СТАЛИНИЗМ В СОВЕТСКОЙ ПРОВИНЦИИ
К оглавлению
МИКРОИСТОРИЯ
С. А. Папков (Новосибирск) «КУЛАЦКАЯ ОПЕРАЦИЯ» 1937-1938 гг. В КРАСНОЗЕРСКОМ РАЙОНЕ ЗАПАДНО-СИБИРСКОГО КРАЯ
Изучению массовых операций НКВД 1937-1938 гг. посвящен целый ряд научных публикаций, изданных в России в постсоветский период. В исследованиях Б. Б. Брюханова, Е. Н. Шошкова, Р. Биннера, М. Юнге предпринята попытка дать обобщенную картину развития террора в СССР, комплексно осветить процедуру исполнения приказа НКВД № 00447 по стране целом1. К этой группе принадлежит также публикация О. Б. Мозохина, раскрывающая роль и масштаб применения внесудебных полномочий органов госбезопасности СССР в сталинскую эпоху2. В работах других авторов массовые репрессивные акции 1937-1938 гг. представлены на примере отдельных краев, областей и районов страны3. Однако об операциях на территории Сибири специальных исследований нет. 1 См.: Брюханов Б. Б., Шошков Е. Н. Оправданию не подлежит: Ежов и ежовщина, 1936-1938 гг. СПб., 1997; Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим». Секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М., 2003. 2 Мозохин О. Б. Право на репрессии: внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918-1953). М.; Жуковский, 2006. о
Иванов В. А. Миссия ордена: Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20-х — 40-х гг. (по материалам Северо-Запада РСФСР). СПб., 1997; Самосудов В. М. Большой террор в Омском Прииртышье, 1937-1938. Омск, 1998; Степанов А. Ф. Расстрел по лимиту: Из истории политических репрессий в ТАССР в годы «ежовщины». Казань, 1999; Маннинг Р. Массовая операция против «кулаков и преступных элементов»: Апогей Великой Чистки на Смоленщине // Сталинизм в российской провинции: Смоленские архивные документы в прочтении зарубежных и российских историков. Смоленск, 1999; Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба: «массовые операции» НКВД в Кунцевском районе Московской области 1937-1938 гг. М., 2004 и др. В данной статье ставится задача показать процесс исполнения приказа НКВД № 00447 в одной из сельских провинций Сибири — в Краснозерском районе Западно-Сибирского края (с августа 1944 г. район вошел в Новосибирскую область). Кроме общей задачи планируется рассмотреть категории преследуемых жителей деревни и мотивы для выбора конкретных объектов репрессий, а также предполагается прояснить роль свидетелей, выступавших на стороне обвинения. Для получения наиболее полной картины развития операции на данной территории имеются необходимые предпосылки. Прежде всего это список всех жертв репрессивной политики в Краснозерском районе за 1922— 1950 гг., выявленный в ходе работы с архивно-следственными делами в УФСБ Новосибирской области и отделе спецдокументации Управления архивного дела администрации Алтайского края (ОСД УАД АК) при составлении Книги памяти жертв политических репрессий в Новосибирской области. Этот список и сопровождающие его биографические справки предоставляют широкие возможности для научного анализа. Они позволяют отчетливо вычленять каждую категорию арестованных граждан, определять основные этапы массовых операций, сравнивать их масштабы и, наконец, увидеть последствия каждой крупной акции НКВД. Обобщающие статистические сведения о результатах массовых операций для настоящей статьи были получены из протоколов троек, хранящихся в Новосибирске (тройка УНКВД ЗСК и УНКВД по НСО) и Барнауле (тройка УНКВД по Алтайскому краю). Использование архивно-следственных дел, в свою очередь, послужило основанием для детальной характеристики категорий лиц, подвергнутых репрессиям в ходе исполнения приказа № 00447.
1. Краткая характеристика района
Краснозерский район расположен на юго-западной окраине современной Новосибирской области, на границе с Алтайским краем, в зоне обширной Кулундинской степи. Это большой по территории аграрный район, смешанное русско-украинское население которого традиционно было занято сельскохозяйственным трудом. Район начал заселяться и осваиваться со второй половины XVIII в. Наиболее крупными его поселениями стали Краснозерское, Петропавловка, Лобино, Половинное, Полойка, Мохнатый Лог. К 1930 г. численность жителей района достигала 51 тыс. чел. В период коллективизации в Краснозерском районе произошли наиболее существенные перемены, изменившие социальное развитие района и состав его населения. Как и в других частях Советского Союза, с 1928 г. здесь проводились регулярные массовые чистки, входе которых устранялись всякого рода «враждебные элементы» в лице «кулаков», «подкулачников» и «саботажников», а также полностью менялись отношения собственности. В конце 1920-х — 1930-е гг. район входил в зону деятельности Славгородского окротдела-оперсектора ОГПУ-НКВД, а сам окротдел и оперсектор являлись частью широкой структуры полномочного представительства ОГПУ-НКВД ЗападноСибирского края.
Первые коллективные аресты и предание уголовному суду местных «кулаков» были произведены в феврале-марте 1928 г. В число жертв вошли 17 наиболее крупных держателей хлеба, осужденных на срок от 3 до 6 месяцев лишения свободы по ст. 107 УК РСФСР («за несдачу излишков»)1. После этого они, кроме одного, больше не фигурировали ни в каких районных репрессивных списках, так как, вероятно, навсегда покинули свой регион или были выселены административным путем. В 1929 г. жертвами раскулачивания в районе стали 205 чел. — глав семей, из которых 38 чел. были осуждены по «кулацкой» статье 61 УК («отказ от выполнения государственных повинностей»)2. На следующий год акции преследования «кулаков» дополнились новыми формами. В марте 1930 г. в ходе кампании по «ликвидации кулачества» из пределов района было депортировано не менее 195 крестьянских хозяйств3; еще несколько сот семей самостоятельно покинули место жительства. В результате только за 1930 г. численность жителей района сократилась на 4,1 тыс. чел. (с 51,3 тыс. до 47,2 тыс.)4. В 1931 г. последовала новая депортация, еще большего масштаба. В течение марта, а затем в мае-июне 1931 г. в Нарымский край из района были высланы 607 семей в составе 2 950 чел.5 К 1935 г. население района было почти полностью коллективизировано (92,2 %)6. В 1937 г. в 18 сельсоветах (70 населенных пунктов) действовало 85 колхозов, один крупный совхоз и три МТС. В целом после серии советских преобразований и чисток 1920-1930-х гг. Краснозерский район представлял собой вполне типичную для Сибири административную, демографическую и хозяйственную единицу, развитие которой мало чем отличалось от окружающих ее районов края. 1 Список лиц, осужденных по ст. 107 УК РСФСР нарсудами Славгородского округа за 1928 г. // ЦХАФАК. Ф. р-637. On. 1. Д. 10. Л. 176, 180. 2 Сводка о ходе хлебозаготовок по Славгородскому округу по состоянию на 1 декабря 1929 г. // Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. р-47. On. 1. Д. 657. Л. 97. о
Документы Краснозерского (Карасукского — по старому названию) райисполкома за 1930 г. // ГАНО. Ф. р-418. On. 1. Д. 894. Л. 91, 107. 4 Западно-Сибирский край: Материалы по экономике края. Новосибирск, 1932. РазделИ. С. 138-139. 5 Сведения о выселении кулацких хозяйств из Карасукского (Краснозерского) района в 1931 г. // ГАНО. Ф. р-418. On. 1. Д. 889. Л. 42. ^ Хозяйственно-экономическая характеристика районов Запсибкрая. Краснозерский район // Там же. Ф. П-3. Оп. 9. Д. 55. Л. 80. Чтобы представить значение операции по приказу № 00447 и ее место в общей карательной политике 1937-1938 гг., приведем сравнительные данные об арестах в районе за эти годы по всем видам репрессий. Показатели таблицы свидетельствуют о том, что 1937-1938 гг. являются самым активным периодом применения репрессий в районе (в эту статистику не входят принудительные депортации периода коллективизации). В то же время операция по приказу № 00447 занимает основное место среди других массовых операций и арестов 1937-1938 гг.: она дает 58 % арестов данного периода. Вместе с другой полномасштабной акцией НКВД — «операцией по делу РОВС» — эти две акции наиболее ярко выражают сущность Большого террора, пережитого населением района в конце 1930-х годов.
2. Начало операции и ее циклы. Статистика арестов
Выяснение деталей проведения «кулацкой операции» в Краснозерском районе имеет некоторые особенности, связанные с административно-территориальными изменениями, совпавшими с реализацией приказа № 00447. Первые аресты по ликвидации «кулаков» в районе начались в конце июля 1937 г., когда район территориально входил в состав Западно-Сибирского края (ЗСК). В этот период материалы всех арестованных проходили через тройку УНКВД по ЗСК. В сентябре 1937 г. в результате образования Алтайского края Краснозерский район стал частью этого нового административного образования. Соответственно все следственные материалы стали проходить через тройку УНКВД Алтайского края. Таким образом, массив архивно- следственных документов разделился на две части и до настоящего времени концентрируется по двум фондам — УНКВД по ЗСК (Архив УФСБ по НСО) и УНКВД по Алтайскому краю (ОСД УАД АК). Поэтому сведение материалов двух самостоятельных троек в единое целое служит необходимым условием для того, чтобы составить совокупное представление о содержании и масштабах операции по приказу № 00447 в пределах рассматриваемой территории.
Реализация плана «кулацкой операции» в районе началась с 29 июля 1937 г. и проводилась до 20 февраля 1938 г. в несколько этапов, параллельно с другой массовой операцией — по «делу РОВС». Несмотря на то что дела арестованных «кулаков» и «ровсовцев» в итоге рассматривались одной и той же тройкой, их предварительное оформление происходило по-разному: всякий арестованный в связи с «к. р. организацией РОВС» непременно указывался как именно ее участник, в то время как «кулаки» фигурировали в следственном деле и в протоколах троек как члены «повстанческой организации» или «вредительской группы». Данное обстоятельство позволяет проводить строгое разграничение по каждой из этих операций и учитывать их жертвы как разные потоки одной репрессивной кампании. Развитие операции по приказу № 00447 в районе распадалось на несколько периодов и характеризовалось такими итоговыми статистическими данными (см. табл. 2). Таблица 2*
Таким образом, отчетливо выделяются три основные фазы проведения операции. Первая из них — 29-30 июля (76 арестов, или 43 % от общего числа). Аресты были произведены одновременно в нескольких населенных пунктах: в районном центре Краснозерское, селах Полойка, Петропавловка, Казанак, в совхозе «Овцевод», а также по два-три человека — в менее крупных поселках. Вторая фаза — 16-17 октября — 39 арестов (22 %) распространилась в основном на села Лобино, Петропавловка, Полойка и Лотошное. Третья — 15 по 20 февраля 1938 г. — завершилась арестом 26 чел. (15 %), а общее число изъятых граждан по приказу № 00447 составило по району 178 чел. Все последующие аресты (8 чел.), производившиеся районным отделом НКВД, относились либо к «национальным линиям», либо к «делу РОВС». Очевидно, что к этому моменту «лимиты» на аресты «кулаков» были исчерпаны1. Арестованных размещали в районном отделении милиции в с. Краснозерское, а затем отправляли в Славгородскую тюрьму, где проводилось оформление следственных материалов и приводились в исполнение приговоры тройки. Таким образом, основная часть операции № 00447 была проведена райотделом НКВД в июле-ноябре 1937 г. В эти сроки аресту подверглось подавляющее большинство «кулаков» и «уголовников» — 70 % от общего числа изъятых по приказу, остальные 30 % арестованы в течение 1938 года.
3. Категории арестованных
Формализация исполнения приказа, оформление персональных сведений и компрометирующих материалов на арестованных являлись важным аспектом всех массовых операций, в том числе по «кулакам». Заполнению стандартных анкет образца 1933 г., характеризующих «социальное лицо» каждого арестованного, придавалось значение обязательной следственной процедуры. Поэтому достаточно ясно вырисовывается «социально-классовый» портрет объектов операции по приказу № 00447, каким представляло его районное отделение НКВД. Определенно можно утверждать, что доминирующими были две группы: «кулаки» и «уголовники», т. е. жертвы «раскулачивания» вместе с бывшими ссыльными крестьянами, и жители, имевшие в прошлом судимость. Причем очень часто обе эти категории были представлены одними и теми же лицами, что являлось типичным проявлением социальных последствий коллективизации и «борьбы с кулачеством». Из общего списка арестованных в ходе операции «кулаками» по социальному положению числилось не менее 95 чел. (53 %). Данная группа подразделялась на два дополнительных слоя, исходя из происхождения (родства) либо социального прошлого человека. Иными словами, арестованный рассматривался как «наследственный кулак» либо как кулак по личному бывшему состоянию. На этом основании в анкете делались два рода записей: «кулак», «кулак-лишенец» или (по родству) «сын кулака», «из кулаков». Второе обозначение (исходя из родства) относилось только к молодому или среднему поколению мужчин в возрасте от 19 до 40 лет, выросших в «кулацкой среде». (В числе арестованных нет лиц моложе 19-ти, а также отсутствуют женщины.) В отдельных случаях (всего их четыре) с категорией «кулаков» связывали также родственников по боковой ветви и имущественное положение, обозначаемое как «зажиточное». Анкеты этих арестованных сопровождались такими компрометирующими данными: «дядя и братья лишены избирательных прав», «брат сослан на север» или «из крестьян-зажиточников».
Конечно, принадлежность к «кулакам» могла свидетельствовать лишь о прошлом человека. Его настоящее, действительное положение к моменту ареста мало соответствовало прежнему социальному или хозяйственному статусу. Согласно анкетам «кулаков», большинство из них (70 %) были колхозниками. Наряду с остальными членами колхозов они выполняли самые разнообразные виды общественных работ. Среди них были плотники, сторожа, кузнецы, конюхи, пимокаты, трактористы, чернорабочие, счетоводы, пастухи, полеводы, работники животноводческих ферм. Некоторые бывшие «кулаки» занимали невысокие руководящие должности — бригадира полеводческой бригады (3 чел.), управляющего фермой (5 чел.), председателя сельского потребительского общества (1 чел.). Несколько «бывших кулаков» работало в районном совхозе «Овцевод». Ряд других выполняли работу на государственной службе. В их числе — бухгалтер в государственном учреждении по заготовке скота, монтер в отделении почтовой связи, бухгалтер в райЗО и другие. Четыре «кулака» состояли в промысловых артелях, выполняя работу сапожников, пимоката и портного. Небольшую группу в составе изъятых «кулаков» представляли крестьяне, прошедшие ссылку в период коллективизации либо бежавшие из ссылки. Таких было всего 9 чел. Восемь из них (Тихон Лазарев, Федор Андронов, Евграфий Ремезов и другие) имели статус «беглого из Нарымской ссылки» (север современной Томской области). Следственные материалы указывают, что некоторые беглецы покинули спецпоселения еще в 1933 и 1934 гг., другие — в 1936-м и начале 1937 г. Основная их часть работала в совхозе «Овцевод» или была восстановлена в колхозе. Двое законно освободившихся из ссылки также состояли в колхозе, выполняя обязанности чернорабочих; один беглый из ссылки являлся чернорабочим, но вне колхоза и имел статус единоличника. Наиболее полную картину социального и профессионального состава арестованных по «кулацкой» операции № 00447 содержит следующая таблица. Таблица 3
Состав арестованных в Краснозерском районе по приказу № 00447 (по роду занятий и месту работы на момент ареста)
№
п/п Род занятий или место работы Число арестованных (чел.) Доля в % 1 Члены колхозов 108 60,7 2 Рабочие совхозов, МТС, маслозаводов и промысловых артелей 32 18,0 со Гос. служащие 10 5,6 4 Единоличники 26 14,6 5 Лица без определенных занятий 2 1Д
Всего 178 100,0 Эти данные характеризуют операцию № 00047 преимущественно как кампанию, преследовавшую цель радикальной очистки колхозов, совхозов и МТС от «нежелательных элементов», в лице которых выступали прежде всего «бывшие кулаки», т. е. лица, потерявшие собственность в ходе коллективизации, а также крестьяне-единоличники. Другой крупной целевой группой являлись «уголовники», или, более точно, лица с судимостью. Общее их количество составляло немногим более половины арестованных. Наличие судимости в прошлом играло важную роль в определении судьбы человека в ходе кампании арестов. В анкетах арестованных учитывалась не только личная судимость, но и судимость близких родственников — отца или брата, а также аресты без осуждения и пребывание под следствием практически за все советское время, начиная с Гражданской войны. У целого ряда «кулаков» первая судимость фиксируется с 1922-1923 гг. Но наибольшее количество случаев осуждения приходится на начало 1930-х гг. — период массированного разрушения старого уклада в деревне. Преобладающим видом судимости была статья 61 УК РСФСР. Ее имели около 40 % судимых. По этой статье привлекали к ответственности «за невыполнение (саботаж) государственных обязательств», «за отказ от расширения посева», «за невыполнение задания по хлебопоставкам» и т. п. Несомненно, что основной жертвой судебных преследований по этому виду преступлений были именно «кулаки» и единоличники. Таким образом, «кулаки» и «уголовные элементы» сливались фактически в одну категорию и подлежали аресту одновременно по двум или трем признакам. Второй важной уголовной статьей являлись «контрреволюционные преступления» (ст. 58-10 ч. 1 УК). По ней были судимы 28 % от общего числа имевших судимость. К моменту вступления в силу приказа № 00447 эта статья также могла рассматриваться как «кулацкая», поскольку именно «кулаки» являлись основным объектом ее применения. Нижнюю позицию в реестре уголовных статей занимали статья 109 («злоупотребление властью»), статья 111 («бездействие или халатность по службе»), указ от 7 августа 1932 г. («посягательство на соц. собственность») и др.
Своеобразную группу арестованных в рамках приказа составлял небольшой круг управленцев, изъятых райотделом НКВД как «вредители». Сюда входили директор единственного в районе совхоза Дмитрий Захарьев и четыре управляющих фермами этого совхоза — А. Шаламов, И. Божко, К. Бухтияров, С. Свинтковский, а с ними — бригадир фермы П. Иванов и ветеринарный фельдшер совхоза казах С. Касымов. Все семеро до операции состояли в рядах ВКП(б), но были исключены за день до своего ареста1. Этот факт определенно указывает, что включение этих лиц в число объектов приказа № 00447 имело характер согласованной акции начальника райотдела НКВД и райкома партии (районный уполномоченный НКВД Л. Е. Кацко на этот момент являлся членом бюро PK ВКП(б)). Чтобы произвести подобную чистку в совхозе, у НКВД имелось немало оснований. С момента своего возникновения осенью 1931 г. совхоз непрерывно переживал тяжелые проблемы: имел высокий процент гибели животных и нес большие убытки. Секретарь райкома ВКП(б) П. Г. Ворошилов на местной партконференции говорил, что «падеж поголовья в совхозе доходил до 5 тыс. голов»2. В 1933 г., после образования политотдела в совхозе3, в подразделениях этого хозяйства была проведена чистка, в результате которой удалили выявленные «вредительские группы» и «кулацкие элементы». В августе 1934 г., в период партийной чистки, исключению из рядов ВКП(б) подвергся и директор совхоза Захарьев как «буржуазный перерожденец»4, но был восстановлен по решению Западно-Сибирского крайкома ВКП(б). Массовая операция НКВД 1937-1938 гг. положила конец его карьере, так же как и карьере ряда его коллег.
4. Мотивы арестов и свидетельские показания
Как отмечалось выше, в ходе операций 1937-1938 гг. очень большое значение придавалось выполнению формальной следственной процедуры. Прежде чем отправить материалы на рассмотрение тройки УКНВД, где предстояло вынести приговор арестованным, следствие в лице оперсекторов и райотделов НКВД обязано было собрать массу различных документов, дающих формальное право на осуждение. Этот порядок порождал целую серию предварительных следственных действий. По инициативе районных отделов НКВД к бумажной работе привлекалось деревенское руководство — правления колхозов, дирекция совхоза и МТС и члены сельских советов. Составлялись характеристики на арестованных, готовились специальные хозяйственные акты о нанесенном колхозу экономическом ущербе или просто о «вредительстве» со стороны арестованного, а также справки об исключении из колхоза и, наконец, привлекались реальные свидетели из числа местных жителей, которые должны были дать письменные подтверждения виновности арестованных. Таким образом, несмотря на массовый и тайный характер самой операции НКВД, а также наличие внесудебного порядка рассмотрения уголовных дел, практически каждое следственное дело арестованного или группы арестованных содержит солидный комплекс документов, подкрепляющих «официальное обвинение»1. Самым распространенным видом местной «общественной информации» об арестованном являлась характеристика, выданная сельсоветом. Она составлялась по требованию райотдела НКВД, когда житель данного сельсовета, как правило, уже находился в следственном изоляторе. Ее составляли и подписывали председатель сельсовета и секретарь. К характеристике прилагалась справка, которая обычно в сокращенном виде повторяла основной текст характеристики и отмечала либо действия по «вредительству» в колхозе, либо размеры недоимок арестованного (невыплаченные им налоги). Сопроводительным документом служила также справка (или решение правления) об исключении из колхоза, если арестованный состоял в колхозе. Во всех без исключения случаях в следственных документах (характеристике и справке сельсовета) имелась запись о конкретном содержании «преступного деяния», чтобы можно было понять, за что именно привлечен арестованный «кулак». Некоторые характеристики укладывались всего в несколько строк, но эти строки неизменно фиксировали какойлибо нанесенный ущерб, злой умысел или враждебное отношение со стороны обвиняемого. Так, например, в деле колхозного столяра Василия Белаша (бывший середняк, судим в 1934 г. по статье 61 УК) в справке и характеристике, подписанной председателем сельсовета Гридиным, имелась идентичная короткая запись: «Белаш [...] по убеждению баптист-толстовец. С 1933 г. никаких обязательных платежей не платил и заявляет: "Хоть расстреляйте, но платить ничего не буду". По соц. положению единоличник-кустарь»1.
В характеристике 34-летнего кассира колхоза «Вторая пятилетка» Павла Алферова из с. Краснозерское (по анкете — «из середняков, несудимый, дядя и сродные братья в 1930 г. лишены избирательных прав») также очень коротко сообщалось: «Работал в колхозе. Старался нанести вред колхозу путем организации колхозников на невыход на работу и т. д.»2 Более разнообразные оттенки информации дают показания свидетелей. Вопрос о свидетелях обвинения — это и вопрос об отношениях внутри самой деревни. Следствие, разумеется, не могло допустить разносторонних или противоречивых оценок поведения обвиняемых, поэтому все свидетельские показания однозначно направлены против арестованных. К числу свидетелей привлекались представители самых различных групп населения, но главным образом это сельские «активисты»: председатель и члены правления колхоза, члены сельского совета, счетоводы, бригадиры. Наряду с ними активно давали показания и рядовые колхозники. В Краснозерском районе в «кулацкой» и «ровсовской» операциях по делам «одиночек» участвовало в основном 4-6 свидетелей, по «групповым» делам — до 30 свидетелей. В зависимости от того положения, которое свидетели занимали в колхозе, их показания делятся в основном на две группы: должностные лица дают негативную характеристику производственной и общественной роли аттестуемого; рядовые колхозники чаще оценивают услышанные ими «враждебные высказывания». В качестве примера приведем случай с расследованием дела 12 жителей с. Полойка Краснозерского района (все арестованы 29 июля 1937 г.). По этому делу было привлечено 32 свидетеля: 5 председателей колхозов из соседних деревень, один председатель сельского совета и его заместитель, 6 бригадиров, 3 кладовщика, 2 ветеринарных санитара, секретарь сельсовета и 13 рядовых колхозников1. В частности, председатель колхоза Илющенко так охарактеризовал арестованных односельчан: «Эти лица нигде не работают, часто отлучаются в соседние села — Шагалку и другие. Я с ними несколько раз беседовал о вступлении в колхоз. Они мне прямо давали ответ: "Живите вы сами в колхозе, а нам и единолично хорошо. Теперь — конституция, и мы теперь свободные". Они систематически проводят среди колхозников агитацию разложенческого порядка, истолковывая в контрреволюционных целях Конституцию о единоличной жизни. В зимнее время и летом этого года я несколько раз видел, как эти лица собирались в большинстве случаев по вечерам в квартире Логвиненко Ильи. Какие беседы там происходили, для меня неизвестно»2.
Другой односельчанин, секретарь сельсовета Бондарь, выступал свидетелем по делу единоличника Логвиненко, который до этого (по анкете) был судим в 1931 и 1934 гг., отбыл в заключении три года. Свидетель сообщал, что Логвиненко «по вызову в сельсовет никогда не являлся и местной власти совершенно не подчиняется». Он воспроизводил также слова Логвиненко по поводу уплаты гос. обязательств: «Грабьте, грабьте! Скоро придет время — все воротите, сами принесете мне на квартиру!» Свидетель, колхозник Тихон Павлов, говорил о двух других арестованных и обращал внимание на их «антисоветские высказывания». Протокол так зафиксировал его показания: «Все они к советской власти настроены враждебно и систематически среди колхозников проводят антисоветскую агитацию по разложению колхоза. Я слыхал о высмеивании ими советских порядков и колхозов. Они говорили: "Разве это жизнь? Скоро колхозы развалятся", — и распространяли разговоры, дискредитирующие вождей»3. В этом же деле содержатся свидетельские показания рядовой колхозницы Таисии Бубенновой4, которая якобы давала такую оценку двум односельчанам-«кулакам» из 12 арестованных: «Логиновский и Безродный являются членами нашего колхоза. Оба настроены антисоветски [...] В июле с/г Логиновский на общем собрании колхоза по вопросу распространения Займа обороны СССР говорил: "Это опять кабала! То — заем, то — культсбор, то — еще какие-нибудь налоги. Так и не вылезешь из долгов. Как хотите, а подписываться я не буду". И только после требования общественности Логиновский подписался на 30 руб., а в семье его никто не подписался, тогда как все колхозники подписались на 500 руб. [...] Безродный в июле с/г говорил, что надо бросить косить сено в колхозе, а начинать косить себе в личное пользование [...] Логиновская Татьяна после вступления в колхоз там не работает. Безродная Домна также с весны не работает. Этим самым создается большой отсев колхозниц с производства»1.
Все 12 арестованных по данному делу единоличников и «кулаков» без указания статей УК были приговорены тройкой УНКВД Запсибкрая 25 сентября 1937 г. (протокол № 34/13-к) к различным наказаниям: 7 чел. — к ВМН, 5 чел. — к срокам от 8 до 10 лет лишения свободы2. «Кулацкая операция» в Краснозерском районе использовалась не только в политических целях всеобщей чистки. Ряд документов убедительно говорит о том, что для определенного круга лиц — представителей местной власти — она была также инструментом для сведения личных счетов. Одно из детальных описаний подобного отношения к операции по приказу № 00447 принадлежит бывшему бухгалтеру Краснозерского райЗО Ф. Ф. Косинскому, арестованному как «кулак» 16 октября 1937 г. и осужденному краевой тройкой 31 октября к 10 годам ИТЛ. Несмотря на пытки в ходе следствия, Косинский не подписал ни одного сфальсифицированного протокола допроса и обвинительного заключения, а в жалобе 10 июля 1938 г. на имя Прокурора СССР Вышинского попытался объяснить свой арест служебной местью председателя райисполкома В. М. Ядрова, требовавшего покрывать систематические финансовые нарушения районного руководства. В жалобе открывалась неприглядная картина административного произвола райисполкома в отношении колхозов. Косинский писал: «Причиной моего ареста, я считаю, послужили споры с пред. РИКом Ядровым В. М., который своей клеветой создал на меня в НКВД ложный материал. Споры с пред. РИКа происходили на основе того, что в 1935-36 году по инициативе пред. РИКа на колхозы района налагалось дополнительное самообложение по 120 руб., которыми оплачивались затраты телефонистов, а также колхозами строилось здание РИКа без оплаты их труда, а колхозникам, занятым на постройке этого здания, начислялись трудодни за счет колхозов. За счет колхозов же производилось отопление школ, сельсоветов, производился сбор средств на радиоузел, аэростанцию и другие нужды. Помимо этого колхозы предоставляли бесплатно подводы для переезда разным уполномоченным РИКа. Наблюдая за всей этой беззаконностью пред. РИКа, я как работник, инструктор-бухгалтер по колхозному учету, неоднократно указывал на это беззаконие пред. РИКу Ядрову и одновременно сообщал Крайисполкому и КрайЗО. Ядрову все это не нравилось, так как Крайисполком и КрайЗО не однажды били Ядрова за нарушение устава сельхозартели и существующего законоположения. 15 октября 1937 г. Ядров вызвал меня в свой кабинет и дает мне такое распоряжение: "Изготовь мне к 4 часам дня, т. е. 16 октября, для доклада в край материал о предварительном распределении доходов в колхозах и чтобы было в среднем по району зерновых на один трудодень не ниже, чем по 17 кг и денег по 1 руб. 50 коп." У меня эта работа была сделана, но только с разницей на трудодень зерновых 7,5 кг и наличными деньгами по 1 руб. Я ему об этом сообщил, он на меня накричал и сказал: "Я тебе приказываю сделать 17 кг, а не сделаешь, то завтра крепко сядешь. Попомни меня!" Об этом может подтвердить агроном райЗО Моховской, секретарь РИКа Ялдун, плановик РИКа Валько, агротехник райЗО Блавацкий. Я сказал пред. РИКу, что очковтирательством заниматься не буду, а дам что есть. Ядров знал, что выводить средний показатель по району 17 кг не выйдет, и свою угрозу осуществил. Так 16 октября 1937 г. я был арестован»1. До начала кампании террора автор этой жалобы, по всей видимости, пользовался репутацией неплохого бухгалтера: за добросовестное составление отчетности в 1936 г. ему даже был вручен велосипед от краевого земельного управления. Но и этот факт местное руководство использовало для того, чтобы скомпрометировать Косинского. В характеристике, представленной после ареста бухгалтера и подписанной заведующим райЗО Степиковым (с ноября 1937 г. он стал председателем райисполкома), отмечалось: «Характерно, что годовой отчет колхозов за 1935 г. был составлен не в срок, но Косинский получил от КрайЗУ в премию велосипед за срочное составление годового отчета. Это наталкивает на мысль, что Косинский, очевидно, имел связь с вредительскими элементами, работавшими в то время в КрайЗУ»2. Большинство арестов в районе имело ярко выраженную идеологическую мотивацию. В криминальную характеристику многих «кулаков» или «вредителей» наряду с прочими «преступлениями» вписывались стандартные обвинения в антисоветской пропаганде, осквернении или неуважении партийных символов. Самой распространенной записью была такая: «Вел агитацию против внутренней дисциплины в колхозе, против выборов в Верховный Совет. Кроме этого насмехается над портретами вождей Сталина, Молотова, Ворошилова и всегда идет против
проводимых мероприятий». «Агитация против колхозной жизни» и «разложение трудовой дисциплины среди колхозников» фигурировали на всех этапах проведения «кулацкой операции» и звучали в десятках характеристик. От частого употребления этих слов не очень образованные работники сельсоветов (председатели или секретари) иногда при записи путались в определениях, искажали грамматические формы и выносили такого рода характеристику: «[...] эксплуатировал чужой труд, занимался агитацией против проводимых мероприятий в колхозе и развала трудовой дисциплины [...J»1. В целом можно утверждать, что в большинстве «кулацких дел» идеологический мотив имел такое же значение, как и другие действия «вредительского характера» или «враждебного поведения». Для непрочной и малоэффективной колхозной системы этого периода любые формы словесного протеста, как и слабая трудовая дисциплина или уклонения от общественного труда, представляли реальную угрозу.
5. Приговоры
Общую динамику вынесения тройками приговоров по операции 00447 отражают следующие цифры (см. табл. 4): Таблица 4 *
Согласно приведенным данным, приговор к расстрелу имел отношение к большинству арестованных на всех этапах рассмотрения дел тройками УНКВД; он распространялся на 58 % «кулаков» и «уголовников». Самые меньшие сроки наказания (5 и 8 лет ИТЛ) были вынесены только на первых заседаниях «кулацкой» тройки УНКВД Запсибкрая 26 сентября 1937 года. Таким образом, «кулацкая операция» в районе представляла собой очень широкую и организованную политическую кампанию, проводимую НКВД с привлечением сил низового сельского актива, работников милиции и многочисленных свидетелей из рядовых колхозников. Важное значение в ней придавалось сбору и оформлению всевозможных документов компрометирующего характера, а также свидетельским показаниям, на основании которых делалось заключение о «социально-классовом лице» арестованного, а затем выносился приговор тройки УНКВД. Анализ практики исполнения приказа № 00447 в Краснозерском районе позволяет сделать несколько обобщающих выводов относительно целей и содержания операции на данной территории. Совокупность материалов архивно-следственных дел убеждает в том, что операция НКВД в рассматриваемом регионе выполняла серьезную прагматическую роль. Она была См.: Архивно-следственное дело Е. Н. Ганусова, Т. Н. Ганусова и др. // Архив УФСБ по НСО. Д. 2712. призвана искоренить или существенно подорвать в деревне влияние нескольких групп населения и таким образом завершить создание «новой колхозной деревни». Во-первых, для Краснозерского района она означала прежде всего чистку колхозов, МТС и совхоза «Овцевод» от «разлагающих элементов» и нарушителей порядка управления, создававших для местных руководителей проблемы с проведением в жизнь общегосударственных хозяйственно-политических мероприятий, таких, как выполнение обязательных поставок или сбор средств на государственные займы.
Во-вторых, операция по приказу № 00447 нанесла ощутимый удар по крестьянам-единоличникам, надолго которых пришлось 16 % всех арестованных. В изъятии единоличников, как массы слабо управляемой и не подчиняющейся общему колхозному распорядку в труде и выплате обязательных платежей, были заинтересованы отдельные руководители. В глазах сельских начальников эти деревенские диссиденты подрывали доверие к местным властям не только периодической критикой производственной и общественной жизни в колхозе, но и своими притязаниями на суверенное существование и защиту законных личных прав. В-третьих, действия райотдела НКВД по изъятию уголовных элементов также составляли важную особенность выполнения приказа № 00447 в Краснозерском районе. Исходя из данных статистики судимости арестованных, следует признать, что лица, побывавшие в тюремном заключении в рассматриваемый период, представляли для властей двойную проблему: с одной стороны, они являлись жертвами раскулачивания и расширительного применения советских законов (ст. 61, 58-10, 107 УК РСФСР, указ от 07.08.1932), что превращало их в неисправимых противников существующего режима, а с другой стороны, за время лагерно-тюремной изоляции они невольно превратились в «обычных уголовников» — маргинальную часть общества, не признающую авторитет права и закона. В данных обстоятельствах «кулацкая операция» означала ликвидацию в деревне опасного «горючего материала», накопившегося за годы коллективизации, устраняла потенциал недовольства «антиобщественных и уголовных элементов». В-четвертых, как во всех остальных репрессивных массовых кампаниях, так и в «кулацкой операции» не могли не оказаться попутные, случайные жертвы. К их числу следует отнести не только тех, кто попадал под арест по доносу, но и низовых руководящих работников и специалистов, для обвинения которых всегда имелось множество поводов. В ходе массовой операции они также представляли собой удобную мишень НКВД, а для номенклатурной «верхушки» района их арест являлся удобным случаем для списания на «вредителей» хозяйственных провалов и нарушений законов со стороны местной власти. С. А. Шевырин (Пермь)
ПРОВЕДЕНИЕ «КУЛАЦКОЙ ОПЕРАЦИИ» 1937-1938 гг. В СЕЛЕ КОЯНОВО ПЕРМСКОГО РАЙОНА СВЕРДЛОВСКОЙ ОБЛАСТИ
Татарское село Кояново расположено в 25 км от города Перми на Сибирском тракте: Пермь — Екатеринбург. В дореволюционное время хозяйственная жизнь села находилась на подъеме: «Недостатка в земле не чувствуется. Хлебопашество жители считают для себя занятием прибыльным. Запашка земли в течение последних десяти лет увеличивается. В денежных средствах для улучшения хозяйства недостатка не чувствуется. Быт населения улучшается [...] Недостатка в кормовых средствах для скота не ощущается»1. В среднем на один двор в с. Кояново в 1875 г. приходилось 4 лошади, 4 коровы, 5 овец2. В годы Гражданской войны наиболее зажиточные и богатые жители Коянова покинули страну. Это были крупные и средние «торговцы», всего 7 семей3. Мировая и Гражданская войны, «изъятия излишков» в период военного коммунизма нанесли хозяйству села значительный урон. Перепись населения 1920 г. зафиксировала в Коянове 2 219 жителей и 499 хозяйств. В среднем на одно хозяйство приходилось 0,7 лошади, 0,9 коровы, 0,1 овцы и барана4. Жители села были обложены продразверсткой: «хлебная разверстка — 5 пудов 10 фунтов с посевной десятины ржи», а также 1 030 пудов сена и 1 390 пудов яровой соломы5. Средняя урожайность хлеба по Пермскому уезду в 1921 г. составила 30,6 пуда с десятины6. Таким образом, хлебная разверстка в 1920 г. составляла примерно 16,6 % от урожая. Продовольственная политика советской власти, основанная на принудительном изъятии продуктов у крестьян, вела к сокращению посевов. Так, проведенный в 1921 г. анализ посевной площади Пермского уезда выявил сокращение посевов почти на 30 % по сравнению с 1916 г. В среднем сбор хлеба на одного едока в уезде составил 3,6 пуда, тогда как минимальная, «голодная», норма была в то время 9 пудов хлеба на едока в год7. В 1928-1929 гг. в селе начали организовываться ТОЗы — товарищества по совместной обработке земли. В 1929-1930 гг. ТОЗы объединились в колхоз «Передовик», имевший 500 гектаров пашни. В 1931 г. председателем колхоза был избран Галимзян Максудов1. Создание колхоза сопровождалось раскулачиванием и высылкой. Согласно «Списку лиц, лишенных избирательного права по Кояновскому сельсовету», составленному в 1932 г., из Коянова были выселены мулла Мурсалимов Габдулхай и бывший мулла Тайсин Хайрзаман. Весь список включал 8 чел., все они каким-либо образом были связаны с мечетью или являлись родственниками мулл2. Размер хлебопоставок и различных налогов на колхозников в 1931-1932 гг. был значительно увеличен. Оперативные сводки ОГПУ сообщали о голоде в деревне, отказах колхозников и единоличников сеять и массовом недовольстве крестьян политикой советской власти3. Бригадир колхоза «Передовик» Бакиев говорил в 1933 г.: «[...] раньше у нас в колхозе было 20 хозяйств, мы сапоги носили, теперь в лаптях ходим, сейчас у нас колхозники сидят голодом»4. В 1934 г. комсомолка Сагида Имайкина говорила: «Я в колхоз не пойду, что мне с голоду подыхать»5 и т. д. Экономические итоги 1933 г. ярко отражены в докладной записке председателя колхоза «Передовик» в Пермский районный совет: «[...] получили всего валового сбора 2 645,6 центнера [...] Сдано государству — по обязательствам 1 492 ц.6 [...] Итак, после всех окончательных подсчетов на распределение колхозникам на 24 ООО плановых трудодней остается 68 ц. Если покрыть семенной недостаток ржи, то для распределения ничего не остается [...] Вот приближается 16 годовщина Октябрьской революции, мы должны были полностью распределить доходы, но у нас кроме картофеля распределять нечего, который и приходится на трудодень 1,5 кг»1. Такая же ситуация была и в соседних колхозах и сельскохозяйственных артелях2. Таким образом, к середине 1930-х гг. политика советской власти в деревне привела к значительному ухудшению жизни крестьян, к голоду и бесконечным поборам — «дани» с крестьян3. Наибольшими налогами были обложены зажиточные хозяйства — так называемым твердым заданием. Такая политика не могла не вызвать различных форм сопротивления, обусловленных необходимостью выживания. Это были попытки массовых выходов из колхоза, переезд в город. Так, в колхозе «Передовик» в 1933 г. было 243 хозяйства, а в 1935 г. — 148. Число хозяйств рабочих и служащих Кояновского сельсовета в 1935 г. было 83, а в 1936 г. — 1854. Обложенные твердым заданием «кулаки» бросали землю и бежали5, пытались выйти из членов землепользования сельсовета, т. е. отказывались от земли6, уезжали в Пермь7. Среди крестьян росло недовольство. В НКВД увеличивался поток «оперативных сведений» о негативном настроении в деревне8. Неурожай 1936 г. и новая декларативная конституция еще более обострили обстановку в обществе9. Труженики колхоза «Передовик» Кояновского сельсовета за 1936 г. получили по 230 граммов зерна на отработанный трудодень. В марте 1937 г. в колхозе стало нечем кормить скот. Кормили скот соломой с крыш, в результате пало 22 коровы и 10 лошадей1. В 1936 г. были сокращены посевы: так, в 1934 г. засевали 721 га, в 1936 г. — 642 га2. План сенопоставок государству был выполнен всего на 30 %3. С обязательных лесозаготовок кояновцы бежали4, а зимой 1936 г. бригадир Галим Бактиков отказался вести свою бригаду в лес и «послал матом» председателя колхоза и сельсовета. Летом 1937 г. в правление колхоза пришел в нетрезвом виде Трутнев И. В., отец Трутнева П. И. — тракториста Кояновской МТС, «шумел, ругался нецензурными словами по адресу руководителей ВКПб и советского правительства, дискредитируя при этом похабной бранью [...]»5 и т. д. Таким образом, можно констатировать, что колхоз «Передовик» и ближайшие к нему колхозы, расположенные вокруг города Перми, в 1936-1937 гг. находились в глубочайшем социально-экономическом кризисе. Колхозники не могли прокормить семью и часто обвиняли во всем руководящую партию и советское правительство6.
В 1937 г. с. Кояново административно входило в Пермский район и подчинялось Пермскому горсовету. В архивном фонде горсовета сохранились постановления, касающиеся колхозов и сельсоветов. Весной и летом 1937 г. горсовет отстранил от работы или рекомендовал привлечь к суду десятки руководящих работников сельсоветов, колхозов, МТФ (молочно-товарных ферм) за «развал работы и бездеятельность». Постановлением № 36 от 22 июля 1937 г. рекомендовалось привлечь к судебной ответственности правление колхоза «Передовик» Кояновского сельсовета1. После отказа председателя Кояновского сельсовета Беляева послать на лесозаготовки требуемое горсоветом количество людей2, 26 мая 1937 г., специнструктор Пермского горфо проверил состояние доходной и расходной части бюджета Кояновского сельсовета. В постановлении было отмечено «слабое поступление госналога, сельхозналога, культсбора» и вынесено предписание: передать дело на председателя сельсовета Беляева Шарифа, заместителя председателя Мурасова, счетовода Сазонова и члена президиума сельсовета Беляева Хузю горпрокурору для привлечения виновных к уголовной ответственности по ст. 109 и 111 УК (превышение власти и халатное отношение к службе)3.
6 августа в селе начались аресты. Всего с 6 августа 1937 г. по 13 апреля 1938 г. были арестованы 19 жителей села и тракторист Кояновской МТС из соседнего села. Дальнейшей задачей исследования будет выяснить причины их ареста, соответствие их группам приказа № 00447, наиболее значимые периоды в ходе репрессий, социальный состав репрессированных, особенности проведения массовой операции в с. Кояново.
1. Подготовка к массовой операции
Выбор жертв операции начался в июле 1937 г. по специальным директивам НКВД4. К сожалению, прямых документов НКВД и административно-партийных органов о подготовке операции в Пермском районе Свердловской области найдено не было. Поэтому попытаемся восстановить по архивно-следственным делам и косвенным источникам, какие факторы повлияли на включение конкретного человека в списки на арест и отнесение его к первой или второй категории. 1 Из постановлений Пермского горсовета, 22.07.1937 г. // ГАПО. Ф. р-176. Оп. 5. Д. 769. Л. 32. 2 Докладная записка от 01.12.1936 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 6857. Т. 3. Л. 220-225. Из предписания комиссии Пермскогогорфинотдела, 26.05.1937 г.//Тамже. Л. 222. Директива НКВД № 266 от 03.07.1937 г. // Трагедия советской деревни: Документы и материалы. Т. 5. Кн. 1. М„ 2004. С. 319.
5 Оперативный приказ № 00447, 30.07.1937 г. // Там же. С. 330-331.
Приказ определял «контингента, подлежащие репрессии», — бывшие кулаки, судимые за антисоветскую деятельность, бывшие члены антисоветских партий, белые, «изобличенные [...] участники [...] повстанческих организаций, фашистских, террористических и шпионско-диверсионных формирований» и др.5 Таким образом, в списки репрессируемых должны были попасть люди, каким-либо образом отмеченные в специальных делах-формулярах НКВД («бывшие», судимые, проходившие по оперативным разработкам — за антисоветские высказывания, активные церковники). Пункт 5 раздела «Контингента, подлежащие репрессии» приказа № 00447 давал возможность вовлекать в круг действия приказа любого гражданина, «изобличенного следственными и проверенными агентурными материалами [...] участника повстанческих организаций».
Из 20 арестованных в селе Кояново пять человек оказались с почти безупречной для того времени биографией1 — трое из семей крестьянбедняков и несудимых, один несудимый середняк, один из семьи служащего (писарь). Бывших кулаков, торговцев, мулл — 10 чел., 8 чел. судимых, но ни одного по 58-й статье. Среди расстрелянных были раскулаченный и судимый мулла, активные верующие села (из семей кулаков и муллы) и директор МТС из крестьян-бедняков, член ВКП(б). Таким образом, мы видим, что в списки 1-й категории попадали не только «бывшие». Первые документы на верующих мусульман в архивно-следственном деле датируются еще 1926 г., следующие документы 1934 и 1936 гг. — это доклад о съезде мусульман и доносы о контрреволюционной агитации пермских и кояновских мусульман2. Наблюдение за «церковниками», сбор агентурного материала велись уже более десяти лет. Вероятно, они действительно выражали недовольство политикой советской власти, особенно в области религии. Допрошенный в 1939 г. Василий Иванович Былкин, заместитель начальника Пермского горотдела НКВД, рассказал, что «кулацкой операцией» в Пермском районе руководил он: «[...] прежде чем приступить к операции я имел приказ по управлению НКВД и дополнительно для развертывания этой операцией приезжал в Пермь капитан Кричман3, который велел подобрать ему весь материал, который имелся в Горотделе и представить ему на утверждение. Арест этих кулаков санкционировался лично Кричманом. Масса кулаков была взята из числа высланных с погранполосы, проживающих в трудпоселениях Пермской области. Основным материалом для их ареста служили агентурные материалы и формуляры, что я считал вполне достаточным»4. Примерно то же показал оперуполномоченный Тюрин Михаил Александрович: «До декабря 1937 г. на весь контингент арестованных, которые числились за 4 отделением, имелись агентурные разработки и дела-формуляры, на основании которых были произведены аресты и велось следствие»1. В Кояново не было высланных трудпоселенцев, но агентурные разработки и дела-формуляры на актив мечети были. Директор МТС М. М. Смышляев был обвинен в участии в повстанческой организации. Дело об «антисоветской террористической повстанческой организации», включающей в себя почти все административно-хозяйственное руководство Свердловской области — от первого секретаря обкома партии до председателя колхоза, было начато следователями НКВД еще летом 1937 г. Арестованный 22 мая 1937 г. первый секретарь Свердловского обкома ВКП(б) И. Д. Кабаков 28 мая начал давать нужные следователям показания2. Во вредительскую организацию вовлекалось все больше и больше руководителей — секретари горкомов и окружкомов, директора заводов и трестов. Весной и летом 1937 г. были арестованы пермские руководители — А. Я. Голышев (первый секретарь Пермского горкома), А. И. Старков (председатель Пермского горсовета). В протоколах допроса Старкова появляется фамилия Смышляева — как руководителя кояновского повстанческого взвода3. Причем этот допрос датируется 29 августа 1937 г., а Смышляев был арестован 26 августа, т. е. арест был произведен не на основе показаний Старкова, а заранее. 16 мая 1939 г. был допрошен следователь НКВД Ф. Г. Лизунов, он рассказал, что текст допроса Старкова был им вымышлен4, т. е. Лизунов придумывал «преступления» для уже арестованных людей. Вероятно, директор МТС Смышляев попал в список первой категории вместе с другими хозяйственными руководителями Пермского района, которые «организованно вели подрывную вредительскую работу, направленную к провоцированию массового недовольства в деревне и городе» путем неправильных хозяйственных решений, срыва сроков сева и др.5 Недовольство действительно было, и согласно вымышленным следователями протоколам в действительно плохой жизни советских людей были виноваты конкретные хозяйственные и административные работники. Так, М. М. Смышляев в 1936 г. не вовремя построил мастерские для ремонта техники, в результате в посевную кампанию 1937 г. техника часто ломалась6. Можно предположить, что эти данные не вымышлены следователем НКВД Лизуновым, а интерпретированы им как осознанная «вредительская деятельность». Арестованные в сентябре 1937 г. административно-хозяйственные руководители села Кояново также обвинялись в участии в контрреволюционной повстанческой организации, которой руководил в селе Смышляев. У каждо-
го руководителя были свои хозяйственные упущения — падеж скота, непредоставление людей на лесозаготовки, растраты и др. Но они попали во вторую категорию арестованных. Зам. начальника Пермского горотдела НКВД В. И. Былкин на допросе 5 апреля 1939 г. показал: «Наиболее грамотные арестованные назначались руководителями организаций, а остальные — рядовыми ее членами»1.
Таким образом, в селе Кояново в списки на арест попали активные верующие люди и мулла, за которыми давно велось наблюдение органами НКВД, и административно-хозяйственное руководство села, которое было обвинено в преднамеренном вредительстве в составе контрреволюционной организации. Мусульмане были отнесены в первую категорию («наиболее враждебные»), также к первой категории был отнесен Смышляев, как «наиболее грамотный» и самый крупный руководитель села2. Остальные административно-хозяйственные руководители села были отнесены ко второй категории. Вероятно, в поле зрения НКВД они попали через документы горсовета, который весной-летом 1937 г. принимал постановления об их ошибках и недочетах в административно-хозяйственной деятельности. Арестованный в декабре 1937 г. зам. директора МТС С. С. Волегов, судя по вымышленным протоколам допроса Смышляева от 3 октября 1937 г., также был включен в заранее составленные списки на арест: он назван в составе кояновского повстанческого взвода, но по какимто причинам арестован в сентябре-октябре 1937 г. не был: тогда арестовывали по 2-й категории. Можно предположить, что в составленные еще в июле3 списки вносились некоторые корректировки. Арестованные в 1938 г. заранее в списки внесены не были. Аресты имели определенный повод, после чего следователи пытались включить их в повстанческую организацию.
2. Ход операции
Даты арестов и осуждений
дата арест кем арестован осуждения кем осужден 1 2 3 4 5 6 06.08.1937 г. б1 НКВД
26.08.1937 г. I2 НКВД
1 2 3 4 5 6 11.09.1937 г.
53 ВМН тройкой 13.09.1937 г. I4 Горпрокуратурой5
26.09.1937 г. I6 НКВД
27.09.1937 г. I7 НКВД
28.09.1937 г. 58 НКВД
10.10.1937 г.
I9 ВМН тройкой 28.10.1937 г. I10 милицией11
30.10.1937 г. I12 НКВД
15.11.1937 г.
1013 10/8 лет тройкой 18.12.1937 г. |14 НКВД
04.01.1938 г. I15 НКВД
17.01.1938 г.
I16 ВМН Военной коллегией Верховного суда СССР 13.04.1938 г. I17 милицией18
05.04.1939 г.
I19 6 лет Перм. облсудом Всего 20
18
I Актив мечети.
о
Директор МТС.
о
Актив мечети. 4 Бывший председатель сельсовета Беляев Ш. ^ В тот же день отпущен под подписку о невыезде. С 1 ноября 1937 г. дело передано ГО НКВД. 6 Председатель колхоза Максудов Г. Б.
7 Бывший работник сельсовета Беляев X.
о
Административно-хозяйственное руководство села.
9 Мулла Тайсин.
10 Тракторист МТС — Трутнев П. И.
II «Как социально вредный и опасный хулиган»: Из постановления участкового инспектора 4 отделения Пермского РОМ, 28.10.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 6857. Л. 123.
12
Старший механик МТС — Попов И. В.
13
Административно-хозяйственное руководство села.
14 Зам. директора МТС — Волегов С. С.
15 Учитель Сайманов А. Ф.
16 Директор МТС Смышляев М. М.
17 Мурсалимов Ф. 3. 18
3 июня 1938 г. переведен в НКВД с переквалификацией на 58-ю статью. 19 Мурсалимов Ф. 3. Таблица показывает, что было два пика арестов — 6 августа и 28 сентября 1937 г. Первыми были арестованы согласно приказу № 00447 «наиболее враждебные», отнесенные к 1-й категории. Это были мулла и активные верующие, входившие в совет мечети. Следствие по арестованным 6 августа было закончено 10 сентября (36 дней). Вынесение приговоров тройкой происходило в два этапа —11 сентября и 10 октября 1937 г., расстрелы соответственно — 20 сентября и 20 ноября. Отдельно был осужден и расстрелян мулла Тайсин Мулазьян. Следующий пик арестов начался 26 сентября и длился до 28 сентября, было арестовано семь человек. Среди них были председатель колхоза, секретарь сельсовета, два бригадира, два колхозника и один охранник МТС (на момент ареста). Если проследить судьбу этих простых колхозников за 3-4 предыдущих месяца, то окажется, что еще недавно они были работниками сельсовета или членами правления колхоза1. Таким образом, всех семерых объединяет принадлежность в настоящем или недавнем прошлом к административно-хозяйственным структурам села. К этой группе необходимо отнести арестованного еще 26 августа М. М. Смышляева — директора МТС, Беляева Шарифа (арестован 13 сентября) — председателя сельсовета, И. В. Попова (арестован 30 октября) — старшего механика МТС и С. С. Волегова (арестован 18 декабря) — заместителя директора МТС по политчасти. Всего было арестовано 11 чел. из административно-хозяйственного руководства села. На этих арестованных было заведено три дела: первое — на директора МТС2, второе — на группу арестованных с 26 сентября по 30 октября3, третье — на Волегова4. О том, что это в принципе одно «дело», говорят пересекающиеся во всех допросах фамилии и структура «повстанческой организации». В протоколах допросов Смышляева имеются описания общей структуры повстанческой антисоветской организации и фамилии кояновского повстанческого взвода5: все арестованные — административно-хозяйственные руководители села. Арестованный первым директор МТС был приговорен 17 января 1938 г. выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 г. к расстрелу. Десять человек были приговорены тройкой 15 ноября 1937 г. к 10 и 8 годам ИТЛ. На арестованного последним Волегова 10 февраля 1939 г. облпрокуратурой дело было прекращено. В с. Кояново аресты по первой категории проходили в течение августа (6 августа был арестован актив мечети, 26-го — директор МТС), следствие по мусульманскому духовенству было закончено 10 сентября, а 26 сентября начались аресты по второй категории. Можно предположить, что второй этап операции, строго оговоренный в приказе1, начался в период между 10 и 26 сентября 1937 г. Расстрельное дело Смышляева было передано на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР только в конце декабря 1937 г., но оно было напрямую связано с многочисленными арестованными по второй категории. Арестованный 4 января 1938 г. учитель Абдулла Сайманов попал в поле зрения НКВД за случайную описку — в декабре 1937 г. написал на доске в классе: «Кто занимается растранжириванием колхозной собственности, тот является честным колхозником»2. Младший лейтенант НКВД Ф. Г. Лизунов в феврале 1938 г. попытался включить его в контрреволюционную повстанческую организацию, руководимую из Японии. Уже 8 февраля 1938 г. дело было окончено и вынесено обвинительное заключение: «Являлся участником Японской диверсионноповстанческой организации». Дело подлежало направлению на тройку НКВД3, но механизм массовых репрессий уже фактически не работал: дело Сайманова на тройку отправлено не было. Осенью 1938 г. вновь начались допросы, вел их уже другой следователь — сержант ГБ Чубуков. А 27 сентября 1939 г. Сайманов был освобожден. Почти так же было приостановлено дело на Волегова в конце января 1939 года. Арестованному 13 апреля 1938 г. Фатыху Мурсалимову никаких контрреволюционных, повстанческих, террористических деяний не пытались приписать, хотя в целевые группы приказа № 00447 он подходил идеально: из семьи крупного кулака, раскулачен, в августе 1937 г. вернулся в село из заключения (за хулиганство), вернувшись, не работал — занимался спекуляцией сельхозпродуктами. Арестован милицией за хулиганство и спекуляцию4, хотя хулиганство имело явно политическую окраску: ругал матом представителей сельсовета,
пришедших переписывать скот, и разорвал уже готовые переписи. Тем не менее на допросах в милиции спрашивали только о его хулиганских действиях. Арестованный той же милицией за хулиганство 28 октября 1937 г. П. И. Трутнев был сразу же передан в НКВД, где ему следователь Каменских инкриминировал участие в контрреволюционной повстанческой организации. Вернувшийся в августе 1937 г. из заключения в Пермской тюрьме Фатых Мурсалимов не попал в арестные списки, вероятно, именно поэтому занятые плановыми арестами сотрудники НКВД так долго не обращали на него внимания. Так, допрошенные в апреле 1938 г. свидетели показывали, что в августе-сентябре 1937 г. Мурсалимов угрожал председателю колхоза (месть за конфискованное имущество), агитировал против колхозов, на что был составлен акт и отправлен в народный суд1. Но Мурсалимов был арестован Пермским межрайсектором PK милиции по статье 73-107 УК2.
Можно предположить, что в конце января — начале февраля 1938 г. отправление уже законченных дел на рассмотрение тройки было приостановлено и, к счастью для кояновцев, возобновлено не было. Из 20 арестованных кояновцев 18 чел. были осуждены, причем один, Мурсалимов Фатых, уже после окончания «кулацкой операции». 7 чел. были арестованы по 1-й категории в августе 1937 г. и 10 чел. — по 2-й категории в течение сентября-декабря 1937 г. Все они были арестованы по заранее составленным спискам, о чем свидетельствуют наличие давних оперативных разработок и вымышленные протоколы допросов со списками участников повстанческих организаций. Трутнев П. И., арестованный милицией за драку 28 октября 1937 г., вполне соответствовал целевым группам приказа № 00447 — «уголовники, ведущие преступную деятельность». Он уже был дважды судим за хулиганство, отбывал наказание, 18 октября 1937 г. в клубе села Курашим во время танцев начал драку. Из милиции был передан в НКВД и включен в повстанческий взвод, возглавляемый Смышляевым.
3. Дело о «националистической контрреволюционной повстанческой организации»
Дело № 26356 имеет 4 тома и объединяет 14 чел. — пермское и кояновское мусульманское духовенство и активных верующих. Начинается дело с собранных НКВД данных на мусульман г. Перми и Пермского района. Самый ранний документ датируется 1926 г. — это доклад о съезде мусульман 4-го Горно-Уральского района Уральской области1. Съезд проходил в Перми, участвовали в нем муллы из Кояново, Усолья и других населенных пунктов Прикамья. Выступавшие критиковали политику советской власти в области религии. Еще один документ — письмо от гражданина Ш. в Пермский горотдел НКВД от 15 августа 1936 г.2, в котором говорилось об антисоветских высказываниях мусульманского духовенства и готовящемся восстании. В тексте письма упоминается, что автор его уже не в первый раз пишет в НКВД и по его письму, написанному в апреле 1936 г., арестованы четыре человека — активные верующие мусульмане3. Новое письмо было активизировано почти через год. 31 июля 1937 г. следователь НКВД лейтенант ГБ Лизунов вызвал на допрос в качестве свидетеля гражданина Г., который рассказал об антисоветских высказываниях среди мусульман Перми и района. На вопрос о террористических высказываниях Г. ответил, что «не слыхал»4. 5 августа 1937 г. на допрос в качестве свидетеля был вызван Ш. — автор прошлогоднего письма. Он показал, что в Пермском районе существует контрреволюционная повстанческая организация «из числа мусульманского духовенства». В протоколе допроса свидетеля К. от 7 августа очень схематично описывается структура повстанческой организации, со связями с Францией, Ташкентом и Уфой. Допрошенный в тот же день свидетель М. показал, что «о террористических настроениях мусульман» ему ничего не известно. Допрошенные 22 августа и 7 сентября 1937 г. председатель и секретарь Кояновского сельсовета Беляев Шариф и Иртуганов Назми рассказывали только об антисоветских высказываниях муллы и его окружения. На вопрос об антисоветской деятельности отвечали, что ничего об этом не знают. 1 Доклад о съезде мусульман 4 Горно-Уральского района Уральской области, 01 03.09.1926 г. // ГОПАПО. Ф. 643/2. On. 1. Д. 26356. Т. 1. Л. 5-6. Письмо от гражданина Ш. в пермский горотдел НКВД от 15.08.1936 г. // Там же. Л. 3.
3 В письме приводятся фамилии — Пайщиковы. В базе данных ГОПАПО имеются сведения о Пайщикове Мазидулле, арестованном 22.03.1936 г. и осужденном по статье 58-10 ч. 2 15.07.1936 г. к 6 годам ИТЛ. См.: Там же. Д. 9539. 4 Из протокола допроса в качестве свидетеля гражданина Г., 31.07.1937 г. // Там же. Д. 26356. Т. 1.Л. 8-10. 5 Валидов (Валиди) Ахметзаки Ахметшахович (в эмиграции — Ахмет Заки Валиди Тоган), лидер башкирского национального движения, востоковед-тюрколог, Д-р философии (1935), ординарный проф., почетный д-р Манчестерского ун-та (1967). С апреля 1917 г. — лидер башкирского национально-освободительного движения. Руководил созданием башкирского правительства и армии. В феврале 1923 г. эмигрировал из Туркменистана в Иран. В протоколе допроса свидетеля Ф. от 13 августа очень подробно описана структура повстанческой организации. Схематично она выглядела так: во главе — Закий Валида5, проживающий во Франции. Валида руководил подпольной деятельностью через Хады Максуды (Ташкент) и ПДУ (Центральное духовное управление) (Уфа). ЦДУ сотрудничало с Уральским повстанческим штабом, который, в свою очередь, организовывал повстанческие ячейки в селах, деревнях, колхозах, на заводах, среди духовенства. Причем повстанческий штаб создан «троцкистами, правыми и другими контрреволюционными партиями в блоке с духовенством». Ф., сельский православный священник, был арестован еще 1 июня 1937 г.1 В его показаниях фигурируют секретари Пермского горкома партии, секретари райкомов, председатели облисполкома и др. Такие обширные знакомства сельского священника, арестованного за антисоветскую агитацию, вызывают сомнения. Допрашивали Ф. ст. лейтенант В. И. Былкин, оперуполномоченные Мозжерин и Демченко. Оперативник НКВД И. П. Ветошкин на следствии в 1939 г. рассказал, что первым его делом было дело сельского священника Ф. Не зная, с чего начать, Ветошкин обратился к начальнику — Былкину, тот дал ему четыре вопроса и сказал, что Ф. должен признаться. Ф. ни в чем не признавался, и дело было передано оперативнику Демченко, «который на второй день мне показал обширный отпечатанный протокол допроса с признанием Ф. в контрреволюционной деятельности, с указанием участников и его подписью»2. После Ветошкин узнал, что протоколы писались без участия обвиняемого, которого затем заставляли подписываться.
1 Архивно-следственное дело по обвинению Ф., 1937 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп. 1.Д. 12396. Из показаний подсудимого Ветошкина, 21-23.08.1939 г. //Там же. Д. 6857. Т. 6. Л. 162. " Из протокола допроса свидетеля Г. от 31.07.1937 г. // Там же. Ф. 643/2. On. 1. Д. 26356. Т. 1. Л. 10. 4 Из протокола допроса свидетеля Мусина, 13.12.1957 г. // Там же. Т. 2. Л. 22.
Из предваряющих дело допросов свидетелей и повторных допросов свидетелей в 1957 г. можно попытаться выделить реальные «обвинения» и выдуманные. Так, в протоколе допроса свидетеля Г. от 31 июля 1937 г. имеются данные о высказываниях мусульманской общественности г. Перми и Пермского района об ухудшении жизни народа, о непомерных налогах, установленных советской властью, о голоде и несоответствии действительности высказываний Сталина («жить стало лучше, жить стало веселей»). Особенно было отмечено, что свидетель о террористических высказываниях ничего не слышал3. Свидетель А. 3. Мусин, допрошенный 13 декабря 1957 г., подтвердил свои показания в области антисоветских высказываний обвиняемых, но о существовании контрреволюционной повстанческой организации он не знал: «Почему в протоколе допроса записаны неверно мои показания, я сказать не могу»4. Протоколы допросов свидетелей в августе 1937 г. в большинстве своем также не дают никакой информации о существовании «повстанческой организации», а только передают многочисленные антисоветские высказывания. Так, допрошенный 22 августа 1937 г. в качестве свидетеля Беляев Шариф рассказал, что мулла Тайсин призывал в мусульманские праздники не ходить на работу, предлагал на основе новой Конституции выбрать в сельсовет верующих людей1. В характеристике на муллу Тайсина, данной председателем сельсовета 25 августа 1937 г., описываются его «деяния»: «религиозное одурманивание масс» и публичное чтение соответствующих глав новой Конституции в мечети2. Таким образом, в реальности были только антисоветские высказывания, спровоцированные экономической политикой советской власти и новой достаточно либеральной Конституцией. Арестованным кояновцам уже на втором допросе (8-12 августа) предъявили обвинения в участии в националистической повстанческой контрреволюционной организации. Текст обвинения очень скупой — только слова об участии в организации, без описаний структуры организации, планов восстаний и т. д. Возможно, что во время первых допросов следователи сами еще четко не представляли себе этой «организации», имели только установку на объединение дел в организацию3 и потому ограничивались вопросами-утверждениями: «Нам известно, что Вы состояли [...]». Впервые в деле появляется четкая структура организации с планами восстания и связями с другими социальными группами 13 августа 1937 г. в показаниях свидетеля Ф. Возможно, именно в это время у руководства Свердловского УНКВД окончательно была обдумана идея с Уральским повстанческим штабом, объединяющим все целевые группы приказа № 00447, или, что более вероятно, методические разработки центра именно в это время дошли до рядовых следователей. В группе следователей НКВД, ведущих дело жителей с. Кояново, таким «носителем» новых идей и новых методов ведения следствия стал сержант ГБ Д. Ф. Бурылов. На всех допросах до 20-х чисел августа, которые вели сотрудники НКВД С. Н. Окулов, Г. В. Марфин, А. М. Каменских, обвиняемые отрицали свое участие в контрреволюционных повстанческих организациях, некоторые признавались в антисоветских высказываниях. С 21 августа в деле появляются протоколы допросов, которые вел Бурылов Д. А., в этих протоколах обвиняемые «сознаются» в участии в контрреволюционной организации, в подготовке восстания и т. д. Один только Апкин Закарья, бывший солдат 109-го полка и мусульманского стрелкового полка Красной армии, ни в чем не признался даже Бурылову. Можно предположить, что с 20-х чисел августа кардинально меняется методика ведения следствия, появляется новый сотрудник НКВД, Бурылов Диадор Андреевич, и проведенные им допросы почти все заканчиваются признанием и подписанием протоколов с признаниями. Протоколы допросов бывших следователей НКВД в 1939 г. раскрывают основные методы «упрощенного ведения следствия». Это — конвейер и уговаривание арестованных. «Если же арестованные отказывались подписывать такие протоколы, то их упрашивали "так, мол, нужно для борьбы с врагами", а если и это не помогало, тогда держали их по 2-3 и даже больше суток без сна и тем самым вымогали их подписывать протоколы с вымышленными показаниями»1. Существовали и другие методы: «Основным методом был у нас сговор и обман обвиняемых — заполнить автобиографию, а подсунуть протокол допроса, или составить два протокола допроса, один с признанием, а другой без признания, и постараться отвлечь внимание арестованного и подменить протокол допроса»2. Еще один способ фабрикации протокола допроса с признанием — «допрос под карандаш»: «После допроса они расписались чернилами, и я их отправил в тюрьму. После этого я карандаш стер и написал то, что было написано в постановлении на арест»3. 11 сентября 1937 г. тройка при УНКВД Свердловской области приговорила всех «участников националистической контрреволюционной повстанческой организации» к расстрелу с конфискацией имущества. Из материалов дела четко прослеживается, как из обычных людей — духовенства и колхозников, фактически даже не подпадающих под целевые группы приказа № 00447, — фабрикуют контрреволюционную террористическую организацию, участники которой подходят под целевые группы приказа. Это может объясняться тем, что в приказе имелся четкий план уничтожения определенных социальных слоев. 1 Из показаний бывшего сотрудника НКВД Каменских, 21-23.08.1939 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 6857. Т. 6. Л. 165. В Кояново неблагополучно // Звезда. 1937. 23 окт.
Из письма директору Кояновской МТС. без даты // ГОПАПО. Ф. 1131. On. 1. Д. 6. Л. 123. 4 Из показаний бывшего следователя Королева о следственной бригаде из Свердловска во главе с Дашевским, 21-23.08.1939 г. // Там же. Ф. 641/1. On. 1. Д. 6857. Т. 6. Л. 175. 5 Заместитель начальника Пермского горотдела НКВД.
6 Из протокола допроса бывшего следователя НКВД Зырянова, 21-23.08.1939 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 6857. Т. 6. Л. 152. Приказ объявлял количество подлежащих репрессии, в дополнительных инструкциях задавались сроки исполнения приказа — четыре месяца. Обстановка в стране — всеобщая подозрительность и всеобщий поиск врагов — только способствовала тому, что начальство требовало выполнить и перевыполнить план на уничтожение. Бывший следователь НКВД Каменских вспоминал: «[...] разговоры со стороны Дашевского и Левоцкого были поняты сотрудниками недвусмысленно, они говорили, что малейшее понижение темпов разоблачения врагов будет расцениваться как отказ вести борьбу с классовым врагом»1. В газетах, по радио и на собраниях требовали уничтожить «продажных псов, агентов фашизма [...]»2 и выкорчевать «контрреволюционного тротцызма корни»3. Следователи Пермского городского отдела НКВД установку на фабрикацию дел поняли, но придумать-сфабриковать самостоятельно дело в первые дни проведения операции не могли. Тогда из Свердловска приехали следственные бригады, которые быстро научили пермских следователей, «как нужно вести дела»: «Нам конкретно показали, как нужно работать и добиваться признаний»4. Процесс переквалификации дел об антисоветских высказываниях в дела о контрреволюционных террористических организациях описал бывший следователь Зырянов. Зырянов получил компрометирующий материал на Баганину — ее письма за границу, где она описывала голодную и плохую жизнь в Советском Союзе. На допросе Баганина не отрицала свои взгляды, выраженные в письмах, и даже сама написала три страницы показаний. Зырянов передал эти показания Былкину5, который дописал ее показания до 20-22 страниц, где Баганина якобы признавалась в участии в контрреволюционной националистической организации. Естественно, Баганина отказалась подписывать такие показания. Тогда в ход пускались «особые способы ведения следствия»: «На конвейере я людей держал до их признания»6. Вероятно, именно так были получены признания у кояновцев и сельского священника Ф. Нужно отметить, что были и добровольные помощники, как, например, свидетель и автор писем в НКВД — Ш.
4. Дела хозяйственных и советских руководителей
Первым был арестован Смышляев М. М. — 26 августа 1937 г. Перед его арестом состоялось заседание бюро Пермского горкома ВКП(б), на котором Смышляев за развал работы в МТС и разложение труддисциплины в МТС был с работы снят и исключен из партии1. На этом же заседании бюро горкома были приведены конкретные примеры «вредительской работы» Смышляева: «[...] комбайны не работают, молотилки не подготовлены, тракторные сеялки не отремонтированы...»; «Установлено, что Смышляев является ставленником Голышева2, своей вредительской работой директор Кояновской МТС Смышляев привел к полному развалу МТС»3. Ответ на вопрос: «Почему так произошло?» можно найти в тщательно собранных сотрудниками НКВД компрометирующих материалах на Смышляева: «[...] руководство ВКП(б) ведет неправильную политику в отношении крестьянства, и эта политика пустит крестьян по миру. ЦК организует МТС, но не финансирует их, и они влачат жалкое существование [...]». МТС имела статус государственного сельскохозяйственного предприятия4, включенного в планово-распределительную систему советской экономики. Развитие машиностроительной отрасли и особенности планово-распределительной системы того времени создавали ситуацию хронической нехватки техники, запчастей, квалифицированных автослесарей — и, как следствие, частые поломки и простои техники. Приехавшие из Свердловска следственные бригады дали установку на включение всех аварий и поломок техники в диверсионные акты5. Таким образом, можно предположить, что дело было не в хозяйственных талантах конкретного руководителя, а в особой системе хозяйствования (или «бесхозяйствования»), сложившейся в Советском государстве. Средства массовой информации арест и осуждение Смышляева интерпретировали так: «Вредительски срывая ремонт тракторов, они заставляли выезжать в поле на машинах с незаконченным ремонтом, у которых не было запасных частей. Враги народа делали все, чтобы вызвать недовольство среди трактористов. Трактористы не получали своевременно зарплаты, о культурном обслуживании никто не заботился»1. Главной мыслью газетной статьи было то, что враги народа разоблачены и арестованы, значительное ухудшение жизни крестьян устроили эти враги специально, чтобы вызвать недовольство советской властью. Методика ведения допросов похожа на методику допросов мусульманского духовенства. Первый допрос от 27 августа был посвящен записи всех знакомых. В протоколе допроса от 3 октября Смышляев «подписал» показания о том, что он состоял в контрреволюционной повстанческой организации и возглавлял ее кояновский взвод. В этот взвод входили Беляев Шариф — председатель сельсовета, Максудов Галимзян — председатель колхоза «Передовик», Степанов — учитель Кояновской школы, Волегов — заместитель директора Кояновской МТС и др. (всего 13 чел.). Дело вел следователь НКВД Ф. Г. Лизунов. Методы воздействия на подследственного были уже отработаны. В декабре 1937 г. к жене Смышляева пришел освободившийся из тюрьмы человек, принес записку от мужа и рассказал о методах допроса: держали до 20 суток в карцере, на допросе наставляли в рот дуло пистолета и т. д. Записка из тюрьмы дополняет методы получения признаний: «Ты остаешься одна с пятерыми детьми, тебе тяжело... Ох! Если бы не малые мои крошки, то было бы не так. Я вынужден был подписать обвинительный лист»2. В деле имеется структура контрреволюционной повстанческой организации, которая после будет почти дословно перенесена в дело № 6857, а перечисленный кояновский взвод будет арестован, за исключением нескольких человек. Вероятно, к этому времени уже имелась схема организации, разработанная вышестоящим начальством: «Левоцким была спущена схема организационного построения этой организации. Я не знаю, кто являлся автором этой схемы и на основании каких материалов она была составлена, но знаю, что чертил ее Левоцкий и для этой цели он специально приглашал чертежника с завода № 10. Эта схема должна была служить основой для составления протоколов»3. Из текстов допросов можно попытаться воссоздать эту схему4. Следственное дело № 6857 состоит из 7 томов и объединяет 42 чел., в том числе кояновское административно-хозяйственное руководство. Начинается оно с постановления о выделении следственного материала на этих 42 чел. из следственного дела А. И. Старкова.
Из 42 арестованных было 12 работников сельсоветов, 19 руководителей колхозов и МТФ, из них 24 чел. весной-летом 1937 г. были сняты с работы «за развал работы» и «бесхозяйственность», некоторые были отданы под суд. На 6 чел. имелись меморандумы с данными об антисоветской агитации. Так, председатель Кояновского сельсовета Беляев Шариф был отстранен от должности еще весной 1937 г., а в августе 1937 г. он работал рядовым колхозником в соседнем колхозе имени 7 съезда Советов и находился под следствием горпрокуратуры1. Жителям с. Кояново первоначально в вину были вменены хозяйственные недочеты, приведшие к материальным потерям в сельсовете, колхозе и, соответственно, ухудшению жизни советского человека. Так, председатель Кояновского колхоза «Передовик» Максудов Галимзян Башарович первоначально был обвинен в порче части урожая и падеже скота из-за недостатка корма. В следственных материалах на Максудова нет никаких данных, отчего Пермский уезд, признанный в 1921 г. «обеспеченным в кормовом отношении»2, когда на одну единицу скота в среднем заготовлялось до И пудов сена на месяц, в 1936/1937 гг. не смог обеспечить скот кормами. Из дела, из показаний других арестованных можно узнать, почему не было кормов для скота. Бывший работник Пермского райзо3 рассказывал, что в 1936 г. почти во всех колхозах Пермского района были изъяты даже семена в счет хлебопоставок, а также сдача сена государству привела к тому, что уже осенью 1936 г. стало ясно, что весной 1937 г. скот будет голодать4. Все хозяйственные недочеты и неудачи конкретных руководителей интерпретировались как специальные акции, проводимые «с целью вызвать резкое недовольство среди колхозников, а также развалить работу колхозников». Арестованные по линии прокуратуры были переведены в горотдел НКВД (Ш. Беляев переведен в НКВД 1 ноября 1937 г.). В деле у многих подследственных первый протокол допроса написан от руки, второй — напечатан на машинке. В первом протоколе почти все категорически отрицают свою принадлежность к какойлибо повстанческой организации. Во втором протоколе обычно фиксируется «чистосердечное признание». Между первым и вторым допросами часто проходила неделя. Что же происходило за эту неделю? Максудов Галимзян вспоминал в 1954 г.: «[...] допрос был организован таким образом: раздели до белья и в холодной комнате посадили на чугунный стул, продержали на нем — 1,5 суток, затем 3 суток держали стоя, отчего ноги опухли и стали как бревна [...] нелепость его [обвинения] для меня была совершенно очевидна, и я категорически отказался признать себя виновным, несмотря на меры принуждения, о которых я упомянул выше»1; «[...] один раз допрашивали без всякого перерыва в течение 3 суток без сна и пищи. Допрашивали меня несколько следователей. [...] на каждом допросе подвергали жестоким избиениям, в результате которых я неоднократно лишался сознания. Избивали меня кулаками, рукоятками наганов. Таких издевательств я перенести не мог и, чтобы прекратить свои страдания, подписал протоколы»2. Такой метод ведения допроса подтвердил в 1940 г. бывший следователь Каменских: «[...] протоколы допроса обвиняемых Субботина, Максудова, Иртуганова, Оборина, Мухачева, Трутнева, Федорова, осужденных по данному делу за повстанческую деятельность, составлялись мной не со слов обвиняемых, а заранее по протоколам арестованного Старкова». Пантелеев Н. Я., тракторист Кояновской МТС, в 1954 г. рассказывал: «[...] требовали от меня подписать написанные ими заранее протоколы. За время следствия я допрашивался 2 раза [...] я был подвергнут беспрерывному допросу в течение 5 суток без пищи, сна и больше сопротивляться был не в состоянии». Приказом были определены лимиты для каждой области (10 000 чел. — для Свердловской области). Вероятно, этим объясняется перевод арестованных хулиганов из ведения милиции в НКВД. Так, Трутнев Павел Иванович, житель с. Курашим, тракторист Кояновской МТС, был арестован органами милиции в конце октября 1937 г. за систематические драки и хулиганство как «социально вредный и опасный хулиган». В деле имеется только один протокол допроса П. И. Трутнева следователем НКВД Каменских, в котором Трутнев категорически отказался от предъявленных обвинений в участии в контрреволюционной повстанческой организации. Но, несмотря на это, 15 ноября тройка осудила его на 8 лет лагерей как участника контрреволюционной повстанческой организации. 1 Из письма з/к Максудова в Особое совещание при НКВД СССР из совхоза ОЛП ЦТМ, Хабаровского УИТЛ от июня 1944 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 6857. Л. 124-125. 2 Из протокола допроса Максудова Г., зам. председателя колхоза «Передовик», 1954 г. // Там же. Л. 216 об. О необходимости выполнять планы неоднократно говорили на следствии бывшие сотрудники НКВД: «На 60 чел. были формуляры, а па остальных совершенно не было материала, но требовали 100-300 чел. Бывший следователь Зырянов на допросах рас-
сказывал: «Когда я получил постановление на арест 200 человек, я стал применять те же методы следствия, которые узнал при своей "учебе". "Учеба" — это фальсификация дел и получение признания с помощью "конвейера"»2.
15 ноября 1937 г. тройка НКВД приговорила Максудова и еще 6 жителей села Кояново к 10 годам ИТЛ. В сфабрикованном деле Смышляева список жителей Кояново, которые входили в повстанческий взвод, больше, чем было арестовано по делу № 6857. Так, не был арестован осенью 1937 г. зам. директора МТС по политчасти Волегов С. С. Может быть, он был исключен из списков благодаря своей докладной от 14 июля 1937 г. в Пермский горсовет. В докладной Волегов описывал «подрывную работу» сельсовета, руководства колхоза, мечети3. Но раз Волегов все же попал в список, он был арестован 18 декабря 1937 г. В вину ему вменяли участие в контрреволюционной повстанческой организации, участники которой уже были осуждены 15 ноября 1937 г. по делу № 6857. Можно предположить, что новые аресты были инициированы директивой Ежова № 50194 от 10 декабря 1937 г. о продлении «кулацкой операции», которая уже должна была бы закончиться (на операцию отводилось четыре месяца)4. В список он попал в качестве заместителя директора МТС, т. е. как хозяйственный руководитель. В характеристике, данной новым директором МТС Гудилиным, главным недостатком Волегова было следующее: «Несмотря на все вопиющие безобразия в МТС, отрядах, колхозах [...] в его докладных записках Обкому ВКПб всегда сквозит полное благополучие и успех, он боролся за длинные и красивые резолюции партийных собраний и совещаний, но не боролся за их выполнение»5. В феврале 1939 г. дело было прекращено «за отсутствием состава преступления». Обращает на себя внимание то, что «особые методы ведения следствия» (избиения, обман, уговаривания) к Волегову и другим жителям Кояново, арестованным в декабре 1937 г. и позже, не применялись. Так, судя по протоколам допросов Волегова, на каждом допросе следователь Каменских зачитывал Волегову показания Смышляева и других участников предыдущего дела и призывал Волегова сознаться1. Примерно то же — в протоколах допроса арестованного 4 января 1938 г. учителя Сайманова2. Волегова и Сайманова допрашивали 4-5 раз в течение 1938 г., они вину свою отрицали. То есть можно констатировать, что к жителям с. Кояново аресты с последующими жестокими методами ведения допросов в декабре 1937 г. и весь 1938 г. не применялись.
Выводы
Жертвами операции в селе стали в первую очередь активные верующие мусульмане, во вторую очередь — административно-хозяйственные работники села. Расстрелянные мусульмане давно находились под «присмотром» НКВД, на них собирались сведения, доносы и, вероятно, были заведены специальные формуляры. Религиозные активисты, на языке приказа № 00447 — «церковники», были потенциальными жертвами в атеистическом государстве. Политика Советского государства в отношении религии не могла не вызывать критику у верующих людей. Такая критика интерпретировалась как антисоветская агитация. Мулла и члены совета мечети с. Кояново были включены в первую категорию. Политика государства в отношении деревни — постоянное выкачивание средств с помощью многочисленных налогов, самообложений — вела к значительному ухудшению жизни крестьян и, соответственно, недовольству, протестным высказываниям, нежеланию работать в колхозе. Неурожай 1936 г. привел к хозяйственному кризису в прикамских деревнях. В Кояново зимой 1936-1937 гг. умирал от голода скот, посевы сокращались, колхозники часто не выходили на работу, так как, пытаясь выжить, занимались своим хозяйством: косили траву для личного скота, торговали, уезжали на заработки в город. Малый сбор налогов активизировал вышестоящее начальство — горсовет, который прислал проверяющие комиссии. А сотрудники НКВД придумали широко разветвленную диверсионную и вредительскую организацию, члены которой специально морили голодом скот, не ремонтировали технику и всячески ухудшали жизнь простых советских людей. Этим они отчасти сняли социальное напряжение, вызванное недовольством от голодной и тяжелой жизни, «найдя» и покарав конкретных вредителей-начальников. Операция в селе проводилась в два этапа. Первый начался 6 августа и длился до конца августа; все арестованные были приговорены к расстрелу. 26 сентября начался второй этап операции; все арестованные были осуждены тройкой к 10 (один — к 8) годам ИТЛ. Таким образом, все соответствовало установлениям приказа № 00447. Всего расстреляно было 7 чел., отправлено в лагеря —11.
Предыдущие судимости, раскулачивания, лишение избирательных прав, политическое прошлое имели значение в отношении к первой группе репрессированных — к мусульманам. Во второй группе — административно-хозяйственных работников — далеко не все имели «отрицательные» факты биографии. Расстрелянный директор МТС Смышляев был из бедняков, судим за превышение власти (приговор — общественное порицание), член ВКП(б) с 1926 г., т. е. самым важным поводом для его ареста было его современное социальное положение — директор МТС. Из второй группы репрессированных прошлые судимости сыграли роль только у одного человека — деревенского хулигана П. И. Трутнева. Остальных объединяла принадлежность к административно-хозяйственным структурам села. Большинство обвиняемых было вынуждено признать свою «вину» — в результате угроз, пыток, уговаривания и обмана. В случае невероятной стойкости, которую проявил, например, Апкин Закирья, писалось: «Не сознался, но полностью изобличен показаниями других участников». В случае спешки, как, например, с делом Трутнева П. И. (арестован в конце октября, а дело готовили к рассмотрению тройки 15 ноября), даже особо не настаивали на признании. Трутнев был допрошен всего один раз, все обвинения отверг и был направлен на тройку. Подписавший протокол под давлением Смышляев на судебном заседании выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР отказался от своих показаний, но был приговорен к расстрелу. Особенностью проведения «кулацкой операции» в с. Кояново можно назвать то, что в начале 1938 г. даже уже готовые обвинительные заключения не были рассмотрены тройкой. К обвиняемым уже в конце декабря 1937 г. не применялись жестокие методы получения признаний, хотя методы «упрощенного ведения следствия» — объединение дел в организацию — продолжали существовать. Арестованные в конце декабря 1937 г. и в январе 1938 г., просидев до осени 1939 г. в пермской тюрьме, были освобождены.
Приложения
Нижеприведенная таблица показывает всех арестованных в селе Кояново с августа 1937 г. по 1938 г. и факты их биографии, которые могли бы сыграть определенную роль в их аресте и приговоре; количество этих фактов показано в последнем столбце звездочками, через косую черту — приговор. Социальное происхождение Социальное положение на момент ареста Лишение избирательных прав, раскул., церковники Судимости Служба в царской или белой армиях
1 2 3 4 5 со Апкин Габдулгазиз из
крестьянкулаков (середняков)1 колхозник член совета мечети
**/вмн Апкин Габдулхай бывший кулак единоличник облагался твердым заданием, председатель совета мечети
****/вмн Апкин Закирья из
крестьянкулаков2 колхозник член совета мечети
служил в царской армии ***/вмн Бактиков Галим Кашапович сын муллы бригадир колхоза
1933 г., ст. Ill3
**/10 Бактиков Тариф Фазымович из семьи торговца колхозник
Vio Бактиков Зуфар Ахметович сын муллы служащий собирал деньги среди односельчан /для поддержки высланного отца — бывшего муллы села Кояново4 1928 г., ст.
605,1696 УК
**/вмн Беляев Хузя Файзурах из
крестьянсередняков охранник МТС
1936 г., за незаконный арест колхозника служил в белой армии **/10
1 1 2 1 3 | 4 | 5 1 6 Беляев Шариф Гарифуллович из
крестьянбедняков колхозник
/10 Волегов Степан Степанович из
крестьянсередняков зам. директора
по политчасти Кояновской МТС
Имайкин Гафур Гимальдинович из
крестьянсередняков колхозник
служил в царской армии унтер-офицером 710 Иртуганов Хикмат Тухватулович из
крестьянбедняков секретарь Кояновского
сельсовета
/10 Максудов Галимзян Башарович сын служащего председатель колхоза «Передовик»
/10 Мурсалимов Габдулхай из
крестьянкулаков крестьянин-единоличник лишен права голоса с 1927 г. как мулла, муэдзин в 1931. г., ст. 627 УК
*****/ВМН Мурсалимов Фатых Земилевич сын кулака чернорабочий Кояновской МТС обложен твердым заданием в 1933 г., ст. 748 УК,
в 1937 г. по ст. 74 УК
**7б "J 1 2 з 4 5 | со Пантелеев Николай Яковлевич из
крестьян-
кулаков-
торговцев бригадир тракторного отряда
710 Попов Иван Васильевич из
крестьянбедняков старший механик МТС
/10 Сайманов Абдулла Фахразивич сын муллы учитель
* Смышляев Максим Михайлович из
крестьянбедняков директор Кояновской МТС
в 1930 г., ст. 111 УК
*/вмн Тайсин Мулазьян Хасбатович из
крестьян середняков мулла раскул. в 1931 г. в 1933 г. судим за невыполнение гособязательств
**7вмн Трутнев Павел Иванович сын
кустарясапожника тракторист Кояновской МТС
в 1933 г. и 2 раза в 1935 г. по ст. 74 УК
78 1 «Из кулаков» — из характеристики сельсовета (дана после ареста), в анкете арестованного записано: «крестьянин», из допроса Хасанова Фатыха в 1957 г.: «из крестьян-середняков». Из того факта, что семья не подвергалась раскулачиванию, можно предположить, что Апкин Габдулгазиз был из семьи крестьян-середняков. Был раскулачен неродной отец — Апкин Якуп. Из протокола допроса Хасанова Фатыха в 1957 г. Апкин Закирья — батрак, одним из первых вступивший в колхоз. 3 Ст. 111 УК 1926 г. — «халатное отношение к службе, утеря документов».
4 Из меморандума на группу АСЭ в Кояновском сельсовете // ГОПАПО. Ф. 643/2. On. 1. Д. 26356. Т. 2. Л. 154. 5 Ст. 60 УК 1926 г. — «неплатеж налогов»
6 Ст. 169 УК 1926 г. — «мошенничество, сокрытие соц. положения».
7 Ст. 62 УК 1926 г. — «злостный неплатеж налогов».
о
Ст. 74 УК 1926 г. — «хулиганство».
Структура повстанческой организации, придуманной следователями НКВД
Всесоюзный повстанческий центр (Москва)
Рыков А. И. (Из показаний Кабакова И. Д. - обзорная справка по делу // ГОПАПО. Ф. 641/1. Он. 1. Д. 10114. Л. 4-23)
Уральский повстанческий штаб (Свердловск)
Кабаков И. Д. - первый секретарь Свердловского обкома ВКП(б), арестован 22.05.1937 г., осужден Военной коллегией 03.10.1937 г. к расстрелу Штаб Пермского повстанческого округа (Пермь)
(Из показаний Старкова А. И. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 6857. Т. 1. Л. 4-6) Дьячков М. А. — второй секретарь Пермского горкома (начальник штаба — от троцкистов)
Голышев А. Я. — первый секретарь Пермского горкома (от правых), арест — 03.05.1937 г., осужден Военной коллегией — 04.08.1937 г. к расстрелу (ГОПАПО. Ф. 641/1. Он. 1.Д. 11275) Полянский — командир дивизии, расположенной в Перми
Пермский епископ Виталий Покровский, арест — 02.10.1935 г., осужден — 31.03.1936 г. к 10 годам ИТЛ (ГОПАПО. Ф. 643/2. On. 1. Д. 8911) Бахарев Д. И. — директор пивзавода (от эсеров), арест — 02.05.1937 г., осужден ОСО при НКВД СССР - 09.04.1938 г. к 8 годам ИТЛ (ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп.1. Д. 14817) Янсон — заведующий Пермским горпланом
Кандалинцев Г. И. — управляющий Камского речного пароходства. Арест — 22.05.1937, осужден Военной коллегий ВС ССР 13.08.1937 г. к расстрелу (ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 12296. Т. 1) Култаевский с. с. взвод — 6 чел.
повстанческая полурота на ж. д. станциях Верещагино и Менделеево
Курашимский с.с. взвод — 8 чел.
рота на Пермском ж. д. узле
Юговской с.с. взвод
взвод особого назначения при управлении Камского речного пароходства
Кояновский сельсовет, командир — Смышляев М. М., директор МТС (ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп.1. Д. 13706. Расстрел), Беляев, Максудов и др. — всего 9 чел. (по делу № 6857 проходит 7 чел.).
полк в Перми из тылополченцев и бывших белых офицеров
Фроловский с.с. — взвод — 9 чел.
особый отряд из кулаков-трудпоселенцев на Камбумкомбинате
Чуваковский с.с. — взвод — 14 чел.
Янычевский с.с. — взвод — 5 чел.
особый отряд из членов Осоавиахима
взвод на строительстве КАМГЭС
Усть-Качкинский с.с. взвод — 14 чел.
Краснослудский с.с. - взвод
Е. Ю. Виноградова (Тверь) «КУЛАЦКАЯ ОПЕРАЦИЯ»
В ВЫШНЕВОЛОЦКОМ И ФИРОВСКОМ РАЙОНАХ КАЛИНИНСКОЙ ОБЛАСТИ
Выясняя, кто становился жертвами «кулацкой операции», проводившейся в рамках приказа № 00447 на территории Вышневолоцкого и Фировского районов Калининской области, определим, кем были люди, арестованные в 1937-1938 гг. как «кулаки». Известно, что первыми кандидатами во «враги народа» становились люди из «групп риска»: «бывшие» люди, владельцы благополучных хозяйств в период до 1917 г. и вплоть до начала 1930-х гг., а также лица, занятые на государственной или военной службе в царской России. Помимо действительно «злостных» врагов советской власти, имевших повод обижаться на нее, были и законопослушные граждане, обвиненные в государственных преступлениях. Какие были причины у власти для ареста всех этих людей? Попытаемся показать, что эти люди — и «злостные кулаки», и «законопослушные» граждане, неожиданно для себя ставшие жертвами «кулацкой операции», — не представляли в 1937-1938 гг. угрозы для советской власти. Для этого потребуется рассмотреть ряд вопросов: 1. Кто становился жертвами в деревнях и районных центрах в ходе реализации приказа № 00447? Выделяются ли социальные, возрастные, национальные группы, подвергавшиеся более суровым преследованиям и приговорам? Каким был социальный состав репрессированных в Вышневолоцком и Фировском районах? 2. 3. Реальные причины арестов (экономические или идеологические). Существовал ли конфликт у вернувшихся из мест заключения «раскулаченных» с местным населением? Возвращались ли бывшие раскулаченные к прежнему месту жительства или меняли его? 4. 5. Обвинение, предъявляемое при аресте. Добавлялись ли к обвинению по статье 58 УК обвинения во вредительско-диверсионной деятельности? Наиболее значимые периоды репрессий с 8 августа 1937 г. по 25 марта 1938 года. 6. 7. Влияние судимостей, полученных до 1937 г. (приговоры народного суда и троек), лишения избирательных прав и политического прошлого (членства в контрреволюционных партиях, участия в Белом движении, местных крестьянских восстаниях). 8. 9. Признавали или нет обвиняемые в Вышневолоцком и Фировском районах свою вину в ходе следствия? В какой мере процессы были формализованы? 10. 11. Кто становился свидетелем? Местный «актив» — комсомольцы, председатели сельских советов и колхозов, колхозные бригадиры или рядовые колхозники? 12. 1. Главным источником для исторической реконструкции региональных особенностей репрессий в Калининской области является комплекс следственных дел 1937-1938 гг. на расстрелянных жителей Вышневолоцкого и Фировского районов Калининской области. В них — стандартный набор документов, связанных с механизмом следственного делопроизводства и содержащих информацию об арестованных. Используя в качестве источников материалы этих дел, следует осторожно относиться к показаниям в протоколах допросов о фактах «преступной деятельности», указанному в документах социальному происхождению арестованного, количественному составу имущества, наличию предшествующих 1937 г. судимостей у обвиняемых. Эти данные зачастую различаются в анкетах арестованных, справках, выданных сельсоветами, отделениями милиции, в протоколах допросов обвиняемых и свидетелей. Нет причин доверять в большей степени какому-то одному из этих документов. В связи с отсутствием в Тверском центре документации новейшей истории описей фонда № 7849-с Книга памяти жертв политических репрессий Калининской области 1937-1938 гг.1 используется как каталог следственных дел. Комплекс партийных документов с экономической характеристикой Вышневолоцкого и Фировского районов в 1930-х гг. отражает контроль ВКП(б) за выполнением государственного хозяйственного планирования, положение в кадровом составе районного руководящего звена2, а также занятость населения района в экономике в 1930-х гг. и официальные объяснения причин недостатков экономического развития фактом присутствия в экономике деревни «чуждого кулацкого элемента». Книга памяти жертв политических репрессий Калининской области. Т. 1. Тверь, 2000; Т. 2. Тверь, 2001. Экономическая характеристика сельских советов Вышневолоцкого района. 1937 г. // Государственный архив Тверской области (ГАТО). Ф. р-1697. On. 1. Д. 38; Отчет о работе Фировского райкома ВКП(б). 1935-1937 гг. // Тверской центр документации новейшей истории (ТЦДНИ). Ф. 147. On. 1. Д. 317; Протоколы заседаний Калининского обкома ВКП(б). 1937 г. // Там же. Д. 535. 3 ГАТО. Библиотечный фонд. Еще одним источником служат периодические издания, выходившие на территории Калининской области в 1937-1938 гг., — газеты «Пролетарская правда» (для начинающих читать) и «Сталинская молодежь»3. Несмотря на то что областные периодические издания не публиковали сведения о ходе «кулацкой операции» в районе, материалы газет позволяют сравнить стилистику официальной советской прессы 1930-х годов. Комплекс документов (отчеты и докладные записки), раскрывающих деятельность НКВД на территории Калининской области в 1937-1938 гг., подтверждает тезис о централизованном проведении «кулацкой операции» на территории Калининской области1.
1. Сведения о районах
Общий обзор особенностей исполнения приказа № 00447 для двух соседних районов является допустимым, поскольку их территории и население имели исторически сложившиеся общие хозяйственные и родственные связи. Существуют технические причины выбора для сравнения именно этих районов. Изначально предполагалось рассмотреть проведение операции только на примере Фировского района. Но по этому району мы располагали следственными делами лишь на 26 чел., расстрелянных в 1937-1938 гг. по приговору тройки НКВД. Поэтому дополнительно рассматривались следственные дела по соседнему Вышневолоцкому району. Выявлены 61 житель Вышневолоцкого района и 60 жителей города Вышний Волочек, расстрелянных по приговору тройки НКВД во время «кулацкой операции». Территория Вышневолоцкого района традиционно относилась к Тверской губернии. Административная принадлежность Фировского района неоднократно менялась. До 1917 г. его земли входили в состав двух соседних губерний — Новгородской и Тверской. В 1935 г. из частей Вышневолоцкого и соседнего с ним Бологовского районов был создан Фировский район с центром в небольшом поселке Фирово при железной дороге. Выбор районов для исследования обусловлен их особенностями. Жители Вышневолоцкого района, одного из наиболее индустриально развитых районов области, имели возможность в 1930-е гг. оставить свой крестьянский труд и связать дальнейшую жизнь с работой на промышленных предприятиях. Фировский район в 1930-х гг. использовался как место высылки «чуждого элемента» из других районов области, а также из соседних регионов. Большая площадь его территории и удаленность населенных пунктов от районного центра наряду с недостатком хороших дорог вызывала традиционное тяготение родственных и экономических интересов жителей северо-западной части района к Новгородской области, юго-западной — к Осташковскому району, восточной — к Вышневолоцкому району. Удаленность многих населен- ных пунктов от райцентра вызывала затруднения в административном управлении районом. Постоянные перемены в составе руководителей Фировского района в сочетании с его большой площадью приводили к беспорядку на местах в выполнении планов, директив, инструкций из вышестоящих инстанций, что потом было названо «вредительством». Такой район как будто специально был создан для проживания в нем «укрывшихся бывших людей» из центральных районов Калининской области и других соседних с ней областей.
Неплодородные почвы районов (подзоленные супеси и пески) не позволяли, при всем усердии деревенских земледельцев, получать высокие урожаи, традиционно заставляя крестьян обращаться к неземледельческой деятельности на селе, а также уходить на заработки в город, главным образом в Петроград (Ленинград). В начале 1930-х гг. с процессом ухода крестьян из деревни пытались бороться путем объединения колхозов с промышленными артелями. Кроме этого, для жителей районов традиционными занятиями являлись торговля сельскохозяйственной продукцией, организация в деревнях небольших заводов (кирпичных, дегтярных, смоловаренных и т. п.), работа в кустарных артелях. В 1937-1938 гг. все, имевшие к этому какое-то отношение, попадали в «группу риска». Трудовую армию заводам и стройкам в районах уже в начале 1930-х гг. регулярно поставляла раскулачиваемая деревня. На территории районов находился стратегически важный объект — железная дорога. В Фировском она проходила в западной части района, а в Вышневолоцком — практически через весь район, связывая его с Москвой и Ленинградом. Железнодорожная магистраль, наряду с промышленными предприятиями и стройками, делала Вышневолоцкий район зоной риска для его населения, поскольку такие территории в первую очередь подвергались зачистке органами НКВД во время проведения спецопераций. Недостатки в различных отраслях экономики районов объяснялись наличием «вредительства» на промышленных предприятиях и в колхозах, а также проявлениями «антисоветской и контрреволюционной агитации». Об этом говорят документы. Так, на фабрике Вышнего Волочка «Пролетарский авангард» местная партийная организация обвинялась в том, что «запоздала с разоблачениями врагов народа, орудовавших на фабрике, не приняла должных мер к ликвидации последствий вредительства и выкорчевыванию остатков вражеских элементов на фабрике, в результате чего фабрика по ткачеству находится в глубоком прорыве»1. В городтел НКВД Вышнего Волочка от рабочих вышневолоцких предприятий поступали «сигналы» о распро- Протокол № 28 заседания бюро Калининского обкома ВКП(б) от 29.11.37 г. // ТЦДНИ. Ф. 147. On. 1. Д. 535. Л. 43. странении среди населения слухов о дефиците хлеба в городе. Об этом сообщалось в «Заявлении от рабочих фабрики Вышневолоцкой мануфактуры»1 и «Заявлении», подписанном начальником станции, секретарем парткома станции Вышний Волочек, заведующим грузовым двором и председателем месткома2. Высказывалась просьба изолировать гражданку Еремину, «без определенных занятий, в прошлом владелицу бакалейного магазина, т. к. она терроризирует население, занимаясь антисоветской агитацией», а также сообщалось о случаях ее антисоветской агитации «среди отсталой неустойчивой части населения». Официально возникновение очередей в Вышнем Волочке в апреле 1937 г. объяснялось «бездействием со стороны Горвнуторга и милиции по борьбе со спекуляцией в городе, непринятием решительных мер со стороны Калининторга к ликвидации и упорядочению»3.
Состояние промышленности Фировского района осложнялось трудностями, связанными с перебоями в обеспечении предприятий сырьем и топливом, слабой организацией стахановского движения на производствах, а также низкой квалификацией рабочих кадров. Директора Фировской моторно-тракторной станции (МТС) Кулакова Т. П. сняли с работы «за развал работы тракторного парка, за бесхозяйственность и дачу вредительской директивы по сдаче сортового зерна в счет натуроплаты МТС»4. В созданном из «глухих» деревень Фировском районе в 1920-х — начале 1930-х гг. единоличники, имевшие крупные хозяйства, никаких государственных налогов в течение нескольких лет не выплачивали и никаких наказаний за это не получали. Например, в селе Гадыши 12 единоличных хозяйств, имеющих лошадей, коров и «полное хозяйство», не были обложены единым сельскохозяйственным налогом. Среди владельцев этих хозяйств были кулаки, выселенные из других районов5.
2. Жертвы
1 Заявление от рабочих фабрики Вышневолоцкой мануфактуры. 1937 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. On. 1. Д. 21534-с. Л. 5. 2 Заявление. 1937 г. // Там же. Л. 3-3 об.
3 Протокол № 69 заседания бюро горкома г. Вышний Волочек. 8.04.37 г. // Там же. Ф.425. Оп. 1.Д.78. Л. 73. 4 Протокол заседания бюро Калининского обкома ВКП(б) № 24. 1.11.37 г. // Там же. Ф. 147. On. 1. Д. 535. Л. 233. 5 Справка о поездке в Фировский район сотрудника обкома ВКП(б) по вопросу проведения весеннего сева. 1935-1936 гт. // Там же. Д. 318. Л. 36. Такой была в общих чертах ситуация в районах накануне «кулацкой операции». Теперь рассмотрим более внимательно, кто становился жертвами Большого террора в деревнях и в районных центрах в ходе реализации приказа № 00447. Выделяются ли социальные, возрастные, национальные группы, подвергавшиеся более суровым преследованиям и приговорам? Каким был социальный состав репрессированных в Вышневолоцком и Фировском районах в целом и в различные периоды реализации приказа?
8 течение августа 1937 г. — марта 1938 г. на территории Вышневолоцкого района по приговору тройки НКВД были расстреляны 61 житель района и 60 жителей районного центра (среди них одна женщина). Расстрелянные в ходе «кулацкой операции» в Вышневолоцком районе: 66 чел. — рабочие заводов и артелей, а также пожарные, сторожа школ, яслей, церквей, заводов, составители поездов, электромонтеры, слесаря, шоферы, кустари, конюхи, экспедиторы и др. В 1937 г. самому старшему из этой группы было 76 лет, другим от 27 до 65 лет. Большинство из них были жителями районного центра и населенных пунктов, расположенных вблизи железной дороги, карьеров, торфоразработок; 29 чел. — занятые в сельском хозяйстве. Среди них колхозники (хлеборобы, счетоводы, мельники, колхозные сторожа и др.), единоличники, рыбаки рыбхоза и др. В 1937 г. самому младшему среди них было 49 лет, самому старшему — 74 года; средний возраст — 60 лет; 11 чел. — госслужащие. В основном это были жители районного центра, но встречались также жители сельских населенных пунктов. Среди них заместитель директора отдела скупки и перепродажи Калининторга, заведующие магазинами, торговыми палатками и базами, заведующие горными работами на карьере, заведующий леспромхозом, директор и учителя школ, диспетчеры, помощник бухгалтера на лесопильном заводе. Самому старшему было 61 год, самому младшему — 49 лет; средний возраст — 60 лет; 9 чел. — священнослужители. Среди них иеромонах, монах, дьякон. Все они — жители района и районного центра. Старшему из них было 69 лет, младшему — 49 лет; средний возраст — 65 лет; 6 чел. — лица «без определенных занятий». Из документов следственных дел неясно, чем они занимались к моменту ареста. В основном это были люди преклонного возраста, прошедшие раскулачивание, ссылку и лагеря, инвалиды, находившиеся на иждивении родственников, многие из них вели полунищенское существование. Старшему было 76 лет; средний возраст — 60 лет. У всех расстрелянных жителей Вышневолоцкого района в графе «национальность» в анкете арестованного записано: «русский». В течение августа 1937 г. — марта 1938 г. на территории Фировского района по приговору тройки НКВД было расстреляно 26 жителей района, все расстрелянные — мужчины. Расстрелянные в ходе «кулацкой операции» в Фировском районе: 15 чел. — рабочие. Все они после раскулачивания потеряли свои крестьянские хозяйства, чаще всего меняли место жительства, работая чернорабочими на торфоразработках, а также плотниками, лесорубами, рабочими полигона, грузчиками на железной дороге, конюхами на стеклозаводе, садовниками при санатории и т. п. В 1937 г. старшему из этой группы было 70 лет, младшему — 35; средний возраст — 50-60 лет; 5 чел. — занятые в сельском хозяйстве. Эти люди после ссылок остались жить в деревне. Среди них колхозные пастухи, мельники, бывшие крестьяне-единоличники, владельцы кирпичной мастерской и смоловарни. В 1937 г. это были люди в возрасте от 40 до 60 лет; 3 чел. — священнослужители, псаломщик; в 1937 г. им было 45, 51 и 52 года; 3 чел. — лица без определенных занятий. Среди них бывший владелец колбасной мастерской, временно работавший плотником, бывший скупщик-торговец, временно работавший пильщиком. В 1937 г. им было 36, 41 и 54 года. У всех расстрелянных в графе анкеты арестованного «национальность» записано: «русский». Несмотря на законодательно установленные еще в 1929-1931 гг. признаки кулацких хозяйств1, в 1937-1938 гг. у исполнителей приказа № 00447 в Калининской области не существовало четких критериев для объявления хозяйства кулацким. Грань, разделявшая понятия «кулацкое» и «некулацкое», проводилась в зависимости от намерений следователя получить от обвиняемых и свидетелей нужные ответы и потом оформить протокол допроса. 1 Признаки кулацких хозяйств на 1931 г.: систематическое применение наемного труда, наличие мельницы, маслобойни, крупорушки и других предприятий по переработке с/х продукции, систематическая сдача в наем сложных с/х машин, нетрудовые доходы, занятие извозом с применением наемной силы, содержание постоялого двора, чайного заведения и т. п. Предлагаемое распределение по социальным категориям выполнено на основе записей в анкетах арестованных, а также на основе протоколов допросов из следственных дел 1937-1938 гг. Поэтому мы неизбежно вынуждены использовать терминологию организаторов и исполнителей «кулацкой операции», называя арестованных «кулаками», «середняками», «бедняками». Практически у всех арестованных в графе «социальное происхождение» — запись «кулак» в разных сочетаниях: «кулак-торговец», «из крестьян-кулаков», «сын кулака», «бывший кулак». Есть и другие определения: «из крестьян-бедняков», «середняк», «из крестьян», «из крестьян-торговцев», «из семьи служителей религиозного культа», «из торговцев-мещан», «торговка», «твердозаданец», «сын управляющего имением», «сын помещика» и другие определения, свидетельствующие о том, как репрессии затронули лиц, игравших различные роли в сельских сообществах и районных центрах. В «кулаки» в деревне попадали все владельцы деревенских мельниц, мелких заводов и мастерских, торговцы и скупщики сельскохозяйственной продукции.
Житель Вышневолоцкого района Пушков И. А. (арестован 18 ноября 1937 г., расстрелян 27 ноября 1937 г.) в прошлом был торговцем, а в 1937 г. работал в сельпо1. Его земляк, бывший крестьянинбедняк Федотов И. С. (арестован 6 августа 1937 г., расстрелян 13 сентября 1937 г.), в 1900-х гг. работал в Петербурге надсмотрщиком на Путиловском заводе, состоял членом «гапоновской организации», а в 1920-х гг. торговал кустарными изделиями — ведрами, шайками и т. п.2 Житель Вышнего Волочка Тимофеев А. Т. (арестован 14 февраля 1938 г., расстрелян 8 марта 1938 г.) происходил из семьи мясоторговцев и сам занимался торговлей мясом. После отбывания ссылки работал некоторое время возчиком в леспромхозе Вышнего Волочка, потом вернулся к себе в деревню, где до ареста продолжал торговать3. Попадали под арест, а потом и под расстрел и те зажиточные крестьяне, которые пытались спастись от преследований, вступая в колхоз, как, например, житель Вышневолоцкого района Гуляев М. Я. (арестован 14 февраля 1938 г., расстрелян 28 марта 1938 г.), бывший торговец мясом, происходивший «из зажиточных крестьян» и в 1937 г. состоявший в колхозе4. Те, кто после ссылки менял место своего прежнего жительства, не всегда избегали нового ареста во время «кулацкой операции». Так, житель Вышневолоцкого района Малышев И. П. (арестован 14 февраля 1938 г., расстрелян 28 марта 1938 г.), происходивший из зажиточных крестьян с большим земельным наделом («до 200 га земли до 1917 года»), к моменту ареста работал плотником на Вышневолоцком хлопчатобумажном комбинате5. В районных центрах по приговору тройки расстреливали бывших городских торговцев. Такая участь постигла, например, Еремину Е. И. (арестована 21 июня 1937 г., расстреляна 11 августа 1937 г.), жительницу Вышнего Волочка «без определенных занятий», домохозяйку. До 1923 г. она содержала в городе бакалейный магазин, где торговала «белой мукой», а после ликвидации торговли у нее в городе остались свой дом, огород и поросенок. Именно эта бывшая торговка хлебом была замечена весной 1937 г. на станции железной дороги с разговорами о дефиците хлеба в Вышнем Волочке1. Под расстрел попадали выходцы из деревни, независимо от их социального происхождения, замеченные в воспоминаниях о прошлой жизни «при царе». И в городе, и на селе в группе риска были выходцы из семей священнослужителей и сами священнослужители, а также люди, близкие к церкви. Колосов И. Ф. (арестован 14 февраля 1938 г., расстрелян 8 марта 1938 г.) — иеромонах, происходил из семьи священнослужителей, в анкете был назван человеком «без определенных занятий». В протоколе допроса свидетеля, проходившего по его делу, сообщается, что обвиняемый на городском кладбище в Вышнем Волочке вел разговоры с могильщиком о том, что «пришло то время, где апостолы пишут в священном писании, что люди перестали верить в бога, вражески относятся друг к другу [...] появились антихристы», а также «восхвалял врагов народа троцкистов»2. В с. Рождество Фировского района два человека проходили по одному делу3 с «церковным оттенком» — священник Серпухов M. П., у которого не было никакого хозяйства, и крестьянин Запаликов Н. M., член церковной «двадцатки». Оба были арестованы 10 октября 1937 г. и расстреляны 1 ноября 1937 г. До 1928 г. Запаликов, сын «зажиточного» крестьянина, вел общее хозяйство вместе с отцом и двумя братьями. Хозяйство было небольшим для трех хозяев — два дома, около пяти сараев, баня, амбар, гумно, сельхозинвентарь: веялка, грабли, косы, вилы и т. п. Из скота — две лошади и жеребенок, три коровы, четыре овцы4. Но, несмотря на многочисленность семейства, хозяйство этого человека было объявлено «кулацким». Жители с. Рождество — сыновья местного дворянина Александра Мельницкого, Михаил (в 1937 г. — чернорабочий артели «Граничная») и Сергей (канцелярский служащий и таксировщик Заготзерна на железнодорожной станции Баталино), — были арестованы 5 августа 1937 г. как «участники контрреволюционной группировки» и 29 сентября 1937 г. расстреляны. У братьев до 1917г. было по несколько домов, сараев, конюшен, хлевов, мельницы, кузницы, паровой двигатель, 20 плугов, 20 борон, сеялка, веялка, косилка, большое стадо и 200 гектаров земли. К началу 1930-х гг. их хозяйства раскулачили5. Одновременно, также 5 августа 1937 г., в с. Рождество были аресто-
ваны родственники Сергея Мельницкого — «сын кулака-мельника» Попов и «кулак» из соседнего села Поддубье, владелец кирпичной мастерской Егоров П. Е. (расстрелян 29 сентября 1937 г.)1.
Лупанов Т. Л. (арестован 25 августа 1937 г., расстрелян 3 октября
1937 г.) «кулаком» не был, происходил из «крестьян-бедняков», работал «по найму». Являясь «середняком», не хотел вступать в колхоз, поэтому не обрабатывал свой земельный надел. Но так как земля все равно числилась за ним, получил «твердое задание». За невыполнение задания часть его имущества была конфискована2.
У Нилова Б. Н. (арестован 22 декабря 1937 г., расстрелян 31 декабря 1937 г.) хозяйство состояло из дома с двором, двух лошадей, двух коров и другого мелкого скота. Это было не много для семьи из 7 чел. Но в 1932 г. его раскулачили. Все, кроме дома, забрали в колхоз3. В результате следствия по групповому делу был расстрелян Коротин М. В. (арестован 9 февраля 1938 г.), а два его сына получили по 10 лет ИТЛ. Этот случай показывает, как в следствие вовлекались (арестовывались) родственники уже арестованных. Так, например, зять Коротина, занимавший руководящий пост (не указано, какой) в колхозе «Честный труд», обвинялся во «вредительстве» (не указано, в каком). Несовершеннолетний сын Коротина, Михаил, первоначально тоже был арестован по этому делу. Но его отпустили, после чего арестовали его 70-летнего отца, который по приговору тройки был расстрелян4. Ефимовский Е. Е. (арестован 14 февраля 1938 г., расстрелян 8 марта 1938 г.) когда-то был рабочим помещика Мельницкого в с. Рождество, потом заведующим складом конторы Нобеля в Петербурге, в 1930-х гг. — членом церковной двадцатки в селе Рождество. Последняя его должность — садовник санатория5. Мельников И. И. (арестован 21 февраля 1938 г., расстрелян 22 марта 1938 г.) в прошлом — мельник из соседнего с Фировским Валдайского района, после возвращения из ссылки устроился в Фировском районе работать на колхозной мельнице6. Шишкунов М. В. (арестован 2 марта 1938 г., расстрелян 22 марта
1 Анкета арестованного. 1937 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. On. 1. Д. 17092-с. Л. 8. Анкета арестованного. 1937 г. // Там же. Д. 22812-с. Л. 3.
о
Анкета арестованного. 1937 г. // Там же. Д. 17696-с. Л. 7.
4 Там же. Д. 18612-с.
5 Анкета арестованного. 1938 г. // Там же. Д. 25446-с. Л. 3.
6 Анкета арестованного. 1938 г. // Там же. Д. 20048-с. Л. 3.
1938 г.), хозяин хутора, занимался скупкой и перепродажей яиц, масла и других сельскохозяйственных продуктов в Ленинграде7.
3. Реальные причины арестов
Угрозы государству расстрелянные в 1937-1938 гг. как «кулаки» не представляли. Возвращаясь из ссылок, они пытались адаптироваться в новой для себя экономической обстановке, устраивались работать в колхозах и на стройках. Единственная формальная вина их перед государством заключалась в высказывании собственного мнения о несовершенстве работы государственных механизмов и в восхвалении прошлой жизни «при царе». Фактов намеренного вредительства в колхозах или на городских предприятиях назвать нельзя, так как при внимательном рассмотрении все случаи аварий на производстве, происшествий в колхозах и т. п. объясняются низкой квалификацией рабочих или недобросовестным отношением к своей работе. Конфликты у вернувшихся из концлагерей и спецпоселений с местным населением возникали обычно на имущественной почве, когда раскулаченные предъявляли личные претензии к непосредственным исполнителям раскулачивания. Иногда такие конфликты заканчивались дракой. Факты нанесения физического или морального ущерба представителям советской власти или государственным служащим карались не как общеуголовное преступление, а как случаи антисоветской деятельности. Житель Вышневолоцкого района Осипов М. О. (арестован 11 февраля 1938 г., расстрелян 6 марта 1938 г.), бывший торговец мясом, обвинялся в гибели колхозного скота, в рассказывнии анекдотов, дискредитирующих советскую власть, а также в том, что называл колхозного бригадира «чухонской образиной»1. Свидетели по делу жителя Фировского района Шишкунова М. В. (арестован 2 марта 1938 г., расстрелян 22 марта 1938 г.) сообщали о его угрозах в адрес принимавших участие в раскулачивании его хозяйства («Кто меня раскулачивал, того скоро уничтожу, жить на свете не дам»)2. 1 Протокол допроса свидетеля. 1938 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. On. 1. Д. 21919-с. Л. 7 об.
2 Протокол допроса свидетеля. 1938 г.//Там же. Д. 23117-с. Л. 11.
3 Протокол допроса свидетеля. 1938 г. // Там же. Д. 22812-с. Л. 7.
Житель Фировского района Лупанов Т. Л. (арестован 25 августа 1937 г., расстрелян 3 октября 1937 г.) неоднократно привлекался к суду и до 1937 г. — за «оскорбление нецензурными словами учительницы», «за невыполнение твердого задания», «за драку в пьяном виде», «за похищение тары (32 мешков) со склада стеклозавода», «за похищение у гражданина двух гусей», «за оскорбление в пьяном виде словесно и физически гражданина деревни Фролово», за то, что разбил стекло в доме колхозника, выполнявшего указание сельсовета по конфискации его быка3. Житель Вышневолоцкого района Каштанов В. И. (арестован 14 февраля 1938 г., расстрелян 25 марта 1938 г.) неделю спустя после ареста характеризовался в справке сельсовета таким образом: «[...] после отбывания судимостей бывал несколько раз в деревнях Старского сельсовета, где со злобой негодовал на колхозников, у которых была куплена лошадь, бывшая его»1. Тимофеев А. Т. (арестован 14 февраля 1938 г., расстрелян 6 марта 1938 г.) «наносил оскорбления беднякам и середнякам, называя их голодранцами, и что в колхозе будут пользоваться его добром якобы ограбленным у него»2. Куда возвращались бывшие раскулаченные после ссылок и лагерей?
Гришанов И. С. (арестован 5 августа 1937 г., расстрелян 29 сентября 1937 г.), уроженец Фировского района, потомственный торговый работник, служил в Ленинградском потребительском обществе. После отбытия ссылки в Хибиногорске устроился работать чернорабочим на аэродроме в соседнем Вышневолоцком районе3. Болтунов А. И. (арестован 6 августа 1937 г., расстрелян 13 сентября 1937 г.) в прошлом был хозяином хутора. Для советской власти являлся оппонентом государственного экономического устройства, т. к. его способность адаптироваться к неудобным социальным обстоятельствам была чрезвычайно высокой. Например, в июле 1937 г. он продал свой дом, чтобы купить новый подешевле, и пытался устроить хозяйство в другом сельсовете, где мало кто знал о его прошлом. Но в сентябре 1937 г. он уже был расстрелян4. Бурмистров И. П. (арестован 22 декабря 1937 г., расстрелян 27 декабря 1937 г.), бывший торговец из Ленинградской области, в 1936 г. после отбытия срока ссылки на Дальнем Востоке «за расхищение социалистической собственности» не стал возвращаться домой, т. к. «там уже не было ничего», а устроился работать на карьере Метростроя в Вышневолоцком районе5. Жители «глухого Фировского района» Нилов Б. Н. (арестован 22 декабря 1937 г., расстрелян 31 декабря 1937 г.), бывший раскулаченный, вернулся в свой район из ссылки и работал до самого ареста лесорубом6; Шишкунов М. В. (арестован 2 марта 1938 г., расстрелян 22 марта 1938 г.), бывший скупщик сельхозпродукции, после отбывания ссылки вернулся в свой район, где устроился работать пильщиком, на момент ареста назвался человеком без определенных занятий1. Мельников И. И. (арестован 21 февраля 1938 г., расстрелян 22 марта 1938 г.), уроженец Валдайского района, после отбывания ссылки приехал в соседний Фировский район, где устроился работать на колхозной мельнице по своей специальности — мельником2. Были среди вернувшихся такие, кто не смог устроиться на работу и вынужден был выполнять малоквалифицированную работу. Таков житель Вышневолоцкого района Монахов А. П. (арестован 10 февраля 1938 г., расстрелян 6 марта 1938 г.), после раскулачивания и изъятия его сапожной мастерской два года отбывал срок лишения свободы, после чего исполнял обязанности церковного старосты по месту своего жительства до ссылки, в анкете арестованного он указан как лицо без определенных занятий3. Каштанов В. И. (арестован 14 февраля 1938 г., расстрелян 25 марта 1938 г.), бывший раскулаченный, после отбытия срока ссылки вернулся в свой район, но не в свою деревню, а в районный центр Вышний Волочек, где временно работал сезонным рабочим. В момент ареста в анкете арестованного он назван «человеком без определенных занятий»4. Бывший торговец Дерябин А. М. (арестован 21 декабря 1937 г., расстрелян 27 декабря 1937 г.) из г. Торжка Калининской области после неоднократного лишения свободы не имел собственного имущества, проживал на частной квартире как человек «без определенных занятий»5. Никольский В. М. (арестован 9 февраля 1938 г., расстрелян 6 марта 1938 г.), происходивший из семьи священнослужителя, после отбытия срока ссылки также был назван «человеком без определенных занятий»6.
4. Обвинение
Для отчетности о проделанной работе по поиску «кулаков-вредителей» сотрудники органов НКВД вынуждены были на бумаге создавать доказательства преступлений, никогда не существовавших в реальности. Как впоследствии говорили свидетели, пережившие
Большой террор, «расстреливали за разговоры». К антисоветской, контрреволюционной агитации и контрреволюционной деятельности в Вышневолоцком и Фировском районах приравнивались: «разговоры о скорой войне и гибели советской власти», «дискредитация колхозного строя», «дискредитация местного и центрального руководства, конституции СССР», «вредительская деятельность», «распространение религиозных настроений и посещение церкви», «бытовые разговоры о материальной неустроенности» и т. д.
На территории Вышневолоцкого и Фировского районов не отмечено случаев разоблачения крупных «подпольных антисоветских организаций», состоявших из ответственных работников районов. Такая организация, состоявшая из руководителей района (председатель районного исполнительного комитета, секретарь районного комитета ВКП(б), заведующий районным земельным отделом, председатель сельсовета), была разоблачена в Бологовском районе Калининской области. Об этом писала в декабре 1937 г. газета «Сталинская молодежь». Но отдельные рядовые жертвы Большого террора в Вышневолоцком и Фировском районах обвинялись в тех же преступлениях, что и руководящий состав Бологовского района: «установлении вредительских планов сева, умышленном срыве севооборота, снижении урожайности и доходов колхозников путем их запугивания и обмана, ликвидации колхозов, извращении социалистической законности устава сельхозартели, издевательствах над трудящимися района»1. В справке сельсовета, выданной через два дня после ареста жителя Фировского района Коротина М. В. (арестован 9 февраля 1938 г., расстрелян 22 марта 1938 г.), обращалось особое внимание на его кулацкое хозяйство, на раскулаченного брата и ведение обвиняемым антисоветской агитации и вредительской деятельности, правда, без приведения конкретных примеров этой деятельности2. Сталинская молодежь. 1937. 18 дек.
2 Справка сельсовета. 1938 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. On. 1. Д. 18612-с. Л. 4.
3 Протокол допроса свидетеля. 1938 г.//Там же. Д. 25819-с. Л. 12-12 об.
Про жителя Вышневолоцкого района Иванова Я. И. (арестован 11 февраля 1938 г., расстрелян 25 марта 1938 г.) говорили, что «контрреволюционную агитацию он проводил очень скрытно, не приходилось слышать от него прямых антисоветских разговоров [...]»3; про его земляка Петрова М. П. (арестован 21 декабря 1937 г., расстрелян 27 декабря 1937 г.) свидетели говорили, что он рассуждал о скорой войне и падении советской власти, во время «коллективной читки газет» говорил о том, что «Рябушинский (владелец завода в Вышнем Волочке) дает 70 миллионов рублей, чтобы расправиться и расстрелять всех коммунистов»1.
Жителю Вышневолоцкого района Абрамову В. А. (арестован 11 февраля 1938 г., расстрелян 6 марта 1938 г.) ставили в вину фразу: «Выдумали Сталинскую конституцию, а что она дает, все это обман масс». Среди «верующих старух» он говорил: «Скоро будет война, и эта власть полетит к черту»2. Житель Вышневолоцкого района Пушков И. А. (арестован 18 ноября 1937 г., расстрелян 27 ноября 1937 г.) обвинялся в антисоветской агитации и выходе из колхоза. Он объяснял свой поступок так: «Нет смысла работать в колхозе, работаешь до пота лица, а ничего не получаешь. Ничего не доверяют как кулаку, и лучше работать чернорабочим»3. Бурмистров И. П. (арестован 22 декабря 1937 г., расстрелян 27 декабря 1937 г.), работая в ноябре 1937 г. на карьере Метростроя в Вышневолоцком районе, жаловался на плохую организацию работы, когда «из-за непрочистки ветки метростроя железная дорога не дала вагонов для гравия»4. Житель Вышневолоцкого района Малышев И. П. (арестован 14 февраля 1938 г., расстрелян 25 марта 1938 г.), в прошлом владелец зажиточного хозяйства, в 1932 г. был исключен из колхоза «как кулак». В справке сельсовета, составленной за три дня до его расстрела, сообщалось, что «все мероприятия партии и советской власти, направленные на улучшение, встречал враждебно, являясь тормозом последнего»5. 1 Протокол допроса свидетеля. 1937 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. On. 1. Д. 21822-с. Л. 14.
Протокол допроса свидетеля. 1938 г. // Там же. Д. 22104-с. Л. 10. 3 Протокол допроса свидетеля. 1937 г. /'/ Там же. Д. 20615-с. Л. 15. Протокол допроса свидетеля. 1937 г. // Там же. Д. 21833-с. Л. 9 об.
5 Справка сельсовета. 1938 г. // Там же. Д. 19984-с. Л. 4.
6 Протокол допроса свидетеля. 06.08.1937 г. // Там же. Д. 17092-с. Л. 28 об.
Высказывания жителей Фировского района, братьев Мельницких (арестованы 5 августа 1937 г., расстреляны 29 сентября 1937 г.), о том, что «аэродром закрыт, потому что ожидают войну, а пока проводятся маневры»6, были навеяны настроениями в советском обществе, толками о приближающейся военной угрозе. Такие разговоры были нередки в любой компании. Но, поскольку в данном случае эти разговоры велись «чуждыми элементами», сыновьями бывшего помещика, состав преступления был налицо. Сложно сказать, пересказывали свидетели следователю реальные разговоры или же подписывались под заранее составленным текстом протокола. Во всяком случае, привязка к местности в этих записях есть: упоминаются реальные озера, аэродромы, вот только неизвестно, произносили ли обвиняемые приписываемые им свидетелями речи.
Другой житель Фировского района, Запалов-Дмитриев П. Д. (арестован 2 марта 1938 г., расстрелян 22 марта 1938 г.), был якобы замечен свидетелями в таком высказывании: «Колхозы, что болота для крестьян, загнали их для мучения, сидят голодные, скорей бы конец. МТС выдумали для того, чтобы лучше дурачить нашего брата»1. Факты экономической бесхозяйственности использовались в период «кулацкой операции» как доказательство существования в районах вредительства со стороны контрреволюционных и антисоветских элементов. Областная партийная ревизия еще в 1935 г. констатировала «моральное и бытовое разложение» бывшего начальника районного отдела НКВД Климовского, «не замеченное» парторганизацией при НКВД. Указывались причины: штат работников НКВД в Фировском районе был крайне ограничен (2 чел.), а сам район «засорен приехавшими из Ленинграда чуждыми элементами». Постоянные перемены в составе руководителей района в сочетании с его большой площадью приводили к беспорядку в планировании и неисполнению указаний на местах, что потом было названо «вредительством»2. Колхозный животновод Шишов А. П. (арестован 9 февраля 1938 г., расстрелян 25 марта 1938 г.) еще до 1937 г. «был уволен за сокрытие факта падежа молодняка из-за эпидемии протифа»3. Потом он обвинялся в том, что «старался быть счетоводом, чтобы развалить колхоз», кроме того, вспоминали его высказывание по поводу лозунга Сталина о зажиточной жизни: «Колхозный строй ведет не к счастливой зажиточной жизни, а к вшивой, работай как вол, и в баню сходить некогда. Нас советская власть научила не культурно выращивать скот, а научила культурно подвешивать на лямки от истощения. Сено государство отобрало по заготовкам, а свой скот остается голодным»4. О Монахове П. А. (арестован 10 февраля 1938 г., расстрелян 6 марта 1938 г.) в справке сельсовета говорится, что он «в момент коллективизации проводил отъявленную агитацию против колхозного движения, вследствие чего был развален колхоз деревни Федориха "Красная Заря"» в Вышневолоцком районе5. В том же ключе говорится в характеристике сельсовета о другом жителе Вышневолоцкого района, Каштанове В. И. (арестован 14 февраля 1938 г., расстрелян 25 марта 1938 г.): «Привел к развалу колхоза, агитировал слабых колхозников не строить колхозный сарай»1. В справке сельсовета говорится о «клеветнических измышлениях» Гуляева В. В. (арестован 14 февраля 1938 г., расстрелян 28 марта 1938 г.) о положении колхозников и крестьян. В 1937 г. его обвинили в срыве уборочной кампании в Вышневолоцком районе. При его поступлении в колхоз в 1932 г. он обвинялся в том, что «загнал и впоследствии утопил в озере свою лошадь, чтобы она не досталась колхозу, а впоследствии расхищал колхозное имущество»2. В Фировском районе разрабатывалось групповое дело, по которому был расстрелян Коротин М. В. (арестован 9 февраля 1938 г., расстрелян 22 марта 1938 г.), а два его сына получили по 10 лет ИТЛ. Этот факт обращает на себя внимание, так как арестованы они были не в октябре или ноябре 1937 г., когда в основном судили по второй категории. На вопрос о своей вредительской деятельности в колхозе Коротин отвечал: «[...] уничтожение скота, сгноение в колхозе льна и другие факты вредительства в колхозе были и до меня»3. В показаниях свидетелей по делу Мельникова из Фировского района (арестован 21 февраля 1938 г., расстрелян 22 марта 1938 г.) приводятся примеры последствий его «контрреволюционной» деятельности: «[...] к весенней посевной кампании 1938 года колхоз не готов. Лошади плохой упитанности. Семян овса совершенно нет. Льносемян не имеется. Инвентарь в колхозе не отремонтирован [...] Это происходит потому, что в колхозе проводилась контрреволюционная деятельность»4. Так объясняли недостатки экономического развития деревни наличием в ней «контрреволюции». 1 Справка сельсовета. 1938 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. On. 1. Д. 23221-с. Л. 4.
2 Справка сельсовета. Протокол допроса свидетеля // Там же. Д. 23211-е. Л. 49 об. 3 Протокол допроса обвиняемого. 1938 г. // Там же. Д. 18612-е. Л. 13.
4 Протоколы допроса свидетелей. 1938 г. // Там же. Д. 20048-е. Л. 9 об.-10.
«Контрреволюционная деятельность» вменялась в вину уже упоминавшимся жителям Фировского района Запаликову и Серпухову (арестованы 10 октября 1937 г., расстреляны 1 ноября 1937 г.). Она выражалась в «подрыве трудовой дисциплины, направленной к развалу колхозов». В протоколах допросов свидетелей это расшифровывалось как посещение церкви в воскресенье и в дни религиозных праздников вместо выхода на колхозную работу с призывом к колхозникам поступать так же. Из свидетельских показаний следовало, что колхозы Рождественского сельского совета, а особенно колхозы «Черная Грязь» и «Красный Октябрь», «находятся в глубоком про- рыве в выполнении хозяйственно-политической кампании на селе. В колхозе "Черная Грязь" из числа женщин в колхозе вообще никто не состоит, каждое воскресенье уходят в церковь». Свидетели по делу Запаликова приводили примеры его «антиколхозной агитации» и контрреволюционной деятельности: личные противоречия в виде «стычки» в июле 1937 г. между Запаликовым и бригадиром колхозной тракторной бригады1.
Из доступных следственных дел видно, что массовые аресты в рамках исполнения приказа № 00447 на территории Вышневолоцкого и Фировского районов Калининской области начались в августе 1937 г., когда состоялось первое заседание тройки — 10 августа 1937 г. Последние массовые расстрельные приговоры приводились в исполнение в конце марта 1938 г., т. к. тройка заседала в последний раз 25 марта 1938 года2. Аресты в Вышневолоцком районе проходили и до 5 августа, дня начала операции. Все арестованные до конца июля включительно (директор школы, сторож, пожарный, рабочий шлюза и другие) были расстреляны по приговору тройки в период с 10 августа по 20 сентября 1937 г., т. е. уже в ходе «кулацкой операции». Аресты в Вышневолоцком районе продолжались в ноябре 1937 г. Уверенно можно говорить о массовых арестах в феврале 1938 г., когда, например, за один день, 9 февраля, было арестовано 8 колхозников и рабочих по всему району. 10 февраля в районе было арестовано 14 рабочих заводов, колхозников и служащих, 11 февраля — еще 14 чел., среди которых были колхозники, рабочие и священники. Последние расстрелы в рамках «кулацкой операции» состоялись 28 марта 1938 года3.
5. Наличие судимостей
Протоколы допроса свидетелей. 1937 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. Он. 1. Д. 22266-с. Л. 15об.-16. 2 Книга памяти жертв политических репрессий Калининской области.
3 Там же.
4 Протокол допроса арестованного. 1937 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. On. 1. Д. 21837-с. Л. 7 об. Многие из расстрелянных в 1937-1938 гг. были лишены избирательных прав за свое «кулацкое прошлое», как бывшие или действительные торговцы, за участие в кулацких антисоветских восстаниях, за службу в царской и белой армии, в полиции и других государственных силовых структурах до 1917 г. Большинство расстрелянных в 1937-1938 гг. не избежали судимостей или высылки в предшествующие Большому террору годы. Так, по статье 118 «за дачу взятки финработнику» был осужден Дерябин А.4 Были и такие, кто до 1937 г. судимостей не имел, как, например, житель Вышнего Волочка, бывший крестьянин-бедняк, когда-то работавший в типографии жандармского управления, Федотов И. С (арестован 6 августа 1937 г., расстрелян 13 сентября 1937 г.). Но он проявлял большой интерес к газетам, регулярно читал их с соседями по дому и говорил, что «газеты врали и в старое время, и сейчас»1. Но все-таки чаще случалось, что судимости у расстрелянных в 1937-1938 гг. были и до 1937 г. А у многих, по свидетельским показаниям, было и достаточно активное политическое прошлое, как у жителей Вышневолоцкого района Шмелева С. С. (арестован 11 февраля 1938 г., расстрелян 6 марта 1938 г.; был обвинен как участник кулацкого восстания2); Дерябина A. M. (арестован 21 декабря 1937 г., расстрелян 27 декабря 1937 г.; обвинен как организатор стачки торговцев в 1923 г. в Вышнем Волочке3). Житель Фировского района Комолов Ф. М. (арестован 5 августа 1937 г., расстрелян 29 сентября 1937 г.) обвинялся в 1918 г. в участии в Никулинском крестьянском восстании. Сам он отрицал свое участие, говорил, что «привез 12 винтовок из Твери с первого губернского съезда Советов для организации Красной гвардии в волости, а потом эти винтовки были отобраны восставшими»4. Братья раскулаченного жителя Фировского района Нилова Б. Н. (арестован 22 декабря 1937 г., расстрелян 31 декабря 1937 г.) также подвергались раскулачиванию5. На хозяйство жителя Фировского района Запалова-Дмитриева П. Д. (арестован 2 марта 1938 г., расстрелян 22 марта 1938 г.), крестьянина-торговца (мелочная бакалейная лавка, один дом, хозяйственные постройки, лошадь, две коровы), в 1930 г. было наложено «твердое задание», которое он не выполнил, за «недоимки» все его имущество распродали, а самого выслали в г. Кировск6. Житель Вышневолоцкого района Пушков И. А. (арестован 18 ноября 1937 г., расстрелян 27 ноября 1937 г.) в 1916-1917 гг. служил младшим унтер-офицером, за что при советской власти был лишен избирательных прав. Среди знакомых ему людей он называл на следствии фамилии участников «зеленого восстания»7. 1 Протокол допроса обвиняемого. 07.08.1937 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. On. 1. Д. 21225-с. Л. 5-5об. 2 Протокол допроса свидетеля. 1938 г. // Там же. Д. 21957-с. Л. 9 об. ' Протокол допроса свидетеля // Там же. Д. 21837-с. Л. 7 об.
4 Протокол допроса обвиняемого // Там же. Д. 17198-с. Л. 8.
3 Протокол допроса свидетеля // Там же. Д. 17696-с. Л. 13 об.
6 Протокол допроса обвиняемого // Там же. Д. 23118-с. Л. 5 об.
7 Протокол допроса обвиняемого. 1937 г. // Там же. Д. 20615-с. Л. 8 об.-9.
У большинства расстрелянных в 1937-1938 гг. жителей Вышневолоцкого и Фировского районов в недалеком прошлом были суди- мости по распространенной в крестьянской и предпринимательской среде статье 58-10 (антисоветская и контрреволюционная агитация).
Шишкунов М. В. — арестован 2 марта 1938 г., расстрелян 22 марта 1938 г. В справке сельсовета говорится, что в 1928-1930 гг. на своем хуторе он «скрывал бандитов». Это был человек неуравновешенный, часто дрался со своими односельчанами, скрывался от уголовного преследования, за что его судили в 1925 г. как «социально-опасный элемент»1. До 1937 г. Серпухова М. П. (арестован 10 октября 1937 г., расстрелян 1 ноября 1937 г.) из Фировского района, в 1922-1923 гг. служившего при церкви дьяконом, а потом работавшего счетоводом при местной артели, дважды привлекали к суду, в том числе по статье 58 п. 10 и по статье 111 (бездействие представителя власти) УК РСФСР2. Каштанова В. И. (арестован 14 февраля 1938 г., расстрелян 25 марта 1938 г.) осудили «за неклеймление торговых гирь и весов» на 6 месяцев исправительно-трудовых работ, затем наложили штраф «за браконьерство» (ловля рыбы) и присудили к 5 годам лишения свободы за антисоветскую агитацию по статье 58-10 УК3. Сорокин И. П. (арестован 11 февраля 1938 г., расстрелян 6 марта 1938 г.) в 1931 г. за невыполнение «твердого задания» получил срок — один год принудительных работ, а отбыл год и два месяца. Потом по статье 61 ч. II УК в 1932 г. получил 10 лет лишения свободы как «имевший кулацкое хозяйство»4. Протокол допроса свидетеля // ТЦДНИ. Ф. 7849. On. 1. Д. 23117-с. Л. 17-17 об.
2 Анкета арестованного // Там же. Д. 22266-с. Л. 3-3 об.
3 Анкета арестованного. 1938 г. // Там же. Д. 23221-с. Л. 6 об.
4 Анкета арестованного. 1938 г. // Там же. Д. 21920-с. Л. 5 об.
5 Характеристика, выданная сельсоветом // Там же. Д. 21376-с. Л. 5-5 об.
6 Анкета арестованного. 1938 г. // Там же. Д. 21921-с. Л. 8 об.
Хуторское хозяйство Болтунова А. И. (арестован 6 августа 1937 г., расстрелян 13 сентября 1937 г.) из Вышневолоцкого района в 1929 г. было раскулачено. В 1930 г. Болтунов не смог отчитаться по лесозаготовкам. За это, а также за «агитацию против коллективизации» по статье 58 УК его приговорили к 5 годам концлагерей. Он самовольно вернулся в 1933 г., не отбыв срока. Впоследствии он говорил на следствии в 1937 г.: «Ушел из мест лишения свободы не я один». Вернувшись домой, он торговал яблоками, ягодами и овощами со своего огорода, получив за это обвинение в «спекуляции»5. О наказании за побег из мест лишения свободы до 1937 г. в деле нигде не говорится. Это было поставлено ему в вину во время «кулацкой операции». А вот Арсютин П. И. (арестован 9 февраля 1938 г., расстрелян 6 марта 1938 г.), совершивший побег из ссылки, был осужден по статье 69 УК РСФСР6. 6. Роль признания
В Калининской области от обвиняемых не требовалось признания вины для вынесения им приговора. В начале следствия обвиняемые чаще всего отрицали все предъявляемые им обвинения. Хотя есть случаи, когда признание вины появлялось сразу же, что зафиксировано на первых страницах протоколов допросов. Федотов И. С. (арестован 6 августа 1937 г., расстрелян 13 сентября 1937 г.) из Вышнего Волочка признавал себя виновным в проведении антисоветской агитации, объясняя это своим «тяжелым материальным положением и неграмотностью»1. Житель Фировского района Лупанов Т. Л. (арестован 25 августа 1937 г., расстрелян 3 октября 1937 г.) признавал свое враждебное отношение к колхозам: «Обижался на советскую власть за то, что только обосновался сельским хозяйством, и вдруг меня обидели, т. е. обложили твердым заданием»2. В ходе следствия в документах дел появлялись «заявления» обвиняемых с их «дополнениями» к протоколу допроса. Из дел по реабилитации жертв политических репрессий известно, что такие «признательные» показания получались с помощью психологического или физического воздействия на человека, но в документах 1937-1938 гг. по Вышневолоцкому и Фировскому районам об этом нигде не говорится. В протоколах допросов присутствуют однотипные вопросы к обвиняемым: «Признаете ли Вы себя виновным в том, что занимались антисоветской агитацией?»; «Признаете ли Вы себя виновным в контрреволюционной деятельности?»; «Расскажите о своей антисоветской деятельности»; «Следствию известно, что Вы в колхозе занимались вредительством»; «Следствие требует прекратить запирательства и давать правдивые ответы на вопросы». Последние протоколы допросов обвиняемых заканчивались тем, что обвиняемый не признает свою вину в проведении «антисоветской и контрреволюционной агитации» или «вредительской деятельности» и т. п. Так, Комолов Ф. М. (арестован 5 августа 1937 г., расстрелян 29 октября 1937 г.) не признавал себя виновным в проведении антисоветской агитации, говорил: «Для меня безразлична любая власть»3. 1 Анкета арестованного. 1937 г.//ТЦДНИ. Ф. 7849. On. 1. Д. 21225-с. Л. И.
2 Протокол допроса обвиняемого. 1937 г. // Там же. Д. 22812-с. Л. 15 об.
3 Протокол допроса обвиняемого. 1937 г. // Там же. Д. 17198-с. Л. 7.
Некоторые дела оформлялись одним сотрудником НКВД; есть дела, оформленные двумя или тремя сотрудниками. Вопросы разных следователей различались по степени четкости формулировки. В протоколе допроса обвиняемого Шишова А. П. (арестован 9 февраля 1938 г., расстрелян 25 марта 1938 г.) записано рукой одного следователя: «Требуем рассказать, как Вы проводили антисоветскую агитацию среди колхозников». На это от обвиняемого следовал отрицательный ответ. В следующих протоколах допросов читаем более конкретные вопросы, записанные уже другой рукой: «Уточните Вашу судимость, какое вы имели хозяйство, расскажите о Вашей деятельности в эсеровской партии» и т. д. И в протоколе этого допроса записаны более конкретные ответы: «Членом эсеровской партии я не был, но ее поддерживал до проведения этой партией террористических актов и восстаний»1.
В протоколах допросов обвиняемых и особенно свидетелей обращалось внимание на личные связи с «кулаками», т. е. выявлялись «подкулачники», на высказывания недовольства условиями жизни в колхозе, выявлялись слухи, «порочащие советский строй». 1 Протокол допроса обвиняемого. 1938 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. On. 1. Д. 17203-с. Л. 16 об. о
Пролетарская правда. 1937. 3 июля.
Стоит обратить внимание на стилистику советской прессы 19371938 гг. для понимания отношения людей, переживших события Большого террора. Постоянные упоминания в официальной советской прессе фактов вскрытия деятельности «врагов народа» соседствовали с упоминаниями о достижениях советского государства. Вышневолоцкая районная газета «Пролетарская правда» летом 1937 г. информировала о приеме 25 июня в Кремле членов экспедиции — «победителей Северного Полюса»; в июле — о награждении наркома внутренних дел Н. И. Ежова орденом Ленина; в декабре освещались мероприятия, связанные с двадцатилетним юбилеем ВЧК-ОГПУ-НКВД, сопровождался этот материал призывами: «Да здравствует НКВД, карающая рука советского народа!» В марте 1938 г. газеты сообщали о прилете в Москву членов полярной экспедиции И. Д. Папанина. Все это была парадная сторона советской жизни. На страницах этих же газет можно было встретить признаки существования в стране врагов. В резолюции митинга в колхозе имени 50-летия Ворошилова (Вышневолоцкий район) говорится: «Мы повседневно чувствуем теплую отцовскую заботу партии и правительства о колхозниках. Живем мы радостно и зажиточно. Заклятые враги народа — лазутчики фашизма пытались отнять у нас эту радостную жизнь. Этому никогда не бывать. Наш единодушный ответ поджигателям войны: мы все, как один, подпишемся на заем укрепления обороноспособности нашей родины»2. На страницах протоколов допросов жителей Вышневолоцкого и Фировского районов появляются похожие на газетный слог вопросы-требования о признании в проведении вредительской деятельности или «хотя бы» антисоветской и контрреволюционной агитации.
7. Свидетели
Формально обвинение строилось на свидетельских показаниях. Кто становился свидетелем? Свидетелями были председатель колхоза и колхозница-бригадир1, председатель сельсовета, заведующий избой-читальней2. Свидетельские показания давались как людьми, принимавшими участие в изъятии у раскулаченных имущества, так и теми, кто, как сказано в протоколе допроса свидетелей по делу обвиняемого Лупанова, «по убеждению» вышли из колхоза и сами относились к «группе риска» или были уже арестованными3. По делу одной из арестованных в качестве свидетеля 9 августа 1937 г. был допрошен начальник станции Вышний Волочек. В протоколе его допроса почти без изменений переписаны фразы из более ранних документов, появившихся в этом деле, — «Заявления от рабочих фабрики Вышневолоцкой мануфактуры»4 и «Заявления», подписанного начальником станции, секретарем парткома станции Вышний Волочек, зав. грузовым двором и председателем месткома5. В качестве свидетеля еще в июле 1937 г., до начала проведения «кулацкой операции», выступали соседи и сын арестованной. В протоколе допроса последнего есть фразы о том, что «свою мать мы все время старались направить по правильному пути, т. е. воспитать в духе социалистического общества»6. Свидетелями по делу Федотова И. С. (арестован 6 августа 1937 г., расстрелян 13 сентября 1937 г.) были зять и квартирант арестованного. Они вспоминали, что «слышали» в квартире обвиняемого разговоры о скорой войне, о бесплатной работе заключенных на строительстве каналов, о голоде в стране, а также вспоминали, что Федотов заставлял детей посещать церковь7. 1 ТЦДНИ. Ф. 7849. Оп.1. Д. 23118-с.
2 Там же. Д.23117-С.
3 Там же. Д. 22812-с.
4 Заявление от рабочих фабрики Вышневолоцкой мануфактуры. 1937 г. // Там же. Д.21534-С. Л. 5. э Заявление. 1937 г. // Там же. Л. 3-3 об.
6 Протокол допроса свидетеля. 1937 г.//Там же. Л. 10.
7 Протокол допроса свидетеля. 1937 г. // Там же. Д. 21225-с. Л. 14 об.
Контингент собеседников арестованных участников «контрреволюционной группировки» в с. Рождество Фировского района состо- ял из рабочих местной артели и аэродрома («полигона», как его называли в 1937 г. свидетели), колхозников. Заходили туда и заведующий почтой, и конюх сельского потребительского общества, и машинист детского санатория при железнодорожной станции, и другие. Все эти люди практически ежедневно собирались отдохнуть вместе, например, в пивной, в здании почты в Рождестве, во время рыбалки на Поддубском озере. Потом эти люди допрашивались в качестве свидетелей по делу «контрреволюционной группировки»1.
Отдельные фразы в протоколах допросов свидетелей по делу Нилова Б. Н. (арестован 22 декабря 1937 г., расстрелян 31 декабря 1937 г.), например о «занятии антисоветской агитацией, направленной к подрыву колхозного строительства, агитации отдельных колхозников о выходе из колхоза и единоличников, чтобы не вступали в колхоз», в протоколах допросов подчеркнуты синим или красным карандашом2. Среди арестованных в ходе «кулацкой операции» и проходивших по групповым делам был случай, когда одного из проходивших по делу тройка приговорила не к высшей мере наказания, а осудила «всего» на 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Такую меру наказания по обвинению в антисоветской и контрреволюционной агитации получил ранее не имевший судимостей Попов А. А.3, проходивший вместе по одному групповому делу с Мельницкими С. А. и М. А., Егоровым П. Е., которые были расстреляны. Проходивший свидетелем по делу своего односельчанина, Степанова А. С. (арестован 10 февраля 1938 г., расстрелян 22 марта 1938 г.)4, Коротин М. В. (арестован 9 марта 1938 г., расстрелян 22 марта 1938 г.) давал на следствии показания о «кулацком» происхождении и о раскулаченных братьях обвиняемого, вступивших в колхоз, чтобы спастись от ссылки. А потом и сам как раскулаченный единоличник допрашивался в качестве обвиняемого5. 1 ТЦДНИ. Ф. 7849. On. 1. Д. 17092-с.
2 Протокол допроса свидетеля. 1937 г. // Там же. Д. 17696-с. Л. 10-10 об.
3 Выписка из протокола заседания тройки УНКВД. 1937 г. // Там же. Д. 17092-1 Л. 21. 4 Там же. Д. 23125-с.
5 Там же. Д. 18612-с.
Свидетелем по делу арестованного Гришанова И. С. (арестован 5 августа 1937 г., расстрелян 29 сентября 1937 г.) проходил человек, находившийся с ним вместе в одной тюремной камере. Этот сокамерник 7 сентября 1937 г. написал заявление (по собственной инициативе или нет — из документов дела неясно) на имя «начальника Фировского отделения НКВД» следующего содержания: «Прошу Вашего распоряжения о вызове меня на допрос в связи с некоторыми обстоятельствами». А на другой день он уже сообщал на допросе: «Я находился в камере, когда на допрос был вызван Гришанов. Когда он вернулся, ругал нецензурными словами руководителей советской власти»1.
Заключение
1. Жертвами приказа № 00447 во время проведения операции мог стать (и становился) определенный обитатель районного центра или деревни: городские рабочие и государственные служащие, колхозники, единоличники, сельские рабочие, бывшие помещики, священнослужители, а также жители города, когда-то связанные с деревенским сообществом. Сотни мужчин трудоспособного (40-50 лет) и более старшего возраста в Вышневолоцком и Фировском районах были объявлены государственными преступниками и уничтожены. Среди них были недавние владельцы раскулаченных зажиточных хозяйств, собственных мастерских, небольших заводов и магазинов. В 19371938 гг. даже после возвращения из мест лишения свободы эти люди еще не утратили среди односельчан статус представителей бывшей экономической элиты деревни. Многие из деревенских жителей в 1930-х гг. помнили, как работали в недавнем прошлом на своих односельчан. При допросах свидетели нередко сводили личные счеты с обвиняемыми. Государство не было заинтересованно в существовании лиц, имевших личные обиды на власть. Но вместе с такими «обиженными» людьми под репрессии попадали и «законопослушные» граждане, не имевшие ни зажиточного хозяйства, ни тем более заводов и магазинов. Среди расстрелянных в рамках «кулацкой операции» встречаются представители государственных силовых структур (до 1917 г.), в годы советской власти работавшие в колхозах, на городских промышленных предприятиях. 1 Протокол допроса свидетеля. 1937 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. On. 1. Д. 20200-с. Л. 18 об. Среди расстрелянных в 1937-1938 гг. как «кулаки» жителей Калининской деревни мало женщин (только одна жительница Вышнего Волочка), выступавших в годы коллективизации в Калининской области с «женскими» бунтами. Средний возраст арестованных мужчин (30-40 лет) в районном центре Вышнем Волочке ниже, чем в сельских населенных пунктах Вышневолоцкого и Фировского районов. Это можно рассматривать как следствие занятости на промышленных предприятиях, стройках, железной дороге грамотных, молодых и социально активных людей. Сравнение социального состава группы репрессированных в Вышневолоцком и Фировском районах с другими районами области, например с соседним с Вышневолоцким — Бологовским районом, с отдаленным от центра Краснохолмским районом и с Новоторжским — одним из сельскохозяйственных районов центральной части Калининской области, показывает, что чаще всего встречавшаяся во всех районах социальная категория репрессированных — это колхозники, крестьяне-«единоличники» и рабочие промышленных объектов, большая часть из которых была в свое время так же несправедливо раскулачена. Сравнительный анализ социальных категорий расстрелянных в некоторых районах Калининской области — Бологовском, Вышневолоцком, Краснохолмском, Новоторжском, Фировском
Соц. категория репрессированного Бологовский район Вышневолоцкий район Краснохолмский район Новоторжский район Фировский район лица без определенных занятий 9 6 31 5 3 рабочие
(в т. ч. рабочие
на промышленных
объектах, рабочие
совхозов) 30 66 17 25 15 крестьяне
(в т. ч. колхозники,
«единоличники»,
кустари) 4 29 64 43 5 служащие 11 11 3 3 - священнослужители (в т. ч. церковные старосты) 7 9 4 5 3 Меньше всего среди расстрелянных в указанных районах священнослужителей и государственных служащих. Видимо, основной удар репрессий направлялся на колхозников, крестьян-«единоличников» и рабочих промышленных объектов. Все расстрелянные в рамках «кулацкой операции» в «анкете арестованного» обозначены как граждане русской национальности. Использование экономического термина «кулак» в качестве идеологического обвинения в политической неблагонадежности свидетельствует о создании представления в обществе о «кулачестве» как о явлении, угрожающем экономике государства, особенно в колхозном строительстве, а о «кулаках» — как людях, занимающихся «вредительством» на промышленных объектах. Это можно рассматривать и как намерение государства создать новую социальную структуру в сельских сообществах и в районных центрах. Город Вышний Волочек и особенно поселок Фирово в 1930-х гг. незначительно отличались по уровню жизни населения от сельских населенных центров. Приезжавшие из деревень бывшие крестьяне привозили в райцентры свои традиции и обычаи. 2. Угрозы для государства расстрелянные в 1937-1938 гг. «кулаки» не представляли. Возвращаясь из ссылок, они делали попытки адаптироваться в новой для них экономической среде, работая в колхозах и на стройках. Единственная формальная вина их перед государством заключалась в высказывании собственных мыслей о несовершенстве работы государственных механизмов в СССР и в восхвалении прошлой жизни «при царе». Фактов намеренного вредительства в колхозах или на городских предприятиях назвать нельзя, так как при внимательном рассмотрении все случаи аварий на производстве, происшествий в колхозах и т. п. объясняются низкой квалификацией рабочих и руководителей предприятий или их недобросовестным отношением к своей работе. Конфликты у вернувшихся из исправительно-трудовых лагерей и спецпоселений с местным населением возникали на имущественной почве, когда раскулаченные высказывали личные претензии непосредственным исполнителям раскулачивания. Иногда такие конфликты заканчивались применением физической силы. Факты нанесения физического или морального ущерба представителям советской власти или государственным служащим карались не как обычное уголовное преступление, а как случаи антисоветской деятельности. В протоколах допросов зафиксированы факты признания свидетелями своих односельчан-обвиняемых как оппозиции в местном сообществе («он известен как кулак-эксплуататор»), что является традиционным для российской деревни, когда представители сельской экономической элиты (кулаки, торговцы, ростовщики) противопоставлялись основной середняцкой части деревни. Большинство жителей Фировского района в момент ареста в 1937-1938 гг. проживали по месту рождения либо в соседней деревне. В районе были арестованные, приехавшие из Вышневолоцкого района и соседней Новгородской области. На момент ареста жертвы являлись единоличниками, колхозниками, без определенных занятий (БОЗ), работали на фабрике, занимались спекуляцией или частным извозом. Среди арестованных в Вышневолоцком районе, особенно в районном центре, было гораздо больше приезжих из других районов Калининской и других областей. Эти люди работали на промышленных объектах. 3. Для отчетности о проделанной работе по поиску «кулаков-вредителей» сотрудники органов НКВД вынуждены были на бумаге создавать доказательства их преступлений, никогда не совершавшихся в жизни. К антисоветской, контрреволюционной агитации и контрреволюционной деятельности в Вышневолоцком и Фировском районах приравнивалось следующее: «разговоры о скорой войне и гибели советской власти», «дискредитация колхозного строя», «дискредитация местного и центрального руководства, конституции СССР», «вредительская деятельность», «распространение религиозных настроений и посещение церкви», «бытовые разговоры о материальной неустроенности» и т. д. Массовые аресты в рамках исполнения приказа № 00447 на территории Вышневолоцкого и Фировского районов Калининской области начались в августе 1937 г., когда состоялось первое заседание тройки, — 10 августа 1937 г. Можно отметить многочисленные аресты в районе в первых числах августа 1937 г., когда в течение суток арестовывалось от пяти и более человек, а также в сентябре. Используя списки жителей по дате приведения приговора в исполнение, можно выделить большое количество приговоров к высшей мере наказания в сентябре и декабре 1937 г. и особенно в марте 1938 г.1 Большая волна арестов в районах прошла в декабре 1937 г. и феврале 1938 г. Последние массовые расстрельные приговоры приводились в исполнение в конце марта 1938 г., после последнего заседания тройки 25 марта 1938 г. Аресты в Вышневолоцком районе проходили и до 5 августа — дня начала операции. Продолжились они в ноябре 1937 г. Уверенно можно говорить о массовых арестах в Вышневолоцком районе в феврале 1938 г. Последние расстрелы были произведены 28 марта 1938 г. Увеличение лимитов в сентябре, декабре и январе очень повлияло на весь процесс. Связано это было с тем, что центральный НКВД 10 декабря 1937 г. и 1 января 1938 г. указывал на скорый конец операции. В октябре и ноябре 1937 г. больше судили по 2-й категории. В феврале аресты продолжились. Одно из первых известных следственных дел датируется 3 февраля 1938 г., а дальше аресты в феврале в районах производились практически каждый день2. 4. У большинства расстрелянных в 1937-1938 гг. жителей Вышневолоцкого и Фировского районов в недалеком прошлом уже были судимости по распространенным в крестьянской и предпринимательской среде статьям: 58-й; 61-й (отказ от выполнения государственных повинностей); 62-й (невыполнение твердого задания); 73-й (сопротивление представителям власти); 74-й (саботаж государственных поставок); 82-й (за побег из места высылки); 95-й, 107-й (отказ сдавать хлеб по установленным закупочным ценам, частная торговля хлебом); 109-й (злоупотребление властью); 118-й (дача взятки); 142-й (нанесение тяжкого вреда здоровью); 162-й (кража); 168-й (растрата); 169-й (мошенничество). Большинство жертв «кулацкой операции» в прошлом лишались избирательных прав за причастность к крестьянским восстаниям, за службу в государственных силовых структурах (армия, полиция, жандармерия). 5. В Калининской области от обвиняемых не требовалось признания вины для вынесения им приговора, чем подтверждается формальность этих процессов. Поэтому от следователя не требовалось добиваться от обвиняемого его признания в проведении «антисоветской и контрреволюционной агитации», «вредительской деятельности». Тем не менее однотипные вопросы обвиняемым и свидетелям встречаются в начале каждого первого протокола допроса. В начале следствия обвиняемые чаще всего не признавали своей вины. В ходе следствия в документах дел появлялись «заявления» обвиняемых с их дополнениями к протоколу допроса. Из общедоступных источников по теме известно, что такие «признательные» показания получались с помощью психологического или физического воздействия на человека, но в документах 1937-1938 гг. по Вышневолоцкому и Фировскому районам об этом нигде не говорится. 6. Формально обвинение строилось на свидетельских показаниях. В протоколах допросов свидетелей обращалось внимание на личные связи обвиняемого с «кулаками», выявлялись «подкулачники», слухи, «порочащие советский строй», и высказывания недовольства условиями жизни в колхозах. Свидетелями выступали жители деревни, соседи и сослуживцы арестованных: колхозный тракторист, завхоз больницы, работник лесхоза, псаломщик церкви, председатель колхоза и колхозницабригадир, председатель сельсовета, заведующий избой-читальней. Свидетельские показания давались людьми, принимавшими участие в изъятии имущества. В качестве свидетелей могли выступать родственники арестованных, сообщавшие о фактах преступления обвиняемых: жалобы на тяжелое материальное положение, недоверие к тому, что пишут в советских газетах о положении в стране, разговоры о скорой войне, о бесплатной работе заключенных на строительстве каналов, о голоде в стране и т. п. Свидетелями становились и сокамерники обвиняемых. Сами свидетели по делу могли через несколько дней после дачи свидетельских показаний стать обвиняемыми. Дальнейшее изучение комплекса следственных дел репрессированных двух районов, а также всей Калининской области может изменить качественные характеристики картины Большого террора. Но это возможно только при наличии доступа ко всему комплексу следственных дел на всех без исключения расстрелянных жителей Калининской области, к протоколам заседаний троек НКВД по Калининской области, к учетным спискам и картотекам районных органов НКВД. Сейчас это затруднено отсутствием описей фонда следственных дел ТЦДНИ и доступа к документам архива УФСБ по Тверской области.
