А.С. Бочаров

А.В. Чернышев

ОЧЕРКИ СОВРЕМЕННОЙ ЦЕРКОВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

К началу

Психология болезни.

"...Страдающий плотью перестает

грешить, чтобы остальное во плоти

время жить уже не по

человеческим похотям, но по воле

Божией" (1 Петр. 4, 1-2).

Разные авторы дают довольно отличные друг от друга определения здоровья и болезни, но большинство из них сходятся на мысли, что понятие здоровья "включает в себя не только оптимальное функционирование органов и систем человеческого организма, его физическое благополучие, но и субъективное, психологическое ощущение здоровья..."381. То есть, помимо самой болезни, существует еще и внутренняя картина заболевания. Это чрезвычайно сложная многофакторная система. Мы предложим следующую условную схему.

Самый низший уровень восприятия болезни и реакции на нее - физиологический . Это патохимические и патофизиологические процессы, происходящие в организме при заболевании. Они определяют лицо недуга для врача-специалиста. Повышено или понижено давление, сколько гемоглобина в крови, при какой нагрузке возникает боль за грудиной? Почти все это можно «пощупать», измерить, объективно оценить. Этот уровень никогда не функционирует отдельно от других, высших.

Субъективная оценка своего состояния осуществляется на другом уровне, психологическом. Хорошее самочувствие, оптимизм, желание работать, достигать жизненные цели – все эти весьма важные для "здоровья" понятия не исключают скрытой болезни, возможно очень разрушительной. Но все же, единство физического и психологического столь тесное, что в современной психосоматической медицине не представляется возможным их разделить382.

Следующий пласт - мировоззрение, то есть система принципов, взглядов и убеждений, определяющих жизненные ценности человека. На этом уровне формируется отношение к любой проблеме (в том числе болезни) как таковой, здоровью, семье, работе, обществу, наконец, к смерти, в том числе к собственной. Насыщенность и значимость этого уровня очень велика. Именно здесь формируется ответ на вопрос: что означает болезнь для человека.

Во многом этот уровень образуется под влиянием воспитания в семье, местных и этнических традиций, преобладающих в обществе идей и взглядов. Мировоззренческие установки особенно тщательно должны исследоваться психиатрами и психологами для правильного анализа понятий "норма-патология", "бред-суеверие" и т.п. Тенденция советской психиатрии и фрейдизма объявлять всякого верующего человека психически больным исходит из теории грубого материализма, низводящего человека до уровня животного. В настоящее время, под влиянием оккультного "просвещения", мировоззренческие установки настолько изменились, что убежденность человека в том, что его плохое самочувствие связано с "порчей" или "сглазом", уже не рассматривается как проявление болезни, поскольку это расхожее суеверие. Любой психиатр еще десять лет назад по меньшей мере настороженно отнесся бы к рассказам пациента об энергетических вампирах, лечении на расстоянии. Идеи контактов с внеземными цивилизациями и вовсе расценивались как бредовые. Теперь же многие уверены в существовании летающих тарелок и при этом не являются клиентами психдиспансеров.

Православие дает отчетливое понятие о бытии темных сил и их воздействии на человека. А вот психиатр с грубо материалистическим мировоззрением вместе с фактом существования демонических сил вынужден будет списать в утиль не только свободную волю и совесть, но и всю духовную жизнь.

Наиболее отчетливо несостоятельность материалистического мировоззрения заметна в отношении к болезни, смерти как актуальным вопросам бытия. Отождествление своего "я" с физическим телом, его функциями, и, главное, отрицание загробной жизни, приводит к отношению к болезни как к катастрофе. На самом деле, если у меня нет ничего, кроме этого тела, то нарушения и ограничение функций моего тела (моего "я"!) - досаднейшая вещь. От этого хочется как можно скорее избавиться. Некоторые же, считая любые страдания злом и абсурдом, приходят к выводу об "устранении" тела (и своего "я"?) как причины страданий. Человек с таким мировоззрением вполне способен на эутаназию.

Греховный человек вообще плохо идентифицирует свое "я". Немецкий психолог Теодор Липпс указывал, что первая ступень самоопознания состоит в отличении "я" вместе с его душевной жизнью и телом от внешнего мира ("я" - не просто мыслящий булыжник на обочине вселенной)383. После такого опознания человек задумывается: кто я и откуда? куда иду? С этой ступени легко провалиться в крайний эгоцентризм, объявив себя центром вселенной. ""Я" человека, "личность" сознает свое бытие, сознает себя центром всего, противопоставляет себя как субъекта всему что вне его как объекту. Притом объектом является не только вся вселенная, но и Бог. Отсюда постоянное искушение возвеличить себя, покорить себе все объективное (о ужас - и Бога), сделав все подчиненным себе, как бы продолжением своего "Я". И чем больше дарований видит в себе человек, тем легче соскользнуть на этот путь"384.

Вторая ступень подобной самоидентификации - отделение "я" вместе с душевным состоянием от тела. То есть, "я" неизмеримо больше, чем мое тело. От этой точки дорог много: в оккультизм - попытка познания самых темных сторон жизни; в эстетизм - попытка обоготворить культуру и вообще душевную жизнь, признавая ее высшей ценностью для человека; в гедонизм - стремление утвердить господство тела; в восточные культы (чаще пантеистические), в сферу опасных экспериментов над своим сознанием с целью уничтожения "я"; в секты - потакая своему самолюбию и порабощая все естество без остатка.

Но существует и более высокий уровень самоосознания, суть которого в том, что человеческое "я" не сводится ни к явлениям внешнего мира, ни к телесным действиям, ни к душевной жизни385. С этой ступени начинается подлинно духовная жизнь с приоритетом велений совести, с верой в промысел Божий. Это сфера не чувственной, но мистической Любви, веяний Святого Духа. Отсюда начинается путь ко спасению.

Следует отметить, что, признавая приоритет духовной жизни, христианство отводит достаточно почетные места и душевным проявлениям, и телу. В традициях индуизма и буддизма, наоборот, тело воспринимается как темница души, безусловное зло. А если тело - это враг, то его болезни - наказание для врага. Совсем иначе относятся к плоти даже суровые христианские подвижники. "Ангелоподобные пустынножители афонских дебрей, состарившиеся в своем делании внутреннего трезвения, отнюдь, однако, не звали к уничижению тела и не гнушались им как источником зла в человеке"386.

На самом деле тело - часть единого целого. Другое вопрос, что тело должно быть служанкой, а не госпожой, конем, а не всадником. "Природа умная и бессмертная сокрыта в тленном теле нашем для того, чтобы в нем и через него обнаруживать свои действия", - утверждает преп. Антоний Великий387.

Итак, четвертый и самый высокий пласт в целостном восприятии человеком болезни - духовный. Не стоит его смешивать с мировоззрением, которое формируется во многом под воздействием духовной жизни человека. Тело и душу человека нельзя считать полностью свободными, свобода доступна лишь духу. "Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?" (1 Кор. 2, 11). Более того, свобода - неотъемлемое его свойство, ибо дух "имеет дар - вывести себя внутренно из любого жизненного содержания, противопоставить его себе, ценить его, избрать его или отвергнуть, включить его в свою жизнь или извергнуть..."388.

Духовная практика (независимо от своего знака и направленности), способна изменить мировоззрение, а следовательно, и отношение к болезни.

Б.С. Братусь в своей книге "Аномалии личности" дает схожее с приведенным выше деление на уровни, не выделяя особо мировоззренческий пласт. Этот уровень при рассмотрении психического здоровья человека включается им в высший, "личностно-смысловой", "ответственный за производство смысловых ориентаций, определение общего смысла и назначения своей жизни, отношение к другим людям и к себе"389. Мы сознательно разделили "смысловой" уровень на два отдельных пласта: духовный как "производитель смыслов" и мировоззрение как продукт его работы. При поломке или неправильной ориентации высшего уровня продукция, естественно, будет сомнительного качества, поскольку мировоззрение (по определению, собрание устоявшихся и ценных для человека "смыслов" и целей) - может существовать даже при практическом отсутствии какой-либо духовной деятельности человека. Следует уточнить, что мировоззрение - продукт не только личных усилий человека, это скорее результат сложного взаимодействия многих факторов. Многие мировоззренческие стереотипы закладываются с детства, проносятся через всю жизнь, даже не подвергаясь шлифовке. Другие активно пересматриваются, формируются новые.

***

Внутренняя картина болезни.

Отношение человека к заболеванию психологи называют внутренней картиной болезни. Выше мы описали, на каких уровнях человек оценивает значимость заболевания. Берется в расчет многое: возраст, перспективы, семейные и личные отношения. Формируется реакция на болезнь в виде эмоционального переживания, выбора дальнейших действий, происходит духовное осознание происходящего.

Не будем вдаваться подробно в духовные причины болезни, поскольку об этом написано уже достаточно книгi. Отметим лишь, что, по мысли свт. Феофана Затворника, болезнь зачастую посылается для отрезвления сердца, ибо Господь "ввергает в болезни, и ослабляя плоть, дает духу свободу и силу прийти в себя и отрезвиться. Кто прельщен своей красотой и силой, того лишает красоты и держит в постоянном изнеможении... Держимых в узах беспечности внешним счастьем, чем иным отрезвить, как не скорбями и несчастьями"390.

Можно сказать, что через недуги Господь напоминает нам о Себе, стучит в двери нашего сердца и зовет к Себе. Для нашей темы важно то, что болезнь является именно призывающим фактором. Однако за приходящими в Церковь людьми тянется длинный хвост собственных, "мирских" представлений о болезни, страданиях, роли Церкви в своей болезни. Нужны долгие годы духовного труда, постоянное участие в Таинствах, чтобы все встало на свои места. Как правило, призываемые скорбями и болезнями люди, входя в Православную Церковь, несут свое представление о болезни и только под мощным влиянием преображающего действия духовной жизни отношение к недугу приходит в соответствие с истиной.

Как уже было сказано, внутренняя картина болезни начинает формироваться на физиологическом уровне, но моментально подключаются более высокие сферы. Идет сложная многоплановая оценка. Ведущими физиологическими факторами при этом считаются наличие боли и дискомфорта. Впрочем, не менее важно ограничение функций отдельных органов, что заставляет перестраивать привычный стиль жизни. Например, человек вынужден долго лежать, ограничиться в передвижении, изменить питание, отказаться от многих привычных вещей391.

Немаловажно то, как влияет болезнь на творческую активность, режим работы. Это заставляет вносить коррективы в ближайшие и отдаленные жизненные цели, способы их осуществления. Меняются отношения с окружающими. Например, некогда активный "кормилец семьи" внезапно превращается в тяжелого больного, за которым требуется сложный уход. Живой, энергичный любитель "здорового образа жизни" становится малоподвижным инвалидом.

Авторы считают целесообразным выделение на основе духовных критериев двух вариантов отношения к болезни: пассивного и активного. Человеку прежде всего предстоит ответить на несколько глобальных вопросов (см. выше), и определиться, что делать дальше.

***

Пассивное отношение к болезни.

При выборе пассивного отношения к болезни события могут развиваться по нескольким направлениям. Иногда болезнь воспринимается как кара или наказание, но при этом обязательно незаслуженные. Человек раздражен на свой недуг, всячески старается подчеркнуть свою безвинность, истероиды и вовсе делают свои страдания демонстративными, преувеличивая тяжесть симптомов.

Другой пассивный вариант - отношение к недугу как назиданию другим: "Вот, вы не ценили меня, и я заболел". Или: "Я же говорил, что мне надо больше отдыхать!" Ипохондрики и истероиды любят погружаться в мир болезни и всевозможных врачебных обследований, третируя при этом окружающих. Их гипертрофированное самолюбие и в болезни находит подпитку.

Еще вариант - восприятие болезни как расплаты за грехи предков, как "кармы" и т.п. Как и в предыдущих случаях, ведется поиск виновников заболевания, будь то люди или законы космоса.

Уход в болезнь также относится к этой группе реакций.

Оговоримся, что в критерий активности-пассивности мы вкладываем не отношение не к лечебному процессу (лечиться - где и как? обследоваться - не обследоваться? и т.п.), а к самому своему бытию, сопряженному с болезнью.

В чрезмерно активном, суетливом поиске разрешения своей проблемы (заболевания) можно усмотреть духовное бессилие человека перед лицом ситуации, требующей активного выбора. Великие мыслители и врачи М.Я. Мудров и С.П. Боткин утверждали, что надо не противопоставлять болезнь больному, а рассматривать их как единое целое. Отсюда и мудрый закон: помогать больному, а не просто лечить заболевание.

Мифологизированное сознание нашего современника все чаще находит причину заболеваний в окружающих недоброжелательных людях. Их козни видны во всем: они неустанно наводят порчу, "подсыпают" и чародействуют. Все чаще наивно-мистическая концепция происхождения болезни носит характер убежденности, перерастая в мировоззренческий стереотип целых поколений постсоветского общества. Остается лишь удивляться широте арсенала околомедицинских суеверий. Энергетический вампиризм воспринимается так же просто, как радио и телефон. Оккультные теории под лозунгом "исцели себя сам" вроде бы настраивают на активный подход к болезни. Но увы, эта активность бьет мимо цели, а чаще и вовсе ухудшает духовное состояние адептаi.

Пассивное отношение к болезни вполне может маскироваться за терпеливым ее перенесением. При этом недуг воспринимается частью людей как неизбежность, или даже следствие собственной ошибки. У других доминирует внешняя сторона: активные походы по врачам, целителям. Но ни у тех, ни у других нет главного: духовного анализа происшедшего, желания исправить свою жизнь в связи с онтологическим осмыслением болезни.

Известно, что человек чаще приходит в Церковь в горе и болезни, чем в радости и здоровье. Закосневшие в греховной жизни люди порой серьезно задумываются над вечными ценностями только во время тяжкого недуга.

Великий хирург Н.И. Пирогов колебался в выборе между атеизмом и пантеизмом, и только постигшая его болезнь "послужила толчком для того внутреннего поворота, который уже созревал в его душе. В нем пробудились религиозно-церковные настроения его детства. Пробудилась и вера в бессмертие"392.

Подобных примеров множество. Но не всех болезнь отрезвляет и приводит в Церковь. Переступающие ее порог также ведомы разными причинами. Среди этих побудительных мотивов можно назвать следующие.

Часть людей приходят в храмы и даже приступают к таинствам неосознанно, в силу традиций, или по чьей-то подсказке. Они надеются: "А вдруг поможет?" Они порой и не знают, в каком месте должно стать лучше, поскольку не отделяют симптомы заболеваний от своего душевного состояния, общего "разлада" жизни, неустроенности и собственной греховности.

Огромная масса людей приходит в Церковь "исцеляться". Часто не с мольбой и просьбой, а с требованием. Бытует мнение, что исцеление подается само собой, в обмен на какие-нибудь внешние действия (ритуализация): поставил свечку, выпил святой воды, "сходил" к Причастию, итог - исцеление. Когда подобная схема не срабатывает, возникают досада и недоумение: ходила - не помогает. В данном случае Церковь приравнивается к одному из вариантов целителей.

Еще одной причиной можно считать поиск утешения, психологической поддержки.

На этом стоит остановиться подробнее. С целью психологической реабилитации в Церковь, а точнее к священнику или в общину, приходят довольно часто. Расхожей фразой стало сравнение священника с психотерапевтом в рясе.

Действительно, болезнь ставит перед человеком много проблем, обостряет его переживания и чувства. Большую роль играют так называемые преморбидные черты личности (то есть особенности характера и мировоззрения, существовавшие до болезни). Всегда есть место для влияния самой болезни на характер реагирования на нее, включение человека в процесс лечения, поиск средств помощи. При этом отмечено, что типичность реакции на заболевание "зависит от параметров болезни в такой же мере, как и от индивидуально-психологических особенностей человека"393.

Приходилось встречать больных, которые до болезни легкомысленно относились к возможности впасть в недуг, презирая больных, считая их самих виновными в своем заболевании. Столь характерная для современного мира тенденция к отчуждению не минула и среду православных приходов. И в церковных общинах встречаются ситуации, когда больной человек, требующий помощи, хотя бы словом, утешением вызывает реакцию отторжения. Вместо христианского подхода - принять человека с любовью таким, каков он есть, в единстве с болезнью и другими недостатками, начинается процесс рационального анализа, облекаемый в цитаты из Священного Писания и мысли Святых Отцов. Это напоминает ситуацию, описанную в книге Иова.

Как известно, друзья Иова, дошедшего до крайности в своих мучениях, необъяснимых для него самого, вместо сострадания предложили ему ряд своих выкладок, почему он мог так пострадать. Наши современники, искушенные в народных методах лечения, начитавшиеся журналов и книг типа "Помоги себе сам", готовы предложить множество рецептов и снадобий, и даже церковных "методов" лечения, но без соучастия и сострадания. "Уж коль заболел, значит, виноват", - мыслим мы о своих ближних, но только когда это касается других, а не нас самих.

"Погибал ли кто невинный, и где праведные были искореняемы?" - рассуждает фарисей по духу Елифаз Феманитянин (Иов. 4, 7). "Неужели Бог извращает суд и Вседержитель превращает правду?" - вторит ему Вилдад Савхеянин (Иов. 8, 3). Но Иов, обличая их, отвечает: "Жалкие утешители все вы" (Иов. 16, 2).

Наш современник старец Иосиф Исихаст советует: "Ты же смотри, не презирай ни одного из малых уничиженных и больных мира сего, ибо это презрение и обида с твоей стороны не останавливаются на этих несчастных, а поднимаются от них к лику Творца и Создателя, образ Которого они носят. И весьма удивишься в тот день, если увидишь, что Святый Дух Божий упокоевается больше в них, чем в твоем собственном сердце"394.

***

Особенности характера и отношение к болезни.

Глубоко христианская черта - подавать всем больным любовь, при этом не выставляя свои собственные скорби на обозрение. "Не проси в скорби твоей утешения от людей, чтобы утешиться от Бога", - утверждает подвижник Иосиф Исихаст395.

«Профессиональных» жалобщиков немало приходит в Церковь. Они прекрасно адаптируются в ней вместе с букетом своих болезней, не помышляя о духовном росте. Встречающиеся за порогом Церкви типы реагирования на болезнь можно, с учетом некоторых особенностей, встретить и внутри нее. Чем меньше включен человек в подлинную духовную традицию, тем более отчетливо проявляются его психопатологические черты. Войдя в духовную лечебницу, способную преобразить всю личность, человек может отвергнуть все предложенные средства, и выбрать лишь внешнюю, обрядовую сторонуi.

Из патологических типов психического реагирования, выделенных известным исследователем А.Е. Личко, рассмотрим в интерьере приходской жизни несколько наиболее часто встречающихся и показательных.

Людей тревожного типа в Церковь может приводить поиск новых способов лечения и свежей информации. Основные их черты - тревожность, мнительность, сосредоточенность на своей болезни. Их мучает страх за будущее, опасение, что болезнь пришла надолго и существенно изменит привычный жизненный уклад. Болезнь, призванная изменить отношение больного к жизни, к себе самому, привести к пересмотру ценностей, сама становится объектом особого внимания, центральной проблемой личности. Придя в Церковь, наряду с повышенным интересом к медицинской литературе и придирчивостью к лечебному персоналу, они проявляют особую требовательность к духовенству, прихожанам. Этот тип всегда желает поставить свою болезнь в центр внимания окружающих.

Ипохондрический тип также зациклен на своем заболевании. Его отличает большая демонстративность и сосредоточенность на субъективных переживаниях396. Такие люди ищут поддержки, морального участия. Им нужен внимательный собеседник для подробного изложения своих симптомов. Здесь также налицо гипертрофированное самолюбие и эгоцентризм. В любой беседе представители этого типа стремятся перевести разговор на свою болезнь. Они красочно описывают свои заболевания, акцентируя внимание на собственных переживаниях (это типично для людей истероидного склада). Резкое облегчение ипохондрик чувствует, когда его внимательно, с участием выслушивают.

Следует отметить, что сама по себе ипохондрия явление не однородное, хотя все ее проявления имеют в основе чувство саможаления и страха перед неприятностями. Многие боятся за свою жизнь: "А я не умру? А это не опасно? А вдруг у меня рак?" Страх смерти является одной из составляющих так называемых панических атак. Здесь особенно ярко проявляет себя тотальный психологический дискомфорт. Панические атаки часто обнаруживают себя дрожью, бледностью, блуждающими тонами в сердце, удушьем и т.п. При этом больной всегда находится в страхе перед возможной смертью.

Другой же сосредоточен на здоровье вообще, предъявляет неопределенные жалобы, боится любых болей, при появлении которых его охватывает суетливое желание обследоваться или срочно госпитализироваться397.

Желание быть здоровым может перерасти в сверхценное психологическое увлечение. Психологи называют это "паранойей здоровья"398.

"Железные нервы, здоровые почки,

Гимнастика, йога, трусца!

И так ежедневно. До ручки, до точки,

И так без конца до конца!"ii -

таков девиз людей, фанатично преданных здоровому образу жизни. Само по себе здоровье –дар Божий. Но иногда средства его достижения сами становятся цельюiii. Почему-то среди фанатов здорового образа жизни нам чаще всего попадались люди надменные, выпячивающие свои способности, готовые ежеминутно проповедовать оздоровительные методы и рассказывать о своих достижениях. Бездуховное коммунистическое общество в середине 80-х породило своеобразную реакцию - "уход в здоровье". Этот бум теперь хоть и локализовался, но масштаб его все еще довольно велик. Он поддерживается хлынувшими с американского континента "фитнессами", "билдингами" и т.п.

Формирование у человека сверхценной идеи здоровья обусловлено глубокими духовными и психологическими проблемами. Чтобы заглушить голос совести, люди уходят на службу кумиру, идее, ритуалу, музыкальному идолу. А причастность к какой-либо тайне и возможность стать "не как все" толкают вперед по этому пути. Уход в здоровье или в болезнь – одинаково вероятные варианты для духовно несостоятельного человека. Выбор зависит лишь от особенностей личности.

Вернемся к ипохондрии. Третий ее вид - "страх за свою красоту"399. Это и боязнь уродств, деформаций, и панический страх испортить цвет лица, набрать лишний вес. На этой почве процветает косметическая хирургия, которая поначалу имела своей задачей реконструкцию и пластику органов после травм, ожогов или же врожденных уродств. Теперь же косметические хирурги срезают лишний жир, подтягивают бюсты, вздергивают носикиi.

Душевные метания перед лицом недуга обличают не просто слабого человека, но непознавшего свою слабость. Вместо твердой опоры на Промысел Божий - постоянные жалобы, желание угодить своему самолюбию. "Прежде всего - "познай самого себя", то есть узнай о себе самом, какой ты есть. Каков ты воистину, а не каков ты думаешь, что ты есть. С этим сознанием становишься мудрее всех людей, и в смирение приходишь..." - советует старец Иосиф Афонский400.

Нередко можно услышать о том, что человек, серьезно заболев, впадает в депрессию. И хотя существует прямая связь между частотой и выраженностью депрессий и тяжестью заболевания, все же ведущее значение имеют личностные особенности. Психологами выделяется меланхолический тип реагирования. Он характеризуется удрученностью болезнью, погруженностью в нее и неверием в выздоровление401. Исход болезни видится в темных красках, присутствует недоверие к врачам, методам лечения.

Портрет депрессивной личности мы нарисовали в очерке "Духовное руководство" данной книги. Напомним, что нередко исходом депрессии бывают попытки самоубийства. Тем более что современный мир предложил способы "безболезненного" ухода из жизни для тяжелых и безнадежных больных, известные под названием эутаназии и ятротаназии. При этом суицидальные попытки у депрессивных личностей значительно отличаются от подобных же действий других психологических типов, например истероидов. Для последних возможность ухода из жизни служит лишь способом привлечь внимание к своей особе, вызвать сочувствие. По литературным данным, вероятность ухода из жизни в результате суицидальной попытки у депрессивных личностей примерно в 16 раз выше, чем у личностей с другими стилями402.

Глубоко верующему человеку присуща диалектическаяii черта, помогающая во многих сложных ситуациях. Чувство собственного недостоинства сочетается в нем с неизменной уверенностью в милосердии Божием и Его заступничестве: "Но и волос с головы вашей не пропадет" (Лк. 21, 18). Вера в Промысел Божий и чуткое, молитвенное отношение ко всему происходящему - лучшее лекарство от уныния и отчаяния. Вновь повторим, что человек с невоцерковленным сознанием склонен воспринимать болезнь как нечто инородное и спешит всеми средствами от нее освободиться. А если долго ничего не получается, в силу психологического механизма фрустрации ("крушение надежд") возникает раздражение, неверие в исцеление и даже нежелание дальше жить. Человек церковный, хотя и стремится к исцелению, старается извлечь максимум духовной пользы от посланной Богом болезни. Сам процесс лечения и хождения по врачам можно обратить себе на пользу, даже не получив выздоровления. Лечение может не помогать в телесном отношении, но "для души приносит большую пользу, - во-первых смиряет человека, а во-вторых напоминает о будущей жизни и переходе в оную. И болезнь переносить составляет немалый труд"403.

Если смыслом существования считать не здоровье, а жизнь вечную, то и отношение к болезни и здоровью будет совсем иным. И то и другое может помогать восходить к Царству Небесному. А если человек впадает в ужас от мысли, что недуг не позволит ему удовлетворить все желания плоти и вести "привычный" образ жизни, то это лишь обличает эгоцентричные и эвдемонические мировоззренческие установки. Кстати, именно последние явно доминируют в наше время.

Наиболее частым типом реагирования на болезнь считается неврастенический. Это состояние определяют как "раздражительная слабость". Точнее, это раздраженное самолюбие в сочетании с духовной пассивностью. При любых трудностях типичной реакцией является желание поныть, пожаловаться, найти сочувствие. Когда агрессия выходит наружу, она изливается на первого попавшегося, но более всего страдают близкие. Доминирующим свойством неврастении можно считать нетерпеливость. На ней базируются повышенная требовательность к окружающим, вспышки гнева. Все это может заканчиваться осознанием своих ошибок и раскаянием. Налицо противоречивость черт характера. С точки зрения аскетики, эти люди способны мыслить критически в отношении себя, сознают свои ошибки. Но если их система ценностей далека от евангельской, раскаяние (не путать с покаянием!) возникает по пустяковым поводам. Мотивы переживаний здесь самые банальные: "Я так плохо выглядел в этой ситуации! Что подумают люди!" Раскаиваясь в приступах гнева, они осуждают себя не за совершенный грех, а за то, что высказали свои претензии слишком резко. При этом они продолжать считать себя правыми по существу, достойными жалости и особого внимания.

Если человек застревает в таком состоянии, то его самоугрызения приводят к глубокой невротизации. Говоря о "поиске смыслов" личности, мотивации поступков, отметим, что у людей невротизированных, особенно у неврастеников, преобладает внешний уровень мотивации. Они зависимы от мнения окружающих, конформны, тщательно следят за своим поведением: вызывает ли оно одобрение круга знакомых. Все это создает постоянный тревожный фон. Только в процессе духовного роста происходит постепенный перенос целей в область нравственно-религиозную.

Многие подвижники утверждали, что телесные страдания переносятся легче, чем муки сердца, терзаемого грехом, чувствующего свою неспособность устоять перед искушением404. Афонский схимник Панкратий говорил: "Поверь, что я согласен сгнить всем телом, только молюсь Богу, чтобы избавил меня от сердечных страданий, потому что они невыносимы"405. Современному человеку трудно это понять, поскольку он далек от такого обостренного чувства греха. Но и в наше время бывает, что на болезнь накладывается глубокий внутренний кризис. Тогда такому человеку душевный пластырь будет дороже любых лекарств. А если ослабеет душа, то и в легкой болезни не найдешь покоя.

Крайним вариантом болезненного самолюбия можно считать эгоцентрический тип реагирования. Здесь налицо обостренное желание выставить напоказ свои страдания и завладеть вниманием близких406. Этот тип реагирования ближе всего истерическим личностям. Они разыгрывают целые спектакли, аггравируютi тяжесть симптомов. Жалобы они описывают красочно, эмоционально. Терпеливое перенесение болезни чаще всего лежит именно в психологической плоскости и не является сверхсложной задачей. По естеству человеческому - терпеть болезни, а сверх естества - благодарить за нее Бога. Поэтому важно то, как наша психика приспосабливается к новым внутренним и внешним условиям. Человек, надеющийся только на Бога, готов к любым поворотам жизни. А ригидностьii установок, особенно эгоцентрических, создает много неразрешимых проблем для личности.

Сложившиеся условия, болезни и скорби, призваны подтолкнуть нас к изменению жизни и своего внутреннего мира. Если мы сопротивляемся этому, то создаем внутридушевный конфликт. Надо чутко прислушаться, к чему зовут нас посланные от Бога обстоятельства407.

Предпринятое рассмотрение некоторых типов взаимодействия человека и телесного недуга, естественно, не охватывает всех известных психологии вариантов. Мы и не ставили себе такую задачу, а пытались показать связь патопсихологических черт человека с греховностью его природы в применении к конкретной проблемной ситуации - болезни.

***

На пороге смерти.

Мирное сосуществование человеческой души с грехом невозможно. Кто-то должен победить в борьбе. Боевые действия не прекращаются никогда. Один из соперников наступает, другой обороняется. И если порой мы желаем перемирия и отдыха, то страсти, гнездящиеся в душе, неутомимы, поскольку духи злобы поднебесные не знают усталости. На решительное и бескомпромиссное сражение с грехом всегда были способны единицы. Особенно таковых мало в наше время. Об этом свидетельствуют христианские подвижники древности и наши современники, обладающие высоким духовным авторитетом. Они ясно указывают, что без помощи Божией благодати всякая борьба с грехом обречена на поражение. А современный человек слишком самонадеян, влюблен в себя, поражен явной и скрытой гордыней, чтобы предать себя в руки Промысла Божьего, признавая собственное ничтожество.

Добро и зло перемешаны в человеке столь тесно, что порой их трудно опознать и отделить друг от друга. Мы не видим истинного положения своей души и всего ее греховного пространства по трем причинам: во-первых, по своей неспособности; во-вторых, по нежеланию; и в-третьих, по милосердию Божию. Если бы мы увидели всю грязь своей души, то скорее всего впали бы в уныние. По слову свт. Филарета Московского, "душу свою человек не до глубины видит"408. "Если бы Господь открыл до дна твою душу, то, может быть, ты отчаялась бы", - пишет игумен Никон (Воробьев) духовной дочери409.

В других очерках мы говорили, что грех закабаляет и усыпляет душу, как дурманное зелье, делая человека неспособным распознать страсть и что-либо предпринять. Нежелание, лень и уныние - тоже постоянные наши спутники. Они овладевают душой и расслабляют ее.

Нередко встречается ситуация, когда, отвоевав у страстей часть своей души, отказавшись от многих грехов и приучив себя к положительным навыкам (скажем, внешнему постуi, ежедневному молитвенному правилу и т.п.), христианин позволяет жить в своей души многим незначительным, на его взгляд, грехам. Тогда расслабленную душу, потерявшую внутренний огонь, осаждает ставшие жестокими некогда "мелкие" страсти, в проломы и дыры вторгаются давно забытые и еще невиданные грехи. "Апокалипсисом мелкого греха" назвал подобную ситуацию архиепископ Иоанн (Шаховской). Человек ввергается в мрачную бездну. Повалявшись в лужах и канавах, расточив все имение (ср. Лк. 15, 13), душа начинает стонать от тихого, но неумолимого голоса совести, требующего признать падения и раскаяться. Тут-то восстает доселе молчавшее покаянное чувство, и душа возвращается в объятия Отчие. Шаг за шагом отвоевывается законное пространство... Но вот - долгожданный мир восстановлен. Что же дальше? Мы подходим к Рубикону, разделяющему духовное от мирского (точнее, бесовского) (ср. Иак 3, 15), и останавливаемся, оставляя жить и действовать врагов - "младенцев вавилонских" (Пс. 136, 9).

Рубикон, означенный нами, в православной аскетике носит имя Покаяния. "Покаяние - это грань, лежащая между грехом и свободой... Покаяние является подлинным изменением души и притом изменением всецелым и динамически развивающимся"410.

На практике это динамическое развитие заметить почти невозможно. Не всякое раскаяние, как мы пытались показать выше, есть покаяние. Выходит, мы служим двум господам (ср. Мф. 6, 24), как бы разделяя свою волю и мысли. "Личность грешника расщеплена надвое: одна личность в нем - идеальная, духовная, желающая праведности; другая - реальная, плотская, погрязшая в грехах411. И как собрать свою личность воедино? Ведь истинное покаяние совершается только под действием свободной воли, а у грешника она порабощена грехом. Эпизодические раскаяния никого не должны вводить в заблуждение. Покаяние должно стать "самоопределением в свободе"412.

Перерождение и изменение человека может произойти под воздействием мощного внешнего фактора, помноженного на внутренние чувства, но может и не сопровождаться раскаянием. Под влиянием тяжелой болезни человек может круто изменить взгляды на жизнь, стать лучше и добрее, но подлинного преображения при этом может и не быть. У героя Ф.М.Достоевского Раскольникова произошло "перерождение" без покаяния, когда он глядел на ослепительную степь413.

Один наш знакомый после тяжелейшей автомобильной аварии перенес клиническую смерть. Это очень сильно отразилось на его мировоззрении. По его же признанию, он стал добрее к людям, материальные интересы отодвинулись на задний план, сквозь пелену суеты более отчетливо стали проглядывать вечные ценности. Тем не менее, полного преображения души, сопровождающегося приходом к Богу заметно не было. Надеемся, что в оставшееся время земной жизни этот путь будет пройден: недаром же Господь продлил его дни.

Творцом устроено так, что даже малые дела и помыслы значимы для духовной жизниi. А сокровенные душевные движения на весах Вечности могут перевесить "крупные" поступки.

"Человек не обречен на небытие и уничтожение; он призван к преодолению стихии земного существования и к вечной жизни, в которой приобретает безусловное оправдание и смысл весь пройденный им жизненный путь"414. И если важен весь жизненный путь со всеми "мелочами", тем более важен последний отрезок жизни, поскольку, "В чем застану, в том и сужу" – говорит нам Господь.

Как правило, смертельная болезнь приходит к человеку в пожилом возрасте. Обычно у перешагнувшего семидесятилетний рубеж такой недуг воспринимается как нечто должное. Но если тяжелое заболевание поражает человека более молодого, отношение к недугу будет совсем иным.

Вероятность летальногоii исхода - один из основных параметров, оцениваемых больным при постановке ему диагноза. Следовательно, возможная смерть и будет являться тем глобальным фактором, который заставляет человека переоценить все свои жизненные достижения, иначе взглянуть на итоги пройденного пути. Все, что радовало и интересовало раньше, становится незначительным, скучным и пошлым, потрясая своей пустотой. "В лесу жечь костер - не хочется. Оказаться в Париже не хочется. Все осталось там, где-то, опустился занавес, и я очутился по эту сторону... Ничего больше не хочется, как только лечь, закрыть глаза и лежать ни о чем не думая" - так говорит герой В.Солоухина, узнавший о своей неизлечимой болезни415.

Часто первой реакцией на такое известие бывает состояние, близкое к оцепенению. Находящиеся в постоянном движении воля и чувства застывают в параличе на некоторое время, не зная, куда же двигаться.

Мужчина средних лет рассказывал нам, что первой реакцией на известие о тяжелом заболевании крови у него было состояние, похожее на анабиоз. На некоторое время, порядка двух дней, в душе образовалась необычная пустота. Пропал интерес ко всему, но где-то глубоко в душе совершалась работа, не контролируемая сознанием. Как образно выразился сам человек, это совесть выбиралась из завалов и нагромождений, чтобы возвысить свой голос. Далее последовала уже мыслительная работа, сопровождаемая чувством тоски, холода и одиночества. Побуждаемый голосом совести и верой, человек сделал правильные выводы, поборол свой страх и начал осознанно готовиться к смерти. Он признавал, что, хотя считал себя верующим, но всю жизнь провел в суете, редко бывая в храме, не прибегая к Таинствам. Предсмертная болезнь приоткрыла суть всех вещей в мире, оставляя главное и безжалостно отметая второстепенное.

Один протестантский автор, перенесший тяжелейшую болезнь и терминальное состояние, впоследствии утверждал, что время недуга было счастливейшим временем его жизни. Исчезли мелкие заботы, амбиции, суетные желания, поиск славы и почета. Каждый день был наполнен духовной радостью416. Православный христианин, имеющий доступ к богатейшим сокровищам даров Церкви, тем более может обрести источник сил и совершить Восхождение, поскольку в рамках христианского миропонимания "смерть - это дверь в пространство вечности. Смертельная болезнь - это чрезвычайно значимое событие в жизни, это подготовка к смерти и смирение со смертью, это покаяние и шанс вымолить грехи, это углубление в себя, это интенсивная духовная и молитвенная работа, это выход души в определенное качественное состояние, которое фиксируется в вечности"417.

Серьезным препятствием для человека в подобной ситуации бывает привычка к комфортному сосуществованию со страстями и теплохладность. Таким людям труднее мобилизовать все силы даже на последнем отрезке жизни, не размениваясь на жалобы и саможаление.

***

Без права на ошибку.

Предсмертная болезнь - распутие, на которое выходит человек. Тут он должен выбрать правильный путь, и права на ошибку у него нет.

Известен случай, когда тяжелая предсмертная болезнь, сопровождаемая мучительными физическими страданиями, укорами совести, страхом смерти, привела к глубокому покаянию одного из самых ревностных советских атеистов, принимавшего участие в убийстве священнослужителей и разрушении храмов. Он вызвал в больницу Святейшего Патриарха Алексия I и в течение двух часов исповедывал свои злодеяния418.

Для тех, кто сохранил веру, но слабо воплотил ее в жизнь, это распутие позволяет сосредоточить все духовные силы в стремлении к Богу. "Пребывая в вере во Христа, в смиренном уповании на беспредельную благость Божию, человек в последний решающий момент жизни становится открыт для вечности и достигает переживания такого внутреннего величия и мира, которыми освящается вся его минувшая, сознательная жизнь"419.

Покаяние должно подействовать на одно из неотъемлемых свойств человека - страх перед смертью, преобразив его в подлинно христианский страх смертный. Даже многие светские психологи отмечали, что страх является неотъемлемым качеством душевной жизни человека. "Надежда на возможность прожить без страха является иллюзией, он содержится в нашем существовании и является отражением нашей зависимости и нашего знания о неизбежности смерти", - пишет немецкий психиатр Ф.Риман420.

Страх смертный является не душевным, но духовным качеством человека, преображенным свойством его падшей природы. Его свойства необыкновенны и спасительны. "Посвящение себя Богу и любви, исследование законов природы, аскетический образ жизни и философские познания едва ли устраняют страх, но помогают его переносить и, может быть, делают более плодотворным наше развитие"421.

Данное описание, конечно, схематично. В жизни все бывает сложнее, с падениями, отступлениями, непониманием, внутренним и внешним протестом. И если, по мнению практических психологов, "проблема переживания человеком жизненных неудач, конфликтов, кризисов остается в психологии "terra incognita"i, а многие ее важнейшие составляющие не разработаны даже на уровне гипотез"422, то тем важнее принятие четких установок православной аскетики, освещающей эти темные коридоры.

В указанной ситуации психология переживания должна подчиниться духовным целям, поскольку времени на "раскачку" не отпущено. И если человек следует влечениям своей неустроенной души, то в комплексе с психической и физической астениейii, всегда вызываемой глубоким недугом, это приведет к нарастанию разрушительных тенденций. Астению вызывают такие факторы, как прием токсических препаратов, оперативное вмешательство, интоксикация. Проявляется она слабостью, повышенной утомляемостью, угнетением настроения. Само по себе это состояние не играет решающей роли в возникновении душевного кризиса. Но если человек следует греховным влечениям, то в комплексе с астенией разрушительные тенденции нарастают в геометрической прогрессии. Некоторые люди в такой ситуации становятся деспотами для окружающих, тираня их своими капризами, другие обращают агрессию внутрь. Иногда возникает, точнее, предлагается врагом нашего спасения, мысль о самоубийстве.

Стадии, которые проходит человек, узнавший о смертельном недуге, описаны в классической литературе (Е.Кюблер-Росс):

1. Отрицание.

2. Протест.

3. Просьба об отсрочке.

4. Депрессия.

5. Принятие.

Как отмечает исследователь, эти фазы в неизменном виде могут быть применимы лишь к неверующему человеку423. Но если в классическую схему вторгается глубокая духовная работа (или она уже проделана в течение жизни), все подобные построения окажутся неверными. Человек, который в полную грудь дышит живительным воздухом Православия, не вписывается в условные рамки, ибо "на таковых нет закона" (Гал. 5, 23).

Для того, кто внутренне решился преодолеть кризис, выйти из него (в жизнь или в вечность) в ином духовном качестве, можно предположить иную схему.

Первый этап - принятие реальности внешней в соответствии в реальностью внутренней: "да, я тяжело болен, да, я грешен".

Второй этап - рождение в душе чувства смирения со всем происходящим и одновременно нарастание активного противодействия греху. Именно на этом этапе человек должен найти твердую опору в Боге, наполнить жизнь новым смыслом. На этом же этапе нужно сформировать новую, приемлемую модель поведения в оставшееся время жизни с учетом отпущенных физических возможностей. Душевной жизни также надо отдать должное, при этом четко определив, от чего нужно отказаться. Многие врачи могут привести примеры, когда инвалидизация стимулировала развитие внутреннего мира. Порой человек, лишенный ног или зрения, становился центром гармоничных семейных или коллективных отношений.

Удивительно, но реакция резкого неприятия тяжелой болезни характерна для тех людей, которые всю жизнь любили болеть: понемногу, с пользой для себя, как бы играючи. Но попав в экстремальную ситуацию, они испытывают ужас и страх. Лицо смерти и страдания для них незнакомы.

Здесь важно влияние на семейную, сексуальную сферы, а также на господствующие интересы и развлечения. Современная "цивилизация досуга" порождает уродливые явления.

Нам приходилось общаться с заядлым филателистом, стремительно терявшим зрение в результате неоперабельной глаукомы. Он впал в депрессию с мыслями о самоубийстве, поскольку болезнь отнимала у него самое, как ему казалось, главное: возможность видеть и коллекционировать марки, которые превратились для него в идола. Перевести внутренний взор со своего хобби на участь в вечности ему не хотелось. Марки стали сверхценным миром, затмевающим мысли о спасении. И невозможность жить в мире своих интересов вызывала реакцию отторжения от жизни.

Как видим, для возникновения аутоагрессии уже была подготовлена почва: отсутствие духовных установок и сверхценное психологическое увлечение (филателия).

В психологии известен принцип: нереализованная внутренняя потребность усиливается и вызывает напряжение. Не умея решить эту проблему иначе, некоторые философы утверждали, что лучший способ избавиться от желания - удовлетворить его. Православная аскетика знает и другие способы работы с желаниями: во-первых, отсечение (если они греховны), и преображение (если они естественны, но имеют несоразмерную величину или неверную направленность)424. Человек, незнакомый со смирением, каждое ограничение своей жизнедеятельности встречает протестом. У него может возникнуть парадоксальная реакция: повышенная потребность в том, чего нельзя (необоснованная гиперболизация). Психотерапевт А.Полеев описывает людей, которые стремились во что бы то ни стало таскать тяжести после операции. Иначе они ощущали себя неполноценными. Другие специально нарушали диету после резекции (частичного удаления) желудка, чтобы быть "как все"425.

Деструктивныеi тенденции особенно характерны для людей, всю жизнь стремившихся к комфорту (хотя чаще всего это не роскошь, а именно состояние некоей теплохладности, "ни нашим, ни вашим").

И тогда не только вероятность летального исхода мучает человека. Осознание того, что в оставшиеся дни земной жизни существует высокая вероятность испытывать боль, быть прикованным к постели, фактически став инвалидом, проводить длительное лечение, возможно, согласиться на операцию, приводит человека в замешательство.

Пришло время задать набивший оскомину вопрос: говорить ли умирающему правду о его состоянии?

Врач-хирург, долго корпевший над непонятным больным, заподозрил у него онкологическую патологию. Настоял на биопсииii и с нетерпением ждал результата. Когда он узнал, что его догадки подтвердились, он прямо-таки с радостью ворвался в палату к своему пациенту с сообщением: "У Вас рак!"

Что ж, этого врача можно понять: перед ним интересный случай из практики, сложный диагноз, который удалось разгадать. Однако подобный восторг в присутствии больного, мягко говоря, был неуместен. Мы приводим этот случай, чтобы высветить одну из крайностей в решении этого вопроса. Другая крайность - обман больного, упрямое желание пощадить его чувства из гуманистических соображений. Но истина, как всегда, посредине. Обманывать больного, скрывать его положение является грехом для врача и окружающих. Но ни один больной не похож на другого, и каждого надо прочувствовать.

Митр. Антоний (Блум), который был военным хирургом и видел очень много смертей, считает, что предупредить человека о предстоящей смерти можно только после подготовки: «Сказать человеку: «Друг мой, над тобой висит смерть», - значит, что ты с ним должен пройти этот путь, это уже ваше общее... Сказать: «Ты умираешь, но смерть не конец, а начало» – можно очень зрелому человеку. Но что можно сделать – это постепенно готовить человека к тому, что смерть перед каждым из нас лежит, поделиться с ним чем-то, что может его укрепить»426.

Изучение психологии показывает, что сам заболевший редко теряет надежду, но при этом чрезвычайно сильно зависит от окружения и внешних обстоятельств427. Врач должен чувствовать горе больного и родственников, однако "умирание" с каждым пациентом и сентиментальность сокращают жизнь самому доктору. Христианское врачевание придерживается золотой середины: с одной стороны, дистанцироваться, отстраняться от больного, ибо невозможно подарить свою жизнь тому, чья жизнь в руках Божиих; а с другой стороны - быть рядом, чтобы помочь принять трагическую неизбежность болезни или смерти"428.

Врач-онколог восклицает в статье по медицинской этике: "Не наши русские больницы не созрели для правды, а мы – русские доктора – не были выучены для высокой миссии говорить правду, мы не были готовы"429. Этот же автор приводит несколько случаев, как московские "светила" откровенно обманывали приехавших из провинции пациентов, убеждая в отсутствии онкозаболеваний, оказывая медвежью услугу самим больным и ставя в неудобное положение медиков на местах

Поддержка близких, участие врача, медицинского персонала – чуть ли не единственный способ борьбы с явлением под названием "госпитализм". За этим термином подразумевают широкий круг изменений человеческой психики непатологического свойства, связанных с длительным пребыванием больного в стационаре. Находясь в больнице, человек оказывается на длительное время в условиях ограниченного пространства, сниженной нагрузки, вне привычных лиц и условий.

Действительно, лечение как одно из средств спасения души должно оказывать благотворное влияние и помочь смириться с неблагоприятным исходом. Тут особенно важен внутренний мир человека, его вера и доверие к Богу. "При страданиях чаще всего просыпается совесть грешника и тогда она в них находит успокоение"430. Поэтому не следует забывать, "что нередко и болезни и страдания - наивысшая милость, оказанная нам, и человек, претерпевший болезнь покорно и с благодарением, будет в Царствии Небесном благодарить за нее Бога, как за самую высшую награду"431. Мало у кого из современных людей найдется в душе та степень доверия к Богу и преданности Его воле, которая позволит не искать поддержки извне. Поэтому практически любому необходима элементарная психологическая помощь, такт и чутье со стороны окружающих, чтобы, по слову академика А.А. Кассирского, "не ушибить" больного неумело или не вовремя высказанной правдой о болезни432.

В современном мире существует тенденция "изгнать" смерть и страдания из своего сознания. Заболел – в больницу, там же многие и заканчивают жизнь. Нередко тело умершего не лежит в доме, "родные его не видят, с ним не остаются и не прощаются. На кладбище ходят все реже"433.

Известно, что в США хорошо поставлена психологическая реабилитация инвалидов, тяжело больных и умирающих, прекрасно организован досуг. Но существует опасность подмены духовных потребностей легко доступной сферой потребления душевно-телесных благ. Цивилизация потребления и досуга порабощает человека, делая его слугой своих ценностей, и даже на пороге смерти эти щупальца мертвой хваткой держат свою жертву.

Православная аскетика и психология, не сбрасывая со счетов душевную поддержку, настраивает на подлинно значимые цели земного пути человека. Проведя всю жизнь с ориентацией на мнимые блага, порой и перед смертью трудно восстановить цели своего существования "в плане его истинного и вечного предназначения"434. И все же это время как нельзя больше подходит для того, чтобы задуматься о вечности.

"Мы, здоровые, довольно далеко отстоим от Бога, а обреченные на смерть люди к Нему очень близко. Каждый раз, когда вы приходите к постели больного, помните: мы просто не видим, что на этой же самой койке сидит Бог"435.

Физическая боль может уходить на второй план на фоне глубоких душевных страданий, и этому есть много жизненных примеров.

Реакция "отрицания, приуменьшения тяжести своего состояния, анозогнозия, убежденность, что диагноз является ошибочным"436 описана у большинства исследователей как первый ответ человека на известие о неизлечимой болезни. И действительно, из эвдемонической культуры, где наслаждение признается смыслом и целью, изгнана мысль о вечности. "Сведение всего смысла жизни к обыденному уровню означает, что личность перестает расти духовно и развиваться"437. И если человек не обретет незадолго до смерти смысла своего бытия, потом может быть уже слишком поздно. Если же на последний отрезок жизни накладывается тяжелое заболевание, несущее моральные и физические страдания, то это скорее является милостью Божией, которую человек должен максимально использовать. Но идолы, которым он служил всю жизнь, жестоко сопротивляются, гипертрофированное желание иметь и обладать требует себе поклонения. Альтернативой желанию "иметь" является принцип "быть"438. Следовательно, стремление личности к комфорту и наслаждению является отказом от пути духовного становления. Это и есть пространный путь, ведущий в погибель (ср. Мф. 7, 13)

Возможно, за чертой жизни это самое желание "иметь" будет терзать душу, не находя удовлетворения, становясь для нераскаянного грешника "огнем неугасимым" (ср. Мк. 9, 43). Привыкший конформноi реагировать на все жизненные ситуации человек перед лицом смерти становится перед выбором, да еще и в условиях максимальной телесной несвободы, порождаемой болезнью. Отсюда и вытекает чувство бурного протеста, неприятия известия о смертельном недуге.

Все это и является причиной проявления агрессивности. Как уже отмечалось ранее, агрессия может быть явной, направленной вовне, на окружающих, и скрытой, обращенной внутрь себя. Последнее в каком-то смысле еще опаснее, поскольку может привести к суицидальнымii попыткам. Болезнь может активизировать агрессию, к которой человек был склонен всю жизнь. Чаще за бурным чувством протеста скрывается внутренняя неуверенность, отсутствие прочной жизненной "опоры", мировоззренческий вакуум439.

Верующий человек, по завету святых Отцов, должен рассматривать все возможные варианты своей судьбы, быть нравственно и психологически готовым к любым ее поворотам. Неприятное известие хотя и потрясет его, но не вызовет бурю в стакане воды (смирение не отменяет активной позиции к внешнему миру, а лишь гармонизирует отношения). Необходимость в последний раз погрузиться в глубины своей души для него осознанна. Этот путь он проходил много раз. Теперь, в оставшиеся месяцы или дни, предстоит более глубокое исследование своего внутреннего мира, сопровождаемое сугубым покаянием.

Для верующего нехарактерно чувство протеста перед совершающейся волей Божией. Большинство же представителей "цивилизованного" мира исполнены страхом перед неизвестностью.

В клинической практике у психически здоровых людей аутоагрессивное поведение встречается чаще всего при наличии длительного и выраженного болевого синдрома. Но мысли о самоубийстве могут приходить не только на основе эгоистических мотивов: "мне плохо, поэтому мне лучше умереть". Выделяют и альтруистический тип суицидального поведения440. Уйти из жизни пытаются и "для блага семьи", или по другим мнимым мотивам "общественного блага". Искуситель может подсунуть самые красивые формулировки: "обуза для родных", "чтобы дети не видели, как я мучаюсь"... При этом напрочь игнорируется участь собственной души в вечности.

Об эвтаназии мы писали довольно подробно в своей книге "О небесном и земном"441. Но тема эта достаточна актуальна, и мы продолжаем ее развитие. Напомним, что термин "эвтаназия", или "эутаназия", ввел английский философ Фрэнсис Бэкон (1561-1626) для обозначения легкой, безболезненной смерти. Современные юристы толкуют этот термин как удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действиями и средствами, в том числе прекращением искусственных мер по поддержанию жизни. В связи с этим различают активную и пассивную эвтаназию. За время существования эта проблема породила два непримиримых лагеря: сторонников и противников эвтаназии. Обе стороны аргументируют свою позицию прежде всего соображениями морали. Однако противники стоят на позиции христианства, а сторонники руководствуются гуманистическими соображениями. Напомним один из главных принципов гуманизма: только жизнь есть благо, страдания же должны пресечься смертью, по возможности легкой. Сам термин "легкая смерть" использован в "Декларации об эвтаназии" от 5.05.1980. В ней сторонники этого "метода" снимают маску, прямо заявляя о том, что эвтаназия – убийство с помощью безболезненного метода для збегания трудностей жизни, которая считается "нечеловеческой" или "недостойной человека"442.

Следует дать себе отчет, что Православная Церковь не призывает к продлению жизни человека всеми методами, пусть даже в ущерб его сознанию и человеческому облику. Митр. Антоний (Блум) говорит: «Да, жизнь – высшая ценность, но является ли жизнью простое ее дление? Да, для христианина смерть – последний враг, которого надо победить, но является ли победой над смертью простое поддержание жизни в ком-то, в ком ее не осталось?»443 Православный христианин хочет, чтобы смерть постигла его тогда, когда он обратился к Богу, покаялся, пролил слезы, принял Таинства. В связи с этим поддержание биологической смерти представляет имеет мало ценности. Но и прерывать ее искусственно – тяжелый грех, рассматриваемый как убийство или самоубийство.

Результаты опроса онкологических больных, онкологов и рядового населения об их отношении к эвтаназии внушают опасения, что "в случае узаконивания эвтаназии… врачи онкологи и интернисты, которые традиционно не имеют достаточных знаний о диагностике и терапии депрессий, могут соглашаться помочь больному расстаться с жизнью даже в тех случаях, когда больной… нуждается в лечении депрессии и не способен адекватно оценивать ситуацию444.

У тяжелобольных людей самоубийство почти никогда не бывает целью, как скажем, у Кириллова в "Бесах" Ф.М. Достоевского. Чаще всего это средство, "обслуживающее иной, вышестоящий мотив, причем не смертельный, а вполне жизненный. Парадокс самоубийства заключается в том, что прекращение жизни наполняется для самоубийцы морально-психологическим смыслом"445.

Выделяют четыре основных фактора, имеющих значение для решения вопроса о прекращении жизни больного, находящегося в терминальном состоянии: наличие у больного упорных, непереносимых болей, трудностей в самообслуживании, чувства бессмысленности продолжения жизни, переживания по поводу того, что он - тяжелое бремя для всей семьи446. Проводившиеся американскими врачами исследования показали, что на отношение к эвтаназии значительно влияет вероисповедание больного. Неприемлемой при любых условиях эвтаназию считали респондентыi христианского вероисповедания447. У них же значительно ниже процент выявленных депрессий при тяжелых заболеваниях, наличие депрессии - мощный провоцирующий фактор для сведения счетов с жизнью.

Мнение Русской Православной Церкви по отношению к эватаназии высказано на Юбилейном Архиерейском Соборе: "Церковь, оставаясь верной соблюдению заповеди Божией "не убивай" (Исх. 20, 13), не может признать нравственно приемлемыми распространенные ныне в светском обществе попытки легализации так называемой эвтаназии, то есть намеренного умерщвления безнадежно больных (в том числе по их желанию)"… Таким образом, эвтаназия является формой убийства или самоубийства"448. В Заявлении Церковно-общественного совета по биомедицинской этике "О современных тенденциях легализации эвтаназии в России" сказано, что применение эвтаназии приводит к криминализации медицины, к поруганию бесценного дара человеческой жизни, к умалению достоинства врача и извращению смысла его профессионального долга449.

"Я благоговею перед жизнью"ii - девиз лучших представителей современного гуманизма. Но жизнь без Христа - смерть, а смерть во Христе - единственно верное приобретение (ср. Флп. 1, 21). Служителей гуманизма стремятся примирить человека с миром не согласуется, христианство же призывает к примирению с Богом. Американская передовая наука, при всех своих мощных средствах, позволяющих "скрасить" последние дни человека, не постигает глубин его предназначения, порой сознательно уводя его от покаянных мыслей. Психолог, при помощи современных методик, укрепит вас в самооправдании, поможет свалить вину на окружающих, предоставив возможность пожурить себя самого за мелкие проступки. На вооружении стоят и мощные психотехнологии, порой позволяющие манипулировать сознанием, причем их уровень "растет не по дням, а по часам, чего никак не скажешь о профессиональной этике самих психологов и психотерапевтов"450.

Есть опасность, что пациент окажется незащищенным от грубой лжи, и даже "психологической интервенции" там же, не позволяющих ему реализовать свободу выбора.

Можно спросить: что плохого в физической и психологической помощи умирающему? Конечно, ничего дурного в этом нет, если не применяются насильственные методы. И все же, на наш взгляд, служение гуманиста, пусть даже самого доброго и внимательного, может лишь успокоить человека. Служение же глубоко верующего позволяет ощутить тихое веяние вечности, поскольку "Где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них" (Мф. 18, 20). Духовный огонь незримо согреет даже ожесточенное сердце, и любовь будет сильнее любых слов о Христе и Церкви. Дух Святой будет проповедовать через дела, руки, глаза и сердце, наполняя их дыханием Жизни.

Истинное милосердие - не просто человеческое качество, а дар Божий. Ни один, даже самый добрый человек, не способен собственными усилиями достичь этого духовного качества. В душе добро всегда перемешано со злом. "Кажусь я людям милосердным; но с точностию поверив себя, исследовав себя, нахожу в себе одну глупую личину милосердия. Милосердствует во мне тщеславие; милосердствует во мне корысть; милосердствует во мне плоть; милосердствует во мне кровь; но чтоб подвигала меня к милосердию заповедь Христова, чистая, святая, - этого я не нахожу в себе", - сетует свт. Игнатий451. В наше время провести закат своей жизни в присутствии истинно милосердного человека - удивительный дар Божий, награда за терпение.

Отсюда напрашивается вывод, что с точки зрения облегчения земных страданий психологическая помощь действенна и необходима. Но с точки зрения участи души в вечности результаты могут быть ничтожными или даже отрицательными. Последние дни жизни лучше посвятить подготовке души к исходу, а не хобби, развлечениям и самоутешению. Финальный отрезок пути должен стать восхождением на гору Фавор, где в итоге просияет свет Преображения. Это путь трудный, по крутому каменистому склону, но исполненный покаяния и надежды.

В заключении хотелось бы привести слова о времени умирания Константинопольского патриарха Афинагора I: "Я хотел бы умереть после болезни - достаточно долгой, чтобы успеть подготовиться к смерти, и недостаточно длительной, чтобы быть в тягость своим близким. Я хотел бы лежать в комнате у окна и видеть: вот смерть появилась на соседнем холме. Вот она входит в дверь. Вот - она поднимается по лестнице. Вот уже стучит в дверь. И я говорю ей: войди. Будь моей гостьей. Дай мне собраться перед дорогой. Присядь. Ну, вот, я готов. Идем!"452.

Музыка души и гармония небесных сфер.

"Пойте Богу нашему, пойте. Пойте Цареви нашему, пойте. Яко царь всея земли Бог, пойте разумно" (Пс. 46: 7-8)

Оптинский Старец Никон (Беляев), размышляя над строками Псалтири, однажды написал: "Десятиструнная псалтирь – это человек с его пятью внешними и пятью внутренними душевными чувствами, на которых как бы на десяти струнах и должен человек петь Господу, т.е. жительство свое проводить согласно с заповедями Божиими, чтобы все поведение, вся жизнь была как бы постоянным пением Божественным. "Пою Богу моему дондеже есмь" (Пс. 103, 33)453.

Каждый человек, подобно музыкальному инструменту, исполняет мелодию. Но всегда ли она согласуется со звучанием Божественной гармонии? Конечно же нет. Чаще всего наш инструмент издает "неопределенный звук" (ср. 1 Кор. 14, 8). Тот же оптинский старец любил повторять, что "когда струны псалтири не настроены как должно, когда они звучат не в тон, несогласно, - невозможно на ней играть. Так и у человека, когда его чувства не приведены в согласие и не имеют общего согласного устремления к Богу, …тогда не может он издать стройных звуков духовной жизни, не может всею жизнью, всем поведением, всеми чувствами своими воспеть песнь святую, песнь Божественную"454.

Для настройки музыкальных инструментов существует камертон. Для совершенствования души таким камертоном является Евангелие. Православный христианин может также обратиться к опыту Святых Отцов, которые уже прошли этот путь, настроили инструмент своей души на правильный лад и воплотили гармонию в своей жизни. Причем как настройщику рояля не придет в голову изменять камертон, чтобы под него подходил звук инструмента, так и мы не Евангелие должны подстраивать под себя, а самим пытаться дорасти до него, зазвучать в унисон этой Книге. Причем под Евангелием мы понимаем здесь не только четыре книги, написанные Апостолами, но и всю Благую Весть, все дыхание Святого Духа, Который до наших дней живет и действует в Церкви455. Верующий человек, приняв Божий Огонь и предоставив ему гореть неугасающим углем в глубинах своего сердца, "внемлет здесь как бы голосу "регента", дающего "тон" всем отдельным "голосам души""456.

Однако даже на правильно настроенном инструменте нужно научиться играть. В начале этого обучения весьма важными могут оказаться самые незначительные, казалось бы, детали: посадка, постановка пальцев и т.п. В Православии вообще многое дается "на вырост". Уже потом, на вершинах духовной жизни станет понятно, зачем нужно столь сложное богослужение, церковно-славянский язык и т.д.457. Так и в музыке. Лишь достигнув определенного мастерства, музыкант может обрести внутреннюю свободу, выражаясь через мелодию. Но путь к такой свободе может быть длиною в жизнь.

Ошибкой было бы считать, что всё имеющееся у нас своеобразие ни для чего не нужно. Создавая портрет обоженного человека, свт. Григорий Богослов писал о Василии Великом: "…Кто был столь же приятен в собраниях… кто мог увлекательнее его беседовать? Кто умел шутить столь же назидательно, порицать столь же деликатно, не делать из выговора разнос, а из похвалы – потакание, но и в выговоре, и в похвале избегать неумеренности?.."458. Как отмечает по этому поводу исследователь, "человек обоженный может и увлечься беседой, и пошутить, и сделать выговор, однако во всем он соблюдает умеренность. Даже достигнув вершин духовного совершенства, святой не утрачивает свойств обычного человека, но каждое его действие, каждое движение наполняется божественным присутствием"459.

Святые могли быть самыми разносторонними людьми. Так, свт. Филарет (Дроздов) хорошо играл на арфе, писал стихи, разбирался в искусстве, интересовался шахматами и т.п. Свт. Феофан Вышенский работал на токарном станке, занимался переплетным делом, фотографией, писал иконы, прекрасно знал светское искусство, интересовался медициной. Находясь в затворе и живя высочайшей духовной жизнью, он часто давал советы, поражающие своей точностью и даже необычностью. Святитель очень хорошо представлял себе, кому именно адресуется послание - простому крестьянину, образованному интеллигенту или опытному в духовной жизни монаху. Вспоминаются слова ап. Павла: "Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими" (Рим. 12. 15), а также высеченная на могиле преп. Амвросия Оптинского эпитафия: "Для всех был всем, чтобы спасти, если можно, хотя бы немногих"i. Те советы, которые давались этими святыми людьми, были четко настроены на те струны души, которые могли зазвучать у людей, к которым были обращены460. В Православии найдется место любому человеку, но вот для того что он нашел это свое место, нужно потрудиться, и прежде всего - людям, рядом с которыми он стоит в храме, и священнику этого прихода.

Очень точно отношение Православия к человеческой личности выражает слово "преображение". Все, что имеются у человека, должно быть не уничтожено, не вырвано с корнем, но возвышено и преображено. «Суровый человек и святым будет суровым, - говорит митр. Антоний (Блум), - а мягкий человек будет мягким святым. Но суровость без любви - одно, а суровость с любовью - другое. То есть суровость при глубокой любви может превратиться в очень большую строгость к себе, в стройность жизни или хотя бы перестанет быть мучением для других. Судя по тому, что мне приходилось читать, я не думаю, что человек просто делается иным в том смысле, что его природные свойства или дарования меняются на обратные; но все же они меняются. Скажем, мягкость может быть слабостью или состраданием, сочувствием, лаской; и вот, слабость должна уйти, а ласка, сострадание должны ее заменить. Наши свойства сами по себе большей частью нейтральны, и поляризуются в зависимости от того, в какую сторону мы смотрим, каков наш идеал, какова наша направленность»461. "Бесстрастие - "апатия" - не стоическая невозмутимость, а именно свобода от страстей. Сама эта недвижность ко греху есть следствие всецелой устремленности к Богу, уязвленности горнею Любовью"462. Так, по мысли св. Иоанна Златоуста, "разврат происходит не от чего иного, как от недостатка любви, и пламень любви сжигает душевную нечистоту"463. По сути истинный антоним похоти не скопчество, а любовь: "Похоти противостоит любовь к Богу" – утверждает преп. Максим Исповедник464.

Конечно, какие-то ноты, или музыкальные темы, нам более близки, некоторые нам знакомы с рождения. Любой певец знает сильные стороны своего голоса, его особенности, и стремится их использовать, работая при этом над слабыми местами. Там и в душевной жизни: что-то нам дается легче, что-то с трудом.

Действительно, каждый из нас несет на себе отпечаток наследственности, окружающего влияния, а также самовоспитания. Приходя в Церковь, человек далеко не сразу освобождается от "прошлого наследия". Быть может, от него и не следует освобождаться полностью. История знает множество примеров того, как светский музыкант, придя в Церковь, становился духовным композитором и исполнителем, художник использовал свой талант в иконописи, а поэт реализовывал свои способности в церковной гимнографии.

Классический пример – история с поступлением в монастырь великого гимнографа Православной Церкви преп. Иоанна Дамаскина. Когда он был правителем Дамаска, его оклеветали за почитание икон, лишили должности и отрубили руку. После молитв перед иконой Божией Матери рука чудесным образом исцелилась. Когда обнаружилась клевета, Иоанну предложили снова вернуться на пост градоправителя, но он раздал все имущество и удалился в Лавру Саввы Освященного, чтобы стать монахом. Его прекрасно знали как человека ученого и знатного, и никто не решался взять его себе в ученики. Наконец, один старец принял Иоанна, но с условием, чтобы он оставил любимое занятие – сочинение священных гимнов. Иоанн долго исполнял это требование, но однажды, желая утешить безутешно скорбящего об умершем брате монаха, сочинил дивные погребальные стихиры, до сих пор исполняющиеся над усопшими. За нарушение обета старец прогнал Иоанна, считая это дерзким проявлением гордыни. Поскольку послушник умолял о прощении, наставник предложил унизительное условие: убрать все нечистоты в обители. После того как Иоанн безропотно выполнил задание, пораженный старец снова принял его к себе и уже сам назначил ему дело на всю жизнь – сочинять священные песни465.

Мы хорошо знаем, что весь окружающий нас мир звучит. Но порой не слышим, что за обычными, различаемыми человеческим ухом звуками, есть и другие, воспринимаемые слухом духовным466. Это хорошо видно на примере окружающей нас природы, которая даже в полном молчании может петь хвалебную песнь Богу.

Свт. Иоанн Златоуст говорил, что может бесконечно наслаждаться природой, внимая ее гармонии, глядя, как каждая былинка прославляет Творца. Замечательно об этом пишет Ф.М. Достоевский: "Ночь светлая, тихая, теплая, июльская, река широкая, пар от нее поднимается, свежит нас, слегка всплеснет рыбка, птички замолкли, все тихо, благолепно, все Богу молится"467.

Общаясь друг с другом, люди могут "издавать" слаженные или неслаженные звуки, составляя "как бы дуэт, трио, квартет, оркестр, хор… Межличностные отношения можно сравнить с мелодией, которую следует изучать как музыкальную композицию. Музыку делают не отдельные звуки; только их связь между собой образует мелодию. Употребление слов и других сигналов, а также их интерпретация следуют из взаимодействия и поведения лиц, участвующих в общении"468. Так из многих частей: взглядов, жестов, слов, мыслей, молитвы, сопереживания, отвержения и т.п. рождается процесс общения. И конечный итог – феномен самого общения – неизмеримо больше, чем просто сумма его частей.

Согласие будет возможно только в том случае, если каждый участник будет совершенствоваться, внимательно и смиренно вслушиваться в общую мелодию, следовать гармонии и слушаться дирижера.

Настрой души значительно влияет на межличностные отношения. У каждого найдется немало примеров того, как легко ему бывает общаться с определенным человеком, хотя другие могут называть его "трудным" и "сложным". Напротив, с добрым, замечательным во всех отношениях человеком нам может быть скучно. Во многом такое разное восприятие обусловливается родственностью душ. Стоит такой душе воспроизвести звук, как наше сердце мгновенно отвечает на этот зов, как откликается струна арфы при нажатии определенной клавиши пианино469. Именно так очень часто возникает дружба или даже любовьi. "Хорошо мне сейчас с вами, - сказал однажды преп. Варсонофий Оптинский своему ученику, - ибо души у нас звучат в один тон"470.

"На взаимном чувстве или понимании наших душ друг друга основывается действие или бездействие проповеднических слов; если проповедник говорит не от сердца, лицемерно, слушатели внутренним чутьем понимают несоответствие слов проповедника с его сердцем, с его жизнью, и слово не имеет той силы, которое оно могло бы принести в том случае, когда проповедник произнес бы его сердечно, особенно когда он сам исполнял бы слово свое на деле. Между душами человеческими находится слишком тесная внутренняя связь и сообщение" – говорил великий пастырь св. Иоанн Кронштадский471.

Мы можем только догадываться, насколько соотносится музыка мира сего с жизнью будущего века.

Нам известно наверняка, что существует пение Ангелов. Как пишет свт. Григорий Богослов, "есть некие ангелы, архангелы… умные силы или умы, природы чистые…, всегда ликующиеii вокруг Первопричины… Они все ведут к Единому… воспевая Божие величие, созерцая вечную славу"472. О Небесном Царстве святой говорит как о царстве, "где жилище всех веселящихся и поющих непрерывную песнь"473. У святых отцов встречается мысль о том, что задача человека в его земной жизни – не совершить некую сумму хороших поступков, а скорее настроить свою душу на любовь, посеять в ней семена добра. Поэтому вряд ли будет ошибкой сказать, что научиться небесной музыке, то есть истинной жизни души, возможно (и необходимо!) уже здесь, на земле. И тогда душа человеческая, чуткая к Божиим лучам, зазвучит, "как верно натянутая струна"474.

Послесловие.

В заключение подведем некоторые итоги.

Эта книга предлагает думающему читателю, ищущему путей к истинному Православию, взгляд на себя с точки зрения христианской психологии. Однако в задачи самой православной психологии указание путей ко спасению не входит. Это прерогатива Святых отцов и писателей Церкви. Слава Богу, в наше время в подобной литературе недостатка нет.

Авторы убеждены в том, что настоящее время назрела необходимость развития православной психологической науки как альтернативы многим современным учениям, предлагающим такой взгляд на человека, с которым мы, как христиане, согласиться не можем. Если говорить о задачах этой зарождающейся науки, мы считаем, что православная психология должна быть оправданием святости. И как духовные врачи Церкви – Святые отцы – обличали грехи и пороки, так и православные психологи, опираясь на их учение, должны высвечивать всяческую патологию, скрывающуюся под многообразными масками.

Что бы мы ни говорили о путях изменения нашего мира в лучшую сторону, всё неизбежно будет сводиться к изменению нас самих. Пока мы не научимся уважать и любить друг друга, творчески относиться к каждой встрече, к каждому человеку, которых посылает нам Господь, мы ничего не добьемся. Мы убеждены, что подлинно христианская позиция – увидев зло, и прежде всего в своей душе, не пугаться и не отчаиваться, а призывая на помощь Господа, бороться с этим злом, созидая добро. Да, путь на гору Фавор долог и труден, но разве лучше упасть в пропасть? А раз так, нужно немедленно, "здесь и сейчас" начинать путь своего спасения. И вновь с великим православным святым, певцом преображения Симеоном Новым Богословом воскликнем: "И побежим покаянием!"

Без чего немыслимо наше спасение? Что является главной нашей задачей на земле? Что предстоит нам обрести в нелегком каждодневном труде? Ответ на эти вопросы можно выразить буквально в двух словах. Это - преображение души.