Я написал этюд о символике сандалий фараона, и один замечательный театральный режиссёр напомнил мне, что в «Ожидании Годо» Беккета говорится о подражании Христу, который ходил босиком. Я удивился — не помнил этой реплики. Конечно, я не знаю Беккета наизусть, но всё же странно. Стал смотреть. Оказывается, в переводе 1966 года М.Богословской эта часть диалога попросту опущена. Изъята цензурой, разумеется — ну какой Христос в 1966 году! Полный вариант — перевод А.Михаиляна 1999 года.
Один благочестивый американец, увидев сандалии Тутанхамона, написал небольшое эссе о том, кто должен быть изображён на сандалиях Иисуса. Понятно, враги христианства. Леваки, женщина, желающая сделать аборт...
А Иисус без сандалий вообще...
«В ожидании Годо» нафарширована библейскими образами и украшена категорическим заявлением автора: «Если бы герои ждали Бога, я бы так и написал». Болото из книги Иова, череп с Голгофы (в переводе Михаиляна череп превратился в голову), двое разбойников, слепой поводырь, нищие бродяги, позванные на свадебный пир и не могущие войти по причине лохмотьев, работники виноградника, ждущие двенадцатого с половиной землекопа часа. Это словесный уровень. Однако, это ведь прежде всего сцена, театр, и тут вещи и игра с вещами так же значимы, как слова, даже важнее. Не эссе и не стихотворение.
Вещей немного: портки, верёвка, которой портки подвязаны, шляпы и — ботинки, причём без шнурков, то есть, сандалии. Двое героев перетекают друг в друга, играя этими вещами, вплоть до сцена апофеоза, когда они устраивают клоунаду со шляпами, молниеносно перебрасывая их с одной головы на другую. Но если шляпа — символ головы и мысли, то сандалии, ботинки оказываются символом пути и действия. Как туфли Маленького Мука, как сандалии Гермеса и сапоги-скороходы.
Пародируется и сцены умывания ног апостолам, и сцены омывания и умащения ног Иисуса, но ключевой диалог — тот, где герой провозглашает, что оставляет свои башмаки на благо человечеству. Ему жмут, пусть доставят радость тому, у кого нога поменьше.
— Но ты не можешь идти босиком! — Иисус мог. — Иисус! Нашёл кого вспомнить! Ты же не будешь себя с ним сравнивать? — Всю свою жизнь я себя с ним сравнивал.
Если бы диалог этим ограничился, всё было бы рационально и поверхностно. Но Беккет не «Подражание Христу» пишет и следует резкая синкопа:
— Но там было тепло! Там было хорошо! Да. И распинали на крестах. — Пауза. — Нам нечего больше здесь делать. — И в любом другом месте.
И опять — ожидание. А что ещё делать тем, кому было хорошо на Голгофе — тепло, светло, и мухи кусают не тебя, а вон Того, с Кого сандалии свалились и валяются, никому ненужные, под крестом.
С точки зрения поэтики главное-то в ожидании Годо — не явные отсылки на Евангелие, а вообще не упомянутое в тексте — Вечный жид. Кто вечно куда-то идёт, тот стоит на месте. Потому что кое-кто стоял на месте и отказал в глотке воды Тому, Кто шёл по крестному пути. И вот ты ждёшь Его возвращения с бочкой воды, а теперь уже ему ничего от тебя не нужно, он мёртв, и ты ждёшь воскресения, чтобы дать напиться, чтобы надеть Ему сандалии и завязать покрепче, и сопровождать его всю дорогу. А сопровождать-то некого — птичка упорхнула.
Тут, конечно, ещё и ответ на вопрос, есть ли жизнь после Освенцима. Есть ли поэзия, драматургия, кафе, кино, путешествия, — всё то, что составляет жизнь. Ответ простой: есть, но довольно бессмысленная. Потому что уж очень жива память о том, что эта жизнь порождает смерть, что милое буржуазное существование не только бессильно перед Освенцимом, но прямо в нём соучаствовала. Это ж Франция 1949 года, и автор в Сопротивлении участвовал, а зрители-то не очень. Очень не очень. И теперь зрители стараются забыть о том, в чём они не участвовали, а в чём участвовали, а злой автор не даёт.
У каждого поколения свой Освенцим, свой Годо, которого бесполезно ждать, потому что это Он ждёт, когда Его догонят. Когда перестанут топтаться на месте, топча друг друга. Когда перестанут глазеть в пустоту, которую обожествили, и возьмутся за настоящее дело. Когда станут ходить босиком, не защищая себя толщиной подошв, а обустраивая землю так, чтобы по ней и ребёнок мог ползать без опаски. И мы всё стоим, задрав головы к небу, как апостолы при вознесении Христа, и нам тоже насмешливый ангел вещает: «Ррразойдись! Что стоите и смотрите на небо? Под ноги глядите, под ноги!»