Русская пословица гласит: "На войне атеистов не бывает".

С тех пор как началась война, изменилось отношение власти к Церкви, верующие могли не таить своих убеждений.

Обо всех проявлениях религиозных настроений в армии немедленно становилось известно в вышестоящих инстанциях, однако те, как правило, ограничивались просто наблюдением.

Как уже упоминалось, с молебна перед Казанской иконой началась Сталинградская битва, и только после этого был дан сигнал к наступлению. Икону привозили на самые трудные участки фронта.

Командиры воинских частей, солдаты и офицеры в годы войны по возможности старались посетить действующие храмы, принять участие в крестных ходах.

Вот выдержки из отчета уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви в Марийской АССР: "К великому сожалению, церковь посещает даже командный состав воинских частей. Характерный случай: верующие переносили в сентябре месяце 1944 г. иконы из Цибикнурской церкви в Йошкар-Олу и по пути следования к этим иконам прикладывались командиры воинских частей и жертвовали деньгами - было собрано 1700 рублей".

Были случаи, когда с фронтов посылались срочные телеграммы с настойчивыми просьбами направить в действующую армию материалы для проповедей духовенства Русской Православной Церкви. Так, 2 ноября 1944 г. в Главное политическое управление РККА с 4-го Украинского фронта поступила телеграмма с просьбой "по встретившейся надобности в самом срочном порядке выслать материалы Синода для произнесения проповедей в день празднования годовщины Октября, а также ряд других руководящих материалов Православной Церкви". Видимо, военачальники таким образом хотели откликнуться на настроение солдат.

Война подтолкнула к религиозному очищению души многих русских людей. Храмы были переполнены верующими, совершавшими молитвы, просившими у Бога заступничества и спасения Отечества, себя и своих близких.

При этом для многих верующих партийно-советская структура, организовавшая народ на борьбу с врагом, отождествлялась с православными патриотическими чувствами. Для некоторых вера в Бога и ближайшие партийные задачи сливались в общем патриотическом порыве. Верующие на фронте вступали в партию, так как уже видели в ней патриотическую силу. Солдат Михаил Федорович Черкасов, например, писал с передовой матери: "Мама, я вступил в партию... Мама, помолись за меня Богу".

Верующий народ - голодный, нищий, разоренный войной, многие без пристанища (в результате военных действий много жилых строений было разрушено и сожжено) - самоотверженно трудился над восстановлением храмов Божиих, украшал их уцелевшими в частных домах и пожертвованными Церкви иконами, приносил тайно укрывавшиеся богослужебные книги. И богослужения совершались в храмах, переполненных народом.

Так, в Каменец-Подольском уже в июле 1941 года возобновлены были богослужения в Покровском храме престарелым священником Качеровским. 4 августа протоиерей Околовский начал совершать богослужения в кафедральном соборе города Проскурова. В Виннице богослужение возобновилось сперва в кладбищенском храме, потом еще в одной старинной деревянной церкви города.

В Полтаве уже на следующий день после падения города, 18 сентября 1941 года, протоиерей Владимир Беневский, работавший до войны каменщиком, начал хлопотать о возобновлении богослужений в закрытой последней в город церкви Св. Макария, в которой сохранилась еще богослужебная утварь. Он собрал вокруг себя еще 18 полтавских священников, и они начали служить в 5 городских церквах. Первым стал совершать православное богослужение в Житомире живший там подпольно архимандрит Леонтий (Филиппович).

От тех, кто прошел эту войну, сохранилось много рассказов о том, как вера помогала людям.

Архимандрит Алипий

Иван Михайлович Воронов (1914-1975), будущий архимандрит Алипий[1], иконописец и проповедник, родился в бедной крестьянской семье в деревне Торчиха Московской губернии. Родители его были верующими людьми и сумели передать сыну свою веру в годы беспощадной борьбы с религией. Уже в детском возрасте у Ивана проявился незаурядный художественный талант, склонность к рисованию.

Окончил сельскую школу, затем столичную десятилетку. Поселился в Москве, работал проходчиком Метростроя и учился в вечерней студии при Московском союзе художников. В 1936 году Воронов поступил в изостудию, организованную ВЦСПС, которая в те годы приравнивалась к Академии художеств. В том же году Воронова призвали в Красную армию, где он прослужил два года.

Демобилизовавшись в 1938 году, Иван Воронов устроился работать диспетчером и экспедитором на секретном военном заводе им. К. Ворошилова. Здесь он и встретил Великую Отечественную войну. Завод выпускал бомбы, столь необходимые фронту. Производство велось с риском для жизни. Немцы бомбили Москву, и любое попадание в завод могло превратить его в братскую могилу. Но выпуск бомб не прекращался ни на минуту, недоедающие и недосыпающие рабочие перевыполняли дневную норму выработки на 300%. Как вспоминал сам архимандрит Алипий, "наш военный завод был как бы фронтом и домой с завода уже не уходили".

На фронт Ивана Воронова призвали 21 февраля 1942 года. На войну он уходил не только с автоматом, но и с этюдником с красками. Он хотел запечатлеть каждую мелочь, все жизненные ситуации, фронтовые будни и праздники. Редкие передышки между боями и марш-бросками посвящались творчеству. В основном Воронов писал пейзажи, на которых была запечатлена не только мирная природа, но и разрушенные немцами города и деревни - страшные свидетельства войны.

На фронте Иван Воронов создал несколько этюдов и картин, несколько альбомов "боевых эпизодов".

Иван Воронов прошел путь от Москвы до Берлина в составе Четвертой танковой армии. Он принимал участие во многих боевых операциях на Центральном, Западном, Брянском и Первом Украинском фронтах. Бог хранил будущего архимандрита: он не получил ни одного ранения или контузии. За участие в боях Воронов был награжден медалями "За отвагу", "За боевые заслуги", "За победу над Германией", "За взятие Берлина", "За освобождение Праги", орденом Красной Звезды и знаком "Гвардия". Всего же художник-солдат получил 76 боевых наград и поощрений.

Война оставила неизгладимый след в душе Ивана Воронова. Будучи уже архимандритом Алипием, он неоднократно вспоминал: "Мне приходилось быть очевидцем, как на войне некоторые, боясь голодной смерти, брали с собой на спину мешки с сухарями, чтобы продлить свою жизнь, а не сражаться с врагом; и эти люди погибали со своими сухарями и не видели многих дней. А те, которые снимали гимнастерки и сражались с врагом, те оставались живы".

С войны Иван Михайлович вернулся знаменитым художником: в Колонном зале Дома союзов была организована его персональная выставка. А в 1947 году Воронова приняли в Московское товарищество художников. Но карьера светского живописца не привлекала его.

Став наместником Псково-Печерского монастыря, архимандрит Алипий в своих проповедях неоднократно обращался к теме Великой Отечественной. Сохранились записи одной из проповедей отца Алипия.

"Это было в наше время, в 1941 году, в годы Великой Отечественной войны. В деревне, недалеко от Сергиева Посада, жила благочестивая семья. Сын - Сергей окончил десять классов и размышлял, куда пойти дальше учиться. Но в июне началась война, и его призвали в армию. Мать, провожая Сергея на фронт, благословила его крестиком и сказала: "Смотри, сынок, не снимай крестика с себя, он тебя спасет от смерти", - перекрестила, и сын уехал.

Повезли ребят на фронт не подготовленных, и в первом же бою все, кого не убили, попали в плен. Среди пленников оказался и Сережа.

Выстроили солдатиков и приказали: "Командиры и коммунисты, два шага вперед из строя!" Никто не вышел. Тогда скомандовали: "Каждый второй - два шага вперед!" Среди вторых первым оказался Сережа. К нему первому и подошел немецкий офицер и рванул гимнастерку. Пуговицы оторвались, выпал крестик. Немецкий офицер ошеломленно посмотрел и начал у всех вторых таким же образом расстегивать гимнастерки. Но ни у кого крестика больше не оказалось. Он и говорит Сереже: "Ты есть христианин, а они есть коммунисты?" Юноша отвечает на это: "Я уверен, что ты не коммунист, но на тебе ведь тоже нет креста". - "О, да!" - ответил немец. Никого на этот раз не расстреляли, всех увезли в лагерь.

В лагере военнопленных почти не кормили, а кто уже не вставал от голода, отвозили в место, называемое "Долиною смерти". Туда при наступлении темноты приходил палач и добивал едва живых людей.

Однажды в барак прибыло пополнение, привезли новых русских военнопленных. Вошли они в барак и стали расспрашивать, кто откуда, разыскивая земляков. Один пожилой военнопленный спрашивал, есть ли москвичи. Сережа отозвался и сказал, что он живет в селе недалеко от Сергиева Посада. Обрадовался вновь прибывший и спросил: "А чей же ты будешь? - И я оттуда же". Сережа ответил, кто его родители. Человек радостно сказал: "Я ведь с твоим отцом в Гражданскую воевал. А знаешь ли ты, какой сегодня день? Ведь сегодня память преподобного Сергия Радонежского. Значит, мы с тобой, Сережа, сегодня именинники. А у меня и угощение есть", - и вынул из кармана три сырых свеклы. Разрезал - по ломтику на всех.

После этой сырой свеклы у Сережи открылся понос, и он скоро совсем слег. Через несколько дней его отнесли в "Долину смерти". Впоследствии Сергей так рассказывал об этом: "Лежу и гляжу в небо. Нет у меня ни страха смерти, ни жалости к себе: я будто живой труп - настолько мне все безразлично. Вдруг подходит мужчина, поляк. Подошел молча. Я смотрю на него. Он, как и когда-то немец, рванул ворот гимнастерки, и на его руку выпал крестик. Он даже руку отдернул, а другую, занесенную с ножом, опустил. Постоял, подумал, и молча ушел. Когда совсем стемнело, пришел он со своей женой, положили меня на какое-то полотно и потащили. Притащили к себе домой и три месяца выхаживали, как своего сына. Когда я совсем окреп, меня перевели через линию фронта, к русским. И вновь я попал на передовую. Когда война закончилась, пришел к Тому, Кто меня провел живым через все фронтовые дороги и опасности... Здесь, в обители, и думаю окончить свою жизнь".

Вот какова сила Креста и материнского благословения".

Отец Алипий очень часто вспоминал о Великой Отечественной войне. "Я часто бывал в ночных дозорах - в белом маскхалате на сорокаградусном морозе и молил Бога, чтобы не встретились вражеские разведчики, чтобы никого не зарезать. В ночное время разрешалось действовать только холодным оружием, чтобы выстрелами не вызвать затяжного ночного боя. Зарезанный по своей смерти начинал преследовать зарезавшего. Бог избавил меня от этого страшного искушения. Война была настолько страшной, что я дал слово Богу, что если в этой страшной битве выживу, то обязательно уйду в монастырь".

На вопрос, как он пришел к вере в Бога, отец Алипий отвечал:

"Представьте себе: идет жестокий бой, на нашу передовую лезут, сминая все на своем пути, немецкие танки, и вот в этом кромешном аду я вдруг вижу, как наш батальонный комиссар сорвал с головы каску, рухнул на колени и стал... молиться Богу. Да-да, плача, он бормотал полузабытые с детства слова молитвы, прося у Всевышнего, которого он еще вчера третировал, пощады и спасения. И понял я тогда: у каждого человека в душе Бог, к которому он когда-нибудь да придет".

В молодости он был неверующим человеком. Когда началась Великая Отечественная война, ему, офицеру, на прощание мать дала иконку Божией Матери и завещала: "Сынок, когда тебе будет трудно, достань иконку, помолись Богородице - Она тебе поможет!" Материнское напутствие не изгладилось из памяти: согревало, вселяло надежду.

Однажды с группой своих солдат он попал в окружение в лесу, был ранен. С трех сторон - немцы, с четвертой - вязкое болото. Тут-то и вспомнил он материнский наказ. Поотстал немного от своих, достал иконку и, как мог, стал молиться: "Богородица Дева, если Ты есть - помоги!". Помолился и возвращается к своим, а рядом с ними стоит старушка, обращается к ним: "Что, заплутали, сынки? Пойдемте, я вам тропочку покажу!". И вывела всех по тропочке к своим.

Отец Алипий отстал опять и говорит старушке: "Ну, мать, не знаю, как тебя и отблагодарить!" А "старушка" ему отвечает: "А ты Мне еще всю жизнь свою служить будешь!" - и пропала, как будто и не было. Тут-то и вспомнил он прощальное материнское напутствие, тут только и понял он, что это была за "старушка"!

И слова те оказались неложными: действительно, и служил он потом всю жизнь Божией Матери: долгие годы был наместником Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря.

Однополчанин и непосредственный командир Ивана Михайловича Воронова в годы Великой Отечественной войны, Станислав Андреевич Меньшиков вспоминал о годах войны:

"С Иваном Вороновым я был знаком с августа 1943 года. Тогда он после ранения из госпиталя был направлен в нашу часть - 13-й дивизион, который входил в состав 54-го гвардейского минометного полка имени Александра Невского. Это полк был "эресовским", то есть стрелял реактивными снарядами, которые получили название "катюш". В 1943 году я был командиром взвода разведки, тогда в мое подчинение и поступил Иван Михайлович. Мы вместе с ним участвовали в боевых действиях с августа 1943 года по День Победы 1945 года. Очень часто задают вопрос - когда пришел Иван Михайлович Воронов к мысли, что надо глубоко и честно служить Богу. Это стремление появилось у него еще во время войны. Иван Воронов был тяжело ранен под Витебском. Немцы выходили из окружения, они прорвали линию фронта, было много убитых и раненых. Ранен был и Иван Михайлович. После того как немцы прорвали фронт, по полю боя шло немецкое подразделение, которое добивало всех раненых русских солдат. Среди раненых лежал на этом поле и Иван Воронов. Он решил притвориться мертвым, а про себя твердо сказал: "Если я останусь жив, то я вечно буду с Богом, и вечно буду ему молиться". Немцы прошли мимо, Иван Михайлович остался жив…

Вспоминается еще один интересный эпизод. Когда мы были еще во взводе разведки, пошли однажды в тыл противника и взяли двух немцев. Один из немцев был тяжело ранен в лицо, но с нами дошел. Он сказал, что в овраге находится немецкая рота из 74 человек. "Если вы пойдете с нами, то они готовы сдаться в плен. Не сдаются они сейчас лишь потому, что боятся расстрела русскими войсками". Мы в количестве тринадцати человек пошли с одним из немцев (второго оставили в тылу на перевязке, его должны были отправить в медсанбат) и вывели эту роту к нам в тыл через передовую. За эту операцию Иван Воронов и я получили по ордену Красной Звезды…"

Проходя по освобожденным землям, Иван Михайлович принимал деятельное участие в религиозной приходской жизни. Используя свой талант живописца и архитектора, он помогал в реставрации разрушенных храмов, которые в большом количестве открывались в годы войны, реставрировал местным жителям сохранившиеся иконы. Это позволяло меньше заботиться о "хлебе насущном", потому что местные жители благодарно одаривали его продуктами питания.

Великую Победу Иван Михайлович Воронов встретил в Берлине. В сентябре 1945 года он возвратился в Москву. После тяжелых военных испытаний наступила мирная жизнь, которую все так ждали.

Маршал Жуков[2]

Архимандрит Кирилл (Павлов), духовник Троице-Сергиевой Лавры, прошел всю Великую Отечественную войну, воевал в Сталинграде.

Он писал о Георгии Константиновиче Жукове: "В душе своей Георгий Константинович всегда чувствовал Бога. Другое дело, что он, может быть, не мог это свое чувство выразить словами, потому что вера в Бога в то время была в поношении, в загоне и ему, как высокопоставленному начальнику, надо было соблюдать осторожность, так как тогда кругом торжествовали атеизм и безбожие. Читая его мемуары и статьи, чувствуется, что душа его христианская, во-первых, читается легко и воспринимается с большим нравственным назиданием для своей души. Печать избранничества Божия на нем чувствуется во всей его жизни. Прежде всего, он был крещен, учился в приходской школе, где Закон Божий преподавался, посещал службы храма Христа Спасителя и услаждался великолепным пением церковного хора, получил воспитание в детстве в верующей семье - все это не могло не напечатлеть в душе его христианских истин. И это видно по плодам его жизни и поведения. Его порядочность, человечность, общительность, трезвость, чистота жизни возвысили его, и Промысл Божий избрал его быть спасителем России в тяжелую годину испытаний. Недаром Георгия Константиновича все русские люди любят как своего национального героя и ставят его в один ряд с такими прославленными полководцами, как Суворов и Кутузов".

Настоятель храма Новодевичьего монастыря протоиерей отец Николай Никольский вспоминал, что маршал Жуков приходил в их храм (на кладбище была похоронена мать Устинья Артемьевна), и однажды он дал деньги на поминовение всех усопших воинов.

После освобождения от фашистов Киева, этой "купели крещения" русского народа, Жуков попросил духовенство отслужить Господу Богу благодарственный молебен. В столице Украины есть чудотворная Гербовецкая икона Божией Матери, которую маршал Жуков отбил у фашистов.

В Белоруссии, в Каменецком районе Брестской области, в селе Омеленец находится Свято-Крестовоздвиженская церковь. В годы войны фашисты сняли с нее все колокола и отправили на переплавку в Германию. В период освобождения Белоруссии на звоннице находился наблюдательный пункт советских войск. Кругом рвались снаряды, но церковь осталась нетронутой. Настоятель храма отец Евгений Мисиюк с церковного амвона призывал верующих молиться за спасение Отечества, был инициатором сбора и отправки посылок для бойцов, за что получил благодарственное письмо от маршала Жукова.

В день Победы 9 мая 1945 года в омеленецкой церкви был отслужен благодарственный молебен. Отец Евгений в письме к Жукову написал о молебне и, поздравляя его с Победой, пожаловался, что все колокола с церкви были увезены оккупантами. Письмо дошло до адресата, и маршал, несмотря на занятость, поручил найти колокола. В районе Познани удалось обнаружить колокола, которые фашисты не успели переплавить - они были не омеленецкие, но все равно отлитые русскими мастерами. Вскоре от маршала пришел ответ и посылка... весом в тонну - три колокола! Колокола повесили при помощи прихожан и воинов соседней части. Но тут случилась неувязка: местное начальство звонить не разрешило. Тогда отец Евгений с прихожанами написали письмо в Минск, дескать, как же так - колокола подарил сам Жуков, а звонить в них не разрешают! Высокому начальству ничего не оставалось, как дать "добро".

Жуков не мог не осознавать и святость победы в Великой Отечественной войне. Он ходил до революции на службы в храм Христа Спасителя и не мог не знать, что построен он был, дабы увековечить благодарность России Господу Богу за святую победу, победу в Отечественной войне 1812 года над христоборцами-французами. Мраморные доски на стенах храма с именами воинов-героев, спасших Отечество, говорили о святости их подвига. То же - и в этой войне. Он говорил, что "для нашей Родины навсегда останется святым день 9 мая".

Победа в войне в духовном смысле была торжеством Православия, победой Святой Руси над богоборцами, которые напали на наше Отечество в день Всех святых, в земле Российской просиявших. Может быть, это был знак свыше, что в этой страшной войне к сонму всех русских святых, предстателей за народ наш и страну нашу пред Богом, прибавится еще огромное святое воинство тех, кто жизнь свою положит на поле брани "за други своя" или падет невинными жертвами злой воли.

В народе сохраняется предание о том, что Жуков возил по фронтам Казанскую икону Божией Матери, что подтверждал архимандрит Иоанн (Крестьянкин).

Дочь маршала М. Жукова писала об отце: "Семилетней девочкой повез ты меня в Троице-Сергиеву Лавру. Из памяти стерлись подробности той поездки, но помню, что был большой церковный праздник. Так впервые я побывала у преподобного Сергия. Потом ты рассказал мне, как Дмитрий Донской сражался на Куликовом поле, а преподобный Сергий благословил его, сказав: "Ты победишь".

Я иногда задумываюсь, кто же был тем Сергием, шепнувшим тебе в страшные дни 1941-го: "Ты победишь"? Откуда ты черпал уверенность в победе? Когда многие пали духом, ты, не колеблясь, сказал: "Москву мы не сдадим. Костьми ляжем, но не сдадим".

И вопрос: "Кто же был тем Сергием?" - не остался без ответа. Таким человеком, как стало недавно известно, был последний оптинский старец Нектарий.

В 1923 году Оптина пустынь была закрыта. Отец Нектарий переехал в село Холмищи в 30 верстах от Козельска. Он жил в доме крестьянина Андрея Ефимовича Денежкина. Несмотря на слежку, установленную за ним, до самой смерти старца посещали люди. Знаменательно, что патриарх Тихон многие вопросы решал, советуясь с ним.

О том, как приезжал к старцу Жуков, бывший тогда командиром кавалерийского полка, рассказала дочь хозяина дома, где жил отец Нектарий, Екатерина Андреевна Денежкина (ныне покойная). Это было примерно в 1925 году. Подробности этих встреч (по некоторым свидетельствам, встреча была не одна, будущий маршал приезжал несколько раз, оставался даже ночевать) для нас пока - тайна. Может быть, мы когда-нибудь узнаем их, если Господу будет угодно. А пока что, по милости Божией, стало известно, что прославленный в лике святых последний оптинский старец Нектарий благословил Жукова, сказав, как вспоминает Екатерина Андреевна, что везде ему будет сопутствовать победа. "Ты будешь сильным полководцем. Учись. Твоя учеба даром не пройдет".

Провел ли отца Промысел Божий через скорби, испытал ли его, сохранил ли? Бесспорно, это видно по его жизни. Священник Василий Всесвятский (Никольского храма села Угодский Завод) крестил младенца Георгия в жизнь вечную. А его сын Николай, волостной врач, спас отцу его земную жизнь в 1918 году, когда он дважды болел тифом - сначала сыпным, затем возвратным, и сам же стал жертвой этой тяжелой болезни".

Рассказы тех, кто был на полях сражений…

Плач Богородицы[3]

"Место, где мы сидели в окопах, казалось каким-то особенным. Словно кто-то помогал нам: немцы атаковали нас превосходящими силами, а мы их отбрасывали, и потери у нас были на удивление небольшими.

А в тот день бой был особенно жестоким. Вся ничейная полоса покрылась телами убитых - и наших, и немцев. Бой стих только к вечеру. Мы занялись, кто, чем в ожидании, когда нам ужин привезут. Я достал кисет, закурил, а земляк мой, Иван Божков, отошел в сторону. Вдруг вижу: Божков высунул голову над бруствером.

— Иван, - кричу, - ты что делаешь? Снайпера дожидаешься? Божков опустился в окоп - сам не свой. И говорит мне тихо: - Петя, там женщина плачет...

— Тебе показалось, откуда тут женщине взяться?

Но, когда со стороны немцев стихла "музыка", мы услышали, что где-то и вправду плачет женщина. Божков надел на голову каску и вылез на бруствер.

— Там туман клубится, - говорит он нам. - А в тумане по ничейной полосе в нашу сторону идет женщина... Наклоняется над убитыми и плачет. Господи! Она похожа на Богородицу... Братцы! Ведь нас Господь избрал для этой памятной минуты, на наших глазах чудо совершается! Перед нами святое видение!..

Мы осторожно выглянули из окопа. По ничейной полосе в клубах тумана шла женщина в темной и длинной одежде. Она склонялась к земле и громко плакала. Тут кто-то говорит:

— А немцы тоже на видение смотрят. Вон их каски над окопами торчат... Да, тут что-то не так. Смотри, какая Она высокая, раза в два выше обычной женщины...

Господи, как же Она плакала, прямо в душе все переворачивалось!

Пока мы смотрели на видение, странный туман покрыл большую часть ничейной полосы. Мне подумалось: "Надо же, будто саваном погибших укрывает..."

А Женщина, так похожая на Богородицу, вдруг перестала плакать, повернулась в сторону наших окопов и поклонилась.

— Богородица в нашу сторону поклонилась! Победа за нами! - громко сказал Божков.

Явление Богородицы немецкому офицеру

Жители деревни Рожковка в сентябре 1942 года едва не повторили судьбу печально известной Хатыни. 22 июня 1941 года - начало одной из самых кровопролитных вой. Неготовую к противостоянию Беларусь быстро оккупировали фашисты. Однако территория, покрытая лесами, деревнями и болотами оказалась идеальной для партизанской борьбы.

Немцы, изведенные длительным партизанским противостоянием, против которого не могли что-либо сделать, решили устранять поддержку партизан, уничтожая деревни. Жертвой такой карательной акции и стала Хатынь, а также 186 белорусских деревень.

В сентябре 1942 года деревню Рожковка Каменецкого района немцы так же приговорили к сожжению. Деревня уже была в окружении, жителей согнали в яму для расстрела. Еще немного - и приговор был бы приведен в исполнение. Как вдруг на поле приземлился самолет. Немецкий майор попросил остановить казнь на 4 часа. Спустя указанное время загадочный летчик вернулся с помилованием в руках. Несколько часов спустя вся деревня узнала причину своего чудесного спасения.

Как оказалось, во время полета немецкому летчику привиделась Дева Мария в голубом одеянии. Майор, увидев в этом знак свыше, отменил расстрел деревни. А еще спустя время привез написанный им лик Самой Девы Марии. Историю теперь передают по наследству. В память обо всех погибших во время лихолетья на рожковском поле установили памятный знак. А Сама Спасительница теперь на самом почетном месте в сельской церкви в честь Казанской иконы Божией Матери. За 66 лет икона Божьей Матери Рожковская совсем не изменилась. Краски такие же яркие, а желающих поклониться святыне с каждым годом становится все больше.

Знамение над Сталинградом

Этот недавно найденный архивный документ времен Великой Отечественной войны по-своему уникален. В отчете уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви сообщено о чуде, свидетелями которого были солдаты и офицеры целой воинской части, участвовавшей в боях за Сталинград.

...После сокрушительного поражения под Москвой зимой 1941 года германское командование рассчитывало нанести главный удар на южном участке - прорваться через Ростов к Сталинграду и на Северный Кавказ, а оттуда - к Каспийскому морю. Этим путем немцы надеялись достичь источников кавказской нефти и повести дальнейшее наступление на север вдоль Волги. Поэтому оборона Сталинграда представлялась советскому руководству важнейшей стратегической задачей.

В середине июля 1942 года в район города была срочно перегруппирована 62-я армия генерала Чуйкова, на которую легла основная тяжесть борьбы с 26 дивизиями противника. Предприняв в сентябре два штурма крепости на Волге, фашисты теперь готовились к последнему, генеральному. К этому времени в их руках уже находилась часть Сталинграда. Атаки врага следовали одна за другой. 15 октября гитлеровцам удалось овладеть Сталинградским тракторным заводом и на узком двухкилометровом участке выйти к Волге. Положение наших войск осложнилось: те части, которые действовали севернее завода, оказались отрезанными, но героическая борьба продолжалась, в течение месяца шли тяжелые уличные бои за каждый квартал, дом, за каждый метр сталинградской земли.

11 ноября фашисты предприняли очередную попытку штурма города. В этот день они смогли занять несколько корпусов завода "Баррикада" и пробиться к Волге. Героически сражавшаяся армия генерала Чуйкова оказалась рассеченной на три части. И вот в самый критический момент битвы бойцы, на одном из участков сражения, увидели над Сталинградом нечто такое, что заставило их содрогнуться: в ночном небе появилось некое таинственное знамение, указывающее на спасение города, армии и на скорую победу советских войск. К сожалению, в найденном документе нет конкретных сведений о том, что именно увидели воины в сталинградском небе - было ли то явление Божией Матери, указующей путь отступления немецких войск, как это бывало не раз во время других сражений, или же какое-то другое знамение, свидетельствующее о явной помощи Божией нашему народу.

...Среди руин Сталинграда единственным уцелевшим зданием оставалась церковь в честь Казанской иконы Божией Матери с приделом преподобного Сергия Радонежского.

Чудесное освобождение из уз в Рождественскую ночь

В оккупированных южных областях религиозную жизнь на первых порах возглавили два уцелевших к 1941 году и живших на покое архиерея - архиепископ Ростовский Николай (Амасийский) и епископ Таганрогский Иосиф (Чернов). Архиепископ Иосиф вновь возглавил епархию и даже въехал в свой прежний архиерейский дом. Владыка Иосиф вновь стал открыто служить в Таганроге. Но с немцами у него сразу возникли трудности. Они не могли простить ему его верности Московской Патриархии и поминовения им на богослужениях имени Патриаршего Местоблюстителя Сергия (Страгородского). Он безбоязненно поминал его даже тогда, когда тот стал Патриархом и осудил всех епископов-коллаборационистов. В дальнейшем на допросах и беседах, проводимых в Ростове, Таганроге и Умани, немецкое командование неоднократно предлагало владыке Иосифу сотрудничество в целях фашистской пропаганды, грозя арестом и расстрелом. Епископ Иосиф отвечал отказом.

"В гестаповской тюрьме я находился с 6 ноября 1943 года по 12 января 1944 года. Меня допрашивал следователь Винницкой СД на русском языке, вначале по вопросам автобиографии, а затем о моей якобы проводимой работе через Патриарха Сергия в пользу СССР. Также меня подозревали в принадлежности к английской разведке. Я давал отрицательные ответы. Меня допрашивали три раза, пугали, что применят ко мне меры физического воздействия. Примерно через семь дней, до ухода немцев из Умани, мне Иван Скляров через старшего надзирателя тюрьмы Кучера Ивана передал письмо, в котором сообщал, что он делает все возможное для моего освобождения из тюрьмы... Через два дня после этого в мою камеру арестованные тюрьмы стали носить койки из других камер. Заставили камеру койками, оставив только проход.

И вот под Рождество до трех часов ночи вызывали заключенных на расстрел. Возили все время в Красный яр... Приезжали три раза. Раскрывали большую книгу и по ней выкрикивали: "Иии-ва-нов!" - "Есть".- "С вещами". В три часа все смолкло. Приходит ко мне фольксдойч (помощник начальника гестапо, русский немец из г. Энгельса, помогавший владыке) и говорит: "Вы уже расстреляны". Говорит по-немецки: "Вы в большой книге уже помечены как расстрелянный"...

На второй день Рождества он ко мне раненько приходит и приносит Святые Дары от протоиерея Симеона Таборанского. Вторая ночь - та же самая выкличка. Но Чернова не было, и я поверил фольксдойчу. Он пришел поздно вечером, поцеловал меня и сказал: "На рассвете мы уходим. К Вам придут и Вас возьмут отсюда". Рано утром ушли немецкие войска и с ними позавчерашняя комиссия, решавшая, кого расстрелять. Таких было 500 или 600 человек".

Произошло это во время битвы за Кенигсберг в 1944 году.

"Наши войска уже совсем выдохлись, а немцы были все еще сильны, потери были огромны и чаша весов колебалась, мы могли там потерпеть страшное поражение. Вдруг видим: приехал командующий фронтом, много офицеров, а с ними священники с иконой. Многие начали шутить: "Вот попов привезли, сейчас они нам помогут..." Но командующий быстро пpекpатил всякие шутки, приказал всем построиться, снять головные уборы. Священники отслужили молебен и пошли с иконой к передовой. Мы с недоумением смотрели: куда они идут во весь pост? Их же всех пеpебьют! От немцев была такая стрельба - огненная стена! Но они спокойно шли в огонь. И вдруг стрельба с немецкой стороны одновременно пpекpатилась, как оборвалась. Тогда был дан сигнал - и наши войска начали общий штурм Кенигсберга с суши и с моря. Произошло невероятное: немцы гибли тысячами и тысячами сдавались в плен! Как потом в один голос рассказывали пленные: пеpед самым русским штуpмом "в небе появилась Мадонна", которая была видна всей немецкой армии, и у всех абсолютно отказало оружие - они не смогли сделать ни единого выстрела..."

Из воспоминаний Раисы Таборанской, дочери протоиерея Симеона Таборанского:

"Это было накануне Рождества Христова. Владыка просидел 66 дней в гестаповской тюрьме. Окна в камере были без рам и без стекол. На улице стояли морозы. Владыка был в легкой одежде. Мама сшила из ветоши на вате теплые брюки, и через дежурных немцев мы передали владыке. Передали также одеяло, чтобы закрыть от ветра выбитое окно. Владыка был очень благодарен. Нам с сестрой удавалось через дежурных немцев передавать передачи. Окно тюрьмы было со стороны улицы, и после получения передачи владыка выглядывал в окно и благословлял нас. Передачи носили владыке его иподиаконы. Святые Дары по просьбе владыки передал отец в маленькой баночке - сахарной торбочке. В Рождественскую ночь заключенных три раза выводили на расстрел. Владыка ждал, когда и его вызовут. Он причастился Святых Даров, которые передавал ему отец. Владыка просил папу передать молитвы на исход души. Папа передал, но не те молитвы, а после владыка сказал: "Хорошо, что Вы эти молитвы прислали, я всем расстрелянным их прочел".

В день Рождества Христова мы пришли к тюрьме. В окне камеры показался владыка, благословил нас, и мы ушли. Вскоре наши войска стали приближаться к Умани, и немцы готовились к отступлению. Мы с сестрой Валентиной и двумя иподиаконами каждый день дежурили на краю города возле тюрьмы и следили, как немцы эвакуировали оставшихся в живых заключенных. Но владыки среди них не было, и мы не знали, где он.

А Владыка оставался закрытым в последней камере наверху тюрьмы. Он умирал от голода и холода, но сильнее всего страдал от жажды. В коридоре капала вода, но дверь была закрыта, и никто не заходил к нему. Он молился Богу: "Питоньки, питоньки пошли, Боже!". И Господь однажды чудесно посетил его. Невидимая рука открыла камеру, владыка вышел, попил воды, и дверь снова закрылась невидимой силой.

В тот день, когда немцы уходили из города, я с передачей пошла к тюрьме, но из окна никто не показывался. Я пошла на кладбище, где жили иподиаконы, и говорю им: "Владыки, очевидно, нет". Они мне ответили: "Мы подкупили дежурного немца, он открыл камеру и владыку выпустил". Владыка, когда его выпустили, сразу пошел на кладбище, а с кладбища пошел к нам домой. Это было 30 декабря (ст. ст.), в день Ангела нашей мамы (мученицы Анисии). Зашел и говорит: "Питоньки". Мама его напоила. Я прибежала с кладбища, увидела живого владыку, и радости нашей не было конца. Потом владыка попросил лист бумаги и написал о награждении моего отца митрой за его заслуги (митру сшили из сатина и украсили ее иконами и простыми брошками). И владыка дал папе напрестольный крест с накладным распятием, а с обратной стороны его открывается стеночка, где хранятся мощи. В крест вложены часть древа Господня и святые мощи: мучеников Меркурия, Мардария и Ореста, священномученика архидиакона Евпла, апостола и евангелиста Матфея, великомученика Пантелеимона, преподобной Пелагеи и преподобного Сергия Радонежского. Эту святыню владыка велел хранить и святых угодников прославлять".

Рассказ диакона Н. Поповича

Когда начался минометный обстрел, многие вокруг крестились, просили Господа о помощи. Об этом Николай Попович вспомнил через много лет. Тогда же он, 18-летний ефрейтор, даже не задумывался о Боге. И уж никак не мог предположить, что после окончания двух институтов и карьеры в Госплане станет церковным сторожем. Накануне Дня Победы о своем фронтовом и послевоенном пути рассказывает участник Великой Отечественной войны, клирик храма Спаса Нерукотворного на Сетуни диакон Николай Попович.

"На фронт я попал в мае 44-го, а в армию ушел в конце 43-го. "Сбежал" с военного завода, на котором работал. Это было обычное настроение - все мечтали скорее разбить врага, стремились на фронт, и никто не приписывал себе никакого героизма. Пять месяцев провел в пехотном сержантском училище под Костромой. Нас там учили и штыковому бою, и обращению с пулеметом, совершали мы учебные переходы. В общем, повезло нам, подготовили нас к фронту (вот после освобождения оккупированных территорий ребят 1927 года рождения оттуда на фронт гнали сразу, без подготовки). Хотя основной опыт приобретается в бою. Если сразу не убьют или не ранят, потом уже убить трудней.

Через 5 месяцев присвоили нам всем звание ефрейтора и отправили в Белоруссию. Я попал на 3-й Белорусский фронт (им командовал Черняховский), в 88-ю дивизию 31-й армии. Месяц стояли мы в обороне под Оршей, а потом началась операция "Багратион" (ею руководил Рокоссовский). Блестяще она была подготовлена! Первая же атака сокрушила немецкие позиции. Нас туда ввели вторым эшелоном после специально обученной дивизии. От Орши прошел с боями через Бобруйск, Борисов, Минск, Молодечно (Западная Белоруссия), Литву, Польшу. В сентябре, когда мы стояли в обороне под Сувалками (на подступах к Восточной Пруссии), был тяжело ранен. Слава Богу, незадолго до боя каску надел. Мы обычно ходили в пилотках, каски не любили носить, они тяжелые. Ненужное, конечно, это ухарство было.

А перед своим последним боем я пошел в хозяйственную роту поменять пулемет (мой совсем из строя вышел). Возвращаемся на позиции, смотрю - в траншеях каска валяется. Думаю, надо надеть, в пилотке холодно. И в ту же ночь немцы пошли в атаку (обычно они ночью не воевали). Мы стали отстреливаться, и после нескольких очередей я получил сильный удар в голову, потерял сознание. Очнулся, решил, что руку и ногу оторвало. Мне же 18 лет всего было, я не знал, что такое паралич. А левой стороны не чувствовал. И хотя я левша, с тех пор у меня левая рука слабее правой. Сделали мне операцию, самолетом отправили в Литву, там долечивался в госпитале и был демобилизован по инвалидности. А если бы не каска… И так чудом выжил, мне хирург сказал после операции: за тебя кто-то хорошо молился. Действительно, мама молилась за меня святителю Николаю.

Если бы в душах людей не сохранилась вера, мы бы не выиграли войну. Конечно, все это я понял намного позже.

Вспоминаю, что, когда начался жуткий минометный обстрел, многие крестились и взывали: Господи, помоги! Прекрасно, кстати, это показано в фильме "Они сражались за Родину". Есть там эпизод, когда по ним в поле бьют минометы (я в таких переплетах бывал, знаю, как страшно). Один из героев, которого играет сам Бондарчук, говорит: "Господи, спаси!" И осеняет себя крестным знамением. Он лежит в окопчике, рядом рвутся мины… Я сразу вспомнил войну.

В 70-е годы я познакомился с Иннокентием Михайловичем Смоктуновским. Он пришел крестить своего сына (несчастного, больного человека) в храм мученика Трифона на Рижской, а я там тогда служил чтецом. После крещения на трапезе я, зная, что Смоктуновский фронтовик, спросил его: "Иннокентий Михайлович, вы на фронте были верующим?". Он говорит: "А как же! Иначе бы я не выжил. Когда начинается минометный обстрел, этот ужас!.. А я молюсь: "Отче наш, иже еси на небесех…". И смотрю - я живой!". Причем он это так эмоционально рассказал! Он ведь был настоящий герой - дважды бежал из плена, имел две медали "За отвагу". Вот пример! Но сам я во время войны над этим не задумывался - мне было всего 18 лет, я был комсомольцем.

Из рассказов протоиерея Василия Швеца

"Дело было в конце войны, когда наши войска стояли перед укрепленным районом Восточной Пруссии. Тогда явился Святитель Николай и повелел отслужить молебен перед началом штурма, предупредив, что иначе многие воины погибнут из-за неверия, а город так и не возьмут.

Но начальники наши не послушались вразумления, повели войска в наступление, и полегло там наших воинов многие тысячи, а укрепления так и не были взяты. Лишь когда подошли поляки и, узнав о явлении Святителя, попросили священников отслужить молебен, укрепленный район был взят нашими войсками совместно с Войском Польским.

Об этом случае я слышал. А вот моя встреча со Святителем произошла при таких обстоятельствах.

Весной 1945 года кто-то из начальства додумался напоить солдат перед наступлением. Целый танковый корпус пошел вперед, пьяные танкисты давили гусеницами немцев-беженцев на дорогах.

Наш минометный дивизион двигался по следам танкового корпуса, и все мы ужасались такой жестокости.

К ночи мы подошли к какому-то селению, расставили часовых. Я пошел проверять посты, после чего отошел в сторону от дороги, взглянул на небо - и остановился как вкопанный. На небе явились славянские буквы, которые не мог тогда прочесть, так как не знал славянского языка, разобрал только слово "БОГ". Это было какое-то озарение, я задумался о смысле бытия, о том, доживу ли до конца войны, о том, что меня ожидает - и так простоял всю ночь, не замечая времени.

Утром зашел в немецкий дом, недавно покинутый хозяевами. Печь была натоплена, кровати чисто застелены. Мне стало очень жалко хозяев дома, наверное, они где-то недалеко спрятались. Очень захотелось спать, и я решил устроиться на диване, чтобы не мять постель. Снял сапоги и только прилег, как в комнату вошел старичок. Русский с виду, благообразный, в простой одежде. Я решил, что это один из русских пленных или вывезенных на работу в Германию и удивился, неужели таких старых увозили на работы? Спросил его: "Ты откуда, дедушка, и как сюда попал?" Старичок ответил так: Ты задумался о смысле жизни и о смерти - завтра встретишься с ней лицом к лицу, но не умрешь, а впоследствии послужишь мне. Тебя до конца войны ни одна пуля не тронет, даже ноготь не зацепит - по молитвам твоей матери".

Затем старичок начал обличать меня в грехах, вспомнил всю мою жизнь. Упрекнул меня, что не исполнил обещания, данного матери, не причастился, а только поисповедовался, уходя на фронт. "За это ты долго еще не увидишь ее", - сказал старец. Обличал он и русских солдат за безобразия, предсказал, что они будут наказаны".

Старец стоял передо мной во время беседы, а я сидел на диване. В конце беседы я спросил: "Как тебя зовут, дедушка?" и наклонился, чтобы надеть сапоги. Когда поднял голову, никого в доме не было. Пошел по дому, заглянул за шкаф, затем спросил часового, не входил ли кто в дом и не выходил ли только что? Часовой ответил, что никого не видел.

А на следующий день я действительно увидел смерть лицом к лицу. Пошел по делам в штаб, перекинул автомат через плечо, хотя обычно ходил с пистолетом. На пути увидел, как в стороне от дороги метрах в пятистах что-то блеснуло. Удивился, кто там может быть - кругом наши войска, и решил подойти поближе. Когда приблизился вплотную к этому месту, обомлел: в укрытии находились девять немецких корректировщиков. Конечно, все стволы наведены на меня, за автомат хвататься было бесполезно - все равно не успею. Командир их вытащил пистолет, дал знак, чтобы остальные не стреляли и начал прицеливаться. Тогда я изменил направление движения и начал удаляться от них, каждое мгновение ожидая выстрела. Еще подумал: "Не так смерть страшна, как плен, они ведь могут скрутить меня". Вся жизнь прошла тогда передо мною, мышцы стали как каменные, казалось, что никогда не кончатся эти минуты, пока шел под пистолетом, направленным в спину. Когда зашел за ближайшую сопку, рухнул на землю, думал, что ранен, но оказалось, от нервного напряжения. Немцы так и не выстрелили. Потом доложил, что у нас в тылу корректировщики, но немцы успели уйти и я был очень доволен, ведь они меня не тронули.

Тогда я дал обещание исповедаться и причаститься после войны, повенчаться с женой и, чем смогу, послужить Богу.

В ноябре 1947 года, когда я уже жил в Ленинграде, явился во сне тот самый старец уже в архиерейском облачении и обличил, что не выполнил я обещаний своих: не повенчался с женой, не ношу крест, боюсь в доме иконы держать. Затем сказал: "Ты хотел знать мое имя - звать меня Николай, приходи ко мне", и назвал адрес. После этого добавил: "Через три дня ты узнаешь, как была спасена Россия и твой город, - не забудь об этом и поведай другим". Я запомнил этот адрес и, когда разыскал указанный дом, оказалось что это… кафедральный Николо-Богоявленский собор в Санкт-Петербурге (тогдашнем Ленинграде).

Через три дня я выяснил, что в Ленинград прибыл митрополит Гор Ливанских Илия и что завтра он будет служить Литургию в Николо-Богоявленском соборе. 9 ноября после окончания Литургии митрополит Илия преподнес храму частичку мощей святителя Николая, которая и по сей день находится в старинном храмовом образе Святителя перед солеёй слева от главного Престола. В кратком слове владыка объявил о цели своего приезда в град святого Петра - поведать жителям его о том, как заступничеством Божией Матери была спасена Россия в минувшей войне".

Прошли годы. И выполняя обещание, данное святителю, я стал священником".

Нательный крестик

Во время войны немцы вели на расстрел группу военнопленных. Палачи заставили русских солдат выкопать себе могилу. Когда яма была готова, один солдат, вылезая из нее, наклонился, и нательный крест на веревочке выскочил из-за пазухи. Немецкий офицер, увидев крест, сказал что-то конвою, и те отвели солдата в сторону, Всех товарищей его расстреляли, а он попал в концлагерь, но остался жив и вернулся после войны домой.

Евангелие на славянском языке

Один солдат рассказал мне о своем обращении к Богу во время войны. В одном из боев он был контужен и остался лежать на земле под мертвыми телами своих боевых друзей. Когда очнулся, увидел поразившую его картину: по полю ходила женщина с двумя воинами в старинных доспехах. У воинов в руках находились чаши. Женщина что-то брала из чаш и вкладывала в рот некоторых из лежащих на земле солдат. Подошла к раненому, а у него нет сип подняться, хочет крикнуть, а не может.

— А этот трус, - сказала женщина и пошла дальше. Непонятно, откуда у него силы взялись, приподнялся и закричал:

— Я не трус, помогите.

— Посмотрим, - ответила женщина, - найди Евангелие на славянском языке и всегда носи его с собой - тогда вернешься домой живым.

Наши войска уже отошли далеко, и ему пришлось выбираться из окружения. В ближайшем селе он нашел в брошенном доме Евангелие на славянском языке и спрятал его на груди. Когда вышел из окружения, естественно, попал в штрафную роту и почти до конца войны воевал вместе со штрафниками. Евангелие зашил в одежду и постоянно носил с собой. В каких только переделках не побывал, штрафников посылали в самые безнадежные места, в прорывы и т. д. Бывало, что после боя оставалась в живых половина подразделения - и он среди них; бывало, оставалось четверо - и он среди них, а бывало, что оставался в живых он один. И все же прошел по дорогам войны до победы и вернулся домой.

Подкова от святителя Николая

Одна простая верующая русская женщина во время Великой Отечественной войны постоянно молилась так: "Святитель Николай, спаси сыночка моего Васеньку от смерти".

А тот был командиром танка. Однажды подходит к нему благообразный старичок с бородой и говорит: "Мать просила передать тебе подкову: повесь ее в танке, и за всю войну ни одна пуля тебя не тронет.

И действительно, всю войну прослужил танкист на передовой без единого ранения. Вернувшись с фронта, увидел у матери икону святителя Николая, в которой признал того старичка, передавшего ему подкову. А подкова эта сейчас находится в одном из музеев Санкт-Петербурга. Можно посмотреть и послушать, как экскурсовод повествует о "военном курьезе" - о том, как вера в "талисман" может спасать от смерти.

Сила простой молитвы

"Бдите и молитеся, да не внидите в напасть: дух убо бодр, плоть же немощна". (Мф. 26:41)

Эти рассказы священника С. Кистина, читанные и слышанные в разное время, объединяет одно - вера в Бога и молитва о немощи к Нему: Единому, Благому и Всемогущему[4].

1. Когда началась война, Андрея забрали одним из первых. Наскоро обучили и на передовую. В первые месяцы 1941 года немцы быстро наступали, окружая и уничтожая многие русские части. Так случилось и с ним.

Ночью, когда он с другом спал в одной хате, село было окружено. Из окна они видели, как колонна танков прошла по улице, потом проехали мотоциклисты, после всех появились автоматчики с собаками. Заходили в каждую хату, тех, кто выскакивал на улицу, немедленно убивали. Если кто стрелял из окна, то просто сжигали хату вместе со всеми, кто там был. Да и что сделаешь с винтовкой против автомата? Тех же, кого находили с поднятыми руками, выводили и увозили на грузовиках.

От страха Андрей начал молиться, да только из всех молитв, что его мать учила, ничего припомнить не мог, кроме какого-то начала, а чего, он толком и сам не знал: "Живый в помощи Вышняго, живый в помощи Вышняго…" - только и твердил все время.

Когда немцы вошли в хату, он с другом залез от страха под кровать. Андрей лежал с краю, а его друг ближе к стенке. "Живый в помощи Вышняго…" - продолжал повторять он. Что же немцы? Зашли, сразу вытащили того, кто лежал ближе к стенке, а его оставили, как будто это был мешок или пустое место, совсем не заметили.

Прочесали село, отобрали, что хотели, и уехали. Он же лежал, до ночи повторяя: "Живый в помощи Вышняго…" Лиха беда начало. В первой же деревне, где была церковь, достал нательный крестик и переписал весь псалом. Потом выучил его наизусть. Позже достал и молитвослов, читал, когда мог. Всю войну прошел, домой вернулся "живый в помощи Вышняго…".

2. Это событие рассказывал мне очевидец (будучи девятнадцатилетним солдатом, как он уверовал в Бога), фронтовик Лоскутов Тимофей Михайлович - житель г. Тюмени.

В начале 1943 года небольшая группа русских солдат в 20 человек попала в окружение к немцам. Когда их выстроили в шеренгу, пришел немецкий офицер лет 50-ти, который хорошо говорил по-русски. Обратился к солдатам с вопросом: "Кто верующий? Шаг вперед!"

Вышло 15 человек. Офицер стал подходить к солдатам и спрашивать, чтобы рассказали молитву. Рассказали только двое: один - "Отче наш…", другой - "Символ веры" (причем в одном месте он ошибся, и офицер его поправил).

После этого двое были отпущены, остальные расстреляны. Много имел скорбей вернувшийся солдат (который рассказал "Символ веры") от контрразведки "Смерш". Много раз его вызывали, допрашивали, кричали, подозревали в шпионаже, угрожали. Но он каждый раз повторял только то, что было. И никакая сила уже не могла лишить его жизни, выступить против Истины. Бог ли не защитит избранных Своих? (Лк. 18:7).

Очевидец всегда смотрел на него с удивлением и душевным трепетом, что все это не просто так. Что есть Кто-то, Кто повелевает жизнью. И Этот Кто-то, - решил он, - есть Бог!

"Я в Бога поверил на войне..."

"Я в Бога поверил на войне, - рассказывал дед[5], - и из-за одного человека. Звали Анатолий. Он служил в нашем танковом расчете с декабря 1941-го. Механиком. Парень был с Псковщины, из городка Порхова. Он был весь спокойный, с виду неторопливый. И всегда крест на шее. Перед всяким боем он обязательно осенял себя крестным знамением.

Наш командир - Юра, яростный комсомолец, прямо видеть не мог ни крестика этого медного, ни крестного знамения.

— Ты что, из попов?! - так и налетал он на Анатолия. - И откуда вы, такие, беретесь? И как тебя только на фронт позвали? Ты же не наш человек!

Толя с обычным своим достоинством отвечал не спеша, с расстановкой: "Я наш, пскопской, русской, стало быть. И не из попов, а из крестьян. Верующая у меня бабушка, дай ей Бог здравия, она и воспитала в вере. А на фронте я - доброволец, ты же знаешь. Православные всегда за Отечество воевали".

Юрка кипел от злости, но придраться к Толе, кроме креста, было не за что - танкист был как полагается. Когда в 42-м мы однажды едва не попали в окружение, помню, как Юрий нам всем сказал:

— Значит, если у немцев окажемся, всем приказ - застрелиться. Нельзя сдаваться!

Мы молчали, подавленно и напряженно, один Толя ответил, как всегда не торопясь:

— Я стреляться не могу, этого греха Господь не прощает, самоубийства, стало быть.

— А если к немцем попадешь и предателем заделаешься? - зло бросил Юрий.

— Не заделаюсь. Мы, пскопские, - людишки крепкие, - ответил Толя.

Слава Богу, мы тогда избежали окружения и плена...

В начале 1944-го, в Белоруссии, несколько экипажей получили приказ идти к узловой станции, где наша пехота уже несколько часов вела бой. Там застрял немецкий состав с боеприпасами - он тянулся на подмогу крупному соединению, что пыталось отбить у нас ключевую позицию... Бой был короткий. Две наши машины сразу запылали. Наш танк обогнул их и, на полном ходу, шел к уже видневшейся за деревьями станции, когда что-то шарахнуло по броне и вдруг вспыхнул огонь внутри в кабине. ...

Танк встал. Мы с Толей выволокли самого молодого из нас, Володю, из люка, на землю опустили и отбежали с ним метров на сорок. Смотрим - мертвый. Бывает, что сразу видно... И тут Толя кричит: "А где командир?" И верно, нету Юрия... А танк уже горит весь, полыхает. Толя перекрестился, бросил мне: "Прикрой!" - и назад. Когда я подбежал к танку, он уже тащил Юрку вниз. Командир был жив, его просто сильно контузило и обожгло. Он почти ничего не видел. Но именно он, услыхав вдруг скрежет, ... закричал: "Братцы, поезд! Прорывается!" ...

И вдруг мы услышали, как взревел и зарокотал наш танк... Танк горел весь, горел, как огромный факел. <...> Немцы, увидев несущийся на них огненный смерч, подняли беспорядочную стрельбу, но остановить Т-34 уже не смогли. Полыхая пламенем, танк на полном ходу врезался в передние вагоны немецкого состава. Помню, как лопнул воздух от адского грохота: это стали один за другим взрываться ящики со снарядами. ...

В медсанбате Юрка плакал, как мальчишка, и повторял, хрипло кашляя: "Миша, слушай, а как же Бог-то? Ему же, Тольке-то, нельзя было себя убивать. Раз он верующий! Что же теперь будет-то!"

Спустя два года я приехал на Псковщину, в маленький Порхов. <...> Я нашел небольшую церковь. Там бабушку Толи и самого Толю помнили. Тамошний старенький батюшка благословлял его перед уходом на фронт. Этому батюшке я честно, как на духу рассказал всю Толину историю и как он погиб. Батюшка задумался, перекрестился, покачал головой. И по полному чину отпел раба Божия Анатолия, за Отечество и веру православную убиенного. Душу свою положившего за Отечество".

Елена Михайловна Петухова[6] - ветеран труда, труженик тыла, почетный донор. В годы Великой Отечественной войны она была хрупкой девушкой, однако рыла траншеи, строила блиндажи. На Бобруйском военном складе (окраина Калуги) собирала мины и снаряды, на которые ставила штамп ОТК со своей фамилией. В ящики с боеприпасами Лена еще успевала вложить связанные ею теплые носки для наших солдат. Причем работала она под землей, потому что бомбили почти непрерывно...

Однажды Елена Михайловна рассказала такую историю.

"Во время войны мне было около 15 лет. Семья была большая, жили мы тогда в Калуге. Хотя я работала на военном заводе, приходилось голодать. Чтобы хоть как-то поправить наше бедственное положение, стали мы с мамой вязать вещи и обменивать на продукты. Для этого я с родственниками ходила по окрестным деревням. И вот, как-то раз зимой, поздней ночью возвращались мы домой из очередного похода, волоча за собой санки с вырученными продуктами. Мороз стоял жуткий, пурга, кругом - заснеженные поля. От холода дыхание перехватывало. Шли долго, все закоченели, руки и ноги как деревянные... А нас угораздило еще сбиться с пути. Ни дороги, ни собачьего лая, никаких признаков жилья. Сил идти уже не было... Стали прощаться: думали, что останемся в этой снежной пустыне навсегда...

В тот момент я от всего сердца, изо всех сил взмолилась Богу: "Господи, помоги! Спаси нас!". И вдруг произошло невероятное: вдали я увидела два огонька, слабый свет которых пробивался сквозь снежную круговерть. С каждой секундой они становились все ярче и ярче... Через несколько минут рядом с нами остановилась военная грузовая машина. Офицер быстро вылетел из кабины, узнал, куда нас довезти (оказалось, что нам даже по пути), забросил санки в кузов и доставил нас прямо к дому... Разве это не чудо? Слава Богу!"

Отец Василий

О. Василий Ермаков

Старейший священник Санкт-Петербургской епархии, протоиерей Василий Ермаков, ушедший от нас в 2007 году, в Великую Отечественную был подростком. Его вера проходила испытания в годы войны. Во время войны он пришел в храм, открытый немцами в оккупированном Болхове, а потом, подростком, оказался в немецком концлагере… Два года без родителей, в условиях постоянной угрозы для жизни, оказались школой молитвы на всю жизнь. В книге "Тернистым путем к Богу"[7] он так рассказывает о том, как помогала вера людям, оказавшимся в оккупации.

О. Василий так описывает первую страшную зиму 1941 года:

"Я помню эти ужасы своего родного города, когда к нам пригнали 2000 пленных из-под Белева. Мне тогда отец сказал: "Иди, передай кусочек хлеба"…. Было минус 23-25 градусов. Пленные шли в шинелишках, кто-то полубосой, кто-то в гимнастерке… Их пригнали, окружили эсэсовцы, никого к ним не подпускали. Но мальчишки есть мальчишки, и мы передали им хлеб. И мне тогда особенно запомнилась та жестокость, с которой кованый немецкий сапог раздавил этот кусок хлеба, который мы передали пленному. С этого дня я сказал: "Я буду мстить за то зло, которое немцы принесли в нашу землю". <…>

Наступил 1942 год, очень трудный: фронт отстоял от нас в 8-ми километрах. Я с родными пошел в церковь под Рождество. Стоял в переполненном храме <…> Была настоящая глубокая молитва русских людей, обманутых не до конца, которые опомнились и вновь приникли к Богу.

И вот тогда я со всей ясностью ощутил: "Небо на земле". <…>

Отец Василий Ермаков и Алексий II

Это было страшное время. Время предательства, время ненависти к своему русскому народу. Все это в 20-30-е годы уже активно насаждалось и в войну сказалось в полной мере. Мы были воспитаны в ненависти ко всему русскому, ко всему национальному, и самое главное во всем этом было - чтобы никто не знал Бога, никто не говорил о Нем. Запрещали не только говорить о Боге, но и думать. Храмы были разрушены, все святое забыто. Но когда пришли немцы в наш город, то 16 октября народ, оставшийся в Болхове, собрал подписи с просьбой об открытии храмов. И храмы были открыты. Начались службы. И я тоже пришел туда. Помню слова отца: "Пойдемте все вместе. Помолимся. Фронт отошел, нас не разбомбили, дом не сгорел. Принесем благодарение Богу". А в Курской области за полтора года оккупации открылось 350 храмов. Народ пошел к Богу. Крестился, венчался, приобщался Св. Тайн, отпевал. Я видел эту молитву русского человека, видел этих богомольцев, которые от всего сердца молились о спасении России, спасении своих родных, о Победе, мне этого не забыть. В тяжелую минуту русский человек вспомнил, где его спасение".

[1] Использованы материалы сайтов: http://www.golos-sovesti.ru/?topic_id=1&mode=print&gzt_id=379); http://religion.ng.ru/style/2005-05-18/8_ordenonosec.html

[2] Использованы материалы сайта http://www.kelia.ru/pages/marshal-starets.htm

[3] Материалы сайта http://www.pravmir.ru/article_4138.html

[4] Материалы сайта http://www.ihtus.ru/cu1.shtml

[5] Материалы сайта http://www.world-war.ru/article_601.html

[6] Материалы сайта http://www.world-war.ru/article_601.html

[7] СПб., 2006.

2.3. Церковь в блокадном Ленинграде

Деятельность духовенства

Когда нацистская Германия и ее союзники вторглись на территорию СССР, Ленинградская епархия одной из первых откликнулась на призыв Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия всеми силами выступить на защиту Отечества.

Митрополит Алексий (Симанский)

Ленинградскую епархию в период блокады возглавлял известный церковный деятель митрополит Алексий (Симанский), впоследствии Патриарх Московский и всея Руси. В самом городе и северных пригородах, оказавшихся в кольце блокады, в его ведении находились Никольский кафедральный и Князь-Владимирский соборы, а также церкви: Никольская Большеохтинская, Волковская кладбищенская Св. Иова, Димитриевская Коломяжская и Спасо-Парголовская.

Уже вечером 22 июня 1941 года митрополит Алексий провел службу в Никольском кафедральном соборе. В своей проповеди он говорил, что переживает глубокую скорбь за любимый город Ленинград. 26 июля митрополит обратился к верующим Ленинградской епархии с посланием "Церковь зовет к защите Родины". Он отмечал, что ленинградцы активно собирают средства на нужды фронта, резко осудил гитлеризм и предсказал его поражение. Призывая с оружием в руках отстоять независимость страны, в заключение митрополит Алексий сказал: "Война - священное дело для тех, кто предпринимает ее по необходимости, в защиту правды <...> Потому-то Церковь и благословляет эти подвиги и все, что творит каждый русский человек для защиты своего Отечества".

Понимая большое значение партизанского движения в тылу немецко-фашистских войск, митрополит особо обратился к партизанам и жителям оккупированных районов с призывом:

"Продолжайте же, братия, подвизаться за веру, за свободу, за честь Родины; всеми мерами, и мужчины, и женщины, помогайте партизанам бороться против врагов, сами вступайте в ряды партизан, проявляйте себя как подлинно Божий, преданный своей Родине и своей вере народ".

Через штаб партизанского движения, руководимого секретарем обкома ВКП (б) М. Н. Никитиным, обращение митрополита Алексия в листовках было переправлено за линию фронта и распространено среди партизан и населения. Голос Церкви из блокадного Ленинграда был услышан. О силе его воздействия свидетельствует письмо митрополиту Алексию православного христианина - бойца 2-й партизанской бригады А. Г. Голицына:

"Тебе пишу я и ставлю Вас в известность, что Ваш агитлисток, который Вы засылали в тыл врага к своим единоверным братьям, временно попавшим под немецкое рабство, его я, как партизан, до прихода в Ленинград хранил.

Ваш агитлисток сыграл немалую роль среди оккупированного населения в деле оказания помощи партизанам, а вместе с этим и борьбе против фашизма. Этот листок среди населения - как Божье письмо, и за него немецкие коменданты в своих приказах грозили смертной казнью, у кого он будет обнаружен. Быть может, Вас уже ставили в известность об этом. Но я, так как его хранил и им агитировал, довожу Вам, что он оказал немалую роль. Его Вам и шлю. Желаю Вам дальнейших успехов в Вашей жизни и плодотворной работе во имя нашей Родины, во имя победы над фашизмом".

Архиепископу Ленинградскому Алексию разрешили остаться в осажденном городе для того, чтобы поддержать дух его жителей. Он провел в Ленинграде 900-дневную блокаду. "Бог судил нам, - писал Алексий, - испытать бедствие, обрушившееся над родной землей, испить горькую чашу временного порабощения фашистскими злодеями".

Особенную известность получила его проповедь, произнесенная 10 августа. В ней говорилось о патриотизме и религиозности русского человека. Авторитет и влияние Ленинградского митрополита в это время были настолько велики, что 12 октября 1941 года Патриарший Местоблюститель в своем завещательном распоряжении именно его назначил своим преемником.

С лета 1941 года митрополит жил в небольшой квартире на хорах третьего этажа Никольского собора. Иподиакон владыки в период блокады Константин Федоров воспоминал:

"Резиденция митрополита состояла из кабинета и кухни на хорах Николо-Богоявленского кафедрального собора, перегороженных занавеской. Диакон Павел Маслов и иподиаконы часто оставались ночевать на хорах собора за клиросом <…>, а сам (митрополит) при этом ложился спать в ванной, накрытой досками. Сестра митрополита, жившая с ним, А. В. Погожева, спала в кухне, где было тепло, т.к. дровами топили плиту. В войну собор, как и другие храмы, в целом не отапливался".

Митрополит Алексий прилагал все силы для того, чтобы богослужения продолжались. Не обращая внимания на артобстрелы, он, зачастую пешком, обходил ленинградские храмы, беседовал с духовенством и мирянами. В дни блокады он служил Божественную литургию один, без диакона, сам читал записки с поминаниями "за здравие" и "за упокой".

Двери квартиры митрополита были открыты для всех посетителей. По воспоминаниям протоиерея Николая Ломакина:

"Очень многим владыка из личных средств оказывал материальную помощь, немалым лишая себя, по-христиански делился пищей. Желая молитвенно утешить и духовно ободрить пасомых <…>, он нередко сам отпевал усопших от истощения мирян, невзирая при этом на лица, и обставлял эти погребения особенно торжественно".

Лишь 11 июля 1943 года митрополит Алексий впервые за время блокады на короткий срок покинул город и прибыл в Ульяновск, где в то время проживал Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский). Многие верующие в Ульяновске запомнили, как владыка Алексий с удивлением говорил: "Боже, как вы все здесь много едите".

Митрополит постоянно совершал крестные ходы вокруг храма. Певчая М. В. Долгинская, служившая с весны 1942 году в войсках ПВО, вспоминала, что однажды во время ее возвращения в казарму на Фонтанке внезапно начался налет германской авиации. Она побежала к Никольскому собору, чтобы укрыться. "И вдруг из ворот вышли люди. Они двинулись вокруг храма гуськом, держась в темноте друг за друга. Впереди всех шел митрополит Алексий, подняв к небу икону "Знамение". Каждый вечер после литургии он обходил с нею собор. Даже налет не остановил его".

В 1943 году особенно часто обстреливался именно Никольский собор. Однажды в него попали три снаряда, причем осколки врезались в стену кабинета митрополита. Владыка вошел в алтарь, показал причту осколок снаряда и, улыбаясь, сказал: "Видите, и близ меня пролетела смерть. Только, пожалуйста, не надо этот факт распространять. Вообще, об обстрелах надо меньше говорить... Скоро все это кончится. Теперь недолго осталось".

Упомянутый осколок сохранился и сейчас находится в Троице-Сергиевой лавре. Во время другого обстрела Никольского собора митрополит Алексий, понимая, что у верующих могут не выдержать нервы, а если они побегут из храма, у дверей будет давка, вышел на хоры и, сказав слово, успокоил людей.

15 мая 1944 года скончался Патриарх Сергий, и согласно его завещанию в должность Патриаршего Местоблюстителя вступил митрополит Алексий. Вместо него в сентябре 1944 года Ленинградскую епархию возглавил архиепископ Псковский Григорий (Чуков), в 1945 году официально назначенный митрополитом Ленинградским.

Вскоре после интронизации Алексий приехал в Ленинград. Свое слово за богослужением в Никольском соборе 1 апреля 1945 года Патриарх посвятил блокаде:

"Вспоминаю я, как мы совершали богослужения под грохот разрывов, при звоне падающих стекол и не знали, что с нами будет через несколько минут <...> И хочется мне сказать: град возлюбленный! Много горького пришлось пережить тебе, но теперь ты, как Лазарь, восстаешь из гроба и залечиваешь свои раны, а скоро и предстанешь в прежней красоте <...> Я призываю благословение Божие на град сей, на братий сопастырей моих, о которых сохраняю самые теплые воспоминания. Они разделяли со мной все труды, испытывали много скорбей, еще больше, чем я, и теперь несут тяжелый подвиг<...> И будем молиться, чтобы Господь простер благословение свое над Русской Церковью и над дорогой Родиной нашей".

Решением Верховного Совета СССР митрополит Алексий был награжден медалью " За оборону Ленинграда".

Помощь городу

По предложению митрополита Алексия уже с 23 июня 1941 года приходы Ленинграда начали сбор пожертвований на оборону города. Митрополит поддержал желание верующих пожертвовать на эти цели имевшиеся в храмах сбережения, порой довольно значительные.

В город с фронта поступало множество раненых. Они сначала заполнили городские больницы, а затем переоборудованные под госпитали школы и государственные учреждения. Свое тепло и заботу раненым бойцам вместе с другими жителями города несли православные ленинградцы. В городской совет Красного Креста поступали десятки заявлений от религиозной общественности. Согласно предложению митрополита Алексия десять православных приходов Ленинграда начали сбор пожертвований в Фонд обороны страны и советского Красного Креста с 23 июня 1941 года.

Приходской совет Князь-Владимирского собора предложил на свои средства открыть лазарет для раненых и больных воинов и 8 августа передал на его обустройство 710 тысяч из 714 тысяч имевшихся у общины рублей.

Представители духовенства наравне со всеми жителями несли труды по обороне города, многие входили в группы местной противовоздушной обороны (МПВО). Так, например, в справке, выданной 17 октября 1943 года архимандриту Владимиру (Кобецу) Василеостровским райжилуправлением, говорилось, что он "состоит бойцом группы МПВО дома, активно участвует во всех мероприятиях обороны Ленинграда, несет дежурства, участвовал в тушении зажигательных бомб".

Большой подъем вызвал призыв Патриаршего Местоблюстителя Сергия 30 декабря 1942 года начать сбор средств на танковую колонну имени Димитрия Донского. Уже через четыре месяца была собрана необходимая сумма, превышавшая восемь миллионов рублей, из которых один миллион рублей перечислили верующие Ленинграда. Вносились также пожертвования на авиационную эскадрилью имени Александра Невского. Ко дню Красной армии в 1943 году в госпитали города и войсковые лазареты поступило свыше 600 остро необходимых полотенец, перевязочный материал и другое имущество.

О средствах, собранных Ленинградской епархией для Красной армии, митрополит Алексий дважды телеграфировал Сталину. 17 мая 1943 года ответная телеграмма Верховного Главнокомандующего была опубликована в газете "Правда":

"Прошу передать православному духовенству и верующим Ленинградской Епархии, собравшим кроме внесенных ранее 3 миллионов 682 тысяч 143 рублей дополнительно 1 миллион 769 тысяч 200 рублей на строительство танковой колонны им. Димитрия Донского, мой искренний привет и благодарность Красной Армии. И. Сталин".

Однако конкретная благотворительная деятельность оставалась под запретом и после начала войны. Приходам разрешили перечислять деньги только в общие фонды: Красного Креста, обороны и другие. Это ограничение не погасило воодушевления верующих и духовенства. Храмы отказывались от всех расходов, кроме самых необходимых. Повсеместно солдатам собирали теплые вещи, прихожане жертвовали продовольствие для больных.

Многие молодые священнослужители ушли в армию, народное ополчение, на оборонное строительство. Оставшиеся изучали средства противопожарной и противовоздушной обороны на случай попадания в храм снарядов во время богослужения. Среди оборонных мероприятий важное значение имела маскировка соборов, которые могли бы стать ориентирами при воздушных налетах на город. В августе золотые купола церквей начали закрывать чехлами или красить в защитный цвет.

С освобождением Ленинграда от блокады патриотическое движение верующих в епархии усилилось. Ленинградцы горячо поддержали митрополита Алексия, 25 октября 1944 года опубликовавшего послание об открытии всецерковного сбора в фонд помощи детям и семьям бойцов Красной армии.

Обращение людей к Церкви в блокадном Ленинграде носило массовый характер, более значительный, чем в большинстве других районов страны. Религиозный фактор сыграл очень важную роль в обороне города. Действовавшие весь период блокады храмы активно способствовали мобилизации материальных средств и духовных сил ленинградцев. Это не могли не учитывать городские власти, их церковная политика начала меняться еще до кардинального изменения общегосударственного курса. Церковь начала бурно возрождаться в годину тяжелых испытаний для русского народа. Она была вместе со своей паствой в нечеловеческих условиях блокадного Ленинграда, заслуженно укрепив свой авторитет и расширив влияние.

Церковная жизнь в блокаду[1]

В Ленинградской епархии, одной из крупнейших в стране, к 1941 году уцелел лишь 21 православный храм, были закрыты монастыри и духовные учебные заведения, отсутствовала церковная печать. К этим трудностям прибавились суровые тяготы войны и блокадного города.

В сентябре 1941 года немецко-фашистские войска вплотную подошли к Ленинграду. 8 сентября оккупантами был захвачен Шлиссельбург.

Германское командование, не сумев захватить город штурмом, решило задушить Ленинград голодом, холодом, непрерывными артиллерийскими обстрелами и авиационными бомбардировками. Тревогами и лишениями наполнилась жизнь Ленинграда. С каждым днем в городе росла смертность. В октябре 1941 года было зарегистрировано 7,3 тысяч погибших, в ноябре - 11 тысяч, в декабре - 52,8 тысяч.

Патриотические чувства в сердцах верующих ленинградцев поддерживал митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий.

"Победа, - говорил он в своем обращении, - достигается силой не одного оружия, а силой всеобщего подъема и мощной веры в победу, упованием на Бога, венчающего торжеством оружие правды, спасающего нас "от малодушия и от бури" (Пс. 54; 9). И само воинство сильно не одной численностью и мощью оружия, в него переливается и зажигает сердца воинов тот дух единения и воодушевления, которым живет теперь весь русский народ".

Вместе со всем населением блокадного Ленинграда служители Церкви сопротивлялись смерти, не давали ей овладеть живыми. Символично, что Церковь участвовала, хотя и косвенно, в открытии "Дороги жизни" через Ладогу. Многовековые записи наблюдений за Ладожским озером валаамских монахов позволили в 1942 году гидрографу Е. Чурову сделать прогноз поведения ладожского льда.

8 сентября 1941 года сомкнулось кольцо блокады. Начались артиллерийские обстрелы города. От снарядов и бомб пострадали Никольский, Князь-Владимирский соборы, здание бывшей Духовной академии, где тогда размещался госпиталь. Даже отдаленная Коломяжская церковь в ноябре подверглась бомбардировке. Тем не менее богослужения в действовавших храмах продолжали совершаться ежедневно. Первоначально по сигналу тревоги молящиеся уходили в бомбоубежища. Но вскоре люди привыкли к обстрелам и бомбежкам, и службы зачастую не прерывались.

Рано наступившая зима 1941 года оказалась на редкость суровой. В городе почти прекратилась подача электроэнергии, остановился транспорт, многие здания не отапливались. В храмах температура упала до нуля, порой замерзало масло в лампадах, все больше людей умирало от голода. Протоиерей Николай Ломакин, давая свидетельские показания на Нюрнбергском процессе, рассказывал, что вокруг Никольской церкви на Большеохтинском кладбище можно было в течение целого дня видеть от 100 до 200 гробов, над которыми совершал отпевание священник. Всем ленинградским священнослужителям, в том числе митрополиту Алексию, приходилось постоянно заниматься этим скорбным делом.

Голодная блокада не щадила и духовенство. Только в Князь-Владимирском соборе в зиму 1941-1942 гг. умерли восемь членов клира. В Никольском соборе во время богослужения умер регент, не пережил голодную зиму келейник митрополита Алексия инок Евлогий.

Балерина Кировского театра И. В. Дубровицкая писала о своем отце, протоиерее Никольского собора Владимире Дубровицком: "Всю войну не было дня, чтобы отец не пошел в храм. Бывало, качается от голода, я плачу, умоляю его остаться дома, боюсь, упадет, замерзнет где-нибудь в сугробе, а он в ответ: "Не имею я права слабеть, доченька. Надо идти, дух в людях поднимать, утешать в горе, укрепить, ободрить". И шел в свой собор. За всю блокаду, обстрел ли, бомбежка ли, ни одной службы не пропустил".

Священники и их паства в блокадном городе жили одной судьбой. Вокруг храмов существовали объединения людей, которые помогали друг другу выжить, выстоять. Без какого-либо участия городских властей в подвале Спасо-Преображенского собора было оборудовано бомбоубежище на 500 человек для прихожан и жителей окрестных домов. Имелся кипяток, запас медикаментов, в случае необходимости в подвале можно было переночевать. Нуждающимся помогали деньгами, дровами, свечами, маслом для освещения и другими жизненно необходимыми вещами. С довоенных времен в соборе хранились строительные материалы, и прихожанам делали из железных листов печи для обогрева квартир, выделяли фанеру, картон, чтобы заменить ими выбитые взрывной волной оконные стекла.

На протяжении всей блокады богослужения проходили в переполненных храмах. Сколько-нибудь точное число ленинградцев, посещавших богослужения, указать невозможно, однако сохранились многочисленные свидетельства очевидцев.

Один прихожанин Князь-Владимирского собора позднее вспоминал:

"Певчие пели в пальто с поднятыми воротниками, закутанные в платки, в валенки, а мужчины даже в скуфьях... Вопреки опасениям, посещаемость собора нисколько не упала, а возросла. Служба у нас шла без сокращений и поспешности, много было причастников и исповедников, целые горы записок о здравии и за упокой, нескончаемые общие молебны и панихиды".

Митрополит Алексий в своем докладе 8 сентября 1943 года на Соборе епископов Русской Православной Церкви отмечал:

"И мы можем отмечать повсюду, а живущие в местах, близких к военным действиям, как, например, в Ленинграде в особенности, как усилилась молитва, как умножились жертвы народа через храмы Божии, как возвысился этот подвиг молитвенный и жертвенный. Тени смерти носятся в воздухе в этом героическом городе-фронте, вести о жертвах войны приходят ежедневно. Самые жертвы этой войны часто, постоянно у нас перед глазами..."

Ленинград сражался не только силой оружия, но и молитвой Церкви, силой общего воодушевления. В чин Божественной литургии вводились молитвы о даровании победы нашему воинству и избавлении томящихся во вражеской неволе. Служился тогда особый молебен "в нашествие супостатов, певаемый в Отечественную войну 1812 года". Позднее, в 1943 году, на некоторых богослужениях в Никольском кафедральном соборе присутствовало командование Ленинградского фронта во главе с маршалом Леонидом Говоровым.

В период блокады Ленинграда действовали Александро-Невская Лавра, крупные соборы: Князь-Владимирский, Спасо-Преображенский, кафедральный Николо-Богоявленский; шли службы в кладбищенских храмах. В Казанском соборе и под ним, в подвале, был устроен детский сад. В Казанском соборе до закрытия в 1938 году и создания там Музея атеизма и истории религии хранилась древняя святыня Петербурга - Казанская Чудотворная икона Божией Матери. После закрытия храма ее передали в Князь-Владимирский собор.

Архивные документы блокадного Ленинграда дают представление о том, как действовал Князь-Владимирский собор на Петроградской стороне. После начала войны молодые священники и дьяконы были призваны в Красную армию или стали дружинниками ПВО. Их заменили пожилые батюшки. Независимо от возраста священнослужители и прихожане спешно изучали правила противовоздушной и противопожарной обороны. На случай возникновения паники в храме была организована группа поддержания порядка, дежурили две медсестры. Ни на один день не прерывал Князь-Владимирский собор своей деятельности. Всегда точно в 8.00 начиналось утреннее и в 16.00 - вечернее богослужение.

В сентябре 1941 года участились налеты вражеской авиации. Во время служб все чаще стали раздаваться сигналы воздушной тревоги. Особенно тяжело стало с наступлением зимы. Ни электроэнергии, ни керосина не было. Со всех сторон города пешком, по неубранным сугробам, в темноте добирались на утреннюю службу священнослужители. Ледяной ветер проникал через разбитые окна, гулял по храму. Зашивали окна фанерой, застывало масло в лампадках, коченели руки. Но служба шла без сокращений и поспешности. Даже в будничные дни подавались горы записок о здравии и за упокой.

Общее количество штатных православных священнослужителей в Ленинграде составляло 25 человек, кроме того, было около 30 приписных, заштатных и катакомбных (тайных) священников. Из этих 55 священнослужителей от голода умер каждый третий - 18 (в настоящее время составлены их краткие жизнеописания); кроме того, погибли сотни церковнослужителей, певчих и членов приходских советов. Вот лишь некоторые примеры.

Только в Князь-Владимирском соборе в конце 1941-1942 года умерло 9 служащих и членов клира. 1 января 1942 года ушел за штат по болезни протоиерей церкви Св. Иова на Волковом кладбище Евгений Флоровский, прожил он после этого недолго. 6 сентября 1942 г. ушел за штат по болезни служивший в Никольской Большеохтинской церкви протоиерей Николай Решеткин, он также вскоре скончался. Умерли от голода приписанный к кафедральному Никольскому собору протоиерей Николай Измайлов, заштатные протоиереи Димитрий Георгиевский, Николай Селезнев и другие. В этом соборе прямо за богослужением умер регент, скончался звонарь А. А. Климанов, не пережил первую голодную зиму и келейник митрополита Алексия (Симанского) инок Евлогий. Из 34 певчих к февралю 1942 года в хоре кафедрального собора осталось три человека. В конце 1941 года скончался настоятель Серафимовской церкви протоиерей Гавриил Васильев.

В Спасо-Преображенском соборе от голода умерли трое из пяти штатных священнослужителя. В конце 1941 года слег настоятель протопресвитер Алексий Абакумов. 12 декабря он писал приходскому совету: "Температура 38,8. Назначен постельный режим. К воскресенью мне не встать. Не можете ли мне отпустить и прислать бутылку деревянного масла, чтобы не сидеть в темноте?" Собор выделил о. Алексию и масло и 1000 руб. пособия. Но силы настоятеля таяли, и 19 декабря он скончался.

В начале 1942 года скончались протоиереи Петр Георгиевский и Иоанн Громов. Зиму 1941/42 года из 100 соборных певчих пережили лишь 20. Первыми от голода погибали мужчины, в их числе и помощник регента И. В. Лебедев. 28 декабря он писал:

"Я, можно сказать, понемногу умираю. Силы мои подорвались. Я сейчас лежу. Одни кожа и кости. Сидим несколько дней на одном хлебе. Конечно, все теперь так существуют, но хочется жить <...> Со мной вместе голодают жена, дочь и девятилетний внук, отец которого на фронте. Нет ни продуктов, ни денег. Спасите жизнь". Лебедеву было выдано 300 рублей, но спасти его не удалось. Певчий Е. Радеев писал администрации собора 18 января 1942 года: "От всей души и сердца благодарю Вас за присланные с Лавровым 150 руб. и кусочек хлеба… Вы спасли меня от смерти. Самочувствие мое стало лучше. На Ваши деньги я купил дров на рынке". Несмотря на оказанную помощь, Е. Радеев скончался. К лету 1942 года умерли председатель приходского совета Е. Д. Балашева и 10 церковнослужителей.

Сохранились свидетельства об удивительной самоотверженности и взаимопомощи, которые проявлялись внутри относительно небольшой, по сравнению со всем населением города, группы православных верующих. Особенно следует отметить подвиг женщин, помогавших выжить или облегчить страдание умиравших в осажденном Ленинграде. За подобную деятельность в июне 1944 года была награждена золотым наперсным крестом монахиня Александра (Богомолова). Активно помогала бедствовавшим сестра митрополита Алексия монахиня Евфросиния (Симанская) и многие другие.

Можно привести множество примеров подвижнического служения и оставшегося в живых (порой чудом) блокадного духовенства.

Священнослужители, которые сами испытывали все невзгоды, понимали, как нуждаются люди в поддержке, утешении. А ведь многие из них, уже очень немолодые, жили далеко от своих храмов. Даже старейший протоиерей Иоанн Горемыкин на восьмом десятке лет каждый день пешком добирался с Петроградской стороны в Коломяги. Некоторые верующие и сейчас помнят, как обессилевшего в блокаду священника везли в конце войны к службам на финских саночках. Сохранились свидетельства прихожан, что он порой последний паек свой отдавал голодающим. В начале 1942 года, получив вызов от одного из сыновей из Саратова, о. Иоанн прочитал письмо сына, советуясь с прихожанами, как поступить. "Какая-то женщина в черном платке упала на колени: "Батюшка, на кого же ты нас оставишь? Сироты мы без тебя…" И протоиерей наотрез отказался эвакуироваться. В некрологе о. Иоанна особенно отмечалось его блокадное служение: "Несмотря на преклонный возраст и истощение, мужественно под обстрелами проходил большие расстояния для служб в церкви. Обходил больных, раненых и малодушных, вселяя бодрость и окрыляя надеждой - горячей молитвой и упованием на милосердие Божие".

Следует отметить служение архимандрита Владимира (Кобеца), лично тушившего зажигательные бомбы, собиравшего пожертвования верующих в фонд обороны и обслуживавшего одновременно два прихода. В своем заявлении 20 декабря 1945 года митрополиту Григорию (Чукову) о. Владимир писал:

"Я исполнял священнические обязанности в Князь-Владимирском соборе без всяких прекословий, особенно в дни блокады города нашего. Приходилось служить почти каждый день, так как другим священникам было невозможно прийти исполнить свою череду, а я живу поблизости, и я рисковал жизнью под обстрелом, а все-таки старался не оставлять богослужение и утешить страждущих людей, которые пришли помолиться Господу Богу. В храме стекла падают на голову, а я не останавливал службу. Часто привозили меня на саночках в храм, я не мог идти. По воскресеньям и праздничным дням я ездил служить в Лисий Нос, и случались всякие несчастья, даже пешком идти 25 км под обстрелом и с разными препятствиями, и я никогда не отказывался от возложенного на меня дела".

Оба оставшихся в живых члена клира Спасо-Преображенском собора - протоиерей Павел Фруктовский и протодиакон Лев Егоровский - жили на очень большом расстоянии от храма: настоятель на Васильевском острове, протодиакон же - за городом, в Парголово. Но даже в самую тяжелую пору они ежедневно служили в соборе. В ходатайстве прихожан осенью 1943 года о награждении о. Павла Фруктовского медалью "За оборону Ленинграда" говорилось:

"В зиму 1941/42 года, когда отсутствовало трамвайное сообщение, а живет отец Павел от собора в 15 км, он, опухший от недоедания, в возрасте 65 лет, ежедневно посещал собор, он был единственный священник, временами он приходил на службу совсем больной и домой уже не мог возвращаться и ночевал в холодном соборе".

Много месяцев о. Павел обслуживал приход на пределе физических возможностей: он один и служил литургию, и исповедовал, и отпевал, и крестил, совершая все требы.

Из воспоминаний протоиерея Бориса Пономарева, ушедшего на фронт 23 июня 1941 года:

"На второй день войны я был призван на защиту нашей Родины. Причастился в Николо-Кузнецком храме и на другой день был направлен на Ленинградский фронт <…> У меня не было родителей, меня благословила старушка 92 лет, дальняя родственница, и сказала: "Ты будешь жив, люби и защищай Родину..."

В самое тяжелое время блокады Ленинграда я получил от нее письмо: "Дорогой Боря, как вам приходится переживать, но мы молимся и надеемся на милость Божию. Бог милостив, а враг будет изгнан. Вчера у нас во дворе упала бомба, стекла все выбиты. Мы также переносим тяжесть войны. Я часто бываю в храме и молюсь за воинов и шлю тебе материнское благословение".

Меня спрашивают, какое самое сильное впечатление от войны? В самое тяжелое время блокады Ленинграда <…> недалеко от входа (на кладбище) мы увидели девочку лет тринадцати, склонившуюся и стоявшую на одном колене. На ней была шапка-ушанка, и вся она была немного занесена снегом, а сзади на санках был труп женщины, умершей от голода, - видимо, мать, которую девочка не успела похоронить и замерзла сама. Эта страшная картина потрясла меня на всю жизнь...

В первые дни войны я видел сон - большое изображение иконы Покрова Божией Матери. После этого у меня появилась уверенность в том, что нас защищает Царица Небесная. <…>

В 1942 году в Ленинграде (после госпиталя) у меня была возможность побывать в Никольском соборе. В храме в это время читали часы и находились истощенные голодом люди... Я спросил: "Когда совершает богослужение митрополит Алексий?" Мне ответили, что владыка находится в алтаре <…> Митрополит Алексий очень милостиво благословил меня и спросил: "Вы, наверное, прислуживали в храме?" Я ответил "да" и сказал где. Владыка заметил, что хорошо помнит служившего там владыку и его мать. Я дерзнул предложить митрополиту Алексию свою порцию хлеба, а он ответил: "И вам также трудно переносить блокаду и голод. Если можете, передайте матушке-алтарнице". Я положил земной поклон перед престолом, и владыка меня благословил и дал служебную просфору, очень маленькую, размером с пуговицу.

В первый день Пасхи верующие приносили освящать маленькие кусочки хлеба вместо куличей. Какое было утешение для всех ленинградцев, что в храмах осажденного города ежедневно совершалось богослужение".

В праздничном послании митрополита Алексия накануне первой военной Пасхи подчеркивалось, что в этот день, 5 апреля 1942 года, исполняется 700 лет со дня разгрома немецких рыцарей в ледовом побоище святым князем Александром Невским - небесным покровителем города на Неве.

Пасхальное богослужение собрало много народа, однако меньше, чем в предыдущем году. Каждый третий житель города умер от голода и холода. В городе началась массовая эвакуация по "Дороге жизни" через Ладожское озеро. Важно отметить, что практически все духовенство осталось на своих местах при приходах. Эвакуировались в основном заштатные священнослужители.

Именно к Пасхе гитлеровцы приурочили особенно яростный налет на Ленинград. Богослужение было перенесено на 6 часов утра, что позволило избежать больших жертв. Многие верующие вместо куличей освящали кусочки блокадного хлеба. При обстреле города в Пасхальную ночь серьезные повреждения были нанесены Князь-Владимирскому собору. Фашистские самолеты не только сбрасывали на него бомбы, но и обстреливали на бреющем полете из пулеметов.

Когда в первой половине 1942 года развернулась массовая эвакуация, почти все служащее духовенство, кроме двух священников (Сергия Бычкова и Илии Попова), осталось на своих местах. Легально проживавшие в городе священнослужители, как и их прихожане, получали мизерные продовольственные карточки. Подавляющее большинство священно- и церковнослужителей честно, порой жертвуя жизнью, исполняли свой долг. Значительная часть их не пережила зиму 1941/42 года.

Весь период блокады продолжался значительный рост религиозного чувства горожан. Тысячи людей принимали крещение. Богослужения проходили при переполненных храмах. Даже в будние дни подавались горы записок о здравии и упокоении. Литургию в них вопреки церковным канонам нередко служили так же, как это делали священники-заключенные в лагерях - на ржаной просфоре. Вместо вина порой использовался свекольный сок.

Справедливости ради следует отметить, что репрессии духовенства продолжались и в период блокады. Во второй половине 1941-1942 гг. были арестованы как минимум пять священнослужителей. Единственным существенным шагом городских властей навстречу верующим стало выделение приходам минимально необходимого количества вина и муки для причащения верующих, так как в блокированном городе эти продукты было невозможно купить.

Первое заявление о выделении муки и вина в Ленсовет поступили в начале ноября. В ходатайстве приходского совета церкви Св. Иова говорилось, что с 11 сентября просфоры выпекаются при храме в небольшом количестве из муки, пожертвованной верующими, но теперь из-за невозможности приобретения вина и муки "в церкви в ближайшее время могут прекратиться богослужения".

Для принятия решения об оказании помощи приходам городскому руководству понадобилось почти два месяца. И все-таки 29 декабря 1941 года православным общинам города были впервые выделены в общей сложности 85 кг муки и 75 литров вина. Продукты были выданы не бесплатно - прихожане оплачивали их по государственным расценкам. Конечно, выделяемых продуктов хватало лишь для удовлетворения минимальных богослужебных потребностей. Так, согласно свидетельству прихожан, в мае 1942 года в Никольской Большеохтинской церкви просфоры были размером с пятикопеечную монету, а вина выделялось не более двух столовых ложек на службу, и решено было "совершать причастие с предельно разбавленным водой вином". Объем выдачи продуктов на протяжении всех лет блокады почти не менялся. Выделенные хлеб и вино ценились в храмах чрезвычайно высоко и их распределяли понемногу на все богослужения в течение месяца.

Обращение митрополита Алексия, молитвы в храмах и прошения о даровании победы русскому воинству нашли отклик в сердце каждого православного ленинградца. Тысячи верующих ленинградцев ушли в те грозные дни на фронт. Духовенство ленинградских храмов утешало оставшихся прихожан, вселяло в них глубокую и непоколебимую веру в торжество правого дела. С надеждой и скорбью шли люди в храмы.

Потрясающим свидетельством положения ленинградцев во время блокады стали показания 27 февраля 1946 года свидетеля обвинения от СССР на Нюрнбергском процессе благочинного церквей Ленинграда протоиерея Николая Ломакина. Л. Н. Смирнов, помощник главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе, просил отца Николая рассказать Трибуналу о своих наблюдениях, сделанных во время службы в Никольской церкви Георгиевского кладбища Ленинграда в годы блокады. Приведем выдержки из стенограммы допроса.

Свидетель Ломакин рассказывал:

"В 1941 г. и в начале 1942 г. я был настоятелем кладбищенской Никольской церкви. Здесь я наблюдал следующие трагические картины, о которых хотел бы сейчас подробно рассказать Трибуналу. Спустя несколько дней после вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз я был свидетелем огромного увеличения числа отпеваний умерших. Это были дети, женщины и престарелые люди, погибшие в результате налетов немецкой авиации на город, - мирные жители нашего города. Если до войны количество умерших колебалось от 30 до 50 человек в день, то во время войны цифра эта быстро увеличилась до нескольких сот в день. Не было физической возможности внести умерших в храм. Вокруг храма образовалась громадная очередь ящиков и гробов, наполненных кусками человеческого мяса, изуродованными трупами мирных жителей Ленинграда, погибших в результате варварских налетов немецкой авиации.

Наряду с отпеваниями принесенных к храму покойников необычайно возросла практика так называемых "отпеваний". Верующие люди не могли поставить в храм своих умерших родственников и знакомых. Их родственники и знакомые погребены были под обломками, под развалинами уничтоженных немцами жилых домов. Вокруг храма можно было в течение целого дня видеть груды гробов - 100, 200 гробов, над которыми совершал отпевание священник. <…>

В зиму 1941-1942 гг. положение Ленинграда в блокаде было особенно тяжелым. Непрекращающиеся налеты немецкой авиации, артиллерийский обстрел города, отсутствие света, воды, транспорта, канализации в городе и, наконец, ужасающий голод - вследствие всего этого мирные жители города испытывали неслыханные в истории человечества страдания. Это были воистину герои, страдавшие за Родину, неповинные мирные жители.

Наряду с тем, что я сейчас вам рассказал, мне приходилось видеть и другие ужасные картины, когда я служил настоятелем этой кладбищенской Никольской церкви. Кладбище многократно подвергалось жесточайшим налетам немецкой авиации. И вот представьте себе картину, когда люди, нашедшие вечный покой, - гробы, их тела, кости, черепа - все это выброшено взрывами бомб на землю, в беспорядке разбросаны памятники, кресты, и люди, только что пережившие потерю близких, должны снова страдать, видя громадные воронки, где, может быть, только что похоронили они своих близких, родных и знакомых, снова страдать, что им нет покоя".

В заключение прокурор Л. Н. Смирнов спросил отца Николая: "В период голода в какой степени увеличилось количество отпеваний в вашей кладбищенской церкви?"

Отец Николай ответил: "Как я уже сказал, вследствие невероятных условий блокады, вследствие непрерывных налетов немецкой авиации на город, вследствие артиллерийских обстрелов города количество отпеваний усопших дошло до невероятной цифры - до нескольких тысяч в день. Мне особенно сейчас хочется рассказать Трибуналу о том, что я наблюдал 7 февраля 1942 года. За месяц до этого случая, истощенный голодом и необходимостью проходить большие расстояния от дома до храма и обратно, я заболел. За меня исполняли обязанности священника мои два помощника. 7 февраля, в день Родительской субботы, перед началом Великого поста, я впервые после болезни пришел в храм, и открывшаяся моим глазам картина ошеломила меня - храм был окружен грудами тел, частично даже заслонившими вход в храм. Эти груды достигали от 30 до 100 человек. Они были не только у входа в храм, но и вокруг храма. Я был свидетелем, как люди, обессиленные голодом, желая доставить умерших к кладбищу для погребения, не могли этого сделать и сами обессиленные падали у праха почивших и тут же умирали. Эти картины приходилось наблюдать очень часто".

С осени 1943 года представителей ленинградского духовенства стали привлекать к участию в общегородской общественной работе. Так, протоиерей Николай Ломакин участвовал в деятельности городской и областной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. 11 октября 1943 года впервые за все годы советской власти двенадцати ленинградским священнослужителям была вручена правительственная награда - медаль "За оборону Ленинграда".

Происходили и другие перемены. 14 декабря 1943 года Ленинградскому митрополиту было разрешено иметь технический аппарат, и 15 апреля 1944 года в здании Никольского собора открылась епархиальная канцелярия.

Торжественно и празднично отмечалось верующими полное освобождение города от вражеской блокады. Во всех храмах по благословению митрополита 27 января 1944 года были совершены благодарственные молебны.

Вот как описывалось в "Журнале Московской Патриархии" народное ликование, охватившее избавленный от блокады Ленинград:

"Весть о блестящих победах нашей великой Красной армии на Ленинградском фронте и полном освобождении Ленинграда от вражеской блокады была принята гражданами Ленинграда с неописуемой радостью <…> Целые толпы ликующего народа наполняли проспекты великого города, и до поздней ночи народ не расходился, кликами радости выражая свой восторг и ликование.

В ближайший воскресный день, 23 января, в храмах Ленинграда было особенно многолюдно. В Никольском соборе служил митрополит, который перед торжественным молебствием обратился к молящимся с приветственным словом, призывая всех благодарить Бога за дарованную ленинградцам великую радость избавления от постоянного страха за свою жизнь, за жизнь своих близких. <…>

Митрополит говорил о том, что не напрасны были молитвы Церкви о победе над врагом, и эта победа нам теперь дарована. <…>

Во всех храмах города по благословению митрополита совершались в этот день торжественные благодарственные молебствия, перед началом которых настоятелями было прочитано следующее слово митрополита Алексия:

"Слава в вышних Богу, даровавшему нашим доблестным воинам новую блестящую победу на нашем родном, близком нам Ленинградском фронте. Эта победа отозвалась неописуемой радостью в наших сердцах и вызвала в них новую горячую волну благодарности и любви к нашим славным, в подлинном смысле победоносным, защитникам"".

Церковная жизнь на оккупированных территориях Санкт-Петербургской (Ленинградской) епархии в 1941-1944 гг.

К началу Великой Отечественной войны на территории Ленинградской области осталась 21 действующая церковь - больше, чем в любой другой епархии Советского Союза (в границах 1939 г.), кроме Московской. Однако подавляющее большинство из этих храмов - 16 - находились в Ленинграде и пригородах.

Пять из шести действующих храмов южных пригородов Ленинграда, оказавшись вблизи линии фронта (по ту или другую сторону), значительно пострадали от военных действий, и службы в них прекратились в августе - сентябре 1941 г.: Свято-Троицкая церковь в Петергофе, Преображенская в Урицке (Лигово), Никольская в Колпино, Св. Адриана и Наталии в Старо-Паново и Князь-Владимирская в Усть-Ижоре.

Таким образом, на оккупированной территории оказалась лишь одна действующая пригородная церковь - во имя иконы Божией Матери "Знамение" вблизи Екатерининского дворца в г. Пушкине (Детское Село). Ее настоятелем служил заслуженный митрофорный протоиерей Феодор Забелин.

В годы первой мировой войны он, являясь благочинным стрелковой дивизии на Западном фронте, был тяжело ранен осколком снаряда, затем в 1919-1941 гг. служил в храмах Лужского и Детскосельского районов. Отец Феодор часто проповедовал, постоянно старался помогать прихожанам и пользовался их любовью и уважением.

Хорошо знавшая батюшку Н. Китер так написала о нем в своих воспоминаниях:

"Все знавшие его называли "Филаретом Московским". Целый ряд бедняков состоял у него на постоянной пенсии. Каждую бездомную голодную кошку или собаку он, бывало, подберет и выкормит. Знали об этой его деятельности только самые близкие друзья, так как он строго запрещал о ней рассказывать. По виду это был очень скромный и незаметный старец. И он, несмотря на запрещения, неуклонно продолжал проповедовать. <...> Во время боев, в самые страшные бомбардировки, он так же спокойно, как и в обычное время, ежедневно служил у "Знамения" литургии, на которые собиралось много верующих. Бывало, звенят разбитые стекла и сыплется штукатурка, а о. Феодор бестрепетно предстоит Св. Престолу, словно и не слыша потрясающих храм оглушительных взрывов. Когда отступавшие немцы предложили ему с его парализованной матушкой эвакуироваться (уже из Гатчины) вместе с больницей, значит, с максимальными для того времени удобствами, он отказался наотрез, заявив: "Никуда не поеду, пока хоть кто-нибудь из моей паствы тут останется". Добрый пастырь не оставил стада своего".

Помимо о. Ф. Забелина, в Знаменской церкви также служили протоиерей Иоанн Коляденко и протодиакон Владимир Керский. Кроме того, в Пушкине и Павловске к моменту начала оккупации оказались подвергавшиеся репрессиям в 1930-е годы прот. Николай Смирнов, бывший заведующий Валаамским подворьем в Ленинграде игумен Илия (Мошков) и иосифлянский протоиерей Алексий Кибардин. Наличие такого количества священнослужителей позволило, несмотря на жестокий оккупационный режим, возродить церковную жизнь еще в нескольких храмах.

Первой из них 1 октября 1941 года, на Покров, была освящена игуменом Илией кладбищенская церковь Святых Иоакима и Анны в Павловске, официально закрытая в сентябре 1939 года. Отец Илия и его духовный сын - бывший послушник Валаамского монастыря псаломщик Алексий Маслов - служили в этом храме до 1 марта 1942 года, а затем от "страшного голода" покинули город и перешли служить в Осьминский район.

Той же осенью 1941 года освятил Спасо-Преображенскую церковь в Тярлево (сейчас часть г. Павловска) проживавший в этом поселке протоиерей Иоанн Коляденко. Он же стал служить и в возрожденной в конце 1941 года в Павловске бывшей гарнизонной церкви Св. Николая Чудотворца. Помогал о. Иоанну протоиерей Николай Смирнов, еще в 1910-е годы служивший благочинным 1-го Царскосельского округа. В январе 1942 года о. Николай из-за голода переехал в Гатчину, где и скончался через четыре месяца. Еще одну церковь Павловска - Мариинскую - возродить не удалось, немцы заняли ее здание под мастерские.

Пушкин находился всего в паре километров от линии фронта, и установленный в городе оккупационный режим не позволил возродить ни одного храма. Так, протоиерей А. Кибардин, служивший до ареста в 1930 году настоятелем Феодоровского собора, не смог возобновить богослужения в нем.

До войны собор использовался под кинозал и Архив кинофотодокументов. Архивные материалы занимали большую часть здания и в период оккупации, пока в январе 1944 года не сгорели от огня советской артиллерии при освобождении города. Немцы же разобрали входную лестницу из розового песчаника, спилили часть дубков, посаженных у собора членами царской семьи, сломали царские врата и т. д. Оккупанты заняли для своих нужд почти все другие храмы Пушкина, здания которых также сильно пострадали от обстрела советской артиллерии. Усыпальница под Казанской кладбищенской церковью была превращена немцами в бомбоубежище; церковь Св. Иулиана Тарсийского заняли части испанской Голубой дивизии; в помещении церкви Воскресения Христова Екатерининского дворца германские войска устроили гараж, разгромив или сильно повредив внутреннее убранство; здание Александровского дворца было занято штабом немецкого командования (площадь перед дворцом превращена в кладбище для солдат СС), и в результате советского артиллерийского обстрела помещение дворцовой церкви было разрушено.

Службы продолжались только в Знаменской церкви, да и то лишь около года. В своем рапорте митрополиту Алексию от 1 мая 1944 года протоиерей Ф. Забелин так описывал тяжелейшие условия служения в оккупированном городе:

"17 сентября 1941 г. немцы заняли г. Пушкин, я перешел на жительство в ризницу Знаменской церкви, а на другой день, 18-го числа, дом, в котором я жил на Песочной ул., как и 14 домов по той же улице, был сожжен немцами, и я лишился всего своего имущества. С первых же дней оккупации г. Пушкина немцами началась эвакуация прихожан Знаменской церкви, питательные ресурсы наши постепенно уменьшались, а коменданты г. Пушкина отказывали нам в куске хлеба. <...> С ноября 1941 г. в Пушкине началась голодовка, от которой слабели, пухли и умирали жители Пушкина. Для захоронения умерших при городской Управе была образована похоронная артель, которая собирала умерших по домам, причем умершие зашивались в простыни, одеяла и отвозились в братскую могилу. Было немало таких умерших, которых родные приносили в Знаменскую церковь, и они и оставались за отсутствием гробокопателей по 10-15 дней, потом увозились на кладбище. <...> Службы в Знаменской церкви совершались по воскресеньям и праздничным дням, а в великом посту 1942 г. и по средам, пятницам, совершались и в морозные дни, как, например, 14 января 1942 г., когда температура в церкви снизилась до 12 градусов мороза, и, несмотря на холода, всегда ходили верующие и молились. Церковь никогда не пустовала. Знаменская церковь находилась на расстоянии 1-1,5 км от окопов и часто обстреливалась. Особенно интенсивный огонь был в ночь на 1 января 1942 г. Снаряд попал в косяк церковного окна, выходящего на северную сторону, выбил железную решетку и раму. Окно было зашито досками, что дало возможность продолжать службы, хотя много стекол выбито, особенно в верхних рамах, а застеклять их не было возможности".

Факты, приводимые в рапорте о. Феодором, подтверждают и дополняют сохранившиеся свидетельства прихожан. Так, в дневнике проживавшей в 1942 году в г. Пушкине Лидии Осиповой говорится:

"15 февраля. <...> Люди умирают от голода, вшей, тифа, жестокого и подлого обращения с ними немцев, так и тех русских, которые стоят у власти над ними, и все же у них достаточно духовных сил для того, чтобы отдаться мыслям о Боге и религии. <...>

25 марта. Скоро Пасха. Совершенно невозможно представить себе что-нибудь более печальное. Голодаем уже по-настоящему. Пайки растягиваем на 4 дня, а в остальные не едим буквально ничего.

2 апреля. Страстной Четверг. Ни в церковь, ни свечки. 5 апреля. Пасха. С утра не было ни крошки хлеба и вообще ничего. <...> Мороз около 20 градусов. Служба была <...> в 10 часов утра. Кое-кто святил "куличи". Что это за жалкое зрелище! И ни одного яйца".

Особенно подробно описала церковную жизнь в оккупированном Пушкине в своих письмах военного времени упоминавшаяся Наталия Китер. В 1939 - феврале 1942 года она пела и читала на клиросе в Знаменской церкви. В письме от 6 февраля 1943 года в русский монастырь Преп. Иова Почаевского (Словакия) Н. Китер сообщала:

"Немцы заняли Царское 16-17 сентября, и большевики день и ночь до самого отъезда моего стали осыпать город всевозможными снарядами и бомбами. Ежедневно были пожары, так как много было зажигательных бомб. Население жило в подвалах. Я тоже, но лишь ночевала. Работая сестрой милосердия, я привыкла к снарядам настолько, что по звуку определяла: близко ли упадет, и если да, то мы просто бросались на землю. Население очень пострадало. Всюду валялись трупы, которые, за невозможностью хоронить из-за мерзлой земли, бросали в покинутые окопы, а то складывали в заброшенные дома. Голод был такой, что люди пухли и умирали массами...

У Знамения служба была до самого моего отъезда (5 февраля 1942 года). Это - единственная сохранившаяся церковь. Образ Пресвятой Девы был цел. Мы его особенно любили и чтили. Батюшка у Знамения был старенький и болезненный - о. Ф., за 70 лет ему было. Дом, в котором он жил, сгорел. Он все потерял и перебрался с хворой матушкой жить в ризницу. Мужественно служил и в самую отчаянную бомбардировку, когда все сидели в подвалах. Бывало, стреляют вовсю, а бежишь к Знамению - 15 минут скорым шагом. И только думаешь: добежишь ли? Да молитву Иисусову шепчешь или 90-й псалом. Прибежишь, а там уже многие из друзей собрались. Прямо - на клирос. Церковь трясется, стекла звенят и сыпятся, оглушительные взрывы заглушают службу, пение наше. Думаешь: только бы успеть причаститься! И подъем какой-то духовный, и радостно было бы умереть в храме, сразу после причастия. Но сберег Господь. Видно, еще не готова. Конечно же, не готова! Повреждена церковь была немного. Если не ошибаюсь, только в одном месте - брешь, да стекла вылетели. А ведь стоит на самом опасном месте".

В результате нечеловеческих условий жизни Пушкин после года оккупации почти обезлюдел. В марте 1942 года скончался от голода протодиакон Владимир Керский. 6 января 1942 года также от голода умер известный писатель-фантаст Александр Беляев. В городе перед войной проживало много замечательных деятелей культуры, в том числе церковный архитектор, художник и поэт Александр Алексеев. Уже в период оккупации он написал целый ряд духовных стихотворений. 29 ноября 1941 года поэт погиб в Гатчине. За несколько дней до смерти он написал на обрывке бумаги стихотворение "Слава Богу":

Слава Богу: Ни одна строка

Не найдет печатного станка.

Слава Богу: Ни одна рука

Не сплетет хвалебного венка.

Слава Богу: Это мой удел,

Так и будет, как Господь велел.

12 августа 1942 года был принудительно вывезен из Пушкина в Гатчину о. Ф. Забелин. Эта "эвакуация" была проведена в грубой насильственной форме, большинство вещей протоиерея, в том числе митра, иконы, крестики, остались в Пушкине и были разграблены оккупантами. На посту настоятеля Знаменской церкви о. Феодора сменил протоиерей Иоанн Коляденко. В октябре 1942 года богослужения в храме были прекращены, и о. Иоанн перенес часть святынь (в том числе чтимые Знаменскую, Казанскую иконы Божией Матери, образы Свт. Николая, Св. Георгия, Свт. Димитрия Ростовского) и церковной утвари во дворец князя Кочубея, где устроил часовню. Здесь он служил, как и в храмах Павловска, до осени 1943 года.

Значительная часть бывших прихожан Знаменской церкви в 1942-1943 гг. проживала в Гатчине, и они неоднократно ходатайствовали о временном перенесении царскосельских чтимых икон в Гатчинский собор, но получали категоричный отказ со стороны городского главы Пушкина Селезнева. А в ноябре 1943 года перед отступлением нацисты при содействии Селезнева похитили и вывезли в Прибалтику большую часть как остававшихся в Знаменской церкви, так и перенесенных в часовню предметов утвари и икон, среди них чудотворный образ Божией Матери "Знамение" (обнаруженный в Риге в 1945 году).

Подобная же неблагоприятная ситуация для возрождения церковной жизни, ввиду близости фронта и противодействия оккупантов, существовала и в других южных пригородах Ленинграда.

Учитывая героический вклад ленинградского духовенства в общенародную борьбу с врагом, Президиум Верховного Совета СССР неоднократно принимал решения о награждении особо отличившихся священнослужителей. 11 октября 1943 года группа православных священнослужителей была награждена медалью "За оборону Ленинграда". Впервые за годы Советской власти совершалось награждение священников, притом боевой наградой. Тем самым официально признавались их патриотические заслуги. Первым получил награду в Смольном митрополит Ленинградский Алексий.

27 января 1944 года блокада Ленинграда была окончательно снята. В честь этого события в городе прогремел победный салют. В Никольском соборе торжественный молебен служил сам митрополит Алексий. Вместе с грохотом салютующих орудий над северной столицей раздавался звон колоколов храмов и церквей. За 872 дня блокады ленинградцы потеряли более 800 тысяч жителей и защитников города (по другим данным, более одного миллиона), но не отдали Ленинград врагу. Вместе со всеми блокадниками чаша горя и слез была до конца испита ленинградскими священнослужителями, выполнявшими свое христианское и патриотическое служение. И память об этом навсегда останется в истории России.

После Победы, в 1947 году Сталин пригласил митрополита Гор Ливанских Илию в Россию.

Из Москвы митрополит Илия приехал в Ленинград (это было в первых числах ноября 1947 года). Приведем запись одного из очевидцев пребывания владыки Илии в Ленинграде:

"Перед самым приездом митрополита Илии в Ленинград мне явился во сне какой-то священник и сказал: "Через три дня ты узнаешь, как была спасена Россия. Не забудь об этом и поведай другим". И вот по делам службы через три дня я оказался рано утром на Московском вокзале (отправлял контейнеры). Вдруг вижу: идет начальник МВД города, с ним множество милиции, солдат, почетный караул, никого не пускают. Все говорят: "Наверно, Сталин приехал..." Подхожу к оцеплению и вижу: идет Косыгин (его, наверно, как ленинградца направили сопровождать владыку Илию), с ним митрополит Ленинградский Григорий, а между ними митрополит в восточном клобуке. Тогда я вспомнил про сон и подумал: "Что-то сегодня будет в соборе?" Утром 9 ноября митрополит Илия служил Литургию в кафедральном Никольском соборе, тогда же он преподнес храму частичку мощей святителя Николая перед солеёй слева у главного престола.

На следующий день я пришел к знакомому, а он говорит: "Поехали во Владимирский собор, там будет сегодня великое торжество, весь город об этом говорит! - Зачем так рано? Ведь еще три часа до службы, - говорю я. - Да иначе не попадем, столько народа соберется!"

И вот пошли во Владимирский собор. Что-то необыкновенное в городе творится: все прилежащие улицы заполнены народом. Около двухсот тысяч человек стояло у храма, весь транспорт остановился, проходы загорожены, еле пробрались к нему. Стоим около храма, а внутрь не попасть: солдаты стоят в оцеплении и никого не пускают. Вдруг из боковой двери выбегает староста (наш знакомый), увидел нас и зовет: "Пошли! Я вас дожидался!" Он провел нас в храм, и мы оказались у самой солеи! Слева от солеи было отгорожено место, и там стояли члены Правительства. Мы насчитали - 42 человека. И вот появились митрополит Илия, митрополит Григорий и священство.

Началась служба. Отслужили малую вечерню, после чего состоялось возложение драгоценного венца - дара владыки Илии на Казанскую икону Божией Матери. По возложении венца он произнес проповедь. Он рассказал все: как явилась ему Божия Матерь, что Она поведала ему.

"Я молился за ваш прекрасный город и так благодарен Господу, что Он удостоил меня побывать здесь, молиться вместе с вами! Я увидел, что Матерь Божия не оставила чад Своих. Мне преподнесли крест с камнями со всей земли Русской, панагию и икону Казанской Божией Матери. Крест этот я положу на престол нашего кафедрального собора в Ливане и обещаю вам, дорогие, что крест из России всегда будет лежать на престоле, пока я буду жить на земле. Я завещаю, чтобы и после моей кончины крест остался на престоле. Икона Казанской Божией Матери будет находиться в алтаре и всегда будет напоминать мне во время богослужения о России. Простите, дорогие мои, что не могу благословить и обнять каждого из вас! Посылаю Благословение Господне на всех вас и всегда, пока я жив, буду молиться о вас!"

Конечно, говорил он через переводчика, но почти все в храме плакали. Это незабываемо! Какое счастье тому, кто мог быть в этот день во Владимирском соборе, какая радость на всю жизнь! Это был такой духовный подъем, такая могучая общая молитва! Все чувствовали себя братьями и самыми дорогими друг другу людьми!

И вот все запели: "Заступница усердная..." Невозможно передать, какое чувство было во время пения! Казалось, что пел весь храм и весь народ поднялся на воздух! Когда вышли из храма, тропарь Казанской иконе Божией Матери запели все стоящие на площади, на прилегающих улицах, у стадиона - десятки тысяч, все пели: "Заступница усердная..." Люди плакали и молились истинной Заступнице и Спасительнице России!"

В заключение следует подчеркнуть ту роль, которую сыграла Церковь в жизни осажденного Ленинграда. Обращение к Церкви в блокадном городе носило массовый характер, более значительный, чем в большинстве других районов страны. То, что обессилевшие люди все же заполняли блокадные храмы, говорит о том, что вера Православная и в тот трагический период являлась жизненно необходимой частью народной жизни, была тем источником, откуда черпали силы многие защитники и жители блокадного города. Религиозный фактор сыграл важную роль в обороне города. Действовавшие весь период блокады храмы активно содействовали мобилизации материальных средств и духовных сил ленинградцев. Этого не могли не учитывать городские власти: их церковная политика начала меняться еще до кардинального изменения общегосударственного курса. Церковь начала бурно возрождаться в годину тяжелых испытаний для русского народа. Она была вместе со своей паствой в нечеловеческих условиях блокадного Ленинграда, заслуженно укрепив свой авторитет и расширив влияние. Церковь, мобилизуя моральные и духовные силы людей, помогала ленинградцам не только выжить, но и продолжать борьбу с врагом, а значит, она внесла немалый вклад в дело обороны Ленинграда.

Роль блокадного духовенства в укреплении духа жителей осажденного города еще недостаточно освещена. Однако необходимо сохранить в народе память о славном отряде епархиального духовенства, выполнявшем пастырское служение в Ленинграде.

Храмы-памятники

Прошли годы, и современный Петербург залечил блокадные раны. Потомки жителей блокадного города возвели на правом берегу Невы, на Малой Охте, прекрасный храм, посвященный памяти погибших во время вражеской осады.. Его белые стены напоминают нам о том, что в истории не должно быть забытых страниц. Это Храм Успения Пресвятой Богородицы, который сразу стали называть Блокадным храмом, - единственный в России православный храм, посвященный блокаде Ленинграда.

Его хорошо видно, когда едешь по мосту Александра Невского. Блокадный храм был построен на пожертвования горожан в 1996-2001 годах. Сколько пережил Ленинград в страшные военные годы, знают его жители, и поэтому строительство Блокадного храма стало для всех горожан личным делом. Каждую субботу здесь поминают погибших от голода и холода ленинградцев, и сегодня церковный синодик Успенского храма представляет собой огромную книгу, в которую постоянно вписывают имена жертв блокады.

Идея сооружения на Малой Охте православной церкви памяти жертв ленинградской блокады возникла в 1994 году у церковной общины во главе с В. Л. Ковалевским - председателем приходского совета храма. Строительство было начато в день праздника Успения Пресвятой Богородицы в 1996 году. В памятный день 60-летия начала блокады - 8 сентября 2001 года - новый храм был освящен митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Владимиром.

Блокадный храм возведен на месте православной церкви Св. равноапостольной Марии Магдалины при Малоохтинском кладбище. Построенная в 1778-1781 годах, Мариинская церковь в советское время с 1923 по 1927 год была захвачена "обновленцами", а с декабря 1927 года по август 1938 года относилась к Патриаршей церкви.

Предпоследний настоятель храма Марии Магдалины Иоанн Степанович Лесков был арестован в декабре 1937 года, последний - отец Николай Ломакин - служил до 13 марта 1938 года. В мае того же года вышло постановление о закрытии Малоохтинской церкви и ее сносе; на кладбище было решено полностью ликвидировать все могильные сооружения. Однако здание церкви уцелело и было передано фабрике по изготовлению и ремонту радиоаппаратуры. В годы блокады Ленинграда участок вокруг церкви был местом стихийных захоронений. После войны в храме был устроен кинотеатр, а в конце 60-х годов здание было снесено.

Приход надеется, что однажды в парке возле храма будет установлен поклонный крест в память всех почивших в годы блокады и мемориальные доски с именами ленинградского духовенства и церковнослужителей, умерших в блокадном городе.

8 сентября 2002 года в церкви Успения Пресвятой Богородицы состоялась открытие выставки "Блокадный Храм", рассказывающей о церковной жизни блокадного Ленинграда 1941-1944 годов. Здесь представлены фотографии ленинградского духовенства из персональных дел епархиального архива, копии отдельных документов из этого хранилища, а также из Центрального государственного архива г. Санкт-Петербурга, снимки из Центрального архива, кинофотодокументов.

Часть фотографий и документов переданы для выставки прихожанами Блокадного храма и теми петербуржцами, которые откликнулись на объявления в православной прессе о сборе материалов для выставки.

При строительстве на кирпичи, из которых были возведены стены храма, наносились имена людей, погибших в блокадном городе. Для вечного поминовения погибших в годы блокады и для молитв о здравии тех, кто пережил эту трагедию, в храме создана Молитвенная книга. Ежегодно в памятный день полного снятия блокады Ленинграда в храме проводятся торжественное богослужение и крестный ход, открываются выставки, показывающие участие Русской православной церкви в жизни блокадного города.

Еще один храм-памятник должен появиться на территории Московского парка Победы, где в страшные блокадные годы был организован единственный в Ленинграде крематорий (на кирпичном заводе). В его печах были сожжены тела более чем 600 тысяч жертв войны, а их прах был погребен на территории нынешнего парка. У людей, нашедших здесь покой, долгое время не было ни могил, ни памятников. После войны их родственники посадили на территории закрывшегося крематория сотни деревьев в память о своих матерях, сестрах, детях, братьях и отцах.

Известный петербургский священник, настоятель Леушинского подворья протоиерей Геннадий Беловолов, размышляя о духовной сути страшной войны и Великой Победы русского народа над силами зла в 65-ю годовщину полного снятия блокады нашего города, сказал[2]:

"Блокада - одно из самых трагических событий не только в истории Петербурга, но и в истории всей нашей многострадальной Родины. В течение блокады в городе на Неве, исторической столице Российской Империи, умерло более миллиона человек. Если вспомнить, что в конце XIX века в Петербурге всего жило чуть более миллиона человек, то мы имеем, по сути, колоссальную трагедию - уничтожение целого города", - сказал.

"Осмысляя эту трагедию по-христиански, мы должны обратить внимание на то слово, которое было избрано для обозначения этой трагедии, - продолжил о. Геннадий. - Это не осада, не окружение, а именно блокада. Блокада - это блок ада. Конечно, если подходить научно к этимологии этого слова, это неправильно, но духовный смысл здесь будет точен. Невольно вспоминаются слова Спасителя, сказанные апостолу Петру о том, что Господь созиждет Церковь на камне апостольской Церкви, и врата адовы не одолеют ее. Блокада означала эти врата ада. Символично, что это блокада не просто Ленинграда - у этого города было историческое имя - град святого апостола Петра. Врата ада восстали именно на этот град, на эту твердыню Православия, на столицу Российской Православной Империи. Петербург устоял, врата ада его не одолели. Потому что наш город в это страшное время стал духовной крепостью. Все 900 дней блокады в храмах, остававшихся действующими, служилась Божественная литургия, и причастников были полные храмы. <…>

Немцы, кажется, сделали все, чтобы взять этот город голыми руками. До конца остается непонятным, почему им это не удалось. Многие города Европы падали перед немецкой военной машиной в течение считанных суток. А здесь - три года стояния у града святого Петра. Видно, не учли немцы, что Петербург - духовная твердыня России, что в этом городе шла великая молитва, что близ Петербурга в селении Вырица стоял на камне старец Серафим, вознося свои молитвы Божией Матери "Аз есмь с вами и никтоже на вы"… Это можно назвать только одним словом: чудо. Это чудо милости Божией, чудо Покрова Божией Матери и веры Христовой".

Нет в жизни народа для православного человека случайностей. Отец Геннадий отметил знаменательные даты в истории этой трагедии, подчеркивая Промысел Божий и особое заступничество за русский народ пред Господом Пресвятой Богородицы:

"Блокада началась в день Владимирской иконы Божией Матери, Дорога жизни была открыта 22 ноября - в день празднования иконы Божией Матери "Невская скоропослушница", а завершилась блокада в день равноапостольной Нины - Местоблюстительницы Богоматери в первом ее уделе на горах Кавказа. <…> Все это говорит о том, что сама Матерь Божия Своим поясом препоясала наш город, накрыла его Своим покровом. Множество святых также молились за наш город. Это святитель Феодосий Черниговский, мощи которого были переданы Церкви в первые же месяцы блокады, где находились открытыми в Николо-Богоявленском кафедральном соборе. Это, безусловно, святой праведный Иоанн Кронштадтский (тогда еще не прославленный) (Кронштадт также не был взят и стал камнем преткновения для авиации наступающих немцев). Это и святой Александр Невский, и блаженная Ксения Петербургская, и святой апостол Петр…"

[1] Материалы сайта http://www.krotov.info/history/20/1940/1941shka.htm#900

[2] Материалы сайта http://www.glinskie.ru/common/message.php?table=news#=6904

Глава 3 Православная Церковь и Вооруженные Силы в современной России

3.1. Правовые основы взаимоотношений современной Российской армии и Церкви

"Существенным элементом современного военного строительства должно стать возрождение в Вооруженных Силах России славных русских боевых традиций, основанных на высокой духовности, идеалах верности, жертвенности, мужества и отваги".

Митрополит Иоанн (Снычев)

Конец 1980-х - начало 1990-х гг. характеризовались началом динамичного процесса изменения государственно-церковных отношений.

25 октября 1990 года был принят Закон РСФСР "О свободе вероисповеданий", который не предусматривал создания органов и должностей, "предназначенных для решения вопросов, связанных с реализацией права граждан на свободу вероисповеданий" (ст. 8). Тем самым государство лишило себя законодательно закрепленных централизованных органов, организующих взаимодействие между государственными структурами и Церковью. Это, в частности, сказалось на развитии взаимоотношений Церкви с такими важными структурами государства, как Вооруженные Силы и специальные службы. Руководители министерств и ведомств, имеющих в своем составе воинские формирования, были вынуждены самостоятельно (в лучшем случае при согласовании друг с другом) искать пути налаживания военно-церковных отношений. При этом основным объектом взаимодействия всеми была выбрана Русская Православная Церковь, имеющая в силовых структурах наибольшее количество последователей.

Уже в начале 1990-х гг. в воинские части и на боевые корабли снова пришли священнослужители. И глубоко символично, что возрождение военного духовенства, как когда-то и его зарождение, началось на флоте.

В 1992 году из Кронштадта в дальний поход вышел учебный корабль "Гангут", на борту которого находился настоятель Кронштадтского Владимирского собора отец Владислав.

До 1992 года поиск путей сближения между военными структурами и религиозными организациями проходил на региональных уровнях: со стороны РПЦ - монастырь, храм (приход), со стороны армии - воинская часть (отдельный батальон, полк, бригада), дивизия, учебное заведение.

С 1992 года к нему подключаются руководящие органы министерств и ведомств, а со стороны РПЦ - Отдел внешних церковных сношений Московского Патриархата (ОВЦС).

Впервые во всей его актуальности вопрос о проблемах духовного окормления военнослужащих Российской армии православным духовенством был поставлен перед военными структурами в октябре 1992 года участниками научно-практической конференции, организованной Православным Свято-Тихоновским богословским институтом в стенах академии Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации. Конференция стала первой попыткой теоретического обоснования необходимости тесного сотрудничества армии с Церковью. Сам факт проведения подобной конференции красноречиво свидетельствует о том, что к этому времени в руководстве Вооруженных Сил сложилось понимание необходимости использования возможностей религии в воспитательной работе с военнослужащими.

В этом же году Свято-Тихоновский богословский институт практически приступил к подготовке кадров военного духовенства из числа военнослужащих Российской армии, зачислив семь офицеров, представляющих Министерство обороны, пограничные войска и ФАПСИ, на первый курс вечернего отделения богословско-пастырского факультета.

В январе 1993 года был принят Закон Российской Федерации "О статусе военнослужащих", в который вошли положения, связанные с обеспечением свободы совести и вероисповедания. В Законе отчетливо просматривалась направленность на максимально возможное соблюдение личных прав верующих военнослужащих, уважение их религиозных чувств. Вместе с тем здесь нашла применение юридическая норма о том, что реализация прав одних граждан не должна нарушать права и свободы других граждан. Для воинских коллективов эта норма особенно актуальна.

Закон впервые определил, когда и в каком качестве военнослужащие могут участвовать в религиозных церемониях, проявлять свое отношение к религии, использовать религиозную символику, литературу и предметы культа.

К концу 1993 года в российском законодательстве появились еще два важнейших нормативных акта, имеющих непосредственное отношение к регулированию военно-церковных отношений. Это Конституция Российской Федерации, принятая 12 декабря 1993 года, и Указ Президента РФ от 14 декабря 1993 года, которым были утверждены Общевоинские уставы Вооруженных Сил Российской Федерации.

Конституция (ст. 28) провозгласила, что "каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними".

Устав внутренней службы ВС РФ вменил в обязанность заместителей командиров (начальников) по воспитательной работе "организовывать и проводить воспитательную работу с личным составом с учетом национальных и психологических особенностей, уровня образования и отношения к религии каждого военнослужащего".

Весной 1993 года произошло событие, знаменательное для налаживания двусторонних отношений армии и спецслужб с РПЦ. На состоявшейся в Гуманитарной академии Вооруженных Сил РФ международной научно-практической конференции "Проблемы и пути духовно-нравственного воспитания военнослужащих армий России и США" принял участие Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. В своем докладе он выразил официальную позицию РПЦ к проблеме взаимодействия с армией: перспективная задача - создание института военного духовенства; текущая задача - активная пастырская и миссионерская работа.

8 июля 1993 года состоялся первый официальный контакт руководства Вооруженных Сил и священноначалия РПЦ - встреча председателя Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла и министра обороны П. С. Грачева. Митрополит Кирилл и министр обороны сошлись во мнении, что церковно-армейские контакты должны координироваться специальной комиссией, наделенной для этой работы соответствующими полномочиями.

Переломным в отношениях между силами обеспечения безопасности России и Русской Православной Церковью стал 1994 год. Священным Синодом Русской Православной Церкви было принято решение об организации взаимодействия с Вооруженными Силами России и правоохранительными учреждениями.

2 марта состоялось событие, соединившее прервавшуюся было нить, которая на протяжении тысячелетия связывала армию и Церковь. Патриарх и министр обороны подписали Совместное заявление, в котором отмечалось:

"Сотрудничество Церкви и Российской армии <...> послужит укреплению духовно-нравственных начал в жизни российского воинства, расширит возможности для реализации прав верующих военнослужащих, поможет решить многие насущные проблемы, стоящие перед Российскими Вооруженными Силами и Русской Православной Церковью".

В апреле на заседании Коллегии Министерства обороны РФ было принято решение о введении в воспитательных структурах Вооруженных Сил должностей офицеров по связям с религиозными объединениями. В этот же месяц Патриарх направил руководителям синодальных учреждений, епархиальным преосвященным и ректорам духовных школ письмо, в котором предложил "программу претворения в жизнь задач участия Церкви в жизни российского воинства", включающую комплекс мер: от посещения священнослужителями военных гарнизонов, расположенных на территории каждой епархии, для проведения духовно-просветительских бесед, совершения богослужений, таинств и треб до содействия Вооруженным Силам в проведении призыва на военную службу через встречи с призывниками, в ходе которых раскрывать традиционное учение Православной Церкви о высоком долге защитника Отечества.

В соответствии с Совместным заявлением был создан Координационный комитет по взаимодействию между Вооруженными Силами Российской Федерации и Русской Православной Церковью, который уже на втором заседании принял Концепцию взаимодействия Российской армии и Русской Православной Церкви. Предусматривалось, что Комитет будет сотрудничать не только с РПЦ, но и с другими религиозными объединениями, причем их представители могут входить в его состав. Действительно, в нескольких заседаниях комитета принимали участие представители других конфессий, но в состав комитета не вводились и вскоре от участия в его работе отказались.

В августе 1994 года в состав Координационного комитета ввели представителей министерств и ведомств, имеющих в своем составе воинские формирования. Через них министерства и ведомства попытались регулировать свои отношения с Церковью. Но это оказалось малоэффективным.

Если в марте 1994 года состоялось подписание совместных документов с Министерством внутренних дел, то в 1995 году: в марте - с Федеральной пограничной службой, в апреле - с Министерством по чрезвычайным ситуациям, в мае - с Федеральным агентством правительственной связи и информации при Президенте Российской Федерации, а затем и с большинством других силовых ведомств.

В 1995 году определением Священного синода был сформирован Отдел по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями (ОВВСПУ), его председателем назначен архимандрит Савва (Волков), с сентября 1995 г. - епископ Красногорский.

Официально днем образования Отдела считается 6 октября 1995 года, когда определением Священного синода был утвержден его Устав. В соответствии с Уставом главной задачей Отдела является осуществление взаимодействия Московского Патриархата с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями, координация и практическое осуществление пастырской и духовно-просветительной деятельности среди военнослужащих, сотрудников правоохранительных учреждений, членов их семей, а также лиц, находящихся в местах лишения свободы.

В настоящее время в Отделе работают 13 сотрудников, из них один - кадровый офицер в звании полковника, рукоположенный в сан священника. Кроме того, из каждой силовой структуры, с которой подписано соглашение, в Отделе безвозмездно один день в неделю работает в качестве консультанта офицер.

По мнению иерархов Русской Православной Церкви, создание Отдела позволило значительно активизировать церковно-армейские отношения.

Руководство силовых министерств убедилось в том, что деятельность священников среди личного состава благотворно влияет на дисциплину и психологический климат в коллективах, помогая предотвратить или минимизировать существовавшие и существующие, к сожалению, доселе негативные явления: неуставные взаимоотношения в армии, нарушения режима в исправительных учреждениях".

Стремительными темпами в силовых структурах развивалась религиозная инфраструктура: строились и восстанавливались храмы и часовни, оборудовались молельные комнаты. К 2000 г. в воинских частях и учреждениях Министерства обороны насчитывалось 117 храмов, в погранвойсках - 7 храмов, в воинских частях и учебных заведениях МЧС - 20 храмов, в Федеральной службе налоговой полиции - один храм. В исправительных учреждениях Главного управления исполнения наказаний было почти 160 храмов и 660 молельных комнат. В воинских частях, дислоцированных в ближнем и дальнем зарубежье, постоянно действуют храмы. Под руководством Отдела пастырскую работу в войсках осуществляют приходские священники епархий, на территории которых эти воинские части расположены.

В воинские части, командируемые в миротворческие контингенты в Боснию, Косово, Абхазию, а также в части, выполняющие воинский долг на Северном Кавказе - в Чечне и Дагестане, направлялись священники из епархий, где эти части были сформированы.

Важным направлением в деятельности Отдела является организация богословского образования офицеров - заместителей командиров по воспитательной работе. Такое образование они получают, обучаясь очно или заочно в епархиальных духовных учебных заведениях. При Свято-Тихоновском богословском институте существует учебно-методический центр духовного образования военнослужащих, где читают лекции и сотрудники Отдела. Ежегодно в конференц-зале Отдела проходит торжественный акт вручения военнослужащим - выпускникам Свято-Тихоновского института дипломов военных катехизаторов.

Отделом организовано чтение лекций преподавателями духовных учебных заведений в военных учебных заведениях, например в Московском юридическом институте. В Военной академии имени Петра Великого открыт факультет Православной культуры. В военных академиях и училищах ведутся факультативные занятия по богословию. После официального включения специальности "теология" в государственный реестр специальностей высших учебных заведений возможности деятельности Отдела по организации духовного образования офицеров значительно расширились.

Налаживание взаимоотношений армии с религиозными объединениями находится на начальном этапе и пока больше ориентировано на Русскую Православную Церковь. Но главное, что процесс взаимного сближения начался и, несмотря на имеющиеся сложности, продолжает развиваться.

4 апреля 1997 года было подписано соглашение между Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II и министром обороны Российской Федерации. В соответствии с этим соглашением и на основе федерального закона РФ "О свободе совести и о религиозных объединениях" в частях и соединениях Российской Армии было организовано взаимодействие с представителями Русской Православной Церкви по таким направлениям, как патриотическое воспитание, нравственное и духовное просвещение военнослужащих, социальная защита военнослужащих и членов их семей, реализация религиозных потребностей военнослужащих и восстановление культовых сооружений.

В настоящее время взаимоотношения Церкви и Вооруженных Сил основываются на следующих юридических документах: Конституция Российской Федерации, Федеральный закон "О свободе слова, совести и религиозных объединениях", Федеральный закон "О статусе военнослужащих", Приказ министра обороны РФ от 3 июля 1995 года № 235, совместное заявление, подписанное министром обороны РФ и Патриархом Московским и всея Руси Алексием 2 марта 1994 года.

В соответствии с названным приказом министра обороны Российской Федерации работа по взаимодействию с религиозными объединениями строится на основе российского законодательства и используется в интересах возрождения российской духовности и традиций самоотверженного служения Отечеству. Право военнослужащих на свободу совести и вероисповедания реализовывается без ущерба для боеготовности и решения учебно-боевых задач.

Действующее законодательство разрешает военнослужащим в свободное от службы время участвовать в богослужениях и религиозных церемониях как частным лицам; запрещает использование служебных полномочий для пропаганды того или иного отношения к религии, а также создания религиозных объединений в воинских частях; определяет, что религиозная символика, религиозная литература и предметы культа используются военнослужащими индивидуально; констатирует, что государство не несет обязанностей по удовлетворению потребностей военнослужащих, связанных с их религиозными убеждениями и необходимостью отправления религиозных обрядов.

Религиозные обряды на территории воинской части могут отправляться по просьбе военнослужащих за счет их собственных средств с разрешения командира.

2 марта 1992 года Президиум Верховного Совета Российской Федерации постановил "восстановить российский военный орден Святого Георгия и знак отличия - Георгиевский крест". В Положении о государственных наградах Российской Федерации определено, что "в системе государственных наград <…> сохранены военный орден Святого Георгия и знак отличия - Георгиевский Крест, <…> награждение которыми производится за подвиги и отличия в боях по защите Отечества при нападении на Российскую Федерацию внешнего противника".

3.2. Деятельность Русской Православной Церкви в Вооруженных Силах

Военные теоретики пишут о том, что в современном мире при раскладе военных сил большое значение приобретает фактор информационного противоборства[1], поскольку информация становится таким же оружием, как ракеты, бомбы, торпеды и т. п. Сейчас уже ясно, что информационное противоборство становится тем фактором, который окажет существенное влияние на войны будущего, их начало, ход и исход. И именно он оказывает решающее влияние на моральный дух армии.

Можно предвидеть, что после завершения переходного периода к бесконтактным войнам, а такой границей называют 2010 год, информационное противоборство постепенно станет боевым, то есть приобретет самостоятельный характер среди других форм и способов борьбы.

Под информационным противоборством в бесконтактных войнах следует понимать новую, именно стратегическую форму борьбы сторон, в которой используются специальные способы и средства, воздействующие на информационную среду противника и защищающие собственную в интересах достижения стратегических целей войны.

Моральный дух российской армии становится объектом информационного противоборства. В этом смысле он представляет собой специфическое состояние общественного и индивидуального сознания военнослужащего как единство жизненных ценностей, совокупность духовных качеств личности воина, народа и армии, выражающихся в побуждении общества, армии и личности к защите жизненно важных национальных ценностей, интересов государства, обеспечении на достаточном уровне их информационной безопасности.

Современная ситуация в сфере укрепления морального духа российской армии характеризуется тенденцией возврата к традиционным, отечественным, в том числе и православным, ценностям культуры с учетом новых реалий общественного развития.

Русская Православная Церковь и армия на протяжении многовековой истории Российского государства всегда были тесно связаны друг с другом. Православие сыграло огромную роль в формировании такой общенациональной ценности российской цивилизации, как самоотверженность в защите Отечества. Достаточно вспомнить мужество воинов Александра Невского, Дмитрия Донского, Петра Первого, Александра Суворова, массовый, поистине всенародный ратный и трудовой героизм, самопожертвование в Отечественной войне 1812 года, Первой мировой и Великой Отечественной войнах.

На моральный дух русской армии огромное влияние оказывали мощные силы Православия. На страницах Евангелия утверждалось, что "нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих". Русская Православная Церковь имеет вековые традиции патриотического воспитания.

Сознавая огромную ответственность людей ратного труда за судьбы Отечества, Церковь с самых древних времен окружила их заботой, вниманием и любовью. Она не совершала никаких специальных молебнов о людях какой-либо другой профессии - лишь о военных. Такое исключительное внимание Церкви к армии объясняется тем, что именно от нее - как в прошлые времена, так и теперь - в большей степени, чем от какого-либо другого государственного института, зависит судьба народа и государства. Здесь особенно ощутима цена ошибки или преступления, особенно страшными и разрушительными могут быть последствия нравственной распущенности и упадка.

Церковь заботится о нравственном и духовном состоянии воина еще и потому, что он обязан быть предан своему долгу особым образом, как никто другой. Ведь выполнение воинского долга требует самого ценного - отдать собственную жизнь. А это может сделать только высоконравственный, идейный человек. Простое следование уставу или закону не может заставить человека переступить черту, отделяющую его жизнь от смерти. Самопожертвование - это осознанное, нравственное проявление.

История учит, что боеспособность армии, военная мощь государств существенно зависят от уровня духовности воинов и населения. Уже в глубокой древности было замечено, что на ход и исход сражений и войн значительное, а часто и решающее влияние оказывает состояние морального духа войск, то есть степень их моральной готовности и способности добиться победы над противником. Многие видные военачальники соглашались с тезисом Наполеона о том, что "на войне нравственный элемент относится к физическому как 3:1", чем подтверждали решающее значение морального духа в укреплении армии и подчеркивали, что при определенных условиях храбрость солдат может компенсировать численный перевес противника.

Строительство армии не только в ходе войны, но и в мирное время невозможно без высокого морального духа войск. И сегодня при решении многих новых сложных задач от личного состава Вооруженных Сил требуются высокая морально-психологическая устойчивость, готовность к преодолению физических и моральных нагрузок.

Будучи сложным духовным явлением по своему содержанию и формам проявления, моральный дух содержит в себе два главных элемента: духовно-нравственный и социально-психологический. Они тесно связаны между собой и взаимодействуют.

К духовно-нравственным элементам относятся нравственные идеалы, принципы, убеждения и нормы, определяющие отношение человека к государству, обществу, войне. Это фундаментальные, наиболее устойчивые элементы, выраженные такими понятиями, как Отечество, Родина, воинский долг, патриотизм.

Длительное существование любого общества и государства невозможно без сформировавшегося у большинства его граждан представления о высшей ценности Отечества и о святом долге защищать его. Все это требует от человека полной самоотдачи, нередко готовности пожертвовать своей жизнью во имя не личных, а общегосударственных целей. Осознанно на это шли и идут только настоящие патриоты. К духовно-нравственному уровню относятся и такие элементы, как верность присяге, Знамени части, взаимоуважение командиров и товарищей по оружию, взаимовыручка в бою и т. д. Если этого нет, то в воинском коллективе устанавливается атмосфера недоверия, в которой нельзя решать серьезные задачи ни в мирное время, ни тем более в военное.

В Вооруженных Силах для укрепления морального духа войск служит весь воинский жизненный уклад: напряженная боевая учеба; различные виды учений; выполнение учебно-боевых задач и т. п. Решению этой же задачи в немалой степени способствуют занятия по морально-психологическому обеспечению и общественно-государственной подготовке, а также вся целенаправленная воспитательная работа, в частности по патриотическому воспитанию.

Важнейшую роль в формировании морального духа, духовного потенциала общества и армии играют различные государственные и воинские ритуалы, символы, празднование памятных событий в истории страны. Так, большое эмоциональное и воспитательное значение имеет ежегодное празднование в нашей стране Дня Победы. Его значение в формировании чувств национальной гордости и патриотизма исключительно велико.

Работа по формированию высокого морального духа армии - это задача не только внутриармейская, но и общегосударственная, общенародная. Армия - это часть общества. А поэтому состояние политических, экономических, социальных и нравственных отношений в нем накладывает отпечаток и на состояние духовных сил личного состава армии.

Если бы не было Церкви, мы бы не помнили ни об Александре Невском, ни о Дмитрии Донском. Они остались в памяти народа благодаря летописям, которые составлялись церковными людьми, которые читались в храмах и в домах на протяжении семисот лет становления нашего народа. Поэтому эти святые имена, эти события, в которых явился победоносный русский дух, хранились как предание и дошли до наших дней.

Вспоминая историю, хотелось бы обратить внимание на то время, когда Император Петр Великий решил переделать Россию на западный лад. Это оказало существенное влияние на все стороны жизни народа. Этот европейский подход, безусловно, обеспечил положительные результаты, но некоторые элементы его носили деструктивный характер. Была создана новая государственная идеология, которая сначала была усвоена верхушкой общества, затем его слоями. Согласно ей, военные образуют одну общественную среду, чиновники - другую, ученые - третью, и так далее. Такое деление на сословия, между которыми возникают противоречия, ни в коей мере не соответствует исторической реальности нашего государства, его духу.

Церковная жизнь близка армейскому укладу жизни. Их роднит строгая иерархическая подчиненность: деятельность Церкви и армии регулируется уставом. Церковное служение - это служение Богу, служение армии - защита Отечества. И то и другое служение жертвенное, и высшее проявление этого жертвенного служения в армии и церкви называется подвигом. Для совершения такого подвига воину необходимо жить надо соответствующим образом.

Что же может быть общего между солдатами и монахами? Это воинская служба. Только одни - воины земные, охраняют нашу родную страну от врагов видимых, а другие - воины небесные, сражаются с невидимыми врагами, которые побеждаются, по слову Христа, только постом и молитвой.

Сегодня вопросами воспитания военнослужащих, формированием в них высокого морального духа занимается ряд военных наук, таких как военная педагогика, военная психология. И они зачастую учат тому, чему испокон веков учила Православная вера. Так стоит ли изобретать то, что уже подтвердила история? Думается, необходимо возвратиться к былому, включить в программу обучения знакомство с историей православия, восстановить институт попечительства священниками армии.

Синодальным отделом по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями разработан и принят стандартный пакет документов, вошедший в "Рекомендации епархиальным отделам по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями". Процитируем часть этого документа. "Соглашение о сотрудничестве

На основании Совместного заявления, подписанного Патриархом Московским и всея Руси и Министром обороны Российской Федерации 2 марта 1994 года, отношения между Вооруженными Силами и Русской Православной Церковью продолжают развиваться по пути расширения и углубления сотрудничества в областях патриотического и нравственного воспитания личного состава, духовного окормления, просвещения и социальной защиты военнослужащих и членов их семей, реализации их религиозных потребностей, восстановления разрушенных и строительства новых православных храмов и часовен. При этом отношения строятся на принципах соответствия законам Российской Федерации, соблюдения прав военнослужащих на свободу совести, приоритета интересов боевой готовности Вооруженных Сил, уважения традиций Русской Православной Церкви.

Взаимодействие Вооруженных Сил с Русской Православной Церковью стало важным звеном в процессе возрождения славных традиций Российской Армии и Флота, оказало благотворное влияние на морально-психологическое состояние личного состава и духовно-нравственный климат в воинских коллективах.

Отмечая достигнутые положительные результаты взаимодействия мы, Патриарх Московский и всея Руси, и Министр обороны Российской Федерации, полномочно представляющие Русскую Православную Церковь и Российские Вооруженные Силы, заключили настоящее Соглашение о сотрудничестве, предусматривающее развитие отношений по следующим направлениям:

Патриотическое воспитание военнослужащих

— Развивать взаимодействие в деле возрождения православных традиций Российской армии и флота.

— Содействовать воспитанию у воинов нравственной мотивации военной службы, способности к самоотдаче, к подвигу на благо России.

— Оказывать помощь командованию воинских частей (кораблей) в формировании морально-психологической устойчивости военнослужащих в боевой обстановке и чрезвычайных ситуациях.

— Приглашать священнослужителей Русской Православной Церкви для участия в воинских ритуалах и торжествах, посвященных памятным датам в истории страны и Вооруженных Сил.

— Развивать сотрудничество между военными комиссариатами и епархиями Русской Православной Церкви в деле воспитания у допризывной и призывной молодежи должного отношения к военной службе.

Нравственное воспитание и духовное просвещение военнослужащих

— Использовать духовно-нравственный потенциал Русской Православной Церкви в деле нравственного воспитания военнослужащих.

— Использовать влияние священнослужителей в процессе оздоровления нравственного климата в воинских коллективах, профилактики нарушений воинской дисциплины, искоренения неуставных взаимоотношений, суицидальных настроений и других негативных явлений.

— Оказывать содействие в подготовке офицерского корпуса с более широким кругозором в вопросах религиоведения.

— Развивать сотрудничество между военными и духовными учебными заведениями, по желанию военнослужащих во внеслужебное время организовывать их обучение в духовных учебных заведениях или факультативно в военно-учебных заведениях.

— Содействовать обеспечению верующих военнослужащих духовной литературой, церковными периодическими изданиями, кинофильмами, аудио- и видеоматериалами.

— Использовать возможности средств массовой информации на поднятие общественного престижа военной службы.

Социальная защита военнослужащих и членов их семей

— Всемерно оказывать социальную, моральную и духовную поддержку военнослужащим, членам их семей, ветеранам войны, труда и Вооруженных Сил.

— Использовать помощь православного духовенства в психологической реабилитации воинов, получивших ранения и травмы.

— Оказывать содействие в организации пастырских посещений священнослужителями православных верующих, находящихся на излечении в госпиталях и лазаретах.

— Проводить совместные благотворительные акции и ритуальные мероприятия с целью оказания помощи семьям погибших воинов.

— Оказывать попечение оставшимся без родителей несовершеннолетним детям военнослужащих, погибших при исполнении воинского долга.

Реализация религиозных потребностей военнослужащих

— Координировать совместные усилия по защите прав и свобод военнослужащих и членов их семей на свободу вероисповеданий.

— Предоставлять возможность духовенству Русской Православной Церкви, по согласованию с командованием воинской части, посещать военнослужащих.

Восстановление культовых сооружений

— Силами воинов армии и флота, добровольно выразившими желание, в свободное от службы время, оказывать содействие Русской Православной Церкви в проведении реставрации, ремонта и восстановления храмов и других культовых сооружений.

— Содержать в достойном состоянии захоронения погибших воинов.

Организационные мероприятия

Отмечая положительную роль Координационного комитета по взаимодействию между Русской Православной Церковью и Вооруженными Силами Российской Федерации, считать его деятельность выполненной. Для реализации настоящего Соглашения создать Координационный Совет, сопредседателями которого назначить: со стороны Русской Православной Церкви - представителя Отдела Московского Патриархата по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями, со стороны Министерства обороны - представителя Главного Управления воспитательной работы Министерства обороны Российской Федерации.

— Поручить Координационному Совету разработать положение о Совете и программу его деятельности, а также предложения по структуре и персональному составу.

Сотрудничество между Министерством обороны Российской Федерации и Русской Православной Церковью будет служить обогащению духовной и нравственной жизни воинских коллективов, способствовать воспитанию военнослужащих и членов их семей в духе любви к Отечеству, готовности к его защите, развитию милосердия и благотворительности, веротерпимости и гражданской ответственности и патриотизма".

Это соглашение в настоящее время реализуется на практике и нареканий по части нарушения закона о свободе совести и вероисповедания не имеет. Курс лекций, которые священники читают для солдат, называется "Духовные традиции Отечества". Беседуя на эту тему с военнослужащими, священник не нарушает их свободы совести: ведь, не познакомившись с этим предметом, солдат не имеет возможности осознанного выбора.

Как уже упоминалось, Минобороны выступает за то, чтобы в военных частях был священник. Так, например, руководство Вооруженных Сил полагает, что священники, приписанные к воинской части, способны помочь в решении проблемы неуставных отношений. Каким образом?

Воцерковленных верующих, которым действительно необходимо духовное окормление, у нас в армии не столь много. В основном православные - это просто крещеные люди, которые в храм заходят по праздникам, да и то не всегда. И в конце концов, в военных частях есть психологи. Они-то и работают с психически нестабильными служащими. Но ведь к психологу не только в армии, но и в обычной жизни идут тогда, когда чувствуют себя плохо. Священник же приходит в часть сам. И говорит для всех.

Техника увещевания в данном случае проста: нужно разбудить совесть человека, напомнить ему о естественных ограничителях, а во главу угла поставить авторитет Бога. В большинстве случаев в частях, где есть священник, неуставных отношений значительно меньше. И чем больше священник проводит времени в непосредственном контакте с военнослужащими, тем меньше в среде солдат поведенческих девиаций, связанных с дедовщиной.

Приведем два рассказа о современных полковых священниках, чтобы показать роль этого института в современной армии.

Трижды за последние семь месяцев московский священник Константин Молчанов[2] выезжал в Чечню. Был на передовой, освящал боевую технику, совершал молебны. Окрестил около 150 военнослужащих и сотрудников органов внутренних дел.

Отец Константин - настоятель храма Святителя Николая Чудотворца, расположенного в самом центре Москвы, и одновременно полковой пастырь Таманской дивизии. Официально такой должности в штате дивизии нет, однако отец Константин несет обязанности полкового священника уже в течение четырех лет.

Когда в период так называемой чеченской войны один из полков дивизии отправился в Чечню, отец Константин, решив, что ему необходимо быть там вместе со своей армейской паствой, написал на имя Святейшего Патриарха Московского и всея Руси прошение.

Отец Константин вспоминает:

— Три дня наш полк добирался в военном эшелоне до Моздока. Ехали через всю Центральную полосу России, и я не раз видел, как женщины благословляли эшелон крестным знамением, а на станциях простые люди приносили нам еду, фрукты.

В Моздоке командир полка посоветовал мне переодеться в военный камуфляж, чтобы черная ряса не привлекала внимания бандитских снайперов. И потом все три недели я ходил в полевой форме. Лишь когда совершал требы, надевал священническое облачение. С собой я привез Песчанскую икону Божией Матери. Эта икона прошлым летом на самолетах российского МЧС совершала воздушный крестный ход, а вернее, перелет вдоль границ России.

На передовой я быстро понял, что священнику на войне не следует ограничиваться только своими непосредственными обязанностями, беседами, проповедями, молебнами. С разрешения командира полка я взял на себя и часть хозяйственных забот. Следил, чтобы солдаты были накормлены, организовывал полевые бани. На водовозке с водителем развозил на позиции воду. Дело это вроде бы не хитрое, но из-за неустроенности, неразберихи одна из наших рот из-за обстрела боевиков несколько дней оставалась без воды.

На передовой мне попалась какая-то брошюра военного психолога из внутренних войск, в которой давались советы, рекомендации, как действовать военнослужащим на войне в экстремальных ситуациях. Прочитал ее и был удивлен, как много из того, что внушаю солдатам на своих занятиях по основам вероучения, рекомендует военный психолог. В частности, он пишет о том, что необходимо военнослужащим, чтобы победить и выжить на войне. Первое - это умение постоянно контролировать себя, свое внутреннее состояние, мысли. Второе - дружить, ладить с сослуживцами. Третье - профессионально владеть военным делом, уметь стрелять, владеть техническими средствами, боевой техникой. Об этом неустанно говорю и я:

"Гоните от себя греховные мысли, не давайте сознанию останавливаться, зацикливаться на них, иначе они могут привести к негативным действиям, поступкам. Далее, - говорю я, - умейте общаться друг с другом. Возлюби ближнего своего, как самого себя, - гласит Евангелие. Конечно, трудно воспылать пламенной любовью к сослуживцу, если он человек нечестный, непорядочный, но, по крайней мере, не желай, не делай ему того, чего сам себе не желаешь. И, конечно же, старайся в совершенстве овладеть своей военной специальностью".

Так что, можно сказать, пастырская деятельность священника в войсках способствует повышению боевой готовности личного состава.

Во второй раз я летал в Чечню в составе делегации общественного движения "Россия Православная". Побывал в подразделениях внутренних войск, освятил два боевых вертолета, окрестил в Моздокском гарнизоне 90 военнослужащих. Вместе с делегацией навещал в гарнизонном госпитале раненых.

Третья поездка на Северный Кавказ была короткой. На этот раз я побывал в Веденском районе, где в тот момент - в середине февраля - находились подразделения Таманской дивизии. К сожалению, в полку, с которым осенью ехал в Чечню, за полгода боевых действий не обошлось без потерь, и, приехав на место дислокации, я первым долгом отслужил панихиду по погибшим. Привез с собой около 300 килограммов гуманитарной помощи - шоколад, вязаные шапочки, носки, а также нательные крестики, иконки. Помощь собиралась в Москве прихожанами нашего храма Святителя Николая Чудотворца и оказалась в Чечне очень кстати. Во время этого вояжа окрестил 20 солдат-контрактников. Могу сказать с твердой уверенностью, что вера в Бога, Божье слово, которое несет священник, очень помогает на войне нашим военнослужащим. Об этом много раз они говорили мне сами, да и я, как священнослужитель, знал такое и раньше и теперь вот убедился на собственном опыте.

Когда же недавно в одном журнале, издающемся для военнослужащих из стран СНГ, я прочитал статью какого-то автора, капитана 3-го ранга, о том, что религия, вера в Бога делает солдат замкнутыми, эгоистичными, неспособными нести военную службу, то был, мягко говоря, шокирован. Ничего более наивного, с тех пор как у нас в стране было покончено с атеистической идеологией, не читал. На протяжении многих веков православие является синонимом патриотизма, служению Отечеству, людям. "Нет больше той любви, как положить жизнь свою за друзей своих", - гласит Евангельская заповедь".

Иерей Андрей Милкин[3] служит в храме Новомучеников и Исповедников Российских в г. Дзержинске Нижегородской области. Одновременно он является начальником военного сектора и заместителем председателя отдела Нижегородской епархии по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями.

В качестве сотрудника отдела о. Андрей осуществляет непосредственное взаимодействие с силовыми структурами Нижегородской области, в том числе с частями и соединениями Приволжского округа Внутренних Войск, 22-й армии и других силовых структур. Отец Андрей неоднократно ездил с рабочими командировками в Чечню, бывал в боевом расположении войск.

Приказом командующего войсками Приволжского округа ВВ от 26 марта 2001 г. награжден знаком "За отличие в службе" МВД.

Вот мысли о. Андрея о томЭ, что такое военный священник, какова его роль в армии.

"В Чечне мне довелось побывать трижды: в августе-сентябре, а потом декабре 2000 года и в феврале-марте 2001. Общая продолжительность командировок - 62 дня. Все три раза ездил по приглашению командующего войсками Приволжского округа Внутренних войск МВД России и находился в пункте временной дислокации Богородской бригады внутренних войск.

Еще из Ветхозаветной истории известно, что народ Израильский обращался к Создавшему его более в горе, нежели в радости. С тех пор минули тысячелетия, но и сегодня мы своей жизнью подтверждаем этот исторический опыт, приходя к Богу, по большому счету, лишь тогда, когда явно не хватает человеческих сил справиться с окружающей действительностью.

Практически у каждого, кому случалось попасть в беду, возникают мысли о том, что во-первых, из этой беды есть выход, а, во-вторых, этот выход - вне человеческих измерений. Известно, что в экстремальной ситуации человек начинает лучше видеть, лучше соображать, быстрее реагировать на внешние события. Обостряются и религиозные чувства. Война, пожалуй, - это предельное состояние человеческой трагедии, и именно там человек, стоя лицом к лицу со смертью, ощущая ее дыхание на себе, задается вопросом: а что будет дальше? Неужели жизнь так легко прекратить? Разве какой-то маленький осколок железа или крохотная пуля способны остановить во мне, молодом и красивом, способность мыслить и чувствовать? Здесь-то и встает со всей остротой главный вопрос: что есть жизнь человеческая и заканчивается ли она со смертью? Потому-то так единодушны все, видевшие войну: здесь нет неверующих.

Было бы неверным утверждать, что все наши воины - православные. Но зачастую, затрудняясь сказать, как, собственно, он верит, солдат сердцем ощущает бытие Того, Кто создал этот мир и имеет о нем попечение.

Сегодня молодое пополнение приходит в Вооруженные Силы из безрелигиозного общества. Не будет преувеличением сказать, что наша армия вновь стала рабоче-крестьянской. Солдат с дипломом об окончании института - большая редкость. В начале XXI века вдруг обнаружилось, что уровень образования рядового и сержантского состава сегодня - неполное среднее. Встречаются солдаты, сидевшие за партой лишь в начальной школе. В этом - одна из основных армейских бед. Причина тому, конечно, в чудовищном расслоении современного российского общества. Формирование человека, начавшись в семье, продолжается в школе. Что же мы имеем? С одной стороны, сеть элитарных лицеев, гимназий, колледжей. С другой - обычные "средние общеобразовательные учебные заведения". Поступая в первый класс, будущий выпускник заранее нацеливается на ту или иную перспективу: идти ему в престижнейший вуз, или два года маршировать в кирзовых сапогах. И, естественно, в сознании того, кому не суждено стать юристом, экономистом, менеджером, закрепляется комплекс неполноценности: я - неудачник. Это во многом и обусловливает отношение молодежи к службе в армии.

Второй фактор, определяющий религиозное состояние солдата, - это соответствующее воспитание в семье. Люди, выросшие в обычных постсоветских семьях, как правило, безразличны к церковной жизни. Их вера - где-то в глубине души, знание о религии - на уровне способа установки свечи на подсвечнике.

Третье обстоятельство - гипертрофированный индивидуализм современного юношества. Отсюда острое ощущение своего одиночества и, смею сказать, чувство богооставленности.

Зачастую, само слово "Бог" просто не присутствует в их лексиконе. Максимум, они согласны лишь с тем, что "Там Кто-то есть..."

И вот такой молодой человек попадает в армию, да не просто в армию - на войну. Он видит смерть, видит кровь, а Господь касается его сердца и дает ему понять: "Ты не одинок, что бы ни случилось, Я с тобой!"

Многие солдаты сейчас имеют и Новый Завет, и молитвословы, а уж о поясках с текстом 90-го псалма "Живый в помощи" и говорить нечего.

Особый след в душе оставляют встречи с солдатами, имеющими молитвенный опыт. Вот маленький пример. Как-то раз беседовал с рядовым - простым парнем из глухой оренбургской деревни, где храм когда-то был, да его разрушили, а новый построить - ни сил, ни средств не хватает. Самый обыкновенный мальчишка, крестили его, как и многих, в детстве. Спрашиваю:

— Ходил ли когда-нибудь в церковь?

— Нет, не ходил, некуда было. Ну, иконы дома висят.

— А книги духовного содержания читал?

— Нет... Правда, - говорит, - когда в армию призвали, на сборном пункте увидел Евангелие: кто-то его принес и положил. Стал читать.

— И что?

— Ну, я много не успел прочитать. Вот только самое начало, самое первое, - я так понял, что он читал Евангелие от Матфея. - Прочитал несколько глав.

— Что тебе запомнилось оттуда?

— Молитва "Отче наш" - я ее запомнил и стал молиться. Утром проснусь, ее читаю, вечером перед сном обязательно. Знаете, - говорит, - это мне настолько помогало, особенно когда были какие-то трудности. Меня как-то Бог хранит.

— Ну а еще тебе что-нибудь запомнилось? Какие слова у тебя в памяти остались?

— Да. Там сказано, что если у тебя две рубашки и кто-то нуждается, надо одну из них отдать. И я стал так делать.

Вот вам и пример живой искренней деятельной веры - подлинного христианства. Я не знаю, как у этого солдата сложится дальнейшая жизнь, но очень хочется надеяться, что, когда возвратится домой, он не забудет этого первого опыта реального присутствия Бога в его жизни.

Здесь явственно видно непосредственное воздействие слова Божия на человека. И долг священника - помочь этому бойцу в том, чтобы его сердце, воспламенившись однажды любовью к Богу, не остыло.

Конечно, солдаты молятся, причем зачастую бесхитростной солдатской молитвой: "Господи, сохрани!" Я видел переписанные от руки тексты. Знаю, например, что, у многих водителей есть молитва, составленная специально для них. Отрадно, что это не просто некий "оберег". Нет, губы солдата шепчут ее перед каждым выездом. <…> Конечно, многие солдаты и офицеры стыдятся открытого проявления своих религиозных чувств. Все же священник - диковина в сегодняшней армии. Солдаты боятся насмешек со стороны сослуживцев, но, несмотря на это, приходят, испытывая огромную потребность не только в словах утешения, но и, собственно, в церковных Таинствах.

Конечно, приходится сталкиваться и с результатами безрелигиозного воспитания предыдущих поколений. <…>

Поясню, что деятельность священника в войсках не регламентирована никакими нормативными актами. Есть лишь добрая воля российского генералитета, что, впрочем, не мешает отдельным командирам категорически препятствовать деятельности священника в воинских частях. Конечно, фигура в рясе резко выделяется на фоне личного состава, одетого в камуфляж. Вот и боятся: а что подумает тот или иной строгий проверяющий? "Как бы чего не вышло". Оттого многие наши намерения и остаются лишь благими пожеланиями.

Крестятся многие военнослужащие не только русской национальности.

Большинство крещенных мною - татары и башкиры.

Например, в декабре 2000 г. первым солдатом, которого я крестил, был татарин. Хорошо помню, в каких необычных условиях это происходило.

Представьте, на вершине горы находится застава. На этой заставе взвод численностью значительно меньше положенной. Командир - старший лейтенант, недавний выпускник училища. Место простреливается со всех сторон. Добраться можно только на БМП, причем подъем занимает более часа. Оперативно туда попасть нельзя, и, если что-нибудь случиться, помощи солдатам ждать неоткуда.

Времени на беседу с солдатами было отведено крайне мало. Мы говорили, как это обычно бывает, о том, что им ближе всего: о военной службе, о совести, о том, что их ждут и молятся о них. На беседу приходят, естественно, все, потому что всех зовут. Были там и солдаты православного происхождения, и те, чьи предки традиционно исповедовали ислам.

Темы разговора близки каждому сидящему в палатке. И вот во время беседы я заметил, что один солдат хочет меня о чем-то спросить. Так бывает: многие подходят с индивидуальными вопросами. Этот же что-то хочет сказать, но мнется, обратиться не решается. Наконец, говорит: "Хочу креститься". По чертам его лица я понял, что передо мною татарин. Первый мой вопрос: "Понимаешь ли ты, что делаешь? Имеешь ли ты твердое намерение? Отдаешь ли себе отчет, что когда вернешься домой, от тебя могут отвернуться и родные, и близкие, потому что ты уже не будешь своим, для них ты предаешь ислам?" В ответ я услышал уверенное "да". Все мои сомнения отпали.

Я спросил у него, верит ли он в основные христианские догматы. Это было некое десятиминутное оглашение: времени, к сожалению, больше не было. Впереди лишь четверть часа, а желание принять крещение было таким искренним и сильным! Вот вера, вот вода - что мешает креститься?

Невозможно описать словами то особое чувство, которое возникает при совершении Таинства Крещения в полевых условиях. Нет, конечно, купели - вместо нее пластмассовый тазик. Мало воды, всего пара кружек - с ней большие проблемы. Нет белых крещальных одежд - вместо них камуфляж, да еще и не особо чистый. Но почти физически ощущаешь всю полноту Церкви Земной и Небесной, пришедшей к нему, солдату, берущему Крест Христов и готовящемуся следовать за Ним.

Приходилось крестить и так: блиндаж, используемый в качестве столовой - вырытая землянка, где с трудом поместится десяток человек. Поскольку особо нашего приезда никто не ждал, натопить печку в этой землянке не успели. Да и "буржуйка" дает тепла совсем ничего. Температура внутри блиндажа полностью соответствует уличной: где-то минус 10. Солдаты стоят, накинув на плечи бушлаты. Мне в тонком подряснике тоже нежарко. К сожалению, нет возможности надеть фелонь, как это предписано требником при совершении Крещения. Крестильный ящичек с миром и принадлежностями у меня с собой. Для каждого новокрещеного приготовлен Новый Завет и молитвослов.

Любой священник может подтвердить, что дважды в год, весной и осенью, поток призывников - будущих солдат, приходящих благословиться на службу в армии, достаточно велик. Многие приходят в храм впервые, для того, чтобы принять Крещение еще до того, как переступить порог военкомата.

Еще до моей первой командировки Господь привел меня отпевать одного ОМОНовца - молодого парнишку, погибшего на рынке в Грозном. Ему едва исполнился 21 год. После отпевания спросил у командира отряда: "Почему Вы снова и снова отправляетесь в командировки на Кавказ?" Он ответил: "Вы знаете, туда просто тянет. Побывав на войне однажды, понимаешь, что уже не можешь так просто жить "по законам мирного времени"".

И я тоже могу сказать, что когда вернулся впервые с Кавказа, первой мыслью было: туда больше ни ногой. Однако спустя всего неделю или две после возвращения уже начал вынашивать план второй командировки.

У тех, кто прошел Афганистан, Чечню, другие "горячие точки", скорее всего, более сильного потрясения в жизни не было. Это событие буквально переворачивает жизнь. Когда встречаются ветераны той или иной войны, все их разговоры рано или поздно сводятся к армейским воспоминаниям. Так получается, что мы, военные священники, встречаясь и беседуя, тоже говорим в основном только об этом.

И вот здесь хочется сказать о той колоссальной роли, которую играет Церковь в психологической и духовной реабилитации военнослужащих, прошедших боевые действия. Наше участие в этом должно быть деятельным и плодотворным.

Сейчас подготовкой ветеранов вооруженных конфликтов к "обыкновенной мирной" жизни занимаются в основном психологи. Пусть они не обижаются на меня, но без благодатной помощи Церкви им никак не обойтись. Методы традиционной советской психологии (с греч. "душеведение") как-то умудрялись обходиться без самого понятия "душа". Восстановление же здоровья, как телесного, так и душевного, невозможно без покаяния, без огромной внутренней работы. Все же военнослужащие на войне не розы выращивают - им приходится и оружие применять, лишая другого человека - тоже создание Божие - жизни. Для священника одна из главных задач его пастырского служения - помогать человеку "стяжать дух мирен". Особо плодотворным, на мой взгляд, может быть сотрудничество современных военных психологов, знающих особенности психики военнослужащих, и духовенства, ведающего состояние души солдата. Не будем забывать и о благодатной помощи Божией. Священник, не совершая таинств на поле брани, может оказаться лишь дилетантом от психологии, способным натворить немало бед.

К сожалению, деятельность военных психологов во многом осложнена писанием многочисленных бумаг. Эти бесконечные отчеты, исследования, на мой взгляд, оставляют военному психологу очень мало времени на индивидуальное общение с военнослужащими.

Есть и еще такой тонкий момент. В понятии "военный психолог" ключевое слово первое - "военный". Он, волей-неволей, является либо начальником по отношению к солдатам и офицерам, либо подчиненным.

А военный пастырь, священник, имеет особый статус. С одной стороны, он подчиняется командованию только в определенной степени - дисциплинарно, и в то же время есть то, что ограничивает его взаимодействие с армейским начальством. То есть командир части не может спрашивать у священника о том, что стало известно ему во время общения с военнослужащими на исповеди. Эта тайна неприкосновенна. Священник не имеет права ее сообщить никому.

Скажу честно, пастырю в том, что касается души, солдаты доверяют и будут доверять больше, чем офицерам-воспитателям.

Мне неоднократно приходилось исповедовать во время моих поездок. Тот, кто знал, что хочет именно исповедаться, подходил и прямо просил об исповеди. Но у некоторых побуждение к этому возникало и в результате личной беседы. А говорили мы чаще всего об ответственности за грех, последствиях греха, очищении от греха и от его последствий, о Таинстве Покаяния. Такие беседы были, как правило, строго индивидуальными. В основном это были первые исповеди. Добавлю, солдат тогда пойдет на исповедь к священнику в полку, когда он будет ему полностью доверять. Убежден, что необходимо восстановление института полкового священства, когда капеллан (воспользуемся этим термином) находится среди солдат и офицеров постоянно. Только тогда между ними установятся отношения как между пастырем и пасомыми. Только тогда помощь от священника будет реальной. Есть события, на которые нужно оперативно реагировать. Считаю, что физическое расстояние между священником и военнослужащими должно быть максимально коротким.

Думаю, существует необходимость обобщения уникального опыта работы священников в военной обстановке, в том числе и литургической жизни на линии фронта. Хочу поблагодарить Сретенский монастырь за "Воинский требник" - это прекрасное издание, служащие подспорьем в нашем служении. В то же время не могу не посетовать на то, он не содержит молебна о Русском воинстве. Может быть, такой молебен и существует, но найти его мне пока не удалось, а потребность в нем весьма и весьма велика.

Вот еще пример. Необходим официальный церковный чин Крещения в полевых условиях. Это чрезвычайно важно, потому что, если честно, совесть священника гложет за то, что он по необходимости сокращает чин Таинства Крещения. Лучше бы это делать вполне канонически правильно, в соответствии с официально определенными правилами.

Или такая проблема. В полевых условиях в качестве повседневной одежды священнику приходится носить одежду, непривычную для его сана, попросту говоря, камуфляж, что тоже не очень-то согласуется с канонами. Необходимость ходить в камуфляже связана не только с тем, что ряса не совсем удобна для передвижений на бронетехнике. Священник - потенциальный объект посягательства боевиков: за его голову заплатят гораздо больше, чем за простого солдата. Однако носить такую же одежду, как и все вокруг, заставляет беспокойство не за собственную жизнь - за жизни тех, кто рядом: мина или фугас не будут выбирать.

Пора уже разработать методические указания по тому, как священнослужителю необходимо себя вести в среде военнослужащих. Все же военная среда специфична. Здесь многие каноны и правила звучат по-другому.

Если бы накопленные сведения и опыт были обобщены, то священник знал бы, например, что брать с собой в зону военных действий, а что оставить дома, как себя держать, о чем можно и нужно говорить с военнослужащими, а о чем нельзя категорически. У моих коллег уже накоплен некоторый уникальный опыт, и его необходимо распространять.

Тем более нельзя не учитывать и того, что институт военного духовенства прекратил свое существование с приходом советской власти. Нам сейчас приходится буквально начинать все с нуля, и даже опыт, наколенный в этой области еще в императорской России, не всегда подходит. Мало того, что мы сейчас живем в другом обществе, - за почти вековой период изменились сами условия воинской службы, в том числе и характер и методы ведения боевых действий, а это влияет на духовное состояние нашей паствы.

Главное, что я для себя вынес из личного опыта служения в среде военнослужащих - это то, что это нельзя прыгать через собственную голову: прежде чем поле засевать, его нужно вспахать. Пока к тебе не привыкнут, не будут считать тебя своим, не начнут тебя воспринимать как нормальное явление в воинской части, ничем серьезным заниматься не получится. Казалось бы, что может быть проще беседы с солдатами? Ан нет, опять же тебя будут нормально воспринимать, лишь когда ты будешь говорить не о каких-то абстрактных вещах, а о живых примерах. И более того, когда ты сам будешь таким живым примером.

С солдатами крайне важен постоянный контакт. Каждые полгода приходит новое пополнение: четверть переменного состава в полку уволилась - на ее место пришли другие люди. И каждый раз священнику приходится начинать все заново, потому что новичкам твой авторитет, что называется, неважен.

На вопрос, что для такое лично для меня священническое служение на войне, отвечу так. Священник на войне для того, чтобы поддержать воинов Христовых в трудную минуту. Оценить такую поддержку может только тот, кто сам там побывал. Представьте себе: в суровой армейской жизни вдруг оказывается, что кто-то о тебе подумал, позаботился. С одной стороны, это посторонний, незнакомый человек, странно одетый, говорящий о каких-то непонятных вещах. А с другой - это твой соотечественник, тоже сын страны, которую ты защищаешь. Он ценит твой подвиг и стремится тебе помочь. И, самое главное, он приходит к тебе со Словом Божиим по велению Спасителя идти ко всем труждающимся и обремененным. И ты явственно чувствуешь Его, Господа, промысел о себе. Понимаешь, что с тобой Христос и Его Церковь".

В целом во всех войнах и вооруженных конфликтах, в которых участвовали Вооруженные Силы современной России, Русская Православная Церковь оказывала им всяческое содействие и помощь. Священники делили с воинами все тяжести войны, возбуждали их дух, своим участием согревали уставшие души, будили совесть, предохраняли военнослужащих от ожесточения. Продолжается это и в наши дни.

Сегодня при ведении боевых действий в локальных воинах и вооруженных конфликтах в рядах военнослужащих немало священников. Поступают они по морали: воин есть личность, "живой очаг веры и мужества". На опасных участках рядом с бойцами пребывают и служители Церкви. Можно рассказать о многих из них, но, наверное, самым показательным является пример отца Филарета, который под Грозным, не страшась огня снайперов, поспевал с помощью к нашим воинам. По отчаянью поступков, высоте человеческого самосознания, личной храбрости он оказался превыше всех похвал. Отец Филарет после излечения ран получил боевой орден и имеет духовное дерзновение вернуться в "родной полк". С напутствием Святейшего Патриарха теперь несут послушание в воинских коллективах священнослужители из многих республик и областей Российской Федерации, внося посильную ленту в возрождение духовной крепости Вооруженных Сил.

После вступления России на путь демократических преобразований меняется не только окружающая нас жизнь, но и мировоззрение нашего народа. Однако эти изменения не всегда носят положительный характер. Бездуховность, смещение нравственных ориентиров, другие социальные болезни, поразившие общество, в той или иной степени коснулись и Российской армии, которая живет в идеологическом и духовно-нравственном вакууме, без сплачивающей общенациональной идеи. Молодежь, которая приходит служить, по большей части либо духовно неразвита, либо преклоняется перед западноевропейскими или американскими кумирами. Проводить воспитательную работу в создавшихся условиях, основываясь на, казалось бы, вечных ценностях, патриотизме, любви к своей Родине, верности военной присяге, становится все труднее и труднее. И здесь на помощь, как всегда в тяжелые времена, приходит Русская Православная Церковь. Возрождение государственно-патриотической идеи, традиций верного служения Отечеству в наше время невозможно без тесного взаимодействия армии и Церкви. Такое взаимодействие на сегодняшнем этапе развития нашего общества просто необходимо потому, что, говоря словами великого русского полководца Александра Васильевича Суворова из его знаменитой "Капральской тетради": "Безверное войско учить - все равно что железо перегорелое точить".

Без Русской Православной Церкви, которая столетиями была вместе с армией и в мирное время, и в военное лихолетье, невозможна повседневная жизнь и деятельность российских Вооруженных Сил. Духовная окаменелость современной жизни не изжила в военном человеке потребности в слове Божием.

Ощутимей становится тяга к религиозным корням. Проявляется это в желании многих военнослужащих участвовать в таинствах крещения, брака, рождения детей. Все больше становится возведенных храмов и церквей в военных гарнизонах, городках семей военнослужащих. И это не дань моде, а внутренняя потребность.

Может сложиться впечатление, что священнослужитель, появляясь в воинском коллективе, подменяет органы воспитательной работы, и в дальнейшем, идя по такому пути, можно будет упростить воспитательные структуры, заменив их войсковыми священниками. Однако это не так. На современном этапе развития российской армии при том многообразии задач, которые стоят перед офицерами-воспитателями в воинских коллективах, речь может идти лишь об оказании конкретной помощи в решении вопросов нравственного воспитания военнослужащих, в духовной эволюции воинства российского, его мироощущения, что и происходит сегодня на деле. Церковь с тысячелетним опытом бытия на своей земле может сослужить добрую службу по воспитанию воинов на истории нашего Отечества, героических традициях предков. Возвышенный слог доверительнее, проникновеннее звучит из уст священника.

Так, на основе Соглашения между министром обороны России и Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием и в соответствии с Федеральным законом РФ "О свободе совести и о религиозных объединениях" по благословению Его Высокопреосвященства, Митрополита Воронежского и Липецкого, Высокопреосвященнейшего Мефодия началась работа по взаимодействию Военного института радиоэлектроники с Воронежско-Липецкой епархией с целью повышения духовного и нравственного уровня воспитания всех категорий военнослужащих и служащих института, оздоровления морально-психологического климата в воинских коллективах, развитию милосердия и веротерпимости.

Импульс к такому взаимодействию был дан по сути дела снизу, от самих военнослужащих, у которых появилось тяготение к прежде отдаленной религии, и командованию института оставалось только поддержать их в этом стремлении и облечь его в более конкретные формы.

Взаимное сотрудничество превратилось во множество осязаемых и вполне конкретных дел. Священнослужители стали полноправными участниками в праздновании знаменательных дат в истории России, Вооруженных Сил и нашего учебного заведения, практически всех воинских ритуалов, совершаемых военнослужащими института. Духовные напутствия выпускникам института, курсантам, принимающим присягу, оказывают неоценимое воздействие на военнослужащих, вдохновляя их на ратную службу. Традиционными стали освящение вооружения и военной техники, казармы, общежития, учебного корпуса, проведение совместных занятий и информирование военнослужащих по вопросам роли Православия в истории Российского государства и Вооруженных Сил, выступления священнослужителей с обобщением исторического опыта деятельности Русской Православной Церкви по оказанию помощи армии в период ведения войн и вооруженных конфликтов.

Одной из граней сотрудничества армии и церкви стало довольно тесное взаимодействие Воронежской духовной семинарии с курсантами. Начиналось оно с отдельных выступлений священнослужителей перед военнослужащими института, а затем переросло в постоянно действующий факультатив у курсантов первых и вторых курсов "История Православия на Руси. Роль и место православного священнослужения в Российской армии". На этих занятиях курсанты получают необходимые знания по истории Православия, Русской Православной Церкви, Воронежско-Липецкой епархии. В простой и доступной форме преподаватели семинарии раскрывают военнослужащим значение христианских праздников, таинств и обрядов.

С большим желанием и любовью курсанты оказали посильную помощь в восстановлении и благоустройстве храма во имя святых Кирилла и Мефодия. Используя довольно обширную видеотеку храма, в институте организован еженедельный показ видеофильмов для личного состава института об истории Православия, библейских сказаниях, традициях, обрядах и таинствах священного богослужения в рамках воспитательной телепрограммы "Православный час". Кроме того, благодаря священнослужителям храма организован еженедельный показ курсантам лучших образцов отечественного киноискусства.

Проведенное социологическое исследование показало, что благодаря тесному взаимодействию с представителями Русской Православной Церкви более чем в 10 раз увеличилось количество военнослужащих, назвавших следование законам православия образом своей жизни, на 20% увеличилось количество курсантов, считающих себя верующими, и значительно сократилась категория людей, считающих религию историческим предрассудком. В целом около 51% опрошенных курсантов считает себя верующими, а 60% - православными. Но эта цифра может быть неточной, так как многие курсанты не считают обязательным отождествлять свою принадлежность к Православию непосредственно с верой в Бога. Кроме того, опрос показал, что у курсантов несколько повысился интерес к литературе религиозного содержания.

Мероприятия, проводимые совместно с представителями Воронежско-Липецкой епархии, значительно повысили уровень военно-патриотического и нравственного воспитания военнослужащих и служащих института, внесли весомый вклад в расширение духовного мировоззрения военнослужащих и гражданского персонала института. Благодаря совместно проводимой работе значительно сократилось количество нарушений воинской дисциплины, заметно повышается культурный уровень воспитанников института. Благодаря тому, что командование института и священнослужители проводят совместные мероприятия на добровольной основе, с каждым годом значительно увеличивается количество курсантов, желающих участвовать в церковных обрядах.

В первые годы сотрудничества лишь 50-60 % выпускников института желало получить духовное напутствие по окончанию института. В 2000 году духовное напутствие пожелали получить практически все выпускники вуза, а все курсанты набора этого года во время проведения опроса высказали желание участвовать в обряде освящения оружия и получить напутствие на ратную службу. Лишь 6 человек из 183 опрошенных попросили разъяснить им духовный смысл этого обряда и после разъяснения согласились в нем участвовать.

Это еще и еще раз доказывает необходимость продолжения начатого сотрудничества и готовность курсантов института участвовать в нем.

Заслуживает внимания опыт войсковой части 42754 инженерных войск, расположенной во Владимирской области, где переплетаются тяготы и лишения военной и церковной службы. В целях укрепления воинской дисциплины и морального духа армии командованием части было выдвинуто предложение о призыве в часть православных воинов, которое активно поддержало духовенство монастыря.

В данную часть с 1992 года стали направлять православных призывников, и перед тем как попасть в полк, будущие солдаты должны были пожить в монастыре и пройти строгий отбор у священника.

17 марта 2002 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II вручил начальнику инженерных войск Вооруженных Сил Российской Федерации икону и объявил Небесным покровителем инженерных войск Благоверного князи Даниила Московского.

В части находится воинский храм в честь благоверного князя Даниила Московского. В современных условиях благодаря совместным усилиям заместителя командира войсковой части 42754 по воспитательной работе и настоятеля воинского храма сохраняются и преумножаются традиции и ритуалы российской армии и Русской Православной Церкви.

Кроме устава, военнослужащие по призыву учат церковные тексты и поют в духовно-православном хоре инженерных войск. Поют в нем только церковные ребята, которые ходят на службы, исповедуются, причащаются, ведь им приходится исполнять не только военные и патриотические песни, но и петь за богослужением. Хор завоевал огромную популярность и не раз становился победителем различных фестивалей.

Монастырь Свято-Смоленская Зосимова пустынь находится на территории войсковой части и основан схимонахом Зосимой в 1680-х годах. Данная пустынь была упразднена в 1722 году, затем возобновлена в 1728 году и снова упразднена в 1764 году. Вслед за тем была разорена и восстановлена только в 1869 году иеромонахом Прокопием, а с 1892 по 1900 год - наместником Троице-Сергиевой Лавры архимандритом Павлом. Свято-Смоленская Зосимова пустынь является ценным российским памятником архитектуры и истории культуры. До революции Зосимова пустынь была одним из духовных центров православия. Множество паломников приходило к прозорливым старцам (ныне канонизированным), преподобным Алексию и Герману. Их мощи, а также мощи первоначальника обители схимонаха Зосимы находятся в Смоленском соборе, там же чудотворная икона Смоленской Божией Матери. Старец Зосима и предсказал, что возрождение армии начнется именно в этих местах.

В результате тесного взаимодействия командования войсковой части 42754 и священнослужителей Свято-Смоленской Зосимовой пустыни удалось значительно повысить уровень воинской дисциплины, укрепить правопорядок, поднять моральный дух военнослужащих части. Опыт совместной работы позволяет воспитать не только дисциплинированного, ответственного воина, но патриотичного, активного гражданина нашей Родины.

Для работы с верующими военнослужащими в Северо-Западном регионе разработан алгоритм, утвержденный командующим войсками Ленинградского военного округа. Священники нередко приглашаются в воинские части для проведения бесед с солдатами и сержантами, все чаще происходят встречи офицеров и членов их семей со служителями культа. В большинстве субъектов федерации на отправках в войска призывников присутствуют священнослужители. Некоторые воинские учреждения оказывают помощь в деятельности церковных воскресных школ.

В военном гарнизоне Каменка в 2001 году по инициативе военнослужащих гарнизона и ряда предприятий Санкт-Петербурга построена и освящена православная церковь.

Но все это лишь инициативы командования отдельных войсковых частей в рамках воспитательной работы с личным составом.

В современных условиях назрело время в углублении сотрудничества Вооруженных Сил РФ и Русской Православной Церкви, особенно в вопросах укрепления морального духа армии.

Общество, Вооруженные Силы, военнослужащие и особенно командный состав армии нуждаются в дополнении системы обучения и воспитания личного состава традиционными для России православными ценностями, способствующими решению задач боевой подготовки в современных условиях. А для этого в высших военно-учебных заведениях целесообразно ввести в программы обучения новые учебные курсы и дисциплины, раскрывающие эту проблему, например "Основы православной культуры и защита Отечества", "Религия и русская армия: история, традиции и современность", "Роль православия в морально-психологической подготовке военнослужащих" и т. п. Ведь в армиях развитых стран, опыт которых в значительной степени выступает одним из ориентиров в военной реформе России, существует достаточно мощная и отлаженная система использования религии и церкви, а также военного духовенства в обучении и воспитании войск.

[1] См. материалы http://www.nasledie.ru/oboz/N12_01/12_09.HTM

[2] Материалы сайта http://nvo.ng.ru/wars/2000-04-14/8_capellan.html

[3] Материал сайта http://www.pravoslavie.ru/guest/oandrejmilkin.htm

Заключение

Итак, мы можем подвести некоторые итоги в рассмотрении проблемы.

Взаимоотношения Русской Православной Церкви и армии имеют глубокие исторические корни и традиции. На протяжении всего пройденного Россией тысячелетнего исторического пути Православная Церковь проявляла заботу о духовно-нравственном состоянии воинства и благословляла защитников Отечества на ратный подвиг[1]. Так было в далекое время создания древнерусского государства, так было и период Смуты XVII века, и в 1812 году, и во время Великой Отечественной войны.

Церковь и армия всегда были с народом. Они помогали созидать российскую государственность, отстаивали жизнь и достоинство Отчизны, хранили ее достояние, ее культуру, ее духовное наследие. Армия и Церковь воплощали в своем служении дух, доблесть и гений народа. Подвигом своим они утверждали гражданский мир и согласие в обществе, объединяли народы России, сделав ее уникальным в своем многообразии и единстве связующим звеном между Востоком и Западом. Церковь и армия строили Россию в прошлом, им предстоит строить ее и в будущем.

Командирам всех степеней необходимо обратить особое внимание на создании в частях и подразделениях необходимых условий для реализации духовных потребностей и интересов военнослужащих, активно использовать для этого возможности гражданских и военных культурно-просветительских учреждений, а также культовых организаций основных религиозных конфессий России.

Мы живем в переломный и ответственный момент, когда перед нами открывается путь к возрождению исторически присущих нашему народу идеалов и ценностей. Православие и в наши дни оказывает огромное влияние на моральный дух армии, на духовно-нравственный климат армейской жизни и способствует процессу обучения и воспитания воинов в духе патриотизма, верности воинскому долгу и присяге.

Пришла пора воскресить исконные духовные традиции в армии и на флоте и использовать огромный опыт Русской Православной Церкви в системе укрепления морального духа российской армии. Имея за собой тысячелетнюю духовную традицию и видя вновь открывшуюся возможность духовного возрождения России, ее Вооруженных Сил, мы не вправе забывать об освященной веками традиции взаимосвязи армии и Русской Православной Церкви в обучении и воспитании воинов.

История армии неразрывно связана с историей нашей великой страны и Русской Православной Церкви. Взаимосвязь армии и Русской Православной Церкви - это не дань моде, а объективная необходимость, продиктованная многовековой историей развития Государства Российского, глубиной души народа России.

С момента создания Вооруженных Сил РФ (7 мая 1992 года) и начала проведения военных реформ неоднократно поднимался вопрос о взаимоотношениях армии с церковью. Особенно актуальной данная проблема стала в связи с упразднением политорганов, отвечавших за моральный дух в войсках. В воспитательной работе образовался вакуум, который до сегодняшнего дня не заполнен таким содержанием, которое отвечало бы потребностям современного развития вооруженных сил.

О низкой дисциплине в войсках свидетельствуют многочисленные самовольные оставления частей рядовыми военнослужащими, злоупотребления служебным положением командиров и начальников. Деморализация в армейской среде стала возможной также по причине бездуховности.

Все это свидетельствует о заинтересованном взаимодействии армии и Церкви. Но это взаимодействие осторожное, с постепенным осознанием потребности в более тесном сближении. Потенциал церкви как субъекта в политике военных реформ востребован, но не раскрыт полностью.

Вот направления, по которым Церковь могла бы оказать всестороннюю помощь современной армии[2].

Помочь человеку и гражданину преодолеть противоречие между воинским долгом, который ограничивает права человека, и ценностью человеческой жизни.

Подтвердить приверженность гуманистическим идеалам в условиях как воинской службы, так и кризиса нравственных ценностей, который происходит в обществе, то есть выступить в качестве источника моральных ценностей.

Внести новый импульс в развитие патриотического воспитания, основанного на духовно-религиозном компоненте.

Внести свою лепту в формирование общественного мнения о военной службе, исходя из исторических традиций.

Способствовать сплочению воинских коллективов через веру, в том числе веру в благородные цели защиты Отечества.

Дать нуждающимся нравственный ориентир в жизни и военной службе.

Оказать помощь в профилактике неуставных взаимоотношений в воинских коллективах, суицидальных настроений отдельных военнослужащих.

Проводить работу по психологической реабилитации военнослужащих, получивших тяжелые ранения и травмы в ходе боевых действий или учений.

Способствовать воспитанию у военнослужащих чувства достоинства, так как, к сожалению, армия, по-прежнему, является механизмом для подавления личности.

Довести до всего армейского руководства необходимость добросовестного отношения к решению назревших проблем. На исторических примерах показывать ценность полководческого таланта и высокой самоотдачи военачальников.

Оказать помощь государственным структурам в организации альтернативной службы.

Влияние церкви на ход военных преобразований не означает передачи части ответственности за военные реформы от светской власти духовной. Это означает заинтересованное, в пределах своей компетенции, вмешательство в умы и сердца людей для продвижения их к пути истинному - повышению ответственности за возложенные задачи, добросовестное отношение к служебным обязанностям, а в итоге - совершенствование обороноспособности страны.

Патриарх Кирилл

Обращаясь к молодежи 28 сентября 2009 года в ходе визита в г. Витебск, Патриарх Кирилл сказал[3]:

"Ад на земле - это в том числе и ужасы войны. Все начинается не в окопах, не в кабинах танков самолетов, не в штабах, - все начинается в человеческих сердцах. Для того чтобы напасть на соседей, употребить силу для достижения своих политических, идеологических, экономических целей, нужно быть зверем. Нужно быть человеком с утраченной нравственной основой. Ну как можно сказать: "Я хочу взять страну или дом, или жизнь другого человека, или его деньги для того, чтобы самому стать счастливым"?! Ведь именно так затевались все войны: расширить пространство, стать сильнее, богаче, стать могущественнее, чем сосед.

Но если человек живет нравственным чувством, если он стремится жить по Закону Божьему, он же знает, что это грех, - нельзя. Вот поэтому последующие такие страшные события, прецедентом которого была Великая Отечественная война, возможны, если мы дальше будем попирать нравственное чувство. И вот, что удивительно, я хотел бы еще раз об этом сказать. Под знаком свободы мы раскрепощаем в себе инстинкт, зверя, но одновременно стараемся путем некоего международного законодательства обеспечить международный мир. И говорим: "безопасность, безопасность". Как в Священном Писании сказано: когда будут говорить "безопасность", тогда и наступит напасть. Потому что словами - и даже письменными договорами невозможно установить вечный мир. До тех пор, пока зло - в сердце человека.

Вот почему воспитание внутреннего человека - это задача не только связанная с личным благополучием, счастьем человека, но есть и то, что связано с судьбой человеческой цивилизации. Сегодня вопросы нравственности - это не личные вопросы, как нас пытаются в этом убедить, в том числе и в этой западноевропейской либеральной философской парадигме. Это вопросы, которые имеют жизненно важное историческое значение: будет ли существовать род человеческий, - или в условиях современного вооружения он существовать не будет? Поэтому нравственное воспитание личности является краеугольным камнем вообще во всех усилиях людей, направленных в том числе и на обеспечение мира между странами, между народами, мира во всем мире. Ради этого и работает Церковь".

Автору остается добавить, что нравственное воспитание современного воина - это задача особой важности, и без участия Церкви оно вряд ли будет успешным.

[1] Материалы сайта http://www.pobeda.ru/content/view/9969/142/

[2] Материалы сайта http://nicbar.narod.ru/statia21.htm

[3] См. http://sobor.by/idnews.php?id=2009-Sep-28-19:39:17

Литература

1. Аруева Л. Н. Обеспечение национальной безопасности - главное направление повышения государственного суверенитета. СПб, 2006.

2. Аруева Л. Н. К вопросу об экологическом правосознании. СПб., 2006.

3. Аруева Л. Н. Права человека и экологическое правосознание гражданина. СПб., 2006.

4. Аруева Л. Н. Правовые способы защиты прав и свобод граждан. СПб., 2006.

5. Аруева Л. Н. Правовые основы духовного и культурного возрождения России. СПб., 2007.

6. Аруева Л. Н. Возрождение культуры и духовности, формирование правового сознания - важнейшее направление государственной политики России. СПб., 2008.

7. Аруева Л. Н. Право и религия в современном мире: Хрестоматия. СПб., 2009.

8. Васильева О. Ю. Советское государство и деятельность Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны: Автореферат дис... канд. ист. наук. М.,1990.

9. Гусев Г. Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война // Наш современник. 2000. №5.

10. История религий в России: уч. пособие / Под ред. Н. А. Трофимчука. М., 2002.

11. Куроедов В. А. Религия и церковь в Советском государстве. М., 1984.

12. Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. М., 1995.

13. Филимонов В. П. Старец иеромонах Серафим Вырицкий и Русская Голгофа. СПб., 1999.

14. Чумаченко Т. А. Советское государство и Русская Православная Церковь в 1941-1961 гг. // Религиоведение. 2002. № 1.

15. Шкаровский М. Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны. С.-Петербург, 2005.

16. Шкаровский М. В. Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов 1935-1945 годов. М., 2003.

17. Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 1999.

18. Якунин В. Изменение государственно-церковных отношений в годы Великой Отечественной войны // Власть. 2002. № 12.

19. Якунин В. Н. Дело стояния за Родину // История, 2004. № 17.

20. Якунин В. Н. Не прекращалась молитва "О стране нашей, властех и воинстве ея..." // История. 2004. № 17

Интернет-ресурсы

http://www.nravstvennost.info/library/news_detail.php?ID=2654

http://www.krotov.org/libr_min/ya/yakunin2.html

http://kuraev.ru

http://www.world-war.ru/printer_444.html

http://orth.narod.ru/articles/o_luka/prolog.htm

http://www.justsay.ru/nuzhen-li-v-armii-svjashhennik-10455

http://www.cirota.ru/forum/view.php?subj=36275

http://seminaria.bel.ru/pages/mo/2005/mo7_st_2.htm

http://www.blokada.mrezha.ru/duhov.htm

и другие