Геннадий Новиков

ТЕОРИИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

К оглавлению

ГЛАВА IV

ДРУГИЕ ЗАРУБЕЖНЫЕ ТЕОРИИ

Сложившееся в США в 50-60-е годы разделение исследований международных отношений на две группы направлений ("традиционалисты" и "модернисты") проявилось и в европейских исследованиях. Но столь упрошенная классификация, естественно, не отражает все разнообразие методологических и теоретических подходов к изучению международных отношений как в США, так и в Западной Европе. Поэтому прежде, чем завершить обзор научной литературы 50-60-х годов, приведем примеры таких исследований, которые не поддаются достаточно строгой классификации на основе критериев американской науки международных отношений.

1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ НА МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ ФРАНЦУЗСКИХ ИСТОРИКОВ П.РЕНУВЕНА И Ж.-Б.ДЮРОЗЕЛЯ

Весьма характерным примером являются теоретические представления о международных отношениях двух видных французских историков академика П. Ренувена и его ученика, профессора Ж.-Б.Дюрозеля. Разумеется, их подход уже в силу жанра не вполне совпадает с тем, что принято называть на Западе "наукой международных отношений" и что подразумевает междисциплинарные исследования социологов и политологов. Однако, собрав богатейший фактический материал по истории международных отношений, П.Ренувен и Ж.-Б.Дюрозель невольно пришли к обобщениям, которые носят характер теоретических представлений о развитии международных отношений. Они изложили их в изданном отдельным томом "Введении" к "Истории международных отношений" П.Ренувена.

Сами авторы скромно ограничили замысел "Введения" задачами "представить некоторый материал и темы для размышлений теоретикам международных отношений", которыми они себя не считали. Так же, как и Раймон Арон, П.Ренувен и Ж.-Б.Дюрозель рассматривают международные отношения с классических позиций, концентрируя внимание на "действии государств, находящихся в центре международных отношений". Но, в отличие от автора "Мира и войны между нациями", они не ограничивали изучение их дипломатическо-стратегической сферой и поставили цель "обнаружить влияния, которые определяют развитие сферы дипломатического действия". В итоге П.Ренувен и Ж.-Б.Дюрозель сформулировали следующий подход:

1) развитие международных отношений обусловлено группой факторов, названых ими "глубинными силами";

2) развитие их не предопределено абсолютно, поскольку оно осуществляется людьми, поэтому огромную роль играет деятельность государственных руководителей, способных оказать самостоятельное влияние на ход международных отношений.

Авторы, таким образом, очертили понятие "глубинные силы": "Географические условия, демографические процессы, экономические и финансовые интересы, черты коллективной психологии, крупные эмоциональные потоки - вот какие глубинные силы определили рамки отношений между человеческими группами и в значительной мере обусловили их характер''.

Далее они объясняли, при каких условиях эти отношения испытывают влияние деятельности государственного лидера: "Когда он обладает либо интеллектуальной одаренностью, либо твердым характером, либо темпераментом, который позволяет ему выйти за обычные рамки, тогда он может попытаться изменить игру глубинных сил и использовать их в своих собственных интересах". Вот почему, заключают П.Ренувен и Ж.-Б.Дюрозель, “изучать международные отношения, не принимая в расчет личные взгляды, методы, эмоциональные реакции государственного деятеля, значит игнорировать важный фактор, иногда основной".

Они попытались разработать типологию характеров государственных деятелей, выделив наиболее существенные, с их точки зрения, качества личности ("эмоциональный" тип, “активный", "боевой", "харизматический", т.е. внушающий народу безграничную веру в свою личность и ее историческую миссию). Косвенно П.Ренувен и Ж.-Б.Дюрозель оспаривали теорию рационального принятия внешнеполитических решений, поскольку, с их точки зрения, оценки ставок и риска во внешней политике в основном зависят от субъективных качеств лидеров.

В целом их подход отмечен подчеркнутым отказом устанавливать иерархию факторов, влияющих на международные отношениям "В действительности различные влияния, обусловливающие эволюцию международных отношений, роль экономических, финансовых и эмоциональных влияний и импульсное воздействие, оказываемое волей правящих лиц, противодействуют друг другу или взаимодействуют согласно условиям, бесконечно различающимся в зависимости от времени и пространства. Следовательно, историк, когда он ищет объяснения, должен каждый раз изучить в плане рабочей гипотезы роль каждого из влияний. Он то приходит к выводу о решающем влиянии экономических или демографических сил (это чаще случается при изучении изменений большей протяженности во времени), то выделяет силы чувств или духовные силы, действие которых особенно ощутимы в международных кризисах, где бушуют страсти, то приходит к выводу о решающей роли индивидуальных инициатив".

Намеренно избегая жестких схем и анализируя каждую конкретную ситуацию, исходя из конкретных данных, П.Ренувен и Ж.-Б.Дюрозель в этом смысле сблизились с методологическими позициями Р.Арона. Собственно говоря, отказ от строгой приверженности определенной методологии, их критика "упрощенческих схем" составляют характерную черту французских исследований в социальных науках, отражающую особенности исторически сложившегося национального стиля мышления.

Если применить к теоретическому подходу П.Ренувена и Ж.-Б.Дюрозеля критерии, по которым размежевались американские "традиционалисты" и "модернисты", то по научному инструментарию он, безусловно, относится к разряду традиционных. Так же как и "политические реалисты", П. Ренувен и Ж.-Б.Дюрозель считали, что существуют факторы, определяющие развитие международных отношений. Но, в отличие от "реалистов", ценивших в "силе" в основном ее военно-экономическое выражение, они предположили существование многих "глубинных сил", имеющих гораздо более разнообразное происхождение и выражение. Но поскольку с точки зрения П.Ренувена и Ж.-Б.Дюрозеля воздействие "глубинных сил" опосредовано субъективными факторами (деятельность государственных лидеров), анализ международных отношений нуждается в наблюдении множества пересекающихся влияний.

То есть в данном отношении рассуждения их развивались в духе "модернизма". В своей более поздней работе “Любая империя погибнет: теоретическое видение международных отношений" (1982) Ж.-Б.Дюрозель еще более четко доказывает, что для того, чтобы избежать односторонних упрощений, наука международных отношений должна развиваться "эмпирически".

Французские авторы и не ставили цель создать законченную теорию, а предложили богатый исторический материал для теоретических построений. Сравнивая их научное творчество с творчеством Раймона Арона, можно сказать, что П.Ренувен и Ж.-Б.Дюрозель пришли от истории к социологии и философии, а Раймон Арон наоборот. Если можно назвать жанр, в котором работал Раймон Арон, исторической социологией, то методологию П.Ренувена и Ж.-Б.Дюрозеля - социологической историей. Ценность подобных работ для теоретических исследований заключается в большом количестве квалифицированно проанализированных исторических данных, необходимых для формулировки и уточнения гипотез с помощью исторических аналогий.

2. СИСТЕМНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ; "ПРЕДТЕОРИЯ” Д. РОЗЕНАУ

Подводя итоги исследовании 50-бО-х годов, многие американские международники признают, что развитую теорию международных отношений создать не удалось. Вероятно, четче и категоричнее других эту точку зрения высказал профессор Джеймс Розенау из университета штата Огайо. Считая создание такой теории делом чрезвычайно сложным, Д.Розенау попытался построить, по его выражению, "предтеорию" внешней политики, в которой различные факторы были бы сведены в одну мировую систему. Можно сказать, что его “предтеория” развивала системный подход, устанавливая связи между внешней политикой государства и системой международных отношений, тогда как широко известный подход М.Каплана, по существу оставлял в стороне анализ внутренних источников и факторов международной политики.

Д.Розенау предположил существование пяти групп факторов или пяти переменных, каждая из которых имеет свое измерение в виде такой схемы:

Таблица 4

1. Политическая личность (ее индивидуальные черты, предшествующий опыт). 2. 3. Место, ею занимаемое (т.е. функциональная роль политической личности во внешней политике независимо от ее индивидуальных качеств. 4. 5. Правительственные факторы (структура правительства, расширяющая или сужающая выбор политического поведения во внешней политике). 6. 7. Общественные факторы (вся сумма внутренних общественных переменных, таких, как уровень промышленного развития, мораль, культура и т.д.). 8. 9. Отношения между государствами и международные факторы воздействия на внешнюю политику (география, размеры государств, идеология и т.д.). 10.

Мировая система

Итак, на первом уровне важны образование, личные характеристики, круг контактов, физическое и психическое здоровье, физические характеристики личности. На втором уровне - объяснение действий личности не сводится только к ее индивидуальности. Такая личность является объектом давления на нее с различных сторон. Поэтому ее действия необходимо объяснять, исходя из той роли, которую она играет в обществе и политической системе.

На третьем уровне важное значение имеет структура правительства. Например, в авторитарном правительстве лидер может опираться на более узкую политическую базу, чем в демократической системе, подвергая репрессиям противников и применяя силу.

Четвертый уровень анализа отражает все общественные факторы влияния на внешнюю политику, материальные возможности, ценностные ориентации.

Пятый уровень - действия государств по отношению друг к другу зависят от взаимоотношений между ними, т.е. зависят от комбинации характеристик двух государств. Так, слабая страна будет по-разному взаимодействовать с соседней маленькой страной и с соседней супердержавой. Демократии могут поддерживать мир друг с другом, но разница между демократией и соседним диктаторским режимом может привести к их конфликту.

Определив пять групп факторов "по уровню их действия", Д.Розенау подразделил их на "имеющие тенденцию к медленному и быстрому изменению". К первым он отнес территорию, физическую географию, культуру, историческое наследие, ко вторым - ситуационные факторы (спорные вопросы. международные кризисы), личные характеристики лидеров, их талант и опыт. Кроме того, Д.Розенау различал факторы воздействия на внешнюю политику на внешние (относящиеся к международной системе) и внутренние (общество, правительство, политические личности).

Оценивая "предтеорию" Д.Розенау, можно заключить, что она не дает исчерпывающего объяснения внешнеполитического поведения государств, но попытка. представить его как систему, имеющую различные внутренние и внешние источники, внесла новые элементы в теорию внешней политики государств.

3. ТЕОРИЯ "НАКОПЛЕНИЯ ВО ВСЕМИРНОМ МАСШТАБЕ” С.АМИНА

В 60-е годы наряду с изучением политической, военной, идеологической, дипломатической сфер международных отношении в ряде стран развивались исследования, основной темой которых являлась экономическая зависимость развивающихся стран от развитых капиталистических государств. Эти работы не составляют какого-либо теоретического направления, хотя возможно полагать, что их авторов сближал структуралистский подход к изучению проблемы неравенства в мировом масштабе.

В числе наиболее известных представителей такого подхода можно назвать египетского экономиста С.Амина и норвежского социолога-международника И.Галтунга.

С.Амин, вначале изучавший проблемы развития стран Магриба (Марокко, Тунис, Алжир) и Западной Африки, поставил цель изучить весь комплекс отношений между развитыми и развивающимися странами.

С.Амин изложил концепцию, согласно которой экономические отношения в мире образуют систему с центром (развитый Север) и периферией (слаборазвитый Юг), эксплуатируемый центром за счет неравноценного обмена. Очевидно, что египетский экономист развивал подход к международным экономическим отношениям, основанный марксистскими теоретиками империализма в начале века, на анализ которых он сам ссылался во введении к своей двухтомной работе "Накопление во всемирном масштабе". С.Амин замечал, что "анализ Марксом капиталистического способа производства составляет отправную точку в анализе современной мировой экономической системы".

Характеризуя проблему неравноценного экономического обмена между Севером и Югом, С.Амин отвергал широко распространенную на Западе теорию слаборазвитости трех южных континентов (Азии, Африки и Латинской Америки), в соответствии с которой феномен отсталости ассоциируется с традиционными патриархальными укладами "периферии", тогда как развитость "центра" связывается с модернизацией. Он относил к "центру'', с одной стороны, Северную Америку, Западную Европу, Японию, Австралию, Новую Зеландию, Южную Африку, с другой стороны, Россию (т.е. СССР - Г.Н.) и Восточную Европу.

С точки зрения С.Амина, неверно проводить аналогии между экономически слаборазвитыми странами и странами "центра" на их предшествующих стадиях развития, т.е. полагать, что "периферия" постепенно будет преодолевать отсталость путем освоения западного опыта. Центральный тезис его теории гласил: "Развитость и слаборазвитость составляют два противоположных полюса диалектического единства''. Объясняя "слаборазвитость как следствие развития капитализма во всемирном масштабе" , С.Амин считал, что эксплуатация периферии центром позволяет "преодолевать основное, постоянное и возрастающее противоречие в центре между его производительной способностью и потреблением''.

В заключение он высказывал убеждение, что будущее всей планеты, а не только "третьего мира'“ зависит от взаимоотношений Севера и Юга: "Каковы перспективы мировой системы: развивается ли она в направлении растущей дихотомии центр-периферия? Или это лишь один этап эволюции, и в таком случае тенденция развития направлена к чему-то вроде формирования однородной мировой капиталистической системы. Очевидно, что именно в эти рамки необходимо переместить все проблемы современного мира, в том числе и "борьбы классов'', как и "национальные'' проблемы, которые, впрочем, по этой же причине взаимосвязываются до такой степени, что ставят единственный вопрос, все аспекты которого неразделимы".

Сколь категорично судил С.Амин о природе современной мировой экономической системы, столь же осторожно он говорил о ее перспективах: констатируя "перемещение главного ядра сил социализма из Центра на периферию", он вместе с тем допускал, что мировая система сама по себе найдет решение, эволюционируя в непредвиденных направлениях''.

С.Амин весьма осторожно высказывался о том, насколько его теория "накопления во всемирном масштабе” исходит из марксистской теории империализма. Но несомненно, что ее основные положения навеяны именно марксистским подходом. Правда, трудно согласиться с тем, что все (как это подчеркивается самим С.Амином) проблемы современного мира в международных отношениях сводятся к "неравному обмену". Тем более отношения между СССР, другими социалистическими странами, с одной стороны, и странами "третьего мира", с другой, в целом вряд ли можно было охарактеризовать отношениями типа "центр-периферия". На что, кстати, и обратил внимание известный французский международник Эдмон Жув, заметив, что от этого страдает вся концепция С.Амина.

4. ТЕОРИЯ "СТРУКТУРНОГО НАСИЛИЯ" Й.ГАЛТУНГА

Изучение проблем противоречий между развитыми капиталистическими и развивающимися странами также привело некоторых западных международников к предположению, что конфликт между "богатым Севером'' и "бедным Югом" нарастает.

Большинство западных авторов концепции взаимозависимости неосознанно или сознательно отстаивают “западноцентристский" взгляд, оставляя в тени неравноправный характер взаимозависимости. При этом доказывается или предполагается, что мировые противоречия по оси Север-Юг объясняются объективными причинами, а также исторически сохраняющимися внутренними препятствиями развитию. Далее обычно следует вывод о том, что преодолеть проблемы бедности возможно путем терпеливого применения стратегии Международного валютного фонда, основанной на идее универсализма модели Запада с поправками на уровень экономического развития слаборазвитых стран. Но среди западных ученых находятся и такие, кто, по существу, разделяет господствующую в "третьем мире" точку зрения об эксплуатации его, что расширяет глобальный конфликт в мире между Севером и Югом. Известным и авторитетным ученым этого направления является норвежский международник, доктор математики и социологии Й.Галтунг.

Он широко известен среди международников как один из инициаторов "исследований мира", организатор (1959 г.) и директор Международного института исследований мира в Осло. Й.Галтунг также один из ведущих специалистов по международным конфликтам. Оригинальность его подхода к исследованиям международных отношений в сравнении с большинством западных специалистов состоит в том, что Й.Галтунг рассматривает действия государств через призму социологического анализа их внутренней структуры и структуры их взаимоотношений по шкале "равноправность - зависимость".

Такой подход стал методологической основой его своеобразной "теории структурного насилия", или "структурного империализма" (также ее называют еще "теорией зависимости"), которая во многом совпадает с теорией "накопления во всемирном масштабе" С.Амина. Основополагающая идея Й.Галтунга состоит в том, что прочный мир недостижим до тех пор, пока из международных отношений не будет изжито насилие. Причем, кроме "прямого насилия" (крайняя его степень - война), существует "структурное насилие", или "структурный конфликт", обусловленный зависимостью "периферии" от "центра".

Й.Галтунг изложил оригинальную схему, которой он объяснял игру интересов и взаимосвязи между внутренней политикой, социальными отношениями внутри развитых и развивающихся стран и зависимостью Юга от Севера. С его точки зрения, в отношениях между доминирующей ("центр") и зависимой ("периферия") нациями необходимо иметь в виду не только совпадение или конфликт интересов господствующих классов, социальных групп каждого государства, но и взаимоотношение элит и народа. Таким образом, Й.Галтунг пришел к предположению, что империализм устойчив, “совершенен", если:

— устанавливается гармония интересов между "центром Центра" и "центром периферии'', т.е. между господствующими социальными группами,

— конфликт интересов между "центром" и "периферией" зависимой нации проявляется сильнее, чем между "центром" и "периферией" доминирующей нации (т.е. между высшими классами и массами),

— наблюдается конфликт интересов между "перифериями" доминирующей и зависимой нациями (т.е. между трудящимися классами).

При этих условиях, считает Й.Галтунг, "структурное насилие'' протекает без конфликта, и конфликт возникает, когда интересы господствующих классов “центра” и “периферии" больше не совпадают и когда элита "периферии” объединяется с народом против доминирующей нации. Тогда и возникают движения национального освобождения.

"Структурный конфликт", или "структурное насилие", деформирует оригинальное развитие зависимых стран, порождает внутренние конфликты, обратно воздействующие на международные отношения.

В современном мире, считает Й.Галтунг, наблюдаются четыре кризиса: 1) насилие, 2) бедность, 2) нарушение человеческих прав, 4) экологический кризис. Он убежден, что основные причины кризисов - существующая мировая структура и что предлагаемые для каждого из кризисов решения являются "частными", "техническими", которые содержат полезные элементы, но не способны разрешить проблемы в корне. "Частными" решениями он называет для проблемы прямого насилия - контроль над вооружениями, проблемы бедности - передачу новых технологий и капиталовложений бедным странам, для проблем прав человека - санкции за нарушение международного права. Мировые кризисы полностью разрешимы только путем изменения мировой структуры, ликвидации “структурного насилия".

Классификация "богатые" и "бедные'' страны определялась им по уровню ВНП на душу населения. Кроме того, Й.Галтунг выделял "автономные" страны, способные ставить собственные цели и достигать их, и "неавтономные" - страны, зависимые в своем развитии. Й.Галтунг отмечал на своей карте мира три "острова”, которые кристаллизуют конфликты: Западный Берлин, Намибия. Израиль. Пересечения двух типов конфликтов - "прямого" (т.е. “холодной войны” - Г. Н.) и "структурного", с точки зрения Й.Галтунга, показывали, что противоречия международных отношений нельзя рассматривать в одномерном изображении.

Правда, “предпочитаемый мир", такой, каким ом видится норвежскому ученому, невольно воспринимается лирической утопией. Назовем лишь некоторые из его тезисов: общество должно предоставить индивидууму максимум возможностей прожить жизнь так, как он хочет, общество не должно допускать эксплуатации индивидуумов, других сообществ; общество должно предоставлять минимальные пособия всем вне зависимости от количества труда, полную свободу образования и т.д.

Что касается путей достижения такого мира, то предполагается, что национально-государственная организация сохранится, но уступит главное место трансгосударственным ассоциациям, свободное и равноправное развитие плюралистических обществ, как и всей мировой системы, будет гарантироваться центральными мировыми организациями.

Чтобы ответить на вопрос, жизнеспособен ли проект, говорит Й.Галтунг, необходимо знать, имеет ли он определенную стабильную основу построения. Социальную стабильность можно достигнуть, устранив насильственные связи между странами. Он подчеркивает возможность самообеспечения малых сообществ путем освоения передовых технологий. Труднее всего, по мнению Й.Галтунга, устранять насилие. Если факторы, определяющие насилие, неизменны, тогда борьба за гармоничный мировой порядок бесполезна. Если же они изменяемы, ставит вопрос Й.Галтунг, нужно понять механизм насилия. Считая, что насилие возникает только при определенных условиях, а не обусловлено природой человека, он предложил два типа стратегий борьбы против "общего'' и "структурного" насилия:

1) разъединительную стратегию: разъединение сторон, разрушение "ложных" структур (структур зависимости),

2) объединительную стратегию: соединение сторон, установление "истинных" структур (равноценного обмена).

Й.Галтунг подчеркивает, что взаимодействие должно иметь самый широкий характер не только в торговле, но и в политической, культурной, социальной областях.

Работам Й.Галтунга свойственны высокий уровень теоретического мышления и вместе с тем высокая степень абстрактности. Например, "разъединительную'' стратегию, т.е. разрушение связей зависимости для формирования затем "справедливых" структур, весьма трудно представить в реальном контексте международных отношений. Но творчество И.Галтунга все-таки представляет интерес для моделирования международных отношений уже тем, что оно привлекает внимание к многомерности, в его исследованиях преодолевается одномерное представление о мировых противоречиях и акцентируется внимание на тех из них, которые недооценивались, но которые потенциально - одни из наиболее взрывоопасных. Интересен также его взгляд на роль экологического баланса в будущих международных отношениях. Й.Галтунг высказал мысль о том, что изучение экологического баланса - это, возможно, изучение условий, способствующих стабильному равновесию человеческого общества”.

ЧАСТЬ Ill

РАЗВИТИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ В 70-80-е ГОДЫ

ГЛАВА I

ОТ "РЕАЛИЗМА" И "МОДЕРНИЗМА" К ПОСТБИХЕВИОРИЗМУ И ГЛОБАЛЬНОМУ МОДЕЛИРОВАНИЮ

1. НАСТУПЛЕНИЕ ПОСТБИХЕВИОРИЗМА

В научной литературе часто принято считать начало 70-х годов рубежом в развитии науки международных отношений, завершившим период, начавшийся с формирования "модернизма", т.е. примерно с середины 50-х годов. Многие американские международники полагают, что в 70-е годы наука международных отношений в США вступила в стадию "постбихевиоризма". У.Догерти и Р.Пфальцграфф, прослеживая общую динамику развития этой науки в США до конца 60-х годов, выделили три его стадии. 1) "утопическое", или нормативное направление (что соответствует в другой классификации "политическому идеализму''), 2) реалистическое, или эмпирико-нормативное (т.е. "политический реализм", интерпретируемый в качестве переходной фазы к бихевиоризму), 3) бихевиористское, или бихевиористско-количественное направление (иными словами, "модернизм"). "Постбихевиоризм", с их точки зрения, стал четвертой стадией. Американские международники из числа самих бихевиористов считают, что этот переход означал крупнейший качественный сдвиг, "новую революцию в политической науке".

В конце 60-х годов ее наступление провозгласил один из первых Дэвид Истон - автор широко признанного в англосаксонском, да и во всем западном мире системного метода анализа политических отношений. "Постбихевиоризм" в его понимании должен был избавить бихевиористскую науку от абстрактности, безжизненности ее концепций, оторвавшихся от реальных проблем политики и международных отношений. Оценивая самокритику Д.Истона (ибо по существу он был одним из лидеров бихевиоризма). его американские коллеги Чарльз Кегли из университета Южной Каролины и Юджин Виткопф из университета Флориды писали: “Накапливать знания, поддающиеся проверке, - трудная, даже утомительная задача. Первоначальный энтузиазм и оптимизм этих усилий со временем стал исчезать, и даже внутри самого бихевиористского движения раздались голоса с вопросами о правомерности самого подхода, которые вызывали неловкость... В основе этого исследования (Д. Истона - Г.Н.) своих же собственных методов содержался распространенный набор критических замечаний: что некоторые энтузиасты бихевиоризма увлеклись только самим методом, исключив реальные мировые проблемы, что они сосредоточились на проверке интересных (и часто наиболее пригодных для квантификации количественных измерений, качественных признаков) гипотез, но гипотезы эти были в значительной степени тривиальными и не имеющими значения для людей, делающих политику и интересующихся действиями, которые могут сделать мир более пригодным для жизни, что методология бихевиоризма, стремившаяся основать теории на многочисленных потоках информации, обязательно связанной с прошлым человеческим опытом, копирует, но не описывает соединения между переменными, остающимися неизменными в быстро меняющемся мире".

Самокритика Д.Истона затрагивала как бы две стороны исследований: методологическую и содержательную. В методологическом плане он признавал, что научные находки в результате применения бихевиористских методов могут быть исторически точными, но недостоверными для познания текущей реальности. То есть тем самым признавалась слабость (если не отсутствие) предсказательных способностей бихевиористских теорий, а отсюда раскрывалась и прикладная задача “постбихевиористской революции" - расширить предсказательные возможности теории.

Но решение ее требовало, по мнению Д. Истона, пересмотра содержания исследований с учетом новых мировых проблем. У.Догерти, Р.Пфальцграфф определяли следующие задачи науки международных отношений на постбихевиористской стадии: 1) ее "автономизация" среди других социальных наук, т.е. формирование ее как самостоятельной отрасли, 2) большие объяснительные и предсказательные возможности теории, 3) изучение новых мировых проблем с практической нацеленностью исследований, 4) совершенствование идеологии, особенно в части соотношения между количественным и качественным анализами, 5) уточнение связей между различными уровнями микро- и макроанализа.

С точки зрения содержательного анализа не так важна "обоснованность выделения "постбихевиоризма" в новое направление науки международных отношений, сколько выявление новых методологических и проблемно-теоретических элементов этих исследований, в равной мере как и наиболее значительных работ других направлений, в первую очередь - "политических реалистов".

В связи с этим сразу же возникают два вопроса: 1) каковы были итоги неспокойного сосуществования “политического реализма" и "модернизма" (бихевиоризма) к началу 70-х годов? 2) в чем заключались самые значительные изменения в исследованиях "международных отношений в США и западноевропейских странах в 70-80-х годах, которые определили их современное состояние?

Было бы спорно утверждать, что в определенный момент "модернизм" вытеснил "реализм" или, напротив, что мода на бихевиористско-количественные подходы уступила место здравому смыслу традиционных взглядов. Неверным было бы и мнение о том, что две группы направлений синтезировались в "постбихевиоризме". В действительности сохранилось разнообразие подходов, но они, несомненно, оказали и взаимное влияние, что, в частности, ярко выразилось в использовании сторонниками модернистских методов такой основополагающей категории "политических реалистов”, как “сила государств".

2. ИЗМЕРЕНИЕ “МОЩИ” ГОСУДАРСТВ

Большинство бихевиористов оперировали категорией “сила государств" в своих теоретических конструкциях и пытались измерить ее, предлагая различные шкалы, в которых учитывались не только сравнительно легко поддающиеся квантификации физические величины (население, национальный доход и т.д.), но и параметры психологии и социально-политических качеств, на что обращали внимание сторонники Г.Моргентау. Были разработаны различные шкалы, и они стали широко использоваться в работах международников, как бихевиористов, так и "реалистов". Приведем в качестве примеров несколько "шкал мощи" (или силы), взятых из публикаций 1970-1980 гг. Первая из них - наиболее простая пятишкальная таблица "мощи государств", которую приводят Р.Гокс и Х.Якобсон в работе “Анатомия влияния на решения, принимаемые в международной организации" (см. табл. 5).

Итак, первая шкала измеряет экономический потенциал, вторая - уровень экономического развития, третья - демографический потенциал, четвертая - ядерный потенциал, пятая - военно-политическое положение в международной системе. Очевидно, что все пять шкал построены по принципу возрастания индексов "мощи" на базе точно измеряемых параметров при условии надежной статистики для первых трех шкал и надежной информации для четвертой, показатели пятой шкалы обычно достаточно известны. Достоинство подобных схем, максимально упрощенных, но вместе с тем отражающих несколько базовых параметров, состоит в том, что с их помощью возможно быстро ориентироваться в представлениях о потенпиалах государств (см., например, приложение №2). Но для более точной характеристики государств, их положения в международной системе, для количественного анализа в моделировании подобные схемы, вероятно, малопригодны. Более сложную методику определения военной силы государства предложил бывший руководитель Управления разведки и исследований госдепартамента (ставший впоследствии сотрудником Центра стратегических и международных исследований Джорджтаунского университета) Р.Клайн. Он рассматривал проблему определения силы соперников с точки зрения оценки ее государственными лидерами. По его мнению, наиболее общей исходной точкой в составлении измеримых индексов является объем валовых национальных продуктов. Однако Р.Клайн считал, что для определения "национальной мощи" еще необходимы данные о политическом развитии, "поскольку оно не корректируется в прямой зависимости с развитием экономики", о способности государств мобилизовать быстро и эффективно свои ресурсы, "поскольку бывает, что экономически сильные страны не способны на это", а также данные о целях государства в использовании силы. В итоге приводится нечто вроде полной "формулы мощи государства":

Р = (С + Е + М) x (S+W),

где Р - мощь государства, С - “критическая масса" населения и территории, Е - экономический потенциал, М - военный потенции, S - стратегические цели, W - воля к достижению целей.

Таким образом, мощь государства оценивается как произведение "физического потенциала" и "национальной стратегии и воли". На основе данной методики, которая, по существу, не расшифровывается, У.Джонс и С.Розен приводят индексы силы 10 наиболее мощных государств мира: (см. Табл. 6 в Приложении).

Представляется, что значения во второй колонке, которые могут решающим образом корректировать для ряда стран соотношение их “национальной мощи'', определены достаточно произвольно. Неясно, на основании какого критерия было вычислено двойное превосходство СССР над США по этому показателю, якобы определявшему почти двойное суммарное превосходство советской "мощи". С другой стороны, трудно представить, что США превосходили Францию по суммарной силе всего лишь на 31,4% (что нетрудно рассчитать по таблице), тогда как Япония, Канада и даже Великобритания (!?) уступали "мощи" Ирана (соответственно на 13,3%, 8,2%, 3,1%). Невооруженным глазом видно, что результаты применения данной методики по меньшей мере весьма спорны, если не спекулятивны, что еще раз свидетельствует о трудности квантификации нефизических параметров.

Совершенно иную методику приводит известный американский международник Б.Рассет. Исходя из предпосылки, что мощь и влияние государств зависят от комбинации возможностей, он поставил цель выяснить, как различные "потенциалы-возможности" соотносятся друг с другом, и затем рассчитал корреляции между ними (коэффициент корреляции от +1 до -1). Ниже дана таблица корреляций, рассчитанная Б.Рассетом в работе "Мощь и сообщество в мировой политике". (см. Табл. 7).

В данной таблице, в отличие от предыдущей, не бросаются в глаза очевидные несоответствия расчетов реальности, напротив, многие корреляции совпадают с ожиданиями экспертной оценки. Например, убедительно, что зависимость военных расходов наиболее высока от ВНП, значительно менее зависима от численности населения и размеров территории (соответственно 0,94, 0,77: 0,38). Относительно стран "третьего мира" вероятными представляются отрицательные корреляции между численностью населения и: 1) ВНП на душу населения, 2) грамотностью, 3) уровнем детской смертности (соответственно - 0,14, - 0,26, - 0,25). Однако как всемирный показатель подобные корреляции маловероятны. Трудно представить, чтобы вообще существовали универсальные значения корреляций для всего мира, можно ожидать, что их значения сближаются в группах стран однотипного социально-экономического и культурно-исторического развития.

Патриарх политического "реализма" Г.Моргентау по-прежнему занимал скептическую позицию относительно идеи измерить "мощь" количественно. Он писал по поводу новых методик: "Сила - качество межличностных отношений, которое может быть предметом эксперимента, оценки, приблизительного подсчета, но которое не поддается квантификации... Но если я хочу знать, насколько большой силой располагает данный политик или данное правительство, я должен оставить расчеты на помогающую машину и компьютер ради исторического и... качественного суждения".

3. ОТРАЖЕНИЕ В ИССЛЕДОВАНИЯХ ГЛОБАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ И НОВЫЕ ВЗГЛЯДЫ НА МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Изучение "силовых", "центросиловых" влияний и связей не только традиционными методами, но и количественными, расширило объем научной информация о международных отношениях, однако она во многом наполняла новыми элементами прежние представления. Некоторые концепции, например, “трехполюсного" (СССР, США, Китай) или "пятиугольного" мира (СССР, США, Китай, Западная Европа, Япония) отражали эволюцию международных отношений в 70-80-годы.

В то же самое время в реальном мире возникли глобальные проблемы, которые не укладывались в прежние схемы, в основном сосредоточенные на изучении военно-политической сферы. В результате осознания их появились работы с новой проблематикой. Наиболее крупными из них, на наш взгляд, стали: 1) модели мирового развития, 2) концепции взаимозависимости в мировом развитии, изменявшие представления о характере противоречий в международных отношениях.

4. МОДЕЛИ МИРОВОГО РАЗВИТИЯ

Модели конца 50-60-х годов в области международных отношений, главным образом, были игровыми, в них моделировались военно-политические стратегии, международные конфликты, либо внешние политики государств. С начала 70-х годов приобрели широкую известность новые модели, в которых выдвигалось на первый план не изучение силовых отношений между государствами, а анализ мирового развития, охватывающий социально-экономические и экологические проблемы. Эти исследования проводились под эгидой Римского клуба, международной неправительственной организации, созданной в 1968 г. Его организатором стал итальянский бизнесмен и специалист по управлению А.Печчеи. Он и был инициатором первого исследования этой серии, так называемой модели Д.Форрестера, опубликованной в 1971 г.

Д. Форрестер сосредоточил внимание на взаимодействии между динамикой численности населения, капиталовложениями и факторами, влияющими на развитие (продовольствие, минеральные и другие ресурсы планеты, загрязнение). Он пришел к выводу, что “глобальный максимум качества жизни” был достигнут в середине-конце 60-х годов и предсказывал "коллапс" мировой системы (драматический спад населения и качества жизни) в следующие 50-100 лет. Д.Форрестер утверждал, что эту тенденцию к "коллапсу" нельзя остановить стандартными решениями.

Следующим исследованием, выполненным по заказу Римского клуба, стала знаменитая модель "Пределы роста" (1972), разработанная в Массачусетском технологическом институте под руководством ученика Д.Форрестера Д.Медоуза. Основные идеи этой модели могут быть изложены следующим образом.

1. Население и материальные средства производства в мире растут по экспоненте.

2. Существуют физические пределы роста населения и производства.

3. Для процесса на глобальном уровне характерны долгие замедления воздействия обратных связей, поэтому проходит большой период между осознанием экологических опасностей и действиями мирового сообщества по их устранению.

4. Управлять пределами роста можно двумя путями: 1) переместить или расширить пределы роста, 2) ослабить рост.

Авторы работы "Пределы роста" доказывали, что первый путь более неприемлем для человечества, поэтому необходимо избрать второй путь, перейдя от количественного роста к качественному улучшению развития с целью предотвращения экологической катастрофы. Предлагая так называемый "нулевой рост", т.е. стабилизацию производства, Д.Медоуз предполагал в качестве одного из условий осуществления такой экономической стратегии формирование "устойчивой системы государств", т.е. внутреннюю и международную стабильность.

Четверть века, прошедшая после публикации этой модели, показала, что самые мрачные "апокалиптические" прогнозы на ближайшую перспективу не сбылись, хотя тенденции нарастания экологического кризиса подтвердились.

Весьма сходные идеи были высказаны М.Месаровичем и Э.Пестелем в работе под названием "Человечество на поворотном рубеже". М.Месарович и Э.Пестель доказывали, что явление "коллапса" в течение ближайших 75 лет вероятнее на региональных, а не на общемировом уровне. Но поскольку сложилась одна глобальная система, "коллапс" в любом регионе способен вызвать соответствующие последствия во всем мире. Авторы суммировали свой анализ в четырех основных выводах:

1. Современные кризисы - не временные явления.

2. Решение этих кризисов может быть найдено только в глобальном контексте.

3, Решения не могут быть достигнуты традиционными методами.

4. Бороться с этими кризисами предпочтительнее, используя кооперацию, чем конфронтацию.

Модели Д.Форрестера, Д.Медоуза, М.Месаровича и Р.Пестеля, а также других западных ученых составляют поколение моделей 70-х годов, отличительной чертой которых были резко пессимистическая оценка перспектив мирового развития и вытекавшие отсюда предложения переориентации стратегий развития человечества. Эти публикации Римского клуба, в особенности доклад "Пределы роста", воздействовали на общественное мнение, научную мысль и политику ряда западных стран. На Западе была поколеблена и стала пересматриваться точка зрения, согласно которой мировые проблемы будут разрешаться по мере формирования устойчивого и высокого экономического роста по образцу промышленно высокоразвитых стран.

Глобальные модели 70-х - первой половины 80-х годов были ограничены в смысле выбора исходных данных для квантификации. Большинство разработок являлись макроэкономическими моделями с выбором исходных данных, ограниченным социально-экономической сферой". Другие модели также, в основном, представляют собой системное описание сценариев различных аспектов социально-экономического развития на глобальном или региональном уровнях.

Попытку преодолеть чисто экономический подход в глобальном моделировании предприняла группа американских и немецких ученых, разработавших модель "Глобус", одним из инициаторов которой был К.Дойч.

Принцип построения модели взят из его работы “Нервы правительства", впервые опубликованной в 1963г". Изложенная в ней "кибернетическая концепция поведения" стала теоретической основой модели "Глобус", которая охватывала макроэкономические показатели 25 крупнейших современных государств, международные экономические отношения, внешнюю и внутреннюю политику государств. В 80-е годы глобальное моделирование вышло на новый уровень. Например, под руководством японского профессора А.Ониши была разработана серия макроэкономических моделей "Фуджи". Последние варианты моделей, начиная с "Фуджи-5", включают в себя следующие подсистемы: 1) окружающая среда, 2) развитие, 3) мир и безопасность, 4) права человека”.

Новые подходы к глобальному моделированию, что, в частности, демонстрирует “Фуджи-5", являются естественными результатами предыдущего опыта, который показал недостаточность прогнозирования, которое основано на чисто экономических показателях (ВНП, степень индустриализации и т.д.).

Американские авторы У.Джонс и С.Розен, рассмотрев различные варианты мировых стратегий, выделили в западной научной литературе три основных группы предложений: 1) максималистские, 2) минималистские, 3) реформистские.

1.Предложения максималистов: наследуя идеи американской конституции, максималисты выдвигают предложение мирового федерального правительства, сохраняющего суверенитет национальных правительств в одних областях и ограничивающего его в других. Эти предложения нацелены на уничтожение национализма, верховной власти государств и трансформацию национальной психологии. С точки зрения авторов, максималистский проект правительства не только трудноосуществим, но и нежелателен, поскольку: а) монополия силы не гарантирует всеобщей безопасности, т.к. становится очень трудно определить принимающему решения, кто противник;

б) утрачиваются положительные черты нынешней международной системы, например, соревновательность;

в) есть опасность, что государства с одинаковой политической культурой объединят свои силы в ущерб мировому сообществу;

г) очень слабы гарантии против установления мирового абсолютизма.

К этому нужно добавить, что подобные проекты являются едва скрытыми вариантами моделирования "американского мира".

2. Минималистские предложения: "минималисты" считают, что объективной основой стремления к мировому порядку является необходимость централизации мировой власти ради предотвращения войны. Они предлагают централизацию власти только для осуществления идеи всеобщей безопасности путем ограничения свободы действий государств, готовящихся к войне, с помощью эмбарго и других санкций, исключая применение военной силы. У.Джонси С.Розен, критикуя "минималистские" предложения, замечают, что мировой порядок должен быть основан на всеобщих ценностях, приемлемых для всех государств, а не навязанных путем давления, пусть и не военного.

3. " Реформистские проекты ": Основной идеей реформистов является глобализм. Глобализм в данном контексте - это идея растущей роли ООН как центра международного планирования. Выделяются пять основных проблем, решение которых необходимо перевести на глобальный уровень: экология, разрыв уровней жизни, безработица, урбанизация, голод в мире. Эти проблемы, по мнению “реформистов", могут быть решеныпутем всеобщего планирования, развития инфраструктур и распределения мировой продукции. Эти пути не связаны с изменением роли государств в современном мире, а ООН может быть координирующей, а не управляющей организацией.

Подводя итоги анализа различных мировых стратегий, У Джонс и С.Розен приходят к выводу, что подлинный выбор состоит не между существующей межгосударственной структурой и смутной альтернативой, но между мировым порядком, основанным на постепенном исчезновении государственных суверенитетов и мировым правительством''. Представляется, что такой взгляд не отражает реальной перспективы на ближайшие десятилетия.

5. КРИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКИ Г.КИССИНДЖЕРА С.ХОФФМАНОМ

Уже упоминалось о том, что в дискуссиях между "реалистами" и "модернистами" с самого начала присутствовал вопрос о структуре международных отношений н факторах, обусловливающих их развитие. "Реалисты" придерживались традиционного понимания международных отношений как межгосударственных, "модернисты" обратили внимание на негосударственный фактор, т.е. международные организации, транснациональные корпорации и т.д., роль которых по сравнению с государствами была второстепенна, что подкрепляло аргументы "реалистов".

Но эволюция международных отношений к началу 70-х годов характеризовалась резко возросшим числом международных неправительственных организаций и транснациональных корпораций (см. приложение 1). Подчеркивая их роль, оппоненты "реалистов" доказывали тезисы об эволюции международных сообществ к ослаблению межгосударственной структуры. За работы по исследованию феноменов взаимозависимости в современном мире Г. Мюрдаль (Швеция) и Ф. фон Хайек (Великобритания) в 1974 г. получили Нобелевскую премию по экономике.

"Реалисты", со своей стороны, обращали внимание на неэффективность ООН и подчеркивали возвышение новых государственных центров силы. Таким образом, соперничали “классический", "государственно-центричный" взгляд на международные отношения и новый, "транснациональный". Сторонники новых взглядов, как правило, разделяют концепции, которые отражают объективный процесс растущей взаимозависимости в мире.

Например, французский социолог-международник М.Мерль высказал предположение, что "явление взаимозависимости означает переход старого международного сообщества к современному, которое характеризуется двумя основными факторами: 1) "закрытие пространства" (т.е. как бы сужение географической сферы в результате расширения масштабов человеческой деятельности и прогресса средств транспорта и коммуникаций), 2) завершение правительственной монополии на внешние сношения".

Тем самым М.Мерль, как и ряд других сторонников концепции "взаимозависимости", отмечал объективно происходившие процессы, но как бы забегал вперед, нередко преувеличивая значение и скорость развития тенденций к формированию транснациональной структуры мирового сообщества. Спокойный взгляд со стороны на дискуссии "реалистов" и тех, кто доказывает возрастающее воздействие взаимозависимости на международные отношения приводит к выводу, что:

1) усиливающаяся взаимозависимость формирует условия, делающие возможным (а с точки зрения экологических и социально-экономических противоречий в мире необходимым) изменение существующей межгосударственной структуры взаимоотношений;

2) государственная структура остается основой международных отношений, хотя в ней происходят изменения в соотношениях как между уровнями силы (военным и экономическим), так и между центрами силы, что меняет характер противоречий.

Таким образом, получается, что как у "реалистов", так и у их оппонентов находятся весомые аргументы для подтверждения своих концепций. Заметим, что эволюция международных отношений в последние десятилетия, отражающая относительное возрастание международной взаимозависимости и негосударственных акторов, оказала влияние на “реалистов" и вызвала появление тенденции "неореализма", или "структурного реализма", о чем будет сказано далее. Хотя некоторые международники считают, что по-прежнему существует лишь школа политического "реализма", адаптирующая свои взгляды в соответствии с эпохой. Так или иначе, плодотворным для понимания современных международных отношений становится подход, преодолевающий схематизм той или иной системы взглядов.

Примером может служить критический анализ международной политики США профессором Гарвардского университета С.Хоффманом. Весьма условно определяются его методологические позиции: советские авторы оценивали его и как "реалиста", и как "модерниста" - последователя М.Каплана, а по классификации американского международника Б.Рассета С.Хоффман принадлежит к школе "исторической социологии". По нашему мнению, взгляды Хоффмана скорее выражают неолиберальный подход. Во всяком случае, С.Хоффман признан повсюду как один из лучших аналитиков-международников.

В работе "Приоритет мирового порядка. Американская внешняя политика начиная с времен холодной войны" он подверг убедительной критике внешнюю политику Г.Киссинджера, показав пределы "реализма" в современных условиях. Г.Киссинджер, как известно, исходил из концепции трехполюсного баланса сил (СССР - США - Китай) как определяющей центросиловой сферы современного мира. В соотетствии с весьма простой схемой "баланса сил" он считал, что безопасность США (и в его понимании – международная безопасность) могла быть обеспечена за счет уравновешивания советской мощи меньшей китайской мощью, не представлявшей сравнимой с СССР угрозы для США, при одновременной переориентации американской политики "сдерживания" в отношении Советского Союза от конфронтации к "сдерживанию путем переговоров".

Такова в самом простом виде концепция Г.К.иссинджера, предпочитавшего прагматизм чрезмерной щепетильности в отношении идеалов американской внешней политики, за что его критиковали соперники-демократы. С.Хоффман считает успехом Г.Киссинджера то, что он покончил с "параноидным" стилем политики "холодной войны" и на деле признал "законность существования СССР". Но ограниченность и бесперспективность его политики "реализма" обусловливалась тем, замечает С.Хоффман, что Г.Киссинджер "стремился использовать прошлое в качестве нормативной модели мировой политики", в то время как мировая система радикально изменилась.

Согласно логике рассуждений С.Хоффмана, мировая система изменилась дважды: в результате появления социалистической супердержавы и формирования мировой биполярной системы, а затем в результате углубления процессов экономической и социально-политической взаимозависимости в мире.

С точки зрения условий функционирования классической системы "баланса сил", говорит С.Хоффман, необходимо 5-6 полюсов (напомним, что М.Каплан называл 5), в то время как система, сложившаяся после Второй мировой войны, была биполярна, так как Китай является "потенциальной сверхдержавой" и не составляет третьего полюса силы, а Западная Европа и Япония зависимы в военном отношении от США. Система "баланса" не может быть восстановлена еще и потому, что неприменимость ядерного оружия лишает ее механизма выравнивания сил.

С точки зрения С.Хоффмана, в послевоенной международной системе произошли следующие наиболее крупные изменения, которые он подразделил по уровню и характеру объекта воздействия на пять групп:

1. Изменение состава международных акторов:

а) резко возросло число государств;

б) появилось множество негосударственных акторов, ставших составными элементами структуры;

в) негосударственные акторы поставили под контроль существенную часть ресурсов государств (прежде всего имелись в виду транснациональные корпорации - Г.Н.);

г) возрастание числа акторов и дифференциация между ними умножили число международных взаимосвязей и усилили их.

2. Изменение целей государств:

а) в мире, где растет взаимозависимость, исчезает традиционное разделение между сферами внутренней и внешней политики, внешняя политика становится полем измерения экономического развития всего мира;

б) в то же время происходит разделение сфер человеческой деятельности внутри государств, каждая из которых стремится расшириться за пределы государственных границ;

в) в мире растущей взаимозависимости влияния, опосредованные связями различного рода более, чем прямое применение силы, становятся ключевой проблемой международных отношений.

3. Преобразование силы:

а) если сила осталась способностью влиять на поведение других, ее природа в современном мире радикально изменилась. В условиях усложнившихся взаимосвязей возросшего числа акторов произошла как бы диффузия, и в результате утратилась автоматическая связь между силой и военной мощью;

6) в условиях взаимозависимости традиционная логика отношений конкуренции между государствами ("я выигрываю, вы проигрываете") еще сохраняется, но перспективы связаны со стратегией солидарности, сотрудничества, так как негативные последствия развития универсальны и лишь различаются в степени воздействия на все государства.

4. Новые иерархические структуры в международной системе:

а) преобразования в природе международных сил воздействовали на международную иерархию, устранив единство иерархии, основанной на военной или военно-политической силе, сложились функциональные иерархии, главенствовать в каждой из которых трудно. Появились "ограничители" силы, которые затрудняют ее использование для достижения цели.

5. Преобразование международной системы в целом:

а) международная система впервые в истории сложилась в единую систему, символизируемую Организацией Объединенных Наций;

6) в то же время сохраняется биполярная дипломатика - стратегическая сфера, но обе супердержавы вынуждены вступать в другие иерархические связи, где их военная сила не оказывает решающего влияния;

в) при сохранении силовых отношений между государствами манипуляция с помощью взаимозависимости становится стратегическим средством (например, изменения цен на нефть, ограничение экспорта природного сырья, операции с внешними займами и долгами).

“Игры на взаимозависимости”, как называет эти стратегические средства С.Хоффман, благоприятствуют, по его мнению, Соединенным Штатам, поскольку они контролируют огромную часть экономического потенциала во всем мире. Тем не менее, драма американцев заключается в том, что они не могут осознать, что Америка всего лишь одна из великих держав.

С его точки зрения, '"американская дилемма" состоит в следующем: "В настоящий момент американцы оказались между двумя огнями. За рубежом мощь Америки обеспечивает им огромное влияние, и ни в какой существенной сфере ни одна проблема не может быть решена без ее участия и ее конкретной поддержки. И однако, американская гегемония завершилась... К нашему великому разочарованию, нам бросают прямой вызов не только противники-коммунисты, но также часто и государства, чьи экономические и военные средства обязаны нашей мощи'“.

Напомним, что работа была написана в годы, когда СССР и США рядом соглашений и договоров закрепили примерный военно-стратегический паритет. Вьетнамская война показала, что путь конфронтации, основанный на идее "превосходства'' США, завел американскую политику в тупик, - считает С.Хоффман. Он соглашался с мнением. Г.Моргентау о том, что "международная стабильность недостижима, когда она основывается на политике, отождествляющей нестабильность и коммунизм и вынужденной в силу данной логики подавлять всякое народное недовольство во имя антикоммунизма и тем самым сворачивать реформистские устремления, что приводит к тирании, как последнему средству политики, первым принципом которой является стабильность”.

В заключении книги С.Хоффман пришел к следующим выводам:

1. США должны осознать, что внешняя политика, отождествляющая американские интересы с мировыми, бесперспективна.

2. Возврат к изоляционизму чреват тяжелыми последствиями для мировой системы.

3. Решающими факторами мировой политики являются обладание ядерным оружием и экономическая взаимозависимость.

4. Взаимозависимость необратима, но ее нерегулируемое развитие способно вызвать новые противоречия.

С. Хоффман не предлагал малореальное в ближайшем будущем создание "мирового правительства". Он предлагал поэтапно двигаться к "коллективному планированию'' на мировом уровне путем "совместных политик на центральном и региональном уровнях" с помощью укрепления многосторонних форм сотрудничества.

Внешняя политика США в 80-е годы не следовала рекомендациям С.Хоффмана. Ее ведущей концепцией стал силовой глобализм, продемонстрировавший прочную связь американской внешнеполитической практики со школой "политического реализма". Причем силовой глобализм 80-х годов менее соответствовал эволюции взглядов Г.Моргентау, чем традициям правого крыла школы "реалистов" (Р.Страус-Хюпе). В 80-е годы известным выразителем этих взглядов стал 3.Бжезинский. Силовой глобализм США в этот период объяснялся как внутренними, так и внешними факторами, которые провоцировали конфронтационный американский курс. Но вывод С.Хоффмана относительно бесперспективности исключительных ставок на силу во взаимозависимом мире представляется верным.

ГЛАВА II

НОВЕЙШИЕ ПОДХОДЫ И НАПРАВЛЕНИЯ В ЗАПАДНЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ И МИРОВОЙ ПОЛИТИКИ

1. КЛАССИФИКАЦИЯ НАПРАВЛЕНИЙ

Научная литература по международным отношениям и мировой политике, опубликованная на Западе в последние 10-15 лет, поистине необозрима. Число исследований непрерывно растет. Невозможно представить и проанализировать все точки зрения западных авторов на проблемы современных международных отношений. Собственно, в этом и нет особого смысла. Напротив, существенно важно представить общее состояние исследований, выделить новейшие подходы, теоретические направления и тенденции развития современной науки международных отношений.

Очевидно, что разнообразие взглядов западных международников означает отсутствие какой-либо общепринятой классификации теоретических и методологических направлений. Нередко в учебниках и обобщающих научных работах встречаются разные термины, обозначающие одни и те же концепции, некоторые понятия перекрещиваются, другие трудно совместимы. Все это вроде бы служит доказательством размытости критериев классификаций международных отношений. Однако, по нашему мнению, различные классификации - скорее, признак нормального процесса накопления знаний, не стесненного какими-либо формальными догматическими условиями.

Представим, например, классификацию современных западных исследований, которую приводят в своем учебнике "Международные отношения" П.Тома из университета штата Аризоны и Р. Горман из Юго-Западного университета штата Техас. Они выделяют три главных теоретических направления: "реализм", проявляющийся с начала 80-х гг. в виде “неореализма", “структурализм" и “плюрализм". С их точки зрения, “неореализм отличается от традиционного реализма тем, что он стал более восприимчив для использования бихевиористских методик исследования".

"Структурализм" представлен авторами на примере исследований Иммануила Валлерстайна, который в 70-е годы использовал представления о “центре" и “периферии” для того, чтобы разрабатывать концепцию мировой системы, развившейся за несколько столетий из европейской экономики XVII века.

В качестве примера подобных работ можно привести недавнюю книгу американского международника, профессора Стэнфордского университета Роберта Норта "Война, мир, выживание", где он рассматривает современный мир и его проблемы на четырех уровнях: индивидуальном, государственном, международной и глобальной системы. Показав эволюцию международных отношений на протяжении всей истории как восхождение человеческой организации от объединения людей в "непосредственной окружающей среде" (примитивные социальные группы, племя) к государственной форме организации; Р.Норт заключил, что в современную эпоху экономические процессы и проблемы выживания в природной среде ведут к тому, что национально-государственные границы утрачивают свое значение, и государства все более интегрируются в глобальную систему и что проблема "выживания" приобрела характер выживания на общемировом уровне".

Наконец, направление "плюрализма" характеризуется представлением о том, что ведущим фактором международных отношений становятся взаимозависимость и развитие транснациональных связей вне межгосударствнных отношений. Сторонники этого направления рассматривают международные отношения как "полицентричные", т.е. как отношения внутри малых международных систем в отличие от "реалистов", приверженных "государственно-центричному" взгляду, и "структуралистов", доказывающих определяющее значение "глобальной системы".

Весьма неубедительным представляется сочетание трех направлений, или "парадигм", в теории международных отношений, выделенных Л. Тома и Р. Горманом с их классификацией "нормативного" и "ненормативного" подходов к исследованиям. К первому они причислили "исторический подход", т.е. использование опыта прошлого, "легальный", "космополитический"; ко второму - концепции мощи, баланса сил, геополитики, системный подход, функциональный, коммуникационный, и, наконец, исследование процесса принятия решений. Здесь очевидно смешение совершенно разных концептуальных и методологических понятий. К тому же концепции мощи, баланса сил, геополитики являются базовыми элементами теории "реализма".

Одним из наиболее существенных явлений в изучении международных отношений в последние годы стало взаимовлияние, сближение "реалистической" школы, точнее, неореализма с их критиками, которых вообще-то трудно отнести к какой-то научной школе, имеющей общепринятое название.

Как уже говорилось, речь идет скорее о направлениях, сближаемых общим неприятием "реалистической" теории международных отношений как отношений в основном межгосударственных. С течением времени эти направления меняли названия ( "модернисты", “бихевиористы", сторонники либерализма, постбихевиоризма, неолибермизма, "плюрализма"). Но дело, конечно, не в названиях, а в существе той эволюции, которую совершил, с одной стороны, "политический реализм", а с другой - его критики.

2. НЕОРЕАЛИЗМ И НЕОЛИБЕРАЛИЗМ В TЕOРИИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: ГРАНИЦЫ СБЛИЖЕНИЙ И СУТЬ РАЗЛИЧИЙ

Признанным авторитетом "неореализма" или "нового реализма" (иногда также говорят современного "реализма", "структурного реализма") является Кеннет Уолтц, который в работе "Теория международной политики", опубликованной в 1979 г., переосмыслил традиционные положения теории "реализма". К..Уолтц более четко обрисовал воздействие международной системы на поведение государств, по существу рассматривая их как элементы международной системы.

Теоретическое направление "неореализма** разрабатывалось также Р.Гилпэном, С.Краснером, Дж.Грико.

Широкую известность среди международников получила опубликованная в 1986 г. в издательстве Колумбийского университета под редакцией Роберта Кейохана работа "Неореализм и его критики". Еще в 1972 г. Р.Кейохан и Дж.Най выпустили в свет коллективную работу "Транснациональные отношения и мировая политика". Пять лет спустя Р.Кейохан опубликовал книгу "Мощь и взаимозависимостью мировая политика в переходном состоянии". В этих работах, названия которых говорят сами за себя, рассматривалось возрастание роли негосударственных акторов, в частности международных организаций. По существу, в них развивалось неолиберальное направление, хотя сам Р.Кейохан называет свой теоретический подход "институционализмом".

В чем же состоят совпадения и различия во взглядах неореалистов и неолибералов? В уже упомянутой коллективной работе американских неореалистов и неолибералов, изданной в 1993 г. в издательстве Колумбийского университета, ее редактор Дэвид Болдуин, выступая в роли арбитра, обнаружил шесть ключевых моментов, характеризующих позиции обоих направлений:

1) неолибералы признают, что международная система характеризуется некоторой "анархией", однако, в отличие от неореалистов, подчеркивающих ее основополагающее значение, считают, что выработались определенные модели взаимодействий между государствами (Р.Аксельрод, Р.Кейохан).

2) неореалисты согласны с неолибералами, что международная кооперация возможна, но в отличие от них они говорят, что кооперация трудноосуществима и более зависима от государственных властей.

3) неореалисты настаивают на том, что кооперация приносит относительную выгоду) а неолибералы - что она абсолютно выгодна для ее участников.

4) сторонники обоих подходов согласны с такими приоритетами государств, как национальная мощь и экономическое благополучие, но неореалисты придают большее значение первому приоритету, а несли бороды - второму.

5) в отличие от неолибералов неореалисты больше подчеркивают значение действительных возможностей, ресурсов государств, чем их политических намерений.

6) наконец, неореалисты признают влияние и воздействие международных организаций на международные отношения, но полагают, что неолибералы преувеличивают их значение.

Некоторые американские авторы, как, например, Дж.Герц, И.Клод, Д.Най, рассматривают теоретические различия между неолиберализмом и неореализмом как несущественные и даже высказывают точку зрения, что они выражают одни и те же взгляды "реалистического либерализма''. С этим не соглашаются сами неореалисты. Один из их решительных представителей профессор Джордж Грико формулировал различие между "либеральными институционалистами" (к коим он относил всех различных оппонентов “реалистов" прошлого от И. Канта и В.Вильсона до бихевиористов и модернистов 60-70-х гг.), "неолиберальным институционализмом" (неолиберализмом) и "реализмом", т.е. неореализмом. (см. табл. 8).

В целом складывается впечатление, что неолибералы, чьи взгляды в существенной мере отражали тенденции развития международных отношений в последние десятилетия, более склонны к компромиссу со своими оппонентами, чем неореалисты.

Так или иначе, трудно не согласиться "с выводом одного из лидеров неолиберального институционализма": "Окончание холодной войны застало врасплох участников академических споров между институционалистами и реалистами...".

3. ИДЕЯ "КОНЦА ИСТОРИИ” Ф.ФУКУЯМЫ

В конце минувшего и в начале нынешнего, последнего десятилетия двадцатого века и второго тысячелетия нашей эры в мире произошли глубокие и стремительные перемены, крупнейшие события второй половины столетия: исчезла с географической карты "мировая "система социализма, объединилась Германия, в Персидском заливе разразилась война западных стран во главе с Соединенными Штатами против Ирака, наконец, разрушился на глазах изумленного человечества Советский Союз. Россия и другие союзные республики, став суверенными государствами, перестали быть социалистическими странами. Завершилась послевоенная эпоха "холодной войны", так называемого "биполярного мира".

Прошло еще слишком мало времени для того, чтобы можно было вполне осмыслить значение последнего десятилетия нашего века во всей истории. Однако некоторые авторы, как, например, американский политолог Фрэнсис Фукуяма, еще до окончательного разрушения СССР поспешил объявить в своей статье "Конец истории?" об очевидном триумфе Запада, западной идеи "в первую очередь, из-за полного крушения всех альтернатив западному либерализму".

Констатируя "смерть" марксизма-ленинизма, как "живой идеологии", имевшей ранее значение "для мира", Ф. Фукуяма, в прошлом занимавший пост заместителя директора управления политического планирования госдепартамента США, так оценил ее значение: "Мы наблюдаем, по-видимому, не просто конец "холодной войны" или какого-то особого этапа послевоенной истории, а конец истории, как таковой: т.е. конечный пункт идеологической эволюции человечества и универсализацию западной либеральной демократии как конечной формы управления человеческим обществом". А для международных отношений "смерть" марксизма-ленинизма, заключал Ф.Фукуяма, "означает растущее уподобление международных отношений процессам, идущим в "Общем рынке" (с 1992 г. Европейский Союз - Г.Н.), и снижение вероятности значительных конфликтов между государствами".

Будущее покажет, насколько был прав американский пророк от либерализма, но пока что мало тому подтверждений: ушла в прошлое эпоха глобальной военно-политической конфронтации, но мир сотрясают межгосударственные и внутренние национально - этнические конфликты.

4. КОНЦЕПЦИЯ "СТОЛКНОВЕНИЯ ЦИВИЛИЗАЦИЙ" С.ХАНТИНГТОНА

Своеобразным ответом Ф.Фукуяме прозвучала статья гарвардского профессора Самюэла Хантингтона "Столкновение цивилизаций?", опубликованная в 1993 г. в журнале "Форин Афферс'', на страницах которого Ф.Фукуяма и высказал идею "конца истории". Статья С.Хантингтона начинается с изложения следующего предположения: "Я полагаю, что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут определяться культурой. Нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики. Линии разлома между цивилизациями - это и есть линии будущих фронтов".

С.Хантингтон подчеркивает, что на протяжении полутора веков от Вестфальского мира до французской Революции 1789г. конфликты разворачивались между монархиями, после нее - между нациями. В результате мировой войны, большевистской революции и ответной реакции на нее "конфликт наций уступит место конфликту идеологий", в котором сторонами "были вначале коммунизм, нацизм и либеральная демократия”. По его мысли, в "холодной войне" этот конфликт воплотился в борьбу США и СССР - двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией - государством в классическом европейском смысле".

Все проистекавшие конфликты между монархиями, нациями-государствами и идеологиями, включая и две мировые войны, гарвардский профессор считает главным образом конфликтами западной цивилизации" Любопытно, что он относит к “внутризападным" конфликтам и холодную войну, подразумевая то, что советское государство было порождено идеологией западного происхождения. С окончанием “холодной войны”, рассуждает С.Хантингтон, наступает не “конец истории", а конец западной фазы развития международной политики, когда в "центр выдвигается взаимодействие между Западом и незападными цивилизациями'', народы и правительства которых "уже не выступают как объекты истории – мишень западной колониальной политики, а наряду с Западом начинают сами двигать и творить историю''. В этом грядущем конфликте и завершается фаза эволюции глобальных конфликтов в современном мире, - заключает он.

Но почему неизбежно столкновение цивилизаций? Во-первых, потому, полагает С.Хантингтон, что различия между цивилизациями не просто реальны, но наиболее существенны.

Во-вторых, потому, что "мир становится все более тесным''.

В-третьих, "процессы экономической модернизации" и социальных изменений во всем мире размывают традиционную идентификацию людей с местом жительства, одновременно ослабевает и роль нации - государства как источника идентификации.

В-четвертых, пишет он, господство Запада вызывает "рост цивилизационного самосознания" в незападных странах, "у которых достаточно стремления, воли, ресурсов, чтобы придать миру незападный облик”.

В-пятых, потому что "культурные особенности и различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и вследствие этого их сложнее разрешить либо свести к компромиссу". Причем С.Хантинггон придает особое значение национально-этническому, а еще более религиозному факторам: "В классовых и идеологических конфликтах ключевым был вопрос: "На чьей ты стороне?" И человек мог выбирать - на чьей он стороне, а также менять раз избранные позиции. В конфликте же цивилизаций вопрос ставится иначе: "Кто ты такой?" Речь идет о том, что дано и не подлежит изменениям. И, как мы знаем, из опыта Боснии, Кавказа, Судана, дав неподходящий ответ на этот вопрос, можно немедленно получить пулю в лоб. Религия разделяет людей еще более резко, чем этническая принадлежность. Человек может быть полуфранцузом и полуарабом, и даже гражданином обеих этих стран. Куда сложнее быть полукатоликом и полумусульманином".

Наконец, культурная, цивилизационная общность способствует экономическому регионализму, экономической интеграции в рамках одной культуры и цивилизации, и в результате "разлом между цивилизациями" расширяется.

С.Хантинттон делает на основании этих рассуждений вывод, прямо противоположный тезису Ф.Фукуямы об "очевидности" триумфа Запада и западной идеи: "...попытки Запада распространить свои ценности: демократию и либерализм – как общечеловеческие, сохранить военное превосходство и утвердить свои экономические интересы наталкиваются на сопротивление других цивилизаций. Правительствам и политическим группам все реже удается мобилизовать население и сформировать коалиции на базе идеологий, и они все чаще пытаются добиться поддержки, апеллируя к общности религии и цивилизации". Сам "тезис о возможности "универсальной цивилизации" - это западная идея", - считает С-Хантингтон.

По его мысли, в современном мире различаются "западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, православно-славянская, латиноамериканская и, возможно, африканская цивилизации" (см. также приложение №3).

Главная "линия разлома" между цивилизациями пролегает в Европе между западным христианством, с одной стороны, православием и исламом - с другой. “События в Югославии показали, что это линия не только культурных различий, но временами и кровавых конфликтов", пишет он. В Евразии "линии разлома" пролегают на северных рубежах исламского мира между ним и православием, в Южной Азии между мусульманами и буддистами, между Китаем н США.

Основным столкновением цивилизаций на глобальном уровне С.Хантинггон считает "конфликт между Западом и конфуцианско-исламскими государствами". Он замечает, что "уже 13 веков тянется конфликт вдоль линий разлома между западной и исламской цивилизациями" и военная конфронтация между ними на протяжении последнего столетия привела к войне в Персидском заливе против Саддама Хусейна. Конфуцианскую угрозу автор усматривает прежде всего в наращивании военной мощи Китая, в обладании им ядерным оружием и в угрозе его распространения в других странах конфуцианско-исламского блока. "Между исламско-конфуцианскими странами и Западом разворачивается новый виток гонки вооружений".

Доказывая, что конфликты между странами разных цивилизаций станут "наиболее вероятным и опасным источником напряженности, потенциальным источником мировых войн", С.Хантингтон считает, что следует провести четкое различие между краткосрочной выгодой для Запада и долгосрочным урегулированием.

С его точки зрения, в ближайшей перспективе интересы Запада требуют укрепления его единства, прежде всего сотрудничества между Европой и Северной Америкой, интеграции в западную цивилизацию Восточной Европы и Латинской Америки, расширение сотрудничества с Россией и Японией, урегулирование локальных межцивилизационных конфликтов, ограничение военной мощи конфуцианских и исламских стран, включая использование разногласий между ними, помощь странам других цивилизаций, симпатизирующих западным ценностям, наконец, укрепление международных организаций, поскольку в них доминируют западные страны.

Однако, поддерживая свой потенциал на уровне, обеспечивающем защиту его интересов, в долгосрочной перспективе Запад, как пишет в заключение С.Хантинггон, должен сам сближаться с другими цивилизациями, более глубоко понимать их фундаментальные религиозные и философские основы.

В редакционном комментарии статьи проф. С. Хантингтона российский журнал "Полис'' оценил его цивилизационную модель как "едва ли не самую крупную из представленных за последнее десятилетие научную концепцию, в которой дана общая картина мира". Эта концепция, по существу, вписывается в традицию, скорее, историософских, чем политологических исследований (О.Шпенглер, А.Тойнби). Идеи, изложенные им, что называется, носились в воздухе, и во многих аспектах были уже высказаны другими авторами. Но следует признать, что С.Хантингтон придал им весьма стройную форму.

ГЛАВА Ill. СОВЕТСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

1. МАРКСИСТСКО-ЛЕНИНСКИЙ ПОДХОД И ОСНОВНЫЕ ИТОГИ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ В СССР: ОТ "ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ” ДО "ПЕРЕСТРОЙКИ” М.ГОРБАЧЕВА

Совершенно очевидно, что изучение международных отношений и внешней политики в СССР после Великой Отечественной войны, как и в предвоенный период, определялось официальной идеологией советского государства - марксизмом-ленинизмом. Также вполне понятно, что до смерти И. Сталина в марте 1953 г. труды по международной и внешней политике освящались не только именем В.Ленина, но и именем "отца народов".

Ему приписывалось соавторство в разработке марксистской теории империализма, названной "ленинско-сталинской''. Со смертью И. Сталина не случились и не могли случиться какие-либо внезапные и радикальные перемены в советской идеологии и политике, в частности внешней.

В послесталинский период постепенно спадал психоз "холодной войны". В 1954 г. на совещании министров иностранных дел СССР, КНР, США, Великобритании и Франции, состоявшемся в Женеве 26 апреля - 21 июля, были приняты соглашения, положившие конец длившейся с января 1945 г. войне Франции против Вьетнама, Лаоса и Камбоджи. Начался период отношений между Западом и СССР, который назвали "оттепелью".

Этот процесс в исторической и политической литературе обычно связывается с именем преемника И.Сталина - Н.Хрущевым. Его секретный доклад с критикой И.Сталина на XX съезде КПСС в феврале 1956 г., произведший на делегатов эффект разорвавшейся бомбы, положил начало "десталинизации" советского общества, т.е. смягчению репрессий, форм партийной диктатуры и т.л.

В области внешней политики послесталинское руководство СССР стало выдвигать на первый план "ленинский принцип мирного сосуществования". Конкретизируя этот принцип применительно к условиям ядерной эпохи, советское руководство на XX съезде КПСС заявило о возможности предотвращения мировой войны. Соответственно, тема мирного сосуществования стала ведущей в работах советских международников". Вместе с тем официальная теория внешней политики СССР в хрущевский период, отраженная в третьей программе КПСС, принятой на XXII съезде партии в 1961 г., гласила, что мирное сосуществование государств с различным общественным строем является "специфической формой классовой борьбы на международной арене". Учитывая, что целью этой программы провозглашалось строительство в СССР коммунизма, формула "классовой борьбы" в международных отношениях обесценивала подобный принцип "мирного сосуществования".

Эмоциональное, импульсивное поведение Н.Хрущева, бросившего в одной из своих речей реплику "Мы вас закопаем!", обращенную к международной аудитории, тем более подрывало доверие к внешнеполитической идеологии советского правительства.

После отстранения Н.Хрущева от власти в октябре 1964 г. руководство КПСС и СССР во главе с Л.Брежневым избрало курс на разрядку международной напряженности. Идея "разрядки" выдвигалась на Западе реалистически мыслящими государственными деятелями, например Ш. де Голлем. В СССР эта формула была возведена в ранг государственной доктрины.

Несомненно, что в основе такого явления в отношениях двух противостоявших военно-политических блоков (НАТО и Варшавского договора) в 60-е - 70-е годы лежали весьма сложные объективные, геополитические и другие причины. Разрядка была феноменом мировой политики. В изложении же советских руководителей и специалистов-международников она представала прежде всего как результат осуществления ленинских принципов мирного сосуществования. Тем не менее, двойственность марксистско-ленинской теории внешней политики, изначально проистекавшая из сочетания ленинской идеи "мировой революции" и прагматического "мирного сожительства", была присуща и советской доктрине "разрядки" брежневского периода.

С одной стороны, в Конституции СССР 1977 г. говорилось, что внешняя политика СССР направлена на "последовательное осуществление принципа мирного сосуществования государств с различным социальным строем" (ст.28). Но с трибуны XXV съезда (1976) Л.Брежнев заявил, что разрядка ни в коем случае не отменяет идеологической и классовой борьбы. Советские международники так или иначе должны были следовать официальной идеологической установке о непримиримости идеологических противоречий между капитализмом и социализмом в сфере международных отношений.

Таким образом, если идея "мировой революции" уже давно была предана забвению как революционно-утопическая, то ее дух, стиль мышления и общая схема продолжали диктовать марксистско-ленинский теоретический подход к изучению международных отношений и внешней политики. Скованное постулатами марксизма-ленинизма изучение международных отношений в СССР все больше отставало от зарубежной науки.

Тем не менее неверно сводить весь спектр, всю совокупность исследований советских международников к марксистско-ленинскому подходу.

Во-первых, практические интересы в сфере международной политики, обеспечение государственной безопасности СССР требовали как применения современных научных методов, так и обращения к накопленному политической историей опыту и представлениям, не вмещавшимся в рамки официальной идеологии.

Во-вторых, с расширением международных связей, развитием современных технологий было невозможно отгородиться "китайской стеной" от зарубежных научных школ.

Кстати, начиная еще с 50-х годов в СССР издавались переводы зарубежных международников, в основном специалистов по вопросам национальной безопасности и военно-политической стратегии. В ведущих советских исследовательских центрах, таких, как Институт мировой экономики и международных отношений, постепенно осваивался опыт западной науки международных отношений.

В этом смысле наиболее значительной стала уже цитированная коллективная работа ИМЭМО "Современные буржуазные теории международных отношений", подготовленная под руководством профессора В.И.Гантмана. Совершенно ясно, что ее авторы должны были разоблачать политическую и методологическую "несостоятельность" всех "буржуазных" школ в области международных отношений, которые, по их утверждению, "не выдержали "очной ставки" с историей", "показали свою оторванность от реальной почвы, неадекватность историческим процессам, неспособность дать объективный анализ и прогноз их закономерностей, тенденций и перспектив их развития". Ирония заключается в том, что издание работы, в сущности опровергало эту идеологическую установку. До сих пор коллективный труд ИМЭМО остается ценным источником, дающим весьма широкое представление о западной науке международных отношений. Несмотря на обязательные ссылки на марксистско-ленинскую теорию, зарубежный опыт оказывал все более заметное влияние на советских международников. Возникал вопрос о теоретическом изучении международных отношений, публиковались работы по социологии международных отношений, в частности по международным конфликтам, американской, французской внешнеполитической мысли.

Советский ученый-международник Э.А.Поздняков опубликовал в 1976 г. работу "Системный подход и международные отношения", в которой можно видеть своеобразное соединение традиции "реализма”, системного подхода и марксисткой теории общества и политики.

Эта публикация отметила существенный рубеж в развитии советских теоретических исследований международных отношений. Принятие советским международником части теоретического наследия "реалистов" проявилось в его работе в том, что он считал силовые отношения основополагающими в образовании исторических систем международных отношений.

Вместе с тем, подвергнув критике категорию "силы" как некую суммарную величину параметров "государств-наций", Э.А.Лоздняков выдвинул положение о том, что инвариантом (т.е. неизменной при всех условиях величиной, качеством) структуры международных отношений являются не "сила", а центросиловые отношения, т.е. отношения между крупнейшими в каждую историческую эпоху державами, чьи взаимоотношения играют доминирующую роль. Автор исходил из того, что "сила" не есть "статическое" качество государств, а что она формируется и проявляется в динамике.

Центросиловые отношения, образующие структуру-инвариант межгосударственных отношений в качестве "внешней среды" имеют, с точки зрения Э.А.Позднякова, мировую социально-экономическую систему, т.е. исторически определенные общественно-экономические формации.

Таким образом, системный подход вписывался в марксисткую теорию общественно-историческою развития.

В конце 70-х - начале 80-х годов системные представления, методы системного анализа стали весьма характерными, если не преобладающими как в научных разработках советских международников, так и немногих учебных пособиях.

Параллельно проводились исследования с использованием количественных методик, математического моделирования с помощью ЭВМ: в Центральном институте математических исследований, в Проблемной лаборатории МГИМО под руководством М.А.Хрусталева, в Дипломатической академии СССР и в других институтах и научных центрах.

Некоторые из них проводились в закрытых для научной общественности или секретных учреждениях. Имея в виду это обстоятельство, советский международник Р.Н.Долныкова высказала в одной из откровенных дискуссий, ставших возможыми в период "перестройки", свое мнение о состоянии теоретических исследований международных отношений за рубежом, в частности в США и в СССР: "Я бы не сказала, что американские теоретики, хотя и обладают разными техническими чудесами, в мыслительном или теоретическом отношении находятся заметно впереди нас. Я не знаю какой-либо серьезной работы, которая в теоретическом смысле опережала бы нас, была бы впереди наших разработок”. Но все-таки очевидно, что государственная идеология марксизма-ленинизма сильно затормозила развитие международных исследований в СССР, что выяснилось уже в годы "перестройки" и "нового политического мышления".

2. "НОВОЕ ПОЛИТИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ"

"Перестройка" советской общественной и политической системы, предпринятая М.Горбачёвым, во внешней политике СССР нашла отражение в идее "нового политического мышления". М.Горбачев подчеркивал, что "новое мышление" - это "не одноразовая корректировка позиции, а методология ведения международных дел''.

В чем заключалась его суть? М. Горбачев определил ее так: "Ядром нового мышления является признание приоритета общечеловеческих ценностей и еще точнее - выживание человечества''. Горбачевское руководство внесло изменения в новую редакцию Программы КПСС, принятую XXVII съездом партии (1986 г.), исключив из нее определение мирного сосуществования как "специфической формы классовой борьбы".

Из новой редакции Программы также было исключено следующее положение, теоретически допускавшее возможность третьей мировой войны: "В случае, если империалистические агрессоры все же осмелятся развязать новую мировую войну, народы не будут больше терпеть строй, ввергнувший их в опустошительные войны. Они сметут и похоронит империализм''.

При этом Генеральный секретарь ЦК КПСС говорил о неизбежности экономического, политического, идеологического соревнования между капиталистическими и социалистическими странами в "рамках мирного соперничества", добавляя, однако, "что судить о достоинствах той или иной системы должна история", которая "все рассудит''. По его собственным словам, "черпая вдохновение у Ленина", М.Горбачев предложил "новое прочтение ленинского теоретического наследия", подчеркивая в нем "мысли о приоритете общечеловеческих интересов над классовыми": "Всю глубину и значимость ленинских мыслей мы поняли лишь теперь. Они и питают нашу философию международных отношений, новое мышление”.

Таким образом, в предложении "нового мышления" просматривались два противоречащих друг другу принципиальных тезиса:

1. Советское руководство в лице М. Горбачева отказывалось от постулата о неизбежности свержения капитализма, подтвержденного секретарем ЦК КПСС В.Пономаревым в 1983г. по случаю 100-летия со дня смерти К. Маркса. По сути дела, это означало, что новое руководство КПСС отказывалось от изначальной цели внешней политики советского государства - мировой революции.

2. Этот отказ представлялся М.Горбачевым как развитие ленинских идей в соответствии с потребностями эпохи, как творческое применение ленинизма в условиях конца XX столетия.

Действительно, В.Ленин оставил противоречивое теоретическое наследие во внешней политике советского государства. Он вообще доказал в своей политической деятельности прагматическое обращение с учением К. Маркса, освященное формулой "марксизм - не догма, а руководство к действию", что характеризует Ленина прежде всего не как теоретика, а как талантливого политика. М. Горбачев, замечал, что "Ленин умел видеть дальше", выходить за их "классовые пределы политики".

Однако, если абсолютизировать эту особенность политической философии В.Ленина, можно вообще отрицать ее классовый характер, что совершенно ошибочно.

Политические взгляды самого М.Горбачева, судя по его речам, публикациям в годы пребывания инициатора "перестройки" в Кремле и его лекциям, воспоминаниям, написанным в момент и после ухода от власти, пережили впечатляющую метаморфозу.

Последний Генсек ЦК КПСС отрекся от "тоталитарной" советской системы и пришел к пониманию социалистических ценностей в духе современной социал-демократии. Но что привело его к идее "нового политического мышления"? М.Горбачев объяснял ее так: "Основной исходный принцип нового политического мышления прост: ядерная война не может быть средством достижения политических, экономических, идеологических, каких бы то ни было целей. Этот вывод носит поистине революционный характер, ибо означает коренной разрыв с традиционными представлениями о войне и мире. Ведь именно политическая функция войны всегда служила ее оправданием, ее "рациональным" смыслом. Ядерная же война - бессмысленна, иррациональна".

Идеи нового мышления в ядерный век предлагались учеными, общественными деятелями разных стран с первых лет ядерной эпохи. Например, они прозвучали в известном манифесте, с которым выступили в 50-е годы А.Эйнштейн, Б.Рассел и Ф.Жолио-Кюри. Аналогичные идеи позже высказал А.Д.Сахаров, по его собственному признанию, испытавший влияние идей этих всемирно известных ученых, в особенности концепции "открытого мира" датского физика Нильса Бора. Обращение М.Горбачева и его советников к идеям ученых и прогрессивных общественных деятелей означало существенную эволюцию взглядов советского руководства в области внешней политики и межгосударственных отношений. Наиболее важное, радикальное изменение теоретических положений марксизма-ленинизма состояло в принятии идеи "взаимозависимости", давно получившей широкое распространение в мировом сообществе. Объясняя новый подход к реальности "многоцветного, многомерного мира", М.Горбачев писал: "Мы оценили не только различие интересов отдельных государств. Но увидели главное - нарастающую тенденцию к взаимозависимости государств мирового сообщества. В этом диалектика современного развития. Трудно, в известной мере как бы на ощупь, через борьбу противоположностей складывается противоречивый, многообразный в социальном и политическом отношении, но взаимосвязанный, во многом целостный мир''.

Общечеловеческие интересы выше классовых и национальных во взаимосвязанном, целостном мире в особенности потому, подчеркивал М.Горбачев, что на планете возникают и обостряются глобальные проблемы не политического порядка: "Речь идет о сбережении природы, о критическом состоянии окружающей среды, воздушного бассейна и океанов, о традиционных ресурсах планеты, которые оказались не безграничны''.

Предлагая "для СССР и для всего мира" новое политическое мышление, советский лидер призывал "деидеологизировать" международные отношения: "Мы ставим вопрос так: нужно подняться выше идеологических разногласий, пусть каждый делает свой собственный выбор, с которым следует считаться. А для этого и необходимо новое политическое мышление, которое исходит из понимания всеобщей взаимозависимости и в основе которого - идея выживания цивилизации”.

Располагая к себе западную аудиторию, более того, вызывая у нее нечто вроде "приятного шока", энергичный, в особенности по сравнению со своими предшественниками, Генсек ЦК КПСС вскоре после своего избрания на пост № 1 в кремлевской иерархии предложил не переносить, "наподобие средневековых фанатиков", идеологические разногласия в сферу межгосударственных отношений (выступление перед французскими парламентариями 3 октября 1985 г.). Ему казалось необходимым разделять в международных отношениях: 1) сферу взаимоотношений капиталистической и социалистической систем (каждая из которых стремилась, в том числе и посредством идеологий, расширять свое влияние в мире); 2) сферу межгосударственных отношений, где ее участники - государства подчиняются некоторым универсальным правилам поведения.

Лозунг "деидеологизации" в годы "перестройки" вызвал критику внутри самого руководства КПСС, в частности, со стороны секретаря ЦК Е.Лигачева, отстаивавшего "классовые" позиции во внешней политике.

Каково же было реальное содержание "нового мышления", "приоритета общечеловеческих ценностей" и "деидеологизации" международных отношений, предложенных М. Горбачевым?

Вероятно, прошло еще слишком мало времени после "перестройки", завершившейся разрушением СССР, чтобы можно было строго научно и всесторонне оценить этот завершающий период советской истории. Тем не менее уже сейчас ясно, что курс на "перестройку", вопреки заверениям ее инициатора в верности ленинскому учению, вел к разрыву с марксизмом-ленинизмом. И прежде всего это проявилось в "новом политическом мышлении". К моменту избрания М.Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС постулат о противоположности капитализма и социализма все чаще подвергался сомнению или вовсе отвергался интеллектуальной элитой, обслуживавшей советское руководство.

Однако, "отрекаясь от старого мира", от старой системы ценностей и переживая при этом подлинный энтузиазм, М.Горбачев не мог освободиться от привычного для коммунистического лидера стиля мышления.

Трудно представить, как возможно "деидеологизировать" межгосударственные отношения при сохранении различных идеологий, неизбежно влияющих и определяющих внешнюю политику государств, служащих ее критерием?

Несомненно, что формула "приоритет общечеловеческих ценностей над классовыми" звучала гуманно, она прославляла идеалы, действительно желанные для всех. Но какое реальное значение она имела для мира, где разные культуры и цивилизации отстаивают собственное понимание этих идеалов?

Отстаивая приоритет "общечеловеческих ценностей", М.Горбачев как бы воспринимал либеральный взгляд на международные отношения, призывая Запад отказаться от политики силы. Вывод советских войск из Афганистана, влияние "перестройки" на демократические процессы в странах Восточной Европы доказали решительность советского лидера действовать в духе "нового политического мышления".

Однако другие его инициативы не достигли цели. Так, в заявлении от 15 января 1986 г. инициатор "перестройки" предложил "программу”, предусматривавшую поэтапную ликвидацию ядерного оружия до конца XX столетия. Было нереально рассчитывать, что государства, обладающие ядерным оружием как главной гарантией их безопасности, откажутся от него в то время, когда в мире сохраняются глубокие противоречия и экономическое неравенство.

Излюбленной манерой общения М. Горбачева с главами государств и правительств ведущих стран Запада стали заявления о том, что руководство СССР отбросило устаревшие схемы и основывает свою политику на признании реальностей.

В беседе с премьер-министром Великобритании М.Тэтчер, состоявшейся в Москве 30 марта 1987 г. он употребил слова "реализм", "реалистический" и т.д. 15 раз!

Но западные лидеры и без того придерживались политики "реализма", понимая его в "классическом" выражении, в то время как "новое политическое мышление" представляло собой, скорее, нравственно-политический подход, содержащий элементы политического идеализма.

Тем не менее следует признать, что внешнеполитические инициативы М. Горбачева вызвали оживленную реакцию в западном мире. Бывший министр обороны США Роберт Макнамара откликнулся на них книгой, в которой предложил "новое мышление" для американской внешней политики и стратегии национальной безопасности в XXI веке.

"Новое мышление" вызвало прилив энтузиазма среди советских международников. 13-14 сентября 1989 г. в Москве состоялся научный симпозиум, организованный Центром методологии международных исследований (ЦММИ) Дипломатической академии МИД СССР. Выступая на нем с докладом, руководитель ЦММИ Э.И.Скакунов так оценил концепцию нового политического мышления: "Пожалуй, впервые предложена инициатива, которая направлена не столько в сторону от нас, как бы устанавливая какие-то желательные для нас правила поведения других членов международного сообщества, сколько повернута именно к нам самим, требуя от нас позитивных действий как внутри страны, так и за ее пределами''.

Некоторые участники симпозиума высказывали мнение, что "новое политическое мышление" не является научной методологией. Советский ученый-международник Э.А.Поздняков в своем докладе не без основания заметил: "Новое политическое мышление - это форма опережающего сознания; ее принципы и нормы говорят о том, каким мир должен быть, исходя из развития нынешних тенденций, но не о том, каков он есть''.

Итоги политики "нового мышления" неоднозначны. Однако, бесспорно, что она решающим образом повлияла на современную мировую политическую структуру.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В 1789-м году поднимается брожение в Париже; оно растет, разливается и выражается движением народов с запада на восток. Несколько раз движение это направляется на восток, приходит в столкновение с противодвижением с востока на запад; в 12-м году оно доходит до своего крайнего предела - Москвы, и, с замечательной симметрией, совершается противодвижение с востока на запад, точно так же, как и в первом движении, увлекая за собой серединные народы. Обратное движение доходит до точки исхода движения на западе - до Парижа, и затихает.

В этот двадцатилетний период времени огромное количество полей не паханы; дома сожжены; торговля переменяет направление; миллионы людей беднеют, богатеют, переселяются, и миллионы людей-христиан, исповедующих законы любви ближнего, убивают друг друга.

Что такое все это значит? Отчего произошло это? Что заставляло этих людей сжигать дома и убивать себе подобных?

Лев Толстой. "Война и мир”. Эпилог.

Терзаемый "простодушными" вопросами, неистощимый гений Толстого не находил иного ответа, кроме понятия "силы, равной всему движению народов", и управляемой властью. Но что такое власть, приводящая в движение народы? "Так же как золото только тогда золото, когда оно может быть потреблено не для одной мены, а и для дела, так же и общие историки только тогда будут золотом, когда они будут в силах ответить на существенный вопрос истории: что такое власть?" - заключал "Войну и мир" великий писатель.

Почему одни мыслители считали силу "способом существования глупости" (Эразм), а другие принимали насилие как зло неизбежное и даже как нечто естественное, более того - необходимое? Имена Канта и Гегеля, двух великих европейцев, венчают достижения классической немецкой философии XIX столетия, но один призывал к "вечному миру”, а другой говорил о "высоком значении" войны, "сохраняющей нравственное здоровье народов". И если далеко не все философы и политические писатели видели в войне зло очевидное, то правители еще менее склонны были останавливаться перед применением насилия ради "высших" государственных целей, которые "философ войны" К.фон Клаузевиц ясно определил как цели самой политики государства. В агрессиях ли, в справедливой ли оборонительной борьбе политические цели войны неизменно предполагают сохранение, укрепление либо возникновение государственной власти.

В мировом сообществе - множество государств и, соответственно, множество властей. Во взаимоотношениях друг с другом национально-государственные власти опираются на силу, военную, экономическую мощь, они используют ее в формах идейного, культурного и все больше - информационного влияния. Сила и власть - понятия сливающиеся. В этом и состоит суть взглядов "политических реалистов", рассматривающих суверенные государства единственными основными действующими лицами международных отношений. Политические реалисты справедливо считали и считают утопией создание в ближайшем будущем всемирной власти с помощью ООН.

Но взаимозависимость стран, государств, национальных экономик, технологий, научных культур становилась доминирующим фактором современного мирового развитая. Причем в экономической взаимозависимости на мировом уровне утвердилось неравенство между сравнительно немногим числом развитых стран рыночной экономики и большинством развивающихся стран.

Независимо от их принадлежности к тем или иным научным школам практически все исследователи-международники в различной степени, постепенно восприняли представление о государствах как элементах международных систем, составляющих "глобальную" мировую систему.

Учитывая феномен взаимозависимости, "неореалисты", т.е. последователи "политического реализма", по-прежнему придерживаются мнения о том, что национальные государства будут и в будущем составлять основу мировой политической структуры.

Их оппоненты, представляющие различные научные направления, ("неолибералы", "плюралисты", "функционалисты") подчеркивают возрастающее значение транснациональных связей, международных неправительственных организаций, а многие из них вообще полагают, что реальные, в особенности международные экономические процессы уже не управляются правительствами.

Идея взаимозависимости мира возникла много столетий назад. В начале XVIII века французский аббат-миротворец де Сен-Пьер писал об "общих интересах" человечества. Совсем недавно идея "общечеловеческих ценностей" предлагалась М. Горбачевым международному сообществу под лозунгом "нового мышления" в ядерную эпоху. Политика "нового мышления" привела к тому, что человечество избавилось от военно-политического противостояния сверхдержав путем разрушения одной из них. Первому и последнему президенту СССР была присуждена Нобелевская премия мира. М.Горбачев встал в ряд нобелевских лауреатов-миротворцев, в число которых до него вошли президенты США Т.Рузвельт (1906) и основатель Лиги Наций В.Вильсон (1919); французский премьер-министр А.Бриан (1926) и госсекретарь США Ф.Келлог (1929), инициаторы международного пакта, запретившего войну; канцлер ФРГ В.Брандт (1971), А.Д.Сахаров (1975), лидер польской "Солидарности" Л.Валенса (1983). тибетский Далай Лама (1989).

Присуждение Генеральному секретарю Нобелевской премии мира 1990 года будто символизировало окончание эпохи "холодной войны". Но международные противоречия не ушли вместе с ней в прошлое. Права человека гарантируются "голубыми касками", но на самом деле они выражают волю сильнейших государств, одержавших победу в "холодной войне". Как возможно реально обеспечить в равной степени приоритет "общечеловеческих интересов" для всех стран, неравных своими богатствами, уровнем развития, территорией, численностью населения? Наконец, страны различных культур во многом по-разному понимают "общечеловеческие интересы".

Понятия власти, силы - многозначны. Сила вовсе не всегда есть "способ существования глупости". Власть национального государства предполагает безопасность своего народа, обеспечение его ресурсами для будущих поколений. Вопреки некоторым представлениям пространство приобретает возрастающую ценность для народов и государств.

В этом смысле судьба России особенна, ибо Россия, уступая другим крупнейшим государствам по многим показателям, остается недосягаемой для них по одному из признаков великой державы: она обладает гигантской, самой обширной государственной территорией. В ней - ее великие ресурсы, сила, потенциал российской мощи, но в ней и препятствие скорому благополучию страны, в ней источник проблем национальной безопасности.

Международные исследования в условиях сегодняшней России - это научная дисциплина, которой не только предстоит вполне освоить "классический" мировой опыт, но и ответить на множество вопросов, поставленных роспуском Советского Союза.