Ольга Владимировна Косик

Сборник «Дело митрополита Сергия» и участие в нем мученика Михаила (Новоселова). 2009.

Следственное дело "Антисоветское церковное подполье" (1943-1946 гг.)

http://www.russian-church.de/muc/konferenz/detail.php?nr=29&kategorie=konferenz, 2001

В печатном издании конференции этого доклада нет!

См. библиографию по катакомбам. По 1940-м гг.

1943 год ознаменовался новым курсом государственной политики по отношению к Церкви. Сентябрьская встреча в Кремле Сталина с тремя митрополитами, выбор Патриарха на Архиерейском Соборе, возобновление церковной издательской деятельности, открытие храмов и другие уступки говорили о том, что произошли изменения в самой государственной схеме взаимоотношений власти и Церкви. Заметно уменьшилось число репрессированных за веру[1]. Вместе с тем в именно в сороковые годы значительная часть Церкви, главным образом священнослужители и члены окормляемых ими общин, собиравшиеся для тайных богослужений, пошли в годы по знакомой дороге на Север и Восток, в лагеря и ссылки.

В 1940-е годы в Москве прошли процессы, на которых были осужден почти все московское духовенство, служившие тайно из-за своего несогласия с церковной политикой митрополита Сергия. Особенностью процессов сороковых годов было:

1. Стремление добиться признаний в профашистской и пораженческой агитации или деятельности. Если в целом властями была признана патриотическая деятельность Русской Православной Церкви во время войны, то тайным общинам в патриотических чувствах было отказано, им заранее приписывалось ожидание поражения СССР в войне.

2. Организация тайных общин и считалось антисоветским делом. Впервые в процессуальных документах открыто поставлено в вину как антисоветское деяние непосещение открытых храмов. Никакие канонические разногласия в церковной среде органами гозбезопасности в расчет не принимались, отход части духовенства от митрополита Сергия объяснялся исключительно его лояльным отношением к советской власти.

3. На собраниях верующих, или, как это обозначалось в документах следствия, «сборищах», непременно предполагались антисоветские и профашистские разговоры.

Дело под громким названием “Антисоветское церковное подполье” особенно интересно. В названии прочитывается вся идеология следствия. Название как бы говорит о существовании массовой антисоветской организации, все элементы которой, еще действующие тайно, наконец-то выявлены и разоблачены. По-видимому, такой процесс с претензией на масштабность проведенных операций, был очень нужен органам для отчета Правительству.

Дело уникально тем, что в нем фигурируют два епископа-исповедника, прославленных Русской Православной Церковью — епископ Ковровский Афанасий (Сахаров), епископ Кинешемский Василий (Преображенский). Кроме того, проходят иеромонах Иеракс (Бочаров), протоиерей Петр (Шипков), которые вместе с епископами считались руководителями подполья. Рядовыми участницами выступали монахиня Ксения (Гришанова [2]) и мирянка Нина Владимировна Трапани.

Должен был быть еще один подследственный — архимандрит Серафим Битюков, давно разыскиваемый органами безопасности. Его роль в организации признавалась ведущей, было создано даже агентурное дело под названием «серафимовцы». Но... он уже не принадлежал земной Церкви, зимой 1942 года о. Серафим скончался и был погребен в подвале дома своей духовной дочери Ксении Гришановой.

Архимандрит Серафим и иеромонах Иеракс (Бочаров) были духовными детьми старца архимандрита Захарии (Егорченкова), последнего насельника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, известного своей прозорливостью и очень чтимого православными москвичами. Архимандрит Серафим служил в храме святых бессребренников Кира и Иоанна на Солянке. После издания Декларации митрополита Сергия архимандрит Серафим в начале 1928 года исчез. Его местопребывание было тайной даже для многих духовных чад. Однако он иногда посылал письма с указаниями певчим и трудящимся в храме. Некоторое время он скрывался в разных местах и, наконец, поселился в Загорске в доме своей духовной дочери, бывшей Дивеевской монахини Ксении (Гришановой). Архимандрит Серафим говорил чадам: “Вы одни не останетесь: не будет меня, будет о. Иеракс, не будет о. Иеракса, будет о. Петр”[3]. По свидетельству Сергея Иосифовича Фуделя, в затвор он ушел за послушание по благословению блаженной дивеевской старицы Марии Ивановны[4].

В начале 30-годов все московские храмы, где за богослужением не поминались власти и митрополит Сергий, — храм святителя Николая в Кленниках, храм Саввы Освященного, святителя Николая в Подкопаях, храм святых бессребреников Кира и Иоанна на Солянке и другие были закрыты. Пастыри этих храмов в большинстве были арестованы. Члены общин стали собираться тайно, на квартирах. Своим епископом они считали святителя Афанасия (Сахарова).

Епископ Афанасий возвратился во Владимир из Туруханской ссылки в августе 1933 г., отошел от легального служения из-за нарушения митрополитом Сергием церковных канонов, т. е. Присвоения прав Патриаршего местоблюстителя, и неполных три года был на свободе, служил “тайнообразующе”[5]. Он часто тайно приезжал в Москву для совершения богослужений на квартирах[6]. В эти годы Владыка Афанасий познакомился с духовными чадами протоиерея Владимира Богданова, протоиерея Александра Гомановского, священномученика протоиерея Сергия Мечева, иеромонаха Андрея (Эльбсона) и др. Службы были нечасты, и собиралось немного человек, еще реже были рукоположения. Пастыри жили в глухих домиках у своих верных чад, как о. Серафим (Битюков) или о. Иеракс (Бочаров). Служили в подвалах, на чердаках.

Епископ Афанасий в 1936 году был арестован и отправлен в Беломорско-Балтийские лагеря. Интересно, что тайные богослужения в Москве ему не были поставлены в вину, все это выяснилось и вспомнилось только в 1943 году.

В 1941 году Владыка выпущен из Беломоро-Балтийского лагеря и избрал для местожительства город Ишим. Полтора года он находился на относительной свободе. На свободе, но вокруг него крутились злые силы. К нему приехал из Владимира старичок, разыскивающий своего раненого зятя, жил в квартире епископа Афанасия. Владыка не знал одного, что по доносу этого старичка, сотрудника НКВД его посадили в 1936 году.

Епископ Афанасий тайно совершал богослужения в своем доме, куда собиралось обычно несколько верующих ишимцев. Тайные службы не прошли незамеченными для властей. Были допрошены все посещавшие дом, где жил епископ Афанасий. Наконец его арестовали и доставили сначала в Ишимскую, а затем в Омскую внутреннюю тюрьму УНКГБ. Предварительное обвинение гласило: «Сахаров Афанасий Григорьевич проводит профашистскою и пораженческую агитацию, распространяет провокационные слухи»[7].

Начались допросы, обычно они начинались в 23 часа и длились примерно до 3 часов. Несмотря на это, протоколы занимают 2-3 страницы. Это значило, что Владыка не давал нужных следователю показаний.

23 ноября 1943 года Владыке предъявили постановление о привлечении к ответственности. Он обвинялся в том, что он является «одним из руководителей центра контрреволюционной монархической группы, так называемой “истинно-православная церковь, среди верующих систематически вел контрреволюционную работу против Советской власти»[8]. Виновным себя епископ не признал.

В конце декабря 1943 года следователь вводит новый материал, который он добыл при допросе 10 декабря дочери хозяев дома, где жил Владыка Афанасий. Она якобы говорила, что он использовал «религиозные сборища» «для распространения среди них своих антисоветских убеждений»[9]. — «Да, были случая, когда я вел разговоры о том, что раньше при царском строе жилось лучше, чем теперь. Говоря об этом, я никакой агитационной цели против Советской власти не преследовал»[10]. Позже Владыка узнал, что девушка покончила с собой, дав эти показания и оставила записку Владыке с просьбой молиться о ней [11].

На одном из следующих допросов, когда следователь заставляет Владыку признаться, что «нелегальные сборища» проводились с целью ведения «антисоветской агитации», Владыка неожиданно отвечает, что целью его был «умиротворить верующих» и «ослабить у них озлобленность ко всему окружающему молитвами». «Я объяснял верующим, что тяжелая обстановка в нашей стране вызвана войной, что надо набраться терпения и пережить все эти тяжести». Как истинный пастырь Владыка призывал к покаянию. «Я говорил верующим, что все эти тяготы посланы нам Богом в наказание за наши грехи...»[12]

Следователь, загоняя подследственного в ловушку, пытается повернуть дело так, что епископ Афанасий считает Гитлера посланцем Бога. «Да, я говорил, что Гитлер послан Богом, вернее, нашествие Гитлера попущено Богом, как величайшее бедствие и его мы должны принять как наказание за свои грехи...»[13] Призывы к терпению следователь стремится представить как призыв к примирению с врагом.

30 декабря последовало постановление о передаче следственного дела в следственную часть 2-го Управления НКГБ СССР. 2-е управление НКГБ — занималось вопросами контрразведки, к задачам управления было добавлено еще несколько, в частности борьба с антисоветскими элементами внутри страны. Епископ Афанасий был этапом перевезен в Москву, во внутреннюю тюрьму на Лубянке по распоряжению Народного комиссара Государственной безопасности Меркулова[14]. То, что в дело вмешался сам нарком говорило о том, что к этому делу проявлено особое внимание.

Владыка был в заключении во Внутренней, Лефортовской, Краснопресненской, Бутырской тюрьмах. В основном Владыка находился в Лефортовской тюрьме.

С января 1944 года допросы возобновляются. Дело ведет старший следователь XI отдела 2 управления НКГБ майор госбезопасности Гарбузов. Об этом человеке есть сведения в книге Евгения Гнедина “Выход из лабиринта”, следователем которого в 1939-1940-х годах был М. М. Гарбузов. Гнедин так описывает следователя: “Это был безобидный исполнитель, малообразованный младший лейтенант Гарбузов[15]. “Начинающий работник следственных органов получал от начальства точный перечень вопросов, которые он должен был мне задать. Этот рыжеватый молодой человек старательно и не спеша записывал мои ответы. Держался он спокойно и корректно: вероятно, это и было проявлением его личных черт: ведь если бы он задумал держаться со мной грубо и недоброжелательно, начальство его за это не попрекнуло бы. Позднее, в мрачнейшей обстановке, я имел случай убедиться, что он ко мне относиться человечно. Но еще позднее, можно было заметить, что он приобретает грубые навыки заправского следователя тех времен”.

Гарбузов принадлежал к новому поколению чекистов, которые пришли в органы после ежовских чисток. К моменту следствия над Владыкой М. Гарбузов уже сделал карьеру — стал майором госбезопасности[16]. Непосредственным начальником Гарбузова был Пинзур, по словам Гнедина, “черноволосой и черноглазый человек”, настоящий палач, широко применявший пытки и побуждавший к этому подчиненных.

Выявив основных участников организации, которой не было, следователь задумался над тем, как превратить богослужения на дому в составе нескольких людей, в массовую опасную организацию, угрожающую самим основам государственной безопасности. Одна из подследственных Нина Владимировна Трапани в своих воспоминаниях писала: “Мне объявили, что я обвиняюсь в групповой антисоветской деятельности. ...следователь показал мне схему нашей “организации”. Наверху большого листа ватманской бумаги, как солнце на небе, был изображен большой круг — Святейший Патриарх Тихон. От него по нисходящей шли лучи, оканчивавшиеся кружками поменьше: митрополиты (было их, кажется, три), от них исходили новые кружки, размножаясь, от тех новые, меньшие, и т. д. до множества мелких точек. Таких рядов было двенадцать-четырнадцать. ...Он только показал мне место Владыки Афанасия, образованное из луча, исходящего от митрополита Кирилла, — место это было центральным. От него спускались еще три кружочка — священники. Од>ним из них был о. Иеракс. В следующем ряду — пятом — находилось мое место. Я с несколькими другими “исходила” от о. Иеракса. Мы были, по словам следователя, связистами. От нас спускались еще кружочки, но кто это был и какая роль отводилась им в этой схеме, — не знаю”[17].

Стремление представить дело как можно масштабнее отразилось даже в постановлении на арест о. Петра, где говорилось: “НКГБ известно, что антисоветское подполье церковников в последнее время 1942—1943 гг. приняло широкие размеры. Глубоко законспирированные группы этого подполья, помимо Москвы, существуют в ряде городов Советского Союза, в частности в гор. Загорске”[18].

После составления общей схемы “подполья” оставалось добиться признания своей вины и выявления возможно большего количества участников этого подполья.

Трехмесячная работа следователя Гарбузова не дает результатов по обнаружению никакого антицерковного подполья. Тогда следователь вызывает лагерное дело, связанное с пребыванием Владыки в ББК (1936-1941 годы). Протоколы дела составлены в ноябре 1937 года, когда шли массовые расстрелы лагерников по разнарядкам. Именно осенью 1937 погибли митрополиты Кирилл Казанский, Иосиф Петровых, епископ Дамаскин Цедрик, архиепископ Серафим (Самойлович).

Некоторые допрошенные заключенные дали показания о том, что Владыка в лагере вел антисоветскую агитацию. Это были часто встречающиеся в лагерных «расстрельных», столь многочисленных делах 1937 года сфабрикованные показания, бедные информацией, вымученные под угрозами и избиениями, беспомощные с точки зрения элементарной логики и явно лживые. В ноябре 1937 г. святителя Афанасия взяли в штрафной изолятор и только каким-то чудом он избежал расстрела.

И эти показания, сфабрикованные наскоро для расстрельной разнарядки, пошли в дело 1943 года, настолько беден был собранный материал.

Перед каждым исследователем следственных церковных дел стоит проблема использования этих источников, и каждый решает ее по-разному. Самый трудный документ — протокол допроса. Искаженная действительность обязательно требует своего искаженного языка. Для осуществления этой задачи следователями применялся перевод нейтральных и церковных понятий на язык политической борьбы. «Церковники», тем более непоминающие, были оппозиционны априори.

Но для осуждения этого было мало. Требовалось найти конкретные антисоветские действия, для этого усилиями лубянских языковедов был создан специальный язык, на который требовалось переводить нейтральные и церковные понятия. С препарированной таким образом действительностью работники органов уже могли работать дальше.

Вот некоторые образцы такого препарирования, взятые из данного дела:

— Привлечение к общине верующих новых людей — вербовка

— Богослужение на дому — антисоветское сборище

— Тайные рукоположения — выпуск подпольных кадров священников и т. д.

Широко применялось намеренное искажение слов подсудимого, провокационные вопросы и т. д. Лексические пласты в показаниях, часто в протоколах существуют, не смешиваясь, что дают возможность явно видеть творчество следователя при стенографировании. Епископ Афанасий не приспосабливается к заданному контексту и постоянно “свидетельствует об истине”. Он так разговаривал со следователем, как будто тот может его понять, он объясняет, почему верующие не могли внутренне примириться с безбожной властью.

6 ноября 1943 года был арестован о. Иеракс. Он был постриженником Троице-Сергиевой Лавры, духовным чадом известного московского чудотворца старца схиархимандрита Зосимы, в Лавре исполнял послушание регента. Отец Иеракс после закрытия Лавры до 1932 года служил в церкви бессрр. мчч. Кира и Иоанна на Солянке (Сербское подворье). С 1932 года после закрытия храма жил на нелегальном положении у своей духовной дочери Нины Владимировны Трапани у станции Лосиноостровская под Москвой. Наконец его выследили. Дело прошло очень тщательную и долгую агентурную подготовку. В круг знакомых о. Иеракса была внедрена женщина. которая расспрашивала о нем и передавала полученные сведения в органы госбезопасности. И вот наконец о. Иеракса арестовали.

Первоначально обвинялся в том, что он

1) был одним из организаторов и руководителей нелегальной антисоветской организации церковного подполья;

2) неоднократно у себя на квартире под видом религиозных молений собирал многочисленные антисоветские сборища церковников, на которых вел антисоветскую агитацию;

3) будучи фашистски настроенным, прививает рядовым участникам настроения оказывать помощь немецкому фашизму путем подрывной работы внутри Советского Союза. ...высказывал террористические намерения в адрес руководителей ВКП (б) и Советского Правительства[19].

Иеромонах Иеракс признал себя виновным и, что интересно, его ответ на предъявленное обвинение являлся слово в слово точным повторением обвинения в формулировке следователя. Воистину следователь не перегружал себя необходимостью разнообразить протокол, где ответы были написаны им самим.

В террористических намерениях был обвинен человек, которого поэт-евразиец Савицкий, бывший с ним в одном лагере писал, называл в своих стихах «тихой тихостью». В отличии от показаний епископа Афанасия, протоколы иеромонаха Бочарова написаны именно на «лубянском» наречии. Лексический анализ позволяет сделать вывод, что все показания написаны следователем.

Вместе с иеромонахом Иераксом была арестована его духовная дочь Нина Владимировна Трапани. Она принадлежала к числу, на удивление, нередко встречающихся женщин, которые в годы гонений преданно служили своим духовным отцам, укрывали их, снабжали всех необходимом, ухаживали за ними, шли в ссылки, приезжали в лагеря, часто подвергаясь репрессиям наряду с ними. В первоначальном обвинение указывалось, что она была “активной участницей антисоветского подполья церковников... не признают легально существующую церковь, в связи с тем, что легальная церковь заняла в Отечественной войне патриотическую позицию”. Это были особенности новой фазы отношений между властью и церковью. Усугубление раскола и искусственное противопоставление легальной церкви и тайных церковных групп — признак изменившейся ситуации.

Она обвинялась за укрывание «крупного нелегала иеросхимонаха Иеракса [20]”.

В деле подшиты воспоминания Ирины Михайловны Картавцевой. Первая рукопись — это воспоминания о архимандрите Серафиме (Битюкове), написанные в 1946 г. Описывается его исчезновение, разговоры, предшествовавшие ему. Картавцева описывает печальные мытарства прихожан, лишившихся храмов. “…22 марта 1932 г. был арестован о. Димитрий Крючков. “Горести, утраты и лишения! На утро в день Благовещения все бросились на Маросейку, где была последняя обедня. После этого единственным прибежищем сделался Данилов монастырь, а по его закрытии люди стали уже разыскивать церкви, в которые можно было бы ходить. Так, ходили на Калужскую и в Андреевскую богадельню, на Самокатную в Лефортово и, наконец, в греческую церковь. Всюду конец был один — закрытие церкви»[21]. После этого оставалось только — молиться по домам».

Другая рукопись на трех листках не менее интересна и показательна. Называется она «Крестный ход вокруг Кремля 4 сентября 1941 года». «Всем, кто не выезжал в то время из Москвы известно, что первая бомбардировка Москвы продолжалась 22 ночи подряд — с Казанской (8 июля) по 29 июля», — так начинается рукопись. Она рассказывает о том, как три женщины И. М. Картавцева, ее мать и Лидия Вл.[22] выполнили повеление Божией Матери: по благословению Батюшки, по-видимому архимандрита Серафима, обнесли икону Божией Матери «Державная» вокруг Кремля. Три женщины за весь народ несли на груди святыни — иконы князя Даниила, великой княгини Евфросинии Московской, две иконы Державной. и с пением молитв под снег, ветер и дождь шли крестным входом вокруг кремля и молились об избавлении от злых сих, обрушившихся на Россию.

Отца Петра Шипкова арестовали 15 декабря 1943 года. Он был в 1920-е годы секретарем Патриарха Тихона, в 1924 году был арестован по делу митрополита Петра (Полянского) и сослан на Соловки, где познакомился со святителем Афанасием. Затем последовала ссылка в Туруханский край. После выхода Декларации митрополита Сергия о. Петр стал служить тайно. Следователем о. Петра был майор госбезопасности Копылов, тот же, что вел дело о. Иеракса (Бочарова).

В следственном деле обозначено, что руководителем антисоветского подполья о. Петр себя признал. Однако перепечатанные на машинке протоколы допросов подписаны только следователем, но не о. Петром. Встает вопрос о реконструкции действительно сказанного текста. Можно предположить, что текст, изложенный нейтральной лексикой, грамотный с церковной точки зрения, без специфических оборотов и слов, с большей вероятностью может считаться принадлежащим подследственному. В то время как сфабрикованные ответы всегда богаты отмеченными лексическими особенностями.

Свободно излагая факты своей биографии, о. Петр никого не выдал. 21 апреля произошел допрос, стенограмма которого была подписана о. Петром. Это показания о позиции митрополита Кирилла и Владыки Афанасия (Сахарова). Он говорит, что получил в 1931 году указание от митрополита Кирилла и Афанасия Сахарова не примыкать ни к митрополиту Сергию, ни к иосифлянам, а на богослужении поминать митрополита Петра как своего епархиального епископа.

Обвинение было предъявлено и Ксении Ивановне Гришановой, “укрывавшей крупного нелегала архимандрита Серафима”. При аресте 6 ноября 1943 года сотрудники органов безопасности обнаружили в подполе дома гроб с телом умершего в 1942 году архимандрита Серафима (Битюкова). В деле сохранились фотографии рослых молодых и жизнерадостных чекистов с папиросками во рту, весело вытаскивающих гроб с телом архимандрита из деревянного дома.

Ксения призналась в том, что 10 лет укрывала у себя архимандрита Серафима. Однако больше от нее ничего не добились. Она утверждала, что чем-либо, кроме молебнов, на нелегальные сборищах церковного подполья с ничем не занимались”[23].

В 1948 году, отбыв ссылку, она была снова арестована в г. Александрове за те же «преступления», за которые была осуждена в 1944 году[24].

К делу московских непоминающих довольно искусственно было подсоединено и дело епископа Василия (Преображенского), с целью представить, что деятельность “подполья” охватила значительную территорию.

Единственным связующим звеном между делами был иеромонах Дамаскин (Жабинский), келейник епископа Афанасия, связанный с епископом Василием.

Епископ Василий был арестован 6 ноября 1944 года.

Поводом для преследования епископа Василия послужили организованные им евангельские кружки. Из постановления на арест. “Преображенский является одним из руководителей антисоветского церковного подполья, существующего на территории гор. Ярославля, Угличского и Тутаевского районов Ярославской области.

Следствие велось жестко, с самообвинениями. Например, в протоколах есть признания такого типа: «Я показал, что меня побудило к активным действиям против установленных советской властью в стране порядков». Ясно, что все показания написаны следо>вателем. Епископ очень болен.

В январе епископ Василий был доставлен в Москву и помещен в больницу Бутырской тюрьмы для лечения.

В конце февраля 1944 года следствие было возобновлено. Допрашивал его следователь Полянский. Епископ Василий показал, что виделся с епископом Афанасием лишь раз, в зырянской ссылке. То, что записывает следователь Полянский, содержит грубые фактические ошибки, так пребывание епископа Афанасия с митрополитом Кириллом в Туруханской ссылке перенесено им с 1930 на 1937 г. Допрос не подписан епископом Василием.

Последний допрос в порядке надзора проводил прокурор главной военной прокуратуры Осипенко, на этом допросе записаны показания о том, что епископ Василий был бы готов признать власть установленного немцами правительства, но священники, с которым он обсуждал это, с ним не согласились. Скорее всего, это вымученные слова, ска>занные под нажимом следователя. Протокол заключенным подписан.

В Постановлении о выделении из дела ряда следственных материалов следователь Гарбузов нашел, что все факты антисоветской деятельности лиц, названных при ведении следствия над епископом Василием, нуждаются в перепроверке.

Особым совещанием при Народном комиссариате Внутренних дел СССР от 1 июля 1944 г. Владыка Афанасий получил 8 лет ИТЛ, о. Петр и о. Иеракс, Н. В. Трапани 5 лет, епископ Василий ссылку в Красноярский край на 5 лет, монахиня Ксения 3 года ссылки. Епископ Василий получил более мягкое наказание, чем остальные подследственные. В 1945 году он скончался в ссылке.

В 1946 году епископ Афанасий, Н. В. Трапани и иеромонах Иеракс — были арестованы в лагерях и местах ссылки и вновь допрошены.

В воспоминаниях Трапани говорилось: “Один наш знакомый, будучи арестован, в страхе наговорил на меня и о. Иеракса много ложного. По мнению следственного отдела, наше дело принимало другой оборот, потому все мы были вызваны из лагеря вновь в тюрьму. Придя в себя, человек этот отказался от своих показаний и, на свое несчастье, получил дополнительный срок за клевету»[25].

Протоколы допросов епископа Афанасия в 1946 году в деле отсутствуют. Трапани и о. Иераксу предлагается рассказать о деятельности, т. н. “подполья” то, что они утаили два года назад. Ни один протокол из содержащих самообвинения и показания о других членах подследственных не подписан обвиняемыми. Однако вместо составленных следователем протоколов Нина Владимировна Трапани написала обширные показания. Она описывает историю своего прихода в храм на Солянке, знакомство с ее духовным отцом иеромонахом Иераксом, другими священниками, отношение людей к войне. По ее словам, они не возлагали никаких надежд на Гитлера как освободителя России от большевиков. По этому вопросу она писала следующее: “Бочаров считал, что это великий бич, это наказание людей за безбожие, говорил, что если люди не покаются, то все погибнут. Поэтому когда стали прибегать к церкви, когда стали совершать церковные молебствия, года церкви переполнились народом, мы решили, что политика правительства меняется и что близок какой-то исход как войны, так и нашего положения.”[26]. Ее показания не содержат ничего, что могло бы скомпрометировать этих людей. Показания перемежаются протоколом, где дается список всех лиц, с которыми Нина Владимировна была связана. Список предваряет вопрос: “Назовите всех лиц, принимающих участие в сборищах вашего антисоветского подполья?” На полях этот вопрос и следующие строки отчеркнуты и стоит помета “Так записывать нельзя” и в другом аналогичный вопрос: “Кто посещал ваши антисоветские сборища в Болшево” и опять отчеркнуто и стоит помета “Так писать нельзя”.

По-видимому Нина Владимировна не согласилась подписывать протоколы и вместо этого написала свои показания, больше носящие характер воспоминаний.

В 1946 году епископ Афанасий был отправлен в Темниковские лагеря, а при образовании Особых лагерей, как переведен как Особо опасный государственный преступник в особый лагерь МВД[27].

Дело “Антисоветское церковное подполье” было одним из последних крупных церковных дел в Москве. Если на протяжении всех истории большевистских гонений и священники, не отошедшие от митрополита Сергия и непоминающие подвергались репрессиям, то здесь, судя по материалам следствия, пошли в лагерь и ссылку люди за то, что не ходили в легальную церковь, что расценивалось как антисоветская позиция. Несмотря на старания следователей, дело не разрослось, и могущественное «подполье» так и осталось в количестве пяти человек, не считая умершего епископа Василия.

Объектом нажима и насилия стало отстаивание Церкви от вмешательства государства, вмешательства политики, и арестованные святители и их чада эту борьбу выдержали. Они доказали, что не только нажим большевистского государства неприемлем для Церкви, но и борьба за свержение его с помощью каких-либо групп или другого государства, напавшего на Россию, совершенно чужда этим людям, ищущим прежде всего Царства Небесного.

Показательны слова о. Петра Шипкова во время допроса: “С тех пор, как я стал священником, я пришел к такому выводу, что церковь должна быть аполитичной и должна жить своей церковной жизнью. На основании этих убеждений я на протяжении ряда лет до моего последнего ареста среди своих знакомых вел разговоры том, что демонстративное поминовение власти вводит вновь чуждую церкви политику с еще большим противоречием, чем это было в дореволюционное время, когда церковь была подчинена государству”[28].

Вместе с тем Православная Церковь Русская в той ее части, которая пошла тесным путем несогласия с Заместителем, даже судя по искривленному зеркалу протоколов, была со всем народом в молитве за обретение веры, за победу над врагом, в смиренном принятии наказания и уповании на прощение, в призыве к покаянию, в несении тягот войны.

В. Я. Василевская в своих воспоминаниях о архимандрите Серафиме (Битюкове) писала: «Батюшка говорил, что война эта не случайно началась в день русских святых и значение ее в истории России будет очень велико». «Ни один христианин такого креста не примет», — говорил он о свастике[29].

Закончить хочу словами из письма дочери С. И. Фуделя М. Желноваковой: “Мы — дети Катакомбной церкви тех лет — Церкви внешне, казалось бы слабой и гонимой, но самом деле сильной и победившей“[30].

* Автор — старший научный сотрудник Отдела Новейшей истории Русской Православной Церкви Православного Свято-Тихоновского Богословского института, кандидат филологических наук. Составитель книги «Молитва всех вас спасет» (М., 2000) о священноисповеднике Афанасии (Сахарове), автор ряда статей в «Богословском сборнике».

** Публикация осуществляется в рамках исследовательского проекта РГНФ 01-01-00-00296а

[1] См.: Емельянов Н. Оценка статистики гонений на Русскую православную Церковь с 1917 по 1952 гг. // Богословский сборник. Вып. 3. М., 1999. С. 258—274.

[2] Недавно стало известно ее монашеское имя — Сусанна (см.: Василевская В. Я. Катакомбы ХХ века. М., 2001. С. 77).

[3] ВРСХД. № 124. С. 287.

[4] См.: Фудель С. И. Собр. соч. в 3 т. Т. 1. М., 2001. С.112.

[5] См.: Молитва всех вас спасет: Материалы к жизнеописанию святителя Афанасия, епископа Ковровского / Сост., предисл. и примеч. О. В. Косик. М., 2000. С. 22.

[6] Возможно, что с некоторыми московскими прихожанами «непоминающих» церквей Владыка Афанасий познакомился благодаря С. И. Фуделю, с которым отбывал зырянскую ссылку. В 1933 (или 1934) году в Москве Владыка отпевал его сестру Лидию.

[7] ЦА ФСБ РФ. Д. № 35561. Т. 1. Л. 1.

[8] Там же. Л. 31.

[9] Там же. С. 36.

[10] Там же.

[11] Молитва всех вас спасет. С. 49.

[12] ЦА ФСБ РФ. Д. № 35561. Т. 1. С. 37.

[13] Там же. С. 37 об.

[14] Там же. С. 41. Меркулов Всеволод Николаевич (1895—1953) нарком госбезопасности ССР в феврале — июле 1941 года и апреле 1943 — мае 1964 года. С 9 марта 1964 года — министр госбезопасности СССР).

[15] Гнедин Е. Выход из лабиринта. М., 1994. С. 49.

[16] Звания в системе наркомата госбезопасности были на две ступени выше, чем в армии.

[17] Молитва всех Вас спасет. С. 65.

[18] ЦА ФСБ РФ. Д. № 35561. Т. 4. Л. 1.

[19] ЦА ФСБ РФ. Д. № 35561. Т.3. Л. 1.

[20] В документах ошибка, о. Иеракс не был иеросхимонахом.

[21] ЦА ФСБ РФ. Д. № 35561. № 5. С. 166. ЦА ФСБ РФ. Д. № 35561.

[22] По-видимому, имеется в виду Лидия Владиславовна Желиховская, духовная дочь протоиерея Владимира Богданова.

[23] ЦА ФСБ РФ. Д. № 35561. Т. 5. Л. 85.

[24] Там же. Т. 6.

[25] Молитва всех вас спасет. С. 68.

[26] ЦА ФСБ РФ. Д. № 35561. Т. 5. Л. 252.

[27] Там же. Т. 5. Л. 317.

[28] Там же. Т. 5. Л. 37.

[29] Катакомбы XX века. C. 107.

[30] Там же. C. 308.