Не столько в России, сколько здесь, заграницей, много говорили об отделении от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергия группы ярославских иерархов, возглавлявшихся правящим старейшим иерархом митрополитом Агафангелом. Там, несмотря на видную в иерархическом мире личность митрополита Агафангела, отделение это не произвело широкого движения. Оно произошло в начале февраля 1928 года, а в мое пребывание в Патриархии (10-17 ноября) уже мало говорили о нем, а заговорили лишь в связи с недавнею смертью примирившегося с Патриаршей Церковью Ярославского Первоиерарха, со дня которой в то время только исполнилось 40 дней. Да и за границей, не будь здесь своей церковной смуты, если бы и говорили об ярославском печальном факте, то только бы с сожалением, и, конечно, подвергнув тщательному разбору самое постановление об отделении. А вследствие здешней церковной распри сторона, осужденная митрополитом Сергием и его Синодом, ставшая в оппозиции ему, естественно, как бы приветствовала ярославский откол, находя в нем себе некоторую поддержку, а другая насторожилась, боясь за свою каноническую позицию. Между тем последней надлежало оценить самое деяние ярославской группы, чтобы показать всю каноническую беспочвенность их греховного дела. Да и за границей уже было замолчали о нем. Но в "Царском Вестнике", издающемся в Белграде (№ 46 от 30 июня) появилось послание будто бы архиепископа Серафима Угличского, бывшего Заместителем Патриаршего Местоблюстителя, без хронологической даты, из Буйничского монастыря г. Могилева, которое вновь несколько подогрело улегшееся было движение. Если даже это послание и подлинно архиепископа Серафима, то оно в России не произвело ни малейшего впечатления, ибо если бы были там живые следы его, то, конечно, здесь знали бы о том и оживленно бы говорили. Поэтому не следовало бы теперь и говорить о нем. Но я остановлюсь на нем в исключительной цели - только уяснения канонической Истины, на которой твердо стоит Патриаршая Церковь.
В своем месте я уже говорил о личной подкладке бывшего ярославского откола, а теперь я хочу подтвердить это тем, что ничего канонически принципиального нет в сем акте об отделении.
Нужно сказать, что помимо личности ярославского Первоиерарха, запечатлевшего свое служение Церкви исповедничеством, и все остальные иерархи ярославской группы - с личными достоинствами и добрыми качествами. Но все это лично хорошее в наше тяжкое время Церкви внутреннее укрепляется подвигом исповедничества, которое, если оно совершается со смирением, очищает любовь к Истине, к Истинной Церкви от всего личного. Уверяли апостолы Христа в своей преданности Ему и готовности умереть за Него, тогда как Сам Спаситель говорил им: "Все вы соблазнитесь в эту ночь, ибо написано: "поражу пастыря и рассеются овцы стада" (Мф. 26, 31). Эта-то ошибочная самоуверенность, лишенная смирения, отдающего сердце в волю Божию, создавала ту неосознаваемую ими душевную почву, с которой сатана "просил, чтобы сеять их, как пшеницу" (Лук. 33, 31) и в меру этой слабости временно рассеял их (Мф. 29, 56). Были ли прочие иерархи этой группы в подвиге исповедничества, я не знаю, но митрополит Иосиф, кажется, старался всячески избегать ответственного положения, с которым чаще всего соединялся этот подвиг. Местоблюститель митрополит Петр в своем послании говорит, что архиепископ Иосиф отказался от Заместительства по той причине, что он "властям неизвестен". Это было, вероятно, в то время, когда митрополит Петр находился в тюрьме. Заместительство его воспринял митрополит Сергий, будучи в Нижнем Новгороде еще не на свободе, а архиепископ Григорий, домогаясь сам стать во главе правления, доносил Местоблюстителю, что Церковь, за невозможностью митрополита Сергия воспринять Заместительство, остается без возглавления. Тогда-то митрополит Петр, можно думать, поверив архиепископу Григорию, обратился к следующим двум кандидатам в Заместители: митрополиту Михаилу Киевскому и архиепископу Иосифу Ростовскому с просьбою принять власть и получил от обоих различно мотивированные отказы. Он "неизвестен властям"? Да ведь путь к знакомству с ними уже определился - тюрьма или ссылка и реже всего ни то, ни другое, как это и было с Угличским архиепископом Серафимом. Ведь не убоялся же митрополит Сергий, находясь еще не на свободе, бороться с архиепископом Григорием за канонические права Заместителя, не будучи уверен, что ему за это не придётся в четвёртый раз знакомиться с властями через тюрьму.
Весьма вероятно, что архиепископу Иосифу и не пришлось бы фактически быть Заместителем митрополита Петра. Нужно было только митрополиту Сергию выяснить все интриги и неправду архиепископа Григория в деле Заместительства, чтобы сама по себе отпала кандидатура на него архиепископа Иосифа. Но от него требовалось в известный момент на Зов Местоблюстителя дать свое согласие, высказать свою готовность на подвиг в тяжелое время для власти вручить себя со смирением воле Божией. Для этого волевого принципа у него не нашлось силы. Он отказался. С этого и началось его падение. Молитвенный постник, добрый иерарх предпочел свой личный покой церковной нужде и не заметил, как враг истинного подвига подстерегал его в саможалении и поймал его в свои сети. У него было и мужество, и духовные Силы, - без них не выступить противником церковной истины, - но он отдал их на служение не истине, а неправде, отдал с энергией, достойной лучшего применения, а защиту своих личных вожделений.
Сам митрополит Иосиф, подписывая постановление Ярославских иерархов об отложении от митрополита Сергия, в своем обращении к петроградской пастве говорил, что он только принял участие в том и своею подписью скрепил гот акт. Но с уверенностью можно сказать, что вдохновителем всего был он сам. В то время, когда в Ярославле составлялось постановление, в Петрограде уже был откол от митрополита Сергия, созданный двумя викариями, сторонниками митрополита Иосифа и, конечно, не без руководства их самих митрополитом Иосифом. Этот уже начавшийся раскол и побудил митрополита Сергия сперва запретить бесчинников в священнодействии, а потом, когда они не образумились, выступить с посланием к петроградской пастве, в котором называл их "ослепленными своею мнимою праведностью, не способными внимать голосу благоразумия, ни указаниям пастырского долга", свидетельствует об увольнении их от викариатств, а паству призывает к повиновению законной канонической власти. Это послание было от 17-30 января 1928 г., а Ярославское постановление от 24 января - 6 февраля 1928 г. Уже отсюда видно, что последнее было не самодовлеющим церковным актом, а ответом на действия митрополита Сергия в отношении петроградских бесчинников, сторонников митрополита Иосифа. Оно стоит в связи с Петроградскою смутою, исключительно вышедшею из личного чувства митрополита Иосифа, что прозрачно отображено в Ярославском постановлении. А когда правда подменяется неправдой, тогда основатели ее, особенно если она касается церковной жизни, во всех своих деяниях почти всегда не только выявляют эту неправду, но сами над собою произносят церковный приговор. Это мы и имеем в официальном акте ярославских иерархов об отделении от митрополита Сергия.
Митрополит Иосиф в обращении к Петроградской пастве пишет: "Архипастыри ярославской церковной области (? - наш вопрос)... особым актом объявили о своем отделении от митрополита Сергия и самостоятельном от него управлении вверенными им от Бога паствами. Акт, подписанный 24 января 1929 года, настолько вызывается обстоятельствами времени и настроением верующих масс народа и настолько обстоятельно обосновывает означенное отделение, что и я, проживающий в Ярославской церковной области, принял в нем участие и скрепил своею подписью" (Ц. В. 1928, № 7-8).
Посмотрим, обстоятельно ли обоснован акт этого отделения.
"Хотя ни церковные каноны, ни практика Кафолической Церкви Православной, ни постановления Всероссийского Церковного Собора 1917-1918 гг. далеко не оправдывают Вашего стояния у кормила высшего церковного управления нашею отечественною Церковью, мы, нижеподписавшиеся епископы ярославской церковной области, ради блага и мира церковного считали долгом своей совести быть в единении с Вами и иерархическом Вам подчинении. Мы ободряли и утешали себя молитвенным упованием, что Вы, с Божией помощью и при содействии мудрейших и авторитетнейших из собратий наших во Христе - епископов, охраните Церковный Корабль от грозящих ему со всех сторон, в переживаемое нам трудное для Церкви Христовой время опасностей и приведете его неповрежденным к спасительной пристани - Собору, который уврачует живое и жизнеспособное тело церковное от постигающих его, по попущению Промысла Божия, недугов и восстановит надлежащий канонический порядок церковной жизни и управления.
Заветные чаяния и надежды наши не сбылись. Мало того, мы видим и убеждаемся, что Ваша деятельность по управлению Церковью чем дальше, тем в большей степени вызывает недовольство и осуждение со стороны многих представителей православного епископата, смущение, осуждение и ропот в среде клира и широких кругов мирян.
Сознавая всю незаконность своего единоличного управления Церковью, - управления никаким соборным актом не санкционированного. Вы организуете при себе "Патриарший Синод". Но ни порядок организации этого Синода, Вами единолично учрежденного и от Вас получающего свои полномочия, ни личный состав его из людей случайных, доверием епископата не пользующихся, в значительной части проявивших далее неустойчивость своих православно-церковных убеждений (отпадение в обновленчество и (один) в беглопоповство), не могут быть квалифицированы иначе, как только явления определенно противоканонические".
Эта первая половина обвинительного против митрополита Сергия акта принципиального характера, не имеющая никакой зависящей связи с обращением последнего от 16-29, VII 1927 г. Ясно, что с точки зрения ярославских иерархов митрополит Сергий - неканонический глава Патриаршей Церкви, самочинник. Самочинна и Церковь, признающая его своим фактическим высшим руководителем. В полном каноническом пребывании находились ярославские иерархи.
А какие же церковные каноны или какая церковная практика или постановления Всероссийского Собора дозволяли этим иерархам, образующим Истинную Церковь, быть не только в единении, но и подчинении возглавителю церковного раскола, митрополиту Сергию? Разве они не знали, что истинная Церковь, согласно свв. канонов и Вселенской практике, всегда церковных раздорников с их паствами считала вне себя, вне благодати и не имела с ними никакого общения? Разве Патриарх Тихон и Местоблюститель митрополит Петр, именами которых лицемерно прикрываются эти иерархи, входили в общение с откольными от Церкви иерархами? Ведь Святейший Тихон анафематствовал живоцерковников и из них вышедших обновленческих иерархов и объявил их в своем послании безблагодатными. А митрополит Петр, узнав от митрополита Сергия, что родственный по духу этим ярославским иерархам архиепископ Григорий за церковные бесчиния им запрещен, когда этот явился к нему в тюрьму, не приняв его, назвал бесчинником и объявил его находящимся вне церковного общения. Разве им не было известно из свв. канонов, что входящие в единение с церковными раздорниками сами через то приобщаются их раздору и подлежат церковному суду?
Если митрополит Сергий - неканонический возглавитель Церкви, то как же мог принять от него заместительство архиепископ Серафим и считать себя каноническим, подписываясь во всех своих актах - "бывший Заместитель Патриаршего Местоблюстителя"? Правда, в последнем своем послании из Буйничского монастыря он говорит, что он принял заместительство от архиепископа Иосифа (Иосиф тогда не был митрополитом). Но архиепископ Иосиф ни разу не был фактическим Заместителем: иначе он подписал бы Ярославский акт об отделении как бывший Заместитель, как об этом свидетельствовал в своей подписи деяния архиепископ Серафим: он подписался - "третий из указанных Патриаршим Местоблюстителем Заместитель", хотя он, как я говорил выше, и тогда отказался от восприятия связанной с этим званием власти. А если архиепископ Иосиф отказался вторично от власти Заместителя, то как же он ее мог передать архиепископу Серафиму? Правильнее можно полагать, что архиепископ Серафим получил заместительство не от архиепископа Иосифа, а от предшественника своего, митрополита Сергия, который, отправляясь в четвертый раз в тюрьму, пользуясь правом Всероссийского Собора, передал свое заместительство трем намеченным им кандидатам. Пусть даже среди этих кандидатов не было мало кому известного архиепископа Серафима, викария Ярославской епархии, но сам-то архиепископ Серафим, чтобы не поставить под сомнение каноничность своего заместительства, должен считать себя преемником митрополита Сергия, ибо в Церкви он первый, после всаждения митрополита Сергия в тюрьму, заявил себя заместителем. Впрочем, для существа дела неважно то, получил ли архиепископ Серафим заместительство непосредственно от митрополита Сергия, или через какое-то посредство. В принципе на заместительство дано право Всероссийским Московским Собором, которым, как каноническим, устанавливая преемственность единоличного церковного главенства, пользовались Патриарх Тихон, Местоблюститель митрополит Петр и митрополит Сергий, получивший это право от последнего. Сказать, что какой-то Заместитель после митрополита Сергия получил в принципе преемство не от него, а иного источника, это значит объявить перерыв канонической преемственности и установить самочинную власть. Не думаю, чтобы такой правильный вывод был приемлем для архиепископа Серафима.
Может быть, ярославские иерархи называют неканоническим стояние у власти митрополита Сергия по выходе его из последнего темничного заключения? Об этом как будто свидетельствует архиепископ Серафим в своем личном обращении к митрополиту Сергию: "До слез больно сознавать, что Вы, так мудро и твердо державший знамя Православия в первый период своего заместительства, теперь свернули с прямого пути и пошли по дороге компромиссов, противных Истине... С какой радостью я передавал Вам свои права заместительства, веря, что Ваша мудрость и опытность будут содействовать Вам в управлении Церковью" (Церковные Ведомости 1928 г., № 5-6 без даты).
С этим как-то мало согласуется высказываемое архиепископом Серафимом в этом же обращении и повторенное в "послании" сожаление о том, что он "поспешно" безоговорочно передал ему права заместительства. Следовало бы сказать не о передаче, а о возвращении митрополиту Сергию прав заместительства по принадлежности, полученных им от Местоблюстителя митрополита Петра. А в таком случае о какой поспешности или оговорке можно здесь говорить? Пусть это будет формальная сторона. Но и по существу дела о них нельзя было и думать архиепископу Серафиму. Если митрополит Сергий до тюремного заключения твердо держал знамя Православия, то ведь тюрьма явилась только лучшим подвигом исповедания этой твердости. Какие же оговорки мог предъявить к исповеднику истины временный его Заместитель? Можно ли допустить, чтобы митрополит Агафангел, которому Патриарх временно передал свое заместительство, по выходе Патриарха из темницы при возвращении ему власти стал предъявлять ему какие-то "оговорки", или митрополит Сергий митрополиту Петру, когда тот прибыл бы из ссылки? Наоборот, митрополит Сергий мог потребовать некоторого ответа у архиепископа Серафима за время пребывания его у власти. Вероятно, это сожаление о "безоговорочной передаче" заместительства у архиепископа Серафима появилось уже спустя полгода, когда назревала у ярославских иерархов мысль об отделении от митрополита Сергия. Впрочем, это не столь важно; вся суть в том, какие же деяния усмотрели ярославские иерархи за Заместителем митрополитом Сергием, за которые "ни церковные каноны, ни практика Кафолической Церкви Православной, ни постановления Всероссийского Церковного Собор 1917 и 1918 гг. далеко не оправдывают его стояния к кормила высшего церковного управления..."?
1) Они ожидали, что митрополит Сергий церковный корабль охранит и приведет к Собору для врачевания Церкви. Но если в том вина митрополита Сергия, то нужно уже большую вину за то возложить на Святейшего Патриарха, который в послании говорил о созыве Собора, но не созвал его, хотя по выходе из темницы он управлял Церковью около двух лет, тогда как митрополит Сергий до отделения от него ярославских иерархов, по освобождении из тюрьмы, стоял у кормила правления только полгода.
К тому же немаловажный вопрос: благовременно ли при существующих условиях в России созывать Собор, если бы даже власти дали разрешение на то?
2) Митрополит Сергий, как единоличный управитель Церкви, - не законный, ибо единоличное управление никаким соборным актом не санкционировано.
Да, митрополит Сергий в существе - единоличный правитель Церкви; Патриарший Синод - только при нём; с уходом его от заместительства Синод прекращает свое существование.
А разве ярославские иерархи забыли, что Всероссийский Московский Собор, предвидя возможность не только прикрытия большевиками Священного Синода и Церковного Совета, выбранных Собором, но лишения свободы, даже и жизни. Патриарха, дал последнему полномочие назначать себе Заместителей и Местоблюстителей, умалчивая, конечно, о правильно избираемых при них Синоде и Церковном Совете, как деле немыслимом? Разве это полномочие не есть соборная санкция на единоличное управление Церковью, вызванное беспримерно-исключительными условиями существования Церкви при враждебно относившейся к Ней власти? Не по силе ли этой санкции единолично управлял Церковью Святейший Патриарх и Местоблюститель митрополит Петр? А архиепископ Серафим в пору своего заместительства, разве он управлял Церковью при существовании при нем указанных Московским Собором 1917-1918 гг. церковных учреждений, избранных Собором? Разве он не более единолично управлял, чем митрополит Сергий, при котором все же есть Патриарший Синод. А в послании своем из Буйничского монастыря архиепископ Серафим, "единомысленный" с митрополитом Иосифом, как бывший Заместитель, и потому без всякого права призывающий архипастырей, пастырей и мирян к развалу Патриаршей Церкви, рекомендуя им в нужных делах обращаться к митрополиту Иосифу, находящемуся "в ссыльном положении", очевидно мысля его как Главу Церкви - не утверждает ли этим единоличия в управлении, которое сам же отрицал в "Ярославском деянии"? Разве митрополит Иосиф "в ссыльном положении" имеет при себе правильно избранный Собором Синод? Притом нужно было бы ему знать, что Собор не давал права Главе Церкви управлять Ею из темницы. Поэтому ни Патриарх, ни митрополит Агафангел, ни Заместитель его митрополит Сергий не управляли Церковью, когда были в заключениях. Уже по одному этому призыв тот митрополита Серафима, не говоря уже о том, что он идёт от откола от Церкви, есть само по себе церковное бесчиние, не находящее себе ни малейшего оправдания в деятельности тех Первосвятителей, именами которых прикрываются ярославские иерархи.
Не признавать каноничности в единоличии управления митрополита Сергия - не значит ли считать таковыми же и деятельность в этой церковной области Святейшего Патриарха, Местоблюстителя и даже волю Всероссийского Собора, давшего на то свою санкцию, а себя ставить в безвыходное contradicio in adjecto? Всероссийский Собор, движимый в свою меру Духом Святым, давая указанную санкцию, имел в виду при вероятной невозможности удержаться всему организованному им церковному управлению сохранить хотя реализованною идею единоличного возглавления Церкви, а при благоприятных условиях вновь преемственно чрез эту единоличную власть раскрыть ее в полноте учрежденных им церковных органов. Отрицать каноничность этой воплощенной в Первоиерархе идеи, значит не только не возвращать Церковь к прежнему коллегиальному церковному строю, - он отменен Всероссийским Собором, - но ввергать Церковь в анархию. Но Пастыреначальник Христос, силою Духа Святого, явно отметает все бесчинные поползновения и хранит Свою церковь в каноническом строе.
3) Митрополит Сергий организовал при себе в порядке "Положения" "Патриарший Синод", лично учрежденный и от него получающий свои полномочия, что "иначе не может быть квалифицировано, как только явление определенно противоканоническое".
Дело, конечно, не в наименовании митрополитом Сергием соправительного учреждения "Патриаршим Синодом", каковое название ярославскими иерархами взято в кавычки, хотя и самое название имеет свой глубокий смысл, а в самом учреждении. А разве Поместный Собор, давая свою санкцию на единоличное управление, выражал свою волю на то, чтобы это последнее исключительно и во всех смыслах проявлялось только одним лицом, и воспрещал Первоиерарху, если то возможно, приглашать к соуправлению полноправных иерархов, давая от себя им полномочия, и в них выражать свое свободное самоограничение, идею которого всегда имел в виду Всероссийский Собор, учреждая Патриаршество? Ведь, по соборному положению о Патриаршестве, Патриарх - первый старейший собрат между иерархами Церкви. Если по этому положению абсолютизм единоличия ограничивался избираемыми Собором Священным Синодом и Церковным Советом, с каноническим значением которых Патриарх volens nolens должен считаться, то при созданных революциею условиях церковной жизни "собратство" Первоиерарха, как идея ограничения, находит свое высокое выражение в свободном самоограничении, проявляемом в организации соправительствующего с известными полномочиями органа. Не говоря о вполне понятной естественности, уже в силу этой идеи самоограничения, implicite вложенной в статут о Патриаршестве, Святейший Патриарх Тихон, по выходе из тюрьмы имел при себе соуправление, в котором были митрополиты и архиепископы, кажется, называвшееся "Церковным Советом". Такое название было вполне приличествующим соуправительственному органу при Патриархе. Когда Патриарх есть налицо, то, понятно, нормальным во всех отношениях по Положению при нем должен быть "Священный Синод". Это название, с которым связывается известная идея Собора, думаю, неудобно было бы приложить к организованному самим Патриархом, в силу независимых от него обстоятельств, в соправление церковному учреждению, в которое вкладывалась та же, но несколько утонченная идея. В данном случае учреждению, созданному при себе Патриархом, в котором, в силу соборной санкции, сосредоточилась полнота канонической власти, вполне подходило именоваться Церковным Советом, что каждому, осмысливающему знамения времени, напоминало бы о ненормальном с внешней стороны положении Церкви. Кто же упрекал Патриарха в том, что он, имея при себе этот орган, действовал "противоканонично"?
Точно не знаю, были ли соправители у Местоблюстителя митрополита Петра. Думаю, что остались те же, что и при Патриархе, если только они уцелели от ссылки и всаждения в тюрьмы. Но несомненно, что митрополит Петр в принципе допускал существование при Первоиерархе такого органа и не считал его "противоканоническим". Известно, что он даже условно благословил учреждение церковно-административной коллегии (григорианской) с правами, равными себе, что было немалою ошибкою, сделанною им в тюрьме, где он, находясь в болезненном состоянии, естественно, не мог серьезно вдумываться в существо дела, будучи всецело поглощен одною мыслию - не допускать до анархии Русскую Церковь. От осуществления этой ошибки его оградил митрополит Сергий. Он же, чтобы не допустить подобной ошибки со стороны Местоблюстителя и впредь, до правильного и легального существования Церкви, предложил ему проект учредить при себе Синод, с присвоением более приличествующего церковного названия "Патриарший" (в отличие от обновленческого) Священный Синод, и быть его председателем, а если это не всегда возможно, назначить по председательствованию временного заместителя себе. Митрополит Петр не находил в этом проекте ничего противоканонического, и если не воспользовался им, то вернее всего потому, что из этой же переписки с ним митрополита Сергия он узнал все бесчинные интриги архиепископа Григория, а также и то, что митрополит Сергий воспринял врученное им ему заместительство и скоро получил гражданскую свободу для церковной деятельности.
Об этом прекрасно знали ярославские иерархи, но в нужное время забыли или не придали ему значения. Обычно, когда греховная мысль овладевает человеком, то она устраняет из сознания почти все, что может противостоять ей. А между тем Заместитель, митрополит Сергий, как раз осуществил то, о чем говорил в проекте митрополиту Петру, только в масштабе, совпадающем с нормою, что ему не трудно было сделать, получив легализацию Патриаршей Церкви. Он и создал под своим председательствованием Синод из 12 полноправных, правящих епархиями, частями Русской Церкви, иерархов и назвал его "Патриарший Священный Синод". Наименование Синода "Патриаршим" не только было видным отличием его от обновленческого, но и имело и другой, более глубокий, отвечавший моменту жизни Церкви смысл. Если при жизни Патриарха соуправительному церковному органу не подходило название "Патриаршего" Синода, то теперь, когда трон патриарший временно вдовствует, преемникам только патриарших полномочий, но не самого великого титула, надлежало всячески сохранять в себе живую идею Патриаршества и удерживать, даже углубляя ее в сознании церковного народа. А это могло делать и делает слово "Патриарший", применяемое и к титулу Местоблюстителя и его Заместителя, к Синоду и ко всем исходящим от него деяниям.
И если Ярославские иерархи, слово "Патриарший Синод" взяв в кавычки, тем хотели подчеркнуть противоканоничность его, то в действительности они проявили только не всестороннее осознание всей сущности дела: Патриарший Священный Синод есть Высшее Церковное учреждение, продолжающее церковную практику, начатую Святейшим Патриархом, вполне отвечающую духу воли Всероссийского Московского Собора и своим наименованием наилучше отвечающее современному состоянию и потребностям нашей Церкви. После сего порочить Заместителя, митрополита Сергия, как противоканонического церковного деятеля за то, что он организовал при себе Патриарший Священный Синод не в порядке, указанном "Положением", не избранием полного Церковного Собора, не значит ли порочить церковные труды исповедников Святейшего Патриарха Тихона, Местоблюстителя и волю Всероссийского Собора, а отсюда и всю Церковь, Которую те исповедники, а также и митрополит Сергий, внимая воле Собора, всемерно, в чистоте совести, старались и стараются оградить от внутренних, грозящих анархией потрясений?
4) Митрополит Сергий составил Синод "из людей случайных, доверием епископата не пользующихся, в значительной части проявивших неустойчивость своих православно-церковных убеждений (отпадение в обновленчество и (одного) в раскол беглопоповства"...
Насколько, мне известно, члены Патриаршего Синода - все правящие епархиями иерархи. Если им вручены Церковью для управления части церковного тела, а ведь всем известна практика, по которой прежде, чем быть правящим, нужно немало времени быть викарием, то разве можно назвать их случайными людьми? Все они, разве за исключением двух, на которых намекали ярославские иерархи, были твердыми в Православии, а некоторые из них засвидетельствовали свою твердость в нем подвигом сидения за него в тюрьмах. Что же еще нужно от иерарха, чтобы пользоваться доверием епископата?
Лично мне и раньше, до поездки в Патриархию, по газетным сообщениям было известно, что член Синода, когда он еще был викарием в Петрограде, а потом временно Управляющий Петроградскою епархией архиепископ Алексий, ныне Хутынский, впал в обновленчество. Слышал я также и о том, что кто-то из состава Синода был в беглопоповстве, но кто именно, я и не спросил в Патриархии. Да и важны ли лица? В данном случае важен факт присутствия в Синоде двух, бывших некогда вне спасающей Церкви, проявивших в свое время греховное малодушие, иерархов.
Об архиепископе Алексии мне известно, о чем мне говорил и митрополит Сергий, что действительно он впал в обновленчество, именно, когда оно еще только появилось; но был недолго в нем, скоро осознал свою ошибку и, управляя Петроградской епархией, потом так круто повернул вправо, а такую решительную оппозицию стал обновленчеству, что последнее постаралось отправить его в ссылку в Сибирь, где он, заглаживая свою бывшую ошибку, пробыл 3 года, и о жизни своей в ссылке в разговоре со мною он вспоминал с большим благодушием, как о некотором, скажу от себя, церковном подвиге, ибо он оставил там немало духовного добра тем, среди которых жил, просвещая их христианским учением. И другой иерарх, быть может, бывший в беглопоповстве и не иерархом - не знаю, - несомненно, возвращаясь в спасительную Церковь, принес надлежащее покаяние. Разве глубокое покаяние и подвиги не изглаживают прошлые ошибки и не просветляют лики некогда падших? Разве падение апостола Петра и восстановление его в апостольстве Христом как-либо помрачило лик апостольский, как Апостолов Христовых? А ведь он так превознесен Христом, что между ним и апостолом Павлом, Христос как бы поделил для проповеди всю вселенную: Петру среди обрезанных, а Павлу среди необрезанных (Гал. 2, 7-8).
Если Ярославскими иерархами забыто это по времени отдаленное, но по существу и своей благодатной яркости долженствующее всегда быть близким к нашему сознанию церковное событие, то не надлежало бы им забывать совсем к нам близкого и имеющего непосредственное отношение к некоторым из этих иерархов факта. Заместитель, митрополит Сергий, тоже был когда-то в живоцерковничестве. А через глубокое, по своей силе напоминавшее практику первенствующей Церкви покаяние. Святейший Патриарх его, оставившего все, кроме положения простого послушника, облек опять в достоинство Митрополита, со всеми прежними отличиями, и Местоблюститель, митрополит Петр вверил ему свое заместительство. А ведь от этого Первоиерарха, Председателя Патриаршего Священного Синода, получили хиротонию - епископ Ростовский Евгений, заместительство - архиепископ Серафим, Петроградскую епархию и титул митрополита - архиепископ Иосиф. Надлежало бы им, прежде чем составлять и подписывать свое постановление о противоканоничности церковных действий митрополита Сергия, вывести из указанных фактов неизбежные и всякому понятные выводы.
Настолько несерьезна, неосновательна, без содержания принципиальная половина обвинительного "деяния" против Заместителя, митрополита Сергия и его Синода.
Во второй половине Ярославского акта указываются "противоканонические" деяния митрополита Сергия и при нем Патриаршего Синода как естественные следствия его неканонического стояния у церковного кормила.
1) "В своем, обращении к чадам Православной Церкви, от 29, VII. 1927 года Вы в категорической форме объявляете такую программу Вашей будущей деятельности, осуществление которой неминуемо принесло бы Церкви новые бедствия и усугубило бы обдержащие Ее недуги и страдания. По Вашей программе, начало духовное и божественное в домостроительстве церковном всецело подчиняется началу мирскому и земному, во главе полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры и христианского благочестия, а никому и ничему не нужное угодничество "внешним" не оставляющее места для важнейшего условия устроения внутренней церковной жизни по заветам Христа и Евангелия, - свободы, дарованной Церкви Ее небесным Основателем, присущей самой природе Ее (Церкви)".
Как будто составители этих строк, имели в своих руках другое обращение митрополита Сергия от 16-29 VII, чем какое мы читали за границей и какое я получил в Патриархии. Где же там не только речь, но даже и намеки на подчинение небесного, Божественного начала земному, мирскому началу? Разве митрополит Сергий извещает в нем Церковь, что ради получения легального ее существования он согласился принимать распоряжения советской власти, касающиеся области православной веры, - на Отмену, или изменения догматов, свв. Таинств, на запрет проповедовать Слово Божие, на замену в проповедях вечной жизни временною, призывая в них православных к замене доброй христианской жизни строем жизни, близким к безбожно-развратному коммунистическому, что в общем составляет на земле Божественное начало? Или он дал обещание той власти на отступление Церкви от канонов, от освященных церковными веками различий праздничных дней от будних, на отмену свв. постов, старого для церковного обихода стиля, что организовывало и организует внешний строй церковной жизни? Ничего подобного там нет. Послание митрополита Сергия от 16-29 VII по своему содержанию не есть обычное обращение к чадам Церкви с увещанием быть твердыми в вере и лучшими в жизни, а оповещение Церкви, что советскою властию дано Патриаршей Церкви право на легальное существование вместо доселе гонительного, при условии лояльного отношения Церкви к гражданской власти, впрочем, без ручательства за всех мирян, - ибо оно по существу невозможно и было бы пустым словом, а с обещанием лояльности прежде всего со стороны представителей Патриархии - себя и Синода, а потом с выражением твердой надежды, что и все представители Церкви последуют этому призыву ради устроения церковной жизни на канонических началах и будут к тому располагать верных Церкви чад. Вот самое яркое место послания, много смутившее наше заграницу: "Приступив с благословения Божия, к нашей синодальной работе 2, мы ясно сознаем величину задачи, предстоящей как нам, так и вообще представителям Церкви. Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники Ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи... Изменилось лишь отношение к власти, а вера и православно-христианская жизнь остаются незыблемыми". Говоря о важной для себя задаче приготовления к созыву Собора и самого созыва его, митрополит Сергий выражает "твердое убеждение, что наш будущий Собор - своим соборным разумом и голосом даст окончательное одобрение к предпринятому (им) делу установления правильных отношений нашей Церкви к Советскому правительству".
После этого можно ли говорить о попрании намеченною в обращении 16-29, VII, программою церковной деятельности высшей христианской свободы, дарованной Христом Церкви, которою пользовались гонимые христиане первенствующей Церкви, храня в себе Божественное учение, как путь к вечной жизни, не имея права на организацию внешней своей жизни? Митрополит Сергий заявляет, что при сохранении православия во всем Его объеме, с получением для Церкви легализации. Она, с учреждением Патриаршего Синода, имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление: "мы надеемся, говорит он, что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление: епархиальное, уездное и т. д.", об осуществлении чего он уже уведомляет Церковь в другом послании от 18-31, XII. 1927 г. Устроение церковной жизни на канонах не есть ли выявление церковной свободы в канонической ее области? Да и можно ли упрекать митрополита Сергия в попрании в каком-либо смысле церковной свободы, когда он всемерно стремился и стремится быть в ней и защищать ее? Не во имя ли этой свободы, чтобы жить в ней, он всецерковно сбросил с себя узы живоцерковничества, снял с себя все величие сана и в образе кающегося послушника припал к ногам Первосвятителя, чтобы, получив прощение и будучи воспринят в свободу тогда еще гонимой Церкви, остаться навсегда верным этой свободе? Не он ли единственно защищал ее в борьбе с архиепископом Григорием и в переписке с Местоблюстителем, когда еще не пользовался сам гражданскою свободою, не будучи убеждён, что этою борьбою он не отягчит свою неволю? Ведь он не только укорил, но, сославшись на святой канон Церкви, пригрозил архиепископу Григорию большим прещением Церкви за то, что тот покусился поколебать церковную свободу, обратившись к "внешним" властям за получением регистрации самочинно созданного им В.Ц.У., для управления Церковью без ведома и согласия этой Церкви и Ее иерархии. Он выяснил митрополиту Петру, согласившемуся было на учреждение Коллегии, как выразительницы его полномочий по управлению Церковью, что "Коллегия" есть символ отказа Церкви от своей свободы, которую отнял у Нее Петр I, учредив коллегию вместо Патриарха, но которую с Божиею помощью восстановил Всероссийский Московский Собор, так что создаваемою им Коллегией колеблется весь церковный строй, возобновленный нашим Собором.
Он больше, чем кто другой, всемерно оберегает единоличное возглавление Церкви, а при существующих условиях и сосредоточение в нем всей высшей церковной власти, с которым связана свобода Церкви. В ограждение именно этой свободы он не дал созданному им Патриаршему Синоду прав, могущих заменить единоличие власти, с которым Синод являлся бы тою же "Коллегией", а назвал его "Патриаршим"; этим он хочет охранять и поддерживать в сознании народа идею восстановленного Патриаршества, с которым соединена свобода Церкви. Я не знаю фактов, в которых бы проявилось сознательное подчинение им "внешним" не только Божественного начала, по существу не могущего никогда и никому быть подчиненным и всегда стоящего не только вне всякого подчинения, но и выше всякой тварной свободы (Исаии, 55, 8-10), но не знаю, чтобы это подчинение выявлялось даже в актах устроения внешней церковной жизни. Конечно, "внешние" могут стеснять внешние выявления, акты этой свободы в деятельности митрополита Сергия, это их дело; но это нисколько не говорит о том, чтобы в этих актах сознательно подчинялась Первоиерархом "внешним" церковная свобода. Если бы во внешних актах деятельности Первоиерархом выражалась внутренняя ломка свободной его церковной воли, церковных убеждений под насилием "внешних", - тогда так; а ведь в предполагаемых случаях не ломалась бы внешней силой свобода Церкви, а задерживалась бы ею, и только. Ведь во имя-то сохранения этой церковной свободы и идут иерархи в тюрьмы и ссылки, не меняя ее на внешнюю свободу. Просто становится обидным не за митрополита Сергия, а за ярославских иерархов, которые, ссылаясь на послание 16-29 VII, в котором нет никаких оснований к тому, возводят на Первоиерарха тяжкую вину порабощения "внешним" Божественного начала и величайшего блага церковной свободы.
И для чего это? Неужели во имя Истины Христовой?
2) Посмотрим далее, какая истина возвещается творцами Ярославского акта и какова свобода ее?
"Чадам Церкви и прежде всего, конечно, епископату Вы вменяете в обязанность лояльное отношение к гражданской власти. Мы приветствуем это требование и свидетельствуем, что мы всегда были, есть и будем честными и добросовестными гражданами нашей родной страны; но это, полагаем, не имеет ничего общего с навязываемым вами политиканством и заигрыванием и не обязывает чад Церкви к добровольному отказу от прав свободного устроения внутренней религиозной жизни церковного общества, которые даны ему самою гражданскою пластик (избрание общинами верующих духовных руководителей себе)".
Не прибавляй они последних слов о даровании советской властию "чадам Церкви" "права свободного устроения внутренне религиозной жизни церковного общества" в выборе себе духовных руководителей, еще можно было бы читать те строки с доверием к искренности составителей их. Тут изнутри смотрит и страх, страх естественный пред дателями церковных прав, и тонкое, но большее политиканство, чем то, если бы кто-либо хотел найти таковое в послании митрополита Сергия. Об этом я не буду говорить, ибо не в этом дело. Но неужели эти иерархи, выражая не совсем прикрытую своеобразною формою благодарность за права свободы, не сознавали того, что эти права - лукавый прием для разрушения истинной свободы Церкви. Ведь давая это право малым религиозным организациям до автономных размеров, советская власть всемерно старалась уничтожить канонический центр Церкви: взяла в тюрьму Патриарха, сослала в Сибирь его Заместителя, митрополита Агафангела, сослала туда же Местоблюстителя митрополита Петра, сперва подорвав его силы содержанием в тюрьмах. Если советские деятели действовали в развале церковном по политическому Опыту, то вам-то нужно было бы помнить слова Христовы: "Поражу пастыря, и рассеются овцы стада". По 34 апостольскому правилу церковное единомыслие достигается тем, когда епископы народа знают своего первого епископа и почитают его, как главу, и не делают ничего превышающего их власть без его рассуждения, равно как и первый ничего не делает без рассуждения всех, и тогда "прославится Бог о Господе во Св. Духе, Отец, Сын и Дух Святый". В том же единомыслии и заключается источник и проявление истинной свободы Церкви. Богоборная власть, инстинктивно чувствуя, в чем сила Христовой Церкви, сделала сильнейший удар по видимому носителю церковной свободы, Первоиерарху, главе иерархов, лишив его легальной возможности проявлять свои права; и, давая указанные права религиозным общинам, она наилучшим образом содействовала греховной свободе в развале Церкви: пошли каждый по пути, по какому хотел. Хорошая свобода! А живоцерковники и обновленцы, надевши узы рабства, имея у себя свои центры, потоком устремились по всем направлениям обезглавленной нашей Церкви и соблазнили многих иерархов, не говоря о священниках и мирянах, и вот-вот надеялись господствовать над наследием Божиим. Если ярославские иерархи за этим церковным кошмаром забыли, что обеспечивает церковную свободу и что ее губит, то достаточно было бы посмотреть им на политическое состояние России, которая, при дарованной самостоятельности всякой иноверческой группочке, замененная бесчисленным множеством взаимно враждующих особностей, обратилась в ничто, чтобы уразуметь, сколько зла причинило Русской Церкви то, по существу, хорошее право, но, при отсутствии канонического центра и главы Церкви, постепенно приучавшее к обособленной жизни периферий от центра, убившее в сознании святую тягу к церковному единомыслию, породившее столько бесчинных автокефалий и удерживавшее в развале церковную жизнь.
"Господь возложил на нас великое и чрезвычайно ответственное дело править кораблем нашей Церкви в такое время, - говорит в своем послании митрополит Сергий от 16(29)[ошибка: 18(31) декабря] декабря 1927 года, - когда расстройство церковных дел дошло, казалось, до последнего предела, и церковный корабль наш не имел управления. Центр, если о нем можно было говорить, скажу от себя, был мало осведомлен о жизни епархий, а епархии - часто лишь по слухам знали о центре. Были епархии и даже приходы, которые, блуждая как бы ощупью среди неосведомленности, жили отдельною жизнию и часто не знали, за кем идти, чтобы сохранить Православие. Какая благоприятная почва для всяких басен, намеренных обманов и пагубных заблуждений, самое обширное поле для всяких самочиний. Можем не обинуясь исповедать, что только сознание служебного долга пред святою Церковью не позволило нам уклониться, подобно другим, от выпавшего на нашу долю столь тяжкого жребия. И только вера во всесильную помощь Божию и надежда, что Небесный Пастыреначальник в трудную минуту "не оставит нас сирых", поддержала и поддерживает нашу решимость нести наш Крест до конца. Вот каковы плоды данного советскою властию права на свободное устроение церковной жизни".
И вот когда, Божией милостию, по получении легализации Церкви создан канонический центр с единоличным каноническим возглавлением, когда нужно бы всем иерархам потрясенной Патриаршей Церкви с светлыми надеждами устремлять туда свой пристальный взор с готовностью не только слушать, но и исполнять его распоряжения, клонящиеся к единственной святой цели восстановления Церкви, как бы иногда в редких случаях ни были больны для греховного самолюбия эти распоряжения, ярославские иерархи выступают с оппозицией во имя того права греховной свободы, напоминая о нем мало сознающей сущность дела народной массе, заранее как бы одобряя твердое отстаивание ими этого права: оставляют путь истинной церковной свободы и отдаются в рабство греховному произволу. Такое стремление к пользованию дарованным советскою властию древом невольно приходится уподобить тому библейскому факту, когда евреи, освобожденные от египетского рабства, стесненные некоторыми лишениями в пустыне, решительно выражали желание возвратиться к покинутому рабству, лишь бы иметь у себя котлы, которых не было в пустыне, хотя эта пустыня была богата Божиими чудесами.
Скажут, что такую свободу дал Церкви еще не отмененным по содержанию своим посланием июля месяца 1922 года митрополит Агафангел как заместитель Патриарха, за которым последовала его ссылка, к чему и призывает всех архипастырей, пастырей и мирян в своем послании теперь Угличский архиепископ Серафим. Да, это верно; он дал такую свободу. Но нужно бы спросить у самого почтеннейшего иерарха митрополита Агафангела: как он, строгий ревнитель церковного порядка, сам смотрел на даваемую им Церкви ту свободу. Зная его, едва ли ошибусь, если скажу, что этому вынужденному церковным горем посланию предшествовал поистине "Иеремиин плач", охвативший все существо любившего Церковь иерарха, когда уже в духовные окна Русской Церкви смотрело церковное потрясение и нужно было избрать меньшее зло, которое тогда представлялось некоторым благом, чтобы как-либо спасти Церковь от окончательного развала. Но нужно помнить, что наименьшее зло - есть все-таки зло.
По каким же конкретным поводам ярославские иерархи стали в греховную оппозицию к каноническому Первоиерарху, митрополиту Сергию?
"На место возвещенной Христом внутренней церковной свободы. Вами широко применяется административный произвол, от которого много терпела Церковь и раньше. По личному своему усмотрению Вы практикуете бесцельное, ничем не оправдываемое перемещение епископов, часто вопреки желанию их самих и их паствы, назначаете викариев без ведома епархиальных архиереев, запрещаете неугодных Вам епископов в священнослужении и т. д.".
Конкретизация обобщенных указаний якобы неканонических деяний митрополита Сергия, вероятнее всего, имела место только в Ярославской и Петроградской епархиях в связи с назначением архиепископа Иосифа Петроградским митрополитом, ибо действия митрополита Сергия и Синода в этой области в отношении других епархий, за отсутствием специального осведомительного о них органа, едва ли были известны ярославским иерархам. Эти факты: назначение митрополитом Сергием и Синодом Иосифа, архиепископа Ростовского на вдовствовавшую с мученической смерти митрополита Вениамина Петроградскую кафедру с возведением в сан митрополита, а на место его перемещение Евгения, епископа Муромского; воспрещение советскою властию переезда митрополита Иосифа из Ростова в Петроград на постоянное пребывание, что было причиною перемещения его митрополитом Сергием и Синодом для пользы Церкви на вдовствующую кафедру Одесскую; неподчинение митрополита Иосифа этому распоряжению митрополита Сергия, заявление его, что он остается Петроградским, открытая поддержка его в этом неподчинении двумя петроградскими викариями, склонившими на свою часть петроградских православных жителей; обращение к ним митрополита Сергия оставить греховное дело и подчиниться законной церковной власти; упорное нежелание подчиниться и запрещение викарных епископов митрополитом Сергием в священнослужении. Вот все, что было сделано митрополитом Сергием и Синодом для водворения церковного порядка, давшее повоя ярославским иерархам сделать обобщение с целью усилить свое беспочвенное обвинение Первоиерарха. Это между прочим. А насколько в принципе состоятельно это обвинение? Неоспоримо, что сравнительно частое не только не для блага, а даже в прямой вред для Церкви перемещение иерархов в мирное время было крупным недостатком в административном отношении, дай Бог навсегда отошедшего в область истории Святейшего Синода. В порабощении церковной свободы было забыто воззрение Церкви на отношение иерарха к епархии, священника к приходу, по которому эта благодатная связь есть духовный брак. Без всякой иногда серьезной нужды разрывались благодатные браки, а в дальнейшем устанавливались только формальные отношения, в большинстве случаев административно-требо-исполнительные. Это внутренне ослабляло Церковь и, конечно, было во вред государству, чего не могли, по установившейся традиции, а может быть, и не хотели заметить государственные деятели, не допускавшие Церковь увидеть, восчувствовать свое "единомыслие" 4, обрести в нем свою истинную свободу, в которой только и возможно не только замечать свои недостатки, но и братски-благодатно исправлять их. Об этом только с грустью нужно говорить. Но Бог посетил нас, "скинию Давидову", чтобы "то, что в ней разрушено, воссоздать и исправить ее" (Деян., 15, 16).
Что же, тот недостаток колеблет ли самый принцип, умаляет ли самое право перемещать и назначать иерархов Первоиерарха с высшим при нем церковным административным органом? Нисколько. Наоборот, в нужных для Церкви случаях, в пору вопиющей Её потребности должно этим правом пользоваться во всем объеме и широте. А эта потребность именно теперь всею силою церковной растерзанной жизни говорит о себе неумолкаемо. "Церковная разруха все же велика, пишет в том же послании митрополит Сергий, спустя полгода после начала легализованной деятельности центра, и нужны, может быть, несколько лет совокупных усилий всех нас: и Синода, и Архипастырей, и клира, и мирян, чтобы разрушенное восстановить, собрать рассеянное, обманутых убедить, заблудших вразумить, и все это, если Господь примет наши покаянные молитвы и увенчает успехом наши старания".
Открылось великое дело восстановления нашей родной Церкви, притом в разгар церковной войны: кругом и внутри бесчисленное множество злостных врагов. Приходится Церкви всячески духовно вооружаться и действовать своим духовным опытом, а больше Божественным воздействием во всех отношениях, всюду в опасных местах ставя надежных борцов за Истину Христову. В мирное время военные полки стоят почти всегда в определенных постоянных местах. А в военное время их по соображениям стратегии перебрасывают с места на место и опытным командирам поручают самые ответственные должности. Не в этом ли нуждается теперь и наша церковная жизнь? Иерархов мирного времени, умудренных опытом, твердых в надлежащем сознании и проявлении его, вероятно, там осталось немного. Они - с авторитетом. Их-то, пока есть силы у них, и нужно посылать в уязвляемые врагами церковные кафедры. В этой цели митрополит Сергий с Синодом и послал архиепископа Иосифа на виднейшую кафедру Петрограда, прославленную мученическою смертию последнего ее митрополита Вениамина, пострадавшего за твердое стояние в Истине Христовой. В этом посольстве - внимание и доверие митрополита Сергия к архиепископу Иосифу, ибо хотя он был уже архиепископом и с личными достоинствами, но в иерархическом церковном служении он все же был викарием Ярославского митрополита Агафангела. Не вина была митрополита Сергия в том, что сам митрополит Иосиф, уже побывавший в Петрограде, вздумал на краткое время съездить в Ростов проститься с паствою, чтобы навсегда отбыть на свою кафедру, и был советскою властью задержан в Ростове. Силою неожиданно сложившихся условий, а лучше волею Божиею митрополит Иосиф оказался не у дел, ибо его прежнее место было уже занято епископом Евгением. Что же? Разве можно было ему оставаться без дела, ожидая дозволения отправиться в Петроград, когда "жатвы много, а делателей мало"? Его-то, как надежного "делателя", и послали в Одессу, где овцы стада Христова были совращены с истинного пути живоцерковниками. Нужно бы ему восчувствовать великую нужду в делателях Церкви и во спасение воспринять подвиг, но тут, взысканный вниманием Первоиерарха и возвеличенный в церковной чести, он впал в большое искушение, уклонившись от спасительного подвига: отказался от Одессы, пожелав остаться в Петрограде, опираясь на право, данное советской властью выбирать религиозному обществу своих духовных руководителей, забыв то, что он-то и не был избран паствою на Петроградскую кафедру, а был назначен туда митрополитом Сергием. Если митрополит Сергий, как Заместитель, как фактический Глава Церкви, неканоничен и не вправе был перемещать иерархов, то зачем было и принимать ему назначение в Петроград, да еще с получением от него же достоинства митрополита? Произвел горестный раскол, поддержанный в том двумя петроградскими викариями.
Митрополит Сергий "запрещает неугодных ему епископов в священнослужении"? А что же бы должен сделать митрополит Сергий не с "неугодными ему епископами", а с впавшими в раскол противления высшей церковной власти? Пройти молчанием, чтобы раскол этим попустительством ширился в Петроградской епархии? Не вправе ли бы был Местоблюститель и будущий Собор тогда обвинить митрополита Сергия в греховном бездействии власти? Он должен был сделать то, что сделал, и тем призвал к здравомыслию петроградскую паству, по возможности оградив ее от нечаянного увлечения грехом.
Чувствуется какое-то греховное удовлетворение митрополита Иосифа в обращении им к Петроградской, называемой им своею пастве после того, как ему удалось склонить - в какой степени проявил здесь свое участие - не знаю - Ярославских иерархов, не имевших для того никаких реальных данных, кроме возможного прежнего морального осадка к выступлению против митрополита Сергия. Сказав о том, что он принял участие и скрепил своею подписью Ярославское постановление, митрополит Иосиф в том своем обращении пишет: "Таким образом, все распоряжения митрополита Сергия отныне не имеют для нас никакой силы. (Какая связь в данном выступлении ярославских иерархов с петроградскою паствою? Не служит ли здесь связующим звеном сам митрополит Иосиф?) Это дает мне основание вновь опротестовать свое незаконное удаление от ленинградской паствы, требовать канонически правильного решения этого вопроса надлежащим судом епископов, а до такого решения я считаю себя не вправе представить вверенную (кем?) мне паству (по смыслу 16 правила Двукратного Собора) произволу не пользующихся нашим (только?) доверием церковных администраторов и пред Богом и своею приемлю долг принять меры к умиротворению смущенной и взволнованной моей паствы. Для сего призываю прежде всего моих верных епископов (уже запрещенных) к мирному согласию и единомысленному со мною служению ленинградской пастве. Преосвященному епископу Гдовскому Димитрию поручаю временно управление Ленинградской епархией. Преосвященного епископа Григория прошу также продолжать служение святой Александро-Невской Лавре в звании ее единомысленного со мною Наместника.
Пастырей и всех верующих, призывая на них Божие благословение, прошу и молю довериться моему архипастырскому руководству и попечению и мирно и тихо продолжать дело молитвы, душевного спасения и богоугождения.
Смиренно повинуясь гражданской власти, не находящей пока возможным допустить мое недостоинство до непосредственного молитвенного общения со вверенной мне паствою, буду находиться и вдали в постоянной молитвенной памяти и попечении о ней, прося возносить мое имя за Богослужениями по установленному порядку.
Да услышит Господь наши общие стоны и да благословит миром и тишиною многострадальную Церковь. Аминь".
Сколько правды заключается в этом обращении митрополита Иосифа, уже, кажется, считающего себя главою Церкви, если под нею он не разумеет только Ярославскую и Петроградскую епархии, пусть каждый читатель чувствует сам, а я не могу вскрывать того, что само прозрачно говорит под поверхностью тех строк.
Я целиком привел этот документ и в деталях рассмотрел все мотивы, высказанные ярославскими иерархами в своем акте, чтобы каждому, живущему общим церковным горем, было видно, насколько ничтожны те и канонические и моральные основания, на которые опирается резолютивная часть Ярославского постановления. Вот эта резолютивная часть:
"Все это и многое другое в области Вашего управления Церковью, являясь, по нашему глубокому убеждению, явным нарушением канонических определений Вселенских и Поместных Соборов (?) и постановлений Всероссийского Собора 1917-1918 гг. и усиливая все более и более нестроения и разруху в церковной жизни, вынуждает нас заявить Вашему Высокопреосвященству: мы, епископы Ярославской церковной области, сознавая лежащую на нас ответственность пред Богом за вверенных нашему руководству духовных чад наших и почитая священным долгом своим всемерно охранять чистоту святой православной веры и завещанную Христом свободу устроения внутренней религиозно-церковной жизни, в целях успокоения смущенной совести верующих, за неимением иного выхода из создавшегося рокового для Церкви положения отныне отделяемся от Вас и отказываемся признавать за Вами и за Вашим "Синодом" право на высшее управление Церковью. При этом добавляем, что мы остаемся во всем верными и послушными чадами Церкви, неизменно пребывая в иерархическом подчинении Местоблюстителю Патриаршего Престола Высокопреосвященному Петру, Митрополиту Крутицкому, а через него сохраняем каноническое общение со всеми восточными Православными Церквами..."
Они остаются "во всем верными и послушными чадами Церкви, неизменно пребывая в подчинении... Местоблюстителю митрополиту Петру"? В чем же это выражается неизменное подчинение тому, кто живет в ссылке, никаких не делает распоряжений по управлению Церковью, передав это дело своему Заместителю? Не верно ли это? Уж не в том ли сказывается это подчинение, что они поминают за Богослужениями его имя? Но ведь и архиепископ Григорий как раз в том же уверял всех и возносил имя Местоблюстителя? Но сам-то митрополит Петр за неподчинение его Заместителю, митрополиту Сергию, сказал ему определенно, что он находится вне церковного общения. Об отношении митрополита Петра к деятельности митрополита Сергия есть свидетельство, привезенное от него епископом Василием, одобряющее эту деятельность. А что бы он сказал ярославским иерархам, отделившимся от его Заместителя, если бы они представили ему на рассмотрение свое самочиние? Не то же ли, что и архиепископу Григорию? А правильно указывая канонический путь к общению с восточными Православными Церквами через подчинение своей высшей церковной власти, не объявляют ли себя этим отсеченными от этого общения чрез самочинный разрыв с поставленным Местоблюстителем его Заместителем, митрополитом Сергием, и не ставят ли они себя под этот грозный приговор будущего нашего Всероссийского Собора, если к тому времени не оставят своего самочиния и с покаянием не возвратятся к подчинению действующей Высшей Церковной Власти?
"Ваша деятельность по управлению Церковью чем дальше, тем в большей степени вызывает недовольство и осуждение со стороны многих и многих представителей православного епископата смущение, осуждение и ропот в среде клира и широких кругов мирян". Возможно, что, быть может, многие иерархи были смущены Декларацией митрополита Сергия 16-29 Июля 1927 года; даже, быть может, шел от некоторых иерархов глухой ропот. Но это все же не есть еще каноническое преступление. Здесь только можно усматривать неподготовленность их к восприятию нового промыслительного Божия действия касательно Церкви Христовой. Гонительское положение Церкви, огромная церковная смута с многими самочинными отпадениями от Истины при разнообразных уклонениях от нее в истинных пастырях Церкви, естественно, создает особую духовную настороженность ко всякому новому явлению и в сознании вызывает пугливый вопрос - не новый ли откол от Церкви с потерею пути ко спасению, с разрывом союза с Христом? Эта осторожность во имя Истины Христовой и только ее одной, чуждая всего личного, похвальна, но она, силою Духа Божия, не пойдет дальше этой осторожности, не пойдет на разрыв с Истиною же, ими оберегаемою, но только некоторое время не опознанною. Немного нужно внимания, углубления в дело, - и смущение уступит опознанной Истине.
Возможно, что распространившиеся слухи о неподчинении митрополиту Сергию митрополита Иосифа с викариями несколько усилили в некоторых иерархах эту настороженность. Быть может даже некоторые иерархи входили в переписку с митрополитом Иосифом, чтобы узнать - в чем суть дела. Быть может, под влиянием ложного освещения митрополитом Иосифом этого дела, обвинения им митрополита Сергия и Синода в обновленчестве, некоторые иерархи высказали свою готовность отложиться от митрополита Сергия к митрополиту Иосифу 4 и архиепископу Серафиму 5 , но достаточно было митрополиту Сергию с Синодом обратиться ко всей Церкви с новым от 6-19 Декабря 1927 г. посланием, в котором свидетельствовал, что они "уже и в первом своем послании ясно и определенно выразили свою волю быть православными, и от этого своего решения они ни на йоту не отступили и, Богу поспешествующу, не отступят и впредь; что всякие толки об их якобы сочувствии или даже сближении с какими-нибудь из раздорнических церковных движений, вроде обновленчества, григорьевщины или (на Украине) самосвятства, лубенцев и под., всякие такие толки суть или злостный вымысел, с целью уловления неопытных, или плод напуганного воображения", как все смущения у дорожащих Истиною архипастырей рассеялись и церковная жизнь приняла нормальное направление в отношении митрополита Сергия и его Синода.
Уже к моему приезду в Патриархию не только не было отложившихся от митрополита Сергия епархиальных иерархов, но даже инициативная ярославская группа их, с примирением митрополита Агафангела, в своей оппозиции распалась: архиепископ Варлаам сам уведомил митрополита Сергия о смерти митрополита Агафангела и от него и Синода ожидал распоряжений; погребение его совершил посланный Синодом член его архиепископ Павел; в Патриархии же мне говорили о примирении епископа Евгения и архиепископа Серафима, и, если бы не появившееся в "Царском Вестнике" будто бы его послание, я бы и доселе не сомневался в его мирном состоянии.
Остались непримиренными - два Петроградских викарных, викарный Вятский епископ Виктор, управлявший Воронежской епархией епископ Алексий с частью паствы г. Воронежа и возглавитель этого церковного откола митрополит Иосиф, доселе почему-то называющий себя митрополитом Ленинградским, хотя там уже есть возглавитель епархии митрополит Серафим, объединивший епархию. Было бы более последовательным, если бы митрополит Иосиф, пребывая в неповиновении Заместителю и Синоду, сложил с себя сан митрополита и отказался бы от Петроградской епархии, полученной от неканоничных митрополита Сергия и Синода; удерживая то и другое, он сам себя обвиняет в церковной смуте. Где же те "широкие круги мирян", о которых говорили ярославские иерархи, для успокоения совести которых они решили отколоться от канонического церковного центра? До смерти митрополита Агафангела была одна не отколовшаяся, а отколотая ярославскими иерархами ярославская паства, но и та в огромной своей массе примирение участвовала в совершенном членом Синода погребении митрополита Агафангела, а ныне спокойно управляется тем же иерархом, архиепископом Павлом.
После всего сказанного странным представляется послание архиепископа Серафима, если только оно не подложное. Бели первое его, вероятно, открытое письмо к митрополиту Сергию подкупало своей искренностью и новым для заграницы содержанием, то это послание носит один только агитационный характер. По какому праву он обращается с посланием ко всей Церкви? По праву иерарха Церкви? Если это право есть, то следовало бы и подписаться под посланием только "архиепископ Серафим", а если как "бывший Заместитель", то, очевидно, для придания большей силы в народе своему "посланию"; в действительности же эта подпись только обессиливает самое послание и его составителя, ибо если он только "бывший Заместитель", а Церковь - не в анархии, о чем свидетельствует действительность, то, значит, есть налицо канонический Заместитель, которому с послушанием подчиняются Патриархи, пастыри и миряне. Не говорит он в послании о новых отложениях от митрополита Сергия, а старых было немного, из которых ярославский центр теперь ликвидирован. К каким же он обращается архипастырям и пастырям, находящимся под прещениями митрополита Сергия, которое он объявляет недействительными? Одно только можно предположить, что архиепископ Серафим находится, не замечая того, под большим воздействием врагов Патриаршей Церкви, письменным сообщениям которых он придает надлежащую цену, полагая, что все те сведения идут от архипастырей и пастырей; а в действительности от желающих одной церковной смуты и ставящих его ответственным пред Христом и Его Церковью. Только враги Церкви могут своими клеветническими нашептываниями возбуждать слишком чувствительного к своему бывшему высокому положению, теперь заточника, если только это верно, к такому греховному выступлению. Разве можно назвать истинным сыном Православной Русской Церкви, "ревнителем Православия", как подписался под припиской к посланию, распространитель этого послания, приславший его заграницу?
Желая возвеличить архиепископа Серафима и ссылку его в монастырь, будто по навету митрополита Сергия, приравнять к подвигу исповедничества Священномученика нашего Патриарха Гермогена 6, "ревнитель Православия", сам не замечая, впадает в противоречие посланию, уничижает архиепископа Серафима и возвеличивает митрополита Сергия. Говоря, что за написание послания архиепископ Серафим был арестован 17 Февраля 1929 г., "ревнитель Православия" этим утверждает, что архиепископ Серафим написал и стал распространять его, еще будучи на свободе; а между тем сам составитель в послании своем свидетельствует, что он пишет его из ссылки, именно из Буйничского монастыря города Могилева. Чему верить?
"Ревнитель Православия" говорит, что архиепископ Серафим сослан в монастырь именно за это послание. Но ведь неоспоримо, что самым ярким актом восстания архиепископа Серафима, как видного участника, подписавшего вслед за митрополитом Агафангелом, было постановление ярославских иерархов об отколе от Заместителя, ярким потому, что оно всё-таки произвело некоторое впечатление и плоды, если даже ограничить все это Ярославской епархией, частью Петроградской и Воронежской. Если бы ссылка архиепископа Серафима и епископа Алексия Воронежского были делом митрополита Сергия, то, естественнее всего, Заместителю тогда же бы расправиться со всеми ими, как это, вероятно, делали живоцерковники и обновленцы. А между тем в самый острый тот момент все отколовшиеся Ярославские, Петроградские, Воронежский и Вятский викарии остались на своих местах. Разве это не свидетельствует о том, что митрополит Сергий и в тот печальный момент церковной жизни оберегал церковную свободу и в силу этого принципа не позволял себе делать даже мысленных движений прибегать к греховному содействию безбожных "внешних". Теперь ли, к 17-му февраля 1929 г., спустя больше года после Ярославского акта, когда откол почти распался, митрополиту Сергию принимать несоответствующие ни положению, ни принципу, ни его личности меры к отделившемуся от него и не имеющему паствы архиепископу Серафиму, из-за того только, что тот обратился к Церкви с посланием, которое и по содержанию ничего из себя не представляет, кроме тяжелого самообвинения, и по цели ничего не могло обещать? Не только в применении к митрополиту Сергию, но даже и объективно это недопустимо и психологически.
Я говорю о тяжелом самообвинении посланием архиепископа Серафима. Он обвиняет митрополита Сергия в тяжелом грехе "увлечения малодушных и немощных братии наших в новообновленчество". Обновленчество ли, новообновленчество ли - эти два однородные понятия указывают на одну и ту же сущность - уклон от Православия, от Истины.
Я уже говорил, что слухи о впадении митрополита Сергия и его Синода то в обновленчество, то в другие раздорнические отделения от Церкви еще до появления Ярославского акта распространялись среди верующих врагами Ее, вероятнее всего, теми же обновленцами и членами других отделений, чтобы только сеять в Церкви смуту к производить новые в Ней деления. Это, между прочим, и побудило митрополита Сергия с Синодом обратиться с посланием ко всей Церкви от 19-31 дек. 1927 г. В нем святители открыто и определенно свидетельствуют: "Мы более, чем кто-либо другой, должны быть стражами и блюстителями чистоты нашей веры, правил и преданий церковных; уже в первом своем послании мы ясно и определенно выразили нашу волю быть православными, и от этого своего решения мы ни на йоту не отступили и Богу поспешествующу, не отступим и впредь. Всякие толки о нашем якобы соучастии или даже сближении с какими-нибудь из раздорнических церковных движений, вроде обновленчества, григорьевщины или (на Украине) самосвятства, лубенцев и под., всякие такие толки суть или злостный вымысел с целью уловления неопытных, или плод напуганного воображения. Мы уверены, что все это со временем будет ясно и всем вам, "смущающий же вас - грех понесет, кто бы он ни был" (Гал. 5, 10). Итак, братие возлюбленные, "будьте тверды и непоколебимы" (1 Кор. 15, 18), "огребаясь от всех творящих разделение" (Рим. 16, 17).
А архиепископ Вятский Павел (Борисоглебский) 7 в послании к своей пастве, о котором я уже говорил, еще сильнее говорит: "Пред Богом и святыми ангелами его свидетельствую Вам, что мы доселе ни в чем не отступили от Истины Православия, ни в чем не погрешили против Вселенской канонической правды...
Слухи о нашем объединении с обновленцами - чистейший вымысел и вздор. Обновленцы, григориане и им подобные раздорники попирают каноны Церкви, а мы свято их храним и соблюдаем. Ни с обновленцами, ни с григорианами и ни с какими другими современными раскольниками и отщепенцами ни Священный Патриарший Синод в полном своем составе за истекшее время его существования, ни я не имели и не имеем никакого молитвенного канонического общения и даже чуждаемся каких бы то ни было обычных деловых сношений с ними. Я подписал воззвание митрополита Сергия и Временного Священного Патриаршего Синода от 16-29 Июля сего года с тем, чтобы, не поступаясь нимало Православием и канонами церковными, создать во вверенной мне Вятской епархии вполне легализованное гражданскою властию управление, а верному мне духовенству, - обстановку мирного пастырского труда и подвига во спасение духовных чад верных нам православных патриарших приходов".
Эти обращения иерархов ко всей Церкви являются не только исповеданием пред Нею своей чистоты в отношении верности их Православию и свв. канонам, но и свидетельством пред Церковью - "повеждь Церкви" - о том тяжком грехе пред ними тех, если только они не вышли из ограды Патриаршей Церкви, кто взводит на них большее обвинение. Несомненно, архиепископ Серафим, еще находясь в Ярославской епархии, читал эти послания, и что же? Не внял им, не поверил? Но это недоверие и непослушание относятся уже не к одному митрополиту Сергию и его Синоду, в руководительстве которых находится Церковь, но и к самой Церкви. О последнем знал архиепископ Серафим, ибо ни о каких новых отделениях в Церкви от митрополита Сергия нет ни речи, ни слухов. И если, несмотря на все это, уже спустя более года с тех пор он снова в своем послании взводит на Заместителя и его Синод то же обвинение, то за этим тяжким грехом уже следует приговор Спасителя: "Аще Церковь прослушает, буди тебе, якоже язычник и мытарь" (Мф. 18, 17). Страшно говорит об этом, но нужно сделать неизбежный вывод из содержания, если только оно принадлежит ему.
Из-за страха пред таким последствием я очень хочу верить, что это послание - не архиепископа Серафима, а подложное. Митрополит ЕЛЕВФЕРИЙ 1929 г. 26 Ноября (9 Декабря)
1 Разбор написан мною по просьбе некоторых православных, которые смущались происшедшим расколом, думая, что это не раскол, а выявление подлинно Православной свободной Русской Церкви. Это заблуждение в загранице не изжито и доселе; в цели выяснения истины оно и прилагается к "Неделе в Патриархии".
2 Синод был организован в мае месяце 1927 года.
3 В Соборе.
4 В письме к викарному Димитрию (Любимову), епископу Гдовскому, от 1 февраля 1928 года он говорит, что от митрополита Сергия отделилось 26 епископов.
5 В письме митрополиту Сергию в конце 1927 г. он со скорбию уведомлял того, что от него отпадают все новые и новые епархии.
6 "Ревнитель Православия" в приписке говорит, что за это послание свое архиепископ Серафим был арестован 17 Февраля (2 марта) 1929 г. в день Священномученика Гермогена.
7 Ныне Ярославский. Написано послание 1(14) декабря 1927 г.
