Питирим Александрович Сорокин

Оригинал: Quantophrenia // Sorokin P. Fads and Foibles in Modern Sociology and Related Sciences. Westport, Connecticut: Greenwood Press, Publishers. 1956. P. 102-130.

Жизнь слишком сложна, чтобы быть целиком подвластной математике.

Уже в древнем Египте, Вавилоне, Индии, Китае и пифагорейской Греции была полностью признана логическая элегантность математической мысли и ее продуктивность при анализе эмпирических явлений. С тех пор математика по праву зовется «царицей наук». Математический способ аргументации играл главенствующую роль в развитии науки и рационального мышления вообще. Математический анализ сделал возможными многие научные открытия и изобретения. Наконец, прежде всего на основе математических расчетов осуществлялось точное прогнозирование развития различных явлений.

В древних цивилизациях математика использовалась для теоретических и практических целей, причем не только для решения проблем в сфере материального и насущно необходимого, но и в области психосоциального. Перепись населения; расчет налогов, богатства и дохода; вычисление военной мощи; измерение продолжительности различных циклов в жизни индивидов и групп; предсказания, основанные на астрологических и прочих расчетах - в этих и других, более сложных формах количественные данные и математический анализ применялись в области психосоциальных явлений. С тех пор математика сама по себе продолжала развиваться, а вместе с ней совершенствовался и количественный подход к изучению психосоциальных проблем. Хотя последний и гораздо более скромен (использование математики в сфере физических явлений намного обширнее), тем не менее он значительно помог нам в постижении психосоциального мира.

Математическое изучение психосоциальных явлений получило особое развитие в XVII и XVIII вв. Спиноза, Декарт, Лейбниц, Ньютон, Вайгель, Мальбранш, Кемберленд, Беркли, Гоббс и другие начали построение универсальной количественной науки - пантометрии, или Mathesis universae, а также ее отраслей: психометрии, этикометрии и социометрии, призванных изучать психосоциальные явления по принципам геометрии и физической механики. «Всякая истина постигается лишь путем измерения», а «без математики человек жил бы подобно диким зверям» - таков был девиз социальных физиков того времени. Вместе с «камералистами» и «политическими арифметиками» они занялись математическим анализом, измерением, а также интерпретацией психологических, социальных, политических, экономических, этических и религиозных явлений [2].

В течение последующих веков в этом направлении были сделаны дальнейшие шаги. В настоящее время количественное изучение психосоциальных явлений - один из основных методов исследования. Если метод действительно математический и если он применен к психосоциальным явлениям, поддающимся количественному анализу, то он оказывается продуктивным и заслуживает все большего совершенствования. Однако когда истинно количественный метод подменяется псевдоматематической подделкой; когда этот метод используется неверно, когда им тем или иным образом злоупотребляют; когда его прилагают к явлениям, которые на сегодняшний день количественному анализу не подлежат; наконец, когда он представляет собой манипулирование математическими символами в вакууме или простое переписывание математических формул на бумагу, безо всякой попытки привязать их к релевантным психосоциальным единицам, тогда такой подход дает осечку. При таких обстоятельствах использование математического метода превращается в пустую квантофреническую идею, не имеющую ничего общего с математикой и не дающую никакого нового знания о мире.

В течение нескольких последних десятилетий метрофреническая идея с пагубными для них последствиями стремительно разрасталась в сфере психосоциальных наук, и теперь она угрожает потопить в своих темных водах множество неколичественных изысканий, равно как и множество изысканий истинно количественных. Приливная волна настолько высока, что современное состояние психосоциальных наук можно, не ошибившись, назвать веком квантофрении и нумерологии. Эта болезнь проявляется во многих формах и встречается в каждой области социологии, психологии, психиатрии и антропологии:

а) В специальных журналах публикуется все растущее число кванто- и метрофренических исследований. Согласно метрофрении, только работы, содержащие измерения и числа, считаются научными. Каждое количественное исследование рассматривается как показатель прогрессивного движения психосоциальных наук по направлению к «объективной», «точной» и «математической» фазе их развития, по направлению к зрелости, приближающейся к зрелости естественных наук.

б) То же можно сказать о статьях и монографиях, описывающих психосоциальные явления. Они все больше страдают от нумерологии и метромании.

в) Престиж истинно количественного исследования поднялся так высоко, что все большее число исследователей в наших науках верят, что это единственный истинно научный подход к изучению психосоциальных явлений, а также что все неколичественные исследования - это просто «кабинетная философия», или «субъективные размышления», или, в лучшем случае, «неточное, поверхностное и бездоказательное литературное упражнение».

г) Подобная неверная оценка распространилась и среди государственных организаций, промышленных корпораций, крупных и мелких учреждений, университетов и прочих институтов, обеспечивающих проведение исследований в сфере «бихевиористских» или психосоциальных наук. Чиновники, распоряжающиеся средствами для проведения исследований в этих областях, все чаще набираются из статистиков и нумерологов, то есть «лучших» специалистов в психосоциальных науках. Все больше средств выделяется на проведение исследований количественной направленности. Поддержка количественного исследования, независимо от того, является оно истинно количественным или же просто метрофреническим, зашла настолько далеко, что во многих институтах, финансирующих исследования, проекты качественных исследований имеют совершенно ничтожный шанс получить поддержку. Почти все проекты такого характера тотчас же клеймятся как ненаучные и недостойные поддержки со стороны организаций.

д) Подобная тенденция наблюдается и среди журналистов, обозревателей, должностных лиц и публики в целом.

е) Соответственно, престиж человека, занимающегося статистикой, массовыми опросами, строящего «математические модели» или «математические роботы», престиж нумеролога и метрофреника, манипулирующего числами, ныне гораздо выше, чем престиж качественного ученого. Из всех дисциплин в сфере психосоциальных наук курс статистики часто оказывается единственным, требуемым абсолютно от всех студентов этих отделений. Будучи невежественными в области истории, теории, методов и других основ социологии и психологии, они тем не менее могут получить свою докторскую степень с отличием, если знакомы с элементарной статистикой. Не сдав удовлетворительно экзамен по статистике, они вряд ли сумеют доучиться до конца или как-то продолжить обучение, несмотря на отличные знания по истории, теории и методам этих дисциплин. Аналогично, для человека, не обучавшегося статистике, меньше шансов стать преподавателем в области психосоциальных наук. Эти дисциплины превратились в территории, где властвует захватническая армия статистиков, бухгалтеров, счетоводов, нумерологов и метроманьяков.

А теперь мы перейдем к доказательству выдвинутых обвинений.

2. Ложная математика в современных психосоциальных науках

Первое нашествие квантофренической напасти в современной психологии и социологии представлено теми мнимыми количественными исследованиями, которые не имеют отношения к истинному математическому методу. Вот несколько примеров замены истинно математических символов и формул бессодержательными символами и пустыми формулами.

В своем количественном исследовании интеракции как особой социальной энергии Лайзен утверждает, что: (1) социальные связи могут быть либо позитивными либо негативными, (2) взаимодействующие агенты могут быть либо качественно равными (неорганические связи), либо неравными (органические связи). Выражая оба критерия «математически», Лайзен обозначает количества социальной энергии символами a, b, c, а ее качества - x, y, z. Сделав это, он перешел к их использованию следующим образом: (1) ax=bx+cx означает скопление или сумму людей, лишенных социального сознания и скрепленных вместе только инстинктом; (2) ax=bx-cx означает негативные социальные связи или социальные конфликты; (3) ax=bx*cx означает позитивные органические связи или коллективное сознание взаимодействующих индивидов; (4) ax=bx:cx означает негативные органические связи или сумму взаимодействующих лиц, сознающих субординацию, зависимость и т.д. [3].

Не требуется пространных рассуждений, чтобы увидеть помимо скудости классификации и анализа явлений интеракции и структур групп ложно-математическую сущность используемых символов, которые лайзеновские словесные определения социальной энергии, позитивных и негативных связей и типов групп скорее запутывают, чем проясняют. За его ax, by, cz и т.д. не стоит ничего четко определенного; они не означают ни количества, которое можно измерить, ни качества, которое можно определить; знаки «=», «+», «-», «*» и «:» в высшей степени сомнительны и совсем не означают того, что они означают в математике. Почему, например, группа с коллективным сознанием обозначена символом умножения (by*cz), а скопление людей - знаком сложения (bx+cx)? Или почему группа с отношениями доминирования-субординации выражена уравнением ax=by:cz, в то время как группа с социальными конфликтами определена уравнением ax=bx-cz? Почему в одном случае деление, а в другом - вычитание? Эти формулы, символы и уравнения не что иное, как логическая неразбериха, математический абсурд, эмпирическая чушь.

Еще один пример ложной математики - множество бессодержательных формул, предлагаемых К.Левиным, Дж.Ф.Брауном и другими. Например, Левин выражает понятие «разнообразие поведения увеличивается в детстве при нормальном развитии» такой формулой: разн(П^дет)<разн(П^взр), где разн означает разнообразие; П^дет - поведение ребенка; П^взр - поведение взрослого. Или: «мы называем совокупностью этих факторов жизненное пространство (Ж Пр) индивида и пишем П=Ф(И,О)=Ф(Ж Пр)» (П означает поведение, И - индивида, О - окружение) [4].

Работы Левина полны таких доморощенных бессодержательных символов. Не имея отношения к математике, его громоздкие иероглифы не служат никакой хоть сколько-нибудь полезной цели.

С.К.Додд сочиняет другой набор ложно-математических символов. Как и прочие формулы такого рода, они не выполняют даже педагогической функции, которая помогла бы понять словесные утверждения Додда. Занимающая центральное место в его работах «С-теория» достаточно характеризует все его формулы. Вот ее суть.

Утверждение «черты характера человека и окружающая его обстановка меняются» можно более строго сформулировать так: «Любую количественно записанную социетальную ситуацию (С) можно выразить комбинацией:

четырех индексов (И), а именно: индекса времени (Т), пространства (П), населения (Н), а также индикаторов их характеристик; каждый из них обусловлен:

четырьмя scripts, а именно: экспонента [I^r], и descripts, означающих группы классов, классовых интервалов и случаев; каждый из них определяется:

восемью операторами: [+] сложение, [-] вычитание, [*] умножение, [/] деление, [:]» агрегация, [::] перекрестная классификация, [.] корреляция и [’] идентификация.

С-теория - это система гипотез, утверждающих, что комбинации этих основных понятий [в квадратных скобках] опишут и классифицируют любую таблицу, график, карту, формулу, текстовой абзац или любой другой набор количественных данных в любой социальной науке [5].

где С обозначает описываемые социальные ситуации; В - время; Р - расстояние; Л - число людей; И_нас - индексы характеристик населения; И_ост остаточные характеристики.

Нас не должен удивлять отзыв видного математика на эту метрофреническую абракадабру, высказанный в резкой форме.

Нет более неверного, жалкого понимания природы и функции математики, чем избитое клише, будто математика - это схематизация. Только лишь символизация любой дисциплины недостойна даже пародии на математику. ... Несмотря на все свои символы, теория может тщетно присваивать себе название математики. ... С-теории еще предстоит сделать шаг к продуктивному математическому символизму. ... Никакое беспечное злоупотребление математическим словарем не может превратить еще не математическую теорию во что-либо более существенно математическое, чем жалкий математический каламбур. ... «Предложения по исследованию» [Додда] содержат несколько вопросов относительно границ возможностей использования математики, например: «Можно ли использовать измерительный анализ для социетальных ситуаций так же, как он используется в физике», и приводится ссылка на «Измерительный анализ» П.Бриджмана (P.W.Bridgman, Dimentional Analysis) (sic). Математик сразу же скажет, что, вероятно, нет, по крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не даст вразумительного ответа на совершенно аналогичный вопрос: «Сколько ярдов простокваши потребуется, чтобы сшить пару штанов для быка?» Вопросы, подобные тем, что ставятся в «Предложениях по исследованию», могут показаться глубокими только людям, не сведущим в математике; любому же профессиональному математику они покажутся глубоко надуманными. ... В этой книге нет математики. А что касается «геометрического метода, представляющего собой перевод С-теории на язык векторов, точек, линий и углов», то он распадается на новые «словесные туманности», в итоге растворяющиеся в нереализованном стремлении построить математическую теорию для человеческих взаимоотношений. [6]

Любой компетентный математик даст совершенно похожую оценку логическим, математическим и эмпирическим заблуждениям, произрастающим из подобного «операционального» злоупотребления математикой и физикой.

Несколько дополнительных комментариев к социологическим аспектам «схематической системы социологии» Додда помогут составить о ней полное представление.

а) В противоположность утверждению Ландберга, что уравнением С=(Л:И:В:Р) «можно описать любую социетальную ситуацию и поведение» [7], эта формула, равно как и все ее производные, вряд ли может описать указанную ситуацию, если под научным описанием понимается такое описание, которое действительно освещает сущностные свойства изучаемого феномена. Прежде всего, знак (:) означает «агрегацию». Что означает агрегация (Л:И:В:Р), остается загадкой, поскольку Додд не объясняет значений своих Времени, Расстояния, Населения и Значимых Характеристик населения, а также «классовых интервалов», «случаев», «агрегаций», «перекрестных классификаций», «корреляций» и «идентификаций». Все эти понятия имеют настолько разнообразные значения [8] и настолько бездумно слеплены вместе в С-теории, что из этих формул нельзя вывести никакого определенного смысла. По крайней мере, приведенная выше формула «социальная ситуация равняется населению, агрегированному с индикаторами своих характеристик, со временем, и все три агрегированы с расстоянием», не имеет смысла ни для меня, ни, думаю, ни для кого другого, кто попытается понять ее смысл.

б) Если рассматривать эту формулу в том виде, в каком она представляется первому взгляду, она выглядит настолько пространной и неопределенной, что все «социетальные ситуации» проскальзывают сквозь ее сети. Категории времени и пространства - это категории, применяемые ко всем эмпирическим явлениям: физическим, биологическим, социальным. Следовательно, эти категории не вскрывают никакой differentia specifica [лат. отличительной особенности. - Прим. перев.] любого социетального явления. Еще менее помогают они ее найти в частных социальных ситуациях. Аналогично, категория «население» настолько обща, что сама по себе не обозначает никакого конкретного населения, т.е. никаких взаимодействующих субъектов какой-нибудь социальной ситуации. То, что действительно имеет первостепенное значение для описания или определения конкретной социальной ситуации, а именно «характеристики данного населения», не вычленено или не описано вовсе. Вместо этого они просто слеплены вместе в категории «характеристики населения». В силу этих причин общая категория «население и его характеристики» бессмысленна.

в) Если Додду основное достоинство С-теории видится в ее универсальности и возможности применения ко всем социетальным и даже несоциетальным, а физическим и общежизненным явлениям, то она оказывается слишком узкой. Если под «населением» он понимает человеческое население, то его формула не применима ни к каким явлениям, не связанным с человеком. Если кто-то настолько амбициозен, что хочет найти краткую универсальную формулу, приложимую ко всем явлениям, то формула А=Аph - наиболее универсальная, поскольку в ней А означает все явления во времени и вне времени, в любом пространстве и вне его. Однако будучи всеобъемлющей, она оказывается лишенной какого-либо определенного значения и, как верно отметил Гегель, равняется «ничему». Аналогично, С-теория в своем применении к социетальным явлениям лишена определенного значения и равняется «социетальному ничто».

г) Если под С-теорией понимается Kategorienlehre, система самых общих категорий человеческой мысли, то она не более чем искаженный вариант либо аристотелевской системы категорий (субстанция, количество, качество, отношение, время, место, действие, пассивность, а также позиция и состояние), либо кантианской, гегелианской, спенсеровской и других систем категорий. С логической точки зрения, категории Додда представляют собой неразбериху из общих категорий, перемешанных с очень узкими под-под-под-подкатегориями, понятиями и даже такими операциональными процедурами, как сложение, деление, корреляция и т.д. Эта смесь делает С-теорию непригодной для классифицирования и описывания эмпирических социетальных ситуаций и человеческого поведения.

д) Если мы попытаемся воспользоваться его формулой как основой для классификации, то окажется, что большую часть социетальных ситуаций, социальных процессов и форм поведения нельзя разложить на «индексы». Творческая деятельность, проявления любви, ненависти, вражды, молитва, работа, плач, радость и т.д. не вписываются в С-теорию. Эти и тысячи других форм поведения не являются ни сложением, ни вычитанием, ни умножением, ни делением, равно как и ни корреляцией, ни агрегацией, ни перекрестной классификацией, ни идентификацией. Если мы попытаемся втиснуть эти действия в одну из таких «операциональных» категорий, то каждый индекс потеряет свое значение и станет бессмысленным. То же самое относится и к социетальным ситуациям. Большая их часть (например, свадьба, занятие любовью, жертвоприношение, религиозная служба, урок в классе, примирение, господство, сражение и т.д.) не вписываются ни в одну из категорий, и, следовательно, их нельзя описать и классифицировать с помощью С-теории. Это означает, что она совершенно не применима даже в качестве классификационной основы [9].

е) Наконец, мы показали, что С-теория и ее формулы - это не более чем громоздкий набор доморощенных схем. Ни один математик не может оперировать такими знаками. Конечно, можно записать эти знаки в различных комбинациях, поставить между В, Р, Н или И знаки сложения или вычитания, агрегации или корреляции, однако все эти формулы останутся просто лишь абракадаброй.

Подобной критики достаточно, чтобы показать математическую, логическую и эмпирическую несостоятельность С-теории и ее формул. Они всего лишь еще одно проявление бушующей квантомании в сфере психосоциальных дисциплин.

Приведенные примеры ложной математики типичны для большого числа подобных «исследований» в современной психологии, социологии и сопряженных с ними науках. Чем скорее эти науки освободятся от такого метрофренического разнообразия, тем лучше. Перейдем теперь к другим ее видам.

3. 3. Переписывание, искажение математических формул и их контрабандное внедрение в психосоциальные науки

Другая форма квантофрении представляет собой переписывание математических формул, физических и химических понятий и попытку приложения их к психосоциальным явлениям. Этот вид операциональной процедуры потребляет энергию значительной части «исследователей». В качестве хобби такая деятельность вполне невинна и может избежать нашей критики. Ситуация, однако, в корне меняется, когда появляются утверждения, будто такое переписывание не просто развлечение, а революционное введение математического метода в неразвитые социальные и психологические науки, с тем чтобы и они сумели пробраться в царство точных естественных наук. Весомость подобного заявления не оставляет нам иного выхода, кроме тщательного ознакомления с этой точкой зрения.

Прежде всего, переписывание и внедрение математических понятий в психосоциальные дисциплины - это действия отнюдь не революционные, а очень старые. Они стары почти так же, как и сама психосоциальная мысль. Мы найдем их и в старых индийских, и буддистских, и вавилонских, и греческих, и римских трактатах о психосоциальных явлениях. В XVII и XVIII вв. переписывание и применение понятий механики и математики цвело пышным цветом под названиями «социальной физики», «социальной механики», «социальной геометрии», «пантометрии, социометрии, психометрии, этикометрии» и mathesis universae. С тех пор эти «операции» беспрестанно воспроизводились целым сонмищем социальных и психологических грамотеев, надеявшихся создать новую «социальную физику», «социальную механику», «социальную геометрию» или «социальную энергетику».

Не оправдывая своих претензий на революционность, современные «социальные физики», эконометристы, психометристы, социометристы и этикометристы всего лишь продолжают действия многовековой давности. Их претензии не имеют под собой никаких оснований [10].

А теперь давайте посмотрим, ограничиваются ли современные квантификации только такими действиями и являются ли эти действия плодотворными для познания психосоциальных явлений. Из недавних попыток типичными примерами этой формы метрофрении являются действия А.Портуэндо-и-Барсело, С.К.Хэрет, М.Линс, К.Левин и Дж.Ф.Браун. И-Барсело заимствует «арифметическое n-мерное пространство» Г.Кантора и называет его «n-мерным параметром психологических измерений». «Материальная точка» механики превращается в «индивида» и «психосоциальную точку». Х₁, Х₂, Х₃ и т.д. теперь обозначают «значения n-го числа координат этой психосоциальной точки». Поскольку в механике «два направления вектора», то и в социальной механике также «два направления вектора». Поскольку в механике есть «инерция», «прямолинейное и равномерное движение», «состояние покоя», «скорость», «равновесие» и «равенство действия и противодействия», И-Барсело радостно вводит эти понятия в свою «социальную механику», не заботясь о том, чтобы прояснить, что они могут означать в царстве социальных и психологических явлений.

Если, например, кто-то попытается понять смысл «равномерного прямолинейного движения индивида», вряд ли у него это получится. Используя это выражение, И-Барсело имеет в виду не «равномерное прямолинейное движение индивида» в физическом пространстве, а психологические изменения внутри индивида или группы. В таком контексте выражение «прямолинейное равномерное изменение с постоянной скоростью в любой данный момент времени» вряд ли имеет какой-то четкий смысл или, если хотите, смысл вообще. Что такое «прямолинейное равномерное изменение»? Что такое «постоянная скорость»? Термин "скорость" (расстояние, деленное на время) едва ли приложим к такому изменению, поскольку у нас нет единицы расстояния. Что такое «инерция» в психологическом смысле? Что такое «состояние покоя» индивида или группы? Это состояние без движения, без действия, без дыхания, состояние сна? Или что-то другое? Что такое равновесие в психосоциальном смысле [11]? Наконец, каков психологический смысл «закона о равенстве действия и противодействия»?

Каждый раз, когда на индивида воздействует психологическое действие, способное изменить его состояние покоя или движения, индивид, в свою очередь, производит посредством противодействия другое действие, равное первоначальному действию, противоположное ему и приложимое к точке происхождения первого действия [12].

И что же это жалкое переписывание закона механики может означать психологически или социологически? Разве лицо Х, убитое лицом Y, производит по отношению к лицу Y «действие, равное и противоположно направленное» действию убийцы Y? Или же действие X, заключающего в тюрьму Y, равно и противоположно по направлению действиям Y по отношению к Х? Или действия лектора Х равны и противоположно направлены действиям студента Y, заснувшего на лекции Х? Если в подобных взаимодействиях каждое действие и противодействие равны друг другу, тогда какие же действия и противодействия не равны? Уже этих простых вопросов достаточно, чтобы увидеть, насколько пусто психосоциальное содержание этого закона механики.

Короче говоря, старательное переписывание, предпринятое И-Барсело, искажает точное значение понятий механики и не добавляет ничего к нашему пониманию социальных и психологических явлений. Подобная критика целиком приложима и к схожему переписанному «околичествлению» психосоциальных явлений, предложенному С.Г.Хэрет, П. де Миранда, М.Линс, К.Левин, Дж.Ф.Браун и другими [13]. Рассмотрим попытки Левина и Брауна в качестве другого примера.

В нашем определении психологического поля как пространственного конструкта пространство следует понимать в постримановском смысле.

Психология теперь превращается в «психологическое поле», т.е. конструкт, которому подчиняется вся психологическая деятельность (поведение). Получив свое психологическое «пространственное поле», авторы идут далее и переводят слова на язык геометрии: направленность, вектор, направление, величина, расстояние, прерывность или непрерывность, свобода или ограничение. Они добавляют к этим физическим понятиям и свои собственные, доморощенные: «путь», «передвижение», «мобильность», «текучесть», «проницаемость», «сцепление», «намерение», «цель», а также несколько других терминов, совершенно чуждых евклидовым, римановским или постримановским понятиям пространства, и тем самым они искажают и понятия пространства в физике и математике. То же относится и к понятиям пространства «группы динамистов» и прочих физико-социальных исследователей.

Являются ли подобные попытки переписывания плодотворными? Дают ли они новые возможности к постижению психологических и социальных явлений по сравнению с «обычными» понятиями и соответствующими принципами «традиционных» психологии и социологии? Читатель может судить об этом сам на основании изложенного выше, а также на основании примеров, приводимых самими авторами с целью «демонстрации» плодотворности своего перенесения понятий в сферу психологии. Эти авторы учат нас, что, как и механическое пространство с его вектором, направлением и величиной, «точки в психологическом поле связаны с направлением и величиной, однако на настоящий момент их можно определить лишь неметрически».

Своим утверждением, будто пространство, вектор и величина в соответствии со способом их использования неметричны, авторы делают эти понятия практически лишенными смысла; ведь когда величина, вектор и направление перестают поддаваться измерению, они становятся просто качественными понятиями неопределенной природы. «Расколичествлением» этих заимствованных понятий авторы также искажают значение соответствующих терминов в физике. «Расколичествление» понятий - достаточное свидетельство их бесполезности для любого метрического анализа психосоциальных явлений [14]. Лишив заимствованные термины их метрической сущности, т.е. их основной функции, авторы вынуждены заново вводить традиционные понятия психологии, но уже на языке физики и механики. И приведенная выше цитата продолжается так:

«Можно сказать, что поведение организма имеет направленность к цели». Этим утверждением авторы вводят понятие, совершенно чуждое геометрии или физике. Кроме того, они совершают фактическую ошибку, строя свои рассуждения на том, что все поведенческие акты носят целенаправленный характер: на самом деле лишь часть наших действий имеет стремление или задачу в качестве запланированного будущего результата, которого предполагается достичь путем целенаправленной мотивации. Большая часть наших открытых зрителю действий не имеет ни целенаправленной мотивации, ни цели, указывающей на конечный результат, к которому приведут в будущем наши действия. Вместо целенаправленной мотивации для достижения такой-то и такой-то цели часть наших действий производятся просто вследствие стимулов, действовавших в прошлом или действующих в непосредственном настоящем, или вследствие того, что такая-то и такая-то привычка сложилась в прошлом, или же это просто бессознательные, возвратно-логические и инстинктивные действия, которые, будучи бессознательными по определению, не имеют никакой осознанной цели или намерения, и т.д. Исходная посылка, будто все поведенческие акты имеют цель или являются целенаправленно мотивированными, - заблуждение многих психологов и социологов [15].

Давайте еще посмотрим на «откровения» этих авторов.

«Можно сказать, что сила, стоящая за поведением, имеет величину. ... В любом случае организм поступает психологически; можно сказать, что он действует в психологическом поле (обратите внимание на тавтологичность определения: «психологическое поведение» как «поведение в психологическом поле». Действительно потрясающая логика). Цель, которую он пытается достичь, можно обозначить точкой в этом психологическом поле. Сила, служащая причиной поведения, обозначается вектором в психологическом поле, в его позиции на настоящий момент» [16].

И так далее, и тому подобное. Ни на йоту не увеличивая нашего знания психосоциальных явлений, эти заклинания в процессе переименования психологических терминов в термины механики и перевода механических терминов в психологические ведут к одному заблуждению за другим.

Заменяя физический термин «направление» «целью» или «цель» - «направлением», авторы искажают смысл обоих, поскольку в механике термин «направление» не имеет ничего общего с термином «цель» и никогда не используется в таком смысле; а термин «цель» не имеет ничего общего с пространственным «направлением» в физике. Цель Х стать миллионером или цель Y получить докторскую степень не имеет никакого «направления» в пространстве и свободна от пространственной коннотации: долготы, широты, высоты и т.д. Если эти цели назвать «пространственными направлениями», то выражение теряет смысл. С другой стороны, «направления» в механике - это всегда «направления в пространстве, они четко определены и поддаются точному измерению. Будучи таковыми, они не имеют никаких «внепространственных намерений», «внепространственных целей, которые надо достичь», «амбиций, которые надо реализовать», «результатов, которые надо получить».

То же можно сказать и о «векторах», «неметрических величинах» и других терминах, которые заимствованы из механики и бездумно переведены на язык психологии и затем, в свою очередь, ошибочно вновь названы терминами механики. Таким образом, «откровения», подобные утверждению «всякая психологическая деятельность может быть описана в двумерной плоскости (поверхности), где организм и цель представляют собой определенные пространственные области в пределах этой поверхности» - это бессмысленное словоблудие. Это касается и того, что «психологическая деятельность всех видов может быть обозначена направлениями, она представляет собой передвижения в психологическом поле».

Когда авторы начинают использовать псевдоматематические знаки типа A, B, C, D, а при помощи своих доморощенных терминов «передвижение», «путь», «направление-цель», «вектор», «текучесть», «сцепление» и т.д. описывать футбольный матч между Гарвардом и Йелем, то они оказываются настолько далеки от своей задачи, что, если бы они сразу не заявили, что речь пойдет о футбольном матче Гарвард-Йель, никто и не догадался бы, что авторы хотят сказать и какое психологическое явление они описывают. Я проводил экспериментальный тест такого рода. В своей группе студентов я прочитал авторское описание и спросил, о каком психологическом явлении в нем идет речь. Ни один человек не догадался, что это было описание футбольной игры.

Подведем итоги: переписывание Левиным и Брауном терминов механики и геометрии в психологию и наоборот - это бесполезное времяпрепровождение, ничуть не расширяющее наших знаний о психосоциальных явлениях. Его пустопорожность усугубляется множеством заблуждений, неотделимых от такого рода действий. По своей сути попытка Левина и Брауна - еще один жалкий вариант сотен подобных попыток, предпринятых до и после их «теории полей» и «топологической» психологии, и, как и все другие вариации на эту тему, она скорее тормозит рост наших знаний о психосоциальных явлениях, чем способствует ему.

Приведенные примеры позволяют составить достаточно ясное представление об этой форме метрофрении. А поскольку в последующих главах мы обратимся ко многим подобным теориям, то можно оставить нашу критику здесь и перейти к рассмотрению других форм квантофрении.

Следующая форма квантофрении представлена множеством нумерологических исследований. Вина психосоциальных нумерологов состоит не в их страсти к счету и манипуляции цифрами, а в их трех догматичных начальных посылках: (1) счет и манипулирование его результатами - это единственный, а также наилучший и наивернейший метод обнаружения закономерностей в психосоциальных явлениях; (2) результаты счета можно обобщать на гораздо более широком уровне, нежели непосредственно пересчитанные явления, их также можно выражать количественными формулами, описывающими эти явления если не как универсальные, то как широко распространенные; (3) эти нумерологические операции позволяют точно определить и количественно выразить многие фундаментальные категории, организмы и отношения, которые иначе ясно не определить. Благодаря прежде всего посылкам (2) и (3), психосоциальные нумерологи заметно отличаются как от здравомыслящих исследователей количественного толка, так и от метроманьяков.

Что касается счета в случае, когда психосоциальные явления поддаются измерению, то он, а также трезвый математический анализ, на самом деле могут помочь получить важные результаты, действительные сегодня только для пересчитанных явлений, а завтра и для большой группы явлений или для целого их класса. Повторяющиеся переписи населения дают нам достаточно точное представление о его численности и плотности, о его половом, возрастном, профессиональном, религиозном, образовательном и экономическом составе, о рождаемости, смертности, числе браков, о жизненных ожиданиях и сотнях других характеристик. Переписи также дают нам знание о том, какие количественные изменения претерпело население в отношении каждой из этих характеристик с течением времени. Путем аналогичных подсчетов мы получили обширные количественные знания о многих менее осязаемых - статических и динамических - свойствах психосоциальных явлений. Счет и простой математический анализ полученных результатов даже помог вскрыть некоторые закономерности в связях между изучаемыми явлениями. Эти закономерности едва ли можно считать исчерпывающими, действительными во все времена и для всех классов психосоциальных фактов. Это всегда ограниченные закономерности, действительные только для определенного класса явлений, только при определенных условиях. Несмотря на эти ограничения, такие временно и пространственно локализованные закономерности имеют огромную познавательную ценность. Теоретически и практически они служат чем-то наподобие контурной карты, ведущей нас через обширные пространства неведомых психосоциальных джунглей.

Проблема с нумерологами возникает тогда, когда они забывают об этих ограничениях и начинают верить в непогрешимость счета и различных математических операций, в неограниченную применимость их формул, в утверждения, что нумерологические процедуры единовластно царят в сфере достоверного и точного познания психосоциального мира.

В качестве первого примера нумерологических исследований возьмем «Человеческое поведение и принцип наименьших усилий» Г.К.Зипфа и его же «Национальные единство и разрозненность». Как и обычно для такого рода исследований, книга начинается с помпезных заявлений о «выведении Принципа Наименьших Усилий как главенствующего принципа, который управляет всем нашим индивидуальным и коллективным поведением», о демонстрации «порядка, или естественного закона, правящего человеческим поведением», о способности «предсказывать» и сделать жизнь «более приятной для всех заинтересованных» [17].

Уже здесь необходимо отметить две вещи. Во-первых, Зипф не упоминает ни Эрнста Маха, ни других, кто несколькими десятилетиями раньше ввел и четко определил на языке физики и математики «принцип наименьших усилий». Здесь явно дает себя знать «амнезия» молодого поколения психосоциальных исследователей. Во-вторых, логика Зипфа, будь то в определении его основополагающего «принципа наименьших усилий», или «индивида», или «разума», или «организма», или же любого основного понятия, о котором он ведет речь, настолько кривобока и запутана, что логически настроенный читатель едва ли сумеет следовать ходу его рассуждений. Его «определение» принципа наименьших усилий выводится из нижеследующей «демонстрации» «экономии слов». Для говорящего принцип «экономии затрат» требует, чтобы одно слово имело m различных значений. Это Зипф называет «силой объединения». Для слушателя «экономия усилий» означает, что у каждого слова должно быть одно ясное значение. Это называется «силой вычленения». При использовании языка человек автоматически стремится уравновесить эти конфликтующие силы. Предполагается, что это семантическое равновесие, описываемое простым уравнением, демонстрирует «принцип наименьших усилий», поскольку усилие минимизировано, когда число различных слов (n), имеющих m различных значений, минимально [18]. Этот принцип, таким образом, является естественным законом при использовании речи.

Между тем это определение и демонстрация «естественного закона» «наименьших усилий» едва ли что-либо определяют или демонстрируют. Прежде всего, если слово имеет несколько различных значений, то или оно бессмысленно, или его содержание предельно расплывчато. Будучи таковым, оно не может выполнять свою функцию донесения определенного смысла до слушателя. В лучшем случае, слушатель должен приложить массу ненужных усилий, чтобы выделить нужное значение слова из множества других. Ненужное усилие означает не экономию малейшего усилия, а напротив, ее полное отсутствие. Таким образом, принцип объединения Зипфа, согласно его же собственной формулировке, сам является скорее опровержением, чем подтверждением принципа наименьших усилий. Поскольку слушатель вынужден прилагать ненужные усилия, чтобы выбрать одно значение из многих, и поскольку выбор его может оказаться совершенно неверным, то «принцип вычленения» неэкономичен и нецелесообразен, особенно если выбранное значение неверно. Если зипфово определение принципа наименьших усилий что и определяет, так это принцип неэкономичного, бесполезного усилия.

Добавьте к этим недостаткам двойной смысл, придаваемый автором определению: то оно гласит, что использование слов должно бы подчиняться принципу наименьших усилий; то оно сформулировано так, что из него следует, будто реальное использование слов людьми подчиняется этому принципу и превращает его в «естественный закон», управляющий нашим реальным речевым поведением. Если рассматривать его с точки зрения «должно бы», то, как мы видели выше, оно вовсе не определяет принцип наименьших усилий. Если же рассматривать его как описание реальной речи людей, то оно в высшей степени ошибочно. Если бы он был настоящим эмпирическим законом, то нам следовало бы заключить, что все люди - безупречные логики и первоклассные ораторы, всегда использующие самый минимум слов в своих разговорах, всегда выбирающие наиболее подходящее слово и наиболее адекватное значение из множества всех возможных значений каждого слова. Короче говоря, реальная речь людей была бы экономичной и точной, насколько это возможно. Ошибка в таком обобщении очевидна.

Поскольку основной принцип этой работы вопиюще неверно сформулирован, постольку и структура, построенная на нем, неизбежно оказывается сконструированной неверно и при малейшем критическом прикосновении разваливается на части. Зипфовы определения «индивида», «разума», «организма», «системы», «математической точки», а также его манипуляции этими терминами достаточно трогательно иллюстрируют «расстройства логики и речи». Вот типичный пример его определения. Читателю предстоит догадаться, о чем идет речь.

[X] - это движущаяся математическая точка во времени-пространстве, соотносясь с которой материя-энергия движется таким образом, что складывается физическая ситуация, в которой производится работа с целью сохранения физической системы (непрерывной в качестве целого, но прерывистой на уровне ее частей) от гравитационного и электромагнитного равновесия оставшейся вселенной [19].

В качестве эксперимента я читал это определение нескольким людям, среди них четырем биологам, и просил догадаться, что же оно определяет. Никто не сумел дать верный ответ. Вообще-то большинство ученых, кому я его прочитал, вовсе отказались угадывать, говоря, что это просто бессмысленная тарабарщина, набор терминов, большей частью физико-математических. А теперь можно раскрыть карты: это «точное» и ужасно «научное» определение «организма». Еще более запутанны определения «разума», «индивида» и т.д. [20]. Подведем итог: логическая, теоретическая часть работы в основном является нелогичным и расплывчатым словоблудием.

Перейдем теперь к «нумерологической» части. На первый взгляд кажется, что арифметические упражнения Зипфа в счете различных вещей являются не совершенно бесполезными и, по крайней мере, менее спорными, чем его странствования в сфере логики. Возражения возникают, когда он заставляет свои цифры соответствовать уже сформулированным «законам» и экстраполировать их значение гораздо дальше их допустимых пределов. Манипулируя различными числовыми данными, такими, как население городов, объем продаж различных корпораций в долларовом исчислении, число работников деловых учреждений и т.д., он формулирует свое «правило ранга-размера», которое было гораздо более тщательно сформулировано несколькими годами ранее А.Дж.Лотка. Основываясь на своем исследовании городского населения Соединенных Штатов, Лотка заключил, что произведение ранга города и его населения, грубо говоря, постоянно. В менее тщательной манере и в более общей форме эту закономерность воспроизводит Зипф. Основной смысл этого правила таков.

Если взять, например, перепись городского населения США 1940 г. и присвоить каждому городу ранг (1, 2, 3 и т.д. в зависимости от численности населения), то получим, что Нью-Йорк с его 7450000 человек населения займет ранг 1; Чикаго (3400000 чел.) - ранг 2; Питтсбург (670000 чел.) - ранг 10; Нэшвилль (167000) - ранг 50; Ютика (100000) - ранг 92; города с населением в 50 000 чел. - ранг 199; в 5000 чел. - ранг 2042 и т.д. Умножив численность населения на ранг города, получим: Нью-Йорк - 7450000; Чикаго - 3400000 * 2, или 6800000; Ютика - 9200000; Филадельфия - 5794000; при ранге 412 - 10300000 и т.д. На основании этих чисел Зипф приходит к выводу, что существует закономерность или естественный закон, в соответствии с которым города-конкуренты притягивают и удерживают свое население. Косвенным образом эта закономерность также доказывает верность принципа наименьших усилий, хотя ее полное теоретическое объяснение пока что отсутствует.

Более пристальный анализ этих данных позволяет предположить, во-первых, что правило ранга-размера является достаточно размытым, поскольку произведение размера и ранга городов варьируется от 5794000 до 10300000, или в отношении 5:9; едва ли можно утверждать, что это произведение является константой. Оно становится еще более непостоянным, если мы возьмем численность городского населения в 1840 г. В этом случае произведение ранга на размер 17 самых больших городов колеблется между 391114 (Нью-Йорк) и 67050 (Чикаго); иными словами, наша константа для Нью-Йорка в 6 раз больше, чем для Чикаго. В такой ситуации едва ли можно говорить даже о свободной константе. Для 1840 г. правило ранга-размера просто не существует. Еще меньше работает оно для данных переписей 1790 г., 1800 г. и др. А проверка этого правила на городах других стран и вовсе практически сводит его на нет. По этим причинам заявленная закономерность в лучшем случае - очень свободное, ограниченное временем и местом подобие закономерности. Будучи таковой, она едва ли имеет какое-либо отношение к принципу наименьших усилий. Кроме того, остается неизвестным, что она на самом деле означает и какими факторами обусловлена.

Сказанное о правиле ранга-размера применительно к городскому населению можно распространить и на другие закономерности ранга-размера, предложенные Зипфом: объем суммарных продаж сотни компаний, торгующих в розницу, объем продаж которых превысил $25 млн в 1948 г; число работников деловых учреждений в США; также несколько других. Здесь, даже в числах Зипфа, вариации «постоянного произведения» ранга на размер настолько велики, что он сам вынужден признать отсутствие постоянства.

Если мы немного изменим способ ранжирования чисел в каждом из этих рядов (и такое изменение будет столь же оправданным, сколь спорно ранжирование, избранное автором с целью подгонки данных под свое уже сформулированное правило ранга-размера), тогда даже тень закономерностей Зипфа растает в небесной синеве. С другой стороны, если, как Зипф, проделывать фокусы с рядами чисел и называть широко варьирующиеся произведения ранга на размер «постоянной закономерностью», можно открыть уйму «закономерностей» незакономерного характера. Еще одна любопытная особенность этих нумерологических манипуляций состоит в том, что сам автор не уверен в том, как следует поступить с полученными закономерностями, что они означают и какие факторы вызвали их к жизни.

Описанные манипуляции названы нумерологическими, потому что они идентичны множеству нумерологических «открытий» (как древних, так и совсем недавних) закономерностей в различных наборах цифр. Например, в древней Индии, Вавилоне, Китае, Персии, Греции, Риме, средневековой Европе, в исламском мире было сделано немало попыток обнаружить и затем объяснить существование определенных периодических циклов в жизни мира, социальных процессов, индивида. Самая замечательная из таких попыток - постоянно повторяющийся «основной» цикл из 311 040 млрд лет смертных людей в жизни Вселенной. Большой цикл (кальпа) в 4 320 тыс. "лет смертных людей" делится на четыре периода: сотворение - Крита Юга (1 728 тыс.), Трета Юга (1 296 тыс.), Двапара Юга (864 тыс.) и, наконец, разложение и распад - Кали Юга (432 тыс.); в этот последний цикл человечество вступило в начале XIV в. и пробудет в нем, пока Кали Юга не закончится. «Происходит бесконечная смена этих периодов». Затем есть различные циклы «Великого века», продолжительность которого, согласно разным авторам, составляет 20 250 тыс.; 760 тыс.; 21 тыс.; 10 тыс.; 7 500; 4 800; 3 600 и т.д. "лет смертных людей".

Бок о бок с этими изысканиями нумерологи «открывали» бесчисленное множество более коротких периодов, связанных прежде всего со «священными», «астрологическими» и «магическими» числами: 3, 7, 9, 16, 27, 30, 54, 59 и т.д. [21]. Каждый из этих периодов обычно связывался со многими переменами, тщательно вырисовавшимися нумерологами в жизни всей вселенной, или человечества, или государства, или индивида. «Открывая» и «демонстрируя» верность этих периодов, древние нумерологи манипулировали наборами различных чисел примерно так же, как это делают их современные коллеги. Поэтому я и называю действия Зипфа и многих других нумерологическими, а не математическими.

Доблестная попытка Зипфа типична для огромного большинства нумерологических «исследований», процветающих под внушающим доверие ярлыком «количественных», «математических», «точных». По причине распространения культа нумерологии необходимо упомянуть его как особую форму метрофрении, о которой мы ведем речь.

Критика нумерологических манипуляций не распространяется на те количественные исследования, где окончательные результаты часто выводятся в форме математических формул, где эти результаты не экстраполируются за пределы изученных фактов и где четко объясняются исходные посылки. Следовательно, у нас нет возражений против формул Льюиса Ф. Ричардсона, описывающих отношения между частотой «судьбоносных ссор» и их величиной; иными словами, речь идет о количественном анализе миротворческой роли языка, правительства, религии, локальных связей [22]. Моя критика не касается и таких формул, как y = 22,92 + 0,884X, где показывается отношение между уровнем преступности в одном из районов Чикаго и долей рецидивистов среди преступников этого района [23]; как формула Э.К.Янга M = k(F/d²) [24], точно описывающая одну из достаточно общих закономерностей миграции или территориальной мобильности индивидов в определенных сельско-городских регионах или странах; формула У.Файрея, показывающая лишение социальной системы ее оптимального функционирования или же наиболее пропорциональное удовлетворение ее главнейших потребностей: D = k(d-x)²^m + F [25].

Эти и многие другие математические формулы лишены нумерологических пороков, если они не распространяются за пределы изученной выборки и рассматриваются просто как сокращенная символьная форма выражения результатов, полученных в конкретном исследовании. Эти формулы, в свою очередь, имеют собственные недостатки, о которых мы поговорим позднее.

На этом мы заканчиваем обсуждение нумерологического типа квантофрении.

5. Ложное околичествление нескалярных качественных данных

Возможно, одним из наиболее ярких проявлений метрофрении можно назвать все усиливающуюся тенденцию к неограниченному околичествлению всех качественных данных, независимо от того, годятся они для такой операции или нет. Еще более симптоматичен в этом отношении высокий научный престиж, который приобрели эти попытки в глазах количественно ориентированных ученых. Следовательно, эти попытки заслуживают того, чтобы кратко их рассмотреть.

Страстная тяга придать количественный вид всем качественным данным проявилась во многих сферах: в измерении интенсивности и качеств убеждений, эмоций, умственных способностей, идеологий, установок и общественного мнения; в количественных теориях «факторного анализа»; в конструкции «математических моделей»; в плутании по общим методам с целью верного перевода неметрических свойств в скалярные. Обсудим вкратце несколько исследований общих методов околичествления качественных данных. Среди последних работ по этой проблематике метод «скалирования» или «скалограммы» Л.Гуттмана (переработанный для практического применения Э.А.Зухманом в «скалограммную панель») и теория П.Ф.Лазарсфельда о непрерывных «латентных классах» являются, видимо, наилучшими общими методами скалирования феноменов, кажущихся в принципе нескалируемыми [26].

Что касается успешности этих попыток, то результат можно предвидеть заранее: если подлежащие счету качества имеют части, то их можно измерить или упорядочить, а измерения - выразить численно. Если скалируемые качества частей не имеют, то их нельзя адекватно проскалировать или измерить. Если же, несмотря на это, «недробимые качества» рассматриваются количественно, то получившиеся измерения наверняка окажутся скорее выдуманными, чем истинными, они окажутся навязанными изучаемым явлениям и не будут являться их действительными характеристиками. Основание для подобных заявлений хорошо сформулировано видным физиком П.Аппелем:

В математических формулах буквы означают числа; эти формулы приложимы только к количествам, которые поддаются измерению и которые можно выразить числами. В аналитической геометрии x, y, z означают числа. Параметры x, y, z в механических уравнениях - тоже числа. Там, где нет частей и чисел, все формулы и уравнения или бессодержательны, или представляют собой субъективное ранжирование, взвешивание, оценивание, производимое приверженцами неверно примененной квантификации.

Этот вывод подтверждают (видимо, наперекор желаниям авторов) и результаты изысканий Гуттмана, Лазарсфельда и Зухмана. Прежде всего, «скалограммная панель», являющаяся просто удобным средством для распределения индивидов и ответов в зависимости от их частоты, по оценке самого Зухмана, имеет весьма ограниченное применение: во-первых, она предназначена для одномерных явлений, во-вторых, из одномерных для нее подходит только незначительная, объективно подлежащая скалированию часть явлений, их можно скалировать и без «скалограммной панели». В качестве средства для скалирования всех нескалируемых качественных данных «скалограммная панель» бесполезна. Даже простое действие, состоящее в распределении данных на «скалограммной панели» по частоте, требует «взвешиваний», «широких полос», «поправки ошибок ближе к центру», «комбинации категорий», «выбора между режущими точками» и других сомнительных ухищрений, хорошо скрытых за объективно смотрящимися таблицами и диаграммами [27].

Еще менее удачны попытки «скалирования» сравнительно простых качественных явлений, таких, как мнения, эмоции, желания и установки, высказанные военными в ходе различных опросов.

Распространен вопрос: «Как часто в реальной практике вы имеете дело со шкалами?» Совершенно очевидно, что если жесткая модель параллелограмма, без которой невозможна шкала, не встречалась на практике, то у теории маленькая практическая применимость. Тогда настоящий вопрос состоит в том, встречаются ли шкалы достаточно часто, чтобы можно было применять их при изучении социальных установок. ... Многие социальные явления слишком сложны, чтобы можно было ожидать, что их стороны можно отложить на шкале. ... [В ходе исследования применимости этой теории] гораздо чаще обнаруживались ряды нескалируемых вещей, [однако] встречались и скалируемые элементы: их было достаточно, чтобы дальнейшие исследования имели смысл [28].

При ближайшем рассмотрении этих элементов оказывается, что возможность их скалирования обусловлена не объективно существующими частями или слоями изучаемых явлений, а тем, что в своих вопросниках авторы упорядочили ответы спорным образом. Ответы эти выстроены по порядку: «очень», «в некоторой степени» или «мало», или даже более подробно. Заранее определив ответы подобным ранжированием, авторы просто подсчитывают количество ответов в каждой группе и тем самым получают свое «ранжирование» или «скалярность» различной интенсивности того или иного мнения, убеждения, эмоции, желания или установки. В ответах они получают точно те степени, части, интенсивности, которые они заложили в вопросах. Это возможность создана искусственно, навязана волей исследователей. Она исходит из того, что в установках или убеждениях существуют измеримые степени («очень сильно», «сильно», «в некоторой степени», «слабо»), невзирая на то, подсказывает ли респондентам такие степени их жизненный опыт. Более того, она заранее определяет, сколько этих степеней интенсивности в опыте отвечающих людей. Вопросники сами содержат основные ответы на вопросы о скалировании и числе возможных степеней проявления феномена. Ответы таковы: (1) изучаемые явления скалируемы; (2) число основных классов на шкале в точности то же, что и в вопроснике: их три, если ответы «очень много», «немного», «мало»; их пять, если предлагается деление на пять пунктов и т.д. Такая заранее заданная скалируемость ни в коем случае не свидетельствует об объективно существующей скалируемости качественного эмоционального, волевого, аффективного, интеллектуального опыта респондентов, как это следует из вопросников. Если уж на то пошло, то подобная подстановка неизбежно влечет за собой большую вероятность ошибки, а также непроверенные, спорные и субъективные мнения исследователей.

Этот вывод подкрепляется и данными самих авторов. Там, где вопросы ранжировались более свободно и респондентам оставалось больше возможности для выбора, оказывалось, что ответы не вполне подходят для размещения на шкале. Например, вопросы о страхе составлены таким образом.

Как часто вам приходилось испытывать подобное при обстреле? Выберите один из ответов для каждой реакции.

Предлагаемые ответы: «Часто / Иногда / Однажды / Никогда / Нет ответа».

Авторы утверждают, что все категории за исключением «холодного пота» подпадают под скалярную модель и что коэффициент воспроизводимости результатов равен 0,92. Частота ранжировалась от 9% респондентов, отметивших «непроизвольное мочеиспускание», до 84%, испытывавших «сильное сердцебиение». «Ранжирование дихотомичных симптомов позволяет предсказать, например, что человек, испытывавший «дрожь или лихорадку во всем теле», должен был испытывать и «ощущение слабости в желудке» или «сильное сердцебиение». ... Симптомы порождены единой для всех человеческой природой и позволяют расположить респондентов на непрерывной шкале. Существует настоящая взаимозависимость между различными симптомами страха, и она позволяет более или менее жестко их упорядочить» [29].

Теперь давайте выделим в этих результатах и выводах некоторые значимые для нас моменты. Во-первых, «холодный пот» не вписывается в шкалу. Это означает, что ему определена неверная ступень среди категорий страха или что сама шкала еще не вполне разработана и находится на уровне догадок. Во-вторых, не только различные симптомы страха, но и практически все важные изменения организма порождены человеческой природой и взаимозависимы: эта простая истина ныне исповедуется не только биологами-«холистами», но и практически всеми другими сведущими биологами. Это является основной характеристикой и всех социальных и культурных систем в отличие от простых скоплений [30]. Компетентные врачи и биологи могут сказать, что без сердцебиения едва ли возможны «дрожь и лихорадка по всему телу». Не требуется никаких «скалограмм» или теорий «латентных структур», чтобы обнаружить эти уже известные истины. В-третьих, из того, что различные изменения в организме или социокультурной системе взаимозависимы, не следует, что эти изменения обязательно скалярны по своей силе или что их проявлениям свойственна определенная упорядоченность во времени. Ни один биолог или врач не скажет, что все важные перемены в организме, происходящие при переходе от детства к юношеству (увеличение веса и роста, изменение голосовых связок и других органов, эмоциональные и умственные изменения), являются скалярными по своей интенсивности или по времени появления. Нет никакой закономерности даже в том, когда и как ребенок учится ходить и говорить: одни сначала начинают ходить, потом говорить; другие - говорить прежде, чем ходить. Ни один биолог или врач не будет пытаться выстроить на шкале в порядке убывания интенсивности симптомы болезней: простуды, расстройства пищеварения, растяжения сухожилия на щиколотке, легкого ушиба или рака, заболевания сердца, туберкулеза и т.д. Хотя все эти изменения взаимозависимы и являются следствием единой для всех человеческой природы, распределение сотен этих изменений вдоль непрерывной шкалы в порядке возрастания или убывания интенсивности проявления не представляется ни объективно возможным, ни практически полезным.

В силу аналогичных причин из того, что различные симптомы страха «происходят от общей для всех человеческой природы» и являются взаимозависимыми», автоматически не вытекает, что эти симптомы можно строго расположить на шкале от более к менее сильным, т.е. от «оцепенения» к «усиленному сердцебиению», как это сделано в приведенной выше шкале; из этого не вытекает, что временная смена симптомов страха непременно начинается с «усиленного сердцебиения» и заканчивается «потерей контроля над кишечником» и «оцепенением». Нет объективных причин полагать, будто «ощущение слабости» более верный симптом страха, чем «ощущение слабости в желудке», а «непроизвольное мочеиспускание» более сильное проявление страха, чем «рвота» или «дрожь и лихорадка по всему телу», или же что степень интенсивности, отделяющая один класс симптомов страха от другого, в точности одинакова между всеми смежными классами симптомов. Более того, одновременно могут проявиться несколько таких симптомов, и они могут варьироваться.

Нет и объективных свидетельств того, что за исключением «усиленного сердцебиения», являющегося наиболее общим симптомом страха (равно как и ненависти, сильной любви, усталости, возбуждения и т.д.), можно, опираясь на эту шкалу, предсказать, что если человек испытывает «ощущение оцепенения», то он непременно испытал и все предшествующие, менее сильные симптомы страха. Эта жесткая шкала интенсивности симптомов страха произвольно объединяет различные его проявления и ни в коем случае не может служить надежной основой для предсказаний. Иными словами, авторам не удалось объективно упорядочить симптомы страха. Вообще-то у них едва ли есть доказательства и того, что их шкала показывает интенсивность проявления симптомов. Она действительно показывает долю тех солдат в выборке, которые испытали каждый из указанных симптомов, и ничего более. Очевидно, что ни эти доли, ни частота не имеют отношения к интенсивности страха: они не измеряют степени страха и не распределяют эти степени в каком-то порядке.

Заменив проценты и частоты интенсивностью, авторы совершили ошибку в распознавании двух различных явлений: частоты, с которой проявляется каждый симптом, и интенсивности страха. Из того, что обычная простуда встречается чаще, чем рак, не следует, что простуда - более серьезное заболевание, чем рак. Из того, что только 9% солдат отметили «непроизвольное мочеиспускание», в то время как гораздо большее число испытывали рвоту, не следует, что одно из этих явлений - более сильная форма страха, чем другое. Эти рассуждения показывают нам, что приведенная шкала симптомов страха отнюдь не шкала интенсивностей его различных проявлений.

Как мы видели, утверждение Гуттмана, что симптомы страха, равно как и другие качественные данные, имеют одну природу и являются взаимозависимыми, не дает ему оснований заключать, что все симптомы страха можно распределить на шкале по их интенсивности. Да и сами утверждения сформулированы нечетко. Единую для всех природу имеют не только все симптомы страха, но и все важные изменения в индивиде, в организме, в механической, биологической или социокультурной системе, и они также все взаимозависимы. Его формулировка здесь подобна утверждению, что «все сигареты «Кэмел» притягиваются друг к другу прямо пропорционально их массе и обратно пропорционально квадрату расстояния между ними». Такое утверждение несостоятельно потому, что закон Ньютона гласит: не только сигареты «Кэмел», но и все другие материальные тела подчиняются закону всемирного тяготения. Применение этого закона только к сигаретам означает логическую и фактическую несостоятельность.

Эти замечания показывают несостоятельность исходных посылок Гуттмана и его выводов, сделанных на основе этих посылок. Если же его посылки и выводы неверны, то и попытка разложить на шкале страх и другие качественные явления по интенсивности становится несостоятельной.

Эта критика еще более верна для гипотезы Лазарсфельда о «латентных непрерывных структурах», на которой и строится вера в скалируемость качественных данных или явлений. Его гипотеза включает постулат, что «существует некий набор латентных классов; явная связь, обнаруживаемая в ходе эксперимента между двумя и более вещами, объясняется именно существованием этих основных классов и только им одним. ... Любая установка, таким образом, имеет две стороны: одна связана с латентными классами, другая является специфичным свойством вещи». В отличие от Гуттмана, для которого установка - это эмпирически наблюдаемая реакция, для Лазарсфельда установка порождена латентными классами, которые сами следствие видимых данных. «Следовательно, латентный континуум - это гипотетический конструкт» [32].

Вот поучительный пример того, как неразбавленная метафизика проникает в современные психосоциальные науки. «Неразбавленная метафизика» - потому что у Лазарсфельда нет ни математических, ни логических, ни эмпирических оснований постулировать, что все или многие внешне нескалярные предметы в действительности представляют собой скалярный континуум и что когда мы обращаемся ко всем латентным классам этого континуума, то кажущиеся прерывными или нескалярными предметы становятся непрерывными и скалярными. Математика оперирует как непрерывными, так и прерывными функциональными уравнениями: например, B = 1/A или B = ÖA² - 1. Следовательно, с математической точки зрения, у Лазарсфельда нет оснований строить свои рассуждения на том, что качественные данные всегда непрерывны в своих явных и латентных классах. Как и почти все «социально-физические» теории, теория Лазарсфельда строится на устаревших физических и математических теориях. Она полностью игнорирует квантовую теорию и современную микрофизику. Сама суть квантовой теории - в принципе прерывности, когда при переходе маленьких групп атомов с одного уровня энергии на другой происходят «квантовые скачки». Этот процесс настолько прерывист, что едва ли его можно назвать «перемещением» или «движением».

Если принцип прерывности здесь является главенствующим, то нет оснований полагать, что психосоциальные явления не могут быть также прерывистыми и непредсказуемыми. До тех пор пока постулат Лазарсфельда не учитывает «кристаллизующие силы молекулярной модели» Планка-Дельбрюка-Гайтлера-Лондона-Шредингера, до тех пор пока он не учитывает квантовую теорию современной физики, он не имеет под собой серьезных физических и математических оснований [33].

С логической точки зрения, теория Лазарсфельда движется по кругу. Если для ее подтверждения можно собрать эмпирические доказательства, то латентный континуум доказуем эмпирически; если эмпирические данные противоречат существованию скалярного латентного континуума, то это противоречие объясняется исходной посылкой: отсутствуют некоторые латентные классы, но когда они будут обнаружены, они заполнят пробелы и таким образом подтвердят истинность постулата. В этом отношении она сродни «непогрешимой» гипотезе о «латентном континууме» привидений или «тайных сил», загадочное поведение которых и объясняет все и вся, происходящее в видимом эмпирическом мире.

Теория Лазарсфельда также не подтверждается эмпирическими данными. «Уродливые эмпирические факты» (Т.Хаксли) упрямы, им нельзя «приказать» действовать согласно постулату. В попытке околичествления нескалярных явлений он вынужден изобретать «квазишкал», по определению являющихся спорными и надуманными. Будучи таковыми, это не шкалы вовсе. Само введение «квази-шкал» - это открытое признание в том, что околичествление качественных данных невозможно. Вся гипотеза о «непрерывных латентных классах» бесполезна для околичествления качественных данных.

В отношении скалограммы Гуттмана и латентных классов Лазарсфельда С.А.Штауффер верно заметил: «в этих гипотезах слишком мало того, что не подлежало бы сомнению» [34]. Г.Мерфи высказывается более категорично: «есть все основания полагать, что ни одна из более или менее сложных социальных установок... никогда не поддастся точному измерению» [35].

Конечный результат этих попыток околичествления качественных данных полностью подтверждает предположения, выдвинутые в начале этой главы. Даже если такие «жрецы квантификации», как Гуттман и Лазарсфельд, не справились со своей задачей, то у нас есть основания предположить, что не столь рьяные приверженцы этого культа преуспеют в этом и того меньше. Вообще-то большинство из них до сих пор не осознают той грубейшей ошибки, которую они совершают своим неутомимым околичествлением, своим скалированием нескалируемых явлений, ранжированием неранжируемых понятий, комбинированием и измерением переменных, совершенно не пригодных для комбинирования и измерения. Например, в случае множественной причинности им, кажется, не составляет труда скомбинировать, проскалировать и измерить относительную обусловливающую силу таких несопоставимых переменных, как флора и фауна, диапазон температур, половозрастной состав населения, господствующая религия, влияние политического режима, технологические факторы, даже хобби. Со своими скудными познаниями в математике и логике они не видят никакой сложности в этих проблемах и постоянно «решают» их при помощи своей «доморощенной» математики, логики и методов. Возможно, они не затруднились бы скомбинировать и измерить относительную обусловливающую силу таких переменных, как конский хвост, жужжание пчелы, полет птицы, дыхание человека, религиозная проповедь, атомный взрыв, нервный срыв - что угодно [36].

Нет необходимости повторять, что этот вид околичествления не имеет никакого отношения к действительно научному скалированию, ранжированию и измерению. Моду на псевдоквантификации едва ли можно объяснить отдельно от эпидемии квантофрении, бушующей среди исследователей. Подкошенные вирусом этой эпидемии, они искренне верят в свою великую миссию продвижения психосоциальных наук на более высокий уровень научной точности; им даже удалось убедить в этом многих людей, не связанных с наукой. Однако им не удастся долго дурачить историю и собственно науку. Вместе с увеличением числа таких попыток более очевидным становится и все ложное, что есть в таких квантификациях. Более очевидными становятся и истинные плоды таких стараний. Далее мы увидим, что эти плоды несъедобны или ядовиты. Несмотря на гигантский труд, энергию, средства, этот сизифов труд еще не породил ни одной истинной теории, ни одного ряда полезных гипотез или значимых фактов. Он не открыл ни одной существенной закономерности или нового научного метода. В лучшем случае, он принес, быть может, несколько наполовину верных наблюдений третьестепенной важности. Самое время бросить эти псевдонаучные занятия.

1. 1. Erwin Schroedinger, What is Life (Cambridge University Press, 1947), p.vii. By permission.

2. 2. Подробности см. в P.Sorokin, Contemporary Sociological Theories, chap. 1.

3. 3. A.Lysen, «Anorganisches und Organisches in den sozialen Erscheinungen», Koelner Vierteljahrshefte fuer Soziologie, XI (1932), pp. 139-53.

4. 4. Kurt Lewin, Field Theory in Social Sciences: Selected Theoretical Papers (New York, 1951), pp. 100, 239-40.

5. 5. S.C.Dodd, Dimensions of Society. A Quantitative Systematics for the Social Sciences (New York, 1942), frontipiece. (By permission of the Macmillan Co.) S.C.Dodd, Systematic Social Science (A Dimensional Sociology) (American University of Beirut, 1947).

6. 6. Рецензия E.T.Bell на «Dimensions of Society» Додда, Amer. Sociol. Review, VII (1942), pp. 707-709.

8. 8. О множестве различных значений «времени», «пространства», «причинности» см. P.Sorokin, Sociocultural Causality, Space, Time (Duke Univ., 1943); G.Gurvitch, Determinismes et Liberte Humaine (Paris, 1955).

9. 9. Одна из причин этого и других недостатков - во множестве целей С-теории. Порой Додд представляет ее как практическое средство для упорядочивания печатного или написанного материала (таблиц, карт, графиков, текстовых абзацев и т.д.) в области социальных наук. Порой она предстает как общая формула для классификации и околичествления всех социальных явлений. Колеблясь между этими противоположными задачами, Додд не преуспел ни в одной. Подобная амбивалентность свойственна и количественным функциям С-теории. В одних местах Додд прямо заявляет, что его цель - систематизация и квантификация науки социологии. В этих утверждениях он представляет свои «формулы» как количественные и математические. В других местах его работы С-теория - это нечто наподобие удобного средства для описания социальных явлений, она лишь отдаленно связана с математикой.

10. 10. Краткую историю «социальной физики», «социальной механики» и «социальной энергетики» см. в P.Sorokin, Contemporary Sociological Theories, chap. 1.

11. 11. Анализ различных значений термина «равновесие» в психосоциальных науках, а также несостоятельность всех этих значений см. в P.Sorokin, Social and Cultural Dynamics, vol. IV, chap. 14.

12. 12. A.Portuendo y Barcelo, Essais de mecanique sociale (Paris, 1925), pp. 7-8, 20-21, 121.

13. 13. Критику на них см. в P.Sorokin, Contemporary Sociological Theories, pp. 13 ff. P.Sorokin, Sociocultural Causality, Space, Time, chap. 3. «They have been doomed to failure, because of a too literal imitation of physics» («Они были обречены на провал из-за своего чересчур буквального подражания физике»). N.Rashevsky, Mathematical Theory of Human Relations (Bloomington, 1947), p. v.

14. 14. J.F.Brown, «On the Use of Mathematics in Psychological Theory», Psychometrika, I (1936), pp. 80-81. K.Lewin, Principles of Topological Psychology (New York, 1936), and Lewin’s Field Theory, quoted.

15. 15. Об основных формах мотивации и соответствующих действиях см. P.Sorokin, Society, Culture and Personality, pp. 44 ff. L.Petrazycki, Law and Morality (Harvard University Press, 1955), chap. 2.

17. 17. George K. Zipf, Human Behavior and the Principle of Least Effort (Cambridge, 1949), pp. ix, 3, 5-8. (By permission of Addison-Wesley Press.)

21. 21. Подробнее об этих периодах см. в P.Sorokin, Social and Cultural Dynamics, vol. IV, chap. 9; vol. II, pp. 353-84.

22. 22. Ср. L.F.Richardson, «Variation of the Frequency of Fatal Quarrels with Magnitude», Journal of Amer. Statistical Association, XLIII (1948), pp. 523-46; L.F.Richardson, «Contiguity and Deadly Quarrels: the Local Pacifying Influence», Journal of the Royal Statistical Society, CXV (1952), pp. 219-31.

23. 23. C.R.Shaw and H.D.McKay, Juvenile Delinquency and Urban Areas (Chicago, 1942), pp. 111-12.

24. 24. Cornell University Agriculture Experiment Station Bulletin No. 426, pp. 27 ff.

25. 25. W.Firey, Land Use in Central Boston (Harvard University, 1947), p. 327.

26. 26. Об исследовании Л.Гуттмана и П.Ф.Лазарсфельда см. в S.A.Stouffer, L.Guttman, P.F.Lazarsfeld, and others, Studies in Social Psychology of World War II; vol. IV: Measurement and Prediction (Princeton, 1950).

28. 28. Ibid., vol. IV, pp. 157-58. (By permission of Princeton University Press).

30. 30. Подробно о развитии теории социокультурных систем см. P.Sorokin, Social and Cultural Dynamics, все четыре тома, и особенно том IV. Эта теория, подвергнутая критике после своего выхода в свет, ныне повторяется многими социологами, причем, как правило, без ссылки на мои работы.

31. 31. Дискуссию об этой логической и фактической состоятельности см. в P.Sorokin, Contemporary Sociological Theories, pp. 34 ff.

33. 33. Ср. квантовую теорию и ее связь с биологическими и «историческими» или психосоциальными явлениями в работах таких видных физиков, как: E.Schroedinger, What is Life (Cambridge, 1947), passim; H.Margenau, «Physical vs. Historical Reality», Philosophy of Science, 19 (1952), pp. 193-213; E.C.Kemble, «Reality, Measurement and the State of the System in Quantum Mechanics», Philosophy of Science, 18 (1951), pp. 273-99; C.W.Churchman, The Theory of Experimental Inference (New York, 1948).

36. 36. О трудностях измерения несопоставимых переменных в случае множественной причинности см. P.Sorokin, Sociocultural Causality, Space, Time, pp. 47 ff.

[1][1] Quantophrenia // Sorokin P. Fads and Foibles in Modern Sociology and Related Sciences. Westport, Connecticut: Greenwood Press, Publishers. 1956. P. 102-130.

Питирим Сорокин

КВАНТОФРЕНИЯ[1][1]