Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

 

Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец» - Николай Ежов. М.: РОССПЭН, 2008. 448 с.

В описи А, №21857

Номер страницы после текста на этой странице

См. библиографию. ЧК.

23 января 1935 г. Письмо Ежова Сталину.

3 декабря 1936 г. Доклад Ежова на совещании руководителей Лубянки.

17 февраля 1938 г. Выступление Ежова перед украинскими чекистами.

Заметка Кротова, 2008.

№ 2. Письмо Н. И. Ежова И. В. Сталину о предстоящем совещании руководящего состава НКВД СССР и материалы для доклада на совещании

Так же о разворачивании системы стукачества тут.

23 января 1935 г. Совершенно секретно

Тов. Сталину

1. Мне кажется, что недостатки Ленинградской ЧК при всех специфических особенностях Ленинграда и руководителей Ленинградской Ч К —явление более широкого порядка. Этими же недостатками в разной мере страдают и другие организации НКВД, в том числе и центральный аппарат.

В связи с этим я счел необходимым представить Вам ряд своих соображений о недостатках работы ЧК и некоторые мероприятия, которые, мне кажется, улучшили бы работу Управления Государственной безопасности НКВД.

Пока направляю записку об организации агентурной работы. В ближайшие дни представлю свои соображения по организации следственной работы и взаимоотношениях с прокуратурой (взаимоотношения с прокуратурой, по-моему, настолько ненормальны, что требуют вмешательства ЦК). И третья записка —о кадрах чекистских органов.

1 Вписано от руки.

232

В направляемой записке по организации агентурной работы я касаюсь только недостатков и не говорю о положительных сторонах работы, которые, по-моему, общеизвестны. Кроме того, считаю необходимым оговориться, что со всеми этими недостатками в агентурной работе довольно энергичную борьбу ведет руководство НКВД. Однако, и здесь, по-моему, без серьезной помощи со стороны ЦК не обойтись.

2. Мне сообщил тов. Ягода о том, что он согласовал с Вами вопрос о моем выступлении на совещании уполномоченных НКВД с критикой недостатков работы ЧК на примере Ленинграда. Без Ваших прямых указаний я выступить не могу.

3. По всем этим вопросам я прошу принять меня лично. Я займу немного времени. Если Вы не сможете меня в ближайшее время принять и будете считать необходимым мое выступление на совещании чекистов, прошу дать указание, могу ли я выступить в духе той записки, которую я Вам направил.

Ежов.

Приложение

Тов. Сталину

Совершенно секретно

Мне кажется, что недостатки Ленинградской ЧК при всех специфических особенностях Ленинграда и руководителей Ленинградской ЧК — явление более широкого порядка. Этими же недостатками в разной мере страдают и другие организации НКВД, в том числе и центральный аппарат.

В связи с этим, я счел необходимым представить Вам ряд своих соображений о недостатках работы ЧК и некоторые мероприятия, которые, мне кажется, улучшили бы работу Управления Государственной безопасности НКВД.

I. О размерах агентуры и организации ее работы.

Основой всей работы ЧК по розыску является агентура. Размеры агентуры и работа с агентурой организованы следующим образом:

1. Сеть агентуры общего осведомления. Это так называемые «осведомители». Сеть осведомления очень велика. Она по каждой области в отдельности насчитывает десятки тысяч людей. Никакого централи-

233

 

зованного регулирования размерами осведомительной сети нет. В каждой области она устанавливается произвольно и зависит, главным образом, от вкуса, методов и понятий о чекистской работе со стороны областных руководителей, а чаще всего со стороны рядовых работников областных управлений ЧК или их низовых организаций (райотделение, горотделение, оперсектора).

Всего по Союзу по недостаточно точным данным имеется 270.777 осведомителей. Кроме этого количества Оперативный отдел имеет осведомителей по неорганизованному населению, так называемое дворовое осведомление; затем специальная сеть осведомителей по Армии и транспорту. Учета осведомителей этой категории нет. Во всяком случае, общее количество осведомителей в целом по Союзу будет, примерно, составить 500 тыс. человек.

Настолько в этом деле господствует самотек, показывает сопоставление количества осведомителей по отдельным краям и областям. Например, Саратовский край имеет всего 1.200 осведомителей, тогда как Северный край— 11.942 чел. Такое же, примерно, соотношение и по другим сопоставимым краям и областям.

Осведомители никакого заработка от Наркомвнудела не имеют, работают бесплатно.

Работа осведомительной сети организована на следующих началах. Из числа наиболее активных осведомителей выделяются так называемые резиденты. Резиденту подчиняют в среднем 10 чел. осведомителей. Резиденты тоже работают бесплатно, совмещая работу в ЧК со своей основной работой по службе в учреждении, на производстве и т. п. Всего по учтенным данным по Союзу имеется 27.650 чел. резидентов. (Это количество не входит в названное мною выше число 270.777 осведомителей.) Таким образом, та или иная чекистская организация непосредственного общения с осведомителем не имеет. Он связан со своим резидентом, работающим добровольно и бесплатно. Через резидента ЧК получает осведомление от руководимой им десятки. В целом руководство осведомительной сетью возложено на Сек-ретнотиблитический отдел Управления Государственной безопасности у центре и на Секретно-политические отделы в краях и областях. Сеть агентуры специального осведомления. Это так называемые к<спецосведомители». Если в задачу осведомителей вообще входит осведомление обо всем, что он заметит ненормального, то в задачу специального осведомителя входит освещение только специальных вопросов. Исходя из этого, агентура специального осведомления формируется соответствующими отделами в Управлении Государствен-

234

ной безопасности под углом тех специфических задач, которые себе ставит каждый отдел в отдельности (ЭКУ —вредительство, диверсии; Особый отдел — шпионаж, террор, контрреволюция; Секретно-политический отдел — политические партии, духовенство и т. п.). Этот тип осведомителя по всему смыслу его организации должен быть более квалифицированным человеком, ориентирующимся в специальных вопросах. Соответственно ведущимся отделом разработкам они вербуются в определенных слоях населения (для освещения духовенства — главным образом среди духовников, для освещения интеллигенции —в среде писателей, художников, инженеров и т. п.). По типу спецосведомители — это нечто среднее между осведомителем вообще и настоящим агентом ЧК, ведущим активную разработку того или иного контрреволюционного образования. Спецосведомители работают тоже в подавляющем большинстве своем бесплатно, за редчайшим исключением.

В деле установления количества спецосведомителей господствует такой же самотек. Никакого централизованного учета этой категории осведомителей нет. Не знает его даже и взятый в отдельности каждый отдел Центрального управления. О количестве спецосведомителей знают только специальные отделы в краях, областях, республиках или в нижестоящих чекистских организациях, там где соответствующие отделы существуют. Насколько мне удалось ознакомиться в Ленинграде, количество этой агентуры тоже представляет собой внушительную цифру. По Ленинграду, если взять все отделы в целом, спецосведомителей насчитывается до 2 тыс. человек. В отличие от общих осведомителей спецосведомитель связан непосредственно с соответствующим отделом ЧК и направляет туда свою информацию. Промежуточного звена в виде добровольно бесплатно работающего резидента здесь, как правило, нет.

3. Сеть основной агентуры ЧК. Это так называемые агенты. Эта сеть агентуры оплачивается. Помимо оплаты за работу они получают и специальные суммы необходимые по ходу разработок (организация пьянки и т. п.). Сеть этой активной агентуры, работающей по определенным заданиям значительно меньшая, однако, и она по отдельным областям насчитывает иногда сотни людей. Состав агентуры тоже никем не регулируется, а устанавливается произвольно работниками краевых и областных управлений НКВД. Размеры этой сети находятся в прямой зависимости от характера ведущихся тем или иным областным или краевым управлением разработок. Никакого централизованного учета сети нет.

 

235

II. О порядке вербовки агентуры и руководстве ею.

Такое огромное количество агентуры само по себе в значительной степени уже определяет вопрос, кто вербует агентуру. Практически сложившийся порядок вербовки агентуры следующий.

1. По общей осведомительной сети вербовка, как правило, производится не собственным аппаратом ЧК, а бесплатно работающим резидентами, т.е. теми же осведомителями. Аппарат любого звена ЧК отгорожен стеной от осведомителей. Никого в глаза они не знают по той простой причине, что система организации руководства построена таким образом, что непосредственным руководителем осведомителей оказывается бесплатно работающий резидент.

Только резидент знает своих осведомителей, и только резидента знают в ЧК. Работа по вербовке агентуры и по ее руководству целиком построена на доверии резиденту. Если принять во внимание, что резидент руководит в среднем десятью осведомителями, что резидент вербуется тоже из наиболее активных осведомителей, что резидент имеет какую-то свою основную работу, то станет совершенно понятным, насколько слабо поставлено руководство осведомительной сетью. Для того чтобы активно руководить осведомительной сетью, давать ей повседневное направление в работе: какое именно осведомление интересует ЧК в зависимости от обстановки, — требуется очень много времени. Резидент, загруженный своей основной работой, такого внимания уделять осведомителю не может. Как правило, с осведомителями резидент встречается очень редко.

2. Спецосведомители вербуются соответствующими отделами органов ЧК (начиная от района и кончая Центральным аппаратом). Вербовка спецосведомителей фактически ложится целиком на рядовых работников соответствующих отделов ЧК. На основании выборочной проверки в Ленинграде установлено, что дело вербовки спецосведомления было почти целиком передоверено штатным практикантам и пом. уполномоченным, с которыми спецосведомители и поддерживают постоянную связь.

Руководство спецосведомителями тоже фактически находится в руках штатных практикантов и пом. уполномоченных. Если принять во внимание, что штатные практиканты и пом. уполномоченных являются самыми низшими должностными лицами в ЧК, ведущими на 90 % техническую работу, то станет совершенно очевидным, насколько неквалифицированно руководство спецосведомлением. Можно с уверенностью сказать, что почти каждый спецосведомитель по общему уровню развития, а также и по знанию конкретно порученного ему дела знает больше, чем его руковаз

236

 

3. Особое, исключительно ответственное значение имеет вербовка агента — платного работника ЧК по той или иной специальной разработке. Практика заграничных разведок, да и старой царской охранки показывает, какое огромное решающее значение в работе придавали делу вербовки нужного агента. Даже имеющаяся в этой области мемуарная и специальная литература показывает, насколь[ко] ответственным людям поручалось дело вербовки агентов и насколько сложен сам по себе процесс этой вербовки с точки зрения выбора агента. В самом деле, здесь играет роль не столько количество агентуры, сколько ее качество. Один хороший агент по той или иной организации может дать больше, чем сотня плохих агентов.

Кроме всего этого сама среда, из которой вербуется агентура, чрезвычайно разнообразна. В зависимости от характера разработки иногда необходимо вербовать и прямого белогвардейца, спекулянта, попа, политического деятеля и т. п. Отсюда очевидно, насколь[ко] острым сам по себе является вопрос о вербовке и в особенности о руководстве такого рода агентурой.

Несмотря на все это, и в этом деле господствует сплошной самотек. Вербовка этого рода агентуры тоже передоверена второстепенным людям. В подавляющем большинстве случаев агентов вербуют рядовые работники ЧК (уполномоченные, оперуполномоченные) и очень редко — начальники отделений, или начальники отделов. Правда, окончательное утверждение агента должно быть санкционировано начальником отдела, однако, это превратилось в пустую формальность, ни к чему не обязывающую. Как правило, начальник отдела, утверждающий завербованного агента в глаза его никогда не видит, а утверждает лишь по формальным признакам, представленным ему уполномоченным или начальником отделения.

В Ленинграде в деле вербовки агентуры дошли прямо до безобразия. Например, Особый отдел в 1934 г. однажды обнаружил, что у него почти нет агентуры, и решил обзавестись последней. Ныне осужденный зам. начальника Особого отдела Янишевский созвал всех работников отдела и установил контрольные цифры вербовки. Каждый работник Особого отдела, начиная с пом. уполномоченного, обязывался завербовать ежедневно не менее 10 чел. агентов. Некоторые ретивые работники Особого отдела, когда я их допрашивал по этому поводу, не только не понимали всей глупости и преступности такого рода вербовки агентуры, но хвастались, что они это задание перевыполнили, давая в день по 15 и 20 агентов.

Совершенно очевидно, что при таком способе вербовки агентуры не один десяток матерых контрреволюционеров воспользовались

237

широко открытыми дверями ЧК для того, чтобы, «завербовавшись», вести свою подрывную работу внутри ЧК. Факты, о которых я сообщу ниже, целиком это дело подтверждают.

Руководство агентурой тоже фактически находится в руках уполномоченного или оперуполномоченного. В редких случаях руководит сам начальник отделения и еще реже — начальник отдела. Благодаря такой системе руководства малоквалифицированных людей, часто очень квалифицированными агентами, фактически сводят руководство на нет и предоставляют все возможности агентуре дезинформировать ЧК.

II. Следственный аппарат ЧК.

Строго говоря, никакого специального следственного аппарата в ЧК не имеется. Если считать, что основой работы ЧК является розыск (агентура) и следствие, то между этими двумя видами работы никакого разграничения в ЧК не имеется. Как правило, человек, ведущий какую-нибудь агентурную разработку, он же ведет и следствие по этой агентурной разработке в случае ее окончания. На практике это дело представляется в следующем виде. Тот или иной уполномоченный, руководя своим агентом или группой агентов, доходит до такого момента агентурной разработки, когда он заводит следственное дело. Заведение следственного дела, а, стало быть, и аресты ему санкционирует начальник отделения. После этого этот же уполномоченный, руководивший агентурной разработкой, ведет следствие. Такое сращивание агентурной и следственной работы имеет наряду с целым рядом своих положительных сторон также и ряд отрицательных. К положительной стороне относится в первую очередь то, что работник ведущий следствие, знает дело, начиная с его истоков, т. е. с первой агентурки2. Зная агентурное дело, ему легче вести следствие. Кроме того, в процессе следствия, как правило, выясняется необходимость дополнительных агентурных разработок и новой агентурной установки, которые следствие и проводит. Отрицательной стороной этого сращения розыскной и следственной работы является то, что следователь часто дает много «дутых» дел. Дело в том, что в чекистской практике установилось понятие о квалификации работника, его пригодности и умении работать по ходячему выражению чекистов «сделал хорошенькое дельце». Так как результатом всякого «дельца» является хорошо завершенное следствие, то часто следова-

1 Опущены разделы «качественный состав агентуры» и второй вариант раздела «агентура».

2 Имеется ввиду агентурное сообщение.

238

тель одновременно руководящий и агентурной работой увлекается и дает направление агентуре в желательном для «дельца» смысле, иногда игнорируя серьезные данные агентуры, которые не совпадают с желанием следователя в нужном духе преподнести дело. Таких «дутых» дел в чекистской практике очень много. Если бы можно было бы разделить розыскную работу от следственной, т. е., чтобы розыск вели одни люди, а следствие — другие, в этом случае был бы обеспечен известный контроль следствия над розыском. Я не ставлю сейчас этого вопроса в плоскость положительного разрешения. Для меня не ясен вопрос, насколько это осуществимая вещь, тем более что положительные стороны такого сращения розыскной и следственной работы очень велики. Судя по просмотренным мною ленинградским делам, я должен сказать, что следствие люди вести не умеют. В большинстве случаев следователи — это оперативные работники, у которых более сильной стороной является не ведение следствия, а розыск. Оно и понятно, здесь требуется меньшая квалификация, меньшая культура и т. п. Я думаю, что основой основ слабой следственной работы является крайне низкая квалификация и общая грамотность чекистов. В самом деле, часто чекист из какого-нибудь отдела, как, например, ЭКУ или СПО ведет крупное следствие. Ему в процессе следствия приходится сталкиваться либо с крупными политическими деятелями, либо с крупными специалистами. Для того, чтобы изобличить этого человека, необходимы в первую очередь и общий довольно высокий уровень культуры и знание предмета, о котором идет речь в следствии. Во всяком случае, если не доскональное знание, то добросовестное изучение его в порядке ведения следствия. Ни того, ни другого, как правило, нет. Все это еще усугубляется тем, что кадры чекистских следователей совершенно не знают законов, тогда как эта, если можно так выразиться, процессуальная сторона дела играет немаловажную роль. Меж тем, отношения к этой стороне дела у чекистов самое пренебрежительное. Законы, как правило, рассматриваются как какая-то формалистика, законов не соблюдают в процессе всего следствия, а оставляют их на конец. У чекистов уже вошло в быт и их работу, когда окончено следствие —выражаться: «Ну, следствие окончено, надо будет оформить дело для прокуратуры». Это оформление — самая незначительная для чекистов и самая неприятная часть дела. Для того, чтобы на примерах проиллюстрировать все недостатки следственной работы, можно привести то же следствие по делу зиновьевцев в Ленинграде. При всех огромных положительных достижениях этого следствия, которые ни в какой степени нельзя умалять, оно имеет и целый ряд частных недостатков, порядка, о котором я говорил выше. К примеру, если

239

внимательно прочитать все протоколы следствия, то первое, что бросается в глаза, это общий для всех допрашиваемых стандарт вопросов. В большинстве случаев ответы тоже почти аналогичного порядка. Получается это потому, что следователи друг у друга списывают вопросы и часто требуют аналогичных ответов от допрашиваемого. В результате этого, если внимательно приглядеться к протоколам, стирается грань индивидуального допроса каждого подследственного. Результатом же этого и является то, что все протоколы, если в них внимательно вчитаться, политически слишком приглажены и подстрижены. Получается так, что все подсудимые все время вели контрреволюционную работу, достаточно было их арестовать ОГПУ и все начали каяться, политически оплевывать свое прошлое и одобрять мероприятия партии и советской власти. На деле это не так. Я сам был свидетелем этого (через меня прошли почти все подсудимые). Должен сказать, что многие из них ни в какой степени не раскаялись, наоборот, при аресте они лишь более ярко выпятили свое контрреволюционное лицо и сущность. Конечно, я не предлагаю записывать все ругательства, которые они произносили по адресу партии и ее руководителей, однако оттенить эту особенность в протоколах вообще можно было бы. Из них во всяком случае было бы видно более точно лицо врага.

И, наконец, последнее, на что следует обратить внимание с точки зрения недостатков следствия, это то, что в таком политическом деле правильно был поставлен упор на политическую сторону, однако, совершено обойдены вопросы техники. Меж тем, техника взаимоотношений с партийными и советскими органами, с органами того же ЧК, очень поучительна и интересна. На ней можно было бы заострить внимание наших партийных организаций не только с точки зрения общей политической бдительности, но и с точки зрения распознавания методов повседневной организационной техники врага. К примеру сказать, расстрелянный Румянцев — секретарь Выборгского райсовета: какие он взаимоотношения установил с Райкомом, с кем в районе он связывался, как держал себя, как он обманывал своего председателя, выдавая деньги своим политическим друзьям, как они встречались и т. д. Все это не мелочи, а очень серьезное дело в таком своеобразном контрреволюционном образовании как зиновьевская белогвардейщина. Они в методы и технику подпольной работы прошлого времени внесли очень много нового и своеобразного, вытекающего целиком из тех особых условий, в которых эта группа находилась в Советском Союзе. Само по себе двурушничество предопределяло иную техническую связь и технику взаимоотношений с окружающим миром. Таковы отрицательные стороны этого в общем и целом великолепного следствия.

240

 

Надо сказать, что на этом следствии сидели наиболее квалифицированные чекисты, однако и у этой наиболее квалифицированной части чекистов не хватает культуры и знания. Они в разговоре с оппозиционерами терялись, так как многие не знают не только оппозиционной борьбы зиновьевцев, но и истории партии вообще. Словом, у нас нет своих спиридоновичей1, которые нам позарез нужны.

III. Кадры.

Особенность ЧК такова, что кадры чекистов должны быть особо проверенными. Люди в ЧК находятся на таком остром участке политической работы, что от них требуется очень многое и в первую очередь, чтобы они были закаленными большевиками. В самом деле, связь с агентурой, состоящей часто из чуждых нам людей, отсутствие критики их работы, все это ставит чекистов в особое положение. Один предатель среди чекистов может наделать такую уйму контрреволюционных гадостей для Советского Союза, каких не может сделать целая организация.

Являются ли чекистские кадры в этом смысле если не идеалом, то во всяком случае приближением к нему? Пример состава чекистов ленинградской ЧК не говорит об этом. Мне пришлось, просматривая аппарат ленинградской ЧК, вычистить 280 чел. из оперативных отделов, причем надо сказать, что в число проверяемых не вошла милиция, ЗАГС, пожарная охрана и т. п., а вошло, собственно, только Управление государственной безопасности с его Особым отделом, ЭКУ, СПО, Оперодом и т. д. Из этих 280 чел. 180 чел. я вынужден был направить в лагеря и 100 чел. счел возможным использовать не на чекистской работе, а на работе в милиции, ЗАГСе, в пожарных частях и хозяйстве ЧК.

Среди вычищенных настолько много чуждых нам людей, что они в любой момент могли нас предать. У меня нет уверенности, что они не предавали. Есть бывшие белые офицеры, много дворян довольно видных фамилий, не меньше бывших троцкистов и зиновьевцев, значительная часть просто разложившихся людей и политически и морально. К примеру можно привести...2

Лично я думаю, что я вычислил мало, придется чистку еще продолжить, в особенности в части перевода из Ленинграда на чекистскую же работе в другие места. Однако, я этого проделать не мог по той ппйчине, что пришлось бы разгромить ЧК, тогда как работы было

1 Имеется ввиду А. И. Спиридович — генерал-майор царской полиции.

2 В тексте документа отточие.

241

очень много. Я условился с Ягодой так, что после того, как первая партия чекистского пополнения из других краев, которые мы наметили с Ягодой, придет в Ленинград, можно будет через некоторое время продолжить чистку и остального состава чекистов.

Что собой представляет оставшийся состав чекистов? В большинстве случаев это мало культурные люди. Как правило, они загружены с головой оперативными делами, почти совершенно не берут в руки книги, не читают не только политической и экономической литературы, но даже редко читают беллетристику. Кстати сказать, общее, что бросается в глаза среди чекистов, это пренебрежительное отношение к чтению, к культуре, к знаниям.

Такое положение с чекистскими кадрами, казалось бы, со всей остротой должно было бы поставить вопрос о воспитательной работе среди чекистов и об их учебе. На деле ни того, ни другого нет. Никакой серьезной политической воспитательной работы среди чекистов не ведется. Все дело сводится, как правило, к тому, что чекисты воспитывают, по любимому выражению многих, в духе «чекистской дисциплины». Если это можно называть серьезным воспитанием, то на этом дело ограничивается. Никакого политического воспитания людей в духе преданности партии, в духе большевистской бдительности, прозорливости, скромности — нет. Все воспитание слишком узко сконцентрировано на чекистских особенностях, на своей ведомственной специальности. В этом смысле для чекистов следовало бы взять в пример Красную армию, где наряду с прохождением специфических военных дисциплин, наряду с прохождением специальности, красноармеец и командир воспитываются политически настолько хорошо, что каждый из них проходит одновременно и прекрасную партийную школу. Достаточно сказать, что опыт выделения в качестве начальников политотделов 300 комиссаров полков блестяще себя оправдал, показав, что из них вышли едва ли не лучшие руководители политотделов МТС, хотя, как известно, партия дала немало квалифицированных людей с партийной работы в политотделы.

Особенность чекистской среды, плюс вся сума их воспитания отражается и на бытовых условиях чекистов. В подавляющем своем большинстве чекисты — это замкнутая среда и в быту их имеются массовые случаи «буржуазности». Достаточно сказать, что жены чекистов стали буквально нарицательным именем1.

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 118. Л. 1-9, 33-39. Копия.

 

 

№ 6. Доклад наркома внутренних дел СССР Н. И. Ежова на совещании руководящего состава НКВД

 

3 декабря 1936 г.

План доклада

1). Значение самокритики вообще и ее понимание. 2). Значение самокритики для нас (секретность и др.). 3). Вывод.

II.

Наши провалы и их причины 1). Провалы:

а) по троцкистам

4 года. Сигналы. Понимание; Дело Зафрана и др.

б) по правым.

в) другие не лучше. 2). Причины:

а) Не искать субъективных

б) Объективные суть — организационные

1 На следующем листе дела (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11 Д. 729 Л. 85).

252

III.

Организационные задачи 1). Формула Сталина. 2). Аппарат разведки. 3). Утверждение структуры ЦК — начало.

IV.

Суть новой организационной перестройки. 1). Ликвидация ЭКУ. 2). Создание КРО. 3). Особый арм[ейский] отдел. 4). Разделение Оперода. 5). Тюремный отдел.

V. Это начало

1). Следственный отдел.

2). Кончить с функционалкой.

3). Что дать розыску.

Философский смысл всего.

Агентурно-розыскн[ой] центр

Разведка.

4). Местный аппарат

а)район

б) область

VI.

Милиция и аресты 1). Анализ арестов (35-36 гг.) 2). Значение милиции. 3). Создание аппарата.

VII. Кадры

1). Внимание к подбору и расстановке. Тип чекиста. 2). Наши меры. 3). Что делать Вам.

VIII.

 

О троцкистских делах.

 

253

IX.

О ведомственности и партийности.

X.

Перестроиться и вперед.

Строго секретно

ДОКЛАД

 

Народного Комиссара Внутренних Дел СССР тов. Н. И. Ежова на совещании народных комиссаров внутренних дел республик, начальников краевых и областных управлений НКВД и руководящих работников центрального аппарата НКВД СССР.

Товарищи, разрешите считать наше совещание открытым. Я хотел бы поставить перед Вами ряд вопросов и объяснить, в частности, последнее решение Центрального Комитета партии о перестройке нашего аппарата.

Если нет возражений, давайте начнем.

Так вот, товарищи, прежде всего, прошу Вас не считать меня докладчиком в обычном понимании этого слова.

Я поставил своей задачей дать характеристику нынешнего состояния работы нашего разведывательного органа — Управления Государственной Безопасности, указать на причины провалов, обнаружившихся в работе этого органа, остановиться на некоторых важнейших очередных задачах.

Я не ставлю своей задачей дать ответ на все стоящие перед нами очередные вопросы.

Во-первых, к этому время еще не приспело и, во-вторых, для этого надо было бы потратить времени значительно больше, чем мы сейчас располагаем.

Но, тем не менее, на некоторые вопросы я попытаюсь дать Вам ответ, одновременно поставив эти вопросы перед Вами на разрешение.

Первый вопрос, который я хочу перед Вами поставить, это вопрос о самокритике. Я его хочу поставить не в том смысле, чтобы призывать Вас здесь к самокритике, а в том смысле, чтобы каждому из нас в отдельности и всем вместе попытаться проанализировать работу нашего органа на пройденном этапе с тем, чтобы, оттолкнувшись от этого прошлого, двинуться вперед.

254

Вы знаете, что в условиях нашего советского строя самокритика является той движущей, а в известной мере и решающей силой, которая создает крепость нашего государства. Без самокритики мы имели бы невероятное количество таких недостатков и провалов, которые затянули бы строительство социализма в нашей стране.

Надо иметь в виду, что у нас особое государство с однопартийной системой политического руководства, где наша партия, единая партия руководит всем государственным организмом снизу доверху. У нас нет места элементам, предположим, обычной парламентской системы, где есть разнородные партии, критикующие правительство слева, справа, с центра, в результате чего правительство находится под постоянным обстрелом. У нас однопартийная система и поэтому главной движущей силой у нас является самокритика.

Без того, чтобы мы изо дня в день вскрывали свои недостатки и анализировали причины этих недостатков, двигаться вперед нельзя.

Я думаю, что не меньшее значение самокритика имеет и для работы наших органов. Самокритику мы понимаем не в том смысле, чтобы выходить на трибуну, произносить всяческие проникновенные речи и бить себя в грудь. Мы понимаем самокритику вовсе не в том смысле, что люди должны обязательно друг друга крыть, как это часто в просторечии понимают, находя, что самокритика произошла от слова «самокрытика», т.е. друг друга кроют. Мы понимаем самокритику в партийном смысле слова. А такая самокритика позволит нам оттолкнуться от сегодняшних задач и поставить совершенно реальные и ясные новые задачи.

Почему самокритика нам очень здесь важна.

Мы — орган, который не критикуется со стороны. Возьмите любой наш советский орган, например, Наркомтяжпром со всей его разветвленной системой хозяйственных организаций или любой другой наркомат. Они могут подвергаться любой критике извне, будь то в печати или на собраниях.

НКВД —орган, который в этом смысле общей критике почти не подвергается, за исключением отдельных небольших сторон его деятельности.

Условия нашей работы, особые условия конспирации и секретности не позволяют внутри у нас применять самокритику в столь широкой форме, как мы это можем развернуть в любой партийной организации, на заводе, в учреждении и т. д. Во всяком случае, действенность самокритики у нас ограничена даже тем, что мы не можем критиковать конкретных фактов из оперативной работы. А если это так, если у нас ограничены возможности самокритики, размеры ее и т.д., то

 

255

возможностей загнивания, своеобразного, у нас объективно имеется гораздо больше, чем в других местах.

Поэтому я и ставлю вопрос о том, что, если я сегодня хочу покритиковать кое-какие пройденные этапы нашей работы, то вовсе не для того, чтобы искать персонально виновных в этом деле людей, не для того, чтобы обязательно кого-нибудь зацепить, а для того, чтобы все мы вместе уяснили себе пройденный этап и могли двигаться вперед.

Товарищи, если с этой точки зрения посмотреть на нашу прошлую работу, то, при всем том, что каждый из нас в отдельности и всем мы, вместе взятые, очень много работаем, делаем по-своему свое дело, у нас имеется уйма недостатков, уйма провалов, без уяснения которых мы не сможем исправить нашей работы и, во всяком случае, не сможем себе наметить с необходимой ясностью перспектив нашей работы и наших ближайших задач.

Об ошибках и провалах в нашей работе

Каковы же эти общие недостатки нашей работы и наши отдельные провалы?

Прежде всего, давайте поставим вопрос о таком наиболее остром и, может быть, общем нашем провале, как провал нашей чекистской работы в деле разоблачения троцкистско-зиновьевской контрреволюционной шайки. Мы здесь без всякого преувеличения можем сказать, что с разоблачением этих мерзавцев мы запоздали, по крайней мере, на четыре года.

Видите, бывают иногда отдельные провалы на том или ином участке хозяйственного строительства.

Мы за такие провалы любых людей соответствующего ведомства ругаем и бьем. Иначе и быть не может. В этом, собственно, и вся сила нашего строя. Когда люди не понимают, что они делают, плохо работают, не справляются с делом, мы их наказываем, снимаем, ругаем, В таких случаях на отстающий участок нередко наваливается вся партия, помогая вытаскивать этот участок из провала.

Такие провалы в других ведомствах менее остро чувствуются. Провалы же в нашем деле сказываются на всем упрочении советского государства. Наиболее острым в этом смысле явился такой наш провал, как запоздание с разоблачением к.-р. троцкистско-зиновьевского заговора. Этот провал нашел непосредственное отражение в деле убийства Сергея Мироновича Кирова.

Если отвлечься от персональной вины непосредственных физических убийц и их вдохновителей и организаторов, то ответственность за убийство тов. Кирова также лежит и на наших органах. Об этом мы

256

уже говорили года два тому назад. Совершенно бесспорная истина, что тут мы прозевали. Тем более, казалось бы, что такой факт, как убийство тов. Кирова, должен был мобилизовать все наши силы на исправление тех недостатков, которые выявились в нашей работе. Но на деле получилось, что должно было пройти, по крайней мере, полтора года после убийства тов. Кирова для того, чтобы наши органы начали такое развернутое разоблачение контрреволюционного троцкизма, как это мы имеем сейчас.

Стало быть, говоря по партийному, по большевистски, а мы о чекистах судим так, что чекист это, прежде всего, большевик-передовик, революционер, человек, который не стоит на месте и не загнивает, который находится все время в действии, в поисках врага,— тем более недопустимо, чтобы после такого сигнала, как убийство тов. Кирова, потребовались такие длительные сроки для вскрытия корней контрреволюционного троцкизма.

Товарищи, теперь для нас не секрет, что к.-р. троцкистская организация свои тактические задачи, которые сводились к террору, пораженчеству, вредительству, диверсии и т.д., сформулировала давно. Спор о сроках— 1931 или 1932 г.—дела не меняет, но бесспорно, что, по крайней мере, с 1932 г. все направление к.-р. деятельности троцкистско-зиновьевского блока заключалось в организации террористической борьбы против руководителей нашей партии и советского правительства, в широкой организации вредительства и диверсий. Эта фашистская банда пыталась организованно подорвать основы советского строя.

Этим усугубляется наша в[ина. Она усиливаетсЯ/Сще и потому, что это были не контрреволюционные проявления одиночек, отдельных враждебных советскому строю людей. Разоблачение таких к.-р. одиночек дело очень^^^удное^Но тот факт, что мы не сумели вовремя раскрыть существовавшей широко разветвленной троцкистской организации, которая имела свой центр и свои местные группы, несомненно усугубляет нашу вину, так как, вы сами понимаете, как чекисты, что, с точки зрения разведки, с точки зрения розыска, гораздо легче разоблачить уже сложившуюся организацию, тем более такую широкую, как троцкистско-зиновьевсккая, чем выявить террористов-одиночек.

Чем еще усугубляется наша вина? Тем, что у нас все-таки были сигналы. Сейчас, просматривается старый агентурный материал и по центру, и по периферии (я убежден, что если каждый из вас на месте покопается, то тоже найдет кое-какие зацепки), мы обнаружили, что у нас было кое-что настолько осязаемое, что надо было двигать это

257

дело вперед, разворачивать его. Но, несмотря на эти сигналы, мы все-таки прохлопали к.-р. троцкистско-зиновьевский заговор.

Дело Зафрана

Я могу привести следующий пример, наиболее характерный. Он относится к Московской области и к СПО центра. В 1933 г. некий агент Зафран1 был связан с группой троцкистов, в том числе с Зиль-берманом, Хрусталевым и Дрейцером. Для того чтобы отвести заранее возможные предположения о самом агенте, я, прежде всего, скажу вам несколько слов об этом агенте. У него имеется масса недостатков, не только общечеловеческих, но и политических. Поэтому были некоторые основания предполагать, что этот агент может путать и провоцировать. Но одно дело персональное отношение к агенту, а другое дело объективный материал.

Задача чекиста заключается в том, чтобы отбросить весь наносный материал, который имеется у агента, взять то, что надо, уцепиться за основное и вытягивать всю цепочку звено за звеном.

Больше того, скажу вам: эта задача относится не только к чекисту. И с точки зрения общегражданской, мало ли бывает случаев, когда самый что ни на есть сволочной из сволочных, и вдруг дает сигнал, благодаря которому мы начинаем двигать дело. Так, что, повторяю, персональное отношение к агенту может быть самым отрицательным, но тут надо уметь брать объективные факты.

С точки зрения персональных качеств, повторяю, были некоторые основания считать Зафрана и провокатором, и плохим агентом, но, тем не менее, он сообщал об объективных фактах следующего порядка.

В 1933 г., связавшись с Зильберманом, Хрусталевым и Дрейцером, Зафран в своих агентурных донесениях совершенно бесспорно доказывал, что поведение троцкистов и зиновьевцев, в том числе и вождей, которые выступали на 17-м съезде партии с покаянными речами, является двурушническим. Двурушничество их проводилось исключительно с целью еще большего законспирирования существовавшей контрреволюционной организации. Дальше Зафран сообщил о том, что организация переходит к методам террора. Он сообщил о целом ряде конкретных фактов, в том числе и о воровстве государственных средств с целью поддержки троцкистско-зиновьевской организации. Он высказал предположение о существовании Московского центра, не называя его Московским центром, но говоря, что в

1 О деле Зафрана Ежов также рассказал в своем докладе на февральско-мартовском (1937) пленуме ЦК ВКП(б) и этот эпизод вошел даже в резолюцию пленума. (См.: Вопросы истории. 1994. № 10. С. 23-24; Там же. 1995. № 2. С. 24.)

258

Москве существует активная группа троцкистов, в которой активнейшую роль играет Дрейцер, несмотря на то, что последний в то время был директором завода в Восточной Сибири.

Словом, если читаешь все агентурные материалы (а я прочитал их все), то создается такое впечатление, что в агентурных материалах этого самого Зафрана сообщались всякие, проверенные жизнью, факты. Я исключаю отдельные литературные обобщения Зафрана, но факт остается фактом.

Все это шло хорошо до одного печального случая.

Зафран однажды сидел у Зильбермана и увидел у него к.-р. листовку, вернее, Зильберман показал ему троцкистскую листовку, которая критиковала решения XVII съезда партии. Зафран попросил дать ему эту листовку. Зильберман ему отказал, но затем дал, сказав: «Сядь и перепиши эту листовку, а потом кого надо — ознакомь». Зафран и переписал ее в свой блокнот.

Кстати сказать, к несчастью, в этом блокноте Зафран записывал все свои агентурные сообщения. Отсюда начались все его злоключения.

Работники б[ывшего] ПП ОГПУ Московской области получили от Зафрана эту листовку. В это время шла Московская парт, конференция. Тов. Реденс передал листовку тов. Кагановичу, который в своей речи сообщил об этой листовке. (Реплика: листовка была озаглавлена: «Как понимает Каганович ленинизм».)

Да, да. Когда тов. Каганович использовал эту листовку в своей речи, тогда товарищи вынуждены были арестовать Зильбермана и Хрусталева. Началось следствие. Зильберман и Хрусталев отрицали предъявленное им обвинение.

Затем москвичи поставили перед центром вопрос об аресте Дрейцера. Так как Дрейцер являлся в это время директорем-завода, то в центре заинтересовались этим вопросом и дело повернулось следующим образом:

Через некоторое время был арестован сам Зафран и ему учинили допрос, обвинив его в провокации.

Допрос, я должен сказать, был довольно пристрастным. Я прочел стенограмму допроса, который был проведен тов. Рутковским, и в котором принимал участие тов. Радзивидовский, причем тов. Радзивиловский тоже, в известной мере, поддался на эту провокацию.

Ну, словом, товарищи, когда читаешь сейчас протокол этого допроса, то его ошибочность бьет в нос, потому что кто бы ни прочитал эту стенограмму допроса, сразу увидит, что допрос весь пестрит такими примерно, формулировками: «Кто вам сказал, что троцкисты — такие дураки, что они такими делами занимаются?».

259

Каждый из вас может задать вопрос, кто же это так допрашивал Зафрана, а некоторые скажут, что, может быть, здесь что-то неладно.

Но дело в том, что следствием была поставлена задача во что бы то ни стало разоблачить Зафрана, а раз центр тяжести перенесен с разоблачения врага на разоблачение самого агента, то, естественно, что ослабло, внимание к врагу, уже стал второстепенным вопрос о допросе арестованных и т. д. Словом, долго ли, коротко ли, Зафрану было предъявлено обвинение в провокации и в качестве основного документа, который послужил основанием для заключения его в концлагерь на пять лет, фигурировала, якобы, подложная листовка, им написанная. Я должен сказать, что читал эту листовку. Она не могла быть подложной потому, что она была опубликована в троцкистском бюллетене. Зафран ничего не выдумывал, а просто переписал эту листовку. За то, что Зафран сам составил эту листовку, якобы, с провокационной целью, ему дали пять лет.

Товарищи, надо сказать, что если бы Вы ближе ознакомились с этим делом, то увидели бы, что Зафран никогда этой к.-р. листовки составить не мог, потому что она написана квалифицированным политическим языком, каким Зафран отнюдь не обладает.

Нет никаких сомнений, что это творчество не рук Зафрана. И если бы расследовавшие это дело товарищи лучше его продумали, то увидели бы, что делают здесь большую ошибку.

Во всяком случае, если даже исключить всякую возможность политической ошибки, то здесь сделана юридическая ошибка, когда Зафран был осужден, как автор этой листовки.

Далее, Хрусталев и Зильберман были освобождены. Дрейцер каким-то образом узнал, что здесь, у вас, ведется дело и написал заявление, в котором выразил возмущение, что его Зафран оговаривает, назвал Зафрана прохвостом, сволочью и т.д. Кто передал Дрейцеру о ходе следствия, неизвестно. Во всяком случае, о следствии Дрейцер каким-то образом узнал.

Еще несколько характерных деталей этого дела. Дрейцер в то время не был арестован. Сейчас, как известно, Дрейцер расстрелян, как активнейший член московского троцкистско-зиновьевского террористического центра. Хрусталев, о котором я говорил, это тот самый Хрусталев, который содержал конспиративную квартиру на Дорогомиловской улице, откуда велись наблюдения за маршрутами тов. Сталина. Зильберман осужден, кажется, на 5 лет по делу убийства Сергея Мироновича (Голоса: «Да»).

Мы сейчас затребовали этого Зильбермана из концлагеря, так как его дело нужно посмотреть в новом свете. Я думаю, что его постигнет та же участь, которая постигла Дрейцера и Хрусталева.

260

Затем еще целый ряд деталей. После убийства С.М. Кирова этот самый Зафран, находившийся в лагере в Караганде, убежал оттуда. Приезжает он в Москву и звонит с вокзала: «Вот я прибыл такой-то и такой-то. Я убежал, так как был прав, и прошу поэтому снять с меня судимость». Его арестовали. Не знаю, долго ли его держали или нет. Но он подал заявление на имя тов. Сталина, на мое имя, на имя прокурора. Это дело было предметом разбирательства в Комиссии Партийного Контроля. Предложено было Зафрана освободить. Его освободили, послали на курорт, материально его устроили и т.п. Но несколько месяцев тому назад он был вновь арестован по другому делу. В чем заключается последнее дело, этого касаться не буду, тут дело темное. Собрались там бывший агент Зафран, бывший уполномоченный райотделения НКВД и организовали какую-то террористическую группу, которая была снабжена оружием. Это дело надо расследовать: либо это действительно опасное дело, либо это чепуха. Но повторяю, что этого дела я не касаюсь; это дело мы разберем особо; непосредственного отношения к нашему сегодняшнему разговору это дело не имеет.

О причинах наших провалов

Дело Зафрана —это лишь иллюстрация к тому, что были сигналы, которые давали нам все нити в руки, а мы этих сигналов не восприняли и отвергли. Что здесь такое: предательство или отсутствие бдительности? Сознательно было дело провалено или, как формулировал тов. Сталин в письме, написанном после убийства тов. Кирова, что с чекистами сыграло злую шутку отсутствие у них партийного чутья?

Я думаю, что, вернее, здесь последнее. Вернее последнее, потому что просто у товарищей не хватило ни чутья, ни нюха, ни бдительности, ни остроты для того чтобы ухватиться за эти факты.

Я эти факты привел как иллюстрацию, и, повторяю, что это не единичные факты, что были и другие, не менее яркие факты. Мне кажется, что здесь было отсутствие самой элементарной бдительности, чутья и оперативного нюха. Товарищи прохлопали в этом деле, просто не верили, что троцкисты могут перейти к такому острому методу борьбы, как террор, рассматривали это дело, как какую-то антипартийную контрреволюцию. Во всяком случае, никто не предполагал, что на фоне наших гигантских успехов найдутся настолько обнаглевшие люди, которые перешли к таким острым формам борьбы с нашей партией, с нашим социалистическим государством. Этого не предполагали, так как люди увлеченные успехами социалистического строительства, смотрели сквозь розовые очки на жизнь, говоря: «Какая, к черту, контрреволюция, откуда ей взяться? Мы имеем такие успехи, такие достижения, а тут контрреволюция, просто бессмыслица какая-то».

261

Люди не понимали элементарных вещей. Тов. Сталин сказал, что по мере укрепления нашего советского государства, по мере роста наших успехов, остатки разгромленных нами, но недобитых враждебных нам классов будут переходить ко все более острым формам борьбы. Для чекиста непонимание этой истины тем более непростительно, что его задача не только радоваться нашим успехам. Радуйся тебя не исключают из общей партийной массы, из общей массы советских граждан. Но ты поставлен не для того, чтобы только радоваться и не для того, чтобы кричать ура, а для того, чтобы вылавливать врагов, которые, разумеется, не только не радуются нашим успехам, но всеми силами им противодействуют. Ты должен заранее предполагать, что такие враги есть и еще будут.

Товарищи, я еще раз повторяю, что не хочу искать субъективных причин, т.к. если мы будем искать конкретных виновников, то никогда из этого болота не вылезем. Здесь есть какие-то общие, объективные причины. Мне кажется, что имеется целый ряд объективных причин, приведших к тому, что мы запоздали с раскрытием троцкист-ско-зиновьевского заговора.

В чем эти объективные причины заключаются? Мне кажется, что одной из решающих причин, обусловивших ряд провалов в нашей работе, является то, что мы вопреки тому, что уже давно проникло в сознание, в весь организм нашего государства, в поры партийных, советских и других организаций, не придали должного значения организационному вопросу, который сейчас является одним из центральных вопросов, стоящих перед органами НКВД.

Мне кажется, что в основном одной из объективных причин наших провалов является то обстоятельство, что в области организационной мы отстали от уровня наших политических задач и плохо перестроились под этим углом зрения. Под организационными задачами я имею в виду всю сумму организационных вопросов, которые должны стоять в центре внимания всей нашей работы. Одной из главных задач, которые стоят перед любым партийным и советским учреждением в нашей стране, является доведение отстающих организационных задач до уровня политических задач1. Мне кажется, что в этом вопросе мы не только здорово отстали, но частенько не понимали значения самого вопроса об организационном руководстве, не поставили его в центр нашего внимания и не задумывались над тем, что это мешает успеху дела.

В чем это отставание сказывается? Прежде всего, есть ли это отставание?

1 Подчеркнуто в тексте документа.

262

О следствии и агентуре

Мы говорим, определяя свою роль, что НКВД является органом борьбы с контрреволюцией. Но так как известно, что контрреволюция у нас не действует открыто, контрреволюционеры не ходят по улицам, не бьют стекол и не носит знамен, легально не существуют, не издают своих газет, а наоборот, существуют нелегально в своеобразных условиях нашего советского строя, то, прежде всего, мы должны быть органом политического розыска. Если мы орган политического розыска, то совершенно бесспорно, что агентура у нас должна быть основой основ.

Когда у нас начинают говорить об агентуре, то часто любят выражаться, что это наши глаза, наши руки, наши ноги и перечисляют все части нашего тела.

Я говорил еще на прошлом совещании1 о том, что бывают разные глаза. У одних они бывают очень близорукие, а у других дальнозоркие; бывают также разные ноги и руки. Бывают разные уши: одни глуховатые, а другие наоборот. Дело не в этом. Дело в том, что основу основ нашей работы должна представлять собой агентурная работа, как рычаг политического розыска. Исходя из этого, казалось бы, что организационные вопросы, вопросы обслуживания агентуры, руководства агентурой должны были стоять в центре нашего внимания. Во всяком случае, орган розыска должен бы быть занят агентурой, по крайней мере, на 80-90%, если не больше.

А так ли у нас, товарищи, на деле?

На деле у нас организационные задачи поставлены с ног на голову, так как на 80 или 90% мы заняты не агентурной работой, а след1 ствием.

За следствие мы награждаем людей, за следствие мы делаем поощрения, и за следствие охотнее всего у нас берутся. А вот агентурные комбинации, хорошая агентурная разработка у нас не всегда бывают, так как за это не награждают. Не всегда так бывает, чтобы чекист, встретившись с агентом, получил у него серьезные сведения, взял из них основное, дал им соответствующее направление, влез куда полагается.

Вообще, у нас нередко говорят, что агентура —это темное дело: «Ну, что я там буду делать с агентом, у следователя дело вернее: расколол, взял показания и кончено».

Вот, товарищи, какое соотношение получилось у нас между розыскной работой и следственной.

1 См. док. № 2.

263

Агентурой надо руководить, направлять ее, придумывать всякие оперативные комбинации, словом, разворачивать всю огромнейшую уйму работы, которая стоит перед чекистом. У нас же эта работа была в загоне в то время, как следственные функции непомерно выросли. У некоторых наших чекистов создалась такая традиция: «Беру,— говорит,— его на раскол». Его спрашивают: «Аматериал есть?» — «Да нет, — говорит, — кое-какие зацепки имеются, думаю, что он расколется».

Если поставить эти задачи, исходя из той точки зрения, которую формулировал тов. Сталин — ликвидации отставания организационной работы от уровня политических задач, то применительно к руководству нашей оперативной и розыскной работой это будет выглядеть следующим образом:

Политические задачи розыска заключаются в том, что он должен выявлять врагов советского строя. Наш вождь тов. Сталин говорил о том, что, по мере роста наших успехов, по мере того, как мы крепнем, оголтелому врагу ничего не остается, кроме того, как прибегать к террору.

Тов. Сталин говорил о том, что могут ожить и зашевелиться и окраинные к.-р. националистические группы и меньшевики и эсеры.

Вот в этом политическом разрезе и надо рассматривать основные задачи, стоящие перед розыском.

Мы с каждым годом все ближе и ближе к войне. Иностранные разведки активизируются, развивают на нашей территории лихорадочную деятельность. Поэтому работа нашей разведки должна быть перестроена таким образом, чтобы мы могли успешно и вовремя вскрывать и ликвидировать врага. Как я уже говорил, у нас организационно получилось так, что следствие, несомненно, весьма важный участок нашей работы, является преобладающим элементом: тут мы проявляем все наши таланты, на этом деле у нас выявляются организаторы, здесь работают оперативники. А агентурно-розыскная работа находится на задворках.

Это и есть отставание организационной работы от уровня тех огромнейших политических задач, которые стоят перед нами на современном этапе.

Мне кажется, что это отставание и является в известной мере тем объективным фактором, который обусловил ряд наших провалов. Я говорю — объективным — не в том смысле, что есть какие-то объективные причины, которые мы были бы неспособны преодолеть. Я указал на объективную причину для того, чтобы не искать субъективной вины, потому что если мы будем искать субъективную вину, то мы

264

докопаемся до очень многого. В частности, я сам за последние два года был очень близок к работе наших органов. Во всяком случае, я должен сказать, что у Вас не проходило ни одного серьезного политического дела, о котором бы я в той или иной мере не был информирован. Но дело не в этом.

О реорганизации ГУГБ

Теперь, товарищи, разрешите подойти к той реорганизации, которую нам утвердил недавно Центральный Комитет Партии.

Вы уже знаете об утвержденной ЦК схеме организационной перестройки ГУГБ. Я считаю, что это только начало, что, собственно, этим решением мы еще не задаваем всех вопросов коренной ломки нашей работы, а только делаем первый шаг. Почему именно так, я скажу дальше. Я не буду касаться отделов ГУГБ, которые не претерпели реорганизации, а только тех отделов, которые или вновь создаются, или ликвидируются.

О ликвидации ЭКО и организации KPО

Прежде всего, о ликвидации Экономического отдела. Существование Экономического отдела было до тех пор оправдано, пока у нас были элементы для работы этого отдела. Это были следующие элементы: 1) то, что в товарообороте существовал частник, занимавший там довольно солидное место; 2) то, что в промышленности у нас также была некоторая прослойка частного капитала; 3) то, что у нас не была еще коллективизирована деревня, в которой имелись элементы роста капитализма, экономическая основа которой не была еще подорвана и откуда, как говорил Ленин, ежечасно, ежедневно, в массовом масштабе рос капиталист; 4) наконец, то, что государственный аппарат, я имею в виду, главным образом, среднее и низовое звенья государственного аппарата, — был в значительной мере не в руках наших специалистов, а специалистов старой формации.

Наличие таких объективных фактов, оправдывало существование Экономического отдела. Но так как у нас сейчас нет частника ни в товарообороте, ни в промышленности, так как деревня у нас коллективизирована и всякие основы для роста капитализма в деревне подорваны окончательно; так как государственный аппарат у нас в подавляющей своей части из наших людей, воспитанных при советской строе либо частью перевоспитанных, то изменившаяся обстановка, собственно говоря, привела давным давно к самоликвидации Экономического отдела. Те дела, которыми в последние годы занимался Экономический отдел, можно было отнести целиком к борьбе

265

со всеми видами контрреволюции. Здесь ЭКО был силен и давал хорошие дела. Что же касается всех других дел, которые были характерны для предыдущего периода, то ЭКО в последние годы совершенно их не давал, так как почвы для этой работы не было.

Поэтому, мне кажется, что ликвидация Экономического отдела созрела, так как нет объективных предпосылок для дальнейшего существования Экономического отдела в том виде, в каком он существовал раньше.

Вот, собственно, причина ликвидации ЭКО.

Но это не значит, что мы ликвидируем этот отдел во всех его частях. Мы из ЭКО выделили функции борьбы с контрреволюцией, шпионажем и диверсией и создали новый отдел — Контрразведывательный.

Не знаю, нужно ли объяснять вам, почему мы назвали новый отдел Контрразведывательным. Это всем понятно.

В состав КРО вошла та часть ЭКО, которая вела борьбу с контрреволюцией, шпионажем, вредительством и диверсией, а также контрразведывательные отделения из Особого отдела.

Об Особом отделе по армии

Несколько соображений о мотивах создания Особого отдела по армии. Почему мы выделили контрразведывательную часть из Особого отдела? Какие опасения есть у товарищей по этому поводу и какие опасения мне выражали, когда я поставил этот вопрос? Прежде всего, когда я прослушал доклад тов. Гая, я ему тут же сказал, что у него в Особом отделе получилась диспропорция, выражающаяся в том, что работа по армии была в загоне. У меня тогда созрела мысль о необходимости выделения Особого отдела для обслуживания Красной Армии.

В самом деле, товарищи, у нас колоссальнейшая армия, растущая из года в год; армия, которая изо дня в день оснащается первостепенной техникой; армия, перед которой с каждым днем, по мере роста и по мере оснащения ее техникой, стоят все более и более сложные задачи. Перед Красной Армией возникают тысячи новых вопросов, которые не были разрешены раньше практикой, которые будут сейчас проверяться практикой; некоторые из этих вопросов будут проверяться и решаться в огне самой войны.

Возьмите такой вопрос, как оснащение нашей Красной Армии, тесно связанный с вопросом об организации тыла в случае войны. Обеспечение тыла будет представлять собой гигантскую задачу, над которой надо думать уже сейчас, над которой надо серьезно работать.

266

Обеспечение бесперебойного питания нашей современной армии или даже какого-нибудь механизированного корпуса или бригады представляет большой труд: надо тащить за собой огромное количество горючего, боеприпасов, питания и т.д. Эти вопросы надо ставить в связи с вопросами об организации тыла. Все это ставит перед Особым отделом все новые и новые задачи по обслуживанию Красной Армии.

Предполагать, что в армии не существует контрреволюционных элементов, предполагать, что цивильный гражданин, антисоветски настроенный сегодня, призванный завтра в Красную Армию, становится сразу советским человеком — могут только люди, потерявшие всякое большевистское и чекистское чутье. Тем более неверно предполагать, что сопредельные враждебные нам государства, так же, впрочем, как и не сопредельные (Германия, Англия и др.) не пролезли и не пытаются пролезть в нашу армию, в наши штабы. А если вообще исходить из того положения, что в Красной Армии не может быть контрреволюционных элементов, тогда и Особый отдел нам не нужен. Тогда нужно поставить вопрос о ликвидации Особого отдела. Если же верно то, что в армии контрреволюционные элементы и агенты иностранных разведок работают и, по мере, приближения к войне, будут все активнее проводить свою работу, тогда нужно создать Особый отдел, который по-настоящему обслуживал бы Красную Армию.

Мне тут некоторые товарищи говорили, что как бы у нас не получились опять старые «портяночники»1. Товарищи, от нас самих зависит — будут у нас «портяночники» или нет. Если кому-нибудь нравится быть «портяночником», можно поговорить с тов. Ворошиловым о том, чтобы он взял такого товарища к себе в каптенармусы. Но если у вас есть воля к борьбе с контрреволюцией, то все разговоры о «пор-тяночниках» отпадут. Мы можем укрепить и укрепим кадры особистов, влив туда новых людей. Мы сделаем этот отдел подлинно оперативным и боеспособным. Все это зависит от нас, от людей, которые руководят делом; мотивы же о «портяночниках» не выдерживают никакой критики.

Перед Особым отделом стоит огромная задача, и, если по совести говорить, то, с точки зрения перестройки работы, перед Особым отделом стоит самая тяжелая, самая сложная и самая нерешенная задача.

1 Имеется в виду аргументация 1930 г., приведшая к слиянию отделов ОО и КРО ОГПУ. Тогда ОО оказался под огнем критики за то, что изрядную часть своих усилий посвящал изучению политических настроений в войсках, которые, в свою очередь, были следствием недостатков снабжения Красной Армии продовольствием и всеми необходимыми материалами, вплоть до портянок.

267

В организации этой работы будет много трудностей. Тут нужны будут поиски новых людей, нужно будет четко определить задачи Особых отделов. Во всяком случае, Особый отдел у нас должен представлять мощную контрразведывательную организацию в армии и флоте, мощный аппарат разведки, где должны быть квалифицированные люди, знающие армию, флот, наземные, подземные1 и воздушные войска, аппарат, способный разрешить стоящие перед ним гигантские задачи. Нужно определить, что наши особисты будут делать завтра, когда наша армия перейдет границу, как они будут действовать на вражеской территории.

А, вот, возьмите хотя бы такой мелкий вопрос. Если бы я спросил начальника Особого отдела тов. Гая: «Вот, будет формироваться такая-то дивизия второй очереди. Кто будет начальником Особого отдела этой дивизии?», —он мне не ответит. Я могу сказать, что командиром дивизии будет такой-то, начальником политотдела такой-то. Я могу об этом узнать, справившись в штабе главного командования. А кто будет начальником Особого отдела — никто не скажет: «Лицо секретное — фигуры не имеет» (голос: «фигура просто мифическая»).

Так что, мне кажется, что выделив Особый отдел в самостоятельный отдел, обслуживающий Красную Армию, мы поступили совершенно правильно. Дай бог, как говорят старухи, чтобы он со своей работой справился, тем более, что у него огромнейшая периферия. Я не ошибусь, если скажу, что аппарат Особого отдела — наиболее мощный аппарат ГУГБ с точки зрения количественного состава. Этими людьми нужно суметь управлять.

Создание Особого отдела по армии тем более правильно, что борьба с контрреволюцией в Красной Армии почти не велась. В Особом отделе существовало одно — два отделения, куда были включены все наземные войска: пехота, артиллерия, мотомехчасти и т.д. Обслуживать армию таким универсальным аппаратом — это тяжелая штука.

Надо будет создать в Особом отделе крепкий костяк людей, поставить, как следует, оперативную работу и создать, если хотите, перелом в настроении некоторых чекистов, которые рассматривают работу в Особом отделе как работу неинтересную, не чекистскую, как «портяночную» работу; создать настроение, что Особый отдел — это одна из наиболее почетных отраслей вашей работы.

В случае войны, вам, особистам, придется разворачиваться первыми и здесь надо иметь испытанные кадры наших квалифицированных разведчиков.

1 Так в тексте документа.

268

До реорганизации общие контрразведывательные функции Особого отдела оставляли совершенно в тени работу по обслуживанию армии. Поэтому, мне опять-таки, кажется, что здесь нужен подход с точки зрения организационной, с точки зрения сталинской формулировки о ликвидации отставания организационной работы от политических задач. Здесь надо прямо сказать, что нужно иначе, по-настоящему поставить работу разведки. А у нас не хватало на это силенок. Организационная работа была поставлена так, что общая контрразведывательная работа забивала всю работу по армии. Не случайно поэтому, что у нас очень мало армейских дел. Даже к троцкистским делам в армии мы подошли с гражданской стороны, а не с военной, хотя и в армии имеются троцкисты. Думаю, что мы военной троцкистской линии до конца еще не расследовали. Предполагаю, что в армии имеются не только троцкисты, но и всякая другая сволочь, так как армия не изолирована от населения, не закупорена в банку, куда не проникают никакие бактерии, а, наоборот, значительно подвержена влиянию окружающей среды, в которой имеются контрреволюционные элементы. Вы хорошо знаете и о стремлениях разведок империалистических штабов создать свою агентуру в нашей армии, организовать диверсии и т. д.

Нами вскрываются диверсионно-вредительские организации в промышленности. Какие же основания рассчитывать, что нельзя совершать диверсионных актов в армии? Возможности для этого там имеются большие, во всяком случае, не меньшие, чем в промышленности. Возьмите такую проблему, как соотношение тыла и фронта, во время войны, где агентура врага может наделать такую путаницу, которая имела бы тяжкие последствия.

Стало быть, создание армейского Особого отдела организационно оправдано и, мне кажется, что по важности этот отдел представляет собой один из центральных отделов. Конкретные задачи этого отдела мы определим в ближайшее время.

Что сейчас важно в работе этого отдела? ^"-^^

На этом вопросе я хочу несколько задержаться. Особенность работы этого отдела (это касается и всей нашей оперативной работы) заключается в том, что мы должны переходить к наступательным формам работы.

Как совершенная форма оборонительной работы, нами должна быть избрана наступательная форма. Особый отдел должен в этом отношении явиться наиболее активным отделом. Он должен переходить в наступление и забираться поглубже, везде, где только возможно, не только на нашей территории, но и за рубежом.

269

Не мы должны оглядываться на наших врагов. Пусть они оглядываются на нас и думают, где и в каком месте мы их ущипнем.

Это то, что мне кажется отличительным для Особого отдела, но я повторяю, что это касается всей нашей оперативной работы.

О разделении Оперода

И, наконец, о разделение Оперода. Вряд ли здесь нужно объяснять, что это серьезное организационное мероприятие. Последствия его очень велики.

Само по себе разделение пройдет безболезненно. Мы просто выделили функции охраны и оперодовские функции в самостоятельные отрасли работы. Это разделение диктовалось ходом всей нашей работы.

В особенности нам надо по-настоящему поставить охрану руководства нашей партии и правительства. Охрана правительства в таком великом государстве, как наш Советский Союз, должна быть поставлена на прочную государственную ногу. Нечего здесь секретничать, нечего конспирировать тот факт, что мы охраняем наше правительство и наших вождей. Наоборот! Пусть знают, что мы их охраняем. (Голоса: «Правильно, правильно!»)

Необязательно держать, например, нашего Гулько на секретном штате (смех).

Что касается оперодовской части, то тут, конечно, требуется очень серьезная перестройка всей работы и, прежде всего, изменение нашего отношения к Оперативному отделу. Когда функции охраны были в Опероде, то это считалось почетным делом. Но когда Оперод останется без охраны, то кое-кто из товарищей может сказать: «Ну, что это за отдел? Какой-то обслуживающий отдел». «Отдел, который должен быть на побегушках, у которого, кроме своего начальства, имеется несколько начальников сверху».

Такое определение неправильно, товарищи! Когда мы решали вопрос об отделении охраны от Оперода, то мы считали, что надо серьезно перестроить работу самого Оперода и, прежде всего, поставить перед ним и решить ряд важнейших задач.

Первый вопрос — это наружная служба. Ее надо поставить по-серьезному. Надо дело поставить, по крайней мере, так, чтобы проезжая по улице, любой гражданин не подсчитывал бы всех разведчиков и не говорил бы: «Вот это разведчик, это разведчик».

Я говорю об элементарной вещи, но мы имеем в виду поднять уровень разведки таким образом, чтобы, по крайней мере, массовую сеть наружной разведки сделать весьма квалифицированной, чтобы она

270

состояла из знающих свое дело людей, имеющих серьезную выучку, людей культурных, и чтобы в специальных частях (по линии КРО) были такие разведчики, которых мы могли бы одеть во фрак и посадить их, если нам нужно будет, в дипломатическую ложу, которые могли бы потанцевать фокстрот в гостинице, где собираются иностранцы, и чтобы они не шокировали ни нас, ни иностранцев. Разведчик должен владеть языками, чтобы мы могли его посадить со спокойной совестью, хотя бы в такую страну, как Польшу. Сейчас мы разведчика послать за границу не можем, он может работать только у себя в отделе.

Нам нужно поставить наружную службу, которая будет определяться не только функциями слежки, но, в известной мере, и функциями разведки, на должную высоту. Второй вопрос — это техника.

Я должен сказать, что недооценка техники в нашей чекистской работе абсолютно нетерпима. Когда розыск станет ведущей частью нашей работы, тогда люди повернутся к технике, а поворачиваться к технике нужно потому, что это, прежде всего, возможность документации дел, это важнейший элемент розыска.

У нас, к сожалению, отношение к технике наплевательское: удается нам документировать следственное дело — хорошо; не удается — большой беды нет.

Я уже не говорю о том, что использование техники ускорило бы оперативную ликвидацию дела и потребовало бы меньшей траты сил и энергии у товарищей, которые ведут наблюдение за определенными лицами.

Нам необходимо добиться серьезной постановки нашей разведки, добиться того, чтобы наш розыск использовал бы побольше техники для того, чтобы найти врага. А техника —не такое маленькое дело. Надо очень серьезно и очень солидно использовать способы, которые позволяют разоблачить врага. Во всяком случае, те отдельные начинания, о которых говорил мне тов. Волович, но которые еще не внедрены в нашу практику, — это отдельные ценные изобретения, которые абсолютно у нас не используются.

Я имею в виду всю сумму нашей техники, которая заключается в перлюстрации писем, подслушивании телефонов, подслушивании всякими иными способами, фотографии, изъятии документов и т. д., — всю технику, которая должна быть поставлена на службу разведки и которая сама представляет очень серьезный элемент разведки. Таким мы представляем себе этот Оперод. Отсюда и необходимость разделения двух несовместимых функций, которые в этом отделе до сих пор были.

271

Об организации тюремного отдела

И, наконец, товарищи, последнее. Я не буду говорить ни о задачах, ни о необходимости перестройки оперативной работы всех остальных отделов ГУГБ. Существенных изменений здесь никаких нет. Я только остановлюсь на новом отделе — Тюремном.

Каковы мотивы создания Тюремного отдела?

Разрешите мне тут немножко отвлечься от этого дела и придраться к вопросу с Тюремным отделом для того, чтобы поставить один общий вопрос.

Некоторые из наших чекистов не прочь пофилософствовать по поводу вновь принятой конституции и задач, которые стоят перед ЧК: конституцию, мол, принимают новую, вводят в какие-то рамки, вводят законность, вводят свободу слова, переписки; что из этого выйдет — неизвестно, но, во всяком случае, у чекистов какую-то власть отрезают. Проявляя вообще какую-то настороженность, они отсюда делают вывод: нельзя ли полиберальнее, поосторожнее; все старое отпадает, старые наши чекистские методы работы вроде как бы не годятся, новая конституция — значит, побольше всяких свобод и т. д.; нам надо перестроиться под этим углом зрения, а ежели вести борьбу с контрреволюцией, то вести ее помягче, не очень ударять.

Вот какие выводы делают некоторые чекисты. А тут еще совпало мое назначение: секретаря ЦК де назначают, Ягоду сменили. Как это расценить? Почему сменили Ягоду? И рассуждают так: пожалуй верно, что конституция тут сыграла известную роль. Ягода —фигура довольно одиозная, привык уже работать по старой конституции, а по новой трудненько будет; он бы, может, сумел, но все-таки в глазах общества он заметен, да еще будет глаза колоть кое-кому. Не прочь были и так рассудить: новая конституция — новый человек, полиберальнее и т. д. Вообще в рамках такой своеобразной законности представляли себе это дело.

Почему я пришил это дело к Тюремному отделу?

А вот почему! Конечно, все эти рассуждения ломанного гроша не стоят. И, по меньшей мере, они навеяны мещанской средой, которая по-своему понимает конституцию: это, мол, спокойная жизнь. А вот на деле, товарищи, я думаю, что к Тюремному отделу у нас имеют отношение и конституция, и либеральный курс. Давайте поглядим на жесткий курс и на либеральный курс. Жесткий курс заключался в том, что у нас существовали изоляторы, у нас существовали тюрьмы: ловили мы контрреволюционеров, судили их, одних громко, других не громко и держали их в тюрьме. Когда какого-нибудь человека присуждали к 10 годам тюрьмы, то все мы думали, и я, в частности, греш-

272

ный человек, думал, что это настоящая тюрьма, что там люди сидят, в строгом заключении, что отбывают наказание за свои преступления. Не предполагали, что наши изоляторы скорее похожи на дом отдыха, а не на тюрьму. А на деле, самое тягчайшее контрреволюционное преступление оставалось без наказания потому, что никакой тюрьмы не существовало в природе, а были такие плохенькие дома отдыха, кое-где похуже, кое-где получше, правда, дома отдыха закрытые, дома отдыха, обязательные для пребывания (голос: «условно закрытые»). Только пребывание там было обязательным. Хочешь — не хочешь, все равно заставят отдыхать.

Я должен сказать, что отдельные факты, которые мы имеем по тюремным делам, являются совершенно вопиющими. Достаточно сказать следующее: если муж и жена осуждены, их обязательно сажали в одну камеру и они там, если хотят, размножаются (голос: «иные считают, что это не совсем приятно»). У нас есть такие случаи, когда в изоляторе брали жену одного и переводили в камеру к другому. Достаточно сказать, что такой матерый контрреволюционер, как Иван Никитич Смирнов, (который особенно напирал при следствии на то, что он не мог руководить к.-р. организацией, сидя в тюрьме), жил в изоляторе со своей женой.

Сам по себе режим был никуда не годным. Вы знаете, что когда-то попасть в одиночку считалось большим наказанием и люди старались всячески попасть в общую камеру, так как там веселее и режим помягче. Здесь мы имели обратное явление, когда в изоляторах были форменные драки заключенных за одиночки, заключенные писали бесконечные заявления и отсюда предлагали начальнику тюрьмы, чтобы предоставить такую-то одиночку такому-то, а когда такого-то отправят, дать одиночку такому-то. Наконец, в изоляторах был всякий спортивный инвентарь, волейбол, крокет; так были свои огороды, садики, в камерах можно было держать все, что хочешь: грифельный прибор, столовый нож, вилки. Когда я посмотрел продовольственный рацион заключенных, то я должен сказать, что нечего удивляться тому, что Смирнов (я знаю его с 1922-23 г. по Сибири, он был тогда туберкулезным), когда его привели из полити-золятора, то это был мужчина — кровь с молоком. Евдокимов — этот пьянчуга, который вообще всегда ходил с испитым лицом, представлял собой образец мужчины: краснорожий, выглядел он прекрасно, пить водки ему там не давали и он подлечился. Недаром на процессе иностранцы так удивлялись здоровому виду заключенных.

Заключенные имели все возможности для к.-р. работы в тюрьме и руководства из тюрьмы контрреволюционной организацией на воле.

273

Какие это возможности? Во-первых —прогулка. Она строилась так: заключенные собирались чуть ли не по секторам, во всяком случае, они могли обсуждать любые вопросы. Во-вторых, они имели возможность получать почти неограниченное количество книг. Книги либо привозились заключенными с собой, либо пересылались родственниками. Что составляет книга для заключенного вы сами прекрасно знаете. Книга —это все. При помощи книги можно ловко переписываться. А, так сказать, для души, в распоряжении заключенных была тюремная библиотека. Многим из арестованных, особенно более видным, разрешали переписку непосредственно, помимо тюремной администрации, без просмотра. Наконец, так как была возможность привезти туда чемоданы и т. д.; они все обзаводились большим количеством всяких хозяйственных принадлежностей и родственники могли приезжать за этими чемоданами. У них были все возможности для к.-р работы. Конечно, не такие, чтобы они могли открыто действовать, но это не требовало большого труда. Надо было обладать некоторыми элементарными качествами конспиратора, чтобы все это проделать.

Имеет ли это товарищи, отношение к конституции? Я не знаю, какая конституция с точки зрения существовавшего до последнего времени тюремного режима лучше — старая или новая? Думаю, что старая. Мы же хотим превратить наши тюрьмы в тюрьмы настоящие. Они должны быть настоящими тюрьмами, а не домами отдыха, чтобы люди, сидящие в них, чувствовали, что они отбывают наказание.

Со всеми элементами перековки надо покончить.

Пожалуйста, занимайтесь перековкой в лагерях, там, где имеется преступная масса всяких уголовных и полууголовных элементов, но шпионов, диверсантов, троцкистов и вообще контрреволюционную шваль мы должны запирать в настоящие тюрьмы, да держать их за семью замками.

С либералыциной, вредной для нашего государства, которая не диктуется никакими элементами гуманности, надо покончить. Тот, кто думает, что острый меч революции — ЧК, в связи с новой конституцией, притупляется, должен поглядеть на себя: не притупился ли он раньше времени. Люди доходят до смешного: «А могу ли я прикрикнуть на арестованного, если он этого достоин. А вдруг сорвется резкий тон моего с ним разговора, — допускается ли это при новой конституции?» Такие рассуждения неправильны. Это самая настоящая чепуха, так могут рассуждать только не чекисты.

Для меня совершенно непонятно, как это при прежнем тюремном режиме могли допускать такое поведение арестованных, как напри-

274

мер И. Н. Смирнова. При допросе он ругал следователя, но вместо того, чтобы посадить Смирнова в карцер и продержать в нем 10 дней для того, чтобы он почувствовал свою неправду, чтобы, выйдя из карцера, с него сошло 10 потов, его оставляют в покое. Следователь должен был вести себя иначе и посадить арестованного на место. А у нас выходит так, что этот самой Смирнов объявляет голодовку, а его начинают кормить сахаром и яйцами. Такую «голодовку» может вытерпеть каждый.

Поэтому, товарищи, не думайте, что, в связи с новой конституцией надо будет проявлять какое-то особое отношение к арестованным. Наоборот, сейчас вопрос о борьбе с контрреволюцией стоит острее, если вы хотите сослужить службу новой конституции, то ваша главная задача заключается в том, чтобы всеми силами и возможностями охранять ее от всяких посягательств контрреволюции, с какой бы стороны они ни шли. В этом наша самая почетная задача.

Конечно, кое-что меняется. Меняется в том смысле, что наоборот, нашу работу мы должны поставить таким образом, чтобы она способствовала настоящему восстановлению ЧК, как разведывательного и розыскного органа.

Разве плохо будет, если вы так построите свою агентурную работу, что сумеете документировать виновность подсудимого и придти с этими документами в суд? Разве это будет противоречить конституции? Ничего подобного. Если и стоят перед нами острые задачи, то не в плоскости отклонений от чекистских норм, отклонений, которые в действительности имели место раньше, а, наоборот, в плоскости еще более серьезной и глубокой работы ЧК, как розыскного отдела по борьбе с контрреволюцией.

В связи с этим, мы создаем Тюремный отдел ГУГБ, переделываем тюрьмы, передаваемые в его ведение, т.к. многие из них придется переоборудовать, ликвидировать красные уголки, которые там есть. Изъять всякие фабрики по производству и т. д. Тюрьма должна быть тюрьмой, а перековку, так и быть, мы поручим тов. Берману. В тюрьмах же мы будем заковывать людей. Во всяком случае революция от этого не проиграет, а только выиграет.

О следственном отделе

Вот, товарищи, то, что касается организационных вопросов. Я уже говорил, что это только начало дела. Я думаю, что через некоторое время нам придется вновь пересмотреть нашу организационную структуру. Сейчас мы не можем этого решить, т.к. с этим связана серьезная ломка, к которой мы еще не подготовлены. Я имею в виду, прежде

275

всего, организационное обеспечение разворота нашей агентурной работы и создание настоящих агентурно-розыскных отделов.

Мне кажется, что для этого назрело время. Как это сделать? Надо отделить следствие от агентуры. Понятно, не может быть речи о передаче следствия куда-то на сторону. Я имею в виду организацию следственного отдела непосредственно в ГУ ГБ. На этот счет у меня имеется твердая точка зрения.

Некоторые товарищи выражали опасение, говоря, что нельзя оторвать следствие от агентуры, потому что обе эти отрасли работы крепко спаяны, что дело, недоработанное в агентуре, дорабатывается в следствии и наоборот. Все это, товарищи, чепуха, потому что, в конце концов, и агентура, и следствие будут в одном месте и никто разрывать их не будет. А делу мы этим здорово поможем.

Кроме всего прочего, давайте честно скажем, что у нас давным давно существует следственный отдел. Правда, он не называется Следственным отделом, но фактически он существует, хотя это нигде не записано. Разница в том, что это кустарный отдел. Этот кустарный отдел периодически возникал. Как только раскрывалось какое-нибудь дело, мы мобилизовывали многих оперативников и отдел создавался вновь.

Почему мы не организуем Следственный отдел сейчас? В настоящее время это было бы крайне серьезной ломкой аппарата. Когда я шел на реорганизацию аппарата, я был совершенно спокоен, так как все опасения, что в наших условиях всякая реорганизация является ущербом оперативной работе, безусловно не верны. Оперативная работа от этой реорганизации не пострадает. Но если приступить немедленно к выделению Следственного отдела, то это было бы уже коренной ломкой аппарата и в первое время это могло бы сильно отразиться на работе. Это дело требует серьезной подготовки.

Я не определяю срока, когда именно мы перейдем ко второй реорганизации; возможно, это будет через полгода, может быть, раньше, может быть, позже.

Что мне кажется главным в этом деле, это то, что оперативный аппарат, который будет работать с агентурой, наш аппарат розыска, будучи освобожденным от всех этих довольно громоздких функций, которые занимают у него 90% времени, наконец, сумеет на деле заняться агентурой, то есть основой основ нашей работы. Чекист начнет работать с агентурой по-настоящему: он будет встречаться с агентом. Он будет давать агенту направление, будет искать настоящего агента, настоящего дела, будет думать над всякими оперативными комбинациями. Словом, товарищ, который будет располагать опреде-

276

ленным временем, зная при этом, что его основной и главной обязанностью является розыск, будет заниматься этим делом всерьез, потому что у него других дел не будет (реплика: «Без этого он без хлеба будет»). Конечно, без этого он будет без хлеба, а так как за это дело мы будем поощрять, то стремление повысить качество своей работы у него, конечно, будет. Прежде чем передать дело следователю, работ-ник-агентурист десять раз подумает; он предварительно попытается документировать дело и придет с готовым делом. Начальник СПО, или начальник другого отдела ГУГБ придет к начальнику Следственного отдела и скажет: «Прими у нас готовое дело».

Здесь будет взаимный контроль: агентурно-розыскные отделы будут контролировать Следственный отдел, а Следственный отдел будет контролировать их в свою очередь. Так как и следственная и агентурно-розыскная работа будут находиться в одном и том же месте, в одних и тех же руках —в ГУГБ, то такая постановка работы будет представлять собой мощный рычаг в смысле руководства и послужить серьезной основой для всей перестройки нашей работы.

Я думаю, что к выделению Следственного отдела мы постепенно перейдем.

О ликвидации функционалки в отделах ГУГБ Кстати сказать, я думаю, что такое решение вопроса в известной мере покончило бы с функционалкой в наших отделах. Я должен сказать, товарищи, что в том виде, в каком существовали наши отделы и, если хотите, в каком они будут существовать еще и впредь, элементы функционалки еще остаются. Правда, тут некоторые товарищи не прочь возвести это дело в принцип: говорят, что, если возможно положить в основу работы аппаратов всех других учреждений производственно-отраслевой принцип, то чекистскому аппарату свойственен только функциональный принцип, и перестраивать аппарат по-иному нельзя.

Конечно, если люди так понимают производственно-отраслевой принцип, то выходит, что мы должны бы разделиться по отраслям работы. Вот, если мы создали бы отдел промышленности, сельского хозяйства, отдел планирования и т.д., то это была бы самая настоящая функционалка в ее законченном виде. Но даже в таком виде, в каком сейчас существуют наши отделы ГУГБ, в их есть элементы функционалки.

Как должны строиться наши отделы? Они должны строиться по видам контрреволюции. Поскольку, например, СПО у нас занимается борьбой с контрреволюционными политическими формирования-

277

ми, мы должны создать такой Секретно-политический отдел, такой аппарат, который все элементы розыска — и наружного, и внутреннего — держал бы в своих собственных руках. Тогда не было бы функционалки, в том смысле, что одними вопросами занимаются отделы обслуживания, другими занимаются агентурно-розыскные отделы.

За последнее время у меня возникла следующая мысль.

У нас есть группа отделов основных и есть отделы обслуживающие. К обслуживающим отделам можно отнести, в первую очередь, Оперод и, до известной степени, ИНО. Это два важных отдела. В каком смысле их считают обслуживающими? В том смысле, что этим отделам другие отделы ГУГБ дают определенные оперативные задания, которые они обязаны выполнять. Например, Опероду даются задания о наружном наблюдении за определенными лицами, о производстве обысков, арестов и т. д.

Я не исключаю возможности, что через некоторое время, в перспективе, возможно, отдаленной, мы все функции наблюдения, наружной службы передадим в отделы ГУГБ, в которых была бы организована наружка и существовали бы определенные кадры разведки. В Опероде будет оставлена техника, но техника мощная, способная удовлетворить все требования розыска.

Но сейчас нам, в первую очередь, нужно организовать Оперативный отдел, который создал бы свои отборные кадры разведки.

Что касается ИНО, то я не исключаю такой возможности, что по некоторым отделам, может быть, по КРО и СПО мы допустим постановку закордонной работы помимо ИНО. Это тоже способствовало бы ликвидации функционалки. Поскольку, например, СПО заинтересован в борьбе с закордонными троцкистскими центрами, он должен сам суметь проникнуть через свою агентуру в эти центры. То же самое следует сказать и о КРО.

Тут могут сказать: что же будет делать ИНО? Я думаю, что ИНО нужно превратить в активный отдел. Если говорить о функциях и задачах ИНО, то у него, кроме работы по выполнению заданий отделов ГУГБ, имеется уйма других дел. Повторяю, что в конечном итоге, направление реорганизации, которую мы проводим, имеет своей основной задачей создание мощного органа разведки, который оправдал бы все наше существование. Если мы нашего существования не оправдаем, то дело будет плохо.

О местном аппарате УГБ

Наконец вопрос о местном аппарате. Тут придется решать вопрос гораздо быстрее. Самый важный и назревший вопрос —это вопрос о районах. Я сейчас ничего не могу предложить, так как решил

278

по окончании съезда Советов поехать на места, пощупать сам, как организатор. Выражаясь по-русски: «Русский глазам не верит, дай пощупаю». То представление, которое сложилось у меня о районных аппаратах, очень неважное. Я считаю, что серьезных районных аппаратов у нас не существует (голоса: «Правильно»). Нужно ли будет громкую вывеску УГБ иметь в каждом районном аппарате? Если нет серьезного районного аппарата, то нам и вывеска УГБ в районе не нужна.

Это надо как-то решить. В каком направлении мы можем решить этот вопрос? Прежде всего, мы можем выделить по всему Союзу определенную группу районов по признакам следующего порядка:

1-я группа районов —это пограничные и, частично, приграничные районы.

2-я группа районов —это группа крупных промышленных районов — Урал, Нижний Тагил, Березняки, Красноуральск и многие другие, где имеется крупнейшая промышленная база, причем в значительной своей степени база оборонной промышленности.

Наконец, 3-я группа районов — это группа национальных районов, в некоторых краях, по крайней мере.

Вообще надо выделить группу крупных районов — будь то пятьсот или тысяча; это надо подсчитать, определить какой район с точки зрения борьбы с контрреволюцией представляет больший интерес, и в этих районах покончить со стандартом, шаблоном, в частности, в вопросе о штатах.

В некоторых национальных и крупнейших промышленных районах мы должны создать сильные аппараты УГБ, в количестве, примерно, 10-20 человек, с тем, чтобы мы могли знать, что эти аппараты являются нашей опорой. Надо в эти районы послать в качестве начальников райотделений крупных людей, которые обладали бы известными данными, ставящими их на один уровень с секретарем райкома, председателем райисполкома. Начальник райотделения не должен быть на побегушках у секретаря райкома. Он должен знать свою работу, а не заниматься исключительно тем, чтобы информировать районные парт, и сов. органы о наличии горючего в МТС или состоянии обмолота. Он не должен быть на побегушках, но, конечно, если что-нибудь случится в районе, он должен поехать по поручению секретаря и расследовать дело.

Что касается всех остальных районов, то там аппарат УГБ не нужен. Там нужен милицейский, настоящий милицейский аппарат. Взамен УГБ в районных аппаратах надо либо вернуться к старой практике и создать оперативные сектора, либо, к чему я склоняюсь больше всего,— это создать сектора или специальные отделы в самих

 

279

областных управлениях, где сидела бы квалифицированная группа людей, которая обслуживала бы определенную группу районов. При чем не обязательно, чтобы этот сектор не имел в районе своего человека. В некоторых районах может находиться наш нелегальный резидент, получающий от нас жалование, и имеющий какую-либо должность, хотя бы в той же милиции. В этом направлении я, во всяком случае, думаю, и вам, товарищи, надо в этом направлении подумать. Этот вопрос настолько назрел, что его надо решить возможно скорей, не тянуть с ним; но решать его не обязательно в мировом масштабе, а по мере того, как этот вопрос станет нам ясен.

Вот, товарищи, те местные вопросы, которые, мне кажется, следовало бы решить.

О разгрузке аппарата ГУГБ от несвойственных ему функций

Следующая группа вопросов. Тут я хочу остановиться еще на одной, так сказать, объективной причине, способствовавшей тем провалам, о которых я уже говорил.

Вся наша организационная перестройка будет провалена, если мы не решим ряда задач, связанных с разгрузкой нашего ГУГБ от ряда несвойственных ему функций. Кое от чего нам надо освободиться.

Говоря это, я имею в виду наши внутренние отношения между милицией и органами УГБ. Если эта разобщенность оправдывалась раньше, когда милиция была еще слаба, то теперь, ряд дел придется передать в милицию.

Почему это надо сделать?

Я хочу представить Вам некоторый цифровой материал по арестам. За 1935 г. было ГУГБ репрессировано 293681 чел., из них арестовано 193 тыс. человек, т.е. ровно на 100 тыс. меньше, чем репрессировано. Во-первых, эта цифра сама по себе ненормальная. Я не думаю, чтобы вы считали такое положение нормальным. Уж если мы привлекаем человека, то надо иметь обвинительный материал для его привлечения и ареста. Во всяком случае, у нас должен быть такой контингент, который, если мы берем, так мы берем за дело и надолго.

За что же эти люди в 1935 г. были репрессированы?

За антисоветскую агитацию — 51207 человек, за хищение социалистической собственности — 42 000 человек, за должностные преступления — 55 845 человек и за прочие мелкие преступления — 65 917 человек, за хулиганство— 15622 чел.

280

Из всего этого количества привлеченных (в том числе и арестованных) 230585 человек падает на те преступления, которые определяются по указанным статьям, т.е. на это падает 74%.

Давайте разберем эти статьи. Имеют ли отношение дела по хищению социалистической собственности к аппарату борьбы с контрреволюцией?

Если бы эти хищения носили характер систематической деятельности какой-то к.-р. политической организации, которая поставила своей целью борьбу с советской властью самыми разнообразными способами, в том числе и путем хищения социалистической собственности, и, если бы все эти 42 000 человек принадлежали к такой организации, — тогда, конечно, ведение борьбы с хищениями по линии ГУГБ было бы оправдано. Но я не верю в это дело.

(Реплика: «Эту цифру можно увеличить еще наполовину».)

А я думаю, что это преимущественно мелкие преступления, которые обычны во всяком государстве и имеют место и у нас. Вряд ли это имеет отношение к контрреволюции.

Должно ли ГУГБ заниматься этими делами? Я думаю, что не должно. Там, где нет признаков организованной контрреволюции, действующей также методом хищения социалистической собственности, —там мы безусловно должны УГБ от этой работы освободить.

Кто должен заниматься этим делом? Конечно, милиция. Нам надо взять линию на то, чтобы все эти дела передать милиции. Эти дела придется принимать тов. Вельскому.

Дальше — должностные преступления — 55 895 человек привлеченных. Какие должностные преступления сюда входят? Если тут имеются должностные преступления, которые преследуют политическую цель, тогда другое дело. Но мне кажется, что эти должностные преступления — суть преступления, которые совершаются всякими советскими и не советскими чиновниками, которые подлежали бы репрессии независимо от того, существовало бы ЧК или нет.

В отношении должностных преступлений нам тоже надо решить вопрос. Надо взять твердую и ясную линию на то, что должностные преступления, если они не носят признака организованной контрреволюции, должны быть изъяты из сферы деятельности ГУГБ и переданы милиции.

За хулиганство—15622 человека привлечено по линии ГУГБ (голос с места: «По линии транспортных органов»).

Мне кажется, что мы транспортных отделов УГБ не имеем. Мы имеем пока аппарат, выполняющий милицейские функции (очень плохо выполняющий, потому что он к этому не приспособлен), а отчасти функции обслуживания.

281

Нам надо создать настоящий транспортный аппарат ГУ ГБ, освободив его от всех этих несвойственных ему функций милицейских. Аэти функции передать управлению милиции1.

За прочие мелкие преступления привлечено 5917 человек. Сюда входят всякие дела бытового порядка и т.д.

За антисоветскую агитацию привлечены 51277 человек. Вопрос о передаче дел по антисоветской агитации в милицию вызывает сомнения. Здесь нужно точно определить, что надо понимать под антисоветской агитацией. Антисоветской агитацией может заниматься либо какая-то политическая организация или группа, которая вербует себе сторонников, либо злобно настроенные одиночки. Поэтому этот вопрос будет посложнее (реплика: «Они в эту рубрику не попадают»).

Вы говорите, что они сюда не попадают. В основной своей массе 95% этой категории преступников сюда, конечно, не попадает. Но иногда под эту статью, как говорят, за волосы притягивают, в зависимости от того, как понимать антисоветскую агитацию. Вот, например, т.Люшков (Ростов-на-Дону) сообщил мне, что в Азово-Черномор-ском крае был такой случай: в одном из районов был арестован какой-то учитель за то, что у него нашли в качестве вещественного доказательства полное собрание сочинений Лермонтова!

Я думаю, что таких фактов у нас имелось немало, в виду того, что мы не имеем достаточно квалифицированного аппарата. Однако, я не исключаю и того, что в это количество дел на 51 тысячу человек, которые подведены под статью 58-10, вошли, несомненно, недоработанные дела, которые могли бы при умелом следствии раскрыть существующие к.-р. организации. Поэтому, если мы поставим своей задачей передачу всего этого количества людей, привлеченных за антисоветскую агитацию, в милицию, то, во-первых, мы должны будем строго определить, что такое антисоветская агитация. В каком случае мы передаем дела в милицию и в каком случае дело должно расследовать УГБ? Во-вторых, мы должны обеспечить такую систему оперативной связи УГБ с милицией, при которой милиция должна будет о всех случаях, которые прямо или косвенно дают возможность разоблачения к.-р. организации, немедленно ставить в известность УГБ.

Вот, например, анализ наших арестов за 1935 год.

Что касается цифр 1936 г., то они немногим отличаются от цифр 1935 г. Здесь по тем же статьям мы имеем 67% вместо 74% в 1935 г. Поэтому я не буду подробно называть цифр за 1936 г.

1 См. письмо Ежова от 29 мая 1937 г. о реорганизации транспортного отд. ГУГБ (Лубянка: ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917-1991. Справочник / Под. ред. акад. А. Н. Яковлева; авторы-сост.: А. И. Кокурин, Н. В. Петров. М., 2003. С. 584-585).

282

Какой вывод из этого дела? Вывод такой, что нам надо взять совершенно ясную линию на постепенное высвобождение аппарата ГУГБ от всей этой массы дел, которая огромным бременем на нем лежит.

Товарищи, при таком массовом масштабе арестов, при необходимости каждое дело агентурно разработать, а затем оформить следствием, в итоге получается, что весь аппарат УГБ невероятно загружен всеми этими мелочами. Аппарату УГБ некогда заняться оперативной работой, некогда искать контрреволюцию, он сгребает пенки, что уже появились на поверхности, а вглубь залезть не в состоянии.

И мне кажется, что одной из серьезных объективных причин наших провалов является то, что мы невероятно загружены всякими мелкими и мельчайшими делами, которые не имеют отношения к УГБ.

Возьмите Азово-Черноморский край. Я не в упрек тов. Рудю хочу это сказать, потому что многие товарищи могут это дело отнести с успехом также и к себе. По количеству арестованных АЧК был одним из передовых краев, а вот раскрытых контрреволюционных дел, в частности, троцкистских, в Управлении НКВД по АЧК почти не было. Так что, само по себе количество арестованных еще не является показателем хорошей работы. Иногда приходит товарищ и говорит: «Позвольте, Вы говорите, что я плохо работаю, а у меня вот столько арестованных».

Но это ведь еще не говорит о работе УГБ. Это говорит о работе административной, которую должны выполнять другие аппараты, а рядом с УГБ ты еще не ночевал. Это не очень хорошая характеристика. Но многим это должно послужить укором, потому что задача УГБ вовсе не заключается в том, чтобы заниматься проведением широких репрессий по различным видам преступлений, не имеющих никакого отношения к политическим преступлениям, носящим лишь уголовный или должностной характер.

Я уже не говорю относительно общего количества привлеченных — 299-300 тысяч человек. Я сомневаюсь, чтобы была особая нужда в привлечении такого количества людей. Если мы, предположим, каждый год привлечем 300 тысяч человек, при чем освободим из них 50-30%, потом вновь их арестуем, куда же это годится? 300тысяч арестовать в год, только по ГУГБ... (голос: «и 600 тысяч по милиции»). Не знаю, во всяком случае, у меня это вызывает некоторые сомнения. Не знаю как у Вас (голоса: «Правильно»). Ну, загребаем мы, сети закидываем, попадет в них мелкая рыбешка, а глядишь, среди мелкой и какой-нибудь налим попадается. А работа эта ложится тяжким бременем на аппарат УГБ. Цифра привлеченных за 1936 г. гораздо меньше, чем за 1935 г., но все-таки она еще значительна. А от-

283

сюда вывод, товарищи, что нам нужно перестраиваться и перестроить не только УГБ, но и милицию. Поэтому нужно сейчас часть функций УГБ передать в милицию. Надо подумать, как это лучше сделать. Этот вопрос надо решать не с точки зрения больших масштабов, а совершенно конкретно, по мере того, как милиция будет перестраиваться. Тов. Вельскому нужно подумать над тем, не следует ли создать для этой цели специальный аппарат. Нужно, чтобы наша милиция стала на ноги и смогла наблюдать за порядком в нашей стране (голос: «Правильно»). Взаимоотношения с прокуратурой, в связи с этим, нужно пересмотреть (голос: «Иначе они изобьют»).

О кадрах

Следующая группа вопросов — это люди, о чем я и хотел сказать. Вся наша реорганизация будет впустую, если мы не подумаем о людях. Я должен сказать, что видел и знаю много людей, через мои руки прошло много работников, так что, с точки зрения оценки нашего аппарата по Москве, должен сказать, что аппарат у нас квалифицированный. Если бы в любом ведомстве был такой аппарат, то это было бы замечательно. Мы имеем возможности, о которых и сами часто не предполагаем, в части расстановки и выращивания людей. У нас есть прекрасные люди. Посмотришь, работает оперуполномоченный, за спиной у него 10 лет чекистской работы, а он сидит на одном месте без движения. Во всяком случае, мы располагаем людским составом, который позволяет нам маневрировать. Это не говорит о том, что мы не должны пополнять своих кадров, но нам нужно создать элементы движения. В связи с нашими организационными делами, нужно так расставить людей, чтобы мы подняли целые пласты, целые группы новых людей из чекистского аппарата.

Из тех мероприятий, которые мы проводим в центре по кадрам, я хочу остановиться на двух. Первое мероприятие следующее: я договорился с ЦК ВКП(б) об отборе 150-200 секретарей РК ВКП(б), орденоносцев, людей, прошедших школу партийной работы, работавших на самых тяжелых участках, людей проверенных политически, имеющих за спиной не один год политической работы. Эти 150-200 человек несомненно будут для нас огромным подспорьем, при их помощи мы сможем подкрепить некоторые участки. Эти люди пойдут на работу, начиная с начальников районных отделений в те районы, о которых я вам говорил. Часть из них пойдет работать в наши городские аппараты, часть в областные.

Это первая мера, которую надо организованно провести.

284

Второе —я поручил Отделу кадров создать из числа чекистов, работавших на периферии и в центральном аппарате, резерв на выдвижение и на выдвижение серьезное. Я имею в виду выдвижение самое разнообразное — на начальника Управления НКВД, на заместителя его, на начальников крупнейших отделов. В резерве должно быть 150 человек, которыми можно располагать. Я не привык так работать, я пока чувствую себя в этом отношении беспомощным человеком. Приходит ко мне начальник какого-нибудь крупного областного управления и просит помочь ему людьми, а я киваю ему головой: помочь действительно надо. А помощь моя заключается в том, что я посылаю его в Отдел кадров посмотреть, что там есть, а там начинаются споры и мне приходится их мирить. Мне приходится десять раз решать этот вопрос вместо того, чтобы сказать, что вот, у меня имеются такие-то люди, и оказать товарищу реальную помощь. Получается какое-то идиотское состояние. Сейчас же у нас с кадрами получается самотек. Отдел кадров распределяет только лишь проштрафившихся или же берет работника с одного места и пересаживает его на другое. Так безусловно не годится. Это недостаток управления, который сказывается на работе.

Нам надо создать такой резерв, чтобы мы располагали определенным количеством людей, которых мы могли бы выдвигать и направлять на работу. И это надо делать с умом. Моя просьба к вам широко пойти в этом деле навстречу. Начальник УНКВД может с нами не согласиться, но и мы можем с ним не согласиться. Мы скажем: мы зачисляем такого-то намеченного сотрудника в резерв; скажи нам, кого ты вместо него выделишь. При этом мы дадим ему определенный срок, в который он должен подготовить человека и посадить его на место зачисленного в резерв, а мы через установленный срок этого человека заберем.

А что бы у нас было, если бы мы имели 150 таких резервистов да 150 новых людей, которые должны заступить на их место и 150 человек, способных сменить этих выдвиженцев! Таким образом, в ходу у нас было бы 450 человек. Это уже означало бы движение кадров. Я уверен, что начальники УНКВД проявят эту инициативу у себя на месте. Таким образом, это движение будет носить организованный характер и приведет к действительному укреплению наших кадров под определенным, целевым углом зрения нашей работы.

У нас, как правило, большой некомплект работников, причем некомплект имеется и по таким категориям людей, которые с точки зрения пополнения не представляют большого труда. Я не говорю о Дальнем Востоке и других местах, которые бедны кадрами. Я говорю

285

о таких областях и краях, где имеются мощные партийные организации. Я уверен, что если бы Вы обратились в краевые и областные партийные комитеты, вы получили бы определенную помощь людьми, и я не исключаю того, что это будут неплохие чекистские кадры.

Я хочу указать вам еще на следующий момент. У некоторых из нас имеется неправильное представление о чекистских кадрах по сравнению с кадрами других учреждений. Некоторые считают, что в других учреждениях имеются троцкисты, пьяницы, воры, люди, разложившиеся морально и политически, диверсанты, шпионы, а в нашем учреждении такое положение исключено совершенно. Рассуждение таких увлекающихся чекистов, которые думают, что наши кадры без сучка и задоринки, неверно.

Я должен сказать, товарищи, что при всем том, что наш аппарат является аппаратом несомненно очень квалифицированным в отношении состава, у нас, тем не менее, имеется и много недостатков в смысле подбора людей. А виновато в этом неразборчивое отношение к людям. Здесь сказываются две вещи: 1) неправильное предположение о том, что в чекистском аппарате не может быть ничего плохого, и 2) попытка отдельных чекистов приравнивать нашу разведку, наш розыск к полиции или охранке капиталистических государств. Такие чекисты говорят: «Что ж. Вы хотите борьбу с контрреволюцией вести чистыми руками? Кое-что надо делать и грязными руками».

Если это касается кое-кого из агентуры, то можно еще спорить. Но когда заведомо чуждых или подозрительных людей берут на оперативную работу, то такое положение, товарищи, не может быть терпимо.

Поэтому внимание к людям, внимание к подбору людей, строжайшее отношение к людям — является одной из основных наших задач.

Что такое чекист?

Чекист —это большевик, прежде всего; это острый человек, человек, который морально и политически совершенно безупречен; человек, которого партия поставила на самый передовой участок борьбы, доверив ему дело самое почетное; человек, который пользуется совершенно неограниченным доверием у населения и партии; человек, которому доверяют самые интимные вещи.

Поэтому он сам должен быть морально чист во всех отношениях и представлять собой образец коммуниста, большевика. И, наконец, он должен служить примером для окружающей среды. Именно, примером.

Если вы думаете, что мы живем своим собственным умением и собственными качествами, что партия тут не при чем, что партия здесь в стороне, что трудящиеся нашей страны здесь не при чем, то вы глубоко ошибаетесь.

286

Мы сильны авторитетом нашей партии, поддержкой нашей партии, которая создала и нам авторитет среди населения. Поэтому всякий чекист, который позорит звание чекиста, дискредитируя себя в глазах любого гражданина, любого трудящегося, тем самым дискредитирует партию, которая поставила его на самый почетный участок борьбы.

Вот почему наше отношение к людям должно быть самым разборчивым. Но надо сказать, что это далеко не всегда так.

Вот, например, некоторые дела, которые сейчас ведет т. Фриновский. Во-первых, эти дела характерны с точки зрения квалификации некоторых чекистов. Во-вторых, это просто позор для чекиста. Посудите сами. Был завербован агент, превращенный затем в резидента, которому была доверена очень важная политическая работа по вербовке за границей квалифицированной агентуры. Этот резидент числился бывшим вице-министром одного из иностранных государств, сбежавшим оттуда за какие-то грехи. Но при ближайшем расследовании оказалось, что никаким вице-министром он никогда не был, а это просто известный варшавский шулер, который никакой агентуры на самом деле никогда не давал, который сосал из нас деньги, клал себе в карман сотни и тысячи золотых рублей. При проверке оказалось, что он является офицером второго отдела польского генерального штаба, который специальной разведкой в свое время был послан в Киев для организации игорного дома. Разве не ясно, что грош цена тому чекисту, который поверил на слово этому прохвосту и не потрудился просто проверить по соответствующим газетам и удостовериться, что он вице-министром никогда не был1.

Куда же такой чекист годится со своим чекистским чванством? Грош цена такому оперативному работнику, который проглядел даже такую «мелочь». А этот резидент делал дела. Я могу сказать, что вся его агентура — мифическая агентура, которой никогда не существовало, что мы бросали деньги в пространство. А если эта агентура и была, то работала она не на нас, а на других, либо это были авантюристы, высасывавшие наши советские деньги.

Вот что значит безразличное отношение к кадрам! Вот что значит безразличное отношение к тем людям, которым мы доверяем важнейшие участки работы!

Мне кажется, что к людям надо подходить более серьезно. Нужно смотреть, с кем ты работаешь и как находящиеся под твоим руководством люди работают. Это одна из важнейших наших задач. Иначе нече-

1 На февральско-мартовском (1937) пленуме ЦК ВКП(б) Ежов в докладе вновь упомянул этот эпизод и назвал фамилию —В. А. Илинич. (См.: Вопросы истории. 1994. № 10. С. 21.)

287

го говорить о перестройке структуры, иначе мы не сможем поднять всей суммы вопросов, связанных с воспитанием, выдвижением, обучением людей; иначе все это будет только болтовней, а через год мы снова будем подводить итоги и итоги эти снова окажутся печальными.

Несколько слов о ведомстве и партийности

Видите ли, товарищи, так как наше учреждение закрытое и критика нас касается очень мало, во всяком случае, эта критика в общественные круги не выносится, а партия доверила нам много и мало вас ругает, — мне кажется, что мы сами должны искать этой критики. Где же мы ее можем искать? Конечно, не на улице, не где-нибудь, а в нашем аппарате, в нашем партийном органе, в частности, в нашем высшем партийном органе — ЦК. Бояться критики ЦК — это значит уходить от ЦК. В чем заключается руководство партии? Оно в том и заключается, что за хорошие дела хвалят, говорят: правильно поступил. Когда тебе нужно дело сделать — обратись в ЦК, тебе скажут, как сделать; ошибешься — тебе морду набьют и набьют законно. То, что партия бьет, ЦК бьет, так это ведь наш орган — не чужой: если он тебя оттаскает за волоса, кроме пользы от этого ничего не будет.

А нас ведомственность иногда заедает: зачем, мол, мне подставлять свою башку под головомойку? У нас подчас говорят так: на кой черт сор из избы выносить. Каждый не прочь уйти от критики ЦК. И вы думаете, что он этим спасается? Он спасается сегодня, завтра, ну раз-два спасется. Но все-таки ЦК поймает и так потреплет, что не пеняй тогда; всей силой своего авторитета и всей своей властью так потреплет, что будешь помнить по гроб своей жизни. Поэтому увиливать от критики не удастся.

И у меня следующая просьба к вам, товарищи: порядок есть порядок. Уверяю вас, товарищи, что с точки зрения установления нашего чекистского порядка руки у меня хватит. Сижу я на организационных делах уже не первый год и людей в руках держать умею. Чекистский порядок — чекистским порядком. Дисциплины нарушать я не буду и не позволю никому ее нарушать. Порядок централизованного подчинения и управления остается тот же. Но при всем этом, если тот или иной товарищ, не руководимый отнюдь склочными соображениями, видит несправедливость, что гнут не туда, неправильно поступают, он обязан довести это дело до конца. До Наркома дойди. С Наркомом не согласишься, до ЦК дойди. До ЦК дойди, скажи: «Вот, обращаю Ваше внимание, руководство ничего не хочет сделать». Тогда ты действительно большевик.

288

Я хочу, товарищи, сказать, что дисциплина чекистская остается дисциплиной чекистской, но так как мы представляем себе, что чекист —это большевик, то он может Центральному Комитету партии и на Наркома пожаловаться, сказать, что он ведет неправильную политическую линию. Тогда ЦК может выправить дело.

То, что ряд недостатков, о которых я вам говорил, зависит от отсутствия таких сигналов в ЦК, является совершенно бесспорным. ЦК мог не допустить провала, вовремя выправить дело, а вот наша ведомственность мешала. Я уверяю, что вмешательство ЦК, кроме пользы, не принесло бы ничего, а наоборот, подняло бы авторитет нашего чекистского органа на невиданную высоту. А вот такое, знаете, стыдливое увиливание от ответственности и боязнь, что тебя ЦК покроет, приводит к загниванию. Мы, прежде всего, большевики, и все постановления ЦК для нас являются законом, а если наши ведомственные законы идут вразрез с партийными законами, то отсюда ничего хорошего ожидать нельзя.

Вот о чем я хотел сказать! Давайте эти элементы ведомственности отбросим. Я за такую ведомственность, когда чекист гордится своим постом, гордится всяким успехом в борьбе с контрреволюцией; когда он с достоинством и гордостью говорит: я чекист, меня партия поставила на этот участок работы, я веду борьбу с контрреволюцией и буду ее вести, пока хватит сил.

Такая ведомственность поднимает человека. Но я против такой ведомственности, которая пытается самовлюбленностью чекиста прикрыть наши отдельные промахи и недостатки. Так перестроить наш аппарат и разведку мы не сможем. Деловая критика и деловые предложения должны найти у нас свое место.

Кончаю, товарищи. И при всех недостатках работы ГУГБ, может быть, сгустил кое-где, вам виднее (голос: «Нет»). Я абсолютно убежден в том, что при помощи нашей партии мы перестроимся, еще более остро будем вести борьбу с контрреволюцией и превратимся в такой орган разведки и розыска, что ни одна сволочь не сумеет посягнуть на устои нашего Советского государства (аплодисменты).

ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 4. Д. 6. Л. 1-61. Копия.

289

 

№11. Выступление Н. И. Ежова перед руководящими работниками НКВД УССР

17 февраля 1938 г.

Тов. Успенский:

Разрешите наше совещание открытым считать.

Слово предоставляется Народному Комиссару Внутренних Дел СССР — Генеральному Комиссару Государственной Безопасности тов. Ежову Николаю Ивановичу.

320

Тов. Ежов:

Товарищи! Я хочу остановиться на некоторых своих впечатлениях из работы украинского аппарата ЧК.

Я говорю именно о впечатлениях, потому что за несколько дней моего пребывания здесь нельзя говорить о строгом учете всей обстановки украинской, всех дел и всей массы вопросов. Об этом я могу судить только на основе до известной степени впечатлений, которые у меня сложились от аппарата, от дел, которые ведутся в аппарате, с одной стороны, на основе бумажного изучения, т.е. на основе изучения материалов следствия, агентуры, статистики и т.д. и т.п. и с другой стороны, на основе некоторых бесед с товарищами — с товарищами пограничниками, с начальниками управлений областей и с некоторыми начальниками отделов.

Это первое, что я прошу учесть при тех выводах из впечатлений, о которых я хочу здесь говорить с Вами.

Второе, что я хочу учесть — у нас, у большевиков, принято говорить напрямик, все, что думаешь, все, что знаешь, без всяких прикрас, без всякого замазывания.

Чем прямее вскрываешь свои собственные язвы и недостатки, тем скорее можно выправить это дело.

Поэтому вы меня, товарищи, простите, если я буду говорить не о ваших достоинствах, если я не буду говорить о ваших успехах, а буду говорить только о ваших недостатках. Тем более вы меня простите, что я вместе и за вас несу ответственность. Я вместе с вами отвечаю за аппарат на Украине, как и в других областях. Поэтому доля ответственности лежит и на мне, а в связи с этим мне кажется, что я вправе говорить напрямик то, что я видел, говорить о тех выводах, которые я вынес из того поверхностного, если можно так выразиться, впечатления, которое у меня сложилось за эти дни. Лучше сказать напрямик, чем вокруг да около говорить.

Это частность, к делу не относящаяся.

Теперь давайте по существу.

Прежде всего об аппарате и кадрах украинских. Значение подбора кадров, значение аппарата для вас ясно, ясна решающая роль людей вообще и в нашей работе в особенности. Я хочу только оценить некоторую особенность подбора кадров в аппарате ЧК.

Что такое чекистский аппарат? Это аппарат, если можно так выразиться, принуждения, т.е. прямого принуждения, аппарат прямого выполнения директив партии и правительства по непосредственному исполнению всякого рода принудительных мероприятий в отношении различных не подчиняющихся советскому правительству

321

антисоветских элементов. Если вы возьмете аппарат полицейский или аппарат разведки любой капиталистической страны, то вы знаете, что это аппарат наиболее ненавистный среди широких масс населения. Это аппарат, который проклинают все трудящиеся, который проклинают и рабочие, который проклинают и крестьяне, который проклинает и интеллигенция.

Это аппарат, который поставлен на службу очень ограниченной верхушки господствующей буржуазии. В ее интересах, с одной стороны, империалистических, т.е. по захвату чужих территорий и с другой стороны по подавлению всяких проявлений любого революционного движения внутри страны, т.е. этот аппарат целиком состоит на службе у ограниченной верхушки буржуазии, отсюда и ненависть рабочих, крестьян и интеллигентов к этому аппарату.

Впервые в истории человечества разведка нашего аппарата представляет совершенно другую категорию. Это аппарат, который служит интересам народа и поэтому естественно, что наш аппарат впервые в истории человечества отличается той особенностью, что его страшно любят, верят ему, превозносят его где только могут и как могут. Народ чувствует, что это аппарат, который стоит изо дня в день на страже его интересов.

Поэтому у нас, если мы говорим о некоторых элементах принуждения, то это значит, принуждения не только нашего аппарата, но и общенародного по отношению к определенным слоям населения не подчиняющимся нашему советскому быту, нашим советским право-положениям.

Мы в своих репрессивных мероприятиях прежде всего опираемся на всю массу народа. Всей массой народа эти репрессивные мероприятия приветствуются. А если это так, товарищи, то к подбору кадров в наш аппарат нужно подходить строже, чем к любому аппарату в нашем советском государстве.

Чекист —это человек, облеченный неограниченным доверием нашего народа. Чекист менее всего подконтролен в своих действиях по сравнению с работниками любого другого аппарата. <...>'

Он, прежде всего, должен всем своим существом оправдать это величайшее, это большое доверие народа. И поэтому к подбору кадров в нашем чекистском аппарате, к воспитанию этих кадров должно подходить с особой строгостью, с особым вниманием.

Таковы ли кадры ЧК на Украине? Я не говорю сейчас вообще, а вот на Украине. Само собой разумеется, в подавляющей своей массе —это

1 Здесь и далее опущены служебные пометы о смене стенографисток и их фамилии.

322

кадры, которые совершенно проверены, кадры, которые заслужено пользуются доверием народа. Ежели мы будем все-таки довольствоваться только этим и не посмотрим на свои собственные недостатки — это будет неправильно. В наших кадрах и в частности в украинских кадрах имеется очень и очень много недостатков и, если хотите, немалое количество совершенно негодных людей, от которых нам как можно скорее нужно освободиться. Кроме как пользы от этого для Советской Власти, для авторитета ЧК, ничего не будет.

Поэтому, товарищи, разрешите мне остановиться на этих некоторых язвах в кадрах в аппарате. Так как я здесь никого касаться не буду, это тем более легко. Я буду оперировать несколько общими данными из аппарата, которые у меня имеются.

Несколько слов об особенностях Украины прежде всего в смысле подбора кадров. Обстановка и переплет на Украине за все годы революции были исключительно сложны. Деникин, Петлюра, немцы, поляки, многонациональный состав украинского населения, большие украинские районы с ярко выраженным мелкобуржуазным составом населения, с отсутствием пролетарских центров в этих районах (я исключаю Донбасс, Днепропетровщину и некоторые другие районы, а имею в виду Одессу и т.д.) —все это не могло не сказаться на подборе наших кадров, так как аппарат ЧК все-таки представляет собой создание разных людей, разных категорий, — одни понимают так, как я понимаю, как большевики понимают, а именно, что мы опираемся на народное доверие, а другие понимают несколько по-другому, они понимают аппарат ЧК, как аппарат, где можно укрыться от кое-какой ответственности перед народом, перед правительством, перед страной. Многие смотрели на этот аппарат (я имею в виду не советские элементы), что попасть в ЧК на работу — это значит гарантировать себя от всяких репрессий, многие смотрели так,— ежели попасть в аппарат ЧК, значит можно поживиться. Мало ли там всяких дел есть — и конфискация и т. д. Так что своего рода напор на то, чтобы пойти работать в аппарат ЧК, влезть в этот аппарат был огромнейший. Я уже не говорю о том, что задачей всякой иностранной разведки является — как-нибудь проникнуть в сердце, т.е. в аппарат ЧК. Ведь и мы — все чекисты ставим себе задачей — как-нибудь пролезть в иностранные разведки, как-нибудь проникнуть туда, чтобы знать, что у них творится. Конечно, и этот элемент в отношении нас не исключает того же, наоборот, к нам при том капиталистическом окружении, которое мы имеем, неизбежно должны были проникать такие люди. И в этом смысле, я думаю, у нас кое-какие элементы этого порядка имеются.

323

Вот некоторые цифры. Из общего наличного количества работников ЧК на Украине (по всем областям и в центре) в 2918 чел. —на 1244 человека имеются те или иные компрометирующие материалы, т.е. почти на 50% работников есть компрометирующие материалы. Товарищи, сами по себе эти цифры довольно неприлично выгладят, но страшного в этих цифрах ничего нет и вот почему: когда начинаешь рассматривать по категориям этот компрометирующий материал, то, конечно, не каждый из этих материалов служит элементом для такой компрометации человека, которая исключала бы, например, работу этого человека в ЧК. Вы знаете, товарищи, что у нас существует так называемая спец. проверка, т. е. проверка, которая не существует ни в одном учреждении. Мы проверяем всю подноготную человека—и его маму, и его папу, и матушку, и батюшку, и брата, и сестру и т.д. и т.п. И понятно, что когда берут иногда, в особенности многосемейных людей (говорят, в семье не без урода), бывают всякие вещи. Все это, в частности наличие родственных связей, где имеются компрометирующие материалы не на того человека, который работает в ЧК, а на его родственника все равно заносятся в графу. Вот например, у нас есть компрометирующий материал на 214 человек, у которых имеются репрессированные родственники. Или вот например, у нас есть 219 работников, у которых есть родственники за границей. Или вот на 200 человек есть компрометирующий материал, сводящийся к тому, что у этих работников есть родственники, служившие в белых армиях и т. д. и т. д.

Само собой понятно, что человека, который работает у нас, это прямо не компрометирует. Здесь идет речь о каких-то родственных связях. Вот почему сама по себе цифра в 1244 человека не страшна, и конечно, не все из этих людей, о которых здесь говорится, компрометированы, и не все из этих людей подлежат, предположим, увольнению из органов УГБ. Это было бы неправильно, но несомненно, что в этой цифре, в числе 1244 чел. имеется какая-то доля людей, какой-то процент людей, которым не место у нас на работе и которые подлежат строжайшей, очень крепкой проверке, чтобы решить их судьбу, могут ли они работать у нас или нет.

Почему я говорю, могут они работать или нет? Именно потому, что в органах УГБ должно быть особое отношение к подбору людей. Он может прекрасно работать в любой сельскохозяйственной организации, на любой советской работе, там где больший контроль, там где его контролирует партия, контролирует общественность, контролирует народ. Все контролируют его работу. У нас тут, с точки зрения контроля, немножко хуже, у нас более бесконтрольный аппарат. Так что

324

если человек, который вызывает какое-либо сомнение, лучше, ежели мы освободимся.

Товарищи. Мы должны принять во внимание, что частенько у такого человека, у которого есть пятнышко само по себе чепуховое и если бы он работал где-нибудь в другом учреждении, в милиции или еще где-нибудь, то было бы ничего, а если он работает в ЧК, это может принести вред для органов ЧК. Иногда могу подумать — арестовывает, а сам кто? Вот, товарищи, почему я останавливаюсь на цифрах, общих цифрах о наличии компрометирующих материалов, чтобы мы сами, в первую очередь руководители, так как здесь преимущественно собрались руководители, чтобы они обратили внимание на свой аппарат. А у нас с аппаратом дело на Украине не все в порядке. И с оперативным и с техническим аппаратом. Надо на все обращать внимание. Я имею в виду приковать Ваше внимание к людям, к подбору людей, к воспитанию людей.

Вот разительный пример —тов. Андреев рассказывал. Ему надо было отпечатать докладную записку. Он ему говорит, у вас есть проверенная машинистка. Тот мнется. Вот три машинистки. Он решил спросить для интереса, что это за машинистки. Оказывается — одна немка, подозрительная по шпионажу, вторая полька, тоже подозрительная по шпионажу и третья, на которую ему указали как на самую проверенную, оказывается, у нее на днях расстреляли мужа — бывшего белогвардейца. Естественно, что тов. Андреев не дал этой «проверенной» машинистке работу. Пришел в центральный аппарат и спросил, нельзя ли у вас найти проверенную машинистку.

Товарищ Андреев говорит, что начальник ДТО неплохой парень и работает неплохо, а вот при этом неплохом парне сидят три такие машинистки. После этого спрашивается, что он за чекист? А? Что он за разведчик, который ищет шпионов на своей дороге, тогда когда под носом у него они сидят и он их не замечает. Что это, персональный недостаток этого товарища только? К сожалению, нет.

Говорят, что он неплохой работник и дело у него неплохое.

Я вот слушал тов. Андреева и видим, что это наш человек, хороший работник, но это наш общий недостаток: подумаешь, я буду заниматься какими-то машинистками, каким-то аппаратом. Есть завхозы, управделы и т.д., пусть они занимаются этим аппаратом. А чекист, который не может подобрать своего собственного аппарата и не знает своего аппарата — это дело его может подвести так, что трудно вывернуться ему будет из положения.

Стало быть, товарищи, первое, на что я хочу обратить ваше внимание, это на наличие компрометирующих материалов на довольно

325

большое количество людей. Это материалы не прямо компрометирующие их, а косвенно, и есть многие, которые прямо его не касаются. И у меня к вам предложение и совет — обратите внимание на свои собственные кадры, на подбор и проверьте их до конца.

Кстати сказать, об этих компрометирующих материалах. Большинство работников, подавляющее большинство работников — это жители Украины (я об этом еще буду говорить), которые испокон веков работают на Украине, никуда не переезжали и не собираются переезжать, а так называемая специальная проверка —что ни возьмешь дело, не закончено, что ни дело — не закончено. Масса материалов лежит, которые надо проверить, вызвать работника, проверить, запросить, решить как-нибудь с ним дело. Сказать, отрубить или туда, или сюда, сказать, ты у нас не можешь работать, можешь работать в милиции или в других организациях, надо решить, а то тянется годами, начальники довольно нежные люди по отношению к своему аппарату, очень жесткие на вид, боятся как-нибудь сказать, вот есть такие материалы, давай проверим факт и т. д.

Стало быть, к людям, к проверке людей должно быть одно из центральных вниманий, которое вы должны уделить на первый промежуток времени. Покончите со всем тем, что в той или иной мере может ваш аппарат дискредитировать, тогда у вас и руки развязаны будут и свободнее будете себя чувствовать. А то, что нам кое от кого придется освободить аппарат — это факт.

Вот я обращу ваше внимание на одну очень характерную деталь из аппарата украинцев, и она специфическая для Украины. У нас имеется около 200 человек в аппарате, которые, начиная с 1921 по 1924 гг., так примерно, 1925-1926 гг. выбыли механически из партии. Одни пишут, прямо по несогласию с НЭПом, другие —по неуплате членских взносов, а остальные просто выбыли. Я поинтересовался, почему это с [19]21-го г. вдруг так. И вот, когда поинтересовался немножечко и посмотрел родословную этих людей...

(Тов. Хрущев: В другой раз не согласен, потому что он за НЭП.) Так и получилось. Когда я посмотрел родословную, многие решили в связи с НЭПом, почему бы поторговать самим, и уходили из аппарата. Между прочим, было среди этого количества (около 200чел.) немалое количество людей, которые дезертировали из аппарата. Да, да, дезертировали. Из-за дезертирства их исключили из аппарата ЧК. Но это не мешало им в 1930, 1931, особенно в [19]32 г. вернуться в аппарат ЧК и восстановиться в партии. И восстановиться в партии. Так что я тут оперирую средними цифрами, товарищи, и к каждому из этих людей должно и нужно подойти индивидуально, не все, конечно,

326

некоторых механически причисляют. Ну характерно, что такая цифра характерна для Украины, он представляет какую-то специфическую особенность Украины и во всяком случае поглядеть этих людей следует. У меня есть предложение и совет еще раз вам — проглядите людей повнимательнее со всех сторон. Со всех сторон.

Далее, товарищи, если вы возьмете социальный состав нашего аппарата, он, пожалуй, на Украине тоже носит относительно более специфический характер. Средний процент здесь выходцев из непролетарских слоев населения —из мелкобуржуазных и буржуазных, более высокий, нежели в любом другом районе нашего Советского Союза. Более высокий процент.

Это, видимо, объясняется своеобразной обстановкой украинской и тем напором довольно солидных мелкобуржуазных партий, которые на наш аппарат давили и пытались проникнуть в наш аппарат, всеми и всяческими способами. Это также лишний раз нам напоминает о том, что следует приглядеться к аппарату и опять-таки мое предложение и совет — приглядитесь и проверьте его лишний раз. Сюда же я отношу и выходцев из других партий. У нас довольно (относительно понятно) оно само собой, процент чепуховый, но больший, чем в каком-либо другом аппарате.

Еще одна особенность, специфическая для Украины — это жены. Извиняюсь, товарищи, что я влезаю в ваш быт, вернее, быт кое-кого из чекистов. Но лучше сказать напрямик, нежели думать.

Товарищ Кобозев, который сидит у меня на кадрах, мне сказал вчера—откуда они взяли таких жен. Посмотришь компрометирующий материал — обязательно по линии жены. И действительно, как не посмотришь, жена или белогвардейка, или жена расстрелянного офицера, или дочь губернатора или что-то такое. Ну что за черт. Особое внимание необходимо обратить на этот вопрос. Почему таких жен они себе подбирали. Я думаю, что, может быть, не подбирали, а вернее, им их подкидывали, а если подкидывают, то вы же сами понимаете, для какой цели. Вы знаете, что представители разведок этим делом не брезгуют. Мы, чекисты, говорим о роли женщин в разведке. Мы знаем, что в любой разведке жен подсылают1, так почему же мы у себя не можем поглядеть на эту сторону. И нам их подсылают.

Я не исключаю того, что если вы приглядитесь к какому-то работнику, у которого с женой не все в порядке, то если вы это дело проверите—выясните, что эту жену ему кто-нибудь подсыпал2. А если так,

1 В документе —«подсыпают».

2 Так в тексте документа.

327

если такие вещи бывают, то лучше освободиться от таких людей, любить, пусть любятся в других учреждениях и заведениях, у нас не стоит. Лишний риск. Лучше в эту сторону нам ошибиться, чем в другую сторону.

Тов. Хрущев: — и поднять наших девушек, неплохие они. Тов. Ежов:

Еще раз я извиняюсь, что влезаю в бытовые дела. Такая наша работа, что у нас на все мелочи надо глядеть в оба. Лучше сказать прямо, чем шептаться на местах. Поэтому, товарищи, я хочу дать еще один совет, одно предложение — приглядитесь к людям, приглядитесь по-настоящему с тем, чтобы у нас, у работников УГБ, ни сучка, ни задоринки, чтобы никто не смел ткнуть пальцем. Чекист должен быть примером для окружающих, чтобы та любовь, которая его окружает со стороны нашего населения, была бы оправдана.

Самое страшное — это потерять доверие народа: это самое страшное для нас. Без народа мы ничто, никакой разведки нет, мы народу служим, и прислушиваться к мнению народа мы должны каждый день, каждый час.

Я бы мог привести много фактов из практики работы украинского аппарата, когда люди на деле в целом служили народу, а в отдельных фактах они шли против народа, потому, что они не понимали этого. Многие сознательно вредили, а некоторые просто так, потому что им чуждо понятие о народе, особенно это характерно для тех людей, которые варились в другом соку всю свою жизнь и здесь не переварились, не перевоспитались. Эти люди, конечно, творят чертовские безобразия.

Есть факты, есть такие безобразия, которые дискредитируют органы ЧК. Я не стану здесь говорить об этих фактах, но есть безобразные факты.

Я, например, дал распоряжение арестовать этого мерзавца Вронского, арестуйте его, это враг, который дискредитирует нас. То, что он под видом врагов берет лучших людей стахановцев, это подтверждает. Он себя показал при выселении из этого узла, он показал, что это за выселение. За это выселение его надо 10 раз повесить.

Хотел бы еще коснуться еще одного недостатка наших кадров, это то, что у нас была плохо поставлена воспитательная работа. Людей воспитывали в чуждом партийности духе. Людей воспитывали в духе отсутствия ответственности перед народом за каждый свой шаг, за каждое свое движение.

Должен сказать, что воспитанию аппарата, настоящему партийному аппарату уделяли мало внимания, и с точки зрения партийности,

328

с точки зрения большевистского воспитания аппарат имел немалые недостатки. Об этом я сужу по всей работе, но характеру работы.

Такое впечатление от работы, если взять ее в целом, у меня создалось. Есть люди, которые много занимаются штукарством и вместо того, чтобы выискивать сущность, вместо того чтобы докопаться до глубины, вместо того чтобы вскрыть подлинное лицо контрреволюции, люди занимаются тем, чтобы выискать какое-нибудь дельце. Тут хотят блеснуть больше, чем по-настоящему работать. Есть также элементы, я бы сказал, блатного порядка. Об этом можно даже судить и по отдельным специфическим украинским выражениям. Марафетчик — словечко очень ходячее у вас. Или например, выражение — «допросить на нет». Вы вероятно, Никита Сергеевич, не понимаете, что это значит, я вам поясню. Это значит допросить так, чтобы он не сознался, чтобы он отказался от показаний и т. д. Конечно, это не характерно для всего аппарата.

Но ежели такие вещи терпят в аппарате — это уже плохо.

И, наконец, последнее из того, что относится к кадрам. Товарищи, у нас на Украине аппарат сложился таким образом, что он в большинстве своем по преимуществу состоит из местных, коренных людей. Так, из общего количества аппарата — только 288 человек, которые прибыли из других областей и не работали на Украине. А все остальные — это люди, которые почти никогда не выезжали из Украины, т. е. из 2900 человек, примерно, только 288 человек прибыли из других областей, а все остальные это преимущественно коренные украинцы.

Имеем ли мы такое положение в других каких-либо областях? Я должен сказать, что ни одной области вы не найдете у нас в Советском Союзе, где бы вы имели такое соотношение в аппарате. Во всех остальных областях Советского Союза шло какое-то обновление аппаратов и поэтому шел какой-то обмен опытом и т.д. На Украине получился испокон веков сложившийся аппарат, который сидел на одном месте, никуда не двигался. Почему я об этом говорю? Потому что испокон веков сложилось так с украинским аппаратом, что это была своеобразная вотчина украинских наркомов, атамана. Это была атаманщина, батьковщина. Все наркомы и в особенности ваш «почтенный» шпик — польско-немецкий Балицкий считал аппарат своей вотчиной, своим аппаратом, а людей в аппарате своими людьми, которым ни до кого нет никакого дела, ни до советской власти, ни до всего остального. Он считал, что он сам по себе власть.

Говорить об очень таких довольно неприятных анекдотах из быта украинского аппарата при Балицком, когда подхалимство и угодниче-

329

ство доходило до таких размеров, которые даже трудно представить себе, если прочесть Щедрина, нужно два Щедрина для того, чтобы написать сочно, по-настоящему размеры подхалимства и угодничества перед Балицким, чтобы хоть немножко представить обстановку, в которой варился и воспитывался аппарат — не стоит, о них вы знаете не меньше меня, а значительно лучше. И вот если все это отнести к аппарату, то безусловно, все эти элементы атаманщины и батьковщи-ны, все эти элементы воеводы сказывались и на аппарате.

Товарищи говорят, что приезжающий из чужого аппарата человек у вас никогда не прививался, его моментально выжимали и выживали к черту, а здесь внутри вы переезжали из области в область. У вас есть области такие, куда вы не хотели ездить. Вот когда стоял вопрос, допустим, о Виннице или Житомире, то говорили так —пусть лошади туда едут, у них четыре ноги, а у нас две ноги, а Одессу, Харьков, Киев — пожалуйста. В Донбасс еще тоже можно, и то с трудом.

Вот какое получалось положение с аппаратом на деле. Аппарат был замкнутый, аппарат, который никогда не обновлялся и это безусловно должно было сказаться на деле. Товарищи, вы меня не поймите так, что я хочу обязательно разогнать украинцев и т.д. Нет, я это говорю с точки зрения дела, приобретения опыта, роста людей и т.д. Кое-какой обмен опытом надо произвести потому, что это расширит и кругозор людей. Люди с опытом приедут сюда из других областей, вы посмотрите, как они работают, вы поедете в другие области и т.д. Это нужно в интересах самого аппарата, его роста, роста отдельных людей. У вас сидят, говорят, прямо старички, которые пришли оперуполномоченными и так они сидят всю жизнь. Сидят и сидят и никуда двигаться не хотят. Не думайте, что на этом самом весь мир замкнулся. Надо обязательно освежить аппарат, новую кровь в него влить. Это и для самого аппарата будет лучше и главным образом лучше будет для людей, потому что они приобретут и больший опыт и т. д.

Я прошу меня не понять так, что я сторонник того, что надо всех, которые долго сидят на Украине, обязательно передвинуть. Чепуха. Я думаю, вы меня так не понимаете. Но я думаю, что кое-какое смешение крови и пополнение украинского аппарата работниками не из Украины, обязательно нужно сделать. Конечно, каждому человеку нужно дать назначение. А здесь есть очевидно очень много людей, которые в других областях могли бы занимать гораздо большие должности, чем они здесь занимают и должен сказать,...

<...>1

1 Пропуск в стенограмме.

330

...О которых вы знаете, не национальные операции, я их отношу к разряду массовых операций, кулацких операций. Вот, если вы возьмете любую область нашего Советского Союза, любую область, она имеет массу недостатков, в том числе и в проведении таких операций, как здесь была проведена. Как и во всех массовых операциях, есть недостатки, закрывать глаза нельзя, но если вы возьмете любую, самую захудалую область и сопоставите с Украиной, ничего подобного нет. Самые худшие операции — это на Украине — хуже всех была проведена на Украине. В других областях хуже, в других лучше, а в целом по качеству хуже. Количеством лимиты выполнены и перевыполнены, постреляли немало и посадили немало, и в целом если взять, она принесла огромную пользу, но если взять по качеству, уровень и посмотреть, нацелен ли был удар, по-настоящему ли мы громили тут контрреволюцию—я должен сказать, что нет. Должен сказать, что нет. Конечно, если вы возьмете какую-нибудь там область — Винницкую, Каменец-Подольскую, Донецкую, любую и т.д., так в целом если взять с точки зрения той операции, которую мы проводили и установки, конечно, контингент для того, чтобы пострелять, есть более чем достаточный и вы знаете, что новый учет, который мы провели и о котором я еще буду говорить с вами, что он дает новые цифры, по которым надо громить, но весь вопрос в том, как громить. Если взять контингент, так он более чем достаточный, а вот знаете головку, организаторов, верхушку, вот задача в чем заключается. Чтобы снять актив — сливки, организующее их начало, которое организует, заводило. Вот это сделано или нет? — Нет, конечно. Вот возьмите, я не помню, кто это мне из товарищей докладывал, когда они начали новый учет проводить, то у него, оказывается, живыми еще ходят 7 или 8 архимандритов, работают на работе 20 или 25 архимандритов, потом всяких монахов до чертика. Все это что показывает? Почему этих людей не перестреляли давно? Это же все-таки не что-нибудь такое, как говорится, а архимандрит все-таки. (Смех.) Это же организаторы, завтра же он начнет что-нибудь затевать. Так по всем линиям, если вы возьмете такого национального качества на должном уровне удар не был. Опять были элементы шанхрайства1, погоня за цифрой. Вот расстреляли полтысячи и на этом успокоились, а сейчас, когда подходят к новому учету, говорят, ой, господи, опять надо. А какая гарантия, что вы через месяц опять не окажетесь в положении, что вам придется такое же количество взять. Так что в этой массовой опе-

 

1 Так в тексте документа, вероятно правильно «шахрайства», т. е. обмана, жульничества.

 

331

рации, прежде всего, не было нацеленного удара и качественно она прошла на низком уровне.

Второй ее недостаток, товарищи, — что эта операция коснулась по преимуществу деревенских районов и почти не коснулась городов. Почти не коснулась городов. Если вы сопоставите каждый в своей области, в особенности в крупных центрах, сопоставите цифры по городу и по области, то вы сами увидите. Главный удар был нанесен по преимуществу на так называемые деревенские районы, не задели город, видимо организационно вы так построили это дело, создали эти опер, группы, которые разъехались по районам, а в городе эти опер, группы не были, поэтому естественно, город остался в стороне и в городах у вас продолжают ходить и попы, и архиепископы — очень активная контрреволюция из духовенства. У вас продолжают ходить белогвардейцы, уголовники, которые черт его знает сколько времени будут ходить и грабить нас, следовательно, город не очищен.

И наконец, в самих районах тоже интересная картина. Если вы возьмете в районном разрезе операцию, которая была проведена и проанализируете с точки зрения того, как в каждом отдельном районе прошла операция, то вы увидите также огромный недостаток. По преимуществу удар был нанесен в тех районах, где работала опер, группа, а туда, где-нибудь подальше все осталось так как было. Почти никакая операция не была проведена.

Чем объяснить такое положение, что так плохо была проведена эта операция?

Я думаю, что здесь две причины: первая и основная причина та, что эта операция — массовая операция, застала украинский аппарат врасплох, свалилась как несчастье на голову, как бич какой-то. Жили себе спокойно, работали, работали, вдруг кто-то такой надумал и говорит — давайте постреляем кулаков, уголовников и контрреволюцию. Казалось бы, нашему аппарату, который ведет борьбу с контрреволюцией такая задача, которую дала партия и советская власть и народ, должна была бы нас прямо всех вздыбыть, поднять. А на деле получилось, что на нас свалилось какое-то несчастье. Встретили эту кампанию не подготовлено. Почему? Учета никакого не было. Операцию проводили и вместе с нею заводили учет. Одновременно это делалось. До этого учета никакого не было. Поэтому, естественно, что параллельно с операцией проводился и учет. Из этого получилось, что кто попался, того поймали, а кто сумел скрыться, то и остался. Никакого учета не было.

Второе — мало того, что учета не было, не было также и осведомления. Я уже не говорю о глубокой агентурной работе. Я говорю об

332

осведомлении. Если бы у вас было какое-нибудь осведомление, вы бы могли ваших подучетных параллельно освещать. Этого не было, а отсюда в этой массовой операции и те недостатки, о которых я уже говорил, т.е., что удар пришелся не по цели, что сняли чехом1. В целом же операция правильна с точки зрения целесообразности, но можно было бы погромить лучше. Нужно было снять организаторов, верхушку и провести эту операцию более квалифицированно на более высоком политическом уровне.

Следующий недостаток — это то, что здесь сказалась недостаточная партийность аппарата и его руководителей, главным образом. Тут я имею в виду партийность в том смысле, что не было достаточно высокой политической квалификации, при которой люди могли бы при тех недостатках, которые имелись в учете, в агентуре, в осведомлении в процессе, так направить дело, чтобы брать действительно наиболее сволочную часть. При этом надо было не торопиться.

А в результате этого, товарищи, получилось, что мы немало расстреляли, а взяли не всегда тех, кого следовало. Скажите пожалуйста, кто из вас из начальников областных управлений может сказать, что он в процессе этой операции вскрыл крупную организацию. Этого сказать никто не может. Никто не может сказать, что у него имеются подходящие протоколы и так далее; этого не было. Поступали довольно просто также как и судили просто — никаких протоколов, взяли сволочь, кулак, беглый — расстреляли, но что за ним есть — это не вскрыто.

Разрешите, поскольку мы сейчас вступаем в новую операцию или вернее продолжаем эту операцию на новой основе — остановиться на тех предварительных мероприятиях, которые вы сейчас провели. Я имею в виду учет, который вы сейчас завели. Чем этот учет отличается от предыдущей операции. Он немножко отличается, но именно немножко. В целом же этот учет страдает теми же элементами, которые были и при старой операции, т.е. если вы возьмете то соотношение между городом и деревней, то вы увидите, что город почти не задет. В этом учете задета по преимуществу деревня. Город остался в стороне.

Далее, этот учет слишком поверхностный и он требует сугубой проверки каждого из подучетного индивидуально.

Почему я об этом говорю. Вот вы взяли, например, на учет 8-10 тысяч человек, но когда начинаешь разбирать эти цифры, возникает масса вопросов.

1 Так в тексте документа, вероятно правильно «чохом».

333

Мы возьмем такую цифру, у вас взяты на учет исключенные из партии. Признак — исключение из партии — еще не говорит о необходимости чекистского репрессирования. Это не является признаком необходимости репрессировать. У нас в законе нет такого, чтобы партия не имела права исключать или чтобы член партии не мог выйти из партии. Он добровольно вступает в партию. Если же он выходит из партии, то это еще не значит, что он подлежит репрессированию.

Другое дело, когда вы на учет его берете, но для этого вы должны наблюдать процессы за ним. Надо же иметь в виду, что здесь могут быть элементы обиженности, недовольств и т.д. Необходимо таких людей обставить осведомлением, агентурой, для того чтобы всесторонне за ними следить. А вообще это не признак для репрессирования. Мы должны следить за этими людьми, чтобы своевременно пресечь их намерения пойти в контрреволюцию.

Далее, у вас на учет взяты, например, военнопленные, русские военнопленные, побывавшие в плену в Германии, в Австрии во время империалистической войны. Это также не признак для репрессирования, если вы всех начнете так репрессировать, то знаете, может получиться черт знает что. Таких людей у нас около миллиона (с места: 2 с половиной миллиона). Ну знаете, если вы начнете всех репрессировать, то где же это видано? А ведь факт, что вы их всех взяли на учет. Нужно ли их брать на учет. Нужно. Но надо поставить перед собой оперативную задачу. Нужно смотреть на вещи не только с этой точки зрения. Мы знаем, что немцы организовывали специальные лагеря для украинцев, туда брали специально отборный контингент, но их было не так много. Речь может идти о сотне и максимум тысяче. Я понимаю, что нужно брать на учет людей по признакам пребывания их в том или другом лагере. В этом есть оперативная целесообразность. Но взять на учет 2 с половиной миллиона и начать их разрабатывать, то это не только не целесообразно, но и невозможно. Вряд ли это целесообразно с точки зрения нашей чекистской работы.

Впустую потраченное время и средства, и усилия. Один этот признак сам по себе не является признаком ни для репрессий, ни для разработки. Я, как чекист, или как руководитель какого-нибудь областного ведомства ЧК, не дал бы себе труда заняться этим делом, если нет других признаков, чтобы брать этого человека на учет, потому что это будет впустую потраченное время, средства и усилия. Незачем это делать. Конечно, если у этого военнопленного, кроме того, что он военнопленный, есть другие признаки, т.е. если известно, что он был в таком-то лагере, что немцы его обрабатывали и т.д., если у этого человека имеются какие-то связи за границей и какие-то элементы,

334

чтобы его брать на учет — проявление контрреволюционных настроений и т.д., тогда я понимаю, но один только признак, что он бывший военнопленный — это самая несусветная чепуха.

Третье — есть у вас на учете и такая категория — кулаки. Ну, это хорошо. Признак неплохой, но кроме этого у вас есть и другая категория—проявившие к.-р. кулацкие настроения. Кто это такие, я вот не знаю. Когда говорят кулаки, это для меня понятно. Понятно, когда говорят — беглый кулак. У нас и в директиве сказано, что такое кулак. Понятие кулак у нас определенное, а вот к.-р. кулацкие элементы — это для меня непонятно. Что это такое — середняк, бедняк, подкулачник. Я бы хотел спросить у вас, что нужно понимать под этим. Если вы эти к.-р. кулацкие элементы начнете репрессировать без разбора, то я боюсь, что вы сможете нагородить черт знает что.

Словом, я не буду перечислять всех категорий, взятых вами на учет, но я хочу только сказать, что каждую категорию надо рассматривать опять-таки индивидуально и в таком разрезе, что ежели мы будем стрелять, то чтобы знать, что мы стреляем сливки, что мы стреляем организаторов. Вот тогда мы будем спокойны, что завтра этот организатор нам ничего не организует.

Вот под этим углом надо будет почистить. А есть ли кого чистить у нас на Украине, несмотря на довольно относительно большую операцию, которую мы провели? Конечно, есть и надо будет почистить. Почистить надо будет крепко. Вы что, получили 6000?

(Успенский: Да.)1

Дополнительно нужно будет еще тысяч тридцать взять2 и соответственно распределить по областям, в зависимости от учета, так, чтобы важнейшие области были выделены и чтобы по важнейшим элементам ударить, но ударить так, чтобы это был удар нацеленный. Я, понятно, исключаю из этих 30 000 то, что вы будете продолжать еще работу по другим операциям — по польской, харбинской, болгарской, греческой и всяким другим. Я имею в виду 30 000 — это сливки. Покончить надо с белогвардейщиной, со всякими организаторами

1 Решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 31 января 1938 г. Украине был выделен дополнительный лимит на репрессии против «бывших кулаков, уголовников и активного антисоветского элемента» по первой категории на 6 тысяч человек и по второй — 1 тысяча человек (Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. 1937-1938. С. 467).

2 17 февраля 1938 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло следующее решение: «Дополнительно разрешить НКВД Украины провести аресты кулацкого и прочего антисоветского элемента и рассмотреть их дела на тройках, увеличив лимит для НКВД УССР на тридцать тысяч» (Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. 1937-1938. С. 489).

335

кулацких банд, с повстанцами. (Я имею в виду повстанческие кадры.) Затем покончить надо с бывшими политбандитами. Одним словом, снять нужно сливки, головку. Нужно, чтобы это был такой удар, который бы почувствовали.

Если перейти к другим массовым операциям, то что здесь мы имеем? Для вас такие операции, как польская, немецкая, румынская должны были стоять в центре внимания. Конечно, надо было иметь в виду и другие операции. Я имею в виду болгар и македонцев, харбинцев и всех остальных, но эти три у вас должны были быть в центре внимания. А как эти операции — польская, немецкая и румынская проведены. Я должен сказать, что если не хуже, то и не лучше, чем операции кулацкие. Тут тоже, так сказать, не было проявлено элементов достаточного партийно-политического руководства в этом деле и поэтому качество этой операции довольно низкое. Я должен сказать, что вас вообще вся эта операция застала врасплох, ибо если бы она вас не застала врасплох, то и результатов таких не было бы.

У вас тоже никакого учета не было ни по полякам, ни по румынам, ни по немцам, ни по харбинцам, а отсюда — у вас не было осведомления и освещения этих элементов, хотя для каждого чекиста —это элементарное дело. Надо было эти элементы освещать, а оказывается, они у нас ни на учете, ни на осведомлении не были. Многие считали, что вообще со всем этим делом покончено. Поляков уже так очистили, что делать нечего больше. Все же, когда <...>1.

Те же недостатки с солидными отклонениями и вариациями относятся и к румынской, и к немецкой, и ко всем остальным операциям. Поэтому с этими операциями надо будет продолжать, но продолжать с умом, с толком и громить именно то, что нам особенно нужно.

Вот то, что касается ваших операций, таких более не2 менее массовых.

Теперь, если коснуться ваших не массовых, а обычно следственных дел, то я бы хотел остановиться на некоторых важнейших делах, которые вырисовываются у вас и вскрываются.

Прежде всего, я хочу остановиться на военно-националистической организации, которая сейчас вскрывается по линии 4 и 5 отделов у вас.

Товарищи, если говорить о военно-фашистском заговоре, которым руководили здесь Якир, Балицкий, Дубовой и другие, который в достаточной степени раскрыт (хвосты, правда, не подчищены), то

1 Пропуск в тексте стенограммы.

2 Так в тексте документа.

336

это очень важная и серьезная была операция. Но мне кажется, что сейчас то, что мы вскрываем, или вскрывается военно-националистическая организация, она во много серьезнее этой троцкистской, потому что она имеет гораздо более широкую базу, гораздо более широкую базу, нежели троцкистская организация и впитывает в себя все элементы, в том числе троцкистов, правых и т.д. и т.п. Она объединяет в своих рядах все антисоветские элементы, которые в той или иной степени причастны к националистическому движению —я имею в виду петлюровцев, махновцев, я имею в виду всю плеяду украинской контры. Эта организация, она помимо кадров относительно небольшой прослойки, которую она имеет и имела в армии, главная ставка у нее была не на армейские формирования, а главное на повстанческие кадры, повстанческую контрреволюцию за счет первоочередного формирования и поэтому они главное внимание обращали на наши районные военкоматы, на Осоавиахим, на деревню, на бывших всяких петлюровских бандитов, повстанцев, контрреволюционеров и т.д., и вокруг них старались сколотить повстанческие кадры, имея в то же время относительно более меньшую прослойку и в армии.

Мне кажется, что это одно из центральных дел ваших, которые в своей работе вы должны чекисты — учитывать, потому что это очень серьезная и важная организация, которую мы должны разбить до всех корней и расчистить ее до конца.

Поскольку здесь сидят особисты, я хотел бы коснуться наших особых органов. Я не буду касаться вопросов организационных, мы их как-нибудь решим, но что с особыми органами плохо (со всеми плохо, но с особыми в особенности), это то, что не слышно их. Не видать их. Ну еще слыхать Особый Отдел в области, округах, а вот как только доберешься ниже в дивизию, в корпус, в полк — не слыхать их совершенно. Незаметно. Не ведем ни оперативной, ни чекистской работы. Ну вот, скажем, есть у нас много командиров, переходящих, они продолжают оставаться в армии — наблюдения ведутся за ними, агентура есть? Может ли кто-нибудь из особистов сказать, что у меня есть агентура вокруг этих людей и т. д. Я таких примеров не знаю. <...>1

Это очень серьезная организация, разворот операции по которой, если взять в целом, то пока он только в начальной стадии. Вы должны в этом отношении держать все время прицел. То же самое и на эсеровских кадрах (это самая опасная публика). Их нужно громить до конца.

1 Пропуск в тексте стенограммы.

337

Третье — кое-где начинает вскрываться (пока еще на начальной стадии) сионистская организация. Она вскрыта недостаточно. Эта организация, несомненно, имеет большую, серьезную базу и гораздо более широкие кадры, огромные кадры на Украине. Я не исключаю и того, что она имеет своих представителей в нашем аппарате.

Эта организация целиком находится на службе немецкой, английской и польской разведок, скорее всего, английской разведки. Эта организация имеет живых людей и другие связи за кордоном. На сионистов вы должны обратить особое внимание. Эта серьезная организация и по ним нужно докопаться и до конца их разгромить как следует.

Мало вы обращаете внимания на националистические формирования типа бывших петлюровских, махновских и т. д.

Сейчас в Днепропетровске вскрывается крупная махновская организация, которая имеет свои ответвления почти во всех областях Украины. Кое-где петлюровские организации уже также вскрываются. Само собой разумеется, что эти организации живут не изолированно. Видимо, эти организации являются прямыми филиалами У ВО1, которые руководятся Коновальцем и другими украинскими националистическими эмигрантами. Вскрыть эти организации нужно. Они существуют, их берут пока неполно, операция по ним в начальной стадии, а надо их взять по-настоящему до конца. Это должно быть одной из центральных задач.

Я не стану останавливаться на кое-каких других делах. В частности, дашнакское дело в Харькове, это очень серьезное и важное дело. Дашнаки в Харькове всегда имели прочную базу. Поэтому и это дело представляет собой огромнейший интерес. Дашнаки — эта такая публика, которую нужно разгромить как следует и здесь на Украине вы можете сыграть роль очень значительную и дать выход не только по Украине; стремитесь к выходу по всему Союзу. В этом отношении мы вам предоставляем полную монополию. Если вы нам дадите дело союзного масштаба, мы вас поблагодарим. Дело это очень важное. Надо их разгромить. Кое-какие выходы вы уже дали. Вы дали выход на Армению и другие области. Нужно докопаться до конца. То же самое и по меньшевикам.

Вот на этих делах вы сейчас должны обратить центр своего внимания, судя по тем признакам, которые мы сейчас имеем.

Следующей, пожалуй, архицентральной и важной работой является работа по агентуре. Агентурная работа, если она у нас вообще сто-

1 Украинская военная организация.

338

ит на очень низком уровне в целом по Союзу, то на Украине она стоит еще на более низком уровне. Я не представлял себе, что дело с агентурой у вас так плохо. Вряд ли мы можем найти во всем Союзе такое агентурное убожество, какое мы имеем на Украине.

Агентурная работа у вас здесь была не в моде, игнорировали эту работу совершенно. Она всюду плохо поставлена, но здесь хуже, чем в других местах. Мы поворачиваем дело медленно, плохо, неумело. Тут даже многие представления об агентурной работе не имели. Тут вкуса к агентурной работе никакого нет. А меж тем агентурная работа у нас главное сейчас. Без агентурной работы, без осведомления, без внутреннего освещения, всех контрреволюционных формирований которые, несомненно, есть и будут, мы ни с какой контрреволюцией не справимся.

Ну вот мы почистимся, пока идут следственные дела по троцкистам, правым, военные организации, эсерам, массовой операции, а дальше что. В одно прекрасное время вы остановитесь (может быть, некоторые и ждут этого), не будет чего делать, может быть кое-кто скажет, что мы полтора года работаем, так что пора и отдохнуть. Я противник такой передышки. Потом скоро накопится. Из этой передышки ничего не выйдет. Мы будем заставлять вас работать с такими же темпами. Поэтому агентурную работу надо поставить во что бы то ни стало. Эта самая главная, самая важная, но вместе с тем и самая сложная отрасль нашей работы. Агентура — это все.

Можем ли мы поставить агентурную работу? Конечно, можем. Если мы понятно преодолеем прежде всего свою собственную косность.

У многих вообще пропало сознание о необходимости агентурной работы. Они в силу своей немощности забывают об этом весьма важном деле и говорят, какая сейчас агентурная работа. Вы говорите — завербуй агента по правым, по троцкистам, да я их всех разгромил, кто же теперь пойдет туда, какого хотите от меня агента. Троцкистов нет, правых нет, мы их ликвидировали. Когда говорят, заведи агента по полякам — это еще можно, но и тут мол весь актив снят, где же взять агентов. Вы говорите, по белогвардейцам агентуру —да где же эти белогвардейцы, часть из них мы постреляли, а часть из них старые развалины и прочие, ну что с ними возиться, а часть уже переваривалась в нашем соку и т. д.

Итак, если вы возьмете нашу внутреннюю обстановку в стране, то вы поймете, что она довольно сложная и в ней нужно уметь работать. Такой чекист, который не понимает что такое агентура, который не шевелит мозгами и не способен этого делать, он теорию может подве-

339

сти под любую категорию. Он скажет, — позвольте, у нас есть достижения, успехи у нас растут, народ приветствует, недавно выборы прошли, проголосовали за правительство так, как ни в одной стране не голосуют, а вы требуете агентуру заводить, кого-то освещать. Кого я буду освещать. Вот за границу пролезть —это правильно. Вот туда надо агентуру, но так как за границу трудно пролезть и это дело такое проблематичное, если я сижу в Воронеже, или Донбассе и вы меня не будете толкать на то, чтобы я вышел на границу, то следовательно меня это не касается. Это ваше центральное дело. Тут у вас большее поле деятельности. Мы будем всячески вам помогать, будем хвалить вашу установку на заграничную работу, но у себя такой работы мы проводить не можем.

Товарищи, если мы эту косность в своем собственном самосознании не уничтожим, если не решим сами, что агентура нам нужна, что агентурную работу можно и нужно поставить, что у нас есть кого освещать, то работы у нас не будет. Тогда зачем нам ЧК, зачем, чтобы государство платило денежки, кормило, обувало нас и т. д. Если мы все разгромили, то, следовательно, мы и не нужны сейчас?

Товарищи, прежде всего мы должны преодолеть эту косность в аппарате и ударить по всем «теориям», которые сводятся к тому, что никакой агентурной работы нельзя вести, что агентурная работа нам не нужна и т. д. Слов нет, трудностей в агентурной работе много, но то, что нельзя вести агентурную работу —это сплошная чепуха. Ее можно и должно вести. Вести ее нужно умно, а у нас теперь пошла мода такая: все за то, чтобы агентурную работу поставить, но у нас, мол, организационные трудности в этом деле, потому что мы все сидим на следствии. Агентурой некогда заниматься. Тогда начальник НКВД, а за ним начальники отделов, а за ними начальники отделений решают так: вот я часть аппарата выделю — на следствие, а часть на агентуру и специализирую их —это будут агентурщики, а это будут следственники. Сама по себе такая мера правильна, я за нее, надо специализировать людей. Но, товарищи, за этой мерой скрывается часто и другое. Начальник НКВД, за ним начальник Отдела, за ним начальник отделения решают так: ага, я агентурщиков выделил, они будут заниматься агентурной работой. А я сам? Я буду вообще руководить. Вообще руководить — это значит и следствием, и агентурой. Кроме того, у меня и хозяйство, и черт только знает что. Я и тем и другим руковожу, а так как следствие — это дело такое, что человек в тюрьме сидит, его надо допрашивать, это дело ближе чем агентура и поэтому фактически получилось то, что руководят только следствием начальники и отделов, и отделений, и управлений НКВД. Следст-

340

вием они еще кое-как руководят и сами допрашивают иногда, а сейчас даже многие начальники сами допрашивают, перепроверяют свой аппарат. Но почти исключен такой пример, чтобы начальники сами занимались агентурной работой. Это дело далекое, надо на конспиративку ездить, надо встречаться с агентом, это много времени занимает и т. д. и т. п. Поэтому они рассуждают так — пусть агентурист занимается агентурой, а я буду руководить.

Начальники НКВД, начальники отделов, отделений не покажут примера, что они являются настоящими руководителями ЧК, т. е. что они руководят и агентурой и следствием, если они сами не сумеют придумать какую-нибудь агентурную комбинацию, не сумеют заниматься агентурной работой и т.д. Такой начальник НКВД, начальник отдела —не чекист и во всяком случае не годится в руководители агентурной и следственной работой. Такого начальника мы можем назвать только старшим следователем по важнейшим делам. Так мы его и назовем.

Поэтому для того, чтобы повернуться, для того, чтобы организационные меры не остались бы только организационными мерами, товарищи начальники должны и сами заняться агентурной работой; преодолеть все трудности, которые стоят в этой области и тогда они по-настоящему сумеют направлять работу нашего агентурного аппарата. По существу, это так и должно быть, потому что у вас, товарищи начальники, и кругозор немножко шире, вы располагаете общим планом, если у вас, предположим, в Киевской, Одесской областях есть какие-то основные каналы контрреволюционной работы, допустим белые кадры очень большие, вы можете придумать так —дай-ка я нажму на белых — или дай-ка я нажму на эсеров и т. д. и т. п.

Я не хочу говорить здесь о практике нашей агентурной работы. Недостатки ее вам известны, вряд ли стоит вам о них говорить, вы их сами знаете. Я не хочу также говорить и о тех практических шагах, которые надо предпринимать немедленно в отношении агентурной работы. Это дело конкретное. Надо посмотреть, где заводить, как заводить. Если конкретно подходить, то надо просто сесть и разобрать какую-то операцию.

Но самое главное в том, что поворот к агентурной работе должен заключаться в том, что сам начальник УГБ должен заняться агентурной работой, для того, чтобы уметь направить эту работу. Иначе это будет простым пустозвонством.

Третья — не менее важная задача, в особенности для украинского аппарата, это вопросы учета. Вот вы сами сейчас на своей спине убедились, что такое отсутствие учета. Учетная работа сейчас должна

341

явиться центральной частью работы. Я думаю, что у нас должна быть поставлена таким образом учетная работа, чтобы все контингенты по признакам, всевозможные контрреволюционные формирования были бы обязательно взяты на учет.

Я имею в виду не статистический учет, я имею в виду учет персональный, чтобы на каждого было заведено дело. Вот возьмите оборонный завод, там рабочий — бывший эсер, вы его не репрессируете, но на учете он должен быть у вас.

Надо иметь в виду, что учет для нас не мертвое дело, вот взяли на учет на всякий случай и держите на учете, а придет время нам скажут репрессировать эсеров и поляков, или немцев, так вот мы возьмем отрубим им голову и все. Я имею в виду учет общественный, чтобы у вас этот человек был в поле зрения, чтобы он не был простой статистической единицей, которую вы включили ради того, чтобы увеличить статистику своего учета.

Я думаю, что вам придется поднять все свои архивы. К архивам у вас такое отношение, что их крысы едят, а в архивах можно найти много интересных вещей. Вот тов. Федоров мне докладывал, что его архив дал ему возможность поднять целый слой новых людей.

Вот, товарищи, о технике, о значении учета и практике учета я не хочу вам говорить и для вас вряд ли нужны азбучные истины в области учета, но я повторяю, что надо наладить учет, повернуться лицом к учету, потому что учет —это такой элемент (хотя бы статистический учет), который может дать направление в работе. Учет — это все, без учета вы никуда не двинетесь.

И последнее, товарищи, это вытекающие из самого учета. Ежели у вас на учете будут люди, ежели вы заведете у вас дела и т.д., я имею в виду понятно, учет самый всесторонний. Вот, например, у вас по протоколу проходят люди, часть из них репрессирована, о части вы ставите вопрос об их аресте, а о части вы думаете ставить вопрос об аресте, но считаете недостаточными материалы для того, чтобы поставить вопрос об их аресте, но наблюдать за ними надо, учет нужен и вот если вы взяли такого человека на учет, так надо поставить за ним наблюдение и постоянно наблюдать. Если это интересный объект, тоже нужно установить наблюдение. Мы этим делом не занимаемся, а между тем много могли бы благодаря своевременному взятию на учет, мы много могли бы очень интересного для себя вывести.

И последнее, товарищи, это я хочу сказать несколько слов о розыске. Я себе представлял, что с розыском дело очень плохо, но не представлял, что это так плохо, сверх плохо. Я вот сюда приехал, так прямо кошмар, с розыском дело так плохо поставлено, что дальше

342

терпеть нельзя, видимо это дело не только здесь, видимо это дело общесоюзное, начиная от Москвы. Москва рассылает списки, списки приезжают, списки расходятся, а кто будет заниматься ими, кто будет разыскивать — неизвестно. Об этом никто не думает и не хочет думать. Об этих делах вы у себя подумайте, что-нибудь предпримите. Мы у себя в Москве подумаем и кое-что наверное предпримем потому, что у нас масса людей разыскивается, масса списков послана. Вот мне товарищ рассказывает, что 7 лет разыскивают одного человека (с места: с [19]32-го г.), да, с 1932 г. 7 лет, а он 7 лет живет в Киеве. В списках розыска он числится, известен даже адрес где он живет, признаки есть, где он живет, можно было бы его разыскать, но никто его не разыскивал. Наконец только случайно его арестовали. Так что какие-нибудь меры примите пока, я думаю, что это пользу и вам принесет. Кое-кого вы разыщете без труда, а мы со своей стороны кое-какие меры предпримем, для того, чтобы это дело упорядочить.

Вот, товарищи, собственно и все вопросы, на которых я из тех поверхностных впечатлений мог остановиться. Прежде всего надо быстро перестроиться во всей нашей работе.

Товарищи, побед у нас очень много. Страна наша изо дня в день растет и побеждает. Мы международную буржуазию победили на всех фронтах. Мы ее бьем несомненно и в военном деле. Но где нас били и продолжают бить — это в разведке. Тут мы опростоволосились так, что нас продолжают шлепать как маленьких ребятишек.

Так как мы распоясались в нашей работе по разведке, нам времени не дано и надо в относительно более короткий срок так перестроиться, чтобы поставить нашу разведку на уровень тех задач, которые перед нами ставит Советская страна.

Пока что мы на уровне тех задач, которые перед нами ставит партия и правительство не стоим. Нам надо подтягиваться. К сожалению, многие из чекистов страшно увлекаются. К сожалению, нам тут и наши газеты помогают. Хвалят, и хвалят —вот советские чекисты во главе с Наркомом Ежовым разбивают, разбили... Черта с два, не разбили и не разобьем, пока не перестроимся.

И Нарком ваш разведчик липовый и мы все разведчики липовые; пока мы не перестроимся, кричать ура не стоит.

Успехов очень много. Конечно, и мы должны радоваться успехам и победам нашей страны, но радость наша должна быть особой. Когда колхозник радуется, когда рабочий радуется, когда радуется вся страна—это хорошо. Мы же должны стремиться, чтобы эту радость не омрачил враг. Поэтому нам не надо этими успехами увлекаться и чем больше у нас успехов, тем больше мы идем вперед, у нас должно быть

343

все больше и больше чувство ответственности, за сохранность этих успехов, за то, чтобы эти успехи уберечь, чтобы эти победы закрепить, чтобы нашей работой охранять эти победы.

Поэтому увлекаться не следует и необходимо перестроиться таким образом, чтобы мы изо дня в день всей нашей работой оберегали бы и охраняли эти успехи и победы.

То, что мы сейчас громим, это все еще не то. Надо знать на зубок каждого врага, держать руку на пульсе, как говорят, надо знать где что находится.

Уверены ли вы, что с началом войны у нас не полетят заводы и не начнутся крушения поездов; я не уверен, что этого не будет. Хотя мы крепко разгромили базу врага, я думаю, что у нас существуют заложенные на военное время и диверсионные и террористические и шпионские группы, которые только во время войны начнут проявлять себя.

Поэтому главная задача не увлекаться нашими успехами и добиваться подлинной работы. Не поддавайтесь похвальбе, не уподобляйтесь вороне из басни Крылова. Вас будут расхваливать, а вы язык развесите. Ну Нарком у нас Сталинский, мы первоклассные разведчики, успехи кругом есть, что же надо. Повторяю, не увлекаться, не поддаваться похвальбе, а сейчас нас и враг будет хвалить, чтобы усыпить нашу бдительность. Он будет кричать и хвалить, что советские разведчики всех разгромили, вот молодцы мол и этим самым усыплять нас. Мы будем считать, что всех разгромили, а он тем временем будет продолжать свою работу и усыплять нашу бдительность.

Необходимо перестроиться в самый кратчайший срок, чтобы на всех фронтах перейти к наступлению на врага и обеспечить охрану государственных интересов, охрану наших побед, как это проводит настоящая советская разведка.

Второй вывод — надо посмотреть собственные кадры, надо почистить собственные ряды. Надо подобрать новых людей, надо воспитывать этих людей изо дня в день в духе партийности, в духи преданности нашей партии, в духе большевистском.

Надо воспитывать так людей, чтобы они чувствовали, что они плоть от плоти и кровь от крови нашей партии, нашей страны. Только то сознание, что мы слуга народа, что мы должны изо дня в день иметь в виду интересы этого народа, — позволит нам с соответствующей напористостью решить те задачи, которые перед нами стоят.

Вот все, что я хотел сказать на этом совещании.

Тов. Успенский:

Товарищи, как вы считаете, надо поговорить или нет. Начальники Облуправлений были у тов. Ежова, разговаривали, были погра-

344

ничники. Есть ли смысл сейчас заниматься разговорами. Надо принять к точному исполнению указания Наркома и начать работать (из зала: правильно).

Тогда разрешите совещание закрыть.

ЦА ФСБ. Ф. 3. Оп. 5. Д. 13. Л. 1-51. Неправленая стенограмма.

*

«Марьясин и Ежов любили убивать время. Напившись пьяными, они устраивали соревнование, кто из них, сняв штаны и сев на корточки, выпуская газы быстрее, сдует горку папиросного пепла с пятикопеечной монеты» (ЦА ФСБ. АСД Фриновского Н-15301. Т. 12. Л. 83-84. Цит. на с. 30).

*

С нравственной точки зрения «большой террор» («ежовщина») неинтересен. Это был «маленький террор» - было расстреляно 700 тысяч партийцев, что в разы меньше расстрелянных в предыдущие годы «простых людей». (Правда, среди расстрелянных огромное большинство случайно были связаны с партией, а невиновны были все). Освещена же гибель партийцев намного лучше благодаря тому, что их потомки отчасти сохранили своё положение в правящем слое. Свою маленькую трагедия номенклатура запечатлела старательнее большой трагедии "плебса".

Исследователям не следовало называть фамилии женщин, которых Ежов использовал в качестве сексуальных рабынь. Любопытно, что сейчас правила запрещают оглашать имена «работников органов», даже если речь идёт о 1920-х годов. Впрочем, в этом томе опубликовано много документов, которые представляют исключительный интерес, и публикация – явный «недосмотр» чекистов.

Я.Кротов, 20.12.2008

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова