Хусто Л.Гонсалес

ИСТОРИЯ ХРИСТИАНСТВА

К оглавлению

От основания Церкви до эпохи Реформации

Предисловие

Читатель, по-видимому, удивится, прочитав, что эту книгу я в значительной мере считаю автобиографической. Но это именно так - ведь Ортега-и-Гассет сказал, что каждое новое поколение стоит на плечах своих предшественников, подобно акробатам в необъятной человеческой пирамиде. Следовательно, рассказ о жизни наших предков представляет собой не что иное, как предисловие к истории нашей собственной жизни.

Но книга автобиографична и в другом смысле - речь в ней идет о друзьях и товарищах, с которыми я провел последние три десятилетия. С тех пор как я встретился с Иринеем, Афанасием и другими, начал читать их сочинения и познавать их мысли и дела, они постоянно сопровождают меня во многих жизненных перипетиях и поворотах судьбы. Как и друзья-современники, они порой приносят радость, порой приводят в недоумение, а иногда доставляют даже огорчение. Но они стали частью меня самого, и когда я пишу о них, я тем самым описываю и мою собственную жизнь, прожитую вместе с ними.

В предисловии обычно принято отдавать должное тем, кто оказал помощь в написании книги. Но я не вижу возможности это сделать, ибо тогда мне пришлось бы составить длинный список ученых прошлых веков и ныне здравствующих - таких как Ориген, Евсевий, Инка Гарсиласо, Гарнак, а также отметить вклад великого множества безвестных монахов, вновь и вновь переписывавших рукописи.

Но среди современников хотелось бы выделить двоих. Во-первых, мою жену - Екатерину Гунсалос Гонсалес, преподавателя курса "История церкви" Колумбийской богословской семинарии в Декейтере, штат Джорджия, которая неотлучно была со мной в течение последнего десятилетия моего общения с древними и чьи критические замечания при чтении рукописи оказали неоценимую помощь. Упоминание о втором помощнике можно считать знамением времени - речь идет о моем домашнем секретаре, верно служившем мне шесть лет, то есть о компьютере, на котором я подготовил текст. Многие качества, которые в предисловиях обычно отмечают, воздавая должное машинисткам, относятся и к моему текстовому редактору: терпение, внимательность, постоянная готовность к работе. Этот секретарь раз за разом безропотно переписывал текст, лишь изредка в знак протеста подавая звуковые сигналы. Правда, сейчас, когда я пишу заключительные слова книги, электромагнитные помехи все же вынудили меня взять в руку перо, напоминая тем самым, что мы нетак уж далеко отошли от времен Оригена и Евсевия.

Представляя читателям эту книгу, я надеюсь, что она доставит им такое же удовольствие, как и ее автору.

Введение

В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле.

ЛУКИ 2:1

Христианское послание с самого начала было неразрывно связано с человеческой историей. Провозглашаемая христианами Благая Весть выражается в Иисусе Христе и в том, что для нашего спасения Бог совершенно уникальным способом вмешался в человеческую историю. Исторические события играют крайне важную роль для понимания не только жизни Иисуса, но и всего библейского послания. Значительная часть Ветхого Завета представляет собой описание исторических событий. В Библии рассказывается о Божьем откровении в жизни и истории Божьего народа. Без этой истории понять откровение невозможно.

Новозаветные авторы говорят об этом со всей определенностью. В Евангелии от Луки сказано, что Иисус родился в царствование кесаря Августа, "в правление Квириния Сириею" (Лк. 2:2). Выше в том же евангелии повествование соотнесено с историей Палестины и указывается, что происходило все это "во дни Ирода, царя Иудейского" (Лк. 1:5). Матфей начинает евангелие с родословной, показывая место Иисуса в истории и чаяниях Израиля, а затем уточняет, что Иисус родился "во дни царя Ирода" (Мф. 2:1). Марк приводит хронологические подробности и при этом сообщает, что Иисус начал служение "в те дни", то есть во дни Иоанна Крестителя (Мк. 1:9). Чтобы подчеркнуть непреходящее значение этих событий, автор четвертого евангелия начинает свое повествование с заявления, что Слово, Которое стало плотью в человеческой истории (Ин. 1:14), - то же Слово, Которое "было в начале у Бога" (Ин. 1:2). Наконец, схожая мысль высказана и в Первом послании Иоанна, где в самом начале говорится, что "было от начала" то, "что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали, и что осязали руки наши" (1 Ин. 1:1).

Когда родился Христос, Римской империей правил Цезарь Август. Его настоящее имя было Гай Октавий, но в 27 году до Р.Х. римский сенат дал ему почетный титул Август. Под этим именем он и вошел в историю.

Евангельский рассказ о христианской церкви Лука продолжил в Книге Деяний. Причем сделал он это не из простого любопытства, а руководствуясь вполне определенными богословскими соображениями. Лука в частности и Новый Завет в целом говорят, что Божье присутствие среди нас не закончилось с вознесением Иисуса. Более того, Иисус Сам обещал Своим последователям, что не оставит их одних и пошлет "другого Утешителя" (Ин. 14:16-26). В начале Деяний перед Своим вознесением Иисус говорит ученикам, что они примут силу Святого Духа, благодаря которой будут Его свидетелями "до края земли" (Деян. 1:8). Затем наступила Пятидесятница, положившая начало свидетельскому служению церкви. Таким образом, основная тема книги, которую обычно называют "Деяниями апостолов", - дела не столько самих апостолов, сколько Святого Духа через апостолов (и других людей). Лука написал две книги - первую о деяниях Иисуса, а вторую о деяниях Духа.

Правда, у второй книги Луки как будто бы нет логического завершения. В конце ее Павел продолжает проповедь в Риме, и ничего не сказано о том, что стало с ним и с церковью в целом. Но у Луки были для этого веские богословские основания - его рассказ не получит завершения, пока не закончится вся история.

Для тех, кто разделяет веру Луки, это означает, что история церкви, хотя она и несет в себе все отличительные черты человеческой истории, представляет собой нечто большее, чем просто историю организации или движения. Это история работы Духа среди и через людей, идущих вперед с верой.

В истории есть эпизоды, в которых трудно усмотреть водительство Святого Духа. В этой книге мы встретимся с людьми, которые использовали церковную веру для личного обогащения или для усиления своей власти. Увидим мы и тех, кто забывал о заповеди любви или извращал ее, преследуя своих противников с мстительностью, недостойной имени Иисуса. Временами будет казаться, что церковь утеряла библейскую веру, и кое-кто даже усомнится, имеет ли вообще такая церковь право называться "христианской". В этих случаях следует помнить о двух вещах.

Во-первых, это история не только о деяниях Духа, но и о делах, которые совершаются через нас, грешников. Это было ясно еще в новозаветные времена, когда Петра, Павла и других изображали не только людьми веры, но и грешниками. Если этот пример недостаточно убедителен, вспомните "святых", к которым Павел обращается в Первом послании к коринфянам.

Во-вторых, библейское послание дошло до нас благодаря усилиям именно этих грешников и этой церкви. Даже в самые беспросветные времена церкви были христиане, любившие Писание, изучавшие его, державшиеся его, переписывавшие его и тем самым передававшие его нам.

Но ранние христиане не просто передали нам текст Писания. Они оставили впечатляющие примеры верного свидетельства в самых разных обстоятельствах. Во времена гонений одни свидетельствовали кровью, другие - своими писаниями, а третьи с любовью принимали и окружали заботой тех, кто оступился, но затем покаялся. Во времена могущества церкви одни использовали свою власть для свидетельства, другие оспаривали правомерность этого. Во времена вторжений, хаоса и бедствий всегда находились люди, свидетельствовавшие о Господе своим стремлением восстановить порядок, чтобы бездомные нашли кров, а голодные - пищу. Когда европейским христианам открылись доселе неведомые обширные земли, среди них нашлось много таких, кто устремился в эти земли, чтобы проповедовать там свою веру. На протяжении веков одни свидетельствовали устным и письменным словом, другие - молитвой и самоотречением, а третьи - угрозой силы и костров инквизиции.

Нравится нам это или нет, но мы - наследники множества разных и зачастую противоречащих друг другу свидетелей. Что-то из соверш¨нного нам может показаться возмутительным, что-то мы примем с энтузиазмом. Но все это - часть истории. Все эти люди, восхищаемся ли мы ими или осуждаем их, привели нас туда, где мы сейчас находимся.

Без понимания прошлого нам не понять и самих себя, ибо прошлое в определенном смысле продолжает жить в нас и оказывать воздействие на то, что мы собою представляем и как мы понимаем христианское послание. Когда мы читаем, например, что "праведный верою жив будет", Мартин Лютер шепчет нам на ухо, как мы должны воспринимать эти слова, и относится это даже к тем, кто никогда не слышал о Мартине Лютере. Когда мы слышим, что "Христос умер за наши грехи", Ансельм Кентерберийский сидит на скамье рядом с нами, даже если мы не имеем ни малейшего представления о том, кто такой Ансельм. Когда мы стоим, сидим или опускаемся на колени в церкви, поем гимн, повторяем исповедание веры или отказываемся это делать, когда мы создаем церковь или читаем проповедь, среди всего того, что определяет наши действия, присутствует прошлое, пусть даже мы этого и не осознаем. Глубоко заблуждаются те, кто полагает, что мы читаем и воспринимаем Новый Завет точно так же, как ранние христиане, и что на наше истолкование не оказывает никакого влияния сила традиции. К тому же такое заблуждение опасно, ибо оно ведет к абсолютизации нашего собственного истолкования, приравнивая его к Слову Божьему.

Чтобы избежать этой опасности, надо знать прошлое, которое налагает отпечаток на наше видение. Человек в темных очках не считает весь окружающий мир темным только в том случае, если сознает, какие на нем очки. Равным образом, если мы хотим освободиться от чрезмерного воздействия на нас традиционных норм, нам надо прежде всего понять, что собой представляют эти нормы, как мы оказались там, где мы есть, и какие конкретно элементы прошлого накладывают отпечаток на наше видение настоящего. Затем мы сможем сделать выбор и решить, какие элементы прошлого - и настоящего - мы отвергаем, а какие принимаем.

Именно в этом смысле изучение истории сопряжено с ее созданием. Когда мы исследуем и оцениваем жизнь и свершения прошлых поколений, мы изучаем историю. Но нельзя забывать, что для будущих поколений наше время будет историческим прошлым. Следовательно, хотим мы этого или нет, своими делами или своим бездействием мы делаем историю. Это одновременно вселяющая энтузиазм возможность и тяжелая ответственность, и чтобы делать историю более осознанно, нам надо ее изучать. В основе каждого нового возрождения церкви, каждой великой эпохи в ее истории всегда лежало новое прочтение истории. Справедливо это и сейчас, когда мы вступаем в XXI век. Эта подготовка заключается в том числе и в изучении истории, к чему и призывает читателей данная книга.

Часть первая. РАННЯЯ ЦЕРКОВЬ

Полнота времени

Но когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего (Единородного), Который родился от жены, подчинился закону...

ГАЛАТАМ 4:4

Ранние христиане не верили, что время и место рождения Иисуса - случайность. Более того, во всех событиях, предшествующих Его рождению, и во всех сопутствующих исторических обстоятельствах они видели руку Божью, готовившую пришествие Иисуса. То же можно сказать и о зарождении церкви, которая возникла благодаря деяниям Иисуса. Бог подготовил почву, чтобы ученики, приняв силу Святого Духа, могли свидетельствовать "в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли" (Деян. 1:8).

Следовательно, церковь никогда не была отделена от окружающего ее мира. Первыми христианами были евреи I века, и именно как таковые они слышали и воспринимали Послание. Затем вера начала распространяться среди других иудеев, а потом и среди язычников как в Римской империи, так и за ее пределами. Чтобы понять историю христианства в первые века, нам надо начать с изучения исторической обстановки, в которой оно развивалось.

Иудаизм в Палестине

Палестина, земля, где возникло христианство, была местом борьбы и страданий. В древности это объяснялось в первую очередь ее географическим положением как перекрестка торговых путей, соединявших Египет с Месопотамией, Малой Азией и Аравией. Читая Ветхий Завет, мы видим, что разные державы поочередно бросали алчный взгляд на эту узкую полоску земли; поэтому она неоднократно подвергалась нашествиям, а ее жителей делали рабами и угоняли в плен. ВIV веке до Р.Х. на исторической сцене появился новый завоеватель - Александр Великий (Македонский) со своей армией. Разгромив персов, Александр стал хозяином Палестины. Однако вскоре после этого он умер, и его царство распалось. В течение долгого времени за обладание Палестиной боролись две унаследовавшие власть династии, одна из которых обосновалась в Египте, а другая - в Сирии. Все это обернулось очередным периодом волнений и политической нестабильности.

Завоевательная политика Александра имела идеологическое обоснование. Он хотел не просто покорить мир, но объединить его, распространяя достижения греческой цивилизации, что привело к возникновению эллинизма, соединившего - в различных формах и в разной степени - элементы греческого происхождения с элементами культуры завоеванных цивилизаций. Хотя в разных местах эллинизм проявлял себя по-разному, он придал Восточному Средиземноморью определенное единообразие, подготовившее почву сначала для римских завоеваний, а затем для проповеди Евангелия.

Между тем многие иудеи не считали эллинизм благом. Эллинистическая идеология, в частности, уравнивала и смешивала богов разных народов, поэтому они видели в ней угрозу для веры Израиля в Одного Бога. В определенном смысле историю Палестины со времени завоевания Александра до разрушения Иерусалима в 70 году по Р.Х. можно рассматривать как непрестанную борьбу между насильственной эллинизацией, с одной стороны, и верностью иудеев своему Богу и своим традициям - с другой.

Апогеем этой борьбы стало иудейское восстание под руководством семьи Маккавеев во II веке до Р.Х. На какое-то время Маккавеям удалось добиться определенной религиозной и политической независимости. Но в конечном счете их преемники уступили проводникам эллинизма Селевкидам, унаследовавшим от Александра власть в Сирии. Когда более правоверные иудеи выражали протест, на них обрушивались гонения. В конце концов, в какой-то мере в результате всего этого, вмешался Рим. В 63 году до Р.Х. Помпеи захватил страну и сверг последнего из Маккавеев - Ари-стовула II.

В отношении религии и обычаев покоренных народов римляне проводили в целом политику терпимости. Вскоре после завоевания Палестины римское правительство предоставило стоявшим у власти наследникам Маккавеев определенную самостоятельность и использовало их для управления страной, наделив титулами первосвященников и этнархов. Ирод Великий, поставленный римлянами в 40 году до Р.Х. царем Иудеи, косвенно был связан с Маккавеями - через жену, принадлежавшую к этому роду.

Но при всей их терпимости римляне не могли понять упорства иудеев, желавших поклоняться только своему Богу и угрожавших бунтом при любом посягательстве на их веру. Ирод предпринял попытку эллинизировать страну и воздвиг в Самарии и Кесарии храмы во славу Рима и Августа. Но когда он осмелился повесить над входом в храм римского орла, вспыхнул бунт, который он подавил, применив силу. Его преемники проводили такую же политику, строили новые города и поощряли иммиграцию язычников.

Палестина: зарождение христианства.

В результате бунты почти не прекращались. Когда Иисус был ребенком, началось восстание против сына Ирода Архелая, которому пришлось призвать на помощь римские войска. Римляне разрушили город в Галилее неподалеку от Назарета и распяли там две тысячи евреев. Как о бессмысленном бунте говорит об этом восстании Гамалиил в Деян. 5:37. Невзирая на все эти зверства, крайне радикальная партия зилотов упорно сопротивлялась римской власти - зилоты сыграли значительную роль в восстании, которое началось в 66 году по Р.Х. Снова были призваны на помощь римские войска, которые в 70 году захватили Иерусалим и разрушили храм. Через несколько лет после героической защиты крепости Массада был взят последний оплот иудейского сопротивления.

Все эти трагические события и перипетии привели к появлению в иудейской религии различных направлений. Наибольшую известность получили фарисеи - о них неоднократно упоминается в евангелиях, и именно они определили дальнейшее развитие иудаизма. Фарисеи были партией народа, которому римская власть и эллинистическая цивилизация не принесли никаких материальных благ. Главным для них была верность закону, и поэтому они постоянно изучали и обсуждали вопрос о том, как следует применять закон в самых разных обстоятельствах. Из-за этого их обвиняли в формализме, что в определенной мере справедливо. Но с другой стороны, надо помнить, что они стремились сделать веру Израиля опорой в любых Жизненных ситуациях, в том числе - в новых условиях римского правления и надвигавшейся эллинизации. Кроме того, они проповедовали, например, конечное воскресение и существование ангелов, что консервативные иудеи считали просто новомодными идеями.

Этими консервативными иудеями были саддукеи. В целом они принадлежали к еврейской аристократии и придерживались консервативных взглядов как в политических, так и в религиозных вопросах. В плане религии их интересы ограничивались храмом, который они содержали при поддержке римлян, а тем, в свою очередь, импонировал их политический консерватизм. Многие взгляды фарисеев саддукеи отвергали как необоснованные нововведения.

Это означает, что не следует придавать слишком большое значение противоборству между фарисеями и Иисусом и ранними христианами. Споры между христианами и фарисеями объясняются скорее схожестью, а не различием взглядов. При общении с простыми людьми Иисус и Его последователи чаще могли столкнуться с фарисеями, чем с саддукеями.

В иудаизме I века были и другие ответвления и группы. О зилотах мы уже упоминали. Другой значительной группой были ессеи, аскетическая община, с которой многие связывают происхождение рукописей Мертвого моря. Эта группа, как и многие ей подобные, хотела повиноваться закону, удалившись от остального общества, и остро чувствовала, что конец близок.

С другой стороны, наличие различных тенденций, группировок и сект не должно заслонять от нас двух основополагающих принципов, объединявших всех евреев: этического монотеизма и эсхатологической надежды. Этический монотеизм означает признание только одного Бога, требующего не только должного поклонения Ему одному, но и правильно организованных взаимоотношений между людьми. Различные группировки могли расходиться в понимании того, какими в точности должны быть эти взаимоотношения, но все они признавали необходимость всем сердцем почитать единственного Бога.

Другим общим, объединяющим принципом веры для Израиля была эсхатологическая надежда. Все, от саддукеев до фарисеев, разделяли мессианскую надежду и твердо верили, что наступит день, когда Бог вмешается в историю Израиля и исполнит Свое обещание сделать его царством мира и справедливости. Одни хотели приблизить этот день силой оружия. Другие были убеждены, что во всем следует положиться на волю Божью. Но все в будущем ожидали исполнения Божьих обетовании.

После разрушения храма наиболее жизнеспособными оказались фарисеи. Своими корнями это течение восходило ко временам плена, когда в Иерусалиме совершать богослужения было невозможно и религиозная жизнь в силу обстоятельств основывалась на законе. Точно так же в I веке обстояло дело и с миллионами евреев, живших в других странах. Разрушение храма в 70 году нанесло саддукеям смертельный удар, в то время как фарисеи и их богословские воззрения оказывали на развитие современного иудаизма все большее влияние.

Иудейская диаспора

В течение многих веков до рождения Иисуса число евреев за пределами Палестины все возрастало. С ветхозаветных времен множество евреев проживало в Персии и Месопотамии. В Египте они даже построили храм в VII веке до Р.Х. и еще один - пять веков спустя. Ко времени пришествия Иисуса значительные еврейские общины уже были во всех крупных городах Римской империи. Этих евреев, разбросанных далеко друг от друга на безбрежных просторах, но душой и через религию связанных с землей своих предков, называют "диаспорой", или "рассеянием".

В истории христианства иудейская диаспора сыграла крайне важную роль - именно она стала одним из основных каналов распространения новой веры в Римской империи. Кроме того, иудейская диаспора, сама того не ведая, дала церкви один из наиболее действенных инструментов для миссионерской работы - греческий перевод Ветхого Завета.

В числе прочего иудейскую диаспору объединяло то, что многие ее члены забыли язык предков. Поэтому возникла необходимость перевести иудейское Писание на понятные им языки - арамейский для восточной части диаспоры и греческий для западной в пределах Римской империи. После завоеваний Александра греческий язык стал общим для значительной части Средиземноморья. На нем общались египтяне, евреи, киприоты и даже римляне. Поэтому вполне естественно, что когда евреи начали забывать свой собственный язык, для перевода Писания они выбрали греческий.

Этот перевод, сделанный в Александрии - главном городе Египта, - называют Септуагинтой, или переводом семидесяти толковников (обычно используется аббревиатура LXX). Название связано с древней легендой, согласно которой группе иудейских ученых был поручен перевод Писания, и они, проделав эту работу независимо друг от друга, обнаружили, что их переводы полностью совпадают. Совершенно очевидно, что легенда преследовала цель подтвердить богодухновенность перевода.

Как бы там ни было, для ранней церкви Септуагинта имела огромное значение. Именно этот текст Писания цитируется большинством новозаветных авторов, и именно он сказался на формировании христианской лексики - это относится и к самому имени Христос, слову, использованному в Септуагинте для обозначения Помазанника или Мессии. Когда христиане начали миссионерскую работу, они воспользовались Септуагинтой как готовым средством для донесения послания до язычников. По этой и прочим причинам иудеи сделали другие переводы, которые не слишком годились Для христианского использования, и у церкви, по сути, оставалась только Септуагинта.

В диаспоре иудаизму приходилось считаться с эллинистическими тенденциями даже больше, чем в самой Палестине. В частности, в Александрии внутри иудаизма возникло движение, отстаивавшее идею совместимости Древней веры с лучшими проявлениями эллинистической культуры. Уже в III веке до Р.Х. предпринимались попытки переписать историю Израиля в соответствии с принятыми нормами эллинистической исторической литературы. Но наиболее ярким примером этого течения стали труды Филона Александрийского, современника Иисуса, который пытался доказать, что лучшие образцы языческой философии согласуются с иудейским Писанием. Он утверждал, что поскольку иудейские пророки жили и писали раньше греческих философов, вторые черпают мудрость у первых. По мнению Филона, таких точек соприкосновения много, поскольку в конечном счете учение философов совпадает с учением Писания. Разница лишь в том, что Писание говорит иносказательно. Это в свою очередь означает, что для его понимания надо пользоваться методом аллегорического истолкования. С помощью такого истолкования Филон пытался доказать, что Бог Писания - то же самое, что Абсолют философов, и что иудейское учение о нравственности, по сути, не отличается от учения лучших представителей греческой философии. Как мы увидим, такая аргументация была для ранних христиан хорошим подспорьем в их стремлении явить языческому миру истинность своей веры.

Греко-римский мир

Римская империя установила в Средиземноморье невиданное в истории политическое единство. Хотя в каждом регионе в чем-то сохранялись прежние законы и обычаи, в целом имперская политика была направлена на достижение как можно большего единообразия без неоправданного насилия.

В этом она следовала примеру Александра. И Александр, и Римская империя добились замечательных успехов, и ранняя церковь развивалась в условиях господства римского закона и греческой культуры.

Установленный Римской империей политический порядок позволял ранним христианам путешествовать, не опасаясь бандитов или локальных войн. Читая о путешествиях Павла, мы видим, что в то время для мореплавателя представляла наибольшую опасность плохая погода. А еще несколькими десятилетиями ранее больше любого шторма боялись встречи с пиратами. В I веке мощеные и хорошо охраняемые дороги доходили до самых отдаленных провинций. Процветала торговля, на дорогах царило оживление; зачастую в новые районы христианство несли не миссионеры или проповедники, а купцы, рабы и другие обычные люди. В этом смысле политические условия благоприятствовали распространению христианства.

Но другие аспекты тогдашней действительности таили в себе угрозу и создавали для ранних христиан разного рода трудности. Чтобы достичь еще большего единства, империя проводила политику религиозной унификации, которая осуществлялась двумя путями: внедрением религиозного синкретизма, то есть огульного смешения элементов разных религий, и поклонения императору.

Риму было выгодно, чтобы его подданные из разных стран считали называвшихся по-разному богов одними и теми же богами. Римский пантеон (храм "всех богов") дополнился богами из других стран. Миссионеры, распространявшие христианство, и люди, придерживавшиеся других, самых разнообразных взглядов и верований, следовали одними и теми же дорогами и морскими путями. На городских площадях и рынках царило всеобщее смешение, так что с трудом угадывалось, кто есть кто изначально. В такой атмосфере на иудеев и христиан смотрели как на упрямых фанатиков, поклонявшихся своему Единственному Богу, как на чуждый элемент, который следует удалить из здорового общества.

Синкретизм тех времен можно усмотреть и в том, что современные историки именуют "мистическими религиями", с их поклонением не богам Олимпа, а другим более "личным" божествам. Раньше люди обычно принимали религию своей родины. Теперь же, после совершенных Александром и Римом завоеваний, выбор богов стал личным делом человека. Таким образом, мистическую религию человек принимал не по рождению, а в результате посвящения. Большинство этих религий основывались на мифах о происхождении мира, о поддержании жизни и о жизни божества. Из Египта пришел миф об Исиде и Осирисе, объяснявший плодородие Нила и плодородие вообще. Греция дала обряды, которые с незапамятных времен совершались возле Афин. В армии был распространен культ Митры, бога индо-иранского происхождения. Другие исповедовали семитский культ Великой матери Кибелы. Благодаря синкретическому характеру этих религий все они вскоре настолько переплелись, что историкам чрезвычайно трудно разобраться, какие учения и как проявлялись в каждом конкретном случае. Поскольку божества мистических религий не были единственными в своем роде, подобно Богу иудеев и христиан, многие посвящали себя разным культам и переносили элементы одних культов в другие.

Но был в римской религиозной системе еще один аспект, который в конечном счете и стал причиной гонений. Речь идет о поклонении правящему императору. Для римских властей это было средством укрепления единства и проверки лояльности. Отказ кадить фимиам перед образом императора считался государственной изменой или, во всяком случае, проявлением нелояльности. Отказываясь кадить фимиам перед образом императора, христиане свидетельствовали о своей вере, но власти осуждали их как предателей и бунтарей.

Для донесения своей веры в эллинистической культурной среде христиане нашли два притягательных и действенных философских основания: платонизм и стоицизм.

Сократа, учителя Платона, приговорили к смерти за совращение молодежи. В его защиту Платон написал несколько диалогов, и в I веке Сократ считался величайшим мудрецом древности. Сократ, Платон и многие другие философы критиковали поклонение старым богам и проповедовали учение о совершенном и неизменном высшем существе. Кроме того, Сократ и Платон верили в бессмертие души. Платон утверждал, что высоко над этим преходящим миром существует высший мир истины. В глазах многих ранних христиан все это выглядело привлекательным и весьма полезным для опровержения обвинений их в невежестве и неверии. Поначалу эти философские обоснования использовались исключительно для донесения веры до внешних, но постепенно они стали оказывать влияние и на то, как сами христиане, внутри общин, понимали свою веру.

Нечто подобное произошло и с учением стоиков. Приверженцы этой философской школы, возникшей чуть позже платонизма, придерживались очень высоких нравственных норм. Ранние стоики - в III веке до Р.Х. были материалистами, верившими, что все порождается творческим огнем, и детерминистами, твердо убежденными, что единственная их задача - научиться признавать неумолимые законы, управляющие мировыми событиями. Но ко времени выхода на сцену христианства в стоицизме уже прослеживались религиозные идеи, и некоторые философы-стоики говорили об использовании своей мудрости для управления ходом событий. Во всяком случае, все стоики верили, что цель философии заключается в познании закона природы для подчинения и соответствия ему. Мудрый человек - не тот, кто обладает большими знаниями, а тот, кто живет в таком согласии с универсальным законом, что способен принимать разумные решения. Когда это происходит, страсти утихают, и философ приближается к идеальному состоянию apatheia - жизни без страстей. Человек должен развивать в себе четыре добродетели: нравственное восприятие, мужество, самоконтроль и чувство справедливости. Все они представляют собой грани мудрой жизни, и недостаток одной из них ведет к неудаче в целом. Так же критически стоики относились к религии того времени, в которой многие видели лишь возможность просить у богов исполнения своих желаний, а не наставления на путь добродетели. Отвергали они и традиционную местническую узость ранней греческой культуры, подчеркивая универсальность закона разума и называя себя гражданами мира.

Все это тоже выглядело весьма привлекательным для христиан, чья критика религии и морали того времени редко встречала положительный отклик. Церковь, которую многие христиане называли "новым родом", поскольку ее членами становились представители разных народов, была наглядным доказательством единства всего человечества. Вскоре учение стоиков о естественном законе как руководстве к мудрости было принято христианскими апологетами и моралистами, утверждавшими, что христианская жизнь соответствует этому закону. В условиях предубежденного отношения к христианам, осмеяния их и страданий за веру стоический идеал apatheia побуждал верующих проявлять стойкость. Многие аргументы, выдвигавшиеся философами-стоиками против поклонения богам, теперь использовали и христиане.

Таким был мир, в котором зародилось христианство. Римская империя и эллинистическая цивилизация предоставляли возможности для провозглашения новой веры и вместе с тем таили в себе препятствия, даже угрозу. В последующих главах мы увидим, как ранние христиане воспользовались этими возможностями, как пытались они преодолеть препятствия и как отвечали на угрозы.

Иерусалимская церковь

А постолы же с великою силою свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса Христа; и великая благодать была на всех их.

ДЕЯНИЯ 4:33

В Деяниях показано, что в Иерусалиме искони была сильная церковь. Правда, затем автор книги переходит к рассмотрению других вопросов и мало что сообщает о дальнейшей истории этой христианской общины. М ало сведений на этот счет и в других книгах Нового Завета. Они в основном посвящены жизни церкви в других частях империи. Тем не менее, сопоставляя текст Нового Завета с тем, что пишут об этом другие авторы, мы все же можем составить определенное представление о жизни этой самой ранней христианской общины и о ее дальнейшей истории.

Единство и разнообразие

Мы часто идеализируем раннее христианское сообщество. Памятуя о стойком поведении Петра и его красноречивом выступлении в день Пятидесятницы, мы склонны не замечать его нерешительности в вопросе о том, как надо относиться к язычникам, желающим присоединиться к церкви. Практика совместной собственности, какой бы привлекательной она ни была, не устранила трений между разными группами, ибо "произошел у Еллинистов ропот на Евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей" (Деян. 6:1).

Здесь сказано вовсе не о конфликте между евреями и язычниками, поскольку из Деяний ясно видно, что в то время в церкви еще не было язычников. Речь о конфликте между двумя группами евреев, теми, кто твердо придерживался обычаев и языка предков, и другими, готовыми воспринять эллинистические тенденции. В Деяниях первые названы "Евреями", а вторые - "Еллинистами". Озабоченные этим противостоянием, двенадцать апостолов созвали учеников и назначили семь человек "пещись о столах".

Точный смысл этого выражения не совсем ясен, но речь, очевидно, шла о том, чтобы назначенные апостолами семь человек выполняли административные обязанности, а сами они продолжали проповедовать и учить. По-видимому, все семеро принадлежали к числу "еллинистов", поскольку они носили греческие имена. Таким образом, назначение семи выглядит попыткой придать эллинистической части общины больше веса в делах церкви, чтобы при этом двенадцать апостолов, которые все были евреями, оставались основными учителями и проповедниками.

В седьмой главе Деяний рассказывается о Стефане, одном из этих семи. Она содержит намек на то, что в его отношении к храму нет должного благоговения (Деян. 7:47-48). Как бы там ни было, иудейский синедрион, состоявший в основном из антиэллинистски настроенных иудеев, отказался его слушать и приговорил к смерти. Такое решение вступает в явное противоречие с тем, как тот же синедрион поступил с Петром и Иоанном, которых отпустили, подвергнув предварительно телесному наказанию и запретив проповедовать (Деян. 5:40). Более того, когда начались гонения и христиане были вынуждены бежать из Иерусалима, апостолы смогли остаться в городе. Когда Савл пошел в Дамаск на розыски укрывшихся там христиан, апостолы оставались в Иерусалиме, и Савл как будто бы не замечал их. Все это указывает на то, что первые гонения были в основном направлены против христиан-"еллинистов", а "евреи" испытывали гораздо меньше трудностей. Лишь позднее, в ходе событий, описанных в двенадцатой главе, Ирод приказал убить Иакова и арестовать Петра.

Сразу после описания смерти Стефана автор Деяний переходит к рассказу о еще одном из этих семи - Филиппе, основавшем церковь в Самарии. Петра и Иоанна послали для наблюдения за жизнью в новой общине и для возложения рук на ее членов. Таким образом, появилась церковь за пределами Иудеи, и хотя эта церковь была основана не апостолами, она признавала их авторитет. Такая схема часто повторялась и в дальнейшем, по мере распространения церкви на новых территориях.

Начиная с девятой главы в центре внимания Деяний все чаще оказывается Павел, и мы все меньше и меньше слышим о Иерусалимской церкви. Иудейские христиане-"эллинисты" стали связующим мостиком с языческим миром, и язычники присоединялись к церкви в таких количествах, что вскоре значительно превосходили числом раннюю иудейско-христианскую общину. Поэтому мы в основном будем вести речь о христианстве, в которое входили язычники. Вместе с тем нельзя забывать и о самой ранней церкви - о ней мы располагаем лишь отрывочными сведениями.

Религиозная жизнь

Ранние христиане не считали себя последователями новой религии. Всю свою жизнь они оставались иудеями. Это относится к Петру и к двенадцати апостолам, к семи ведущим апостолам и к Павлу. Их вера не подразумевала отвержение иудаизма, она скорее отражала убежденность в том, что мессианская эпоха наконец наступила. "За надежду Израилеву обложен я этими узами" (Деян. 28:20), - говорил Павел. Первые христиане не порывали с иудаизмом, они были уверены, что их вера является исполнением векового ожидания Мессии.

Именно поэтому христиане в Иерусалиме соблюдали субботу и посещали храм. К этому они добавили соблюдение первого дня недели, когда они собирались в память о воскресении Иисуса. На этих ранних богослужебных собраниях основное внимание уделялось не Страстям Господним, а той победе, благодаря которой занималась заря новой эпохи. Лишь позднее - много веков спустя - центральное место в христианском богослужении заняла смерть Иисуса. В ранних христианских общинах преломление хлеба совершалось "в веселии и простоте сердца" (Деян. 2:46).

Но было у них время и для покаяния в грехах. Из иудейской традиции церковь заимствовала два дня поста в неделю. Однако христиане с самого . начала постились не по понедельникам и четвергам, как иудеи, а по средам и пятницам. Возможно, это объясняется поминанием дней предательства и распятия.

В той ранней церкви авторитетом пользовались прежде всего двенадцать апостолов (хотя некоторые исследователи утверждают, что авторитет апостолов начал пропагандироваться позднее, чтобы создать в церкви некую властную структуру). Наибольшим влиянием среди апостолов, судя по всему, пользовались Петр и Иоанн - на то есть множество указаний в Деяниях, а в Гал. 2:9 Павел называет их двумя из "столпов".

Третий "столп", между тем, был не из числа двенадцати. Им был Иаков - брат Господень. По словам Павла (1 Кор. 15:7), воскресший Иисус явился Иакову. То ли благодаря своей кровной связи с Иисусом, то ли по каким-то другим причинам, но Иаков вскоре стал лидером Иерусалимской церкви. Позднее, когда иерархов церкви уже называли "епископами", Иаков стал первым "епископом" Иерусалима. Хотя именовать его так явно неправомерно, тем не менее, по всей видимости, он действительно возглавлял церковь в Иерусалиме.

Закат еврейской церкви

Вскоре гонения ужесточились, их жертвой мог теперь пасть любой. Ирод Агриппа, внук Ирода Великого, приговорил к смерти Иакова, брата Иоанна (не путать с Иаковом, братом Иисуса и главой общины). С одобрения своих подданных Ирод арестовал Петра, но тот скрылся. В 62 году по Р.Х. по приказу первосвященника, но вопреки советам и пожеланию фарисеев был убит другой Иаков - брат Иисуса.

Вскоре после этого лидеры христианской общины в Иерусалиме решили перебраться Пеллу, город за Иорданом, где жили в основном язычники. Это решение объяснялось не только преследованиями со стороны иудеев, но и настороженным отношением римлян к новой религиозной группе, о которой они толком ничего не знали. К тому времени иудейский национализм достиг наивысшего накала, и в 66 году по Р.Х. вспыхнуло восстание, что четыре года спустя привело к разрушению Иерусалима римскими армиями. Христиане были последователями Того, Кого они считали наследником Давида и Кого римские власти распяли, ибо Он провозглашал Себя Царем иудеев. Сначала их возглавлял Иаков, брат Распятого, затем, после смерти Иакова, - Симон, другой родственник Иисуса. Чтобы как-то ослабить неприязнь, церковь решила перебраться в Пеллу. Но к христианам все равно относились с подозрением, и в конце концов римляне убили Симона, хотя не совсем ясно, было ли это вызвано его христианской верой или притязаниями на Давидово наследие. Как бы там ни было, в результате всего этого ранняя еврейская церковь, отвергавшаяся как иудеями, так и язычниками, оказалась в изоляции. Хотя к 135 году по Р.Х. значительное число еврейских христиан вернулось в Иерусалим, их связи с остальным христианством были почти полностью порваны, и руководящая роль перешла к христианам из язычников.

В малонаселенных районах за Иорданом еврейские христиане встречались с другими религиозными группами, отошедшими от ортодоксального иудаизма. Не имея контактов с церковью в целом, эта еврейская христианская община шла своим путем и часто впитывала в себя воззрения многочисленных окружавших ее сект. Когда несколько веков спустя христиане из язычников соблаговолили хоть что-то написать об этой забытой общине, они говорили в основном об ее странных еретических обычаях и сдержанно отзывались об этой церкви, затерявшейся в истории V века.

Благовествование среди язычников

Ибо я не стыжусь благовествования Христова, потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во-первых Иудею, потом и Еллину.

РИМЛЯНАМ 1:16

Еврейских христиан, названных в Деяниях "Еллинистами", отличала определенная открытость в отношении эллинистической культуры. Став первыми жертвами гонений в Иерусалиме, они первыми рассеялись по соседним городам и первыми начали распространять христианское послание на этих землях.

Размах проповеднического служения

В Деян. 8:1 сказано, что эти христиане "рассеялись по [разным] местам Иудеи и Самарии". В Деян. 9:32-42 говорится о посещении Петром христианских общин в Лидде, Сароне и Иоппии. В Деян. 8 содержится рассказ о проповеди Филиппа в Самарии, об обращении Симона-волхва и о служении там Петра и Иоанна.

Но уже в Деян. 9 сообщается, что христианские беглецы есть даже в Дамаске, далеко за пределами Иудеи. А в Деян. 11:19 дополнительно сказано, что "рассеявшиеся от гонения, бывшего после Стефана, прошли до Финикии и Кипра и Антиохии". Это не означает, что миссионерская работа распространялась на язычников, ибо здесь же уточняется, что они живут там, "никому не проповедуя слова, кроме Иудеев".

Служение Филиппа в Самарии и обращение евнуха-ефиоплянина можно, по-видимому, считать первыми указаниями на готовность церкви принимать в свои ряды неевреев. Но прямо этот вопрос поставлен в Деян. 10 в эпизоде с Петром и Корнилием, который в конце концов привел Иерусалимскую церковь к неожиданному выводу: "Видно, и язычникам дал Бог покаяние в жизнь" (Деян. 11:18). Сразу вслед за этим сообщается, что нечто подобное произошло и в Антиохии, что Варнава был послан туда Иерусалимской церковью для исследования происшедшего и что "он, прибыв и увидев благодать Божию, возрадовался" (Деян. 11:23). Эти события показывают, что хотя в самом начале христианство распространялось главным образом благодаря свидетельству еврейских христиан-эллинистов, покинувших Иерусалим из-за гонений, материнская церковь одобряла их работу как среди евреев-эллинистов, так и среди язычников.

Это, естественно, не решало всех проблем, поскольку оставался вопрос, должны ли обращавшиеся в христианство язычники соблюдать закон Израиля. После некоторых колебаний Иерусалимская церковь приняла их, заявив, что "угодно Святому Духу и нам не возлагать на вас никакого бремени более, кроме сего необходимого: воздерживаться от идоложертвенного и крови, и удавленины и блуда" (Деян. 15:28-29). Но на этом дело не кончилось - послания Павла полны свидетельств того, что какое-то время оставались люди, требовавшие в этом отношении большей строгости.

Служение апостола Павла

Здесь нет необходимости пересказывать все путешествия Павла, которым в Деяниях посвящены несколько глав. Достаточно сказать, что по какой-то неизвестной причине Варнава пришел в Таре за Павлом и что они провели вместе год в Антиохии, где последователей Иисуса впервые назвали "христианами". Затем в ходе своих благовестнических путешествий сначала с Варнавой, а потом с другими Павел доносил Евангелие до острова Кипр, до различных городов Малой Азии, до Греции, до Рима и, возможно, согласно преданию, проверить которое невозможно, до Испании.

Но утверждение, что Павел доносил Евангелие до этих мест, не подразумевает, что он сделал это первым. Из Послания к римлянам явствует, что в столице империи церковь существовала и до того, как туда пришел Павел. Более того, в Италии христианство распространилось столь широко, что когда Павел прибыл в небольшой портовый город Путеол, христиане уже были и там. А потому роль Павла в начальном распространении христианства не следует преувеличивать. В Новом Завете много говорится о Павле и о его путешествиях, но в разных землях действовали и многие другие проповедники. Варнава и Марк были на Кипре. Еврей из Александрии Аполлос проповедовал в Ефесе и в Коринфе. Сам Павел, выражая сожаление, что некоторые проповедуют Христа "по зависти и любопрению", в то же время радовался, что все они провозглашают Христа (Флп. 1:18).

Величайшая, неоценимая заслуга Павла в формировании раннего христианства выражается не столько в создании конкретных церквей, сколько в написанных им посланиях, связанных с этим служением, поскольку эти послания в конечном счете стали частью христианского Писания и тем самым оказали и продолжают оказывать огромное влияние на жизнь и систему взглядов христианской церкви.

Само по себе несение Благой Вести проводилось не только Павлом и другими людьми, имена которых мы знаем - Варнавой, Марком и другими, - но и бесчисленным множеством безвестных христиан, переходивших с места на место со своей верой и своим свидетельством. Некоторые из них, подобно Павлу, путешествовали как миссионеры, движимые верой. Но по большей части эти безвестные христиане были купцами, рабами и другими обыкновенными людьми, которые пускались в путь по самым разным причинам и которым эти путешествия давали возможность распространять христианское послание.

Наконец, говоря о служении Павла, важно отметить, что хотя он чувствовал призвание проповедовать язычникам, при посещении нового города он обычно сначала шел в синагогу и в еврейскую общину. Он считал, что проповедует не новую религию, а исполнение обетовании, данных Израилю. Он возвещал послание не об отвержении Богом Израиля, а о том, что благодаря воскресению Иисуса наступил век Мессии и тем самым язычникам предоставляется возможность присоединиться к Божьему народу.

Апостолы: факты и легенды

О дальнейшем жизненном пути и судьбе большинства апостолов Новый Завет ничего не сообщает. В Деяниях упоминается о смерти Иакова, брата Иоанна. Но та же самая книга, описав свершенное Павлом в течение нескольких лет, внезапно прекращает рассказ на том времени, когда он проповедовал в Риме и ожидал суда. Что стало с Павлом, Петром и другими апостолами? Уже на раннем этапе истории церкви появились предания, согласно которым тот или иной из них проповедовал в каком-то определенном месте или так или иначе принял мученическую смерть. Большинство этих преданий возникали просто вследствие желания церкви того или иного города заявить о своем апостольском наследии. Другие заслуживают большего доверия.

Наиболее достоверен из такого рода преданий рассказ о том, что Петр был в Риме и принял в этом городе мученическую смерть во времена гонений при Нероне. Так же считают многие авторы I и II веков. Говорится также, что он был распят, по некоторым сведениям - вниз головой, это проясняет смысл слов в Ин. 21:18-19, которые иначе понять трудно.

В случае с Павлом дело обстоит сложнее. В Деяниях рассказ о нем обрывается на времени, когда он проповедовал в Риме. Ряд авторов первых веков единодушны в том, что он умер в Риме при Нероне, по всей видимости - обезглавленным, как подобает римскому гражданину. Другие же утверждают, что он совершил еще несколько путешествий, не упомянутых в Деяниях, в том числе - в Испанию. В попытке согласовать эти два предания высказывалось предположение, что Павел был в Испании в период между событиями, описанными в конце Книги Деяний, и гонениями при Нероне. Но такое объяснение не увязывается с хронологией. С уверенностью можно говорить только о том, что у нас нет точных сведений о происходившем с момента последнего эпизода, описанного в Деяниях, и до смерти Павла при правлении Нерона.

Реконструкция последующей жизни Иоанна затрудняется частым упоминанием имени Иоанн в ранних текстах. Согласно одному из древних преданий, Иоанн был казнен в бочке с кипящим маслом. Однако из Откровения известно, что Иоанн находился тогда в ссылке на острове Патмос. По другому, заслуживающему доверия преданию, Иоанн был учителем в Ефесе, где и умер около 100 года по Р.Х. Все это указывает на то, что в ранней церкви было по крайней мере два человека с этим именем и что в преданиях они слились в одно лицо. Христианский автор II века Папий Иерапольский утверждает, что в ранней церкви имя Иоанн действительно носили два человека: один из них - апостол, а второй - пресвитер из Ефеса, получивший видения на Патмосе. Во всяком случае, в конце I века в Ефесе действительно проводил служение христианский учитель по имени Иоанн, пользовавшийся большим авторитетом во всех церквах Малой Азии.

К концу II века возникла тенденция, значительно затруднившая задачу историков, стремящихся исследовать дальнейшую жизнь и судьбу апостолов. Церкви всех крупных городов начали претендовать на апостольское наследие. В Александрии церковь, соперничавшая с Римом и Антиохией, пришла к выводу, что ей нужен основатель из числа апостолов, вследствие чего появилось предание об основании Александрийской церкви святым Марком. Когда же столицей империи стал Константинополь, его церкви тоже понадобились апостольские корни, и она стала утверждать, что Филипп проповедовал в Византии - древнем городе, на месте которого впоследствии построили Константинополь.

Известны и другие предания о деятельности апостолов, достойные упоминания если не в силу их достоверности, то по крайней мере ввиду их популярности и значения для последующей истории. Это в особенности относится к преданиям о зарождении христианства в Испании и Индии.

По утверждению испанских христиан, работу по несению Евангелия в их стране проводили не только Павел, но и семь посланников святого Петра, а также святой Иаков. Легенда о проповедниках Петра в Испании появилась в V веке, но она не пользовалась такой популярностью, как легенда

о посещении страны Иаковом, возникшая три века спустя. Согласно этому преданию, Иаков без особого успеха проповедовал Евангелие в Галисии и Сарагосе. На обратном пути ему явилась стоящая на колонне Дева Мария, обратившаяся к нему со словами ободрения. Многими "Virgen del Pilar" ("Дева на колонне") почитается в Испании до сих пор. По возвращении в Иерусалим Иаков был обезглавлен по приказу Ирода, и ученики отвезли его останки в Компостелу в Испании, где он якобы покоится и ныне.

Эта легенда сыграла важную роль в дальнейшей истории Испании - святой Иаков (по-испански Сантьяго) стал национальным святым страны. В ходе войн с маврами имя Сантьяго часто становилось боевым кличем, объединявшим на борьбу с неверными различные мелкие княжества. Кроме того, паломничества к усыпальнице святого Иакова в Компостеле во многом сказались на развитии религиозности в Европе и на объединении Северной Испании. Орден святого Иакова Компостельского также внес значительный вклад в испанскую историю. Таким образом, хотя крайне маловероятно, что Иаков вообще когда-нибудь думал об Испании, легенды о посещении им этой страны оказали значительное влияние на формирование испанской исторической традиции.

Предание о посещении Фомой Индии в буквальном смысле слова ставит историков в тупик. Впервые оно появляется в "Деяниях Фомы", написанных, вероятно, не позднее конца II века. Однако эти "Деяния" расцвечены такими мифологическими подробностями, что весь рассказ в целом вызывает недоверие. Там, в частности, говорится, что индийский царь Гондофар искал архитектора для постройки дворца и что Фома, который не был архитектором, предложил свои услуги. Узнав, что Фома раздает нищим деньги, выделенные на строительство дворца, царь приказал бросить апостола в темницу. Но тут вернулся к жизни умерший брат Гондофара Гад и рассказал брату, что видел величественный небесный дворец, построенный благодаря пожертвованиям, которые Фома давал нищим. Царь и его брат уверовали и крестились, а Фома пошел дальше по Индии и в конце концов принял мученическую смерть.

Совершенно очевидно, что здесь очень многое вызывает сомнение, и большинство историков целиком отвергают ее как вымысел, поскольку в исторических источниках нет упоминаний ни о Гондофаре, ни о других содержащихся в этой легенде подробностях. Однако найденные недавно монеты доказывают, что действительно существовал правитель с таким именем и что у него был брат, которого звали Гад. Благодаря этой находке, а также неоспоримо древним истокам христианства в Индии и тому факту, что между Индией и Ближним Востоком тогда велась оживленная торговля, трудно, видимо, исторически категорически отвергать возможность посещения Фомой этой страны и позднейшего включения в рассказ об этом мифологических подробностей. Во всяком случае, показательно, что в Индии с относительно давних времен существует церковь, считающая Фому своим основателем.

В заключение следует сказать, что некоторые апостолы - в частности, Петр, Иоанн и Павел - несомненно, несли Благую Весть и совершали путешествия, в ходе которых проповедовали Евангелие и опекали церкви, созданные ими самими или другими людьми. Вполне возможно, что то же самое делали и другие апостолы, например Фома. Правда, большинство преданий об апостольских путешествиях возникли позднее, когда считалось, что апостолы разделили мир между собой, и когда церкви в каждой стране или в каждом городе заявляли об апостольском наследии. На самом же деле большая часть проповеднической работы проводилась не апостолами, а множеством безвестных христиан, по разным причинам - из-за гонений, по делам или по призванию - переезжавших с места на место, неся с собой Благую Весть.

Первые конфликты с государством

Знаю... ты немного имеешь силы, и сохранил слово Мое, и не отрекся от имени Моего.

ОТКРОВЕНИЕ 3:8

Христианская вера с самых своих истоков была нелегким выбором. Господь, которому служили христиане, умер на кресте как преступник. Вскоре после этого Стефана побили камнями за свидетельство перед иудейским синедрионом. Затем по приказу Ирода Агриппы был убит Иаков. С тех времен и до наших дней всегда находились люди, скреплявшие свое свидетельство кровью.

Но причины гонений и методы их проведения бывали разными. Уже первые десятилетия существования церкви отмечены определенным развитием в подходе к этому вопросу.

Новая иудейская группа

Ранние христиане не считали себя последователями новой религии. Они были иудеями, и главным, что отличало их от остальных приверженцев иудаизма, была их уверенность в уже свершившемся пришествии М ессии - тогда как прочие иудеи все еще продолжали ожидать этого пришествия. Поэтому христианское послание евреям не призывало их отказаться от иудейства. Наоборот, с наступлением мессианской эпохи они должны были стать еще более совершенными иудеями. Равным образом, проповедь язычникам заключалась не в том, чтобы они приняли новую религию: они должны были стать соучастниками обетовании, данных Аврааму и его потомкам. Язычников приглашали стать детьми Авраамовыми по вере, поскольку они не были таковыми по плоти. Приглашение это основывалось на том, что иудеи со времен пророков верили, что с пришествием Мессии все народы будут приведены к Сиону. Для ранних христиан иудаизм был не соперником христианства, а все той же, прежней верой, хотя его последователи не видели, что пророчества уже исполнились, и не верили в это.

Иудеям, отвергавшим христианство, сложившаяся ситуация представлялась примерно так же. Христианство было не новой религией, а еретической сектой иудаизма. Как мы уже видели, иудаизм I века не был монолитным и представлял собой соединение разнородных групп и мнений. Поэтому когда христианство появилось на исторической сцене, иудеи увидели в нем просто еще одно религиозное течение.

Отношение тогдашних иудеев к христианству легче понять, поставив себя на их место и взглянув на христианство - с их точки зрения - как на новую ересь, которая, переходя из города в город, искушала правоверных иудеев, побуждая их становиться еретиками. Кроме того, многие евреи полагали, отчасти опираясь на Библию, что причиной утраты независимости и превращения в подданных империи стал отход народа от традиций предков. Чувство национальной гордости и патриотизм заставляли опасаться, что эти новые еретики в очередной раз навлекут на Израиль гнев Божий.

Именно поэтому, как мы видим, в большинстве новозаветных рассказов преследуют христиан в основном иудеи, и защиты они ищут у римских властей. Так произошло, например, в Коринфе, где иудеи обвиняли Павла перед проконсулом Галлионом в том, что "он учит людей чтить Бога не по закону", на что Галлион ответил: "Иудеи! если бы какая-нибудь была обида, или злой умысел, то я имел бы причину выслушать вас; но когда идет спор об учении и об именах и о законе вашем, то разбирайтесь сами: я не хочу быть судьею в этом" (Деян. 18:14-15). Позднее, когда из-за обвинений Павла в том, что он привел в храм язычника, возник мятеж и иудеи хотели убить апостола, его спасли римляне.

Итак, римляне, иудеи и христиане сходились во мнении, что речь идет о конфликте между евреями. Пока порядок не нарушался, римляне предпочитали оставаться в стороне. Когда же вспыхивали волнения или поднимался мятеж, они вмешивались для восстановления порядка, а иногда и для наказания нарушителей.

Примером такой политики может служить изгнание иудеев из Рима около 51 года по Р.Х. императором Клавдием. Об этом упоминается в Деян. 18:2, хотя причины изгнания там не уточняются. Римский историк Светоний пишет, что иудеев, "постоянно волнуемых Хрестом", изгнали из столицы. Большинство историков убеждены, что "Хрест" - это не кто иной, как Христос, и что речь идет о крупных волнениях в Риме среди иудеев, возмутившихся против христианской проповеди, так что император многих из них решил выслать. В то время конфликты между христианами и иудеями римляне все еще считали внутренним делом иудаизма.

Но по мере присоединения к церкви все большего числа язычников различие между христианами и иудеями становилось все очевиднее, тем более что количество иудеев в ее рядах постоянно сокращалось. Кроме того, еврейский национализм, приведший в конечном счете к восстанию против римской власти, побуждал христиан, особенно христиан из числа язычников, по мере возможности отмежевываться от этого движения. В результате римские власти начали относиться к христианству как к религии, отличной от иудаизма. Это новое понимание христианства привело к гонениям, продолжавшимся в Римской империи два с половиной века - со времен Нерона до обращения Константина.

Взаимоотношения между иудеями и христианами в первые годы существования христианства обернулись важными последствиями. Как видно из книг Нового Завета, иудаизм поначалу стремился подавить христианство, считая его еретической сектой. Но впоследствии у иудеев уже не было возможности преследовать христиан, более того, в действительности часто происходило наоборот. Когда христианство стало официальной религией большинства, появились люди, которые, ссылаясь на те места Нового Завета, где говорится о противоборстве между иудеями и христианами, и полностью игнорируя тогдашние исторические условия, объявляли евреев отвергнутым народом, преследовали и даже уничтожали их. Такое отношение несовместимо с позицией Павла, заявившего, что его преследуют "за надежду Израилеву".

Гонения при Нероне

Нерон взошел на римский престол в октябре 54 года благодаря интригам его матери. Поначалу он был разумным, не вызывавшим особой неприязни правителем, чьи законы в пользу неимущих благожелательно встретил римский плебс. Но его все больше ослепляли мечты о величии и страсть к наслаждениям, и постепенно он окружил себя придворными, готовыми удовлетворить любую его прихоть. Через десять лет после прихода к власти к нему с презрением стал относиться не только народ, но и поэты и художники, которых оскорбляли его притязания считать себя одним из них. Вскоре поползли слухи о его сумасшествии.

Так обстояли дела, когда ночью 18 июня 64 года в Риме вспыхнул большой пожар. Нерон в это время находился в нескольких милях от города в своем дворце в Антии и, узнав о происходящем, немедленно поспешил в Рим, где попытался организовать борьбу с огнем. Он предоставил бездомным парки своего дворца, общественные здания. Несмотря на это императора, которого многие считали сумасшедшим, подозревали в том, что он сам приказал поджечь город в нескольких местах. Пожар продолжался шесть дней и семь ночей, а затем периодически возобновлялся в течение еще трех дней. Десять из четырнадцати районов города были полностью уничтожены. Измученный страданиями народ требовал справедливости. Все чаще поговаривали - и слух этот дошел до наших дней, повторяясь во многих исторических сочинениях, - что Нерон приказал уничтожить город, чтобы перестроить его по своим планам. Римский историк Тацит, который, возможно, был очевидцем происшедшего, пересказывает ходившие тогда слухи, но, по всей видимости, склонен считать, что пожар возник случайно из-за возгорания в лавках с товаром.

Народ все увереннее подозревал императора в поджоге. Рассказывали, будто во время пожара большую часть времени он провел на вершине башни, что на Палатинском холме, где в актерском одеянии играл на лире и пел о разрушении Трои. А еще говорили, что, самонадеянно считая себя поэтом, он приказал поджечь город, чтобы огонь вдохновил его на большую эпическую поэму. Нерон пытался развеять эти подозрения, но скоро стало ясно, что сделать этого не удастся, пока не будет найден другой виновник. В двух из уцелевших районов проживало значительное число иудеев и христиан. На христиан император и решил возложить вину.

Тацит пишет:

Но ни средствами человеческими, ни щедротами принцепса, ни обращениями за содействием к божествам невозможно было пресечь бесчестившую его молву, что пожар был устроен по его приказанию. И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому³.

Приведенные слова Тацита представляют большую ценность - это одно из самых ранних дошедших до нас свидетельств об отношении язычников к христианам. Из этих строк ясно, что Тацит не верил в причастность христиан к пожару в Риме. Кроме того, он не одобряет "изощренные казни" Нерона. Тем не менее этот благонамеренный, высокообразованный римлянин верит многому из того, что говорится о "мерзостях" христиан и об их "ненависти к роду людскому". Тацит и другие авторы того времени не уточняют, что подразумевали эти "мерзости". Авторы II века скажут об этом определеннее. Но во всяком случае, Тацит верит слухам и считает, что христиане ненавидят человечество. Последнее обвинение станет понятнее, если вспомнить, что все общественные и культурные начинания - театральные представления, служба в армии, искусство, спортивные соревнования - были настолько пронизаны духом языческого поклонения, что христиане обычно избегали их. Поэтому Тациту, любившему свою культуру и свое общество, христиане казались человеконенавистниками.

Тацит продолжает:

Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах, или обреченных на смерть в огне поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения. Для этого зрелища Нерон предоставил свои сады; тогда же он дал представление в цирке, во время которого сидел среди толпы в одежде возничего или правил упряжкой, участвуя в состязании колесниц. И хотя на христианах лежала вина и они заслуживали самой суровой кары, все же эти жестокости пробуждали сострадание к ним, ибо казалось, что их истребляют не в видах общественной пользы, а вследствие кровожадности одного Нерона⁴.

И снова языческий историк, ничуть не сочувствуя христианам, указывает, что причиной гонений было нежелание добиться справедливости, а удовлетворение прихоти императора. Кроме того, эти строки - одно из немногих сохранившихся языческих свидетельств о жестоких пытках, которым подвергались ранние мученики.

Размах гонений при Нероне установить трудно. Христианские авторы конца I века и начала II вспоминают об ужасах тех дней. Очень возможно также, что жертвами Нерона стали Петр и Павел. С другой стороны, о гонениях за пределами Рима упоминаний нет, поэтому вполне вероятно, что преследования христиан, хотя и крайне жестокие, ограничивались столицей империи.

Сначала христиан обвиняли в поджоге, но затем их стали преследовать уже просто как христиан, за все те предполагаемые мерзости, которые связывали с этим словом. Авторы первых веков сообщают об эдикте, изданном Нероном против христиан. Может быть, такой эдикт и существовал, однако текст его не сохранился.

В 68 году по Р.Х. в ходе восстания, поддержанного римским сенатом, Нерон был низложен и покончил жизнь самоубийством. Гонения прекратились, хотя антихристианские законы Нерона отменены не были. Последовал период политических неурядиц, так что 69 год по Р.Х. стал "годом четырех императоров". В конце концов к власти пришел Веспасиан, и за время правления его самого и его сына Тита власти христианами не интересовались.

Гонения при Домициане

Домициан, ставший императором после Тита, сначала тоже не обращал на христиан особого внимания. Не вполне ясно, когда именно он обрушил на них свой гнев. Известно, что он любил и уважал римские традиции и хотел их восстановить. Христиане же, отвергавшие римских богов и многие из римских традиций, мешали осуществлению мечтаний Домициана, что могло стать одной из причин гонений.

Притеснения пришлось испытать и иудеям. Поскольку в 70 году храм был разрушен, Домициан решил, что все иудеи должны передавать в казну империи сбор на храм, который прежде шел в Иерусалим. Одни иудеи отказались этому подчиниться, другие согласились, не скрывая, что Рим не может занять место Иерусалима. В ответ Домициан ввел законы, направленные против иудаизма, где он настаивал на новых условиях пожертвований в еще более жестких выражениях.

Поскольку в то время римские власти еще не проводили четкого различия между иудеями и христианами, имперские судьи преследовали теперь всех, кто следовал "иудейским обрядам". Так начался новый период гонений, направленных против иудеев и христиан.

Как и при Нероне, эти гонения, по всей видимости, не были одинаково суровыми во всех частях империи. Фактически, достоверно мы знаем только о тех гонениях, которые в этот период свирепствовали в Риме и Малой Азии.

В Риме были казнены Флавий Климент и Флавия Домицилла, вроде бы состоявшие в родстве с императором. Их обвинили в "атеизме" и в совершении "иудейских обрядов". Поскольку христиане поклонялись невидимому Богу, язычники часто относились к ним как к безбожникам. Поэтому вполне вероятно, что Флавий и Домицилла умерли как христиане. Если это так, они были единственными мучениками, жертвами этих гонений в Риме, имена которых нам известны. Но авторы тех лет утверждают, что мучеников было много, а в послании римской церкви коринфянам говорится о "беспрестанных и неожиданных злых делах, обрушивающихся на нас".

В Малой Азии в ходе гонений родилась книга Откровение, автор которой был сослан на остров Патмос. Есть сведения, что там казнили очень многих, - церковь Малой Азии долго вспоминала о правлении Домициана как о времени суровых испытаний.

В Откровении, написанном во время гонений, отношение к Риму гораздо суровее, чем в остальных частях Нового Завета. Павел призывал христиан в Риме повиноваться властям, служить которым он был поставлен Богом. Но провидец на Патмосе говорит о Риме как о "великой блуднице... упоенной кровию святых и кровию свидетелей Иисусовых" (Отк. 17:1,6).

К счастью, когда начались гонения, правление Домициана подходило к концу. В Домициане, как и в Нероне, все больше видели тирана. Его противники организовали заговор, и он был убит в собственном дворце. Римский сенат постановил стереть его имя со всех надписей, чтобы о нем не осталось никаких воспоминаний. Судьба же христиан никого не волновала, и они получили несколько лет относительного спокойствия.

Гонения во II веке

Теперь я становлюсь учеником... Пусть на пути к Иисусу Христу меня ждут огонь и крест, стаи хищных животных, пусть мне ломают кости и калечат тело.

ИГНАТИЙ АНТИОХИЙСКИЙ

Хотя преследования христиан в Римской империи начались со времен Нерона, в I веке об этих гонениях почти не упоминалось. Зато свидетельства, относящиеся ко II веку, позволяют яснее представить себе все, связанное с гонениями и с отношением христиан к страданиям и смерти за веру. Наибольшего драматизма исполнены "деяния мучеников" (мартирологи), рассказывающие об аресте мучеников, суде над ними и их смерти. Некоторые из них содержат так много заслуживающих доверия юридических подробностей, которые вполне могли быть заимствованы, во всяком случае - частично, из официальных судебных протоколов. Иногда в этих "деяниях" говорится, что автор был очевидцем суда над мучеником и его смерти, и историки склонны верить, что дело происходило именно так. С другой стороны, многие из так называемых "деяний мучеников" явно написаны гораздо позднее и не заслуживают особого доверия. Но так или иначе, подлинные "деяния" относятся к наиболее ценным и вдохновенным документам раннего христианства. Кроме того, об отношении христиан к мученической смерти мы узнаем и из других христианских писаний. Наибольший интерес среди них представляют, пожалуй, семь писем епископа Игнатия Антиохийского о его пути к мученичеству. Наконец, источники II века дают дополнительные сведения о том, как к новой вере относились римские власти. В этом плане много полезных сведений содержит переписка Плиния с Траяном.

Переписка Плиния с Траяном

В 111 году по Р.Х. Плиний Младший был назначен наместником Вифинии, территории на северном побережье современной Турции. Из разных источников известно, что Плиний был справедливым человеком, глубоко уважавшим римский закон и римские традиции. Но в Вифинии он столкнулся с неожиданными трудностями. В этих краях было много христиан - так много, что, по словам Плиния, языческие храмы почти опустели, а продавцы жертвенных животных не находили новых покупателей. Когда кто-то передал новому наместнику список христиан, Плиний начал расследование, ибо знал, что эта религия незаконна.

Наместник приказал приводить к нему обвиняемых и от них начал узнавать о верованиях и обычаях христиан. Многие заявляли, что они не христиане, другие говорили, что хотя какое-то время они следовали новой вере, теперь они отказались от нее. От этих людей Плиний требовал только помолиться богам, воскурить фимиам перед образом императора и проклясть Христа, так как слышал, что настоящие христиане никогда этого не сделают. После исполнения этого ритуала он их просто отпускал.

С теми же, кто упорствовал в своей вере, дело обстояло сложнее. Обычно Плиний трижды предоставлял им возможность отречься, угрожая смертной казнью. Если они отказывались, он казнил их не столько за принадлежность к христианству, сколько за упрямство. Если они были римскими гражданами, он отправлял их в Рим, как того требовал закон.

Плиний, однако, считал себя человеком справедливым, поэтому он почувствовал потребность выяснить, в каких преступлениях повинны христиане, помимо простого упрямства. Но узнал он лишь то, что христиане собираются перед рассветом, воспевая Христа "как бога", и дают обет не совершать краж, прелюбодеяний или каких-то других подобных грехов. Они также собирались на совместные трапезы, но отказались от этого обычая, когда власти запретили тайные собрания. Не будучи вполне уверенным, что он узнал всю правду, Плиний подверг пытке двух христианских служительниц. Но они лишь подтвердили уже известные ему факты.

Встал вопрос, следует ли наказывать христиан за конкретные преступления или считать преступлением уже сам факт наименования себя христианином? Не зная, какой ему придерживаться линии, Плиний приостановил расследование и обратился к императору Траяну с просьбой о дальнейших указаниях.

Ответ императора был кратким. Когда речь идет о наказании христиан, нет общего правила, которое было бы применимо во всех случаях. С одной стороны, характер их преступления таков, что государству не стоит тратить время на их розыск. С другой - если против них выдвинуто обвинение и они от отречения отказываются, их надо наказывать. Те, кто изъявляет готовность поклоняться богам, подлежат помилованию без дополнительного расследования. Наконец, не следует принимать во внимание анонимные обвинения, ибо они - не самый лучший юридический прецедент и недостойны эпохи.

Почти сто лет спустя Тертуллиан, христианин, живший в Северной Африке, как юрист возмутился несправедливостью такого подхода, который тогда еще практиковался:

Какой явно противоречивый закон! Он гласит, что искать их не надо, как будто они невиновны, но в то же время повелевает наказывать их, как будто они виновны. Он говорит о помиловании, но он жесток. Зачем вы запутываете собственных цензоров? Если вы наказываете, почему не надо проводить расследования? Если вы не проводите расследования, почему вы не снимаете обвинение?⁵

Хотя логики в решении Траяна действительно мало, нельзя сказать того же о политическом смысле его действий. Он понял, что имел в виду Плиний: сам факт принадлежности к христианам еще не есть преступление против общества или против государства. Поэтому государству не следует тратить силы на розыски христиан. Но когда им предъявляется обвинение и они предстают перед властями, надо принуждать их поклоняться богам империи либо наказывать. В противном случае имперские суды потеряют авторитет. Иными словами, христиан наказывали не за преступления, совершенные до суда, а за проявление ими неуважения к римским судам. Тех, кто открыто отказывался поклоняться богам и императору, необходимо было наказывать - во-первых, потому что этого требовало достоинство судов, а во-вторых, потому что отказ поклоняться императору, по сути, подразумевал отрицание его права управлять государством.

По этим причинам еще долгое время после смерти Траяна в Вифинии и далеко за ее пределами придерживались установок, намеченных им в ответе Плинию. Во II веке и в начале III христиан специально не разыскивали, но, когда они представали перед властями, их подвергали наказанию. Подобная политика проводилась и до обмена письмами между Плинием и Трая-ном, что видно из обстоятельств, сопутствующих написанию семи писем Игнатия.

Игнатий Антиохийский, Богоносец

Примерно в 107 году по Р.Х. епископ Антиохии Игнатий, человек преклонного возраста, был приговорен имперскими властями к смертной казни. В то время в Риме замышлялись большие празднества в ознаменование очередной военной победы, и Игнатия отправили в столицу, где его казнь должна была стать одним из развлечений, приготовленных для народа. На пути к мученической смерти он написал семь писем, представляющих собой ценнейшие документы для нашего понимания раннего христианства.

Игнатий родился где-то около 30 или 35 года по Р.Х., а когда он закончил жизнь мученической смертью, ему было за семьдесят. В своих письмах он неоднократно называет себя "богоносцем", что подразумевает его известность под этим именем и свидетельствует о высоком уважении, которым он пользовался среди христиан. Гораздо позднее, слегка изменив греческий текст его писем, о Игнатии стали говорить как о "рожденном Богом", и родилась легенда, что он был тем самым ребенком, которого Иисус призвал и поставил среди учеников. Как бы там ни было, к началу II века Игнатий, будучи епископом (вторым после апостолов) одной из самых старых церквей, Антиохийской, пользовался большим авторитетом во всем христианском братстве.

Нам ничего не известно ни об аресте и суде над Игнатием, ни о том, кто выдвинул против него обвинение. Из его писем явствует, что в Антиохии было несколько фракций и что епископ твердо противостоял учениям, которые считал еретическими. Неясно, было ли обвинение выдвинуто язычником или раскольником из числа христиан, стремившимся погубить его. Во всяком случае, по той или иной причине Игнатия арестовали, судили и приговорили к смертной казни в Риме.

По дороге в Рим Игнатий и сопровождавшие его стражники проходили по Малой Азии. Увидеться с ним хотели многие христиане. Игнатий мог встречаться и говорить с ними. У него был даже личный христианский секретарь, записывавший под его диктовку письма. Из этого явствует, что повальных гонений в то время в Римской империи не было и что наказывали только тех, кто представал перед судом. Именно поэтому Игнатий мог принимать посетителей, виновных явно в том же самом "преступлении", за которое был осужден он сам.

Итогом этих встреч и стали семь писем Игнатия. Он встретился с епископом, двумя пресвитерами и диаконом Магнезийской церкви. Из Траллы к нему пришел епископ Полибий. Ефес послал делегацию во главе с епископом Онисимом - вполне возможно, тем же человеком, о котором Павел писал Филимону. Всем этим церквам Игнатий отправил письма из Смирны. Затем в Троаде он написал остальные письма: одно - церкви в Смирне, другое - епископу Поликарпу и еще одно - церкви в Филадельфии, Но самое содержательное письмо, помогающее нам понять сущность гонений и мученичества во II веке, - то, которое Игнатий написал из Смирны Римской церкви.

Игнатий каким-то образом узнал, что христиане в Риме ищут возможность спасти его от смертной казни. К этому он отнесся без энтузиазма. Он был готов скрепить свое свидетельство кровью, и любые попытки римских христиан спасти его помешали бы достижению этой цели. Поэтому он написал им:

Меня беспокоят ваши добрые намерения, которые могут повредить мне. Возможно, вам удастся осуществить ваш план. Но если вы оставите мою просьбу без внимания, мне будет очень трудно приблизиться к Богу.

По словам Игнатия, он хотел пройти через те же страдания, что и его Бог, то есть Иисус Христос. Готовясь совершить последнюю жертву, Игнатий верил, что именно сейчас он становится учеником, и поэтому он просил римских христиан молиться не за его освобождение, а за то, чтобы у него хватило сил выдержать любые испытания: "чтобы я смог не только называться христианином, но и вести себя как христианин... Моя любовь пригвождается к древу... Я уже чувствую не вкус тленной пищи... но вкус Божьего хлеба, который есть Тело Иисуса Христа... я хочу пить Его кровь, которая есть вечный напиток... Благодаря страданиям я буду свободным в Иисусе Христе и вместе с Ним воскресну в свободе... Я есть Божье пшеничное зерно, которое будет перемолото зубами хищных зверей, чтобы стать чистым хлебом Христовым". Игнатий так мужественно ведет себя перед лицом смерти, потому что благодаря ей он станет свидетелем:

Если вы будете молчать обо мне, я стану словом Божьим. Но если вы позволите себе поддаться чувству любви к моей плоти, я останусь просто человеческим голосом⁶.

Вскоре после этого епископ Смирны Поликарп написал христианам в Филиппах, интересуясь судьбой Игнатия. Ответ филиппийцев не сохранился, но, по всей вероятности, Игнатий, как он и ожидал, умер по приезде в Рим.

Мученичество Поликарпа

О мученичестве Игнатия известно очень мало, однако гораздо больше сведений сохранилось о смерти его молодого друга Поликарпа, чье время пришло почти полвека спустя. Шел 155 год, по-прежнему проводилась политическая линия, о которой Траян писал Плинию. Специально розыском христиан не занимались, но когда им предъявлялось обвинение и они отказывались поклоняться богам, их наказывали.

О событиях в Смирне нам известно от автора, который утверждает, что был их свидетелем. Дело началось с того, что перед властями предстала группа христиан, которые все до одного отказались поклоняться богам. Несмотря на жесточайшие пытки, они оставались твердыми в вере - как говорится в рассказе, "полагаясь на Христа, они не обращали внимания на мирские боли". Когда перед судом предстал пожилой христианин по имени Германик, ему сказали, что ввиду его преклонного возраста он должен отречься, чтобы избежать пыток и мучительной смерти. На это он отвечал, что у него нет больше желания жить в мире, в котором вершатся такие неправедные дела. И чтобы доказать, что его слова - не пустой звук, он сам попросил привести хищников, чтобы они растерзали его. Этот мужественный поступок вызвал еще больший гнев толпы, раздались возгласы: "Смерть безбожникам!" (то есть тем, у кого нет видимых богов) и "Приведите Поликарпа!".

Узнав, что его разыскивают, старый епископ последовал совету своей паствы и несколько дней скрывался. Потом он сменил убежище, но все равно был обнаружен. Поликарп решил, что его арест - воля Божья: он не стал больше скрываться и спокойно ждал, когда за ним придут.

Председательствовавший на суде проконсул увещевал его, настоятельно советовал подумать о своем почтенном возрасте и вознести хвалу императору. Когда Поликарп отказался, судья приказал ему крикнуть: "Долой безбожников!" И Поликарп, показав на окружавшую его толпу, сказал: "Да. Долой безбожников!" Судья продолжал настаивать и обещал, что если он даст клятву именем императора и проклянет Христа, то получит свободу. Но Поликарп ответил: "Я служу Ему восемьдесят шесть лет, и за эти годы Он не сделал мне ничего плохого. Как я могу проклинать спасшего меня Царя?"

Диалог продолжался. Когда судья пригрозил сжечь его заживо, Поликарп ответил, что огонь, зажженный судьей, будет гореть лишь мгновение, а вечная жизнь не кончается никогда. Наконец, когда его привязали к столбу, чтобы сжечь на костре, он устремил взгляд вверх и вознес молитву: "Владыко Боже... благодарю, что Ты счел меня достойным этого мгновения, чтобы я смог вместе с другими Твоими мучениками разделить чашу Христову... За это... я благословляю и прославляю Тебя. Аминь"⁷.

Много лет назад Игнатий Антиохийский наставлял молодого епископа Поликарпа достойно исполнять епископские обязанности и быть твердым в вере. Теперь Поликарп подтвердил, что он внял каждому слову своего учителя и достойно последовал его примеру.

В этом рассказе есть одна важная деталь - когда Поликарп узнал, что его разыскивают, он скрывался и прятался. Упоминается в нем и о том, что некий Квинт, сам предложивший себя на мученичество, в последний момент проявил слабость и отказался от веры. Эти подробности имели важное значение для тех первых христиан, которые считали, что человек не сам избирает себя на мученическую смерть - его избирает Бог. Избранные укреплялись Христом, страдавшим вместе с ними, и поэтому могли переносить испытания. Их стойкость исходила не от них самих, а от Бога. Те же, кто проявляли поспешность и сами обрекали себя на мученичество ("добровольцы"), были лжемучениками, и Христос оставлял их.

Но не все христиане соглашались с автором "Мученичества Поликарпа", и добровольные мученики известны в течение всего периода гонений. Действия тех из них, кто сохранял стойкость до конца, у многих встречали одобрение. Это подтверждает другой документ той эпохи - "Апология" Юстина Мученика, где рассказывается, что во время суда над неким христианином два человека выступили в его защиту, и все трое стали мучениками. Излагая эту историю, Юстин и мысли не допускает, что мученичество Двух "добровольцев" исполнено меньшей духовной силы, нежели мученичество человека, которого привлекли к суду.

Гонения при Марке Аврелии

Марк Аврелий, ставший императором в 161 году по Р.Х., был одним из самых просвещенных умов своего времени. В отличие от Нерона и Домициана, он не был властолюбив и тщеславен. Человек утонченный, он оставил после себя сборник "Размышлений", которые писал для себя и которые признаны литературным шедевром своего времени. Марк Аврелий рассказывает о том, на каких идеалах он пытался строить управление обширной империей:

С мужеской, с римской твердостью помышляй всякий час, чтобы делать то, что в руках у тебя, с надежной и ненарочитой значительностью, приветливо, благородно, справедливо, доставив себе досуг от всех прочих представлений. А доставишь, если станешь делать всякое дело будто последнее в жизни, удалившись от всего случайного и не отвращаясь под влиянием страсти от решающего разума, вдали от притворства, себялюбия, неприятия сопутствующих решений судьбы⁸.

Казалось бы, при таком императоре для христиан должен был наступить период относительного спокойствия. Но, исповедуя столь возвышенные идеалы управления, тот же самый император отдавал приказы о гонениях против христиан. В единственном месте "Размышлений", где упоминается о христианстве, император восхваляет души, которые не цепляются за жизнь, когда приходит время, а готовы расстаться со своими телами, и затем пишет, что такое отношение достойно похвалы только в том случае, если оно определяется разумом, а не "упрямством, как у христиан". Более того, этот просвещенный император, как дитя своего времени, был суеверным человеком. Он постоянно обращался за советом к провидцам и перед принятием любого важного решения совершал жертвоприношения. В первые годы его правления казалось, что вторжениям, потопам, эпидемиям и другим напастям не будет конца. Вскоре бедам нашлось объяснение - во всем виноваты христиане, именно они навлекают на империю гнев богов. Нельзя с полной уверенностью утверждать, что император мыслил именно так, но, как бы там ни было, он всецело поддерживал гонения и способствовал возрождению старой религии. Возможно, как и Плиний, самым большим недостатком христиан он считал их упрямство.

В одном из самых поучительных документов того времени рассказывается о мученичестве вдовы Фелиции и семи ее сыновей. Фелиция была одной из посвященных вдов, то есть женщиной, посвящавшей все свое время работе в церкви, которая в свою очередь поддерживала ее материально. Ее работа вызывала недовольство языческих жрецов, которые решили положить этому конец, выдвинув против нее обвинение перед властями. Префект пытался убедить ее отказаться от веры сначала с помощью обещаний, затем - угроз, но она ответила, что он напрасно теряет время: "Пока я живу, я буду поражать вас, а если вы убьете меня, моя смерть станет для вас еще более сильным поражением". Затем он попытался убедить ее сыновей. Но она помогла им сохранить стойкость, и ни один из них не отступил перед страшными и жестокими угрозами. В конечном счете протокол следствия был отправлен Марку Аврелию, и тот приказал казнить их в разных частях города - вероятно, для умиротворения разных богов.

Другим мучеником этих гонений стал Юстин, лучший, пожалуй, христианский богослов того времени, открывший в Риме школу, в которой преподавалось то, что он называл "истинной философией", то есть христианское вероучение. В публичном диспуте он одержал верх над известным языческим философом, и, по некоторым сведениям, именно этот философ выдвинул против него обвинение. Как бы там ни было, Юстин умер мученической смертью в Риме, хотя одеяния" о его мученичестве появились гораздо позднее и содержащиеся в них детали нельзя считать вполне достоверными.

Еще кое-что об этих гонениях мы узнаем из письма, отправленного церквами Лиона и Вьенны в Галлии братьям-христианам во Фригии и Малой Азии. Похоже, что в этих городах христианам сначала всего лишь запрещалось посещать общественные места. Но затем толпы людей начали преследовать их на улицах, выкрикивая угрозы и забрасывая камнями. В конце концов нескольких христиан арестовали и привели к наместнику для суда. Там из толпы вышел некий Ветий Эпагат, заявивший, что он хочет защищать христиан. На вопрос, принадлежит ли он сам к их числу, он ответил утвердительно и был включен в группу обвиняемых.

В письме говорится, что гонения грянули неожиданно, "как гром среди ясного неба", поэтому многие не были к ним готовы. Некоторые христиане проявили слабость и "покинули лоно церкви, как выкидыши".

Остальные, однако, держались стойко, что вызывало еще больший гнев наместника и толпы. Их начали пытать. Некий Санкт под пытками отвечал лишь: "Я - христианин". Его продолжали пытать, но ничего кроме этих слов так и не услышали. Вдохновленные этим и другими свидетельствами мужества, некоторые из тех, кто отрекся, вернулись к вере и приняли мученическую смерть. В письме точно не сообщается, сколько христиан погибло, говорится лишь, что в месте их заточения была такая давка, что мученики умирали от удушья, прежде чем палачи успевали прийти за ними.

Это - только несколько примеров того, что происходило при царствовании просвещенного Марка Аврелия. Сохранились и другие рассказы о мученичестве. Мы вправе предположить, что в дошедших до нас документах описывается лишь малая доля того, что вершилось не только в Риме, но и во всей империи.

Конец II века

Марк Аврелий умер в 180 году по Р.Х., и сменил его Коммод, начавший совместное правление с ним за восемь лет до его смерти. Хотя Коммод и не издавал никаких эдиктов, отменявших гонения, во время его царствования буря стихла и число мучеников было относительно небольшим. После смерти Коммода наступил период гражданской войны, и на христиан не обращали внимания из-за более насущных вопросов. Наконец, в 193 году по Р.Х. властителем империи стал Септимий Север. Первое время жизнь христиан под его управлением была спокойной. Но в конечном счете и его имя пополнило растущий список гонителей церкви. Происходило это уже в начале III века, поэтому к Септимию Северу мы вернемся ниже.

Подведем итоги. На протяжении всего II века положение христиан оставалось шатким и опасным. Гонения свирепствовали не беспрерывно. Временами в одних частях империи христиан преследовали, но зато не трогали в других. Поскольку в соответствии с общей линией, обозначенной Траяном, христиан специально не искали, но принуждали отрекаться или наказывали, когда они представали перед властями, важную роль играла добрая воля окружавших их людей. Если они верили дурным слухам на их счет, выдвигались обвинения и начинались гонения. Поэтому очень важно было показать необоснованность этих слухов и дать язычникам правильное и благоприятное представление о христианстве. В этом и заключалась задача апологетов, к деятельности которых мы сейчас обратимся.

Защита веры

Мы не пытаемся к вам подольститься... мы только просим, чтобы суд ваш не был неправым и скоропалительным.

ЮСТИН МУЧЕНИК

Во II веке, как и в III, систематических гонений на христиан не было. Христианство считалось незаконной религией, но власти не занимались специальным розыском последователей новой веры. Размах гонений и число мучеников за веру зависели от местных условий, в частности, от доброй воли окружавших христиан людей. Если кто-то хотел причинить христианину вред, ему надо было всего лишь выдвинуть против него обвинение. Именно так произошло с Юстином, обвинение против которого представил, по всей видимости, его соперник Кресцентий. В других случаях, как, например, в Лионе и Вьенне, обвинителем выступала подстрекаемая всевозможными слухами толпа, требовавшая ареста и наказания христиан.

При таком положении дел христианам настоятельно требовалось опровергать распространявшиеся слухи и ложные представления об их верованиях и обычаях. И пусть их доводы полностью не убеждали людей в истинности христианства, все равно, развенчивая ложные слухи, они достигали определенного результата. Именно в этом заключалась задача наиболее талантливых христианских мыслителей и авторов - "апологетов", то есть защитников. Некоторые из их аргументов сохраняли силу и значение в течение многих веков.

Низменные слухи и высокая критика

Многие слухи, которые апологетам предстояло опровергнуть, основывались на неверном истолковании христианского учения и христианских обрядов. Например, раз в неделю христиане собирались на "вечерю любви". Допускались на нее только посвященные, то есть крещеные. Кроме того, христиане называли друг друга "братьями" и "сестрами", и так же зачастую обращались друг к другу супруги. На этом основании воспаленное воображение рисовало картину оргий, на которых столы ломились и вино лилось рекой, а затем тушили светильники и христиане предавались разврату и даже кровосмесительным связям.

Обряд причащения тоже давал пищу слухам. Христиане утверждали, что они едят тело и пьют кровь Христа, и вдобавок говорили о Нем как о Младенце, из чего делали вывод, что во время обряда посвящения христиане прячут в каравае новорожденного, а затем заставляют новообращенного резать этот хлеб. После этого все едят теплую плоть младенца. Тем самым новообращенный, сам того не ведая, становился главным участником преступления и поэтому был вынужден молчать.

Утверждали даже, что христиане поклоняются ослу. Раньше подобные вещи говорили об иудаизме, а теперь и применительно к христианству, сделав его объектом насмешек.

Опровергнуть все эти нелепые представления о христианстве не составляло большого труда - достаточно было показать, что христианские принципы несовместимы с подобными дикими фантазиями.

Гораздо труднее было противостоять критике ученых язычников, взявших на себя труд проштудировать христианское учение и признавших его интеллектуально несостоятельным. Их критика шла по многим направлениям, но главный ее пункт состоял в следующем: христиане - невежественные люди, а их учение, хотя оно и претендует на мудрость, по сути своей глупо и внутренне противоречиво. Такого мнения в основном придерживалась образованная аристократия, в глазах которой христиане были презренной чернью.

Во время правления Марка Аврелия один из таких ученых мужей по имени Цельс написал антихристианский трактат под названием "Истинное слово". В нем он выразил не только собственные взгляды, но и мнение многих мудрых и образованных людей, мысливших так же.

Во многих домах мы видим людей, занимающихся вязанием, ткачеством или починкой обуви, то есть людей наименее культурных и наиболее невежественных. В присутствии хозяина они не смеют сказать ни слова. Но когда они остаются наедине с детьми или с такими же, как и они, невежественными женщинами, они начинают говорить удивительные вещи... Если вы действительно хотите познать истину, оставьте своих учителей и своего отца и идите с женщинами и детьми в женские кварталы, в сапожные мастерские, в сыромятни, и там вы узнаете, что такое совершенная жизнь. Именно там христиане находят тех, кто им верит⁹.

Примерно тогда же полемическое сочинение против христианства, которое, к сожалению, не сохранилось, написал Корнелий Фронтон. Но, возможно, христианский автор Минуций Феликс цитирует именно его труд, приводя следующие строки:

Если в вас сохранилась хоть чуточка мудрости или стыда, прекратите искать небесные сферы, цели и тайны мироздания. Достаточно посмотреть на то, где вы находитесь. Это особенно относится к таким людям, как вы, - необразованным, бескультурным, грубым и невежественным¹⁰.

Итак, враждебное отношение к христианству со стороны многих ученых язычников объяснялось не просто их интеллектуальной предубежденностью, но и глубоко укоренившимися социальными предрассудками. Культурные и образованные люди не могли представить себе, что христианская чернь может знать какую-то неизвестную им истину. Их главный довод заключался в том, что христианство - варварская религия, черпающая вдохновение не в мире греков или римлян, а у иудеев - примитивного народа, самые лучшие учителя которого никогда не поднимались до уровня греческих философов. Если в иудейском Писании и есть что-то полезное, говорили они, так только то, что заимствовано у греков.

Утверждали также, что Бог иудеев и христиан просто смешон. Они говорят, что Бог всемогущ, что Он выше всего на свете. Но, с другой стороны, Бога они изображают существом, вынужденным постоянно вмешиваться в людские дела, прислушиваться к тому, что говорится в семьях, и контролировать даже то, что готовят на кухне. Все это - совершенный абсурд и полно противоречий.

Во всяком случае, поклонение такому Богу разрушало структуру общества, поскольку приверженцы этой религии отказывались участвовать в большинстве общественных начинаний под предлогом того, что для них такого рода участие равнозначно поклонению лжебогам. Но если это действительно лжебоги, почему их надо бояться? Почему бы не поклоняться им вместе с другими здравомыслящими людьми, даже если ты в этих богов не веришь? Истина состоит в том, что христиане, хотя они и считали их лжебогами, по-прежнему их боялись.

Что касается Иисуса, достаточно вспомнить, что Он был преступником, приговоренным к смертной казни римскими властями. Цельс утверждал даже, что Иисус был незаконнорожденным сыном Марии от какого-то римского воина. Если Он действительно был Сыном Божьим, почему Он позволил Себя распять? Почему Он не уничтожил всех Своих врагов? А на случай, если бы христиане смогли ответить на эти вопросы, у Цельса были в запасе и другие:

С какой целью приходил Бог на землю? Для того ли, чтобы просто увидеть, что твориться среди людей? Разве Он и так не всеведущ? Или, может быть, Он все знает, но ничего не способен сделать со злом, покуда Сам не вмешается?¹¹

Кроме того, христиане проповедуют и истинно верят, что они воскреснут после смерти. Именно эта вера и дает им такое необычайное упрямство перед лицом смерти. Но какой смысл уходить из жизни, которая вполне реальна, ради кого-то, в чьем существовании никакой уверенности нет. А христианское учение о конечном воскресении и вовсе полный абсурд. Что произойдет с теми, чьи тела разрушены огнем, съедены хищниками или рыбами? Придется ли Богу отыскивать в мире то, что осталось от всех тел? Что Он будет делать с частицами материи, принадлежавшими разным телам? Возвращать их изначальному владельцу? Использовать в возрожденных телах владельцев последующих?

От подобной аргументации нельзя было просто отмахнуться. Она требовала четкого опровержения. В этом и заключалась задача апологетов.

Главные апологеты

Наиболее значительные труды апологетов II века и их преемников представляли собой попытку ответить на эти сложные вопросы - попытку, возобновлявшуюся и долгие годы спустя. Но на данном этапе нам достаточно рассмотреть деятельность апологетов II и начала III века.

Самое раннее из сохранившихся апологетических произведений адресовано "К Диогнету" и написано неизвестным автором, по-видимому неким Квадратом, о котором упоминают ранние историки и который жил в начале II века. Затем следует недавно найденная апология, написанная не позднее 138 года по Р.Х. Аристидом. Но самым известным из ранних апологетов был Юстин, о мученичестве которого шла речь в предыдущей главе. Свою жизнь Юстин провел в долгом духовном паломничестве, переходя от одной школы к другой, пока не нашел в христианстве то, что он назвал "истинной философией". Сохранились три его работы: две апологии, которые, по сути, являются частями одной книги, и "Разговор с Трифоном иудеем" - иудейским раввином. Ученик Юстина Татиан написал "Обращение к грекам", и примерно в то же время Афинагор составил "Прошение о христианах" и философское рассуждение "О воскресении из мертвых". Позднее в том же веке антиохийский епископ Феофил написал "Три книги к Автолику", где рассматривались вопросы учения о Боге, истолкования Писания и христианской жизни. Все эти апологии II века написаны на греческом языке, как и "Против Цельса" Оригена в III веке.

Самые ранние апологии на латинском языке - "Октавий" Минуция Феликса и "Апология" Тертуллиана. Ученые до сих пор не могут прийти к единому мнению относительно того, какая из этих апологий написана первой, ясно только, что более поздняя содержит заимствования из более ранней.

Читая все эти апологии, историки могут составить представление об основных возражениях язычников против христианства и об ответе на них, полученном от образованных членов Церкви, а также об эволюции христианского богословия в полемике с языческими нападками.

Христианская вера и языческая культура

Обвинения в бескультурье и варварстве вынуждали христиан занять определенную позицию в вопросе о взаимосвязи их веры с языческой культурой. Все христиане были едины во мнении о недопустимости поклонения богам и всего, что с таким поклонением связано. Именно поэтому они не принимали участия во многих публичных акциях, в ходе которых богам делались жертвоприношения и давались клятвы. Все это, наряду с пацифистскими убеждениями, приводило многих христиан к выводу, что они не должны служить в армии, поскольку военные обязаны были поклоняться императору и богам. Равным образом, многие христиане выступали против изучения классической литературы, в которой боги играют важную роль и совершают разного рода аморальные деяния. Быть христианином значит преданно поклоняться единственному Богу и только Ему, и тот, кто как-либо уклонялся от этого, тем самым отвергал Иисуса Христа, Который в день Страшного суда, в свою очередь, должен был неминуемо отвергнуть отступника.

Все единодушно отвергали идолопоклонство, но в вопросе о том, как христиане должны относиться к классической языческой культуре, единое мнение было не у всех. Сочинения и мысли таких философов, как Платон, Аристотель и стоики, мудростью которых многие восхищаются до сих пор, - часть языческой культуры. И отвергнуть все это для христиан означало бы перечеркнуть высочайшие достижения человеческого ума. С другой стороны, признать эти сочинения было бы уступкой язычеству и открывало бы путь для идолопоклонства в церкви.

Поэтому в христианстве в отношении к классической культуре возникло два направления. Для одних христианская вера и языческая культура были несовместимыми вещами. Типичный выразитель таких взглядов был Тертуллиан, сформировавший свою позицию в знаменитом высказывании: "Что общего между Афинами и Иерусалимом? Что общего у Академии и Церкви?"¹² Написать эти строки его побудила уверенность в том, что возникновение многих тогдашних ересей было связано с попытками согласовать языческую философию с христианским вероучением.

Но не говоря даже о возможных ересях, были люди, гордившиеся "варварскими" истоками христианства и противопоставлявшие их классической культуре и философии. Один из них - Татиан, известный ученик Юс-тина Мученика, который в своем "Обращении к грекам" подверг неумолимой критике все те ценности, которые греки считали незыблемыми, и выступил в защиту "варварского" христианства. "Варварами" греки называли всех, кто говорил на другом наречии, и в связи с этим Татиан указал, что у них самих нет согласия относительно правильного греческого языка, ибо в разных областях на нем говорят по-разному. Кроме того, утверждал Татиан, люди, заявляющие, что их язык представляет собой величайшее из человеческих творений, придумали также риторику, то есть искусство продавать слова тому, кто дает наивысшую цену, и таким образом отстаивать неправду и несправедливость.

По словам Татиана, все, что только есть у греков ценного, они заимствовали у варваров: астрономии они научились у вавилонян, геометрии - у египтян, письму - у финикийцев. То же относится к философии и религии, ибо писания Моисея относятся к более глубокой древности, чем сочинения Платона и даже Гомера. Следовательно, взаимосвязь культуры, называемой греческой, с "варварской" религией иудеев и христиан выражается в том, что греки научились мудрости у варваров. Что еще хуже, греки неправильно понимают мудрость "варваров" и искажают истину, известную иудеям. Таким образом, так называемая мудрость греков - просто-напросто бледное подобие или карикатурное отображение истины, которую знал Моисей и которую проповедуют христиане.

Если Татиан так отзывается о лучших образцах классической культуры, можно себе представить, что он говорит о языческих богах. Гомер и другие греческие поэты рассказывают об их позорных делах, таких как прелюбодеяние, кровосмесительные связи и детоубийство. Как можно поклоняться таким богам, которые ниже нас самих? Наконец, говорит Татиан, не надо забывать, что многие статуи, которым поклоняются язычники, по сути, изображают блудниц, послуживших скульпторам моделями. Таким образом, те самые язычники, которые утверждают, что христиане принадлежат к низшим социальным слоям, фактически поклоняются людям из низших классов.

Но так рассуждали далеко не все христиане. Юстин, став христианином, не перестал быть философом, а просто взял на себя задачу разработать "христианскую философию"; и прежде всего он намеревался показать и объяснить связь между христианством и классической мудростью. Поэтому он не разделял неприязни Татиана к философии. Но это не означает, что он шел на компромиссы в вопросах веры или что у него не было твердых убеждений, ибо когда пришло его время выступить за веру, он дрогнул и стал известен как Юстин Мученик.

Юстин утверждал, что между христианством и языческой философией много точек соприкосновения. Лучшие среди философов, например, говорят о высшем существе, которому обязано своим существованием все остальное. Сократ и Платон допускали жизнь после физической смерти, а Сократ доказал силу этого заявления тем, как он умер. Платон знал, что за пределами видимого мира существует иная реальность, и рассуждал о другом, вечно реальном мире. По мнению Юстина, во всех этих вопросах философы по существу правы, хотя он и не всегда соглашался с конкретными положениями их учений - так, христианская надежда основывается не на бессмертии души, а скорее на воскресении тела. Но несмотря на эти различия, Юстин полагал, что в работах философов есть проблески истины, которые невозможно объяснить просто случайным совпадением.

Чем же тогда объясняются эти отдельные согласия между философами и христианством? Ответ, полагал Юстин, надо искать в учении о Логосе. Это греческое слово означает одновременно "слово" и "разум". Согласно традиционным представлениям греческой философии, человеческий ум способен понимать реальность благодаря Логосу или всеохватывающему разуму, пронизывающему всю реальность. Например, усвоить, что два плюс два равно четырем, мы можем благодаря тому, что как в нашем сознании, так и во всем мире есть Логос, разум или порядок, согласно которому два плюс два всегда равняется четырем. И, как сказано в четвертом евангелии, в Иисусе Логос, или Слово, стал плотью. Таким образом, по мысли Юстина, воплощение означает пришествие во плоти Логоса, или Божьего Слова.

Согласно четвертому евангелию, Логос - это "Свет истинный, просвещающий всякого человека". Это означает, что Он был источником всякого истинного знания еще до воплощения. Павел сказал (1 Кор. 10:1-4), что древняя иудейская вера основывалась именно на Христе, раскрывшем Себя еще до воплощения. К этому Юстин добавляет, что тот же Логос был известен и язычникам, хотя они смутно представляли, что это такое. Все истинное в сочинениях Платона получено им от Божьего Логоса, того Логоса, Который воплотился в Иисусе. Следовательно, в определенном смысле Сократ, Платон и другие мудрецы древности "были христианами", поскольку их мудрость исходила от Христа. Но это не означает, что воплощения и не требовалось, - ведь эти философы знали Логоса "частично", а увидевшие Его в воплощенном Христе познали Его "полностью".

Таким образом, Юстин подготовил почву для того, чтобы христианство восприняло все ценное, что можно найти в классической культуре, несмотря на ее языческий характер. Следуя его примеру, вскоре и другие христиане начали пытаться "наводить мосты" между своей верой и античной культурой. Их деятельность и сопряженные с нею опасности мы рассмотрим в других главах нашего повествования.

Аргументы апологетов

Учение о Логосе в трактовке Юстина создало своего рода исходную канву, в рамках которой христиане могли черпать все, что хотели, из богатых залежей классической культуры. По-прежнему, однако, сохранялась необходимость опровергать разного рода обвинения, выдвигавшиеся против христианства. Перечислить все приводившиеся доказательства мы, конечно, не сможем, но некоторые примеры могут дать общее представление о характере использовавшейся апологетами аргументации.

Когда христиан обвиняли в атеизме на основании того, что у них нет видимых богов, они отвечали, что величайшие философы и поэты, в таком случае, тоже были безбожниками. В подкрепление достаточно процитировать авторов древности, утверждавших, что богов придумали люди и что у богов гораздо больше пороков, чем у тех, кто им поклоняется. По словам Аристида, богов как раз и придумали для оправдания человеческих пороков. Распространенным доводом было также утверждение, что идолов, часто сделанных из золота и украшенных драгоценными камнями, необходимо охранять от воров. Как может защитить бог, который сам нуждается в защите? Как может быть выше людей бог, сделанный человеческими руками?

В ответ на возражения, выдвигавшиеся против учения о конечном воскресении, апологеты ссылались на Божье всемогущество. Коль скоро Бог создал все тела из ничего, почему Он не может сотворить их заново после их смерти и рассеяния?

На обвинения христиан в аморальности апологеты отвечали, что это неправда и что аморальным поведением отличаются как раз язычники. Как можно верить, что наше богослужение сопровождается оргиями и кровосмесительными связями, если правила нашего поведения таковы, что не допускают даже порочных мыслей? Такие вещи о своих богах рассказывают как раз язычники и сами занимаются ими под видом богослужения. Как можно верить, что мы едим младенцев, если мы отвергаем кровопролитие в любой форме? Это язычники оставляют нежеланных детей на произвол судьбы, позволяя им умирать от холода и голода.

Наконец, христиан обвиняли в подрывной деятельности, поскольку они отказывались поклоняться императору и тем самым разрушали единство общества. Апологеты отвечали, что они действительно отказываются поклоняться императору или любому другому человеку, но, несмотря на это, остаются лояльными подданными империи. Императору надо не поклоняться, а служить, говорили они; и лучше всего ему служат те, кто молится за него и за империю единственному истинному Богу.

В заключение отметим, что сочинения апологетов свидетельствуют о сложности условий, в которых жили ранние христиане. Отвергая язычество, они вместе схем вынуждены были считаться с тем, что именно язычество создало высокую культуру. Не отрицая, что в трудах философов заключена доля истины, они в то же время настаивали на превосходстве христианского откровения. Отказываясь поклоняться императору и даже подвергаясь гонениям со стороны властей, они продолжали молиться за императора и восхищались величием Римской империи. Эти противоречия прекрасно выражены в обращении "К Диогнету":

По национальности, языку и обычаям христиане не отличаются от других людей... Они живут в своих странах, но как пришельцы. Они исполняют все гражданские обязанности, но страдают как иноземцы. Они находят родину там, где живут, но их родина не относится к какому-то одному определенному месту... Они живут во плоти, но не по плоти. Они живут на земле, но как граждане неба. Они подчиняются всем законам, но живут на более высоком уровне по сравнению с требованиями закона. Они любят всех, но их все преследуют¹³.

Основание веры

Ошибка никогда не предстает в обнаженном виде, дабы не быть раскрытой. Наоборот, она облачается в элегантные одежды, чтобы опрометчивый человек верил, что она заслуживает большего доверия, чем сама истина.

ИРИНЕЙ ЛИОНСКИЙ

Обращенные приходили в раннюю церковь из самых разных слоев общества. Такое социальное разнообразие обогащало церковь и свидетельствовало о всеобъемлющем характере ее послания. Нов результате члены церкви неодинаково понимали послание, а иногда истолковывали его так, что это угрожало единству церкви. Еще больше усиливал обозначенную опасность тогдашний синкретизм мышления, согласно которому истину надо искать не в какой-то одной системе верований, а в соединении или синтезе частей и элементов различных религий. В итоге, хотя многие заявляли о верности имени Христа, это имя нередко истолковывалось так, что суть послания казалась неясной или даже ускользала.

Гностицизм

Ни одно из этих разнообразных истолкований христианства не было столь опасным и столь близким к успеху, как гностицизм. Он являл собой не четко организованное движение, противостоящее церкви, а скорее обширное аморфное течение, имевшее приверженцев как внутри церкви, так и за ее пределами. Имя Христа и остальные понятия иудейско-христианского предания гностиками истолковывались таким образом, что иудеями и христианами это воспринималось как отрицание основополагающих принципов их веры.

Название "гностицизм" происходит от греческого слова gnosis, означающее "знание". Гностики полагали, что они обладают особым мистическим знанием, которое дается только посвященным. Именно это знание представляет собой тайный ключ к спасению.

Основным объектом внимания гностиков был вопрос о спасении. Сведения, почерпнутые из разных источников, привели их к выводу, что материя есть зло или, в лучшем случае, лишена реальности. Человеческое существо, по сути, представляет собой вечный дух (или часть вечного духа), заключенный в тело. Коль скоро тело есть место заключения духа и коль скоро оно уводит нас от нашей подлинной природы, оно порочно. Поэтому конечную цель гностики видели в освобождении от тела и от материального мира, в плену которого мы находимся. Понятие плена играет в гностицизме важнейшую роль. Существующий мир - не подлинный наш дом, он, по сути, препятствует спасению духа.

Как же объясняется происхождение мира и тела? Гностики утверждали, что изначально вся реальность была духовной. Высшее существо намеревалось создать только духовный мир, но не материальный. Для этого были сотворены духовные существа. У гностиков не было согласия относительно их точного числа, по мнению некоторых из них, появилось 365 таких духовных существ, или "эонов". Как бы там ни было, один из этих эонов, отдалившийся от высшего существа, совершил прегрешение и сотворил материальный Мир. Согласно одной из гностических систем, зон по имени Мудрость пожелал создать что-нибудь собственное, и в результате появился уродец под названием мир. Таким образом, мир для гностиков - уродливая эманация духа, а не божественное творение.

Но коль скоро мир создан духовным существом, в нем сохраняются "проблески" или "частицы" духа. Они заточены в человеческих телах и нуждаются в освобождении через gnosis.

Для их освобождения и для пробуждения нас от "сна" в мир должен прийти духовный посланец. Дух "дремлет" в наших телах, будучи подчиненным порывам и страстям тела, и должен прийти кто-то из потустороннего мира, чтобы напомнить нам, кто мы есть на самом деле, и призвать нас к борьбе за выход из заточения. Этот посланец несет gnosis, тайное знание и вдохновение, необходимые для спасения. Над нами располагаются небесные сферы, управляемые злыми силами, стремящимися воспрепятствовать нашему развитию в духовной области. Для достижения духовной "полноты" нам надо прорваться через все эти сферы. Добиться этого можно только благодаря тайному знанию, открывающему путь подобно духовному пропуску. Небесный посланец несет именно это знание, без которого спасение невозможно.

В христианском гностицизме - не следует забывать, что был еще нехристианский гностицизм, - роль этого посланника выполняет Христос. Христос пришел на землю, чтобы напомнить нам о нашем небесном происхождении и дать нам тайное знание, без которого мы не можем вернуться в небесную обитель.

Поскольку Христос - небесный посланник и поскольку тело и материя - зло, большинство христианских гностиков отрицало, что у Христа было тело, подобное нашему. Некоторые из них утверждали, что Его тело было лишь видимостью, как бы тенью, чудесным образом казавшейся реальным телом. Многие проводили различие между небесным Христом и земным Иисусом. Иногда высказывалась мысль, что у Иисуса все-таки было тело, но состоявшее из "духовной материи", отличной от нашей. Многие отрицали факт рождения Иисуса, поскольку это поставило бы Его под власть материального мира. Все эти теории представляли собой различные проявления того, что церковь называла "докетизмом" (от греческого слова, означающего "казаться"), ибо во всех них так или иначе подразумевалось, что тело Иисуса казалось вполне человеческим, но на самом деле таковым не было.

Некоторые гностики учили, что не все человеческие существа обладают духом. Есть чисто плотские создания, неизбежно обреченные на погибель, когда физический мир прекратит существование. С другой стороны, частицы духа, заключенные в тех, кого гностики называли "верующими", будут обязательно спасены и вернутся в духовное царство.

Но как же надо жить в этой жизни?На этот вопрос гностики давали два разных ответа. Большинство считало, что коль скоро тело представляет собой место заточения духа, необходимо управлять телом и его страстями, ослабляя тем самым его власть над духом. Но были и такие, кто утверждал, что коль скоро дух по своей природе благ и не может погибнуть, нам надо предоставить тело себе самому и следовать водительству его страстей. Таким образом, одни гностики были крайними аскетами, а другие вели распутный образ жизни.

Гностицизм был серьезной угрозой для христианства в течение всего II века. Ведущие деятели церкви твердо противостояли ему, ибо видели, что он несет в себе отрицание таких ключевых христианских учений, как творение, воплощение и воскресение. Поэтому церковь разрабатывала методы борьбы с ним. Но прежде чем заняться рассмотрением этих методов, нам надо сделать паузу и обратиться к взглядам другого учителя, чьи теории, сходные с гностическими, но в то же время отличавшиеся от них, считались особенно опасными.

Маркион

Маркион, сын епископа Синопского в Понте, был знаком с христианством с раннего возраста. Но он очень не любил иудаизм и материальный мир. Поэтому его понимание христианства было одновременно антииудаистским и антиматериальным. Примерно в 144 году по Р.Х. он пришел в Рим, где приобрел последователей. Но в конце концов церковь в целом привела к выводу, что его теории противоречат нескольким основополагающим пунктам христианского учения. Тогда он основал собственную церковь, на протяжении ряда веков соперничавшую с ортодоксальной церковью.

Будучи убежденным в порочности мира, Маркион пришел к заключению, что его творец должен быть либо злым, либо невежественным. Но вместо того чтобы выстраивать целый ряд духовных существ, как это делали гностики, Маркион предложил гораздо более простое решение. По его теории, Бог и Отец Иисуса - не Иегова, то есть не Бог Ветхого Завета. Этот мир создал Иегова. Целью же Отца был только духовный мир. Но Иегова, то ли по невежеству, то ли из злых помыслов, создал этот мир и поместил в него человечество - такую мысль можно увидеть и в сочинениях многих гностиков.

Это означает, что иудейское Писание действительно вдохновлено богом, но Иеговой, а не Всевышним Отцом. Иегова - капризный бог, избравший один народ среди всех остальных. Он также отличается мстительностью, постоянно следит за теми, кто проявляет неповиновение, и наказывает их. Короче говоря, Иегова - это бог-судья, причем пристрастный судья.

Кроме Иеговы и намного выше его есть еще Отец христиан. Это не мстительный, а любящий Бог. Этот Бог ничего не требует от нас, более того, Он все дает даром, в том числе и спасение. Этот Бог хочет не повиновения, а любви. Из сострадания к нам, творениям Иеговы, Всевышний Бог послал Своего Сына ради нашего спасения. Но Иисус не был рожден Марией, ибо в таком случае Он стал бы подвластным Иегове. Он просто появился уже взрослым человеком во время правления Тиберия. В конце, естественно, не будет никакого суда, поскольку Всевышний Бог есть Бог абсолютной любви и просто простит нас.

Все это побудило Маркиона отвергнуть иудейское Писание. Ветхий Завет - слово низшего бога, поэтому его не следует читать в церквах или использовать в ходе христианского обучения. Для заполнения этого пробела Маркион составил список книг, которые он считал подлинным христианским Писанием. В него вошли послания Павла, который, по мнению Маркиона, был одним из немногих, кто действительно понял послание Иисуса и Евангелие от Луки. Все остальные древние христианские книги засорены иудейскими взглядами. Что касается многочисленных цитат из Ветхого Завета в книгах Луки и Павла, Маркион объяснял их интерполяциями - делом рук иудействующих, стремившихся исказить послание оригинала.

Маркион представлял собой еще большую угрозу для церкви, чем даже гностики. Как и они, он отвергал или коренным образом пересматривал учения о творении, воплощении и воскресении. Но он пошел дальше, создав церковь со своими епископами и собственным писанием. На какое-то время эта конкурирующая церковь добилась определенных успехов и даже после явного поражения продолжала существовать в течение нескольких веков.

Ответ: канон, символ веры и апостольская преемственность

Список Маркиона стал первой попыткой составить "Новый Завет". Говоря о "Писании", ранние христиане имели в виду иудейское Писание, обычно в переводе на греческий язык и известное под названием Септуагинта. В церкви часто читались также отрывки из одного или нескольких евангелий и из посланий, в частности Павла. Установленного списка не было, поэтому в разных церквах читали разные евангелия. То же самое относилось и к другим книгам. Но брошенный Маркионом вызов требовал ответа, и церковь начала составлять список священных христианских писаний. Это было сделано не на какой-то официальной встрече или специально созванном соборе: к согласию подходили постепенно. К единому мнению относительно основных книг канона Нового Завета пришли очень быстро, но для достижения абсолютного согласия по мелким деталям потребовалось много времени.

Если не считать гностиков и сторонников Маркиона, сомнений о включении иудейского Писания в христианский канон не возникало ни у кого. Оно имело важное значение как доказательство, что Бог готовил путь для наступления христианства, и как способ донесения знания о природе Бога, раскрывшегося в Иисусе Христе. Христианская вера не внезапно снизошла с неба, а стала исполнением надежды Израиля.

В том, что сейчас называют Новым Заветом, общее признание первыми получили евангелия. Важно отметить, что в свой канон ранние христиане решили включить несколько евангелий. Позднее многие начали указывать на расхождения в деталях между четырьмя евангелиями. Ранним христианам эти различия были хорошо известны, и именно поэтому они пользовались не какой-то одной книгой. Они делали это в ответ на вызов Маркиона и гностиков. Многие гностики учили, что небесный посланник доверил тайное знание только одному ученику, и он - единственный, кто может правильно истолковать послание. Поэтому у разных групп гностиков была своя книга, в которой, как утверждалось, излагается истинное учение Иисуса, например, Евангелие святого Фомы. Маркион пользовался Евангелием от Луки, из которого он удалил все ссылки на иудаизм и на иудейское Писание. В ответ на это церковь стремилась показать, что ее учения основываются не на свидетельстве какого-то одного апостола или Евангелия, а на апостольском предании в целом. И то, что евангелия расходятся в деталях, но едины в основных принципиальных вопросах, делает эту согласованность еще более убедительным аргументом. В противовес усеченному Маркионом варианту Евангелия от Луки церковь продемонстрировала согласие в выборе нескольких евангелий - трех, а затем и четырех, поскольку четвертое евангелие получило всеобщее признание позднее других. В противовес тайным преданиям и личностным истолкованиям гностиков церковь пользовалась открытым преданием, известным всем, в том числе - многочисленным свидетелям о Христе.

Вслед за евангелиями признание получили Деяния и послания Павла. Таким образом, к концу II века образовалась основная часть канона: четыре евангелия, Деяния и послания Павла. Что касается более коротких книг, которые в западной традиции помещены ближе к концу Нового Завета, согласие на их счет было достигнуто гораздо позднее, хотя особых споров они не вызывали. Книга Откровение, пользовавшаяся широким признанием уже к III веку, была поставлена под сомнение после обращения Константина - ее выпады в адрес господствующей культуры и империи начали казаться слишком резкими. Только во второй половине IV века было достигнуто полное согласие о том, какие книги следует включить в Новый Завет, а какие - нет.

Другим ответом церкви на ереси стало то, что мы сейчас называем "Апостольским символом веры". Легенда, что апостолы перед началом своей миссии собрались вместе и составили этот символ веры, в который каждый из них внес свой пункт, представляет собой чистой воды выдумку. Истина заключается в том, что изначальный его текст был составлен в Риме примерно в 150 году. Его назвали "символом веры". Слово "символ" в данном контексте не имело того смысла, в каком мы понимаем его сейчас; оно означало скорее отличительный знак, подобный тому, которым командующий снабжает посыльного, чтобы его приняли как подлинного посыльного. Точно так же "символ", составленный в Риме, служил знаком, по которому христиане могли отличать истинных верующих от тех, кто следовал распространенным в то время ересям, в частности гностицизму и маркионизму. Если человек подтверждал свое принятие этого символа, он не был ни гностиком, ни маркионистом.

Этот "символ" использовался при крещении в форме трех вопросов, которые задавали кандидату:

Веришь ли ты в Бога, Всемогущего Отца?

Веришь ли ты во Христа Иисуса, Сына Божьего, Который родился от Святого Духа и Девы Марии, Который был распят при Понтии Пилате, умер и восстал из мертвых на третий день, вознесся на небо, сидит одесную Отца и придет судить живых и мертвых?

Веришь ли ты в Святого Духа, в святую церковь и в воскресение плоти?

Из этих вопросов явствуют две вещи. Во-первых, мы видим в них основу того, что впоследствии будет названо Апостольским символом веры. Во-вторых, этот символ выстраивался вокруг формулы триединства, использовавшейся при крещении. Крещение "во имя Отца, Сына и Святого Духа" было проверкой подлинной веры в Отца, Сына и Святого Духа.

При ближайшем рассмотрении раннего символа веры становится ясно, что он был направлен против Маркиона и гностиков. Прежде всего греческое слово pantokrator, обычно переводимое как "всемогущий", буквально означает "вседержитель". Здесь имеется в виду, что Божьему правлению подчиняется все, и уж во всяком случае - материальный мир. Различие меЖДУ духовной реальностью, которая служит Богу, и материальной реальностью, которая Ему не служит, отвергается. Бог владычествует над "всем", в том числе над этим миром, его материей и живущими в нем материальными телами.

Самый большой раздел символа веры посвящен Сыну. Это объясняется тем, что именно в христологическом вопросе Маркион и гностики больше всего расходились с церковью. Иисус Христос назван в нем "Сыном Божьим". В других ранних вариантах о Нем говорится как о "Сыне Того же" или "Его Сыне", как в современном символе веры. Важное значение имеет здесь утверждение, что Иисус есть Сын Божий, Который управляет этим миром и всей реальностью. Упоминание о рождении "Девой Марией" подчеркивает факт не столько непорочного зачатия, хотя это со всей очевидностью подразумевается, сколько самого рождения Иисуса, а не просто Его появления на земле, как утверждали Маркион и другие. Ссылка на Понтия Пилата сделана не для осуждения римского прокуратора, а для датировки события, произошедшего в конкретный исторический период. Докетизм отвергается и заявлением, что Иисус "был распят... умер и восстал из мертвых". Наконец, утверждается, что Иисус вернется, чтобы "судить", то есть высказывается тезис, который Маркион ни в коем случае не мог принять.

Третья часть символа веры, хотя и не столь определенная, как другие, ввиду того что условия того времени не требовали в этом вопросе особой конкретности, преследует ту же цель. Словами "святая церковь" христиане утверждали авторитет церкви в противовес многочисленным школам гностиков и собственной церкви Маркиона. А заявление о "воскресении плоти" означает отвержение любых представлений о том, что плоть есть зло или что она не имеет никакого значения.

Канон Нового Завета и первый символ веры стали действенными орудиями борьбы против ереси, но в конечном счете вопрос сводился к установлению авторитета церкви. Это было крайне важным не только в силу необходимости для людей делать выбор, кто прав, а кто нет, но и учитывая саму природу поставленных вопросов. Все признавали, что истинное послание исходит от Иисуса. Гностики утверждали, что у них есть тайное знание изначального послания, передававшееся их тайными учителями. Маркион утверждал, что получил доступ к этому знанию через книги Павла и Луки, которые он, правда, очистил от всего, что не согласуется с его взглядами на Ветхий Завет. Отвечая на эти притязания Маркиона и гностиков, церковь заявляла, что именно она является носителем истинного знания о Благой Вести и учения Иисуса. То есть суть спора в определенной мере сводилась к вопросу об авторитете церкви перед лицом домогательств еретиков.

В этом плане чрезвычайно важное значение приобрел вопрос об апостольской преемственности. Суть его просто-напросто заключалась в том, что если бы Иисус обладал каким-то тайным знанием, переданным ученикам, - чего фактически не было, - Он должен был возложить задачу распространения учения на тех же апостолов, которым Он доверил церковь. Если апостолы приняли это учение, они, в свою очередь, должны были передавать его тем, кто сменит их в руководстве церковью. Следовательно, если такое тайное знание существует, им обладают те, кто учился непосредственно у апостолов, затем - преемники этих учеников, то есть епископы. Но истина заключается в том, что сейчас - то есть во II веке - те, кто могут претендовать на прямую апостольскую преемственность, единодушно отрицают существование какого-то тайного учения. Из этого следует вывод, что утверждения гностиков о доверенном им тайном предании абсолютно безосновательны.

Чтобы этот аргумент выглядел весомее, следовало доказать, что епископы того времени действительно были преемниками апостолов. Это не представляло особого труда, поскольку в наиболее древних церквах были списки, свидетельствовавшие об апостольской преемственности их епископов. Такие списки имелись в Риме, Антиохии, Ефесе и в других городах. Современные историки не считают эти списки абсолютно достоверными, поскольку, согласно имеющимся сведениям, некоторые церкви, в том числе и римская, на начальном этапе возглавлялись не "епископами" в смысле единоличных лидеров местной церкви, а коллегиальными группами служителей, которых называли "епископами" или "пресвитерами". Но будь то благодаря епископам или другим иерархам, факт остается фактом: ортодоксальная церковь II века, в отличие от Маркиона и гностиков, могла засвидетельствовать свою связь с апостолами.

Значит ли это, что истинно апостольскими были только те церкви, которые могли засвидетельствовать свою связь с апостолами? Разумеется, нет, поскольку речь шла не столько о доказательстве апостольского происхождения отдельных церквей, сколько об их единстве в одной вере и о том, чтобы совместными усилиями доказать, что эта вера была действительно апостольской. Позднее вопрос об апостольской преемственности приобрел большую значимость, и рукоположение стало считаться имеющим силу только в том случае, если оно произведено епископом, заявляющим о прямой апостольской преемственности. Но на начальном этапе, в конце II века, принцип апостольской преемственности играл объединяющую, а не разъединяющую роль: в противовес закрытому и тайному преданию учителей-гностиков он предлагал открытое и общее предание, основывающееся не на наследии какого-то одного избранного ученика Иисуса, а на свидетельстве всех апостолов.

Раннекафолическая церковь

Слово "кафолический" означает "всеобщий", а также "основывающийся на целом". Дабы отмежеваться от разного рода еретических групп и сект, ранняя церковь начала называть себя "кафолической", подчеркивая тем самым одновременно всеобщность и полноту принятого ею свидетельства. Это церковь, "основывающаяся на целом", то есть на свидетельстве всех апостолов во всей его полноте. Различные гностические группы не могли называться "кафолическими", поскольку у них не было такого широкого основания. Свое апостольское происхождение они выводили из гипотетического тайного предания, якобы переданного одним из апостолов. Но заявлять о правах на все апостольское наследие может только "кафолическая церковь", церковь, "основывающаяся на целом". По иронии судьбы, в результате продолжавшейся веками полемики относительно истинного значения слова "кафолический" в центре внимания оказались личность и авторитет всего одного апостола - Петра.

Учители церкви

Наш учитель есть великий Учитель всякой мудрости, и весь мир, включая Афины и Грецию, принадлежит Ему.

КЛИМЕНТ АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ

Впервые десятилетия существования церкви христиане в большинстве своих писаний обращались к какой-либо определенной проблематике или конкретному вопросу. Это относится, в частности, к посланиям Павла, каждое из которых написано в силу особых обстоятельств и ни в одном из которых Павел не делал попыток рассмотреть христианское учение в целом. Какое-то время такой подход сохранялся и после апостольской эпохи. Каждое из сохранившихся сочинений различных авторов, известных как "апостольские мужи" или "отцы церкви", посвящено вполне конкретным вопросам. Это относится, например, к посланиям Игнатия Антиохийского, о котором мы уже упоминали. Равным образом, написать Послание к коринфянам в конце I века Климента Римского побудили проблемы, сходные с теми, которых Павел уже касался в своих письмах к той же церкви. "Дидахе", или "Учение двенадцати апостолов" - на самом деле написанное не апостолами, а неизвестным христианином, причем время и место написания точно не установлены - представляет собой наставление в христианской жизни и в служении. В "Пастыре" Гермы, написанном братом римского епископа в середине II века, затрагиваются в основном вопросы, связанные с прощением грехов после крещения. Короче говоря, все сочинения так называемых отцов церкви посвящены какому-то одному вопросу, и ни в одном из них не делается попыток изложить христианское учение во всей его полноте. То же самое можно сказать об апологетах, писавших во второй половине II века. Большинство их сочинений связаны с вопросом о гонениях. Никто из них не пытался представить христианское учение в целом.

Однако к концу II века вызов, брошенный Маркионом и гностиками, потребовал иного подхода. Еретики создали собственные вероучительные системы, и церкви в лице ее учителей надо было дать ответ, предложив убедительное и развернутое изложение ортодоксальных верований. Именно в силу широкомасштабности теоретических спекуляций еретиков ответ христианских учителей должен был быть столь же всеобъемлющим. В результате появились первые сочинения, в которых можно найти достаточно полное изложение христианской истины. Такими сочинениями стали труды Иринея, Климента Александрийского, Тертуллиана и Оригена.

Ириней Лионский

Ириней был выходцем из Малой Азии - по-видимому, из Смирны, - где он родился примерно в 130 году по Р.Х. Там он учился у Поликарпа, о мученичестве которого мы рассказывали. Всю свою жизнь Ириней оставался страстным почитателем Поликарпа, и в его сочинениях часто фигурирует "старейшина" - или пресвитер, - имя которого не называется, но которым, по всей видимости, был Поликарп. Затем по неизвестным причинам Ириней перебрался в Лион на юг современной Франции. Там он стал пресвитером и в качестве такового был отправлен в Рим с посланием к епископу этого города. Во время его пребывания в Риме начались гонения в Л ионе и в расположенной неподалеку Вьенне - об этих событиях речь шла в главе 5, - и епископ Фотин погиб. По возвращении в Лион Ириней был избран епископом церкви этого города.

Ириней был прежде всего пастырем. Его не особенно интересовали философские изыскания или попытки решения доселе не разгаданных тайн, а больше привлекало водительство паствы в христианской жизни и вере. Поэтому в своих сочинениях он стремился не достигнуть каких-то теоретических высот, а просто опровергать ересь и наставлять верующих. Сохранились только две его работы: "Доказательство апостольской проповеди " и "Опровержение лжеименного знания", известное также под названием "Против ересей". В первой работе он дает наставления пастве по некоторым вопросам христианского учения. Во второй опровергает учение гностиков. В обеих из них он стремится изложить веру, полученную им от его учителей, не приукрашивая это истолкование собственными рассуждениями. Таким образом, сочинения Иринея представляют собой прекрасное свидетельство о вере церкви в конце II века.

Ириней, относившийся к себе как к пастырю, Бога тоже видел прежде всего Пастырем. Бог - любящее существо, сотворившее мир и человека не по необходимости и не по ошибке, как утверждали гностики, а из желания иметь творение, чтобы любить и вести его, как пастырь любит и ведет свое стадо. С такой точки зрения вся история предстает как процесс, в ходе которого божественный Пастырь ведет творение к конечной цели.

Венец творения - человек, с самого начала созданный как свободное и, следовательно, ответственное существо. Характер этой свободы таков, что позволяет нам все больше соответствовать Божьей воле и природе и тем самым входить во все более тесное общение с Творцом. Но, с другой стороны, изначально человек не был создан полностью совершенным. Бог, как истинный Пастырь, поместил первую человеческую чету в Едемский сад. Они еще не были зрелыми существами и вели себя скорее "как дети". Это означает, что Божья цель заключалась в том, чтобы люди возрастали в общении со Всевышним и в конечном счете превзошли даже ангелов.

Ангелы выше нас лишь временно. Когда Божья цель в отношении человека исполнится, мы станем выше ангелов, ибо наше общение с Богом будет более тесным, чем у них. Роль ангелов сходна с задачей наставника, направляющего первые шаги молодого князя. Наставник временно опекает князя, но в конце концов князь будет властвовать и над наставником.

Человека учат не только ангелы, но и "две руки" Бога: Слово и Святой Дух. Ведомые этими двумя руками, люди должны учиться и возрастать, никогда не теряя из вида необходимость все более тесного общения с Богом. Цель этого процесса заключается в том, что Ириней называет "обожением", - Бог хочет, чтобы в нас постоянно возрастало божественное начало. Но это не значит, что мы должны словно бы раствориться в божественной природе или стать равными Богу. Бог настолько выше нас, что как бы мы ни возрастали в богоподобии, нам все равно надо будет продолжать движение вперед.

Но один из ангелов, сатана, завидовал судьбе, уготованной человеку, и ввел Адама и Еву в грех. В результате грехопадения человек был изгнан из рая и ход его развития нарушился. С этого момента история начала разворачиваться под знаком греха.

Хотя фактический ход истории - результат греха, этого нельзя сказать об истории как таковой. Историческое развитие всегда было частью Божьего замысла. Райская жизнь, описанная в Книге Бытие, была не целью творения, а его началом.

С этой точки зрения воплощение Бога в Иисусе Христе - отнюдь не результат греха. Бог с самого начала хотел быть вместе с человеком. Фактически будущее воплощение Слова следовало модели, установленной Богом, сотворившим человека по Своему образу. Адам и Ева были сотворены такими, чтобы после роста и обучения они могли быть подобными воплощенному Слову. Результатом же греха стало то, что воплощение преследовало еще и дополнительную цель - показать средства исцеления от греха и повержения сатаны.

С момента совершения первого греха Бог вел человечество к более близкой связи с божественным началом. Вот почему Он проклял змея и землю и лишь наказал мужчину и женщину. При совершении грехопадения Бог уже начал работу по искуплению человека.

Важную роль в истории искупления играет Израиль, ибо две "руки Божьи" продолжали работу именно в избранном народе, готовя все человечество к общению с Богом. Поэтому Ветхий Завет представляет собой не откровение чуждого христианской вере Бога, а скорее историю процесса искупления, под водительством того же самого Бога, Которого христиане познали в Иисусе Христе.

В нужное время, когда человечество прошло необходимую подготовку, Слово воплотилось в Иисусе Христе. Иисус - "второй Адам", поскольку Его жизнью, смертью и воскресением создано новое человечество и поскольку всеми Своими делами Иисус исправил то, что было искажено грехом. Более того, Иисус нанес поражение сатане, что дало нам возможность жить во вновь обретенной свободе. Те, кто соединяется с Ним в обряде крещения и черпают силы в Его Теле через причащение, становятся соучастниками Его победы. Иисус Христос - Глава церкви в буквальном смысле, а церковь есть Его Тело. Это Тело получает силы через обряды поклонения - в частности, причащение - и тем самым поддерживает связь со своим Главой, пользуясь первыми результатами победы Христа. Его воскресение предвосхищает конечное воскресение, и все члены Его Тела станут его участниками.

Но даже в конце, после установления Царства Божьего, Божьи пастырские дела не прекратятся. Наоборот, искупленное человечество будет возрастать в общении с Богом, и процесс обожествления будет продолжаться вечно, все больше приближая нас к Богу.

В заключение следует сказать, что в сочинениях Иринея показана историческая перспектива - осуществление в истории Божьих целей. Для него кульминационный момент истории - воплощение, причем не только потому, что посредством воплощения Божье слово выправило искаженный ход истории человечества, но и потому, что единство человека с Богом с самого начала было целью исторического процесса. Бог хочет быть вместе с человеком, и это желание уникальным образом проявилось в Иисусе Христе.

Климент Александрийский

Биография и круг интересов Климента Александрийского были совершенно иными, нежели у Иринея. По всей видимости, Климент родился в Афинах, то есть в городе, издавна славившемся своими философами. Его родители были язычниками, но Климент при неизвестных обстоятельствах уже в юности обратился в христианство и начал искать учителя, который Дал бы ему более глубокие знания в вопросах христианской веры. После долгих странствий он нашел в Александрии учителя, удовлетворившего его жажду знаний. Это был Пантен, о котором известно очень мало. Климент остался в Александрии и после смерти учителя занял его место основного христианского наставника в Александрии. В 202 году, когда императором был Септимий Север, начались гонения, и Клименту пришлось покинуть город. До самой своей смерти в 215 году он путешествовал по Восточному Средиземноморью, в частности, по Сирии и Малой Азии.

Александрия, где Климент провел большую часть жизни, была выдающимся центром интеллектуальной жизни того времени. Ее Музей, или храм муз, с располагавшейся там же библиотекой, напоминал современный университет в том смысле, что он был местом встречи самых разных ученых и исследователей. Кроме того, поскольку Александрия была также крупным торговым центром, в ней сходились не только ученые и философы, но и всякого рода шарлатаны и авантюристы. Поэтому в этом городе, расположенном в устье Нила, царил характерный для того времени дух синкретизма.

В таких вот условиях учился Климент, поэтому, естественно, его мышление несло отпечаток Александрии. Он был не пастырем, как Ириней, а скорее мыслителем и исследователем, и целью он ставил не столько изложение вероучения церкви - хотя он разделял ее веру, - сколько оказание помощи тем, кто ищет более глубокую истину, и убеждение культурных язычников в том, что христианство - не нелепый предрассудок, как многие из них полагали.

В "Увещании к эллинам" Климент показывает суть своего богословского метода, заключавшегося в использовании мыслей Платона и других философов: "Я стремлюсь познать Бога, а не только Божьи дела. Кто поможет мне в моих поисках?.. О Платон, как же надо искать Бога?" Тем самым Климент пытается показать своим языческим читателям, что христианское вероучение подкрепляется философией Платона. Благодаря этому язычники могли воспринимать христианство не как религию невежественных и суеверных людей.

Но на Платона Климент ссылался не только потому, что подкреплял его идеями свою аргументацию. Он был убежден, что есть только одна истина и что истина, показанная Платоном, не может отличаться от истины, раскрытой в Иисусе Христе и в Писании. По его представлению, грекам была дана философия, а евреям - закон. Но то и другое ведет к конечной истине, раскрытой во Христе. У греков философы играли ту же роль, что и пророки у евреев. С иудеями Бог установил завет закона, а с греками - завет философии.

Как же Писание соотносится с трудами философов? На первый взгляд между ними нет ничего общего. Но Климент был уверен, что внимательное изучение Писания приводит к пониманию той же истины, которую знали философы. Суть заключается в том, что Писание составлено аллегорически, или, по словам Климента, "в виде притчей". Священный текст может иметь далеко не одно значение. Буквальный смысл отвергать не следует. Но те, кто слепо его придерживается, подобны детям, питающимся молоком и не способным стать взрослыми. Помимо буквального смысла в тексте есть и другие мысли, которые должен раскрыть подлинно мудрый человек.

Вера и разум тесно взаимосвязаны - одно не может существовать без другого. Разум строит аргументацию на основополагающих принципах, которые нельзя доказать, но которые принимаются верой. Для подлинно мудрого человека основополагающим принципом является вера, это фундамент, на котором основывается разум. Но христиане, ограничивающиеся только верой и не использующие разум для ее развития, опять же подобны детям, которым нужно только молоко.

Людям, довольствующимся примитивной верой, Климент противопоставляет мудрецов или, по его словам, "подлинных гностиков". Мудрецы идут дальше буквального смысла Писания. Себя самого Климент видит не пастырем, ведущим стадо, а скорее "подлинным гностиком", направляющим людей, придерживающихся таких же взглядов. Это, естественно, элитарный подход, за который Климента часто критикуют.

Нет смысла подробно останавливаться на богословских воззрениях Климента. Хотя он и считал себя толкователем Писания, аллегорический метод побуждал его отыскивать в священном тексте идеи и доктринальные положения, вдохновленные Платоном. Бог невыразим, и о Нем можно говорить либо метафорически, либо опосредованно. Можно рассказать, кем Бог не является. Но когда речь заходит о том, Кто Он есть на самом деле, человеческий язык способен сказать только, что это не поддается разумению.

Этот невыразимый Бог раскрылся в Слове, или в Логосе, из Которого философы и пророки черпали все свои знания, и воплотился в Иисусе. В этом вопросе Климент следует по пути, начертанном до него Юстином. Основное различие заключается в том, что Юстин использовал учение о Логосе, чтобы показать язычникам истину христианства, а Климент с его помощью призывал христиан быть открытыми для принятия философских истин.

Как бы там ни было, роль Климента состоит не в том, как он понимал то или иное учение, а в том, что его взгляды и мысль отражали общую атмосферу в Александрии, во многом повлиявшую на развитие богословской мысли. Рассматривая ниже в этой главе взгляды Оригена, мы увидим, как в дальнейшем развивалась эта богословская традиция.

Тертуллиан Карфагенский

Тертуллиан во многом отличался от Климента. По всей видимости, он был родом из Карфагена, города на севере Африки. Большую часть жизни он провел именно там, но в христианство обратился в Риме примерно в сорокалетнем возрасте. Вернувшись в Карфаген, он написал несколько трактатов в защиту веры против язычников и в защиту ортодоксального христианства против различных ересей. Он был адвокатом, или судебным оратором, и все его литературное творчество несет на себе отпечаток юридического склада ума. В одной из предшествующих глав мы цитировали строки, в которых он протестует против "несправедливого закона" Траяна, согласно которому специально христиан разыскивать не следует, но когда они предстают перед властями, их надо наказывать. Читая этот отрывок, как будто слушаешь адвоката, выступающего в суде. В другой своей работе - "О душе" - Тертуллиан вызывает человеческую душу свидетелем в суд и, допросив ее, приходит к выводу, что "душа по своей природе - христианка" и упорствует она в отвержении христианства из-за своего уп-рямства и слепоты.

Наиболее ярко юридическая жилка Тертуллиана проявилась в трактате "Опровержение еретиков". На юридическом языке того времени термин prescriptio, фигурировавший в тексте сочинения, имел как минимум два значения. Он мог означать правовой аргумент, выдвигаемый до начала слушания дела, чтобы показать, что суд не может состояться. Если до начала заседания одна сторона могла доказать, что другая сторона не имеет права возбуждать дело, или что дело возбуждено неправильно, или что суд некомпетентен, судебное разбирательство отменялось. Но этот термин имел и другое значение, когда речь шла о "сроке давности". Если одна из сторон в течение определенного времени бесспорно владела какой-то собственностью или каким-то правом, это владение становилось законным, даже если другая сторона позднее предъявляла на него претензии.

Тертуллиан пользуется термином в обоих значениях, как если бы речь шла о судебном процессе между христианством и еретиками. Он не только стремится показать, что еретики заблуждаются, но и отрицает за ними право вступать в спор с церковью. В связи с этим он заявляет, что Писание принадлежит церкви. Церковь пользовалась Библией на протяжении нескольких поколений, и еретики не оспаривали ее право владеть Писанием. Если изначально церкви принадлежало не все Писание, теперь оно принадлежит ей полностью. Следовательно, у еретиков нет права на Библию. Они пришли слишком поздно и хотят пользоваться тем, что по закону принадлежит церкви.

Чтобы доказать принадлежность Писания церкви, достаточно напомнить, что есть церкви, члены которых читают и правильно истолковывают Писание со времен апостолов. В Риме, например, непрерывная череда апостолов связывает нынешнее время - конец II века - с апостолами Петром и Павлом. То же самое можно сказать о церкви в Антиохии и о некоторых других церквах. Все эти апостольские церкви проявляют согласие в использовании и истолковании Писания. Более того, уже в силу самого происхождения писаний апостолов они принадлежат апостольским церквам.

Коль скоро Писание принадлежит церкви, у еретиков нет права строить на нем свою аргументацию. Здесь Тертуллиан использует термин praescriptio в другом смысле. Поскольку еретики не имеют права на истолкование Писания, всякие споры с ними на эту тему бессмысленны. Правом истолкования Писания обладает только церковь, которой оно принадлежит по закону.

Подобная аргументация против еретиков неоднократно выдвигалась и в ходе последующей истории церкви в отношении разного рода инакомыслящих. Именно она легла в основу обвинений, выдвигавшихся католиками против протестантов в XVI веке. В случае же с Тертуллианом следует отметить, что его доводы преследовали цель показать не только формальную, но и богословскую преемственность поколений. А поскольку в эпоху Реформации споры велись прежде всего по богословским вопросам, эти аргументы не выглядели такими убедительными, как во времена Тертуллиана.

Но Тертуллиан как правовед и юрист идет еще дальше. Присущее ему правовое мышление подводит его к выводу, что, познав истину христианства, человек должен отказаться от дальнейших поисков истины. В глазах Тертуллиана у христианина, продолжающего искать истину, нет достаточной веры.

Надо искать, пока не найдешь, а когда найдешь, надо верить. А затем надо только держаться того, во что веришь. Кроме того, надо верить, что нет больше ничего, достойного веры или поисков¹⁴.

Это означает, что признания христианского учения вполне достаточно и что всякие поиски истины, выходящие за рамки доктрины, опасны. Тертуллиан, естественно, не возражает против более глубокого исследования христианского учения. Но все, что выходит за его рамки или поступает из других источников, надо отвергать. Это в особенности относится к языческой философии, являющей собой источник всякой ереси и не содержащей ничего, кроме пустых рассуждений.

Жалкий Аристотель, показавший им диалектику! Он показал им искусство строить, чтобы затем разрушать, искусство двусмысленных речей и необдуманных аргументов... которое отвергает все и ни к чему не относится¹⁵.

Короче, Тертуллиан осуждает любые умозрительные построения. Например, рассуждения о том, какие деяния Бог может совершить в Своем всемогуществе, - пустая трата времени и опасное занятие. Нам надо размышлять не о том, что Бог мог бы совершить, а о том, что Он фактически сделал. Именно этому учит церковь. Именно это мы находим в Писании. Все остальное - праздное и опасное любопытство.

Но это отнюдь не означает, что в спорах с оппонентами Тертуллиан не пользуется логикой. Его логика часто безупречна и неотразима, как, например, в "Опровержении". Но сила его аргументации заключается не столько в логике, сколько в риторике, нередко исполненной сарказма. В частности, обращаясь к Маркиону, он пишет, что Бог церкви сотворил весь мир со всеми его чудесами, тогда как бог Маркион не создал ни единого растения. Затем он спрашивает, что делал бог Маркиона до своего недавнего откровения? Неужели божественная любовь, о которой заявляет Маркион, проявилась лишь в последнюю минуту? Таким образом, благодаря редкому сочетанию в его работах язвительной иронии и безупречной логики Тертуллиан стал бичом для еретиков и защитником ортодоксального христианства.

Но вот, примерно в 207 году, этот стойкий противник ереси, этот неутомимый защитник авторитета церкви вступил в ряды монтанистов. Причины этого шага Тертуллиана остаются одной из многих загадок истории церкви, ибо в его собственных сочинениях и в других документах той эпохи очень мало прямых указаний на мотивы этого его шага. На вопрос, почему Тертуллиан стал монтанистом, нет однозначного ответа. Вместе с тем можно обратить внимание на близость характера и богословия Тертуллиана к монтанизму.

Монтанизм получил название по имени основателя движения Монтана, который до своего обращения в христианство в 155 году был языческим жрецом. Позднее он начал пророчествовать, заявляя, что в него вселился Святой Дух. Вслед за ним пророчествовать стали две женщины - Прискилла и Максимилла. Само по себе это не было чем-то новым: в то время, во-всяком случае - в некоторых церквах, женщинам разрешалось пророчествовать. Новым и внушавшим серьезные опасения стало то, что Монтан и его последователи заявляли, что их движение - начало новой эпохи. Первая новая эпоха началась с Иисуса Христа, а теперь с излиянием Духа начинается вторая. Новая эпоха предъявляет более строгие нравственные требования, как в свое время Нагорная проповедь требовала большего по сравнению с законом Ветхого Завета.

Церковь выступила против проповеди монтанистов, но не в ответ на их пророчества, а против утверждения, что с ними начинается последняя эпоха истории. Согласно Новому Завету, последние дни начались с пришествием и воскресением Иисуса и с излиянием Святого Духа в день Пятидесятницы. С годами забывалось, что последние дни уже наступили, и в XX веке многий считают это утверждение странным. Но во II веке церковь твердо верила, что последние дни уже начались с Иисусом Христом. Поэтому монтанисты, проповедовавшие, что конец начинается сейчас с излиянием Духа на Монтана и его последователей, принижали значение новозаветных событий и превращали Благую Весть лишь в дополнительный этап истории спасения. С такой постановкой вопроса монтанистами церковь согласиться не могла.

Тертуллиана, по-видимому, привлек ригоризм монтанистов. В силу своего юридического склада ума он стремился к совершенному порядку, когда все делается как надо. Но в церкви, несмотря на все ее усилия следовать Божьей воле, было слишком много недостатков, которые в миросозерцание Тертуллиана не укладывались. Единственное возможное объяснение сохранения среди христиан греха виделось в том, что церковь - переходный этап, который сменится новой эпохой Духа. Естественно, таким мечтам не суждено было сбыться, и, как пишут некоторые авторы того времени, к концу жизни Тертуллиан во многом разочаровался в монтанизме и создал свою группу, членов которой эти авторы называют "тертуллианидами".

Даже став монтанистом, Тертуллиан продолжал борьбу против богословских заблуждений. Его самая, пожалуй, значительная работа этого периода - краткий трактат "Против Праксея", в котором он выработал формулировки, сыгравшие важную роль в последующих христологических дискуссиях и дебатах о Троице.

О Праксее известно очень мало, почти что ничего. Высказывается мнение, что такого человека вообще не было и что Праксей - не кто иной, как Калликст, римский епископ, которого Тертуллиан предпочел критиковать, дав ему вымышленное имя. Кем бы Праксей ни был, ясно, что он занимал влиятельное положение в римской церкви и что проповедовавшийся им там взгляд на взаимоотношения между Отцом, Сыном и Святым Духом Тертуллиан считал недопустимым. По взглядам Праксея, Отец, Сын и Святой дух - просто-напросто три формы, в которых предстает Бог, то есть Бог бывает иногда Отцом, иногда Сыном, а иногда Святым Духом, во всяком случае - такой вывод можно сделать из трактата Тертуллиана. Это то, что называют "патрипассианством" (учением о страданиях Отца) или "модализмом" (учением, что лица Троицы - лишь разные "формы" выражения Бога).

Поскольку Праксей боролся также с монтанистским влиянием в Риме, Тертуллиан начинает трактат с присущей ему язвительностью: "Праксей служит в Риме дьяволу двояким образом: изгоняет пророчество и распространяет ересь, удаляет Духа и распинает Отца"¹⁶.

Затем Тертуллиан объясняет, как следует понимать Троицу. Он предлагает формулу: "Одна сущность и три лица". С другой стороны, обсуждая вопрос о том, как Иисус может быть одновременно человеком и Богом, он говорит об "одном лице" и двух "сущностях", или "природах", - божественной и человеческой. Значение терминов "лицо" и "сущность" он объясняет в основном с юридической точки зрения. Позднее богословы будут рассматривать эти понятия в метафизических категориях. Как бы там ни было, выработанные Тертуллианом формулировки в вопросах, касающихся Троицы и христологии, в конечном счете станут критерием ортодоксальности.

По всем этим причинам Тертуллиан считается уникальной личностью в истории христианства. Страстный защитник ортодоксальности и противник всякой ереси в конце концов примкнул к движению, которое церковь рассматривала как еретическое. Но даже тогда он продолжал разрабатывать богословские тезисы, которые в дальнейшем окажут большое влияние на развитие ортодоксального богословия. Более того, он стал первым христианским богословом, писавшим на латыни, то есть на языке западной части империи, и поэтому его можно считать основателем западного богословия.

Ориген Александрийский

Ориген был самым выдающимся учеником Климента, и рассказом о нем мы заканчиваем обзор деятельности четырех христианских учителей. В отличие от Климента, Ориген вырос в христианской семье. Его отец принял' мученическую смерть во время гонений при Септимии Севере - тех самых, из-за которых из города бежал Климент. Ориген, в то время - юноша, тоже жаждал стать мучеником. Но мать спрятала его одежду, и он не смог выйти из дома, где написал письмо, адресованное находившемуся в заточении отцу.

Вскоре после этого, когда Ориген был еще совсем молод, епископ Александрии Димитрий дал ему поручение готовить катехуменов, то есть кандидатов к крещению. Это было серьезное поручение, но юный Ориген выказал необычайные способности и вскоре получил большую известность. Отдав несколько лет обучению катехуменов, он доверил эти обязанности своим лучшим ученикам, а сам полностью посвятил себя руководству христианской философской школой, мало чем отличавшейся от классических философских школ. В ней он учил не только христиан, приходивших к нему из самых дальних уголков, но и просвещенных язычников, которых влекла его известность, в том числе - префекта и мать императора Аравии.

По ряду причин, не в последнюю очередь - из-за зависти, между епископом Димитрием и Оригеном возник конфликт. В результате Ориген был вынужден покинуть родной город и поселиться в Кесарии, где он продолжал писать и учить еще двадцать лет.

В конце концов во время гонений при Деции (речь о которых пойдет в следующей главе) Оригену предоставилась возможность явить силу своей веры. В силу характера этих гонений Оригена не казнили, но подвергли таким пыткам, что он умер вскоре после освобождения. Он умер в Тире в возрасте примерно семидесяти лет.

Ориген внес огромный литературный вклад в христианское богословие. Поскольку между разными переводами Писания существовали несогласованности и различия, он создал "Гекзаплу". Это было издание Ветхого Завета, состоявшее из шести колонок: древнееврейского текста, греческой транслитерации древнееврейского текста (чтобы читатель, не знавший этого древнего языка, мог получить представление хотя бы о том, как это звучало) и четырех различных греческих переводов. Тексты сопровождались целой системой условных знаков, указывавших на варианты, пропуски и вставки. Помимо этого большого труда Ориген написал комментарии ко многим книгам Библии, уже упоминавшуюся апологию "Против Цельса" и большое сочинение, посвященное систематическому богословию, Deprincipiis ("О началах"). Часть этого обширного литературного наследия он составил под диктовку, говорят даже, что он мог одновременно диктовать семь разных книг семи секретарям.

По своему духу богословие Оригена приближалось к воззрениям его учителя Климента. В основе своей это были распространенные тогда в Александрии попытки связать христианскую веру с философией, то есть неоплатонизм. Но, сознавая опасность отхода от христианского учения и приближения к учению философов, Ориген заявлял, что "нельзя принимать за истину ничего, что расходится с апостольским и церковным преданием". Это предание включает в себя прежде всего догмат о единственном Боге, Творце и Владыке мира, поэтому следует решительно отвергать все спекуляции гностиков относительно происхождения мира. Во-вторых, апостолы учили, что Иисус Христос - единородный Сын Божий, существовавший до всякого творения, и что при воплощении Он, приняв человеческую природу, сохранил и природу божественную. Что касается Святого Духа, Ориген заявлял, что тут апостольское предание не дает полной ясности за исключением того, что Духу принадлежит не меньшая слава, чем Отцу и Сыну. Наконец, апостолы учили, что в будущем душа получит награду или наказание, соответственно ее жизни в мире, и что произойдет воскресение тела, которое восстанет нетленным.

Сформулировав эти постулаты, Ориген счел себя вправе заниматься теоретическими и умозрительными изысканиями. Например, поскольку апостольское и церковное предание не содержит подробностей о сотворении мира, Ориген полагал, что это вполне законный предмет для исследований. Первые главы Бытия содержат два рассказа о творении, что было известно иудейским богословам и до Оригена. В одном из них говорится, что человек был сотворен по образу и подобию Бога и что Он "мужчину и женщину сотворил их". Во втором сказано, что Бог создал сначала Адама, а затем из его ребра - Еву. При переводе на греческий первого рассказа при описании Божьих деяний используется глагол "сотворить", а при переводе второго - "сформировать" или "создать". В чем смысл этих различий? Современные ученые сказали бы, что речь идет о соединении двух разных преданий. Ориген же рассудил, что это два рассказа о двух разных творениях.

По Оригену, пер вое творение было чисто духовным. Сначала Бог сотворил бестелесных духов. Вот почему в тексте говорится "мужчину и женщину сотворил их" - имеются в виду существа без половых различий. Вот почему также сказано, что Бог "сотворил", а не "создал" или "сформировал".

Божья цель заключалась в том, чтобы сотворенные духи посвящали себя созерцанию Божества. Но некоторые из них отошли и пали. Именно тогда Бог со вершил второе творение. Это второе творение - материальное и служит прибежищем или временным домом для падших духов. Духи, падшие еще ниже, стали бесами, а остальные как раз и есть человеческие души. Именно этим человеческим душам - предсуществовавшим падшим духам - Бог дал тела, "создав" их из праха земного и сделав одних мужчинами, а других - женщинами.

Это подразумевает, что все человеческие души существовали в виде чистых духов - или "разумов", как их называет Ориген, - еще до рождения в мире и что мы живем в нем, потому что согрешили в изначальном чисто духовном состоянии. Хотя Ориген и утверждал, что эта теория целиком основывается на Библии, совершенно ясно, что она заимствована из платонизма, долгое время развивавшего такие представления.

В этом мире нас держат в плену дьявол и его бесы, и Иисус Христос пришел для того, чтобы сломить власть сатаны и показать нам путь для возвращения в духовный дом. Кроме того, поскольку дьявол - такой же Дух, каким были мы сами, и поскольку Бог есть любовь, в конце спасение получит даже сатана и все творение вернется в первоначальное состояние, когда все было чисто духовным. Но поскольку эти духи будут свободными, нет никакой гарантии, что не будет нового грехопадения, нового материального мира и новой истории и что цикл грехопадения, восстановления и грехопадения не продолжится вечно.

Оценивая все это, нельзя не восхищаться широтой мысли Оригена. Именно поэтому у него были страстные почитатели в самые разные периоды истории церкви. Следует также признать, что все это Ориген предлагает не как истины, требующие всеобщего признания, не как постулаты, призванные сменить церковные догматы, а всего лишь как собственные умозрительные рассуждения, которые не следует противопоставлять авторитетному учению церкви.

Вместе с тем важно отметить, что во многих вопросах Ориген был скорее платонистом, нежели христианином. Так, например, Ориген отвергает теории Маркиона и гностиков о сотворении мира низшим существом, но затем приходит к выводу, что физический мир - и история - существуют в результате греха. В этом вопросе он резко расходится с Иринеем, считавшим, что история - часть извечного Божьего замысла. А рассуждая о предсуществовании душ и о вечном цикле грехопадения и восстановления, он со всей очевидностью отходит от того, чему учит христианство.

Гонения в III веке

Такое исповедание веры перед властями было тем более славным и благородным, что влекло за собой еще большие страдания. По мере того как борьба ужесточалась, возрастала и слава тех, кто в ней участвовал.

КИПРИАН КАРФАГЕНСКИЙ

Последние годы II века прошли для церкви относительно спокойно. Империя была занята гражданской войной и защитой границ от вторжений варваров, поэтому на христиан внимания обращали мало. По прежнему оставалась в силе установка Траяна: христиан надо наказывать, если они отказываются поклоняться императору и богам, но специально преследовать их не следует. Поэтому если и были гонения, то они носили местный и спорадический характер.

В III веке ситуация изменилась. Принцип, сформулированный Траяном, продолжал действовать, поэтому в отдельных местах постоянно сохранялась угроза гонений. Но тогда же возникли новые политические веяния, глубоко затронувшие жизнь церкви. Эту линию разработали и проводили императоры Септимий Север и Деций.

Гонения при Септимии Севере

В начале III века царствующему императору Септимию Северу удалось положить конец серии гражданских войн, ослабивших империю. Но управлять такой обширной и непокорной территорией все равно было трудно. "Варвары", жившие за Рейном и Дунаем, оставались постоянной угрозой. Внутри самой империи были группы инакомыслящих, и сохранялась опасность, что какой-нибудь легион взбунтуется и провозгласит своего императора, спровоцировав тем самым новую гражданскую войну. Перед лицом таких трудностей император пришел к необходимости добиться религиозного согласия и единства на всей территории и начал проводить политику синкретизма. Он хотел объединить всех своих подданных в поклонении Sol invictus - Непобедимому солнцу - и связать этим поклонением все существовавшие религиозные и философские течения. Допускались все боги при условии признания Солнца, царствующего над всем.

Вскоре эта политика столкнулась с упорным сопротивлением двух групп, отказывавшихся принять синкретизм: иудеев и христиан. Тогда Септимий Север решил остановить распространение этих двух религий и под страхом смертной казни запретил обращение в христианство и в иудаизм. Так гибельные для христиан последствия законодательства Траяна дополнились этой новой угрозой.

Прямым результатом такой политики было усиление гонений на местах, которые проводились и во II веке, но теперь к ним добавились целенаправленные преследования новообращенных и их учителей. Таким образом, 202 год, когда вышел эдикт Септимия Севера, стал важной вехой в истории гонений. Согласно одному из преданий, именно в этом году мученически погиб Ириней. Тогда же в Александрии была казнена группа христиан, в которую входил отец Оригена. Поскольку Климент был известным христианским учителем в этом городе, а императорский эдикт был в первую очередь направлен против тех, кто приводил новообращенных, ему пришлось искать убежища в местах, где его знали меньше.

Наиболее известные мученики этого периода - Перпетуя и Фелицита-та, погибшие, по-видимому, в 203 году. Вполне вероятно, что Перпетуя и ее товарищи были монтанистами и что рассказ об их мученичестве принадлежит перу Тертуллиана. Во всяком случае, мучениками были пять катехуменов, то есть пять человек, готовившихся к крещению. Это согласуется с тем, что известно о политике Септимия Севера. Эти пять человек - некоторые из них совсем юные - обвинялись не в принадлежности к христианству, а в недавнем обращении в христианство и нарушении тем самым императорского эдикта.

Главная героиня "Мученичества святых Перпетуи и Фелицитаты" - Перпетуя, молодая, состоятельная женщина, имевшая ребенка грудного возраста. Ее товарищами были рабы Фелицитата и Ревокат, а также два молодых человека, звавшиеся Сатурнин и Секундул. Значительная часть текста "Мученичества" вложена в уста Перпетуи, и, по мнению некоторых исследователей, многие из этих слов могли действительно принадлежать ей. Когда Перпетую и ее товарищей арестовали, отец попытался убедить ее отречься от веры и спасти свою жизнь. Она ответила, что у всего есть свое имя и что попытки дать какое-то иное имя бессмысленны, она же называется христианкой, и изменить это невозможно.

Судебный процесс был долгим. По всей видимости, судьи надеялись убедить обвиняемых отречься от веры. Фелицитата, которая была беременной, опасалась, что из-за этого ей сохранят жизнь или отложат казнь и она не сможет разделить участь своих товарищей. Но в "Мученичестве" говорится, что ее молитвы получили ответ и что на восьмом месяце она родила девочку, которую затем удочерила другая христианка. Увидев ее мучения при родах, тюремщики спросили, как же она надеется выдержать испытание, когда предстанет перед хищниками на арене. Ее ответ в полной мере отражал понимание мученичества: "Сейчас я страдаю сама по себе. Но когда я предстану перед хищниками, во мне будет жить и страдать со мной Тот, за Кого буду страдать я"¹⁷.

Затем в рассказе сообщается, что первыми на арену вывели трех мужчин. Сатурнин и Ревокат погибли быстро и храбро. Но ни один хищник не хотел бросаться на Секундула. Одни просто отказывались выходить к нему, другие бросались на воинов. В конце концов Секундул сам сказал, что его должен убить леопард. Так оно и произошло.

Перпетуи и Фелицитате сказали, что на них набросится свирепая корова. Побитая и израненная животным, Перпетуя попросила разрешения поправить волосы, так как распущенные волосы - знак траура, а у нее сегодня счастливый день. Наконец, когда две истекающие кровью женщины стояли в центре арены и прощались друг с другом поцелуем мира, их убили мечом.

Вскоре после этого по не совсем ясным причинам гонения ослабли. Отдельные всплески наблюдались в разных концах империи, но в целом эдикт Септимия Севера не выполнялся. В 211 году, когда Септимия Севера сменил Каракалла, гонения на короткий период возобновились, но они были недолгими и ограничивались главным образом Северной Африкой.

Следующие два императора, Элагабал (218-222) и Александр Север (222-235), продолжали политику синкретизма, схожую с политикой Септимия Севера. Но они не пытались заставить иудеев и христиан принять синкретизм или помешать им приводить обращенных. Говорят, что на личном алтаре Александра Севера, наряду с изображениями различных богов, были образы Христа и Авраама. Его мать Юлия Мамея слушала лекции Оригена в Александрии.

При императоре Максимине очень короткий всплеск гонений произошел в Риме. Церковь этого города в то время была расколотой, и двух епископов-соперников, Понтиана и Ипполита, отправили работать на рудники. Но буря опять утихла, и ходил даже слух (впрочем, скорее безосновательный), что Филипп Араб, правивший с 244 по 249 год, был христианином.

Короче говоря, в течение почти полувека гонения были редкими, а число обращенных в христианство увеличивалось. В глазах этого поколения христиан мученики были достойны восхищения, но они жили в прошлом, а возврат к тем злым временам казался маловероятным. С каждым днем становилось все больше христиан среди аристократов, и слухи об аморальности христиан уже не пользовались особым доверием в народе. Гонения относились к прошлому - тяжелому, но славному.

Затем разразилась буря.

Гонения при Деции

В 249 году пурпурную мантию императора надел Деций. Христианские историки обычно изображают его жестоким человеком, но на самом деле Деций был просто римлянином старой закалки, ставившим основной целью возрождение прежней славы Рима. Закату этой славы способствовали несколько факторов. Варвары становились все более напористыми, а их набеги в пределы империи все более дерзкими. Налицо был серьезный экономический кризис. Древние традиции, связанные с классическим периодом римской цивилизации, предавались забвению.

Римскому консерватору, каким был Деций, казалось очевидным, что одна из причин всего этого заключалась в отходе народа от поклонения древним богам. Когда все поклонялись богам, дела шли лучше, а слава и мощь Рима усиливались. Пренебрежение богами вызвало их недовольство Римом, и они в свою очередь начали пренебрегать им. Поэтому для возрождения былой славы Рима необходимо возродить прежнюю религию. Если все подданные империи будут поклоняться богам, возможно, они вновь будут благосклонно относиться к империи.

Таким было основание религиозной политики Деция. Речь шла уже не об обвинениях христиан в аморальности и не о наказании за упрямство тех, кто отказывается поклоняться императору, а о полномасштабной религиозной кампании за возрождение религии предков. В глазах Деция на карту было поставлено само выживание Рима. Отказ поклоняться богам фактически приравнивался к государственной измене.

При такой постановке вопроса гонения при Деции весьма отличались от предшествующих. Императору нужны были не мученики, а отступники. Почти за пятьдесят лет до этого Тертуллиан заявил, что кровь мучеников подобна семени, ибо чем больше ее проливается, тем больше становится христиан. Публичные казни христиан в те годы подвигли к вере многих, кто наблюдал за ними, и поэтому гонения фактически даже способствовали распространению христианства. Если же христиан не убивать, а принуждать к отречению, это будет способствовать достижению цели Деция по возрождению язычества.

Эдикт Деция не сохранился, но совершенно ясно, что речь в нем шла не о преследовании христиан как таковых, а о введении обязательного поклонения богам на территории всей империи. Во исполнение императорского указа каждый должен был принести жертву богам и воскурить фимиам перед бюстом императора. Тем, кто подчинялся этому требованию, выдавалось письменное свидетельство, удостоверяющее их лояльность. Те же, у кого не было такого свидетельства, считались людьми вне закона, не подчинившимися власти императора.

Христиане не были готовы к новому вызову, брошенному императорским указом. Поколения, жившие под постоянной угрозой гонений, отошли в прошлое, а новое поколение не было готово принять мученичество.

Одни быстро подчинялись распоряжению императора. Другие какое-то время проявляли стойкость, но затем, представ перед властями, соглашались принести требуемую жертву богам. Третьи, не совершая поклонения богам, приобретали свидетельства незаконно. Но немало было и тех, кто сохранял твердость и отказывался подчиниться императорскому эдикту.

Цель Деция заключалась в распространении поклонения богам, а не в уничтожении христиан, поэтому мученическую смерть приняли относительно немногие. Власти обычно арестовывали христиан, а затем с помощью обещаний, угроз и пыток пытались принудить их отказаться от веры. Во исполнение такой политики был брошен в тюрьму и подвергнут пыткам Ориген. Такую же участь претерпели и сотни других людей по всей империи. Гонения из спорадических и местных стали систематическими и всеобъемлющими. Доказательством повсеместного применения императорского указа служат свидетельства о принесении жертвы, сохранившиеся в достаточно отдаленных частях империи.

Одним из результатов этих гонений стало появление в церкви нового почетного титула - "исповедник". До этого времени практически все арестованные и остававшиеся стойкими христиане были обречены на мученичество. Те же, кто приносил жертву богам и императору, становились отступниками. Благодаря политике, проводившейся Децием, теперь появились люди, оставшиеся твердыми в вере даже под самыми жестокими пытками, но не принявшие венец мученика. Тех, кто исповедовал веру при таких обстоятельствах, стали называть "исповедниками", и они пользовались высоким уважением у других христиан.

Гонения Деция продолжались недолго. Галл, сменивший его в 251 году, отказался от этой политики. Шесть лет спустя Валериан, бывший соратник Деция, начал новые гонения. Но он попал в плен к персам, и церковь получила еще сорок лет относительного спокойствия.

Вопрос о малодушных: Киприан и Новациан

Несмотря на кратковременность, для церкви гонения при Деции стали тяжелым испытанием. И обусловливалось это не только гонениями как таковыми, но и их последствиями.

Коротко говоря, перед церковью встал большой вопрос - что делать с "малодушными", то есть с теми, кто так или иначе проявил слабость во время гонений. Дело осложнялось несколькими факторами. Прежде всего, не все пали в одинаковой степени. Тех, кто сразу побежал приносить жертву, как только узнал об императорском указе, вряд ли можно было приравнивать к тем, кто приобретал незаконные свидетельства или проявил временную слабость, а затем вновь заявил о своей вере и просил вернуть его в ряды церкви, когда гонения еще продолжались.

Учитывая высокий авторитет исповедников, многие полагали, что именно они должны определять, кого из малодушных можно вернуть в церковь и как это надо делать. Некоторые исповедники, в частности в Северной Африке, сами начинали пользоваться этими прерогативами и восстанавливать в церкви малодушных. Их действия встретили сопротивление многих епископов, заявлявших, что только церковная иерархия имеет право восстанавливать в церкви и что только она может делать это единообразно и беспристрастно. Высказывалось также мнение, что как исповедники, так и епископы проявляют слишком большую снисходительность и что к малодушным надо относиться строже.

В дискуссиях на эту тему ведущую роль играли два человека: Киприан и Новациан.

Киприан стал христианином в возрасте около сорока лет, и вскоре после этого его избрали епископом Карфагена. В богословском плане он придерживался взглядов Тертуллиана, которого называл своим "учителем". Как и Тертуллиан, он учился риторике и своей аргументацией легко брал верх над оппонентами. Его сочинения стоят в ряду лучших произведений христианской литературы того времени.

Киприан, ставший епископом незадолго до начала гонений, полагал, что его долг заключается в том, чтобы вместе с другими руководителями церкви укрыться в безопасном месте и оттуда поддерживать связь с паствой и указывать ей путь посредством переписки. Как и следовало ожидать, многие сочли это решение проявлением трусости. В частности, члены и духовенство римской церкви, потерявшей в ходе гонений своего епископа, написали Киприану письмо, поставив под сомнение правильность его решения. Он же, со своей стороны, утверждал, что укрывался не из трусости, а для блага паствы. Его мужество и верность убеждениям получили наглядное подтверждение несколько лет спустя, когда он принес свою жизнь в жертву, став мучеником. Но в то время его авторитет был поставлен под сомнение, и многие утверждали, что исповедники, пострадавшие за веру, обладают в Карфагене большими полномочиями, чем он, особенно в вопросе восстановления малодушных в церкви.

Многие исповедники придерживались мнения, что малодушных надо принимать автоматически, не требуя от них ничего, кроме заявления о покаянии. Вскоре в поддержку исповедников выступили некоторые пресвитеры, у которых были свои причины для недовольства епископом, и в результате в карфагенской церкви и в близлежащих районах произошел раскол. Тогда Киприан созвал синод - то есть собрание епископов подведомственных ему территорий, - который постановил, что те, кто купил или каким-то другим образом приобрел свидетельство о принесении жертвы, на самом деле не принося жертвы, должны быть немедленно приняты в церковь. Те же, кто все-таки принес жертву, могут вернуться в церковь только на смертном одре или в том случае, если новые гонения дадут им возможность доказать искренность их покаяния. Тех, кто принес жертву и не раскаялся в этом, принимать нельзя ни в коем случае. Все решения должны приниматься епископами, а не исповедниками. Это положило конец спорам, но какое-то время разногласия сохранялись.

На необходимости установления определенных правил для восстановления в церкви малодушных Киприан настаивал главным образом исходя из своего понимания церкви. Церковь - Тело Христово, и она станет соучастницей победы ее Главы. Поэтому "вне церкви нет спасения" и "никто не может считать Бога Отцом, если не считает церковь матерью". Но для Киприана это не подразумевало, что человек должен полностью подчиняться иерархам церкви, - у него самого были конфликты с римскими иерархами. Тем не менее сохранению единства церкви он придавал первостепенное значение. Поскольку дела исповедников подрывали это единство, Киприан решил, что им надо положить конец, и настоял на созыве синода для решения вопроса о малодушных.

Кроме того, Киприан был почитателем Тертуллиана, чьи произведения усердно штудировал. Ему импонировала высокая требовательность Тертуллиана, и к тому, что отступников так просто принимают в церковь, он относился с возмущением. Церковь должна быть сообществом святых, и в ней нет места для идолопоклонников и отступников.

Новациан придерживался еще более строгих взглядов, чем Киприан. У него произошел конфликт с римским епископом Корнилием, поскольку он считал, что малодушных слишком легко принимают в церковь. Ранее в том же самом городе аналогичный спор возник между известным богословом Ипполитом и епископом Калликстом. Суть спора свелась к тому, что Калликст выступал за прощение раскаявшихся блудников и блудниц, а Ипполит против этого протестовал. Тогда их разногласия привели к расколу, и в Риме появилось два епископа. В результате выступления Новациана произошло то же самое. Как и во многих других случаях, он выступал за то, чтобы чистота или всепрощающая любовь были отличительной чертой церкви. Раскол, спровоцированный Ипполитом, продолжался недолго, идеи же, высказанные Новацианом, продолжали оказывать воздействие на протяжении жизни нескольких поколений.

По сути, это подразумевало, что восстановление отпавших было одной из основных забот западной церкви с самого начала. Вопрос о том, как надо относиться к крещеным, но согрешившим христианам, не раз вызывал разногласия в западной церкви. Именно благодаря этому возникла целая покаянная система. Гораздо позднее протестантская Реформация выразила широкомасштабный протест против такой практики покаяния.

Христианская жизнь

Немного из вас мудрых по плоти, немного сильных, немного благородных; но... немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное.

1 КОРИНФЯНАМ 1:26-27

Рассматривая историю христианства, надо всегда помнить, что источники сами по себе не дают полного представления о происходившем. Поскольку в большинстве сохранившихся документов рассказывается о делах и мыслях ведущих деятелей церкви или о гонениях и конфликтах с государством, нередко забывают, что это - лишь часть общей картины. К тому же при попытках воссоздать остальные части картины сталкиваешься с почти полным отсутствием источников, что вынуждает довольствоваться соединением воедино крупиц имеющихся сведений.

Социальные корни ранних христиан

Раннее мы цитировали языческого автора Цельса, по мнению которого, христиане - невежественные люди, учившиеся не в школах или на форумах, а на кухнях, в мастерских и в сыромятнях. Хотя труды таких христиан, как Юстин, Климент и Ориген, как будто бы опровергают слова Цельса, в целом Цельс все же прав. Высокообразованные ученые были среди христиан исключением, а не правилом. Показательно, что в своей апологии "Против Цельса" в этом вопросе Ориген Цельса не оспаривает. С точки зрения таких культурных язычников, как Тацит, Корнелий Фронтон и Марк Аврелий, христиане были презренной чернью.

И в этом есть доля истины, ибо известно, что в первых трех веках подавляющее большинство христиан принадлежало к низшим слоям общества. По свидетельству евангелий, большую часть времени Иисус проводил среди нищих, больных и презренных людей. Павел, занимавший более высокое общественное положение по сравнению с большинством ранних учеников, говорил, что в большинстве своем христиане в Коринфе - невежественные и слабые люди без роду без племени. То же самое в общем и целом можно сказать о первых трех веках жизни церкви. Хотя среди христиан были выходцы из достаточно высоких слоев общества, такие, например, как Домицилла и Перпетуя, на каждого из таких людей приходились сотни малообразованных христиан из низших классов.

Именно из этой среды вышли в основном легенды и писания, весьма отличающиеся по своему характеру от сочинений Юстина и других христианских богословов. Наиболее видное место среди этих писаний занимают апокрифические евангелия и различные "деяния" апостолов и Девы Марии. Главную роль в этих писаниях играют чудеса, которые порой выглядят просто смешными. Например, в одном из апокрифических евангелий юный Иисус, играя со Своими товарищами, разбивает их кувшины с водой и бросает осколки в колодец. Когда они расплакались и сказали, что родители накажут их за разбитые кувшины, Иисус приказал воде вернуть разбитые кувшины, и они появились невредимыми. Или другой пример - на дерево Иисус влезает не так, как другие дети. Он просто велит дереву нагнуться, садится на него, а затем приказывает ему выпрямиться.

Но такая наивная доверчивость не должна заставлять нас недооценивать смышленость и ум тех простых христиан. Сравнение их богословских представлений с теоретическими построениями более образованных христиан не всегда говорит в пользу последних. Например, активный, всевластный и справедливый Бог, изображенный во многих из этих писаний, гораздо ближе к Богу Библии, чем невыразимый и отдаленный Бог Климента Александрийского. Кроме того, тогда как апологеты всячески старались доказать властям, что их вера никоим образом не противостоит имперской политике, есть все основания полагать, что простые христиане хорошо сознавали неизбежное противоречие между целями империи и Божьей целью. Представ перед имперским судом, один такой христианин отказался признать власть императора и заявил, что Христос - "мой Господь, император всех царей и всех народов". Наконец, тогда как многие культурные христиане пытались одухотворить христианскую надежду, простые люди видели в ней наступление Царства, которое должно сменить существующий порядок, новый Иерусалим, где Бог утрет слезы тех, кто страдал под гнетом империи.

Христианское богослужение

Христиан из разных слоев общества объединяли службы и обряды. И тут мы вынуждены полагаться в основном на дошедшие до нас документы, написанные ведущими христианскими деятелями. Но в службах все-таки принимал участие и простой люд, и потому они дают нам редкую возможность получить хоть какое-то представление о жизни всех христиан.

В Деяниях говорится, что с самого начала в церкви существовал обычай проводить собрания в первый день недели для преломления хлеба. В первый день недели собирались потому, что это был день воскресения Господа. Поэтому цель службы заключалась не в призвании верующих к покаянию и не в показе им величины их греха, а в прославлении воскресения Иисуса и обетовании, которые это воскресение скрепляло. В Деяниях эти встречи описываются как радостные события: "принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа" (Деян. 2:46-47). На этих ранних евхаристических службах в центре внимания находились события не страстной пятницы, а Пасхи. Занялась заря новой эпохи, и христиане собирались, чтобы еще раз провозгласить ее и стать ее соучастниками.

Начиная с этого времени евхаристическая служба стала для христианской церкви самым важным обрядом, и такое отношение к ней сохранялось на протяжении большей части истории церкви. Лишь сравнительно недавно во многих протестантских церквах акцент начали переносить на проповедь.

Помимо хорошо известных, но скудных сведений Нового Завета, помочь понять содержание христианского богослужения в ранний период может сравнительный анализ некоторых сохранившихся документов. Хотя они написаны в разное время и в разных местах и в них есть разночтения и несоответствия, все же на их основании можно составить определенную общую картину типичного таинства причащения.

Наиболее знаменательная общая черта ранних евхаристических служб состояла в том, что они были праздником. На них царила атмосфера радости и благодарения, а не печали или покаяния. Сперва причащение было частью общей трапезы. Верующие приносили каждый что может, и после общей трапезы над хлебом и вином возносились молитвы. Но к началу II века от общих трапез отказались, то ли из боязни гонений, то ли из желания положить конец слухам об оргиях на "вечерях любви". И хотя таинство стало более символическим, атмосфера радости сохранялась.

Уже со II века евхаристическая служба состояла из двух частей. Сначала читали и обсуждали Писание, возносили молитвы и пели гимны. Поскольку в те времена все христиане просто-напросто не могли иметь собственный экземпляр Писания, первая часть службы была по сути единственной возможностью для верующих познакомиться с Библией, поэтому она продолжалась довольно долго - нередко часами. Затем наступала вторая часть - собственно причащение, открывавшееся поцелуем мира. После поцелуя вносились хлеб и вино, передававшиеся ведущему собрание, который возносил молитву над святыми дарами. В этой часто очень долгой молитве обычно перечислялись спасительные дела Бога и напоминалось о силе Святого Духа. Затем хлеб преломлялся и делился, общая чаша ходила по кругу, и собрание заканчивалось благодарственной молитвой. Естественно, это лишь общие типичные черты евхаристической службы, в разных местах и в разных обстоятельствах она могла дополняться другими элементами.

Еще одна отличительная черта ранних евхаристических служб заключалась в том, что на них могли присутствовать только крещеные. Представители других общин, разумеется, принимались, но при условии, что они были крещеными. Иногда обращенные, но не получившие крещение, допускались на первую часть службы - чтение Библии, проповедь и молитвы, - но удалялись со второй части, с собственно обряда причащения.

Другим ранним обрядом были собрания у могил верных. Обычно это происходило в катакомбах. Отдельные авторы, драматизируя события, пишут о "церкви катакомб", имея в виду тайные места, где христиане собирались, скрываясь от властей. Но это явное преувеличение. Катакомбы были кладбищами, хорошо известными властям, ибо под землей хоронили не только христиане. Хотя в отдельных случаях христиане прятались в катакомбах, собирались они в них не потому, что боялись властей, а потому, что там были погребены многие герои веры, а христиане полагали, что они соединены не только между собой и с Иисусом Христом, но и со своими предшественниками по вере.

Это в особенности относилось к мученикам. Уже в середине II века получил распространение обычай собираться у могил мучеников в годовщину их смерти и там причащаться. Опять же, имелось в виду, что они остаются частью церкви и что причащение соединяет живых и мертвых в одно Тело. Именно этот обычай положил начало поминовению дней святых, которые обычно отмечаются не в день их рождения, а в день мученичества.

Но чаще христиане собирались не в катакомбах или на кладбищах, а в частных домах. Указания на это есть уже в Новом Завете. Позднее, по мере Роста общин, отдельные дома превращались исключительно в места богослужений. Так, при раскопках в Дура-Европосе выяснилось, что, по всей видимости, самая ранняя существовавшая там христианская церковь, основанная в 256 году по Р.Х., возникла в доме, где проводились собрания.

Другим следствием роста общин стала невозможность для всех христиан одного города собираться вместе для богослужений. Но сохранение единства Тела Христова считалось настолько важным, что при наличии в одном городе нескольких церковных общин казалось, что теряется что-то очень существенное. Для поддержания хотя бы символических уз единства во многих местах возник обычай передавать кусок хлеба с евхаристической службы в церковь епископа с тем, чтобы он добавлялся к хлебу в других церквах города. А единство всех христиан мира выражалось и символизировалось в молитвах за епископов других церквей, ближних и дальних, список которых был во всех церквах. Эти списки обычно составлялись на двух соединенных вместе дощечках, которые в те времена использовались для распространения официальной информации. Такие дощечки назывались "диптихами", и впоследствии удаление какого-либо имени из церковных диптихов приобрело очень важное значение. Узы единства скреплялись включением имени, а при удалении имени связь нарушалась.

Вначале церковный календарь был по сути простым еженедельником. Воскресенье было как бы Пасхой и днем радости, а пятница - днем покаяния, поста и скорби. Достаточно рано и по не совсем ясным причинам среда тоже стала днем поста. Раз в году отмечалось особое воскресенье, день воскресения, который был самым большим христианским праздником. К сожалению, у христиан не было согласия относительно даты этого великого праздника - одни считали, что он должен соответствовать иудейской Пасхе, а другие - что его всегда надо справлять в воскресенье. Ко II веку по этому вопросу разгорелись жаркие дебаты. До сего дня, хотя и по иным причинам, не у всех церквей есть единое мнение относительно того, как следует определять дату пасхального воскресенья. Среди прочих событий на Пасху крестились новообращенные, а те, кто уже были христианами, подтверждали клятву, данную при крещении. Подготовка к ней заключалась в посте и покаянии. Отсюда берет начало современный Великий пост. Пятидесятница, праздник иудейского происхождения, тоже отмечалась христианами с самого начала.

Самым ранним праздником, связанным с рождением Иисуса, было Богоявление, отмечавшееся 6 января. Первоначально он относился к самому факту рождения. Но впоследствии, в частности во многих местах на Западе, на смену ему пришло 25 декабря. Фактически это был день языческого праздника, на который со времен Константина перенесли празднование Рождества.

Помимо причащения, другим важным христианским обрядом было крещение. Как уже отмечалось, для участия в евхаристической службе требовалось крещение. В Деяниях говорится, что люди крестились сразу после обращения. Это было вполне естественным в ранних христианских общинах - большинство обращенных либо приходили туда из иудаизма, либо находились до этого под его влиянием и поэтому имели представление о смысле христианской жизни и христианского послания. Когда же Церковь уже составляли преимущественно бывшие язычники, появилась необходимость в подготовке новообращенных, их испытании и обучении перед крещением. Период научения и испытания кандидата назывался "катехуменизацией", и в начале III века продолжался три года. За это время катехумены получали знания о христианском учении и своей повседневной жизнью должны были доказывать твердость убеждений. Наконец, непосредственно перед обрядом крещения они проходили проверку и вносились в списки для крещения.

Обычно крещение проводилось раз в год, в пасхальное воскресенье. К началу III века появился обычай поститься перед крещением в пятницу и субботу и креститься рано утром в воскресенье, то есть во время Воскресения Иисуса. Крестившиеся раздевались догола, причем мужчины крестились отдельно от женщин. Вышедшие из воды облачались в белые одежды, символизировавшие их новую жизнь во Христе (см. Кол. 3:9-12; Отк. 3:4). Кроме того, они пили воду как знак полного очищения, как внешнего, так и внутреннего. Затем их помазывали, вводя в сан царственного священства, давали им молоко и мед как знак обетованной земли, в которую они входили.

После обряда крещения все члены общины собирались в одном месте, и там новички первый раз в жизни причащались.

Крещение совершалось погружением в воду. В "Учении двенадцати апостолов", документе, время написания которого не очень ясно, говорится, что его лучше совершать в "живой", то есть проточной воде. Но там, где воды было мало, ее просто выливали на голову из кувшина три раза - во имя Отца, Сына и Святого Духа.

Исследователями до сих пор точно не установлено, крестили ли в ранней церкви младенцев. По ряду сведений в начале III века христианские родители иногда крестили своих детей в младенческом возрасте. Но документы более раннего и более позднего периодов так скупы на этот счет, что делать выводы на их основании не представляется возможным.

Устройство церкви

Известно, что во II веке церковная иерархия складывалась из трех уровней: епископ, пресвитер, или старейшина, и диакон. По мнению некоторых историков, эта иерархическая лестница установлена апостолами. Но сохранившиеся документы по сути указывают на противоположное. В Новом Завете действительно упоминаются епископы, пресвитеры и диаконы, но эти титулы-обозначения не соотносятся в виде единой структуры с изначально существовавшими функциональными обязанностями. В общем-то, из Нового Завета явствует, что внутреннее устройство местных церквей в разных местах было разным и что в течение какого-то времени наименования "епископ" и "пресвитер" были равнозначными. Другие историки полагают, что в ряде случаев церкви - например римская - возглавлялись не одним епископом, а группой лиц, которых называли "епископами" или "пресвитерами".

Как уже отмечалось, упрочение авторитета епископов и установление их апостольской преемственности была отчасти ответом церкви на вызов еретиков в конце II и в начале III веков. По мере возрастания в церкви числа бывших язычников опасность ереси возрастала, и это, в свою очередь, вело к необходимости повышать авторитет епископов.

Особого внимания заслуживает рассмотрение вопроса о роли женщины в ранней церкви. К концу II века руководящие позиции в церкви занимали исключительно мужчины, однако для более ранних времен это не столь очевидно. Из Нового Завета недвусмысленно следует, что женщины тоже пользовались большим влиянием. Четыре дочери Филиппа "пророчествовали", то есть проповедовали. Фива была диаконисой в Кенхрее, а Юния приравнивалась к апостолам. По всей видимости, во II веке церковь, пытаясь бороться с ересью, занялась централизацией своей власти, в результате чего женщины потеряли прежнее влияние. Но и в начале II века прокуратор Плиний сообщал Траяну, что он подверг пыткам двух христианских "служительниц".

Говоря о женщинах ранней церкви, нельзя не упомянуть об особой роли вдов. В Деяниях говорится, что зарождавшаяся церковь помогала вдовам и поддерживала их материально. Частично это обусловливалось неоднократно повторяющимися в Ветхом Завете повелениями заботиться о вдовах, сиротах и странниках. Но играли роль и практические соображения: лишенная средств к существованию вдова была вынуждена либо повторно выйти замуж, либо искать приюта для себя и детей. И в случае, если новый муж или дети не были христианами, христианская жизнь бывшей вдовы претерпевала ограничения. Поэтому в церкви возник обычай поддерживать вдов материально, возлагая на них при этом определенные обязанности. В предыдущих главах изложена история о вдове, чье служение привело язычников в такую ярость, что она стала мученицей. Другие вдовы занимались обучением катехуменов. Постепенно слово "вдова" стало подразумевать не только женщину, потерявшую мужа, но и любую незамужнюю женщину, получавшую поддержку общины и выполнявшую в ней ряд обязанностей. Некоторые женщины сознательно не выходили замуж, чтобы продолжать служение. Тогда-то и появились странные на первый взгляд выражения типа "девы, называемые вдовами". В конечном счете такое положение привело к возникновению женского монашества, появившегося раньше мужского.

Методы проповедования

В связи с огромным численным ростом церкви в первых веках возникает вопрос о методах, с помощью которых это достигалось. Кое-кого из современных христиан ответ может удивить, но ранняя церковь не знала ничего, подобного "евангелизационным собраниям" или "движениям пробуждения". Более того, центральное место в богослужениях ранней церкви занимал обряд причащения, на который допускались лишь крещеные христиане. Таким образом, благовестив совершалось не на церковных службах, а, как сказал Цельс, на кухнях, в мастерских и на рынках. Немногие известные учители, такие как Юстин и Ориген, выступали в своих школах и тем самым привлекали обращенных из ученой среды. Но все же большинство, и это остается фактом, обращались в христианство благодаря свидетельству безвестных христиан, приводившему людей к вере. Наиболее драматической формой такого свидетельства были, разумеется, смертные муки, и именно поэтому слово "мученик", изначально означавшее "свидетель", приобрело современное значение. Наконец, некоторые христиане славились своими чудесами, и это тоже привлекало обращенных.

Самым известным среди них был Григорий Фавматург, Чудотворец. Он был родом из Понта и обратился в христианство благодаря просвещенному свидетельству Оригена. По возвращении в Понт он стал епископом Неокесарии и достиг успехов в деле евангелизации, но достиг не с помощью богословских аргументов, а совершая чудеса, которые ему приписывают. Это по большей части чудесные исцеления, но говорят также, что он мог управлять течением реки при разливе и что ему являлись апостолы и Дева Мария, направлявшие его. Кроме того, Григорий одним из первых использовал, получивший впоследствии распространение метод проповедования: он заменял языческие праздники христианскими и стремился, чтобы христианские праздники были более впечатляющими.

Другой удивительный факт, касающийся раннего распространения христианства, заключается в том, что, в отличие от новозаветных времен, очень мало известно о каких-либо путешествиях по донесению Благой Вести, подобных тем, которые совершали Павел и Варнава. Очевидно, что в первые века Евангелие получило широчайшее распространение прежде всего благодаря не миссионерам, а многочисленным христианам, переезжавшим с места на место по иным причинам, - рабам, купцам, ссыльным, приговоренным к каторжным работам.

И наконец, отметим, что христианство распространялось главным образом в городах и что в сельские местности оно проникало медленно и с большим трудом. Только после Константина христианству удалось привлечь на свою сторону большинство сельского населения империи.

Зарождение христианского искусства

Поскольку в начальный период христиане собирались в частных домах, маловероятно, что там были какие-то украшения или символы, связанные с христианской верой. Как бы то ни было, они все равно не сохранились. Но когда у христиан появились собственные кладбища - катакомбы - и собственные церкви - например, в Дура-Европосе, - началось развитие христианского искусства. Примеры этого раннего искусства сохранились по большей части в виде простых фресок - настенной живописи - в катакомбах и церквах, а также в виде резьбы в саркофагах - каменных гробах, - в которых хоронили состоятельных христиан.

Поскольку обряд причащения занимал в богослужении центральное место, относящиеся к нему сцены и символы встречаются чаще всего. Иногда изображалась сама служба, иногда вечеря Господня в горнице. В других случаях рисовали просто корзину с рыбой и хлебом.

Рыба была одним из самых ранних христианских символов, поэтому ее изображение часто встречается в сценах причащения и в других картинах. Значение этого символа, помимо связи с чудесным насыщением множества людей, состояло еще и в том, что греческое слово ichthys (рыба) можно использовать как акростих с начальными буквами слов: "Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель". Поэтому рыба встречается не только в изобразительном искусстве, но и в некоторых наиболее древних христианских эпитафиях. Например, в эпитафии епископу Иерапольскому Аверкию, написанной в конце II века, сказано, что вера питала Аверкия "рыбой из пресной воды, очень большой и чистой, выловленной непорочной девой" (Марией или церковью?). В другой подобной эпитафии говорится о "божественном роде небесной рыбы" и о "мире рыбы".

Первобытное христианское искусство обращалось и к различным библейским сценам: Адам и Ева, Ной в ковчеге, вода, изливающаяся из скалы в пустыне, Даниил в львином рву, трое юношей в раскаленной печи, Иисус и самарянка, воскрешение Лазаря и другие. Изобразительные методы были очень простыми, скорее иносказательными, нежели реалистическими. Например, Ноя часто изображали стоящим на ящике, размеры которого вряд ли позволили бы ему удержаться на плаву.

В заключение следует сказать, что ранняя христианская церковь состояла в основном из простых людей, для которых сам факт принятия их наследниками Царя царствующих был источником великой радости. Это выражалось в радостной атмосфере их богослужений, в их искусстве, в их совместной жизни и в их мужестве перед лицом смерти. Повседневная жизнь большинства тогдашних христиан являла собой серую рутину, как и у всех бедняков в любом обществе. Но в них вселял радостную надежду новый свет, призванный разрушить черную несправедливость и идолопоклонство окружающего их мира.

Великие гонения и конечная победа

Меня интересует только познанный мною Божий закон. Этому закону я подчиняюсь, и в нем я преодолею все. Кроме этого закона, нет никакого другого.

ФЕЛИКА МУЧЕНИК

После гонений Деция и Валериана церковь получила долгий период относительного спокойствия. Нов начале IV века вспыхнули последние и самые тяжелые гонения. Царствующим императором был Диоклетиан, реорганизовавший империю и добившийся нового ее процветания. Реформы Диоклетиана заключались, в частности, в передаче управления в руки четырех императоров. Двое из них носили титул "августа": сам Диоклетиан на Востоке и Максимиан на Западе. В подчинении каждого из них находился младший император, носивший титул "кесаря": Галерий у Диоклетиана и Констанций Хлор у Максимиана. Благодаря политическим и административным способностям Диоклетиана такая система разделения сфер полномочий функционировала достаточно слаженно, пока верховная власть оставалась в его руках. Но главной целью реформы было установление четкого порядка престолонаследия: по замыслу Диоклетиана, "кесарь" должен был сменять своего "августа", и одновременно из числа других императоров должен был назначаться человек на освободившуюся "вакансию" кесаря. Тем самым Диоклетиан рассчитывал предотвратить гражданские войны, потрясавшие империю из-за несовершенства системы престолонаследия. Как мы увидим, надежды его оказались тщетными.

Тем не менее под управлением Диоклетиана жизнь в империи текла относительно спокойно и благополучно. Если не считать отдельных стычек на границах, крупные военные кампании пришлось вести только Галерию: одну на Дунае, а другую - против персов. Судя по всему, из трех императоров только Галерий проявлял признаки враждебности по отношению к христианству. Жена Диоклетиана Приска и их дочь Валерия были христианками. Казалось, что спокойной жизни церкви ничто не угрожало.

Первые трудности возникли, по-видимому, в армии. В вопросе о военной службе среди христиан не было общего согласия. Большинство церковных деятелей того времени говорили, что христиане не должны быть воинами, тем не менее в легионах служило много верующих. Примерно в 295 году нескольких христиан приговорили к смертной казни, одних - за отказ служить в армии, а других за попытку дезертирства. В таком отношении в военной службе Галерий усмотрел серьезную опасность, ибо в критический момент христиане вполне могли отказаться выполнять армейские приказы. Поэтому для поддержания боевого духа в армии Галерий убедил Диоклетиана изгнать из легионов всех христиан. Помимо удаления из рядов армии, эдикт Диоклетиана не предусматривал для христиан никаких других наказаний. Но в некоторых местах, по-видимому, из-за служебного рвения офицеров, не желавших сокращения находившихся в их подчинении воинских подразделений, предпринимались попытки принудить христиан отказаться от своей веры. В результате выносились смертные приговоры, причем все такие случаи происходили в армии на Дунае, которой командовал Галерий.

Под влиянием этих событий предубеждение Галерия против христиан росло, и наконец в 303 году он убедил Диоклетиана издать против них еще один эдикт. Но и в нем речь шла не о казнях христиан, а об удалении их с ответственных должностей в империи. Предписывалось удалить христиан со всех управленческих должностей и уничтожить все христианские здания и книги. Вначале более суровых мер не предпринималось. Но вскоре конфликт стал разрастаться, так как многие христиане отказывались отдавать свои Священные Писания, и в таких случаях их подвергали пыткам и приговаривали к смертной казни.

Затем в императорском дворце дважды вспыхнул пожар. Галерий обвинил христиан в поджоге в отместку за разрушение их зданий и сожжение их книг. Некоторые христианские авторы того времени высказывали мысль, что Галерий сам совершил поджог, чтобы иметь возможность возложить вину на христиан. Гнев Диоклетиана не заставил себя ждать, и вышло распоряжение, что все христиане при императорском дворе должны принести жертвы языческим богам. Приска и Валерия подчинились, но управляющий двором Дорофей и еще несколько человек приняли мученическую смерть. По всей империи церкви и Священные Писания предавались огню, а кое-где чрезмерно усердные должностные лица следовали примеру императора и предавали христиан смерти. Единственным местом, где сохранялась чуть более спокойная обстановка, была территория под управлением Констанция Хлора. Там гонения ограничивались разрушением церковных зданий - во всяком случае так пишет, историк Евсевий, который вообще стремится представить Констанция в самом благоприятном свете.

Обстановка накалялась. В некоторых местах возникли волнения, и Диоклетиан решил, что христиане замышляют против него заговор. Он распорядился арестовать всех руководителей церквей, а затем издал указ, предписывающий христианам принести жертву богам.

Так начались самые жестокие из всех гонений, которым подвергалась ранняя церковь. По примеру Деция предпринимались попытки убедить христиан отречься от веры. Многие христиане, привыкшие к относительной свободе последних десятилетий, уступали давлению. Остальных пытали с утонченной жестокостью, а затем разными способами казнили. Кое-кому удалось скрыться, а некоторым и взять с собой священные книги. Очень немногие смогли даже перейти границу с Персией, подтвердив тем самым худшие подозрения в отсутствии лояльности.

Тем временем Галерий домогался высшего положения в империи. В 304 году Диоклетиан заболел и, хотя остался жив, чувствовал себя слабым и усталым. Галерий явился к нему и сначала просьбами, а затем угрозами принудил к отречению. Он также добился отречения Максимиана, пригрозив вторгнуться на его территорию со своей явно более сильной армией. В 305 году Диоклетиан и Максимиан отреклись, а Галерий и Констанций Хлор приняли титул августа. Двумя кесарями при них стали Север и Максимин Дайя - ни на что не способные креатуры Галерия.

Но эти перестановки вызвали настороженность во многих легионах, где большой популярностью пользовались Константин и Максенций - сыновья Констанция и Максимиана. Константина держали заложником во дворе Галерия, дабы обеспечить лояльность Констанция Хлора. Но ему удалось бежать, и он присоединился к своему отцу. Когда Констанций умер, войска отказались подчиняться распоряжениям Галерия и провозгласили Константина своим августом. Тем временем Максенций захватил Рим, и Север, управлявший древней столицей, покончил жизнь самоубийством. Галерий вторгся на территории, которые занимал Максенций. Но его войска начали переходить на сторону противника, и он был вынужден вернуться в восточную часть империи, где пользовался большей поддержкой. В конце концов Галерий обратился к Диоклетиану с просьбой вернуться к делам и восстановить порядок. Диоклетиан же заявил, что его вполне устраивает выращивать капусту на покое, и отказался принять управление империей, хотя и изъявил готовность провести необходимые переговоры между враждующими сторонами. В конце концов был найден не лучший выход положения с провозглашением нового августа - Лициния. В то время претендентов в разных частях империи было слишком много, чтобы их здесь перечислять, и казалось, новые гражданские войны неизбежны. Тем временем Константин, сын Констанция Хлора, ждал своего часа и укреплял позиции на своих территориях в Галлии и Британии.

В этом политическом хаосе гонения продолжались, хотя их размах обусловливался политикой, проводившейся разными императорами в разных частях империи. На Западе большая часть территорий находилась под управлением Константина и Максенция, которые фактически игнорировали указы против христиан, считая их делом рук своего противника Галерия. Галерий и его главный ставленник Максимин Дайя продолжали преследовать христиан. Максимин пытался ужесточить политику Галерия, калеча христиан и отправляя их на работы в каменоломни. Но многие осужденные создавали новые церкви в местах заключения, и Максимин приказывал убивать их или отправлять в другие места ссылки. Список мучеников становился все длиннее, и конца не было видно.

Помощь пришла с неожиданной стороны. Галерий тяжело заболел, и, возможно, под воздействием христиан, говоривших, что это кара Божья, нехотя решил сменить политику. 30 апреля 311 года он провозгласил:

Среди мер, принятых нами на благо и пользу народов, сначала решили мы восстановить все у римлян, согласно древним законам и общественным установлениям, заботясь о том, чтобы христиане оставили учение своих предков и образумились... Поэтому и последовало наше им постановление вернуться к установлениям предков; очень многие из них подверглись смертельной опасности, большое число было потревожено и умерло разной смертью. Увидев, что многие, пребывая в своем безумии, не воздают подобающего поклонения ни богам небесным, ни Богу христиан, мы, по нашему человеколюбию и неизменной привычке даровать всем прощение, решили незамедлительно распространить наше снисхождение и на христиан: пусть они остаются христианами, пусть строят дома для своих собраний, не нарушая только общественного порядка. В другом послании мы объясним судьям, что им надлежит соблюдать. И в соответствии с этим разрешением христиане должны молиться своему Богу о благоденствии нашем, всего государства и своем собственном: да будет все хорошо в государстве, и да смогут они спокойно жить у своего очага¹⁸.

Таким был эдикт, положивший конец самым жестоким гонениям церкви в Римской империи. Вскоре тюремные ворота раскрылись, и из них вышло множество людей, несших на себе отметины пыток и рассматривавших свое освобождение как вмешательство свыше.

Галерий умер через пять дней после издания эдикта, и христианский историк Лактанций, утверждавший, что гонители христиан неизбежно умирают ужасной смертью, написал, что он покаялся слишком поздно.

Затем империю поделили Лициний, Максимин Дайя, Константин и Максенций. Трое первых признали власть друг друга, а Максенция объявили узурпатором. Что касается политики по отношению к христианам, лишь Максимин Дайя пытался возобновить гонения, которые прекратил Галерий.

Но близилась коренная перемена, положившая конец гонениям. Константин, в ходе предшествовавших интриг и гражданских войн занимавшийся в основном политическими махинациями, развернул кампанию, сделавшую его в конечном счете хозяином империи. Внезапно, когда этого меньше всего ожидали, Константин собрал войска в Галлии, перешел через Альпы и двинулся на Рим, столицу Максенция. Застигнутый врасплох, Максенций не сумел организовать оборону своих укрепленных пунктов, которые были быстро заняты войсками Константина. Ему удалось лишь собрать армию на подступах к Риму и там дать бой захватчику из Галлии. Рим был хорошо укреплен, и если бы Максенций поступил мудрее и остался за крепостными стенами, возможно, ход истории сложился бы иначе. Но он послушался своих авгуров, которые посоветовали ему дать сражение за пределами города.

По словам двух христианских летописцев, лично знавших Константина, накануне битвы он получил откровение. Один из них, Лактанций, пишет, что во сне Константину было дано повеление нарисовать на щитах воинов христианский символ. По сообщению другого летописца, Евсевия, на небе появилось видение со словами "сим победишь". Как бы там ни было, Константин приказал воинам поместить на щитах и на штандарте labarum, символ в виде греческих букв "хи" и "ро". Поскольку это были две первые буквы имени "Христос", labarum действительно мог являться христианским символом. Со временем христиане стали рассматривать этот эпизод как поворотный момент в обращении Константина, но историки указывают, что и после этого события Константин продолжал поклоняться Непобедимому солнцу. На самом деле обращение Константина было долгим процессом, к которому мы вернемся в следующей главе.

Во всяком случае важно то, что Максенций потерпел поражение и в бою у Мильвиева моста, упав в реку, утонул. Константин стал хозяином всей западной части империи.

Начав свою кампанию, Константин действовал быстро. После битвы у Мильвиева моста он встретился с Лицинием в Милане и заключил с ним союз. Среди прочего они договорились о прекращении гонений на христиан и о возвращении им церквей, кладбищ и прочего имущества. Это соглашение, известное под названием Миланского эдикта, обычно считается датой конца гонений (313), хотя эдикт Галерия имел куда более важное значение, а Максимин Дайя продолжал гонения и после Миланского эдикта. В конце концов после череды событий, к которым мы обратимся в следующей главе, Константин стал единственным императором, и гонения окончательно прекратились.

Вопрос о том, было ли это действительно победой или началом новых и, возможно, еще более серьезных трудностей, будет темой многих последующих глав. Однако обращение Константина имело, бесспорно, огромные последствия для христианства, перед которым встали новые проблемы. Что произойдет с теми, кто называл себя служителем плотника и чьими героями были рыбаки, рабы и преступники, приговоренные государством к смертной казни, когда они почувствуют на себе ореол имперского величия и примут его силу? Останутся ли они тверды в вере? Или на смену тем, кого подвергали пыткам и бросали на растерзание диким животным, придут люди, которым будет труднее устоять перед искушением легкой жизни и преимуществами высокого общественного положения? Именно эти жгучие вопросы встали перед христианской церковью в последующий период ее истории.