Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы.

Владимир Кучкин

ФОРМИРОВАНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ТЕРРИТОРИИ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ РУСИ В X–XIV ВВ.

К оглавлению

@page { margin: 2cm } p { margin-bottom: 0.25cm; line-height: 120% } a:link { so-language: zxx }

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ТЕРРИТОРИЯ ТВЕРСКОГО ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА В XIV в.

Переход владимирского великокняжеского стола в 1305 г. к Михаилу Ярославичу Тверскому свидетельствовал о том, что к тому времени Тверское княжество стало самым могущественным в Северо-Восточной Руси. Помимо собственно Твери, это княжество включало в свой состав такие возникшие еще в домонгольский период города, как Кснятин и Зубцов, и появившиеся уже в послемонгольское время Кашин и Старицу (Городок, Городеск) [1]. Однако более или менее точные пределы Тверского княжества в XIV в. устанавливаются с трудом. Причина этого - в малочисленности сохранившихся источников. Известно всего семь тверских грамот за XIV в. [2] Известны и тверские летописные памятники. Но несмотря на всю проделанную работу по их выявлению и реконструкции [3], до сих пор остается справедливой характеристика, данная им А.А.Шахматовым: тверские летописи дошли «в жалких отрывках, сбитых, перепутанных с заимствованиями из других сводов» [4]. К тому же само содержание этих отрывков дает мало сведений за XIV в. по исторической географии Тверского княжества. Немного таких свидетельств и в литературных произведениях древней Твери, родословных росписях ее князей, нумизматическом и сфрагистическом материале. Естественно, что при подобном состоянии источниковой базы для характеристики тверской территории XIV в. должны быть привлечены значительно более поздние историко-географических факты, непосредственно относящиеся к тверским землям, а также идентичные данные XIV в., касающиеся сопредельных с Тверью территорий.

Наиболее полные и достаточно ранние сведения имеются по южной и юго-западной границам Тверского княжества.

Летом 1371 г. литовский великий князь Ольгерд обратился с посланием к главе восточной православной церкви константинопольскому патриарху Филофею [5]. В послании Ольгерд жаловался на русского митрополита Алексея, поддерживавшего московского князя, который захватил у Литвы «города: Ржеву, Сишку, Гудин, Осечен, Горышено, Рясну, Луки Великие, Кличень, Вселук, Волго, Козлово, Липипу, Тесов, Хлепен, Фомин городок, Березуеск, Калугу, Мценеск» [6]. Среди прочих здесь перечислен ряд пунктов, ранее принадлежавших Смоленскому княжеству и расположенных близ границ Тверского княжества. К южным тверским рубежам примыкали земли Березуеска, Фомина городка и Хлепеня. Березуеск и Фомин городок были даже центрами особых княжений. Судя по родословным князей Фоминских и Березуйских, Фоминское княжество выделилось из Смоленского где-то в первой половине XIV в., а несколько позже из Фоминского княжества выделилось Березуйское [7].

Фомин городок стоял на р.Вазузе в том месте, где в эту реку впадает р.Осуга [8]. Ниже Фомина городка на той же Вазузе находился и город Березуеск, от которого сохранилось городище [9]. Также на Вазузе стоял город Хлепень — в первой половине XVI в. пентр особого наместничества в Русском государстве [10]. Хлепень был расположен по Вазузе ниже Березуеска, близ впадения в Вазузу р.Городенки [11].

К северо-западу от этих городков находилась Ржева — современный Ржев. В XIV в. этот город стоял на высоком мысу левого берега Волги при впадении в нее р.Халынки [12]. В XIV в. Ржева на непродолжительное время переходила в руки тверских князей [13].

На север от собственно ржевских лежали земли Рясненской волости. Ее центр — городок Рясна — стоял на р.Тьме близ современного села Рясна [14]. Территория же волости захватывала верховья рек Малой Коши, Тьмы и Итомли [15]. Судя по писцовым описаниям XVII в., Рясна граничила с территорией, в административном отношении тянувшей к Торжку (Новому Торгу) [16]. В XVIII в. вместе с приписанною к ней новоторжскою Страшевскою губою Рясна вошла в состав Ржевского уезда [17]. Центром этой губы были Страшевичи, стоявшие к северо-востоку от Рясны на той же дороге из Торжка в Ржеву, что и Рясна [18].

На юго-западе Рясненская волость соседила с Осеченом, также упомянутым в грамоте 1371 г. Ольгерда патриарху Филофею. Осеченская волость первоначально занимала, вероятно, территорию по обоим берегам Волги [19]. Сам Осечен, центр волости, был расположен, по-видимому, на левом берегу Волги, там, где писцовые книги XVII в. фиксируют погост Осечну с церковью Рождества богородицы [20].

О принадлежности Рясны и Осечена Литве не только перед 1371 г., а и в первой половине XIV в. свидетельствует запись Новгородской I летописи под 1335 г. о посылке Иваном Калитой рати с Торжка, которая пожгла «городкЪ Литовьскыи ОсЪченъ и Рясну и иных городовъ много» [21]. Следовательно, к середине 30-х годов. XIV в. верховья рек Волги и Тьмы были уже литовскими, и тверская территория не могла простираться далее этих географических объектов.

Литовским было и нижнее течение Вазузы. Но при выходе из Вазузы в Волгу, против устья Вазузы, на левом берегу Волги стояда тверская крепость Зубцов [22]. Источники указывают и на другие тверские центры в данном районе.

Под 1368 г. летописи сообщают, что литовский князь Андрей Ольгердович Полоцкий «воевалъ Хорвачь да Родню» [23], но не разъясняют, к территории какого княжества относились эти волости или поселения. На основании иного сообщения тех же сводов выясняется, что Родня являлась частью тверской территории.

В 1370 г. московский великий князь Дмитрий Иванович «съ всею силою приходилъ воевать ТфЪрьскыхъ волостии, самъ стоялъ на РоднЪ, а воеводы своя послалъ Зубцева имать...» [24]. Из приведенного летописного текста следует, что Родня принадлежала Твери и находилась недалеко от тверского пограничья, поскольку из Родни московский князь послал рать осаждать тверской порубежный город Зубцов. Если Родня была владением тверского князя, то становится ясным, что в 1368 г. Андрей Ольгердович пустошил тверские земли. В таком случае Хорвач также должен быть отнесен к Твери. Местонахождение древней Родни определяется по селу Родня XIX в. на Волге [25]. Что касается Хорвача, то, как установил Н.Д.Квашнин-Самарин, так, очевидно, называлось позднейшее село Погорелое городище, близ которого протекает ручей Хорвач [26]. Погорелое городище находится на юг от Родни и к востоку от Зубцова, на мысу при слиянии рек Держи и Горянки, на правом берегу р.Держи [27].

Положение еще одной тверской волости — Олешни — свидетельствует о том, что тверская граница проходила южнее Хорвача. Олешня упоминается в духовной грамоте Ивана III. Последний завещал ее своему пятому, самому младшему сыну Андрею. Иван Васильевич предназначал ему бывшие тверские земли: «Холмъских вотчину, Холмъ и Новой городок, да волости Олешню, да волость Синюю, и иные волости, и пути, и села, со всЪми пошлинами по тому, по каа мЪста тЪ отчины, и волости, и пути, и села писал писецъ нашъ АндрЪи Карамышев» [28]. Андрей Карамышев в 1491 г. описывал именно Холм и Новый городок [29]. Следовательно, волость Олешня, наряду с волостью Синей, находилась в пределах территории этих двух административных центров. А поскольку обе волости называются вместе, можно думать, что они были расположены рядом.

Местоположение волости Синей, упоминаемой вместе с дворцовыми селами Раковым и Вахновым в меновной грамоте от 15 января 1566 г. между Иваном IV и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем Старицким, В.С.Борзаковский правильно указал в бассейне р.Синей, левого притока р.Держи. На этой же р.Синей стояли и села Раково и Вахново [30].

Что касается волости Олешни, то В.С.Борзаковский пытался локализовать ее по топонимам с основой на Алеш-. Найдя д.Алешево Зубцовского уезда близ р.Держи, т.е. недалеко от волости Синей, исследователь поместил Олешню в названном районе. Однако такая локализация вызывает возражение уже по самой своей методике. К тому же другие данные позволяют более точно определить местоположение Олешни. 21 сентября 1539 г. Иосифо-Волоколамскии монастырь получил от правительства жалованную грамоту на село Фаустову гору в Зубцовском уезде [31]. В тексте грамоты содержалось указание на невзимание с крестьян этого села мыта и иных пошлин, «коли повезут те хрестьяне монастырские дрова и бревна и всякой лес из Олешни рекою Возузою мимо Хлепень...» [32]. Село Фаустова гора находилось близ р.Шешмы, правого притока Вазузы. На Шешме стоял ряд деревень, тянувших к этому селу [33]. Олешня, упомянутая в грамоте 1539 г., несомненно, та самая волость Олешня, которая фигурирует в завещании Ивана III 1504 г. и в меновной Ивана IV и Владимира Старицкого 1566 г. [34] Исходя из положения с.Фаустова гора, указания грамоты 1539 г. на заготовку леса в Олешне и дальнейший провоз его по Вазузе, необходимо придти к заключению, что Олешня XVI в. лежала не на север от волости Синей у деревни Алешево при р.Держе, как считал В.С.Борзаковский, а на запад от нее, где-то между реками Шешмой и Вазузой, очевидно ближе к последней, т.е. к юго-западу от Погорелого городища. Все сказанное о волости Олешне относится к XVI в. Можно ли распространить полученные выводы на более ранний период, на время самостоятельного существования Тверского княжества? Имеющийся материал позволяет ответить на поставленный вопрос положительно.

Под 1285 г. в Лаврентьевской летописи сообщается, что «воевали Литва ТфЪрьского владыки волость Олешню...» [35]. Нападение литовцев было отражено объединенной ратью тверичей, москвичей, волочан, новоторжцев, зубчан и ржевичей. Участие в военных действиях жителей Зубцова и Ржевы дает основание полагать, что Олешня находилась где-то неподалеку от этих городов, а тождество названий владения тверского епископа с тверской волостью духовной Ивана III, расположенной вблизи Зубцова и Ржевы, заставляет признать идентичность Олешни XIII в. и Олешни XVI в. [36] Становится очевидным, что Олешня была древней волостью, существовавшей в период независимого Тверского княжества, и что ее граница со старыми смоленскими землями в широтном отношении была расположена южнее, чем Погорелое городище или порубежный Зубцов.

Таким образом, данные о литовских городках, содержащиеся в Послании 1371 г. литовского великого князя Ольгерда константинопольскому патриарху Филофею, в сочетании со сведениями о тверских волостях на юг от Твери позволяют сравнительно точно охарактеризовать южные и юго-западные пределы Тверского княжества XIV в.

Что касается западной границы Тверского княжества, то здесь Тверь соседила непосредственно главным образом не со смоленскими, позднее с литовскими, волостями, а с новоторжскими землями. Ранние свидетельства о новоторжско-тверском рубеже довольно расплывчаты и неопределенны, но на их основании можно говорить о наличии границы между Тверью и Торжком с самого момента образования Тверского княжества. Так, в договорной грамоте Новгорода с Михаилом Ярославичем Тверским, составленной между 1294 и 1300 гг. [37], говорится, что «межю ТфЪрью и Новагорода розъЪздъ по давнои пошлинЪ. А кто будеть закладень позоровалъ к тобЪ, а жива в Новъгородьскои волости, тЪхъ ти ся всЪхъ отступити Новугороду. А кто будеть давныхъ людии в Торъжьку и въ ВолоцЪ, а позоровалъ ко ТфЪри при ОлександрЪ и при ЯрославЪ, тЪмъ тако и сЪдЪти, а позоровати имъ к тобЪ» [38]. Текст грамоты содержит прямое указание на давность («пошлость») «розъЪзда», т.е. рубежа, между владениями Новгорода и тверского князя. Рубеж Твери с Новгородом автоматически означал наличие ее границы с Торжком — частью новгородской территории [39], причем границы древней, установленной, судя по всему, еще при первых тверских князьях Александре и Ярославе Ярославичах.

В договорной грамоте 1374 г. между Тверью и Новгородом их граница конкретизируется: «А водЪ, земли межю ТфЪрью и Торжькомъ, Кашиномъ, БЪжицами старыи рубежь правый, по старымъ грамотамъ» [40].

Указания на соседство тверских и новоторжских земель имеются и в летописях. Под 1312 г. новгородский свод сообщает, что «заратися князь Михаиле к Новугороду и намЪстникы своя выводе, не пустя обилья в Новъгород, а Торжекъ зая и БЪжичи и всю волость» [41]. Очевидно, что, пытаясь не допустить провоза хлеба в Новгород Великий, тверской князь захватил прежде всего соседние с его владениями новгородские волости и среди них Торжок.

Рогожский летописец сохранил описание военных действий новгородцев против Михаила Ярославича Тверского. Осенью 1317 г. новгородская рать подошла к Торжку и простояла здесь шесть недель, пытаясь договориться с великим князем Юрием Московским о совместном выступлении против Твери. Так и не получив известий от Юрия, новгородцы самостоятельно начали военные действия «ис Торжку, почаша воевати по рубежу» [42]. Следовательно, граница между Тверью и Торжком в начале XIV в. была довольно определенной, хотя эта определенность и не раскрыта источником.

Поэтому хотя бы для примерной локализации древнего новоторжско-тверского рубежа приходится прибегать к иным данным.

В конце XIV или начале XV в. новгородский боярин Юрий Онцифорович продал некоему Михаилу Федоровичу, как полагает С.Б.Веселовский, князю Фоминскому [43], принадлежавшее ему с.Медно. Земли этого села были расположены по обоим берегам р.Тверцы [44]. Село Медно на Тверце сохранилось до настоящего времени. Оно находится в 28 км к западу от г.Калинина на дороге Калинин — Торжок. В XV в. с.Медно считалось принадлежавшим новоторжской территории [45] и находившимся на тверском рубеже [46]. Так было, очевидно, и в конце XIV — начале XV в., поскольку купчую на проданное Юрием Онцифоровичем с.Медно скрепил своею печатью новгородский наместник в Торжке [47].

По данным конца 40-х — начала 50-х годов XV в., с.Хутунецкое с деревнями также стояло «в Торжку на Тферском рубеже» [48]. Несколько ранее, в 1446 или в 1447 г., это село, называвшееся еще и Воскресенским, было дано вкладом в Троице-Сергиев монастырь [49]. Вклад был сделан инокиней Евдокией, вдовой бывшего владельца села Ивана, в пострижении Ионы, Кумгана [50]. По прозвищу владельца с.Воскресенское-Хутунецкое уже во второй половине XV в. в официальных актах стало именоваться Кунганцевским или Кунганцовым [51]. С.Кунганово известно и поныне. Оно стоит в среднем течении р.Тьмы, примерно в 31 км к востоку от упоминавшегося уже литовского городка Рясны [52]. В 40-х годах XV в. здесь проходила новоторжско-тверская граница. Надо полагать, что так или почти так обстояло дело и раньше, в начале XV и даже в XIV в. [53] Во всяком случае, владелец с.Хутунецкого новоторжский боярин Иван Кумган упоминается в 1422 г. [54]

Еще более детализировать границу Тверского княжества с Торжком на основании так называемого Отводного списка новоторжских земель 1476 г. пытался В.С.Борзаковский. Отводной список представляет собой перечень земель, сел и деревень Новоторжского уезда, отписанных сначала к владениям московского великого князя, а затем возвращенных им новгородскому архиепископу и новгородским боярам [55]. Поскольку дело касалось земельных участков, разбросанных по всей территории Новоторжского уезда, показания Отводного списка представляют ограниченный интерес при реконструкции новоторжско-тверского рубежа. Из 23 географических названий Списка В.С.Борзаковскому удалось локализовать лишь два: Теребино и Подол [56]. Деревня Подол, если согласиться с локализацией В.С.Борзаковского, находилась достаточно далеко от границы Торжка с Тверью. Местонахождение же села Теребина, видимо, определено В.С.Борзаковским правильно. Он помещал его на р.Теребинке, правом притоке Кавы, которая, в свою очередь, является левым притоком Тверцы [57]. Но от внимания В.С.Борзаковского ускользнуло более раннее упоминание Теребина. В летописях под 1389 г. рассказывается о ссоре с великим князем Василием Дмитриевичем серпуховского князя Владимира Андреевича. Последний, по словам летописи, отъехал в Торжок «и тамо пребысть нЪколико врЪмя въ ТеребЪньскомъ, дондеже умиришася» [58]. Оказывается, Теребино — Теребенское было новоторжским и в XIV в. Его локализация показывает, что новоторжские земли отстояли всего на 21 км к северо-западу от самой Твери.

Характеризуя границу Твери с Торжком, В.С.Борзаковский обратил внимание на одно известие, помещенное в Никоновской и Тверской летописях [59]. Под 1373 г. в первой из них говорится, что великий князь Михаил Александрович Тверской укреплял Тверь валом и рвом «Тферьскими волостми и Новотръжскими» [60]. В Тверской летописи то же известие читается несколько иначе: вместо «Новотръжскими» там стоит «Новоторжскыми губами» [61]. Комментируя текст Тверской летописи, В.С.Борзаковский пришел к заключению, что в данном случае не могло быть речи о временном захвате новгородской новоторжской территории тверским князем. А если так, то упоминание летописью новоторжских губ, население которых участвовало в укреплении Твери, следует расценивать как показатель постоянного совместного владения территорией Торжка Новгородом и Тверью [62]. Иными словами, действительная граница Тверского княжества в XIV в. должна была подходить гораздо ближе к Торжку, чем это рисуется по рассмотренным выше летописным и актовым материалам XIV—XV вв.

Указание В.С.Борзаковского на известие 1373 г. [63] весьма ценно, но его интерпретация этого сообщения вызывает возражения. Хотя ссылка на новоторжские губы древняя [64], именно само разграничение тверских волостей и новоторжских губ говорит об особом административном положении последних. В древнейшем Рогожском летописце это разграничение подчеркнуто даже резче, чем в других текстах: великий князь Михаил Александрович укреплял Тверь «ТфЪрьскыми волостьми да Новоторжьскыми губами тЪми людми» [65]. Выражения «тЪми людми» нет ни в Никоновской, ни в Тверской летописях. Поскольку вся запись 1373 г. принадлежит тверскому летописцу [66], очевидно, что пояснение «тЪми людми» не может относиться к жителям тверских волостей (для летописца они были бы «свои» или «сии» люди), оно должно прилагаться только к населению новоторжских губ. И если, как думал В.С.Борзаковский, эти губы находились под постоянным управлением тверского великого князя, то почему в известии 1373 г. указывается их административный центр Торжок, к Твери вовсе не относящийся? Необычность сообщения о новоторжских губах оттеняется еще и тем, что при регистрации аналогичных случаев укрепления города Твери местные летописцы не упоминают, силами каких волостей возводились эти укрепления [67].

Думается, что указание на новоторжские губы под 1373 г. вызвано особыми обстоятельствами, характерными только для того момента. В.С.Борзаковский, предлагая свое объяснение известия 1373 г., исходил из априорной мысли о том, что все новоторжские земли должны были непременно принадлежать Новгороду Великому. Поскольку летописи не содержат намеков на захват Тверью у Новгорода каких-либо порубежных земель ни в 1373, ни в предшествовавшем году, В.С.Борзаковский и полагал, что речь должна идти о таких новоторжских территориях, которые находились под постоянным управлением тверского князя. Однако Новый Торг принадлежал не только Новгороду, но и великому князю Владимирскому. А этот титул с 1371 г. одновременно носили враждовавшие между собой Михаил Александрович Тверской и Дмитрий Иванович Московский [68]. Только 16 января 1374 г. между соперниками был заключен мир, причем Михаил Александрович «со княжениа съ великаго намЪстникы свои свелъ» [69]. Последнее означает, что вплоть до начала 1374 г. тверской князь контролировал какую-то часть великокняжеской территории, и естественнее всего, — соседней со своим княжеством. Такой соседней территорией была, в частности, великокняжеская половина Торжка. Поэтому есть веские основания полагать, что именно великокняжеская часть Торжка разумелась летописцем под новоторжскими губами в статье 1373 г.

Сказанное находит известное подтверждение в тексте московско-тверского соглашения 1375 г. Согласно этому договору, Михаил Александрович Тверской должен был «в Рокитну... ся не въступати, что потягло ко княженыо к великому» [70]. Документ прямо свидетельствует, что к сентябрю 1375 г. [71] в руках тверского князя оставалась какая-то часть владимирской великокняжеской территории. Где же находилась Рокитна? Издатели и комментаторы договорной грамоты 1375 г., в том числе последний ее публикатор Л.В.Черепнин, не смогли определить местоположения этой волости [72]. Однако оно выясняется. Судя по названию, речь идет о волости Рокитне, в XVI в. входившей в состав Тверского уезда и зафиксированной в Тверской писцовой книге 1548 г. [73] Среди перечисленных в писцовом описании населенных пунктов волости Рокитны некоторые сохранились до XIX в. и отыскиваются на карте. Это деревни Мухино, Горки, Кожухово [74], расположенные по левому берегу р.Кавы, в ее среднем течении [75]. Ниже этих деревень в Каву впадала р.Теребинка, на которой стояло упоминавшееся выше новоторжское с.Теребенское. Очевидно, что более отдаленная в XIV в. от тверских земель, чем Теребенское, волость Рокитна была новоторжской великокняжеской волостью. Принадлежность ее тверскому князю в 1375 г., по меньшей мере косвенно, свидетельствует о том, что около указанного времени великий князь Михаил сумел распространить свою власть на владимирскую часть Торжка. Очевидно, по договору 16 января 1374 г. эти губы вернулись под управление Дмитрия Московского, а потому они больше не фигурируют в источниках как принадлежащие тверским князьям [76]. Из сказанного следует, что прослеживаемый в ряде точек рубеж Твери с Торжком в XIV в. не подвергался значительным колебаниям. Власть Михаила Александровича Тверского над новоторжскими губами носила эпизодический характер и не привела к расширению тверской территории на западе.

На севере Тверское княжество граничило с другой новгородской волостью — Бежецком, или Бежецким Верхом. О соседстве тверских и бежецких земель свидетельствуют уже цитировавшаяся запись 1312 г. Новгородской I летописи старшего извода [77] и статья о старом рубеже в тексте новгородско-тверского соглашения 1374 г. [78]

Тверские князья с раннего времени стремились расширить свои владения за счет бежецких земель. Уже в договорной грамоте 1267 г. (Новгорода с великим князем Владимирским Ярославом Ярославичем Тверским [79] содержатся два симптоматичных конкретных штриха в общих формулах договоров: «А въ Бежицахъ, княже, тобе, ни твоеи княгыни, ни твоимъ бояромъ, ни твоимъ дворяномъ селъ не дьржати, ни купити, ни даромъ приимати, и по всей волости Новгородьскои», «А из Бежиць, княже, людии не выводити въ свою землю, ни изъ иной волости новгородьскои, ни грамотъ имъ даяти, ни закладниковъ приимати, ни княгыни твоеи, ни бояромъ твоимъ, ни дворяномъ твоимъ: ни смерда, ни купцины» [80]. Введение в формулы общего характера договорных грамот конкретного указания на Бежицы в тексте соглашения 1267 г. можно объяснить только тем, что во время, предшествовавшее составлению договора, в Бежецком Верхе как раз и имели место покупки сел княгиней и боярами Ярослава Ярославича, а также вывод людей. В последнем случае речь шла о выводе людей не во Владимирское великое княжество, хотя договор и был составлен с великим князем, а в Тверское. Выражение «въ свою землю» ясно свидетельствует о том, что в тексте соглашения имелась в виду именно тверская «земля» Ярослава Ярославича. Неизвестно, было ли выполнено князем Ярославом это новгородское требование [81], но несомненным остается факт попыток расширения в 60-х годах XIII в. тверской территории за счет новгородской Бежецкой волости.

К сожалению, установить, где точно пролегала граница Тверского княжества с Бежецким Верхом, не представляется возможным. Пытавшийся наметить бежецко-тверские рубежи В.С.Борзаковский вынужден был привлечь для этого материал XVI в. В одной грамоте 1561 г. он нашел указания на села Пузырево и Киасова Гора, входившие в состав Бежецкого уезда. Локализовав их, исследователь пришел к выводу о том, что граница Твери с Бежецком проходила где-то южнее с.Киасова Гора и что верховья р.Кашинки Твери не принадлежали [82]. Более определенных сведений об этой границе В.С.Борзаковский дать не смог. Да и в настоящее время из-за недостатка источников сделать это очень трудно. Тем не менее следует указать на некоторые данные, позволяющие судить о старом бежецко-тверском рубеже. Под 1378 г. в некоторых летописях помещен рассказ о княгине Василисе, жене нижегородского князя Андрея Константиновича. Василиса родилась в 1331 г. Была она «отъ града ТфЪри, рода славна, велика, отъ отца, именуемаго Ивана Киасовьскаго...» [83]. Прозвище отца Василисы говорит, скорее всего, о том, что он был владельцем или наместником Киасова (Киасовой Горы) [84]. Если так, то в 30-е годы XIV в. территория Тверского княжества включала и этот район. Позднее, возможно в результате войны 1375 г., Киасова Гора отошла к Бежецку. Имеют значение и упоминания тверского рубежа в писцовой книге второй половины Бежецкой пятины писцов Ф.М.Ласкирева и подьячего И.Иванова 1582/83 г., опубликованные в свое время К.А.Неволиным. Там упомянут погост Никольский, слободка в Стучеве на р.Медведице на тверском рубеже и Максимов починок на р.Тросне, также на тверском рубеже [85]. Как установил К.А.Неволин, р.Троена является правым притоком р.Медведицы. При слиянии Троены и Медведицы стояло с.Никольское — центр одноименного погоста [86]. Очевидно, по правым берегам Троены и Медведицы и проходил тверской рубеж. Сюда он тянулся от с.Теребенского — Теребина, упоминаемого в 1389 г. Река Медведица образует довольно естественную границу, и можно думать, что далее на восток бежецко-тверской рубеж шел, придерживаясь этой реки. Впрочем, он, видимо, отклонялся от Медведицы на север. Во всяком случае, Кочемльская волость (ее центр — с.Кочемль, или Кочемли, — отстоит примерно на 15 км по прямой от левого берега Медведицы) в начале XVI в. относилась к Кашинскому уезду [87]. В то же время стоявшее на левом берегу Медведицы ниже с.Никольского с.Замытье в конце XVI в. входило в состав Бежецкого Верха [88]. Возможно поэтому, что только земли по обе стороны нижнего течения Медведицы были в руках тверских князей. Им же принадлежала территория среднего и нижнего течения р.Кашинки.

Восточная граница Тверского княжества может быть намечена на основании упоминаний в документах XV — начала XVI в. кашинского рубежа и локализации некоторых населенных пунктов.

В XV в. Троице-Сергиев монастырь завладел землями в Угличе. Центром его владений там к середине XV в. стало с.Прилуки [89], Земли этого села лежали как по левому [90], так и по правому берегу Волги [91]. Причем расположение прилуцких земель близ р.Пукши [92] — левого притока Волги — позволяет отождествлять с.Прилуки XV в. с современным селом того же названия, стоящим на левом берегу Волги при впадении в нее р.Томоришки, недалеко от устья р.Пукши [93]. Как явствует из разъезжей грамоты 1505/06 г., зафиксировавшей границу между землями с.Прилуки и с. Никольского Улеменского [94] на правом берегу Волги, межа этих двух сел кончалась «по рубеж по Кашинской» [95]. Следовательно, с.Прилуки было пограничным, к западу от него начинались тверские (кашинские) земли.

Уточнить углицко-тверскую границу в данном районе позволяет ряд актов XV — начала XVI в. Между 1410 и 1427 гг. Троице-Сергиев монастырь приобрел у И.Ф.Карцева сначала землю его с.Михайловского «по рубеж», а затем и само Михайловское с пустошью Лодышкинскою «за рубежом» [96]. Из жалованной грамоты углицкого князя Андрея Васильевича Большого конца 60-х — начала 70-х годов XV в. властям Троице-Сергиева монастыря становится ясным, что Михайловское, а также монастырские деревни Першино, Захеино и Пестово, крестьяне которых ездили «на Углеч торговати», находились «в Кашинском уезде» [97]. Следовательно, под «рубежом» купчих 1410—1427 гг. нужно понимать углицко-кашинский (тверской) рубеж [98]. Этот рубеж на левом берегу Волги проходил восточнее д.Захеино, которая по сходству названия и расположению близ углицко-кашинской границы отождествляется с позднейшей деревней Захеево, стоявшей на левом берегу р.Рубежки [99]. Возможно, что древняя углицко-тверская граница шла по р.Томоришке, на левом берегу которой стояло с.Прилуки. Во всяком случае, она проходила несколько восточное современной границы в этом районе Калининской и Ярославской областей, сложившейся, по-видимому, в начале XVI в.

На правом берегу Волги граница Твери с Угличем проходила к востоку от деревни, а позднее сельца, Пестово, стоявшей близ впадения в Волгу р.Неропажи [100]. Тверская территория включала здесь в себя земли позднейшей д.Прокшиной, находившейся восточнее Пестово и в начале XVI в. принадлежавшей калязинскому (тверскому) Троицкому Макарьеву монастырю [101]. Далее по Волге несколько ниже Прокшиной лежали уже бесспорно углицкие земли, относившиеся к с.Прилуцкому. По-видимому, рубежом между тверскими и углицкими владениями тут служила р.Максимовка — правый приток Волги [102].

Определение древней границы Твери с Угличем в районе Волги позволяет высказать некоторые соображения о местоположении упоминаемого в некоторых летописях загадочного Святославля Поля. Сообщая о поездке в Орду в 1339 г. тверского великого князя Александра Михайловича, летописи указывают, что князя провожали епископ и княгиня с детьми «об оноу стороноу оусть Кашин(ки) до святаго Спаса» [103]. Здесь после торжественного молебна епископ, жена и дети расстались с Александром. Очевидно, речь идет о церкви или монастыре, стоявших при впадении р.Кашинки в Волгу, Для тверского летописца, писавшего в княжеском тереме или во владычном Спасском соборе, то была «оноя», другая, левая сторона Волги. Далее тверской книжник рассказывает, что князь Александр «поиде въ насадъ» и что брат Александра Василий со своими боярами и слугами «проводиша и до Святославля Поля», причем плаванию мешал сильный встречный ветер [104]. В.С.Борзаковский, комментируя данное место летописи, полагал, что Святославле Поле находилось на Волге, недалеко от Кашина и где-то на восточной границе Тверского княжества [105]. Определение исследователя представляется бесспорным, хотя и несколько расплывчатым. Из летописного текста становится ясным, что в Орду тверской князь отправился по Волге. Из Твери он прошел тем водным путем на Восток, которым много позднее плыли его внук тверской великий князь Иван Михайлович [106] и их знаменитый соотечественник Афанасий Никитин. Очевидно, что Святославле Поле лежало на Волге ниже устья р.Кашинки. Трудные условия плавания (по свидетельству летописца, встречный ветер, несмотря на усилия гребцов, отбрасывал назад корабль Александра) едва ли делали возможными долгие проводы тверского князя. По-видимому, Святославле Поле находилось сравнительно недалеко от впадения в Волгу Кашинки и, как думал В.С.Борзаковский, на территории Тверского княжества. Однако более поздние материалы никакого Святославля Поля в этом районе не фиксируют. В жалованных грамотах 60-х годов XV в. последнего независимого тверского великого князя Михаила Борисовича Троице-Сергиеву монастырю о беспошлинном провозе монастырских товаров по Волге упоминаются мытники «дубенские и кашинские, и скнятинские, и жабенские» [107]. Речь идет о тверских мытах при впадении в Волгу рек Дубны, Нерли Волжской, близ устья которой стоял Кснятин, Кашинки и Жабны. Ниже жабенского мыта никаких более или менее известных тверских поселений или застав у Волги не было. А если плыли вдоль левого берега Волги, то таких пунктов не было уже после кашинского мыта [108].

Принимая во внимание, что в 1339 г. речной караван Александра Тверского двигался вниз по Волге скорее всего вдоль ее правого берега, где попутное течение было сильнее, а также то обстоятельство, что, судя по более поздним материалам, ниже Жабенского устья на тверской земле никаких крупных поселений не было, предположительно можно думать, что Святославлем Полем назывался укрепленный городок при впадении р.Жабны в Волгу — предшественник г.Калязина [109]. Если приведенные соображения верны, то тверская граница с Углицким княжеством в XIV в. должна была проходить где-то недалеко от Кашина и Святославля Поля, скорее всего там, где в XV в. пролегал кашинско-углицкий рубеж [110].

Данные начала XVI в. позволяют наметить тверскую границу на юг и юго-восток от правого берега Волги. Разъезжая грамота 1504 г. великого князя Ивана III фиксирует рубеж кашинских и ростовских земель. Этот рубеж тянулся от границы с Угличем с верховьев р.Суболки до р.Жабны, далее вниз по Жабне до впадения в нее р.Растовца. Затем кашинско-ростовская граница шла по р.Растовцу, переходила в лес, пересекала дорогу «от Заозерица в Жабну», достигала р.Инобажа и упиралась в переяславский рубеж. С ростовской стороны к кашинской территории подходили земли сел Старого Цилинского Васильевского и Курышинского, с кашинской стороны к ростовской территории — земли с.Семендяевского и волости Верхней Жабны. В конце разъезжей грамоты ее составители отметили, что «по сему списку через тот рубеж из Ростова в Кашинские станы и волости не перешло ничево, а из Кашина в Ростовские станы и волости не перешло ничево ж» [111]. Очевидно, рубеж был давним. Все перечисленные выше географические ориентиры разъезжей 1504 г. отыскиваются на карте [112], и становится очевидным, что ростовско-кашинский рубеж пролегал примерно там же, где идет современная граница Калининской и Ярославской областей на отрезке: верхнее течение р.Жабны — участок севернее с.Заозерья [113]. Что касается давности кашинско-ростовского рубежа, то можно утверждать, что этот рубеж существовал и в период независимости Тверского княжества, по крайней мере в последние годы его самостоятельного существования. Такой вывод можно сделать на основании жалованной грамоты тверского великого князя Михаила Борисовича, выданной в июле 1483 г. властям Троицкого монастыря в Калязине на заведение слободки в верховьях Жабны. В грамоте упомянуты рубежи углицкий, курышинский и заозерский [114], т.е. те самые рубежи, что и в разъезжей 1504 г. Вместе с тем из грамоты становится очевидным, что волости Верхней Жабны в 80-х годах XV в. не существовало, эта территория, входившая в состав просто Жабенской волости, тогда еще только осваивалась. В таком случае следует думать, что в XIV в. границы Твери с Ростовом в данном районе были не столь четкими, как позднее, и проходили в безлюдных или малолюдных местах. Освоенная тверичами территория пролегала западнее рубежа конца XV — начала XVI в. с Ростовом, ближе к Волге [115].

Из другой разъезжей грамоты 1504 г., зафиксировавшей размежевание дмитровских и кашинских владений князя Юрия Ивановича, второго сына Ивана III, с великокняжескими радонежскими и переяславскими землями, можно составить примерное представление о кашинском рубеже от р.Жабны на юго-запад до р.Дубны. Он шел от верховьев р.Инобажа к верховьям р.Поимаши, далее вниз по этой реке, через водораздел до р.Гнилой воды. На данном отрезке рубеж разделял земли уже упоминавшегося с.Заозерица (Заозерья) и лес кашинской волости Жабны [116]. Далее межевание в общем направлении к югу от названных мест шло таким образом, что уже не касалось кашинских земель. Лишь при разграничении района среднего и нижнего течения правого притока Волги Дубны в разъезжей грамоте вновь начинает упоминаться кашинская волость — на этот раз Гостунская. У рек Кинелки и Кунемы Гостунская волость граничила с переяславской Закубежской волостью [117], а далее на юго-запад в верховьях рек Нушпалы и Тувалы — с переяславской волостью Серебож [118]. Граница Гостуни с Серебожем продолжалась до верховьев Вотри и далее по Вотре до ее впадения в Дубну [119]. Следовательно, кашинские земли (Гостунская волость) в начале XVI в. охватывали пространство между реками Волгой, Дубной (в ее нижнем течении) и, очевидно, Хотчей. Необходимо оговориться, что межевание 1504 г. кашинских, дмитровских и переяславских волостей шло не всегда по старым рубежам. Текст разъезжей грамоты предусматривал казусы, когда старые переяславские земли переходили к Дмитрову и Кашину, а старые дмитровские и кашинские земли — к Переяславлю. В таких случаях граница шла не по старым межам, а по рубежу, установленному межевщиками 1504 г. [120] Отсюда становится понятным, что переносить все данные начала XVI в. на более раннее время нельзя. Приходится ограничиваться общими указаниями на географию отдельных кашинских волостей в начале XVI в. и лишь приблизительно и с большими оговорками говорить о восточной границе Тверского княжества в XIV в. Впрочем, как бы примерно ни проводить границу владений тверских князей в XIV в., можно совершенно определенно утверждать, что она не достигала текущей с юга на север р.Вьюлки, левого притока Нерли Волжской. Дело в том, что по р.Вьюлке лежала переяславская волость Юлка (Юлоцкая), получившая свое наименование от этой реки и упоминаемая уже во второй духовной грамоте 1389 г. Дмитрия Донского [121]. Видимо, от углицкого рубежа до дубенского устья тверская территория в XIV в. тянулась неширокой полосой в 15—25 км вдоль правого берега Волги.

Как свидетельствуют материалы начала XVI в., граничивший с Гостунской волостью Дубенский стан Кашинского уезда был самой крайней кашинской территорией на юго-западе [122]. Стан лежал в низовьях рек Дубны и Сестры, простираясь вверх по Сестре до некоего Плоского ручья, видимо впадавшего в Сестру [123]. Далее на юго-запад начинались клинские волости.

В XIV в. Клин, несомненно, принадлежал Твери. Об этом, прежде всего, свидетельствует летописная запись начала XV в. Описывая нашествие на Русь ордынского темника Едигея в 1408 г., летописец сообщает, что монголо-татары «ТфЪрьскаго настолованиа дому святаго Спаса взяша волость Клиньскую» [124]. Из записи становится очевидным, что в тверской Клинской волости были владения тверского епископа. В этой связи весьма важным представляется известие Рогожского летописца под 1367 г. о том, что «рать Московьскаа и Волочане такс извоевали ТфЪрьскыи волости на сей сторонЪ Волги и церковный волости святаго Спаса...» [125]. «Сея» сторона Волги — это, несомненно, правая сторона реки, поскольку именно данная сторона была «сей» для летописца, писавшего в тверском кремле. Следовательно, в 1367 г. москвичами и волочанами были повоеваны тверские земли, лежавшие в волжском правобережье. Упоминание среди этих земель безымянных церковных волостей «святаго Спаса», т.е. епископской кафедры, имеет в виду и Клинскую волость, где, по свидетельству 1408 г., были епископские села и деревни. Целый ряд владычных деревень, по всей вероятности владыки тверского, на границе клинских станов и волостей с рузскими (волоколамскими) и дмитровскими станами и волостями упоминается в начале XVI в. [126] Таким образом, летописное сообщение 1367 г. следует расценивать как косвенное свидетельство о принадлежности в 60-х годах XIV в. Клина Твери.

Есть еще одно такое же косвенное указание, но относящееся к гораздо более раннему времени. Тверской летописец, описывая войну конца 1317 — начала 1318 г. Юрия Даниловича Московского с Михаилом Ярославичем Тверским, отметил, что Юрий со своими союзниками из Дмитрова пришел в Клин и именно из Клина «почаша воевати Тферскую волость» [127]. В свете приведенных данных представляется несомненным, что Клин и Клинская волость (или волости) были владением тверских князей на всем протяжении XIV в. Однако получить более или менее определенное пространственное представление о клинской территории можно лишь на основании сведений начала XVI в.

В 1504 г. писцы великого князя Ивана III Константин Григорьевич Заболоцкий и дворцовый дьяк Ушак размежевали великокняжеские клинские земли с переданными в удел сыну Ивана III Юрию рузскими и дмитровскими землями. От кашинского рубежа граница клинских станов и волостей шла вверх по Сестре, затем вверх по ее правому притоку р.Лутосне. Клинские земли граничили здесь с дмитровским Каменским станом и волостью Лутосной [128]. Далее граница от Лутосны шла к верхнему течению Сестры и пересекала эту реку [129], доходя до верховьев Мошницы. Река Мошница разделяла дмитровскую Лутосну и клинские земли [130]. Затем рубеж шел к р.Хотишине, которой относившиеся к Клину села и деревни отделялись от дмитровской волости Берендеевы [131]. Далее клинские земли граничили с землями дмитровской Кузьмодемьянской слободки и дмитровской же волости Ижвы [132]. От рубежа с Ижвой вниз по течению р.Локныша шел рубеж клинских земель и рузского Локнышского, или Лохнышского, стана. Близ этой границы стояло, в частности, с.Тархово, которое сохранилось и поныне. Клинская граница шла севернее этого села [133]. Кончался клинско-рузский рубеж у р.Малый Локнаш [134].

Описанная граница если и была древней, то не на всем своем протяжении. В частности, на участке от р.Хотишины до р.Черной рубеж явно подвергся изменениям, поскольку земли двух дмитровских деревень Масловы и Михалковы были отведены к Клину [135].

Дальнейшее протяжение тверской границы выявляется не столь четко. Граница восстанавливается приблизительно на основании ряда летописных и актовых свидетельств конца XV — начала XVI в. Так, летописи при описании похода на Новгород Ивана III в 1477 г. упоминают тверское село Лотошино на дороге из Волоколамска на Микулин и далее на Торжок [136]. Лотошино существует и в настоящее время. Его местонахождение было определено еще В.С.Борзаковским [137].

В 1497 г. великий князь Иван III менялся землями со своими племянниками волоцкими князьями Федором и Иваном Борисовичами. Вместо их сел и деревень, разбросанных в центральных уездах Русского государства, Иван III отдал им прилегавшие к Волоколамску тверские волости Буйгород и Колпь [138]. К сожалению, составленная в том же 1497 г. разъезжая грамота фиксирует только юго-западные, новые, границы отошедших к волоцким князьям тверских волостей и не описывает старый рубеж, отделявший эти волости от владений Федора и Ивана. Тем не менее по положению волости Буйгород на р.Буйгородке (примерно в 12 км к северо-востоку от г.Волоколамска; земли центра волости — с.Буйгород, в XVI в. ставшего дворцовым, лежали по берегам рек Сестры, Черной и Буйгородки [139]) и центра Колпинской волости — с.Белая Колпь (в 20 км на северо-запад от г.Волоколамска; территория волости лежала по верхнему течению р.Лоби [140]) можно заключить, что тверская граница проходила в непосредственной близости от этого новгородского города. Так, видимо, было и в XIV в. Во всяком случае, летопись, описывая московско-тверское столкновение 1370 г. и отмечая, что «почали Москвичи и Волочане воевати ТфЪрьскыя волости» [141], сделала специальную оговорку о волочанах, которые «съ порубежныхъ мЪстъ такъ и воевали» [142]. Оговорка свидетельствует о непосредственных границах Твери с Волоколамском в XIV в.

От волости Колпь тверская граница тянулась далее на запад, к верхним течениям рек Держи и Шешмы, т.е. к волостям Хорвач (Погорелое городище) и Олешне, о которых речь шла ранее, при определении южного рубежа Тверского княжества.

Таким образом, территория Тверского княжества представляла собой в XIV в. нечто подобное эллипсу, вытянутому в направлении с северо-востока на юго-запад, примерно от Кашина до Зубцова. Стержнем этой территории была Волга, пересекавшая княжество с юго-запада на северо-восток. Общая площадь Тверского княжества составляла примерно 21,1 тыс. кв.км.

Помимо основной территории княжества, в руках тверских князей были владения и за ее пределами. Это могли быть земли отдельных сел, слобод и даже, по-видимому, волостей. Происхождение таких владений было двояким. С одной стороны, они могли появиться в результате «купли»: покупки тверского великого князя, других лиц тверского княжеского дома, тверских бояр и княжеских слуг в чужих княжествах и землях. С другой стороны, при поступлении на службу к тверским князьям бояр из других княжеств отчины последних должны были оставаться за ними, а потому тверские князья получали права «вступаться» в эти отчины. Впрочем, точно такие же права в отношении тверской территории могли появиться у князей других княжеств в случае перехода к ним на службу тверских бояр.

О существовании владений тверских князей за пределами собственно Тверского княжества указывают договоры, заключенные этими князьями с Новгородом Великим и Московским (точнее, Московским и Владимирским) великим княжеством. Так, уже в докончальной грамоте Михаила Ярославича Тверского с Новгородом Великим, составленной в конце 1296 — начале 1297 г., содержится статья о тверских селах на новгородской территории: «А што будеть моихъ селъ в Новъгородьскои волости или моихъ слугъ, тому буди судъ безъ перевода» [143]. Более конкретные данные сохранил текст другого договора Михаила Ярославича, заключенного с великим князем Владимирским Юрием Даниловичем Московским и Новгородом Великим в начале 1318 г., но не зимой 1318/19 г., как полагали издатели «Грамот Великого Новгорода и Пскова» [144]. В этом договоре, дошедшем, к сожалению, в дефектном состоянии, есть следующая статья: «А что в... [кн]ягыни покупила села въ Волог[дЪ] и въ БЪжицко|и волости], имати еи куны у истьцевъ, [а земля] святой Софии, такоже [и] дЪтемъ его, и княгыни его, и б[ояромъ] его въ все княжень[е Ми]хаилово, знають своего [истьца], а земля бес кунъ...» [145]. Из приведенной цитаты становится очевидным, что тверские князья и бояре владели селами не только в соседнем с Тверским княжеством Бежецком Верхе, но и в отдаленной Вологде, причем владели длительное время, на протяжении «всего княженья Михайлова». Впрочем, приведенные тексты новгородско-тверских и московско-тверских договоров конца XIII—XIV в. одновременно свидетельствуют, что тверским князьям запрещалось иметь владения вне их отчины. Хотя, как можно догадываться, эти запреты часто нарушались, но они столь же систематически и возобновлялись. Очевидно, что Новгород и великие князья Северо-Восточной Руси стремились полностью контролировать подвластные им земли, не допуская появления на них чужих владений. Это было одним из проявлений процесса консолидации территорий крупных государственных образовали Восточной Европы в послемонгольский период [146].

В целом, подводя итог рассмотрению границ Тверского княжества в XIV в., следует констатировать, что, несмотря на некоторые изменения (расширение к концу века за счет ржевских земель, возможную потерю некоторых земель по соседству с Бежецком, в частности Киасовой Горы), границы эти, по-видимому, оставались стабильными. Во всяком случае, Тверское княжество сохранило в XIV в. в своем составе все принадлежавшие ему значительные центры. Становится очевидным, что периоды усиления и упадка политической роли тверских князей на протяжении XIV столетия не были обусловлены значительным расширением или сужением государственных границ княжества. На примере Тверского княжества обнаруживается неприемлемость мысли М.К.Любавского, механически принимавшего увеличение подвластной князьям территории за рост материальной основы укрепления их власти [147]. Если ставить вопрос о материальной обусловленности политических успехов тверских князей, то ответ на него приходится искать не в приумножении их земель, а, по-видимому, в возрастании феодально-зависимого населения княжества и усилении степени его эксплуатации. По всей вероятности, именно эти факторы вызвали начавшийся в XIV в. процесс феодального дробления государственной территории Тверского княжества и до известных пор способствовали его развитию. А положение Тверского княжества на волжском пути во многом определило географию местных уделов.

1.                       ПСРЛ. Пг., 1922, т.15, вып.1, стб.34, 35, 93, под 6796, 6805 и 6878 гг.; СПб., 1863, т.15, стб.407, под 6805 г.

2.                       ДДГ, № 9, 15; АСВР, т.3, № 116; ГВН и П, № 12, 13, 17, 18.

3.                       Насонов А.Н. О тверском летописном материале в рукописях XVII века. - В кн.: Археографический ежегодник за 1957 год. М., 1958, с.26-40; Кучкин В.А. О тверском летописном материале в составе двух рукописных сборников. - В кн.: Проблемы источниковедения. М., 1961, вып.9, с.341-349; Насонов А.Н. Летописные памятники Тверского княжества. - Изв. АН СССР. Отделение гуманитарных наук, 1930, № 9, 10; Кучкин В.А. Тверской источник Владимирского Полихрона. - В кн.: Хроники и летописи. 1976 г. М., 1976, с.102-112.

4.                       Шахматов А.А. Отзыв об издании Н.П.Лихачева «Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче». СПб., 1909, с.4.

5.                       Памятники древнерусского канонического права. Часть первая. - РИБ. 2-е изд. СПб., 1908, т.6, прил. № 24, стб.135-140. Послание сохранилось в современном ему греческом переводе. Оно не имеет точной даты. Время написания определяется на основании следующих данных. Послание не могло быть написано позднее августа 1371 г., поскольку оно цитируется в грамоте патриарха Филофея митрополиту Киевскому и всея Руси Алексею, а грамота точно датирована августом 1371 г. (Там же, стб.145-148, 150). Обращаясь к Филофею, Ольгерд просил поставить особого митрополита на «Киев, Смоленск, Тверь, Малую Русь, Новосиль, Нижний Новгород» (Там же, стб.140). Просьба была, вероятно, продиктована прецедентом. В мае 1371 г. по требованию польского короля Казимира Великого в Константинополе был поставлен особый митрополит на западнорусские земли - Галич, Холм, Туров, Перемышль и Владимир (Там же, № 29, стб.129-134). Отсюда дата послания Ольгерда Филофею - лето 1371 г.

6.                       Там же, № 24, стб.136,138.

7.                       Родословные книги. - Временник МОИДР, 1851, кн.10, с.106, 107; Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969, с.363.

8.                       Квашнин-Самарин Н.Д. Исследование об истории княжеств Ржевского и Фоминского. Тверь, 1887, с.22.

9.                       Там же, с.29-30. С удельным княжеским центром Березуеском, или Березуем, XIV в. отождествляется известный по писцовым описаниям погост Молодой Березуй. См.: Квашнин-Самарин Н.Д. О зубцовских и ржевских переписных книгах как источнике к изучению местной истории. Тверь, 1851, с.3-5; Любавский М.К. Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания первого литовского Статута. М., 1892, с.285.

10.                  АФЗ и X, ч.2, № 149, с.145. В «Указателе географических названий» к этому изданию Хлепень неправильно определен как местность.

11.                  Квашнин-Самарин Н.Д. Исследования об истории княжеств Ржевского и Фоминского, с.27, 29.

12.                  Рикман Э.А. Обследование городов Тверского княжества. - КСИИМК, М., 1951, вып.41, с.72.

13.                  Борзаковский В.С. История Тверского княжества. СПб., 1876, с.43-48.

14.                  Успенский В.П. Литовские пограничные городки: Селук, Горышин и другие. Тверь, 1892, с.17; Карта Калининской области. М., 1958 (Далее ссылки на эту карту).

15.                  Там же.

16.                  Там же.

17.                  Там же.

18.                  Карта Калининской области.

19.                  Писцовые описания XVII в. фиксируют волость Осечен Большой в левой князь-Федоровской половине Ржевского уезда и волость Осечен Пустой в правой князь-Дмитровской половине Ржевского уезда (Успенский В.П. Указ. соч., с.13-14). Деление Ржевы на две половины, правую и левую, соответственно берегам Волги произошло после смерти в 1494 г. князя Бориса Волоцкого (ср.: ДДГ, № 81, с.321; № 88, с.352). Вероятно, во времена Бориса Волоцкого, а может быть и много раньше, осеченские земли по берегам Волги составляли одно административное целое.

20.                  Успенский В.П. Указ. соч., с.13, 14.

21.                  НПЛ, с.347.

22.                  ПСРЛ. Пг., 1922, т.15, вып.1, стб.93, под 6878 г.; Рикман Э.А. Указ. соч., с.74 и рис.20-1.

23.                  ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.87. В Симеоновской летописи названия этих городов (или волостей) искажены. Вместо Хорвача и Родни, там фигурируют Ховра и Рове (ПСРЛ, СПб., 1913, т.18, с.107).

24.                  ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.93.

25.                  Тверская губерния. Список населенных мест. СПб., 1862, с.157, № 4957; Борзаковский В.С. Указ. соч., с.31.

26.                  Квашнин-Самарин Н.Д. Исследование об истории княжеств Ржевского и Фоминского, с.34. Предложенная Н.Д.Квашниным-Самариным локализация Хорвача в целом согласуется с положением волости Хорвач Тверского уезда первой половины XVI в. Селения этой волости были расположены по рекам Шоше, Ржати, Жабне, а села Дорожаево, Ошурково и Степурино отыскиваются на современной карте. - ПКМГ. СПб., 1877, ч.1, отд.2, с.240-242, 235, 236, 103, 236, 233, 227, 232; Карта Калининской области; ЦГВИА, ВУА, № 19097, л.143, 144.

27.                  Рикман Э. А. Указ. соч., с.83-84 и рис.20-3.

28.                  ДДГ, № 89, с.361.

29.                  ПСРЛ, т. 18, с.275, под 7000 г. сентябрьским.

30.                  Борзаковский В.С. Указ. соч., с.29. Текст меновной см.: ДДГ, № 102, с.420-422. Села-Раково и Вахново упомянуты здесь на с.421.

31.                  АФЗ и X, ч.2, № 149.

32.                  Там же, с.145.

33.                  Там же, № 189.

34.                  В «Указателе географических названий» ко второй части АФЗ и Х Олешня ошибочно отмечена как «местность», правда со знаком вопроса, и помещена на р.Вазузе.

35.                  ПСРЛ. 2-е изд. Л., 1926-1928, т.1, стб.483, под 6793 г. мартовским. О дате см.: Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963, с.115.

36.                  На основании сходства названий к такому же выводу приходил и В.С.Борзаковский. - Борзаковский В.С. Указ. соч., с.29.

37.                  О дате грамоты см.: Кучкин В.А. Роль Москвы в политическом развитии Северо-Восточной Руси конца XIII в. - В кн.: Новое о прошлом нашей страны М, 1968, с.59, 63.

38.                  ГВН и П, № 5, с.14

39.                  Ср.: Там же, № 3, с.12; № 6, с.15 (здесь Торжок - постоянно в числе новгородских волостей).

40.                  Там же, № 18, с.34; О дате договора см.: Кучкин В.А. Русские княжества и земли перед Куликовской битвой. - В кн.: Куликовская битва. М., 1980, с.89, примеч.284.

41.                  НПЛ, с.94, под 6820 г. Эта часть статьи относится к 6820 мартовскому году. О дате см.: Бережков Н.Г. Указ. соч., с.280. В НПЛ опечатка: вместо правильного «заратнся» стоит «затратися». Ср.: Новгородская харатейная летопись. М., 1964, с.320.

42.                  ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.37, под 6825 г.

43.                  Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев, с.363-364.

44.                  АСВР, т.1, № 2, с.26,

45.                  Там же, № 57.

46.                  Там же, № 433.

47.                  Там же, № 2, с.27. Печать новоторжского наместника была привешена к купчей в 20-х годах XV в. - Янин В. Л. Актовые печати древней Руси X-XV вв. М., 1970, т.2, с.65.

48.                  АСВР, т.1, № 197, с.141.

49.                  Там же, № 186.

50.                  Там же, № 186,197,

51.                  Там же, № 319,418.

52.                  В 40-х годах XV в. земли с.Кунганова были расположены по обоим берегам р.Тьмы (АСВР, т.1, № 186; о том, что упомянутая здесь безымянная река - это р.Тьма, см.: Там же, с.631, 632, комментарии к актам № 571, 599).

53.                  Для установления границы Твери с Торжком данными о селах Медне и Кунганове воспользовался и В.С. Борзаковский (Борзаковский В.С. Указ. соч., с.50-51). К сожалению, он привлек довольно поздний документ об этих селах, относящийся примерно к 1473 г. (теперь эта грамота напечатана в АСВР, т.1, под № 418). Более ранние акты, в которых прямо говорится, что оба села стояли на тверском рубеже, В.С. Борзаковскому остались неизвестны.

54.                  ПСРЛ. СПб., 1897, т.11, с.238.

55.                  АСВР, т.3, № 20.

56.                  Борзаковский В.С. Указ. соч., с.51.

57.                  Там же.

58.                  ПСРЛ, т.15, вып.1, стб. 157.

59.                  Борзаковский В.С. Указ. соч., с.52-54.

60.                  ПСРЛ, т.11, с.19.

61.                  Там же, т.15, стб.433.

62.                  Борзаковский В.С. Указ. соч., с.53.

63.                  В.С.Борзаковский писал, что известие о новоторжских губах относится к 1372 г., но в Никоновской и Тверской летописях это сообщение отнесено к лету 6881 г., т.е. оно должно датироваться 1373 г.

64.                  Она есть в Рогожском летописце, причем все сообщение Рогожского летописца об укреплении Твери в 1373 г. представляет собой более древнюю редакцию, чем в Тверской или Никоновской летописях. См.: ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.104-105.

65.                  Там же, стб.104.

66.                  Она сохранилась только в Рогожском, Тверском и Никоновском сводах, т.е. в тех летописных памятниках, где было использовано тверское летописание. См.: Насонов А.Н. Летописные памятники Тверского княжества, с.731-732.

67.                  Ср.: ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.31, 91.

68.                  Там же, стб.95-96; Кучкин В.А. Русские княжества и земли..., с.81-83.

69.                  ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.105, под 6881 г. О дате соглашения см.: Водов В.А. Зарождение канцелярии московских великих князей (середина XIV в. - 1425 г.). - Ист. зап., 1979, вып.103, с.331, № 34.

70.                  ДДГ, № 9, с.26.

71.                  Сам договор был заключен 1 сентября 1375 г. Ср. упоминание «Семена дня» в тексте договора как времени его составления (Там же, с.27); ср. также: ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.112.

72.                  ДДГ, с.553.

73.                  ПКМГ, ч.1, отд.2, с.288.

74.                  Там же.

75.                  ЦГВИА, ВУА, № 19097, л.17.

76.                  В качестве дополнительных доказательств принадлежности Тверскому княжеству новоторжских земель В.С.Борзаковский сослался на разорение монголо-татарскими войсками в 1327/28 г. не только Твери и тверских городов, но и Новоторжской волости, а также на одно летописное свидетельство 1485 г., согласно которому тверской князь Михаил Борисович признавал право Ивана III на земли, которые тот назовет своими и новоторжскими. Последний факт В.С.Борзаковский расценивал как попытку Твери присвоить себе новоторжские земли, но попытку неудачную, так как вмешалась Москва и потребовала эти земли себе (Борзаковский В.С. Указ. соч., с.53-54 и примеч.241 со ссылкой на Софийскую II летопись). Но приведенные В.С.Борзаковским примеры не могут подтвердить его мысли. Новоторжские земли в 1327/28 г. подверглись нападению монголо-татар не потому, что они принадлежали Твери, а потому, что ими владел Александр Тверской в качестве великого князя Владимирского. И летописное известие 1485 г. надо понимать иначе. Речь в нем идет о нейтралитете Твери при проведении территориально-административных реформ московским правительством в пограничных с Тверью бывших новгородских волостях.

77.                  НПЛ, с.94.

78.                  ГВН и П, № 18, с.34; ср.: № 20, с.37.

79.                  Там же, № 2. К 1267 г. относит эту грамоту Л.В.Черепнин (Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV-XV веков. М.; Л., 1948, ч.1, с.262). А.А.Зимин предлагает несколько сузить датировку грамоты: конец зимы 1266/67 г. (Памятники русского права. М., 1953, вып.2, с.150). В.Л.Янин считает, что грамота поддается только широкой датировке - между 27 января 1265 г. и 18 февраля 1268 г. (Янин В.Л. Очерки комплексного источниковедения. М., 1977, с.114). Думается, однако, что отнесение ее к 1267 г. вполне основательно.

80.                  ГВН и П, № 2, с.11. Ср. в более ранней договорной грамоте Новгорода с великим князем Ярославом Ярославичем: «А закладниковъ ти, княже, не приимати, [ни] твоеи княгыни, ни тво[и]мъ бояромъ; н[и с]е [лъ ти] держати по Новгородьскои волости, ни твоей княгыни, ни бояромъ твоимъ, ни твоимъ дворяномъ...» (Там же, № 1, с.9-10).

81.                  Следует отметить, что в самой поздней из сохранившихся договорных грамот Ярослава Ярославича с Новгородом конкретные указания на Бежецк в общих формулах остались. - ГВН и П, № 3, с.12.

82.                  Борзаковский В.С. Указ. соч., с.52.

83.                  ПСРЛ, т.18, с.126.

84.                  Явно «топонимическое» прозвище Ивана, очевидно одного из известных тверских бояр, заставляет сопоставлять это прозвище именно с Киасовой (Кесовой) Горой, самым крупным поселением с подобным названием на территории Твери и прилежащих к ней землях. В источниках XV в. позднейшая Кесова Гора называется Киасово (ПСРЛ. М.; Л., 1962, т.27, с.272, 346, под 6950 г., Лихачев Н.П. Инока Фомы Слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче. - В кн.: Памятники древней письменности и искусства. СПб., 1908, вып.168, с.54); ср.: ПКМГ, ч.1, отд.2, с.219.

85.                  Неволин К.А. О пятинах и погостах новгородских в XVI веке. - В кн.: Записки имп. Русского географического общества. СПб., 1853, кн.8, прилож.12, с.355.

86.                  Там же, с.212 основного текста.

87.                  13 июня 1504 г. сыном Ивана III Юрием была выдана кормленая грамота на Кочемльскую волость (АСВР, т.3, № 185). Поскольку по духовной грамоте Ивана III Юрий получил Кашин, следует признать, что в начале XVI в, Кочемльская волость входила в состав Кашинского уезда. По данным 30- 70-х годов XVI в., она уже, бесспорно, в Кашинском уезде (ЦГАДА, ф.1193, оп.1, кн.4, л.95, 130, 151-151об.).

88.                  Неволин К.А. Указ. соч., с.211, № 87.

89.                  АСВР, т.1, № 115, с.92; № 155, с.115, № 254, с.183; № 365, с.267. Издатели тома считают, что с.Прилуки первоначально называлось Удинским (Там же, с.593, комментарий к акту № 29). Удинское как владение Троипе-Сергиева монастыря в Угличе впервые упоминается в грамоте 1411 г. (Там же, № 29, c.40).

90.                  Акты Русского государства 1505-1526 гг. М., 1975, № 30, с.37; № 203, с.206.

91.                  АСВР, т.1, № 254, с.183 (упомянуты левые притоки Волги реки Пукша и Корожечна «против земли монастырьския»); № 660, с.586-587 (упоминаемая здесь р.Красная - правый приток Волги. См.: ЦГАДА, ф.1356, oп.1, д.6738),

92.                  Акты Русского государства 1505-1526 гг. М., 1975, № 30, с.37; № 203, с.206.

93.                  Карта Калининской области; ЦГАДА, ф.1356, oп.1, д.6735; Ярославская губерния. Список населенных мест. СПб., 1865, с.129, № 36/34.

94.                  Современное с.Улейма, стоящее на р.Улейме примерно в 10 км к юго-востоку от г.Углича. См.: Карта Калининской области; Ярославская губерния. Список населенных мест, с.307, № 9125.

95.                  АСВР, т.1, № 660, с.588.

96.                  Там же, № 24, с.38; № 25, с.39.

97.                  Там же, № 364, с.267.

98.                  Издатели первого тома АСВР, напечатав в актах № 24 и 25 слово «рубеж» с маленькой буквы, тем не менее считают, что это название реки (Там же, с.593, комментарий к акту № 24 и с.730 - «Указатель географических названий»). Основанием для подобного заключения послужило, очевидно, как само местонахождение с.Михайловского близ углицко-кашинской границы, так и то, что р.Рубежка в более позднее время разделяла Кашинский и Углицкий уезды (Ср.: ЦГАДА, ф.1356, oп.1, д.5982; 6735). Но как показывает положение д.Захеиной (Захеевой), р.Рубежка ранее целиком принадлежала кашинской территории. Изменения произошли, вероятно, в начале XVI в., когда некоторые кашинские земли перешли в Углицкий уезд (Ср.: Акты Русского государства, № 31, с.97 - «что отошло ис Кашина в Углецкои...»). Поэтому под словом «рубеж» грамот Ns 24 и 25 в т.1 АСВР следует понимать, как обычно, границу.

99.                  ЦГАДА, ф.1356, oп.1, д.6735.

100.              Там же, д.6738; АСВР, т.1, № 653, с.577 (с.Пестово Жабешжои волости Кашинского уезда).

101.              Акты Русского государства, № 20, с.29; ЦГАДА, ф.1356, oп.1, д.6738.

102.              Ср. карту С.Б.Веселовского с изображением границы Углицкого и Kaшинского уездов в XV-XVI вв. (Веселовский С.Б. Село и деревня в северо-восточной Руси XIV-XVI вв. М.; Л., 1936, вклейка между с.84-85). Границы станов показаны на карте С.Б. Веселовского неверно. Деревня Захеино должна была входить в Нерехотский стан Кашинского уезда; Пестово и Прокшино также были кашинскими селениями, причем о Пестово прямо известно, что оно относилось к Жабенской волости (АСВР, т.1, № 653, с.577). Неправильно определены также кашинский, углилкий и ростовский рубежи на правом берегу Волги.

103.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.49, под 6847 г. Тот же текст в Тверской и Никоновской летописях.

104.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.49.

105.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.41.

106.              ПСРЛ, т.15, стб.473. В тексте прямо сказано, что князь Иван «поиде въ Орду Волгою».

107.              АСВР, т.1, № 295, 296, с.210.

108.              В указной грамоте 1461-1485 гг. тверского великого князя Михаила Борисовича «на устье на Кашинское мытником» предписывалось не брать никаких пошлин с двух судов Троипе-Сергиева монастыря, идущих «к Прилуком» (АСВР, т.1, № 363). Иными словами, с.Прилуки, бывшее уже на углицкой территории, являюсь первым после кашинского мыта местом на левом берегу Волги, где была пристань.

109.              В.С.Борзаковский убедительно показал, что место, где возник город Калязин, было заселено значительно раньше возникновения города. - Борзаковский В.С. Указ. соч, с.37-38.

110.              Название Святославле Поле и расположение этого поселения к востоку от Кашина, вблизи кашинско-углицкой границы XV в., заставляют высказать догадку, не было ли связано основание Святославля Поля с деятельностью тверского (с 1271 по 1282 г.?) князя Святослава Ярославича, враждовавшего с переяславским князем Дмитрием Александровичем, а потому укреплявшего рубежи своего княжества (о вражде Святослава с Дмитрием см.: НПЛ, с.322, 325, под 6781 и 6791 гг.; по данным XV в., переяславско-тверской рубеж проходил вблизи Калязина. См : ДДГ, № 93, с.372).

111.              ДДГ, № 93, с.372.

112.              См.: Карта Калининской области.

113.              Там же.

114.              АСВР, т.3, № 158, с.174.

115.              О позднем освоении земель по р.Жабне и соседних с ними см. - Веселовский С.Б. Село и деревня..., с.84-85. Известна грамота 1450 г на д.Семендяево - с.Семендяево разъезжей 1504 г., но эта грамота - явно позднейшая подделка (АСВР, т.3, № 178а, с.193-194; Зимин А.А К изучению фальсификации актовых материалов в Русском государстве XVI-XVII вв. - Труды МГПАИ. М., 1963, т.17, с.410-411. К аргументации А.А.Зимина надо добавить, что в 1450 г. московский князь не мог выдать грамоту на принадлежавшую Твери кашинскую территорию).

116.              ДДГ, № 94, с.377-378.

117.              Там же, с.374-375.

118.              Там же, с.374.

119.              Там же.

120.              Там же, с.378.

121.              Там же, № 12, с.34. В «Указателе географических названий» к данному изданию Юлка ошибочно названа не волостью, а селом (Там же, с.561).

122.              Так было и в первой половине XVII в. См.: Готъе Ю.В. Замосковный край в XVII веке. М., 1937, с.382.

123.              ДДГ, № 96, с.404.

124.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.185; т.18, с.158-159 (тот же текст). Факт этот глухо отмечен уже В.С.Борзаковским (Борзаковский В.С. Указ. соч., с.39). Сам В.С.Борзаковский, доказывая принадлежность Клина Твери, использовал довольно позднее летописное известие 1492 г. (надо - 1491 г. - В.К.), сообщающее об описании московскими писцами тверских земель. Среди этих земель значился и Клин {Борзаковский В.С. Указ. соч., с.39).

125.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.84.

126.              ДДГ, № 96, с.401-402, 403.

127.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.37.

128.              ДДГ, № 96, с.404.

129.              Там же.

130.              Там же, с.403.

131.              Там же, с.402-403.

132.              Там же, с.402.

133.              Там же, с.401.

134.              Там же.

135.              Там же, с.402-403.

136.              ПСРЛ. М.; Л., 1949, т.25, с.311. Лотошино стояло в одном переходе от Волоколамска.

137.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.41.

138.              ДДГ, № 85, с.342.

139.              АФЗ и X, ч.2, № 178.

140.              Там же, № 19,171.

141.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.92.

142.              Там же, стб.93.

143.              ГВН и П, № 4, с.14.

144.              Там же, № 13, с.25. Михаил Ярославич был казнен в Орде 22 ноября 1318 г., поэтому заключить договор зимой 1318/19 г. он никак не мог. О дате убийства Михаила см.: Кучкин В.А. Повести о Михаиле Тверском. М., 1974, с.225.

145.              ГВН и П, № 13, с.25.

146.              Интересно отметить, что в договоре 1427 г. великого князя Тверского Бориса Александровича с великим князем Литовским Витовтом запрещался переход бояр на службу с отчиною. Витовт обязывался таких бояр «со очиною не прнимати». Если же кто-либо из тверских бояр переходил в Литву, то он был «очины лишенъ, а во очине его воленъ яз, князь велики Борисъ Александрович» (ДДГ, № 23, с.63). В договоре же 1375 г. между Тверью и Москвой общей нормой было сохранение за боярами, отъехавшими на службу к другому князю, их отчин на территории покинутого княжества (Там же, № 9, с.27).

147.              Любавский М.К. Образование основной государственной территории великорусской народности. Л., 1929, с.2.

* * *

Характеризуя внутриполитическое развитие Тверского княжества после гибели в конце 1318 г. в Орде Михаила Ярославича Тверского, известный исследователь русского средневековья А.Е.Пресняков писал: «То же значение, какое имеет духовная Ивана Калиты для истории московских междукняжеских отношений, принадлежало бы в истории Тверского княжества духовной грамоте князя Михаила Ярославича, если бы она дошла до нас» [148]. Замечание А.Е.Преснякова вполне справедливо. Развивая его мысль, можно утверждать, что историко-географические сведения утраченного завещания Михаила Ярославича имели бы во многом принципиальное значение, поскольку в определенной степени отразили бы объективный процесс хозяйственного развития Тверского княжества, роста тех его городов и волостей, которые способны были стать объектами эксплуатации отдельного княжеского аппарата власти.

Само известие о духовной Михаила Ярославича сохранилось только в Повести о его убиении. В старшей редакции памятника сообщается, что перед поездкой в Орду, примерно в июле-августе 1318 г., будучи в г.Владимире, тверской князь отпустил провожавших его старших сыновей Дмитрия и Александра «во отечество свое, давъ имъ дарь (в других списках Повести правильно стоит «рядъ». - В.К.}, написавъ им грамоту, раздели имъ отчину свою, ти тако отпусти их» [149]. Свидетельство Повести о «грамоте», т.е. завещании, Михаила Ярославича не может быть заподозрено в недостоверности. Сама Повесть была написана духовником тверского князя, и есть основания полагать, что его подпись стояла под самим завещательным распоряжением Михаила Ярославича [150]. Таким образом, указание на духовную грамоту князя Михаила, скорее всего, принадлежит лицу, непосредственно участвовавшему в ее оформлении. И хотя ссылка в Повести на содержание грамоты очень лаконична, из нее можно извлечь определенные данные.

Во-первых, в грамоте была разделена отчина Михаила, т.е. собственно Тверское княжество, которое в Повести четко противопоставлялось великому княжеству Владимирскому (не следует забывать, что Михаил Ярославич долгое время был и великим князем Владимирским) и называлось «отчиной» или «отечеством» тверского князя [151]. Во-вторых, что представляется самым важным, отчина была поделена, причем, конечно, не только между Дмитрием и Александром, а между всеми наследниками Михаила Ярославича [152]. У князя Михаила было четыре сына (в порядке старшинства): Дмитрий, Александр, Константин и Василий [153]. Оставалась и жена - дочь ростовского князя Дмитрия Борисовича Анна [154]. Но получила ли она по завещанию мужа какие-то отдельные, территориально единые волости или же села и волости на территории уделов ее сыновей, сказать трудно. Более вероятно последнее. Что касается сыновей, то по духовной отца они должны были иметь свои территориально обособленные части в Тверском княжестве.

Какие же именно части Тверской земли предназначались каждому из Михайловичей? Этот на первый взгляд простой вопрос на самом деле необычайно сложен и труден. Таким он оказывается из-за недостатка летописных и актовых свидетельств. Поэтому приводится поступать так, как в свое время предложил А.В.Экземплярский: судить об уделах Михайловичей по более поздним владениям их детей и внуков [155]. Такой прием чреват определенными опасностями: если сын или внук того или иного Михайловича имел земли, полученные не только по завещанию отца, но и приобретенные путем покупки или обмена, то все они окажутся приписанными к владениям его предка, что, конечно, будет неточно. Однако за неимением лучшего приходится воспользоваться предложенным А.В.Экземплярским методом, заранее допуская известную гипотетичность некоторых конечных выводов.

Правда, в отношении уделов двух сыновей Михаила Ярославича, старшего Дмитрия и младшего Василия, такая оговорка не нужна. По смерти отца Дмитрий Михайлович становится его преемником на тверском столе. Об этом говорит и то, что Дмитрий возглавлял соединенные тверские полки, выступившие в 1321 г. против великого князя Юрия Даниловича [156], и то, что в 1322 г. он получил ярлык на великое княжение Владимирское [157], очевидно, как старший по возрасту и положению среди тверских князей.

Относительно отчины Василия Михайловича прямое свидетельство относится только к году его смерти: Василий скончался 24 июля 1368 г. в Кашине [158], из чего можно заключить, что Кашин был его уделом. Косвенные свидетельства о принадлежности Кашина Василию Михайловичу содержатся в летописной статье 1367 г. Рогожского летописца [159], а также, что особенно важно, в статье 1339 г. того же источника [160]. Важно потому, что после смерти своего брата Константина Михайловича в 1346 г. Василий в течение ряда лет с перерывами занимал стол великого княжения Тверского [161] и мог после уступок этого стола то своему племяннику Всеволоду Александровичу, то брату последнего Михаилу Микулинскому выговорить себе права на Кашин. Но свидетельство 1339 г. делает очевидным тот факт, что Кашин был выделен Василию еще его отцом по завещанию 1318 г. Кашин и ранее, в период владельческой нерасчлененности Тверского княжества, был важным административным пунктом. Он рисуется главным городом северо-восточной тверской «страны» [162], со своими «мужами» [163] и со своим «полком» [164], т.е. организацией местных феодалов. Поэтому не случайно, что в конце второго десятилетия XIV в. Кашин превращается в удельный центр.

Уделы двух средних сыновей Михаила Ярославича Александра и Константина определяются по владениям их потомков.

У Александра было шесть сыновей. Имели ли свои особые владения старшие Лев и Федор, неизвестно. Лев умер, по-видимому, в детском возрасте, а Федор был казнен по приказу хана Узбека в 1339 г. вместе с отцом и потомства не оставил [165]. Четыре других сына Александра Михайловича - Всеволод, Михаил, Владимир и Андрей - несомненно уделы имели [166]. Наиболее определенные сведения сохранились о владениях второго из четырех названных братьев - Михаила Александровича.

Под 1363 г. в Рогожском летописце сообщается, что сидевший на тверском великокняжеском столе Василий Кашинский «собралъ былъ рать къ Микулину на своего братанича на князя на Михаила и опять распустиша» [167]. Несомненно, что объектом несостоявшегося похода дяди на племянника должен был послужить центр владений последнего. Именно таким центром и был названный летописью город Микулин. Он стоял на обоих берегах р. Шоши [168], в ее среднем течении.

Дополнительные; правда более расплывчатые, данные об уделе Михаила Александровича можно извлечь из летописного рассказа о событиях лета 1367 г. К тому времени от морового поветрия в начале 1366 г. умерли все родные братья князя Михаила: Всеволод, Андрей и Владимир [169]. Из них потомство оставил только Всеволод [170]. Поэтому не исключено предположение, что выморочные уделы Владимира и Андрея перешли к Михаилу. К нему же могли отойти и некоторые волости или села его старшего брата. Сам Михаил, видимо в конце 1365 г., стал великим князем Тверским [171]. Следовательно, под его рукой оказалась и великокняжеская территория Тверского княжества. Если к сказанному добавить, что умерший в конце 1365 г. двоюродный брат Михаила князь Семен Константинович «приказал» ему «отчины своея удЪлъ и княгиню свою» [172], то окажется, что к лету 1367 г. Михаил Александрович должен был обладать властью над весьма значительной территорией, явно превышавшей размеры его Микулинского удела. Это обстоятельство и отметил автор «Предисловия лЪтописца княжения Тферскаго», составивший настоящий панегирик князю Михаилу. По его словам, Михаил Александрович «въсприа отчествие свое градъ Тверскый, и тако милостию божиею бысть великый князь Тверскый и всеа богомъ порученыа ему области Тверского настолования, пребываа въ многыхъ временехъ, велику сый храбрость показа многу, и грады многы вземъ, покоривыися любовию, а непокоривыа мечемъ (курсив мой. - В.К.)» [173]. Впрочем, на часть этой территории, именно удел князя Семена Константиновича, заявили свои претензии старший брат последнего князь Еремей Константинович и его дядя князь Василий Михайлович Кашинский. Произошло это летом 1366 г. [174] Между Михаилом Александровичем и названными князьями назрел конфликт, разразившийся летом 1367 г. войной. С помощью московского князя Дмитрия Ивановича Еремей Константинович и Василий Михайлович опустошили владения Михаила Тверского: «извоевали ТфЪрьскыи волости на сеи сторонЪ Волги и церковный волости святаго Спаса» [175]. На основании этого свидетельства можно думать, что среди тверских волостей были повоеваны и собственно удельные волости князя Михаила. Если так, то есть некоторые основания предполагать, что его микулинские земли достигали правого берега Волги.

О конкретных владениях старшего из четырех Александровичей - Всеволода - источники сохранили еще более скудные указания, чем об уделе его брата Михаила. Ранние сведения об этих владениях содержатся только в Никоновской летописи. Под 1346 г. в ней сообщается, что «князю Констянтину Михайловичю Тверскому бысть нелюбие съ княгинею съ Настасьею и со княземъ со Всеволодомъ Александровичемъ, и начя имати бояре ихъ и слуги в серебрЪ за волости чрезъ людцкую силу...» [176]. Далее рассказывается о том, как князь Всеволод «того не могий тръпЪти», отъехал в Москву к великому князю Симеону Гордому, как Константин отправился в Орду, как туда же из Москвы поехал князь Всеволод. Константин в Орде скончался, а в Твери его брат кашинский князь Василий Михайлович «ис Кашина присла данщиковъ своихъ во удЪлъ князя Всеволода Александровичя въ Холмъ», взял дань и с нею также отправился в Орду. Между тем Всеволод «Холмъский» получил от хана Джанибека ярлык на все Тверское княжение, а узнав, что дядя Василий «взя дань на вотчинЪ его на Холму», оскорбился и, встретив Василия у Бездежа, ограбил его. Тем не менее тот все-таки сумел добраться до хана Джанибека и, в свою очередь, получить у него ярлык на главный стол Тверского княжества [177]. Князья вернулись из Орды в 1348 г. В Твери сел Всеволод Александрович, но уже в следующем году он уступил великокняжеский стол Василию Михайловичу [178]. В 1352 г. вражда между дядей и племянником вспыхнула с новой силой. Василий Кашинский получил в Орде подтверждение своих прав на Тверь и вновь начал бояр и слуг князя Всеволода «тягостию данною оскорбляти» [179]. Так продолжалось, по-видимому, довольно долго. И только в 1357 г. Всеволод Александрович решил жаловаться митрополиту Алексею на притеснения дяди. Об этом говорит уже не только поздняя Никоновская летопись, но и ранний Рогожский летописец [180]. Митрополит принял сторону князя Василия. Тогда Всеволод попытался уйти в Орду, но наместники великого князя Ивана Ивановича Московского не пропустили его через Переяславль. Всеволод был вынужден отъехать в Литву и уже оттуда добираться до хана [181]. Но не бездействовал и Василий. В 1358 г. он послал своих представителей в Орду с жалобами на племянника. И когда тот предстал перед ханом, то хан без всякого разбора дела приказал схватить Всеволода и выдать его дяде. Закованным привезли монголо-татары сына убитого ими Александра Михайловича в Тверь, «и бышетъ отъ князя Василья князю Всеволоду томление велико и бояромъ и слоугамъ продажа данная велика, тако же и чернымъ людемъ» [182]. Бурные события в Орде в следующем, 1359 г., калейдоскопическая смена там правителей, видимо, привели к тому, что великий князь Тверской Василий Кашинский лишился прежней ханской поддержки. Во всяком случае, Всеволод Александрович в том же 1359 г. сумел уйти от Василия в Литву, очевидно надеясь с литовской помощью добиться уступок от терявшего своих союзников и покровителей тверского князя [183]. И действительно, когда в 1360 г. Всеволод вернулся из Литвы, Василий пошел на уступки. По словам летописи, Всеволод «взялъ миръ со братьею, а князь Василеи трети ихъ очины отъступился и раздЪлишася волостьми» [184]. На этом закончился один из этапов борьбы Всеволода Александровича с Василием Михайловичем, борьбы, начавшейся в последний год жизни старшего брата Василия тверского великого князя Константина.

Перипетии то враждебных, то мирных отношений Всеволода со своими дядьями важны для уяснения некоторых историко-географических моментов. Казалось бы, указание составителей Никоновской летописи под 1346 г. на Холм как удел князя Всеволода не оставляет сомнений ни в древнем происхождении этого указания, ни в том, какой город являлся центром владений старшего из наследников Александра Тверского. Поэтому не случайно заимствованное из Никоновского свода определение Всеволода Александровича как князя Холмского давно и прочно утвердилось в научной литературе [185]. Однако некоторые детали повествования Никоновской летописи о столкновениях холмского князя с великими князьями тверскими наводят на размышления о степени достоверности свидетельств этого источника.

В самом деле, при описании конфликта 1346 г. речь в Никоновской летописи идет не только о Всеволоде, но и о его матери [186], причем вдовствующая княгиня упоминается первой. Князь Константин «имал» их бояр и слуг, т.е. не только бояр и слуг Всеволода, но по крайней мере еще и бояр и слуг княгини Анастасии. Иными словами, Константин Тверской пытался распоряжаться не только в уделе Всеволода, но и в уделе его матери. Впрочем, такой вывод, верный со стороны формально-логической, будет не совсем справедлив с точки зрения отражения реального развития событий той поры. Уже А.Е.Пресняков обращал внимание на то, что «семья в.к. Александра осталась после его кончины единой владетельной семьей под рукой вдовы-матери княгини Анастасии» [187] и что борьба Всеволода с дядьями — конфликт не отдельных лиц, а столкновение «двух линий тверского княжеского дома» [188]. Действительно, вдова Александра Михайловича княгиня Анастасия и ее сын Всеволод уже по своему положению старших в семье (второму, за Всеволодом, сыну Александра и Анастасии, князю Михаилу, в 1346 г. было лишь 13 лет [189]) должны были руководить всей отчиной своего мужа и отца. Конфронтация с ними Константина Михайловича означала посягательство великокняжеской власти на территорию всего удела Александровичей. Отсюда следует, что противостоять Константину, а позднее — Василию, должен был не один Всеволод Александрович, как это казалось работавшим в XVI в. составителям Никоновской летописи и как это можно понять из текста созданного ими свода, а вся семейная группа князей. С последней точки зрения весьма показательно известие о примирении Всеволода с Василием после возвращения первого из Литвы в 1360 г.

Как уже говорилось, летопись под этим годом сообщала, что Всеволод «взялъ миръ со братьею, а князь Василеи трети ихъ очины отъступился и раздЪлишася волостьми» [190]. Из всех исследователей наибольшее внимание приведенной фразе уделил А.Е.Пресняков. Слова «взялъ миръ со братьею» он понимал как заключение какого-то договора Всеволода со своими родными братьями; текст об отступлении князем Василием трети их отчины — как отказ тверского князя в пользу Александровичей от третьей части Тверского княжества — «доли их отца в общей тверской отчине»; слова о разделении волостями — как полюбовный раздел территории между сыновьями Александра Михайловича [191]. Думается, что А.Е.Пресняков вполне прав в интерпретации второй части фразы и его критика мнения В.С.Борзаковского и А.В.Экземплярского, понимавших под третью отчины треть города Твери, представляется обоснованной и справедливой. Из предложенного А.Е.Пресняковым объяснения данного места летописи вытекает, что тверской великий князь имел дело не с одним Всеволодом, а со всеми наследниками князя Александра, которым он пошел на уступки, окончательно признав за ними права на территорию удела их отца.

В том же ключе взаимоотношений Александровичей с князем Василием должна быть интерпретирована и первая часть приведенной летописной цитаты. Трактовка ее А.Е.Пресняковым вызывает сомнения. В самом деле, если разделить мысль А.Е.Преснякова, то придется признать, что до своего ухода в Литву в 1359 г. Всеволод поссорился с братьями, о чем источники умалчивают. Между тем ясно, что отъезд Всеволода в Литву был вызван притеснениями со стороны Василия Кашинского, столь ярко проявившимися в 1358 г. А если ссора между сыновьями Александра Михайловича действительно имела место, то при чем тут был тверской великий князь, довольно неожиданно отказавшийся от притязаний на их треть тверской отчины? Все эти или подобные логические неувязки чувствовал уже В.С.Борзаковский, который предлагал видеть в «братьях» Всеволода летописного текста не его родных, а его двоюродных братьев, т.е. сыновей Константина и Василия Михайловичей [192]. Но такое толкование противоречит терминологии источника.

Перечисленные трудности в расшифровке фразы о мире Всеволода «со братьею» порождены, как представляется, формальным подходом исследователей к тексту. Сообщение летописи под 1360 г. цельно в своей основе и может быть правильно понято в свете сказанного ранее о борьбе Всеволода как старшего из Александровичей с тверскими великими князьями. Выражение «взялъ миръ со братьею» следует понимать не как примирение Всеволода с Михаилом, Владимиром и Андреем, а как коллективный договор всех Александровичей во главе с Всеволодом с занимавшим тверской стол Василием Кашинским, который в результате соглашения отступился именно от их трети общей тверской отчины [193].

В этой связи третья часть фразы: «раздЪлишася волостьми», имеет в виду, скорее, не раздел между братьями, как полагал А.Е.Пресняков, а раздел между братьями, с одной стороны, и тверским великим князем — с другой. В целом же летописный текст под 1360 г. свидетельствует о противоборстве тверского князя со всей семейной группой Александровичей и посягательствах великокняжеской власти на территорию их удела. Начало этому было положено в 1346 г. Поэтому сообщение Никоновской летописи о посылке данщиков Василия Кашинского в 1346 г. лишь в удел одного Всеволода с точным обозначением центра этого удела — Холм — явно дисгармонирует с тем ходом борьбы возглавлявшейся Всеволодом коалиции его братьев с Константином и Василием Михайловичами, который нашел свое отражение в том же Никоновском своде. Если вспомнить о постоянном интересе, который проявляли составители Никоновской летописи к княжеским родословным, то станет понятной причина отмеченного противоречия. В 20—30 годы XVI в., когда создавалась Никоновская летопись [194], жили потомки князя Всеволода Александровича князья Холмские [195]. По-видимому, прозвище потомков было перенесено на их родоначальника. Всеволод тоже стал Холмским, а центром его удела — Холм. Во всяком случае, приходится подозревать в недостоверности эти свидетельства статьи 1346 г. Никоновской летописи. Поэтому основываться на них при определении территории удела князя Всеволода было бы не совсем осторожно [196].

Тем не менее есть веские основания считать, что Всеволод действительно владел Холмом. В 70-х годах XIV в. его сыновья имели уделы в Тверском княжестве [197]. Князья, получившие прозвище Холмских, были потомками старшего сына Всеволода Юрия. Как сообщает Тверской сборник, Юрий жил «на прЪдели отца своего» [198]. Хотя этот князь враждовал с великим князем Тверским Иваном Михайловичем и терял свои владения, но в 1411 г. наступило примирение [199], и сын Юрия Дмитрий упоминается уже как князь, обладавший самостоятельным уделом в Тверском княжестве, среди «молодшей братии» тверского великого князя Бориса Александровича во втором договоре последнего с великим князем Василием Васильевичем Московским [200]. Сыновья Дмитрия Даниил и Михаил фигурируют в источниках XV в. уже с прозвищами Холмских [201]. Судя по этим прозвищам, их отец также был Холмским. А поскольку он имел в Твери удел, и притом, скорее всего, наследственный [202], можно утверждать, что в числе владений Всеволода Александровича был город Холм.

Холм был локализован В.С.Борзаковским [203]. Определяющим моментом явилось упоминание в источниках XVI в. Холма вместе с Новым городком, или Новым городищем [204]. Уже в духовной грамоте Ивана Грозного 1572 г. Новое городище названо Погорелым городищем [205]. Под последним наименованием это поселение известно и ныне. Местоположение его было указано выше — на правом берегу р.Держи в ее среднем течении. Согласно разысканиям В.С.Борзаковского, Холм — это, скорее всего, современное село Красный Холм, стоящее примерно в 15 км к востоку от Погорелого городища близ верховьев р.Шоши [206].

Помимо Холма, у Всеволода были и другие волости. Об этом свидетельствует наличие удела у его второго, младшего сына Ивана. В конце жизни дяди, тверского великого князя Михаила Александровича, князь Иван Всеволодович в 1397 г. покинул Тверское княжество и отъехал к московскому великому князю, но после смерти Михаила Тверского вернулся зимой 1399/1400 г. на родину [207]. Через два года Иван умер, «а отчину свою приказа князю Александру Ивановичю" [208]. Следовательно, по приезде в Тверь Ивану была возвращена его отчина, но со смертью Ивана его наследственные владения перешли к семье великого князя Ивана Михайловича, именно к сыну последнего Александру. К сожалению, источники не сообщают, какие именно земли завещал Иван Всеволодович своему двоюродному брату. Для установления этого необходимо привлечь некоторые косвенные данные.

Уже А.В.Экземплярский отметил, что как раз после 1402 г., когда Александр Иванович получил отчину Ивана Всеволодовича, этот первенец тверского князя «принимает довольно заметное участие» как в междоусобных столкновениях князей тверского дома (всегда на стороне отца), так и в «политических сношениях с Литвой» [209]. Очевидно, роль Александра во внутри- и внешнеполитических делах Тверского княжества возросла именно потому, что он стал правителем удела Ивана Всеволодовича [210]. Известны монеты, которые чеканил Александр Иванович, причем эти монеты относятся к периоду до занятия Александром великокняжеского стола в Твери, поскольку в содержащихся на них надписях Александр титулуется просто князем [211]. Монеты имеют и другую легенду: «денга городЪск[ая]» [212], из чего следует, что Александр был князем Городечским, или Городецким. Очевидно, поселение Городеск или со сходным названием, образованным от слова «город», и было центром той самой отчины Ивана Всеволодовича, которая по его смерти отошла к князю Александру.

Где же была расположена эта отчина? Источники XIV—XVI вв. фиксируют на территории, которую занимало Тверское княжество, ряд топонимов с основой «город». С одним из них и следует отождествлять Городеск Александра и Ивана.

Этот Городеск не мог быть известным в XVI в. городом Городнем [213]. Во-первых, Городень, по данным начала XVI в., относился собственно к Твери, и можно думать, что так было и в первой четверти XV в., т.е. этот город был владением тверского великого князя. Во-вторых, в самом конце XIV в. Городень носил другое название — Вертязин и под ним был известен официальным тверским документам [214].

Не может быть сближен Городеск и с известным по завещанию тверского великого князя Михаила Александровича Новым городком. В числе других тверских городов Новый городок предназначался завещателем старшему сыну Ивану и детям последнего Александру и Ивану [215]. Новый городок упоминается в Никоновской летописи под 1412 г. как место предполагавшейся Иваном Тверским ссылки Василия Михайловича Кашинского [216]. А в 1422 г. тот же Иван Михайлович сослал в Новый городок новоторжского боярина Ивана Кумгана и его сына Фому [217]. Полное тождество названий, принадлежность указанных под 1412 и 1422 гг. в Никоновском своде Новых городков тверскому великому князю свидетельствуют о том, что речь в летописях идет об одном и том же Новом городке. В свое время В.С.Борзаковский принимал этот Новый городок за город Старицу [218]. Однако содержание статьи 1412 г. Никоновской летописи указывает на иную географию Нового городка.

Летом того года тверской князь Иван Михайлович велел схватить своего брата Василия Кашинского. Судя по контексту летописи, Василий был арестован в самой Твери. «За сторожи» кашинского князя отправили «на Новой городокъ». «И бывшиимъ имъ на ПереволоцЪ, и тамо соидоша съ коней, и князь преже всЪхъ погна на кони въ одномъ терликЪ и безъ киверя, и перебреде рЪку Тмаку и погнаше не дорогами». Сумев скрыться от опешившего конвоя, Василий Михайлович несколько дней хоронился у одного доброхота от разыскивавшей его стражи, а потом ушел в Москву [219]. Если бы Василия везли из Твери в Старицу, то всему кортежу незачем было бы переправляться через Тьмаку, правый приток Волги. Очевидно, кашинского князя направляли в иное место. Судя по маршруту, это был, скорее всего, тот самый Новый Городок (позднейшее Погорелое городище), который упоминается как административный центр в духовной Ивана III [220]. Таким образом, ни по названию, ни по своей владельческой принадлежности Городеск князя Александра не может быть отождествлен с Новым городком.

Нельзя видеть в Городеске и Городок на Волге, который «нарядил» в 1366 г. великий князь Михаил Александрович [221]. Последнее обстоятельство исключает какие-либо отчинные права на этот город князя Ивана Всеволодовича [222].

Остается еще один известный источникам Городок Тверского княжества. И Городок этот — позднейшая Старица. В летописных сводах XV — начала XVI в. в подавляющем большинстве случаев Старица называется именно Городком, иногда с пояснением: «на Волге», или со вторым определением: «Старица» [223]. Но Старица называлась также и Городцом [224]. Вариативность древнего наименования Старицы — Городок, Городец — позволяет сближать (по названию) с этим городом Городеск (Городок, Городец?), в котором чеканились монеты князя Александра Ивановича.

В пользу отождествления этих двух городов могут свидетельствовать и другие факты. Чеканка местной «денги городЪской» имела смысл в центре, где была развита торговля. Уже В.С.Борзаковский обратил внимание на упоминание Городка в литовско-тверских договорах XV в. Городок постоянно фигурирует в той статье литовско-тверских докончаний, в которой определяются места взимания пошлин с литовских торговцев в Тверском княжестве: «пошлины имати... во ТфЪри, в КашинЪ, в Городку, в ЗупцевЪ и по всему моему великому княженью по давному, а нового не примышляти» [225]. Два из четырех упомянутых здесь тверских города стояли на Волге, а Кашин — в низовьях р.Кашинки, близ Волги. По аналогии нужно думать, что и Городок стоял на Волге или около нее. А полное соответствие его названия древнейшему наименованию Старицы позволяет утверждать вслед за В.С.Борзаковским, что Городок литовско-тверских соглашений и есть Старица. Но благодаря договорам XV в. устанавливается, что Старица — один из давних торговых центров Тверского княжества. И это делает вполне понятной чеканку монеты в названном городе. К тому же большинство монет с надписью «денга городЪск[ая]» найдено именно в Старице [226]. С другой стороны, Городок-Старица не упоминается в завещании великого князя Тверского Михаила Александровича. Значит, в конце XIV в. она принадлежала или должна была принадлежать иной ветви тверского княжеского дома. Принимая во внимание изложенное выше, можно заключить, что Старица была удельным городом Ивана Всеволодовича, а еще раньше — его отца Всеволода Александровича.

Таким образом, идя от поздних фактов княжого владения в Тверской земле к более ранним, следует считать уделом старшего из наследников Александра Михайловича Тверского, Всеволода, Холм и Старицу, а уделом второго из его сыновей-наследников, Михаила, — Микулин. Отсюда становится понятным, что самому Александру по завещанию его отца был выделен юг Тверского княжества. Можно догадываться, что центром его владений был г.Зубцов. Зубцов, несомненно, древнее Старицы, Холма и Микулина. Известие 1285 г. о нападении Литвы на Олешню рисует наличие у зубчан территориальной феодальной военной организации [227]. О давнем торговом значении Зубцова свидетельствуют упоминавшиеся выше литовско-тверские договоры XV в. Все эти факты говорят за то, что в начале XIV в. на юге Тверского княжества не было города значительнее Зубцова. И если Михаилом Ярославичем своему второму сыну предназначались в удел южные волости Тверского княжества, то всего естественнее видеть их центр в Зубцове.

Зная, какие примерно территории входили в состав уделов трех сыновей Михаила Ярославича: Тверь — Дмитрия; Зубцов (?), Старица, Холм и Микулин — Александра и Кашин — Василия, можно довольно легко определить местоположение удела четвертого Михайловича — Константина. Он мог располагаться или к северо-западу от Твери, где, впрочем, до начала XV в. не было ни одного города, или к юго-востоку от столицы.

В научной литературе до самого последнего времени считалось, что уделом князя Константина был г.Дорогобуж. Дело в том, что в источниках последней трети XV в. упоминаются праправнуки князя Константина Михайловича князья Юрий и Осип (Иосиф) Андреевичи с прозвищем Дорогобужские [228]. Поскольку в те времена князья получали прозвища по месту своих владений, считалось, что Юрий и Осип владели Дорогобужем. Сам Дорогобуж признавался их отчиной, а первым его владельцем назывался родоначальник этой ветви тверских князей третий сын Михаила Ярославича, Константин.

В приведенной цепи логических умозаключений не все было гладко. Дело прежде всего в том, что никаким источникам г.Дорогобуж в Тверском княжестве неизвестен. Выход нашел Н.М.Карамзин. Он предложил видеть Дорогобуж в современном ему тверском селе Дорожеве [229]. Впоследствии выяснилось, что село называется Дорожаево, но мысль Н.М.Карамзина была воспринята последующими исследователями [230]. Тем не менее сближение названий Дорогобуж и Дорожаево представляется крайне сомнительным. У этих двух топонимов общие только четыре начальные буквы, и одно наименование не могло произойти от другого. К тому же с.Дорожаево, в первой половине XVI в. входившее в состав Хорвачского стана Тверского уезда и не являвшееся каким-либо административным центром, лежало близ р.Шоши [231]. Если здесь был удел Константина Михайловича, тогда становится непонятным, почему его территория так глубоко вклинивалась в земли брата Александра, перерезая естественный водный путь по р.Шоше между двумя городами Александрова удела — Холмом и Микулином.

Эти и другие противоречия в определении владений князя Константина сравнительно недавно были удачно устранены Б.Н.Флорей. Он обратил внимание на то, что князь Андрей Дмитриевич, отец упомянутых Юрия и Ocuna Дорогобужских, до 1440 г. держал от литовского великого князя Дорогобуж, Мутишин и Великое поле [232]. Речь идет о смоленских волостях с центром в Дорогобуже [233]. Становится ясным, что прозвища Дорогобужские, закрепленные за сыновьями князя Андрея Дмитриевича, своим возникновением обязаны прозвищу их отца, полученному им в связи с держанием смоленского Дорогобужа. Таким образом, вопрос о тверских владениях потомков Константина Михайловича и его самого сделался открытым.

Ответ на него был предложен тем же Б.Н.Флорей. Основываясь на упоминании польским историком начала XVI в. Матвеем Меховским Клинского княжества в Тверской земле, исследователь лришел к мысли, что центром владений сыновей, внуков и правнуков князя Константина был Клин [234]. При этом он указал, что к 50-м годам XV в. Клинского княжества уже не было, поскольку в то время территорией Клина распоряжался великий князь Тверской Борис Александрович [235]. Следовательно, Клинское княжество существовало в более раннее время.

Думается, однако, что высказанная точка зрения нуждается в более тщательном обосновании. По сути дела, сообщение Матвея Меховского о Клинском княжестве, достоверность которого и требовалось доказать, принимается за таковое исследователем лишь потому, что ближайшие потомки Константина не владели Дорогобужем. Этого негативного аргумента еще недостаточно, чтобы заключать о правильности известия польского историка. Необходимы позитивные данные, свидетельствующие, что в руках Константиновичей были клинские волости. И такие данные находятся.

Когда в конце 1365 г. умер князь Семен Константинович, то выяснилось, что он «отчины своея удЪлъ и княгиню свою приказалъ князю великому Михаилу Александровичю» [236]. Выражение «отчины своея удЪлъ» означает часть, выдел князя Семена в общей отчине — владении отца. Не совсем ясны мотивы передачи этой части не ближайшим родственникам (таковым прежде всего являлся родной брат Семена князь Еремей) [237], а тверскому великому князю Михаилу Александровичу, двоюродному брату завещателя. Попытка В.С.Борзаковского объяснить этот шаг Семена Константиновича его привязанностью к князю Михаилу Александровичу довольно наивна [238]. Дело, вероятнее всего, как и думал А.Е.Пресняков, заключалось в том, что бездетный Семен хотел оставить свой удел в пожизненном владении жены и поэтому во избежание всяких посягательств на земли жены в будущем поручал ее заботам самого могущественного князя тверского дома [239]. В те времена княгини не имели права передавать по наследству свои владения, они становились выморочными, а потому удел князя Семена по смерти его вдовы должен был отойти к опекуну последней, т.е. к великому князю Михаилу Тверскому. Но, видимо, Михаил сразу же поспешил закрепиться в землях Семена. В начале 1366 г. он «нарядил» новый городок на р.Волге [240], вероятно, как показывают дальнейшие события, во владениях князя Семена или на их границах. Решение Семена Константиновича и действия Михаила Александровича вызвали протест со стороны брата Семена Еремея и бывшего тверского великого князя Василия Михайловича Кашинского. В том же 1366 г. в Тверском княжестве началось «нелюбие князю Василию и его братаничю князю ЕремЪю съ княземъ великымъ съ Михаиломъ съ Александровичемъ про часть отчины княжи Семеновы» [241]. Попытка Василия и Еремея воздействовать на Михаила через митрополита и местного епископа успеха не имела [242]. Тогда они прибегли к помощи Дмитрия Московского. Тот дал им войска, и в 1367 г. начались военные действия. Михаил Тверской, кажется не дожидаясь их, отправился за подмогой в Литву, а Василий Кашинский с сыном Михаилом и племянником Еремеем Константиновичем «съ всею силою Кашиньскою приехавши во ТфЪрь многымъ людемъ сотвориша досаду бесчестиемъ и мукою и разграблениемъ имЪниа и продажею бес помилованиа. И къ Городку ратию ходили, привели съ собою и Московьскую рать князя великаго» [243]. Речь, очевидно, идет о том самом Городке на Волге [244], который был поставлен Михаилом Александровичем в 1366 г. Взять его не удалось, но московская рать и волочане опустошили тверские волости на правом берегу Волги и повоевали волости «святаго Спаса».

Выступая на стороне Василия Михайловича и Еремея Константиновича, московские полки не воевали, естественно, их владений. Страдали волости Михаила Александровича, причем судя по тому, что в Твери сел Василий Кашинский, опустошению подвергались преимущественно не великокняжеские территории (они перешли в руки Василия) а земли собственного удела Михаила Александровича и отошедшего к нему удела Семена Константиновича. Земли эти находились по правому берегу Волги. Удел самого Михаила Александровича известен — это Микулин, на который собирался напасть в 1363 г. князь Василий Михайлович. Весьма вероятно, что четыре года спустя нападение на Микулин было осуществлено. Но летопись сообщает также о повоевании в 1367 г. церковных волостей св.Спаса, которые в 1363 г. не упоминаются как объект предполагавшегося похода тверского великого князя. «Нахожение» московской рати и волочан на эти волости в 1367 г. объясняется, по-видимому тем что церковные волости относились к территории удела князя Семена Константиновича. Как было показано выше, владения тверской епископской кафедры располагались в клинских волостях. И это дает основания считать, что князь Семен владел Клином или его частью.

Об этом же косвенно свидетельствуют и другие данные. Построенный Михаилом Александровичем Городок на Волге, который не удалось взять в 1367 г., был отнят у него московским правительством в 1368 г.: «Городокъ отъняли и чясть отчины княжи Семеновы» [245] В самом Городке москвичи «своего намЪстника посадили съ княземъ съ ЕремЪемъ» [246]. Приведенные летописные известия связывают Городок с территориями удела князя Семена и его брата Еремея который удерживал Городок с московским наместником. Удерживал правда, недолго. Зимой 1368/69 г. москвичи «отъступилися опять Городка и всее чясти княжи Семеновы» тверскому великому князю [247]. Упорная борьба Москвы и Твери за Городок, расположенный судя по описанию событий 1367 г., на правом берегу Волги объясняет по-видимому, некоторые действия возглавлявшихся Дмитрием Московским полков русских князей в тверской войне 1375 г. Тогда Дмитрий Московский взял города Зубцов, Микулин, Городок (Старицу) и Белгородок [248]. Микулин, Зубцов и Старица (последние два — на основании соображений, изложенных выше) являлись собственными, «опришными» владениями Михаила Александровича, и это делает понятным; почему на них пришелся удар войск великого князя Дмитрия. Что касается Белгородка, то нападение на него в 1375 г. объяснить затруднительно. Город этот упоминается в источниках только один раз, именно при описании тверской войны 1375 г. Какой-либо заметной роли в последующее время Белгородок не играл. Его отождествляют (по названию) с современным городом Белым Городком, расположенным на правом берегу Волги при впадении в нее р.Хотчи [249]. Определенное сходство названий, одинаковое расположение на правом берегу Волги позволяют считать, что речь в летописном рассказе 1375 г. идет о том самом Городке, который в 60-х годах XIV в. являлся яблоком раздора между тверским и московским князьями. Такое отождествление объясняет, почему этот город одним из первых подвергся нападению московской рати в 1375 г. Вместе с тем признание Белгородка Городком помогает точнее очертить район владений Семена и Еремея Константиновичей. Их отчина (если, конечно, верна идентификация Белгородка с Городком) тянулась на довольно большое расстояние по правому берегу Волги и, видимо, захватывала часть волостей, которые, по данным начала XVI в., принадлежали уже Кашину [250]. Посылка в 1371 г. Михаилом Александровичем Тверским сына Еремея Константиновича Дмитрия ратью на Кистьму [251], лежавшую к северу от Кашина, также намекает на соседство отчины Константиновичей с кашинскими землями.

Наконец, в разрядных записях под 1489 г. упоминается князь Андрей Семенович Чернятинский [252]. Он приходился праправнуком князю Еремею Константиновичу [253]. Прозвище Андрея Семеновича дано ему, скорее всего, по его владению. Как выяснил В.С.Борзаковский, таким владением могло быть или с.Чернятино на р.Яузе к северо-западу от Клина, или с.Чернятино на р.Ламе [254]. Историк Тверского княжества пытался территориально связать последнее Чернятино с с.Дорожаевым, которое в его время признавалось Дорогобужем и считалось центром удела Константиновичей. Но к западу и югу от ламского Чернятина, как было показано в части о границах Тверского княжества, лежали клинские волости. И становится очевидным, что с.Чернятино на Ламе, как и яузское Чернятино, тянули к Клину. То, что потомок князя Константина Михайловича имел владения именно в клинских волостях, нельзя признать случайным. Видимо, его предки также владели землями в Клину.

Приведенные данные подтверждают, таким образом, сообщение Матвея Меховского о существовании в Тверской земле Клинского княжества. Теперь это сообщение становится прямым историческим свидетельством об особом уделе в Твери с центром в Клину. Им владели третий сын Михаила Ярославича, Константин, и его потомки.

После проведенного анализа представляется возможным более конкретно судить о содержании духовной грамоты 1318 г. Михаила Ярославича Тверского. Очевидно, старшему сыну Дмитрию Михаил выделил Тверь и прилегавшие волости, второму сыну, Александру, — Зубцов, Старицу (Городок), Холм и Микулин, третьему сыну, Константину, — Клин с волостями, а четвертому сыну, Василию, — Кашин. Их мать, вероятно, получила села и волости в уделах сыновей. Во всяком случае, сведений о группах волостей или даже отдельных волостях, принадлежавших тверским княгиням, имевшим сыновей, в источниках нет. (См. рис. 5).

Рис.5. Тверское великое княжество к 1322 г

Как показывает древнерусская княжеская практика наделения землями сыновей-наследников, значение уделов, в частности их размеры, понижались от старшего наследника к младшему. Думается, нe являлись исключением в этом отношении и владения сыновей Михаила Ярославича Тверского. В таком случае проведенный им раздел Тверского княжества представляет значительный интерес, поскольку новое политико-административное деление территории его отчины, несомненно, отразило, с одной стороны, определенные политические устремления тверского княжеского дома, с другой — объективный процесс хозяйственного развития Тверского княжества и дальнейшую его феодализацию.

Прежде всего нужно отметить, что самый главный город княжества — Тверь — передавался старшему сыну. Хотя в Твери не заметно признаков того коллективного владения столицей, какой наблюдается в XIV в., например в Москве, а позднее — в Рязани [255], это не означало, что в Твери и ее округе не было дворов, слобод или сед, принадлежавших другим представителям тверского княжеского дома. Такие владения были. На это намекает, в частности, уже приводившийся факт ограбления в 1367 г. тверичей Василием Кашинским и его союзниками. Поскольку спор тогда шел о наследстве князя Семена Константиновича, можно догадываться, что отнимали имение, отдавали в «продажу» среди других и тех людей, которые были связаны с этим князем. Вполне допустимо, что Константиновичи имели в Твери особые слободы или села вблизи города. С этой точки зрения показательны поздние известия о существовании в Твери Дорогобужской слободки и слободки Микулинских князей [256]. Возможно, это остатки особых владений в городе ближаших потомков Константина и Александра Михайловичей. Однако деления городских доходов, управления Тверью наместниками различных князей здесь не видно. Власть сосредотачивалась в руках тверского великого князя. Обладание Тверью делало его и в экономическом, и в военном отношениях значительно сильнее своих сородичей, что способствовало централизации княжества. Последняя, в свою очередь, благоприятствовала осуществлению общерусских притязаний князей тверского дома, в частности их борьбе за великое княжение Владимирское. Очевидно, что произведенный Михаилом Ярославичем раздел своей отчины учитывал перспективы борьбы его сыновей за владимирский великокняжеский стол. Внутреннее членение Тверского княжества по уделам во втором десятилетии XIV в. стояло в определенной зависимости от политической ситуации во всей Северо-Восточной Руси, от общерусских планов и устремлений тверских князей.

Что касается уделов других сыновей Михаила Ярославича, то по своему значению они, конечно, уступали владениям их старшего брата, великого князя Дмитрия. Но феодальная иерархия старшинства в распределении городов и волостей сказалась и здесь.

Второму сыну Михаила, Александру, досталась южная часть Тверского княжества. Если оставить в стороне собственно Тверь, которая как столица должна была постоянно притягивать к себе население, то то переселенческое движение древнерусского населения с запада, которое началось в XIII в. под напором литовских феодалов, должно было прежде всего затронуть южные и отчасти восточные районы Тверского княжества. К тому же, насколько можно судить по современным данным, южные районы княжества были наиболее благоприятны для ведения сельского хозяйства. Здесь преобладали дерново-подзолистые почвы, в то время как в остальных районах Тверского княжества такие же почвы перемежались массивами полуболотных и болотных земель [257]. В хозяйственном отношении это выделяло южную часть Тверского княжества по сравюнию с восточными и северными его частями. Не случайно поэтому, по данная территория была выделена второму сыну Михаила Ярославича.

О причинах передачи Константину Клина, а Василию Кашина что-либо определенное говорить трудно. Возможно, клинские волости, особенно западные из них, были населены несколько гуще, чем кашинские, и здесь для княжеской власти можно было найти больше платежеспособного и военноспособного населения, чем в северо-восточных пределах княжества.

О рубежах между уделами Михайловичей сведений нет. Это не значит, конечно, что рубежей вообще не существовало. Они, несомненно, были [258], но отсутствие о них сколько-нибудь прямых сведений заставляет основываться при их реконструкции на естественно-географических особенностях территории Тверского княжества, координируемых с упоминаниями отдельных городов или волостей в княжеских уделах.

Рубеж тверского великокняжеского удела на юге проходил где-то севернее Старицы (Городка), шел по верховьям рек, впадающих слева в Шошу в ее нижнем течении, а далее по левому берегу Волги. Границу Твери с Кашином пытался наметить В.С.Борзаковский. Основываясь на тексте летописной статьи 1367 г. [259], сообщавшей о походе Михаила Александровича на Кашин, походе, закончившемся перемирием у с.Андреевского, он отождествлял это Андреевское с современным ему с.Андреевским-Мизгиревым, расположенным в 9 км от Кашина, и полагал, что оно стояло на кашинско-тверском рубеже [260]. Последнюю мысль В.С.Борзаковского опровергает анализ летописного свидетельства 1401 г. Под этим годом в целом ряде сводов (старший текст — в Рогожском летописце) сообщается о том, что тверской великий князь Иван Михайлович отнял у своего брата Василия «езеро Лукое и Входъ Иер(у)салимъ» и отдал их племяннику Ивану [261]. Князья Василий Михайлович и Иван Борисович получили по завещанию 1399 г. великого князя Михаила Александровича Кашин с Кснятином [262], из чего следует, что оз.Лукое и Вход Иерусалим находились на кашинской территории. И действительно, слободка, называвшаяся Иерусалимской по Входоиерусалимской церкви, стояла на кашинском посаде [263]. Ее правильно локализовал В.С.Борзаковский [264]. Но оз.Лукое он не нашел. Не смог отыскать его и А.Е.Пресняков [265]. Между тем в писцовой книге Тверского уезда 1580—1581 гг. это озеро упоминается. Оказывается, оно входило в состав озер, расположенных к северо-востоку от Твери в так называемом Оршинском мхе, и соединялось протоком с самым большим озером группы — Великим, находясь к востоку от него [266]. География кашинского озера Лукое, отстоявшего от Кашина много дальше Андреевского-Мизгирева, наводит на мысль, что древний рубеж между Тверью и Кашином проходил по болотистым пространствам между реками Медведицей и Волгой, там, где позднее пролегла граница Тверского и Кашинского уездов.

Рубеж удела Александра Михайловича с уделом Константина проходил, видимо, по водоразделу рек Шоши и Лоби. От кашинских земель владения Константина отделялись, возможно, р.Хотчей.

Что касается кашинского удела Василия, то его земли лежали по обеим сторонам Волги. За это говорит как известие 1287 г., причислявшее к кашинской «стране» Кснятин [267], так и выделение Кашина и Кснятина в один удел в конце XIV в. великим князем Михаилом Александровичем [268]. Поэтому нельзя согласиться с В.С.Борзаковским, предполагавшим, что земли по правому берегу Волги первоначально к Кашину не относились [269].

В целом первые уделы Тверского княжества представляли собой компактные территории, обязательно примыкавшие к Волге. В последнем случае свой отпечаток на географию уделов наложило расположение всего Тверского княжества на международном волжском. пути. В ранний период существования тверских уделов нельзя заметить того чересполосного владения одних княжеских ветвей на территории других, какое наблюдается в более позднее время. Исключение, видимо, составляла только сама Тверь и ее округа, где были владения разных представителей тверского дома. Однако такая система удельного членения Твери, способствуя владельческому дроблению территории, в то же время поддерживала политическое единство княжества, поскольку ставила младших князей в зависимость от тверского великого князя, в уделе которого располагались их дворы, села и слободы.

Привлечение данных XIV—XVI вв. для выяснения территориального деления Тверского княжества по завещанию Михаила Ярославича значительно облегчает характеристику эволюции государственной территории Твери в период с 1319 г. по конец XIV в., поскольку эти данные отразили основные факты дробления и консолидации тверской территории за указанное время. Только необходимо их систематизировать в хронологическом порядке, соотнеся с основными событиями политической истории Твери.

Выделение уделов в Тверском княжестве, которое надо датировать временем, когда в Твери узнали о казни в ханской ставке Михаила Ярославича [270] и когда вступило в силу составленное им завещание, нарушив владельческую целостность княжества, не нарушило, однако, политического единения наследников Михаила. Защита от посягательств владимирского великого князя Юрия Даниловича Московского, имевшие общерусскую значимость планы борьбы за стол во Владимире сплачивали тверских князей и препятствовали развитию местных центробежных сил. Союз братьев явился одним из важных факторов, благодаря которому старший из Михайловичей, Дмитрий, сумел занять в 1322 г. великокняжеский владимирский стол [271]. 21 ноября 1325 г. Дмитрий убил в Орде главного врага тверских князей Юрия Даниловича [272], за что и сам поплатился жизнью. 15 сентября 1326 г. по приказу хана Узбека он был казнен [273]. За время пребывания Дмитрия в Орде Тверским княжеством управлял, по-видимому, второй из Михайловичей, Александр. После гибели брата он был поставлен Ордой в великие князья Владимирские [274]. Летописи умалчивают, стал ли при этом Александр тверским князем. Но судя по тому, что его резиденцией был великокняжеский дворец в Твери [275], Александр занял и тверской стол. Таким образом, в его руках соединились территории двух тверских уделов — собственного и брата Дмитрия.

После антиордынского восстания в Твери 15 августа 1327 г. и карательной ордынской «Федорчюковой рати» зимой 1327/28 г. Александр Михайлович должен был бежать в Псков, где пробыл (с перерывом) до 1337 г. [276] Его братья Константин и Василий, скрывшиеся было от монголо-татар в Ладоге [277], уже весной или летом 1328 г. вернулись назад [278]. Тверским великим князем стал более старший Константин, а Василий сел, очевидно, в Кашине. Но в отличие от своих предшественников Константину Михайловичу, по-видимому, пришлось получать санкцию хана Узбека на занятие тверского великокняжеского стола. Так следует объяснять поездку Константина в Орду в 1328 г. [279] С этого времени монголо-татары начинают систематически вмешиваться в распределение столов в Тверском княжестве, оказывая заметное влияние на перекройку тверской государственной территории. Передав ярлык на Тверь Константину, они объективно способствовали соединению, хотя, возможно, и временному, под его рукой бывших владений Дмитрия, Александра, а также его собственных. Такое сосредоточение власти у одного лица над территорией почти всего Тверского княжества (за исключением Кашина) в 1328 г. было для Орды неопасным, поскольку княжество было в сильнейшей степени разорено военной экспедицией Федорчюка; к тому же посажение на тверской стол Константина вбивало клин в отношения между ним и хоронившимся от монголо-татар Александром. Но в будущем подобная консолидация тверских уделов могла таить для Орды определенную угрозу. Не исключено, что предвидение такой возможности (если только к тому времени эта возможность не стала реальностью) сыграло известную роль в решении хана Узбека простить князя Александра Михайловича и передать ему тверской великокняжеский стол в 1337 г. Правда, терминология летописи в данном случае несколько расплывчата. Александр «приатъ пожалование отъ царя, въсприимъ отчину свою» [280]. Под термином «отчина» можно понимать как собственно удел князя Александра, так и тверскую великокняжескую территорию, или же то и другое вместе. Видимо, Александру вернули все, чем он владел до конца 1327 г. О владении Александром тверской великокняжеской частью говорит как пребывание самого Александара Михайловича и его семьи в Твери [281], так и свидетельство договорной грамоты 1399 г. сына Александра великого князя Тверского Михаила с Василием Московским. Договор 1399 г. регулировал также отношения Твери с Новгородом Великим, поэтому в нем была сделана ссылка, что эти отношения должны были быть такими же, как «при великом князЪ АлександрЪ МихаиловичЪ, как жил без великого княжения» [282]. Очевидно, что составители договора имели в виду не период конца 1325 — конца 1327 или начала 1328 г., когда Александр был полновластным великим князем Владимирским, а второй период его пребывания в Твери. И этот второй период они считали временем, когда Александр правил Тверским княжеством. О получении Александром в то время своего первого удела — Зубцова — свидетельствует владение его семьей в 40-х годах XIV в. землями на юге Тверского княжества.

Таким образом, посажение Александра Михайловича Ордой на тверской стол привело к перераспределению территорий внутри княжества. Константин должен был довольствоваться только своим наследственным уделом — Клином. В Кашине до 1346 г. по-прежнему оставался Василий.

Казнь в Орде 28 октября 1339 г. Александра Тверского и его старшего сына Федора [283] вновь изменила политическое деление территории Тверского княжества. Тверь опять была отдана монголо-татарами князю Константину [284]. Под его рукой оказались клинские и великокняжеские земли. Вдова и младшие сыновья князя Александра должны были получить в коллективное владение его первоначальную отчину. Правда, В.С.Борзаковский, основываясь на словах Никоновской летописи о том, что Александр перед убиением «о вотчинЪ своей глаголавъ» [285], решил, что князь относительно своей отчины сделал какие-то распоряжения, но в чем они заключались, раскрыть поостерегся [286]. А.В.Экземплярский, напротив, пo данному вопросу высказался довольно решительно. Приведя слова Никоновского свода, он писал: «Говорить о вотчине можно многое, но здесь, если не главным образом, то во всяком случае непременно была речь и о наделе сыновей волостями» [287]. И далее называл конкретные владения наследников Александра Михайловича [288], понимая под «вотчиной» летописи собственный удел казненного князя. Со своей стороны А.Е.Пресняков обратил внимание на то, что фраза о вотчине Александра помещена в летописной повести о его смерти. Оценивая это свидетельство, ученый заключил, что «если принять это указание литературной повести за точное воспроизведение факта, надо признать, что духовной грамоты князь не успел составить; нет и оснований для догадок, как он распределил между сыновьями свою отчину на доли — уделы» [289]. К сказанному А.Е.Пресняковым следует добавить, что нет не только никаких оснований для догадок относительно того, как именно была распределена Александром Михайловичем его отчина между наследниками, но даже нет никаких оснований считать, что такое распределение вообще имело место. Сопоставление рассказа Никоновской летописи об убиении Александра Тверского с более ранними версиями того же повествования, отраженными в Рогожском летописце, Тверском сборнике и фрагменте тверского летописного свода, опубликованном А.Н.Насоновым, показывает, что в Никоновском своде рассказ распространен и литературно обработан [290], а слова «о вотчинЪ своей глаголавъ» являются вставкой, сделанной сводчиками XVI в. [291] Очевидно, удел князя Александра стал коллективным владением его наследников, которые, как показано было выше, и распоряжались им сообща до 60-х годов XIV в.

С вокняжением старшего из Александровичей Всеволода в Твери в 1348 г. основное деление тверской территории сохранилось. Только в Клину вместо одного князя правили двое. Правда, были ли у сыновей Константина раздельные владения или в своей отчине они княжили вместе, неизвестно. Во всяком случае, к 1361 г. Семен и Еремей обладали уже обособленными уделами [292]. Общая территория, подвластная великому князю Всеволоду, несколько сузилась. Его предшественники владели великокняжеским уделом, а кроме того, своим собственным. Всеволод же наследием отца распоряжался вместе с матерью и братьями. Трудно сказать, сыграло ли это обстоятельство свою роль, но в 1349 г. Всеволод Александрович должен был уступить тверской стол своему дяде Василию Кашинскому [293]. Через несколько лет, заручившись поддержкой Москвы и Орды, князь Василий возобновил те притязания на земли Александровичей, которые обнаружились еще в действиях Константина Михайловича [294]. Судя по уже цитировавшемуся летописному известию 1360 г. об уступке Василием Михайловичем трети тверской отчины Всеволоду и его братьям [295], тверскому великому князю удалось в течение какого-то времени контролировать территорию удела Александровичей. Однако закрепиться здесь Василий не смог. Ослабление его союзников Москвы и Орды, противодействие стоявшей за спиной Всеволода Литвы [296] заставили тверского великого князя отказаться от осуществления своих объединительных намерений. В этом случае, как и в ряде других, внешнеполитическая обстановка влияла, и довольно существенно, на внутреннее территориальное деление Тверского княжества. Последовавшее вскоре за соглашением 1360 г. дробление отчины Александровичей [297], как было предположено выше, на Старицко-Холмский, Микулинский, а также Зубцовский [298] уделы знаменовало собой дальнейшее развитие центробежных тенденций в Тверском княжестве. (См. рис. 6).

Рис.6. Тверское великое княжество к 1360 г.

Однако распад отчины Александровичей и Константиновичей на несколько полусамостоятельных мелких владений объективно способствовал увеличению значения в системе тверских уделов великокняжеской территории. И борьба за ее обладание резко обострилась. Она завершилась торжеством Михаила Александровича Микулинского, сумевшего использовать против Василия Кашинского такой важный фактор, как постоянно усиливавшееся в местном обществе недовольство проордынской политикой князя Василия [299]. Михаил Александрович становился, таким образом, выразителем патриотических чаяний тверичей. Благодаря этому, а также вследствие таких привходящих обстоятельств, как смерть братьев, Михаил Александрович к 1366 г. сумел сосредоточить в своих руках власть над собственно тверскими землями, Зубцовом, Микулином и частью Семена Константиновича, т.е. половиной Клинского удела. Вне сферы его непосредственной власти оставались старицко-холмские владения племянников князей Ивана и Юрия Всеволодовичей, другая половина Клинского удела — князя Еремея Константиновича и Кашинский удел князя Василия Михайловича. Начавшееся в 1366 г. «нелюбие» тверских князей, Михаила Александровича, с одной стороны, Василия Кашинского и Еремея Константиновича, с другой, из-за удела князя Семена вскоре переросло в затяжной военный конфликт, в который оказались втянутыми все князья Северо-Восточной Руси, великий князь Смоленский, Литва и Орда. Конфликт завершился войной 1375 г., приведшей к сильному опустошению Тверского княжества [300]. По договору, заключенному Михаилом Тверским с Дмитрием Московским, тверской князь удержал свои владения, за исключением ранее захваченной Рокитны и, быть может, Киасовой Горы, но Кашинский удел был признан сторонами самостоятельным, независимым от Твери княжеством [301]. Так продолжалось сравнительно недолго. В 1382 г. умер последний кашинский князь Василий Михайлович из рода своего тезки Василия же Михайловича [302] и Кашин был присоединен к Твери [303]. Под властью Михаила Александровича оказалась весьма значительная по местным масштабам территория, намного превосходившая те владения, которыми распоряжались его предшественники на тверском великокняжеском столе: его дядья, отец и брат. К концу XIV в. консолидация государственной территории Тверского княжества существенно продвинулась вперед, хотя в княжестве и оставались Холмский удел и владения в бывшем Клинском уделе сыновей Еремея Константиновича [304]. Свои достижения в собирании тверской «земли и власти» Михаил Александрович стремился сохранить и на будущее. В своем завещании, составленном не позднее 1399 г. [305], Михаил Александрович выделил старшему сыну Ивану и его потомству Тверь, Новый Городок, Зубцов, Радилов, Въбрынь, Опоки, Вертязин и Ржеву, сыну Василию и внуку Ивану — Кашин с Кснятином; младшему сыну Федору — два городка Микулина с волостями [306]. Таким образом, значительное территориальное преобладание в Твери великокняжеских владений над удельнокняжескими должно было иметь место и при преемниках Михаила.

Подведем некоторые итоги рассмотрению эволюции тверской государственной территории на протяжении XIV в. Обусловленное экономическими и социальными процессами деление Тверского княжества на уделы в 1319 г. вместе с тем преследовало цели сохранения политического единства сыновей Михаила Ярославича в их борьбе за владимирское наследие. Это было достигнуто путем передачи старшему из Михаиловичей наиболеее важной территории княжества — Твери с ее волостями. Такое распределение владений обеспечило главенство тверского великого князя среди князей тверского дома.

Неудавшиеся попытки тверских князей в 20-е годы XIV в. играть руководящую политическую роль в Северо-Восточной Руси и возглавить национально-освободительную борьбу против ордынского ига привели к консервации удельных отношений в самом Тверском княжестве. В сохранении таких отношений были заинтересованы Орда и Москва. Орда поставила под свой контроль распределение столов среди князей тверского дома. И хотя на протяжении 1328—1365 гг. тверские великие князья делали неоднократные попытки расширить великокняжеские владения за счет удельных, эти попытки имели частичный и временный успех. Ни при Александре Михайловиче, ни при его братьях Константине и Василии не наблюдается попыток слияния великокняжеской территории с территориями их собственных уделов и нового ее членения между их сыновьями. Это наталкивает на мысль, что в Тверском княжестве происходило в миниатюре то же, что и в масштабе всей Северо-Восточной Руси: образовалась территория, которой управлял великий князь, но без права передачи ее по наследству. Управление же регулировалось Ордой.

Только с середины 60-х годов XIV в. в княжение Михаила Александровича начинается процесс неуклонного расширения тверской великокняжеской территории. То, что тенденция к объединению тверских земель под одной властью, спорадически проявлявшаяся в более ранний период, начинает становиться реальностью именно в указанное время, далеко не случайно. Усилившиеся в Орде в конце 50-х годов XIV в. смуты глубоко потрясли ее [307]. Ханская власть над Русью ослабла, а вместе с ее ослаблением рухнула прежняя ордынская политика жесткого контроля над Тверью. Там снова ожили освободительные и объединительные тенденции, которыми умело воспользовался Михаил Александрович. Таким образом, общее изменение политической ситуации в Восточной Европе в 50—60-е годы XIV в., несмотря на потрясения, испытанные Тверью в 1367—1375 гг., оказало заметное влияние на политико-территориальное деление Тверского княжества, способствуя в целом росту великокняжеских владений. Однако было бы недостаточно в данном случае объяснять этот процесс одними политическими причинами.

Прослеженное на основе различных свидетельств собирание тверских земель Михаилом Александровичем, присоединение им к великокняжеской территории некоторых уделов и слияние с ней его собственного интересно и важно сопоставить с характеристикой деятельности этого князя, принадлежащей перу писавшего в Твери его современника-летописца. По отзыву, возможно несколько преувеличенному, местного историка, Михаил Александрович «люди бещислено сладцЪ и благочинно собра и грады ТфЪрьскыя утверди» [308], даже «от странъ къ нему сбирахуся и сынове туждии поработаша тому» [309]. Но самое примечательное заключается в словах летописца о том, что при Михаиле «корчемникы и мытаря и торжьныя тамгы истрЪбишася» [310]. Это признание показывает, что в тверском обществе, очевидно еще до вокняжения Михаила Александровича, зрела потребность не только в избавлении от «великыя нужа иноплеменникъ» [311], но и в ликвидации различных таможенных барьеров, вызванных к жизни удельным дроблением территории княжества. Следовательно, вместе с задачами борьбы с игом уже давала себя чувствовать и некоторая экономическая потребность в объединении Твери. Эти причины и обусловили успех деятельности Михаила Александровича, к концу XIV в. сумевшего сосредоточить в своих руках власть над большей частью территории Тверского княжества.

148.              Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. Пг., 1918, с.191.

149.              ГБЛ, ф.310, № 1254, л.39.

150.              Подробнее см.: Кучкин В.А. Повести о Михаиле Тверском, с.233.

151.              ГБЛ, ф. 310, № 1254, л. 35, 36, 37, 38 об., 39.

152.              Местоимение «им» в приведенной цитате из Повести надо понимать боле широко: «им» - это всем сыновьям и жене Михаила Тверского.

153.              Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период. СПб., 1891, т.2, с.468-469, 471, 476. Что касается Василия, то о его позднем рождении говорит тот факт, что в 1318 г. он провожал отца вместе с матерью и вместе с матерью вернулся в Тверь, т.е. был, видимо, совсем еще ребенком (более старший Константин был в то время уже заложником в Орде), а также факт женитьбы Василия значительно позднее братьев. См.: ГБЛ, ф.310, № 1254, л.37об. (о посылке Константина в Орду), 38 (о Василии); ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.45, под 6838 г. (о женитьбе Василия).

154.              Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.468.

155.              Там же, с.471,524.

156.              ПСРЛ, т,15, вып.1, стб.41.

157.              НПЛ, с.96; ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.42. Очевидно, будучи великим князем Владимирским, Дмитрий Тверской занял и новгородский стол. См.: ГВН и П, № 14, с.27.

158.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.87-88.

159.              Там же, стб.84.

160.              Там же, стб.49 (уже цитировавшееся ранее известие о проводах Василием старшего брата Александра от устья Кашинки до Святославля Поля). На это известие, как на свидетельство принадлежности Кашина Василию Михайловичу, впервые обратил внимание В.С.Борзаковский, хотя и неверно датировал его 1338 г. (Борзаковский В.С. Указ. соч., с.25).

161.              Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.480-483.

162.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.34, под 6796 г.

163.              Там же, стб.37, под 6825 г.

164.              Там же, стб.41, под 6829 г.

165.              Ср.: Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.640; Пресняков А.Е. Указ. соч., с.192, примеч.1.

166.              Всеволод, Михаил, Владимир и Андрей Александровичи фигурируют среди других князей тверского дома в известной грамоте тверскому Отрочу монастырю 1362-1364 гг. (АСВР. т.3, № 116). Поскольку они вместе с тверским великим князем Василием Михайловичем Кашинским, его сыном Михаилом, а также с Еремеем и Семеном Константиновичами гарантировали монастырю податной и судебный иммунитет по всей территории «нашей отчины», ясно, что у них были самостоятельные уделы. Другое дело, когда эти уделы выделились в самостоятельные. А.В.Экземплярский полагал, что это произошло сразу же (во всяком случае de jure) после смерти Александра Михайловича Тверского, казненного в Орде в 1339 г. (Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.485, 540). А.Е.Пресняков считал, что первоначально раздела отчины между наследниками Александра не было, а его уделом управляла «семейная группа отчичей» во главе с вдовствующей княгиней-матерью (Пресняков А.Е. Указ. соч., с.192-193). Точка зрения А.Е. Преснякова кажется ближе к истине. См. об этом ниже.

167.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.75.

168.              Головин Н.Г. Микулинская лоюпись, составленная по древним актам от 1354 до 1678 года. М., 1854, с.3, 13 и примеч.8; Борзаковский В.С. Указ. соч., с.27. Э.А.Рикман уточнил, что на левом берегу р.Шоши стояла крепость, а по правому берегу располагался посад Микулина (Рикман Э.А. Указ. соч., с.80-81).

169.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.79, под 6873 г. мартовским. Всеволод умер 8 января, Андрей - 12 января, а Владимир - 5 февраля 1366 г.

170.              Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.545; 641.

171.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.79, под 6873 г. мартовским. Хотя А.В.Экземплярский, основывавшийся на поздней Никоновской летописи, проявлял известные колебания в определении начальной даты великого княжения Михаила Александровича в Твери (Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.484, примеч.1438, 1439; с.487, примеч.1453; с.517), упоминание в раннем Рогожском летописце при описании событий осени-зимы 1365 г. Михаила с титулом «великий князь» свидетельствует, что к указанному времени он уже был тверским великим князем.

172.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.79.

173.              Там же, т.15, стб.469.

174.              Там же, т.15, вып.1, стб.81.

175.              Там же, стб.84.

176.              ПСРЛ. СПб., 1885, т.10, с.217. А.В.Экземплярский датирует данный эпизод и последующие события 1345 г. (Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.540), но такая дата неверна. Хотя статья 1346 (6854) г.Никоновской летописи, где излагается история борьбы тверских князей, составная, но в ней описаны события 1346/47 г. (ср.: Бережков Н.Г. Указ. соч., с.297, 351). В этой же статье сообщается и о смерти тверского князя Константина Михайловича, что совпадает с тем же известием и под тем же годом более древнего РОГОЖСКОГО летописца (ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.57). Все это дает основания датировать тверские события статьи 1346 г. Никоновского свода именно этим, а не 1345 г.

177.              ПСРЛ, т.10, с.217-218.

178.              Там же, с.220, 221.

179.              Там же, с.223. Вероятно, в связи с обострением отношений с Василием Всеволод в том же 1352 г. отправил свою жену в Рязань (Там же, с.224).

180.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.65-66; т.10, с.229.

181.              Там же, т.15, вып.1. стб.66, 67; т.10, с.230, под 1357 и 1358 гг.

182.              Там же, т.15, вып.1, стб.67; т.10, с.230, под 1358 г.

183.              Там же, т.15, вып.1, стб.67-68, т.10, с.231. В конце 1359 г. умер великий князь Иван Иванович Красный и ослабла поддержка Василия Москвой.

184.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.69.

185.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.133; Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.479, 539-541.

186.              В тексте фигурирует княгиня Анастасия (Настасья) - жена Александра Михайловича (ср.: ПСРЛ, т.15, стб.467).

187.              Пресняков А.Е. Указ. соч., с.192, примеч.1.

188.              Там же, с.196.

189.              Михаил родился в 1333 г. (ПСРЛ. СПб., 1851, т.5, с.220; ПСРЛ. 2-е изд. Пг., 1915, т.4, ч.1, вып.1, с.265).

190.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.69.

191.              Пресняков А.Е. Указ. соч., с.199, примеч.4. Несколько странно то, что А.Е.Пресняков, знакомый с Рогожским летописцем, почему-то цитирует текст статьи 1360 г. по Никоновской летописи и даже прибегает к ее спискам, чтобы установить, надо ли читать в тексте источника «треть» или «трети» (Там же). Древнейший текст в данном случае сохранил Рогожский летописец, в рукописи которого читается «трети («трети» - в строке. - В.К.) ихъ очины» (ГБЛ, ф.247, № 253, л.289).

192.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.137.

193.              Союз «а» («а князь Василеи...») в процитированном летописном тексте имеет не разделительное, а соединительное значение, он употреблен здесь вместо союза «и».

194.              О времени составления Никоновского свода см.: Класс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI-XVII веков. М., 1980, с.51.

195.              Данные о князьях Холмских собраны в статье А.А.Зимина. - Зимин А.А. Феодальная знать Тверского и Рязанского великих княжеств и московское боярство конца XV - первой трети XVI века, - История СССР, 1973, № 3, с.126.

196.              Ср. сомнения по этому поводу А.Е.Преснякова. - Пресняков А.Е. Указ. соч., с.195, примеч.3; с.200, примеч.1.

197.              В цитировавшемся уже договоре 1375 г. между Михаилом Тверским и Дмитрием Московским фигурируют безымянные братаничи тверского князя (ДДГ, № 9, с.25, 26). Речь, очевидно, идет о сыновьях Всеволода, поскольку другие братья Михаила потомства не оставили. Упоминание, хотя и безличное, племянников Михаила в тексте соглашения свидетельствует о наличии у них уделов.

198.              ПСРЛ, т.15, стб.478.

199.              Там же, т.15, вып.1, стб.186. Тверской князь Иван Михайлович «пожаловалъ... своего брата князя Юриа...».

200.              ДДГ, № 59, с.186, 189.

201.              АСВР, т.3, № 18, с.34; № 19, с.35; № 102; ПСРЛ, т.25, с.311; Милюков П.Н. Древнейшая Разрядная книга официальной редакции. М., 1901, с.12.

202.              В духовной грамоте Ивана III, составленной в 1503 г., Холм признавался вотчиной Холмских. - ДДГ, № 89, с.361.

203.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.30-31.

204.              ДДГ, № 89, с.361, 362; № 102, с.421.

205.              Там же, № 104, с.442. Как уже говорилось, Погорелое городище ранее было центром волости Хорвач.

206.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.30. К такому же выводу пришел и А.В.Экземплярский (Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2. с.539). Во второй половине XVI в. г.Холм превратился в дворцовое село (ДДГ, № 102, с.420).

207.              Приселков М.Д. Троицкая летопись: Реконструкция текста. М.; Л., 1950, с.447 (выписка Н.М.Карамзина); ПСРЛ, т.15, стб.461. Биографию Ивана Всеволодовича см.: Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.546-547.

208.              ПСРЛ, т.18, с.150, под 6910 г.

209.              Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.505.

210.              А.В.Экземплярский считал, что Александр был вторым сыном Ивана Михайловича (Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.505)). Это явная ошибка, возникшая, по-видимому, из-за невнимательного чтения родословных книг (ср.: Родословные книги, с.51, где у Михаила Александровича, а не у Ивана Михайловича показаны сыновья в таком порядке: Иван, Александр...). На самом деле Александр был старше Ивана. Он раньше Ивана начал принимать участие в политической жизни, раньше и женился (ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.159, 165; Приселков М.Д. Троицкая летопись..., с.456 (выписка Н.М.Карамзина); ПСРЛ. СПб., 1897, т.11, с.188). Прав В.С.Борзаковский, считая Александра старшим сыном Ивана Михайловича {Борзаковский В.С. Указ. соч., с.181 и Родословная № 1).

211.              Орешников А.В. Русские монеты до 1547 года. М., 1896, с.25.

212.              Там же, с.67.

213.              ДДГ, № 89, с.357; № 104, с.437.

214.              ПСРЛ. 2-е изд. Л., 1925, т.4, ч.1, вып.2, с.388; т.5, с.252. В обоих сводах сохранился пересказ духовной грамоты тверского великого князя Михаила Александровича. Об идентичности Городеня (Городни) и Вертязина см.: Неволин К.А. Указ. соч., с.27, примеч.1.

215.              ПСРЛ, т.4, ч.1, вып.2, с.338; т.5, с.252.

216.              Там же, т.11, с.218.

217.              Там же, с.238.

218.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.33.

219.              ПСРЛ, т.11, с.218-219.

220.              ДДГ, № 89, с.361.

221.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.81.

222.              О местоположении этого Городка См. ниже.

223.              Сводка летописных известии о Городке-Старице была составлена В.С.Борзаковским (Борзаковский В.С. Указ. соч., с.31-33). Не имея четкого нредставления о соотношении летописных сводов, В.С.Борзаковский привел не древнейшие летописные известия о Старице, а сумму повторяющих друг друга известии из различных летописных сводов. В результате он пришел к выводу, что в XIV-XV вв. Старица называлась еще и Новым городком. Последнее неверно. Эпитет Новый в приложении к Городку-Старице встречается почти исключительно в поздних летописях, составленных во второй четверти XVI в. - Никоновской и Воскресенской (Там же, с.31-32). И это еще раз доказывает ошибочность отождествления В.С.Борзаковским Нового городка, упоминаемого в летописных статьях 1399, 1412 и 1422 гг., со Старицей.

224.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.165, под 6907 г.; т.18, с.143 (тот же текст).

225.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.36; ДДГ, № 23, с.63 (договор 1427 г.); № 54, с.164 (договор 1449 г.), с.484 (договор 1483 г.) - та же статья.

226.              Орешников А.В. Указ. соч., с.66; Крылов И.П. Старица и ее достопримечательности. 2-е изд. Старица, 1915, с.128.

227.              ПСРЛ, т.1, стб.483.

228.              Там же, т.25, с.228; т.18, с.230; т.15, стб.498.

229.              Карамзин Н.М. История государства Российского / Изд. И.Эйнерлинга. СПб., 1842, кн.2, т.5, примеч.9.

230.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.27; Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.515. А.Е. Пресняков, признавая Дорогобуж владением Константина и его потомков, не определял его местоположения (Пресняков А.Е. Указ. соч., с.192, 194, 206-207).

231.              ПКМГ, ч.1, отд.2, с.103 (с опиской в названии), 236; Тверская губерния. Список населенных мест, с.160, № 5046.

232.              Флоря Б.Н. Об одном из источников «Трактата о двух Сарматиях» Матвея Меховского. - Советское славяноведение, 1965, № 2, с.57. Данные о владениях князя Андрея Дмитриевича были опубликованы М.К.Любавским (Любавский М.К. Областное деление..., с.274).

233.              Любавский М.К. Областное деление..., с.274 и карта. Князь А.Д.Дорогобужский (в источнике XV в. приводится это его прозвище) держал также волость Высокий Двор (Там же).

234.              Флоря Б.Н. Указ. соч., с.57.

235.              Там же.

236.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.79.

237.              Князь Константин Михайлович был женат дважды (Экземплярский А.В. Укаа. соч., т.2, с.478), поэтому в "литературе было высказано предположение, что сыновья Константина Семен и Еремей были детьми от разных браков (Там же). Но указанное соображение надо рассматривать как просто догадку, серьезно аргументировать его невозможно.

238.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.143.

239.              Пресняков А.Е. Указ. соч., с.206-207.

240.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.81. В Никоновской летописи известие о заложении Михаилом Городка на Волге отнесено к концу статьи 1366 (6874) г. и следует после сообщения о «нелюбии» тверских князей, затемняя последовательность и причинность событий. См.: ПСРЛ, т.11, с.8, 6 (текст о «нелюбии»).

241.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.81.

242.              Там же.

243.              Там же, стб.84.

244.              Нельзя принять соображений В.С.Борзаковского и согласившегося с ним А.В.Экземплярского относительно местоположения этого Городка на р.Шоше, поскольку исследователями почему-то не принято во внимание прямое указание летописи о строительстве Городка на Волге. - Борзаковский B.C. Указ. соч., с.28; Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.558.

245.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.87.

246.              Там же.

247.              Там же, стб.90.

248.              Там же т.4 ч.1, вып.1, с.302, 303; т.5, с.234.

249.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.40.

250.              В начале XVI в. Белгородок был центром одноименной волости Кашинского уезда. - ЦГАДА, ф.1193, кн.1, л.34.

251.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.98.

252.              Милюков П.Н. Древнейшая Разрядная книга..., с.15. А.В.Экземплярскому этот факт известен не был, и он полагал, что прозвище Чернятинских и имена некоторых из них встречаются только в родословцах (Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.558-559).

253.              Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, прил., табл.6.

254.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.28.

255.              Об этом см.: Тихомиров М.Н. Средневековая Москва в XIV-XV веках. М., 1957, с.199-202.

256.              Выпись из Тверских писцовых книг Потапа Нарбекова и подьячего Богдана Фадеева 1626 года. Тверь, 1901, с.85, 86, 103.

257.              См.: Атлас Калининской области. М., 1964, карта № 13.

258.              Ср. известие 1375 г. о захвате кашинщами и новоторжпами тверских порубежных мест. - ПСРЛ, т.4, ч.1, вып.1, с.302; т.5, с.234.

259.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.84; т.11, с.8.

260.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.40 (мир у Андреевского здесь неверно датирован 1366 г.); Тверская губерния. Список населенных мест, с.191, № 6016.

261.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.177. В Рогожском летописце год события недописан. Исправная дата имеется в Симеоновской летописи (ПСРЛ, т.18, с.149).

262.              ПСРЛ. т.4, ч.1, вып.2, с.388, т.5, с.252.

263.              АСВР, т.3, № 118, с.155.

264.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.178; Примечания, с.111-112, примеч.842.

265.              Пресняков А.Е. Указ. соч., с.215, примеч.1.

266.              ПКМГ, ч.1, отд.2, с.329; Атлас Калининской области, карта № 4, с.5; ЦГАДА. ф.1356, oп.1, д.5977.

267.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.34

268.              Там же, т.4, ч.1, вып.1, с.388; т.5, с.252.

269.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.26.

270.              По свидетельству Повести о смерти в Орде Михаила Ярославича Тверского, в Твери долго не знали об убийстве Михаила: «княинЪ же его и сыномъ. не вЪдущим ни что же сътворшагося: далече бо бяше земля, не бЪ мощно вести (донести) никому же» (ГБЛ, ф.310, № 1254, л.49). Только после возвращения из Орды Юрия Московского «на другое же лЪто», т.е. после 28 февраля 1319 г., тверичи узнали о гибели своего князя (Там же, л.49об.). Третий сын Михаила Ярославича, Константин, получил свой удел несколько позднее братьев. Он был в Орде, когда казнили отца. Вместе с боярами Михаила Ярославича Константин был отдан князю Юрию, который привел его с собой на Москву и некоторое время удерживал, по-видимому, у себя. Во всяком случае, Константина не было среди братьев, встречавших 6 сентября 1319 г. гроб с телом Михаила (Там же, л.49об.). Самое раннее после указанной даты известие, свидетельствующее, хотя и косвенно, о пребывании Константина в Тверском княжестве, относится ко второй половине 1327 г. (НПЛ, с.98). В.С.Борзаковский полагал, что Константин был отпущен Юрием тогда же, когда между Москвой и Тверью было достигнуто соглашение о выдаче останков Михаила (Борзаковский В.С. Указ. соч., с.118). Это сомнительно, потому что Константин не участвовал ни в перенесении гроба отца из Москвы в Тверь, ни в захоронении Михаила в тверском Спасском соборе (ГБЛ, ф.310, № 1254, л.49об. ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.40). А.В.Экземплярский утверждал, что Константин был выкуплен братом Дмитрием за 2000 рублей в 1321 г., и в то же время писал о том, что Константин вступил во владение своим уделом в 1318 или в 1319 г. (Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.476, примеч.1395; с.516). Эти высказывания А.В.Экземплярского ни на чем не основаны. В 1320 г. Константин женился на дочери Юрия Московского Софии, причем свадьба была сыграна в Костроме - городе, принадлежавшем великому князю Владимирскому, т.е. тому же Юрию (ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.41). Возможно, после этой свадьбы Константин и был отпущен в Тверь. Во всяком случае, он получил свой удел в Тверском княжестве где-то между сентябрем 1319 и второй половиной 1327 г. (крайние даты).

271.              НПЛ, с.96; ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.42; т.18, с.89, везде под 6830 г. мартовским. О дате см.: Бережков Н.Г. Указ. соч., с.282.

272.              ПСРЛ, т.18, с.89.

273.              Там же, с.90.

274.              Там же, т.15, вып.1, стб.42; Насонов А.Н. О тверском летописном материале..., с.37.

275.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.43.

276.              НПЛ, с.98, 348; ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.44, 48; т.18, с.90, 92; Насонов А.Н. О тверском летописном материале..., с.38, 39. Согласно псковским летописям, Александр из десяти лет, проведенных в изгнании, полтора года пробыл в Литве (Псковские летописи. М.; Л., 1941, вып.1, с.17; М., 1955, вып.2, с.92).

277.              НПЛ, с.98.

278.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.44; Насонов А.Н. О тверском летописном материале..., с.38. Сообщение помещено под 1327 (6835) г., но отмечено, что Константин с братом Василием, матерью и боярами вернулись в Тверь «по рати», т.е. после монголо-татарской рати Федорчюка, опустошившей Тверское княжество зимой 1327/28 г.

279.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.44; Насонов А.Н. О тверском летописном материале..., с.38, везде под 6836 г.

280.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.48; Насонов А.Н. О тверском летописном материале..., с.39.

281.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.49, 51; т.15, стб.420; Насонов А.Н. О тверском летописном материале..., с.39, 40. Под 1338 (6846) г. в Рогожском летописце сообщается, что князь Александр вместе с ханскими послами пришел из Орды «во ТфЪрь» (ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.48); тот же текст, но под 6847 г. у А.Н. Насонова (Насонов А.Н. О тверском летописном материале..., с.39), однако указание на Тверь нельзя принимать как свидетельство о занятии Александром тверского великокняжеского стола. Слова «во ТфЪрь» могут обозначать здесь просто Тверское княжество.

282.              ДДГ, № 15, с.42.

283.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.51; т.18, с.92, везде под 6847 г. мартовским. О дате см.: Бережков Н.Г. Указ. соч., с.351.

284.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.53.

285.              Там же, т.10, с.210.

286.              Борзаковский В.С. Указ. соч., с.130.

287.              Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.485.

288.              Там же, с.539.

289.              Пресняков А.Е. Указ. соч., с.192.

290.              Еще Н.М.Карамзин писал о том, что составитель Никоновской летописи «расплодил описание последних минут Александровых...». - Карамзин Н.М. История государства Российского / Изд. И.Эйнерлинга. СПб., 1842, кн.1, т.4, примеч.308.

291.              Ср.: ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.50; т.15, стб.420; Насонов А.Н. О тверском летописном материале..., с.40.

292.              Так можно судить на основании статьи 1361 (6869) г. Рогожского летописца, где Семен выступает отдельно от Еремея. - ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.72.

293.              ПСРЛ, т.10, с.221.

294.              Там же, с.223, под 6860 г.

295.              ПСРЛ. т.15. вып.1. стб.69.

296.              Пресняков А.Е. Указ. соч., с.199.

297.              А.Е.Пресняков относил деление отчины Александровичей к 1360 г., полагая, что летописная фраза под 1360 г. «раздЪлишася волостьми» означала раздел между Всеволодом Александровичем и его братьями (Пресняков А.Е. Указ. соч., с.199, примеч.4). Хотя предложенная А.Е.Пресняковым трактовка летописного текста сомнительна, раздел действительно имел место около указанного исследователем времени. До 1360 г. деления не могло быть, потому что тверской великий князь Василий Михайлович до того года удерживал в своих руках «треть ихъ очины», но к 1363 г. второй из Александровичей, Михаил, имел уже собственный удел - Микулин (ср.: ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.69, 75). Следовательно, распад отчины Александровичей произошел между 1360 и 1363 гг.

298.              Зубцов, видимо, был отдан (или поделен?) двум младшим Александровичам, Владимиру и Андрею, а по смерти последних в 1366 г. перешел к их брату Михаилу, который упоминает его в своем завещании 1399 г.

299.              ПСРЛ, т.15, стб.468. На это обращал внимание А.Е.Пресняков (Пресняков А.Е. Указ. соч., с.202. примеч.1).

300.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.110-112; т.15, стб.434-435; т.4, ч.1, вып.1, с.301-303; т.5, с.233-234; т.18, с.115-116.

301.              ДДГ, № 9, с.226. «Тферь», т.е. Тверское княжество, была признана «вотчиной» Михаила, и Дмитрий Московский обязывался не претендовать на Тверь, если Орда ему будет ее предлагать.

302.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.143.

303.              Экземплярский А.В. Указ. соч., т.2, с.495 и примеч.1501.

304.              После отъезда в Москву князя Ивана Всеволодовича в 1397 г. (ПСРЛ, т.15, стб.457) Михаил Александрович получил возможность контролировать его удел, по высказанному ранее предположению, - Старицу.

305.              Дата похорон Михаила Александровича - среда 27 августа 6907 г. (ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.174, 175). Такое сочетание дня недели и числа месяца было в 1399 г. (См.: Черепнин Л.В. Русская хронология. М., 1944, табл.15, с.61).

306.              ПСРЛ, т.4, ч.1, вып.2, с.388; т.5, с.252. Местоположение большинства перечисленных городов известно. Опоки - город близ Ржева на левом берегу Волги (Борзаковский В.С. Указ. соч., с.39; Рикман Э.А. Указ. соч., с. 72-73). Местоположение Радилова (если это только не описка летописца, перенесшего название волжского Городца Радилова на какой-то тверской Городец) и Въбрыни не определено (ср.: Борзаковский В.С. Указ. соч., с.39).

307.              Насонов А.Н. Монголы и Русь. М.; Л., 1940, с.117-127; Егоров В.Л. Развитие центробежных устремлений в Золотой Орде. - Вопр. истории, 1974, № 8, с.45-47.

308.              ПСРЛ, т.15, вып.1, стб.167.

309.              Там же, стб.168. Вместо «сынове туждии», в Симеоновской летописи читается «сынове чюжии» (Там же, т.18, с.144).

310.              Там же, т.15, вып.1, стб.167.

311.              Там же, т.15, стб.468.