Ярослав ГоловинМиротворец. Мне выпало счастье быть лично знакомым с Виктором Алексеевичем Попковым. Мы познакомились с ним на антивоенном митинге 22 февраля 2001 года. Я уже некоторое время следил за его деятельностью и после митинга спросил у него, не желает ли он встретиться со студентами и преподавателями МГУ, ведь ему наверняка есть что рассказать. Виктор Алексеевич с радостью ухватился за эту идею. Эта встреча так и не состоялась, но в результате нескольких наших бесед Виктор Алексеевич предложил мне вести сайт, который он планировал создавать (эта идея воплотилась в сайт http://viktorpopkov.narod.ru) и предоставил некоторое количество своих философских эссе, материалов из Чечни, документов созданного им Комитета общественного патронирования обязательств России и Чечни (КОПОРЧ). Из личных бесед, из документов, из той атмосферы в его доме, которую мне довелось почувствовать, у меня складывался образ подвижника, абсолютно нереального и невозможного в сегодняшнем мире. Мне казалось невероятным, что есть человек, который так поступает и так живёт, как мне и не представляется в самых смелых из благородных мечтаний. А вместе с тем он так просто даёт свой телефон, приглашает в дом, беседует… Разумеется, я не знал его близко, так что прошу не судить меня строго, если что перепутал. ***** Виктор Алексеевич Попков родился 17 июня 1946 года в Краснодарском крае. Детство и школьные годы его прошли в посёлке Закаталы - районном центре Азербайджана. Недалеко были Дагестан и Грузия. Родители работали в заповеднике и ему часто приходилось бывать в домах горцев - лезгин и аварцев, - работавших егерями. В своих заметках он писал, что "горцы стали близкими для меня людьми, людьми, образующими самобытный, но отнюдь не враждебный ко мне и к русской культуре мир, составляющий вместе с последней какую-то новую целостность в рамках общероссийской культуры". В 1964 году умирает мать, Виктор едет в Москву учиться, а его отец - в Калининскую область руководить одним из местных охотохозяйств (он умер в 2000 году). В 1999 году Виктор Алексеевич приезжал в Закаталы на могилу матери. Он был очень рад, что друзья-горцы не забыли их семью, но общее впечатление было тяжёлым. Былого межнационального мира больше не было, армянской общины больше не существовало, да и иным неазербайджанским общинам было туго. "Утрата интернационального духа не просто обесцветили краски Закатал, - писал он, - но наложили на него печать явного упадка и опустынивания. Городские скверы, где некогда цвели розы и демонстрировали свои наряды женщины, превратились в пустыри, - женщины спрятались по домам, а розы стали исключительной принадлежностью загородных резиденций власть придержащих… Ясно, что члены национальной азербайджанской общины Закатал несравненно больше утратили, нежели приобрели. Если вообще что-либо приобрели". Какие факты внешней жизни существенны для духовного становления, а какие нет, всегда трудно сказать. Виктор Алексеевич учится в Москве на физика, женится, у него рождается сын (погибший в автокатастрофе в 2000 году). Потом, не доучившись, едет на Камчатку, работает в экспедициях, затем в местной газете. В начале 80-х он возвращается в Москву и женится во второй раз на дочери одного из своих камчатских коллег - Татьяне. У них появляются сначала дочь, потом сын. Огромная нравственная проблема - стоит ли рисковать жизнью ради незнакомых людей, когда рядом любящие близкие? - перед Виктором Алексеевичем, безусловно, стояла. Как эта проблема разрешалась, я не знаю, но, безусловно, как-то разрешалась. В конце 80-х годов вспыхивает первый в распадающемся Советском Союзе конфликт - между Арменией и родным Виктору Алексеевичу Азербайджаном. До этого времени он не был известен в правозащитных кругах. Но, когда вспыхнул этот конфликт, он показал себя зрелым и взвешенным правозащитником. В то время, как основная часть московской интеллигенции, пользуясь старыми советскими стереотипами об угнетаемой и угнетающей нациях, стала на армянскую сторону, Виктор Попков принял сторону страдающих людей, к какой бы стороне они не принадлежали. Светлана Ганнушкина, руководитель "Гражданского содействия", в штате которого Виктор Алексеевич состоял последний год своей жизни, вспоминает: В 1989-м после моей поездки (в Баку) звонит какой-то человек и говорит: — Вы мне не дадите в Баку контакты? Я вот сейчас еду в Ереван, потом в Карабах, а оттуда в Баку. Я говорю: o Как вы оттуда переберётесь в Баку? o Ну как: через горы. o Но этого нельзя делать, там опасно! o Ну подумаешь! - говорит он. o А как вы пойдете? o Ну как через горы ходят? С рюкзаком. Вот так я в первый раз услышала Витю. И поняла, что имею дело с качественно другим существом. Потому что я бы не пошла одна через горы с рюкзаком. Очень мне стало завидно. Он едет в зону конфликта фактически без всяких полномочий, передвигается между Баку, Ереваном, Степанокертом, пытается разными способами облегчить участь людей с обеих сторон, постепенно зарабатывая авторитет. Там же он объявляет свою первую голодовку в знак протеста против политики армянских властей, не пускающих опекаемую им группу азербайджанских беженцев из села Нювади на армянской территории в оставленные ими дома. Во время грузино-абхазской войны Виктор Алексеевич едет в Сухуми, разыскивает мирных жителей, пропавших во время тогдашних "зачисток", взывает к совести воюющих, убеждая их хотя бы ограничить насилие и, как всегда, не принимает чьей-либо стороны. Однажды он чуть не был расстрелян абхазскими "спецслужбами", принявшими его за грузинского шпиона. Так же он посещал зоны осетино-ингушского конфликта и Молдавию, но обо всех этих поездках очень мало сведений. Он не стремился к публичности своих действий и некоторую известность приобрёл только с началом 2-й чеченской войны. В мае 1992 года Виктор Алексеевич со своими единомышленниками учреждает правозащитно-благотворительное общество ОМЕГА - "Организация миссий этногармонизации". Задача минимум была учреждать миссии этногармонизации в конфликтных зонах. Задача максимум - гармонизировать всё человечество. Устав начинался весьма необычно для юридического документа - с перечисления нравственных ценностей, безусловно признаваемых всеми членами ОМЕГи: — деятельная любовь - к миру, ко всем живым существам, к людям, в том числе заблудшим и падшим, проявляемая, в частности, через возвращение веры в добро, в сердца людей, через их защиту, через помощь им; — неприятие насилия — как физического, так и духовного; — недопустимость осуждения кого-либо кроме себя самого и людей своего кровного или социального круга; — деятельная отзывчивость или совестливость; — праведность - Конфуций сказал: "Храбрец без праведности - угроза государству". И это так. Только стремление к праведности должно ориентировать не на борьбу с людьми, а на совместное с ними преодоление того, что мешает и каждому из нас в отдельности, и всем нам вместе в следовании по пути истины и любви; — мужество; — терпимость - в отношении любых "иначеств" /форм и мыслей/, — терпимость к чужим достоинствам и недостаткам. "На добро отвечай добром, а на несправедливость справедливостью",—это тоже заповедь Конфуция; — терпение - и в перенесении тягот, и в достижении поставленной цели; — стремление, к самосовершенствованию; — доверие - ибо доверие, это соединяющий "цемент", а недоверие это разъединяющая "ржа"; — созидательность - в плане физического и духовного строительства; — открытость - недопустимость сокрытия своих истинных целей, содержательной части своей деятельности; — порядочность - сюда наряду с доверчивостью и уважительностью входит и умение хранить чужие тайны, и крепость собственное слова. Я привел такой большой отрывок из этого Устава, чтобы показать тот высочайший нравственный уровень, который задал себе Виктор Алексеевич. Мне он говорил, что до сих пор считает свою деятельность продолжением деятельности ОМЕГи. Пусть читатель не смущается частым здесь цитированием Конфуция, а не Библии. Религиозный путь Виктора Алексеевича - отдельная тема, которая полностью ведома только ему. В начале своего подвижнического пути он, по всей видимости, придерживался распространившейся в конце 80-х внеконфессиональной религиозности с идеями о равенстве всех религий, об отражении единой истины во всех религиозных и этических системах всех времён и народов. На его книжной полке, наряду с Библией, творениями Святых Отцов и, разумеется, Кораном, стояли и до сих пор стоят и книги по буддизму, и Блаватская, и Рерихи, и Ганди. В Уставе ОМЕГи так разъясняется термин "вектор космического развития": "это, по сути, то направление, на которое с тем или иным приближением указует свет всех религиозных Учений". Вряд ли Виктора Алексеевича можно назвать экуменистом, но вряд ли столь активная деятельность по примирению возможна без элементов экуменизма. По крайней мере, его уважение к исламу, буддизму, разнообразным направлениям христианства не убавлялось, и, само собой разумеется, в своёй миротворческой деятельности он постоянно сотрудничал с духовными лицами из всех этих конфессий. К осознанной вере я пришёл не скажу, что самостоятельно, конечно же, с божьей помощью, но уже в поздние свои годы и исключительно путём любомудрования на темы понимания причин столь с нравственной точки зрения плачевного состояния человечества, причин перипетий нашей российской истории… Разумеется, любомудрование не создало во мне веру, но лишь проявило то, что было заложено в меня Богом, моей мамой и горами - южными отрогами главного кавказского хребта - моим первым храмом, в котором я вырос, в подсознательном гимне - алилуйя Господу - создателю великолепия окружающей меня красоты, творца той душевной теплоты, которой отличались окружавшие меня разноплеменные люди - русские, аварцы, азербайджанцы, армяне, лезгины.. Сформировавшаяся с детства интуитивная вера немало помогла мне в жизни, ограждая от злобы и нетерпимости к ближним моим. Но, понятно, что, будь эта вера осознанной, то, во-первых, мне удалось бы избежать многих из тех спотыканий и падений, что не обошли меня. А, во-вторых, что очень важно, с осознанною верою, с получаемой через неё, через молитвы заступников наших перед Богом, мне было б гораздо легче работать над спрямлением своих кривизн. (Из "Опытов любомудрия").
Виктор Алекссевич Попков в начале 90-х не был даже крещён. В конце 1993 года перед ним остро стала проблема воцерковления. Ему также хотелось обрести мудрого и опытного духовного наставника. Один из знакомых рассказал Виктору Алексеевичу об отце Иерониме - старце и духовнике братии Санаксарского монастыря, который находится в Мордве на реке Мокше в нескольких десятках километров от Дивеева и Сарова - мест, связанных с преподобным Серафимом Саровским. Виктор Алексеевич едет в Санаксарский монастырь и встречается с отцом Иеронимом. Как неожиданный и незаслуженный благодатный дар воспринял я то внимание, с которым ко мне отнёсся батюшка Иероним с первых мгновений нашей встречи. Начать с того, что батюшка, обременённый заботами и о братии монастырской, и о своих многочисленных духовных чадах из мирян, обнял и расцеловал меня, совершенно незнакомого ему человека /тогда даже не крещённого/, как давно ожидаемого своего брата и сына, а потом уделил немало от своего драгоценного времени для выслушивания моей исповеди… А спустя несколько месяцев, в феврале 1994 года, я вновь приехал в Санаксарский монастырь, но уже со всей своей семьёй и батюшка Иероним крестил меня и детей, а с Танюшкой моей обвенчал…
В последнее время он был прихожанином старообрядческой церкви на Рогожском кладбище и перед последней поездкой в Чечню причащался там же. Виктора Алексеевича все привыкли видеть в послушническом одеянии. Благословение на послушничество он получил от митрополита Рафаила, принадлежащего к автономной православной церкви. Все его философские эссе, имеющиеся у меня, подписаны "Зосима-послушник". Отпевали его в Андреевском монастыре Русской православной церкви. ***** В Чечню Виктор Алексеевич Попков поехал в декабре 1994 года, когда стала очевидна неизбежность полномасштабного вооружённого конфликта. До этого он почти не знал чеченцев, и даже у него, как он пишет, было некоторое предубеждение о них, навязанное литературными и обывательскими штампами. До 31 декабря он ездил по городам и сёлам, фиксировал результаты обстрелов и бомбёжек и каждый раз ему казалось, что это и есть максимально возможный уровень насилия, который позволили себе Российские власти. Происшедшее 31 декабря и в последующие дни, - пишет он, - окончательно развеяло какие-либо иллюзии относительно наличия каких-то внутренних ограничений у властей России в отношении масштабов, форм и методов военно-полицейского насилия, применяемого в Чечне… А вот чеченская сторона, совершенно неожиданно для меня, при всём своём незнании норм гуманитарного права вписывалась своими действиями в их рамки как никакая иная из наблюдавшихся мною сторон вооружённых конфликтов.
С 31 декабря по 13 января он находился в подвале "рескома" - бывшей резиденции Дудаева, - ставшей главным штабом чеченского сопротивления. Там же находился полевой госпиталь, лучшая палата в котором была отдана раненым российским пленным. Да и с не ранеными пленными, находящимися там же, обращение было корректным. Виктор Алексеевич пишет, что если пленные оказывались в руках голодных ополченцев, то их положение было незавидным (в смысле питания). Ещё хуже было попавшим во власть чеченских спецслужб, уже по другим причинам. И всё же к основной массе пленных отношение было милосердным и жалостливым. Виктор Алексеевич как мог и сколько мог убеждал чеченцев отпускать своих пленников. И иногда его слово доходило. Девять российских солдат и офицеров из рескома обязаны своим освобождением не чьим-то деньгам, не обмену на уголовников, а всего только слову Виктора Алексеевича. На вечере памяти Попкова, состоявшемся 2 декабря 2001 года выступил один из них - Виктор Мычко, в то время капитан, а сейчас - подполковник. Он говорил, что ехал в Грозный, подчиняясь приказу, что определённой задачи перед их бронеколоной не стояло, что они ехали "как на парад". Когда первый и последний БТР их колонны загорелись, они попытались свернуть в сторону, но далеко уйти не удалось. Когда он очнулся и увидел над собой людей в зелёных повязках, то решил, что конец. Но эти люди отвезли его в подвал рескома на допрос к Масхадову, и Масхадов сразу же дал этим людям нагоняй за то, что раненому человеку прежде всяких допросов не оказали помощь. Он лежал вместе с ещё двенадцатью ранеными пленными в подвале, им всем оказывали ту же медицинскую помощь и те же люди, что и чеченцам, кормили из того же котла, что и всех, тем более, что Масхадов, по его словам, приказал кормить пленных "на убой". Тогда же он и познакомился с Виктором Попковым. Многие высокопоставленные люди предпринимали попытки освободить российских пленных, но именно Виктор Попков, не имеющий никакого статуса, каким-то образом убедил Масхадова это сделать, и девять военнопленных вернулись домой. Виктор Алексеевич был на свадьбе этого человека, и на удивлённые вопросы гостей: "А кто же этот человек с бородой?", жених ответил, что это его спаситель. ***** В первую чеченскую войну Виктор Алексеевич провёл около месяца в чеченском плену. Подробности этой истории плохо известны. Вот отрывок об этом случае из его "Опытов любомудрия" (глава об отце Иерониме): В мае 1995 года молитвами батюшки Иеронима мне было даровано чудесное спасение в ситуации казалось бы совершенно безнадёжной - я был арестован и обвинён в шпионаже лично тогдашним генеральным прокурором Чеченской Республики Ичкерия Имаевым. И, конечно же, когда гибли тысячи, исчезновение ещё одного никому неизвестного человека прошло б совершенно незаметно, но Господь не попустил этому случиться - услышал мои молитвы и сердечное участие во мне батюшки Иеронима, и руками хорошо знавшего меня Хамада Курбанова (тогдашнего представителя Дудаева в России) даровал мне спасение.
Известно, что Виктор Алексеевич, после одной из поездок в Чечню вернулся обритым и остриженным какими-то радикально настроенными чеченцами. Но было ли это в мае 1995 года или в какую-то другую поездку - неясно. Важной акцией, одним из организаторов и участников которой был Виктор Алексеевич, явился материнский марш мира. Несколько десятков человек, в основном матерей погибших солдат, проехали и прошли под антивоенными лозунгами из Москвы в Чечню. Какой-то общественный резонанс эта акция получила. Когда началась бомбардировка Югославии, Виктор Алексеевич пытался, но безуспешно, организовать марш мира из Гааги через всю Европу в Белград. Осенью 1999 года в начале второй Чеченской войны Виктор Алексеевич Попков организовал одну из самых известных своих акций - голодовку солидарности с чеченским народом. Эта акция стала широко известной в правозащитных кругах, была публикация в Новой газете, прошло даже несколько сюжетов о ней в телепрограммах. Виктор Алексеевич написал обращение с весьма необычным заголовком для такого рода документов "Родные чеченские братья и сёстры, мы хотим быть вместе с вами в кошмаре этой жизни". В тексте был призыв услышать иную точку зрения на события в Чечне, горечь от разрастающегося шовинизма, призыв присоединяться к голодовке, как акции солидарности с чеченским народом. Вспоминает один из участников и организаторов этой голодовки Михаил Рощин: Своим лозунгом мы выбрали слова древнерусского князя Александра Невского: “ Не в силе Бог, а в Правде! “ Акцию мы начали проводить возле здания Мемориала у Малого Соловецкого Камня, привезенного с Соловков, где в годы сталинских репрессий находился крупный лагерь для политических заключенных. К этому камню как фундаменту крепились веревками наши транспаранты. За камнем / он выше человеческого роста / можно было укрыться от порывов леденящего ветра, на котором словно паруса трепетали наши плакаты. Рядом со Соловецким камнем мы cделали небольшое укрытие из полиэтилена, напоминающее палатку. Там на небольшом складном столике положили духовные книги и поставили иконы. Мы молились за всех погибших в эту войну, чеченцев и русских, христиан и мусульман. Тем, кто к нам приходил, мы старались объяснить причины нашего поступка, и должен сказать, от многих мы получали поддержку. До сих пор помню женщину, которая приехала на поезде из другого города, чтобы встретиться с нами. Через 9 дней после начала голодовки меня заменил мой друг московский квакер Саша Горбенко. Я просил его принять посильное участие в нашей акции и поголодать, может быть, неделю. Он согласился… и проголодал 43 дня вплоть до дня выборов в Государственную Думу России. Саша влился в нашу акцию просто и естественно. Он считал, что в духовном плане его усилия должны быть востребованы, когда в мире льется кровь, и гибнут беззащитные люди. Результаты нашей работы, конечно, были неясны, но мы думали, что лучше действовать, чем молча смотреть как от нашего имени /имею в виду всех россиян/ совершается преступление за преступлением.
К этой голодовке тогда присоединилось около 10 человек. Виктор Алексеевич продержал голодовку 40 дней, потерял в весе 16 кг, и заканчивал её уже в Ингушетии, посетив лагеря беженцев и выступив по Ингушскому телевидению. Одним из главных результатов голодовки, по его словам, было то, что многие чеченцы, узнававшие о ней, перестали обвинять в творимом над ними насилии весь русский народ. Из Ингушетии, еще не оправившись от голодовки, Виктор Алексеевич едет в Чечню с надеждой встретиться с Масхадовым и предложить ему подписать подготовленные в основной части самим Виктором Алексеевичем документы. Во-первых, это был проект Мирных предложений ЧРИ для России; во-вторых, Заявление ЧРИ о соблюдении Женевских конвенций по методам ведения войны, обращений с военнопленными и т.д.; и, в-третьих, мандат президента Чечни для КОПОРЧ по осуществлению гуманитарной и миротворческой деятельности на территории Чечни, в том числе контроля за условиями содержания российских военнопленных. КОПОРЧ - это Комитет общественного патронирования обязательств России и Чечни, созданный Виктором Алексеевичем в первую чеченскую войну и реанимированный в начале второй. Забегая вперёд, необходимо сказать, что Масхадов все эти документы все-таки подписал. Но путь к Масхадову был долгий. Виктору Алексеевичу не удалось добраться до Масхадова ни в декабрьскую (1999 г.) поездку в Чечню, ни в январскую, ни в февральскую (2000 г.) Но в январе и феврале им были закуплена мука (в основном, на деньги "Гражданского содействия") и доставлена в предгорные сёла Шалажи и Гехи-Чу, куда никакие гуманитарные грузы никогда не доходили. Он распределял её в обход местной администрации, за что глава администрации Гехи-Чу назвал его пособником боевиков. В феврале "Новая газета" публикует материал Виктора Попкова о том, как вышедшие из Грозного чеченские отряды беспрепятственно в течении трёх дней двигались из села в село по открытому шоссе, что федеральная авиация начинала бомбить мирные сёла на их пути сразу же по выходе оттуда этих отрядов. Там же были опубликованы его фотографии с остатками ракет, применение которых российскими военными обычно не афишируется. В марте Виктор Алексеевич едет в Японию, в Токио, потом в Париж где рассказывает о ситуации в Чечне и собирает некоторое количество денег. В середине апреля Виктор Алексеевич снова едет в Чечню и раздает беженцам из полностью разрушенного села Комсомольское, проживающих в Урус-Мартане, муку и деньги. Вспоминает его друг и напарник по этой поездке Станислав Божко: После военных операций федеральных сил жители села остались без крыши над головой, практически без всего, даже без поддержки властей. Мы работали открыто, в тесном сотрудничестве с местным отделом социального обеспечения. Мы оказывали помощь большим семьям, инвалидам и престарелым. Через час после того, как мы начали работать, нас задержали сотрудники УФСБ Урус-Маратана. Местная администрация безуспешно пыталась обвинить нас в оказании помощи боевикам, а затем нас отправили в военный штаб, где нам открыто угрожали. Ближе к вечеру нас отпустили и дали ясно понять, чтобы мы больше не возвращались.
В эту же поездку ему удаётся встретится с Масхадовым. Вот его собственные воспоминания: Помог случай. Меня задержали в комендатуре Урус-Мартана под формальным предлогом отсутствия пропуска для нахождения на территории Чечни, об этом сразу стало широко известно, так как я в тот момент занимался работой по оказанию милосердной помощи беженцам из Комсомольска. И потому, после того, как меня отпустили, на меня почти сразу вышли представители Масхадова, с помощью которого я и был доставлен через все блокпосты в горы на встречу с ним. Встреча произошла в ночь с 22 на 23 апреля в комнате с зашторенными окнами при свете лампочки от аккумулятора. Аслан Масхадов выглядел уверенно, не был осунувшимся. Сопровождал его только один охранник. Поскольку с проектами документов о новой возможной политике Масхадов был уже знаком, мы их практически не обсуждали. Он просто сразу подписал эти документы.
В плане мирного урегулирования, подписанном Масхадовым (а подготовленным Попковым), нет никаких ультимативных требований о немедленном выводе российских войск. В нём предлагается создавать совместные военные комендатуры и следственные бригады по расследованию преступлений обеих сторон под эгидой международных наблюдателей, восстанавливать органы местного самоуправления и государственной власти, а через шесть месяцев: отвод войск обеих сторон в места постоянной дислокации и передача власти гражданским органам - опять же под контролем международных и общественных наблюдателей. На то, что этот план будет принят российским руководством, было мало надежд. Главное, что порадовало Виктора Алексеевича, это то, что Масхадов, подписав мандат для гуманитарной деятельности КОПОРЧ, фактически пообещал ему организовать встречу с российскими пленными. Такие встречи Попков считал принципиально важными не только для пленных, но и для самих воюющих чеченцев. Ведь мировое сообщество признает чеченское сопротивление законным представителем чеченского народа, только если им будут выполняться нормы гуманитарного права. Если же оно выродится в никакими нормами не связанные банды, то никто не будет настаивать на переговорах с бандитами. Виктор Алексеевич берёт большое интервью у Масхадова и оно с некоторыми сокращениями публикуется в "Новой Газете" ***** В мае Виктор Алексеевич едет в Лондон, где встречается с известной актрисой Ванэссой Рэдгрэйв. Она выражает моральную солидарность с его делом и передаёт ему некоторую сумму денег. Из Лондона Виктор Алексеевич едет в Вену, где встречается с ответственным работником ОБСЕ г-жой Вестфельд. Они приходят к тому, что ОБСЕ будет, как сможет, сдерживать российский беспредел, а КОПОРЧ - чеченский. Сначала в июне, а потом в июле Виктор Алексеевич ездит в Чечню, раздаёт около 100 000 рублей беженцам полностью разрушенного села Комсомольское, по-нескольку недель ждет посланцев Масхадова, но так никого и не дожидается. Ему приходится удовлетвориться газетой "Ичкерия", где опубликовано распоряжение Масхадова допускать правозащитников к военнопленным. В августе он встречается сначала в Швейцарии с заместителем министра иностранных дел, а затем в Страсбурге с одним из чиновников от Совета Европы. Они очень заинтересованы в деятельности КОПОРЧ и рады обещаниям Масхадова соблюдать цивилизованные методы ведения войны, но Виктор Алексеевич о никаких реальных делах Масхадова по налаживанию общественного контроля за действиями Сопротивления, кроме газеты "Ичкерия", доложить не может. В сентябре он опять едет в Чечню, добирается до горных районов (там он зафиксировал чрезвычайно бедственное положение населения и запланировал следующую поездку сюда уже с гуманитарной помощью), но опять второстепенные представители Масхадова говорят то о передислокации, то о волне зачисток, и пленных не показывают. После этой очередной неудачи он пишет горькое открытое письмо Масхадову, с намерением опубликовать его в "Новой газете" (так там и не опубликованное). Оно хоть и начинается с обращения "Дорогой брат Аслан", но содержит весьма неприятные для дорогого брата вопросы, а именно, намерен ли ещё Масхадов строить цивилизованное государство? А если да, то почему действия сил Сопротивления до сих пор не доступны никакому общественному контролю? А может Масхадов просто не способен заставить полевых командиров допустить правозащитников к военнопленным? Почему Масхадов не дистанцируется от расправ над гражданскими лицами, которые даже если и совершаются по решению некого шариатского суда, полностью незаконны с точки зрения международного права, потому что не дают возможность обвиняемому защититься? Он так и не дождался от Масхадова ответа, но на мой вопрос в марте 2001 об отношении к Масхадову сказал, что продолжает считать его разумным и порядочным человеком, болеющем за судьбу своего народа. Они были знакомы еще с первой войны и именно Масхадова Попков убедил отпустить девятерых военнопленных. По словам Майрбека Вачагаева, когда Масхадов узнал о смерти Попкова, то сказал, что не по Шаманову, Трошеву и Путину надо судить о русском народе, а по таким людям как Виктор Попков. В декабре 2000 Виктор Попков предпоследний раз поехал в Чечню, добрался до самых отдалённых горных деревень (в общей сложности он посетил их около 20) и раздал там тысячу пар детской обуви, тысячу детских курток, без которых многие дети просто не могли ходить в школу. Так же он раздавал там муку и деньги. Но многие дети были просто больны, а до врачей добраться оттуда просто невозможно. Вернулся он с новым проектом организации мобильных отрядов на Уазиках, состоящих из руководителя, шофера и врача. Эти отряды, по его замыслу, должны доставлять гуманитарную помощь и оказывать медицинскую в самых отдалённых горных районах. В апреле 2001 он и поехал как руководитель первого такого отряда, взяв из Москвы работающую здесь в поликлинике Розу Музарову. Уже на месте он купил Уазик, закупил часть лекарств и нанял водителя. Обстоятельства его расстрела - почти единственное из его жизни, что широко осветили СМИ. Вот более полная и правдивая версия. Виктор Попков, Роза Музарова и водитель Курейш переночевали у матери Розы в Алхан-кале и выехали утром в Грозный. Белая шестёрка на выезде из Алхан-калы не обгоняла их Уазик, как об этом сказано в сообщениях всех информагентств, а спокойно ждала чуть впереди автобусной остановки, на которой в этот момент было много людей. Их Уазик ехал мимо остановки очень медленно. Когда он поравнялся с шестеркой, оттуда раздалась автоматная очередь прямо по сидящему впереди справа Виктору Алексевичу. Часть пуль попала в Розу Музарову, часть в водителя. Все трое сразу потеряли сознание, хотя водитель скоро очнулся. Но шестёрка за это время уехала прямо, благополучно миновав находящийся в 500-х метрах впереди блокпост. Ни водитель, ни Роза Музарова рассмотреть номер и сидящих в машине не успели. Люди на остановке бросились врассыпную. Разумеется, у них можно было бы уточнить номер и остальные обстоятельства, но, похоже, никто следствия не ведёт. Подошедший тут же рейсовый автобус забрал раненых, истекающих кровью людей, но его тут же остановили на этом ближайшем блокпосту и продержали около часа. Надо сказать, что накануне вечером они все втроём проезжали этот блокпост и там у них уже проверяли документы. Врачи разных больниц боролись за жизнь Виктора Алексеевича Попкова почти полтора месяца с 18 апреля по 2 июня но не смогли спасти. ***** Теперь несколько слов о его духовном облике. Очень глубоко и, как я полагаю, правильно говорила в интервью о Викторе Попкове Светлана Ганнушкина: В любые драмы и трагедии, которые разыгрывались у него на глазах и участником которых он оказывался, он умел каким-то образом свою душу погрузить и найти возможность жить дальше, принять жизнь такой, как она есть. Это не значит, что у него была неактивная позиция. Наоборот, она была чрезвычайно активная. Но он пытался разговаривать со всеми, он пытался находить выходы, иногда совершенно невероятные идеи его посещали, тем не менее он действовал, шел, шел и шел. И никогда я от него не слышала каких-то нервных реакций на то, что было вокруг. Вот это спокойствие духа, которое передавалось другим людям, по-моему, было его основной чертой. Это могло быть сожаление и, конечно, возмущение, но не бессмысленное трепание собственных нервов и нервов окружающих. Ощущение безвыходности, по-моему, его никогда не посещало. Его не посещало отчаяние. Это удивительное, удивительное свойство. Проходя через то, через что проходил он, оставаться оптимистом, оставаться человеком, который улыбался ЛЮБОМУ!… Он разговаривал с военными, с солдатами, он всем им улыбался и во всех видел людей. Для него не существовало нелюдя. Очень страшная вещь - деление людей на своих и чужих, и это "чужой" приводит к тому, что с человеком можно делать что угодно. Эту позицию очень четко высказал Буданов: он считал, что находится в тылу врага, и не предполагал, что он тут среди граждан России. А поэтому, значит, можно убивать, насиловать, закапывать в землю... Теперь несколько личных воспоминаний и впечатлений. Сначала о его бесстрашии. Виктор Алексеевич писал: "у человека всегда есть выход, всегда есть возможность не поступаться совестью, действовать не из страха потерять что-то в этой жизни, а из нежелания потерять себя перед Богом, пойдя против Его воли, Его заповедей". И как он понимал эту волю и эти заповеди, так и пытался жить. Но каково ему было видеть, что никто вокруг так эту волю и заповеди не понимает и так не живёт? Мне кажется, он был очень одинок. И не мог не быть очень одиноким. Ведь в России десятки миллионов противников войны. Что-то делают для её остановки едва ли несколько тысяч. Ездят в Чечню с миротворческими и гуманитарными миссиями меньше сотни. А добирается до Масхадова только один - Попков. Тоже самое и с гуманитарной помощью. В основном, она попадает в лагеря беженцев Ингушетии, некоторая часть - в Грозный и районные центры, до горных, самых бедных сёл её довозит только Попков. В некрологе Мемориала была запомнившаяся многим фраза: "Мы никогда не будем такими как он". Как это не печально, но скорее всего это правда. В среде правозащитников Виктор Алексеевич не всегда находил понимание. На чрезвычайном съезде в защиту прав человека ему, насколько я знаю, не удалось выступить. Он предлагал, чтобы происходящие насилие над чеченским народом съезд квалифицировал как геноцид, но не нашёл взаимопонимания. Среди старообрядцев у него, похоже, тоже было не много единомышленников. Я слышал, что посещающие Рогожскую церковь казаки были, мягко говоря, далеко не в восторге от его "прочеченской" деятельности и не желали, чтобы он посещал эту церковь. Наше общение происходило на фоне событий вокруг НТВ. На моё замечание, что команда НТВ делает только 15% того, что могла бы делать против войны, он ответил, что и 5% не делает. Что они начали осторожную критику очень поздно и только тогда, когда их имидж объективности, приверженности демократическим ценностям мог быть окончательно подорван. Его самого по НТВ не показывали и не приглашали. После встречи с Масхадовым он давал пресс-конференцию в Институте прессы, на которую почти никто не пришёл, и, разумеется, никто не показал. После декабрьской 2000 года поездки по горным селам он тоже, но уже не сам, давал какую-то пресс-конференцию, маленький сюжет о которой я видел в новостях REN-TV. Однажды я стал свидетелем его ответов по телефону на социологическую анкету. Он, в частности сказал, что по телевизору смотрит только новости НТВ, из газет читает только Новую и, иногда, Общую, что денег в доме всегда хватает, правда одежду они носят только из "Секонд-хенда". С интернетом Виктор Алексеевич был знаком плохо. На Кавказ-центр несколько раз заходил и ничего хорошего сказать не мог. Его возмущало, что Россию там называют не иначе, как Руснёй. Как-то я ему сказал, что существует масхадовский сайт "Чечен-пресс", и на нём вице-премьер ЧРИ Ахмед Закаев часто выступает против ваххабизма и настаивает, что мы ведём национально-освободительную борьбу, а Кавказ-центр пытается представить нашу борьбу, как борьбу христианства с исламом. Виктор Алексеевич очень живо прореагировал, сказал, что это очень важно, что эти выступления надо зафиксировать. О Мовлади Удугове он говорил, что не верит в искренность и чистоту намерений комсомольского работника, заведующий идеологической работой сначала в обкоме комсомола, а потом в исламской Шуре. О Басаеве он говорил, что можно надеяться на пробуждение в нём гуманных качеств. В неопубликованной статье "Жизнью одних оплачиваются преступные интересы других" он пишет, что "Басаев был принципиальным противником тактики выжженной земли в Абхазии, противником войны с мирным населением". Он записал и намеревался когда-нибудь опубликовать историю, рассказанную ему однокурсником Басаева по Московскому институту землеведения. Эта история о том, как Басаев влюбился и, не решаясь подойти к предмету своей любви, написал пол-тетрадки стихов. Сосед по комнате в общежитии случайно выкинул эти листы со стихами, а взбешённого Басаева легко успокоил словами, что ценные ему стихи должны были остаться в его голове. В заключении я хочу привести одну цитату из статьи Виктора Попкова, хорошо отражающую его мировоззрение: "Известно, что только от доброй воли конкретного человека зависит, сможет ли он утвердить царство Божие внутри себя, сможет ли он прийти к внутренней гармонии, поднявшись над внешними обстоятельствами, обидами и "несправедливостями". Но точно так же царство Божие на земле может быть построено при наличии соответствующей соборной воли и в рамках отдельно взятой общности людей, в том числе полиэтничной, поликультурной и даже поликонфессиональной общности; в том числе даже в условиях распада и греховного падения остального мира. Собственно, содействие возникновению таких духовных общностей, является одной из важнейших конечных целей всего известного нам исторического процесса и одновременно непременным начальным условием грядущего рождения и развития человечества как единой духовной целостности. Судя по всему, мы вплотную подошли к временам этих предопределённых событий и очень хотелось бы помочь достойно преодолеть испытания этих времён как можно большему количеству людей вообще, так и как можно большему числу своих сообщников по национальным, этническим и культурным общностям в особенности".
Ярослав Головин. P. S. Однажды летом 1998 года около моей станции метро "Кузьминки" моё внимание привлёк необычный человек с большой седой бородой, в потёртой одежде и на велосипеде. Он остановился у ларька, что-то купил и поехал дальше. Я бы, конечно, не запомнил его, если бы необычным в нём была только его борода. Но у него на майке спереди было написано "Я - лицо кавказской национальности", а сзади "Товарищ сержант! У меня есть московская прописка". Я почти забыл об этом и, во всяком случае, никогда не соотносил виденного мной давно и мельком человека с Виктором Попковым. Уже после того, как я написал эту биографию, я перечитывал "Опыты любомудрия". В Этюде VI Виктор Алексеевич упоминает о том, что надел майку с этой надписью в знак солидарности с "унижаемыми властями Москвы нашими братьями из южных республик". |
