Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

ИЗ ИСТОРИИ ХРИСТИАНСКОЙ ЦЕРКВИ НА РОДИНЕ И ЗА РУБЕЖЕМ

В ХХ СТОЛЕТИИ

К оглавлению

Иринарх Стратонов

РУССКАЯ ЦЕРКОВНАЯ СМУТА

1921-1931 ГГ.

См. библиографию.


Глава VII Последние отпадения (1927-1931 гг.)
Введение

"Будьте мудры, как змии и просты как голуби" (Мат. Х, 16). "Когда наступит для него (христианина) стеснительное и трудное время, когда он будет гоним и уязвляем, тогда пускай отдаст все свое золото, серебро, тело свое попускает быть израненным... веру же Христову блюдет с великим опасением" (Из послания мит. Киприана).

В течение существования Христовой церкви на земле, отношения ее к гражданской власти складывались далеко неодинаково. Эти разнообразные фактические отношения, зависели от преходящего характера государственно-правовых явлений. Принципиальная же точка зрения церкви на этот вопрос была установлена совершенно определенно с самых первых времен существования ее на земле. Эта точка зрения вытекала из различия задач или целей существования государства, как естественного политического союза, и церкви, как благодатного общества, все устремления которого направлены в иной мир. Первое призвано строить земное существование с его материальными и внешними отношениями. Вторая создавать внутренние, духовные основы спасения. Если царство Христово не от мира сего, то казалось земным правителям нечего бояться христианства. Ведь правители смертны, а формы государственного устройства преходящи, т. е. связаны с временным человеческим существованием, и никакая власть не претендует на руководство своими гражданами за пределами этого бренного существования.

В этом различии задач церковь и видит для себя возможность существования в любом государстве. Государственная же власть с самого начала существования церкви на земле готова была заподозрить ее в государственной измене. Однако, ужасы гонения не поколебали принципиальных точек зрения церкви. Церковь не ввязалась в борьбу в целях создания обособленной территории или захвата государственной власти. В этом отношении христианство не оправдало ни опасений римских императоров, ни надежд иудейства, ожидавшего от Мессии свержения римского ига.

При всей явной несправедливости иудейских начальников и представителей римской государственности по отношению к Христу, Он, однако, признает их земной государственной авторитет: и не только предстает на суд, но и свидетельствует на суде, что власть им дана свыше. Таково же отношение и апостолов. Когда апостолы были приведены к первосвященнику, то Петр, "исполнися Духа Св. сказал: начальники народа и старейшины Израильские". Итак, апостолы называют начальниками даже убивших Христа. Однако, из дальнейшего ясно, что власть их не безгранична. Когда начальники запретили апостолам проповедовать Христа, то Петр и Иоанн сказали: "Справедливо ли вас слушать более, нежели Бога". Признания земных властей в области человеческих отношений, с одной стороны, и исполнение Божьего повеления с другой, вот та позиция, которая была определена тотчас по выступлении их на проповедь.

Этот случай сделался определяющим для всего последующего отношения христианства к государственной власти, так как соответствовал самому существу христианского миропонимания. Мученичество для первых христиан было неизбежным. И не простое страдание, как, скажем, страдание воина, политического борца, которые тоже страдают и жертвуют своей жизнью. Но, принося в жертву ценнейший дар свою жизнь, они покушаются на жизнь и благосостояние других и сами. Такие страдания можно назвать до известной степени справедливыми. И, если они эти страдания переносят мужественно, то они - уже герои. Христианство внушает иную точку зрения: страданий невинных и только в них видит угождение Богу. Поэтому, христианство не могло встать на точку зрения создания обособленного государства или завоевания мира мечем на подобие ислама.

Дело церкви Христовой созидалось совершенно другим путем: кровь мучеников была семенем, которое дало плод, многократно превышающий всякое человеческое представление об урожае. И это случилось только потому, что первые христиане страдали не в качестве соперников или свергателей римской власти, а только подозреваемые в этом. Результатом этого было не свержение власти, а христианизация ее, т. е. усвоение ею христианства и проникновение этой власти задачами церкви. Процесс христианизации Рима был самым грандиозным в этом отношении, но не единственным.

Христианство, ставшее основой правопорядка Римской империи, носителей государственной власти возвысило на степень "защитников церкви, блюстителей в ней порядка". Эти понятия были перенесены и на Русь. Однако, церковь не сразу распространила его на русских князей, остававшихся для нее долгое время просто ценными чадами, значение которых долгое время не совпадало с положением в христианстве Византийского императора.

Прежде чем возвысить значение в церкви носителей русской государственной власти. Русской церкви пришлось пережить период зависимости от иноверной и при том вначале жестокой власти татарских ханов. Хваленая татарская терпимость создалась в конкретных русских условиях существования, была результатом их, а не предшествовала им. Современный событиям летописец, изображая ужасы татарского погрома, говорит, что татары шли "секуще людей, аки траву" и что "земля вся русская пуста от восток до запада и от севера до юга учинилась". Не с меньшим ужасом вспоминали первое нашествие татар и соседи русских. Волжские болгары, назвавшие год появления татар годом угнетения. В условиях разгрома и всеобщего смятения, Русской церкви пришлось определить свои отношения к татарам. Не сразу установилось единообразное отношение, но была всеобщей уверенность, что эта "злочестивая власть" существует "попущением Божьим".

Как известно, татары во второй свой приход сначала обрушились на Северо-Восточную Русь. Владимирский епископ Митрофан, призывая свою паству к борьбе, сам разделил участь павших в этой борьбе. Митрополит Русский Пётр при нападении татар на Киев, ушёл на запад и первый принес туда известие о страшном татарском погроме. Об этом митрополите мы имеем сведения только из западных источников. Русские летописцы упорно о нем молчат, его имени не найдете в них. Забвение - лучшее, что могло ожидать предстоятеля Русской церкви, не решившегося разделить участь своей паствы. Но нашелся еще один представитель нашей церкви - Ростовский архиепископ Кирилл, кафедра которого была старейшей в с.-в. Руси. Арх. Кирилл, уже после битвы на Сити, возвращаясь в Ростов из Белоозера, подобрал останки великого князя Юрия и в Ростове предал их погребению, тогда же он похоронил и своего Ростовского князя, Василия Константиновича. Арх. Кирилл посетил и далекий Сарай, местопребывание татарских ханов. Здесь привлек к христианству племянника хана Берке, царевича Петра, строителя монастыря около Ростова. Когда на Русь прибыл новый митрополит Кирилл, то, в сотрудничестве с Ростовским арх. Кириллом, намечается и основная линия отношения к татарам со стороны Русской церкви. Это отношение характеризуется признанием ханской власти и стремлением ханскими ярлыками оградить положение церкви на Руси. Таким образом, поведение великого кн. Ярослава и его сына, Александра Невского, определилось отношением к ханам руководителей церкви и той неизбежной необходимостью, которая была следствием "Божьего попущения". Даже мученик, кн. Черниговский Михаил, власти хана не отрицал, отказался лишь исполнить языческий обряд. Таким образом, умер не за политическое выступление, а за исповедание "Христова имени". Летописец, говоря о разной участи, постигшей князей, с удовлетворением отмечает; "иным князем Бог повелел жити человеколюбием Своим в Русской земле христианского ради языка, дабы не оскудела до конца вера христианская".

Отношения, определившиеся в сороковых годах XIII века, сохранили свою силу до конца господства татар. В этом отношении очень интересно послание мит. Киприана, 1380 года, к в. князю Дмитрию. Настаивая на смиренной мудрости, с которой все должно делать христианину, мит. Киприан, сославшись на приведенный нами в начале евангельский текст, говорит далее, что змея все свое тело отдает "на язвы и биение" и стремится только сохранить голову. Так должен поступать и всякий христианин. Когда наступит для него тяжелое время ... то пускай отдаст все свое вплоть до язв на теле, "главу же свою, еже есть Христос и вера в Него христианская, блюдет со всяким опасением". Итак, для христианина один подвиг обязателен: соблюдение христовой веры. Этим, конечно, не исключаются и другие подвиги. Но для лиц, посвятивших себя служению Богу, христианский подвиг есть главный и обязательный. Все остальное, поскольку оно затрудняет выполнение основного подвига, должно быть оставлено. После освобождения Руси от татар вопрос этот стал более простым, хотя в другом отношении, может быть, не всегда соответствовал интересам церкви, как организации.

С революцией этот вопрос до чрезвычайности осложнился. Однако, вопрос об отношении церкви к государственной власти ставился и до революции. Поскольку он тогда был академическим и совершенно неактуальным, нужно и предполагать известную объективность в его формулировке в научных трудах. Если основной задачей является охрана веры (т. е. вероучения, нравоучения и таинств), то в сфере внешних отношений область ведения церкви весьма ограничена: организация церковной власти, дисциплина над духовенством и мирянами, суд и управление над членами церкви в пределах церковных отношений, употребление церковного имущества, как частной собственности, и только. "Таким образом, заканчивает проф. Павлов, гражданское и политическое положение духовных лиц, способы и условия приобретения церковного имущества, гражданское и политическое действие церковных законов - все это вполне и всецело зависит от государства" 1.

Если эта формула была ясна для исследователя, то для широких слоев русского общества начала XX века она не вытекала из существовавших тогда отношений, поскольку они не исследовались, а воспринимались непосредственно. Поэтому, вполне естественно, что потребовался значительный период времени для изживания обычных представлений и тяжкие испытания, которые заставили во многом изменить точку зрения и даже в существенном, но все же внешнем, лишь бы сохранить две основы: чистоту веры и христианскую любовь в церковном обществе. Вопрос именно был поставлен во всей его остроте и жгучей настойчивости. К власти пришла партия - чуждая церкви и даже ей враждебная. Свобода атеистической пропаганды быстро стала завоевывать адептов между прочим и потому, что кадры безбожников были уже готовыми, созданные еще до революции, но неимевшие тогда возможности себя обнаружить. Чем дольше сохранялось такое положение, тем сильнее был натиск на церковь. Нет никакого сомнения, что безбожие да Руси старше Советской власти. Далеко не одни безбожники стремились воспользоваться новым положением вещей: усилилась в первое время существования советской власти католическая пропаганда и сектантская также. Это все были такие силы, которые при старом строе не могли развернуться, а теперь старались использовать открывшиеся возможности. Православная Русская Церковь, одним словом, вступила в многостороннюю борьбу. Это была ее задача, главная и исключительная.

Одновременно с этим в России шла другая борьба в области политической и социальной. Чем труднее была борьба в сфере церковной, тем бессмысленнее было участие церкви в других формах борьбы. Церковь стала терять такие элементы, которые не могли или не хотели участвовать в политической и социальной борьбе, между тем не хотели рвать и с верой. В значительной степени этим объяснялись успехи сектантской пропаганды. При таких условиях главная задача церкви требовала от нее устранения от всех видов борьбы кроме главного: борьбы за целость своего стада. Всякое дальнейшее удержание ее в состоянии разносторонней борьбы было бы забвением главных задач церкви и принесением их в жертву политике.

Среди многих предрассудков существует и такой, что будто человеческая личность представляет из себя нечто монолитное, что не меняется на протяжении всей, по крайней мере, сознательной жизни. Верность раз принятому направлению даже в вопросах конкретных, якобы, есть нечто такое, чем определяется качество, как деятельности, так и самой личности. Будучи до известной степени справедливым, последнее положение, в применении к конкретным условиям, является безусловно узким. Сама человеческая личность продолжает развиваться вообще в течение всей жизни. Поэтому, нет ничего удивительного, если ее внутреннее содержание меняется, Кроме того и обстановка, в которой приходится действовать, меняется. Разумный учет реальных условий всегда является отличительной чертой исторически чутких людей. Чем исключительнее время, тем оно обусловливает большее изменение установившихся точек зрения и путей достижения. Нужно ли говорить, что события, происходящие в России, исключительны во всех отношениях, а в отношении церкви эта исключительность удесятеряется. Поэтому, нет ничего удивительного, если в конкретных условиях современной русской действительности и руководителям Русской церкви пришлось пересмотреть некоторые вопросы церковной политики и изменить самое направление ее. Нужно было большое напряжение мысли а, может быть, и всех остальных духовных сил человеческого существа, чтобы отделить начала вечные, которые не могут быть изменены, от условий временных и преходящих. Еще больше потребовалось силы воли для того, чтобы провести в жизнь эти изменения. На это мог решиться деятель, который все это глубоко выстрадал и который, действительно, был убежден в неизбежности такой перемены.


Часть 1

Патриарх Тихон был позван в иные обители в то время, когда дело Русской Церкви не было упрочено, не была достигнута и легализация патриаршего управления, но уже была определена линия дальнейшего отношения к существующей в России власти. И это нисколько не уронило авторитета почившего среди верующих. Имя патриарха стало символом единства церкви, а конкретные решения его - прецедентами для всех возникающих вопросов в церковной жизни. Верующее население Москвы до сих пор называет почившего "великим господином и отцем", как бы продолжая числить за ним Московскую кафедру.

В отношении к советской власти аналогичные заявления были сделаны и его преемником мит. Петром. Однако, получить легализацию патриаршего управления ему не удалось. Может быть это и послужило основанием думать, что Местоблюститель отверг предложенную ему легализацию. Подобное предположение противоречит даже и тем немногим фактам, которые нам известны. Мит. Петр был одним из немногих сотрудников почившего Патриарха. Отношение, занятое почившим к советской власти, разделялось и митрополитом Петром. За подписью митрополита Петра было доставлено в редакцию "Известий" для напечатания последнее патриаршее послание, которое имело в виду оформление положения патриаршего управления и некоторые другие акты со стороны гражданской власти. Кроме того, позднее сам мит. Петр писал, что передача управления коллегии состоялось потому, что "правительство как мне заявили, готово легализировать его (новое управление)" 2.

Не мог от этой точки зрения отойти и Заместитель, поскольку он считал себя не только преемником власти Местоблюстителя, но и продолжателем дела почившего Патриарха.

Однако, чтобы понять последующие события, нужно несколько остановиться на тех течениях среди староцерковников, которые существовали и раньше, и только дали себя сильнее почувствовать при мит. Сергии. Одно такое течение уже проявило себя в лице арх. Григория и его единомышленников. Едва ли было бы вполне правильным назвать это течение левым. Такое определение только в очень условном смысле было бы возможным. Не забудем, что даже в живую церковь вошло вовсе не только "прогрессивное духовенство", но и крайне-правые. Поэтому, всякое определение левого или правого течения в церковной среде этого времени является относительным и не исчерпывает всего содержания. С такими оговорками "григорьевщину" можно назвать левым течением. Следовательно, противоположные течения могли бы быть определены, как правые в таком условном смысле.

Если григорьевцы, предупреждая события, и решения церковной власти, стремились возможно скорее получить легализацию, то они этим преследовали двоякую цель: 1) получение легализации облегчало им получить власть; 2) это разрешало назревшую проблему.

Однако, церковное общество в России к этому времени уже получило некоторое церковное воспитание, в связи с первым расколом живоцерковства, и даже церковно дисциплинировалось. Поэтому, его не сбило с правильного пути даже факт легализации, который мит. Петру в его заключении показался таким крупным успехом, что он даже решил изменить свой более ранний указ о передаче церковной власти. Но церковная политика самого Патриарха с 1922 года, даже раньше, вызвала некоторое несочувствие справа, в незначительной группе даже оппозицию. Эта оппозиция сказалась еще во время изъятия церковных ценностей. Воспользовавшись письмом одного из авторитетных иерархов, написанном ранее изъятия в частном порядке, эта группа старалась противопоставить его позиции, занятой церковной властью. Впоследствии, это письмо послужило главным обличительным материалом против этого иерарха. Оно и не соответствовало его настроению в самый момент изъятия, что видно хотя бы из того, что изъятие церковных ценностей в епархии этого архиерея прошло совершенно спокойно. Сам же он был возмущен образом действия этой группы.

Изредка печатались и в рукописном виде распространялись листки, направленные в той или иной мере против Патриарха. Самое освобождение Святейшего, вызвавшее такой подъем среди верующей массы, дало повод к открытому выступлению этой группы. В Москве скончался один почтенный батюшка и отдать ему последний долг явился и сам Патриарх Тихон. Тогда указанная группа демонстративно удалилась с погребения. Эта оппозиционно настроенная группа вполне усвоила себе идею катакомбного существования церкви в условиях нового государственного существования. Этой идеей в 1920 - 22 годах увлекались многие. С середины 1922 года с совершенной очевидностью выяснилось вся непригодность этой идеи, так как не было лучшей почвы для появления лжепопов и архиереев сомнительного рукоположения, не говоря уже о том, что для массы верующих вообще невозможен был переход на катакомбное положение. Не смогла стать катакомбной и сама оппозиция, но подпольной она стала, составляя прокламации против той же самой церковной власти, которая с таким трудом преодолевая всевозможные затруднения, несла тяжкий крест церковного правления.

В ином положении находилась более умеренное течение. Его главным отличием было то, что к нему принадлежали некоторые иерархи. Представители этого течения, конечно, не позволяли себе никакой подпольной работы, даже осуждали деятельность первой группы, но своим брюзжанием, недоговоренными упреками отделяли себя от руководящего течения в Патриаршей церкви. Эта группа, состоящая, главным образом, из епископов, находившихся на покое, уклонялась от всяких конкретных послушаний, но все это делалось в формах допустимых, хотя, по существу, было дезертирством со стороны этой группы уклоняться от церковно-общественной работы. Если в этой группе были заметны уклоны в сторону эсхатологических ожиданий, то первая группа была ультра общественная, можно сказать рвалась в бой с церковной властью, что, конечно, исключало наличность ожидания скорого конца мира. Едва ли не эта группа приложила старания к выступлениям мит. Агафангела? Намек на это мы имеем в том же послании мит. Петра, которое нам уже приходилось цитировать. В последнем абзаце этого послания читаем: "А посему подвергнутся строгому суду - осуждению те, кто, прикрываясь благом церкви, станут употреблять усилия выдвинуть старца Божия (мит. Агафангела) на местоблюстительский пост, они будут чинить тяжкое преступление перед Св. Церковью" 3. Ясно, что мит. Петр угрожает церковным осуждением не обновленцам и не агентам гражданской власти, для которых это не имело бы никакого значения. Итак, церковные течения, кроме основной группы, определились с одной стороны григорьевцами, а с другой двумя группами, по существу и образу действия, различными, что однако не мешало иногда активистам использовать силы умеренных в своих целях.

Теперь вернемся к оставленному нами вопросу о легализации. Св. Патриарх в своем последнем послании, которое и было написано в целях легализации, всемерно осуждая выступления зарубежных иерархов и призывая быть искренними по отношению к существующей власти, писал: "Вместе с тем мы выражаем твердую уверенность, что власть отнесется к нам с полным доверием и предоставит возможность: преподавать Закон Божий детям, иметь духовные учебные заведения и начать издательскую деятельность" 4. Ясно, что предполагалась легализация, кому же иначе могла власть разрешить открытие учебных заведений и издательскую деятельность. Так обстояло дело в момент смерти Патриарха.

В 1926 году стремление к легализации приобретает более широкий церковно-общественный характер. Записка арх. Иллариона в этом отношении была одним из крупных фактов. В ней автор считает необходимом создание органа, который взял бы на себя созыв собора и подготовку к нему. Ясно, что столь широкие задачи могли быть удовлетворительно выполнены только учреждением, легально существующим. А все это возможно при одном непременном условии: лояльного отношения к советской власти. Поэтому, собор по мысли арх. Иллариона, должен: "доказать полную непричастность и несолидарность со всеми политическими неблагонадежными тенденциями". Если к этому присоединить еще проект декларации к советскому правительству, составленный в Соловках для руководящего органа Патриаршей Церкви, с которой тот должен обратиться, то все это показывает, как была настоятельна эта потребность. Вот заключительные слова этого проекта: "Если предложения церкви будут признаны приемлемыми, она возрадует о правде тех, от кого это будет зависеть" 5. В этом проекте находим наиболее обстоятельное раскрытие понятие лояльности. Люди, разделенные колоссальными пространствами от средней Волги до берегов Студеного моря напряженно жили одними и теми же чувствами и мыслями.

Остановимся еще на одном факте. В г. Барнауле, между 15 и 18 февраля, состоялся съезд староцерковников, воспользовавшихся полученной арх. Григорием легализацией. На этом собрании между прочими выступал, по замечанию Обновленческого Вестника 6, матерый сторонник Патриаршей Церкви, он выявил весь тот разброд, который существовал на местах. Он сказал "Высший Церковный Совет, возглавляемый арх. Григорием, неканоничен, потому, что сей совет самочинно захватил власть. Констатируя этот печальный факт, все же склоняюсь больше в сторону признания высшим церковным органом Высший Церковный Совет, как легальную организацию, имеющую возможность созвать Поместный Собор, тем самым ввести жизнь в каноническое и здоровое русло". И это говорил человек, который устоял от всех соблазнов живоцерковства. Полное расстройство сношений с центром служило немаловажной причиной, которая настоятельно требовала легализации. Настоятельная необходимость ее ощущались повсюду. Поэтому уклониться от этого вопроса церковная власть не могла.

Как происходили переговоры и долго ли они велись мит. Сергием, все это сокрыто от нас. Только заключительный момент нам известен, когда мит. Сергий представил мотивированное ходатайство и проект декларации, с которой предполагал обратиться к пастве в случае удовлетворения его ходатайства. Это было 10 июня 1927 года. Митрополит Сергий направил свое ходатайство в Комиссариат Внутренних Дел из Н. Новгорода 7. Ходатайство содержит четыре пункта: 1) просьбу о регистрации его, мит. Сергия, как временно исполняющего обязанности Патриаршего Местоблюстителя и о разрешении организовать канцелярию, которую он имел бы право перенести в Москву, 2) дать распоряжение на места о регистрации там органов Патриаршей церкви в целях восстановления местных органов, дабы иметь возможность через выборы и организацию на местах приступить к подготовке созыва Поместного Собора для избрания патриарха и восстановления уже постоянных органов церковного управления; 3) впредь до созыва собора разрешить созывать съезды архиереев от 5 до 15 человек, 4) разрешить издание печатного органа и разрешить организацию духовно-учебных заведений.

К ходатайству был приложен, как уже было сказано, проект декларации, принятый мит. Сергием и "единомышленными православными архиереями". Самое ходатайство и этот проект стоят в тесной связи с соловецким проектом и запиской арх. Иллариона. Подчеркивая разницу мировоззрений существующей власти и церкви, авторы не отказываются от церковной точки зрения, но политически обязуются быть лояльными. Нельзя не отметить, что по вопросу о заграничном духовенстве был найден более мягкий выход, чем тот, который был намечен последним патриаршим посланием. Мит. Сергий предполагал исключить их из клира Русской церкви и тем снять ответственность с нее за них.

29 июля сорганизованный мит. Сергием Синод обратился с посланием. Это послание стоит на тех же принципиальных точках зрения, что и проект, но переработано в связи с теми новыми обстоятельствами, которые имели место в это время. Верность всему церковному укладу в ней, пожалуй, еще более подчеркнута: "оставаясь приверженцами православия, для которых оно дорого, как истинная жизнь, со всеми его догматами, преданием и со всем богослужебным и каноническим укладом, церковь принимает на себя обязательство быть лояльным перед существующим строем" 8. Вот как оценивал московский корреспондент одно из эмигрантских органов создавшееся положение в России. "Но мит. Сергий, пойдя на легализацию Русской Церкви, остался до конца верен ее догматам и канонам, не поступился ни в чем своим убеждением о необходимости полной независимости церкви в ее внутренней жизни. И потому церковное сознание, осудившее обновленцев, не осудило мит. Сергия, несмотря на большое число лиц, считающих его политику вредной и ошибочной" 9. Одно дело быть того или другого мнения о политике мит. Сергия и совершенно другое - отделяться от него или осуждать его. Во всяком случае, такой факт не мог быть всеми и сразу оценен по достоинству.

Только люди, несшие ответственность за судьбы церкви и осознавшие эту ответственность, могли решиться на такой шаг. Не напрасно же св. Патриарх писал еще в 1925 году: "Пора понять верующим христианскую точку зрения, что судьбы народов от Господа устрояются и принять все происшедшее, как выражение воли Божией. Не погрешая против нашей веры и церкви, не переделывая что либо в них, словом не допуская никаких компромиссов или уступок в области веры, в гражданском отношении мы должны быть искренними по отношению к советской власти" 10. Могли ли преемники уклониться от этой точки зрения? Конечно нет: было невозможно в другой плоскости найти решения насущных вопросов современной церковной жизни. Естественно, что последующие действия Временного Патриаршего Синода, после его образования, исходили из этих же принципиальных соображений.

Это и предопределило резкое выступление крайней группы, которая сама по себе, сделать ничего не могла, кроме распространения подпольных листков. Этими подпольными выступлениями однако оказала некоторое действие на более умеренные элементы церковного общества, смущенные уже последующими постановлениями того же Синода о восстановлении или единообразии молитв за властей и о поминовении самого мит. Сергия. Нужно сказать, что в первом случае Синод руководился имевшимся распоряжением почившего Патриарха, а во втором тем соображением, что, проходя трудное служение, мит. Сергий нуждается в молитвах всей церкви. Конечно, поминовение мит. Петра было сохранено, так что никакого нарушения распоряжения Местоблюстителя в этом постановлении не было. Мит. Петра поминали и григорьевцы; поминовением мит. Сергия, Синод хотел подчеркнуть принадлежность к патриаршему законному священноначалию. Кроме того, такое поминовение соответствовало и каноническому положению его в это время. На этой почве и велась агитация против мит. Сергия и, главным образом, против его Синода.

В Москве она, кроме некоторого возбуждения, никаких последствий не имела. Благоприятной оказалась для нее почва в Ярославской епархии, так как эта агитация, по-видимому, представляла из себя ничто иное, как продолжение попыток вызвать мит. Агафангела на сепаратные выступления, которые уже получили такое осуждение со стороны мит. Петра.

К этой общей атмосфере присоединился еще один конкретный случай. Иосиф, арх. Ростовский, викарий Ярославской епархии, при мит. Сергии получил назначение на Ленинградскую кафедру с возведением в сан митрополита. Пробыв недолго в своей епархии, был выслан оттуда (возможно, что в связи с заместительством, во время ареста мит. Сергия) и разрешения на возвращение в Ленинград не получал, проживал в пределах Ярославской епархии и едва ли не в своем любимом Ростове, где он столько времени был викарием. Представилась возможность его направить в Одессу. Мит. Иосиф отказался туда ехать, прося его оставить в покое. Тогда Синод его уволил совершенно на покой. Мит. Иосиф встал на точку зрения канонической несменяемости. Ленинградская паства, хотя и хорошо приняла его, однако была связана с ним самое короткое время. Эта епархия особенно была трудной в связи с отсутствием долгое время (с 1922 года) здесь правящего епископа. Оставлять ее снова фактически в прежнем положении было не целесообразно. Да, и в Одессе нужен был правящий архиерей, так как этот город был тоже оплотом обновленчества, а, при недостатке опытных епископов, приходилось во имя блага церкви использовать каждую представляющуюся возможность. Ростовское викариатство было уже замещено.

Это создало известное возбуждение, после чего агитация получила уже почву. Противно всяким канонам епископы, проживающие в Ярославской епархии, отделились от мит. Сергия и образовали самостоятельную церковную область. Это была новая форма церковного разделения. Увлечен был в это предприятие и мит. Агафангел. С заявлением к мит. Сергию обратилось пять епископов, но не все проживавшие и в этой области. Сверх того, мит. Иосиф обратился с особым посланием к Ленинградской пастве. Арх. Серафим также написал письмо к мит. Сергию 11. Кроме мер прещения, эти обстоятельства вызвали со стороны мит. Сергия особое обращение к Ленинградской пастве, а со стороны Синода к всем верующим по поводу Ярославских событий. Все это относится к февралю 1928 года. Если это движение не захватило всей Ярославской епархии, то оно не отторгнуло от мит. Сергия и Ленинграда: здесь за мит. Иосифом пошли два викария и небольшое число клириков. В аналогичное положение к мит. Сергию встало еще несколько викарных епископов в других епархиях.

Таким образом, в первый раз произошел откол справа. Оппозиционное настроение с этой стороны существовало еще, как мы говорили, и ранее при почившем Патриархе. Теперь это настроение привело к отпадению. Соглашаясь или критикуя отдельные акты мит. Сергия и его Синода, все эти епископы подчинялись ему. Арх. Серафим даже сдал мит. Сергию заместительство. Казалось, что старый спор мит. Агафангела с Заместителем изжит, а к данному случаю и его пристегнули. Мит. Сергию, таким образом, пришлось иметь дело с новым отколом.

И на этот раз он обнаружил непреклонное сознание своего долга. Повел дело против отпавших также мужественно, стараясь успокоить колеблющихся и смущенных. Результаты такого поведения мит. Сергия сказались скоро. Мит. Агафангел примирился с Заместителем, и тем самым отпадение Ярославской епархии было ликвидировано. После смерти мит. Агафангела эта епархия находится в управлении арх. Павла, состоящего членом Временного Патриаршего Синода. Народ его принял и клир ему подчинился. Арх. Серафим покаялся и получил кафедру в Западном крае. Раскол этот, таким образом, теперь исключительно связан с именем мит. Иосифа. Поэтому, последователи его и получили название "иосифлян". После непродолжительного управления Ленинградской епархией мит. Сергием туда был назначен мит. Серафим (Чичагов). Принятый клиром и народом он управляет ей и до настоящего времени.

Мы напрасно подумали бы, что оппозиционные архиереи в вопросе об отношении к советской власти стояли на иной позиции, чем мит. Сергий. В обращении к миг. Сергию Ярославские архиереи между прочим писали: "Чадам церкви и прежде всего епископам вы вменили в обязанность лояльное отношение к советской власти, приветствуем это требование и свидетельствуем, что мы всегда были и есть, и будем лояльными и послушными гражданами". Мит. Иосиф в послании к пастве писал: "Смиренно повинуясь гражданской власти, ненаходящей пока возможным допустить меня недостойного до молитвенного общения с верной мне паствой". Таким образом, крайнее течение создало новый церковный откол, менее значительный, чем даже григорьевцы, но не было в состоянии увлечь умеренную оппозицию на выступление против гражданской власти. Все дело свелось к раздиранию Христова хитона, что едва ли составляло цель агитации. Последнее обстоятельство (неудача крайних) только подчеркивает необходимость и правильность позиции, занятой в этом вопросе мит. Сергием. Тогда еще большая злоба обрушилась на мит. Сергия со стороны неудачников и толкнула их на такие выпады против Заместителя в подпольной литературе, что фразеология отщепенцев из Карловацкого лагеря кажется совершенно детской. Злоба сама по себе показывает, что правда не на стороне этой группы.

Итак, церковь в России пережила новое отпадение. Отличительной особенностью этого отпадения прежде всего было то, что оно исходило с другой и противоположной стороны, по сравнению с имевшими место расколами до сих пор. Это движение в общем не имело того размаха, какой в первый момент был присущ даже григорьевцам, что само по себе свидетельствовало изживании церковным обществом того настроения, которое питало до сих пор смуту. Не поэтому ли иосифлянский откол был последним и уже в течение трех лет не вызывал подражания.


Часть 2

Что же происходило за рубежом? Приход к церковной власти мит. Сергия в Карловацких кругах пробудил надежду, которой они не питали при мит. Петре. Появилось стремление в борьбе с мит. Евлогием опереться на Заместителя. Уже с весны 1926 года начались со стороны карловчан попытки получить от митрополита Сергия санкцию на руководящую роль Карловацкого Синода за рубежом. Снестись с мит. Сергием долго не удавалось, а между тем, произошел уже открытый разрыв. После продолжительных усилий, однако, они осведомили мит. Сергия о событиях за рубежом. Мит. Сергий в это время безвыездно пребывал в Н. Новгороде и не имел доступа к патриаршему делопроизводству, находившемуся в Москве и захваченному григорьевцами. Однако, Заместитель ответил частным письмом. Отказываясь быть судьей в деле, которого он не знает, мит. Сергий советует: в случае невозможности сохранить единство, проживающим в православных странах подчиниться местной церковной власти, церковным общинам, находящимся в неправославных странах, устраиваться самостоятельно. Это письмо мит. Сергия от 18 августа 12, было получено за рубежом только поздней осенью. Нужно думать, что это письмо не удовлетворило карловчан, хотя они и пытались истолковать его в свою пользу.

Мит. Евлогий не мог не поставить в известность Патриархию о том, что произошло за рубежом. К этому времени мит. Сергий уже получил возможность перенести церковный центр в Москву и ознакомиться с материалами, касающимися заграничных церковных дел и относящимися еще ко времени управления Русской церковью почившим Патриархом. Состоявшаяся легализация дала возможность прислать подробно мотивированный по этому поводу указ, который уже совершенно не соответствовал видам Карловацкой группы. Указ мит. Сергия и состоящего при нем Синода, от 14 июня 1927 года, подтвердил факт закрытия Карловацкого Церковного Управления и того недоумения, которое создалось в центре, еще при Патриархе, когда там узнали о существовании за границей архиерейского Синода. Одновременно с таким разъяснением была затребована от заграничного духовенства и подписка о лояльном его отношении к советской власти. Если неодновременно, то вскоре же была получена и декларация-послание Заместителя и его Синода, появившееся в связи с легализацией Патриаршего Управления гражданской властью.

Первый указ определил отношение Карловацких иерархов и к требованию мит. Сергию о подписке и к его декларации. Поэтому, они, несмотря на свою собственную апелляцию к мит. Сергию, не подчинялись ни его указаниям относительно их Синода, ни распоряжению о подписке, а декларацию сочли за измену вере. Последнее было им необходимо для того, чтобы оправдать свое неподчинение. В то же самое время они, воспринявшие церковную власть на себя, продолжали считать себя в составе Русской церкви. Вся нелепость подобной позиции до очевидности ясна и основывалась на прецеденте, имевшем место с григорьевцами.

Иное отношение к распоряжению мит. Сергия в это время проявил мит. Евлогий. В ответ на указ мит. Сергия, возражая против термина лояльности, как законопослушности советской власти, писал: "Я был бы бесконечно счастлив, если бы это мое заявление было признано удовлетворительным для Вас и состоящего при Вас Синода, так как нам бесконечно дорого каноническое единение с Матерью-Церковью". При этом давалось обещание: "твердо стоять на установившемся у нас, согласно заветам Св. Патриарха Тихона, положении о невмешательстве церкви в политическую жизнь и не допускать, чтобы в подведомственных мне храмах церковный амвон обращался в политическую трибуну" 13. В ответ на такое ходатайство мит. Сергий дал следующее разъяснение и уточнение вопроса. Прежде всего "термин лояльности не может означать послушания советским законам" писал Заместитель, но и воздержание от политических выступлений должно относиться "не только к церковному амвону, но и ко всей церковно-общественной пастырской деятельности". По поводу этого разъяснения мит. Евлогий дал интервью сотруднику "Возрождения", не лишенное интереса, в котором заявил по поводу последнего разъяснения мит. Сергия: "Быть может здесь есть доля моей вины - я недостаточно ясно ответил на этот пункт, но должен сказать, что весь смысл моего ответа говорит не только о церковном амвоне, а о пастырско-общественной работе, так что тут между мит. Сергием и мной расхождения нет". В своем же послании, от 25 июня 1926 года, тот же мит. Евлогий писал: "Для нашей зарубежной церкви нет другого пути, как неуклонно идти за ним (мит. Сергием), как носителем этой власти, если мы только, действительно, считаем себя неразрывной частью Русской Православной Церкви, если мы дорожим этим единством с нею и не хотим отрываться от нее, а через нее и от всей Вселенской Церкви" 14. Итак, все заявления сделаны самые определенные, не допускающие кривотолков.

Наступивший штиль был, однако, перед грозой. Усиленное давление атмосферы чувствовалось уже ранее, чем наступила самая гроза. Решительность заявлений не соответствовала решимости самого мит. Евлогия. Были некоторые обстоятельства, которые сделали возможным последующие события. Мит. Евлогий не мог уяснить себе своего положения в Западной Европе, которое было чрезвычайно ответственным, как единственного полномочного представителя Московской Патриархии и вместе с тем не обладавшего всей полнотой иерархической власти на территории Западной Европы, так как таковой и всей Русской церкви, в ее целом, не принадлежало.

Положение мит. Евлогия в Западной Европе патриаршим указом о возведении его в сан митрополита было признано "высоким". Такое признание последовало не в силу того, что в его управлении находилось 50 приходов, управление такой "совокупностью" было бы под стать и просто викарному епископу. Но эти приходы находились в Западной Европе и мит. Евлогий был единственным из русских епископов, имевшим полномочия от центральной церковной власти. Таким образом, он не только управлял приходами, но и представлял русскую церковную власть здесь. Так понимали это положение и внешние и иное понимание было невозможно. В качестве представителя Русской церкви он был приглашен в Лондон на торжества, связанные с празднованием тысячи шестисот лет со времени Первого Вселенского Собора.

Первый съезд мирян и духовенства, имевший место в июле 1927 года в Париже, прошел в общем благополучно, подчеркнув нерасторжимость связи с матерью-Церковью. Но на нем была проявлена известная обывательщина в вопросе об усвоении Парижскому церковному управлению названия епархиального, хотя в самой объяснительной записке сказано, что под словом епархия понимается "совокупность приходов", т. е. не определенная территория или часть Русской церковной территории, а только приходы, находящиеся в Западной Европе, территориально не связанные и объединенные только в порядке их административного управления. Если этой совокупности не решились усвоить наименование митрополичьего округа, то эта совокупность имела очень малое приближение и к понятию епархии, как оно формулировано в постановлениях последнего Поместного Собора.

Однако, упорное настаивание на этом названии, как оказалось впоследствии, вовсе не было невинной ошибкой невдумчивого автора этой записки, а тенденцией, которая не была оставлена даже после авторитетного разъяснения мит. Сергия. Тенденция заключалась в том, что якобы эта совокупность может в некоторый момент встать в положение, предусмотренное патриаршим указом от 20 ноября 1920 года, дававшим возможность для старых епархий со сложившейся внутренней церковной жизнью, упрочившимися органами управления и епископом, обладавшим полнотою иерархических прав, самостоятельного управления на время отрыва епархии от церковного центра. Не может быть никакого сомнения, что этот указ ни в какой степени не касался русских церквей в Западной Европе и уже ни в коем случае не стеснял прав церковной власти. Да и все акты, изданные Св. Патриархом Тихоном, специально касавшиеся устройства управления заграничными церквами, относятся к более позднему времени и исключают всякую возможность ссылки на упомянутый указ. Таким образом, в постановлениях уже первого Парижского съезда была заложена известная двойственность отношения к высшей церковной власти. Прокламируя неразрывную связь, подготовляли фикцию, на которую можно было бы опереться в случае каких либо осложнений. Как всякой фикцией, так и этой, невозможно прикрыть никакого акта самочиния.

В составе паствы миг. Евлогия всегда были элементы раздорнические и политиканствующие, которым всего скорее приличествовало примкнуть еще к Карловацкому расколу. Личные мотивы и разница политических идеалов, по сравнению с основным настроением карловацкой массы, тогда удержали их от этого шага. Но разница политических устремлений нисколько не делала их отличными в церковном настроении: церковь использовать в своих политических видах старались те и другие. На этой почве и выявился церковный анархизм и среди пасомых мит. Евлогия. Проф. Карташев 15 позволил себе невозможный с церковной точки зрения и морально предосудительный акт: писания и печатания в зарубежной прессе открытых писем фактическому возглавителю Русской церкви и даже формулировал отношение к Заместителю, чуть ли не всей паствы мит. Евлогия, как "состояние в тяжбе с мит. Сергием". Некий "прихожанин" в газете "Возрождение" определил настроение самого мит. Евлогия, как аналогичное внутренней оппозиции мит. Сергию, то есть иосифлянскому расколу. Правда, сам мит. Евлогий опровергал это. Но и это утверждение прихожанина на чем то было основано. Таким образом, уже в 1928 году настроение некоторых, а может быть, и влиятельных кругов среди паствы мит. Евлогия было явно раздорническим. Оставалось только неясным, как и при каких обстоятельствах это настроение создаст новый откол, который внутренне уже существовал.

С конца 1929 года за границей началось движение протеста против религиозных гонений в СССР. Положение карловчан в этом вопросе было несравненно более легким, так как они уже были в расколе и на попытку мит. Сергия вернуть их в церковь ответили отказом.

В этом отношении гораздо труднее было положение мит. Евлогия, как давшего подписку о неучастии в противосоветских выступлениях. Независимо от подписки, в силу своего исключительного положения в Западной Европе мит. Евлогий, по существу и по требованиям церковных канонов, не мог в данном случае действовать только по своему усмотрению. Не допустимо было его участие и по соображениям моральным, так как за него церковная власть несла ответственность перед гражданской властью в России. С другой стороны безответственные. элементы его паствы поддержали и даже требовали от мит. Евлогия участия в молениях - протестах. Противники мит. Евлогия учли всю сложность положения и повели работу со своей стороны. По-видимому, мит. Евлогий в этих трудных обстоятельствах не без колебаний поддался двойному давлению: со стороны части его паствы и его церковных противников. На трудном экзамене на верность Русской церкви, как ее до сих пор понимал сам мит. Евлогий, он испытания не выдержал. Приняв участие в молениях протестах, он подводил Высшее Церковное Управление под ответственность, не зависимо от того, признавал ли он лично ту власть, перед которой церковная власть была ответственна за своего представителя.

Участие мит. Евлогия в протестах необыкновенно осложняло положение Патриаршего Управления в Москве, бросало на последнее подозрение в неискренности и даже интригах за границей и способно было достигнуть как раз обратных результатов. Уже новогоднее послание мит. Евлогия, на 1930 год, свидетельствовало о переломе в настроении его и скорее походило, и по содержанию и по стилю, на документ политического свойства, чем архипастырское обращение к своей пастве 16. Последующие его шаги не оставляли никакого сомнения в решении следовать по пути карловчан. В таких условиях мит. Сергию и его Синоду не оставалось иного выхода из положения, как резко подчеркнуть свое расхождение с мит. Евлогием. Эту задачу и преследовали две беседы мит. Сергия с советскими и иностранными корреспондентами.

И тут мит. Евлогий не понял ошибочности своих выступлений и продолжал осложнять положение. В связи с указанными беседами мит. Сергия, он опубликовал два документа: "осведомительное сообщение", новая форма литературных трудов, и послание. То и другое произведения свидетельствовали о таком психическом состоянии их автора, которое может быть названо раскольничьим. В первом мит. Евлогий писал: "Если бы православный архипастырь оказался способным дать такую беседу, он тем самым разорвал бы свою связь с паствой и самоупразднился в своих иерархических правах" 17. Таким образом, с того момента, когда мит. Евлогий убедился в подлинности бесед мит. Сергия он и формально должен был бы разорвать свою связь с первым. На это не хватило духу, а, может быть, и сознавалась вся нелепость высказанного в запальчивости положения. Самый же приговор над мит. Сергием и его Синодом был произнесен преждевременно не только потому, что в данный момент мит. Евлогий не был убежден в подлинности этих бесед, но и потому, что ему не были известны все обстоятельства дела. Подчеркнув свою несолидарность с протестами, мит. Сергий в особой записке, поданной во ВЦИК, определенно заявил о нуждах церкви. Итак, не сокрытие истинного положения дела, а сознание бесполезности и даже вредности протеста руководило мит. Сергием во всем этом деле. Если так преждевременно и неосновательно вынес осуждение мит. Сергию его представитель в Западной Европе, на что он не имел никакого и права, то совершенно иначе действовал сам мит. Сергий.

Узнав из номера "Известий", от 18 марта 18, что в газете "Морнинг Пост" появилось сообщение об участии мит. Евлогия в молениях протестах в Лондоне, Патриарший Синод вовсе не спешит произнести свое суждение о поступке мит. Евлогия и о нецелесообразности дальнейшего пребывания мит. Евлогия на его ответственном посту, а старается выяснить все обстоятельства дела и прежде всего запрашивает самого мит. Евлогия о правильности самого сообщения "Морнинг Пост". Когда сам мит. Евлогий подтвердил самый факт, только тогда, уже 11 июня 19. Заместитель и Синод освободили мит. Евлогия от временного заведования заграничными приходами и сообщили о передаче этого управления, тоже временно, арх. Владимиру с просьбой, если последний почему либо не может взять на себя управление, то, чтобы указал другого епископа, которому Патриархия могла бы передать управление. Несмотря на это, мит. Евлогий и его сторонники решились утверждать, что мит. Сергий, в данном случае, действовал под давлением ГПУ. В связи с этим появились самые нелепые слухи и прежде всего сочли арх. Владимира за агента ГПУ, наделенного столь большими полномочиями и даже привезшего с собой из Москвы этот указ. Определенно утверждали, что его видели в Берлине - в поезде: он был даже в красном клобуке. После таких сведений уже не могло быть сомнений. Как ни нелепы слухи о арх. Владимире, но они не далеко ушли от тех утверждений, которые распространяли вполне солидные люди, игнорируя фактическую обстановку увольнения мит. Евлогия. Преждевременность же суждений самого мит. Евлогия всего вероятнее была им проявлена под чьим то давлением.

Нужно было демонстрировать солидарность клира и мирян с мит. Евлогием. Поэтому, собрали в Париже съезд представителей приходов и духовенства. Еще гораздо ранее получения указа об увольнении на повестку собрания был поставлен вопрос, наличность которого, по заявлению самого мит. Евлогия, заставила его покинуть совещание епископов в Карловцах в 1926 году. Теперь тот же самый вопрос стоял на повестке предстоящего съезда: об отношении к Патриархии. Кто возьмет на себя задачу доказать неуместность этого вопроса на епископском совещании и законность его обсуждения на Парижском съезде? Самая постановка его свидетельствовала о предрешении вопроса об отпадении от Патриархии. При этом предположении все остальное делается понятным. Съезд не обманул ожиданий, но все же в сообщениях о съезде были допущены неправильности. Большинство рвало связи с Патриархией, но были и противники этого, для затуманивания вопроса утверждали, что разрыв с мит. Сергием не означает еще разрыва с Русской церковью. Очевидно, некогда высказанная самим же мит. Евлогием мысль, что только подчинение власти законных правопреемников служит связью заграничных приходов с Русской и вообще церковью, была теперь не ко времени. С этой точки зрения вопрос, предложенный съезду в сущности сводился к дилемме: или с церковью или с мит. Евлогием в расколе. Уже из самой дилеммы ясно видно, что, собственно, церковным выходом был только первый, второй же не был церковным, так как выводил и стадо, и пастыря за церковную ограду. Однако, в это время уже намечался и третий путь, который лежал тоже "инде", т. е. вне церковных правил. Об этом пути во время съезда еще неудобно было говорить, так как могло вызвать нежелательную потребность детальнее разобраться во всем вопросе.

Вопрос об отношении к Патриархии после указа 11 июня превратился в вопрос о подчинении или неподчинении распоряжениям высшей церковной власти. Если в вопросе о назначении епархиального архиерея голос епархии и имел бы известное значение, то в вопросе об увольнении этот голос не может играть ровно никакой роли, так как архиереи увольняются или по суду или по распоряжению высшей церковной власти. Назначение же епископов в заграничные миссии производится исключительно постановлением Синода. Следовательно, тем же порядком совершается и увольнение их. В таком порядке был назначен и сам мит. Евлогий, да еще временно. Правда в указе о назначении было сказано: "впредь до восстановления беспрепятственных сношений с Петроградом". Но это в данном случае не имеет значения, так как церковная власть всегда имеет право изменить условия, ею же и поставленные, но это вполне ясно показывает, что Св. Патриарх и Синод в 1921 году вовсе не считали мит. Евлогия несменяемым, хотя бы даже в том условном смысле, как всякого епархиального архиерея, пребывающего на кафедре "пожизненно". Не было учреждено и кафедры. Временный характер всего поручения мит. Евлогию совершенно очевиден.

Вопрос был осложнен самым существом постановления съезда, формулированного к тому же в ультимативной форме: если мит. Сергий не отменит своего указа, то выйти из подчинения Московской Патриархии, но сохранить поминовение мит. Петра. После всего, что имело в жизни Русской церкви до этого, подобная добавка казалась ни от чего не гарантирующей: не так ли поступили карловчане, григорьевцы и иосифляне. Мит. Евлогий, допуская постановку этого вопроса на рассмотрению своего съезда, совершал служебное преступление. А председательство на съезде самого мит. Евлогия не соответствовало элементарной объективности. После подобного постановления евлогиане, по силе статей 14 и 15 постановлений Двукратного Собора, делались формальными раскольниками.

Однако, и после этого высшая церковная власть не дала места гневу или силы какому либо закулисному влиянию. Мит. Сергий даже выразил согласие пересмотреть вопрос об увольнении мит. Евлогия, но при трех условиях: 1) обещании со стороны мит. Евлогия не нарушать данного обязательства относительно политических выступлений, 2) признать свою поездку в Лондон ошибкой, 3) осудить постановления своего съезда. Ответ мит. Евлогия и некоторые другие обстоятельства (обязательство перед Константинопольским Патриархом о невнесении политики в церковь) показывают, что для него неприемлемым оказалось только осуждение постановлений июльского съезда 1930 года. Беззаконность этих постановлений между тем является самым бесспорным во всем, что имело место за последнее время в жизни заграничных приходов. Отсюда ясно, что отделение от Русской церкви или раскол соответствовал видам руководящих групп в "евлогианстве".

После этого не было для мит. Сергия и Патриаршего Синода иного выхода, как подтвердить увольнение мит. Евлогия и даже наложить на него прещения. Прещения были наложены на мит. Евлогия только частично, но с преданием его суду, чего требовал и сам мит. Евлогий. Если сопоставить ход событий, связанных с делом мит. Евлогия, с обстоятельствами раскола григорьевцев, то нельзя не заметить, что мит. Сергий действовал против последних гораздо решительнее и быстрее, а между тем григорьевцы были легализованы гражданской властью. В самом начале января оформился Высший Церковный Совет арх. Григория, а 29 января сам арх. Григорий и его единомышленники мит. Сергием были уже запрещены в священнослужении. В отношении григорьевцев мит. Сергию приходилось действовать, по преимуществу, одному, и лишь потом выясняя мнение епископата частным путем. В деле мит. Евлогия официально приняли участие до двадцати епископов, так как, по-видимому, оно обсуждалось последовательно в трех сессиях Временного Патриаршего Синода. Принимая все это во внимание, нужно сказать, что высшей церковной властью в деле мит. Евлогия было проявлены и сдержанность, и строгая, объективность в ведении всего этого дела. Указ (повторный) об устранении мит. Евлогия датирован 26 декабря 1930 года, но опубликован был Парижским управлением только в конце января. С этого момента начинается усиленная подготовка к третьему столь же беззаконному выходу из создавшегося положения. Очевидно, те основания, которые до сих пор выдвигались в защиту возможности самостоятельного существования совокупности евлогианских приходов, плохо удовлетворяли и самих сторонников этой мысли. В этом случае, не обошлось без затушевывания тех стремлений, которые раньше существовали у руководителей евлогианства. Говорили о том, что будут ходатайствовать о покровительстве, а привезли из Константинополя юрисдикцию и. титул экзарха. Это означало просто подчинение Константинопольскому Патриарху. Беззаконность этого акта нисколько не уменьшается от того, что в нем принял участие Константинопольский Патриарх. История знает, когда на этом престоле сидели и еретики. Сам мит. Евлогий в связи с любовным отношением Константинопольского Патриарха к Русской церкви, протестовал против подобных выражений любви и писал по этому поводу: 18 мая 1926 года мит. Дионисию: "Обращение же к Константинопольскому патриарху и участие последнего в этом деле (учреждение автокефалии в Польше) я признаю, при всем моем глубоком уважении к высокому положению этого первоиерарха, неправильным и вижу в этом неоправданный канонами акт вмешательства его в дела автокефальной Русской церкви" 20. Русская церковь за время с 1926 года по 1931 год не потеряла своей автокефалии и, поэтому, оценка, данная мит. Евлогием действиям Константинополя в польских делах, вполне приложима и к ее деяниям по вопросу мит. Евлогия. Случаев проявления любви к Русской церкви со стороны названной патриархии было несколько: они связаны или с растаскиванием русского церковного достояния или поддержкой церковных отщепенцев вплоть до требования от почившего Патриарха сложить с себя власть в пользу живоцерковного Синода. Мит. Евлогий своим обращением в Константинополь не только встал в аналогичное положение с обновленцами и пр., но и морально принял на себя ответственность за все, что было совершено его новой патриархией по отношению к Русской церкви. Мало того, он покусился на автокефалию Русской церкви и поддерживает точку зрения Константинополя, которая сводит автокефалию других православных церквей к какой то полуавтокефалии. Принятие же в свою юрисдикцию Константинопольским патриархом находящегося под частичным запрещением иерарха, уже отданного под суд, есть деяние, нарушающее не только отдельные церковные правила, но совершенно противоречащее самым основным принципам церковной дисциплины. Поэтому, это вмешательство не может ничего изменить в деле мит. Евлогия и вообще "евлогианства". Хорошо известно, что утопающий хватается за соломинку, но так же хорошо известно, что соломинка не в состоянии его спасти. В положении такого утопающего и очутились "евлогиане".

Когда люди, находятся в панике, граничащей с отчаянием, то они способны на такие шаги, которые ничего не могут изменить в их собственном положении, но увеличивают сумму зла в мире. Так и мит. Евлогий, в целях беззаконной самообороны, стремится вызвать конфликт между Русской и Константинопольской церквами. На долю Русской церкви уже раз выпала задача защиты самого православия вопреки Константинопольскому Патриарху, что нашло тогда отзвук и в верующей массе елленского народа. Теперь на долю нашей церкви выпала защита основ церковной дисциплины и вековой своей автокефалии, на которую покушаются уже с помощью русского иерарха. Какой иронией звучат теперь слова и уверения о следовании заветам в Бозе почившего Патриарха Тихона, который в свое время дал такой мужественный отпор домогательствам Константинополя.

Противный всякой церковной дисциплине переход мит. Евлогия в юрисдикцию Константинопольского патриархата не только не мог остановить дела, но вызвал окончательное запрещение самого мит. Евлогия и солидарного с ним клира. Продолжая совершать таинства после запрещения, евлогиане уже оказались в положении бесправных в том отношении, что потеряли даже право на апелляцию. Этим упростили задачу предстоящего суда, которому остается только констатировать факт раскола.

Указ мит. Сергия от 20 мая 1931 года, запрещавший полностью священнослужение мит. Евлогию и солидарному с ним клиру, оставлял возможность выхода для раскаявшихся, поручив мит. Елевферию, отныне представителю Русской Патриархии в Западной Европе, право не только принимать отколовшихся в церковное общение, но и разрешать им и священнослужение, не исключая мит. Евлогия 21.

Конечно, психическое настроение мит. Евлогия и увлеченного в раскол клира в этот момент не соответствовало указанному выходу. Если Патриархия протягивала руку помощи, то отколовшиеся скорее готовы были раздувать, если не мировой пожар, то раскол во вселенском масштабе.

Нам не раз приходилось отмечать, что процессы, совершавшиеся в России и за рубежом, сходные между собою по существу, отличались друг от друга темпом их развития. Это вполне подтверждается событиями только что изученного нами времени (1927 до 1931 гг.). В России последнее отпадение относится к первым годам этого времени (1927-1928 гг.), а за рубежом последнее отпадение произошло в самом конце. В то время, как в России "иосифлянский раскол" шел к своему естественному концу, почти в тех же условиях возник за рубежом новый раскол, последний по времени, - "евлогианский". Этим и завершилась русская церковная смута.


Когда мы говорим о завершении, смуты, мы вовсе не хотим утверждать, что русское церковное общество достигло желанного единения и что больше уже ничто не угрожает миру церкви. Под завершением церковной смуты мы разумеем то, что она, достигнув максимума в своем развитии, как бы переломилась и пошла на убыль. Если волны еще бороздят поверхность Русского моря, то это волнение происходит по инерции: движущая сила смуты изжита русским церковным обществом.

Несмотря на большое число всяких отколов, из которых самым значительным, по размерам, было живоцерковство, Русская церковь сохранила основную массу верующих и сейчас насчитывает не менее ста миллионов своих членов. Таким образом, и в настоящее время более двух третей всего православного населения земного шара принадлежит к Русской церкви. Существенный урон, понесенный ею, не изменил ее положения в православном мире. Внешние испытания в этом отношении менее значительны. Это тем более верно, что, по словам поэта "тяжелый млат, дробя стекло, кует булат".

Внешние испытания и явились тем тяжелым млатом, который, несколько сокращая объем, выковывал булат, и придавал Русской церкви монолитность, большое сцепление образующим ее частицам, увеличивал ее удельный вес. Расколы же отделяли частицы изнутри. Правда удаление стеклообразных элементов тоже делало остальную массу более целостной. Но, в процессе этого внутреннего выделения возможно увлечены и церковно ценные частицы. Этим прежде всего расколы и вредны. Они отрывают от церковного тела элементы верующие и даже церковно настроенные, но только смущенные внешним положением церкви и агитацией расколоначальников. Тяжкая вина раскола не может пройти бесследно для отпавших в раскол. Значительная часть раскольников ожесточается против церкви и в этом ожесточении отходит все дальше и дальше от нее. Кто может сказать, где предел этим внецерковным мытарствам и не ведут ли эти блуждания прямо или косвенно к утрате всякой веры?

И при всем том, имеются случаи противоположные. Нет такого раскола, из которого не было возвращения в церковь. В этом отношении особенно ярки примеры в России. Последнее является весьма показательным. Церковь, создающая свое единство, является притягательной силой. Все это дает основание спокойно смотреть на будущее. Будущее Русской церкви не будет менее значительным в судьбах православия и даже, наоборот, в грозе и буре, создающиеся духовные ценности в среде русского церковного общества, увеличат ее значение.

В силу этих же соображений можно утверждать, что всякие попытки, с чьей бы стороны они ни исходили, решить какие либо общецерковные вопросы, или специально касающиеся Русской церкви, помимо ее, принесут инициаторам этих решений только разочарование.

До сих пор в течение десяти лет в жизни Русской церкви господствующим был процесс разделения. Но уже при изучении событий этого десятилетия мы наблюдали явления и противоположные этому. Происшедший перелом в развитии церковной смуты есть начало ее конца. Поэтому, вполне естественно сделать тот вывод, что параллельно изживанию смуты будет приобретать все большее значение обратный процесс церковного соединения. Об этом уже и сейчас свидетельствуют некоторые факты. Изучение их составляет задачу иную, посвященную уже выяснению вопроса о начале собирания Русской церкви.

Однако, и сейчас не потерял значения призыв Св. Патриарха Тихона, когда то обращенный к русскому церковному обществу, раздираемому живоцерковным расколом. В настоящее время число расколов еще умножилось. Хотя они, все вместе, по числу увлеченных в них и не равны живоцерковству, все же отторгают многих. Поэтому, все также настоятельно звучит призыв почившего Первосвятителя к единению. Услышавшие его и последовавшие ему исполнять и завет апостола языков, некогда выраженный в послании к Римлянам (Рим. XV, 5).


1 Проф. Павлов - Курс церковного права, стр. 491. 2 Ц. В., 1927, № 5 - 6. 3 Там же. 4 Известия, 1925, 15 апр., № 86. 5 Проект декларации, составленный на Соловках, неправильно называемый посланием соловецких епископов. Вестник Христианского Студенческого Движения. 1927, № 7; записка арх. Иллариона была напечатана в газете Возрождение, 1926, 18 авг. 6 Сведения о церковном съезде в г. Барнауле. Вестник Св. Синода (Обновленческого), 1927, № 5 - 6, стр. 44. 7 Текст ходатайства мит. Сергия имеется у автора в копии. 8 Декларация-послание Временного Патриаршего Синода напечатана в газ. Последние Новости, 1927, 23 авг., № 2344 и др. газетах. 9 См. Борьба за Россию: Письма из России. Церковные дела, 1928, № 64, стр. 2 и сл. 10 Известия, 29 июля, 1923 г. 11 Переписка, связанная с иосифлянским расколом напечатана в Ц. В., 1928, №№: 3 - 4, 5 - 6, 7 - 8. 12 Письмо мит. Сергия в газете Последние Известия в г. Ревеле, 1927, 11 февраля; перепечатано в газете Возрождение, 1927, 25 марта. 13 Возрождение, 1927, 16 сентября. 14 Послание мит. Евлогия: Возрождение, 1928, 29 июня. 15 Борьба за Россию; приложение к № 42, 10 сентября, а также и в № 97 от 29 сентября 1928 года. 16 Возрождение, 1930, 7 янв., № 1680. 17 Последние Новости, 1930, 19 февр., № 3255. 18 Ж. М. П., 1931, № 2, стр. 2. 19 19 Возрождение, 1930, 23 июня. 20 Христианское Чтение. Варшава, 1926, № 24. 21 Акты Патриархии по делу мит. Евлогия напечатаны в Ж. М. П., 1931, №№ 4 и 6.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова