Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Владимир Козлов

НЕИЗВЕСТНЫЙ СССР. ПРОТИВОСТОЯНИЕ НАРОДА И ВЛАСТИ. 1953-1985.

К оглавлению

Глава 3

«ЦЕЛИННЫЙ СИНДРОМ». МАССОВЫЕ БЕСПОРЯДКИ МОЛОДЫХ РАБОЧИХ В ТЕМИРТАУ (1959 г.)

СОЦИАЛЬНЫЙ И ПОЛИЦЕЙСКИЙ КРИЗИС НА ЦЕЛИНЕ И В РАЙОНАХ НОВОГО СТРОИТЕЛЬСТВА

В 1950-х гг. был продолжен начатый при Сталине процесс широкого и амбициозного промышленного строительства в неосвоенных и малонаселенных районах страны. Одновременно

126

хрущевское руководство, испытывавшее значительные трудности с продовольственным снабжением городов и нуждавшееся в «быстром хлебе», приняло решение о форсированном освоении целинных и залежных земель (Алтайский край, Казахстан). Сохранив верность сталинским «стройкам коммунизма», по крайней мере, некоторым, дополнив их новыми проектами, к тому же надолго увязнув на целине, коммунистические лидеры столкнулись еще с исчерпанием прежних источников дешевой рабочей силы, распадом и кризисом сталинской системы принудительного труда.

После амнистии 1953 г. ГУЛАГ уменьшился вдвое. Начавшееся и набиравшее темпы освобождение политических узников обещало сокращение лагерного населения еще чуть ли не на треть. Бесконечная череда восстаний, бунтов и волынок заключенных, как политических, так и уголовных, не просто делала весь ГУЛАГ неработоспособным, она захлестнула именно «районы освоения» — «севера», Казахстан, Сибирь. Именно на севере и востоке страны советское руководство наиболее остро чувствовало давление политических и социальных факторов, оставленных в наследие сталинским режимом. Часть заключенных (при Сталине — весьма значительная) после освобождения оставалась в этих краях — либо отбывать ссылку, либо на постоянном жительстве в привычных местах. Помимо бывших заключенных в этих же районах концентрировались многочисленные спецпоселенцы: бывшие кулаки, которым юридические права были лишь частично возвращены в 1946 г., лица, служившие в немецких строевых формированиях, легионеры и полицейские, «члены семей украинских националистов», «члены семей литовских националистов», «члены семей активных немецких пособников и „фольксдойч"», люди, выселенные «по общественным приговорам за злостное уклонение от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведение антиобщественного, паразитического образа жизни» и т. д., народы, депортированные из Поволжья, Крыма и с Кавказа. В конце 1940-х гг. на учете органов МВД СССР состояло 2 307 410 выселенцев и спецпоселенцев (вместе с членами семей)206. Для того, чтобы избавиться от старых социальных стрессов, просто вернуть людей в прежние ме^ста обитания, тем более найти эффективные формы замещения принудительного труда вольным, требовалось время. А его, как всегда, не хватало. Сотни тысяч людей, оторванных от привычного уклада жизни, двигались по

См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 450. Л. 168-169.

127

стране навстречу друг другу, перемешиваясь в целинных и но-востроечных районах.

Напряженность ситуации усугублялась быстрой урбанизацией страны (на рубеже 1950 — 1960-х гг. численность городского населения впервые превысила число жителей села), массовыми миграционными потоками молодежи, вырванной из привычной среды обитания и вышедшей из-под обычного контроля семьи и локальных сообществ. Часть молодежи попала в места нового строительства по комсомольским путевкам, была преисполнена энтузиазма и слабо представляла себе масштаб будущих бытовых трудностей и испытаний. Другие прибывали по оргнабору и после демобилизации из армии. Всех ждала-неустроенная жизнь, часто начинавшаяся практически на пустом месте, палаточные, городки, которые романтично выглядели только в пропагандистских публикациях газет и возвышенных фильмах, перебои в снабжении продовольствием, иногда нехватка простой питьевой воды, необычные для нормальных ситуаций половые пропорции во вновь возникавших сообществах (преимущественно мужской состав) и т. п.

Затронутые массовой маргинализацией (утрата прошлого социального статуса и неопределенность нынешнего) эти группы целинников и молодых строителей в принципе были сравнительно устойчивы против различных криминальных влияний, находились под контролем партийных, профсоюзных и комсомольских организаций. Однако под воздействием длительных неурядиц, связанных в их глазах уже не с неизбежными для новых строительств объективными трудностями, а с субъективной деятельностью «начальства», бюрократов и т. д., нередко и с должностными злоупотреблениями, эти молодежные группы могли стать агрессивной и неуправляемой толпой, восстанавливающей нарушенную, по ее мнению, социальную справедливость с помощью криминальных и полукриминальных коллективных дей-. ствйй.

Неудовлетворенность ситуацией могла быть реализована как во внутренних конфликтах, разлагающе действующих на сооб- ( щество, так и в межгрупповых столкновениях, в которые вы-, плескивалась накопившаяся агрессивность. В ряде случаев попытки властей вмешаться и навести порядок в ходе подобных межгрупповых столкновений и драк направляли острие атаки непосредственно на представителей власти, прежде всего на милицию. Еще менее управляемы были временные коллективы, попадавшие на целину или на новостройки по мобилизации через; военкоматы, по направлениям фабрик и заводов (обычно на

128

уборку урожая), команды военнослужащих, использовавшиеся на сельскохозяйственных и строительных работах, а также группы взрослых рабочих, завербованных для работы в неосвоенных районах по так называемому организованному набору рабочей силы (оргнабору) — среди них можно было встретить людей с криминальным прошлым или просто с неустроенной судьбой.

Весь этот огромный поток людей, вырванных из привычного социума, вливался в неустойчивые сообщества с ослабленными коллективными связями и отношениями, неэффективными регуляторами индивидуального и группового поведения (общественное мнение, моральные санкции и т. п.). Слабость обычных форм социального регулирования и/или административного контроля в ряде случаев компенсировалась элементами стихийной самоорганизации, созданием группировок, защищавших своих членов от агрессивных действий, «чужих» и требовавших взамен подчинения слабых сильным, и всех вместе --- принципу круговой поруки.

Такие стихийно возникавшие группы легко уходили из-под контроля государственных и общественных институтов, а нередко еще и полностью выпадали из-под воздействия официальной пропаганды. Обещанная романтика покорения целины и строительства новых городов резко отличалась от того, что реально можно было видеть в неосвоенных районах. В принципе умный «начальник» или партийный руководитель Сравнительно легко мог справиться с проявлениями недовольства и всплесками групповой агрессивности, проявляя заботу об организации труда и снабжения, о развлечениях, а также контролируя снабжение новостройки алкоголем. Однако повышенная чувствительность временных коллективов к любым внешним воздействиям и раздражителям постоянно держала их на грани срыва, в преддверии стихийных форм протеста. Новостроечная лихорадка 1950-х гг., кампания освоения целинных и залежных земель наносили удар за ударом и по привычному укладу жизни местного населения, постоянно создавая дополнительные зоны напряженности — между местными и пришлыми, своими и чужими. В этих условиях любой индивидуальный конфликт мог включить механизм круговой поруки и вылиться в коллективную драку или массовые беспорядки.

Конфликтная ситуация на новостройках и целине, постоянно чреватая криминализацией группового поведения (массовое хулиганство, групповые драки, волнения и беспорядки), усугублялась тем, что Министерство внутренних дел СССР в принципе не успевало за процессом массового перемещения населения

129

5 В. Козлов. Неизвестный СССР

на Восток. Ему явно не хватало сил для обеспечения общественного порядка и выполнения рутинных полицейских функций в новых районах. Что же касается подчиненных МВД СССР внутренних войск оперативного назначения, прямой задачей которых была ликвидация волнений среди населения, то их численность с 1953 по 1956 г. сократилась более чем в три раза. Причем в начальный период освоения целинных земель и широкого индустриального строительства (особенно в 1954—1959 гг.) в зоне повышенной конфликтности (прежде всего в Казахстане, на Южном Урале и в Сибири) вообще не было оперативных войск МВД, как не было их и в большинстве городов Центральной России.

К счастью для власти, плохие пути сообщения, географическая удаленность и изолированность не позволяли волнениям перекинуться на сколько-нибудь обширные территории даже в самом Казахстане. Большинство локальных межгрупповых конфликтов прекращалось еще до серьезного вмешательства милиции — сразу после «первой крови». Однако при определенных условиях отсутствие дополнительных полицейских сил в зоне риска способствовало стремительному перерастанию конфлик-. тов в массовые беспорядки, кровавые бунты, погромы и т. д. Не успевая погасить вспыхнувший конфликт в момент его зарождения, власти нередко сталкивались уже с массовыми и обостренными формами противостояния, способными спровоцировать выдвижение антиправительственных лозунгов, а значит, приобрести статус особо опасного государственного преступления.

В бурлящем котле целинных и новостроечных противоречий и страстей вырабатывались стихийные формы самоорганизации, появлялись доморощенные альтернативные лидеры, население демонстрировало власти свое недовольство, а иногда и формулировало претензии. Чем разрушительней были последствия подобных событий, тем быстрее доходил до властей сигнал обратной связи, заставляя «принимать меры» и «исправлять положение», обычно в сочетании с жестокими репрессиями по отношению к «зачинщикам» беспорядков.

Самая обычная форма разрешения межгруппового конфликта в районах Казахстана и Сибири (а также других новостроечных территорий) — коллективная драка. В принципе в этом случае мы имеем дело с вульгарным групповым хулиганством — заурядным уголовным деянием. Однако важная черта подобных конфликтов — наличие элементов самоорганизации (групповая

130

иерархия, стихийно выдвинувшиеся вожаки, круговая порука, противопоставление «чужим»), так же как и повышенная предрасположенность к насильственным действиям — позволяет говорить о накоплении специфического опыта конфликтного противостояния, активизации традиционных форм асоциального поведения. Все это можно считать важной, а скорее всего, обязательной предпосылкой возникновения массовых беспорядков, активные участники которых не просто легко склонялись к насильственным действиям — они как бы «знали» и «помнили», как надо действовать в подобных ситуациях, чувствовали себя внутренне свободными от обычных моральных обязательств, ограничивающих агрессивность законопослушных и не имеющих криминального опыта людей. Конфликт мог отключить «социальные тормоза» даже у лояльных обывателей, но начинали насильственные действия, выкрикивали призывы и руководили толпой те, у кого эти «тормоза» уже «отключались» раньше, кто уже имел опыт неконтролируемых асоциальных действий, кто уже «выпадал» из социума. А таких людей в новостроечных и целинных районах было слишком много.

ПЕРВЫЕ; «НОВОСТРОЕЧНЫЕ» КОНФЛИКТЫ ПОСЛЕ СМЕРТИ СТАЛИНА

Сразу после начала кампаний по вербовке молодежи на освоение целинных и залежных земель и в районы нового индустриального строительства на Востоке в ЦК КПСС пошла информация о повышенной конфликтности новоселов и их стычках с местным населением. Весной 1954 г. в совхоз «Казцик» Шостан-динского района Акмолинской области Казахской ССР прибыло около 500 комсомольцев из Москвы. В первый же выходной день в клубе совхоза возникла драка между тремя местными рабочими и группой московских комсомольцев. И те, и другие были пьяны. Один из участников драки получил ножевое ранение и впоследствии умер.

Сообщение об этих событиях поступило в ЦК КПСС, минуя обычные каналы МВД. В ЦК КПСС дали команду «разобраться» в происшедшем. Как обычно бывает в подобных случаях, запрос ЦК вызвал бурю бюрократической активности. Для поддержания общественного порядка в районах сосредоточения приезжающих на целину людей МВД СССР начало создание постоянных милицейских подразделений. В те же районы были

131

командированы ответственные работники главного управления милиции МВД СССР207.

Эффект от потраченных на стабилизацию обстановки сил и средств последовал далеко не сразу. Кроме того, плохо поддавались полицейскому контролю массовые перемещения по транспортным артериям страны новоселов, а также мобилизованных на уборочные работы на целине. Фактически, каждый шедший на восток эшелон был потенциально конфликтен, а некоторые представляли собой двигавшуюся по железной дороге пьяную орду, растворившись в которой, анонимный индивидуум легко терял чувство личной ответственности, способность к критической самооценке и самоконтролю.

15 августа 1954 г. на станцию Купино Омской железной дороги прибыл грузовой поезд с автомашинами и шоферами, ехавшими в Алтайский край на вывоз зерна. Водители всю дорогу пьянствовали. В Купино они стали приставать к окружающим, распевать матерные песни, напали на пассажиров проходившего мимо поезда. Затем направились в городской сад и устроили там драку с местной молодежью. Нескольких человек избили, двоих тяжело ранили ножом. Потом ворвались в контору железнодорожной станции и устроили там дебош. На какое-то время работа железнодорожников была дезорганизована. Четверо сотрудников милиции попытались навести порядок, но встретили сопротивление и начали стрелять. Один из хулиганов был убит, другой ранен в руку. Остальные в испуге разбежались208.

После событий 1954 г. на целине наступило некоторое затишье. Однако невозможность организовать уборку целинных урожаев местными силами и потребность в сезонных перебросках значительного количества привлеченной рабочей силы из других районов СССР (студенты вузов и техникумов, военнослужащие, мобилизованные на уборку рабочие и служащие) превратили уборочные работы (с августа и до конца осени) в постоянную головную боль работников правоохранительных органов, высших и местных партийных инстанций. В середине 1955 г. МВД СССР (по поручению ЦК КПСС) пришлось принимать меры по наведению порядка в совхозе «Пятигорский» Акмолинской области Казахской ССР (хулиганство на почве пьянства, прогулов и бытовой неустроенности)209. В августе 1956 г. мини

См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 450. Л. 168-169. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 3288. Л. 64-65. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 466. Л. 93.

132

стерство специально отчитывалось перед ЦК КПСС о расследовании и привлечении к уголовной ответственности участников групповых драк между местными жителями и лицами, прибывшими из различных районов страны на уборку урожая в Казахстан210.

СТОЛКНОВЕНИЯ НА ЖЕЛЕЗНЫХ ДОРОГАХ

Частью коллективного опыта насильственных действий, использованного впоследствии населением в крупных городских бунтах и волнениях, стали участившиеся в 1956—1958 гг. погромы на железнодорожных станциях. В них, как правило, участвовали две конфликтные группы — либо новобранцы Советской армии, направлявшиеся к месту постоянной службы, либо мобилизованные на уборку урожая в том же Казахстане или Узбекистане (сбор хлопка) рабочие и учащиеся.

В июле 1956 г. на станции Оренбург возникли массовые волнения молодых рабочих, ехавших на уборку урожая в Кустанай-скую область из Армении. Поводом к беспорядкам стало то, что непосредственно на станции не была организована торговля продуктами. 1700 человек рабочих разбрелись по городу. Сопровождавшие поезд представитель ЦК КП Армении, второй секретарь ЦК комсомола Армении и оперативная группа управления милиции МВД Армянской ССР не сумели остановить разрастание конфликта. Некоторые из рабочих стали хулиганить, приставать к женщинам, работникам железнодорожной дороги, учинили драку между собой. Милиция задержала одного хулигана. В ответ на это большая толпа рабочих из эшелона окружила здание линейного пункта милиции и потребовала освобождения задержанного. Милиция проявила завидное здравомыслие и пошла на компромисс. Задержанный был отпущен «в целях недопущения дальнейших эксцессов». Но беспорядки на этом не прекратились. И только через 16 часов после начала волнений эшелон с молодыми рабочими был, наконец, отправлен из Оренбурга211.

Еще больший размах приобрели волнения учащихся техникумов и ремесленных училищ, возвращавшихся с уборки хлопка в совхозах Узбекской и Казахской ССР (два эпизода в ноябре—декабре 1957 г.). Поводом для волнений стало то, что власти не побеспокоились о выдаче молодым людям продовольствия или денег на дорогу. Голодная толпа во время остановок устраивала

См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 481. Л. 255-256. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 481. Л. 102-103.

133

погромы и грабежи, отбирала продукты у торговцев на привокзальных рынках, грабила продовольственные ларьки, буфеты и магазины212. При этом молодежь оказывала сопротивление работникам милиции, а на одной из станций избила двух милиционеров.

1958 ГОД: ОБОСТРЕНИЕ «ЦЕЛИННОГО СИНДРОМА»

1958 г. не просто принес новые известия о привычных уже конфликтах. Появились явные признаки того, что ситуация в некоторых районах становится взрывоопасной, а некоторые но-востроечные городки не только не контролируются местными властями, но фактически захвачены хулиганами. 17 июня в ЦК КПСС поступило письмо секретаря партийной организации Кишиневского строительного училища № 1 Пелагеи Рыбальченко на имя Хрущева, рассказавшей о многочисленных случаях хулиганского террора на строительстве в поселке Сарань Карагандинской области. Обращение Рыбальченко к первому лицу в государстве почти автоматически обеспечивало особое внимание всех органов власти (как государственных, так и цартийных). К тому же автор письма затронула самую чувствительную для коммунистических правителей струну, намекнула, что вульгарное хулиганство на новостройке сопровождается «антисоветчиной» («обливали грязью отдельных членов ЦК партии и правительства»).

На этот раз требование навести порядок на стройке возымело действие. На место событий отправились комиссия Карагандинского обкома КП Казахстана, представители прокуратуры СССР и главного управления милиции МВД СССР. В результате расследования выявилась вполне неприглядная и то же время достаточно типичная картина разложения новостроечного сообщества при полном бездействии местных начальников. Как сообщал в ЦК КПСС 14 июля 1958 г. Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко, строительство было охвачено волной практически безнаказанного хулиганства213, всплески которого приходились на дни выплат заработной платы и прибытия новичков. По мнению Руденко, ситуация усугублялась пассивностью милиции, сил кот9рой при нормальной организации работы было достаточно для того, чтобы контролировать ситуацию214.

В результате работы комиссии руководители строительства по- ,

2.2 ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 481. Л. 102-103.

2.3 ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 5602. Л. 44-45. 214 Там же.

134

лучили партийные взыскания, на отдельных преступников были заведены уголовные дела, на стройку был дополнительно направлен оперативный работник милиции. Факты «антисоветских высказываний» сараньских хулиганов то ли не подтвердились, то ли комиссия предпочла это дело замять. Но как бы то ни было, событие в поселке строителей города Сарань было воспринято властями и в Москве, и в Казахстане лишь как чрезвычайное происшествие, но отнюдь не проявление опасной социальной болезни — криминализации целых новостроечных и целинных сообществ на фоне вакуума власти и самоустранения части хозяйственных руководителей от решения насущных социальных проблем. То, что из Москвы казалось единичным, хотя и вопиющим фактом, в действительности было симптомом начинавшейся волны массовых «новостроечных» хулиганских выступлений и волнений.

11 июля 1958 г. МВД СССР информировало ЦК КПСС о массовых драках в г. Кривом Роге (Украинская ССР) между группами рабочей молодежи Южно-обогатительного комбината и комсомольского городка. События продолжались два дня. 2 июля в драке между соперничавшими молодежными группировками принимало участие около 100 человек. Пострадало двое рабочих и участковый уполномоченный милиции, пытавшийся во главе наряда из 6 человек остановить хулиганские действия молодежи. На следующий день драка вспыхнула вновь — пострадало 4 человека. 9 активных участников были задержаны милицией215.

В начале сентября 1958 г. в ЦК КПСС и Совет Министров СССР поступило сообщение о предотвращении органами милиции крупной драки в г. Тайга (Кемеровская область). Повод для массового хулиганства был тот же — неприязненные отношения между двумя группами молодежи (местными и приезжими строителями). Всего с обеих сторон готовилось принять участие в драке до 400 человек. Чтобы предотвратить побоище, работники милиции произвели до 60 предупредительных выстрелов в воздух. Убитых и раненых на этот раз не было. Хулиганы благоразумно воздержались от схватки с милицией216. После событий, по заведенному ритуалу, на место выехали работники Кемеровского обкома КПСС и оперативная группа УВД Кемеровской области — «для производства расследования и проведения' профилактической работы»217.

В конце сентября 1958 г. на уборке урожая в Комсомольском

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 498. Л. 348. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 499. Л. 196. ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4553. Л. 201.

135

районе Сталинградской области произошло очередное столкновение (и вновь на почве «неприязненных отношений») между приезжими из города (Сталинград) и местными жителями. Группа приезжих молодых людей в количестве 80 человек организовала настоящий налет на клуб соседнего совхоза — выбила окна, ворвалась в помещение, стала избивать находившихся в нем посетителей. Пострадало 8 человек, двое получили тяжелые телесные повреждения21?.

В октябре 1958 г. столкновение между двумя группами приехавших на уборку урожая молодых людей закончилось убийством. Начало событиям положила драка между двумя парнями из-за девушки, Обиженный собрал 12 человек и отправился чинить суд и расправу. Ночью 16 октября 1958 г. учащиеся школы механизации подошли к бараку, в котором жили рабочие Барнаульского завода, облили его соляркой и подожгли. Выбегавших из горящего барака рабочих хулиганы избивали палками. Один рабочий был убит, трое получили тяжкие телесные повреждения219.

Вмешательство властей в коллективные драки и столкновения 1958 г. в районах новостроек и проведения сельскохозяйственных работ с участием привлеченной из городов рабочей силы отличалось важной особенностью. Милиция все чаще шла на применение огнестрельного оружия при ликвидации конфликта. Так было в г. Тайга Кемеровской области. Оружие применялось и при ликвидации драки между пьяными шофёрами, прибывшими из Кустанайской области, и населением села Астраханка, Новочеркасского района, Акмолинской области Казахской ССР220.

Факты применения огнестрельного оружия работниками милиции против участников в общем-то заурядных, хотя и приобретавших все больший размах групповых конфликтов были событием неординарным. Они указывали на растущую агрессивность неформальных молодежных сообществ,, когда хулиганов уже не останавливала сама по себе угроза применения силы, а страх перед властью вытеснялся готовностью оказывать сопротивление. Участники новостроечных и целинных конфликтов обнаруживали склонность переходить от пассивного сопротивления властям к нападениям на подвернувшихся под горячую руку работников милиции.

В 1959 г. целина вновь напомнила о себе. Летом МВД СССР

Там же. Л. 194. Там же. Л. 282.

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 500. Л. 164.

136

вынуждено было информировать ЦК КПСС об участившихся случаях групповых изнасилований и драк в ряде областей Казахской ССР221. Однако дела обстояли значительно хуже, чем это казалось руководителям МВД СССР. Конфликтная ситуация в отдельных целинных районах достигла апогея, а массовое недовольство уже не ограничивалось групповыми драками и заурядными хулиганскими действиями. Отличительной особенностью целинных и новостроечных конфликтов 1954—1958 гг. было то, что «народ безмолвствовал», либо поддерживал усилия властей по наведению порядка. Хулиганские группировки и стихийно возникавшие полукриминальные сообщества противостояли не только власти, но и населению. Конфликты на целине и в районах новостроек обычно разворачивались между «местными» и «пришельцами», либо между различными новостроечными группировками. Для населения милиция была, прежде всего, защитником, противостоящим враждебному нашествию «чужих». Да и хулиганские группировки долгое время проявляли относительную лояльность к властям, атакуя их, скорее, как досадное препятствие на пути стихийной агрессии.

Кульминация новостроечных беспорядков — события в Темиртау в 1959 г. — в этом отношении отличалась от всех рассмотренных выше случаев, хотя сценарий событий, приемы и методы действия толпы, способы самоорганизации в целом остались прежними. Каждый отдельный эпизод массовых беспорядков в Темиртау, так же как и последовательность событий, имеют аналогии в конфликтах предшествующих лет и с этой точки зрения не представляют ничего нового и оригинального. Но в этих беспорядках местные «начальники» стали объектом прямой и непосредственной агрессии^ а в насильственные действия была вовлечена не отдельная конфликтная группа, а население целого поселка. Опыт конфликтных действий был прежним, сфера приложения этого опыта —. принципиально иной.

КОНФЛИКТ РАБОЧИХ С ВЛАСТЯМИ В ТЕМИРТАУ

Предыстория волнений. В мае—июле 1959 г. на строительство Карагандинского металлургического завода из различных областей и республик страны прибыло большое количество молодежи, преимущественно в возрасте 17—20 лет. Руководство строи

221 См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 506. Л. 225-226.

137

тельства не было готово к массовому приему рабочей силы. 2000 приезжих были размещены в брезентовых палатках так называемого палаточного городка. Причем в общих- палатках вместе с молодежью оказались еще и семейные рабочие. Многие палатки были порваны и в дождливую погоду протекали. В них недоставало элементарного — стульев, столов, тумбочек для личных вещей. Воды не хватало даже для питья, не говоря уже об умывании. Иногда жители городка не могли умыться в течение 3—5 дней. Белье молодые рабочие стирали около бачка с питьевой водой, сушить его было негде, часто люди были вынуждены надевать мокрую одежду. Постельное белье не менялось порой в течение 20 дней. Плохо работало освещение, не было радио, газеты поступали нерегулярно. Были случаи, когда люди в пище находили червей, ели тухлое мясо, испорченные продукты. Фронт работ к приезду молодежи подготовлен не был. Многие по две-три недели вообще не приступали к работе. Соответственно, и заработная плата была ниже прожиточного минимума. На почве безделья и неустроенной жизни начались пьянство, картежная игра, драки. О двух наиболее крупных драках (100 и 200 участников) МВД СССР накануне событий информировало ЦК КПСС.

•Местное начальство не только не хотело или не умело улучшить положение дел на производстве и в быту, но отказывалось даже выслушивать претензии. Обычно жалобщиков грубо выгоняли из кабинетов, а у некоторых руководителей в приемных рядом с обычными секретаршами сидели еще и дружинники, которые просто не пускали рабочих на прием222. Фактически в Темиртау была полностью отключена необходимая для поддержания стабильности и жизнеспособности советского бюрократического государства система обратной связи с населением — отсутствие реакции «начальства» на жалобу закрывало для людей последнюю легальную возможность изменить положение к лучшему.

Криминализация палаточного городка быстро набирала темпы. Разлагался не только коллектив молодых строителей, но и местные власти. В отделе рабочего снабжения треста «Казметал-лургстрой» обычным делом были растраты и хищения. В первом полугодии 1959 г. было растрачено и похищено в два раза больше чем за весь 1958 г.223 В 1958 г. было направлено в суды 5 дел на 5 человек за злоупотребление служебным положением, в то

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 86920. Л. 2-3. Там же. Л. 61—68.

138

время как в 1957 г. таких дел вообще не было224. Рабочих особенно будоражили факты избиения граждан работниками милиции225.

Конфликтная ситуация в Темиртау не просто отличалась высокой напряженностью. Ее важной особенностью было наличие такого «катализатора» массовых беспорядков, как группа проживавшей в палаточном городке неработающей молодежи, приехавшей на строительство из мест заключения после отбытия наказания. Они не просто устраивали пьянки и хулиганили, но и терроризировали молодых добровольцев-энтузиастов, обыгрывали их в карты, воровали личные вещи и т. п. А главное, они сумели взять под контроль поведение части молодых рабочих, навязать остальным стандарты подчинения неформальной групповой иерархии и законам круговой поруки. Кроме того, они имели личный опыт столкновений с властями, серьезные причины ненавидеть работников милиции и жаждали своего рода социального реванша. В их лице доведенная до бешенства бессмысленными трудностями, бытовыми испытаниями и издевательствами «начальников» молодежь Темиртау получила готовых руководителей и вожаков — агрессивных, бесстрашных и уже привыкших подчинять себе разложившееся новостроечное сообщество. В этой ситуации массовые волнения могли вспыхнуть в любую минуту и по любому самому незначительному поводу. И повод действительно выглядит совершенно пустяковым на фоне того, с чем молодежь сталкивалась на строительстве каждый день. Вечером 1 августа, вернувшись с работы, рабочие первого палаточного городка не обнаружили воды для умывания и питья.

Ночь с 1 на 2 августа: начало беспорядков. Воды не было уже не в первый раз. Раздраженная толпа молодых рабочих, преисполненная сознанием собственной правоты и гневом на «начальство», около 10—11 часов вечера разбила замки и стала распивать квас из находившейся у столовой автоцистерны. Некоторые разбудили уже спавших друзей и пригласили их присоединиться к «коллективу». Возникла давка и неразбериха. Судя по тому, что у бочки с квасом вспыхнула драка, молодых людей действительно мучила жажда. Остатки кваса вылили на землю. Когда на месте событий появилась большая группа рабочих из первого и второго палаточных городков, питья им уже не досталось. Неудивительно, что взоры толпы, в конце концов, обратились к столовой. Участники беспорядков избили сторожа, взломали

Там же. Л. 63. Там же. Л. 68.

139

оконные решетки и стенные деревянные перегородки в столовой, забрали из буфетов все содержимое, а остатки разбросали по залу.

Пока одни участники беспорядков удовлетворяли жажду и занимались заурядным мелким хулиганством, в действие вступили полууголовные элементы. Они попытались использовать конфликтную ситуацию в сугубо корыстных целях. Под шумок кто-то разгромил галантерейный киоск и попытался проникнуть в посудохозяйственный магазин, где питья заведомо быть не могло. В это же время в толпе обнаружилось присутствие «подстрекателей». Раздался провокационный призыв поджечь столовую (очевидно, чтобы замести следы преступления). Однако толпа последовала этому призыву не сразу. Столовая была сожжена и полностью разрушена позднее.

В большинстве своем не только рядовые, но даже и некоторые активные участники беспорядков явно не стремились к эскалации насилия и не преследовали никаких корыстных целей. Разбитая бочка с квасом, разгромленная столовая, взятые в ларьке кефир и лимонад были для них естественным восстановлением попранной справедливости, возвращением гармонии в их социальный микромир. Символическое преодоление «неправды» подействовало на многих участников беспорядков успокаивающе. Хотя агрессивность обезличенной толпы постоянно нарастала, поведение каждого участника беспорядков в отдельности совсем не имело такой же одновекторной динамики. Многие молодые люди то «включались» в волнения на короткий отрезок времени, то «выпадали» из них. Они то становились частью агрессивной толпы, то вновь приобретали автономное от нее существование — шли спать или на танцы, уходили купаться или даже смотреть кино.' Другими словами, параллельно с разворачивавшимся бунтом шла обычная жизнь выходного дня. Поэтому то, что в докладных записках МВД в ЦК КПСС выглядело как непрерывная череда агрессивных действий, для многих возмутителей спокойствия было отдельными и малосущественными эпизодами: позвали цить квас, помог перевернуть бочку, потом ушел спать, потом позвали опять, «пошел и я... без цели» и т. п.226

Около трех часов на месте происшествия появились более значительные силы милиции (до этого было только пять человек, с которыми, однако, серьезного конфликта у толпы не возникало, поскольку милиционеры держали себя благоразум-

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 86920. Л. 170 об.

140

но-пассивно) и стали разгонять толпу. Она была явно не готова к прямому столкновению с властями и отреагировала на активность милиции вполне адекватно — люди просто разбежались. На этом этапе у толпы еще явно не было вожаков и стихийных лидеров, не очень ощущалось и влияние «подстрекателей» и мелких уголовников, готовых ловить рыбу в мутной волне погрома. (Как показало следствие, в это время будущего «вождя» погромщиков еще вообще не было на месте событий).

Первый эпизод событий в Темиртау — обычное и привычное «целинно-новостроечное» хулиганство, спровоцированное глупостью и нераспорядительностью руководителей стройки, могло бы просто сойти на нет. Небольшой погром, учиненный в знак социального реванша над «начальством», способен был на какое-то время восстановить «гармонию мира». Подавляющее большинство участников волнений — вполне лояльных молодых людей, попавших в неблагоприятные и непривычные условия палаточного городка, просто потеряли стимул продолжать агрессию. Однако милиция, воодушевленная покорностью толпы и преисполненная служебного рвения — желания предъявить «виновников», задержала двух случайно оказавшихся на месте происшествия парней. Следствие так и не установило за ними какой-либо особой "вины.

Возможная реакция молодых рабочих Темиртау на задержание двух товарищей по беспорядкам была вполне предсказуемой. Часто в таких ситуациях участники волнений демонстрируют групповую солидарность и пытаются освободить задержанных. Так случилось и на этот раз. Одновременно в ход событий вмешалось новое действующее лицо — активное «ядро», группа людей, взявших на себя роль «двигателя» беспорядков. С этого момента именно их действия и поведение все больше определяют физиономию событий.

Утро 2 августа. Нападение на милицию. Приезд начальства. После разгрома столовой.и появления дополнительных сил милиции толпа постепенно рассеялась. Многие отправились спать. Однако, по показаниям свидетелей, приблизительно через полтора-два часа они были разбужены криками. Кто-то снова созывал толпу — идти освобождать двоих задержанных товарищей. Произошло это около 5—6 часов утра 2 августа. Судя по всему, действия толпы и ее «решение» о нападении на милицию не сопровождались каким-либо подобием стихийного митинга. Беспорядки в этот момент направляла авторитарная воля активного «ядра» участников. Цель и направление дальнейших действий

141

определили выкрики и призывы, сформулированные этими немногими активистами. Остальные (по разным сообщениям, численность участников колебалась от 500 до полутора тысяч человек), на первый взгляд, весьма безвольно подчинились этим призывам, отвечавшим возникшему у них ощущению несправедливости происходящего.

Однако пассивность толпы отличалась одним важным свойством. Толпа как бы «выбирала» наиболее приемлемый для себя «лозунг дня». Дело в том, что одновременно с криками об освобождении задержанных раздавались и другие, чисто уголовные призывы: идти в промтоварный магазин — грабить227. (Косвенно это свидетельствует о стихийном расколе руководящего «ядра» на' «уголовников» и «романтиков» и о разнообразии мотивов асоциального поведения участников волнений). Поставленная перед выбором толпа «проголосовала ногами». Она двинулась «восстанавливать справедливость», а не грабить. Только небольшая часть участников откололась от основной массы и все-таки разграбила промтоварный ларек. Остальные «волновались» бескорыстно.

Вновь возникшая толпа, уже обогащенная прошлым опытом, двинулась к городскому отделу милиции — освобождать задержанных товарищей. Значительные силы милиции (милицейский взвод и часть сотрудников городского отдела) в это время были сосредоточены в другом месте — у столовой. Здание горотдела осталось без серьезной охраны. Для начала толпа дала выход накопившейся негативной энергии: перевернула, а затем разбила дежурную милицейскую автомашину ГАЗ-69, забросала здание горотдела камнями и палками. Не встретив отпора, участники беспорядков стали действовать смелее. Они ворвались в помещение горотдела, оборвали телефонные провода в дежурной комнате и разбили пишущую машинку228.

В конце концов, оказавшийся на улице милиционер Н. А. Кар-пич легко успокоил толпу, сказав, что задержанных уже увезли. Участники волнений еще не обладали достаточной инерцией агрессивности. Провокационные призывы «громить милицию» не сработали, толпа была еще «коммуникабельна» и отчасти управляема. Она пошла на мирный диалог с работником милиции, не выступая против него как против олицетворения враждебной «народу» силы.

Около восьми часов утра на место событий прибыли солда-

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 86920. Л. 162. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 506. Л. 266-267.

142

ты. Работники милиции выставили охрану у столовой и промтоварного ларька. Примерно тогда же в палаточный городок прибыли управляющий трестом «Казметаллургстрой» и секретарь горкома КП Казахстана. Они провели собрание рабочих и выслушали претензии. Возник легальный канал для выражения недовольства. В принципе это могло положить конец беспорядкам. Начальство, как положено, обещало «разобраться» и «принять меры». Утомленная ночными приключениями молодежь стала расходиться по палаткам. Некоторые пошли на озеро купаться — было воскресное утро. Успокоились и представители власти, полагая, что конфликт исчерпан.

Вечер 2 августа. «Бледно-розовая» питьевая вода. После обеда беспорядки вспыхнули вновь. Люди отдохнули после ночных событий. Одни выспались в палатках, другие вернулись с купания. Именно в это время (около трех часов дня) в городок привезли цистерну питьевой воды. Оказалось, что она имеет необычную бледно-розовую окраску (возможно, в воду для дезинфекции добавили слабый раствор марганцовки)! Свидетели происшествия подняли шум, снова стала собираться толпа.

«Зачинщики» на этот раз сразу же обнаружили повышенную агрессивность. Один из них, вооружившись прутом от кровати, выбежал на улицу, крикнув соседям по палатке: «Ребята, выходите на улицу». Толпа в целом поначалу склонялась к компромиссу. Кое-кто вступил в довольно мирную дискуссию с лейтенантом милиции, оказавшимся на месте событий. Снова возникла тема освобождения задержанных товарищей, так и не отпущенных на свободу. После того, как лейтенант уехал, кто-то вспомнил о причине шума, перевернул бак с водой и закричал: «Смотрите, чем поят!». Бак погрузили на машину и повезли в больницу, чтобы провести экспертизу. Побежали за врачом. Врача на месте не было. Бак сбросили у больницы и направились к зданию милиции — освобождать задержанных.

В это время часть «активистов», не находя немедленного выхода вновь вспыхнувшим отрицательным эмоциям, останавливала проходившие по улице машины. Одну из них поставили поперек дороги и перекрыли движение. Толпа снова начала расти, раздались агрессивные выкрики и призывы. Не дождавшись ни врача, ни тех, кто отправился его разыскивать, люди, возглавляемые стихийно выдвинувшимися лидерами, двинулись к милиции. В конце концов, там собралось около тысячи человек. О подозрительной воде уже забыли, вновь требовали освобождения товарищей.

Здание милиции на этот раз охраняли солдаты — около 30 че

143

ловек. Сначала первые ряды остановились, испуганные видом оружия. Но кто-то выбежал вперед и закричал, что в народ стрелять не посмеют. Задние ряды стали теснить передних. Толпа вплотную подошла к солдатам. Раздались выстрелы. Сначала люди бросились бежать прочь от опасного места. Но кто-то крикнул, что стреляют холостыми патронами. Все повернули назад и напали на солдат с камнями. Охрана отступила в здание милиции. Бунтовщики ворвались на первый этаж, выбили стекла в окнах, разбили два телефонных аппарата.

У крыльца возник короткий стихийный митинг, который выявил прежние противоречия между «уголовниками» и «романтиками». Выступали двое. Судя по невнятным показаниям свидетелей, один опять призывал освободить задержанных, другой — еще и ограбить универмаг. Краткая внутренняя дискуссия завершилась тем, что толпа выбрала трех «парламентеров» для переговоров с милицией. Охрана пропустила их на второй этаж.

Руководство «представителями» взял на себя некто Манышин. Он в ультимативной форме потребовал освободить задержанных к 23 часам 2 августа. В случае невыполнения этого требования он угрожал полностью разгромить здание городского отдела милиций. Сначала требования были отклонены как противоправные. Тогда «парламентеры» вышли на улицу и сообщили об этом остальным. Вопрос об освобождении задержанных поставили «на голосование», и участники беспорядков решили настаивать на своих требованиях. После этого все тот же Манышин вторично вошел в помещение милиции и стал настаивать на выполнении ультиматума. В конце концов, работники милиций пообещали привезти ребят к 11—12 часам ночи. (Замечу в скобках, что это требование было выполнено).

Обещание освободить задержанных успокоило далеко не всех. Атака на здание милиции продолжалась еще какое-то время. Кто-то, обнаружив похвальное здравомыслие, влез на подоконник и призвал прекратить бросать камни. Из милиции вместе с солдатами вышел уже известный нам милиционер (Карпич) и стал увещевать оставшуюся толпу. Вероятно в это же время (возможно, раньше) один из «активистов» вызвался привезти на грузовике взрывчатку и подорвать здание.

В конце концов, часть участников беспорядков начала расходиться, натиск ослабел. Но те, кто остался на месте событий — наиболее активные и агрессивные, — последовали новому призыву. Разнесся слух, что вся милиция находится в палаточном городке. Люди бросились туда — продолжать погром. Более ло

144

яльные пошли в том же направлении. Некоторые из них, вероятно, хотели успеть посмотреть детский кинофильм «Судьба барабанщика», который в это время показывали в клубе.

По дороге к палаткам часть толпы остановилась около городского универмага. Здесь снова возник стихийный митинг, разрешившийся новым конфликтом между «уголовниками» и «романтиками». Некто «в черной кепке» призвал к ограблению универмага, другой — к новому нападению на милицию для немедленного освобождения задержанных. Некоторые говорили, что надо вернуться в палатки И ждать там, так как работники милиции обещали привезти ребят к 11—12 ласам. Дискуссия разворачивалась достаточно остро и даже сопровождалась взаимными обвинениями. Одного из «умеренных» обвинили в том, что он сам сотрудник милиции. Оскорбленный «бунтовщик» поспешил заявить, что он всю жизнь ненавидел сотрудников милиции.

Руководящее «ядро» окончательно раскололось. «Умеренные романтики» (кто именно — неизвестно, поскольку эти люди и их действия оказались в тени дальнейших кровавых событий) ждали освобождения товарищей, «агрессивные романтики» попытались организовать продолжение волнений, а «уголовники» в конце концов добились своего и во второй половине следующего дня спровоцировали разгром и грабеж универмага. Они растворились в толпе и действовали исподтишка. Судя по всему, никто из действительных организаторов погрома универмага не попал в поле зрения следствия. Отдуваться за все пришлось либо случайным людям, либо «агрессивным романтикам», которые постоянно были на виду.

Ночь на 3 августа. Сражение за универмаг. В 12-м часу ночи большая толпа окружила и разгромила здание треста, а потом совершила налет на универмаг. По всей вероятности, теперь инициатива перешла к «уголовникам». Состоявшееся освобождение задержанных товарищей свело на нет мотив восстановления справедливости в действиях толпы. Отныне она руководствовалась либо стремлением к социальному реваншу (среди участников беспорядков было достаточно много людей с криминальным прошлым, желавших свести счеты с представителями милиции), либо прямой корыстью.

Часть людей отправилась в городок и, убедившись, что аре-/ стованных освободили, осталась там. Вскоре со стороны магазина прибежали люди, крича, что дружинники идут от магазина к городку. Дружинников дважды забросали камнями и заставили повернуть назад. После этого произошел новый раскол.

145

Из толпы, стоявшей ближе к магазину, полетели камни. Затем начался грабеж. При попытке солдат очистить здание универмага завязался настоящий бой. Среди защитников здания звучали призывы к расправе с военнослужащими. Кто-то звал солдат присоединиться к бунту. Войска применили оружие. Один из участников нападения на универмаг вывел из гаража грузовую машину МАЗ и попытался протаранить цепь солдат. Он был убит. В работников милиции и военных бросали камни, банки с консервами и бутылки с вином. Некоторые хулиганы имели охотничьи ружья, часть из которых была захвачена у сторожей, и стреляли в солдат и милиционеров. Кроме того, участники беспорядков напали на склад взрывчатых материалов, захватили две винтовки и взрывчатку. Часть людей, участвовавших в нападении на универмаг и здание треста, после начала сражения прибежала в палаточный городок с криками, что пришли солдаты и стреляют в тех, кто в магазине и около него. Затем привели раненых. Это сообщение вновь подстегнуло беспорядки.

В ночь на 3 августа погромному нападению был подвергнут Темиртауский рынок. Под утро загорелись здание столовой и овощной ларек. Погромы, разрушения и поджоги сопровождались нападениями на военнослужащих, сотрудников милиции и народных дружинников, пытавшихся восстановить порядок. Участники беспорядков вновь бросали в них камни, металлические прутья, палки и даже стреляли из охотничьих и других ружей.

Около 7 часов утра оперативным нарядом милиции и солдатами толпа у универмага была разогнана. Одновременно начали вывозить раненых, убитых и задержанных.

3 августа около 12 часов дня солдаты ушли от магазина. Небольшая толпа собралась вновь и пошла грабить универмаг. Спустя два часа с места этих событий прибежали погромщики и сообщили, что снова пришли дружинники и опять идут к городку. Дружинников забросали камнями. Затем в городок вошли солдаты.

ВечерОм 3 августа порядок в городе был в основном восстановлен. Но некоторые лидеры волнений пытались продолжить бунт. Трое из них, избежавшие ареста, договорились спровоцировать волнения в Комсомольском городке. Они нападали на ав- , томашины, в одной из них взяли бензин для поджога домов, в * том числе здания, в котором размещался штаб народной дружи- , ны. Кроме того, один из них ходил по общежитиям Комсомольского городка и призывал молодежь продолжить борьбу. Затем .

146

все трое отправили записку своему товарищу в палаточный городок — предлагали поднять молодежь на новое выступление. Наступательный порыв взбунтовавшихся молодых рабочих к тому времени угас, люди были напуганы арестами, выстрелами, кровью. Поэтому, когда двое лидеров появились 4 августа в общежитии Комсомольского городка, они не только не нашли поддержки, но и получили отпор.

Вожаки и подстрекатели. В ходе массовых беспорядков в Темиртау 109 солдат и офицеров получили ранения, в том числе 32 — из огнестрельного оружия. Среди участников волнений было убито 11 и ранено 32 человека (пятеро впоследствии умерли). При подавлении бунта было задержано 190 человек, главным образом, молодых рабочих в возрасте 18—21 года, прибывших на строительство всего за две-три недели до событий. 75 человек были членами ВЛКСМ. Большинство после короткого разбирательства отпустили на свободу. Против 42 задержанных возбудили уголовные дела и арестовали. Следствие, проведенное следственным отделом КГБ при Совете Министров Казахской ССР, привлекло семерых активных участников массовых беспорядков в Темиртау к уголовной ответственности по одному делу, а совершенные ими преступления квалифицировало как бандитизм и массовые беспорядки (ст. 14 и 16 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления). Впоследствии обвинение в бандитизме было снято. Другие арестованные были отданы под суд только за участие в массовых беспорядках (без обвинения в бандитизме), некоторые осуждены условно — «с учетом обстоятельств, характеризующих личности». Ряд уголовных дел на участников беспорядков был прекращен до суда, «имея в виду меньшую степень их виновности»229.

Следствие указало на семерых человек как на наиболее активных участников массовых беспорядков. Это были Заговский, Аплоцинь, Манышин, Жиряков, Шилов, Сухинин и Югов. Среди погибших во время беспорядков молодых рабочих несколько человек также могли претендовать на роль организаторов. Убитый у универмага Бескоровайный был одним из инициаторов нападения на милицию и призывал к расправе с военнослужащими. Другой молодой рабочий — Макеев — во время нападения на универмаг подстрекал'толпу к сопротивлению военнослужащим и продолжению погромов, призывал солдат присоединиться к участникам беспорядков, вывел из

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 86920. Л. 94-97.

147

гаража грузовую автомашину МАЗ и пытался протаранить цепь солдат.

Вряд ли всех этих молодых людей можно всерьез назвать «организаторами массовых беспорядков». Они несколько выделялись из массы, но совсем не руководили ею. Утром 2 августа толпу несла волна событий. И вместе с толпой несло молодых и агрессивных крикунов. Их действительно организующая роль стала заметной лишь во второй половине дня 2 августа, когда толпа выдвинула трех представителей для предъявления ультиматума об освобождении задержанных. Самопровозглашенным руководителем этих «парламентеров» был Манышин. Он же стал инициатором стихийного митинга и «голосования» об освобождении задержанных. Манышин явно превращался в лидера бунтовщиков. В ночь на 3 августа, будучи раненым штыком при нападении на солдат, он уже носился по палаточному городку с ножом в руках и призывал (даже заставлял) молодежь продолжать беспорядки. Именно ему принадлежат слова: «Чего вы туда не идете, там ребята кровь льют, а вы здесь прячетесь, идите туда, а то мы сами перережем вас». В любом случае Манышин, по мнению следствия, идеально подходил на роль главного обвиняемого — его вместе с Загов-ским суд приговорил к расстрелу (в декабре 1959 г. Президиум Верховного Совета Казахской ССР заменил обоим расстрел на 15 лет лишения свободы230).

Стремление возглавить волнения обнаружили еще двое обвиняемых — Аплоцинь и Жиряков. Именно они отправили приятелю в палаточный городок записку следующего содержания: «Олег, собери ребят, человек 500—600, и приходи на Тайвань (так; на молодежном сленге называли комсомольский городок. — В. К.), здесь есть мусора, их нужно потратить (убить. — В. К.)». Эти же двое, захватив машину, ездили в соседний Комсомольский городок «поднимать народ». Однако и формирование руководящего «ядра», и осознание им своей роли явно отставали % от действий властей по подавлению волнений. Собственно и «организовывать» беспорядки они начали уже после подавления бунта в палаточном городке — вечером 3 и 4 августа. И если; 3 августа еще были некоторые шансы на успех — в этот день по-! чти 25 тысяч рабочих не вышло на работу, то на следующий день \ почва для агитации почти исчезла — не работало только полторы тысячи человек. !

По своему социальному опыту «зачинщики» мало отлича-j

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 86920. Л. 213.

148

лись от других участников беспорядков. Шестеро русских, латыш, еврей и украинец. Двое комсомольцев. Трое имели уголовное прошлое. Один, самый старший из девятки (ему было 26 лет) был трижды судим. В 1951 г. за подделку документов, в 1952 г. — за хищение личного имущества граждан, в 1956 г. — за хранение холодного оружия. Второй в 1958 г. был условно осужден на два года лишения свободы за растление несовершеннолетних. (Подробности нам неизвестны, но судя по Мягкости наказания, речь, скорее всего, шла о половых отношениях двух несовершеннолетних и скандале, поднятом по этому поводу родителями подруги). Вероятно, этот участник событий в Темиртау считал, что с ним обошлись несправедливо и «засудили» неправильно. Третий был ранее судим за мелкое хулиганство. Еще один зачинщик судимостей не имел, но относился к «блатным», полукриминальным элементам, которых было множество на строительстве. В июне 1959 г. он самовольно оставил работу, систематически пьянствовал, устраивал драки.

Эти люди имели личные причины ненавидеть милицию и явную склонность к агрессивным действиям. Но, призывая к погромам и поджогам, они не пытались вдохновить толпу на грабежи. И двигала ими не возможность пограбить, а ненависть к милиции, пьянящее чувство власти над толпой, жажда восстановления справедливости. Те же, кто постоянно провоцировал толпу на грабежи, по всей вероятности, растворились в массе молодых строителей и никак не «засветились», бесследно исчезнув вместе с награбленным добром.

Пятеро «активистов», если судить по материалам дела, вообще никакого криминального опыта не имели. Вряд ли у них были какие-то особые личные мотивы для участия в беспорядках. И именно эти молодые люди попытались организовать продолжение волнений 3 и 4 августа. Из четверых «зачинщиков», составивших некое подобие «комитета» и пытавшихся поднять на беспорядки Комсомольский городок, трое имели совершенно «чистое» прошлое. Они только что приехали на стройку и не могли иметь устойчивых связей с уже существовавшими там полукриминальными группировками. Модель действий этих стихийных лидеров навеяна смутными воспоминаниями о поступках героев-революционеров из пропагандистских фильмов советской эпохи. И в то же время они были явно не в состоянии контролировать не только ход стихийного бунта молодых рабочих, но и собственное поведение.

Выражая протест против несправедливости местной власти,

149

«зачинщики» были в действительности не руководителями волнений, а скорее их «голосом». Не удивительно, что инфантильные бунтовщики то почти буквально воспроизводили знаменитый эпизод («мясо с червями») из фильма С. Эйзенштейна «Броненосец „Потемкин"» и выливали на землю «розоватую воду» с криком: «Смотрите, чем поят!», то, подчиняясь какому-то стадному чувству, брали вещи в разгромленном универмаге и потом не знали, что с этими вещами делать.

Итоги и уроки волнений в Темиртау. Уроки, которые извлекла власть из происшедших событий, к счастью для нее, не ограничились подготовкой суда и жестоким судебным приговором активным участникам беспорядков. Сразу после событий прокурор и министр внутренних дел Казахской ССР посетили другой рабочий поселок в «Тен-Теке», где встречались и беседовали с молодыми рабочими, прибывшими по комсомольским путевкам из различных областей Советского Союза на строительство шахты по добыче коксующихся углей. Там ситуация почти зеркально напоминала Темиртау накануне беспорядков. Достаточно было какого-либо малосущественного повода, чтобы сухой хворост вспыхнул. Власти на этот раз реагировали оперативно. Прокурор и министр внутренних дел Казахстана под страхом уголовной ответственности потребовали от начальника треста немедленно провести свет, установить достаточное количество умы-1 вальников и т. п. Прибывшие на место заместитель министра4; торговли республики и заместитель председателя облисполкома приняли меры для улучшения торговли и общественного пита-.* ния. Обком КП Казахстана направил целый десант партийных работников для организации партийной и политико-массовой; работы в тресте231. На случай новых беспорядков численность отдельной команды МВД в Караганде доводилась до 85 человек. Кроме того, в случае необходимости предполагалось использо-1 вать часть личного состава отряда по охране мест заключения/ (находился в 40 км от Караганды)232. :

17 октября 1959 г. Президиум ЦК КПСС рассмотрел вопрос ; «О положении дел на строительстве Карагандинского металлур- \ гического завода». В постановлении отмечалось: «ЦК КП Казах-1 стана не дали правильной политической оценки создавшемуся; положению на стройке, в течение двух месяцев никто из членов.1 бюро ЦК на стройке не был и необходимых мер по улучшению? организации производства и культурно-бытового обслуживания f

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 86920. Л. 81-83. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 506. Л. 335-336.

150

трудящихся бюро ЦК не приняло. Бюро ЦК КП Казахстана проявило недисциплинированность, выразившуюся в том, что несвоевременно доложило ЦК КПСС о событиях в г. Темиртау»233. Первый секретарь Карагандинского обкома КП Казахстана П. И. Исаев был не только снят со своего поста, но и исключен из партии. Правда, с оговоркой о возможности «возвращения в партию» через год234. Различным партийным наказаниям были подвергнуты также секретари Карагандинского обкома КП Казахстана, руководитель областного совнархоза. Сняли с должности и исключили из партии управляющего трестом «Казметаллургстрой» А. С, Вишневского. Руководство строительством было «укреплено». Министр строительства Казахской ССР А. Ц. Кротов был назначен управляющим трестом «Казметаллургстрой», а член Госплана СССР Б. Ф. Братченко стал председателем областного совнархоза235.

В конце 1959 г. пришли новые сообщения МВД СССР в ЦК КПСС о происшествиях на целине236. Однако ситуация в целом была взята под контроль, и событий, подобных бунту в Темиртау, ни на целине, ни в других новостроечных районах больше не было. Власть благополучно выбралась из кризиса.

Глава 4

СОЛДАТСКИЕ ВОЛНЕНИЯ И БЕСПОРЯДКИ

ДИНАМИКА СОЛДАТСКИХ ВОЛНЕНИЙ 1950-х ГОДОВ

Солдатские волнения и беспорядки237 можно уверенно отнести к числу традиционных. Возможные в любой армии и при любых режимах, они сигнализируют властям о прорехах в системе армейской организации и дисциплины, моральном разложении отдельных подразделений и даже частей, несоответствии тех или иных командиров занимаемым должностям и т.п. Армия, вгоняющая группы и личности в жесткие рамки законных

233 РГАНИ. Ф. 89. Пер. 6. Д. 10. Л. 4.

234 Там же. Л. 4-5.

235 Там же. Л. 5—6. О партийных «отражениях» событий в Темиртау подробнее см.: 1959 год. Расстрел в Темиртау.

236 ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 507. Л. 32-34.

237 Под этим довольно условным термином мы объединяем случаи массового хулиганства, коллективных драк и волнений, участниками которых были военнослужащие и призывники Советской армии.

151

ограничений и воинской дисциплины, располагает несопоставимыми с «гражданкой» возможностями контроля за поведением, В то же время «зажатость» человека армейской дисциплиной, невероятная скученность больших групп людей, отягощенная не-! нормальным соотношением полов, при малейших сбоях в устоявшемся «порядке» чревата катастрофическими выбросами отрицательной энергии, прорывающейся через неожиданно возникшие в воинской системе «дыры».

Потенциально опасные ситуации давно и хорошо известны воинским начальникам: призыв на воинскую службу, демобилиг зация отслуживших свой срок солдат, транспортировка воинских, частей и подразделений. Прекрасно известны и пусковые меха-; низмы возникновения массового хулиганства, волнений и бес-; порядков в таких ситуациях: разгульное пьянство и ослабление (либо полная потеря) контроля за поведением подчиненных со/ стороны командиров. Подобные случаи криминального поведе-.; ния военнослужащих, «выпавших» из привычных рамок воин-, ской дисциплины и захлебнувшихся «глотком свободы», либ© переживающих статусный шок (призыв на военную службу, прощание с гражданской жизнью, демобилизация), можно считать» не просто традиционными, а как бы и вневременными. Их про-,! исхождение и причины в большинстве случаев лишь косвенно*! связаны с характером политического режима и актуальными социальными проблемами. Можно даже сказать, что подобные события близки традиционным формам карнавальной культуры, хотя и являются в.современном обществе криминальным способом снятия психологической напряженности и разрядки в условиях ограниченной личной свободы и жестко регламентиро-; ванного образа жизни.

И все же особая социальная значимость солдатских волнений 1953—1959 гг. определялась тем, что военнослужащие стали в этот период одной из самых конфликтных групп населения! СССР. Из 94 насильственных конфликтов (случаев массового хулиганства, групповых драк, волнений и беспорядков), о которых стало известно высшим советским руководителям в 1953—, 1960 гг. по каналам МВД и прокуратуры, в 44 эпизодах при ни-мали участие солдаты. Подобные конфликты имели явную тен- ? денцию перерастать в столкновения с властями238, причем речь! шла не только о «попутном» насилии в отношении милиции, встававшей на пути хулиганов, но и о прямой агрессии (нападения на милиционеров, попытки освобождения задержанных я

21 из 44 зафиксированных случаев.

152

товарищей или захвата спрятавшихся противников, захват оружия). Солдатские конфликты довольно часто сопровождались стрельбой — как при подавлении коллективных драк и волнений представителями власти, так и в столкновениях между конфликтными группами. Дракам и массовому хулиганству нередко сопутствовали погромы жилых и административных помещений, лавок и магазинов239.

Гораздо реже в солдатских конфликтах чувствовалось влияние скрытой этнической напряженности240 и почти совсем стерильными выглядели эти события с политической точки зрения. Тема «антисоветской агитации и пропаганды» (антисоветские выкрики, уничтожение портретов руководителей партии и правительства) весьма глухо прозвучала лишь в трех эпизодах из 44. Лишь в одном случае (Кемерово, 1955 г.) массовые волнения мобилизованных для работы на строительстве в угольной промышленности приобрели отчетливый политический смысл (хотя и обошлись без «антисоветчины» в вульгарном смысле этого слова). Они были направлены против распоряжения правительства, отложившего для некоторых категорий военных строителей объявленную демобилизацию, носили многодневный характер и отличались довольно высокой спонтанной самоорганизованностью.

«ГАРНИЗОННЫЕ» ВОЛНЕНИЯ И КОНФЛИКТЫ

1953 г. отличала повышенная конфликтность окраинных, расположенных на территории союзных республик гарнизонов и отчетливые симптомы падения дисциплины в воинских частях. По крайней мере дважды в течение года представителям центральной власти (аппарат Главного военного прокурора Советской армии и МВД СССР) приходилось расследовать случаи массового нарушения воинской дисциплины и порядка, а также уголовных преступлений военнослужащих — в Ленина-бадском гарнизоне и на территории Эстонской ССР. В обоих случаях речь шла не о локальных малозначительных эпизодах, а о фактическом разложении и конфликтности значительных групп людей, имевших доступ к оружию. Подобные ситуации не были, конечно же, специфически «послесталинскими» или уникально «хрущевскими». В свое время Сталину и другим

16 случаев или 36,3 % всех зафиксированных эпизодов. 6 эпизодов или 13,6 % всех случаев (см. табл. 2).

153

высшим советским руководителям докладывали, например, о многочисленных преступлениях, совершаемых военнослужащими воинских частей, дислоцированных на территории Молдавии (ноябрь 1945 г.)241, «хулиганских проявлениях» и бандитизме военнослужащих местных гарнизонов в Алма-Ате и других областных центрах Казахстана (декабрь 1945 г.)242, а также о криминализации тех или иных воинских частей243. В одном случае, чтобы не допустить разложения личного состава Прикарпатского военного округа, высшему руководству пришлось, заниматься деятельностью 220 притонов, активно посещавшихся военнослужащими244. '

Расследование противоправных действий, совершенных военнослужащими Ленинабадского гарнизона, обнаружило широкое распространение самовольных отлучек, уклонения от военной службы под разными предлогами, «промотания обмундирования» и т. п.245 Город, по всей вероятности, был наполнен слухами о бесчинствах солдат. Молва многократно преувеличивала действительность, и на солдатский «беспредел» одна хитроумная торговка попыталась списать даже собственную растрату (заявила, что ее ограбили в парке трое солдат) — знала, что любому заявлению о бесчинствах военнослужащих местные власти легко по-; верят. В ряде случаев уличенные в хулиганстве солдаты не останавливались перед сопротивлением милиции. Периодически в городе вспыхивали драки между местными жителями и военнослужащими, в которых принимали участие даже офицеры. Сценарий подобных драк очень напоминал традиционную модель начала массовых беспорядков — столкновение военнослужащего с местным жителем, призывы о помощи, месть обиженных и; т. д. Ситуация в Ленинабаде была явно накалена и могла разрешиться ответными действиями гражданского населения. По всей вероятности, воинские начальники успели в этом случае принять меры и остановить перерастание конфликта в масштабные беспорядки.

«Принятие мер» не ограничилось наказанием виновных. Были названы причины повышенной конфликтности гарнизона (точнее, трех зенитных дивизионов и одного строительного батальона). Расследование прокуратуры показало, что при комплекто

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 105. Л. 85-91. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 105. Л. 340—343.

См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. Д. 66. Л. 9-10; Д. 168. Л. 26-30 и др.

Коллекция документов ГАРФ.

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 2231. Л. 57.

154

вании зенитных дивизионов был нарушен очень важный принцип — в подобные части обычно призывали молодых людей из так называемых внутренних округов, поскольку жители окраинных и западных областей считались менее надежными. Более того, гарнизон отличался опасной, по оценке военной прокуратуры, полиэтничностью (в одном дивизионе служили представители 25 национальностей, в другом — 20). Очевидно, имелась в виду плохая управляемость полиэтничных .частей (разный уровень и тип культуры, языковые проблемы, различная степень адаптивности к воинской службе), а также возможность возникновения внутренних этнических группировок, объединявших солдат по неуставному принципу и похожих на своеобразные полукриминальные «землячества».

Обнаружилась и чисто бюрократическая, весьма тривиальная причина криминализации ленинабадского гарнизона. Опасаясь ответственности за многочисленные Чрезвычайные происшествия, командование дивизионов и строительного батальона иногда просто скрывали от военной прокуратуры факты преступлений военнослужащих. Зачастую виновные оставались ненаказанными246. Командование старалось не допускать милицию в расположение частей, а само дознаний не вело, спуская дело «на тормозах».

Если шредбеспорядочное» состояние в Ленинабаде так и не разрешилось массовыми волнениями, то в другом окраинном гарнизоне — в городе Чарджоу — конфликт солдат танкового полка с населением города (февраль 1953 г.) закончился трагически — пострадало 17 человек, 9 человек были госпитализированы (по другим данным, пострадавших было даже больше247). Возможно, ситуация была с самого начала отягощена «этническим фактором», а погромные действия военнослужащих, связанных круговой порукой (впоследствии никто не хотел выдавать инициаторов драки), были спровоцированы активными действиями другой группы — местных учащихся фельдшерской школы. Как показало последующее расследование, именно они были главными зачинщиками постоянных коллективных драк в городе, неоднократно избивали отдельных военнослужащих. За участие в драках и хулиганство из фельдшерской школы было отчислено 20 студентов. Солдаты старались не оставаться в долгу248.

Катализатором побоища стало сообщение о «первой крови».

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 2231. Л. 59. Там же. Л. 235, 236-237. Там же. Л. 236.

155

12 февраля 1953 г. во время очередной перебранки между двумя пьяными солдатами танкового полка и несколькими студентами из фельдшерского училища откуда-то явился измазанный кровью солдат. Он сказал, что его ранил ножом кто-то из студентов. Достоверно известно только, что двое солдат подрались со студентами и сами получили побои. Вечером того же дня «пострадавшие» стали призывать сослуживцев отомстить обидчикам. Собралась группа «мстителей», возглавляемая старшиной. Старшину же благословил на «подвиги» некий пьяный офицер. Он не только рассказал, как сам дрался в аэропорту, но и добавил: «Действуй тут смелей». -

Таким образом, группа солдат обрела руководителя, самовольно покинула казарму и начала драку с учащимися медицинской школы. Вскоре к «бойцам» присоединились другие военнослужащие того же полка. Они оттеснили учащихся к общежитию педагогического института (заодно досталось и студентам), разбили дверные стекла. Выломав ворота медицинской школы, солдаты загнали учащихся в помещение и продолжили избиение. На следующий день зачинщики были выявлены и арестованы/ Власти, судя по всему, обошлись в этом случае без применения оружия.

По сходному сценарию развивались «гарнизонные беспорядки» в городе Горьком (сентябрь 1953 г., групповая драка и погром в рабочем общежитии249), в селе Уречье Слуцкого района Бобруйской области (октябрь 1953 г., коллективная драка танки-; стов с местными жителями, один человек убит250), городе Пермь (август 1958 г., коллективная драка на танцевальной площадке между кандидатами в курсанты учебного отряда пожарной охраны и местными жителями251), в Кяхтинском районе Бурятской АССР (декабрь 1958 г., коллективная драка в женском общежи-^ тии между военнослужащими и студентами местного сельское хозяйственного техникума252). ?

«Гарнизонные беспорядки» в большинстве своем были довольно вульгарными групповыми драками без сколько-нибудь серьезной социальной подоплеки. Слабый проблеск «политики» во время драки и погрома, устроенных студентами, проходившими военную подготовку, на станции Артик (Армянская ССР) в июле 1957 г. («оскорбительные выпады в адрес одного из руко

1 ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4553. Л. 181.

2 Там же. Л. 310.

156

водителей советского правительства»253) вряд ли может изменить общий вывод. Вмешательство властей, как правило, быстро прекращало вспышку насилия, не вызывая встречной агрессии и перерастания группового конфликта в столкновение с «начальством». Участники массового хулиганства и групповых драк «законопослушно» исчезали с места событий. Известен лишь один случай нападения на милиционера (Находка, апрель 1955 г.254).

Никаких требований участники подобных событий не выдвигали, никакой угрозы для существующего режима подобные события не представляли и никакой реакции кроме «наказания виновных» не требовали.

«ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ» БЕСПОРЯДКИ

Столь же бессмысленными, но гораздо более ожесточенными, были «железнодорожные» волнения военнослужащих. Особенно выделяется в этом отношении все тот же 1953 г. Во всех четырех привлекших внимание московских властей «железнодорожных» конфликтах этого года пролилась кровь и применялось оружие (в трех случаях — огнестрельное, в одном случае — холодное). В трех эпизодах зафиксировано столкновение с милицией и/или представителями военных комендатур.

Серьезные беспорядки были организованы военнослужащими войск Ленинградского района ПВО, которые в конце апреля 1953 г. в соответствии с директивой Генерального штаба передавались в железнодорожные войска. 30 апреля 1953 г. 184 солдата и сержанта во главе с капитаном были отправлены на станцию Алакурти Кировской железной дороги. Сделано это было, несмотря на запрет отправлять воинские эшелоны из Ленинграда в праздничные дни. Зная о потенциальной конфликтности военнослужащих при железнодорожных перевозках, и повышенной опасности массового пьянства в предпраздничные и праздничные дни, власти справедливо опасались ЧП.

За первым нарушением последовало второе. Часть личного состава получила деньги вместо продовольственного пайка и, пользуясь бесконтрольностью, начала пьянствовать уже на Московском вокзале Ленинграда. Там же вспыхнула обоюдная драка между солдатами, во время которой 15 военнослужащих получили легкие ранения и побои. Офицеры погрузили зачинщи-

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 491. Л. 278.

ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4320. Л. 118-118 об.

157

ков драки и пьяных солдат в эшелон и вместе с остальными военнослужащими отправили по маршруту.

На станции Волховстрой Кировской железной дороги 1 мая 1953 г. во время длительной стоянки поезда военнослужащие затеяли драку с местными жителями и стали заниматься грабежами: забрали из буфета ведро пива и несколько бутылок водки, сняли с какого-то случайного встречного пиджак. Прибывший на вокзал наряд патрулей (26 солдат местной части ПВО) не смог восстановить порядок. Начальник наряда и военный комендант станции растерялись и попытались переложить ответственность на милицию. Выполняя поручение военных, работники железнодорожной милиции стали задерживать хулиганивших солдат. Пьяная толпа потребовала освобождения товарищей. Вооружившись камнями и солдатскими ремнями, она напала на работников милиции..Начальник военного патруля, пытаясь остановить толпу, трижды выстрелил в воздух. Затем милиционеры открыли стрельбу из пистолетов. Два солдата были убиты, четверо ранены. Однако беспорядки это не остановило. На помощь милиции была вызвана пожарная охрана. Солдаты попытались перерезать пожарные шланги. Милиционеры снова открыли стрельбу и ранили еще одного человека. События разворачивались одновременно с первомайской демонстрацией в другом конце города. В конце концов в конфликт в качестве третейского судьи пришлось вмешаться местным партийным работникам. Они пресекли дальнейшее применение оружия милицией и уговорили солдат успокоиться255.

В этот же день на станции Элисенвара, Октябрьской железной дороги, группа военнослужащих (около 100 чел.) учинила хулиганство, избила и отняла 50 рублей у помощника машиниста. Еще у двух человек были отобраны часы. В момент задержания пьяные солдаты пытались обезоружить работников милиции. В ответ раздались выстрелы, один из участников нападения был ранен в руку. Это не напугало, а еще больше подогрело солдат. Они ворвались в комнату дежурного по станции, разбили оконные стекла, повредили телефонную связь, нанесли побои случайно оказавшемуся в помеще1 нии сцепщику вагонов, попытались обезоружить двух пограничников, которые, обороняясь, начали стрелять вверх из автоматов256.

Несколько по иному сценарию, но все на том же фоне мас

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 2232. Л. 1-3. Там же. Л. 8—9.

158

сового пьянства и потери контроля за ситуацией со стороны офицеров, более того, при их непосредственном участии, развивались события на станции Хабаровск 16 сентября 1953 г. (о них Генеральный прокурор СССР Руденко докладывал непосредственно Хрущеву). Конфликт возник между призывниками, следовавшими на Дальний Восток в двух эшелонах — из Новосибирска и Ташкента. Один из офицеров, сопровождавших ташкентский эшелон, напился пьяным, выстрелил в группу призывников новосибирского эшелона и убил одного из них. В итоге начались волнения, которые продолжались несколько часов и были прекращены лишь после вмешательства дежурных частей хабаровского гарнизона. В ходе беспорядков часть военнослужащих, сопровождавших эшелоны, была обезоружена призывниками. Захваченное оружие немедленно пошло в дело, превратив драку в кровавое побоище. 4 человека были убиты, шестеро получили тяжелые, опасные для жизни ранения. Около ста активных участников беспорядков было задержано, что само по себе говорит о размахе волнений.

Последним «железнодорожным» эпизодом 1953 г. (ноябрь), о котором Генеральный прокурор СССР информировал Хрущева и Маленкова, было столкновение группы пьяных призывников с пассажирами пригородного поезда на станции Баржава, закончившееся поножовщиной (17 пассажиров получили ножевые ранения, пятеро из них отправлены в больницу). Разрастание бесчинств удалось остановить только благодаря вмешательству команды пограничников257.

В 1954—1959 гг. нами зафиксировано еще четыре аналогичных «железнодорожных» эпизода. Первый из них представлял собой столкновение призывников с другой конфликтной группой — молодежью из города Баку, возвращавшейся домой с уборки урожая (Новосибирск, сентябрь 1956 г.); второй — заурядное хулиганство призывников, бросавших во встречные поезда камни и бутылки (Грузинская ССР, Закавказская железная дорога, сентябрь 1958 г.)258.

Еще два конфликта носили более серьезный характер, сопровождались погромами и столкновениями с милицией. В декабре 1955 г. беспорядки, массовое хулиганство, грабежи были организованы военнослужащими, следовавшими в эшелоне из Белорусского военного округа на лесоразработки в Архангель-

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 2235. Л. 237.

См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 481. Л. 298; Д. 499. Л. 184.

159

скую область. В пути они ограбили магазин и семью работника железной дороги, украли чемодан у пассажира. На станции Медведево были вскрыты два товарных вагона, из которых похитили 3 кипы хлопчатобумажной ткани и один ящик с боеприпасами.

Попытка задержать двух подозрительных солдат с большими свертками привела к вмешательству в ход событий большой группы военнослужащих (70—100 человек). Задержанные были силой освобождены. Пять сотрудников милиции получили телесные повреждения. У одного из них отобрали пистолет ТТ с боевыми патронами. Отобранное оружие преступники пустили; в ход. В результате стрельбы был ранен в ногу осмотрщик вагонов. Отбив задержанных солдат, участники беспорядков разошлись по вагонам, и эшелон был отправлен.

По приказу начальника Ярославского гарнизона усиленный! войсковой наряд и милиция остановили и оцепили эшелон на станции Всполье. Однако попытки найти и «изъять» зачинщиков вызвали ответные действия толпы. Солдаты (около 100 че— ловек) сумели выйти из вагонов, проникнуть на вокзал и при-' вокзальную площадь. 16 человек были задержаны. Хулиганы ста- ] ли силой добиваться их освобождения. Милиция применила! оружие, двое солдат были убиты. Однако и это не остановило! толпу. Военнослужащие избили троих работников милиции, а| двоих из них обезоружили. Начальнику Ярославского гарнизо-1 на пришлось не только назначить нового начальника эшелона,^ но и прицепить к поезду вагон с 50 автоматчиками. В пути сле-i дования была усилена охрана общественного порядка на стаН-1 циях и прекращена торговля спиртными напитками в станцион-а ных ресторанах и буфетах259. 1

В июле 1958 г. в Москву поступило известие о волнениях! призывников на Северо-Кавказской железной дороге. В путй| следования воинского эшелона (всего в нем ехало около?) 2000 человек в сопровождении 25 офицеров) призывники гра-\ били продовольственные магазины и палатки, швыряли из окон бутылки, а затем забросали камнями прибывшие на мес-,| то происшествия наряды милиции. В конце концов, уже на' станции Ростов Ярославский в поезд была посажена группа автоматчиков из местного гарнизона, что позволило прекратить^ беспорядки260. ' |

Большинство (если не все) рассмотренных выше случаев тра-|

259 ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 467. Л. 223-225.

260 ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 498. Л. 393-394.

160

диционных солдатских конфликтов вряд ли можно интерпретировать в категории осмысленных коллективных действий.-Даже столкновения с властями и милицией не делают участников этих волнений ни бледной тенью, ни даже карикатурой на борцов с режимом. Вместе с тем в этих спонтанных массовых действиях обнаруживалась принципиальная «незаконопослушность» населения в его взаимоотношениях с властью, наличие в советском обществе потенциально опасных неформальных групп, способных легко выходить из-под контроля. Эта постоянная готовность бунтовать заставляла власти проявлять исключительную «чуткость» к таким событиям.

ВОЕННЫЕ СТРОИТЕЛИ: ГРУППА ПОВЫШЕННОГО РИСКА

«Обычность» солдатских волнений как бы выводит их за рамки политической истории, делает проблемой исключительно уп-равленческо-административной, поскольку разрешение каждого конкретного конфликта требует не политической реакции, а заурядного «наведения порядка». В то же время анализ временной окраски и специфики подобных явлений, их динамики и частоты в различные периоды открывает перед исследователем самые сокровенные тайны социальной истории, позволяет понять разлитый в социуме опыт конфликтного поведения, реализуемый в иных — ситуативных — конфликтах.

К числу таких ситуативных конфликтов хрущевского времени можно отнести многочисленные случаи групповых драк, массового хулиганства и волнений военнослужащих строительных батальонов и призванных (мобилизованных) через военкоматы на работу в промышленность рабочих либо досрочно демобилизованных в тех же целях солдат. Волнения, связанные с милитаризированным трудом, в известном смысле «сигнализировали» власти о кризисе быстрой урбанизации и о неразрешимом противоречии: ослабление репрессивного давления на общество в целях выживания режима плохо гармонировало с перегруженностью социума старыми (либо вновь принятыми) стратегически важными или политически амбициозными экономическими программами. Привлечение необходимой для реализации этих программ рабочей силы через оргнабор, идеологические кампании призыва молодых энтузиастов и т. п. давали лишь частичный успех. А возвращение на родину еще в

161

6 В. Козлов. Неизвестный СССР

конце 1940-х гг. нескольких миллионов военнопленных, преж-^ де всего немцев и японцев, прекращение массовых репрессий, реабилитация политических заключенных и массовые амнистии привели к значительному сокращению объемов принудительного труда после смерти Сталина и создали огромную прореху в трудовом балансе страны, истощенной тридцатимиллионными военными потерями.

Системе принудительного труда — важной составляющей сталинского режима — был нанесен ощутимый удар. Центр тяжести в политике трудовых ресурсов хрущевского времени несколько сместился от жестких форм использования принудительного труда (заключенные, военнопленные) к мягким формам — частичная милитаризация отдельных стратегически важных секторов экономики (освоение целины, новое индустриальное строительство, военные объекты).

Армейские начальники отреагировали на новую политику массовым «сбросом» в строительные части физически ослабленных солдат, а также тех, кто имел криминальное прошлое или отличался недисциплинированностью. А военкоматы, призванные обеспечить мобилизацию рабочих для строек, шахт, уборки целинного урожая, тревожились прежде всего о выполнении количественных разнарядок, а отнюдь не о качестве призываемой рабочей силы. В результате в 1950-е гг. наряду с традиционными солдатскими беспорядками появилась новая сфера социальной напряженности — милитаризированный труд в условиях мирного времени (строительные батальоны, группы мобилизованных через военкоматы либо переданных для работы в промышленность военнослужащих, а также воинские команды, направленные на сельскохозяйственные работы). Именно в сфере милитаризированного труда возникли нетривиальные формы конфликтного поведения военнослужащих, составившие большую часть всех известных нам случаев солдатских беспорядков, массового хулиганства и коллективных драк (25 из 44 «солдатских» эпизодов 1953—1960 гг., зафиксированных в нашей базе данных).

Со специфическими проблемами применения милитаризированного труда в мирное время был знаком и сталинский режим. Однако, если судить по документам НКВД (МВД) СССР из «особых папок» Сталина и Хрущева, масштабы явления и формы разрешения конфликтов были несопоставимы, а беспорядки с участием военных строителей и мобилизованных через военкоматы для работы в промышленности — в отличие от «традиционных» солдатских волнений — составляли головную

162

боль именно хрущевского, а не сталинского руководства. Некоторые строительные батальоны, ставшие активными разносчиками «конфликтной инфекции» на новостройках и целине, изначально представляли собой коллективы с ослабленными или еще не сложившимися внутренними социальными связями и неформальной (альтернативной) полукриминальной самоорганизацией.

При расследовании беспорядков среди солДат стройбата в г. Усолье-Сибирское (август 1953 г.) выяснилось, что конфликтная часть, существовавшая всего полтора месяца, с самого начала стала своеобразным «отстойником», куда командование «нормальных» частей отправило своих худших солдат. Из 650 солдат батальона 350 имели дисциплинарные взыскания (172 человека — от 2 до 10 дисциплинарных взысканий). 498 военнослужащих поступили с различными заболеваниями (дизентерией, гастритом, хронической гонореей, недержанием мочи, с остаточными явлениями туберкулеза и т. д.). 38 человек имели в прошлом судимости за хулиганство, хищения и др.

Одним словом, личный состав строительного батальона представлял собой идеальную почву для неформальной полукриминальной самоорганизации. С одной стороны, «отпетые» солдаты, активно отторгающие воинскую дисциплину и даже имеющие судимость, а значит и специфический опыт иерархической уголовной самоорганизации и подавления слабых, с другой — неприспособленные к военной службе и неспособные к сопротивлению «неудачники», больные и ослабленные военнослужащие. Не удивительно, что при формировании батальона ни одного дня не проходило без эксцессов. Офицеров избивали и обворовывали. Солдат привозили пьяными, сгружали с автомобилей за руки и ноги261. Доминируя в батальоне, «отпетые» сумели быстро подчинить себе и своим правилам жизни остальных солдат, создали неформальную иерархию, защищенную круговой порукой, подавили .систему формальных социальных связей. При расследовании волнений никто из 242 комсомольцев и 14 коммунистов батальона не назвал имен органи- • заторов беспорядков — боялись.

Ситуация усугублялась обычными новостроечными трудностями, способными довести до массовых беспорядков даже молодых комсомольских романтиков, не то что разложившуюся воинскую часть, — плохое снабжение, тяжелые условия жизни,

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. .32. Д. 2235. Л. 122.

163

перебои с продовольствием, отсутствие кухни, столовой, помещения для медицинского пункта, развлечений. Батальон расквартировали в летних палатках на окраине города — на открытой местности. Начались массовые самовольные отлучки. Гауптвахта просто превратилась в «дневной дом отдыха» — арестованные за нарушения дисциплины солдаты пользовались бездействием караульной службы, свободно уходили на ночь в город, а днем отсыпались262.

В феврале 1954 г. Генеральному прокурору СССР Руденко пришлось специально информировать председателя Совета Министров СССР Г. М. Маленкова о неблагополучном положении в строительных батальонах, переданных Министерством обороны СССР в распоряжение ряда отраслевых министерств. Солдаты были размещены в тесных и душных помещениях, не было комнат для умывания и сушилок, среди военнослужащих были распространены простудные и кожные заболевания, обморожения, вшивость. Труд стройбатовцев был организован из рук вон плохо, зарплата выдавалась с опозданием. Обычным делом стали массовые самовольные отЛучки, пьянки, драки, дебоши в близлежащих населенных пунктах. Имели место случаи убийств, изнасилований и ограблений гражданского населения. После обращения Руденко к Маленкову вопрос о положении военных строителей, занятых в отраслевых министерствах, 18 апреля 1954 г. рассматривался на Бюро по электроэнергетике, химической и лесной промышленности при Совете Министров СССР263. Однако военные строители продолжали демонстрировать повышенную предрасположенность к конфликтному поведению.

СЦЕНАРИИ «СТРОЙБАТОВСКИХ» ВОЛНЕНИЙ

Модели поведения участников «стройбатовских» волнений и конфликтов (беспорядки военнослужащих, мобилизованных через военкоматы или переданных из воинских частей для работы в промышленность, прежде всего на шахтах, будут рассмотрены отдельно) мало чем отличались от традиционных солдатских волнений. Случаи прямого столкновения с воинскими начальниками, внутренние, «казарменные» беспорядки стройбатовцев были скорее исключением, чем правилом.

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 2235. Л, 120-124. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 3286: Л. 43-47:

164

Один из немногих примеров подобных конфликтов — беспорядки в одной из рот отдельного строительного батальона МВД в Ашхабаде (апрель 1954 г.)264. Обычно же агрессия стройбатовцев была обращена вовне — на гражданское население или на работников милиции и развивалась по двум возможным сценариям265. ,

В первом случае агрессивное поведение или криминальные действия военных строителей, статус и характер службы которых как бы выводил их за обычные рамки воинской дисциплины, вызывали защитную реакцию и ответную агрессию гражданского населения. Конфликт, развивавшийся более или менее длительное время в латентной форме, в конце концов разрешался групповыми драками, иногда сопровождался погромами. Особенностью этого сценария было отсутствие агрессии по отношению к представителям власти. Последних участники конфликта если и не воспринимали как третейского судью, то по крайней мере, не считали врагом, с которым следует попутно расправиться.

Не покушаясь на основания системы и священную неприкосновенность власти, эти волнения, тем не менее, требовали от «начальства» быстрой ответной реакции. Типичный эпизод — столкновение военнослужащих строительных батальонов со строительными рабочими в г. Кетове Горьковской области (февраль 1955 г.). Снежный ком событий покатился под гору в результате события малозначительного. Четверо солдат отобрали у рабочего бутылку водки и избили его. В ответ толпа рабочих (40— 50 человек), вооружившись ножами, палками, ломами, ворвалась в женское общежитие, напала на группу находившихся там солдат, восьмерых избила, причем троим нанесли тяжкие телесные повреждения. Прибежавший из общежития в расположение строительного батальона участник столкновения сообщил о происшествии товарищам. На этот раз уже 100 человек выбежали из казарм и, тоже вооружившись железными трубами, черенками от лопат, ломами и палками, напали на рабочее общежитие. В результате погрома, продолжавшегося несколько часов, были выломаны двери и разбиты окна. Серьезно пострадали 15 рабочих и пятеро солдат266. После событий в Кстове причины чрезвычайного происшествия и «меры по укреплению воинской дисциплины» обсуждались на совещании в Горьковском обкоме

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 3287. Л. 13-14. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 3286. Л. 107. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 3287. Л. 13-14.

165

КПСС267. Отдельный доклад о событиях был представлен главным военным прокурором Генеральному прокурору СССР Руденко.

Несмотря на усилия властей, ЧП с военными строителями продолжались. Захватом оружия, стрельбой, ранением 11 человек и убийством одного закончилась групповая драка между «стройбатовцами» и рабочими завода в городе Молотовске Архангельской области в январе 1955 г.268 Аналогичное столкновение местного населения со «стройбатовцами» в г. Бийске Алтайского края (в декабре 1955 г.)269 прорвало давно зревший нарыв — разрастание очага преступности и массового хулиганства — и потребовало от представителей власти более радикальных решений. Дело не ограничилось привлечением к уголовной ответственности активных участников массового хулиганства. Из города удалили «источник конфликта». 500 «стройбатовцев» было немедленно демобилизованы и организованно вывезены из Бийска. Местные жители могли торжествовать.

Второй сценарий «стройбатовских» волнений отличался перерастанием межгруппового конфликта в прямую агрессию против представителей власти. Не сумев перехватить инициативу в самом начале событий, но попытавшись сделать это хотя бы с опозданием и арестовать зачинщиков, сотрудники милиции или военные командиры сами становились объектом нападения. Раз милиция «заодно" с „ними"» — «обидчиками», она не в праве рассчитывать на «неприкасаемость»! Совершалась подобная психологическая трансформация тем легче, что в России даже и в образованном обществе всегда почиталось неприличным «любить начальство», тем более — полицию. Не случайно А. С. Пушкин однажды посоветовал своему молодому коллеге ставить между словами «начальники» и «враги» не запятую, а «маленькое тире»: «начальники-враги слова однозначущие»270.

Парадокс же подобных ситуаций в том, что агрессия носила как бы персонифицированный характер — отрицательные эмоции направлялись против «плохих» милиционеров, иногда про

267 ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 3287. Л. 14.

268 ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4320. Л. 1-2.

269 К сожалению, мы располагаем не очень внятными сведениями об этом эпизоде. Судя по той информации, что у нас есть, конфликт имел еще более массовый характер, но, кажется, до столкновения с милицией в процессе подавления беспорядков дело не дошло. (См. ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4321. Л. 21-22 ).

270 См.: Вересаев В. В. Пушкин в жизни. Систематизированный свод подлинных свидетельств современников с иллюстрациями на отдельных листах. 6-е изд. доп. М: Сов. Писатель, 1936. Т. 2. С. 156.

166

тив местного «начальства», но, как правило, не распространялись на власть верховную. В спонтанных действиях толпы в этих случаях чувствовалась большая самоорганизованность. Обычный мотив продолжения беспорядков в новой форме — «наших забрали в милицию»! Для того, чтобы преодолеть подсознательный страх перед властью, толпе требовались более авторитетные лидеры, чем для вульгарной драки. И эти лидеры находились довольно часто, поскольку в разлагавшихся формальных коллективах неизбежно возникала внутренняя криминальная и полулегальная самоорганизация. Коллективная солидарность и круговая порука противопоставляли неформальное солдатское «Мы» остальному миру. Милиция же, отношения с которой у постоянно искавших приключений военных строителей и без того были достаточно натянутые, вмешиваясь в конфликт, становилась союзником «врагов».

При «мягком» течении конфликта милиция просто попадала меж двух огней. На нее обрушивались удары с обеих сторон, но милиционеры воспринимались скорее как досадная помеха, мешающая добраться до противника, чем как объект прямой агрессии. По подобной схеме разворачивались, в частности, массовые беспорядки в городе Барнауле Алтайского края. 22 августа 1954 г. двое солдат затеяли драку со строителем, который затем направился в рабочий клуб смотреть кино. Через некоторое время в клуб ворвалось около 40 солдат из расположенных поблизости двух строительных батальонов. Солдаты сняли ремни и стали пряжками избивать присутствующих, повредили киноаппаратуру, переломали мебель и скрылись. Находившийся в это время у здания клуба милицейский патруль из трех человек серьезного противодействия солдатам оказать не смог. Ночью городская милиция и военные власти задержали 40 солдат, находившихся в самовольной отлучке. Между тем по городу распространились ложные слухи о том, что во время драки в клубе солдатами был убит ребенок.

Вообще тема «убитого ребенка» обладала особым, катализирующим, воздействием даже на мирных жителей. Нам известно по крайней мере еще три случая, когда подобный слух вызвал быструю спонтанную самоорганизацию не расположенных обычно к волнениям мирных обывателей и спровоцировал стихийные массовые действия. В одном случае действительный факт убийства ребенка привел к ненасильственной демонстрации населения небольшого городка, требовавшей смертной казни для убийцы. В другом — ложный слух вызвал углубление этнического конфликта между возвратившимися на родину со спецпоселения чеченцами и солдатами местного гарнизона. Третий- будет рассмотрен в этой главе.

167

Утром следующего дня возбужденные слухами рабочие строительства и расположенных неподалеку предприятий стали группироваться, ловить одиночных солдат и избивать их. К полудню на строительстве ТЭЦ-2 собралась большая толпа рабочих. Она двинулась к казармам строительных батальонов, подстрекаемая некими «подвыпившими людьми». Возбужденная толпа смела группу работников милиции, состоявшую из 60 человек, и прорвалась к казармам.

Завязалась коллективная драка, в ходе которой обе стороны бросали друг в друга камни. Около 100 солдат, несмотря на предупредительные выстрелы, прорвалось через оцепление в жилые кварталы города, где били окна, бесчинствовали, затевали драки. В течение всего дня 23 августа рабочие продолжали собираться группами и избивали встречавшихся им солдат-одиночек. В свою очередь, просочившиеся в город небольшие группы солдат избивали встречавшихся им рабочих. Для прекращения беспорядков власти использовали дополнительные силы. Порядок был восстановлен. Между казармами, жилыми и производственными кварталами было организовано усиленное патрулирование. В прилегавших к строительству кварталах было подобрано избитых или отнято во время избиения 22 солдата строительных батальонов, 5 из которых к утру 24 августа умерли. В местную больницу на излечение поступило также двое рабочих271.

Министерство внутренних дел СССР, учитывая напряженную обстановку в городе, поставило перед ЦК КПСС вопрос о выводе строительных батальонов из Барнаула. Таким образом рабочие, которых, очевидно, уже давно возмущало поведение военных строителей, добились своего.

Показательно, что в докладной записке МВД СССР в ЦК КПСС события интерпретировались именно как столкновение двух конфликтных групп — и те, и другие не направляли своей агрессивности непосредственно против работников милиции и представителей власти, просто обе группы сметали со своего пути всякую досадную помеху на пути к истинному противнику. Однако гораздо чаще, коль скоро дело доходило до прямого столкновения с милицией и воинскими начальниками, события развивались по более «жесткому» сценарию, а иногда выливались в кровавый бунт.

14 июля 1953 г. в город Рустави Грузинской ССР для работы на строительстве химического комбината из Одессы и Тираспо

См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 451. Л. 149-153.

168

ля прибыли два строительных батальона Советской армии. Они разместились в поселке Мдавари-Архи близ Рустави. Новички, возбужденные дорогой, попытались начать со статусного самоутверждения — типичная реакция неформальных группировок на новую среду. Вечером того же дня группа пьяных солдат начала погром в городе. Сначала они просто шатались по поселку и приставали к местным жителям. Но около 22 часов среди них разнесся слух, что «порезали солдата и забрали в милицию» (слух оказался ложным). >

Группа военнослужащих, вооружившись палками, железными прутьями и камнями, напала на оперативный пункт милиции, взломала дверь, избила двух милиционеров. Спасаясь бегством, работники милиции открыли беспорядочную стрельбу и легко ранили одного солдата. Под крики «наших бьют!» к беспорядкам присоединился почти весь личный состав одного из строительных батальонов — около тысячи человек. В поисках скрывшихся милиционеров солдаты разгромили квартиры двух местных жителей. В одной из разгромленных квартир кто-то под шумок украл часы и деньги.

Прибывшие для восстановления порядка работники милиции были избиты палками, камнями, а при попытке укрыться от избиения — обстреляны. Вызванные к месту происшествия представители военных комендатур Тбилиси и Рустави также были обстреляны. Бесчинства военнослужащих удалось прекратить только утром следующего дня. Во время беспорядков, кроме двух милиционеров, получивших тяжкие телесные повреждения, было избито 8 человек из числа местных жителей272.

Тема «раненого солдата» — на этот раз действительного, а не мнимого — стала катализатором упомянутых ранее волнений «стройбатовцев» и в городе Усолье-Сибирское в августе 1953 г. В ночь на 9 августа неизвестные ранили ударом ножа в шею возвращавшегося в часть из городского увольнения военнослужащего. Двое друзей, навестивших пострадавшего в больнице, сказали в батальоне, что сослуживца порезали «гражданские», и надо им за это отомстить. Местом сбора выбрали городской сад, а сигналом к началу драки — команду «воздух» (применяется при налете авиации противника).

12 августа в 22 часа, когда военные строители смотрели кино

272 ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4160. Л. 97-98; Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 2232. Л. 83-85.

169

в батальоне, некий солдат, приехавший из городского сада на велосипеде, сообщил: «Ребята, наших бьют в саду»..Кто-то крикнул «воздух», остальные подхватили условленный сигнал. Около половины присутствовавших солдат бросились к городскому саду, часть выехала на грузовике. В пути к ним присоединились военнослужащие отдельного строительного батальона (бывший батальон МВД).

Солдаты с поясными ремнями, палками и ножами в руках, ворвались в городской сад. Они, отламывали рейки от забора и скамеек сада, Группами бегали по прилегающим к саду улицам, набрасывались на местных жителей и избивали их. Попутно разбили окна в городском кинотеатре и магазине. Дважды толпа солдат пыталась ворваться в помещение городского отдела МВД, куда бежали люди, искавшие защиты. Всего в беспорядках участвовало примерно 350—400 человек. Шесть местных жителей получили тяжкие ножевые ранения (один — директор вечерней школы рабочей молодежи — от полученного ранения умер). Сорок пять человек отделались легкими телесными повреждениями. ' •

Последующие события позволяют дать более детальный психологический портрет «отпетых» зачинщиков беспорядков. 15 августа военное командование отправило группу «наиболее недисциплинированных солдат» (50 человек) в лагеря отдельной гвардейской стрелковой бригады. Однако и там бунтовщики не смирились. Стремление «отпетых» и «беспределыциков» сохранить высокий внутригрупповой статус в неформальном сообществе подавило даже естественное желание избежать дальнейших неприятностей. Двое вновь прибывших солдат нахально обратились к временно исполняющему обязанности командира бригады и начальнику особого отдела (военная контрразведка) с «заявлением», «что принимать их в бригаду не следует, так как они принесут много неприятностей, что их дело не служить, а воровать и «подрезать», чем они и займутся, если их оставят в бригаде».

Даже оказавшись на гауптвахте, неформальные лидеры беспорядков не успокоились. Они стали ломать перегородки и окна, выламывать решетки и призывать солдат караула присоединиться к ним. Чувствуя, что отключить механизмы психологической самозащиты и законопослушания у «нормальных солдат» не Так-то просто, «отпетые» попытались использовать нехитрый, но эффективный психологический прием, построенный на импровизации образа «врага»: «Не слушайте офицеров, бейте их, они предатели, бандеровцы, только замаскировались

170

в офицерские погоны». После этого арестованные подожгли гауптвахту273.

В нападение на представителей власти перерос в ноябре 1953 г. конфликт пьяных военных строителей с жителями Владивостока. Скандал с местными подростками закончился избиением тех, кто вступился за молодежь. Военный наряд и работники милиции задержали двух хулиганов. Остальные убежали и привели на подмогу около 60 солдат. Толпа потребовала освобождения задержанных. Вооружившись камнями, она окружила отделение милиции и напала на милиционеров. Водворить порядок удалось только с помощью дополнительного воинского наряда и работников особого отдела274.

После бурного 1953 г. серьезных столкновений «стройбатовцев» с милицией долгое время не было. Однако в июле 1958 года в непосредственной близости от Москвы, в поселке Перово Московской области (ныне в черте города), вспыхнул очередной конфликт между солдатами-строителями, занятыми на сооружении военных объектов, и рабочими Карачаровского механического завода. Пьяные солдаты самовольно отлучились из части и направились к рабочему общежитию. Там они затеяли между собой ссору. Рабочие попытались вмешаться. Завязалась драка. Оказавшиеся в меньшинстве солдаты послали в казармы за подмогой. Вскоре группа военных численностью 60—70 человек окружила четырехэтажное здание общежития, стала кидать камни в окна и ломиться в закрытые двери. Семеро рабочих получили телесные повреждения, одного из них с сотрясением мозга доставили в больницу.

Прибывшим на место происшествия 15 работникам милиции солдаты оказали сопротивление и угрожали расправой. Пришлось поднять по тревоге весь личный состав городского отдела милиции, вызвать дежурные подразделения из ближайшей воинской части и из города Балашиха. Только после этого удалось прекратить бесчинства солдат. Большинство задержанных при ликвидации беспорядков военнослужащих оказались пьяными.

В «стройбатовских» волнениях на станции Перово в 1958 г. впервые обнаруживается намек на некие политические обстоятельства. Как следует из сообщения МВД СССР ЦК КПСС, во время разгрома общежития «в ленинской комнате сорваны и разбиты картины и портреты». (Очевидно, речь идет о каких-то произведениях советского пропагандистского искусства и порт

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 2235. Л. 121. ГАРФ. Ф. 9401. On. 1. Д. 4160. Л. 278-279.

171

ретах Ленина, «руководителей партии и правительства»). По другим источникам нам известно, что «осквернение» портретов было обычной формой стихийного протеста против власти. Особенно доставалось в то время портретам Хрущева, которые вывешивали в дни революционных праздников и над которыми немало потрудились безвестные «осквернители», украшая их оскорбительными надписями или, если позволял художественный талант, превращавшими эти портреты в карикатуру. Подобные символические действия, оскорбляющие власть, в конце 1950-х гг., как мы видим, начинают сопутствовать и заурядным межгрупповым конфликтам. В вульгарном хулиганстве обнаруживается редкий намек на анархический протест против власти и ее политических символов.

1955 ГОД: ВОЛНЕНИЯ МОБИЛИЗОВАННЫХ РАБОЧИХ

Юридический статус и состав мобилизованных рабочих. Специфическое место в общем ряду солдатских беспорядков занимают волнения, случаи массового хулиганства и групповых драк, в которых участвовала особая категория военнослужащих — мобилизованные через военкоматы рабочие призывного возраста или переданные из строительных частей для работы на стройках или в промышленности солдаты. Локализованные по времени (все 9 известных нам эпизодов имели место в 1955 г.) и составу участников эти события стали достаточно серьезной социально-политической проблемой для хрущевского руководства, поскольку их спровоцировали (и даже предопределили) не только конкретные обстоятельства места и времени, но и целый букет неуклюжих административных действий власти. В высшей точке своего развития (массовые многодневные беспорядки в Кемерово) события 1955 г. наглядно продемонстрировали Москве, насколько значительным может быть «бунтарский» потенциал и как далеко может зайти стихийная самоорганизация толпы в социально значимом массовом протесте.

Специальные постановления Совета Министров СССР, в соответствии с которыми военкоматы призывали рабочих и направляли их для работы на конкретных предприятиях и стройках, были достаточно распространенной практикой сталинского и послесталинского времени. Этот типичный для советского руководства метод «латания дыр» в трудовом балансе приоритетных стратегических отраслей народного хозяйства с помощью

172

экстраординарных мер породил массу юридических казусов и разноголосицу правовых интерпретаций. Не ясно было, какие формы уголовного наказания и дисциплинарного воздействия вообще могут применяться по отношению к мобилизованным рабочим. Можно ли, например, рассматривать их самовольный уход с работы как дезертирство, а прогул — как уклонение от военной службы? Или же в данном случае предполагаются более мягкие, «гражданские», меры ответственности?275

Военкоматы, вынужденные заниматься несвойственным им делом, фактически, вербовкой рабочей силы, относились к этому занятию как к второстепенному и, поскольку речь шла о «ненастоящей» армии, отбором призывного контингента особенно себя не утруждали, призывали людей с судимостями, больных и т. п.276 А кроме того, послесталинское руководство занялось новыми бюрократическими импровизациями. Задыхаясь от дефицита рабочей силы в районах нового стратегического строительства, оно стало расформировывать строительные батальоны и передавать солдат срочной службы в распоряжение строительных организаций «для использования на работах до окончания срока обязательной военной службы»277. Военнослужащие при этом приобретали формальный статус демобилизованных, получали зарплату, могли располагать своим свободным временем. Предполагалось, что они смогут вернуться домой одновременно с( окончанием срока службы своих сверстников в Советской армии278.

«Полудемобилизованные» солдаты переживали обычные трудности строительных рабочих, но, в отличие от последних, были лишены свободы перемещения и, в буквальном смысле этого слова, «прикреплены» к строительству. Это новое «крепостное право», конечно же, не имело под собой решительно никаких юридических оснований. Оно Ставило личности и группы в маргинальное положение, помещало их в зону особой анархической «свободы». Больше того, имела место как бы двойная маргинализация — «новостроечная» и «военно-гражданская», а значит и двойная предрасположенность к конфликтному поведению — суперконфликтность, отягощенная полукриминальным составом военно-строительного «контингента».

Неумная попытка хрущевского руководства превратить сол

275 ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 32. Д. 2230. Л. 2.

276 См.: ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 32. Д. 4000. Л. 140.

277 ГАРФ. 9401. On. 1. Д. 4320. Л. 1-2.

278 ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 31. Д. 67201. Л. 24.

173

дат-строителей в «полусолдат-полугражданских», скорее, спонтанная, чем рассчитанная, обернулась против самой власти. В.1955 г. по районам активного трудового использования вое-низирированных строительных «контингентов» прокатилось три волны волнений и беспорядков. Специфические обстоятельства места и времени трансформировали действие общих факторов в разнообразные формы конфликтного поведения — от массового хулиганства, групповых драк, столкновений группировок й криминальных агрессий против местного населения до осмысленного социального протеста и прямого противостояния власти.

Март. Беспорядки в Каменской области. Первая волна бесчинств и массового хулиганства охватила в марте 1955 г. города и поселки Каменской области, и так страдавшей от высокой преступности. В январе 1955 г. в угольную промышленность и на строительство шахт прибыли одновременно две потенциально конфликтные группы — около 30 тыс. человек, завербованных по оргнабору, и почти 10 тысяч рабочих, призванных через военкоматы или «условно демобилизованных»279. Военизированный «контингент» включал в себя значительное число лиц с уголовным прошлым. Большая часть этих людей оказалась в городе Новошахтинске и поселках Гуково и Шолоховка280, где впоследствии и вспыхнули беспорядки.

Как писал Генеральный прокурор СССР Руденко в докладной записке ЦК КПСС от 2 июня 1955 г., призыв был плохо организован как Министерством обороны, так и Министерством угольной промышленности СССР281. Отсутствовали положения, определяющие права и обязанности призывников.1 Строительные управления на местах оказались неготовыми к приему многочисленного и взрывоопасного «контингента». Приезжих ждали обычные новостроечные неурядицы: неустроенные общежития, плохое питание, очереди в столовых, плохое медицинское обслуживание, нехватка врачей и аптек, отсутствие досуга и развлечений. Некоторого запаса социальной прочности хватило лишь на то, чтобы новые рабочие на первых порах выполняли нормы выработки, — ничего другого строительному начальству и не требовалось. Однако вскоре началось дезертирство со строек, широко распространилось пьянство и хулиганство282.

ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4320. Л. 137. Там же. Л. 134—137.

ГАРФ. Ф. Р-81'31. Оп. 32. Д. 4000. Л. 251—252. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. .4000. Л. 140-142.

174

Местное население было терроризировано. В некоторых городах и поселках началась борьба за доминирование между самими приезжими. Она шла по жестоким законам подавления конкурентов, принятым в уголовных или блатных сообществах. Все это разворачивалось на фоне переживаемого большей частью новостроечного населения стресса адаптации и растущего недовольства отдельных групп местных рабочих.

Криминальная самоорганизация мобилизованного контингента начиналась уже по дороге к месту назначения. Поэтому и проблемы возникли сразу, как только эшелоны с призывниками стали прибывать в Каменскую область. В ночь на 1 марта в Новошахтинск из Московской области прибыли эшелоном 1000 мобилизованных на работу в угольную промышленность. Половина из них должна была остаться в Каменской области, другие — проследовать дальше. «Хозяйственные организации, — сообщало областное управление внутренних дел, — не смогли быстро разместить прибывших по общежитиям, в результате чего часть людей из вагонов направилась в разные места города». Пьяные мобилизованные совершили несколько преступлений. При попытке ограбления продуктового ларька совершено нападение на сотрудника милиции. Последний в целях самообороны применил оружие и ранил в живот одного из нападавших. Раненого доставили в больницу. А группа мобилизованных (до 60 человек) во главе с бывшим уголовником явилась в городской отдел милиции, потребовала выдать раненого и устроила дебош. Милиции удалось прекратить беспорядки и арестовать главного зачинщика. Были приняты меры к задержанию остальных преступников283.

В тот же день, 1 марта, в поселке Шолоховка часть призывников из Белорусского военного округа не вышла на работу, а стала пьянствовать и хулиганить. Несколько человек, угрожая администрации строительного управления расправой, предъявили требования о выдаче завышенных авансов, одежды и бесплатного питания. После этого, собрав вокруг себя около 100 призывников, они затеяли драку с военнослужащими строительного батальона, размещенного в поселке Шолоховка. Вооружившись ножами, железными палками и камнями, хулиганы ворвались в расположение штаба строительного батальона, разбили окна, обезоружили часового и избили восьмерых военнослужащих.

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 463. Л. 221-222.

175

Через четыре дня (5 марта 1955 г.) в поселке Соколовка Но-вошахтинского района произошло столкновение двух групп мобилизованных рабочих. 18 марта несколько пьяных призывников, прибывших в поселок Самбековские шахты из Приволжского военного округа, во главе с двумя бывшими уголовниками (судимость за грабеж) затеяли ссору с людьми, стоявшими в очереди у магазина. Троих тяжело избили. Возмущенные рабочие задержали хулиганов и учинили над ними самосуд. Торжество первобытного «правосудия» стоило жизни обоим главарям. Трое призывников были тяжело ранены.

23 марта 1955 г. бесчинства и хулиганство военизированного «контингента» в поселке Гуковка Зверевского района приобрели этническую окраску. Группа призывников решила отомстить за старые обиды и, вооружившись железными прутьями и палками, избила мобилизованных узбеков. 3 человека были убиты, 48 получили телесные повреждения.

Все эти ЧП происходили на фоне общего разгула преступности284. Областная милиция растерялась и, судя по всему, на какое-то время потеряла контроль над ситуацией В рабочих поселках. Для нормализации обстановки потребовалось вмешательство Москвы. 28 марта 1955 г. Совет Министров СССР отдал специальное секретное распоряжение о расследовании случаев нарушения общественного порядка со стороны лиц, призванных и направленных в Каменскую область для работы в угольной промышленности. В состав правительственной комиссии вошло несколько министров, по ее инициативе были проведены открытые судебные процессы. Вынесенные приговоры были демонстративно жестокими — управляемые советские суды всегда правильно понимали «политическую задачу», что сразу охладило преступный пыл призывников. В поселках Гуково и Шолоховка были созданы оперативные группы милиции численностью в 130 человек; рядовой и оперативный состав милиции в городах Шахты и Новошахтинск был увеличен; в местах расположения призывников была усилена постовая и патрульная служба285. Помимо чисто карательных действий власти увеличили отпуск продуктов питания в неспокойные районы286. Однако, несколько выправив положение в Каменской области, московские министерские начальники не смогли или не сумели извлечь урок из событий — увидеть за нагромождением неприятных частных эпизодов проблему.

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 4000. Л. 139. Там же. Л. 142. Там же. Л. 143—145.

176

Май: вспышка «праздничных» волнений. 1 и 2 мая 1955 г. в разных районах страны снова вспыхнули беспорядки с участием бывших солдат строительных батальонов и призывников, переданных на строительство предприятий угольной промышленности. Два эпизода произошли в непосредственной близости от Москвы (поселок Сокольники Гремячевского района Московской области и город Кимовск Тульской области). Еще один — в городе Экибастуз Павлодарской области Казахской ССР. В Кимовске развернулось Настоящее побоище между бывшими солдатами строительных батальонов, переданными в промышленность, и местными жителями. С обеих сторон участвовало несколько тысяч человек, в основном пьяных. Дополнительным возбудителем стали слухи об убийстве женщины и ребенка и этнический антагонизм (часть бывших «стройбатовцев» были азербайджанцами, узбеками и грузинами). В результате обычный конфликт между «своими» и «чужими» был многократно усилен апелляцией лидеров толпы к чувству этнической солидарности, а поразительная жестокость расправы как бы нашла свое моральное оправдание в праведной мести за «невинно убиенных».

В действительности никакой убитой женщины и ребенка не было, а этнический аргумент оказался фальшивым (среди бывших военных строителей больше половины составляли русские и украинцы, которые так же, как узбеки, азербайджанцы и грузины попали в число пострадавших). Среди слухов, подогревавших толпу, были и какие-то неясные упоминания об антисоветских выкриках бывших стройбатовцев. Местные жители в стремлении уничтожить постоянный источник страха и агрессии готовы были поверить всему, откликнуться на любой провокационный призыв, а заодно и воспользоваться дополнительным «политическим» доводом, окончательно превращавшим противников в «исчадий ада». И «женщину они убили», и «против Советской власти выступают», да еще и «чучмеки» (эту оскорбительную этническую кличку участники беспорядков применяли к кавказцам и узбекам). Одним словом, толпа и ее лидеры подсознательно превращали своих врагов в «нелюдей», выводили их за некую моральную границу, что только и могло хоть как-то оправдать собственную бесчеловечность и жестокость.

Расследование установило, что 377 строительных рабочих — бывших солдат строительных батальонов, прибыли в г. Кимовск 22 февраля 1955 г. Работали они хорошо, а вели себя отвратительно — хулиганили, участвовали в драках, врывались в жен-

177

ские общежития, избивали и пытались насиловать девушек287. За два месяца горожане успели возненавидеть пришельцев. А местная хулиганская «элита» явно искала случая подавить конкурентов. События начались в два часа дня 2 мая 1955 г. с очередной пьяной драки на центральной площади Кимовска. Местные хулиганы вышли победителями, три рабочих азербайджанца были сильно избиты. Спасаясь от преследования, они прибежали в свое общежитие, подговорили товарищей отбить нападение и с палками и ремнями направились к центральной площади. Не обнаружив там зачинщика драки, они избили его товарища. Вскоре, однако, зачинщик вернулся, а вместе с ним еще несколько местных хулиганов. В дело пошли камни и ножи. Военным опять сильно досталось от гражданских (один человек получил ножевое ранение), и они скрылись в общежитии. Прибывшая на место происшествия милиция закрыла вход в здание и оттеснила собравшуюся к тому времени толпу. Когда в 16 часов к общежитию подъехала машина скорой помощи за раненым, хулиганы окружили ее. Группа строительных рабочих, выбежав из общежития с палками и ремнями, попыталась разогнать собравшихся. Однако толпа с криками «Бей чучмеков!» стала бросать камни, и «контратака» захлебнулась.

Именно в это время слухи о якобы совершенных строительными рабочими убийствах и выкриках антисоветского характера придали вульгарному массовому хулиганству некий моральный смысл, а в орбиту событий оказались втянутыми более или менее добропорядочные обыватели. К общежитию стали стекаться местные жители. По показаниям очевидцев, собралось несколько тысяч человек. Было много пьяных. В отличие от инициаторов столкновения и погрома, для которых хулиганские действия были в определенной мере самодостаточными, собравшаяся толпа нуждалась в дополнительных источниках агрессивности и в иллюзорной рационализации происходящего. Уничтожению врага и собственной жестокости нужно было придать некий высший смысл. Раздались крики; «Бей чучмеков, они за Берию!». Имя Берии, превращенного к тому времени усилиями хрущевской пропаганды в самое скверное политическое ругательство, в высшее воплощение враждебных народу сил, окончательно освободило разрушительные инстинкты толпы.

Хулиганы, пользуясь моральной и физической поддержкой собравшихся местных жителей, смело напали на работников ми

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 4000. Л. 237.

178

лиции, охранявших вход в общежитие, побили стекла в окнах, ворвались в помещение и учинили расправу над оказавшимися там рабочими (несколько человек были больными и лежали на койках). Спасаясь от нападения, строители, не оказывая никакого сопротивления, поднялись на чердак, где укрылись и забаррикадировались.

В течение нескольких часов охваченная манией убийства толпа неоднократно врывалась в общежитие, разыскивала там не успевших укрыться строительных рабочих, избивала их лопатами, молотками, табуретками, камнями, проявляя при этом исключительную жестокость. 6 рабочих — бывших солдат после избиения были выброшены на улицу со 2-го этажа и там забиты до смерти. В орбиту волнений вскоре попали строительные рабочие и из другого общежития. Лишь к 22 часам с помощью дополнительных воинских нарядов (до 450 человек) удалось полностью очистить помещение общежития и оттеснить толпу. Всего в результате побоища было убито 11 строительных рабочих из числа бывших солдат, тяжело ранено 3 человека. В общежитии выбили все стекла, выломали переплеты рам, сорвали двери, поломали столы, кровати, табуретки, взломали чемоданы с личными вещами. Сами вещи были расхищены288.

Еще два первомайских эпизода было гораздо скромнее по своим масштабам и разрушительной силе. Но и они сопровождались столкновениями с властями. В поселке Сокольники Гре-мяческого района Московской области драка на танцах между группой местной молодежи и бывшими солдатами закончилась смертью двух строителей. Для предотвращения дальнейших столкновений в поселок пришлось направить военные патрули (70 человек) и две оперативные группы работников милиции289. Конфликт в Экибастузе имел этнический оттенок. Столкновение строителей со спецпоселенцами-чеченцами сопровождалось нападением на отделение милиции и убийством троих чеченцев290.

Очередная записка Генерального прокурора СССР Руденко по поводу этих и мартовских событий 1955 г., указывавшая на больные проблемы применения милитаризированного труда в промышленности и на стройках и необходимость уточнения правового статуса подобных «демобилизованных мобилизован-

ГАРФ. Ф. Р-8131. Ор. 32. Д. 4000. Л. 235-238. ГАРФ. Ф. 9401. On. 1. Д. 4320. Л. 139-140. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 464. Л. 262.

179

ных», эффекта не возымела. Правительство и министерства продолжали импровизации с использованием мобилизованных рабочих. Одна из этих импровизаций закончилась большим скандалом — в сентябре 1955 г. в городе Кемерово произошел наиболее значительный из всех известных конфликтов, связанных с применением милитаризированного труда в угольной промышленности.

Кемеровская стачка (сентябрь 1955 г.). На этот раз волнения мобилизованных представляли собой социально осмысленный протест против несправедливого решения власти. По своему сценарию они очень походили на стихийную рабочую стачку дореволюционных времен. Однако рабочие имели дело со специфическим собственником — государством, что предопределило как характер конфликта, так и особую чувствительность московского «начальства» к требованиям участников беспорядков.

Расследование обнаружило в Кемерово стандартный набор причин, вызывавших повышенную агрессивность мобилизованных рабочих: множество нарушений трудовой дисциплины, прогулы, простои и в то же время отмены выходных дней и удлинение рабочего дня в случае «авральных» работ, задержки и незаконные удержания из зарплаты, тяжелые условия труда. В некоторых общежитиях было сыро и холодно, столовые и магазины — грязные, рабочих в них часто обсчитывали и обвешивали291.

Обнаружились и типичные симптомы «целинно-новостро-ечного» синдрома: высокая преступность, массовое хулиганство, появление криминализированных группировок, столкновения между этими фуппировками, терроризирование местного населения, в крайних случаях — столкновения с милицией, погромы, массовые беспорядки. В большинстве своем эти беспорядки не «дорастали» до уровня социально осмысленных действий, а вершиной сформулированных требований было требование наказать «плохих начальников» и освободить задержанных милицией товарищей — иногда действительных хулиганов, иногда попавшихся по ошибке или в результате недоразумения.

Только в ходе кемеровской стачки обычная конфликтность военизированного «контингента», свойственная ему «двойная маргинальность» были облагорожены осмысленным социальным вызовом, настойчивой борьбой за свои права против про

См.: ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 67201. Л. 9-11, 42-44.

180

извола власти. Это придало массовым беспорядкам мобилизованных рабочих в Кемерово очевидное политическое значение и наглядно продемонстрировало пределы всевластия московских правителей. Оказывается, они совсем не были всемогущи и не могли «делать все, что угодно». «Население» имело свои, спрятанные обычно за жестокостью и бессмысленностью бунтов и волнений, способы народной «корректировки» московской политики. Более того, не выдвигая никаких особенных политических требований, конфликтная группа оказалась в состоянии добиться уступок и «исправления линии», принося в жертву режиму своих стихийных лидеров — их роль зачинщиков беспорядков была оценена властью по самым высоким «ставкам» уголовного кодекса.

Суть вспыхнувшего в сентябре 1955 г. конфликта сводилась вкратце к следующему. 18 июля 1955 г. Совет Министров СССР секретным постановлением продлил до 1 апреля 1956 г. (на полгода!) срок работы строителям, демобилизованным в свое время из строительных батальонов и переданным на строительство двух номерных заводов и Новокемеровского химического комбината. Это постановление противоречило предыдущим обещаниям власти — отпустить домой вместе со сверстниками, проходившими срочную службу в регулярной армии. О принятом решении мобилизованным ничего не сообщили. Бблее того, строительное начальство пустилось на недостойные уловки, пытаясь решить проблему кадров за чужой счет. Всех мобилизованных перевели на те стройки, откуда (по Новому распоряжению Совета Министров СССР) после общего приказа о демобилизации никто уехать домой уже не мог292.

6 сентября 1955 г. в газетах был опубликован приказ министра обороны, маршала Советского Союза Г. К. Жукова об увольнении в запас отслуживших свой срок военнослужащих срочной службы. Мобилизованные, остававшиеся в неведении относительно закулисных бюрократических игр, ждали скорого возвращения домой. Однако власти безмолвствовали. И тогда утром 10 сентября, через три дня после публикации приказа, большая группа рабочих строительных батальонов пришла к управляющему трестом и потребовала расчета и увольнения в соответствии с приказом Жукова. В ответ было зачитано упомянутое выше распоряжение от 8 августа со ссылкой на распоряжение Совета Министров СССР от 18 июля 1955 г.

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 67201. Л. 32.

181

Узнав, что по непонятным причинам и вопреки данным ранее обещаниям срок работы им продлили на полгода, люди возмутились. О дальнейших событиях подробно рассказал впоследствии управляющий трестом Степаненко (запись беседы заверена заместителем начальника следственного отдела управления КГБ по Кемеровской области, стиль документа оставлен без изменений):

«Вопрос: Воспроизведите картину происходивших массовых беспорядков в тресте № 96.

Ответ: 10 числа, это было в начале десятого часа, пришла большая группа из 606-го общежития, где проживают люди разной национальности... начали вести беседу. Все было спокойно. Как только зачитали,., что правительство приняло решение временно задержать на строительстве до 1 апреля 1956 г., после этих слов, тут ничего нельзя было разобрать, все начало трещать, стали ломать, бить. Стали кричать: «Давай отменяй приказ маршала Жукова». Один встал на ноги, берет ручку и чернило (так в тексте. — В. К.), дает мне — подписывай! Каждый вооружен газетами. «Подпиши, что отменяешь приказ Жукова, и ставь круглую печать». Я говорю: «Я не маршал Жуков и не правительство, я каких-либо документов не имею права подписывать». Потом они начали показывать свои документы, которые они получили из Министерства обороны».

Судя по рассказу Степаненко, толпа в это время еще была открыта для диалога с властями. Захватив с собой управляющего трестом, люди отправились в областной военный комиссариат. Но военком заявил, что его это дело не касается, что «это солдаты не мои, они демобилизованные, я к ним никакого отношения не имею, и веди их отсюда, куда хочешь». После препирательств рабочие разошлись, пообещав в понедельник вернуться.

Степаненко отправился в обком КПСС. Там собрались областной прокурор и заведующий административным отделом обкома. Прокурор, подобно военкому, попытался от ответственности уклониться: «Это не решение, а распоряжение, а для этого дела нужен Указ о продлении службы, они отслужили свое время». Стали звонить в Москву. Добрались до заместителя министра строительства СССР. Тот тоже решить ничего не мог и принялся звонить заведующему строительным отделом ЦК- КПСС. Но в 6 часов вечера никого на месте не оказалось293.

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 67201. Л. 16-17.

182

11 сентября, в воскресенье, казалось, что все успокоилось. В саду организовали гуляния строителей. Рабочие подходили к Степаненко, выслушивали его обещания и миролюбиво расходились. В общежитие отправили члена партии, который попытался убедить людей выйти в понедельник на работу и прекратить волынку. Никаких эксцессов в этот день не было, и начальство несколько успокоилось. Впоследствии бюро Кемеровского горкома КПСС, разбирая ход событий, «указало», что заместитель начальника управления КГБ «проявил беспечность и не знал, что делалось среди рабочих накануне массовых беспорядков»294.

Пока власти тешили себя надеждой на мирное урегулирование конфликта, рабочие уже обрели неформальных лидеров, которые занялись подготовкой стачки. Один из них, уроженец Таджикистана, узбек по национальности, имевший всего два класса образования и работавший бригадиром, ездил к своим знакомым из числа бывших солдат строительного батальона. Вернувшись в общежитие, он рассказал, что они 12 сентября не выходят на работу и все направляются в трест требовать увольнения с работы. Призывал рабочих поддержать свовд товарищей и не выходить на работу. После этого трое бывших солдат направились в стройгородок и распространили это сообщение среди всех рабочих, также призывая их к стачке295.

Утром 12 сентября, в понедельник, на дверях одного из общежитий была обнаружена анонимная полуграмотная прокламация: не выходить на работу, а идти к зданию треста для решения вопроса о демобилизации с «высшим начальством с министерства строительства»296. Степаненко так описывал события этого дня: «А в понедельник пришли в кабинет, побили стол, графин,., кричали: „Когда нас отпустишь?"...Я стал говорить, что вот есть решение правительства, предложил записать себе номер, но дать его я вам не могу, так как оно секретное. Затем говорю, что есть такое решение и в облвоенкомате... Тут военком говорит: „Что вы их мне привели?". Я ему говорю: „Я не вожу, а они меня водят". Он опять сказал, что это не мои солдаты, и мы никакого отношения к ним не имеем, и мы никакого права не имеем их привлекать, служащие твои, и как хочешь, так и делай. Потом, когда они начали переть, лезть, он

294 Там же. Л. 6.

295 ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 67201. Л. 22.

296 Там же. Л. 30.

183

начал звонить в гарнизон, чтобы прислали войско. Я говорю: не делайте этого, ведь это не полтысячи, не двести человек, это же две-полторы тысячи. Я говорю: я к ним пойду, я не боюсь. Вопрос: Где он с ними говорил?

Ответ: Он с ними говорил из окна второго этажа. Я вышел во двор и говорю: „Пойдемте в клуб". Здесь начались выкрики: „Дайте генерала!" Я говорю: я генералом не распоряжаюсь. И все мы, полторы тысячи человек, прямо пошли в клуб. Я позвонил по телефону в трест, к нам приехал наш парторг Семенов, приехал начальник политотдела — полковник. Там начали разговаривать, я объяснил, что я сообщил в Москву, должны приехать из главка, давайте разойдемся, выйдем на работу. А завтра нужно будет машины, я дам ... и будет какая-то ясность... Слушать они не хотели, но разошлись»297.

Вечером того же дня прилетел из Москвы начальник управления по строительству в районах Сибири Министерства строительства СССР («Сибстрой»). А 13 сентября, во вторник, рабочие, около 2000 человек, собрались у здания треста. Места для всех в клубе не было, и митинг переместился на стадион. Туда же прибыли представители обкома и горкома партии, областной прокурор и военный комиссар, заместитель начальника областного управления КГБ, прилетевший из Москвы начальник «Сибстроя» и управляющий трестом Степаненко. Они попытались «разъяснить» распоряжение правительства. Сначала рабочие слушали спокойно, но когда, вопреки их ожиданиям, руководитель «Сибстроя» опять повторил, что срок им продлен до 1 апреля, поднялся шум. Начальство с этого момента потеряло контроль за ситуацией. Рабочие стали выходить на трибуну и читать «гарантийные письма», обещавшие демобилизацию вместе со сверстниками. Успокоить их обещаниями не удалось. Официальный митинг был сорван.

«Все бросились ко мне, — рассказывал Степаненко, — начали матом: „Так ты распускай". Один толкнет, второй толкнет, а потом они окружили и говорят, что нужна кровь. Потом они меня толкнули, я поднялся, они меня ударили по голове* потом под бок, потом по ногам. Затем они меня обыскали, они думали, что решение правительства у меня. У меня был партийный билет. Посмотрели его и положили в карман плаща. Потом они говорят: „Где решение?". Я говорю: „У меня в тресте", — и повели меня к тресту. Когда меня вели, я помню, что один черный человек стоял omnQ меня и защищал, он говорил: „Убивать не надо". А тут такой маленький с ножом лез ко мне, а тот, ко

там же. Л. 18—19.

184

торый меня защищал, его тоже ударил. Меня повели к тресту, я посидел и чувствую, что я теряю сознание. Там они кричат: „Давай приказ". Я говорю: „Этот приказ не будет иметь силы. Я не могу отменять приказы правительства..." Потом они все навалились, я чувствую, что уже все. Я говорю: „Военкомат же вас не отпустит". — „Ну, тогда мы распорем толстый живот генералу". Когда я подписал приказ, они говорят: „Ну, начальник хороший, несите вина, будем поить"...»

Вопрос: Какие вам помнятся выкрики, заявления йз толпы по вашему адресу и вообще?

Ответ: Из толпы я слышал возгласы и крики, что это демонстрация будет известна в Америке, что „сила, которая вооружена одной идеей, чтобы противостоять, такой силы нет". Милиции не давали подходить. Какой-то подошел ко мне в штатском, они говорят: „Это шпион, гоните всех этих шпионов". Вытолкнули его. В основном требовали, что надо крови, Тогда быстро решение из Москвы придет, во всяком случае, они требовали — убить»298.

В конце концов, Степаненко потерял сознание и был доставлен в больницу. А толпа, получив «приказ», постепенно успокоилась.

По сравнению с обычными беспорядками и волнениями события в Кемерово отличались довольно высокой самодисциплиной участников. В толпе явно чувствовалась сдерживающая сила, не допустившая бессмысленной крови и человеческих жертв — несмотря на провокационные выкрики и призывы. Участники волнений не занимались обычными в таких случаях грабежами и погромами. Материальный ущерб поражает мизерными для такого большого числа участников размерами.

У стачечников была своя доморощенная идеология, основанная на коллективной солидарности некриминального типа, уверенности в силе объединенных справедливой идеей людей. В то же время в мотивах действий участников стачки присутствовала знакомая российским властям еще со времен крестьянской реформы 1861 г. идея о «поддельной грамоте» и нерадивых чиновниках, исказивших волю высшей власти, в данном случае — маршала Жукова.

КГБ, несмотря на все усилия, так и не удалось обнаружить в действиях участников беспорядков даже намека на «антисоветскую агитацию». Участники волнений в Кемерово готовы были ждать (и ждать достаточно терпеливо), когда, наконец, придет «правильная бумага» из Москвы. Выкрики о том, что происшед-

Там же. Л. 19—21.

185

шее станет известно в Америке, похожи на подсознательную попытку «пристыдить» власть: что о нас подумают «империалисты»?! Московское руководство, со своей стороны, решило в этом случае пойти на компромисс с «народом» и поддержать репутацию доброго и справедливого ЦК. 300 агитаторов, направленных в трест «для проведения политработы» не уставали повторять: «имеется распоряжение правительства о демобилизации их с 1 декабря 1955 г.»299 Целых четыре месяца «бунтовщики» у «начальства» отыграли!

По делу об организации массовых беспорядков в строительном тресте № 96 к уголовной ответственности было привлечено пятеро молодых людей (1931—1932 года рождения). В ноябре 1955 г. Судебная коллегия по уголовным делам Кемеровского областного суда вынесла жестокий приговор. В. П. Михневич был осужден к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества и последующим поражением в избирательных правах на 5 лет, А. В. Новгородцев — к семи годам с конфискацией имущества и последующим поражением в избирательных правах на 3 года, А. Д.Диден-ко — к 6 годам с конфискацией имущества и последующим поражением в избирательных правах на 3 года. Длительные сроки получили Т. Кулахматов и И. И. Сивчук. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР в процессе пересмотра дела выяснила, что никто из осужденных ни 10, ни 11 сентября в беспорядках и Погроме не участвовал, вооруженного сопротивления не оказывал, тем более не был организатором и руководителем волнений. 24 февраля 1956 г. приговор Кемеровского областного суда был отменен, деяния, осужденных переквалифицированы, а сроки лишения свободы снижены300.

Спустя месяц отголоски кемеровских событий донеслись до Киселевска — небольшого городка в той же Кемеровской области. Тридцатишестилетний Иван Трофимович Жуков — заместитель начальника Киселевского городского отдела МВД по политической части, член КПСС, участник Великой Отечественной войны, имевший боевые награды, сформулировал бессознательно мучившую «бунтовщиков» мысль о «неправильном коммунизме» и несправедливостях власти. Добропорядочный советский гражданин под впечатлением событий в Кемерово написал, расклеил по городу и отправил в ЦК КПСС несколько листовок:

299 ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 67201. Л. 29.

300 См.: Коновалов А. Б. История Кемеровской области в биографиях партийных руководителей (1943—1991). Кемерово: Кузбассвузиздат, 2004. С. 152.

186

«Товарищи шахтеры, рабочие! Рабочие Кемерово в сентябре бастовали. Почему бастовали? Они бастовали против противозаконных действий, произвола советской буржуазии, а не против советской власти.

Основной закон советской власти — это все для блага народа. Так говорят в лекциях и пишут в газетах. Что же на деле? На деле другое. Благами жизни пользуется небольшая кучка людей — советская буржуазия и их. прихвостни...

Рабочим муки нет или один мешок на 1000 человек, а для горкома партии привозят для закрытого распределения. Вот так вольная торговля...

Товарищи, критика на собраниях не помогает. Читайте наши листовки и передавайте их содержание своим товарищам. Выявляйте советских буржуев, произвол их в отношении вас и пишите листовки. Ищите контакт с нами.

За советскую власть без буржуазии.

„Союз справедливых"»301.

Те слова, которые кемеровская толпа не умела и не могла сформулировать и произнести, но которые искала, мучаясь косноязычием, — о «неправильных» и неправедных чиновниках — «советской буржуазии», подрывающих «правильную» советскую власть, в конце концов прозвучали — в другом месте и в другое время, но по тому же поводу. Сторонники режима испытали первое разочарование в коммунистической утопии. «Рай на земле» был украден «советской буржуазией» у народа.

Глава 5

НАСИЛЬСТВЕННЫЕ ЭТНИЧЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ НА ЦЕЛИНЕ. ИНГУШСКИЙ ПОГРОМ В ДЖЕТЫГАРЕ

ГЕОГРАФИЯ НАСИЛЬСТВЕННЫХ ЭТНИЧЕСКИХ КОНФЛИКТОВ. «КОНФЛИКТНЫЕ» ЭТНОСЫ И ВЛАСТЬ

Основными районами насильственных этнических конфликтов и столкновений были в 1950-е гг. целина, новостройки и Северный Кавказ. Здесь произошло 20 из 24 известных нам откры-

301 ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 67680. Л. 1-2.

187

тых столкновений с этнической окраской. Вне обозначенной конфликтной зоны этническая напряженность либо находила ;' себе иные, ненасильственные, формы выражения, либо носила, i политический характер (националистическое подполье на Запад-ной Украине и в Прибалтике, боровшееся непосредственно с «имперским» государством специфическими методами «тайной войны»), либо существовала в латентном, «тлеющем», неочевидном для властей виде. Две групповые драки в Калмыкии, сопровождавшиеся выкриками «бей русских!» и «бей калмыков!»302, хулиганское нападение группы эстонской молодежи на русских 1 (1957 г.)303, стихийная демонстрация эстонских студентов в Тарту в ноябре 1957 г., для разгона которой понадобился наряд дежурного войскового подразделения304, и даже 11 «сомнительных» v эпизодов, содержавших некие намеки на «этничность», но не ; воспринятые властями в этом качестве, вряд ли могут изменить общую картину. f

Из анализа 24 известных нам «конфликтных пар» 1953—1960 гг. видно, что 13 из них составили столкновения чеченцев и ингу- \ шей (вайнахи) с русскими, 3 — с осетинами и аварцами, что дает \ почти 70 процентов всех известных нам насильственных этнических конфликтов. По вовлеченности в подобные конфликты чеченцы и ингуши уступали только русским (16 зафиксирован- ! ных эпизодов с участием чеченцев и ингушей против 19 эпизо- \ дов с участием русских).

Большей активностью в насильственных конфликтах (так же как и «антиимперскими» настроениями и действиями в прошлом) отличались чеченцы. В ссылке время от времени между двумя родственными этносами возникали споры, кто из них больше «виноват» в депортации. Как сообщал министр внутрен- ¦{ них дел СССР Круглов Сталину, Молотову, Берии и Жданову в августе 1946 г., некоторые спецпереселенцы-ингуши, занимавшие в прошлом высокие посты в партийно-советской иерархии, v «в беседах высказывали предположение, что ингушей не выселили бы, если бы они не были объединены с чеченцами». На почве этих разговоров, писал Круглов, даже «возник антагонизм между чеченцами и ингушами. Последние считают, что чеченцы первыми организовали банды и помогали немцам в оккупации Северного Кавказа»305.

См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4599. Л. 9; Д. 5402. Л. 221. См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 492. Л. 187-188. Там же. Л. 224.

188

Вайнахи в 1944 г. были депортированы, главным образом, в Казахстан (335 тыс. чеченцев и ингушей), еще около 77 тыс. находилось на спецпоселении в Киргизии). В период ссылки, когда действовали так называемые ограничения по спецпоселению — запрет на свободу перемещения, систематические «проверки наличия» в спецкомендатурах, другие жесткие способы полицейского контроля (после войны депортированным народам было возвращено лишь пассивное избирательное право — они участвовали в выборах в Верховный Совет СССР в 1946 г.), «наказанные народы» (выражение А. Некрича) не доставляли особых хлопот правительству.

Понимая собственное бессилие перед жестокой государственной машиной и ее «всевидящим оком» — НКВД (МВД), чеченцы и ингуши, как и остальные депортированные этносы, демонстрировали внешнюю покорность, казалось, смирились, начали налаживать жизнь, обзаводиться хозяйством и обживаться в местах ссылки. Внимательно наблюдавшее за спецпереселенцами московское партийное начальство (Сталин, Молотов, Берия, Жданов) получило в августе 1946 г. успокоительные известия от министра внутренних дел СССР Дудорова': «Опубликование закона об упразднении Чечено-Ингушской АССР большинством спецпереселенцев чеченцев и ингушей встречено как мероприятие, окончательно исключающее перспективу их возвращения к местам прежнего жительства, в связи с чем они делают вывод о необходимости быстрее устраиваться на постоянное жительство в местах нового поселения»306.

В какой-то мере миролюбивые высказывания вайнахов, во множестве приведенные в докладной записке Дудорова, носили демонстративный тактический характер. Они и произносились в расчете на то, что «слова смирения» дойдут до «начальства». В своем кругу, среди надежных людей, чеченцы говорили по-другому. Их не покидала надежда, питавшаяся самыми невероятными слухами: якобы США, Англия и Франция на предстоящей международной конференции потребуют от советского правительства возвратить спецпереселенцев в места прежнего жительства307 и т. п.

Вообще, закончив депортацию, полицейское государство позаботилось о том, чтобы использовать старые и создать новые механизмы контроля за «опасными» этносами. Высланная вместе со всеми национальная партийно-советская элита сохрани-

Там же. Л. 380—381.

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 138. Л. 381-382.

189

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 138. Л. 381-382.

ла свое членство в Коммунистической партии. Последнее давало некоторые привилегии (впоследствии члены партии первыми будут освобождены от «ограничений по спецпоселению»), но морально обезоруживало, делало советскую элиту неспособной возглавить активное сопротивление или просто влиять на общественное мнение.

Нейтрализовав «советскую» этническую элиту и интеллигенцию, тайная полиция занялась религиозными авторитетами и муллами, всегда находившимися как бы в естественной оппозиции к «неверным». Наряду с репрессиями против непримиримых органы госбезопасности довольно широко (и иногда не без успеха) использовали более лояльную часть мусульманского духовенства для контроля за поведением «опасных» народов. Кроме того, МВД Казахской ССР в 1946 г. сумело успешно провести «разложение нескольких антисоветских группировок, состоявших из мусульманского духовенства». Проповедь распропагандированных мулл, если верить министру внутренних дел Дудорову, способна была творить чудеса — например, улучшать трудовую дисциплину и даже повышать в два раза производительность труда308.

ЧЕЧЕНЦЫ И ИНГУШИ: МЕЖДУ ССЫЛКОЙ И РЕПАТРИАЦИЕЙ

До 1954 г. депортированные народы, которым, по замыслу Сталина, предстояло остаться в местах высылки навечно, не доставляли властям особых волнений (жестокими мерами удавалось прекращать даже побеги свободолюбивых вайнахов на .родину). Затем начался половинчатый и противоречивый процесс реабилитации и возвращения гражданских прав. В течение 1954, 1955 й первой половины 1956 г. были сняты с учета по спецпоселению, но без права возвращения к прежним местам жительства, все немцы, крымские татары, калмыки и балкарцы.

Под подозрением у власти дольше других находились карачаевцы, чеченцы и ингуши. Правда «поблажки» были сделаны и им. 5 июля 1954 г. были сняты административные ограничения с детей в возрасте до 16 лет. Молодежь могла вздохнуть свободней. 10 марта 1955 г. чеченцы, ингуши и карачаевцы, как и все спецпоселенцы, получили право иметь паспорта, а 9 мая 1955 г.

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 139. Л. 378-380.

190

постановлением Президиума ЦК КПСС были ликвидированы ограничения для членов КПСС309.

Все эти принципиальные и в меру осторожные политические действия совпали по времени с массовым приливом нового населения в районы освоения целинных и залежных земель. В бурлящем котле социальных страстей и групповых конфликтов возникли новые потенциально конфликтные группы — освобожденные от полицейского контроля, но лишенные (до 1957 г.) права вернуться на родину репрессированные народы. Сегодня можно только предполагать, в каком направлении развивалась бы конфликтная ситуация на целине, если бы за снятием ограничений по спецпоселению довольно быстро не последовало другое решение — о восстановлении автономий большинства депортированных народов (кроме немцев Поволжья и крымских татар), что несколько разрядило ситуацию.

Судьба чечено-ингушской автономии какое-то время висела на волоске. Чеченцам и ингушам предстояло вернуться не на старое пепелище, а на землю, обжитую после их депортации новыми поселенцами из Центральной России и из малоземельных районов Северного Кавказа, Намерение высшего московского руководства восстановить чечено-ингушскую автономию неожиданно встретило очень скептическое ^отношение «главного полицейского» — министра внутренних дел Дудорова. Зная о потенциально высокой активности этих этносов и опасаясь эксцессов на Северном Кавказе, Дудоров доказывал нецелесообразность восстановления чечено-ингушской автономии на Северном Кавказе. Он предлагал чисто бюрократическое решение — создать автономную область (даже не республику) для чеченцев и ингушей на территории Казахстана или Киргизии310. Сам того не подозревая, советский министр повторял опасливую логику и аргументы царского правительства, которое, зная о высоком «антиимперском» потенциале чеченцев и ингушей, никогда не признававших легитимности власти1 «белого царя», мечтало о полной депортации «возмутителей спокойствия». В конце ХГХ в. были сделаны даже первые практические шаги — организовано «добровольное» переселение 2000. чеченских семей в Турцию, откуда они впоследствии нелегально вернулись назад или перебрались на Ближний Восток.

309 См.: Материалы к серии «Народы и культуры». Вып. 12. Депортации народов СССР (1930 — 1950-е годы). Ч. 1. Документальные источники Центрального государственного архива Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления (ЦГАОР) СССР. М., 1992 С 80_83

310 ГАРФ. Ф. Р-9479. On. 1. Д. 925. Л. 125-127.

191

Оставим в стороне моральную сторону дела. Она очевидна-. Но и с чисто утилитарной, полицейской, точки зрения оставлять чеченцев и ингушей на целине было опасно. Оба народа обжились и адаптировались к новой ситуации. Большинство из них работало в колхозах и совхозах, а также на предприятиях цветной металлургии, в угольной и местной промышленности. За 12 лет многие получили трудовую квалификацию, построили собственные дома с приусадебными участками или жили в коммунальных квартирах. И как ни рвались чеченцы и ингуши на родину, а среди них в середине 1950-х гг. возвращенческие настроения были особенно сильны, они в то же время чувствовали себя местными жителями, испытывавшими на себе мощное давление новой миграционной волны, все «прелести» целинно-новостроечного синдрома, и были способны внести свой «вклад» в «целинные» волнения и беспорядки.

НАСИЛЬСТВЕННЫЕ КОНФЛИКТЫ НА ЦЕЛИНЕ С УЧАСТИЕМ ЧЕЧЕНЦЕВ И ИНГУШЕЙ

Обладая высокой внутренней самоорганизацией, сохраняя и в ссылке традиции мюридов (иерархически организованные мусульманские религиозные братства, а перед войной в Чечено-Ингушской АССР в них, по оценке НКВД СССР, состояло около 20 тыс. человек311) эти этносы, только что пережившие стресс депортации и ссылки, на натиск новой переселенческой волны из России в Казахстан были способны ответить (и в ряде случаев ответили) встречной агрессией. По своей форме насильственные этнические конфликты с участием вайнахов мало чем отличались от обычных для целинных и новостроечных районов коллективных драк, массового хулиганства, столкновений соперничавших молодежных группировок. В ряде случаев чеченцы и ингуши были очевидными жертвами агрессии со стороны пришельцев, в Других — инициаторами столкновений. До серьезных этнических волнений и беспорядков дело на казахстанской целине обычно не доходило.

В первых известных нам конфликтах русских с чеченцами и ингушами представители репрессированных народов выступали еще в качестве спецпоселенцев (декабрь 1954 г.), причем дополнительным мобилизующим фактором для русских участников коллективной драки в селе Елизаветинка (Акмолинская область

311 См.: ГАРФ. Ф. Р-9479. On. 1. Д. 925.

192

Казахской ССР) стали политические обвинения в адрес чеченцев. Учащиеся школы механизации называли их не иначе как «предателями и изменниками родины»312. Других подобных случаев «политической» мобилизации русских участников этнических столкновений в Казахстане, насколько нам известно, не было. Это, впрочем, никак не отразилось на криминальной активности известных нам по предыдущей главе мобилизованных в угольную промышленность рабочих. В мае 1955 года драка одного такого рабочего со спецпереселенцем-чеченцем в г. Эки-бастузе (Павлодарская область Казахской ССР) закончилась пьяным чеченским погромом, переросшим в нападение русских хулиганов на помещение милиции — там укрылись от нападения чеченцы313.

16 июля 1956 г. Президиум Верховного Совета СССР снял ограничения по спецпоселению с чеченцев, ингушей, карачаевцев и членов их семей, выселенных в период Великой Отечественной войны. Отмена административного контроля (не надо было больше являться регулярно в спецкомендатуры для проверки) не давала, однако, права ни на реституцию имущества, конфискованного при выселении, ни на возвращение на родину. Между тем, чеченцев и ингушей охватили мощные возвращенческие настроения. Под разными предлогами они стали самовольно возвращаться на Северный Кавказ. Остановить этот порыв можно было только силой. На это хрущевское руководство не могло пойти по политическим причинам. Только что Хрущев в секретном докладе на XX съезде КПСС разоблачил преступления Сталина, в том числе и насильственную депортацию народов. Действуя осторожными полицейскими мерами, увещеваниями и обещаниями скорого восстановления автономии, власти сумели на какое-то время остановить волну самовольного возвращения чеченцев и ингушей на Северный Кавказ.

ВОССТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЧЕНО-ИНГУШСКОЙ АВТОНОМИИ И МАССОВАЯ РЕПАТРИАЦИЯ ВАЙНАХОВ

9 января 1957 г. Президиумы Верховных Советов СССР и РСФСР восстановили чечено-ингушскую автономию и определили ее территориальное устройство. Запрет на возвращение на родину был отменен. Для организации репатриации был создан

312 ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 451. Л. 373.

313 ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 464. Л. 262.

7 В. Козлов. Неизвестный СССР

т

специальный Оргкомитет, который до выборов Верховного Совета АССР должен был заниматься «хозяйственным и культурным строительством на-территории республики»314.

После этого политического решения этнические конфликты на целине с участием чеченцев и ингушей практически прекратились — до лета 1958 г. Однако напряженность ситуации сохранилась и даже усилилась. С наступлением весны начался массовый стихийный выезд чеченцев и ингушей в Чечено-Ингушскую и Северо-Осетинскую АССР. Люди боялись пропустить время весенних сельскохозяйственных работ. Но на дороге их встречали милицейские кордоны. В городах и пристанционных поселках скопилось большое количество неустроенных и нетерпеливых людей315. Агентура МВД сообщала, что все чеченцы и ингуши готовятся выехать к местам прежнего жительства в мае-июне316. Можно было ожидать массовых беспорядков. Возле здания Карагандинского обкома партии ежедневно собирались большие толпы чеченцев и ингушей, останавливали машины секретарей обкома партии и требовали, чтобы им разрешили свободный проезд317.

Никаких законов, вообще юридических решений, которые препятствовали бы немедленному выезду, не было. Органы МВД, задерживая чеченцев и ингушей на станциях и снимая их с поездов, действовали на свой страх и риск. Это был неприкрытый произвол, который может быть и основывался на здравом смысле бюрократов, но решительно никаких юридических оснований под собой не имел. Занятое полицейскими проблемами, советское руководство, казалось, даже не заметило, что вместо «обычных» стихийных беспорядков и насильственных конфликтов оно столкнулось с явлением более существенным. Весенние события 1957 г. реанимировали вековой конфликт между «империей» и этносом, придали ему новое звучание, усилили новыми обидами.

МВД СССР, хотя и вставшее на путь произвольных административных решений, все-таки добивалось от местных партийных властей предоставления временного жилья и работы задер

314 ГАРФ. Ф. Р-7523. Оп. 75. Д. 359. Л. 2, 4.

315 В Джамбульской области, прежде всего в областном центре, в апреле 1957 г. не работало около 5 тыс. чеченцев и ингушей — более 50% трудоспособных. В Восточно-Казахстанской области пропорции были те же. В Карагандинской области, где находилось 30 тыс. чеченцев и ингушей, значительная часть также осталась без работы. (ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 490. Л. 279—280).

316 ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 490. Л. 280-281. 3,7 Там же. Л. 295.

194

жанным в дороге вайнахам318. Одновременно МВД просило у ЦК КПСС дополнительных ограничений на свободу передвижения чеченцев и ингушей (не снимать их с партийного и комсомольского учета по месту поселения, не продавать билеты на поезда и т. п.319) Все это было типичной полицейской импровизацией, которую ЦК КПСС, тем не менее, поддержал.

Летом 1957 г. возвращение чеченцев и ингушей на родину было временно приостановлено. У московского начальства были свои резоны. Оно оказалось как бы между двух огней. Чеченцы и ингуши, распродавшие дома и часть имущества, ушедшие с работы и сидевшие на чемоданах в конфликтной целинной зоне, представляли собой потенциально дестабилизирующий фактор на целине. Однако и на Северном Кавказе складывалась напряженная ситуация — массовое и стихийное возвращение вайна-хов к родным очагам застало власти врасплох. Центр этнических конфликтов начал перемещаться в чеченские районы. Там все чаще вспыхивали конфликты между вайнахами и переселенцами, занявшими после 1944 г. их дома и земли. Неуклюжие импровизации начались и там. Выбор был сделан из двух зол — чеченцев и ингушей предпочли задержать на целине, где уже было «налажено» полицейское обеспечение «организованного переселения».

АПРЕЛЬ 1957 г. КОРДОНЫ НА ДОРОГАХ

Чтобы остановить стихийный поток «возвращенцев», понадобилась широкомасштабная «операция». 8 апреля 1957 г. министр внутренних дел СССР Н. П. Дудоров доложил секретарю ЦК КПСС Н. И. Беляеву: «были приняты меры к немедленному прекращению этого переезда, задержанию переезжающих без разрешения Организационного комитета и возвращению их к местам бывшего поселения. В результате принятых мер дорожными отделами милиции при помощи территориальных учреждений внутренних дел к утру 8 апреля неорганизованное передвижение чеченцев и ингушей по железным дорогам было прекращено». Вместе с тем, по сообщению министра внутренних дел Казахской ССР, в областных центрах республики к тому времени уже скопилось большое количество чеченцев и ингушей, «которые уволились с работы, продали свое имуще-

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 490. Л. 295. Там же. Л. 279—281.

195

ство и настойчиво добиваются выезда к прежнему месту жительства»320.

В деятельности оргкомитета, который собственно и должен был ввести процесс стихийного возвращения в берега административного контроля, обнаружились серьезные злоупотребления, и факты коррупции321. Виновные получили партийные взыскания. Но оргкомитет, злоупотребления которого были многократно преувеличены слухами, уже потерял доверие вайнахов и не мог контролировать ситуацию. Кроме того, среди чеченцев и ингушей было распространено мнение, что некоторые члены оргкомитета, бывшие руководители Чечено-Ингушской АССР, являлись соучастниками депортации. Комитету не помогли даже попытки опереться на авторитетных стариков и членов семей шейхов.

Массовое бегство продолжалось. Его не остановили даже попытки подкрепить полицейский произвол массированной пропагандой и экономическими стимулами — право на получение довольно значительной ссуды на строительство домов, приобретение крупного рогатого скота и т. п. имели только те бывшие спецпоселенцы, которые возвращались «в организованном порядке»322. Спустя почти полтора года после весенних событий 1957 г. органы МВД СССР еще продолжали ловить и задерживать «беглецов».

В 1958 г., летом — традиционное время притока на целину массы временных рабочих для сельскохозяйственных работ и «попутных» групповых драк и массового хулиганства, в Казахстане снова начались конфликты с участием чеченской и ингушской молодежи323. Этих конфликтов было не так много (нам известно три эпизода), и ничем особенным из обычного ряда целинных столкновений между местными и пришлыми они не выделялись.

К весне 1959 г. большинство вайнахов уехали324. Некоторые решили остаться. В их числе оказались будущие жертвы жестокого ингушского погрома и массовых беспорядков в городе Дже-тыгаре Кустанайской области Казахской ССР.

320 ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 490. Л. 283-284.

321 ГАРФ. Ф. А-259. Оп. 7. Д. 9230. Л. 27. '

322 ГАРФ. Ф. А-259. Оп. 1.Д. 910. Л. 142-144.

323 См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 498. Л. 163, 379-380.

324 По имеющимся неполным сведениям, в 1960 году еще ожидала возвращения 1131 семья из числа тех, кто должен был вернуться на территорию Дагестана (см.: ГАРФ. Ф. А-259. Оп. 42. Д. 4830. Л. 33—35).

196

ИЮЛЬ 1960 г. ИНГУШСКИЙ ПОГРОМ В ДЖЕТЫГАРЕ

Богачи Сагадаевы. События 31 июля 1960 г. начинались как типичное «целинное» столкновение между местными (постоянными жителями города — ингушами) и пришельцами. Однако дальше все пошло по необычному сценарию. Местные жители (не ингуши) не только не дали отпора чужакам, но присоединились к ним, привнеся в конфликт вопиющую жестокость.

Ингушская семья Сагадаевых (фамилия изменена) была традиционной по своему составу — многодетная (14 детей), объединявшая под одной крышей три поколения. Главе семейства, пенсионеру, было 58 лет. Двое сыновей имели «хлебные» профессии зубного техника. Один работал в больнице, другой практиковал на дому. Два других сына были шоферами — работа, которая в провинции всегда считалась источником надежного дохода и «левых» заработков. Достаток, и немалый, в доме был. Семья купила две новых автомашины «Победа» — и одной было бы достаточно, чтобы прослыть на всю жизнь богачами. В доме хранилось много дорогостоящих тканей, большое количество пшеницы и другие нужные и дефицитные в то время вещи, например, 138 листов кровельного железа. Все это в то время нельзя было просто купить, нужно было еще и «достать», «уметь жить», что в народном сознании ассоциируется обычно с хитростью и изворотливостью, а также с некоторой «неподсудной» нечестностью. Одного из братьев подозревали в том, что накануне событий он с помощью нехитрой махинации сумел похитить 2800 кг зерна. В возбуждении уголовного дела было отказано, поскольку подозреваемый был зверски убит во время беспорядков325. Сведения о предполагаемом хищении попали даже в обвинительное заключение по делу одного из убийц, как бы оправдывая косвенно его поступок326. Все остальные подозрения не подтвердились327.

Семья, судя по всему, жила довольно замкнуто. Сыновья, если верить сообщениям милиции, держали себя как «хозяева жизни», «вели себя по отношению к гражданам вызывающе, были случаи хулиганских проявлений с их стороны»328. Подобное агрессивное самоутверждение, как мы знаем, было довольно, типично для многих конфликтных групп на целине и новостройках.

325 См.: ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 89558. Л. 53-53об., 77.

326 Там же. Л. 97.

327 Там же. Л. 101.

328 Там же. Л. 5.

197

Оно представляло собой парадоксальную форму адаптации к чужой и чуждой среде в условиях глубокого культурного стрес-; са. Особенность данной ситуации, отягощенной этнической конкуренцией, только в том, что в роли конфликтной группы выступает не случайное или формирующееся сообщество людей, а сплоченная как единое целое семья. И семья эта вызывала зависть и раздражение населения города Джетыгара. В обвинительном заключении специально подчеркивалось, «одной из причин массового беспорядка и самосуда над лицами ингушской национальности явилось то, что пострадавшие... вели подозрительный (преступный) образ жизни»329.

Толпа и демобилизованные моряки. В беспорядках по разным сведениям участвовало от 500 до 1000 жителей города Джетыгара. Следствие утверждало, что «вовлечению в групповую драку большого количества жителей гор. Джетыгара способствовало, главным образом, подстрекательство и активное участие в бесчинствах ранее неоднократно судимых и морально разложившихся лиц, большинство из которых были пьяны»330. Однако большинство осужденных не были в прошлом судимы, а биографии имели ничем не замечательные. Вообще же местные жители предстают в материалах дела как некая аморфная и безликая масса — толпа, почти лишенная индивидуальностей, но воодушевлявшая своим грозным дыханием активных участников конфликта. В деле постоянно мелькают некие неназванные люди — то подростки, которые принесли родительское ружье и передали участникам нападения, то похитители украденного имущества (украденного уже у самих погромщиков), то распространители слухов, собравшие толпу у дома Сагадаевых. Больше о них ничего неизвестно, они как бы на миг возникали из толпы и тут же снова растворялись в массе людей. Общей для всех была ненависть к «нечестным богачам» Сагадаевым. «Нечестность» еще можно было простить, «все не без греха», но нельзя было простить «богатство». Лишь однажды в материалах дела мелькнуло упоминание о Н. Г. Ершове (фамилия не изменена), призывавшего участников погрома к порядку, за что его тут же ударили по лицу331.

Демобилизованные моряки (их столкновение с одним из Сагадаевых и его другом стало прелюдией погрома и массовых беспорядков) представляли собой довольно типичную «целинно-но

19 См.: ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 89558. Л. 97.

Там же. Л. 12-14. 11 Там же. Л. 36.

т

востроечную» конфликтную группу. Они были «чужаками», только что приехали в город (с момента приезда до кровавых событий прошло меньше месяца), учились на курсах шоферов, жили в 8 километрах от города, получали очень маленькую стипендию, и, кажется, были не очень довольны жизнью: развлечений мало, в клубе автобазы нет ни кино, ни проигрывателя, ни шашек с шахматами.

В агрессивных действиях моряков не чувствовалось ни этнической неприязни, ни какой-то особенной социальной зависти к Сагадаевым. Слишком Плохо они еще знали город и горожан. В письме-жалобе бывших матросов Балтийского флота, направленном вскоре после событий Л. И. Брежневу, говорилось только об одном, достаточно стандартном для конфликтных сообществ мотиве — столкновении с группой-конкурентом. Незадолго до погрома ингуши обругали и избили на танцах одного из демобилизованных моряков332.

31 июля 1960 г. демобилизованные матросы выпили по случаю Дня военно-морского флота и пьяные бродили по городу. Около 3 часов дня трое моряков оказались в центре города, у плотины. Там возле грузовой машины стояли Сагадаев и его друг-татарин, тоже пьяные. Все участники конфликта, вспомнив прежние обиды, повели себя агрессивно и вызывающе. Один из моряков ударил татарина, в ответ ему до крови разбили нос. Разгореться драке помешали трое прохожих (судя по фамилиям, ингуши или татары). Они разняли драчунов.

Сагадаев с товарищем уехали. А оставшиеся моряки затеяли драку с новыми противниками. На место событий прибыла милиция. Пострадавшего с разбитым носом отправили в больницу. О драке узнали его товарищи (15—20 человек) и кинулись разыскивать злополучную троицу обидчиков. Поиски закончились неудачей. Но моряки не унимались, искали дом Сагадаевых. Милиция, предвидя недоброе, попыталась ликвидировать конфликт и задержать Сагадаева и его друга «для выяснения», но опоздала. У Сагадаевых милиционеры оказались почти одновременно с группой решительно настроенных моряков333.

Побоище у дома Сагадаевых. Когда милиция выводила Сагадаевых со двора, к ним подбежала большая группа бывших матросов и стала избивать задержанных. Те с помощью милиции вырвались и скрылись в доме. К этому времени у усадьбы уже собралась большая толпа местных жителей (от 500 до 1000 че-

См.: ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 89558. Л. 16-16об. Там же. Л. 2—3, 9.

199

ловек). Раздались призывы расправиться с Сагадаевыми. Некоторые призывали к неповиновению милиции. Возбужденная толпа начала штурм дома, в окна посыпались камни и палки.

Семья готовилась к самообороне. В доме оказались две мелкокалиберные винтовки и три охотничьих ружья, на которые у Са-гадаевых имелось разрешение от милиции — очевидно, будущие жертвы чувствовали себя неуютно в городе и заранее готовились защищать себя и свое добро. В конце концов, на агрессию толпы шестеро оказавшихся в доме мужчин ответили стрельбой. Кажется, стрельба велась прицельно — по морякам, которые выделялись из толпы своей формой334. Одна пуля случайно задела милиционера. По данным служебного расследования, он прибыл на место происшествия в разгар событий, увидел нескольких человек, раненых Сагадаевыми, получил легкое ранение в лицо и «открыл стрельбу из имевшегося у него служебного пистолета по дому»335.

Сотрудники милиции попали в двусмысленную ситуацию. С одной стороны, они пытались остановить беспорядки и защитить Сагадаевых, с другой — после начала стрельбы фактически приняли участие в штурме вместе с толпой. Следствие отмечало впоследствии «отсутствие должной организации» в действиях милиционеров и прибывшего на место происшествия войскового подразделения — 20 безоружных солдат из автобатальона частей ПВО. На деле это означало применение военными гексахлорановых шашек, беспорядочную стрельбу милиционеров по дому и т. д.336 В результате значительная часть толпы просто перестала понимать, что происходит. То ли они на свой страх и риск громят дом «богачей», то ли помогают начавшей штурм милиции, то ли милиционеры и солдаты пытаются спасти от расправы ингушей. Ожесточение нарастало по мере того, как выстрелами из оборонявшегося дома были ранены около 15 человек местных жителей и демобилизованных матросов (один человек впоследствии умер в больнице).

Оружие оказалось и в руках нападавших. Началась ответная стрельба. К дому подъехал самосвал, под защитой его поднятого металлического кузова атакующим удалось приблизиться к забору. Кто-то забрался на крышу дома и бросал оттуда камни. Один из подсудимых в своей жалобе впоследствии так описывал ход событий337:

334 Там же. Л. 34.

335 ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 89558. Л. 79.

336 же. Л. 12-13.

337 Здесь и далее орфографические ошибки в документе исправлены без специальных оговорок.

ioo

«Со стороны дома, недалеко находившегося от толпы, раздавались выстрелы. Народ требовал от нас, чтобы мы помогли обезоружить ингушей, которые убили несколько матросов, Я спросил: „А где же милиция, и почему они допускают эти беспорядки?" ...мне ответили: „Милиция испугалась и убежала". Подробно расспросить я не успел, так как в это время я увидел; как трое ингушей выбежали на- улицу с оружием в руках, а у одного из них было две мелкокалиберки, и начали стрелять в толпу. И действительно, на моих глазах упал один матрос, который стоял на краю крыши, этого матроса сняли с крыши и унесли какие-то гражданские... Вокруг кричали, что эти матросы убиты насмерть. Вокруг все шумели, что немедленно нужно разоружить ингушей. Я поглядел вокруг, надеясь увидеть работников милиции, но ни одного из работников здесь не было. Люди шумели вокруг, что с голыми руками ингушей не обезоружишь, нужно принести несколько ружей и припугнуть ингушей, чтобы они прекратили убивать людей и сдали оружие. В это время ко мне подошли несколько подростков лет пятнадцати и сказали, что у них дома есть ружье, и они могут его дать, я пошел вместе с этими ребятами. Дома ребята дали мне ружье и патронташ с патронами. Я решил взять ружье для того, чтобы помочь обезоружить ингушей, а именно чтобы их припугнуть ...И я отправился к месту, где продолжали слышаться выстрелы.

По дороге к месту происшествия ко мне подошла женщина и сказала: „Не ходи туда к дому сынок, там тебя могут убить. Ингуши ваших матросов уже много убили"»,

В это время толпа жестоко добивала оказавшегося в беспомощном состоянии старшего Сагадаева — в отместку за раненых и убитого при штурме моряка. Оставшиеся в живых участники обороны дома готовились вырваться из окружения на машине338.

Поджог, погоня и нападение на милицию. Возбужденную толпу не привели в чувство даже совершенные убийства. Кто-то проник в дом и поджег его. Во время пожара часть нападавших принялась грабить имущество Сагадаевых. Другими же овладела жажда бессмысленного разрушения. Им было не до корысти. Они просто хватали вытащенные из дома вещи и снова бросали их в огонь. Заодно сгорела одна из машин Сагадаевых и принадлежавший их гостю с Северного Кавказа мотоцикл339. В обвинительном заключении по делу о массовых беспорядках

338 ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д: 89558. Л. 174об. - 176.

339 Там же. Л. 5.

201

эти лишенные всякой логики действия одного из активных участников событий описывались следующим образом: «Во время начавшегося пожара неоднократно заходил в горящий дом и выносил оттуда различные вещи и предметы и бросал их в огонь, разбил-радиоприемник и настольные часы. Кроме того, вместе с другими участвовал в поджоге пшеницы, сложенной в мешках во дворе дома...»340.

Прибывшие на пожар работники пожарной охраны так и не смогли приступить к тушению пожара. В их адрес раздались угрозы, выглядевшие весьма убедительно на фоне уже пролитой крови. А при первой же попытке погасить огонь, пожарная машина была выведена из строя. Дом и все имущество Сагадаевых сгорели дотла.

Пока большая часть толпы уничтожала жилище и имущество Сагадаевых, ингуши, вырвавшиеся из дома на машине, выехали за город и попытались скрыться. Началась погоня. Группа матросов и местных жителей на трех грузовиках стали преследовать убегавших. И снова возникла непонятная для всех участников событий ситуация. В том же направлении на двух автомашинах ГАЗ-69 выехали и работники милиции во главе с начальником районного отделения милиции и дружинники. И опять дело выглядело так, будто погромщики и милиция действуют заодно — ловят преступников341.

Ингуши, увидев, что их преследуют, возвратились в город и попытались укрыться в здании милиции. Они ворвались в открытый кабинет начальника. Быстро собравшаяся около милиции толпа (400—500 человек) принялась бить окна, ломать двери и требовать выдачи Сагадаевых. Те, в свою очередь, снова открыли стрельбу. Выстрелы, как казалось очевидцам, раздавались непрерывно. Несколько человек получили ранения. Попытки милиционеров защитить ингушей от самосуда немедленно сделали их самих объектом агрессии. Часть толпы ворвалась в служебное помещение. Была обрезана телефонная связь (вероятно, боялись, что милиционеры вызовут подмогу и помешают расправе), обезоружен постовой милиционер, охранявший камеру предварительного заключения, избит ответственный дежурный. Участники нападения «под угрозой насилия» заставили начальника районного отделения милиции открыть КПЗ и другие служебные помещения342.

Там же. Л. 38. Там же. Л. 176.

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д: 89558. Л. 4.

202

В здании милиции и вокруг него царила полная неразбериха. Кто-то безуспешно пытался успокоить толпу, другие набросились на начальника отделения и пытались его обезоружить — собирались стрелять в ингушей, третьи останавливали нападавших343. Большинство искало ингушей. Их нашли в кабинете начальника милиции и жестоко убили. Толпа забрасывала свои жертвы камнями, топтала ногами, подкладывала под колеса автомашины и т. п.344

Что это было? Беспорядки в Джетыгаре, больше походили не на «обычные» целинно-новостроечные волнения, а на дореволюционный еврейский погром. Однако за оболочкой этнического конфликта скрывалась скорее уродливая эгалитаристская реакция послесталинского массового сознания на новое социальное явление — на рубеже 1950—60-х гг. его назовут «дачным капитализмом». В послевоенном советском обществе, вылезавшем из ямы сталинских «чисток» и нивелировок, из военной разрухи и послевоенных голодовок, презрение, а иногда, как мы видели, и беспредельная ненависть и жестокость «честных» по отношению к «умеющим жить» стали своего рода «превращенной формой» культивировавшегося режимом «классового чувства». Примитивное сознание воспринимало действительность 1950-х гг. не только с радостью и надеждой, но и с чувством удивления и разочарования. Традиционные чувства ненависти к «богатству» и социальная зависть возрождались. Бессознательный эгалитаризм, уже обернувшийся разочарованием в «заевшихся» советских «начальниках», ударил и по тем, кто жил не по правилам, чье благополучие, как это казалось или в действительности было, основывалось на «сомнительных» источниках..

Одним словом, события в Джетыгаре в неявной, предельно извращенной и «смазанной» форме намекали на некие существенные трансформации повседневной жизни, имевшие большое значение для судьбы советского коммунизма. Идеология, использовавшая семантику западноевропейского марксизма, но примитивная, «окрестьяненная» и вульгарная, обнаружила первые признаки деградации — разочарование народа в «неправильном социализме». Время патетики и энтузиазма сторонников режима уходило в прошлое. Ему на смену шло что-то новое и непонятное. Просоветское и прокоммунистическое массовое сознание теряло прежние ориентиры и озлоблялось.

Там же. Л. 176—177. Там же. Л. 11.

203

В двойственном положении оказалась и власть. Ее представителям надо было защищать «богатых» и «политически сомнительных» ингушей от «своих» — добровольцев-целинников, демобилизованных военных моряков. Не случайно в служебной переписке, возникшей в ходе расследования и подготовки судебного процесса, постоянно муссировался вопрос: откуда «богатство»? Власти как бы пытались подсознательно объяснить и оправдать патологическую жестокость толпы, состоявшей из «простых советских людей». И хотя из всех подозрений как будто бы подтвердился только факт кражи зерна с совхозного склада, вывод о «подозрительном (преступном) образе жизни» Сагадаевых все-таки был сделан и даже попал в обвинительное заключение. А непонятное поведение «советских людей» тут же было списано на некие «темные силы», что также не очень подтверждается материалами судебного разбирательства.

А может быть главных виновников так и не нашли?..

Глава 6

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДЕПОРТИРОВАННЫХ НАРОДОВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА. ВОЛНЕНИЯ РУССКОГО НАСЕЛЕНИЯ В ГРОЗНОМ В 1958 г.

«СИНДРОМ ВОЗВРАЩЕНИЯ»

В середине 1950-х гг. были восстановлены национальные автономии репрессированных в годы войны калмыков, чеченцев, ингушей, карачаевцев и балкарцев. В течение нескольких лет они вернулись на родные пепелища из ссылки. В целом репатриация прошла довольно мирно. Нам известно только восемь открытых насильственных конфликтов в районах возвращения. Речь, разумеется, идет о таких столкновениях, эхо которых докатилось до Москвы и стало фактором большой политики. Два эпизода произошли в столице Калмыкии — Элисте — в 1957 и 1959 гг. (групповые драки с поножовщиной между русской и калмыцкой молодежью345), Остальные — на территории Чечни, Ингушетии и в пограничных с ними районах Северной Осетии

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 491. Л. 425.

204

и Дагестана. Но один эпизод — массовые беспорядки, чеченский погром, двухдневные митинги протеста, распространение листовок и коллективных петиций, забастовки, нападения на обком, МВД и КГБ в городе Грозном — был одним из самых крупных (и самым загадочным) среди массовых беспорядков 1950-х гг.

Впервые «синдром возвращения» на территории Чечни и Ингушетии обнаружил себя в 1955 г., когда ограничения по спецпоселению были сняты с членов КПСС (без права возвращения на родину). Воспользовавшись относительной свободой, некоторые чеченцы и ингуши (в том числе и беспартийные) под предлогом отпусков или командировок решили на свой страх и риск вернуться на Северный Кавказ. Те немногие, которым в 1955 г. удалось пробраться через кордоны в Чечню, Ингушетию, Северную Осетию, Дагестан и Кабарду, пробовали найти работу и остаться, просили власти возвратить отобранные и переданные переселенцам из других районов дома. Пошли слухи, как всегда преувеличенные, об угрожающих ночных визитах прежних хозяев. Среди напуганных переселенцев из центральных областей России начали появляться возвращенческие настроения.

Партийное руководство Грозненской области, опасаясь то ли возможной встречной агрессии переселенцев, то ли неуправляемого исхода русских с Северного Кавказа, попыталось эти настроения локализовать. Поначалу это удалось. «Просочившихся» чеченцев и ингушей задерживали и возвращали на «законное» место жительства.

В 1956 г. процесс стихийного возвращения на родину усилился. Со дня на день ждали восстановления автономии. Продолжавшие рваться На Северный Кавказ бывшие спецпоселенцы-вайнахи не только не хотели терпеливо ждать решения своей участи, но и не желали «расселяться» там, где предписывали бюрократические прожекты «начальства», — стремились в родные места, к покинутым в 1944 г. домам. Но дома были заняты, а люди, поселившиеся в них, не хотели, да и не могли в одночасье бросить хозяйство и убраться подобру-поздорову. Между этносами возникла неизбежная конкуренция за ресурсы и места обитания.

В декабре 1956 г. дело дошло до насильственного столкновения. В дом жителя селения Новый Ардон Коста-Хетагуровского района явился вместе со своей семьей вернувшийся из ссылки ингуш. Он заявил, что этот дом принадлежал ему до выселения, и семья собирается в нем жить. Осетин ответил бывшему хозяину, что вопрос о его вселении в дом должен разрешить

205

сельсовет. В спор вмешалась группа пьяных колхозников. Началась драка, во время которой один ингуш был убит, семеро ранено. Ранения получили также трое осетин346. Прозвучал первый тревожный звонок.

В январе 1957 г. Президиум Верховного Совета СССР восстановил, наконец, чечено-ингушскую автономию. Этот акт, дополненный аналогичным решением Верховного Совета РСФСР, предусматривал не просто переименование Грозненской области в Чечено-Ингушскую АССР. Речь шла о сложной административно-территориальной перекройке. Автономия восстанавливалась практически в довоенных границах. Исключение было сделано для Пригородного района. Он остался в составе Севе-ро-Осетинской АССР и на рубеже 1980—1990-х гг. превратился в очаг постоянно тлеющего осетино-ингушского конфликта. В Чечено-Ингушскую АССР были полностью возвращены четыре района (еще два частично) из состава Дагестанской АССР, а из Северо-Осетинской АССР — г. (Малгобек с пригородной зоной, Коста-Хетагуровский район и северо-восточная часть Правобережного района. В состав Дагестана в связи с ликвидацией Грозненской области передавался город Кизляр и еще четыре района. Кроме того, Чечено-Ингушской АССР передавалась северная часть Душетского района Грузии347.

Новая перекройка границ предполагала очередное «плановое» перемещение части послевоенных переселенцев на другие территории. Бюрократические мечты о безболезненности этого перемещения натолкнулись на массовое (отчасти плановое, отчасти стихийное) возвращение чеченцев и ингушей на родину. Это возвращение — его удалось лишь слегка замедлить полицейскими мерами и пропагандистскими усилиями партийных и советских органов — было стремительным. По плану в 1957 г. в Чечено-Ингушетию должны были возвратиться 17 тыс. семей. В действительности уже к 1 сентября 1957 г. вернулось в два раза больше — 34 635 семей (136 444 человека)348.

По сообщению МВД СССР (февраль 1957 г.), многие чеченцы и ингуши настойчиво добивались размещения только на земле предков — «в тех селениях и даже домах, в которых они проживали до выселения»349. Это естественное желание наталкивалось на реальности жизни — родные места были заняты

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 4580. Л. 124. ГАРФ. Ф. 7523. Оп. 75. Д. 359. Л. 7-9. ГАРФ. Ф. А-259. Оп. 7. Д. 9230. Л. 44-50. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 490. Л. 111-112.

206

переселенцами из других районов Кавказа и Центральной России. На пришлое население Чечено-Ингушетии этнический натиск возвращавшихся вайнахов произвел шоковое впечатление. А начатое властями плановое переселение дагестанского населения350 и осетин из Чечни и Ингушетии на родину, должное разрядить нараставшую напряженность, явно отстало от массового притока чеченцев и ингушей на занятые «чужаками» земли.

Возник острый конфликт интересов. Перспектива достойного для обеих сторон компромисса с самого начала оказалась под вопросом. В селении Моксоб Ритлябского района 32 семьи чеченцев были временно размещены в сельском клубе, в ужасной тесноте. Все усилия убедить местных жителей — аварцев — «самоуплотниться» и поселить у себя по одной чеченской семье были безуспешными. Отказались даже советские активисты, к «сознательности» которых апеллировало высокое партийное начальство. А попытка поселить одного из чеченцев в пустовавшем доме вызвала возмущение аварцев. Около дома немедленно собралось около 100 человек, которые попытались избить чеченца и избили бы, если бы не защита милиции. После этого толпа аварцев, вооружившись палками, направилась к клубу с требованием «убрать чеченцев». Опасаясь перерастания конфликта в массовые беспорядки, власти уступили и вывезли чеченцев из селения351. Роли жертвы и агрессора в каждом конкретном случае определялись реальным соотношением сил. В Новосельском районе, например, уже чеченцы встали в дверях дома культуры, ругались, не пропускали никого в помещение, размахивали ножом и «допускали крики националистического характера»352.

Этими малоприятными эпизодами «внешняя» история этнического противостояния в первые месяцы 1957 г. в оснбв-ном исчерпывается. Однако людская молва и слухи многократно усиливали воздействие подобных фактов на население. А высокий уровень этнической мобилизации чеченцев, их го* товность к демонстративной агрессии в отстаивании своих интересов в конечном счете делали их победителями в той «войне нервов», которая повсеместно шла на территории Чечено-Ингушетии и в некоторых пограничных районах соседних республик.

350 «Дагестанского» этноса, как известно, не существует, но власти в своих статистических сводках и докладных записках очень часто использовали этот собирательный термин говоря О многочисленных народах Дагестанской АССР.

351 ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 490. Л. 111-112.

352 Там же.

207

ЭТНИЧЕСКАЯ КОНКУРЕНЦИЯ И «СТРАТЕГИИ ВЫЖИВАНИЯ»

«Успешность» чеченцев определялась не кратковременными вспышками насилия (власти были все-таки начеку и принимали меры), а систематическим «выдавливанием» этнических конкурентов. Очевидно, эффективность этой тактики «малых дел» и сами чеченцы подсознательно чувствовали. Они явно избегали открытых групповых насильственных конфликтов. Несмотря на постоянную этническую напряженность в сельских районах республики массовых столкновений было все-таки довольно мало.

И только одно из них было действительно серьезным (о нем МВД немедленно информировало ЦК КПСС). Участвовали в столкновении не загнанные в угол русские переселенцы, а солдаты местного гарнизона охраны МВД (селение Шали Чечено-Ингушской АССР). 17 июля 1957 г. четверо солдат отправились на речку за водой. Двое решили искупаться. К ним подошел молодой чеченец и, «оскорбляя солдат, запретил им купаться». Завязалась драка. Чеченец позвал на помощь родственников. Несколько мужчин и женщин, вооруженных мотыгами, палками, топорами и ружьем, начали избивать солдат. ОДному рассекли мотыгой плечо, двум другим нанесли телесные повреждения.

Узнав о случившемся, командир подразделения прибыл на место драки с вооруженным отделением, обезоружил «ападавших, а шестерых доставил в Шалинское отделение милиции. Спустя некоторое время на улице Шали появилась плачущая женщина с распущенными волосами — дочь одного из участников столкновения. Она кричала, что во время драки солдаты вырвали у нее грудного младенца и утопили в речке. (В действительности во время драки она передала ребенка родственнице). Вокруг отделения милиции собралось около 200 мужчин и женщин. Они потребовали немедленной расправы с солдатами и вывода военных. После объяснений жители постепенно разошлись353.

Других аналогичных по накалу страстей эпизодов в 1957 г. не было.

Трудно сказать, осознанно ли Чеченские старейшины и шейхи сдерживали молодежь, или сработал инстинкт самосохранения народа — открытые столкновения и массовые беспорядки могли спровоцировать власти на ответные меры. МВД и прокуратура в подобные тонкости не вникали, а документы КГБ для нас недоступны. Как бы то' ни было постоянно усиливавшийся нажим на «чужаков» — «выдавливание» — обезоружил переселенцев. Желаю

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 491. Л..

208

щих уехать из сельских районов Чечено-Ингушетии оказалось в несколько раз больше, чем первоначально планировали власти.

Люди засобирались на родину. Пошли коллективные жалобы в Москву. Общим для этих документов было одно — осознание невозможности компромисса и совместного проживания.на одной территории с возвратившимися вайнахами и описание тактики «выдавливания», с помощью которой чеченцы и ингуши добивались возвращения своих домов и земель.

В апреле 1957 г. колхозники колхоза им. Ленина Малгобек-ского района Чечено-Ингушской АССР писали Н. С. Хрущеву и Н. А. Булганину: «всюду слышишь факты бесчинства, оскорбление, драки, воровство, запугивание, выливающиеся в полном эгоизме — ненависти и национальной вражде между чеченами и ингушами с одной стороны и русскими, осетинами и кумыками с другой стороны». Далее следовали примеры. Колхозники жаловались на то, что трактористом-чеченцем было вспахано русско-осетинское православное кладбище. Люди стали вывозить покойников для похорон за пределы Чечено-Ингушской республики. «Все это приводит к тому, чтобы мы выезжали», — подводили итог авторы письма и просили переселить их в более спокойную Северо-Осетинскую АССР354.

В заявлении партийной организации, исполкома сельского совета и правления колхоза им. М. Дахадаева селения Цатаних Ритляб-ского района Чечено-Ингушской АССР на имя председателя Совета Министров СССР Н. А. Булганина (1 апреля 1957 г.) звучали те же мотивы. Представители местной власти жаловались: «...мы, аварцы, которые переселены на эту же территорию, оказались в таком положении, когда бывший хозяин требует и нахально захватывает дома и приусадебные участки и говорит, что нам они как будто бы принадлежат. Если взять и представить себе созданное здесь положение, каждому станет ясно, что между чеченцев и аварцев создается и с каждым днем увеличивается национальная рознь»355.

ПОПЫТКИ «ПОЛИТИЗАЦИИ» ЭТНИЧЕСКИХ КОНФЛИКТОВ

Проблемы, связанные с репатриацией чеченцев и ингушей, заключались не только в демонстративной агрессивности чеченцев и ингушей, освобождавших свою этническую нишу, но и в

ГАРФ. Ф. А-259. Оп. 7. Д. 9230. Л. 75-76. ГАРФ. Ф. А-259. Оп. 7. Д. 9230. Л. 90-92.

209

определенной несовместимости культур, ценностей, иногда в конфессиональных противоречиях. Этнические конкуренты чеченцев и ингушей в ряде случаев пытались гиперболизировать эти культурные различия и втянуть власть в конфликт на своей стороне. Жалоба жителей села Буковка Новосельского района Чечено-Ингушской АССР председателю Совета Министров СССР Н. А. Булганину, первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву и председателю Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилову (24 апреля 1957 г.), написанная «от имени русского народа», представляет собой интереснейшую попытку изобразить этнический конфликт как результат неприятия чеченцами политических и идеологических ценностей власти. Авторы жалобы явно хотели подтолкнуть «Москву» к тому, чтобы она заняла в конфликте «правильную» сторону: «Чечены и ингуши заявляют русским, якобы их выселение из Кавказа было незаконно. Виноват в этом Сталин и Бёрия, а поэтому требуют от русских свои дома и все другое, ранее нажитое ими. Они заявляют о том, что при выселении их оставили все здесь, а теперь заставляют русских бежать в чем стоим, с игривой насмешкой о том, что скоро наш народ сядет во власть и вы будете нам уборные копать... Земля наша, русским делать нечего, русские нам мешают жить. Мы сами сможем управлять своей республикой, и теперь будем держать свой старый закон кавказский. От старого и до малого все начали молиться богу, избрали себе муллу, й под руководством муллы творят чудеса, от которых уши вянут. Русские женщины и дети боятся их взгляда, потому что ежедневно происходят все новые и новые происшествия в самых разнообразных ее формах...

В общем этот народ стал на дыбы, за что, он и сам недопонимает. Они на 40-м году Великой Октябрьской Революции хотят вернуть частную собственность, а республику сделать самостоятельно, независимой от русских, дагестанцев и других. Казахстан их не воспитал, а наоборот, обозлил против русских и советского государства. Они без всякого стеснения говорят в народе: все равно жить мы с русскими и дагестанцами вместе не можем, и два волка в одной берлоге жить не смогут, пусть уберут или нас, или русских и тавлинов с этой территории»356.

Авторы письма, попавшие в нелепое и двусмысленное положение и тяжело пострадавшие из-за чужих, а не своих ошибок и грехов, явно преувеличивали «антисоветский» характер чеченцев. Но за идеологическими и политическим обвинениями

ГАРФ. Ф. А—259. Оп. 7. Д. 9230. Л. 88—89.

210

скрывалась и некоторая доля реальности. Экономический уклад чеченцев устоял даже против колхозов. И этот уклад действительно противоречил колхозной «общинности» русских переселенцев. Большинство чеченских и ингушских колхозов, созданных в республике до войны, представляли собой лишь своего рода декорации, за «внешней видимой оболочкой» которых скрывались традиционные экономические формы. Так во всяком случае, говорилось в «Краткой исторической справке об экономическом и политическом состоянии бывшей Чечено-Ингушской АССР за период с 1937—1944 гг.» (подписана начальником управления МВД по Грозненской области в августе 1956 г.). Но даже если отказаться от идеологических клише .главного грозненского милиционера, все равно следует признать: хозяйственные традиции чеченцев и ингушей выжили даже в 1930-е гг., а богатство, которым распоряжались руководители мюридов в те годы (при Сталине!) способно было поразить воображение не только провинциального бюрократа357. Мюридизм как особая форма'воинствующего ислама выжил даже в ссылке, сохранив и специфическую систему ценностей чеченского народа.

Кроме попыток выдать этническую конкуренцию и культурные различия за несовместимость социальных целей и ценностей, а попросту говоря политизировать этнический конфликт, представив конкурентов «врагами социализма», некоторые участники бытовых межличностных ссор в своих целях использовали репрессивную инерцию послесталинской политической системы. Они приписывали личной вражде качество политического противостояния и через доносы в «органы» также пытались втянуть власти в конфликт на своей стороне358.

Попытки «вытянуть» бытовые этнические конфликты на уровень «большой политики» и заручиться поддержкой «начальства» отклика в «Москве» не нашли. Но этническая напряженность в Чечено-Ингушетии, жалобы на двусмысленность и взрывоопас-ность ситуации, в которой по,-вине власти — прошлой и нынешней оказались в конце концов все этносы, просьбы дагестанских, осетинских и русских переселенцев помочь им выбраться из Чечни заставили советское руководство обратиться хотя бы к очевидным решениям. 12 апреля 1957 г. (спустя целых три месяца после восстановления чечено-ингушской автономии!) Совет Министров РСФСР принял специальное решение о дополнительном переселении с территории Чечни и Ингушетии. Же-

См.: ГАРФ. Ф. 9479. On. 1. Д. 925. Л. 3-20. См.: ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 31. Д. 84693. Л. 17-18.

211

лающих выехать оказалось значительно больше, чем первоначально планировали власти359. Экономические возможности принять переселенцев в Дагестане были, но совсем не там, куда предпочитали возвращаться люди. На этой почве в Дагестане даже начались внутриэтнические столкновения360.

Ситуация усугублялась тем, что параллельно с неожиданным наплывом переселявшихся назад дагестанцев шло плановое и неплановое возращение в тот же Дагестан чеченцев (до 1944 г. на территории Дагестанской АССР проживало 4700 чеченских семей). Часть вернулась в общем потоке и самовольно расселилась в городе Хасавюрте и районе, а также в Казбековском, Новолакском и Кизилюртовском районах республики. Большинство, так же как и возвратившиеся дагестанцы, оказалось в тяжелых бытовых условиях, некоторые вообще без жилья и работы361. Неудивительно, что местные власти просили задержать на некоторое время хотя бы возвращение оставшихся чеченцев.

В большинстве случаев московские руководители старались не втягиваться в спровоцированный ими же этнический конфликт на чьей-либо стороне, что в принципе было единственно возможным решением. Но они фактически уклонялись даже от столь привычной для себя роли верховного арбитра — воплощения высшей справедливости, продолжая «тасовать» этносы в конфликтном районе Северного Кавказа, полагаясь прежде всего на полицейские меры контроля.

В итоге власти попали в своего рода порочный круг. Приостановить массовое и отчасти стихийное, плохо управляемое возвращение чеченцев и ингушей, «придержать» их в местах ссылки, а тем более в пути следования — значило создать многочисленные потенциальные очаги конфликтов. Либерализировать полицейский контроль, а значит, допустить стихийное и стремительное возвращение вайнахов на родину было не менее опасно. Этническая напряженность на Северном Кавказе и так достигла чрезвычайно высокого уровня.

В конце концов проблема приобрела политическое значение, но решать ее пытались по-прежнему полицейскими мерами. 10 июня 1957 г. Президиум ЦК КПСС рассмотрел вопрос «О самовольных переездах семей чечено-ингушей в район ^города Грозного». Немедленно после заседания Президиума ЦК КПСС МВД отдало указания министрам внутренних дел Казахской,

См.: ГАРФ. Ф. А-259. Оп. 42. Д. 4830. Л. 33-34. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 500. Л. 402-403. См.: ГАРФ. Ф. А-259. Оп. 42. Д. 4830. Л. 34-35.

212

Киргизской, Узбекской, Туркменской СССР и РСФСР. Прежде всего опасались возникновения беспорядков и эксцессов на железных дорогах, где в эшелонах и отдельных вагонах скопилось к тому времени немало людей. На всех крупных железнодорожных станциях на пути репатриантов установили милицейские заслоны. К счастью, работникам МВД и милиции было «строжайшим образом запрещено применять к чеченцам и ингушам административные меры воздействия», которые могли бы вызвать те или иные эксцессы. Кое-кого удалось уговорить вернуться в места поселения и «ожидать организованной отправки на Кавказ»362.

Власти надеялись успеть до того, как накал страстей достиг-, нет критической отметки. В свою очередь, этнические конкуренты чеченцев и ингушей, прежде всего — русские, представители «имперского» народа, попытались подтолкнуть «начальство» к действиям. Но произошло это не в сельских районах, где условий и возможностей для широкомасштабного конфликта не было, а в столице восстановленной республики — городе Грозном.

МАССОВЫЕ БЕСПОРЯДКИ В ГРОЗНОМ (26-28 августа 1958 г.)

. 1розный накануне волнений. Конфликтные ситуации в сельских районах Чечено-Ингушетии, где разворачивалась борьба между этносами за ресурсы, влияние, где «выдавливание» переселенцев из других районов страны наталкивалось на ответное сопротивление, тайное или явное, отвлекали на себя основное внимание органов милиции. Столица республики, довольно большой поли-этничный промышленный город, казалась более спокойной, да и находилась она под непосредственным контролем республиканского Министерства внутренних дел. Однако в Грозном чувствовалось напряжение. До жителей доходили слухи о конфликтах и столкновениях в сельской местности. Через город шел поток послевоенных переселенцев, возвращавшихся на родину. В сельской местности «историческая давность» была целиком за чеченцами. Представители других этносов — переселенцы, хотя и не чувствовали себя виноватыми, полагая, что отдуваются за чужие ошибки, все же оказались в психологически невыгодном положении. Они, фактически, занимали чужое место.

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 491. Л. 122.

213

Иначе было в Грозном. Город построила империя. Он был основан русскими как военная крепость в начале XIX века. В 1920-е гг. при создании чечено-ингушской автономии в высших эшелонах власти прошла даже небольшая дискуссия о необходимости придания Грозному особого статуса самостоятельной административной единицы. На этом настаивали руководители местных нефтепромыслов. В 1930-е гг. благодаря усилиям властей «цивилизовать» чеченцев и ингушей город стал политическим и культурным центром автономии, но его экономическая жизнь по-прежнему была связана с нефтепромыслами, на которых в то время чеченцы работать не хотели, да, наверное, и не могли. И если депортация чеченцев и ингушей в 1944 г. опустошила сельские районы, в том числе плодородную плоскость, куда и направили поток новых поселенцев, то в Грозном, который стал центром новой области, ситуация была иной. В 1950-е гг. большую часть населения составляли рабочие различных национальностей, занятые в нефтяной промышленности. Их «давность» могла, по крайней мере, конкурировать с чеченской. И психологически они чувствовали себя более спокойно. Да, город стоял на чеченской земле, но в Грозном уже целый век существовало многонациональное (в значительной мере — русскоязычное) сообщество, которое чеченцы, вообще говоря, не в состоянии были «выдавить» — по крайней мере, в близком будущем. В городе доминировали не чеченцы. Но многонациональное население столицы восстанавливаемой автономии, как и все на Кавказе, имело обостренную этническую чувствительность.

Поэтому местные жители не просто постоянно жаловались на плохую работу органов внутренних дел, на уличное хулиганство и рост преступности. Обиженные горожане, не вникая в статистику (кого на самом деле было больше среди преступников и хулиганов — чеченцев, русских, азербайджанцев, евреев?) склонны были повсюду замечать «чеченский след» и придавать своему недовольству этническую окраску. Сама по себе такая примитивная психология довольно обычна в полиэтнических сообществах. Всегда находятся некие «козлы отпущения», включенные в примитивную систему «опознавательных знаков» и этнических стереотипов: кто есть кто, от кого и чего можно ожидать и т. д. У тех, кто не хочет или не может утруждать себя более сложными способами интеллектуального освоения социального пространства (а таких, вообще говоря, большинство), этнические символы (так же, как и классовые ярлыки) часто выполняют роль ориентиров и «опознавательных знаков» в мире

214

людей и вещей. В нормальных, спокойных ситуациях, при эффективно функционирующих полицейских службах и разумной политике центральных и местных властей эти психологические конструкции «дремлют», включенные в бытовое общение, и при всей своей моральной сомнительности не таят непосредственной угрозы для социума.

В столице только что восстановленной Чечено-Ингушской АССР не было ни нормальной ситуации, ни эффективно работающей милиции, да и разумность и дальновидность политики центральных и местных властей может и должна быть поставлена под сомнение. Симптомы потенциального конфликта с этнической подоплекой были зафиксированы в Грозном еще до массового возвращения чеченцев. Под новый 1955 г. МВД СССР счел необходимым информировать ЦК КПСС о случае коллективного избиения и столкновения с властями молодежи Сталинского района Грозного. 25 декабря 1954 г. ученик ремесленного училища № 2 Лисовский «на почве личных счетов» затеял ссору с курсантом автошколы Г. С. Агабековым, возвращавшимся поздно вечером из дома культуры вместе с С. А. Акбулатовым, слушателем школы механизации. Приятель Лисовского побежал к общежитию ремесленников с криком «наших бьют!». Выбежавшая толпа начала забрасывать Агабекова и Акбулатова камнями. Те вскочили в проходивший трамвай. Но ремесленники трамвай остановили, вытащили своих противников на улицу и стали избивать. К избиению присоединились учащиеся расположенного рядом ремесленного училища № 2. Наряд милиции с трудом отнял жертв у разъяренной толпы молодых людей и задержал двух хулиганов. По дороге в отделение милиции вооруженная камнями молодежь требовала освобождения задержанных. В этих беспорядках участвовало около 200 молодых людей, которые разошлись только после освобождения их задержанных товарищей36*. Никаких намеков на этническую подоплеку событий в докладной записке МВД СССР не было, но именно на этническую составляющую событий указывали фамилии участников конфликта.

В 1956—1957 гг. в ходе массового возвращения в республику чеченцев и ингушей серьезных изменений, учитывающих специфику ситуации, в работе правоохранительных органов Грозного сделано не было. Наружная служба милиции работала неэффективно. В Грозном совершалось более 50 процентов всех преступлений, зарегистрированных на территории республики. Распро

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 451. Л. 427-428.

215

страненный характер получили драки с поножовщиной364. Одна из таких драк привела к убийству. Оно взволновало весь город и столкнуло под гору снежный ком беспорядков.

23 августа 1958 г. Убийство рабочего Степашина. Началось все с «интернациональной» выпивки. В ней участвовали три чеченца и русский. Один из чеченцев, М., разогретый спиртным, стал требовать от русского, чтобы он «поставил» еще одну бутылку водки. Завязалась ссора. Русский получил легкое ножевое ранение в живот, убежал в общежитие и лег в постель. Остальные продолжали пьянствовать. Вскоре один из чеченцев, Везиев; отправился в общежитие проведать раненого. Туда же заявились и двое других, которые, увидев раненого, бросились на него с ножом. Расправе помешал Везиев (тоже чеченец, заметим это в скобках) который не только защитил жертву, но и сам получил ножевое ранение в руку.

Раздосадованные и агрессивные хулиганы отправились на танцы в дом культуры, где встретились с двадцатитрехлетним рабочим химического завода Е. Степашиным и его товарищем и ровесником А. Рябовым — военным моряком, приехавшим из Севастополя в отпуск к родителям. Пьяные чеченцы начали ссору из-за девушки. Конфликт закончился нападением большой группы молодых чеченцев на Рябова и Степашина. Рябову удалось убежать за угол дома и скрыться, а Степашин поскользнулся и упал. Преследователи настигли его, жестоко избили и нанесли пять ножевых ранений. Молодой рабочий умер на месте. Два преступника были арестованы и помещены в камеру предварительного заключения КГБ.

25 августа. Слухи и разговоры в городе. Жестокое убийство получило широкую огласку. По городу поползли слухи. Активизировались античеченские разговоры. Появилась психологическая почва и моральное оправдание для «жестких» античеченских высказываний. Обычно источники не дают сведений о том, кто и как распространяет слухи и «нагнетает обстановку», о чем говорят между собой люди на улицах, в транспорте, дома. Крайне трудно понять, что, собственно, скрывается за стандартными полицейскими фразами о «провокационных слухах» и «подстрекательских разговорах». Однако некоторые образчики таких высказываний, так же как и сведения об их авторе, у нас все-таки есть. Правда, произнесены они были за месяц до описываемых событий.

Принадлежат эти высказывания личности весьма необычной. Сорокашестилетний С. был человеком семейным (двое детей восьми и десяти лет). В свое время закончил четыре класса на

ГАРФ. Ф. 9401. On. 1. Д. 4558. Л. 58-59.

216

чальной школы. Тем образование и ограничилось. В самые трудные месяцы Великой Отечественной войны — с июля по сентябрь 1941 г. — воевал, затем попал в плен. Был награжден орденом Красной Звезды и медалью «За победу над Германией». В 1958 г. работал слесарем на одном из предприятий нефтяной промышленности.

Судя по материалам дела, С. был озлоблен против власти, особенно ненавидел Хрущева. Кажется, любил делать антихрущевские надписи на заборах и стенах общественных туалетов. Щеголял обычной для бытовых «оппозиционеров» того времени и шокировавшей «простых советских людей» фразой: «Будет тогда хорошо, когда придет в Советскую страну президент Америки». Хвастун и фанфарон, он, как рассказывали свидетели, во время выпивок «говорил, что если будет война, то он сразу перейдет в плен и воевать не будет»365.

С. был довольно типичным образчиком той анархической, бунтарской человеческой массы, которую хрущевский режим унаследовал от жестоких сталинских времен. Недовольный жизнью и судьбой, с психикой, изломанной пленом в фашистских лагерях, этот выходец из курской деревни был пропитан еще и вульгарным бытовым шовинизмом. Чеченец, которому пришлось выслушивать в трамвае оскорбительную пьяную болтовню С, процитировал одно из высказываний скандалиста: «Кто вас сюда чеченцев прислал в Грозный, вы паразиты, бандиты, вас нужно резать. Вы ждете турков»...366

Пока по Грозному носились слухи об убийстве, а будущие участники беспорядков тешили свою злость на чеченцев и на весь мир, в доме убитого готовились к похоронам.

25 июля. Вечер и ночь в доме убитого. Понимая значение происшедшего и его общественный резонанс, дирекция химического завода попыталась превратить похороны Степашина в официальное мероприятие. Этого же хотели и друзья убитого. К председателю комиссии по организации похорон, созданной решением дирекции, они обратились с просьбой установить гроб для прощания в клубе завода. Однако заводское начальство тут же увязло в бюрократических согласованиях. Друзья убитого, обиженные и разочарованные, занялись всем на свой страх и риск. Власти инициативу упустили.

Когда около 3—4 часов дня гроб с телом Степашина привезли из морга, то, «вопреки указаниям горкома партии», установили

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 84390. Л. 20-21. Там же.

217

его в саду, перед домом невесты, в поселке Черноречье. Там жила основная масса рабочих химического завода. В родном доме гроб все равно поставить не могли (узкий коридор), а в разрешенном; горкомом красном уголке — не захотели. Стихийно у молодых людей созрело решение превратить прощание с другом в митинг протеста: «...этим действиям чеченцев надо положить конец и хорошо бы провести митинг по случаю убийства Степашина... и потребовать выселения из Грозного чеченцев».

Были написаны и расклеены на видных местах в поселке и на заводе объявления о митинге. Начальство объявления сняло, но подготовка продолжалась: «как-то стихийно мы все пришли к решению, чтобы провести митинг, несмотря на то, что будет запрещено». Чересчур силен был шок от убийства, и слишком несправедливым показался запрет. Люди хотели потребовать у властей защиты, а они (эти власти), руководствуясь какими-то своими соображениями (может быть, и правильными: не разжигать межнациональной розни), попросту отмахнулись от рабочих химического завода. Но митинг уже нельзя было просто запретить.

У гроба Степашина начались стихийные выступления. Инициатива исходила от заслуженных, уважаемых й вполне законопослушных людей. Примерно в 8 вечера к дому Степашина вместе с Рябовым (вторая жертва нападения чеченцев, которому удалось убежать) приехал семидесятитрехлетний старик Л. И. Мя-кинин, хорошо знавший убитого, как товарища своего сына. Участник Гражданской войны, он был инвалидом труда, в 1951 г. лишившимся обеих ног; в 1955 г. за долголетний и безупречный труд в нефтяной промышленности его наградили орденом Ленина. Вместе с Мякининым прибыл шестидесятилетний отец Рябова, тоже инвалид.

Мякинин сказал у гроба Степашина: «Чеченцы убивают русских — то одних, то других, не дают нам спокойно жить. Надо написать коллективное письмо от имени русского народа, собрать подписи, выделить человека, который отвезет письмо в Москву с просьбой направления к нам в г. Грозный комиссии, а если комиссии не будет, пусть приедет сам-тов. Хрущев, чтобы разобраться на месте». Его поддержали Рябов и некоторые другие.

Уже ночью во время дежурства у гроба близкие знакомые и товарищи Степашина договорились, что если будет запрещен траурный митинг в Черноречье, то гроб с телом они понесут на руках к обкому партии, где и проведут митинг. Наутро участники ночного разговора сказали об этом решении матери убитого. И она согласилась.

218

26 августа. Утро похорон. Утром 26 августа стихийная самоорганизация жителей Черноречья и рабочих химического завода продолжалась. Стали появляться петиции к властям. Автор одного из этих документов — Галина Корчагина, инвалид первой группы (ходила на костылях), описала убийство Степашина в ученической тетради, привела и другие обвинения против чеченцев. Автор зачитала свое «обращение» у гроба, попросила собравшихся подписать документ и собрать деньги, чтобы отправить его с «надежным человеком» в Москву. Присутствующие подписывали обращение и бросали в гроб деньги. По данным следствия, «неизвестными лицами» было написано еще две петиции на имя Ворошилова — от имени рабочих химического и нефтеперерабатывающего заводов. В них выдвигалось гораздо более жесткое требование — выселить чеченцев из города. Все три письма (с подписями жителей и рабочих) Корчагина через несколько дней сожгла, а собранные деньги передала матери Степашина.

К часу дня в поселок Черноречье явилось партийное начальство — секретарь обкома КПСС и четыре работника аппарата обкома. Вместе с ними приехали 15 работников милиции. Большинство были переодеты в гражданскую одежду. Вероятно, там же были и сотрудники КГБ, но доступные нам источники об этом умалчивают. Секретарь обкома запретил выступления перед выносом тела. Тогда вспомнили о ночном плане друзей Степашина. Начались разговоры о том, что надо идти к обкому и устроить митинг там. Обстоятельства этому благоприятствовали. Мать Степашина решила похоронить сына на городском кладбище Грозного, а дорога туда из Черноречья (окраина Грозного) проходила близко от центральной площади.

При выносе гроба с телом убитого собралось около тысячи жителей пос. Черноречье. На кладбище отправились приблизительно 200 человек. Траурная процессия тронулась в путь в 15 часов 30 минут. Предстояла дальняя дорога: от Черноречья до центра Грозного и оттуда еще 5 километров до городского кладбища. Организаторы и участники похорон имели твердое намерение сделать остановку около обкома КПСС и провести траурный митинг там.

26 августа. Траурная процессия. Гроб с телом Степашина его товарищи понесли сами, на руках. От всех предложений похоронной комиссии завода и работников милиции везти гроб на машине участники процессии категорически отказались. В пути процессия обрастала новыми людьми. Она постепенно превращалась в античеченскую демонстрацию. Раздавались угрожаю

219

щие выкрики. Наибольшую активность проявила пожилая женщина, член КПСС с 1927 г. Она же постоянно призывала идти к обкому. Власти, со своей стороны, сделали все для того, чтобы направить траурную процессию в обход центра Грозного. Подступы к центральной площади были перекрыты нарядом милиции и автомашинами. Некоторые участники похорон возмущались и кричали: «Почему не разрешают нести гроб там, где хочется!». Наконец, толпа женщин, около 50 человек, побежала вперед, обогнала идущих с венками, прорвала оцепление милиции и с криками повернула толпу на улицу, ведущую в центр. Так женщины (до 300 человек) и шли впереди, не давая милиции перекрывать улицы к центру города. Около продовольственного рынка кто-то из женщин стал звать народ на митинг.

К 5 часам вечера похоронная процессия, обросшая множеством случайных людей — за гробом шло уже около 800 человек, подошла к обкому. Площадь тоже была запружена людьми. Их, по разным данным, собралось от 4 до 7 тысяч человек367. Было много пьяных, а также люмпенов, воров и хулиганов, которых похоронная процессия «прихватила» на рынке. В собравшейся толпе носились разные слухи. Когда мать покойного упала в обморок, разнеслась молва, что она от перенесенного горя умерла. Постоянно раздавались выкрики и призывы к расправе над чеченцами...

Предыстория грозненских цобытий на этом заканчивается. Чернореченцы поддались, наконец, на уговоры властей, перебрались от здания обкома на площадь Орджоникидзе и оттуда, уже на машинах химического завода, отправились на кладбище. На церемонии погребения присутствовал один из секретарей обкома. Все прошло спокойно. Вероятно, участники похорон и сами были напуганы произведенным эффектом. Их отвезли в Черноречье. На улице были установлены столы и устроены поминки.

Никакого участия в массовых беспорядках чернореченцы не принимали, состава преступления в их действиях не было. Однако некоторые, вероятно, те, кто продемонстрировал неприятные для властей способности к неформальному политическому лидерству и самоорганизации, попали на заметку КГБ. (Подробности нам, к сожалению, неизвестны). Следственные материалы на старую коммунистку, выкрикивавшую шовинистические лозунги, направили для рассмотрения в партийные органы, что, впрочем, было совершенно справедливо.

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 86533. Л. 72...

220'

26 августа. Стихийный митинг на центральной площади. Траурная процессия удалилась на кладбище, на площади у обкома осталось большое количество обывателей, не имевших никакого отношения к похоронам — тех самых пьяных, хулиганов и люмпенов. Там же вертелось много подростков 15—16 лет, а также учащихся ремесленного училища, известных в городе своими хулиганскими выходками368. Толпа продолжала требовать открытия митинга и выступления секретарей обкома КПСС. В конце концов, митинг возник стихийно. На нем прозвучали уже не только античеченские, но и «антисоветские» мотивы, недовольство Хрущевым и его политикой, даже призывы к забастовке.

Силою случая на первых ролях оказался Виктор Егорович Исаев, ,51 года от роду, русский, со средним образованием. В 1922—1923 гг. он был бойцом ЧОНа (отряд чрезвычайного назначения). С 1922 г. — в комсомоле, затем с 1927 г. — в коммунистической партии, откуда выбыл, «так как не снялся вовремя с учета»369. Воевал в 1941—1943 гг., в начале 1950-х гг. работал директором Краснодарского крайкниготорга. Затем был осужден «за злоупотребление властью и служебным положением». Имел трех взрослых детей. В 1958 г. нигде не работал — не мог устроиться, биография была «с пятном» и для руководящих должностей не подходила.

Исаев сидел целыми днями дома, готовил обеды, ходил на рынок, в магазины и чувствовал себя обиженным. 26 августа он весь день занимался по хозяйству, выпил два стакана вина и кружку пива. Вечером в 7 часу пошел в новый универмаг на Августовской улице. Там услышал, что чеченцы убили рабочего, и народ собрался около памятника Ленину370. Исаев передал жене корзинку, с которой ходил по магазинам, и побежал к площади. «Там, — рассказывал впоследствии Исаев, — действительно стояла большая толпа и многие выступали. После одйого из выступлений кто-то из толпы выкрикнул: „Сделать забастовку". Я тоже возмутился и сказал окружающим, что я выступлю. Меня поддержали, подняли на руки, и я начал выступать.

В своем выступлении я говорил о бесчинствах чеченцев, об убийствах... и требовал приезда руководителей ЦК. Помимо этого я говорил о лжекоммунистах и также требовал расправы и с ними. После выступления я пошел по направлению Ленинского моста и стал плакать. Ко мне подошел один гражданин и

См. например: ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4553. Л. 19. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 86533. Л. 73. Там же. Л. 23.

221

сказал, что он коммунист с 1941 года и, если так сказал, то начинай бить меня. Я ему ответил, что я говорил не обо всех коммунистах... Когда я пошел домой и плакал, ко мне подошла женщина и успокаивала. Ей я сказал, что я не работаю, имею большой стаж работы и меня возмущает все, например, то, что меня не принимали на работу».

Свидетели запомнили, что Исаев был пьян, и рассказали на суде о подробностях событий. Сотрудница райкома партии Л. рассказала: «Он говорил, что пришло время, когда ему можно высказаться: „Долой лжекоммунистов". Требовал приезда из ЦК и выселения чеченцев... В этот момент подняли еще одного гражданина на руки и кто-то из них двух сказал: „Долой Советскую власть"». Свидетель Т. сообщил, что Исаев «просил людей не расходиться и поддержать его выступление... говорил, что когда он воевал с белоказаками, то там он не видел обкомовских работников, а сейчас в обкоме лжекоммунисты, требовал выселения чеченцев». X. дополнил картину. По его показаниям, Исаев говорил: «Поднялась на ноги великая Русь», — имея в виду собравшуюся толпу, и добавил: «не работает химзавод и если поддержит завод „Кр<асный> молот" и другие, то можно многого добиться».

Исаеву одному из первых пришла в голову идея связаться с Москвой по телефону или телеграфу и потребовать приезда представителей ЦК. Кажется, к словам Исаева толпа отнеслась благосклонно. Но когда речь зашла о забастовке, многие испугались: «не стали слушать й даже сбросили с рук». Но на площади уже звучал знакомый нам мотив «неправильных коммунистов», спасение от которых можно найти только в Москве. Оттуда на жителей Грозного должна была снизойти коммунистическая благодать и справедливость, только ЦК и Хрущев могли спасти от «злых чечен». Собственно, и к забастовке Исаев призывал, чтобы привлечь внимание Москвы. Он был против «лжекоммунистов», из-за которых пострадал, которые мешали устроиться на работу, но при этом призывал: «поднимем высоко ленинское знамя»371.

Ночь с 26 на 27 августа. Штурм обкома. Толпа, собравшаяся на стихийный митинг, поначалу готова была к диалогу с властью и даже к выдвижению осмысленных политических требований. Однако ближе к ночи зеваки и любопытные, то есть более здравомыслящая публика, отправились по домам. А агрессивная и «незаконопослушная» часть толпы откололась от митинга и на

1 ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 86533. Л. 33.

222

чала штурм обкомовской твердыни. Привлеченные для усиленной охраны здания работники милиции (70 человек) действовали вяло и, слава Богу, что не стали стрелять в толпу Ворвавшись в здание, бунтовщики «бесчинствовали, открывали служебные кабинеты, искали секретарей обкома». К полуночи милиция и подразделение войск МВД (120 солдат и офицеров) очистили помещение от хулиганов. Но толпа наиболее «отпетых» и подогретых спиртным людей не расходилась. Во втором часу ночи оцепление было снова прорвано, и нападавшие лавиной рванулись в здание. Главной ударной силой была молодежь во главе с известными местными хулиганами — учащимися ремесленного училища. Поснимав с себя поясные ремни и взмахивая пряжками, они бессмысленно носились по коридорам и кабинетам, вряд ли отдавая себе отчет в том, зачем они это делают.

Силами милиции и КГБ здание было вновь очищено от хулиганов. К трем часам ночи утомленная толпа разошлась, а «мелкие группы рассеяны». Милиция задержала 20 человек, в основном пьяных, 11 посадили в камеру предварительного заключения. После «выяснения личности» всех отпустили. Милицейское начальство, полагая, что общественный порядок, наконец, восстановлен, успокоилось.

27 августа. Утро на площади. Листовки. С утра в городе появились листовки, обращенные к рабочим. Кажется, властям так и не удалось выяснить, кто во время короткой ночной передышки (с 3 ночи до 8 утра) успел написать и размножить на машинке эти листовки). По имеющимся сведениям, в начале десятого утра плотник одного из строительно-монтажнЫх управлений по дороге из курилки встретил на строительной площадке химического завода неизвестного в возрасте 20 лет, среднего роста, худощавого, одетого в костюм черного цвета. У молодого человека в руках была целая пачка отпечатанных на машинке листовок (около 15 штук). Одну из них он протянул рабочему:

«Листовка.

26 августа 1958 года наши товарищи проносили гроб с трупом убитого чеченцами рабочего мимо Обкома партии. Органы милиций вместо принятия мер к наказанию убийц задержали 50 человек наших рабочих. Так давайте же в 11 часов бросим работу и пойдем к Обкому партии требовать их освобождения». (Слова «задержали наших рабочих» были подчеркнуты чертой на пишущей машинке).

Вручая листовку, неизвестный сказал, что для поездки к обкому специально выделены автомашины — находятся около гаража химического завода. Плотник показал листовку бригадиру

223

и другим рабочим. Призыв попал на подготовленную почву. По указанию бригадира члены бригады бросили работу и вместе с другими рабочими химического завода поехали в центр города — на митинг.

Это один из самых непонятных эпизодов в истории грозненских волнений. Что это были за машины, уже стоявшие наготове? Кто и когда сумел организовать коллективную поездку рабочих на митинг? И можно ли подозревать авторами грамотно написанной листовки, да еще отпечатанной на пишущей машинке, хулиганов, громивших ночью обком и бессмысленно метавшихся по зданию, размахивая ремнями. Предположение (не предположение даже, а, скорее, догадка), которое первым приходит в голову, шокирует. Не попытался ли кто-то из местных «начальников» или работников «органов» использовать беспорядки для провокационной цели — подтолкнуть ЦК КПСС к силовому решению чеченской проблемы, возрождению репрессив'-ного духа сталинского времени?

Из других источников нам, например, известно, что в это время в городе находилось несколько бывших сотрудников НКВД, виновных в незаконных (даже по сталинским меркам) расстрелах мирных чеченцев еще в 1943 г. Земля под ними горела — очевидцы расправ добивались наказания преступников372. В дошедшей до нас информации МВД есть еще несколько темных мест. Что случилось с неизвестным работником консервного завода, который выезжал в поселок Черноречье и, по сведениям милиции, играл «наиболее активную роль в разжигании национальной вражды и подстрекании рабочих на беспорядки». Этим человеком занималось КГБ. Однако никаких следов следствия и суда над ним в делах надзора за следствием в органах госбезопасности и прокуратуры СССР нет. А если официального следствия не было, то почему? Почему так легко спустили на тормозах дело организаторов похорон? Только ли потому, что не хотели раздражать население? Ничего не удалось найти и о той девятке из числа организаторов похорон, которыми тоже занималось КГБ. Чуть ли не целая организация действовала, листовки печатали — и ничего! Непонятно и бездействие тайной полиции, знавшей о плане превращения похорон в митинг протеста, но ничего не предпринявшей. Все, что было сделано, хотя коряво и безуспешно, было сделано партийными органами и милицией. Почему толпа, как мы увидим ниже, весь день 27 июля с удивительной настойчивостью и целеустремленностью

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 5066. Л. 93-94.

224

добивалась связи с Москвой и сделала все, чтобы о событиях стало известно в центре? Сказанное ни в коей мере не ставит под сомнение спонтанный характер беспорядков в Грозном и стихийную самоорганизацию бунтовщиков. Но невозможно избавиться от мысли, что кто-то, «по известной ему причине», как пищут в милицейских протоколах, «помог» волнениям развернуться в полную силу. И не бЫл ли этот «кто-то», так же как и приданы его действий, известен КГБ.

С 8 часов утра на площади перед обкомом снова стала собираться толпа. Раздавались выкрики с требованием вызвать представителей из Москвы. В 10 часов часть собравшихся, несмотря на уговоры, оттеснила охрану и через главный подъезд ворвалась в здание. Секретаря горкома Шепелева на руках вытащили на площадь и заставили выступать. Как это часто бывает в подобных случаях, действия толпы не отличались логичностью. Когда Шепелев, наконец, начал говорить, раздались «дикие выкрики и свист». Теперь его не хотели слушать.

27 августа. Полдень. Митинг. Захват обкома. Погром. Утренняя атака на обком захлебнулась. Бунтовщиков удалось вытолкать из здания. Но толпа не расходилась, готовилась К новым атакам — у нее уже был опыт многократных «прорывов». К полудню на площади собралось уже более 1000 человек. Здесь же оказалась грузовая автомашина, в кузове которой стоял стол и был установлен микрофон. У микрофона выступала некая женщина в возрасте 20—25 лет среднего роста, полная, одетая в розовое платье. Она призывала направить делегацию на заводы и фабрики, остановить их работу до тех пор пока не освободят 50 задержанных ночью. Она же объявила, что химический завод и завод «Красный молот» уже остановлены. На самом деле они продолжали работать. Выступал также неизвестный мужчина старше 40 лет, среднего роста, в хлопчатобумажном костюме темного цвета и черном кепи. Он призывал к выселению чеченцев и ингушей, требовал освободить задержанных и прекратить работу на заводах.

Примерно в час дня от митингующих откололась большая группа хулиганов, снова ворвалась в обком и заполнила все помещения. Неоднократные попытки очистить здание успеха не имели. Погромщики ломали мебель, били стекла в окнах, графины и стаканы, разливали чернила, рвали настольные календари, выбрасывали на улицу деловые бумаги, кричали, свистели. В столовой обкома были открыты все водопроводные краны и краны газовых горелок. К счастью, «Горгаз» довольно оперативно прекратил подачу газа в здание. На крыше здания горела бумага.

225

8 В. Козлов. Неизвестный СССР

Некоторые участники беспорядков призывали бить чеченцев и «устранить» руководителей местных республиканских и партийных органов. Погромщики попытались использовать местную радиотрансляционную сеть для выступлений перед толпой. Однако одному из коммунистов удалось вывести радиовещание из строя.

Опасались захвата оружия. Участники нападения действительно искали комнату, где оно хранилось. К счастью, его успели перенести в безопасное место. Напуганные работники обкома просили вооружить их для самообороны. Этого тоже не сделали — не было разрешения первого секретаря. И слава Богу!

Попытки уговорить нападавших ни к чему не привели. Толпа набрасывалась на «начальников», избивала их, рвала одежду. Некоторые руководящие работники обкома КПСС и Совета Министров автономной республики укрылись от хулиганов в подвальных помещениях обкома, другим удалось уйти через запасные выходы.

В это же время на улицах города отдельные группы участников беспорядков останавливали автомашины — искали чеченцев. Опасаясь нападения хулиганов, «руководящий состав и значительная часть сотрудников МВД и райотделов милиции сняли форменную одежду».

Около 400 человек коммунистов, посданных Сталинским и Ленинским райкомами КПСС, пытались образумить толпу. Их не слушали, им угрожали, и ничего сделать эти люди не сумели.

27 августа. Между 5 и 7 часами вечера. Нападение на МВД и КГБ. Около пяти часов дня группа хулиганов набросилась на заместителя министра внутренних дел республики Шадрина. Требовали освободить задержанных 26 августа. Заверениям, что всех задержанных выпустили еще утром, не поверили. Переодетые сотрудники милиции попытались освободить своего начальника, но им это не удалось. Шадрина силой повели в МВД и, несмотря на сопротивление охраны, всей толпой ворвались в здание. (В это же время другая часть погромщиков ворвалась в здание КГБ. Подробности этого эпизода в доступных нам документах отсутствуют.)

Оружия сотрудники МВД не применяли, пытались уговаривать. Их не слушали, открывали двери служебных комнат, искали задержанных. Около здания МВД был избит милиционер. Примерно 250 человек с криком и свистом проникли во двор, а затем в камеру предварительного заключения (КПЗ). Там в это время находились в том числе и убийцы рабочего Степашина. Однако на них почему-то не обратили внимания — хотя, каза

226

лось бы, должны были отреагировать «на чеченцев». Интересовались только ночными хулиганами. Поверили, что всех отпустили, только после заверений сидевших в камерах. Потребовали у начальника КПЗ адреса освобожденных. Пробыв в КПЗ около полутора часов и получив адреса, толпа ушла из помещения. На прощанье разбили телефонный аппарат и сорвали погоны с начальника КПЗ. Взяли милицейскую машину и отправили несколько человек по городу — проверять сообщение об освобождении.

Остальные погромщики вернулись на- площадь к обкому. Там бушевала стихия. Некоторых работников обкома заставляли выступать перед толпой- В 18 часов 30 минут на место событий прибыли 2 пожарных машины, якобы для тушения пожара. Одну тут же опрокинули, у другой — повредили электропроводку и выпустили воздух из шин.

27 августа. Вечер. Шваюк: «проект резолюции». Около 8—9 часов вечера в захваченный обком пришел Георгий Шваюк и принес написанный им «проект резолюции». Шваюк родился на Северном Кавказе в 1914 г. в семье служащих. Имел высшее образование и работал старшим инженером-гидротехником Гудермесского совхоза Чечено-Ингушской АССР. 27 августа он приехал в Грозный, где у него была квартира, из Гудермеса. «В автобусе, — рассказывал Шваюк на суде, — я услышал разговор. Говорили о том, что назначается митинг по поводу зверского убийства работника химзавода... в порыве гнева по поводу услышанного, я дома написал проект резолюции митинга и поехал на площадь. Прибыв на площадь, я зашел в обком партии, где этот проект резолюции отдал двум комсомольцам».

Автор «проекта» на короткий срок стал идеологом беспорядков, попытавшимся облагородить действия погромщиков осмысленными политическими требованиями. Сам Шваюк на суде виновным себя не признал и заявил: «...свои действия не отрицаю и считаю их не преступными», добавив: «мой проект не направлен на разжигание национальной вражды».

В документе говорилось:

«Учитывая проявление со стороны чечено-ингушского населения зверского отношения к народам других национальностей, выражающегося в резне, убийстве, насиловании и издевательствах, трудящиеся города Грозного от имени большинства населения республики предлагают:

1. С 27 августа переименовать ЧИ АССР в Грозненскую область или же многонациональную советскую социалистическую республику.

227

2. Чечено-ингушскому населению разрешить проживать в Грозненской области не более 10 процентов от общего количества населения...

4. Лишить всех преимуществ чечено-ингушское население по Сравнению с другими национальностями...»

Этот шовинистический «проект» был немедленно размножен на пишущих машинках и оглашен участникам беспорядков. Нашли его через несколько часов в здании обкома вместе с копиями, отпечатанными на обкомовских бланках373.

27 августа. 9 часов вечера. «Свяжите нас с Москвой». Около 9 часов вечера толпа, убедившись, что задержанные прошлой ночью на свободе и чувствуя вакуум власти, задалась новой целью: немедленно добиться «главной правды» у «верховного арбитра» — Правительства, ЦК КПСС, Под красным знаменем или транспарантом, взятым в здании обкома, что, очевидно, имело символический смысл для погромщиков и как бы превращало их действия из уголовного преступления в «слово и дело государево», бунтовщики направились на городскую радиотрансляционную станцию.

Возглавлявший эту группу мужчина лет пятидесяти, одетый в спецовку синего цвета, в соломенной шляпе кричал, что он житель поселка Черноречье и «ему надоело терпеть бесчинства чеченцев, из-за которых нельзя вечером выйти на улицу». Что делал чернореченец в Грозном, когда весь поселок справлял поминки по убитому, почему следствие настойчиво утверждало, что чернореченцы в беспорядках не участвовали, кто, наконец, был этот странный руководитель погромщиков "в соломенной шляпе — еще одна загадка грозненской истории.

Охранявшие радиостанцию солдаты (всего три человека) толпу в здание не пустили — загородили вход. Погромщики, натолкнувшись на отпор, повели себя необычно — насилие применять не стали, а мирно удалились. Отправились попытать счастья в другом месте — на междугородную телефонную станцию. На этот раз они действовали более решительно, но охрана применила оружие и ранила двоих человек — мужа и жену (мужчина вскоре умер в больнице, а женщине пришлось ампутировать руку). Еще одна женщина получила случайное ранение. Толпа хотела расправиться со стрелявшими солдатами, но они сумели укрыться в помещении. Ворвавшись в здание, погромщики потребовали соединить их с Москвой. Особенно активна была некая молодая женщина 19—20 лет, одетая в костюм тем

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 84695. Л. 7-10.

228

ного цвета, «которая с дерзкой настойчивостью требовала немедленного соединения с Москвой». По сведениям МВД, «разговора с правительством» на этот раз не было. Работники телефонной станции заявили, что повреждена линия связи. Зато у двух телефонисток после визита толпы пропали дамские сумочки.

Лишь с третьей попытки, с городской почты, участники волнений дозвонились, наконец, в Москву. Разговор вел автор «проекта резолюции» Шваюк. Именно он, по мнению суда, был «инициатором разговора по телефону с приемной секретариата ЦК КПСС». Как рассказал сам Шваюк, телефонистка «соединила нас с Москвой, но так как по телефону некому было говорить, то мне передали трубку. Я стал разговаривать с Москвой, с приемной Первого секретаря ЦК партии. Я у него спросил: „Знаете ли вы о том, что творится в Грозном, что народ ждет представителей из Москвы, что нужно положить конец зверским убийствам, дело дошло до того, что некоторые требовали возвращения Грозненской области и выселения чеченцев..."»374 Что Шваюк услышал в ответ (наверное, обещание «разобраться»), и с кем он на самом деле разговаривал — неизвестно.

Пока участники беспорядков добивались связи с Москвой на площади у обкома произошел странный эпизод, очень похожий на провокацию. В 22 часа 30 минут к обкому подъехал автобус. Его водитель взобрался на крышу автобуса и заявил, что он, якобы, перевозил убитых людей и кровью убитых испачкан весь салон. Люди бросились к автобусу, кто-то хотел задержать водителя. Толпа заступилась, и он вскоре уехал. По сведениям МВД, личность водителя была установлена, а его делом занималось. КГБ. Никаких документов о том, что оно (это дело) дошло до суда нам найти не удалось.

Ночь с 27 на 28 августа. На вокзале. Все под тем же красным знаменем около 300 человек прямо с почты отправились на городской вокзал. За полчаса до этого линейное отделение милиции на станции получило предупреждение от МВД. Однако подготовиться к встрече не успели. Толпа почти на два часа задери жала отправление пассажирского поезда Ростов — Баку. На рельсы набросали камни, костыли, похитили ключи от двух стрелок. Большая часть толпы собралась возле паровоза. Раздавались античеченские выкрики. На вагонах делали какие-то «провокационные надписи». Некоторые агитировали пассажиров. Другие бегали по вокзалу в поисках чеченцев. Двух человек нашли и избили. Кто-то продолжал целеустремленно добиваться-

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 84695. Л. 9.

229

связи с ЦК — хотели послать телеграмму. Наряд милиции сумел эту телеграмму изъять. (Вообще на всем протяжении событий местные партийные власти и милиция делали все, чтобы подтвердить расхожий миф о плохих местных начальниках, скрывающих правду от справедливого Центрального Комитета).

В полночь в Грозный были введены войска. Через 20 минут они были на станции. Толпа сопротивлялась — забрасывала военных и железнодорожников камнями. Солдаты, действуя .прикладами, и не открывая стрельбы, быстро подавили сопротивление. С вагонов были стерты надписи, с путей убрали йосторон-ние предметы. Меньше чем через час поезд отправился по назначению.

Беспорядки были прекращены. Четыре дня в городе действовал комендантский час. До 30 августа охрану важнейших объектов и патрулирование по городу осуществляли армейские подразделения.

29 августа. Городской рынок. «Агитация» безработного Ковалева. Напряжение в городе спало не сразу. 29 августа на городском рынке пьяный безработный Ковалев «выражался неприлично в адрес Хрущева и правительства, называл их дармоедами, что живут они за счет трудящихся», ругался на чеченцев, кричал «Долой Чечено-Ингушетию!» и даже говорил, что пойдет по заводам агитировать за восстание375. Обиженный на жизнь, с расстроенными нервами, постоянно готовый к пьяной агрессии, он одинаково ненавидел и чеченцев, и Хрущева, был зол на весь мир. Именно люди этого психологического типа, «базарные хулиганы», придавали действиям толпы жестокий погромный характер, а потом в большинстве своем растворялись в городе, оставаясь потенциальными источниками этнической напряженности и политически окрашенной злобы.

Количество жертв. Поиск виновных. Аресты. Следствие. «Профилактические меры». В результате беспорядков пострадало 32 человека, в том числе 4 работника МВД и милиции республики. Два человека (из числа гражданских) умерло, 10 были госпитализированы. В числе пострадавших оказалось много официальных лиц — секретарь обкома КПСС, заместитель министра внутренних дел республики, заместитель начальника районного отделения милиции, два оперативных, уполномоченных милиции, лектор Грозненского горкома КПСС И. С. Осадчий, а также два преподавателя Нефтяного института (судя по фамилиям — русский и украинец), шофер-чеченец и другие. В списке пострадав

ГАРФ. Ф. Р-8131. On. 3L Д. 84668. Л. 11-15.

230

ших очень мало людей с чеченскими фамилиями — лишнее доказательство того, что волнения, начавшиеся под античеченскими лозунгами, явно переросли рамки этнического погрома и превратились в бунт против власти. Отсюда и вывод МВД о том, что беспорядки в Грозном «по своему характеру являлись антисоветским выступлением»376.

После событий органы МВД тщательно «профильтровали» город. На поддержку приехало много квалифицированных оперативников из Москвы и из других автономных республик и областей. Была создана специальная следственная группа, занимавшаяся расследованием и «выявлением главных организаторов и подстрекателей беспорядков». Все сотрудники органов МВД были «ориентированы» «на выявление участников беспорядков, лиц ведущих провокационные разговоры среди населения города и задержание разыскиваемых». Через участковых уполномоченных вели наблюдение за обнаруженными зачинщиками. К 15 сентября было взято на оперативный учет 273 участника массовых беспорядков и хулиганов. Задержано к этому времени было 93 человека, из них арестовано 57, отобрана подписка о невыезде у 7 человек. 9 человек были переданы в КГБ, 2 человека—в прокуратуру. Органы КГБ арестовали 19 организаторов и активных участников беспорядков. Милиция возбудила 58 уголовных дел на 64 человека, из которых 8 человек были моложе 18 лет, 27 — от 19 до 25 лет, старше 25 лет — 29 человек. Среди арестованных был 31 рабочий и 26 безработных. 14 имели в прошлом судимость, 29 — участвовали в беспорядках в двух и более местах377. Неясным же до сих пор остается только одно. В материалах отдела по надзору за следствием в органах государственной безопасности Прокуратуры СССР нам не удалось обнаружить никаких следов этих широкомасштабных арестов и следствия — хранятся только несколько малозначительных, периферийных, случайных дел. Где остальные — неизвестно.

Я допускаю, что преступления людей, арестованных МВД, могли квалифицироваться как, например, злостное хулиганство и не попасть на контроль отдела. Но куда испарились арестованные КГБ? Неужели ни на одного участника массовых беспорядков в Грозном не было заведено надзорных производств, никто не обжаловал приговор, не было просьб о помиловании и т. д.? Создается впечатление, что надзорные дела либо изъяты из общего секретного делопроизводства (почему?), либо не до-

ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4558. Л. 28—29 (ч. 82 раздельной пагинации). Там же. Л. 77 (ч. 82 раздельной пагинации).

231

шли до суда. Между прочим, аналогичный «пробел» существует в надзорных производствах по делам о другом, тоже довольно неясном событии 1950-х гг. — массовых выступлениях населения Тбилиси в поддержку Сталина в 1956 г.

Власти не только «профильтровали» население города, но и «почистили» его. Выявлялись «лица, не, занимающиеся общественно-полезным трудом, ведущие паразитический образ жизни и склонные к совершению уголовных преступлений для решения вопроса об удалении из гор. Грозного». На 15 сентября 1958 г. таких оказалось 365 человек (167 ранее судимых, 172 не работавших, 22 проститутки, 32 нищих и т. д.)378.

15—16 сентября состоялся суд над убийцами рабочего Степашина. Один из них был приговорен к расстрелу, другой — к 10 годам лишения свободы и 5 годам «поражения в правах». Эксцессов во время суда в городе не было.

ПОСЛЕ ГРОЗНОГО

Участники волнений в Грозном добились одного. Ситуация в городе и в республике стала предметом обсуждения на Пленуме ЦК КПСС в сентябре 1958 г. Это единственный известный нам случай подобного обсуждения массовых волнений на партийном Пленуме. Если быть совсем точным, то обсуждения как такового все-таки не было. Подготовленный заранее Проект резолюции («принять к сведению» и т. п.) так и не был пущен в дело. И формально дискуссия ограничилась краткой информацией на совещании секретарей ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов партии уже после Пленума (5 сентября 1958 г.). Само сообщение, сделанное Н. Г. Игнатовым, выезжавшим в Грозный для разбирательства, даже не стенографировалось. Тем не менее информация была весьма поучительной. Она зафиксировала серьезные пробелы в механизмах функционирования партийной власти в экстремальных ситуациях и очевидную потерю новой партийной бюрократией политических качеств, свойственных раннему большевизму.

По оценке Игнатова, одной из главных причин возникновения беспорядков были «крупные ошибки в работе бюро обкома, горкома КПСС и Совета Министров республики» — между ними не было «должного единства». В результате, в ходе событий «секретари и члены бюро каждый по своему усмотрению

ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4558. Л. 79 (ч. 82 раздельной пагинации).

принимал решения и определял свое место». Другими словами, провозглашенный Хрущевым принцип «коллективного руководства» продемонстрировал свою неработоспособность в экстремальной ситуации. Игнатов констатировал прискорбный для. власти факт: 26 и 27 августа обком, горком и Совет Министров республики не только были парализованы, но даже не попытались перехватить инициативу и апеллировать к «партийному активу и рабочим»379. Между новыми цартийными руководителями и «массой» явно не было взаимопонимания. Бюрократы не умели и боялись «говорить с народом» (это прекрасно делали их предшественники в годы революции и Гражданской войны). В экстремальной ситуации они апеллировали к насилию, а не к политической поддержке социальных групп, интересы которых, как предполагали идеологические мифы режима, они должны были выражать. Раскол между властью и населением начал приобретать форму хронической болезни, хотя, как показали прошедшие после беспорядков собрания партийного и рабочего актива, сил, готовых поддержать восстановление порядка в Грозном, было еще достаточно. Но бюрократия так и не смогла опереться на них, уступила инициативу и в конце концов использовала армию. Московские партийные руководители не сумели дать серьезной политической оценки событиям, которые явно вышли за рамки случайного эпизода. В центре относительно небольшого города достаточно долго буйствовала толпа численностью до 10 тыс. человек! Дело же ограничилось чисто полицейскими мерами и обычной идеологической болтовней.

Не удивительно, что несмотря на все усилия властей этническая напряженность как в Грозном, так и в республике сохранялась. В октябре 1958 г. в столовой завода «Красный молот» произошла ссора между учащимися ремесленного училища — русскими и чеченцами. Ссора переросла в драку. Узнав о драке, 40 чеченцев, вооружившись палками, стали избивать русских. 3 человека получили серьезные побои380. Через год после беспорядков в Грозном, 22 августа 1959 г. в 10 часов вечера в железнодорожном парке другого конфликтного города Гудермес произошла групповая драка между вайнахской381 и русской молодежью. Участвовало около 100 человек. Девять человек получили телесные повреждения, двое из них — тяжкие. Прекратить стол

379 РГАНИ. Ф. 2. On. 1. Д. 329. Л. 30-41.

380 ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4553. Л. 274.

381 В сообщении МВД СССР ЦК КПСС фигурирует «чечено-ингушская национальность». Так что сказать точно, кто именно (чеченцы, ингуши или и те, и другие) участвовал в драке — невозможно.

233

232

кновение удалось только с помощью военнослужащих местного гарнизона382.

6 сентября в том же парке Гудермеса 19-летний русский убил 29-летнего чеченца. На следующий день около 80 чеченцев потребовали снятия с работы начальника районного отделения милиции. На место происшествия выезжали председатель Совета Министров и министр внутренних дел республики. С большим трудом им удалось уговорить чеченцев разойтись383. Несколько раньше, 29 августа 1959 г., в грозненском парке культуры неизвестным преступником были нанесены ножевые ранения русскому шоферу, который 6 сентября в больнице скончался. Во время похорон раздавались резкие высказывания по адресу чеченцев384.

Конфликт продолжал тлеть. Однако до серьезных волнений дело больше не доходило.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова