К оглавлению ЭПИЛОГI - СТРАНИЧКИ ИЗ ЖИЗНИ СТАРОГО ПЕТЕРБУРГАСМЕРТЬ ПРАВЕДНИЦЫ И ЕЕ ПОГРЕБЕНИЕ
ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА И ЭПИЛОГ
ИЗ НЕНАПИСАННОЙ ПОВЕСТИ О КНЯГИНЕ
ЕЛИЗАВЕТЕ ГРИГОРЬЕВНЕ ВОЛКОНСКОЙАвтор использовал запись о смерти кн. Е. Г. Волконской, сделанную 15/27 февраля 1897 г. по просьбе о. Тонидини ее дочерью Марией Михайловной, и записку "по поводу некоторых обстоятельств, связанных с кончиной кн. Е. Г. Волконской", составленную, по поручению того же отца, кн. С. М. Волконским в марте 1897 г. Все это длилось одну только неделю. В пятницу, 7/20 февраля 1897 г. княгиня Елизавета Григорьевна Волконская вышла последний раз из дому. Вернувшись, она слегла в постель и больше уже не вставала. В тот же вечер у нее открылось воспаление легкого. Она говорила не раз своим детям: — Я не доживу до глубокой старости. Два года тому назад она как-то сказала врачу: — Вот увидите: первая моя серьезная болезнь будет смертельной. Поэтому, как только она поняла серьезность своего положения, ей сразу стало ясно, что она не поправится. Уже в понедельник она сказала тому же врачу: — Пожалуйста, делайте все, что вы находите нужным, но я прекрасно знаю, что все ваши усилия не приведут ни к чему. Тут же княгиня взяла с него слово, что он не повторит этого детям. В ночь со среды на четверг доктор признал состояние больной безнадежным. Она очень сильно страдала. В четверг утром старый князь послал за духовником княгини, доминиканцем о. Лагранжем, священником при католической церкви св. Екатерины на Невском проспекте. Елизавету Григорьевну несказанно обрадовала мысль, что муж дал ей этим возможность причаститься открыто, в присутствии всей семьи. Было уже около полудня, когда она приобщилась св. Тайн. В эти минуты, выражение ее больших, широко раскрытых глаз было прекрасным. В них отражалась духовная сила, радость, торжество. После Причастия, она рассказала мужу, что произошло полгода назад, когда умирал ее брат. Выходя от него, православный священник задержал на мгновение чашу со св. Дарами на ее голове и сказал: — В час вашей смерти, да пошлет вам Господь друга, который сделал бы для вас то же, что вы сделали для вашего брата. Священника вызвала к брату она, и брат ей сказал: — Этой радостью я обязан тебе. Рассказывая об этом, княгиня говорила с усилием. Хрипение, вырывавшееся из груди, заглушало звук ее голоса, но последние слова: — ... И я нашла теперь в тебе этого друга... она произнесла совсем внятно. Голос ее звучал при этом торжественно. Своей радостью она выражала благодарность старому князю. Княжне Марии княгиня поручила написать одной приятельнице и сообщить ей, что она приобщилась в присутствии всей семьи. Другой приятельнице, посетившей ее сейчас же после Причастия, княгиня сказала: — Как неожиданно приходит к нам безмерная радость! Видя, что Мария Михаиловна в слезах, она обратилась к ней: — Ты плачешь потому, что представила себе впервые возможность моей смерти. Но подумай лучше о том, что то же самое было бы позже, умри я не теперь, а лет через двадцать. В этот день ее боли немного утихли. О. Лагранжу княгиня призналась, что накануне они были ужасны. В пятницу, весь день, она много говорила. Казалось, что мысли теснятся у нее в голове, а общая слабость не позволяет сохранить про себя то, что возбуждает ум. В ее словах чередовались и политические вопросы того времени, и свобода совести, и безразличие общества, когда необходимо оказать помощь ближнему... Около двух часов дня, сидевшая при ней Мария Михаиловна, разобрала отрывистые слова, дававшие понять, какие мысли занимали в эти минуты княгиню: — ... протестанты... католики... Вселенская Церковь... Кто-то из семьи появился в дверях с телеграммой в руках: в ней было благословение Святейшего Отца. Старый князь лично передан содержание ее Елизавете Григорьевне. Лицо ее показало, как она этим довольна. Она произнесла слабым голосом: — Как Он добр! Временами княгиня говорила по-итальянски. Это был язык ее ранней молодости. Перед ее мысленным взором проходили картины так хорошо знакомой Италии: — I contadini preparano un tanto bello fieno. Исключительная любовь княгини к природе сказалась и тут. Временами ее речь принимала шутливый тон. Когда ей дали выпить старого токайского вина, она улыбнулась: — Се tonai est a se toquer! Елизавета Григорьевна велела передвинуть кровать так, чтобы видеть висевшую в гостиной большую картину Христа в Гефсиманском саду. Княгиню перенесли сюда накануне. Время от времени она смотрела на картину и улыбалась. Состояние радости не покидало ее. Даже в последний день, когда она временами впадала в забытие, легкий бред ее был тоже веселым. Бессознательно, веселие, ее наполнявшее, выливалось наружу, так велика была, в глубине души, радость, озарявшая все существо. Как-то раз, уже не сидя, а лежа в постели, совсем ослабевшая, но все с той же неизменной улыбкой, княгиня подняла руки над головой и повела ими, изображая движения и ритм тарантеллы. При этом она смотрела на сидевшего у постели старшего сына. И взгляд ее, и радостная улыбка, и вся поза, были исполнены такого искреннего, зара-ждющего веселия, что сын не мог удержаться от смеха, глядя на мать. Все это время княгиня была даже как-то по-детски послушна. Когда ее просили принять лекарство, она покорно отвечала: — Да, если хотите... Да, как хотите... Около полуночи о. Лагранж преподал ей таинство Елеосвящения. Елизавета Григорьевна была в полном сознании, повторяла за ним слова молитв, которые тот читал, и следила за его движениями взглядом, исполненным глубокого благоговения. После этого она провела еще шесть часов в мире и радости. Можно было ясно разобрать каждое слово, когда княгиня прошептала: — И что находят в этом такого страшно-ужасного? Старый князь наклонился к жене и спросил: — Тебе хорошо? Она быстро сказала в ответ: — Еще бы! Когда стал приближаться конец, умиравшая замевелила руками. Сергей Михаилович спросил свою мать: — Ты чувствуешь беспокойство? Она ответила с улыбкой, сделая ударение на первом слове: — Руки мои беспокойны... Дыхание Елизаветы Григорьевны становилось заметно короче, а лицо просветлялось все больше и больше. Ровно в шесть часов, с первым ударом колокола, зазвонившего к утрени, она вошла в вечный покой. Долго еще на лице умершей держалась улыбка. Она сразу как-то помолодела. Всех поражала ее удивительная красота. Смотревшие на нее в гроб/ проникались чувством, что смерть княгини Волконской была торжеством ее жизни. Отец Лагранж сказал откровенно о том, что его поразило больше всего: — На своем веку я перевидал немало прекрасных смертей, спокойных, светлых, когда души уходили из этого мира в совершенной покорности воле Божией. Но такую радостную, даже веселую смерть я здесь увидел впервые... Князь Сергей Волконский мог с полным основанием сказать по этому поводу: — Из всего прекрасного, что мама нам подарила, самым прекрасным была ее смерть! * * *В газете "Русь" Владимир Соловьев напечатал написанный им некролог княгини Волконской. Его краткость и недоговоренность объясняются цензурными условиями того времени, до манифеста о веротерпимости. "15-го февраля скончалась русская женщина редкой силы ума и сердечной прямоты, вечно пламеневшая духом в искании высшей правды. Княгиня Елизавета Григорьевна Волконская, возрастив и прекрасно воспитав большую семью, не сочла своего дела оконченным и с изумительной энергией стала служить тому, в чем признала окончательную цель жизни. В пожилых годах овладела она латинским и греческим языками, чтобы изучить церковную историю по источникам. Изданные ею труды по этому предмету, посвященные идее христианского единения, признаются серьезными и теми, которые не согласны с ее мыслями. Нравственная личность княгини - ее неугасающий энтузиазм ко всему светлому и прекрасному, ее горячий патриотизм, необычайная цельность и прямота ее характера, - навсегда останется в душе знавших ее. С отзывчивостью женского сердца, увлекаясь идеальными интересами, она служила им с истинным мужеством. Вечная память той, которую снедала ревность по вечном доме Божием!" Сейчас же после Елеосвящения, когда о. Лагранж собирался уже уходить, старый князь задержал его, чтобы выяснить, не находит ли он нужным, как католический священник, поставить какие-нибудь условия, касающиеся погребения, и дать в этом смысле необходимые указания. Ответ, который дал на это духовник Елизаветы Григорьевны, был очень простой. — Я исполнил здесь все, что велит Церковь И больная исполнила свой долг перед Богом. Остальное зависит теперь от вашего желания - хоронить ли ее по католическому или по православному обряду. Если вы остановитесь на последнем, я все-таки буду приходить раз в день молиться у гроба покойной. У нас на этот счет уже сложился обычай. Ваш случай не первый, и мы поступаем всегда так. После смерти княгини, на семейном совете было решено совершить отпевание и погребение по православному обряду, так как умершая принадлежала к православной семье. Казалось, что отношение о. Лагранжа к этому вопросу благоприятствует такому решению. Кроме того, семья Елизаветы Григорьевны находила, что это оправдывается и отношением самой покойной к обрядовой стороне религии. Она не придавала существенного значения обрядовым различиям между православием и католичеством и с этой точки зрения никогда не подчеркивала своей принадлежности к католичеству. Обрядовая нетерпимость была совершенно чужда Елизавете Григорьевне. В газеты дали объявление о том, что у гроба покойной княгини будут служиться три панихиды - в 2, 3 и 8 часов, без упоминания об обряде. Этим делалось отступление от принятого тогда у православных обычая - служить в день две панихиды. Для заупокойных служб пригласили о. Алексея Колоколова из Георгиевской общины. Князь поставил его в известность о принадлежности Елизаветы Григорьевны к католической Церкви: — Вы знаете, батюшка, что покойная скончалась в католичестве? Это не затруднит вас совершать службы? — Нисколько, - ответил о. Алексей. Мы можем молиться за нее и отпевать. — Должен предупредить вас, что о. Лагранж, напутствовавший покойную, будет тоже служить панихиду в пять часов. — Это ничего, мы только сослужить не можем, а порознь молиться - сколько угодно. В течение дня семья приняла решение и о месте отпевания. Остановились на Сергиевском соборе на Литейной улице, как ближайшем к дому покойной. Так как на отпевание в какой-нибудь некладбищенской церкви требовалось особое разрешение Петербургского митрополита, то князь Александр Михаилович отправился по поручению отца к высокопреосвященному Палладию передать прошение о выдаче такого разрешения в установленном порядке. При этом он не скрыл от него принадлежности покойной княгини к католической Церкви. В ответ на это владыка заметил, что исповедание княгини не было явным, официально о нем ничего не известно, и духовное начальство не имело никаких документальных данных по этому предмету. Он упомянул и о доходивших до него городских слухах, по которым выходило, что покойная княгиня была не только католичкой, но и принадлежала еще к секте радстокистов и пашковцев. — Таким образом, - заключил владыка, - в глазах духовного начальства для суждения по этому вопросу, единственными данными являются только неточные и разноречивые изустные показания. На другой день, князь Михаил Сергеевич отправился с Александром Михаиловичем к Петербургскому митрополиту. Когда в разговоре с ним он коснулся городских слухов о княгине Волконской, митрополит выразил в отношении их полнейшее равнодушие, считая их до того нелепыми, что по его мнению не было даже надобности на них реагировать. Отношение же его к просьбе князя было вполне благожелательным. Он получил от митрополита просимое разрешение. На прошении владыка написал собственноручно: — "Разрешаю, если не встретится никаких препятствий". Князь Александр Михаилович осведомился: — Что следует понимать под словом препятствия? Митрополит ответил: — Это обычная формула, имеющая в виду полицейские меры, которые принимаются иногда в санитарных целях, например, если покойный умер от заразной болезни, и т. п. Вопрос о месте погребения был оставлен открытым, так как Елизавета Григорьевна не выразила никакого желания, а семья не хотела торопиться с этим решением. Поэтому решили поставить гроб временно в каком-нибудь склепе или в часовне одной из городских церквей. Самой подходящей казалась часовня при Знаменской церкви (против Николаевского вокзала). Чтобы упростить перенесение тела, было решено совершить отпевание тоже в Знаменской церкви. 16-ro февраля написали и подали новое прошение на имя митрополита. Однако, на этот раз Александр Михаилович вернулся от него без просимого разрешения. Владыка поручил ему передать отцу, что утром выяснились некоторые обстоятельства, в силу которых он несколько затрудняется теперь возобновить данное разрешение и просит самого князя Михаила Сергеевича приехать к нему лично в восемь часов вечера. На свидании выяснилось, что к митрополиту приезжал чиновник из святейшего синода и от имени обер-прокурора предостерег его "от чрезмерной широты взглядов и излишней терпимости в разрешении этого вопроса". Он указывал ему на исключительное положение покойной, на могущий произойти отсюда соблазн. В городе пошли уже разные толки. В числе прочего, вызывает возбуждение и объявление о третьей панихиде. — Зачем вы напечатали в объявлении о смерти об этой третьей панихиде? - спросил митрополит князя Волконского. Тот ответил ему: — Я не видел причины не напечатать; напротив мне казалось неудобным не напечатать о ней. — Да ведь эта гласность придает делу официальный характер, это объявление приобретает значение документа. — Дело духовного начальства - принять газетное объявление за документ. Я же считал своей обязанностью объявить. Самый факт панихиды может быть сочтен в данном случае за документ никак не в большей мере, чем когда над протестантом служат православные панихиды, чему мы видим в Петербурге примеры на каждом шагу. С этим митрополит согласился и, видимо, сожалел лишь об огласке в печати. На его вопрос, имеется ли какой-нибудь документ, удостоверяющий переход покойной княгини в католичество, Михаил Сергеевич спросил в свою очередь: — А что вы называете документом, Владыко? — Ну, письменный акт отречения или донос бывшего духовника. — В данном случае единственным документом является моя совесть. Затянувшийся разговор кончился тем, что митрополит сверх всякого ожидания вручил князю его прошение, лежавшее тут же на столе и еще до его прихода снабженное подписанным им разрешением. Однако, прощаясь, митрополит попросил князя передать о. Алексею Колокол ову, чтобы тот пришел к нему на другой день утром для получения необходимых указаний. Вечером были разосланы в газеты и на другой день, туго, появились в них объявления о том, что вынос тела Елизаветы Григорьевны Волконской состоится i8-ro февраля в Знаменскую церковь. Между тем, в четыре часа, о. Алексей Колоколов, вернувшись от митрополита, пригласил по телефону сыновей Елизаветы Григорьевны приехать к нему. Он сообщил им, что обстоятельства дела теперь изменились, или вернее, изменился взгляд на дело. Поэтому он попросил присутствовавших членов семьи от лица митрополита не пользоваться данным им разрешением и не отпевать княгиню в Знаменской церкви, а совершить погребение по католическому обряду, иначе митрополиту придется итти за это под суд. Князь Михаил Сергеевич узнал о происшедшей перемене в восемь часов вечера. О. Лагранж смог притти только к десяти часам. Тем не менее он взялся устроить все к следующему утру, так чтобы вынос тела состоялся в назначенный час. В течение ночи предупредили об этом певчих Екатерининской церкви, живших в разных концах города, разослали в газеты новые объявления и в самой церкви сделали необходимые приготовления. Благодаря этому весь погребальный чин мог состояться в церкви св. Екатерины. В упомянутой беседе с князем Волконским, митрополит Петербургский дал понять, что погребение Елизаветы Григорьевны на церковной земле в ограде православного храма вызвало бы затруднения со стороны духовного начальства. Князь высказал тогда намерение перевезти тело в майорат Фалль, около Ревеля, принадлежавший его племяннику, где среди парка было семейное кладбище. — И прекрасно, - сказал на это митрополит, - поезжайте туда, там они терпимее. Тогда князь Волконский обратился к Рижскому архиепископу Арсению с просьбой разрешить внести тело в Фалльскую домовую церковь и перед погребением отслужить в ней заупокойную литургию. На эту просьбу архиепископ Арсений ответил отказом. 6 марта тело княгини Волконской было перевезено со станции железной дороги прямо на кладбище и там предано земле. При могилах, в парке, находилась часовня. Это дало возможность внести в нее на время панихиды русскую праведницу, недопущенную русским духовным начальством под сень православного храма за то, что она, воссоединившись со Вселенскою Церковью, стала подлинно православной. Конечно, можно сказать, к чему была вся "затея" князей Волконских с православным погребением русской католички? Не знали они того "казенного" в синодальном православии, с которым порвала княгиня Елизавета Григорьевна? Или хотели они православным обрядом замаскировать ее тайное, по условиям того времени, и столь опасное по последствиям, воссоединение с католической Церковью? Или думали они, что дивный восточный обряд погребения с его проникновенными напевами, "надгробным рыданием" и "вечной памятью", будет утешением осиротевшей семье, хоронившей мать-католичку? Тем не менее, изложенных здесь фактов все это нисколько не меняет. После смерти жены князь Михаил Сергеевич переселился в Рим, где прожил вместе с дочерью почти безвыездно до самой смерти. Из его сыновей, кроме Григория Михаиловича, умершего от туберкулеза еще в России до революции, только Владимир Михаилович, бывший Товарищ Председателя 4-й Государственной Думы и Товарищ Министра Внутренних Дел, который умер православным на юге Франции, все остальные - Сергей Михаилович (писатель-эстет, бывший Директор Императорских театров), Петр Михаилович собравший в эмиграции, при содействии митрополита Андрея, архив о русском католическом экзархате), Александр Михаилович (ставший священником, автор книги "Католичество и священное предание Востока", умерший в Риме ночью после того, как он в течение дня, совместно с протоиереем А. Сипягиным, закончил просмотр ее последней главы), - так же как и дочь Мария Михаиловна, присоединились к католической Церкви и скончались вне пределов России. II - ПИСЬМО ВЛАДИМИРА СОЛОВЬЕВА
ЕГО ПРЕОСВЯЩЕНСТВУ ВЛАДЫКЕ ШТРОСМАЙЕРУ
ЕПИСКОПУ БОСАНСКОМУ И СРЕМСКОМУ,
АПОСТОЛЬСКОМУ ВИКАРИЮ В СЕРБИИВладимир Соловьев дважды посетил Дьяково, небольшой город в Славонии, где было местопребывание католического епископа. Тогда эту кафедру занимал известный епископ Штросмайер, носивший титул епископа Босаноского и Сремского и бывший Апостольским Викарием в Сербии. Жителей в Дьякове в те времена было всего около 4000 -Все же их город, со своим величественным кафедральным собором, епископской семинарией и женским монастырем, был важным культурно-католическим центром. Окрестные жители занимались виноделием, в городе шла оживленная торговля. Первый раз Соловьев был в Дьякове осенью 1886 г., когда там находились хорватские национальные деятели - Войнович и Рачкий, первый председатель Югославянской Академии в Загребе, большой друг владыки Штросмайера. Перед приездом в Дьяково, Соловьев останавливался у него в Загребе. Второй раз он приехал сюда два года спустя, на Рождество 1888 г., и провел праздники с епископом Штросмайером и его окружением. Здоровье Соловьева тогда уже начало сдавать, и его хорватские друзья обратили внимание, что он заметно ослабел со времени первого приезда. Соловьев соблюдал и у них свой обычный режим - не ел мяса и не пил вина. В крае, где процветало виноделие, последнее бросалось в глаза. В первый свой приезд, Владимир Соловьев привез с собой памятную записку о соединении Церквей в форме письма, обращенного к епископу Штросмайеру. В Дьякове его записка была напечатана в десяти экземплярах. Три из них епископ Штросмайер послал Серафиму Ванутелли, Апостольскому Нунцию в Вене, из которых два он от себя доставил Папе Льву XIII и кардиналу Рамполло, три взял Коста Войнович для своих друзей и четыре были посланы в Петербург Владимиру Соловьеву. (В 1908 г. французский оригинал этого письма был опубликован Е. Л. Радловым в I томе "Собрания писем Владимира Соловьева", стр. 183-193). Письмо Соловьева епископ Штросмайер переслал 12 октября 1886 г. Нунцию Ванутелли вместе со своим письмом, во второй части которого (первая касается местных церковных дел) он говорит о Владимире Соловьеве нижеследующее: " ... Второе дело, о котором мне нужно переговорить с Вами, это -весьма важное и Божие дело соединения православной Церкви с Римско-католической. Несомненно, Вашему Высокопреосвященству уже известно, что Владимир Соловьев с некоторого времени находится в Загребе, где печатается его более обстоятельный труд, в 3 томах, об единстве Церкви. В Рогичах, как и здесь в Дьякове, Соловьев посетил меня. Предметом наших бесед было снова, как и всегда, соединение Церквей. Недавно он передал мне письмо, которое я дал отпечатать в ю экземплярах. Три экземпляра я посылаю Вашему Высокопреосвященству, из которых два можно было бы, несомненно, отправить в Рим. Соловьев - это искренняя, благочестивая и, действительно, святая душа. Его мнение, как и многих среди нас, в том числе и меня, что было бы хорошо, чтобы продвинуть этот вопрос, если бы Его Святейшество, по случаю Своего славного юбилея, коснулся этого вопроса с целью устранить опасение, существующее у православных, как бы это соединение не повредило их автономии и всем другим правам и привилегиям, освященным вековым обычаем, тогда как совершенно естественно и несомненно, что эта автономия, эти права и привилегии, были бы, напротив, санкционированы святым Соединением и вновь обрели бы свою первоначальную способность приносить добрые плоды". С 10 по 20 апреля 1888 г. епископ Штросмайер был с хорватскими паломниками в Риме, где он представил их Папе 14 апреля. В тот год праздновался пятидесятилетний юбилей рукоположения Льва XIII в священники. Предполагалось, что Владимир Соловьев встретится тогда в Риме с епископом Штросмайером. Однако, его там не оказалось, так как он отложил свой приезд до начала мая. Поэтому, не дожидаясь его, епископ Штросмайер написал обстоятельную записку Святейшему Отцу и представил ее через посредство кардинала Рамполло. В этой записке он уведомил, что этой весной прибудет в Рим Владимир Соловьев, "человек в такой же мере ученый, как и благочестивый, который много хлопочет о деле соединения Церквей". Поэтому он просил кардинала Рамполло устроить Соловьеву аудиенцию у Святейшего Отца, чтобы тот мог получить его благословение на свою деятельность. Загреб, 9/21 сентября 1886 г. Ваше Преосвященство! Провидение, воля Верховного Первосвятителя и Ваши личные заслуги сделали Вас подлинным посредником между Святейшим Престолом, которому по божественному праву принадлежат ключи будущей судьбы мира, и славянской расой, которая, по всей вероятности, призвана осуществить предначертанное ей. Не удовольствовавшись ни тем, что Вы много способствовали возрождению славной хорватской нации, ни тем, что Вы остаетесь для нее как бы живым оплотом ее независимости, Вы приняли близко к сердцу и высшие интересы других славянских народов, большинство которых, во главе с Россией, держится в достойном сожаления отдалении от великого католического единства. Ваше великодушное сердце раскрылось Востоку, всегда много обещающему для будущего, а Ваш светлый ум дал Вам увидеть, что главное препятствие к осуществлению этого будущего состоит в тысячелетнем недоразумении, продолжающем разобщать две великие половины христианского мира, лишая их этим взаимной поддержки. Поэтому, опираясь на несокрушимую скалу Церкви, при покровительстве и поощрении, исходящих от благосклонной мудрости Римского Первосвятителя (которого древнее предсказание отметило в ряду Пап наименованием "lumen in coelo"), Вы использовали свои дарования и свое замечательное красноречие для того, чтобы послужить Божьему делу Соединения Церквей. Благодаря Бога за то, что Он вверил такое дело такому ходатаю я позволяю себе, Владыко, высказать Вам некоторые суждения по поводу обстоятельств, благоприятствующих желанному решению занимающего Вас великого вопроса, при чем прошу Вас использовать эту памятную записку согласно своему усмотрению. * * *Восточная Церковь никогда не устанавливала, в качестве обязательного догмата, никакого учения, противного католической истине, и не требовала веры в него. Догматические определения первых семи Вселенских Соборов образуют совокупность вероучительных истин, не подлежащих сомнению и незыблемых, всегда и всюду признаваемых Восточной Церковью в их целости. Все, что вне этого, можно оспаривать, и оно может рассматриваться только как частное богословское учение той или другой богословской школы, того или другого богослова, более или менее ценимого, но не обладающего никогда авторитетом непогрешимого вероучительства. Решения некоторых поместных соборов (после разделения Церквей) и некоторые катехизисы (как, например, Петра Могилы Киевского или Филарета Московского), несмотря на заслуженное признание, которым они пользуются, никогда не получали высшей и окончательной санкции от православной Церкви, которая могла бы претворить их учение в догмат веры только с помощью непогрешимого Вселенского Собора, что совершенно невозможно при теперешней ее изолированности. Таким образом выходит, что наша Церковь не обладает никакой вероучительной книгой в том смысле, какой придается этому термину католиками или даже протестантами. Сорок Лет тому назад один немецкий протестант опубликовал под названием "Libri symbolic! Ecclesiae Orientalis" (которое он впоследствии изменил, озаглавив: "Monumenta fidei Ecclesiae Orientalis") собрание документов очень неодинаковой ценности, из разных эпох, и в числе прочего определенно еретическое произведение (Восточное исповедание Кирилла Лукариса, знаменитого патриарха, склонного к кальвинизму). Сборник М. Киммеля, конечно, не является ни в какой мере авторитетным в церковном смысле, и у нас с ним знакомы лишь специалисты. Приблизительно одновременно с ним наше правительство опубликовало (на греческом, древнеславянском и современном русском языке) свод церковных законов, озаглавленный "Книга правил", который, кроме дисциплинарных канонов Апостолов, Соборов и нескольких чтимых Отцов Вселенской Церкви, содержит еще и истины православной веры, а именно - формулированные в обоих символах веры (Никейском и Константинопольском) и в трех определениях четвертого, шестого и седьмого Вселенского Собора. Совершенно очевидно, что этот официальный свод нашей Церкви не содержит в себе ничего ошибочного и никакого антикатолического начала. Не приходится оспаривать тот факт, что мнения наших восточных богословов, более или менее противоположные католической истине, вообще, не провозглашены ими и не приняты верующими в качестве обязательных и непогрешимых догматов или наравне с решениями Вселенских Соборов; поэтому совершенно очевидно, что, по справедливости, нельзя делать Восточную Церковь, в целом, ответственной за антикатолические учения наших богословов, которым она никогда не давала своей окончательной санкции. Различение между учением богословской школы и учением Церкви, часть которой составляет эта школа, применимо в некоторой степени и к самому католичеству. Достаточно привести здесь только один общеизвестный пример, что веками вся богословская школа томистов и весь орден доминиканцев нападали на божественную истину Непорочного Зачатия Пресвятой Богородицы или, во всяком случае, не хотели признать эту истину, утверждая, что Она причастна к первородному греху. Однако, кто осмелился бы сделать всю католическую Церковь ответственной за эту ошибку богословов, к тому же весьма чтимых, но выражавших в этом вопросе только свое личное мнение? Отсюда ясно, что необходимое различение между учением Церкви, как таковым, и учением богословской школы или отдельных богословов очень благоприятствует делу соединения Церквей. Действительно, так как догматы нашей Церкви сводятся к постановлениям Вселенских Соборов, то они вследствие этого вполне православные и католические, тогда как учения богословов, противоречащие католичеству, отнюдь не являются догматами, установленными Церковью. Таким образом мы находимся в единении с католичеством, ибо сами же признаем их как абсолютную и незыблемую истину, тогда как ошибки, отделяющие нас от католического единства, представляют собой всего лишь мнения, не имеющие за собой никакого высшего авторитета даже в глазах самих авторов, ответственных за свои суждения. Что же касается совокупности верующих Восточной Церкви, то их нельзя обвинить ни в какой определенной ошибке, так как их вера ни в чем не отличается от католической, кроме незнания ими некоторых вероучительных определений, сделанных на Западе после отделения и касающихся главным образом подлинного характера и атрибутов высшей церковной власти. Такое незнание тем более извинительно, что этот пункт католического учения был окончательно определен и разъяснен самой же Западной Церковью только в совсем недавнее время, на последнем Ватиканском Соборе. К тому же не следует забывать, ибо в этом очень важное и благоприятное обстоятельство для дела Воссоединения, что внутри Восточной Церкви не имеется никакого соглашения, никакого единства взглядов в отношении католической Церкви. Так как на Востоке, после разделения Церквей, не было (а по мнению наших лучших богословов и не может быть) никакого Вселенского Собора, то выходит, что причину этого разделения не обсуждала та единственная компетентная инстанция, которую мы могли бы признать таковой в данном деле. Таким образом, наша схизма, для нас же самих, существует только de facto, но никак не "de jure". "Adhuc sub judice lis est". При таком положении вопроса, не приходится удивляться чрезвычайному разнообразию различных и противоречивых мнений, которых придерживаются русские и греческие богословы в том, что касается католичества. В то время как некоторые писатели, (к счастью весьма малочисленные), доходят до утверждения, что католичество находится не только вне истинной Церкви, но и христианства вообще, другие лица, более компетентные и авторитетные (как например, весьма почитаемый теперешний Киевский митрополит Платон), заявляют публично, что Западная и Восточная Церковь - две сестры-близнецы, разделенные только недоразумениями. Между этими двумя крайними взглядами, в нашей богословской литературе представлены все возможные оттенки положительных и отрицательных точек зрения, антипатии и симпатии в отношении Западной Церкви. Кроме разницы в мнениях между отдельными богословами есть еще резкая противоположность в свойственной русской и греческой Церкви (в собственном смысле слова) манере трактовать католиков. В то время как греки, словно в насмешку над собственной попыткой Унии, соблюдают нелепый и кощунственный обычай перекрещивать западных христиан, желающих войти в общение с ними (не делая разницы между католиками и протестантами), в России, напротив, признается не только действительным крещение всех западных христиан, но, в отношении католической Церкви, также и действительность всех других таинств, преподанных ею, особенно же таинства Священства, вследствие чего католические епископы и священники принимаются у нас в сущем сане. Еще замечательнее то, что в 1889 г., когда русины-униаты были принуждены войти в общение с господствующей Церковью в России, у этого народа не потребовали никокаго отречения от его католической веры. Все это дает нам право вывести заключение, что Русская Церковь признает в Западной не только действенность благодати, но также и отсутствие какого бы то ни было догматического заблуждения и ереси в католическом учении. И если в то же время находятся писатели, именующие себя православными, с которыми соглашается часть клира, и воспроизводящие старинные обличения еретиков, заявляя при этом, что католичество не что другое, как антихристианство и т. д., то в этом-одно из многочисленных противоречий, являющихся, в конечном итоге, большим преимуществом для дела воссоединения. Действительно, стоит только признать наличие всех этих противоречий, как они сами собой образуют тот внутренний "stimulus", который, должен побудить нас разъяснить как следует этот вопрос и постараться его разрешить. Когда ненормальное состояние наших религиозных и церковных отношений серьезно привлечет к себе внимание общества, тогда нужно будет что-нибудь предпринять, чтобы выйти из него. И так как с уверенностью можно сказать, что у нас в этом отношении больше незнания, чем дурной воли, то будет достачно осветить эту проблему чистым лучем истины и знания, чтобы тем самым решить ее уже в принципе. Что же касается практического решения, то нужно признать очень благоприятным то обстоятельство, что Восточная Церковь, и в частности Русская, никогда не входила в состав Западного Патриархата, так что единообразная централизация церковной власти, развившаяся в. границах латинской Церкви, по справедливости, не может быть нам навязана во всей своей силе. Теперешнее устройство католической Церкви определяется до известной степени там печальным фактом, что восточная схизма в течение веков ограничивала католическую акцию одним только латинским патриархатом, в котором Вселенская церковь должна была своим единством возместить утраченное ею в полноте вселенство. "Sed pereunta causa tollitur effectus". Когда будет восстановлено былое единство, католическая Церковь, оставаясь всегда Римской благодаря центру своего единства, в своей совокупности не будет больше латинской и западной, каковой она является в данное время, вследствие единообразия своей организации и своего устройства (несмотря на терпимость к разным обрядам, занимающим в ней лишь совершенно второстепенное место). "Romana" есть лишь название центра, существующего неизменно и одинакового для всего, что его окружает; "Latina" означает лишь половину, большой сектор круга, который не должен никогда поглотить целый круг. Римская, но не латинская церковь, является "mater et magistra omnium ecclesiarum". Римский Архиерей, но отнюдь не Западный Патриарх, говорит безошибочно. "ex cathedra". И не надо забывать, что было время, когда Римский архиерей говорил по-гречески. У нас много людей, которые хотели бы единства, но боятся быть латинизированными. Поэтому им надо дать уверенность в том, что если Восточная Церковь вернется к католическому единству и признает за Святейшим Престолом власть, которую Господу нашему было угодно установить в лице св. Петра для сохранения единства, сплоченности и законного развития всего христианства, то она сохранит не только свой обряд (что само собой разумеется), но также и всю автономию в организации и управлении, которой Восток обладал до разделения Церквей. Чтобы коснуться в частности еще одного пункта, скажем, что высокое положение, всегда принадлежавшее в Восточной Церкви Императору (и принадлежащее теперь в России власти православного Императора), должно остаться без изменения. Резюмируя вышесказанное, существенную основу соединения Церквей можно определить двумя пунктами: 1) Различением между частными мнениями наших богословов, которые могут быть ошибочными, антикатолическими и еретическими, и верой Восточной Церкви в ее совокупности, остающейся православной и католической. 2) Различением между авторитетом Папы, как преемника св. Петра, "pastor et magister infallibilis Ecclesiae universalis", и его административной властью как Западного Патриарха, различением, гарантирующим автономию Восточной Церкви, без чего, по-человечески говоря, воссоединение было бы невозможным. Мне не приходится настаивать на этом последнем пункте. У меня полное доверие к традиционной мудрости (с божественной помощью) Римской Церкви, к возвышенному разуму и к особым качествам теперешнего великого Верховного Первосвятителя. Для нас тут дело идет не о правах, которые следует защищать, а об отеческой любви, которую нужно принять. К тому же, соединение Церквей оказалось бы в одинаковой мере выгодным обеим сторонам. Рим приобрел бы благочестивый и одушевленный религиозной идеей народ, приобрел бы в нем верного и мощного защитника. Россия, держащая в своих руках, волею Божией, судьбу Востока, не только освободилась бы от невольного греха схизмы, но и " ео ipso " стала бы еще свободной, чтобы выполнить свое великое вселенское призвание - объединить вокруг себя все славянские народы и положить начало новой, действительно христианской цивилизации, т. е. объединяющей отличительные признаки истины и многообразной свободы в высшем принципе Любви, охватывающей все в единстве и распределяющей всем полноту блага единства. Представляя на Ваше усмотрение несколько изложенных соображений о предмете, столь близком Вашему сердцу, прошу Вас принять уверение в моем глубочайшем почитании и восхищении, с которыми я, Владыко, остаюсь всегда Вашим преданным сыном и слугою. Др. Владимир Соловьев III - " РИМ И РОССИЯ "ИЗ СТАТЬИ О. ВАН КАЛУНА В ЖУРНАЛЕ
"Revue des deux Mondes" (14-XII-1894)О. Герард Ван Калун был Бенедиктинцем из аббатства Маредсу в Бельгии. Назначение его префектом Бенедиктинского коллежа св. Анзельма в Риме, в правление Папы Льва XIII, открыло ему путь к изучению религиозной жизни Востока. Лев XIII призвал его участвовать в качестве консультанта в комиссии по воссоединению отделенных от Рима Церквей. В 1894 г. посетил Рим, вскоре после своего обращения, Фердинанд Брюнетьер, редактор журнала "Revue des deux Mondes". В разговоре с Государственным Секретарем кардиналом Рамполлой, относившимся к России очень сочувственно, он попросил указать ему лицо, которое могло бы ознакомить его читателей с вопросами Унии. Выбор кардинала остановился на о. Ван Калуне, бывшем в то время главным прокуратором Бейроновской конгрегации. Совместно с варнавитом Тондини, домиканцем Ванутелли, священником восточного обряда Франсом и о. Николаем Толстым, бывшим как раз тогда в Риме, о. Герард Ван Калун занимался распространением идей Льва XIII о соединении Церквей. В неоднократных беседах на эту тему, Папа доверил ему свои заветные мысли. Отвечая желанию г. Брюнетьера, Он уполномочил теперь о. Ван Калуна изложить эти идеи для широкой огласки, что тот и сделал, написав статью "РИМ и РОССИЯ". Она была передана г. Брюнетьеру и напечатана в его журнале в номере от 14 декабря 1894 г. Последовавшая за этим командировка о. Ван Калуна в Бразилию, с поручением восстановить жизнеспособность бразильской конгрегации Бенедиктинцев, и ряд должностей, которые ему пришлось последовательно там занимать, прервали на долгое время его занятия религиозными проблемами христианского Востока. Подорванное здоровье вследствие усиленных трудов побудило о. Ван Калуна уйти 62-х лет на покой и поселиться для восстановления здоровья в Антибе, на Юге Франции. Тут, в 1923 г., он смог вернуться к прежней деятельности, к которой с неизменной любовью лежало его сердце. На этот раз она связалась всецело с Россией. О. Ван Калун стал в этом деле ближайшим сотрудником епископа Ницского, проявившего тогда широкую инициативу в оказании духовной помощи русской эмиграции. В его епархии издавался в 1926-28 годах бюллетень "Union dans 1'Eglise", в котором о. Ван Калун в 1927 г. (№ 6, стр. 157) перепечатал свою статью "РИМ и РОССИЯ" из "Revue des deux Mondes". Ниже мы приводим выдержки из нее. О. Герард Ван Калун скончался в Антибе 16 января I932 г. * * *Смерть Императора Александра III, за которой последовало вступление на престол нового монарха, привлекла к России взоры всего мира. Поэтому и нам кажется теперь уместным заговорить о России. Если немало писателей с крупными именами уже отдались глубоким политическим размышлениям о Российской Империи и об общем мире в Европе, то это нисколько не мешает другим заняться в связи с этим прежде всего религиозным вопросом в России. Для ее будущего это, действительно, кардинальный вопрос. Но он не менее важен и с точки зрения соединения Церквей. Соединение Русской Церкви с Римом, центром католического православия, отнюдь не является невозможным. Хотя на этом пути и лежит немало препятствий, но они, может быть, не столь непреодолимы, как это мы привыкли себе представлять. В дальнейшем мы постараемся это доказать. ПОЛОЖЕНИЕ РУССКОЙ ЦЕРКВИМиссионеры из Константинополя привели эту великую и благородную славянскую нацию к православной и католической вере за столетие с лишним до окончательного разрыва между Константинопольским патриархатом и Римским Престолом. Константинополь, тогда еще римско-католический, дал России истинную веру вместе с греческим богослужением. В то время как Константинополь, при своем прискорбном' отделении от Рима, выдвигал против него накопившиеся за 7-8 веков воспоминания о расовом антагонизме и соперничестве, Россия, напротив, едва выйдя из язычества, была непричастна к этому недовольству Римом. И вовлечена она была, в это разделение можно сказать, без ее ведома. Крестовые походы усилили еще больше неприязнь между греками и латинянами. Созданная крестоносцами, несмотря на запрещение Папы, Латинская Империя, несомненно не могла быть отнесена к числу незначительных оснований к неудовольствию, мешавшему впоследствии окончательному примирению обоих Церквей. Русские же, подпав вскоре после этого под монгольское иго, оказались на некоторое время оторванными от цивилизованного мира и в силу этого не были ни в какой мере замешаны в эти ссоры. Пробудившись же, как нация, Россия показала себя ревностно-христианской, католической и православной, как это было и раньше во времена ее единения с Римом. Неудовольствия в отношении Рима у русских не было. У них было лишь вековое предубеждение, привитое греками. В XV веке состоялся Флорентийский собор. Россия приняла участие в великой Унии, заключенной тогда между Восточной и Западной Церковью. Акт об Унии был подписан Киевским митрополитом Исидором. Его возвели в сан кардинала, и он скончался в Риме после происшедшего прискорбного отделения. Впрочем, оно НЕ БЫЛО НИКОГДА ОФИЦИАЛЬНЫМ. После нового периода политических смут, Россия нашла своего преобразователя в лице Петра Великого. Пожелай Петр Великий протянуть руку Главе католической Церкви, к которой его народ принадлежал во времена своего обращения в христианство, он заключил бы с Папой конкордат, каковым Церковь освятила бы его права, как христианского монарха, защитника и верного сына Церкви. Никогда она не отказывала христианским князьям в законном влиянии на внешнее управление Церковью в их государствах. Этим выражалась признательность за защиту, которую они оказывали Церкви. То же самое, что делалось в этом направлении в течение всего Средневековья на Западе, было бы сделано и для России. Тогда, ради благоденствия русского народа, в лице царя Петра увидели бы нового Карла Великого, который начал бы работать с участием Главы единой Церкви, единственной восходящей без перерыва к Иисусу Христу, как для религиозного и морального блага своего народа, так и для собственного земного благополучия. СРЕДСТВА, ВЕДУЩИЕ К СОЕДИНЕНИЮ:
АВТОНОМИЯ, СОХРАНЕНИЕ АДМИНИСТРАТИВНЫХ
И БОГОСЛУЖЕБНЫХ ОБЫЧАЕВОт указанных принципов, перейдем теперь к практической стороне вопроса. Если не только желательно, но и необходимо, чтобы все христиане были объединены под одним и тем же Главой, Наместником Иисуса Христа, то нужно найти и практические пути, чтобы притти к этому, несмотря на многочисленные препятствия. Для того, чтобы соединить Церкви восточного обряда с Римом, необходимо прежде всего сохранить их автономию. Издавна восточные Патриархаты пользовались этой автономией, и Рим твердо решил обеспечить им эту привилегию. Никогда Верховный Первосвятитель не возымел бы намерения управлять ими, как Он с самого начала делал это на Западе. Писменные акты доказывают, что Святейший Престол готов даже усилить режим привилегий для восточных Церквей. Все, пришедшие к соединению с Римом, сохранят свой обряд, иерархию, вековые обычаи. От них потребуется только признать верховное возглавление Церкви Тем, кому Иисус Христос сказал: "Паси овец Моих". Что касается Восточных Церквей, уже соединенных с Римом, то тут дело обстоит точно так же. Рим оставляет неприкосновенными не только их обряды и обычаи, но и свободный выбор епископов и Патриарха. Верховный Первосвятитель утверждает только его одного, и через него все прочие епископы являются связанными с Престолом св. Петра. Это - принцип, которому в будущем Святейший Престол не изменит. На какой же основе могло бы осуществиться Соединение России с Римом? В России нет больше Патриарха. При существующем положении, нужно было бы повести переговоры либо о восстановлении Московского Патриарха, утверждаемого Святейшим Престолом, либо о признании синодального управления Русской Церковью, что тоже не встретило бы никаких коренных затруднений. Последний способ был бы, пожалуй, даже более практичным, так как дал бы возможность ничего не менять в существующем положении. Вместо права утверждать Патриарха, Святейший Престол мог бы в таком случае оставить за собой утверждение членов Святейшего Синода по представлению Императора. Таким путем Святейший Синод был бы введен в общение с Апостольским Престолом. Этого было бы достаточно, чтобы связать с ним все епископские кафедры, подведомственные Святейшему Синоду. Этим было бы восстановлено Единение, столь желательное, как для России, так и для Римской Церкви. Однако, нам, может быть, скажут: даже, если предположить, что русское правительство относится благоприятно к перспективе Соединения с Апостольским Престолом, то как привести к нему Русскую Церковь, в своем большинстве все еще исполненную вековых предубеждений против Рима? Тут уже, несомненно, будет уместным вспомнить слова Господа нашего: "Человекам это невозможно, Богу же все возможно". В Своих милосердных и всемогущих руках Он держит сердца тех, кто управляет народами. Не приближаемся ли мы уже к тому часу, когда люди, занимающие в России высокое положение и управляющие русской политикой, благодаря лучшему знакомству с историей Церкви, обнаружат больше склонности дать русским подданным, желающим состоять под верховной юрисдикцией Апостольского Престола, право открыто признавать духовное управление Римского Папы, оставаясь в то же время в богослужебном смысле вполне русскими? Много мирян, священников и, може быть, даже несколько епископов, высказались бы немедленно за соединение с Римом, если бы они знали наверно, что правительство не будет этому препятствовать. Таким образом могло бы образоваться национальное движение к церковному миру. Если бы, мало по малу, настало просветление, рассеялись предубеждения и значительная часть Русской Церкви высказалась за Соединение, то это послужило бы правительству достаточным указанием взять на себя почин в этом деле. Тогда, при помощи конкордата, оно могло бы окончательно урегулировать свои отношения с Римом. Однако, предварительным условием всякого соединения является доверие. Русские хотят сохранить автономию своей Церкви и полную неприкосновенность своего богослужения. Веротерпимость правительства, о которой мы только что упомянули, дала бы РУССКИМ возможность увидеть воочию, что КАТОЛИКИ русского обряда, живя среди них, СОХРАНЯЮТ И АВТОНОМИЮ И СВОЕ БОГОСЛУЖЕНИЕ одинаково с теми, которые еще не соединены с Римом. IV - ИЗ ПЕРЕПИСКИ МИТРОПОЛИТА АНДРЕЯ ШЕПТИЦКОГО1 - ПРЕОСВЯЩЕННОМУ АНТОНИЮ, ЕПИСКОПУ ЖИТОМИРСКОМУ.(Копия с черновика, рукою митрополита Андрея; письмо это повез в Житомир о. Алексей Зерчанинов). Львов, 1 июля 1907 г. Простите, Ваше Преосвященство, что доселе не мог ответить на Ваше последнее письмо. До моего сведения дошло, что Вы были во Львове во время моего отсутствия, были, конечно, и у меня. Из перечитывания Ваших писем я убедился, что мы с Вашим Преосвященством ходим по разным территориям, перегороженным высоким забором и не знакомы хорошо с условиями, в которые поставлен каждый из нас. Меня, между прочим, поразило то, что Вы совершенно не знакомы с действительно католическими взглядами на дело вечного спасения и с действительной жизнью католиков. Очевидно, Ваши сведения об этом почерпнуты либо из протестантских источников, либо из сочинений предубежденных против Церкви людей, либо, наконец, из переиначенных русскою цензурой переводов католических сочинений. В грехопадении прародителей Господь предвидел то, что не все люди пожелают итти сознательно по дурной дороге погибели, но многие пожелают искать и спасительного пути. А так как все остальные при указании этого пути не лишены средств ко спасению, если они того возжелают, то Господь, подав прародителям надежду на это спасение, постоянно очищал этот путь через ветхозаветных патриархов, пророков и других праведных мужей и жен до тех пор пока, наконец, Он не послал на землю Своего Возлюбленного Сына да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный. Но так как ветхозаветные виноградари не усрамились этого Сына, но убили Его, то Господь разгневался на -них и предал их злой смерти, а виноградник отдал другим виноградарям, поставивши главою нового строения Камень, отвергнутый ветхозаветными строителями. Этим камнем был Христос. Но так как Он не мог, по предвидению Промысла Божия о людях, находиться среди них лично до скончания века, то вместо Себя он поставил новый камень, который должен был заменить Его на земле, да еще с таким обетованием, что ничто не в состоянии поколебать основанного на нем здания, "когда, - по выражению св. Иоанна Златоуста, - восстанет на него вселенная". Таким образом ветхозаветное обетование, что семя жены сотрет главу змия, исполнилось буквально. От жены произошли патриархи, пророк Моисей и первосвященники. Из поколения патриархов произошел царский род, а от Моисея - первосвященнический; оба эти рода были родоначальниками Богоматери, от которой бессеменно произошел Христос. От Него духовно произошло новое семя первосвященников по чину Мельхиседекову, которые по Вознесении Христа, начиная со св. Петра, стали во главу угла Христова здания. Так единодушно утверждают св. Отцы, особенно Ириней, Златоуст, Августин, Иероним, Кирилл Александрийский, Иларий, Максим Исповедник, Федор Студит и др. Наша вера одинакова с православною, но только развилась при других условиях, чем последняя. В этом Вы можете убедиться, если прочитаете основы ее в подлиннике, а не в искажениях; тогда Вы сами увидите, что Вы, благодаря казенному цензурному режиму, неосновательно пугающемуся им же созданных католических призраков, идете по ложному пути, указанному Вам этим режимом. Укажу на ближайший для обоих нас пример. Ваши епископы, как говорят, завалены разными неприятными делами между народом и духовенством; у меня же почти вовсе их нет. Главные дела наши касаются прежде всего большего и большего совершенства людей, которые и без того стоят на довольно солидной высоте религиозно-нравственного совершенства. Пожалуйте и поживите дольше среди наших католиков и Вы увидите, что они сильно напоминают действительных, а не ложных детей Отца Небесного. А что в русской литературе говорят о "гнилом" Западе, то к западным католикам вовсе не относится. 2 - ПРЕОСВЯЩЕННОМУ ПЕТРУ, ЕПИСКОПУ СМОЛЕНСКОМУ(Копия с черновика, рукою митрополита Андрея; письмо это послано через о. Алексея Зерчанинова, который доставил его лично епископу Петру). Львов, 1 июля 1907 г. Епископу Петру Смоленскому. Господь наш Иисус Христос, как Всемогущий Кормчий, ведет Свой церковный корабль по бурному морю житейских треволнений Своими премудрыми путями так искусно и благонадежно, что даже сами не находящиеся в сем корабле невольно удивляются этому обстоятельству и желают участвовать в этом богомудром плавании, о чем сделано нам уже несколько заявлений. Но всего радостнее для нашего смирения то обстоятельство, что Вы, как просвещенный и преосвященный пастырь по ревности ко спасению себя и вверенных Вашему Преосвященству Христовых овец, по внушению Святого Духа, поняли сие и расположены к принятию участия в этом благомудром плавании. Но так как я не осведомлен вполне о мыслях Вашего Преосвященства в этом отношении, то письмо сие посылаю через свое доверенное лицо православно-русского происхождения, которое путем обширной начитанности при помощи Божией достигло сего корабля самостоятельно без пособия всякого человеческого участия. С ним Вы можете беседовать, обо всем том, о чем Вы желали бы переговорить со мною. Поручая Вам себя для святых молитв, с полным уважением к Вашему Преосвященству и с совершенною христианскою любовью Адрей, митрополит Галицкий, архиепископ Львовский. 3 - СТАРООБРЯДЧЕСКОМУ ЕПИСКОПУ ИННОКЕНТИЮ(Копия с черновика, рукою митрополита Андрея; даты на нем не имеется, но черновик письма написан на том же листке, что и письмо к епископу Антонию Житомирскому - 1 -VII-1907). Старообрядческому епископу Иннокентию. До моего сведения дошло, что Вы очень дельный, просвещенный и благочестивый человек, а я очень люблю таковых. При этом я всем сердцем русский православный, но только не из тех, которые повинуются светским людям в делах церковных; ибо пастыри, по слову Божию, должны управлять овцами, а не наоборот. Посему, признавая верховную церковную власть, установленную Господом нашим Иисусом Христом, я усердно стараюсь отстоять права древнегреческой православной церкви, бывшей до несчастного разделения Церквей. При-,том и верховный наш Пастырь Пий X очень любит древнегреческую церковь и защищает ее от посторонних нападений. А так как Ваша старообрядческая церковь не имеет в существе дела никаких ересей и обряды ее существовали до отделения ее от Великороссийской церкви, то по моему мнению не может быть существенно серьезных препятствий для устроения наших взаимных отношений. Как любитель церковной древности, я имею у себя множество снимков с ее памятников и нахожу, что в России возник в XVII столетии раздор из-за церковных обрядов единственно потому, что приходившие в разное время в Россию греческие сектанты под видом православных иерархов сообщали ложь вместо истины и сеяли раздор вместо научения путям спасительным. Обстоятельства современной церковной жизни показывают, что среди разных православных церквей всего мира с течением времени возникло много местных обычаев, не вредящих единству мира и любви во имя Божие. Но это началось не вчера и не третьего дня, но с самого основания Христовой Церкви, которая как евангельская наседка собирает под свои крылья и белых, и черных, и желтых цыплят, чтобы согреть их теплотой своей любви, лишь бы они-сами любили ее и стекались на ее зов. Посему повторяю, что для приведения к единому Христову стаду старообрядческих чад, возникших по благоволению католической державы, требуется лишь одна любовь к Вселенской Церкви, распространяемой и укрепляемой благодатью Божией на удивление всех ее врагов. Как любящая мать, она иногда отделяет от себя непокорных чад, но никогда не проклинает их и всегда ожидает их возвращения в лоно своей любви. Я слышал, что русская церковь при воссоединении старообрядцев вашей партии не утверждает священнослужителей в их санах. Это очень естественно, она не имеет на это власти при своем отделении от Матери всех Церквей, по доводам святых епископов Иринея Лионского и Киприана Карфагенского. Но Вселенская Церковь, по данной ей благодати утвердившая некогда на Цареградском престоле неблагодарного Фотия после его вполне беззаконного постановления, без всяких препятствий может утвердить соединенное с нею старообрядческое священство, которое по многим доводам несравненно законнее Фотиева Патриаршества. Да осенит благодать Божия умы и сердца Ваши. Шлю Вам дружеский и братский привет! 4 - ПИСЬМО К В. Е. МАКАРОВУ(Копия с черновика, написанного рукой Леонида Федорова). Милостивый Государь! Вы сами не можете понять, какую радость мне принесло Ваше письмо. Кто ищет Царства Божия и правды его, стоит на верном пути и может всегда надеяться на помощь Отца Небесного. Ваше стремление сохранить Церковь неповрежденной, свободной от всякого рабства светской власти - стремление святое, дело Божией благодати, ведущей Вас незримыми путями к своей цели. Мне делается всегда так больно, когда я смотрю на старообрядческие общины. Столько силы, столько чисто христианского духа пропадает даром, или в бесплодной борьбе с государственной церковью, или же в не менее бесплодном буквоедстве, мешающем Вашим лучшим церковникам просто и ясно взглянуть на дело. Консервативное начало, лежащее в основе Вашей Церкви, вместо того, чтобы действительно явиться охраняющим принципом, переходит в застой, а при первой встрече с культурой и прогрессом превращается, как это ни странно, в самый чистый протестантизм. Вы сами глубоко чувствуете эти недостатки и знаете их, знаете также, что все они легко устранимы при помощи духовной власти, имеющей свои полномочия от Бога. Это - единственный путь, потому что основные истины христианского учения, таинства и священство Вы сохраняете неповрежденными; следуя преданию древней Вселенской Церкви. Вам остается только усвоить учение Церкви во всей ее полноте, и тогда Вы увидите, что все так называемые спорные пункты являются только одной цепью недоразумений, возникших на политически-национальной почве по вине византийского абсолютизма и бюрократизма. Все книжки, какие только существуют на русском языке по спорным вопросам будут Вам высланы в скором времени. К ним я прибавлю еще несколько на малороссийском, чтобы хотя вкратце дать Вам представление о позитивном учении Вселенской Церкви. Господь Спаситель и Пресвятая Богородица да поддержат Вас на избранном пути и вдохнут Вам силы для неутомимого искания правды вечной, еже есть Иисус Христос! Бог мира да будет с Вами! Сердечно преданный (рукой митрополита): Митрополит Андрей 5 - ПИСЬМО К АРСЕНИЮ МОРОЗОВУ(Копия с черновика, написанного рукою Леонида Федорова. Рукой митрополита Андрея приписано: "В день св. Великомученика Димитрия 1909 - (8 .XI .1909"). Милостивый Государь! Тот, кому Вы телеграфировали в январе месяце относительно Г-на Сусалева, не мог ответить Вам до сих пор по особым обстоятельствам. Теперь он извещает Вас, что г. Сусалев принят в сущем сане. Наша Церковь признает за рукоположениями старообрядцев полную каноническую силу, т. е. признает старообрядческих дьяконов, священников и епископов действительньши дьяконами, священниками и епископами. Мы не признаем, что дьякон, священник и епископ могут быть лишены преподанной им при хиротонии благодати. Следовательно, митрополит Амвросий, хотя бы даже и находился под патриаршим запрещением, тем не менее не мог быть лишен дара благодати, который от него не мог бы отнять даже Вселенский Собор. Поэтому все посвященные митрополитом Амвросием являются действительными епископами и священниками. Пишущему эти строки очень приятно видеть, что Вы, милостивый Государь, интересуетесь этим вопросом и, оставив печальные предрассудки, разделяющие Восток и Запад, стремитесь поближе познакомиться с учением нашей Церкви. Мы думаем не без основания, что именно старообрядческая церковь, живо сохранившая принцип необходимости духовного, авторитета и полной церковной независимости от светской власти, стоит к нам гораздо ближе, чем это можно было бы думать. Любовь к старине и чистоте церковного обряда достойна всякого уважения и похвалы со стороны каждого дорожащего священными преданиями Христовой Церкви. Если Вы еще более пожелаете познакомиться с нами, то Вы увидите, что в нашей Церкви Вы найдете тот же дух Христа, который одушевляет Вас в долгой и тяжкой борьбе с земными началами и властями. Мы были бы весьма рады, если бы, навещая Белую Криницу, Вы пожелали бы посетить нас во Львове. Вас будут несомненно интересовать древности наших церквей и музеев, в которых, как и в наших церковных книгах, Вы найдете несколько общих черт, сближающих нас со старообрядцами не только по духу, но и по форме. Несмотря на тяжелое (в тескте перечеркнуто слово "польское") иго, много повредившее чистоте нашего обряда, мы сохранили, все-таки, кое-что в более древней и чистой форме, нежели в православной церкви. Покажем же, Милостивый Государь, всему христианскому миру, что нам дорог завет Христа о любви между Его учениками, покажем же, что если мы еще отделены друг от друга, то по крайней мере стремимся уничтожить это пагубное разделение, растравляющее святые раны нашего Божественного Спасителя! Тогда в день Страшного Суда мы дерзновенно встанем пред престолом Божиим с надеждой услышать от Господа Иисуса: "Блаженни миротворцы, яко тии сынове Божий нарекутся!" Сердечно приветствуя Вас, возношу к престолу Всевышнего мои недостойные молитвы за Вас и за Ваших единоверцев: да укрепит Господь стопы Ваша на путь любви и мира! С чувством глубокого уважения и, радости Андрей Рукой митрополита приписано: "Арсению Морозову Богородск, Россия" V - СТАТЬИ ЭКЗАРХА О. ЛЕОНИДА ФЕДОРОВА,
НАПЕЧАТАННЫЕ В "СЛОВЕ ИСТИНЫ"Эти статьи печатаются с копии, снятой князем П. М. Волконским в Львове в архиве митрополита Андрея. После октябрьской революции, когда нормальное почтовое сообщение с заграницей было прервано, "Слово Истины", так же как и письма о. Леонида, доставлялось ему из Петербурга с оказией, нелегально. I - "ДА БУДУТ ВСЕ ЕДИНО" (из № 57 за сентябрь 1917 г.). По поводу "Основ для соединения", предложенных православным протоиереем о. А. Устиньским (в "Слове Истины" № 55-56).Отрадно было прочитать в последнем номере "Слова Истины" призыв к единению о. протоиерея Александра Устиньского. Отрадно не только потому, что подобный призыв исходит от представителя русской, господствующей Церкви, но и потому., что он выражен ясно, определенно, в форме условий, на основании которых святое дело могло бы стать совершившимся фактом. Таких условий о. протоиерей ставит десять. Они сводятся к тому, что Церкви православная и католическая возглавляются видимым Первосвященником - епископом Римским, к которому могут апеллировать, как к высшей инстанции, православные епископы и обращаться к нему за советом. Обряд православной Церкви, ее догматы и каноническое право остаются неприкосновенными. Союз обеих Церквей должен основываться на христианской любви, быть "союзом мира", а не подчинением одной Церкви другой. Всякому, знакомому с историей католической Церкви, ясно, что почти все условия, поставленные о. протоиереем, не только вполне примлемы, но уже давно приняты различными народностями православного Востока в форме различных "уний", т. е. соединений с католической Церковью на основе сохранения соединившимися своих "литургических, административных и дисциплинарных порядков". У нас в России, таковым соединением была так называемая Брестская Уния в 1596 году, последователи которой остались теперь в восточной части Галиции и северо-восточной части Венгрии. Те же самые основы легли в основу и нашей русской православно-кафолической Церкви, называемой так именно потому, что "православие", т. е. чистота веры, является необходимым дополнением "кафоличности", т. е. вселенскости веры, для которой не существуют и не являются препятствием разности литургического, административного и канонического характера отдельных, поместных церквей. Следовательно для грядущего святого единения из ю условий, предложенных о. Протоиереем, вполне приемлемы 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 и 9 условие; Что же касается до 1 и 10, то принять их безусловно, в той форме, в какой они выражены, - мы не можем. Первое условие гласит, что "Римские католики и восточные православные христиане остаются всецело, каждые, при своих догматических верованиях и при своих литургических, административных и дисциплинарных порядках". Если бы св. Церковь была человеческим учреждением, то конечно и это условие не представляло бы никаких затруднений. Люди могут искажать даже догматы Богооткровенной религии. Поэтому нет никакой гарантии для того, чтобы только в одном каком-либо обществе людей "догматические верования" сохранялись в полной чистоте и неприкосновенности. Отсюда ясно, что ни православное общество, ни кафолическое не могли бы -претендовать на исключительную чистоту своего догматического учения и принуждать взаимно к принятию его. Но, как веруем мы, кафолики, и, как надеемся, верует и сам о. протоиерей Устиньский, Церковь есть учреждение Божественное, святое, "столп и утверждение истины" (I Тим. 3, 15) В ней ("едина вера" (Ефес. 4, 5) она не имеет "скверны или порока, или нечто от таковых" (Ефес. 5. 25-27), так как ее Глава - Господь Иисус Христос. Следовательно, если два общества, православное и кафолическое - действительно исповедуют различные, прямо противоположные догматы, держатся различных "догматических верований", то их соединение немыслимо до тех пор, пока "едина вера" не будет достоянием того и другого. Отец протоиерей согласен признать Верховным Первосвященником всей Церкви - римского епископа. На каких основаниях это может быть сделано, если теперешним догматическим верованием господствующей русской церкви, как равно и всех православных церквей Востока, является полное отрицание главенства св. Петра. В силу чего же православные признают Папу Верховным Первосвященником и будут апеллировать к нему на решение синода? По человеческим соображениям? Потому только, что ходом всемирной истории Папа Римский был - как это утверждают протестанты - выдвинут на первое место в церковной иерархии? Тогда, при различных догматических воззрениях той и другой Церкви, получится невыносимый компромисс, с которым не может мириться христианская совесть. Кафолическая часть Церкви будет признавать Папу преемником св. ал. Петра, Наместником Христа на земле, т. е. таким человеком, таким епископом, которого Сам Бог сделал видимым Главой Церкви, а православные будут считать того же самого Папу только главным иерархом всего христианского мира, сделавшимся таковым только в силу особо благоприятных для него исторических условий. Мало того, догматическое основание папского главенства, при всецелом сохранении в данном случае православными своего догматического1 верования, т. е. того, что ап. Петр не был главой Апостолов и что Римский епископ не наследовал эту власть от ап. Петра по божественному установлению, будет непрестанным источником всяких раздоров и недоразумений. Вопрос этот имеет в церковной практике слишком жизненное значение, чтобы его можно было не касаться или как-нибудь обойти. В самом деле, если Папа Римский может принимать апелляции православных епископов, то его решения будут считаться окончательными, как это имело место во время арианских и монофизитских споров. (См.: Церковная история Эрмия Созомена, СПБ. 1850, стр. 179- - Церковная история Сократа Схоластика, СПБ. 1850, стр. 141, 144, 382-3. - Церковная история Феодорита еп. Кипрского, СПБ. 1852, стр. 304, 323-325. - Ср. Деяния Вселенских Соборов, том 3-4). Что же будет происходить во время этих апелляций? Когда дело будет касаться недоразумений чисто литургического и дисциплинарного характера, Папа будет постановлять свое решение, применяясь к восточному каноническому праву и восточной литургике. В этом случае разности Церквей ничуть не мешают делу единения. Но если Папе придется принимать и апелляции по делам догматического характера и смешанного, т. е. такого, в котором догматы играют ту или другую роль? Как кафолик, Папа не может уже применяться к православной догматике и вынести решение, согласное с а догматическими воззрениями " православных. Следовательно, он вынесет только чисто кафолическое решение дела, с чисто кафолической точки зрения. Как будет тогда принято православными такое решение? Конечно, будет отвергнуто, как несогласное с их догматикой. Во что же тогда обратится право апелляции к Папе? Св. Киприан говорит, что Господу, "чтобы показать единство (Церкви), угодно было с одного же и предначать это единство" (Творения священномученика Киприана, еп. Карфагенского, книга II, стр. 143). Отсюда следует, что единство Церкви угодно Богу. Значит, не только соображения человеческой мудрости говорят нам, что без единого Верховного Первосвященника Церковь не может быть единой, но и ясно выраженная воля Божия. Эта воля хочет, чтобы единство Церкви исходило от ал. Петра и его преемника - римского епископа. Не естественно ли, что, для сохранения этого центра для всей христианской Церкви, Господь должен был наделить ал. Петра и его преемников на римской кафедре особыми преимуществами и всегда помогать им быть центробежной силой всего христианского мира? Воля Божия, чтобы существовала единая Церковь с центром единства -Римом, могла быть поэтому только определенным Богооткровенным догматом, не зависящим от каких бы то ни было исторических, временных условий, ибо Церковь земная будет существовать до "скончания века" (Мат. 28, 20). Все многочисленные изречения св. Отцов о главенстве и власти Римского епископа и Римской Церкви основываются только на догматическом факте главенства ал. Петра над остальными апостолами, установленного самим Иисусом Христом. Так например, для св. Ни-кифора, патриарха Константинопольского, без римлян "учение, проявляющееся в Церкви, издревле узаконенное каноническими установлениями и священными обычаями, никогда не может получить одобрения или быть принято к исполнению, так как они получили жребий начальствовать в священстве и им поручено это достоинство от перво-верховных Апостолов" (Творения, стр. 188, § 17). Св. Петра он называет не иначе, как: "первейший из учеников", "основание и утверждение Церкви" (там же, стр. 171, § 17), "опора Церкви" (стр. 238), "основание и утверждение нашей веры" (стр. 208). Почему для св. Максима Исповедника "быть вне общения с Римской кафедрой значит то же, что быть вне Вселенской Церкви" (Maximi Confessoris opera omnia MigneP. G. XCI, 1860 г., стр. 143-144). Потому что, как говорит он, "все концы вселенной и повсюду находящиеся правоверные люди Божий взирают, как на солнце вечного света, на святейшую Римскую Церковь, на ее исповедание и веру" (там же, стр. 138), ... "которую по обещанию Самого Спасителя никогда не одолеют врата ада" (Там же, стр. 139). Почему св. Федор Студит называет Папу "архипастырем поднебесной Церкви" (Творения, том I, стр. 221), "главою всех глав" (там же, стр. 219), "высшим настоятелем" (стр. 42, т. II)? Потому что для него Папа есть "камень веры, на котором воздвигнута кафолическая Церковь" (там же, том II, стр. 41), а Римская кафедра - тот "верховный престол, на котором Христос положил ключи веры" (там же, стр. 179) Излишне добавлять, что так же смотрели на свою власть и сами Римские епископы, в особенности же св. Лев Великий и св. Григорий Великий, почитаемые святыми в православной Церкви. Если к первому условию о. протоиерея Устиньского сделать небольшую добавку, а именно, - что православные остаются при своих "догматических верованиях, установленных на семи вселенских соборах", тогда дело приниает иной вид. Это будет значить, что православные не должны при вступлении в лоно кафолической Церкви отрекаться от действительного православного учения, а только от систем своих про-тестантствующих ученых и богословов, а также и от инсинуаций византийских логоматов, для которых квасной хлеб и борода дороже церковного единства. Не будем много говорить о старом споре относительно исхождения Святого Духа от Отца и Сына. Если православные богословы примут вместо формулы "filioque" - "per filium" и сверх того пожелают, наконец, положа руку на сердце, сказать, что и та и другая формула одинаково не объясняют нам тайны исхождения Духа Святого, то бесполезные пререкания исчезнут. Десятое условие протоиерея Устиньского выражено так: "Отношения между Церквами Римской и Российской остаются отношениями союза, а не подчинения, во исполнение заповеди апостольской, повелевающей "блюсти единение духа в союзе мира" (Ефес. 4, 3). Из того, что мы сказали относительно первого условия, ясно наше отношение и к десятому. Союз христианских Церквей не политическая комбинация, основанная на принципе "do ut des", но - союз божественный, скрепленный единством веры и одухотврпенный любовью. Следовательно и необходимое подчинение велениям Божиим, исходящему из центра христианского единства - Рима - не только не нарушает "единения духа в союзе мира", но наоборот укрепляет его. Как Апостолы, подчиняясь Христу, ничего от этого не теряли, так и каждая Церковь, - Российская или какая-нибудь другая - подчиняясь Наместнику Христа, не потеряет своей свободы, а наоборот, раз навсегда избавится от засилия светской власти, которая то в лице царей и правительств, то в лице мирян, душила и будет душить в Церкви всякую попытку к совершенству и свободному самоопределению. Небольшой размер журнала не позволяет нам, к сожалению, высказать всех тех мыслей, на которые наводит благодатный почин о. протоирея Устиньского. Мы обращаемся поэтому к о. протоиерею с горячей просьбой продолжать и далее развивать свои идеи относительно возможности соединения Церквей. В особенности хотелось бы точнее узнать его мнение о том, как, по его мнению, подчинение верховному Первосвященнику нарушает "единение духа в союзе мира"? Зкзарх русской кафолической Церкви протопресвитер Леонид Федоров 2 - НЕСКОЛЬКО МЫСЛЕЙ ПО ПОВОДУ НОВОГО ПАПСКОГО УКАЗА(Бенедикта XV об Институте для изучения восточных вопросов - из № 61-63 за январь-март 1918 г.). Принимая непосредственно в свое ведение дела Восточной кафолической Церкви, Папа Бенедикт XV решил не останавливаться только на простом упорядочении наших церковных дел, но хочет дать новой Конгрегации Восточной Церкви совершенно особый оттенок и характер. Он хочет сделать ее работу перманентным созиданием церковного единения. Для этой цели он учреждает при ней "Институт для изучения восточных вопросов" (Institum studiis rerum orientalium provehendis), чтобы работа самой Конгрегации бьша, как выражается Папа, "легче исполнимой" и "более плодотворной". Дело - чреватое последствиями: новое доказательство жизненной мощи св. Церкви и ее никогда не ослабевающей любви к покинувшим ее и блуждающим "далече" от нее чадам. С самого 1054 года до наших дней призывы Римских епископов к восточным отделившимся церквам проходят красной чертой через всю среднюю и новую историю. Папы обращаются к патриархам и митрополитам греческого, армянского, сирийского и славянского Востока, молят византийских и русских царей помочь церковному единению, побуждают королей и князей Запада содействовать всячески тому же, действуют по завету Апостола: "Проповедуй слово, настой благовремение и безвременне, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением" (2 Тим. 4, 2). Как же. откликнулись на эти призывы восточные христиане? Так как главную роль на Востоке играла Византия, то от нее нужно было ждать ответа. Духовенство Византии отвечало либо глухим молчанием, либо насмешками, либо проклятиями (исключения - крайне редки). Византийские императоры только "ловили момент", как бы поймать Рим на удочку унии и использовать святую идею для чисто политических выгод, а потом, по миновании надобности, снова поворачивались спиной к ненавистным "франкам". "Кажется невероятным, - говорит византолог Гельцер, - с какой тонкостью они (византийские императоры) все снова пробовали этот маневр по отношению к добродушным западноевропейцам и всякий раз находили веривших им, хотя они до Флорентийского собора никогда по.чти не думали серьезно об унии: это было по большей части лживое притворство из соображений политической целесообразности" (Очерки по истории Византии под редакцией и с предисловием В. Н. Бенешевича. СПБ. 1912 г., вып. I, стр. 132-3). Мы, русские, к сожалению, усвоили себе и эту византийскую "традицию", особенно ловко использованную Даниилом Романовичем и Иоанном Грозным. Даже Брестская Уния появилась только тогда, когда русской юго-западной церкви угрожал полный развал. О Риме вспомнили только тогда, когда уже некуда было деваться, когда среди массы мирян стали раздаваться голоса: "Если не исправится в церкви беззаконие, то в конец разойдемся, отступим под римское послушание и будем жить в безмятежном покое" (Макарий: "История русской церкви", т. IX, изд. 2, СПБ. 1900 г., стр. 523). И только несколько лет тому назад впервые прозвучал с Востока. .............. (В единственном сохранившемся экземпляре копии, сделанной князем П. М. Волконским здесь недостает целой страницы. Поиски ее в архиве князя остались безуспешными, так же как попытка автора найти этот номер "Слова Истины" в пяти русских библиотеках в Париже, Риме и Шевтони. Даже там, где имеются полные комплекты "Слова Истины", номера, вышедшие после революции, в них отсутствуют). ..................................... забыв все оплевания и заушения (А сколько было их от одной России только в XIX и XX столетии. Вспомнить только воссоединение униатов "любовью" в 1839 и 1857 годах, травлю "упорствующих", планомерную деморализацию католического клира и т.д. и т. д.)- первый протягивает руку примирения. Основанием Института Папа хочет содействовать наитеснейшему соприкосновению православного и кафолического духовенства, ибо только таким путем те и другие научатся понимать друг друга, главным же образом православные, которые на деле принуждены будут убедиться, как бессовестно искажали католическое учение их протестантские, старокатолические и англиканские "друзья". Несмотря на сознание своей полной догматической правоты, Рим - что делает ему величайшую честь - всегда помнил, что часть вины за разделение падает и на него. Он понимал, что обвинения греков, направленные против латинян, не всегда были несправедливы, что западные христиане, к сожалению, сделали немало для того, чтобы их имя произносилось на Востоке с проклятием на устах. Мы видим целый ряд Римских епископов, выступающих на защиту греков против своих же латинян. Великий Папа Григорий VII призывал всех сжалиться над Византией и проповедовал Крестовый поход, прежде всего для спасения Византийской империи. А кому, как не Риму обязана Византия последними славными днями своей героической борьбы с турками? Когда западно-европейские близорукие политики равнодушно смотрели на гибель очага восточно-европейской культуры, Папы проповедовали Крестовый поход для спасения Византии против турок, а когда турки уже осадили Константинополь - только кучка папских рыцарей во главе с кардиналом Исидором прибыла на помощь изнемогавшей империи. Сбывались вещие слова св. Василия Великого, обращенные к западным епископам: "Ибо знаю, что никогда не забудете нас, как и мать не забудет исчадий чрева своего..." (Творения. Письмо к Италийским и Гальским епископам - 235, стр. 180 часть 7, изд. 3, Москва 1891-92). Да, Рим никогда не забывал восточных христиан. Правда, не все Папы относились к ним одинаково, не всегда на кафедре святого Петра восседали люди, подобные Григорию VII, Иннокентию III, Евгению IV, Клименту VIII, Бенедикту XIV, Григорию XIII, Льву XIII и наконец Пию X, но дело Божие все-таки творилось, хотя тихо и незримо. Чтобы одолеть косность восточного клира, Рим давно уже делал усилия, чтобы одолеть косность клира латинского и размягчить его сердце по отношению к восточным христианам. Дело было трудное, так как на дороге стояло взаимное непонимание и незнание. Поэтому уже на Лионском соборе возникает широкий проект смягчения греко-латинских отношений. Этот проект, по поручению Папы Григория X, был составлен генералом доминиканского ордена Гумбертом де Романис. С резкой откровенностью и прямотой Гумберт указывает Папе, что психологическими причинами отчуждения и ненависти греков к латинянам является "тираническое преследование греков латинскими князьями словом и делом, ибо они называли их собаками, таскали за бороды и делали много подобных вещей". (Mansi-Sacrorum conciliorum nova et amplissi-ma collectio, t. XXIV, Veneta 1780, pag. 125, pars 2, cap. XI). "Отсюда ясно, - продолжает он, - что до раскола могло довести греков отчаяние". Гумберт полагает, что латиняне должны сделать все попытки для умиротворения греков, которых он уподобляет израненному в пути разбойниками, мимо которого прошли священник и левит (там же, стр. 127, гл- XV). Соединение Церквей - обязанность Папы (там же, стр. 128, гл. XVI). Какие же практические меры предлагает Гумберт для реализации единения? Главным образом он настаивает на изучении христианского Востока латинским клиром; требует знания греческого языка, тогда уже едва знакомого римской курии, требует, чтобы повсюду имелись сочинения греческих богословов, акты соборов Востока, исторические записи; настаивает в особенности на оживлении сношений с Востоком, более частой посылке легатов, на переводе кафолических сочинений на греческий язык и т. п. (там же, стр. 128, гл. XVII). Вот, что писали и о чем говорили на Западе еще в XIII столетии накануне Лионского- собора. Уже тогда было сознано, что ядро разделения составляет отчужденность и непонимание друг друга. Вот этого-то наш Восток, к сожалению, не понимает и до сих пор. Как тогда восточные столько смеялись над западными " варварами" и проклинали их, так и теперь. Видоизменились только насмешки и проклятия, сделавшись более " научными " и менее резкими. Кто на Востоке звал к тому же греков, к чему Гумберт звал латинян? А ведь последние могли бы развернуть перед Византией такой же, если не больший свиток ее прегрешений по отношению к Западу и тем ненавистным ей "франкам", кровь которых она лила как воду при всяком удобном случае. Программа Гумберта, хотя медленно, но проводилась в исполнение. На Западе появился целый ряд ученых (Гоар, Губерт, Монфокон, Май, Питра, Нилис и др.), упорно трудившихся над всесторонним освещением христианского Востока для своих соотечественников. Возникали даже особые учреждения для Востока, как напр.: в Риме коллегия св. Афанасия (прежний восточный отдел при Пропаганде) и монашеские ордена, ставившие целью большее сближение Запада с Востоком. Но только теперь программа Гумберта нашла, кажется, свое почти полное осуществление, если не количественно, то качественно. Святой Отец указывает, что новый Институт предназначается прежде всего для тех латинских священников, которые захотели бы работать на христианском Востоке. Институт даст им возможность хорошо подготовиться к служению, изучить язык страны, проникнуться по возможности ее религиозным духом, изучить богословие той или другой восточной церкви, ее литургику, историю и каноническое право. Конечно, всего этого нельзя пройти в два года, но все-таки можно за это время сильно приблизиться к пониманию духовного облика восточных христиан, оценить и полюбить его. Широко раскрываются двери Института и для православных. Вместо того, чтобы шататься по Берлинам, Тюбингенам, Лейпцигам и другим протестантским "очагам" "религиозного просвещения" или вернее - затемнения, гораздо лучше будет в центре кафолического христианства, в живом и искреннем общении с живыми людьми, сердечно поделиться мучительными вопросами. Как отнесутся представители теперешней Русской Патриаршей Церкви к этому новому призыву Папы Бенедикта? Некоторые уже "отнеслись" и "отписались", когда в печать только проникли слухи об основании Папой Конгрегации для Восточной Церкви. "Всероссийский Церковно-Общественный Вестник" сразу поднял тревогу (см. №№ 1515 1585 162), указывая на то, что "Рим готовится" (заглавие первой статьи). Затем посыпались, как горох, все те же прежние пошлые, гнилые словеса о папском властолюбии и римской пропаганде. Один из авторов утешает своих читателей тем, что "мы", как говорит он, "как бы унаследовали старинную вражду Востока к римскому Западу и как бы впитали эту вражду в нашу душу. К Риму, к римским доктринам, к римским традициям и обычаям у нас непреодолимое отвращение" (№ 162 - "Соединение церквей"). Итак успокойся, народ православный на этом и продолжай твое " прежнее тихое житие". Когда же совесть будет мучить тебя, то признай, что соединение Церквей "в принципе" - намерение благое и желательное, но "не для настоящего времени"... (там же). Правда, под одной из этих статей красуются инициалы так хорошо нам знакомые - "С. Т." (№ 158 - "Великое искушение") и так много объясняющие. Это все тот же громитель кафоликов - С. Троицкий, не стеснявшийся издавать во славу синодского православия подложную речь епископа Штросмайера на Ватиканском соборе ("Правда православия", вып. 2, Петр. 1915, стр. 59-81), подделывать и искажать тексты св. Отцов ("В защиту православной веры", Петр. 1915, стр. 102, 67-68 и др.), даже обвинять ап. Петра во властолюбии (там же, стр. 36-37). - (Интересен выпад Троицкого против Экзарха Федорова. Троицкий "кстати" замечает, что экзарх недавно "требовал от Временного Правительства передачи униатам чуть ли не Зимнего дворца". Конечно, ничего подобного не было, и замечание имеет целью только бросить тень на якобы неумеренные аппетиты униатов. Что делать: застарелая привычка. Сколько заработал С. Т., когда при помощи басень об "иезуитах" натравливал предержащие власти царского режима на русских католиков. Эх, прошли золотые времена. Кто теперь обратит внимание на такое "истинно-русское" усердие!... Кто вознаградит за него?...). Но ведь не он один исчерпывает "славную плеяду" подобных ревнителей "чистоты православия", он только продукт своей среды, которая воспитывала таких Троицких целыми сотнями... К счастью начинают раздаваться и другие голоса. Революция всколыхнула самые глубины русского духа: становится невыносимым жить в атмосфере разъединения и вражды. Многие начинают уже понимать, что только единство христианского мира может дать прочную гарантию для нормального развития человечества. "В европейской, а вместе и русской трагедии, - пишет Булгаков ("Утро России" № 268), - развертывающейся перед нашими глазами, не осуществляется ли ныне то зло, которое было посеяно тысячу лет тому назад в те недобрые дни, когда назревала последняя распря константинопольского и римского престола" ? Святая правда. Страшная братоубийственная бойня, но в тысячу раз ужаснее религиозный раздор, когда Божественный Миротворец, Христос, служит камнем "претыкания и соблазна", когда из-за распрей христиан, "имя Божие хулится у язычников" (Римл. 2, 24), когда неверующие, в ответ на вразумление христианина, с иронией спрашивают его: "В какой же из церквей настоящий Христос?..." Из этого разъединения - все зло: разная вера во Христа, разное понимание обязанностей к Богу и ближним, к государству, семье; разное понимание жизненных задач, разная взаимоуничтожающая культура и отсюда - бесконечная распря и разящий "меч"... Если сознание этого зла будет проникать все глубже в русское общество, тогда только оно поймет, что не властолюбие и не фанатизм заставляют Римских Пап и кафолическую Церковь так неотступно, так до назойливости настойчиво стремиться к осуществлению церковного единения. Весь кафолический мир мучается над решением этой проблемы. В захолустьях Франции, Испании, Италии, Бельгии - крестьяне, простые женщины, малые дети молятся об обращении каких-то, совершенно неведомых им, греков и русских, жертвуют на нужды восточных католиков, дают своим детям имена Иосафата, Виссариона, Афанасия, как бы желая воздать честь великим борцам за единство Церкви, целые общества и братства ставят своей целью молиться за соединение Церквей. Выйдем же и мы из нашего пассивного состояния, двинемся навстречу Западу. Не будем говорить, что соединение Церквей - "несвоевременно", а "силою" (Мат. 11, 12) добудем себе у Господа эту благодать. Вымолим, выплачем ее, не дадим "сна очам" нашим "и веждам" нашим "дремания" (Псал. 131, 4), пока весь христианский мир не превратится в одно великое стадо под одним Пастырем. Л. Ф. VI - ЦИРКУЛЯР ПРЕОСВЯЩЕННОГО ЭММАНУИЛА ШАПТАЛЯ, АССИСТЕНТА АРХИЕПИСКОПА ПАРИЖСКОГО ПО СНОШЕНИЯМ С ИНОСТРАНЦАМИ.Директивы, данные им в декабре 1922 г. епархиальным священникам по ПОВОДУ перехода православных русских в католическую Церковь. Все пометки красным сделаны Экзархом о. Леонидом Федоровым. Все возрастающее число русских заявляет о желании перейти в католическую Церковь. Если те священники, к которым они обращаются, не отдают себе отчета в важном значении обряда, к которому должен принадлежать новообращенный католик, они рискуют вызвать серьезный раздор между католичеством и нашими разъединенными братьями и вновь расстроить на неопределенное время дело соединения Церквей. Всякое служебное дело латинского священника, подрывающее авторитет славянского обряда, возбуждает в русской душе чувство оскорбления, остроту которого мы едва ли можем себе представить, и притом находится в формальном противоречии с указаниями и постановлениями римских Конгрегации и Верховных наших Архипастырей. I Русские чувства по вопросу обряда Большинство русских людей настолько привязано к своему обряду и религиозному быту, что видит в нем часть своего национального достояния. Для большинства русских беженцев эти обряды и бытовые черты остаются как бы символом разрушенной' родины, знаменем, вокруг которого они теснятся. Для широких масс этих эмигрантов православная вера является святыней и оплотом национального единства, вокруг которого должны сплотиться все, остающиеся верными старой России. С точки зрения людей, настроенных подобным образом, принятие католичества с переходом в латинский обряд равносильно измене, отречению от своей народности именно в ту минуту, когда она наиболее нуждается в дружной работе всех своих частей. "При этих условиях, -так рассуждают эти люди, - принять католичество значит быть отрезанным ломтем, сделаться неспособным к участию в жизни своей страны". Русские знают католичество только в латинском обряде и потому полагают, что для того, чтобы быть католиком, нужно быть латинянином, а чтобы быть истинно русским человеком, надо быть православным. Они не знают о существовании католического славянского обряда, совершенно тождественного с тем, к которому они привязаны столь глубоким и вполне понятным и заслуженным чувством. Другим источником недоразумений и трений является необходимость для русских эмигрантов и для голодающего населения России прибегать к католической благотворительной помощи. При виде совершающихся обращений в католичество, русские заявляют, что мы в этом деле помощи движимы только стремлением купить православные души, заманивая в католичество посулами материальной выгоды. Подобные жалобы раздавались не раз из среды русских эмигрантов во Франции. Конечно, они лишены всякого серьезного основания; однако нам необходимо знать об этом наболевшем месте русской души, уязвление которого являлось бы досадной неловкостью и недостатком христианской любви. Возможно впрочем, что в некоторых единичных случаях к нам обращаются и заговаривают о переходе в католичество ради участия в материальных выгодах и без внутреннего религиозного убеждения. Крайне важно поэтому, чтобы священники, выслушивающие подобные заявления, относились бы к ним с большой осторожностью и принимали в Церковь только лиц, тщательно испытанных и надлежащим образом усвоивших наше догматическое и нравственное учение. Священникам надлежит особенно озаботиться о ясности учения, когда им приходится иметь дело с душами, склонными к некоторой туманности и неопределенности. Легко понять также, что нельзя оказывать никакого давления в вероисповедном вопросе на детей, посещающих наши католические учебные заведения. Лучше всего заранее установить тот духовный режим, которому будут следовать эти дети: в режим этот обыкновенно входит религиозное обучение и воспитание совершенно такое же, как и получаемое остальными воспитанниками-католиками. Другим поводом к раздражению является наш способ выражения для обозначения православных русских. Наименование схизматиков, в приложении к ним, и схизмы для обозначения их разрыва с католической Церковью кажутся для них оскорбительными и глубоко обидными. Поэтому Папа Лев XIII во всех своих актах избегал этих слов, употребляя наименование "разъединенных братьев" или "диссидентов". Папа Бенедикт XIV безбоязненно пользовался обычным для них наименованием "православных". Итак было бы весьма полезно и согласно с духом христанской любви, предписанным в отношении их Верховными Первосвятителями, воздерживаться от всяких терминов, обидных для этих несчастных, уже столько потерпевших. Может, однако, случиться, что кое-кто из числа этих новообращенных эмигрантов пожелает принять именно латинский обряд: они воображают, что это единственный обряд, действительно признанный Церковью; других притягивают некоторые особенности культа, свойственные только этому обряду. Для них латинский обряд является, по их выражению, "полным католичеством". Другие, наконец, предпочитают перейти в латинскую церковь за неимением священников своего обряда. Необходимо просвещать таких верных и направлять их образ мысли. Латинский обряд отнюдь не является ни единственным обрядом, ни "полным" обрядом. Католичество не есть ни латинское, ни греческое, ни славянское явление: оно охватывает все эти обособленные черты и превышает их всех, основываясь на данных истинной веры. Латинские церкви, ныне посещаемые русскими для принятия святых таинств, для молитвенных упражнений и дел благочестия - могут пока удовлетворять их духовные потребности впредь до создания церквей славянского обряда как в России, так и во Франции и других местах. Час этот еще не настал, кроме первых зачатков в Петрограде, Москве и Константинополе. Но наступит и он когда-нибудь, и подготовлять это следует с неусыпной заботливостью. Ввиду сказанного мы напоминаем всем священникам, заинтересованным в деле возвращения русских душ в лоно католической Церкви, что долгом их является внушать всем новообращенным, в особенности тем, кто склонен это забыть, что они принадлежат к обряду, заслуживающему особо благоговейного почитания, как по происхождению своему, так и по собственному своему величию и блеску, и что в этом обряде, по правилам церковным, им надлежало бы оставаться закрепленными, если бы у них оказалась уже в настоящее время церковь своего обряда. Там они нашли бы родное свое достояние, и явили бы своим соотечественникам пример верности вековым традициям. Такой образ действий, как сейчас покажем, установлен самой Церковью вполне определенно и ясно. II Вот краткая сводка "Инструкций и правил", преподанных Святейшим Престолом для сношений с диссидентами восточного обряда и преимущественно с желающими вернуться в католическую Церковь. Быть может многие полагают, что латинизация восточников отвергнута только Папой Львом XIII и его преемниками. Дело обстоит совсем не так, и документы, запрещающие подобную латинизацию, относятся к глубокой древности. Раньше, чем привести сокращенные из них выдержки, отметим, что Кодекс в своем каноне 98 (§§ 2 и 3) лишь резюмирует старинное уже установление. 1 - В Руководстве миссионерам в восточных странах (Monita ad Missionaries in partibus Orientalibus), составленном Пропагандой в 1669 г., читаем: "Миссионеры на Востоке должны тщательно отделять предметы веры от церковной обрядности, проводя различие между догматами, в которые надо верить, и церковным строем, которому надо подчиняться. Вера должна быть общей в той и другой Церкви: Восточной и Западной... Но церковные правила и обряды могут быть различными в каждой Церкви: такая разница в обрядах вполне согласуется с единством веры... ... Таким образом, когда дело идет о возвращении греков к единству католической Церкви, миссионерам необходимо заявлять ясно и открыто, что греческие обряды не порицаются и не изменяются Римской Церковью; и что, больше того, они большей частью одобряются и утверждаются высочайшим образом. Миссионеры должны понимать, что Верховные Первосвятители всегда настаивали в самых определенных выражениях на сохранении обрядовых особенностей Восточной Церкви в полной их неприкосновенной чистоте". 2 - В конституции миссионерам, посылаемым на Восток (Ad missionaries per Orientem deputatos), начинающейся словами "Allatae sunt", Бенедикт XIV в 1775 г. постановляет следующее: "...§ 18... Прилагая все меры к тому, чтобы с корнем вырвать заблуждения, в которые впали восточники, Верховные Первосвященники однако особенно заботились о сохранении в неприкосновенности учения, исповедуемого ими (восточными) еще до схизмы, и почерпаемого ими из их литургий и древних глубокопочитаемых обрядов. Никогда Верховные Первосвятители не требовали от них, принимая их в католичество, отречения от их родного обряда и воспринятия обряда латинского. Подобное требование повлекло бы за собой уничтожение Восточной Церкви и обрядов греческих и восточных, что совершенно противно действиям и намерениям Святейшего Престола". "§ 19 ... Из сказанного следуют три вывода. Во-первых, миссионер, трудящийся над делом возвращения к церковному единению восточных схизматиков, должен прилагать все усилия только к устранению заблуждений, унаследованных ими от предков и противоречащих католической вере. Затем, он должен избегать всякого оскорбления или искажения обряда, исповедуемого новообращенными, что всегда было чуждо действиям Апостольского Престола. Наконец, миссионер обязан совершенно воздерживаться от всего того, что могло бы восточного схизматика побудить принять латинский обряд; его роль сводится только к тому, чтобы привести его к католической вере, но отнюдь не к внушению ему {необходимости) латинского обряда. "§ 21. ... Тот миссионер, который, вопреки указанному запрещению, убеждал бы схизматика, грека или восточного, воспринять латинский обряд, рискует таким образом действий принести делу весьма серьезный ущерб (gravissima detrimenta)". 3 - В Сборнике (Collectanea) Пропаганды изд. 1907 г. (№ 1663, стр. 207) некий восточный миссионер в 1885 г. запрашивал, имеет ли он право в силу обычных своих полномочий, принимать в католичество схизматиков, жительствующих в пределах его миссионерского округа. Ему дается 1-го июня 1885 г. ответ: - "утвердительный, с тем, что означенные схизматики должны приниматься в обряд восточный, а не в латинский, кроме случаев особого на то разрешения Святейшего Престола". 4 - В энциклике "Praeclara" от 2О июня 1894 г. Лев XIII обращается с призывом к восточным диссидентам и, приглашая их к единению с Римской Церковью, говорит по существу то же самое, что и Бенедикт XIV: "Движимые любовью Божественною и заботою об общем спасении, а отнюдь не человеческими побуждениями, Мы желаем примирения и единения с Церковью; Мы желаем единения полного и совершенного, и такое единение является ничем иным, как соглашением в догматах, которых мы держимся, и взаимным обменом братской любовью. " Истинное единение между христианами заключается в том, что учредил и чего хотел Создатель Церкви Иисус Христос: оно заключается в единстве веры и правления. Никакого сомнения не может быть в том, что ни мы, ни наши преемники не отменим ничего из вашего канонического права, ни из привилегий ваших патриархов, ни из обрядовых обычаев каждой Церкви. Святейший Престол и в помыслах своих и в действиях всегда был и будет расположен к всяческой щедрости в уступках во всем, что касается традиций и нравов, свойственных каждому народу". Нельзя не подчеркнуть значения этого торжественного обещания. Можно ли после всего этого думать, будто всякий имеет право побуждать новообращенных принять латинский обряд? 5 - В конституции "Orientalium dignitas", обнародованной Львом XIII зо октября 1894 г- сказано: "XI. Если какая-либо община, или семья, или отдельное лицо, бывши ранее диссидентами, возвращается к католическому единению, и если при принятии их (в Церковь) ставилось условием прикрепление к латинскому обряду, то это самое лицо, или семья, или община остаются в латинском обряде, но с правом возвращения во всякое время к своему родному обряду. Если же такого условия не было поставлено, и только отсутствие восточного священника заставило прибегнуть к священникам латинским, то надлежит вернуться к родному обряду, как только появление восточных священников сделает это возможным". 6 - Последними документами, касающимися этого вопроса, являются Конституция "Tradita ab antiquis" от 14 сентября 1912 г., разрешающая верным причащаться по любому обряду, и канон 98 в Кодексе. В первом из этих документов, запрещается перемена обряда без разрешения Апостольского Престола, но тут имеются в виду католики, а не переходящие в католичество. В Кодексе канон 98 § 2 запрещает духовным лицам внушать решение переменить обряд: " Клирики никоим образом да не дерзают привлекать как латинян в восточный обряд, так и восточных в латинский (clerici nullo modo inducere praesumant sive latinos ad orientalem, sive orientates ad latinum ritum assumandum). Правило это применяется и к диссидентам, возвращающимся к единению, и к верным католикам. Действительно, как это видно из ссылок, приведенных в официальных изданиях, этот параграф подтверждает закон, изданный Папою Бенедиктом XIV в Конституции "Allatae sunt" № 21. Мы уже видели, что этот текст касается новообращенных и налагает вполне определенное обязательство на священника, принимающего таковых в католическую Церковь. Общее заключение: священники, принимающие православных в католическую Церковь, обязаны воздерживаться от всего, похожего на латинизацию; они должны, наоборот, заявлять нашим братьям, возвращающимся к церковному единению, что только в случае отсутствия священников и церквей их родного обряда, Церковь разрешает прибегать к обряду латинскому. Эммануил (Шапталь), Епископ Исионский, Ассистент Его Высокопреосвященства Кардинала Дюбуа. VII - СЛУЧАЙ ОДЕРЖИМОСТИ БЕСОМ.
(Свидетельство Ю. Н. Данзас)В октябре 1923 г. я была в Петрограде. Официально я числилась тогда заведующей отделом (бывшей Императорской) Публичной Библиотеки. Тайно я была католической монахиней. Я получила отчаянное письмо от одной дамы, с которой сделался нервный припадок. Ее поместили в доме для душевнобольных, находящемся в окрестностях Петрограда в так называемой "Больнице одиннадцого километра", одном из наиболее крупных учреждений этого рода в России, издавна хорошо известном. На больнице сильно отразился хаос и общая нужда того времени. Эта дама написала мне, прося притти ей на помощь, так как питание в больнице было недостаточным. Кроме того, нужно было помочь ей выйти из больницы; от совместной жизни с умалишенными болезнь ее могла только ухудшиться. Я решила отправиться в больницу сама, чтобы посмотреть, что можно сделать для этой несчастной. Я была немного знакома со старшим врачей, которого видела несколько раз в Публичной Библиотеке. Поэтому, по приходе в больницу я обратилась прямо к нему. Он принял меня очень любезно и предложил провести к больной, которую мне хотелось повидать. Мы отправились вместе в женское отделение. Доктор предупредил меня, что придется пройти через палату, в которой находится теперь много больных. Чтобы не возбуждать их, с ними не следует говорить. В данный момент все они спокойны. Их поместили в эту палату на несколько часов, чтобы произвести в их комнатах кое-какой ремонт - привести в порядок отопление, поправить водопровод и т. п. По дороге мы говорили об ужасающей бедности, парализующей все усилия медицинского персонала. Недостаток ощущался во всем, здания разрушались. Доктор рассказал мне, с каким трудом ему удается доставать самое необходимое. Я упоминаю нарочно эти подробности, чтобы показать, что мы говорили тогда о чем угодно, но только не о больных, так что я не была решительно ничем подготовлена к картине, которая представилась моим глазам. — Теперь, - сказал доктор, - мы войдем в палату, где находятся больные. Быстро пройдите ее в направлении двери в левом углу противоположной стены. Я иду вслед за вами. Говоря это, он открыл дверь в палату и посторонился, чтобы дать мне пройти. В этот момент мы услышали ужасающий крик с другой стороны, из-за закрытой двери, как раз против той, через которую мы вошли. Дверь резко открылась, и в палату бросилась молодая девушка, с криком, или вернее, с рычанием, в котором не было ничего человеческого. Тем не менее в этом рычании ясно слышалось слово: — Крест, крест... Дико вопя, девушка, повидимому, намеревалась броситься на меня, но тут же упала на землю и начала биться в страшных конвульсиях, с пеной у рта. Руки и ноги ее были так вытянуты, точно кто-то силился их оторвать. Доктор схватил меня за руку и потянул назад, чтобы вывести из палаты. Потом, закрыв дверь, он быстро спросил: — Есть на вас крест? На мне был, действительно, крест: маленькое Распятие на четках. Четки были освящены в Риме, я ими особенно дорожила и носила на себе под платьем. В этот день я надела поверх шерстяного платья осеннее пальто, застегнутое на все пуговицы (температура была ниже нуля). Поэтому никто не мог никак заподозрить, что на мне четки с Распятием. Тем не менее, на вопрос доктора я ответила простым - да. — Ах, мне следовало предупредить вас. Ведь она чувствует крест за две комнаты. Потом, попросив меня подождать, он быстро вышел к больной и гакрыл за собой дверь. Оттуда доносились и дальше страшные крики. Потом они ослабели и перешли в хрип. С бедной больной старались справиться и унести ее поскорее. Доктор вернулся лишь спустя четверть часа, очень бледный и заметно взволнованный. Вот, что он мне рассказал . — Этой девушке всего семнадцать лет. Она комсомолка - член союза коммунистической молодежи, но из порядочной семьи. Родители ее - рабочие. Как это полагается в комсолюле, она несколько раз участвовала в кощунственных представлениях и процессиях. Однажды она играла роль Божьей Матери в гнусной кощунственной пьесе. На следующий день она впала в меланхолию, начала избегать товарищей, некоторое время дико молчала. Вскоре к этому присоединились сильные припадки и постоянное возбуждение, выражавшееся потоками богохульства, которое она извергала. В таком состоянии ее поместили к нам в больницу. Здесь она уже больше трех месяцев. Временами у нее бывают периоды полного молчания, которое длится несколько дней; тогда она спит тяжелым, изнуряющим сном. Потом, когда возбуждение возобновляется, эта несчастная часами изрыгает страшные богохульства. Доктор сказал, что никогда в жизни он не слышал такого невероятного богохульства, с таким бешенством, упорством и испорченным воображением. Ужасное возбуждение больной кончается иногда припадками, подобными тому, которому я только что была свидетельницей. Несчастная катается тогда по земле, вся скрюченная и тело ее бьется в страшных конвульсиях. Иногда, в этих конвульсиях, тело ее подбрасывается над полом на высоту целого метра. Как-то раз, в таком состоянии, ее отбросило к окну. Своей головой она разбила стекла и глубоко порезала себя. Оказалось, что причиной припадка была форма окна: оконные рамы напомнили больной крест. Пришлось перевести ее в комнату с круглым окном. Она чувствует на расстоянии всякую вещь, имеющую отношение к религиозному культу, но особенное бешенство в ней возбуждает крест. В день моего посещения, больная находилась в спокойном периоде. Она дремала в комнате, выходившей в небольшой коридор, который сообщается с упомянутой выше палатой. В тот момент, когда доктор, с другой стороны, открыл дверь, в которую мы собирались войти, больная вскочила с постели, пробежала по коридору и раскрыла "из него дверь в палату. Нужно заметить, что ширина палаты между дверьми - около двадцати метров. Бросившись в палату, больная свалилась на пол в двух-трех метрах от двери, через которую она вошла, так что ее отделяло расстояние в 17-18 метров от противоположной двери, где я находилась. К сказанному могу добавить, что я не раз имела случай наблюдать припадки эпилепсии. Поэтому я могу утверждать, что припадок конвульсий у этой несчастной отнюдь не походил на эпилептический. Она упала на пол лицом вниз, с ногами, согнутыми вверх. В то время, когда она билась головой об пол, тело ее изгибалось от подергивания сухожилий, как-будто кто-то выкручивал их, силясь вырвать. Не только не было признака окоченелости, но, напротив, все тело казалось разбитым, словно у нее не было позвоночника. В этих ужасных конвульсиях, на лице не было видно ничего, кроме пары вытаращенных глаз и широко раскрытого рта, который испускал душу раздирающие крики. Я спросила доктора, много ли у него больных этого рода, так как в городе говорили тогда, что среди молодежи, навербованной в антирелигиозные группы, было немало случаев сумасшествия. Он ответил мне, что, действительно, к нему часто приводили молодых людей, страдавших серьезными нервными припадками, и что во многих случаях нервные потрясения были вызваны болезненным возбуждением, причиной которого являлось осквернение святынь или участие в кощунственных процессиях. Среди них были случаи религиозного или богохульного помешательства, случаи меланхолии, болезненного упадка сил и т. д. Но никогда еще ему не приходилось иметь дело с таким буйным случаем, симптомами которого он был положительно поставлен в тупик. По его мнению, эта девушка не была сумасшедшей, но истерической. В то же время, припадки ее нельзя было подвести под известные истерические явления, и сила их приводила его в полное замешательство. Тогда я спросила доктора, какому лечению подвергали эту несчастную. — Конечно, - сказал он, - ей дают разные успокаивающие, снотворные средства и т. п. И он стал жаловаться, как трудно доставать теперь нужные лекарства, как недостаточен уход за больными при невозможности находить хороших, сиделок. Я его перебила: — А не думаете ли вы, доктор, что ваша больная нуждается просто в изгнании беса? Старый врач-взглянул мне прямо в лицо, а затем провел рукой по своим седым волосам. — Видите ли, всю жизнь я посвятил позитивной науке. Никогда я не допускал ничего другого. Однако, с некоторого времени... я чувствую, что сбит с толку. И тут я склоняюсь к вашему мнению... В этот момент нас прервали, и нельзя было продолжить нашу беседу. Я вышла из больницы с твердым намерением приехать сюда еще раз, чтобы понаблюдать как следует эту больную. Спустя три недели я была арестована, и это мне помешало, так что не удалось больше повидать ни больную, ни старого доктора. VIII - АРХИПАСТЫРСКОЕ ПОСЛАНИЕ ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЕЙШЕГО АНДРЕЯ МИТРОПОЛИТА ЛЬВОВСКОГО И ГАЛИЦКОГО.по поводу преследования православного населения в Польше и уничтожения православных церквей.Послание митрополита Андрея было конфисковано, и распространение его запрещено польским правительством. В конечном итоге, это только способствовало более широкой огласке, особенно заграницей. Его напечатал ряд газет и журналов, начиная с "La Croix" (28-VII-1938). "La vie Intellectuelle" (10-Х1-1938) сопроводила его вступлением, в котором сказано между прочим: "К протесту великого католического епископа Львовского мы присоединяем и наш протест во всей мере, в какой, против православных в Польше, действительно совершались несправедливости, и они подвергались преследованиям. Слишком больно думать, что в то время, когда столь многие из нас должны с опасностью для жизни исповеды-вать свою веру, меры преследования могли коснуться наших христианских братьев, хотя в настоящее время и отделенных от нас, но воссоединения с которыми до полного единомыслия с ними мы горячо желаем и на которое сильно надеемся". В то время как "Illustrowany Kurier Codzienny" (16-VIII-1938) назвал известия иностранной печати о разрушении православных храмов "шуткой" и "ложью", другие польские газеты оправдали произведенные насилия над православным населением. "Kurier Wilenski", "Czas", "Slowo" и др., так же как ряд украинских и русских газет, напечатавших сообщения о разрушении храмов, были конфискованы, и вторые издания, выпущенные после конфискации, оказались с пустыми местами на месте запрещенных цензурой известий. Печатаемый ниже текст послания переведен с французского экземпляра, пересланного лично митрополитом Андреем кн. П. М. Волконскому. Стилистически и в некоторых деталях он немного расходится с переводом, опубликованным в "La Croix". АНДРЕЙ, МИТРОПОЛИТ ЛЬВОВСКИЙ И ГАЛИЦКИЙ, Преосвященным Епископам, Высокопреподобным членам Капитулов и Клиру Галицкой провинции. Мир вам о Господе и благодать Всевышнего! Столь тревожные события, взволновавшие в эти последние месяцы Холмщину, побуждают меня принять на себя общественную защиту наших братьев, страдающих от гонения, православных на Волыни, в Холмщине, Подляшье, Полесье, и призвать вас снискать им с небес милосердие Божие молитвой и покаянием! Сотня церквей разрушена и уничтожена, многие закрыты, а некоторые сожжены неизвестными злоумышленниками. В закрытых церквах запрещено богослужение, как в самих церквах, так и вне их. Среди уничтоженных церквей есть очень ценные памятники древней церковной архитектуры. Нередко уничтожались и предметы религиозного культа. Людей заставляли, часто насилием, переходить в'католичество латинского обряда. Священников, которых неимущий народ содержал подаяниями и которые исполняли свои пастырские обязанности по приказанию духовного начальства, насильственно удаляли и карали высокими денежными штрафами и тюрьмой. Невинных людей часто убивали и изгоняли из сел. Там запрещено даже обучать Закону Божию и проповедывать на родном языке. Православная Церковь покрылась трауром. Вне границ государства, православные Церкви призывают к молитве и посту, чтобы вымолить у Небес прекращение религиозных гонений. Все православное население Польши охвачено беспокойством. Население Холмщины оскорблено в своих самых святых и благородных чувствах. И все восточные христиане, находящиеся в единении с католической Церковью, страдают от удара, нанесенного самому делу церковного единения. Все это было сделано в тот самый момент, когда правительство предложило Сейму ратификацию договора, заключенного между Апостольским Престолом и Польским государством относительно имущества бывшей Униатской Церкви. Вследствие совпадения во времени этих обстоятельств, инициаторы и организаторы разрушения церквей сбрасывают всю гнусность происшедшего на Апостольский Престол. События в Холмщине уничтожают в душах наших братьев-православных, не находящихся в единении с нами, самую идею возможности воссоединиться, они показывают им католическую Церковь, как враждебную и опасную православному народу. В глазах нескольких миллионов жителей Польши, Апостольский Престол был представлен в качестве соучастника, виновного в разрушении церквей. Между восточной и католической Церковью разверзается новая пропасть. Кому следует приписать эти вещественные и моральные развалины? Кто осмелился в католическом государстве, на глазах Нунция, представителя Святейшего Престола, на глазах многочисленного католического епископата, нанести столь страшный удар католической Церкви? Кто осмелился, вопреки интересам государства, попирая ногами традицию маршала Иосифа Пилсудского, совершить столь беспримерное дело? Выполнить его могли только по наущению тайных врагов католической Церкви и христианства. Такое дело не принесло никому пользы, кроме врагов Церкви. Задача их была нетрудной, когда они причиняли вред части католической Церкви и народу, принадлежащему к ней. Тогда им можно было выступить под тем предлогом, что они уничтожают якобы врагов государства. Уничтожали же они католическую Церковь при молчаливом согласии и даже радостном одобрении многих католиков. Мы и не обращались к нашим братьям латинского обряда с просьбой о помощи. Они могли отказать нам в ней, считая нас нелояльными гражданами, несмотря на очевидные доказательства, что в действительности это вовсе не так. Заклятые тайные враги христианства не могут открыто нападать в Польше на католиков, так как последние слишком сильны. Поэтому им приходится свои удары маскировать. Они действуют окольными путями, посредством других, однако и тогда их можно узнать по цели, которую они преследуют. Ободренные успехом, они осмелились своим последним выступлением нанести страшный удар ни в чем неповинным крестьянам и духовенству Холмщины, которых нельзя уже было никак обвинить в нелояльности к государству. Свой удар они не могли оправдать никаким упреком, который можно было бы сделать этому народу. Они поражают его, пользуясь лозунгами патриотического характера, как например, "исправим исторические несправедливости!", "уничтожим следы порабощения!", и побуждают не сознающих этого католиков к нехристианским поступкам. Этот удар они нанесли ни в чем неповинным православным и нанесли его так искусно, что одновременно он пришелся и по католической Церкви. Этим, однако, они себя выдали, показав, что в действительности они - враги католической Церкви, враги христианства! Мы должны воспринять с болью все страдания наших братьев и должны заклеймить антихристианские поступки. Разрушение церквей там, где церковь необходима народу, запрещение совершать богослужение, наказания, налагаемые за молитвы -все это мы должны считать актами религиозного преследования. Увы! Мы вынуждены признать триумфом врагов Церкви - масонов - моральный удар, нанесенный ими самой идее Соединения Церквей, авторитету католической Церкви и Апостольского Престола. Мы обязаны протестовать против попытки набросить прискорбную тень сомнения, будто Апостольский Престол оправдывает этот поход против православной Церкви. Мы должны также протестовать и против того, что хотят оправдать холмские события и политическую борьбу с украинским народом интересами католической Церкви. В данное время католики, может быть, введены в заблуждение. Среди них есть много таких, которые не отдают себе отчета в том, что произошло в Холмщине. Но то, что произошло - есть и останется для Польши грозным memento. Как для гонимых, так и для нас является утешением, что Господь в Своей справедливости видит наши страдания. Судьбы народов в руках Божиих. Из страданий несчастного народа Господь сумеет дать возрасти его подлинному непреходящему благу и славе и победе католической Церкви. + Митрополит Андрей
в Пидлути, в праздник славного Пророка Илии, 20 июля ст. ст. 1938 г. IX - МЕСТО, КОТОРОЕ ВОСТОК ДОЛЖЕН ЗАНИМАТЬ В КАТОЛИЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ, И ТО, КАКОЕ ЕМУ ОТВОДИТ НОВЫЙ ВОСТОЧНЫЙ КОДЕКС.Отрывок из сообщения, сделанного Помощником Мелхитского Патриарха архиепископом Петром Медаваром о греко-католическом соборе, состоявшемся в феврале 1958 г. в Каире, и напечатанного в католическом журнале "Bulletin d'orientations oecumeniques" N° 16 за 1958 г.).... Позвольте мне остановиться на этом пункте подробнее, так как некоторые его плохо поняли или же исказили. В настоящее время в мире имеется свыше 460 миллионов католиков, из которых восточного обряда - всего десяток миллионов. С другой стороны, насчитывается свыше 250 миллионов православных восточного обряда, в огромном большинстве - византийского. В числе прочих имеется 10-12 миллионов коптов и эфиопов, от 3 до 4 миллионов армян, не больше миллиона сирийских якобитов и несториан. Предусматривается воссоединение всех этих христиан, чтобы согласно воле Господа нашего Иисуса Христа образовать единую Церковь, в тот час, который определило Его Провидение. Помимо сверхприродного средства молитвы, интеллектуального средства изучения, наш долг приготовить и психологически путь этому воссоединению, расчистить его, устранив всевозможные препятствия, загромождающие его или преграждающие. Такими препятствиями являются в особенности взаимные предубеждения, непонимания, недоразумения. Лучшее средство доказать доброе расположение и чистоту намерения католической Церкви - показать наглядно христианам, как Рим намерен организовать воссоединенную Церковь, какое место в ней он намерен дать Востоку. Создавать такое место - нет надобности, оно установлено более, чем тысячелетней традицией, постановлениями Вселенских Соборов, двухсторонними соглашениями, заключенными между двумя частями христианства торжественными обещаниями Верховных Первосвященников, обещаниями данными нам в письменной форме по случаю кодификации восточного права, начатой в 1929-1930 г. г., и официальными заявлениями, которые кардинал, председатель комиссии по кодификации, повторил нашему Патриарху, заверив его, что когда православные увидят новый кодекс, они, не задумываясь, воскликнут: "Это наш закон, это голос наших Отцов!" Место Востока в католической Церкви одно из самых почетных, ибо она смотрит на восточных апострльских патриархов как на уполномоченных, вместе с Римским Папой и после Него - Его совершенно особый личный авторитет не оспаривается нами ни в какой мере - и, считает, что им вменены заботы по управлению церковью и признает за ними первый ранг непосредственно за Верховным Первосвятителем, без посредников. Такое признание первого ранга в старшинстве не является целью само по себе; оно только вытекает из того места, какое восточные Патриархи занимают в иерархии Вселенской Церкви. Между тем, вместо того, чтобы показать православному миру то место, на которое они имеют право в единой Церкви, новое каноническое право, обнародованное mom proprio "Cleri Sanctitati" представляет ему умаленных Патриархов, за которыми, правда, согласны признать некоторые привилегии чисто исторического порядка, но самые важные из них подлежат еще предварительному разрешению или последующему утверждению. При такой системе взглядов на институт Патриархов, было естественно назначить им очень отдаленное место от Папы. Какой же ранг в церковной иерархии новое каноническое право оставило этим высоко достойньш представителям подлинного апостольского христианства, стоявшим во главе тех крещеных, которые первыми носили наименование " христиан " и в Антиохии, вместе со св. Игнатием, первыми произнесли слово " кафолический "/этим преемникам Отцов Церкви и Исповедников, потомкам мучеников, претерпевшим и продолжающим до сих пор терпеть все виды преследований и унижений ради имени Христова и Его Креста, возглавлявшим Матери-Церкви, распространявшим свет христианства во всем мире задолго до основания коллегии кардиналов, этим живым эмблемам кафолического единства веры и морали в необходимом многообразии обычаев, дисциплины или обрядов, этим представителям христианского сопротивления, сохранившим наличие христианства в земле Ислама? Так вот. Совершенно не считаясь со всем этим наследием святости и чести, ни со всем тем, что они представляли собою в прошлом, ни со всей той надеждой, какой они являются для будущего, новое каноническое право определяет их ранг не только позади 72 кардиналов, но и позади сотни апостольских легатов, которые могут быть и простыми священниками, а иной раз даже - после простых епископов латинского обряда! Почему? Просто потому, что они находятся в унии с Римом! В то время, как отделенные Церкви пользуются всеми почестями, которые им полагаются и которые необходимы, чтобы их поддерживать и защищать интересы верных на ставшем мусульманским Востоке, католические Патриархи подвергаются все больше и больше "capitis diminutio" чем все сильнее умаляется их роль в Церкви и в церковных общинах. Таким путем думают осуществить единение христиан! Ах, эта забота о христианской унии! Как по разному ее ощущают! Позвольте передать вам слова, сказанные мне однажды нашим высокочтимым Патриархом: "Каждый год, - сказал он, - когда я чувствую приближение моления об единстве Церкви (19-25 января), я испытываю в себе самом чувство стыда, констатируя, что наше непонимание побуждает нас читать устные молитвы и слушать красивые речи, призывающие к соединению Церквей, тогда как практически мы допускаем действия, способные вырыть между ними все более и более глубокие рвы!" Те, у кого нет в крови вышеописанной традиции, кто не связан тысячью уз с 250-ю миллионами православных, не чувствуют, как мы, огромное затруднение, причиняемое таким законодательством делу восточных христиан, ни нового глубокого рва, какой оно вырывает между ними и католической Церковью. Но мы, католики греко-мелхиты, мы не можем не реагировать. Этой реакции мы дали явное выражение на нашем соборе. Я цитирую здесь еще раз слово Его Блаженства Патриарха, сказанное на литургии 9 февраля: "Мы изучили с большой тщательностью этот предмет, не потому, что он касается нашей смиренной и недолговечной особы и нашей малочисленной церковной общины, но вследствие того общего и постоянного интереса, какой он представляет для святой Кафолической и Апостольской Церкви. Эта Христова Церковь должна фактически, а не только теоретически, охватывать видимым образом всех христиан без какого-либо различения, из которых около 250-и миллионов принадлежат к апостольской восточной традиции. В этом - высший интерес христианского единства, интерес, отрешенный от всякого земного и временного стремления, интерес захватывающий, способный вызвать энтузиазм всякого христианского сердца! Между тем, эта высшая забота собирания воедино христианства требует, чтобы мы признали то важное место, какое апостольские Патриархи Востока должны занять в объединенной Церкви и которое должно быть дано им по праву". "Изучению этого вопроса мы отдались в духе веры, любви и уважения, которым следует всегда руководствоваться, когда рассматриваются церковные дела; мы отдались ему с полным доверием, какое имеем к Святейшему Отцу всех христиан, Верховному Первосвятителю Пию XII, Папе Римскому, примат и вселенскую юрисдикцию которого мы исповедуем всем сердцем. Таким образом, мы являемся, с одной стороны, восточными христианами, тесно связанными с нашими традициями, с нашими обычаями, с нашей Восточной Церковью, которая была первой в распространении христианства в мире, а с другой стороны, мы католики, прочно соединенные с Престолом Римского Первосвятителя , относящиеся с абсолютнейшим доверием к обещаниям и Его и Его предшественников, столько раз расточавшимися, начиная с Флорентийского собора и до наших дней. И невозможно представить себе, чтобы факт нашей унии с Римом являлся причиной нашего умаления. Мы верим, что божественное Провидение, выявляющее, согласно ап. Павлу, свое Всемогущество, избирая немощные средства для совершения великих дел, дало в удел нашей Церкви быть естественной связью между христианским Востоком и христианским Западом. Несмотря на всю нашу слабость, мы хотим быть верными этой явной и существенно важной задаче, хотим работать для нее с искренним желанием ее выполнить. А когда мы замечаем нечто, чем бы оно ни было, не согласующееся с целью такого призвания, тогда нам не позволено хранить молчание: наша ответственность требует, чтобы мы обратили внимание на необходимость внести изменение". И действительно, мы представили Его Святейшеству Папе соборное письмо, доставленное Ему особым уполномоченным, Его Преосвященством Владыкой Хакимом Галилейским, который специально с этой целью отправился в Рим. Все, что мы можем сегодня сказать, это то, что Папа действительно общий Отец, что, обращаясь к Нему, находят справедливость; Он не только принял наши просьбы с симпатией и поддержал их, но и наши возражения рассматриваются в благоприятных условиях. Поэтому будем с доверием ждать результата. Однако, в то время, как мы переживали эту внутреннюю драму, что происходило вокруг нас как раз в продолжение сессии собора? Мне стыдно, и я сожалею, что должен сказать это: католические священники, долг которых помогать друг-другу или чья задача здесь работать "in auxilio orientalium", ходили по домам греко-католиков, говоря им, что их иерархия намеревается стать схизматической! Они говорили им, что греко-мелхитские епископы переносят в область Церкви дух противозападной независимости мусульманских государств. ... Пользуясь всяким поводом они уверяли всюду, что представители греко-католической иерархии, действуя из гордости - superbia graecorum -и руководимые узостью во взглядах (par la "petitesse d'esprit") их Патриарха, вместо того, чтобы заниматься теперешним тяжелым положением христиан на Востоке, волнуются только из-за жалкого вопроса о местничестве, стремясь пропустить своего маленького Патриарха вперед, выше представителей Папы". ... (Под общим подзаголовком "Кампания клеветы", арх. Петр приводит ряд наблюдений и фактов, подчеркивая, что это - не слухи, а материал, собранный им лично во время объезда епархии). "Да простит им Бог! Однако, хорошо, чтобы весь мир знал, что мы трудились не только для малой греко-мелхитской церковной общины, но и для всей Восточной Церкви и в конечном итоге для Вселенской Церкви. Наше умонастроение и наше чувство утверждают нас в убеждении, что мы не составляем особой группы, но что существует только одна Вселенская Церковь, к которой мы принадлежим от самого начала и что для нее мы должны работать". ... "Будем питать доверие к нашему Святейшему Отцу Папе, будем сыновне к Нему прибегать, как мы это сделали на соборе; но только, пожалуйста, не будем большими католиками, чем Он сам. Раз мы любим Его, то будем следовать Его примеру: Он принял отечески наши возражения (nos reclamations), благосклонно обещав нам изучить их. Хотя и осведомленный точно о предмете упомянутых возражений, он не поторопился с суждением и осуждением, не сказал нам, что в нас схизматический дух... Высокие лица в Риме, находящиеся в постоянном контакте с Его Святейшеством, не только ободрили нас, но и просили продолжить наше изучение, чтобы помочь им найти наилучшее решение намеченных проблем. Поэтому, еще раз: любовь, справедливость, благоразумие". Как ни печальны последствия, связанные с опубликованием последнего тома Восточного Кодекса, все же они преходящи. " Страшен сон, да милостив Бог". Слов нет, прав греко-мелхитский Патриарх, как носитель традиций древнего восточно-кафолического христианства, когда он, при ясно выраженной верности примату Вселенского Первосвятителя, считает себя, в теперешних сношениях с Римом ответственным за будущее воссоединение с ним восточных Церквей. Тем не менее этот кодекс, как бы ни были неудачны иные статьи в нем, не может влиять непосредственно на судьбу русской Церкви в смысле возможности или невозможности вхождения ее в единое вселенское стадо под одним Пастырем. Хоть и темна теперь ночь на русском христианском Востоке, но, когда пробьет заветный чае освобождения русской Церкви от мирских властей, какими бы они ни были, вопрос о ранге Патриарха Московского и всея Руси и о месте и правах русской поместной Церкви во Вселенской будет решаться не буквами кодекса. В этом можно быть совершенно уверенным. Тогда не будет умаляться латинством и ранг, пусть маленького, но героического греко-мелхитского Патриарха. Времена и сроки в руках Божиих, а мысли Его - не наши мысли, и наши пути - не Его пути (ср. Ис. 55; 8). Весь христианский мир смотрит теперь с доверием и надеждой на нового Наместника Господа Иисуса Христа - Папу Иоанна XXIII, восшедшего на Престол св. Петра. Сам Господь укажет Ему Свои пути, чтобы повести все христианское стадо к единству, и никакое латинство, более католическое, чем сама "кафоличность", не преградит пути восточному католичеству, намеченному Папой св. Пием X и кир Андреем Шептицким и которому до конца отдал свою жизнь мученик-исповедник о. Леонид Федоров. Благоприятным знамением времени является несомненно то обстоятельство, что иные, все еще острые, вопросы, ошибки и недоразумения вышли теперь на страницы католической печати. Это верный показатель того, что сами препятствия уже значительно ослабели, а стремление к единству усилилось. Прямое, открытое и честное обсуждение в только что указанном духе любви-справедливости-осмотрительности, неизбежно ведущем к взаимному пониманию, ускорит их устранение и поможет создать психологически благоприятную атмосферу, чтобы умы и сердца оказались на высоте святого, Божьего дела, когда пробьет назначенный Провидением час воссоединения с Римом отделенных от него восточных христиан. X - AUDIATUR ЕТ ALTERA PARS(Послушаем и другую сторону!),
(Как они думают, что они чувствуют).Заканчивая этим очерком отдел приложений к труду: "Леонид Федоров", мы даем место голосу православного, В. Михайленко, прозвучавшему впервые в Львове в 1930 г. на страницах украинского католического журнала "Поступ", где его статья была напечатана (№ 4-5 стр. 117-127) под заглавием "Два светлых луча в темной ночи". У него мы находим живое свидетельство одной из исстрадавшихся православных душ, de profundis воззвавшей к вселенской совести католического мира. Подкупающая мягкость, с которой В. Михайленко трактует этот вопрос, не умаляет нисколько мужественной прямоты и искренности его изложения. В силу этого его статья, как редко какой человеческий документ, способна раскрыть правду невидящим, привлечь внимание отвернувшихся, тронуть сердца безразличных, а главное - сказать, как они, altera pars, думают, что они чувствуют, как отражаются на них иные роковые ошибки, как много вредят святому делу, которое должно было бы быть, особенно в наши дни, выше всякого дела: "Да будет едино стадо и един Пастырь". Нужно иметь в виду, что статья В. Михайленко напечатана после начавшегося процесса о "ревиндикациях" за 8 лет до последовавшего за ними "церковного погрома", о котором говорит напечатанное выше послание митрополита Андрея Шептицкого. Чтобы не усложнять вопроса, автор воздержался от некоторых замечаний, которые напрашиваются иной раз и которые читатели-католики не преминут сами сделать; входить в это здесь ему казалось ненужным. Посредством этой статьи он хотел лишь показать, как именно они думают и что они чувствуют иной раз. Вот уже тринадцать лет (П. Р.: а теперь увы., прошло уже почти 50 лет!), как печальный мрак застилает широкие просторы бывшей Российской Империи. Прошло уже тринадцать лет с тех пор, как международная банда бессовестных преступников, укоренившись в Кремле Московских Царей, властвует над шестой частью Вселенной и тиранствует над многомиллионным населением разных народов и разных религий, разрушая его материальные и моральные блага. Эти красные властодержцы шестой части Вселенной, одни во имя отвлеченного идеала, другие в силу эгоистических стремлений и инстинктов, иные, наконец, как служители тщательно скрываемого таинственного культа сатаны, привели еще недавно богатую и цветущую страну к страшному разорению. Они посеяли в ней ненависть, социальную и национальную борьбу, уничтожили домашние очаги и все традиции, распространили ужасное распутство, во время голода довели людей до людоедства, повели дьявольский поход против Церкви и всякой религии, против всякой веры и всякого обряда. Закрытие и разрушение огромного числа храмов и других молитвенных домов всех исповеданий, превращение многочисленных мест культа в кинематографы, клубы, танцевальные залы, общественные дома и т. д., расхищение церковного имущества, осквернение мощей и наиболее священных для всякого христианина предметов, расстрел, пытка и ссылка десятков тысяч священников и других служителей алтаря, высланных в страшные тюрьмы Соловков и Сибири, утонченные мучения - всего этого кажется еще мало красным бандитам, антихристовым властодержцам. Они не только уничтожают религию, не только разоряют и разрушают церкви и предметы культа, не только мучают и убивают священников, но силятся еще пробудить во всех слоях общества, а главным образом среди молодежи, дикую ненависть к Церкви и к Богу; они вводят ужасные, кощунственные и антирелигиозные обычаи, особенно на Рождество и на Пасху, силой заставляют участвовать в них молодежь, обязывают учителей проповедовать атеизм и ненависть к Церкви, сознательно распространяют разврат и деморализацию всех видов, преимущественно среди молодежи. В конечном итоге, они распространяют неверие и, разрушая религию на всей обширной советской территории, в то же время, укореняют в ней сатанинский культ борьбы против Церкви и вытекающий отсюда культ плоти, наслаждения земными благами и распутства. Этот дьявольский посев не преминет принести вскоре свои страшные плоды. Уже теперь, как это показывают всевозможные анкеты, произведенные среди молодежи, не остается больше 10-20 % детей школьного возраста и подростков, исповедующих религию. Среди этой молодежи распространяется с ужасной быстротой моральное зло всех видов: безбожие, цинизм, употребление наркотиков, самоубийства, венерические болезни. Бездомные дети, "беспризорные", образуют банды, составляющие мощную армию бандитов, убийц и разбойников. Вообще, трудно даже представить себе, что выйдет из молодежи, растущей теперь в совдепии; растет эта молодежь большей частью без веры, закона и морали и без какой бы то ни было цели жизни, подчиненной разуму или какому-нибудь идеалу. Только божественная Премудрость и Провидение могут вырвать у сатаны миллионы душ этих несчастных детей. Темная ночь застилает огромную территорию советов. Но несмотря на это мы не перестаем верить божественным словам Того, Кто создал Церковь Свою: "Врата ада не одолеют ее". Однако, эта, наводящая уныние ночь властвует не только на советских равнинах. С глубочайшей скорбью мы должны сказать, что не все в политико-религиозной жизни страны, в которой мы находимся ныне (т. е. в Польше) обстоит наилучшим образом. Вышло ведь так, что народ, считавший себя всегда самым христианским, наиболее католическим, народ, устами своих наилучших сынов провозглашавший себя блюстителем высшей христианской миссии (Унии), после того как он восстановил свою независимость, повел против своих же славянских братьев, не соединенных с ним христиан восточного обряда, политику, которую труно назвать христианской. Ясно, что мы говорим здесь не о всем народе в целом, а только об одной части его. Тем не менее прискорбно, что именно эта часть народа, дающая повод нашей критике, подчеркивает больше всех свой католический характер и часто имеет даже притязание быть единственной католической партией среди различных политических группировок нашей страны. В то же время, политика некоторых других группировок, как например тех, чьим органом является "Kurjer Wilenski", много разумнее в отношении не соединенных с Римом, нежели поведение считающих себя архикатолическими. Мы упоминаем об этом лишь между прочим. Самым печальным и трагическим в той политике, которой мы только что коснулись, несомненно является дело, называемое "ревиндикациями", направленное против православных церквей и монастырей. Как писал об этом не так давно профессор о. Стефанович, "авторы этого проекта и их соотечественники не отдают себе отчета в том, что это предприятие вызывает ужасающий призрак и что оно станет сигналом к новым распрям не только между украинским и польским народом, но также и между всеми народами Восточной Европы; помимо этого они роют глубокую пропасть между католической и восточной Церковью" (Дило - 1930, № 52). Мы не сомневаемся в том, что среди сторонников "ревиндикации" православных церквей есть люди, искренне считающие эту ревиндикацию чем-то хорошим, справедливым, выгодным для их отечества, для латинского клира и даже для католической Церкви. К нашему великому изумлению, на стороне этих лиц оказался человек, казалось бы, столь симпатичный Востоку и в частности России, как Митрополит Ропп, которого нальзя заподозрить в грубых и низких намерениях. Конечно, идея "ревиндикаций" родилась в мозгах некоторой части польского клира, как под влиянием былых традиций польских национальных восстаний и революций и приплетенных к ним старых легенд, так и живо еще сохранившегося чувства обид и несправедливостей, причиненных их народу русским правительством, и мысли о национальном реванше; наконец, и в силу упорной, предвзятой идеи, что польская нация якобы является и глашатаем высшей цивилизации " на Востоке, который, согласно этой фантастической концепции, остается все еще погруженным в варварство и язычество. Еще совсем недавно, мы имели случай читать в статье одного заслуженного польского публициста, которого считают очень хорошим католиком, М. Л. Радзейов-ского, напечатанной в католической газете "Polska" (1929, № 189), что с 1830 г., "начало господствовать темное и мрачное русское варварство и ничем неприкрытый возврат к язычеству" на территории и в областях, отнятых Россией у Польши, т. е. в Подолии, на Волыни, в Киевской области, в Белоруссии и т. д. Под влиянием таких мыслей, выражений и рассуждений, одинаково далеких, как от действительности, так и от христианской морали, а также и от намерений Святейшего Отца, Папы Пия XI, нередко заявлявшего о своей любви к Востоку, как находящемуся в единении с Римом, так и отделенному от него, эти герои "высшей цивилизации" вздумали отобрать у "диких" и у "язычников" украинцев и белоруссов Почаевскую Лавру и целый ряд других монастырей и почти половину всех православных церквей, находящихся в теперешнем польском государстве. Между тем, любопытно отметить, что никто из этих "ревиндикастов" наверно не подумал "ревиндикатировать" протестантские храмы в Данциге, Познани, Померании и т. д., которые несомненно были когда-то латинскими католическими храмами, по той простой причине, что они принадлежат "культурным" протестантам, которых Англия, Америка и Германия могли бы взять под свою защиту. Однако вернемся к нашему вопросу. Люди, выдвинувшие пресловутую идею "ревиндикаций", конечно ни на минуту не обратили внимания на важность вопроса о церковном соединении, которое между тем, по словам отца-иезуита профессора Швейгля, составляет предмет горячих забот Святейшего Отца. Они забыли многозначительные слова Папы: "Не будем давать повода верующим латинского обряда предполагать, что восточных христиан можно оторвать от их богослужения, привилегий и прав". Они не захотели последовать примеру Верховного Первосвятителя, который "любит Восток с многообразием его племен и обрядов, как Восток в единении с Римом, ибо он с ним в общении, так и отделенный Восток, потому что он от него отделен и вследствие этого нуждается в особом участии; того Папы, который старается всеми возможными средствами дать западным католикам ознакомиться с христианским Востоком и привить им уважение и любовь к нему; того Папы, который еще в 1918 г., как визитатор в Польше, как владыка Ахилл Ратти, просил Бенедикта XV позволить ему отправиться в Советскую Россию, "чтобы работать там для не соединенных братьев или, если понадобится, то и умереть за них". (О. Швейгл, "Папа Пий XI и Восточные Церкви" в журнале "Die katholischen Missionen" - I929, № 7 - июль, стр. 209, 213). Какая глубокая разница между этим отношением Папы, исполненным такой искренней любви к Востоку, не соединенному с Римом, и тем презрением, с которым бесчестят православных украинцев и белоруссов и обходятся с ними как с "варварами" и "язычниками", у которых можно спокойно отнять то, что им наиболее свято. Нужно ли удивляться тому, что вследствие столь оскорбительного презрения к украинскому и великорусскому населению православного вероисповедания в так называемых "кресах" с одной стороны и вследствие ревиндикационных судебных процессов - с другой, среди православных распространилось не только неолагоприятное предубеждение в отношении всего, что является католическим, но и, что еще печальнее, даже чувство ненависти к католикам, на которых смотрят теперь как на "величайших врагов". Те самые, которые были некогда среди православных наибольшими сторонниками сближения между православием и католичеством, теперь, под влиянием "ревиндикаций", фигурирующих уже перед судебными трибуналами, и, вообще, под влиянием общего отношения к православным, как якобы "варварам" и "язычникам" - я говорю об этом с большой горечью и с самым прискорбным чувством - или отказываются от своих прежних симпатий к католической Церкви и к католической жизни, отрекаясь таким образом от того, что питало их самые дорогие и заветные мечты о соединении православной Церкви с католической, или же впадают в отчаяние. Те же из православных, которые, не взирая ни на что, сохранили дружественное отношение к соединению православия с католической Церковью, стали в глазах остальных православных изменниками, авантюристами и т. п. Так например, когда Михаил Зызыкин, профессор православного богословского факультета в Варшаве, решился в августе 1929 г. принять участие в униальном съезде в Праге, он вызвал этим общее возмущение среди православных. Довольно влиятельная русская газета "За Свободу" напечатала тогда целый ряд язвительных статей и очень разких замечаний против М. Зызыкина за его участие (как выражались тогда) в "католическом конгрессе", а православный Синод (в Польше) выразил общественное порицание, опубликовав таковое официально в русской и польской печати, и потребовал формального раскаяния с его стороны и т. д. В то же время православные епископы, даже Глава православной Церкви в Польше, Его Блаженство митрополит Дионисий, принимали живейшее участие в протестантских конгрессах, где они молились совместно и действовали заодно не только с лютеранами и кальвинистами, но также и с баптистами, квакерами и другими сектами, даже с либеральными протестантами (интерпретирующими Воскресение Христово как простой символ и принимающими еще другие идеи этого рода). Мы напоминаем об этом не для того, чтобы упрекать и критиковать православных епископов и богословов, так как нам понятно их душевное состояние, но с целью спокойно констатировать этот факт. " Грустно, очень грустно, - сказал мне по этому поводу один пожилой православный священник, очень почтенный и весьма уважаемый, как мною, так и всюду в православной среде, - да, грустно, что мы сходимся с протестантами, даже с квакерами и баптистами, и не можем найти общего языка с теми, кто нам бесконечно ближе, у кого законная иерархия и таинства и от кого нас отделяет столь малое. Еще печальнее то, что они обращаются с нами хуже, чем с протестантами, мусульманами или евреями...". Чтобы ознакомиться с теперешним душевным состоянием лучшей часим православных (в Польше), очень интересно прочитать в газете за "За Свободу" (N 294-296, 1929) статью протоиерея Терентия Теодоровича "Вокруг жгучего вопроса" и его же - приложение к статье, озаглавленной "Ответ на ответ архиепископа Роппа" (там же, № 320)-Отец Теодорович, самый заслуженный и почитаемый член православного клира в Польше, пользуется большой популярностью и очень влиятелен в православных кругах. Он - священнослужитель искренне преданный интересам Церкви (как таковой, если можно так выразиться); не раз он проявлял благородную смелость в манере держать себя и нередко это причиняло ему серьезные неприятности. Когда-то он был большим сторонником сближения православной Церкви с католической и в 1924 г. прочитал на эту тему действительно интересный и ценный доклад об "Усилии всех христиан к взаимному сближению". Его статья "Вокруг жгучего вопроса" начинается воспоминанием, посвященным чувствам симпатии к католичеству, его прежней работе с целью взаимного церковного сближения и т. д. Но тотчас же он добавляет, что в настоящее время (т. е. после "ревиндикативных процессов" и ряда других подобных фактов) он не мог бы занять позицию подобную той, какая у него была во время доклада 1924 г., так как, -говорит он, - "все с тех пор изменилось". Эта статья полна горьких, и искренних сетований и скорби христианина, украшенного священством, который понимает важность и необходимость церковного соединения или воссоединения и который в то же время видит, что последние нити, при помощи которых можно было бы соединить отделенный Восток с католическим Западом, или лопаются и рвутся в то время как мы беспомощно смотрим на это, или же разрезаются столь почтенными лицами, как митрополит Э. Ропп. Отвечая владыке митрополиту Роппу, о. Теодорович приводит некоторые отклики, вызванные статьей "Вокруг жгучего вопроса" и выраженные ему в многочисленных письмах из Волыни, Подлесья, Белоруссии, Румынии, Франции, Италии и т. д., одним словом, понемногу отовсюду, где обосновалась русская и украинская эмиграция. Эти отклики православных, вызванные статьей о. Теодоровича и в то же время этим проклятым делом "ревиндикаций" и раздающиеся теперь отовсюду, весьма печальны для дела Унии... "Одна мысль мне не понравилась в Вашей статье, - пишет один из волынских корреспондентов о. Теодоровича; это - мысль о возможности итти дальше по пути соединения Церквей; на этом нельзя задерживаться даже в мыслях, это нечто совсем нежелательное". "Я думаю по этому поводу, что не может быть никакой Унии между православием и католичеством..." - "Соединение невозможно и не надо даже о нем говорить..." и т. д. На один и тот же лад звонят все колокола в разных городах и в разных странах. И правда, разве можно ожидать другого отношения со стороны православного мира с того момента, как два миллиона православных находятся под угрозой потерять свои церкви в "процессах о ревиндикациях", когда польские католические журналы третируют православие как язычество? К тому же мы полагаем, что столь тяжелое впечатление, имевшее такие же тяжелые последствия, было вызвано не столько ревиндика-тивными процессами и другими фактами этого рода, сколько общим молчанием прочих католиков. Когда некоторые польские католики латинского обряда, под еще живым влиянием старых национальных легенд из времен польских восстаний, подогретым воспоминаниями о совершенных несправедливостях и попранных правах, предпринимали шаги для "ревиндикации" православных церквей, многие православные ожидали, что другие польские католики, свободные от этих миазм, так же как и католики не-поляки, не зачарованные националистическими польскими чувствами, вмешаются в это дело и помогут найти выход из положения, начавшегося столь злополучно. Однако, единственным ответом оказалось общее молчание. Никто не изобличил во лжи, ничей голос не прозвучал на другой лад. .Мы говорим здесь а печати, или официально католической или католического направления, так как некоторые более или менее либеральные круги, хотя и польские, как например представленные газетами "Kurjer Wilenski", "Przyjaciel Ludu" и т. д., реагировали совершенно иначе. Даже те, которые столько писали и говорили о своей любви к православным с Востока, из России и т. д., как амейские отцы-унионисты, издающие тем не менее свой "Иреникон", или отцы-доминиканцы, отцы-иезуиты или восточные отцы - бенедиктинцы, все они не вымолвили ни одного слова по поводу "ревиндикации", так что общее молчание всех унионистов дало повод некоторым православным, искренним друзьям Унии, посетовать на то, что для всех этих отцов, будь они бенедиктинцы, иезуиты или доминиканцы восточного обряда, "их любовь к Востоку годна лишь на то, чтобы слагать высокопарные фразы, назначение которых пускать пыль в глаза людям", а "якобы приверженность к восточному обряду - всего лишь один маскарад", тогда как их акция продиктована "частью соображениями политического порядка, частью же желанием западных людей поискать себе новую забаву". Все это - горькие и явно несправедливые жалобы, но, чтобы понять их, нужно принять во внимание глубоко пессимистическое состояние умов этих людей, которых дело "ревиндикаций" погрузило в самое мрачное отчаяние, к тому же еще и усиленное молчанием прочих католиков. Правда, на эту тему заговорил один католический священник русской национальности, о. Диодор Колпинский. В "Открытом письме", обращенном к г. Философову, редактору уже названной газеты "За Свободу", он энергично протестовал против "антикатолической эксплуатации католичества в пользу полонизации". и Самое скверное в этом деле, - сказал он, - это то, что таким образом роют пропасть между Церквами; это злосчастное дело, смею утверждать, творилось часто сознательно. В Польше повторяют слишком часто, что на этих пресловутых "кресах" нужно поскорее построить барьер "antemurale christianitatis" и т. д.) между варварской Россией и Западом. По этому поводу высказываются поистине ужасные пожелания - чтобы большевизм еще продлился в России!" ("За Свободу" - № 281, 1929)- Уже раньше, на страницах русского католического журнала "Китеж", который о. Колпинский редактировал совместно с о. Около-Кулак, наш автор выразил убеждение, что "каждый искренний католик, не желающий примешивать понятие духовного блага Церкви, которое ему дороже жизни, к местным интересам, присутствует при таких экспериментах как при великом грехе и кровавой беде...". Другой раз, в том же "Китеже" (1929, № 1-3)5 о. Колпинский написал, как "невыразимо мучительно видеть, что лица, с точки зрения христианской и католической - безответственные, воздвигли из политических соображений стену между католической и русской православной церковью (он говорит "русской", но - мы бы сказали "русской и русинской" или, что то же, украинской), словно и без этого еще недостаточно помех делу унии"... Однако, голос о. Колпинского, несмотря на его мужественный и энергичный оттенок, подлинный энтузиазм и глубокую искренность, имел лишь слабый отзвук. Его отношение постарались объяснить "русским шовинизмом", так как о. Колпинский настоящий русский, рожденный и воспитанный в православии и присоединившийся лишь впоследствии к католической Церкви. Сказали, что это голос русского, для которого Россия дороже, чем католическая Церковь - хотя это было совершенно необоснованно - и в доказательство приводили некоторые не вполне удачные выражения о. Колпинского. "За пределами Польши, - писал он в своем письме к Философову - не знают еще всего, а то ужаснулся бы католический мир, ибо не католичество то, что там так часто перед православными демонстрируют". ("За Свободу" - 1929) № 281). Кажется, о. Колпинский пытался осведомить Запад и в западных католических изданиях разъяснить положение, но, увы, безуспешно! Западные католические журналы и газеты хранили молчание и хранят его еще до сих пор. Даже "Иреникон", все же столь руссофильский, упорно обходит молчанием "ревиндикации" и еще другие дела. Среди всеобщего молчания, слово о. Колпинского осталось, нужно полагать, гласом вопиющего в пустыне. Мало по малу у многих вытекло отсюда убеждение, что весь католический мир поддерживает отобрание православных церквей в польском государстве. Не только православные, украинцы, белоруссы, русские, но и поляки-либералы высказали слова горьких упреков и обвинений по поводу "ревиндикаций", направленные против всей католической Церкви и даже против Апостольского Престола. Так например, в Львове, одна польская газета "Przyjacjel Ludu", обсуждая и решительно осуждая с точки зрения национальных польских интересов образ действий, касающийся "ревиндикаций" православных церквей, дошла до того, что привела слова Юлия Словацкого: "О Польша! В Риме твоя гибель!" Таким образом, атмосфера стала исключительно напряженной. Мы не знаем, было ли это сознательно или бессознательно, но во всяком случае не подлежит сомнению, что делу унии был этим нанесен один из самых страшных ударов, какие только знает история Церкви. Понадобятся, несомненно, десятки лет, а может быть даже века, чтобы рана, нанесенная "ревиндикациями", зарубцевалась совершенно. Разве только божественная благодать излечит чудесным образом эту рану. Свою надежду мы возлагаем исключительно на нее. Ибо окружает нас сплошная ночь. Там, по ту сторону Збруча, в СССР, царит страшное, сатанинское преследование веры, Церкви, клира, верующих, идет деморализация и развращение юношества. Здесь, с этой стороны границы, непонимание, выраженное в отношении одной из самых серьезных и значительных задач христианского мира, непонимание абсолютной необходимости соединения Церквей, хотя бы даже только для того, чтобы противопоставить мощную христианскую силу пропаганде антихриста, направленной рукою ставшей красной Москвы против всего мира. Неспособность вникнуть в это и понять такой простой факт, что отниманием церквей уничтожается вера и что в душах верующих, лишенных владения ими, подготовляется путь разрушительной пропаганде антихристианства. Одним словом, со всех сторон окружает нас темная ночь. 2. Среди густого мрака, бушующего шторма, вызванного ненавистью и мщением, бурного моря социальных, национальных и личных вожделений и разорвавших оковы страстей, засияли два ярких, светоносных луча. С высоты Апостольского Престола раздался голос, исполненный любви к восточным народам, страдающим теперь под властью красных слуг сатаны. "До глубины сердца тронули нас мучения и страшные кощунственные преступления, повторяющиеся и растущие изо дня в день, против Бога и против всех душ, столь дорогих нашему сердцу, несчастного населения России..." Этими словами начал Святейший Отец Свое знаменитое письмо, обращенное к Высокопреосвященнейшему Кардиналу Помпили, документ огромной исторической важности, от 2 февраля 1930 г., по поводу религиозных гонений в России. Это письмо всем известно. Нет надобности повторять его или цитировать здесь целиком. Впечатление и влияние, произведенные этим письмом были огромны. Христиане разных обрядов и разных вероисповеданий, национальностей и народов, в ответ на это письмо, объединились в общей молитве о народах, страдающих в России. Письмо Святейшего Отца произвело на многих православных особенно сильное впечатление. "Великая, поражающая радость!" - написал под впечатлением этого письма выдающийся русский публицист, сотрудник газеты "За Свободу", М. А. Кирьяков, много занимавшийся религиозными и моральными проблемами, бывший друг Льва Толстого и Лескова и принадлежащий теперь к элите русской эмиграции. - "Я крещен и воспитан в православной вере, - сказал он, - и с детства привык слышать, что православная вера имеет жестокого и неумолимого врага и что этот враг - католичество. Между католичеством и православием ведется веками долгая борьба, в которой обе стороны не останавливались перед самыми жестокими средствами, чтобы одержать победу... Но вот теперь все это начинает казаться ничтожным и незначительным в сравнении с теперешним положением нашего несчастного отечества... Большевики силятся стереть в народной душе все следы религиозного чувства. Упорно, систематически и чудовищно, как дикие звери, они угашают дух. Самое драгоценное народное благо, души детей, они растлевают, отравляют и поражают ударами своих грязных сапог. И вот, в такой трудный момент, когда наше истощенное отечество видит к себе со всех сторон одно равнодушие, презрение и даже ненависть, в этот момент!!! раздается внятный, ясный, опреленный голос, полный братской любви и искреннего христианского милосердия. Этот голос донесся до нашего слуха с высоты Первосвятительского трона... Не правда ли, какая радость? Огромная, светлейшая? Вместо безразличия скептического иностранца и вместо неприязни, встретить сочувствие и любовь... После открытой ссоры, первые лучи Унии! Теперь, в столь мучительную эпоху, нас освещают проблески света! И это в то время, когда безразличные говорят, пусть живет людоедство, лишь бы развивалась торговля! В то время, когда имеющие подобие сострадания утверждают, что сначала нужно установить, были ли действительно в России случаи каннибализма... Как раз в этот момент глава католической Церкви ясно и решительно вступается за русский народ, таким ужасньш образом пораженный. Скажем опять: разве это не дает повода к радости? Скептики и люди, привыкшие искать в глубине грандиозной борьбы материалистические мотивы, эгоистические интересы, скажут, пожалуй, что письмо Папы Пия XI тоже было вызвано... политическими расчетами... Однако, я лично думаю, что с таким же правом можно видеть в нем те побуждения, какие руководили милосердным самаря-нином в Евангелии... Когда я смотрю на красивые облачка, белоснежные, розоватые, багровые или слегка окрашенные блестящим золотом, как они плывут в солнечном свете, я не могу не любоваться дивным отражением божественного солнца. Когда мне говорят, что в действительности это лишь печальное зрелище, ибо эти светлые облака всего только холодный, сырой и темный пар, я убежденно доказываю, что видимая красота - не воображение, не обман, что в красоте природы заключена подлинная правда, запечатленная навсегда в моем сердце, что бы ни говорили люди о природе паров. Точно так же, в письме Главы католической Церкви, я вижу исходящую от Бога правду и красоту и не могу удержаться от того, чтобы не приветствовать ее и не выразить ей благоговейного почитания" ("За Свободу" - 1930, № 50). Голос М. А. Кирьякова не был единственным. Еще интереснее и еще характернее отклик М. К. (К. Н.-?) Николаева, бывшего киевского адвоката, в настоящее время юрисконсульта православного синода в Варшаве. Он был напечатан в "Воскресном чтении", официальном органе православной митрополичьей кафедры в Варшаве, выходящем под редакцией самого Высокопреосвященнейшего митрополита Дионисия. "Папа Пий XI, - пишет Николаев (в "Воскресном чтении" - 1930, № 11), - всей силой своего авторитета ... осудил богоборческую власть большевиков. Он признал, что это правительство причинило в России огромное зло Церкви Христовой и что поправить его возможно лишь посредством вселенской молитвы. Россия, в огромном большинстве, страна православная..., и этот ущерб причинен в России главным образом православной Церкви. Глава католической Церкви, торжественно, перед всем миром, признал, что православная Церковь - дело Духа Божьего, которое, когда ему причиняется ущерб, просит и требует вмешательства моральной реакции, чтобы поправить его. Важно перечислить последствия этой констатации, особенно, когда налицо поход государственного атеизма в советской России, который, очевидно, продолжит свои усилия в нападении на религию. В этот исторический час, разделение Церквей теряет совершенно свое внутреннее и внешнее значение перед лицом грозного врага, в особенности, если принять во внимание, что атеизм советской власти располагает всеми средствами религиозного и морального влияния. Общая борьба против богоборческих насилий большевиков, вот - современная задача Церкви Христовой, задача, исключающая возможность какой бы то ни было внутренней борьбы между Церквами; кто увековечит или усилит борьбу между поместными церквами, тот поведет борьбу не против той или другой церкви, но пойдет заодно с теми, кто нападает на Бога и будет бороться против Христа". Оба процитированные органа русской печати, "За Свободу" и "Воскресное чтение", не только не были прокатолическими или благонаклонными к католичеству, но, совершенно обратно, в том, как они держали себя, у них было предубеждение против всего, что было католическим, особенно, в последнее время, вследствие "ревиндикации" храмов и других подобных фактов. Однако, письмо Святейшего Отца, полное искреннего сочувствия и любви к столь безутешному Востоку, тронуло до глубины души многих православных, даже тех из них, которые питали предубеждение против Апостольского Престола и не были к нему благосклонно настроены. Это выявилось даже в тех органах печати, которые еще недавно метали громы и молнии против проф. Зызыкина вследствие его прокатоличества. Теперь в них появляются статьи, полные искренней благодарности, восхищения и почтительного отношения к Апостольскому Престолу. К несчастью, далеко не все поняли, как следует, письмо Святейшего Отца. Не все прониклись искренним и высоко христианским выражением столь благородных чувств, которым Святейший Отец Пий XI дал доказательство своим письмом и всей своей деятельностью. Даже среди католиков, стоящих совсем далеко (или, по крайней мере, державших себя до этого времени вдалеке) от дела "ревиндикаций", нашлись такие (да и вправду ли они католики?), которые так объяснили письмо Святейшего Отца по поводу религиозных гонений в России и так представили исполнение призыва Святейшего Отца к сочувствию и молитве "за все души, столь дорогого Нашему сердцу несчастного населения России", что они не пропустили даже этого случая, чтобы не лягнуть и не пихнуть "государственное" православие, схизматиков, правящие круги прежней России, недостаток культуры у москалей и т. д... Свои низменные выражения они поместили рядом с величественными и столь благородными, полными любви словами Святейшего Отца, в виде приложения и "коментария" к его письму. Когда находятся католики, так "понимающие" и объясняющие, то что же удивляться, если не все православные показали себя исполненными доверия к таким искренним словам Святейшего Отца, тем более, что к недостатку доверия и неприязни в отношении католичества они были вызваны и попыткой отнять у них церкви и монастыри, и почти полным молчанием по этому поводу со стороны прочих католиков, даже тех, которые до этого считались искренне благожелательными к несоединенному с Римом Востоку. Но вот, при всеобщем молчании, под нависшей черной тучей взаимного недоверия, предубеждений и с одной и с другой стороны, ненависти друг к другу, духа мщения и злопамятства, раздался мощный и пламенный голос истинно христианского Пастыря. Это был голос человека, "чей светлый разум и подлинно христианская совесть поняли и почувствовали всю ложность предлогов, на которые ссылались вооружившиеся ими, простирая свои лицемерные руки, чтобы похитить православные церкви, голос человека, понявшего нехристианский смысл их дела". Так высказался православный писатель и миссионер И. Перетрухин в своем отчете о знаменитом интервью Высокопреосвя-щеннейшего митрополита Андрея (Шептицкого) по поводу "ревиндикаций" церквей. Это интервью представляет собою подлинный триумф высокой христианской любви над все еще живыми воспоминаниями о злобе, какую питали друг к другу, и об ущербе, какой наносили друг другу, над предубеждением и ненавистью, над духом зла и мщения. Это триумф католической идеи единства, одержанный над схизмой, над ссорой, над " отделением " и над неприязнью. Это - целительный бальзам, пролитый на раны, нанесенные два-три века назад, а теперь - растравленные неосторожными руками людей, для которых католичество, Церковь, вера - являются не высшими ценностями и целями, но удобными средствами для достижения совсем других целей. Голос Его Высокопреосвященства митрополита Андрея - акт большой исторической важности. Может быть, впервые один из самых великих прелатов католической Церкви, не словом, а делом, в наиболее трудный момент православно-церковной и религиозной жизни, выступает таким образом перед православными, как подлинный знаменосец христианской любви, согласия и прощения. В истории отношений между католической Церковью и не соединенным с нею Востоком, слова Высокопреосвященнейшего митрополита Андрея по поводу пресловутых "ревиндикаций" должны быть записаны золотыми буквами. Впечатление и влияние, произведенные этими словами митрополита на православных, были огромны. Вот что сказал один православный, старый искренний сторонник Унии, о впечатлении, произведенном на него интервью Его Высокопреосвященства: "Лишь только я увидел в газете заголовок - интервью митрополита о деле "ревиндикаций", сердце у меня сильно забилось и я был глубоко взволнован... И правда, что собирался сказать наш митрополит? Разве я не читал еще совсем недавно удивительные слова такого старца, как митрополит Ропп, которого я лично любил и уважал, слова столь далекие от всего, что я представлял себе возможным услышать от него? Не иду ли я и тут навстречу новому разочарованию? Неужели митрополит Шептицкий действительно возвысится над общим уровнем? Руки у меня стали дрожать... Наконец, я смог читать... И вот, мое сердце исполнилось великой, торжественной, светлой радостью. Нет, мое ожидание не оказалось обманутым. Первый шаг был только что сделан. Мост успокоения и примирения через неприступный и непроходимый поток был переброшен! Греко-католический митрополит показал "ante oculos", что ответственность за "ревиндикации" падает не на католическую Церковь, но на те личности, которые плохо понимают католичество. Итак, путь к унии не закрыт. Слава Богу!" Интервью митрополита Андрея произвело не меньшее впечатление и на тех православных, которые не только относятся неблагожелательно к Унии, но и исполнены предубеждения к униатскому католичеству. "Русский голос", орган москвофилов, т. е. галицийских русофилов, выходящий под редакцией одного православного, бывшего католика, дававший нередко на своих страницах место нелояльным выпадам против греко-католических епископов, напечатал в № 10 заметку, озаглавленную: "В защиту христианства", в которой говорится. "Все православные, как находящиеся в единении с Римом посредством Унии, так и не соединенные с ним, принимают к сведению слова митрополита Андрея с чувством самого глубокого морального удовлетворения. Не обращая на этот раз внимания на многочисленные вопросы, отделяющие нас от митрополита Андрея, мы, его политические противники, констатируем с удовлетворением, что он действительно оказал большую услугу христианству". Орган православной митрополии в Варшаве, "Воскресное чтение", никогда не выражавший симпатии к католичеству, также высказался с большим уважением, вниманием и благодарностью об интервью митрополита Андрея. В № 7 этого журнала (от тб февраля 1930 г.), в отделе "Хроника печати" находится статья за подписью "Vox" (говорят, что под этим псевдонимом скрывается лицо, занимающее высокое положение в православной Церкви), доказывающая "огромную важность заявлений, содержащихся в интервью главы галицийской униатской Церкви". Процитировав полный текст интервью, "Vox" добавляет: "мы считаем, что даже для полного новичка в дипломатической диалектике, будет очевидным, до какой степени важно высказанное униатским митрополитом". В своих дальнейших статьях (№№ 9 и 11), тот же автор разбирает с большим вниманием интервью митрополита Андрея, так же как и многочисленные и разнообразные отклики, вызванные этим интервью в печати разных направлений. Наконец, в № 11 "Воскресного чтения" находится длинная статья М. (К.?) Николаева, озаглавленная "Когда же?" и разбирающая это интервью вкратце. В своей статье М. Николаев прежде всего подчеркивает "всю исключительную важнсть" заявлений митрополита Андрея Шептицкого по поводу "ревиндикаций". Он подчеркиваэт, что позиция, занятая митрополитом Андреем совершенно сходится "с теперешней линией поведения Римской политики" (которая выявилась и в письме Папы о религиозных преследованиях в России) и с римской "уравновешенностью". Ответы митрополита Андрея на поставленные журналистом вопросы, по мнению М. Николаева, это - "золотые слова". Он восторгается их ясностью и прямотой, их "изяществом" и "характером, исполненным возвышенного достоинства". Как говорит М. Николаев, в ответах митрополита Андрея чувствуется мнение "опытного политика, князя Церкви в западном значении слова, который, посредством настоящего умеет связывать прошлое с будущим". М. Николаев обращает также внимание на правильность и справедливость юридических доводов, выдвинутых митрополитом Андреем. "Униатский митрополит, - говорит он, - указывает и польскому католическому епископату, как ему выбраться из затруднительного положения. Правда, созерцание "римской уравновешенности и размеренности" и в то же время, как в данном случае, беспокойной польской активности, позволяет бросить взгляд на внутреннее разделение в недрах католической Церкви; это разделение выступает теперь в таком важном вопросе, как позиция, какую следует занять в отношении православия, за защиту которого, как и вообще, за защиту всех церквей и всех вероисповеданий принялся теперь весь цивилизованный мир. Прочитав внимательно интервью митрополита Андрея, М. Николаев, по крайней мере, не допустил той ошибки, которую делают не только многие православные, но и многочисленные более или менее либеральные поляки, считающие себя тем не менее католиками и приписывающие всей Церкви, как таковой, ответственность за позицию, занятую польским клиром в отношении православных. Как раз наоборот, М. Николаев, пользующийся у нас большим моральным авторитетом, под влиянием митрополита Андрея, правильно оценив его голос, как одного из выдающихся католических епископов нашего времени, сумел отличить акцию занимающихся "ревиндикацией" от деятельности всей католической Церкви и благодаря этому различению он не выдвинул против нее несправедливых обвинений. Важность этого факта тем более значительна, что статья М. Николаева появилась в органе православной митрополии, редактируемом лично главой православной Церкви в Польше. Второй орган православной митрополии, выходящий на украинском языке и озаглавленный "Духовни сияч", не редактируется митрополитом; вообще говоря, он враждебен католичеству и выявляет сильную протестантскую тенденцию. Тем не менее, в отношении интервью митрополита Андрея и этот орган нашел не менее лестные выражения, чем "Воскресное чтение" и "Русский голос". В № 4 "Духовного Сияча" (от 14 февраля 1930 г.) появилась специальная статья, принадлежащая перу миссионера Волынской православной епархии, Иосифа Перетрухина (русского происхождения), посвященная целиком интервью митрополита Андрея. Она озаглавлена: "Голос, раздавшийся очень кстати" и говорит об Его Высокопреосвященстве униатском митрополите Андрее Шептицком, "иерархе высшей культуры..., человеке, одаренном ясным умом и истинно христианской совестью", который "открыто и без обиняков заявил перед всем миром, что странная мысль отобрать православные церкви - не христианское дело и уже вследствие одного этого она не может быть никак оправдана". Остановившись на содержании интервью митрополита Андрея и добавив к нему "несколько мыслей об оплошности, проявленной латинским духовенством в судебных процессах и не достигающей цели ни с точки зрения государственной пользы ни в отношении морали, Перетрухин делает следующее заключение: если суд утвердит эти решения, лишив народ его храмов, то этим посеют в народной душе семена большевизма и сектанства. Нравственность от этого несомненно ослабеет и в народе родится ненависть в отношении тех, кто отнял у него его собственность. Разве эту цель преследует латинское (там говорят "римское") католическое духовенство? Вот почему мы считаем, что голос митрополита Андрея Шептицкого прозвучал очень кстати, а слова его, исполненные мудрости, следовало бы заучить наизусть сторонникам "ревиндикаций". Нет надобности приводить здесь все высказанное православными, как отклик на высокую и подлинно христианскую позицию, занятую митрополитом Андреем. Его интервью имело благоприятное действие не только на друзей и сторонников Унии тем, что глубоко тронуло их души, но и на настроенных предубежденно и недружелюбно в отношении католичества. Интервью митрополита Андрея Шептицкого и письмо Святейшего Отца, появившиеся почти одновременно, заставили даже некоторых из них изменить свое отношение к католической Церкви, побудив к мягкости, к справедливым суждениям, к уважению, к благодарности и даже к мыслям, которые им были до этого чужды, о необходимости церковного сближения и о действительном единениии, которое охватило бы всех христиан. Мы считаем, что в этой атмосфере взаимной и всеобщей ненависти - национальной, социальной и личной, в атмосфере соперничества и нападок, подогретой делом "ревиндикаций" церквей, действие, достигнутое письмом Святейшего Отца и интервью митрополита Андрея, следует рассматривать, как важный успех, даже более важный, чем мы были в праве надеяться. Чтобы закончить и дополнить картину, произведенную на православных впечатлением интервью Высокопреосвященнейшего митрополита Андрея, нужно было бы упомянуть и официальные слова благодарности, обращенные к митрополиту с высоты парламентской трибуны варшавского сейма депутатом Хруцким ov имени всего православного населения пограничных областей Польского государства: "С глубоким удовлетворением мы, православные, приветствуем заявления главы греко-католической Церкви, митрополита Шептицкого, который, руководясь принципами христианской любви и исторической справедливости, взял под защиту веру наших отцов и, помня (ибо он помнит!) о прежних страданиях этого населения, хотел предохранить его от новой попытки насилия, боясь, как бы он вместе со своими церквами не утратил и христианской веры". (Речь, произнесенная в Сейме j февраля 1920 г. по поводу прений о бюджете министерства культов и народного образования) . Голос митрополита Шептицкого вызвал отклики и свидетельства симпатии также и со стороны греко-католиков. Мы отмечаем здесь многозначительную статью за подписью: "Греко-католический священник" и озаглавленную: "Судебные процессы, чтобы овладеть православными церквами" (в Львовском "Диле" - 1930, №№ 38 и 39) ; сообщение о ней имеется в уже цитированной статье Vox-a в "Воскресном чтении"), так же как и мнение одного из наиболее заслуженных священников этого клира, отца-профессора Стефановича (см. его статью "По поводу ревиндикаций украинских православных церквей" в "Диле", №№ 52 и 53). Наконец, что тоже имеет свой вес и значение, интервью митрополита Андрея Шептицкого заставило заговорить почти всю польскую печать и большое число польских газет должно было признать справедливость взглядов, выраженных высшим иерархом. К сожалению, глубоко христианский и истинно католический голос митрополита и его мысль, всегда занятая благом католической Церкви и абсолютной необходимостью церковного Соединения, были поняты меньше всего в польской печати. Но если католическая печать показала достаточно непонимания, то, напротив, в некоторых католических кругах Польши голос митрополита Андрея встретил некоторую симпатию, и нашлись даже поляки-католики, которые обратились к митрополиту со словами благодарности за мысли, развитые им в своем интервью. Во всяком случае, мы можем сказать, что мощный голос Его Высокопреосвященства Владыки Андрея Шептицкого встретил всюду большой отклик и что он представляет собою, действительно, нечто подобное светлому лучу в теперешней ночи, и мы надеемся, что этот луч - предвозвестник близкой победы света над мраком. * * *"Мы надеемся, что Экзарх находится на пути к прославлению через беатификаиию. Конечно, еще слишком рано говорить об этом; но мнение, сложившееся у всех нас об его святости, усиленное ореолом страдания и смерти, повидимому, подтверждает наши надежды. С другой стороны, как русский католик, как Экзарх, как умерший в большевицких руках, нам кажется, что он поставлен в центре внимания всей Церкви. Вот почему я не сомневаюсь, что многие отнесутся к этому так же, как и я, и обаяние нашего дорогого усопшего будет все больше и больше расти". (Из письма митрополита Андрея Шептицкого к князю П. М. Волконскому от 4 мая 1935 г.) |
