Константин Ковырзин

Константин Владимирович Ковырзин, сотрудник "института" о.Вл.Воробьёва (Свято-Тихоновский).

Поместный собор 1917-1918 годов и поиски принципов церковно-государственных отношений после Февральской революции

Оп.: Отечественная история. 2008 г. №4. С.88-97.

Годы революций в России обострили ряд вопросов требующих скорейшего разрешения, среди них одно из важнейших мест занимал вопрос о характере взаимоотношений Церкви и государства. Именно он стал одним из важных вопросов Всероссийском Церковном Соборе 1917-1918 годов. О ходе этой дискуссии рассказывается в данной статье.

После Февральской революции реформа церковно-государственных отношений, давно уже вызывавших критику со стороны значительной части церковной общественности, стала практически неизбежной. Однако основные принципы этой реформы еще только предстояло выработать. Проекты, активно составлявшиеся и рассматривавшиеся после революции 1905 г. (в том числе в ходе деятельности Предсоборного присутствия 1906 г. и Предсоборного совещания 1912-1917 гг.), уже не соответствовали сложившейся в стране обстановке. Все они, расширяя автономию церковного управления, предусматривали все же сохранение «симфонии» Церкви и православной империи1.(88) Открывшийся в августе 1917 г. Поместный Собор должен был высказаться о том, какими Церковь желала видеть свои отношения с новым государством, окончательная организация которого была отложена до Учредительного собрания. Весной-летом 1917 г. данный вопрос обсуждался в церковной и светской печати, на многочисленных епархиальных съездах духовенства и мирян. Это обсуждение, требующее еще специального исследования, не только выражало настроения, преобладавшие среди верующих, но и влияло на позиции и взгляды участников Всероссийского съезда духовенства и мирян, Предсоборного совета и Поместного Собора 1917-1918 гг., стремившихся выработать общую, официальную позицию Православной Российской Церкви, в том числе и по вопросу о взаимоотношениях с государством. К сожалению, ни сама эта позиция, ни ее формирование до сих пор не получили достаточного освещения в современной историографии, несмотря на большой интерес исследователей к положению Церкви после Февральской революции2.

Созванный по инициативе московского Совета объединенного духовенства и мирян Всероссийский съезд духовенства и мирян прошел по благословению Св. Синода в Москве 1-12 июня 1917 г. В его работе приняли участие около 1200 делегатов, избранных епархиальными съездами3. Помимо приходских священников и мирян, составлявших подавляющее большинство, в заседаниях съезда участвовали также представители монашества и духовных учебных заведений (по одному от епархии), в качестве гостей присутствовали и некоторые архиереи. По словам одного из делегатов, протоиерея С.М. Потехина, «съезд собрал и воплотил в определенные пожелания и постановления рассеянные мысли и чувства православных русских людей»4.

Вопросы церковно-государственных отношений рассматривались на съезде в секции, которой руководил профессор Томского университета П.А. Прокошев. Подготовленные ею тезисы обсуждались и были приняты на пленарном заседании 7 июня 1917 г. На членов секции, в свою очередь, большое влияние оказали взгляды профессора церковного права Варшавского, а затем Донского университета П.В. Верховского (1879— 1943), являвшегося сторонником установления в России системы «государственного верховенства» над всеми конфессиями и религиозными организациями5. Хотя сам Верховской из-за болезни не смог участвовать в работе съезда, члены секции Прокошева были ознакомлены с подготовленным им проектом статей «о вере» предполагаемой российской конституции и согласились с его основными идеями6. Отчасти это объяснялось тем, что это был, по существу, единственный детально разработанный профессио­нальным юристом законопроект, вышедший из церковной среды, опирающийся на зарубежный опыт (большинство его статей имело прецеденты и аналоги в европейском законодательстве) и учитывающий российскую специфику. Схожие взгляды разделяли некоторые кадеты и близкие к ним представители либеральной церковной интеллигенции, в том числе - С.А. Котляревский, А.В. Карташев, кн. Е.Н. Трубецкой, П.И. Новгородцев, Ф.И. Мищенко.

По мнению Верховского, правительству следовало признать все религии «наивысшей культурной ценностью, всячески поддерживать которую призвана власть во всяком цивилизованном государстве»7. Поддерживая науку, просвещение, литературу, искусство, театры, государство не могло, полагал профессор, «вопреки самосознанию всех русских граждан, устами Учредительного собрания, объявить все культы частным делом, подобно каким-либо спортивным организациям, клубам, собраниям и т.д.». Верховской был убежден, что в России, в отличие от Франции и США, отсутствуют условия для отделения Церкви от государства. Подобная мера не только поставила бы духовенство в тяжелые материальные условия, но и нанесла бы моральный удар 114 миллионам православных, утвердив в сознании подавляющего большинства населения России мысль о том, что «свергнутое самодержавие было единственной и лучшей опорой веры и Церкви»8.

Согласно проекту Верховского, государство гарантировало всем гражданам, достигшим 16 лет, полную свободу совести и вероисповедания, включая право на вневероисповедное состояние, религиозным организациям, признанным государством, предоставля-(89) лись автономия в их внутренней жизни, а также покровительство и материальная поддержка, пропорциональная числу принадлежащих к ним граждан. Такая кооперационная модель церковно-государственных отношений предполагала дифференцированную государственную поддержку наиболее крупных, влиятельных и исторически доминирующих в стране конфессий при обеспечении прав религиозных меньшинств. Вместе с тем проект предусматривал первенство православия среди других вероисповеданий. Обосновывая его, Верховской ссылался на роль православия в истории России и численное превосходство православных граждан (114 из 170 млн. т.е. 70% населения)9. В соответствии с этим указывалось, что «вся государственная деятельность должна покоиться на православно-христианских началах культуры», а воскресные и праздничные дни православной Церкви объявлялись нерабочими. К православному вероисповеданию должны были принадлежать президент и министр исповеданий Русской республики, во всех случаях, когда государство признавало нужным обратиться к религии, следовало прибегать к помощи православного духовенства10. В проекте оговаривалось, что светская власть не имеет права вмешиваться во внутреннюю жизнь религиозных организаций, круг ее полномочий строго ограничивался покровительством и надзором за соблюдением законов и государственных интересов (эти обязанности возлагались на министра исповеданий). Однако и церковная автономия не должна была нарушать государственного суверенитета. В частности, предполагалось, что переписка духовенства всех вероисповеданий с их единоверцами в других странах осуществляется лишь с ведома и одобрения министра исповеданий, и никакой акт, исходящий от иностранных духовных властей, не может быть обнародован и приведен в исполнение без его разрешения (это затрагивало прежде всего интересы католиков)11.

Сторонники отделения Церкви от государства (П.А. Прокошев, А.И. Покровский) оказались на съезде в явном меньшинстве12. На пленарном заседании обер-прокурор Св. Синода В.Н. Львов заявил, что отделение должно стать актом «дружелюбия» государства по отношению к Церкви и потребует долговременной подготовки: дарования Церкви свободы, постепенного разграничения сфер церковной и государственной деятельности и т.д. Полное отделение Церкви от государства Львов считал возможным лишь в самой отдаленной перспективе13. Соглашаясь с обер-прокурором, профессор А.И. Покровский предложил принять компромиссную резолюцию, провозглашавшую отделение Церкви от государства идеалом, который не может быть осуществлен не­медленно. Но его поддержали лишь 14 из 800 присутствовавших на заседании делегатов14. Таким образом, подавляющее большинство участников съезда принципиально выступило против отделения.

В результате, в резолюциях съезда заявлялось, что «отделение Церкви от государства не может быть допущено, но должна быть объявлена и последовательно проведена свобода вероисповедания и культа». Делегаты добивались признания того, что «православная вера пользуется преимуществом во всех актах государственной жизни, в которых государство обращается к религии», православный календарь является основой государственного, а главой государства и министром исповеданий в России может стать только православный «от рождения». Согласно резолюциям съезда, православной Церкви, как и другим вероисповеданиям, следовало предоставить публично-правовой статус, покровительство и материальную поддержку со стороны государства15.

Решения съезда, в целом, соответствовавшие основным положениям проекта Верховского, демонстрировали убежденность большинства представителей духовенства и мирян в том, что связь Церкви и государства не противоречит принципу свободы совести, при осуществлении которого православие должно сохранить первенствующее положение. На фоне политических резолюций съезда о поддержке революции, «народоправия» и передачи земли трудящимся умеренность решений, касающихся взаимоотношений Церкви и государства, не вызывала сомнений. Естественно это устраивало далеко не всех. Так, сторонник отделения киевский богослов и философ В.В. Зеньковский критиковал съезд за то, что в данном вопросе он руководствовался не интересами Церкви, а исключительно патриотической тревогой за Россию и желанием сохранить(90)16. Тем самым, по его мнению, съезд не избежал соблазна «теократии». Действительно, требование, чтобы глава государства и министр исповеданий являлись православными (тем более «от рождения»), было небесспорно и к тому же вступало в противоречие с политикой Временного пра­вительства, которое стремилось к отмене всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений. Так, еще 20 марта 1917 г. отменялись все ограничения, касавшиеся прохождения государственной службы и занятия должностей17. У делегатов съезда могла оставаться лишь слабая надежда на то, что их мнение будет поддержано Учредительным собранием. возможно более широкое влияние Церкви на власть

Важным этапом в ходе обсуждения в церковных кругах принципов взаимоотношений Церкви и государства стала работа Предсоборного совета, заседавшего в Петрограде с 12 июня 1917 г. Его задача состояла в подготовке материалов и законопроектов для предстоящего Поместного Собора. В состав Совета, насчитывавший 62 члена, входили члены Св. Синода, архиереи, избранные епископатом, обер-прокурор Св. Синода и его товарищ, опытные чиновники «ведомства православного исповедания», представители духовных академий, церковные историки и канонисты. Законопроект, определявший правовое положение Церкви в государстве, был подготовлен VIII отделом Совета, девизом деятельности которого стал предложенный профессором Киевской ду­ховной академии Ф.И. Мищенко лозунг «свободная церковь в правовом государстве»18. Возглавлявший VIII отдел архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) исходил из того, что «Церковь не должна входить в симфонию с государством, а должна быть самостоятельной, автономной». «Но отсюда, - полагал владыка, - не следует, что Церковь должна быть отделена от государства в том виде, как это было во Франции. Государство должно признать за Церковью великую культурную силу и оказывать ей всяческую поддержку»19. В основу законопроекта легли положения, специально составленные Верховским, а затем дополненные и отредактированные другими членами отдела. 14 июля 1917 г. он был одобрен общим собранием Предсоборного совета (сторонники отделения Церкви от государства и здесь остались в меньшинстве), а 19 июля - утвержден Св. Синодом и предназначен к рассмотрению на Поместном соборе20.

Проект Предсоборного совета предусматривал для Православной Церкви «первое среди других религиозных исповеданий наиболее благоприятствуемое в государстве публично-правовое положение» и гарантировал автономию внутрицерковной жизни. Согласно проекту, правительственная власть признавала церковную иерархию и учреждения, образованные на основании постановлений и правил Церкви. За актами церковного управления и суда государством признавалась та сила, которую они имели в Церкви (постольку, поскольку это не противоречило действующему законодательству). Церковное венчание считалось законным заключением брака (если этот брак соответствовал условиям, предусмотренным законом), церковные метрические книги сохраняли значение актов гражданского состояния, что, впрочем, не исключало введения светской метрикации. Первенство православной Церкви должно было выразиться в том, что ос­новные церковные праздники и воскресные дни объявлялись нерабочими, во всех случаях, в которых государство обращалось к религии, преимуществом пользовалось бы православное духовенство, а главой государства и министром исповеданий мог стать только православный христианин (однако требование православия «от рождения» советом было отвергнуто). Церкви предоставлялись ежегодные государственные ассигнования, некоторые льготы и т.д. Со своей стороны, государство сохраняло суверенитет и наблюдало за соблюдением церковными учреждениями действующих законов.

Документ был в целом положительно оценен либеральной общественностью. 23-28 июля 1917 г. его ключевые положения были закреплены решением IX съезда в кадетской программе по церковному вопросу21. По мнению Карташева, его осуществление создавало условия для «морального культурного» сотрудничества Церкви и государства при их взаимной независимости22. Заняв 25 июля пост обер-прокурора Св. Синода, Карташев приступил к реализации некоторых положений программы, намеченной Пред-соборным советом. Уже 5 августа было создано Министерство исповеданий, которое(91) возглавил тот же Карташев, объединивший в своих руках дела всех религиозных организаций. Должность обер-прокурора Св. Синода была упразднена.

15 августа 1917 г. в Москве состоялось торжественное открытие Поместного Собора Православной Российской Церкви. Подготовка доклада о правовом положении Церкви в государстве была поручена VI отделу Собора, в списке членов которого значился 121 человек (8 архиереев, 15 священников, диакон, псаломщик и 96 мирян), Председателем отдела был избран архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий), активное участие в разработке соборного решения приняли архиепископ Волынский Евлогий (Георгиевский), епископ Томский Анатолий (Каменский), профессора С.Н. Булгаков, И.М. Громогласов, П.Н. Жукович, В.З. Завитневич, Н.Д. Кузнецов, Ф.И. Мищенко, А.Ф. Одарченко, П.А. Прокошев и Н.Н. Фиолетов, граф Д.А. Олсуфьев, кн. Е.Н. Трубецкой, генерал Л.К. Артамонов, П.И. Астров, А.В. Васильев, С.А. Котляревский, В.В. Радзимовский, С.Г. Рункевич.

Обсуждение взаимоотношений Церкви и государства стало одним из основных направлений работы I сессии Поместного Собора, продолжавшейся до 9 декабря 1917 г. Приступив к работе 1 сентября, VI отдел провел 17 рабочих заседаний, последнее из которых состоялось 6 ноября. Переработав и дополнив законопроект Предсоборного совета, отдел составил доклад «Правовое положение Православной Церкви в России», обсуждавшийся на 4-х пленарных заседаниях Собора 15-17 ноября23. После одобрения Совещанием епископов и обработки в Редакционном отделе, он был с незначительными изменениями окончательно принят 2 декабря 1917 г. как «Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о правовом положении Православной Российской Церкви»24.

В 1917 г. представители Церкви не раз выражали заинтересованность в укреплении страны и стабилизации политической обстановки. «Деятельность Собора протекала среди бурных и грозных событий, - вспоминал архиепископ Евлогий (Георгиевский). -Развал армии и всей политической и хозяйственной жизни, бегство солдат с фронта, вооруженные выступления рабочих, бешеная агитация большевиков против "угнетателей", разгул политических страстей... - вот атмосфера, в которой мы работали. В начале октября стали приходить вести из Петербурга одна другой ужаснее, одна другой тревожнее... Временное правительство доживало свои последние дни. Учредительное собрание казалось выходом из безысходного положения, но созыв его отсрочивали. Русская жизнь разваливалась, и надвигался хаос»25. В церковной среде зрело недовольство политикой Временного правительства, которое «узурпировало» власть Учредительного собрания, «вело страну к гибели» и не пользовалось ее доверием. Правительство критиковалось за передачу церковноприходских школ в ведение Министерства народного просвещения, разрешение лицам, достигшим 14-летнего возраста, свободно менять вероисповедание (этот возраст признавался слишком юным для сознательного религиозного самоопределения), готовившуюся отмену обязательного преподавания Закона Божия26. Все надежды церковной общественности на улучшение положения Церкви связывались с Учредительным собранием.

В то же время в церковной среде получила распространение идея ответственности Поместного Собора за судьбы страны в условиях разрухи, поскольку «в нем, в Соборе, действительное представительство русского народа, того народа, именем которого злоупотребляют часто проходимцы, ничего общего с ним не имеющие»27. Участники Собора стали занимать более жесткую позицию по отношению к государству, и, даже поддерживая власть, все чаще рассматривали себя как выразителей голоса русского народа, способных консолидировать общество. Церковные публицисты призывали Собор отстоять православный и национально-русский характер государственной власти28. Отделение Церкви от государства рассматривалось большинством членов Собора отрицательно в том числе и потому, что это воспринималось ими как обособление от общества и собственного народа. «Мы храним связи с государством не во имя рабства Церкви, а во имя русского народа. Уводить Церковь из государства - значит подрывать силу влияния Церкви в народе», - заявлял на Соборе Карташев29.(92)

По поручению отдела о правовом положении Церкви в государстве С.Н. Булгаков составил декларацию «Об отношении Церкви к государству». Документ, содержание которого одобрило большинство членов VI отдела, представлял собой принципиальный взгляд на характер и природу отношений Церкви и государства. Декларация была обращена прежде всего к соборной аудитории и предназначалась для прояснения церковного самосознания. В ней отстаивалась мысль о том, что не может быть положено предела духовному влиянию Церкви. Соответственно отрицательно оценивалась мысль о полном отделении Церкви от государства, «т.е. о не только внешнем, но и внутреннем отторжении всей государственности от всякого влияния церковного». По мнению Булгакова, «такое требование подобно пожеланию, чтобы солнце не светило, а огонь не согревал»30. Характерно, что в первоначальном варианте декларации автором употреблялся термин «теократия», который, по мысли Булгакова, наиболее правильно выражал сущность отношения Церкви к государству31. Булгаков был убежден в том, что при определении «внутреннего» отношения между Церковью и Государством руководящим началом для христианской совести должно быть «не взаимное отчуждение и расхождение обеих стихий, но, напротив, их наибольшее сближение чрез внутреннее влияние церковной стихии в области государственной, в каких бы внешних формах это ни выражалось». Вместе с тем, в документе подчеркивалось, что духовное господство Церкви не может быть достигнуто мерами внешнего принуждения, насилующими совесть иноверцев32. Кн. Трубецкой совершенно верно определил основную мысль документа: «Церковь господствует не по закону, а по благодати»33.

Декларация была зачитана в пленарном заседании Поместного Собора, однако планировавшееся ее детальное обсуждение и голосование не состоялось, и соборной санкции документ не получил. Идеи, выраженные в декларации, имели среди участников Собора как сторонников, так и противников. Содержание декларации одобрили такие авторитетные его члены, как прот. А.А. Хотовицкий, прот. И.И. Галахов, кн. Трубецкой, Васильев, Жукович, Завитневич, Фиолетов. Противником декларации выступил Мищенко, считавший, что в ее философской концепции отражаются частные мнения автора34. Таким образом, вопрос об идеальной форме церковно-государственных отношений, о возможности христианизации государства в его принципиальной теоретической постановке не получил окончательного разрешения на Соборе. Тем не менее Собор высказался в пользу сохранения союза Церкви и государства35.

Принятое Поместным Собором определение «О правовом положении Православной Российской Церкви» представляло собой законопроект, предназначенный для обсуждения на Учредительном собрании. В основных своих чертах определение следовало законопроекту Предсоборного совета. Церковь рассматривалась как корпорация публичного права (ст. I)36, все ее существующие и вновь возникающие учреждения обладали правами юридического лица (ст. 25)37. Необходимо отметить, что несмотря на неприятие в церковной среде идеи полного отделения Церкви от государства, в определенной мере их сепарация, естественно, предусматривалась, поскольку церковные учреждения и органы управления переставали быть структурной частью государствен­ного аппарата. Законопроект Поместного Собора более четко, по сравнению с проектом Предсоборного совета, разграничивал области, в которых Церковь пользовалась независимостью и автономией от государства в своей внутренней жизни (ст. 2). Отдельным положением предусматривалось, что государственные законы, касающиеся Церкви, должны были издаваться лишь с согласия церковной власти (ст. 4). Законопроект сохранял юридическое значение церковного брака и значение актов гражданского состояния за церковными метрическими книгами (ст. 14 и 17), при этом гражданская метрикация, разумеется, не исключалась. Ряд других статей оговаривал право Церкви на государственное финансирование, льготное налогообложение церковного имущества, предусматривал льготы для духовенства и церковных служащих. Сохранялся институт православного военного духовенства. Подчеркивалось, что имущество церковных учреждений не может быть отобрано или конфисковано (ст. 22). За православной Церковью закреплялся статус «первенствующей среди других исповеданий» (ст. 1), что нашло(93) свое выражение в том, что православный календарь признавался государственным календарем (ст. 9), основные церковные праздники и воскресные дни являлись нерабочими днями (ст. 10), во всех случаях государственной жизни, в которых требовалось обращение к религии, преимущество предоставлялось православной Церкви (ст. 8). Наконец, Собор пошел на расширение принципа обязательной принадлежности определенных должностных лиц к православному вероисповеданию, что предусматривалось для главы Российского государства, министров исповеданий и народного просвещения, а также их заместителей (ст. 7). Наличие этого пункта, содержащего требование Церкви в отношении государственного конституционного устройства, формально выходящее из сферы ее непосредственных интересов, было одним из уязвимых мест проекта.

И.А. Шершнева-Цитульская высказала мнение о том, что соборное определение последовательно отстаивало статус государственной Церкви38. Однако необходимо отметить, что в тексте определения это понятие отсутствует, и его разработчики избегали его употребления. Хотя определенные черты государственной Церкви законопроектом предусматривались, фактическое положение и статус православной Церкви в государстве могли выясниться лишь после принятия Учредительным собранием законов, определяющих положение других вероисповеданий. Кроме того, соборное определение содержало лишь основные положения, предназначенные для включения в будущие Основные законы и иные разделы Свода законов. По мнению члена Собора Н.Д. Кузнецова, соборным законопроектом не исключалось и заключение конкордата между Церковью и государством39.

В современной историографии было высказано мнение о том, что реализация положений соборного определения привела бы к клерикализации государства и общества, монополии Церкви в духовной сфере, а соборные требования «неизбежно обрекали Церковь на противостояние с государством, с обществом, с неправославными религиозными объединениями и гражданами, их поддерживающими»40. Такая оценка соборного определения представляется неверной. Идея сохранения «господствующего» положения православной Церкви, хотя и высказывалась некоторыми членами Собора, например, Васильевым, разработчиками соборного определения была отвергнута. Член Собора товарищ министра исповеданий Котляревский, участвовавший в разработке соборного законопроекта, был убежден в том, что его фундаментальные принципы должны быть реализованы при определении правового положения других вероисповеданий. К этим принципам он относил: статус корпорации публичного права; автономию во внутренней жизни при сохранении государственного контроля за закономерностью действий церковных учреждений; право на государственную материальную поддержку; правовую государственную поддержку признанием юридической силы церковных актов, не противоречащих государственным законам, и определенного правового положения духовенства; моральную государственную поддержку (в частности, обязательность преподавания Закона Божия)41. Некоторые из этих принципов были положены им в основу законопроекта, регулировавшего положение всех «признанных» государством церквей и религиозных организаций (он был подготовлен под руководством Котляревского в июле 1917 г. в Департаменте духовных дел иностранных исповеданий МВД)42. Разумеется, Собор отстаивал некоторые привилегии православной Церкви, обусловленные ее «первенствующим» положением, но, по существу, речь шла о культурно-историческом первенстве, первенстве чести, не ущемлявшем жизненные интересы других вероисповеданий.

Разработка соборного определения на завершающем ее этапе осуществлялась после захвата власти большевиками. Временное правительство, готовое к компромиссу с Церковью, было свергнуто. Тем не менее многие соборяне не верили, что новая власть пришла «всерьез и надолго». Июльский мятеж большевиков, выступление Л.Г. Корнилова, постоянные выступления и демонстрации приучили церковную общественность к мысли о политической анархии в стране. Выступая 6 ноября на последнем заседании отдела о правовом положении Церкви в государстве, В.З. Завитневич заметил, что политическое положение внутри России меняется весьма быстро и в этой быстрой смене(94) нельзя видеть проявление подлинной народной воли43. На позицию Собора оказывала влияние и поддержка проводимой им линии в многочисленных письмах с мест44. Большие надежды членами Собора по-прежнему возлагались на Учредительное собрание, представлявшееся единственным легитимным выразителем воли народа России. «Совершившиеся в Москве события не могут не опечаливать верующей души, - заявлял Булгаков. - Снаряды, расстреливавшие Кремль, расстреливали и наши сердца... Но должно иметь в виду не то, что было, а то, что должно быть. Законопроект вырабатывался именно в сознании того, что должно быть, в сознании нормального и достойного положения Церкви в России. Наши требования обращены к русскому народу через головы теперешних властей. Конечно, возможно наступление такого момента, когда Церковь должна будет анафематствовать государство. Но без сомнения этот момент еще не наступил»45.

Усиление позиций большевиков и роспуск Учредительного собрания 6(19) января 1918 г. окончательно похоронили предложенную Собором модель церковно-государственных отношений. Мероприятия советской власти вступали в противоречие с церковными интересами. Декрет о земле 26 октября 1917 г. содержал пункт о социализации церковных и монастырских земель. 11 декабря вышло постановление Наркомпроса о передаче всех духовных учебных заведений в его ведение. 17 и 18 декабря были изданы декреты о гражданском браке и гражданской метрикации, в соответствии с которыми церковный брак терял свое юридическое значение. 16(29) января 1918 г. был принят декрет о ликвидации института военного духовенства. Принятие Совнаркомом 20 января (2 февраля) декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви окончательно сделало соборный законопроект неактуальным.

Дискуссии, проходившие как на самом Поместном Соборе, так и в предшествовавший ему период, свидетельствовали о том, что вопросы, касающиеся отношений Церкви и государства, являются одними из наиболее болезненных для церковного сознания. Единства во взглядах на желательную перспективу развития этих отношений церковной общественности достичь не удалось. Между тем большинство представителей церковной интеллигенции, духовенства и мирян выступили принципиальными сторонниками союза Церкви и государства, рассматривая проблему церковно-государственных отношений как ключевой вопрос государственного строительства в новой России. По этой причине клир и паства Православной Российской Церкви были психологически не готовы принять идею безрелигиозного государства. Принцип полного отделения Церкви от государства был неприемлем для церковного сознания и с практической, и с принципиальной точек зрения. В качестве альтернативы Церковь предложила кооперационную модель церковно-государственных отношений, основные черты которой были намечены в определении Поместного Собора «О правовом положении Православной Российской Церкви» 2 декабря 1917 г.

Примечания

1 Подробнее см.: Фирсов СЛ. Русская Церковь накануне перемен (кон. 1890-х—1918 гг.). М., 2002. С. 228-229.

2См.: Бабкин М.А. Духовенство Русской Православной Церкви и свержение монархии (начало XX в. - конец 1917 г.). М., 2007; Бовкало А.А. Февральская революция и проблемы взаимоотношения Церкви и государства // Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. Материалы конференции 22-23 марта 1996 г. СПб., 1996. С. 62-76; Гайда Ф.А. Русская Церковь и политическая ситуация после Февральской революции (к постановке вопроса) // Материалы по истории русской иерархии: Статьи и документы. М., 2002. С. 60-68; Лавров В.М., Лобанов В.В., Лобанова И.В., Мазырин А.В. Иерархия Русской Православной Церкви, патриаршество и государство в революционную эпоху. М., 2008; Лобанова И.В. Восстановление патриаршества в России в контексте политических событий начала XX века // Отечественная история. 2005. № 3. С. 139-143; Одинцов М.И. На пути к Поместному Собору (февраль-август 1917 г.) // Религиоведение. 2001. № 2. С. 9-30; Рогозный П.Г. Февральская революция 1917 года и высшее духовенство Российской Православной Церкви. Автореф. дис.... канд. ист. наук. СПб., 2005; Соколов А.В. Временное правительство и Русская Православная Церковь (1917 год). Автореф. дис. ... канд. ист. наук.(95)

СПб., 2002; Фруменкова Т.Г. Высшее православное духовенство в России в 1917 г. // Из глубины времен, 1995. № 5. С. 74-94; ее же. К биографии В.Н. Львова // Из глубины времен. 1997. № 9. С. 87-104; Шершнем-Цитульская И.А. Юридическая модель церковной организации (по материалам Поместного собора Русской православной церкви 1917-1918 гг.) // Религии мира: История и современность. М, 2004. С. 190-196,

3 Поместный Собор, созванный два месяца спустя, насчитывал в своих рядах 564 члена.

4 Потехин СМ., прот. Всероссийский съезд духовенства и мирян в Москве по личным впечатлениям. Киев, 1917. С. 15.

5 Весной 1917 г. он излагал и обосновывал свои взгляды в целой серии публикаций: Верховской П.В. Религиозная свобода в новой конституции //Утро России. 1917. № 71. 15 марта. С. 2; его же. Духовный подвиг в обновленной России // Церковь и жизнь. 1917. № 5-6. С. 70-71; его же. Судьба православной Церкви в обновленной России // Всероссийский церковно-общественный вестник (далее - ВЦОВ). 1917. № б, 14 апреля. С. 1-2; его же. Прошлое, настоящее и возможное будущее положение православной Церкви в России // Христианская мысль. 1917. № 5-6. С. 65-102.

6ОР РГБ, ф. 60, п. 18, ед. хр. 45, л. 1 об.-2; Верховской П.В. Проект отдела «о вере» в будущей конституции России // Московский церковный голос. 1917. № 8. 28 мая. С. 1-2; № 9. 31 мая. С. 1-2.

7 Верховской П.В. Судьба православной Церкви... С. 2.

8 Там же.

9Верховской П.В. Проект отдела «о вере»... // Московский церковный голос. 1917. № 8. 28 мая. С. 2.

10 Там же // Московский церковный голос. 1917. № 9. 31 мая. С. 2.

11 Там же.

12Им настойчиво возражали С.Н. Булгаков, Е.Н. Трубецкой, А.М. Бутовский. См.: Бутовский А.М. Церковь и государство (Доклад делегата от мирян г. Киева в 6 секции Всероссийского съезда духовенства и мирян) // ВЦОВ. 1917. № 50. 17 июня. С. 3.

13 ВЦОВ. 1917. №47. 13 июня. С. 1.

14 [Зеньковский В.В.] Всероссийский церковный съезд. 1-12 июня 1917 г. в Москве // Христинская мысль. 1917. №9-10. С. 28.

15 ВЦОВ. 1917. № 47. 13 июня. С. 1.

16 [Зеньковский ВВ.] Указ. соч. С. 27-28.

17См.: Сборник указов и постановлений Временного правительства. Вып. 1. Пг., 1917. С. 46^19.

18ГА РФ, ф. 3431, оп. 1, д. 578, л. 421. Это собственно было перефразированное выражение К.Б. Ка-вура, ставшее в XIX в. лозунгом либеральной политики в отношении религии: «Frate, frate, chibera in libera stato» («Брат, брат, свободная Церковь в свободном государстве»).

19 ГА РФ, ф. 3431,оп. 1, д. 578, л. 418.

20Правовое положение православной Церкви в России // ВЦОВ. 1917. № 68. 14 июля. С. 4. 27 июля Верховским была составлена особая записка, в которой доказывались преимущества предусмотренного проектом правового положения Церкви по сравнению с ее отделением от государства. См.: Верховской П.В. Объяснительная записка к тексту статей о правовом положении православной Церкви в России, принятому в Общем собрании Предсоборного совета. Пг., 1917.

21См.: Вестник партии Народной свободы. 1917. № 11-13. С. 13-14.

22Карташев А.В. Временное правительство и Русская Церковь // Из истории христианской Церкви на родине и за рубежом в XX столетии. М., 1995. С. 21.

23 См.: ГА РФ, ф. 3431, оп. 1, д. 277, л. 145-153.

24 См.: Священный Собор Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. Собрание определений и постановлений. Вып. 2. М., 1994. С. 6-8.

25Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. М., 1994. С. 276.

26Вестник Временного правительства. 1917. № 109. 20 июля. С. 1. Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. Т. 2. М., 1994. С. 60.

27 Шарин И., свящ. На Соборе (Письмо четвертое) //Томские епархиальные ведомости. 1917. № 21. Неофициальная часть. С. 366-367.

28Полозов А., свящ. Задачи предстоящего Собора // Московский церковный голос. 1917. № 27. 16 августа. С. Ъ-А.

29 ГА РФ, ф. 3431, оп. 1, д. 277, л. 27.

30 Деяния Священного Собора... Т. 4. М„ 1996. С. 14.

31 ГА РФ, ф. 3431, оп. 1, д. 277, л. 89 об., 95 об.

32 Деяния Священного Собора... Т. 4. С. 14-15.

33 ГА РФ, ф. 3431, оп.1, д. 277, л. 94 об.

34 Там же, л. 90 об.

35 Деяния Священного Собора... Т. 4. С. 17. (96)

36 Статус корпорации публичного права предполагает для Церкви ряд привилегий и обязанностей, делегированных ей государством, признание особого публичного статуса высшей церковной иерархии и духовенства, а также актов церковного управления и суда.

37 См.: Священный Собор Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. Собрание определений и постановлений. Вьп. 2. М., 1994. С. 6-8.

38 Шершнева-Цитулъская И.А. Указ. соч. С. 191.

39 Деяния Священного Собора... Т. 4. С. 62.

40 Одинцов М.И. Всероссийский Поместный Собор 1917-1918 гг.: споры о церковных реформах, основные решения, взаимоотношения с властью // Церковно-исторический вестник. 2001. № 8. С. 127.

41 ГА РФ, ф. 3431, оп. 1, д. 277, л. 13-13 об.

42См.: Карташев А.В. Указ. соч. С. 22.

43 ГА РФ, ф. 3431, оп. 1, д. 277, л. 138.

44См., например, приговор прихожан храма Смоленской иконы Божией Матери села Выездной слободы Арзамасского уезда Нижегородской губернии от 5 ноября 1917 г.: ГА РФ, ф. 3431, оп. 1, д. 279, л. 67-67 об.

45 ГА РФ. ф. 3431, оп. 1, д. 277, л. 138.(97)