Александр Беляков

ИСТОРИЯ ФЛОТСКОГО ДУХОВЕНСТВА

К оглавлению

II. Православные традиции Российского флота

§ 2.1 Православных традиции и их значение в деле воспитания воинов

Известно, что в русском флоте издавна особое внимание уделялось традициям. «Традиция, - говорил адмирал Бубнов, - показывает нам, как мы должны исполнять свой долг перед Родиной, вызывает к жизни в нашей психологии боязнь покрыть себя позором в случае, если мы не сумеем быть достойными этих традиций – свидетелей былой доблести наших славных предков» .

Главные традиции зародились еще в петровском флоте. По сохранившимся традициям судили о достоинстве воинских частей или кораблей. Они передавались из поколения в поколение и чтились, как священные заветы доблестных предков. С развитием флота возникали новые традиции. Ведущие российские флотоводцы уделяли большое внимание развитию и укреплению традиций. Они призывали беречь собственные национальные традиции и не переносить бездумно чужих правил и представлений.

Всем известны суворовские призывы: «Вперед, с нами Бог», «Всякое дело начинай с благословения Божьего», «Без молитвы оружия не обнажай», «Бог нас водит. Он наш генерал». В нашей морской (также как и вообще военной) истории всегда все сверхъестественное приписывалось воле Божьей. И это не просто традиция, это - беззаветная вера в Бога. Примеров здесь можно привести немало.

Так, оповещая о взятии Азова, Петр I писал: «Ныне со святым Павлом радуйтесь всегда, о Господе, и паки реку, радуйтесь» .

Запись в шканечном (вахтенном) журнале корабля «Три иерарха» перед Архипелажской экспедицией начинается словами: «1769 г. июля 17 дня, при помощи Божией начат сей журнал корабля «Трех иерархов» под командою бригадира флота капитана Самойлы Карловича Грейга ...» . После Чесменской победы 26 июня 1770 года Г. А. Спиридов сообщал исполняющему обязанности президента Адмиралтейств-коллегии И.Г.Чернышеву: «Слава Господу Богу и честь Российскому флоту! В ночь с 25-го на 26-е флот турецкий атаковали, разбили, разгромили, подожгли, в небо пустили и в пепел превратили. Ныне в Архипелаге всем пребываем Силою Господствующей…» .

Князь Потемкин, напутствуя контр-адмирала Федора Федоровича Ушакова, в 1790 году перед Керченским сражением писал: «Молитесь Богу! Он нам поможет, положитесь на Него. Ободрите команду и произведите в ней желание к сражению. Милость Божия с вами!» Каждое важное дело адмирал Федор Федорович Ушаков начинал с молитвы и причастившись в храме Святых Таинств. Перед боем он напутствовал своих моряков: «Идя в бой, читайте 26, 50 и 90 псалмы и вас не возьмет ни пуля, ни сабля!» . В своих приказах и распоряжениях по наиболее важным вопросам боевой деятельности флота Ф.Ф. Ушаков непременно обращался к упованию на Господа и его милость. Донося о своей победе над турецким флотом под командованием капитан-паши Саит-Али возле мыса Калиакрия 31 июля 1791г., Ушаков писал: «При такой, дарованной от Всевышнего, совершенной победе, несомненно, надеялись мы несколько кораблей взять в плен …» . Во время нахождения эскадры русских кораблей в Константинополе в 1798 г. Федор Федорович Ушаков вместе с чрезвычайным и полномочным послом России в Турции Василием Степановичем Тамарой нанес визит константинопольскому патриарху Георгию V. Только после благословения патриарха великий флотоводец начал освобождение греческих островов от французских оккупантов . Для православных людей нет сомнений в том, что именно в уповании на волю Божию и состоит феномен всех побед Ушакова.

Победу в войне 1812 г. как простой русский народ, так и высшие эшелоны власти приписывали исключительно силе Божией. «Не нам, не нам, а Имени Твоему», - было выбито на медали, посвященной победе над Наполеоном.

В воззвании Корнилова к морякам 11 сентября 1852 года звучали такие слова: «Москва горела, а Русь от этого не погибла! Напротив, встала еще сильнее. Бог милостив! Конечно, Он и теперь готовит ему народу русскому такую же участь. Итак, помолимся Господу и не допустим врага сильного покорить себя!». Свой последний приказ, отданный 3 октября 1852 г., он заканчивал словами: «Да благословит нас русский Бог! Ура! Помни каждый, что для успеха надо думать не о себе, а о товарище» . Перед смертью Корнилов молился Богу, но не о своей жизни, а о судьбе Отечества: «Благослови, Господи, Россию и государя, спаси Севастополь и флот» .

П.П. Яковлев в своей работе сравнивает в этом отношении двух вождей - Наполеона и Петра I: «Просматривая некоторые приказы Наполеона, объявленные им в различные войны, мы видим, что ему приходилось влиять, главным образом, на славолюбие французов, на лавры побед… в приказах его встречаются указания на необходимость «отмстить за обиды»; читаем также в его воззваниях «час мщения пробил» . «В приказах и воззваниях Наполеона, особенно в первой половине его деятельности, указаний на религию почти не встречается … В этом отношении русские войска, более глубоко чтящие христианские заветы, стоят особняком. Не нося в своей душе мести врагу, угнетения и эксплуатации других народов и руководясь в глубине души высокими заветами Христа, часто бессознательно, - русский православный человек и солдат доступны воздействию именно на почве христианских идеалов. Блестящим образчиком только что сказанного может служить незабвенный приказ Петра Великого перед Полтавским боем: «Воины, пришел час, который решит судьбу отечества. Вы не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за отечество, за православную нашу Веру и Церковь …» .

Упование на Бога являлась основой всех флотских традиций. На нем зиждилась традиция стойкой борьбы с иноземными захватчиками, традиция веры в предназначение служить народу православному, традиция мужества, стойкости, практической сметки, умелости, веры в командира.

С древних времен существует традиция самым почетным местом на корабле считать часть верхней палубы от грот-мачты до бизань-мачты, которая называется шканцы. Связано это с тем, что именно здесь располагались божницы икон Богоматери и других святых. Следует сразу заметить, что иконы являлись самой важной, самой почитаемой святыней корабля. Если корабль терпел крушение, то иконы спасались в первую очередь.

При входе на шканцы все моряки от матроса до адмирала обязаны были снимать головной убор. Позднее снятие головного убора заменило отдание чести путем кратковременного прикосновения к козырьку фуражки, обозначавшее готовность снять головной убор.

На русских военных кораблях шканцы были местом, где совершалось богослужение, где собиралась команда для чтения Морского устава.

На шканцах читались приказы, выносились приговоры суда. Получить выговор с вызовом на шканцы считалось более серьезным наказанием, чем быть посаженным под арест. На шканцах было определено место для вахтенного начальника. «Вахтенный журнал» в те годы назывался «Шканечным журналом». На кораблях, которые имели две или одну мачту шканцы определялись приказом.

С началом кампании русского военного корабля первым приказом командира был приказ, строго определяющий шканцы. Причем, если шканцы признавались святым местом, то правые шканцы считались святая святых. На них без служебной необходимости никто не имел права появляться кроме командира корабля . В наше время эта традиция частично сохранилась в ограничении передвижения личного состава корабля по правому шкафуту.

Существует на флоте традиция «бить склянки». История ее следующая: в старину время в море отсчитывалось по песочным часам. Эти часы назывались – «склянка». На вахте у таких часов стоял юнга. Всякий раз, когда проходило полчаса, он переворачивал склянку, ударял в корабельную рынду, бежал по палубе и громко кричал: «Один час прошел, в два поворота больше пройдет, если будет Господня воля. Помолимся Богу дать нам хороший поход и Ей, Матери Божией, Защитнице нашей, уберечь нас от откачивания воды помпами и других несчастий. Вперед – Агой». Вахта на носу повторяла то, что он сказал, и приказывала ему прочесть «Отче наш» .

Еще в Петровское время зародился добрый обычай собирать в церквах пожертвования на создание флота, он просуществовал до самой революции. Здесь нельзя не упомянуть Воронежского святителя Митрофана, который известен своим благочестием и святою жизнью, за что причтен Русской Православной Церковью к лику святых. Св. Митрофан поддерживал Петра I в трудном деле создания флота и убеждал народ помогать царю всеми силами. Однажды он принес государю 6000 руб. на войну против неверных. И позже святитель Митрофан не раз присылал царю деньги, приписывая: «На ратных». За это государь любил его. Когда святитель Митрофан преставился, Петр вместе с другими сам нес его гроб и опустил в могилу . Во времена Петра I жертвовал деньги на создание флота и митрополит Новгородский Иов.

Во время Средиземноморской экспедиции эскадры русских кораблей греческие священники с острова Хиос, - братья Дмитрий, Афанасий и Степан Гунаропуло пожертвовали четыре небольших судна. Эти суда использовались в Чесменском сражении в качестве брандеров. Следует заметить, что многие из потомков братьев Гунаропуло были офицерами Русского флота .

С самых первых дней русско-японской войны первенствующий член Св. Синода митрополит С.-Петербургский Антоний (Вадковский) отдал распоряжение о проведении во всех церквях столичной епархии дни, после литургии, специального коленопреклоненного молебствия «о даровании российскому воинству победы, и одоления над врагом на все время военных действий на Дальнем Востоке, и с возглашением после молебна многолетия императору и всему царствующему Дому, вечной памяти всем православным воинам, погибшим на поле брани» .

«Идеологическая» составляющая войны прекрасно понималась и командованием, которое было серьезно озабочено поддержанием религиозного духа в войсках. Решением Святейшего Правительствующего Синода за № 418 от 28-го января 1904 г., с личного одобрения императора, было принято постановление, о выделении всеми священнослужителями по одному проценту (ежемесячно) из жалования с целью «жертвовать на военные потребности, впредь до окончания настоящей войны России с Японией» .

Кроме того, Определением Святейшего Синода за №18 от 8 февраля 1904 г. членам Российского общества Красного Креста или уполномоченным от него лицам было дано разрешение «производить за воскресными богослужениями каждую неделю, на время войны, особый сбор пожертвований по всем церквям Российской Империи в пользу раненых и больных воинов» . Данному примеру последовали все государственные и церковные учреждения .

Сбор денежных средств был организован духовенством по всей России. В приходах было собрано 591 873 руб. 16 коп. К слову сказать, с целью помочь флоту, в 1904 г. активизировало свою деятельность и Морское благотворительное общество. Одной из важнейших целей этого общества было оказание помощи «недостаточным людям, служившим во флоте или по Морскому ведомству, а равно их вдовам и детям».

По инициативе духовенства и с разрешения командующего армией, был открыт денежный сбор в пользу семейств убитых воинов. Епархиальные архиереи центральной России организовывали материальную помощь и присылку на Дальний Восток (для солдат и матросов) религиозной литературы и культовых предметов.

Свою лепту в дело укрепления духа воевавших вносили и обители Православных монастырей. От имени Русской Вознесенской мужской общежительной лавры, находящейся на Святой Земле, было послано благословение «христолюбивому русскому воинству» «на одоление врагов» и призыв одолеть их с Божией помощью) . Весной 1904 г. Русский Андреевский общежительный скит на Афоне обратился к обер-прокурору Св. Синода К. П. Победоносцеву с просьбой о представлении в распоряжение императора (как «Верховного Вождя» армии) 3000 руб. на санитарные нужды . Сверх того насельники скита представили в Одессе 5000 руб. на нужды Красного Креста и в Константинополе 3000 рублей – «на усиление Российского флота» .

Подобные меры предпринимались и в период Первой мировой войны. Уже 20 июля 1914 года Св. Синод своим Определением № 6502 призвал монастыри, церкви и паству делать пожертвования на раненых и на помощь лицам, призванным на войну. Монастыри и другие подведомственные Православной Церкви учреждения призывались подготовить места под госпитали, а также подобрать способных людей для ухода за ранеными. Во всех храмах были установлены кружки для сбора средств в пользу Красного Креста. В 1914 г. все военные и морские священники стали отчислять ежемесячно по 3 рубля на благотворительно-просветительские нужды своего ведомства. На эти же цели император сразу же внес 1000руб., великий князь Сергей Михайлович – 500 руб., генерал-адъютант Нимин – 200 руб.

Следует отметить, что с самого начала Русско-японской войны помощь действующей армии стали оказывать различные благотворительные учреждения империи, представители Дома Романовых и частные лица.

Под патронажем Императрица Александры Федоровны и ее сестры Великой княгини Елизаветы Федоровны 1 февраля 1904 г. был открыт склад помощи военным и морским госпиталям . Такую помощь Склад оказывал и морскому госпиталю русских военнопленных в Нагасаки . Были прекрасно оборудованы несколько госпитальных поездов, которым присвоено имя императрицы. Но бытовало мнение, что «поезда императрицы» были созданы для популярности царской семьи и только вызывали чувство зависти к тем счастливцам, которые могли пользоваться этой роскошью» .

В 1910 г. великой княгиней Елизаветой Федоровной в г. Москве была основана Марфо-Мариинская община. Сестры не принимали пострига, и поэтому община была «белой». Более 40 сестер обслуживали лазарет для воинов на 50 кроватей, амбулаторию, две странноприимницы, трудовой приют на 18 девочек, бесплатную библиотеку. Сама Елизавета Федоровна занимала скромное помещение, по заповеди Спасителя не имела двух одежд (Мф. 10, 10), скудно питалась, много молилась, много служила больным и раненым, занималась иконописью.

Мать Николая II – императрица Мария Федоровна также откликнулась на войну, приняв под свое покровительство «семейства воинов, посылаемых на Дальний Восток, и особенно, пострадавших на войне». Председатель образованного под патронажем императрицы-матери попечительства, член Государственного Совета П.П. Семенов (Тян-Шанский) направил информацию о «высочайшем» решении адмиралу Е. И. Алексееву. Он также просил «доставлять во все время войны» на свое имя «именные списки убитых, утонувших, пропавших без вести, раненых, больных в госпиталях, указывая место приписки пострадавших, волости, уезды, города с целью розыска семей для оказания им необходимой помощи» .

В официальном органе Св. Синода – «Церковных ведомостях» – тогда же было помещено объявление, гласившее, что «Центральный склад Российского общества Красного Креста имени Государыни императрицы Марии Федоровны (Инженерная, 11) в настоящее время имеет надобность приготовить отправку на Дальний Восток большого транспорта белья, летних халатов, теплых набрюшников, обуви, сахара, мясных консервов …. Пожертвования принимаются ежедневно. От 11 до 4 часов дня» .

В том же 1904 г. состоявшее под покровительством брата Николая II Великого князя Михаила Александровича воинское благотворительное Общество Белого Креста провозгласило своей основной целью оказание посильной помощи вдовам и сиротам русских воинов, убитых на Дальнем Востоке. Летом 1905 г. именным высочайшим Указом был утвержден Главный комитет по призрению детей лиц, погибших в войну с Японией, получивший в честь дальневосточного наместника наименование «Алексеевского».

Видные церковные деятели принимали активное участие в развитии Российской науки. Так митрополит Макарий Московский учредил премию, которой раз в два года удостаивались «лишь самостоятельные труды и при том такие, которые существенно обогащали науку, внося в нее новые факты наблюдения и воззрения». Этой премией (1000 руб.) 16 сентября 1887 г. был удостоен за свой труд «Об обмене вод Черного и Средиземного морей» будущий адмирал Степан Осипович Макаров . А в сентябре 1893 г. Макаров, уже контр-адмирал, получил полную премию митрополита Макария (1500 руб.) за труд «Витязь» и Тихий океан .

Перед строительством корабля традиционно совершался церковный чин его закладки. Когда корабль был построен, его по обычаю освещал архиерей или священник. Во времена Петра I новые корабли освещались в присутствии царя или вельмож. Так в 1721 г. в присутствии императора архиепископ новгородский Феодосий совершил обряд освещения корабля «Пантелеймон» .

Позже церемония спуска на воду нового корабля была узаконена и проводилась следующим образом: служился торжественный молебен, корабль и поднятые на нем флаги – Императорский штандарт, кормовой Андреевский флаг и гюйс – окроплялись святой водой, и под звуки государственного гимна и салюта с кораблей обрубались последние державы . Корабль благословлялся иконой святого, который становился его небесным покровителем. Священник, как правило, говорил напутственное слово . Торжество заканчивалось праздничным завтраком.

Освящались не только корабли, но и закладка новых портов и гаваней. Так было положено начало основания новой гавани Рогервик (ныне Палдиск, Эстония). Для освящения места назначен был обер-иеромонах флота, который почему-то отсутствовал, и Петром I было дано указание совершить освящения другому иерею. «По совершении молитв, всякий, от императора до последнего из присутствовавших, носили к концу берега камни и бросали их в воду. Когда же брошен был самый первый камень в воду, то его величество возвел взор к небу, и из сердца его вышел глубокий вздох, что замечено было некоторыми из присутствующих» .

Часто кораблям давали названия в память святых, чтимых русским народом, например: 28 сентября 1758 г. был спущен на воду самый большой для того времени, боевой (100-пушечный) корабль «Святой Дмитрий Ростовский», которым командовал С. К. Грейг. В последствии он же командовал фрегатом, названным именем другого святого, - «Св. Сергий» .

Корабли, находившиеся под командованием Ф.Ф. Ушакова, также в основном носили библейские имена и имена святых: 84-пушечный "Рождество Христово"; 66-пушечные - "Мария Магдалина", "Святой Владимир", "Святой Павел" и "Преображение Господне"; 50-пушечные - "Св. Георгий Победоносец", "Св. Александр Невский", "Св. Андрей Первозванный"; 46-пушечные - "Иоанн Богослов", "Св. Петр Апостол"; 44-пушечные - "Св. Иероним", "Покров Св. Богородицы", "Кирилл Белозерский", "Амвросий Медиоланский", "Св. Нестор Преподобный", "Иоанн Воинственник", «Иоанн Предтече» (захваченный у неприятеля в результате боя 28 – 29 августа 1790 года между Гаджибеем и Тендрою, переименованный корабль «Малеки-Бахри» - «Владыка морей»). Корабли меньших рангов носили также духовные имена.

Была на флоте и другая добрая традиция, которая жива и по сей день – называть корабли именами православных флотоводцев. Не раз на борту боевых кораблей появлялось имя адмирала Федора Федоровича Ушакова. Броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков» участвовал в Цусимском сражении и геройски погиб в бою против превосходящих сил противника. Серию эскадренных миноносцев Черноморского флота, названных в честь побед адмирала, именовали «Ушаковской». В советское время флагманским кораблем Средиземноморской эскадры служил крейсер «Адмирал Ушаков». В 1992 г. имя прославленного флотоводца адмирала Федора Федоровича Ушакова принял тяжелый атомный ракетный крейсер Северного флота «Киров» проекта 1144.1, построенный на Адмиралтейском заводе в Ленинграде в 1980 г. Имена флотоводцев получили и другие корабли этого проекта. Построенный в 1983 г. однотипный крейсер получил имя адмирала Лазарева, построенный в 1988 г. получил имя адмирала Нахимова, в 1998 г. построен модернизированный корабль проекта 1144.2, которому дано имя основателя Российского флота Петра Великого. С 1954 по 1991 гг. в составе ВМФ находился крейсер проекта 68 БИС «Адмирал Сенявин». С 1971 по 1991 гг. в боевом строю находился большой противолодочный корабль проекта 1134А «Адмирал Макаров».

По сей день жива традиция - давать кораблям героические имена. И ныне бороздят моря ракетный крейсер «Варяг», малый противолодочный корабль «Кореец», океанографическое судно «Витязь», ледокол «Ермак» - внук макаровского «Ермака».

Когда на флот приходили новобранцы, их по традиции встречал судовой священник, укрепляя Словом Божьим в предстоящих трудах. В период прохождения курса молодого бойца новобранец должен был выучить несколько молитв. В программе курса унтер-офицеров по закону Божиему были включены: Начинательная молитва, Иисусова молитва, молитва Святому Духу, Трисвятая, молитва Святой Троице, молитва За царя и Отечество, молитва Перед сражением. Новобранцам, кроме того, необходимо было усвоить Символ Веры, знать церковные Таинства и Десять Заповедей .

По окончании срока службы моряков провожал тот же священник, напутствуя их в предстоящую жизнь теплым словом . В знак благодарности за понесенные труды и на молитвенную память каждый уволенный в запас матрос благословлялся священником иконой или крестом, и ему дарилась Библия.

Особой традицией являлось принятие присяги. Присяга на флоте была утверждена с выходом в свет в апреле 1710 г. «Инструкций и артикулов военных, надлежащих к Российскому флоту». Текст ее гласил: «Божию милостию Петру Первому, царю России и пр., пр. Обещаем и присягаем мы верными быть и Его царского целичества указы, и под властью Его величества, генералов, адмиралов, адмиралтейских советников, вице-адмиралов, контр-адмиралов, комендантов, капитанов и иных глав (то есть начальников), высокопомянутого Его величества над нами поставляемых, указы и приказы почитать и послушно и верно исполнять, как честным и добрым людям надлежит, и в прочем поступать по артикулам и учреждениям, для нашей службы сочиненным или впредь сочиняемым. В чем да поможет нам Господь Бог Всемогущий» .

Русские матросы всегда считали воинскую присягу святыней. Присяга - это клятва. Многие сектанты, ссылаясь на слова апостола Иакова: «Прежде же всего, братия мои, не клянитесь ни небом, ни землею, и никакою другою клятвою; но да будет у вас: да, да и нет, нет, дабы вам не подпасть осуждению» (Иак. 5, 12) утверждают о недопустимости присяги. Здесь обычная ошибка сектантов, которые не воспринимают Святое Писание в целом, а вырывают цитаты из контекста. Если мы возьмем Ветхий Завет, то там клятвы давались и довольно часто, например, в книге Бытия клялся Авраам:

«И было в то время, Авимелех с Филохом, военачальником своим, сказал Аврааму: с тобою Бог во всем, что ты ни делаешь; и теперь поклянись мне здесь Богом, что ты не обидишь ни меня, ни сына моего, ни внука моего; и как я хорошо поступал с тобою, так и ты будешь поступать со мною и землею, в которой ты гостишь. И сказал Авраам: я клянусь». (Быт.21,22-24).

Или в другом месте говорится:

«И сказал Авраам рабу своему, старшему в доме его, управлявшему всем, что у него было: положи руку твою под стегно мое и клянись мне Господом Богом неба и Богом земли, что ты не возьмешь сыну моему жены из дочерей Хананеев, среди которых я живу» (Быт. 24, 2 - 3).

В Новом Завете, во 2-м послании Коринфянам апостол Павел клянется:

«Бога призываю во свидетеля на душу мою, что, щадя вас, я доселе не приходил в Коринф...» (2 Кор. 1, 23).

В Откровении Иоанна Богослова также говорится о клятве:

«И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу и клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет» (Откр. 10, 5-6).

Святое Писание не только не отрицает клятву перед законом, но и утверждает ее.

Присяга в Русском Флоте и Армии - это религиозный обряд - обещание перед Богом. Матрос или солдат давал присягу, прежде всего, ни людям, ни государству, а объекту своей веры, то есть, своему Богу - тому, Кому он поклонялся, тому, от Кого он ждал помощи для себя, надеялся, верил в покровительство для себя. Поэтому клятвопреступление в Вооруженных Силах было связано не только с государственными законами, но еще и с вероисповедными моментами. Если ты преступил клятву, то значит, ты покинут своим Богом и ты уже не настоящий верующий, ты уже уподобился Иуде. Такая присяга имела большее значение и большую силу, чем нынешняя присяга, которая имеет исключительно светский государственный смысл.

Вот как звучал текст присяги, которую принимал в 1766 г. выпускник Морского шляхетного кадетского корпуса Федор Федорович Ушаков: «Аз, Федор Ушаков, обещаюся и клянуся Всемогущим Богом пред святым Его Евангелием в том, что хочу и должен Ея Императорскому Величеству моей всемилостивейшей Государыне императрице Екатерине Алексеевне Самодержице и Ея Императорскаго Величества любезнейшему Сыну Государю Цесаревичу и Великому Князю Павлу Петровичу, законному всероссийского престола Наследнику, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови… В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий!» .

Присяга была религиозной. Принимал ее не командир, а духовенство. Если человек был православного исповедания, то значит, он давал присягу в присутствии православного священника. Если он был мусульманином, то вызывали имама из штаба флота, который приезжал и принимал присягу у мусульман. Раввин принимал присягу в иудеев. Католический пастор - у католиков. И только если не было соответствующего священнослужителя, то принимал присягу командир корабля при участии корабельного священника и единоверцев.

Поскольку присяга была религиозная, то для православного человека она принималась перед Крестом и Евангелием. Принятие присяги сопровождалось крестным целованием, которое, по сути, и означает клятву. Текст присяги заканчивался словами: «Во ознаменование сих слов, целую Крест и Евангелие Спасителя моего Иисуса Христа». Принятие присяги заканчивалось торжественным богослужением и напутственным словом священника . Следует заметить, что в наши дни эта традиция возрождается. На Тихоокеанском флоте перед принятием присяги совершается молебен. Верующие матросы так же как и их прадеды принимают присягу перед Андреевским флагом, Святым Евангелием и Крестом, и целуют их.

Также перед крестом и Евангелием принимали присягу католики и протестанты.

Текст присяги у мусульман был на их родном языке. Присягавший держал два пальца правой руки на коране и повторял всед за имамом слова клятвы. В конце ретуала он целовал коран .

Евреи приносили присягу на расском языке или на идише. Причем даже на русском языке текст писался как правило еврейским шрифтом. Прием присяги осуществлялся в любой день кроме субботы или религиозного праздника. Ретуал старались проводить в синагогах или в молитвенных школаг перед открытым кивотом (Орон га кодеш) в присутствии двух свидетелей из иудеев .

Были случаи, когда на флот попадали представители языческих народов Сибири и Севера. При принятии ими присяги нашивался амулет, который имел значение для этих язычников, и на нем эти новобранцы приносили присягу.

Нарушение присяги считалось большим грехом перед Богом и людьми. Согласно официальной статистики атеистов в Российских Вооруженных Силах практически не было. Отказ же сектантов от принятия воинской присяги означает отказ от заповеди Божией, призывающей «положить душу за други своя».

По традиции весь уклад жизни морской команды освящался молитвой. День начинался и завершался молитвой. Перед принятием пищи и по окончании трапезы обязательно читалась молитва. В Петровском «Морском уставе» было записано: «Когда адмирал пожелает, дабы весь флот молебное пение чинил Господу Богу, тогда поднят будет флаг иерусалимский (белый с синим крестом) на кормовом флагштоке» .

На кораблях богослужения проводились на самом почетном месте, которым, как мы уже говорили, являлись шканцы. В парусном флоте со времен Петра I правило совершения ежедневных молитв были определены в особой «Книжице корабельной молитвенной», которая издавалась для флота с 1714 г. в больших количествах . В соответствии с этой «книжицей» было заведено утром, сразу после подъема, совершать краткую молитву. Затем в девятом часу утра совершалась дневная молитва, которая была уже более продолжительной и напоминала по своему составу богослужение. На богослужебном столе стояла дароносица и несколько икон. Свечей во избежание пожара, зажигать не разрешалось. Корабли были деревянные, кроме того, все швы и щели заделывались легковоспламеняющейся просмоленной паклей. Свечи стали использоваться во время богослужений на флоте лишь только с появлением стальных кораблей. В случае отсутствия священника или его болезни молитву мог читать корабельный секретарь, а в некоторых случаях и командир корабля. Не реже одного раза в год каждый воин обязан был причащаться и изучить определенное количество молитв.

Последний протопресвитер армии и флота Г.И. Шавельский отмечал: «Слишком великое дело – богослужение на войне» . Постоянные опасности, близость смерти, огромная напряженность ратного труда требовали духовной поддержки для воинов со стороны пастыря Церкви. Молебны, а то и Божественная Литургия служились перед тем, как корабль шел в бой. При этом весь экипаж, как правило, исповедовался. Причем исповедовались не только перед священником, но и просили прощения друг у друга, прощаясь друг с другом, причащались, надевали чистое белье. Люди понимали, что идут на смерть и сами себя готовили к погребению. Так, перед убытием Средиземноморской эскадры под командованием адмирала Сенявина 10 июня 1827 г. на кораблях было совершено напутственное молебствие. При этом на флагманском корабле «Азов» присутствовал сам император Николай Павлович.

После получения известий о начале войны с Турцией адмирал Нахимов тотчас передал на корабли своей эскадры: «Война объявлена; турецкий флот вышел в море; отслужить молебствие и поздравить команду» . Священники по заведенному со времен Петра I обычаю, обошли все палубы, окропили моряков святой водой. Моряки перед боем попросили друг у друга прощения, надели чистое белье.

Молились русские воины и во время боя. Так участник обороны Севастополя во время Крымской войны капитан-лейтенант П.И. Лесли писал в своем дневнике: «Всего умилительнее смотреть, это как наши солдаты и матросы, несмотря на изрядно летящие бомбы и пули, с полным усердием молятся пред изображением ликов Святых, и, конечно, хоть у них нет глубокого смысла в молитвах, потому что все молитвы они соединяют в одну, но, тем не менее, они молятся искренне и их молитва всегда доступнее, как устремление сердца к Богу» . Во время сражения священник находился при раненых, исповедовал и причащал их.

Совершались торжественные богослужения по случаю побед, праздников, закладки храмов, кораблей, госпиталей, памятников и т.д. Так 22-го февраля 1799 г. после взятия крепости Корфу адмирал Федор Федорович Ушаков со всеми высшими чинами своего флота отправился на берег, для торжественного молебствия . После одержанной Синопской победы вице-адмирал Нахимов распорядился: "Предлагаю завтрашнего числа на всех судах вверенной мне эскадры в 10 часов отслужить благодарственный молебен Господу Богу и потом ожидать моего прибытия на суда. Я хочу лично поздравить командиров, офицеров и команды с победой и благодарить их за благородное содействие моим предположениям и объявить, что с такими подчиненными я с гордостью встречусь с любым неприятельским европейским флотом" . По возвращению эскадры из Синопского сражения первым делом черноморцев было отслужить торжественную панихиду над прахом Михаила Петровича Лазарева .

Павел Степанович Нахимов большое значение придавал соборной молитве. Во время обороны Севастополя по праздничным дням Нахимов приказывал совершать обедню, на которой присутствовали все, не занятые в деле чины, в том числе и воины, находившиеся в укреплениях. По окончании Литургии духовенство служило молебны на оборонительной линии перед батарейными образами, которые находились на всех бастионах, и перед которыми всегда горело множество свечей. Ни одно сражение не начиналось Нахимовым без молебна, по окончании которого священник благословлял войска, обходя их с крестом в руке. Новые батареи также освящались и на них также служились молебны. Даже в боевой обстановке устраивались крестные ходы, в них принимал участие и сам Нахимов, воодушевлявший воинов кратким отеческим словом, что благотворно действовало на всех воинов. Защитник Севастополя капитан-лейтенант В.Г. Реймерс (впоследствии контр-адмирал) пишет в своих воспоминаниях: «Никогда не забуду тот момент, когда в первый день бомбардирования Корнилов, Нахимов, Тотлебен и почтенный священник с крестом, благословляя всех, обходили бастионы. С каким чувством каждый из нас подходил к кресту, и как одушевляли нас своим спокойным духом все эти достойные люди» .

Искренней верой в святость русского дела пронизаны буквально все приказы и распоряжения, отдаваемые Нахимовым перед сражением. После каждой одержанной победы, в которой Павел Степанович усматривал промысел Божий, служились благодарственный молебен и заупокойная литургия по убитым воинам.

Набожность русских солдат и матросов определяла их милосердие даже по отношению к врагу. Это являлось не просто традицией, а одной из черт русского национального характера. Как отмечал в своей работе П.П.Яковлев, «наши войны показывают нам замечательно незлобивое отношение русского солдата (матроса) к его врагу, даже нехристианину, против которого он шел с бесповоротною решимостью погибнуть, если Богу угодно, и с которым он готов разделить последний сухарь, если акт боя приостановлен, или враг попал к нему в плен. Очевидно, здесь мы имеем дело, с одной стороны, с полной покорностью Богу, в вопросах о личной жизни, а с другой – наиболее характерные черты именно «христолюбивого» воина» .

Во время боя в 1799 г. за крепость Корфу русские офицеры и матросы спасали своих врагов-французов от изуверства турецких солдат: «Наши офицеры и матросы кинулись за турками, и так как мусульманам за каждую голову выдавалось по червонцу, то наши, видя все свои убеждения не действительными, начали собственными деньгами выкупать пленных. Заметив, что несколько турок окружили молодого француза, один из наших офицеров поспешил к нему в то самое время, когда несчастный развязывал уже галстук, имея перед глазами открытый мешок с отрезанными головами соотечественников. Узнав, что за выкуп требовалось несколько червонцев, но, не имея столько при себе, наш офицер отдал туркам свои часы – и голова француза осталась на плечах…» . Увещания и угрозы не могли привести турок к послушанию; тогда командир русских десантов составил каре из людей своего отряда, чтобы в середине его укрывать пленных, и тем спасена была жизнь многих . Участник событий капитан-лейтенант Егор Метакса писал: «Французские генералы ... были более поражены великодушием и человеколюбием русских воинов, что им одним обязаны сотни французов сохранением своей жизни, исторгнувшие силою от рук мусульман». «Русские и здесь доказали, что истинная храбрость сопряжена всегда с человеколюбием, а не жестокостью, и что звание воина и христианина должны быть неразлучны» .

Во время Наваринского сражения 8 октября 1827 г. один из офицеров, находившийся при командире русской эскадры контр-адмирале Логине Петровиче Гейдене с рупором в руках, обратил внимание его на то, что русские матросы бросали концы утопавшим туркам. Растроганный человеколюбием Гейден бросился обнимать офицера и воскликнул: «Да! Да! Это славно! Прекрасно! Молодцы наши матросы: они столь же добры, сколько и храбры!» . Другой участник Наваринского сражения, - служивший на корабле «Гангут», лейтенант Александр Петрович Рыкачев, описывая события после боя, подмечает: «Отпуская их (плененных турок – А.Б.), мы дали им на три дня сухарей и бочку масла. Как кажется, они живо чувствуют наше доброе с ними обхождение, и многие изъявили даже желание остаться у нас» .

Инструкции всех «заморских» экспедиций предписывали самое ласковое обращение с встречающимися племенами и народами. Так инструкция Морского министерства начальнику экспедиции к Антарктиде Фаддею Фаддеевичу Беллинсгаузену строго предписывала, чтобы «во всех землях, к коим будут приставать и в которых будут находиться жители, поступать с ними с величайшей приязнью и человеколюбием, избегая, сколько возможно, всех случаев к нанесению обид или неудовольствий, а, напротив того, стараясь всемерно привлечь их лаской и не доходить никогда до строгих мер» . В одном из документов XVIII в. отмечалось: «Матросы наши в 1788 г., по стараниям Грейга же, вступали в весьма дружеские отношения с низшими классами финляндского населения около Гангуда» . Дружелюбное отношение русских моряков к туземному населению резко отличалось от пренебрежительного и высокомерного, а зачастую и просто грабительского поведения экипажей других иностранных кораблей. Не в пример мореплавателям других стран, нередко грабившим и истреблявшим отсталые народы, русские моряки во время экспедиций ни разу не применили огнестрельного оружия и не обидели ни одного туземца.

Эти примеры не являются каким-то исключением. Наши офицеры и матросы повсеместно проявляли милосердие. Один из участников Синопского сражения описывает показания раненого пленного турецкого вице-адмирала Осман-паши: «У него же свои люди вынули ключ и обокрали его, сняли с него шубу – ужасно! Когда посадили его на русский корабль, все изменилось: за ним стали ухаживать, покоить его. Он удивляется и благодарит Бога. Матросы наши отдавали пленным даже куртки свои» .

Участник Крымской войны 1853-1856 гг. Г. Чаплинский пишет в своем дневнике: «Вечером за валом услышали стоны раненых французов, которых убирать еще не условились, – некоторые солдаты и матросы, сжалившись над несчастными ранеными, взяв манерку, тихонько пробирались за бруствер, чтобы напоить их …» . Профессор О.В. Золотарев приводит в своей книге вспоминает другого очевидца боев: «… Какой-то флотский кондуктор и два егеря нашего полка ходили с водой и угощали бедных раненых, хотя врагов, и тут русский показал свое благодарное чувство к ближнему, сверх этого сопряженное с опасностью, но все-таки одного принесли живого раненого в свой стан, которого велено было отправить на перевязочный пункт» .

Племянница святителя Игнатия (Брянчанинова) А. Куприянова, бывшая во время первой мировой война медсестрой, отмечая великодушие наших воинов, писала: «Никогда не случалось, чтобы солдаты в лазарете бранили врагов» .

Одной из флотских традиций было почитание памятных дней. Помимо уставных двунадесятых праздников особо чтили моряки день Покровителя Российского морского флота Андрея Первозванного и день памяти заступника их Николая Чудотворца.

Отмечались также дни великих побед при Чесме, Гангуте и Синопе. Так, накануне 18 ноября 1903 г., когда исполнялось 50 лет знаменитого Синопского сражения, адмирал С.О. Макаров, будучи главным командиром Кронштадтского порта и военным губернатором города Кронштадта, издал особый приказ. В этом приказе говорилось: «18 ноября, в день 50-летия Синопской победы, в учебных заведениях морского ведомства в Кронштадте, а также во всех экипажах, отрядах, командах и школах занятий не производить и на работы низших чинов не высылать. Утром во всех командах объяснить значение и подробности Синопского боя» . Юбилейный в истории русского флота день объявлялся в Кронштадте праздничным. Накануне вечером отслужили торжественную панихиду «по православным воинам, павшим в сражении», а на другое утро офицеры и унтер-офицеры рассказали матросам о славе и подвигах российского флота.

Давней традицией на флоте являлось ежегодное празднование Дня рождения корабля. Экипаж всей семьей особо праздновал это событие. Священник линкора «Андрей Первозванный» Дмитрий Андреев так описывал это торжество: «Наш судовой праздник прошел торжественно и благолепно. С вечера было отслужено Всенощное бдение, а утром – Божественная Литургия и молебен св. Апостолу у его св. иконы, дара св. горы Афон. Присутствующий на богослужении Начальник Бригады кораблей по окончании службы поблагодарил священника за проповедь, а команду за прекрасное церковное пение. После официального завтрака у команды и гостей были развлечения, которые продолжались до 8 часов вечера. На эти несколько часов наш корабль потерял свой угрюмый вид и оживился, превратившись в целый город веселья. На палубе, убранной флагами, везде расставлены столы с прохладительными напитками и сладостями, а в казематах идет спектакль под руководством офицера, причем играют сами же матросы, трещит кинематограф, поют песни и играет хор балалаечников. Все офицеры во главе с командиром везде принимают участие, что особенно оживляет праздник и делает его семейным. Музыка, танцы и множество детей, гуляющих по кораблю, на миг заставляют даже забыть, что мы отделены стальной броней от береговой жизни. В 8 часов гости уехали, и корабль заснул. Все принимали в празднике участие, и он был всецело общий» .

Для русских людей любая новая вещь, здание , а тем более оружие, освящалась молитвой. Каждый род войск и каждый корабль имел своего Небесного Покровителя и свой почитаемый образ святого. Так покровителем крейсера «Паллада» был преподобный Феодосий Чарниговский .

В начале ХХ в. Российский флот модернизировался и пополнялся новыми кораблями и новыми видами вооружения. Благодаря русским конструкторам И.Г. Бубнову и М.Н. Беклемишеву на вооружение стали поступать боевые подводные лодки. Небесным покровителем подводников был пророк Иона. В журнале «Вестник военного и морского духовенства» №22 за 1908 г. рассказывается, как праздновался день подводника на Черноморском флоте: «22 сентября (1908 года – А.Б.), в день памяти св. прока Ионы, отряд подводных лодок Черноморского флота в первый раз отмечал день своего Небесного покровителя. … К 10 часам утра подводные лодки, украшенные флагами, расположились на поверхности воды, окружив со всех сторон линейный корабль «Двенадцать апостолов». В 11 часов на палубе линкора собрались все командиры подводных лодок вместе со своим командованием.

В присутствии начальника морских сил Черноморского флота И.Ф. Бострема священник Евлампий Якиманский отслужил молебствие, после чего обратился к собравшимся со словами приветствия. По окончании проповеди и «Многолетия» на паровом катере, при пении «Спаси Господи люди Твоя …» священник и клир обошли все «субмарины», окропив их святой водой. На каждом судне священник окроплял и внутренние помещения. После окропления молебствие было окончено» .

Любовь к православным традициям русского флота прививалась офицерам со школьной скамьи. Во флотских храмах регулярно совершались торжества, связанные с важными событиями истории флота, с празднованием годовщин великих побед русского флота, поминовением погибших моряков. Братья Епанчины, из рода знаменитых флотоводцев, вспоминают, как проходил 200-летний юбилей Морского кадетского корпуса, в котором они воспитывались: «13-го января 1901 г. начались торжества по случаю двухсотлетия Навигаторской школы, впоследствии преобразованной в Морской кадетский корпус.

Накануне юбилея в церкви корпуса была совершена обедня протоиреем отцом Иоанном Кронштадтским, столь любимым во флоте, а также настоятелем местной церкви протоиереем Белявиным, при пении хора воспитанников.

После обедни была совершена панихида по основателю школы Императору Петру I, по окончании панихиды в актовом зале перед молебством отец Иоанн Кронштадтский произнес слово на тему бесконечности миров и бесконечности абсолютной, о Боге промыслителе. Во время молебна духовенство в сопровождении адмиралов и директора корпуса окропило св. водой новый памятник, созданный к юбилею училища» .

Особое внимание уделялось на флоте памяти павших защитников Отечества. Эта традиция передавалась от старших к младшим и всеми блюлась как святая обязанность. В дни памяти морских сражений или на вселенских панихидах всегда поминались имена погибших в боях офицеров и матросов.

Часто, по традиции, корабли приходили на место гибели наших кораблей. Здесь, после панихиды, при пении «Вечная память» на воду опускался венок живых цветов. Так командир корвета «Витязь» капитан 1-го ранга Степан Осипович Макаров во время кругосветного плавания при заходе в 1888 г. в Императорскую гавань (ныне Советская гавань) счел своим долгом почтить память погибшего в 1853 г. русского фрегата «Паллада», открывшего эту гавань. Со свойственной Макарову пытливостью он не только организовал поминовение погибших моряков, но и, опросив местных жителей орочей, установил точное место гибели корабля. Затем он приказал произвести водолазный осмотр корпуса затонувшего фрегата, начертил план с обозначением его местоположения, составил описание места гибели и выставил на берегу створные знаки, точно указывающие на это место. С тех пор Русские корабли, посещавшие гавань, считали своим долгом почтить память тех, кто погиб, первым придя сюда .

Одно из поминовений своих погибших товарищей описывает священник А. Щеглов: «Сибирский флотский экипаж 30 августа текущего 1908 г. справил свой экипажный и храмовый праздник. Накануне на Литургии и панихиде было совершено поминовение воинов, на поле брани живот свой положивших и в морях погибших; последних – офицеров и нижних чинов, убитых в китайскую и Японскую войну, в списках Церкви значится не мало, около 900 человек» .

И в наши дни ежегодно моряки-тихоокеанцы чтят память своих предков погибших в Корейском проливе, совершаются панихиды по морякам крейсера «Варяг», подводных лодок «Комсомолец» и «Курск» и других кораблей.

Святыней являлись воинские и морские кладбища. Они ведут свою историю с 1887 г. До этого времени военных кладбищ не существовало, а военнослужащих хоронили вместе со всеми другими гражданскими людьми. Военные кладбища были образованы, прежде всего, в Петербурге, а затем и в других крупных военно-морских базах. Во Владивостоке Морское кладбище сохранилось до наших дней. Устройство военных кладбищ и восстановление достоинства воина-христианина, отдача ему последних почестей после смерти – одна из наиболее заслуживающих внимания традиций. Александр Васильевич Суворов не раз говорил, что войну можно считать законченной только тогда, когда будет захоронен последний солдат. Это была добрая традиция российской армии и российского флота.

23 августа 1903 г. Николай II подписал Указ о совершении панихид в Димитровскую субботу (перед 26 октября) по усопшим воинам, отдавшим жизнь за Отечество. Панихида должна была проходить во всех воинских частях и на кораблях, где были священники. В Димитровскую субботу все воинство воспоминало тех, кто отдал жизнь на поле брани. По своей сути учреждение Димитровской субботы означало установление для воинов духовной связи с прошлым – в этот день военные священники выступали перед воинами с беседами о героях и их подвигах, о тех, кто с оружием

в руках отстаивал Отечество .

Погребение погибших членов экипажа в море являлось особой традицией. «Русский солдат, - писал Г.И. Шавельский, - не страшится смерти, но боится умереть без причастия, быть зарытым без церковного погребения». Поэтому для православных воинов было очень важно наличие на корабле священника, который утешал раненых, напутствовал умирающих, отпевал убитых. По обычаю, тело зашивалось в парусину, к ногам прикреплялся тяжелый груз. Покойник помещался на специальной чисто оструганной доске. Затем он выносился на шканцы. На церемонии обязаны были присутствовать все офицеры и матросы, не занятые службой. Доска с покойником ставилась на небольшое возвышение, и тело, зашитое в парусину, покрывалось Андреевским флагом. Зачитывался приказ командира корабля о подвиге погибшего. После этого священник отпевал погибшего. Если священник на корабле отсутствовал, то его обязанности исполнял командир корабля. С началом отпевания корабельный флаг приспускался до половины. На рангоутных судах существовал обычай в этих случаях скрещивать реи. По окончании отпевания под пение «Со святыми упокой» доска с телом подносилась к борту ногами вперед и клалась концом на планширь. Два специально назначенных матроса вставали у изголовья и брали края флага в руки. По сигналу горниста доска приподнималась, и тело выскальзывало из-под флага за борт. Звук горна обозначал последнее прости-прощай и предвестие величайшего трубного звука Архангела Гавриила в момент всеобщего воскресения из мертвых. В это же время производился троекратный залп корабельным караулом. После чего флаг поднимался до места .

Следует еще раз заметить, что посеянные материализмом зерна атеизма, дали в начале ХХ в. обильные всходы терний неверия, граничащие с цинизмом. Вот как описывает в своем приказе командир 2-й Тихоокеанской эскадры адмирал Рожественский похороны матроса: «…В то время как на всех судах эскадры и на всех транспортах офицеры и команды стояли во фронт, на госпитальном «Орле» даже в моем присутствии слонялись скопища разношерстного люда. Место на палубе, откуда спускали не миноносец тело покойного, было залито грязью; тут же при пении «Святый Боже, Святый Крепкий», тащили ведро с помоями, чуть не облили ризу священника…

С сожалением должен упомянуть, что даже сестры милосердия при печальной церемонии не проявили достаточной чуткости. При отпевании присутствовало только две сестры, многие же, свободные от службы, бродили по палубе, а при выносе и опускании тела на миноносец любопытствовали, сидя в разных местах на планшире и перевешиваясь за борт через леера, вперемежку с грязно одетой женской прислугою…» . Данный пример достаточно ярко говорит о глубине падения религиозности на флоте к 1905 г. Хотя его, конечно же, не следует обобщать.

Ст. 392 Устава внутренней службы обязывала совершать отпевание инославных и иноверцев «по обрядам их религий с подобающими почестями». Как указывалось выше, еще 24 августа 1797 г. Св. Синод издал указ в соответствии с которым похороны иноверных, при отсутствии служителя их веры необходимо было сопровождать пением «Святый Боже». Относительно каноничности отпевания усопших иноверцев не страницах журнала «Вестник военного духовенства» разгорелась дискуссия . В итоге Св. Синод вынужден был выпустить циркуляр о допустимости по желанию родственников и близких воина, принадлежащего к не православной христианской конфессии, служения панихид во время погребения. Поскольку человек отдал жизнь за православного Государя, за православное Отечество, то в случае отсутствия священнослужителя своей веры, он должен быть похоронен по православным обычаям.

Важной традицией было почитание корабельного военного знамени – Военно-Морского Андреевского стяга, который сопровождал корабль во всех его плаваниях и боях.

Известно, что любой флаг несет в себе особый символ, символ нации. Каждый народ, каждое государство в своем флаге стремились отразить свой характер, свою религиозность, свое особое отличие от других и поэтому к флагу всегда относились как к национальной святыне. В Российской империи существовало несколько флагов. Одним из них был Военно-Морской Андреевский стяг, который считался святыней, также как и корабельные иконы, которые нужно было защищать до смерти.

Флаг во имя святого апостола Андрея Первозванного, покровителя России и ее флота, символизировал собой, прежде всего религиозное отличие России от Запада – Православную веру.

В 1700 г., составляя флаг флота, Петр I отметил: "Флаг белый, через синий крест св. Андрея, того ради, что от сего апостола приняла Россия святое Крещение" . Как отмечает А. Лысенко, Андреевский флаг - это "символ самобытной и независимой России, принявшей христианство не от какого-нибудь папского миссионера, а от самого апостола – вот идея, заложенная в снежно-белом флаге с небесно-голубым крестом с угла на угол" . То есть, утверждая военно-морской флаг, Петр I исходил из того, что флот обязан защищать не только морские рубежи России, но в первую очередь духовно-нравственные ценности государства.

Первое освящение двух Андреевских флагов было совершено в Кронштадтской Андреевской церкви, которая являлась в те годы главным морским храмом России. Эти флаги после освящения были подняты на корабле «Святитель Николай» и фрегате «Орел» . Под Андреевским флагом, который несли все боевые российские корабли, русские моряки своею храбростью снискали себе всемирную известность. В Южном и Северном полушариях, в восточных и западных морях, везде, где проходили военные корабли России, где лилась кровь русских моряков, развевался флаг во имя небесного покровителя русского государства.

Перед первым выходом в море на каждом новом корабле вначале происходил чин освящения боевого знамени. Молитва и кропление святой водой делали это полотнище для моряков святыней, за честь которой они не щадили своей жизни. При подъеме и при спуске флага, утром и вечером, в стужу и в зной читалась молитва Господня "Отче наш", а команда стояла с непокрытыми головами в знак благоговения перед святыней.

Перед флагом принималась присяга. Традиция принятия присяги перед знаменем имеет свое начало со времени Павла I. Присяга и знамя неотлучны друг от друга.

В Своде военных постановлений 1831 г. сказано: «Знамя есть священная хоругвь». Хоругвь - это церковное знамя, а Андреевский флаг является корабельным знаменем. Андреевский флаг имеет особый статус и как военная святыня, и как церковная святыня, символизирующая духовную брань.

Во время боя, согласно Морскому уставу, Андреевский флаг, поднятый на гафеле, строго охранялся часовым, как знамя в полку, - он ни на минуту не должен спускаться без личного распоряжения командира. Как рассказывали очевидцы, «… при Синопском сражении передавали, что велено было кормовые флаги прибить гвоздиками, чтобы перебитый фалик не означал еще, что флаг спущен» .

Военный историк и публицист Орлов писал в 1913 г.: «В русском народе с давних еще пор существует почитание военных знамен, как святыни. При встрече со знаменем … снимают шапки, осеняют себя крестным знамением - православный народ. Что значит стоять или умереть за знамя, у нас все отлично знают и понимают, кто и не был на военной службе».

Второе значение слова флаг - это стяг, от слова стягивать, собирать - это центр, под которым собираются все. И здесь, его тоже можно понимать как в военном смысле, так и в духовном.

Известно не мало примеров благоговейного отношения к Андреевскому флагу. Вот лишь два из них:

После Октябрьской революции один из тральщиков под командованием лейтенанта О.О. Ферсмана ушел из Ревеля и направился в Копенгаген. На корабле вновь был поднят Андреевский флаг. «Прибыв на Копенгагенский рейд, тральщик наш застал там отряд английских военных судов с адмиралом на крейсере «Худ».

Не успел О.О. Ферсман ошвартоваться, как на тральщик прибыл посланец адмирала и предложил Ферсману спустить Андреевский флаг. Лейтенант Ферсман категорически отказался, заявив, что не считает себя обязанным исполнять приказы английского адмирала, и флаг спущен не будет, а на случай попытки овладеть тральщиком силой приказал пробить боевую тревогу. Достойный ответ и твердость подействовали. Тральщик остался под Андреевским флагом. Пребывание его в Копенгагене стало триумфом» .

Второй случай произошел на канонерской лодке «Грозный» Черноморского флота. Во время Гражданской войны эскадра кораблей эвакуировала беженцев, вынужденных покинуть Родину. После выполнения задачи эвакуации, корабли нашли пристанище в тунисском порту Бизерта. Французское правительство в 1923 г. решило продать канонерскую лодку «Грозный» за долги. В ночь на 27 февраля 1923 г., чтобы сохранить честь флага, мичманы Петр Рукша и Павел Непокойчицкий открыли кингстоны и затопили корабль. За этот поступок они были арестованы и осуждены, но остались в памяти своих соотечественников, как офицеры, до конца верные Отечеству и присяге .

21 июля 1992 г. Указом Президента Российской Федерации за № 798 Военно-Морскому флоту России был возвращен Андреевский флаг. 26 июля 1992 г. на основании этого Указа на всех кораблях была произведена торжественная замена флагов в соответствии с разработанным ритуалом .

Современный историк Н. Лысенко пишет об "Андреевском" флаге: "Для этого флага характерно: особая слиянность с народной душой – в нем рассказы стариков-ветеранов, пушечный гром и гарь пороха, слезы морячек и последний судорожный вздох убитого канонира, ликование Чесмы и всенародное горе Цусимы. Этот флаг неотделим от национальной души русского народа» .

С 1716 г. в российском флоте был введен гюйс. Произошло это следующим образом. В тот год Петру I выпала возможность командовать объединенной эскадрой, в состав которой входили русские, английские, голландские и датские корабли. Он стал первым монархом в истории стоявшим во главе столь многочисленного флота четырех разных держав. В честь этого события английский адмирал Норис подарил свой собственный гюйс. Этим отчасти и объясняется, что даже в наше время в Военно-Морском флоте России гюйс, поднимаемый на носовом флагштоке кораблей 1-го ранга, имеет сходство с британским флагом .

С 1828 г. за особые заслуги в боях кораблям стали вручать кормовой Георгиевский флаг, который представлял из себя Андреевский флаг с образом Св. Георгия Победоносца посередине. Первым кораблем, награжденным таким флагом за мужество и героизм экипажа в Наваринском бою, был линейный корабль «Азов», которым командовал контр-адмирал М.П. Лазарев. Вот как проходила церемония вручения кормового Георгиевского флага и вымпела, которая состоялась 23 марта 1828 г.: «Около 10 часов утра рейд Ла-Валетты был покрыт гребными судами; на них находились генерал-губернатор острова Мальты, командиры русских и английских военных судов. Все они направлялись на «Азов», чтобы поздравить вице-адмирала Гейдена (командир эскадры) и контр-адмирала Лазарева по случаю торжественного вручения линейному кораблю Георгиевского флага и вымпела.

По окончании церемониальных визитов Георгиевский флаг и вымпел в сопровождении двух офицеров и четырех унтер-офицеров торжественно был доставлен на шканцы. Состоялось богослужение, а затем офицеры и команда «Азова» принесли клятву защищать флаг до последней минуты жизни. Реи всех русских судов были усеяны людьми. Георгиевский флаг был поднят на «Азове» под троекратное «ура» русских моряков. Прогремел артиллерийский салют: корабли и фрегаты сделали по двадцати одному выстрелу в честь нации. Салютовали и все корабли английской эскадры, и береговые батареи. Когда умолкли звуки салюта, раздались залпы пушек линейного корабля «Азов» в знак признательности за оказанную честь. Церемония закончилась праздничной музыкой нескольких военных оркестров» . В дальнейшем все корабли, носящие имя «Азов» или «Память Азова» получили право нести кормовой Георгиевский флаг.

В русско-турецкой войне 1828 – 1829 гг. отличился также экипаж 18-пушечного брига «Меркурий» под командованием капитан-лейтенанта А.И. Казарского. 14 мая 1829 г. бриг вступил в бой с двумя линейными кораблями противника (около 200 пушек) и выиграл его. За этот бой весь личный состав получил боевые награды, а бриг – кормовой Георгиевский флаг. Одновременно царским указом предписывалось в составе Черноморского флота иметь корабль с названием «Меркурий» или «Память Меркурия», преемственно носящий Георгиевский флаг, связанный с памятью о подвиге брига «Меркурий». Бой брига «Меркурий» с турецкими кораблями запечатлел на своей картине русский художник-маринист Алексей Петрович Боголюбов .

Традиция давать героические имена кораблям жива и по сей день. И ныне бороздят моря ракетный крейсер «Варяг», малый противолодочный корабль «Кореец», океанографическое судно «Витязь», ледокол «Ермак» – внук макаровского «Ермака».

Георгиевские флаги за особые заслуги в боях вручались и береговым флотским частям. Так 18 декабря 1856 г. в кронштадтском Андреевском соборе в присутствии генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича было совершено освящение шести Георгиевских знамен, пожалованных императором Александром II флотским экипажам, участвовавшим в обороне Севастополя во время Крымской войны и переведенным после войны в Кронштадт .

В заключение данной главы нужно еще раз подчеркнуть важность традиций на флоте. Их можно сравнить с цементом, связывающим разрозненные кирпичи в единый монолит. «Традиция в жизни – великое дело, – писал протопресвитер Георгий Шавельский, - Она передает из рода в род добрые обычаи и часто охраняет нравы. Она объединяет, воодушевляет и двигает массы. В военной жизни традиции имеют огромное значение» . Через всю многогранную работу флотского духовенства по окормлению паствы красной нитью проходило укрепление славных флотских православных традиций, которые способствовали повышению боеспособности флота, формированию благоприятного, здорового микроклимата в экипажах кораблей.

§ 2.2 История создания неподвижных флотских православных храмов и их роль храмов в хранении преумножении традиций

Даже имея свои корабельные церкви, личный состав крупных кораблей предпочитал присутствовать на богослужениях в хорошо обустроенных береговых храмах. При этом командиры кораблей старались вместе со всем личным составом участвовать в праздничных и воскресных церковных службах. Береговые неподвижные соборы и церкви являлись хранителями традиций, центрами культуры, духовной жизни и идейно-нравственного воспитания являлись.

Главным военным собором Российской империи был Преображенский собор. Официально - это был храм Преображенского лейб-гвардии полка, но фактически он являлся центральным собором всей армии и флота. И глава военно-морского духовного ведомства был почетным настоятелем этого собора.

На углу улицы Фурштатской, д. 29 и Воскресенского проспекта находилась Александра Невского домовая церковь (этот дом около станции метро «Чернышевская» сохранился до наших дней) при главе военного и морского духовного ведомства. В 1829 г. церковь была расширена и благоустроена по проекту архитектора П. Самсонова.

Морские храмы в России начались строиться практически одновременно с созданием флота.

На левом берегу реки Мойки, начиная от Синего моста, вниз по течению этой реки, с 1730 г. в казармах размещались морские адмиралтейские служители. Центром этих поселений был так называемый корабельный или морской полковой двор, располагавшийся в непосредственной близости от Синего моста. На этом дворе была устроена часовня во имя Св. Николая Чудотворца, в которой в 1730 г. служил присланный из Св. Синода, иеромонах Август. В 1733 г. в Св. Синод поступило от адмиралтейской коллегии следующее донесение: «При с.-петербургской корабельной команде обретается морских служителей всегда не менее 1000 человек, а иногда и 2000 и больше, и, ради божественного служения, имеется при той команде построенная в светлицах часовня, а для отправления этой службы и других потреб, были прежде определяемы от св. Синода по одному иеромонаху, а ныне определен был белый священник; и при той часовне книги и прочая утварь имеется во всяком удовольствии; также от подаяния служителей, денежный сбор бывает довольный, а церкви Божией не имеется. Того ради адмиралтейств коллегия, представляя, просит, дабы о имении, при показанной корабельной команде, полотняной церкви, во имя св. Николая Чудотворца, и об отпуске подвижного антиминса, и об определении священника, который жалованьем довольствован быть имеет, против того, как прежде определяемым при той команде, для божественной службы, иеромонахам производилось, определено было указом» . В соответствии с этим донесением Св. Синод определил: «В обретающейся на морском полковом дворе, где ныне имеется часовня, светлице полотняной церкви, во имя св. Николая Чудотворца, быть, и, для священнослужения, дать освященный антиминс, взяв указные (75 к.) пошлины из с.-петербургскаго Духовного правления, и всякое в той церкви священнослужение отправлять прежде бывшему на оном корабельном дворе белому священнику Иоанну Иоаннову, который в тот корабельный двор, по определению св. Синода, от 22-го сентября 1732 г., назначен» . В том же 1733 г., вместо часовни была построена полотняная церковь. Вот как описывает эту церковь освящавший ее член Св. Синода протопресвитер московского Благовещенского собора Иоанн Семенов: «По осмотру моему, в первой светлице, где быть алтарю и церкви длины 4 саж. с аршином, в другой светлице, которая может быть за трапезу, две саж. с половиной, между ними (т. е. двумя светлицами) сени в одну саж. с аршином, а в поперечнике обе оныя светлицы и сени имеют по 4 саж.» .

17 июля 1735 г. в С.-Петербургское Духовное правление от священнослужителей Исаакиевского собора поступило следующее прошение: «Имелась на Адмиралтейском острове соборная церковь св. Исаакия Далматского, которая прошлого апреля 21 числа от воли Божьей погорела, и ныне мы нижеподписавшиеся без церкви, и нигде служения не имеем. Також прихода нашего у приходских всякого чина людей имеются мирские нужды, а именно: младенцев крещение, и, по присланным из с.-петербургского Духовного правления венечным памятям, свадьбы. Того ради просим, дабы повелено было нам всякие приключающиеся у приходских людей нашего прихода мирские нужды отправлять в церкви св. Николая Чудотворца, что на морском полковом дворе, и оныя церкви священнику Петру о пускании нас в помянутую церковь, для исполнения мирских треб, из с. - петербургскаго Духовного правления послать письменное известие» . В ответ на это прошение 22 июля 1735 г. из С.-Петербургского Духовного правления последовало распоряжение об отправлении в церкви св. Николая Чудотворца божественных служб и треб священниками Исаакиевского собора: «Оным Исаакиевского собора священнослужителям с причетники, для показанной нужды, понеже та соборная церковь погорела, надлежащие до приходских людей духовные требы, в означенной церкви Николая Чудотворца, что на морском полковом дворе, отправлять позволить; притом же, доколе оная соборная церковь не построится, не токмо требы исправлять, но и божественныя литургии священнослужение и прочее церковное пение отправлять, по согласию с настоящим тоя церкви священником, Петром Павловым, соизволяется, дабы в церкви повседневная божественная служба происходила, и священнослужители достодолжное к Богу моление воссылали, не препровождая времени туне» . Это распоряжение действовало до 21 сентября 1735 г., когда была освящена восстановленная Исаакиевская церковь.

Позже, по высочайше утвержденному 20 апреля 1737 г. плану, на правой стороне Глухой речки (позже здесь был прорыт Екатерининский канал - нынешний канал Грибоедова) вниз по ее течению, начиная от Вознесенского моста до нынешнего Крюкова канала, вместо обветшавших казарм для морских служителей были построены новые «светлицы» в количестве 71-ой. Западнее этих «светлиц», на левом берегу Крюкова канала (при пересечении его нынешней ул. Римского-Корсакова), недалеко от местоположения будущего Никольского Морского собора, в 1743 г. была построена деревянная церковь во имя того же святителя вместо прежней полотняной церкви.

Известны имена священников, служивших при полотняной и деревянной церквях на морском полковом дворе:

Иоанн Иоаннов – до назначения в Николаевскую часовню служил в Адмиралтейском госпитале. С 22 сентября 1732 г. служил при Николаевской часовне, а после преобразования этой часовни в полотняную церковь в 1733г., служил в ней до 4 октября 1734 г. Затем был священником в Преображенском полку и в Адмиралтейском госпитале;

Петр Павлович Козицкий - с 4 октября 1734 г. служил сначала в полотняной церкви, а затем в деревянной до 25 декабря 1747 г. Он закончил Киевскую академию. Был известен своей ученостью и миссионерской деятельностью. Петр Павлович Козицкий крестил и обучал православной вере вотякских, татарских и калмыцких детей . В 1747 г. он переведен в церковь Введения Пресвятой Богородицы лейб-кампанского корпуса ;

Гавриил Семенович Вершнецкий – выпускник Киевской академии. 31июля 1743 г. рукоположен в диаконы морского полкового двора. 25декабря 1747 г. рукоположен в священники. Служил в церкви по 1 июля 1752 г., переведен в московский Благовещенский собор;

Иоанн Иоаннович Панфилов – обучался в Александро-Невской семинарии и Московской академии. С 1 июля 1752 г. служил в деревянной церкви на морском полковом дворе, а затем стал настоятелем собора .

16 апреля 1752 г. последовал указ императрицы Елизаветы Петровны о постройке каменной полковой морской церкви вблизи обветшавшей деревянной. Коллегия поручила составить план церкви и смету строительства архитектору Чевакинскому, который являлся учеником школы знаменитого графа Растрелли. К 20 мая того же года план и смета были готовы. Но осенью 1752 г. произошло большое наводнение, и, над предназначенным для строительства местом, вода поднялась на три аршина. Поэтому коллегия 29 мая 1753 г. постановила: «Означенную церковь, для опасения впредь от подобных вод, и чтобы в нижнем апартаменте пола водою не поднимало, и вода в церковь не входила, поднять выше на три арш., сверх положенной на чертеже меры. А понеже, по регулам архитектурии всякое публичное и знатное здание требует симметрии, и по высоте и широте, дабы могла выказывать себя особенно высокою. Посему, соответственно вышеозначенной прибавленной на 3 арш. высоте, и ширина здания должна быть увеличена на 3 сажени и 6 фут, а сообразно такой ширине и высоте признается необходимым, чтобы внутри церкви были столбы (коих по первому планы не предполагалось), как для облегчения стен, так и для лучшей красоты сводов и церкви, каковому расположению с прибавочною высотою и широтою в той же фигуре, с устройством впрочем столбов, сочинить план и фасад и предложить оные для рассмотрения, причем предложить реестр к тем материалам, которые потребны, сообразно с увеличенною высотою и широтою» . Архитектором Чевакинским были исправлены план и смета и представлены в Коллегию.

15 июля 1753 г. архиепископом Санкт-Петербургским Сильвестром была совершена закладка церкви. За это преосвященный Сильвестр от морского ведомства получил в подарок «17 аршин люстрину, купленного в лавке Саввы Яковлева по 2 рубля аршин» . На деле о построении церкви, хранившемся в архиве С.-Петербургской духовной консистории, ключарем Петропавловского собора иереем Петром Гребневским сделана была следующая надпись: «Вышеозначенная при морском полковом дворе вновь строящаяся каменная церковь, во имя св. Николая Чудотворца, его преосвященством заложена 15 июля 1753 года» .

Главный алтарь в нижней церкви, во имя св. Николая Чудотворца был освящен 5 декабря 1760 г. преосвященным Сильвестром архиепископом Санкт-Петербургским. В тот же день освящен и правый придел, во имя св. Иоанна Предтечи. «Сего 1760 г. декабря 5 дня, его преосвященство, Сильвестр архиепископ с.-петербургский и шлиссельбургский соизволил новопостроенную каменную морскую полковую нижнюю церковь св. Христова Николая Чудотворца и с приделом св. пророка Предтечи и Крестителя Иоанна освятить, и в оную церковь, також и в придел отпущены из Петропавловского собора два антиминса, один освященный на белом атласе, а другой неосвященный на желтом атласе,» - рапортовал консистории ключарь Петропавловского собора Петр Симеонов .

Верхняя церковь, во имя Богоявления Господня освящена 20 июля 1762г. преосвященным Вениамином, архиепископом Санкт-Петербургским. В тот же день совершено освящение и левого придела св. Дмитрия Ростовского в нижней церкви. На освящении верхней церкви присутствовала императрица Екатерина II, соизволившая в тот день дать повеление именовать построенную морскую полковую церковь собором. Только что взошедшей на царский престол императрице нужно было показать народу свою приверженность Православию в отличие от своего убитого мужа Петра III. И этим жестом она произвела нужное впечатление на всех. Удостоив собор высочайшим своим посещением в день его освящения, императрица и позже неоднократно бывала в нем. Например, 28 мая 1770 г., при отправлении божественного молебна по случаю овладения русским морским флотом нескольких городов в Морее, и 14 сентября 1770 г., при слушании благодарственного молебна об истреблении 24 июня этого же года турецкого флота .

В 1808 г. Николо-Богоявленский морской собор был передан в епархиальное ведение . Произошло это не без участия министра морских сил Павла Васильевича Чичагова, которому храм, так же как и флот в целом был ненужной обузой. Собор вновь передан в ведение протопресвитера с причислением к флотскому гвардейскому экипажу был лишь в 1900 г.

Известны имена протоиереев и священников, служивших в Богоявленском Николаевском соборе начиная от его освящения и до наших дней.

Настоятели:

Иоанн Иоаннович Панфилов – с 17 марта 1752 г. по 25 февраля 1770 г. Перемещен протопресвитером в московский Благовещенский собор. Впоследствии он стал духовником императрицы и членом Св. Синода. Скончался 19 июля 1794 г.

Василий Алексеевич Алексеев – В 1760 г. произведен в диаконы морской церкви, 11 августа 1762 г. рукоположен в священники Морского Богоявленского Николаевского собора, а 20 марта 1770 г. возведен в протоиереи. 13 января 1771 г. определен присутствующим в Санкт-Петербургской Духовной Консистории. Являлся настоятелем собора до 14 июня 1772 г. Перемещен в Петропавловский собор;

Тимофей Васильевич Люсцинский – с 16 июля 1772 г. до своей смерти 24 декабря 1799 г. С 1773 г. по 1796 г. был членом Консистории и благочинным;

Митрофан Иванович Окин – 20 марта 1770 г. был произведен в священники морского собора. 20 апреля 1800 г. рукоположен в протоиереи. 2 марта 1801 г. удостоен за отличие фиолетовой бархатной камилавкой, а 4 марта 1804 г. награжден наперсным крестом. Являлся настоятелем собора до своей смерти 15 августа 1805 г.;

Иван Степанович Веселовский – 12 января 1798 г. определен священником Богоявленского Николаевского собора. 5 сентября произведен в протоиереи. За свои заслуги он был награжден камилавкой, наперсным крестом и представлен к ордену св. Анны III степени. Протоиерей Иван Степанович Веселовский был настоятелем собора в самое трудное время – во время перехода его из Адмиралтейского в Епархиальное ведомство. Скончался он 9 июля 1831 г.

Тимофей Алексеевич Вещезеров – служил в соборе с июля 1831 г. В декабрь 1831 г. удостоен звания кафедрального протоиерея при Петропавловском соборе;

Тимофей Ферапонтович Никольский – в соборе с 7 декабря 1831 г. по март 1846 г.;

Иван Дмитриевич Колоколов – 7 июля 1830 г. определен священником Богоявленского Николаевского собора и получил звание ключаря. 17 марта 1846 г. произведен в протоиереи. До 24 декабря 1860 г. был настоятелем собора. Переведен в Кафедральный Исаакиевский собор;

Сила Степанович Топильский – являлся настоятелем собора с 26 декабря 1860 г. по 1873 г.;

Николай Николаевич Кондратов – настоятель с 17 апреля 1900 г. по 2 октября 1914 г.;

Александр Иванович Преображенский – настоятель с 1914 по 1918 гг.;

Александр Николаевич Беляев – с 1919 г. по 10 февраля 1923 г.;

Николай Николаевич Русанов (обновленец) – с февраля 1923 г. по 22 июля 1923 г.;

Иоанн Димитриевич Дмитриевский – с июля 1923 г. по сентябрь 1923г.;

Николай Николаевич Русанов (обновленец) – с 21 сентября 1923 г. по 17 января 1924 г.;

Иоанн Димитриевич Дмитриевский – с января 1924 г. по 11 марта 1924 г.;

Николай Кириллович Чуков – с 29 марта 1924 г. по 11 июня 1930 г.;

Василий Михайлович Яблонский – с июня 1930 г. – по 11 января 1933 г.;

Николай Кириллович Чуков – с января 1933 г. по март 1935 г.;

Михаил Арсеньевич Смирнов – с 17 марта 1935 г. по июль 1935 г.;

Александр Викентьевич Пакляр – с июля 1935 г. по 14 ноября 1936г.;

Лев Александрович Муллер – с 14 октября 1936 г. по 5 февраля 1937г.;

Павел Петрович Тарасов – с 5 февраля 1937 г. по – 4 марта 1938 г.;

Архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич Борис Дорофеевич) – с 4 марта 1938 г. по 19 мая 1939 г.;

Павел Петрович Тарасов – с 19 мая 1939 г. по 30 июня 1942 г.;

Владимир Александрович Румянцев – с 30 июня 1942 г. по 21 ноября 1945 г.;

Павел Петрович Тарасов – с 21 ноября 1945 г. по 1 декабря 1948 г.;

Евгений Павлович Лукин – с 5 декабря 1948 г. по 23 февраля 1953 г.;

Александр Васильевич Медведский – с 23 февраля 1953 г. по январь 1973 г.;

Игорь Семенович Ранне – с января 1973 г. по 1976 г.;

Борис Михайлович Глебов – с 1976 г. по 1977 г.;

Иаков Иосифович Ильич – с 1977 г. по 10 июля 1981 г.;

Владимир Устинович Сорокин – с 10 июля 1981 г. по 1987 г.;

Богдан Игоревич Сойка – с 25 апреля 1987 г. по настоящее время .

Священники:

Савва Исаевич Исаев – с 1761 г. по 27 августа 1768 г. Перемещен в придворную церковь;

Василий Алексеевич Алексеев – с 11 августа 1762 г. по 20 марта 1770г.;

Иван Степанович Левитский – служил с 8 сентября 1768 г. до своей смерти в январе 1793 г.;

Митрофан Иванович Окин – с 20 марта 1770 г. по 20 апреля 1800 г.;

Иван Степанович Веселовский – с 12 января 1798 г. по 5 сентября 1805 г.;

Иван Иванович Бедринский – 24 декабря 1792 г. был назначен в диаконы церкви Вознесения Господня при адмиралтейских слободах. 2 апреля 1794 г. в той же церкви рукоположен в священники. 20 апреля 1800 г. переведен в Морской Николо-Богоявленский собор. В соборе в течение трех лет успешно вел катехизаторские курсы, за что получил право ношения набедренника при служении. 5 сентября 1804 г. был удостоен звания ключаря. В 1806 г. стал членом Консистории. 30 октября 1809 г. переведен в церковь Воскресения Христова;

Петр Александрович Остроумов – 8 сентября 1805 г. определен диаконом в Морской Богоявленский собор. 30 октября 1809 г. удостоен звания ключаря. 24 сентября 1824 г. перемещен в церковь Св. великомученицы Екатерины;

Иоанн Петрович Свиязев – с 30 октября 1809 г. до своей смерти 24 сентября 1824 г.;

Иоанн Никитич Смирнов – с 29 апреля 1819 г. по 19 июня 1823 г. Перемещен в Смольный монастырь;

Сергей Георгиев – протоиерей на священнической вакансии с 18 июня 1823 г. до своей смерти 12 ноября 1841 г.;

Михаил Никитич Малеин – назначен 30 сентября 1824 г. 15 декабря 1824 г. удостоен звания ключаря. В июне 1831 г. перемещен в церковь Владимирской Пресвятой Богородицы;

Иоанн Дмитриевич Колоколов – с 7 июля 1831 г. по 17 марта 1846 г.;

Иоанн Яковлевич Крылов – 24 ноября 1841 г. назначен в священники со званием ключаря. В 1863 г. награжден бархатной фиолетовой камилавкой, а в 1867 г. наперсным крестом. 20 февраля 1870 г., в связи с ухудшением здоровья, по собственному прошению уволен за штат;

Василий Никитич Недремский – 6 июля определен диаконом в Морской собор. 25 марта 1846 г. произведен в священники. Скончался 12 августа 1854 г.;

Александр Евфимович Соколов – с 12 ноября 1854 г. В 1864 г. награжден камилавкой, а в 1868 г. наперсным крестом. 20 февраля 1870 г. стал ключарем собора;

Илия Иванович Кедров – 27 мая 1846 г. Рукоположен в диаконы Богоявленского Морского собора. 22 февраля 1847 г. рукоположен в священники .

В XVIII веке морское ведомство имело и другие береговые церкви.

При С.-Петербургском адмиралтействе существовал каторжный двор, где находилась часовня. В ней в 1721 г. служил «старый каторжный поп» Иван Логгинов, которого позже сменил викарий Исаакиевского собора Михаил Тимофеев .

В Галерной гавани или дворе «галерной эшквадры», находившемся на территории нынешнего адмиралтейства было так же довольно много служителей. Поэтому там еще при Петре I было принято решение о сооружении временной церкви. 14 июня 1722 г. в Священный Синод поступило прошение следующего содержания: «В прошлом 1721 г., галерной эшквадры по желанию превосходительного господина вице-адмирала Змаевича и прочих господ офицеров и нижних чинов служителей для строения походной полотняной церкви послан был, по приказу его высокографскаго сиятельства генерал-адмирала и кавалера графа Апраксина галерного батальона лейтенант Таличеев в Москву, Симонова монастыря ко архимандриту Петру с письменным прошением, и оная церковь походная полотняная, через труд и старание оного Симоновскаго архимандрита Петра, состроена и привезена оная церковь в Санкт Петер бурх и поставлена за адмиралтейской гошпиталью при речке Глухой в удобном месте, которая и до сего времени не освящена» . Далее идет просьба об Освящении церкви и назначении ее настоятелем священника Иоанна Кузьмина из г. Суздаля, сосланного в свое время на каторжные работы в г. Ревель но помилованного «для всемирной радости со шведскою короною вечного мира». В июле 1722г. церковь была освящена во имя Живоначальной Троицы. В 1733 г., при галерной гавани, вместо находившейся там полотняной церкви, была построена деревянная церковь во имя св. Троицы, которая вскоре была и освящена. Настоятелями этого храма сначала были иеромонахи. Известно, что в 1735 г. там служил иеромонах Михаил. В конце же 1736 г., как сказано в документах духовного правления, в церковь галерной гавани был определен белый священник .

История создания Адмиралтейского собора Св. Спиридония Тримифунтского в С.-Петербурге такова: 10 мая 1755 г. в здании Адмиралтейства была освящена относительно небольшая церковь во имя праведных Захарии и Елизаветы . 17 апреля 1821 г., в связи с проводимыми строительными работами в Исаакиевском соборе в нем были прекращены богослужения. Седьмого июня 1821 г. было получено разрешение императора Николая I на посещение приходом Исаакиевского собора церкви в здании адмиралтейства . Так как эта церковь была недостаточно обширна, то было решено устроить храм в новом месте адмиралтейства. 10 декабря 1821 г. император приказал устроенную в здании адмиралтейства церковь сдать в ведомство морского министерства. Согласно высочайшей воле 12 декабря 1821 г. церковь по благословению митрополита Серафима освящена во имя св. Спиридона Тримифунтского наместником александроневской лавры архимандритом Товиею с братией .

Перестройка Исаакиевского собора закончилась в 1858 г. 30 мая он был освящен. Перед этим событием, 16 апреля 1858 г. главный священник армии и флота Кутневич доложил в инспекторский департамент свои соображения по дальнейшему использованию церкви св. Спиридона: «Так как из присутственных мест помещающихся в здании главного адмиралтейства, с состоящими в оных чинами и из всех морских команд, находящихся в С.-Петербурге, составится значительный отдельный приход, то я полагал бы, по важности прихода адмиралтейскую во имя св. Спиридона церковь наименовать с.-петербургским адмиралтейским во имя Спиридона Тримифунтского собором». Эти соображения были представлены на высочайшее благоусмотрение, и 20 октября император повелел: «Оставленную, по освящении Исаакиевского собора, по прежнему в морском ведомстве, устроенную в здании главного адмиралтейства церковь, во имя св. Спиридона Тримифунтского, наименовать с.-петербургским адмиралтейским во имя св. Спиридона Тримифунтского собором, с припискою к оному помещающейся в здании бывших арестантских рот, церкви св. Николая чудотворца, со всеми ее и нынешними прихожанами, и образовать за сим при соборе общий приход из всех чинов морского ведомства, в С.-Петербурге находящихся» .

Церковь по описи принимали протоиерей Диаконов и полковник Иванов. 20 апреля 1859 г. новый причт адмиралтейского собора доложил главному священнику, что церковь адмиралтейская принята ими по описи от причта кафедрального Исаакиевского собора. При дальнейшем освидетельствовании храма оказалось, что его состояние далеко не соответствует тому значению, которое он получил, став собором морского ведомства, а потому главный священник Кутневич обратился с ходатайством в морское министерство: «Желая собор оставленный причтом Исаакиевского собора не в благовидном состоянии привести в приличный вид, долгом поставляю обратиться в инспекторский департамент и покорнейше просить поручить кому следует освидетельствовать собор и учинить зависящее распоряжение о производстве починок и поновлений, относящихся к залу, занимаемому церковью, на счет ремонтных сумм адмиралтейства, соглашаясь все другие поновления отнести на счет церковных сумм, принадлежащих собору» . Инспекторский департамент со вниманием отнесся к ходатайству главного священника и немедленно сделал распоряжения о ремонте собора.

Причт адмиралтейского собора состоял из шести человек: настоятеля, двух священников, диакона и двух псаломщиков. Кроме того, в штате состояли два церковника и просфорня. Первым настоятелем был протоиерей Диаконов, переведенный из церкви св. Николая, что при арестантских ротах, приписанной к адмиралтейскому собору. Он настоятельствовал с 1858 г. до своей смерти в 1864 г. Его сменил настоятель Севастопольского адмиралтейского собора, награжденный за мужество при обороне Севастополя золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте, протоиерей Александр Иванович Левицкий .

В соответствии со штатом адмиралтейского собора настоятелю и священникам было положено каждому жалование и провиант на одного денщика, а диакону и псаломщику каждому жалование и по одному пайку .

Инспекторский департамент объявил всем морским чинам, находящимся в Петербурге, чтобы они по духовным требам относились в Адмиралтейский собор. Со своей стороны и главный священник, для той же цели, просил С.-Петербургского митрополита объявить всем церквам столицы, чтобы они «чинов морского ведомства» не считали своими прихожанами .

В 1912 г. был произведен капитальный ремонт и переоборудование Адмиралтейского собора во имя св. Спиридона Тримифунтского .

В 1718 г., по повелению царя Петра I, близ его летнего дворца, при истоке реки Фонтанки была построена партикулярная верфь для сооружения небольших морских судов. Тогда же при ней поставлена часовня для рабочих, и к ней назначен священник для требоисправления. В 1721 г. Св. Синод, по ходатайству заведовавшего верфью Ивана Степановича Потемкина, разрешил, вместо часовни, построить в палатах полотняную церковь. И часовня, и полотняная церковь были посвящены Св. Великомученику Понтелеимону, так как в день прославления этого святого, 27 июля, русский флот одержал две победы над шведами: одну в 1714 г. при Гангуте, другую в 1720 году при Гренгаме – небольшой гавани на одном из Аландских островов.

В 1722 г. был построен и освящен мазанковый деревянный Понтелеимоновский храм.

В 1734 г., вместо деревянной обветшавшей церкви, по повелению императрицы Анны Иоанновны, заложен каменный храм с колокольней (на пересечении нынешней улицы Пестеля и Соляного переулка) и большим деревянным шатром. Он был освящен 27 июля 1739 г. Храм был холодный и имел один престол.

При этом храме была поставлена в 1763 г. теплая церковь св. Великомученицы Екатерины в бывшей конторе партикулярной верфи. Церковь эта, освященная 25 января 1764 г., была, по повелению императрицы Екатерины II, в 1783 г. перенесена в каменную Понтелеимоновскую церковь и заняла ее западную часть (Дел арх. Консист. 1783г. № 11946) .

Причт храма, состоявший по началу из священника и диакона, в 1729 г. состоял уже из двух священников, диакона, двух псаломщиков и просфорни. С 1776 г. причт составляли священник, диакон, дьячок, пономарь и просфорня.

Первым священником Понтелеимоновской церкви был Ипатий Васильев, определенный еще к построенной в верфи часовне. В помощь ему в марте 1724 г. был назначен о. Гавриил Павлов. По смерти о. Ипатия место его, в мае 1737 г., занял священник Самуил Васильев. 5 января 1740 г. вместо умершего о. Гавриила был посвящен в священники его сын – диакон Красного Села Иоанн Гаврилов, который умер 9 ноября 1747 г. После его смерти о. Самуил остался один при храме и служил в нем до самой смерти, последовавшей в апреле 1773 г., прислужив в нем 36 лет. После о. Самуила священником был о. Александр Иванов .

В 1780 г. рядом с церковью был построен небольшой двухэтажный каменный дом для причта. Дом соединялся с церковью аркой и отделялся от нее коридором, выходящим в церковь и в церковный дворик .

Приход церкви, по началу ограниченный рабочими и служащими партикулярной верфи, к 60-м годам включал уже немало обывателей .

До 1784 г. Понтелеимоновский храм состоял в ведении адмиралтейств-коллегии, а в 1784 г с упразднением партикулярной верфи поступил в епархиальное ведомство . Когда церковь состояла в ведении адмиралтейств коллегии, то причт получал жалование из конторы партикулярной верфи, а с 1784 г. из консистории.

Следует заметить, что большинство храмов строившихся в Кронштадте первоначально принадлежали морскому и военному ведомству. В городе постоянно находилось до 10000 морских служащих. Подробнее об этих храмах можно узнать из книги Е.В. Исаковой и М.В. Шкаровского «Храмы Кронштадта» (СПб.: Паритет, 2004).

С 1718 г. главным храмом Котлина и побережья являлась деревянная церковь апостола Андрея Первозванного, разобранная с разрешения Св. Синода из-за ветхости в 1742 г. До 1731 г. эта церковь являлась и главным морским храмом острова.

Заметным событием в Морском ведомстве было торжественное освящение 24 мая 1731 г. Кронштадтской морской церкви Богоявления, заложенной еще в 1728 г. на месте, указанном Петром I. Эту церковь строили корабельные плотники и адмиралтейские мастеровые, а ее внутреннее убранство отражало морскую тематику . Богоявленская Церковь являлась главным храмом моряков до строительства Никольского Морского собора, освященного в 1913 г. Как пишут в своей книге Е.В. Исакова и М.В. Шкаровский, в 1841 г. деревянная Богоявленская церковь, пришедшую за сто лет в ветхость церковь в октябре 1841г. разобрали. Комитет по постройке в Кронштадте новой каменной церкви Богоявления Господня был высочайше утвержден 26 января 1849 г. . Лишь 1861 г. была осуществлена закладка нового деревянного здания храма, построенного по проекту архитектора Трапезникова и освященного 23 сентября 1862 г. Эта деревянная церковь рассматривалась как временная, но просуществовала до 1932 г.

Дело строительства морского каменного храма затянулось почти на 50 лет. Большую роль в его создании сыграл протопресвитер военного и морского духовенства Александр Алексеевич Желобовский. В 1896 г он обратился к Великой княжне Марии Павловне с докладной запиской, сопроводив ее следующим письмом: «Ваше Императорское Высочество! С милостивого соизволения Вашего Императорского Высочества имею утешение представить при сем докладную записку о необходимости построения в Кронштадте морского военного Собора. Из ней Ваше Императорское Высочество изволите усмотреть вопиющую нужду создания для Кронштадтских моряков нового храма Божьего. Явите, Государыня Великая Княгиня, высокое и могучее содействие достижения святой цели, к которой целые десятки лет стремились и стремятся Христианские души воинов-моряков. Вашего императорского Высочества всепреданный слуга и усердный богомолец Протопресвитер Александр Желобовский. 5 августа 1896г.» .

15 октября 1896 г. главный командир Кронштадтского порта, военный губернатор Кронштадта вице-адмирал Николай Иванович Казнаков внес в Морское министерство предложение о постройке большого каменного храма. В пояснительной записке он высказал мысль о том, что «будущий морской храм должен быть не только местом молитвы, но и памятником, ибо Кронштадт есть колыбель русского флота». Наконец, в 1897 г. был высочайше разрешен всероссийский сбор пожертвований на сооружение Морского собора в Кронштадте, который должен был стать местом молитвы для моряков и памятником славных деяний русского флота. Одновременно был объявлен конкурс на лучший проект нового храма.

Большое участие в организации сооружения главного Морского собора Кронштадта принял всероссийский батюшка Иоанн Кронштадтский. 10 мая 1897 г. отец он напечатал в газете «Котлин» письмо-обращение к российским морякам и соотечественникам:

«Возлюбленные братья-моряки и все православные соотечественники!

Живя в Кронштадте сорок два года и во все это время, видя малость, скудость и ветхость Морского храма, — я снедался ревностью о нем и желанием просторного, прочного и благолепного храма, и ныне внес свою лепту на сооружение такового храма 700 руб. Благоволите и вы оказать свое посильное усердие к сооружению его» .

Однако и в 1898 г. давно ожидаемое строительство не началось: не оказалось удовлетворительного архитектурного проекта, из сметы морского министерства Государственным Советом был исключен кредит на постройку собора. Узнав об этом, отец Иоанн обратился с взволнованным письмом

к вице-адмиралу В.П. Верховскому: «Из газет я узнал, что дело построения Морского Собора в Кронштадте отложено в долгий ящик, то есть до скончания или града сего, или и — самого века сего, близящегося к концу. Иначе понять не могу. Мы строим многомиллионные военные суда, казна отпустила 25 миллионов на укрепления Кронштадта; флотские силы обеспечены отличным содержанием; жилые помещения всех чинов морских отличаются простором и изяществом, чистотою и обилием света, а морской храм, который должен бы быть славою флота и России и — свидетельством веры и благочестия русских победоносных воинов — видом своим похож на самую убогую сельскую Церковь, или — на деревянную коробку . Почти рядом с нею возвышают гордо верхи свои каменные лютеранские церкви, а православная — морская Церковь стоит в постоянном принижении. Не за это ли Господь принижает и наш флот, погружая наши военные суда на дно морское? Не оттого ли наши частые морские несчастия? Не оттого ли взлетел в дыму на воздух многомиллионный канатный завод среди бела дня, на виду всех? Мало ли еще нам уроков от Бога? — Нам, русским, стыдно показать иностранцам морскую святыню, разумею Церковь. Бог с вами, Господа! Доколе же это будет? Я, посторонний человек, со стороны примкнул к некоторым морякам, желающим благолепного храма, и положил начало, думая сколько-нибудь двинуть святое дело, — и неудача!» .

Можно представить радость отца Иоанна, когда дело строительства Морского собора в Кронштадте, наконец, сдвинулось с мертвой точки.

Разработка проекта храма была поручена инженеру Василию Антоновичу Косякову, уже построившему несколько церквей. 21 мая 1901 г. один из двух его проектов был одобрен Строительным комитетом, а созданная по нему модель храма получила высочайшее одобрение.

Кронштадтский морской собор, названный Николаевским в честь Николая Чудотворца и построенный в русско-византийском стиле, стал главным и лучшим проектом В. А. Косякова. Строился он 10 лет – с 1903 по 1913 г.

При закладке в 1783 г. Ахтиарского порта (впоследствии переименован в Севастополь) распоряжением контр-адмирала Макензи одним из первых зданий была построена небольшая церковь св. Николая (на месте нынешнего Николаевского Адмиралтейского собора). Впоследствии она была перестроена и значительно увеличена адмиралом Ушаковым «от казны и трудами морских служителей» . К началу Второй русско-турецкой войны в Севастополе кроме этой церкви были высечены в скалах еще несколько церквей .

Кроме того, в ведении Морского ведомства находились еще следующие церкви:

— В С.-Петербурге – Захария и Елизаветы, которая была устроена при Елизавете Петровне в 1748 г. в средней части Адмиралтейства , церковь Калинкинского морского госпиталя св. Александра Невского, церковь св. Чудотворца Николая при С.-Петербургской тюрьме морского ведомства, церковь св. Николая в посаде Колпино при Адмиралтейских Ижорских заводах, в Ижоре - св. Николая;

— В Кронштадте – церковь-часовня св. Александра Невского Кронштадтского морского госпиталя, освященная 18 декабря 1905 г. протопресвитером А.А. Желобовским. Первым настоятелем церкви был отец И.А. Погодин . С 1839 г. при Морском манеже города Кронштадта действовала церковь Св. Николая, на военно-морском участке Кронштадтского кладбища в 1899 г. возвели деревянную церковь Святого Сергия Радонежского. К церкви была приписана деревянная часовня, построенная в 1891 г. и перенесенная в 1896 г. в центр морского участка кладбищ .

В 1910 г. при Кронштадтском Адмиралтействе имени Петра Великого была построена часовня во имя св. апостолов Петра и Павла, разрушенная в советские годы ;

— В Ревеле – св. праведного Симеона Богоприимца при порте, святителя Николая при ревельском госпитале, куда священник прикомандировывался на время;

— В Роченсальмском порту – церковь св. Николая;

— в Рогервикском порту (ныне Палдиск) была полотняная церковь из Дерптского полка, в которой служил и полковой священник. Однако в 1722 г. полк вернул себе и церковь, и священника;

— В г. Севастополе – к упомянутому адмиралтейскому собору Св. Чудотворца Николая были приписаны Владимирский собор, Митрофановская и Кладбищенская церкви на корабельной слободе;

— В городе Николаеве - Адмиралтейский собор, церковь святых Праведных Захария и Елизаветы;

— В г. Архангельске - Соломбальский Адмиралтейский собор;

— В г. Либава - Морской собор Чудотворца Николая;

— В крепости Керчи - церковь Покрова Пресвятой Богородицы;

— В г. Владивостоке - церковь Штаба Владивостокской крепости. В 1904 г. в здании казарм Сибирского флотского экипажа г. Владивостока устроена церковь Благовещения Пресвятой Богородицы. В 1908 г. на воинском кладбище г. Владивостока был освещен храм-памятник морского ведомства ;

— в г. Баку - церковь св. Алексея Митрополита Московского при порте.

Так же были и другие храмы.

В 1722 г. был решен вопрос об обязательном устройстве церквей во всех госпиталях. В Регламенте об управлении адмиралтейства и верфи утвержденном 5 апреля 1722 г., говорилось: «Во всяком госпитале (обязательном в каждом порту) надлежит иметь церковь, и одного священника, который будет отправлять службу Божью, исповедовать и причащать больных и в прочем во всем исправлять их». После издания этого Регламента в Кронштадтском и Ревельском госпиталях были установлены походные (полотняные) церкви. В документах 1735 г. можно встретить упоминания о часовне Вознесения Господня при морском адмиралтейском госпитале, со священником Сергеем Васильевым. В 1736 г. 10 мая майор Федор Максимович Хвостов доносил Синоду о том, что в морском адмиралтейском госпитале, где находилось более 600 больных, упразднена часовня, а церкви не построено. Хотя при госпитале был собственный постоянный священник Логгин Яковлев. Майор Хвостов Ф.М. просил поставить церковь второго гренадерского полка, которую предлагал князь Михаил Михайлович Галицин. Данная просьба была удовлетворена. Однако в октябре того же года эта полотняная церковь была возвращена в полк, а вместо нее была взята освященная церковь Преображенского полка и поставлена в частном доме секретаря Преображенского полка Иванова. Этой церковью пользовались батальоны Семеновского, Ингерманландского и Невского полков. Кроме Логгина Яковлева к этой церкви был приписан священник Преображенского полка Иван Максимов. Позже, в морском госпитале недалеко от нынешней площади Репина была построена церковь Вознесения Господня. В 40-х годах в этой церкви полагалось по штату быть священнику и диакону. Известно, что в морском госпитале с 1756 г. служил священник Матфей Григорьев. В 1748 г. он окончил курсы Александро-Невской семинарии, и по окончании курса, до назначения в морской госпиталь служил диаконом при Тихвинской церкви на Выборгской стороне .

При морском госпитале Кронштадта так же существовала Воскресенская церковь. На основании генерального регламента о госпиталях, изданного императрицей Анной Иоанновной 24 декабря 1735 г., диакона при этом храме также не имелось. Этот Регламент по сути являлся копией Регламента 1722 г. Он гласил: «Во всяком гошпитале надлежит иметь церковь и одного священника, который будет отправлять службу Божию, утешать, исповедовать и причащать больных, и в прочем во всем исправлять их» .

Вскоре в Петербургской, Кронштадтской и Ревельской «гошпитали» по просьбе Адмиралтейств-коллегии Св. Синод назначил «по одной старице-монахине и одной помощнице для надзирания за бельем» и работницами, с денежным содержанием соответственно по 7 и 5 рублей в год, а питание по госпитальному пайку .

В 1905 г. при анатомическом театре Кронштадтского госпиталя была построена церковь-часовня во имя святителя Николая Чудотворца.

На корабельном дворе и в морских госпиталях Ревеля и Кронштадта в основном летом прикомандировывались священники из приходов, а после окончания летней навигации – иеромонахи Александро-Невской Лавры, служившие на кораблях и не возвратившиеся в монастырь. Так к церкви при Котлиноостровском госпитале в 1721 г. Св. Синодом был определен белый священник. «Первый иеромонах» Котлинской эскадры Радышевский просил заменить его иеромонахом, но Св. Синод оставил эту просьбу без внимания .

Домовые храмы имелись и при морских учебных заведениях.

При Морском кадетском корпусе с 1761 г. находилась церковь во имя Святителя Николая Чудотворца. В 60-е годы XVIII века инспектором корпуса был выпускник Киевской духовной академии Григорий Андреевич Полетика. Он отличался высокой эрудицией, настойчивостью, системностью в преподавании. Ему приписывали сочинение «История Руссов» .

После сильнейшего пожара, происшедшего на Васильевском острове 23 мая 1771 г., Морской шляхетский кадетский корпус был переведен в Кронштадт, в здание Итальянского дворца. Здесь 15 февраля 1772 г. была освящена церковь св. Николая Чудотворца.

После вступления на престол Павла I в 1796 г. корпус вновь был переведен в Петербург, после чего удостаивался частых посещений императора. Еще 1794 г. в здании чужестранных единоверцев, которое предназначалось для морского кадетского корпуса началась строиться церковь. Храм строили под надзором архитектора Волкова. В знак благодарности за внимание к корпусу со стороны монарха вновь устроенная корпусная церковь 15 марта 1797 г. была освящена во имя святителя Павла Исповедника, память которого церковь ежегодно отмечала 6 ноября. Этот день, явившийся днем именин императора и днем вступления его на престол, стали отмечать как день корпусного праздника . Состав причта церкви изменялся. Сначала, до 1819 г., в причте были священник и причетник. В 1819 г. определен диакон, в помощь священнику как в преподавании закона Божия, так и в проведении богослужения. По штату 1868 г. был положен один священник и один псаломщик .

Из священников церкви известны следующие: Тимофей Минюжский, Василий Иванов, Никита Орловский, Симеон Романовский, Василий Березин. Из них Никита Орловский служил псаломщиком в Копенгагене. По возвращении в Россию в 1803 г. поступил в Александро-Невскую академию. Во время учебы занимался обучением младших воспитанников академии немецкому языку и нотному пению. После окончания академии он был определен священником в Копенгаген, потом был законоучителем морского кадетского корпуса и скончался протоиереем Покровской Коломенской церкви. Он написал «Краткую Российскую грамматику», изданную в 1814 г. и «Информаторию» (начальные основы латинского языка), изданную в 1816 году. Симеон Романовский – был в последствии Ямбургским протоиереем. Протоиерей Василий Дорофеевич Березин, магистр VII курса, скончавшийся 9 февраля 1872 г. Был настоятелем этой церкви и законоучителем около 45 лет (1827 – 1872). Он отличался строгостью жизни, твердостью характера, самостоятельностью мысли и убеждения, прямотой слова, домоседством, строгой аккуратностью во всем, скромностью и ограниченностью требований и привычек. Он издал учебник «Истории Ветхого завета». Его место занял перешедший из Елизаветинского училища протоиерей Капитон Васильевич Белявский, магистр XXI курса академии.

А в здании Итальянского дворца города Кронштадта в августе 1798 г. по указу Павла I разместили Штурманское (Морское инженерное) училище. При училище продолжала действовать церковь св. Николая Чудотворца. В марте 1827 г. училище было реорганизовано в Первый штурманский полуэкипаж, в штате которого состоял священник. В 1843 – 1848 г. здание и церковь были перестроены по проекту архитектора А. Акутина. Новая церковь была освящена 1 февраля 1847 г.

Из других флотских храмов следует отметить церковь Домовая церковь во имя Святого царя Константина в Кронштадте при 1-м Балтийском экипаже. В 1846 г. 1-м Учебный экипаж был переведен в дом Миниха (Июльская ул., 1). Тута же из штурманского полуэкипажа была передана и освящена в 1848 г. церковь св. Николая Чудотворца.

В 1862 г. по указу императора Александра II в здании 1-го Учебного экипажа г. Кронштадта Морское министерство выделило место для мужской гимназии с пансионом. Почетным попечителем гимназии стал главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал Ф.М. Новосильский. 23 октября 1862 г. в церкви 1-го экипажа отслужил молебен Иоанн Кронштадтский. На молебне присутствовали вице-адмирал Ф.М. Новосильский, начальник штаба В.Ф. Траубе и другие представители морского командования. После этого церковь стала использоваться совместно и экипажем и гимназией. Отец Иоанн Кронштадтский был назначен законоучителем гимназии и преподавал в ней до 1888 г.

Высший командный состав флота так же имел домовые церкви. Так при доме адмирала Александра Ив. Головина находилась домовая церковь св. ап. Андрея Первозванного . В домовой церкви вице-адмирала Мишукова служил поп Иван Петров. Кроме служения в церкви он обучал грамоте детей дворовых людей адмирала .

В своем донесении Св. Синоду 24 апреля 1869 г. об увеличении содержания своей канцелярии главный священник армии и флотов Богословский, между прочим, свидетельствовал, что под его управлением находилось 312 подвижных и неподвижных церквей .

На флоте служили не только православные, но и представители других христианских исповеданий, особенно немцев и голландцев. Для них в доме начальника обороны Котлина вице-адмирала Корнелия Крюйса еще в 1708 г. была устроена лютеранская церковь. Дом адмирала находился на берегу Невы, прямо против Петропавловской крепости. Эта церковь служила местом собрания не только для лютеран, но и для голландских реформаторов. Не смотря на религиозные различия, реформаторы следовали указаниям лютеранского проповедника и держались лютеранских обрядов . В 1726 г., будучи уже полным адмиралом и вице-президентом Адмиралтейств-коллегии, Корнелий Крюйс хотел построить лютеранскую кирху, но болезнь и скорая кончина не позволили воплотить эти планы в жизнь .

В Петербурге для служивших на флоте англичан была построена англиканская церковь. В этой церкви 21 августа 1768 г. будущий герой Чесмы, а еще позже адмирал и командующий Балтийским флотом Самуил Карлович Грейг обвенчался с двоюродной сестрой знаменитого английского мореплавателя Джеймса Кука – Сарой Кук .

Инославные и иноверческие церкви строились и в других пунктах базирования армии и флота, например в Кронштадте . Некоторые из них строились непосредственно по инициативе военного и Морского ведомств.

Нередко военные и морские православные неподвижные церкви переходили по разным причинам военно-морского духовного ведомства в епархиальное и обратно. При этом эти переходы сопровождались жаркими спорами между двумя ведомствами.

К 1814 г. под управлением обер-священника кроме подвижных церквей находилось 33 госпитальных, портовых, гарнизонных, крепостных и других неподвижных церквей, в том числе и таких, где, наряду с военными, прихожанами являлись и гражданские лица. Остальные неподвижные военные береговые церкви находились в ведении епархиального начальства.

В 1826 г., по ходатайству обер-священника Иоанна Державина, военные береговые неподвижные церкви (в том числе и морские), в которых приход состоял исключительно из одних военных лиц, с высочайшего разрешения переходили в ведение обер-священника . Священнослужители этих церквей получали жалование, и сами церкви содержались и украшались за счет военных департаментов. Державин просил Св. Синод: «Не благоугодно ли будет повелеть: те неподвижные военные церкви, при которых состоят одни военносухопутные и морские чины и при которых священноцерковнослужители получают жалование от военных департаментов, или содержатся от воинских команд, исключив из епархиального ведомства, предоставить оныя управлению обер-священника армии и флота, и таким постановлением дать способ успокоить отличившихся в армии долговременною службою и подвигами священнослужителей, открыть возможность наградить заслуги их без отягчения казны и устранить для обер-священника затруднения в действиях его по управлению делами относительно воинских команд, чрез существование при тех ведомствах его священнослужителей . К прошению был приложен перечень 28 церквей, которые должны были перейти в управление обер-священника дополнительно к уже имевшимся в заведывании 35 церквам.

У Державина были противники. Многие члены Св. Синода полагали, что для лучшего устройства управления госпитальные, крепостные, портовые, батальонные и другие неподвижные церкви, которые имели значение для местного населения, необходимо было возвратить в епархиальное ведомство. Тогдашний духовник Его Императорского Величества, член Св. Синода протопресвитер Павел Криницкий представил Св. Синоду особое письменное мнение. Он заявлял, что считает себя не вправе делать новые постановления вопреки высочайшему Именному указу 28 февраля 1801 г. тем более, что и Св. Синод в течение многих лет разрешал переход подобных церквей в ведомство обер-священника, утверждал его представления о назначении в них священников, позволял строить новые храмы, с отчислением их в ведомство обер-священника. Поэтому он не находит оснований к изменению прежних определений Св. Синода и отмен Высочайших повелений. Обер-священник Державин в свою очередь, на правах члена Св. Синода, в письменном заявлении изложил следующие соображения:

1) после двадцатилетних действий и распоряжений обер-священника на основании высочайшего повеления 28 февраля 1801 г., неоднократно утвержденных определениями Св. Синода, давать иной смысл этому указу несвоевременно и противозаконно;

2) обер-священник имеет право исполнять все пункты высочайшего повеления 28 февраля 1801 г., но ограничен в отношении 3-го пункта, что противоречит закону;

3) передача указанных церквей в епархиальное ведомство повлечет к утрате силы высочайшего повеления августа 1817 г., которым определялось пособие к содержанию священноцерковнослужителям тех церквей из церковных сумм. С переходом же церквей в епархии их доходы будут поступать в комиссию духовных училищ, и священноцерковнослужители будут лишены таких пособий .

Уже после смерти Иоанна Державина резолюцией императора Николая I от 14 апреля 1826 г. спорные церкви были переданы из епархиального в военное ведомство. Двадцать девятого сентября 1826 г. последовал указ Святейшего Синода, который гласил, что «согласно с высочайше утвержденным мнением покойного обер-священника Армии и Флота Державина, все церкви при сухопутных и морских госпиталях, крепостях, портах, гарнизонах или батальонах существующие, кои уже состоят в ведомстве обер-священников Армии и Флота и Главного штаба Его Величества, оставить в их управлении». На практике же, несмотря на указ, повторялись случаи перехода и возвращения церквей из ведомств обер-священников в епархии и наоборот. В отношении тех соборов и церквей, состоящих в ведении обер-священника, где приходы состояли не только из военных, но и из местных обывателей, действовало правило, что их духовенство находилось в зависимости от местных преосвященных в случаях недоразумений возникавших с местным населением .

В 1857 г. возник вопрос о возвращении всех военных и морских церквей в епархиальное ведомство. Епископ Херсонский Димитрий (Муретов) в целях экономии средств на содержание храмов возбудил вопрос о передаче в епархию вначале всех черноморских церквей, а затем и вообще всех морских береговых храмов. Прошение пошло по инстанциям. 7 января 1858 г. управляющий Морским министерством вице-адмирал Н.Ф. Метлин от имени Великого Князя генерал-адмирала Константина Николаевича обратился с этим вопросом к обер-прокурору Святейшего Синода графу А.П. Толстому, прося его принять соответствующее решение. В Синоде долго изучали прошение. Наконец, 31 декабря 1859 г., граф Толстой ответил адмиралу Метлину: «Вопросы о подчинении неподвижных морских церквей Епархиальной власти или обер-священнику Армии и Флота предложены были на обсуждение Святейшего Синода, который, по истребовании надлежащих сведений и заключения от главного священника Армии и Флота и по соображению оных с возникавшею прежде по тому же предмету перепискою, нашел, что при рассмотрении означенного предложения в последний раз в 1822 г. произошли между членами Святейшего Синода разногласные мнения, и дело, вследствие этого, восходило на высочайшее усмотрение блаженной памяти Государя Императора Николая I. Его Императорское Величество, в 11-й день августа 1826 г., на мнении бывшего обер-священника Армии и Флота Державина, полагавшего оставить портовые церкви в его, обер-священника, заведовании, изволил начертать собственноручную резолюцию: «Быть по мнению покойного обер-священника и впредь нового не заводить». Не имея в виду позднейшего высочайшего разрешения к рассмотрению ныне возбужденного того же вопроса» . После этого, через военного министра, была сделана попытка обратиться непосредственно к Императору, но все осталось без изменений.

Особенно жаркие споры относительно подчиненности военных неподвижных церквей и соборов возникли при выработке проекта «Положения об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомства» 1890 г. Среди неподвижных военных церквей выделялись:

1) домовые, состоявшие при различных военных учреждениях;

2) армейские и морские соборы и церкви, которые имели все принадлежности церквей приходских, но прихожанами в них были лишь военные;

3) армейские и морские соборы и церкви, прихожанами в которых кроме военных были и гражданские лица.

Комиссия обратила внимание на вопрос, в каком отношении к епархиальному ведомству и епархиальной власти должны находиться военные соборы и церкви с приходами из местного населения. При обсуждении этого вопроса в комиссии были высказаны разные до противоположности мнения. Одни настаивали на оставлении заведывания неподвижными соборами и церквами военного ведомства на прежнем основании. Другие напротив указывали на необходимость перевода этих соборов и церквей в епархиальное ведомство. Некоторые, не возражая против перевода этих церквей в епархиальное ведомство, требовали предоставления протопресвитеру права определенного участия в управлении этими соборами и церквами.

Первые приводили следующие аргументы: «…Пока не было отдельного управления для военного духовенства, означенные церкви и их причты находились в епархиальном ведомстве; с образованием же особого управления для военного и флотского духовенства, они должны были перейти и действительно перешли в это управление. Подобный переход первоначально последовал после высочайшего повеления 28 февраля 1801 г., потом окончательно решен высочайшею резолюциею о передачи вообще неподвижных военных церквей в управление обер-священника, и, наконец, объявлен долженствующим сохранять свою силу Высочайшим повелением 1марта 1852 г., по коему к местным военным и морским соборам и церквам надлежало всегда определять заслуженных священников» . Отсюда делались выводы, что передача неподвижных военных соборов и церквей в епархиальное ведомство не согласуется с многолетней практикой и неблагоприятно отразится на нравственном и материальном положении военного духовенства, его вдов и сирот. Если «этих скитальцев и тружеников», хотя бы под старость лет, не вознаградить получением мест при неподвижной церкви, то их положение будет безвыходным и безотрадным. Кроме того, в военных и морских соборах и церквах хранились различные трофеи, которые были дороги военным людям. Сами названия некоторых из этих церквей доказывали, что это церкви военные, а не гражданские.

Как уже отмечалось выше, при проведении военных реформ правительство обращало внимание на интеллектуальное и нравственное развитие русских воинов, призывая в их ряды лиц из различных сословий. Эти реформы возлагали на военных священников особые пастырские обязанности, требуя от них высокого уровня образования. Поэтому была необходимость привлекать в ряды военного духовенства лучших священников. Но прилив наиболее способных воспитанников духовных семинарий и академий, в случае перевода неподвижных церквей в епархиальное ведомство оказался бы не реальным. Находясь в условиях незавидной походной жизни, военные священники при этом лишались и последней надежды к облегчению своего положения в будущем через получение лучшего места при неподвижном военном соборе или церкви.

Другие высказывали следующие соображения: в военных церквах во время общественных молитв не возносилось имя местного епархиального архиерея по общепринятому церковному чину. С передачей в епархии неподвижных военных соборов и церквей положение служащего в них духовенства не только не ухудшится, но даже улучшится, так как оно окажется в одинаковом положении с епархиальным священством, и от этого должна была сгладиться имевшая место обособленность военного духовенства. Приход – это такое церковное братство, в котором без разделения и различия должны сливаться в духе православной веры, любви и общения в Святых Таинствах лица всех сословий, звания и состояний под руководством духовного пастыря и под управлением епархиального владыки. И было бы странно, что для части православного населения – христолюбивого воинства влияние епископской власти излишне, и место епископа может занимать лицо протопресвитерского сана. Ссылка на то, что военные соборы и церкви построены на деньги военного ведомства, не является аргументом в пользу сохранения их под властью протопресвитера военного и морского духовенства. В государстве существовали разные ведомства, учреждения и частные лица, которые строили и имели свои особые церкви, но никто не заявлял претензий на отдельную церковную администрацию. Каждая церковь, кто бы ни был ее строителем, по каноническим правилам подлежит ведению Богоучрежденной власти епископа. Указания на то, что в этих храмах хранятся различные военные трофеи и исторические памятники, с которыми тесно связана история полков и кораблей, и что эти храмы носят наименования, указывающие на их военный характер, также не являются уместными. Военные трофеи могут помещаться и в храмах, не принадлежащих военному ведомству.

Названия военных соборов указывает лишь на их назначение, а вовсе не предрешает вопроса об их ведомственности. Наряду с рассматриваемыми церквями, не было «препятствий для перечисления в епархиальное ведомство и вообще неподвижных церквей военного ведомства, находящихся в инвалидных домах, богадельнях, госпиталях, арестантских ротах, военных тюрьмах, крепостях, батальонах. Эти последние церкви также – неподвижные, находятся в пределах епархий, посещаются обывателями, для которых причты этих церквей исполняют и требы. Эти церкви по устройству своему, большею частию домовые; но и домовые церкви, по правилам церковным, подлежат епархиальной власти в разных отношениях (VI Вселен. 31, VII, 10 Двукр. 12). В виду сего святейший Синод, обсуждая возбужденный в 1826 г. вопрос о перечислении неподвижных церквей в ведомство обер-священника, выразился, что все местные неподвижные церкви с духовенством должны быть во всех отношениях в епархиальном управлении» .

Военные причты и церкви, имеющие при себе приходы, содержатся, главным образом, за счет приношений от обывателей, число которых, как правило, значительно превышает численность полка. Вся деятельность этих причтов в среде прихода, где они исполняют разные требы. А среди военных чинов эти требы бывают значительно реже. Повседневная служба в военных церквах совершается не для воинских чинов, занятых службой, а для прихожан из обывателей. В летнее время, когда полки находятся в лагерях, а корабли в море, богомольцами в военных церквах являются одни местные прихожане. Протопресвитеру приходится устанавливать связь со многими неподвижными церквями, находясь на значительном расстоянии от них, на что уходит не мало времени и средств. Между тем эта связь была бы непосредственная, прямая и скорая, если бы неподвижные церкви находились в ведении епархиальных архиереев.

Обсудив мнение членов комиссии Св. Синод со своей стороны высказал следующие соображения:

«1) Оставление неподвижных военных соборов и церквей, как имеющих приходы из местного населения, так и не имеющих приходов, в ведении протопресвитера военного и морского духовенства представляется нецелесообразным в виду того, что эти соборы и церкви, будучи открытыми, благоустроенными храмами, требуют ближайшего и непосредственного участия такой духовной власти, которая обладает всеми иерархическими правами. ….

2) Перечисление военных соборов и церквей в епархиальное ведомство оказывается заслуживающим предпочтения пред оставлением их в ведомстве протопресвитера военного и морского духовенства, по удобствам управления этими церквами епархиальными преосвященными …

3) С передачей этих соборов и церквей в епархиальное ведомство не могут пострадать и интересы служащего при подвижных полковых церквах духовенства от того, будто бы чрез таковое перечисление оно будет лишено возможности и потеряет надежду, под старость лет, в награду за продолжительную, скитальческую жизнь, получить постоянное место при одной из неподвижных военных церквей. … одновременно, с распоряжением о перечислении неподвижных военных соборов и церквей в епархиальное ведомство, может быть сделано распоряжение и о том, чтобы и на будущее время к этим соборам и церквам назначаемы были священники из лиц военного духовенства, отличившихся службою и – в особенности в походах против неприятеля …» .

Военным духовенством со своей стороны было высказано следующее: Положение о передаче военных неподвижных церквей в епархиальное ведомство не согласуется с объединением церковной власти в военной среде. Единство власти в данном случае нельзя ограничивать одними подвижными церквами, а необходимо распространить на все военно-морские соборы и церкви, которые в общей своей совокупности составляют принадлежность одной общей военной семьи, связанной особенностями быта и требованиями военной службы и дисциплины. При передаче военных неподвижных церквей из епархиального ведомства в заведование обер-священника Государем Императором Николаем I выражена высочайшая воля о том, чтобы установленный в то время порядок был сохранен навсегда. Поэтому в заведовании протопресвитера военного и морского духовенства необходимо оставить все военные неподвижные церкви, состоявшие раннее в ведомстве главных священников, а так же возвратить из епархиального ведомства те военные церкви, которые оставались в нем или перешли в него по различным причинам. Епархиальное подчинение церквей привело бы к непредсказуемым недоразумениям .

После обсуждения всех «за» и «против» было решено в окончательной редакции «Положения…» закрепить положение о сосредоточении управления подвижными и неподвижными военными и морскими церквами и соборами в руках протопресвитера военного и морского духовенства. В отношении к соборам и церквам, имеющим приходы из местных обывателей, протопресвитер военного и морского духовенства обязывался действовать во взаимодействии с епархиальной властью.

Протопресвитер избирал кандидатов на места военных священников и диаконов в соборы и церкви, имеющих прихожан, а утверждение этих лиц и особенно рукоположение в священный сан совершал епархиальный архиерей. Священнослужитель, допущенный к службе в этих соборах и церквах, прежде чем приступить к исполнению своих обязанностей, должны были брать благословение у местного епископа. При ходатайстве о наградах для этих священников протопресвитер согласовывал свое мнение с местным преосвященным.

Священники и прихожане из обывателей этих соборов и церквей в случае возникновения каких-либо недоразумений за их разрешением обращались к местному архиерею. Для заведования хозяйством этих церквей на общем собрании представителей от прихожан избирались церковные старосты, а от военных назначался ктитор. Они совместно наблюдали за состоянием церковного имущества, осуществляли учет денежных расходов и доходов.

Что касается подчиненности военного духовенства, то при обсуждении «Положения…» управляющий морским министерством высказал мысль о полезности усиления надзора за военным духовенством со стороны епархиальной власти. Особенно это касалось тех церквей, где приходы состояли из местного населения.

Комиссия обратила внимание на то, что епархиальный архиерей есть духовный глава паствы, живущей в пределах вверенной ему епархии. В связи с этим военные священники обязаны были возносить имя преосвященного в положенных при богослужениях случаях, а при обозрении преосвященным своей епархии лично являться к нему и просить о посещении церкви. Новое положение признавало необходимость сближения военного духовенства с епархиальным духовенством. Военное духовенство приглашалось к участию в крестных ходах и других торжественных мероприятиях, совершаемых местным епархиальным духовенством.

Таким образом, новое положение подчинило военное духовенство в некоторой степени надзору епархиальной власти. Данное подчинение устраняло тот недостаток, когда военные священники, живя в пределах епархии, не признавали над собой никакой власти местного епископа, который в свою очередь также оставался безучастным к ним. Новое положение открыло вместе с тем военным священникам возможность во всех затруднительных случаях обращаться за советами к епархиальным преосвященным.

Протопресвитер военного и морского духовенства в соответствии со своим саном не мог осуществлять многих действий во вверенных ему подвижных и неподвижных церквах. В этих случаях для обеспечения совершения этих действий он обязан был обращаться к епархиальному архиерею, на территории епархии которого располагалась церковь. Новое положение определяло случаи применения епископской власти в управлении протопресвитера. Сюда в основном относилось освящение православных храмов и снабжение их необходимыми предметами для священнодействия .

В 1890 г. в военное ведомство передано несколько крепостных и госпитальных церквей, принадлежащих ранее епархиям. В Российских Вооруженных силах к 1891 г. в Ведомстве протопресвитера военного и морского духовенства состояло 12 соборов, 3 домовые церкви 306 полковых церквей, 12 крепостных, 24 госпитальных, 10 тюремных, 6 портовых, 34 при различных учреждениях. Всего 407 церквей, в которых служили 569 служителя. В том числе протоиереев – 106, священников – 337, протодиаконов – 2, диаконов – 55, псаломщиков – 68.

Небезынтересно отметить, что некоторые строившиеся специально для флота храмы так и остались в епархиальном ведомстве. Происходило это из-за того, что церкви либо оказывались удаленными от формирований морского ведомства, либо сами части и соединения, ранее дислоцировавшиеся вблизи храмов, оказались расформированными. Например, с упразднением архангельского военного порта епархии был передан Соломбальский Адмиралтейский собор, а с ликвидацией в Петербурге 1784 г. Партикулярной верфи Пантелиимоновская церковь отошла к Санкт-Петербургской епархии. Морской Богоявленский Николаевский собор построен был на земле Адмиралтейства и на средства Адмиралтейства. С окончанием строительства он находился и в ведении Адмиралтейства. Однако в 1808 г., не без участия министра морских сил Павла Васильевича Чичагова, собор был передан в епархиальное ведение . В 1900 г. он вновь был передан в ведение протопресвитера с причислением флотскому гвардейскому экипажу

К некоторым храмам приписывались более мелкие церкви или часовни. Например, к либавскому морскому Николаевскому собору были приписаны военная кладбищенская церковь во имя святителя Петра, митрополита Московского и церковь в порту Императора Александра III во имя святого благоверного князя Александра Невского. В порядке исключения иногда к маленькой церквушке приписывали огромные соборы. Так, к особо почитаемой деревянной Гаванской церкви бывшего Петровского Галерного флота был приписан освященный в 1898 г. огромный храм во имя иконы Божьей Матери «Милующая», а к севастопольскому Адмиралтейскому Николаевскому собору – еще более крупный Владимирский морской собор.

Как было сказано выше, храмы являлись хранителями флотских традиций. Само строительство храмов в честь подвигов русских моряков являлось важнейшей традицией в дореволюционной России. Такие храмы строились, как правило, на добровольные пожертвования. Даже самые бедные люди стремились внести свою лепту в строительство храма.

В Петербурге через четыре года после окончания русско-японской войны, где погибло много русских моряков, было принято решение о создании храма в память о них, названного в народе «Спас на водах». Интересна история его возникновения. После Цусимского сражения на месте гибели броненосца «Александр III» всплыла икона Спасителя, принадлежавшая погибшему кораблю. Икона была перевезена в столицу.

Осенью 1908 г. перед Министерством Внутренних дел было возбуждено ходатайство о разрешении организовать Комитет по сбору средств для постройки храма в память русских моряков погибших в Цусимском и других боях. В ноябре того же года, под этот был утвержден. Жена командира крейсера «Светлана» Сергея Павловича Шеина (потомка воеводы Шеина – легендарного защитника Смоленска от поляков в Смутное время) – Елена Александровна Шеина (урожденная Урусова) обратилась к греческой королеве Ольге (дочери Великого князя генерал-адмирала Константин Николаевича) о принятии Комитета под ее попечительство. 22 ноября 1908 г. Николай II утвердил доклад МВД. Почетным председателем созданного Особого Комитета стала императрицы Александра Федоровна. Председателем утвержден отец погибшего старшего минного офицера броненосца «Наварин» С.П. Огарева - сенатор Петр Николаевич Огарев. Попечителем стала королева Ольга . В Комитет вошли Е.А. Шеина и Василий Павлович Шеин (брат С. П. Шеина). 19 февраля 1909 г. был обнародован рескрипт Николая II на имя министра внутренних дел П.А. Столыпина. В рескрипте отмечалось: «Запечатлев неизгладимо в сердце моем прискорбное воспоминание о тяжелых жертвах, понесенных русским народом в печальную годину минувшей войны, я считаю долгом совести почтить великий подвиг доблестных сынов России, бестрепетно положивших на поле брани жизнь свою за честь своей Родины. Да будет память о них священна, да сохранится она из века в век, озаренная благостным сиянием Православной Церкви, непрестанно обновляясь в бесчисленных молитвах, возносимых за погибших воинов к престолу Всевышнего. Верую, что это святое Дело встретит единодушный живой отклик на всем пространстве земли русской, оплакивающей вместе со мной горестные утраты последней войны» .

21 августа 1909 г. была образована строительная Комиссия, председателем которой являлся Великий Князь Константин Константинович Романов. В Комиссию входила Е. А. Шеина. Проект церкви «Во имя Происхождения Честных Древ Креста Господня и Святителя Николая Чудотворца» («Спаса на Водах») подготовил архитектор М.М. Перетяткович.

Решением за № 50245 от 19 декабря 1909 г. Отдел сооружений Балтийского судостроительного завода и Адмиралтейского судостроительного завода разрешил постройку храма-памятника между Адмиралтейским каналом и эллингом, а также передал комиссии по строительству храма здание устаревшей парилки и начатой строиться часовни. В Российском Государственном Архиве ВМФ хранится отношение Правления Адмиралтейского завода к Товарищу Морского министра о необходимости составления передаточного акта выделенной земли и имущества на ней от 14 июля 1910 г.

Возведение храма на набережной Ново-Адмиралтейского канала велось в 1910 – 1911 г. Деньги на строительство собирались по всей России. Иконы и лампадки были взяты с погибших кораблей. Е.А. Шеина участвовала в вышивании ковра для верхней церкви. На церемонии освящения храма, состоявшейся 31 июля 1911 г. присутствовали Император Николай II и королева Греции Ольга.

Этот храм являлся центром всех памятных дат флота. «27 января 1914 г., в десятую годовщину гибели крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец» в храме-памятнике морякам, погибшим в японскую войну, была совершена Божественная Литургия ректором СПДА при служении местного духовенства, отца Покровского с крейсера «Аврора» и студента СПДА иеромонаха Феодосия. На панихиде присутствовали высокие представители Морского министерства и сын покойного капитана крейсера «Варяг» Руднев» .

В храм-памятник помещались священные реликвии, напоминавшие о погибших моряках. Туда передавались иконы с затонывших кораблей. Так после гибели в 1915 г. в Балтийском море крейсера «Паллада» всплыл образ Христа Спасителя, который камандующий флотом адмирал Н.О. Эссен отправил в Спаса-на-Водах .

К сожалению, этот храм не сохранился. В 30-е годы он был уничтожен по приказу местных властей. Но в 1990 г. 22 ноября исполкомом Октябрьского райсовета народных депутатов города Ленинграда зарегистрировал Устав Комитета по восстановлению храма Спаса на Водах. Был создан фонд по восстановлению храма. В 1998 г. вышло Распоряжение губернатора Санкт-Петербурга В.А. Яковлева «О проектировании и строительстве комплекса-часовни храма Спаса на Водах». В настоящее время при впадении Ново-Адмиралтейского канала в Неву часовня уже построена. Это только первая фаза восстановления храма. Все работы ведет Комитет по восстановлению храма с привлечением широких кругов общественности и военных моряков России.

Важной традицией береговых храмов являлось хранение трофеев и ценных флотских реликвий, связанных с историей Российского флота, судьбами кораблей и экипажей, с именами святых и великих флотоводцев России.

В свои храмы моряки приносили иконы, бывшие с ними в дальних походах или спасенные с погибших кораблей, Андреевские Военно-Морские флаги, символы флотских экипажей, утварь в память погибших товарищей.

Не обходилось здесь и без казусов. Так к Адмиралтейству было приписано много различных команд: машинная, блоковая, канатная, парусная, провиантская, архитекторская и др. В каждой из этих команд был свой образ. По расформировании этих команд образа передавались в Морской собор. Находясь в соборе, они еще принадлежали своим командам. Каждая команда, приходя в церковь, становилась около своего образа и ставила только ему, и не какому другому, свечи. Поэтому у каждого образа поставлен был служитель от той команды, какой принадлежал образ. Этот служитель имел при иконе особый ящик со свечами и продавал свечи. Во время богослужения, и особенно в праздничные дни, из-за этого происходил беспорядок. Каждая команда пробиралась, сквозь ряды других, к своему образу, чтобы молиться перед ним и поставить ему свечу. При этом соборной кассе наносился определенный ущерб из-за продажи свечей служителями команд.

Конец этому беспорядку положил в 1806 г. товарищ министра военных дел адмирал Павел Васильевич Чичагов, опасавшийся за свою репутацию. «До сведения моего дошло, что в церкви Богоявленского Николаевского собора находится от разных команд Адмиралтейского ведомства до 30 образов, при которых стоят поставленные от этих команд сторожа, из коих каждый во время службы, а паче в праздничные дни, стараются собирать в большом количестве подаваемые к образам свечи, а остающиеся от освещения употреблять по своему произволу. В отвращение сего государственной Адмиралтейской коллегии предлагаю учинить распоряжение, чтобы показанные образы отданы были священнослужителям помянутого собора, определив к наблюдению сих образов нужное только количество сторожей» - писал он в Коллегию 18 января 1806 г. (№ 96) .

Во многих морских храмах хранились святыни, почитаемые всеми православными. Так в Морской Никольский собор 5 декабря 1847 г., накануне храмового праздника, в 3 часа дня императрица Александра Федоровна высочайше повелела передать святые мощи св. Николая Чудотворца и мученика I-го века св. Александра. Эти мощи она приобрела во время своего пребывания в Неаполе. В свидетельстве, данном из Рима 29 октября 1847 г. о частицах св. мощей сказано, что «оне от костей святых останков» . Из других святынь, хранящихся в соборе, следует отметить храмовую икону св. Николая Чудотворца греческого письма. По оценке специалистов, самому лику святого не менее 400 лет, так как он писан яичными красками. Чудеса же писаны масляными красками гораздо позже. В собор она перенесена из прежней деревянной церкви и чествуется всеми православными, как особая святыня по сей день.

В Адмиралтейском соборе св. Спиридония Тримифунтского хранился образ св. царей Константина и Елены с шестью праздниками, писанный на доске, в узком серебреном окладе. В середине иконы был устроен ящик с серебряной крышкой, в котором находился деревянный крест с частицами ризы Господней и древа креста Господня и с частицами мощей: 1) св. апостола Андрея Первозванного, 2) пророка Даниила, 3) евангелиста Марка, 4) евангелиста Луки, 5) апостола Варфоломея, 6) Симеона Богоприимца, 7) Иоанна Милостивого, 8) Спиридона Чудотворца, 9) Саввы освященного, 10) Михаила Мелеина, 11) Климента Анкирского, 12) Ефрема Новоторжского, 13) Пафнутия Боровского, 14) Иоанна Дамаскина, 15) арх. Стефана, 16) Иоанна Златоустого, 17) Варсанофия Казанского, 18) Епифания Кипрского, 19) Меркурия, 20) Феодора Стратилата, 21) младенца от Ирода избиенного, 22) мученика Пантелеймона целителя, 23) Иакова Перского, 24) царя Константина, 25) князя Владимира, 26) Александра Невского, 27) князя Феодора, 28) князя Давида, 29) князя Константина, 30) Максима Блаженного, 31) бессребреников Космы и Демиана, 32) великомученицы Варвары, 33) мученицы Параскевы, 34)Феодосии Девицы. Кроме того, в соборе хранился ботинок св. Спиридона епископа Тримифунтского. Ботинок был доставлен в собор в особом ящике главным священником армии и флотов 2 июля 1860 г. Этот ботинок находился на стопе св. Спиридона на острове Корфу, где хранились мощи святителя, и поднесен был Его величеству генерал-адмиралу, а им уже пожертвован в Адмиралтейский собор .

О реликвиях, хранившихся во флотских храмах города Кронштадта, довольно подробно изложено в новой книге Е.В. Исакова и М.В. Шкаровский «Храмы Кронштадта».

В морском Богоявленском соборе в память об основателе Российского флота Петре Великом, хранился небольшой золоченый с эмалями крест Святого Андрея Первозванного на белом круглом медальоне из резной слоновой кости в темной бамбуковой рамке. По преданию, медальон и рамку собственноручно вырезал сам Петр Великий. При кресте хранилась голубая орденская Андреевская лента, принадлежавшая государю и подаренная в храм после его смерти.

Когда 30 мая 1872 г. отмечалось празднование 200-летнего юбилея со дня рождения Петра Великого, в Богоявленском соборе проходили торжественные богослужения. Накануне, во время всенощного бдения, Андреевскую ленту вынесли в центр храма и поместили на бархатной подушечке, к ней был поставлен почетный караул. А в сам день праздника, после литургии, по городу прошла торжественная процессия во главе с контр-адмиралом Пузино, несшим дорогую реликвию в сопровождении почетного караула.

О взятии Очакова в 1737 г. напоминал образ Святого Андрея Первозванного «с деяниями», в серебряном позолоченном окладе с надписью: «Сей святой образ написан и украшен тщанием превосходительного господина контр-адмирала Якова Савича Барша. В благодарение Богу, в память Очаковской экспедиции». Современник Петра Великого, Я. С. Барш отличился в боевых действиях на южных и северных морях, принимал участие во многих военных кампаниях: во время войны за «польское наследство» в 1734 г. в чине капитана 1 ранга командовал кораблем «Леферм» при осаде Данцига. Во время русско-турецкой войны в 1737 г., уже в чине контр-адмирала, принял участие в осаде и взятии Очакова, а в 1739 – 1741 г. командовал днепровской флотилией. В 1741 г. был произведен в вице-адмиралы. Сразу после перевода в Кронштадт Яков Саввич заказал этот образ и 8 января 1742 г. поместил его в Богоявленский собор.

В деревянном вызолоченном киоте помещались святыни, принадлежавшие адмиралу Петру Ивановичу Рикорду. На полях киота была надпись: «Иконы, в благословение присланные на корабль «Петр I» в 1854 г. во время командования Балтийским флотом в Кронштадте адмиралом П. Ив. Рикордом, против англо-французского флота». Среди них был образ святого Александра Невского – небесного покровителя Санкт-Петербурга, присланный Петербургским митрополитом Никанором (Климентьевским), возглавлявшим столичную кафедру в период Крымской войны и англо-французской интервенции на Балтике. Здесь же хранился и литой серебряный вызолоченный крест – благословение на защиту столицы Московского митрополита Филарета (Дроздова), бывшего прежде, в 1810-х годах, ректором Петербургской Духовной академии. Кронштадтское купечество благословило в 1854 г. адмирала образом святителя Николая Чудотворца в серебряной вызолоченной ризе. В храме хранились и другие святыни, связанные с деятельностью адмирала Рикорда. Это его походная икона «Спаситель, шествующий по водам», а также свидетельница сражений русско-турецкой войны 1828 – 1829 гг. – икона Святой Троицы – дар известного церковного деятеля, архимандрита Новгородского Юрьева монастыря Фотия (Спасского) Рикорду в 1828 г., перед отплытием адмирала в Грецию. Эти иконы были подарены в храм после смерти адмирала его вдовой Людмилой Рикорд в 1864 г.

Из реликвий, хранящихся в других храмах, можно назвать икону св. Николая в Андреевском соборе с надписью на ризе: «Сия икона бывшими в плену у англичан 4 года командами фрегата «Спешного» и транспорта «Вильгельмина» соблюдена, а по выпуске из плена по желанию позолочена 1811 года 13 дня августа месяца». В 1807 г., после заключения Тильзитского мира с Наполеоном, Россия объявила Англии континентальную блокаду. Находившаяся в Средиземном море русская эскадра под командованием вице-адмирала Д.Н. Сенявина получила приказ возвратиться в Россию, но сильные шторма и подоспевшие англичане заперли русские корабли в Лиссабоне. Сенявин добился соглашения, по которому наши корабли отдавались на сохранение английскому правительству, а сам адмирал и экипажи его кораблей должны были возвратиться в Россию на средства Англии. Срок плена на надписи на иконе несколько преувеличен, но возможно, имелось в виду время до возвращения в Кронштадт.

Наиболее известной святыней Кронштадта был образ Божьей Матери «Одигитрия», поднятый на борт корабля «Гангут» с воды в самый разгар Наваринской битвы. Образ подняли на борт «Гангута», поместили в центр иконы Всех Святых в память обо всех моряках, погибших в сражении, и украсили богатой ризой. На иконе была вырезана следующая надпись: «Сей образ в самое жестокое сражение с турецким и египетским флотами при Наварине примечен был на воде и взят на корабль «Гангут» под командою капитана Абинова 1827 г. октября 8 дня. Усердием господ офицеров корабля «Гангут».

Перед образом висела серебряная лампада с надписью: «Усердием фрегата «Автроил». Венеция. 1808 г.». Фрегат был взят у шведов 13 августа 1789 г. во время первого Роченсальмского сражения, отремонтирован в Кронштадте, позднее плавал в Средиземном море, входил в состав сенявинской эскадры, запертой англичанами в гавани Лиссабона.

После окончания русско-английской войны, когда русская эскадра была выпущена из Лиссабона, «Автроил» из-за ветхости оставили, а экипаж вернулся на родину в 1809 г. Команда фрегата «Автроил» вошла в состав того же экипажа, к которому приписан был «Гангут», и позднее лампада с «Автроила» присоединилась к знаменитой иконе.

В церкви Святого Николая Чудотворца Морского экипажа хранилась икона Спасителя, написанная в 1858 г. усердием капитана Нордмана и сослуживцев в память погибшего на Балтийском море корабля «Лефорт». На рассвете 10 сентября 1857 г. в Финском заливе бушевал шторм, корабль опрокинулся вблизи острова Большой Тютерс и затонул. Погибли все: командир корабля капитан 1 ранга Александр Кишкин, 13 офицеров, 743 матроса и 69 пассажиров. Ныне об этой трагедии напоминает лишь камень с изображением приспущенного Андреевского флага в летнем саду Кронштадта. А прежде имена погибших поминались в храме. На памятной иконе Спаситель был изображен сидящим на облаках с распростертыми вниз руками, словно принимающими души погибших. Под Его ногами якорь. В нижней части рамы – резное изображение кормы корабля, в котором помещена неугасимая лампада. Свет от лампады проходил через окно, сделанное в корме. В верхней части иконы надпись: «Житейское море воздвигаемое зря».

В этом же храме находилась икона святого Димитрия царевича, созданная в память капитан-лейтенанта Д. Богданова, погибшего 19 ноября 1818 г. при крушении у берегов Ютландии транспорта «Кармен». На иконе святой Димитрий с крестом в руках возносится ангелами от бушующего моря, где разбивается корабль, к встречающему его Спасителю. Под киотом Укреплена доска с надписью золотыми буквами: «Капитан-лейтенанту Богданову от сослуживцев его». В этом же храме хранилось немало икон, связанных с историей кронштадтского Морского экипажа .

Недалеко от Кронштадта в Князь-Владимирской церкви на Лисьем Носу хранилась памятная икона святого Петра Александрийского, писанная на полотне по золотому фону, в рост, в круглой позолоченной раме, с надписью: «Образ сей Св. Петра Епископа Александрийского пожертвован в память вице-адмирала Петра Алексеевича Караулова сыном его В.П. Карауловым ноября 25-го 1859 г.». П. А. Караулов – представитель старинного дворянского рода, видный флотский деятель, член Адмиралтейств-совета .

В Кронштадтский Морской собор из Арсенала были переданы иконы с кораблей и судов, выведенных из состава флота, а также упраздненных береговых церквей. В этом соборе хранились и другие реликвии. Так на средства офицеров крейсера «Дмитрий Донской» была изготовлена лампада, в память о первом заграничном походе канонерской лодки «Храбрый» был изготовлен запрестольный серебряный крест .

В храме Спас на водах хранилась икона Исаакия Далматского – список с судовой иконы крейсера «Баян», пожалованной великой княгиней Анастасией Михайловной. Список был сделан в память о погибших моряках и в 1908 г. был передан капитаном 2-го ранга А.А. Поповым в Кронштадтский Морской собор. Но после включения Попова в комиссию по строительству храма Спас на водах он попросил разрешения забрать икону из Морского собора. Е.В. Исакова и М.В. Шкаровский в своей книга приводят письмо А.А. Попова в котором он просит передать список в Спас на водах, «где предполагается собрать все реликвии последней войны, уцелевшие судовые иконы, а так же предполагаемые многими пожертвования, имеющие целью увековечить память погибших» .

Особой заботой моряков всегда была окружена память о погибших собратьях. В храмах по давней традиции хранились доски с именами погибших воинов. По указу императора Николая I такие доски с 1847 г. начали размещать в храмах императорской гвардии, а затем и в других храмах. Здесь следует упомянуть домовую церковь во имя св. Великомученика Георгия Победоносца при Генеральном штабе, где в 60-х годах XIX века по инициативе офицеров Генштаба были оформлены мемориальные доски из белого мрамора. На этих досках были начертаны имена армейских и флотских офицеров, убитых или умерших от ран, полученных в сражениях, начиная с 1807 г.

В 1850-е г. по высочайше одобренному предложению великого князя Михаила Павловича – главного начальника военно-учебных заведений – мемориальные доски с именами погибших в сражениях выпускников появились в церкви Морского Кадетского корпуса. По инициативе и на средства великого князя Константина Николаевича, бывшего тогда шефом Морского корпуса, в 1854 г. на южных и северных стенах храма были установлены черные доски с именами погибших в сражениях начиная с 1790г. во всех чинах флота от мичмана до адмирала выпускников корпуса. Тут были начертаны имена Нахимова и Корнилова. «Прямоугольную со скошенными углами доску венчал якорь в лавровом венке. В тексте указывались название сражения, его дата, название корабля, фамилии, имена и звания погибших. Примерно в это же время появились первые черные мраморные доски и в Кронштадте – в церкви Штурманского (Технического) училища. Они были такой же формы, но без скошенных углов» .

Имена погибших в Крымскую войну были увековечены на мраморных досках Никольской церкви севастопольского Братского кладбища .

Все церковные стены Храма «Спаса на Водах» также были украшены мемориальными досками с именами погибших моряков. Над каждой доской находилась икона того святого, образ которого был на погибшем корабле. Перед разрушением храма в 30-е годы прошлого века мемориальные доски были сняты и увезены красноармейцами в неизвестном направлении.

Все известные имена погибших моряков были собраны во едино в Кронштадтском Морской соборе. В этом и заключалась главная идея создания собора: «На стенах его, вокруг всего храма, не должно быть других украшений, кроме черных мраморных досок с именами всех деятелей флота и корпусов, принесших пользу родному флоту и науке, как в военном так и на мирном поприще.

Вместе с именами славных героев, принимавших участие в сражениях, тут же должны быть помещены и имена погибших при исполнении своих обязанностей», писал главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал Н.И. Казнаков . Комитет по строительству Морского собора 27 октября 1909 г. утвердил условия работ по созданию памятных досок:

«1. На памятных досках в Соборе должны быть написаны имена всех погибших, не только в боях, но и при исполнении служебного долга, офицерских чинов морского ведомства (флотских корпусов, по адмиралтейству, гражданских и медицинских чинов, священнослужителей и гардемарин).

2. Нижние чины, погибшие при исполнении служебного долга, должны быть написаны общим числом, за исключением совершивших исторические подвиги, показываемых поименно.

3. Вероисповедания безразличны, как христианские, так и не христианские …» .

Использовались доски двух цветов: черные – для размещения имен офицеров и нижних чинов, и белые – для размещения имен погибших флотских священников. Причем священники таким образом поминались впервые. Черных досок было заказано 130, а белых – 20. Здесь были запечатлены и имена героев Чесменской битвы: «24 июня 1770 г. При взрыве корабля «Евстафий» погибли капитан-лейтенант Федор Плещеев, лейтенанты Александр Бологовский, Георг Гдель, Александр Трусов», и имена погибших в японской войне: вице-адмирал Макаров, художник Василий Верещагин, защитники Порт-Артура, герои Цусимы и другие .

После закрытия собора в 1929 г., по рассказам, часть памятных досок были использованы в общественной бане как скамьи, а частью замостили спуск к оврагу от кронштадтского Летнего сада . Е.В. Исакова и М.В. Шкаровский в своей книге приводят воспоминания одного из старожилов: «…Когда я был ребенком, мы жили в Кронштадте. Однажды, поднимаясь с отцом по крутому склону городского оврага, я вдруг увидел, что на каменных плитах у нас под ногами можно разобрать старинные слова и даже имена. «Это имена героев», - сказал отец. Мы шли по памятным доскам кронштадтского Морского собора…» .

Таким образом береговые неподвижные соборы и церкви имели большое значение для духовно-нравственного и патриотического воспитания моряков. Храмы являлись не только культовыми сооружениями, но были местом памяти о славных победах российского флота и о погибших воинах. Для флотских людей эта традиция оказалась особенно важной, ведь смерть находила моряка вдали от берегов и его могилой становилась водная бездна, куда не могли прийти и помянуть его родные и друзья. Храмы были местом и культурного просвещения для нижних чинов. Нередко он заменял им и картинную галерею, и концертный зал и даже театр.

§ 2.3 Отношение к религии известных российских флотоводцев.

Большое значение для воспитания благочестия среди простых матросов имел личный пример командиров и особенно высшего командования. Среди всех флотоводцев Русского военного флота особенно выделяется недавно канонизированный Православной Церковью адмирал Федор Федорович Ушаков. Его отличала среди других адмиралов того времени скромность, любовь к своим подчиненным, милосердие к врагам.

Ушаков неустанно заботился о подчиненных и часто в период перебоев снабжения эскадры тратил на питание и нужды команды свои личные средства. Вот что мы читаем в его приказе от 18 октября 1792 г.: «По случаю же недостатка в деньгах по необходимости сбережения служителей в здоровье, отпускаю я из собственных денег тринадцать тысяч пятьсот рублей, из которых велено десять тысяч отпустить в контору Севастопольского порта для покупки свежих мяс, а три с половиной тысячи госпитальному подрядчику Куранцову для содержания госпиталей, который, не получая четыре месяца денег, пришел не в состояние к продовольствию больных» . Свои деньги для снабжения матросов он давал не раз, в том числе в заморских кампаниях. Неизвестно, сколько ему вернула из них казна, но они возвращались к нему беспредельной преданностью моряков, их любовью, их желанием исполнять службу «в совершенстве». Именно они стали главным капиталом Русского адмирала Ушакова, именно они обеспечили его победы. Оклеветанный турецкими военачальниками в присвоении денежных средств, он писал русскому посланнику в Константинополе В.С. Томаре: «Я не интересовался нигде ни одной полушкой и не имею надобности. Всемилостивейший Государь мой Император и Его султанское величество снабдили меня достаточно на малые мои издержки. Я не живу роскошно, потому и не имею ни в чем нужды, и для привлечения разных людей, которые помогают нам усердием своим в военных делах. Я не имею этой низости, как злословит меня кпудан-паша» .

Адмирал Ушаков строго требовал от своих офицеров, не взирая на звания и связи, заботы о простых матросах и беспрекословного выполнения всех своих приказаний. Так командиру корабля «Святой Павел» капитану 1 ранга Баранову он строго указал на то, что тот не наблюдает за состоянием здоровья своих подчиненных. А капитан 2 ранга Д.Н. Сенявин, нарушивший «порядок и долг службы» был даже арестован Ушаковым за «дерзость и невежество». Спасло его от позорного суда только личное заступничество Г. А. Потемкина .

Вместе с тем Ф.Ф. Ушаков отличался и своим великодушием. Прежде чем наказать провинившихся матросов он сам вникал во все подробности проступка. Так Федор Федорович уберег от каторги молодых матросов Симеона Орлова и Тихона Волкова. В приказе «О наказании находившихся в бегах матросов и возвращении их на корабли» Ушаков писал: «Рассматривая взятых от пойманных из бегов матросов 2-й статьи корабля «Св. Георгий» Симеона Орлова, фрегата «Иоанна Воинственника» Тихона Волкова с целью определиться в армейский полк, и шатались в разных местах Таврической области, а, наконец, за неимением письменного вида пойманы, и хотя во время побега воровства, грабительства и Ушаков никаких они не чинили, но по силе закона подвергли себя за самовольную отлучку от команды к жестокому наказанию. Уважая же молодые их лета и малобытие в службе, в надежде, что впредь проступок сей, потщатся заслужить, к воздержанию их и в страх другим рекомендую наказать кошками и освободить из-под караула, отослать по-прежнему в свои команды, где, приняв, как они из списков уже были исключены, внести в оные и почитать налицо» . Таким образом, применив к матросам меру административного воздействия, он уберег их от уголовного наказания.

Вера в людей была характерна для Ф.Ф. Ушакова. Он прощал искренне покаявшихся провинившихся подчиненных. Так 13 марта 1799 г. Федор Федорович пишет ходатайство к вице-президенту Адмиралтейской коллегии генерал-адъютанту Г.Г. Кушелеву по поводу восстановления в звании разжалованных в матросы по делу о хищении пороха в 1797 г. мичманов Александра Олешова и Карла фон Икскюль: «Отец наш небесный прощает кающихся, я надеюсь на всещедрую милость и благоволение монаршее и прошу Вас, м.г., о представительстве. Сие снисхождение почту я собственно мне оказанным в таковой надежде» . Это письмо основано не на показной доброте Ушакова. Оно свидетельствует о хорошем знании им этих своих подчиненных, которые назначенные в «десант по отражению неприятеля на вылазке и на штурм Сальвадора, где примером своим оказали они отличную храбрость и мужество».

Легендарный адмирал не имел ни одного поражения и не потерял на войне ни одного корабля. Потери же в личном составе были на два порядка ниже, чем у его противника. «Вера в жизнь вечную, несомненное упование на помощь Божию – вот что было решающим в действиях Ф. Ф. Ушакова» . Федор Федорович ясно понимал, «что победы ему дарует Господь, без помощи Коего все умение человеческое «ничтоже есть» .

Федор Федорович Ушаков явил миру пример православного воина, которому была ниспослана помощь Всевышнего. «Флот под его командованием, вдвое уступавший противнику по численности, имел в сто раз меньшие потери в личном составе. Небесным Промыслом, не потеряв в сражениях ни одного корабля, Ушаков нанес турецкому флоту невосполнимый урон. Если к началу войны (1785 г.) турецкий флот насчитывал 33 линейных корабля и 15 фрегатов, то после ее окончания в нем осталось (с учетом построенных и купленных) 17 линейных кораблей и 20 фрегатов, из которых боеготовыми были лишь 4 флагманских линейных корабля и 4 фрегата» .

Как отмечает кандидат исторических наук капитан 1 ранга В.Д. Овчинников, «человеческий подвиг Ушакова сравним разве что с подвигом монаха в его служении Богу. В конце своего жизненного пути адмирал пришел к храму Господнему, видя в служении ему истинный смысл жизни православного человека, «оказывая к вере отцов своих чрезвычайную приверженность» .

После ухода в отставку Ф.Ф. Ушаков, всегда отличаясь религиозностью и заботой о бедных, последние восемь лет своей жизни провел среди монастырской обстановки. Деревня его находилась в трех верстах от Санаксарского монастыря. Ушаков каждый праздник приезжал в монастырь, выстаивая вместе с братией продолжительные службы и, как свидетельствуют документы, иногда по нескольку месяцев жил в самом монастыре. Ушаков молился усердно, поминая ушедших из жизни своих соратников, родственников, случайно встреченных на дорогах людей, желал здоровья живущим. Особенно вспоминали современники его усердную благотворительность монастырю, нищим и бедным. В письме обер-прокурору Синода в апреле 1813 г. Федор Федорович писал: «Я давно имел желание все свои деньги без изъятия раздать бедным, нищей братии, не имущим пропитания, и ныне, находя самый удобнейший и вернейший случай исполнить мое желание, пользуясь оным по содержанию… в пожертвование от меня на вспомоществование бедным, не имущим пропитания. Полученный мною от С.-Петербургского опекунского совета на вышеозначенную сумму денег двадцать тысяч рублей билет сохранной кассы, писанный 1803 г. августа 27-го дня под № 453, и объявление мое на получение денег при сем препровождаю к вашему сиятельству. Прошу покорнейше все следующие мне… деньги, капитальную сумму и с процентами за все прошедшее время истребовать, принять в ваше ведение и… употребить их в пользу разоренных, страждущих от неимущества бедных людей» . Через 12 лет после смерти Ушакова иеромонах Нафанаил в письме архиепископу Тамбовскому Афанасию сообщил: «Оный адмирал Ушаков… и знаменитый благотворитель Санаксарской обители по прибытии своем из С.-Петербурга около 8 лет вел жизнь уединенную в собственном своем доме, в своей деревне Алексеевке, расстояние от монастыря через лес версты три, который по воскресным и праздничным дням приезжал для богомоления в монастырь к служителям Божьим во всякое время, а в Великий Пост живал в монастыре в келье для своего посещения… по целой седмице и всякую продолжительную службу с братией в церкви выступал неукоснительно, слушая благоговейно. В послушаниях же в монастырских ни в каких не обращался, но по временам жертвовал от усердия своего значительным благоговением, тем же бедным и нищим творил всегдашние милостивые подаяния в всепомощи. В честь и память благодетельного имени своего сделал в обитель в Соборную церковь дорогие сосуды, важное Евангелие и дорогой парчи одежды на престол и на жертвенник. Препровождал остатки дней своих крайне воздержано и окончил жизнь свою как следует истинному христианину и верному христианину и верному сыну Святой Церкви» . По его завещанию он был и похоронен в монастыре. В 1949 г. могила адмирала была вскрыта. Мундир и мощи оказались нетленными. В период с 4-го по 5-е августа 2001 г. в Мордовии в Санаксарском Рождество-Богородичном мужском монастыре прошла торжественная церемония канонизации выдающегося русского флотоводца адмирала Федора Федоровича Ушакова. В сонме святых земли русской появился ходатай «о сущих в море далече» - моряках, охраняющих рубежи нашей Родины.

31 августа 2002 г. из Мордовии делегация во главе с архиепископом Саранским и Мордовским Варсонофием доставила ковчег с частицами мощей адмирала Ф.Ф. Ушакова в город Владивосток. У мемориального комплекса «Боевая слава Тихоокеанского флота» перед ковчегом иерархами Русской Православной Церкви, в присутствии Президента Российской Федерации В.В. Путина, был отслужен молебен и освящена икона святого праведного воина Феодора Ушакова, а также Андреевские флаги объединений и соединений ТОФ. Флот получил покровительство и заступничество одного из самых ярких флотоводцев, причисленного к лику святых.

Ученик и сподвижник Ф.Ф. Ушакова, победитель турок у Дарданелл и Афона адмирал Д.Н. Сенявин также большое внимание уделял духовному воспитанию своих подчиненных. «Без духа ни пища, ни чистота, ни опрятство не делают человеку здоровья. Ему надобно дух, дух и дух», - говорил он . «Непристойные ругательства во время работ не должны выходить из уст офицера …», - писал Д.Н. Сенявин в 1827 г. в наставлении командующему Средиземноморской эскадры контр-адмиралу Л.П. Гайдену . Любимым и постоянным чтением Сенявина был Псалтырь, который никогда не сходил с его стола. Сенявин перед своей кончиной последовавшей 5 апреля 1831 г. исполнил все обряды Православной Церкви .

Из православных русских флотоводцев XIX в. следует выделить Михаила Петровича Лазарева, создавшего в морском ведомстве особую школу воспитания моряков. Лазарев отличался своей набожностью. Он был суровым противником азартных игр и где бы ни служил, категорически запрещал играть в карты. Известно, что в 1819 г. в состав экипажа шлюпа «Мирный» (75 человека), которым командовал М.П. Лазарев во время экспедиции к Антарктиде, был назначен иеромонах Дионисий . В бытность Михаила Петровича Лазарева командующим Черноморским флотом, в его поведении была замечена одна особенность, которую окружающие воспринимали первоначально за странность: в определенное время вечером в его кабинет являлся человек, приглашая адмирала на половину, где размещалась его супруга. Пошли догадки, но вскоре выяснилось, что в это время адмирал читал Священное Писание и богословскую литературу в присутствии жены .

Командир Средиземноморской эскадры (в эскадру входил и линейный корабль «Азов», которым командовал М.П. Лазарев - в то время еще контр-адмирал), участвовавшей в Наваринском сражении 8 октября 1827 г., а в последствии губернатор Ревельского порта адмирал Логгин Петрович Гейден был также глубоко религиозным человеком. Во время своей последней исповеди перед смертью 5 октября 1850 г. он произнес: «Я умираю христианином, в дружбе и согласии со всеми людьми, вручаю дух мой милосердию Божию и Спасителю моему, и если покидаю на земле кого-либо, которого я неумышленно обидел и с которым не успел еще помириться, то да простит меня от чистого сердца» .

Ученики Лазарева - В.Д. Корнилов, В.И. Истомин и особенно П.С.Нахимов, стали активными сторонниками новых идей своего наставника. Все они также отличались глубокой религиозностью и считали необходимым воспитывать нравственные качества подчиненных посредством постоянного приобщения их к христианскому учению и христианской жизни.

В архивных документах сохранился тот факт, что во время первой аудиенции Корнилова с императором 29 февраля 1852 г. среди других вопросов обсуждался и вопрос постройки храма Св. Владимира в Севастополе . Председателем комиссии по постройке храма с 1851 г. являлся Захар Андреевич Аркас - старший брат будущего командующего Черноморским флотом адмирала Николая Андреевича Аркаса. В склепе этого строящегося храма был похоронен после своей гибели сам В.А. Корнилов. Там же были похоронены М.П. Лазарев, В.И. Истомин и П.С.Нахимов.

Упованием на Бога пронизаны все письма и приказы Корнилова. Перед Крымской войной в письме от 28 июля 1852 г. он писал: «Нового ничего, но атмосфера сгущается, и скоро будет гроза; дай Бог, чтобы она скорее пронеслась и солнце русское по-прежнему осветило бы Русь православную» . Первым желанием Корнилова, после того как он пришел в себя на перевязочном пункте после смертельного ранения, было желание исполнить долг христианина - причаститься Святых Тайн .

Еще в Морском корпусе отмечалась глубокая религиозность Павла Степановича Нахимова. Он выделялся необычайной скромностью и требовательностью, прежде всего, к самому себе. Молодого кадета часто можно было увидеть в церкви у образа св. Николая Мирликийского, небесного покровителя всех моряков. В вере в Бога Нахимов находил истоки жизненной силы. Он был глубоко убежден, что русская православная вера есть главная движущая сила для государства и народа, и всегда твердо следовал истине, заключенной в пословице: "Без Бога - ни до порога!" Сам Нахимов не подчеркивал свою религиозность. Но на деле проявлял свою любовь к ближнему своему. По мере возможности П.С. Нахимов старался поддерживать в моряках высокое религиозное чувство. Он следил за неизменным совершением церковных служб на кораблях, всегда присутствовал на них сам, и очень не любил, чтобы кто-либо уходил из церкви до окончания богослужения. Нахимов отличался удивительной скромностью. Вот что он пишет своему двоюродному брату А.М. Нахимову по поводу своей роли в Синопской победе: «Ты пишешь, что вся Россия приветствует меня с Синопской победой, я же должен сознаться, что бодрым состоянием духа наших команд, прекрасной материальной частью Россия обязана покойному благодетелю Черноморского флота адмиралу Михаилу Петровичу Лазареву. Мне же остается благодарить Всевышнего, что Он даровал мне плоды неусыпной заботливости и постоянных трудов бывшего нашего начальника и друга. Право, всякий на моем месте сделал бы то же, что я» . «Не важно, - говорил он, - побить турок, иное дело если бы были вместо их другие, мы всем обязаны Лазареву» .

Главным направлением в служебной деятельности Нахимова была забота о подчиненных. Еще, будучи мичманом, он, рискуя жизнью спас матроса, упавшего за борт. Подчиненные отвечали адмиралу взаимностью. Лейтенант А.А. Ухтомский, подчеркивая авторитетность Павла Степановича, писал в октябре 1854 г.: «Матросы очень любили П.С. Нахимова, несмотря на его строгость по службе, и не иначе называли его, как «наш старик Павел Степанович».

В рапорте А.С. Меншикову о награждении офицеров и матросов, отличившихся в Синопском сражении, Нахимов пишет: «Осмелюсь присовокупить, что таковое ходатайство вашей светлости поставляю выше всякой личной мне награды» . Вот как отзывается об одном из приказов адмирала Нахимова защитник Малахова кургана лейтенант Петр Иванович Лесли: «… Каков приказ! Все он отдает нам, а себе не приписывает ничего. … Все молят Бога, чтоб он остался живым и невредимым. Наши матросы чрезвычайно любят его, и действительно он сроднился с ними …» .

П.С. Нахимов отличался храбростью. В своих воспоминаниях мичман П.А. Шкотт, выполнявший во время обороны Севастополя обязанности адъютанта Павла Степановича, отмечал, что адмирал «покорял сердца храбростью и героическим спокойствием…» . Флаг-офицер Нахимова - лейтенант Митрофан Егорович Котовский в письме к своему отцу описывал, как Павел Степанович за несколько часов до смертельного ранения рассуждал о смерти: «…На все воля Бога и ежели Ему угодно будет, то все может случиться: что бы вы тут ни делали, за чтобы ни прятались, чем бы ни укрывались, ничто бы не противостояло Его велению, а этим показали бы мы только слабость характера своего. Чистый душой и благородный человек будет всегда ожидать смерти спокойно и весело, а трус боится смерти как трус» . Последними словами адмирала перед смертью был возглас: «Боже милосердный!» .

К концу XIX – началу XX в. наблюдается утрата высокого религиозного чувства высшими чинами армии и флота, которая принесла свои «плоды» во время русско-японской войны. В основе своей военное руководство того времени мало напоминало подвижников суворовского типа. Но справедливости ради следует отметить, что многие генералы и адмиралы исполняли свой долг в традициях прошлого. Один из них – вице-адмирал Степан Осипович Макаров, погибший 31 марта 1904 г.

Степан Осипович Макаров являлся близким другом ныне прославленных Православной церковью апостола Японии архиепископа Николая (Касаткина) и святого праведного Иоанна Кронштадтского.

С Николаем (Касаткиным) Макаров познакомился еще в 1861 г., будучи 12-летним подростком, когда тот останавливался в Николаевске на пути в Японию .

В 1886-1889 гг. Степан Осипович, командуя научно-исследовательским корветом «Витязь», совершил трехгодичное кругосветное плавание. Во время экспедиции корабль заходил в японские порты. При этом Макаров всегда старался посещать Русскую миссию и участвовать в богослужениях. Он высоко оценил пение церковного клироса, состоящего из одних японцев. Как отметил в своих дневниках Владыка Николай (Касаткин), Макаров, «… услышавши наше пение на Литургии…, настаивал на том, чтобы я заявлял наших певчих вне Миссии – и на пользу Православной Веры, и на пользу эстетического развития Японии» . Помимо организации научных работ, Степан Осипович находил время для сбора сведений о роли Православной Церкви в Японии. Вернувшись из экспедиции, несмотря на занятость, связанную с обработкой полученных гидрографических и гидрологических данных, Макаров систематизировал свои дневниковые записи и в 1889 г. издал книгу «Православие в Японии». Он активно помогал православному делу в Стране восходящего солнца тем, что писал статьи, выпустил брошюру о соборе Воскресения Христова в Токио, искал жертвователей на его строительство. С.О. Макаров обращался за помощью к представителям разных слоев общества и, конечно, к отцу Иоанну Сергиеву, который к концу 1880-х гг. стал известным всей России молитвенником, жертвователем и благотворителем.

Самое ранее документальное свидетельство, говорящее о личном знакомстве С.О. Макарова и отца Иоанна, – письмо Николая (Касаткина) С.О. Макарову, написанное 10 (22) января 1890 г. В письме епископ Николай благодарит Макарова за хлопоты по сбору денег на православный собор в Токио и перечисляет имена людей, откликнувшихся на его нужду: «…Сколько добрых результатов Ваших хлопот! От Нечаева-Мальцева 1000 руб., от отца Иоанна – 500 р., от Самарина – 100 р., кроме того, Вы мне открыли доступ просить гр. Н.В. Орлову-Давыдову» .

Конечно, общение отца Иоанна и С.О. Макарова становится более близким, когда служебная деятельность последнего перемещается в Кронштадт. Так, 20 октября 1898г. газета «Котлин» сообщала, что Макаров, временно исполнявший в то время обязанности командира порта и военного губернатора Кронштадта, присутствовал на праздновании Дня ангела о. Иоанна Ильича Сергиева и произнес следующее: «От города Кронштадта и проживающих в нем моряков поздравляю Вас, высокочтимый отец Иоанн, с днем Вашего ангела и желаю Вам здоровья и сил, чтобы по-прежнему нести тяжелый крест, который по воле Божией достался на Вашу долю». Степан Осипович поместил эту заметку в свой личный дневник, в котором среди других записей за 1898 г. нередко встречаются и такие: «Был на молебствии в Андреевском Кронштадтском соборе». Барон Ф.Ф. Врангель в своей книге о Макарове отмечает, что близкая дружба, связывавшая С.О. Макарова с отцом Иоанном, значительно помогала вице-адмиралу в делах благотворительности и управления городом.

Дружбе этой суждено было в полной мере проявиться в деле создания первого океанского ледокола для Российского флота. В 1897 г. для проведения исследований, необходимых для расчетов при строительстве ледокола «Ермак», С.О. Макаров совершил экспедицию в Карское море. Знаменательно, что пароход, на котором он вышел в море, носил имя «Иоанн Кронштадтский» . В то же время Макаров составил записку морскому министру, в которой доказывал необходимость создания первого в мире океанского ледокола, с помощью которого можно было бы исследовать ледовые просторы Севера. Ответ министерства оказался отрицательным: Макарову было отказано в содействии денежными средствами и готовыми судами, которыми «русский флот вовсе не так богат, чтобы жертвовать ими для ученых, и к тому же проблематичных, задач» . Другим противником строительства ледокольного судна стал адмирал А.А. Бирилев, известный своим вольностями в отношении православного богослужения . Макаров на одном из заседаний Географического общества прочел лекцию «К Северному полюсу – напролом!». Он стремился заинтересовать своей идеей русских ученых и общественных деятелей, чтобы опереться на их поддержку. Лекция свою задачу выполнила – министр финансов С.Ю. Витте субсидировал проект, и 21 февраля 1899 г. ледокол «Ермак», построенный на английских верфях, вышел в море. Путь его лежал в Кронштадт.

Судя по всему, отец Иоанн был не только посвящен в эту драматическую историю, но и выказал свою духовную поддержку смелому начинанию Макарова. В дневнике вице-адмирала читаем: «Еще до моего отправления в Англию для приемки ледокола отец Иоанн Кронштадтский прислал мне благословение и образа Божией Матери и св. Феодосия. Образа эти установлены были на свои места при самой постройке ледокола». Ф.Ф.Врангель уточняет, что эти иконы находились в салоне 1-го класса и в каюте самого С.О. Макарова. О том, насколько важным для адмирала и всей команды ледокола был подарок отца Иоанна, мы можем судить по заметкам Степана Осиповича в книге «Рассуждения по вопросам морской тактики» (1897): «Дело духовной жизни корабля есть дело первостепенной важности, и каждый из служащих, начиная от адмирала и кончая матросом, имеет в нем долю участия» .

4 марта 1899г. «Ермак» достиг Кронштадта. А в ближайшее воскресенье - 7 марта, ледокол по своему личному желанию посетил отец Иоанн. Он отслужил на ледоколе молебен и прочел лично составленную им молитву: «… Ты, Премудрый и Преславный во всех делах, Господи, ныне новый и дивный путь льдами безмерными проходити устроил еси через сие судно, движимое огнем и силою пара, умудрив и на сие дело человека, созданного Тобою по образу Твоея безмерныя мудрости! Приими ныне от рабов Твоих, предстоящих зде Лицу Твоему и дивное плавание во льдах совершивших благополучно, кроме всякого вреда, благодарение всесердечное о милости Твоей, яко умудрил еси рабов Твоих и создати таковое судно, и препроводити доселе рукою твоею крепкою, яко Твоя есть держава, Твое царство и сила, и слава, и мудрость во всех во веки веков. Аминь». Эти слова восторженной хвалы и славословия Богу за мудрость и силу, которой Он одарил человека, говорят о том, что отцу Иоанну была известна вся серьезность и рискованность ситуации. В секретной записке на имя императора Николая II, подготовленной на случай гибели ледокола «Ермак», С.О. Макаров писал: «Вся ответственность, как за мою мысль, так и за ее исполнение лежат на мне одном; и если на «Ермаке» что-нибудь не сделано, то виноваты не те, которые сумели помешать, а я, который не сумел этого отвратить» . В связи с этим понятно, почему молитва отца Иоанна произвела на всех глубокое впечатление. Впоследствии она была выгравирована на киоте одной из икон, подаренных команде ледокола.

Высочайшим приказом от 6 декабря 1899 г. вице-адмирал Макаров был назначен главным командиром Кронштадтского порта. Одним из главных дел, за которое принялся новый «хозяин» города и порта, стало строительство Кронштадтского Морского Никольского собора. После того как он стал председателем Комитета по сбору пожертвований на строительство главной морской святыни, начались строительные работы: были посажены деревья в овраге, прилегающем к месту постройки, расчищено место под фундамент. С апреля 1901 г. в личном дневнике вице-адмирала регулярно появляются записи о заседании комиссии по постройке Морского собора. Там же помещена заметка из газеты «Котлин» от 28 октября 1901 г. об освящении начала работ по сооружению собора. Первого сентября 1902 г. отец Иоанн в присутствии адмирала Макарова и многочисленных горожан совершил молебен на месте будущего храма. Даже уезжая в путешествие на родину, отец Иоанн в письмах не переставал интересоваться, как идут работы по сооружению собора . Восьмого мая 1903 г. состоялось торжество по закладке храма, в котором участвовали император Николай II, главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал Макаров и настоятель Кронштадтского Андреевского собора Иоанн Кронштадтский . Ни С.О. Макаров, ни отец Иоанн не дожили до освящения главного храма Российского флота, но Морской Никольский собор стал достойным памятникам им обоим. В наше время усилиями командования Военно-Морским Флотом России предпринимаются меры по возрождению этой всероссийской святыни.

Газетные сообщения начала 1900-х гг. постоянно рисуют вместе отца Иоанна и С.О. Макарова «во всех делах благочестия и благотворительности». Так, 12 августа 1900 г. отец Иоанн и Степан Осипович участвовали в проводах шести сестер милосердия, отправляющихся на Дальний восток на пароходе-лазарете «Царица». В том же 1900 г. отец Иоанн служил молебствие по поводу возобновления церкви во имя преп. Иоанна Рыльского при гражданской тюрьме, на котором присутствовал военный губернатор Кронштадта.

Отец Иоанн неизменно поздравлял С.О. Макарова со всеми церковными праздниками, о чем свидетельствуют письма и записки батюшки, сохранившиеся вложенными в личный дневник вице-адмирала. Например, 8 апреля 1900 г. отец Иоанн писал: «…Позвольте соборному причту придти в Ваш дом прославить Воскресшего и поздравить Вас и супругу с высокоторжественным Светлым праздником. Не благоугодно ли Вам, чтобы мы прибыли к Вам в одиннадцать часов, до полудня?»

Со своей стороны С.О. Макаров каждый год обязательно присутствовал на торжествах, посвященных Дню Ангела отца Иоанна (19 октября), и на юбилеях его священнического служения (12 декабря). Безусловно, каждый раз у него находились добрые и теплые слова о дорогом имениннике и юбиляре. Журнал «Миссионерское обозрение» в 1903 г. напечатал слова, которыми вице-адмирал закончил свой тост за отца Иоанна, «молитвенника земли русской, проповедника и благотворителя»: «Счастливы вы, господа, что вы видите его (указывая на отца Иоанна)! Идите и скажите вашим родным и друзьям, что видели его, что он здоров, весел, любит нас бесконечно, ласков к нам» . Громкое «ура» было ответом на этот тост С.О.Макарова.

В дневнике Степана Осиповича есть записи, говорящие о том, что отец Иоанн был частым гостем в его доме: «1900. 19 февраля. Вечером была проба кинематографа у нас. Приехал отец Иоанн. Все время обеда скорбел, что не мог быть завтра. Приехал вечером смотреть кинематограф»; «1900. 11 декабря. В 5 вечера прибыл Преосвященный Вениамин. Всенощная, а потом у нас обедали Владыка, отец Иоанн, отец Александр, архидиакон и <нрзб.>»; «1901. 1 сентября. Приезд митрополита. Был у него в 6 часов вечера. Он, отец Иоанн и др. у нас затем ужинали».

В марте – апреле 1902 г. вице-адмирал Макаров тяжело заболел острым мышечным ревматизмом и не вставал с постели. В течение долгого времени у него держалась высокая температура, а боли в конечностях доходили до того, что он не мог передвигаться и делать записи в дневнике. Все доктора в один голос говорили, что шансов на выздоровление нет никаких. Но вот в 25 марта Степана Осиповича посетил отец Иоанн. Под диктовку Макарова сын вице-адмирала записал в дневнике: «В 8 часов вечера внезапно прибыл отец Иоанн, застал Исаева. Семья была в сборе. Помолился Богу». По свидетельству очевидцев, батюшка положил руку на голову Степана Осиповича, «промолвил про себя молитву, продолжавшуюся меньше минуты, и дал поцеловать крест. Сказав – «Бог поможет!» - он вышел из кабинета» . На следующее утро вице-адмирал встал и вышел к утреннему чаю. Окончательно состояние Макарова стало улучшаться с 12 апреля. А 13 апреля, накануне Пасхи, отец Иоанн приветствовал семью Макаровых следующим письмом: «С живою радостью приветствую Вас со священною, предпасхальною ночью, желая Вам полной, невозмутимой радости о Воскресшем Спасителе мира. Степану Осиповичу желаю от всей души скоро совсем оправиться». По окончании Светлой Седмицы Макаров окончательно выздоровел.

Столь близкое знакомство и тесное общение двух выдающихся личностей позволяет нам провести некоторые параллели в их деятельности и даже говорить о духовном влиянии отца Иоанна на своего соратника и друга. Горячая любовь к Богу и деятельная любовь к человеку – вот, что духовно сближало отца Иоанна Кронштадтского и С.О. Макарова.

С.О. Макарова отличала личная скромность в сочетании с чувством уважения к деятельности других людей; готовность всю ответственность за неудачи брать на себя. После экспедиции к кавказским берегам в августе 1877 г., где пароход «Великий князь Константин», оказал помощь отряду полковника Б.М. Шелковникова, лейтенант Макаров, будучи командиром «Константина», рапортовал главному командиру Черноморского флота адмиралу Аркасу: «Я не могу достаточно нахвалиться как старшим механиком, так и его помощниками и всею машинною командою. Только благодаря опытности и знанию этих людей, я обязан несколько раз сохранению парохода. Откровенно должен признаться, что, если бы я не был уверен в своих механиках и машине, я бы не решился ни на одну смелую атаку». Отмечая весьма трудоемкую работу, выполненную Р.Г. Траутфеттером по определению поправок к ареометрам после экспедиции корвета «Витязь», Макаров писал: «В военном деле одним улыбается счастье быть впереди и пожинать лавры у всех на виду и, так сказать, при громе общих рукоплесканий, тогда как другие в поте лица трудятся и работают в тылу, не имея никакой другой награды, кроме сознания, что без их работы люди на передовых постах не могут существовать. Совершенно в таком же положении находятся и физические исследователи; одни, как я, исполняют легкую часть дела, вызывая, может быть даже незаслуженные одобрения, другие же в тишине своих кабинетов трудятся над определением поправок чужих инструментов». В подзаголовке написанной им книги «Витязь» и Тихий океан» Макаров подчеркнул, что это «Гидрологические наблюдения, проведенные офицерами корвета «Витязь» во время кругосветного плавания 1886 – 1889 гг.». Именно офицерами «Витязя», а не только его командиром. В начале книги автор уведомляет читателей: «Я с великим удовольствием упоминаю молодых наблюдателей по старшинству: мичман Мечников, Митьков, Максутов, Кербер, Шульц, Шахновский, Пузанов и Небольсин. Особенно же много потрудился младший штурман подпоручик Игуменов» .

Подобно тому, как отец Иоанн с самого начала своего священнического служения был озабочен судьбой кронштадтской бедноты, Макаров непрестанно думает о нижних чинах, о простых матросах и облегчении их службы. Его рапорты и приказы касаются всех сторон жизни подчиненных: питания и обмундирования, бытовых условий и досуга, и даже способа варки щей. Один из журналистов писал, что вице-адмирал Макаров «никогда не садился за стол, не испробовав пищу подчиненных» . Не функциональное, а личностное отношение к каждому человеку, - черта, которую отмечают все, кому довелось общаться с отцом Иоанном. То же внимание к любому человеку проявлялось и в деятельности Степана Осиповича Макарова. Оно просвечивает даже в скупых строках его приказов: «Командиры обязаны внушать своим подчиненным, что нравственный и служебный долг каждого офицера – неусыпно следить, чтобы при работах применялись необходимые предосторожности, дабы уменьшить число несчастных случаев, имеющих иногда печальный исход» . Он лично составил инструкцию «О предотвращении ушибов и увечий», в которой писал: «Долг каждого из распорядителей так наладить работы, чтобы случаев ушибов не было, и от непредусмотрительности люди не оставались бы искалеченными на всю жизнь. Нахожу, что случаи ушибов, как нижних чинов, так и мастеровых чересчур часты, и мне, вероятно, придется делать более строгие расследования в случае поранения и при ушибах людей» .

Заботился Макаров и о духовной жизни моряков, о воспитании в них патриотизма. Как отмечал в своих воспоминаниях штурман ледокола «Ермак» Николаев, «В совершенстве изучив все отрасли морского дела, адмирал изучил и душу человеческую. Он умел расположить к себе людей, умел угадывать их настроение и вдохнуть энергию и бодрость упавшим духом. Во время плавания «Ермака» на север бывали случаи, когда команда и офицерский состав вместе с ученой экспедицией впадали в уныние. Тогда, чтобы одобрить команду, адмирал шел к ней в кубрик, собирал вокруг себя и говорил о Родине, патриотизме, чувстве долга и величии души русского человека. Говорил так убедительно и вдохновенно, что лица матросов оживлялись, а в глазах, устремленных на любимого адмирала, загоралась энергия и готовность идти с ним хоть на край света» .

9 февраля 1904 г. вице-адмирал Макаров получил назначение командующим флотом в Тихом океане. Сдав дела и обязанности главного командира Кронштадтского порта, он отправился в Порт-Артур. Сохранились воспоминания очевидцев о том, как происходило прощание отца Иоанн и С.О. Макарова: «О новом назначении и предполагаемом отъезде адмирала многие в Кронштадте еще накануне ничего не знали, да и не могли знать, потому что адмирал ночью вернулся из Царского Села, а ранним утром уже уехал. Как добрый верующий христианин, каких, благодарение Господу, немало среди морских офицеров, Степан Осипович в день отъезда пришел в Андреевский собор к ранней литургии, которую служил отец Иоанн, исповедался у него и за литургиею у него же причастился Христовых Тайн. Заметили, что во время литургии отец Иоанн нечаянно уронил со Святого Престола Евангелие. После литургии адмирал подошел к отцу Иоанну проститься и принять от него благословение. Прощаясь с отъезжающим и благословляя его, отец Иоанн сказал: «Желаю тебе быть мужественным и получить венец!» . Слова отца Иоанна стали пророческими.

31 марта в 7 часов утра вице-адмирал Макаров на броненосце «Петропавловск» вышел в море, а спустя два с половиной часа корабль подорвался на мине. Из всего экипажа спаслось 7 офицеров и 52 матроса. Вице-адмирала Макарова среди них не оказалось .

Порт-артурский священник Николай Глаголев в своем дневнике описывает свой разговор с одной набожной женщиной перед гибелью адмирала: «Сегодня за обедней я заметила. Лик Царицы Небесной такой мрачный, совсем темный… Она, Матушка, всегда такая радостная, всегда улыбается, невольно слезы прошибает, когда смотришь на нее. А то… О, Боже мой! Будет беда… будет…» .

С гибелью Степана Осиповича Макарова Россия потеряла выдающегося флотоводца, ученого, педагога, патриота.

Епископ Николай (Касаткин) в своем дневнике записал: «Целый день тяжелая грусть о Макарове и о погибших с ним … А какое теплое участие он оказывал в постройке здешнего собора! Статьи писал, брошюру издал о строительстве собора, чтобы вызвать пожертвования, и сам собирал… За то же вечная молитва будет возноситься о нем в соборе, как об одном из строителей его. Дай ему, Господи, Царствие Небесное!»

Слух о трагической кончине Степана Осиповича быстро дошел и до Кронштадта. Узнав о гибели вице-адмирала, отец Иоанн написал письмо его супруге Капитолине Николаевне Макаровой. То живое чувство, которым дышит это письмо, свидетельствует о большой дружбе и горячей любви отца Иоанна к Степану Осиповичу и всей его семье: «Не стало доброго, лучшего друга и спутника жизни…

… ныне пишу Вам эти строки, чтобы пролить хоть каплю утешения в Ваше сердце, истерзанное печалью по погибшем Степане Осиповиче. Он не погиб; а только преставился в другой, лучший, вечный мир, в коем нет болезни, печали и воздыхания, нет более смерти, в коем вечно ликуют мученики и все за веру, Царя и отечество живот свой положившие. Еще так недавно он с нами молился, прощался как бы предчувствуя свою участь, свою всегдашнюю с нами разлуку. – О душа, в которой витало столько благородства, любви к Царю и Отечеству, любви ко Христу; столько прекрасных намерений!

Он и Морской собор заложил в Кронштадте, которого столь долго ждали и который быстро доведен им до половины.

Вечная, вечная ему память!

Он достиг тихого, вечного пристанища и не жалеет о здешней жизни, потому что вселился в лучшую и вечную. Утешься, добрая Капитолина Николаевна с милыми своими детками. Я вспоминаю ежедневно в молитвах Стефана Осиповича.

Христос Воскресе!

Ваш смиренный молитвенник. Протоиерей Иоанн Сергеев.

5 апреля 1904» .

А накануне отец Иоанн получил известие, что на «Петропавловске» погиб также Павел Бурачек, его крестник и сын давнего и близкого друга. На заупокойной литургии по всем, погибшим в Японском море, отец Иоанн сказал слово утешения и памяти: «…Итак, блаженны все, скончавшиеся в море смертью мученическою воины наши с начальниками своими: они теперь почивают от трудов своих, и вкушают блаженный, всерадостный покой в Боге, и видят то, чего очи не видят и видеть не могут до времени, - видят Господа, видят святых ангелов и всех святых и с ними торжествуют и ликуют. И тем тверже мы тому верим, что они скончались в светлый день Пасхи, когда Церковь празднует Воскресение Христа из мертвых и держит открытыми царские двери, показывая всем, что воскресший Христос Своим Крестом и Воскресением открыл вход в рай всем верным» .

Совершенно неожиданным образом имена отца Иоанна Кронштадтского и С.О. Макарова оказались соединены еще раз, уже после смерти обоих. В 1914 г. в газете «Котлин» была напечатана заметка «Кронштадт – Сергиев – Макаров». Автор статьи предлагал переименовать Кронштадт в «Сергиев-Макаров», тем самым, увековечив память «досточтимых своих сограждан – духовного отца своего и всей России отца Иоанна Сергиева и гениального адмирала Макарова». И хотя проект этот не был осуществлен, имена отца Иоанна и С.О. Макарова сохранились в памяти, как жителей Кронштадта, так и всех русских людей.

Пожалуй Макаров был последним из той плеяды российских флотоводцев, которые сочетали в себе глубокую религиозность, преданность Отечеству и уважение к своим подчиненным.