Хусто Л.Гонсалес

ИСТОРИЯ ХРИСТИАНСТВА

К оглавлению

Часть четвертая. ХХ ВЕК

ХРОНОЛОГИЯ

Эпоха коренных перемен

Мы начинаем сознавать, что в ходе примерно пятнадцати столетий было создано некое подобие христианской цивилизации и что в наши дни эта христианская цивилизация находится под угрозой и шансы на ее выживание призрачны... Наступает новая эпоха, в которой ученые, художники, провидцы и святые уступают место солдатам, инженерам и политикам, эпоха, которая уже не способна создать подлинную культуру, а может произвести лишь поверхностную техническую цивилизацию.

ЭМИЛЬ БРУННЕР

В XIX веке свое предназначение западная цивилизация видела в том, чтобы привести мир к счастью и изобилию. Промышленная революция создала богатство и благополучие, которые два века назад казались немыслимыми. В Африке и в Латинской Америке местное население, казалось, готово было пойти по разумному пути промышленно развитых стран Европы и Соединенных Штатов. Миссии процветали, несмотря на такие события, как Боксерское восстание в Китае, и крепла надежда, что в самом ближайшем будущем большинство населения мира станет христианским. В течение почти целого столетия между европейскими державами сохранялись, за небольшими исключениями, мирные отношения.

Однако подспудно существовали разрушительные течения, в конечном счете ввергшие мир в самую опустошительную войну, которую он когда-либо знал, и последовавшие за ней революцию, экономические потрясения и еще более ужасающий мировой пожар. В XIX веке относительный мир в Европе был возможен отчасти потому, что конкуренция между европейскими державами приняла форму колониальной экспансии. Когда Европа жила в мире, обычным явлением международной политики стали локальные войны на заморских территориях. Но к 1914 году большинство стран Азии, Африки и Латинской Америки были колонизированы, если не политически, то во всяком случае экономически. Тогда Европа обратила взгляд на собственный юго-восточный регион, Балканы, где в результате постепенного развала Турецкой империи образовалось несколько государств с нестабильными границами и слабыми правительствами. Эти земли стали яблоком раздора между европейскими державами, и именно из-за этого раздора началась Первая мировая война. Технологический и промышленный прогресс, которым так гордился Запад, проявился теперь во всей своей разрушительной силе, так как война предоставила возможность военного использования технических достижений путем создания подводного, воздушного и химического оружия. Сам факт того, что промышленно развитые державы держали под контролем далекие страны, с неизбежностью обусловил участие в конфликте большей части земного шара. В войне, продолжавшейся четыре года, участвовали тридцать стран и вооруженные силы общей численностью в 65 миллионов человек, из которых почти одна седьмая часть погибла, а ранения в боях получили более одной трети. Потери среди гражданского населения установить труднее, но они были по крайней мере такими же, как и среди военных.

Тем временем хаос в России вылился в революцию. Россия была одной из великих европейских держав, где либеральные идеи XIX века практически не получили распространения. Царское самодержавие и помещичья аристократия продолжали управлять страной так же, как они это делали в течение столетий. Карл Маркс никак не мог ожидать, что Россия, где темпы индустриализации были медленными, станет первой страной, в которой успешно совершится предсказанная им революция. Он рассчитывал, что к революции, которую совершат промышленные рабочие, приведет развитие промышленности и капитала и что крестьяне отнесутся к этой революции настороженно. Но война опровергла его предсказания. Национальные чувства были оскорблены неспособностью правительства выиграть хотя бы одну битву, и вскоре это недовольство соединилось с широким социальным протестом в городах, где не хватало хлеба, и в деревнях, где не хватало земли. В марте 1917 года император Николай II был вынужден отречься от престола в пользу своего брата, который тоже отрекся несколько дней спустя. Некоторое время власть находилась в руках умеренных, надеявшихся на установление либеральной республики. Но неудачи этого правительства на фронте и в области экономической политики в сочетании с агитацией В.И.Ленина и большевиков привели к Октябрьской революции 1917 года. Ленин сразу же начал приводить в исполнение свою широкую программу социальной реорганизации, национализировав землю и банки и передав промышленные предприятия в руки находившихся под правительственным контролем профсоюзов. В рамках этой программы была также конфискована вся церковная собственность. Таким образом, Русская православная церковь, после падения Византии считавшая себя "третьим Римом", попала в положение, аналогичное тому, в котором находилась Византийская церковь после турецкого вторжения. Кроме того, новое правительство вышло из войны, но вскоре оказалось втянутым в гражданскую войну против контрреволюционеров, пользовавшихся поддержкой иностранных государств и церкви. Ко времени, когда Красная армия одержала победу в этой войне, советское правительство еще увереннее считало, что церковь - его смертельный враг.

В западном полушарии последствия войны проявлялись не столь остро. Соединенные Штаты вступили в войну лишь в апреле 1917 года, и хотя их вооруженные силы понесли большие потери, внимание страны вскоре привлекли другие вопросы. Страна сосредоточилась на самой себе, пытаясь решить свои проблемы в изоляции от остального мира, и отказалась вступить в Лигу Наций. На первый план выступили два вопроса, уходившие корнями в XIX век: запрещение продажи спиртных напитков и избирательные права женщин. Продажа спиртных напитков была запрещена законом в 1919 году, менее чем через год после окончания войны. Женщинам избирательные права были предоставлены девятнадцатой поправкой к Конституции в 1920 году. Двадцатые годы были десятилетием экономического процветания, особенно для богатых (5 процентов населения получали треть общего дохода). Затем наступила Великая депрессия, последствием которой стало избрание Франклина Рузвельта и провозглашение "Нового курса". Оздоровление экономики во время президентства Рузвельта рассматривалось как очередное доказательство того, что страна идет по правильному пути и что Депрессия была всего-навсего преходящим явлением, преодоленным благодаря упорному труду и правильной организации. Вследствие этого в первой половине XX века в Соединенных Штатах не было настроений, проникнутых сомнениями и пессимизмом, которые начали распространяться в Европе. Еще одним значительным событием в западном полушарии была начавшаяся в 1910 году Мексиканская революция, которой поочередно руководили то радикалы, то достаточно умеренные силы и которая продолжалась несколько десятилетий. Здесь тоже постоянно возникали конфликты между католической церковью и повстанцами. В 1927 году стой же легкостью, как и в России, вся церковная собственность была конфискована. В конце концов государственная власть отошла от своей непримиримой позиции в отношении церкви, но так и не вернула конфискованную собственность.

В Европе надеялись, что Лига Наций сможет предотвратить повторение трагических событий Первой мировой войны, однако рост фашистского движения делал эти надежды весьма призрачными. Фашизм, пришедший к власти в Италии под руководством Бенито Муссолини, эксплуатировал ущемленные национальные чувства для прославления войны и превращения всей нации в тоталитарную военную машину. Социальная доктрина фашизма была неопределенной, на первых порах он смыкался с позицией радикальных революционеров, но затем начал эксплуатировать страх перед коммунизмом и объединился с промышленниками для создания новой властной финансово-индустриальной элиты. Во всяком случае на всех этапах развития характерными чертами фашизма были мечты о национальном величии, а также ненависть к демократии и политическому либерализму как к порождениям изнеженной буржуазии. Как заявил Муссолини: "Война для мужчины - то же самое, что материнство для женщины". Вскоре движение распространилось на другие страны. Нацистская партия, его немецкий аналог, пришла к власти в Германии в 1933 году и в конечном счете затмила итальянский фашизм. Под влиянием нацизма антисемитизм стал официальным догматом международного фашизма, что привело к гибели миллионов евреев в Германии и в других странах. К 1936 году, помимо Италии и Германии, фашистская идеология пользовалась определенным влиянием в Японии, Польше, Австрии, Венгрии, Греции, Румынии и Болгарии. В 1939 году после победы Франко в Гражданской войне в Испании фашизм утвердился и в этой стране. Отношение фашистских правительств к христианству было разным. В Испании Франко считал католическую церковь одним из своих самых близких союзников и называл себя ее верным сыном. Отношение Муссолини менялось в зависимости от обстоятельств. Гитлер же видел в христианстве с его заповедью всеобщей любви и необходимостью "подставлять другую щеку" антагонистическую силу, препятствующую достижению его конечной цели - мирового господства, но в то же время стремился использовать церковь в своих интересах.

Характерными для фашизма были также мечты о возрождении былой славы. Муссолини обещал восстановить Римскую империю. Греческие фашисты говорили о возрождении спартанского воинственного духа и Византийского государства. Испанские "фалангисты" мечтали вернуть "золотой век" Испанской империи. Эти мечты вступали, разумеется, во взаимное противоречие. Но их общая движущая сила - прославление войны и противодействие любым формам эгалитаризма - объединяла различные фашистские движения, направленные против всего, что выглядело как демократия, либерализм или пацифизм. Италия и Германия заключили союз, названный "Осью", к которому позднее присоединилась Япония. Подписание германо-советского пакта обеспечило нейтралитет Советской России. Месяц спустя, в сентябре 1939 года, в Европе началась война.

Во второй раз на протяжении трех десятилетий конфликт охватил весь мир. На первом этапе фашистские державы - страны "Оси" - заручились неучастием в конфликте России. Более того, Россия воспользовалась дружескими отношениями со странами "Оси" для раздела Польши с Германией и расширения своих владений на Балтийском побережье. Вскоре большая часть Западной Европы оказалась в руках фашистов, а их японские союзники расширяли свои владения на Востоке. Когда в 1941 году немцы вторглись в Россию, а японцы напали на Перл-Харбор, нейтральной не могла уже оставаться ни одна крупная держава. Поскольку страны "Оси" завоевали большую часть Европы, основными театрами военных действий стали Тихий океан, Северная Африка, советско-германский фронт и Ла-Манш. Но бои происходили также в африканских колониях, на Ближнем Востоке и даже в таких отдаленных местах, как Ла-Плата. Названия тихоокеанских островов, о которых на Западе раньше даже не слышали, стали повседневными словами. Племена, до того времени жившие в относительной изоляции от остального мира, увидели в своем небе схватки боевых самолетов, а на своей земле бои между войсками народов, о существовании которых они раньше не знали. Всего в войне приняли участие пятьдесят семь стран.

Когда пороховой дым рассеялся и были подсчитаны потери, оказалось, что цена заплачена огромная. В армиях основных воевавших сторон число убитых и пропавших без вести было ошеломляющим: один из 450 военнослужащих в армии Соединенных Штатов, один из 150 в армии Соединенного Королевства, один из 200 в армии Франции, один из 150 в армии Италии, один из 22 в армии Советского Союза, один из 25 в армии Германии, один из 46 в армии Японии и один из 200 в армии Китая. Общее число погибших и пропавших без вести составило 15 000 000 человек²⁶. К этому надо добавить не менее серьезные потери среди гражданского населения - умерших от голода или болезней в результате войны.

Еще одной неучтенной военной потерей стало господствовавшее в XIX веке оптимистическое представление о будущем западной цивилизации. Считалось, что благодаря соединению христианских ценностей с техническими знаниями, озаренному светом просвещения, эта цивилизация откроет перед человечеством путь в новую эпоху. Именно в том, чтобы поделиться плодами цивилизации с менее удачливыми народами, заключалось "бремя белого человека". Теперь же в ходе двух самых опустошительных за всю историю войн эта цивилизация принесла смерть и разрушения всему миру. Ее технические достижения использовались для создания самого смертоносного оружия, которое когда-либо знал мир, и кульминацией этого стал взрыв первой атомной бомбы над Хиросимой 6 августа 1945 года. Германия, выражавшая суть европейской цивилизации и гордившаяся своим духовным лидерством в западном мире, пала жертвой демонического фанатизма, доселе невиданного даже среди самых примитивных племен на земле.

Прямым следствием всего этого стало распространение по всему миру движения, направленного против колониального господства. Сначала рухнули колониальные империи побежденных стран. Но вскоре стало ясно, что в результате войны победители тоже в значительной степени утратили свой престиж. Национально-освободительные движения, возникшие несколько десятилетий назад, приобрели новое дыхание, и за два десятилетия развалились все колониальные империи. Политическая независимость не всегда влекла за собой независимость экономическую - во многих случаях на смену прежнему порядку приходила неоколониальная экономическая система. Тем не менее через двадцать лет после окончания войны стало ясно, что во вновь созданных молодых государствах возникли мощные движения, направленные против экономического империализма. Национальные чувства порой выражались в форме возрождения старых нехристианских религий.

Некоторые движения ставили целью изменение не только международного экономического порядка, но и общественного устройства в собственной стране, часто принимая за основу социалистическую модель. Первым и наиболее значительным примером этой тенденции стал Китай, в котором отчасти в результате войны националистическое правительство было свергнуто коммунистами. Китай какое-то время сохранял верность советскому коммунизму, но в конечном счете порвал всякие связи с тем, что походило на опекунство европейских стран над всем остальным миром. Япония выбрала противоположный путь - развитие капитализма и индустриализации, - надеясь составить конкуренцию промышленно развитым странам Европы и Соединенным Штатам. Политической независимости от западных держав добились почти все страны Африки и мусульманского мира. Израиль и Южная Африка, два западных анклава вне западного мира, находились под жестким давлением со стороны своих соседей. Многие вновь образовавшиеся в мире государства при поддержке уже давно существовавших государств Латинской Америки считали основной целью создание в последних десятилетиях XX века такого экономического порядка, который был бы благоприятнее для бедных стран, и реструктуризацию на этой основе международных отношений, а также перераспределение богатства в пределах собственных границ.

В ходе всех этих перемен европейские страны и Соединенные Штаты часто чувствовали себя ущемленными. Многие в этих странах привыкли к мысли, что всеми колониальными и неоколониальными устремлениями двигали альтруистические мотивации и высокие идеалы. С этой точки зрения антиколониальная реакция просто-напросто ставила в тупик. Ее можно было объяснить только дьявольским заговором с целью сбить "аборигенов" с пути истинного и заставить их отказаться от собственной выгоды. Такому пониманию антиколониального движения способствовала ментальность "холодной войны". Это название получило противостояние капиталистических и коммунистических стран, возникшее сразу же после Второй мировой войны и продолжавшееся с разной степенью интенсивности в течение нескольких десятилетий. В результате войны Советский Союз установил контроль над большинством стран Восточной Европы, а Германия разделилась на Федеративную Республику (Западная Германия) и Демократическую Республику (Восточная Германия). Во время холодной войны этот регион был ареной активных действий, в том числе блокады Берлина коммунистами и возведения стены, чтобы воспрепятствовать переходу жителей Восточного Берлина на Запад. В отдельных случаях, например в Корее и Вьетнаме, холодная война выливалась в открытые военные действия, хотя великие державы, сознавая ядерную мощь друг друга, избегали прямых военных столкновений. На Западе все антиколониальное движение многими истолковывалось в свете холодной войны. Коль скоро коммунисты действительно приложили руку ко многим революционным движениям, хотя они и не всегда их возглавляли, были основания рассматривать антиколониальное движение как широкий коммунистический заговор. Такое понимание, получившее большее распространение в Соединенных Штатах, чем в Европе, позволяло объяснить, почему альтруизм "бремени белого человека" привел в конце XX века к крайним формам антиколониализма. Но это простое объяснение достигалось ценой грубого и опасного упрощения, грозившего отдалить Запад от подавляющего большинства человечества.

Тем временем аналогичные изменения происходили и на самом Западе. Люди, до недавнего времени довольствовавшиеся второстепенными ролями - в частности, чернокожие и женщины, - хотели быть допущенными к принятию решений и добивались этого. Нельзя сказать, что это никак не было связано с трагедией двух мировых войн и с явной угрозой третьей. В самом деле, если власть имущие довели мир до таких катастроф, казалось вполне логичным, что настало время сменить их у руля управления. Во время Второй мировой войны чернокожих и женщин в Соединенных Штатах призывали прилагать все силы для помощи стране. После войны они не хотели больше возвращаться к своему прежнему уделу. Движение за гражданские права и феминистское движение были одновременно попыткой добиться более широких возможностей для чернокожих и женщин и критикой методов, с помощью которых белые мужчины управляли миром.

Во всем этом принимала участие церковь. Границы, разделяющие государства, общественные классы и политические партии, церковь нарушала смелее любой другой международной организации, корпорации или какого-либо политического движения. Действительно, великим наследием XIX века стало рождение, впервые в истории, подлинно вселенской церкви. Хотя в XX веке к миссионерам предшествовавших поколений многие стали относиться как к наивным мечтателям, не вызывает сомнений, что они добились успеха, оставив после себя широкую сеть христиан всех цветов кожи и национальностей. Но проблемы, поставленные XX веком, не были для этой международной церкви легкими. Война вкупе с расовой и классовой борьбой разделили церковь, причем часто в вопросах, имеющих мало общего с богословскими различиями. В одних случаях она подвергалась гонениям, а в других использовалась для достижения скрытых для нее целей. В условиях нестабильности XX века члены церкви часто разъединялись, приходили в замешательство и даже испытывали страх. Тем не менее во время войны, гонений и гражданских потрясений они стремились свидетельствовать о Том, Чье царство мира и справедливости будет нескончаемым. Такова история христианства в XX веке, к которой мы сейчас обратимся.

Восточное христианство

Настало время, когда христиане во всем мире должны считать своим долгом объединение усилий для исполнения пророчества Исайи, что "перекуют мечи свои на орала, и копья свои - на серпы", в очередной раз доказав тем самым жизнеспособность и непреходящую реальность христианства в мире.

РУМЫНСКИЙ ПАТРИАРХ ЮСТИНИАН, 1960 ГОД

Одна из главных проблем, с которой все христиане столкнулись в XX веке, заключалась в решении вопроса о том, как им следует жить в условиях "постконстантиновой эпохи". Имеется в виду, что церковь не могла более рассчитывать на политическую поддержку, которой она пользовалась со времен Константина. С начала Французской революции западное христианство подвергалось давлению со стороны светских правительств, которые хотя и не всегда были враждебно к нему настроенными, тем не менее стремились в общем и целом игнорировать его. Что же касается восточного христианства, для него этот процесс начался со времени захвата Константинополя турками в 1453 году. Именно на этом событии мы прервали рассказ о развитии восточного христианства, и к нему нам следует сейчас вернуться.

Византийское христианство

Поддержка, которой христианство традиционно пользовалось в Византийской империи, не была чистым благословением без всяких примесей. Верно, что связь с империей придавала греческой церкви большой авторитет, но верно также, что ее возможности были весьма ограниченными. Тогда как на Западе папы часто обладали большей властью, чем короли, на Востоке церковью управляли императоры, а непокорных патриархов смещали и заменяли другими. Когда император решил, что для спасения империи необходим союз с Римом, этот союз заключили вопреки ясно выраженному мнению подавляющего большинства членов Византийской церкви. Год спустя, в 1453 году, Константинополь пал под ударами турок, и многие византийские христиане расценили это событие как освобождение от тиранической власти императора, вынудившего их заключить соглашение с еретическим Римом.

На первых порах церковь пользовалась в Османской империи определенной мерой свободы. Мехмед II, завоевавший Константинополь, предложил епископам избрать нового патриарха (прежний бежал в Рим), которому он предоставил гражданскую и церковную власть над христианами на своих территориях. В самом Константинополе половину церквей превратили в мечети, но в другой половине христианские богослужения продолжались при полной терпимости со стороны властей. В 1516 году турки захватили Сирию и Палестину и жившие там христиане были поставлены под юрисдикцию константинопольского патриарха. Год спустя, когда под ударами турок пал Египет, патриарху Александрии предоставили особые полномочия в отношении египетских христиан. Такая политика делала патриархов фактическими правителями христианского государства в рамках турецкого государства, но вместе с тем патриархов, не проводивших в жизнь политическую линию султана, быстро смещали.

В течение нескольких столетий богословие грекоязычной церкви находилось под сильным воздействием западных веяний и пыталось противостоять им. Вопросы, обсуждавшиеся на Западе во время протестантской Реформации, рассматривались и в грекоязычной церкви, и в 1629 году патриарх Константинополя Кирилл Лукарис опубликовал "Исповедание веры" с очевидной протестантской направленностью. Лукарис был смещен и убит, но память о нем почиталась многими, причем некоторые утверждали, что "Исповедание веры" было фальшивкой. Наконец в 1672 году синод осудил его, "если он действительно был кальвинистским еретиком". В следующем столетии основной вопрос касался уже не протестантизма, а западной философии и науки и влияния, которое они должны оказывать на православное богословие. В XIX веке, когда Греция стала независимой от Турции, этот вопрос приобрел политический подтекст. В целом греческие националисты поддерживали тех, кто выступал за использование западных научных и богословских методов, а также утверждали, что Греческая церковь, существовавшая теперь в независимом государстве, должна стать независимой от патриарха Константинополя. Консерваторы, со своей стороны, полагали, что богословие должно основываться на общепринятом предании и что это предание подразумевает подчинение патриарху Константинополя, даже если он - подданный турецкого султана.

В XIX и начале XX века Османская империя развалилась, и православные церкви образовались не только в Греции, но также в Сербии, Болгарии и Румынии. Во всех этих странах основной проблемой было противоречие между национальными чувствами и транснациональной природой православия. В период между двумя мировыми войнами патриархат Константинополя признал автономию различных православных церквей, причем не только на бывших турецких территориях на Балканах, но и в других странах Европы, таких как Эстония, Латвия и Чехословакия. После Второй мировой войны большинство этих территорий попали в сферу советской гегемонии, и на них обычно распространялась религиозная политика, проводившаяся в Советском Союзе. В начале века патриархаты Иерусалима, Александрии и Антиохии оказались в руках арабов. Сначала вновь созданные арабские государства существовали под сенью западных держав. В это время значительное число христиан в этих патриархатах стали либо католиками, либо протестантами. Затем с ростом арабского национализма, направленного против господства и влияния Запада, распространение протестантизма и католичества пошло на убыль. Ко второй половине XX века единственной страной, где православное христианство еще могло рассчитывать на некое подобие традиционного союза церкви и государства, осталась Греция.

Тем не менее все эти церкви демонстрируют свою жизнеспособность. Какое-то время опасались, что закрытие церковных школ и воздействие правительственной пропаганды отвратит новые поколения от церкви. Но опыт нескольких десятилетий показал, что литургия, традиционный источник духовной силы православных верующих, справляется с задачей передачи христианского предания в условиях враждебного окружения. Хотя ограничения гражданских прав, которому подвергаются христиане в некоторых из этих стран, действительно привели к ослаблению активного участия работающего населения в жизни церкви, показательно, что после ухода на пенсию очень многие возвращаются в церковь. Совершенно ясно, что наступление постконстантинова периода не повлекло за собой исчезновения церквей, унаследовавших византийскую традицию.

Русская церковь

Падение Константинополя в 1453 году многие в России истолковали как Божье наказание за союз, заключенный с еретическим Римом. В конце концов появилась теория, что подобно Константинополю, пришедшему на смену Риму в качестве "второго Рима", теперь М осква становится "третьим Римом", имперским городом, провиденциальная задача которого заключается в защите православия. В 1547 году Иван IV принял титул "царя", или императора, показав тем самым, что считает себя преемником кесарей Рима и Константинополя. Вслед за этим в 1598 году митрополит Московский принял титул патриарха. Для утверждения такого самосознания Русская церковь выпустила целую серию полемических сочинений, направленных против греков, католиков и протестантов. К XVII веку эти представления укоренились настолько, что попытка сближения с греками привела к расколу в России.

Сближение с греческими христианами царь Алексей Михайлович (1645-1676) рассматривал как предварительный шаг для завоевания Константинополя и с этой целью побудил патриарха Никона изменить канон литургии, чтобы привести его в соответствие с греческими обрядами. Но многие в России, особенно среди низших слоев населения, отреагировали на это весьма бурно. Ко всему иностранному они относились с подозрением, тем более что в распространении новых идей была заинтересована прежде всего аристократия. Результатом стал раскол старообрядцев, многие из которых затем присоединились к крестьянскому восстанию. Оно было жестоко подавлено, и положение крепостных крестьян стало еще более тяжелым. Старообрядцы не исчезли, но разошлись по ряду вопросов, в частности, следует ли принимать священников православной церкви или же надо вообще отказаться от священников. Некоторые из них впадали в апокалиптические крайности - тысячи старообрядцев для демонстрации своей веры совершали самоубийства. Но в конце концов наиболее крайние группировки прекратили существование, и старообрядцы оставались в России незначительным меньшинством, по крайней мере - вплоть до начала XX века.

Царь Петр I Великий (1689-1725) проводил иную политику. Его целью было не сближение с греческими христианами, а открытие страны западному влиянию. Что касается церкви, это выражалось в повышении интереса к католическому и протестантскому богословию. Исследователи этих противоборствующих направлений мысли обычно не отказывались от своей православной веры. Они просто пытались использовать католическую или протестантскую методологию для развития православного богословия. В спорных вопросах одни принимали католическую точку зрения, а другие черпали вдохновение в протестантизме. Киевская школа, видную роль в которой играл Петр Могила, придерживалась католических тенденций, а Феофан Прокопович и его последователи полагали, что русскому православию надо учитывать протестантскую критику предания. В начале XIX века под влиянием эпохи Просвещения и романтизма наибольшей популярностью пользовались идеи Прокоповича. Но затем последовала националистическая реакция с упором на традиционно русские ценности, нашедшая выражение в славянофильском движении. Наиболее видной фигурой в нем был нерукоположенный богослов Алексей Хомяков (1804-1860), использовавший гегельянские категории для доказательства, что православное понимание кафоличности, то есть соборности, представляет собой совершенный синтез католического тезиса о единстве церкви и протестантского антитезиса о свободе понимания Благой Вести.

Русская революция положила конец таким дискуссиям. На первый план выступила другая западная философия - марксизм. В 1918 году церковь была официально отделена от государства, а конституция 1936 года гарантировала "свободу вероисповедания" и "свободу антирелигиозной пропаганды". В 1920 году религиозное обучение в школах было запрещено законом. За два года до этого были закрыты все семинарии. После смерти патриарха Тихона в 1925 году Русской православной церкви не разрешалось избирать его преемника вплоть до 1943 года. В то время, отчасти под влиянием войны с Германией, правительство решило признать роль церкви в жизни страны. В том же году открылись семинарии. Кроме того, было дано разрешение на печатание книг и периодических изданий, а также на изготовление предметов, необходимых для проведения богослужений.

Как и в других странах, находившихся под властью коммунистов, Русская церковь сумела использовать литургические службы для ободрения верующих и передачи предания новым поколениям. В конце XX века, после почти семидесяти лет коммунистического правления, в Советском Союзе оставалось около 60 миллионов верующих.

Другие восточные церкви

Помимо церквей, о которых шла речь выше, группы православных верующих существуют и в других частях света. Одни из них, такие как Православная церковь Японии, а также православные церкви в Китае и Корее, возникли в результате миссионерской работы Русской церкви. Они полностью самостоятельны, состоят в основном из местных жителей, управляются местным руководством и служат литургию на родных языках. Другие получили название "православной диаспоры". По разным причинам - политические потрясения, гонения, поиск лучших условий жизни - православные христиане перебирались в далекие от родины страны, в частности в Западную Европу и в Новый Свет, где обосновалось значительное число русских, греков и представителей других национальностей, для которых вера и связанная с ней литургия стали способом сохранения традиций и ценностей, которые иначе были бы утеряны. Взаимоотношения между этими различными группами ставят перед православием серьезные проблемы, поскольку оно всегда заявляло, что в каждой конкретной местности может быть только одна православная церковь. В связи с этим особое значение придается поддержанию единства между православными церквами.

Но в православное сообщество входят не все восточные церкви. Со времени христологической полемики V века некоторые восточные церкви, не согласившиеся с решениями соборов, существуют самостоятельно. На бывших территориях Персидской империи большинство христиан, получивших название "несториан", отказались называть Марию "Богоматерью". У этих христиан, известных также как "ассирийцы", долгая и сложная история. Во времена средневековья эта церковь была весьма многочисленной, а ее миссионеры доходили до Китая, однако позднее она подвергалась суровым гонениям, особенно со стороны мусульманских соседей. В начале XX века эти гонения опустошили ряды ее членов. Многие из оставшихся в живых бежали в западное полушарие, в том числе глава церкви "католикос", нашедший убежище сначала на Кипре, а затем в Чикаго. В настоящее время их общее число составляет примерно 100 000 человек, проживающих в Ираке, Иране, Сирии и в Соединенных Штатах.

Церкви, отказавшиеся принять "Определение веры" Халкидонского собора на том основании, что, с их точки зрения, оно отделяет человечность Иисуса от Его божественности, обычно называют "монофизитскими", хотя это наименование не совсем точно выражает их христологические позиции.

Самые крупные из них - Коптская церковь Египта и ее дочерняя церковь, Церковь Эфиопии. Последняя является одной из восточных церквей, дольше других пользовавшихся активной поддержкой со стороны государства, но помощь прекратилась с падением императора Хайле Селассие в 1974 году. Древняя Сиро-монофизитская церковь, известная также как "якобитская", занимает сильные позиции в Сирии и Ираке. Резиденция ее главы, якобитского патриарха Антиохии, расположена в столице Сирии Дамаске. Церковь Индии сиро-восточного обряда, заявляющая, что ее основал св. Фома, теоретически подчиняется этому патриарху, но на практике совершенно самостоятельна, состоит полностью из местных жителей и насчитывает около полумиллиона членов.

Как уже отмечалось выше, Армянская церковь отказалась признать халкидонское "Определение веры" главным образом потому, что Римская империя не пришла на помощь, когда в Армению вторглись персы. Затем эта территория была завоевана турками, и упорное нежелание армян отказаться от веры предков стало одной из причин вражды между ними и турецкими захватчиками. Когда сила Османской империи ослабла, эта вражда вылилась в открытые насильственные действия. В 1895, а затем в 1896 и 1914 годах были вырезаны тысячи армян, живших под властью турков. Примерно миллиону удалось бежать, и в результате значительное число армянских христиан проживает сейчас в Сирии, Ливане, Египте, Иране, Ираке, Греции, Франции и в западном полушарии. В той части Армении, которая находилась под советским контролем, церковь существовала в таких же условиях, как и остальные церкви в Советском Союзе.

В первых десятилетиях XX века отношение восточных церквей к экуменическому движению было достаточно сдержанным. Они опасались, что готовность обсуждать вопросы "веры и порядка" может быть расценена как нетвердость в убеждениях или как готовность пойти на компромисс в своих верованиях. Поэтому, хотя некоторые из них сотрудничали с другими христианами в практических делах, они вместе с тем отказывались принимать официальное участие в дискуссиях, которые могли бы быть истолкованы как попытка решить вероучительные вопросы путем переговоров. Когда церквам разослали приглашение принять участие в работе первой ассамблеи Всемирного совета церквей, которая состоялась в Амстердаме в 1948 году, большинство православных церквей после взаимных консультаций решили воздержаться. В 1950 году Центральный Комитет Всемирного совета церквей выступил с заявлением, в котором развеял их опасения. После этого большинство православных церквей стали полноправными членами Всемирного совета церквей. Возросло участие и других восточных церквей. В такой обстановке, в значительной степени при посредничестве Всемирного совета церквей, проводились переговоры между церквами, признающими халкидонское определение и отвергающими его, - несторианскими и монофизитскими. В ходе переговоров выяснилось, что между этими церквами существует глубокое единодушие и что многие разногласия возникли в результате взаимного непонимания. Таким образом, открыв диалог между западным и восточным христианством, экуменическое движение в то же время способствовало началу полезных переговоров между восточными христианами.

Рассматривая положение дел в этих церквах в целом, можно сделать два вывода. Во-первых, история этих церквей, с необычайной быстротой перешедших в постконстантинову эпоху, может служить показательным уроком для других христиан, переживающих сейчас аналогичные преобразования. Во-вторых, западные христиане, возможно, недооценивают силу литургии и предания, позволившую этим церквам продолжать существование и даже процветать в самых неблагоприятных условиях.

Римско - католическое христианство

Давайте покончим с возмутительным положением, когда одни страны, большинство граждан которых называют себя христианами, обладают большими богатствами, тогда как другие не располагают необходимыми средствами, страдают от голода, болезней и всякого рода иных бедствий.

ВТОРОЙ ВАТИКАНСКИЙ СОБОР

В главе 29, в которой наше внимание было в последний раз направлено на рассмотрение истории католической церкви, мы отметили, что ее отношение к современному миру выражалось в основном в страхе и осуждении. Среди причин такого отношения можно отметить потерю папских владений, отошедших к Италии, страх, что новые мирские государства будут затруднять работу католической церкви, и опасение, что современные идеи будут сбивать души с пути истинного. В целом история католической церкви до понтификата Иоанна XXIII во второй половине XX века была продолжением политики и линии Тридентского собора, направленных в основном против протестантизма. Вместе с тем в католической церкви были люди, полагавшие, что позиция тех, кто осуждает и полностью отвергает современные тенденции, ошибочна как с богословской, так и с пастырской точки зрения. В начале XX века эти лояльные критики неоднократно выражали свои взгляды и предлагали альтернативы, но их голоса подавлялись или игнорировались. Таким образом, история римского католичества XX века в значительной степени представляет собой историю противоборства между теми, кто стремился продолжить линию Тридентского и I Ватиканского соборов, и теми, кто хотел видеть церковь более открытой и предлагал дать более творческий ответ на вызов современного мира.

От Бенедикта XV до Пия XII

Пий X умер в самом начале Первой мировой войны, и его сменил Бенедикт XV (1914-1922). Он получил сан архиепископа от Пия X и был полон решимости продолжать его политику. Как и другие папы до него, он отстаивал право на владения, которые, по его утверждению, Италия незаконно захватила у папского престола. В начале основные свои усилия он направлял на достижение мира, но постоянно встречал резкий отпор со стороны воюющих держав. Когда наконец наступил мир и образовалась Лига Наций, он был не в состоянии оказывать на ход событий какое-либо существенное влияние. После войны ему удалось заключить конкордаты с несколькими новыми государствами, возникшими в результате мирных переговоров. В целом его считали более открытым по сравнению с предшественником, но его деятельность была не очень эффективной.

Его преемник Пий XI (1922-1939) был ученым богословом и способным администратором. Он также остро чувствовал повышение значения неевропейского мира и делал все возможное для развития миссионерской работы и для помощи уже существовавшим церквам в достижении зрелости. За время его понтификата число католических миссионеров удвоилось, и именно он рукоположил пять первых китайских епископов. Как мы увидим ниже, усилия по распространению католичества в других землях позднее принесут значительные и неожиданные плоды. Он придавал также значение повышению активности мирян, но под контролем церковных иерархов. Это нашло отражение в первой из его энциклик, в которой были изложены цели и принципы "Католического действия", наиболее крупной католической организации мирян в первой половине столетия.

Пия XI тревожила опасность коммунизма с его откровенно атеистической направленностью, однако в отношении фашизма он такой тревоги не проявлял, особенно с тех пор, как фашизм стал главным противником коммунизма. Более того, фашизм апеллировал к тем же принципам, которые Пий IX с такой решимостью отстаивал в "Перечне заблуждений": иерархическое построение общества, непререкаемость авторитета и прерогативы государства по установлению и поддержанию нравственных норм. На первых этапах итальянский фашизм благосклонно относился к католичеству, и папа был вполне удовлетворен сотрудничеством с ним. В 1929 году его представитель подписал с Муссолини соглашение, решившее наконец вопрос о праве Италии на Рим. Италия признала существование суверенного государства "Ватикан" под властью папы и предоставила финансовую компенсацию за потерю других территорий. Пий, со своей стороны, признал Итальянское королевство законным государством со столицей в Риме. В конце концов Пий разошелся с итальянским фашизмом и на первых этапах борьбы за власть осуждал Гитлера и нацизм. Затем, однако, он смягчил свою позицию в отношении нацистского режима и поддержал фашистский вариант Франко в Испании. В Германии страх перед либерализмом и коммунизмом склонял многих католиков на сторону нацизма. В 1933 году католическая оппозиция Гитлеру рухнула, и политическая партия, возглавлявшаяся монсеньером Каасом, обеспечила Гитлеру необходимое большинство голосов для прихода к власти. Примерно в то же время собравшиеся в Фульде епископы взяли назад резкие слова, которые они ранее высказывали об угрозе нацизма. В Риме Пий XI и его государственный секретарь кардинал Пачелли (ставший впоследствии Пием XII) пришли к выводу, что настало время достичь с Гитлером соглашения, и несколько месяцев спустя был подписан конкордат, расцененный в международных кругах как ограниченная поддержка Ватиканом нацистского режима. Прошло несколько лет, прежде чем папа осознал угрозу, исходившую от нацизма, в котором он долгое время видел приемлемую альтернативу коммунизму. Наконец в 1937 году он выпустил две энциклики, одна из которых была направлена против нацизма, а другая против коммунизма. В первой из этих энциклик "Mit brennender Sorge" заявлялось, что нацизм есть новая форма варварства, а Гитлер обвинялся в нарушении конкордата 1933 года. В выпущенной пять дней спустя параллельной энциклике "Divini Redemptoris" осуждался коммунизм, вызывавший у папы большое беспокойство из-за усиления в России антирелигиозной пропаганды. Кроме того, коммунизм делал быстрые успехи в Азии. Папа также опасался, что Мексиканская революция приведет к образованию еще одного коммунистического государства. В этой энциклике он осудил марксистскую точку зрения на религию как на одно из орудий угнетения низших классов, и заявил, что у христиан не может быть никаких оснований для сотрудничества с коммунистами. Тем временем укрепление связей между Гитлером и Муссолини, а также многочисленные конфликты с итальянским фашизмом побудили папу подготовить резкое выступление с осуждением некоторых действий фашистского режима в Италии, пока еще не порывая отношений с ним. Но он умер, не успев подготовить это выступление.

Конклав продолжался всего один день и после трех голосований избрал его преемника. Им стал кардинал Пачелли, принявший имя Пия XII (1939-1958), показав тем самым, что он намерен продолжать политику Пия XI. Пий XII был опытным в дипломатических делах человеком с небольшой склонностью к непотизму и с крайне авторитарным и клерикальным взглядом на церковь, но в то же время мистиком, проводившим многие часы в молитве, неутомимым тружеником, помощники которого часто жаловались, что он слишком перегружает их работой, и человеком большого личного обаяния, которого уважали как друзья, так и противники. Начальные годы его понтификата проходили в условиях Второй мировой войны, которую он безуспешно пытался предотвратить. Когда война стала неизбежной, он направил усилия - опять же безрезультатно - на то, чтобы удержать Италию от участия в конфликте. Он также поддержал заговор с целью свержения Гитлера. С начала войны Пий XII проводил политику нейтралитета в надежде, что, оставаясь над схваткой, он в нужное время сможет стать посредником. Но этот нейтралитет был достигнут ценой молчания перед лицом нацистских зверств по отношению к евреям, и в этом плане его политика часто подвергалась суровой критике: даже его апологеты признают, что он знал о происходившем в Германии и в оправдание своей политики говорил, что протесты мало что дадут. Но такая позиция не мешала папе осуждать жестокое обращение нацистов с католиками в Польше, хотя польские епископы сообщали, что после каждого протеста, переданного по Ватиканскому радио, против их паствы принимались еще более суровые меры. В этих вопросах Пий XII был, по всей видимости, просто-напросто очередным выразителем настроений, господствовавших в Римской курии со времен Тридентского собора: защищать церковь любой ценой, стремясь обеспечить ей как можно большую свободу действий и власть, а все остальное подчинять этой первоочередной задаче. Возможно также, что хотя он и опасался победы нацистов, его тем не менее больше беспокоил рост влияния коммунизма и что в войне между странами "Оси" и СССР его симпатии были на стороне первых. Как бы там ни было, он постоянно делал упор на общих принципах, на основании которых следует судить о действиях государств и правительств, хотя сам воздерживался от высказывания таких суждений.

Отношение папы к преследованиям евреев в Германии и в оккупированных странах Европы оставляло желать много лучшего, но были другие католики, рисковавшие жизнью и свободой ради спасения своих еврейских братьев и сестер. Пию было известно о существовании подпольных сетей, с помощью которых евреи переправлялись из Германии, Франции и из разных стран Восточной Европы. И среди "праведных язычников", которые, по признанию международного еврейского сообщества, дали достойный ответ на брошенный тогда вызов, нередко совершая героические поступки, было немало католиков.

После войны усилия папы в международном плане были в основном направлены на борьбу с коммунистической угрозой. В 1949 году он объявил об автоматическом отлучении от церкви всех, кто оказывает поддержку коммунистам в какой бы то ни было стране. То было время экспансии Советского Союза, в орбиту влияния которого вскоре попало большинство стран Восточной Европы. В Азии, где закончился период японского владычества, Китай тоже стал коммунистическим, и тогда казалось, что в этой обширной стране католическая церковь наряду со всеми другими церквами полностью уничтожена. В ответ на эту угрозу и в надежде предотвратить войны в будущем Пий поддержал голоса, призывавшие к объединению Европы. В 1953 году он заключил конкордат с режимом Франко в Испании - единственным сохранившимся после войны бастионом фашизма. При этом он руководствовался несколькими соображениями. Влияние коммунистов в правительстве Испании перед началом гражданской войны усиливалось по мере роста напряженности. Католики, боявшиеся коммунизма, видели во Франко и в его движении единственную альтернативу, которая в свою очередь привела к росту антиклерикальных настроений. Затем гражданская война дала выход неистовым страстям, в результате чего погибли тысячи священников, монахов и монахинь. Когда дым рассеялся, Франко крепко держал страну в руках, и его самыми верными союзниками были консерваторы в католическом духовенстве. Поэтому в условиях, когда все больше и больше правительств в мире как будто бы отворачивались от церкви, Ватикан благосклонно относился к Франко и к его режиму.

Политическая ориентация папы проявлялась также в понимании им роли папства и его административной власти. Он стремился централизовать управление церковью, лишив национальные епископаты многих их полномочий. Более благожелательно по сравнению со своими предшественниками относясь к экуменическому движению, он тем не менее воздвиг в 1950 году еще одно препятствие для его развития, провозгласив догмат о телесном вознесении Девы Марии на небо. Но самое главное, он с крайней подозрительностью относился к любым новшествам в области богословия. В 1950 году в булле "Humani generis" были повторены прежние предостережения против богословских новаций. Наиболее творчески мыслящих католических богословов того времени принудили к молчанию, в том числе некоторых из тех, чьи сочинения легли в основу решений II Ватиканского собора. Тейяру де Шардену, одному из наиболее творческих католических мыслителей XX века, Священная канцелярия запретила публиковать его богословские произведения, которые вышли в свет лишь после его смерти в 1955 году. Во Франции некоторые видные католические деятели предприняли попытку проникнуть в рабочее движение при посредничестве "священников-рабочих", которые устраивались простыми рабочими, иногда даже не раскрывая сначала, что они - священники. Это движение на первых порах получило поддержку Ватикана, несмотря на его критику со стороны наиболее консервативных элементов во французском католичестве. Однако когда несколько священников стали лидерами рабочего движения и заняли антикапиталистическую позицию, папа перестал их поддерживать. Он приказал всем священникам выйти из рабочего движения и закрыл семинарию, в которой большинство из них училось. Это происходило в эпоху холодной войны, и папа, во время Второй мировой войны надеявшийся стать посредником, теперь оказался втянутым в конфликт, в котором, казалось, не было другой альтернативы, кроме коммунизма и реакционного консерватизма.

С другой стороны, некоторые меры Пия XII подготовили почву для больших изменений, произошедших при следующем понтификате. Энциклика 1943 года "Divino afflante Spiritu" побуждала использовать современные методы библейских исследований. Хотя позднее он подчеркивал необходимость проявлять осторожность в этом вопросе, уже начавшиеся библейские исследования впоследствии способствовали обновлению церкви. Реформа литургии, ставшая одним из первых решений II Ватиканского собора, готовилась папой Пием XII, хотя и с большой осторожностью. Но самое главное, он способствовал интернационализации церкви, сделавшей возможными решения II Ватиканского собора. Он понимал, что эпоха колониализма закончилась, и потому продолжал политику своих предшественников по укреплению церквей за пределами Европы. Он также призывал к признанию прав колоний, за что его даже критиковали как врага Европы, особенно во Франции, которая одно время упорно сопротивлялась предоставлению независимости своим колониям. Настаивая на своем праве всемирной юрисдикции и прямого управления всеми церквами, он в то же время поощрял создание местных церквей под руководством епископов из числа коренного населения. Очень важную роль для дальнейшего развития событий сыграло образование под эгидой Ватикана Конференции латиноамериканских епископов, первой официальной организации подобного рода на международном и региональном уровне. Он также ввел в курию неитальянцев и придал международный характер коллегии кардиналов, в которой ко времени его смерти число итальянцев составляло всего одну треть. Таким образом, будучи консервативным папой в духе Тридентского и I Ватиканского соборов, он в то же время положил начало процессу, приведшему в конечном счете ко II Ватиканскому собору и принятым на нем реформаторским решениям.

Иоанн XXIII и Второй Ватиканский собор

Избрать нового папу оказалось труднее, чем предыдущего. Когда после одиннадцатого голосования объявили об избрании кардинала Ронкалли, многие сочли, что этот семидесятисемилетний кардинал избран как переходная фигура, чтобы дать кардиналам время для определения будущей политики. Но краткий понтификат (1958-1963) престарелого папы, принявшего имя Иоанна XXIII, был отмечен важными изменениями. Само его решение принять имя Иоанн, вызывавшее горькие воспоминания о периоде авиньонского папства и о пизанском антипапе Иоанне XXIII, служило указанием, что новый папа намерен идти по новому пути. Вскоре он привел в сильное беспокойство многих в курии и свою охрану беспрецедентными посещениями беднейших кварталов Рима. Высказывались даже опасения, что он, возможно, слишком простодушный человек, чтобы нести возложенную на его плечи тяжелую ответственность. Но он был человеком с богатым опытом и глубоким умом, продемонстрировавшим на требующих большой осмотрительности должностях в Болгарии, Стамбуле и Франции понимание всех тонкостей ведения переговоров и дипломатии. Кроме того, жизнь в турецком Стамбуле и в светском Париже показала ему, до какой степени церковь порвала связи с миром в целом. Свою основную миссию он видел в восстановлении этих связей, и выполнение этой задачи требовало дипломатического искусства, ибо многие в курии и на других высоких должностях в церкви не разделяли его понимания ситуации.

Он был старым человеком, а цели перед ним стояли большие, поэтому Иоанн XXIII чувствовал необходимость действовать быстро. Через три месяца после избрания он объявил о своем плане созвать экуменический собор. Многие в курии эту идею не одобрили. В прошлом большинство соборов созывались для рассмотрения какого-либо неотложного вопроса, чаще всего ереси, считавшейся особенно опасной. Более того, высказывалось мнение, что после провозглашения на I Ватиканском соборе догмата о непогрешимости папы эпоха соборов закончилась и что папа должен управлять церковью как абсолютный монарх. Действительно, со времени Пия IX тенденция к централизации проявлялась все ощутимее. Но папа Иоанн смотрел на вещи иначе. Он упорно называл других епископов "моими братьями епископами" и настаивал на необходимости советоваться с ними, а не управлять ими. Он был также убежден, что настало время для полного аджорнаменто (итальянское слово, буквально означающее "осовременивание") церкви и что этого можно добиться только благодаря соединению мудрости и усилий епископов всей церкви.

Подготовительная работа для проведения собора заняла более двух лет. Тем временем папа выпустил энциклику "Mater et Magistra", которую многие католические активисты в борьбе за установление справедливых общественных отношений сочли одобрением папой их деятельности. Наконец, 11 октября 1962 года папа Иоанн официально открыл заседания II Ватиканского собора. Лишь немногие ожидали, что эта ассамблея ознаменует радикальное изменение курса, которому церковь следовала в течение последних четырехсот лет. Документы для обсуждения и принятия на соборе были подготовлены курией и в целом не содержали почти ничего больше, кроме подтверждения традиционного католического учения и предупреждения об опасностях, исходящих от современного мира. Но папа принял меры, чтобы направить работу собора и по другим направлениям. Год назад он создал Секретариат развития христианского единства, указав тем самым на значение, которое он придавал поиску сближения с другими христианами, и на свое желание рассмотреть этот вопрос на заседаниях собора. Его вступительная речь тоже задала иной тон по сравнению с большинством предварительно подготовленных документов - он сказал, что настало время, когда церковь должна отреагировать на проблемы современного мира словами понимания и ободрения, а не резкого осуждения. Достижению этих целей способствовали присутствие некатолических наблюдателей (тридцать один человек в начале работы и девяносто три - ко времени закрытия последней сессии собора) и особенно состав самого собора. Западную Европу, Канаду и Соединенные Штаты представляли всего 46 процентов прелатов. В общей сложности 42 процента прибыли из Латинской Америки, Азии и черной Африки. Свыше половины присутствовавших епископов представляли церкви со столь ограниченными ресурсами, что расходы, связанные с их пребыванием на соборе, пришлось оплачивать из средств более богатых церквей. Этих епископов глубоко волновал вопрос о необходимости облегчать тяжелое положение бедных, обращаться к нехристианскому миру и в целом выступать со словом сострадания и понимания, а не самодовольного осуждения. Таким образом, призыв папы во вступительной речи к "исцелению милосердием" был встречен с пониманием.

Очень быстро стало ясно, что большинство участников собора желает широких перемен в жизни церкви и прежде всего в сфере ее отношения к современному миру. Первым обсуждался документ, касавшийся литургии.

Из всех подготовленных заранее документов он предлагал наиболее существенные изменения, так как обновление литургии было одной из забот предыдущего папы. Консервативное меньшинство попыталось заблокировать даже эти изменения, но сторонники модернизации литургии одержали победу. Когда текст вернули в подготовившую его комиссию, инструкции по доработке были ясным свидетельством поражения консерваторов. С этого времени документы, составленные подготовительными комиссиями, чаще всего возвращались на переработку с инструкциями о внесении коренных изменений.

Папа Иоанн не увидел первого документа, принятого созванным им собором, - он умер в июне 1963 года. Следующий папа избрал имя Павел, обычно ассоциировавшееся с Тридентским собором, и консерваторы надеялись, что он распустит собор или по крайней мере примет энергичные меры, чтобы воспрепятствовать дальнейшим прениям. Но Павел VI (1963-1978) почти сразу же заявил о своем желании продолжить работу собора. Он, несомненно, занимал более консервативную позицию, нежели Иоанн XXIII, но за время первой сессии собора убедился, до какой степени христианские лидеры со всего мира чувствуют необходимость существенных изменений. При открытии второй сессии 29 сентября 1963 года он призвал присутствовавших "построить мост между церковью и современным миром".

Не нуждаясь в дополнительных стимулах, собор последовал призыву папы, хотя, возможно, в некоторых вопросах с большим рвением, чем того желал Павел VI. Ассамблея приняла документ о литургии, который с самого начала был наиболее прогрессивным, а остальные вернула на переработку, чтобы сделать их более созвучными новому курсу открытости современному миру. Значение "Конституции о святой литургии", наиболее важного результата работы второй сессии, вскоре дало о себе знать среди верующих во всем мире, ибо она разрешала использование родного языка в гораздо большей степени, чем раньше. Кроме того, в ней заявлялось (п. 38):

Сохраняя необходимое единство латинского обряда, при пересмотре литургических книг следует принимать меры для внесения надлежащих изменений и их адаптации в соответствии с потребностями различных групп, регионов и народов, в особенности на миссионерских территориях.

Затем был пересмотрен состав комиссий, занимавшихся переработкой документов, с включением в них большего числа членов, избранных собором. По некоторым признакам папа был недоволен развитием событий, и высказывались даже опасения, что он может объявить о закрытии собора. Но Павел VI не стал прибегать к таким крайним мерам, и третья сессия собора, продолжавшаяся с 14 сентября по 21 ноября 1964 года, подтвердила, что любой документ, не соответствующий реформаторскому духу собора, будет отвергнут и возвращен в комиссию. Собор принял документы о церкви, о восточных церквах и об экуменизме. Многих его участников привело в уныние, что в документ о церкви папа добавил "примечание", поясняющее, что епископскую коллегиальность следует понимать в смысле верховенства папы, а в декрет об экуменизме (уже принятый ассамблеей) сделал вставки, с которыми документ выглядел менее приемлемым для некатоликов по сравнению с оригиналом. Кроме того, многие участники собора стремились подчеркнуть центральное положение Христа и предотвратить крайности, к которым могло бы привести поклонение Марии, однако папа по собственной инициативе провозгласил Деву Марию "Матерью Церкви".

Несмотря на такие действия папы, участники собора, собравшиеся на четвертую и последнюю сессию (с 14 сентября по 8 декабря 1965 года), были полны решимости довести работу до конца. Острые дискуссии развернулись по документу о религиозной свободе, принятию которого отчаянно сопротивлялись консерваторы из стран, где католики составляли большинство. Но когда последняя попытка провалилась, оппозиция смирилась с поражением, и до конца сессии ситуация находилась под полным контролем прогрессивных сил. Благодаря этому собор относительно легко принял вполне прогрессивные документы о епископах, о священниках и их подготовке, о мирянах, о церкви и нехристианах, о миссионерской деятельности и так далее. Особенно показательными в смысле демонстрации изменения духа, господствовавшего в католичестве в течение столетий, были документы о религиозной свободе и о церкви в современном мире. В первом заявлялось, что необходимо уважать религиозную свободу как отдельных людей, так и объединений и что любые религиозные группы имеют право организовываться согласно собственным принципам, "если не нарушаются справедливые требования общественного порядка". "Пастырская конституция о церкви в современном мире" - самый пространный документ из когда-либо принятых на соборе - общим звучанием резко отличалась от тональности, принятой в XIX веке. Подтвердив католические принципы веры и морали, она в то же время продемонстрировала подлинную открытость позитивным аспектам современности и творческий подход к таким вопросам, как семейная жизнь, экономические и социальные проблемы, политика, технология и наука, значение и разнообразие человеческих культур и так далее. Тон задавался с самого начала (п. 1):

Радости и надежды, горести и печали людей нашего времени, особенно бедных или по разным причинам страдающих, - это радости и надежды, горести и печали последователей Христа. Они являют собой сообщество людей, которые в союзе с Христом и под водительством Святого Духа двигаются к Царству Отца и несут послание о спасении, обращенное ко всем. По этой причине это сообщество знает, что оно тесно связано с человечеством и его историей.

Ко времени завершения работы собора стало ясно, что католическая церковь вступила в новую эпоху. Но предстояло сделать еще многое для проведения решений собора в жизнь. Часто они встречали сопротивление; в других случаях изменения происходили быстро, и Ватикан сдерживал их. В 1968 году консервативные наклонности папы проявились в энциклике "Humanae vitae", в которой он запретил использование любых методов контроля за рождаемостью, аннулировав постановление папской комиссии, рекомендовавшей признать допустимыми некоторые методы контроля за рождаемостью. После закрытия собора Павел VI действовал осторожно, опасаясь, по-видимому, что быстрые изменения приведут к расколу или к выходу из католической церкви наиболее консервативных ее членов. Такой раскол действительно произошел, инициированный одним из консервативных епископов. Но с ним ушли немногие члены церкви, и через двадцать лет после начала II Ватиканского собора стало ясно, что его решения привели в действие процессы, остановить которые невозможно. В качестве примера его продолжающегося влияния можно привести декларацию американских епископов о ядерной войне и гонке вооружений, к которой некоторые отнеслись как к неуместному вмешательству церкви в политические и военные вопросы. Но в этой декларации епископы просто-напросто повторили заявление II Ватиканского собора, что гонка вооружений и стремление достичь паритета в области смертоносного оружия не могут обеспечить прочного или подлинного мира.

Павел VI умер в 1978 году, и после краткого понтификата Иоанна Павла I его сменил Иоанн Павел II, первый неитальянский папа с XVI века. Будучи поляком, новый папа получил представление о борьбе церкви при нацистском и советском господстве и не питал иллюзий в отношении фашизма и коммунизма. Во время его понтификата в Польше усиливался конфликт между коммунистическим правительством и католической церковью, получившей дополнительный стимул благодаря избранию одного из своих соотечественников на престол св. Петра. Занимая консервативные позиции в вопросах, касающихся жизни духовенства, монашеских обетов и личной нравственности, Иоанн Павел II в то же время делал достаточно энергичные заявления о тяжелом положении бедных и о несправедливости их угнетения. Он принял ряд постановлений, не разрешавших священникам занимать политические должности, но утверждал, что церковь должна принимать участие в решении социальных вопросов. Следовательно, его можно считать либо консерватором, либо прогрессистом в зависимости от точки зрения того или иного наблюдателя.

Развитие богословской мысли

Открытость II Ватиканского собора удивила мир, не знавший о подводных течениях в католической церкви. Но чтобы он состоялся, богословы трудились в течение полувека. Такие эксперименты, как, например, использование священников-рабочих, стали результатом богословских поисков, к которым Рим относился без энтузиазма. Но самое главное, были богословы, чья католическая вера никогда не подвергалась сомнению, но труды которых либо отвергались, либо игнорировались Ватиканом.

Самым творчески мыслящим среди этих богословов был, пожалуй, Пьер Тейяр де Шарден. Он родился во французской аристократической семье и уже в раннем возрасте решил стать иезуитом. Он был рукоположен в священники в 1911 году. Когда началась Первая мировая война, он отказался от звания капитана, положенного военным священникам, и служил капралом в качестве санитара, выносившего раненых на носилках. По окончании войны он стал полноправным членом Общества Иисуса и в 1922 году получил степень доктора палеонтологии. Его всегда интересовала теория эволюции, но не как отрицание творения, а как научный путь постижения действия Божьей творческой силы. Однако его первые сочинения о взаимосвязи между верой и теорией эволюции очень быстро подверглись осуждению со стороны Рима. Ему запретили в дальнейшем публиковать работы на богословские темы, а самого отправили служить в Китай, где, как полагали, он не сможет принести большого вреда. Будучи послушным священником, он подчинился. Но запрет не мешал ему продолжать писать, хотя он и не публиковал свои рукописи. Таким образом, занимаясь палеонтологическими изысканиями в Китае, он одновременно продолжал богословскую работу, показывая написанное лишь нескольким близким друзьям. В 1929 году он участвовал в идентификации черепа синантропа, ставшей еще одним подтверждением принципа эволюции и принесшей ему известность в научных кругах всего мира. Но Рим по-прежнему не давал ему разрешения на публикацию его философских и богословских работ, распространявшихся теперь среди друзей во Франции. Лишь после его смерти в 1955 году друзья опубликовали его сочинения, сразу же привлекшие широкое внимание.

Признавая общие принципы теории эволюции, Тейяр де Шарден отвергал тезис Дарвина, согласно которому движущей силой эволюции является "выживание наиболее приспособленных". Вместо этого он выдвинул концепцию о "космическом законе усложнения и осознания", означающем, что эволюция представляет собой движение к более сложному и более осознанному. На каждом этапе эволюции мы видим определенное количество организмов, относящихся к разным стадиям или сферам эволюционного процесса. Эволюция начинается с "ткани универсума", которая затем превращается в "литосферу" - материю, образующую молекулы, которые в свою очередь соединяются в тела. Следующая стадия - "биосфера", в которой появляется жизнь. Из нее развивается "ноосфера", в которой жизнь начинает осознавать себя. На этом этапе эволюция не прекращается, но принимает осознанный характер. Люди в том виде, в каком мы их сейчас знаем, - это еще не конец эволюционного процесса. Мы находимся на определенном этапе продолжающейся эволюции, ведущей к "гоминизации" человека. Эта новая стадия характеризуется тем, что, будучи разумными существами, мы принимаем участие в собственной эволюции.

Но что касается пути, по которому должна идти эволюция, то здесь мы не предоставлены самим себе. В этом процессе есть "пункт Омега" - конечный пункт всего космического процесса. Чтобы понять эволюцию, на нее надо смотреть не от начала до конца, а с конца до начала. Смысл всему процессу придает его завершение. А завершением этим, "пунктом Омега", является Иисус Христос. С Ним началась новая и заключительная стадия эволюции - "христосфера". Подобно тому как человечность и божественность неразделимо и неслитно соединились в Христе, каждый из нас в конце соединится с Богом, оставаясь при этом самим собой. Церковь, Тело Христово, есть новая историческая реальность, связанная с "пунктом Омега". Таким образом, Тейяр де Шарден соединил науку с богословием и даже со значительной примесью мистических идей. Но, в отличие от большинства представителей мистических направлений, он был мистиком, обращенным к миру.

Влияние Тейяра де Шардена заметно даже среди многих из тех, кто не принял его широкомасштабной космической схемы. Его попытка смотреть на эволюционный процесс "с конца до начала" побудила современных богословов, как католических, так и протестантских, вновь обратиться к эсхатологии - учению о "последних днях". Во многих важных разделах современного богословия эсхатология стала полезным исходным пунктом, а не просто дополнением ко всей остальной богословской системе. Во-вторых, мысль Тейяра де Шардена о продолжающемся эволюционном процессе и о нашем сознательном участии в нем побудила других богословов заняться исследованием вопроса об участии человека в осуществлении Божьих целей и относиться к человечеству как к активной действующей силе в формировании исторического процесса. Наконец, его земной мистицизм побудил многих связать свою духовную жизнь с политической деятельностью.

Еще одним представителем богословской мысли, развивавшейся в католической церкви в первой половине XX века вопреки желаниям Ватикана, был Анри де Любак, тоже французский иезуит и друг Тейяра де Шардена. Вместе с Жаном Даниелу де Любак издал объемное собрание ранних христианских произведений. Это солидное академическое издание было обращено к современной аудитории и отражало стремление де Любака связать в творческой и динамичной манере современный мир и христианское предание. По его мнению, за последние годы представление церкви о предании стало более узким, вследствие чего все христианское предание в значительной степени утратило динамизм. В сравнении с широтой и универсальностью раннего предания современное католическое богословие казалось узким и избитым. Но такие взгляды встретили неодобрение Рима, и к середине столетия его тоже заставили замолчать. Когда запрет был снят, иезуиты попросили его написать критическое исследование трудов и мыслей Тейяра де Шардена, дав им оценку в свете католического предания. Первый том был опубликован на французском языке в 1962 году, и Рим отреагировал немедленно, остановив проект и запретив повторную публикацию и перевод уже изданного тома. Де Любак не вполне разделял космическую масштабность взглядов Тейяра де Шардена, и это в сочетании с его глубоким знанием раннего христианского предания способствовало тому, что он оказал более сильное влияние на католическое богословие. Но он тоже считал, что перед всем человечеством стоит общая цель и что ход исторического развития легче всего понять при осознании, что этой целью является не кто иной, как Иисус Христос. Церковь - не как общественная организация, а как мистическое Тело Христово - являет собой священный символ в окружающем ее мире. Хотя Рим принуждал его к молчанию, де Любак пользовался уважением со стороны многих богословов и прогрессивно настроенных епископов и стал одним из "перито", то есть экспертов, участие которых во II Ватиканском соборе в значительной степени предопределило результаты ра-

боты этой ассамблеи. Сама его идея, что церковь представляет собой священный символ для мира, послужила основанием для принятия собором документов, отражавших открытость церкви миру.

Ив Конгар, еще один "перито" на П Ватиканском соборе, придерживался примерно той же ориентации. Он на собственном опыте пережил тяготы современной жизни - в 1939 году его призвали во французскую армию, и с 1940 по 1945 годы он находился в немецком плену. Будучи доминиканцем, он позднее возглавил доминиканский монастырь в Страсбурге. Как и де Любак, он пришел к убеждению, что в результате богословских споров церковь сузила свое понимание предания и тем самым отказалась от многих богатых по содержанию составляющих этого предания. Особенно его волновал вопрос о самосознании церкви, поэтому он считал необходимым выйти за рамки превалировавшего в то время чисто юридического и иерархического представления о церкви. Вдохновение он черпал в ранних учениях о церкви, в которых на первом плане находился образ "Божьего народа" и основное внимание уделялось мирянам. Такая точка зрения, подразумевавшая открытость другим христианам, в первой половине века казалась католикам необычной. Так же как Тейяра де Шардена и де Любака, Рим на какое-то время принудил Конгара к молчанию. Но он пользовался большим авторитетом и стал одной из ведущих богословских фигур на II Ватиканском соборе. Его влияние на этой ассамблее выразилось прежде всего в принятии постановлений о природе церкви, экуменизме и церкви в современном мире.

Самым влиятельным католическим богословом XX века можно, по-видимому, считать иезуита Карла Ранера, который тоже исполнял обязанности "перито" на II Ватиканском соборе. Ранер был одним из семи детей немецкого школьного учителя - его брат Гуго тоже стал известным иезуитским богословом - и написал свыше трех тысяч книг и статей. Они касались как сугубо теоретических богословских тем, так и вопросов повседневной жизни, таких, например, как "почему мы молимся по вечерам". Но во всех случаях Ранер пользовался примерно одинаковым методом: он обращался к преданию и к современному миру и ставил перед преданием совершенно иные вопросы, нежели было принято. Цель его заключалась не в постижении тайны мироздания, а в прояснении таинственной природы бытия, в возвращении тайны в центр повседневной жизни. В философском плане он черпал вдохновение как у Фомы Аквинского, так и у Мартина Хайдеггера, одного из крупнейших экзистенциалистов. Но философия его интересовала только в той мере, в какой она помогает прояснению христианского учения. Он очень мало занимался популяризаторской работой, предпочитая писать в основном для богословов, которых он призывал к открытости и новому пониманию предания. По этим причинам, хотя он неоднократно предлагал истолкования предания, отличавшиеся от общепринятых взглядов, Рим никогда не принуждал его к молчанию, как это было в случае с его французскими коллегами. Его влияние прямо или косвенно просматривается практически во всех документах II Ватиканского собора, однако в наибольшей степени оно проявилось, пожалуй, в понимании им роли епископства. При жизни многих поколений в католичестве развивалась тенденция к большей централизации власти в Риме по модели монархического управления. Ранер исследовал вопрос о епископате и, не отвергая приоритета Рима, сделал упор на коллегиальном характере епископства. Это в свою очередь подразумевало, что церковь может быть действительно вселенской, приспосабливаясь к любой культурной среде и не обязательно принимая за эталон истины римские или западноевропейские точки зрения. Такое представление о всеобщности и коллегиальности выразилось в решениях собора, касающихся не только самого епископства, но и использования родного языка и приспособления литургии к разным культурным условиям.

Предложенное Ранером здравое сочетание солидного богословского основания, пересмотра и переистолкования предания и открытости для постановки перед этим преданием новых вопросов послужило моделью для более радикальных богословских систем, в частности латиноамериканского богословия освобождения, к которому мы обратимся в последней главе.

В общем и целом смысл происходивших в католичестве XX века процессов сводится к тому, что после нескольких столетий отказа отвечать на вызов современного мира иными средствами кроме конфронтации и осуждения оно открылось для диалога с этим миром. В результате этого диалога католики, как и протестанты и даже нехристиане, с удивлением увидели в католической церкви энергию, о которой мало кто подозревал. Почву для такого неожиданного развития задолго до II Ватиканского собора готовили богословы, к которым Рим относился с подозрением.

Протестантизм в Европе

Став взрослыми, мы должны осознать свое положение пред Богом. Бог учит нас жить так, чтобы мы могли справляться со своими проблемами без Него.

ДИТРИХ БОНХЕФФЕР

Потрясения первой половины XX века в наибольшей степени затронули Европу. Этот континент был колыбелью большинства оптимистических философских и богословских теорий XIX века. Здесь вынашивались мечты, что под духовным водительством Европы все человечество увидит зарю нового дня. Европа убедила себя, что колониальные завоевания представляют собой широкомасштабное альтруистическое предприятие, совершаемое для блага всего мира. Эту иллюзию европейские протестанты разделяли в гораздо большей степени, чем католики, поскольку католичество в течение всего XIX века относилось к современному миру с позиции полного осуждения, а протестантский либерализм практически капитулировал перед идеями новой эпохи. Поэтому, когда две мировые войны и связанные с ними события положили конец мечтам XIX века, протестантский либерализм был потрясен до самых оснований. В XIX веке, отчасти в результате неспособности католичества дать адекватный ответ на вызов современного мира, во Франции распространились скептические и секуляр-ные настроения. В XX же веке, отчасти в результате краха либерализма и его оптимистических надежд, в регионах с традиционным преобладанием протестантизма - в Германии, Скандинавии и Великобритании - явно возросли такие же скептические и секулярные настроения. К середине столетия стало ясно, что Северная Европа перестала быть оплотом протестантизма и что ее положение лидера протестантизма перешло к другим странам света.

Первая мировая война и ее последствия

Еще до войны, начавшейся в 1914 году, христианские лидеры сознавали рост напряженности в Европе и принимали меры по использованию международных связей церквей для предотвращения конфликта. Когда эти усилия закончились неудачей, некоторые христиане отказались поддаться националистическим настроениям и попытались сделать церковь инструментом примирения. Одним из лидеров этого движения был Джонатан Седерблум (1866-1931), с 1914 года лютеранский архиепископ Упсалы, использовавший связи в обеих противоборствовавших лагерях и призывавший продемонстрировать универсальный и наднациональный характер христианского сообщества. После войны прилагавшиеся им усилия и установленные контакты в сочетании с незапятнанной репутацией миротворца сделали его одной из ведущих фигур начального этапа экуменического движения, к которому мы еще вернемся.

Но протестантизм крайне нуждался в богословской теории, которая могла бы помочь понять события современности и дать на них ответ. Либерализму с его оптимистическим представлением о человеческой природе и ее возможностях в такой ситуации сказать было нечего. Эту потребность Седерблум и другие скандинавы начали восполнять, возобновив изучение богословских взглядов Лютера. В предыдущем столетии немецкая либеральная школа представляла Лютера предтечей либерализма и воплощением германского духа. Теперь же ученые сначала в Скандинавии, а затем и в Германии обратились к богословию Лютера с иной точки зрения и убедились, что многое в его взглядах не соответствует представлениям прошлого века. Значительными вехами на этом пути стали книги Густава Аулена "Christus Victor" и Андерса Нигрена "Агапе и Эрос". Обе они характеризовались осознанием силы зла и незаслуженной Божьей благодати и выражали несогласие со многими идеями, высказывавшимися представителями предшествующего поколения.

Однако самым значительным богословским ответом на вызов современности стала деятельность Карла Барта (1886-1968). Барт был сыном швейцарского реформатского пастора, и его настолько заинтересовали занятия в кружках подготовки к конфирмации, которые он посещал в 1901 и 1902 годах, что он решил изучать богословие. В то время, когда он принял решение посвятить себя богословию, его отец был преподавателем истории церкви и Нового Завета в Берне, и молодой Барт намеревался заниматься под его началом. Проучившись какое-то время в Берне и проведя ничем не примечательный семестр в Тюбингене, он отправился в Берлин, где на него большое впечатление произвел Гарнак и его трактовка истории учений. Позднее, во время учебы в Марбурге, он увлекся сочинениями Канта и Шлейермахера. Там же он повстречался с Эдвардом Турнейсеном, тоже студентом, ставшим его ближайшим другом на всю жизнь. Наконец, получив подготовку в духе лучших традиций либерального богословия своего времени, Барт стал пастором сначала в Женеве, где воспользовался возможностью для тщательного изучения "Наставлений" Кальвина, а затем в швейцарском городке Сафенвил.

В 1911 году Сафенвил был приходом крестьян и чернорабочих, и Барт заинтересовался их борьбой за улучшение условий жизни. Вскоре его настолько поглотили социальные проблемы прихода, что богословские сочинения он начал читать только при подготовке к проповедям и лекциям. Он стал социал-демократом - в партию он вступил в 1915 году - и пришел к выводу, что это движение, пусть даже неосознанно, является Божьим инструментом для установления Его Царства. Он полагал, что Иисус пришел в конечном счете не для создания новой религии, а для основания нового мира и что социал-демократы ближе к воплощению этой цели, чем бездеятельная церковь, довольствующаяся проповедями и богослужениями. Война поколебала его политические надежды и богословские взгляды. Наступления обещанного социал-демократами нового мира не предвиделось, во всяком случае - в ближайшем будущем, а оптимизм его либеральных наставников казался просто неуместным в разрушенной войной Европе. В 1916 году состоялась обстоятельная беседа Барта с Турнейсеном, и оба друга пришли к выводу, что настало время для создания богословской системы на ином основании и что наилучший путь для этого - возврат к тексту Писания. На следующее утро Барт начал исследование Послания к римлянам, результаты которого потрясли богословский мир.

"Послание к римлянам" Барта, изначально написанное для собственного пользования и для узкого круга друзей, было опубликовано в 1919 году. В нем он подчеркивал необходимость возврата к верному истолкованию в противовес построению систематических конструкций. Бог Писания, заявил он, трансцендентен и не может быть объектом манипуляций со стороны человека, а работа в нас Духа - не наше собственное приобретение, а всегда дар Божий. Барт выступил также против религиозного субъективизма, который он видел во многих своих учителях. В этом отношении он заявил, что для получения спасения человек должен освободиться от таких личных пристрастий и стать членом Тела Христова - нового человечества.

Пока читатели в Германии и Швейцарии осыпали его "Послание к римлянам" похвалами, которые ему не всегда нравились, Барт продолжал дальнейшие исследования, убедившие его, что в этой книге он углубился недостаточно далеко. В частности, он полагал, что не в полной мере подчеркнул инакость Бога. Он говорил о трансцендентности, но теперь опасался, что не до конца избавился от либеральной и романтической тенденции видеть Бога в лучших проявлениях человеческой природы. Кроме того, он недостаточно подчеркнул несоизмеримость Божьего Царства и всех человеческих замыслов. Он пришел к убеждению, что Царство есть эсхатологическая реальность, исходящая от Совершенно Иного, а не от человеческих умозрительных построений. Это побудило его отказаться от богословских взглядов, приведших его в ряды социал-демократов. Оставаясь социалистом и не теряя убеждения, что христиане должны бороться за установление справедливых и равноправных отношений, он теперь подчеркивал, что все это не следует путать с эсхатологическим Царством Божьим.

Подготовив второе и радикально переработанное издание "Послания к римлянам", Барт покинул Сафенвил и начал преподавательскую деятельность, которой занимался сначала в Геттингене, затем в Мюнстере, Бонне и, наконец, в Базеле. Во втором издании "Послания к римлянам" ясно просматривается влияние Кьеркегора, особенно в том, что касается упора на непреодолимой пропасти между временем и вечностью, между человеческими достижениями и Божьими делами. Говорили также, что это второе издание было бартовским вариантом "критики христианского мира" Кьеркегора. Ко времени начала его преподавательской карьеры Барта уже считали основоположником новой богословской школы, которую одни назовут "диалектическим богословием", другие "богословием кризиса", а третьи "неоортодоксией". Согласно этой богословской системе, Бог никогда не с нами, Он всегда отчужден от нас, Его слово означает одновременно "да" и "нет", Его присутствие приносит не облегчение или вдохновение, а кризис. С ним солидаризировались некоторые крупные богословы: реформат Эмиль Брукнер, лютеранский пастор Фридрих Гогартен и исследователь Нового Завета Рудольф Бультман. В 1922 году Барт, Гогартен, Турнейсен и их сторонники начали выпускать богословский журнал "Zwischen den Zeiten" ("Между временами"), в котором сотрудничали также Брукнер и Бультман. Вскоре, однако, Бультман и Гогартен отделились от этой группы, которую они считали слишком традиционалистской в подходе к богословским проблемам и не уделяющей достаточного внимания сомнениям, возникающим в современном мире. Затем Бруннер и Барт тоже разошлись в вопросе о взаимосвязи между природой и благодатью - Бруннер полагал, что в людях есть присущая им "точка восприятия" действия благодати, а Барт утверждал, что такое представление ведет к возрождению "естественного богословия" и что в любом случае "точку восприятия" может создавать только благодать.

Время шло, и Барт продолжал идти по своему собственному богословскому пути. В 1927 году он опубликовал первый том задуманной им "Христианской догматики", в котором заявил, что предметом богословских исследований является не христианская вера, как утверждали Шлейермахер и иже с ним, а Слово Божье. Изменился и общий тон его высказываний - в "Послании к римлянам" он выступал как пророк, показывавший ошибочность следования прежними путями, а теперь он предстал ученым, предлагавшим альтернативное систематическое богословие. Богословие кризиса тем самым стало богословием Слова Божьего. Но продолжения этот проект не получил. Изучая труды Ансельма и протестантских богословов XIX века, Барт пришел к убеждению, что в "Христианской догматике" слишком большая роль отводится философии. В ней он исходил из тезиса, что богословие может дать ответ на наши глубочайшие вопросы, связанные с бытием, и потому использовал экзистенциалистскую философию как основание, на которой строится богословие. Теперь же он пришел к выводу, что Слово Божье не только дает ответы, но и ставит вопросы. Грех, например, не есть некая проблема, которая нам известна по самой природе и решение которой мы находим в Евангелии. Осознание греховности дает слово благодати. Не зная этого слова, мы не знаем ни о благодати, ни о грехе. Такая новая точка зрения побудила Барта начать заново всю свою работу по систематизации, на этот раз сделав упор на церковном основании богословия и дав ей название "Церковная догматика". Тринадцать томов этой так и не завершенной работы были опубликованы между 1932 и 1967 годами.

"Церковная догматика", несомненно, представляет собой величайший богословский памятник XX века. В то время когда многие полагали, что разработка богословских систем - дело прошлого и что богословские труды могут в крайнем случае принимать форму монографий, Барт написал сочинение, достойное лучших времен богословской мысли. Читая его, немедленно отмечаешь глубокое знание прежних богословских систем, на которые он постоянно ссылается. Видишь также внутреннее единство всего произведения, работа над которым продолжалась в течение почти четырех десятилетий и которое от начала до самого конца остается верным себе. В нем есть смещение акцентов, но нет никакого разрыва в общем ходе повествования. Но самое большое впечатление производит свободное и критическое отношение Барта к богословию в целом, которое он никогда не смешивает со Словом Божьим. Он подчеркивает, что богословие, будь оно правильным или нет, в любом случае остается человеческим творчеством, и поэтому к нему всегда надо относиться с чувством сознания собственной свободы, радости и даже юмора.

Новые конфликты

В то время как Барт готовил первый том "Церковной догматики", в Германии происходили зловещие события: к власти рвались Гитлер и нацистская партия. В 1933 году Ватикан и Третий рейх подписали конкордат. У протестантских либералов не было никаких богословских инструментов для критического ответа на этот вызов. Более того, многие из них заявляли, что верят в способность человеческой расы совершенствоваться, а именно это и провозглашал Гитлер. Они также проявляли склонность вписывать Евангелие в контекст немецкой культуры, а заявления нацистов, что Германия призвана цивилизовать весь мир, находили отклик на многих протестантских кафедрах и в академических кругах. Программа Гитлера предусматривала объединение всех протестантских церквей в Германии и их использование для проповеди расового превосходства германской нации и полученной ею от Бога миссии. Так возникла партия "немецких христиан", соединявшая традиционные христианские верования в понимании либералов с пропагандой расового превосходства и германским национализмом. Их программа включала в себя также переосмысление христианства в категориях противоборства иудаизму, приводя его тем самым в соответствие с антисемитской политикой рейха. В 1933 году по указанию правительства была создана объединенная Германская евангельская церковь. Когда возглавлявший ее епископ выразил нежелание повиноваться рейху во всех делах, его сместили и вместо него поставили другого. В 1934 году несколько преподавателей богословия, в том числе Барт и Бультман, подписали декларацию протеста против политики, проводившейся объединенной церковью. Несколько дней спустя христианские лидеры со всей Германии, лютеране и реформаты, собрались в Бармене на совещание, которое они назвали "синодом свидетельства" и на котором приняли "Барменскую декларацию", ставшую уставным документом "Исповедальной церкви", организации, противостоявшей политике Гитлера во имя Евангелия. Барменская декларация отвергла "лжеучение, согласно которому церковь не только должна основывать свое послание на Слове Божьем, но и принимать во внимание другие события и силы, новых людей и новые обстоятельства, как будто бы имеющие отношение к Божьему откровению". Она призвала всех христиан в Германии сравнивать слова послания со Словом Божьим и принимать его только в том случае, если оно соответствует Слову.

Реакция рейха не заставила себя ждать. Д-ра Мартина Нимеллера, берлинского пастора, в открытую критиковавшего власть, арестовали (он проведет в тюрьме восемь лет). Почти всех пасторов, критиковавших правительство, призвали в армию и отправили на фронт. Всех профессоров немецких университетов заставили подписать заявление о безоговорочной поддержке политики рейха (Барт отказался дать такую подписку и вернулся в Швейцарию, где преподавал в Базеле вплоть до отставки).

Самой известной фигурой среди пострадавших при гитлеровском режиме был молодой богослов Дитрих Бонхеффер (1906-1945), работавший пастором в Лондоне, когда Исповедальная церковь пригласила его вернуться в Германию и возглавить неофициальную семинарию. Друзья в Англии пытались отговорить его. Но он счел это призывом, на который должен откликнуться, и вернулся в Германию, зная, что подвергает свою жизнь опасности. В 1937 году он опубликовал работу "Цена ученичества", в которой попытался показать значение Нагорной проповеди в современных условиях. В том же году его семинарию разогнали по прямому указанию руководства рейха. Несмотря на это, Бонхеффер вновь набрал две группы студентов и продолжил преподавать богословие. Опыт этой совместной жизни в смирении и опасности нашел отражение в книге "Общая жизнь", опубликованной в 1938 году. В то время мир стоял на пороге войны. Бонхеффер совершил краткую поездку в Лондон, где друзья из Англии и из Соединенных Штатов (где он когда-то учился) уговаривали его не возвращаться в Германию. Но он все-таки вернулся. Затем он решил принять приглашение провести год в Соединенных Штатах. Но фазу же по приезде он решил, что совершил ошибку, так как понимал, что его соотечественникам-немцам вскоре придется выбирать между патриотизмом и истиной. Он заявил: "Я знаю, какую из этих альтернатив должен выбрать, но не могу сделать выбор в безопасной обстановке".

Жизнь Бонхеффера в Германии становилась все труднее. В 1938 году ему запретили жить в Берлине. Два года спустя его семинарию закрыли по приказу гестапо, а самому ему запретили печататься и выступать с публичными заявлениями. В течение следующих трех лет он принимал все более активное участие в подпольной деятельности против гитлеровского режима. До сих пор он был пацифистом. Но теперь он пришел к убеждению, что такой пацифизм, возлагающий на других обязанность принимать трудные политические и повседневные решения, означает по сути уклонение от ответственности. Встретившись с одним из друзей в Швеции, Бонхеффер сказал ему, что участвует в заговоре с целью убийства Гитлера. Он добавил, что ему это не очень нравится, но что другого выбора у него нет.

В апреле 1943 года Бонхеффера арестовало гестапо. В тюрьме и затем в концентрационном лагере Бонхеффер пользовался уважением как охранников, так и заключенных, которым он служил священником. Он также поддерживал переписку с друзьями на свободе, причем одни письма проходили цензуру, а другие тайком передавались с помощью симпатизировавших ему охранников. В этих письмах и других оставленных им записях он излагал охватившие его новые идеи, которые он пытался разрешить и над рядом которых будут биться последующие поколения. Он говорил, например, что мир "достиг совершеннолетия" и что Божье присутствие в этом мире очень похоже на поведение мудрого родителя, который по мере роста ребенка все больше отступает на задний план. Именно в этой связи он критиковал Барта, которого глубоко уважал, за то, что тот, по его мнению, принял точку зрения, которую он называл "позитивистским отношением к откровению", как будто откровение позволяет нам узнать больше, чем оно на самом деле содержит. Но в других вопросах он придерживался линии Барта и пытался смело развивать его концепции. Например, Барт заявлял, что религия выражает стремление человека спрятаться от Бога, и на этом основании, пытаясь определить будущую форму христианства, Бонхеффер говорил о "безрелигиозном христианстве". Прочитав эти строки, последующие поколения почувствуют необходимость развить эту мысль Бонхеффера и будут делать это, двигаясь совершенно разными путями.

С приближением американской армии и неминуемого поражения Третий рейх начал уничтожать тех, кого считал своими противниками. Среди них был и Бонхеффер. После короткого заседания военного суда его приговорили к смертной казни. Тюремный врач впоследствии рассказал, что видел, как он, стоя на коленях в своей камере, молился перед смертью. 9 апреля 1945 года, через два года и четыре дня после ареста, Дитрих Бонхеффер был повешен. Несколько дней спустя американская армия захватила тюрьму, в которой его казнили.

Послевоенный период

В результате войны обширные территории Восточной и Центральной Европы попали под советский контроль. Большинство этих стран были преимущественно католическими, однако в каждой из них проживали значительные протестантские меньшинства. Попавшая в советскую зону оккупации часть Германии была колыбелью протестантизма с подавляющим преобладанием протестантского населения. Это привело одновременно к возникновению трений между протестантами и коммунистическими режимами и к оживлению диалога между марксистами и протестантами. Характер отношений между государством и церковью в разных странах и в разное время был неодинаковым. Ортодоксальная марксистская доктрина, безусловно, рассматривала христианство как противника, однако тогда как одни коммунистические лидеры проводили политику открытого противоборства церкви, другие предпочитали снисходительно не замечать ее, будучи убежденными, что религиозная вера - пережиток прошлого и исчезнет сама по себе. В Чехословакии и в Венгрии государство продолжало традиционную политику поддержки церкви из общественных фондов. С другой стороны, в Восточной Германии христиане подвергались серьезному ущемлению в гражданских правах, лишавшему их возможности получать образование и занимать ответственные должности.

В Чехословакии марксистско-христианский диалог был связан с именем Йозефа Громадки, декана Богословского факультета имени Коменского в Праге. Чтобы понять позицию его самого и других протестантов в Чехословакии, надо помнить, что это - родина Гуса и земля, подвергшаяся наибольшему опустошению во время Тридцатилетней войны. С тех пор протестанты в этой стране начали относиться к католикам как к угнетателям. Поэтому когда коммунистический режим объявил, что в глазах правительства все церкви будут занимать равное положение, чешские протестанты восприняли это как акт освобождения. В оппозиции Ватикана новому режиму в Чехословакии они видели попытку вернуть утерянные католичеством привилегии, чтобы опять подчинить их своей власти. Кроме того, со времени гуситских войн против иноземных захватчиков они приобрели убеждение, что христианская вера должна быть не просто сугубо личным делом, но должна также оказывать влияние на жизнь общества, приводя к установлению более справедливых отношений. По этим причинам Громадка и его последователи положительно отнеслись к марксистскому режиму, не отказываясь при этом от своей веры. Громадка еще до Второй мировой войны говорил о возможности того, что русский коммунизм откроет новую эру в мировой истории, в которой первостепенное значение приобретут вопросы социальной справедливости. Об опасности нацизма он предупреждал еще в 1933 году. Когда его родина подверглась немецкому нашествию, он бежал в Соединенные Штаты, где восемь лет преподавал в Принстонской богословской семинарии. В то время он еще больше утвердился во мнении, к которому пришел еще раньше, рассудив, что многое из принимавшегося за христианство в Соединенных Штатах служило всего-навсего оправданием либеральной демократии и капитализма. Он был также убежден, что марксистский атеизм не может сбить христиан с пути, так как Бог, существование которого отвергают марксисты, не более чем фикция. Истинный Бог Писания и христианской веры иной, Он находится вне сферы влияния поверхностного марксистского атеизма. Между марксизмом и христианством существует коренное различие. Но церкви не следует путать это различие с поляризацией мира в результате холодной войны. Христиане должны критически относиться к марксистскому государству, но им нельзя занимать позицию, оправдывающую несправедливости капиталистического строя или положение, существовавшее в Чехословакии до войны.

Активный диалог между христианами и марксистами проводился и в других частях Европы. Марксистами, участвовавшими в диалоге, часто были не правоверные марксисты-ленинцы, а ревизионисты, принимавшие основополагающие положения марксистского анализа истории и общества, но в то же время стремившиеся внести в него собственное понимание. Ведущим выразителем этого направления мысли был Эрнст Блох, философ-марксист, согласный с Марксом в том, что религия в целом - и особенно христианская на протяжении большей части своей истории - использовалась как один из инструментов угнетения. Но, отталкиваясь от мыслей самого же молодого Маркса, Блох увидел в раннем христианстве движение протеста против угнетения, а в христианском учении и библейских рассказах - позитивный смысл. По его мнению, их ценность заключается в том, что они несли послание надежды. "Философия надежды" стала самым значительным вкладом раннего христианства в человеческую историю. И это оказало огромное влияние, так как надежду люди ищут не в прошлом, а в будущем. Такие взгляды, как и позиции других марксистских ревизионистов, подготовили почву для диалога, продолжавшегося вплоть до последних десятилетий XX века. Этот диалог - и особенно труды Блоха - способствовали развитию в протестантском богословии XX века одной из важнейших его черт, а именно, акцента на эсхатологической надежде как одной из основополагающих тем христианского богословия. Выдающимся представителем этого движения стал Юрген Мольтман, чьи книги "Богословие надежды" и "Распятый Бог" получили признание как начало новой эры в богословии. Мольтман утверждал, что надежда - основная категория библейской веры. Бог еще не закончил Свою работу в мире. Бог, говорил Мольтман, доходит до нас и призывает нас из будущего. Надежда на "последние дни" должна занимать в христианских богословских трудах первое, а не последнее место. Это - неличная надежда какого-то одного человека, а надежда на установление всеобщего нового порядка. Следовательно, богословие надежды должно побуждать верующего не к пассивному ожиданию будущего, а к участию в борьбе по искоренению бедности и угнетения, олицетворяющей уготованное Богом будущее.

Тем временем в Западной Европе, остававшейся свободной от советского контроля, усиливался процесс секуляризации. Через двадцать лет после войны в таких традиционно протестантских регионах, как Скандинавские страны, Западная Германия и Великобритания, посещаемость церкви и участие в ее делах снизились до такой степени, что лишь незначительное меньшинство населения - в некоторых случаях менее 10 процентов - имело хоть какую-то связь стой или иной формой организованного христианства. В этих регионах христианских лидеров и богословов более всего занимал вопрос о взаимосвязи между христианством и современным крайне светским мировоззрением, то есть вопрос, который Бонхеффер пытался разрешить в тюрьме.

Один из самых популярных ответов на этот вопрос дал Рудольф Бультман в своем опубликованном во время войны исследовании "Новый Завет и мифология". В нем Бультман заявил, что в Новом Завете послание выражено в форме мифа и что для понимания послания в современных условиях его надо "демифологизировать". Это важно не потому, что без него вера невозможна - человек может заставить себя верить во что угодно, даже в самое иррациональное, - а потому, что без демифологизации вера понимается совершенно неправильно. Вера - не усилие воли, чтобы заставить себя поверить в невозможное. Призыв Нового Завета к вере нельзя услышать, если он воспринимается как призыв поверить в миф. Миф - это попытка выразить в образах то, что выходит за рамки этого мира. Но в Новом Завете, помимо этого основополагающего мифа, нарисована также мифологическая картина мира, в которой действуют Бог и другие сверхъестественные силы, а мироздание состоит из трех ярусов с небом наверху и адом внизу. Современный человек не может больше воспринимать мир открытым для сверхъестественных вмешательств и подвешенным между небом и адом. Все это, в том числе попытки говорить о Боге в человеческих категориях, необходимо демифологизировать.

Представление самого Бультмана о том, как надо понимать Новый Завет, было вдохновлено философом-экзистенциалистом Мартином Хайдеггером. Однако этот аспект его программы не получил такого широкого признания, как призыв к демифологизации. Каким бы ни было новое понимание Нового Завета, заявляют сторонники этой концепции, ясно, что современный человек не мыслит более в категориях открытого для сверхъестественного вмешательства мира, и потому рассказы Нового Завета, выраженные именно в таких категориях, представляют собой препятствие для веры. Более чем через двадцать лет после опубликования работы Бультмана англиканский епископ Джон Робинсон в книге "Честность пред Богом", вызвавшей широкие дискуссии и комментарии, предпринял попытку популяризации идей Бультмана, а также Бонхеффера и Пауля Тиллиха, к которому мы еще вернемся в следующей главе.

Секулярные тенденции в Европе действительно растут, но этот процесс не следует истолковывать в том смысле, что церкви теряют жизненную силу или что богословские диспуты о значении секуляризма составляют их главное занятие. Напротив, европейские протестанты, число которых за последние десятилетия во многих местах сократилось, продолжают оставаться активной общественной силой и занимают ведущие позиции в движении за прекращение гонки вооружений, в борьбе за установление справедливых международных отношений и в служении обездоленным или потерявшим корни в результате промышленного развития и его последствий. Во Франции в 1936 году после слияния двух реформатских групп с методистами и конгрегационалистами образовалась Реформатская церковь Франции. Эта церковь проявляет большой интерес к евангелизационной работе в индустриальных районах и добивается в ней значительных успехов. Равным образом, в Западной Германии протестантские церкви содержат штат в 130 тысяч работников, занимающихся вопросами социального обеспечения как в самой Германии, так и за границей. За всей этой работой стоят миллионы преданных христиан, для которых главный вопрос заключается не в секу-лярности, а в послушании. В Восточной Германии к концу 80-х годов, после почти четырех десятилетий, в течение которых коммунистический режим препятствовал гражданам - особенно детям и молодежи - посещать церковь, почти две трети населения продолжали исповедовать христианство. И только к 1978 году правительство пошло наконец на соглашение с церквами, дав обещание прекратить дискриминацию христианских детей и юношей, разрешив проведение массовых собраний верующих на региональном и национальном уровнях, а также строительство новых церквей. В 1983 году правительство и церкви, в том числе католические, заключили нелегкий союз, чтобы отметить пятисотлетие со дня рождения Лютера. Несмотря на потрясения, вызванные крупными и даже гибельными событиями XX века, несмотря на сокращение в некоторых местах его численности, европейский протестантизм не утерял своей жизненной силы.

Протестантизм в Соединенных Штатах

Мы знаем свои христианские и гражданские обязанности. Следовательно, нам надо бросить вызов неуместной вере страны в свое экономическое и военное могущество... Нам надо противостоять искушению превратить страну и ее институты в предмет почти религиозного поклонения.

ЧИКАГСКАЯ ДЕКЛАРАЦИЯ

От Первой мировой войны до Великой депрессии

Соединенные Штаты тоже участвовали в Первой мировой войне, однако для них этот конфликт не имел таких далеко идущих последствий, как для стран Европы. Это объясняется прежде всего тем, что Соединенные Штаты вступили в войну на ее последнем этапе и их территория не была театром военных действий. В общем и целом большинство американцев не были прямыми свидетелями разрушений и кровопролитий, а тяготы и страдания гражданского населения не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило в Европе. Долгое время общественное мнение выступало против участия в том, что казалось чисто европейским конфликтом, но когда Соединенные Штаты объявили войну, она была воспринята как дело славы и чести. Церкви, до 1916 года поддерживавшие движение за мир, присоединили свой голос к воинственным выступлениям. Как либералы, так и фундаменталисты говорили о необходимости "спасти цивилизацию", а некоторые наиболее радикально настроенные фундаменталисты начали оценивать происходившие события как исполнение пророчеств Даниила и Откровения. За исключением традиционно пацифистских конфессий - меннонитов и квакеров, - воинственный пыл и национальный шовинизм охватили всех, причем до такой степени, что с некоторых кафедр раздавались призывы полностью уничтожить германскую нацию во имя Бога. Это, естественно, создавало огромные трудности для американцев немецкого происхождения - в том числе для Вальтера Раушенбуша, - которые по разным причинам считали необходимым занимать более умеренную позицию.

Некритическое отношение к войне и к причинам ее возникновения оказало серьезное воздействие на события последующих лет. Во-первых, надежды президента Вудро Вильсона на подписание договора, в котором учитывались бы интересы побежденных, дабы избежать повторения конфликта, развеялись из-за амбиций одержавших победу союзников и отсутствия поддержки у себя дома. Во-вторых, его видение Лиги Наций как форума для разрешения всех возникающих международных конфликтов почти не встретило понимания в его собственной стране, находившейся в плену военной риторики, и Соединенные Штаты так и не вступили в Лигу Наций. К этому времени многие церковные деятели начали отказываться от предрассудков времен войны, но видели, что призыв к любви и взаимопониманию не встречает такого широкого отклика, как раздававшиеся ранее призывы к ненависти и предубежденности.

Отчасти в результате войны Соединенные Штаты в очередной раз вступили в период изоляционизма, страха перед всем иностранным и подавления инакомыслия. В 20-х годах ку-клукс-клан переживал возрождение и беспрецедентный рост своих рядов как на Юге, так и на Севере и включал в число злейших врагов американского христианства и демократии не только чернокожих, но также католиков и евреев. Это движение поддерживало немало религиозных лидеров и церквей. То было время "красной опасности", первой из серии охот на радикалов, коммунистов и подрывных элементов, происходивших в Соединенных Штатах в XX веке. Многие церкви подливали масла в огонь и извлекали из всего этого пользу, представляя себя и христианскую веру передовой линией обороны против красной опасности. Известный проповедник Билли Санди заявил, что депортация "радикалов" - слишком мягкое для них наказание и что она была бы дорогостоящим предприятием для страны. Вместо этого, предложил он, их надо выстроить в ряд и расстрелять.

Некоторые христиане, принадлежавшие в основном к традиционным церквам, создавали комитеты и проводили кампании для противодействия этим тенденциям. Такие комитеты нередко добивались поддержки со стороны конфессионального руководства. В результате возникла ситуация, характерная для многих традиционных церквей на протяжении нескольких десятилетий: раскол по богословским и политическим вопросам между национальным руководством, придерживавшимся либеральных тенденций, и значительной частью рядовых членов церквей, считавших, что конфессиональные лидеры неправильно выражают их позицию.

В послевоенный период конфликт между либералами и фундаменталистами еще больше обострился. Именно в это время состоялся знаменитый "обезьяний процесс", символизировавший апогей усилий фундаменталистов, добивавшихся запрета на преподавание теории эволюции в государственных школах. Отношение к фундаментализму способствовало разделению почти всех конфессий, особенно по части непогрешимости Писания, ставшей к тому времени отличительным признаком фундаменталистской ортодоксии. Позднее эти разногласия привели к открытым расколам. Например, в результате деятельности среди северных пресвитериан преподавателя Принстонской семинарии Грешема Мейчена, видного сторонника фундаментализма, была создана новая семинария, отделившаяся от уже существовавшей, а затем, в 1936 году, образовалась Ортодоксальная пресвитерианская церковь.

Но в 20-х годах почти все протестанты были едины в одном: в необходимости запретить продажу алкогольных напитков. Эта инициатива очень быстро получила поддержку со стороны как либералов (видевших в ней практическое воплощение социального Евангелия), так и консерваторов (рассматривавших ее как попытку вернуться к былым временам, когда страна, как считалось, была чище). Многие связывали пьянство со всеми пороками, которые, по их утверждению, принесла иммиграция евреев и католиков, выражая то же самое предубеждение против иностранцев, евреев и католиков, которое служило движущей силой для роста ку-клукс-клана. Сначала кампания привела к изменению законодательства в нескольких штатах, а затем и федеральной Конституции. В 1919 году восемнадцатая поправка сделала запрещение продажи спиртных напитков законом страны, действовавшим в течение более десяти лет.

Но закон легче принять, чем провести в жизнь. Бизнесмены, гангстеры и пьющее население разными путями и общими усилиями нарушали закон. К пьянству добавилась коррупция, которой способствовала подпольная торговля, ставшая чрезвычайно прибыльным делом. Ко времени, когда закон отменили, выражение "мораль законом не изменишь" стало частью американского фольклора. Этот принцип, популярный сначала среди либералов, отказавшихся от антиалкогольного идеала, впоследствии восприняли консерваторы, противившиеся принятию закона, направленного против расовой сегрегации.

В течение всего этого периода Первой мировой войны и последовавшего за ней десятилетия в Америке царили настроения больших надежд. С этой далекой земли война и ее ужасы казались туманными воспоминаниями. В Соединенных Штатах на повестке дня все еще стоял прогресс. В церквах и на кафедрах очень мало слышали о развивавшемся в Европе новом богословском направлении, отказавшемся от оптимизма предшествующих поколений. А то немногое, что слышали, казалось чуждым, относящимся к миру, далекому от радужных надежд "земли свободных и родины смелых". Затем наступил крах.

Депрессия и мировая война

24 октября 1929 года нью-йоркскую фондовую биржу охватила паника. С краткими перерывами, когда курс стабилизировался, акции продолжали падать до середины 1930 года. К тому времени большая часть западного мира впала в экономическую депрессию. В Соединенных Штатах работу потеряла четверть трудоспособного населения. В Великобритании и других странах существовали системы социального обеспечения и пособий по безработице. В Соединенных же Штатах страх перед социализмом не позволил принять такие меры, поэтому безработные оказались предоставленными самим себе и были вынуждены обращаться за благотворительной помощью к родственникам, друзьям или церквам. Бесплатные столовые и очереди безработных в них стали обычным зрелищем во всех крупных и во многих небольших городах. Число востребованных вкладов в банках, банкротств и просроченных платежей достигло рекордного уровня.

Поначалу страна отнеслась к Великой депрессии с оптимизмом, характерным для предшествующих десятилетий. Президент Гувер и его кабинет отрицали, что в стране кризис, в течение нескольких месяцев после обвала рынка. Признав наконец, что депрессия все-таки наступила, они заявили, что американская экономика достаточно сильна, чтобы справиться с ней, и что свободное действие рыночных отношений - лучший способ оздоровления экономики. Сам президент был сострадательным человеком, тяжело переживавшим тяготы безработных, однако в его окружении были люди, которые радовались всему этому в надежде, что депрессия подорвет профсоюзное движение. Когда правительство наконец вмешалось, чтобы предотвратить дальнейшие банкротства в промышленности и торговле, комик Уилл Роджерс пошутил, что деньги дали тем, кто наверху, в надежде, что они "тонкой струйкой потекут вниз к нуждающимся".

Все это положило конец оптимизму предшествующего десятилетия. Историки утверждают, что депрессия, поразившая Соединенные Ш тэты в конце XIX века, носила гораздо более серьезный характер, однако к Великой депрессии 30-х годов американцы были менее готовы психологически. В один миг развеялись мечты целого поколения, доселе никогда не знавшего нужды и жившего с убеждением, что жизнь будет неуклонно улучшаться. Но когда речь зашла просто о выживании, поверхностные представления о розовом будущем стали казаться нереальными.

Именно в это время в Соединенных Штатах начали распространяться менее оптимистические богословские концепции. Работа Карла Барта "Слово Бога и слово человека", опубликованная на английском языке незадолго до краха на бирже, начала приобретать смысл и для американцев, на которых Великая депрессия произвела такое же впечатление, как и Первая мировая война на Барта и на его поколение. На первый план выступили богословские взгляды братьев Рейнхольда (1892-1970) и Ричарда (1894-1962) Нибуров. В 1929 году Ричард Нибур опубликовал работу "Социальные истоки деноминационализма", в которой утверждал, что деноминационализм в Соединенных Штатах - не что иное, как приспособление Благой Вести к различным расовым и социально-экономическим слоям населения и что тем самым он знаменует "преобладание в церкви классовых интересов и стремления к самосохранению над этическим учением Евангелия"²⁷. Его вывод, кажущийся еще более горьким в свете приближения самой страшной войны за всю историю, заключался в том, что "христианство, уступающее лидерство националистическим и экономическим силам общества, не может предложить никакой надежды разделенному миру"²⁸. В 1937 году в книге "Царство Божье в Америке" он подверг еще большему осуждению такую религию, заявив, что, по ее учению, "Бог без выражения гнева приводит людей без греха в царство без суда над ними просто благодаря их поклонению Христу без креста"²⁹.

Тем временем его брат Рейнхольд, до 1928 года работавший приходским священником в Детройте, пришел к выводу, что ничем не сдерживаемый капитализм представляет собой разрушительную силу, и в 1930 году вместе со своими единомышленниками основал Содружество христиан-социалистов. Он пришел к убеждению, что любое общество, предоставленное самому себе, с нравственной точки зрения хуже и эгоистичнее составляющих его членов. Эту точку зрения он в полной мере выразил в книге под заглавием "Нравственный человек и безнравственное общество". Затем противоборство богословскому либерализму привело к тому, что он принял точку зрения неоортодоксии с ее сомнениями относительно человеческих возможностей и стал говорить, что лучше было бы назвать книгу "Безнравственный человек и еще более безнравственное общество". Он имел в виду, что христианам пора вернуться к более разумному представлению о человеческой природе, к более глубокому пониманию греха и его последствий, а также к более осознанному представлению о благодати. Эту задачу он попытался решить в двух томах написанной им в 1941 и 1943 годах работы "Природа и судьба человека".

В 1934 году благодаря проявленному интересу и поддержке Рейнхольда Нибура к работе на кафедре Объединенной богословской семинарии присоединился немецкий богослов Пауль Тиллих. То было время, когда в Германии к власти пришел Гитлер, и умеренный социалист Тиллих был вынужден одним из первых покинуть страну. Он был не неоортодоксом, а, скорее, просто богословом широкой культуры, использовавшим экзистенциалистскую философию для истолкования Евангелия и его связи с современным миром. В отличие от Барта с его упором на Слове Божьем Тиллих предложил то, что он назвал "методом корреляции", заключавшимся в изучении наиболее сложных вопросов бытия современного человека - в особенности его "высших устремлений" - и затем в показе того, как на них отвечает Евангелие. Его "Систематическое богословие" было попыткой рассмотрения основных тем христианского богословия на основании этого метода. Он был также социалистом, применявшим пересмотренную форму марксистского анализа в попытке понять суть пороков западной цивилизации. Но после переезда в Соединенные Штаты эту сторону его научной деятельности затмил интерес к экзистенциализму и современной психологии.

Критику экономической позиции laissez faire депрессия вызвала не только со стороны богословских факультетов. В 1932 году Методистская церковь и Федеральный совет церквей (образованный в 1908 году тридцатью тремя деноминациями) высказались за участие правительства в экономическом планировании и выделение средств для поддержки бедных. Это было расценено как выражение радикального социализма, и вскоре последовала реакция.

В этой реакции элементы традиционного фундаментализма сочетались с антисоциалистическими - и порой фашистскими - политическими взглядами. В то время как руководство различных традиционных конфессий все больше приходило к убеждению о необходимости создать систему социального обеспечения с пособиями по безработице и принять антитрестовское законодательство, многие рядовые члены церкви двигались в противоположном направлении и обвиняли руководство в пособничестве коммунизму. С приближением войны значительная часть этого движения встала на сторону фашизма, и некоторые его лидеры заявляли даже, что христиане должны быть благодарны Адольфу Гитлеру за то, что он останавливает распространение социализма в Европе. Различие между русским коммунизмом и другими формами социализма проводилось редко, и даже когда это делалось, все они объявлялись в одинаковой степени нечестивыми.

С избранием Рузвельта и провозглашением "нового курса" стали осуществляться многие мероприятия, за которые ратовали "социалисты" в руководстве церквей. Принятые в то время весьма скромные меры по облегчению положения бедных и социальной защите трудящихся некоторые историки связывают со спасением капиталистической системы в Соединенных Штатах. Как бы то ни было, "новый курс" действительно улучшил положение бедных, но восстановление экономики происходило медленно, и последние следы депрессии исчезли только в 1939 году, когда страна вновь готовилась к возможности вступления в войну. В определенном смысле конец Великой депрессии положила именно война, а не "новый курс".

В вопросе о возможности вступления в войну, которая уже бушевала в Европе и на Дальнем Востоке, страна раскололась. Противниками войны двигали разные побуждения: одни были христианами, чувствовавшими угрызения совести за необузданное проявление воинственного и националистического духа во время предыдущей войны; другие были фашистами или по крайней мере людьми, у которых страх перед коммунизмом затмевал все другие соображения; среди американцев немецкого и итальянского происхождения многие испытывали симпатию к земле предков; изоляционисты просто-напросто считали, что страна должна предоставить остальной мир самому себе; приверженцы расистских и антисемитских взглядов полагали, что Соединенные Штаты не должны препятствовать осуществлению программы Гитлера.

В конечном счете страна не получила возможности самой решить, вступать в войну или нет. Решение было продиктовано нападением на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года. Вслед за этим под сомнение была поставлена лояльность всех, кто выступал против войны. Американцы японского происхождения - в том числе многие из тех, чьи предки веками жили в Соединенных Штатах, - были интернированы как потенциальные шпионы. К сожалению, церкви не особенно протестовали против этого, а ловкие дельцы завладели имуществом и предприятиями интернированных. Церкви, по всей видимости испытывавшие чувство вины за активную поддержку предыдущей войны, в целом занимали умеренную позицию. Их участие ограничилось отправкой священников в вооруженные силы и заявлением о резком осуждении преступлений нацизма. Но большинство лидеров церкви старались не смешивать христианство с чувством национальной гордости. Показательно, что в то же самое время в Германии многие подчеркивали несовместимость того и другого, хотя для них цена такого заявления была гораздо более высокой. Война разделила мир, и христиане по обе стороны фронта старались навести мосты. По окончании конфликта эти возведенные мосты послужили основанием для развития экуменического движения (см. главу 36).

Послевоенные десятилетия

В конце войны произошла катастрофа в Хиросиме и начался ядерный век. Вначале много говорили о больших перспективах, открывающихся благодаря использованию ядерной энергии, но ее разрушительное действие было слишком очевидным. Впервые в истории целое поколение выросло под угрозой ядерного холокоста. Это было также самое многочисленное в американской истории поколение - поколение "взрыва рождаемости". Несмотря на ужасы Хиросимы, послевоенные годы стали периодом беспрецедентного процветания как для экономики страны, так и для ее церквей. После долгих десятилетий, в течение которых депрессия и война ограничивали доступ к материальным благам, наступил период изобилия. Во время войны промышленное производство выросло в связи с необходимостью обеспечения военных потребностей. После нее рост продолжался, создавая тем самым самое богатое общество потребления, которое когда-либо видел мир. Возможности для материального и общественного роста открывались перед всеми, кто хотел ими воспользоваться. В поисках этих возможностей миллионы людей устремлялись в новые места и, найдя их, селились в пригородных районах. Центры городов постепенно освобождались от зажиточных граждан и становились местом обитания низших слоев населения, в частности бедных чернокожих и представителей других меньшинств. Для пестрого и непостоянного населения пригородов церкви начали играть важную роль как олицетворение стабильности и общественного признания.

Это было также временем холодной войны. Сразу же после разгрома стран "Оси" появился новый и более опасный противник - Советский Союз. Этот противник казался более коварным, поскольку у него были сторонники в Западном мире. В Соединенных Штатах началась очередная охота на коммунистов и социалистов всех мастей. В разгар "эпохи Маккарти" отсутствие связи с церковью рассматривалось как возможное указание на склонность к антиамериканской деятельности.

По этим причинам церкви в пригородах быстро росли. 50-е и начало 60-х годов были временем расцвета церковной архитектуры, когда богатые местные общины финансировали строительство больших и великолепных храмов, школ и других помещений. В 1950 году была создана Евангельская ассоциация Билли Грэма. Она стала не просто продолжением старой американской традиции ривайвелизма (массовой проповеди), так как имела в распоряжении большие финансовые возможности, благодаря которым пользовалась самыми современными методами и техническими средствами. Придерживаясь консервативных по своей сути взглядов, Ассоциация Билли Грэма в то же время старалась избегать конфликтов с христианами других вероисповеданий. Вскоре она распространила свою деятельность на весь мир, оставив отпечаток традиции американского ривайвелизма на всех континентах.

Но не все шло так гладко. В общем и целом традиционные церкви ушли из городов, где теперь жили бедняки и расовые меньшинства. Несмотря на предпринимавшиеся некоторыми энергичные усилия, традиционное христианство настолько приспособилось к культурным условиям пригородов, что утеряло связь как с народными массами в городах, так и со своими сельскими корнями и проживавшими в сельской местности христианами. Жители сельских районов, остававшиеся членами своих традиционных церквей, относились к новому руководству со все большим недоверием. В городах вакуум пытались заполнить церкви движения святости, однако очень многие теряли всякую связь с какой-либо формой организованного христианства. Через двадцать лет после великого религиозного пробуждения 50-х годов вновь прозвучали призывы возобновить работу в городах, но лишь немногие имели ясное представление о том, как это надо делать. Только в 80-х годах в городах появились признаки возрождения религиозной жизненной силы, да и тогда это было тесно связано с возвращением туда достаточно обеспеченных людей.

Еще одной отличительной чертой послевоенного религиозного подъема было понимание христианской веры как средства достижения внутреннего мира и счастья. Одним из самых популярных религиозных авторов того времени был Норман Винсент Пил, пропагандировавший, что вера и "позитивное мышление" ведут к психическому здоровью и счастью. Историк Сидни Олстром справедливо отмечает, что религиозным принципом того времени была "вера в веру", дававшая надежду на "душевный покой и уверенность в жизни"³⁰. Такая форма религиозности была очень удобной для того времени, так как предлагала покой в неспокойном мире, мало говорила об общественных обязанностях и не могла привести к конфликту с теми, кто в силу своей ментальности холодной войны стали великими инквизиторами американского политического общественного мнения. Вывод Олстрома выглядит как достаточно серьезное обвинение:

В общем и целом церкви не делали почти ничего, кроме предоставления средства для обретения общественного самоосознания менявшемуся и непостоянному населению, быстро порывавшему связь со старыми привычными условиями³¹.

Но в американском обществе происходили и другие процессы. В первые послевоенные годы сила новых факторов была недостаточной, чтобы изменить господствовавшие в стране оптимистические умонастроения, но в следующем десятилетии они вышли на первый план и вызвали коренные изменения в мировоззрении страны.

Одним из этих факторов было вызревавшее десятилетиями движение чернокожих. Национальная ассоциация содействия развитию цветного населения, созданная в 1909 году, выиграла ряд судебных процессов задолго до того, как движение заявило о себе в полную силу. В общинах чернокожих некоторые продолжали искать утешение в таком понимании религии, которое давало им надежду на потусторонние награды или чувство принадлежности к небольшой группе верующих, и не стремились бросить вызов существующему порядку. В отдельных случаях это приводило к созданию новых религиозных объединений, лидеры которых объявляли себя воплощением Божества. Наиболее известными среди них были "Божественный Отец" (умерший в 1965 году) и "Дорогой Отец благодати" (умерший в 1960 году). Чернокожие солдаты и моряки, возвращавшиеся с войны (на которой они сражались в отдельных от белых частях), видели, что свободы, за которую они сражались за границей, у себя дома они лишены. В ответ на это недовольство правительство в 1949 году отменило сегрегацию в вооруженных силах, а в 1952 году было принято историческое решение Верховного суда об объединении государственных школ. Движение за интеграцию поддерживало также значительное число белых, и на раннем этапе их помощь и поддержка были очень полезными. Национальный совет церквей (бывший Федеральный совет церквей) и большинство основных конфессий тоже выступили за отмену сегрегации. Но неодолимым движение сделали участие в нем самих чернокожих и выдвижение их собственных лидеров. Вплоть до 60-х годов большинство его руководителей приходили из числа негритянских священнослужителей, самыми видными из которых были Адам Клейтон Пауэлл-мл. (во время войны и в послевоенные годы) и Мартин Лютер Кинг-мл. (с конца 50-х по начало 60-х годов). Являя чудеса веры, мужества и настойчивости, чернокожие тысячами демонстрировали решимость раскрыть суть направленных против них законов и практического их применения и противостоять им. Подвергаясь арестам, побоям и даже убийствам, причем в таких местах, как Монтгомери и Селма, штат Алабама, они показывали миру, что с нравственной точки зрения они по меньшей мере равны тем, кто обвинял их в неполноценности. Лозунг "мы победим" стал одновременно вызовом и исповеданием веры.

Созданной Кингом "Южной конференции христианского руководства" и других христианских ненасильственных организаций было недостаточно для выражения отчаяния и гнева, накопившихся в негритянском сообществе. В течение нескольких десятилетий более воинственно настроенные чернокожие видели в исламе религию без господства белых, в результате чего родились такие движения, как "черные мусульмане" и подобные им. Другие, особенно жители перенаселенных гетто в таких городах, как Нью-Йорк и Лос-Анджелес, изливали свой гнев в мятежах, самым известным из которых были волнения в Лос-Анджелесе в 1965 году. К середине десятилетия чернокожие пришли к выводу, что они не добьются гражданских прав, пока у них не будет достаточной силы. В результате появился лозунг "черная власть", часто неверно воспринимавшийся как стремление чернокожих установить господство над белыми.

В то же самое время, отчасти под влиянием своей христианской направленности, движение д-ра Кинга начало заниматься не только чисто расовыми вопросами. Вместе с некоторыми другими членами "Южной конференции" он пришел к убеждению, что борьба должна вестись с несправедливостью во всех ее проявлениях. Тогда шла война в Юго-Восточной Азии, и д-р Кинг начал критиковать правительственную политику в этом регионе по двум причинам: во-первых, было ясно, что существовавшая система призыва в армию представляла собой дискриминацию по отношению к чернокожим и другим национальным меньшинствам, и, во-вторых, он был убежден, что Соединенные Штаты совершают в Юго-Восточной Азии такую же несправедливость, как и у себя дома в отношении нефов. Д-р Кинг теперь полагал, что в самих Соединенных Штатах в борьбе должны принимать участие все бедные слои населения, независимо от цвета кожи. Он возглавил "поход бедняков", во время которого в 1968 году был убит.

Вдохновение все это движение получало в христианской вере чернокожего населения. Сами его старые "спиричуэлз" приобретали новый смысл или, вернее, напоминали об их прежнем значении вызова, когда они звучали на плантациях. Церкви становились местом сбора и подготовки тех, кто хотел присоединится к протесту. Проповедники подчеркивали связь этого движения с Евангелием. Наконец, появилось "черное богословие". Это богословие было по сути своей ортодоксальным и упор делало на реалиях жизни чернокожих - на надежде и борьбе. Главным его выразителем был профессор Объединенной богословской семинарии Джеймс Коун, который заявил:

Не может быть христианского богословия, не связывающего себя безоговорочно с униженными и оскорбленными. Более того, богословие прекращает быть богословием Евангелия, если оно оставляет без внимания положение угнетенных. Ибо невозможно говорить о Боге истории Израиля, раскрывшем Себя в Иисусе Христе, не признав, что Он есть Бог тех и для тех, кто трудится и несет тяжелый груз³².

В то же время набирало силу еще одно движение, на первых порах менее заметное. Им было феминистское движение. О своих правах женщины в Соединенных Штатах заявляли на протяжении более столетия. Свою политическую активность они демонстрировали и повышали, участвуя в кампании за отмену рабства, работая в Женском христианском обществе трезвости и борясь за избирательные права, которых они наконец добились в 1920 году. В XIX веке несколько церквей рукоположили женщин. Но даже в середине XX века большинство конфессий не разрешали рукополагать женщин, и все оставалось под контролем мужчин. В 50-х годах в результате широких общественных изменений женское движение усилилось, приобрело опыт и стало более сплоченным как в церкви, так и в обществе в целом. В церквах борьба разворачивалась в основном по двум направлениям: в виде требований предоставить женщинам право реализовывать призвание к служению, подкрепленное рукоположением, и критики такого положения дел, когда богословские вопросы традиционно решаются мужчинами и находятся под их контролем. К середине 80-х годов большинство крупных протестантских конфессий начали рукополагать женщин, а в католической церкви, которая все еще отказывалась это делать, разворачивались мощные кампании за отмену запрета рукополагать женщин. В области богословия несколько женщин - в частности, пресвитерианка Летти Рассел и католичка Розмари Рейтер - внесли предложения, представлявшие собой по сути ортодоксальные поправки к традиционно мужскому богословию. Более радикальными были взгляды Мэри Дейли, объявившей себя "выпускницей" мужской церкви и призвавшей своих сестер ожидать "женского воплощения Бога".

Помимо этих движений, в которых участвовало значительное число чернокожих и женщин, влияние на умонастроения страны оказывали другие международные и внутренние события. Самым значительным среди них была война в Юго-Восточной Азии. Конфликт, начавшийся как относительно небольшое военное столкновение, в 1965 году превратился в самую долгую войну, которую когда-либо вели Соединенные Штаты. В этой войне Соединенные Штаты, надеявшиеся остановить распространение коммунизма, поддерживали коррумпированные правительства и использовали свою огромную мощь против очень небольшой по сравнению с ними страны. Средства массовой информации показывали ужасы войны каждой семье. Затем выяснилось, что общественное мнение - и Конгресс - были намеренно введены в заблуждение относительно сути "инцидента в Тонкинском заливе", послужившего предлогом для эскалации войны. По всем университетским городкам страны пронеслись резкие выступления протеста с выражением горечи и возмущения людей, оскорбленных в своих патриотических чувствах. В конце концов против студентов были направлены армейские подразделения, что привело к человеческим жертвам в Кентском государственном университете и в Государственном колледже Джексона. В итоге Соединенные Штаты впервые в истории проиграли войну. Более того, они запятнали свою репутацию. Обоснованность представления о "земле свободных и родине смелых" - выражавшего идею свободы и справедливости у себя на родине и готовности защищать их за рубежом - была поставлена под сомнение. Само послевоенное процветание, за которым последовал резкий спад, побудило многих задаться вопросом, не требует ли экономическая система страны искусственного стимулирования в виде войны. К этому добавились вопросы и сомнения, вызванные уотергейтским скандалом, который в конечном счете привел к отставке президента Никсона.

В то время как в обществе происходили эти события, церковь тоже переживала потрясения. Протестантское богословие распалось, и богословы пошли совершенно разными путями. Попытки выразить христианское послание в секулярных категориях привели к появлению широко разрекламированного "богословия смерти Бога". Гарвей Кокс, избравший иное направление, в книге "Секулярный город" попытался переистолковать христианское послание применительно к городскому обществу и увидеть, какие возможности это общество предлагает и какие трудности оно выдвигает. Джон Кобб и другие приступили к разработке концепции христианской веры на основании богословия процесса. Богословие надежды Мольтмана нашло сторонников и на американской почве. Многие богословы-мужчины начали изучать феминистское и черное богословие, а также богословские учения третьего мира, ища в них ключ для нового понимания библейского послания. В этом широком спектре разных и даже противоречащих друг другу богословских систем есть три общие черты: ориентация на будущее, интерес к социально-политическим реалиям и попытки соединить эти два вопроса. Иными словами, основная отличительная черта этих богословских учений в целом заключается в возврате к эсхатологии как надежде на будущее, играющей в то же время активную роль в жизни современного общества. Все это сочетается со стремлением к литургическому обновлению, акцентирующему эсхатологическую сторону богослужения и его социальное значение.

Росту интереса к социальным проблемам способствовали также международные контакты церквей. Такие вопросы, как борьба с голодом, завоевание политической свободы и установление справедливых международных отношений, приобретали гораздо большее значение для тех, кто поддерживал почти постоянные связи с христианами в других странах, находившихся в неблагоприятных в этом отношении условиях. Поэтому Национальный совет церквей, Всемирный совет церквей и миссионерские советы практически всех крупных церквей подвергались нападкам со стороны политических консерваторов, утверждавших, что в их ряды проникли коммунисты или, по крайней мере, что их одурачивают коммунисты.

Тем временем новые очертания приняло харизматическое движение, зародившееся в начале века на Азуза-стрит. В первой половине столетия оно проявлялось главным образом среди низших слоев населения и в церквах святости. Но с конца 50-х годов оно получило распространение в пригородах и в традиционных конфессиях, в том числе в католической церкви. Большинство участников этой новой харизматической волны оставались верными членами своих церквей, но в то же время между харизматами разных конфессий устанавливалось чувство общности, благодаря которому родилось экуменическое движение, не имевшее никакой или почти никакой связи с организованным экуменизмом. Некоторые критики рассматривают харизматическое движение как религиозный аналог бегства в пригороды, но на самом деле оно неоднородно и включает в себя как тех, кто считает, что встреча с Духом должна увести их от мира, так и тех, кто, наоборот, полагает, что она должна побудить их к активным общественным делам.

Евангельские церкви тоже разделились. За период с конца 70-х по начало 80-х годов их работа на радио и телевидении возросла и достигла огромных масштабов. Сейчас некоторые телепроповедники возглавляют крупные корпорации, поддерживающие проводимую ими работу. Это получившее широкое распространение явление критики окрестили "электронной церковью". Общая тема многих таких проповедников - утеря традиционных ценностей и упадок общества вследствие этого, то есть тема, повторяющаяся со времен принятия сухого закона и его отмены. Черпая вдохновение в проводившейся ранее кампании против употребления алкогольных напитков, некоторые лидеры евангельских церквей организовали движение "морального большинства" для защиты нравственных ценностей и поддержки консервативной экономической и социальной политики.

С другой стороны, все больше евангельских христиан начинали сознавать, что вера побуждает их критически относиться к существующему экономическому и социальному порядку как в своей стране, так и за границей. Они приходили к убеждению, что христиане должны бороться с несправедливостью, страданиями, голодом и угнетением во всех их проявлениях. В 1973 году группа лидеров, придерживавшихся таких взглядов, подписала "Чикагскую декларацию", выражавшую убеждения все большего числа преданных христиан в Соединенных Штатах:

Будучи евангельскими христианами, преданными Господу Иисусу Христу и верящими в абсолютный авторитет Слова Божьего, мы заявляем, что Бог обладает полной властью над жизнью Своего народа. Поэтому мы не можем отделять свою жизнь во Христе от тех условий, в которые Бог поместил нас в Соединенных Штатах и в мире.

Мы признаем, что не исполняем полностью Божьих требований в отношении нашей жизни.

Мы знаем, что Бог требует любви. Но мы не проявляем Божьей любви к тем, кто страдает от злоупотреблений, существующих в обществе.

Мы знаем, что Бог требует справедливости. Но мы не провозглашаем и не демонстрируем Его принципы справедливости в несправедливом американском обществе. Господь призывает нас отстаивать социальные и экономические права бедных и угнетенных, но мы в большинстве случаев храним молчание. Мы сожалеем об участии американской церкви в проведении расистской политики и о ее очевидной ответственности перед евангельским сообществом за поддержку отдельных людей и государственных структур, разделившую Тело Христово по расовым признакам. Кроме того, мы не осуждали эксплуатацию расистских воззрений нашей экономической системой у себя дома и за рубежом...

Мы должны противостоять материализму в нашей культуре и бороться с несправедливым распределением богатства в стране. Мы признаем, что наша страна несет основную ответственность за несбалансированность и несправедливость в международной торговле и в развитии промышленности. Пред Богом и миллиардом голодающих соседей мы должны пересмотреть собственные ценности...

Мы знаем свои христианские и гражданские обязанности... Следовательно, нам надо бросить вызов неуместной вере страны в свое экономическое и военное могущество... Нам надо противостоять искушению превращения страны и ее институтов в предмет почти религиозного поклонения...

Мы провозглашаем не новое Евангелие, а Евангелие Господа Иисуса Христа, Который силой Святого Духа освобождает людей от греха, чтобы они могли прославлять Бога делами праведности.

Этой декларацией мы выражаем не какую-то новую политическую идеологию или партийную принадлежность, а просто призываем лидеров страны и ее народ к праведности, которая возвысит всю страну.

Мы делаем это заявление с библейской надеждой, что Христос придет и установит Царство, и принимаем Его призыв быть верными учениками вплоть до Его пришествия³³.

Примечательно, что эта декларация очень схожа с другими заявлениями, которые христиане делали в разных ситуациях, в разных частях света и нередко в совершенно иной богословской среде, приходя тем не менее к аналогичным выводам. С общемировой точки зрения казалось, что церковь в Соединенных Штатах обратила наконец внимание на проблемы постконстантиновой и экуменической эпохи. Она стала также церковью с новым видением "космической эры", когда мы впервые увидели землю из космоса и она предстала перед нами как хрупкий "космический корабль", на котором мы должны либо научиться жить вместе, либо вместе умереть.

От концов земли

Хвала Богу, Отцу нашему и Господу нашему Иисусу Христу, собирающему воедино чад Божьих, разбросанных по разным странам... Мы отделены друг от друга не только в вопросах веры, общественного устройства и традиций, но и национальной, классовой и расовой гордыней. Но Христос делает нас единым целым, и Его нельзя разделить. Когда мы ищем Его, мы находим друг друга.

ПЕРВАЯ АССАМБЛЕЯ ВСЕМИРНОГО СОВЕТА ЦЕРКВЕЙ

В XIX веке образовалась поистине всемирная церковь. Во второй половине того же столетия появились движения, стремившиеся к установлению более тесного сотрудничества разных церквей в каждом регионе. В 1910 году Всемирная миссионерская конференция в Эдинбурге придала дополнительный стимул процессу, хоть и прерывавшемуся двумя мировыми войнами, но в конечном счете приведшему к образованию Всемирного совета церквей и к другим видимым проявлениям христианского единства. Вскоре, однако, выяснилось, что такое единство не влечет за собой объединения христиан со всех частей света в одну церковь по западному образцу, а, скорее, подразумевает совместный поиск всеми христианами, независимо от их расовой и национальной принадлежности, смысла послушания Христу в современном мире. Таким образом, у экуменического движения были две стороны. Первая и наиболее очевидная выражалась в стремлении к более тесному и более ощутимому единству. Второй, имевшей, по всей видимости, более серьезные последствия, стало зарождение всемирной церкви, выполнению миссии и обретению самосознания которой способствовали самые разные причины. Рассмотрим эти две стороны поочередно.

Поиск единства

Всемирная миссионерская конференция 1910 года назначила Постоянный комитет, работа которого привела к созданию в 1921 году Международного миссионерского совета. К тому времени, отчасти под влиянием работы, проделанной в Эдинбурге, национальные и региональные организации, ставившие целью развитие миссионерского сотрудничества, появились в Европе, Соединенных Штатах, Канаде и Австралии. Эти организации стали ядром вновь созданного совета, но было также принято решение, что в нем должны быть представлены "молодые церкви", появившиеся в результате миссионерской деятельности. Международный миссионерский совет не ставил тем самым цели навязать свои правила и установки в проведении миссионерской работы, он хотел быть просто местом обсуждения различных методов и возможностей, а также обмена опытом. На I Ассамблее Международного миссионерского совета (состоявшейся в Иерусалиме в 1928 году) почти четверть делегатов представляли молодые церкви - значительный прогресс по сравнению с семнадцатью участниками Эдинбургской конференции. Как в Иерусалиме, так и на второй ассамблее, собравшейся в 1938 году в индийском городе Мадрасе, на первом плане стоял вопрос о природе церкви и о содержании христианского послания, и это служило доказательством, что открытое обсуждение миссионерской деятельности церкви нельзя отделить от богословских дискуссий. Затем деятельность Совета была прервана Второй мировой войной, и третья ассамблея, собравшаяся в 1947 году в канадском городе Уитби, основное внимание уделила восстановлению нарушенных войной связей и возобновлению миссионерской работы после войны. Но к тому времени все больше осознавалась неразрывная связь церкви с миссионерской деятельностью, поэтому казалось неразумным обсуждать миссионерские вопросы в отрыве от диалога, касающегося природы церкви и других богословских тем. Понимание этого еще больше дало о себе знать на двух следующих ассамблеях Международного миссионерского совета, состоявшихся в Виллингене (Германия) в 1952 году и в Гане в 1957-1958 годах. К тому времени было принято решение, что Международный миссионерский совет должен слиться со Всемирным советом церквей, что и произошло на ассамблее Всемирного совета церквей в Нью-Дели в 1961 году. При этом было предусмотрено, что за организациями, которые не хотят или не могут присоединиться к Всемирному совету церквей, сохраняется право быть представленными в отделе, унаследовавшем функции Международного миссионерского совета.

Еще одним крупным движением, способствовавшим созданию Всемирного совета церквей, было движение "Вера и порядок". Дабы развеять подозрения, Всемирная миссионерская конференция 1910 года недвусмысленно исключила из повестки дня обсуждение вопросов, относящихся к вере и порядку, то есть любую дискуссию о верованиях церквей или об их понимании и совершении рукоположения, таинств и так далее. Это исключение было необходимо, чтобы конференция стала как можно более представительной, однако многие приходили к убеждению, что настало время для проведения форума, посвященного именно этим вопросам. Наиболее видным представителем этого движения был епископ Епископальной церкви Чарлз Брент. По его инициативе англиканское содружество сделало первые шаги для созыва встречи по вопросам веры и порядка. Вскоре это начинание поддержали другие, и после Первой мировой войны и длительных переговоров в 1927 году в швейцарском городе Лозанне состоялась I Всемирная конференция, посвященная вопросам веры и порядка. Четыреста делегатов представляли 108 церквей - протестантских, ортодоксальных и старокатолических (отколовшихся от римского католичества после провозглашения догмата о непогрешимости папы). Многие из них уже имели опыт международных и экуменических встреч благодаря участию в Студенческом христианском движении, из которого десятилетиями выходили большинство руководителей различных ответвлений экуменического движения. На конференции было принято решение не стремиться достичь единодушия с помощью общих и потому бессмысленных заявлений или вероучительных определений, которые неизбежно привели бы к исключению чьих-то мнений. Вместо этого проводились откровенные и открытые дискуссии с последующим принятием документа, начинавшегося с перечисления пунктов, по которым было достигнуто согласие, а затем излагавшего вопросы, по которым сохранялись разногласия. Поэтому для документов были характерны такие выражения, как "мы согласны" или "мы считаем", за которыми следовали пояснения, начинавшиеся со слов "среди нас есть различные точки зрения" или "такого мнения придерживаются многие церкви, представленные на конференции". К концу встречи всем участникам стало ясно, что пункты, по которым они согласны, имеют гораздо большее значение, чем те, в которых они расходятся, и что многие разногласия можно, по-видимому, преодолеть в ходе дальнейшего диалога и разъяснения позиций. Перед закрытием конференции был создан постоянный комитет под руководством Уильяма Темпла, архиепископа Йоркского (а впоследствии Кентерберийского). После смерти Темпла его сменил Брент, и II Всемирная конференция по вопросам веры и порядка собралась в Эдинбурге в 1937 году. На ней использовался тот же порядок работы, что и в Лозанне, и опять с положительными результатами. Но самым значительным решением стало присоединение к призыву второй конференции движения "Жизнь и деятельность", состоявшейся в Оксфорде месяцем раньше, основать "Всемирный совет церквей".

Движение "Жизнь и деятельность" тоже возникло под воздействием миссионерского опыта предшествовавших поколений, а также в силу убеждения, что различные церкви должны объединять усилия в любом практическом деле, в котором такое сотрудничество возможно. Его наиболее выдающимся лидером был Джонатан Седерблум, лютеранский архиепископ У пса-лы в Швеции. Первая мировая война, прервавшая осуществление планов проведения международной встречи, вместе с тем дала Седерблуму и другим возможность искать решения огромных проблем, поставленных мировым конфликтом. Наконец, в 1925 году в Стокгольме состоялась первая конференция "Практического христианства" (первоначальное название движения). Повестка дня включала вопросы, связанные с поиском основывающихся на Евангелии общих ответов на проблемы современности. Делегаты работали в пяти секциях, каждая из которых занималась обсуждением одной из пяти главных тем и сопутствующих им вопросов: экономика и промышленность, моральные и социальные проблемы, международные дела, христианское образование и возможности для более тесного сотрудничества церквей. Это движение с самого начала заняло твердую позицию осуждения любой формы эксплуатации и империализма. Так, в эпоху, когда механизация приводила к росту безработицы, ослаблению профсоюзов и понижению заработной платы, конференция выразила солидарность с "чаяниями трудящихся на установление справедливого порядка и равноправия, единственно соответствующего Божьему плану искупления". Кроме того, с пророческим предвосхищением, верность которого подтвердится несколько десятилетий спустя, она указала на "повсеместное возмущение белым империализмом", грозящее вылиться в открытый конфликт. Конференция создала постоянный комитет, подготовивший проведение II конференции по вопросам жизни и деятельности. Она прошла в Оксфорде в 1937 году, и ее итоговые документы содержали слова решительного осуждения любой формы тоталитаризма и войны как метода решения международных конфликтов. Кроме того, как уже отмечалось, она призвала к объединению "Жизни и деятельности" и "Веры и порядка" во Всемирный совет церквей.

Это решение вкупе с согласием "Веры и порядка" подготовило почву для создания такого совета. Два движения образовали совместный комитет, и началась работа по подготовке созыва первой ассамблеи совета. Но осуществление этих планов прервала Вторая мировая война. Во время войны установленные благодаря зарождавшемуся экуменическому движению связи сыграли важную роль в создании христианской сети по обе стороны фронта для оказания помощи Исповедальной церкви в Германии и для работы по спасению евреев в разных странах, находившихся под властью нацистов. Наконец, 22 августа 1948 года в Амстердаме начались заседания I Ассамблеи Всемирного совета церквей. В них приняли участие представители ста семи церквей из сорока четырех стран. Вступительную проповедь прочитал Найлз, методист с Цейлона, приобретший богатый опыт руководителя в Студенческом христианском движении. Выступили также Карл Барт, Йозеф Громадка, Мартин Нимеллер, Рейнхольд Нибур и Джон Фостер Даллес. Структура Совета была разработана таким образом, чтобы учесть в своей работе дела, которыми занимались движения "Жизнь и деятельность" и "Вера и порядок", - в Исследовательском отделе была создана Комиссия по вопросам веры и порядка, продолжившая организацию встреч и всемирных конференций, а все связанное с "Жизнью и деятельностью" как заботы более практического свойства было отнесено к ведению Отдела экуменической работы.

Выражая удовлетворение единством, проявившимся в самом существовании Совета, делегаты в то же время обращали свой взгляд на окружающий их мир и пытались найти решения стоявшим перед ним проблемам. Показательно, что в период начала холодной войны Совет призвал все церкви отвергнуть как коммунизм, так и либеральный капитализм, а также ошибочное представление, что этими двумя системами ограничиваются все возможные альтернативы. Как и следовало ожидать, это и сделанные впоследствии другие подобного рода заявления не всегда встречали хороший прием.

После 1948 года число членов Всемирного совета церквей неуклонно росло. Наиболее знаменательным событием стало участие в нем православных церквей, которые ранее приняли совместное решение не присутствовать на амстердамской ассамблее. Когда же было ясно заявлено, что Всемирный совет не претендует на роль "вселенского собора" наподобие Никейского и что у него нет намерения стать отдельной церковью, православные присоединились к Совету. Поскольку некоторые православные церкви существовали в условиях коммунистических режимов и их делегаты могли присутствовать на заседаниях Всемирного совета только с разрешения правительства, у многих возникло подозрение, что Всемирный совет превращается в орудие международного коммунистического заговора. Как бы то ни было, на II Ассамблее, собравшейся в Эванстоне, штат Иллинойс, в 1954 году было представлено уже 163 церкви. Особое внимание Совет начал обращать на положение церкви в местных конкретных условиях, стараясь не забывать, что участники его совещаний в конце концов представляют миллионы верующих, живущих в разных концах земного шара. Когда в 1961 году в Нью-Дели собралась III Ассамблея, в Совет входило 197 церквей. Произошедшее в Нью-Дели слияние Международного миссионерского совета с Всемирным советом церквей позволило последнему установить более прямые связи с третьим миром и молодыми церквами. Эти связи еще больше укрепились с вступлением в Совет двух пятидесятнических церквей из Чили, ставших первыми присоединившимися к нему подобного рода организациями. Прошедшая в 1961 году ассамблея, как и предыдущая, большое внимание уделила церкви на приходском уровне, заявив о необходимости единства "всех и повсюду". На последующих ассамблеях в Упсале (1968), Найроби (1975) и Ванкувере (1983) эти тенденции получили дальнейшее развитие. В Ванкувере делегаты заострили внимание на взаимосвязи борьбы за мир с установлением справедливых отношений и говорили о "черной тени" несущей в себе огромную опасность гонки вооружений и о крайне пагубных, "построенных на несправедливости системах", которых мир доселе не знал. К тому времени благодаря новому курсу открытости католической церкви, связанному с деятельностью Иоанна XXIII и результатами работы II Ватиканского собора, Всемирный совет церквей установил также плодотворные контакты с католической церковью, часто приводившие к сотрудничеству в реализации различных проектов и исследовательских работ.

В то время как все эти события происходили на мировом уровне, аналогичное стремление к христианскому единству наблюдалось также на региональном и национальном уровнях. Оно выражалось в создании региональных, национальных или местных советов церквей и в стремлении многих церквей к объединению в органичные союзы. Большинство этих союзов, особенно в Европе и в Соединенных Штатах, включали в себя церкви, близкие по происхождению и по богословским позициям, но в других местах заключались церковные союзы и на более широких принципах. В 1925 году образовалась Объединенная церковь Канады. После долгой серии поэтапных объединений - в общей сложности девятнадцати - в состав этой церкви вошли сорок различных деноминаций. В 1922 году Национальный христианский совет в Китае призвал миссионеров и посылающие их церкви "устранить все препятствия" на пути к органическому единству. В 1927 году собрался первый синод Церкви Христовой в Китае. В нее вошли христиане реформатского вероисповедания, методисты, баптисты, конгрегационалисты и другие. Во время Второй мировой войны под давлением со стороны правительства была основана Церковь Христова в Японии - или Каобан, - состоявшая из сорока двух деноминаций. После войны некоторые из этих групп вышли из нее, но большинство остались, будучи убеждены, что послушание Евангелию требует от них общего свидетельства. В 1947 году образовалась Церковь Южной Индии. Это слияние было особенно знаменательным, ибо впервые христиане, настаивающие на апостольской преемственности епископов (англикане), объединились с теми, у кого вообще не было епископов. С того времени в мире проводились сотни переговоров об объединении, а число состоявшихся слияний слишком велико, чтобы их можно было перечислить. В Соединенных Штатах Консультативный совет церковного единства предложил входящим в его состав деноминациям план создания "Объединенной Церкви Христовой".

Миссия от концов земли

Миссионерские организации всегда заявляли, что их цель заключается в создании местных и зрелых церквей в разных частях света. В католических кругах это обычно означало основание церкви с собственной иерархией, со временем из числа местного населения. Протестантами же цель часто выражалась в категориях "трех само": самоуправление, самообеспечение и самораспространение. Но в большинстве ранних формулировок считалось само собой разумеющимся (как для католиков, так и для протестантов), что христианское богословие в целом мало что приобретет от молодых церквей. В лучшем случае выражалась надежда, что эти церкви смогут излагать западное богословие на языке, приспособленном к собственным культурным условиям. Но развитие экуменического движения, окончание эпохи империализма и рост уверенности в себе молодых церквей привели к неожиданным результатам - некоторые из этих церквей начали ставить вопросы и предлагать собственные ответы, представляющие собой не просто адаптацию, а вызов традиционному богословию.

Среди протестантов такую роль за последние десятилетия сыграло множество книг. В Азии бывший японский миссионер в Таиланде Косуке Койя-ма написал книгу "Богословие канонерок". Несколько лет спустя китаец Чон Сен Сонг опубликовал "Богословие третьего глаза: формирование богословия в азиатских условиях" и "Сострадательного Бога". В Африке в разгар борьбы против южно-африканского апартеида Аллан Боесак написал "Прощай, невинность". В Латинской Америке аргентинский методист Хосе Мигес Бонино написал "Богословие в революционной ситуации" и "Христиане и марксисты". Эти и десятки других книг, весьма различные по содержанию, объединяет одна общая черта: они рассматривают все христианское богословие с совершенно иной точки зрения по сравнению с традиционной. В большинстве случаев иной эту точку зрение делает не только различие культурных условий, но и учет социальной и экономической борьбы угнетенных.

Среди католиков наиболее удивительные события с далеко идущими последствиями происходили в Латинской Америке. Зарождению нового богословия там способствовали несколько факторов. Во-первых (как отмечалось в томе I), латиноамериканское католичество с самого начала разделилось на церковь, служащую интересам власть имущих, и на церковь с миссионерской ориентацией, выразителями которой были монахи, давшие обет нестяжания, жившие среди бедных и участвовавшие в их борьбе. Во-вторых, наличие региональной организации, объединяющей всех епископов (Конференции латиноамериканских епископов), и тенденция епископов проявлять больше самостоятельности стали основанием для постановки вопросов, касающихся миссии церкви, в масштабах всего континента. Наконец, II Ватиканский собор с его открытостью современному миру дал импульс для нового и дерзновенного взгляда на миссию церкви в Латинской Америке. После определенной подготовительной работы этот смелый пересмотр произошел в колумбийском городе Медельин в 1968 году. Собравшиеся там епископы Латинской Америки отвергли как капитализм, так и коммунизм. Говоря о "вопиющей к небу несправедливости", епископы взяли обязательство защищать дело справедливости и призвали христиан встать на сторону крестьян и индейцев в их борьбе за обретение человеческого достоинства и повышение уровня жизни. "Стремление христиан к справедливости, - заявили они, - есть одно из требований библейского учения".

За такими формулировками стояла работа множества пастырей и богословов, пришедших к выводу, что Евангелие требует от церкви принять сторону бедных в их борьбе за освобождение. Лидерами этих "богословов освобождения" были Густаво Гутьеррес и Хуан Луис Сегундо. Они предложили богословскую систему, не просто рассматривающую вопросы, связанные с

освобождением, а обращающуюся ко всей совокупности христианского учения и христианской жизни с точки зрения бедных, получивших от Бога силу, как они говорили, "снизу". При таком подходе, утверждали они, можно исповедовать христианскую веру с совершенно новым ее истолкованием. В частности, они обнаружили в Писании элементы, которые, по их мнению, традиционное богословие игнорирует или затемняет. Таким образом, их работа стала вызовом не только власть имущим в Латинской Америке, но и всему мировому христианскому сообществу, вставшему перед необходимостью дать ответ на такой радикальный пересмотр Евангелия.

Этот ответ не заставил себя ждать. Рим оказал давление на латиноамериканских епископов, и накануне следующей конференции появились признаки, что они откажутся от сделанных в Медельине заявлений. Однако на этой конференции, проведенной в 1978 году в мексиканском городе Пуэбла, епископы подтвердили прежнюю позицию. В западной печати богословие освобождения нередко истолковывается с точки зрения конфликта между Востоком и Западом и крайне упрощенно называется "марксистским богословием". Резкую реакцию оно встретило и со стороны определенных кругов в самой Латинской Америке. По мере обострения отношений противоборствующие партии занимали все более непримиримые позиции. В Сальвадоре архиепископ Оскар Ромеро был убит противниками, считавшими, что он представляет угрозу для установленного порядка. В Бразилии Хельдер Камара и Пауло Эваристо Арнс встали во главе епископов, выступавших за установление нового порядка. В Никарагуа все больше обострялся конфликт между сандинистским режимом и епископатом. В Гватемале и в других странах нерукоположенных католических служителей сотнями убивали те, кто считал их деятельность подрывной. В Соединенных Штатах и в Европе раздавались голоса, предававшие новое богословие анафеме, тогда как многие богословы и христианские лидеры заявляли, что призыв к новому прочтению Евангелия, влекущему за собой радикальные последствия, вполне оправдан.

Никто не знает, к чему приведут все эти споры и столкновения. Но ясно одно: последние десятилетия XX века будут отмечены усилением напряженности между Севером и Югом. С точки зрения Севера основная проблема заключается в противостоянии Востока и Запада. Для многих христиан в Соединенных Штатах и в Европе это равнозначно противостоянию капитализма и демократии, с одной стороны, и коммунизма и тоталитаризма - с другой. С точки же зрения Юга основные проблемы выглядят совершенно иначе: установление экономического порядка, при котором не происходило бы дальнейшего обнищания третьего мира, распределение национального богатства внутри самих стран и устранение опасности проведения на их территориях скрытых войн между великими державами Севера.

В то же время совершенно очевидно, что Север все больше дехристианизируется, а наибольший количественный рост церкви происходит на Юге. Кроме того, церкви на Юге, долгое время считавшиеся бездеятельными, -

в том числе католическая церковь в Латинской Америке, - начали проявлять неожиданную жизненную силу. В 1900 году 49,9 процента христиан жили в Европе, а в 1985 году эта цифра оценивалась в 27,2 процента. В 1900 году 81,1 процента христиан были белыми, а к 2000 году эта цифра, по предварительным оценкам, сократится до 39,8 процента³⁴. Таким образом, независимо от отношения к различным новым богословским учениям третьего мира, скорее всего, XXI век будет отмечен крупномасштабной миссионерской кампанией Юга на Севере. Тем самым эти земли, еще век назад считавшиеся "концами земли", получат возможность свидетельствовать потомкам тех, кто ранее свидетельствовал им.

Литература

¹ "Письмо Лаурину", 1 февраля 1523 года.

² Заявления брата И.Тецеля в защиту индульгенций.

³ "Золотая роза" - знак отличия за христианские добродетели, вручаемый римским папой как высшее выражение милости. (Прим. ред.)

⁴ Opera 17:580.

⁵ Проповедь на Иоанна 1:17.

⁶ "Предисловие к комментариям псалмов", Opera 31:22.

⁷ "Предисловие к комментариям псалмов", Opera 31:26.

⁸ J. Foxe, А с(и and Monuments of these Latter and Perillous Dayes (1559), 3:670.

⁹ Гезы ("нищие") - прозвище повстанцев, воевавших с испанцами во время Нидерландской революции XVI века. (Прим. перев.)

¹⁰ Автобиография I. 10.

¹¹ Автобиография 3.22 - 3.24.

¹² Автобиография 3. 27.

¹³ Милиция - воинские контингенты местного ополчения, набиравшиеся по графствам. (Прим. ред.)

¹⁴ Апология Тилькену, 2:298.

¹⁵ Sclbstzeugnisse ("Свидетельства"), р. 25.

¹⁶ Дневник, 1 февраля 1736 года.

¹⁷ Дневник, 24 мая 1738 года.

¹⁸ Елизавету называли "Virgin Queen", то есть "королева-девственница". (Прим, перев.)

¹⁹ The A ustin Papers, ed. Eugene С. Barker (Washington, D. С.: Government Printing Office, 1919), 3:345, 347.

²⁰ Speech of John Quincy Adams, May 25. 1836 (Washington, D. C.: Gales and Seaton, 1838), p. 119.

²¹ Memoirs, quoted in W. S. McFeely, Grant: A Biography (New York: Norton, 1981), p. 30.

²² Quoted in Sydney E.Alhstrom, A Religious History of the American People, vol. 2 (Garden City, New York: Doubleday, 1975), p. 327.

²³ Simon Bolivar, Obras completas, vol. 3 (Havana: Lex, 1950), p. 501.

²⁴ Frederich Schleiermacher, The Christian Faith (Edinburgh: T. T. Clark, 1928), p. 151.

²⁵ Тг. by H.E. Manning, 1871; quoted in Schaff, The Creeds of Christendom, vol. 2 (New York' Harper Brothers, 1878), pp. 270-71.

²⁶ Encyclopaedia Britannica (1968 ed.), 23: :

²⁷ 1959 reprint (New York: Meridian), p. 21.

²⁸ Niebuhr, The Social Sources, p. 275.

²⁹ Niebuhr, The Kingdom of God In America (New York: Harper Brothers, 1937), p. 193.

³⁰ Sydney Е. Ahlstroin./l Religious History of the American People, vol. 2 (New York: Doubleday, 1975), p. 451

³¹ ibid, p. 460.

³² James Cone, A Black Theology of Liberation (Philadelphia: J. B. Lippincott, 1970), pp. 17-18.

³³ Ronald J. Sider, ed. The Chicago Declaration (Carol Stream, Illinois: Creation House, 1974), cover and pp. 1-2.

³⁴ David K.Barrett, ed., World Christian Encyclopedia (Nairobi: Oxford University Press, 1982), global tables 18 and 29.

Дополнительная литература

К первой части

Paul Althaus. The Theology of Martin Luther. Philadelphia: Fortress, 1966.

Roland H.Bainlon. Erasmus of Christendom. New York: Charles Scribncr's Sons. 1969.

Roland H.Bainlon. Here I Stand: A Life of Martin Luther. Nashville: Abingdon, 1950.

Roland H.Bainton. The Reformation of the Sixteenth Century. Boston: Beacon, 1952.

Ernest Belfort Bax. Rise and Fall of the Anabaptists. New York: American Scholar Publications, 1966.

Henry Daniel-Rops. The Catholic Reformation. New York: Dutton. 1962.

Gordon Donaldson. The Scottish Reformation. Cambridge: University Press, 1960.

Pieter Geyl. The Revolt of the Netherlands. New York: Barncs Noble. 1958.

Justo L.Gonzalcz. A History of Christian Thought. Vol. 3. Nashville: Abingdon, 1975.

Arthur James Grant. The Huguenots. Hamden, Connecticut: Archon. 1969.

P.E.Hughcs. Theology of the English Reformers. London: Hodder Stoughton, 1965.

Franklin H.Littell. The Free Church. Boston: Starr King. 1957.

Geddes Macgregor. The Thundering Scot: A Portrait of John Knox. London: Macmillan Co.. 1958.

Clyde L. Manschreck. Melanchton: The Quiet Reformer. Nashville: Abingdon, 1958.

John C.Olin. The Catholic Reformation: Savonarola to Ignalius Loyola. New York: Harper Row, 1969.

Jean Horace Rillict. Zwingli: Third Man of the Reformation. London: Lulterworth, 1964.

Francois Wendel. Calvin: The Origins and Development of His Religious Thought. London: Collins, 1965.

Ко второй части

Sydney E.Ahlstrom. A Religious History of the American People. Vol. 1. Garden City, New York: Doublcday, 1975.

Carl Bangs. Arminius: A Study in the Dutch Reformation. Nashville: Abingdon, 1971 .

Frederick C.Coplcston. A History of Philosophy. Vols. 4-6. London: Burns, Gates and Washburne. 1958-1960.

Rupert E. Da vies. Methodism. Baltimore: Penguin, 1963.

Herbert H.Henson. Puritanism in England. London: Hodder and Stoughton, 1912.

Henry Petersen. The Canons of Don. Grand Rapids: Baker. 1968.

F.Ernest Stoeffer. German Pietism during the Eighteenth Century. Leiden: E.J. Brill, 1973.

Henry Van Etten. George Fox and the Quakers. New York: Harper, 1959.

К третьей части

Sydney E.Ahlstrom. A Religious History of the American People. Vols. 1-2. Garden City. New York: Doubleday Company, 1975.

Stcwarl C.Easlon. The Rise and Fall of Western Colonialism. New York: Pracgcr, 1964.

Justo L.Gonzalcz. A History of Christian Thought, vol. 3. Nashville: Abingdon. 1975.

Kenneth Scott Latouretlc. Christianity in a Revolutionary Age. vols. 1-3. New York: Harper Brothers, 1954-1961.

Kenneth Scott Laloureltc. A History of the Expasion of Christianity, vols. 4-6. New York: Harper Brothers, 1941-1944.

Hugh R. Mackintosh. Types of Modern Theology: Schleiermaeher to Barth. New York: Charles Scribner's Sons, 1938.

Stephen Neill. Colonialism and Christian Missions. London: Lutterworth. 1966.

Claude Welch. Protestant Thought in the Nineteenth Century. New Haven. Connecticut: Yale, 1972.

К четвертой части

Sydney E.Ahlstrom. A Religious History of the American People, vol. 2. Garden City, New York: Doubleday Company, 1975.

Roger Auberl, el al. The Church in a Secularized Society. New York: Paulist Press. 1978.

Robert McAfce Brown. The Ecumenical Revolution. Garden City, New York: Doubleday Company. 1967.

Alasdair I.C. Heron. A Century of Protestant Theology. Philadelphia: Westminster. 1980.

Kenneth Scott Latourctte. Christianity in a Revolutionary Age, vols. 4-5. New York: Harper Row, 1961-1962.

Stephen Ncill, ed. Twentieth Century Christianity. London: Collins, 1961.

Ruth Rouse and Stephen Ncill, cds. A History of the Ecumenical Movement, 1517-1948. Philadelphia: Westminster, 1968.

S.Paul Schilling. Contemporary Continental Theologians. Nashville: Abingdon, 1966.

L.S.Slavrianos. Global Rift: The Third World Comes of Age. New York: William Morrow and Company, 1981.