К оглавлению
ЧАСТЬ II ТРУД И СИСТЕМЫ ЦЕННОСТЕЙ Расходы в Падуанском университете
в
XV
веке
Историки и эрудиты, предпринимавшие попытки получить приблизительное представление о "бюджете" наставника или студента средневекового университета, так или иначе упускали из виду один аспект, важность которого не вызывает сомнений - денежные и другие подарки, причитающиеся со студентов во время экзаменов.
Наряду с банкетами, традиционно устраиваемыми новыми докторами после получения licentia docendi , эти подарки входили в обязательные расходы, форма и характер которых вскоре были внесены в устав*. Мы публикуем здесь перечень этих расходов, составленный студентом, изучавшим право в Падуанском университете в начале XV века, на форзаце манускрипта Vaticanus Lat'mus 11503, представляющей собой курс канонического права.
Эти расходы, чей подобный перечень дается как для самого экзамена (ехатеп, examsn privatum) *, так и для церемонии инвеституры (conventus - собрание, conventus publicus - общественное собрание, dodoratus - собрание учителей)*, представляли собой одновременно и университетский налог (сборы, предназначенные либо для пополнения касс университетов и факультетов, либо для оплаты расходов на заседания**). и презенты экзаменаторам, авто-
ft 5?
ритетным схоластам и священникам**, служащим университета1".
Чтобы правильно оценить значение этих подарков, необходимо вспомнить, что материальное вознаграждение учителей Средневековья было явно недостаточно даже для обеспечения их материального выживания***. Система университетской оплаты начала развиваться с XIII века, и развитие это проходило трудно, медленно, долго не принося заметных результатов. Необходимо было разрешить несколько важных проблем. Прежде всего, причисление преподавателей к группе наемных работников, презираемой в
Средневековье так же, как и в античностиЛ. Затем распространенный среди церковников взгляд на учителей как на торговцев, продавцов знания***, а на преподавание, являвшееся таким же про-
Ш238 фессиональным долгом8" некоторых клириков, как и благородная
Груд и системы ценностей
86
н Жетон для получения вознаграждения за присутствие на заседании (фр.).
* 239 деятельность*,- как на торговлю духовным товаром. Кроме того, после преодоления теологических и психологических барьеров следовало выяснить, кто и как будет платить учителям. В обстановке роста могу-*240 щества светской власти*, относительной секуляризации образования *241 в плане подбора персонала, выбора методов, духа, направлений*, усилившейся в течение Средневековья, университет в Падуе представляет им особое благоприятствование. На протяжении более чем двух веков он соперничает с Болоньей. Количество членов университета и значение его образования зависит от миграций из Болоньи, поэтому университет вскоре получает поддержку города Падуи как источник славы и прибы-5 242 ли: университет представляет собой своеобразный рынокR, центр притяжения для иностранцев и, следовательно, фактор развития контактов в эпоху, когда городские ячейки экономической и политической жизни питаются отношениями с миром, горизонты которого расширяются, увеличивая частоту обменов. Так, с 1260 года город Падуя начинает вып-" 243 лачивать жалование преподавателям за их старания**. Однако эта плата не помешает преподавателям требовать от кандидатов подарков, традиционных во всех университетах. С конца XIV века, вероятно под давлением экономического кризиса и его влияния на ценность денег и стоимость жизни, запросы преподавателей увеличиваются, а регламент "экзаменационного права" оговаривается более тщательно.
Прежде всего уточняется схема распределения подарков между преподавателями и персоналом университета. Устав юридического п 244 факультета Падуи 1382 года был опубликован1"*, также были опубликованы отрывки из приложений и изменений, внесенной в него впоследствии. Изучение этих изменений, осуществленное в архиве университета Падуи, позволило нам проследить это развитие. Денежные средства, получаемые преподавателями от экзаменов, интересовали их настолько, что для борьбы с неявкой докторов на эти мероприятия их привлекали настоящими "jetons de presence"**, оплачиваемыми студентами.
Наряду с положениями устава 1382 года, ратифицировавшими решения, принятые в 1355 году§§, согласно которым заместители (surnumerarii) денег не получали, за исключением случаев, когда они замещали одного из двенадцати штатных преподавателей, постановление от 25 июля 1453 года выделяет присутствовавшим часть денег, собранных во время экзамена, которые раньше полностью пере-"*246 давались епископу***. Кроме того, были уточнены санкции, применявшиеся к студентам, не участвующим в оплате расходов. 18 января 1441 года был издан список мер, применявшихся к студентам, ограничивавшихся tn247 внесением задатка (brevia)A.
Этой страстью к наживе объясняется постоянное уменьшение количества студентов, освобожденных от оплаты. Церковь традиционно поддерживала бедных студентов и предоставляла им места
*248 *249
"251 252 "253 "254
Расходы в Падуанском университете в XV веке 87
в университетах. В XIII веке приток населения в города наполнил факультеты толпами молодых людей, не имевших средств к существованию, которые, в частности, составили зародыш факультетов искусств . С демографическим спадом количество студентов уменьшается, и преподаватели пользуются этим обратным движением, исключая по возможности больше студентов, освобожденных от оплаты; с 1405 по 1409 год изменения, внесенные в устав, допускают существование лишь двух таких студентов на факультете права: одного по каноническому праву и одного по гражданскому праву*. Отныне речь идет о принципе, который если и следует соблюдать, то лишь символически. Время бедняков в университете Падуи закончилось. Демократический прием окончательно прекращен. Еще одно предписание, от 25 февраля 1428 года, потребует, чтобы эти два "привилегированных" лица сдавали дополнительный предварительный экзамен и
предоставляли убедительные доказательства своей бедности*.
Однако в это же время двери университета открываются бесплатно для целой категории молодых людей - детей преподавателей университетов.
Первое решение, принятое в 1394 году, дает право на бесплатное поступление в коллегию юристов любому потомку преподавателя по мужской линии, даже если кто-то из середины цепочки и не был сам преподавателем5. 17 августа 1409 года уточняется, что сын живущего или умершего преподавателя должен сдавать экзамены бесплатно, разработаны также санкции к нарушителям этого постановления . Еще одно требование, предъявляемое к потомкам преподавателей - наличие гражданства города Падуи. Устав от 13 января 1418 года уточняет, что условие является совершенно необходимым и ограничивает действие предшествующих постановлений. Исключение может быть сделано только для знаменитого преподавателя, для которого Падуя по всеобщему признанию стала "второй роди-ной"п. Устав от И ноября 1440 года исключает иностранных преподавателей из членов жюри на экзамене, во всяком случае отказывает им в праве получать деньги, выплачиваемые двенадцати штатным преподавателям или заместителям, принимающим экзамен**.
Итак, эти тексты позволяют увидеть тройственный характер поступательного развития университета в Падуе в конце XIV века и в первой половине XV века.
Исключение бедных студентов, возникновение касты и семейственности преподавателей университета, стремление ограничиться приемом местных жителей, по крайней мере в случае с преподавателями. Куда привел их этот двухсотлетний путь, начавшийся во времена, когда зарождающиеся университеты принимали студентов со всех концов Европы независимо от происхождения и когда знаменитости имели право преподавать везде (то есть во всех университетах)! Груд и системы ценностей *255 '256 *257 $258 "259 "260 "261 55 262 *"263 264
Однако студент, перечисливший на форзаце своей книги по праву расходы, которые несли студенты и которые, несомненно, нес он сам в Падуе, чтобы сдать экзамены, приехал с другого конца Италии. Некоторые страницы Ватиканского кодекса исписаны той же рукой, что подписала на последней (447-й): scrlptis Matlhaeus de Grandis Siracusanus - и поставила дату: 1427 год.
Однако этот сицилиец - личность известная. 24 сентября 1424 года он присутствует на присуждении степени доктора теологии Фра Джиованни де Борометти*. Мы также знаем, что в 1426 году он получает стипендию от муниципалитета Сиракузы, позволяющую ему продолжить учебу в Падуе*. Вернувшись на Сицилию, он стал архидиаконом Сиракуз, затем (в 1443 году) викарием епископа, sede uacante*. В 1462 году он становится членом коллегии преподавателей университета Катании и заместителем хранителя печати университетаЛ.
Блестящая карьера. При отсутствии университета на родной земле в начале кватроченто молодые сицилийцы отправлялись для получения серьезного образования и званий на континент. В Болонью или в Падую? Вопрос о предпочтении, которое они оказывали одному из этих университетов, является дискуссионным1"1". Вероятно, с наступлением упадка Болоньи, который по времени совпал с периодом подъема Падуи**, последний университет принимал больше молодых островитян.
В Падуе, подобно множеству своих земляков, Маттео дс Гран-ди получает стипендию от своего родного городаЛ. Но i <),ч>д в какой-то степени контролировал студента, получавшего от него денежную помощь***, и то, каким образом он тратил эти деньги. Возможно, что именно с этим контролем связано появление в нашей рукописи перечня расходов, составленного для предоставления в муниципалитет Сиракуз. В любом случае, если Сиракузы оплачивают часть расходов на получение образования молодым Маттео де Гранди, они впоследствии смогут воспользоваться его знаниями. Как и большинство других стипендиатов, получив степень доктора, он возвращается на Сицилию и получает должность в церковной администрации острова. Затем, когда в 1444 году Альфонс Великодушный и папа Евгений IV дают согласие на основание университета в Катании, он фигурирует среди бывших падуанцев, вставших во главе нового учреждения*1"1".
Итак, нам известно лишь то, что в Падуе Маттео де Гранди был стипендиатом своего города. К сожалению, мы не можем узнать большего о его социальном происхождении, но тип его карьеры определен в достаточной степени: он посвящает себя исполнению административных должностей в церкви, что является традиционным продолжением карьеры студента. Несомненно, проблема жизни в Падуе для него решена. Но зачем он записывает свои расходы?
*265
266
1267
5 268 "269
Расходы в Падуанском университете в XV веке 89
Предположим, что для отчета. Но не достаточно ли было сослаться на устав университета? Действительно, в конце своего перечня он отмечает, что все указанное соответствует этому уставу. Но о каком уставе идет речь? Расходы и подарки деньгами и вещами, о которых он пишет, на самом деле не всегда соответствуют предписаниям устава 1382 года. И другой сохранившийся список расходов на экзамены в Падуе, относящийся, вероятно, к середине XV века, также дает нам отличающиеся данные*. Быть может, в первой половине XV века в устав были внесены изменения? Изучая уже упоминавшуюся рукопись из архива университета в Падуе, среди приложений к уставу 1382 года можно найти в высшей степени интересный текст от 12 мая 1400 года+.
Это постановление устанавливает плавающую шкалу выплат университету. Автоматические изменения сумм, выплачиваемых студентами преподавателям в период порчи монеты, странным образом контрастирует со стабильной в этот период суммой стипендии, выплачиваемой, например, сицилийским студентам в Падуе. Это подтверждает верность высказанного ранее утверждения о возникновении университетской олигархии, стремящейся извлечь все большую выгоду из отправления своих функций. Эта страсть к наживе идет одновременно и от желания подтвердить престиж своего положения в глазах студентов, и от нежелания страдать от экономических перемен. Честолюбие и корысть*.
06 экономической нестабильности свидетельствует текст от 12 мая 1400 года, прямо упоминающий колебания курсов денежных единиц. Таким образом список расходов, составленный Маттео де Гранди на своем манускрипте, приобретает особый интерес - этот текст (и подобные ему, которые, возможно, будут еще найдены) дает нам возможность измерить величины колебания курса денежных единиц, изменение цен, проследить экономические тенденции. Не только в Падуе, но через нее и в Венеции. Мы имеем возможность уловить отголоски нестабильности валют, наблюдавшейся в Венеции и на большей части территории Италии в первой половине кватроченто5. Постановление от 12 мая 1400 года показывает также, что с этого дня Падуя, чьи деньги в период треченто соответствовали денежной системе Вероны , перешла в монетарную зону Венеции. Приложение 1405 года ставит лишь точку в этой эволюции, уже отметившей экономику. С этой констатацией наступает последний этап в истории Па-дуанского университета. Стремясь, как мы видели, ограничиться местной базой, он становится венецианским университетом. Регионализация университетов, затронув Падую, стала основной причиной упрочения его позиций, а также развития и обновления. Венеция запретит своим жителям учиться где-либо, кроме Падуи, и даже для исполнения некоторых общественных обязанностей в Венеции необходимо будет пройти университетский курс в Падуе. Более того,
и системы ценностей 90
будучи очагом религиозной толерантности, в эпоху Реформации и Контрреформации она откроет двери университета в Падуе для студентов всех вероисповеданий. Университет станет крупнейшим цен-*270 тром идейного сосуществования в Европе XVI и XVII веков .
В приложении II представлен отчет о расходах за 1454 год на содержание и обновление имущества юридического факультета в Падуе. Этот текст, найденный на отдельном листке, вложенном в рукопись устава, также иллюстрирует собой целый ряд постановлений данного устава. Постановления 1365 и 1382 годов касаются приобретения имущества, используемого в процессе экзамена, следова-f271 тельно, уход должен обеспечиваться из выплат кандидатовЛ, что подтверждает список расходов, записанный Маттео де Гранди. Этот отчет сохранился благодаря тому, что приор Франциск Альвароти заранее выдал деньги на расходы в 1454 году и приказал подсчитать их сумму, чтобы потребовать у факультета частичного ее возмеще-
*272 ния. Он упоминает об этом в приложении к уставу факультета*. Этот текст может заинтересовать тех, кто занимается изучени-
5 273 ем истории заработной платы и цен в XV веке§, он также содержит сведения из области использования
водных путей для перевозок материалов. Кроме того, специалисты смогут найти в нем материал для ** 274 обогащения вокабулярия профессиональной техники**. ПРИЛОЖЕНИЕ I
Стоимость экзаменов в Падуанском университете в 1427 году (Cod.Vat.Lat. 11503, f-8.pl. I.) Ihesus Christus. Expense que fiunt in private examine in studio paduano in primis
pro XII doctoribus collegii Item pro rectore studii Item pro vicario domini episcopi Item pro priore collegii Item pro
cancellario domini episcopi Item pro tribus promotoribus Item pro utraque universitate Item pro collegio doctorum Item
pro bidello generali Item pro notario collegii Item pro notario universitatis Item pro bidellis specialibus Item pro campana
et disco Item pro bancalibus Item pro quinque libris confeccionum Item pro octo fialis et triginta ciatis
due. XII.
due. II.
due. I.
due. I.
due. III.
due. III.
libr. VII.
libr, I.
libr. I.
libr. I.
libr. I.
libr. III.
libr. I.
solid. XII.
libr. Ill et solid. X.
solid. XIIII.
Расходы в Падуанском университете в XV веке 91
Item pro quinque fialis malvaxie Item pro quatuor fialis vini montani Item pro pifaris et tubis
libr. II et solid. XII. solid. XVI. due. I.
Expense que fiunt in conventu publico seu in doctoratu
in primis
pro quolibet promotore brachia XIIII de panno, vel due. XII. Item pro bidello generali brachia VIII de panno et due. I.
Item pro quolibet bidello speciali promotorum suorum brachia VIII panni.
Item pro XII doctoribus collegii
Item pro priore collegii
Item pro collegio doctorum
Item pro notario collegii
Item pro bancalibus
Item pro quinque paribus cirotecarum cum serico
Item pro quinque duodenis cirotecarum caprieti
Item pro septem duodenis cirotecarum mutonis
Item pro sex anulis auri
Item pro septem biretis
Item [pro] bands cathedra el campana
[Item pro] privilegio
[Item pro] una carta, cera et serico
[Item pro tu]bis et pifaris
due. VI.
due. 1/2
libr. I.
libr. I.
libr. I.
libr. XII et 1/2. libr. XXV libr. XVII.
libr. XII.
libr. V et solid. V. libr. II et solid. XVI. due. I, solid. XIII. due. let 1/2.
He sunt expense taxate per statutum studii paduani tarn in examine quam in conventu ibidem faciendis. [ Иисус Христос.
Расходы, которые требуются для экзамена
во-первых для 12 докторов коллегии
Также для ректора университета
Также для викария господина епископа
Также для приора коллегии
Также для начальника канцелярии епископа
Также для троих promotoribus
Также для каждой из двух корпораций
Также для коллегии докторов
Также для для bidello generali
Также для нотариуса коллегии
Также для нотариуса корпорации
Также для bidellis specialibus
Также за колокола и стол нотариуса
Также за скамейки
Также за 5 фунтов con/eccionum
Также за 8 фиалов и 30 ciofis
Также за 5 фиалов мальвазии
Также за 4 фиала нагорного вина
Также за флейты и трубы
12 дукатов
2 дуката 1 дукат 1 дукат
3 дуката 3 дуката 7 ливров 1 ливр 1 ливр 1 ливр 1 ливр 3 ливра
1 ливр
12 солидов
3 ливра и 10 солидов 14 солидов
2 ливра и 12 солидов 16 солидов 1 дукат
Расходы, которые требуются для общественного собрания или собрания докторов, во-первых для каждого promo/ore 14 локтей ткани (?) или 12 дукатов.
. д и системы ценностей
92
'275
6 дукатов 1/2 дуката 1 ливр 1 ливр
1 ливр
12 и 1/2 ливра 25 ливров 17 ливров
12 ливров
5 ливров и 5 солидов
2 ливра и 16 солидов 1 дукат
13 солидов
1 и 1/2 дуката
Также для biddlo generali 8 локтей ткани (?) и 1 дукат.
Также для bideilo spedali 8 локтей ткани (?).
Также для 23 докторов коллегии
Также для приора коллегии
Также для коллегии учителей
Также для нотариуса коллегии
Также за скамейки
Также за 2 пар cirotecarum с шелком
Также за 5 дюжин cirotecarum caprieti
Также за 7 дюжин cirotecarum mutonis
Также за 6 золотых колец (?)
Также за 7 biretis
Также за скамьи, кафедру и колокола Также за привилегию
Также за бумагу, воск и шелк Также за флейты и трубы
Таковы необходимые расходы, определенные статутом Падуанского университета как в отношении экзамена, так и в отношении собрания.] ПРИЛОЖЕНИЕ II
Расходы на мебель для юридического факультета Падуи 1454 г. (Архив университета в Падуе, Statuti del collegia dei legisti, 1382.) In Christi nomine.
Racio expense facte per me Franciscum de Alvarotis priorem almi collegii doctorum utriusque iuris padue pro banchis VI altis de novo factis pro sessions doctorum et pro reparacione VI banchorum antiquorum et cathedre magistralis dr ,,111-: '434 de mense Julii.
Primo die mercurei X Julii pro lignis octo de teullis emptis in aqua in racione 1. 2 s. 16 pro quolibet ligno capit Item pro lignis octo de remis emptis in aqua in racione s. 4 pro ligno capit Item pro trabibus sex magnis emptis in aqua in racione I. 1 pro quolibet trabe '
Item pro conductura a porta Sancti johannis per aquam et pro extrahendo de aqua Item pro uno carizio a sancta croce s. 16, et pro fachinis qui exoneraverunt bancas de mea careta super qua feci conduci bancas ad ecclesiam 1. 1, et pro conductura carete pro aliquibus vicibus 1. 1, capit. 1. 2 s. 16
Item die mercurei ultimo Julii pro 36 cidellis cum suis cavillis et pro factura earum in racione s. 2 pro qualibet cidella cum sua cavilla capit 1. 3 s. 12 Item pro ligno de nogaria pro cidelis* et pro disgrossando
cldellas et pro ligno cavillarum 1. 3 s. 12 capit 1. 7 s. 4 Item pro medio linteamine veteri ad incollandum
fixuras cathedre magistralis 1.2
1. 32 s. 8
1. 9 s. 12
1. 6 s. 0
1. 3
Имеющиеся в этом отчете о расходах несообразности контрастируют с точностью последующих подсчетов. Ошибка это почтенного приора или издателя, неизвестно.- Прим. ред. Расходы в Падуанском университете в Л V веке УА Item pro tribus magistris qui laboraverunt diebus 10 pro 1. 1 pro quolibet in die et ulterius feci sibi expensas 1. 30
Item pro clavis 1400 adn (?) in raciones s. 9 pro cento capit 1. 5 s. 9 et pro clavis 500 a mezano in racione s. 18 pro cento 1. 4 s. 10 in s. 1. 9 s. 10
Item pro pictura cathedre pro duobus diebus quibus laboraverunt duo pittores et pro incollatura telle super fixuris cathedre et pro coloribus due. 1 capit 1. 6
Summat 1. 109 s. 5
De qua summa et expensa 1.109 s. 5 secundum statuta et consuetudines observatas mediatas tangit collegio [n]ostro iuristarurn et alterius medietatis unus quartus tangit collegio artistarum et medicorum, alius quartus collegio theologorum qua teologi (sic) non utuntur, et sic extractis 1. 6 pro pictura catedre tangit collegio theologorum 1. 25 s. 16 et collegio medicorum pro suo quarto 1. 27 s. 5 d. 8, et legistis pro medietate 1. 56 s. 4.
Infra scripta est expensa facta per me Franciscum de Alvarotis priorem antedictum almi collegii РЫие pro banchis XV pro sessione scolarium sumptibus propriis quas dono predicto collegio. Primo pro piaguis XVI grossis a torculo emptis ab apoteca in racione s. 22
pro quolibet capit Item pro tavolis squadratis VII et piaguis V acceptis ab apoteca M. Felipi pro s. 12
pro qualibet pro gantellis banchamm Item pro clavis 300 a mezano pro s. 18 pro cento
et pro clavis 500 aden" (?)
pro s. 9 pro cento capit Item pro manufacture trium
magistrorum duobus diebus Item pro duobus scrinis Summa
1. 17 s. 12
1. 7 s. 4
1. 4 s. 19
6
Os.
10
1. 36 s. 5
Expensa facta pro bancha, alta tabula tripedibus altis et scabello sub pedibus pro sessione doctorandorum et promotorum quam similiter dono predicto collegio ego Franciscus de Alvarotis supradictus. Primo pro piaguis duobus grossis a torculo acceptis
ab apoteca pro s. 24 pro quolibet Item pro galtellis piaguum 1.
Item pro tabula piaguum 1 Item pro piaguis tribus pro scabello sub pedibus Item pro una ascia pro pedibus tripedium Item pro clavis aden" (?) et amezano et duplonis Item pro ligno tripedium et manufactura predictorum Summa Supradicta expensa bancarum et cetera capit 1. 44 quam dono collegio.
1. 2 s. 8 1.1
1. 1 s. 10 Os. Os. 2 12 10
и системы ценностей 94
[Во имя Христа
Счет выплат, сделанных мною, Франциском де Альвароти, приором коллегии докторов того и другого права, за 6 новых высоких скамей, предназначенных для сидения докторам, и за починку 6 старых скамей и за магистерскую кафедру в месяце июле 1454 года. Во-первых в среду 10 июля за 8 бревен...
из расчета 2 ливра 16 солидов за бревно 1. 32 S. 8 Также за 8 бревен... купленных на море из расчета 4 солида за бревно 1. 9 s. 12
Также за 6 больших брусьев, купленных на море из расчета 1 ливр за
каждый брус 1. 6s. О
Также за... извлечение из воды 1. 3
Также за carizio из Санто Кроме 16 солидов...
за разгрузку... 1 ливр, и за перевозки
для прочих нужд 1 ливр 1. 2 s. 16
Также в последнюю среду июля за 36 cidellis
с их cauiUis и за их изготовление
из расчета 2 солида за пару 1. 3 s. 12
Также за древесину... по 3 ливра 12 солидов 1. 7 s. 4
Также за расположенный в центре старинный
холст... 1. 2
Также для 3 мастеров, которые работали
10 дней, 1 ливр каждому в день,
и в последний [день] я выдал им 1. 30
Также за 1400 гвоздей (?) из расчета 9 солидов
за сотню 5 ливров 9 солидов
и за 500 гвоздей... из расчета
18 солидов за сотню 4 ливра 10 солидов
в сумме 1. 9 s. 10
Также за роспись кафедры за 2 дня работы
двух живописцев и за обивку...
и за краски 1 дукат, всего 1. 6
Сумма 1. 109 s. 5
Из этой суммы расходов половина по закону и в соответствии с обычаем относится к нашей коллегии юристов, а из второй половины одна четверть относится к коллегии искусств и медиков, другая четверть к коллегии теологов... и таким образом за вычетом 6 ливров за роспись кафедры относится к коллегии теологов 25 ливров 16 солидов и к коллегии медиков согласно их доле 27 ливров 5 солидов... и к законникам в качестве половины 56 ливров 4 солида...]
*276
'277
Образованных (лат.).
Ремесло и профессия в средневековых руководствах для исповедников
Необходимо объяснить, почему мы решили заняться изучением таких конкретных реалий, как ремесла и профессии, через руководства для исповедников.
Что авторы этих руководств, клирики, могут сообщить нам о проблемах деятельной жизни, в которой они являются чужаками?
Этот вопрос на самом деле относится ко всей истории средневекового Запада. Почти все тексты, отражающие ее, являются религиозными трудами. В нашем обществе, где так или иначе на всех уровнях проведена граница между областью религиозной и областью мирской, возникает вопрос, насколько можно полагаться на свидетельства, которые, как это кажется с первого взгляда, искажают рассматриваемую реальность.
Необходимо срочно определить "радиус действия" средневекового религиозного документа. Прежде всего вспомним, что на протяжении всего Средневековья на Западе образование было привилегией клириков. Равенство clericus = litteratus (клирик ••-= грамотный), laicus = illiteratus (мирской = безграмотный) уже достаточно красноречиво. Litteratus, несомненно, обозначает "тот, кто знает (более или менее) латынь". Но латынь в Средневековье долгое время была основным проводником культуры*. Мы не отрицаем значения зарождающейся светской культуры и не стремимся запоздало отстаивать преимущество письменного документа (тем более литературного), отступающего перед неписьменными свидетельствами, археологическими, фольклорными и т. д., рассказывающими нам о культуре более широкой и более глубинной, нежели культура общества litteratfi. Но для большинства людей Средневековья, даже мирян, выражение мыслей или чувств принимало религиозную форму и соотносилось с религиозными целями. Более того, весь ментальный инструментарий: словарь, мыслительные стереотипы, эстетические и моральные нормы - имел религиозное происхождение, и в этих условиях "прогрессом" станет именно секуляризация этого инструментария культуры, хотя это уже другая проблема.
руд
системы ценностей У6
Остается выяснить, в какой мере (речь идет о материальных реалиях, а они большей частью включены в процесс осознания профессий, который начинается с инструмента, с трудовой деятельности, с повседневной жизни) это засилье религии в Средневековье может разделять либо сводить homo /aber и нас, конкретную реальность и историческую науку.
Мне кажется, что литература, не только церковная, но и сугубо религиозная (а руководства для исповедников именно таковы), может стать важнейшим первоисточником для историка, изучающего менталитет, связанный с материальной деятельностью.
За религиозным изложением историк может найти материальный субстрат. Несомненно, что плуг, мельница, пресс и другие технические и экономические инструменты появляются в средневеко-
* 278 вой литературе или иконографии в виде символов . Но даже на таком
уровне описания материальное содержание религиозных текстов обладает большой документальной ценностью. Известно, что жизнеописания Средневековья, особенно раннего Средневековья, дают массу сведений о материальной жизни: добыча угля в Дофине, перевозка соли по Мозелю из Меца в Трир в VII веке, появление на f279 миниатюрах рубанка или тачки и т. д.1" Технический прогресс в Средневековье воспринимается как чудо, как покорение природы,
* 280 которое не может иметь иного источника, кроме божественного*. В таком контексте материальная деталь становится уже фактом сознания, заключает в себе больше, чем простое описание.
На этом уровне использование для истории техники и технической мысли письменных религиозных первоисточникпч ,!|.с.:.полагает глубокий анализ религиозной тематики и установление связи этой тематики с общей исторической обстановкой. Тема жизни деятельной и жизни созерцательной - Марфы и Марии, Рахили и Лии - получает развитие в XI веке с развитием ремесел и торговли на Западе. Городские сюжеты на печатях, витражах, миниатюрах, фресках связаны с урбанизацией и с переменами, происходящими в истории: город - это уже не Рим, модель античной одержимости городом, а Иерусалим, не столько земной, реальный Иерусалим, нагруженный престижем Иерусалима небесного, но как конкретный символ всех городов, города вообще...
Говоря об этих отношениях, несмотря ни на что поверхностных, между религиозным миром и миром материальным, нельзя забывать, что все процессы понимания и осознания в Средневековье происходят с помощью религии - на спиритуальном уровне. Средневековый менталитет можно было бы определить через невозможность самовыражения вне религии, что, как показал Люсьен Февр, наблюдается до XVI века. Когда ремесленная корпорация хотела заявить о себе и для этого продемонстрировать инструменты своей профессиональной деятельности, сделав их атрибутами какого-либо святого, включив их в агиографическую легенду, то все это оттого,
'281
Ремесло и профессия в руководствах для исповедников 97
что самосознание корпорации реализовывалось через религиозное мышление. Индивидуальное или коллективное осознание ситуации, в том числе профессиональной, происходит через соучастие, а это соучастие в Средневековье может быть лишь участием в мире религии, или, точнее, в мире, предложенном и навязанном церковью. Но, строго говоря, исключены ли ремесла из мира церкви?
Отметим прежде всего, что, по крайней мере до XIV века, на средневековом Западе мятежи против церкви и ее духовного мира почти всегда принимали гиперрелигиозный характер, то есть формы мистической религиозности, одним из основных аспектов которой было исключение интеграции любой материальной, а значит, и профессиональной жизни в мир религии. Почти все эти восстания вели к появлению ересей, лжеучений, почти каждая эта ересь носила манихейс-кий, дуалистический характер. Материальной жизни отводилось место лишь в мире зла. Труд, которым занимались еретики, в их понимании служил порядку, установленному и поддерживаемому церковью, а значит, приравнивался к определенному виду рабства и даже пособничества существующему порядку вещей. Не вызывает сомнений, что средневековая ересь имела под собой некий базис, более того, имела социальные корни, хотя облик и социальная структура еретических движений достаточно сложны и запутаны. Общественные группы бросались в ересь по причине неудовлетворенности своим экономическим и социальным положением: дворяне - из зависти к владениям церкви, купцы - недовольные тем, что их место в иерархии общества не соответствует их экономической силе, деревенские труженики, сервы и поденщики, а также горожане, ткачи и сукновалы, восставали против системы, поддерживаемой церковью. Но на уровне осознания имело место и безоговорочное осуждение самых разнообразных форм труда. У катаров, например, труд допускался для верующих, продолжавших вести существование, запятнанное злом, но он совершенно запрещался для "совершенных". Возможно, что эта неспособность средневековых ересей XI-XIV веков определить религиозность и этику труда стала решающей причиной их провала. В современности обратная ситуация привела к успеху различных учений о социализме, прежде всего марксизма.
Но средневековая церковь смогла создать идеологические структуры для восприятия духовных потребностей, связанных с профессиональной деятельностью мира труда. Это оправдывает исследование ремесла и профессии через церковные тексты для кающихся.
Несомненно, для этого церкви пришлось пройти определенный эволюционный путь. С самого своего появления христианство предлагало религиозность, если не теологию труда*. Основы тому находятся в Священном писании, прежде всего у ап. Павла (2 Фесе. 3:10: "Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь"), у греческих отцов, св. Василия, св. Иоанна Златоуста. Но с IV по XII век этот аспект христианства пребывал в латентном, скрытом состоянии, как
7 заказ 1395
98
системы ценностей
непроявившаяся способность. Состояние экономики и общества раннего Средневековья в конце концов воплотилось в знаменитой трехчленной схеме, в возрождении концепции, присущей всем индоевро-*282 пейским обществам, что отмечал и Жорж Дюмезиль*. Ora/ores, bellatores, laboratores - это схема иерархии. Если сословие orafores, клириков, в конце концов признало существование наряду с ним и высокое положение сословия bellatores, сеньоров, то по отношению к низшему сословию laboratories два первых сошлись во мнении, что оно достойно презрения. Таким образом, труду было отказано в уважительном отношении, низший класс, уделом которого был труд, компрометировал его. Церковь объясняет положение серва, козла отпущения общества, его зависимостью от греха и низостью труда как последствия греха первородного: необходимый комментарий можно найти в книге Бытия. В этом отношении не следует строить иллюзий относительно позиции св. Бенедикта и бенедиктинского одухотворе-*283 ния труда*. Обе формы труда - труд физический и умственный,- вменяемые в обязанность монахам бенедиктинским Правилом, в идеологическом контексте той эпохи являются лишь формами покаяния. С точки зрения бенедиктинства раннего Средневековья духовный характер труда, теология труда, представляющего собой инструмент покаяния, являющегося лишь последствием первородного греха, имеет *284 скорее негативное значение*. Сопутствующая концепция труда как средства избежать праздности и тем захлопнуть дверь перед лукавым также едва ли является позитивной.
Если бы церковь сохранила такое отношение, осознание ремесла работающими людьми несомненно было бы иным. Впрочем, церковь в определенной мере препятствовала этому осознанию. Враждебность церкви выражалась в основном двумя способами.
Прежде всего, она обратила свой взор к корпорациям. Враждебность церкви по отношению к цехам не была случайной: многие из них вели борьбу против светской власти епископов-сеньоров, отстаивая городские свободы, прежде всего свободы экономические. Будучи врагом монополии и сторонником juslum pretium (справедливой цены), то есть § 285 цены свободной конкуренции на рынке§, церковь противится самой цели создания корпораций - устранению конкуренции на городском рын-" 286 ке . Наконец, церковь с недоверием относится к самому факту корпоративности, она признает лишь объединения людей, происходящие по воле Божьей и следующие из природы человека: трехчленная схема общества, рассматриваемая ею как естественная и одновременно сверхъестественная, классификации, основанные на чисто религиозных или церковных критериях (христиане и нехристиане, клирики и миряне). Фактически она примет организацию ремесленников лишь в той мере, в какой она будет дублироваться организацией религиозной (братства). При этом рост самосознания людей, занимающихся ремеслом, будет происходить в необычной обстановке, представляющей собой некое подобие диалектического отношения между корпоративным духом и ду-
*287 *288
Ремесло и профессия в руководствах для исповедников 99
хом братства, который также следует учитывать, хотя, к сожалению, мы мало что можем о нем узнать, так как нам мало что известно об истории братств*.
Второй формой проявления враждебного отношения церкви к миру ремесел стало ее недоверие ко многим видам профессиональной деятельности: целый мир ремесел оказался бесчестным, и история его проливает свет на ситуацию, сложившуюся в тот период1*. Эта драма сознания для большой группы людей Средневековья (речь идет, конечно, о купцах), часто с тревогой спрашивавших себя, действительно ли они заслуживают проклятия, занимаясь профессией, подозрительной с точки зрения церкви,- эта драма должна была сыграть основную роль в становлении профессионального самосознания. И мы знаем, что под давлением мира ремесел церкви в конце концов пришлось пойти на уступки и создать позитивную теологию труда, подразумевавшуюся в христианской доктрине. Мир профессий, обретя материальную силу, завоевал и духовное уважение.
Таким образом, на средневековом Западе мир религии был той привилегированной территорией, на которой происходила ментальная репрезентация технического и профессионального мира, при этом историку не следует забывать о трех аспектах присутствия этого мира в мире религиозном. Он существует в нем, во-первых, в состоянии толкования (traduction), во-вторых, в состоянии выражения (expression), в-третьих, в состоянии давления (pression).
Именно с позиций последнего аспекта мы хотели бы с помощью руководств для исповедников рассмотреть следующую проблему: как церковь превратила трехчленную схему общества раннего Средневековья в более гибкую, открытую разнообразному миру труда, ремесел и профессий схему и какие новые ментальные репрезентации появились в результате этого?
Руководства для исповедников являются хорошим свидетельством осознания профессии профессионалами, так как они отражают давление профессиональной среды на церковь, кроме того, начиная с XIII века они были одним из основных способов формирования профессионального сознания людей Средневековья. Это происходило не только во время исповеди, их воздействие было еще более широким и продолжительным в отношении тех, кто приобретал и читал их сам, так как в противоположность принятому сегодня порядку они предназначались не только для исповедников, но могли попадать и в руки кающихся. Показательно, что первые руководства для исповедников, переведенные на разговорный язык, ad usum laicomm, особое внимание уделяли формированию сознания людей, занимающихся ремеслом. Таковой является, например, "Сумма" Иоанна Фрейбургс-кого, переведенная в конце XIII века на немецкий язык доминиканцем Бертольдом Хюнленом. Естественно, чаще всего их приобретали купцы, имевшие достаточно средств и образования, чтобы покупать их и читать, и задававшиеся множеством вопросов по поводу своей Т
уд и системы ценностей 100
289 профессиональной деятельности и ее осмысления . С конца XV века книгопечатание еще более расширило сферу влияния этих руководств. Прежде всего следует внести некоторые уточнения относительно свидетельств руководств для исповедников об идеологическом давлении в отношении профессиональной среды.
Чтобы исследовать растущее осмысление ремесла и профессии, которое завершится руководствами для исповедников, следует вернуть-*290 ся в XII век1. Именно тогда проявляются три момента решительного преобразования этой области: во-первых, субъективация духовной жизни, выразившаяся, в частности, в
эволюции исповеди; во-вторых, зарождение представления о духовности труда и его теологии; в-третьих, трансформация трехчленной схемы общества в более сложные схемы, соответствующие возрастающей дифференциации экономических и социальных структур вследствие растущего разделения труда. I. Варваризированный мир, в котором существует и действует церковь раннего Средневековья, является миром экстравертныч, ориентированным на внешние цели, на материальные приобретения и задачи, как то: завоевания, пища, власть, спасение в потустороннем мире. Этот мир довольно примитивен, он ограничивается положением, жестом, образом действий. О людях здесь судят только по поступкам, а не по чувствам. Это видно в варварских правдах и во всех сводах законов раннего Средневековья. Например, вергельд (вира, штраф) присуждается людям именно по поступкам, но в зависимости от их объективного положения, согласно классификации, впрочем, весьма элементарной: свободные-несвободные, принадлежащие к той или иной национальной общности; то есть о людях не судят пЛ их н.шере-ниям. Церковь поступает аналогично, так как добраться до души человека она может лишь через телесный акт. Ее своды правил - это ритуалы покаяния, тарифы духовных наказаний, рассматривающие *291 скорее грех, чем грешника*. Кроме того, грешников она также делит на две категории, церковнослужителей и мирян, причем церковнослужителя ожидает наказание более суровое, чем мирянина. Что касается проступков, они исходят не от грешника, а от порока, находящегося вне грешника, который становится его жертвой, когда тот проникает в него как чуждое существо, как материализация дьявола. Раннее Средневековье рассматривает духовную жизнь как битву добродетели с пороками, наиболее распространенным названием которых явля-5292 ется "смертный грех"5. Врагами человека являются гордыня, чревоугодие, жадность, сластолюбие, лень, зависть, тщеславие, и поддавшийся им должен платить; ритуалы покаяния, пенитенциа-лии, определяют цену расплаты почти автоматически. Неудивительно, что в этом мире, подчиняющемся внешним силам, добрым и злым, судьей оказывается случай, определяемый как провидение, а судом "* 293 является суд Божий, ордалия . В этом мире нет места личностям, индивидуумам, за исключением людей действительно вьщающихся, святых или героев, первых - в мире oratores, вторых - в мире
Ремесло и профессия в руководствах для исповедников 101
bellatores. Раннее Средневековье на Западе фактически знает лишь два литературных жанра: житие и героическую поэму. Прочие индивидуумы существуют лишь постольку, поскольку они участвуют в жиз-Л ни героя или святого: биограф, восхваляющий его, менестрель, воспевающий его, кузнец, кующий ему меч, золотых и серебряных дел мастер, чеканящий внешние знаки его богатства и власти. В эту эпоху, не знающую фамилий, представитель безликой массы удостаивается лишь малой толики индивидуальности, получая имя одного из святых, дающее ему крупицу жизни этого духовного отца.
В XII веке происходит значительное изменение. Эволюция ис-294 поведи и покаяния завершается*. Роль, сыгранная в этой эволюции великими умами, св. Ансельмом, Абеляром, хорошо известна. Но они лишь выразили и придали совершенную форму всеобщим устремлениям. Со своей стороны римское право, особенно своим влиянием на каноническое право, методами и формулировками, стимулировало процесс. Отныне предметом рассмотрения является не столько проступок, сколько намерение, епитимья заменяется раскаянием. Субъективация, интериоризация духовной жизни лежит в основе интроспекции, самоанализа, а значит, и всей современной западной психологии. Не случайно все великие духовные доктрины XII века можно определить как христианский сократизм, интеллектуалиста -ческий у Абеляра, мистический у Гуго Сен-Викторского, Хильде-гарды Бингенской, св. Бернара, сюда же относится и грамматический и научный гуманизм шартрцев...
Это время, когда Запад, прежде замкнутый на себя, даже колонизировавшийся более продвинутыми цивилизациями Византии и ислама, обращается к внешним завоеваниям от Скандинавии до Святой земли. И в то же время во внутреннем мире западного человека открывается еще один передовой фронт - фронт сознания. И мы оказываемся на пороге самоосознания.
Невозможно выяснить все обстоятельства этой важной эволюции. Но следует вспомнить о решающей роли технической и экономической революции, начавшейся около 1000-го года и утвердившейся количественно и качественно к XII веку. Оживление крупной торговли, рост городов, обеспечиваемые сельскохозяйственным и демографическим прогрессом, затем, как следствие, появление специализации труда, ремесел,- все это приводит общество в движение, происходит духовная и ментальная трансформация. Отныне человек выделяется из бесформенной массы, в которой он пребывал раньше. Но время развитой индивидуальности еще не настало, она станет созданием нового времени - Возрождения. Этот важный, но промежуточный этап назван возрождением XII века. Каждый человек приходит к осознанию самого себя через сословие (etat), к которому он принадлежит, через профессиональную группу, частью которой он является, через ремесло, которым он занимается, а значит, представителем которого он
и системы ценностей
299
* Мастерская (лат.). "300
Ремесло и профессия в руководствах для исповедников 103
следствия первородного греха и грехопадения, труд был счастьем, благословением Божьим, и в земном труде сохранилось нечто от райского труда до грехопадения.
III. Неудивительно, что в этих условиях трехчленная схема уже не соответствует реалиям общества и менталитету. Самое интересное то, что когда в первобытных индоевропейских обществах появлялся новый экономический класс, способный выжить и отстоять свое существование, трехчленная схема претерпевала лишь некоторые изменения, либо присоединяя четвертый класс, либо включая новую категорию в один из трех уже существующих классов, однако этого не происходит в средневековом западном обществе, где старая схема полностью рассыпается. Она сохранится еще долго (не без некоторых трансформаций она, например, будет существовать в трех сословиях Франции до 1789 года), но она отступает по мере того как утверждают себя схемы, состоящие из множества частей, возникающие как результат осознания и конкретизации разнообразия и разделения труда.
Естественно, сохраняется и даже укрепляется унитарная концепция христианского общества, и это очень важно для новых социально-профессиональных категорий, получающих право на призвание. Но христианское общество (corpus) структурируется, и происходит это исходя из функций ремесла, профессии. Corpus больше не состоит из разрядов, как сакральное общество раннего Средневековья, но из сословий (etats), выстраивающихся в иерархию, но в иерархию горизонтальную, а не вертикальную. Литература и искусство развиваются, освящая тему сословий мира, а на закате Средневековья она получает высшее и устрашающее выражение в плясках смерти. К этому новому литературному жанру в каком-то смысле принадлежат и руководства для исповедников, по крайней мере некоторые из них, подражавшие проповедям ad status*.
является. Процесс персонализации происходит в рамках более обширного процесса социализации. А поскольку это осознание может быть проявлено только в религиозной форме, оно принимает вид призвания.
П. Это осознание возможно лишь через изменение отношения к труду. Эта перемена обрисовывается на рубеже XI-XII веков. Споры монахов-каноников актуализируют конфронтацию жизни деятельной и созерцательной. На теоретическом уровне реабилитируется Марфа, а на практике физический труд вновь становится уважаемым в картезианских монастырях, и особенно цистерцианцами и премонстрантами. Несомненно, что традиция не желает отступать без сопротивления, но основание новых орденов говорит о переменах, о том, что в бенедиктинской интерпретации также происходят перемены, а иначе откуда взяться новым правилам? Руперт из Дейца, раздраженный нахлынувшей волной физического труда, Пьер Достопочтенный, несколько поколебленный атаками св. Бернара, напоминают, что согласно св. Бенедикту физический труд лишь рекомендуется, а вовсе не вменяется в обязанность, является лишь средством, а не стержнем духовной жизни. Тем не менее умножается число свидетельств, одобрительных или сдержанных, того, что духовное наполнение труда претерпевает решительные изменения. Настоящая дискуссия разворачивается вокруг монахов-крестьян в Премонтре, вскоре затем возникает тема монахов-*295 рабочих*. Свидетельством ферментации размышлений о ценности *296 труда в этот период является "Liber de diversis ordinibus"T, На место труда как наказания приходит образ труда - срс.ту пи спасе-*297 ния*. Перемены в мире монахов (это очевидно) происходят под давлением новых профессиональных категорий - купцов, ремесленников, работников, стремящихся найти в религиозном плане оправдание своей деятельности, своего призвания, подтверждение своего достоинства и гарантию своего спасения, спасения не вопреки своей профессии, а с ее помощью. Проекция этих устремлений в агиографии делает ситуацию еще более ясной. В начале XIII века 9 298 время работающих святых сменяется временем святых работников5. Естественно, что новая духовность труда стремится отлиться в теологию труда. Наброски такой теологии следует искать в комментариях к книге Бытия, доказывающих, что труд имеет положительные корни, идущие едва ли не от Бога, так как, во-первых, сотворение мира (развитие этой темы следовало бы проследить ** Высочайший в темах summus artifex или summus opi/ex**) было подлинным тру-мастер, высочайший дом> трудом высшим, возвышенным, созидающим, но со всеми при-ремесленник (лат.). СущИМИ ему тяжелыми последствиями: labor, после которого Богу пришлось отдыхать в день седьмой. Бог стал первым тружеником. Во-вторых, труд (в значении "уход, содержание в порядке") был призванием Адама до грехопадения; Бог поместил его в Рай, "чтобы возделывать его и хранить его" (Быт. 2:15). До труда-наказания,
Эта тенденция, проходя сквозь все влияния и словари, обнаруживается почти во всех идеьх и почти во всех учениях XII века.
Иоанн Солсберийский соединяет ее со старой органицистской концепцией общества, уподобляющей его человеческому организму. Все части его тела состоят из каких-либо профессиональных категорий, а крестьяне и рабочие являются его ногами*.
Герхох Рейхерсбергский, пользуясь, возможно, терминологией стоиков, говорит о великой вселенской стройке, всемирной мастерской. Для человека XII века, при всей его приверженности теологии, за словами fabrica, officina* открывается целый мир материальной реальности. Впрочем Герхох в своей "Liber de aedificio Dei" пишет о христианской ценности любого положения человека и значении любой профессии в качестве средства спасения5.
Гонорий Августодунский утверждал, что невежество превращает человека в изгнанника и что родина его - мудрость, путь к которой лежит через свободные искусства, как через города (отметим эту урбанистическую отсылку). Он называет десять таких >уд
системы ценностей 104
городов-искусств: семь традиционных свободных искусств, к которым он добавляет физику, механику и хозяйство. Мир не только *301 знания, но и действия... *
В этом процессе концептуализации нового мира важнейшую роль играет понятие общего блага. Оно становится пробным камнем полезности и законности любой профессии.
Необходимо отметить, что одновременно с трехчленной схемой общества исчезают традиционные рамки семи свободных искусств и стена, разделяющая искусства механические и свободные. В то время, когда Отгон Фрейзингенский удивляется тому уважению, которым в Италии пользуются ремесленники и механические искусства, "Didascalion" Гуго Сен-Викторского в новой классификации наук выделяет механическим ремеслам место рядом со свободными искусствами, то же можно встретить в XIII веке у Роберта Гроссетес-*302 те, у Фомы Аквинского*.
Так в начале XIII века на духовном уровне происходит эволюция общественного мнения, объектом уважения становится уже не доблестный герой, а квалифицированный специалист. Гийо Провен-ский заявляет, что отныне рыцари вынуждены уступить место стрелкам из арбалета, мастерам минного дела, каменотесам, строителям военных машин. Эволюция военной техники разрушает прежнее первенство феодального рыцаря. Повсеместная эволюция... Гийо Про-венский преувеличивает, забегает вперед, однако тенденция развития общественного мнения именно такова.
Итак, на пороге XIII века складываются идеологические условия и структуры мышления, необходимые для высшего оправдания различных профессий. В этом процессе признания важнейшую роль играет практика покаяния, трансформируемая и направляемая ру-кодствами для исповедников.
Фактически это эволюция трех факторов: исповеди, концепции труда и схемы общественной структуры. Начало положил 21-й канон IV Латеранского собора 1215 года, обязывающий всех христиан, то есть практически всех жителей Запада, к ежегодной исповеди. Отныне перед всеми духовниками регулярно ставятся вопросы, приводящие их в затруднение; во-первых, потому что многие из них недостаточно образованы и не знают о недавних переменах в каноническом праве, произошедших, в частности, с декреталиями Грациана; во-вторых, потому что большинство из них получили традиционное образование и, следовательно, мыслят косно и неспособны решить (а иногда и понять) проблемы, которые ставят перед ними кающиеся, и в особенности те, кто приносит на суд свое дело совести (cas de conscience) (новый и красноречивый термин: руководства для исповедников станут называть его De casibus conscience), возникшее из профессиональной деятельности: является ли та или иная операция законной, что имеет значение в первую очередь - трудовая необходимость или предписания церкви относительно
'303 "
Немесло и профессия в руководствах для исповедников 105
поста, воскресного отдыха и т. д. Исповедникам нужны руководства, пособия. А для создания пособий необходимо найти способных авторов.
Эти авторы начинают появляться - это отдельные члены новых нищенствующих орденов. Они компетентны, так как имеют надлежащее образование, помимо своих собственных studia они вскоре начинают посещать занятия в университетах, кроме того, в отличие от орденов XII века и большинства бенедиктинцев, они не живут в уединении или в сельской местности, они живут в городах, в сердце городской среды, разнообразного мира труда, профессиональной деятельности и новых духовных интересов, в мире людей, задающих вопросы и себе, и своим исповедникам.
Таким образом, руководства для исповедников документируют процесс осознания профессии самими
профессионалами и их давление на церковь. Пособия содержат в себе конкретные вопросы, которые задавали ремесленники: "Достойно ли продавать что-либо на время? Достойно ли работать в поле или торговать на рынке по воскресеньям?" Мы видим переведенные на латынь вопросы, которые кающийся задает исповеднику, а не абстрактную тему школьной дискуссии. Кроме того, авторы руководств являются специалистами по профессиональному сознанию, хорошими знатоками мира, по которому они служат проводниками. В конце XIII века Пьер Дюбуа пишет: "Францисканцы и доминиканцы, знающие лучше других об истинном положении дел в обществе... францисканцы и доминиканцы, знающие о поведении каждого...".
Эти руководства*, прежде всего основные из них, используемые в наибольшей степени и наиболее влиятельные ("Сумма" Рай-мона де Пеньяфора, между 1222 и 1230 годами, "Пизанская сумма", законченная Бартелеми в Санкто Конкордио 7 декабря 1338 года, суммы францисканцев, "Monaldina" и "Astesana", "Сумма" доминиканца Иоанна Фрейбургского) позволяют обосновать три суждения, касающиеся нашей темы:
1) всякий христианин судится преимущественно по отношению к своей профессии - призвание и спасение;
2) всякий труд достоин оплаты - призвание и деньги;
3) оправдана любая профессия, основанная на труде,- призвание и труд.
I. Прежде грешники классифицировались в зависимости от смертных грехов. Эта традиционная классификация имеется в руководствах для исповедников. Но на ее место метит другая, рассматривающая уже не категории грехов, а категории грешников, представляющие собой профессиональные категории: грехи клириков, университетских преподавателей и студентов, судей, крестьян, ремесленников и т. д. В области исповеди, как и в области проповеди (а XIII век с его нищенствующими монахами, в особенности с братьями-проповедниками, доминиканцами, является
руд и системы ценностей 1UD
*304
Согласно занятию (лат.).
305
*306
* По своей природе (лат.).
От обстоятельств,
от времени,
от личности (лат.).
веком проповедей), появляется новый жанр: религия, преподаваемая ad status. Алан Лилльский в "Summa de arte praedicatoria", Гумберт Романский во второй книге "De eruditione praedicatorium>>, Жак из Витри и другие оставили примеры проповедей ad status. Новые тексты для кающихся также настаивают на том, что вопросы следует задавать secundum o/ficia.
Двадцать первый канон IV Латеранского собора уточняет, "что священник должен быть рассудителен и осторожен, чтобы подобно знающему врачу лить вино и масло на раны больного, осторожно расспрашивая об обстоятельствах, касающихся как грешника, так и греха...".
Еще точнее выражается "Summa Astesana" 1317 года (lib. V, cap. XVIII "Вопросы, которые следует задавать на исповеди"): "Человека, приходящего покаяться, следует также спрашивать о грехах, присущих людям его положения. Рыцаря не следует спрашивать о грехах, присущих священникам, и наоборот. Чтобы лучше знать, кого о чем следует спрашивать, запомни, что князей следует спрашивать о справедливости, рыцаря о грабеже, купцов, чиновников, ремесленников и рабочих о клятвопреступлении, мошенничестве, обмане, краже и т. д. <...> буржуа и вообще горожан о ростовщичестве и залогах, крестьян о зависти и краже, в особенности про десятину, и т. д.".
Этот принцип исповеди, где грехи распределялись по профессиональным категориям, в частности, привел к появлению плана руководства, весьма распространенного в конце XIII века, в виде памятки для исповедников, менее образованных и менее сведущих, извлеченной Иоанном Фрейбургским из его "Summa Confessorum" и получившей название "Confessionale". В этой памятке грехи подразделялись на две категории: к первой категории относились грехи, которые можно встретить у любого грешника, ко второй - грехи определенных социально-профессиональных групп: I. Для епископов и других прелатов. II. Для клириков и обладателей бенефициев. III. Для кюре и их викариев и исповедников. IV. Для клириков и монахов. V. Для судей. VI. Для адвокатов и прокуроров. VII. Для врачей. VIII. Для докторов и преподавателей университетов. IX. Для князей и прочей знати. X. Для женатых мирян. XI. Для купцов и буржуа. XII. Для ремесленников и работников. XIII. Для крестьян и земледельцев. XIV. Для поденщиков*. Здесь приведено лишь оглавление этого каталога, но даже оно позволяет сделать некоторые выводы, в частности о том, что здесь учтены все профессиональные категории: отныне количество недостойных, запретных профессий сведено к минимуму, за пределами общества оставлено лишь несколько групп или асоциальных индивидов*. Различие между профессиями, недостойными de suis natura^ и, следовательно, осуждаемыми безоговорочно, и профессиями, осуждаемыми в зависимости от обстоятельств - ex causa, ex temporo, ex persona**,- отныне сводит к минимуму количество изгоев, проклятых. В частности купцы, парии предшествующей эпохи, оказываются вне общества лишь тогда,
'307
Ремесло и профессия в руководствах для исповедников 107
когда они занимаются определенными видами деятельности, количество которых непрестанно сокращается*. Для них и для прочих казуистика служит элементом оправдания, освобождения. Итак, отныне запретные сферы получают право на существование.
II. Сфера денег.
До XIII века на варварском Западе любая оплачиваемая деятельность считалась позором. Этот позор распространялся на так называемые категории "наемников". Все, что оплачивалось и покупалось, считалось недостойным. Честь и долг определялись количеством услуг, снизу вверх и наоборот. Деньги изгонялись за пределы общества, как в плане экономическом, так и в плане моральном. Христианское общество раннего Средневековья укреплялось в этом мнении, видя, что денежный сектор "кишит" евреями. Развитие торговли и увеличение числа наемных работников ниспровергли устоявшиеся ценности. Во главе этого движения оказываются две категории, две профессии.
Прежде всего преподаватели. До XII века наука и культура являются привилегией клириков, осваивающих и распространяющих их скупо и бережливо. Монашеские и епископальные школы давали образование последователям opus Dei, которое не оплачивалось.
С городскими школами XII века, вовлеченными в процесс подъема городов, с наставниками, которым приходится, как и ученикам, Т308 жить за свой счет*, материальные, духовные и социальные условия учености претерпевают фундаментальные изменения. Именно в этом заключается смысл спора, разгоревшегося с середины XII века вокруг фразы: знание есть дар Божий, а следовательно, оно не подлежит продаже. При том не важно, каким образом новые наставники получают вознаграждение: в виде общественного жалованья, оплаты от клиентов, то есть студентов, церковных бенефиций. Главное, что на вопрос: могут ли наставники законным образом получать деньги от школяров? - руководства для исповедников, эхом вторя общественной практике и общественному мнению, *309 отвечают утвердительно*.
Параллельно ставится вопрос о позиции купцов в сфере кредита, где распространение денежной экономики оттесняет на второй план евреев, предоставлявших срочные займы. Возникает проблема ростовщичества христиан. Проценты по ссудам, без которых докапиталистическая денежная экономика не могла бы развиваться, предполагают, используя терминологию церкви, проклинаемую ранее операцию - продажу времени. Здесь также существует подобная традиция и соответствующая фраза: время - это дар Божий, а следовательно, оно не подлежит продаже. И в этом случае, не без определенных казуистических предосторожностей, дается утвердительный ответ, который включается в руководства для исповед-*310 ников5.
Грул и системы ценностей 108
'311 За труд (лат.).
III. В том и другом случае дается одно и то же оправдание, в значительной степени изменяющее евангельский текст. Там, где Матфей говорил: "...трудящийся достоин пропитания" (Мф. 10:10),- толкователи говорят теперь "трудящийся достоин своего вознаграждения", и это свидетельствует о переходе от натурального хозяйства к денежной экономике. Важно, что условием, оправдывающим получение вознаграждения, является исполнение работы, то есть труд. Труд еще сохраняет присущую ему в Средневековье двусмысленность: с одной стороны, утомительное занятие, тягота, с другой - выполнение экономической задачи (новое значение). Труд - это прежде всего затрата усилий.
Необходимым и достаточным условием для того, чтобы ремесло стало достойным, чтобы оплата получила законное основание, является выполнение работы, труд.
Социально-профессиональный статус работников умственного труда и купцов получает оправдание сходным образом. Чтобь* maglster и купец могли законно, не опасаясь проклятия, получать оплату или проценты, достаточно, чтобы их вознаграждение или прибыль (раннее Средневековье не устанавливает между ними четкого разграничения) были компенсацией затраченных усилий, необходимо и достаточно, чтобы они трудились. Руководства для исповедников также содержат подтверждение статуса профессий: законным является вознаграждение или прибыль, полученные pro labors'. Труд становится ценностью и исходным условием.
Этот очерк следовало бы дополнить описанием изменения ценности труда в западном обществе с XIV века. Несмотря на средневековое признание, ценность труда остается еще довольно хрупкой, часто ставится под угрозу или под сомнение экономической и социальной эволюцией. Как до, так и после промышленной революции социальные слои, добившиеся успеха с помощью труда, спешат отказаться от своих трудовых корней. Труд еще не полностью избавился от клейма рабства. Начиная с XIII века происходит новое расслоение общества. Хотя праздность как социальная и этическая ценность уже не имеет будущего, ценность труда ставится под вопрос на основном уровне, на уровне физического труда. Нищий Рют-беф гордо восклицает: "Я не из тех, кто работает руками". A "Confessionale" Иоанна Фрейбургского отводит последнее место простым работникам, laboralores. Работников, едва одержавших победу над феодальными ценностями, ожидает новое разделение. История еще не закончена. '312
Как осознавал себя средневековый университет?
Следует извиниться за отрывочный и беглый характер этих заметок - наш вклад в дискуссию об осознании средневековыми университетскими преподавателями своей специфики скромен.
Заметки отрывочны: мы проанализировали ограниченное число произведений и персонажей, связанных с одним университетским центром - Парижем. Абеляр в "Истории моих бедствий" и Филипп Ар-венгский с его "De Institutione Clericorum" (пояснения к которой дают отрывки из его переписки) для XII века, несколько документов, касающихся теоретических и корпоративных конфликтов XIII века (с особым вниманием к окружению Сигера Брабантского и суждениям, проклятым в 1277 году), наконец, несколько текстов Жерсона начала XV века - вот что послужило основой нашего исследования трех периодов развития университегской среды: зарождение, кризис зрелости, оцепенение упадка Средневековья. Очевидны ограничения в рамках сделанного выбора: объективность свидетельств зависит от личности главного действующего лица, весьма сильной и даже блистательной, от деформации, происходящей в явно конъюнктурных обстоятельствах полемики, от использования лишь некоторых текстов и отдельных фактов жизни (между тем ни Абеляр, ни Сигер Брабантский, ни Жерсон не представлены исчерпывающе той незначительной частью их трудов, к которой мы обратились).
Заметки торопливы: не только потому, что, используя метод хронологических срезов, мы рискуем упустить глубинные и постоянные аспекты жизни университета, так как не можем здесь заняться основательным рассмотрением экономических, социальных, политических, институциональных, интеллектуальных и духовных проблем, к которым нас увели бы, например, великие споры XIII века. Мы берем лишь некоторые моменты, изолированные* и краткие фрагменты, так что вынуждены смириться с тем, что нам удастся пролить свет лишь на отдельные аспекты теоретической проблемы, поднятой здесь, рамки которой очерчены еще весьма расплывчато.
ТрУД и системы ценностей
110
'313
314
" Блеск военной славы, ученые занятия (лат.). Ты становишься наставником навеки
(лат.).
"316 "317 §§318 -319
Проблема осознана как центральная и сложнейшая проблема истории! Исследования должны пройти по множеству путей, сходящихся в одной точке, необходимо выделить приоритетные области наблюдения и даже эксперимента, инструменты, методы, наконец, выявить основной критерий для рассмотрения этого важного феномена - решающего мгновения, когда создана инфраструктура, когда группа осознает себя, утверждает себя, переживает второе рождение, окончательное, с осознанием своей самобытности. Отличная тема, даже со всеми ее трудностями, тем более что она перекликается, углубляет и обогащает тему конгресса медиевистов 1960 года - тему призвания.
Уровень, выбранный нами здесь,- это уровень интеллектуальных формул, выражавших положение университетского деятеля по отношению к иным группам, другим слоям общества. Именно в поиске отличия, а иногда и противопоставления, мы попытаемся определить этапы осознания университариями
своего положения и своей эволюции в обществе средневекового Запада.
* * *
Во времена Абеляра и Филиппа Арвенгского университетских преподавателей еще не существовало. Но в городских школах, блестящим представителем которых был Абеляр, а Филипп Арвенгский первым признал их существование, новизну и пользу, именно в этих школах зарождается новая профессия и новый тип работников: преподавательская профессия и ее иерархия от scolares до magistri, откуда выходят университеты и их преподаватели*.
В "Истории моих бедствий" Абеляр прежде всего самоопределяется (как индивидуальность и как профессионал) по отношению к миру мелкого дворянства, из которого он происходит*. Ценное замечание: он указывает, что в его среде правилом считается союз некоторой интеллектуальной культуры и военного дела: I'tUerae et агттш*. Для него выбор стал необходимостью и драмой. Новый Исав жертвует ротра militaris gloriae ради studium litterarum§ и ему также приходится отказаться от своего права первородства. Так выбор того, что впоследствии станет профессией, вынуждает его выйти из своей социальной группы, отказаться от привычного образа жизни и мыслей, идеала, семейной и социальной структуры. Все это заменяется полным посвящением себя новому делу: "Tu ens magister in aeternum"**. Интересно отметить, что, говоря о своей карьере, Абеляр использует военную терминологию, и это не только риторический прием. Диалектика для него - арсенал, аргументы - оружие, disputationes -
сражения. Минерва, ради которой он покинул Марса,- богиня вооруженная и воинственная*', Подобно молодому рыцарю он атакует своих старых учителей**, для него учеба в школе подобна подготовке молодого солдата, tirociniumT. Интеллектуальные сражения для него - турниры . Так сын мелкого дворянина из Палле сохраняет печать сво-
К
ак осознавал себя средневековый университет?
111
*320
его происхождения. Этой печатью отмечен и весь его век, перенимающий стиль жизни и словарь доминирующего класса. Век св. Берндоа когда athietae Domini образуют militia Christi*. Попытка Абеляра самоопределиться, для чего он покидает рыцарскую среду, удается лишь частично не только в силу превратностей судьбы, но и по причине перемен, происходящих в это время в церкви: ему не удается отделиться от другой среды - от монашеской. В монастырях, где ему приходилось затворяться от мира, он не находил искомого убежища скорее не по причине низости нравов, грубости и враждебности, а из-за невозможности заниматься научными изысканиями и преподаванием, отныне несовместимыми f321 с монастырской жизнью занятиями*.
Пересаженный, подобно растению, на монастырскую землю, в чуждую среду, он чахнет и не дает плодов: "С горечью размышлял я о том, сколь бесполезную и жалкую жизнь я веду, сколь бесплодна она для меня самого и для других, в то время как прежде я приносил такую пользу клирикам,- а теперь, оставив их ради монахов, я ни в чем не могу быть полезен ни тем, ни другим. Все мои начинания и старания оказываются безуспешными..."*.
Он враждебно относится к традиционной монашеской среде, в том числе и к новому монашеству (впрочем, начавшему в XII веке выдыхаться), к отшельникам, странствующим проповедникам, каноникам-монахам и прочим реформаторам монашеской жизни, пренебрежительно называя их novi apostolfi. Его родной средой является среда городская: "ad urbem... rediens"**, именно туда стремится и он сам, и его сторонники, и его соперники. В "отшельническом" эпизоде из "Paradet" ("мои ученики... казались скорее отшельниками, нежели школярами"**) энтузиазм учащихся быстро сменяется тоской по городу. Самосознание будущих университетских преподавателей представляет собой один из аспектов самосознания нового городского общества.
Новая социальная группа школьных учителей своим отделением от монашеской среды заявляет о своей неспособности и нежелании зарабатывать на жизнь чем-либо, кроме своей специфической профессии, своего собственного типа труда: "В действительности же взять на себя в то время руководство школой меня вынудила главным образом невыносимая бедность, так как копать землю я не имел сил, а просить милостыню - стыдился. Итак, я был должен, вместо того чтобы жить трудами рук своих, вновь заняться знакомым мне делом и обратиться к услугам своего языка"**. Важный текст, в котором отказ от физического труда и нищенствования говорит о великих конфликтах и выборе XIII века. "Я не из тех, кто работает руками",- скажет Рютбеф.
На исходе пути и исканий новых студентов и ученых ожидают pecunia et Ictus**: вознаграждение в той или
иной форме*** и слава. Здесь мы встречаем два других элемента самосознания группы: его экономическую
базу и профессиональную мораль.
5 323
324
"325
"326
"327
, У д и системы ценностей
112
*329т330
счестне, слава (лат.). "332
"335 "336
Мораль, отражающая первоначально образ мысли. Абеляр, еще находясь в плену моральных концепций своего времени и традиционного круга грехов*, не скрывает, что достоинством новой группы1" станет слава - dedecus, gloria (бесчестие, слава)* - и в конце концов гордость, superbia, "порожденная во мне прежде всего моими учеными занятиями"§. Этот грех, представляющий собой не более чем деформацию профессионального самосознания, после теоретической проработки трудов Аристотеля становится в XIII веке, в частности в среде Сигера Брабантского, благородством философа.
Вот мы и дошли до слова, обозначающего последнюю стадию, которой достигло осознание своей специфики новой группой у Абеляра. Это ярлык новой группы, нового типа, их освящение.
В этом, впрочем, проявляется во многом ограниченность средневекового университета. Слово философ, которому
они в конце концов отдают предпочтение, само по себе заслуживает кропотливого анализа, за который, с
позволения читателя, мы не станем здесь браться. Вспомним лишь интеллектуальную и метафизическую
подоплеку этого слова у древних, у язычников - неверных. Примат философии обозначает примат разума над
авторитетом. В слове философ кристаллизуется концепция Абеляра: "Я с негодованием ответил, что в моем
обычае разрешать вопросы, опира-
'333 ясь не на кропотливый труд, но на разум"
оппозиция пре-1"*
жней диалектике и прежне теологии
Даже с осторожностью избегая анахронизмов в толковании, не приписывая вокабулярию XII века анахронического характера и значения, следует признать наличие новизны, смелости, (шл:>шой силы воздействия. В окружении Сигера Брабантского мы увидим изменение понятия "философ" и проследим его исторические обертоны и последствия. С помощью слова философ происходит не только осознание обязательства, но и принятие его.
Переходя к Филиппу Арвенгскому, мы не продвигаемся в хронологическом отношении, но получаем ценное свидетельство личности, отличной от Абеляра во всех отношениях, чем подчеркивается значение похвалы и признания им парижского мэтра.
Филипп Арвенгский** - человек умеренный и во многом традиционалист. То, что он примкнул к новому школьному направлению, еще более красноречиво, если вспомнить, что он принадлежал к одному из орденов, чьим призванием было прославление одиночества, а не стремление к городам, будущим университетским центрам. Подобное признание необходимости присоединиться клирикам к этому движению является знаком времени, предвосхищающим создание в XIII веке коллежей монахами-преподавателями, которые наследовали нищенствующему монашеству.
Конечно, Филипп осуждает как бродячих школяро⧧, так и приверженцев чистой науки, науки ради науки, что, кстати, является интересным свидетельством существования этого движения
*337 *338
Как осознавал себя средневековый университет?
113
*339
"341
Л Добровольная бедность (лат.).
"*344
ttt345
сциентистов, а также тех, кто стремится к извлечению прибыли из своих знаний*. Конечно, вершиной знания для него является Священное писание, впрочем, университеты также будут признавать первенство теологии^ Но Филипп полностью осознает не только необходимость учебы для клириков (это хорошо известно), но и принимает новые условия изучения наук. Прежде всего следует отправиться в один из школьных городов, в первом ряду которых стоит Париж. Известна его похвала Парижу в письме к Ероальду*. Но Париж, очаг образования и культуры, прославляется, кроме того, и в письме к Энгель-берту: "Честь заключается не в простом посещении Парижа, а в
§ 340 изучении там одной из уважаемых наук"5. 8 Зака:
131395
Ему известно, что преподавательская жизнь является профессией: negotia scholaria, Эта профессия выдвигает свои экономические и технические требования. Чтобы стать ученым, необходимо заплатить деньги, или, скорее, перенести нужду, бедность, не paupertas voluntariaЛ, провозглашенную нищенствующими монахами, а неизбежную бедность безденежного студента**. Кроме того, ученику нужны инструменты труда - конечно, образование остается еще большей частью устным55, но книга уже становится необходимым инструментом. "Счастливый город,- говорит он о Париже,- где священные свитки рукописей разыскиваются с таким рвением"***. И еще: "По-моему, нет ничего более достойного клирика, чем изучение словесности, чтение книг..."т.
Более всего он осознает (хотя это его решение, как обычно, представляет собой умеренный компромисс) необходимость выбора для клирика между умственным и физическим трудом. Отрывок, где он рассуждает на эту тему, имеет особое значение***. Действительно, в грандиозном споре о физическом труде, будоражившем монашеский мир в XII-XHi веках, он принимает сторону прежнего монашества, которое, несмотря на все уступки, враждебно относится к физическому труду, модному лозунгу XII века, но цели его расходятся с целями Руперта из Дейца или Петра Преподобного, стремящихся прежде всего защитить от нового монашества традицию монашеской жизни постбенедиктинцев и клюнийцев, посвященной служению Богу. Его цель - это цель новая, современная, которая утвердится в XIII веке с появлением нищенствующих монахов. Доля физического труда значительно ограничивается в жизни ученого-клирика вместе с осознанием им своей специфики. Здесь (как всегда, с меньшей резкостью) Филипп Арвенгский присоединяется к Абеляру: работа своими руками больше не
является занятием (negotium) cliricus scolaris.
Наконец, Филипп Арвенгский, в присущей ему манере поддерживая мирное сосуществование и даже создавая иерархию монастырь-школа, обитель-рабочий кабинет, тщательно разделяет их в своем тексте: "Первостепенное и основное место для клириков - монашеская обитель... Но на втором месте должно быть посещение
зуд
системы ценностей 114
* Nef- храм; корабль (фр.)-447 448 § 349 "350
Заслуженно может называться государством наук (лат.). "351
школ, любовь к которым должна приводить просвещенного клирика к отторжению вещей мирских, чтобы войти в храм с достаточным грузом, чтобы не потерпеть кораблекрушения и, напротив, суметь вовремя схватиться за лодку или ближайший плот..."*.
Итак, антагонизм св. Бернара и Филиппа Арвенгского далеко выходит за рамки факта, противопоставившего их друг другу*. Монаху-бойцу, прибывшему в Париж, чтобы "подбить на дезертирство" школяров, превращающему монастырь в schola Christi, предающему анафеме Париж-Вавилон5, противостоит просвещенный аббат, который, предпринимая усилия примирить монастырь и школу, признает пользу, необходимость и специфику последней и приветствует священный очаг науки, "merito dici possit civitas
litterarum"**, Париж-Иерусалим.
* * *
В XIII веке конфликт между нищенствующими орденами и белым духовенством обостряет корпоративное самосознание Парижского университета74. Несомненнно, что белое духовенство атакует преподающих монахов (пусть даже эти атаки маскируются доктринальными вопросами и другими проблемами, в решении которых корпорации играют ведущую роль), так как они убеждены в невозможности одновременно принадлежать к монашескому ордену и университетской корпорации. Здесь мы остановимся на двух пунктах.
Первый и основной - это усилия, предпринимаемые некоторыми, в особенности Сигером Брабантским и его друзьями, для создания теоретических основ их профессионального сознания. Но мы еще не видим, чтобы приход нищенствующих в университеты ставил перед этими монахами, в особенности перед францисканцами, проблемы, проливающие свет на осознание статуса университетского преподавателя. Ограничимся тем, что проиллюстрируем этот внутренний конфликт одним примером, но рассмотрим его, выходя за рамки монашества.
Хотя вопрос не вызывал острых конфликтов и ссор среди францисканцев и не был столь же важен для ордена, как дискуссия о бедности, наука, то есть посещение университетов; (и это равенство понятий свидетельствует об интеллектуальной ситуации XIII века), стала одной из центральных проблем ордена после смерти Франциска.
Позиция святого известна: хотя он допускает глубокое изучение Священного писания, он осуждает занятия францисканцев наукой. Его отношение базируется на убеждении, что бедность не может сочетаться с наукой. Это неприятие объясняется тем, что, имея традиционные взгляды на знание, св. Франциск, исходящий из концепции накопления раннего Средневековья, видит в науке приобретение, собственность, сокровище. Он укрепляется в этом мнении, наблюдая новые стороны науки, возникшие в его время: посещение университетов и обладание книгами противоречит состоянию бедности. В драматических усилиях его последователей (некоторых из них, из числа самых значительных и самых знаменитых) подстроиться
452 453 454
Как осознавал себя средневековый университет? 115
под условия практического существования XIII века, не нарушая принципы своего основателя, оправдание знания занимает особой место.
Основным текстом здесь является " Exposito IV magistrorum super regulam"*. Комментируется следующая фраза правила: "Из вознаграждений за их труд пусть они принимают для себя и для своих братьев лишь необходимое для тела, за исключением денег".
Вот что разъясняют мэтры: "Здесь необходимо выяснить, могут ли братья, принимая книги и другие вещи, которыми они могут воспользоваться, принимать также и сырье для их ремесла и делать из него своим трудом что-либо, за что они могут приобрести затем необходимое для их тела, как, например, пергамент для
изготовления книг, кожу для изготовления обуви и т. д., а также могут ли они принимать в качестве вознаграждения золото, серебро и металлы, из которых они изготовят деньги и другие ценные предметы, которыми они могли бы оплатить то, что им необходимо. Некоторые не могут получать сырье в собственность, они могут лишь предложить свой труд тому, кто имеет сырье, чтобы обеспечить себе необходимое. Итак, поскольку сырье подразумевает владение, его принимают, чтобы продать. Для других нужно сделать различие в сырье. Некоторое сырье не имеет ценности, вся ценность идет от работы, например при изготовлении занавесей, скатертей из тростника и подобных материалов; такое сырье не числится среди богатства человека, и все, кто разделяет это мнение, говорят, что братья могут принимать то или иное сырье..."
Итак, с помощью традиционной аргументации монашеского мира, акцент ставится на ars, на труд, ремесло. Так, разрешается принимать материальную книгу, а вместе с ней ее содержимое, которое станет необходимой основой умственного труда.
Бонавентура в "Epistola de tribus quaestionibus" не ограничивается легализацией использования книг и занятий наукой, он максимально ограничивает обязанность занятия трудом (иногда ценой удивительных противоречий с буквой "Завещания" св. Франциска) с очевидной целью сберечь время и внимание, необходимые для умственного труда'. Итак, происходит отказ от физического труда в пользу как основного занятия нищенствующих, так и в пользу умственного труда. Так заканчивается важнейший спор, отмеченный текстами Абеляра и Филиппа Арвенгского, итог которому блестяще подводит Фома Аквинский, защищаясь от атак Гильома из Сент-Амура и его друзей и сторонников в "Contra Impugnantes"*. После Фомой Аквинским безоговорочно утверждается необходимость специализации работника умственного труда. Университетский преподаватель имеет профессию, пусть он предоставит другим заниматься физическим трудом, что также имеет определенную духовную ценность, но он не должен терять время, занимаясь не своим делом. Таким образом в теологическом плане получает законную силу феномен разделения труда - основа университетской специфики. уд и системы ценностей 116
Однако представители белого духовенства, в особенности сторонники "первоначального аристотелизма" или аверроизма, иногда пытаются дать еще более принципиальную формулировку процессу самоосознания университетских преподавателей.
Эту формулировку можно встретить в "Quaestiones morales" Си-
"355 гера Брабантского* и в "De Summo Bono" Боэция Дакийского*.
f 356 Как отмечает Готье, битва велась вокруг "смирения" и его этическо-
*357 го антонима "величия души"*. Аристотель в "Никомаховой этике" предоставляет богатый арсенал для этого, и теперь речь идет о со-Достоинство (лат.). здании теории dignitas*, gloria преподавателя, уже намеченной Абеляром. Ответ дает "языческий аристократизм аристотелевской морали". Самосознание преподавателей достигает своей кульминации в определении специфической добродетели, поставленной на вершину этической иерархии и служащей для провозглашения превосходства статуса университетского преподавателя, характеризующегося ** 358 этой главной добродетелью .
Так, Сигер на вопрос, "...является ли смирение добродетелью?" отвечает: "Доказано, что нет, так как смирение является противоположностью добродетели, то есть благородства, возвышенности, стремящейся к великим вещам, смирение же, напротив, гонит прочь все
П359 великое"1"*. Это становится отправной точкой для экзальтации по поводу интеллектуальной добродетели, присущей статусу преподавателя: "Еще один вопрос: что предпочтительней для философов, быть холостыми или женатыми? Следует ответить, что целью философии является постижение истины... Нравственные добродетели имеют целью добродетели интеллектуальные. Таким образом, конечной це-Н360 лью человека является постижение истины..."**.
Здесь хорошо виден путь, который приведет к некоторым из суждений, проклятых в 1277 году. Суждение 40: "Нет лучшего по-
5§361 ложения (etat), чем положение философа"§§. Суждение 104: "Че -
362 ловеческая природа проявляется не в форме вещи, а в разуме" - возможная точка опоры для
университетского "гуманизма", интеллектуального и "рационалистического". Суждение 144: "Все доброе,
доступное человеку, заключено в интеллектуальных добродете-
т363 лях"1"1"Л. Суждение 154: "Только философы являются мудрецами
Ш364 мира"***. Суждение 211: "Наш разум по своим природным задат-
Ш365 кам способен постичь первопричину"55R.
Позиция крайняя, особенно в той полемичной, возможно, даже деформированной, карикатурной форме, которую ей придает "Syllabus" 1277 года. Но такая позиция была широко распространена среди парижских университетских преподавателей второй половины XIII века, раз мы встречаем ее, в слегка смягченном виде, у одного из "умеренных и осведомленных современников", "** 366 у Жака из Дуэ****.
К
ак осознавал себя средневековый университет? Ц?
Философствующие мужи (лат.).
*368
"369
'370
Следует отметить, что философ как слово-определение, слово-вывеска, "ярлык", употреблено уже Абеляром. Термин довольно красноречивый. Для сигерийцев оно, несомненно, содержит в себе ссылку на античное язычество. Нам оно скорее говорит о потомках. Под всеми переменами, навязанными ему временем, в философе XIII века можно признать mutatis mutandis предшественника философа века XVI (этого религиозного скептика, представляющего собой идеал Скаррона), а также философа XVIII века. Как индивидуальный тип, так и профессиональная и интеллектуальная группа viri philosophic? из парижской рукописи (Ms. Paris BN Lat. 14698) являются предвосхищением, прообразами философов Просвещения. Философы противостоят прежде всего теологам (это также соперничество "артиста", чистого ученого, ученого par excellence и те-олога)*, а также homines profundi, лжеученым, обскурантам, которым посвящено 91-е суждение 1277 года: "Аргумент философа, доказывающего, что движение небес вечно, не содержит в себе софизма; удивительно, что глубокомысленные люди не видят этого"1.
Философы сильны своим разумом, даже скорее интеллектуальными добродетелями, не только возносящими их выше прочих, но и позволяющими понять, что их достоинство заключается в том, чтобы ограничиться доказуемыми истинами, что их призвание возможно заключается в объяснении, а не в проповеди. В знаменитой диалектической перепалке Фомы Аквинского и Сигера Брабантского, о которой пишет Готье5, не проглядывает ли у Сигера растущее сознание пресловутого преподавательского нейтралитета, столь трудно достижимого даже сегодня?
В заключение, с позволения читателя, мы отправимся в XV век в поисках представления университетских преподавателей о самих себе и для этого обратимся к канцлеру Жану Жерсону**. Конечно, попытка определить жерсоновского преподавателя и представления его о самом себе, без выяснения его отношений с новыми реалиями - docte ignorance и devotio moderna,- была бы чересчур самонадеянной. Не пытаясь анализировать ни позитивное содержание данных интеллектуальных и духовных реалий, ни глубокие причины, приведшие университетских деятелей эпохи упадка Средневековья к этому отступничеству и этим переменам, отметим лишь, что основы специфики и достоинства преподавателей, как их определили Абеляр и Сигер Брабантский, исчезли либо были в значительной степени подорваны. Жерсон упоминает собственно интеллектуальные, научные добродетели университета. Университет - источник знания, повелитель наук, наставник истины. Жерсон многократно подчеркивает превосходство врачей над шарлатанами (с настойчивостью, понятной, если РУД
системы ценностей 118
принять во внимание сумасшедшего короля и его окружение, к которому он обращается). Он восхваляет врачей, противопоставляя их "кол-*371 дунам, магам, чародеям и прочим сумасшедшим"*. "Мэтров медицины, посвящающих свое время изучению книг тех, кто открыл и объяснил медицину" он ставит выше всех знахарей.
Но что есть истина, преподаваемая университетом, этот свет, распространяемый им, "прекрасным солнцем Франции и всего хри-^372 стианского мира"*, "прекрасный свет, освещающий святую церковь *373 и христианский мир"*?
Существует три вида жизни: а) жизнь телесная, плотская и индивидуальная; 6) жизнь гражданская, политическая и всеобщая; в) жизнь благословенная, божественная, или духовная. Из них "пер-§374 вая - преходяща, вторая - постоянна, третья - предвечна"§. Университет управляет жизнью во всех трех ее видах: телесной жизнью заведует факультет медицины, жизнью политической - факультеты искусств и права, жизнью божественной - факультет теологии. Эти три вида жизни составляют иерархию, где особая ценность приписывается второму и третьему уровням.
Итак, интеллектуальная роль университета стушевалась перед его ролью политической и духовной. Да и политическая роль рассматривается как вспомогательная в достижении собственно духовных целей. Университет "ведет к освобождению народа Франции и к реставрации храма, но не материального, а духовного, мистическо-"375 го храма святой церкви,.."**.
Целью фактически является мир и порядок. Но по ту сторону задач примирения своего времени - национального примирения французского народа, раздираемого группами заговорщиков, примирения христианского мира и преодоления великой схизмы,- появляется более глубокая цель - сохранение существующего порядка. ft 376 Жерсон говорит это лиценциатам по гражданскому праву Л. И когда он с
некоторой нерешительностью упоминает о тиранах, делает он это в конечном счете для того, чтобы отдать им должное за их ува-н 377 жение собственности и порядка**. •
Университетские преподаватели XII-XIII веков осознавали, что их призванием является открытие нового, их же коллеги в XV веке ограничиваются ролью хранителей, консерваторов. Отсюда (мы изрядно отдалились от величия души) постоянная дискредитация интеллектуальных и материальных аспектов профессии университетского преподавателя. Любопытно, что, выступая перед будущими юристами, Жерсон сводит к чисто негативной необходимости всю пользу, приносимую их наукой, существующей лишь постольку, поскольку существует грех; закон и правосудие не что иное, как неумолимые последствия зла: "Бог не имел бы необходимости в законниках и знатоках канонического права при изначальном состоянии естества, так же как он не будет иметь необходимости в них при возрожден-** 378 ном естестве"", И вывод: теология стоит выше права.
Как осознавал себя средневековый университет?
119
*379
'380
* Перемещение науки (лат.)
9381
'382
Короткий текст, в котором он объявляет о своем желании отказаться от должности канцлера , с первого взгляда кажется лишь набором общих мест. Но Жерсон искренен. Он презирает технические аспекты профессии преподавателя. Он, действительно, предпочел бы служить мессы, читать молитвы, предаваться размышлениям, нежели заниматься административной работой.
Наконец, студентам Наваррского коллежа он преподает странный урок консерватизма. Его похвала торным дорогам*, даже тогда, когда вожатый является напыщенной посредственностью, вызывает удивление. Перечитав его похвалу врачам, понимаешь, что они милы ему лишь книжной ученостью древних: о Гиппократ! о Гален!
Чем же для него является университет? Божественным творением, королевской дочерью и, главное, потомством Адама, пришедшим из земного рая через землю евреев, Египет Авраама, Афины и Рим. Transiatio studii* превращается в закон преемственности милостью Божьей. Ремесленная корпорация становится принцессой по крови'.
Отсюда та спесь, с которой он осаживает грубиянов, дерзко пытающихся призвать университет к исполнению его профессиональных функций: "...и они говорят: Куда он лезет? Пусть занимается своими книгами; но что значит наука без действия?"**
Итак, жерсоновский преподаватель осознает свое новое - политическое, а в более широком понимании - государственное и международное - призвание. На пороге современного мира профессиональное сознание средневекового университетского преподавателя превращается в сознание моральное. Каково место преподавателя в государстве и в мировом сообществе? Какие ценности ему надлежит провозглашать, привносить в жизнь и защищать?
Далось ли полностью реализовать это новое сознание?
Во всяком случае, жерсоновский преподаватель, отрекаясь от профессионального сознания, отказывал себе в праве пользоваться своими новыми преимуществами. Университет становится кастой. Она была еще открыта для выскочек - Жерсон настаивает на том факте, что контингент Парижского университета, открытого для всех слоев общества, представлял собой всю их совокупность. Но он стал кастой по своему менталитету и своим функциям. Корпорация книжников превратилась в группу теологов-пустословов, подвизающихся в качестве полицейских надзирателей над мыслями и нравами, жгущих книги. Они начали с того, что сожгли Жанну д'Арк, вопреки Жерсону.
Предоставив,- исключая отдельные похвальные случаи,- науке развиваться благодаря усилиям гуманистов, большинство из которых не принадлежало к их касте, они отказались от той духовной роли, в основе которой лежало исполнение ими своего профессионального долга. Искаженное корпоративное самосознание помешало им реализовать рост сознания общественного.
Университеты и государственная власть в Средние века и эпоху Возрождения
I. ЗАМЕЧАНИЯ ОБЩЕГО ХАРАКТЕРА
Трудность изучения отношений между университетами и государственной властью с XII по XVII века заключается не только в недостатке документального материала, что особенно касается более раннего периода, не только в недостаточности монографических исследований, не только в слишком малом количестве цифровых данных и работ статистического характера. Она проистекает, главным образом, из самого рассматриваемого предмета. В действительности речь идет о трудностях, происходящих:
1) из разнообразия самих университетов и их внутренних противоречии. Даже если рассматривать университеты не в первоначальном смысле как корпорацию (uriwersitas, делившихся на magisfrorum и sco/arium), а в значении центра высшего образования (то есть studium generate - общего образования, не вдаваясь в споры ни о точном значении этого выражения, ни о действительном уровне образования, предоставляемого средневековыми университетами), мы имеем дело с разными, сложными, двойственными организациями:
а) не существует никакого совпадения между профессиональной организацией (находящейся, как правило, в руках мэтров, объединенных в коллегии докторов) и корпоративной и особенно финансовой организацией, где наставники и студенты играют разную роль в разных университетах (ср., по крайней мере в XII-XIV веках, болонскую модель с преобладанием студентов и парижскую модель с преобладанием преподавателей);
б) университеты разнились своим научным обликом как с точки зрения преподаваемых дисциплин, так и с точки зрения их институциональной организации - факультетов; редко было, чтобы один университет имел все факультеты, еще реже - чтобы его различные факультеты были одинаково значимы (с точки зрения связей с государственной властью особенно показательно, что доминирую-
Университеты и государственная власть 121
щим был факультет теологии или факультет, ориентирующий на "прибыльную" или "полезную" карьеру - права или медицины, еще более показательно, имел или не имел университет факультет гражданского права, то есть римского: ср. ситуацию с Парижем и буллой Гонория III от 1219 года);
в) юридический статус университариев слабо определен. Безусловно, привилегии, которые они приобрели, послужили кристаллизации их особого статуса (status stuctentium или ordo scholasticus), но этот статус, сближавшийся с духовным, распространялся на лиц, чье реальное социальное положение было различным и в большинстве своем двойственным: ни полностью духовным, ни полностью светским. Несомненно также, что эволюция значения термина c/ericus (священно-служитель) в направлении к обозначению ученого, образованного, в некоторых языках даже развившаяся в обозначение должностного лица (англ, clerk, фр. с/erc), показывает, какие усилия были затрачены на адаптацию терминологии к реальности под давлением университетского фактора. Но университетский дух остается трудноопределимым, остается источником постоянных споров, тогда как положение членов университета колеблется между двумя полюсами - священники и миряне;
г) университетские преподаватели не были единственными в средневековом и ренессансном обществе, чье положение одновременно было определено и с экономической точки зрения в качестве профессионалов, практиков, специалистов, и с точки зрения социальной в качестве привилегированных лии,, что распространялось на всех членов корпорации. Но у университариев эта двойственность может достигать крайностей в зависимости от того, получателем чего является университарий: вознаграждения или пребенды. Однако не только эти два типа университетских преподавателей, чья экономическая и юридическая зависимость по отношению к государственной власти кардинально различалась, можно было встретить в одном университете, часто одни и те же преподаватели существовали на доходы смешанного типа. Наконец - это особенно верно для студентов - характер университета существенно менялся в соответствии с пропорциональным соотношением богатых и бедных, из которых он состоял, и это пропорциональное соотношение могло значительно варьироваться от одного университета к другому (особенно в соответствии с социологическим характером его городского укоренения: Париж и Кембридж, например, в этом смысле были практически двумя полюсами);
д) как университеты принимали в свои члены людей любого социального происхождения, что ставило власти лицом к лицу с практически единственными в своем роде в стратифицированном обществе Средневековья и Ренессанса группами, так они были открыты и лицам любой национальности. Из этого проистекает не только напряженность, всегда существовавшая между местными или государственными властями и этой интернациональной группой, но и
Груд и системы ценностей
122
организация членов университета в "нации", количество и характер которых варьировались в зависимости от университетов и которые не соответствовали строго ни национальной, ни географической принадлежности, что еще больше осложняло структуру университетов и их характер в глазах властей. 2) Власти и сами были многообразны и многочисленны:
а) когда университеты сопоставляются с какой-то властью, это может быть город (и нужно различать отношения университета с разными политическими фигурами, которые управляют городом: городской совет, коммуна, эшевены, подеста и т. д.,- и с доминирующей общественной группой, а через нее с
городским обществом вообще), сеньориальная власть, княжеская или королевская власть, имперская власть (в последнем случае ставится проблема характера имперской власти в университетских центрах, например отношения Болонского университета с Фридрихом Барбароссой или Фридрихом II, или вопрос: Пражский университет - университет 1 ешский или имперский?);
б) вопрос об имперской власти подводит к констатации того, что университеты по большей части имели дело не с какой-то отдельной властью, но с их множеством, внутри которого либо существовала иерархия, которую часто было трудно уловить и соблюсти, либо более или менее четкие оппозиции интересов и политических линий (как в Болонье в отношениях между коммуной и империей). Речь здесь идет о характерной ситуации Средневековья, напоминающей при соответствующих поправках многоуровневую вассальную зависимость.
3) Не только два партнера - университеты и государа венная власть - изменились между XII и XVII веками, равно изменился и характер их взаимоотношений. Мы являемся свидетелями развития нескольких переменных:
а) первое различие есть различие происхождения между университетами, учрежденными властями, и университетами, возникшими "спонтанно", но противопоставление этих двух типов университетов и отношений не было проведено столь четко, как это можно думать. В действительности университеты, возникшие "спонтанно", сформировались под влиянием если и не прямых действий, то, по меньшей мере, ситуаций, в которых позиция и потребности властей и сил, которые они представляют, всегда играли более или менее важную роль. С другой стороны, эти университеты возникли либо при помощи государственных органов, либо при проявлении их более или менее сильной враждебности;
б) учрежденные или возникшие спонтанно, университеты отношения с государственной властью определяли разным образом в зависимости от даты своего появления. Хотя общее развитие шло в русле унификации характера отношений между университетами и государственной властью, он в целом не был одинаков по мере возникновения университетов в XII, XIII, XIV, XV и XVI веках.
Университеты и государственная власть 123
4) Отношения между университетами и государственной властью были в значительной мере осложнены еще и отношениями обоих партнеров с церковью, причем не только из-за доминирующей роли церкви и религии (Реформация еще больше усложняет ситуацию в XVI веке), но из-за двойственности самой церкви как светской и духовной власти, а также из-за преимущественно "клерикального" характера университетов. Из этих отношений мы выделим, насколько это возможно, светский аспект взаимоотношений церкви и университетов, в которых власть церковная проявляется как государственная.
5) Подчеркнем, наконец, одну трудность, вытекающую из характера большой части документов, посвященных нашей проблеме. Часто речь идет о статусах, привилегиях, уложениях и т. д., то есть о документах законодательных, административных, уставных. Подлинные отношения между университетами и властью чаще всего должны были быть весьма далеки от этих норм. Трудность уловить эти конкретные отношения делает нашу тему еще более сложной.
Учитывая сказанное, мы вынуждены смириться со следующим выбором.
а) Мы скорее составили перечень проблем и предложили схему для их рассмотрения, нежели постарались разрешить их.
6) Мы не воспользовались тремя возможными путями исследования: 1) исследованием типологии университетов', хотя она была бы полезна для истории университетов и хотя мы надеялись, что обсуждение нашего доклада поможет ее составить, нам не кажется, что в рамках нашей темы можно найти операциональный критерий классификации университетов; 2) исследованием в соответствии с типологией государственной власти; такая исследовательская программа кажется нам слишком легкой и едва ли пригодной для прояснения тех аспектов нашего предмета, которые наиболее важны для определения значения истории университетов в мировой истории и для исторического метода; 3) хронологическим исследованием, способным разрушить то событийно-существенное, что придает смысл структурам и проблемам. Однако мы сохранили большой хронологический отрезок, относящийся, несмотря на локальное, или национальное, или региональное разнообразие, к середине XV века, отделяющего средневековый период от ренессансного, отрезок, который представляется нам имеющим принципиальное значение как для нашей проблемы, так и для всеобщей истории, в которой мы пытаемся найти этой проблеме место.
Мы высказываемся за исследование, принимающее во внимание разносторонний характер и функции университетов. Мы не скрываем, что этот план приведет нас к проведению более или менее абстрактных дистинкций, но он нам кажется наиболее пригодным для руд и системы ценностей
Университеты и государственная власть 125
рынков, выполнения уставов и т. д.) в интересах самой корпорации и ее руководителей, и контроль, производимый чиновниками коммун за университетами, особенно в Италии, вероятно, не вызывал больших разногласий, но деятельность этих должностных лиц (reformatores, gubernatores, traclatores studii) не была достаточно изучена;
е) особый характер университетской корпорации мог бы породить конфликты с государственными властями. В большинстве других корпораций их члены, во всяком случае мэтры, мастера, были экономически независимы от государственной власти, потому что существовали на доходы и прибыли от своего ремесла. А университетским мэтрам, хотя они и добились признания законности оплаты своего труда студентами, не удавалось жить на те поборы или оплату натурой, которые они взимали со студентов (выплаты и подарки по случаю экзаменов, хотя присвоение степени на право преподавания - licentia docendi - было в принципе бесплатным). Таким образом, основная часть их доходов, за исключением церковных бенефициев, складывалась из зарплаты и доходов, пожалованных им городами, князьями или государями. Взамен светские власти требовали права представления к должности, связанное с покровительством. Следовательно, университетская корпорация не могла пользоваться полностью одной из основных корпоративных привилегии - самокомплектованием. Однако, как кажется, она легко смиряется с этим ограничением своей независимости в обмен на материальные выгоды, предоставляемые дотациями властей (какие-то проблемы возникали в целом с запозданием, как запрос на эту тему Кельнскому университету от Лувенского и столкновение по поводу толкования Лувенским магистратом в 1443- 1469 годах буллы Евгения IV 1443 года, устанавливающей порядок назначения профессоров, получающих пребенду);
ж) частое нарушение муниципальными или королевскими чиновниками университетского уклада остается мотивом и причиной реальных конфликтов: студенты и преподаватели, арестованные, вопреки привилегии, минуя университетскую юрисдикцию (частые случае в Оксфорде, Кембридже и особенно в Париже, где прево был исключительно не любим обитателями университета). Но речь вообще идет о превышении полномочий чиновниками, чаще всего более или менее охотно или более или менее скоро осуждаемыми
обнаружения сути: характера и роли университетской среды в обществе в целом, в котором она возникла и в котором она существовала, и в социальном окружении, каким бы оно ни было - городским, сеньориальным, национальным и т. д.
в) Мы особенно старались подчеркнуть значение этих связей через напряжения и конфликты, более тонко вскрывающие характер общественных групп и институтов, в которых эти связи воплощались. Но мы не забываем, что взаимоотношения между университетами и государственной властью нельзя определить только как антагонистические, что они не сводятся к цепочке кризисов и схваток, что они также оказывали друг другу взаимопомощь и поддержку, что их связи определялись также обоюдными услугами и что обоюдное уважение часто брало верх над принципиальными или второстепенными противоречиями. II. УНИВЕРСИТЕТЫ И ВЛАСТЬ В СРЕДНИЕ ВЕКА (ХП-СЕРЕДИНА XV ВЕКА) 1. Университеты как корпорации:
а) как корпоративные организации университеты стремятся приобрести учебную монополию, то есть прежде всего монополию на раздачу ученых степеней, что приводит их, особенно в начале их истории, к конфликту с духовной властью, но не с государственной;
б) далее, они стремятся к юридической независимости, признания которой они добиваются также относительно легк". у органов государственной власти, следующих традиции, введенной с 1158 года Фридрихом Барбароссой для Болоньи (Authentica Habita, "источник всех академических свобод"). Кажется, что в Париже, например, юридическая независимость университета была признана Филиппом Августом в 1200 году, прежде папства (которое признало ее либо в 1215, либо даже только в 1231 году);
в) в соответствии с тем, что университет, как любая корпорация, претендует на осуществление контроля за учебным делом, государственная власть в целом видит только преимущества от такой организации профессиональной дисциплины, которая является составной частью общественного порядка;
г) при таких взглядах государственная власть не возражает против того, чтобы ввести университетскую корпорацию в разряд корпораций, пользующихся особыми привилегиями, такими как освобождение от ночного патрулирования и военной службы, что соответствовало к тому же "духовному" характеру деятелей университета;
д) совершенно так же, как городские, сеньориальные или королевские служащие осуществляли бы надзор над ^другими корпорациями (контроль качества, условий труда, весов и мер, ярмарок и
1*
высшими светскими властями. И эти процессы почти не выходят за рамки судебных споров о вопросе поддержания порядка. Если же иногда они принимают острый характер, это происходит по причине других особенностей университетской среды (ср. 4 и 5).
2. Университеты как центры профессионального образования: а) университарии воодушевлялись либо просто стремлением к знаниям, либо стремлением сделать карьеру, почетную или прибыльную, или всеми этими стремлениями одновременно. В этом нет ничего, что
'руд и системы ценностей 126
неизбежно привело бы их к столкновению с государственной властью, даже напротив. Период образования и развития университетов на самом деле совпадает с периодом развития, специализации и выработки техники государственной службы. Этого не было до тех пор, пока развитие медицинских факультетов не стало соответствовать усилиям властей в области гигиены и здравоохранения, растущим с развитием урбанизации, а после Великой чумы с борьбой против эпидемий, рассматриваемой государственной властью как важнейший аспект своих деятельности и долга. Поиск университариями возможностей сбыта своих способностей встречает растущий спрос со стороны государственной власти;
б) весьма умозрительный и книжный характер университетского профессионального образования, схоластики, не препятствует удовлетворению потребностей государственной власти. В действительности специальные знания, востребованные государственной службой, были очень ограничены: уметь читать и писать, знать латынь, основы юридической науки или искусство аргументации, почерпнутые из нескольких текстов,- это главное, да еще простейшие навыки счета и еще более примитивные рудименты экономической науки (см. "De Moneta" Никола Оресма). С другой стороны, склонность князей и государей к политической теории и даже к "научному" управлению, то есть определяемому схоластическими принципами (ср. роль аристотелизма при дворе Карла V Французского, при польском дворе, аристотелизма и платонизма или сплава обеих идей в режимах итальянских олигархий и сеньорий), пересекается с интеллектуальными тенденциями униперс итдрчсв;
в) помимо утилитарного аспекта университетской деятельности, светскую власть привлекает ее бескорыстный аспект, который необходим ей для имени, для поддержания своего интеллектуального престижа среди прочих престижных ценностей, обязательных для полуутилитарных, полумагических режимов (ср. 5);
г) тот факт, что карьера, к которой стремятся университарий, является в значительной степени еще и церковной карьерой, больше не был отрицательным фактом в глазах государственной власти. Прежде всего потому, что государственные чиновники были еще в значительном числе духовными лицами: церковные кадры и кадры гражданские все еще часто совпадали. И конечно, потому, что власти были христианскими и религия и религиозные деятели представлялись им полезными и необходимыми сами по себе. Кроме того, было редкостью, чтобы полезное церкви не было каким-то образом полезно и государству: например, проповедники или теологи, выращенные в университетах для борьбы с ересью или язычеством (например, Тулуза и борьба против учения катаров, Краков и евангели-зация Литвы), также могли служить политическим проектам (французские короли и вторжение в Лангедок, литовская политика Владислава Ягеллона);
.Университеты и государственная власть 127
д) когда возникает конфликт между университариями и государственной властью, речь в целом идет о конфликтах, связанных с определенными локальными аспектами, о конфликтах, в которые университеты были вовлечены только частично (например, вражда тулузцев с доминиканскими инквизиторами, выходцами из университета). Часто даже эти конфликты были сугубо внутренними и выходили за пределы университетов только тогда, когда государственные власти поддерживали одну университетскую фракцию (в Париже св. Людовик, поддерживающий мэтров, принадлежащих к нищенствующим орденам; во время Великого раскола разделение универ-ситариев по принципу приверженности тому или иному папе; в Праге король Богемии, в 1409 году защищающий "нацию" чехов против немцев других "наций", и т. д.). 3. Университеты как экономическая группа потребителей.
Университеты представляют собой в средневековых городах непроизводящую группу, потребительский рынок, численную значимость которого не следует недооценивать (в Оксфорде, например, по результатам переписи 1380-1381 годов жило, вероятно, 1500 универ-ситариев, то есть лиц, пользующихся университетскими привилегиями, при населении общей численностью 5000-5500 человек, то есть один
университарий на трех-четырех оксфордцев).
а) Естественно предположить, что такая клиентура должна была радовать городские власти, способствуя развитию коммерции.
б) Но в экономике, которая сильно отставала в удовлетворении потребностей, эта большая непроизводственная группа должна была умножать затруднения городских властей в области снабжения и увеличивать экономическую диспропорцию университетских городов.
в) Сверх того университетское население состояло из большого числа (это отношение варьировалось в зависимости от эпохи) бедных студентов (в 1244 году в Оксфорде Генрих III приказал накормить в годовщину "усопшей своей сестры Элеоноры" тысячу pauperes scolares), так что встает вопрос покупательной способности университетской группы.
г) Самое главное, что университарий имели важные экономические привилегии: освобождение от налогов, податей, дорожных пошлин и т. д. Кроме того, они пользовались специально установленными тарифами на жилье и продовольствие (более того, в некоторых университетских городах, таких как Оксфорд, по причине многолетней крайней нехватки университетских помещений жилье, которое сдавалось однажды университариям по установленному тарифу, не могло быть впоследствии отдано неуниверситетскому нанимателю, как не могла быть изменена арендная плата). Наконец, они имели право в такой степени контролировать и требовать соблюдения всем городским населением расценок, которых они добились или достижению которых способствовали, так что, как бы ни жили университетские города
и системы ценностей 128
в Средние века, жизнь там была дешевле прочих городов. Именно требуя экономической справедливости, буржуа Оксфорда в прошении английскому королю могли утверждать, что "в Оксфорде существуют две общины, буржуа и университета, и что эта последняя - самая влиятельная". Действительно, в этом вопросе противостояние государственных властей и университариев было самым острым и порождало многочисленные и бурные конфликты. Экономические привилегии университариев и та враждебность, которую они рождают в буржуазной среде, имеющей решающее влияние в городах, противоречат "экономическому порядку", сделавшемуся отличительной чертой средневековых городов, и показывают, что закон спроса и предложения здесь вступал в противоречие, как правило, со всеми постановлениями. В связи с этим можно даже поставить вопрос о том, не отвечали ли схоластические теории справедливой цены (в соответствии с тем, что они не утверждали полностью и однозначно рыночное саморегулирование) экономическим интересам университетской группы на городском рынке.
д) Существовала, однако, область, где университетская среда представала одновременно как группа производителей и потребителей: это рынок рукописей (ср. значение для Болоньи этого рынка в городской экономике). Было бы в любом случае очень важно оценить, каким могло быть в университетских городах влияние университетского рынка на развитие цен (квартирная плата, предметы первой необходимости и особенно продовольствие, предметы роскоши).
4. Университеты как социально-демографическая группа.
Университеты в конце концов образуют среди городского населения мужскую группу, в подавляющем большинстве молодых и холостых. Клерикальный характер этой группы был достаточно слабым, чтобы большое число ее членов не чувствовало необходимости подчинения некоторым правилам церковного поведения: целомудрие, трезвость, неучастие; в насилии. Напротив, осознавая силу юридических привилегий, которые им обеспечивали если не полную безнаказанность, то, по крайней мере, щадящие наказания, большое число университариев (и это, хотя и в меньшей степени, относится к преподавателям так же, как и к студентам) учиняли беспорядки, на которые их подвигали возраст, пребывание на чужбине, принадлежность большинства из них к двум социальным классам, наиболее склонным к буйству,- дворянству и крестьянству,- это "самая дикая сторона университетской жизни" (Rashdall). С другой стороны, слишком очевидно, что провокации или случаи полицейской расправы указывают на то, что, как нам представляется, вопреки всему было, без сомнения, маргинальным, но действительным аспектом социальной оппозиции, если не классовой борьбы. Тем более что буржуа
.университеты и государственная власть 129
9 Заказ 1395
(даже если они в некоторых случаях прибегали к насилию против университариев и даже если университарии буржуазного происхождения были втянуты в насильственные акты) стремились установить в текущей жизни мирный порядок, в свете чего университарии оказываются принадлежащими скорее миру средневековой жестокости.
Когда задумываешься об участии университариев в рискованных мероприятиях, о нарушениях общественного спокойствия, азартных играх, посещениях проституток, таверн (было отмечено, что
некоторые особенно серьезные конфликты между "городом и мантией" [(ошп and gown] начинались в таверне: например, в Париже в 1229 году, в Оксфорде в 1355 году), видно, насколько "образ жизни" знатной части университетского народа был противоположен общественной морали доминирующих слоев городского населения.
Наконец, если это разгульное, или "скандальное", поведение было достаточно широко распространено в университетской среде (не принимая, однако, буквально неправомерные обобщения такого злобного и мрачного моралиста, как Жак из Витри), то оно было более характерно для студенческой массы: праздношатающиеся клирики, родственники Голиара, предшественники студенческой богемы. Было бы крайне интересно заняться историей этой категории, которая не тождественна группе "бедных школяров" (многие из которых были, напротив, очень сплочены с самой "знатной" частью университетской среды), число которых, социальный состав, поведение изменялись в ходе истории. Изучение социальной среды при этих допущениях, имеющих значение для этой категории, прольет свет. 5. Университеты как престижная корпорация.
Существенные аспекты отношений между университетами и властями дополняются престижем, который был связан с университетами.
а) Поначалу это был престиж, присущий самой науке. Хотя университеты новыми методами и новым умонастроением способствовали изменению характера науки и перевода ее с магических и охранительных позиций к обретению рационального, практического знания, передаваемого не путем ритуального посвящения, но специальным обучением, знание, воплощенное университетами, очень скоро приняло вид силы, порядка. Это была Ученость, вознесшаяся наравне со Священством и Властью. Университарии также стремились самоопределиться как интеллектуальная аристократия, обладающая своей особой моралью и своей собственной системой ценностей. Это стремление было особенно распространено в среде сторонников учения Аристотеля и аверроистов, которые старались учредить и узаконить теоретически сословие философов (университетских мудрецов), чьей главной добродетелью должно быть величие души (ср. круг Сигера Брабантского в Парижском университете XIII века).
-руд и системы ценностей
б) Если в Средние века Священство и Власть больше противодействовали, чем содействовали друг другу, то между Властью и Ученостью не существовало подобных отношений. Государственная власть рассматривала наличие университариев главным образом как украшение и общественное достояние, и это происходило в силу престижа науки, на которую, как им казалось, они имели монополию. Формулировки, которые отражают, начиная с "Authentica Habita" ("потому что мир будет управляем и озарен наукой"), этот блеск университетской науки в текстах о привилегиях, дарованных уни-верситариям государственной властью,- не просто общие места или пустая риторика, они являются выражением глубокой мотивации.
в) Одновременно с интеллектуальным престижем университеты стремились добиться престижа внешнего, который был бы знаком их высокого звания: костюмы, церемонии и т. д. Университетская пышность стала внешним символом богатства и достоинства городов и государств. Вот почему споры о старшинстве и неуважение, которое оказывали университарии некоторым государственным чиновникам, дали зачин более острым конфликтам между университетами и государственной властью (например, публичное наказание сборщика налогов в Париже перед университетом на Грев-ской площади в 1372 году, спор о старшинстве во время похорон Карла V в 1380 году, "Савойское дело" 1404 года).
г) Государственная власть признала такой характер выражения значимости университетов, оказывая им либо в индивидуальном (incep/io - посвящение в мэтры), либо в коллективном порядке (корпоративное пиршество в день Аристотеля) знаки внимания (дичь из королевских лесов, вино, поставленное коммуной, и т. д.).
д) Если университеты и пользовались этим престижем, чтобы играть общественную роль, то они редко занимались собственно политикой, которая могла бы привести их к конфликту с государством (или же речь идет о религиозной политике, как во время Великого раскола, что соответствовало их "клерикальному" и в определенной мере интернациональному характеру). Например, если Симон де Монфор, казалось, пользовался симпатией Оксфордского университета, то речь шла, собственно, о личностной симпатии; даже в Париже, в самом политизированном из университетов, позицию по отношению к Англии и бур-гундцам после договора в Труа нельзя назвать политической, а титул "старшая дочь короля", который университет принял в это время,- это скорее почетное звание, чем признание политической роли; даже университет в Праге после декрета Кутной Горы не был призван играть официальную политическую роль в королевстве Богемия.
е) Именно спекулируя на элементе престижа, университеты в своих конфликтах с государственной властью
использовали либо по существу, либо как угрозу свое основное средство давления, свое
-- -
,1*
Университеты и государственная власть главное оружие - забастовку и особенно отделение (secession). Отсюда ожесточенность, с которой зарождающиеся университеты заставляли признать это право с помощью папства, которое представляло его настолько охотно, насколько само не было непосредственно задето. 6. Университеты как социальная среда.
В конечном счете основу и механизм взаимоотношений средневековых университетов и власти следует искать в том факте, что средневековые университарии составляли своеобразную социальную среду - средневековую интеллигенцию. Остается только определить точными исследованиями отличительные черты этой среды.
а) Она пополнялась из всех слоев общества, но следует выяснить, насколько это позволяет документальный материал, каково было в каждом университете в разные периоды его истории процентное соотношение различных по происхождению групп университариев и какова была их карьера соответственно их социальному происхождению. Также важно знать, каким образом структурировались различные категории университариев во внутренней университетской жизни: бедные и богатые, мэтры и студенты, университарии разных факультетов и т. д. Таким образом, только сравнительное исследование социальной структуры университетской среды и социальной структуры совокупности общественных групп, с которыми они вступали во взаимоотношения, позволит поставить их связи на серьезную социологическую базу.
б) Ее транзитный характер: университарии, за исключением меньшинства, не оставались в университетах, они покидали их. Следовало бы провести серию статистических исследований карьеры университариев: сколько из них заканчивали свою учебу с присвоением степени, сколько оставалось в университетах, что становилось с теми, кто оттуда выходил. Только таким образом мы сможем оценить доход государства от капитала, который оно вкладывало в финансовую, юридическую, моральную поддержку университетов.
в) Ее интернаииональность: и здесь только распределение университариев по национальностям от начала (набор) и до конца (карьера) позволит уточнить отношения университетов с политическими организмами.
г) Наконец, стоило бы оценить монолитность, однородность этой средневековой интеллигенции и определить ее основные черты, чтобы выяснить, что она вносит в политические образования: компетентность, престиж, силу протеста? Университетское сословие, которое предлагало большей части своих членов способ общественного утверждения, угрожало ли оно стабильности средневековых обществ или защищало ее? Было ли оно элементом порядка, движущей силой прогресса, опорой традиций или разрушителем основ?
системы ценностей 132
III. ГЛАВНЫЕ ЛИНИИ РАЗВИТИЯ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ УНИВЕРСИТЕТАМИ И ВЛАСТЬЮ В ЭПОХУ ВОЗРОЖДЕНИЯ (СЕРЕДИНА XV-XVI ВЕК)
а) Если эволюция этих отношений большей частью вызвана фактически тем, что университеты, с одной стороны, и власть - с другой, сами развивались, то самые крупные изменения скорее произошли в развитии государственной власти, чем университетов. Власть является в большей степени движущим элементом, а университеты - консервативным, сдерживающим. Университеты, которые, как кажется, в Средние века опередили государственную власть (во всяком случае, "спонтанно" рожденные университеты настойчиво добивались признания властей, а государственная власть стремилась их организовать, дисциплинировать), в дальнейшем скорее тянулись за государством.
б) В течение средневекового периода университеты эволюционировали во всем. Но эти изменения были в большей степени ориентированы на перерождение университетской среды в касту: относительная замкнутость социальной среды (сокращение числа бедных, непотизм), ожесточенность в защите привилегий как отличительных признаков касты, все более возрастающее утверждение привилегированного образа жизни и т. д. В результате этого общественного окостенения, идущего в паре с определенной интеллектуальной косностью (Spatscholastik), университеты п конце Средних веков предлагали власти менее открытую среду, менее
в) В результате развития государственной власти университеты утратили большую часть своих основных свобод, особенно там, где монархическая или княжеская власть развивалась в ущерб местных властей (в особенности во Франции): потеря юридической автономии (Парижский университет подчиняется парламенту с 1446 года) и права отделения (последняя попытка в Париже относится к 1499 году, угроза немцев покинуть город в Лувене в 1564 году).
г) Подчиненные юридически, университеты были также зависимы экономически. Хотя финансирование университетов государством осуществлялось разными способами (зарплата, пребенда, а также выплаты с доходов, приносимых развитием коммерции,- доходы от дорожной пошлины в Гейдельберге или от соляного откупа в Кракове, например, или в реформистских государствах от обобществленного монастырского имущества в Тюбингене, Виттенберге, Гейдельберге), растущая доля этих общественных дотаций в бюджете университариев и университетов еще больше урезает их независимость.
д) Интернациональный характер университетов также постепенно исчез. Сперва университеты - либо в
соответствии с уставом, либо фактически - отказывались от преподавателей и студен-
Университеты и государственная власть 133
I
тов тех городов или наций, которые враждовали с городскими или государственными силами, от которых зависели университеты: национальный характер войн затрагивал таким образом университетскую среду. С другой стороны, вместе с Реформацией и триумфом принципа "чья власть, того и религия" университеты разделились на католические и протестантские, а религиозное разделение способствовало усилению "национализации" или, во всяком случае, регионализации университетов. Даже там, где общение с иностранцами оставалось значительным (а достаточно широкий интернационализм университетов сохранился в эпоху Возрождения), иностранцы все больше и больше вытесняются с должностей и руководящих постов университетов.
е) Без сомнения, престиж университариев и университетов продолжал быть высоким, и именно большей частью в силу престижа все больше князей и городов во второй половине XV и в XVI веков создавали университеты (особенно в Центральной Европе, которая, хотя это и трудно объяснить, по числу университетов отставала, несмотря на первую волну их создания с 1347 года), но утилитарные мотивы этих основателей все больше и больше вытесняли бескорыстные намерения: эти университеты должны были прежде всего готовить чиновников, администраторов, судей, дипломатов, служащих государственных органов. Кроме того, тот факт, что гуманизм развивался отчасти вне университетов, которые таким образом утратили монополию на культуру и науку, благоприятствовал их обращению к утилитарной карьере, что также способствовало растущему обмирщению университетов. Таким образом, несмотря на то, что изначально (за исключением, может быть, иберийских университетов и, очевидно, Неаполя - единственной средневековой попытки государственного университета) государство в Средние века покровительствовало университетам "для собственного удобства" (pro commodo suo) только во вторую очередь, эта забота оказалась на первом плане.
ж) Равным образом в духовном плане университеты все больше склонялись к собственно утилитарной роли. Они шли к тому, чтобы стать хранителями и надзирателями ортодоксальности, чтобы выполнять функцию идеологической полиции на службе у политической власти. По правде говоря, университеты более или менее рьяно исполняли эту функцию от Парижа, где Сорбонна прославилась в охоте на ведьм, до Венеции (то есть даже в Падуе, где, казалось, царила большая идеологическая свобода).
з) Таким образом, университеты, становясь в большей степени центрами профессионального образования на службе у государства, нежели центрами чистого интеллектуального и научного труда, изменили свою роль н социальный облик. Они становились не столько купелью подлинной интеллигенции, сколько центром социального
системы ценностей 134
обучения, через который проходили представители категорий, формирующих административный и общественный костяк современных государств, а вскоре и монархического абсолютизма. Хотя трудно разобраться, что является причиной или следствием изменения роли университетов в этом процессе (так как, хотя документальный материал об университетах эпохи Ренессанса намного богаче, чем средневековый, нам все еще не хватает подробных исследований этой эпохи, настолько начальные периоды очаровывают историков), вероятно, что социальное происхождение университариев, во всяком случае студентов, значительно изменилось в эпоху Ренессанса - пропорциональное соотношение университариев из буржуазной среды и особенно значительно возросшее число университариев знатного происхождения свидетельствует о включении университетов в руководящие государственные структуры монархической эры.
и) Таким образом, Ренессанс переживает процесс приручения университетов государственной властью, что значительно сокращает мотивы и возможности для конфликтов. Конфликты отныне ограничиваются второстепенными трениями, касающимися на местном уровне вопросов материальной выгоды или корпоративного самолюбия, а на общенациональном уровне - проблем религии и интеллектуального надзора.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Хотя от Средних веков до Ренессанса характер взаимоотношений университетов и власти претерпел глубокое изменение, пызпанное прежде всего подчинением первых последней, можно сказать, что в течение обоих периодов конфликты касались второстепенных аспектов и что Власть и Ученость оказывали взаимные помощь и уважение. Лишь в период потрясений промышленной революции, в развивающейся национальной среде университеты, все еще оставаясь в некотором смысле носителями и защитниками определенных традиций и определенного порядка, стали центром новой интеллигенции, революционной интеллигенции, сомневающейся в государственной власти и подчиняющейся ей лишь в той степени, в какой она сама служила принципам и идеям, выходящим за пределы нехитрых интересов государства и правящих классов.
