Игорь Экономцев родился в 1939 году, окончил университет, несколько лет поработал в школе, а затем сделал успешную карьеру в такой сладкой для всех жителей советской России сфере как дипломатия. Вершиной карьеры стала должность атташе по культуре при русском посольстве в Греции. Тут он познакомился с православием, был очарован Афоном, познакомился и с митр. Алексием Ридигером и крепко с ним подружился, а когда овдовел, принял постриг под именем Иоанна.
Ридигер до самой смерти покровительствовал Экономцеву, в чём тот очень нуждался, потому что интриганом не был, энтузиастом был, но воплотить энтузиазм во что-то конкретное не очень умел — во всяком случае, во что-то социальное значимое. О его личных делах лично Наталья Петрова (псевдоним?) писала:
«О. Иоанн начал решать с их помощью свои личные проблемы — отправил двух подросших дочерей с семьями в Соединенные Штаты, а себе, отрекшемуся от любого имущества при монашеском постриге, приобрел укромный, тихий особнячок. Говоря откровенно, это огромный дом, расположенный недалеко от озера, где чистый лесной воздух и пение птиц создают идеальную обстановку для литературного творчества. Постепенно основную часть своей жизни о. Иоанн стал проводить не в древних палатах Высоко-Петровского монастыря, а в своем лесном имении. Конечно, это не сказывалось благотворным образом на работе вверенного ему Отдела и университета, которые начали стремительно распадаться по причине запредельно низких зарплат и административной неразберихи».
В 1980-е годы числился помощников Ридигера как управляющего делами, недолго побыл в отделе внешних церковных сношений, в 1990-е возглавил отдел по образованию, даже создал «университет» рядом с Кремлём, на Никольской. Но оказался не таким практиком как Кочетков и Воробьёв, университет погряз в долгах, как только Ридигер умер, Гундяев отобрал у Экономцева все должности, а из университета он сам с досадой ушёл во мрак пенсии.
Правая партия могла бы торжествовать победу, она уже в 1995 году обвинила Экономцева в «модернизме», «экуменизме» и прямо в пантеизме. Действительно, найти сомнительные цитаты у Экономцева нетрудно:
«Храмы являются генераторами божественной энергии и молитвенной энергии людей» (Записки, 373).
Только вот подобный магизм, почти шаманство антимодернистам свойственен не в меньшей, а даже в большей степени.
Может быть, интереснее выпады Экономцева в адрес «катакомбников». В его глазах они, а вовсе не гебешники, главные враги Церкви. Чекисты некоторые каются и обращаются, а катакомбники никогда. Да «катакомбники» и помогают чекистам разваливать православие. Ведь если храм — генератор, то какое уж тут может быть негосударственное православие? Генераторы надо ставить огромные, а тут государственные деньги нужны, не из своего же тощего кошелька. Храм Христа Спасителя — новый Днепрогэс.
С фундаменталистами Экономцева (как и Ридигера) роднило и антизападничество, точнее — антиперсонализм. Запад враг постольку, поскольку превращает человека в машину:
«Думаю, что захват большевиками власти был подготовлен, по крайней мере, двумя предшествующими столетиями. Он был подготовлен респектабельными учеными мужами, интеллектуальной элитой Запада и России. Разве европейская наука не пыталась все это время разложить человеческую личность, низвести человека до уровня животного или живой машины? Бациллы болезни давно уже проникли в наш организм, отравленная кровь уже циркулировала в наших венах. Казалось бы, ничего страшного не происходило. Дарвин создавал теорию видов, Маркс писал «Капитал», базаровы резали лягушек, Павлов экспериментировал с рефлексами, художники изобретали новую необычную манеру письма. Но за всем этим скрывалась одна страшная тенденция — стремление рассматривать человека как машину, которой можно управлять и которую можно совершенствовать по своему усмотрению» (Записки, 274).
Маркс, конечно, не либерал, но человека в машину превращали ещё до Маркса и помимо Маркса продолжают превращать — чиновники, включая церковных. Не наука, а властолюбие источник порабощения человека.
При этом с властью Экономцев в очень сложных отношениях. Он безусловно считает, что государство должно быть опорой Церкви, но при этом боится государства как метлы, которая всё время норовит вырваться из рук Церкви. Источник всех зол — в Петре:
«Петр, несомненно, был первым большевиком на Руси. При этом важно иметь в виду, что большевизм – это не просто насильственное разрушение традиций, это прежде всего богоборчество. Бог сотворил человека как личность. Он вступает с человеком в личностные отношения. Бог говорит с личностью и соборной личностью – нацией ... Упразднялось патриаршество. Церковь, единственная сила в стране, способная противостоять произволу властей, подчинялась государству. Но главное — торжествовал бесовский рационализм, который выхолащивал духовную, мистическую сущность Церкви, превращал ее в полицейское ведомство нового Малюты Скуратова. А чего стоит двусмысленная сатанинская игра слов: русского слова «помазанник» и его греческого эквивалента «Христос» в применении к императору! Что же получается? Вместо веры — самонадеянный человеческий разум, вместо Церкви — полицейское ведомство, вместо Христа — император! Ну уж если продолжать игру слов, то не заменить ли слово «вместо» его греческим эквивалентом «анти»? Не получится ли тогда нечто иное, гораздо более близкое к истине — не император-Христос, а анти-Христ?»
Кстати, странно для знающего греческий язык человека переводить «анти» как «вместо». «Анти» — «перед». Антихрист — тот, кто перед Христом.
Церковь спасает государство и «коллективную личность». Если во благо Церкви, то всё оправдано. Когда «катакомбник» — а время ещё атеистическое, брежневское — критикует Ридигера за сотрудничество с властью, Экономцев возражает:
«Служит он Богу и Церкви Христовой, Владислав Ефимович. А если идет на компромисс с властями, то не от хорошей жизни».
Уходить из РПЦ МП означает губить свою и чужие души, и «катакомбники» оказываются и марионетками КГБ, и самоубийцами, в общем — «Тучи над Борском», деструктивная тоталитарная секта.
Роман «Записки провинциального священника», изданный в 1993 году — году вполне для Экономцева благополучном, когда шёл щедрый (по тем временам) поток пожертвований из-за границы на нужды несчастной РПЦ МП, заканчивается тем, что главного героя убивают — в 1986 году. Эти мечты о мученической кончине довольно любопытны — они, возможно, не только мотивируют на борьбу с потенциальными убийцами, Западом, США, «сектами» и т.п., но и отражают глубокую внутреннюю неуверенность в собственных взглядах.