Когда некоторые современные физиологи заявляют, что «личность», «сознание», «свобода», «воля» это иллюзии, продукты жизнедеятельности мозга (реагирующего на среду), они проявляют себя не как плохие физиологи, а как плохие философы. Они рассматривают «личность», «сознание», «воля» как очень ясные понятия, о которых и нечего философствовать. Хочу я в кино или нет? Как мозг решит, так и будет, и «я» это лишь псевдоним мозга.
При этом, наученные горьким опытом последних полутора веков, физиологи заранее предупреждают, что не берутся прогнозировать поведение или манипулировать поведением, потому что биохимические процессы возникают на таком глубоком уровне, где начинаются квантовые процессы, на подсчёты которых никаких компьютерных мощностей не хватит, да, возможно, там и в принципе подсчёты не помогут в силу принципа неопределённости. Так что придётся по старинке: пропагандой, приказами, угрозой расстрела и прочими пряниками и кнутами.
Все эти «открытия» всего лишь возвращают нас во времена палеолита, когда никто не говорил «личность», «сознание», «свобода». О чём тогда думали люди, мы не можем узнать, поскольку не было письменности. Возможно, таким будет и будущее человечества. Тупое добывание знаний и хлеба, без смысла и цели, кроме, возможно, «максимизации удовольствия». Хотя такое понижение задачи обычно ведёт вовсе не к максимизации удовольствия, а к минимизации убытков, и тут уже возможны весьма людоедские фиоритуры.
Личность (самосознание и свобода воли всего лишь следствия из идеи личности) легче всего описать по её следам — то есть, по её поведению. Бихевиористски. Только вот описание это парадоксально. Личность есть то, что неспособно оставить след. Следы личности — не личность, а иногда и анти-личность. Как сказал апостол Павел (послание к римлянам):
«Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (7:15).
Вот образец настоящего учёного. Подлинная объективность, достигнутая через интроспекцию — самый рискованный, но в случае корректности и самый продуктивный способ изучения личности.
Да, в быту мы считаем, что делаем то, что хотим. До первой депрессии. Потом мы справляемся с депрессией и возвращаемся в идиотскую самоуверенность в том, что мы равны себе.
Между тем, кажущиеся примитивными образы «сделал человека из глины и вдохнул в него Себя» — это ведь прежде всего о том, что человек не равен себе. Ощущение самоотчужения: то, что мне кажется собой — моё тело, моя психика — это не я. Это лишь горшок.
Это — сумасшествие? Раздвоение личности? Нормально считать себя равным своим психофизиологическим составляющим? Докажите! Но, начиная доказывать, помните, что «норма» — это социальный конструкт, а не природная реальность. Помните, что нельзя доказать ни то, что Бог есть, ни то, что Бога нет. Если человек считает себя образом Божьим, то на него недоказуемость тоже распространяется. Нельзя доказать, что человек есть, нельзя доказать, что человека нет. Но провозгласить можно. Можно заявить, что «человек» — это условность, бессмысленный набор фонем. Пожалуйста! Беседер, вы — не человек, ваш выбор! Просто примат, ничего личного.
Человек не Бога открывает, человек себя открывает. Верует в то, что он не продукт, а нечто или некто особое. Говоря более академическим языком: человек есть нечто, содержащееся в определённой структуре, но не сводимое к сумме элементов структуры и не содержащееся в этой структуре. У клеток, гормонов, мозга, печени, семенного канатика есть масса свойств и функций, которые влияют на человека, но они не есть человек. Ни каждая в отдельности, ни все вместе. То есть, нельзя сводить человека к его телу, включая психику, эмоции, чувства, да и решения с поведением. Бихевиоризм хорош для описания, но не для понимания.
Сделаем шаг назад — от 7 главы послания римлянам к 6. Павел озадачивается вопросом: когда человек любит, у него появляется ощущение свободы, раскованности, полёта... Значит ли это, что ему всё можно? Прямо наоборот! С точки зрения закона, внешнего поведения, количество запретов возрастает. Пассажир, летящий в самолёте, не может ни в пивную зайти, ни в бассейне поплескаться, он вообще очень ограничен в выборе.
Это банально, хотя далеко не всем ясно, и не всем приятно, и многие пытаются завести в самолёте пивную, но выходит всего лишь пивная с фотографией самолёта на стене.
Не банально другое — а Павел очень небанальный мыслитель. Он свободу любви описывает как рабство, он жизнь любящего человека описывает как смерть. Это уже что-то поистине шекспировское, маньеристско-елизаветинское, с вывертом. Так ведь Шекспир-то без Павла невозможен, выверты Шекспира — как и Павла — они не от праздной игры ума, а от вывертов реального мира.
Человек не может грешить, потому что он мёртв. Грешить может живой, а верующий Богу — мёртв. Откинул копыта. Прекратил нейрофизиологические процессы. Они для греха — нужны, а для любви — не обязательны. Для греха нейрофизиологические процессы и среда — единственная питательная среда, а любовь от всего этого отвязана. Верующий «жив для Бога», то есть, его личность определяется какими-то, говоря языком физиологии, нейрохимическими процессами совсем в другой реальности, в Творце реальности.
Что же, опять несвобода? Павел пожимает плечами и предлагает для верности вторую метафору: раб. Дулос. Был рабом греха, разложения, коррупции (а всякая биологическая жизнь есть всегда и разложение, увядание). Был марионеткой, инструментов, щупальцем распада. Но насколько веруешь — раб Бога. Образ Божий, псевдоподия Божия, эхо Божие. Раб с точки зрения тогдашнего права вообще предмет. Это даже хуже трупа. Труп зароют и забудут, а предмет будут использовать.
Павел — и верующий любой — совпадает с материалистом постольку, поскольку считает «личность» чем-то производным, не первичной реальностью. Совпадение даже шире, потому что ни один верующий не будет утверждать, что личностью рождаются (поэтому «ребёнок» ещё одна метафора для безличного существования). Личностью становятся. Это становление может быть изуродовано, купировано, обращено вспять.
Убить личность нетрудно, разрешения никто и спрашивать не будет. А вот рост личности — совсем другое дело. Симметрии тут нет. Можно сделать таблетки для потенции, но не пилюли для любви. Ну, конечно, можно просто отождествить любовь и потенцию, любовь и рекреацию, любовь и дружбу, любовь и товарищество, материнство, родительство. Но всем ведь будет ясно, что это мошенническое обращение со словами и явлениями.
Тут вера даёт однозначный ответ на вопрос о личности: «Сосуд она, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде». Ключевое слово: «мерцающий». Личность как язычок пламени, в любое мгновение могущий потухнуть либо уничтожить себя, а то и человечество. Личность — не решения, которые принимает человек, личность — то, что до решений, после решений, помимо решений.
Когда Павел призывает из раба греха стать рабом Божьим, из мертвеца в морге стать мертвецом в Боге, он призывает перейти от рабства к свободе? Формально — нет. Он призывает обрести личность? Формально — нет. Но личность и свобода не есть формы, как не есть они и материя. Поэтому всё-таки «стать рабом Божьим» — это как «стать рабом свободы». «Стать ребёнком у Вечного» — это «стать взрослым». «Стать трупом у Создателя жизни» — это всё-таки стать живым, живым по-настоящему, наотмашь, а не в пределах того, что можно облепить датчиками, обложить налогом или убить.