Курсовое сочинение

студента IV курса

священника Владимира

КОТЛЯРОВА

В текущем году исполняется 224 года со дня основания Троице-Сергиевой Пустыни. В истории этого монастыря замечательно прежде всего то, что он возник в такое время, когда в России под влиянием новых идей, навеянных западом, принимались меры к ограничению числа монашествующих и монастырей. Монастырский вопрос тогда затрагивался настолько серьезно, что, кажется, решался вопрос о существовании монастырей вообще. Но не только новые идеи были причиной такого отношения к монастырям. Растущая потребность русского государства, по-видимому, также способствовала перемене взгляда на монастыри Петра I и его сподвижников.

Русский верующий народ всегда с благоговением смотрел на монашеский подвиг и потому всеми мерами способствовал росту и процветанию монастырей. Неудивительно, что русские монастыри на 1724 год насчитывали в себе более двадцати пяти тысяч монашествующих обоего пола.(+++1)

“До Петра Великого русское правительство и общество видело в монашестве необходимый элемент церковной жизни, а в монастырях - места убежища от жизненных невзгод для отдельных лиц и божественную охрану всей Русской земли”. (+++ 2) Совершенно иначе смотрел на монашество Петр I. Для него монастырь уже не был учреждением священно-неприкосновенным. “Ценя главным образом одно материальное служение обществу”, преобразователь усмотрел в монашестве только способность “поядать чужие труды”, распространять суеверие, ереси и т.п. (+++ 3) Следовательно, не высота идеи имела значение, а экономическая польза учреждения. Такой взгляд, конечно, страдает отсутствием объективности. Русский канонист Павлов А. С. говорит: “Монашество, по своей идее, есть самоотверженный подвиг, совершаемый не только для удовлетворения личной нравственной потребности, но и на служение общему благу, ибо нравственный христианский закон обязывает каждого любить своего ближнего, как самого себя”. (+++ 4)

Таково представление о монашестве было на Руси с древних времен, так понимал монашество и отец Петра I. По-иному оценил монашеское служение сам преобразователь:

“А что говорят: молятся... Что же прибыль обществу от сего?” Практическо-государственная точка зрения развенчивала монастыри в их идеальном значении; она влекла за собою принижение, необходимо сопровождающееся количественным сокращением монастырей”. (+++ 5)

Руководимый таким взглядом Петр I принял решительные меры, в результате которых число монастырей стало уменьшаться.

В правление императрицы Анны Иоанновны (1730-1740 гг.) начинания преобразователя не только не были забыты, но, наоборот, получили полную поддержку. “Законы Петра о сокращении числа монахов никогда не практиковались с такой настойчивостью, как при Анне Иоанновне в период бироновщины”. (+++ 6)

Историки в мрачных картинах описывают этот период. “Это царствование - одна из мрачных страниц нашей истории и наиболее темное пятно на ней - сама императрица”. (+++ 7)

“Кровавый свет освещает все аннинское царствование, озаряет и положение церкви русской. Не мало жертв вырвала из среды духовенства Тайная Канцелярия. Не мало их погибло, изувечено в ее таинственных полных ужаса застенках”. (+++ 8)

“Немецкое господство при Анне Иоанновне положило конец реакции, но оно было слишком деспотично, чтобы сообщить реформе правильное дальнейшее движение. Имя бироновщины, усвоенное ему историей, представление о “царстве дьяволов”, пущенное в ход елисаветинскими архиереями, уже само по себе вызывает в нашем уме страшную картину гонения на монашество, истребления его, а не “исправления”. (+++ 9)

Правительство Анны Иоанновны не было популярным. Оно только силой подавляло недовольство подчиненных. “Не доверяя русским, Анна поставила на страже своей безопасности кучу иноземцев, навезенных из Митавы и из разных немецких углов. Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении... Вся эта стая кормилась досыта и веселилась до упаду на доимочные деньги, выколачиваемые из народа”. (+++ 10)

Введение верноподданнической присяги повлекло за собою ряд печальных последствий для духовенства. Некоторые не поняли цели присяги и отказались от нее, за что потом были совершенно незаслуженно преследуемы.

Не лучше себя чувствовало духовенство молодой столицы. “Духовенство С.-Петербургской Синодальной епархии находилось в скорбном положении с воцарения Анны Иоанновны до вступления на престол императрицы Елизаветы Петровны... Оплошные и нисколько не злонамеренные поступки духовных лиц в то время возводились в государственные преступления первой категории и... наказывали несчастных без всякого на то милосердия и пощады... А что претерпевали они в узах Тайной канцелярии, то и остается под спудом тайны”. (+++ 11)

Много неприятностей пришлось перенести русскому духовенству от первенствующего члена Св. Синода.

“В аннинское царствование роковую роль для церкви сыграла личность того самого Феофана Прокоповича, архиепископа Новгородского, поведение которого при воцарении Анны Иоанновны должно бы, кажется, быть залогом доверия между верховной властью и церковным правительством”. (+++ 12)

К 1736 году архиепископ Феофан при помощи Тайной канцелярии устранил со своего пути всех, кто не разделял его взглядов. Обвиняя духовенство в тайных заговорах, он ссылал не только видных иерархов, но и рядовых монахов. “Постоянно фигурировавшее на арене Тайной канцелярии духовенство, не покидавшее мрачных глубин тюрем и застенок, навсегда в глазах правительства подорвало доверие к церкви”. (+++ 13) Никто их архиереев не мог не опасаться обвинений и преследований. “Один только епископ русской церкви, по-видимому, не имел оснований дрожать за свою судьбу. Это был Феофан Прокопович, Новгородский архиепископ, церковный временщик аннинского царствования, друг Остермана и Бирона”... (+++ 14)

Позднее проповедники с возмущением говорили, что в царствование Анны Иоанновны страдало много невинных иерархов.

Как относилось правительство Анны Иоанновны к белому духовенству? К сожалению, приходится отмечать, что и здесь положение было нисколько не лучше. Титлинов говорит, что русское духовенство, и прежде забитое и униженное, не многим отличавшееся от крепостного сословия, при Анне Иоанновне выпило чашу горести до дна. (+++ 15) Многочисленные повинности, дела о присяге, предписание о поставке драгунских лошадей окончательно подорвали “благополучие” служителей алтаря.

28 сентября 1736 года был издан знаменитый именной указ “о разборе” в армию церковнослужителей и детей духовенства. Издатели указа полагали, что среди лиц духовного сословия было слишком много праздных людей, и указ был направлен против таковых. Известно, что дети духовенства в большинстве случаев являлись прямыми кандидатами в пастыри. После издания указа многие из них были “разобраны”. Через год уже сказались результаты указа 1736 года. В Москве “для наполнения даже числа действительного причта” недоставало 129 человек. (+++ 16) В Архангельской епархии не хватало “50 кандидатов для замещения существующих свободных вакансий, да, согласно правительственному указу, 736 человек для определения впредь на убылые места: всего 786”. Из Нижегородской епархии сообщали, что на 945 церквей “недоставало еще несколько сот для точного выполнения правительственного указа”.

В феврале 1740 года закончилась русско-турецкая война, но указ 28 сентября 1736 г. был отменен лишь наполовину. Русская православная церковь на 22 марта 1739 года имела 706 опустевших церквей и 9 016 свободных мест в церковных причтах: из них 1264 священнических и 1 263 диаконских места.

Таким было положение русской церкви в действительности. Цифровые данные наглядно показывают, как печально закончилась борьба кабинет-министров с “тунеядцами”. После проведения в жизнь всех мероприятий, направленных на “возвышение достоинства” пастырей и на обеспечение церкви “учительными” пастырями”, русская церковь была близка к разорению.

Гораздо хуже относилось правительство Анны Иоанновны к черному духовенству и к простому монашеству. Монашество считалось учреждением, не дающим обществу никакой пользы. Вывод, следовательно, оставался один.

Нужно согласиться, что монашеский институт в XVIII веке был не тем, каким он должен быть. Некоторые монашествующие теперь далеки были от своего идеала. Мирские блага вытеснили из монастырей аскетизм и подвиги, “молитвенный вопль кающейся души замирал и глох среди мирских страстей... Присутствие в монастырях посторонних элементов в роде вкладчиков и вкладчиц, призреваемых всякого рода, ссыльных, вносило еще большую дезорганизацию в монашескую среду”. (+++ 17)

Если Кабинет видел эти недостатки в монастырях, то ему следовало бы принять меры к исправлению таковых. Надо полагать, что такие меры были бы встречены с сочувствием и благодарностью даже самими монашествующими. Но аннинские временщики не заинтересованы были в подъеме нравственности монахов. Они мечтали если не о полном уничтожении, то о доведении числа монастырей хотя бы до минимума. О монашестве стали непристойно отзываться и открыто говорить, что почти все монахи - тунеядцы и в монастыри зачастую уходят, чтобы не платить налогов и, чтобы ничего не делая, питаться за чужой счет. Опять приняты были меры для “упорядочения” монашеской жизни.

В 1733 г. Синод запретил постригать студентов в монахи “прежде трехлетнего искуса”. В 1734 г. (10 июня) архиепископ Феофан объявил Синоду указ императрицы Анны о запрещении пострижения в монахи кого бы то ни было, за исключением вдовых священнослужителей и отставных солдат. В противном случае архиерей подвергался штрафу на 500 руб.

В том же году белому духовенству запрещено было принимать у себя монахов даже на ночлег. (+++ 18)

В 1735 г. вышел указ Синода, повелевающий постригать в монашество самим настоятелям в присутствии всей братии, остальным же запрещалось производить постриг. Этим указом еще более затруднялся доступ к монашеству.

11 марта 1735 г. Синод объявил указ, по которому “за пострижение и прием, также и за сие, кои настоятели монахам из монастырей своих отпуск чинили без благословных вин, за каждого человека по 10 рублей, а если кому такого штрафа заплатить будет нечем, таковых лишив монашества и иеромонашества, сослать под начал в другие монастыри”. (+++ 19)

После опубликования всех указов появилась опасность полного опустошения всех монастырей. С. М. Соловьев приводит цифровые данные на 1738 год:

“В описываемое время всех монахов в 708 монастырях считалось 7 829; монахинь в 240 монастырях 6 453” - всего 14 282. (+++20) На 1724 год монахов в России было более 25 000. Значит за 14 лет монашествующие потеряли 11 000 человек.

“Благодаря строгому разбору монахов и розыскам Тайной Канцелярии, дело дошло до того, что в 1740 г. Синод докладывал о совершенном оскудении монашества; в монастырях остались только старики, неспособные ни к церковному служению, ни к монастырским послушаниям, а в иных обителях и таких не оставалось, между тем монашество все еще продолжало умаляться “чрез разные случаи”, так что Синод изъявлял опасение, как бы оно вовсе не исчезло в России.” (+++ 21)

В такое поистине тяжелое время почти у самой столицы возникла пустынь с именем Преподобного Сергия. “Промыслитель наш восхотел, чтобы драгоценное имя Радонежского чудотворца было присуще и на Севере, вблизи новой столицы, как присуще оно в сердце России, вблизи древней столицы,- чтобы новая обитель его была ближайшею духовною сокровищницею для жителей севера, притекающих к Преподобному в различных нуждах своих”... (+++ 22)

Основателем пустыни был архимандрит Троице-Сергиевского монастыря (+++ 23) ВАРЛААМ (Высоцкий).

О. Варлаам отличался строгостью жизни и благочестием и пользовался у всех большим авторитетом. Кроме того, он был духовником императрицы Анны Иоанновны, которая его очень уважала и не забывала своим вниманием. Историки отмечают, что “из монашествующего духовенства в С.-Петербурге влиятельным лицом был в то время архимандрит Варлаам, по фамилии Высоцкий, настоятель Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в Москве.” (+++ 24)

Положение архимандрита и хорошее отношение к нему императрицы способствовали осуществлению его заветной мечты. Благочестивый старец желал, чтобы имя преп. Сергия также прославлялось в новой столице - Петербурге, как оно издавна прославляется в древней столице Руси - Москве.

Вначале никто не обратил внимания на мероприятие, проводимое духовником императрицы. Да и сам монастырь первоначально имел вид простой загородной дачи, которую подарила императрица своему духовнику. Духовник по своему положению должен был постоянно присутствовать при императрице. Поэтому в последние годы своей жизни он только изредка бывал в Троице-Сергиевом монастыре, а постоянное время пребывания имел в Петербурге. Естественно, в летнее время архимандриту нужно было куда-то удаляться из шумной столицы для уединенной молитвы и отдыха. Загородная дача в данном случае отвечала его нуждам. Через год на даче была поставлена церковь. Это событие тоже не обратило на себя внимания аннинских временщиков. Если гражданским лицам разрешалось иметь при домах церкви, то для архимандрита монастыря подобная церковь была даже необходима. Так незаметно дача превратилась в маленький монастырь, где ежедневно стали совершаться богослужения. За три года архимандрит Варлаам сумел обеспечить пустынь всем необходимым для существования. Пустынь была приписана к Троице-Сергиеву монастырю, чем было узаконено ее существование.

Может быть, тогда никто и не допускал мысли о том, что этот маленький монастырь вырастет в первоклассный. Сам факт основания нового монастыря у стен северной русской столицы тогда не вызывал ни у кого одобрения. Только в позднейшие времена историки достойно оценили это событие, совершившееся в страшную эпоху бироновщины. Историко-статистический комитет С.-Петербургской епархии, разбирая этот вопрос, отметил следующее:

“Тогда, как немецкая партия систематически преследовала и подрывала монашество и монастыри, Варлаам создал на виде ее новый монастырь под именем Троицкой-Сергиевой пустыни близ Стрельны, и для благосостояния обогатил его землею, которую прикупил у соседей”. (+++ 25)

Троице-Сергиева пустынь была расположена на южном берегу Финского залива, километрах в двадцати (с небольшим) от Петрограда по Петергофскому шоссе. (+++ 1) “Направо от монастыря виден через водное пространство громадный Петербург с ярко позлащенными куполами и шпицами церквей, колоколен и башен: налево, на ближайшем плане монастырского берега - величественный стрельнинский дворец с пышным вековым садом, примыкающим к заливу, а в дальнейшей перспективе - Кронштадт, как бы выходящий из морского лона, со своим лесом мачт и грозными гранитными фортами, рассеянными, как скалы по влажной стихии”. (+++ 2)

Километрах в двух от пустыни была станция Сергиевская (ныне Володарская) Балтийской железной дороги.

В первой четверти XVIII столетия на месте пустыни была Приморская дача, носившая название “мызы” (финск. moisio - загородный дом, дача). Дача принадлежала великой княгине Екатерине Иоанновне, дочери царя Иоанна Алексеевича. В 1717 г. Екатерина Иоанновна вышла замуж за герцога Мекленбург-Шверинского Карла Леопольда. Ветхая дача была приписана к Стрельнинскому загородному дому императрицы, но оставалась заброшенной и незаметно разрушалась. Так продолжалось до 1732 года. 13 сентября 1732 г. Анна Иоанновна послала указ в Дворцовую контору следующего содержания:

“Указали мы приморскую дачу, которая преж сего была сестры нашей благоверной государыни царевны и великой княжны Екатерины Иоанновны и приписана к Стрельнинскому дому, отдать Троицкаго Сергиева монастыря Архимандриту Варлааму в вечные владения, и на оную дачу дать ему из Дворцовой конторы данную и повелеваем нашей Дворцовой конторе учинить о том по сему нашему указу. (+++ 3)

22 сентября 1732 г. императрица подписала еще указ:

“Сего сентября 13 дня по посланному нашему в оную контору указу за подписанием нашея собственныя руки, велено приморскую дачу, которая преж сего была сестры нашей... Екатерины Иоанновны, и приписана к Стрелинскому нашему дому, отдать Троицкаго Сергиева монастыря Архимандриту Варлааму в вечное владение... А ныне указали мы вышеписанную-ж Приморскую дачу отдать Троицкому Сергиеву монастырю и Архимандриту Варлааму, и кто по нем во оной обители Архимандриты будут в вечное владение...” (+++ 4)

Дворцовая контора в сентябре того же года выслала данную на дачу в Троице Сергиев монастырь “Архимандриту Варлааму, и кто по нем во оной обители Архимандриты будут”. (+++ 5)

Выступая с речью во время обеда в братской трапезной Троице-Сергиевой пустыни 5-VII-1866 г., В. И. Аскоченский так обрисовал дачу: “Всечестные отцы и братия, и достопочтеннейшие посетители! В благознаменитый день праздника нашего мысль моя невольно переносится к тому времени, когда все пространство и все богатство этой обители, как гласят современные документы составляла дача, длиннику тысяча, поперечнику сто сажен, поросшая лесом; а на ней две избы, мерою по три сажени; между ними сени двух сажен с половиною; в сенях чулан и иное строение ветхое, крытое дранью. К оным избам двор обнесен худым забором; от тех же изб в близости погреб с надпогребицею двух сажен, ветхий же... Церкви не было ни одной...” (+++6).

В то время Троице-Сергиев монастырь имел 92 450 душ приписных крестьян и несколько тысяч десятин земли. Поэтому дача для монастыря не являлась ценным приобретением. Но для самого архимандрита подарок императрицы имел большое значение. Во-первых, «около двух лет... домик царевны Екатерины Иоанновны служил для архимандрита Варлаама загородным монастырским подворьем и просто летнею дачею, для отдохновения от трудов в уединении и молитве» (+++7). Во-вторых, а может быть это и самое главное, для архимандрита открывалась возможность основать обитель. В то время поблизости от столицы не было монастыря, где бы житель Петербурга мог духовно отдохнуть и помолиться. В таком монастыре была большая нужда. Надо полагать, что архимандрит Варлаам это отлично понимал и больше других сокрушался об отсутствии подобного монастыря. Наконец, предоставилась возможность осуществить заветную мечту. Этому способствовали следующие распоряжения императрицы. В 1734 г. Анна Иоанновна специальным указом передает архимандриту Варлааму деревянную церковь Успения Божией Матери при загородном доме царицы Параскевы Федоровны. Эту церковь разрешалось разобрать, перевести на приморскую дачу, там вновь собрать и освятить. Указом 20-го ноября 1734 г. “...велено: вышеобъявленную по имянному ея императорскаго величества указу, пожалованную из дому блаженныя памяти великия государыни царицы и великия княгини Параскевы Федоровны церковь Успения Пресвятыя Богородицы по перевозе из Санкт-Петербурга и по постановлении ея на помянутой онаго Троицкаго Сергиева монастыря Приморской даче, освятить во имя Преподобного Сергия чудотворца Радонежского и для того освящения дать вам из Святейшего Синода за указанные пошлины освященный Антиминс Троицкого Сергиевого монастыря Архимандриту Варлааму, келарю, иеромонаху Леонтию Яковлеву, казначею, иеромонаху Питириму Фаминцыну с братиею.” (+++ 8)

Загородный дом царицы Параскевы Федоровны находился на набережной Фонтанки между Лештуковым переулком и Семеновским мостом против Апраксина переулка. (+++ 9) Церковь была разобрана, перевезена на приморскую дачу и собрана. В журнале канцелярии Св. Синода 6 июня 1735 г. записано “доношение” архимандрита Варлаама, который сообщал: “...Церковь Успения Пресвятыя Богородицы на Приморскую того монастыря дачу, отстоящую от Санкт-Петербурга на 24 версте, перевезена и поставлена и мая 12-го дня им Архимандритом освящена во имя преподобного Сергия Радонежского чудотворца, в которой и священнодействие взятыми из монастыря и обывающими тут иеромонахами, иеродиаконами и монахами совершается”. (+++ 10) В этом же году 5 июля Анна Иоанновна “шествует на праздник преп. Сергия и кушает у духовника архимандрита Варлаама” уже в новой обители. (+++ 11)

Для братии были выстроены деревянные келии, а для настоятеля - каменный флигель. Все постройки были обнесены деревянной оградой. Для дальнейшего расширения обители и для ведения своего хозяйства, которым насельники должны были, в основном, поддерживать себя материально, о. Варлаам купил у разных лиц три участка земли, прилегавших к территории дачи. (+++ 12) Вся земля, вместе с подаренною императрицей (41 десят.) составила 400 десятин.

Для ведения работ в монастырском хозяйстве архимандрит поселил близ дачи семь крестьянских семейств, которые были приписаны к Троице-Сергиеву монастырю. Эти крестьяне положили основание подмонастырской слободе.

В первое время пустынь не имела особого штата монахов. Для совершения богослужения сюда присылались лица из числа братии Троице-Сериевского монастыря. Управлял юной пустынью ее основатель архимандрит Троице-Сергиевого монастыря Варлаам. Новая обитель в первые годы своего существования называлась Приморской Троице-Сергиевого монастыря дачей. В ризнице Троице-Сергиевой пустыни хранилась книга Триодион (Триодь постная). В этой книге архимандрит написал: “Сия книга Триодь Троицкого Архимандрита Варлаама Высоцкого келейная, а дана вкладом в Петербурге в приписную Пустыню Сергиевскую, что близ Стрельны мызы...” Так назвал новую обитель сам основатель. (+++ 13)

Описывая события 1730 года, Чистович затронул вопрос о личности архимандрита Варлаама Высоцкого.

“Что за лицо был духовник императрицы - Варлаам?” -спрашивает автор и далее отвечает: “Нам не случалось ни читать, ни слышать, чтобы это лицо заявило о себе чем-нибудь со стороны ума, характера, и разумного труда на пользу Церкви. Напротив, все свидетельства выдают его человеком малообразованным, искательным, льстивым, наружно-благочестивым, но разборчивым на средства к достижению своих целей.

Мы не знаем с чего и как началась его карьера, но в 1710 году встречаем его Переславским архимандритом и духовником императрицы (в ту пору еще просто) Екатерины Алексеевны”. (+++ 14)

В другом сочинении говорится об архимандрите Варлааме следующее:

“О происхождении, воспитании и о первоначальной службе его положительно ничего не известно. Но, если судить по письмам, дошедшим до нашего времени (+++ 15), то видно, что Варлаам был человек, по тогдашнему времени, достаточно образованный. В 1710 г. впервые становится известною личность его в качестве настоятеля Троицкого Данилова монастыря в Переславле-Залесском, и уже в то время его знала и отличала от прочих царская фамилия”. (+++ 16)

Из всех отзывов историков об архимандрите Варлааме только Чистович и Кантемир отрицательно характеризуют о. Варлаама. Ниже будет приведен ряд отзывов, противоречащих Чистовичу. Отсутствие же сведений о Варлааме совсем не является показателем его отрицательных качеств. Недостаток сведений о жизни и деятельности Варлаама Высоцкого скорее следует объяснить тем, что до половины XIX в. им никто не интересовался. В письме А. А. Потапову (Генерал-Адьютант и Командующий Виленского военного округа) С. М. Сухотин (советник Московской Дворцовой конторы в звании камергера) писал 22 февраля 1873 г.:

“Полагаю, что архимандрит Варлаам повертывается в своей могиле, так как до сих пор очень мало интересовались его памятью. А теперь, благодаря твоему участию, все архивы засуетились, только, кажется бесплодно”. (+++ 17)

Тогда, конечно, историки не располагали большими сведениями об основателе Троице-Сергиевой пустыни. Только к концу XIX столетия сведения об архимандрите Варлааме были пополнены благодаря стараниям делопроизводителя пустыни Павла Петровича Яковлева. Яковлеву удалось из разных архивов нашей страны собрать богатый материал, по которому теперь можно составить правильное представление о личности архимандрита Варлаама.

В черновых книгах “О обретающихся в Даниловом монастыре монахах, с показанием коемуждо имени и лет и протчего к сведению потребного”, поданных в духовный приказ 1723 г. февраля 22 дня, против Архимандрита Варлаама пишется. Мирское имя Василий, монашеское - Варлаам, фамилия Высоцкий. 58 лет от рождения, от пострижения 23, пребывания - 13. Монашество принял в Борисо-Глебском Переславском монастыре, что на песках. Какого чина и которого города - Переславля Залесского, попова чину. (+++ 18)

Из этих показаний видно, что Варлаам, в мире Василий Высоцкий, родился в 1665 году. В собственноручной его надписи в Триоди постной, подаренной в пустынь, сказано: “...вечно поминать за упокой родителей его Антипы, Ксении, Мавры” (+++ 19). “В Сергиевой пустыни... вспоминались по синодикам имена рода о. Архимандрита Варлаама точно так, как они обозначены на листах собственной книги его - Триоди постной, пожертвованной им в обитель...” (+++ 20)

Основываясь на имеющихся показаниях, можно сделать следующий вывод. Архимандрит Варлаам, в мире Василий Антипиевич Высоцкий, родился в селе Домодедово на реке Пахра Подольского уезда Московской губернии (+++ 21) в январе 1665 г. (+++ 22) Слова “попова чину” говорят о его пребывании в сане священника, а не о происхождении из семьи священника.

О воспитании и образовании Василия Антипиевича известий не сохранилось. Из собственных показаний его видно, что он еще в отроческом или юношеском возрасте пришел в Борисо-Глебский монастырь, что на горе в Переяславле Залесском. Можно не сомневаясь сказать, что юноша был благочестиво настроен, потому что в таком возрасте уходил в монастырь только тот, кто горел желанием отдать свою жизнь на служение Богу. Надо полагать, что юноша получил хорошее воспитание в родительском доме.

Когда Василий пришел в Борисо-Глебский монастырь, там был еще жив схимонах Корнилий, в дальнейшем прославленный Господом и известный в Русской Церкви под именем преподобного Корнилия. При нем Василий был сначала послушником, а потом белым попом. Нет возможности объяснить, почему Василий был белым попом, а не иеромонахом. Архимандрит Леонид предполагает, что “Варлаам оставил Москву вероятно с одной стороны потому, что был в то время вдовцом и желал последовать общему обычаю того времени постричься в монашество”. (+++ 23) Но такое предположение не находит себе подтверждения. Сам Василий об этом нигде не говорит, да и трудно представить, чтобы благочестивый юноша оставил монастырь ради вступления в брак. Вся жизнь архимандрита Варлаама противоречит такому предположению.

С преподобным Корнилием Василий Антипиевич подвизался в оном монастыре не менее пятнадцати лет. (+++ 24) Из дальнейшей его жизни известно, что 1 января 1684 г. Святейший патриарх благословил его образом Благоверного князя Даниила, “когда он приходил к его святейшеству с имянинным пирогом”. (+++ 25)

В 1692 или 1693 г. о. Василий был переведен в Москву, в церковь Рождества Богородицы, что в Кремле. Эта церковь построена была великой княгиней Евдокией, супругой Димитрия Донского, в 1392 г. на месте бывшей деревянной церкви Воскресения Лазаря, обращенной в придел. После пожара в 1473 г. церковь Рождества Богородицы, бывшая на сенях царициных хором, поднята в уровень с сенями кирпичного здания и сооружена над древними белокаменными сводами церкви святого Лазаря. Эту церковь посещали княгини и царицы. В ней они брали молитву после родов и присутствовали на богослужениях. Местные образа украшались княгинями драгоценными камнями и ризами. (+++ 26)

О служении о. Василия в Рождественской церкви известно следующее.

“В Рождественском соборе вверху на сенях Кремлевского Дворца был в 1699 г. первый по протопопе священник Василий Антипиев, в последствии Троицкой Сергиевской Лавры архимандрит Высоцкий - духовник государыни императрицы Анны Иоанновны”. (+++ 27)

Через некоторое время о. Василий был уже первым священником в той же церкви. Об этом сообщает П. П. Яковлев. “12-го марта 1872 г. Николай Васильевич (Качалов) вручил мне: 1) Выписку из книги Дворцового приказа об окладах попам Рождественского собора вверху на сенях, из которой выписки видно, что из трех попов того собора первым был Василий Антипиевич”... (+++ 28)

В Рождественской церкви о. Василий служил до 1700 г. В этом году он вновь возвращается в Борисо-Глебский монастырь и принимает монашеский постриг с именем Варлаама. В 1704 г. о. Варлаам возводится в сан игумена и оставляется настоятелем этого же монастыря до 1709 г. В это время Господь сподобил его быть свидетелем прославления преподобного Корнилия, при жизни которого о. Варлаам начинал свой подвиг в Борисоглебском Переяславском монастыре. Случилось это так. В Переяславле-Залесском рабочие рыли котлован под фундамент для новой церкви и обнаружили св. мощи преп. Корнилия. К 1705-му году церковь в честь Смоленской иконы Божией Матери была построена. Царевна Наталия Алексеевна, с благословения преосвященного Стефана, митрополита Рязанского, предложила перенести святые мощи преп. Корнилия в новую церковь. По этому поводу она писала к игумену Варлааму:

“Государь мой батюшка Варлаам Антипьевич.

Здравствуй на множество лет.

Известно тебе буди, что я митрополиту говорила, что (б) перенес мощи Корнилиевы и свидетельствовать и он сказал, чтобы де приехали ко мне старцы того монастыря и рассказали б какое де ево житие было и как ево переносили, каков он цел и ка(к) мир тек в себе де мне подробну сказали. И ты как изволишь изволитель быть в Москве, так не извольте замешкать...” (+++ 29)

Новый храм был освящен. Св. мощи преп. Корнилия были свидетельствованы, переложены в новую раку и перенесены в новый храм. В перенесении св. мощей принимали участие: святитель Димитрий, митрополит Ростовский, строитель Никольского монастыря Питирим и игумен Варлаам Высоцкий. Но все это совершилось частным порядком, без канонизации Корнилия Русской Православной Церковью. В дальнейшем из-за этого против Варлаама начато было дело, доставившее ему много неприятностей. (+++ 30) Архимандрита Варлаама обвиняли в том, что он без благословения церкви прославлял Корнилия.

В 1722 г. о. Варлаам подал объяснение на имя Петра I.

“В нынешнем 1722 г. феврале месяце, по доношению обер инквизитора Пафнутия был я нижайший взят в Святейший Правительствующий Синод и допрашиван о переносе мощей Корнилия и Даниила, о чем явно во оном его инквизитера доношенми, а как переносили Корнилия из часовни, тогда я был белым попом вверху в Рождественском соборе, а переносили по челобитью того монастыря строителя Андреяна с братиею и подписанию на той челобитной президента преосвященнейшего Стефана, митрополита Рязанского и Муромского. И как ее высочеству блаженной памяти государыне царевне Наталии Алексеевне, Никольского монастыря игумен Варлаам доносил словесно, что Корнилиево тело нетленно, только малая часть тленна и на груди у него мокроты было, и ту мокроту снял он, игумен Варлаам и положил в пузырек стеклянный и тою мокротою помазал слепой девке глаза и от того стала видеть и с того времени государыня царевна изволила намерение положить: как будут церковь святить, тогда и гроб Корнилиев, разрыв, осмотреть, как доносил Никольский игумен Варлаам; и как церковь достроили и изволила государыня царевна звать на священие церкви онаго Рязанскаго митрополита и он отказался за немощию и велел он звать Ростовского митрополита Димитрия и притом изволила государыня царевна говорить, чтоб и гроб Корнилиев осмотреть и перенести и с позволения словесного оного митрополита Рязанского, изволила приказать позвать митрополита Димитрия и быв, церковь святил и гроб Корнилиев разрыть велел, и увидели то тело тленно, одни кости и мало частей с кожею и призвали тое девку, про которую доносил ее высочеству Никольский игумен о слепоте и о исцелении ея и та девка сказала ее высочеству государыне царевне и митрополиту Димитрию, что была слепа, а стала видеть от помазания той мокроты, что с груди снята в Корнилиеве гробе и у той девки взята о том скаска за рукою брата ее девки родного Василия Тиголева и по той скаске царевна и митрополит Димитрий и я почитали за Святого, а письменно оной митрополит хотел объявить... царевне впредь, только оставил сочиня в том монастыре тропарь, да кондак и после того ее высочество указала столярам своим сделать кипарисный гроб и обить парчею, а митрополит Димитрий приказал положить в оной новый гроб священному чину, и под те кости велел сделать бумажник и убрать, как и до ныне обретался, и по тому убранию во гробе убранные кости осмотрели... царевна и митрополит Димитрий и перенесли в церковь и пели панихиду и поставили на место идеже до ныне обретался в Переславле Залесском в Борисоглебском монастыре, а я никаким притвором чудес не писывал и никому не велевал...” (+++ 31)

Но это объяснение не удовлетворило членов Синода и через несколько месяцев они пожелали еще раз услышать раскаяние из уст ни в чем не повинного о. Варлаама. 31 мая 1722 г. Св. Синод определил: “Написать публичную, очистительную исповедь своеручно и прочитать в Переславской Соборной церкви, при народном собрании во услышание самоустно”.

На этом дело о. Варлаама не закончилось. В скором будущем Синод вынес еще один “приговор”, но после вмешательства Петра I отменил его.

30 сентября 1723 г. Синод повелел “оной приговор и объявленную в нем присягу отставить, понеже на поданной ево Варлаамовой челобитной его императорского величества собственною рукою подписано, чтоб оную вину ему отпустить, того ради, что то чинилось до состояния Духовного Регламента”. (+++ 32)

Однако, Варлаам прислал публичную очистительную исповедь и, пожалуй, читал ее в Переяславле. Текст исповеди сохранился.

Публичная очистительная исповедь архимандрита Варлаама:

“Аз нижепоименованный исповедую Господу Богу всевидящему и объявляю всему народу содеянное мною на соблазн благочестивых мое согрешение, которое я хотя уже и по изследованию Правительствующего Синода учиненному показал. Однакоже да вероятнее от самоустнаго моего изъявления всем будет.

Исповедуя изъявляю, что аз суетный, Борисоглебского при Переславле Залесском обретающегося в монастыре умершего схимонаха Корнилия, который от церкви к числу святых не приобщен, а по вынутии его костей из земли преосвященным Димитрием митрополитом Ростовским и по учрежеднии его же во гроб новый и по сочинении тропаря и кондака и по поставлении его Корнилиева гроба в церкви к верху, и по написании его персоны: дерзостию моею и легкорассудством почитал за святаго и именовал везде святым и отпавшие малые кости и части мантии его в ковчеге держал и за святыню почитал и во едино лето по общей Минее службу ему преподобническую и молебен отпел и тем почтением подал многим вину такова чествования простолюдинам в оной монастырь приходящия взирающе на нас яко писания знающих и не испытующе ни о чем, но во всем без сумнения последующе мне и письменные чудеса подающе во оный монастырь заручивше, аз же по должности моей не испытывал совершенно - ли те чудеса и не суть ли ложные, но токмо вменял за истину прикладыванью рук их отцев духовных, а иные писание знающе своеручно написав подавали. Аз же простосердечием своим по должности моей не испытывал совершенны-ли те чудеса и не суть ли ложные, но вменял за истинну прикладывание рук и простосердечием своим причитал к молитвам оного Корнилия и без всякого сумнения имел его за святаго до состоявшагося императорского величества указом духовного Регламента не выразумев того, что мнимых чудотворцев так яко совершенных святых почитати не подобает. Аз же суетный многих в народе соблазнил сим вышеписанным почтением. Того ради исповедую сие пред всеми чиcтою моею совестию, дабы всяк в вышеозначенном от неведения соблазнившися от ныне совершенно знал, что оное почитание соблазн был явный и грех немалый и зная сие непочитаемых от Церкви самовольно не почитал; к сему же еще и иную дерзость аз суетный учинил: в Феодоровском при Переславле Залесском девичьем монастыре как ветхую церковь каменную разбирали и кирпичем гроб проломили и от того означился гроб положеной в церкви с погребенными в нем того монастыря строителя схимонаха Сергия костьми без воли архиерейской внес в другую каменную церковь и поставил в стене церковной моею не рассудною дерзостию и тем народ в соблазн привел и за таковую мою многую дерзость и учиненной в народе соблазн и суеверие повинен аз суетный как сам признаю, церковной по святым правилам клятве и жестокой по государственным правам казни и хотя высокодостохвальным его величества всепресветлейшаго и высокодержавнейшаго государя нашего Петра Великого императора и самодержца всероссийского милосердием и многомощным ея цесаревича величества всемилостивейшей великой государыни императрицы Екатерины Алексеевны заступлением и собственноручным его императорского величества на повинном моем прошении подписанием оная моя столь важная вина, паче моего чаяния отпущена и от Святейшаго Правительств-го Синода, по тому его императорского величества собственноручному подписанию некоторых ради высокосклонных резонов милостивое на всепокорную мою просьбу дано в оном прощение, однако же я понеже многих, а наипаче здешних обывателей во всем вышеописанном моею дерзостию и суеверию соблазнил и до толикого греха привел признаю и пред всеми соблазнившимися весьма в том винно прошу от вас православнии слушателие и от прочих хотя и не прилучившихся зде на вышеобъявленном моим соблазном утружденных снисходительного в оном моем согрешении прощения, да не остануся и под чьею клятвою и несумнителен буду получении и от всемилостиваго Бога прощения чего усердно требуя заключаю сие недостойный Архимандрит Варлаам”. (+++ 33)

Когда отец Варлаам был еще игуменом Борисоглебского монастыря, то обратил на себя внимание царской фамилии и избран был ею духовником. В приходо-расходной книге Ямского приказа за 1708 г. о. Варлаам именуется “Великия государыни благородные царевны и великие княжны Наталии Алексеевны духовник Переславля Залесского Борисоглебского монастыря игумен Варлаам”. (+++ 34)

Архимандрит Леонид делает следующее предположение:

“Зная, что протоиерей Василий Антипиев был духовником Екатерины Алексеевны” еще до объявления ее супругою Петра (Марта Василевская) и пользовался ее особым благоволением, мы вправе предполагать, что он то и присоединял ее к Православию. Это присоединение происходило втайне...” (+++ 35)

В 1709 г. игумен Варлаам, сопровождая свою духовную дочь, посетил святителя Димитрия в г. Ростове. Святитель Димитрий уже готовился к смерти, и о. Варлаам прибыл к нему как раз накануне его кончины - 27 октября 1709 г. Случилось так, что, отправившись к святителю Димитрию на торжества, о. Варлаам попал на погребение.

В описании кончины святителя Димитрия, Ростовского чудотворца говорится:

“На другой день приехал из Переяславля, преданный ему Архимандрит Варлаам и был принят им с любовью. Во время их духовной беседы прислала бывшая кормилица царевича Алексея Петровича, инокиня Евфросиния... просить Святителя, чтобы навестил ее болящую. Изнемогающий сам от болезни, отказался идти... Но, подвигнутый советом Архимандрита, который полагал, что малое движение будет ему полезно, Святитель решился исполнить желание благочестивой инокини после вечернего пения, но уже с трудом мог дойти обратно до своей келии. Он поручил казначею своему угостить Архимандрита, а сам, поддерживаемый служителями, не малое время ходил по келии, думая облегчиться от удушливого кашля”. (+++ 36)

В 1710 г. о. Варлаам был переведен настоятелем в Данилов Переяславский монастырь с возведением в сан архимандрита. Пребывая в Борисоглебском и Даниловском монастырях, о. Варлаам старался украсить и обновить старые храмы и воздвигнуть новые. До времени прибытия Архимандрита Варлаама в Петербург труды его по построению церквей в звании настоятеля известны: в Переяславских Борисоглебском и Даниловом монастырях, Осиповой пустыни, Солбинской пустыни, Вепревой пустыни, Троице-Сергиевом монастыре, Московской Благовещенской церкви, что на житном дворе, Домодедовской церкви (Подольского уезда) и Песношском монастыре. (+++ 37)

Во время своей деятельности в сане игумена и архимандрита о. Варлаам был духовником: царицы Параскевы Федоровны, царевича Алексея Петровича, царевен Екатерины Алексеевны, Наталии Алексеевны, Параскевы Иоанновны, Екатерины Иоанновны, Екатерины I и императрицы Анны Иоанновны. (+++ 38)

Из писем к нему “духовных чад” видно, что о. Варлаам пользовался у них большим уважением. Например, царица Параскева Федоровна писала в письме: “Свет мой Батюшка Василий Антипьевич, многолетно здравствуй.

Грешная от всех человек пат к пречестным твоим и светым стопам благословения прошу и челом бью...”

В другом письме она писала:

“...Много грешная дочь твоя пат прет чесным лицом твоим и к светым стопам ног твоих челом бью”. (+++ 39)

Наталия Алексеевна 7 февраля (+++ 40) писала:

“Государь мой Батюшка Варлаам Антипьевич, здравие твое да сохранит десница Божия на лета многа.

Во известие милости Вашей доношу, что Господь Бог дал Государю радость. Солтан Турецкий замирился с нами вечным миром. Изменников отдал, и о Короле Швецком сказал: как де воля Государева...”

Когда Наталия Алексеевна узнала о болезни духовника, то прислала письмо, в котором искренно сожалела о болезни о. Варлаама.

“Батюшка свет мой, здравствуй.

Зело мне печально, что ты неможешь. Не только что печально, но и бедственно. Пожалуй опиши, есть ли полегче, обрадуй меня, Батюшка мой. Грешница Наталия благословения прошу...”

В следующем письме она писала:

“...И ты Мой Батюшко, о сем не печалься ради Господа Бога не повреди своего здоровья. А мне твоя болезнь ей не сносна. У меня только и радости, что ты, мой Государь”... (+++ 41)

Но из-за царевича Алексея Петровича у архимандрита Варлаама чуть было не случилась неприятность. Когда Петр I начал дело против сына Алексея, то к допросу были привлечены все, кто имел близкое общение с царевичем.

“19 июня (1718 г.) Алексея пытали: дано ему 25 ударов. Он объявил: на кого он в прежних своих повинных написал и перед сенаторами сказал, то все правда, ни на кого не затеял и никого не утаил. При этом дополнил: как был у него в Петербурге духовник его, Яков Игнатьев, и на исповеди он сказал ему, Якову: “Я желаю отцу своему смерти”; и духовник отвечал: “Бог тебя простит; мы и все желаем ему смерти”. Также, будучи теперь в Москве, духовнику своему, Варлааму, на исповеди сказал, что отцу своему в повинных сказал не все и желал отцу своему смерти. Варлаам отвечал: “Бог тебя простит, а надобно тебе отцу своему правду сказать”. Яков Игнатьев на пытке подтвердил слова царевича. (+++ 42) Об о. Варлааме ничего не говорится. По-видимому, для него допросы царевича прошли без последствий.

В дальнейшем архимандрит Варлаам, как духовник высочайших особ, часто бывает в присутственных местах, в торжественных собраниях и при различных церемониях. Он присутствовал при коронации Екатерины I и Петра II и при погребении Петра Великого.

14 июля 1726 года Екатерина I посылает архимандриту Варлааму именной указ, в котором говорилось:

“Честнейший Отец! Понеже Троицкий Сергиев монастырь ныне в худом состоянии находится, а наипаче, как мы слышали, что монахам хлеб дают овсянный: того ради, на месте бывшего в том монастыре архимандрита Гавриила, который ныне определен епископом, велели мы перевести в Троиций монастырь вас архимандритом и надеемся, что вы тот монастырь исправите и в доброе состояние приведете”. (+++ 43)

Архимандрит Троице-Сергиевого монастыря Гавриил был хиротонисан во епископа Рязанского и Муромского, а архимандрит Варлаам принял в управление монастырь. Ввиду особого положения о. Варлаама, как наместника второго в России монастыря, Св. Синод определил архимандриту Варлааму и всем будущим после него архимандритам иметь “на мантии в нашвении лазоревого атласа или камки прежних скрижалей, по обою страну нашвены иконы Преподобных Отец Сергия и Никона Российских чудотворцев..., и внизу малые два плата атласныя же, к сему на рясе и крест, и на фелони в служении всякого церковного чина по обычаю крест святый налагати и палицу среброкованную носити”. (+++ 44)

30 октября 1726 г. на литургии во время малого входа преосвященный Георгий, архиепископ Ростовский и Ярославский, возложил на о. Варлаама животворящий крест и палицу. После литургии архимандрита облачили в мантию с нашитыми изображениями Преподобных Сергия и Никона и вручили “посох с сребренными и позлащенными яблоки”. (+++ 45)

При соборных служениях архимандриту Троице-Сергиевого монастыря отводилось второе место, после архимандрита Александро-Невского монастыря.

Братии монастыря Синодом предписывалось во всем подчиняться новому архимандриту. “В той же пречестной Лавре сущии обитатели всякого чина и возраста его пречестного архимандрита Варлаама да почитают яко отца и первоначальника и руководителя спасения их и во всем повинуются”. (+++ 46)

С этого времени архимандрит Варлаам становится известен широким кругам как духовник Екатерины I и как архимандрит всеми любимого монастыря. Троице-Сергиева Лавра в сердцах русского народа всегда занимала и занимает особое место. Народ любит и чтит преподобного Сергия. Каждый русский христианин стремится хотя бы раз в жизни побывать у преподобного Сергия, припасть к раке его св. мощей и получить благословение. Такую любовь можно объяснить тем, что в монастыре преподобного Сергия всегда царила атмосфера труда и молитвы.

“Мир видел все это и уходил ободренный и освеженный, подобно тому, как мутная волна, прибивая к прибрежной скале, отлагает от себя примесь, захваченную в неопрятном месте, и бежит далее светлой и прозрачной струей”. (+++ 47)

Совершенно естественно, что и наместники этого монастыря стояли высоко в сознании народа.

Новое назначение архимандрита Варлаама и, конечно, его личные монашеские достоинства выделили его из среды русского духовенства. Описывая личность о. Варлаама, неизвестный автор заключает: “Отсюда видно, что Архимандрит Варлаам принадлежал к замечательным Архимандритам, так как его ходатайства были сильны перед синодом и уважались. И как неоднократно бывавший в Петербурге на чреде священнослужения, или точнее на годовой службе, он там умел себя поставить так высоко, что государыни избрали его своим Духовником”. (+++ 48)

Деятельность о. Варлаама особенно велика была в последние годы его жизни, когда он был духовником императрицы Анны Иоанновны. Неизвестно, с какого года архимандрит Варлаам избран Анной Иоанновной в духовники, но в описании коронации он уже упоминается как духовник. Коронация Анны Иоанновны происходила 28 апреля 1730 г. в Москве. В описании этого события сказано, что на литургии по причащении в алтаре духовенства были “отворены двери царские и послан из алтаря Троицкаго Сергиева монастыря Архимандрит Варлаам, последующим ему по обе стороны двоим Протодиаконом, возвестить ея императорскому величеству время царского миропомазания...” После принятия Св. Таин в алтаре императрицею Анною “Троицкаго Сергиева монастыря Архимандрит ея величества уст и рук омовению послужил”. (+++ 49)

С вступлением на императорский престол Анны Иоанновны в России начинается период, о котором некоторые историки отзываются весьма неодобрительно.

Титлинов говорит, что историки русской церкви не любят говорить об этой эпохе, потому что взоры останавливаются на мрачных картинах и вопиющих фактах того времени. (+++ 50)

Выше уже говорилось об отношении правительства Анны Иоанновны к русскому духовенству. Но поведение самой императрицы не может не вызвать удивления. Если правительство принимало ряд мер, от которых русское духовенство и дела церкви страдали, то сама Анна в своих поступках иногда выглядела очень религиозной.

“Одновременно со странными ее выходками выражает она старорусскую православную набожность. Она заботится об исправном поминовении по свой сестре Прасковье Иоанновне и сооружении церкви над ее могилой в Вознесенском Московском монастыре, устраивает новую богатую раку преподобн. Сергия Радонежского, входит в малейшие подробности и снабжения всем необходимым вновь строющейся в Петербурге Петропавловской церкви, об освящении ее, вникает подробно в монастырскую жизнь, в отношения настоятелей к братии, в их благосостояние, хлопочет о помещении в монастыри бедных и убогих старушек.

К своему Духовнику, Архимандриту Троицкой Лавры, Варлааму, человеку глубоко религиозному и православному, Анна Иоанновна выражает искреннее почтение и сердечную привязанность; она называет его “Батюшкой” и заботится об удобствах при его поездках из Петербурга в Москву...” (+++ 51)

В 1872 г. в Москве была издана книга, озаглавленная “Церковь Благовещения, что на житном дворе”. (+++ 52) В этой книге говорится, что в Кремле во времена Иоанна Грозного “на стене башни тюрьмы явилась самописанная икона Благовещения Пресвятыя Богоматери... Пожары, неприятели уничтожили в Кремле многие здания, но разрушительные силы не коснулись иконы самописанной и страждущие душою или телом притекали и притекают с верою на поклонение явленной иконе”. (+++ 53)

Далее говорится, что в 1730 г. Анна Иоанновна “приказала построить при иконе церковь каменную так, чтобы внешняя стена башни, на которой существует икона, находилась внутри церкви... Главный надзор за постройкою был поручен императрицею духовнику ее, Архимандриту Свято-Троицкой Лавры Варлааму”. (+++ 54) (В 1731 году церковь была выстроена). На построение каменных церквей на житном дворе и в селе Домодедово императрица “приказывает выдать Петру Мошкову 6 000 руб.” В 1731 г. через архимандрита Варлаама выдала еще 1 000 руб. (+++ 55)

Кроме такого участия в создании новых храмов, Анна Иоанновна издала ряд указов в интересах православной церкви. Так, например, в 1730 г. императрица издала 1. “Манифест о наблюдении Синоду, чтобы православные христиане сохраняли закон Божий и церковные предания; о возобновлении храмов и странноприимческих домов, об учреждении духовных училищ, об исправлении установленных треб, церемоний, крестных ходов и благодарственных молебствий”.

2. Именной указ об отправлении св. Благоверному князю Александру Невскому празднества по прежнему ежегодно 30 августа.

“Высочайшим указом 15 июля 1730 г. возвращены Троице-Сергиевому монастырю, отданные Александро-Невскому монастырю деревни, состоявшие в разных уездах, состоявшие в разных уездах. Всех дворов 3 554, в которых было 18 512 душ.” (+++ 56)

К сожалению, указы такого характера издавались лишь в первые годы Аннинского правления. Сама императрица, кажется, проявляла интерес и участие в делах русской церкви, а Кабинет императрицы держался совершенно противоположных взглядов.

По вступлении на престол Анна Иоанновна приближает к себе духовника. Она требует, чтобы о Варлаам был при ней во время ее длительных поездок, а затем предлагает ему переехать в Петербург и быть у нее при Дворе.

14 апреля 1731 г. Анна Иоанновна подписала указ, который адресовался “Троицкаго Сергиева монастыря Архимандриту Варлааму, Келарю монаху Вениамину Ершову, Казначею монаху Нектарию Титову с братиею”. Св. Синод этот указ получил 15 апреля и 17 апреля писал в монастырь:

“В... указе... изображено, что издревле предки ея императорского величества по вере своей ко святому чудотворцу Сергию Радонежскому, и за почесть ему оный монастырь многими образы почтения от других монастырей от времени до времени награждали: того ради и ея императорское величество за почесть онаго Святого Чудотворца, намерение соизволила восприять, определить архимандриту в священнослужении все то употреблять и поступать, как определено Киево-печерскому Архимандриту”. Исполняя настоящий указ Синод “приказали” архимандриту Троице-Сергиевого монастыря в священнослужении поступать так, как определено архимандриту Киево-Печерской Лавры”. (+++ 57)

Этот указ и ряд последующих способствовали возвышению Троице-Сергиевой Лавры и ее архимандритов.

До 1725 г. Троице-Сергиев монастырь имел первенствующее значение в России. Петр I, возвышая Петербург, возвел в первенствующее значение Александро-Невский монастырь. После смерти Петра I Св. Синод, желая возвратить Троице-Сергиев монастырь в прежнее положение, первого апреля 1731 г. вынес определение, заканчивающееся следующими словами:

“...Понеже по Соборному Уложению (которое учинено в прошлом... при благополучном царствовании... великого князя Алексея Михайловича...) на перед сего в Великороссии Троицкой Сергиев монастырь, яко древняя киновия и ставропигия святейших Великороссийских патриархов (а ныне синодальная) состоял в первенствующей степени по 1725-й год, а с того году уже стал быть и ныне состоит Троицкого Александро-Невского монастыря в степени ниже, а ныне того Троицкого Сергиева монастыря архимандрит Варлаам имеется... императрице Анне Иоанновне... духовником, и ежели где случится тем архимандритам. Троицкому Александро-Невскому и Троицкому Сергиевскому, быть в священно-служении или церковной какой церемонии, и тогда Троицкой Александро-Невской против Троицкого Сергиевского, духовника ея императорского величества, возымет место первенствующее, и то является, по мнению Св. Синода, для чести императорской якобы не приличное (и от других не без подозрения), понеже духовник есть не рядового, но первенствующего монастыря архимандрит же...” Поэтому Св. Синод предлагал написать императрице доклад с предложением возвратить Троице-Сергиев монастырь в положение первенствуюещего в России, как это и было до 1725 года. (+++ 58)

Императрица Анна разрешила Синоду провести в жизнь это предложение, после чего Архимандрит Варлаам при соборных служениях занимал первое место, а архимандрит Александро-Невской Лавры - второе.

Архимандриту Александро-Невской Лавры разрешено было при соборных богослужениях выходить с одним иеродиаконом, а архимандриту Варлааму разрешено было выходить с двумя иеродиаконами. (+++ 59)

В 1732 г. о Варлаам получил благословение Синода служить с осеняльными свечами. Архимандрит Амвросий говорит, что указ был дан Анною устно через архиепископа Феофана (Прокоповича) в новопостроенном летнем дворце.

13 июня 1732 г. Св. Синод “во исполнение вышеобъявленного... имянного указа приказали: тебе Архимандриту Варлааму во время отправления тобою Божественного служения для подаяния тебе осеняльных свеч и прочего послужения в стихарях из мирских, кого или колико человек потребно иметь, и оных в чтецы и певцы посвятить по церковному чиноположению тебеж Архимандриту Варлааму самому, другим архимандритом не во образец”. (+++ 60)

Право архимандрита посвящать чтецов известно в практике Церкви еще с древних времен и основывается на 14-м правиле VII Вселенского Собора. (+++ 61)

Архимандрит Амвросий говорит, что право посвящать чтецов для своего монастыря “преимущественно дается и в Греческой церкви архимандритам Патриарших Ставропигий”. (+++ 62)

Если Синод возвышал о. Варлаама как Архимандрита Троице-Сергиевого монастыря, то Анна Иоанновна возвышала духовника при Дворе. Она постоянно старалась ввести архимандрита в круг знатных лиц и поставить его наравне с ними. Показательным примером может служить следующий случай. 5 апреля 1733 г., готовясь к торжественному параду, в адмиралтействе стали распределять высшим сановникам шлюпки “для разъезда к Флагманам”. Анна Иоанновна дала “имянное повеление об определении Архимандриту Варлааму, как и другим знатным лицам, восьми весельной шлюпки”. (+++ 63)

Выражаясь современным языком, можно сказать, что за архимандритом была закреплена персональная шлюпка.

В тех же целях 5 января 1733 г. императрица не разрешила архимандриту Варлааму принимать участие в “церемонии крестного хода”. “Императрица указала ему, архимандриту, во время церемонии того крестного на Иордан хождения, быть при своем величестве при дворе, откуда ее величество изволит смотреть той церемонии крестный ход”. (+++ 64)

Последние годы своей жизни архимандрит Варлаам провел в столице, редко бывая в своем монастыре. Но это нисколько не отразилось на состоянии монастыря, так как о. Варлаам письменно поддерживал с ним связь. К этому времени Троице-Сергиев монастырь трудами архимандрита Варлаама приведен был в хорошее состояние. Братия уже не жаловалась на то, что в монастыре кормят овсяным хлебом. В монастыре стали воздвигаться новые постройки. При наблюдении архимандрита Варлаама начата и закончена постройка малой шестиугольной церкви над св. мощами преп. Михея. При о. Варлааме начато сооружение (закончено в 1747 г.) замечательной лаврской колокольни, которая до сих пор поражает взор своей величественностью и красотою. В том же монастыре, по случаю исцеления псаломщика, была выстроена церковь во имя Божией Матери.

В 30-х годах XVIII в. Архимандрит испросил у императрицы разрешение и средства для изготовления новой серебряной раки для св. мощей преп. Сергия. Кроме того, при о Варлааме в монастырь были пожертвованы императрицей ценные панагии, митры и многое другое. (+++ 65)

Постоянная забота о нуждах обители, которою управлял о Варлаам,- его неотъемлемое достоинство.

До 1737 года он управлял тремя монастырями и везде старался устранить все неполадки, создать новое и восстановить старое. Забота о спасении “ближних” иногда выходила далеко за пределы монастыря. 20 июня 1731 г. архимандрит Варлаам в Московском Богоявленском монастыре крестил мордвина Федора Васильевича Догада, из Арзамасского уезда, деревни Камкина. Отпуская домой Федора Васильевича, архимандрит просил его обратить в православную веру всех родственников и соседей. Возвратясь домой, Догада исполнил завещанное о архимандритом. В том же году у него дома крестились дети и “свойственники” - всего 9 человек. Позже Федор Васильевич писал, что обратил в православие “и прочих, живущих близ оных наших деревень дворян и крестьян”. (+++ 66)

В 1739 г. Догада писал императрице, что архимандрит Варлаам, отпуская его домой, дал ему письмо, но о содержании письма Федор Васильевич ничего не говорил. Вполне возможно, что в письме о. Варлаам обращался к родным и знакомым Догады с увещанием принять Св. крещение. Письмо архимандрита возымело свое действие. Догада с радостью сообщал: “...А ныне оной же волости мордва, познав путь ко спасению, желают многие восприять православно-кафолическую веру и святое крещение”. (+++ 67)

Будучи духовником императрицы, архимандрит Варлаам часто объявлял ее устные и письменные указы Св.Синоду и разным лицам. Так, например, только за один 1734-й год он 6 раз объявлял указы императрицы Св. Синоду., а 3 января 1736 г. объявлял указ преосвящ. Феофану о назначении Александро-Невского архимандрита Петра “в Белоградскую епархию”. (+++ 68)

Так многогранна была деятельность архимандрита Варлаама, за что его любили и ценили современники. Сама императрица любила своего духовника и всегда заботилась о его благополучии. Из писем Анны Иоанновны к разным лицам видно, насколько она была внимательна к духовнику.

В 1717 г. она писала о. Варлааму:

“Батюшко, отец святый, Варлаам Антипьевич, здравствуй на множество лет.

Благодарствую за писание ваше. И впредь не оставьте нас своим писанием, и в молитвах ваших святых не оставь меня...” (+++ 69)

После отъезда о. Варлаама в Москву, Анна Иоанновна пишет Салтыкову:

“Семен Андреевич!

Поехал батюшка Варлаам в Москву ради монастырских нужд, и ежели в чем ему нужда будет и в бытность его у вас не оставьте его... И вы отправьте его, чтобы он без нужды мог поехать... И двух солдат дать ради провожания, и сколько лошадей будет надобно дайте ему...” (+++ 70)

Часто императрица жаловала духовника подарками, а 5 ноября 1736 г. велела из Екатерингофа отдать архимандриту Варлааму оленя. (+++ 71). В 1737 г. императрица подарила духовнику серебрянную посуду, которая после смерти о. Варлаама передана была в Москву, в Оружейную Палату.

Среди отзывов об архимандрите Варлааме имеется только два отрицательных отзыва. Первый отрицательный отзыв Чистовича был приведен выше. Другой отзыв, если его так можно назвать, - это сатира на архимандрита Варлаама Антиоха Кантемира. (+++ 72) Кантемир написал сатиру в угоду Феофану Прокоповичу, который не любил архимандрита Варлаама. И вообще Кантемир старался хвалить только одного Феофана Прокоповича, а остальных высмеивал, не стесняясь в выражениях. Такая характеристика лишена объективности и не может быть принята во внимание. По поводу сатиры Кантемира неизвестный автор сказал:

“Пылкому двадцатилетнему юноше, писавшему на старца Варлааму сатиру, без сомнения были чужды (как и всей его компании) следующие изречения Аввы Дорофея (о благоговении):...кроме бо благоговения ни того самого Бога почитает кто,...ниже внимает отнюдь коей-либо заповеди”. (+++ 73)

Но далеко не так отзываются об архимандрите Варлааме другие лица. Можно привести несколько положительных отзывов.

“Занимая почетное звание “Царского духовника” Варлаам пользовался от императрицы и Двора особым уважением за свои личные свойства, состоявшие, по свидетельству современников, в строгой жизни по Уставам Церкви и благочестии, которое хотя и осмеивал в угоду его могучему противнику Феофану Прокоповичу известный критик того времени (Кантемир)... Вся деятельность Варлаама, по сохранившимся данным, приводит к заключению, что внешнее благочестие его были лишь следствием внутреннего убеждения”. (+++ 74)

“Ни Кантемир, ни Татищев не могли жаловать о. архимандрита Варлаама потому, что он привык уважать людей, преимущественно державшихся древнего благочестия и посещавших ежедневно храм Господень для выслушивания: утрени, ранней обедни и вечерни...” (+++ 75)

“Из монашествующего духовенства в С.-Петербурге влиятельным лицом был в то время архимандрит Варлаам, по фамилии Высоцкий...Но если судить по письмам, дошедшим до нашего времени, то видно, что Варлаам был человек, по тогдашнему времени, достаточно образованный. В 1710 г. впервые становится известною личность его в качестве настоятеля Троицкого Данилова монастыря в Переславле-Залесском, и уже в то время его знала и отличала от прочих царская фамилия...

...Будучи убеждений строго-православных, старец Варлаам и своею жизнью подавал другим пример подвижничества. Он был набожен, воздержан, много подвизался в молитве и посте, вообще строго исполнял монашеские обеты и правила, всегда носил имя Христово на устах и в сердце, любил располагать людей и сам заботился о построении и благолепии св. храмов”. (+++ 76)

“Основатель Сергиевой пустыни был человек замечательный во всех отношениях, и поклонение гробу его - настоящим архимандритом приведенному в благообразный вид с сооружением часовни - долг признательности каждого русского, знакомого с прошлым отечества. Варлаам был один при Анне, стоявший за русское и русских, когда Феофан...действовал заодно с немецкой партией. В мнении Анны духовник ее стоял так высоко, что все происки под него,- возбудившие, как известно, и процесс, погубивший художников Никитиных, оказались безсильными пошатнуть его значение...Умер этот почтенный старец, пережив гонителя русских - Феофана - 25 июля 1737 г. искренно оплаканный своей духовной дочерью...” (+++ 77)

“К своему духовнику, архимандриту Троицкой Лавры Варлааму, Анна выражает искреннее почтение и сердечную привязанность: она называет его батюшкой и заботится об удобствах его при поездках из Петербурга в Москву и при его пребывании в Москве; она дает ему проводников и просит Салтыкова, чтобы он оказал ему в Москве “всякое содействие в его нуждах” (+++ 78)

Во время Анны Иоанновны среди русского духовенства стали раздаваться голоса о восстановлении патриаршества. В вопросе о кандидате на патриаршество мнение разделялось. Одни предлагали избрать патриархом Феофилакта (Лопатинского), архиепископа Тверского, другие - Ростовского архиепископа Георгия (Дашкова), а третьи высказывались в пользу духовника императрицы - архимандрита Варлаама. Желание русских видеть у себя патриарха было настолько сильным, что заняло умы многих видных деятелей. Но были лица, возражавшие против патриаршества. Таким образом постепенно создалось два направления, вылившихся в две партии, между которыми возникла борьба.

“В то время в С.-Петербурге боролись между собою две партии: одна стояла за нововведения в Церкви,- это партия немецкая, стремившаяся к искажению учения и установлений Православной Церкви; другую партию составляли защитники правил и порядков древне-церковных православных. Архимандрит Варлаам принадлежал к последнему, не очень многочисленному, кружку людей”. (+++ 79)

О восстановлении патриаршества особенно “ревновал” М. Н. Аврамов, управляющий С.-Петербургской типографии. Еще до вступления на престол Анны Иоанновны, Аврамов написал книгу “О благих в обществе делах” и подал ее для просмотра. Но книга попала в руки Остерману и осталась в неизвестности. Аврамов не успокоился. Через некоторое время он подал Анне Иоанновне проект о том, как управлять христианским государством.

В проекте Аврамов предлагал уничтожить присягу и восстановить патриаршество... “Кто же будет патриархом?

...Аврамов, для которого чистота Православия и благочестия были на первом плане, не думал об учености и остановил свой выбор на духовнике императрицы, Троицком архимандрите Варлааме, отличавшемся монашеской жизнью, благочестием, не скажем наружным, потому что историк не может произносить своего суда, выслушавши только одну сторону, не может основаться на сатирическом представлении Варлаама, сделанном противниками”. (+++ 80)

Желание благочестивых русских людей видеть архимандрита Варлаама патриархом может служить показателем достоинств о. Варлаама. Действительно, это был монах, отличавшийся большой строгостью жизни, большой религиозной настроенностью, благочестием и смирением. Свое положение при дворе он сумел использовать для делания добра. По свидетельству современников “приемная его, как Царского духовника, была постоянно наполнена просителями разных званий и состояний. Если бы просители эти отходили неудовлетворенными, то и собрания скоро бы прекратились”. (+++ 81)

Пребывание в Петербурге было тягостным для архимандрита. Поэтому он постоянно удалялся в основанную им пустынь для монашеского подвига.

25 июля 1737 года Архимандрит Варлаам скончался, на 73-м году жизни, в Петербурге. Императрица в это время жила в Петергофе. Узнав о кончине духовника, она взяла на себя все заботы о погребении и письменно давала необходимые распоряжения. Она попросила, чтобы тело о. Варлаама доставлено было на Приморскую дачу и там погребено.

Тело о. Варлаама от Петербурга до места погребения провожал священник. На похороны и поминовение духовника было отпущено 859 руб. 25 коп. Погребение архимандрита Варлаама совершено было 28 июля. После погребения, в 9, 20-й и 40-й дни Анна Иоанновна “исправляла по нем во Дворце Тризну”. (+++ 82)

В протоколе канцелярии от строений 4 августа 1737 г. сказано, что по желанию императрицы тело Троицы Сергиева монастыря архимандрита Варлаама погребено на приморском месте и над гробом положен камень. Через 26 лет из Путиловского камня была высечена плита (дека) с надписью:

“Преставльшийся 1737 году Июля 25-го дня в вечныя обители духом, а телом на сем месте погребен бывый Свято-Троицкия Сергиевы Лавры Архимандрит Варлаам, который, кроме многих оной обители оказанных заслуг, сея к той Лавре приписныя, именуемыя Троицкия Новосергиевския Пустыни, первый был основатель. Почему в вечное имени его прославление и для большаго других к таковым же Богоугодным делам возбуждения, сию надгробную доску, по особенному к памяти его усердию, положил Святейшаго Правит-го Синода член, оныя Лавры Архимандрит Лаврентий Хоцятовский, 1763-го года Ноября 1-го дня”. (+++ 83)

Через сто с лишним лет П. П. Яковлев писал об этой плите:

“Эта надпись существовала в Пустыне в продолжении 100-лет. Но в 1864 г. при построении над гробницею о. Архимандрита Варлаама вместо обветшавшей, новой каменной часовни,- дека, бывшая из Путиловского камня (плиты), по трухлости ея совершенно разсыпалась”. (+++ 84)

При настоятеле Сергиевой Пустыни архимандрите Игнатии (Малышеве) в 1864 г. была построена часовня над могилой о. Варлаама. В 1878 г. в часовне был сооружен мраморный киот с надписью на мраморной плите:

“Здесь покоится основатель Святыя обители сея, Настоятель Свято-Троицкия Сергиевы Лавры Архимандрит Варлаам (Антипиевич Высоцкий), духовник восьми высочайших особ: царицы Параскевы Феодоровны, императрицы Екатерины первыя, императрицы Анны Иоанновны, царевича Алексея Петровича, государынь царевен: Екатерины Алексеевны, Наталии Алексеевны, Параскевы Иоанновны, и герцогини Мекленбург-Шверинския Екатерины Иоанновны.

Он основал сию Троицко-Сергиеву Пустыню в 1734 году.

Любя монашество, устроил необходимые здания, обеспечил благотворно монастырское хозяйство пашенными, сенокосными и лесопоросшими землями, которые тщался приобрести покупкою от соседственных владельцев.

Скончался 25-го июля 1737 г.

На 73-м году от рождения.

Погребен 28 ч. того же Июля.

______________________________________________

Блажен муж, бояйся Господа.

Пс. 111 ст.1 (+++ 85)

______________________________________________

После смерти архимандрита Варлаама Анна Иоанновна писала гоф-интенданту Мошкову:

“Прикажи во дворах батюшковых и в сергиевском, как при нем было, так бы и ныне было. Только строиться не вели вновь, и что сделано, то б не развалилося, и того надобно смотреть, чтоб расходу лишняго не было. Надобно из его людей выбрать добрых и приказать, а вас бы о всем спрашивались”. (+++ 86)

В феврале 1738 г. “приморский двор” архимандрита Варлаама был описан. В описи сказано, что храм во имя преп. Сергия был деревянный, крытый тесом. Длина храма была около 4-х метров, а ширина немного больше. Стены внутри храма были выкрашены красками различных цветов. Иконостас был столярной работы. Царские врата были сделаны из стекла. В середине храма висело крашеное паникадило. В церкви насчитывалось до 30 книг и несколько рукописных тетрадей. Ризницу храма составили 14 священнических риз, 7 подризников, 11 епитрахилей и 11 стихарей.

Из других строений “двора” описаны келии, сараи, амбар, баня, поварня, погреба, конюшня, кузница и скотный двор. (+++ 87)

Все личные вещи архимандрита были описаны и наиболее ценные взяты в Зимний Дворец. Серебро, в основном посуда, было передано в сервизную Зимнего Дворца, а в 1836 г. отправлено для хранения в Московскую Оружейную палату. В Оружейную палату поступили: 6 золотых солонок, серебряные ложки, ковш, тарелки, хрустальные - стакан, кубок и графин в золотой оправе, портрет Петра I и другие вещи. (+++ 88)

7 марта 1738 г. кабинет-министрами написана резолюция: “оставить при церкви 2-х иеромонахов, 1 иеродикона, 1 - монаха, 2-х поддьяков, дьячка и нижних служителей, сколько потребно, без излишества, а строителя и остальных возвратить в монастырь”. (+++ 89)

По предписанию кабинет-министров на приморской даче из 40-ка человек были оставлены только необходимые лица - всего 19 человек. Этой революцией было положено начало будущих ограничений и лишений, которые выпали на долю этой обители после смерти ее основателя. “Много перенесла Св. Обитель горя и беды, пока избавльшеся от злых, не вышла взбранной победительницею. Была она майоратом разных ректоров и арендою Петербургских викариев; переходила она, как немилое дитя, с рук на руки от одного пестуна к другому; таскали ее, бедную, по судам безсудным; отрывали у ней кусок за куском землю кормилицу и сбрасывали в нее весь нравственный хлам, засаривавший духовную ниву местной епархии...

...в 132 года ея существования много совершилось переворотов, и история Церкви запишет их в свои скрижали”. (+++ 90)

Отмечая полуторастолетие Сергиевой пустыни, С.-Петербургская газета “Новое время” 14 мая 1885 г. писала:

“Через два года после освящения Обители, умер в 1737- году, ее основатель, архимандрит Варлаам, известный защитник русского во время Анны Иоанновны, Преемники его архимандриты Троице-Сергиевой Лавры почти не заглядывали в новую дачу. Свое развитие Обитель начала в царствование Елизаветы Петровны” (+++ 91).

Сергиева Пустынь была приписана к Троице-Сергиеву монастырю и потому управляли ею Троице-Сергиевские архимандриты. Расстояние между пустынью и монастырем было слишком велико. Архимандриты не могли часто бывать в пустыни и посещали ее только во время пребывания в столице для несения череды священнослужения при Дворе. Управление пустынью поручалось строителям, которых присылали из Троице-Сергиевого монастыря. Всех строителей за этот период пустыни было 13 человек. Иногда архимандриты и сами посещали пустынь, но для нее такие посещения оставались безрезультатными. В первое время после смерти основателя в пустыни жизнь текла нормально. В храме богослужения совершались аккуратно. Хозяйство велось успешно, так как для ведения его о Варлаам оставил достаточное число братии и все необходимое. Когда же была подана опись пустыни, то кабинет министров нашел в пустыни лишних людей, Строителю приказано было оставить только необходимое количество работников и братии, а остальных отпустить в Троице-Сергиев монастырь. Этим распоряжением надолго был задержан рост пустыни.

13 октября 1737 г. Анна Иоанновна объявила Св.Синоду указ за № 42, в котором говорилось:

“Указали мы бывшего Прилуцкого монастыря Архимандрита Арсения, что ныне келарем в Троицком Сергиевом монастыре, произвесть в тот Троицкой Сергиев монастырь в Архимандриты и повелеваем нашему Синоду учинить по сему нашему указу”. (+++ 92)

Указом Синода от 17 октября 1737 г. архимандрит Арсений (Воронов) был определен архимандритом Троице-Сергиевого монастыря.

В день коронации Анны Иоанновны Арсений с архимандритом Варлаамом был в числе сослужащих в большом Московском Успенском соборе. По-видимому, это имело значение при назначении его в Троице-Сергиев монастырь. Незадолго до смерти архимандрита Варлаама Арсений был определен из Спасо-Прилуцкого Вологодского монастыря в келари Троице-Сергиева монастыря. (+++ 93) По назначении архимандритом Арсений был вызван в Синод для принятия благословения. Но выехать в Синод он не смог, так как “волею Божиею занемощствовал”. 22 мая 1738 г. архимандрит Арсений написал в Синод, что болен и не в состоянии управлять монастырем. “Ныне я нижеименованный от болезни моей прихожду час от часу в самую сущую слабость и не только архимандрическаго, но и келарского начальства, в коем обываю и до днесь, исправити не могу. Того ради всепочтенно... прошу...меня...как от архимандрическаго, так и от келарского начальства уволить”. (+++ 94)

Архимандрит Арсений был уволен, а на его место предложено было рекомендовать двух достойных кандидатов.

Следующие 15 лет Сергиева пустынь оставалась без присмотра. Из столицы стали поступать в Троице-Сергиев монастырь жалобы на насельников пустыни. Насельники оставляли обитель и уходили в разные места. Такие похождения отрицательно сказывались на нравственности братии. 22 марта 1738 г. из Петербурга прислано было предписание, в котором говорилось:

“Под жестоким за преступление страхом, что б у церкви в приморском месте жили неотлучно и никуды в другия места наивящше же в С.-Петербург отнюдь не бродили”. (+++ 95)

В Троице-Сергиевой Лавре с каждым годом наблюдался рост и расцветание, а в ее детище - пустыни жизнь едва теплилась. Архимандриты временами забывали о ее существовании. Насельники пустыни должны были сами о себе заботиться. Из Лавры посылали хлеб и другие продукты питания в пустынь. Иногда хлеб поступал в пустынь из других мест. Например, в селе Присеках (Троицкая вотчина) было складочное место всякого хлеба, который отправлялся в С.-Петербург на содержание Архимандрита с братией и прислугой, стряпчего и братии Ново-Сергиевой пустыни”. (+++ 96)

Но продукты в пустынь поступали не всегда регулярно. В 1745 г. братия пустыни добывала себе средства на содержание следующим образом: “за проданного монастырского телка взятые 2 рубля 30 коп., за отданной в наем огород рубль 20 копеек, за проданную капусту семь рублев, за проданную ретку три рубля...” (+++ 97)

Из Лавры ежегодно должны были присылать небольшую сумму денег на необходимые расходы. Но в Лавре забывали об этом. Дело доходило до того, что Синод приказывал пересылать деньги. Так, например, 5 ноября 1745 г. Синод приказал “В церковь Божию и на протчие припасы, и на всякия ж строения на каждый год... отправлять из Троицкия Лавры по сту рублев; да кроме того на раздачу жалования тридцать один рубль 20 копеек” (+++ 98)

В октябре (28) 1756 г. Синод приказал из Лавры выдавать для пустыни “денег по сту по осьмнадцати рублев по семьдесят копеек на год”... Через три года опять последовал указ (4 февраля 1759 г.), чтобы на содержание пустыни (строителя, диакона, притчу и прочим служителям) высылали “жалование и хлебных разного звания припасов”. (+++ 99)

На содержание Обители присылали от 130 до 118 руб. в год. Этой суммы едва доставало на питание братии. Дело доходило до того, что насельники просили перевод из пустыни в любое место. В 1748 г. строитель Троицкой Новосергиевой пустыни, иеромонахи Матфей Тулепанский, Александр Бурлуцкий и еще 4 человека братии просили перевести их из пустыни в Лавру. Причина была следующая: “понеже во оной пустыне строителем против обываемых в приписных монастырях строителей довольствия не бывает” (+++ 100)

В таком положении находилась пустынь до назначения (23.II-1753 г. в Лавру архимандритом Афанасия (Вольховского). Ранее архимандрит Афанасий был учителем Харьковского коллегиума, префектом, а затем и ректором Троицкой Семинарии. В Лавре он принял монашество, был в ней келарем и, наконец, архимандритом.

4 марта 1754 г. архимандрит Афанасий был назначен членом Св.Синода. С этого времени архимандриту часто приходилось бывать в Петербурге. Здесь ему пришлось познакомиться с пустынью и жить в ней. В эти годы Архимандрит Афанасий уделяет много внимания пустыни и воздвигает в ней новые постройки. Видя разрушающуюся церковь преп. Сергия, Афанасий в 1755 г. сообщал в Синод:

”В находящейся близ С.-Петербурга приморской Новосергиевской пустыне имеется церковь Божия во имя чудотворца Сергия древняя весьма ветха так, что и церковнаго служения уже исправляти во оной весьма опасно”.

Далее он писал, что имеет намерение начать постройку новой каменной церкви, но необходимых средств на то у него нет. Поэтому он просил Синод разрешить ему постройку храма на добровольные пожертвования христиан.

4 января 1756 г из Конторы Св.Синода писали архимандриту, что старое “строение должно возобновить, а церковь Божию построить вновь каменную” (+++ 101).

Кроме сбора пожертвований, Синод разрешил произвести сбор “с пахотных” крестьян по 2 копейки с человека (мужского пола), а с крепостных - по 4 копейки.

С крестьян было собрано:

С пахотных 33 017 человек по 2 коп. = 660 руб. 34 коп.

С оброчных 57 633 человек по 4 коп. = 2 305 руб. 32 коп.

------------------------------------------------------------------------------------

ИТОГО с 90 650 человек = 2 965 руб. 66 коп.(+++ 102)

Для ускорения работ в пустыни приказано было выслать

“... из села Деева Городища каменщиков 30 человек, в том числе и подмастерья одного” (+++ 103).

Но архимандриту Афанасию не удалось довести до конца начатое строительство 23 апреля 175 г. он был хиротонисан во епископа, а в Лавру был назначен архимандрит Гедеон (Криновский).

Архимандрит Гедеон образование получил в Казанской Духовной семинарии, где потом был преподавателем и префектом. В 1751 году он перешел в Московскую славяно-греко-латинскую Академию проповедником. “Проповеди его отличались ясностью в мыслях, живостью в воображении и точностью в выражениях, а особенно доказательствами, почерпаемыми более еще из движений сердца, нежели из сухих умствований и при всем том имел он свободное ораторской действие, чем обратил на себя внимание народа и многих из придворных”. (+++ 104) Елизавета Петровна, услышав его, назвала “придворным своим проповедником”, куда он и был взят в январе 1753 г. Получив назначение архимандритом Троице-Сергиевой Лавры, Гедеон одновременно оставался проповедником при дворцовой церкви.

Будучи архимандритом Лавры, Гедеон много внимания уделял Сергиевой пустыни. При нем была закончена часть построек, начатых еще архимандритом Афанасием, в том числе и церковь во имя преп. Сергия. Церковь строил профессор архитектуры Алексей Михайлович Горностаев. “Храм преп. Сергия, замечательный преимущественно по внутреннему устройству и отделке, есть оригинальное в России и, можно сказать, образцовое произведение профессора архитектуры Горностаева”. (+++ 105)

При архимандрите Гедеоне закончено строительство собора во имя Св.Троицы. “Собор пятиглавый, с колокольнею, каменный... По архитектуре и стилю Рококо, принадлежит знаменитому придворному обер-архитектору графу Варфоломею Варфоломеевичу Растрелли”. (+++ 106)

Первые два придела св. Апостол. Петра и Павла и Св. Праведных Захарии и Елисаветы были освящены архимандритом Гедеоном 18 и 19 августа 1761 г. После освящения новых приделов Св.Синод послал в Лавру указ, которым предлагалось выслать в пустынь четырех иеромонахов и двух иеродиаконов для совершения богослужений. (+++ 107)

Но архимандриту Гедеону недолго пришлось трудиться в пустыни. 7 октября 1761 г. он был хиротонисан во епископа Псковского, а архимандритом Троице-Сергиевой Лавры был назначен Лаврентий (Хонятовский). Из биографических сведений архимандрита Лаврентия известно, что он не имел богословского образования, но отличался другим достоинством - неутомимого деятеля.

Будучи членом Св.Синода о. Лаврентий подолгу бывал в столице и все время жил в пустыни. Три года пустынь управлялась им самим. За это время его стараниями окончательно отделан Троицкий Собор, освящение которого состоялось 10 августа 1763 г. (+++ 108)

В том же году архимандрит Лаврентий, уважая память архимандрита Варлаама (Высоцкого), в “вечное имени его прославление и для будущего других к таковым же Богоугодным делам возбуждения” положил над его гробом “дску путиловского камня с надписью”. (+++ 109) 19 июня 1763 г. архимандрит Лаврентий разрешил стряпчему пустыни Федорову сделать заем в 1 000 руб. с уплатой из сумм Троице-Сергиевой Лавры. За эту сумму в пустыни были устроены 2 водосточных канала, весь двор вымощен камнем и отделаны две угольные башни.

Благодаря заботам архимандрита Лаврентия и двух его предшественников, пустынь пополнилась необходимыми строениями и имела свою соборную церковь. Кроме того, в пустыни увеличилось число братии. Со времени освящения Троицкого собора пустынь стала называться Троице-Сергиевою.

При архимандрите Лаврентии (28 июня 1762 г.) в пустыни Екатерина II получила письменное отречение от престола Петра III. С. М. Соловьев так описывает это событие:

“В пять часов утра Екатерина опять села на лошадь и выступила из Красного Кабачка. В Сергиевской пустыни была другая небольшая остановка. Здесь встретил императрицу вице-канцлер, князь Александр Михайлович Голицын, с письмом от Петра: император предлагал ей разделить с ним власть. Ответа не было. Затем приехал генерал-майор Измайлов и объявил, что император намерен отречься от престола. “После отречения вполне свободно я вам его привезу и таким образом спасу отечество от междуусобной войны”,- говорил Измайлов. Императрица поручила ему устроить это дело. Дело было устроено, Петр подписал отречение, составленное Тепловым. (+++ 110)

Архимандрит Лаврентий, в покоях которого Екатерина II ожидала отречение, решил сохранить памятным для пустыни этот день. Он заказал в Петербурге художнику картину с изображением пустыни. На картине была выгравирована надпись, в которой говорилось о восшествии на престол Екатерины II. (+++ 111)

В 1764 г. в России были учреждены монастырские штаты, по которым Троице-Сергиева пустынь отделялась от Троице-Сергиевой Лавры и возводилась во 2-й класс. 4 мая 1764 г. из конторы Св.Синода последовал указ, в котором говорилось: “Состоящую при С.-Петербурге, по Петергофской дороге недавно построенную пустыню, за неимением при С.-Петербурге монастырей, приписать к С.-Петербургской епархии”. (+++ 112)

С этого времени Пустынь, как самостоятельный монастырь, передавалась в управление архимандритам.

Итак, за 30 лет своего существования Троице-Сергиева пустынь из загородной дачи выросла во второклассный монастырь. В Пустыни были воздвигнуты два великолепных храма, два каменных братских корпуса и другие строения. Кроме того, Обитель имела в собственном владении 400 десятин земли. Таким образом, внешне пустынь выросла и окрепла.

Из Лавры сюда посылались лучшие монахи, которые отдавали все свои силы делу созидания и укрепления юной обители. Ученики преп. Сергия несли в пустынь лучшие традиции Лавры и, пожалуй, в этом заключается характерная особенность данного периода.

Внешнее устройство пустыни производилось на средства Лавры. Жизнь и деятельность братии находилась также под наблюдением и руководством Лавры.

“Из восьми архимандритов Лавры, заведывавших в означенный период времени Пустынью, Варлаам, Афанасий, Гедеон и Лаврентий останутся навсегда памятны для нее: первый, как незабвенный основатель ее..., остальные три, как упрочившие дальнейшее существование новой обители каменными, существенно необходимыми постройками”. (+++ 113)

В первые годы для пустыни весьма важное значение имела тесная связь с Лаврою. Молодая обитель впитывала в себя все лучшее, что приносилось из Лавры, прославленной подвижниками. Пока пустынь была еще едва заметна среди русских монастырей. Но со временем она должна была сделаться лучшим монастырем в Петербургской епархии и светильником для северной столицы.

В жизни Русской Православной Церкви 1764-й год является годом больших событий. Наконец, разрешается вопрос о монастырских владениях, волновавший передовых людей более двух веков.

Этот вопрос пытались разрешить и до императрицы Екатерины II Елизавета Петровна и Петр III, но неудачно. Екатерина II понимала, что реформа в этой области необходима, но осуществить ее следует очень осторожно и умело. Поэтому она решила провести ряд мероприятий, которые способствовали бы успеху реформы.

12 августа 1762 г. императрица возвратила вотчины духовным властям. Но 29 ноября того же года она учредила Комиссию о церковных имениях (Духовную комиссию), в состав которой входили духовные и светские лица. На комиссию была возложена обязанность составления “Духовных штатов”. Комиссия должна была собрать полные сведения о числе монастырей, церквей, духовенства, монахов, приписных крестьян и о количестве вотчинных земель. Затем все церковные имения следовало передать в ведомство светской власти, а на содержание монастырей и духовенства назначить штатную сумму.

Через два года Духовная Комиссия закончила работу по составлению штатов. 26 февраля 1764 г. манифестом объявлялось об учреждении штатов. В нем Екатерина II старалась подчеркнуть свою “заботу” о духовенстве. “Да не возмнит же кто, яко бы желание наше было достояние благочестивых подателей, церквам единожды посвященное, обратить на какое-либо употребление свету и его суете служащее...” (+++ 1)

Теперь все епархии, монастыри и приходы делились на три класса. Каждому классу определялся штат и сумма. Всех монастырей в России на 1764 год было: мужских 728 и женских 219. Если в монастыре насчитывалось приписных крестьян менее 20 человек, то такой монастырь не входил в штат, а оставался на прежнем положении. Согласно требованиям штатов в первый класс вошло мужских всего 15 монастырей, а во второй класс - 41, в третий класс - 100. На содержание всех мужских штатных монастырей было определено ежегодно выдавать по 174 750 руб. на содержание женских монастырей назначено ежегодно выдавать по 33 000 руб. (+++ 2). Из женских монастырей в первый класс вошли 4 монастыря, во второй класс - 18, а в третий класс - 45. Троице-Сергиева Лавра и Александро-Невская Лавра были оставлены вне штата. (+++ 3)

После учреждения штатов в России из 947 монастырей оставлены были в штате 223 монастыря. Монастыри, не имевшие крестьян, - в количестве 161 оставлены были на прежнем положении, т.е. должны были сами себя содержать. Остальные же монастыри (561) были упразднены, или обращены в приходские церкви. “Духовная комиссия освободила и от тех несвойственных монастырям видов служения государству, какие им были предписаны под предлогом вотчин. Вместе с тем распоряжение об отбрании вотчин наносило ущерб не всем монастырям, а только многовотчинным, между тем как упомянутое освобождение простиралось на все вообще монастыри... Сокращая монастыри существующие, правительство заботится об учреждении их, где находит нужным. Так оказалась в штате Сергиева пустынь в Петергофском уезде, а в самом Петербурге устраивается женский монастырь”. (+++ 4)

Таким образом, с учреждением штатов для Троице-Сергиевой пустыни наступает новый период ее самостоятельного бытия. Согласно определения от 26 февраля пустынь возводилась в самостоятельный второклассный монастырь”. Настоятель пустыни возводился в сан архимандрита. Сама пустынь переходила в ведение Петербургской епархии. Теперь для пустыни открывалось только широкое поле деятельности. Вместе с тем пустынь лишалась духовной и материальной поддержки Троице-Сергиевой Лавры. После указа пустынь лишилась всей земли, купленной еще архимандритом Варлаамом (Высоцким) на лаврские средства. Монастырская слобода, насчитывавшая 7 дворов и 35 человек, также отошла от пустыни. Пустыни осталась только та земля, которую подарила императрица Анна Иоанновна, Для ведения хозяйства к пустыни были прикреплены 17 человек из крестьян, приписанных к Александро-Невской Лавре. Возвеличенная на бумаге, пустынь фактически была умалена. Обитель должна была существовать самостоятельно, не имея для того необходимых средств.

“Но не столь важны были для Обители эти потери, как они ни велики, сколь вреден был для нее неудобный способ ее управления настоятелями и частое перемещение их...” Причисленная к разряду второклассных монастырей, она все же оставалась малоизвестною в России и ведома была только в одной северной столице и ближайших окрестностях...” (+++ 5)

По указу пустынь передавалась в управление архимандритам. Это определение, кажется, должно было бы способствовать росту и процветанию пустыни. Но в действительности получилось довольно далеко не так. До 1765 г. пустынью управлял строитель. 10.V-1765 г. последовал указ, в котором говорилось:

“Троицкой Лавры Семинарии ректора иеромонаха Варлаама повелением произвести архимандритом в Троицкую С.-Петербургской епархии пустыню, что по Петергофской дороге”. (+++ 6)

С этого времени пустынь находится под управлением то ректоров семинарий, то ученых архимандритов, вызываемых в столицу для несения череды богослужения и проповеди, то законоучителей разных учебных заведений. Нетрудно понять, что ученые архимандриты заняты были наукой и делами учебных заведений, а для управления монастырем у них почти не оставалось времени. Печально было еще одно обстоятельство: почему-то пустынь была избрана как дополнительный источник материального обеспечения ученых архимандритов. Архимандриты все время находились в Петербурге, а в своем монастыре бывали слишком редко. В большинстве случаев настоятели бывали в пустыни в каникулярное время, в торжественные дни и в дни храмовых праздников. Не зная жизни пустыни и ее нужд, они и не очень этим интересовались. В свои короткие посещения архимандриты не успевали изучить быт и недостатки братии и не задавались целью отыскать средства для благоустройства пустыни, которая их питала. Монастырь опять оставался без руководителя. Лучшего результата, конечно, трудно добиться в подобных условиях. Ректор не мог одинаково исполнять два послушания: одно надо было полюбить, а другое предоставить самому себе. На двух совершенно разных поприщах деятельности нельзя ожидать одинаковых результатов, хотя усердие может быть везде одинаковым. Поэтому едва ли можно возлагать вину за такой исход на настоятелей. Скорее всего вина лежала на Духовной Консистории, совмещавшей эти две несовместимые должности.

Второй недостаток этого периода заключался в том, что настоятелей переводили очень часто. Например, за 1774 год в пустыни значится 4 настоятеля: архимандрит Иосиф (1770-1774 г.г.), архимандрит Вениамин Румовский (1774 г.), архимандрит Транквиллин (1774 г.) и архимандрит Палладий (1774-1778 г.г.). За 54 года (1765-1819 г.г.) в пустыни сменилось 25 настоятелей! Естественно, что за такой короткий срок настоятель не успевал не только проявить свою деятельность, но едва ли мог ознакомиться с монастырской жизнью и изучить братию. Получив в управление монастырь, настоятель оставлял его под наблюдение казначея. Но казначей не мог заменить настоятеля. Прежде всего, он имел слишком ограниченные права, да и не имел нравственного влияния на братию. Братия нуждалась в добром наставнике, который бы поддерживал в монастыре дух истинного благочестия. В результате оказалось, что монастырь фактически оставался без руководителя. В 1885 г. газета “Новое время” в статье писала:

“При Екатерине же пришлось обители испытывать две неудобные для нее меры: неправильное отобрание 400 десятин земли, приобретенных лично основателем, о. Варлаамом, и отдачу Обители ректорам С.-Петербургской семинарии, так сказать на кормление. Двадцать пять ректоров семинарии были настоятелями монастыря, а после того, с 1819 года, обитель причислена была к ревельскому викариату, и с нее получали доходы епископы ревельские, викарии Петербургской митрополии.

Так дело шло 70 лет: настоятели обители, лично с ней не связанные, смотревшие на нее как на временную доходную статью, присущую известному месту, пока они его занимают, не входили как следует в монастырское хозяйство, и обитель была в упадке”. (+++ 7)

Крестьяне, прикрепленные к пустыни, постепенно все разбежались, хотя правительство строго наказывало за побеги. В дальнейшем число служилых людей было вновь пополнено, но в первое время они были для пустыни почти бесполезными людьми.

За отобранные земли пустыни обещались рыбные ловли, выгонная земля и скотный двор. Однако вскоре рыбные ловли были отказаны по причине отсутствия поблизости озер. Для выгона скота отведен бывший монастырский же сад, а для скота - бывший монастырский скотный двор. Для обработки земли у монастыря недоставало рабочих рук и потому земля постоянно отдавалась в аренду. Других дополнительных источников для существования у монастыря не было.

Но не только в материальном отношении состояние пустыни было неудовлетворительным. Отсутствие настоятеля в какой-то мере сказалось и на нравственности братии. В пустынь стали присылать на исправление из епархиального ведомства провинившихся церковнослужителей. Строгого надзора за ними в монастыре не было и потому их присутствие отрицательно сказывалось на братии. Число братии за это время не превышало 20 человек, среди которых почти всегда жили 2-3 человека, присланных на покаяние.

“Короче сказать, ослабление монастырского порядка доведено было до того, что с течением времени она (обитель) не только не улучшалась, но приходила постепенно в заметный упадок. К довершению же всех невзгод, в какое поставлена была обитель неопределенным образом управления, она сделалась почти исключительным местом в епархии, куда присылалось для исправления и покаяния множество лиц духовного и светского сословий, что повреждало и самую нравственность малого числа братий, лишенных личного руководства своих настоятелей”. (+++ 8)

Было бы несправедливо видеть в период управления пустынью учеными архимандритами только одни недостатки. Несмотря на неблагоприятные условия, в каких оказался монастырь, он продолжал расти и крепнуть. То, что не успевал сделать один настоятель, доканчивал другой. Постепенно пустынь превратилась в довольно приличный монастырь. Жители Петербурга стали приезжать в пустынь на богомолье в большем количестве, чем раньше. Да и духовные власти, оценив значение пустыни для столицы, стали отпускать больше средств на содержание обители. Кроме того, приток добровольных пожертвований от молящихся постепенно возрастал. На эти средства вокруг монастыря была построена каменная ограда с четырьмя двухэтажными башнями, благодаря чему обитель приобрела вид настоящего монастыря.

В описываемое время должность настоятеля Троице-Сергиевой пустыни была как бы промежуточной, так как большинство ее настоятелей очень скоро возводилось в сан епископа. С 1765 по 1833 г. в пустыни в звании настоятелей побывали многие деятели Русской Православной Церкви. В списках настоятелей записаны имена: Вениамина Румовского (1774 г.), Анастасия Братановского (1795-1796 г.), Феофилакта Русанова (1796-1798), Амвросия Протасова (1799-1800), Евгения Болховитинова (1802-1804), Григория Постникова (1822-1836) и других. Почти все настоятели этого периода замечательны своей благотворной деятельностью на ниве духовных школ и церковных приходов. У многих из них имеются печатные труды: проповеди, богословские, исторические и др. сочинения. За 68 лет в пустыне сменилось 25 архимандритов и 5 епископов. О некоторых из них имеется много сведений в печатной литературе, но некоторых архимандритов неизвестны даже фамилии.

В 1764 г., после возведения Троице-Сергиевой пустыни во второй класс, протопоп Никита Далматов произвел в обители опись. В описи было сказано, что в пустыни было две церкви: пятиглавая каменная церковь, трехпрестольная, во имя Св.Троицы и во вновь построенном флигеле церковь одноглавая во имя Преподобного Сергия.

Ризница пустыни была настолько скромна, что в ней не было архимандричьих облачений. 25 октября 1764 г. преосвещенный Гавриил, архиепископ С.-Петербургский, просил Синод обеспечить пустынь архимандричьей ризницей.

В библиотеке пустыни насчитывалось всего 70 книг.

Братии и рабочих в пустыни было всего 11 человек. Даже в 1768 г. при архимандрите Димитрии (Грозинском) оставалось по-прежнему 11 человек. Так выглядела пустыня при возведении во второй класс.

Говоря о настоятелях пустыни, можно не преувеличивая сказать, что почти у каждого из них в деятельности было что-то замечательное. Так, например, Архимандрит Варлаам Синьковский, будучи еще ректором Троицкой семинарии (в Троице-Сергиевой Лавре), в1764 г. получил из С.-Петербурга известие о том, что семинарию закроют и исключат из числа учебных заведений. В том году составлялись новые штаты. У Лавры имения отбирались и семинария лишалась средств содержания, так как содержалась она на средства Лавры. О. Варлаам понимал значение семинарии и потому принял все меры к тому, чтобы оставить семинарию действующей. По этому случаю он писал в С.-Петербург бывшему ректору Троицкой семинарии Платону (Левшину), который был тогда придворным проповедником: “...Слишком двадцать лет наука проводила счастливые дни в Лавре, а теперь грустно склонила главу и ходит в смущении”. (+++ 9)

Платону удалось спасти семинарию от исключения из числа учебных заведений. Таким образом, своевременные сигналы о. Варлаама помогли сохранить семинарию.

Через год о. Варлаам был произведен в архимандриты и назначен настоятелем пустыни. Но недолго пришлось архимандриту управлять пустынью. В 1766 г. он переведен был в Иосифов Волоколамский монастырь. Императрица собственноручно написала на докладе: ”перевести, но притом напоминается, что сия пустынь, по положению своему, требует достойного же архимандрита”. (+++ 10) Эта резолюция красноречиво говорит о том, что даже светские власти ценили достоинства архимандрита Варлаама. С другой стороны слова “сия пустынь, по положению своему...” показывают, что уже в то время пустыни отводилось особое значение (+++ 11). Когда архимандрит Макарий Сусальников (1782-1787) доложил в Синод о том, что строения пустыни нуждаются в ремонте, то из казны в 1785-году на починку крыши Троицкого собора было отпущено 500 руб. 22 октября 1786 г. Екатерина II велела отпустить на строение и ремонт Сергиевой пустыни 4 122 руб. 69 коп., а 4 июля того же года к празднику Преподобного Сергия пожаловала еще 500 руб. (+++ 12)

Следующим памятным для пустыни архимандритом был Антоний (1788-1792). Он испросил разрешение на постройку храма в честь св. Иакова, брата Господня. Храм строился на средства вдовы генерал-лейтенанта И. Я. Хлебниковой, над могилой ее отца (освящен храм был только в 1820 г. 23 августа).

Если прежние архимандриты заботились об укреплении строений пустыни, то архимандрит Анастасий Братановский (1795-1796), приняв в управление пустынь, сразу же обратил внимание на внутреннюю жизнь обители. До сих пор пустынь существовала на особом положении и потому не имела своего особого устава. Архимандрит Анастасий нашел, что в этом заключается большой недостаток. Он считал, что введение в монастырь общежительного устава положительно скажется в жизни братии. В 1795 г. архимандрит Анастасий писал в Духовную Консисторию: “...Заведение общественной в монастыре жизни сколько поспешествует к управлении церкви, благочинию и довольству братии. Сие свидетельствуют многие обители... Таковое общежительство возымело начало и в Троицкой Сергиевой пустыни, но сохранить оно целости своея и прийти в большее совершенство не может без архипастырского утверждения”. (+++ 13) О. Анастасий предлагал на рассмотрение и утверждение для пустыни следующий Устав.

1. В храм Господень для молитвоприношений собираться всей братии, и каждому по званию своему предстоять с благоговением, молчанием и внимательностью.

2. Приметя какие-либо неисправности, не делать во время службы никаких окриков, дабы как предстоящему народу не подать соблазна, так и учинившаго ошибку не привести в большее замешательство; но исправлять по окончании службы или в трапезе, делая, таким образом, впредь осторожными.

3. Кроме обыкновенных служений литургии, вечерни и заутрени, петь, по заведенному прежде установлению, Акафисты: Богоматери в субботу, а Спасителю в Воскресение прежде ранния обедни. В Воскресение же после обедни поздния, отправлять соборне молебен Преподобному Сергию.

4. Вечернее правило читать в церкви и для слушания оного собираться по данному звону всей братии.

5. Ко всем службам приходить братии немедленно. Небрегущих о том штрафовать: первое выговором в присутствии всей братии, а не исправляющихся, поклонами во время трапезы.

6. К отправлению для богомольцев молебного пения собираться всей братии в церковь немедленно по данному в колокол звону и случающуюся, кроме кружечного вкладу, для братии дачу по рукам не делить, но полагать в кружку.

7. Трапезу приуготовлять токмо обеденную: остатки же от оныя могут быть употреблены для нищих и для вечернего кушанья, если кто из братии пожелает. Трапеза должна быть нескудная, хмельного питья не употреблять, но поставлять на стол хороший квас, а в нарочитыя праздники и мед.

8. В продолжении трапезы быть чтение при всеобщем молчании и внимательности. По окончании же оныя, принести Господу благодарныя молитвы, расходиться братии чинно, отнюдь не оставаясь в трапезе для бесполезных разговоров.

9. Для содержания братии, трапезы, ризницы и всего монастыря сумму, как окладную, так и неокладную кружечную, часовенную, масляную и подобную сим употреблять соединенно без раздела братии по рукам.

10. Всякому из братии предлагать о своих надобностях казначею и оныя исполнять немедленно. Если же кто, не сказывая о нуждах своих, будет таить негодование и скрытным образом преклонять к роптанию и других, таковый пред всею братиею обличен, штрафуется.

11. Собираемую сумму записывать в присутствии братии в книгу приходов, и быть ей под ведением казначея, которому о нуждах как монастыря, так и братии предлагать настоятелю и с ведома его вести расходы, чему делать счет через каждые два месяца, дабы расходы не превышали доходов.

12. В помощь казначею избрать расходчика, который бы закупал нужныя вещи для трапезы и братии по распоряжению казначея, а для смотрения за трапезою тоже избрать трапезного, которому относиться во всем принадлежащем до трапезы к казначею.

13. Как настоятель по разным должностям своим не может быть всегда в монастыре, то казначею во образе настоятеля входить во все благоустройство монастыря, и братии относиться к нему с почтительностью, послушанием и уважением, отнюдь не делая никаких дерзостей.

14. Никому из братии не отлучаться из монастыря, так и в келиях своих принимать гостей без ведома казначея. В город отпускать не часто, да и то для крайних нужд, о которых просящийся должен сказать казначею, но и в этом случае отпускать со сроком и с видом, с которым он должен явиться к находящемуся в Петербурге Настоятелю своему.

15 Если кто с сего времени и впредь скажется противоборствующ общежитию, возмущающ братию, дерзок и непослушен: такового немедленно представлять к Его Высокопреосвященству да позволено будет”.

24 июля 1875 г. последовала резолюция:: “Сии положения утверждаются, о сем к Архимандриту с братиею послать Указ”. (+++ 14)

Получив резолюцию, архимандрит Анастасий велел написать текст Устава уставным письмом и прибить к трапезе, а указ хранить в ризнице.

Устав, предложенный архимандритом Анастасием, внес новое только в вопрос о разделе братской кружки. Остальные же вопросы оставались без существенных изменений. Несмотря на это, через 15 лет Устав был отменен, как не соответвующий условиям, в каких находилась пустынь.

Через год архимандрит Анастасий был переведен в Московский Новоспасский монастырь, а в 1797 г. хиротонисан во епископа Белорусского и Могилевского. Таковому быстрому восхождению по иерархической лестнице еп. Анастасия в большой мере способствовали его ученость и дар красноречия. В его время в России слишком увлекались французской философией и в частности Вольтером. Русские писатели как светские, так и духовные стали издавать много сочинений, направленных против французской философии. Много было написано новых книг и много было переведено иностранной литературы на русский язык. Тогда особенно выделился “знаменитый своим красноречием астраханский архиепископ Анастасий Братановский, переведший две книги: “Предохранение от безверия” и “Истинный Мессия” единственно с целью противодействовать французской философии”. (+++ 15)

Говоря о новых штатах духовных учебных заведений (1808 года), архиепископ Филарет (Гумилевский) пишет: “Архиепископ Анастасий Братановский первый подал мысль о содержании училищ на счет свечной церковной суммы...”. (+++ 16)

Архиепископ Анастасий Братановский известен как проповедник, обладавший незаурядным ораторским талантом. В свое время он считался одним из лучших проповедником. Преосв. Филарет говорит, что он владел светлым умом, говорил живо и ясно “и не держался сурового языка, который считали необходимым для проповеди” (+++ 17).

Описывая требования читателей и слушателей, Е. Шмурло заключает: “Размеренная, обставленная холодными метафорами и отвлеченными сравнениями речь Стефана Яворского была бы немыслима в конце XVIII века: публика ходила теперь слушать митрополита Платона и архиепископа Анастасия”. (+++ 18)

В 1799 г. в Троице-Сергиевой пустыне архимандритом Авмросием Протасовым (1798-1800) произведен значительный ремонт. На колокольне шпиль заменен был куполом и реставрирована кровля собора. Архимандрит Амвросий остался памятен не только для пустыни. В 1800 году он состоял наместником Александро-Невской Лавры, а затем епископом Тульским, Казанским и Тверским. Везде он оставлял о себе самые лучшие воспоминания и “память начальника внимательнейшего и бескорыстного, пастыря доброго и ученого, милостивого и щедродательного к бедным, для всех являвшего собою пример христианского терпения и преданности Божественному Промыслу”. (+++ 19)

Преосвященнаго Амвросия называли талантливым проповедником. Его проповеди занимали лучшие страницы в проповеднической литературе. (+++ 20) “Не имел он дара ораторского произношения, как, например, знаменитый Платон (Левшин), митрополит Московский, но при чтении его проповедей нельзя не восхищаться ими: они отличаются силою, высотою мысли и обилием слова. Сам митрополит Платон, отзываясь о них с высокою похвалою, говорил: “...если бы я писал так, как Амвросий, то вся Россия сходилась бы меня слушать”. А император Александр Павлович одному губернатору, просившему инструкцию, дал, вместо руководства в делах, слово преосвященного Амвросия, сказанное им на случай присяги избранных по Тульской губернии судей 17-го января 1815 года. (+++ 21)

К началу XIX столетия Троице-Сергиева пустынь заметно возросла, окрепла и внешне имела хороший вид. Говоря о назначении архимандрита Евгения Болховитинова настоятелем Троице-Сергиевой пустыни, Е. Шмурло называет пустынь “аристократической”. “Действительно, не прошло и двух лет, как Евгения перевели из захолустного монастыря во второклассную Сергиеву пустынь, лежащую вблизи Петербурга, до некоторой степени на аристократическое место”. (+++ 22) Вот как описывает свой приезд в пустынь и первые свои впечатления сам архимандрит Евгений:

6-февраля 1802 года. С.-Петербург... Из зеленецкого монастыря меня перевели в Сергиеву пустынь, что на Петергофской дороге. Вы место сие знаете. Оно прекрасно и по окрестностям раю подобно. - Но мне, больше имени, наслаждаться им не дают. Зеленецкого я не видел; а пустынь хотя и часто видеть может быть случится, но с тем, чтобы отдохнув в ней на полсутки, с большим вздохом оставлять ее... 2-го февраля я со звоном туда въехал, служил и монастырь принял в управление, разумеется по титлу. Поглядел на море из настоятельских прекрасных покоев; посидел в том покое, где в 1762 г. июня 28 сидела Екатерина II, трепеща от... - Там доныне висит ее портрет и надпись из Римлян XVI, 1-2. из окон осмотрел все прелестные окружающие мызы; увидел из овального окна и Петербург, и к вечеру опять в него должен был ехать...

Евгений Сергиево Пустынский.” (+++ 23)

Архимандрит Евгений, в дальнейшем митрополит Киевский, как замечательный иерарх и знаменитый ученый известен не только в России, но и далеко за ее пределами. “Архипастырь с доблестями святителя соединял в себе глубокую ученость, и его труды по разным отраслям науки, запечатленные редким дарованием и неутомимою ревностию к распространению в обществе полезных научных сведений, приобрели ему право на почетное место между передовыми деятелями на поприще науки”. (+++ 24)

Евгений Болховитинов, до пострижения в монашество Евфимий, родился 18 декабря 1767 г. в городе Воронеже, в семье священника Алексея Андреевича Болховитинова. Начальное образование Евфимий получил в архиерейском хоре. Затем поступил в Воронежскую семинарию, которую закончил с отличными успехами. Как лучший ученик, Евфимий был отправлен в Московскую Славяно-Греко-Латинскую академию.

“В ведомостях Московской Духовной Академии за 1785 г. написано: “Евфим Болховитинов, города Воронежа церкви Илии Пророка Священника Алексея Андреева сын, поступил учиться в Академию в 1778 году 11 лет от роду. Понятен и довольно успевает”. (+++ 25)

“В этой академии, с особенным усердием предаваясь изучению древней классической философии, будущий иерарх образовал свой ум и вкус и приобрел тот критический дух и ту любовь к точным изысканиям, какие впоследствии он обнаружил в своих историко-архелогических трудах, сделавших имя его столь известным”. (+++ 26)

Одновременно Евфимий слушал лекции и в Московском университете. Знания, полученные в академии и в университете, составили настолько прочное научное основание, что в дальнейшем для преосв. Евгения не было недоступных наук. Он одинаково хорошо разбирался в богословии и философии, в физике и географии, отлично знал химию и церковную музыку. Ученому архиерею была присуща одна замечательная особенность: он старался всегда работать с первоисточниками. Куда бы он ни приезжал, всегда старался разыскать старинные рукописи, древние документы и другие археологические редкости.

Окончив академию, Евфимий возвратился в родной город Воронеж, где принят был преподавателем в семинарию. Женившись на Анне Антоновне Расторгуевой, Евфимий принял сан священника. ”Провидению угодно было лишить его семейства и жены. Потеря эта прервала совершенно видимую связь его с миром, и он, испытав горесть, искал более обширного поприща для своей деятельности, какое мог доставить ему Воронеж”. (+++ 27)

В 1799 г. Евфимий вызван был в Петербург на должность префекта Невской Академии. О своем прибытии в Петербург архимандрит Евгений писал Г. А. Петрову, Воронежскому Директору Училищ, 12 марта 1800 г.: “...3-го явився я в Невской и того же числа определен Академии Префектом и учителем Философии и Красноречия... Четыре дня только я погулял бельцом. А 9 мая монахи, как пауки. в Утреню, опутали меня в черную рясу, мантию и клобук. Имя я себе выбрал Евгений. 11-го Владыка наш (митрополит Амвросий) в обедню возложил на меня митру, крест и плицию. Итак я теперь Евгений Архимандрит Зеленецкого монастыря. Вот что сделали из Вашего друга Евфима”. (+++ 28)

15 марта того же года архимандрит Евгений определен присутствующим в С.-Петербургскую Духовную Консисторию, а через два года переведен настоятелем Троице-Сергиевой пустыни. Но бывать в пустыни архимандриту приходилось редко. В письме к Македонцу В. И. архимандрит Евгений писал 15-го марта 1802 г.: “Не выпускают из Питера и воли не дают; да и в Пустыню только на несколько часов отпускают, а редко на ночь. Вот уже три недели я там не был. Я там теперь зимою помещаюсь на случай приезда в одном маленьком покойчике”. (+++ 29)

В следующем письме к В. И. Македонцеву архимандрит Евгений опять жалуется на то, что ему редко приходится бывать в пустыни.

“13 мая 1802 года С. П. Бург. Нас бедных редко и в Пустыню отпускают: представьте, только дважды со Святой был я там. Зато и дома я по пустыннически живу - никуда вон ногою. Привожу только иногда вечера с Грузинским преосвящ. Варлаамом - и знаете ли, что из этих вечерних у меня с ним времяпрепровождений вышло? Он мне все рассказывал да рассказывал про Грузию, а я слушал да слушал, да на ус себе мотал, а там як присев писать, аж смотрю, уже целая книга о Грузии маранья скопилась. Прочел Владыке Варлааму - он аж изумился, и ну пополнять, поправлять, с находящимися здесь грузинскими князьями советоваться и спрашиваться... Мы с Грузинским сами хохочем, что из шуток вышла книга”. (+++ 30)

5-го апреля 1802 г. архимандрит Евгений был назначен преподавателем богословия и префектом Невской Академии. Приучая студентов Академии к самостоятельной работе, архимандрит Евгений ввел в академии публичное чтение студенческих работ. Он сам давал темы студентам для таких работ и руководил ими. До него такой практики в Академии не было. В эти годы архимандрит Евгений настолько был занят наукой, что для управления пустынью времени совершенно не оставалось. 6 мая 1803 г. он писал Македонцу: “Я дважды уже был в своем земном рае - Пустыне. Зелень и сады вокруг, море играет и тихими волнышками умывает берега с плесканьем...В следующее воскресенье опять буду в Пустыне с некоторыми из здешних приятелей”. (+++ 31)

Если настоятелю приходилось по несколько дней бывать в пустыни, то он считал, что это “уже” много. 16 июля 1803 года он писал из пустыни Македонцу: “Я теперь два дни уже в отпуске на семидневную вакацию, в своей Пустыне живу, и после городского шуму восхищаюсь уединением своим. По всем многочисленным покоям настоятельским хожу один и не чувствую пустоты... Прошедшие дни для меня были крайне заботливы, потому что 5 июля был у меня здесь праздник, и обедали члены Синодальные, а митрополит и служил 11-го же числа я исправлял в Академии диспуты. Все сие измучило меня. Вы дивитесь, что я за нищенский комитет ничего не получил. Да когда же я что-нибудь за труды получал? Во всю мою жизнь судьба моя была работать, а не получать за работу награды, а если что и получил я, то совсем не за труды, а как-то по случаю. Чудно! И здесь не стыдятся меня в глаза хвалить и начальники и светские. Но или я причиною, что никогда и ничего себе я не просил и просить не хочу, или может быть и Провидение Божие не хочет баловать меня и не за заслуги награждать меня хочет, а туне, когда я не чаю”. (+++ 32)

Из последнего письма видно, что огромная работа, которую проводил архимандрит Евгений, не всегда была замечена начальством. Однако, это нисколько не расхолаживало его к труду. Наоборот, он только и мечтал о том, чтобы оставить Петербург и в пустынном месте заняться только наукой. Скоро его желание исполнилось. 8 января 1804 г. он писал к Македонцу: “...Спешу уведомить вас, что 1-го Генваря сего Нового года Промыслом Божиим...пожалован я в звание Новгородского викария. Признаюсь, что я не ожидал столь скоро выдти из послушников; да и не вышел бы так скоро есть ли бы благоволение архипастыря нашего не было ко мне особенное”. (+++ 33)

Архимандрит Евгений доволен был своим новым назначением. Судя по его отзывам о пустыни, он только о ней рассказывал неохотно. В том же письме архимандрит Евгений писал: “Сверх хлопот по производству, приема гостей, разъезду и проч. и пр. надобно было еще сдавать Академию, сумму Академическую, любезную мою Сергиеву Пустынь - и я едва мог отделаться в месяц”.

Троице-Сергиева Пустынь служила для архимандрита Евгения любимым местом уединения и отдыха. Монастырская тишина, богатая природа, море с “тихими волнышками” настолько успокаивающе действовали на настоятеля, что он называл это место “раем”. Естественно, пустынь произвела на архимандрита Евгения самое отрадное впечатление. За годы своего пребывания архимандритом в пустыни Евгений Болховитинов для нее не сделал ничего такого, что бы выделило его из ряда других настоятелей. Зато в это же время он создал столько для науки, что занял одно из первых мест среди ученых мужей России. Быть может и пустынь своим теплым приемом создавала обстановку, в которой рождались гениальные творения ее настоятеля. За эти годы (1802-1804) архимандритом Евгением написаны:

Церковная история, читанная в Академии в 1802 г.

Историческое изображение Грузии в политическом, церковном и учебном ее состоянии.

Записка о разговоре с двумя духоборцами.

Историческое исследование о соборах Российской церкви.

Историческое рассуждение о переводе словенской библии.

Памятный церковный календарь.

Исторический отрывок о Иоанне Спире, половчанине, придворном враче Владимира I, великого князя Киевского.

Рассуждение о начале, важности и знаменовании церковных облачений.

Рассуждение о соборном деянии, бывшем в Киеве 1157 года на еретика Мартина.

Рассуждение о книге, именуемой Православное исповедание веры соборныя и апостольския церкве восточныя, сочиненной Киевским митрополитом Петром Могилою.

Историческое рассуждение о чинах Грекороссийския церкви. (+++ 34)

“В числе петербургских работ Евгения есть пять небольших сочинений, где авторский труд префект духовной академии делит со своими учениками. Это “исторические рассуждения на разные темы, обыкновенно читавшиеся в публичных собраниях “кандидатами богословия” при окончании ими учебного курса В автобиографии Евгений прямо относит их к числу своих сочинений. Одинаково и в письмах своих к Македонцу одно из них называет “моей диссертацией”; и вообще все их - “моими трудами над ученическими опытами”. (+++ 35)

Литература, написанная архимандритом Евгением за такой короткий срок, поражает читателя прежде всего своею многочисленностью. Трудно даже представить, каким одаренным писателем был Евгений Болховитинов. Об этом наглядно говорит история написания “Исторического изображения Грузии...” Слушая рассказы преосвященного Варлаама, архимандрит Евгений подверг их литературной обработке и написал интересное сочинение. Потом он написал Македонцу, что они с преосвященным сами “хохотали” от того, “что из шуток вышла книга”. Книга привлекла к себе всеобщее внимание. даже специалисты по грузинскому вопросу заинтересовались ею. Грузия, недавно вошедшая в состав русского государства, тогда была еще мало известна и потому ею интересовались и читатели и политические деятели. Евгений Болховитинов всю жизнь трудился в неисследованных областях науки и потому воспользовался беседами преосвящ. Варлаама для описания малоизвестного народа.

В книге автор описал внешнюю историю Грузии, грузинской Церкви, историю издания Библии на грузинском языке (1743 г.) и др. “из всех литературных работ Петербургского периода едва ли какое другое столько удовлетворяло авторское честолюбие Евгения, как “Историческое изображение Грузии”. Эту книгу хвалили при дворе, переводили на иностранные языки, рецензировали в заграничных изданиях. Но на нее обратили внимание скорее за ее современность, чем за внутренние достоинства”. (+++ 36)

Кроме указанных трудов, имеется еще один труд, известный под названием “История Российской иерархии”, в котором Евгений Болховитинов принимал большое участие. Автором этого сочинения считается Амвросий (Орнатский), но большая часть труда по составлению “Истории” принадлежит преосвящен. Евгению. (+++ 37) Еще в Воронеже он заинтересовался историей русской иерархии и изучал ее и в дальнейшие годы. В Петербурге он был близко знаком с обер-прокурором Св. Синода Хвостовым и при помощи последнего получил много ценных сведений из синодального архива, а кое-что сумел даже приобрести. Но заниматься ему теперь историей иерархии было некогда. Получив назначение в Новгород, преосвящ. Евгений решил на новом месте заняться новыми исследованиями. Однако, в Новгороде епархиальные дела отнимали у него настолько много времени, что он вынужден был искать себе помощника. Выбор пал на молодого префекта Новгородской семинарии иеромонаха Амвросия Орнатского (1778-1827 г.г.). В письме к Анастасиевичу преосвящ. Евгений писал: “Я начал (Историю российской иерархии) и собрал (для нее) материалы, а издание только пополнить поручил о Амвросию”. (+++ 38)

В 1806 г. уже печатался первый том. По этому поводу преосв. Евгений делился с Хвостовым: “...теперь озабочивает меня Иерархия, которой корректура ко мне присылается и напечатано уже 6 листов”. (+++ 39)

3 января 1828 г. он сообщил И. М. Снегиреву: “Первую часть Истории Российской иерархии я уже отпечатал и скоро к вам ее пришлю; но от продолжения отказываюсь. Слишком трудна работа: да и нужнее нам только 1-я часть.”. (+++ 40)

В своей автобиографии митрополит Евгений говорит, что История российской иерархии вся под его “руководством, рассмотрением и цензурою начата и окончена”, а в письме к Анастасиевичу (октябрь 1814 г.) открывается: “...в издании иерархии и я половиною участвовал, да я начал собирать материалы, а издание только пополнить поручил о. Амвросию”. (+++ 41)

Из писем преосвящ. Евгения достаточно видно, что инициатива составления “Истории российской иерархии” и большая часть работы принадлежали ему. О прославлении же своего имени он нисколько не заботился и разрешил новый труд подписывать молодому иеромонаху, начинавшему свою деятельность. Амвросий, в дальнейшем епископ Пензенский, с большим старанием исполнял порученное ему дело. Результатом труда двух монахов явилась замечательная история русских иерархов и монастырей.

Перу преосвящ. Евгения принадлежит во II части “Истории” замечательное “всеобщее введение в историю монастырей Греко-Российской Церкви” (+++ 42), написанное на 145 страницах, с приложением ведомостей и таблиц. Во введении автор начинает историю русских монастырей с самого появления христианства на Руси. Монастыри для общества оказали неоценимую услугу в вопросах науки, нравственности, экономики и политики. Касаясь вопроса о монастырских владениях, автор говорит, что и они принесли государству большую пользу, так как монастыри платили сошные и поземельные дани”, (+++ 43) возделывали пустынные земли, осушали болота, рыли каналы “и через сообщение оных с реками прежде других в России открыли хозяйственное судоходство”. (+++ 44) Монастыри освобождали лучшие земли от лесов, прокладывали дороги, строили мельницы и другие предприятия “и имели самых лучших во всем мастеров: выводили в вотчинах своих наилучшие породы домашнего скота; заводили при своих местах знатные торговые съезды и ярмарки, отчего вокруг их населялись потом целые посады и города и обогатились оными...” (+++ 45)

Монастыри в нужное время поставляли в большом количестве ратников, а в критические минуты монахи и сами вступали в сражение с врагом. Автор перечисляет все случаи, когда монастыри своим участием: людьми или сбережениями помогали стране выйти из затруднения. В пример приводится и материальная помощь монастырей сиротам и неимущим.

Говоря о борьбе русского народа с самозванцем, автор указывает на Троице-Сергиев монастырь, как на образец сопротивления во время осады.

“В сии же несчастные для России времена, известно, какие сопротивления самозванцам и мятежникам делал Троице-Сергиев монастырь со своими крестьянами, и сколько всяких пособий оказывал осажденной и беспомощной Москве! Имена Сергиевских архимандритов Иосафа и Дионисия и Келаря Авраамия Палицина, возбудивших тогда всеобщий патриотизм в сынах России, должны иметь первое место пред именами Мининых и Пожарских, которых Россия без них тогда может быть и не видала бы”. (+++ 46)

Но самим монастырям пользы от вотчин было мало, так как вотчины отвлекали монахов от их прямых обязанностей. Автор приводит слова преп. Нестора, сказавшего, что “мнози монастыри от Князь и от Бояр и от богатства поставлени, но не таци, каци суть поставлены слезами и пощением и молитвою и бдением”. (+++ 47)

Свой взгляд на вотчины преосвящ. Евгений подтвердил 19-мая 1815 г. : “Сколько вы ни защищайте вотчинные права духовенства, но я уверен, что отнятие оных избавило нас от весьма многих нареканий. Если для государства вотчины наши были полезнее нынешнего, то нынешнее положение наше полезнее для нас”. (+++ 48)

Кроме “Введения”, преосв. Евгению принадлежит описание Нежинского монастыря, о котором до него сведений имелось очень мало.

30 января 1822 г. преосвящ. Евгений был назначен в Киев с возведением в сан митрополита. Будучи митрополитом, он продолжал трудиться для науки.

Все свободное время он посвящал книгам. Он говорил, что ему приятнее проводить время с “мертвыми друзьями, не с живыми болтунами, отнимающими и убивающими досуг”. (+++ 49)

Преосвящ. Евгений интересовался не только духовной литературой. Он был большим знатоком Ломоносова, Сумарокова, , Кантемира, Тредьяковского и других. (+++ 50)

Преосвящ. Евгений был большим знатоком церковной и светской музыки. Его обширные познания в этой области вылились в специальное сочинение благодаря следующему случаю. Профессор Тибо, большой знаток музыки, обратился к барону Г. А. Розенкампфу с просьбой сообщить ему о музыке в России, особенно о церковной. Розенкампф в свою очередь обратился 7 марта 1821 г. к преосвящ. Евгению с просьбой доставить сведения о русской музыке. Последний охотно исполнил просьбу Розенкампфа и написал в виде письма небольшой очерк О русской церковной музыке, который был напечатан в “отечественных записках” в 1821 г. Указав на имеющуюся литературу о народной музыке, архиепископ Евгений сразу приступил к историческому описанию древних русских напевов и крюков. Автор писал, что русская церковная музыка ведет свое начало от греческой церковной музыки, откуда и заимствована русскими. Далее он описывал гласы, напевы, изменения в написании нот и друг. Это историческое обозрение русской музыки интересно тем, что оно было первым опытом подобной работы, так как тогда еще о церковной музыке писали мало, хотя русский народ очень любил церковное пение.

Занимаясь наукой, преосвященный не забывал следить и за хозяйством, вникая иногда в самые мельчайшие подробности.

В Киеве митрополит Евгений оставил о себе неизгладимую память, построив знаменитый Собор в честь св. ап. Андрея Первозванного.

Русский верующий народ любил своего архипастыря. Где бы преосвященный Евгений ни служил, везде он оставлял о себе славу доброго пастыря. Когда он уезжал из Пскова в Киев, верующие приподнесли ему адрес, содержание которого хорошо говорит о любви псковской паствы к своему архиерею: “Бог тому был свидетель, какое было неписанное печальное происшествие, когда Ваше высокопреосвященство имели отъезд из епархиального своего местопребывания града Пскова. 20-го февраля 1822 г. в столичный град С.-Петербург...к возведению на самую высшую степень архипастырского достоинства, к коей и ныне, по благодати Божией... имеете пребывать. Тогда совершенно все граждане города и весь народ в изумленном унынии и оплакивали слезами. На пути вашего высокопреосвященства на каждом шагу вас останавливали, искали неутешно принять ваше последнее архипастырское благословение и даже стремились со слезами в след вашего пути, желая насладиться последним лицезрением; какая была плачевная картина, описать того нельзя;... И мы, как истинно приверженные к священной особе вашего высокопреосвященства, искренно желаем изъяснить пред вами наши неограниченные чувства беспредельной любви и всегдашней преданности...” (+++ 51)

Из всех сочинений, написанных преосв. Евгением, самыми ценными в научном отношении являются два словаря:

1. Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина Греко-Российской Церкви и

2. Словарь светских русских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших о России, служащий дополнением предыдущего.

После опубликования словарей, о преосв. Евгении заговорил весь научный мир России и Европы. Достаточно сказать, что преосв. Евгений был избран почетным и действительным членом: Московского Университета, Российской Академии Медико-Хирургической Академии, Общества любителей наук, словесности и художеств, Общества истории и древностей Российских, Александро-Невской Академии, Московского общества врачебных и физических наук, Харьковского Университета, Казанского Университета, Комиссии составления законов, Виленского Университета, Киевской Духовной Академии, Академии Наук, Дерптского Университета, С.-Петербургского Университета, Киевского св. Владимира Университета, Копенгагенского королевского общества Северных Антиквариев и членом-корреспондентом статистического отделения Совета Министров Внутренних Дел и будет ясно, насколько ценны были его творения. В дальнейшем ученые не жалели похвалы в адрес преосв. Евгения. Так, например, Пекарский говорил, что из тогдашних русских ученых один только митрополит Евгений был в состоянии взяться за подобный труд (+++ 52) (составление словаря). Филарет, митрополит Киевский, говорил: “Нельзя не удивляться тому, какое множество перебрал он старинных рукописей, актов и книг, каким обладал трудолюбием и ученостью... Митрополит Евгений собрал и оставил богатейший материал не только для церковной русской истории, но вообще для истории русской литературы”. (+++ 53)

С. И. Сенковский большое значение в научной подготовке Евгения Болховитинова придает занятиям в духовных школах.

“Евгений действительно принадлежал к числу первых ученых в Европе...

...Такие люди до сих пор выходят у нас из одних только духовных училищ, и они обыкновенно остаются в духовном звании, которое представляет им более удобств к мирным умственным занятиям, нежели всякое другое. Духовные училища имели всегда у нас важное преимущество пред всеми прочими: умственное образование опирается там на свое настоящее основание - древние языки классических писателей, то-есть писателей Афин и Рима, и оттого, если мы имеем и имели настоящих ученых по каким-либо отраслям знания, то мы решительно обязаны ими духовному воспитанию; почти все они вышли из семинарий... (+++ 54)

Так велик был Евгений, митрополит Киевский и Галицкий, а ранее настоятель Троице-Сергиевой пустыни.

10 февраля 1804 г. в Сергиеву пустынь настоятелем был назначен из Антониева Сийского монастыря (Архангельской епархии) архимандрит Августин (Сахаров). Этот архимандрит одновременно состоял законоучителем кадетского корпуса, но много внимания уделял и пустыни. Приняв монастырь в управление, архимандрит Августин увидел, что число священнослужителей здесь слишком ограничено. Он обратился с просьбой в Духовную Консисторию о назначении в пустынь двух иеромонахов, трех иеродиаконов и двух послушников. Духовное начальство решило перевести нужное число братии из Валаамского монастыря. Но когда предложили валаамским монахам перейти в Сергиеву пустынь, то те отказались, говоря, что они дали обет на вечное житие в Валаамском монастыре. Так в пустыни число братии и осталось на этот раз без пополнения.

К тому времени братские келии были уже тесными и неудобными для растущего монастыря. В мае 1805 г. архимандрит Августин обратился с просьбой о разрешении перестроить братские келии. Он писал: “в спокойном чтении келейного правила и в усердном молитвоприношении, живущие в оных собратия часто друг от друга затрудняются”. (+++ 55) Просьба архимандрита была удовлетворена и келии к 7 августа того же года были перестроены и отделаны под руководством архитектора Кузнецова.

29 мая 1805 г. настоятель испросил разрешение устроить в башне ризницу и на средства Хлебниковых украсить церковь преп. Сергия новыми иконами. С этого времени начинают в пустынь поступать значительные пожертвования. На средства жертвователей была устроена ризница и храм преп. Сергия украшен иконами.

21 июня 1804 г. скончался от тяжелого ранения на войне генерал Валерий Александрович Зубов. Братья Зубовы решили в память и поминовение Валерия Александровича построить в Сергиевой пустыни церковь во имя св. мученика Валериана и инвалидный дом на 30 человек. На содержание инвалидного дома братья Зубовы обещали ежегодно “вечно и потомственно” вносить по 6 000 руб. Высшие духовные власти разрешили Зубовым строить церковь и инвалидный дом. В 1809 г. постройка дома и церкви в нем была закончена. Храм был освящен наместником пустыни архимандритом Порфирием (Кирилловым).

Выше приводился общежительный Устав, введенный в пустыне архимандритом Анастасием (Братановским) в 1795 г. Новый настоятель пустыни, архимандрит Анатолий (Максимович 1809-1812 г.г.) нашел этот устав не отвечающим тем условиям, в которых находилась пустынь. Еще Екатерина II подчеркивала особое положение Троице-Сергиевой пустыни и потому выделяла этот монастырь из ряда других. Пустынь предназначалась скорее для исполнения треб молящихся, приезжавших из столицы, нежели для подвижничества монашествующих. Потому здесь братия получала на содержание средства (склад) непосредственно на руки. Монахи сами заботились о своей одежде и других предметах первой необходимости.

При такой системе каждый насельник пустыни получал вознаграждение в зависимости от своего труда. Общежительный же Устав, по-видимому, труд братии не уравнивал. Это охлаждало рвение братии к труду, почему архимандрит Анатолий и обратился к митрополиту Амвросию с ходатайством об отмене общежительного устава. Митрополит в своей резолюции высказал опасение, “чтоб от выдачи денег не произошли бы злоупотребления и в платье неопрятность”. (+++ 56) 3 августа 1810 г. архимандрит подал митрополиту “рапорт”, в котором давал обязательство не допускать злоупотреблений. “Для того Ваше Высокопреосвященство все единогласно просили, отменив предписанное в помянутом Указе, оставить братию Сергиевой Пустыни в тех правилах и на том положении, каковое было прежде, т.е., чтобы жалование и молитвенные доходы делены были братии, обязующейся ничего не заимствовать из казны монастыря на свое содержание, кроме пищи и отопленной комнаты”. (+++ 57)

Резолюция последовала следующего содержания:

“Согласно сему и братскому расположению о содержании поступать дозволить в надежде, что как настоятель присмотром, так и братия исполнением по оному себя оправдят”...

Так была возвращена пустыни ее прежняя практика. (+++ 58)

В 1813 г. правительство избрало Троице-Сергиеву пустынь местом временного пребывания тела почившего героя русского народа - Фельдмаршала Кутузова.

16 апреля скончался Смоленский князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов. В церемониале “о перевезении тела Генерал-Фельдмаршала Светлейшего князя Михаила Ларионовича Голенищева-Кутузова Смоленского в монастырь св. Сергия говорилось:

“Тело покойного привезено будет...в Сергиеву Пустынь, где встречено будет назначенными к тому особами, внесено в Церковь и поставится на приуготованный амвон; тогда начнется духовенством служба, совершаемая при положении тела во гроб, потом поднимется ковчег с телом положится в преуготовленный гроб и поставится посредине церкви на Амвон под балдахин. Покуда тело пребудет в сказаном монастыре, читан будет денно и нощно псалтирь, а каждодневно собором того монастыря отправляема будет по покойном Светлейшем Князе панихида”. (+++ 59)

В субботу, 24 мая из Банцслау (Силезия) тело Кутузова было привезено в Стрельну. На станции тело покойного встретил Грузинский преосвящ. Досифей Пискилаури и провожал до Сергиевой пустыни. В пустынь тело Кутузова было привезено в 6 часов вечера У монастыря гроб фельдмаршала встречал настоятель, архимандрит Мефодий (Пишнячевский - 1812-1813 г.г.) с братией. “Толпы жителей Петербурга спешили идти и ехать в Пустыню, где с рыданием встречали погребальную колесницу. Вовсе 18-ти суточное время, день и ночь толпились окрест гроба приходившие поклониться вождю Русских сил, слушая ежедневно совершаемые Божественные литургии и тихое пение многочисленных панихид”. (+++ 60)

Гроб с телом Кутузова стоял в Пустыни с 24 мая по 11 июня, пока в столице шли приготовления к погребению. Утром 11 июня в пустынь собралось духовенство, родственники Кутузова и “прочие особы” для сопровождения тела покойного. По окончании литургии гроб с телом фельдмаршала был поставлен на “печальную колесницу” и привезен в столицу. За городом, на речке Таракановке гроб был встречен “чиновными особами”, назначенными для “печальной процессии”. Гроб был привезен в Казанский собор, где была приготовлена могила для погребения Кутузова.

Перед самым погребением “похвальное” слово фельдмаршала Кутузову сказал архимандрит Филарет (Дроздов). Евгений (Болховитинов), епископ Вологодский, писал об этом слове и его авторе Хвостову: “Оно половина уже вами задаваемого панегирика и во многих местах превосходно. Слава Богу, воздвигшему между нами в церкви Христовой сего витию! Время и лета еще более усовершают его”. (+++ 61)

“Окончание сего печального и плачевного обряда ознаменовано было трикратными залпами ружейных и пушечных выстрелов от стоявших по невскому проспекту в параде войск, кои вместе с тем проливали горькие слезы, равно как и все находившиеся в церкви и вокруг оной сыны ОТЕЧЕСТВА”. (+++ 62)

Избрание пустыни местом для временного пребывания тела Кутузова говорит о том, какой любовью пользовался этот монастырь у жителей столицы. С самого начала XIX века жители Петербурга считали для себя честью похоронить родственника в пустыни. Бывали случаи, когда умершего привозили из Саратова, из Парижа и других городов и погребали в Троице-Сергиевой пустыни.

С 1819 г. при Петербургской митрополии был открыт Викариат. Сергиева пустынь перешла в ведение викариев, епископов Ревельских, которые и управляли ею 15 лет (до 1834 г. (+++ 63) Но эта перемена не повлекла за собою особых изменений в жизни монастыря. Епископы были заняты своими епархиальными делами, а внутренние дела обитатели по-прежнему оставались в стороне. Назначение викариев настоятелями преследовало все ту же цель: добавление средств к основному жалованию епископов. Неудивительно, что перемена в звании настоятеля не дала существенных результатов. Если и были незначительные положительные изменения внешнего состояния пустыни, то это произошло не потому, что ею стали управлять епископы, а потому, что богомольцы стали больше вносить пожертвований. На средства жертвователей к 1821 году монастырь с четырех сторон был окружен каменной оградой. С южной стороны, у Петергофской дороги, построены на средства Зубовых два деревянных флигеля для гостиницы. С той же стороны были выстроены две каменные часовни, в виде въездных ворот. С восточной стороны внутри монастыря был посажен фруктовый сад. С западной, восточной и северной сторон были устроены довольно обширные пруды, что придавало пустыне живописный вид.

Из пяти настоятелей в сане епископа для пустыни только два остались памятны своими трудами: епископ Владимир (Утинский 1819-1822 г.г.) и еп. Григорий (Постников 1822-1826 г.г.)

При епископе Владимире была освещена в пустыне церковь во имя св. Иакова брата Господня. (Эту церковь начал строить еще в 1817 г. архимандрит Дамаскин Россов). Кроме того, в 1821 году епископ Владимир расширил храм во имя преп. Сергия. Освящал храм уже епископ Григорий. К тому времени Троицкий собор пришел в ветхость. Епископ Григорий произвел большой ремонт, приведя собор в надлежащий вид. Одновременно отремонтирован был корпус, при котором стояла церковь преп. Сергия.

Епископ Григорий, в дальнейшем митрополит С.-Петербургский, на протяжении всей своей жизни отличался неутомимой деятельностью. Будучи сам доктор Богословия, митрополит Григорий всегда заботился о просвещении русского народа. Состоя ректором Академии, архимандрит Григорий основал академический журнал “Христианское чтение” (1821 г.). С 1850 г. он стоял во главе специального Комитета, на обязанности которого лежал просмотр переводов церковных книг на татарский язык. В 1854 г. он лично руководил миссионерскими курсами и сам читал слушателям лекции. В интересах миссионерской деятельности преосвященный Григорий основал при академии в Казани периодический журнал “Православный собеседник” (1885 г.)

Заботясь о распространении христианского просвещения, митрополит Григорий основал в Петербурге третий периодический журнал “Духовная Беседа” (1857 г.) В этом журнале он печатал с 1859 г. свои статьи под названием “Свечка во тьму сумрак”. В 1857 г. митрополит Григорий внес предложение в Синод: расширить программу журнала “Воскресное чтение”. Его предложение было принято и Синод постановил издавать при Киевской Академии особый журнал “Творения святых отцов Западной Церкви”. Но по ходатайству Киевского митрополита Исидора (Никольского) журнал был переименован и издавался под названием “Труды Киевской Духовной Академии”. Так неустанно трудился митрополит Григорий до последних дней своей жизни (+ 17 июля 1860 г.). (+++ 64)

Просмотрев жизнь Троице-Сергиевой пустыни за 70 лет (1764-1834 г.), нетрудно заметить, что внешне пустынь значительно возросла, хотя за это время можно было добиться лучших результатов. За 70 лет в монастыре сменилось 30 настоятелей. В этом заключается причина столь медленного роста монастыря. За этот период ни один из настоятелей не выделился особыми трудами для пустыни. Монастырские строения приходили в ветхость, а новые воздвигались редко. Монашествующих в монастыре было мало, да и за теми не было настоятельского надзора. Нравственность братии стояла на низком уровне. Современники говорили, что монастырь находился в запустении”. В 1865 г. иеромонах Сергиевой пустыни Агафангел писал:

“Спустя 22 года по возведении Пустыни в классный монастырь, само уже правительство, видя явное склонение ее к упадку, позаботилось о ней как об обители при-столичной, по которой могли судить об устройстве русских монастырей иностранцы”. (+++ 65)

Такой отзыв не был единичным. Конечно, надо учесть быстрый рост столицы. Средства передвижения улучшались. Приток богомольцев постоянно увеличивался. Для многочисленных посетителей такой монастырь был уже “тесен”, и они стали вслух говорить о необходимости расширения пустыни. Для проведения больших работ в монастыре нужен был деятельный настоятель. В 1834 г. такой настоятель, в лице архимандрита Игнатия (Брянчанинова), был найден, и жизнь монастыря получила другое направление. Пустынь была переведена в 1-й класс, выросла в образцовый монастырь и стала известна не только в России, но и далеко за ее пределами.

Среди русских монастырей в XIX столетии заметно выдвинулся мало известный ранее монастырь - Троице-Сергиева пустынь. Своим расцветом пустынь обязана прежде всего двум настоятелям: Игнатию Брянчанинову и Игнатию Малышеву. Благодаря огромным трудам этих архимандритов, управлявших пустынью 63 года, имя преп. Сергия прославилось не только у стен северной столицы, но и во всей Руси и даже за ее пределами.

Начало новой жизни монастыря совпало с юбилейной датой в его истории. В 1834 г. исполнялось 100 лет существования Троице-Сергиевой пустыни. За вековое существование пустынь выросла, но не настолько, чтобы радовать взор приходящих в нее. Особенно в жизни братии было много недостатков. За время управления учеными монахами пустынь пришла в бедственное состояние. Здания нуждались в капитальном ремонте и некоторые из них имели жалкий вид. Исключение составляла Сергиевская церковь отремонтированная в 1821 г. по распоряжению епископа Григория. Внутренний вид храмов также свидетельствовал о необходимости ремонта. Утварь храмов и ризница были бедны. Число братии было слишком ограниченным и не превышало 17 человек. Из такого числа нельзя было выделить нужных певчих для хора и поэтому пение в пустыни не отличалось хорошим исполнением.

Доход обители не превышал 8 000 руб. в год. Из этой суммы нужно было третью часть (до 3 500 руб.) отдавать на содержание братии и монастыря. Кроме того, отсутствие настоятельского присмотра настолько отрицательно сказалось на нравственности братии, что жизнь их “в то время, действительно, представляла большой соблазн, легендарные сказания о коем и до сей поры увеселяют любителей этого жанра”. (+++ 1)

Если бы обитель была расположена в другом месте, то подобное состояние не вызвало бы ни у кого удивления. Но пустынь стояла как раз у большой дороги, ведущей в Петергоф и Петербург. Каждый раз проезжавшие невольно обращали внимание на монастырь, посещали его и увозили с собою соответствующие впечатления. Так продолжалось до 1834 года, пока светские власти не обратили внимание на пустынь и не приняли решительных мер. По приказанию императора в Сергиеву пустынь был назначен игумен Лопотовского Вологодского монастыря Игнатий (Брянчанинов). Л. Соколов это назначение приписывает участию графини А. А. Орловой-Чесменской (+++ 2), а Лесков пишет, что “сделать это решился московский митрополит Филарет Дроздов, которому, конечно, не безызвестно было, что Николай Павлович не хотел выпускать Брянчанинова в отставку”. (+++ 3)

Игумен Игнатий в конце 1833 г. был вызван в Петербург, 1.1-1834 г. возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Троице-Сергиевой пустыни. В Указе казначею пустыни “иером. Питириму с братиею” от 4 января 1834 г. предписывалось, чтобы “имя его о. Архимандрита во всех церковных служениях на ектиниях и других, где следует местах воспоминали после имени его Высокопреосвященства и у него о. Архимандрита Игнатия яко настоятеля в должном послушании и повиновении”. (+++ 4)

Для пустыни назначение нового настоятеля явилось событием, повлиявшим на ее историю.

Архимандрит Игнатий (+++ 5), до пострижения Димитрий Александрович Брянчанинов, родился 6 февраля 1807 г. в селе Покровском, Грязовецкого уезда, Вологодской губернии. Его отец Александр Семенович Брянчанинов происходил из древней дворянской фамилии. Мать его Софья Афанасьевна также происходила из фамилии Брянчаниновых. Детство Димитрий провел в родовом имении отца, в селе Покровском. Составители жизнеописания Брянчанинова считают, что сельское уединение и природа отложили свой отпечаток на характере Димитрия и отразились в его дальнейшей жизни. Мальчик с ранних лет чуждался светского шумного общества и постоянно искал уединения. С самых ранних лет Димитрий был не по годам серьезен и очень религиозно настроен. Приходя в совершенный возраст, Димитрий стал увлекаться чтением книг духовного содержания и полюбил молитву. Это сказалось в его дальнейшей жизни. Но в доме Брянчаниновых царил сугубо светский дух, что доставило мальчику много страданий и невзгод. В позднейшие времена он со скорбью вспоминал свое детство. “Детство мое было преисполнено скорбей. Здесь вижу руку Твою, Боже мой! Я не имел кому открыть своего сердца: начал изливать его пред Богом моим, начал читать Евангелие и жития святых Твоих”... (+++ 6)

Когда Димитрию исполнилось 16 лет, то отец повез его в Петербург и устроил в инженерное училище. Обстановка, царившая в училище, была совершенно противоположная настроенности Димитрия. Начальство заметило в юноше большую религиозность и употребило все средства к тому, чтобы перевоспитать юношу. В Петербурге Димитрий познакомился в Александро-Невской Лавре с монахами, отличавшимися большой духовной жизнью. “Там в это время пребывали некоторые ученики старцев о. Феодора и о. Леонида, мужей опытных в духовной жизни, получивших монашеское образование: первый у известного старца Паисия Величковского, архимандрита Молдавского Нямецкого монастыря и второй у учеников его”. (+++ 7)

На Димитрия Александровича большое впечатление произвел особенно иеромонах Леонид. После первого знакомства с о. Леонидом Димитрий Александрович делился со своим другом впечатлениями: ”Сердце вырвал у меня о. Леонид. - теперь решено: прошусь в отставку от службы и последую старцу; ему предамся всею душою и буду искать единственно спасения души в уединении”. (+++ 8)

После огромных усилий и пережитых неприятностей, Димитрию Александровичу удалось по окончании инженерного училища получить отставку (1827 г.) (+++ 9)

Начальство и сам император были недовольны Димитрием Александровичем. Родители даже отказали ему в материальной поддержке, недовольные его поступком. Родственники Димитрия Александровича и начальство желали видеть его на службе императору и предсказывали ему блестящую карьеру. Но юноша, подававший столь большие надежды, отказался от всего и пошел в монастырь, Его поступок наделал много шума. Все знавшие его только о том и говорили, что дворянин, отличающийся умом, внешней красотой и большими способностями избрал путь лишений и скорбей. Лесков говорит, что это событие передавалось в народе в разных вариантах. Так удивлены были все поступком Димитрия Александровича.

Много пришлось перенести лишений и испытаний молодому и физически слабому юноше в глухих монастырях. пока на него не обратил внимание Вологодский святитель. За это время Димитрий Александрович побывал: в Александро-Свирском монастыре, Площанской пустыне (Орловской епархии), Оптиной пустыне, Кирилло-Новоезерском монастыре, Семигородной пустыне и Глушицком Дионисиевом монастыре. В последнем монастыре в 1831 г. Димитрий Александрович был зачислен послушником.

Когда с молодым юношей познакомился Стефан, Епископ Вологодский, то скитаниям Димитрия Александровича пришел конец. Епископу понравился молодой аскет и он проявил к нему самое близкое участие. 28 июня 1831 г. Димитрий Брянчанинов был пострижен в монашество с именем Игнатий, в честь священномученика Игнатия Богоносца. Родные Брянчанинова, присутствовашие в соборе за богослужением, не знали о назначенном постриге и потому были очень удивлены, став свидетелями столь неожиданного события. 4-июля Игнатий был рукоположен в сан иеродиакона, а 25 июля - в сан иеромонаха.

Отец иеромонаха Игнатия, узнав о постриге сына, остался недоволен, “Сын в глазах отца сделался бесполезным членом общества, утратившим все, что отец доставил ему воспитанием. Женское сердце, менее упорное в противодействиях обстоятельствам и всегда податливее на взаимности, расположило Софью Афанасьевну благосклоннее смотреть на поступок сына; но духовная сторона была также чужда ей, и мирские понятия брали верх”. (+++ 10)

В январе 1832 г. иеромонах Игнатий получил назначение в Пельмешский Лопотов монастырь Вологодской епархии, на должность строителя. Монастырь находился в очень плохом состоянии и предназначался к упразднению, но о. Игнатий своими трудами восстановил его и привел в хорошее состояние. Видя старания и успехи иеромонаха Игнатия, преосвящ. Стефан 28.V - 1883 г. возвел его в сан игумена. Кажется все устраивалось хорошо, но сырость и болота, среди которых стоял монастырь, отнимали здоровье у игумена Игнатия. Видя это, школьный друг настоятеля Михаил Чихачев, поехал во Псков договориться о переходе о. Игнатия в другой монастырь с более благоприятными климатическими условиями. Однако до Пскова Чихачеву не удалось доехать. Приехав в Петербург, он поделился своими намерениями с графиней А. А. Орловой-Чесменской. Графиня пообещала помочь Чихачеву, но прежде посоветовала обратиться к Московскому митрополиту Филарету, который в то время находился в столице.

Митрополит Филарет тепло принял Чихачева и предложил место о. Игнатию в своей епархии. После беседы с императором, митрополит вызвал игумена Игнатия в Петербург, написав ему следующее письмо:

“Преподобный отец Игумен. Судьба Божия, поставив меня с Вами в сношение по службе, в то же время открывает случай, чтобы мы друг друга узнали в лице. Я сему рад: только забочусь, не было бы сие путешествие трудно для Вас в сие время года, по Вашему здоровью, как я о нем слышал: но надобно, чтобы вы были в Петербурге; и я не могу переменить сего. Приехать можете прямо ко мне. Бог да благословит Вас и наставит на путь мира. Филарет М. Московский, ноября 15 1883 СПБ”. (+++ 11)

Получив это письмо, о. Игнатий сдал дела казначею Лопотова монастыря и выехал в Петербург. В столице его принял митрополит Филарет, а потом игумена Игнатия, как бывшего ученика инженерного училища, представили высшим властям, которые ему прямо сказали, что желают видеть Сергиеву пустынь в цветущем состоянии и образцом монастырей в глазах столицы.

“Св.Синод, приняв в справедливое внимание отличные отзывы об игумене Игнатии бывшего его Епархиального начальства, определил возвести его в сан архимандрита, который более приличествует его ныне настоятельству в штатном монастыре 2-го класса”. (+++ 12)

1-января 1834 г. Игнатий был возведен в сан архимандрита, а 5 января выехал в Троице-Сергиеву пустынь в сопровождении нового келейника Ивана Васильевича Малышева.

Итак, начатые поиски монастыря с хорошими климатическими условиями не увенчалось успехами. Сергиева пустынь в этом отношении находилась не в лучших условиях. Соседство с Финским заливом, наличие заболоченных мест около монастыря и неблагоприятный северный климат,- вот что ожидало болезненного настоятеля. Другое большое неудобство заключалось в том, что монастырь находился очень близко от столицы. Кругом всю местность начинали заселять дачники. Этого все время избегал молодой подвижник и к этому привело его начальство.

В самом монастыре архимандрита ожидало также много огорчений. Прежде всего постройки нуждались в реставрации или в полной замене. Даже храм преп. Сергия, расширенный в 1821 г. при епископе Григории, теперь требовал ремонта. Настоятельские келии зимой были закрыты и не отапливались, что привело их к быстрому разрушению. Монастырь находился в сыром месте, поэтому строения приходили быстро в негодность. 1 июня 1887 г. архимандрит Игнатий (Малышев) в рапорте сообщал в С.-Петербургскую Духовную Консистерию: “Настоятельские келлии были необитаемы, так что предместнику моему, вновь назначенному настоятелю Архимандриту Игнатию, на первое время отведены были в Инвалидном доме графов Зубовых две келлии... В такой тесноте прожили мы полтора года. Прочие здания были в крайнем упадке: главный собор стоял в воде, деревянный пол его лежал на балках и сваях, а под полом, на полтора аршина, стояла вода... О келиях говорить нечего. Их было 12, каждая в сажень квадрата с подопрелыми стенами... Воспоминаний много, но все они унылы”... (+++ 13)

Сам архимандрит Игнатий (Брянчанинов) вспоминал потом об этом времени: “В 1833 году я был вызван в Сергиеву пустынь, и сделан ее настоятелем. Негостеприимно приняла меня обитель - Сергиева пустыня. В первый же год по прибытии в нее, я поражен был тяжкою болезнию, на другой год другою, на третьей третиею: они унесли остатки скудного здоровья моего и сил, сделали меня изможденным, непрестанно страждущим, Здесь поднялись и зашипели зависть, злоречие, клевета; здесь я подвергся тяжким, продолжительным, унизительным наказаниям, без суда, без малейшего исследования, как безсловесное животное, как истукан бесчувственный...” (+++ 14)

В жизни братии архимандрит нашел много недостатков. Архимандрит Игнатий (Малышев) сообщает, что в то время братии в пустыни было всего 12 человек. (+++ 15) Но и это малое число не отличалось добродетельной жизнью и высокой нравственностью. Столь запущенный во всех отношениях монастырь надо было привести в образцовое состояние.

Прежние настоятели, готовясь к ремонту пустыни, постепенно собирали средства, поступавшие, в основном, от добровольных пожертвований богомольцев. Ко времени вступления архимандрита Игнатия монастырь имел “денег в билетах сохранной казны и банковых - 54 725 руб., а налицо от прошедшего года за расходами 2 674 руб. 33 коп., в расходе 22 660 руб. 38 коп.” (+++ 16).

Епископ Венедикт (Григорович) писал, что сверх значавшихся в книгах сумм (в наличности и билетах на 57 399 руб. 33 коп.), имеется на кирпичном заводе до 400 000 штук кирпича. Собрав все имеющиеся средства, архимандрит Игнатий приступил к внешнему украшению пустыни.

“Если обитель была бедна материальными средствами, зато ее новый настоятель был богат духовными - умом, опытностью, энергией, и в них-то он нашел и материальные средства к осуществлению своих целей. Великая заслуга его состояла в том, что он правильно понял задачу обители и верно определил средства к ее осуществлению”. (+++ 17)

Настоятель составил проект работ в пустыне и получил разрешение на проведение его в жизнь. Здесь пригодились все познания, полученные в инженерном училище Брянчаниновым, здесь они были использованы с исчерпывающей возможностью. Видя положительные результаты трудов настоятеля, государственное казначейство в 1835 г. отпустило на ремонт Троицкого Собора 96 808 руб. 19 коп.

Успешно проводя строительные работы, архимандрит Игнатий одновременно предпринял ряд мер к улучшению ведения хозяйства. Настоятель обратил внимание на то, что на границах монастырских владений нет ни одного межевого столба, а часть монастырской земли занята крестьянами. В 1835 г. он представил правительству просьбу о разрешении этого вопроса. Но на этот раз его ходатайство не дало никаких результатов. Только в 1840 г. все земли, принадлежавшие пустыни с 1765 г., были возвращены. До него монастырские земли сдавались в аренду, так как своих рабочих было недостаточно для обработки всех земель. Желая использовать земли с большой пользой для монастыря, архимандрит стал обрабатывать их монастырскими силами.

15 октября 1835 о. Игнатий обратился в С.-Петербургскую Духовную Консисторию с рапортом, в котором писал:

“...Чтобы доставить Сергиевой Пустыни способ к содержанию оныя, необходимо наделить ее ныне до двухсот десятин удобной к хлебопашеству земли и таковым количеством строевого и дровяного леса: ибо при монастыре ныне не имеется ни мельницы, ни рыбных ловлей, ни подворья, одним словом, ничего такого, чем бы сия пустынь могла поддерживать свое существование”. (+++ 18)

В этом же году пустынь наделена была лесным участком в 50 десятин. Через три года были проведены большие работы по осушению болота, очищению земли от кустарников и положено начало полевому монастырскому хозяйству.

Приводя в образцовый порядок строения и хозяйство, архимандрит не забывал и о внутренней жизни обители. Прежде всего, настоятель позаботился о том, чтобы братия ни в чем не испытывала нужды. Для монахов были устроены прекрасные келии, хороший стол и созданы все условия, необходимые для монастырского быта.

В монастыре была введена абсолютная чистота, поддерживавшаяся и следующими настоятелями. От братии же требовалось точное и усердное исполнение монастырского устава и всех послушаний. Через некоторое время все недостатки в жизни братии были устранены. О том, каким ревнителем строгости был архимандрит Игнатий, наглядно свидетельствует следующий случай. На территории пустыни находился инвалидный дом, построенный на средства графов Зубовых. За инвалидами ранее не было никакого присмотра. Этим воспользовались некоторые насельники инвалидного дома и стали себя вести совершенно независимо, не стесняясь даже монастырской братии. Настоятель, оберегавший чистоту жизни монахов, видел, какой соблазн исходит от инвалидов. Поэтому в декабре 1835 г. он обратился к митрополиту Серафиму с просьбой помочь навести порядок в инвалидном доме и внес ряд предложений.

О. Игнатий сообщал, что дом находится без надзора и потому среди инвалидов наблюдаются различные беспорядки. Смотритель инвалидного дома англичанин Адкинсон приезжает в дом в месяц или в два месяца один раз и то на несколько часов. “И так, кроме того, что постыдно, кажется, для православной обители иметь в своем недре заведение с церковью, коего начальник иноверец, - дом инвалидный остается почти совершенно без надзора...” (+++ 19)

Далее о. Игнатий предлагал: 1) Назначить смотрителя из числа братии; 2) Принимать инвалидов должен сам настоятель, выбирая из них “не хмельных” и отклоняя кандидатов “безнравственных”; 3) Желающих постригаться в монашество оставлять в инвалидном доме, не вводя в штат монастыря.

24 ноября митрополит Серафим доложил Синоду об этом деле, но Синод предоставил решать вопрос Зубовым, на средства которых содержался инвалидный дом. Графы Зубовы, в том числе и Наталия Александровна Зубова, урожденная княжна Италийская графиня Суворова-Рымникская, отклонили предложение о. Игнатия. Однако, инвалиды были призваны к порядку.

Приводя монастырь и его хозяйство в надлежащий вид, в первые годы архимандрит Игнатий встречал очень много затруднений. Затруднения вытекали их того, что у обители постоянно не хватало средств. Кроме того, братии в монастыре было очень мало, да и из тех ежегодно иеромонахов стали брать во флот. Когда же наступило лето, поток богомольцев увеличивался, количество служб и треб также увеличивалось, и в монастыре стал остро сказываться недостаток иеромонахов. Бывали случаи, когда на богослужении были заняты 7-8 иеромонахов одновременно. Если же случались еще какие требы, то исполнять их было уже некому.

13 апреля 1836 г. архимандрит Игнатий обратился с прошением к митрополиту С.-Петербургскому и об увеличении числа иеромонахов в пустыни. Митрополит Серафим в свою очередь просил Св.Синод об увеличении штата Троице-Сергиевой пустыни.

“Св.Синод в определении своем от 28 мая... заключил: принимая в рассуждение, что Сергиева Пустынь, находясь близ Столицы, посещается многими Богомольцами, что в ней при управлении нынешняго Настоятеля нравственное состояние братии, благочиние и порядок между ними и в самом Церковном служении ощутительно улучшаются, и что монашествующие нередко командируются во флот для морских кампаний, Св.Синод нашел справедливым и полезным вместо предполагаемого Епархиальным Начальством только увеличения в той Пустыни штата иеромонахов шестью человеками, возвести оную из 2-го в первый класс с присвоением ей штата людей и содержания общего для монастырей первоклассных и тем доставив Пустыне способ приуготовлять большое число хороших монашествующих, поддержать достоинство ея в мнении народа, для Богомолия туда стекающихся”. (+++ 20)

Определение Св. Синода утверждено было 30 мая того же года, а 17 июня последовал указ Св.Синода о возведении Троице-Сергиевой пустыни в 1-й класс.

“По высочайшему...указу, объявленному Святейшему Синоду 3-го сего июня Г. исправляющим должность Синодального Обер-Прокурора, графом Николаем Александровичем Протасовым, что государь утвердить соизволил определение Св.Синода от 23 мая о возведении здешней Троицкой Сергиевой Пустыни из 2-го в 1-й класс с увеличением штата людей для оной и назначением содержания по общему положению первоклассных Монастырей 1764 и 1797 годов, т.е. по 3 952 руб. 68 коп. в год, - Св. Правит. Синод Приказали: 1) 0... возведении в 1-й класс С.-Петербургской Сергиевой пустыни, к Синодальному члену, Преосвященному Серафиму, митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому для надлежащего исполнения послать указ; каковыми для сведения дать знать Московской и Грузино-Имеретинской Св. Синода конторам, Синодальным членам и прочим Преосвященным Епархиальным Архиереям, Ставропигиальным Лаврам и Монастырям и Обер-Священнику Армии и Флотов; Правительствующему же Сенату сообщить ведением. Июня 17 дня 1836 года”. (+++ 21)

С возведением в 1-й класс число братии в пустыни увеличилось на 16 человек. Сам же факт возведения в 1-й класс очень много говорит в пользу Игнатия Брянчанинова. Еще два с лишним года назад о пустыни отзывались почти все плохо. И вот за такой маленький срок трудами нового настоятеля монастырь поднят до уровня 1-го класса! Дела лучше всяких слов характеризуют деятельность, умение и старания архимандрита Игнатия. По штатам 1764 года первоклассный монастырь должен иметь наместника. Ранее в пустыни такой штатной единицы не было. С введением в штат наместника возникла необходимость утвердить его права и обязанности. В сентябре 1836 г. архимандрит Игнатий составил “Инструкцию”, которая указывала обязанности наместника и казначея.

Инструкция (№115) имела следующее содержание:

“Первоклассной Троицкой Сергиевой Пустыни Настоятеля Архимандрита Игнатия, оной же Пустыни Иеромонахам Феофану и Аполлосу.

И Н С Т Р У К Ц И Я.

Вследствие утверждения иеромонаха Феофана Наместником, а иеромонаха Аполлоса казначеем сей пустыни, предписываю Вам вступить в сии должности по надлежащему. Для большего же порядка, полагаю нужным изложить следующую инструкцию:

А. Обязанность наместника состоит в тщательном внимании к братии. И потому:

1. Поставляется ему в непременный долг ежедневно иметь сведение о больных братиях, ежедневно навестить каждого больного, и стараться, чтоб больные были посещаемы доктором, чтоб отнюдь никто не смел лечиться у шарлатанов и в особенности пускать кровь своевольно.

2. Чтобы все были в церкви Божией и каждый при своей должности и на своем месте; если же кого нет, узнать причину отсутствия. Если причина оного позволительна или естественна, то взыскания не чинить; если же причина сия есть головная болезнь, то принимать немедленно решительные меры, и такового отправлять заблаговременно на дачу. Если же встретится сопротивление, то употреблять силу штатных.

3. Все сии случаи доводить до сведения настоятеля, кроме мелочных, не заслуживающих внимания. Почему наместник должен иметь список всех братий, и для памяти отмечать в графе противу имени о его болезни, или отлучке и подобных.

4. Наместник, во время отлучки настоятеля из монастыря, заменяет его власть, впрочем, решая по своему усмотрению маловажные случаи, решения же важные оставляет до прибытия настоятеля. Наместник не имеет права уволить кого-либо в Петербург по собственной надобности: ибо сие право принадлежит единственно настоятелю. Если же случится кому крайняя необходимость, то наместник может уволить не иначе как по совещании с старшею братиею и с билетом на простой бумаге за общим подписанием всех старших братий, на совещании бывших. Так же поступать и в прочих важных случаях, не терпящих отлагательства, в отсутствии настоятеля.

5. Старшие братия к совещанию должны быть следующие: а) Духовник, в) Казначей, с) Ризничий, d) Благочинный, е) Эконом. Совещание чинится наедине, не допуская в оное просителя. Решение собора просителю объявляет наместник.

6. В отсутствие или в случае болезни наместника занимает его должность казначей, за отсутствием же обоих - Ризничий и так далее по старшинству.

В. Казначей единственно обязан заведывать суммою и вести в порядке книги, как накладной, так и штатной, равно и братской суммы, приготовлять списки братий при раздаче кружки и оную раздавать. Прочие вещи, находившиеся в заведывании казначея, имеют поступить отселе в ведомство эконома.

29 сентября 1836 г. (+++ 22)

Высшие духовные власти, видя, что архимандрит Игнатий мудро управляет пустынью, назначили его в 1838 г. благочинным монастырей Петербургской епархии. До сих пор монастыри Петербургской епархии были разделены на два благочиния. Теперь же все они объединялись и передавались в управление настоятелю Троице-Сергиевой Пустыни. 4 мая 1838 г. Петербургская Духовная Консистория определила: “Над всеми, состоящими в С.-Петербургской епархии нашей мужскими и женскими монастырями признали мы по обстоятельствам, нужным определить благочинным первоклассной Троице-Сергиевой пустыни настоятеля о. Архимандрита Игнатия, затем бывших благочинных оных монастырей - Зеленецкого Архимандрита Кирилла и Валаамского монастыря игумена Вениамина от сих должностей уволить”. (+++ 23)

Новое назначение, хотя оно и почетно, было в тягость архимандриту Игнатию. У него было очень много дел в своем монастыре, а управление благочинием требовало новых усилий, связанных с продолжительными и утомительными поездками. Все это подрывало и без того слабое здоровье архимандрита. Но для епархии его управление было благотворным, поэтому он и оставался на этой должности до возведения в сан епископа.

О его умении разбираться в делах и вести следствие красноречиво говорит одно дело, получившее развязку благодаря его участию. В апреле 1837 г. в одном монастыре Новгородской епархии было совершено убийство Архимандрита Пахомия. Гражданские власти дважды начинали следствие, но обнаружить виновных не могли. В 1839 г. началось следствие третий раз. На этот раз решили послать на следствие представителя и от духовенства. Митрополит Серафим послал о. Игнатия, который пользовался у всех большим уважением. Прибыв на место, где совершилось убийство, архимандрит своим участием дал делу правильное направление. В июне того же года дело закончилось и виновные были раскрыты. (+++ 24) Второй подобный случай был по следственному делу помещика Страхова из г. Устюжны. Дело это длилось очень долго и записано на 4 648 листах. Сущность его “заключается в многолетней, полной трагизма тяжбе крепостных крестьян и помещика подполковника Страхова, возникшей вследствие жалобы крестьян на непомерное обременение их работами, на насильственное заключение браков, с розгами при церковных дверях и т.д. В деле этом принимали участие приходской священник Ивановский и другие духовные лица. Дело полно возмутительных фактов”. (+++ 25) Священник был посажен в тюрьму и вся вина была возложена на него, а помещика оправдали. В 1851 г. было назначено новое следствие по делу. Представителем от Духовного Ведомства был назначен архимандрит Игнатий. На следствии представители власти вновь стали на стороне помещика. Архимандрит Игнатий один только выступил против Страхова. В записке на 133 листах архимандрит обстоятельно доказал во всем виновность помещика. Что же касается священника Ивановского, то его архимандрит сумел защитить, доказав его невиновность. Соколов на этом обрывает свое повествование и умалчивает о решении суда. В архивных документах об этом деле говорится, что архимандрит Игнатий сумел оправдать священника и доказать невиновность крестьян. Решением суда Страхов приговорен был к штрафу, остальные же все реабилитированы. Важно то, что архимандрит один сумел повернуть все дело и помочь беззащитным.

Сам архимандрит Игнатий от своего благочиния получил много переживаний и неприятностей. Вместо того, чтобы заниматься делами пустыни или трудиться над сочинениями, ему приходилось разбирать темные дела монахов и принимать соответствующие меры к их исправлению. В ведение архимандрита Игнатия входили монастыри: Спасо-Преображенский Валаамский, Троицкий Зеленецкий, Рождественский Коневский, Старо-Ладожские Николаевский и Успенский, Богословский Череменецкий и Введенский Островский.

Из всех этих монастырей ему удалось привести в образцовое состояние особенно Валаамский монастырь.

“Архимандрит Игнатий поднял из развалин, можно сказать, Сергиеву Пустынь, и, будучи назначен Благочинным, оживил падший нравственно Валаам и все прочие монастыри Петербургской епархии, заменив всех настоятелей своими монашествующими, которых испытывал чрез личные беспрестанные сношения. Этого он достиг не кабинетною ученостью, но по своему природному образованию и по искренней общительности с братиею, которая давала ему возможность узнавать людей”. (+++ 26)

Мудрое ведение благочиннических дел еще раз свидетельствует о уме, объективности и больших трудах архимандрита Игнатия Брянчанинова.

Управление монастырями Петербургской епархии нисколько не отразилось на состоянии пустыни. Настоятель все с той же неутомимостью продолжал начатые дела. В 1836 г. в пустыни всей земли с лесными участками было 269 десятин. В монастырском саду росло 300 яблонь и 100 вишен. Часть земли, которая до 1835 г. находилась у крестьян подмонастырской слободы, пришла в негодность и требовала при возделывании больших затрат. Кроме того, некоторые участки земли находились в сыром месте и их необходимо было осушить... Для приведения в годность всех земель монастырю недоставало своих сил. В 1838 г. архимандрит Игнатий обратился к митрополиту Серафиму с просьбой об исходатайствовании взаимообразной помощи Пустыни в размере 45 000 руб. из фонда Комиссии Духовных Училищ. На эти средства о. настоятель рассчитывал поднять монастырское хозяйство, которое со временем возвратит эту сумму. В апреле того же года Комиссия ассигновала сумму монастырю в размере 30 000 руб. Ограничение ссуды на несколько лет задержало развитие хозяйства. На необходимые хозяйственные постройки было израсходовано 20 000 руб., а оставшихся 10 000 руб. недостаточно было для покрытия остальных расходов. Когда пришел срок возвращать долг и проценты, то о. архимандриту приходилось его уплачивать из других источников. В это трудное время помог выйти из затруднительного положения друг о. Игнатия схимонах Михаил Чихачев, пожертвовавший в монастырь 40 000 руб.

Для успешного ведения хозяйства в монастырь были куплены лошади и коровы. Через несколько лет хозяйство было настолько налажено, что своего урожая монастырю хватало на целый год, а овес и сено в годы больших урожаев даже продавали, Масло и молоко в дальнейшем в обитель не покупали, так как было достаточно своего. 15 марта 1840 г. архимандрит Игнатий писал Нечаеву:

“Сергиева пустынь получила близ ограды своей до 200 десятин земли... Эту землю, состоявшую единственно из болот, монастырь осушил, расчистил, завел на оной хозяйственный хутор с запашкою и скотоводством. Доходы сего хутора, если все покроется... можно полагать до 30 тысяч в год. Продаем молока в месяц рублей на тысячу, иногда на две. При таковом умножении монастырского дохода способом невинным, самый монастырь должен придти в цветущее положение”. (+++ 27)

Монастырский фруктовый сад также был приведен в отличное состояние. Теперь монастырь в основном обеспечен был всем необходимым. Это позволило ему увеличить число братии. 11 апреля 1841 г. настоятель в письме к Нечаеву говорил: “Если б вы взглянули в настоящее время на братство Сергиевой пустыни, то очень бы утешились: ибо ваша рука была при учреждении сего духовного сада и многие лозы пересажены с вашей помощью”. (+++ 28)

На основании указа Св.Синода от 29 октября 1836 г. в Троице-Сергиевой пустыни была открыта школа. Школа начала действовать только с ноября 1839-года. Сначала учеников в школе обучалось мало, так как помещение было малых размеров. В школе обучались дети штатных служилых людей и окрестных поселян.

25 июня 1850 г. архимандрит Игнатий сообщал в 1 экспедицию С.-Петербургской Духовной Консистории:

“...Означенные в тех ведомостях 24 ученика обучались, с успехами хорошими: чтению церковной и гражданской печати, чистописанию, отчасти краткой Российской грамматике, первой части Арифметики, краткому катихизису и краткой священной Истории. Преподаватель сих предметов, состоящий в должности братского Духовника Сергиевой Пустыни иеромонах Аполлинарий, исполнял обязанность наставника, при назидательном поведении, с постоянным усердием, ревностию и пользою”. (+++ 29)

В ведомости за первую половину 1850 г. значилось: “штатно-служительских детей - 4, а из окрестных поселян - 20. В школе обучались только мальчики.

Со временем преобразовывалась сама Троице-Сергиева пустынь. Троиций собор был заново перестроен. Главный придел освящался 18 сентября 1838 г., придел во имя св. апостолов Петра и Павла освящался 15 мая 1839 г., а придел в честь Усекновения главы св. Иоанна Предтечи - 16 августа 1840 г. (+++ 30)

В 1843 г. была начата постройка каменной церкви в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Церковь строилась на средства князя М. В. Кочубея, над могилой его супруги Марии Ивановны, урожденной Барятинской. Проект был составлен Тибленом в норманском стиле, а строили архитекторы Р. И. Кузьмин и Боссе. Церковь представляла собою копию знаменитого Флорентийского собора. (+++ 31)

Одновременно проводился ряд других работ, изменявших внешний вид пустыни.

Вот так выглядела пустынь, по описанию современников.

“Внешний вид пустыни чрезвычайно красив. Она представляет группу зданий то величественных, то изящных, необыкновенно эффектно выделяющих из свежей зелени окружающих ее садов и полей. Разный стиль этих зданий, не нарушая гармонии целого, придает ему что-то своеобразное, характерное. Золотые кресты и главы церквей, разноцветные стены и крыши зданий, видимые издалека, немало способствуют со своей стороны к усилению эффекта. Местность, занимаемая обителью, замечательна также очень красивыми видами, открывающимися с северной ее стороны; направо на громадный Петербург с позлащенными главами, шпилями и крестами своих церквей и других зданий; налево на великолепный стрельнинский дворец с его роскошным вековым садом; прямо - на огромную площадь Финского залива, в летнюю пору покрытого всевозможными судами, которые своим постоянным движением придают много жизни всей местности”. (+++ 32)

Внешнее величие и внутреннее изящество возобновленных и вновь построенных храмов, дали архимандриту Игнатию возможность привести богослужение и церковное пение в образцовое состояние. Он отлично понимал, что в монастыре прежде всего должно быть на высоком уровне богослужение. Настоятель сам стал подбирать музыкальных иеродиаконов и певчих, а архидиакона Гедеона выкупил у фабриканта Жукова за 200 руб.

“Из разных монастырей были вызваны способные к пению монашествующие и послушники, хотя это стоило не маловажных издержек на проезд вызываемых, и издержки эти большей частью падали на собственную сумму настоятеля. Так устранено было первое препятствие. Второе было устранено Самим Промыслом Божиим, Который неожиданно послал обители такого наставника пения, какого только пожелать можно. Это был о. протоиерей Петр Иванович Турчанинов. Проживая с 1836 г. по 1841 г. в соседней Стрельне, наш знаменитый церковный композитор взял на себя по просьбе о. Игнатия труд обучить церковному пению сформированный настоятелем монастырский хор и с этой целью написал для него между прочим несколько лучших своих музыкальных произведений. Таковы, например: Слава и Ныне, Единородный Сыне, Херувимская, два номера Милость Мира, Достойно есть, Отче наш, Хвалите Господа с небес, Да исправится молитва моя, Ныне силы небесныя, Вкусите и видите, Благословлю Господа, Воскресни, Боже и Ангел вопияше...

Совокупными трудами знаменитого композитора и о. архимандрита монастырский хор вскоре возведен был на степень первого в России монашеского хора”. (+++ 33) 23 января 1851 г. архимандрит Игнатий в “представлении” Никанору, митрополиту Новгородскому, С.-Петербургскому, Эстляндскому и Финляндскому писал:

“В веренной управлению моему Сергиевой Пустыне с давнего времени введено придворное пение, заключавшееся прежде в Литургии и некоторых сочинениях Бортнянского. В последствии это пение обогащено многими переложениями с церковной простой ноты, каковые предложения, сообразно вкусу посещающей Сергиеву Пустыню публики, по возможности разучивались и употреблялись хором иночествующих. При таковом развитии пения нужда в регенте, основательно знающем свое дело, сделалась крайне ощутительную,. Его превосходительство, Директор Придворной певческой капеллы Алексей Федорович Львов, по усердию своему к святой обители много способствующий мне в устроении благолепного пения, вполне разделяет сие мое мнение, убедившись в справедливости его при личном присутствии своем на спевке крылосных Сергиевой Пустыни. Из числа послушников Сергиевой Пустыни имеет особенные музыкальные способности, что усмотрено и Генералом Львовым, послушник Стефан Артамонов, окончивший курс в Курской Семинарии. По совещании с Генералом, получив словесно согласие его на обучение оного послушника в Придворной певческой капелле, по примеру Епархиальных регентов, я ныне получил оное и письменно. Почему я осмеливаюсь испрашивать Вашего Архипастырского разрешения и благословения на дозволение Артамонову обучаться в Придворной Певческой капелле. При сем не лишним считаю присовокупить, что Артамонов, получа должное образование, по музыкальным способностям, соединенным с душевным настроением к монашеской внимательной жизни, может быть полезен не только специально для Сергиевой пустыни, но и вообще для Епархиального ведомства равно как и для самого искусства, о чем и Генерал Львов упоминает в конце письма своего, которое имею честь приложить здесь в подлиннике на Архипастырское благорассмотрение”

Письмо А. Ф. Львова.

“Ваше Высокопреподобие

Милостивейший отец!

Разделяя вполне Ваше мнение, что без образованного регента, никакой хор певчих не может делать успехи и исполнять правильное пение с желаемым совершенством,- с тем вместе, соображая всеблагую цель,.. я не нахожу, не токмо препятствия к принятию в число учеников назначаемого вами для образования послушника, но уверен, что сие послужит к положительному добру для хора вашего, и к полезнейшему примеру для других монастырей, где при всем усердии братии, они лишены всех средств образовать себя,- достичь в пении желаемого совершенства, и, наконец, быть правильными судьями в нотах, сочиняемых для богослужения в храмах Божиих.

За сим, я буду ожидать уведомления вашего, высокопреподобнейший отец мой, когда вам угодно будет, чтоб я вошел с формальным представлением по сему предмету.

Благоволите принять уверение в совершенном почтении и преданности, с коим честь имею быть

Вашего Высокопреподобия

покорнейший слуга

А. Львов

11 января 1851 г. (+++ 34)

Благодаря участию прот. Турчанинова и Львова, пение в Троице-Сергиевой пустыни приведено было в идеальное состояние.

Строгое уставное богослужение и прекрасное пение вызвали в пустынь новый поток богомольцев и любителей хорового пения. Из певчих прежде всего прославился своею необыкновенной октавой друг настоятеля Михаил Чихачев. Лесков описывает случай, когда Чихачев, будучи в гостях у своей родственницы Кавелиной, удивил октавой знаменитого в то время певца Рубини. “Рубини пришел в восхищение и сказал, что он в жизнь свою не встречал такой удивительной октавы и жалеет, что лучшие композиторы не знают о существовании этого голоса”. (+++ 35)

Жители столицы еще больше полюбили пустынь. Знать Петербурга избрала пустынь местом погребения своих родственников, устраивая фамильные склепы под храмами, или рядом с ними. Заботясь о внешнем украшении и о красоте богослужения, настоятель много внимания уделял и внутреннему созиданию пустыни. Стены монастыря не могут сами привлекать к себе богомольцев. В красивые постройки нужны были люди, украшенные добродетельми. Об этих людях архимандрит больше всего и беспокоился. Он старался воспитать монахов в духе, который бы объединял всех насельников монастыря воедино. Нужно было привить людям хорошие традиции и строгую христианскую мораль, с чем бы они никогда не расставались. И здесь архимандрит Игнатий проявил большой такт и незурядные способности. В своих воспоминаниях архимандрит Игнатий Малышев писал: “Система воспитания новоначальных у настоятеля была такова: он приучал их быть откровенными с ним не только в делах, но и в помыслах. Такая откровенность и близость отношений не допускала учеников до грубых погрешностей: как-то было стыдно и жалко оскорбить своего отца и благодетеля, который старался не стеснять их и не воспрещал веселости в обращении между собой, даже в его присутствии. Архимандрит Игнатий ненавидел несогласия и ссоры: если случалось кому поссориться, он немедленно призывал их к себе и мирил, чтобы не оставалось неприязни до другого дня”. (+++ 36)

Молодые послушники привыкали к этой системе и в дальнейшем без благословения о. настоятеля не начинали никакого дела. Но были и такие, которые восставали против принятого порядка. В основном это были лица, пришедшие из других монастырей, получившие там совершенно другое воспитание. “Ученики о. архимандрита Игнатия, в союзе любви между собою, ревновали о деле Божием: бывало кто из богомольцев попросит отслужить молебен или панихиду, все стремятся без очереди исполнить, как можно лучше, так что сами монашествующие, проходя мимо остановятся и слушают с наслаждением”. (+++ 37)

Всех иноков, вновь поступающих, архимандрит брал под свое наблюдение и прилагал большие усилия к тому, чтобы освободить их от влияний светского общества и от прежних привычек. В этом он успевал только благодаря тесной связи с монахами посредством исповеди. “Многосторонняя опытность, глубокая проницательность, постоянное и точное самонаблюдение, делали его искусным в целении душевных струпов, к которым он всегда прикасался самым тонким резцом духовного слова”. (+++ 38)

Глубокая вера настоятеля в Промысл Божий и строгая аскетическая жизнь передавались и его ученикам. Большое знание святоотеческих творений помогали правильно руководить жизнью вверенных ему монахов. Архимандрит Игнатий считал, что основой монашеского жительства является повседневная исповедь всех помыслов своему старцу. Без этого нельзя добиться положительных результатов в деле духовного воспитания. Молодого монаха обуревают различные мысли, и он не знает, как от них избавиться, или какое им дать направление. На исповеди старец даст соответствующее объяснение, покажет нравственный пример в жизни или в святоотеческой литературе. Благодаря такому методу, молодой монах получит правильное духовное воспитание.

“Архимандрит Игнатий соединял в себе и мудрость духовную и внешнюю власть, а потому жительство под его руководством и в его обители было драгоценным приобретением для искавших монашествовать разумно. Несмотря на свою болезненность, он принимал на себя труд ежедневно выслушивать исповедь помыслов;- у учеников его было даже обыкновение вести дневную запись их, и они открывали свои помыслы чистосердечно, с прямотою, потому что старец был способен принимать такую исповедь вполне безстрастно. Польза от исповеди помыслов была для всех очевидна”. (+++ 39) Действительно, об иноках Троице-Сергиевой пустыни стали отзываться очень похвально. Из пустыни стали назначать иеромонахов настоятелями и игуменами других монастырей. Даже флотские иеромонахи, командируемые из пустыни, заслужили себе добрую славу. Так, например, 23 сентября 1846 г. архимандрит Игнатий в “представлении” на имя Нафанаила, епископа Ревельского, писал:

“Командир 44-х пушечного Фрегата “Константин” 2-го ранга Шатилов отношением от 20-го августа сего 1846 г. за № 475, на имя мое последовавшем, просит об исходатайствовании достойного награждения иеромонаху вверенной управлению моему Сергиевой пустыни. Нектарию за ревностное и усердное исполнение им во время кампании настоящего лета на Фрегате “Константин” священнослужения при благонравном и скромном его поведении... Я осмеливаюсь... покорнейше просить: не благоугодно ли будет Вашему Преосвященству удостоить сего иеромонаха награждением набедренником”. (+++ 40)

Если архимандриту Игнатию не удавалось воздействовать на монаха своим авторитетом, то он передавал дело на суд Божий, а сам становился на молитву. Современники о. Игнатия описывают один интересный случай. В пустыне жил послушник Николай, который одно время очень страдал от болезни. Николай имел обыкновение всегда делиться мыслями с настоятелем. Когда послушник стал поправляться, то у него стали появляться мысли о самоубийстве. Об этом он сообщил о. Игнатию. Архимандрит поручил больного специальному человеку для присмотра и даже все предметы лишние были вынесены из комнаты Николая. Когда послушник уже мог ходить, настоятель поручил ему отнести бумагу в канцелярию, но велел немедленно возвращаться обратно. Николай пошел и пропал, Настоятель послал за ним: в канцелярии его не оказалось, послали верхового по дорогам и к морю и около монастырских прудов отыскивали его, но Николай нигде не находился. Архимандрит стал на молитву...Через два часа приходит к нему сам больной. При допросе послушник сказал, что он был на колокольне и хотел спрыгнуть оттуда, но другой помысл сказал ему: “как же ты соскочишь без благословения батюшки?” после долгих размышлений Николай возвратился по молитвам отца своего духовного невредимым. (+++ 41)

Монахи полюбили своего настоятеля и пустынь. Если кого командировали куда или переводили в другой монастырь, то при первой же возможности они возвращались в родную обитель.

Обширная деятельность настоятеля требовала больших усилий. Состояние пустыни было цветущим, но здоровье о. Игнатия угасало. В своих письмах он постоянно жаловался на плохое состояние здоровья. Каждую зиму он почти безвыходно находился в келии, страдая от болезни. Северный приморский климат отрицательно сказывался на состоянии здоровья архимандрита. К довершению всего у него стали болеть глаза. В декабре 1843 г. он писал Нечаеву:

“Я страдаю глазною болезнью уже семь лет, и длинные зимние вечера провожу в своей комнате без свечек; я пишу и читаю только при свете дневном; впрочем, и сие без боли глаз только с нынешней зимы, после того, как я стал привязывать к глазам на ночь рубленную, или лучше мелко крошенную, свеклу в платке батистовом, на полчаса или час... Что сказать Вам о себе? Единообразно текут дни мои среди немощей душевных и телесных. Сергиева пустынь расцветает год от года более, а я год от года хилею, слабею, и по зимам почти не выхожу из своих комнат”. (+++ 42)

Всю зиму 1846 г. о. Игнатий проболел, не выходя из келии. Весной 1847 г. он стал просить об освобождении его от настоятельских обязанностей и об увольнении на покой в Николо-Бабаевский монастырь. 1 апреля архимандрит Игнатий подал митрополиту Антонию прошение, в котором писал: “Всегдашнее болезненное состояние мое возросло в течение последних двух лет до такой степени, что усматриваю себя совершенно неспособным далее нести занимаемые мною должности - благочинного семи мужских и одного женского монастырей С.-Петербургской епархии и настоятеля первоклассной Троице-Сергиевой пустыни, а потому и нахожу необходимым искать приюта в числе больничных такого монастыря, который бы по здоровому местоположению и благорастворенному климату способствовал к некоторому поддержанию и, может быть, поправлению моего расстроенного здоровья. На таковой предмет, избирая для помещения своего Николаевский Бабаевский монастырь Костромской епархии, осмеливаюсь обратиться к Вашему Высокопреосвященству с покорнейшей просьбою...” (+++ 43)

На покой архимандрита не отпустили, а предоставили только 11-месячный отпуск для лечения. 16 апреля того же года в рапорте он опять просил об увольнении на покой, Указом Св. Синода от 26 апреля о. Игнатий отпускался в отпуск на 6 месяцев, а потом разрешалось отпуск продлить, если состояние здоровья не улучшится. Потом по прошению архимандрита отпуск был продлен до 1 июня 1848 г. Во время отпуска настоятеля пустынью управлял наместник - иеромонах Игнатий (Малышев).

31 мая 1848 г. архимандрит Игнатий возвратился из отпуска и с радостью был встречен братиею и всеми знакомыми. Но здоровье восстановить о. Игнатию не удалось.

Прошло еще мучительных четыре года, и архимандрит опять подает на имя митрополита прошение об освобождении от должности благочинного монастырей С.-Петербургской епархии. Митрополит освободил архимандрита Игнатия от должности благочинного только до выздоровления. Но здоровье уже трудно было поправить. В 1856 году с 16 мая по 1 июля архимандрит опять был отпущен в отпуск на лечение. К телесным болезням примешивались еще и испытания, исходившие от окружающих. “В скорби и гонения были ничто в сравнении с тем, чем обносила его обыденная клевета и людское злоречие. Едва ли чье-либо имя было столько поносимо повсюду, яко зло, как имя Архимандрита Игнатия Брянчанинова. Даже лица, облеченные саном священника, лица, отказавшиеся от мира, не уклоняли слуха своего от нареканий на честное имя труженика. Все, что на языке и под языком человеческим уготовляет труд и болезнь, все, к чему способны злоба и легкомыслие, - все обрушивалось на победную голову бескорыстного, честного и праведного подвижника жизни внутренней, духовной. Люди не хотели знать ничего из его предшествовавшей жизни... перед ними был человек, коловший им глаза своею неутомимою деятельностью, своим внутренним величием, уничтожавшим их показные совершенства, напускные достоинства”. (+++44)

Архимандрит Игнатий все переносил безропотно и за все благодарил Бога. У него все более усиливалось желание уйти на покой, поселиться в глухом монастыре и остаться в уединении. Это желание он высказал в своем Плаче.

“...Прожил я житие мое, достиг единонадесятого часа; все силы мои иссякли; не могу совершать заповедей и служений расслабевшим моим телом: даруй мне принести Тебе хотя покаяние, чтоб не пришлось мне уходить из гостиницы мира чуждым всякой надежды... Изведи меня в уединение и безмолвие, чтоб там мог я погрузиться весь умом, и сердцем, и телом, в покаянье...” (+++ 45)

Но еще не все было выполнено архимандритом Игнатием, и вместо уединения Господь благословил ему епископскую кафедру. В 1856 г. скончался митрополит Петербургский Никанор (Клементьевский). После него назначен был митрополитом Григорий (Постников), также состоявший ранее (1822-1826 г.г.) настоятелем пустыни. Митрополит Григорий очень хорошо знал архимандрита Игнатия и его большие заслуги перед русской церковью. Приняв в управление епархию, митрополит Григорий предложил архимандриту Игнатию принять сан епископа. О Игнатий дал согласие.

Пока ожидали освобождения кафедры, настоятель продолжал устранять недостатки в пустыни. Желая обеспечить монахов новыми келиями, он подал в 1856 г. на имя Григория, митрополита Новгородского и С.-Петербургского, очерк, в котором писал:

“Главный недостаток Сергиевой Пустыни состоит в тесном, неудобном и вредном для здоровья помещении братии. Причина тому особенно худая постройка двух каменных корпусов в южной стороне монастыря, где помещается большая часть братства. Корпуса выстроены на самом плохом фундаменте из булыжного камня, не связанного известью, от чего фундамент очень слаб, содержит в себе в большом количестве воду, которая выходит в кирпичную кладку и сообщает ей необыкновенную сырость”. (+++ 46)

И далее архимандрит просил разрешения перестроить два братских корпуса, но осуществить ему это мероприятие уже не удалось.

К этому времени в пустыни была построена церковь во имя преп. Сергия, построена церковь во имя св. Григория Богослова, под церковью преп. Сергия устроен был придел, в честь происхождения честных древ Животворящего Креста Господня, празднуемого церковью 1 августа. В нижнем этаже Сергиевской церкви был вновь построен храм во имя Всемилостивого Спаса.

”Таким образом, в течение 23-х летнего управления пустынью о. архимандрита Игнатия Брянчанинова, благодаря его неусыпным трудам обитель приведена была в такое состояние, что сделалась предметом религиозного утешения для православных русских и удивления для иностранцев, которые во множестве стали приезжать для того, чтобы посмотреть на нее”. (+++ 47)

13 октября 1857 г. Синод определил быть “достойным Архиерейской степени и способным к занятию означенной кафедры: Настоятеля первоклассной Троицкой Сергиевой Пустыни С.-Петербургской епархии, Архимандрита Игнатия”. (+++ 48)

Архимандрит о. Игнатий назначался епископом Кавказским и Черноморским для приведения епархии в надлежащее состояние.

27 октября 1857 года архимандрит Игнатий был хиротонисан во епископа Кавказского и Черноморского.

“Искренними слезами, теплыми молитвами и сердечным благожеланиями провожала его монастырская братия на вечную, как оказалось, разлуку. Горечь этой разлуки услаждалась лишь мыслью, что дорогая всем обитель по милости Господней переходит в опытные руки, и что таким образом дальнейшее ее преспеяние вполне обеспечено”. (+++ 49)

Пробыв только четыре года епископом преосв.Игнатий 24.VI-1861 подал в Св. Синод рапорт, в котором писал:

“При всем старании моем расстроенное долговременными болезнями здоровье мое восстановить пользованием минеральными водами, я мог получить в течении проведенных мною здесь трех с половиною лет только некоторое облегчение, но вместе чувствую особенный упадок сил”. (+++ 50)

Епископ Игнатий просил уволить его на покой в Николо-Бабаевский монастырь. Св. Синод 23 августа 1861 г. освободил епископа Игнатия от управления епархией и определил ему быть в означенном монастыре с пенсией 1 000 руб. в год. 5-го июля 1866 г. Аскоченский в речи, сказанной во время обеда в братской трапезной Сергиевой пустыни, называл Игнатия Брянчанинова просвещеннейшим и ревностнейшим делателем вертограда Христова, вписавшим достоуважаемое имя свое на всем, что видел посетитель в пустыни. Закончил свою речь Аскоченский такими словами:

“Пусть благодарственный привет наш с берегов Финского залива летит на ту сторону Волги в Николо-Бабаевский монастырь и реет там пред маститым архипастырем в виде голубя с масличною ветвию в устах, - ветвию искренних наших молитв и благожеланий ему - незабвенному восстановителю сей обители, - ему, воздвигшему себе памятник выше дворцов царских и пирамид египетских”. (+++ 51)

Прожив в долгожданном уединении 6 лет, преосвященный Игнатий мирно отошел ко Господу 30 апреля 1867 г., в неделю жен- мироносиц.

Так плодотворно прошла жизнь восстановителя русского церковного благочиния и поборника монашеского аскетизма. Получив в управление запущенный монастырь, епископ Игнатий оставил его в цветущем состоянии. Деятельность настоятеля в пустыни вызвала новую жизнь, которая сделала пустынь светильником для верующего народа. Наши монастыри в последние века исполняли обязанность служения практическим требованиям русского благочестивого народа. Они вдохновляли народ на подвиги. Шествуя по пути нравственного совершенствования, монахи вели за собою и православных богомольцев. Такая ответственная задача ложилась особенно на те монастыри, которые находились вблизи крупных населенных центров. Архимандрит Игнатий понимал важность Сергиевой пустыни для Петербурга и потому не жалел сил для ее возвышения. Русский православный народ оценил труды Игнатия Брянчанинова и с благодарностью хранит о нем память в своих сердцах. Иеромонах Агафангел писал в 1865 г. о пустыни:

“Многие европейские знаменитости перебывали в ней в последние тридцать лет, т.е. в период лучшего ее состояния, вполне признавая справедливость одобрительных о ней отзывов. В числе значительных иностранцев, посещавших в разное время Сергиеву Пустынь, были владетельные принцы, посланники первостатейных держав, даже католические епископы, аббаты и другие. Здесь, в виду монастыря, как тихого пристанища среди треволнений житейского моря, есть и образ этого моря с своими бурями и пловцами, - есть и окружающая монастырь пустыня, близость к которой городов и весей еще более возвышает цену ея безмолвия и уединения для свободных от шумной суеты иноков, посвятивших себя на мирное служение Господу Богу”. (+++ 52)

Познакомившись с жизнью и трудами епископа Игнатия, нельзя не удивляться его огромной деятельности и терпению. К постоянным физическим страданиям прибавлялись и нравственные страдания, вызванные большими недостатками в окружавшем его обществе. Все это перенес стойкий дух Игнатия Брянчанинова, показав обществу пример истинного подвижничества. Епископ Игнатий “был из небольшого числа тех людей, которые носят на себе духовную печать Божиего избрания; он был из числа тех, “чьи голоса звучат в хаосе шумных дел, среди житейской тьмы, торжественной осанной”; он был из числа тех, ярко горящих в темноте жизненной ночи светильников, которые освещают дорогу другим, направляют сбивающихся на правый путь, помогают споткнувшимся, поднимают павших”. (+++ 53)

Всю свою жизнь, которая протекала в обстановке большого труда, Игнатий Брянчанинов занимался литературным творчеством. После него осталось в его сочинениях богатое духовное наследство, которое до сих пор полностью, пожалуй, еще и не разобрано. Кроме сочинений, имеются письма, оставшиеся благодаря обширной переписке преосвященного Игнатия со многими лицами.

Сочинения епископа Игнатия изданы были Тузовым (СПб) в 1905 г. (Издание 3-е). Первые три тома изданы под названием Аскетические опыты, IV-й том - Аскетическая проповедь и письма к мирянам; V-й том - Приношение современному монашеству; VI-й том - Отечник издавался несколько раз дополнительно.

В предисловии к I тому епископ Игнатий писал, что в “Опытах” изложено “учение Святых Отцов о науке из наук, о монашестве,- учение примененное к требованиям современности”. Далее автор продолжает: “Статьи, из которых состоит моя книга, написаны в разные времена, по разным причинам... Оканчивая земное странствование, я счел долгом моим пересмотреть, исправить, пополнить, собрать воедино, и издать печатно все статьи, написанные мною в сане архимандрита”. (+++ 54)

Но из всех статей, вошедших в первые два тома, только 9 имеют в конце приписку “Сергиева пустынь”:

Том 1. Размышление о вере, Сад во время зимы, Дума на берегу моря, Голос из вечности, Роса, Слава богу, Сети миродержца, Размышление при захождении солнца.

Том 2. Слово о страхе Божием и о любви Божией.

Впервые сочинения епископа Игнатия Брянчанинова изданы в четырех томах за два месяца до его смерти - в 1867 году, а печатались частями. Познакомившись с сочинениями, читатели увидели в лице епископа Игнатия нового духовного писателя, многим отличавшегося от остальных духовных писателей. В сочинениях виден автор - аскет, призывающий христианина к возрождению и Богоуподоблению. Благодаря неуклонному следованию заветам св. отцов, этот призыв звучит особенно убедительно и действенно.

Л. Соколов пишет о епископе Игнатии:

“В лице Епископа Игнатия Брянчанинова мы имеем пред собою писателя - аскета по духу и направлению его литературных творений и подвижника-аскета по духу и направлению его жизни, который и в деятельности своей и, еще более, в писаниях является славным предтечей самобытного сонма наших русских писателей-аскетов, богословов, сконцентрировавших свое внимание, по преимуществу, на вопросах душевного спасения и стремящихся, подобно Преосвященному Феофану, о. Иоанну Кронштадтскому, о. Амвросию и другим Оптинским старцам, воплотить заветы душевного спасения в жизни своей и к тому же расположить настроение страждущих от греховной язвы братий своих и тем послужить желанному возрождению мира”. (+++ 55)

Сочинения епископа Игнатия получили достойную оценку русской общественности. Сразу после издания четырех томов в адрес автора поступило много благодарностей от видных русских деятелей. За шесть дней до смерти епископ Игнатий получил письмо от Исидора (Никольского), Митрополита Новгородского и С.-Петербургского. Митрополит Исидор писал: “Получив сегодня 3 и 4 томы сочинений Вашего Преосвященства, спешу принести Вам искреннюю признательность за полезные труды Ваши, свидетельствующие о глубоком изучении Вами душеспасительного учения Богомудрых подвижников благочестия и истинных руководителей в иноческой жизни. Не могу не выразить при сем душевного сожаления, что слабеющие силы Ваши отказываются служить крепкому духу Вашему в продолжение подвигов на том духовно-ученом поприще, на котором мы давно не видали столь усердных тружеников”... (+++ 56)

Цензор архимандрита Фотий 3 марта 1864 г. писал преосвященному Игнатию:

“Счастливым почитаю себя, что получил милостивое рукописание Вашего Преосвященства, сугубо счастлив, что выпал мне - и, верно, выпал от руки Божией, - благой жребий - прочитать произведения Ваши. Это был для меня - не труд, а приятнейшее занятие и наслаждение. Грехом считаю льстить, особенно - пред святительскою особою Вашего Преосвященства; не смею и вполне хвалить Ваших произведений, по своему убеждению, но не могу искренно не высказать моего впечатления, которое произвело во мне чтение их. Я поглощал их, - так они отрадны и питательны: почему и держал их у себя более, нежели сколько должно было... Я учился от сих назидательных рукописей... Область аскетических предметов у нас - земля неведомая. Произведения Вашего Преосвященства первые в этой области, особенно в новейшее время. Великий и важный труд подъяли Вы, и многополезные, спасительные плоды предлагаете тем, кои ищут спасения”. (+++ 57)

А. С. Норов, бывший министр Народного Просвещения, дал такую оценку сочинениям епископа Игнатия:

“Ваши “Аскетические опыты” есть перл многоценный в нашей духовной литературе; я говорю многоценный недаром, ибо этот труд для нас совершенно нов, и несмотря на строгость своего аскетизма, сладок и отраден для души и сердца, особенно для тех, которые, живя среди мира, познали уже всю его тщету, книги Ваши будут настольные, руководящие и укрепляющие в борьбе с суетным миром”. (+++ 58)

Действительно, сочинения епископа Игнатия для христианина могут служить обильным источником спасительной влаги. И прав был А. С. Норов, когда писал, что книги писателя-аскета будут лежать на столе у всех, ищущих спасения души. Сочинения эти настолько полезны и доступны в понимании, что, открыв книгу, не хочется с ней расставаться. Здесь весьма уместно можно привести выдержку из предисловия к письмам Игнатия Брянчанинова Игумену Череменецкого монастыря Антонию Бочкову.

“Считаем излишним распространяться о достоинстве его сочинений, замечательных, как по высоте и глубине самого учения, так и по богатству сведений и по чистоте и художественной правильности языка: пусть каждый, желающий насладиться этими духовными сокровищами, собранными в наше время Святителем - подвижником, черпает в этом обильном источнике и поучается”. (+++ 59)

Сочинения епископа Игнатия помогают хорошо изучить его личность. В них он описывает свои переживания, думы, настроение, чаяния и желания, (+++ 60) Из сочинений можно увидеть, чем руководствовался настоятель в управлении монастырем, его взгляды и убеждения. Большой объем творений архимандрита говорит о том, насколько благоприятствовала пустынь делу написания их. Сама окружающая обстановка часто вызывала у Игнатия новые мысли и чувствования. Придя на берег Финского залива, настоятель, глядя на бушующие волны, невольно задумывался над жизнью христианина, которая подобна большому бушующему морю. Когда море разволнуется, то походит на пасть страшного чудовища, унизанную зубами. Но когда улягутся волны, то море очаровывает странника своею красотою. “После усиленной тревоги оне (волны) успокоятся в мертвой тишине; в прозрачном зеркале их отразится вечернее солнце, когда оно встанет над Кронштадтом, и пустит лучи свои вдоль Финского залива, на встречу струям Невы, к Петербургу. Живописное зрелище, знакомое жителям Сергиевой пустыни! Это небо, этот берег, эти здания сколько видели увенчанных пеною гордых свирепых волн? И все они прошли, все улеглись в тишине гроба и могилы. И идущие мимо идут, успокоятся также! Что так зыбко, так непродолжительно, как венцы из пены влажной!

Взирая из тихого монастырского пристанища на житейское море, воздвизаемое бурею страстей, благодарю Тебя, Царю и Боже мой! привел Ты меня в ограду святой обители!” (+++ 61)

В осеннее время сады теряют свою обаятельную свежесть, листья засыхают, опадают и с наступлением зимы деревья стоят обнаженными. Глядя на эти обнаженные деревья, о. Игнатий увидел в них, в этой книге природы, книгу о воскресении мертвых.

“Гляжу на обнаженные сучья дерев, и они с убедительностью говорят мне своим таинственным языком:” мы оживем, покроемся листьями, заблагоухаем, украсимся цветами и плодами: неужели же не оживут сухие кости человеческие во время весны своей?” (+++ 62)

Архимандрит Игнатий описывает еще один случай, когда капля росы помогла ему разрешить недоуменный вопрос. В одно июньское утро, готовясь к совершению Божественной литургии, он в раздумьи вышел за боковые ворота на монастырский луг. В этот день утро было особенно хорошим...”По синему, безоблачному небу, в прекрасный летний день, великолепное светило совершало обычный путь свой. Горели златые кресты соборного, пятиглавого храма, воздвигнутого во славу Всесвятыя Богоначальныя Троицы; серебристые купола его отражали ослепительное сияние лучей солнечных”. (+++ 63) Отца Игнатия, по-видимому, преследовал вопрос: как может Христос одновременно во многих храмах “всецело присутствовать и предлагаться на священной трапезе?” В таком раздумьи стоял о. Игнатий и смотрел на луг, который еще не высох от утренней росы. В каплях росы отражалось солнце. “Внезапно открылось пред очами души объяснение величайшего из таинств христианских... Если вещественное и тленное солнце, создание Создателя, стоившее Ему, чтоб придти в бытие, одного безтрудного мановения Его воли, может в одно и то же время изобразиться в бесчисленных каплях воды: почему же Самому Создателю, всемогущему и вездесущему, не присутствовать всецело в одно и то же время Своею Пресвятою Плотию и Кровию, соединенным с ними Божеством, в бесчисленных храмах...” (+++ 64)

Наблюдая вечерний закат солнца из окон своей келии - «из недра тихой обители”, архимандрит читает в нем книгу природы, в которой написаны “И присносущная сила Его и Божество”. (+++ 65) Но не все умеют читать эту книгу, так как она закрыта для людей, погрязших в тину греха.

Несколько таких картин, взятых из сочинений Игнатия Брянчанинова, говорят о том, что Троице-Сергиева пустынь в большой мере способствовала написанию этих замечательных произведений.

В суждениях по некоторым вопросам у епископа Игнатия наблюдается свой особый взгляд. Так, например, автор несколько раз подчеркнул безнадежное состояние монашества и христианства. “Скажу здесь о монастырях российских мое убогое слово, слово - плод многолетнего наблюдения. Может быть, начертанное на бумаге, оно пригодится для кого-нибудь! - Ослабела жизнь иноческая, как и вообще христианская, ослабела иноческая жизнь потому, что она находится в неразрывной связи с христианским миром, который, отделяя в иночество слабых христиан, не может требовать от монастырей сильных иноков...” (+++ 66)

В другом месте автор писал об этом же:

“Сердечным сожалением смотрю на неминуемое падение монашества, что служит признаком падения христианства. Кто приходит в монастырь? Люди из низшаго класса почти исключительно; почти все приходящие уже расстроили свою нравственность среди мира. Нет условий в самом народе для того, чтоб существование монашества продлилось; так в высохшем дереве нет условий, чтобы оно давало лист и плод” (+++ 67)

В письме к Антонию, игумену Череменецкому, епископ Игнатий писал 21 апреля 1864 г.:

“О монашестве я писал Вам, что оно доживает в России, да и повсюду, данный ему срок. Отживает оно век свой вместе с христианством. Восстановления не ожидаю. Восстановить некому... В современном монашеском обществе потеряно правильное понятие об умном делании...” (+++ 68)

Пожалуй, эти слова следует понимать в переносном значении, а не в буквальном. Современное состояние монашества и христианства далеко не то, какое наблюдалось много веков назад. Однако, христианство свой век отжить никак не может согласно обещания Основателя - Христа.

В учении о природе человеческой души и духов Игнатий Брянчанинов высказал свой особый взгляд, который русские богословы не разделяют. Епископ склонен считать, что душа и духи материальны. Например, о душе он говорит: “При совершении смертного таинства мы слагаем с себя нашу грубую оболочку - тело, и, душевным существом, тонким, эфирным, переходим в другой мир, в обитель существ, однородных душе...” (+++ 69) Автор ссылается на Макария Великого, видевшего образ души. “Она - эфирное, весьма тонкое, летучее тело, имеющее весь вид нашего грубого тела, все его члены, даже волосы, его характер лица, - словом, полное сходство с ним.

...Ангел и душа называются бесплотными, как неимеющие нашей плоти называются духом, как существа тонкие...” (+++ 70)

Духи, по учению Игнатия Брянчанинова, также имеют вещественную оболочку и внешний вид. “Духи сотворены бесплотны по отношению к нам. Но естество их, как и естество души, пребывает неопределенным для нас по невозможности определить его”. (+++ 71)

Николай Никанорович Глубоковский, разбирая вопрос о природе небесных духов, заметил: “Покойный епископ Игнатий Брянчанинов...энергически провозглашал в качестве догмата православия, что дух - во всех его формах - есть только тонкое, эфирное, воздушное или газообразное тело...К чести православного русского самосознания нужно сказать, что эти воззрения, где религиозная пламенность наклоняется к материализму, нашли серьезный и категорический отпор в труде другого святителя нашего, приснопамятного епископа Феофана “Душа и Ангел не тело, а дух”, раскрывшего, что некоторые выражения епископа Игнатия ведут даже к мысли, что “и Бог веществен”. (+++ 72)

Несмотря на имеющиеся недостатки, сочинения епископа Игнатия вошли в сокровищницу русской богословской и аскетической литературы и занимают в ней значительное место. (+++ 73) Сам же приснопамятный епископ Игнатий всегда будет служить примером для русского православного христианина в деле духовного возрождения и Богоуподобления.

После рукоположения в сан епископа, Игнатий Брянчанинов переселился на временное жительство в Александро-Невскую Лавру. Троице-Сергиева пустынь осталась без настоятеля. 26 октября 1857 г. Григорий, митрополит Новгородский и С.-Петербургский в рапорте сообщал Св.Синоду:

“За возведением бывшаго настоятеля Троицко-Серг. первоклассной пустыни архимандрита Игнатия во епископа Кавказской епархии, настоятельское место в означенной пустыни остается праздным. Для замещения сей вакансии признаю способным и благонадежным наместника оной пустыни иеромонаха Игнатия, который, находясь в пустыни с 1834-года и в сане иеромонаха с 1844 г., может преимущественно поддерживать существующий ныне порядок и благоустройство”. (+++ 74)

Предложение митрополита Григория было принято. В ноябре 1857 г. из С.-Петербургской Духовной Консистории братии Сергиевой пустыни сообщалось, что указом Св.Синода от 30-октября 1857 г. настоятелем назначается наместник пустыни иеромонах Игнатий (Малышев), с возведением в сан архимандрита.

Архимандритом Игнатием (Малышевым) открывается в истории пустыни новая страница. До него все настоятели назначались из других монастырей и были чужими для пустыни. Последним таким настоятелем был Игнатий Брянчанинов. Благодаря большому духовному опыту последнего настоятеля, в пустыни было правильно поставлено воспитание монастырской братии. За 23-х летнее управление монастырем Игнатий Брянчанинов сумел “вырастить” своих монахов, привив им определенные традиции. Эти монахи составили то основание, на котором любой монастырь стоит непоколебимо. Теперь не было нужды обращаться за руководителями в другие обители, потому что в пустыни была своя “школа”, поставлявшая опытных старцев. Игнатий Малышев начинает новый ряд настоятелей, воспитанных самой пустынью. Все дальнейшие настоятели назначались из числа братии пустыни. Этому нельзя не дать положительной оценки.

Когда братия Троице-Сергиевой пустыни узнала о том, что настоятелем назначен их старший брат - о. Игнатий (Малышев), то она искренне рада была этому назначению. Монахи рады были по- тому, что дело, начатое прежним настоятелем не погибнет, но найдет поддержку в лице его ученика. В этом никто не ошибся. Архимандрит Игнатий (Малышев) оказался достойным учеником своего учителя и духовного отца.

Архимандрит Игнатий, до пострижения Иван Васильевич Малышев, родился 24 марта 1811 г. в деревне Шишкине, Даниловского уезда, Ярославской губернии. (+++ 75) Образование Иван Васильевич получил домашнее. В послужном списке его отмечено, что он хорошо знает чтение, пение, священную Историю и Катихизис. Когда мальчику исполнилось 12 лет, родители привезли его в Петербург и устроили на службу к купцу Лесникову. Через год Ваню перевели к другому купцу, а через 6 лет вновь возвратили к Лесникову. С ранних лет Ваня имел особое стремление к уединению и очень любил посещать храмы. Вспоминая юношеские годы, он говорил: “В эти три года настолько созрело во мне желание удалиться от мира, что только и помышлял о монастыре. Бывало, по обязанности ходишь по широким улицам Петербурга, идешь как в густом лесу и смотришь на небо; но каждый раз зайдешь в Казанский собор, который находился на пути моей деятельности, и там насладишься сладкою пищею. Также часто посещал я и Преображенский собор или Храм св. Пантелеймона. Рано утром отправлялся я за провизией в пустой рынок и никогда не проходил мимо храма Господня. С кулечком стоишь, бывало, у утрени сзади, с нищими”. (+++ 76)

Так текла жизнь Ивана Васильевича до приезда в Петербург о. Игнатия (Брянчанинова). В то время уже шла в людях добрая молва о подвигах о. Игнатия. Иван Васильевич решил обратиться к нему за советом. О. Игнатий хорошо принял его и согласился взять его в Троице-Сергиеву пустынь. В январе 1834 г. Иван Васильевич вместе с архимандритом приехал в пустынь и здесь начал свой духовный подвиг. Архимандрит Игнатий оставил Ивана Васильевича у себя келейником, приучая его к усердному и безропотному исполнению послушаний. Здесь молодой послушник учился подвигу и молитве, читал из настоятельской библиотеки творения св. Отцов и получал необходимые советы своего духовного отца. “Имея обычай ходить к утрени, он с первым колоколом подходил к дверям кельи архимандрита и громко читал молитву, прибавляя: “благословите, батюшка к утрени”. - “Бог благословит”, - отвечал ежедневно настоятель, никогда не отяготившись, что тем нарушался его ночной отдых...” (+++ 77)

Настоятель заметил, что Иван Васильевич хорошо рисует и предложил ему учиться в академии художеств. Послушник с большой радостью принял предложение настоятеля и переселился в Петербург. “С радостью вспоминаю мою юность, когда я находился в академии художеств между знаменитыми профессорами того времени. Все они были добры и приветливы, всеми был я принят радушно, с любовию и ласкою. В день моего приезда в Петербург присылают за мной незнакомые мне дамы...(Сестры Мансуровы). У них сошелся я с профессорами Варником и Михаилом Ивановичем Скоте”. (+++ 78)

Условия жизни в Петербурге оказались для Ивана Васильевича очень трудными. он вынужден был оставить “классы” и ходил только к М. И. Скоте. Закончив курс обучения в академии художеств, послушник-живописец стал писать иконы для своего монастыря. “Его руками был написан почти весь трех-ярусный иконостас соборного храма Св. Троицы”. (+++ 79)

О художественных способностях Ивана Васильевича можно судить на основании следующего случая, имевшего место в мастерской Карла Павловича Брюллова. “Однажды Иван Васильевич копировал у него в мастерской местные иконы Спасителя и Божией Матери во славе. Копия была так верна с оригиналом, что Карл Павлович сам ошибся и, желая показать свою картину кому-то, остановился перед копией своего ученика, показывая ее вместо своей, так что ученик должен был объяснить его ошибку.” (+++ 80)

Сначала Иван Васильевич пострижен был в рясофор с именем Игнатия, а в 1842 г. - в мантию. 1 апреля 1844 г. Игнатий был рукоположен в сан иеродиакона, а 2 апреля - в сан иеромонаха. Молодой иеромонах с большим благоговением совершал Богослужение, за что его полюбили монахи и посетители пустыни.

Летом 1848 года в Петербург занесена была холера, от которой жители города очень страдали. В городе не хватало духовенства для исправления церковных треб и напутствования больных. Из монастырей в город были командированы иеромонахи, в число которых попал и о. Игнатий. Он получил назначение в церковь Божией Матери - “Всех скорбящих Радосте”.

“Ревностно, не жалея своих сил, и бескорыстно о. Игнатий исполнял все требы священнослужений, разъезжая иногда по целым дням с иконою, не вкушая пищи, - и все удивлялись его трудам”. (+++ 81)

К этому времени в Троице-Сергиеву пустынь переселились братья о. Игнатия: старший брат о. Макарий и младший Петр, потом иеромонах Платон.

О. Игнатий, видя труды настоятеля, старался помочь ему. Когда стали перестраивать храм преп. Сергия, то сказался большой недостаток в камне. Желая помочь настоятелю, о. Игнатий ежедневно уходил в лес на поиски гранита. Тогда еще не бывало случая, чтобы вблизи был обнаружен гранит. Обычно строительный материал привозился из северных местностей. Но о. Игнатий упорно продолжал поиски камня. Господь благословил труды настойчивого искателя, и в один из ноябрьских дней камень был обнаружен. “Немедленно приступили к раскопке и нашли огромного размера камень, в роде яшмы, которого хватило на все колонны и с этих пор недостатка в граните не было и его хватило на все последующие постройки”. (+++ 82)

За постройкой Сергиевской церкви следил все время о. Игнатий. Здесь проявился весь талант художника и находчивого строителя. На мраморный иконостас недоставало 3 000 рублей. О. Игнатий продал любимую картину работы Брюллова “раккурс плащаницы” (+++ 83) и помог устроить мраморный иконостас.

15 апреля 1857 г. о. Игнатий назначен был наместником пустыни. Через несколько месяцев архимандрит Игнатий Брянчанинов был хиротонисан во епископа, а в настоятели пустыни рекомендовал о. Игнатия (Малышева). Указом Св. Синода за № 761 от 30 октября 1857 г. настоятелем Троице-Сергиевой пустыни назначался о. Игнатий. 17 ноября в Казанском соборе о. Игнатий был возведен в сан архимандрита, а на следующий день отправился в свою пустынь. Монахи торжественно встретили своего нового настоятеля с крестным ходом, облачили его в мантию со скрижалями и в Троицком соборе отслужили благодарственный молебен. В гостиной за чаем наместник пустыни, иеромонах Аполлинарий, обратился к новому настоятелю с вопросом: “Ваше высокопреподобие, как благословите называть вас?”. “Называйте меня просто батюшкой, - отвечал архимандрит, - я желаю быть вашим отцом, а не начальником”. (+++ 84) Архимандрит Игнатий не изменил своему желанию. Для всех он был отцом. Бывали случаи, когда настоятель защищал отцов, которых епархиальное начальство предлагало уволить из пустыни. (+++ 85)

Новый настоятель не был так образован, как первый. Он не обладал таким богатым духовным опытом и не отличался аскетическими подвигами. В нем было все просто. И хотя в нем не было того высокого Брянчаниновского духа, зато и простота в нем была особая, одаренная. Еще до возведения его на должность наместника пустыни, спросили его как-то духовные дети: “Как вы, батюшка, молитесь в таком холоде?” “Какая моя молитва, - отвечал он, - повторяю Господу: “Ты мой Бог, я Твой раб”, - с тем и засыпаю”. (+++ 86)

Такое простое обращение к Богу, по-видимому, нисколько не уступало чтению больших молитвословий других монахов.

О. Игнатию также много пришлось трудиться для пустыни, но еще больше выпало на его долю вкусить сладости от своих трудов. Если архимандрит Игнатий Брянчанинова видел только первые плоды своих трудов, то архимандрит Игнатий Малышев видел результат трудов своего предшественника и своих трудов. 10 декабря 1857 г. настоятель пустыни был назначен благочинным монастырей С.-Петербургской епархии. Дела благочиния настолько обременяли о. Игнатия, что он стал просить митрополита об освобождении от этой должности. Митрополит согласился удовлетворить просьбу о. Игнатия, но Череменецкий монастырь оставил в благочинии Троице-Сергиевой пустыни.

В 1867 г. в пустыни было братии с настоятелем 35 человек, из них: наместник (иеромонах) -1, иеромонахов 12, иеродиаконов - 5, диакон - 1, монахов -6, послушников -4, разных - 5. Через 10 лет в пустыни число братии и постоянно живущих насельников возросло почти вдвое. С настоятелем было 61 человек. из них: иеромонахов - 20, иеродиаконов - 8, монахов - 4, в числе которых 1 схимонах, послушников - 14, проживающих по паспортам - 14. Такому быстрому росту числа братии способствовало увеличение построек в пустыни.

5 июля 1859 г. состоялась закладка большого каменного корпуса на 40 келий с церковью. При закладке присутствовал митрополит Григорий. Корпус строился на средства Михаила Васильевича Шишмарева, пожертвовавшего более 40 000 рублей. К этому времени уже был выстроен храм во имя препод. Сергия. Освящение храма назначалось на 20 сентября. На освящение храма собралось много знатных особ. Храм освящал митрополит Григорий. В 1860 году архимандрит Игнатий составил описание нового храма. В этом же году описание было издано в С.-Петербурге под названием “Храм преподобного Сергия в первоклассной Троицкой Сергиевской пустыни”, всего на 8 страницах. (+++ 87)

В начале описания о. Игнатий пишет:

“Давно нуждалась Сергиева пустынь в пространной церкви. Помнят благочестивые посетители, как бывало тесно в старой Сергиевской церкви в великие посты и в большие праздники. Многие богомольцы не могли вмещаться и оставались вне оной. Немало скорбело о том братство Сергиевой пустыни, и услышана была печаль их... И совершилось создание храма, храма великолепного, по отзыву всех, видевших его!” (+++ 88)

Новый храм производил на всех посетителей сильное впечатление. Особенно понравился он Андрею Николаевичу Муравьеву, который пожертвовал в 1861 г. в пустынь “малый крест” с частицею св. мощей преп. Сергия. В великую субботу, 22 апреля 1861 Андрей Николаевич Муравьев писал о. Архимандриту Игнатию:

...С сердечным утешением приношу святой обители Вашей частицу мощей Преподобного Сергия, именем коего она прославляется, и, вместе с тем, долгом поставляю объяснить, каким образом святыня сия досталась в мои грешные руки.

Когда возвратился я из Иерусалима в 1850 году, принес я Преосвященному митрополиту Московскому много святыни из святаго града для Лавры Сергиевой и для вновь учрежденного им скита Гефсиманского, вместе с утвердительною грамотою от Патриарха Иерусалимского Кирилла, икону Успения из древней Гефсимании для освящения новой, мощи великомученика Пантелеймона и камень из святого гроба, который был положен владыкою в палатке Преподобного Сергия. Все сии приношения так утешили Святителя Московского, что и он пожелал мне дать в благословение частицу мощей Угодника Божия Сергия, как бы в вознаграждение за ту святыню, которая была принесена ему от святых мест.”. (+++ 89)

В рапорте митрополиту Исидору архимандрит Игнатий писал 3 мая 1861 г. : “...по принятии сея частицы святых мощей с должным чествованием, - она помещена в храме, при образе угодника Божия преподобного Сергия”. (+++ 90)

Муравьев попросил митрополита Филарета дать письменное подтверждение о частице св. мощей преп. Сергия. 8 ноября 1861 г. митрополит Филарет писал:

“Вам угодно, Милостивый государь, Андрей Николаевич, о частице святых мощей Преп-го Отца нашего Сергия, которая вам дана в благословение в Лавре, когда Вы принесли нам благословение с Востока, и которую Вы полагаете в церковь Сергиевой Пустыни, иметь письменное удостоверение. Вот имеете оное. Благословение Преподобного Сергия да пребывает в обители, которая есть дщерь Его Обители.

Филарет М. Московский”. (+++ 91)

Через три года А. Н. Муравьев пожертвовал в пустынь серебрянный ковчег с частицами св. мощей. В архивных документах сохранилось описание св. мощей под названием: “Принесение в дар Сергиевой Пустыне камергером Андреем Николаевичем Муравьевым сребропозлащенного, украшенного каменьями, ковчега с частицами св. мощей”.

ПОЛУЧЕНО:

от

Патриарха Александрийского Иерофея. 1. Главы св. Апостола и Евангелиста Матфея.

 2. Святителя Василия Великого.

От

Епископа Фиваиды Никанора 3. Св. Кирилла Патриарха Александрийского.

 4. Священномученика Игнатия Богоносца.

 5. Преп. Феодосия Киновиарха, или общих житий начальника.

из рода Головиных 6. Св. Афанасия, Патриарха Александрийского.

с разрешения того же Патриарха Александрийского Иерофея. 7. Св. Апостола Фомы.

 8. Св. Евфимия Великого.

 9. Св. Иоанна Милостивого, Патриарха Александрийского. (+++ 92)

Св. мощи в пустыни “встречены были крестным ходом с колокольным звоном, отслужен торжественный молебен, и мощи поставлены в драгоценном ковчеге на солее Сергиевской церкви.”. (+++ 93)

В частице св. мощей преп. Сергия подвижники пустыни и богомольцы видели присутствие в пустыни самого преп. Сергия и его благословение пустыни. С этого времени наступает полный расцвет Троице-Сергиевой пустыни. Никогда пустынь не стояла на такой высоте, как в последнее сорокалетие XIX века. Внешний и внутренний вид монастыря, образцовое богослужение и пение, хорошие отзывы о монахах, -все это сделало монастырь общеизвестным. О Троице-Сергиевой Пустыни стали говорить в печати. Пустынь стали посещать в большом числе иностранные туристы и деятели. Всех приезжавших особенно поражало великолепие храмов.

В деле сооружения новых храмов и других построек архимандрит Игнатий превзошел своего предшественника. За 25 лет своего настоятельства он успешно закончил 50 построек. Эта цифра наглядно говорит о труде о. Игнатия и способности находить средства для осуществления строительных работ.

В 1862 г. над монастырскими вратами выстроена была церковь во имя Св. Саввы Стратилата. Через год освящалась новая церковь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. В 1864-году около алтаря Троицкого собора была устроена часовня, в которой помещена чтимая Тихвинская икона Божией Матери. Часовня была устроена над гробом основателя пустыни архимандрита Варлаама. Кроме того, в 1862 г. были выстроены два братских каменных двухэтажных корпуса, рассчитанных на 40-келий. Монастырские здания содержались в абсолютной чистоте и опрятности. Чистота поддерживалась в садах, на кладбище, на всех дорожках и аллеях, что придавало монастырю вид особой свежести. Для осушения местности были проложены трубы на определенной глубине, по которым подземные воды стекали в фруктовый сад.

Увеличение построек позволило пополнять число монастырской братии. В 1867 г. в Пустыни числилось братии с настоятелем 46 человек и 25 человек проживало на богомолье. Итого 71 человек. Жизнь монахов проходила по строго установленному порядку. К 1868 г. в Троице-Сергиевой пустыни были приняты Богослужебный и монашеский Уставы, которые отличались от Уставов общежительных монастырей. Богослужебный устав в пустыни был тот же, который принят в Русской Православной Церкви, но без особенностей, введенных в других общежительных монастырях. Время для совершения богослужения распределялось в пустыни таким образом:

“Утреня в будни начинается в пять часов утра, а в дни воскресные и праздничные зимою всенощные начинаются в 4-часа. За утреней непосредственно следует ранняя литургия; в 10 часов начинается поздняя, в 5 часов пополудни - вечерня. В зимние месяцы сверх утренних всенощных бдений на воскресные и праздничные дни, - для удобства приходящих богомольцев, отправляются еще таковые же бдения с вечера. Ранних литургий в летнее время бывает нередко по две и по три на день. Эти литургии, так называемые заказные, отправляются в поминовение усопших, погребенных в пустыне.

Все употребляющиеся при богослужении православной церкви напевы, как нотные, так и партесные, употребляются и при богослужении в пустыни. Монастырский хор, образцовый по составу голосов и выдержке исполняет с замечательной отчетливостью и сочинения лучших наших церковных композиторов - Бортнянского, Турчанинова, Львова и других... Пение всегда бывает на два клироса с канонархом; лики сходятся на средину храма, когда это положено по уставу, именно: для пения стихир на вечерне и утрени и задостойника на литургии; для окончания утрени по прочтении первого часа и вечерни, по прочтении повечерия также оба лика сходятся на средину храма и поют после всего краткое славословие Пресв. Троице, так как обитель, по главному своему храму посвящена Триипостасному Божеству”. (+++ 94) Крестный ход совершался в пустыни дважды в году : в день обретения мощей преп. Сергия (5 июля) и 1 августа. В день обретения мощей преп. Сергия крестный ход совершался вокруг монастыря, а 1 августа “церковная процессия с хоругвями и крестами направлялась для освящения воды на монастырский пруд, находящийся на восточной стороне монастыря за оградой”. (+++ 95)

О монашеском Уставе известно следующее:

“Монашеский устав в обители принят тот же, какой в других общежительных монастырях. Желающие поступить в монастырь предварительно испытываются, к какому послушанию более способны - к клиросному, письменному, хозяйственному и пр. и, по принятии, поручаются для приобучения к иноческой жизни вообще и в частности к избранному роду послушания, опытным в том и другом старцам. Срок для приготовления к званию послушника не определяется; по усмотрению способностей приготовляемого монастырское начальство во всякий срок может сноситься с консисторией о включении испытуемого в штат послушников. Затем необходимо, по крайней мере 3 года, чтобы принятый в число послушников мог быть, если окажется достойным, пострижен в монахи. Пострижение совершается не иначе, как с разрешения епархиального начальства, равно как и облечение в великую схиму”. (+++ 96)

В 1870 г. Св. Синод хотел перевести Троице-Сергиеву пустынь на положение общежительного монастыря и ввести в пустынь общежительный Устав, но архимандрит Игнатий убедительно объяснил, что изменять положение пустыни не следует. Согласившись с доводами настоятеля, митрополит Исидор в рапорте от 30 апреля 1870 г. писал Св.Синоду:

“...Настоятель же первоклассной Троицкой Сергиевой Пустыни Архим. Игнатий донес, что эта пустынь в настоящее время находится в столь благоустроенном состоянии, что изменять существующий порядок ея, как монастыря штатного на общежительный, не настоит ни малейшей надобности. Причины этому он указывает следующие:

1. Церковное богослужение совершается по церковному уставу и монастырскому чиноположению со всевозможною точностью и благоговением.

2. Стройное гармоничное монашествующего хора церковное пение, начавшееся с 1834 г...., доставляет посетителям обители душевную отраду, назидание и утешение, как свидетельствуют о том многократные отзывы не только Петербургской публики с иностранцами, иностранными послами и посланниками, но и многих иерархов Церковных, а нередко и высочайшей фамилии, удостаивающей обитель посещением и благосклонным вниманием”. (+++ 97)

Св. Синод принял во внимание мнение митрополита Исидора и оставил Троице-Сергиеву пустынь на прежнем положении.

Хорошая организация жизни и хозяйства монастыря открыла возможность благотворительной деятельности Троице-Сергиевой пустыни. С 1866 года на содержание С.-Петербургской Духовной семинарии и духовного училища Пустынь ежегодно жертвовала по 1 000 руб., из которых 500 руб. из части всей братии. (+++ 98)

В 1869 г. княгиня Пелагия Николаевна Ширинская-Шихматова сообщила о. настоятелю., что она, в память умершего сына Александра Платоновича, желает учредить шесть кроватей для больных и престарелых в Сергиевой Пустыни. Княгиня жертвует 8 000 руб., на проценты с которых должны содержаться 6 человек больных. В число 6 человек могут назначаться 4 из братии а 2 из других сословий. Кроме того, княгиня жертвовала 1 000 руб., на проценты которых должны содержаться 2 лампады. Одна лампада должна гореть в больнице, а вторая перед иконой “Божией Матери, в храме, вместе с ковчегом, в котором хранятся части святых мощей, завещанных княгинею после ее смерти в Сергиеву Пустынь”. (+++ 99)

Архимандрит Игнатий принял предложение Ширинской-Шихматовой и обратился с ходатайством к митрополиту Исидору. 25 января 1869 г. митрополит Исидор в рапорте Св. Синоду писал: “Настоятель Троицкой Сергиевой Пустыни Архимандрит Игнатий, в рапорте мне от 25 ноября 1868 г. за № 253-м, объяснил, что существенная надобность, в устроении больничного помещения для престарелых и болезненных братий Сергиевой пустыни, давно озабочивала обитель, но недостаток средств лишал возможности привести это желание в исполнение”. Далее митрополит сообщал о предложении княгини и просил Св.Синод разрешить архимандриту Игнатию открыть в пустыне больницу. 21 февраля 1869 г. из Св. Синода последовала резолюция за № 425:

“Разрешив открыть в зданиях Сергиевской пустыни больничное помещение для больных..., дать знать об этом преосвященному митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому указом”. (+++ 100)

Больница в пустыне была открыта. Сначала в больнице лечилось по 6 человек, а затем число больничных коек было увеличено. Обслуживали больных сами монахи, но врач был из числа вольнонаемных. постепенно монастырская больница получила более широкое назначение. Из окружных поселений крестьяне обращались в монастырскую больницу и пользовались амбулаторным лечением. Одновременно в пустыни действовал и инвалидный дом, в котором содержалось 30 инвалидов. Инвалидный дом также находился в ведении монастыря.

Благотворительная деятельность пустыни уже в семидесятых годах стала известна и за границей. В это время в г. Сараеве (Босния) строился новый храм. В строительстве храма принимало живое участие и русское консульство в Боснии. Узнав о строительстве нового храма, о. Игнатий решил пожертвовать туда иконостас. Икон готовых в пустыни не было. Архимандрит Игнатий на средства пустыни написал около 70 икон. В написании икон принимал участие сам настоятель и монастырские художники. Весной 1871 г. иконы были готовы. Некоторые лица, узнав о намерении архимандрита Игнатия, приняли участие в этом мероприятии. Иконы в количестве 73-х, запрестольный крест и хоругви были отправлены в г. Сараево. Одновременно о. Игнатий писал “Боснякам”:

“Возлюбленные о Христе Отцы и братия!

Получил я от вас два драгоценные для меня письма, исполненные братской любви. Сорадуюсь и я Вашей радости, и считаю себя счастливым, что Бог привел меня разделить с Вами это Духовное Торжество.

Признаюсь, что никакие дела Европейских народов меня не интересуют, а занимает мою мысль только то, что делается на востоке, что делается у наших братьев славян. Такое чувство жило во мне с самого глубокого детства, следовательно я не заслуживаю никакой благодарности за пожертвование в Ваш храм святых икон. Трудно выразить какое вы мне этим доставили удовольствие: как бы сократили расстояние между нами. Переношусь мысленно на Ваш Праздник, на Ваше торжество - освящение Святого Храма. Если бы не был так занят в своей обители, может быть и приехал бы к Вам, взглянул бы на Вас, возлюбленные Отцы и братия! Но к сожалению должен удовлетвориться одним письменным приветом.

Мне хотелось, чтобы и другие лица русской земли приняли участие в благолепном украшении Вашего Святого Храма... И другие некоторые лица участвовали в этом деле. Теперь, Слава Богу, все готово к отправлению. Посылаем 73-образа, запрестольный крест и хоругвии. Добавочных денег никаких более не нужно: при помощи Божией все уже уплочено.

Прошу Ваших Святых молитв и драгоценной вашей памяти о мне. Имею честь быть, возлюбленные Отцы братия, ваш усердный Слуга и богомолец”. (+++ 101)

12 мая 1871 г. из Российского Консульства в Боснии А. Кудрявцев писал о. Игнатию:

“Ваше Высокопреподобие глубокопочитаемый

о. Архимандрит,

Имею честь известить Ваше высокопреподобие о получении в Сараеве пяти больших ящиков с иконами и письма Вашего к Православному обществу. Письмо Ваше, по чувствам в нем выражаемым к нашим единоверцам, при чтении и переводе мною на Сербский язык, вызвало самое глубокое сочувствие и благодарность к Вам, благодетелю вновь построенного храма, не имеющего себе подобного ни в Австрийской и Турецкой Империях, ни в княжестве Румунии и Сербии. Общество не могло не плакать от умиления и его слезы признательности и удивления к Вашей замечательной деятельности и громадному приношению, да послужат утешением Вам и нам, Русским, свидетелям этой духовной и нравственной связи, держащей в сообщении миллионы северных, западных и южных славян.

Иконы произвели на наших единоверцев потрясающее впечатление. Изображение Святых и эпизодов из жизни Спасителя поражают Босняков и вызывают в них чувства благоговения и религиозных размышлений.

Иконы находятся еще в Консульстве, так как я заявил народу, что постановка их не может быть сделана ранее, чем не будет устлан пол и очищена Церковь от сора, пыли, камней и земли.

Православный народ вместе со своею общиною не посылает Вам теперь письма. Через три месяца он надеется присутствовать при торжестве освящения и тогда желает поднести Вашему Высокопреподобию благодарственный адрес со своими подписями.

Я же не отвечал бы священному долгу совести, еслиб не выразил Вам в настоящие минуты мою глубочайшую и душевную признательность за все принесенное Вами на алтарь возвеличения Православия на Востоке и имени и чести России и если бы не ходатайствовал пред министерством о представлении на его... воззрение и благоволение заслуг и трудов Ваших.

С прошедшею почтою я обращался с таковым ходатайством к Г. Чрезвычайному и Полномочному Послу в Константинополе Генерал Адъютанту Игнатьеву, а равно к Г. Директору Азиатского Департамента, которые, льщу себя надеждою, сочтут для себя приятным долгом засвидетельствовать пред правительством о трудах и заслугах лица, которое своею любовью к Церкви и Православию на Востоке принесло значительную долю содействия задаче нашей на славянском поле и соорудило достойный памятник имени и величию России.

Испрашивая Вашего благословения и молитв, покорнейше прошу Ваше Высокопреподобие, принять уверение в моем глубоком почтении и таковой же преданности.

А. Кудрявцев”. (+++ 102)

Кудрявцев сдержал свое слово и 12 мая 1871 года писал П. Н. Сухорукову:

Милостивый Государь

Петр Николаевич,

Ваше Превосходительство изволили всегда высказывать благоволение Ваше и относиться с самым глубоким участием и  попечением к действиям нашим единоверцев Боснии, в особенности, когда эти действия клонились к преуспеянию нравственному и духовному.

Посему смею надеяться, что Вашему Превосходительству благоугодно будет принять с живым сочувствием извещение, что отделка громадного, пятиглавого Собора в Сараеве приходит к концу, благодаря именно высокому и крепкому покровительству Вашему, также благодаря содействию русского общества и в особенности Настоятеля Сергиевской пустыни Архимандрита Игнатия.

Русские мастера, прибывшие в прошлом году для постановки и золоченья иконостаса, окончили свои работы двумя месяцами ранее срока, назначенного контрактом. Их работою может гордиться всякий Русский, или лучше сказать всякий человек, умеющий ценить искусство и ремесло. Они приглашены теперь сделать и позолотить резную кафедру для проповедников и Архиерейский престол. Месяц же тому назад посланы были во вверенном мне Консульстве 73 иконы от Настоятеля Сергиевской Пустыни, где в продолжении 2 1/2 лет под непосредственным и ежедневным руководством Архимандрита Игнатия они были написаны и пожертвованы для иконостаса. Эти иконы великолепны, в особенности саженной величины, которые будут стоять в первом ярусе, и числе коих есть пожертвования... Вместе с ними получено было письмо Настоятеля Сергиевской Пустыни Православной Общине.

Считаю долгом препроводить при сем копию с этого письма, которое при чтении и переводе на Сербский язык вызвало самую глубокую благодарность и сочувствие... к благодетелю храма и вообще ко всем Русским. Иконы же произвели на наших единоверцев потрясающее впечатление. Изображение Святых и Эпизодов из жизни Спасителя поражаю Босняков, и вызывают неведомые для них чувства глубокого благоговения и даже религиозных размышлений.

Иконы находятся еще у меня, так как я заявил народу, что постановка их не может быть сделана ранее, чем не будет устлан пол и очищена церковь от камней, земли, сора и пыли.

Без преувеличения надлежит заметить, что нигде ни в Австрийской и Турецкой Империях, ни в княжествах Сербии не имеется такого великолепного Православного храма. Вот почему естественно, что для православной и невежественной Боснии, Сараевский Храм есть самое великое дело, которое на вечные времена закрепит имя и честь России. Наше участие в этом деле производит самое благотворное действие и в жителях всех вероисповеданий умножает чувство удивления к русскому обществу.

Я не исполнил бы Священного долга совести, если бы всепочтительнейше не ходатайствовал пред Вашим Превосходительством о представлении на высочайшее благоволение заслуг и трудов Настоятеля Сергиевской Пустыни Архимандрита Игнатия. Его рачительным вниманием и примерным содействием, с принесением стольких материальных жертв - ибо цена иконам превышает 7 000 руб., а подрядчик, выбранный им и выславший мастеров для постройки и позолоты, взял лишь половинную цену стоимости иконостаса - отделана и украшена внутренность Собора, который из рода в род послужит свидетельством русской любви и симпатии к нашим братьям Боснякам.

Пожалованием ордена Архимандриту Игнатию и выражением благодарности нашего Министерства была бы оценена заслуга лица, которое своею любовью к Церкви и Православию на Востоке принесло значительную долю содействия нашей задаче на Славянском Поле и соорудило достойный памятник имени и величия России”. (+++ 103)

Министерство Иностранных Дел оценило благотворительную деятельность о. Игнатия и ходатайствовало о разрешении принять и носить орден 2-й степени Даниила I, пожалованный князем Николаем Черногорским архимандриту Игнатию.

В резолюции было написано “согласен”. (+++ 104)

В 1877 г. началась война с Турцией за освобождение славян. Мимо Троице-Сергиевой пустыни проходили из Петергофа уланский и конно-гренадерские полки. Архимандрит Игнатий с братией вышел из монастыря благословить воинов на подвиги. Братия стояла с хоругвями и иконами, а о. Игнатий, в полном облачении и с крестом у руках, каждого воина окропил св. водою.

Желая помочь раненым воинам, он предложил устроить в пустыни госпиталь на 20 коек. 7 декабря 1877 г. из.С.-Петербургской Духовной Консистории последовал указ, по которому Хозяйственное Управление при Св. Синоде должно было переслать в пустынь “триста двадцать руб., назначенные Св. Синодом на устройство спальных принадлежностей в помещении для двадцати человек раненых и больных воинов”... (+++ 105) 18 января 1878 г. Архимандрит Игнатий доносил митрополиту Исидору: “При вверенной управлению моему Сергиевой пустыне устроена больница с церковью, которую предложено освятить во имя всех святых... По неимению средств обители церковь с госпиталем устроены на собственное мое иждивение, на что употреблено до 10 000 руб.”. (+++ 106) (из хозяйственного же управления прислано всего 320 руб. 1).

Церковь была освящена 29 января 1878 г.

Так велика была благотворительная деятельность Троице-Сергиевой пустыни. Насельники Сергиевой пустыни, пользовавшиеся всеобщим уважением, обратили на себя внимание военно-морского ведомства. Из пустыни ежегодно стали командировать иеромонахов во флот. Капитаны кораблей отпуская обратно иеромонахов, часто просили настоятеля пустыни представлять их к наградам за усердное исполнение священнических обязанностей. Но бывали случаи, когда иеромонахи не возвращались живыми на Родину, отдавая жизнь свою за “други своя”. Например, в 1880 г. капитан фрегата “Князь Пожарский” сообщал настоятелю Сергиевой пустыни:

“Иеромонах Леонид Гаврилов, 1862-1880 г., командированный в Японию, на фрегате “Князь Пожарский”, при переходе в Индийском океане из Адена в Понтдегаль, вследствие тяжкой атмосферы, во время муссона (теплого удушливого ветра) скончался 1880 года. мая 15-го и похоронен на основании Морского Устава в море, - имев от роду 50 лет”. (+++ 107)

Все деяния пустыни для общества не остались незамечены в народе. Каждый посетитель старался чем-нибудь выразить свою любовь к этой обители. Обычно доброе расположение богомольцев выливалось в добровольные пожертвования в монастырь денежных средств и материальных ценностей. 20-мая 1872 г. на имя митрополита Исидора поступило прошение о разрешении постройки нового храма на средства жертвователей, Под прошением подписались все просители и указали сумму, какую они вносят. В числе подписавшихся были: П. Ф. Дурасов (жертвовал 15 000 руб.), княгиня А. Голицына (20 000 руб.), граф Строганов (5 000 руб.), А. Потемкин (10 000 руб.), Т. Лесникова (10 000 руб.) и друг. Всего было пожертвовано около 100 000 руб. (+++ 108)

Смету и проект нового храма составил архитектор Альфред Парланд. Через год архитектор уехал и храм строился исключительно под наблюдением самого настоятеля. В 1884-году строительство храма было закончено. Освящение храма назначалось на 29 июля. В день освящения в храм впускали только по билетам.

Новый храм Воскресения Христова был лучшим творением архимандрита Игнатия. В сооружении этого храма сказался весь вкус талантливого художника и строителя. Храм освящал митрополит Исидор, в сослужении епископов Арсения Ладожского и Сергия Выборгского. На освящении храма присутствовали: Савва, Архиепископ Тверской, Ионафан, Архиепископ Ярославский, Палладий, епископ Тамбовский, настоятели монастырей, министр народного просвещения, обер-прокурор Св. Синода Победоносцев и друг. высокопоставленные лица.

Петербургские газеты 31 июля подробно описывали освящение нового храма. Например, газета “Новое время” в статье под заголовком “Освящение нового Собора в Сергиевой пустыни” писала:

“В Воскресение, 29-го июля, для Троице-Сергиевской пустыни, что близ Петербурга, наступил великий праздник - освящение ее нового монументального соборного храма во имя Воскресения Христова...

Расположение у моря среди рощ и зелени, красивые храмы, здания и ограды обители, сооруженные такими архитекторами, как Растрелли и Горностаев, придают пустыни чрезвычайно красивый вид, а великолепное пение монахов, благолепный чин служения привлекают круглый год массы богомольцев в обитель. Венцом художественных сооружений в монастыре является теперь новоосвященный храм Воскресения Христова, поставленный на месте старой церкви, называвшейся Новской. Новый храм снаружи в строго византийском стиле сооружен по проекту архитектора академика Парланда. Храм имеет фигуру параллелограмма, удлиненного прибавлениями меньшей ширины. Длина его 20 1/2 сажен, ширина 11. Верх украшен пятью куполами, придавая русский характер храму...

Нижний этаж храма обнесен гранитом; в четыреугольных впадинах его, опоясывая храм барельефом, идут изображения всех святых русской церкви, начиная с св. Ольги и кончая св. Тихоном Задонским...

Все оконные стекла орнаментальные: синие кресты на белом фоне в кругах с перемежкою квадратов красного и желтого стекла. Получаемый от сочетания этих цветов отсвет дает внутри храма очень нежный лиловатый тон, не режущий глаз, а при солнечном освещении отсветы от этих цветных кругов причудливыми пятнами ложатся на темном фоне полированного гранита, одевающего внутренность храма романо-византийского стиля...

Иконостас каменный, вместо столбов в средине его два колоссальные (матового серебрения) ангела, сидящие на черном каменном подножии, придерживают царские врата, в одной руке держа бронзовые резные хоругви, а в другой имея пальмовые ветви. Царские врата из позолоченного металла изображают окруженное сиянием евангелие, стоящее на престоле, над ним парит Дух Божий в виде голубя, а в окружающем сиянии парят группы Серафимов...

Решетки, в строгом смысле этого слова, отделяющей обыкновенно алтарную солею или амвон от общей церкви, нет, а вместо нее на черных мраморных подножиях стоят по три драгоценных канделябра с каждой стороны, в средине большой, по бокам - малые, из золоченной бронзы с лапис-лазуревыми колонками... Когда царские врата открыты, то алтарь имеет вид как бы у Гроба Господня (у престола) сидят на страже два ангела с хоругвями победы христианства...Из среднего свода главного храма спускается паникадило драгоценной работы, бронзовое со множеством таких же подвесок, покрытое сплошь эмалью всех цветов и оттенков византийского рисунка”. (+++ 109)

Внутри храма особенно выделялись 16 колонн и до 48 капителей голубоватого гранита. Они были сделаны из цельного камня, найденного около пустыни. Боковые колонны были сделаны из гранита розоватого цвета. Четыре колонны имели красный цвет. Эти колонны изготовлены были из камней, найденных на монастырской земле.

Специалисты оценили храм стоимостью в 500 000 руб., а в действительности архимандрит Игнатий затратил всего 180 000 руб. Разница в сумме наглядно говорит о изобретательности о. Игнатия.

Около храма Воскресения Христова были снесены ненужные постройки, благодаря чему освободилась большая площадь земли и храм стал виден издалека.

Время освящения храма Воскресения Христова можно считать лучшим временем в истории Троице-Сергиевой пустыни. Никогда пустынь не была так красива и знаменита, как в это время. Из северных монастырей России пустынь считалась лучшим монастырем. Пустынью особенно стали интересоваться иностранные гости, приезжавшие в Петербург. В жизнеописании Архим. Игнатия (Малышева) сказано, что пленный Шамиль  посетил пустынь. Он интересовался всем... Осмотрев братские келии, он хотел войти в храм. “Но когда подошли к храму Божию, он (о. Игнатий) не допустил магометанина переступить через порог, а указал ему церковь издали, объясняя, что наш закон не допускает неверным входить в храм Божий, и грозный Шамиль повиновался”. (+++ 110)

В июне 1884 г. Сергиеву пустынь посетили ученые японцы и долго беседовали с настоятелем на религиозные темы.

29 июня 1867 г. “Вечером в 8 часов посетили Сергиеву пустынью в сопровождении князя Долгорукого:

1. Английский посланник Бюханан с супругою, дочерию и секретарями.

2. Греческий посланник граф Нитакси с секретарями.

3. Бельгийский посланник с супругою, дочерью и секретарями.

4. Голландский посланник с секретарями.” (+++ 111)

22 июня 1867 г. пустынь посетил Король Эллинов Георг I.

В 1886 г. из Абиссинии в Россию прибыл “вольный казак полковник Николай Иванович Ашинов и привез с собою для обучения русскому языку и для проверки вероисповедания абиссинских подданных мальчика Авара (13 лет) и девицу Марию”. По просьбе Ашинова мальчик был принят на жительство в Троице-Сергиеву пустынь, (+++ 112) а девицу устроили в Воскресенском монастыре. Молодые посланцы должны были изучить русский язык и догматическое учение Русской Православной Церкви.

Авар прожил в пустыне 10 месяцев и хорошо изучил русский язык. Затем он был переведен, по-видимому, в Петербург и там проходил дальнейшее обучение. 2 июня 1889 г. митрополит Исидор писал архимандриту Игнатию:

“Предлагаю Вашему Высокопреподобию принять во вверенный управлению Вашему монастырь подателя сего, Абиссинского уроженца, Авара Микаеля, впредь до особого о нем распоряжения”. (+++ 113)

Пробыв в пустыне три месяца, Авар уехал в Абиссинию (16 сентября 1889 г.).

Архимандрит Игнатий, принимая живое участие в жизни абиссинских детей, не оставил без внимания детей своего Отечества. В 1890 г. 8 декабря в Петербурге, на Петроградской стороне, по Б. Белозерской улице в доме № 1, “посещением Царицы Небесной исцелился отрок Николай“ Грачев. (+++ 114) Узнав об этом исцелении, архимандрит поехал к Грачевым, с которыми был знаком раньше, и выслушал из уст самого Николая подробный рассказ об исцелении. Составив письменное описание чуда, о. Игнатий передал его в типографию, где об исцелении Николая была напечатана брошюра.

Через некоторое время о. Игнатий узнал, что дом, в котором явилась Царица Небесная, продается. Собрав нужные средства, архимандрит купил этот дом, устроил в нем церковь “во имя всех скорбящих” и приют для малолетних паралитиков, припадочных и увечных. “Приют этот был устроен в ознаменование чудесного Царицею Небесною исцеления в 1890 г. отрока, лежавшего в этом доме больным в течение нескольких лет”. (+++ 115)

Приют содержался на средства архимандрита Игнатия и жертвователей. Постепенно число больных в приюте увеличивалось. В 1897 г. в приюте было 15 больных детей. Но довести до конца начатое дело о. Игнатию не удалось. После Пасхи настоятель принимал участие в работах по ремонту придела Св. Архангела Михаила, где простудился. Болезнь приняла тяжелую форму. 15 мая архимандрита Игнатия посетил о. Иоанн Кронштадтский. Видя плохое состояние больного, он прочел разрешительную молитву из канона на исход души. “Отходную же читал один из иеромонахов. Во время чтения умирающий старец осенял себя крестным знамением и слезы умиления катились по его лицу, а в четверть двенадцатого ночи тихо почил на руках ближайших учеников своих”. (+++ 116)

16 мая 1897 г. Старшая братия с прискорбием доносила Палладию, митрополиту С.-Петербургскому и Ладожскому, “что настоятель Сергиевой Пустыни, архимандрит Игнатий в 11 часов 10 минут вечера 15-сего мая тихо в Боге почил, будучи пред кончиною, в полном сознании, соборован св. Елеем, исповедан и приобщен св. Христовых Таин”. (+++ 117)

Отпевали архимандрита 18 мая. В отпевании принимали участие Антоний, архиепископ Финляндский и Выборгский и Назарий, епископ Гдовский.

Тело архимандрита Игнатия погребено было в храме Воскресения Христова, в приделе Архангела Михаила, на солее перед левым клиросом. Над могилой была поставлена мраморная гробница, на верхней стороне которой были написаны слова: “Твой есть аз, спаси мя”.

Так отошел ко Господу еще один светильник русской церкви русской церкви. Вся жизнь архимандрита Игнатия была служением своему монастырю и обществу. Он не жалел ни здоровья, ни средств, все отдавая для пользы дела, которому посвятил свою жизнь. В 1880 г. на свои средства архимандрит устроил в пустыне свечной завод. С.-Петербургская Духовная Консистория через год потребовала у него отчет о работе завода. На это о. Игнатий отвечал:

“...Я уже выразил в моем рапорте Высокопреосвященнейшему митрополиту, что я помогу обители в экономическом отношении, и что вся моя жизнь всецело посвящена ей... Хотя мне весьма грустно отдавать отчет в системе моего управления обителью преп. Сергия, но в успокоение многоуважаемой консистории расстаюсь с затаенным моим чувством и повергаю отчет к стопам милостивого снисхождения.

Построил я церковь во сто тысяч руб. сер., из монастырских сумм не брал ни гроша и поднес Св. обители с прибавкою 60 000 дохода.

Построил другую церковь, употребил 12 000, также от монастыря ни гроша, и в продолжение пяти лет ее существования монастырь имел от нее доходу 50 000 руб.

Построил я третью церковь в 215 000 руб. и также поднес обители с 70 000 дохода.

Построил ограду в 50 000 руб. и подарил обители.

Построил каменный корпус в 100 000 руб., где братия помещены и пригреты...

Во всех постройках участник, если не в половину, то в третьей части, наверно”. (+++ 118)

Архимандрит Игнатий умел правильно разрешать вопросы  в управлении с братией. С монахами он обходился ласково, с любовью. Если видел недостатки у кого-либо, то старался исправить их незаметно для других. Бывали случаи, когда иеромонахи приходили к нему разрешать вопрос: кому совершать службу? Архимандрит говорил, что он сам начнет, если больше некому. И, действительно, начинал вечерню сам. Если случались какие-либо неполадки, то настоятель с большим терпением выжидал удобный момент и давал делу нужное направление. Видя смирение, кротость, терпение и простоту настоятеля, монахи полюбили своего старца и старались не огорчать его. В то же время Архимандрит Игнатий отличался особой смелостью. В нужных случаях он смело возражал даже высокопоставленным лицам и, например, не разрешил войти в храм грозному Шамилю. Когда в печати выступал кто-либо против монастырей, то о. Игнатий смело критиковал автора, не жалея резких выражений. В 1869 г. игумения Митрофания, до пострижения баронесса Розен, составила проект устава Псковской епархиальной общины сестер милосердия и предлагала распространить сестричество в России. Для рассмотрения этого проекта была назначена комиссия, в которую вошел и о. Игнатий. о. Игнатий открыто высказался против проекта, доказав, что он вреден, так как направлен против монастырей. Отзыв архимандрита был напечатан под заглавием “Слово о монашеском делании”, (+++ 119) а проект игумении Митрофании был отвергнут.

При всей своей огромной благотворительной деятельности, архимандрит Игнатий оставался очень скромным и не любил похвал. В 1883 г. все знакомые о. Игнатия и друзья настаивали на том, чтобы торжественно отметить юбилей его настоятельского служения (25 лет). Но о. Игнатий стал возражать против торжественного чествования. “Я даже не могу понять, - говорил он, - что такое юбилей монаха! Радоваться тому, что худо прожил 25 лет, что растерял даже то немногое, что приобрел монашеского...” (+++ 120)

Так в скромности и провел свою жизнь архимандрит, предпочитая добродетель и избегая человеческой похвалы.

Умирая, архимандрит Игнатий оставил духовное завещание, которым обеспечивалось будущее приюта и маленьких его насельников. По духовному завещанию, утвержденному к исполнению С.-Петербургским окружным судом 10 октября 1897 г., дом по Белозерской улице передавался “ под устройство приюта для малолетних хроников, паралитиков и вообще припадочных и увечных”. (+++ 121)

Интересно отметить, что за 160 лет в пустыни было погребено только два ее настоятеля: первый настоятель - архимандрит Варлаам Высоцкий (+1737 г.) и второй - архимандрит Игнатий Малышев. Все остальные настоятели погребены в других местах.

После смерти архимандрита Игнатия из С.-Петербургской Духовной Консистории сообщили:

“На основании бывших рассуждений, Св.Синод определяет: на должность настоятеля Троице-Сергиевой первоклассной пустыни С.-Петербургской Епархии, назначить ризничего названной пустыни, иеромонаха Варлаама, с возведением его в сан архимандрита”. (+++ 122)

5 июля 1897 г. иеромонах Варлаам был возведен в сан архимандрита и принял в управление пустынь.

Архимандрит Варлаам, до пострижения Никифоров, родился в 1848 г. в Петербурге. (+++ 123) В 1867 г. он поступил в Сергиеву пустынь, где через одиннадцать лет принял монашество. В 1879 г. Варлаам был рукоположен в иеродикона, а в 1882 г. - в сан иеромонаха. 7 марта 1883 г. иеромонах Варлаам был определен ризничим пустыни и занимал эту должность 14 лет.

Архимандрит Варлаам за свое четырехлетнее управление монастырем успел только расширить школу. В пустыни стояла кладовая, которую настоятель перестроил и приспособил под школу. Когда здание было готово, архимандрит Варлаам испросил разрешение открыть “школу для бесплатного обучения 15-человек пенсионеров - мальчиков, состоящих в числе певчих братского хора, и 25 человек приходящих детей, мужского пола... по программе двухклассных церковно-приходских школ... (+++ 124) Через два года число учащихся в школе было увеличено. В 1900 г. настоятель пустыни сообщал в Консисторию. что в монастырской двухклассовой школе обучалось 40 человек мальчиков и в начальном училище - 10 человек девочек. При церковно-приходской школе было общежитие на 12 человек. Учитель нанимался на средства пустыни, но преподавание Закона Божия возлагалось на братию. За преподаванием следил сам настоятель. (+++ 125)

В то время в пустыни хорошо было поставлено дело благотворительности. В монастыре действовала богадельня на 30 человек, больница с амбулаторным приемом бедных больных и странноприимная. Все эти мероприятия требовали больших средств. Даже при образцовом ведении хозяйства монастырь иногда входил в долги, чтобы покрыть все расходы. Так, например, после смерти архимандрита Варлаама выяснилось, что монастырь не оплатил счетов на 35 301 руб. 61 коп. и не выдал зарплату монастырским рабочим на 2 805 руб. 25 коп. Монастырю надо было срочно уплатить всего 38 106 руб. 86 коп., а из казны отпускалось на содержание монастыря только 1 861 руб. 69 коп. в год.

Архимандрит Варлаам остался памятным для пустыни как основатель монастырской библиотеки. В отчете за 1900-1901 г. библиотекарь иеродиакон Павел писал:

“Мая 29-го 1900 года, с благословения покойного Настоятеля о. Архимандрита Варлаама основалась библиотека, имея слишком четыре тысячи книг... “ (+++ 126)

Библиотека получала 6 журналов: “Вера и разум”, “Отдых христианина”, “Друг трезвости”, “Русский Паломник”, “Исторический вестник” и “Душеполезное чтение”. В 1901 г. библиотека получала еще три журнала: “Вера и Церковь”, “Сельский вестник” и “Миссионерское обозрение”. К концу 1901 г. в библиотеке насчитывалось более 6 000 книг. В конце первого отчета иеродиакон Павел писал:

“Из журнала о выдаче книг для чтения видно, что книгами библиотеки пользовались не только братия наша, но она содействовала ученому духовному миру, а именно - нашелся материал для студентов СПБ Духовной Академии Л. И. Софийского, иеромонаха Варсонофия, о. Виктора Плотникова, для их сочинений и для поучительного для народа сочинения борцов народной трезвости о. Александра Рождественского, священника, что из церкви от Варшавского вокзала и о. Николая Успенского из церкви Красного Села”. (+++ 127)

31 декабря 1901 г. старшая братия пустыни доносила Антонию, митрополиту С.-Петербургскому и Ладожскому, что архимандрит Варлаам “1-го декабря, в первом часу дня, внезапно заболел от кровоизлияния в мозг, с параличем правой стороны тела и языка”. (+++ 128) Временно настоятельские и благочиннические обязанности возложены были на наместника пустыни игумена Агафангела. 8 декабря 1901 г. игумен г. Агафангел доносил благочинному монастырей, наместнику Александро-Невской Лавры, архимандриту Корнилию: “...сего 8-декабря, в 12 часов пополудни, настоятель Троице-Сергиевой пустыни архимандрит Варлаам, волею Божиею тихо скончался”. (+++ 129)

После смерти архимандрита Варлаама митрополит Антоний предложил наместнику Александро-Невской Лавры, архимандриту Корнилию произвести избрание достойного кандидата на настоятельское место. Архимандрит Корнилий сообщил митрополиту, что для братии Сергиевой пустыни “желательными кандидатами на место настоятеля оказались: ризничий оной иеромонах Михаил и управляющий подворьем Киево-Печерской Лавры в С.-Петербурге архимандрит Феогност.” (+++ 130)

Митрополит Антоний представил к назначению настоятелем пустыни иеромонаха Михаила, избранного большинством голосов. Синод 21 декабря 1901 г. утвердил назначение иеромонаха Михаила, с возведением его в сан архимандрита (указ № 9005).

Архимандрит Михаил, до пострижения Матфей Трофимович Горелышев, родился в 1850 году в семье крестьянина Витебской губернии. Образование Матфей Трофимович получил домашнее. В 1868 г. он поступил в Гефсиманский скит, Московской епархии, где 4 декабря 1869 г. был определен послушником. мая 1873 г. он перемещен в Троице-Сергиеву пустынь, где апреля 1880 г. пострижен был в монашество. В ведомости о настоятелях монастырей за 1911 г. сказано, что Михаил рукоположен был во иеродиакона 1 февраля 1881 г., а во иеромонаха 17 апреля 1885 г. 23 июля 1897 г. иеромонах Михаил был определен ризничим пустыни. (+++ 131)

Архимандрит Михаил монашеское воспитание получил в пустыни и был верным ее сыном. Он начинал свой монашеский подвиг при архимандрите Игнатии (Малышеве) и к этому времени был уже опытным монахом. Получив в управление пустынь, он старался поддержать в ней образцовое состояние и по-прежнему продолжать благотворительную деятельность.

В ночь на 1 марта 1906 г. в пустыни сгорела больница. Настоятель испросил разрешение выстроить новую больницу больших размеров. 14 июня 1907 г. архимандрит Михаил доносил губернатору г. Петербурга о том, что больница выстроена и к открытию готова. 9 января 1908 г. последовало разрешение и больница на 10 человек была открыта. В 1915 г. настоятель сообщал епархиальному начальству:

“При пустыни с 1907 года существует каменная, крытая железом больница, выстроенная на месте существовавшей с 1898 года, в которой учреждено 15 кроватей. В больнице оказывается амбулаторный прием бедных больных с выдачею лекарств бесплатно. Больница содержится на проценты с капитала, пожертвованного на сей предмет умершим духовником пустыни, иеромонахом Герасимом и княгинею Ширинскою-Шахматовою”. (+++ 132)

Архимандрит Михаил не ограничивался одной материальной поддержкой нуждавшихся людей. Помня, что “не о хлебе едином жив будет человек”, он 12 сентября 1909 г. просил хозяйственный комитет Петербургских городовых скотобоен передать пустыни свободное место вблизи Забалканского проспекта под постройку церкви и зала для бесед с рабочими. Настоятель писал: “...все расходы по постройке Сергиева пустынь берет на свой счет, не вводя городскую управу ни в какие денежные расходы”. (+++ 133) К сожалению, это дело не доведено до конца и неизвестно, построен ли был зал для бесед.

В марте 1910 г. епископ Нарвский Никандр прислал запрос настоятелю пустыни: не может ли пустынь открыть на свои средства исправительный приют для несовершеннолетних. На этот запрос архимандрит Михаил отвечал 27 марта 1910 года:

“При вверенной мне Троице-Сергиевой Пустыне в настоящее время существуют: 1. Приют для малолетних мальчиков, обучающихся в монастырской школе, в которой содержится ежегодно 15 человек: это дети преимущественно бедных родителей и все содержание получают за счет монастыря. 2. Странно-приимная для престарелых женщин, в которой ежедневно находят приют 15-20 женщин. Для них на средства монастыря отпускается пища, отопление, освещение и уход за ними.

Сверх того, обитель содержит на свои средства школу, в которой обучается ежегодно 60 мальчиков; оказывает населению врачебную помощь амбулаторными приемами, для чего содержит на свои средства доктора, фельдшера и трех служителей”. (+++ 134)

Далее о. настоятель писал, что отозваться на новое мероприятие обитель не может из-за отсутствия материальных средств.

После начала войны с Германией и Австро-Венгрией (1914 г.) в пустыни был открыт госпиталь для раненых воинов. При открытии госпиталь рассчитывался на 25 человек, но, например, в августе 1917 года в нем лечилось 29 человек. Госпиталь содержался на средства монастыря и “местных обывателей”. В “доношении” Петербургскому губернатору 1 ноября 1914 г. архимандрит Михаил писал:

“Кроватей в лазарете вверенной управлению моему Троицко-Сергиевой пустыни, занятых ранеными и больными воинами и нижними чинами -25... Раненые и больные воины в монастырском лазарете вполне обеспечены всем обеспечены, как в медицинском, так и в продовольственном отношении”. (+++ 135)

Действительно, в те годы пустынь уже могла обеспечить больных всем необходимым, не обращаясь за помощью на сторону. Благодаря хорошему состоянию хозяйства, монастырь ни в чем не испытывал нужды и помогал всем обращавшимся к нему за помощью.

На 1915 год в пустыни было: свыше 20 коров лучшей породы, конюшня с ценными лошадями, птичник “с несметными стаями совершенно ручных кур”, пчельник, обеспечивавший обитель медом, фруктовый сад, “огородное и полевое земледельческое хозяйство”. Леонид Соколов пишет, что в то время общий бюджет пустыни исчислялся приблизительно 15 000 руб. годового дохода. (+++ 136) Это позволило увеличить число братии. В том же году в пустыни было братии и проживавших “для богомоления” почти 90 человек. Таким образом, пустынь все еще росла. Ее настоятель, архимандрит Михаил, успешно продолжал дело, начатое архимандритом Игнатием (Брянчаниновым).

5 мая 1915 года преосв. Владимир, митрополит Петроградский и Ладожский, сообщил Синоду:

“Настоятель Свято-Троицкой Сергиевой Первоклассной Пустыни, близ Петрограда, архимандрит Михаил 5 сего Мая прислал ко мне свое прошение следующего содержания:

“22 марта сего 1915 года, во время служения Пасхальной Светлой утрени, я внезапно серьезно заболел и с того времени лежу в постели. Сознаю, что дальнейшее управление обителию для меня будет не по силам. Донося о сем, долгом считаю для себя почтительнейше просить Ваше Высокопреосвященство, Милостивейший Архипастырь и Владыко, об увольнении меня от управления Троицко-Сергиевою Пустынью на покой и о назначении вместо меня настоятелем в Сергиеву Пустынь ризничного оной иеромонаха Сергия, как вполне способного к прохождению такого служения”.

Донося о вышесказанном, и находя прошение архимандрита Михаила заслуживающим уважения, - признавая также и с своей стороны иеромонаха Сергия способным и достойным занятия настоятельской должности в Сергиевой Пустыни, где он принял иноческое пострижение и с примерным усердием много лет проходил возлагавшиеся на него послушания,... имею долг почтительнейше ходатайствовать... (+++ 137)

По указу Св.Синода от 6 мая 1915 г. за № 3504 архимандрит Михаил увольнялся от настоятельства, а назначался настоятелем этой пустыни ризничий-иеромонах Сергий, с возведением его в сан архимандрита. (+++ 138)

Архимандрит Сергий, до пострижения Иван Прохорович Дру нин, родился 20 июня 1863 г. в семье крестьянина, в Тверской губернии. Образование Иван Прохорович получил домашнее. В 1887 г. он принят был в Троице-Сергиеву пустынь, где в 1894 г. принял монашеский постриг. В том же году Сергий был рукоположен в сан иеродиакона, а через 4 года в сан иеромонаха.

В 1902 г. иеромонах Сергий был определен ризничим пустыни и состоял им 13 лет. Митрополит Владимир, ходатайствуя о назначении иеромонаха Сергия настоятелем пустыни, указывал на то, что он принял иноческое пострижение в Сергиевой пустыни “и с примерным усердием много лет проходил возлагавшиеся на него послушания...” Архимандрит Сергий, начинавший свой подвиг еще при архимандрите Игнатии (Малышеве), прошел хорошую школу в пустыни. Тринадцатилетнее пребывание на должности ризничного говорит о том, что отец Сергий успешно исполнял порученное ему дело.

В первые годы его настоятельства пустынь продолжала расти. 30 июля 1916 г. архимандрит Сергий сообщал Петроградскому губернатору: “В вверенной управлению моему Троице-Сергиевой пустыни состоит монашествующего братства до 100 человек, до 70-человек вольнонаемных служащих...” (+++ 139)

В управлении столь многочисленной братией требовался большой опыт. Хотя о. Сергий умело управлял монастырем, однако в марте 1917 года среди братии произошло разделение. Одни просили епископа Гдовского Вениамина, временно управлявшего Петроградской епархией, и Обер-Прокурора Св.Синода отстранить от настоятельства архимандрита Сергия, а другие просили оставить. Но вскоре обе стороны примирились и просили оставить архимандрита Сергия настоятелем пустыни. 1-го мая 1917 г. братия писала Обер-Прокурору Св.Синода :

“Личность архимандрита Сергия нам всем братии хорошо известна, как человека хорошего и безукоризненного поведения, а будучи ризничным, благодаря его неусыпным заботам об обители, им сделано очень много хорошего, как то: при его содействии была выстроена монастырская каменная больница, произведена реставрация братской трапезы, церкви монастыря украсились разными ценными пополнениями в украшении, а также и св. Престолы, ризница обогатились весьма ценными богослужебными принадлежностями, словом, Архимандрит Сергий своими трудами и заботами сделал для управляемой им обители очень много хорошего и полезного”. (+++ 140)

Архимандрит Сергий был оставлен настоятелем, но для управления пустынью, на основании резолюции архиепископа Вениамина от 13 июня 1917 г., был учрежден Духовный Собор пустыни. Духовный Собор составлялся из должностных лиц: настоятеля, наместника, казначея, ризничего и духовника. С этого времени все вопросы пустыни решались не одним настоятелем, а Духовным Собором.

В том же году в России созывался в Москве съезд монашествующих лиц. Архимандрит Сергий с 16 по 23 июля 1917 г. был командирован на съезд представителей мужских монастырей в Сергиев посад.

В следующие годы среди монастырской братии временами наблюдались разногласия и нарушения монастырской дисциплины. Видя это, епархиальное начальство писало в пустынь в 1918 году:

“В настоящее время братия св. обители должны усугубить молитву и свой труд, а особенно хранить единение в союзе и являть свое послушание к распоряжению духовной власти и своему настоятелю”. (+++ 141)

Архимандрит Сергий управлял пустынью до конца 1918 г. (+++ 142)

В 1919 г. настоятелем пустыни был назначен наместник - игумен Иоасаф. Игумен Иоасаф, до пострижения Иван Алексеевич Меркулов, родился в 1863 г. Образование получил домашнее. В пустынь Иван Алексеевич поступил еще при архимандрите Игнатии (Малышеве) - 7 сентября 1871 г. “По выдержании испытания в придворной певческой капелле получил аттестат на право обучения пению - 1882 г. 8 мая; пострижен в монашество 5 февраля 1889 г.; рукоположен во иеродиакона 8 декабря 1889 г., во иеромонаха 29 ноября 1892 г. Определен и.д. казначея пустыни 3 декабря 1893 г., утвержден в этой должности 4 июля 1895 г.... Посетителями пустыни и любителями церковного пения поднесен ему золотой с украшениями крест 5 июля 1899. Определен наместником пустыни 20-января 1903 г.” (+++ 143)

В 1923 г. о. Иоасаф был возведен в сан архимандрита и управлял пустынью до своей кончины, которая последовала  января 1930 г. До назначения настоятелем, о. Иоасаф почти 40 лет управлял братским хором. В течение всей своей жизни о. Иоасаф пользовался большим уважением у братии и у богомольцев. (В начале его настоятельства в пустыни было всего 9 человек братии.) Перед смертью архимандрит Иоасаф принял великую схиму.

После смерти о. Иоасафа настоятелем пустыни назначен был из числа братии архимандрит Игнатий (Егоров). Это был последний настоятель Троице-Сергиевой пустыни. Он управлял пустынью до 1931 г.

После Великой Октябрьской революции в Сергиевой пустыни число братии стало сокращаться, так как прежние монахи отходили в вечность, а новых поступлений почти не было. Последнее пострижение в монашество в пустыни было в 1926-году. К тридцатым годам пустынь опустела и в 1931 г. прекратила свое существование.

В истории Русской Православной Церкви имя преподобного Сергия имеет большое значение. С преп. Сергием тесно связаны события не только церковного, но и государственного значения. Русский народ из святых подвижников своей земли, пожалуй, больше всего почитает преп. Сергия. С давних времен в Лавру преп. Сергия стекался народ в большом количестве. “И в наши дни люди русского общества притекают к гробу Преподобного со своими думами, мольбами и упованиями... И этот приток не изменялся в течение веков, несмотря на неоднократные и глубокие перемены в строе и настроении русского общества: старые понятия иссякали, новые пробивались или наплывали, а чувства и верования, которые влекли сюда людей со всех концов Русской земли, бьют до сих пор тем же свежим ключом, как били в XIV в. (+++ 1)

В обитель преподобного Сергия стекались и монахи, искавшие “доброго жития” и подвигов. Затем, укрепившись в подвиге, они уходили в безлюдные места и там основывали новые монастыри. Монастыри возникали не только в глуши лесов, но и у стен городов. Одним из таких монастырей, основанных учениками преп. Сергия, был монастырь, именовавшийся Троице-Сергиевой пустынью. Хотя архимандрит Варлаам (Высоцкий) и не был прямы учеником преп. Сергия, все-таки он был достойным наместником Сергиевой Лавры и ревностно заботился о прославлении имени преп. Сергия. Основанная им Сергиева пустынь имела положительное значение не только для Петербургской епархии, но и для всей Русской Церкви. Находясь у стен столицы, пустынь служила для ее жителей тихим пристанищем, где каждый мог отдохнуть душой. Добрая жизнь монахов, образцовое богослужение и внешний вид благоустроенной пустыни привлекали к себе паломников. В последние же времена пустынь стала известна далеко за пределами Петроградской епархии и даже за пределами русского государства.

“Из братии, живших в Сергиевой пустыни, немного было таких, которые бы какими-либо подвигами прославили себя в истории, или просияли на весь мир подвигами святости: жизнь их сокрыта была для мира с той минуты, когда затворились за ними двери монастырской ограды”. (+++ 2) Это и не удивительно, потому что пустынь существовала всего двести лет. Однако, в число этих “немногих” вошли такие личности, как, например, преосв. Анастасий (Братановский), преосвящ. Амвросий (Протасов), митрополит Евгений (Болховитинов), митрополит Григорий (Постников), митрополит Никанор (Клементьевский), преосвящ. Игнатий (Брянчанинов), архимандрит Игнатий (Малышев) - как выдающийся строитель и другие. Их совместный большой труд способствовал укреплению Русской Православной Церкви.

Троице-Сергиева Пустынь имела большое религиозно-нравственное значение. Богомольцы получали в ней не только духовную пищу, но и пример нравственной жизни. Монастырь никогда не оставался безлюдным. 7 марта 1871 г. “Петербургская газета” писала: “Многие из бывавших в разных церквах, некоторым из них отдают предпочтение за внимательную отчетливую службу причта, за хорошее пение певчих и т.д. В ряду таких церквей, занял у нас почти первое место Сергиевский мужской монастырь, что на 19-й версте от Петербурга”. (+++ 3)

Газета “Новое время” писала 7/19/июля 1881 г.:

“День 5 июля, как приходящийся среди лета, особенно привлекает много молящихся не только в Москве, но и в Петербурге, к Сергиевской пустыне, по петергофской железной дороге. С особенной торжественностью празднуется там 5-е июля... Масса богомольцев не могла вместиться в церкви, многие расположились кругом монастыря, где пришлось и ночевать, так как к 11 часам все комнатки, все сарайчики, в слободе, на дачах и в избах были заняты... Загудевший в пять часов утра колокол поднял на ноги снова всю массу богомольцев...” (+++ 4)

Троице-Сергиева пустынь пользовалась доброй славой не только у своих постоянных богомольцев. Об этом свидетельствует следующее письмо, присланное в июне 1917 г. в Духовный Собор Сергиевской пустыни.

“Мы, товарищи солдаты 11 рота 2-го пулеметного национального полка на собрании всей роты постановили: благодарить обитель Пр. Сергия за отдание последней чести и долга нашему товарищу, покойному Михаилу Мерзенному и похороненному в Вашем монастыре и в таком хорошем месте, бесплатно отведенном, а также благодарим О. Ефрема и о. Павла, принимавших близкое участие при похоронах”. (+++ 5)

Со времени архимандрита Игнатия (Брянчанинова) из Троице-Сергиевой пустыни монахов назначали настоятелями в другие монастыри. Таким образом, пустынь сделалась рассадником монашеского благочестия. Для примера можно указать и некоторых других насельников пустыни, ставших во главе разных монастырей.

Казначей иеромонах Питирим (1824-1834 г.г.), впоследствии игумен Новгородского Отенского монастыря. +1851 г.

Казначей иеромонах Варсонофий Зотов (1834-1835 г.г.), впоследствии Архимандрит монастырей: Густинского Троицкого, Полтавской епархии и Трегуляева Предтечева, Тамбовской епархии. +1858 г.

Наместник иеромонах Феофан Комаровский (1836-1841 г.г.), впоследствии Архимандрит монастырей Кирилло-Новоезерского, Кирилло-Белоезерского, Новгородской епархии и ставропигиального Соловецкого, где и скончался в 1871 г.

Ризничий иеромонах Сергий Рудаков (1837-1839 г.г.), впоследствии в сане игумена наместник Толгского монастыря, Ярославской епархии, Благочинный и Уставщик Александро-Невской Лавры, в Киновии коей скончался в 1874 г.

Эконом иеромонах Израиль Андреев (1837-1839 г.г.), впоследствии Архимандрит Рождественского Коневского монастыря. Там и скончался в 1884 г.

Наместник Иеромонах Аполлос Попов (1841-1844 г.г.), впоследствии Архимандрит Староладожского Николаевского монастыря СПБ епархии. + в 1874 г.

Ризничий иеромонах Герасим Грязнов (1841-1846 г.г.). впоследствии настоятель и Архимандрит Переяславо-Залесского Никитского монастыря, Владимирской епархии. +1875 г.

Наместник иеромонах Игнатий Васильев (1844-1851 г.г.), впоследствии настоятель и архимандрит Никандровской Благовещенской Пустыни, Псковской епархии. +1870 г. (+++ 6)

С самого начала 19 века Троице-Сергиева пустынь была избрана местом для погребения знатных лиц. В ней погребены: сын Суворова Аркадий Александрович, “Графиня Наталия Александровна Зубова, кавалерственная Дама, супруга Обер-талмейстера графа Николая Александровича Зубова, дочь Генералиссимуса князя Италийского графа Александра Васильевича Суворова-Рымникского”, Анна Петровна Керн, по несколько человек из фамилий Голенищевых-Кутузовых, Крапоткиных, Плещеевых, Апраксиных, Данзас, Зубовых... Из духовных лиц погребен Иоасаф (Булгак) - митрополит, архиепископ Полоцкий и другие.

В архитектурном отношении постройки пустыни занимали исключительное положение. В них был отражен вкус разных эпох и разных архитекторов. “Обладая “Троицею” кисти К. Брюлова и иконостасом Растрелли в соборе, им же построенном, Сергиевская пустынь может одинаково хвалиться как драгоценными новыми сооружениями, так и памятниками, имеющими место в истории искусства русского за весь истекший век, во всех трех главных отраслях”. (+++ 7)

В Троице-Сергиевой пустыни трудились архитекторы: Макаров А. П., Мельников А..И, Брандт К. И., Кузьмин Р.И, Горностаев А. Н., Растрелли В. В., Боссе Ю. А., Горностаев И. И. и Парланд. Они, конечно, не могли не превратить пустынь в образец архитектурного искусства. Сочетав красоту строений с пейзажем, они создали у стен столицы уголок, пленявший своею красотою паломника.

Троице-Сергиева пустынь, как и многие другие русские монастыри, имела хорошо поставленное хозяйство и подавала пример правильного ведения хозяйства. В пустыни на высоком уровне стояло молочное хозяйство, огородное и полеводческое. Приведенное архимандритом Игнатием (Брянчаниновым) в образцовое состояние, монастырское хозяйство обеспечивало пустынь всеми необходимыми продуктами питания. Кроме того, монастырь ежегодно в большом количестве продавал излишки. Монастырским работникам пришлось очень много потрудиться для того, чтобы добиться успехов. Земля вокруг монастыря была местами заболочена, и на осушение ее затрачено было много средств. Велик был труд монастыря, но за него была получена великая награда. В октябре 1882 г. в России была открыта выставка, на которой были представлены лучшие сорта пшеницы, ржи, ячменя и других зерновых культур. В выставке принимали участие хлеборобы всей страны, 31-го октября “комиссия на основании... исследований присудила награды:... Троицкой Сергиевской пустыни (близ Петербурга) большую серебряную медаль за семена ржи и две медных медали за семена пшеницы озимой и яровой и семена ячменя империал”. (+++ 8) Присуждение премии пустыни имело значение для полеводческого хозяйства Петербургского края.

Образцовое ведение хозяйства позволило Троице-Сергиевой пустыни расширить благотворительную деятельность. В пустыни действовали инвалидный дом, школа, больница, странноприимная, а во время войны открывался госпиталь. О больнице Леонид Соколов писал в 1915 году:

“Больница Сергиевой пустыни с амбулаторией для приходящих больных - чистое просторное здание. Больница построена нынешним опытным настоятелем; порядок и чистота. Стены окрашены масляной краской, приличная прислуга, опрятные кровати, из них 10 - для монахов. Ванна, электрическая машина, аптека. Внизу амбулатория, принимающая в год до 6 000 больных (в 1913 году принято было 6 534 человека). Фельдшер - монах, врач мирской. Больница производит приятное впечатление”. (+++ 9)

В том же году архимандрит Сергий (Дружинин) сообщал Петроградскому епархиальному начальству:

“В пустыне имеется помещение для странников, ежедневно оказывается приют 15-20 лицам, с выдачею при этом, по мере возможности, горячей пищи, при недостатке же таковой выдается хлеб и квас”. (+++ 10)

За открытие в стенах пустыни госпиталя, архимандрит Михаил 20 ноября 1904 г. получил благодарность от общества Красного креста. “Особая комиссия (Общества Красного креста) покорнейше просит Вас, милостивый Государь, принять  глубокую благодарность за Вашу сердечную отзывчивость  делу помощи больным и раненым воинам, возвращавшимся с Дальнего Востока и за предоставление в ее распоряжение помещения Братской больницы Троице-Сергиевской-Пустыни”. (+++ 11)

Этим не ограничивалась благотворительная деятельность пустыни. Ее настоятели заботились и о духовном просвещении народных масс. Библиотекарь пустыни иеромонах Павел в отчетах за 1900-1901 и 1904 г.г. писал: “... по благословению о. настоятеля в 1904 г. безвозмездно отправлено библиотекою (книг) в Карс 325 экземпляров, на Дальний Восток 600 экземпляров, на Дальний Восток 600 экземпляров и роздано на благословение юным богомольцам городских приходов и школ 500 экземпляров...”

Когда напечатаны были брошюры о преп. Сергии и “Досуги инока, то они “безвозмездно раздавались воспитанникам Петербургской семинарии и других школ, посещавших обитель”. (+++ 12)

Так огромна была благотворительная деятельность Троице-Сергиевой пустыни. Все средства, поступавшие в монастырь от жертвователей и от монастырского хозяйства, использовались для удовлетворения нужд неимущих. Сам монастырь часто входил в долги, но не отказывал обращавшимся к нему за помощью. Настоятели пустыни поступали по учению Господа. Они оставляли для монастыря только самое необходимое, а остальное отдавали ближним.

Исполняя евангельские заповеди, насельники пустыни достигли большой нравственной высоты. Особенно за последнее десятилетие существования пустыни из нее вышло много образцовых монахов, усердно послуживших церкви и Отечеству. Троице-Сергиевой пустыни командировали монахов во флот и духовные миссии за границу. Так, например, 9 сентября  г. архимандрит Игнатий Малышев) получил указ из СПБ Духовной Консистории, в котором говорилось:

“По инициативе комиссара в Болгарии князя Дондукова-Корсакова в 1878 г. основан в Филиппополе приют для круглых сирот обоего пола, без различия национальности и вероисповедания, и для поддержания оного составилось женское благотворительное общество (Дружество) из наиболее интеллигентных и почетных местных дам. Для преподавания закона Божия и воспитания детей в правилах веры в этом приюте учредителями оного признано полезным иметь русского законоучителя, каковую задачу, по мнению их, мог бы выполнить с успехом иеромонах Троицкой Сергиевой пустыни Мелетий, лично известный Болгарскому Экзарху и Филиппопольскому митрополиту и снискавший во время служения своего в прошедшую войну при 64-м военно-временном госпитале любовь и уважение как со стороны русских, так и болгар”. (+++ 13)

Иеромонах Мелетий назначен был туда законоучителем, а через некоторое время там же получил должность благочинного и дисциплинатора Болгарского духовенства. (+++ 14)

30 апреля 1880 г. митрополит Исидор (Никольский) писал настоятелю Сергиевой пустыни:

“Филиппопольский митрополит Панарет просит выслать к нему регента певчих Сергиевой пустыни послушника Петра Иванова, для обучения Болгар нотному пению, присовокупляя, что Иванов изъявил согласие принять на себя это поручение”. (+++ 15)

В 1897 г. настоятель Троице-Сергиевой пустыни сообщал в канцелярию Петербургского митрополита: “Назначаемый в состав Корейской духовной миссии рясофорный послушник вверенной моему управлению Троице-Сергиевой пустыни Алексей Андреевич Алексеев, сего 13 декабря по благословению Его Высокопреосвященства, Высокопреосвященнейшего Палладия, митрополита С.-Петербургского и Ладожского, пострижен мною в монашество и наречен при этом Николаем”. (+++ 16)

В июле 1903 г. Экзарх Грузии, архиепископ Алексий, писал епископу Гдовскому Константину:

“Настоятель церкви при Российской миссии в Тегеране архимандрит Стефан, обратился ко мне 3 июля с прошением об определении иеродиакона Сергиевой пустыни, С.-Петербургской епархии, о. Климента на штатное псаломщическое место при церкви в г. Тегеране...” (+++ 17) Архимандрит Михаил дал согласие, и о. Климент был назначен на упомянутую должность. В 1906 г. иеродиакон Климент был переведен в число братии Московского Покровского Миссионерского монастыря.

Указом С.-Петербургской Духовной Консистории за № 7095 от 23 сентября 1913 г. из Троице-Сергиевой пустыни иеродиакон Митрофан “назначен штатным иеродиаконом в Крестовой церкви Варшавского Архиерейского Дома”. (+++ 18)

Приведенные выше назначения насельников пустыни в духовные миссии заграницу говорят о религиозно- нравственном значении монастыря и о его просветительной деятельности. Может быть, отдельные личности не имели большого успеха в этой области, но все внесли значительный вклад в миссионерскую деятельность Русской Православной Церкви. Посланники Сергиевой пустыни усердно трудились на благо нашей церкви, способствуя прославлению русского государства и народа

Иконы, посланные архимандритом Игнатием в Боснию, вызвали у славян и глубокую благодарность русскому народу.

Заканчивая исторический очерк Троице-Сергиевой пустыни, следует отметить, что за свое двухвековое существование пустынь заняла особое место в истории русских монастырей. За этот небольшой срок она не выдвинула из своих насельников подвижника, которого ублажала бы церковь. Пустынь получила совсем другое назначение. Она должна была служить верующему обществу и исполнять его требования. С этой задачей пустынь справилась. Своей разносторонней деятельностью пустынь способствовала прославлению русских монастырей и монашеского подвига. Рядом с пустынью стояла столица, в которую проникали западные, часто вредные течения. В большинстве случаев они направлялись против монашества и православия. Пустынь должна была отражать все эти антиправославные выпады и сохранять народ в чистоте. Благодаря покровительству преп. Сергия, пустынь справлялась со своими обязанностями. Поэтому Троице-Сергиева пустынь особенно большое значение имела для Петроградской епархии.

История Троице-Сергиевой пустыни еще раз свидетельствует о том, что монашество принесло и может в будущем принести обществу огромную пользу.

“Можно только желать, чтобы монашество стояло на высоте своего религиозно-социального призвания, но принципиально отрицать его значение, как необходимого и благодетельного жизненного фактора, было бы большим грехом и пред историей, и пред современною нам жизнью христианского общества, по крайней мере русского, православного”. (+++ 19)