AKAДEMИЯ HAУK CСCP CEPИЯ "ИTOГИ И ПPOБЛEMЫ COBPEMEHHOЙ НАУКИ" Б.Д. ГPEKOBA.Ю. ЯKУБOBCKИЙ3OЛOTAЯ OPДA И EЁ ПAДEHИEЧАСТЬ ПЕРВАЯ ОБРАЗОВАНИЕ И РАЗВИТИЕ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ в XIII -XIV в.в.
«Это было событие, искры которого равлетепись и зло которого простерлось на всех». Ибн-ал-Аеир (начало XIII в.). ГЛАВА ПЕРВАЯ ДЕШТ-И-КЫПЧАК (ПОЛОВЕЦКАЯ СТЕПЬ) В XI—XIII вв. ДО ПРИХОДА МОНГОЛОВ Огромные пространства так называемых «южнорусских степей» от Днепра и далеко за Волгу на Восток, начиная с XI в. и вплоть до XV в., в восточной (арабской и персидской) литературе носили имя «Дешт-и-Кыпчак», т. е. Кыпчакская степь. 1 Само слово «Кыпчак» не знакомо ни русским летописям, ни византийским хроникам. Древнерусские летописи употребляют термин «половцы», а византийские, как и авторы, писавшие на латинском языке, — термин «команы». Вопросы этногенеза половцев были уже не раз предметом научного рассмотрения. Последние мнения по этому вопросу были высказаны Марквартом, В. В. Бартольдом, Д. Россовским и А. Пономаревым. Однако едва ли можно признать, что здесь все ясно. 2 Не вдаваясь в вопрос о том, каким образом народ, называемый на Востоке кыпчаками. получил наименование «половцев», считаем необходимым подчеркнуть, что уже в конце XI в. он был полным хозяином всего Дешт-и-Кыпчак. Было бы безнадежно искать точной даты появления половцев на территории юго-восточной Европы, хотя попытки эти делаются как в востоковедческой, так и в русской исторической науке. Крупные политические события связываются с половцами или кыпчаками только с начала XII в. 1 Уже с 1030 г., как это выяснил В. В. Бартольд, кынчаки считаются соседями Хорезма (В. В. Бартольд. Новый труд о половцах. Русский исторический журнал, т. 7, стр. 148). Самый термин «Дешт-и-Кып-чак», как выяснил также В. В. Бартольд, впервые встречается у автора XI в. Насир-и-Хусрау (там же, стр. 148). 2 Mapкварт. Uber des Volkstura der Komaner). — См.: W. Bangund T. Markquart. Ostturkische Dialektstudien. Berlin, 1914. — В. В. Бартольд, ук. соч., прим. 1. — Д. Россовскии. Происхождение половцев. Seminarium Kondakovianum, VII и сл. Praha. — А. Пономарев. Куман-половцы. ВДИ, 1940, №№ 3—4. Маркварт в своей работе «?ber das Volkstura der Romanen» указывает, что кыпчаки (половцы, команы) в качестве крупной политической силы появляются с 1120—1121 г., когда они на Кавказе выступают вместе с грузинами против мусульман. Однако древнерусская летопись начинает довольно часто упоминать их уже с середины XI в. Первый набег кочевников при участии половцев, согласно Лаврентьевской летописи, был в 1054 г.1 Будучи западной ветвью кимаков, по-лопцы пришли в степные районы между Волгой и Днепром на смену печенегам, о которых имеются сведения как в восточных источниках, так и в древнерусской летописи. К приходу татар, т. е. к началу XIII в., Дешт-и-Кыпчак был настолько прочно освоен половцами, что можно говорить о существовании здост, нескольких кочевых княжеств. К сожалению, на данном этапе наших знаний, благодаря скудости известий в дошедших до нас источниках, мы не можем дать не только полной, но даже схематической картины социально-политического строя этого общества. И все же кое-где черты из жизни Дешт-и-Кыпчак проступают достаточно выпукло. Прежде всего о границах, характере хозяйства и составе населения. О точных границах Дешт-и-Кыпчак говорить невозможно, и не потому только, что сведения о них для XII в, скудны. Трудно говорить о точных границах там, где сами современники их себе не представляли. Во всяком случае, в пределах юго-восточной Европы земли до Днепра, включая Крым на юге, Среднее Поволжье до Булгара (с областью) на северо-востоке и устье Волги на юго-востоке, вхрдили как европейская часть кипчакских владений. 1 Летопись по Лаврентьевскому списку, 1910, стр. 158. В русской исторической литературе с половцами обыкновенно связано представление о чистых кочевниках. Это, конечно, глубокое заблуждение. Основная масса их вела кочевой образ жизни; однако половцы были уже охвачены в некоторой своей части процессом перехода на оседлый земледельческий-труд. Да иначе и быть не могло. Известно, что кочевники, находясь в состоянии феодализирующегося общества, в районах, смежных с земледельческой полосой, переходят на оседлое состояние. Таковы факты истории Семиречья и Хорезма. В первом случае мы имеем интересный процесс оседания кочевников — тюркешей, огузов, карлуков и других — в IX— XI вв., сопровождающийся отюречением согдийского оседлого населения.1 Во втором, т. е. в Хорезме, мы наблюдаем тот же процесс оседания кочевников огузов (туркмен), с одной стороны, и кыпчаков, с другой, не только на территории, смежной с Хорезмом, но и в нем самом. Этот длительный процесс, как мы увидим ниже, привел в XIII в. к значительному отюрече-нию бывшего здесь хорэзмийского языка. 2 Не подлежит сомнению, что тот же процесс оседания переживали и половцы,, непосредственно соприкасавшиеся с земледельческой полосой Нижнего Поволжья, Придонья, Крыма, отчасти Приднепровья и даже Булгара. Наиболее ценной по этому вопросу являлась монография Н. Аристова «О земле половецкой», напечатанная еще в 1877 г.3 Несмотря на большие затруднения, связанные со скудостью письменных источников и археологических материалов, работу эту уже можно было бы давно возобновить. 1 В. В. Бартольд. К вопросу о языках согдийском и тохарском. Иран, т. I, стр. 36—38.—Махмуд Кашгарский, т. I, стр. 30 и 391, 2 Плано Карпини указывает, что в его время в Хорезме говорили уже по-комански, т. е. по-половецки (Плано Карпини. История монголов. — Вильгельм Pубpук. Путешествие в восточные страны. Нерев. А. И. Малеина, СПб., 1911, стр. 24). О хорезмийском языке за последнее время, особенно в связи с открытиями хорезмской археологической экспедиции С. П. Толстова, появилось несколько статей. 3. Н. Аристов. О земле половецкой (историко-географическйй очерк). Киев, 1877. 2 Наконец, после долгого ожидания появилась в 1948 г. книга К. В. Кудряшова «Половецкая степь». Книга эта ставит перед собой задачи историко-географические и рисует главным образом местоположение половецких кочевий и половецких ханских ставок, а также пути к половцам и обратно в русские княжества. C этой точки зрения наиболее интересной частью книги является ее восьмая глава: «Половецкая степь в XII в.». В ней К. В. Кудряшов намечает следующие кочевья: «между Дунаем и Днепром кочевали, лукоморские» или «придунайские» половцы. У Днепровской луки, по обе стороны порогов, были становища половцев приднепровских, или запорожских». От Днепра до Нижнего Дона кочевали половцы приморские. «Между Сe-верским Донцом и Тором, где находились города Шару-капь, Сугров и Балин, размещались половцы донецкие. В бассейне Дона кочевали половцы донские». Между Орелью и Самарой, восточными притоками Днепра, кочевали половцы заорельские.1 Нижняя Волга, по крайней мере со времени Хазарского царства (лишившегося самостоятельного существования в 965 г.),2 жила интенсивной жизнью; известно, что здесь были города, пашни, велась оживленная торговля и т. д. После разгрома Святославом в 965 г. столицы Хазарского царства — Итиля —культурная жизнь здесь не прекратилась. Половцы, которые захватили, как самое Нижнее Поволжье, так и степные пространства между Волгой и Днепром, приняли от предшествующего периода большое наследство. По словам ал-Омари, в Золотой Орде, в том числе в Поволжье, было много возделанных земель. По берегам Нижней Волги лежали хазарские поселения, ведшие земледельческое хозяйство, к которому постепенно переходили в этих местах и новые завоеватели. 1 К. В. Кудряшов. Половецкая степь. ЗВГО, Новая серия, т. 2, М., 1948, стр. 134. 2 Летопись по Лаврентьевскому списку, 1910, стр. 63—64. О разгроме Хазарского каганата говорит и арабский географ Ибн-Хаукаль, однако он дает другую дату — 969 г.; невидимому, Лаврентьевской летописи верить следует больше. BСA, т. II, стр. 281, 284, 286. Только этим обстоятельством и можно объяснить тот разительный факт, что в XII—XIII вв. о хазарах почти не слышно. В качестве купцов и ремесленников хазар можно, найти в городах Крыма, Болгар и даже в столице Хорезма — Ургенче, ] пак рассказывает об этом Плано Карпини, проехавший через Дешт-и-Кыпчак в Монголию в 1240 г. Сельское население (в данном случае хазары) постепенно теряет свой язык и даже самостоятельный этнический тип. Половцы, частично перешедшие в районе Придонья и Нижней Волги на оседлый земледельческий труд, оказались сильнее как в языковом, так и и этническом отношении. Кроме хазар, юго-восток Европейской части СССР в половецкий период сохранил немалое количество алан. Восточные источники, так же как и византийские, а в рав-ной мере и русская летопись согласно говорят, что в XI— XII и даже в XIII в., т. е. уже при татарах, аланские купцы занимают важное место в торговле,2 которая в то время интенсивно шла как по волжскому пути из Болгар в Среднюю Азию, Кавказ, Иран и Дальний Восток, так и через степи в Крым, а оттуда на Трапезунд в Малую Азию, на Константинополь, а также велась с русскими княжествами. 1 Плано Карпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 24. 2 Плано Карпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 24. — В. Г. Ткзенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 47 (арабск. текст), стр. 55 (русск. по рев.) и другие места. Остановимся несколько на первом пути, который, начиная с хазар и вплоть до конца золотоордынского времени, т. е. с. VIII по XV в., играл такую огромную роль в жизни юго-восточной Европы. Несмотря на разгром, нанесенный Святославом Итилю в 965 г., торговля по Волге не была уничтожена, хотя на время несколько и понизилась. В востоковедческой литературе вопрос о торговле по волжскому пути,, особенно для X в., разработан достаточно подробно. В работе круп-нейшего исследователя истории Средней Азии В. В. Бартольда «Туркестан в эпоху монгольского нашествия» приведен интересный список товаров, которые в X в. шли по волжскому пути из Болгар в Хорезм. Список этот взят им у арабского географа второй половины X в. ал-Макдиси. Вот слова последнего, как они приведены в переводе В. В. Бартольда: «Меха соболей, горностаев, хорьков, ласок, куниц, лисиц, бобров, зайцев и коз, также свечи, стрелы, кора белого тополя, высокие шапки, рыбий клей, рыбьи зубы, касторовое масло, амбра, выделанные лошадиные кожи, мод, лущеные орехи, соколы, мечи, панцыри, борозонан кора, славянские рабы, бараны, коровы — все это получалось из Булгар».1 Из этого списка ясно, что торговля эта далеко не ограничивалась предметами роскоши, какими в норную очередь являются меха. Наряду с последними мы имеем «выделанные лошадиные кожи», кору для дубления кож, рабов и скот. О Булгаре, который при половцах значительно возрос, известно, что он свое богатство составил на торговле но только мехами, но и кожами. И еще вопрос, какая из этих статей играла большую роль и его доходах. В обмен на меха, которые в Булгар приходили из «страны Мрака», где живут племена Вису, Виру, Юра, с Каиказа шли металлические изделия. Ал-Гарпати отмечает азербайджанские клинки, которые на месте их производства стоили один динар за четыре меча. При стоимости динара в пять рублой золотом клинок обходился в 1 р. 25 к.2 Нельзя особо не подчеркнуть и торговли рабами, которые большими партиями проходили через рынки Булгара и Итиля в Иран, Среднюю Азию и другие восточные, страны. Среди рабов мы видим славян, русов, булгар, буртасов, печенегов и пленников из других оседлых и кочевых народов Восточной Европы. Почти все арабские географы говорят в своих трудах о том, что большое вместо занимает торговли рабами по волжскому пути. Арабский географ Ибн-Русте (X в.) 3 и персидский Гардизи (XI в.) 1 рассказывают, что живущие в Поволжье пароды охотятся друг на друга, захватывают врагов в плен и продают в рабство на указанных рынках, где главными покупателями являются восточные работорговцы. В половецкий период торговля из Булгара волжским путем продолжалась, причем у нас есть все основания утверждать, что самый характер торговли, включая сюда и ее объекты, вовсе не изменился. Изменились только центры этой торговли. 1 В. В. Бартольд. Туркестан в эпоху монгольского нашествия, т. II, стр. 295. 2 Al-Andalusi al-Garnati; изд. Ferrand, Paris, 1925, стр. 118. 3 ВСА, т. VII, стр. 145—146. После разгрома Итиля (в устье Волги) место последнего занял Саксин, о котором, к сожалению, в источниках мало сведений. В специальной литературе до сих пор нет единодушного мнения о его местоположении. Думается, справедлива та точка зрения (Вестберг, Бартольд),2 которая считает, что Саксин находился вблизи устья Волги, т. е. где-то недалеко от современной Астрахани, невидимому на месте старого Итиля. Быть может, наиболее важное свидетельство о Саксине находится у арабского путешественника ал-Андалузи-ал-Гарнати, который в начале XII в. проехал Поволжье от устья и до Болгар. В Поволжье он прожил несколько лет, в силу чего его сведения приобретают ценность свидетельских показаний. К ожалению, зная хорошо Саксин, он в своих заметках лишь ограничивается замечаниями, что жил в нем, встречался с такими-то людьми, но совсем не описывает Саксина, хотя и упоминает о его мечетях, рынках и постройках.3 1 Гардизи, персидский текст и перевод отрывка о кочевниках (В. В. Бартольд. Отчет о поездке в Среднюю Азию с научной целью в 1893—1894 гг., стр. 120). 2 В. В. Бартольд. Очерк истории Туркменского народа. Отдельный оттиск из «Туркмении», т. I, стр. 38—39. — Вестберг, ИАН, 1899, стр. 291. 3 Al-Andalusi al-Garnati, 1925, стр. 116. 4 Закария Казвини, изд. Вюстенфельда, т. II, стр. 402.— Л. В. Бартольд. Очерк истории Туркменского народа, стр. 39. С именем того же ал-Андалузи-ал-Гарнати связывается и сведение о том, что в самом Саксине большинство населения принадлежит к гузам. Речь идет о сорока родах гузов, т. е. туркмен.4 Если Саксин в половецкий период стремился в торговом отношении играть роль хазарского Итиля и являлся крупным рынком юго-востока Европы, то на северо-востоке, как и в предшествующий период, торговля была в руках Булгара, значительно выросшего по сравнению с тем, каким он был в X в. Насколько богат был город Булгар и булгарский князь, как далеко на Восток шли его торговые связи, видно из следующего факта. Но словам автора «Тарих-и Бейхак», булгарский эмир Абу Исхак Ибрахим, сын Мухаммеда, сына Балтавара, в 415 г. х. (== 1024—1025) послал большие деньги на постройку пятничных мечетей в городах Себзаваре и Хос-роуджирде, а также большие подарки падишаху Хорасана.1 Судя по летописи им данным, Булгар был большой город, развалины которого находите.)! рядом с селом Болгары-Успен-ское да Нодго, Татарской АССР. Ипатьевская летопись, описывая поход Нсеполода Георгиевича, князя суздальского, в 1182 г. на Булгар, гоиорит, что русские, оставив часть отряда на берегу, «сами же поидоша на конех в землю Болгарьскую к великому городу Серьбренных Болгар. Бол-гаре же видевшие множостпо Русских полков, не могоша стати, затворишася в городе; князи же молодей уохвотишася ехати к воротам биться».2 Из рассказа этого ясно, что Булгар — не только большой, но и окруженный стенами город. Упомянутый нами арабский путешественник начала XII и. к данным Ипатьевской летописи как бы добавляет следующие ценные сведения: «Он [Булгар] — город, выстроенный из соснового дерева, а стена его из дубового дерева, вокруг него (живут) турецкие племена, не сосчитать их».3 1 Абу-л Хасан Беихаки (Ибн-Фаидак). Тарих-и Бейхак. Тегеран, 1317 г. с. х., стр. 53. 2 Ипатьевская летопись, 1871, стр. 422—423. 3 Al-Anclalusi al-Garnati, стр. 236—237. Итак, Булгар — большой деревянный город, который, по-видимому, часто горел. В этом отношении характерен летописный рассказ о 6737 г. (1229), в котором говорится: «Бог сотвори отмщение вскоре над безбожными, загоре бо ся град их Великий [Болгар] и згоре его большая половина».1 О большой населенности и неприступности Булгара говорит и персидский историк завоеваний Чингис-хана, Джувейни, автор второй половины XIII в.2 Путь из Болгар на Саксин по Волге и дальше в Каспийское море (по словам арабского географа Якута, из Саксина морским путем ездили в XII—XIII вв. на Мангышлак 3) находился целиком в руках половцев, которые-подобно хазарам IX—X вв. собирали с торговых судов пошлины, доставлявшие половецким ханам, невидимому, огромные доходы. Есть известия, что в XII в. по Волге вплоть до кавказских берегов Каспийского моря ходили русские суда, причем не только торговые, но и военные. В. В. Бартольд в своей статье «Кавказ, Туркестан, Волга» (стр. 7) пишет: «В XII в. мусульмане на некоторое время лишились Дербента и даже некоторых областей к югу от него. В этих войнах принимали участие и русские; около 1175 г. говорится о поражении русского флота близ Баку». Торговые и культурные связи Поволжья с Востоком были в эту эпоху настолько сильно развиты, что в среде половецкого войска имелись метательные орудия, которые широко употреблялись феодальными государствами Средней Азии, Ирана и Кавказа. Ипатьевская летопись оставила нам под 1184 г. чрезвычайно ценные замечания по вопросу об участии и половецком войске мусульманских специалистов — мастеров метательных машин. «Пошел бяше оканьный и безбожный и треклятый Кончак со множеством Половець, на Русь, по-хупся яко пленити хотя грады русскые и пожеши огньмь; бяше бо обрел мужа такового бесурманина, иже стреляше живым огньмь; бяху же у них луци тузи самострелнии, одва 50 мужь можашеть напрящи». 4 1 Полное собрание русских летописей, т. VII, стр. 136. 2 Juwауni. Gibb Memorial Series, т. XVI, ч. I, стр. 224. 3 Якут. Географический словарь, изд. Вюстенфельда, т. IV. 670. 4 Ипатьевская летопись, стр. 428—429. В этом рассказе дано прямое и бесспорное указание, что в составе половецкого войска действовали метательные машины, стрелявшие снарядами, заполненными особым горючим составом, в основе которого была нефть. Характерно, что в «Слове о полку Игореве» есть явные отражения употребления этих орудий, названия которых приведены в персидской терминологии. Приведем два места: «О, далече зайде сокол, птиць бья к морю, а Игоревы пльку не кресити. За ним кликну Карна и Жля, поскочи по русской земли смагу мычючи в пла-мяне розе».1 В другом мосте: «Ты бо можеши посуху живыми шереширы стреляти удалыми сыны Глебовы».3 На эти примечательные места обратил в свое время внимание тюрколог II. Мелиоранский.8 По мнению П. Мелиоран-ского, «шерешир» есть персидское «тир-и-черх», что значит стрела или снаряд — черха, причем под последним в персидском языке понимают луки-самострелы, о которых и упоминает приведенный отрывок из Ипатьевской летописи под 1184 г. Под «смагой» II. Молиоранский подразумевает нефть, а под "пламенным рогом" — русский синоним слова «шерешир».4 1 Слово о полку Игореве, пзд. Дубенского, стр. 9,4. 2 Там же, стр. 150. 3 Турецкие элементы в языке «Слова о полку Игореве». ИОРЯС Акад, Наук, т. VII, стр. 296—301; ЗВО, XIV, стр. XXII. 4 См. мою статью: Рассказ Ибн-ал-Биби о походе малоазийских турок на Судак, половцев и русских в начале XIII в. Визант. Врем. Акад. Наук СССР, т. XXV, стр. 59. Нет никакого сомнения, что мастерами, умеющими обращаться с перечисленными машинами, были мусульманские выходцы из Хорезма или Кавказа, откуда — из Баку — и поступала нефть. О мусульманине-выходце определенно говорит и летопись: "бяше бо обрел мужа такового бесурманина, иже стреляше живым огнъмь" Насколько этот своеобразный вид восточной феодальной «артиллерии» был распространен на Востоке, видно из того факта, что почти все источники домонгольского и монгольского времени, как персидские, так и арабские, описывая осады городов, упоминают об употреблении машин, стреляющих огнем.1 Вместе с торговлей в города Поволжья с Востока проникал и ислам. Известно, что уже в X в. Булгар был по преимуществу мусульманский город, а что касается Итиля,2 то в нем, но указанию Ибн-Хаукаля, арабского географа X в., было тридцать мечетей. Направляясь в Монголию, проезжая Поволжье в середине XIII в., В. Рубрук сказал про Булгар: "И я удивляюсь, какой дьявол занес сюда закон Магомета".3 Увы, В. Рубрук не знал истории Поволжья, в противном случае он не задал бы подобного вопроса. Исламизация городских поселений Поволжья, особенно таких крупных центров, пак Булгар и Итиль (потом Саксин), — дело рук тех купцов и ремесленников, которые в большом количестве приез-кали и даже переселялись в Поволжье, а не только официального посольства халифа Муктадира к царю Болгар в 921—922 гг.4 Поволжье, а вместе с ним и половецкая кочевая степь вели почти не прекращавшуюся торговлю с русскими княжествами, лежавшими по бассейну как Днепра и его притоков, так и Оки. Нe только из Болгар, но и из Рязани и Днепровских земель шел в степи и в Нижнее Поволжье хлеб, а вместе с ним и лен, на который был большой-спрос как в Средней Азии, так и на Кавказе и в Иране. Согласно арабской и персидской географической литературе, рынок Дербента в X в., т. е. еще в хайфский период, был известен как центр продажи рабов,5 поступавших из Восточной Европы, и славился как рынок русского льна. 1 Там же, стр. 57, 70. 2 Вернее, его торговой части, называвшейся «Хазаран». 96. 3 Плано Кapпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 90. 4 Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу, под ред. акад. И. Ю. Кра-чковского, 1939» 5 Истapхи, BСA, т. I, стр. 184. — И б н -Хаукаль, BСA, ... II, стр. 242. Древнерусская летопись (Лаврентьевская и Ипатьевская) полна рассказов о частых набегах кочевников половцев на русские земли. Типичными могут быть признаны следующие слова летописи по Лаврептьевскому списку о 1093 г.: «По-ловци воеваша много, и возвратишася к Торцьскожу и изне-могоша людье в граде гладомь, и предашаяся ратным; по-ловци же, приимше град, запалиша и огнем, и люди разде-лиша. . .».1 В другом месте, под 1094 г., читаем: «Хрестьян изгублено бысть, а друзии полонени и расточени по землям».2 Едва ли ость у нас основания не доверять летописи в ее утверждении о множестве половецких набегов. При феодализме 3 взаимодействие между земледельческими районами и кочевой степью D основном складывается повсюду в одних и тех же формах. Русские княжества не являлись исключением из этого правила. Постоянные набеги кочевников — явление обычное. Путем набегов кочевники добывают себе добро (добычу), которое входит заметной статьей в систему их «хозяйства». Летопись полна сообщениями об уводе большой добычи в виде разнообразного имущества, в том числе скота, и людей. Однако было бы глубочайшим заблуждением считать, что между русскими феодальными княжествами и кочевой половецкой степью отношении сводились только к постоянной вражде, когда набеги половецких ханов «на русские земли» сменялись княжескими походами в глубь Дешт-и-Кыпчак. Юго-восточная Европа в этом отношении не составляет исключения. Всюду, где в феодальную эпоху по соседству жили земледельческие и кочевые общества, военные набеги за добычей сменялись мирным торговым общением. История Средней Азии, Монголии. Китая полна фактами»того рода. Более того, очень часто враждебные отношения между русскими князьями и половецкими ханами не мешали нормальному ходу торговли. 1 Летопись по Лаврентъевскому списку, изд. Археограф, комисе., 1910, стр. 217. 2 Там жо, стр. 219. 3 Имеются в виду, конечно, самые ранние этапы сложений феодальных отношений. Купцы со своими товарами свободно переходили с одной стороны на другую, нисколько не рискуя подвергнуться нападению кого-нибудь из противников. Ипатьевская летопись под упомянутым уже 1184 г. сообщает в этом отношении интересный факт: «Едущим же им и устретоста гости, идущь противу себе ис Поло-пець, и поведоша им, яко Половци стоять на Хороле».1 Приведенный факт — не случайное явление. Свобода прохода караванов через враждебные лагери весьма характерна для феодального Востока. Позволю себе привести еще один факт из эпохи крестовых походов, относящийся к тому же времени (конец XII в.). Ибн-Джубейр отмечает, что во время борьбы мусульман с крестоносцами караванная торговля не прекра-щалась. Купцы с товарами из Дамаска, находившегося в руках мусульман, проходили совершенно спокойно в Акку, которой тогда владели крестоносцы. Между прочгщ, этой дорогой проехал и сам Ибн-Джубейр, который отмечает, что между вра-ждебными сторонами существовало поэтому поводу молчаливое соглашение. 1 Ипатьевская летопись, стр. 429. Огромное место в системе торговых сношений того времени занимал и путь из Поволжья и русских княжеств через Крым и Трапезунд. В Трапезунд приходили не только меха, лен, рабы, но и русский хлеб, в котором так нуждался этот боль-вюй, укрепленный портовый город. Как и прежде, т. е. в X в., через Трапезунд торговля шла на Хамадан, Тебриз и другие места. Позволяю себе привести два рассказа об этой торговле, один — арабского историка первой половины XIII в., другой — известного монаха минорита (францисканца) В. Рубрука, проехавшего через Крым в 1253 г. по дороге в Монголию. Слова первого из них относятся еще к половецкому времени, а второго — так близки домонгольской эпохе, что они целиком могут охарактеризовать половецкие порядки. По поводу похода Джебе и Субэдея (1223) Ибн-ал-Асир пишет: «Прибыли они к городу Судаку; это город кыпчаков (половцев, — А. Я.), из которого они получают свои товары, потому что он лежит на берегу Хазарского моря и к нему пристают корабли с одеждами;. последние продаются, а на них покупаются девушки и невольники, буртасские меха, бобры, белки и другие предметы, находящиеся на земле их».1 Спустя тридцать лет через Судак: проехал В. Рубрук. «Солдая [Судак], который обращен к Си-ноплю наискось, и туда пристают все купцы, как едущие из Турции и желающие направиться в северные страны, так и едущие обратно из Руси и северных стран и желающие переправиться в Турцию. Одни привозят горностаев, белок и другие драгоценные меха; другие привозят ткани из хлопчатой бумаги, бумазею (gumbasio), шелковые ткани и душистые коренья».2 Торговля эта была главным образом в руках мало-азийских купцов, по происхождению как турок, так арабов; и персон. Не малую роль, как мы уже видели, играли в этой торгонло и аланские купцы. Рассмотренная нами торговля He-могла не влиять благотворно на экономическое благосостояние половецких ханов с их административным аппаратом и на полоноцких бегов, которые занимали в нем высшие должности. По половцы создали эту торговлю. Интенсивная торго-вая жизнь Крыма, Булгара, Итиля, а потом Саксина досталась. половцам по наследству от предшествующей эпохи. Не подлежит сомнению, что политическая власть, которую они держали над Крымом с его торговыми городами и Нижним Поволжьем, приносила половцам немало выгод. Живя в условиях кочевого общества, половецкие ханы не достигли еще того уровня, на котором в XIII и особенно в XIV в. находились монголы, обладавшие почти централизованным аппаратом власти как в Золотоордынском, так и в Хулагидском 3 государствах. Хотя Ибн-ал-Асир и говорит про Судак начала XIII в.,, что «это город кыпчаков», однако слова его надо понимать не в том смысле, что большинство населения здесь были половцы. 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 26. 2 Плано Карпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 66. 3 Персидское государство под властью монгольской династии Хулагу. Правильнее было бы писать «хулагуидский», однако в русской исторической литературе принято писать упрощенно «хулаиадский».. Говоря так, он только хотел сказать, что в Судаке сидели половецкие чиновники, которые следили за правильным поступлением дани в казну половецких ханов. Едва ли будет ошибкой высказать предположение, что те чиновники, которые при монголах носили название «даруга» и основной функцией которых было наблюдение за правильным поступлением даней (в покоренных областях) и повинностей (внутри собственного государства), а также и общее управление той или иной областью, уже были при половцах и носили, быть может, турецкое имя «баскаков». Последний термин еще недостаточно изучен. Турецкое слово «баскак» в монгольском государстве могло появиться в определенном административно-техническом смысле лишь при условии, если оно было взято с этим или приблизительно с этим смыслом из самой жизни. Дани в половецком государстве занимали огромное место, ибо поступали они не только от ряда крымских городов, но и богатого Булгара, а также Нижнего Поволжья. Если мы даже не имеем уверенности относительно употребления в половецкий период термина «баскак», то что же, собственно говоря, сказать о самой системе административного устройства половецкого «государства»? Да и самое слово «государство», — можно ли его применять к половцам и половецким племенным объединениям в том смысле, который оно имело у монголов XIII и XIV вв.? Таковы наши представления о взаимоотношениях половцев с их более культурными соседями — русскими феодальными княжествами, крымскими городами и Булгарским княжеством. Однако в последней по времени работе о половцах акад. В. А. Гордлевского под заглавием «Что такое „босый волк"?»,1 работе, насыщенной фактическим материалом и интересными мыслями по частным вопросам, имеются суждения общеисторического характера, которые, по нашему мнению, неверно передают картину отношений между русскими и половцами. 1 В. А. Гордлевский. Что такое «босый волк»? Изв. Акад. Наук СССР, ОЛиЯ, т. VI, вып. 4, 1947, стр. 317 след. Автор, вопреки традиционным и правильным взглядам русской историографии на эти отношения, рисует картину мирного соседства, дружественных сношений и взаимной пользы. Взгляд русских источников на зло и бедствия, которые причиняли кочевники половцы русским землям, В. А. Гордлевский считает «официальным и навеянным церковью представлением».1 «Для церкви половцы часто враги, которые, — пишет он, — игубят землю русскую и проливают христианскую кровь беспрестанно" — повторяются затверженные слова. Когда же князья узнают их ближе — половцы превращаются в сватов».3 Едва ли историки СССР и в частности историки, изучающие дореволюционную Россию, смогут согалситься с этим взглядом. Нельзя согласиться со словами автора, что «на представлениях трех поколений раскрывается растущая тяга к кочевникам».3 В летописных рассказах о причиняемых половецкими набегами бедствиях отражено не официальное представление русской церкви, а подлинные страдания русских крестьян и городского населения, которые во время набегов теряли родных, кров и накопленное трудом добро. Историкам хорошо известно, что в средние века кочевники чаще обрушиваются на земледельческие области губительными войнами, чем ведут с ними выгодные торговые сношения. К сожалению, в источниках чрезвычайно мало сведений, которые дали бы возможность построить, хотя бы в самых общих чертах, картину общественно-политического строя Дешт-и-Кыпчак. На данном этапе наших знаний мы только можем сказать, что половцы, как хазары и гузы X в., не говоря о «черных клобуках» и «печенегах» XI в., жили уже в системе перехода к ранним стадиям феодального общества. Уже тот факт, что среди гузских бегов были такие богачи, которые владели ста тысячами голов крупного и мелкого рогатого скота,4 подчеркивает наличность крупной частной собственности на скот, что, при условии ведения кочевниками (непосредственными производителями) собственного хозяйства и внеэкономического принуждения со стороны бега, который распоряжается пастбищами, создает в степи примитивные формы феодальной эксплоатации в обстановке патриархального быта неизжитых родо-племенных отношений. 1 В. А. Гоpдлевскии, ук, соч., стр. 323. 2 В, А. Гордлевский, ук. соч., стр. 323—324. 3 Там же, стр. 323—324. 4 ИРАН, № I—II, 1924, стр. 246; цифра явно преувеличена. К сожалению, от описания последних внутри половецкого общества, ввиду отсутствия фактического материала на данном этапе наших знаний, придется отказаться. Недостаток этот в известной мере может быть компенсирован теми сведениями об общественном строе монголов в конце XII и начале XIII в., которые оставили нам источники. Компенсация эта тем более существенна, что монгольское общество по своему культурному развитию в ту эпоху стояло почти на одном уровне с кыпчаками или половцами. Несколько больше данных имеется для того, чтобы судить о духовной жизни половцев XI—XIII вв., особенно в области погребального культа. У В. Рубрука, который, как известно, отличался чрезвычайно наблюдательным умом, есть классическое описание половецких могил: «Команы (полов-Hiit, — А. Я.), — пишет он, — насыпают большой холм над усопшим и воздвигают ему статую, обращенную лицом к вос-пжу и держащую у себя в руках перед пупком чашу. Они строят также для богачей пирамиды, т. е. остроконечные домики, и кое-где я видел большие башни из кирпичей, кое-где каменные дома, хотя камней там и не находится. Я видел одного недавно умершего, около которого они повесили на высоких жердях шестнадцать шкур лошадей, по четыре с ка-.кдои стороны мира, и они поставили перед ним для питья кумыс, для еды мясо, хотя и говорили про него, что он был окрещен. Я видел другие погребения в направлении к востоку, именно большие площади,1 вымощенные камнями, одни круг-лыe, другие четырехугольные, и затем четыре длинные камня, воздвитнутые с четырех сторон мира по сю сторону площади. 1 См. по этому поводу: В. В. Бартольд.- К. вопросу о погребальных обрядах турок и монголов. ЗВО XXV. стр. 60 сл. Когда кто-нибудь занедужат, он ложится в постель и стазвит знак над своим домом, что там есть недужный и чтобы никто не входил. Отсюда никто не посещает недужного, кроме прислуживающего ему. Когда также занедужит кто-нибудь принадлежащий к великим дворам, то далеко вокруг двора ставят сторожей, которые не позволят никому переступить за эти пределы. Именно, они опасаются, чтобы со входящими не явился злой дух или ветер. Самих гадателей они называют как бы своими жрецами».1 Последние строки дают прямое указание, что господствующей религией у половцев был шаманизм. Н. Рубрук упоминает в начале о каменных статуях. Такие статуи известны археологам не только как принадлежность богатых кочевнических могил XI—XIII вв. в половецких степях, по и в Средней Азии, особенно в Казахстане, где многие из них относятся к более раннему времени. Статуи эти, или, кик их иначе называют, «каменные бабы» (употреблен термин «балбал» 2), были не портретами умерших и похороненных в могильниках людей, а изображениями убитых ими врагов. 1 Плано Кapиини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 80 2 Отсюда старорусское слово «болван» в смысле идол.
ГЛАВА ВТОРАЯ МОНГОЛЫ И МОНГОЛЬСКОЕ ЗАВОЕВАНИЕ В НАЧАЛЕ XIII в. В начале XIII в. из глубин Азии вышло движение, сыгравшее в истории большей части человечества огромную роль. Движение это известно в исторической литературе под именем монгольского или татарского нашествия. Захватило это движение и юго-восток Европы, где татары уже в 30-х годах XIПв. сделались полными хозяевами Дешт-и-Кыпчак, положив здесь начало обширному и сильному государству, известному в восточной литературе под именем Улуса Джучи, или Синей Орды, а в русской — под именем Золотой Орды. В течение свыше полутора столетий татары-монголы играли п. русской истории, в создающемся и развивающемся русском феодальном обществе огромную роль. Едва ли сейчас найдется хоть один русский историк, который рискнул бы написать историю феодальной Руси XIII—XV вв., не посвятив специальной главы татарам. И, несмотря на такое всеобщее признание необходимости использования возможно большего количества фактов из жизни татар XIII—XV вв. и того влияния, которое они оказывали на ход истории феодальной Руси, рус-ская историография (за исключением книги А. Н. Насонова «Монголы и Русь») 1 как-то мало использовала результаты: исследований в области изучения истории монголов, которые имеются в русской и западноевропейской востоковедческой литературе. 1 А. Н. Насонов. Монголы и Русь (история татарской политики на Руси). Изд. Акад. Наук СССР, 1940. — В книге с достаточной полнотой использованы как востоковедческая литература, так и имею-miHir.H в переводах восточные источники. В XIX в. появилось довольно много книг и статей, посвященных истории монголов; однако, несмотря на большие достоинства, имеющиеся в работах ориенталистов на эту тему, само монгольское общество (в смысле его внутренней структуры) — как n Монголии, так и в новообразованных монгольских государствах: к Средней Азии (Чагатайское государство), в Иране (государстве» Хулагу) и на юго-востоке Европы (Золотая Орда) — до последнего времени оставалось мало изученным. Вышедшая в 1934 г. книга покойного академика Б. Я. Владимирцова восполняет этот большой недостаток, дает всем интересующимся вопросами внутренней истории монголов богатейший фактический материал, талантливо изложенный, Книги называется «Общественный строй монголов»; с подзаголовком «Монгольский кочевой феодализм». Благодаря исключительным знаниям покойного ученого, с построениями кото-poi'o не во всем можно соглашаться (некоторые положения автора не могут быть признаны марксистскими), востоковедческая и русская историография получают, наконец, возможность заполнить не одну существенную лакуну. Во всяком случае ученый, посвятивший себя изучению истории феодальной Руси XIII—XV вв. и тем самым интересующийся историей Золотой Орды, сделает книгу академика Б. Я. Владимирцова полезной для себя и будет черпать важные факты и интересные мысли, несмотря на то что у покойного автора нет специальной главы, которую бы он посвятил Золотой Орде или какому-нибудь другому монгольскому государству за пределами собственно Монголии. Самое важное в книге Б. Я. Владимирцова то, что она дает, наконец, прочный научный ответ на вопрос, что представляло собой то монгольское общество, аристократическая верхушка которого под руководством Чингис-хана могла завоевать и подчинить своей власти большую часть культурного, человечества того времени,, Основное положение. Б. Я. Владимирцова заключается в том, что накануне образования империи Чингис-зса-на монголы заканчивали процесс перехода от «родового общества» к ранне-феодальному. «Можно высказать предположение, — пишет Б. Я. Влади-мирцов, — что образование степной аристократии, появление вождей-хаанов, которых она выдвигала и поддерживала, образование племенных объединений зиждилось на переходе от куренного способа кочевания к аильному и связанном с этим изменении в способах организации облавных охот. Действительно, Рашид-ад-дин, описывая монгольский курень (Kuriten), отмечает, что так было в „старинные времена". Можно указать несколько текстов, Которые дают понять, что уже во время молодости и средних лет Чингис-хана кочевали аилами», 1 Уже из этих слов ясно, какое важное место в системе общественного строя монголов занимали «курень» и «аил». На первом зиждилось хозяйство первобытной кочевой общины, на втором — индивидуалистическое хозяйство семьи кочевого феодального общества. Насколько курень стал к концу XII в. пережиточной формой, которая сохранилась только в военной организации, видно из слов крупнейшего персидского историка конца XIII и начала XIV в. Рашид-ад-дина, замечательные материалы которого послужили одним из основных источников книги Б. Я. Владимирцова. Вот слова Рашид-ад-дина: «Значение куреня есть кольцо. В старинные времена, когда какое-нибудь племя останавливалось на каком-нибудь месте наподобие кольца, а старейший из них был подобен точке в середине круга, это называли курень. В нынешнее время, когда приблизится неприятельское войско, располагаются по той фигуре, дабы не вошел в середину чужой и неприятель».2 1 Б. Я. Владимиpцов. Общественный строй монголов (монгольский кочевой феодализм). Изд. Акад. Наук СССР. 1934, стр. 86. 2 Б. Я. Владимиpцов, ук. соч., стр. 37. — См. также: Paиидаддин, над. И. Березина, ТВО, XIII, стр. 94—95. Итак, курень в далеком прошлом — структурная форма первобытной кочевой общины. Однако уже в XII в., когда монгольское скотоводческое общество доживало высшую ступень варварства, монголы кочевали аилами, т. е. отдельными семьями. Если семья была богатой, то кочевала с некоторым количеством зависимых от нее людей. Естественно, что переход от куреня к аилу, к индивидуалистическому хозяйству, т. е. к образованию классового феодального общества, происходил через выделение из куреня, в первую очередь, богатого кочевника. В XIII в. уже не наблюдается кочеваний куренями. В жизни монголов эпохи завоеваний большую роль играл род, Подавляющее большинство ученых, писавших о монголах, считало, что монголы до и после образования империи жили родовым строем. Здесь явное недоразумение. Родовые институты — только старая оболочка, в которой действуют уже новые, классовые (феодальные) отношения. Вот как определяет монгольский род эпохи зарождения кочевого феодализма Б. Я. Владимирцов: «Монгольский род — обох — является довольно типичным союзом кровных родственников, основанным на агнат-ном 1 принципе и экзогамии, союзом патриархальным, с некоторыми только чертами переживания былых когнатных отношений, с. индивидуальным ведением хозяйства, с общностью пастбищных территорий, с представлением некоторых особых прав младшему сыну при соблюдении известных прав в отношении к старшему, союзом, связанным институтом мести и особым культом».2 Вышеприведенные слова особо подчеркивают индивидуальное ведение хозяйства при общности пастбищных территорий, XIII век — время сложения монгольской империи — знает дальнейшее разложение рода, не только его социального существа, но даже и оболочки. Роды распадаются на части, которые отделяются друг от друга территориально, и уже на одном пастбище оказываются «общества» разных родов, объединенные подчиненностью какому-нибудь нойону. 1 Род намывается агнатным. когда все члены рода ведут свое происхождение от одного общего им всем но мужской линии предка, 2 В. Я. Владимиpцов. ук. соч., стр. 58, Распадение старых родов происходит не только путем выделения богатых аилов из куреня, т. е. внутреннего процосса, но и путем прямого завоевания. «Когда Чингис-хан, — пишет Рашид-ад-дин, — покорил совсем племя Тайджиют и племя Урут и Манкгут, по понесенному вреду и ослаблению, покорились, он повелел большую часть их убить, а остальных сполна отдать Джида-нойону в рабство... хотя они были родственники его, однако стали рабами его по приказу указа, и доныне войско урутское и манкгутское состоит рабами рода Джида-нойона».1 Фактов подобного рода Б. Я. Владимирцов приводит в своей книге немало, и они со всей убедительностью показывают, как u процессе полного распада первобытно-общинного строя выделяется, с одной стороны, кочевая аристократия (нойонство) и как, с другой, все больше растет количество тех, кого на монгольском языке именуют unagan bogol. Б. Я. Владимирцов правильно отвергает перевод термина «unagan bogol» как «раб». В лице unagan bogol (унаган богол), по мнению Б. Я. Владимир-цова, мы имеем отличную от xaracu (харачу) и вместе с тем своеобразную категорию отношений зависимости. Монголия XI—XII вв. знает почти непрерывную борьбу одних родовых и племенных вождей (baatur, mergen, seсen и т. д.) против дру-гчх. Борьба эта имеет своей целью захват добычи, пленных, а вмеете и усиление власти победителя. На почве этой борьбы и возникает такое положение, когда род побежденный становится в целом зависимым от рода-победителя. В чем же реально выражалась эта своеобразная зависимость одного рода от другого? Ведь покоренный род внутри себя был расчленен на классово различные слои. Неужели же они после покорения были поставлены на одну доску? Б. Я. Вла-дпмирцов сумел показать и доказать, как это было на самом делe. Unagan bogol— не однородная масса. Одно—unagan bogol из классовой верхушки рода и другое — unagan. bogol из xaracu того же рода. В первом случае мы имеем зависимость, так сказать, «благородной» службы, в другом — обычные повинности непосредственного производителя. 1 Б. Я. Влаяимиpцов, В полном соч., стр. 63, В полном соответствии с этим находится и "судьба" этих различных групп. Основная масса трудящихся кочевого скотоводческого хозяйства, эксплоатируемого в оболочке рода, носит имя хаracu. В. Я. Владимирцов ставит вопрос: имел ли хагаси, т. е. черный, простой народ, к личном владении скот, который является основой кочевого хозяйства. По словам Рашид-ад-дина, «человек простой, т. е. из черни, если будет жаден к питью вина, покончит лошадь, стадо и все свое имущество и станет нищий". Xaracu владеет скотом, орудиями труда, живет и ведет хозяйство аилом, но пастбищем пользуется, целиком завися от воли и распоряжений того, кто в рамках рода является собственником условий производства (baatur, secen, merger» и вообще нойон). В отношении к нему и несет хаrасu свои повинности, которые в условиях кочевого общества выражаются, по словам Г). П. Владимирцова, «в предоставлении мелкого скота на убой и и отправлении в ставки феодалов на срок известного количества, дойных животных, главным образом кобылиц, чтобы в ставках могли пользоваться их молоком». Б. Я. Владимир-цов склонен феодальные отношения, вполне сложившиеся, видеть уже в монгольском обществе еще до образования в нем государства во главе с Чингис-ханом. Эти отношения тогда еще только начинали складываться и полное развитие полу-чили лишь в XIII в., в период Монгольской империи, когда в состав последней вошли завоеванные страны с развитыми феодальными общественными отношениями. Не малое место в монгольском обществе занимали рабы, добываемые на войне как внутри самой Монголии, так и за ее пределами. «Можно подумать, — пишет Б. Я. Владимирцов, -что последние (рабы, — А. Я.) в большинстве случаев переходили, если не сразу, то по прошествии некоторого времени, например, во втором поколении, на положение вассалов, bogol, unagan bogol и переставали отличаться от простых людей, харачу, иногда они подымались и выше».1 С unagan bogol не следует смешивать тех, которых называют по-монгольски nоkоd, в единственном числе nоkоr, что в переводе значит «друзья», «друг». Nоkоr, nоkоd — в полном смысле этого слова дружина, напоминающая древнегерманскую или древнерусскую дружину. 1 Б. Я. Владимиpцов, ук. соч. стр. 118. Из какого класса выходят эти nоkоr, какова их служба своему господину, каково их положение и какова, наконец, роль, которую они играют в монгольском феодальном обществе? На все эти вопросы мы находим вполне исчерпывающие ответы в труде Б. Я. Владимирцова. Прежде всего основные кадры nоkоr — выходцы из господствующего класса, однако в их состав могли входить и люди простого происхождения. По большей части они сами избирали себе нойона, которому решили служить по устному договору. Да и договор, сопровождаемый «присягой», или «клятвой», напоминает hommagium. Иногда родители с детства определяют своих сыновей в nоkоr какого-нибудь кочевого нойона. «Сокровенное сказание», этот замечательный памятник XIII в., где в форме и красках «эпического» сказания даны главные события сложения Чинги-сова государства, дает очень интересную иллюстрацию к тому случаю, когда родители определяют своих сыновей в nоkоr. "По возвращении Темучжиня1 домой пришел к нему от горы Бурхань старик Чжарчиудай с кузнечным мехом за плечами и ведя с собой сына, по имени Чжелме, и сказал ему: „Когда ты родился в урочище Делиунь-болдаха, я подарил тебе пе-ленкy, подбитую соболем, и отдал тебе сына моего Чжел-ме, но как он был еще молод, то я взял его к себе и воспитал. Теперь отдаю его тебе; пусть он седлает тебе коня и отворяет дверь"».2 1 Темучин — Чингис-хан. 2 В. Я. Владимирцов, ук. соч., стр. 88. — Сокровенное сказа-ние, перев. П. Кафарова,.етр. 49; перец. С. А. Козина, стр. 96. Nоkоr, nоkоd — дружина монгольского нойона — выполнила почетную службу при нем. Она ходила с ним на охоту, которая занимала важное место в хозяйстве монгола, билась с ним при набегах, которые часто происходили внутри самой Монголии и на границах с оседлыми странами, служила ему охраной, участвовала в пирах, принимала участие советом в важных решениях и т. д. Для Чингис-хана, как это мы увидим ниже, nоkоr, nоkоd — это те кадры, из которых он черпал весь командный: состав военного и гражданского управления при образовании империи. В «Сокровенном сказании» дан яркий образ nоkоr, nоkоd. Некто спросил у Джамухи (главный противник Чиигиса): «Кто эти, преследующие наших, как волки, когда они гонятся за стадом овец до самой овчарни?". Джавдуха отпотил: «Это четыре пса моего Темучжиня, вскормленные чолопсчьим мясом; он привязал их на железную цепь; у этих псов медные лбы, высеченные зубы, шилообразные языки, железные сердца. Вместо конской плетки у них кривые сабли. Они пьют росу, ездят по ветру; в боях пожирают человечье мясо. Теперь они спущены с цепи; у них текут слюни; они радуются. Эти четыре пса: Чжебе, Хубилай, Чжелме и Субадей».1 С первым и последним из них ознакомились хорошо жители Ирана, Кавказа и юго-восточной Европы. Джебе и Субэдей были как раз во главе того войска, которое разбило русских и половцев в битве при Калке в 1223 г. Но словам Б. Я. Владимирцова: «Нукеры как постоянное военное содружество, сожительствующее вместе со своим вождем, были эмбрио-армией и эмбрио-гвардией; каждый нукер — будущий офицер и полководец. Дружина древнемонгольского предводителя была, следовательно, своеобразной военной школой».2 Число и качество нукеров определяли силу и авторитет-вождей, общее имя которых было нойон (noyan), хотя они и могли носить титулы: baatur — богатырь, mergen — меткий стрелец, bilge — мудрый и т. д. В степи все время шла между отдельными вождями борьба за лучшие пастбища, за скот, за влияние на соседние племена, за большое количество unagan bogol. Одним словом, нукеры, образующие дружину, и были источником и орудием того внеэкономического принуждения, которое создавало возможность феодальной эксплоатации и специфических условиях монгольских кочевий. 1 Б. Я. Владимиpцов, ук. соч., стр. 91. — Сокровенное сказание, перев. П. Кафарова, стр. 106; перев. С. А. Козина, стр. 147. 2 Б, Я. Владимиpцов. ук. соч., стр. 91. К «моменту» образования большого государства во главе с Темучином — Чингис-ханом в Монголии разыгралась оже-сточенная борьба, из которой и родилось само это государство. На образование его и сопровождавшую его борьбу существуют и русской востоковедческой литературе две точки зрения. Представителем одной из них является В. В. Бартольд. По его словам, «в рассказе монгольского предания об образовании империи Чингис-хана вполне определенно говорится о борьбе между степной аристократией и народными массами... Без момента обострения классовой борьбы даже в условиях коче-пого быта нет почвы для возникновения сильной правитель-ственной власти.1 Этой точкой зрения и проникнуты работы В. В. Бар-тольда, касающиеся вопросов образования монгольской империи. Для него Чингис-хан — глава степной скотоводческой аристократии, а его противник Джамуха — представитель демократических кругов кочевой степи. Б. Я. Владимирцов, в течение долгого времени разделявший взгляды В. В. Бартольда по этому вопросу, в своей послед-iH-ii работе рассуждает иначе. «В настоящее время, — пишет Б. Я. Владимирцов, — я должен в значительной мере изменить свои взгляд. Анализ общественных явлений, которые можно наблюдать у монголов в XI — XII вв., заставляет меня считать, как это было показано выше, что процесс образования степной аристократии и подчинения ей низших классов в условиях родового строя 2 при образовании сложных родовых единиц к концу XII в. В ту пору степная аристократия была могущественным и многочисленным классом... О каком-либо движении, имевшем явно демократический характер, наши источники прямо ничего не говорят».1 1 В. В. Бартольд. Связь общественного быта с хозяйственным укладом у турок и монголов. ИСАИЭ при Казанск. Гос. унив. им-И. It. Ульянова-Ленина, т. XXXIV, вып. 3 — 4, стр. 3. 2 Надо понимать здесь «родовой строй» не как родовую общину, а как оболочку, как сохранение некоторых форм родового строя. Думается, что положения В. В. Бартольда Б. Я. Владимирцов не опроверг. Та грандиозная борьба, которая развернулась в самой Монголии в первые годы XIII в., ни n какой мере не может быть рассматриваема только как борьба внутри класса степной скотоводческой аристократии (номоиства). Весь представленный Б. Я. Владимир-цовым богатейший материал указывает, что главная борьба за победу феодальных отношений и развернулась в конце XII и начало XIII в. В своей ранней работе «Образование империи Чингис хана» (написана в 1896 г.) В. В. Бартольд в свете виутримонгольской борьбы умело комментировал одно из интереснейших мест «Сокровенного сказания». Согласно последнему, Джамуха още в юности обратился как-то к Темучину со следующими как бы пророческими словами: «Если мы остановимся у горы, то пасущие коней достанут юрты; если подле потока, то пасущие овец и ягнят достанут пищу для горла».2 Для В. В. Вартольда составитель «Сокровенного сказания» вкладывал и эти слова совершенно определенный социальный смысл. Нот он: «Пасущие коней — степная аристократия; пасущие овоц и ягнят, думающие только о пище для горла, — простой народ, на сторону которого, в противоположность Темучину, и становится Чжамуха».3 Б. Я. Владимирцов говорит, что очень мало фактов, чтобы утверждать наличность «демократической» программы у Джамухи. На это можно только ответить: надо их искать, тем более что почти нет и противоположных фактов. Такое огромное государство, как монгольское, на заре феодального общества в условиях кочевой степи могло родиться только в обстановке классовой борьбы. С атом точки фения и приходится (при всех огромных достоинствах указанного труда по истории монгольского феодализма) считать нo-выe взгляды Б. Я. Владимирцова на классовое содержание внутренней борьбы в Монголии шагом назад. 1 Б. Л. Владимирцов, ук. соч., стр. 83—84. 2 В. В. Бартольд. Образование империи Чингис-хана. ЗВО, X, стр. 111. 3 В. В. Бартольд, ук. соч., стр. 111. 4 Слово «демократический» приходится ставить в кавычки, ибо противник Чингиса возглавлял, невидимому, движение с тенденцией возврата к старому родовому обществу. Выросши в классовой борьбе, монгольское государство немало обязано и личности своего создателя и руководителя Темучина — Чингис-хана. Родился Темучин в 1155 г.;1 отцом его был Есугей-баатур. Осиротев десяти лет, он с братьями из обстановки богатой и влиятельной семьи попадает почти в бедственное положение, так как мать его со смертью главы семьи лишилась не только средств к существованию, но и нужной поддержки покинувших ее нукеров. Несмотря на все тяжести и бедствия «судьбы», Темучин благодаря личным дарованиям и счастливо для него складывающимся обстоятель-ствам быстро возвращает, не только утерянное имущество (стада), но и нукеров, которые составляют главную силу коче-вого нойона. Рядом набегов, когда удача самым счастливым образом сочеталась с ловким политическим шагом, Темучин объединил около себя такую дружину, которая сумела по всей Монголии создать славу себе и своему господину. Разгромив ряд подобных себе вождей, Темучин повел удачную борьбу сначала с Ван-ханом Кереитским, а потом с найманами и Джамухой, своими главными и наиболее сильными противниками. В 1206 г. на реке Ононе из наиболее видных представителей кочевой монгольской аристократии был собран курилтай (сейм), па котором Темучин был провозглашен всемонгольским кааном с именем Чингис-хана. С этого времени можно считать монголь-скoe государство существующим официально. В системе коче-вого общества Монголии структура этого государства сло-жилась в следующем виде. Во главе всех «поколений, жи-кущих в войлочных кибитках», т. е. монгольского народа стоит род Чингис-хана. Все монгольские племена и роды — его улус,1 а вся территория, на которой они живут, — его юрт. 1 Дата эта не отличается достоверностью; существует мнение, что он родился позже. Отдельные части государства распределяются между членами рода, которым, в свою очередь, подчиняются все кочующие на данной территории нойоны со своими нукерами, феодально зависимыми аилами и рабами. Все ото общество является одновременно и военной организацией, ибо разбито на «тьмы» (10000), «тысячи», «сотни», «десятки». Конечно, цифры эти но всегда соответствуют действительной численности отрядов и выражают главным образом военные деления монгольского войска. Деления эти держатся на аилах, которые несут в отношении к своим господам (нойонам) не только феодальные повинности хозяйственного характера, куда входят и облавные охоты, но и военную службу. Аилы обязаны поставлять кадры для «десятков», «сотен», «тысяч» и т. д. Во главе крупных делений (тысячи, тьмы) стоят представители кочевой аристократии, которые и приходят со своими, ополчениями по первому призыву царевича (члены Чинтисова рода) или самого Чингисхана. Над большим монгольским ополчением стояла знаменитая гвардия Чингис-хана, его Keshig («очередная стража>). Б. Я. Владимирцов приводит яркое место из «Сокровенного сказания», которое я позволю себе здесь повторить: «Чингис сказал: „Прежде у меня было только восемьдесят человек ночной стражи и семьдесят охранной стражи, Сань-бань. Ныне, когда небо повелело мне править всеми народами, для моей охранной стражи, Санъбань, и других пусть наберут десять тысяч человек из тем, тысяч, сотен. Этих людей, которые будут находиться при моей особе, можно избирать из людей чиновных и свободного состояния лиц, и избирать ловких, стойких и крепких. Сын тысячника приведет с собой обычно брата, да десять человек товарищей, сын сотника возьмет с собой одного брата и пять товарищей"»1 и т. д. 1 Б. Я. Владимирцов (см. ук, соч., стр. 97) говорит: «У древних монголов всякое объединение родов, поколений, племен, рассматриваемое с точки зрения зависимости от вождя, хана, нойона, баатура и т. д.,. называется „ulus" (улус)». Если войско Чингис-хана существовало как орудие грабительских и авоевательных походов, то Keshig был орудием наведения порядка внутри страны. Keshig на войну шел только в том случае, когда шел в поход сам Чингис-хан. Положение этой гвардии было исключительно привиллегированным. Простые войны Keshig'a по положению своему стояли, как говорит «Сокровенное сказание», выше командных должностей войска. «Мой рядовой кешихтен (повелел Чингис-хан,—А. Я.) выше любого армейского начальника тысячника».2 Монгольское государство Чингис-хана сложилось в интересах господствующего класса — нойонства, силою ной-чнства и его нукеров. Само же нойонство в конце XII и начале XIII в. представляло собой складывающийся класс феодалов, т. к. процесс формирования монгольского феодализма был еще на ранних ступенях своего развития. Характерно, что основная масса кочевников монголов в начале XIII в. еще не знала закрепощения; это произошло лишь при преемниках Чингис-хана в период расцвета Монгольской империи (1227—1259). Конечно, вся указанная система организации монгольского государства сло-жилась не сразу, и не все отлилось в четкие формы до того момента, когда были осуществлены грандиозные завоеватель тле походы; однако в основном структура государства наметились еще ко времени похода на Китай, т. е. до 1211 г. С таким войском и с железной своей гвардией Чингис-хан смог осуществить большие военные грабительские предприятии, которые не всегда обдумывались заранее, а являлись как нечто вытекающее из конкретной обстановки той борьбы, которую он вел в настоящий момент. Одной из главных побуди-тельных причин этих военных предприятий было стремление кочевой скотоводческой аристократии, а также и самого Чингисхана к добыче и даням с культурных стран. В лице завоевателей-монголов мы видим общество, которое не было чуждо некоторым культурным достижениям Китая и среднеазиатских государств, главным образом в области военной техники. 1 Сокровенное сказание, перев. П. Кафарова, стр. 125; перед-С. Л. Козина, стр. 168. 2 УК. соч., перев. С. А. Козина, стр. 170. Еще до Чингис-хана Монголию посещали китайские и мусульманские купцы. Вместе с торговыми караванами приходили в Монголию и разнообразные ремесленники, которые оседали при ставках крупных монгольских племенных вождей (ханы, нойоны, баатуры и т. п.), прививая верхушке кочевого общества ряд знаний, навыков и потребностей, которые тесно связаны с определенным ремесленным производством, преимущественно военным. Особенно усилилось влияние представителей среднеазиатского купечества в годы, когда выдвинулся Чингис-хан. Немало сведений в порядке шпионских донесений почерпнул он от мусульманских купцов о странах и областях среднеазиатского и Ближнего Востока, немало помощи получил он от них и в той борьбе, которую вел за пределами собственно Монголии со своими врагами. По ходу своей темы мы не можем даже в общих чертах остановиться на самом процессе завоевания Чингис-ханом Китая и Средней Азии. Нет сомнения, что такой исключительный успех не может быть объяснен одними только качествами монгольского войска и дарованиями самого Чингис-хана. Не поможет объяснению и тот большой важности факт, что монголы благодаря постоянному притоку к ним ремесленников из культурных стран Востока обладали и большим количеством осадных орудий, столь необходимых при взятии больших городов. Покорить Среднюю Азию (а это было решающим) можно было в значительной мере потому, что в государстве хорезмшаха,1 несмотря на численность войска, богатство казны, блеск двора, культурность городов, размах ремесленного производства и торговли, — все было полно таких противоречий даже внутри господствующего класса, что трудно было организовать серьезное сопротивление. 1 В эту эноху на мусульманском феодальном Востоке самым крупным государством было государство хорезмшахов с центром в Ургенче. Кроме Средней Азии (до Сыр-дарьи), в состав его входила большая часть Ирана и северо-западного Афганистана. Хорезм-шах Мухаммед (1200—1220) не решался сосредоточить боль-шиe военные силы в одном месте, ибо боялся своих военачальников, имея все основания думать, что последние могут повер-нуть оружие против него. Вот почему он нигде не выставил большой армии, которая дала бы генеральное сражение главным силам Чингис-хана. Последний мог бить противника по частям, сосредоточивая войска там, где ему представлялось в данный момент наиболее целесообразным. Собственно говоря, иго завоевание Средней Азии произошло этим путем. Генераль-ного сражения между противниками не было. Бухара, Самарканд, Мерв, Ургенч и другие менее значительные города Сред-ней Азии были взяты по одиночке при очень плохой организации обороны. Почти повсеместно только народные массы горячо защищали свои селения и города, а что касается высших слоев господствующего класса (чиновники, купцы, высшие предста-вители мусульманского духовенства), то они делали все, чтобы скорее подчиниться власти завоевателей, надеясь этим сохранить свою жизнь и имущество. Завоевание Средней Азии произошло менее чем в три года — 1219—1221 гг. Подробно эти события описаны в капитальной работе В. В. Бартольда «Туркестан в эпоху монгольского нашествия" Как мы увидим ниже, монгольское завоевание обрушилось на Среднюю Азию, как ураган, который сносил вместе с материальными ценностями и жизни сотен тысяч людей. В первые гиды после завоевания города и селения представляли собой развалины и пепелища, которые стали отстраиваться лишь через несколько лет после установления новой власти. В некоторых районах, как, например, в Мерве и Мервском оазисе, n Хорезме, в некоторых пунктах Зерафшанской долины, культурная жизнь не восстанавливалась в течение почти всего монгольского периода. Один из монгольских отрядов Джебе и Субэдея, направленный Чингис-ханом в 1220 г. для преследования бежавшего и» Средней Азии хорезмшаха Мухаммеда,1 прошел огнем и мечом почти весь Северный Иран, откуда вышел на Кавказ, взял ряд больших городов, разбил военные силы Грузии и с огромной добычей двинулся через Ширванское ущелье, на Северный Кавказ, в земли аланов и кыпчаков. Сумев разными обещаниями отговорить последних от военного союза с первыми, татары разбили сначала аланов, а потом, нарушив слово, напали на кыпчаков. Разбитые кыпчаки покинули свои кочевья и двинулись на юго-восток Европы к кыпчакам, кочующим между Волгой и Днепром, в надежде получить у них помощь, В погоне за ними татары дошли до Крыма, где захватили город Судак. Вот что пишет о результатах взятия Судака Ибн-ал-Асир.. хорошо осведомленный об этом как современник: «Придя к Судаку, татары овладели им, а жители его разбрелись; некоторые из них со своими семействами и своим имуществом, взобрались на горы, а некоторые отправились в море и уехали в страну Румскую,2 которая находится в руках мусульман из рода Килиджарслана».3 Взятие Судака не дало, однако, татарам ничего, кроме награбленного имущества; им предстояло сразиться еще с соединенными военными силами половцев и русских, которые не забыли своих феодальных распрей даже перед лицом общего врага. 1 Подробный рассказ о нем см. у Инб-ал-Асира, арабского историка первой оловины XIII в., современника монгольского нашествия, отрывок которого о походе Джебе и Субэдея помещен в переводе у В. Г. Тизеигаузена (Сборник материалов..., т. I, стр. 25—28). 2 Ионийский султанат под властью сельджукской династии. 3 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 26; Иби – ал - Асир, т. XII, стр. 253. В «Истории России с древнейших времен» Сергея Соловьева, чей труд пользуется заслуженной славой обилия достоверных фактов в области внешнеполитических событий, как раз по вопросу о первом нашествии татар и битве на Калке допущена большая ошибка. Вот слова С. Соловьева: «В 1224 г. двое полководцев Чингис -хановых, Джебе и Субут, прошли обычные ворота кочевников между Каспийским морем и Уральскими горами, попленили Ясов, Обезов и вошли в Землю Половецкую. Половцы вышли к ним навстречу с сильнейшим ханом своим Юрием Кончаковичем, но были поражены и принуждены бежать к русским границам, к Днепру».1 Выше мы видели, что татары прошли совсем не указанным С. Соловьевым путем — «между Каспийским морем и Уральскими горами», — а с противоположной стороны, из Северного Ирана через весь Кавказ. Неверно — на один год — указана и самая дата похода: татары были в Дешт-и-Кыпчак не в 1224 г., а в 1223 г. Псе восточные источники, и в первую очередь Ибн-ал-Асир, говорят о 620 г. х., который при переводе на наше летоисчи-с.ление дает время от 4 февраля 1223 до 23 января 1224 г. Осведомленность Ибн-ал-Асира в данном случае бесспорна, и его данные вполне совпадают с другими, независимыми от него, восточными источниками. Поход Джебе и Субэдея, как хорошо известно всем, привел в том же году к знаменитой битве при Калке, где русские и половцы были совершенно разбиты. Однако Калка не дала татарам господства над юго-востоком Европы, ибо дальнейшее их продвижение на Среднюю Волгу к устью Камы в Булгар закончилось если не полным разгромом, то очень большой неудачей. Разбитые булгарами у города Булгар, они вниз по Волге спустились к Саксину и к степям у северных берегов Каспийского моря. Не став, однако, хозяевами всего Дешт-и-Кыпчак, татары нанесли временно большой удар не только половецким кочевьям, но и той хорошо налаженной торговле, которую вела юго-восточная Европа. Ибн-ал-Асир пишет о последствиях похода Джебе и Субэ-дги следующее: «Пресекся было путь [сообщения] с нею (Дешт-и-Кыпчак, — А. Я.) с тех пор, как вторглись татары в нее, и не получалось от них [кыпчаков] ничего по части буртасских мехов, белок, бобров и [всего] другого, что привозилось из этой страны; когда же они [татары] покинули ее и вернулись в свою землю, то путь восстановился и товары опять стали привозиться, как было [прежде]». 3 1 С. Соловьев. История России с древнейших времен, т. I, гтр. 642. 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 26; Ибн-ал-Асир, т. XII, стр. 253. 3 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 28; Ибн-ал-Аоир, т. XII, стр. 254, Завоевание монголами Средней Азии в 1219—1221 гг. и поход Джебе и Субэдея в Северный Иран, Кавказ и юго-восточную Епропу (1222—1224) произвели на умы современников столь сильное впечатление, что в 20-х и 30-х годах XIII в. о нашоствии монголов — татар говорили во всех странах Средней Азии, Северной Африки и Европы как о величайшем несчастии, постигшем тогдашний мир. В этом отношении наиболее показательными являются следующие слова крупнейшего из арабских историков начала XIII в. Ибн-ал-Асира, современника Чипгис-хана и его походов (Ибн-ал-Асир родился в 1160 г., умер в 1233 г.). Он пишет о нашествии монголов как об «огромном несчастии, которому подобного не производили дни и ночи и которое охватило все создания, в особенности же мусульман; если бы кто сказал, что с тех пор, как Аллах всемогущий и всевышний создал человека, по настоящее время мир не испытывал [ничего] подобного, то он был бы прав: действительно летописи не содержат ничего [сколько-нибудь] сходного и подходящего. Из событий, которые они описывают, самое ужасное то, что сделал Навуходоносор с Израильтянами но части избиения [их] и разрушения Иерусалима. Но что такое Иерусалим в сравнении с [теми] странами, которые опустошили эти проклятые, где каждый город вдвое больше Иерусалима? И что такое Израильтяне в сравнении с теми, которых они перебили! Ведь в одном [отдельно взятом] городе жителей, которых они избили, было больше, чем [всех] Израильтян... [Татары] ни над кем не сжалились, а избивали женщин, мужчин, младенцев, распарывали утробы беременных и умерщвляли зародышей». Дальше, переходя к рассказу о завоевании Чингис-ханом Средней Азии, Ибн-ал-Асир пишет, что это было «событие, искры которого разлетелись [во все стороны] и зло которого простерлось на всех; оно шло по весям, как туча, которую гонит ветер». 1 В ближайшие после завоевания годы общая картина жизни в Средней Азии должна была производить ужасное впечатление. Города дымились грудами развалин в результате бесчисленных грабежей и пожарищ. Работоспособное городское население частично было убито, а частично (особенно ремесленники) уведено победителями в Семиречье, Уйгурию и Монголию. Масса мужского сельского населения была угнана в действующие монгольские отряды в качестве подсобной военной силы. Первое время монголы не могли сами организовать управление такой огромной страной с такой сложной хозяйственной и социально-политической жизнью, как бывшее государство хорезмшахов и Караханидов. Не могли прежде всего потому, что у них не было соответствующего опыта. Улус Чагатая, в состав которого формально входили культурные области по Зерафшану и Кашка-дарье, первоначально ограничивался кочевьями в долине реки Или. Чагатай и его семья первое время фактически и не управляли Мавераннах-ром (Туркестаном). Последний был подчинен непосредственно великому хану, который и передавал часть доходов дому Чага-гая. В качестве правителя в Мавераннахре великим ханом Угэдеем (1229—1241) (Чингис-хан умер в 1227 г.) был поставлен Махмуд Ялавач, крупнейший купец и ростовщик, который своей резиденцией сделал город Ходженд, откуда и управ-лял порученной ему страной. В распоряжение Махмуда Ялавача были даны монгольские военные отряды, во главе которых стояли даруги и баскаки, т. е. лица, являвшиеся одно-временно военачальниками и сборщиками всех повинностей, по-лагающихся с сельского земледельческого и городского ремесленного и купеческого населения. Отряды эти располагались по городам и их ближайшим окрестностям; баскаки приставлялись к местным правителям, которых они контролировали, строго следя, чтобы все полагающееся шло в казну хана без задержки и утайки. 1 В. Г. Тизенгаузвн, ук. соч., т. I, стр. 2. Мало-помалу жизнь в городах Средней Азии налаживалась, в них вновь оживлялись ремесла и торговля. На месте разрушенных городов на старой территории или тут жерядом появлялись заново отстроенные. Возродились Самарканд, Бухара, хотя и но полностью, и даже Ургенч, за исключением города Мерва, который продолжал лежать в развалинах вплоть до 1409 г., когда при Шахрухе (1404—1447) была сделана попытка его возродить. Поправлялись испорченные дороги, строились или ремонтировались мосты. Китайский путешественник Чань-Чунь,1 который проехал через всю Среднюю Азию по следам Чингис-хана, т. е. буквально через год, рас-сказывает, что через реку Чу он переходил по деревянным мостам, а через реку Талас — по каменному.2 Одним словом, мало помалу Мавераннахр и Хорезм частично восстановили свою столь оживленную в домонгольские времена хозяйственную жизнь. Совсем другая картина наблюдалась в Семиречье: здесь кочевья Чагатая и его орды положили начало упадку земледельческой культуры, которая существовала здесь на протяжении по крайней мере четырех последних веков. Однако благополучие Средней Азии было только внешнее. «Возрождением» жизни пользовались верхи общества, т. е. крупные землевладельцы, купцы и высшее мусульманское духовенство. Как и в предшествующие периоды, они быстро нашли общий язык с правящими кругами завоевателей. Не прошло и нескольких десятилетий, как завоеватели вполне могли считать их всех верными ханскому дому. 1 Чаи-Чунь. Описание путешествии на запад. Перег. с китайского П. Кафарова (Труды членов Росс. дух. миссии в Пекине, IV, стр. 304). 2 Чан-Чунь, ук. соч., стр. 308. Но словам Рашид-адЧдина, сообщениям которого приходится особенно верить, во времена Чингис-хана, Угэдей-хана (1229— 1241), Гуюк-хана (1246—1248) монгольские царевичи и ханши раздавали направо и налево землевладельцам, чиновникам и купцам особые грамоты (ярлыки и пайцзы), дающие право на получение с населения разных служб и повинностей, которые ложились тяжелым бременем на крестьян и ремесленников. Положение последних с каждым годом становилось все хуже. Кроме обычных налогов с обработанной земли, т. е. кроме хараджа, который при монголах получил наименование калана, крестьяне должны были нести много всякого рода служб и по-вннностей. Проезжие чиновники, ильчи (посланцы), богатые купцы, представители высшего мусульманского духовенства, члены ханского дома, даже отдаленные, и другие предъявляли нрлыки и пайцзы и требовали себе помещений, продовольствия, Фуража, лошадей для дальнейшего пути и т. д. То же проде-лывали они в городах. Повсюду в это время были постои военных отрядов. Их надо было поить, кормить, одевать. Содержание большого количества войск требовало огромных средств, так же как их требовало содержание чиновников и двора. Кроме продовольствия требовалось много изделий ремесленного производства. Ханские чиновники брали на учет почти все виды ремесл и заставляли в качестве повинностей в точно устано-вленные сроки поставлять казне и двору определенное количество изделий. Особенно тяжело приходилось в это время ремесленникам таких производств, как оружейное, коже-венное, ткацкое и т. д. Ко всему этому прибавлялись еще и злоупотребления. Источники полны рассказов о них. Незаконных поборов в некоторых случаях было даже больше, чем законных обложений. Во многих местностях наблюдались даже случаи бегства, ибо при уплате всего, чего тре-бовали власти, производителям ничего не оставалось на жизнь. В такой обстановке и возникло в 1238 г. восстание крестьян и ремесленников в Бухаре и ее округе, известное в истории под именем, восстания Тараби. Это было в полном смысле народное движение, направленное одновременно против монгольской власти, откупщиков, местных феодалов, в том числе и против высшего бухарского духовенства. Возглавляемое Махмудом Тараби, ремесленником по выделке сит, движение первоначально имело успех, но потом i было жестоко подавлено монголами. 1 1 А. Ю. Якубовский. Восстание Тараби в 1238 г. Доклады группы востоковедов на сессии Акад. Наук СССР 20 марта 1935 г., Труды-Лист, востоковед., т. XVII, стр. 101—135.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ ОБРАЗОВАНИЕ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ (УЛУС ДЖУЧИ) «Само собой разумеется, что при каждом завоевании более варварским народом ход экономического развития нарушается и уничтожается целая масса производительных сил. Но в огромном большинстве случаев при прочных завоеваниях дикий победитель принужден приноравливаться к тому высшему «экономическому положению», какое он находит в завоеванной стране». Ф. Энгельс. Движение Джебе и Субэдея, закончившееся, как известно, большой неудачей при столкновении с булгарами в Поволжье в 1223 г., только отсрочило завоевание монголами юго-восточной Европы. Известно, что у Чингис-хана было четыре сына от главной жены: Джучи, Чагатай, Угэдей, Тулуй. Старшему, Джучи,. в качестве улуса и юрта были назначены земли, наиболее отдаленные на запад от собственной Монголии. Основным ядром этих земель был Дешт-и-Кыпчак. Однако при жизни Джучи весь Дешт-и-Кыпчак являлся только номинальным его владением, ибо большую часть его предстояло еще завоевать. Два раза курилтай (1229 и 1235 гг.) ставил вопрос о походе на юго-восток Европы, и только в 1236 г. завоевание было осуществлено. Во главе похода стоял сын Джучи Бату, которому в качестве помощника и знатока юго-восточной Европы был дан знакомый нам по битве при Калке Субздей. В течение не-скольких лет намеченная программа была выполнена, и Дешт-и-Кыпчак, а также Булгар с его областью, Крым и Кавказ до Дербенда были в руках монголов, или татар. Более того, с 1238 г. были покорены русские княжества — Рязанское, Владимирское и др. Объявлено было движение на Новгород, от завоевания которого уже ослабленным войскам татар пришлось отказаться ввиду приближения весны, с ее разливами, болотами и т. д. В 1240 г. был захвачен Киев, после взятия которого перед Бату открылась дорога на Запад. В 1240—1242 гг. его войска опустошили Польшу, Венгрию и Далмацию. Однако стран этих Бату не удержал и в 1242—1243 гг. возвратился через Валахию и Молдавию в Дешт-и-Кыпчак. Согласно мнению В. В. Бартольда, поход на запад Бату прекратил отчасти из-за ссоры своей с царевичами Гуюком (сын Угэдея) и Бури (внук Чагатая), бывшими в его войске, отчасти из-за известия о смерти великого хана Угэдея.1 Нельзя отрицать значения этих фактов, однако главная причина того, что татары повернули на Восток, заключается в том, что в борьбе с русскими княжествами они были очень ослаблены и у них не было уже прежних сил, чтобы принять решительный бой с войском чешского короля и отрядами герцога австрийского. Героическая борьба русского народа с татарами изложена Б. Д. Грековым ниже, в главе «Золотая Орда и Русь». Менее известно то героическое сопротивление, которое оказано было уже после захвата Поволжья совместными усилиями булгар и половцев. Это было в полном смысле слова восстание в тылу татарского войска во время похода Бату на Запад. Сведения об этом восстании сохранились у двух персидских источников — Джувейни 2 и Рашид-ад-дина. 3 1 В. В. Бapтольд. Encyclopedic de Flslam, Batu-Khan, стр. 699. 2 Джувeини, CMS, XVI, III, стр. 9; В. Г. Т изенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 24. 3 Pашид-ад-дин, изд. Blochet, стр. 44—46; В. Г. Тизеигаузен, ук. соч., т. II, стр. 35—36. Во главе восстания встали болгарские вожди Баян и Джику, половецкий предводитель Бачман из племени Алирлик (ал-Бурли) 1 и асский (аланский) предводитель Качир-Укуле. По-нмдимому, наиболее энергичной фигурой здесь является Бачман. Для подавления восстания были отправлены Субэдей и Мункэ, которые были тогда в войске Бату. Татары долго не могли ликвидировать это патриотическое движение. Им даже не удавалось настигнуть ставки Бачмана и его главных отрядов. Последний скрывался в лесах и умел во-время уходить от та-тарского войска. Только после долгих усилий Мункэ, сыну Тулуя, удалось, двигаясь по левому берегу Итиля (Волги), найти след лагеря Бачмана; он укрывался на одном из островов реки. Если верить Джувейни и Рашид-ад-дину, во время бури и сильного ветра вода отошла от левого берега и татары посуху неожиданно для Бачмана явились на остров и перебили большинство восставших. Захваченный ими Бачман был убит, Судя по той энергии, с которой вели татары борьбу с Бач-маном, последние и их союзники болгары и аланы причиняли татарам-завоевателям много осложнений и трудностей. В результате монгольских походов на огромной территории Дешт-и-Кыпчак и ряда смежных с ним областей образовалось большое государство, именуемое в восточных источниках Улусом Джучи, или Синей Ордой. В русских летописях государство это называется Золотой Ордой, хотя до сих пор не выяснено, как и почему возникло это последнее название. В русской исторической литературе просто установился термиц «Золотая Орда», встречающийся в летописях и других русских источниках. Термин этот отсутствует в источниках арабских, заключающих в себе обильные сведения о татарской державе в Восточной Европе. 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 44. В персидских источниках термин «Золотая Орда» встречается крайне редко. П. Савельев привел термин «Орда-и зарин» из Рашид-ад-дйна и Вассафа, но ссылок на текст не сделал. У пер-вого из персидских историков П. Савельев нашел фразу «Сыра Орда, которую Золотой Ордой называют», у второго — «Золотая Орда, которую Сыр-Ордой именуют».1 Этих мест нам у названных авторов найти не удалось. Однако у Рашид-ад-дина имеется другое упоминание термина «Золотая Орда», относящееся к периоду еще до образования Золотоордынского государства, ко времени жизни самого Чингис-хана. Рашид-ад-дин, рассказывая о возвращении Чингис-хана из областей таджиков в родные земли, указывает, что, когда он достиг места Букаса Джику, приказал разбить (устроить) Орду-и-Бузург зарин, т. е. Великую Золотую Орду.2 Повидимому, это наиболее раннее упоминание термина «Золотая Орда» в персидских источниках. Указанное место наводит невольно на мысль, что термин «Золотая Орда» первоначально применялся к Орде самого Чингис-хана и лишь впоследствии переосмы-слился после его смерти как одно из наименований Улуса Джучи, фактически основанного сыном Джучи Батыем. Не исключена возможность, что термин «Великая Золотая Орда» у Чингис-хана возник под влиянием Цзиньского царства (Северный Китай), императора которого Рашид-ад-дин именует Алтап-ханом, т. е. Золотым ханом. Покойный талантливый синолог В. Н. Казин занимался этим термином, привлекая к исследованию китайские и монгольские источники, и готовил специальную работу по этому вопросу. К сожалению, нам не известно, закончил ли он эту работу — и даже каковы были его взгляды по этому вопросу? Так до сих пор и остается открытым в науке этот вопрос. 1 П. Савельев. Екатеринославский клад. ТВО, 1857, ч. III,. вып. 2, стр. 354. 2 О. И. Смирнова, составлявшая сводный текст 1. тома Рагаид-ад-дина, любезно обратила мое внимание на это место, за что я и приношу ей свою благодарность. Сводный текст на машинке, стр. 272- (Предполагаемое издание Инст. востоковед. Акад. Наук СССР). В мусульманских источниках (арабских, персидских, тюркских) имеются три термина — «Улус Джучи», «Кок-Орда» и «Ак-Орда», — каждый из которых или совпадает с Золотой Ордой, или является ее частью, или перекрывает ее. Трудно установить точные границы Улуса Джучи, особенно по линии обширных степей, составлявших основную часть джучиева юрта. На северо-востоке в состав Золотой Орды входил Бултар с его областью, на севере граница проходила по русским княжествам, на юге Золотая Орда владела с одной стороны Крымом с его приморскими городами, с другой — Кавказом до Дербенда, а иногда и до Баку, также северным Хорезмом с городом Ургенчем, на западе — степями от Днестра и дальше, а на востоке — до Западной Сибири и до низовьев Сыр-дарьи. Вот как определяет эту границу арабский историк ал-Омари, живший в первой половине XIV в. и писавший в данном слу-чае со слов бывшего здесь купца Бедр-ад-дина Хасана ар-Руми: «... границы этого государства со стороны Джейхуна3 — Хорезм, Саганак,2 Сайрам,3 Яркенд,4 Дженд,5 Сарай, город Маджар,6 Азак,7 Акча-кермен, Кафа, Судак, Саксин, Укек,8 Булгар, область Сибирь, Ибирь, Башкырд и Чулыман... Город Баку, говорил он, один из городов Ширваыского края и близ него .Железные ворота", которые тюрки называют Димиркапу».9 Даже восточные источники (арабские и персид-ские) не относили русских земель к владениям Улуса Джучи. Русские княжества рассматривались как государства, хотя и зависимые и платящие дань, но имеющие своих князей, т. е. спою власть. 1 Аму-дарья. 2 Город в долине Сыр-дарьи (правобережье), в районе ж. д. станции Тюмеиь-арык. См.: А. Ю. Якубовский. Развалины Сыгнака. Сообщения ГАИМК, 1929. 3 Сайрам-Исфиджаб в 12 км от Чимкента. 4 Этот город попал по недоразумению. 5 Развалины его по Сыр-дарье. 6 На Кавказе. 7 Азак — Азов. 8 На Волге, недалеко от Саратова. 9 В. Г. Тизеигаузен, ук. соч., т. I, стр. 215 (арабск. текст), 236 (русск. перев.). Однако золотоордынские ханы, начиная с Бату, фактиче-ского основателя нового монгольского государства, прекрасно сознавали, что представляет собой в экономическом отношении тот юго-восток Европы, куда они пришли в качестве завоевателей и организаторов нового государства. К монголам, захватившим Дешт-и-Кыпчак и прилегающие культурные земледельческие области (Крым, Северный Кавказ, северный Хорезм, Булгар), вполне применимы слова Ф. Энгельса в «Анти-Дюринге»: «Само собой разумеется, что при каждом завоевании более варварским народом ход экономического развития нарушается и уничтожается целая масса производительных сил. Но в огромном большинстве случаев при прочных завоеваниях дикий победитель принужден приноравливаться к тому высшему „экономическому положению", какое он находит в завоеванной стране; покоренный им народ ассимилирует его себе и часто заставляет даже принять свой язык».1 Эти слова целиком применимы и к завоеванию татарами юго-восточной Европы. Будучи кочевниками, стоя на более низком уровне культурного развития, чем жители городов Хорезма, Крыма и др., татары в лице своей правящей феодальной верхушки прекрасно понимали значимость всех этих мест для мировой торговли того времени, а вместе с тем и свои выгоды как правителей. Тем не менее, даже эти места не избежали тяжелых бедствий татарского нашествия. Вот что пишет о Поволжье ал-Омари: «Эта страна [одна] из самых больших земель, [обилующая] водой и пастбищами, дающая богатый урожай, когда сеется в ней [хлеб], но они [т. е. жители ее] народ бродящий и кочующий, обладающий скотом; у них нет [никакой] заботы о посевах и посадках. До покорения ее [этой страны] татарами, она была повсюду возделана, теперь же в ней [только] остатки этой возделанности». -Сделав Поволжье центром улуса Джучи, Бату и его преемники потратили много усилий, чтобы поднять экономическую жизнь правого и левого побережья Волги. Однако особенное внимание Бату обратил на возрождение городской жизни и связанной с ней торговли, от которой видел для своей казны большие доходы. 1 Ф.Энгельс. Анти-Дюринг. К. Маркс и Ф. Энгельс, т. XIV, стр. 185. 2 В. Г. Т изепгаузе л, ук. соч., т. I, стр. 212 (арабск. текст), стр. 23Л (русск. перев.). Пожалуй, нигде в монгольской империи мусульманские купцы не получили такого признания и таких выгод, как в Золотой Орде при Бату и его преемнике Берке-хане. Позволю себе привести два чрезвычайно интересных в этом отношении мнения. С одной стороны — это ал-Джузджани, живший и XIII в. и написавший сочинение на персидском языке под названием «Табакат-и-Насири", т. е. «Насировы таблицы». Автора можно считать современником монгольского нашествия на юго-восток Европы, ибо умер ал-Джузджани в 60-х годах XIII в. Вот его слова: «Он [Бату] был человек весьма справед-ливый и друг мусульман;1 под покровительством его мусульмане проводили жизнь привольно. В лагере и у племени его были устроены мечети с общиной молящихся, имамом и муадзином. В продолжение его царствования и в течение его жизни странам ислама не приключалось ни одной беды ни по его [собственной] воле, ни от подчиненных его, ни от войска его. Мусульмане туркестанские 3 под сенью защиты его поль-зовались большим спокойствием и чрезвычайной безопасно-стью. В каждой области иранской, подпавшей власти монго-лов, ему [Бату] принадлежала определенная часть ее, и над тем округом, который составлял удел его, были поставлены управители его».8 Не надо забывать, что ал-Джузджани принадлежал к числу тех восточных авторов, которые писали вне зависимости от монгольской власти и скорее враждебно, чем дружественно ныли настроены к завоевателям. Другой персидский историк, Джувейни (умер в 1283 г.), сочинение которого «История завоевателя мира» было проникнуто явными симпатиями, а иногда и просто хвалой монгольской власти, высказывает о Бату и его политике мысли, к которым нельзя не прислушаться. Не надо забывать, что большую часть своей жизни он провел при дворах монгольских государей, причем побывал почти во всех монгольских государствах, начиная от собственно Монголии и до Багдада, являвшегося тогда самым крайним западным городом персид-ского государства Хулагу. По его словам, «Бату в ставке своей, которую он имел в пределах Итиля, наметил место и построил город и назвал его Сараем. Власть его была распространена на все [те] царства. Он не придерживался ни одной из религий и сект, равным образом не питал склонности к познанию бога. 1 В данном случае под «мусульманами» нужно подразумевать, усульманских купцов. 2 Здесь имеются в виду земли Хорезма, входившего в северной, своей половине в Золотую Орду. 3 В. Г. Тизенгаузен, ук.соч., т. II, стр. 15. «. . . Купцы со всех сторон привозили ему [Бату] товары; все, что бы ни было, он брал и за каждую вещь давал цену, в несколько раз большую того, что она стоила. Султанам Рума, Сирии и других стран он давал льготные грамоты и ярлыки, и всякий, кто приходил к нему на службу, без пользы по возвращался».1 Историк, читая эти строки, даже учитывая пристрастие Джувейни к монголам, не может не признать значительной доли истины в его словах, ибо вся дальнейшая политика золотоордынских ханов от Бату, Берке и по крайней мере до Узбек-хана была направлена на то, чтобы максимально поднять городскую жизнь, ее ремесла и торговлю, что мной и будет показано ниже. 1 Juwауni, GMS. т. XVI, ч. I, стр. 222 — 223. — А. Ю. Якубовскии. К истории ремесленной промышленности Сарая Берке. Известия ГАИМК, т. VIII, вып. 2—3, стр. 5. Характерно, что эту же черту — поощрение торговли и ряд привилегий купцам — отмечает и известный армянский историк XIII в., современник монгольского завоевания Киракос Гандзакский. Говоря о некоем Рабане Ата, он подчеркивает, что последний имел от монгольского хана грамоту, дававшую ему особые привилегии. А «люди его, купцы, снабженные тамгой, т. е. знаком и письмом, свободно странствовали повсюду, и никто не дерзал трогать их, когда они объявляли себя людьми Рабана. Даже татарские воеводы подносили ему подарки из награбленной добычи».1 Описанные факты относятся к Армении 40-х годов XII! в., т. е. как раз к тем же годам, о. которых была речь у Джузджани и Джувейни. Несколько ниже тот же Киракос говорит: «После того стали отправляться к Бату цари и принцы, князья и купцы и все обиженные и лишенные отечества. Он по справедливом суждении возвращал каждому из них вотчины и княжества, снабжал их грамотами [ярлыками], и никто не смел сопротивляться его воле». 2 1 К. П. Патканов. История монголов по армянским источ-никам, ч. II, стр. 50. 2 К. П. Патканов, ук. соч., стр. 74, До сих пор существует неправильное представление об этническом составе юго-востока Европы, особенно о Дешт-и-Кыпчак, каковое имя в монгольскую эпоху не только сохранилось, но и широко распространилось по всему тогдашнему культурному миру, от Китая и до Андалусии. Многие думали, что вместе с Бату в Дешт-и-Къшчак пришло огромное коли-чество монголов (татар) и что монгольский элемент в составе кочевого населения явно преобладал. Нет сомнения, что в Улус Джучи ушло немалое количество монголов с семьями и со-всем своим имуществом, в первую очередь со скотом. Однако передвижение это, тесно связанное с завоеванием, ни в какой мере не могло рассматриваться как переселение. Основная масса монголов осталась у себя на родине, в Монголии. Есте-ственно, что в такой обстановке не могло быть речи о монго-лизации завоеванных стран, в данном случае Дешт-и-Кылчак. Насколько сильны были старые тюркские элементы, на юго-востоке Европы, насколько кипчаки оставались главной массой кочевников Дешт-и-Кыпчак, видно из следующих слов упомянутого ал-Омари: «В древности это государство. (Золотая Орда, — А. Я.) было страной кыпчаков, но когда им завладели татары, то кыпчаки сделались их подданными. Потом они [татары] смешались и породнились с ними [кыпчаками], и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их [татар], и все они стали точно кыпчаки, как будто они одного |с ними] рода, оттого, что монголы [и татары] поселились на земле кыпчаков, вступали в брак с ними и оставались жить в земле их (кыпчаков)".1 Слова ал-Омари показывают, что культурные современники прекрасно наблюдали процесс отюречения завоевателей-татар. Количество последних относительно основной массы кочевого населения кыпчакской степи было так невелико, что иначе и быть не могло. Насколько этот процесс отюречения был быстр и значителен, видно из того факта, что уже в XIV в. в Улусе Джучи (Золотой Орде) сложился литературный язык — не монгольский, а тюркский, причем с признаками кыпчак-ских и огузских элементов, имевшихся в низовьях Сыр-дарьи и Хорезме, а между тем в городах Золотой Орды, даже Нижнего Поволжья, тюркские народности далеко не являлись, как мы ото увидим ниже, преобладающим элементом. Что же говорить о самой степи, где кыпчаки явно преобладали и где татары были только привилегированной небольшой частью в лице нескольких тысяч монгольского войска и сопровождавших их сомой, возглавленных ханской династией из дома Джучи — старшего сына Чингис-хана. Вся последующая история юго-востока Европы показывает, что от монголов — вернее, татар — сохранилось только имя, но не их язык. На монгольском языке в Дешт-и-Къшчак в XV в., невидимому, мало кто уже говорил. Более того, даже официальные грамоты ханов, известные золотоордынские ханские ярлыки писаны или на среднеазиатско-тюркском литературном языке XIV в. (ярлык Тохтамыш-хана 1382 г.), или на «местном кыпчакском языке» (ярлык Тохтамыш-хана 1393 г.).2 Правда, дипломатическая переписка в XIII в. велась и на монгольском языке. В ряде арабских источников (биография Калавуна, Рукн-ад-дин Бейбарс, ан-Нувейри, Ибн-ал-Форат и другие) указывается, что в 1283 г. в Египет к египетскому султану пришли послы (кыпчакские факихи) с посланием от золотоордынского хана Тудаменгу, писанным на монгольском языке и с переводом на арабский язык.1 Однако порядок этот постепенно сходит на-нет и в дальнейшем прекращается вовсе. Если кыпчаки (половцы) были главным населением степи, то что же говорить о других местах; здесь татарская власть при-няла целиком наследие прошлого, всю ту пестроту народностей, которая характеризует не только Крым, но и Поволжье. Характерно, что от прошлых времен в Поволжье и Крыму удержались аланы, хазары и евреи, главным образом среди городского населения. 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 213—214 (арабск. текст), стр. 235 (русск. перев.). 2 Указанные ярлыки представляют собой огромный интерес не только с точки зрения истории письменности, но, как мы увидим ниже, они дают исключительно ценный материал для изучения социальной, структуры Золотой Орды. Организовав на юго-востоке Европейской части СССР хищнически эксплоататорскую политическую власть, о структуре которой еще придется говорить, татарские ханы свое внимание сосредоточили на поднятии торговли, ремесл и связанной с ними городской жизни. Это одна из наиболее ярких сторон истории Золотой Орды. Благодаря обилию сведений в источниках не только письменных, но и вещественных, мы знаем эту сторону золотоордынского прошлого лучше, чем другие. Начиная с Бату, золотоордынские ханы немало усилий и внимания тратили на вопросы торговли и ремесленной промышленности. Особо это нужно сказать о Берке-хане (1256—1266) и Узбек-хане (1312— 1342). Приведенные слова Джузджани и Джувейни о Бату применимы еще в большей мере к Берне и Узбеку. Конечно, но общие соображения о культурном значении развития горо-дов, а простой расчет на большие доходы, которые будут поступать в ханскую казну с торговли и ремесл в виде всякого рода пошлин, руководили золотоордынскими правителями. Они очень быстро поняли выгоду, которая проистекала от давно пролегавших здесь торговых путей. Старые пути из Булгар, русских княжеств, Крыма и Нижнего Поволжья на Хорезм (а оттуда в Среднюю Азию, Монголию и Китай) стали предметом большого внимания ханов Золотой Орды. Как мы еще увидим ниже, никогда до этого времени торговля Азии с юго-восточной Европой, а через нее и с западной не достигала таких размеров, как в эпоху Золотой Орды. 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 66 (арабск. текст), стр. 68 (русск. перев.); стр. 82—83 (арабск. текст), стр. 106 (русск. перев.); стр. 143—144 (арабск. текст), стр. 165 (русск. перев.); стр. 355 (арабск. текст), стр. 362 (русск. перев.). Первые ханы — Бату и Берке — поняли особую важность Нижнего Поволжья, которое они и сделали местопребыванием ханской ставки. Много было преимуществ у Поволжья, чтобы избрать его центром нового государства. С одной стороны, здесь пролегала магистраль упомянутой караванной торговли, с другой — отсюда было ближе к другим монгольским госу-дарствам, в том числе и к самой Монголии, центру всей Монгольской империи. Немалую роль сыграло и то обстоятельство, что, будучи совокупностью земледельческих районов и городских поселений, культурная полоса по Нижней Волге была так близка от степи, что здесь легко было сочетать оседлое и кочевое хозяйство. Большое удобство представляло Поволжье и для кочевий, ибо здесь в ряде мест находились богатые заливные луга. С именем основателя Золотоордынского государства хана Бату связана закладка крупного города, ставшего до Узбек-хана столицей Улуса Джучи, — города, впоследствии получившего имя Сарая Бату, в отличие от другого Сарая, который был основан братом Бату, Берке-ханом, и назывался Сараем Берке, куда была перенесена столица при Узбек-хане. В исторической литературе эти города были известны под именем Старого и Нового Сарая. Подлинное их историческое имя удалось недавно выяснить главным образом на основе персидских источников.1 От обоих городов остались в настоящее время только развалины. Развалины Сарая Бату — Ста--рый Сарай — лежат на месте Селитренного, недалеко от Астрахани, развалины же Сарая Берке—Новый Сарай—находятся на рукаве Волги, Ахтубе, недалеко от Сталинграда, там, где и по сие время лежит город Ленинск, бывший небольшой город Царев. Насколько большое значение придавали еще при Бату вновь образованному городу, видно хотя бы из того, что о нем упоминают наиболее ранние авторы—Джувейни и В. Рубрук.2 Едва ли будет ошибкой предположить, что Сарай Бату возник вблизи или на месте бывшего здесь поселения. Ведь редко города строятся на совершенно пустом (в смысле человеческого поселения) месте, да кроме того и мало вероятно, чтобы новые города в Нижнем Поволжье возникали с полным игнорированием того наследия, которое в виде разного рода поселений досталось татарам от предшествующей эпохи. Ниже мы пока-жем, как постепенно благодаря благоприятно сложившимся политическим условиям оба Сарая, начиная с Берке-хана и вплоть до Узбек-хана, а особенно благодаря политике послед-него, выросли в крупные ремесленно-торговые и культурные центры. Оба эти города, особенно Сарай Берке, сыграли в истории Золотой Орды столь крупную роль, что. на них еще при-дется подробно остановиться. 1 А. Ю. Якубовскии. К вопросу о происхождении ремесленной промышленности Сарая Верке. Известия ГАИМК, т. VIII, вып. 2—3, 1931, стр. 6—7, 2 Juwауni, GMS, т. XVI, ч. I, стр. 222. — Плано Кapпини В. Рубрук, ук. соч.. стр. 166—168. — Вот слова В. Рубрука: Это новый город, построенным Батыем на Этилии», а несколько ниже: Сарай в дворец Батыя находятся на восточном берегу».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ Вследствие скудости сведений в письменных источниках мы не имеем возможности дать связный рассказ в хронологическом порядке о всех важнейших фактах внутренней истории Золотой Орды. Только этим обстоятельством и обусловлена печальная необходимость отрыва событий политической истории от основных фактов социально-экономической жизни. Как это ни грустно признать, но на данном этапе наших знаний невозможно сказать, какие изменения были внесены во внутреннюю жизнь в то или другое десятилетие XIII—XIV вв. Уже не раз указывалось, что хотя Золотая Орда и называлась Улусом. Джучи, однако сам Джучи в судьбах Золотоор-дынского государства не сыграл фактически никакой роли. Собственно говоря, первым ханом был завоеватель Восточной Европы и тем самым основатель Золотой Орды — Вату. Время его царствования — годы с 1237 по 1256, хотя было бы правильнее считать с 1236 г., т. е. с года покорения всего Дешт-и-Кыпчак. О Бату у нас мало сведений. Мы знаем, что он был не только энергичным вождем завоевательных походов, но, несомненно, крупным организатором вновь образуемого государства. Это было время, когда отдельные, только что возникшие улусы еще крепко были связаны с единой империей Чингисхана, входя в нее в качестве ее основных частей. Бату пришлось действовать в наиболее ответственные годы после смерти Чин-гис-хана (1227). Он был активным: лицом в жизни империи при великом хане Угэдее (1229—1241) и принимал деятельное участие в перевороте, когда в 1251 г. выдвинулся род Тулуя и на престоле Чингис-хана появился Мункэ (1251—1259) — сын Тулуя. Тогда два дома — Джучи и Тулуя — объединились против двух домов Угэдея и Чагатая. Известно, что во время переворота пострадал род не только Угэдея, но и Чагатая. Бату воспользовался этим моментом и по соглашению с великим ханом Мункэ стал фактически правителем. Мавераннахра, причем граница Улуса Джучи была теперь не на Аму-дарье, как раньше, а в Семиречье, где-то недалеко от реки Чу. Бату прекрасно учел значение Поволжья во вновь образуемом государстве. Недаром именно в Поволжье он организовал свою ставку и устроил в низовьях Волги столицу улуса Сарай. В. Руб-рук именно его и имеет в виду, когда говорит: «Сарай и дворец Батыя находятся на восточном берегу».1 Бату принимал участие во всех главных военных предприятиях монголов (татар), отправляя свои отряды на помощь основному войску и рассчитывая, конечно, получить свою долю до-бычи. Вот почему Джузджани пишет: «В каждой Иранской области, подпавшей под власть монголов, ему [Бату] принадлежала определенная часть ее, и над тем округом, который составлял его удел, были поставлены его управители».2 Впоследствии, как это мы увидим ниже, это дало повод Джучидам предъявить свои претензии на Азербайджан. 1 Плано Кapпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 168. 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 15. Кочевой феодал, шаманист по своим воззрениям, с точки зрения горожанина-мусульманина человек совсем некультурный, Бату не растерялся в сложной обстановке молодого госу-дарства, выросшего из монгольского завоевания юго-восточной Европы. Опираясь на своих советников, в числе которых было немало мусульманских купцов, Бату сразу же взял жесткий иурс, главной целью которого являлось получение максимальных доходов путем жесточайших форм феодальной эксплоата-ции. Он наладил взимание даней с покоренных русских кня-жеств, для чего посылал специальных чиновников — даруга-чей во главе монгольских отрядов, оставивших по себе такую печальную память, создал аппарат для взимания разных феодальных повинностей и податей с земледельческого и кочевого населения, а также с ремесленников и купцов в городах Крыма, Булгара, Поволжья, Хорезма и Северного Кавраза. Наконец, много сделал, чтобы вернуть всем, завоеванным областям былую торговую жизнь, которая так резко оборвалась в связи с опустошением в результате монгольского завоевания. И во всем этом Бату много проявил жестокого уменья и дальновидности. К сожалению, слова источников обо всем этом очень скупы, они дают только самые суммарные замечания, вследствие чего с именем Бату нельзя точно связать ни одного конкретного мероприятия по управлению, хотя едва ли можно сомневаться, что многое из того, что действовало впоследствии, было введено уже Бату. Мусульманские, армянские и другие источники согласно говорят об исключительной роли, которую он играл в жизни монгольской империи. И не напрасно В. Рубрук сказал: «Этот Батый наиболее могущественен по сравнению со всеми князьями татар, за исключением императора (т. е. великого хана, — А. Я.), которому он обязан повиноваться».1 Бату скончался в 1256 г. 48 лет от роду. По словам Джузджа-ни: «Похоронили его по обряду монгольскому. У этого народа принято, что если кто из них умирает, то под землей устраивают место вроде дома или ниши, сообразно сану того проклятого, который отправился в преисподнюю. Место это украшают ложем, ковром, сосудами и множеством вещей; там же хоронят его с оружием его и со всем его имуществом. Хоронят с ним в этом месте и некоторых жен и слуг его, да [того] человека, которого он любил более всех. Затем ночью зарывают это место и до тех пор гоняют лошадей над поверхностью могилы, пока не останется ни малейшего признака того места [погребения]». 2 1 Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 47. 2 В. Г. Тжзенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 116. — Джуз-джани — современник монгольского нашествия, жил за пределами монгольской империи, имел возможность высказывать свободно свое отношение к монголам. Кроме того, он был фанатик-мусульманин и нетерпим к другим религиям. При Бату сношения Золотой Орды с центром монгольской, империи были вполне налажены. Начиная со времени1 Угэдея (1229—1241) по всей Монгольской империи нормально действо-валa общеимперская почта. О почте рассказывают «Сокровенное сказание», Джувейни, Рашид-ад-дин и другие. Лучше всего почта была налажена на участке Каракорум—Пекин. По словам Рашид-ад-дина,1 на этом пути было 37 ямов (почтовых станций), через каждые 5 фарсахов (25—30 км). На каждой станции находилось по 1000 человек для охраны как самой станции, так и пути проезжающих послов, их свиты и гонцов. По этой дороге ежедневно двигалось, считая оба направления, 500 огромных телег, каждая из которых была запряжена шестью волами. Телеги эти доставляли продовольствие (хлеб, рис и т. д.) в Каракорум. На каждой станции находились амбары,. куда складывались запасы продовольствия. В источниках не сохранились такие подробности относительно организации почтовой службы на линиях улусов Чагатая и Джучи. Однако и здесъ мы имеем интересные данные. По словам «Сокровенного сказания», «при настоящих способах передвижения наших послов, и послы едут медленно и народ терпит немалое обременение. Не будет ли поэтому целесообразнее раз навсегда установить в этом отношении твердый порядок: повсюду от тысяч выделяются смотрители почтовых станций—ямчины и верховые почтари — улаачины; в определенных местах уста-навливаются станции — ямы, и послы впредь обязуются за исключением чрезвычайных обстоятельств следовать непременно по станциям, а не разъезжать по улусу».2 1 Рашид-ад-дин, изд. Blochet, стр. 49. — Интересное описание почтовой службы в Монгольской империи имеется у Марко Поло. См.. И. П. Минаев. Путешествие Марко Поло. Под ред. В. В. Бар-рольда, СПб., 1902, стр. 147—150. 2 Сокровенное сказание, перев. С. А. Козина, стр. 197—198. Несколько ниже «Сокровенное сказание» говорит, что на каждой станции должно быть по 20 улаачинов. Кроме того там должно быть определенное число лошадей, овец — «для продо-вольствия проезжающим дойных кобыл, упряжных волов и повозок».1 Небезинтересна одна деталь: Угэдей дал распоряжение Бату, чтобы он провел от себя указанные ямы по направлению к улусу Чагатая, а тот в свою очередь должен был вывести ямы по маршруту на Каракорум. Таким образом, связь Золотой Орды с империей поддерживалась организованно и регулярно уже со времен Бату через улус Чагатая. После смерти Бату власть над Золотой Ордой перешла к сыну последнего — Сартаку. Престол за ним утвердил сам великий каан Мункэ, в ставке которого Сартак находился в момент сморти Бату. Однако фактически править Золотой Ордой он но успел, так как по дороге домой умер. Произошло это в 1257 г, Его преемником стал Улагчи (сын Бату?), который скончался в том же году. В 1257 г. ханом Золотой Орды стал Берке (1257—1266). Л. Л. .Масонов на основании данных русских летописей выдвигает как год вступления на престол Берке 1258 г. С именем Берке-хана, как мы уже видели, связано основание второго Саран, носившего название Сарая Берке, или Нового Сарая. О Берке-хане в нашем распоряжении больше данных, чем о Бату. Достаточно сказать, что благодаря арабскому писателю ал-Муфаддалю, описавшему посольство египетского султана Бейбарса к Берке-хану в Золотую Орду, мы имеем несколько чрезвычайно ценных строчек, дающих портрет хана. Вот его слова: «В это время царю Берке было от роду 56 лет. Описание его: жидкая борода; большое лицо желтого цвета; волосы зачесаны за оба уха; в [одном] ухе золотое кольцо с ценным [осьми-угольным?] камнем; на нем [Берке] шелковый кафтан; на голове его колпак и золотой пояс с дорогими камнями на зеленой булгарской коже; на обеих ногах башмаки из красной шагреневой кожи. Он не был опоясан мечом, но на кушаке его черные рога витые, усыпанные золотом».2 1 Сокровенное сказание, нерев, С. А. Козина, стр. 198, 2 В. Г. Тизвнгаузен, ук. соч., т, I, стр. 193. При Берке-хане Золотая Орда уже вполне сложилась как крупное государство. В годы его правления в жизни Монгольской империи произошли крупные перемены. В 1260 г., вскоре после смерти великого хана Мункэ (1251—1259), столица империи была перенесена из Каракорума в Пекин, что отдалило главу последней от остальных частей империи и превратило его из всемонгольского хана в китайского императора. Хотя уже при Бату и Берке намечалась фактическая самостоятельность Золотой Орды, но только после событий 1260 г. можно говорить и формально о превращении Золотой Орды в самостоятельное государство. С именем Берке связано не только строительство городской жизни в Поволжье, не только расширение и углу-бление торговой деятельности в юго-восточной Европе, но тяжелая война с Хулагидами (представители монгольской вла-сти в Иране) и согласованные с задачами войны дипломатиче-ские сношения с мамлюкским Египтом. Ровно через двадцать лет после завоевания Восточной Европы войсками Бату в Иран была отправлена большая монгольская армия во главе с братом Мункэ-хана (1251—1259) ханом Хулагу. В течение двух с поло-виной лет, начиная с 1256 г., было окончено завоевание всего Ирана, в 1258 г. взят Багдад и окончательно ликвидирован потерявший былое значение Арабский халифат. На территории Ирана было образовано в конце 50-х годов XIII в. новое государство под властью монголов из дома Хулагу. В состав итого государства вошло и все Закавказье с территориями современных Азербайджана, Армении и Грузии. Государство это имело в своем составе богатейшие и культурнейшие области, которые в течение 50—90-х годов XIII в., т. е. до появления Газаи-хана (1295—1304) и его реформ, подвергались систематическому разорению со стороны вымогателей — чиновников, откупщиков и разного рода хищников. В завоевании Ирана, как выше отмечено, деятельное участие принимали и отряды монголок из Улуса Джучи. Отряды эти входили как отдельные элементы в состав войск Хулагу. По окончании войны в Иране между двумя монгольскими ханскими домами — Джучидами и Хулагидами — началась распря. Предметом распри был вопрос об Азербайджане.1 Хулагу (1256—1265) особенно дорожил этой областью. Столицей Хулагидов сделался город Тебриз, который при них чрезвычайно вырос. Достаточно только подчеркнуть, что до этого времени Тебриз имел в окружности шесть тысяч шагов, а при Газан-хане (1295—1304) — двадцать пять тысяч шагов. Ценил Хулагу в Азербайджане исключительные пастбища. В этом отношении монголами особенно излюблены были Муганская степь в низовьях Куры для зимовок, а для летовок — покрытые чудными травами склоны гор в Каратаге. Наконец, огромное значение Хулагу и его преемники придавали богатой ремесленной промышленности, преимущественно текстильной, которой славились города и селения Азербайджана. Берке-хан всячески домогался присоединить Азербайджан к Золотой Орде и мотивировал свои претензии участием своих отрядов в завоевании Ирана и взятии Багдада. Азербайджана он требовал как вознаграждения, как своей доли добычи. Ведшиеся по этому вопросу переговоры ни к чему не привели, и между двумя монгольскими государствами, фактическая граница между кото-рыми пролегала по линии Кавказского хребта у Дербенда, начались военные столкновения, которые продолжались с перерывами в течение почти целого столетия.2 Иногда эти столкновения сопровождались кровопролитными битвами, чрезвычайно изнурявшими обе стороны. Войны эти были предметом подробных описаний арабских (преимущественно египетских) и персидских авторов, не говоря уже о частых упоминаниях о них в армянских источниках. Первое большое столкновение произошло в 1263—1264г. недалеко от левого берега реки Куры и окончилось полным поражением Хулагу. 1 В те времена под Азербайджаном понимали современную терри торию как персидского, так и советского Азербайджана. 2 В «Известиях Акад: наук Аз. ССР» за 1946 г.. № 5 и 7, появилась специальная статья Али-Заде «Борьба Золотой Орды и государства ильханов за Азербайджан». По словам Ибн-Васыля, «когда Берке-хан прибыл на место битвы и увидал ужасное избиение, то он сказал: ,,Да посрамит Аллах Хулавуна (Хулагу, — А. Я.) этого, погубившего Монголов мечами Монголов. Если бы мы действовали сообща, то покорили бы всю землю"».1 Битва на реке Куре имела большие и тяжелые последствия и прежде всего отразилась на торговых сношениях Джучидов и Хулагидов. По словам персидского историка Вассафа (1257— 1327), Хулагу отдал приказание, «чтобы купцов Берке-Огула, которые были заняты торговлей и торговыми сделками в Теб-ризе и которые имели огромные и бесчисленные богатства, всех казнили, а все имущество, которое у них было найдено, ото-брали в казну. . . Многие из их числа держали свои вклады и ценности в руках именитых граждан Тебриза. После их истребления те [упомянутые] богатства остались в руках дер-жателей вкладов. Берке-Огул, в свою очередь, стремясь к возмездию, убил купцов их ханского царства [Хулагу] и так же поступил с ними. Дороги въезда и выезда и путешествие купцов, как и работы людей большого мастерства, — были разом стеснены, [зато] шайтаны вражды из бутылки времени выпрыгнули».2 Вскоре Хулагу умер. В 1265 г. на престол вступил Абага (1265—1282). В первое время, казалось, наступил мир между враждующими сторонами. Джучиды даже получили кое-какие доходы с Тебриза и Мераги. Однако Берке-хан этим не удовлетворился. Ал-Омари, арабский автор XIV в., хорошо осведомленный во многих отношениях, в следующих словах описывает дальнейшие события: «Потом, когда Хулагу умер и воцарился сын его Абага, то они (Джучиды, — А. Я.) постарались обмануть его тем;, что султан их Берке хочет построить в Теб-ризе соборную мечеть. Он [Абага] дал им разрешение на это, и они построили ее, да написали на ней имя султана Берке. Потом они попросили [позволения] построить завод (точнее — мастерскую, — А. Я.) для выделки там тканей для себя. Он [Абага] разрешил им и это. И стали они выделывать там материи для султана Берке. В этом положении оставалось дело до тех пор, пока произошел между ними раздел, да они i столкнулись ж Берке поразил Абагу. 1 В. Г. Тизенгаузен. ук. соч. т. I, стр. 75. 98 2 Hammег-Purgstall. Geschichte Wassafs, стр. сидск. текст). Разгневался Абага и уничтожил фабрики (мастерские, — А. Я.)».1 В этом рассказе чрезвычайно характерен один эпизод. Это — постройка мечети с именем Берке-хана. Последний хотел приучить население Тебриза к себе, хотел подготовить сознание его жителей к тому, что он, Берке-хан, и есть их законный хан. Па почве длительной и упорной борьбы Берке-хана с Хулагу и Абагой и выросли интенсивные дипломатические сношения между Золотой Ордой и отдаленным Египтом, находившимся во второй половине XIII и в XIV в. под властью мамлюкских султанов. Начались эти сношения при энергичном участии как самого Берке-хана, так и особенно мамлюкского султана ал-Мелика аз-Захыр-Рукн-ад-дина Бейбарса (1260—1277). Египет кровно был заинтересован в росте и благополучии далекого от него Улуса Джучи — при условии, конечно, продолжающейся и даже усиливающейся вражды с хулагидским Ираном. Расчеты Мамлюкского султана Бейбарса были чрезвычайно просты. Хулагидский Иран являлся соседом Египта, владевшего также и Сирией. Границы пролегали в Месопотамии. Сильный Иран — угроза мамлюкским султанам. Что может быть более действенным средством, чем вражда двух монгольских государств? Вот почему основной задачей всей внешней политики мамлюкского Египта и являлось — всячески поддерживать, а если можно, и усилить эту вражду. На этой почве и возникли частые обмены послами между Беябарсом и Берке-ханом, исключительные по своему богатству подарки, которые отправлялись из Каира (столица Египта), и, наконец, настойчивые предложения о скорейшей исламизации Золотой Орды. Египетские арабские хроники полны рассказами обо всем этом. Будет небезинтересно познакомиться с самим характером дипломатической переписки, между Бейбарсом и Берке-ханом. 1 В. Г. Тязеигаузен, ук. соч., т. I, стр. 239. Ибн-абд-аз-Захыр, арабский хроникер и вместе секретарь султана Бейбарса, так рассказывает о письме последнего к Берке-хану: «В 660 г. [1262] он [Эльмелик-Эззахыр] написал к Берке, великому царю Татарскому, письмо, которое я писал со слов его [и в котором] он подстрекал его против Хулавуна, возбуждал между ними вражду и ненависть да разбирал довод ому, что для него обязательна священная война с Татарами (имеются в виду монголы Ирана, — А. Я.), так как получаются одно за другим известия о принятии им (Берке-ханом, — А. Я.) ислама и что этим вменяется ему в долг воевать с невер-ными, хотя бы они были его родичи. Ведь и пророк — над ним благословение Аллаха и мир — сражался с своими соплеменниками-родичами и воевал против Курейшитов; ему было поведено [Аллахом] биться с людьми до тех пор, пока они скажут: нет божества, кроме Аллаха. Ислам не состоит только в одних словах; священная война есть одна из [главных] опор его».1 1 В. Г. Тизеягаузен, ук. соч., т. I, стр. 55. Чрезвычайно интересными являются и те списки султанских подарков, которые отправлялись из Египта к Берке-хану в Золотую Орду. В этом же году ал-Мелик аз-Захыр принял послов Берке-хана, обласкал их и после переговоров и всяческих церемоний отправил с подарками к Берке-хану. По слонам египетского хроникера XIV в. Рукн-ад-дина Бейбарса, султан «изготовил для Берке в подарок всяческие прекрасные вещи, как то: писание священное, писанное, как говорят, [халифом] Османом, сыном Аффана, разноцветные подушки и ковры для [совершения] молитвы; венецианские материи и левантские платья; ковры из кож с навесами и из шкур; мечи калджурские с насечками; позолоченные булавы; франкские шлемы и позолоченные латы; крытые фонари; шандалы; механизмы [органы?] с футлярами, светильники двойные с ллаки-ронанными подставками; седла хорезмские; коврики для со-вершения намаза; уздечки — все это с инкрустацией из золота и серебра; луки с кольцами, луки для метания ядер и луки для метания нефти; копья камышовые и дротики; стрелы в ящиках; котлы из змеевика; позолоченные лампады на серебряных позолоченных цепочках; черных служителей и прислужниц-поварих; быстроногих арабских коней и нубийских верблюдов; ходких вьючных животных; обезьян, попугаев и разные другие предметы». Арабский историк ал-Муфаддаль к этому списку прибавляет еще: жирафа, ослов египетских, китайскую посуду, одежды александрийские, изделия фабрики золотого шитья и другое.2 Стоит ли говорить, какое сильное впечатление производили все эти подарки при дворе золотоордынского хана Берке, который вместе со своим двором при всем желании быть на уровне мусульманской культуры оставался все еще полудикарем в глазах египетских правителей. С именем Берке-хана связано начало исламизации золотоордынского общества. Вопросу этому в конце настоящей книги, в главе «Культурная жизнь Золотой Орды», отведено специальное место, вследствие чего я ограничусь здесь только необходимыми замечаниями да двумя-тремя чертами, характеризующими Берке-хана как правителя. Принятие Берке-ханом ислама вызвано было, повидимому, политическими соображениями. С одной стороны, связь Золотой Орды с Булгаром, с ремесленно-торговыми и культурными городами Средней Азии — Ургенчем, Бухарой и другими, откуда в оба Сарая — Сарай Бату и Сарай Берке—приезжали ремесленники, купцы, художники, ученые и разнообразные представители тогдашней феодально-мусульманской интеллигенции, с другой — настойчивые предложения мамлюкского Египта, дружба с которым была так выгодна Золотой Орде, принять ислам, — несомненно, ставили золотоордынских ханов в положение покровительства политике исламизации страны. Однако сколько Берке-хан ни старался углубить исламизацию, последняя при нем захватила только верхние слои господствующего класса, да и то только те, которые были близки к ханскому двору. 1 В.Г.Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 100. 2 В.Г.Тизенгаулен, ук. соч., т. 1, стр. 189. Несколько подробностей в рассказах мусульманских авто-ров об обращении Берке-хана в ислам характеризуют его как расчетливого политика. Мусульманское духовенство, держа в своих руках не только религиозный авторитет, но и огромные богатства, состоящие в доходах как с поместий, так и с недвижимого имущества в городах, стремилось захватить в свои руки побольше власти, для чего старалось всеми способами подчеркнуть свое превосходство в некоторых случаях над свет-ской властью. Особенно это проявлялось в отношении к ново-обращенным. Арабские историки, как Ибн-Халдун,1 ал-Айни 2 и другие, рассказывают, что известный бухарский шейх ал-Бахерзи, который обратил Берке-хана в мусульманство, заста-вил его, приехавшего специально для свидания с шейхом, простоять у ворот своей ханаки три дня, прежде чем принял его. Могущественный правитель (тогда еще, правда, влиятельный царевич), каким был Берке-хан, сумел подавить в себе чувство униженного ханского достоинства и этим подчеркнуть перед всем мусульманским миром свой пиетет и преклонение перед авторитетом ислама. Если этот рассказ верен, — а у нас нет оснований ему не доверять, — то он подчеркивает, что Берке-хан был настолько умен и дальновиден, что был способен подавить в себе из политического расчета личное и ханское самолюбие, а ведь не надо забывать, что в это время Золотая Орда была фактически распорядителем всей политической жизни в областях между Аму-дарьей и Сыр-дарьей, да и дальше. Судя по русским летописям, Берке-хан был суровым правителем, требовавшим беспрекословного себе повиновения. При Берке-хане в 1257 г. была произведена в русских феодальных княжествах перепись, имевшая задачей выявить и учесть все население, подлежавшее обложению податями и повиностями. Как сама перепись, так и установившаяся практики сбора повинностей через баскаков с их отрядами вызывала не раз со стороны покоренного населения взрывы возмущения. 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 379. 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 507. Известно, что новгородцы в 1259 г. встретили организованную Берке-ханом перепись восстанием. Через три года, в 1262 г., восстание вспыхнуло в Ростове, Суздале, Ярославле и других городах. Есть все основания думать, что это освободительное движение возникло при участии самого Александра Невского. Подробности — у А. Н. Насонова в его книге «Монголы и Русь».1 В царствование Берке-хана в жизни Монгольской империи произошли события, которые имели огромные последствия как для самой империи, так, в частности, и для Золотой Орды. В 1259 г. умер Мункэ-хан. Смерть его вызвала смуты, каких еще не знала монгольская империя. Борьба за каанскую власть началась между сыновьями Мункэ — Хубилаем и Аригбугой. Оба брата были провозглашены каанами: Хубилай в Северном Китае, а Аригбуга в Монголии. Борьба эта ослабила империю в целом. Два дома — Чагатая и Угэдея, — при Мункэ играв-шие второстепенную роль, воспользовались смутой и вернули прежние свои улусы, вследствие чего Джучиды потеряли вся-кое влияиие в Мавераннахре и должны были покинуть со своими поенными отрядами и чиновниками его пределы. Борьба между братьями закончилась победой Хубилая, который покинул Монголию и перенес столицу из Каракорума в Северный Китай, в Пекин, получивший монгольское наименование Хан-балык (ханский город). Все это произошло еще при жизни Берке-хаиа. События эти привели почти к полному распаду монгольской империи. Каан Хубилай был далеко в Пекине, и управлять оттуда обширной империей было почти невозможно. Что же касается Золотой Орды и других улусов, то они жили своей собственной жизнью, имели свои интересы, и ханы их искали максимальной самостоятельности. Фактически в конце своего царствования Берке-хан лишь номинально признавал великого хана Хубилая. Золотая Орда стала фактически независимым государством. 1 А. Н. Насонов. Монголы и Русь, стр. 52. Берке-хан умер в 1266 г. во время похода на Кавказ против Хулагидов, по дороге из Тбилиси, и гроб с его телом был отправлен в Сарай Бату, где его и похоронили. Ханом в Золотой Орде стал теперь Менгу-Тимур, царствовавший с 1266 по 1280 г.1 С. Менгу-Тимуром ничего яркого в политической и культурной жизни Золотой Орды не связано. Так же как и Берке-хан, он воюет с Хулагидами в лице Абага-хана (1265—1282), причем но без активного воздействия знакомого нам мамлюкского султана ал-Мелика аз-Захыра Бейбарса. С именем Менгу-Тимура связан и поход татар Золотой Орды на Константинополь в 1271 г.2 Поводом к этому походу были следующие факты. Византийский император Ласкарис не хотел усиления ни Золотой Орды, ни мамлюкского Египта и старался поддержать Хулагидское государство. Ласкарис всячески старался препятствовать союзу Джучидов с мамлюк-скими султанами и задерживал обмен послами между последними, что имело место, например, в конце царствования Берке- Поход Менгу-Тимура увенчался, если верить Ибн-Халдуну, успехом, так как Ласкарис не принял сражения и попросил мира. Стремясь продолжать политику Берке-хана в отношении к русским княжествам, Менгу-Тимур провел там вторую перепись населения. Почти все египетские хроникеры, писавшие на арабском языке, отмечают, что Менгу-Тимур умер от какого-то злокачественного нарыва в горле. Ко времени Менгу-Тимура относятся несколько важных фактов в истории золотоордын-ского общества. С одной стороны, это появление генуэзской торговой колонии в Кафе (теперь Феодосия), сыгравшей огромную роль в дальнейшей судьбе Крыма, и, с другой стороны, появление на политической сцене такой примечательной фигуры, как Ногай. 1 (Сеть указания, что царствование его продолжалось до 1282 г. 2 В. Г. Тизенгауаен, ук. соч., т. I, стр. 362 (арабск. текст), стр.380 (русск. перев.). 3 В. Г. Тизенгаузеи, ук. соч.. т. I, стр. 353 (арабск. текст}, «тр. 350 (русск. тгерев.). Впервые с этой личностью мы знакомимся при Берке-хане, когда Ногай, благодаря близким родственным связям с ханским двором и удачному командованию отрядами монголов в качестве темника во время битвы с войсками Хулагидов, выдвинулся на первые места в государстве. Большие организаторские способности, твердость характера, склонность прибегать к жестоким, а иногда и просто коварным средствам открыли пород его жадной до власти и богатства натурой большие перспективы. В течение четырех десятилетий Ногай играл такую крупную роль в политической жизни Золотой Орды, что иностранные государи принимали его за хана, посылали к ному посольства и царские подарки, встречали его послов как послов царских и т. д. Официально Ногай был только темником и правителем западных областей Дешт-и-Кыпчак от Дона и до Днепра, к каковым землям при Токте (1290—1312) он получил еще власть и над Крымом с его богатыми торговыми городами. При Менгу-Тимуре и особенно при Тудаменгу (1280 1287) и в начале царствования Токты (1290—1312) он играл роль всемогущего временщика, который в полном смысле слюна сменил одного из ханов. Собственно говоря, своим постоянным нмешательством в политические дела Золотой Орды Ногай иное много раздора, положил начало феодальным распрям, которые после полустолетнего перерыва в первой половине XIV в. при Токте и Узбек-хане (1312—1342) вновь возродились но второй половине XIV в., пока наряду с другими причинами не привели Золотую Орду к полному упадку и политическому распаду. Царствования Тудаменгу (1280—1287) и Тулабуги (1287—1290) в известной мере были не чем иным, как политической фикцией. Во всяком случае понять их без учета роли Ногая нельзя. О личности Тудаменгу более всего сведений сообщает арабский писатель Рукн-ад-дин Бейбарс. 1 По его словам, при Тудаменгу, как и при его предшественниках, шли непрерывные сношения с мамлюкским Египтом; как и прежде, в Орду напраклялись многочисленные и дорогие подарки, которые были адресованы не только хану и его дому, но и наиболее крупным его вельможам. Иногда в число подарков входили и материалы для постройки мечетей или других зданий. 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 104. Так, по словам Ибн-ал-Фората, в 1287 г. египетский султан Эльмелик-Эльмансур отправил «множество разных припасов для мечети, которая строилась в Крыму (Солгате), ценою в две тысячи динаров. На На этой мечети были начертаны прозвища султана Эльмелик-Эльмансура. Был также послан... каменщик-каменосек для иссечения на упомянутой мечети султанских титулов. Посланы были с ними [послами] масляные краски».1 Из рассказа Рукн-ад-дина мы узнаем, что до вступления на престол Тудаменгу был язычником и, только сделавшись ханом, принял ислам, из чего ясно, что исламизация Золотой Орды была еще в самой начальной стадии, если не считать населения двух Сараев. По словам того же автора, в 1287 г. Туда-менгу «обнаружил помешательство и отвращение от занятий государственными делами, привязался к шейхам и факирам, посещал богомолов и благочестивцев, довольствуясь малым после большого. Ему сказали, что коли есть царство, то необходимо, чтобы им правил царь. Он указал на то, что уже отрекся от него [царства] в пользу братниного сына своего Тулабуги, да что его душа обрадовалась этому. И согласились с ним жены, братья, дяди, родственники и приближенные».2 Рашид-ад-дин рассказывает об отходе Тудаменги от дел правления в более решительных выражениях. По его словам, сыновья Менгу-Тимура свергли Тудаменгу под предлогом его помешательства и в течение 5 лет сообща управляли государством.3 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 363, 435. — О по-стройке мечети в Солгате (СтарыйКрым) Эльмелик-Эльмансуром упоми-нает и Ибн-Батута (там же, стр. 281). 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 105—ЮР. 3 В. Г. Тизенгаучен, ук. соч., т. II, стр. 69. Короткое царствование Тулабуги (1287—1290) было временем феодальных смут, когда самый авторитет ханской власти в Золотой Орде был под большой угрозой. Деятельным участником этих распрей и вдохновителем всех интриг и был темник Ногай. Он сумел разбудить у ближайших родственников Тула-буги столько страсти, столько ненависти у одних к другим. столько надежд, что можно было ожидать в любой момент дворцового переворота. У Менгу-Тимура было десять сыновей, из них Бурлюк, Сарайбуга и Тудан образовали партию Токты, а Алгуй, Тогрулджа (отец Узбек-хана), Малаган, Кадан и Кутуган были сторонниками Тулабуги. Ногай сумел направить Токту с его влиятельной группой против Тулабуги. Происшедшее столкновение привело к убийству Тулабуги и передаче ханского престола в руки Токты. Ногай сделался таким обра-зом полным хозяином политической жизни в Золотой Орде. По словам Рукн-ад-дина Бейбарса, «Ногай долгое время был правителем царства, неограниченно распоряжавшимся в доме Берке, смещал тех из царей их, кто ему не нравился, и ставил [тех], кого сам выбирал».1 Казалось, хан стал игрушкой в его руках. Может возникнуть вопрос, почему Ногай, такой всесильный, не взял власти открыто в свои руки и не объявил себя ханом. Понять это в условиях монгольских политических представлений не трудно. В те времена авторитет имени Чингисхана и его рода был настолько велик, что не находилось лица, которое решилось бы пойти против укоренившегося представления, что ханом может быть только лицо из рода Чингисхана. Насколько это представление крепко держалось в политическом сознании XIII—XIV вв., можно видеть хотя бы из того факта, что знаменитый Тимур (Тимур-ленг-Тамерлан) (1370—1405) не принял титула «хан», называл себя эмиром и гордился тем, что может себя именовать «гурган»2 и таким образом считаться в родственных отношениях с Чингисидами. В первое время царствования Токты Ногай действительно был полновластным хозяином, и Токта целиком и беспрекословно выпоянял его предписания. 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 110—111. 2 «Гурган» — значит «зять». Тимур женился на вдове эмира Хусейна, дочери убитого хана Казана. Последний был из рода Чингис-хана. В этом отношении чрезвычайно характерен случай, когда Поган потребовал от Токты казни многих золотоордынских бегов (нойонов), считавшихся противниками Ногая.1 Токта выполнил это требование, чем очень пошатнул свое положение. По вскоре Токта нашел в себе достаточно силы и мужества, чтобы восстать против временщика. Повод легко для этого нашелся. Ногай оказал гостеприимство бежавшим от Токты мятежным эмирам (бегам, нойонам) и отказался их выдать последнему. Между Ногаем и Токтой начались военные дей-ствия, кончившиеся после упорной и долгой борьбы не только рзгромом ногайского войска, но и убийством самого Ногая в 1300 г. В течение почти сорока лет последний держал в своих руках все нити политической жизни Золотой Орды. Н. И, Веселовский, автор книги «Ногай и его время», в следующих словах оценивает роль Ногая в истории Золотой Орды: «С одной стороны, он, будучи опытным в военном деле, увеличил владения орды; с другой — он содействовал ее расчленению. чем, нанес, конечно не намеренно, первый удар ее же могуществу».2 После смерти Ногая Токта мог, наконец, считать себя независимым ханом. На последние годы жизни Ногая падают и события, разыгравшиеся в Крыму между монголами и генуэзцами в городе Кафе (Феодосия). 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 109. 2 Н. Веселовскии. Ногай и его время, стр. 50. Рукн-ад-дин Бейбарс рассказывает, что Ногай в 1298 г. после нанесения поражения Токте направил одного из своих внуков в Крым, «чтобы собрать подати, наложенные на жителей его. Тот пришел в Кафу, а это город [принадлежащий] Генуэзским Франкам. . . и потребовал от ее жителей денег, Они и угостили его, поднесли ему кое-что для еды и вино для питья. Он поел, да выпил вино, и одолело его опьянение. Тогда они [жители] напали на него и убили его. Известие об умерщ-влении его дошло до Ногая, деда его, который отправил в Крым огромное войско. Оно ограбило его [город Кафу], сожгло его, убило множество Крымцев, взяло в плен находившихся в нем купцов мусульманских, аланских и франкских, захватило имущество их, ограбило Сарукерман, Кырк-Иери [Чуфуткале], Керчь и др.».1 1299 год оказался трагическим не только для Кафы, но даже и для богатого торгового города Судака. По словам ал-Муфаддаля,2 Ногай приказал всем жителям Судака, которые были за него, выйти из -города со своим имуществом, а остальным остаться. После этого город был окружен, взят, разграблен и сожжен. Большая часть городского населения погибла. Для Крыма, особенно для богатых его портовых городов, наступило тяжелое время. Источники подчеркивают, что отношения между монголами и генуэзскими властями настолько обострились, что обе стороны были долгое время во вражде и борьбе, причем немалое количество людей с той и другой стороны было захвачено в плен и продано в рабство. Враждебные отношения продолжались, как мы увидим ниже, и при хане Токте (1290—1312). После победы над Ногаем в 1300 г. Токта мог считать себя полновластным государем Золотой Орды. Токта начал править в очень трудной и сложной политической обстановке. Борьба с Ногаем отняла много сил и средств. Победа досталась ему после долгой и упорной борьбы. В том же 1300 г. в Золотой Орде началась засуха, продолжавшаяся около трех лет. За засухой «последовал, — по словам ал-Макризи, — падеж лошадей и овец, дошедший до того, что у них (жителей) нечего было есть и они продавали детей и родичей своих купцам, которые повезли их в Египет и другие местах. 3 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 111—112. 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 195. 3 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 436, 513. Несмотря на все эти трудности, именно на начало XIV в. падает подъем производительных сил Золотой Орды. К этому времени государственные и общественные порядки оформились в военно-феодальную систему, основные черты которой и даны ниже в соответствующих главах. К этому же времени оба Сарая — Сарай Бату и Сарай Берке — стали крупными и богатыми ремесленно-торговыми городами. Согласно большинству источников, Токта не был мусульманином, а придерживался язычества,1 повидимому, был буддистом, что не мешало ему проводить покровительственную политику в отношении мусульман. Как и перед его предшественниками, перед Токтой стоял вопрос об отношениях с хулагидским Ираном. Царствованию Токты соответствуют у Хулагидов: правление Кейхату (1291— 1295), Вайду (1295—1295), Газан-хана (1295—1304) и Улч-жайту (1304—1316). Одно время отношения между двумя монгольскими государствами прояснились, и кавказская дорога, которая в течение долгих лет была закрыта для купцов и их товаров, вновь открылась. Вот что пишет персидский историк Вассаф: «Когда Токта (1290—1312) сделался преемником царства Менгу-Тимура, то [вновь] открылся благодаря обмену послами и дипломатической переписке путь купцам и держателям торговых вкладов. Изготовлены были средства безопасности и спокойствия путешественникам. Область Аррана2 изволновалась от обилия арб и шатров, лошадей и овец, товары ч редкости тех стран после перерыва в течение некоторого вре-мени вновь нашли широкое обращение».3 При Токте продолжались и обмены посольствами с мамлюкским Египтом. Однако посольства эти не были так часты, а подарки так богаты, как прежде. У Египта в это время был мир с Хулагидами. 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 174, 206, 277, 437. 2 Область в советском Азербайджане. 3 Hammer-Purgstall. Вассаф, стр. 99 (переидск. текст). Вот почему в 1306 г. произошло даже неожиданное событие. Когда послы Токты пришли к ал-Мелику ан-Насиру Мухаммеду (1299—1309) и предложили от имени Токты совместные действия против Хулагидов (в это время опять начались нелады между монгольскими государствами), египетский султан это предложение в вежливой форме отверг. При Токтепродолжались враждебные отношения с генуэзской колонией в Кафе и других местах Крыма. Генуэзцы и другие франки (так монголы называли тогда всех европейцев, кроме византийцев) не раз нападали на монголов, захватывали их в плен и продавали в рабство.1 Токта сделал попытку захватить в Кафе генуэзцев, но, по словам египетского хроникера, последние «узнали о прибытии их, приготовили свои корабли, отплыли в море и ушли в свои земли, так что Татары не захватили ни одного ии них. Тогда Токта забрал имущество тех из них, которые находятся в городе Сарае и примыкающих к нему местах".2 С начала XIV в., как уже было отмечено, в Золотой Орде начался подъем производительных сил, и последние годы царствования Токты были в этом отношении подготовительными к тому периоду расцвета военного могущества Золотоордын-ского государства, которое по времени связывается с именем Узбек-хана (1312—1342). По словам ал-Бирзали, при вступлении своем на престол Узбек-хан имел от роду тридцать лет. «Он исповедовал ислам, отличался умом, красивой внешностью и фигурой».3 Узбек был сыном Тогрулджи, внуком Менгу-Тимура. Прав на золотоордынский престол не имел. По словам автора «Истории Увейса», Узбек при помощи одного из влиятельнейших эмиров (нойонов) Кутлуг-Тимура убил сына Токты Ильбас-мыша и захватил золотоордынский престол.4 С первых же дней Узбек-хан взял определенный и твердый курс. Посадив Узбека на престол, Кутлуг-Тимур начал играть большую роль в государственной жизни страны, прежде всего в качестве наместника Хорезма. По словам ал-Айни, первое время он «распоряжался управлением государства, устройством дел его и сбором податей его».5 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 436. 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 120, 162. 3 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 175. 4 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 100. 5 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 515. Благодаря советам Кутлуг-Тимура, Узбек-хан быстро освободился от ряда соперников и врагов, убив самым коварным образом наиболее опасных из них. Как Берке-хан, Узбек твердо и решительно повел политику исламизации, стараясь в этом отношении решить задачу в возможно быстрые сроки. Через два года после прихода своего к власти Узбек-хан сообщил египетскому султану ал-Мелику ан-Насиру Мухаммеду," что в его государстве осталось очень немного неверных.2 Это, конечно, не соответствовало действительности. Узбек-хан имел и виду не народные и тем более кочевые массы трудящихся, а господствующие классы. Огромное значение Узбек-хан придавал городской жизни. С его именем связаны новые постройки, рост и украшение Сарая Берке, куда он официально и перенес столицу Золотой Орды из Сарая Бату. Несомненно, что шаг этот был чрезвычайно благоприятен для дальнейшего подъема производственной и культурной жизни Сарая Берке. Как это будет показано ниже, лучшее описание Сарая Берке сделано как раз в цар-ствование Узбек-хана арабским путешественником Ибн-Бату-той, который был здесь в 1333 г. Его впечатления, ярко выраженные, определенно подчеркивают богатство золотоордын-ской столицы. С Узбек-ханом связано огромное строительство. Но его приказанию возводились в Сарае Берке мечети, мед-ресе, мавзолеи, дворцы, от которых остались, к сожалению, только скрытые еще кое-где в земле фундаменты да главным образом элементы декоративного убранства — мозаичные и расписные глазированные изразцы. Узбек-хан строил не только в Поволжье, но и в Крыму. 1 Он царствовал о перерывом и после 1309 г. 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 163. 3 В. Смирнов. Археологическая экскурсия в Крым 1886 Р. ЗВO. т. I, стр. 279 след. До наших дней в Старом Крыму (Солхате) сохранилась мечеть с великолепным резным каменным порталом, с датой постройки и именем самого Узбек-При нем в Ургенче строил и его родственник, всемогу-щий наместник Хорезма Кутлуг-Тимур.1 Во внешней политике Узбек-хан продолжал старую традицию. Как и при его предшественниках, Золотая Орда была в постоянных торговых, культурных и дипломатических сношениях с мамлюк-ским Египтом. Сношения эти ничего нового по сравнению с предшествующим периодом не представляли, и интересным в них является лишь длительная история сватовства и женитьбы египетского султана ал-Мелика ан-Насира на одной из золотоордынских царевен из рода Чингис-хана. По этому вопросу оба дома начали обмен послами и подарками. Узбек-хан запросил за монгольскую невесту большой выкуп. В течение нескольких лет шли по этому поводу переговоры, причем египетский султан одно время готов был даже отказаться от женитьбы на монгольской царевне, так дорого монгольские власти обставили выдачу замуж дочери Тунаджи — Тулунбай, как звали невесту. Переговоры о женитьбе начались еще в 1314 г. Как-то из Египта пришло очередное посоль-ство в Золотую Орду. Узбек-хан сказал послу, что он уже все устроил и что теперь дело только за выкупом и предсвадеб-ними пирами. Посол был смущен, стал извиняться и заявил, что в настоящий момент он не имеет ни даров, ни денег. Узбек-хан предложил тогда послу занять у золотоордынских купцов, по одним сведениям, двадцать тысяч,2 а по другим — тридцать тысяч динаров.3 Посол согласился и достал сверх этого еще семь тысяч динаров на устройство пира. В 1320 г. большое свадебное посольство было отправлено в Египет. По дороге посольство имело остановку в Константинополе, где император Ласкарис устроил в честь его ряд блестящих празднеств. 10 мая 1320 г. монгольская царевна прибыла в Александрию. «Когда хатунь, — пишет ал-Айни, — сошла с корабля, то ее усадили в позолоченную палатку на повозку, которую мамлюки повезли во дворец султанский в Александрии. 1 А. Ю. Якубовскии. Развалины Ургенча, стр. 36 след. 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 519. 3 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 438. — В Золотой Орде динар в это время был серебряный, равнялся шести дирхемам и стоил 50 коп. золотом, как и в Мавераннахре со времени реформы Кебек-хана (1318—1326). Султан выслал к услугам ее множество хаджибов и восемнадцать женщин из харема султанского... Потом был заключен [брачный] дого-вор... на основании [т. е. с уплатой] тридцати тысяч миска-лей, за вычетом из них прежних двадцати тысяч динаров».1 Судьба монгольской царевны Тулунбай, отправленной в жены египетскому султану, оказалась тяжелой. Не прошло и пяти лот, как «до царя Узбека дошло [известие] от лиц прибывших I к нему], что султан сочетался с ней, но через несколько дней прогнал ее от себя и выдал ее замуж за одного из своих мамлюков».2 Узбек-хан был этим чрезвычайно возмущен и просил словесно передать через посла все свое недовольство, ибо «не подобает допускать [лицу] подобному тебе, чтобы погибали такие [лица], как дочери ханские».3 Ал-Мелик ан-Насир ответил на это полным отрицанием. Все это, — сказал он. — ложь, хатунь не была обижена и прогнана, и никто не вино-ват, если Аллах ее взял от жизни. Не раз темой дипломатических переговоров Узбек-хана с египетским султаном ал-Меликом аы-Насиром были столкновения с Хулагидами. Войска Узбека в разных комбинациях действовали не только на границе, но и на самой хулагид-ской территории. Однако сколько Джучиды не старались, Азербайджана они так и не получили. На протяжении почти ста лет Азербайджан не выходил из рук Ирана, находившегося во второй половине XIII и в первой половине XIV в. под властью монголов. Ко времени Токты, особенно Узбек-хана, и созрели все те Формы общественных отношений, которые изображены мной ниже. К сожалению, источники не связывают с именем Узбек-хана, так же как и с именем других ханов, ни одного мероприятия социального характера, а между тем и он и его предшественники, наверное, не раз издавали ярлыки, содержание которых имело немаловажное социальное значение. Уже к годам царствования Узбек-хана относится и первое упоминание об узбековцах (узбекиан). Этим именем персидский историк и географ XIV в. Хамдаллах Казвини называет воинов войска Узбек-хана во время его похода в Азербайджан в 1335—1336 гг. Там же он именует и Золотую Орду Мамля-кат-и-Узбеки, т. е. Узбековским государством.4 1 В. Г. Тизенгаузен. ук. соч., т. I, стр. 520. 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 527. 3 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 527. 4 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч.. т. II, стр. 93.
ГЛАВА ПЯТАЯ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ В XIII—XIV вв. Проехавший по Дешт-и-Кыпчак в 1246 г. Плано Карпини следующими словами определил богатство кочевников кыпчак-ской степи: «Они очень богаты скотом: верблюдами, быками, овцами, козами и лошадьми. Вьючного скота у них такое огромное количество, какого по нашему мнению нет в целом мире».1 Сказанное им о татарах, живших в условиях Дешт-и-Кыпчак, где они составляли только небольшую часть кочевого населения и где, как мы знаем, они постепенно растворялись в кып-чакской массе, можно целиком применить и к кыпчакам. Не может быть сомнения, что монголы свои порядки кочевания, т. е. кочевого ведения хозяйства, принесли и на юго-восток Европы, и едва ли многим отличались эти порядки от тех, что были у кыпчаков, стоявших на немногим более высоком культурном уровне, чем монголы-татары. Нам уже приходилось говорить о монгольских понятиях «улус» и «юрт», точную формулировку которым дал Б. Я. Вла-димирцов.2 Золотая Орда рассматривалась как улус дома Джучи, следовательно, все население — кочевое, сельское и городское — считалось принадлежащим дому Джучи во главе г, ханом. Территория улуса, т. е. юрт, была распределена в каждый данный момент между «царевичами» ханского дома, которые стояли,обычно сейчас же за ханом, и крупными нойонами — кыпчакско-татарскими феодалами. Царевичи и нойоны вместе с тем были крупными гражданскими и особенно военными чиновниками (темниками, тысячниками, сотниками). 1 Плано Карпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 7. 2 Б. Я. Владимиpцов, ук. соч., стр. 97. Само кочевое хозяйство в Золотой Орде, как, впрочем, и везде в Монгольской империи, протекало в условиях феодальных отношений, где пастбища строго распределялись между отдельными феодалами. Вот что пишет об этом Плано Карпини: «Никто не смеет пробывать в какой-нибудь стране, если где император не укажет ему. Сам же он указывает, где пребывать вождям, вожди же указывают темникам, тысячники сотникам, сотники — десятникам».1 Б. Я. Владимирцов правильно понимал под «вождями» Карпини монгольских царевичей.2 Здесь в словах современника и наблюдателя мы видим иерархически-феодальное распределение кочонии между самими феодалами. Другой путешественник, В. Рубрук, как бы дополняет показания Карпини и гонорит: «Они не имеют нигде постоянного местожительства (civitatem) и не знают, где найдут его в будущем. Они поделили между собой Скифию (Cithiam), которая тянется от Дуная до восхода солнца, и всякий начальник (capitaneus) знает, смотря по тому, имеет ли он под своей властью большее или меньшее количество людей, границы своих пастбищ, а также где он должен пасти свои стада зимой, летом, весной и осенью».3 Это место у Рубрука очень ценно, ибо оно дает нам прямое указание на то, что у кочевых феодалов имеется определенное количество феодально зависимых людей. При изложении социальных порядков кочевой феодальной Монголии мне приходилось уже говорить, опираясь на работу Б. Я. Вла-димирцова, об основной зависимой единице кочевого хозяйства в Монголии — аиле. 1 Плано Карпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 23. 2 Б. Я. Владимиpцов, ук. соч., стр. 112. 3 Плано Кapпини и В. Pубpук, ук. соч. стр. 69. Аил — кочевая семья, индивидуально ведущая свое хозяйство, на которой держится весь степной феодальный строй. Аил кочует на отведенных ему господином (хан, царевич, нойон, бег, баатур, темник, тысячник, сотник и другие) пастбищах, несет для него разные службы на условиях натурального хо-зяиства, не исключающего, конечно, и фактов товарообмена на городском базаре. Путешественники дают небезинтересньш перечень того, что производится в такой кочевой семье в XIII в. По словам В. Рубрука: «Они [татары] делают также войлок и покрывают дома. Мужчины делают луки и стрелы, приготовляют стремена и уздечки и делают седла, строят дома и по-возки, караулят лошадей и доят кобылиц, трясут самый кумыс, т. е. кобылье молоко, делают мешки, в которых его сохраняют, охраняют также верблюдов и вьючат их. Овец и коз они караулят сообща, и доят иногда мужчины, иногда женщины. Кожи приготовляют они при помощи кислого молока».1 Несколько выше он говорит о роли женщины в хозяйстве татар: «Обязанность женщины состоит в том, чтобы править повозками, ста-вить в них жилища и снимать их, доить коров, делать масло и грут, приготовлять шкуры и сшивать их, и сшивают их они ниткой из жил. Именно они разделяют жилы на тонкие нитки и после сплетают их в одну длинную нить. Они шьют также сандалии (sotulares), башмаки и другое платье».2 Кочевники, особенно если кочуют вблизи лесной полосы, устраивают охоты облавного характера. Охота в хозяйственной жизни татар Золотоордынского государства — важная отрасль, где повинности феодально зависимого производителя в отношении к своему господину принимают тяжелый характер. По словам того же В. Рубрука: «Когда они [татары] хотят охотиться на зверей, то собираются в большом количестве, окружают местность, про которую знают, что там находятся звери, и мало-по-малу приближаются друг к другу, пока не замкнут зверей друг с другом, как бы в круге, и тогда пускают в них стрелы».3 Слова В. Рубрука целиком подтверждаются и Джувейни, который в сочинении «История завоевателя мира» приводит пересказ Чингисхановой ясы, т. е. монгольского обычного права, которым в ту эпоху руководствовались все монгольские правители. 1 Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 23. 2 Б. Я. Владимирцов, ук. соч., стр. 112. 3 Плано Карпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 76. Один из разделов ясы в изложении Джувейни подробно рассказывает об облавных охотах. Последние имеют не только хозяйственное, но и военное значение. Облавные охоты являются военными упражнениями, в которых воспитываются качества воина. Вот как описывает яса организацию и процесс облавных охот. Происходят они главным образом зимой. Хан направляет по ордам и ставкам соответствующие приказы, чтобы готовились к охоте. Дается указание, сколько человек из десятка должны быть выделены для этого. В соответствии с десятичной системой построения войска отряды, выделенные на облавную охоту, строятся по «десяткам», «сотням», «тысячам». Согласно обычаю, за месяц, а иногда и больше, конными отрядами под командованием хана окружается огромное пространство земли. Постепенно и методично, без излишней торопливости, кольцо окружения начинает сжиматься. Хан и его помощники строго следят за порядком и подвергают тяжелому наказанию тех из десятских, сотников, тысяцких, кто выйдет из сжимающегося кольца. Так в течение иногда двух-трех месяцев гонят татары дичь, пока кольцо не сузится до такого размера, когда в массовом порядке можно избивать зверей. Обыкновенно начинают это избиение хан и его приближенные, за ними следуют по чинам военные начальники, а далее и простые воины. Когда хану надоест или он устанет принимать личное участие в убиении животных, он садится на высоком месте и наблюдает охоту. Охота кончается счетом добычи и ее разделом. Нечего и говорить, что в таком огромном количестве мясо зверя и его шкуры имеют большое хозяйственное значение в жизни кочевников.1 1 См.: Джувеини, Gibb Memorial Series, XVI, ч. I, стр. 19—20. У Плано Карпини и В. Рубрука есть подробные описания кочевого войлочного дома; к сожалению, подробно описаны только богатые дома. Позволю себе привести только краткие выдержки из первого. По словам Карпини: «Ставни у них круглые наподобие палатки и сделанные из прутьев и тонких палок. Наверху в средине ставни имеется круглое окно, откуда . попадает свет, а также для выхода дыма, потому что в середине у них всегда разведен огонь. Стены же и крыши покрыты войлоком, двери сделаны также из войлока. Некоторые ставни велики, а некоторые небольшие, сообразно достоинству и скудости людей. Некоторые быстро разбираются и чинятся и переносятся на вьючных животных, другие не могут разбираться, но перевозятся на повозках. Для меньших при перевозке на повозке достаточно одного быка, для больших — три, четыре или даже больше, сообразно с величиной повозки, и куда бы они ни шли, на войну ли, или в другое место, они всегда перевозят их с собой».1 Более подробное и красочное описание можно найти у В. Рубрука.2 У него не только даны размеры таких домов, но и описана художественная их отделка. Повидимому, искусство украшать свои жилища тогда стояло очень высоко. «Именно они, — говорит В. Рубрук, — сшивают цветной войлок или другой, составляя виноградные лозы, деревья и птиц и зверей».8 Кочевники, кочевое хозяйство, кочевой быт играли в жизни Золотой Орды огромную роль. Завоевание татарами юго-восточной Европы имело в их жизни большое значение. К. Маркс мимоходом сделал глубокое замечание: «... монголы при опустошении России действовали соответственно их способу производства; для скотоводства большие необитаемые пространства являются главным условием». 4 Эти необитаемые земли, к тому же изобилующие травами и водами, татары и нашли в пределах между Волгой и Днепром, даже Дунаем. Здесь, за пределами небольших земледельческих районов по берегам рек, татары и вели кочевое хозяйство. Выше уже говорилось, что татары были только меньшинством в составе кочевого населения Золотой Орды. Основной массой кочевников оставались половцы. 1 Плано Карпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 6, 7. 2 Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 69, 70. 3 Плано Карпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 69. 4 К. Маркс. К критике политической экономии. Гос. Изд. пилит, лит. 1938, стр. 146. Татары среди половецкого мира были лишь привилегированным господствующим слоем. Рашид-ад-дин, персидский автор, писавший на грани XIII—XIV вв., прекрасно осведомленный в делах Хулагидского и Золотоордынского государства, сообщает,1 что основу монгольского войска в Золотой Орде составляли прямые потомки тех 4000, которые Чин-гис-хаиом были выделены Джучи. Они составлялись из трех племен — сайджиут, кинкит и хушин. Характерно, что во времена царствования хана Токты (1290—1312) основная часть поиска была из этих племен. Кроме этих племен в составе войска Токты были части из племени кыят. Один из туменов Токты был целиком из этого племени.2 В составе войск Ногая было большое количество мантытов. Кроме перечисленных были в Золотой Орде и другие татарские племена. Так, в хрониках встречаются названия племен кангурат и алчи-татар. Жена Токты была из племени кангурат. 1 Pашид-ад-дин. Взято из «Материалов по истории Золотой Орды». Персидские тексты. — В. Тизенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 33. 2 Рассказ Рашид-ад-дина рисует при Токте знакомую нам систему деления Золотоордынского войска на тумены, тысячи и сотни. Сообщая эти факты, Рашид-ад-дин добавляет, что кроме самих монголов в войске Токты были отряды из русских, черкесов, кьшчаков, маджаров и др. Составляли ли кочевники (половцы и татары) большинство населения Золотой Орды? Если принять во внимание малонаселенность кочевий и густоту населения городов и земледельческих районов, входящих в состав Золотоордынского государства, положительного ответа на этот вопрос не получить. Ведь в состав Орды входили Булгар с его областью, Крым с приморскими городами, Северный Кавказ, Хорезм с его высокой земледельческой культурой и городской жизнью и, наконец, Нижнее Поволжье, где были уже значительные по своим размерам полосы оседлой жизни. Если Крым был чрезвычайно ценен с точки зрения того транзита, который проходил отсюда в Малую Азию и Константинополь, а через последний в Сирию и Египет, то Булгар с его областью был самым важным в Золотой Орде земледельческим районом Обыкновенно с Булгаром связано представление о поставщике наиболее дорогого меха, а также огромного количества кож; отрицать это, конечно, нельзя. При татарах торговля пушниной на рынках Булгара не понизилась ни в XIII, ни в XIV в. Не меньшее, если не большее значение в жизни Золотоордынского государства Булгарский район имел как поставщик хлеба. Известно, что земледелие издавна стояло здесь сравнительно с другими местами на высоком уровне. Выгода обладания Булгаром как хлебным центром была тем большей, что хлеб отсюда легко и дешево доставлялся водой по всему Нижнему Поволжью, главным образом в города Сарай Берке и Сарай Бату. В этом отношении с Булгарской областью не мог конкурировать ни хлеб из южнорусских княжеств (например Рязанского), ни из районов Северного Кавказа, хотя богатство его хлебом было широко известно на мусульманском Востоке. По словам ал-Омари: «У султана этого государства рати черкесов, русских и ясов (аланов, — А. Я.). Это жители городов благоустроенных, людных, да гор лесистых, плодовитых. У них произрастает посеянный хлеб, струится вымя [т. е. водится скот], текут реки и добываются плоды».1 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. 1, стр. 210 (арабок., текст). стр. 231 (русск. перев.). В Казанском Государственном музее и в Секторе Востока Эрмитажа хранятся железные серпы и лемехи из Биляра (Булгарский район). Эти предметы по ряду признаков относятся специалистами к XIV—XV вв., т. е. к эпохе Золотой Орды. К сожалению, до настоящего времени о них не имеется научного исследования, так же как никто до сих пор не поставил одного из важных вопросов, а именно вопроса о том, знала ли земледельческая культура в Булгарах трехполье. Большое значение в системе Золотоордынского государства играли и земли в северной части бывших Саратовской, Пензенской и южной части Нижегородской губернии, там, где жила мордва. А. А. Кротков в своей статье «К вопросу о северных улусах Золотоордынского ханства» особо подчеркивает важность для Золотой Орды земель по бассейну реки Мокши и среднему течению Суры. «Эти области, занятые мордвой, — пишет он, — исстари покрытые значительными площадями лесов, не были удобными для кочевого населения Золотой Орды, имея лишь узкие полосы степных и лесостепных пространств, годных скорее для земледелия, чем для скотоводства. Но для ханов Золотой Орды не были безразличными произведения мордовских земель: хлеб, мед, воск и продукты охоты — моха».1 Немалую роль в хозяйстве Золотой Орды играла и рыбная ловля как по Волге, устью Камы, Яику, низовьям Аму-дарьи, так и по берегам Каспийского и Черного морей. В Государственном Эрмитаже (Отдел Востока) хранятся рыболовный железный крючок и костяные гарпуны, найденные еще в 30-х годах XIX в. в Сарае Берке во время раскопок Терещенко. Более всего данных прошлое оставило нам о торговле и ремеслах Золотой Орды. О торговле мы имеем обильные сведения в письменных источниках, особенно восточных, о ремеслах мы знаем на основе богатейших археологических материалов, добытых еще во времена раскопок Терещенко в Сарае Берке. Об этом говорится в главе о городах Золотой Орды. 1 А. А. Кpотков. К вопросу о северных улусах Золотоордынского ханства. Отдельный оттиск из: Изв. Общ. обслед. и изуч. Азербайджана, № 5, 1928, стр. 77. Для суждения о социально-политическом строе Золотоордынского государства сведений в повествовательных источниках — как европейских, так и восточных — недостаточно. К счастью, до нашего времени дошли так называемые хан- ские ярлыки, о которых в русской специальной литературе имеется много работ. Ярлыки эти: тарханные ярлыки Тох-тнмыша от 1382г., Тимур-Кутлуга от 800 г. х. ( = 1398), а также ярлык Тохтамыша от 1393 г. на имя литовского князя Ягайла.1 Сюда же можно отнести и более поздний ярлык Са-адет-Гирея. Особое место занимают ярлыки золотоордынских ханов русским митрополитам. До нашего времени они дошли только в переводах на русский язык, сделанных в приказных канцеляриях специальными толмачами. Не всегда переводы эти были точны, отчего и пользоваться ими затруднительно. Из перечисленных ярлыков для целей нашего изложения наибольшее значение имеет тарханный ярлык Тимур-Кутлуга, к которому мы и будем обращаться чаще всего. 1 Наиболее важные работы об этих ярлыках: И. Н. Беpeзии. Ханские ярлыки, т. II; Тарханные ярлыки Тохтамыша, Тимур-Кутлуга и Саадет-Гирея. Казань, 1851. — В. В. Pадлов. Ярлыки Тохтамыша и Темир-Кутлуга. ЗВО, т. III, вып. 1, стр. 1—40. — Ярлыки Тохта-мыш-хана и Сеадет-Гирея, перев. Я. Ярцева с примеч. В. В. Григорьева. Одесса, 1844. — См. также: Несколько поправок к ярлыку Тимур-Кутлуга. ИРАН, 1918, стр. 1119—1124. — Несколько поправок к изданию и переводу ярлыков Тохтамьпл-хана. Изв. Таврич. общ. ист., археол. и этнограф., т. I, 1927. — Постановка этих вопросов, конечно, была вызвана выходом в свет таких замечательных работ, как «Histoire des Mongols» D'Ohsson и «Histoire des Mongols» Quatremere, где темам социальной истории посвящено немало страниц. В 1940 г. в IstaiibuPe Akdes Nimet Kurat опубликовал ряд писем и ярлыков золотоордынских и крымских ханов, в том числе и таких, которые науке не были известны. Для нашей цели особенно ценными оказались письмо Золотоордынского хана Улуг-Мухаммеда к турецкому султану Мураду II от 14 III 1428 г. и тарханный ярлык Менглй-Гирея на имя Хакима Яхьи 857 г. х. (= 1453). А. Н. Кононов любезно предоставил мне свои прекрасные переводы этих материалов, за что я и приношу ему свою глубокую благодарность. Книга Akdes Nimct Kurat издана под заглавием: Topkapi Sarayi Muzesi Anjivindeki Altin Urdu, Kirim ve Turkistan Hanlarina ait Yarljk vo hiti-klor. Istanbul, 1940. Несмотря на наличность, казалось бы, большого количества источников о Золотой Орде, вопросы ее социальной истории за редким исключением мало привлекали исследователей.1 Кое-что можно найти в труде И. Березина «Очерк внутреннего устройства Улуса Джучиева», однако работа эта главным образом направлена на выявление политической структуры, да и то в большей мере в смысле перечня ряда должностей, чем целостной картины. Отсутствие это не случайно. Причину надо искать в том, что в дворянско-буржуаз-ной России русские ориенталисты мало интересовались этими вопросами, отчего до сих пор мы не имеем критически проработанной социальной терминологии золотоордынского общества, на которую можно было бы твердо опереться. Золотая Орда — общество не только кочевое, но и оседлое, с пестрым этническим составом, где сами монголы являлись, как мы видели, столь незначительным меньшинством, что постепенно утеряли даже свой язык. В степи, в Дешт-и-Къш-чак, в XIII и даже в XIV в. картина едва ли была значительно иной, чем это наблюдалось в Монголии накануне завоеваний Чингис-хана. Улус Джучи с точки зрения золотоордынских ханов был собранием родов, племен, народов, подвластных (согласно монгольскому феодальному праву) всему дому Джучи. Родственники Бату и получили в удел целые области Золотой Орды. Ногай правил западными улусами всего Причерноморья, а Шейбан ведал восточной частью Дешт-и-Кып-чак. Несомненно, что члены ханского дома были самыми крупными феодалами, державшими в своей собственности не только огромное количество крупного и мелкого скота, обширные пастбища но даже и земли в районах оседлой жизни. Известно, что Ногай владел Крымом, который он не то захватил силой у хана Токты, не то получил от него в подарок.2 1 Принимать во внимание работу Р. Саблукова «Очерк внутреннего состояния Кипчакского царства» нельзя, ибо она писалась в те годы, когда для этого было еще очень мало фактического материала. Несмотря на это, работа Саблукова для своего времени (40-х годов XIX в.) была интересна главным образом своим ответом на вопросы внутренней истории Золотой Орды, которые тогда ставились немногими историками. 3 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 111 (см. также и примечание). В своих владениях члены ханского дома являлись крупными собственниками и правителями и держали себя почти пак самостоятельные государи. В этом отношении наиболее яркой фигурой является тот же Ногай, который, как мы видели, в течение почти полустолетия причинял Много хлопот золотоордынским ханам и которого некоторые ученые готовы пыли считать за вполне самостоятельного хана. Яркой фигурой является и известный правитель при Узбек-хане Кутлуг-Тимур, который хотя и был родственником хана, однако не являлся царевичем. В надписи на построенном при нем минарете в Ургенче он именует себя: «царь [мелик] могущественный, патрон царей арабов и не арабов, блеск земного мира и веры, величие ислама и мусульман, Кутлуг-Тимур, сын велпкого Наджм-ад-даула-ад-дин...»,1 хотя хорошо известно, что он был только наместник; впрочем, это подтверждается и надписью, где говорится, что постройка им возведена при султане Узбек-хане. Нечего и говорить, какую огромную роль члены ханского рода играли при дворе, определяя не только всю внутреннюю, но и внешнюю политику. Ниже членов ханского дома стояли крупные беги (тюркский титул) и нойоны (монгольский титул), которые и составляли главные кадры крупных полукочевых феодалов. Многие из них и получали, особенно как землевладельцы в оседлых районах, тарханные ярлыки. Уже И. Березин дал нам в своем «Очерке внутреннего устройства Улуса Джучиева» более или менее полную их номенклатуру: это огланы,2 беги, улусные беги,3 нойоны и тарханы. К числу последних относились не всегда крупные феодалы. 1 А. К. Якубовский. Развалины Ургенча. Изв. ГАИМК, т. VI, вып. 2, стр. 36. 2 Термин «оглан» употреблялся в значении «царевич», т. е. Член ханского дома. Как оглан-царевич он имел право на улус и, следовательно, тем самым был начальником крупной войсковой части (крыло поиска или тумен). 3 И. Беpезин. Очерк внутреннего устройства Улуса Джучиева. ГКО, т. VIII, стр. 433 след. Среди тарханов были люди и среднего достатка. Получить звание тархана было весьма выгодно, ибо формально оно давало ряд льгот — освобождение от податей и ответственности за совершение девяти первых проступков. Фактически в рассматриваемую эпоху звание тархана освобождало от налогов и податей. Из этих категорий высшего класса золотоордынского общества и выходил командный состав ханского войска. Как самая структура «армии», так и должности ее почти те же, что и в Монголии при Чингис-хане. У Абд-ар-Реззака Самар-канди,1 персидского историка XV в., имеется интересный рассказ о снаряжении войска, которое Тимур (1370—1405) в 793 г. х. (=1391) отправил против Тохтамыш-хана в Дешт-и-Кыпчак. Согласно этому сообщению, «в соответствии со старыми и новыми порядками, конные и пешие, тюрки и таджики», имея при себе продовольствие на целый год, должны были явиться из областей и местных дружин (ахшам). Каждый из явившихся в строй должен был захватить лук, тридцать деревянных стрел, колчан и щит. На двух человек должна была быть захвачена одна лошадь, а на каждые десять человек — одна палатка, две лопаты, кирка, серп, пила, топор, секира, сто иголок, веревка, котел и другие вещи. Со всем этим воины и должны были предстать на смотр. Сообщение Абд-ар-Реззака чрезвычайно ценно, ибо оно раскрывает перед нами вопрос о снабжении армии в монгольский период. Организация здесь идет еще от Чингис-хана, и можно быть вполне уверенным, что точно так же составлялось и снабжалось и войско противника Тимура, а именно золотоордынское войско Тохтамыш-хана. Целый ряд фактов убеждает нас в том, что в военном строе Тимура, несмотря на ряд нововведений, продолжались испытанные традиции целесообразной организации монгольского войска, от которой золотоордынские ханы не отступали ни на шаг. 1 М. Charmoy. Expedition de Timour-i-L6nk ou Tamerlan contre Toglamiche. Memoires de l'Acadcmie imperiale des sciences de St. Peters-bourg, VI serie, tome III, стр. 245:—246 (персидск. текст); стр. 422 (франц. нерев.). Чрезвычайно ценное описание монгольского войска при Чингис-хане имеется в сочинении Джувейни. Из текста, содержащего изложение ясы, видно, что монгольское население, кыполняющее в мирное время ряд повинностей, обращается во время войны в войско, разделенное на десятки, сотни, тысячи и тьмы (10 000). Каждый воин заготовляет все, что ому необходимо из оружия и военного снаряжения (знамена, иголки, веревки, вьючные и верховые животные и т. д.). Все принесенное с собой воином должно быть показано на особом смотре и принято вышестоящими начальниками. При-зыв в такое ополчение не освобождает оставшихся в тылу членов семьи от выплачивания полагающихся в казну хана податей и повинностей. Если мужчина призван в войско, его заменяет в хозяйстве и семье женщина. Когда, согласно ясе, приходит приказ о созыве войска, то обязанные стать воинами в тот же день без опоздания должны быть в назначенном месте. Войско отличается строгой дисциплиной. Нарушение ее же-стоко карается. Если кто-нибудь из воинов, даже самый крупный начальник (тысячник или даже темник), совершит тяжкий проступок, его быстро покарает рука старшего. Яса особо подчеркивает одну особенность монгольского войска, построенного по десятичной системе. Никто не может и не должен допускать перехода из одного десятка, сотни, тысячи в другой подобный раздел. В случае нарушения тяжелое наказание несет как перешедший, так и допустивший переход. Например, если первый будет казнен, то второй будет закован в оковы и наказан. Чингис-хан сознательно воспитывал у воинов жестокость в сражении. Согласно ясе воины в походе содержались на полуголодном пайке, по принципу — «от сытой собаки плохая охота», т. е. от сытого воина в битве мало пользы. 1 Джувейни, ук. соч., XVI, 1, стр. 21—24. — О значении ясы для понимания крепостных отношений в период монгольской власти см.: И. П. Петрушевский. О прикреплении крестьян в Иране и эпоху монгольского владычества. Вопросы истории, 1947, № 4. В войске Чингис-хана добыча шла в раздел согласно определенному на этот счет порядку. По словам современника Чингис-хана, китайца Мон-хуна,1 «по завладении городом добычу делят на пропорциональные части между высшими и низшими. Велика ли, мала ли добыча, всегда оставляют одну долю для поднесения императору Чингису; всему остальному составляется роспись». Тот же Мэн-хун сообщает, что каждый воин в походе имеет несколько лошадей, едет он на них поочередно, отчего «лошади не изнуряются и не гибнут».2 В Золотоордынском государстве мы имеем ту же организацию поиска, что и у Чингис-хана, также темников, тысячников, сотников, десятников. «Огланаэд правого и левого крыла, бесчисленным добрым начальникам: тысячным, сотникам и десятникам», — так начинается известный ярлык Тимур-Кутлуга.3 Можно почти безошибочно сказать, что подавляющая масса представителей кыпчакско-монгольской феодальной аристократии занимала или высшие должности по гражданскому управлению, или командные места в войске. Последние слова не следует, однако, понимать в том смысле, что военные должности существовали как бы оторванно от всей системы феодальных отношений золотоордынского общества. В условиях Монгольской империи, в том числе и Золотой Орды, во всяком случае в первый период ее существования, удел (улус) и соответственная ему войсковая единица почти тождественны. Глава удела и глава войска — одно и то же лицо, хотя это и не исключало того факта, что хан мог в случае недовольства сместить начальника (темник, тысячник) и заменить другим. 1 Mэн-хун, тр. В. П. Васильева, ТВО, т. IV, стр. 225. (Теперь установлено, что автором сочинения было другое лицо: Д;као-хун). 2 УК. соч., стр. 226. 3 В. Pаднов. Ярлыки Тохтамыша и Теми р-Кутлуга. ЗВО, т. III, стр. 20; см. также ярлык Менгли-Гирея 857 г. х. (= 1453). Наряду с кыпчакско-монгольской аристократией, среди которой многие имели земли и в земледельческих районах, пыли и типично оседлые феодалы в Крыму, на Северном Кавказе, в Булгаре, на Нижней Волге и в Хорезме. Таким, например, был и некий Мухаммед, сын Хажди Байрама,1 крупный помещик в окрестностях Судака в Крыму, которому Ти-мур-Кутлуг и выдал подтвердительный тарханный ярлык. Феодалы этого типа владели землями и водами, виноградниками и садами, банями и мельницами, деревнями и другими видами недвижимой собственности.2 Главная их сила заключалась, конечно, в том, что они на основе внеэкономического принуждения пользовались трудом большого количества феодально зависимых от них людей. Остановимся сначала на кочевой части золотоордынского общества. Плано Карпини, наблюдения которого приходится очень высоко ценить, говорит о зависимости трудового населения от ханов, членов ханского дома и вождей, т. е. феодалов, следующее: «Каких бы, сколько бы и куда бы он (хан, — А. Я.) ни отправлял послов, им должны давать без замедления подводы и содержание, откуда бы также ни приходили к нему данники или послы, равным образом им должно да-вать коней, колесницы и содержание».8 Несколько ниже Плано Карпини продолжает: «Ту же власть имеют во всем вожди над своими людьми, именно люди, то есть татары и другие, распределены между вождями. Также и послам вождей, куда бы те их ни посылали, как подданные императора, так и все другие обязаны давать как подводы, так и продовольствие, а также, без всякого противоречия, людей для охраны лошадей и для услуг послам. Как вожди, так и другие обя-заны давать императору для дохода кобыл, чтобы он получал от них молоко, на год, на два или на три, как ему будет угодно; и подданные вождей обязаны делать то же самое своим господам, ибо среди них нет никого свободного. 1 Там же, стр. 1123, 1124; у В. Радлова (стр. 21) он именуется Мех-мог, что одно и то же. 2 В. Pадлов, ук. соч., стр. 21. 3 Плано Карпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 23. И, говоря кратко, император и вожди берут из их имущества все, что они захотят и сколько захотят. Также и личностью они располагают во всем, как им будет благоугодно».1 Место это можно назвать классическим, настолько четко выступает здесь феодальная зависимость непосредственного производителя — кочевника, который вел свое индивидуальное хозяйство, переходя с места на место по предписанию своего господина.2 К сожалению, в источниках очень скупо говорится о том, что находилось в собственности кочевого производителя. Б. Я. Вла-димирцов приводит следующие слова Рашид-ад-дина: «Человек простои, т. е. из черни, если будет жаден к питью вина, покончит лошадь, стада и все свое имущество и станет нищим».8 В записках Рубрука есть интересное место, где он рассказывает о том, каким количеством зависимых людей обладали степные богачи — князья. В Дешт-и-Кыпчак Рубрук встретил одного из родственников хана Вату по имени Скатай.4 «Итак, утром мы встретили повозки Скатан, нагруженные домами, и мне казалось, что навстречу мне двигается большой город. Я также изумился количеству стад быков, лошидой и стад овец. Я видел обычно немногих людей, которые ими управляли. В силу этого я спросил, сколько человек имеет Скатай в своей власти, и мне было сказано, что не более пятисот, мимо половины которых мы проехали ранее при другой обстановке".6 Ту же феодальную зависимость мы видим и у трудящегося населения в оседлой полосе. Наиболее надежным и ценным, хотя и очень скупым источником по вопросу о золотоордынском крестьянстве являются ярлыки, особенно ярлыки Тимур-Кутлуга упомянутому крупному землевладельцу в окрестностях Судака, Мухаммеду, сыну Ходжи Байрама. Ярлык этот тарханный, собственно говоря, тарханный подтвердительный, в котором Тимур-Кутлуг вновь подтверждает освобождение земель данного лица от каких бы то ни было поступлений и повинностей в пользу хана и властей. В ярлыке этом упоминаются две категории возделывателей земли под терминами сабанчи и ур-такчи. 1 Плано Кapпини и В. Рубрук, ук, соч., стр. 23. 2 Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 23. 3 Б. Я. Владимирцов, ук. соч., стр. 113, примеч. 6. 4 Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 81. 5 Нлано Карпини и В, Рубрук, ук, соч., стр. 82. Еще И. Березин правильно указал, что сабанчи — зависимые от соответствующего господина земледельцы.1 И действительно, из ярлыка Тимур-Кутлуга видно, в чем выражались если не все, то многие их феодальные повинности. Вот подлинные слова ярлыка в переводе В. Радлова: «Повинность с виноградников... , амбарные пошлины, плату за гумно, ясак с арыков, собираемый с подданных по раскладке, и подать и расходы, называемые калан, да не взимают . . Пусть со скота их не берут подвод, не назначают постоя и не требуют с них ни пойла, ни корма, да будут они свободны и защищены от всякого притеснения, поборов и чрезвычайных налогов».2 Здесь упоминается термин «калан». Лучший комментарий о нем сделал В. В. Бартольд в своей работе «Персидская надпись на Анийской мечети Мануче».3 Согласно ого взглядам, «калан» есть «подать с возделанных земельных участков, вообще с оседлого населения. В противоположность этому, „копчур",4 как указывает Катрмер, называли пастбища и налог с пасущихся стад в размере 1%». В атом перечне даны повинности, которые несли крестьяне по отношению к государству и его чиновникам и от которых согласно тарханному подтвердительному ярлыку и освобождались владения Мухаммеда, сына Ходжи Байрама. Получив такой ярлык, последний мог теперь перевести в свою пользу с крестьян ряд повинностей, шедших в пользу государства, придав, конечно, некоторым из них другую форму. 1 И. Березин, ук. соч., ТВО, т. VIII, стр. 437. 2 В. Радлов, ук. соч., стр. 21. 3 Анийская серия, № 5, стр. 32. 4 См. интересную статью А. А. Али-Заде «К истории феодальных отношений в Азербайджане. Термин "купчур" (Изл. Акад. Наук Аз. ССР, 1945, № 5, стр. 87—102). Были ли в Золотой Орде крестьяне прикреплены к частновладельческой земле? Прямого ответа в дошедших до нас источниках о золотоордынском обществе не имеется. Однако в конце XIII в., по словам Рашид-ад-дина, в Северном Иране, находившемся под властью монгольской династии из дома Хулагу, прикрепление крестьян к земле — широко распространенное явление. Об этом лучше всего говорит тот факт, что Газан-хан (1295—1304) — хулагидский хан — издал ярлык 1303 г. о военных икта, согласно которому землевладельцы могли искать беглых крестьян в течение тридцатилетнего срока.1 И. II. Петрушевский в интересной статье «0 прикреплении крестьян в Иране в эпоху монгольского владычества» пишет: «Распространение монгольского взгляда на зависимых крестьян как на личную собственность господ нашло свое выражение в том, что крестьян райатов (конечно иранцев, u не монголов) в монгольскую эпоху в Иране иногда (не официально, а в быту) приравнивали к рабам, — смещение раньше невозможное в мусульманских странах».2 Указанные факты дают нам право предположить, что подобное явленно наблюдалось и в Золотой Орде, где монгольская власть в лице ханов и нойонов привыкла располагать не только имуществом, но и личностью своих подданных, как утверждает Карпини. 1 См. рукопись: ИВАН, Д — 66, л. 4246; Рашид-ад-дин. Сборы, летоп., III, стр. 283 след.; см. статью И. П. Петрушевекого «Хамдаллах Казвини как источник по социально-экономической истории Восточного Закавказья» (Изв. Акад. Наук СССР, ОООН, 1937, № 4, стр. 887 след.). 2 И. 11. Петрушевский, О прикреплении крестьян к земле в Иране в эпоху монгольского владычества. Вопросы истории, 1947, 4, стр. 63, 64 след., а также стр. 69. 3 Город в Крыму, ныне называемый Старый Крым, или Солхат. В том же ярлыке Тимур-Кутлуга указано: «Если они приедут в Крым 3 и в Кафу [Феодосия] или опять выедут и если они там что бы ни было купят, или продадут, да не берут с них ни [гербовых] пошлин, ни весовых, не требуют от них ни дорожной платы, должной от тарханов и служителей, ни платы в караулы».1 Ярлык Тимур-Кутлуга касается предоставления тарханства оседлому феодалу. Во всяком случае перечень ' повинностей, которые падали на производителя, носит на себе печать земледельческой культуры. В ярлыке Тохтамыш-хана на имя Бей-Ходжи от 1382 г.2 мы имеем другой случай. Тарханство предоставлено феодалу, который является если не целиком, то во многом еще кочевником. В перечне статей, по которым дается тарханство, видны повинности производителя кочевника, вернее, полукочевника, полуземледельца: «С дымов племени Шюракюль податей не собирать, к гоньбе подвод не принуждать, на хлебные машины платы не требовать, никаким чиновным лицам, кто бы они ни были, до Шюракюлцев, будут ли кочевать они внутри или вне Крыма, как свободных от начальника области, никакого дела не иметь, при общей кочевке взиманием поборов не только зла не причинять, но защищать и охранять . . .».3 Из этого перечня, правда, менее подробного, чем в ярлыке Гимур-Кутлуга, видно, что повинности у кочевников в отношении к государству в ряде случаев совпадали с повинностями земледельцев, например предоставление послам и чиновникам средств передвижения и т. д. Какому огромному количеству должностей были подчинены непосредственные производители сельского хозяйства в Золотой Орде, видно лучше всего из слов самого ярлыка, из перечисления тех лиц, кому надлежит знать, что данные земли являются тарханами. После перечня главных должностей (выше они уже приведены) в ярлыке Тимур-Кутлуга упоминаются «внутренних селений даруги», «казни», «муфтии», «суфии», «писцы палат», «таможенные», «сборщики подати», «мимохожие и мимоезжие послы и посланцы», «ямщики», «кормовщики», «сокольники», «барс-ники», «лодочники», «мостовщики», «базарный люд» и другие. 1 В. Радлов, ук. соч., стр. 21. — В переводе В. Радлова есть, конечно, спорные моменты, однако в основном перевод правилен и при уюте «Нескольких поправок к ярлыку Тимур-Кутлуга» (ИРАН, 1918, стр. 1009—1024) может быть использован в качестве наиболее достоверного источника. 2 Ярлыки Тохтамыш-хана и Сеадет-Гирея. Перев. Я. О. Ярцева, введение В. В. Григорьева. Одесса, 1844. 3 Там же, стр. 2. Наиболее полный перечень вышеотмеченных должностных лиц имеется в не раз уже упомянутом тарханном ярлыке Мен-гли-Гирея на имя хакима Яхьи 857 г. х. (= 1453). Здесь упоминаются «темники», «тысяцкие», «сотники», «десятские», «даруга-беки», «мударрисы», «кадии», «мухтасибы», «шейхи», «писцы (битикчи) при великомй тамге», «тамгов-щики», «весовщики», «амбарщики», «яфтаджи» (лицо, объявляющее о налогах), «ясакчи», «каланчи» (сборщики калана), «букаулы», «пограничники (тутакаулы)», «стражи городских ворот (кабакчи)», «караулы», «сокольничьи», «пардусники» и т. д.1 Все эти должностные лица, функции которых не во всем еще нам ясны, согласно прямому смыслу ярлыков имели права на взимания налогов и повинностей с трудящегося земледельческого населения поместий. Персидский историк Рашид-ад-дин, прекрасно осведомленный в административных порядках монгольских государств конца XIII в., особо подчеркивает громадные злоупотребления власти. 1 Akdes Nimet Kurat, ук. соч., стр. 64. «Приказал он [Мункэ-хан] также, чтобы ильчи (посланцы, - А. Я.) без дела ни в какой городили деревню не заезжали и не забирали бы [у населения] фуража и провианта сверх положенного им. Так как дела насилия и притеснения достигли высшей степени, причем особенно были доведены до крайности от множества всякого рода тягот, взысканий и обременении чрезвычайными налогами земледельцы, так что польза, получаемая ими, не равнялась половине взысканий [в виде повинностей], то он [Мункэ-хан] и приказал, чтобы люди простого и благородного происхождения из числа купцов и деловых людей поступали по отношению к зависящим от них людям снисходительно и сострадательно. Всякий сообразно своему достатку и силе пусть выплачивает без уклонения и отговорки [т. е. немедленно] следуемую с него повинность, за исключением лиц, которые по постановлению ярлыка Чингис-хана и хана [Угедея] были освобождены от тягот |т. е. повинностей] и поборов...» 1 Таково было положение непосредственных производителей Золотой Орды — кочевников и крестьян (сабанчи). Сабанчи, повидимому, рядовой член сельской общины, и был основной фигурой земледельческого труда, был тем крестьянином, руками которого обрабатывались поля в Крыму, Булгарской земли и Нижнем Поволжье, в той сравнительно узкой культурной полосе правого и левого берегов Волги, где были города и оседлые поселения. Повидимовду, все перечисленные выше повинности падали и на ту категорию возделывателей земли, которая в ярлыке Тимур-Кутлуга называется ур-такчи. В. В. Радлов термин этого перевел «паевщик»,2 подразумевая под ним, повидимому, арендатора. Термин «ур-тлкчи» со всей категоричностью подчеркивает, что в лице этой категории возделывателей земли мы имеем чрезвычайно распространенных на феодальном Востоке испольщиков (или, вернее, издольщиков), которые на кабальных условиях работали из половины, трети, четверти или другой, ещё меньшей доли урожая — в зависимости от того, что кроме земли они получали еще от землевладельца-феодала (например, семена, бык, соха и т. д.). К сожалению, в источниках касательно Золотой Орды ничего, кроме термина, по этому вопросу не сохранилось. 1 Рашид-ад-дин, изд. A. Blochet, GMS, XVIII, 2, стр. 312 след.; А. Якубовский. Восстание Тараби в 1238 г. Труды Института Востоковедения, т. XVII, 1936, стр. 115. 2 В. Радлов, ук. соч., стр. 21. В поэме «Хосров и Ширин» Кутба — сочинении XIV в., отражающем быт золотоордынского двора, — встречаются термины, которые отсутствуют в упомянутых нами ярлыках. Так, для обозначения земледельца-крестьянина в поэме приводится термин «икинчи».1 Пока трудно сказать, как его точнее определить: является ли «икинчи» эквивалентом «сабанчи» или «уртакчи»? Интересен самый термин «кабала». Повиди-яому, далеко не всем русским историкам известно, что термин этот арабского происхождения. Термин «кабала» был широко распространен в средние века на мусульманском феодальном Востоке, имел несколько значений, в том числе обозначал запись-бумагу по испольной или издольной аренде. Само же содержание такого испольного или издольного договора обозначалось термином «кибала».2 Надо думать, что в период Золотой Орды и ее власти над слагающейся феодальной Русью термин «кабала» и попал в русский язык, юридически выражая аналогичные формы эксплоатации земледельца. Особо стоит вопрос о рабах и их месте в социально-эконо-мичоской жизни Золотой Орды. Количество рабов в Орде было, несомненно, велико, но рабы эти не составляли ни в какой море основы производства, по происхождению были главным образом из военнопленных, употреблялись во всех видах работ, как и всюду на Востоке, занимая немалое место в до-машнем хозяйстве кочевых, полукочевых и оседлых феодалов. Редко рабы эти переживали в одной линии несколько поколений, и — по большей части — если отец был рабом, то сын садился на землю, наделялся средствами производства и становился сабанчи или уртакчи. Огромное количество рабов из военнопленных были ремесленники, вывезенные при за.воеваниях из одного места в другое. Оседая на новой территории, в новом городе как военнопленные-рабы, они постепенно делались свободными лицами. Но если в самой Орде рабы в качестве рабочей силы и не играли основной роли, то в качестве товара они занимали большое место. 1 На термин «икинчи» в поэме «Хосров и Ширин» Кутба, написанной на тюркском языке, обратил мое внимание А. Т. Тагирджанов, за что приношу ему благодарность. 2 См.: Glossarium к сочинению Белазури «Книга завоеваний стран» («Китаб футух ал-булдаш), изд. De Goeje, 1863—1868, стр. 84. — А.. КХ Якубове ки и. Об. испольных арендах в Ираке в XIII в. Сов. Востоковед., IV, стр. 174 след. Позволю себе привести по этому поводу несколько фактов. Рукн-ад-дин Бейбарс, рассказывая о разгроме Ногая войсками Тохты в 1299 г., говорит о судьбе разгромленных мятежников и их семей следующее: «Из жен и детей их взято было в плен многое множество и несметное скопище. Они были проданы в разные места и увезены в [чужие] страны. В областях Египетских султан и эмиры накупили множество людей, которых привезли туда купцы».1 А вот и другой пример. Ан-Нувейри пишет: «В 707 г. [1307/08] пришли в Египетские страны известия, что Токта отомстил Генуэзским Франкам в Крыму, Кафе и Северных владениях за [разные] дела, о которых ему сообщили про них, в том числе за захват ими детей Татарских и продажу их в мусульманские земли».2 Таким образом, захватом и продажей людей в рабство занимались и европейцы. Для генуэзцев торговля рабами на крымском побережье была в начале XIV в. очень доходной статьей. Охота за людьми в целях продажи их в рабство была обыденным явлением. По словам ал-Омари: «Хотя они [Кылчаки] одержали верх над ратями Черкесов, Русских, Маджаров и Ясов, но эти народы похищают детей их и продают их купцам».3 Со своей стороны и татары платили тем же самым. «Сколько раз, — пишет ал-Омари, — он (Узбек-хан, -— А. Я.) убивал их мужчин, забирал в плен их жен и детей, уводил их рабами в разные страны».4 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 91 (арабск. текст), пгр. 114, 122 (русск. перев.}. 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 140 (арабск. текст), стр. 162 (русск. перев.}. 3 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 213 (арабск. текст), стр. 234 (русск. перев.). 4 В. Г. Тизенгаузен. ук. соч.. т. 1,.стр. 210 (арабск, текст), стр. 231 (русск. перев.). Иногда население само бывало вынуждено продавать своих детей в рабство. Тот же ал-Омари со слов некоего купца Шерифа Шемс-ад-дина Мухаммед ал-Хусейни-ал-Кер-белаи, который в 1338 г. побывал в Золотой Орде вплоть до Болгар, пишет: «Накупил он, сказал он мне, при этом своем путешествии невольников и невольниц от их отцов и матерей, вследствие того, что они нуждались [в деньгах] по случаю данного им царем их повеления выступить в землю Иранскую н потому были вынуждены продать своих детей. Он увез из них рабов лучших и дорогих».1 О тюрках (т. е. полов-цах) Дошт-и-Кыпчак ал-Омари пишет: «Во время голода и засухи они продают своих сыновей. При избытке же они охотно продают своих дочерей, но не сыновей, детей же мужского пола они продают не иначе, как в крайности».2 Куда же и для каких надобностей вывозили этих рабов? Наиболее сильная и крепкая молодежь шла в войска восточных государей, особенно ценили молодых тюрков из Дешт-и-Кьшчак в Египте. «Из них, —пишет ал-Омари, — [состоит] большая часть войска египетского, ибо от них [происходят] султаны и эмиры его [Египта], с тех пор как Эль-мелик Эссалих Наджмеддин Эйюб, сын [Эльмелик] Элька-миля, стал усердно покупать кыпчакских невольников».3 О продаже монголами пленных в рабство в большом количестве говорит и Рашид-ад-дин в своем не раз нами упоминаемом труде. Он даже рассказывает, что Газан-хан, который так много сделал для углубления феодальных отношений в Иране, хотел приостановить эту позорную торговлю. Ко-яечно, осуществить своего плана Газан-хан не смог даже в отношении к одним только монголам.4 Упоминают о рабах и рабынях и ярлыки. В этом отношении следует отметить ярлык Монгли-Гирея 857 г. х. (= 1453).1 1 В. Г. Тизенгаузен. ук. соч., т. I, стр. 213 (арабск. текст), стр. 235 (русск. перев.}, 2 В. Г. Тизенгаузен. ук. соч., т. I, стр. 219 (арабск. текст), стр. 241 (русск. перев.). 3 В. Г. Тизвнгаузен, ук. соч., т. I, стр. 211 (арабск. текст), стр. 232 (русск. дерев.). 4 D'Ohsson, т. IV, стр. 430—431. Совершенно особое положение по сравнению с другими странами Востока занимала монгольская женщина. Восточные авторы XIII—XIV вв., а также европейские путешественники оставили немало интересных сведений об этом. Известный арабский путешественник, происхождением из Танджа (Танжера), Ибн-Батута, проехавший в 30-х годах XIV в. в Дешт-и-Кыпчак, в своих заметках пишет: «В этом крае я увидел чудеса по части великого почета, в каком у них (татар, — А. Я.) женщины. Они пользуются большим уважением, чем мужчины».2 И действительно, Ибн-Батуте, привыкшему к другим порядкам, было чему удивляться. В системе кочевого хозяйства женщина не могла быть, конечно, совершенно изолирована от процесса общественного производства. Вспомним, что говорит о рожи женщины в хозяйстве В. Руб-рук: «Обязанность женщин состоит в том, чтобы править повозками, ставить на них жилища и снимать их, доить коров, делать масло и грут, приготовлять шкуры и сшивать их, а сшивают их они ниткой из жил. Именно они разделяют жилы на тонкие нитки и после сплетают их в одну длинную нить. Они шьют также сандалии (sotulares), башмаки ж другое платье».3 О женщине говорится и во фрагменте ясы, который дошел до нас через арабского историка XV в. Макризи (обычное, меписанное право монголов).4 «Он (Чингис-хан, — .4. Я.) предписал, чтобы женщины, сопутствующие войскам, исполняли труды и обязанности мужчин в то время, как последние отлучались на битву».5 1 Akdes Nimet Kurat, ук. соч., стр. 64. 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 288. 3 Плано Карпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 78. 4 У Джувейни при описании, организация войска отмечено, что согласно ясе женщины, оставшиеся во время похода в обозе или дома, нынолняли все обязанности мужчин. См.: Джувейни, СМ, XVI, I, стр.22. 5 И. Березин, ук. соч., стр. 412. Монгольская женщина занимала положение, почти равное с мужчиной, и на верхах общества. Ал-Омари пишет: «Жители этого государства не следуют, как те [в Ираке и Аджеме], установлениям халифов, и жены их участвуют с ними [мужьями] в управлении; повеления исходят от них [от обоих], как у тех, да еще более... Право, мы не видели в наше время, чтобы женщина имела столько власти, сколько имела она, да и не слышали о подобном примере за близкое нам время. Мне привелось видеть много грамот, исходивших от царей этих стран, времен Берне и позднейших. В них [читалось]: „мнения хатуней и эмиров сошлись на этом" и тому подобное».1 Словам ал-Омари приходится тем более доверять, что из семи ярлыков, выданных на имя русских митрополитов и сохранившихся в переводах, три ярлыка связаны с именем Тайдулы: «А се другой ярлык дала Тай-дула царица Иоану митрополиту в лето 6670";2 «А се четвертый ярлык Ченибекова царица Тайдула дала Феогноету митрополиту, в лето 6851». Особенно характерными являются следующие строки: «По Ченибекову ярлыку. Тайдулино слово татарским улусным [и ратным] князем и волостным и город-ным и селным дорогам и таможенником и побережником и мимохожим послом, или кто на каково дело пойдет, ко всем..."3 Так же средактирован и шестой ярлык от Тайдулы к Алексею митрополиту.4 Здесь мы видим полное подтверждение приведенных слов ал-Омари о том, что «повеления исходят от них [от обоих]", т. е. от хана и ханши. Такое же равноправное положение монгольской женщины отмечают и армянские источники XIII в. Упоминавшийся не раз Кира.кос Гандзак-ский пишет: «В то время как татары отдыхали на зимних своих квартирах в Армении и Албании, сириец Рабан... заявил Эльтина Хатун, жене Чармагана, правившей за него во время его немоты...". 1 В. Г. Тизенгаузеи, ук. соч., т. I, стр. 208—209 (арабок. текст), стр. 229 (русск. перев.). 2 М. Д. Приселков. Ханские ярлыки русским митрополи там, стр. 57. 3 М. Д. Пpиселков, ук. соч., стр. 59. 4 М. Д. Пpиселков. ук. соч., стр. 61. Дальше рассказывается, как католикос «отправился к великому двору и представился Эльтина Хатун, которая приняла его ласково и с почетом и усадила его выше всех чиновников», и как «она дала ему дары и Эль-Тамгу, ограждавшую «то от всяких притеснений...". 1 Об участии женщин из ханского дома в политической жизни государства рассказывает и Плано Карпини. Когда он был у великого хана Гуйюка, то видел, как ходили представляться к ханше, матери Гуйюка, которая даже от своего имени посылала гонца к русскому князю Александру Яросла-вичу.2 По словам Плано Карпини, «мать императора (Гуйюк-хана, — А. Я.), без ведома бывших там его людей, поспешно отправила гонца в Русию к его (Ярослава, — А. Я.) сыну Александру, чтобы тот явился к ней, так как она хочет подарить ему землю отца. Тот не пожелал поехать, а остался, и тем временем она посылала грамоты, чтобы он явился для полу-чения земли своего отца. Однако все верили, что, если он явится, она умертвит его или даже подвергнет вечному плену". Ниже мы увидим, что женщины, принадлежавшие к Чинги-сову дому, принимали активное участие в курилтаях. 1 К. П. Патканов. История монголов по армянским источникам, вып. 2, стр. 61—63. 2 Плано Карпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 57.
ГЛАВА ШЕСТАЯ ГОСУДАРСТВЕННОЕ УСТРОЙСТВО ЗОЛОТОЙ ОРДЫ Государственное устройство Золотой Орды более чем какая-либо другая сторона Улуса Джучи подвергалось изучению. Наиболее полно оно освещено было в прошлом веке в работе И. Березина «Очерк внутреннего устройства Улуса Джучи-ева», не раз уже упоминавшейся. Но при всех достоинствах этой работы нельзя забывать, что она находится на высоте фактических знаний 60-х годов XIX в. Напрасно было бы в ней искать какой-либо стройной картины политического управления этим большим государством. Известно, что монгольские государства, фактически совершенно независимые, юридически считались частями единой феодальной империи Чингис-хана. По словам Б. Я. Влади-мирцова: «Власть рода Чишгис-хана над его улусом, т. е. народом-государством, выражается в том, что один из родичей, altan urug (urux)'a.1 становится императором, ханом (хаn, xagan), повелевающим всей империей, избираемым на совете всех родичей (xuriltai, xurultai); другие же члены рода, главным образом мужские его отпрыски, признаются царевичами..., имеющими право на то, чтобы получить в наследственное пользование удел-улус».2 Весьма показательным был курилтай 1251 г., на котором царевичи чингисова дома при активном участии военной знати выбрали после трехлетнего перерыва великого хана (каана) Мункэ, сына Тулая. Обстановка этого избрания, борьба внутри самого чингисова дома за кандидата, поездки царевичей из улуса в улус, посылки специальных гонцов, интриги — все это здесь так выразительно и типично, что может служить классическим примером того, как проходили большие, и малые курилтай в монгольской империи и ее отдельных частях — улусах. 1 «Т. е. «золотой род», так стали называть род Чингас-хана» (прилюч. Б. Я. Владимирцова, 4. Я.). 2 Б. Я, Владимиpцев, ук. соч., стр. 99. Рашид-ад-дин подробно рассказывает, как произошло избрание Мункэ-каана. Два дома — Джучи и Тулая — объединились против двух домов — Угэдея и Чагатая. Главную и наиболее активную роль играл Бату-хан, который хотел провести Мункэ, сына Тулая, на всемонгольский престол. Помощником ему в этом деле был брат его Берке, который своей поездкой в Монголию оказал большую услугу Мункэ. Бату первоначально хотел курилтай созвать в Дешт-и-Кыпчак, т. е. в Джучидских владениях, но это не прошло. Царевичи из дома Угэдея и Чагатая настаивали на созыве курилтая в традиционном месте, на берегу реки Керулена (Келурена), где издавна находилась ставка Чингис-хана. После долгих препирательств, в которые кроме царевичей втянуты были и влиятельные темники и тысячники, стоящие во главе своих отрядов, порешили курилтай собрать в столице Каракоруме, где и посадили на трон Мункэ. О политическом значении этого акта речь была выше. Подобно курилтаям общемонгольского характера, должны были собираться и курилтай царевичей и знати в улусах. Первоначально «царевичи», возглавлявшие большие улусы, были подчинены великому хану. Однако после Мункэ, умершего в 1259 г., общемонгольских курилтаев, имевших обязательное значение для всех улусов, не было. Первые признаки ослабления единства империи, — по словам В. В. Бартольда, — проявились еще при жизни Чингисхана, который собирался итти войной на Джучи, слишком самостоятельно распоряжавшегося в своих владениях».1 1 В. В. Бартольд. История культурной жизни Туркестана, етр. 87. К 60-м годам XIII в. от единства Монгольской империи, как: мы видели выше, почти ничего не осталось. Золотая Орда, Иранское государство Хулагидов, Чагатайское государство-были самостоятельны, независимы, ни в чем даже не согласуй свою политику с великими ханами. Золотоордынское государство можно рассматривать как феодальную монархию, где ханская власть, находившаяся с 1227 (год смерти Джучи) по 1359 г. в доме Бату,1 была в пол ном смыгло властью кочевых, полукочевых и оседлых феода лов Дешт-и-Кшгчак, Нижнего Поволжья, Булгара, Крыма и Хорезма. Выше мы видели, что господствующей верхушкой этой феодальной аристократии были члены царствующей династии, занимавшие все наиболее крупные должности (военные и гражданские) в государстве. Из них выходили оглгпнл правого и левого крыла, темники 2 и правители, или наместники, отдельных частей государства (например Кутлуг-Тимур в Хорезме). Они, наконец, играли первую роль и в курилтаях, которые созывались как для выбора нового хана, так и для обсуждения вопроса о каком-нибудь поенном предприятии. «По смерти императора (великого хана, — А. Я.), — пишет Плано Карпини, — вожди собра лись и выбрали в императоры Оккадая, сына вышена званного Чингис-хана. Он устроил собрание князей, разделил войска».3 Армянский историк XIII в. Магакий говорит, что Мункэ-хан, прежде чем отправить Хулагу на завоевание Ирана, решил созвать курилтай. «Аргучи, прибывши на место, согласно повелению Мангу-хана, созвали курилтай, куда пригласили всех предводителей, прибывших вместе с Хулагу».4 1 Стэнли Лэн-Пуль. Мусульманские династии. Перев. и при" меч. В. В. Вартольда, стр. 191. 2 Темником был известный Ногай в Золотом Орде. 3 Плано Карпини и В, Pубpук, ук. соч., стр. 24. 4 История монголов инока Магакия, XIII в. Перев. К. П. Патканова. 1871., стр. 31. — См. также интересное место на стр. 10. Интересный рассказ о курилтае дает и армянский историк Вардан. «Эти праздничные дни, — пишет Вардаи, — назывались у них Хурультай, т. е. праздники совещаний, и продолжались целый месяц. В течение этого времени прочие ханы, родственники Чингис-хана, в новых одеждах являлись к властителю своему совещаться о всем нужном. Каждый день они надевали платья другого цвета. К этому дню являлись туда покорные им цари и султаны с большими дарами и приношениями». 1 Тот же Магакий рассказывает: «Через год после смерти Гулаву созван был великий курильтай, на котором возвели на ханский престол Абагу (1265—1282), старшего сына Гулаву».2 На курилтае решаются и вопросы распределения отдельных областей завоеванной страны между монгольскими военачальниками. Так, после возвращения в Муганскую степь глава монгольской власти в Закавказье и Иране Джур-магун-нойон, или Чорма-хан (в транскрипции Магакия), созвал великий курилтай. По словам Магакия, «на великом ку-рильтае, созванном по повелению Чормахана, эти сто десять начальников разделили между собой все земли. . .".3 На курилтаях присутствовали и принимали в их работе активное участие и женщины. Рассказывая об избрании худагидскиж ханов на престол, Раншд-ад-дин подчеркивает, что избрание было совершено курилтаем, в котором принимали участие кром.е царевичей и военачальников еще и хатуни. Так но крайней мере были избраны Аргун (1284—1291), Гейхату (1291—1295) и Газан-хан (1295—1304). Рашид-ад-дин рассказывает, что Аргун-хана выбрали в округе Юзагач у реки Шур, на курилтае, в котором участвовали не только царевичи, эмиры, но и хатуни.4 1 К. П. Патканов. История монголов по армянским источникам, вып. 1, стр. 16. 2 История монголов инока Магакия, XIII в., стр. 40. 3 Там же, стр. 11. 4 Рашид-ад-дин. Сбора, летоп., III. стр. 113. — D'Ohssоn, (IV, 2.) По словам того же автора, Гейхату-хан был выбран на курилтае 23 VII 1291 в местности близ Ахлата с участием не только царевичей, змиров, но и хатуней.1 Наконец, также с участием царевичей, эмиров и хатуней был избран и известный Газан-хан 3 XI 1295 в Карабаге Арранском.2 Так же, как и в других монгольских государствах, и особенно в самой Монголии, следующие за темником командные должности, а именно тысячники, сотские, находились в руках нойонов и бегов. В хрониках арабских, армянских, персидских мы постоянно встречаем указание, что такой-то нойон или бег был тысячником, памятуя, как выше было указано, что в условиях кочевого феодального монгольско-кылчак-ского общества военный чин «тысячника» и «сотского" и титул «нойона" («бега») нельзя оторвать один от другого. По примеру организации войска Чингис-хана и у золото-ордынскмх ханов была, повидимому, гвардия, главным образом из феодально-аристократической верхушки (преимущественно молодежь), называвшаяся кзшик. Нечего и говорить, что, держа в своих руках командные места в войске, которое состояло из феодально зависимого же кочевого и полукочевого населения Дешт-и-Кыпчак, феодалы Улуса Джучи могли чувствовать себя фактически хозяевами государства и в случае расхождения с политикой своего хана противопоставлять. ему свою твердую вол. При такой своей военной силе они не могли не придать и всему государству Золотой Орды военно-феодального характера. И это тем более верно, что Золотая Орда беспрерывно вела военные действия то против своих соседей, а то и просто против некоторых нойонов или эмиров: например, длительная борьба во второй половине XIII в. золотоордынских ханов против знаменитого темника Ногая. Война, набеги, грабежи, сбор дани — одна из очень важных сторон жизни Золотоордынского государства. Для верхов общества это один из наиболее легких способов наживы и накопления сокровищ. Достаточно сказать, что добыча, которую войска золотоордынских ханов захватывали во время набегов, исчислялась по тому времени огромными суммами. Добычу составляли не только ткани, серебряная утварь, деньги, меха, хлеб, оружие, но и люди, которых можно обратить в рабов, а потом продать на рынках или использовать в качестве рабочей силы. Как и в других восточных странах эпохи феодализма, у монголов при захвате добычи существовал строгий порядок распределения ее. 1 Pашид-ад-дии, ук. соч., стр. 131. — D'Ohsson, IV, 32, 2 Pашид-ад-дин, ук. соч., стр. 166. — D'Ohsson, IV, 152» В монгольских государствах, и в частности в Золотой Орде, была особая должность войскового букаула. В интересном формуляре документов «Дастур ал-Катиб»,1 составленном Мухаммедом ибн-Хиндушахом Нахичевани для султана Увейса (1356—1374) из династии Джелаиридов (1336—1411), имеются следующие данные о должности букаула. На обязанности букаула находится распределение войск, отправление отрядов, распределение полагающегося из великого дивана войскового содержания, правильное распределение добычи согласно монгольским обычаям, недопущение обид и несправедливостей, которые могут происходить в войске. Эмиры — темники и тысячники — в указанной области должны повиноваться букаулам. Букаулам полагалось значительное содержание. Букаулы были при каждом тумане (тьме). Должность букаула отмечена еще Хаммером и Березиным пак существовавшая у Хулагидов, но без точного раскрытия его обязанностей. Едва ли можно сомневаться, что эта должность была и в Золотой Орде. Во всяком случае она отмечена в ярлыке Менглж-Гирея 857 г.х. ( = 1453) в отношении Крыма.2 Следующими за военными чинами (темники, тысячники) по своему значению стояли должности по гражданскому управлению, имевшие своей функцией главным образом сбор всяких повинностей с населения. 1 Т. е. в сборнике образцов официальных бумаг, каковые являются одним из пенных видов исторических источников. 2 Akdes Nimet Kurat, ук. соч., стр. 64. — Не прямое, а только косвенное отношение к этой должности имеет статья Н. И. Веселовского «Мнимая должность букаульного тамговщика в империи Чингис-хана. ЗВО, XXIV, стр. 21 след. Если военная власть в Золотой Орде была четко отделена от гражданской, то этого нельзя сказать про административный аппарат. Одно и то же лицо могло ведать управлением данной области и в то же время собирать идущие от населения поступления. О смешении властей и ведомств говорит и И. Березин. Он приводит пример, как Джурмагун-нойон, посланный в Иран, «в одно и то же время был командиром войска, правителем страны и судьей; во время болезни его обязанности находились, по воле хакана, в руках его жены и детей».1 Не без серьезного основания И. Березин считает, что то же было и в Золотой Орде. Золотая Орда, как и другие монгольские улусы, свою центральную и областную власть строила на сочетании монгольских обычаев и административной практики покоренном страны. В источниках по истории Золотой Орды встречается термин «везир» в приложении к главе правительственной гражданской власти. Однако упоминания эти сравнительно с другими административными терминами попадаются не очень часто. Термин «везир» встречается как в арабских, так и в персидских источниках. У Ибн-Абд-аз-Захыра имеется описании приема послов султана Бейбарса к Берке-хану в его станку, которая была на берегу реки Итиль (Волги). Берке-хал сидел в большом шатре, покрытом белым войлоком и шел-ковыми тканями. Шатер вмещал не менее 100 человек. По «стене» шатра стояли скамьи, на которых сидели 50 или 60 эмиров. Хан сидел на троне, рядом с ним его жена. Послание султана Берке-хан поручил читать своему везиру.2 О золото-ордынском везире Берке-хана упоминает и ал-Мефаддадь, он даже называет его имя — Шереф-ад-дин ал-Казвини, — отмечая, что он хорошо говорил по-арабски и по-тюркски.3 1 И. Беpeзян, ук. соч., стр. 451. 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 55 (арабе«, текст), стр. 64 (русск. нерев.). 3 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 181 (арабск. текст), стр. 192 (русск. втерев,). Упоминает и персидский автор о везире золотоордынского хана Джанибека, по имени Сарай-Тимура,1 и т. д. Однако общее представление о деятельности, обязанностях и правах везира можно получить только из книги упомянутого выше Мухаммеда ибн-Хиндушаха Нахичевани «Дастур ал-Катиб». Согласно одному из образцов ярлыков о назначении на должность везира в государстве Джалаиридов, везир должен наблюдать за всеми диванами, особенно за диваном государственной казны. В полном соответствии с феодальными представлениями, которые плохо отделяют центральные государственные ведомства и придворные должности, везир наряду с наблюдением за диванами должен вести надзор за корханэ (ханская мастерская), конюшней и кухней. Внешним выра-жением власти везира была золотая чернильница, красная печать и усыпанный драгоценными каменьящи пояс. По словам арабского писателя ал-Калькашанди, прекрасно разбиравшегося — по своей специальности секретаря—в должностях, «управление этим государством (Золотая Орда, — А. Я.) в руках улусных эмиров и везира, как в царстве Иранском, но... у улусных эмиров и везира этого [Золотоордынского] царства нет такой исполнительной власти, как там, т. е.... они ниже саном, чем улусные эмиры и везир в Иране».2 Наряду с «везиром» мы встречаем должность «наиба», и значении наместника; так, известный Кутлуг-Тим.ур, наместник Хорезма, носил звание наиба Хорезма».3 В том же смысле термин «наиб» применяет к Кутлуг-Тимуру и Ибн-Халдун, рассказывая о нем, что он возвел на престол после смерти Токта-хана Узбека, сына Тогрылчи.4 Повидимому термин «наиб» применялся и к помощнику везира. 1 В. Г. Тизеигаузен, ук. соч., т. II, стр. 103. 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 411—412. 3 В. Г. Тизвнгаузен, ук. соч., т. I, стр. 318 (арабск. текст), сгр. 325 (русск. перев.). 4 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 371 (арабск. текст), стр. 385 (русск. перев.). Общеизвестны два высших административных чина в монгольских государствах и в том числе в Золотой Орде: «даруга» и «баскак». Согласно И. Березину, оба термина обозначают одно и то же. Оба перевода значат «давитель».1 «Баскак» в глагольной форме «бас» — «дави» есть турецкое соответствие монгольского «даруга». Против мнения И. Березина возражает А. А. Семенов. По его мнению, «баскак» вовсе не означает «давитель», а «охранитель».2 С терминами «баскак» и «даруга» еще не все ясно. Повидимому, прав И. Березин, считая, что термина «баскак» в самой Золотой Орде не употребляли, а чиновника с его функциями называли монгольским словом «даруга». Что же касается до покоренных стран, которые платили дань, то там в ходу были оба термина. Так, в ярлыках русским митрополитам мы встречаем то «баскаков» (ярлык Менгу-Тимура), то «дорог» (ярлыки Тюляка, Тайдулы и др.).3 Термин «баскак» был в употреблении и на Кавказе, в частности в Армении и Грузии. У Стефана Орбелиана мы находим следующее место: «Собравшись вместе со своими единомышленниками в Тифлисе у Аргуна, баскака и везиря, которого великий хан назначил главным правителем нашей страны и начальником казенных податей и великого Дивана, того самого, который в 703 [1254] г. произвел перепись во всех владениях [татар], — она [т. е. Гонца] большими подарками старалась склонить его погубить Смбата и отнять у него все его владения».4 В этих словах Стефана Орбелиана ценно не только упоминание самого термина «баскак», но и указание, что баскак был одновременно и везирем, сочетая в себе самые главные функции управления. 1 И. Березин, ук. соч., стр. 453. — В смысле наложения печати. 2 А. А. Семенов. К вопросу о золотоордынском термине «баскак». Изв. АН СССР, ОЛиЯ, 1947, № 2, стр. 137—147. 3 М. Д. Приселков. Ханские ярлыки русским митрополитам, стр. 56—62. 4 К. П. Натканов. История монголов по армянским источникам, вып. 1, стр. 41. Итак, термин «даруга» в значении высшего начальника над всеми поступлениями в казну употреблялся главным образом в Золотой орде. В источниках, однако, не сохранилось точных указаний, в каких отношениях даруги стояли к правителям отдельных областей (Крым, Кавказ, Булгар, Хорезм); надо думать, что они им были подчинены, хотя, вероятно, не во всем. Здесь, как и во многом другом из области социально-политической истории Золотой Орды, есть неясности, которые можно разрешить только кропотливым трудом в дальнейшем. Повидимому, в некоторых — правда, сравнительно редких — случаях функции даруги передавались самому правителю области, однако и тогда у последнего были чиновники с чином даруги. Термин «даруга» прилагали не только к высшим начальникам над взиманием повинностей в пользу казны, но и к его помощникам, действовавшим в качестве его агентов по отдельным районам, городам и селам. Именно в этом смысле о «даруге» упоминает ярлык Менгли-Гирея 857 г. х. (=1453). В ярлыке упоминаются «даруги» местности Кырк-йер в Крыму.1 Интересными являются наблюдения А. Н. Насонова о должностях баскака и даруги (дороги) на Руси в XIII— XIV вв. Согласно русским источникам, баскака надо рассматривать как военачальника, держащего «в повиновении покоренное население».2 Что же касается дороги, или даруги, то их обязанностью являлись «перепись населения, сбор дани и доставка ее ко двору».3 Повидимому баскаки только на Руси были лишь военачальниками и в их обязанность не входили функции сбора даней, налогов, податей и т. д. 1 Akdes Nimet Kuгat, ук. соч., стр. 64, строчка 8. 2 А. Н. Насонов. Монголы и Русь, стр. 12, 17, 18, 23 и др. 3 A. H. Hасоиов, ук. соч., стр. 14, 104, 105 и др. Важное место в системе управления занимали канцелярии. В центре государства у хана были диваны; однако мы не мо-жем точно сказать, сколько их было, так же как не знаем и времени, когда они были введены. В диванах были секретари, которые назывались битикчи (писцы). В «Дастур ал- Катиб» приведены образцы ярлыков на назначение какого-нибудь лица на должность битикчи. Из образцов этих видно, что должность эта считалась в Иране при монголах (Хулагиды и Джелаириды) почтенной, уважаемой и хорошо оплачивалась. В ярлыках на назначение битикчи указывалось, что улусные эмиры, темники, тысячники и другие крупные гражданские и военные должностные лица должны относиться к нему с уважением и выплачивать все, что ему полагалось. Здесь говорится, конечно, о главном битикчи, который и состоял при великом диване.1 Кроме главного битикчи были еще битикчи в рядовых диванах. В их руках часто и было фактическое руководство. Наиболее важным был диван, ведавший всеми доходами и расходами. В диване этом находился особый список — перечень поступлений с, отдельных областей и городов, который назывался дефтар. Были канцелярии и в отдельных областях, у наместников и даруг, где также находились дефтары. Последние были и н покоренных странах. Армянский историк конца XIII в. Стефан Орбелиан пишет: «Отправившись в Тифлис, он (атабег Армении Тарсаидж, — А. Я.) приказал принести себе из царского дивана великий Дафтар и прочитал его до конца; и так как в нем записаны были имена армянских монастырей, обязанных платить налоги, он призвал к себе секретаря глинного дивана, дал ему переписать Дафтар, предварительно вычеркнув в нем имена более ста пятидесяти монастырей. После того он сжег старый Дафтар и освободил таким образом от налогов все наши церкви».2 Хотя порядки эти и относились к Армении и Грузии, — странам, подвластным тогда Хулагидам, однако у нас есть все основания считать, что они были общи везде, где была власть монголов. Дефтар — действующий список поступлений с населения — имелся в каждой области, где был правитель хана и где находился да руга как лицо, ответственное за эти поступления. 1 О писцах дивана при великой тамге (диван битикчи) упоминав и ярлык Менгли-Гирея 857 г. х. (= 1453). — Akdes Nimet Kuratук. соч., стр. 64, строчка 11—12. 2 К. П. Патканов. История монголов по армянским источникам, стр. 50—51. Характерно, что поступления, взимавшиеся с определенной области, а иногда и подвластной страны, часто сдавались на откуп отдельным купцам, а иногда, невидимому, и купеческим компаниям. Как купцы, так и сами купеческие компании состояли по большей части из мусульман, среди которых встречаются имена хорезмийцев. Из мусульманских купцов, в том числе и хорезмийских, часто набирались и даруги внутри страны, и баскаки и даруги в покоренных странах. Нечего и говорить, сколько вымогательств, взяток и всякого рода притеснений было связано с откупной системой. Рассказами о них полны хроники того времени. Слова армянского историка Киракоса, автора XIII в., свидетеля указанных порядков у себя на родине, о том, что «князья, владетели областей, содействовали им [сборщикам податей] при мучениях и вымогательствах, причем сами наживались»,1 можно отнести Et к Золотой Орде. 1 К. П. Патканов. История монголов по армянским источникам, стр. 79. Особенно много подробных сведений о чинимых при откупной системе притеснениях земледельцев можно найти у не раз упоминавшегося Рашид-ад-дина. Последний в части, посвященной истории Газан-хана, красочно рисует картину вопиющих, даже в условиях монгольской власти, злоупотреблений откупщиков и связанных с ними государственных чиновников в Ирак-и Аджеме и Азербайджане в конце XIII в. В этих областях хулагидские ханы собирали налоги и подати в виде копчура и тамги, которые и сдавались на откуп. Откупщиком выступил сам правитель области — хаким. Он имел своих сборщиков и писцов, держал контакт н сговор со всем чиновным аппаратом, иногда вплоть до наиба и даже везира. Сборщики насильно собирали до 10 копчуров в год, а иногда и больше, отчего население совершенно разорялось. До казны эти налоги и подати или доходили в ничтожном количестве, или совсем на доходили, так как они шли в карман откупщика и чиновника, а также на подкуп и взятки, дабы отписаться, что такая-де сумма пошла на содержание гонцов,1 такая-то на фураж и продовольствие разным официальным лицам и военным отрядам. Описывая все это, Рашид-ад-дин, хорошо знавший в качестве везира Газан-хана все эти порядки, писал: «Хакимы областей, основываясь на сговоре, который у них был с вези-ром, и на уважении его достоинства, чувствовали за собой опору, были наглы и чинили всяческие притеснения и обиды».2 Подобная система привела в течение нескольких десятилетий большую часть областей Ирана под монгольской властью к полному обнищанию. Массы райатов (крестьяне) покидали насиженные места, искали лучшей жизни на чужбине. Многие дереипи и города опустели настолько, что бывший в них прежде челоиок едва узнавал знакомые места. Газан-хан, чтобы спасти положение и прежде всего монгольскую власть в Иране, должен был круто изменить порядки и провести ряд реформ, что он и выполнил в известной мере. Мы привели эти факты как пример обычной для Ирана при Хулагидах административной практики в условиях откупной системы. Источники не сохранили сведений об откупной системе и ее злоупотреблениях в Золотой Орде. Однако сделать вывод, что ее не было, нельзя. Едва ли Золотая Орда в этом отношении была исключением. Вопросам организации суда в Золотой Орде не посвящено ни одной специальной работы. Да и сведения источников по этому поводу очень отрывочны. Первое время, до принятия ислама верхами общества и до мусульманизации монгольской власти, судебные порядки покоились целиком на ясе (неписанном монгольском праве) в делах, касающихся самих монголов. Яса не переставала действовать в определенных случаях гражданской жизни и в период исламизации, когда часть дел отошла к представителям шариата. Ибн-Батута, посетив в 30-х годах XIV в. Ургенч, столицу Хорезма, культурнейшей области Золотоордынского государства, побывал у наместника ее, упомянутого выше Кутлуг-Тимура. Описывая подробно самый прием и обстановку его дома, Ибн-Батута коснулся и вопроса о суде. «Одна из привычек этого эмира (Кутлуг-Тимура, — А. Я.), — пишет он, — та, что каждый день кади приходит в его приемную и садится на отведенное ему сиденье; вместе с ним [являются] правоведы и писцы. Насупротив его садится один из старших эмиров, при котором восемь [других] старших эмиров и шейхов тюркских, называемых аргуджи [яргучи]; к ним люди приходят судиться. Что относится к делам религиозным, то решает кади, другие же [дела] решают эти эмиры».3 В этих словах мы видим явное указание на то, что и при Узбек-хане в XIV в., когда ислам стал уже господствующей идеологией феодальной верхушки золотоордынского общества, часть дел все еще была в, руках яргучи, т. е. судей, выносящих решения на основе ясы Чингис-хана — монгольского обычного права. Однако и при наличности последнего влияние шариата и его носителей — кади — было велико. В «Дастур ал-Катиб» Мухаммед ибн-Хиндушах Нахичевани приводит три образца ярлыков о назначении определенных лиц на должность эмира яргу, т. е. главного судьи, который производит судебные решения на основе ясы и вообще обычного права. Обыкновенно такая должность поручалась знатному и влиятельному монголу. В ярлыке указывалось, что он достоин быть яргучи (судьей) на основе ясы, что решение он должен выносить в споре между двумя лицами справедливо, без причинения зла, обид и насилий. Решение должно быть оформлено в особой грамоте, которую в хулагидском государстве именовали яргу-намэ. В хула-гидском государстве был специальный диван яргу. Мы имеем все основания считать, что подобный диван был и в Золотой Орде. 1 Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. III, стр. 250. 2 Рашид-ад-дин, ук. соч., стр. 251. 3 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 311—312. Указанные образцы документов выясняют и главный источник доходов этих яргучи. Ведущие тяжбу должны были платить определенный сбор в пользу яргучи и его писца (би-тикчи). Нечего и говорить, что вся система суда в Золотой Орде, как и во всяком другом феодальном обществе, была в руках феодалов и связанных с ними чиновников. Кади и яргучи, т. е. судьи на основе шариата и судьи, руководствовавшиеся ясой Чингис-хана, были или крупными земельными собственниками (владели землей, стадами или земельной собственностью в городах и т. д.), или жили за счет доходов от суда, включая в последние не только то, что им полагалось по закону, но и всякие незаконные поборы (взятки, вымогательства и т. п.). G кади были связаны факихи (правоведы) и разного рода шейхи, о которых нам еще придется говорить ниже. Суд в Золотой Орде был так тесно переплетен с администрацией (правители, даруги), что о независимости его не могло быть никакой речи. Кади и яргучи действовали всегда в полном согласии с высшей администрацией в интересах господствовавших слоев деревни, города и степи. Положение полукочевых феодалов, имеющих крупные земли в оседлых районах и огромные стада скота в степи, лучше всего выражается в той системе суюргалов (ленных владений), которые к концу XIV в. в Средней Азии становятся уже господствующей формой крупного феодального землевладения. Под суюргалом подразумевали в конце XIV и в XV в. «лэн». Лицо, получившее всуюргал какой-нибудь район или область, имело право взимать в свою пользу все налоги, подати и повинности, шедшие до сего времени в казну хана или султана. Характерной чертой суюргала является то, что земля эта считалась в наследственном владении. Раздача суюргалов в указанном смысле широко практиковалась в Средней Азии во второй половине XIV в. Во всяком случае Низам-ад-дин Шами уже под 780 г. х. (= 1378/79) отмечает пожалование суюргала Урус-ханом в Белой Орде.1 Начиная с 80-х годов XIV в. суюргалы широко раздавал Тимур.2 При монголах, в частности в Золотой Орде, ханской властью раздавалось огромное количество земель с сидевшими на них крестьянами, причем в ряде случаев дарственные ярлыки сопровождались ярлыками тарханными, т. е. грамотами, освобождавшими население данной земли от всех или большинства повинностей в пользу государства и, тем самым, предоставлявшими большую часть прибавочного продукта непосредственного производителя в пользу феодального владельца. От Золотой Орды до нас дошли только ярлыки второго рода.3 В административной и политической жизни Золотой Орды издавалось много правительственных повелений — указов общегосударственного и частного характера. Указы эти в монгольское время именовались на территории всех монгольских государств ярлыками. Наиболее разработано было оформление и регистрация ярлыков в государстве Хулагидов при Разан-хане. Ярлыки были разные, одни выдавались на управление «знатным султанам, эмирам и меликам и по делам иладений» — для них установлена была большая тамга из яшмы. Ярлыки «по делам средней важности» получали большую тамгу из золота, но меньше тех, которые были из яшмы. Ярлыки по военным делам получали также большую тамгу из золота, только с тем отличием, что на ней изображали — «лук, булаву и саблю» по окружности тамги.4 1 См.: Hизам-ад-дин Шами. Zafarnama. Изд. Tauer, 1937, стр. 77. 2 Низам-ад-дин Шами, ук. соч., стр. 95, 97, 107 и др. 3 Термин «суюргал» в вышеуказанном смысле встречается впервые в Золотой Орде в тарханном ярлыке Менгли-Гирея 857 г. х. (= 1453). Там говорится: «этим ярлыком обладающему Хекиму Яхье, сыну Махмуда из Анкары в качестве суюргаля, мы сказали :„ пусть он тарханом будет"» (Akdes Nimet Kuгat, ук. соч., стр. 64, строчки 34—36. Перев. А. Н. Кононова). 4 Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. III, стр. 276. К сожалению, каково были тамги в Золотой Орде, чем они отличались от тамг в хулагидском государстве, — сказать трудно. Известно, что тамги были и там. В источниках наряду с ярлыками говорится и о пайцзах золотых, которые не только были знаком очень высокого почета, но и давали ряд существенных привилегий. Пайцзы представляют собой дощечки — золотые, серебряные, чугунные, бронзовые и даже деревянные — с определенной надписью, выдаваемые как своеобразные пропуска и мандаты, по которым обладателям их предоставляли все необходимое при передвижении (в пути) — лошадей, повозки, помещения, пропитание и т. д. В зависимости от положения лица пайцзы выдавались то золотые, серебряные и чугунные, а то и просто деревянные. Марко Поло в своих знаменитых воспоминаниях рассказыпает о золотой пайцзе, которая была вручена его отцу, дяде и ему самому, следующее: «Было на ней написано, чтобы во всех странах, куда придут три посла, давалось им все необходимое, и лошади, и провожатые от места к месту».1 В другом мосте Марко Поло как бы дополняет рассказ о пайцзах следующими интересными данными: «Ахату [ильхан Гаихату],2 знайте, дал трем послам великого хана Николаю, Матфею и Марку четыре золотых дщицы (пайцзы, — А. Я.) с приказами. На двух было по кречету, на одной лев, а одна была простая, написано там было их письмом, чтобы всюду трех послов почитали и служили им как самому владетелю, давали бы лошадей, продовольствие и провожатых. Так и делалось; повсюду в его земле давали им лошадей, продовольствие, выдавалось все, что им нужно было. По правде сказать, иной раз давали им провожатых от места к месту до двухсот человек; и это было нужно».3 К сожалению, не известно случая, чтобы где-нибудь сохранились золотые пайцзы. Зато в Государственном Эрмитаже есть три прекрасных экземпляра серебряных пайцз и один — чугунной пайцзы с инкрустированной надписью. Одна серебряная пайцза — с монгольской надписью уйгурского письма. Найдена она в селе Грушевке, близ Днепропетровска, в 1845 г. На ней написано: «Силою вечного неба. 1 И. П. Минаев. Путешествие Марко Поло. Под ред. В. В. Бартольда, стр. 9. 2 Ильхан Гайхату (1291—1295) — один из хулагидских ханов в Иране. 3 И. П. Минаев, ук. соч., стр. 20. Покровительством великого могущества. Если кто не будет относиться с благоговением к указу Абдулла-хана, тот подвергнется [материальному] ущербу и умрет».1 Аналогичные надписи даны и на двух других серебряных пайцзах с надписью квадратным алфавитом (алфавит Пакба-Ламы), а также на чугунной пайцзе. У Марко Поло в одном месте есть очень интересное указание, как распределялись пайцзы между разными чинами и общественными положениями. «Сотников, — рассказывает М. Поло, — кто отличился, он [великий хан Найду] сделал тысячниками, одарил их серебряной посудою, роздал им господские дщицы. У сотников дщица серебряная, а у тысячника она золотая или серебряная вызолоченная, а у того, что над десятью тысячами поставлен, она золотая с львиной головой, а вес у них вот какой: у сотников и тысячников они весят сто двадцать saies,2 а то, что с львиной головой, весит двести двадцать; на всех них написан приказ: по воле великого бога, и по великой его милости к нашему государю, да будет благословенно имя хана, и да помрут и исчезнут все ослушники».3 1 Хранится в Эрмитаже, издана в «Восточном Серебре» Я. И. Смирновым. Абдуллахан — один из соперничавших в Золотой Орде ханов в 60-х годах XIV в. 2 Saygio — венецианская мера веса, равная 1/6 унции (примеч. В. В. Бартольда к стр. 115 «Путешествия Марко Поло»). 3 И. П. Mинаев. Путешествие Марко Поло. Под ред. В. В. Бартольда, стр. 114—115. Интересны сведения о пайцзах у Мэн-хуна. Он говорит о золотых пайцзах с изображением дерущихся тигров, о золотых пайцзах без тигров и о серебряных пайцзах. На всех них существует надпись, которая от имени ниспосланного небом предписывает исполнение приказания предъявившего пайцзу.1 Имеются подробные сведения о пайцзах и у Рашид-ад-дина в его истории Газан-хана.2 Марко Поло по памяти точно передал содержание типичной надписи на пайцзах. О пайцзах говорится и в ярлыках, например в золотоордынских ярлыках Тохтавдыша и Тимур-Кутлуга.3 Здесь рядом со словом «ярлык» употребляется и «найцза». В русских источниках пайцза известна в форме «байса». Существует мнение, что иногда пайцзу передавали словом «басма». Таковы взгляды К. А. Иностранцева 4 и А. А. Спицыыа,5 доказывавших тождество слов «басма» и «байса». Речь идет о басме золотоордынских послов хана Ахмета, брошенной и истоптанной московским, великим князем Иваном III, как бы в знак объявления независимости Руси от татарского ига. О пайцзах и ярлыках, сопровождаемых разного рода тамгами (печатями), много говорится у Рашид-ад-дина в его истории Газан-хана (1295—1304), хулагидского хана в Иране.6 1 Mэн-хун, ук. соч., стр. 229. В настоящее время автором сочинения считается не Мэн-хун, Джао-хун. 2 Pашид-ад-дин. Сборы, летоп., т. III, стр. 277 след. 3 См. указанный ярлык в перев. В. Радлова. 4 К. А. Иностранцев. К вопросу о басме. ЗВО, т. XVIII. стр. 172. 5 А. А. Спицын. Татарские байсы. Изв. Археограф, комисс., вып. 29, 1909. 6 D'Ohsson, т. IV, стр. 409—416.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ ГОРОДСКАЯ ЖИЗНЬ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ В Золотой Орде была очень развита городская жизнь. Думается, что один список ремесленных и торговых городов в Крыму, на Кавказе, в Булгаре, Нижнем Поволжье и Хорезме мог бы произвести сильное впечатление. Подавляющее число городов существовало, конечно, задолго до образования Золотоордынского государства. Такие города, как Кафа (Феодосия), Судак, Керчь в Крыму, Азак (Азов) на Азовском море, Ургенч в Хорезме, Булгар, Биляр, при монголах значительно выросли; другие, как Крым (ныне Старый Крым), Сарай Бату и Сарай Берке в Поволжье, Маджар на Северном Кавказе и др., были выстроены заново. В восточных источниках, у арабских, персидских, армянских авторов XIII—XV вв., находится много сведений, относящихся к городам и торговле в Золотой Орде. Выше уже подчеркивалось, что торговля в золотоордынских городах в силу географических особенностей и старых налаженных торговых связей с соседними странами развивалась u исключительно благоприятных условиях. Наиболее изученным из золотоордынских городов является Сарай Берке, т. е. тот Сарай, который был основан при Берке (1255—1266) и куда при Узбек-хане (1312—1341) была перенесена из Сарая Бату столица государства. О первом у нас имеются не только известия современников-путешественников и рассказы географов или историков со слов бывших там купцов, главным образом мусульманских, но и богатейшие материалы археологического порядка, добытые еще раскопками Терещенко в 40-х годах XIX в. на территории огромного городища, часть которого занята небольшим городом Ленинском. Ныне, благодаря самому городищу и памятникам материальной культуры, найденным там, можно уяснить, наконец, что представлял собой в монгольский период (XIII—XV вв.) этот большой торгово-ремесленный город. Обилие вещественного материала из Сарая Берке, которым обладает Отдел Востока Эрмитажа, дает возможность конкретно расшифровать те общие и краткие описания, которые сохранились в письменных источниках, главным образом у арабских авторов. Описания эти хорошо известны востоковедческой литературе и ко раз проявлялись в переводе в различных работах, касающихся Золотой Орды. «Рассказывал мне доблестнейший Шуджаэддии Абдеррахман Эльхарезми, толмач, — пишет ал-Омари, - что город Сарай построен Берке-ханом на берегу Тура некой реки [Итиля]. Он [лежит] на солончаковой земле, без всяких стен. Место пребывания там большой дворец, на верхушке которого [находится] золотое новолуние [весом] в дин кантыря египетских. Дворец окружают стены, башни да дома, в которых живут эмиры его. В этом дворце их зимние помещения. Эта река [И тиль], говорит он, размером в Нил, [взятыи[ три раза и [даже] больше; по ней плавают большие суда и гадят к Русским и Славянам. Начало этой реки в земле Славян. Он, т. е. Сарай, город великий, заключающий в себе рынки, бани и заведения благочестия[?], место, куда направляются товары. По середине его [находится] пруд, вода которого [проведена] из этой реки. Вода его употребляется только на работы, а для питья их [вода берется] из реки; ее черпают для них [жителей] глиняными кувшинами, которые ставятся рядом на телеги, отвозятся в город и там продаются».1 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 219, 220 (арабок, текст), стр. 241 (русск. перев.). Ал-Омари писал со слов очевидцев, но сам в Sapae не был. Ибн-Батута, как известно, прожил в Сарае в 1333 г. Некото рое время, и его описания как свидетеля и очевидца приобретают особую ценность, «Город Сарай [один] из красивейших городов, достигший чрезвычайной величины, на ровной земле, переполненный людьми, красивыми базарами и широкими улицами. Однажды мы поехали верхом с одним из старейшин его, намереваясь объехать его кругом и узнать объем его. Жили мы в одном конце его и выехали оттуда утром, а доехали до другого конца его только после полдня... и [все] это сплошной ряд домов, где нет ни пустопорожних мест, ни садов. В нем тринадцать мечетей для соборной службы; одна из них шафийская. Кроме того, еще чрезвычайно много [других] мечетей. В нем [живут] разные народы, как-то: Монголы — это [настоящие] жители страны и владыки ее; некоторые из них мусульмане; Асы, которые мусульмане; Кипчаки, Черкесы, Русские и Византийцы, которые христиане. Каждый народ живет в своем участке отдельно; там и базары их. Купцы же и чужеземцы из обоих Ираков, из Египта, Сирии и других мест живут в [особом] участке, где стена окружает имущество купцов».1 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, Как бы ни были кратки описания ал-Омари и Ибн-Батуты, они все же создают впечатление оживленного, большого ремесленно-торгового города. Раскопки Терещенко, произведенные сто лет назад, не только подтвердили известия этих авторов, но и прибавили к ним ряд новых данных, особенно в области размеров, топографии города, а также ремесел, торговли и культурного взаимодействия с другими странами. Согласно всей совокупности материалов, которые имеются в настоящее время в руках историков, Сарай Берке представляется в первой половине XIV в., в период его расцвета при Узбек-хане, городом, имеющим много более ста тысяч населения. Быстрый рост столицы Золотой Орды не был обусловлен нормальным развитием собственных производительных сил. На достройки (дворцы, мечети, медресе и др.), на организацию больших ханских мастерских (кархана) и другие статьи городской жизни шли главным образом средства, добытые путем насильственного взимания даней с крестьянского населения русских феодальных княжеств. Богатство золотоордынских городов, особенно двух Сараев, строилось в полном смысле слова на систематическом ограблении покоренных народов, и в первую очередь феодальной Руси XIII, XIV и отчасти XV в. Не входя в особенности топографической структуры Сарая,1 которая, конечно, отражала на себе социальную сущность города, остановимся главным образом на наиболее интересной его стороне, на развитии в нем ремесленной промышленности и на происходившей в нем торговле. Интерес к этой стороне отчасти обусловливается и тем фактом, что именно о ремеслах в Сарае Борке в нашем распоряжении более всего подлинного фактического материала из упомянутых раскопок Терещенко. Позволим себе привести небольшой отрывок из отчета Терещенко: «Па четырехугольном пространстве, имеющем окружность довести десять сажен 2 и усаженном мелким кирпичом в ширину па пятнадцать с половиной сажен, находили во мно-жестве: битую цветную и стеклянную посуду, чаши, чернильницы, куски кож, кожу, скроенную для сапог и башмаков, холст, шелковую материю, одежду — все это перегоревшее; ножи, ятаганы, шпажные клинки, топоры, заступы, сковороды, тазы, употребляемые при обрядном омовении, кочерги, трут, огнива, ножички, чугунные котлы, медные чаши, медные кубки, медные подсвечники, костяные прутики, употребляемые при вязании, обломки от ножниц, мониста, пережженную бумагу, ножики, березовую кору, перегоревшие цы-новки, плетенные из травы „куга", гвозди, крючья, петли дверные, замки вставные и висячие, куски перегоревшего печеного хлеба, рожь, пшеницу, орехи, грецкие и обыкновенные лесные, чернильные орешки, жолуди, миндаль, изюм, чернослив, сливы, винные ягоды, сладкие рожки, персики, фисташки, гвоздику, перец, бобы, сарацинское пшено и частью кофе [?]. 1 Ф. В. Баллод. Старый и Новый Сарай. — А. К). Якубовскии. Столица Золотой Орды — Сарай Берке. Гос. Эрмитаж, ГАИМК, 1932. 2 Речь идет о раскопках Терещенко, произведенных в месте, лежащем на юг от центральной части города. В трех каменных подвалах на этом месте лежали кучей: куски кристалла, краски — синяя, желтая, голубая, зеленая, красная и белая; кольцо от хомутов и уздечки, удила, цепи железные, подковы, железные втулки от колес, смола, листы меди, оселки, точильные бруски, грифельные дощечки, камни для растирания красок, глиняные кегли [?] и шары, медная проволока, мотыги, сера, квасцы, селитра, просо. По разнородности найденных на одном месте предметов можно полагать, что тут был базар, внутри которого могло находиться каменное складочное место для товаров, какое бывает почти но всяком азиатском городе».1 Чтобы в развалинах древнего города можно было найти такое огромное количество предметов, необходима была какая-то катастрофа, после которой жители покинули бы свои жилища, свое имущество, да и самый город. Известно, что такая катастрофа, как то отмечено выше, и произошла с Сараем Берке, когда в 1395 г. Тимур (Тамерлан) после разгрома золотоордынского войска разрушил прекрасную столицу почти до основания. Изучение материалов раскопок Терещенко (его отчеты плюс самые памятники) дает основание утверждать, что в Сарае Берне была широко развита ремесленная промышленность. Находясь в Европе, но будучи в основном типичным восточным феодальным городом, Сарай Берне в своей ремесленно-торговой части представлял совокупность кварталов с узкими улочками, каждый из которых был занят под определенное ремесленное производство. 1 В. В. Григорьев. Четырехлетние археологические поиски н развалинах Сарая. ЖМВД, 1847, кн. 9. В базарные дни ремесленные кварталы превращались в оживленный базар, где бойко шла торговля производившимися тут же предметами. В Сарае Берке были кварталы ремесленников но металлу: 1) кузницы, 2) мастерские по выделке ножей и простого холодного оружия, 3) мастерские по выделкеземледельческих орудий (серпы, лемехи и др.), 4) мастерские по выделке бронзовой и медной посуды.1 Насколько металлическое производство занимало большое место в производственной жизни столицы Золотой Орды, видно из следующих слов отчета Терещенко: «При открытии в одном месте осьми горнов, один из них найден с семьюдесятью отдушинами; посредине горна стояла обвалившаяся печь; ее окружали водопроводные трубы, которые расходились по стенкам отдушин; около печи нашли несколько ночников, кувшинов, котлов и множество слитков железа, меди, плавильных чашечек; и форм. «Во всех остальных горнах также находили слитки металлические, куски разбитых форм и плавильных чашечек".2 Перед нами металлический «завод», — повидимому, это типичг-ная для монгольского периода корхана, т. е. большая; мастерская с разделением труда, принадлежащая ханскому двору или кому-нибудь из богатых купцов или феодалов. К сожалению, в письменных источниках не сохранилось описаний золотоордынских корхара. Большое зна-чение в Сарае Берке имело кожевенное производство, что понятно, ибо он находился в исключительно благоприятных условиях, для развития этой отрасли ремесленной промышленности. Кругом — степи, стада кочевников, скотоводов,, откуда и в самом Сарае Берке богатые кожей базары. К сожалению, изделий из кожи от золотоордынского времени сохранилось немного. Значительное место в Сарае занимало и ткацкое производство: выделка шерстяных и даже хлопчатобумажных тканей из привозившегося из Средней Азии хлопка. Конечно, сарайское производство главным образом охватывало изделия из шерсти, которая в большом количестве получалась от соседей-кочевников. Что же касается хлопчатобумажных и шелковых тканей, то, несмотря на наличность местного производства, главная масса товара импортировалась из Средней Азии, Кавказа, Ирана и Китая. 1 А. Ю. Якубовский. Столица Золотой Орды—Сарай Берке, стр. 20. 2 В. В. Григорьев, ук. соч., стр. 24. Позволим себе, хотя бы в общих чертах, рассмотреть огромное количество археологических памятников, извлеченных раскопками Терещенко на территории городища, которое когда-то было городом Сарай Берке. Эти археологические памятники весьма разнообразны и рисуют картину богатой ремесленной промышленности как столицы, так и других городов Золотой Орды. Многие из найденных во время раскопок предметов не местного, а привозного происхождения, что в свою очередь может служить показателем торговых связей с другими странами. Среди сарайских памятников больше всего керамических изделий, особенно сосудов, неглазурованных и глазурованных, орнаментированных и неорнаментированных. Основная масса керамики — неглазурованные сосуды, обслуживающие разнообразные нужды домашнего хозяйства: сосуды для воды, масла и других жидких и сыпучих тел, кувшины, чашки, чираги (масляные светильники) и т. д. Неглазурованные сосуды, за небольшим исключением, местного происхождения и бытовали своими формами и техникой еще задолго до появления татар в нижнем Поволжье и Северном Кавказе. Эта группа золотоордынской керамики оказалась наиболее устойчивой. Среди многообразных образцов глазурованной или поливной керамики надо выделить целую группу серовато-зеленых чашек, покрытых изнутри и снаружи подглазурной росписью по белому ангобу (тонкий слой белой глины в виде обмазки на основном теле сосуда). Изнутри имеется рельефный растительный орнамент в сочетании с арабскими надписями в центре, на дне чашки рельефное изображение птицы или звезды, снаружи рельефные арочки, покрытые крупными синими горошинами, как впрочем и вся внутренняя и наружная поверхность чаш. Отдельно следует отметить сосуды, чаши, кувшины и другие предметы, покрытые густым слоем бирюзовой глазури весьма высокого качества. Бросается в глаза также группа высокохудожественных сосудов (чаши, кувшины, чернильницы и другие): по глубокому темносинему фону представлены композиции, в которые входят растительные массивы в сочетании с изображениями птиц и животных, где сохранились следы росписи золотом. Представляет интерес также группа глиняных неполивных сосудов, художественно обработанных рельефным штампованным и резным орнаментом, по большей части раститель-ным, иногда в сочетании с изображением птиц и животных. Некоторые из этих сосудов имеют штампованный орнамент в сочетании с частичной бирюзовой росписью. Большая часть вышеотмеченных образцов художественной керамики зародилась в Золотой Орде в поволжских городах, особенно в Са-раях, под воздействием Ургенча, откуда на Волгу золотоор-дынскио власти перевели большое количество мастеров, главным образом керамистов. Ките уже отмечалось, что сами татары не принесли с собой никаких традиций в области ремесленной промышленности, — все, что в этой области производилось, было делом рук покоренных народов, их ремесленников, по большей части насильно переведенных в поволжские города, особенно в Сарай Бату и Сарай Берке. В находках Терещенко во время раскопочных работ на городище Сарая Берке особое внимание привлекают изделия из стекла. Выделка стекла в XIII—XIV вв. была дорогой, не все страны производили тогда стеклянные изделия, в силу чего стекло было предметом роскоши. В Золотой Орде, и в частности в Сараях, оно было привозным по большей части из Сирии и Египта. Мне уже приходилось в своей работе писать об этом стекле:1 «Это остатки больших парадных масляных ламп и сосудов в виде графина, употреблявшихся в богатых домах, по всей вероятности в ханском дворце или дворцах придворной знати. Стекло это довольно толстое, почти бесцветное, приятного фона, с художественно выполненной многокрасочной росписью (цвета — синий, красный, белый, желтый, фисташковый и золото), с растительным орнаментом и арабскими надписями, часто указывающими индивидуальный заказ того или иного лица, по большей части того или иного египетского султана. Попадали они в Золотую Орду в каче-стве подарков при посольствах, которые систематически приезжали, как мы выше видели, из Египта в Сарай». 1 А. Ю. Якубовский. Столица Золотой Орды — Сарай Берне. Л., 1932, стр. 43. Чтобы убедиться в правильности этого суждения, нужно только сравнить эти стеклянные изделия с подобными изделиями из Египта и Сирии. Более того, на это же указывают и сами письменные источники, описывающие подарки египетских мамлюкских султанов золотоордынским ханам и членам их династии. Среди ремесленников, работающих в городах Золотой Орды, преимущественно в Сараях, большую роль играли ремесленники по выделке оружия, а также всего, что нужно было воину — коннику и пехотинцу, —стремена, конская сбруя, удила, седла и т. д. От Золотой Орды дошли до нас железные мечи и кривые сабли, в том числе сабля самого Узбек-хана с золотой надписью на рукояти, заржавелые клинки кинжалов с костяными ручками, железные наконечники копий и стрел, костяные кольца-от луков, костяной наконечник свистящей стрелы, о которой часто упоминается в русской летописи, деревянное седло с высокой лукой, очень удобное, бронзовые литые пластинки; украшенные прорезным (ажурным) орнаментом с изображением дракона и служившие украшением седла, железные удила, остатки кольчуги из железных колец. Среди откопанных Терещенко предметов имеется большое количество вещей, ярко характеризующих быт богатого саранского дома. Тут можно увидеть дверную бронзовую кольцевую ручку художественной работы, которая заменяла наш дверной звонок (кольцом стучали о бронзовую пластинку) и которая по сей день бытует на Востоке; железные висячие замки, металлические части сундуков в виде оковок углов и бронзовых ручек; бронзовые чираги, бронзовый мангал (в полной сохранности) для горячих угольев, служащий для согревания ног и рук в зимнее время в домах, где не было отопления. Очень хороши бронзовые трубки с львиными головами — предметы, представляющие собой части садовых фонтанов, бронзовые чаши с инкрустацией, великолепный экземпляр мраморной подставки для подсвечника с высеченной арабской надписью. Среди замечательных находок нужно особенное внимание обратить на изделия из золота и, прежде всего, на золотой сосуд и форме глубокой чаши с двумя ручками в виде фантастических зверей с телом рыбы и головой дракона. Сосуд этот найден был Терещенко во время раскопок в 1847 г. на территории развалин Сарая Берке. В Сарае Берне, как впрочем и в Сарае Бату, а также и в других золотоордын-ских городах в Поволжье, имелись специальные ремесленники по выделке глазурованных изразцов. Большая часть их дошла до нас также благодаря раскопочным работам Терещенко. По технике и характеру своему они являются1 в полном смысле слова повторением и продолжением традиций хорезмийских мастеров из Ургенча. В мозаиках двух Сараев (главные материалы все же из Сарая Берке) большую роль играют цвета бирюзовый, синий, белый; часто применяется желтый цвет, а иногда золото. Однако признаком, отличающим мозаики Сарая Берке и Сарая Бату от аналогичных мозаик Самарканда и Шахрисябза, — и, наг оборот, сближающим их с ургенчскими мозаиками, —является обильное введение красного цвета. В Сарае Берке израцзов этих найдено было такое большое количество, что нельзя не сделать вывода о их широком применении в покрытии наружных, а может быть и внутренних стен зданий мечетей, медресе, мавзолеев и дворцов. Перечисляя главные отрасли ремесленного производства Сарая Берке, необходимо подчеркнуть, что базары, которыми так славилась столица Золотой Орды, бслуживали не только караванную торговлю всех купцов,, приходивших сюда из западных и восточных стран, но и местные потребности. Ввозя огромное количество зерна, мяса, молочных изделий, шерсти, кож и т. д., жители Нижнего Поволжья и соседних кочевых степей покупали все им необходимое: крестьяне — ткани, изделия из металла, глиняную утварь и т. д., а кочевники хлеб, грубые хлопчатобумажные ткани... Ал-Омари и Ибн-Батута отмечают, что в Сарае живет большое количество купцов из разных стран. И действительно, «интернациональность» рынка — одна из характерных особенностей этого города. Купцу из Венгрии, а то и из Италии незачем ехатьсамому в Китай за китайскими шелковыми тканями, он их может получить здесь. Главное внимание европейских и восточных купцов привлекали на базарах Сарая те меха, которые поступали из Булгара и на север от него лежащих районов. Было бы, однако, большой ошибкой думать, что караванная торговля в Золотой Орде шла только за счет предметов роскоши. Хорошо известно, что из Нижнего Поволжья в большом количестве вывозили кожи и кору для дубления кож, последнюю специально для нужд кожевенного производства Хорезма. Ремесленники если и не составляли большинства населения Сарая Берке. то во всяком случае были самым значительным по своей численности слоем. Как и в Египте, Иране, сельджукской Турции, Средней Азии, Грузии. Армении, Крыму, ремесленники Сарая Берке были невидимому объединены в особые ремесленные организации, которые по целому ряду признаков можно сближать с западноевропейскими средневековыми цехами. К сожалению, для Золотой Орды мы имеем такое малое количество фактов по этому вопросу, что наши суждения могут носить лишь характер предположения. Возникает вопрос: откуда же в чрезвычайно короткий срок могли во вновь построенных городах появиться ремесленники в таком большом количестве, чтобы по численности своей занять одно из первых, если не первое место? Известно, что на Востоке, в эпоху феодализма, завоеватели часто переводили ремесленников из захваченных городов на новые места. Монголы в этом отношении не принесли С собой ничего нового, а только широко пользовались существовавшей до них практикой. Карпини рассказывает, что «в земле Сарацинов и других, в среде которых они являются как бы господами, они забирают всех лучших ремесленников и приставляют их ко всем делам. Другие же ремесленники платят им дань».1 Еще более интересный рассказ о ремесленниках, переброшенных далеко на Восток и работавших у Мункэ-хана в качестве до-бывающих золото и выделывающих оружие, дает В. Рубрук.2 Ремесленники эти были из немцев. Об очень характерном факте говорит П. Кафаров в примечании 241 к «Описанию путешествия даосского монаха Чан-Чуня на запад». «Чингис-хан: завел военное население на Алу-Хуане [Орхон?]. где построен был город Чжинь хай чэн, по имени Чжинь-хая, которому Чингис-хан поручил управление этой страной. Чжинь-хай начальствовал над 300 слишком домов золототкачей из западных краев и 300 домов шерстяноткачей из Китая». Ремесленники «западных краев» — это те. которых Чингис-хан вывез из городов Мавераннахра в 1220—1221 гг.3 Конечно, такое положение, что ремесленники работали на ханскую власть чуть ли не в качестве рабов, может характеризовать только-первые годы существования Золотой Орды, В дальнейшем: мы видим в Сарае Бату и Сарае Берке ремесленников, которые могут считаться местными по своему происхождению или по своей воле сюда приехавшими из других городов, как сред-неазиатских, так Кавказа, Крыма и даже Египта, что, конечно, не исключает нового притока пригнанных путем захвата в плен ремесленников из какого-нибудь завоеванного города. Среди многочисленных ремесленников, пригоняемых после каждого нового похода, в Сараях и других городах Золотой Орды появилось немало и русских ремесленников, слава о которых доходила до самой Монголии-Вспомним только о Козьме, русском золотых дел мастере, который в Каракоруме — столице Монгольской импе-рии, — во дворце Гуюк-хана, сделал трон из слоновой кости с золотыми украшениями.4 В Сарае Берке в раскопках Терещенко мы имеем несколько художественно сделанных металлических икон в виде крестов работы русских мастеров. В Увеке—городе вблизи современного Саратова—была найдена литейная форма из камня для изготовления серебряных украшений, явно русского происхождения, о чем упоминает Б. А. Рыбаков в своей книге.1 Татары не знали в большом масштабе ни плотничного, ни столярного ремесел. Из окружающих Дешт-и-Кып-чак народов никто не мог в ремеслах по дереву сравниться с русскими мастерами. Едва ли мы ошибемся, если выскажем предположение, что суда на Волге строили русские. Ниже мы увидим, что в конце XIV и XV в. судоходство на Волге было в руках русских. В источниках мы совсем не имеем сведений, которые указывали бы на наличие ремесленников татарско-монгольского происхождения в значительном количестве. Ремесленники в Золотой Орде по своему этническому составу были весьма пестры. Не все они, конечно, были пленниками. За XIII—XIV вв. в городах Золотой Орды сложились целые кварталы потомственных ремесленников, которые не могли в условиях феодального общества не иметь своих организаций. 1 Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 36. 2 Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 104. 3 П. Кофаров. Труды членов Росс. дух. миссии в Пекине, т. IV, стр. 404. 4 Плано Карпини, ук. соч.. стр. 57. Во всяком случае в ярлыке Тохтамыша Бей-Ходжи от 1382 г. мы имеем дело с выражением «старейшинам мастеровых», что указывает на возможную наличность упомянутых ремесленных организаций. Важное место в городской жизни — и, в частности, в жизни Сарая Берке — занимали купцы. В XIII—XIV вв. при монголах во всех монгольских государствах купцам, особенно членам крупных торговых домов или артелей, было отведено, почетное место. Ярлык. Тохтамыша Ягайлу от 1393 г. дает выражение «базарган ортокларын», т. е. «твои купеческие артели»,2 как это место перевел В. Радлов. Хотя выражение это относится к купцам Ягайлы, однако тот же термин «уртак» мы встречаем и в восточных источниках по отношению к купцам Золотой Орды и Персидского государства под властью монгольской династии из дома Хулагу. 1 В. А. Рыбаков. Ремесло древней Руси, стр 530. 2 В. Радлов. Ярлыки Тохтамыша и Темир-Кутлуга, ЗВО т. III, стр. 6 и 15. У Вассафа, в его истории, известной под именем «Тарих-и-Вассафк часто встречается выражение «уртак» по отношению к купцу; в частности, он это выражение употребляет и по отношению к купцам Берке-хана.1 Уже В. В. Бартольд отметил, что термин «уртак» в применении к Купцу означает «товарища в деле". «компаньона»,2 члена торговой компании. Тот же Вассаф рассказывает, что у золотоордынских купцов (уртак) были большие вклады в Тебризе в руках у именитых граждан этого города.3 В монгольских , государствах XIII—XIV вв. термин «уртак» приобретает и специфическое значение, им обозначают купца, который торгует в качестве ханского торгового агента, по большей части оставаясь соучастником этой торговли. Термин «базарган уртак», т. е. «купцы-уртаки», встречается несколько раз в письме золотоордынского хана Улуг Мухаммеда к турецкому султану Мураду II от 27 Джумади I 831 г. х.(= 14 III 1428). В атом письме Улуг Мухаммед указывает, что в прежние времена золотоордынские ханы обменивались с Турцией по-слами, а купцы-уртаки «друг к другу ходили и в добром здравии, возвращались». В дальнейшем однако сношения из-за распрей были прекращены. Теперь же. по мнению Улуг Мухаммеда, настало время возобновить сношения послами и купцами-уртаками. дабы последние ходили в Турцию и обратно «по суше и воде».- В каком смысле здесь употреблен термин- «купцы-уртаки», сказать трудно. Нам представляется, что как в смысле «купцов паевщиков», так и в смысле ханских торговых агентов.4 Говоря об Угэдей-хане, Рашид-ад-дин приводит немала примеров этого рода. 1 Hammer-Puгgstall. Geschichte Wassaf's, стр. 98 (персидск. текст). 2 В. В. Бартольд, Место прикаспийских областей в истории мусульманского мира, стр. 54. 3 Hammer-Purgstall, ук. соч., стр. 98 (персндск. текст). 4 Akdes Nimet Kur at, ук. соч., стр. 8, строчки 4, 15—16. Рашид-ад-дин даже приводит специальный термин «уртаки» - «уртачество»,1 В этом смысле у Рашид-ад-дина этот термин встречается часто. Только в связи с Угэдей-ханом мы видим его несколько раз.2 Встречается в этом смысле термин «уртак» и у Джувейни.3 Компании купцов не только держали вклады в разных торговых и ремесленных предприятиях, но брали на откуп, как выше мы видели, повинности целых областей и городов. Многие купцы и целые торговые компании были близки к ханской вла-сти. Из среды купцов выходили наиболее ответственные чинов-ники (даруги, баскаки) и часто послы. Купцы не раз ссужали ханскую власть в нужные моменты деньгами. Когда египетскому послу понадобились деньги в качестве выкупа за царевну Тулунбай, выдаваемую замуж за мамлюкского египетского султана, Узбек сказал послу последнего: «Мы прикажем купцам ссу-дить тем, что [следует] внести, и приказал им сделать это. Он [посол] занял двадцать тысяч динаров чистым золотом и внес их»,4 Выше уже говорилось о том, какой характер носила кара-ванная торговля Золотой Орды, чем торговали в Сараях, Ургенче, Булгаре, Крыму, какие товары шли из Китая, Средней Азии, какие привозила Европа и что поставляла сама Золотая Орда. В заключение мне хотелось бы остановиться на торговле конями, о чем так подробно пишет не раз упоминаемый нами арабский путешественник 30-х годов XIV в. Ибн-Батута. Он рассказывает, что Дешт-и-Кыпчак славится своими конями. Лучшие из них стоят на месте от пятидесяти до шестидесяти дирхемов.5 Лошадей этих вывозят в ряд стран, особенно в Индию. Караван доходит до шести тысяч конских единиц. 1 Рашид-ад-дин, изд. Blochet, стр. 65. 2 Рашид-ад-дин, там яда, стр. 65 след. 3 Джувейни, GMS, XVI, III, стр. 87. 4 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т, I, стр. 147 (арабск. текст), «тр. 169 (русск. перев.). 5 Выше мы видели, что серебряный динар в Мавераннахре и Золотой Орде стоил в золотом исчислении 50 к. Дирхем =1/6 динара. Отправляют их купеческие компании, причем на долю отдельных купцов приходится от ста До двухсот лошадей, Каждые пятьдесят коней обслуживаются особым пастухом. В северной Индии, в Мультане, купцы платили за каждую лошадь семь динаров серебром пошлины. Золотоордынские купцы выручали большие деньги, несмотря на значительные путевые расходы и высокие пошлины, ибо в массе продавали своих коней не дешевле ста динаров серебром.1 По словам венецианца Иосафато Барбаро, в первой половине XV в. Дешт-и-Кыпчак вывозил до 4000 коней в Иран в один торго-вый караван. Выше нам не раз приходилось указывать, что Золотая Орда играла во второй половине XIII и особенно в XIV в. огромную роль в транзитной караванной торговле между Европой, в том числе Западной Европой, и Китаем, Важное место на этом караванном пути занимали города Крыма, Вспомним хотя бы торговое значение Судака в домонгольское время, в XI, XII и начале XIII вв. В XIV в. рядом с Судаком выдвигается роль Таны (Азак-Азвв), где в 20-х годах торговля была в руках генуэзских купцов, а в 30-х годах (с 1332 г.) — в руках венецианских купцов. Крым с его торговыми и транзитными портами был как бы связующим звеном между Западом и Востоком, не говоря о юго-восточной Европе, которая сама была одновременно и рынком и поставщиком разнообразных товаров. Из Таны, по свидетельству восточных и европейских авторов, караванный путь в Китай шел хотя и в трудных условиях, однако с гарантией безопасности в отношении как людей, так и товаров. Мы не ставим себе задачей привести здесь все сведения маршрутного характера, это могло бы служить темой специальной работы, а остановимся только на наиболее достоверных и ясных из них. Наиболее ценными могут быть признаны данные Ибн-Батуты, проехавшего из Крыма часть пути в Китай, и сведения флорентийского купца Франческо Бальдуччи Пегалотти, бывшего торговым агентом флорентийского торгового дома Барди, который вед крупные торговые операции в первой половине XIV в. 1 Voyages d'ibn .Batoutah, т. II, стр. 371—374. По словам Ибн-Батуты, из Сарая до Хорезма (Ургенча) считалось в его время 40 дней пути.1 Ехали на телегах (четырехколесных арбах), однако на лошадях, согласно Ибн-Батуте, тогда вследствие скудости кормов не ездили, а запрягали верблюдов. Однако на отрезке пути «Сарай — Сарайчик» иногда передвигались и на лошадях, — тот же Ибн-Батута сам проехал на лошадях до этого места. Между прочим он обратил здесь внимание на один очень интересный факт: через реку Улу-су (Великая вода), — а это есть река Яикили Урал,— был перекинут большой мост на судах подобно Багдадскому мосту, что несомненно было связано с оживленностью проходящей здесь дороги. Кстати, небезинтересная деталь: Ибн-Батута продал своих лошадей по 4 динара серебром 2 за голову, т. е. приблизительно по 2 рубля в золотом исчислении. На дорогу Сарай — Сарайчик он потратил 10 дней. Из Сарайчика четырехколесные арбы Ибн-Батуты следовали дальше, запряженные верблюдами, и проехали расстояние до Ургенча (Ибн-Батута именует его Хорезмом) в 30 дней, останавливаясь только на два часа — один раз утром, а другой на закате солнца. Трудность пути, ввиду палящего солнца, безводия и отсутствия хороших кормов, изнуряла верблюдов до предела. По словам Ибн-Батуты, большая часть этих верблюдов после такого пути погибала, а те немногие, что оста-иались жить, должны были отдыхать и кормиться целый год, чтобы быть годными для дальнейшей гоньбы.3 Из Хорезма Ибн-Батута повернул в сторону Мавераннахра и отправился на Бухару и Самарканд. Что же касается тогдашней дороги в Китай, то из Ургенча она шла через степи на Отрар и Алмалык. 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 317. 2 В. Г. Тизенгауаен, ук. соч., т. I, стр. 307—308. 3 В. Г. Тнзенгаузен, ук. соч., т. I; стр. 308. У упомянутого выше Франческо Бальдуччи Пегалотти, который; хорошо был осведомлен в торговых маршрутах,, в том числе и в Китай из стран Западной Европы через Золотую Орду, имеется комментированный маршрут из Таны в Китай. Согласно Пегалотти, в первой половине XIV в., т. е. при Токта-хане и Узбек-хане, дорога из Таны на Астрахань (у него Gintarcan) длилась 25 дней на возах, запряженных волами, и 10—12 дней на телегах, запряженных лошадьми. Из Астрахани дорога шла на Сарай (Sara) водой, — имеется в виду, конечно, Сарай Бату, т. е. Старый Сарай, городище,, которое в настоящее время известно под именем Селитренного. Дорога эта занимала всего один день. Из Сарая Бату караванный путь шел на Сарайчик (Saracanco). По словам флорентийского автора, здесь было две дороги, одна водная, другая сухопутная. Водой надо было ехать всего 8 дней, этот путь, был удобнее и дешевле. Из Сарайчика дорога шла на Ургенч (Organci) и занимала всего 20 дней, причем возы были запряжены верблюдами. Здесь нельзя не отметить некоторое расхождение с Ибн-Батутой, который сам проехал 1333 г. эту-дорогу. Ибн-Батута ехал на верблюдах, причем быстрой ездой, и потратил на это 30 дней. Надо думать, что Пегалотти мог здесь ошибиться. Между прочим Пегалотти особенно подчеркивает, что Ургенч — оживленный торговый город. Из Ургенча дорога шла на Отрар (Oltrarre) также на возах; запряженных верблюдами. Путь этот проходили в 35—40 дней. Тот, кто не хотел по торговым целям заезжать в Ургенч, а считал более целесообразным двигаться прямо в Китай, мог взять более северную дорогу и, по словам Пегалотти,. доехать до Отрара в 50 дней. Из Отрара дорога шла на Алмалык (Armalecco) и дальше через Камсу (Camesu), Ганчжоу (Gassai) в Ханбалык (Gamalecco), в Китай. Всего этот маршрут требовал 270 или 275 дней, т. е. 9 месяцев или 9 месяцев и 5 дней.1 Несколько ниже Пегалотти советует брать с собой полотняные ткани (tela) и при заезде в Ургенч продать их на серебряные слитки (sommi), которые были весьма полезны в торговле в тех местах. 1 Francesco Balducci Pеgа1оtti. La pratica della mercatura Изд. Allan Ewans, Cambridge, Ш6, стр. 21, 22—23. Вернемся однако к Ибн-Батуте. Выше мы остановились на Ургенче. Отсюда он отправился торговым путем на Бухару и Самарканд. Нельзя пройти мимо впечатлений и замечаний Ибн-Батуты на этом участке караванной дороги. Ехал он также на верблюдах. От Ургенча до Бухары он проехал в 18 дней. Через 4 дня он был в Кяте, древнейшем из хорез-мийских городов. Характерно, что кругом в этом районе не было никаких поселений, в домонгольское же время это был цветущий, культурный район. Отсюда большая часть, пути до Вабкенда была также безводной.1 Все это были последствия монгольского погрома. Интересны впечатления Ибн-Батуты от Бухары и Самарканда. Автор отмечает, что ни тот, ни другой город не избавились еще от следов разрушений. В источниках сохранились сведения о характере повозок, на которых в те времена передвигались в степях Золотой Орды. В этом отношении представляет интерес посмертно изданная статья В. В. Бартольда «О колесном и верховом движении в Средней Азида.2 Выше мы видели, что из Судака, Керчи и Таны ходили четырехколесные крытые телеги (повозки), запряженные волами, лошадьми и верблюдами. Был еще один тип крытых повозок, который отмечается источниками. По словам Шереф-ад-дина Али Иезди: «Жилищем степняков в этой безграничной пустыне являются шатры „кутарме", которые делают так, что их не разбирают, а ставят и снимают целиком, а во время передвижений и перекочевок едут, ставя их на телеги».3 Эти слова относятся тоже к Дешт-и-Кыпчак,. 1 Voyages d'ibn Batoutah, т. III, стр. 21. 2 ЗИВ, VI, 1937, стр. 5 след. 3 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 172—173
ГЛАВА ВОСЬМАЯ ЧЕРТЫ КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ Можко ли говорить о культуре Золотой Орды, как мы это обычно понимаем? Говоря о культуре, мы предполагаем и носителя культуры, т. е. создавший ее народ. В Золотой Орде не было единого народа. Были покоренные пароды и были пришельцы-кочевники — татары, их завоеватели и угнетатели. Следовательно на территории Золотой Орды не могло быть единой культуры. В Хорезме, Булгарах, Крымских городах была своя древняя и сложная культурная жизнь, стоявшая неизмеримо выше того, что имели завоеватели. Да и сами завоеватели слились постепенно, как мы выше видели, с местными кочевниками — половцами. Пантюркисты всех направлений стремятся всячески преувеличить культурные достижения тюркско-монгольской среды в Золотой Орде, забывая, что до конца существования Золотоордынского государства татары не выходили в подавляющей массе из кочевого состояния, а следовательно и не могли породить того, что кочевому образу жизни несвойственно. Достижения же городской жизни в городах, созданных при татарской власти в Поволжье (Сараи и другие города), были делом рук не самих татар, а, как увидим ниже, покоренных ими народов. Мы не раз отмечали, что широко распространенное представление о монголах (татарах) как о варварах; стоявших на чрезвычайно низком уровне цивилизации, не соответствует действительности. Уже самый факт военно-феодального государства, осуществленный организаторским дарованием Чингисхана, является прекрасным опровержением представления о полной дикости монголов начала XIII в. Однако нельзя впадать и в другую крайность, нельзя ставить их на один уровень с окружавшими их земледельческими народами — китайцами, таджиками и оседлыми тюрками, — особенно в области духовной культуры. Общеизвестно, что монголы были язычники, причем у них широко был распространен шаманизм. Плано Карпини, Вильгельм Рубрук, Марко Поло, а также армянские авторы XIII в. оставили нам ряд ценных наблюдений в области их религиозных воззрений. По словам Карпини, «у них есть какие-то идолы из войлока, сделанные по образу человеческому, и они ставят их с обеих сторон двери ставки и вкладывают в них нечто из войлока, сделанное наподобие сосцов, и признают их за охранителей стад, дарующих им обилие молока и приплод скота. Других же идолов они делают из шелковых тканей и очень чтут их. Некоторые ставят их на прекрасной закрытой повозке перед входом в ставку и всякого, кто украдет что-нибудь с этой повозки, они убивают без всякого сожаления. «...Вышеупомянутым идолам они приносят прежде всего молоко всякого скота: и обыкновенного и вьючного. И всякий раз, как они приступают к еде или питью, они прежде всего приносят им часть от кушаний и питья. И всякий раз, как они убивают какого-нибудь зверя, они приносят на каком-нибудь блюде сердце идолу, который находится на повозке, и оставляют до утра, а тогда уносят сердце с его вида, варят и едят. «...Сверх того, они набожно поклоняются солнцу, луне п огню, а также воде и земле, посвящая им начатки пищи и питья и преимущественно утром, раньше чем станут есть или пить».1 1 Плано Каpпиии и В. Pубpук, ук. соч., стр. 7—8. В полном соответствии с рассказом Плано Карпини находятся и слова В. Рубрука. У последнего имеются и небезин-тересные детали, которые отсутствуют у Карпини. «И над головой господина, — пишет Рубрук, — бывает всегда изображение, как бы кукла или статуэтка из войлока, именуемая братом хозяина; другое похожее изображение находится над постелью госпожи, именуется братом госпожи; эти изображения прибиты к стене. . .».1 О том же говорит и Марко-Поло,2 а также армянские авторы.3 Особо важное место в религиозных воззрениях монголов-занимало очищение огнем, что чрезвычайно характерно для шаманизма. Записи Плано Карпини в этом отношении особенно ценны. «Устраивают два огня, — пишет он, — и рядом с огнями ставят два копья с веревкой на верхушке копий,. и над этой веревкой привязывают какие-то обрезки из бука-рапа; под этой веревкой и привязками между упомянутых двух огней проходят люди, животные. . . И присутствуют две женщины, одна отсюда, другая оттуда, прыскающие воду и читающие какие-то заклинания; и если там сломаются какие-нибудь повозки или даже там упадут какие-нибудь вещи, это получают колдуны. И если кого-нибудь убьет громом, то всем людям, которые пребывают в тех ставках, надлежит пройти вышесказанным способом через огонь».4 Нарисовав эту яркую картину, Плано Карпини дает в другом месте своих записок и объяснение смысла очищения огнем у монголов. Вот что он пишет: «Когда нас должны были отвести к его (Бату, — А. Я.) двору, то нам было сказано, что мы должны пройти между двух огней, чего нам не хотелось делать в силу некоторых соображений. 1 Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 71. 2 Плано Карппни и В. Рубрук, ук. соч., стр. 88. 3 К. П. Патканов. История монголов по армянским источникам, стр. 23. 4 Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 12. Но нам сказали: "Идите спокойно, так как мы заставляем Вас пройти между двух огней не по какой другой причине, а только ради того, чтобы, если Вы умышляете какое-нибудь зло против нашего господина или если случайно принесете яд, огонь унес все зло". Мы ответили им: „Мы пройдем ради того, чтобы не подать на этот счет повода к подозрению"».1 В ставке Бату, как известно, было предложено пройти между двух огней и великому князю Михаилу Всеволодовичу Черниговскому с боярином Федором. Однако, в противоположность Плано Карпини, они этого не сделали, за что и поплатились жизнью.2 Огромное значение в духовной жизни монголов XIII в. имели представления, связанные с загробной жизнью и погребальными обрядами. В статье «К вопросу о погребальных обрядах турков и монголов»3 В. В. Бартольд пишет: «Вообще у монголов культ мертвых и связанные с ним шаманские идеи носили более примитивный характер и потому более варварский характер, чем у известных нам турецких народностей. Как убедительно доказывает Н. И. Веселовский, в основе турецких и монгольских погребальных обычаев лежит одна и та же шаманская идея, что убитые ханом или ради него люди должны служить ему на том свете. У орхонских турков отголоском этой идеи был обычай воздвигать в память умершего статуи убитых им врагов; у монголов та же идея выражалась в обычае убивать всех встречных по пути похоронной процессии от места смерти хана до места погребения, причем им, по словам Марко Поло, говорили: „Иди на тот свет служить нашему государю!"». Марко Поло уверяет, что после смерти Мункэ-хана таким образом погибло более 20000 человек. 1 Плано Карпини и В. Pубpук, ук. соч., стр. 48. 2 Интересный комментарий к летописному рассказу о причинах смерти Михаила Всеволодовича Черниговского см. в статье Н. И. Веселовского «О религии татар ио русским летописям» (ЖМНП, июль 1916 г.,стр. 84 след.). 3 ЗВО, т. XXV, стр. 64. С именем монголов этого периода даже связываются человеческие жертвоприношения. В этом отношении характерен рассказ персидского историка Вассафа (закончил свой труд в 1328 г.) о погребении знаменитого основателя монгольской власти в Иране — Хулагу-хана (1256—1265). По словам Вассафа, в могилу последнего были опущены наряду с разными вещами и драгоценностями и красивые девушки в праздничных одеждах.1 О человеческих жертвоприношениях говорит и армянский автор XIII в. Киракос, труды которого являются ценнейшим первоисточником по монгольской эпохе. Он рассказывает, как Хулагу принес однажды человеческое жертвоприношение реке Тигру.2 Описывая взятие столицы халифата Багдада в 1258 г., а также сцены убийства рукой Хулагу-хана последнего арабского халифа Мустасима (1242—1258), Киракос добавляет: «сыну своему он приказал умертвить одного из сыновей халифа, а другого велел принести в жертву роке Тигру: она, по его словам, не согрешила против нас, но содействовала нам при наказании нечестивых». По мере соприкосновения с более культурными, чем они, соседями, в среде монголов начинают распространяться и другие религии. Так, при Газан-хане (1295—1304), когда верхушка монгольского общества начала принимать ислам, наряду с шаманизмом мы наблюдаем и буддизм. Об этом говорит не только Рашид-ад-дин,3 но и другие мусульманские авторы. Привязанность многих монголов из знати к идолопоклонству и к буддизму была так сильна, что в хулагидском Иране Газан-хан, по словам Рашид-ад-дина, вынужден был пойти на разрушение кумирен и других языческих храмов. Однажды, по словам последнего, хатуни и эмиры обратились к Газан-хану с просьбой сохранить в перестроенном под дворец виде языческий храм, построенный отцом Газан-хана. 1 D'Оhsson, т. Ill, стр. 407. 2 Киpакос, перев. Патканова, стр. 94. 3 D'Ohsson, IV, стр. 354. — Quatremere, Histoire des Mongols, стр. 184 след. — Рашид-ад-дин, Сборн. летоп., III, стр . 218. Свое проше-ние они мотивировали следующим образом. На стенах храма, разрушенного по приказу Газан-хана, имеются изображения его отца, ныне же снег и дождь окончательно их испортят, не лучше ли будет, если перестроить разрушенный храм под дворец и тем сохранить память об отце. Газан-хан на это не согласился, боясь как правоверный мусульманин нарушить нормы и предписания ислама. Те же настроения наблюдаются и среди монголов Золотой Орды. Известно, что Узбек-хан, считающийся главным проводником ислама в среде феодальных верхов золотоордынского общества, издал распоряжение об убийстве не только шаманов, которые играли такую огромную роль в общественной жизни монголов, но и буддийских лам.1 Не следует, конечно, преувеличивать роль буддизма у монголов во второй половине XIII и начале XIV в., едва ли он мог быть даже очень заметным в жизни монгольского народа. По всему видно, что он не оказал никакого сопротивления исламу. Другое дело шаманизм, шаманы крепко держали в своих руках народные массы Золотой Орды еще много времени после официального принятия ислама верхами золотоордынского общества при Узбек-хане. Говоря о распространении ислама в Золотой Орде, необходимо помнить, что успех или неуспех этой пропаганды зависел главным образом от того, в какой среде ее вели. В Дешт-и-Кыпчак, в самой гуще кочевников-трудящихся — как самих монголов, так и кыпчаков (к XIV в. процесс отю-речения первых зашел уже очень глубоко), — ислам не имел успеха. Здесь можно вспомнить слова, будто бы сказанные одним из тюркских ханов в XIII в. послам омейядского халифа Хишама (724—743): «Нет среди турок ни цырульников, ни сапожников, ни портных; если они сделаются мусульманами и будут исполнять предписания ислама, чем же они будут питаться?».2 1 Quatremere, ук. соч., стр. 186. 2 Якут. Географический словарь, т. 1, стр. 839. — В. В. Бартольд. История культурной жизни Туркестана, стр. 72, Во всяком случае, еще в XV в. в Дешт-и-Кыпчак было много язычников,1 т. е. многие придерживались шаманизма. Совсем иная картина наблюдалась в городах, а также в среде господствующих классов Золотоордын-ского государства. Кемаль Карши (конец XIII и начало XIV в.) рассказывает, как среди турок в Кашгарии вместе с караванной торговлей шло и распространение ислама.2 То же явление наблюдалось и в Золотой Орде. Известно, что вместе с купцами, вместе с постоянным притоком ремесленников из мусульманских городов в города Золотой Орды, главным образом в оба Сарая, шло распространение исламской религии. Более всего, конечно, в исламизации Золотой Орды сказалось влияние культурных центров Средней Азии, особенно Бухары и Ургенча, а также Булгара. Берке-хан был первым из золотоордынских государей, заложившим прочный фундамент для привлечения наиболее сильных представителей феодальной верхушки к исламу. Вот как описывает известный арабский историк XIV в. Ибн-Халдун принятие Берке-ханом ислама: «. . . он [Берке] принял ислам от Шемседдина Эльбахерзи, ученика из [числа] последователей Неджмеддина Кубра, . . . Эльбахерзи жил в Бухаре и послал к Берке предложение принять ислам. Он [Берке] сделался мусульманином и отправил к нему грамоту с представлением ему полной свободы делать в прочих его владениях все, что пожелает. Но он [Эльбахерзи] отказался от этого. Берке отправился в путь для свидания с ним, но он [Эльбахерзи] не позволил ему войти к нему до тех пор, пока его не попросили об этом его приближенные. Они выхлопотали Берке позволение [войти]; он вошел, снова повторил обет ислама, и шейх обязал его открыто проповедовать его [ислам]. Он [Берке] распространил его между всем народом своим, стал строить мечети и училища во всех своих владениях, приблизил к себе ученых и законоведов и сдружился с ними».3 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. 1 (Ибн-Арабшах), стр. 457. 2 В. В. Бартольд. Туркестан, т. I- (тексты), стр. 131. 3 В. F. Тизенгаузен, ук. соч., т. I (Ибн-Халдун). стр. 379. Берке-хан, как это ясно из слов ал-Омари 1 и Элькалька-шанди,2 принял ислам еще в 40-х годах XIII в., т. е. до вступления своего на престол. В словах Ибн-Халдуна имеется несомненное преувеличение относительно размеров исламизации при Берке-хане. Во всяком случае, долгое время спустя на золотоордынском престоле мы видим еще ханов-язычников. Такими были Тудаменгу (1280—1287)3 и Токта (1290—1312).4 Принятие ислама в Золотой Орде было фактом огромной политической значимости. Его особенно добивались в Египте ма-млюкские султаны, которым была необходима дружба с Золотой Ордой перед лицом общей опасности — хулагидского Ирана. Следующим значительным шагом в деле распространения ислама было царствование Узбек-хана (1312—1342). Элькалькашанди говорит, что «последовавшие за ним [Берке] цари их [татар] в этом государстве не исповедовали ислама до тех пор, пока между ними не явился Узбек-хан, который чрезвычайно искренне исповедовал ислам, открыто высказывал приверженность к [новой] религии и привязанность к закону [мусульманскому]. . ."5 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 245. 2 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 406. 3 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 105, 362. 4 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 174, 277. 5 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I (Элькалькашанди), «тр. 406. Как мы увидим ниже, при дипломатических сношениях с Золотой Ордой мамлюкские султаны Египта оказывали сильное давление на золотоордынских ханов в вопросе о скорейшей исламизации их государства. В 1314 г. Узбек-хан получил, наконец, возможность через своих послов сообщить египетскому султану ал-Мелику ан-Насиру об успехах ислама. Вместе с подарками Узбек-хан шлет султану, как сообщает ан-Нувейри, и поздравление «с расширением ислама от Китая до крайних пределов западных государств; сказано было также, что в государстве его [Узбека] оставалась еще шайка людей, не исповедывавших ислама, но что он, воцарившись, предоставил им выбрать или вступление в мусульманскую1 религию, или войну, что они отказались [от принятия ислама! и вступили в бой, что он напал на них, обратил их в бегство» и уничтожил их, посредством избиения и пленения».1 Говоря об исламизации Золотой Орды, мы, конечно, имеем в виду тюркско-монгольскую среду, по преимуществу кочевую. Общеизвестно, что целые области, входившие в Золотую Орду, были уже до монголов мусульманскими; таковы Хорезм и, Булгар, отчасти земли буртасов. Более того, первые две области, особенно Хорезм, сыграли крупнейшую роль в исламизации кочевой части Золотой Орды и в первую очередь ее господствующей верхушки. Характерно, что в пантюркист-ской исторической литературе, которая строит свои выводы на подтасовке фактов, постоянно и неизменно проводится мысль, что мусульманизация охватила половцев в домонгольское время почти полностью. Это положение пантюркистам необходимо для того, чтобы показать, что половецкое общество (которое, кстати сказать, даже не образовало еще в начале XIII н. единого государства) находилось ужена таком высоком уровне, что могло само передать монголам-кочевникам начатки мусульманской культуры. Фактов в источниках для подобных суждений не имеется, да едва ли они когда-нибудь могут найтись. Как бы ни были велики успехи ислама при Узбек-хане, они не выходили за пределы городской жизни и феодальной верхушки степи. Трудящиеся массы степи оставались еще долгое время во власти старых шаманских воззрений, которых не смог преодолеть и официальный переход к исламу. Культурная жизнь в Золотой Орде слагалась сложными и многообразными путями. С одной стороны, кочевая степь с богатым народным творчеством производителя-кочевника (кыпчако-монгола) в изобразительном искусстве и фольклоре, с другой — древние традиции в искусстве различных земледельческих районов. К сожалению, от всего этого до нас почти ничего не дошло, если не считать немногих записей, которые сделаны путешественниками-современниками, и в первую очередь записей уже знакомого нам В. Рубрука. На них стоит остановиться. 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 163. Описывая войлочные жилища татар, он говорит: «Дом, в котором они спят, они ставят на колеса из плетеных прутьев, бревнами его служат прутья, сходящиеся кверху в виде маленького колеса, из которого поднимается ввысь шейка, наподобие печной трубы; ее они покрывают белым войлоком, чаще же пропитывают также войлок известкой, белой землей и порошком из костей, чтобы он сверкал ярче; а иногда также берут они черный войлок. Этот войлок около верхней шейки они украшают красивой и разнообразной живописью. Перед входом они также вешают войлок, разнообразный от пестроты тканей. Именно, они сшивают цветной войлок или другой, составляя виноградные лозы и деревья, птиц и звереи».1 Последние слова особенно ценны: они подчеркивают, что «звериный стиль» играл еще в XIII в. большую роль в искусстве тюрко-монголов. Впрочем, об этом говорят и немногие сохранившиеся памятники материальной культуры. Татары, особенно женщины, любили украшать также и свое одеяние. Тот же В. Рубрук пишет: «Кроме того, они (татарки, — А. Я.) носят украшение на голове, именуемое бокка, устраиваемое из древесной коры или из другого материала, который они могут найти как более легкий, и это украшение круглое и большое, насколько можно охватить его двумя руками; длиной оно в локоть и более, а вверху четырехугольник, как капитель колонны. Эту бокку они покрывают драгоценной шелковой тканью; внутри бокка пустая, а в средине над капителью или над упомянутым четырехугольником они ставят прутик из стебельков перьев или из тонких тростинок, длиной также к локоть и больше. 1 Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 69. (Разрядка моя, — А. Я.). И этот прутик они украшают сверху павлиньими перьями и, вдоль кругом, перышками из хвоста селезня, а также драгоценными камнями. Богатые госпожи полагают это украшение на верх головы, крепко стягивая его меховой шапкой».1 К этому описанию можно добавить слова Плано Карпини о том, что прутики часто делались из серебра и даже золота и что «без этого убора они никогда не появляются на глаза людям, и по нему узнают их другие женщины».3 К сожалению, подобных наблюдений и записей о монголах того времени в источниках сохранилось очень мало. Однако приведенного достаточно, чтобы признать, что искусство тюрко-монгольского народа, каким являлось в XIII—XIV вв. кочевое население Дешт-и-Кыпчак, было одним из богатых проявлений его духовной жизни. Совсем в ином плане развивалась культурная жизнь в городах. Установить единство культурного развития по всем городам Золотой Орды, конечно, невозможно, слишком велика разница в культурных традициях таких богатых областей Золотой Орды, как, например, Крым и Хорезм. Если у первого имеются длительные культурные связи с Византией, Милой Азией, Сирией, Египтом, то у второго — не менее долгие сношения с Ираном, Мавераннахром, Китаем, не говоря о глубокой древности своей собственной культуры. Однако ни Крым, ни Хорезм, как бы ни были важны эти богатые области, не дают нам еще лица культуры Золотой Орды. Последнее мы прежде всего должны искать в городах. Нижнего Поволжья, там, где находились Сарай Бату и Сарай Берке и другие поселения. Культура и искусство этих центров сложились в условиях развития здесь в XIII в. интенсивной политической жизни, причем большую роль сыграла упомянутая область Хорезм и особенно ее столица Ургенч. Внимательное ознакомление с памятниками материальной культуры и искусства, добытыми при раскопках Терещенко городища Сарая Берке, а также с археологическими материалами Ургенча вместе с данными письменных источников приводит к выводу, что искусство золотоордынских городов и в первую очередь столиц развивалось при прямом участии культурных сил Ургенча. Правда, в Сарае Берке работали мастера с Кавказа (в частности армяне, что отмечено определенными надписями), из Египта, Византии и феодальной Руси, однако культурное лицо городской жизни на первых порах определяли ученые, художники, архитекторы и ремесленники Ургенча. 1 Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 77. 2 Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 6. На эту тему мне уже пришлось два раза писать, первый — в работе «К вопросу о происхождении ремесленной промышленности Сарая Берке», второй — в работе «Столица Золотой Орды — Сарай Берке». В этих работах я особенно подчеркивал, что в источниках постоянно упоминается целый ряд культурных деятелей хорезмийцев, которые принимали активное участие в образовании и сложении культурной жизни Золотой Орды. В арабских источниках египетского происхождения (ан-Нувейри, ал-Муфаддаль ас-Сафади, Ибн-Дукмак, ал-Макризи) очень часто мелькает имя Ала-ад-дина Айдогды ал-Хорезми,1 который хотя и был послом египетского султана при дворе Узбек-хана, однако был тесно, повидимому, связан с хорез-чийской колонией в Сарае Берке. Он всячески содействовал установлению не только дипломатических связей Египта о Золотой Ордой, но и родственных отношений между Узбек-ханом и ал-Меликом ан-Насыром путем женитьбы последнего на одной из наиболее видных золотоордынских царевен. В Сарае Берке во времена Узбек-хана весьма почиталась ханака шейха Номан-ад-дина ал-Хорезми. По словам Ибн-Патуты,2 Узбек-хан был частым гостем этой ханаки, где каждую пятницу проводил время в беседах с ним. 1 В. Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 146 (арабск. текст), стр. 168 (русск. перев.); стр. 186 (арабск. текст), стр. 198 (русск. перев.); «стр. 271 (арабск. текст), стр. 271 (русск. перев.); стр. 317 (арабск. текст), гтр. 324 (русск. перев.); стр. 319 (арабск. текст), стр. 326 (русск. перев.); «сгр. 425 (арабск. текст), стр. 437 (русск. перев.). — А. Якубовский. К попросу о происхождении ремесленной промышленности Сарая Беркэ, стр. 24. 2 Ибн-Батута в изд. Defremery, т. II, стр. 449. Номан-ад-дин прежде работал старшим врачом больницы в Хорезме1 (Ургенче), но был переведен при Токте-хане в Сарай.1 Про этого врача один из современников, ал-Барзали, сказал, что он «изучал логику, диалектику, медицину», был человеком исключительно образованным, побывал во многих странах и виделся с замечательными людьми. Небезинтересен и тот факт, что эмиром в Азове (Азак-Тана) в 30-х годах XIV в., т. е. при Узбек-хане, был Мухаммед Ходжа ал-Хорезми.2 Хореамийцы работали в столицах Золотой Орды на самых разнообразных поприщах культуры, однако среди них преобладали ремесленники. Сравнительное изучение памятников архитектуры Сарая Берке и Сарая Бату, с одной стороны, и Ургенча, с другой, пронодоппое хотя бы только на материале изразцовой деко-ровки (памятники архитектуры на городище Сарая Берке в надземной своей части не сохранились), убеждает в том, что хорезмийские мастера со свойственным им блеском повторяли богатые, многокрасочные орнаментные композиции в из-разцомых мозаиках, которые до сего дня украшают такое изумительное здание, как мавзолей Тюрабек-Ханым в Куня-Ургецче.3 Хорезмийские мастера, впрочем, не только повторяли, но создавали на новом месте целые школы. Богатая коллекция изразцов из Сарая Берке, относящихся к разнообразным зданиям XIII—XIV вв., убеждает, что здесь налицо явления типичного мусульманского феодального искусства. Обобщенный растительный орнамент в сочетании с геометрическим: плетением и арабскими надписями, выполненными декоративными почерками, игра глазурных красок (синяя, бирюзовая, белая, зеленая, желтая) в сочетании со столь характерным для Ургенча красным цветом (ангобная краска), — все это вместе с привычными для жителей городов Средней Азии и Ирана архитектурными формами переносилось в Поволжье. 1 В. Г. Т изенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 173 (арабск. текст), стр. 175 (русск. перев.); также стр. 493 (арабск. текст), 523—524 (русск. перев.). 2 Ибн-Батута, изд. Defremery, т. II, стр. 368. 3 А. Ю. Якубовскии. Развалины Ургенча, стр. 48 след... То же мы наблюдаем и в других видах так называемого прикладного искусства, особенно в поливной керамике. Беглого взгляда на богатые коллекции Государственного Эрмитажа в этой области достаточно, чтобы убедиться в том, как многообразно было это искусство в Золотой Орде, особенно в городах Нижнего Поволжья. В упомянутой работе «К вопросу о происхождении ремесленной промышленности Сарая Берке» (стр. 28—48) разобраны виды поливной керамики Сарая и решен вопрос о роли хорезмийских мастеров в создании их. Керамика эта, действительно, во всей полноте как бы повторяет работу ургенчских гончарных мастерских. Здесь можно увидеть те же краски, тот же растительный, по преимуществу, орнамент (хотя встречаются и изображения зверей, птиц и даже людей), те же почерки арабских надписей в том же композиционном сочетании, в той же технике, что и на ургенчской посуде. Однако среди памятников искусства в Золотой Орде мы найдем много такого, что напоминает нам прекрасные произведения художественных мастерских мамлюкского Египта. Мы уже видели, какое огромное количество подарков отправляли султаны Египта золотоордынским ханам: в списках подарков значатся и ремесленники, которые передавали свою технику на новом месте, а вместе с художественной техникой заносили и элементы художественной идеологии, привить которые в городской среде не составляло особого труда. Среди импортных вещей из Египта мы в упомянутой коллекции Эрмитажа имеем прекрасный мраморный подсвечник с надписью, указывающей, что эта вещь из Египта, фрагменты великолепных раскрашенных, с надписями, стеклянных ламп и другие предметы. Небезинтересны и импортные вещи из Китая. В коллекции Эрмитажа находится кафтан из китайского шелка с рисунком, найденный в Увеке (напротив Саратова), большое количество украшенных бронзовых зеркало и т. д. Известно, что вместе с товарами караваны приводили и ремесленников, которые оседали и продолжали на месте знакомое им производство. В данном случае подобное явление мы имеем с производством бронзовых зеркал. Внимательное их изучение показывает, что если первое время их еще ввозили из Китая, то в период расцвета торговой и культурной жизни их производили тут же, в Сараях и других городах. Политическая роль Золотой Орды с точки зрения исторических масштабов не была длительной; Золотая Орда как самостоятельное государство едва ли превысит по времени два с четвертью столетия, однако этого срока было достаточно, чтобы все те воздействия, при которых слагалась культурная жизнь городов Нижнего Поволжья, превратились в одно из главных слагаемых своеобразного поволжского золотоордынского искусства, которое в период расцвета уже имело своих мастеров, художников и свои собственные школы. На всех произведениях этого искусства лежит печать мусульманской феодальной идеологии. Более того, все это искусство но существу обслуживало лишь верхи золотоордынского городского общества, т. е. феодалов, так или иначе связанных с городом купцов, феодальную городскую интеллигенцию и верхние слои ремесленников. Народная масса деревни и кочевых степей мало была связана с этим искусством. Что же касается городских ремесленников, то они в большей мере выступают как участники его-производства, чем как потребители. Проследить связь сельского поволжского населения и кочевников с этим искусством можно лучше всего на керамике Сарая Берке. Поливные сорта ее ничего общего ни по технике, ни по формам не имеют с неполивной керамикой, так богато сохранившейся в развалинах Сарая Берке. Не имея ничего общего с поливными сортами, керамика эта вовсе не похожа и на неполивную керамику Ургенча и других среднеазиатских городов. Зато она чрезвычайно сходна с неполивной керамикой из поселений по Нижнему Дону и Северному Кавказу. Керамика эта бытовала здесь задолго до прихода сюда монголов и образования Золотой Орды. В период существования последней она не умерла, а продолжала существовать, имея широкое распространение, по преимуществу, в среде крестьянства и беднейшей части городского населения. Наиболее ранним памятником золотоордынской письменности, относящимся к началу XIV в., является замечательная рукопись на бересте. В настоящее время она находится на выставке Востока Эрмитажа в зале «Сарай Берке — столица Золотой Орды». Рукопись на бересте была найдена случайно: при рытье ямы под силосование кормов близ села Подгорного, на левом берегу Волги, против Увека, в 1930 г. наткнулись на золотоордынское погребение, а в нем среди других предметов и на рукопись. Написанная на монгольском языке уйгурским алфавитом, рукопись содержит в стихотворной форме разговор матери с сыном, которого она провожает на службу к господину. Мать утешает сына и советует ему не огорчаться. Сын говорит, что ему не хочется ехать на тяжелую службу и что его влечет в родные степи к семье и друзьям. В создании литературного языка и литературной культуры Золотой Орды также большую роль сыграл Хорезм. Целый ряд художественных произведений, вышедших из Золотой Орды, обнаруживает в своем языке прямую связь с языковыми элементами Хорезма и городов нижней Сыр-дарьи, т. е. территории Ак-Орды. В Хорезме кроме хорезмийского населения, к этому времени почти целиком по языку отюреченного, имелись еще туркмены и кыпчаки. Что же касается Белоордынских городов, то здесь даже в городах (за исключением пришлых элементов) говорили только по-тюркски с преобладанием кып-чакских языковых элементов. Обе вышеотмеченные области (Хорезм и города по нижней Сыр-дарье) оказывали свое постоянное воздействие не только на разговорную речь, но и на еще складывающуюся золотоордынскую письменность, особенно на художественную литературу. В поволжских городах, особенно в двух Сараях, происходила в этом отношении большая работа, не говоря уже о том, что здесь был и крупный центр богословской мусульманской мысли. Письменные источники XIII—XV вв. (преимущественно арабские) приводят немало крупных имен, работавших как в той, так и в другой областях. Однако все это вне нашей специальности, а следовательно и пне настоящей книги.
|
