СТАРОРУССКИЙ ЛАЙФСТАЙЛ
Кареты, банкеты, яхты, бриллианты — сколько тратили на них богатейшие жители Российской империи?
http://www.forbes.ru/forbes/issue/2006-05/14552-starorusskii-laifstail
См. библиографию.
«В левой зале крайний столик у окна с четырех часов стоял за миллионером Ив. Вас. Чижевым, бритым, толстенным стариком огромного роста. Он в свой час аккуратно садился за стол, всегда почти один, ел часа два и между блюдами дремал… А [затем] уезжал домой спать, чтобы с восьми вечера быть в Купеческом клубе, есть целый вечер по особому заказу уже с большой компанией и выпить шампанского…» Частная жизнь богача, описанная Владимиром Гиляровским сто лет назад, как и жизнь состоятельного человека сегодня, вертится вокруг одного и того же — потребления. На что тратят деньги наши современники, известно. На что уходили тысячи золотых рублей у наших предков?
Денежная шкала
Для начала выясним, как считать дореволюционные деньги. Об уровне доходов того времени проще всего судить по фиксированным зарплатам госслужащих. Максимальные оклады имели, естественно, чиновники: министры получали в год до 26 000 рублей, губернаторы — чуть меньше 8000, члены Государственной думы — 4500. Около 4000 рублей платили профессорам столичных вузов, учителям гимназий (и участковым приставам) — до 1000 рублей, квалифицированным рабочим — до 400 рублей (остальные категории рабочих получали 150–300).
Сколько это в нынешних ценах? В начале ХХ века рубль стоил $0,5, что составляет примерно 11 сегодняшних долларов. Так что, если вы видите цену в дореволюционных рублях, увеличивайте ее на порядок (добавляйте ноль) и получите примерный эквивалент в американских долларах по курсу сегодняшнего времени. Мы говорим примерный, потому что в этом пересчете учитывается только инфляция, в то время как за сто лет изменилась и структура потребления, и себестоимость производства.
Вот уровень дореволюционных цен на одежду: мужской костюм — 35–40 рублей, а хорошее (понятно, из натуральных материалов) зимнее пальто — 60 рублей. У модных парижских и лондонских портных, а также у редких отечественных кутюрье (например, у Ламановой, одевавшей московский и питерский бомонд) туалеты тянули на сотни рублей. Получается, что учитель на свой месячный оклад мог приобрести одно пальто. При этом преподавателя гимназии можно считать представителем дореволюционного среднего класса. В современном обществе, где труд учителя ценится гораздо меньше, аналогичным (по доходам) представителем среднего класса мог бы служить, наверное, офисный работник. На свою ежемесячную зарплату в $1500 он может купить сегодня 5 отличных (синтетических) пуховиков. Почувствуйте разницу.
Дореволюционные цены на продукты питания были вполне приемлемы для людей с достатком: фунт (400 г) телятины стоил 14 копеек, черного хлеба — 1–5 копеек. О стоимости деликатесов сообщает знаменитая книга Елены Молоховец «Подарок молодой хозяйке», имевшаяся в каждой обеспеченной семье: фунт вырезки 1-го сорта — 60–80 копеек, отечественного сыра рокфор — 15 копеек (импортного — 1 рубль 20 копеек), семги соленой — от 50 копеек до 1 рубля, кофе — 50–70 копеек и выше. Десяток апельсинов стоил 35–40 копеек, а фунт паюсной икры — 3-рубля.
Недвижимость, как и сейчас, тоже была в цене. Особняк на престижной московской Пречистенке стоил 30 000–50 000 рублей. Квартиры в основном сдавались внаем, а не продавались. Петербургский журналист Владимир Михневич в 1870-х годах тщательнейшим образом описал жизнь российской столицы. По его свидетельствам, средняя годовая квартплата составляла тогда 42 рубля, немало даже по европейским меркам. «Отличительной чертой Петербурга, — пишет Михневич, — является весьма значительное количество в нем квартир, какими могут пользоваться только люди достаточные либо богатые. Начиная с 5 комнат до 16 и более платных квартир имеется 21-293, со средней годовой платой около 553 рублей за каждую». Максимальная квартплата, которую упоминает Михневич, — 20 000 рублей.
Из бытовой техники в начале XX века новинкой оставался телефон. Абонентская плата для обладателя частной московской квартиры составляла 71 рубль в год, стоимость одной минуты междугородного разговора с Петербургом — 1 рубль 20 копеек, за срочный вызов — втрое больше.
Драгоценности и искусство
Как и во все времена, дорого стоили золото, бриллианты и ювелирные украшения. Состоятельные люди не рассматривали такие покупки как инвестиции (так же как и покупку недвижимости), они просто приобретали украшения для своих жен, дочерей и любовниц. Можно сказать, это были инвестиции в имидж: лучшим свидетельством прочности и процветания компании и лично ее владельца служили бриллианты его супруги.
Тон задавали царская семья и двор. О том, сколько тратил Николай II на подарки своей августейшей половине, можно судить по одному примеру. В 1897 году главный ювелир империи Карл Фаберже изготовил по заказу своего главного клиента одно из знаменитых пасхальных яиц — «Коронацию» с золотой каретой, выставив за него счет в 7150 рублей. Только на создание помещавшейся внутри пасхального яйца кареты немецкий мастер Штайн потратил 15 месяцев, трудясь по 16 часов в сутки и зарабатывая по пятерке в день. Пару лет назад Виктор Вексельберг выкупил яйцо «Коронация» вместе с другими предметами Фаберже у семьи Форбс, заплатив, по оценкам, свыше $100 млн.
Получала императрица и более ценные подарки. На свадьбу родители жениха, тогда еще наследника престола, преподнесли небогатой немецкой принцессе двухметровую нитку жемчуга, состоявшую из 280 зерен размером с виноградину. Украшение, которое следовало носить, обмотав три-четыре раза вокруг шеи, оценивалось в 170 000 рублей. По сравнению с ним свадебные подарки самого жениха — жемчужное ожерелье и кольцо, бриллиантовый браслет с изумрудом и брошь с сапфиром — смотрелись бижутерией.
От двора не отставали и дворцовые любимицы — например, знаменитая прима-балерина Мариинки Матильда Кшесинская. Ради сохранности бриллиантов, подаренных ей высокопоставленными поклонниками во главе с великими князьями и самим царем, приме приходилось выезжать на гастроли в Москву в отдельном вагоне. В 1917 году, когда особняк Кшесинской реквизировали «для нужд пролетариата», она смогла вынести оттуда лишь маленькую сумочку с ценностями.
К началу ХХ века ювелирные украшения стали вовсю покупать и жены тогдашних «новых русских» — банкиров, предпринимателей, купцов. Одна из лучших коллекций драгоценностей принадлежала Варваре Кельх (в девичестве Базановой), наследнице богатого московского купеческого рода. После смерти мужа она вышла замуж за его брата, переехала в Петербург и купила там дом за 300 000 рублей. А у того же Фаберже в 1900 году заказала массивное настольное украшение, которое одно тянуло на 125 000 рублей.
Живопись сто лет назад приобретали в основном из-за любви к искусству. Как и драгоценности, картины и скульптуры их владельцы продавали лишь в крайнем случае — продувшись в карты или наделав долгов. Что нравилось коллекционерам? Для частных галерей и особенно купцов-нуворишей «размер имел значение»: ценились масштабные полотна на патриотическую или религиозную тему. Известно, что картины «Покорение Сибири Ермаком» Сурикова и «Смерть Ивана Грозного» Маковского были проданы по 40 000 рублей каждая. Это очень большая сумма, в пересчете на нынешние деньги — почти полмиллиона долларов. (Что лишний раз доказывает: покупка картин самых модных художников своего времени — не лучший способ инвестировать деньги.) Работы Репина, Верещагина, Васнецова, Поленова, Куинджи уходили за 5000–15 000 рублей. А вот Валентин Серов редко получал за свои «камерные» полотна более 2000–3000.
Дорого обходилось и посещение театров — в те годы это было мероприятие, призванное подчеркнуть статус человека. В обеих столицах империи иметь собственную ложу (на худой конец купить билеты на самые дорогие места) считалось лучшим доказательством благосостояния и кредитоспособности. В театрах по вечерам собирался весь городской бомонд, и бриллианты дам слепили глаза актерам не меньше прожекторов. Билет в ложу бенуара в Большом театре стоил 10–15 рублей, а цена на собственные ложи доходила до 50 рублей за вечер (обычно их снимали на сезон). Провинциальные театры старались не отставать от столичных. Особенно по части цен.
Рестораны
Век назад, как и сегодня, одним из бесспорных символов шикарной жизни были дорогие рестораны, к тому времени потеснившие традиционные на Руси трактиры. Откушать с размахом (это касалось и количества съеденного, и оставленных в ресторане денег) умели и любили. Вспомним еще раз миллионера Ив. Вас. Чижева, описанного Гиляровским. Вот его меню: «Порция холодной белуги или осетрины с хреном, икра, две тарелки ракового супа, селянки рыбной или селянки из почек с двумя расстегаями, а потом жареный поросенок, телятина или рыбное, смотря по сезону. Летом обязательно ботвинья с осетриной, белорыбицей и сухим тертым балыком. Затем на третье блюдо неизменно сковорода гурьевской каши. Иногда позволял себе отступление, заменяя расстегаи байдаковским пирогом — огромной кулебякой с начинкой в двенадцать ярусов, где было все, начиная от слоя налимьей печенки и кончая слоем костяных мозгов в черном масле. При этом пил красное и белое вино…»
Сколько стоило такое удовольствие? За пределами Москвы и Петербурга поесть в ресторане можно было за считаные рубли в буквальном смысле. Например, в Киеве обед в фешенебельных ресторанах «Жорж» или «Франсуа» обходился в 2–3 рубля, а в каком-нибудь кафешантане и вовсе копеек в 20. Иное дело — обе столицы империи, в которых и тогда крутилась львиная доля всех российских денег.
В Петербурге первоклассными ресторанами считались «Кюба» на Морской, «Эрнест» на Каменноостровском, «Медведь» на Конюшенной, оба «Донона» (у Николаевского моста и на Мойке) и «Контан» (там же, на Мойке). Любопытно, что в 1916-м, несмотря на войну, в Стрельне и других популярных дачных местах под Питером открылись первые в России заведения со «шведским столом», сразу же ставшие писком моды. Цены в них были вполне умеренные. Пообедать же с вином в первоклассном ресторане обходилось на двоих в 10–15 рублей и выше. Вечером ужин по традиции запивали шампанским (бутылка от 10 рублей), и, как писали современники, «компания человек в пять могла свободно обойтись двумя бутылками, и, таким образом, удовольствие людей посмотреть и себя показать стоило не так уж дорого».
А в купеческой Москве долгое время сохраняли верность традиционным трактирам, в которых не только ели, но и отдыхали и совершали тысячные и миллионные сделки. Самыми знаменитыми с середины XIX века считались «Саратов», а также заведения Гурина и Егорова. К началу следующего столетия слава первого московского трактира перешла к заведению Тестова на углу Театральной площади. Туда ломились не только купцы и театральная публика, но и петербургская знать во главе с великими князьями — отведать фирменного тестовского поросенка, ракового супа с расстегаями или подаваемой на десерт настоящей гурьевской каши.
Кроме того, мечтой всякого разбогатевшего москвича было стать членом какого-нибудь закрытого клуба. Самым престижным считался уже упоминавшийся Купеческий клуб на Большой Дмитровке. Московское купечество арендовало под него в 1840-х годах дом у дворян Мятлевых. По соседству располагались еще два клуба — Английский и Дворянский, а в доме Шереметева — Охотничий.
В этих заведениях гостей кормили не парижскими изысками, а старинными русскими кушаньями: стерляжья уха, белуга в рассоле, «пополамные расстегаи» из стерляди и налимьих печенок… Застолье сопровождалось «живой музыкой» — в клубах пели не только цыгане, но и русский хор из ресторана «Яр». Солистки, кстати, по желанию загулявшего купчика могли составить ему компанию на ночь. Подобный загул мог обойтись до 100 рублей за ночь.
Слово опять Гиляровскому (на сей раз — ресторан «Эрмитаж»): «Особенно же славились ужины, на которые съезжалась кутящая Москва после спектаклей. Залы наполняли фраки, смокинги, мундиры и дамы в открытых платьях, сверкавших бриллиантами. Оркестр гремел на хорах, шампанское рекой... Кабинеты переполнены. Номера свиданий торговали вовсю! От пяти до двадцати пяти рублей за несколько часов. Кого-кого там не перебывало! И все держалось в секрете; полиция не мешалась в это дело — еще на начальство там наткнешься!»
Как гуляли в ресторанах
Аркадий Аверченко. Осколки разбитого вдребезги. 1921
— А помните «Медведя»?
— Да….Правда, рюмка лимонной водки стоила полтинник, но за этот же полтинник приветливые буфетчики буквально навязывали вам закуску: свежую икру, заливную утку, соус кумберленд, салат оливье, сыр из дичи.
— А могли закусить и горяченьким: котлетками из рябчика, сосисочками в томате, грибочками в сметане...
— Мне больше всего нравилось, что любой капитал давал тебе возможность войти в соответствующее место: есть у тебя 50 рублей — пойди к Кюба, выпей рюмочку Мартеля, проглоти десяток устриц, запей бутылочкой Шабли, заешь котлеткой даньон, запей бутылочкой Поммери, заешь гурьевской кашей, запей кофе с Джинджером. Имеешь 10 целковых — иди в «Вену» или «Малый Ярославец». Обед из пяти блюд с цыпленком в меню — целковый, лучшее шампанское — 8 целковых, водки с закуской — 2 целковых.
Шампанское
После «освободительной» реформы Александра I в Москву устремились провинциальные помещики — прожигать выкупные, полученные за крестьян. К тому времени все больше россиян побывало и за границей. Живыми стерлядями и икрой было трудно кого-нибудь удивить, поэтому для пиров за бешеные деньги заказывались импортные деликатесы — паштеты, устрицы, омары, не говоря уж о винах, коньяках и шампанском.
Вообще спиртное век назад не относилось к самым разорительным статьям расходов — пропить все до последней рубашки надо было постараться. Бутылка водки в лавке стоила 21 копейку, а виноградное вино в зависимости от качества — от 25 копеек до рубля.
Другое дело — шампанское. Изобретение французского монаха Периньона появилось в России в XVIII веке. Поначалу это был, как сказали бы сейчас, «эксклюзив» — дворяне привозили из-за границы по нескольку бутылок, вот и весь импорт. Все изменилось в 1814 году, когда русские казаки-победители триумфально вошли в Париж. В том же году знаменитый Дом мадам Клико де Понсарден отправил из Реймса в Петербург «на пробу сановным особам и негоциантам» целый корабль товара — 10 000 бутылок, которые были распроданы за считаные дни. «Русские требуют вашего вина с такой восторженной настойчивостью, которая доказывает, что шампанское для них не роскошь, а насущная потребность». Эти слова французского коммерсанта Луи Бона можно поставить в один ряд с легендарным «Веселие Руси есть пити», оброненным князем Владимиром.
Результатом смелой маркетинговой акции Клико стал настоящий реванш предприимчивой вдовы за поражение своей родины в войне. К середине столетия в России французское шампанское пили все, кто мог себе это позволить: аристократия, купечество, офицерство, богема. И это несмотря на то, что бутылка Veuve Clicquot стоила полтора рубля, а за два можно было отлично пообедать с вином в лучшем ресторане.
Поначалу «Клико» стало у нас синонимом шампанского вообще. И лишь с течением времени российский рынок заполнили другие известные шипучие вина. Наибольшей популярностью пользовались марки Ay (Пушкин: «Кипит в бокале опененном аи холодная струя»), Louis Roederer (в этой фирме по личному заказу Александра II был создан новый рецепт Cristal, положивший начало моде чокаться хрустальными бокалами с шампанским), а также Mumm. К началу ХХ века шампанское превратилось во второй «национальный напиток» (первый можно не называть), что привело к появлению на рынке не только отечественных шипучих вин (бутылка черноморского «Абрау-Дюрсо» стоила 3 рубля 25 копеек, в то время как импортного — от 5 рублей и выше), но и подделок. Так, производство псевдо-Редерера с размахом наладили в Одессе.
Разумеется, настоящее шампанское для основной массы российского населения оставалось несбыточной мечтой. В газетах писали, как некий рабочий во время пожара спас ребенка из богатой аристократической семьи. И когда рыдающие от счастья родители спросили, чем могут отблагодарить спасителя, тот лишь робко пробормотал: «Мне бы шампанского хоть раз в жизни испробовать». Чем не реклама шипучих вин?
Лошади
Российская империя до самого конца оставалась преимущественно крестьянской страной — труд стоил дешево, а основным транспортным средством и главной тягловой силой по-прежнему была лошадь. В 1914 году на экономику страны «пахало» более 32 млн четвероногих — почти треть всех рабочих лошадей на планете. Стоимость хорошей лошади — 30–60 рублей.
Что до элитных пород, то цена орловского рысака могла доходить до сотен, а то и тысяч рублей. Первыми «орловцев» начали разводить на знаменитом Чесменском конном заводе в селе Хреновое Воронежской губернии. Основал завод фаворит Екатерины граф Алексей Орлов. Разгромив турков при Чесме, он привез в Россию в качестве выкупа за плененных жену и дочерей турецкого султана десяток чистокровных арабских скакунов, решив вывести новую породу, более приспособленную к суровому российскому климату.
К началу XX века спрос на орловских рысаков вырос невероятно. Разведение породистых лошадей стало мощной индустрией. В книге Чесменского коннозаводского музея отметились Николай II, генералы Скобелев и Краснов, графиня Воронцова-Дашкова, Толстой и Чехов… А таких заводов к началу войны насчитывалось более трех тысяч; более двух тысяч отборных лошадей содержалось в одних только царских конюшнях.
Где лошади, там и бега. Первые открылись в Москве еще при Николае I, и уже к середине XIX века в городе появился свой ипподром. К началу следующего столетия состоятельная московская публика буквально заболела бегами, что естественно породило и новый вид бизнеса — букмекерский. Традиционным местом сбора азартных игроков стала булочная Филиппова на Тверской. Дело приняло такой размах, что находящийся по соседству с ипподромом ресторан «Яр» за несколько месяцев после начала «тотализаторного бума» смог произвести давно задуманный ремонт, заменив деревянные стены на каменные.
Поскольку массовая автомобилизация Российской империи так и не состоялась (о чем ниже), вплоть до начала Первой мировой войны значительной статьей расходов «на транспорт» оставались извозчики. На них у светского москвича или петербуржца уходило до 30–40 рублей в месяц.
Роль еще одного сегодняшнего символа богатой жизни — автомобиля представительского класса — играл собственный выезд. Модельный ряд того времени: от демократичных бричек и дрожек до роскошных карет. Даже в глубинке цена двухместной кареты доходила до 7000 рублей, а штучный товар от модных столичных мастеров Иоахима, Фребелиуса или Тулякова тянул на 10 000 рублей и выше.
Автомобили
Царская Россия успела пожить и в автомобильный век. Первые машины появились у нас сразу же после изобретения нового вида транспорта. Продукция двух немецких пионеров Даймлера и Бенца, чьи фирмы вскоре, как известно, слились, продавалась в России в среднем по 3000 рублей за штуку. Уже в 1896 году на Всероссийской промышленно-художественной выставке в Нижнем Новгороде был представлен и первый отечественный автомобиль Яковлева и Фрезе — ценой 1500 рублей. Он, правда, никого не заинтересовал. Переворот на рынке случился спустя семь лет, причем революция эта в противоположность Октябрьской произошла по инициативе верхов.
Первым из придворных в 1901 году завел себе «паровой экипаж» французской фирмы Serpollet министр двора граф Фредерикс. Это было воспринято как эксцентричная выходка 63-летнего старика, не более того. Но спустя два года другой знатный энтузиаст, князь Орлов, сам водивший свой «Мерседес», подъехал к Александровскому дворцу и предложил прокатить государя на «этой керосиновой вещи» (как назвал машину Николай II). В одночасье царь превратился в заядлого автолюбителя. А через два года Николай, устыдившись того, что безбожно эксплуатирует «мотор» Орлова и его самого в качестве личного шофера, стал еще и автовладельцем.
Начав в 1905 году с двух французских Delaunay-Belleville, купленных по наводке того же Орлова за 18 400 рублей, первый автолюбитель империи за семь лет довел семейный автопарк до полусотни машин, истратив на эти цели более полумиллиона рублей. В императорском гараже были представлены самые престижные иномарки той поры, включая Mercedes и Renault. Царь первым в России сел в Rolls-Royce. Вторым был промышленник-миллионер Павел Рябушинский. В собственности царской семьи находился и продукт российского автопрома — лимузин «Лесснер» (такой же был заказан и для премьера Сергея Витте). В то время даже отечественные машины считались предметами роскоши, цена на них доходила до 8000 рублей.
Импортные стоили еще дороже — и все-таки их закупали. Например, первыми начали продавать в России продукцию Генри Форда известные купцы и промышленники братья Стахеевы. К началу Первой мировой войны в стране насчитывалось 13 000 машин двухсот с лишним иностранных фирм. В 1915 году только в Московском автомобильном обществе состояло 600 знатных и богатых автолюбителей. Одним из первых получил водительские права крупный промышленник Гузон.
И все же автомобили так и не успели превратиться в России в обязательный домашний атрибут богатого сословия — не хватило времени, автомобильный бум не был поддержан строительством дорог. Не смог как следует развиться в империи и рынок других дорогостоящих средств передвижения — яхт. Большинство их принадлежало двору и аристократии, хотя были и исключения — например, одним из лучших парусников, «Форосом», владел крупнейший чаеторговец Кузнецов.
Большинство же состоятельных яхтсменов брали свои лодки напрокат, становясь членами престижных яхт-клубов, которые начали появляться со второй половины XIX века. Самыми модными были питерские: закрытый Императорский, более демократичные Речной, Невский и Стрельненский парусный, а также Московский речной и Севастопольский. Им покровительствовали великие князья, которые часто становились почетными командорами яхт-клубов. В этом амплуа выступали и главные спонсоры клубов — те же Шустов, Кузнецов и другие промышленники и купцы. А Самарский яхт-клуб материально поддерживали владельцы крупнейшего в Поволжье пивоваренного завода — отец и сын фон Вокано, создатели пережившей век марки «Жигулевское».
Обучение и лечение
И век назад траты на врачей составляли заметную статью расходов, особенно если человек лечился у частного доктора. К тому времени годовые оклады земских врачей в большинстве губерний выросли до 1500 рублей в год. Обычный домашний доктор брал за визит трешку, профессору академии давали двадцатку, а самые знаменитые и модные врачи выезжали не менее чем за сотню.
Еще дороже обходились операции и курсы лечения — в конце XIX века гонорары лучших немецких (Бильрот) или французских (Шарко) врачей составляли десятки тысяч рублей. От них не отставали светила отечественные, газеты писали о фантастических гонорарах таких знаменитостей, как Склифосовский, Мудров, Захарьин. Справедливости ради нужно отметить, что все они выписывали свои астрономические счета только тем, кто мог себе это позволить, а в своих клиниках и университетах лечили бесплатно. Григорий Захарьин, например, отдавал все профессорское жалованье нуждающимся студентам, а перед смертью завещал полмиллиона на устройство приходских школ в провинции.
Когда врачи рекомендовали выезд «на воды», выбор направлений был невелик: в Гурзуф, за несколько лет превращенный купившим его московским предпринимателем Губониным в «российскую Ривьеру», или за границу. Состоятельные россияне облюбовали все самые знаменитые европейские курорты: Висбаден, Баден-Баден, Карлсбад (Карловы Вары), Французскую Ривьеру. Туда отправлялись и на отдых с семьями, а кто-то — сыграть по-крупному в знаменитых казино. Развить курортную и игорную инфраструктуру в Гагре, которую с помощью трехмиллионных инвестиций власти собирались превратить в русский Монте-Карло, так и не успели.
И наконец, немало стоило обучение подрастающего поколения. Купцы, среди которых было много старообрядцев (чьи моральные нормы отчасти напоминали западную «протестантскую этику»), с неохотой отправляли детей учиться за рубеж — хотя вот Савва Морозов изучал химию в Кембридже. Чаще по примеру аристократии в семьях купцов и предпринимателей нанимали частных учителей. Или отдавали детей в частные гимназии. Владимир Набоков, отец которого был видным политиком, партийным лидером и депутатом Госдумы, а мать происходила из богатого купеческого рода, вспоминал, как его единственного из учеников привозили в школу на автомобиле.
Так они и жили, богатые русские, век назад. Вызывая, как и сегодня, у одних восхищение, а других шокируя своими нравами и тратами.
Как ели дома
Елена Молоховец. Подарок молодой хозяйке. СПб., 1914
Решили накрыть обед для нескольких гостей? Вот что могло бы получиться, живи вы в начале прошлого века. Алкогольные напитки, которыми можно сопровождать каждую перемену блюд, — на ваше усмотрение. Стоимость обеда «по 1-му разряду» на 25 человек от 40 до 60 рублей (без вина), а на 6–8 человек — от 10 до 15 и более.
«1) Суп Виндзор (или бульон). К ним пирожки: из мозгов, подаваемые в раковинах, пирожки на дрожжах, жаренные во фритюре, пирожки из рассыпчатого теста с телячьим ливером, пирожки из мозгов, жаренные в кляре.
2) Говядина филей, шпикованный трюфелями или анчоусами.
3) Майонез из целой форели или судака.
4) Марешаль из рябчиков.
5) Плум пудинг.
6) Королевский пунш-глясе.
7) Жаркое индейка, фаршированная грецкими орехами, к ней салат из маринованных вишен или яблок.
8) Крем ореховый с фисташками.
9) Фрукты. Черный кофе и чай».
