Всемогущество Бога - как масса Бога. Любовь Божия - вес Божий.
"И наблюдали за Ним, не исцелит ли его в субботу, чтобы обвинить Его» (Мк 3:2).
Три подряд глагола - вот это ритм! Два из трёх стали для русских родными: «исцелить» - от корня «терапевтизировать», а «обвинить» смешнее - «категоризировать». Подвести под статью, подвести под категорию.
Марк исходит из того, что «наблюдатели» были уверены в двух вещах: Иисус добрый, пожалеет бедолагу, Иисус наглый, наплюёт на заповедь.
Лука крайне неудачно определяет наблюдателей как «книжников и фарисеев» - неудачно, потому что все не книжники и не фарисеи сразу чувствуют себя свободными.
Матфей эту часть фразы не трогает, но вносит другую, тоже не очень удачную, правку: не Иисус спрашивает наблюдателей, а наблюдатели спрашивают. Появляется привкус провокации. Не спросили бы - не исцелял бы.
Марк, безусловно, талантливый писатель - лаконичный и целеустремлённый. Он создаёт напряжение, «саспенс», загадку. Удивить, чтобы пробудить желание понять и предвкушение развязки.
Читатель становится участником, активным наблюдателем, наблюдателем за наблюдателями. Искалеченная рука это материальное, это важно лишь для калеки. Искалеченная психика - важно для каждого. Искалеченная рука не причинит вреда окружающим, искалеченная психика - увы. Она убила Иисуса, она продолжает убивать и в наши дни.
Спасение от смерти? Да никто и не мечтает спастись от смерти. От наблюдателей бы спастись, от тех, кто взвалил на себя тяжёлый труд борьбы с человеческой глупостью и легкомыслием - так эти наблюдатели «категоризируют» Божие в людях.
Квантовая наша жизнь: наблюдатель за человеком никогда не бывает сторонним, сам факт наблюдения меняет, и очень резко меняет жизнь того, за кем наблюдают. Потому что наблюдение - процесс властный, монологический, отчуждающий от того, за кем наблюдают. Поэтому, возможно, многие люди не любят, когда их фотографируют - преступников ведь фотографируют, когда помещают в тюрьму. Но Бог пришёл в мир, чтобы за Ним наблюдали, чтобы Его фотографировали, чтобы Его отправили в тюрьму и дальше. Марк ведь тоже наблюдает за Иисусом - только не для того, чтобы «категоризировать» Иисуса, а чтобы принять от Иисуса «терапевтизирование», чтобы из наблюдателя жизни стать частью жизни и, более того, жизнью. Пройти обратно путь, который каждый проходит от рождения до старости - стать частицей вечной жизни здесь, и самой вечной жизнью Там.
Вот 5 тираний: Россия, Китай, Северная Корея, Саудовская Аравия, Иран. Четыре из пяти нравятся Трампу и ему подобным, только Иран не нравится. Хотя именно Иран с 1979 года не начинал войн. Не нравится не тирания аятолл, не нравится демократизм аятолл. Шах-ин-шаху всё прощали, как прощают Путину две сотни убитых голландцев, как прощают саудовскому принцу расчленение журналиста в Стамбуле, как Ыну прощают всё. В деспотах видят свой идеал - вот бы и нам без выборов. Иран же отпугивает, хотя в нём куда меньше несвободы и милитаризма, чем в Саудовской Аравии, и куда меньше нелегитимного атомного оружия, чем в Израиле.
Почему из 5 тираний Иран оказывается самым ненавистным? Почему с Ымом, у которого уже есть атомная бомба, Трамп "считает честью" общаться, почему с Путиным, который по горло в крови - многие общаются, почему с саудовским принцем, на кусочки изрезавшим человека, ведут переговоры, а против Ирана вдруг - категорическое неприятие? Иран наименее милитаристская и наименее диктаторская страна из этих пяти. Потому что диктатор - понятен, удобен, диктатором каждый и сам не прочь быть. Шах-ин-шах Ирана был "свой", в одних казино с ним развлекались, в одних театрах сиживали. Он был один! А тут - какая-никакая, а всё-таки тирания не одного, и даже не номенклатуры, как в России, а тирания значительной части народа. Именно народа. Лучше уж хунта, как в Египте! Мало нам (британским, французским, американским политикам) необходимости считаться со своим народом, так тут ещё с чужим надо считаться! Демократизм даже западных элит во многом напускной, вымученный, просто ради власти, не от убеждений.
Новояз милитаризма дополнился словом «прокси». США ведут с Россией прокси-войну в Украине. Иран ведёт прокси-войну с Израилем в Сирии. Пропаганда — это прокси-правда. В начале ХХ века говорили «марионетка»: «рабочие — марионетки в руках международного ростовщичества». «Прокси» превращается в облагороженный вариант «как бы» или «фактически». Когда говорят «он фактически преступник», это обычно означает «он ни в чём не виноват, но мне не нравится».
Мне больше нравится более ранняя фигура речи с бациллами: убить Раскольникова, в нём бацилла бонапартизма.
В обоих случаях главное одно: отрицание свободы и самостоятельности у какого-то человека и/или сообщества людей.
Гитлер был расист, но расистом был ведь и его предшественник Вильгельм. Германия и Россия одинаково исповедовали веру в "жёлтую опасность". Вильгельм подзуживал Николая на войну с Японией для защиты "белой расы" от "жёлтой", а когда Николай колебался, заявил приближённым, что Романов роняет звание "белого царя". В этом контексте термин "белый" (пришедший как раз от "жёлтой расы", из Монголии) приобрёл неожиданный смысл.
Вильгельм зря бранил Николая - тот был и расистом, и милитаристом. Николай был милитаристом намного более, нежели его военные. Что интереснее, однако, что милитаристами-империалистами было и население обоих империй. Без этого не понять ни нацизма, ни большевизма, да и Муссолини с Франко эксплуатировали тему завоеваний в Африке по полной программе - менее чем за сто лет до того, как европейцы стали думать о прямо противоположном, не как прорваться в Африку, а как не дать Африке прорваться к себе.
Русская революция стала возможна не потому, что страна была "ослаблена" войнами, а потому что воля к насилию у революционеров была продолжением воли к насилию у всех. Революционные настроения 1904 года питались не столько жаждой свободы, сколько жаждой побед и одолений. Гапон опирался на поддержку не вообще рабочих, а рабочих огромных военных заводов, прежде всего Путиловского, и в 1917 году ситуация повторилась. В одном из вариантом петиции 9 января забавно воспроизводился топос лесковского Левши - "передайте государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят":
"События на Дальнем Востоке вызвали усиленную деятельность казенных и частных заводов. Капиталисты получают значительный доход от этих заказов. Строители судов и заводская администрация получают официально большие премии и награды, а неофициально — с каждого построенного судна имеют незаконный доход. Постройка судов, являющихся, по мнению правительства, мощной морской силой, происходит на глазах рабочих, и они ясно видят, как целая шайка, от начальников заводов казенных и директоров заводов частных вплоть до подмастерьев и низших служащих, грабит народные деньги и заставляет рабочих строить суда, явно негодные для дальнего плавания, с свинцовыми заклепками и шпаклевками швов вместо чеканки. Заработок рабочих от обильных казенных заказов нисколько не увеличился, и гнусная эксплуатация бесправной массы производится самым возмутительным образом".
Заклёпки, а не чеканка! Писал это, видимо, рабочий-гапоновец Сергей Стечькин, чей внук вполне продолжил дело деда: Игорь Стечкин изготовил не только пистолет Стечкина, но и чисто гебешное изделие - стреляющий портсигар.
Это не требование мира, это требование своей доли в военной добыче. Ровно та же психология во всей красе проявилась после 1991 года, когда военные успехи или неуспехи стали главным критерием оценки деятельности правительства, а оппозиция щеголяла кавказофобией, да и страхом "жёлтой опасности" (хинофобией) тоже, словно и не была ста лет.
Иногда Ленина противопоставляют Сталину как "левого" - "правому". Это продолжение психологии, характерной для первой трети ХХ столетия, когда всё рассматривалось через призму "правого" и "левого". Ни к чему, кроме невероятной путаницы, это не приводило. Гитлер и Сталин, Франко и Мао, Полпот и Дювалье, - не "правые" и "левые", а людоеды. Их взгляды так же не имеют значения как цвет их глаз.
Впрочем, Ленин от Сталина и взглядами не отличался. Для обоих главным врагом было крестьянство - по той простой причине, что крестьяне составляли абсолютное большинство населения России. Горожан подмяли под диктатуру в 1917-1920 годах, но крестьянские восстания начала 1920-х показали, что главный враг - не рабочие и не белогвардейцы, а именно крестьяне. Ленин объявил НЭП - и это была новая политика в отношении именно крестьянства. От прямого истребления крестьянства Ленин перешёл к постепенной селекции, целью которой было заменить крестьянство деревенским чиновничеством, низовым пластом тоталитарной пирамиды. Коллективизация была лишь логическим завершением этой политики.
Насколько Ленин вытряхивал содержание из слов видно, что он считал крестьянскую торговлю - капитализмом: "Крестьяне составляют гигантскую часть всего населения и всей экономики, и поэтому на почве этой свободной торговли капитализм не может не расти… борьба есть и будет ещё более отчаянная, ещё более жестокая, чем борьба с Колчаком и Деникиным. Это потому, что та борьба, военная, — это есть дело привычное. Сотни и тысячи лет, всегда воевали…Задача нашей партии развить сознание, что враг среди нас есть анархический капитализм и анархический товарообмен".
Является ли продажа пучка лука на рынке "анархическим капитализмом"? Конечно, нет. Это вообще не капитализм. Но термин "анархический капитализм" выдаёт главное в ленинизме: ненависть к свободе, и "анархия" - это именно свобода от ленинских указаний. Хороший капитализм это ленинский капитализм - капитализм бандитский, вертикально-властный капитализм.
Диктатор был умнее своих подручных - он настоял на НЭПе как настоял на Брестском мире. То и другое были "тактические отступлениями", необходимыми для подготовки нового нападения.
Жалел ли Ленин крестьянство? Не более, чем Сталин. В конце концов, НЭП был всего лишь снижением поборов с крестьян с 50-70% до 20-30%. Треть урожая! Голод в Поволжье - прямое следствие не какой-то "гражданской войны", а именно ограбления крестьянства, это такой же искусственный голод как и голод 1929-1934 годов. Беспощадное подавление крестьянских восстаний - репетиция Большого Террора, настоящего Большого Террора, когда были уничтожены не жалкие сотни тысяч большевистских опричников, а миллионы крестьян.
НЭП был прежде всего искусственной гиперинфляцией. Ленин не "укрепил золотой рубль" - фикция, созданная для имитации успехов. Ленин разогнал печатный станок, что и после него регулярно делалось, и прежде всего от этого пострадало именно крестьянство. Земельный кодекс 1922 года упразднил - упразднил! - частную собственность на землю и ограниил количество лет, в течение которых земля могла находиться у одного владельца.
Организация трестов - в подражание ненавистному Западу - была попыткой создать дозированный капитализм: «Государственные предприятия переводятся на так называемый хозяйственный расчёт, то есть, по сути, в значительной степени на коммерческие и капиталистические начала» (Ленин). Но "дозированный капитализм" - как "дозированная свобода", это не капитализм, а просто базар у дворца падишаха и под присмотром стражников падишаха.
"Хозрасчёт" на десятилетия стал синонимом псевдосвободы. Причём, одновременно запрещались частные преприятия с количеством рабочих более 20 (это была "либерализация" - до того планкой было 10 человек) - и в то же время шло создание синдикатов, то есть, гипер-трестов, "чоболей". Это - капитализм? Это возрождение ровно той перекошенной экономики, что существовала до 1917 года, чиновничье-милитарного монополизма. Реально в промышленности частный капитал занимал не более одной пятой, пресловутые концессии иностранцам обернулись пшиком - "западные идиоты" оказались не такими уж идиотами. Да, экономика стала подниматься - крестьянин стал обрастать бубликами и баранками - но цена роста была непропорциональна велика, а рост свободы в экономике не носил системного характера.
Все "достижения" не только были результатом гиперэксплуатации населения, но и проходили в рамках нарастающей милитаризации, подготовки "всемирной революции" (одна попытка устроить прокси-революцию в Германии в 1923 году чего стоила - буквально, в деньгах) и постоянного террора населения чекистами, террора, масштабы которого кажутся "малозначительными" в сравнении со сталинским, но который вовсе не был малозначительным для своих жертв.
Сталин не уничтожал "ленинскую гвардию". Он уничтожал по иному принципу - всех потенциальных врагов. Больше всего он уничтожил крестьян - и тут он вполне продолжал линию Ленина, для которого крестьянство ("кулаки") были главные враги. Но и уничтожая бывших соратников, Сталин лишь подражал Ленину. Сталин по отношению к Ленину ровно в той же позиции, что Ленин по отношению к Плеханову. Ленин изничтожал (морально, но, когда смог, и физически) "плехановскую гвардию". Он уничтожал тех, без кого был немыслим, кто принял его как "своего".
Единственное, что отличает Ульянова от прочих властолюбцев - это верность определённому набору слов ("марксистскому", точнее, "псевдо-марксистскому", Каутский совершенно верно поставил диагноз). В этом смысле Ленин не был демагогом, он был последователен, он не обращался к аудитории, а произносил заклинания в надежде, что рано или поздно создаст свою аудиторию - и создал кровавой селекцией, когда выдался случай (тысячи подобных же персонажей канули в Лету). Успех Ленина был связан не с демагогией, а с умением выпотрошить слова и наполнять их смыслом, который был оправдан ходом борьбы за власть.
Мемуары - чрезвычайно ненадёжный исторический источник. Даже дневники, где записи делаются по ходу событий, не надёжны, хотя в силу других причин. "Ненадёжный" не означает "безнадёжно лживый". И мемуары, и дневники, и даже показания, данные под пыткой, - всё историк может и должен использовать, но использовать критически. В истории Гапона поражает, как мало критического анализа воспоминаний - начиная с воспоминаний самого Гапона и его убийцы Рутенберга.
Все эти воспоминания написаны после 9 января. Все они пытаются объяснить и факт расстрела, и факт многочисленности шествия. Но ещё вечером 8 января ни о расстреле никто - включая военных - не задумывался всерьёз, ни даже не было уверенности, что шествие будет многочисленным. Особенно мемуар Гапона, написанный "по горячим следам", к тому же для зарубежной аудитории, мало надёжен, и не потому, что отец Георгий сознательно лгал, а именно в силу своеобразия адресата. Это картина яркими красками, лубочная. Для "своих" Гапон писал бы иначе.
Ещё осторожнее надо относиться к мемуару Рутенберга. Убийца оправдывает организованное им преступление, - это важно понимать.
Образцом непрофессионального подхода к мемуарам является толстый том "Империя должна умереть", изданный под фамилией Михаила Зыгаря. Это компиляция из мемуарных источников по истории 1905-1917 годов к юбилею ленинского путча. Чисто механическое соединение мемуарных и дневниковых текстов, без малейшего анализа. Работа сделана абсолютно механически, наивно-дилетантски. Разумеется, ни о какой "объективности" речи нет. Налицо просто коллаж.
В огромной литературе о Гапоне до нашего времени не учитывается одно обстоятельство. Шествие к Зимнему предстаёт исключительным - "революционным" в смысле необычности, новаторства - событием. Но точно ли оно было таким?
Петиция царю, к примеру, нимало новацией не была. Более того, она продолжала целую "серию" аналогичных текстов.
Вообще адресованные царю петиции, челобитные, доклады, резолюции, телеграммы, письма - абсолютно традиционный (и в этом смысле архаичный) элемент политической культуры России. Элемент не сугубо декоративный, элемент, помогавший разрешению конфликтов (не всегда), элемент "обратной связи". Например, всевозможные записки о реформах, которые сыграли свою роль в отмене крепостного права. Такими же петициями были доклады министеров самодержцу (причём доклады подавались каждым министром самостоятельно, что упрочивало самодержавие - не только рабочие не имели права объединяться, но даже министры).
С ноября 1904 года по России прокатилась волна петиций в форме резолюций банкетов, посвящённых 40-летию судебной реформы. Дошло до резолюции московской думы с упоминанием учредительного собрания. Эти резолюции публиковались, к ним присоединялись (публично) люди, не участвовавшие в банкетах и заседаниях. Знали об этих текстах рабочие? Конечно. Сам Гапон в интервью 8 января британскому журналисту даже сравнил свой текст с текстом, который положил начало чартизму, и был абсолютно точен.
На связь либеральных резолюций с петицией о.Георгия указал ещё Шацилло в своей монографии 1985 года о либерализме 1904 года.
Значительно важнее, однако, другой элемент 9 января - шествие. И это был совершенно традиционный акт! Это важно понимать, чтобы не задаваться вопросом, понимали ли рабочие, что в них будут стрелять. Шествие продолжало традицию "патриотических манифестаций" с иконами, с заявлениями верноподданнических чувств. Эта традиция существовала в России всегда - когда мы говорим об отсутствии "свободы собраний" до 1917 года, речь идёт о совсем других демонстрациях. Патриотические манифестации даже не требовали особых разрешений. Более того, они - после некоторой паузы - мощно вошли в политическую жизнь страны как раз за 10 месяцев до 9 января. Когда началась война с Японией, по России прокатилась волна таких манифестаций.
С.С. Ольденбург в своей истории правления Николая II писал:
"В Петербурге, а затем и в других городах, возникли сами собой, давно невиданные уличныя патриотическия манифестации. Их необычной чертой было то, что в них участвовала и учащаяся молодёжь. В университете состоялась сходка, завершившаяся шествием к Зимнему дворцу с пением "Боже, царя храни" (1939, I, 233).
Именно такие "манифестации" подчас переходили в антисемитские погромы 1904 года. Великая княгиня Мария Павловна (1890-1958) описала эти манифестации перед дворцом дяди, губернатора Москвы великого князя Сергея, и пересказала свой разговор с дядей (конечно, нужно помнить, что мемуаристка была в 1904 году подростком и на её текст могли наложить отпечаток последующие судьба дяди и ленинский террор:
"Каждый день толпа москвичей устраивала в сквере напротив нашего дома патриотические манифестации. Люди в передних рядах держали флаги и портреты императора и императрицы. С непокрытыми головами они пели национальный гимн, выкрикивали слова одобрения и приветствия и спокойно расходились. Народ воспринимал это как развлечение. Энтузиазм приобретал все более буйные формы, но власти не желали препятствовать этому выражению верноподданнических чувств, люди отказывались покидать сквер и расходиться. Последнее сборище превратилось в безудержное пьянство и закончилось швырянием бутылок и камней в наши окна. Вызвали полицию, которая выстроилась вдоль тротуара, чтобы преградить доступ в наш дом. Возбужденные выкрики и глухой ропот толпы доносились с улицы всю ночь.
С самого начала нечто подсказывало мне, что эти манифестации добром не кончатся, и хотя мне было только тринадцать лет, я высказала свои соображения на этот счет одному из дядиных друзей. Я считала, что толпа использует патриотические чувства лишь как предлог для беспорядков, и власти неправильно делают, что не вмешиваются. Даже тогда я понимала, что толпой управляет смутный инстинкт, ее поведение непредсказуемо и всегда опасно. Но мой слушатель не оценил высказанных суждений, он был шокирован услышанным и тут же сообщил все дяде, который строго отчитал меня. Он на полном серьезе увещевал меня, что глас народа — глас Божий. Толпа, по его убеждению, демонстрировала монархические чувства в своего рода религиозной процессии. А мое недоверие к настроению толпы, сказал он, проистекает из-за отсутствия уважения к традициям".
В конце концов, Сергей Александрович предпочёл переехать в Кремль (из дворца в Нескучном саду), но не ограничивать свободу "патриотических манифестаций".
Таким образом, шествие к Зимнему дворцу с иконами, пением "Боже, царя храни" и подачей верноподданнической петиции (речь вовсе не шла о свержении самодержавия, как задним числом уверяли некоторые мемуаристы) было абсолютно традиционным действом. В полицейских отчётах сохранилась цитата из письма неизвестного Петру Струве накануне шествия, где говорилось:
"С помощью ловкого маневра враждебная демонстрация превратится в патриотическую манифестацию с проклятиями и угрозами в адрес "внутренних врагов" (цит. у Шубинского).
То есть, до самого шествия оно отнюдь не рассматривалось как "враждебная демонстрация" (любопытно противопоставление слово "демонстрация" и "манифестация", где первое - негативное, второе - позитивное). Либеральная интеллигенция лишь надеялась, что это будет "враждебная демонстрация", но весь антураж шествия - прежде всего, священник как лидер - говорил о возможности "патриотической манифестации".
В том-то и особенность 9 января, что расстрел шествия был неожиданностью для всех, включая, между прочим, и самого царя. Именно это наложило отпечаток на мемуары. Вот на исследования российских историков 2 половины XX - начала XXI века наложило свой отпечаток другое обстоятельство: они выросли в тоталитарной стране, где любая несанкционированная манифестация подлежала подавлению немедленно, и они невольно проецировали эту ситуацию на 1905 год.
Я буду очень благодарен и за молитвенную, и за материальную поддержку: можно перевести деньги на счёт в Paypal - на номер сотового телефона.