А.Б.Миндлин

Подавление религиозного движения русских монахов на греческом Афоне.

По материалам российской прессы и Государственной думы

Оп.: Церковно-исторический Вестник", № 11, 2004

Cм . библиографию.

"Афонская смута" — возникший в начале XX века спор о сущности имени Божьего — является значительным событием в русском богословии того периода. Существуют много работ, посвященных философскому и богословскому осмыслению этого спора, в то время как история самой "смуты" освещена недостаточно.

Этот спор перерос в религиозное движение, охватившее приверженцев учения об имени "Иисус" накануне Первой мировой войны. Такими приверженцами были многие русские монахи на русском Афоне.

Так как в основе движения, получившего название "имяславия", находились сугубо догматические вопросы, касавшиеся исключительно толкования имени "Иисус", имяславие, по идее, должно было стать одним из фактов религиозно-догматических споров и не выходить за рамки богословских толкований. Однако споры приняли острые формы и повлекли резкую и совершенно неадекватную реакцию русского правительства и Святейшего Синода, выйдя далеко за пределы религиозной проблематики. Действия правительства и Синода были столь неоправданны, что вызвали полемику в российской прессе, и особенно в Государственной думе. Именно этому вопросу, до сих пор почти не освещенному ни в светской, ни в религиозной историографии, уделено значительное место в данной публикации.

Имяславие новейшего времени коренится не только в первых столетиях христианства, но обнаруживается, в частности, в Ветхом Завете (1). В течение столетий внутри христианской Церкви неоднократно возникали столкновения по поводу учения об имени Божьем. В начале XX века дискуссия возобновилась уже в России.

В книге схимонаха Ново-Афонского монастыря Илариона "На горах Кавказа", первое издание которой появилось в 1907 году (2), изложена, в частности, новая "теория об имени Иисус" (3). По этому учению, имя Иисуса обожествляется (4), т. е. "в самом имени, в самом слове Иисус Христос уже присутствует божество" (5); "имя Иисус — есть сам Бог", ибо неотделимо от Его сущности. В книге Илариона, кроме описания жизни отшельников в Кавказских горах, подчеркивалось, что вне имени Иисуса никакое спасение ни для монаха, ни для мирянина невозможно.

Книга, прошедшая духовную цензуру, не вызвала откликов в России, зато в русских обителях на Святой горе Афон учение Илариона привлекло многих сторонников.

Из 20 древних афонских монастырей один, самый крупный, Пантелеймонов, — русский. На Афоне также размещались 12 скитов, среди которых три русских — Андреевский, Ильинский и Новая Фиваида.

По мнению члена Синода и члена Государственного совета архиепископ Никона (Рождественского), командированного на Афон, широкому распространению нового учения способствовало то, что в церковно-административном отношении русские иноки на Афоне были совершенно независимы от Православной Российской Церкви вследствие подчинения афонских монастырей и принадлежащих им скитов Вселенскому (Константинопольскому) Патриархату. Различие же в языках ставило русских монахов практически вне контроля греческих церковных властей. Поэтому монахи отвыкли от власти епископов (6) и русские обители были достаточно автономны.

Игумен Пантелеимонова монастыря архимандрит Мисаил к указанным обстоятельствам добавлял невежество и неопытность русских иноков в решении догматических проблем (7). Далее Мисаил писал: "Однако значительная часть наших лжемудрствующих монахов <...> с самого начала руководствовалась еще другими скрытыми побуждениями: властолюбивыми, корыстолюбивыми и т. п. <...> Все, склонившиеся на сторону учения <...> Илариона, сразу же заявили себя духом нетерпимости, братоненавистничества, злобы, вражды и <...> насилия по отношению к братьям, не разделявшим их религиозные заблуждения <.. .> Замечено было у нас всеми в обители, что как только кто начинал склоняться к Иларионову заблуждению, <...> делался мрачным, желчным, раздражительным, хотя бы раньше отличался кротостью и мягкостью нрава" (8).

И архиепископ Никон также указывал на то, что среди русских монахов на Афоне "стали появляться люди, ищущие не столько духовного подвига, сколько удовлетворения своего личного тщеславия, своеобразного карьеризма" (9).

Архимандрит Мисаил отмечал: "Книга схимонаха Илариона "На горах Кавказа" не имела первоначально большого распространения среди нашей братии. Когда против этой книги открыто высказался иеросхимонах Фиваидской пустыни Алексий и его стали поддерживать многие из братии, а также, когда появилась <...> рецензия инока Ильинского скита Хрисанфа на книгу, тогда только <...> началось некоторое движение, не столько в пользу книги <... > Илариона, сколько против <.. .> Алексия и Хрисанфа" (10).

Другим после Илариона теоретиком имяславия был иеросхимонах Андреевского скита Антоний (в миру А. К. Булатович, бывший ротмистр лейб-гвардии Гусарского полка), автор двух основополагающих книг: "Апология веры во имя Божие и во имя Иисус" (Москва, 1913) и "Оправдание веры в непобедимое, непостижимое божественное имя Господа нашего Иисуса Христа" (Петроград, 1917).

Антоний, возглавивший движение имяславия, считался церковными властями основным виновником смуты и руководителем секты, названной Синодом "имябожеской"; ее члены назывались "имябожцы".

Газета "Утро России" писала 27 июля, что когда преосвященные Никон и Антоний Волынский нашли в книге Илариона признаки еретического обожествления имени Иисуса, монахи из греческих монастырей на Афоне донесли Патриарху, что это учение исповедуют многие русские монахи. Константинопольская Патриархия использовала ряд мер для борьбы с движением. 12 сентября 1912 года новое лжеучение было осуждено грамотой покойного вселенского патриарха Иоакима III; он запретил чтение книги Илариона на Святой горе всем, как "содержащей много ошибочного и ведущей к заблуждению и ереси".

Антоний (Булатович), воспользовавшись формальным поводом, а именно тем, что послание было передано не через протат (11), а непосредственно игумену Мисаилу, объявил послание подложным. 27 августа того же года Халкин-ская богословская школа по поручению Патриарха рассмотрела новое учение и признала его еретическим. 29 января 1913 года иноки Андреевского скита, в котором началось основное движение, были объявлены протатом отлученными от Церкви впредь до суда Патриархии, им было запрещено совершать богослужения.

5 апреля того же года лжеучение было осуждено Вселенским патриархом Германом V, сменившим покойного Иоакима III. Однако все эти меры оказались безуспешными, а применять более действенные меры греческая церковная власть не решилась.

Богословский спор, возбужденный появлением лжеучения, постепенно перешел в ожесточенную борьбу между его сторонниками и православными противниками, что привело в Андреевском скиту 10 января 1913 года к избиению и изгнанию православных во главе с игуменом Иеронимом (12).

Иное видение дал докладчик комиссии по запросам Государственной думы Н. И. Шетохин. Он заявил в Думе, что к январю 1913 года большая часть монахов Андреевского скита была охвачена новым учением. Скит, пользуясь правом, данным ему частным уставом греческим Ватопедским монастырем, в зависимости от которого находился скит, решил отстранить игумена Иеронима, не разделявшего учения Илариона, и заменить его сторонником новых идей архимандритом Давидом. Иероним не подчинился воле братии и обратился за помощью к российскому послу в Константинополе (13).

Сторонники Илариона именовались имяславцами (14); в прессе иногда говорили об именославцах (15); Синод же определил им, как указано ранее наименование имябожников (16).

В брошюре "Правда о событиях..." дано следующее описание дальнейших действий.

21 и 23 января раскольники собрали самочинный собор и 31 января вынудили игумена, наместника и старшую братию согласиться на изгнание противников нового учения и вообще лиц, неугодных бунтовщикам. В ином случае можно было ожидать расхищения монастырской кассы и вообще полной анархии (17).

Сенатор П. Б. Мансуров рассказывал, что российское Министерство иностранных дел (МИД) посчитало афонскую смуту нарушением русских интересов на Святой горе и поручило ему способствовать умиротворению. Константинопольское посольство считало себя защитником, в том числе и церковных интересов России, тем более что Синод сносился с зарубежными Православными Церквями через МИД. Посол М. Н. Гирс вел церковные дела, хотя и не интересовался их теологической сутью. Афонскую смуту он считал подрывом престижа российской власти и русских привилегий на Святой горе.

Мансуров прибыл 7 марта 1913 года в Пантелеймонов монастырь, куда к тому времени перекинулись волнения из Андреевского скита и откуда 27 января были изгнаны наиболее ревностные защитники православия и где власть перешла к имябожникам.

Монахи объяснили Мансурову возникновение и развитие смуты не столько религиозными причинами, сколько многолетней борьбой на Афоне между малороссами и великороссами. Имяславцами в Пантелеимоновом монастыре были малороссы, а в Андреевском скиту — главном центре имяславия — великороссы.

Однако вряд ли можно согласиться с тем, что основной причиной смуты были межнациональные трения.

По возвращении Мансуров предложил Министерству внутренних дел послать на Афон богословски образованного, опытного монаха, чтобы вразумить афонитов (18).

Архимандрит Мисаил следующим образом представлял развитие событий.

Бунтовщики 19 марта на самочинном соборе потребовали ограничения власти игумена. 29 апреля они перерезали телеграфные провода между Пантелеимо-новым монастырем, пристанью Дафна и Кареей — афонским правительственным местом. Попытку захватить кассу предотвратил небольшой отряд греческих солдат, вызванный с Дафны.

2 мая прибывшие в обитель члены протата прочитали инокам Патриаршую грамоту от 5 апреля, назвавшую новое учение ересью. После этого положение еще более обострилось и бунтовщики угрожали правомыслящему меньшинству, ругали и оскорбляли его. Некоторое внешнее равновесие сохранялось в связи с присутствием в монастыре двух-трех членов протата и небольшого числа карейских полицейских (19).

Продолжим изложение доклада Шетохина. Посол Гирс, принявший сторону Иеронима, командировал на Афон для улаживания конфликта вице-консула В. С. Щербину, который безуспешно пытался уговорить имябожников восстановить Иеронима в достоинстве игумена. Щербина обратился в протат, и тот решил: "Вселенский патриарх и афонский кинот <...> оберегая чистоту православия, находит, что не признающие их власть еретики не должны жить на Святой Горе" (20).

В деле о запросе членов Государственной думы министрам иностранных дел, внутренних дел и юстиции по поводу неправильных действий и распоряжений правительства в связи с подавлением религиозного движения на греческом Афоне (см. ниже) миссия Щербины трактуется по-иному.

Он де не уговаривал монахов, а требовал от них восстановления Иеронима, а также заявил, что правительство не признает нового игумена и поступит с еретиками, как с бунтовщиками. Однако братия стояла на своем. Они знали, что избираемый ими игумен не должен утверждаться ни Синодом, ни правительством и что они юридически не могли считаться бунтовщиками против русского правительства.

Тогда Щербина возбудил против монахов греческие духовные власти, после чего протат объявил, что русские иноки Андреевского скита отлучаются от Церкви впредь до церковного суда, хотя протат не имел права вмешиваться во внутреннюю жизнь монастырей (21).

Таким образом, по почину русского государственного уполномоченного, который, казалось, был обязан согласно своему долгу защищать российских подданных от греков, произошло небывалое в истории православия событие - отлучение от Церкви без суда.

Гирс принял и другие меры. Он воспретил русскому почтовому отделению на Афоне выдачу почтовых отправлений монахам Андреевского скита, а пароходной конторе — выдачу им грузов. Кроме того, у командируемых скитом за продовольствием отбирали деньги и мешали приобретению съестных припасов. Когда указанные меры не привели к желаемым результатам, Синод постановил направить на Афон с согласия Патриарха Германа архиепископа Никона (Рождественского) (22).

Необходимо подчеркнуть, что о причинах бунта в Синоде имелись иные по отношению к приведенным ранее мнения — скорее социального и политического, нежели религиозного характера. В апреле 1913 года афониты направили Гирсу следующее заявление: в ноябре 1912 года во время Первой балканской войны Святую гору заняли войска и было неизвестно, останется ли она в греческом владении. "Мы, святогорские иноки русского происхождения, считаем своевременным заявить нашему русскому правительству о тех притеснениях и обидах, которые мы переносим от господствующих на Афоне греческих монастырей, лишивших нас элементарных человеческих прав. Ввиду того, что в последние 10 лет число русских иноков превосходит число греков — 5000 против 3500, — последние стали опасаться, чтобы русские не приобрели преобладающего влияния, а потому поставили задачу не допускать развития на Афоне русских монастырей и ограничить число русских всеми мерами" (23).

Старообрядческий епископ Михаил (Семенов) отмечал, что Патриарх поддержал "миссию" архиепископа Никона из желания разредить русское население. Афонский узел — это вопрос борьбы между русскими и греками на Святой горе. Греки считают, что Афон принадлежит им, что Руссик (Пантелеймонов монастырь) узурпирован русскими, и только под давлением русской дипломатии они вынуждены признать его за "пришельцами" (24).

Да и сам Синод придерживался аналогичной точки зрения. Возникла опасность изгнания православных русских монахов со Святой горы имябожниками, затем самих имябожников по распоряжению Патриарха и протата изгонят оттуда греческие войска. Разумеется, что русские государственная и церковная власти не могли допустить ни изгнания православных еретиками, "ни предоставления тысяч русских подданных и многомиллионного имущества русских монастырей воле другого государства" (25).

На политическом аспекте рассматриваемого вопроса акцентировал внимание член Думы октябрист Е. П. Ковалевский при обсуждении упомянутого запроса. Он подчеркивал, что "Афон есть исторический рассадник русского монашества и русской христианской культуры. На Афоне из 10000 человек 6000 русских. "Русские афонские монастыри обладают богатейшими библиотеками, архивами, музеями древностей и святынь византийской культуры <...> это как русская духовная колония <...> на Ближнем Востоке <...> Положение наше на Афоне никогда не соответствовало ни нашему государственному достоинству, ни величию русской церкви, ни громадному приливу туда денежных средств. Русские <...> играли там всегда второстепенную роль" (26).

События на Святой горе шли своим чередом. 5 июня 1913 года на канонерской лодке "Донец" прибыли на Афон архиепископ Никон, магистр богословия, профессор С. В. Троицкий, генеральный консул А. Ф. Шебунин, вице-консул В. С. Щербина и секретарь константинопольского посольства Б. С. Серафимов.

Изгнанные имябожниками защитники православия были возвращены в обители. Если до прибытия делегации православных оставалась одна четверть (имя-божники насчитывали их всего 100 человек из 1700), то затем их численность дошла до двух третей всего состава монашествующих. Но это не помогло справиться с бунтовщиками.

Попытка Шебунина произвести 7 июня проверку паспортов у имяславцев вызвала шум, брань и оскорбления консула.

На встречи с архиепископом Никоном и профессором Троицким в Пантелеимоновом монастыре имяславцы не приходили, а если и собирались, то кричали и ругались (27).

Еще 18 мая было опубликовано "послание Святейшего Правительствующего Всероссийского Синода всечестным братиям, в иночестве подвизающимся, с подробным опровержением учения имябожников".

Архиепископ Никон требовал от имяславцев письменного согласия с патриаршей грамотой от 5 апреля и синодальным посланием от 18 мая, хотя в этих документах письменное согласие не упоминалось. По утверждению Антония (Була-товича) ни Патриарх, ни Синод такой инструкции архиепископу Никону не давали. Монахи отказались выполнить требование Преосвященного. Они захватили ключи от кассы, ризницы, погребов и других важных мест, запугивали православных и грозили поджогом. Тогда Шебунин вызвал из Константинополя солдат. 11 июня на пароходе "Царь" прибыли 118 солдат и 5 офицеров. Инокам объявили, что солдаты присланы для охраны монастыря в связи с угрозой поджога. Солдаты заняли ключевые пункты монастыря не без сопротивления имяславцев (28).

В зарубежной прессе указывали, что русский отряд высадился в Афоне без согласования с греческим правительством и несмотря на протесты греческого коменданта (29).

Таким образом, российские власти в этом инциденте вели себя совершенно бесцеремонно, попирая нормы международного права.

С 14 по 17 июня в монастыре под охраной солдат была проведена перепись, во время которой выявляли, кто из монахов повинуется повелениям патриарха и Синода о новом учении и кто не повинуется. Первых оказалось 660, вторых — 517; 360 иноков на перепись не явилось. Особо фанатичные имябожники грозили сжечь или взорвать монастырь, но не отдавать его добровольно (30).

Еще 13 июня посетившие архиепископа Никона шесть членов протата заявили, что еретики не должны оставаться на Святой горе, иначе их выдворят сами греки. Шебунин понял, что если не выполнить это требование, возникнет опасность захвата русских обителей греками, и просил Гирса прислать воинскую команду. Она прибыла 2 июля на пароходе "Херсон". По другой версии, это было сделано по требованию архиепископа Никона.

Консул предложил руководителям имябожцев мирно жить в монастыре или добровольно идти на пароход, в ином случае их заставят уйти силой.

По существующим положениям имуществом каждой обители братия владела сообща. Поэтому монахи заявили архиепископу Никону, а также подали прошение на имя императора, чтобы им выделили либо половину монастырских капиталов и предоставили Фиваидский скит для проживания, либо в России — монастырь с подворьем. Архиепископ Никон отверг просьбу имябожцев и воспрепятствовал отправке прошения императору (31).

Получив отказ, имябожцы забаррикадировались в коридорах монастыря. 3 июля после долгих увещеваний их стали поливать водой из пожарных рукавов. Солдаты насильно вытаскивали иноков из коридоров и тащили на пароход. По данным архиепископа Никона 25 из них были легко ранены (32). Булатович же заявил, что 40 изувеченных иноков были возвращены с парохода в монастырскую больницу. Некоторых Шебунин вернул с парохода в обитель, ибо игумен говорил, что они нужны для проведения службы, хотя эти лица уже не соглашались оставаться на Афоне (33).

4 июля у переправленных на пароход монахов спрашивали, не желают ли они возвратиться в обитель с условием жить там мирно. Почти все они ответили отказом.

Через консула обитель предложила уезжавшим взять на дорогу "денежное вспомоществование". Им предложили от 25 до 100 руб., в зависимости от срока службы в монастыре (10-30 лет). Булатович назвал эти суммы курьезными. Монахи от такой "компенсации" их многолетнего безвозмездного труда отказались (34).

Из Андреевского скита 6-7 июля монахи уже пошли на пароход добровольно. 9 июля они отплыли в Одессу. По разным источникам их было от 614 до 651 человек (35).

Деятельность архиепископа Никона на Афоне вызвала негативные отклики. Патриарх Герман заявил, что уполномочивал Никона только увещевать имяславцев. Обер-прокурор Синода В. К. Саблер в составленном им по данному поводу докладе доказывал, что афониты были вывезены не по настоянию Синода, а по распоряжению Министерства иностранных дел. Все же в своем определении Синод признал "принудительное выселение имябожников светской властью делом печальной, но неизбежной необходимости" (36). Часть членов Синода считала высылку иноков в Россию ошибкой, так как они могли начать пропаганду учения Илариона и, пользуясь ореолом мученичества, иметь успех у массы верующих.

На пароходе, по прибытии его в Одессу, полиция допрашивала монахов. Делала она это поспешно, используя заранее подготовленные бланки, на которых, в частности, было напечатано, что нижеподписавшийся выехал из обители добровольно, претензий к ней не имеет, по своему желанию снимает монашеское облачение и впредь не хочет его носить. Часть иноков подписала бланки, другая часть отказалась. Личные вещи, имевшиеся у некоторых монахов (иконы с ризами и мощами, евангелия, псалтири, книги, рукописи, афонские шапки, рясы, деньги) отбирали (37).

17 июля на пароходе "Чихачев" в Одессу прибыли еще 212 афонитов, покинувших обители добровольно. Во время плавания 144 монаха высадились в Константинополе, опасаясь репрессий. И не напрасно. 37 иноков из всех вывезенных были задержаны в полицейском участке на 50 суток, 9 имяславцев держали 8 месяцев в монастырском заключении в одесском подворье Андреевского скита в тяжелых условиях и троих, обвиняемых "в открытом подстрекательстве к неповиновению и противодействию" (38), — в тюрьме Несколько сот остальных афонитов ожидали решения своей участи также в Андреевском подворье, в среднем 53 дня.

Еще 6 июля Синод принял решение, что русские подданные, получившие постриг на Афоне, в России не признаются монашествующими, пока они не выполнят трехлетний послушнический искус в одном из русских монастырей. Признанные Синодом в монашеском звании должны находиться в одном из афонских подворий в Одессе. Таких оказалось только 8 человек. Все остальные должны высылаться под гласный надзор полиции в места их приписки с воспрещением ношения монашеского одеяния. Во исполнение такого решения прямо в одесском порту афонитов переодевали в гражданскую одежду, насильно подстригали под обывательскую стрижку и до отправки оставляли в Афонском подворье. Кроме того, Синод распорядился, чтобы епископы не принимали афонитов в свои епархии (39 ).

Из мест приписки имяславцы ушли 30-40 лет назад. И там, куда их выслали, афониты оказались бездомными, без средств (40). Им долго не выдавали паспорта, что препятствовало нахождению какой-либо работы. Булатович утверждал, что большинство из высланных вследствие суровой монастырской жизни и старости уже не могли работать и, выброшенные на улицу, должны будут просить милостыню.

Константинопольский Патриарх, не оправдывая учения Илариона, обратил внимание Синода на то, что "с монахами, принявшими законным образом постриг на Афоне, нельзя обращаться как с мирянами и нельзя насильно заставлять их возвращаться в мир. Если они совершили поступок, который должен повлечь за собой снятие сана, то они должны предаваться церковному суду и лишь по утверждении приговора лишаться права носить мантию и клобук.

К этому мнению присоединились Патриархи Иерусалимский и Александрийский, усматривавшие в непризнании Синодом афонского пострига умаление престижа автокефальной Восточной патриархальной Церкви" (41). Однако Синод не отреагировал на мнение патриархов.

Синод не хотел заниматься судебным разбирательством с имяславцами, стараясь передать его Константинопольской Патриархии Но Герман V тоже не желал браться за разбор щекотливого афонского дела и в послании от 11 декабря 1913 года отклонил предложение Синода, предоставив ему самому определить судьбу афонитов. В кругах, близких к Синоду, подобный ответ расценили как нежелание предоставить возможность русским инокам, даже раскаявшимся, вновь водвориться на Святой горе.

Следовало бы ожидать, что Синод привлечет к церковному суду всех изгнанников, но его постановлением от 18 февраля 1914 года привлекались к суду только 25 афонитов, вероятно, руководителей движения. Суд, назначенный на 28 апреля при синодальной конторе в Москве, должен был рассматривать дела тех, кто не разделил мнение синодального послания от 18 мая 1913 года, и оправдать других. Не согласившись с тем, что церковные власти отказались рассматривать догматический спор по существу, обвиняемые заявили о своем отложении от Святейшего Синода, то есть от духовного общения с ним, и отказались явиться на суд. К этому заявлению присоединились более 300 афонитов.

В изложении Булатовича суд синодальной конторы в решении от 7 мая не нашел ереси в исповедании имяславцев, а бывшие подсудимые получили благоволение священнодействовать.

По другой версии Синод решил дело имябожников прекратить, объявив, что оно откладывается на неопределенное время. "По слухам, такой неожиданный оборот дело приняло после доклада Саблера в Ливадии" (42), где находился Николай II. Если придерживаться суждения Булатовича, то естественным последствием такого исхода все остальные иноки, которых насчитывалось более 800 человек, должны были быть оправданы.

По-иному представлял вопрос об имяславцах А. Ф. Лосев. Он считал решение Синода двусмысленным. Лосев отмечал: "Строго говоря, даже и сегодня вопрос об имени Божьем продолжает оставаться для церковных властей непроясненным и запутанным". В 1915 году Московский митрополит Макарий (Невский) и независимо от него Киевский митрополит Флавиан (Городецкий) предписали снова принимать в монастыри имяславцев без покаяния, так как их учение приемлемо для православия. Синод не препятствовал подобному решению. 2 сентября 1917 года имяславцы потребовали вновь расследовать афонское дело, в том числе действия Синода и архиепископа Никона. Собор откладывал вопрос до тех пор, пока после октябрьского переворота не был распущен. Новоизбранный Патриарх Тихон даже совершил с имяславцами совместное богослужение, но прежнее осуждение не отменил (43).

Следует остановиться на обвинениях архимандрита Мисаила в адрес российской прессы: "После развязки Афонских споров не только левая, но отчасти даже правая печать, отдав свои симпатии отпавшим от Церкви новым раскольникам, стала всячески защищать их и оправдывать, изображая их чуть ли не мучениками, и в то же время во что бы то ни стало стараясь очернить православную Церковь и представителей духовной и светской власти, решивших судьбу Афонских отщепенцев" (44).

Но это суждение представляется совершенно безосновательным. В прессе, в частности, в таких газетах, как "Голос Москвы", "Новое время", "Речь", "Утро России" излагалась, в основном, только фактическая сторона дела афонитов, без оценок и комментариев, да и то кратко. Такие оценки были даны в Государственной думе, где описанные факты вызвали бурную реакцию.

С ноября 1913 года в прессе стали появляться сообщения о готовящихся депутатами запросах по поводу афонских событий. На заседании Думы 4 марта 1914 года были внесены два заявления о запросах: по поводу неправильных действий и распоряжений правительства в связи с подавлением религиозного движения на греческом Афоне и по поводу незакономерных действий чинов администрации г. Одессы по отношению к доставленным с Афона русским инокам-имяславцам. Первое заявление подала группа октябристов, а инициатором второго явился прогрессист М. А. Караулов (45).

На заседании Думы 7 марта при обсуждении первого заявления Ковалевский, кроме изложенной выше части его выступления, сказал о втором важном вопросе— юридическом, о неопределенности правового положения лиц, с которых насильственно сняли монашеский сан при активном вмешательстве светской власти, лишившей их гражданских и имущественных прав, признавшей бывших монахов неблагонадежными и подлежащими надзору полиции. Закончил Ковалевский так: "Замечая полное равнодушие и бездействие правительства, а главное — нежелание встать на почву защиты права и законности, мы полагаем, что мера терпения исполнилась" (46).

Продолжая обсуждаемую тему, более резко выступил депутат Караулов, говоривший об истязаниях монахов на Афоне и в Одессе. Он рассказал о событиях на пароходе "Херсон" и в одесском порту и, перечисляя факты насилия над монахами (оскорбление словами и действиями, противозаконное взятие под стражу и содержание под арестом), квалифицировал их как нарушения соответствующих статей Уложения о наказаниях (47).

Решением Думы оба заявления были переданы в комиссию по запросам. 30 апреля Дума заслушала доклад комиссии, которая присоединилась к мнениям интерпеллянтов о незакономерности репрессивных мер против монахов. После обсуждения доклада Дума приняла решение обратиться с запросами к министрам иностранных и внутренних дел, финансов и юстиции (48).

Правительство не проявило инициативы выступить с разъяснениями по запросам, а Дума не ставила в повестку дня общего собрания выступления членов правительства (49) , возможно, из-за начавшейся воины. Тем не менее в результате рассмотрения дела имяславцев в Государственной думе русская общественность была подробно ознакомлена с фактами подавления религиозного движения русских монахов на греческом Афоне и с прогрессивной позицией либеральных депутатов Думы по этому вопросу.

В заключение необходимо отметить, что сложно отделить еретическое учение, которое может возникнуть по причине человеческой гордыни, от труда, устремленного на поиски путей новых интерпретаций божественных догматов. Не нам судить, чем было имяславие — первым или вторым. Может быть, следует считать, что Булатович следовал церковным канонам. Однако важно другое, именно то, что Синод своим бюрократическим подходом к вопросу сделал невозможной богословскую дискуссию.

Но все же главный вывод данной работы заключается в том, что российские духовные и светские власти жестоко расправились с инакомыслящими и беззащитными афонскими монахами.

-----------------------

1 Лосев А Ф. Имяславие //Вопросы философии. № 9, 1993 С 53.

2 На горах Кавказа. Беседа двух старцев-пустынников о внутреннем единении с Господом наших сердец через молитву Иисус Христову, или духовная деятельность современных пустынников. Баталпашинск, 1907

3 Семенов Н А. Фабрика Святых или св. гора Афон. М.—Л., 1925 С. 83.

4 Утро России. 27 июля 1913 г.

5 Зайцев Б. К Афон. СПб , 1992. С 132.

6 Прибавления к Церковным ведомостям № 34, 1913 С. 1519; Утро России 30 августа 1913г.

7 Правда о событиях, происшедших в первое полугодие 1913 г в Пантелеимоновом монастыре. М, 1913 С. 7.

8 Там же.

9 Утро России. 30 августа 1913 г.

10 Правда о событиях... С. 6.

11 Протат, или кинот, — учреждение, состоящее из настоятелей всех двадцати монастырей, осуществлявшее духовную власть на Афоне и подчиненное Патриарху.

12 Определение Святейшего Синода от 27 августа 1913 года за № 7644 // Церковные Ведомости. 1913. №35.

13 Государственная дума. Стенографические отчеты. 1913-1914. Созыв 4-й. Сессия 2-я. Ч. 3. СПб., 1914. Стб. 1578.

14 Зайцев Б. К. Афон. С. 132.

15 Утро России. 14 июля 1913г.

16 Определение Святейшего Синода...

17 Правда о событиях... С. 7.

18 Русская политика на Афоне. Беседа с П Б. Мансуровым // Новое время. 12 мая 1913 г.

19 Правда о событиях... С. 8-9.

20 Государственная дума. Стенографические отчеты...Стб. 1578; Определение Святейшего Синода. ..

21 Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 1278, оп. 5, ед. хр. 961, л. 29об.-30.

22 Государственная дума. Стенографические отчеты... Стб. 1578-1579; Утро России. 16 мая 1913 г.

23 Речь. 27 июля 1913 г.; Утро России 10 апреля 1913 г.

24 Речь. 12 августа 1913 г.

25 Определение Святейшего Синода...

26 Государственная дума. Стенографические отчеты... Ч. 2. Стб. 1546-1548.

27 Определение Святейшего Синода. .; Правда о событиях. С. 11-12.

28 Определение Святейшего Синода... '

29 Утро России 18 июня 1913 г.

30 Правда о событиях. С 12-13.

31 Там же.

32 Определение Святейшего Синода...

33 Утро России. 4 июля 1913 г.

34 Там же. 24 июля 1913 г.

35 Там же. 14 и 24 июля 1913 г.; Речь. 14 июля 1913 г.; Голос Москвы. 21 августа 1913 г.

36 Определение Святейшего Синода...

37 Государственная дума. Стенографические отчеты... Стб. 1564—1565.

38 Голос Москвы 21 августа 1913 г

39 Утро России 18 июля 1913 г , Государственная дума Стенографические отчеты Стб 1565

40 РГИА, ф 1278, оп 5,ед хр 961, л 32

41 Утро России 21 июля 1913 г

42 Утро России. 23 апреля 1914 г.

43 Лосев А. Ф. Имяславие. С. 57.

44 Правда о событиях... С. 6.

45 РГИА, ф. 1278, оп. 5, ед. хр. 961, л. 1-73

46 Государственная дума. Стенографические отчеты... Стб. 1548-1550.

47 Там же. Стб. 1550-1553, 1564-1566.

48 Там же. Стб. 1579-1580.

49 РГИА, ф. 1278, оп. 5,ед. хр. 961, л. 114-115.