Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Галина Муравник

Передача о Шардене с ее участием, 2005.

ЧЕЛОВЕК ПАРАДОКСАЛЬНЫЙ: ВЗГЛЯД НАУКИ И ВЗГЛЯД ВЕРЫ // «Новый Мир» 2001, №2

«ИБО ТЫ ПРАХ И В ПРАХ ВОЗВРАТИШЬСЯ». Размышления о феномене смерти в научном и богословском аспектах // «Новый Мир» 2002, №8

Феномен Шардена.

Против телегонии.

 

ЧЕЛОВЕК ПАРАДОКСАЛЬНЫЙ: ВЗГЛЯД НАУКИ И ВЗГЛЯД ВЕРЫ

См.

Опубликовано в журнале: «Новый Мир» 2001, №2


Муравник Галина Леонидовна родилась в 1954 году в Орле, окончила биологический факультет МГУ, руководитель секции преподавателей биологии православных школ Москвы, преподает биологию в Московском лицее духовной культуры во имя прп. Серафима Саровского. Выступала в православных изданиях с рядом публикаций по проблемам эволюции и антропологии, взаимоотношения науки и богословия. В «Новом мире» печатается впервые.

См. эволюция.

...Се, Человек!
Иоанн, 19: 5.

Человек вошел в мир бесшумно...
Пьер Тейяр де Шарден, «Феномен человека».


В зоопарке у клеток с обезьянами всегда шумно и весело. Кажется, никто не пройдет равнодушным мимо этих забавных существ. Что же вызывает это всеобщее оживление? Обезьяны, хотим мы того или нет, удивительно похожи на нас. Но сходство это — мимика, жесты, «ужимки и прыжки» — какое-то карикатурное. Этот невольный гротеск, очевидно, и забавляет нас. Впрочем, отношение к обезьянам не всегда было столь доброжелательно-снисходительным. Если перелистать страницы «Жизни животных» А. Брема, то можно обнаружить следующие нелицеприятные суждения: «Из древних народов только индейцы и египтяне питали симпатии к обезьянам. Арабы считали обезьян потомками нечестивых людей, которые прокляты с того дня, как они по суду Всевышнего превращены в обезьян. Они обречены Богом на вечные времена носить в себе отвратительное соединение человеческого подобия и бесовской внешности. Мы, европейцы, более склонны видеть в них карикатуру на человека, а не существ, имеющих сходство с нами по строению своего тела». Справедлив ли столь суровый приговор? Мы отнюдь не случайно заговорили о представителях отряда приматов, поскольку проблема происхождения человека, которой посвящена эта статья, имеет непосредственное отношение к нашим «ближайшим родственникам», как порой именуют обезьян.

Место человека в системе живой природы определил еще Карл Линней — известный шведский ученый XVIII столетия, автор первой научной классификации природы. Им был введен и термин «приматы», означающий «первенствующие». В этот отряд на основании комплекса морфологических признаков был помещен вид, которому Линней придумал величественное имя Homo sapiens — Человек разумный.

Конечно, во времена Линнея о приматах знали не много (парадоксально, но сам он никогда не видел ни одной живой обезьяны, его знакомство с ними было заочным). Однако даже в ту пору было понятно, что их «первенствующее достоинство» состоит в высоком — по сравнению с другими млекопитающими — уровне строения и поведения. Но все же сомнения в правильности систематического положения человека, видимо, не покидали Линнея. И он нашел поистине соломоново решение, выделив вид Homo sapiens в особое царство — Царство человека.

В конце XVIII столетия был опубликован труд Ж.-Л. де Бюффона «История земли». В нем автор, названный современниками «Плинием XVIII века», не только обстоятельно изложил многовековую геологическую и биологическую историю нашей планеты, но и первым из ученых высказал «крамольную» мысль: люди — потомки обезьян. Нетрудно догадаться, какова была реакция. Сорбонна, старейший научный центр Европы, вынесла суровое решение: книга была публично сожжена палачом. Престарелого Бюффона спасла от более серьезных последствий только его блестящая многолетняя просветительская деятельность и слава ученого с мировым именем.

Однако слово о родстве человека и обезьян было произнесено. Независимо от желания автора эта гипотеза стала обретать сторонников и противников. Натуралисты, философы, богословы в течение веков искали ответ на жгучий вопрос — как человек пришел в мир. Каждая эпоха отвечала на него по-своему.


Демиург и другие «творцы». Многочисленные древние мифы, повествующие о происхождении (сотворении) человека, принято называть антропогоническими. Греческое слово «anthropos» означает «человек». Интересна этимология этого слова. Приставка «anо» означает «вверх», «tropo» — «стремиться, оборачиваться». Таким образом, в самом наименовании человека содержится чрезвычайно важная мысль: человек — существо, стремящееся вверх, как бы обращенное к небесам. Это ощущение связи человека с небесами, а значит, и с Богом с древнейших времен присутствовало у всех народов, при значительной внешней несхожести антропогонических мифов.

Наиболее распространенный сюжет мифа — это сказание о том, что божество (у разных народов оно имеет разные имена) лепит человека из глины, высекает из камня, вырезает из дерева или кости. Словом, демиург — «ремесленник, созидатель» — выступает в роли мастера, создающего живую человеческую плоть из «подручных материалов», которые, видимо, традиционно использовались данным народом в быту.

Известны мифы, содержащие более сложную идею: человек мыслится не просто как нечто телесное, но имеет еще одну составную часть — душу. Следовательно, уже на заре истории рождается интуиция о двойственной природе человека.

Древняя Греция, страна ученых и философов, подарила миру собственные идеи о происхождении человека — от высказанной Аристотелем парадоксальной мысли о том, что человек существовал вечно, до стихийно-материалистических попыток объяснения его возникновения из самых разных субстанций (воды, воздуха, рыбоподобных существ).

Иную точку зрения находим мы у «бога философов» Платона. Он считал, что начало материальному миру дал демиург, по воле которого произошло заселение Земли. И первым ее живым обитателем стал человек, сотворенный по образцу, который существовал в мире идей. Человек, пишет Платон в диалоге «Тимей», имел не только тело, но и душу, причем не одну, а две — бессмертную и смертную. Но человек — не только первенец Земли, но и прародитель всех животных, которых Платон считал различными несовершенными модификациями людей.

Однако Древний мир оставил нам еще один письменный источник, принципиально отличающийся от вышеупомянутых. Это Библия, первые главы которой повествуют о творении человека. Это краткий, можно сказать, конспективный рассказ, метко названный одним из исследователей «Божественным протоколом» (И. Ш. Шифман). Наверное, нет другого ветхозаветного текста, на который было бы написано такое количество комментариев. В чем причина столь сильной притягательности? Очевидно, в том, что данный текст таит в себе ответы на многие вопросы, в нем скрыта и тайна прихода в мир человека.


Жажда целостности. Наука в сегодняшнем понимании этого слова начала складываться в Новое время, пришедшее на смену Средневековью. Естествознание устремилось к исследованию самых сложных проблем, и в первую очередь — проблемы происхождения человека. При знакомстве с работами этого периода обращает на себя внимание попытка естествоиспытателей (таких, как Ж.-Л. де Бюффон, Эразм Дарвин, Ж.-Б. Ламарк и другие) совместить данные формирующейся науки с христианским учением о творении мира. Задача науки в их понимании — это познание Творца через оставленные Им следы в мироздании. Природа воспринималась как живая икона, естественное откровение. Размежевание науки и богословия, начавшееся в позднем Средневековье и повлекшее за собой десакрализацию науки, еще не достигло того рокового момента, когда наука окончательно покинула свою «колыбель» — религиозную философию — и ступила на самостоятельный, независимый путь поиска.

Именно в это время Бюффоном и была высказана мысль о происхождении человека от обезьяны. Публичное сожжение «богохульного произведения» не могло остановить тех, кто искал ответ на сложнейший из вопросов естествознания. Версия Бюффона, кажется, лишь подбросила дров в костер. Отголоски этой дискуссии можно найти в работах философов (И. Кант) и натуралистов (И.-В. Гёте).

Впервые вопрос о механизме возникновения человека был поставлен автором известной эволюционной теории Ж.-Б. Ламарком. Он признавал, что по своим физическим особенностям человек ближе всего стоит к человекообразным обезьянам, в частности к шимпанзе, поэтому вполне допускал его происхождение от какой-нибудь разновидности «четвероруких». Но как? Ламарк первым разделил проблему на две части: происхождение физического тела в результате эволюции и появление богоподобного разума. Может показаться, что предложенная им схема эволюции человека не отличается от эволюции других видов живых существ. Однако прочитаем внимательно следующие строки его «Философии зоологии»: «Вот к каким выводам можно было бы прийти, если бы человек... отличался от животных только признаками своей организации и если бы его происхождение не было другим (здесь и далее в цитатах курсив мой. — Г. М.)»1.

Что же отличает человека от других животных, если не признаки его организации? Ламарк считал, что это богоподобный разум, который не мог быть приобретен в процессе эволюции. Богоподобие человека не выводится из естественных законов природы. Но вместе с тем это — решающий этап становления человека, который был осуществлен при Божественном участии, а не в результате какого-либо природного процесса.


Чарлз Дарвин и «обезьяний вопрос». В 1871 году вышла в свет книга Ч. Дарвина «Происхождение человека и половой подбор». Дарвину обычно ставят в вину, что он первым осмелился утверждать, будто человек произошел от обезьяны. Но здесь «лавры» принадлежат, как уже было сказано, не ему, а Бюффону. Дарвин же пытался обосновать положение о том, что между человеком и обезьянами существовало некое связующее звено — общий предок, от которого они ведут свое происхождение: «Человек должен был развиться от какой-либо обезьянообразной формы, хотя и не может быть сомнения в том, что форма эта во многих отношениях отличалась от членов ныне живущих Primates»2.

В своем труде Дарвин опирается на две науки: сравнительную анатомию и эмбриологию, подробно анализируя большой фактический материал. Если разбирать приводимые им аргументы с позиции сегодняшнего знания, становится понятно, что продемонстрировать появление человека путем естественного отбора (и даже опираясь на специально введенный им механизм полового отбора) Дарвину не удалось. Признавая, что его теория сталкивается со множеством трудностей, Дарвин был твердо убежден лишь в том, что человек, несмотря на все его достоинства, «все-таки носит в своем физическом строении неизгладимую печать низкого происхождения»3. Следовательно, он признал доказанным лишь факт эволюции физического тела человека. Таков корректный вывод ученого. Но тело — это еще не весь человек в его полноте.


Кунсткамера или камера-обскура? Интересно сделать небольшое отступление и приоткрыть читателям одну малоизвестную страницу истории науки, имеющую отношение к обсуждаемой проблеме. Как уже было сказано, Дарвин для доказательства происхождения человека использовал данные эмбриологии. При этом, не будучи эмбриологом, он опирался на работы, выполненные специалистами в этой области, в частности, известным эмбриологом Карлом фон Бэром, который впервые описал феномен так называемого зародышевого сходства. Дарвин понял, что обнаруженное сходство на некоторых стадиях эмбриогенеза между зародышами позвоночных животных есть очень сильный аргумент в пользу его теории, поскольку общность эмбриональных структур у представителей разных классов животных свидетельствует о происхождении одних групп от других в процессе эволюции. Следовательно, основываясь на данных сравнительной эмбриологии, можно проследить эволюцию той или иной таксономической группы.

Надо сказать, что, изучая и сравнивая зародыши разных групп животных, Бэр пришел к мысли, что им обнаружен некий Божественный план, в соответствии с которым идет эмбриональное развитие — процесс строго упорядоченный, выверенный до тонкостей. Однако Дарвин позаимствовал у Бэра лишь ту идею, которая могла служить подтверждением его эволюционной теории.

В дальнейшем классические работы Бэра были преданы забвению, а его учение о зародышевом сходстве претерпело значительные изменения. Автором нововведений был немецкий ученый Эрнст Геккель, который сформулировал так называемый «биогенетический закон», надолго обосновавшийся на страницах учебников по биологии. Однако история его рождения вызывает такое множество вопросов, что поневоле слово «закон» приходится брать в кавычки.

Геккель рано проявил себя как способный естествоиспытатель, но все свои силы и энергию он посвятил пропаганде дарвинизма. В этом, бесспорно, нет ничего неожиданного, однако постоянным лейтмотивом его писаний, своего рода навязчивой идеей, было то, что для торжества истинного учения необходимо разрушить христианские церкви, уничтожить и искоренить веру в Бога. Только это, по мнению Геккеля, поможет снять покров тайны с природы, разрешить все ее загадки.

За что же преуспевающий профессор так яростно ополчился на христианство? В детстве он получил традиционное религиозное воспитание, однако в юности, пережив кризис веры, он не просто разочаровался в христианстве или отошел от него. Геккель решил создать свою собственную религию — «культ монистов», как он ее назвал. Но для этого вначале надо было разрушить христианское мировоззрение, чем он с жаром занялся. Каковы были основные атрибуты нового культа?

Прежде всего он определил свою собственную «троицу», которая включала истину, добро и красоту; «свою библию», роль которой играла его книга «Естественная история миротворения» (Л. Толстой назвал ее «евангелием для неверующих»); свои культовые здания — филогенетические музеи, которые необходимо было создать на месте церквей. Словом, было продумано все необходимое для новой религии, не хватало только «пророка». И таким верховным пророком Геккель «скромно» назначил себя самого.

Он предсказывал: «Современное естествознание не только разрушает суеверие (под которым следовало понимать христианство. — Г. М.) и сметает с лица земли остатки его, но оно на освободившемся месте строит новое здание; оно воздвигает храм разума, в котором мы, основываясь на новом монистическом мировоззрении, поклонимся триединому божеству XIX столетия — истине, добру и красоте»4.

В Германии, на родине «пророка», стали появляться многочисленные общества «свободомыслящих монистов». Берлинское отделение этого общества даже издало циркуляр, предписывающий спешно «установить официальный культ и обожание „монистов”»5. Геккеля предлагалось назначить «первосвященником» нового культа. 30 июня 1908 года Геккель открыл в Йене первое здание, воздвигнутое в честь нового «божества». Он выступил с пышной речью, в которой заявил, что «филетический музей будет храмом для религии чистого разума»6.

А далее произошло то, что неизбежно должно было произойти. «В начале 1911 года Геккель вышел с шумом из протестантизма, он сбросил наконец с себя маску, под которой скрывал свою ненависть к христианству. И если в начале своей антихристианской деятельности он говорил о своей вражде лишь к католичеству, то теперь он открылся перед всем миром как враг христианской религии вообще», — писал Н. Соловьев7. Таков портрет Геккеля — псевдорелигиозного деятеля. А что представлял собой Геккель-ученый?

Охотно занимаясь словотворчеством, он ввел два научных понятия — филогенез и онтогенез. Филогенезом называется исторический путь развития вида. Онтогенез — это период индивидуального развития особи от оплодотворения до конца жизни. Геккель обобщил взаимоотношения онтогенеза и филогенеза и в 1872 году сформулировал «основной биогенетический закон», гласящий: онтогенез всякого организма есть краткое повторение (рекапитуляция) филогенеза данного вида.

Как ясно из определения, каждый организм, проходя этапы индивидуального развития, в то же время повторяет эволюционный путь своего вида, или, как кто-то пошутил, взбирается при своем развитии на собственное эволюционное древо. Действительно ли так? Каковы конкретные доказательства? Они были предъявлены в работе «Естественная история миротворения». На страницах этой книги можно найти свидетельства того, что эмбрионы различных животных и людей на ранних стадиях развития весьма сходны между собой; что ранние стадии развития человеческого зародыша соответствуют взрослым стадиям тех организмов, которые стоят на более низких ступенях эволюционного развития. Возможно, многие еще помнят схему из школьных учебников биологии, запечатлевшую ряды эмбрионов разных позвоночных животных. Обитатели этой «кунсткамеры» — зародыши рыбы, лягушки, птицы, обезьяны и человека в разные периоды развития. «Отец» этих сравнительных рядов — Эрнст Геккель. Но мало кто знает, что использованные им рисунки эмбрионов были позаимствованы из работ других исследователей. Как же реагировали эмбриологи на появление «биогенетического закона», скомпилированного на основании их данных?

Вот мнение наиболее авторитетных из них. Профессор сравнительной анатомии в Базеле Рютимейер доказал и публично об этом заявил, что Геккель одни рисунки эмбрионов выдумал, для других «произвольно видоизменил или обобщил существовавшие модели»8. Он установил, что три рисунка (человека, обезьяны и собаки) были сделаны одним и тем же клише. Эта история «о трех клише», сделанных по одной и той же деревянной болванке, получила бурное развитие на страницах научной печати того времени. Рютимейер квалифицировал поступок Геккеля «как прегрешение против научной истины»9.

Надо сказать, что Геккель никогда не лез за словом в карман, однако его тон и стиль были, мягко говоря, некорректными. Он изливал потоки ругательств на самых уважаемых ученых, если они позволяли себе не соглашаться или критиковать его. Е. Деннерт по этому поводу писал: «Своему подлогу, который был ему доказан, он не дает оправдания; напротив, прежнее уверение о сходстве эмбрионов повторяется с тою же дерзостью»10.

Спустя семь лет профессор анатомии из Лейпцига В. Гис не просто обнаружил, но и доказал с цифрами в руках другие подлоги Геккеля. Он указал, что у геккелевского эмбриона собаки лобная часть головы вышла ровно на 3,5 мм длиннее, чем у Бишофа (из книги которого, по утверждению Геккеля, был взят этот рисунок); у эмбриона же человека лобная часть укорочена против Эккера (автора, у которого Геккель позаимствовал другой рисунок) на 2 мм и в то же время вследствие сдвижения глаза сужена на 5 мм, зато хвост человеческого эмбриона поднимается вверх в 2 раза более своей оригинальной длины. И нелицеприятный вывод: рисунки Геккеля отчасти в высшей степени неверны, отчасти прямо-таки выдуманы.

Нетрудно видеть технологию геккелевских фальсификаций: берутся рисунки из монографий заслуживающих доверия ученых, потом они копируются, якобы с абсолютной точностью, но при этом где-то убавляется, а где-то прибавляется по нескольку миллиметров (ну кто догадается проверять такие мелочи?!) — и вот получается именно тот результат, который нужен. Сходство эмбрионов налицо! Даже Дарвин ссылается на работу Геккеля, не чувствуя в ней подлога. В «Происхождении человека» он пишет, что «Геккель тоже привел подобные рисунки»11, взятые у известных эмбриологов.

Но сами эмбриологи — авторы использованных схем — не стали закрывать глаза на происходящее. Один из них, Карл Семпер, в открытом письме Геккелю писал: «Ваши рисунки отнюдь не основываются на действительном наблюдении какого-либо процесса, они схематизируют только выдуманное представление этого процесса»12.

Научный мир быстро распознал подлог и не принял «открытие» Геккеля. Однако он нашел себе почитателей среди людей, не посвященных в тонкости эмбриологии и не имеющих возможности проверить его утверждения.

Чем же закончилась эта неприглядная история? Вначале Геккель ругался и поносил оппонентов. Потом свалил вину на своего рисовальщика (известный ход — во всем винить стрелочника). Наконец, припертый неопровержимыми фактами, он вынужден был признать подлог. 29 декабря 1908 года в газете «Volkzeitung» он опубликовал следующее «покаяние»: «Небольшая часть моих многочисленных фигур-эмбрионов, от 4 до 8 на 100, действительно подделаны, именно все те, где наблюдения, которыми я располагал, оказались неполными или слишком недостаточными для обоснования непрерывной цепи развития»13, то есть для подтверждения «биогенетического закона».

Можно было бы считать, что научная правда восторжествовала, однако в последующих изданиях своих трудов Геккель ничего не изменил. И именно в таком спекулятивном виде и дожил «биогенетический закон» до наших дней (кстати сказать, на Западе об этом «законе» давно уже никто не вспоминает, разве что — в качестве яркого примера научной недобросовестности и фальсификации).

«Такая точка зрения, — писал в 1977 году С. Гулд, профессор Гарвардского университета, — была научно дискредитирована даже раньше, чем была предложена. Однако Геккель обладал редким умением показать товар лицом, а его теория с легкостью „объясняла” человеческий прогресс. Поэтому она распространилась в биологии и общественных науках со сверхъестественной скоростью прежде, чем было показано, что в ее основе лежат ложные посылки»14.

Но остается вопрос: существует ли на самом деле какая-либо связь между онтогенезом и филогенезом? Вот что пишет С. Гилберт, один из наиболее авторитетных современных эмбриологов: «Все позвоночные достигают особой стадии развития, однако делают они это разными способами... Следовательно, самые ранние стадии развития, по-видимому, крайне пластичны. Сильно различаются также более поздние стадии. Что же касается средних стадий развития, то они... несут в себе нечто постоянное»15. Таким образом, в эмбриогенезе идет постоянный поиск новых путей развития, но отнюдь не повторение пройденного, как утверждал Геккель. Процитированный нами эмбриолог назвал историю появления геккелевского закона «гибельным союзом эмбриологии и эволюционной биологии, сфабрикованным... Эрнстом Геккелем»16.

Сейчас становится очевидно, что животные, появляющиеся на более поздних стадиях эволюции, возникают не в результате придуманных Геккелем повторений и надстроек в онтогенезе, а совсем по другим причинам. Ключевую роль играют особые мутации, затрагивающие регуляторные, или гомеозисные, гены, которые представляют собой переключатели эмбрионального развития. Именно мутации в гомеозисных генах способны вызывать у зародышей столь крупные изменения, которые, вероятно, могут вести к появлению новых видов. Надо сказать, что видообразование — это загадка, над которой бился, но так и не нашел удовлетворительного решения Дарвин. Да и для современной науки это тоже проблема с пока открытым финалом.

Итак, «в процессе развития вырабатываются решения, используемые эволюцией»17, — пишет нобелевский лауреат А. Лима-де-Фариа. По всей видимости, изменения в эмбриогенезе служат главным источником эволюционных преобразований. К осознанию этой мысли постдарвиновская наука шла почти сто пятьдесят лет.

Очевидно, что фундамент, на котором Дарвин возводил свое здание эволюционной теории и происхождения человека, оказался довольно шатким. Геккелевская фанатичная вера в правоту дарвинизма и желание всеми правдами, а чаще — неправдами доказать это сыграли злую шутку. Однако, как сказал однажды Л. Д. Ландау, не так страшна ошибка, как последующее заблуждение. Но все тайное, как известно, становится явным...


В поисках утраченного. Надо отметить, что во времена написания Дарвином своей работы еще не существовало палеоантропологии — науки об ископаемых остатках предполагаемых предков человека. Правда, появлялись отдельные находки, но их анализ был весьма затруднен, поскольку палеонтологический материал в то время был крайне беден и плохо изучен. Дарвин считал, что это — дело будущего. И тут он оказался прав.

В 1856 году в пещере Неандерталь недалеко от Дюссельдорфа были найдены части скелета вымершего человекоподобного существа, названного, по месту обнаружения, неандертальцем. Эта находка стала мировой сенсацией. Долгое время неандертальцев считали нашими прямыми предками, а некоторые богословы даже объявили их деградировавшими потомками библейского Каина. О том, каково место неандертальца в филогенезе человека, чуть позже.

В том же 1856 году были обнаружены части скелета еще более древнего и примитивного существа — так называемого дриопитека. Далее находки посыпались как из рога изобилия. Это можно считать рождением палеоантропологии. Именно в рамках этой науки поставлены и ждут своего ответа вопросы о том, какие существа были предками человека, когда и где они появились, как жили, почему вымерли, каковы между ними эволюционные отношения и т. д. Словом, палеоантропология пытается прочитать летопись окаменелостей, чтобы сделать шаг в «превращении описаний природы в ее историю», как пишет антрополог Ричард Левонтин18.

Однако попытка построить филогенетический ряд человека, который призван реконструировать эволюционный путь вида, базируется на той идее (признанной сейчас устаревшей), что эволюция — это якобы линейный процесс и поэтому все ископаемые формы должны составлять единую векторную последовательность, соединяющую прошлое с настоящим. Но в последнее время стало ясно, что ветви эволюционного древа не только ветвятся, но и пересекаются. Поэтому многие исследователи предпочитают теперь не использовать образ древа, а говорят о так называемой сетчатой эволюции (наиболее точным ее графическим отображением является фрактал — особая самоподобная нелинейная структура).

Итак, поиск ответов на вопросы об эволюционном прошлом человечества переместился в область антропологии. Какие же открытия принесла эта наука? Можно утверждать, что строгий научный анализ персонажей филогенетического ряда человека приводит к тому, что ряд этот «рассыпается» на глазах, его некогда выстроенные в шеренгу персонажи разбредаются кто куда. Каждый из них оказывается предком либо современной человекообразной обезьяны, либо «уклонистом» от магистрального пути развития — боковой, тупиковой ветвью эволюции.

Поиски переходного звена, то есть такого существа, которое уже не совсем обезьяна и еще не вполне человек, пока не увенчались успехом, хотя претендентов на эту роль было немало. Но сформулированные строгие критерии, коим должен удовлетворять кандидат на это звание, пока не позволяют остановиться на ком-то конкретном.

В последние годы довольно оживленная дискуссия ведется вокруг ближайшего «родственника» человека — неандертальца. Это существо во всех филогенетических рядах по-прежнему занимает почетное место в непосредственной близости к кроманьонцу, или человеку современного морфологического типа. Действительно ли между ними существуют столь тесные родственные узы?

Стоянки неандертальцев находили неоднократно (всего обнаружено более 80 «экземпляров» неандертальского человека). Кто из архантропов был их предшественником, пока не вполне ясно. Но изучение костей и остатков их материальной культуры позволило многое узнать об этих необычных существах.

Неандертальцы появились в Европе около 120 — 130 тысяч лет назад. Последние представители этого вида жили не позднее 35 тысяч лет назад. Сделанные по костям реконструкции дают наглядное представление об их внешнем облике: рост до 160 см, грубые и толстые кости скелета, череп с низким лбом и выпуклостью на затылке, валик над глазами, скошенный подбородок, но при этом чрезвычайно крупный, почти как у современного человека, мозг.

За время своего земного бытия неандертальцы менялись. Но в каком направлении? Ранние их формы (пренеандертальцы) по совокупности признаков были ближе к Homo sapiens, чем формы, появившиеся позднее (классические неандертальцы). Их эволюционный путь шел в сторону все большей специализации. В конечном итоге это оказалось дорогой в тупик. Их линия развития, как стало ясно в последние годы, не имела эволюционного продолжения. Хотя некоторые исследователи выдвигают версию о том, что таинственный «снежный человек», возможно, не кто иной, как прямой потомок неандертальцев, вытесненный в малодоступные районы с суровыми условиями обитания. Это могло позволить реликтовому виду сохраниться до наших дней.

На долю неандертальских людей выпали тяжелые испытания — им довелось жить в ледниковый период. Поэтому они научились выделывать шкуры и шить из них шубы, строить жилища и добывать огонь, используя его для приготовления пищи. Они сообща охотились и собирали съедобные растения, изготавливали разнообразные каменные орудия (мустьерская культура). Общественный строй неандертальцев историки называют «первобытным человеческим стадом».

Однако специалисты считают, что «неандертальцы не были хрюкающими полуживотными»19. Их социальная жизнь содержала явные человеческие черты. Удивительно, но им не было чуждо милосердие. Пожилые неандертальцы болели обычными болезнями старых людей, например артритами. Однако эти немощные сгорбленные существа все же доживали до 40 — 45 лет — весьма почтенного по тем меркам возраста. Следовательно, о них заботились, кормили, давали им место в пещере. Судя по скелетам, среди неандертальцев часто попадаются не просто больные, но и настоящие инвалиды: одноглазые, однорукие. То есть в этом «первобытном стаде» существовали какие-то «социальные гарантии по старости и инвалидности».

Более того, неандертальцы первыми на Земле стали хоронить своих умерших. Но, совершая обряды погребения, они не просто закапывали тела в землю, а предварительно придавали им «эмбриональную позу», или «позу спящего», а могилы обкладывали камнями. Что это могло символизировать? Вопрос непростой. Не менее удивителен тот факт, что погребения неандертальцев сопровождались приношениями: могилы усопших они украшали цветами. Так, в одной из могил обнаружена цветочная пыльца, сохранившаяся спустя тысячелетия от тех погребальных букетов. В другой могиле рядом с похороненным мальчиком-неандертальцем лежат рога и кости горного козла. Некоторые авторы усматривают в подобном поведении зачатки религиозных верований. Однако вопрос этот остается весьма дискуссионным.

Бесспорно одно: уровень социального развития неандертальцев был много выше, чем у остальных обитателей Земли того периода. Эти удивительные, чем-то, безусловно, похожие на нас создания прожили на Земле около 100 тысяч лет и неожиданно исчезли. Тайну своего ухода они унесли с собой. Проведенные в последние годы исследования показывают, что между неандертальцами и кроманьонцами, которые в течение 5 — 10 тысяч лет жили бок о бок, не происходило метизации. Другими словами, никаких смешанных браков между представителями столь близких видов не заключалось. О том, как были получены эти уникальные результаты, чуть позже.

Итак, скорее всего, неандертальцы представляют собой отдельную эволюционную ветвь, которая ведет не к современному человеку, а в эволюционный тупик. «Путь развития... к современному человеку, по крайней мере в Европе, прошел мимо неандертальцев», — пишет немецкий исследователь Ф. Кликс20. Этот вывод решаются сделать не все антропологи, поскольку тогда в эволюционном процессе становления человека наблюдается явный разрыв. Кроманьонец оказывается без предшественников, лишаясь тех филогенетических нитей, которые могли связывать его с предковыми видами. Превращение палеоантропа в неоантропа выглядит, судя по палеонтологическому материалу, как резкий, быстрый скачок.


«Нашествие» Homo sapiens’а. 35 — 40 тысяч лет назад в Европе, все еще плотно заселенной неандертальцами, неожиданно появились новые обитатели. Палеонтологические данные показывают, что они пришли из Африки через Переднюю Азию. По названию места первого обнаружения (Франция, грот Кро-Маньон, 1868 год) им было дано видовое название Человек кроманьонский. Судя по анатомическим особенностям, кроманьонец — это человек современного типа. Он и есть наш далекий генетический предок — первый представитель вида Homo sapiens на Земле.

По мнению антрополога Тома Придо, ископаемые люди сапиентного типа отличались от нынешних европейцев не более, чем ирландец от австрийца. При том, что у кроманьонцев уже был особый дар — дар слова. Как считают лингвисты, строение носа, рта, глотки — все свидетельствует в пользу того, что они могли издавать четкие и разнообразные звуки. Что представлял собой их язык — вопрос интригующий, но пока не имеющий ответа.

Когда в 1856 году впервые обнаружили кости неандертальцев, общество было в растерянности. Библейский рассказ о совершенном, Богом созданном Адаме плохо сочетался с этими «обезьянолюдьми». Но найденный двенадцать лет спустя кроманьонец вселил надежды. Древнейший человек вовсе не был похож на обезьяну, его даже назвали «доисторическим Аполлоном» — так строен он был по сравнению с неандертальцем. Это открытие стало знаковым в истории антропологии.

Наиболее древние кости Человека разумного обнаружены в пещерах Кафзех и Схул в Израиле. Это хорошо сохранившиеся скелеты, возраст которых около 100 — 130 тысяч лет. Скорее всего, «колыбель человечества» находилась на африканских просторах, в Европе таких древних кроманьонцев никогда не обнаруживали. Они получили там «вид на жительство» значительно позднее, не более 40 тысяч лет назад, покинув свою историческую родину.

Кроманьонцы жили родовым обществом. Они охотились, ловили рыбу, собирали растения. Эти мужественные путешественники добрались до холодных арктических районов, научившись шить одежду и сооружать жилища. Даже гончарный круг — их изобретение. Они изготавливали весьма совершенные по тем временам орудия труда, но не только каменные, а также из костей, рогов, бивней. Это была ориньякская культура позднего палеолита, которая отличалась от мустьерской культуры неандертальцев. Видимо, они не заимствовали технические изобретения у своих соседей, а делали их самостоятельно.

Но все эти достижения меркнут по сравнению еще с одним: кроманьонцы были первыми в мире художниками. 30 — 40 тысяч лет назад они расписывали стены своих пещер, украшали рисунками одежду, предметы быта, инструменты. То, что сохранило время, свидетельствует о высочайшем уровне их художественного мастерства. Рисунки и скульптура этих неизвестных художников по праву считаются одними из величайших шедевров, когда-либо создававшихся людьми. Это искусство служит отражением богатой, духовно наполненной жизни людей палеолита. Но создавалось оно не только в качестве украшений. «Есть все основания полагать, что творчество древнейших художников стояло, подобно творчеству нынешних примитивных племен, под знаком религии. Статуи, резные фигурки и пещерные росписи были культовым искусством», — пишет отец Александр Мень21. Проведенные исследования творчества народностей, сохранивших черты первобытного социального устройства, таких, как бамбути, бушмены, андаманцы, дают основания для подобных утверждений.

Но если искусство кроманьонцев носило культовый характер, то неизбежен вопрос об их религиозных верованиях. Долгие годы бытовало мнение, что дикарям присущ «стихийный материализм», поэтому многие примитивные племена объявлялись безрелигиозными. Однако тщательные этнографические исследования выявили иную картину. Чем меньше народ подвержен влиянию цивилизации, тем более отчетливо в его религиозных верованиях видны следы монотеизма. Таким образом, исходной формой религии был не политеизм, как считалось ранее, а монотеизм — вера в Единого Бога, сладости общения с Которым лишился, в соответствии с Книгой Бытия, первочеловек. Далее — по мере развития цивилизации — происходило постепенное отдаление человека от Всевышнего и искажение представлений о Нем, что и привело к появлению разнообразных языческих культов с их многобожием, шаманством и магизмом. Таково мнение одного из крупнейших этнографов, В. Копперса, много лет прожившего среди огнеземельцев и посвященного во все тайны их религиозных верований. Аналогичны выводы ряда других авторов, основанные не на анализе музейных экспонатов с последующей весьма вольной интерпретацией, а на собственном многолетнем опыте жизни среди примитивных народов.

Что касается кроманьонцев, то чрезвычайно трудно реконструировать, на основании того, что мы сейчас о них знаем, их религиозные представления. Однако внимательный анализ палеолитического искусства свидетельствует о том, что они не практиковали ни шаманство, ни магию. Возможно, вера в Единое Высшее Благое Существо в те времена еще не была ими утеряна или искажена.

Представляет интерес и вопрос о взаимоотношениях неандертальцев и кроманьонцев в течение тех тысячелетий, что им пришлось прожить рядом. Мы упоминали о существовании точки зрения, согласно которой метизация между этими видами не происходила. Но каковы причины такой репродуктивной изоляции? Возможно, отчасти это объясняется биологическим, отчасти культурным барьером, которые существовали между ними. Скорее всего, кроманьонцы вытеснили своих соседей путем «мирной конкуренции». Правда, есть и другая версия. Часто в местах стоянки кроманьонцев находят обглоданные кости неандертальцев. Комментарии, как говорится, излишни... Таким образом, кроманьонско-неандертальские войны (например, за территорию для охоты) могли иметь место в праистории человечества.

Какой же вывод может быть сделан относительно происхождения человека на основании почти стапятидесятилетнего изучения палеонтологического материала? Сошлемся на мнение авторитетного американского антрополога Ричарда Левонтина, который пишет: «Вопреки волнующим и оптимистическим утверждениям некоторых палеонтологов, никакие ископаемые виды гоминид не могут считаться нашими предками... Мы не имеем ни малейшего представления о том, какие из этих видов были прямыми предками человека (если вообще хоть какие-то из них были ими)»22. Конечно, есть и другие точки зрения. В то же время надо иметь мужество признать, что картина, старательно рисуемая на страницах научно-популярной литературы относительно предков человека, выстроенных в единый стройный ряд, является не более чем анахронизмом, очередным «научно-антропогоническим» мифом. Летопись ископаемых свидетельствует о том, что человек появляется внезапно, или, как говорят ученые, сальтационно, с комплексом тех морфо-физиологических признаков, которыми он обладает и сегодня. Наш вид оказался «эволюционным сиротой» (по крайней мере — на данный момент).

Если окаменелости не могут в деталях рассказать свою историю, то это означает одно: надо искать принципиально новые подходы для реконструкции событий отдаленного прошлого. И они были найдены.


«Митохондриальная Ева» et cetera. Разговор о происхождении человека можно было бы считать на этом законченным, если бы не одно «но». В 1980-х годах произошла, как выразился один из участников этих событий, «бесшумная революция» в антропологии. Появились данные, которые радикальным образом трансформировали прежние представления о ранних стадиях человеческой эволюции. Речь идет о выдающихся открытиях юной науки палеогенетики (иногда ее называют молекулярной палеонтологией). Оказалось, что в самом человеке, точнее — в его генотипе, являющемся совокупностью всех генов организма, можно обнаружить следы эволюционной истории вида. Гены впервые предстали в роли надежных исторических документов, с той лишь разницей, что запись в них сделана не чернилами, а химическими компонентами молекулы ДНК. Словом, генетики научились извлекать информацию в буквальном смысле из «праха земного» — окаменевших останков, которые принадлежали весьма древним существам.

Около десяти лет назад в журнале «Naturе» появилась статья Аллана К. Уилсона, профессора Калифорнийского университета в Беркли, в которой он утверждал, что все человечество произошло от одной женщины, когда-то жившей в Африке, потомки которой заселили остальные континенты, породив все расовое разнообразие человечества. Подробные результаты этих исследований были опубликованы в 1992 году в авторитетном журнале «Science». Излишне говорить, какова была реакция. А. Уилсон пишет, что в поисках данных об эволюции человека палеогенетики оказались вовлечены в спор с палеонтологами, — который первые, теперь это можно признать, блестяще выиграли.

Группа А. Уилсона разработала две базовые концепции, в русле которых проходили исследования. Как показал сравнительный анализ белков, в молекулярной эволюции с постоянной скоростью накапливаются нейтральные мутации — это первая идея. Скорость изменения генов за счет точечных нейтральных мутаций является постоянной во времени, поэтому ее можно использовать в качестве своеобразного «эволюционного хронометра», позволяющего датировать отхождение данной ветви от общего ствола. Это — вторая идея. В итоге все сводится к несложной арифметической задаче, в которой, зная скорость движения и путь, надо определить время.

В конце 1980-х годов были начаты сравнительно-генетические исследования. Для анализа Уилсон избрал не ядерную ДНК, а ДНК митохондрий — одного из органоидов клетки. Дело в том, что митохондриальная ДНК (мтДНК) — это небольшая кольцевая молекула размером 16 600 пар нуклеотидов, содержащая 37 генов. Из них мутировать могут не более двух процентов, поскольку большинство генов жизненно необходимы. Для сравнения: ядерная ДНК человека содержит порядка 60 тысяч генов, что составляет около 3,2 миллиарда нуклеотидных пар.

Однако не только скромные размеры мтДНК определили выбор. Гораздо важнее другое. Известно, что митохондрии, в отличие от прочих органоидов клетки, наследуются исключительно по женской линии. Когда происходит слияние сперматозоида и яйцеклетки в процессе оплодотворения, митохондрии спермия разрушаются в цитоплазме яйцеклетки. Таким образом, зародыш получает свои митохондрии именно от матери, из ее яйцеклетки. МтДНК отца в ходе формирования зародыша, как пишет в одной из статей Уилсон, как бы «уходит в опилки»23.

Это обстоятельство позволяет следить за предками индивидуума по материнской линии. Судите сами: каждый из нас получил митохондрии от своей матери, она — от своей, а та — от своей... и так далее. Выстраивается линия родства — генетическая генеалогия, позволяющая заглянуть в весьма отдаленное прошлое. Кроме того, мтДНК накапливает нейтральные мутации, как было ранее сказано, с постоянной скоростью. Это означает, что мтДНК ведет себя, как часы, которые и назвали «митохондриальными часами».

Осознав наличие у любого обитателя Земли этого удивительного хронометра, группа Уилсона приступила к анализу генеалогии человека. Были собраны образцы 182 различных типов мтДНК, полученных от 241 индивидуума, куда вошли представители 42 национальностей всех рас. Исследовались два участка мтДНК, в которых активно возникают мутации. Понятно, что более молодые нации будут генетически более однородными, а более древние должны иметь значительный спектр мутаций, накопившихся за более продолжительное время существования на Земле.

Проведя сравнительный анализ мтДНК, Уилсон построил генеалогическое древо, которое четко свидетельствовало о наличии наибольшей дифференциации митохондриальных генов в Африке. Более того, все шестимиллиардное современное человечество, как показало это исследование, ведет свое происхождение от одной женщины, некогда обитавшей в северо-восточной Африке. Автор открытия, которое явилось мировой сенсацией, стал «крестным отцом» нашей прародительницы, назвав ее «митохондриальной Евой».

Однако Уилсон, найдя место, являющееся «колыбелью» человечества, пошел дальше. Зная скорость мутирования, он смог определить и примерное время, когда «Ева» появилась на Земле. «Митохондриальные часы» показали, что она жила приблизительно 200 — 150 тысяч лет назад (удивительно, но «Ева» оказалась древнее неандертальца, которого упорно навязывали ей в «эволюционные отцы»).

Данные по анализу мтДНК были независимо получены многими другими исследователями. «Анализ мтДНК, — пишет Сатоси Хораи, — указывает на то, что современный человек возник около 200 тысяч лет назад в Африке, откуда переселился в Евразию, где достаточно быстро вытеснил Homo erectus и предположительно полностью (если не будет найден снежный человек) неандертальца. При этом смешения митохондриальных генов практически не произошло»24. Позднее этот исследователь попытался более тонко откалибровать «митохондриальные часы». По его уточненным оценкам, возраст современного человека составил около 143 тысяч лет.

Другие группы исследователей проводили сравнение ядерных генов. Этот подход также показал, что человек появился в Африке, а «расселение африканских предков произошло не ранее 100 тысяч лет назад»25. Ученые из Англии работали с фрагментом ядерного гена, отвечающего за синтез b-глобина. Они проанализировали этот участок ДНК у 349 жителей разных регионов мира. Это исследование также показало, что генетические корни человека ведут в Африку. К аналогичным выводам пришли австралийские генетики и многие другие авторы. Словом, открытие Уилсона стимулировало всплеск исследований в крупнейших лабораториях мира. И все независимо выполненные работы говорят в пользу северо-восточной Африки как места, где впервые появился человек.

Особый интерес представляет предпринятая Л. Кавалли-Сфорца попытка сравнить данные молекулярной генетики и лингвистики. Он показал, что распространение генов удивительно хорошо коррелирует с распространением языков. Таким образом, родословное древо, построенное на основании генетических исследований, соответствует лингвистическому родословному древу. Так геногеография совместилась с этнической географией.

Еще при жизни Уилсона была сделана попытка анализа У-хромосомы мужчин с тем, чтобы проследить «линию отцов» в родословной человечества. Предварительные данные, о которых он сообщает, полученные французским ученым Ж. Люкоттом, также подтвердили африканское происхождение «Адама».

Более детальные исследования были проведены профессором Стенфордского университета П. Ундерхаллом, собравшим материал для анализа почти во всех регионах мира. Как известно, У-хромосома присутствует лишь в генотипе мужчин и, следовательно, передается в поколениях строго от отца к сыну. Результат изучения нескольких тысяч проб, взятых от представителей разных народностей, тоже оказался сенсационным. Родиной «Адама» была все та же северо-восточная Африка. По оценке исследователей, время появления представителя Homo sapiens мужского рода — также порядка 200 — 150 тысяч лет.

Аналогичные данные были получены и другой независимой группой под руководством Майкла Хаммера (университет Аризоны, США). Уточненный возраст гипотетического «Адама» — 160 — 180 тысяч лет.

Итак, именно на Африканском континенте около 150 — 180 тысяч лет назад появились наши прародители. Примерно 100 тысяч лет назад их потомки мигрировали по всей ойкумене, замещая всех прочих живших там гоминид, но при этом, что важно, не скрещиваясь с последними. Около 40 тысяч лет назад они добрались до Европы.

Но на этом сюрпризы, преподнесенные палеогенетиками антропологам, не закончились. Профессору Сванте Паабо удалось извлечь мтДНК из фрагмента позвонка неандертальца. Эта работа — поистине высочайшая вершина молекулярно-генетического искусства, результат ее трудно переоценить. Как показали сравнительные исследования митохондриальной ДНК современного человека и неандертальца, последний вовсе не является ни нашим предком, ни даже близким родственником. Путем сравнительного анализа «наших» и «неандертальских» генов было установлено, что различия между ними столь велики, что эволюционные ветви этих двух видов могли (или должны были) разойтись 600 тысяч лет назад, то есть в ту пору, когда самих видов еще просто не существовало. Следовательно, неандертальцы — это совершенно другая, параллельная и тупиковая эволюционная ветвь. Их можно было бы назвать парагоминидами (от греч. «para» — мимо, возле, вдоль). Однако автор этих строк не претендует на введение в научный обиход еще одного термина.

Выводы С. Паабо столь коренным образом меняют представления об антропогенезе, что встал вопрос о проверке этих результатов независимой группой исследователей. С фрагментом неандертальской кости на этот раз работал Марк Стоункинг, ученый из группы Уилсона, также высочайший авторитет в области палеогенетики. Проведя исследования, он получил такие же данные, что и Паабо, полностью подтвердив его выводы. В связи с этим в одном из интервью Паабо заметил: мы придерживались строгих критериев судебной медицины, как если бы готовились представить вещественное доказательство суду.

Спустя несколько лет группа немецких ученых выделила ДНК из фрагмента кости самого первого из обнаруженных неандертальцев, останки которого с 1856 года хранятся в Германии. Это независимое исследование показало, что «подтверждается гипотеза, согласно которой неандертальцы представляют тупиковую эволюционную ветвь и не являются предками современного человека»26.

Палеонтолог Кристофер Стрингер так видит дальнейшую перспективу: «Возможно, мы стоим на пороге создания единой теории, которая объединит палеоантропологические, археологические, генетические и лингвистические доказательства в пользу африканской моногенетической модели»27.

Действительно, синтез этих наук, вероятно, способен приблизить нас к пониманию тайны нашего происхождения. Но все же антропогенез нельзя свести лишь к чисто научной проблеме, как это пытается делать позитивистская наука. Чего-то явно не хватает...


Прикосновение к тайне


...Если современный человек хочет истолковать Библию,

он должен иметь мужество мыслить.

Владимир Лосский.


Какой же вывод может быть сделан после нашего экскурса по анналам истории научного поиска? Можно ли «примирить» идею творения человека Богом с данными современной антропологии? Думается, да. Но прежде надо осознать, что приход в мир человека — феномен не только материальный, но и духовный. На этом пути открываются новые горизонты. Подлинная история научных исканий — это и история откровений. Но готовы ли мы к ним сегодня?

Человек, согласно библейскому рассказу, приходит в мир в последний, шестой день творения. Те немногие строки, которые повествуют об этом уникальном событии, безусловно, нуждаются в серьезном богословском анализе, который не только позволяет проникнуть в глубинную суть этого рассказа, чтобы понять истинный смысл обращенного к нам послания, но также дает возможность перебросить мостик от библейской картины творения человека к данным науки сегодняшнего дня. Кроме того, без этого анализа библейский рассказ о сотворении человека рискует стать еще одним вариантом антропогонического мифа — грубым искажением сути Откровения.

Оригинал Библии (книги Ветхого Завета) написан на древнееврейском языке, но сложность прочтения заключается в том, что язык Откровения — это язык символический, иносказательный. Отцы Церкви, экзегеты последующих веков не раз предупреждали об опасности буквального понимания Шестоднева. Стремление «мыслить Библию на уровне ее текста», указывает Вл. Лосский28, приводит к искаженному, а в конечном счете совершенно неверному восприятию. Однако читателю Библии предстоит преодолеть и другие трудности. В частности, избегнуть соблазна понять библейский рассказ лишь рассудочно. Думается, что рационализм в данном случае — плохой помощник, он упраздняет библейскую глубину, выхолащивая текст.

Что же сообщается в Книге Бытия о том великом событии, когда Божественная Воля ввела в мир нового обитателя — человека? Следует сразу оговориться: рассказ о сотворении человека приведен Бытописателем дважды — в 1 и 2 главах. Первая глава, названная Отцами Шестодневом, сообщает следующее: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему» (Быт. 1: 26). Необходимо обратить особое внимание на слово «сотворим». Нет призыва, как в предшествующие дни: «Да будет свет», «Да произведет вода...». Господь не поручает сотворение человека другим стихиям. Каков же вывод? Человек творится иначе, не только Словом Творца, но и Его действием.

Нельзя не обратить внимание на следующую особенность: слово «сотворим» стоит во множественном числе. Почему? Богословы поясняют: в творении человека участвуют все три ипостаси Святой Троицы: Отец, Сын и Дух Святой. В акте творения наступает своего рода пауза — особенный, таинственный, непостижимый момент Предвечного Совета. Как пишет Вл. Лосский, «появляющееся здесь множественное число указывает на то, что Бог не есть одиночество»29. Но зачем понадобился Совет? Современный богослов, протоиерей Николай Иванов поясняет так: сотворяется тот, кто «есть предел совершенства для творения»30.

Необходимо также остановиться на использованном Бытописателем глаголе «творить». В тексте Шестоднева деяния Господа передаются двумя близкими по смыслу словами: «бара» — сотворил и «аса» — создал, сделал, которые являются, как может показаться, синонимами. Однако это не совсем так. Глагол «бара» имеет значение «творить что-либо принципиально новое, творить первоначально». Значит, при его употреблении речь идет о создании новой сущности, о сотворении чего-то, не существовавшего прежде. Глагол «аса» имеет иной смысловой оттенок — это «создание чего-то из сотворенной основы». Он употребляется, если хотят сказать о тонкой обработке, отделывании чего-либо, сотворенного ранее.

Когда же употребляются в тексте Шестоднева эти глаголы? Слово «бара» используется лишь трижды: при сотворении Богом материи, жизни и человека, то есть когда речь идет о центральных моментах Божественного творчества, глубоко изменивших мироздание, когда появляются принципиально новые сущности.

Глагол «аса» употреблен в тех случаях, когда речь идет о создании чего-то из сотворенной ранее первоосновы, то есть о придании материи некой конкретной формы. Например, Солнце и другие небесные тела не сотворяются, а именно создаются (из той первоматерии, которая сотворена ранее); многочисленные живые существа также создаются после сотворения первой «души живой» и так далее.

Можно видеть, что даже этот краткий анализ дает возможность почувствовать глубину, сложность, многослойность библейского текста. В Шестодневе присутствует и еще одно ключевое слово — «день». Картина творения вселенной со всеми ее обитателями разделена на шесть этапов, названных древнееврейским словом «йом» — день. В течение шести библейских дней-йомов последовательно, постепенно, в соответствии с Божьими повелениями, достигалась полнота творения.

Что такое день в библейском рассказе? Это отнюдь не второстепенный лингвистический вопрос. Обратимся к св. Василию Великому — мудрому толкователю Книги Бытия. Он пишет: «Посему назовешь ли его днем или веком — выразишь одно и то же понятие»31. Однако в нашем обыденном сознании «день» прочно ассоциируется с сутками, 24 часами. Между тем это древнееврейское слово имеет еще одно, менее известное, значение — «неопределенный промежуток времени». Причина, по которой Бытописатель (и все те, кто переводил Библию на другие языки) употребил этот, а не какой-либо другой термин, достаточно ясна: «День был самой удобной, самой простой и легко доступной сознанию первобытного человека хронологической меркой», — поясняет «Толковая Библия»32.

Может возникнуть вопрос: почему Библия не сообщает конкретной длительности дней творения? Вероятно, по той причине, что эти сведения не имеют вероучительного значения. Цель Священного Писания — это служение религиозной, но не научной истине. Однако к настоящему времени получены многочисленные научные свидетельства (данные астрофизики, геологии, палеонтологии и прочих дисциплин), позволяющие оценить длительность эпох творения — библейских йомов. С уверенностью можно говорить о том, что продолжительность дней творения не равновелика, один день отличается от другого не только характером происходящего, но и своей астрономической величиной. Но важнейший вывод состоит в другом: Вселенная со всем «видимым и невидимым» созидается Творцом не за одну «рабочую неделю». Величественный Божий замысел разворачивается постепенно, подобно бутону цветка. Эту мысль развивает Вл. Лосский: «...Шестоднев геоцентрически повествует о том, как развертывалось сотворение мира; эти шесть дней — символы дней нашей недели — скорее иерархические, чем хронологические»33.

Как уже говорилось, рассказ о творении человека приведен в Библии дважды, но тексты эти не вполне идентичны. Внимательный читатель, несомненно, найдет между ними различие. Каковы причины повтора? Ясно, что два повествования об одном событии — не случайность, в этом есть какой-то глубинный, потаенный смысл. Рассказ первой главы точно указывает, что человек сотворяется последним среди всех живых существ, в самом конце шестого дня. Тем самым нам открывается глубокое изначальное единство всего живого, антропокосмическая общность человека и остальных обитателей Земли. Второй рассказ антропоцентричен. Человек помещен в самую сердцевину повествования, поэтому он предстает в иной перспективе. Мир со всеми его обитателями творится не просто ради обретения бытия, но ради служения. Служения Человеку. Как можно обосновать эту точку зрения? В 5-м стихе 2-й главы читаем о том, что «кустарники и всякая трава полевая» еще не росли, поскольку «не было человека для возделывания земли». Как пишет Вл. Лосский, «...человек предстает перед нами не только как верх творения, но и как самый его принцип»34. Он — причина сотворения Вселенной, ее духовный, смысловой центр.

Какова же картина творения человека во втором, более подробном изложении? Появляется новый мотив: человек, в отличие от всех других живых существ, творится в два этапа: «И создал Господь Бог человека из праха земного» — это первый этап. «И вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою» (Быт. 2: 7.) — этап второй. Что же происходит на каждом из них?

Слово «человек» по-древнееврейски — «adam». Но в данном случае это не имя собственное, а нарицательное обозначение человека вообще, равно применимое и к мужчине, и к женщине. Из чего же создается первочеловек «adam»? Из «праха земного», отвечает Библия. Интересно, что слово «земля» звучит по-древнееврейски как «adamah». Но это не просто земля, слово «adamah» имеет еще ряд значений: «обработанная, преобразованная, возделанная земля, или материя». Кроме того, слово «adam» сходно по звучанию с глаголом «я уподоблю» — «adamе». Именно этот глагол используется, когда сообщается, что человек создан по подобию Божию. Есть и еще одно созвучное слово — «еdоm», означающее красный цвет. Очевидно, что тело первочеловека создается из материальной основы (возможно, красного цвета, как и наша кровь), некоторым образом предварительно подготовленной. Она-то и названа словом «adamah». Следует заметить, что в древнееврейском языке есть и другие слова-синонимы, имеющие значение «земля» (но с иным смысловым оттенком). Например, «sadeh» — «дикая, необработанная степная земля», или «eres» — «земная поверхность». Но Бытописатель использует именно слово «adamah». Почему? Только ли ради игры слов: adam — adamah — еdоm — adamе? Наверное, нет. Но эта удивительная игра слов, которая безвозвратно утрачивается при переводе на другие языки, многое может нам открыть, она явно не случайна. Не по прихоти Бытописателя, а от Духа Святого рождается этот тончайший лингвистический узор, скрывающий какой-то сокровенный смысл, постичь который чрезвычайно важно, если мы хотим приблизиться к доступному нам знанию о «подготовленной, возделанной материи», из которой творится физическое тело человека.

Прежде всего следует вспомнить, что тело человека состоит из тех же самых химических элементов, что и другие природные тела (это водород, кислород, углерод и азот, а также ряд других элементов в незначительных количествах). И в этом смысле человек действительно создан из «праха земного». И все же слово «земля» в данном рассказе, несомненно, употреблено в переносном смысле. Об этом напоминает нам другая книга Ветхого Завета — Книга Иова: «Вспомни, что Ты, как глину, обделал меня (Иов, 10: 9)». Значит, Господь вовсе не глину — горную породу, в течение многих веков употребляемую для изготовления посуды, в буквальном значении этого слова — использовал в качестве материала для сотворения тела человека. Без сомнения, это очень непростой для понимания эпизод Шестоднева и, может быть, одна из труднейших страниц Библии.

А что говорят богословы? Св. Феофан Затворник поясняет: «Это тело что было? Глиняная тетерька или живое тело? — Оно было живое тело, — было животное в образе человека с душею животною. Потом Бог вдунул в него дух Свой, и из животного стал человек»35. Св. Серафим Саровский в одной из бесед говорил: «До того, как Бог вдунул в Адама душу, он был подобен животному»36. Св. Григорий Богослов комментировал: «Из сотворенного уже вещества взяв тело, а от Себя вложив жизнь»37. Святитель Филарет Московский в «Записках на Книгу Бытия» отмечал, что человек создан «не единократным действием, но постепенным образованием»38.

Итак, человек становится Человеком лишь после того, как благодать Духа Святого одухотворила его физическое тело, которое становится, по слову апостола Павла, «храмом Святаго Духа» (1 Кор. 6: 19). Этот сакральный момент — подлинное начало человеческого бытия. Человек обретает свою ипостасную полноту.

Вывод напрашивается вполне очевидный: человек возведен к высокому своему достоинству, названному богоподобием, из низшей формы материи. «Лишь в тот момент, — пишет протоиерей Александр Мень, — когда в существе, обретшем форму человека, впервые вспыхнул свет сознания, когда он стал личностью, произошло соединение двух мировых сфер: природы и Духа»39.

Что такое этот бесценный дар Божественной любви? Дух человеческий — это его «я», то, что определяет своеобразие его личности. Дары Духа — это свобода, разум, воля, способность любить, творить, стремление к познанию и гармонии — словом, все то, что не исчерпывается одними лишь потребностями материального существования. Но именно это и отличает человека от других живых существ — многочисленных обитателей нашей планеты. Перечисленные качества — это дары из иного плана бытия. Дух не может быть разложен на простые, земные элементы, не может быть приобретен в процессе эволюции или в каком-либо другом естественном процессе. Он «не эквивалентен известным нам состояниям материи и видам энергии», — пишет протоиерей Николай Иванов40. Дух — иноприроден. Это дыхание Творца, которое каждый из нас носит в своей груди. Дух — это то, что пойдет в вечность после смерти физического тела, поскольку даже всевластная смерть над ним не властна.

Таким образом, сообщая о факте творения человека Богом, Библия, не будучи научным трактатом, ничего не говорит о конкретном механизме творения. Она дает нам религиозный урок, и мы напрасно стали бы искать в ней сугубо научные детали. Св. Григорий Нисский (IV век) в работе «Об устроении человека» писал о том, что последним после растений и животных устроен человек, так что природа каким-то путем последовательно восходила к совершенству. Но путь этого восхождения Писание нам не открывает. Это — поле научного поиска.

Христианское учение о человеке в лице его величайшего богослова, св. Василия Великого, приходит к такому лаконичному заключению: «Человек сотворен животным, получившим повеление стать Богом»41.

Главный итог — это понимание того, что библейское повествование, донесенное до нас в предельно сжатом виде, скорее языком хроники, чем истории, при его внимательном прочтении открывает иную перспективу, поэтому его невозможно ставить в один ряд с антропогоническими мифами древности. Первое и самое важное, о чем возвещает Откровение, — это истина о божественном достоинстве человека. Человек не только последнее творение, но и пик высоты, к которому природа шла долгие тысячелетия, исполняя Волю Всевышнего. «Человек — не дитя случая, не результат игры природы и не просто продукт окружающих условий, он сотворен Отцом Небесным, чтобы стать Его сыном», — пишет протоиерей Николай Иванов42. В этом заключен главный религиозный урок шестого дня.

Христианская антропология, конечно, не может допустить, что человек во всей полноте, то есть его тело, душа и дух, мог произойти от животного, поскольку механизм биологической эволюции не способен дать начало бессмертному человеческому духу. Поиск решения неизбежно выводит нас за рамки «чистой» науки.

Что же касается происхождения тела человека, то, думается, можно предположить, что оно есть результат телеологической эволюции (от греческого слова «telos» — конец, цель), идея которой состоит в том, что эволюционное движение осуществляется не за счет случайных процессов, как полагал Дарвин и его последователи, а направляется Господом к ведомой Ему цели. Надо сказать, что вопрос о механизме эволюции до сих пор является предметом острых дискуссий. Но идея целенаправленности эволюции благодаря работам Л. Берга, А. Любищева, С. Мейена принимает все более ясные концептуальные очертания и обретает большое число сторонников, к числу которых принадлежит и автор этих строк. Однако рамки данной статьи не позволяют познакомить читателей с этим интереснейшим вопросом современного биологического естествознания.

Если же спроецировать идею телеологической эволюции на проблему происхождения человека, картина может выглядеть так. Творец, существующий предвечно, является носителем идеи (логоса) — идеального плана мироздания. («В начале было Слово, и Слово было у Бога...» — пишет евангелист Иоанн /Ин. 1: 1/). Творец устанавливает цель, к которой идет развитие мира. Он же декретирует законы, организующие принципы, в соответствии с которыми осуществляется движение от творческого первообраза к его материальному воплощению в мире. Таким образом, материя — это воплощенный Логос. Такова принципиальная схема телеологической эволюции материи.

Процесс миросозидания, направляемый Волей Творца, в целом протекает свободно, в соответствии с установленными Им законами. Господь бережно относится к дару свободы. Но, вероятно, в судьбоносные моменты, когда решалась подлинная судьба мироздания, этот процесс подвергался непосредственному воздействию Его Воли, Его созидающей творческой энергии. «В развертывании космической истории вполне может обнаружиться последовательность определенных критических моментов, когда Божественное влияние осуществлялось каким-то особым образом», — таково предположение Дж. Полкинхорна, ученого и богослова43. Краткие слова Шестоднева «И сказал Бог...» — «И стало так...» знаменуют то, что можно назвать Творящей Божией Волей. «Он, — пишет библеист Д. Щедровицкий, — творит Словом, а Слово содержит в себе мысль и волю»44. Наука не знает природы этих сакральных творческих актов Создателя. Однако непостижимость таких феноменов, как возникновение Вселенной, жизни и человека, свидетельствует о том, что Божественная Воля преображала тварное вещество, направляя его развитие к изначальной идее мироустройства. И венцом мироздания стал особый обитатель Земли — человек. Из всех живых существ, эволюционировавших на Земле миллионы лет, Господь избрал именно генетического предка человека, чтобы подарить ему главное — богоподобие.

Научные данные, полученные в последнее десятилетие, убедительно подтвердили то, что два тысячелетия назад было открыто в библейском повествовании: «От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу Земли...» (Деян. 17: 26) — происхождение человечества от одной пары наших далеких предков.

Но остается другой вопрос: как интерпретировать все те виды существ, некогда обитавших на Земле, которые несли в себе человекоподобные черты? Западные экзегеты комментируют так: «Создатель, очевидно, управлял эволюцией гоминидов, ведя их постепенно к обретению, помимо человеческого строения тела (скелет и мускулы), такого уровня развития мозга и нервной системы, который мог бы обеспечить осуществление высшей психической деятельности как адекватного орудия духовного начала. Духовное начало... создается непосредственно Богом, и Творец мог вдохнуть его в человекоподобное существо, когда психическая деятельность, имеющая материальное происхождение, достигла соответствующей ступени развития»45.

Думается, можно принять (в качестве одной из гипотез), что физическое тело человека долго совершенствовалось, вызревало, как зреет плод, чтобы породить новую жизнь. Но в тот момент, когда Господь вдохнул, как говорит Писание, в это выпестованное тело первочеловека Свой Дух, произошло такое значительное, кардинальное изменение его материальной природы, что далее о каком-либо родстве с представителями ранних форм говорить уже невозможно (и генетический анализ это ясно показал). Здесь напрашивается сравнение, которое, как представляется автору, в какой-то мере может облегчить понимание той реальности, о которой идет речь (хотя, безусловно, никакие аналогии не являются вполне адекватными).

Каждый, кто прививал культурный сорт плодового дерева на дичок, знает, что привой получает от принявшего его дерева силы для роста и развития, питаясь за счет его корней, ствола, листьев. Селекционер при этом должен постепенно удалять ненужные ветви дичка. В конечном счете побеги нового сорта станут единственными на принявшем их стволе — будет получено дерево нового, плодоносного сорта. Но все же никто не станет утверждать, что в результате прививки культурный сорт произошел от дикого. Ведь это могут быть даже деревья разных видов, например, яблоню можно привить на грушу, персик — на абрикос и наоборот.

Возможно, нечто отдаленно-аналогичное имело место при появлении человека. Поэтому в нас, с одной стороны, так много общего с представителями своего класса (млекопитающих), но в то же время имеются принципиальные отличия от всех других обитавших на Земле антропоидов. Человек — новый пришелец в мир. Он вобрал в себя все, что оттачивала резцом эволюции и бережно копила природа. Он — драгоценная ветвь эволюционного Древа Жизни, привитая Самим Создателем. Однако его появление никогда не осуществилось бы без того сакрального действия, которое в силу отсутствия сокровенного, всеобъемлющего знания мы можем лишь наименовать, придав ему некую словесную реальность. Это — Творящая Воля Бога. Думается, наш вид вполне можно назвать Homo paradoxalis — Человек парадоксальный. Все в нем (в каждом из нас) — от воплощения в мире до непостижимости богоподобия — есть парадокс. Поэтому наука, несмотря на свое усердие, останавливается безмолвно перед этой величественной парадоксальной тайной, предоставляя слово Откровению. Однако это вовсе не свидетельствует о бессилии или бессмысленности научного поиска, поскольку, как заметил один немецкий ученый, всякий прогресс в науке есть прогресс в нашем познании управления мира Богом.

Изложенный взгляд на одну из «упрямых» проблем современного естествознания — лишь скромная лепта в дело поиска и обретения животворного концептуального согласия между наукой и богословием, столь необходимого для дальнейшего движения к истине. Их соперничество и противостояние должны наконец кануть в Лету.

___________________________________

1 Ламарк Ж.-Б. Философия зоологии. Т.1. М., 1935, стр. 279.

2 Дарвин Ч. Происхождение человека и половой подбор. М.—Л., 1927, стр. 245.

3 Дарвин Ч. Происхождение человека и половой подбор, стр. 611.

4 Геккель Э. Бог в природе. СПб., 1906, стр. 33.

5 Соловьев Н. М. Несколько слов о Геккеле. — В сб.: “Научный атеизм”. М., 1915, стр. 19.

6 Цит. по сб.: “Научный атеизм”, стр. 19.

7 Соловьев Н. М. Несколько слов о Геккеле. — В сб.: “Научный атеизм”, стр. 20.

8 Цит. по кн.: Деннерт Е. Геккель и его “Мировые загадки” по суждениям специалистов. М., 1909, стр. 19.

9 Цит. по кн.: Деннерт Е. Геккель и его “Мировые загадки” по суждениям специалистов, стр. 20.

10 Деннерт Е. Геккель и его “Мировые загадки” по суждениям специалистов, стр. 42.

11 Дарвин Ч. Происхождение человека и половой подбор, стр. 66.

12 Цит. по кн.: Деннерт Е. Геккель и его “Мировые загадки” по суждениям специалистов, стр. 19.

13 Цит. по: Соловьев Н. М. Несколько слов о Геккеле. — В сб.: “Научный атеизм”, стр. 20.

14 Цит. по кн.: Гилберт С. Биология развития. Т. 1. М., 1993, стр. 146.

15 Гилберт С. Биология развития. Т. 3. М., 1995, стр. 306.

16 Там же, стр. 309.

17 Лима-де-Фариа А. Эволюция без отбора. М., 1991, стр. 283.

18 Левонтин Р. Эволюция человеческого разнообразия. — “Химия и жизнь”, 1995, № 6, стр. 26.

19 Кликс Ф. Пробуждающееся мышление. М., 1983, стр. 46.

20 Там же, стр. 48.

21 Мень А. В. История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни. В 7-ми томах. Т. 1. Истоки религии. М., 1991, стр. 158.

22 Левонтин Р. Эволюция человеческого разнообразия. — “Химия и жизнь”, 1995, № 7, стр. 32 — 33.

23 Уилсон А. К., Канн Р. Л. Недавнее африканское происхождение людей. — “В мире науки”, 1992, № 6, стр. 10.

24 Horai Satoshi et al. — “Annual Reports”, 1995, № 46, p. 92.

25 Pritchard Jonathan K. et al. — “Science”, 1996, v. 274, № 5292, p. 1548.

26 Krings Matthias et al. — “Cell”, 1997, № 1, p. 19.

27 Стрингер Кристофер Б. Происхождение современных людей. — “В мире науки”, 1991, № 2, стр. 60.

28 Лосский В. Догматическое богословие. — В его кн.: “Очерк мистического богословия Восточной Церкви”. М., 1991, стр. 230.

29 Там же, стр. 237.

30 Протоиерей Николай Иванов. И сказал Бог... Опыт истолкования Книги Бытия. Клин, 1997, стр. 128.

31 “Беседы на Шестоднев”. Беседа 21. — “Творения Св. Василия Великого”. Ч. 1. М., 1900, стр. 37.

32 “Толковая Библия, или Комментарий на все книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета”. Т. 1. [Под ред. проф. А. П. Лопухина и его преемников.] Изд. 2-е. Стокгольм, 1987, стр. 6.

33 Лосский В. Догматическое богословие. — В его кн.: “Очерк мистического богословия Восточной Церкви”, стр. 235.

34 Там же, стр. 239.

35 “Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника”. Собрание писем в 8-ми выпусках. Вып. 1. М., 1994, стр. 98.

36 “О цели христианской жизни. Беседа преподобного Серафима с Мотовиловым”. Сергиев Посад, 1914, стр. 11.

37 Святитель Григорий Богослов. Слово 38. — В его кн.: “Собрание творений в 2-х томах”. Т. 1. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994, стр. 527 (репринт).

38 Митрополит Филарет (Дроздов). Записки на “Книгу Бытия”. Ч. 1. М., 1867, стр. 69.

39 Мень А. В. История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни. В 7-ми томах. Т. 1, стр. 102.

40 Протоиерей Николай Иванов. И сказал Бог..., стр. 156.

41 Цит. по кн.: Протоиерей Николай Иванов. И сказал Бог..., стр. 133.

42 Там же, стр. 29 — 30.

43 Полкинхорн Дж. Вера глазами физика. М., 1998, стр. 88.

44 Щедровицкий Д. Введение в Ветхий Завет. I. Книга Бытия. М., 1994, стр. 30.

45 Гальбиани Э., Пьяцца А. Трудные страницы Библии. Милан — Москва, 1992, стр. 159.

 


 

«ИБО ТЫ ПРАХ И В ПРАХ ВОЗВРАТИШЬСЯ»

Размышления о феномене смерти в научном и богословском аспектах

Опубликовано в журнале: «Новый Мир» 2002, №8

Человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти...

Спиноза, «Этика».

Смерти нет. Конечно, есть страх смерти, и это по-настоящему отвратительный страх. Часто он заставляет людей совершать поступки, которые они не должны были бы совершать. Но как бы все изменилось, если бы мы перестали бояться смерти». Слова эти принадлежат одному из героев фильма А. Тарковского «Жертвоприношение». С них хотелось бы начать размышления (а может быть, диалог, коль скоро найдутся желающие присоединиться к нему) о феномене смерти в мире.

Все мы в детстве читали сказки, герои которых искали способы продления молодости и обретения вечной жизни. В нас живет многовековая мечта о личном бессмертии, мечта, вероятно, такая же древняя, как и сам человек. При всем различии сюжетов, связанных с посмертным существованием у разных народов и в разных религиях, тем не менее учение о бессмертии можно считать универсальным. «Повсеместное распространение веры в то, что смерть не влечет за собой полного уничтожения личности, — факт, заслуживающий внимания, — пишет протоиерей Александр Мень. — ...Мысль о бессмертии — отнюдь не просто биологический феномен. Прежде всего она — проявление духа, интуитивно ощущающего свою неразложимую природу»1.

Но откуда происходит эта интуиция? Наша тяга к бессмертию — это, вероятно, мечта об утерянной родине, о том вожделенном отечестве, в котором человек был счастлив, здоров и вечен. Наименование этого отечества — Сад Эдемский, или Рай. Человек в Эдеме не знал смерти — так веруют те, кто не отрицает существования и самой райской обители.

Но интересен вопрос: а есть ли реальные биологические основания для совокупного человеческого бессмертия, то есть бессмертия человека во всех трех его ипостасях (тело — душа — дух)? Мне представляется весьма значимой постановка вопроса о возникновении феномена смерти как такового. Николай Бердяев считал, что «вера в естественное бессмертие сама по себе бесплодна и безотрадна, для этой веры не может быть никакой задачи жизни, и самое лучшее поскорее умереть, смертью отделить душу от тела, уйти от мира. Теория естественного бессмертия ведет к апологии самоубийства»2.Да, мы живем в мире, где царствует смерть. Ей неподвластен лишь человеческий дух, который избегает распада после смерти физического тела и возвращения его в общий круговорот веществ: «ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3: 19). Но существовала ли смерть в мире всегда, с момента появления живого, или она есть позднейшее приобретение, следствие первородного греха человека, а до грехопадения отсутствовала в принципе? Кто виновник ее торжества в мире?

Размышляя о смерти, нам не избегнуть понятия «жизнь», они онтологически неразъединимы, по крайней мере в нашем сознании и в нашем миробытии. Попытки дать определение жизни предпринимались давно. Однако в самых тщательных из них что-то ускользало. Да и обнаружение в середине XIX века вирусов, а также последующее изучение их своеобразного жизненного цикла показало, что феномен биологической жизни сложнее и разнообразнее, чем можно было предполагать. Поэтому определять жизнь лучше через описание свойств живого. А главное из них — способность воспроизводить себя во времени в течение ряда поколений. «Плодитесь и размножайтесь», — это повеление дано Господом именно живым существам, но не воде, земле или светилам, также вызванным к бытию Его созидающей волей. Итак, жизнь — это пламя, которое не гаснет уже долгие века, эстафета, передающаяся от одного участника к другому.

Если схематизировать существенные этапы жизни, получится последовательность:

зачатие ® рождение ® рост ® старение (деградация) ® смерть.

Но правильно ли будет ставить на этом точку? Может быть, смерть — это путь к возрождению, необходимый этап к рождению в новом качестве (по крайней мере для человека)? А если так, то не несет ли смерть — казалось бы, самое ужасное из того, что существует в мире, — свою особую, сокровенную сверхзадачу, можно сказать — миссию?

И еще вопрос: может ли живое избегнуть смерти? Есть ли такие примеры?

Бессмертными организмами можно считать бактерии, поскольку им не знакомы старость и умирание. Аналогичная ситуация наблюдается и у амеб — одноклеточных организмов из царства Простейших, которые размножаются простым делением надвое. При неограниченных пищевых ресурсах и соответствующих условиях среды они могут размножаться и жить очень долго. Что это — бессмертие? В определенном смысле — да. Ведь в данном случае не прекращается обмен веществ, не происходит распад, образование мертвых тел. Но даже у амеб и бактерий обнаружен процесс, который можно было бы назвать «запрограммированной гибелью», правда, включается он лишь в крайне неблагоприятных условиях, когда речь идет о выживании всей субпопуляции: большая часть особей жертвует собой, но их смерть спасает оставшихся. Итак, потенциальное бессмертие у амеб сопровождается в исключительных случаях гибелью некоторых особей.

Несколько иная картина наблюдается у инфузорий — других представителей царства Простейших, значительно более сложно устроенных по сравнению с амебами. Митотические деления надвое, в отличие от амеб, не могут происходить у них бесконечно долго. После определенного их количества у инфузорий появляются явные признаки старения (деградации). Но смерть не наступает, так как здесь на помощь приходит необычный, можно сказать, уникальный процесс, называемый конъюгацией. Суть его в самом общем виде состоит в следующем. Две «состарившиеся» инфузории сближаются, плотно прижимаются друг к другу брюшной стороной и остаются в этом состоянии около двенадцати часов. В это время в теле каждой происходят довольно сложные превращения. Макронуклеус разрушается и диспергирует в цитоплазме (то есть наблюдается частичная смерть на уровне органеллы), микронуклеусы несколько раз делятся, причем часть из них также разрушается. Остаются лишь по две части микронуклеуса в каждой инфузории. Далее одна из двух частей (так называемое мигрирующее ядро) переходит в своего партнера по конъюгации. Другими словами, идет взаимный обмен частью генетической информации. Далее мигрирующее ядро сливается с ядром стационарным, которое не покидало свою клетку. После этого новое ядро делится, восстанавливая новый микронуклеус, а за ним и макронуклеус. Этот процесс имеет важный биологический смысл: после конъюгации каждая особь получает «вторую молодость», у нее восстанавливается уровень обмена веществ, темп митотиче­ских делений и т. д. Впоследствии инфузории вновь начинают делиться обычным путем, до следующей конъюгации, которая вновь вдохнет в них вторую жизнь. Вот такой пример бегства от старости и смерти дают нам одноклеточные, которых мы несколько высокомерно именуем простейшими.

Явление частичной смерти можно наблюдать также и у вирусов: инфицируя клетку, они отбрасывают белковый капсид, а также все остальные приспособления, необходимые для поиска клетки-хозяина и внедрения в нее. Проникшая в клетку вирусная нуклеиновая кислота обеспечивает синтез многочисленных новых копий вирусных частиц. Таким образом, жертвуя частью своего тела, вирус обретает возможность для размножения и дальнейшего существования.

Но все же феномен частичного умирания не получил широкого распространения среди живых организмов. Эволюция на определенном этапе привела к появлению многоклеточных форм жизни. Это эволюционное достижение породило и новые проблемы. Дело в том, что митотическое деление клетки, являющееся способом размножения одноклеточных организмов, для многоклеточных форм живого в принципе невозможно. И они утрачивают сопряженное с делимостью бессмертие. Исключение тут представляют разве что растения, способные размножаться не только половым путем, но и вегетативным — за счет таких органов, как корень, луковица, корневище, лист, клубень и т. д., что являет собой способ неограниченного продления жизни. Тем не менее в целом можно утверждать, что смерть как биологический феномен вошла в мир после возникновения колониальных форм — первых прообразов многоклеточных организмов (примером может служить колониальная зеленая водоросль вольвокс, для которой смерть материнской колонии стала «нормой жизни»). Получается, что смерть есть своего рода «плата» за многоклеточность — то биологическое решение, которое родилось на одном из этапов эволюционного становления живого.

А все же есть ли среди многоклеточных владеющие тайной вечной жизни? Пожалуй, да. Подлинные «кощеи бессмертные» — это раковые клетки, размножение которых идет весьма интенсивно, не обнаруживая при этом признаков старения. Однако их индивидуальное бессмертие становится причиной смерти организма — носителя этих клеток. К примеру, в исследованиях по канцерогенезу используется культура клеток линии HeLa. Эти клетки были взяты в 30-е годы XX века во время операции по удалению злокачественной опухоли у одной пациентки (инициалы ее имени и дали название культуре клеток). С тех пор эти клетки сотни тысяч, если не миллионы раз пересевали на искусственных средах. Они по-прежнему интенсивно растут и делятся без каких-либо признаков старости, став модельной тест-системой для онкологов всего мира.

Конечно, бессмертие раковых клеток не осталось вне поля зрения исследователей. Был открыт фермент, активно функционирующий в раковых клетках, — так называемая теломераза. Вероятно, в значительной мере благодаря ее деятельности раковые клетки, в отличие от своих нормальных здоровых собратьев, остаются бессмертными. В 1985 году теломераза была обнаружена у инфузорий, дрожжей, растений, а также у животных (в половых и раковых клетках). В 1997 году был картирован ген теломеразы. Год спустя он был встроен в клетки зрительного эпителия человека. При этом время жизни таких модифицированных клеток в системе in vitro увеличилось в полтора раза. Таким образом, фермент теломераза, возможно, — настоящий «эликсир бессмертия». Вместе с тем не следует забывать, что он же является и фактором злокачественного перерождения клеток. За бессмертие приходится платить дорогую цену.

Для каждого вида живых организмов существует такое понятие, как максимальная продолжительность жизни (МПЖ). В каждой систематической группе животных есть свои долгожители. Например:

Группа МПЖ

Рыбы (осетры) 100 лет

Земноводные

(гигантские саламандры) 50 лет

Пресмыкающиеся

(крокодилы, черепахи) 150 и более лет

Птицы

(филины, вороны, попугаи) 70 лет

Млекопитающие (человек) 110 — 120 лет

Но мы не найдем, по крайней мере в животном мире, завораживающих примеров бессмертия или феноменального долголетия. Время жизни всегда оказывается конечным. Более того, существуют организмы, вся жизнь которых умещается в столь краткий миг, что они даже не имеют органов пищеварения, вместо кишечника у них — воздушный пузырь, а ротового аппарата нет вовсе вследствие полной его редукции. И жизнь их длится всего от нескольких часов до двух суток. Но за это краткое время надо успеть главное — продлить свой род, прежде чем уйти в небытие. Их так и назвали — поденки. Они являются представителями одного из древнейших отрядов насекомых, известных еще с каменноугольного периода.

Вообще палеонтологическая летопись, эта «раскрытая книга Бытия», как назвал ее в одном из своих стихотворений И. Бунин, бесстрастно зафиксировала всеобщность феномена смерти с самого начала развития живого на Земле. К моменту появления человека современного морфологического типа (а произошло это событие около 150 — 160 тысяч лет назад) ее недра уже были гигантской братской могилой, в которой упокоились представители многочисленных биологических видов. Таким образом, мы неизбежно должны признать, что смерть существовала в мире изначально, не делая исключений ни для кого из обитателей Земли. Эти выводы палеонтологии так же надежны, как и тот факт, что Земля имеет форму шара. И все же часто приходится слышать богословское мнение о том, что смерть поразила живое лишь после грехопадения наших прародителей, а в дочеловеческом мире ее не существовало вообще, то есть все без исключения многочисленные виды живых организмов были бессмертны. Есть ли в этом утверждении зерно истины?

Попробуем взглянуть на смерть в несколько ином ракурсе. Мы привыкли мыслить смерть как нечто ужасное, несправедливое, недолжное, как фундаментальное несовершенство живого, не согласующееся с нашими представлениями о благости Творца и Вседержителя мира. Но вот в конце 80-х годов появились весьма интересные исследования, которые, как мне представляется, должны принципиально изменить бытующий взгляд на феномен смерти. Усилиями представителей нескольких научных направлений (молекулярная биология, молекулярная генетика, онкология, биология развития) было открыто необычное явление — апоптоз (от греческого слова apoptosis — опадание листьев). Апоптоз можно определить как физиологическое самоубийство некоторых клеток, которое запрограммировано на генетическом уровне. Более того, было показано, что апоптоз принципиально отличается от обычной некротической гибели клеток, подвергшихся каким-либо повреждениям. Картина развертывания апоптоза иная. Это последовательная, подчиненная строгим правилам программа самоубийства некоторых клеток. Но их смерть не бессмысленна. Напротив, она является актом самопожертвования во имя интересов и блага всего организма. Как же это происходит? Основные этапы апоптоза таковы:

1. Вначале клетка получает особое биохимическое послание («черную метку», по выражению одного из исследователей) о том, что она должна погибнуть. Послание это приходит либо из межклеточного вещества, либо от клеток-соседей. Для его восприятия у каждой клетки есть особые «органы» — так называемые «рецепторы смерти». Это белковые молекулы, пронизывающие клеточную мембрану. Следовательно, любая клетка имеет специальный механизм, чтобы прочитать это роковое послание.

2. После получения послания внутриклеточные регуляторы изменяют работу ряда генов клетки таким образом, что в ней образуются или активируются особые ферменты (протеазы и нуклеазы), задача которых — разрушение клеточных белков и нуклеиновых кислот. Именно к этим действиям они и приступают.

3. Далее следует заключительный этап, связанный с деградацией ядерной ДНК (она распадается на фрагменты вплоть до олигонуклеотидов длиной порядка 180 пар). В конечном итоге клетка подвергается фрагментации, теряет целостность и уничтожается микрофагами или макрофагами, то есть становится своего рода питательным субстратом для других клеток. При этом фагоцитоз не сопровождается воспалительным процессом, как это бывает при некрозе.

Интересно отметить, что окончательное решение (образно говоря, где поставить запятую в фразе «казнить нельзя помиловать») принимается в прямом смысле «большинством голосов». Все зависит от соотношения концентрации белков, одни из которых «голосуют» за смертный приговор (это белки из семейства Bax, обладающие апоптозной активностью), в то время как другие готовы «даровать жизнь» (белки Bcl-2). Причина в том, что белки Bcl-2 могут образовывать димерные комплексы с белками Bax, тем самым нейтрализуя их, то есть предотвращая развертывание апоптозного сценария.

Следует сказать, что апоптоз — отнюдь не экзотический процесс. Скорее наоборот. Он — явление универсальное, свойственное всему живому. В настоящее время открыты и интенсивно исследуются: митоптоз — программированная гибель митохондрий (одного из органоидов клетки), апоптоз — программированная гибель целых клеток, органоптоз — программированная гибель органов и, наконец, феноптоз — программированная гибель особи.

Каковы же биологические функции апоптоза? Если кратко суммировать, то получим следующее:

обеспечение органогенеза и дифференцировки клеток;

поддержание тканевого гомеостаза;

защита от патогенных факторов.

Понятно, что функциональное значение этого механизма является жизненно важным как для клетки, так и для организма в целом. Наиболее ярким примером того, как путем апоптоза поддерживается точная регуляция количества клеток в организме, может служить червячок Caenorhabditis elegans. У него в процессе индивидуального развития образуется 1076 клеток, но далее ровно 131 из них обязательно гибнет, так что в конечном итоге его крохотное, размером не более одного миллиметра тельце будет состоять из 945 клеток, ни одной больше или меньше. Аналогичные процессы происходят также у животных и человека при формировании в эмбриогенезе различных органов, включая нервную систему. При этом избыточные клетки решительно подвергаются апоптозу. И это вполне понятно: существование лишних клеток не принесло бы организму ничего хорошего. Поэтому часть из них в самом прямом смысле приносит себя в жертву ради общего блага. В этом состоит высокий биологический смысл апоптоза.

А вот нарушение процесса апоптоза влечет за собой многочисленные неприятные последствия, часто — с летальным исходом. Если говорить о человеке, то у него появляются злокачественные новообразования, различные аутоиммунные болезни (например, системная красная волчанка), нейродегенеративные заболевания (такие, как синдром Альцгеймера, болезнь Паркинсона), дефекты развития, а также прогрессируют вирусные инфекции. Кстати, многие вирусы, проникая в клетку, стараются в первую очередь нарушить механизм ее апоптоза, чтобы не быть уничтоженными вместе с зараженной ими клеткой-хозяином, которая ради блага организма стремится самоликвидироваться.

Наиболее глубокие исследования апоптоза принадлежат академику Владимиру Скулачеву. Он показал, что в клеточных реакциях атомы кислорода, которым дышит за редким исключением все живое, превращаются в радикалы гидроксила, являющиеся чрезвычайно активным окислителем. Эта ядовитая форма кислорода выступает как еще одна из причин апоптоза, то есть служит «орудием самоубийства». Эту систему самоликвидации Скулачев назвал «самурайским законом биологии». И выполняться этот закон начинает, когда в клетке накапливается слишком много генетических повреждений либо в «бездомных» клетках, которые покинули свою ткань и начали бессмысленное блуждание по организму. Следовательно, геном остается относительно неизменным в течение тысячелетий именно благодаря тому, что некоторые клетки делают себе «харакири». Однако исследованиями было показано, что не толькоотдельные клетки, но даже и органы могут ступить на путь самоликвидации. Ядовитые формы кислорода приводят к тому, что в процессе эмбриогенеза исчезают ставшие ненужными некоторые эмбриональные структуры, а также личиночные органы (например, хвост у лягушачьего головастика, наружные жабры и т. д.).

Дальнейшие исследования этого феномена дают основанияпредполагать, что генетическая программа апоптоза универсальна для всего живого, от бактерий до человека, поскольку были найдены многочисленные гомологичные гены, связанные с реализацией апоптозного сценария. Таким образом, программа самоубийства клетки, записанная в ее генах, по-видимому, является столь же древней (и при этом весьма консервативной), как и сам феномен жизни. Поистине этот факт достоин удивления.

Однако не менее интересным представляется следующее обстоятельство: и механизм апоптоза, и механизм деления клетки (митоз) регулируются одними и теми же белками. «Таким образом, системы регуляции клеточного деления и клеточной смерти оказываются тесно переплетенными между собой», — пишет известный вирусолог, профессор МГУ, член-корреспондент РАН В. И. Агол3. Жизнь и смерть оказываются двумя неразрывными процессами, один из которых (жизнь) не может нормально функционировать без другого (смерти). Самое большое, с нашей точки зрения, зло природного существования — смерть — вплетена в ткань жизни.

Апоптоз помогает организму освобождаться от избыточных, больных и состарившихся клеток, которые перестают эффективно выполнять свои функции, а также от клеток, в структуре генетического аппарата которых произошли столь значительные изменения, что их существование несет угрозу нормальной работе и жизни всего организма. Нарушение процесса программированной гибели клеток таит в себе, как было сказано, серьезные патологии.

Вывод, который может быть сделан, как ни странно он прозвучит, таков: генетически запрограммированная смерть — явление, жизненно необходимое живому. Возможно, отношения даже в клеточном сообществе лишний раз иллюстрируют мысль о том, что на свете «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоанн, 15: 13).

Как считает Скулачев, при отключении апоптоза человек перестает стареть. «Физиологически бессмертный (или почти бессмертный) человек, вероятно, будет соответствовать зрелому возрасту»4. Но люди не обретут при этом бессмертия, ибо они будут умирать от накопления «поломок» в их организмах. Деградирующего развития (а следовательно, и смерти) нет лишь в вечности. Но, как веруют христиане, вечность наступит, когда кончится время, или, что то же самое, когда будет обретена полнота времен, то есть в Царствии Небесном.

И все же почему даже при столь жестком генетически запрограммированном контроле за качеством клеток, входящих в состав живого организма, его участью все же является рабство тлению — смерть? Каковы биологические причины этого? И столь ли они неотвратимы?

Если говорить о человеке, то необходимо обратиться к исследованиям в области геронтологии. Наука эта за время своего развития накопила немало любопытных фактов, требующих внимательного анализа и осмысления.

Известно, что формирование клеток, органов, а также их функционирование — все это происходит по определенной программе, записанной в молекулах ДНК. Полное прочтение ДНК человека, завершившееся в 2001 году, вероятно, принесет немало открытий, в том числе и по проблеме старения и смерти. Однако уже сейчас можно составить достаточно отчетливую картину.

Геронтологи обратили внимание на то обстоятельство, что нормальная (или физиологическая) температура тела человека, составляющая 37°С, является критической для существования ДНК. Дело в том, что при этой температуре химические связи в молекуле ДНК оказываются весьма нестабильными (наиболее слабой оказывается гликозидная связь между азотистым основанием и углеводом). Эта нестабильность приводит к возникновению разного рода спонтанных повреждений ДНК (таких, как выщепление азотистых оснований, индукция однонитевых разрывов, дезаминирование и метилирование, сшивки оснований и проч.), скорость накопления которых в целом равна 5ћ103 в час. Учитывая время жизни клетки в организме человека, а также общее количество клеток, получаются просто астрономические цифры спонтанных повреждений ДНК, с которыми организм вынужден как-то сосуществовать. Если же сюда прибавить еще и повреждения, вызываемые фоновым излучением, не говоря о прочих неблагоприятных средовых мутагенных факторах, то возникает закономерный вопрос о том, каким образом клетки нашего тела живут при таком физиологически неоптимальном режиме, сохраняя свою исходную генетическую структуру.

Конечно, в клетке существует генетически запрограммированные системы залечивания повреждений ДНК — так называемые репарации. Именно благодаря их работе значительная часть спонтанных и индуцированных повреждений устраняется. И все же приходится признать, что организм наш устроен как-то странно: получается, что он сам создает себе проблемы и сам же ищет пути выхода из них. Классическое представление о генах как о чем-то стабильном и неизменном теперь необходимо признать устаревшим. Можно утверждать, что ДНК, задача которой — хранение генетической информации, определяющей биологическую стабильность организма как представителя своего вида, на самом деле находится в динамическом постоянстве. В ней с высокой частотой возникают спонтанные повреждения (мутации), которые отслеживаются и залечиваются репарационными системами. Однако далеко не все и не со стопроцентной точностью. Неотрепарированные повреждения, или мутации, неотвратимо накапливаются, вызывая изменения в структуре и функциях как отдельных клеток, так и организма в целом.

Таким образом, возникающие по разным причинам изменения ДНК создают почву для старения организма и его неизбежной гибели. Причем данныемногочисленных исследований подтверждают мысль о том, что неустойчивость первичной структуры ДНК — явление вовсе не уникальное, а общебиологическое, не досадное исключение из правила, а естественная неизбежность, фундаментальная закономерность, свойственная всему живому.

Однако не следует думать, что причины старения кроются лишь в изменениях структуры ДНК. Это только одна причина из целого их комплекса, приводящего в конце концов к старению и смерти.

Даже если представить себе, что организм находится в идеальных, с точки зрения физиологии, условиях существования, тем не менее ему не удастся избежать старения и смерти. Почему? «Недуг, именуемый временем» — такое название старению дал Ф. И. Тютчев. «Время — это объективация человеческим сознанием смертного способа существования»5. Действительно, именно время является тем фактором, который оказывает влияние на состояние клетки, ткани, органа и, наконец, организма в целом. В процессе жизнедеятельности в клетках образуются такие небезобидные соединения, как перекись водорода, свободные кислородные радикалы, перекиси липидов, формальдегид и проч. Все они вступают в реакции с ДНК, что приводит к ее деградации и в конечном счете к окончательному разрушению. Следовательно, чем дольше живет клетка, тем больший груз опасных веществ она накапливает. Почему же не репарируются повреждения, вызванные этими соединениями? Это непростой вопрос. Для работы репарационных ферментов поврежденный участок ДНК прежде всего должен быть доступен, то есть ДНК не должна находиться в спирализованном состоянии. В противном случае ферменты просто не смогут найти повреждение и исправить его. Возможно, это и происходит в стареющих клетках, так как уровень репараций в них снижается, а протяженность спирализованной ДНК повышается. Исследованиями радиобиологов было показано, что существует четкая корреляция между эффективностью репарации и видовой продолжительностью жизни (эта зависимость прослеживается для разных представителей класса млекопитающих, от полевок до человека).

Другой причиной, вносящей свой вклад в дело старения, может являться так называемая «ДНК старения». Она была идентифицирована у сумчатого гриба (аскомицета). Оказалось, что эта ДНК у молодых клеток гриба входит в состав митохондриальной ДНК. Однако на определенном этапе она выщепляется из мтДНК и начинает автономно реплицироваться в форме клеточной плазмиды. Интересно, что в мутантных клетках-долгожителях ядерная ДНК, как оказалось, сдерживает влияние этой плазмиды, тормозя ее выщепление из митохондриального генома и экспрессию ее генов. С течением времени эта плазмида столь сильно размножается, что замещает собой большую часть митохондриального генома. И уж совсем необычным является тот факт, что в ядре клетки есть гены, которые контролируют переход «ДНК старения» из интегрированного состояния в мигрирующую плазмиду. Обнаружение «ДНК старения» в клеточном ядре говорит о том, что ядерная ДНК каким-то образом направляет ее к себе. В конечном счете плазмидная ДНК так безудержно размножается, что вытесняет нормальные последовательности ядерной ДНК клетки. Это приводит к многочисленным изменениям в работе генетического аппарата со всеми вытекающими негативными последствиями.


Газета Космодемьянской церкви в Москве: http://damian.ru/Gazeta_2005/Razmishlenia_na_temu.htm

Пьер Тейяр де Шарден (1881–1955) — французский ученый-антрополог, богослов, мыслитель, иеромонах Ордена Иисуса, бесспорно, может быть признан одним из наиболее глубоких и самобытных мыслителей закончившегося столетия. Однако его личность, равно как и его научно-богословские труды, по сей день служат предметом острых дискуссий. Парадокс состоит в том, что отношение к Шардену весьма полярно — от восторга и почитания со стороны одних до резкого неприятия другими. Эта междоусобная брань вокруг имени Шардена ведется не одно десятилетие, начавшись еще при жизни самого «виновника» споров. С чем связано столь резкое несовпадение взглядов? Какой из сторон отдать предпочтение? Безусловно, для обретения собственной позиции необходимо серьезное, глубокое знакомство как с личностью Тейяра де Шардена, так и с его научным и богословским наследием.

В 2001 году исполнилось 120 лет со дня рождения Пьера Тейяра де Шардена. И в этот же год, будто в память о юбилейной дате, была закончена диссертация о. Евгения Струговщикова «Тейяр де Шарден и православное богословие». Потребовалось время, чтобы на ее основе подготовить и издать книгу, которая вышла летом в изд-ве «Дом надежды» (известном нам книгами К. С. Льюиса). Эта удивительная по глубине и обширности анализа работа позволит читателю обрести собственный взгляд на то, каково подлинное место богословия Шардена, а также его научного творчества, как соотносится его мировоззрение, его многочисленные богословские (и догматические) новации с системой взглядов католического и православного богословия. Вот примерно тот круг вопросов, которые подвергнуты серьёзному, беспристрастному анализу автором данной работы.

Отрадно, что о. Евгений не ограничивает свою задачу лишь обзором трудов французского мыслителя. Его книга открывается весьма обстоятельным биографическим очерком, который даже искушённому и хорошо знакомому с личностью Шардена читателю откроет много прежде неизвестных страниц его жизни, что чрезвычайно важно для понимания того, как формировалось уникальное в своей самобытности миросозерцание Тейяра де Шардена.

Предпринятый о. Евгением анализ различных аспектов богословского наследия Шардена, а также, что особо интересно именно для православного читателя, последовательное, от главы к главе, сравнение его с восточной патристикой и восточным богословием нового времени, делают данную работу особенно ценной.

Хочется отметить тот своеобразный методологический приём, который использует автор. Его можно было бы определить как метод «личностной отстраненности». О.Евгений не демонстрирует свою собственную позицию, не навязывает ее читателю, давая тем самым ему возможность самостоятельно делать выводы, обретать собственную точку зрения. Ему удалось на протяжении всей книги сохранять строгий нейтралитет, позволивший избежать назидательности и морализаторства, сконцентрировав всё внимание на том, ради чего создавалась эта работа — анализе личности и трудов Шардена. О.Евгений беспристрастно, чрезвычайно корректно и вместе с тем глубоко (о чем свидетельствует обширный список цитируемой литературы) предлагает читателю не только познакомиться с наследием Шардена, но также провести параллели со святоотеческим богословием, если они есть, или выявить расхождения, коль скоро таковые обнаружатся. Но даже и в этом случае его тон остается ровным и доброжелательным, лишённым обличительного пафоса.

Нельзя не отметить в качестве одного из достоинств книги и то, что о. Евгению удалось преодолеть «поэтическую размытость», присущую текстам Шардена, с тем, чтобы сделать его мысль более понятной (и даже правильно понятой) русскоязычному читателю. Обретённая таким образом возможность глубоко познакомиться с системой взглядов Тейяра де Шардена приводит к довольно неожиданному выводу: католический богослов, не будучи в достаточной мере знаком с восточной патристикой, между тем по целому ряду ключевых вопросов (в том числе, и догматических) очень близко подошел к тому, что за много веков до него было открыто святым отцам нашей Церкви как мистическое видение. Однако сложность заключается в том, что Шарден предпринял попытку описать собственный мистический опыт современным языком. Вероятно, его «словотворчество» не всегда можно признать удачным, однако стремление заполнить явный терминологический вакуум, существующий и поныне, достойно уважения, внимательного анализа и последующего развития. Более того, если мы действительно стремимся к построению христианской концепции цельного знания (без чего трудно представить себе дальнейшее плодотворное развитие и научной, и богословской мысли), то начинать необходимо именно с обретения языка, единого и понятного для богословия, науки, философии.

Особенно хочется отметить актуальность и своевременность книги о. Евгения, принимая во внимание то обстоятельство, что в последнее десятилетие в нашей стране оживилась деятельность так называемых «научных креационистов». На церковные прилавки потоком хлынули книги и брошюры (часть из которых — переводы американских авторов, а часть — наших отечественных «неокреационистов») агрессивного антиэволюционного содержания. Во многих из них рисуется совершенно необъективный, грубо искаженный, можно сказать, карикатурный облик Тейяра де Шардена, а также дается весьма неконструктивная критика (если не сказать охаивание) его научно-богословской позиции. При этом частная точка зрения авторов этих работ, людей в большинстве своем далеких от науки, выдается за официальное мнение Русской Православной Церкви. Все это вызывает растерянность и порождает множество вопросов у неподготовленных читателей. На этом фоне книга о. Евгения будет интересна всем тем, кто серьезно и последовательно желал бы разобраться в комплексе проблем, лежащих на стыке современного естествознания и богословия, таких как происхождение жизни, биологическая эволюция видов, появление человека на Земле.

Можно утверждать, что автору книги удалось отделить пшеничные зерна от плевел, причем сделано это тонко, тактично, доброжелательно, безупречно с точки зрения богословского анализа. Нам явлен достойный образец того, как бережно нужно обращаться с наследием прошлого, даже если не все в нем может быть принято нами.

«Мысленные вещи, не прошедшие через ощущение, пусты и не порождают никакой истины», — писал другой великий мыслитель, ученый, гениальный художник Леонардо да Винчи. Эти слова имеют самое непосредственное отношение к научному творчеству Тейяра де Шардена. Его горячая убежденность в реальности эволюции материи — не только плод мыслительного труда ученого, но и сакральное мироощущение человека, стяжавшего горячую искреннюю веру. Возможно, в этом — главная ценность его свидетельства. Конечно, для многих покажется непривычным взглянуть на эволюцию в христианской перспективе, как предлагает нам Шарден. Однако никаких догматических оснований для отвержения подобного взгляда нет. Напротив, этот новый ракурс лишь расширяет горизонт нашего видения и постижения естественной и сверхъестественной реальности. Для Шардена, как и для многих его современных последователей (сторонников так называемой телеологической эволюции), эволюция природы — это процесс восхождения и преображения творения, механизм развертывания в мире величественного Божественного замысла, своего рода «инструмент» в деснице Создателя. Вывод Шардена о том, что движущей силой этого процесса является любовь творения к Творцу, а также признание того, что основной мотив творения мира есть безграничная Божественная любовь, т.е. понимание им любви не только как состояния, но и наделение ее креационными функциями — может быть и есть то главное, та золотая крупица Истины, которой столь щедро поделился с миром этот великий мыслитель. Эта высокая нота любви, которую услышал и, как камертон, задал Шарден, продолжает звучать в мире, помогая всем, прикоснувшимся к его творчеству, обретать любовь к природе, человеку, Истине, Творцу.

«Дух дышит, где хочет», — свидетельствовал Христос. Да, действительно, где хочет! И это дыхание отчетливо ощущаешь, вступая в диалог с Тейяром де Шарденом при чтении его книг. Книга о. Евгения станет для заинтересованного читателя прекрасным путеводителем к осуществлению радостной встречи с замечательным соработником Христовым, а также заполнит тот пробел, который доныне существовал, поскольку столь фундаментального исследования личности и творчества Шардена, по крайней мере, на русском языке, еще не издавалось.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова