Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы: Крым.

Николай Доненко

НОВОМУЧЕНИКИ ФЕОДОСИИ

К оглавлению

 

 

Протоиерей Борис Котляревский

Непосильная тяжесть трагических событий истощила душевные силы, измучила не только жителей Феодосии, но и крестьян Восточного Крыма, и в ответ на деспотическую реальность у них появились возвышенно наивные фантазии о скорых переменах к лучшему. Обиженные властью сельские жители охотно поверили слухам о некоей организации9, которая собиралась переменить политический строй в Советской России и подарить крестьянам долгожданную свободу.

Начиная с 1922 года, по слухам, подтверждаемым другими слухами, из-за границы прибыл некий командир для организации работы среди немецких и болгарских колонистов, и зовут его Петр Романович Иорги. По всей видимости, это был энергичный и властный человек с твердым и решительным характером, хорошо знавший крестьянскую психологию и умело манипулировавший народными представлениями о справедливости и правильном устроении жизни. Ни у кого из крестьян не вызывала сомнения простая мысль: так продолжаться больше не может10, а стало быть, организации надо

9 Как известно, в Крыму в то время было много повстанческих отрядов, численность которых колебалась от 20 до 70 человек. Еще в марте 1919 года местная газета сообщала: "Повсеместно появляются шайки бандитов. Шайки берут заложников, требуя выкупа. В связи с действием шаек помещики уезжают из экономии в город, что грозит большими сокращениями посева". В межведомственной переписке того же года читаем: "Из Симферополя 23/1-1919 года Евпаторийская шайка ликвидирована, убито 117 человек, незначительная часть прорвавшихся преследуется".

И еще одно любопытное свидетельство того времени. "20 арестантов-большевиков из Симферопольской тюрьмы были отправлены по железной дороге в Керчь. Среди них находится матрос Мурзак, который во время большевистского господства принимал активное участие в зверских убийствах многих офицеров, еврейка Немич, лично руководившая истязаниями и убийствами офицеров в Евпатории, и другие. В пути арестанты сделали попытку взбунтоваться, ранили трех офицеров и все были расстреляны конвоем и тут же зарыты у полотна железной дороги".

10 В невозможности согласиться с происходящим убеждал еще и голод. Трупы умерших людей неделями не убирались с улиц. В ряде городов количество населения уменьшилось почти наполовину. В Крыму появились мертвые села, все жители которых умерли от голода. Голод сопровождался тифом, дизентерией, убийствами, грабежами и даже каннибализмом. В сводках ЧК от 3 марта 1922 года говорится: "Ужасы голода начинают принимать кошмарные формы. Людоедство становится обычным явлением".

помочь, за светлое будущее надо уже сейчас заплатить своим нехитрым добром. Ему отдавали лошадей, баранов, сукно - якобы для пошивки шинелей для несуществующей армии и прочее. Иногда Петр Романович действовал очень решительно, со властью в голосе предлагал идти за ним и заслужить его доверие, мол, "тогда все узнаете...", а сомневающимся угрожал оружием и говорил: "Если не согласитесь сегодня, завтра с вами покончу..." и требовал письменного свидетельства, подтверждающего верность ему, которое сам диктовал оробевшему крестьянину. Из страха некоторые крестьяне давали ему подобную бумагу, но, как правило, не вполне понимали, что там было написано. На всякий случай он предупреждал, что заявлять властям о случившемся бесполезно, так как "всюду свои люди". Более доверчивым и простодушным он рассказывал, что едет за границу, где "у великого князя Николая Николаевича есть свое войско", с которым они собираются пойти против Советской власти, и что они с Петром Ивановичем, а он, главное лицо, состоит в организации и собирает сведения о том, как люди относятся к Советской власти. Он умел красиво и убедительно поговорить о плохой жизни, грабежах, беспорядках и несправедливости, о которых, впрочем, крестьяне сами знали не понаслышке. Подготовив идейную базу, он искусно переводил разговор в практическое русло: "Надо что-то делать... есть люди... надо организоваться, чтобы улучшить положение крестьян".

Наиболее трезвым и рассудительным подобные заявления представлялись не вполне убедительными, в чемто неправдоподобными. Таким был умудренный жизненным опытом крестьянин Горбачев, он имел своих сторонников и пользовался у них авторитетом. До времени он присматривался, собирал факты и, когда убедился, что пора действовать, собрал крестьян и спросил: "Что есть Петр Иванович, как не бандит с группой?" Народ зашумел и стал возражать: "Петр Иванович в высшей степени честный человек. Он наш и нас понимает". Тогда Горбачев рассказал, как он узнал о многих проделках Петра Ивановича, установив за ним пятнадцатидневное наблюдение, после чего пришел к определенному выводу, что он бандит. "Лошадей Дмитрия Богданова, - сказал Горбачев, - он продал в Симферополе, а говорил, что они в руках организации, чему все мы поверили и считали его чуть ли не святым человеком".

Посовещавшись, обманутые крестьяне с нарочным вызвали из Феодосии Петра Ивановича и снова собрали совет, на котором Горбачев открыто заявил: "Петр Иванович водил всех нас за нос. Мы это установили, никакой организации нет, все мы были под его гипнозом..." и так далее. Когда Горбачев закончил обличительную речь, указывая на свидетелей, собравшиеся захотели с Петром Ивановичем расправиться, но он изловчился и убежал. Разоблачения в подполье затруднительны, трудно доказуемы, и Петр Иванович со своим напарником Петром Романовичем продолжали действовать в том же духе.

Как-то раз к Петру Яковлевичу Урумбегликову, проживавшему в селе Османчик, ночью пришел односельчанин Георгий Хапов и сказал, что в деревне собрались несколько человек и просят его прийти к ним. Петр Яковлевич подумал, что его зовут на вечеринку и, ничего не подозревая, пошел за Хаповым. У него дома он встретил своих односельчан и еще одного незнакомого ему человека, который вел серьезную беседу с присутствовавшими. Прислушавшись, Хапов понял, что неизвестный просит о материальной поддержке на какое-то важное дело, и деликатно поинтересовался, о каком таком деле идет речь, на что незнакомец отозвался в том смысле, что на такие вопросы непроверенным людям он отвечать не желает. Петр Яковлевич посидел немного и ушел, так и не сообразив, зачем его звали. Через две недели к нему пришли те же односельчане и предложили поехать с ними в Старый Крым, так как их "начальник, неизвестный ему человек, которого он видел, требует его к себе". По понятным причинам Петр Яковлевич возмутился: "По какому такому праву меня кто-то вызывает?" И услышал в ответ, что его наметили для каокго-то общества. После долгих уговоров недоумевавший Петр Яковлевич согласился поехать. На конспиративную квартиру в Старом Крыму, где они остановились, пришла женщина, о чем-то поговорила с хозяином и вышла. За ней вышли все. Женщина шла впереди и постоянно оглядывалась, чтобы не потерять приехавших из виду, затем показала знаком, в какой дом им войти. Это оказался дом местного священника Бориса Котляревского6, служившего в Свято-Успенском храме7.

"Войдя в комнату, незнакомец стал меня сразу же обвинять в нежелании прийти по первому зову, заявляя, что раз он меня потребовал, то я обязательно должен явиться, и заявил при том: "Кто пойдет за мной, тот человек наш, кто пойдет против, тот не минует расправы", - и указал на имевшийся у него револьвер, заявил Урумбегликов на допросе. И стал после этого говорить о том, как он готовит в России партию, которая должна произвести переворот. И что его поддержат крестьяне, недовольные налогами и порядками управления".

При этом разговоре присутствовал священник Борис, но внешним видом своего отношения не показывал. Скорее всего, он не имел отчетливого представления, кто этот Петр Иванович и что он хочет. Открытый людям, отец Борис, вопреки своей воле, столкнулся с авантюристом и в результате поплатился за это жизнью.

В конце июля 1923 года к священнику пришла его хористка Анна Феофиловна Кретинина и привела с собой неизвестного, который, как выяснилось позже, оказался Петром Ивановичем, представила его как своего знакомого, бывшего офицера. Она и раньше говорила, что у нее есть знакомый, который может посвятить отца Бориса в политические проблемы. Но священник энтузиазма не проявлял и политикой, по всей видимости, особенно не интересовался. Во время знакомства с отцом Борисом Петр Иванович рассказал о существовании политической организации, "которая хочет улучшить положение народа", но о ее структуре и численности говорить не стал. "Говорил только о том, - как впоследствии скажет отец Борис, - что нужно подготовить народ к народовластию путем агитации, указывая на тяжелое положение крестьян и духовенства при существующем строе. О себе он говорил, что он из болгар и является руководителем организации". Петр Иванович предложил священнику оказать всестороннюю помощь организации, но отец Борис уклонился от сомнительных отношений. На этом беседа закончилась, и Кретинина ушла с Петром Ивановичем.

Спустя некоторое время он снова пришел к отцу Борису с просьбой поговорить у него на квартире с двумя болгарами, одним из которых был Петр Яковлевич Урумбегликов. Разговор происходил на болгарском, и хозяин дома ничего не понял. Через полчаса все разошлись. После этого визита отец Борис и матушка Серафима, почуяв неладное, запротестовали и попросили А.Ф.Кретинину, чтобы она своего знакомого больше в их дом не приводила. И загадочный "эмиссар" больше не появлялся.

Дальнейшие похождения авантюристов, стилизовавших свое мошенничество под борьбу за крестьянскую правду, как и следовало ожидать, привели к аресту. В руках чекистов оказалась многолюдная, как они предполагали, имевшая поддержку из-за границы организация, якобы ставившая своей целью свержение существующей власти.

Огромное количество крестьян, едва соприкоснувшихся с мифической организацией, было арестовано и, в основном, после, как правило, одного допроса расстреляно. 12 июня 1924 года органы арестовали священника Бориса Котляревского. На единственном допросе 21 июня отец Борис согласился со следователем Богуславским, что был, вероятно, не прав, не сообщив властям о существовании организации, в реальность которой сам не верил. 30 июня 1924 г. он был осужден и расстрелян. Вместе с ним казнили еще двадцать три человека.