Виктор Попков

Валерий Борщёв о Викторе Попкове.

Беседовал Ярослав Головин.

С Виктором Попковым я познакомился в декабре 1994 года. Я входил тогда от фракции "Яблоко" в делегацию уполномоченного по правам человека, а уполномоченным по правам человека был тогда Сергей Адамович Ковалёв. Мы приехали в Грозный, а Виктор Попков там уже был. Мы с ним постоянно общались, обсуждали ситуацию, обсуждали, что нам удалось сделать... А удавалось сделать вообще-то не мало.

Мы вели переговоры с правительством Чечни, мы вели переговоры с самим Дудаевым. Диалог с Дудаевым был не лёгким (там, кстати, Виктора не было). Но результат был положительным. Мы подготовили протокол переговоров. Мы настояли на встрече с пленными российскими военнослужащими. На протяжении всей этой деятельности мы постоянно встречались с Виктором и обсуждали наши действия. Я тогда почувствовал особую близость с Виктором. Ведь тогда люди по разным причинам стали заниматься проблемами Чечни. У многих был или элемент политического расчёта, или элемент какой-то внутренней агрессии. А у Виктора было то же, что объединяло и нашу делегацию - искреннее желание остановить кровопролитие, не допустить кровопролития. Все мы осознавали, что если война начнётся, то остановить её будет очень и очень трудно. Чеченцы были готовы содействовать предотвращению войны и шли нам навстречу. В результате наших переговоров с Джохаром Дудаевым мы подготовили протокол, который Сергей Адамович Ковалёв отвёз в Москву, и в этом протоколе был снят тезис о выходе Чечни из состава России. А когда мы начали выяснять, чего собственно хотят люди в правительстве Чечни, то оказалось, что они хотят меньше того, чего хочет, например, Татарстан. Возможность решения чеченской проблемы политическим путём абсолютно очевидна. Чеченцы были готовы идти на компромисс. Более того, по крайнеё мере, городское население Чечни было против выхода из состава России. И они также не хотели войны. Это был благоприятный момент, когда войну было можно остановить. В этом смысле наша группа, группа Ковалёва и Виктор Попков были едины.

Если встречи нашей делегации носили, в основном, официальный характер, то Виктор постоянно разъезжал по республике. Собравшись вечером мы обсуждали ситуацию, выясняли что-где происходит, сверяли своё представление о процессах. Эти встречи объединили нас, как единую, монолитную команду.

Вы знаете что-нибудь о том случае, когда Виктор Попков освободил раненых российских солдат из дворца Дудаева? Это было в январе 1995 года.

Да знаю. Этим занимались многие из нас. Я тоже однажды с белым флагом вывел большую группу женщин и детей в районе вокзала. Шла перестрелка и эти люди были обречены на смерть.

Во дворце Дудаева мы были 31-го (декабря - Я.Г.), а 2-го (января 1995года - Я.Г.) мы уже ушли оттуда. Мы жили в центре города в квартире на улице Красных фронтовиков. Потом в нашу квартиру попал снаряд и мы уже дальше там не могли жить. Мы перешли в подвал в том же дворе. Там уже жили пенсионеры, женщины, дети - в основном русские. В этом месте мы оказались в изоляции и к нам пройти было невозможно.

Наше влияние и влияние Виктора действовало на чеченцев достаточно смягчающе. И среди чеченцев хватало людей, готовых действовать достаточно жёстко, но тогда ещё побеждала логика, что не надо множить жестокости, может удастся остановить войну. Надеждой, что удастся остановить войну жили многие. И на Виктора, и на нас тогда смотрели с этой надеждой.

Еще до штурма Грозного мы побывали в военных частях и военные нас спрашивали: "Что нам здесь делать? Это вы - политики должны всё решить!" То есть и военным эта война совсем не улыбалась. Всё можно было решить мирным путем. Сергей Адамович Ковалёв пытался объяснить это Ельцину. Шестого января он был уже у Ельцина и довольно долго с ним об этом говорил. Ельцин молча слушал его, а потом сказал: "Не время!"

Да, нам не удалось остановить войну. Но мы показали, что есть иной способ решения чеченской проблемы. И мы показали это делом. Мы подготовили протокол переговоров и мы удостоверились, что в чеченском правительстве есть люди, которые выступают за мирный, политический путь решения проблем.

Виктор очень сильно действовал на чеченцев. Мы были депутатами и нас воспринимали больше как политиков. А Виктор со своей внешностью, со своей манерой говорить даже самых агрессивных людей обезоруживал. Они слушали его доводы и разговор получался.

Потом и я и Ковалёв много раз ездили в Чечню по разным поводам. Виктор действовал по своим каналам. И это правильно. У него была своя миссия. Но, когда мы собирались на телевизионные передачи, на дискуссии, мы всегда садились рядом и опять ощущали себя единой командой. Конечно, различия в деталях всегда было, но это и понятно: ведь универсального решения чеченской проблемы никто не знает.

Но был случай, когда в Чечне Виктора в качестве угрозы, в качестве острастки постригли наголо. Вы знаете этот случай?

Я знаю о двух случаях. Однажды он около месяца сидел в чеченской тюрьме (якобы он шпион ФСБ), и как он говорил, его лишь чудом отпустили, потому что о его задержании узнал представитель Дудаева в Москве. А то, что его обрили - это второй случай. И я не могу ни у кого узнать, то ли это всё было вместе, то ли это два разных эпизода?

По-моему, это был один случай. Сейчас я уже забыл того полевого командира, к которому он попал...

Я ни у кого не сумел узнать.

Я вспомню... Он мне говорил. И он говорил, что этот командир почему-то к нему лично относился очень неприязненно.

Тогда многие в Чечне стали заболевать этой паранойей... Будто всюду ФСБ, везде агенты ФСБ... На войне это естественно. А по отношению к Виктору, конечно, такие обвинения были нелепы. Я видел его подстриженным. Он приходил тогда ко мне в Думу и рассказывал об этой ситуации. Беззлобно рассказывал. Хотя можно догадываться, что обращались с ним явно не гуманно. Я думаю, у тех людей не укладывалось в голове поведение Виктора. Ведь он был настоящий гуманист. И его гуманность и милосердие распространялось на обе стороны. Он не был избирательным. Если кто-то нуждался в помощи, то все политические моменты отступали на второй план. Это не укладывалось в политизированном сознании некоторых воюющих чеченцев и тогда возникали такие подозрения. Но такие же подозрения были и со стороны федеральных войск. И оттуда на него тоже иногда смотрели косо. Прямых обвинений я не слышал, а разговоры, что он защищает людей, которые не достойны этой защиты, а достойны самой суровой кары, были. Да это и нам часто говорили.

Деятельность Виктора была не только гуманистическая, но и религиозная. Он был послушником в монастыре. Мы знали, что он хочет постричься в монахи. Это было непросто в связи с его семейным положением. Но по духу своему он конечно был как монах. Я со многим людьми общался, которые занимались Чечнёй. Он из этой среды выделялся разительно. Все остальные искали какие-то политические решения. Для Виктора был всегда характерен духовно-нравственный подход. Такой подход был вернее всех остальных. Ведь часто политические страсти могут увлечь и подтолкнуть к неверному решению. Общение с Виктором, поэтому, часто помогало мне.

Вы знаете, что он крестился только в 1994 году, и когда он попал на первую чеченскую войну, то был только полгода как крещён? А между войнами перешёл в старообрядчество? Вы на эту тему с ним говорили?

Да! Да! В начале, когда я узнал, что он крестился недавно, у меня была некая настороженность. Неофиты - это совершенно особенный народ. Неофиты часто страдают большим ригоризмом, большим максимализмом, отсутствием широты. У Виктора комплекса неофита я не видел. Я думаю, что это был человек, избранный Богом для монашеской жизни. Потом я быстро забыл, когда он крестился. Я воспринимал его как человека очень духовно зрелого. По общению с ним я чувствовал в нем человека, духовно подошедшего к этому этапу жизни, готового к принятию монашества. Монахи часто хотят уйти из этого мира... Мол он такой ужасный... У Виктора нет. Что меня в нём всегда привлекало, это то, что он делатель. Миротворец и делатель. Он от мира не уходил. Он просто влезал в эпицентр болезни нашей страны - чеченскую войну. Это удивительный пример с точки зрения духовного процесса: когда человек, обладая качествами монаха, от мира не отдаляется, а занимается его проблемами. Причем такой проблемой, где трудно сохранить спокойствие, равновесие: когда избивают людей, течёт кровь, кипят страсти такое спокойное, сбалансированное отношение невозможно. Конечно, какие-то страсти у Виктора тоже были. Особенно, когда мы участвовали в каких-то дискуссиях. В полемике он мог высказывать какую-то крайнюю точку зрения - особенно в защиту чеченцев.

В мае 1999 года Виктор Алексеевич возродил КОПОРЧ, которую создал ещё в первую войну. Подписали обращение о возобновлении деятельности КОПОРЧ многие, а работал фактически он один. Как вы считаете, почему ему всегда нужна была своя организация? Почему он не входил в более мощные организации - "Яблоко", "СПС", "Мемориал"?

Ну, это понятно. У него был свой индивидуальный взгляд. Этот взгляд часто отличался от того, как думал Ковалёв, Орлов или я. Меня это никогда не смущало. В нашей среде, среди правозащитников это нормально. Но все мы были единомышленниками в том, что война это зло и её надо остановить.

Вы наверное знаете, что в начале 2-й войны он встречался с Масхадовым. Он тогда подготовил проект мирных предложений Чеченской республики, которые Масхадов подписал. Попков привёз эти предложения в Москву, устроил пресс-конференцию, но на неё мало кто пришёл и почти никто не написал. Об этих мирных предложениях никто так и не узнал. Стоило ли ему этим заниматься?

Безусловно, стоило. Да, интереса к мирному решению чеченской проблемы в обществе почти не было. Но то, что начал делать Виктор, продолжили другие правозащитники. В итоге Кремль, скрепя сердце, соглашается, что надо вести переговоры. Я считаю, что миссия Попкова имела положительный результат. Ведь очень часто результат сиюминутным не бывает.

07 июня 2001 г., Новые Известия

Он пытался остановить войну...

Зоя Светова

Сегодня на Николо-Архангельском кладбище в Москве состоятся похороны Виктора Попкова. Несколько дней назад (2 июня 2001 года) “Новые Известия” писали о том, что тяжело раненный в Чечне Виктор находится в Красногорском военном госпитале имени Вишневского и что на его лечение нужны деньги. Но он умер, так и не приходя в сознание, вечером 2 июня. Кто же такой был Виктор Попков?

Он называл себя координатором Международного комитета общественного патронирования обязательств России и Чечни. Эту организацию он создал после окончания первой чеченской войны. Когда началась вторая война, он объявил покаянную голодовку, пытаясь привлечь внимание к тому, что происходило в Чечне. С 29 октября по 11 января 1999 года в Малом Каретном переулке около здания, где располагается общество “Мемориал”, можно было видеть высокого седого человека в черном старообрядческом одеянии. К нему подходили люди, он терпеливо объяснял им, почему он стоит здесь днем и ночью и чего он хочет. Он предлагал всем, кто против новой начинавшейся в Чечне войны, подписаться под документом, который он составил. Вместе с Попковым несколько недель держал голодовку и востоковед Михаил Рощин: “Виктор был настоящим миротворцем. Он окончил журфак, работал на Камчатке. Когда начались события в Карабахе, поехал туда как журналист, потом были Абхазия, Чечня. Во время первой чеченской войны он целый месяц провел в чеченском плену. Потом его отпустили. В январе 1995 года во время штурма Грозного находился в президентском дворце и уговорил Аслана Масхадова освободить нескольких российских солдат и офицеров”.

В апреле 2000 года Виктор Попков еще раз встречался с чеченским президентом, который передал ему мирные предложения для российского правительства.

“Масхадов признает, что несет полную ответственность за все происходящее, — рассказывал Виктор свои впечатления о встрече с ним. - Подтверждением того, что это не просто слова, является подписанный им уникальный документ с призывом учредить мемориальный комплекс в память обо всех жертвах “горячих точек”. Памятник всем, кого мы не уберегли: чеченцам, русским, абхазам, грузинам. Кроме того, Масхадов пообещал мне показать списки военнопленных и предоставить международным наблюдателям возможность с ними встретиться, вне зависимости от того, где они содержатся и под властью какого командира военных сил Ичкерии находятся”.

Российские власти не откликнулись на мирные предложения Масхадова, денег на строительство мемориального комплекса в память о жертвах “горячих точек” собрать не удалось, международные наблюдатели в Чечню не поехали. Но Виктор Попков продолжал свою деятельность, он развозил гуманитарную помощь и лекарства, стараясь попасть в те места, куда не приезжают представители международных организаций. Возвращаясь в Москву, он рассказывал о том, что видел в Чечне, писал статьи, выступал на митингах.

Его деятельность не все понимали и принимали. Мне довелось однажды быть экспертом Фонда Сороса и отбирать проекты для программы “Горячие точки”. К моему большому удивлению, проект Виктора Попкова был отклонен: большинство экспертов посчитали, что он “своей деятельностью может скомпрометировать работу Фонда Сороса”. Предпочли выделить деньги на научные конференции, посвященные миротворческой деятельности. Как видим, Виктор Попков нашел возможность ездить в Чечню и без Фонда Сороса. Он ездил туда по своей собственной воле, его туда никто не посылал и он ни перед кем не отчитывался. На блокпостах его всегда пропускали, принимая за священника (три года назад он крестился в старообрядческой церкви и являлся советником митрополита Русской Православной старообрядческой церкви Алимпия).

“Мы жили вместе с Виктором в подвале в Грозном. В декабре 1994 года, — вспоминает о нем один из российских журналистов.— Мы называли его “кудесником”. Представьте себе: сумасшедший дом, первые бомбежки Грозного, и идет человек в светлом плаще, в руках у него портативная пишущая машинка и рукопись “Теория гармонизации социума”.

Несмотря на внешний вид человека “не от мира сего”, Виктор Попков прекрасно разбирался в тех процессах, которые происходили в Чечне, и понимал, что начать переговорный процесс будет чрезвычайно трудно: “Партизанская форма сопротивления может привести к созданию так называемого подполья, где будут действовать немногочисленные профессиональные террористические организации, состоящие из людей, которые крайне ожесточены, - говорил он. — У этих людей изменилась психология: они считают, что даже те беженцы, которые находятся в палатках, — предатели. Себя же они считают вправе вершить чужие судьбы, потому что без остатка отдались “борьбе с захватчиками”. Чем дольше будет длиться военное противостояние, тем дольше чеченцы будут находиться в изоляции от внешнего мира. Страшно не только военное подавление и сопротивление, но и то, что за ними все больше будет утверждаться клеймо бандитов и террористов и им будет все труднее достучаться до мирового сообщества и вступать в какие-то контакты”.

Что же делал в Чечне Виктор Попков? Он пытался остановить войну. Его же остановили те, кто ненавидит миротворцев.

Комментарий Головина Ярослава:

В статье Зои Световой есть неточность. Масхадов не передавал Попкову свои мирные предложения. Он подписал мирные предложения, подготовленные и привезённые самим Попковым.

12 - 18 июня 2001 г., Московские Новости №24

Послушник кавказских войн

Умер правозащитник Виктор Попков, в упор расстрелянный в Чечне полтора месяца назад. С его смертью Россия потеряла еще одну возможность урегулирования чеченского конфликта

Юрий Васильев

Первый и последний раз корреспондент "МН" увидел Виктора Попкова на съезде правозащитников в Москве в январе. Не заметить Попкова было невозможно: монашеское одеяние, огромная борода - и твердая правозащитная позиция по Чечне, которая им высказывалась при любом удобном и неудобном случае, но с убийственными фактами и цифрами на руках. Особенно ярок он был на последнем заседании, когда коллеги отказались признать происходящее в Чечне геноцидом - абсолютно пассионарный, неистовый: "Там происходит именно геноцид, и говорить о чем-то ином - это преступление".

— Виктор, успокойтесь, - взывали к нему с трибуны функционеры-правозащитники, не все из которых и в Чечне-то были. - Съезд принял решение, сядьте, Виктор. Ваше время истекло!

К сожалению, в последнем они оказались правы. Через неполных полгода после съезда, в прошлый четверг, старовера-послушника Виктора Алексеевича Попкова отпевали в московском Андреевском монастыре. Священник определил причину смерти кратко: "Оставил нас в силу тяжелых обстоятельств". В переводе с церковно-славянского в данном случае это означает несколько пуль из автомата (одна из них в голову) в пятистах метрах от блокпоста близ Алхан-калы; битва за его жизнь в Грозном, Владикавказе и Москве; недели комы. И, шире, больше чем десять лет поездок на Кавказ - Карабах, Абхазия, первая и текущая Чечня - с гуманитарными грузами: хлебом, лекарствами... Так что батюшка прав: обстоятельства - тяжелее некуда. И смерть - одновременно и мученическая, и подвижническая.

"ЧЕРНЫМ МУКУ ВЕЗЕТЕ?!"

Первый раз Виктор приехал в Грозный в декабре 1994-го - за двадцать дней до новогоднего штурма. В последней, вышедшей уже после смерти в газете "Грозненский рабочий" статье Попков вспоминал: "Пока перспектива работы в Чечне носила гипотетический характер, она не вдохновляла". Однако Виктору все же пришлось заняться своими обычными на воюющем Кавказе делами: наблюдением за тем, чтобы война шла по правилам, и доставкой гуманитарной помощи.

Слово "гуманитарная", кстати, Виктор не жаловал: предпочитал заменять на "милосердная". Милосердие его распространялось не только на мочимых, но и на мочителей: первым Попков вез по горам продовольствие, вторых вынимал из зинданов - около двух десятков захваченных боевиками солдат вернулись с первой войны домой благодаря Виктору.

Предпоследнюю поездку, в апреле 2000-го, Попков осуществил в Урус-Мартановский район, село Гехи-Чу: туда прибились беженцы из снесенного войной и лично людьми генерал-лейтенанта Владимира Шаманова села Комсомольское. Привез Виктор туда два "КамАЗа" муки и пятьдесят тысяч рублей; как раз по мешку и две сотни на семью вышло. Проблем возникнуть было не должно: все документы, вплоть до согласований с районными социальными службами, наличествовали. Однако службы к нему придрались - только не социальные, а специальные.

— Нам перед поездкой говорили, что гуманитарная помощь в последнее время стала одним из источников дохода для "федералов" в Чечне, - вспоминает Станислав Божко, с которым Попков тогда возил помощь. - Мы не поверили - ну и попали в Урус-Мартановское ФСБ. Там вполне искренне удивились: "Вы что, специально для "черных" муку привезли?! Вы же русские!" Не стал Виктор объяснять им про "несть эллина и иудея"... Что нас от неприятностей спасло: кто-то из ОБСЕ должен был к беженцам приехать, поэтому от нас отстали. Только сказали на прощание без протокола: "В следующий раз приедете, тогда и поквитаемся". Я не смог в этом году - а Виктор поехал, на "УАЗе" с лекарствами для чеченских больниц. И вот как вышло...

АУДИЕНЦИЯ

От той, годичной давности поездки Попков ожидал большего, нежели выполнения обычной для него миссии. Возглавляемый Виктором Комитет общественного патронирования обязательств России и Ичкерии (КОПОРИ) подготовил для Аслана Масхадова список мирных инициатив: совместная борьба с чеченской преступностью, участие в конфликте международных наблюдателей, международный же статус войны в Чечне...

Ожидания оправдались с лихвой. Попкова нашли люди Масхадова, вывезли в горы для трехчасовой беседы. В результате документы были подписаны чеченским президентом безо всяких правок. Более того, по приезде из Чечни на пресс-конференции Виктор объявил во всеуслышание: "Мы (с Масхадовым. - Ред.) договорились о том, что полные списки военнопленных будут мне предоставлены в следующий приезд, так же как и возможность для встречи с ними". Скорее всего количество конкретных имен захваченных боевиками "федералов" в списке Масхадова сильно бы отличалось от цифр "без вести пропавших", изредка вынимаемых на всеобщее обозрение федералами.

ИДЕАЛЬНЫЙ ПОСРЕДНИК

Сейчас становится очевидно, Попков, логически закруглив свою миротворческую деятельность визитом к Аслану Масхадову и подписью чеченского президента на подготовленных Попковым со товарищи мирных инициативах, вышел на совершенно иной статус, нежели милосердный ездок с хлебом и медикаментами: гражданский посредник. Причем такой, что захочешь - лучше не придумаешь и тем более не отыщешь: не "черный", не "федерал", не депутат, не бизнесмен, не участник боевых действий - короче, человек, не замазанный войной и властью, будь она политической, "полевой" или финансовой. Чистейший радикальный правозащитник, безупречно порядочный по отношению к обеим высоким - то есть довольно низким по поведению в данной войне - договаривающимся сторонам. "Договаривающимся" - это, конечно, в том случае, если переговоры нужны всем.

Говоря проще, Виктор Попков стал идеальной фигурой для того, чтобы при его посредничестве потихоньку начать движение к гражданскому миру. И совсем неудобной, если окончание войны в Чечне в планы воюющих не входит.

ОТСТРЕЛ МИРОТВОРЦЕВ

К сожалению, за дополнительными примерами далеко ходить не надо: на следующий после похорон Виктора день в Махачкале попытались взорвать дагестанского министра по национальной политике, информации и внешним связям Магомедсалиха Гусаева. Миннац этой крайне многонациональной кавказской республики Гусаев возглавляет десять лет. В столице Дагестана министра чтят среди прочего, как классного переговорщика, который около двух лет назад предотвратил превращение локального "ботлихского" сценария-99 в полноценный чеченский с вполне конкретными антитеррористическими последствиями для республики. Слава богу, Магомедсалих Гусаев жив и относительно здоров. Однако триста граммов предназначавшегося ему тротила вовсе не похожи на повод для благодушия: по всему, подлинным миротворцам на Кавказе сейчас не место.

Некоторые правозащитники сравнивали "масхадовский поход" Виктора Попкова с миссией пастора Шлага - с той разницей, что последний не получил пулю. Сравнение в целом верное. А кто убил послушника - не так важно: свои "ястребы", которым его смерть на руку, присутствуют в изобилии по обе стороны фронта кавказской войны. Заметим лишь, что самая распространенная версия: якобы боевикам Арби Бараева, которого многие подозревают в связях с федеральными спецслужбами, понадобился "уазик" Попкова, с трудом выдерживает критику, потому что угон машины даже в Чечне убийствами сопровождается очень нечасто. Важнее знать, что Виктора фактически добили на российском блокпосте - когда его, истекающего кровью, не пропускали к больнице около часа. Говорят, решали что-то, утрясали. Не исключено, что на повестку встал этнический вопрос: вместе с Попковым была ранена женщина-врач "чеченской национальности", которой также требовалась хоть и менее неотложная, но помощь...

До грозненской больницы №9 (именно туда изначально направлялся "уазик" послушника с лекарствами на борту) раненый Попков все же добрался - поздно, как оказалось в конце концов.

КЛАДБИЩЕ

В прошлом году у Виктора умерли отец и старший сын. В этом из мужчин рода Попковых остался только восемнадцатилетний сын Виктора - Теодор, Тео. Худой юноша, теперь очень похожий на отца: Попкову еще в госпитале сбрили бороду.

— Будем поднимать его, семье нужен кормилец, - заметил Станислав Божко. Женщины, жена Татьяна и дочка Уля, в ступоре стояли рядом. Им говорили: "Вы должны быть счастливы, что у вас был такой муж и отец"; они не слышали.

Тео смотрел на отца, не отрываясь. Справа три девушки запели "Со святыми упокой"; слева одинокий буддист, ходивший с Виктором в марш мира от Москвы до Грозного, тянул бесконечное "ом-м-м" под мерный стук принесенного им ритуального барабана.

Третий звук - ливень - вступил ровно в момент, когда гроб Попкова опустили в могилу.

Отцу Тео и Ули через несколько дней должно было исполниться пятьдесят пять.

Комментарий Головина Ярослава:

Очень простые выводы автора, - о том, что урус-мартановские фээсбэшники в прошлый приезд угрожали Попкову, а в этот привели угрозу в исполнение, - построены на абсолютно неверных посылках. Дело в том, что Виктор Попков, после апрельской 2000 года поездки, когда случился этот разговор, ездил в Чечню и благополучно возвращался ещё четыре раза и только пятая поездка закончилась трагически (подробнее - в его биографии). Разумеется, он идеальный посредник, но, к сожалению, никакая из сторон прибегать к его посредническим услугам за последние пять поездок не желала. Он очень желал ещё встретиться с Масхадовым, но, похоже, этого не желал Масхадов. Поэтому никакого смысла расстреливать его как возможного посредника не было.

Майрбек Вачагаев о Викторе Попкове.

Опубликовано на сайте Чечен.Орг 30 ноября 2001 года

Такие люди долго не живут, их век всегда не долог. Уходя, они оставляют нам память и дела.

Виктор Алексеевич в Чечне был еще с той войны, и многие чеченцы, не понимали седовласого не по годам старца. Рядом российские войска убивали граждан Чечни, а здесь, вместе с ними, их боль и трагедию пытался разделить неизвестный русский.

Исключительно словом и своими делами он заслужил авторитет. То, что не удавалось сделать даже местным жителям, ему удалось за не полный год в Чечне.

Именно благодаря ему Чири-юрт, окруженный войсками генерала Шаманова в 1996 году избежал уничтожения. Став посредником между жителями и генералом, ему удалось договориться и с военными руководителями Чечни, которые в обмен на ультиматум Шаманова, выдали через Попкова 9 пленных российских солдат.

В эту войну Виктор Алексеевич, с самого начало, оставив свой дом и родных, надо отметить - больных членов семьи, устремился туда, где он считал, что будет нужен больше чем в Москве.

Незадолго до его смерти, он встречался с Асланом Масхадовым, Президентом ЧРИ, во время которой Аслан попросил его не рисковать собой, и предупредил, что не следует раздражать российских военных, что сегодня любой, кто осмелится помочь или пожалеть чеченцев, воспринимается ими, как враг России. На что Виктор Алексеевич ответил, что он меньше всего думает о том, что о нем скажут, его больше волнует, как помочь людям, что сделать, чтобы облегчить участь многострадального чеченского народа.

Когда в телефонной беседе я передал Президенту Аслану Масхадову, что Попков скончался от полученных ран, то он сказал, что "... именно он является олицетворением русской души, и о русских надо иметь представления через взгляды и убеждения Виктора Попкова, а не через Путиных, Шамановых и Трошевых".

Трудно, не согласиться, что именно Виктор Попков и его сотоварищи, единомышленники, являют собой тот мостик между нашими народами, чеченцами и русскими.

ДОКЛАД НА КОНФЕРЕНЦИИ “25 ЛЕТ МОСКОВСКОЙ ХЕЛЬСИНКСКОЙ ГРУППЕ”

о Викторе Попкове и его программе помощи населению горных сел Чечни.

Виктор Попков, правозащитник и миротворец, был очень тяжело ранен в Чечне 18 апреля. В него стреляли из автомата, и когда шофер, тоже раненый, вез его в больницу, машину еще целый час продержали на блокпосту, несмотря на то, что люди в ней истекали кровью. Была также тяжело ранена Роза Музарова, врач, которая работала в этой поездке вместе с Виктором.

Кто и почему стрелял в Виктора Попкова – можно пока лишь предполагать, но очевидно, что стреляли именно в него. Конечно, его миротворческая деятельность раздражала представителей обоих воюющих сторон. Но и раздача Виктором гуманитарной помощи в чеченских селах тоже подчас вызывала злобу властей. Когда в феврале прошлого года Виктор завез помощь в разбомбленное село Гехи-Чу, глава администрации этого села назвал Виктора пособником боевиков. Почему? А потому, что Виктор раздавал деньги и продукты беднейшим семьям, которые остались без домов, в которых голодают старики и дети, а местную административную элиту при этом обошел, и списки на распределение помощи составлял не с помощью администрации, а с помощью местных активистов. Когда в апреле прошлого года Виктор раздавал денежные пособия беженцам из Комсомольского в Урус-Мартане, (а эти люди остались без домов и без имущества), его задержали сотрудники ФСБ и продержали около трех часов. Собралась большая толпа людей, которая ждала и требовала его освобождения. Виктор вспоминал об этом задержании как о чем-то незначительном, но вместе с ним в той поездке был Станислав Божко, и вот он говорит, что во-первых сотрудники ФСБ им сказали: “Если бы не эта толпа, мы бы вас расстреляли”, и во-вторых ясно и четко прозвучала угроза в адрес Виктора: только попробуйте еще здесь появиться … Но, несмотря на эти угрозы, Виктор ездил и ездил в Чечню. В январе этого года он раздавал помощь в горных селах, и опять же ему угрожали и дважды предупреждали о готовящихся на него покушениях.

Я хочу подробнее рассказать о последней поездке Виктора и о той работе, которую он не успел сделать. Зимой Виктор Попков провел больше месяца в горных селах Чечни, и его ужаснуло положение жителей этих сел, особенно социально незащищенных (женщин с малолетними детьми, стариков). Все население Чечни сейчас бедствует, но горные села – особенно. Там идут боевые действия. Бесконечные зачистки, грабежи, задержания для фильтрации, бессудные расстрелы – это там повседневность. Безработица – общая беда Чечни. Но если из равнинных сел Чечни жители имеют возможность выезжать в поисках пропитания в районные центры или за пределы республики, то отсюда, с гор, выезд крайне затруднен. Горные земли, и без того скудные, обрабатывать стало невозможно из-за мин и обстрелов. Вот записанное Виктором свидетельство учительницы из села Турты-Хутор Ножай-Юртского района:

“Сейчас мало того, что все разорено, но и работаем и живем под постоянным страхом за жизнь свою и своих близких. Прополку делаем, – стреляют, убегаем, а потом вновь возвращаемся. Что делать? – кормимся-то только от земли. На минах подорвалось пять человек, а шестой, Машаев, вообще погиб, его лошадь наступила на противотанковую мину…”.

Домашний скот, основной источник существования горных жителей, сильно пострадал от активных обстрелов, пожаров и мародерства российских военнослужащих. Ходить в лес за дровами и дикорастущими плодами тоже трудно – тоже мины, тоже обстрелы. Люди сильно недоедают. Результат – авитаминозы у детей, дистрофия, эпидемии кори, туберкулеза, дизентерии. Медицинское обслуживание отсутствует. Мирные жители, получившие ранения и контузии в результате авиа- и артобстрелов, а также пострадавшие от пыток, нередко остаются без медицинской помощи. Если и есть там медицина, то только платная, доступная только тем, у кого есть деньги.. Как же люди живут? Голодают. Болеют и умирают. Особая проблема – дети. Они шокированы зачистками. Им негде учиться. Если где и работает школа, то не больше одного-двух часов в день. А в холодное время года многие дети не могут посещать школу и потому, что у них просто нет обуви и одежды дойти до школы, и нет учебников.

Люди полностью лишены сколько-нибудь квалифицированной юридической помощи. Они не знают, как и где найти защиту от произвола воюющих сторон.

Итак: голод, в зимнее время – холод, болезни, эпидемии, и периодически – обстрелы, пожары, зачистки, мародерство, пытки… Результат – высокая смертность, в том числе детская, и угроза выживаемости населения.

Виктору удалось завести в следующую поездку в эти села детскую обувь и детские куртки. Но он понял, что разовая помощь мукой или деньгами, которую он осуществлял, может дать возможность людям чуть перехватить дыхание, но никак не в состоянии решить их проблемы. И он составил следующий проект. Предполагалось создание мобильных групп, состоящих из врача, медсестры, шофера и старшего по группе, правозащитника. На УАЗике, оснащенным медицинским оборудованием и медикаментами, каждая такая группа выезжает в наиболее пострадавшие от войны населенные горные пункты и работает в течение месяца: врач обследует и наназначает лечение, снабжает больных лекарствами. Правозащитник выявляет факты наиболее грубых нарушений прав человека, оказывает юридическую помощь. Самых тяжелых больных группа увозит с собой на лечение за пределы Чечни либо фиксирует проблему необходимости вывоза этого больного. Попутно группа раздает гуманитарную помощь наиболее остро нуждающимся семьям. Затем группа возвращается в Москву и в течение месяца обрабатывает информацию, составляет план следующей поездки, изыскивает возможности госпитализации больных, которых по медицинским показаниям необходимо вывезти из Чечни. Пытается обнародовать собранные материалы, привлечь внимание общественности к проблеме. Следующий месяц – опять в Чечне, затем опять в Москве. И параллельно работает вторая группа. А чтобы охватить помощью всю горную часть Чечни, Виктор предполагал четыре такие мобильные группы. Почему основной упор был сделан на оказание медицинской помощи населению? Потому, самое тяжелое бремя неимущей большой семьи – это расходы по лечению тяжелого больного.

И вот, едва найдя финансирование этого проекта, а также врача и шофера, Виктор месяц назад отправился в Чечню. Неделю спустя машина, несмотря на ее медицинское обличие, была обстреляна, все ранены, Виктор тяжелее всех.

Состояние Виктора остается на сегодняшний день крайне тяжелым, никаких положительных прогнозов врачи пока не дают. Поэтому я прошу всех верующих людей молиться о том, чтобы состояние Виктора сдвинулось в сторону улучшения.

Но кроме того мы должны подумать, что же мы можем сделать для того, чтобы продолжить дело Виктора.

Существует список из 49 тяжело больных детей, живущих в отдаленных горных селах, которых необходимо вывезти за пределы Чечни на лечение. Кого-то из них Виктор намеревался вывезти в эту свою поездку.

Я понимаю, что искать пути создания и работы задуманных Виктором мобильных групп - это огромная ответственность. Но находятся же в больших количествах контрактники, которые не жалеют свои жизни и едут туда, чтобы делать злое. Неужели же не найдется малого количества контрактников на доброе, на то, чтобы вопреки всему помощь гибнущим жителям Чечни осуществлялась.

Почему Виктор без конца туда ездил, подвергая себя такой смертельной опасности? А у него, между прочим, тоже семья, и тоже дети. Им двигало не только сострадание к людям, хотя и это тоже. Но главное – его мучило глубокое чувство личной ответственности за все, что там происходит, за те преступления против человечности, которые совершаются в Чечне российской стороной. Перечисляя цели своей седьмой за эту войну поездки, осенью, Виктор в числе прочего писал: “Это и, как всегда, поддержание в себе чувства погруженности в то, что происходит в Чечне, поддержание в себе стремления помочь, защитить уничтожаемых моей Россией жителей Чечни…”

Конечно, это чувство личной ответственности мучит, я думаю, многих из нас. Но кто из нас может похвастать тем, что сделал все, что в его силах, для установления мира в Чечне? Страшно то, что мы привыкли к этой войне. В нас уже притупилось чувство боли и горечи. Мы уже не ужасаемся чеченскому ужасу. Но пусть это страшное событие подтолкнет нас к тому, чтобы мы мобилизовали свои силы. Мы должны сделать все, что от нас зависит, для мира в Чечне в целом. И для помощи бедствующему мирному населению Чечни сейчас, сегодня.

Елена Санникова

13 мая 2001 года

Виктория ПУПКО (Бостон)

Светлой памяти Виктора Попкова

Не думала я, что так рано придется писать о Викторе, что так рано Виктора не станет. Кажется, только что, месяц назад, мы вместе строили планы, чем он на этот раз будет заниматься в Чечне...

Он давно хотел купить автомобиль - "уазик", чтобы не быть связанным во время переездов. За него (вместе с шофером и каким-то еще сервисом) надо было заплатить 3000 долларов. И наконец в этот раз я смогла найти для него эти деньги. Он был счастлив. Он поехал вместе с врачом-чеченкой Розой Музаровой.

Они поехали помогать детям - больным, истощенным детям в отдаленных горных районах Чечни, где до сих пор продолжаются бомбежки. Роза после почти пяти лет скитаний по России в качестве беженки, бедствуя, порой голодая, только что сумела найти работу. Ей советовали не ехать, поработать немного, чтобы укрепиться. Говорили и с Виктором. Но он отвечал: "Пусть Роза решает сама". И Роза решила: она поедет помогать как врач. Может быть, она поправится.

...Стоя на трибуне и говоря о зверствах сербов-христиан по отношению к боснийцам-мусульманам, я увидела в зале попа. Я не очень разбираюсь в церковной иерархии, но он был в длинной рясе, с белой окладистой бородой и белыми пушистыми, довольно длинными волосами. Я невольно подумала: "Что нужно этому попу? Неужели он будет защищать сербских бандитов-агрессоров?" Это было на одном из заседаний "конференции века" - The Hague Appeal for Peace, проходившей в Гааге 11-15 мая 1999 года.

Спустившись в зал и забыв на минуту о "попе", я вдруг увидела, что он приближается ко мне. Я сделала вид, что ухожу, но он меня перехватил. Он подошел ко мне, и я увидела его большие, лучистые серые глаза. От этих глаз уже нельзя было отвернуться.

Он сказал, что его зовут Виктор Попков. Это было удивительно и смешно: почти так же, как меня. (Впоследствии, когда мы работали вместе, иностранцы часто спрашивали, не брат ли он мне. Они вообще не слышали разницы в наших фамилиях). Виктор просил перевести на английский его речь, с которой хотел выступить в прениях.

Говорил Виктор тоже как-то странно: о любви, о сострадании... Он оказался старообрядцем. Мне трудно было его переводить, и я плохо запомнила эту его первую для меня речь. Но после этого мы всю оставшуюся часть конференции провели вместе - кроме всего прочего, ему необходим был переводчик.

Он познакомил меня с чеченским кошмаром, о котором я, будучи всецело поглощена Боснией, знала очень мало. Познакомил с российской делегацией, в частности с Марией Ивановной Кирбасовой, председателем Комитета солдатских матерей, сделавшей очень много для вызволения русских солдатиков из чеченского плена и прекращения так называемой первой чеченской войны. Год назад Мария слегла с инсультом. Я не знаю, что с ней сейчас. Там же, на конференции, мы познакомились с француженкой Джулией Ворнан из Чеченского комитета в Париже. Мы до последнего момента были тесно связаны с ней и всегда останавливались у нее дома, когда были во Франции...

Все это уже в прошлом. Виктора нет.

Каждый человек с какого-то момента своей жизни перестает бояться смерти. Для Виктора этот момент уже давно наступил, хотя ему еще не было пятидесяти. Когда его друг Ахьяд Идигов сказал ему как-то, что опасно туда ездить, да еще одному, он просто ответил: "Ну что, ведь убивают сотни, тысячи чеченцев, ну и меня могут". Виктор не боялся смерти, он шел ва-банк. Он был страстный миролюбец. Он не мог терпеть убийств и насилия. Он шел спасать людей. А убили его, по образному и весьма точному определению Михаила Богомолова, нелюди...

Памяти Виктора Попкова.

Трудно писать о гибели людей, жизнь которых прервалась преждевременно.

Таким был и правозащитник Виктор Попков, который 2 июня 2001 года скончался от ран полученных на чеченской земле в борьбе с лживыми идеалами российской власти.

Порыв сердца и ума Виктора Попкова был безжалостно приостановлен теми, кому не нравилась его деятельность в поддержку справедливой борьбы чеченского народа.

В последние годы, после смерти А.Сахарова, в деятельности правозащитников России наступило затишье. Редкие исключения ситуацию благодушия никак не меняли. Большинство правозащитных организаций, к великому сожалению, в поиске благосклонности власти утеряли свой авторитет, и не могут стать на принципиальную точку зрения защиты прав человека. По большому кругу вопросов они сомкнулись с преступной властью, как и всем известный “правозащитник” Каламанов, и проводят в жизнь имперскую политику межнациональной и религиозной розни, а также силового удушения инакомыслящих. В лучшем случае они стали сторонними наблюдателями. Самые известные личности из них, до конца не могут или не хотят быть принципиальными, если, конечно, из этого списка исключить всего несколько человек в ряду с Еленой Боннер.

Виктор Попков был одним из тех, кто желал наполнить чащу, которая называется - отрезвление российского народа. Через свою миссию он старался принести извинения и чеченскому народу, за все преступления со стороны власти России.

“Я странный человек, я борюсь с ветряными мельницами, я многим не нравлюсь” - говорил Виктор Попков. “Кто-то должен эту борьбу начинать, я могу погибнуть, но я не боюсь смерти” - продолжал он.

В дни, когда Кремль начал свою вторую кровавую кампанию против чеченского народа, Виктор Попков был организатором и участником месячной голодовки в Москве на Пушкинской площади против войны в Чечне.

Мне часто приходилось с ним общаться, это был человек глубоко верующий и неудержимого нрава. Он верил в торжество добра над злом.

Виктор Попков говорил с горечью о великом грехе, совершенном Патриархом всея Руси, благословившим убийство чеченского народа.

Его знали многие чеченцы, он старался помочь им, пострадавшим в этой невероятной бойне, организованной властями России против целого народа. Его возмущала пропаганда СМИ, обеспечивающая прикрытие преступления против человечества. Материалы его съемок легли в основу фильма о детях Чечни, созданного в Лондоне Ванессой Редгрейв. Этот фильм вызвал широкий резонанс по всей России, да и в мире, после его показа в программе “Глас народа” на НТВ.

Виктор Попков боролся с гигантской машиной насилия и не сдавался.

И теперь, после смерти, его враги не угомонились. Они пытаются осквернить его память, изобразив его дела в ином свете, сказав, что чеченцы убили его, подразумевая в этом весь чеченский народ.

Это ложь не пройдет, хотя бы потому, что я, чеченец, пишу об этом. Это не пройдет еще и потому, что многие в России, да и в мире, понимают, чьих это рук дело.

Все чеченцы, по какую бы сторону баррикады они в мыслях у российских чиновников не находились, имеют одну общую мысль – преступная несправедливость к чеченскому народу со стороны России. Эта мысль из поколения в поколения у чеченцев передавалась, и будет передаваться с новой силой, в этом залог нашей победы и обреченность политики власти России.

Все это понимал и Виктор Попков, он стремился положить конец многовековому насилию и установить мир. Чеченцы верили ему, хотя знали, что он в России сам один ничто не может изменить.

Его убийство - есть удар по возрождающемуся движению в России. Виктор Попков. был искрой российского народа на пути к возрождению принципа справедливости, во имя защиты простого человека. В этом, в конечном счете, и наше всех с Вами назначение.

Верю, что прожитая жизнь Виктором Попковым не напрасна.

3 июня 2001 г. Ахъяд Идигов.

Председатель Комитета по Внешним Связям Парламента

Чеченской Республики Ичкерия.