БЕСЕДЫ С ПАЛАЧОМК оглавлению Глава 4. ИЗУВЕРСТВА И ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА § 1. ИЗУВЕРСТВА Как отмечалось выше, к изуверствам относится намеренное калеченые кого-л. с целью извлечь из этого материальную выгоду, отомстить обидчику или сделать из калеченая театральное зрелище. Изуверства, таким образом, можно разделить на три разряда: 1) изуверства коммерческие; 2) изуверства как способ мести; 3) изуверства театральные. 1. Изуверства коммерческие. В Древнем Риме, наряду с традиционной размашистой женской проституцией (см. [Лубенченков, Романов, с.72]) невиданный разгул приобрела проституция мужская [Блох, с.118]. Это уродливое явление своими корнями уходит в глубь истории и в античном мире тесно связано с особенностями его общественного устройства (подробнее см. [Павлов]). Чтобы получить хотя бы приблизительное представление о чудовищных размерах мужской проституции, а главное – о её повседневной обыденности, сошлёмся на следующие примеры. Октавиан Август, мало того что охочий до женщин и девочек [Лубенченков, Романов, с.62], держал для своих сексуальных услад мальчика Сарментуса; император Тиберий устраивал на острове Капри оргии с мальчиками; Калигула содержал целый гарем мальчиков и в конце концов учредил в своём дворце мужской бордель, доходы с которого текли в его карман; Нерон вступил «в брак» с двумя проституированными мужчинами, Спорусом и Пифагором [Блох, с.174]. Коронованным особам в гомосексуальной прыти несколько не уступали другие слои римского общества, в том числе рабы. В результате этого в Древнем Риме сложилась гомосексуальная субкультура с собственной обрядовой стороной, в том числе с особой жестикуляцией, по которой мужеложцы выделяли друг друга из толпы (см. [Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.503, примеч. 133–134]). Склонение римского молодняка к гомосексуализму либо принуждение к нему было плёвым делом. Тацит рассказывал: «Рабы, которым было поручено разыскивать и доставлять к Тиберию юношей, податливым раздавали подарки, строптивых стращали угрозами, а если кого не отпускали близкие или родители, тех они похищали силою и делали с ними всё, что им вздумается, словно то были их пленники» [Тацит, с.198 (Анналы VI, 1)]. В бытовых условиях принуждение к гомосексуализму совершалось сплошь и рядом, особенно если объект домогательств попадал в экономическую и правовую зависимость от искателя педерастических услад (см., напр. [Ливий, т. 1, с.479 (VIII, 28, 2)]. Массовый и ничем не обузданный характер гомосексуальное изнасилование приобретало при вторжении римских войск на непокорные территории (см. [Ливий, т. 2, с.294 (XXVI, 13, 15)], [Ливий, т. 2, с.470 (XXIX, 17, 15)]. Римские поэты без устали соревновались друг с другом в воспевании любовных утех с «отроками нежными» (см., напр. [Гораций, с.160 (оды IV, 10)]; [Катулл. Стихотворения, с.89 (LXI)]; [Проперций, с.295 (II, 4)]; [Ювенал, с.268 (II, 6, 34–35)], зачастую сами поднаторев в этаких утехах (см., напр. [Светоний. О знаменитых людях, с.228 (Жизнеописание Вергилия 9)]). Попытки римских законодателей умерить заднепроходные аппетиты гомосексуалистов введением в 149 г. до н.э. крупного штрафа, а в классическую эпоху – и смертной казни за мужеложство [Бартошек, с.303] потерпели полный крах. Через арабское литературное посредство этот более чем сомнительный мотив получил своё воплощение в творчестве Пушкина, не без иронии намекающего посредством тонкого сравнения с двойным орехом на далеко не утончённую часть тела: Отрок милый, отрок нежный, Не стыдись, навек ты мой; Тот же в нас огонь мятежный, Жизнью мы живем одной. Не боюся я насмешек: Мы сдвоились меж собой, Мы точь-в-точь двойной орешек Под единой скорлупой. [Пушкин. Подражание арабскому, с.450 ]. Повышенным спросом древнеримской гомосексуальной клиентуры пользовались мальчики и молодые мужчины с женоподобной внешностью. «Афинянин был окружён множеством молодых и красивых рабов, – писал Лукиан, – и почти ни у кого из них не было на лице растительности, потому что рабы оставались при нём лишь до тех пор, пока первый пушок не оттенял им лица…» [Лукиан, с.439 (Две любви 10)]. Для придания им наибольшего сходства с женщинами служил целый арсенал средств (см. [Блох, с.180–163]), одно из которых относится к разряду коммерческих изуверств. Это – оскопление (кастрация) мальчиков, поставляемых для гомосексуалистов. Оскоплёнными рабами, как, впрочем, и обычными, особенно бойко торговали на обширном оптовом рынке острова Дeлос в Эгейском море, где ежедневно продавали до 10 тыс. невольников и где не покладая рук трудились искусные кастраторы (см. [Петроний, с.69 (глава XXIII, последняя строка в песне кинеда и примеч. 50)], [Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.470, примеч. 23]; об одном особенно ухватистом кастраторе-профессионале см. [Геродот, с.404 (VIII, 105–106)]). Однако за кастрированным рабом римлянину с малым и средним достатком не надо было пускаться за тридевять земель: в самом стольном граде Риме продажа живого товара бойко шла на прибрежном Бычьем рынке (один день продавали скот, другой – рабов) [Немировский. История древнего мира, ч. 2-я, с.78] и поштучно или мелкими партиями, но ежедневно – близ храма Кастора [Егер, с.422]. Слово кастрация (и его синоним оскопление) не содержат указания на то, какие именно органы удаляются при кастрации – половые железы, пенис или то и другое вместе. Между тем для внятного обсуждения нашей темы это нелишне уточнить. Важную помощь оказывает здесь древнеримский сатирик Ювенал, документализм произведений которого – яркая особенность поэта (см. [Дуров. «Муза, идущая по земле», с.29]). От Ювенала мы узнаём, что древнеримские кастраты бывали двух видов: лица с удалёнными тестикулами (яичками) и те, кто в результате изуверской операции лишался пениса, сохраняя при этом половые железы. Первые лица (назовём их скопцами), по рассказу сатирика, не только были способны к совокуплению, но и пользовались особым спросом у римских распутниц (не гнушавшихся при случае и сексуальными услугами домашних животных, в частности, ослов [Ювенал, с.275 (II, 6, 333–334)]; [Лукиан, с.575–576 (Лукий, или Осёл 50–51)]): соитие со скопцом (и ослом) не угрожало партнёрше нежелательной беременностью. Чтобы у читателя не сложилось ложного впечатления о якобы особой патологической извращённости древних римлянок, сошлёмся на такое, например, свидетельство Геродота: «Мендесийцы [древние египтяне] почитают всех коз священными, но козлов ещё больше, чем коз, и козьи пастухи у них в большом почёте. Одного козла они особенно чтят, и смерть его всякий раз приносит великое горе всему Мендесийскому округу. < … > В бытность мою в этом округе произошло удивительное событие: козёл открыто сошёлся с женщиной» [Геродот, с.95 (II, 46)]. К этому добавим, что по телесной могучести милым матронам и матроночкам отнюдь не уступали античные мэны. Так, позднеримский властитель Прокул якобы в одном из писем к своему приятелю застенчиво признавался: «Я взял в плен сто девушек из Сарматии. Из них я десять изнасиловал в одну ночь. Всех их я, в меру своих сил, в течение пятнадцати дней сделал женщинами» [Флавий Вописк Сиракузянин. Фирм, Сатурнин, Прокул и Бонз, то есть Четвёрка тиранов, с.315 (XII, 7)]. Силён, бродяга… Возвращаясь к скопцам, отметим, что их способность к половому акту получила своё подтверждение в новое время: в 1950-е годы в некоторых штатах США насильников законным образом оскопляли, но это не приводило к снижению их сексуальной преступности [Мазуркевич, с.111–112]. При чтении приведённого ниже отрывка, подтверждающего это, следует учесть, что переводчики ювеналовых сатир Д.Недович и Ф.Петровский вместо слова яички «мужские половые железы», вероятно, по застенчивости употребили непонятное широкому читателю диалектное существительное шулята (ср. [Даль, с.848, статья «Шулo»]): Женщин иных прельщают бессильные евнухи с вечно Пресными их поцелуями, кожей навек безбородой: С ними не нужен аборт: наслаждение с ними, однако, Полное, так как они отдают врачам свои члены С чёрным уж мхом, когда обрастила их пылкая юность; Эти шулята, когда-то лишь видные, в росте свободном После того как достигнут двух фунтов, у них отрезает Гелиодор, принося лишь ущерб одному брадобрею. [Ювенал, с.277 (II, 6, 366–373)]. Вторая категория лиц, подвергавшихся изуверской операции (назовём их кастратами) и поставляемых на продажу, имела тестикулы, но лишалась пениса, от которого оставалась только «горошина жалкая». По Ювеналу, это рабы младшего возраста: Что до детей продавцов рабов, то жжёт их бессилье Вправду: стыдятся они мошонки с горошиной жалкой [Ювенал, с.277, примеч. 1 (Оксфордская рукопись III, 6, 374–375)]. Перечисленных скопцов и кастратов как жертв насильственного изуверства следует отличать от тех, кто по разным соображениям производил самооскопление (самокастрацию). К ним относились, в частности, жрецы богини Кибeлы, так называемые галлы (не путать с коренными обитателями Галлии) [Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.505–506, примеч. 15]. Культ Кибелы (Реи Кибелы, называемой также Идейской матерью и Великой матерью), берущий начало от фригийцев, проник в Рим в конце III до н.э., официально введён в 204 г. до н.э. и слился с культом местной богини Опс [Ботвинник, Коган, Рабинович, Селецкий, с.74], [Левинская, с.500]. Широкое проникновение чужеземных верований на территорию Древнего Рима объясняется не в последнюю очередь духовной бедностью римской религии (см. [Тойнби, с.176]). (В этой связи нелишне заметить, что высказывание о том, что «господство Рима и распространение римской цивилизации имели своим результатом только подавление ростков самобытного развития» [Данилевский, с.97] – не что иное, как неуклюжая дань славянофильской традиции и запальчивое полемическое преувеличение). В честь Кибелы на Палатинском холме в Риме, т.е. аккурат в центре города, был воздвигнут храм (лучше сказать – капище, см. [Светлов, с.109]), в котором нахально высился вздыбленный фаллос из чёрного камня. О его калибре можно судить по тому, что корабль, из Пессинунта (ничего себе словечко, а?) доставлявший сие срамное изваяние, в русле реки Тибр глубоко увяз на мели [Словарь античности, с.260] (см. интересное развитие мотива фаллической символики в романе [Фейхтвангер. Лже-Нерон, особенно с.116 (книга «Вершина», глава 5]). Самооскопление производилось жрецами Кибелы не стихийно, а в организованном порядке, во время ежегодных весенних праздников. В подражание обезумевшему мифологическому герою Аттису (см. также ниже, пункт 3) оскопляли себя при этом неофиты, а уже самооскопившиеся жрецы щедро раздавали друг другу кровавые ритуальные тумаки и, притомившись, обливались бычачьей кровью (см. [Словарь античности, с.260], [Гладкий, с.326–327], [Кулакова, с.13–15]). Об анатомических последствиях самооскопления источники умалчивают. Принимая во внимание исступлённый разгул во время указанного празднества, допустимо предположить, что при этом отсекались не только тестикулы и пенис по отдельности, но и всё разом (назовём это холощением). Урезать так урезать. О том, что древнеримское холощение – не выдумка, свидетельствуют следующие строки из римского сатирика Луцилия: Если он хочет её утеснить за злодейство в отместку, То черепок берёт самосский и молвит: «Старуху Бью!» – а затем черепком отсекает и стебель, и ядра. [Луцилий, с.357 (VII, 10)]. С учётом этого обстоятельства нельзя исключить, что и поставляемые гомосексуалистам молодые люди также могли подвергаться холощению. Получившиеся таким способом кастраты, в отличие от тех, которые лишились только тестикул, так называемых «белых» кастратов, именуются «чёрными» [Мазуркевич, с.111]. Существующая юридическая и справочная литература по поводу оскопления, кастрации или холощения римских мальчиков как объекта потребления гомосексуалистов либо хранит молчание, либо ограничивается общими фразами, ср., напр.: «…при принципате [оскопление] неоднократно запрещалось, при доминате каралось смертью» [Бартошек, с.62]. Между тем уже не раз цитированный нами Светоний, перечисляя заслуги императора Домициана, прямо писал о том, что император «запретил холостить мальчиков…» [Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.215 (VIII Домициан 7, 1)]. Марциал, творчество которого является энциклопедией «быта и нравов современного ему римского общества» [Дуров. Марциал и его поэзия, с.12], одобрительно откликнулся на упомянутое постановление императора эпиграммой № 7 (8) из 9-й книги, именуя его, как это было тогда принято, «Цезарем»: Разве ничтожное зло причинялось нашему полу Тем, что дано было право всем детей осквернять? От колыбели уже они сводников были добычей И с молоком на губах клянчили грязную медь. Невыразимый разврат пятнал несозревшие члены, Но Авзонийский отец ужасов этих не снёс, – Он, кто на помощь пришёл недавно отрокам нежным И воспретил оскоплять похоти дикой мужей. Мальчикам, юношам ты и старцам был ты любезен, – Ныне младенцам внушил, Цезарь, в себе ты любовь [Марциал, с.227]. Конкретным выражением упомянутого постановления был так называемый закон Кокцeя от 96 г. н.э. [Бартошек, с.185] (об его авторе обследованные нами источники умалчивают). Нелишне заметить, что за полвека до того был принят Скантиниев закон (lex Scantinia), согласно которому сексуальная связь мужчины с мальчиком или с другим мужчиной каралась штрафом в 10 000 сестерциев. Как видим, пословица «Законы святы, да исполнители – лихие супостаты» относится не только к нам, грешным... Другим видом коммерческого изуверства было намеренное калечение подкидышей с целью превратить беззащитных малюток в уличных нищих, вызывающих у прохожих особенную жалость и, следовательно, более щедрое подаяние [см. (Сергеенко. Жизнь Древнего Рима, с.312, примеч. 1]). Нелишне заметить, что этот ужасающий способ извлечения неправедных – и обильных – доходов благополучно дожил до наших дней (см. [Петрова]). Чтобы яснее представить себе источник такого промысла, напомним, что в Древнем Риме не всякий новорождённый становился членом семьи. «Тотчас по рождении ребёнка кладут у ног отца, и если тот поднимет его, значит, он признаёт новорождённого своим и хочет, чтоб его вскормили; оставляя же его лежать у ног, он как бы заявляет, что отказывается от ребёнка и покидает его на произвол судьбы. Тогда младенца выносят на дорогу, где он умирает от голода и холода или становится добычей собак, или же подбирается особыми предпринимателями, которые эксплуатируют нищих; редко какая-нибудь чужая семья усыновит его» [Гиро, с.76–77]. Утешимся тем, что в последнем случае знатная женщина могла выдать подкидыша за своё дитя, которое, повзрослев, подчас добивалось видного положения. К таким, относится, например, прославленный древнеримский цензор 109 г. до н.э. Марк Эмилий Скавр, сын которого, кстати, после поражения в битве от стыда перед отцом покончил с собой, став тем самым образцом республиканской доблести [Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.522, примеч. 602–603; с.506, примеч. 35–36]. 2. Изуверства как способ мести. В Древнем Риме распутники могли запросто лишиться своего орудия блудодеяний. Вот что писал об этом Марциал: Гилл, ты, мальчишка, живёшь с женой войскового трибуна И наказаний за это только мальчишеских ждёшь. Вот погоди, оскопят!.. [Марциал, с.70, эпиграмма № 60]. У Горация же эта угроза приведена в исполнение: Был раз и такой даже случай, Что, волокиту схватив, совершенно его оскопили Острым ножом. [Гораций, с.212 (сатиры I, 2)]. В лучшем случае мстительные мужья отрезали обидчикам нос и уши: Ты любовнику, муж, лицо испортил: Обкорнал ты ему и нос, и уши. И уродства лица он не исправит. Что ж, по-твоему ты отмщён довольно? Нет! Не то ему вырезать бы надо [Марциал, с.74, эпиграмма № 83] Разновидностью такого изуверства было вырезание ноздрей: Что побудило тебя у любовника вырезать ноздри? Перед тобою ни в чём нос не повинен его [Марциал, с.97, эпиграмма № 85]. Отрезание выступающих частей головы производили не только на сексуальной, но и на общественно-политической почве. Так, солдаты, разъярённые экзекуцией, совершённой над военными трибунами, напали на легата Племиния, «истязали его по-вражески, отрезали нос и уши и бросили истекающего кровью» [Ливий, т. 2, с.462 (XXIX, 9, 7)]. Возвращаясь к блудодеям, следует назвать и такой отталкивающий способ мстительного изуверства, как введение им в задний проход ерша, кефали или редьки. Вот что писал об этом Ювенал: Тот убивает мечом, а этот плетьми засекает В кровь: любодеям иным и ерша через зад загоняют. [Ювенал, с.310 (IV, 10, 316–317)]. У Катулла читаем: …через ворота, открытые для возбуждённых педерастов, войдут редька и кефаль. [Катулл. Избранная лирика, с.26, перевод наш, подстрочный]. Такое изуверство было и у греков. Последние в этих случаях употребляли редьку, ср. [Лукиан, с.253 (О смерти Перегрина, 9)]; [Аристофан, с.211 (Облака, 1084–1085)]. «Шаланды, полные кефали…». Правда, и редька ерша не слаще. 3. Изуверства театральные. Чего только не увидишь в римских цирках! Вот, например, сцена самооскопления Аттиса [Хёфлинг, с.78] (см. о нём выше), а вот, пардон, совокупление женщины в роли мифологической Пасифаи со всамделишным быком (см. [Гиро, с.264], [Хёфлинг, с.79]). Эти способы изуверства применялись, разумеется, не к добровольцам, а только к тем, кто имел несчастье угодить под самый гуманный в мире римский суд. Лукиан, от имени своего героя, превращённого в осла, который по воле некоей знойной матроны сделался её сексуальным партнёром, рассказывал: «Хозяин мой очень веселился при этом зрелище и задумал показать меня всенародно за этим занятием. Приказав никому из посторонних об этом не рассказывать, он сказал: “Мы приведём осла в день представления в театр с какой-нибудь осуждённой женщиной и пусть он на глазах всех овладеет ею”. Они ввели ко мне женщину, которая была осуждена на растерзание зверями, и приказали ей подойти ко мне и погладить меня» [Лукиан, с.576 (Лукий, или Осёл 52)]. «А что же дальше?» – спросит заинтригованный читатель. «Читайте Лукиана», – отвечу я и присовокуплю пламенный призыв уже упомянутого товарища Победоносикова: «Учитесь у великих гениев проклятого прошлого!». § 2. ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА В техническом отношении издевательства обычно либо не отличаются от пыток, либо сходны с ними. Различие состоит здесь не способах причинения страданий жертве, а в целях: издевательства, как было сказано выше, производились должностным лицом не для понуждения дать показания либо уступить своё имущество, а для причинения кому-л. страданий с намерением его жестоко унизить, для удовлетворения своих извращённых наклонностей или для нанесения ущерба здоровью истязаемого. Разнообразие издевательств таково, что они не поддаются сколько-нибудь внятной классификации. Ограничимся поэтому наиболее яркими примерами. Так, явно склонный к садомазохизму (ср. [Блейер, с.466]) император Тиберий забавлялся тем, что «с умыслом напоив людей допьяна чистым [т.е. неразбавленным, крепким] вином, им неожиданно перевязывали [половые] члены, и они изнемогали от режущей перевязки и от задержания мочи» [Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.102 (III Тиберий 62, 2)]. По свидетельству Светония, принцепс Октавиан Август переломал ноги Таллу, своему писцу, за то, что он за пятьсот денариев выдал посторонним содержание его письма [Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.64 (II Божественный Август 67)]; свою невестку Агриппину (Старшую) император Тиберий сослал на остров Пандатерию, «а когда она стала роптать, то побоями центуриона выхлестнул ей глаз» [Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.98 (IV Тиберий 53, 2)]; в городе Риме император Калигула «за всенародным угощением, когда какой-то раб стащил серебряную накладку с ложа, …тут же отдал его палачу, приказав отрубить ему руки, повесить их спереди на шею и с надписью, в чём его вина, провести мимо всех пирующих» [Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.120 (IV Гай Калигула 32, 2)]; вольноотпущенник Филолог, выдавший убийцам Цицеронова брата Квинта, был отдан на расправу его жене, Помпонии, которая, по рассказу Плутарха, «подвергла его страшным пыткам, среди которых была и такая: он отрезaл по кусочкам собственное мясо, жарил и ел» [Плутарх, т. 3, с.261–262 (Цицерон XLIX)]. К разряду причудливых, но не менее гнусных относится издевательство, которым подвергал своих невольниц пятнадцатилетний (не капитан, а император) Гелиогабал. Сей замысловатый юнец впрягал в повозку раздетых донага и поставленных на четвереньки самых красивых женщин – по две, по три, по четыре и более – и, хлеща их нагайкой, голышом на облучке разъезжал туда и сюда (см. [Элий Лампридий. Антонин Гелиогабал, с.147 (XXIX, 2)]). Вожжами при этом служили, кажется, длинные пряди волос несчастных. Эти поездки настолько поразили даже тёртых римлян, что они поспешили увековечить мерзкую забаву на камее из белой яшмы (см. рисунок в книге [Егер, с.592]). Извращённая фантазия римских владык по части издевательств, похоже, не знала границ. Так, император Коммод будто бы «заметив на голове у одного человека среди чёрных волос белые, производившие впечатление червяков, …посадил ему на голову скворца, и тот, вообразив, что ловит червей, ударами своего клюва превратил голову этого человека в сплошную рану» [Элий Лампридий. Коммод Антонин, с.67 (X, 4)]. Тот же птицелюб часто «в очень дорогостоящие кушанья…, говорят, подмешивал человеческий кал и сам не отказывался отведывать их, считая, что он таким образом подшутил над другими» [Элий Лампридий. Коммод Антонин, с.67 (XI, 1)]. Античные историки – что делает им честь – всё же пытались осудить жестокость своих соплеменников, рисуя во всех подробностях их страдания от рук иноземцев, которые по мнению тех же историков, неизмеримо превосходили по жестокости греков и римлян. Вот, например, что рассказывал Полибий о расправе над греками, учинённой взбунтовавшимся наёмным войском из египтян: «Первым вскоре выведен был Агафокл в оковах. Чуть он взошёл, как несколько человек подбежали к нему и тут же закололи, оказав ему этим скорее услугу, нежели обиду, так как освобождали его от расправы по заслугам. За Агафоклом выведен был Никон, потом Агафоклия нагая вместе с сёстрами, за ними следовали прочие родственники. Наконец выведена была Ойнанфа, которую мятежники силой извлекли из святилища Деметры и нагую, верхом на лошади вывели на ристалище. Все родственники разом отданы были на жертву толпе, и мятежники кусали их, кололи копьями, вырывали глаза; чуть кто падал, его терзали на куски, и так замучили всех до последнего. Вообще египтяне в ярости страшно свирепы» [Полибий, т. 2, с.234 (XV, 33, 6–10)]. Эх, старина Полибий, если бы только одни египтяне… |
