Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: Катакомбная церковь.

Владимир Леонтьев

[ВОСПОМИНАНИЯ О КАТАКОМБНОЙ ЦЕРКВИ]

Запись И.Осиповой. http://www.histor-ipt-kt.org/vosp.html

Рассказывает Владимир Леонтьев[1]

Воронежская область

Я христианин, верую в Бога, отец с матерью говорили мне, что Бог есть, так и веровали. Отец с матерью единоличниками были, в колхоз не ходили, и у них отбирали и отбирали, до тех пор отымали, что жить стало не на что. И пошли они в колхоз. А в колхозе что — бедность и нищета. В школу ходить надо, а ходить-то не в чем, босые были. Осенью еще пойдешь и до холодов кое-как ходили, а как морозы стукнут, сразу на печь — какая школа. Это в войну было, ни обувать, ни одевать было нечего.

Отца перед войной арестовали, дали ему десять лет, а когда война началась, его из тюрьмы забрали на фронт. На фронте его ранило, он в госпиталь попал, лечился. Но к службе уже не был пригоден, его домой отпустили, а судимость сняли. А когда отца забрали, дома у нас ничего не было, голодали страшно. Я с одиннадцати лет пошел работать в колхозе. А там то пшеничку, то рожь нашелухаешь, да в карман и домой приносил. Вот тем и питались. Потом подрос я, стал работать с взрослыми, косить и убирать, в двенадцать-тринадцать лет косу таскал, хорошо косил.

А когда в войну топить нечем было, то ездили за камышом за пять-шесть километров. Хотя мы уже в колхозе были, но его тоже не давали. Все ведь государственное было, так ветку сломишь — пять лет давали по закону. А камыш — на произволе лесника был: если он разрешит, то проедешь, а не разрешит, то камыш не трогай. Или отработай у него, заработай на вязанку камыша, а если поймает, салазки или веревку мог отнять. Приходилось тогда идти к нему и дня три-четыре отрабатывать, чтоб эти санки вернуть. А иной раз в такой момент попадешь, что и санки порубит.

Потом, когда я вырос, в армию взяли меня. Ну, армия есть армия. А когда стали меня из армии увольнять, в Севастополе в музей попал, а там была экспозиция об истинно-православных христианах. Тогда и не понимал я, что такое "истинный" и что такое "христиане", думал, что просто веруют в Бога, а как веруют, я тогда не знал. Пришел я из армии, взял в жены супругу, Марию Андреевну Перязину, из семьи единоличников, ее родные тоже не вступали в колхоз, ни дня там не были. Я как работал с малых лет, так и работал в колхозе, стали мы с женой вместе жить и веровать, и укреплять друг друга.

Наши родители веровали, хоть и были в колхозе, но они придерживались все равно Бога, боялись. Дома молились, в церковь не ходили, дома как могли, так и молились. Мать приучала меня: «Молись Богу. Вот иконы, и молись». А потом, в семьдесят первом году, переехали мы в Тишанку, где жили "федоровцы". А про них распускали слухи, что они "сектанты", чуть ли не детей режут. Говорили, что собираются они все в одной хате, тушат свет и творят там неподобное что-то. Все-таки прошло какое-то время, родители заинтересовались, что же они за люди, верующие ли и что делают. Пошли, посмотрели, послушали и убедились, что это как раз то, что им нужно было. И родители стали посещать их богослужения, потом и мы пришли к ним.

Каждое воскресение к нам приезжали из сельсовета и участковый из района, и считали они нас, как баранов. Первый говорил: «Я вот столько-то штук сосчитал». А милиционер: «И я столько же сосчитал». Значит, счет совпал у них. А председатель сельсовета как-то мне сказал про дочку[2]: «А зачем ты ее водишь туда?» Дочка еще в школу тогда не ходила, а когда пошла, то все равно посещала наши службы. Я спросил его: «А куда же идти-то? На улицу, где эти вот "матюкаются"?» А он с такой злостью ответил: «Да, пускай лучше она туда идет, пускай мат этот слушает, чем к вам идет». Вот какое гуманное воспитание у них.

Я в колхозе работал сторожем, и все работы тяжелые выполнял: кашу варил, лошадей убирал, воду качал. И когда пошел к "федоровцам", то колхозные власти стали преследовать, угрожать мне. Заведующему не раз говорили, чтобы он не пускал меня на работу, а он им: «Как я не допущу. Он все мои указания выполняет, как я могу прогнать его. Вы, если можете, то сами и выгоняйте». Но гонение сильное шло, то из сельсовета, то из района приезжали ко мне. Соседи уже боялись, милиционеры и сами начальники ведь приезжали на машинах. То тихо все, а то каждый день по две-три машины приезжали. Все убеждали меня, они так хотели, чтобы я не ходил Богу молиться, и жил бы, как раньше.

В сельсовет и братьев моих вызывали, просили их убедить меня, грозили: «А то мы его на Соловецкий остров отошлем». Передали мне, а я сказал: «Ну, и отсылайте. Я с Богом нигде не пропаду. Раз я верую в Бога, то Господь заступится везде». Братья поняли, что меня уже не убедишь, раз я уперся так. Потом получилось так, что у меня взяли лошадей, угнали, а обвинили меня, вроде я их кому-то продал. А потом и приусадебный участок отобрали, оставив только одну сотку. После уже выяснилось, что это они перегнали лошадей в поселок Казачий, он недалеко от Тишанки, они там и были. Сделали это они сами, но говорили, что вроде только "федоровцы" на это способны. А раз я пошел в их веру, значит, я сделал это.

Решили наказать меня. Присудили мне, чтобы я за лошадей выплатил штраф большой. Потом из колхоза выгнали, а в протоколе написали, что я вроде нигде не работаю и разлагаю дисциплину. Да еще и жена у меня нигде не работает, без причины сидит дома, хотя она с шестьдесят первого года стала инвалидом второй группы, справка была. И гонение-то пошло только за то, что я начал веровать в Бога. И предлагали мне: «Ты откажись от "федоровцев", мы тебе все назад вернем. И за лошадей ничего не возьмем, спишем». Но я сказал, что не отступлю, и сколько вынесу, столько и пойду с этими людьми.

А я все здоровье в колхозе оставил, и за то, что лоб перекрестил, меня выгнали и всех льгот лишили — ни молока, ни масла, ни сахар, ни крупу, ни зерно не получал я. И пенсии не стали мне оформлять, как колхознику, отдали мне трудовую книжку и сказали: «Езжай и как хочешь, так и оформляй». А когда я пошел работать к единоверцам, тогда колхоз сразу же предъявил иск за лошадей. И деньги мне пришлось выплачивать, правда, братья помогли мне. А единоверцы, во Христа верующие, взяли меня к себе не с целью, чтобы я просто с ними был и мог хоть какие-то деньги заработать, нужно же было нам как-то жить. Причем, они меня не заставляли работать с ними наравне, я просто числился у них. Они зарабатывали сами, а мне платили. Хотя какой я был рабочий, я строительную работу вообще выполнять не мог. Они меня по вере взяли.

[1] Владимир Иванович Леонтьев, родился в 1931.

[2] Надежда Владимировна Леонтьева.