Кардинал Йозеф Хёффнер

ХРИСТИАНСКОЕ СОЦИАЛЬНОЕ УЧЕНИЕ

К оглавлению

ТРЕТИЙ РАЗДЕЛ.

ЭКОНОМИКА

Предварительные замечания

Под экономикой мы понимаем совокупность учреждений и методов в целях планомерного, длительного и гарантированного удовлетворения человеческих потребностей в тех благах и услугах, которые позволяют индивиду и социальным образованиям осуществлять угодное Богу развитие. Христианское социальное учение занимается экономикой, в которой профессионально занято большинство людей, как в онтологическом, так и в нормативном плане. Из онтологических дисциплин, которые исследуют бытийное положение вещей в сфере экономики, ни экономическая география (производственная география, торговая география, география транспорта и т.д.), которая рассматривает связь экономики с землей и пространством, ни экономическая статистика, которая выражает и оценивает объем производства, потребления, торговли, транспорт ных перевозок, финансов и т.д. количественно, ни история народного хозяйства, которая исследует исторические изменения экономических форм и систем, ни психология экономики, которая применяет положения психологии к определенным явлениям хозяйственной жизни (психология потребления, психология рекламы и т.д.), ни теоретическое учение о народном хозяйстве, которое как частная теория изучает существенные связи и отношения народнохозяйственного процесса, не относятся к сфере исследований Христианского социального учения. Христианское социальное учение, правда, будет привлекать точные знания всех этих дисциплин, но ставит на первый план вопрос, касающийся экономическо-фи лософских и экономическо-теологических задач, исходя в конечном счете из экономики как таковой.

Из нормативных дисциплин к Христианскому социальному учению в узком смысле относится хозяйственная этика как наука о нравственном поведении хозяйствующего субъекта, в то время как экономическая политика и экономическая педагогика сами по себе не входят в его (т.е. учения — прим. перев.) сферу. Экономику и нравственность пытались рассматривать безотносительно друг к другу. «Экономический прогресс», считал, например, Вернер Зомбарт, имеет преимущества перед «нормативной этикой». Все «нравственные побуждения» и всякое «чувство справедливости» должны быть подчинены прогрессу экономики. Решающим является производительность экономики, тогда можно быть «нравственным или каким угодно» — это опасный по своим последствиям тезис. Хотя экономика и нравственность, как учит «Quadragesimo anno», «самостоятельны каждая в своей области» и хотя Церковь не судит о «так называемых экономических законах», которые высказывают «только кое-что об отношении цели и средства» и показывают, «какая постановка задачи возможна в экономической области, какая нет», все же ошибочно «так разрывать сферы экономики и нравственности, что одна выступает вне всякой зависимости от другой» (QA 42). Нет абстрактной, оторванной от человека и его совести экономики. Всякое хозяйствование — это человеческое решение, и тем самым оно подчинено законам нравственности. Христианская этика — это, правда, не область, но зато заповедь экономики.

Три круга проблем особенно касаются онтологических и нормативных задач Христианского социального учения: цель экономики, экономический строй, процесс распределения в экономике.

Первая глава: Цель экономики

§ 1. Причины, определяющие цели экономики

Имманентный смысл такой сферы культуры, как «экономика» («цель» экономики), вытекает из отношения людей к миру товаров, которое характеризуется четырьмя особенностями.

1. Господствующее положение человека по отношению к миру вещей. Как «горизонт и граница между духовным и физическим миром» человек стоит в центре Творения ¹. Бог дал ему «существова ние наряду с камнями, вегетативную жизнь — с деревьями, чувственную жизнь — с животным и духовную жизнь — с ангелами» ². Поскольку человек как духовное существо метафизически стоит на более высокой ступени, чем предметы, растения и животные, он обладает естественным господством над всем материальным Творением, правом господства, которое однозначно подтвердил Бог: «Наполняйте землю, и обладайте ею» (Быт 1, 28). Как подобие Бога, человек вправе повелевать Творением и превращать Землю в сферу обитания, достойную человека. При этом он, конечно, не должен предаваться трем основным искушающим стремлениям — желанию наслаждаться, желанию иметь, желанию господствовать, от которых предостерегает Писание: «Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца» (1 Ин 2, 16). Сегодня человеку угрожает не только практический материализм, но и опасность деспотического злоупотребления властью, данной ему усовершенствованной техникой над силами Вселенной — и тем самым над людьми. Прежде всего тот скрытый разрыв, который многократно (например, при атомных бомбах и межконтинентальных ракетах) возникает между кажущимся безобидным запуском аппаратуры и ужасными следствиями, которые наступят, возможно, на другом континенте, мог бы усилить искушение безответственными действиями. Необходимо, чтобы человек, который обладает властью над природой, владел бы и самим собой, чтобы он использовал богобоязненно и добросовестно те опасные силы, которые он извлекает из темных глубин природы. Христианин увидит в земных вещах подарок Бога, только небольшое «дополнение» в сравнении со Спасением и милостью (см. Мф 6, 33) и противопоставит угрожающим искушениям ту троякую защиту, которая рекомендуется в книге Товита: «молитва с постом и милостынею» (Тов 12, 8): молитва против «желания господствовать и быть значимым», пост против «желания наслаждений», подаяние против «желания иметь» (см. GS 37)

[Сюда же относится и убедительно описанное Иоанном Павлом II «явление потребительства». Чтобы избежать его, «необходимо руководствоваться целостным знанием человека, принимая во внимание все измерения его бытия и подчиняя материальные и инстинктивные аспекты человека его внутренним и духовным потребностям» (CA 36). Поэтому критика обращена «не столько против экономической системы, сколько против системы культурно-этической». Если цель экономики абсолютизируется в потребительском плане, вследствие чего «производство и потребление товаров ставятся в центр общественной жизни», «то причины этого следует искать не только и не столько в самой экономической системе, сколько в том, что вся общественно-культурная система, пренебрегая этическими и религиозными аспектами, одряхлела, ограничиваясь единственно производством благ и услуг» (CA 39). «Поэтому крайне необходима серьезная работа воспитательного и культурного характера , которая воспитывает у потребителей ответственное пользование их возможностями выбора, формирова ние высокого чувства ответственности у производителей и, прежде всего, у профессиональных работников средств массовой информации, не говоря уже о необходимом вмешательстве государст венных властей» (CA 36).]

Бог посвятил земные блага первоначально «всему человечеству как одной семье» (QA 45), т.е. не предписал их каким-то определенным людям, как каждому собственное тело. Поэтому человек должен, если он хочет осуществить свое господство над материальным миром, присвоить себе определенные блага, как бы «опереться на них», «принять их во владение». С другой стороны, нельзя отрывать систему частной собственности «от исконного права пользования всех», поскольку притязание человека на блага, необходимые для его собственного существования и развития, является неотъемлемым естественным правом, которое находится «в теснейшей связи с личным достоинством и личными правами человека» (Пий XII) и которому подчинены «все другие права, все равно какие, в том числе и право собственности и свободного обмена» (PP 22). Если человек находится в крайней нужде, то естественно-правовое притязание побеждает любую противостоящую ему позитивную систему собственности: «В крайней нужде все общее»³ — смелое положение, которое предъявляет высокие требования к чистоте помыслов, но во времена катастроф может действовать и в плане освобождения. Пий XII применил эти положения и к международному сообществу, заявив, что это несправедливо, когда богатые страны «стремятся к такому присвоению обществен но-полезных хозяйственных ресурсов и сырья, что нации с менее благоприятными природными условиями остались исключенными из этого процесса» (См. также GS 69). Когда Павел VI снова убедительно поднял значение традиционного учения о собственности в энциклике «Populorum progressio» (22_23), это вызвало почти сенсацию, свидетельство того, как мало известно Христианское социальное учение.

2. Зависимость человека от материальных благ. Чтобы жить, мы должны как бы продолжать наше «Я» в вещественном мире. Как телесные существа, мы привязаны к материальным благам и услугам, а именно не только для элементарного сохранения как существования как своего, так и вида в целом (питание, одежда, жилье), но и для развития облагороженной культурой жизни. Каждая культура в значительной мере предполагает снабжение материальными благами: в области здравоохранения, воспитания, исследований и науки, искусства и религиозного культа. Следовательно, определение экономики как «культурной функции заботы о поддержании жизни» (Вернер Зомбарт) является слишком узким; она служит не только поддержанию, но и всем ценностным сферам человеческой жизни, так что ее как таковую нельзя поносить как «материалистическую». Ее цель — развитие «гуманизма в полном смысле слова», который «не закрывает глаза перед ценностями духа и перед Богом, своим источником и своим началом», а открыт «абсолютному» и стремится к «всеобъемлющему развитию всего человека и всего человечества» (PP 42).

Чем больше развивается цивилизация и культура, тем выше поднимаются требования человека и социальных образований к миру товаров. Первобытный человек был более изнурен и находился в более опасном положении при удовлетворении своих весьма примитивных и элементарных потребностей, чем современный человек, ставший благодаря естественным наукам и технике могущественным по отношению к природе. «Прежний человек должен был пережить ужасы трудностей и лишений. И невообразимый страх перед силами природы, которых он не понимал и которые наводили ужас вследствие его сильных, но непонятных ему религиозных переживаний. Некоторое чувство опасности в глубинах нашего подсознания происходит из этого смутного времени» ⁴.

По обеспеченности материальными благами лидирующее место сегодня занимают развитые индустриальные государства. Треть населения Земли обладает 80 процентами производимых в мире благ, в то время как две трети человечества вынуждены довольствоваться оставшимися 20 процентами.

3. Ограниченность ресурсов и необходимость бережливости . Опыт учит, что большинство предметов первой необходимости наличествуют не в неограниченном количестве, как, скажем, воздух, а лишь ограниченно; их мало по сравнению с человеческими потребностями. Они также подлежат использованию и потреблению, поэтому человек должен все время стараться получать их. К тому же притязания человека на материальный мир не обусловлены физиологически, как у животного, а — в силу его духовности — их следует обозначить как неограниченные и не могущие быть ограниченными. В Соединенных Штатах 50% работающих заняты производством и сбытом товаров, даже наименований которых не знали в 1914 г. Золотого века, как его изображает Дон Кихот в своей знаменитой речи перед козопасами, не было никогда: «Блаженны времена и блажен тот век, который древние назвали золотым... потому, что жившие тогда люди не знали двух слов: твое и мое. В те благословенные времена все было общее. Для того, чтобы добыть себе дневное пропитание, человеку стоило лишь вытянуть руку и протянуть ее к могучим дубам, и ветви их тянулись к нему и сладкими и спелыми своими плодами щедро его одаряли» ⁵.

Из противоречия между потребностями и ограниченными благами обычно вытекает определенное поведение человека: он стремится обходиться ограниченными благами экономно, по-хозяйски, т.е. «экономить», чтобы достичь с помощью благ, которыми он располагает, максимально возможной пользы.

В индустриальный век люди, несомненно, обращаются со многими экономическими благами прямо-таки расточительно, например, с источниками энергии. В будущем нужно экономно и продуманно использовать источники энергии (уголь, нефть, природный газ, лес, гидроресурсы, атомную энергию). Экономический рост должен быть упорядоченным и контролируемым.

4. Кооперация и разделение труда. Так как человек, предоставленный сам себе, был бы бессилен против сил природы и едва ли смог бы удовлетворять самым примитивнейшим образом свои элементарные потребности в жизненно необходимых благах, он с самого начала объединяется в этих целях с другими людьми. Существенная связь человека с «Ты» и с обществом отражается не в последнюю очередь в сфере экономики. Сегодня общность экономической жизни охватывает всю Землю. Благодаря удивительному, основанному на разделении труда взаимодействию различных отраслей экономики, народов и континентов, люди стараются все совершеннее использовать богатства и силы земли, так что они смогли поднять материальный жизненный уровень непостижимым в прежние времена образом. Адам Смит наглядно показывает в начале индустриального развития (в 1776 г.), как сильно растет производство благ при разделении труда. Необученному работнику «при всем старании не удалось бы за день изготовить, пожалуй, и одной булавки и уж заведомо не сделать двадцати». А теперь один «тянет проволоку, другой выпрямляет ее, третий обрезает, четвертый заостряет конец, пятый обтачивает один конец для насаживания головки» и т.д. «Мне довелось видеть одну небольшую мастерскую такого рода, где было занято только десять рабочих», «...они могли, работая с напряжением», изготовлять «свыше 48 тыс. булавок в день»⁶.

Разделение труда и обмен товаров предполагают денежную систему как неотъемлемое средство купли-продажи, измерения стоимости, кредитования, которая благодаря ориентированной на общее благо денежной политике должна быть устроена так, чтобы гарантировать стабильность цен, доходов и занятости.

§ 2. Следствия, вытекающие из цели экономики

Из предыдущих размышлений вытекают два следствия:

1. «Инициатором, центром и целью всякой экономики» является человек (GS 63). Смысл экономики состоит не просто — чисто формально — в деятельности по принципам экономической рациональности, не в технократии, не просто в рентабельности, не в максимально возможной материальной «удаче» максимально возможного числа людей. Было бы также ошибочным определять экономику как удовлетворение спроса путем создания соответству ющего предложения; в таком случае строительство концлагеря соответствовало бы цели экономики, поскольку существует определенный спрос со стороны мучителей людей. Цель экономики состоит в значительной мере в длительном и гарантированном создании тех материальных предпосылок, которые обеспечивают индивиду и социальным образованиям возможности достойного человека развития. Энциклика «Quadragesimo anno» по этому поводу отмечает: «Они (материальные блага) должны быть столь велики, чтобы их хватало не только для удовлетворения жизненно необходимых и прочих почтенных потребностей, но и давать людям возможность развития облагороженной культурной жизни, что, если пользоваться умеренно, не только не вредно, но, наоборот, благоприятно для добродетельной жизни» (QA 75). Человеческий разум может «с полной определенностью», продолжает энциклика, вывести эту «цель экономики как целого» из анализа «товарного мира, а также индивидуальной и социальной природы человека» (QA 42). Здесь Христианское социальное учение находится в резком противоречии со многими современными учеными, которые — как, например, Макс Вебер — заявляют, что мы не можем «спрашивать совета у разума» по вопросу «хорошо или плохо», поскольку он стоит «в этом отношении перед загадкой», причем «неразрешимой для него»⁷.

2. Экономика — не единственная и не высшая цель; она должна скорее быть поставлена в «правильной иерархии целей» на подобающее ей место (QA 43). Выше стоят достоинство и свобода человека, брак и семья, религия и нравственность, культурные ценности и «конечная цель и итог всех вещей», сам Бог (QA 43). Попытка разрушить эту гармонию и превратить высшие ценности в объекты экономических процессов было бы технократией и унижением человека (см. GS 64). Целью является не непрерывно растущее снабжение материальными благами, а служение общечеловеческим, прежде всего социальным целям. За прошедшие десятилетия людям предлагали все новые товары, которых они не требовали, поскольку не могли знать, что их можно производить. Постепенно пробивает себе дорогу новая тенденция: человек и общество предъявляют требования к экономике, например, в плане защиты окружающей среды (создание экологически чистых машин и автомобилей и т.п.).

«С глубоким сожалением» выступает Иоанн XXIII против «большого числа людей... которые чересчур пренебрегают духовными ценностями, полностью игнорируют их или вообще отрицают» и вместо этого в такой степени переоценивают материальное благополучие, «что видят в нем высшую цель жизни». Хотя процветающая наука, техника и экономика означают «значительный цивилизационный и культурный прогресс», все-таки следует осмыслить, «что это не высшие ценности», а «только средства, которые могут служить стремлению к высшим ценностям» (MM 175 f.).

¹ Thomas von Aquin, In 3. Sent., Prol.

² Augustinus, De Civitate Dei, V, 11.

³ Thomas von Aquin, S. th. II_II 66,7.

⁴ R. Guardini, Der unvollstandige Mensch. Dusseldorf 1955, 1.

⁵ Мигель де Сервантес Сааведра . Дон Кихот Ламанчский // Собр. сочинений в пяти томах. Том первый. М. 1961, сс. 127_128.

⁶ Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М. 1993, сс. 119_120.

⁷ M. Weber, Jugendbriefe. o.J., 260 ff., цит. по: H. Schoeck, Soziologie, Freiburg i.Br./Munchen 1952, 262.

Вторая глава: Экономический строй

Познание того, что экономика обладает имманентной ей целью, ведет к вопросу о том, каким должен быть экономический строй для достижения этой цели. Целесообразно вначале вкратце охарактеризовать разработанные либерализмом и марксизмом модели экономики, а уж затем изложить мысли Христианского социального учения об экономическом строе.

§ 1. Экономический строй в представлениях либерализма

1. Обоснованный Адамом Смитом (1723_1790) экономический либерализм (палеолиберализм) обобщил свои представления об экономическом строе в пяти тезисах:

а) Существует «естественный» экономический строй. Под влиянием деистической философии Просвещения палеолиберализм верил в «естественного» человека, в «естественные» силы и в «естественный» строй общества и экономики. Подобно тому как космос управляется порядком и гармонией, так и экономика обладает предзаданным ей естественным строем, «предустановленной гармонией», в которой все идет правильно само по себе, если позволить развиваться естественным силам. Человек не должен вмешиваться в эту систему путем планирования экономики; иначе наступит общий беспорядок. Забота «о всеобщем счастье всех разумных и чувствующих существ» является, по Адаму Смиту, «делом Бога, а не человека» ¹. Жан Батист Сэй (1767_1832), который стремился распространять учение Смита во Франции, утверждал, что законы экономики не являются «делом людей», а «вытекают точно так же из природы вещей, как законы физического мира». Их не выдумывают, их находят² . Фредерик Бастиа (1801_1850) разделял тот же оптимизм. Он сравнивал «небесную механику» звездного неба с «социальной механикой» естественного экономического строя, которая возвещает о Божьей мудрости ³.

б) «Естественный» строй экономики выводится из нашего разума. Вера в естественно данный строй экономики дополняется доверием к разуму, который может правильно познать любой строй. Уже физиократ Поль Пьер Мерсье де ла Ривьер (умер в 1801 г.) учил, что познание естественных законов легко дается человеку, поскольку природа дает каждому «достаточную часть разумности» ⁴.

в) Основной принцип естественного экономического строя — индивидуалистическая идея свободы. Отношения цехового строя и помещичьего землевладения были взорваны. Была провозглашена свобода человека и его собственности, договора и конкуренции, торговли и ремесел. Государство, требовал Адам Смит в 1776 г., должно устранить «все системы льгот и ограничений». Тогда установится сама собой «простая и ясная система естественной свободы». Задачи государства (по А.Смиту — прим. перев.) ограничиваются защитой страны от внешних врагов, обеспечением правовой безопасности внутри страны и созданием нерентабельных, но необходимых социальных институтов (например, школ и дорог). Однако в экономике вредно влияет всякое государственное руководство и планирование. Дело в том, что нет двух других характеров, столь мало подходящих друг другу, как характер купца и правителя, а правительства «всегда и без исключения — самые больше расточители», поскольку они тратят деньги других людей. Выражением требования абсолютной экономической свободы был лозунг «Laissez faire, laissez passer»⁵ (позволять идти своим ходом).

г) Естественной притягательной силой в экономике является собственная выгода. Никто еще никогда не видел, считал Адам Смит, «что те делали много добра, которые делали вид, будто бы они ведут торговлю для всеобщего блага». Но если каждый преследует «свой собственный интерес», он более действенно «способствует развитию нации, чем если бы он действительно имел такое намерение». Только достижения свободных людей, преследующих свои интересы, приводят к благоденствию. «Опыт всех веков и народов» совпадает в том, что выполняемая рабами работа, хотя она претендует только на расходы по поддержанию существования, «в конечном счете — самая дорогая из всех», поскольку «человек, который не в состоянии приобретать никакой собственности, может быть заинтересован только в том, чтобы есть возможно больше и работать возможно меньше»⁶ .

Учение Адама Смита об «альтруизме эгоизма» оказало воздействие на многих современников как откровение. Фредерик Бастиа превозносил этот закон как «высочайшее откровение беспристрастного провидения Бога по отношению ко всем своим созданиям» ⁷. Но гениальный Германн Генрих Госсен (1810_1858) считал, что подобно тому, как Бог благодаря силе тяжести внес «порядок в свои миры», он создал «порядок среди своих людей» благодаря выгоде. Корысть скрепляет человеческое общество. Это — «узы, которые связывают людей и заставляют их во взаимном обмене вместе со своим благом одновременно способствовать благу других». К сожалению, люди настолько не осознают значение выгоды, что поносят ее как «жажду наслаждений»: «Как глубоко может заблуждаться человек, когда он оставляет без внимания Откровения Создателя, которые Он провозглашает вечными и неизменными и нерушимыми в своем Творении, и берет вместо них в качестве ориентира человеческие уставы»⁸ .

Представление о том, что «естественные интересы и склонности человека самым точным образом совпадают с интересами всех» (Адам Смит), вытекают из теологии деизма. Индивид, писал Адам Смит, «стремится всегда только к своей собственной выгоде, но его при этом ведет невидимая рука, так что он способствует цели, которую он ни в коей мере не намечал»; следовательно, о нас можно сказать, «что мы — сотрудники Божества и что мы, насколько это в нашей власти, способствуем осуществлению планов Провидения» ⁹. В этом смысле Иоанн Генрих фон Тюнен (1783_1850) считал в XIX веке, что человек мнит, что он «преследует только свою собственную цель», но является «орудием в руках высшей власти», и он работает, «часто сам того не осознавая, над большим и искусственным строением» ¹⁰.

д) Кормило порядка в экономике — конкуренция . При превращении эгоизма в альтруизм «невидимая рука Бога» использует простое средство — конкуренцию. Подобно тому, как собственный интерес является движущим мотором экономики, так и конкуренция является тем кормилом порядка, которое сводит многообраз ные особые интересы к гармонии и общему благу. Каждый, читаем у Адама Смита, обладает полной свободой, пока он не нарушает справедливости — «преследовать свой собственный интерес своим специфическим образом» и «выносить на конкурс» с другими людьми свой промысел и капитал. Поскольку конкуренция является гарантом общего блага, нужно бороться с жаждой дотаций и у многих купцов, которые добиваются от государства монопольных привилегий. Исключение конкуренции действительно дает преимущества заинтересованным лицам, но «всегда направлено против всеобщих интересов» ¹¹.

2. Капиталистическая действительность . Духовные отцы экономического либерализма были кем угодно, только не бессовестными эксплуататорами. Редко когда на экономику возлагались столь большие, прямо-таки псевдотеологические надежды, как в начале индустриального века. Охваченные трогательным оптимизмом, старые либералы верили, что отныне начнется — после снятия оков со свободной конкуренции — счастливый век под знаком всеобщего благосостояния и братства различных слоев населения. Предустановленная гармония рынка автоматически-де ведет к осуществлению социальной справедливости.

Индустриальный век на самом деле достиг огромных экономических успехов. У рынка и конкуренции своя динамика. Опираясь на естественные науки, привлеченный новыми возможностями свободной конкуренции, человек систематически овладевает ранее скрытыми силами природы. Он загнал их в физическую, химическую и биологическую технику, которая стала в своем стремительном развитии основой современной экономики и скелетом нашей цивилизации. Одно изобретение и открытие следовало за другим. Средний возраст людей вырос с 35 до 70 лет. Заметно вырос жизненный уровень низших слоев населения.

И все же эра экономического либерализма привела к опасному социальному дискомфорту и вызвала к жизни «социальный вопрос». Рабочие, лишенные собственности, вначале не объединен ные в профсоюзы, могли участвовать в конкуренции как владельцы не собственности, а лишь своей рабочей силы. «Имей собственность, и будешь прав», говорит пословица. Удивительно то, что Адам Смит в захватывающем месте своего главного произведения ясно указал на необходимость равенства стартовых возможностей. Он пишет о борьбе между рабочими и предпринимателями: «Нетрудно, однако, предвидеть, какая из этих двух сторон должна при обычных условиях иметь преимущество в этом споре и вынудить другую подчиняться своим условиям... Во всех таких спорах хозяева могут держаться гораздо дольше... не нанимая ни одного рабочего, (они — перев.) могли бы в общем прожить год или два на капиталы, уже добытые ими. Многие рабочие не могли бы просуществовать и неделю, немногие могли бы просуществовать месяц, и вряд ли хотя один из них мог бы прожить год, не имея работы»¹² .

В насмешку над всеми оптимистическими ожиданиями как раз в первой половине XIX века рабочие оказались в невыразимой нищете. «Один из старых титанов, пролетарий», — писал «Историко-политический журнал» в 1847 г., «тайно восстал и тихими шагами подошел к хаосу этого времени» ¹³. «Примитивный капитализм», который насильственно подчинил человека «совокупности материальных средств производства» и обращался с ним как с «орудием», противоречит, как говорит Папа Иоанн Павел II, достоинству человека. Поэтому «буря солидарности», которая поднялась в XIX веке против «унижения человека» и против «неслыханной эксплуатации в области оплаты труда, условий труда и заботы о личности рабочего», была «оправданной с точки зрения социальной морали» (LE 7_8).

Справедливая оценка тогдашней судьбы пролетариата не позволяет, правда, приписывать всю вину свободной конкуренции, а обязывает учитывать, что перед лицом непрерывно растущего количества населения не хватало совокупного общественного продукта, чтобы обеспечить всем достойное человека удовлетворение потребностей. Луи Огюст Бланки считал тогда: «Хотя Земля и велика и еще в значительной степени не освоена, все же большое количество людей торопится на банкет жизни»¹⁴.

Но именно здесь становится очевидной серьезная неудача старого экономического либерализма: хотя потребность в товарах разного рода была чрезвычайно велика и хотя не было недостатка в людях, желающих работать, то и дело вспыхивали — с почти фатальной регулярностью — обусловленные не внешними, а внутренними причинами конъюнктурные кризисы, которые ввергали в нужду миллионы рабочих и их семей. С начала индустриального века различаются три больших конъюнктурных волны. Первый цикл длинной волны, который длился с 1787 по 1842 гг. и пережил скачок в экономическом развитии, 6 раз потрясали конъюнктур ные кризисы. Второй цикл длинной волны, который определялся строительством железных дорог и интенсивно распространяющейся промышленной экспансией, длился — опять-таки прерванный кризисами в течение 8_10 лет — с 1843 по 1897 гг. Третий цикл длинной волны, для которой были характерны, по Шумпетеру, электричество, мотор и химия, простирался — по-прежнему перемежаемый кризисами — с 1898 до большого мирового экономического кризиса 1929_1931 (Так в тексте — Прим. перев.) годов. В концу двадцатых годов концентрация и всевластие экономики, а также губительная конкуренция приняли такой размах, что автоматизм конкуренции уже не мог больше создать новый баланс сил. Почти повсеместно господствовала массовая хроническая безработица, причем не по политическим, внешним, а по внутренним, либерально-экономическим причинам. Началась эра активной государственной конъюнктурной политики. В то же время мировой экономический кризис 1929_31 годов в духовном плане был временем рождения неолиберализма , хотя неолиберальная система была создана лишь в более поздние годы.

3. Неолиберализм открыто признает неправильное развитие старого либерализма и пытается более или менее отгородиться от него. Так, например, Александр Рюстов говорит о «тяжелой патологической дегенеративной форме» рыночного хозяйства XIX и XX веков, которое было разрушено изнутри «разрастанием тенденций господства монополий» ¹⁵. Чтобы устранить эти недостатки, нужно исходить при формировании новой экономической жизни из четырех существенных предпосылок:

а) Рыночное хозяйство и свободная конкуренция — это не одно и то же. Старый либерализм требовал свободы договора и свободы конкуренции, при этом, однако, не замечая, что путем образования монополий свобода конкуренции может быть снята с помощью свободы договора. Только в случае обоюдной полной деловой конкуренции частный интерес будет служить общему благу. Следовательно, господству рынков должны препятствовать монополии, частичные монополии, олигополии, картели, синдикаты, концерны и т.п. Однако неизбежные монополии должны быть взяты под общественный контроль.

б) Деловая конкуренция не возникает сама по себе, ее должно в значительной мере создать государство . Согласно неолиберальному пониманию государство — не просто ночной сторож, оно должно в большей мере задавать экономике то состояние, которое обеспечивает свободной конкуренции возможности развития: путем признания частной собственности и свободного ценообразо вания, открытия рынков, контроля или запрещения монополий. Это конституирующее и регулирующее вмешательство государства в экономику должно быть рыночно-конформным, т.е. оно не должно упразднять механизм цен и обусловленное им саморегулирова ние рынка. Поэтому следует отказаться как от рыночно-неконфор мных мер от дотаций, насильственно привязанной к иностранной валюте экономики, замораживания цен, запретов на инвестиции и т.п. Согласно неолиберальному пониманию, обеспечиваемая конституирующей и регулирующей экономической политикой свободная деловая конкуренция является регулятивным принципом экономики, «третьим путем» между капитализмом и коллективизмом. И христианство, «даже так хорошо организованное католическое», не знает лучшего решения относительно экономического строя, ведь «знаменитая, но недостаточно изученная» энциклика «Quadragesimo anno» приходит, в сущности, к «тому же результату» ¹⁶. Между неолиберализмом и Христианским социальным учением нет «никакой подлинной противоположности» ¹⁷.

в) Есть «целый ряд вещей, которые недоступны рыночному механизму, но которые важны для человеческих интересов» . Нельзя, например, «отослать к рынку» людей, «пассивных по отношению к рынку», поскольку они не способны «по тем или иным причинам заботиться о себе рыночным образом, потому что они больны, потому что они слабы, потому что они стары»¹⁸. Палеолиберализм «политически правых» предполагает, «что желудок рыночного хозяйства реагирует на каждый политический факт судорогами и тошнотой, в то время как левые считают этот желудок просто железным и думают, что он выдержит любое жестокое обращение с ним и переварит любое инородное тело» (Франц Бем).

г) Неолиберализм отвергает как оскорбительный упрек в том, что он подчиняет интересы людей рыночному механизму. Рынок выполняет «всего лишь служебную функцию», он — «не самоцель», а должен вести «к максимально благоприятному снабжению людей»¹⁹. Нельзя также возложить на неолиберализм ответственность за то, что некоторые сторонники старого либерализма сегодня предпочитают называть себя «неолибералами».

По сравнению с палеолиберализмом неолиберальная теория, несомненно, означает определенное приближение к принципам Христианского социального учения. И все же толкование и оценка рыночного механизма по-прежнему обнаруживают глубокие противоположности. Согласно неолиберальным представлениям, регулятивным принципом экономики является «суперэмпирическая закономерность рынка», который «со своей принуждающей властью» ближе к «метафизической картине строя», чем то, «что люди считают хорошим» (Отто Вайт)²⁰. В противоположность этому Христианское социальное учение отстаивает то положение, что ни атомизированный рынок, ни господство монополий не могут осуществить цели экономики. Теория о том, что экономика «обладает своим регулятивным принципом в рынке, т.е. в свободной конкуренции, благодаря которой она совершеннее регулирует самое себя, чем это смогло бы вмешательство какого-либо создания ума», не учитывает «ни общественную, ни нравственную природу экономики» (QA 88). Экономика — не автомат, а созданный упорядоченной и организующей волей человека, и не в последнюю очередь государства, культурный процесс. Срочные задачи, поставленные сегодня по реализации целей экономики и общего блага: широкая дисперсия имущества, непрерывный, не сдерживаемый конъюнктурными кризисами рост экономики, предотвращение массовой безработицы и т.п., нельзя решать на основе лишь рыночных закономерностей. Там, где отсутствует «необходимая экономико -политическая деятельность государства», которая «способствует, стимулирует, регулирует, устраняет недостатки и обеспечивает целостность», или ее недостаточно, «быстро наступает беспомощная сумятица, там господствует наглая, без угрызений совести эксплуатация чужой беды более сильными, которые — к сожалению — везде и всегда размножаются как сорняки в пшенице» (MM 58). С другой стороны, конкуренция в экономике, направлен ной на достижение общего блага, «оправданна и безусловно полезна» (QA 88). Потому что «там, где отсутствует частная инициатива индивидов, в политической области господствует тирания, там останавливаются некоторые отрасли экономики, там не хватает тысячи разных жизненно необходимых предметов потребления и услуг... которые особо требуются, чтобы вызвать, пробудить радость творчества и прилежания индивидов» (ММ 57). Хотя экономика поддается управлению и нуждается в нем, она все же не является функцией государства; как сфера культуры она в большей мере включена в социальное пространство между индивидом и государством. Поэтому субсидиарность требует, «чтобы обществен ные предприятия, а также многочисленные предприятия, в которых преимущественно происходит процесс обобществления, действительно могли бы развиваться с правовой гарантией», причем, конечно, всегда должно быть обеспечено «соответствие общему благу» (ММ 65).

[Дальнейшее значительное развитие церковного учения об экономическом строе представляет энциклика «Centesimus annus». Она окончательно преодолевает предубеждение Карла Маркса о том, что будто бы может быть либо «социалистичес кое», либо «капиталистическое» общество. Она рассматривает это в связи с двумя историческими вехами, относящимися к 1945 и 1989 годам. Вначале Папа выражает радость по поводу того, что «в некоторых странах... наблюдаются положительные усилия воссоздать после военных разрушений демократическое и вдохновляемое идеалами социальной справедливости общество, которое лишает коммунизм революционного потенциала», создаваемого обилием эксплуатируемых и угнетенных. Такие попытки «вообще стремятся поддерживать механизм свободного рынка» (CA 19). Знатоки, наверное, ожидали бы здесь термина «социальное рыночное хозяйство». Однако Папа избегает этого специфически немецкого словообразования, хотя по существу описывает, вплоть до подробнос тей, этические основы строя и экономико-политические следствия социального рыночного хозяйства: понятиями «свобода» и «социальная справедливость» обозначены этические основы, понятиями «рыночный механизм» и «общественный контроль» — оба основополагающих элемента строя. С помощью понятий «определенное изобилие предложений работы», «прочная система социального обеспечения и профессионального обучения», а также преодоления «товарного характера» труда путем обеспечения трудовым правом его «достоинства» формулируются главные цели социального рыночного хозяйства.

Вторая историческая веха — 1989 г. Папа ставит вопрос: «Можно ли сказать, что — после краха коммунизма — побеждающей общественной системой становится капитализм и что в направлении к нему следует устремлять усилия стран, которые пытаются реконструировать свою экономику и общество? Быть может, именно эту модель необходимо предложить странам Третьего Мира, которые ищут пути подлинного экономического и гражданского прогресса?» (CA 42) Энциклика отвечает: «Если под «капитализмом» понимается такая экономическая система, которая признает главную и положительную роль предпринимательства, рынка, частной собственности и вытекающей отсюда ответственности за средства производства, свободную творческую деятельность человека в секторе экономики — ответ, несомненно, будет положительным» (CA 42). Тем самым Папа дал не только верное определение свободной экономики, но и ясно показал в следующем предложении, что он считает термин «капитализм» достаточно проблематичным для ее обозначения: «Может быть, было бы более уместно говорить об «экономике предприятия» или о «рыночной экономике» или просто о «свободной экономике». Но вторая часть ответа ясно показывает, что под «капитализмом» можно понимать нечто совсем иное: «Но если под «капитализмом» понимается система, при которой свобода в экономическом секторе не включена в надежный юридический контекст, который ставил бы ее на службу целостной человеческой свободе и рассматривал как особое измерение этой свободы, с этическим и религиозным корнем, — в таком случае ответ будет решительно отрицательным» (CA 42).

Итак, юридически неупорядоченное, так сказать, дикое и не признающее ценностей рыночное хозяйство отвергается. Кроме того, дифференцированно отражена «задача государства в области экономики». Прежде всего важна принципиальная констатация: «Экономическая деятельность, в особенности рыночная экономика, не может осуществляться в структурном, юридическом и политическом вакууме. Она предполагает, наоборот, надежность гарантий в том, что касается личной свободы и собственности, не говоря уже о стабильной валюте и эффективном коммунальном обслуживании». В этом заключена «главная задача государства» (CA 48).

Наряду с упомянутыми целями социального рыночного хозяйства Папа ставит в качестве дополнительных задач экологическую чистоту всей экономической деятельности и этическую совместимость мирового товарообмена для всех народов: «Задачей Государства является забота о защите и охране таких коллективных благ, как естественная среда обитания и человеческая среда, сохранение которых не может быть обеспечено простыми рыночными механизмами. Подобно тому, как во времена старого капитализма Государство считало своим долгом защищать основные права трудящихся, так и теперь, при новом капитализме, оно и общество в целом несут на себе долг защищать коллективные блага, которые, помимо всего прочего, представляют собой своего рода рамки, в которых только и возможно для каждого законно преследовать свои индивидуальные цели» (CA 40).

Именно здесь сталкиваются с новой ограниченностью «рынка как такового: существуют такие коллективные и качествен ные потребности, которые невозможно удовлетворить посредством механизмов рынка: имеются важные человеческие нужды, которые не поддаются его логике; есть такие блага, которые — по самой их природе — не могут и не должны продаваться и покупаться. Безусловно, рыночные механизмы предлагают надежные преимущества: помогают, среди прочего, лучше использовать ресурсы; благоприятствуют обмену продуктами и, прежде всего, ставят в центр волю и предпочтения личности, которые при соглашении встречаются с волей и предпочтения ми другой личности. Однако эти механизмы заключают в себе опасность «идолопоклонства» перед рынком, который игнорирует существование тех благ, которые по самой своей природе не являются и не могут быть простым товаром» (CA 40). Этими важными различениями значительно углубляется теория социально ориентированного рыночного хозяйства в плане ее антропологического обоснования и объема ее применения. Это — самое значительное разъяснение «социальных указаний» Церкви по вопросам экономического строя со времени аналогичных изложений Пия XI в «Quadragesimo anno» (1931).]

§ 2. Экономический строй в представлениях социализма

Подобно тому, как палеолиберализм судит об экономическом строе иначе, чем неолиберализм, представления коммунистически -коллективистского социализма восточного мира о содержании и функциях экономического строя так же существенно отличаются от соответствующих представлений свободно-демократического неосоциализма западного мира.

1. В учении об экономическом строе, которое представляет коммунистически-коллективистский социализм, различаются два основных пункта:

а) Под влиянием основанного Карлом Марксом историчес кого материализма как социологии коммунистически-коллективис тский социализм выдвигает тезис о том, что каждый экономичес кий строй, с одной стороны, определяется достигнутым уровнем овладения с помощью техники силами природы и, с другой стороны, он обусловливает «идеологическую надстройку» (право, философию, искусство, религию и т.д.). Стало знаменитым названное «классическим» место из предисловия к работе Маркса «К критике политической экономии» (1859 г.): «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материаль ной жизни обусловливает социальные, политические и духовные процессы жизни вообще»²¹ .

Итак, Маркс утверждает, что конкретные технические способы производства («производительные силы») создают себе соответствующий им экономический и общественный строй («производственные отношения»). Он отваживается на такое положение: «Приобретая новые производительные силы, люди изменяют свой способ производства, а с изменением способа производства, способа обеспечения своей жизни, — они изменяют все свои общественные отношения. Ручная мельница дает вам общество с сюзереном во главе, паровая мельница — общество с промышленным капиталистом» ²². Еще более удивительно, когда Маркс продолжает: «Те же самые люди, которые устанавливают общественные отношения соответственно развитию их материального производства, создают также принципы, идеи и категории соответственно своим общественным отношениям» ²³. Тем самым диалектический материализм придает конкретному общественному и экономическому строю такое значение, которое не придает никакая другая система; ведь Маркс утверждает, что «юридическое, политическое, религиозное, художественное или философское» содержание так называемой «идеологической надстройки» «обусловлено», «определяется», «определяется в конечном счете», «порождается», «пересажено», «преобразуется», «революционизируется» и «производится» общественными отношениями; духовное «вытекает», по Марксу и Энгельсу, из экономического, это «небесная форма» общественных отношений, которые являются его «причиной».

Все эти формулировки — как и вообще тезисы диалектичес кого материализма — представляют собой неясные, односторонние и в высшей степени уязвимые упрощения. Разве ручная мельница и средневековое общество с сюзереном во главе «породили» «Сумму теологии» Фомы Аквината? Можно ли понять Христа, Павла, Августина, Бенедикта, Франциска Ассизского, Лютера и т.д. только исходя из экономических факторов? ²⁴ Под воздействием критики Маркс и Энгельс были вынуждены много раз переформулировать и ограничивать свой тезис: хотя духовное и «порождается» экономическим фактами, но потом оказывает обратное воздействие «на свое окружение и даже на свои собственные причины», так что получается «взаимодействие на основе проявляющейся всегда в конечном счете экономической необходимости» (Фридрих Энгельс)²⁵ . Если уже в этом предложении за «идеологи ческой надстройкой» признается определенное, хотя и относитель ное значение, то уж большевизм придавал идеологическим факторам самое большое значение. Основываясь на экспериментах Ивана Павлова, которые вызывали у собак состояние страха тревожными сигналами, сегодня проводится постоянное промывание мозгов, причем методы тревожных сигналов распространяются с некоторых пор и на народы, не подчиненные советскому империализму. Путем быстрой смены грубых угроз и «мягких» попыток втереться в доверие у народов свободного мира должно создавать ся состояние ошеломленности и неуверенности.

Как и в каждом заблуждении, в марксистском тезисе «pars pro toto» (часть вместо целого) тоже есть определенное рациональное зерно. Поскольку человек по своей сути связан с «Ты» и сообществом, он реагирует — в хорошем и в плохом — на общественные проявления, что было рассмотрено тысячелетия назад в традиционном богословии в понятиях «хороший пример», «дурной пример», «хорошее общество», «дурное общество»; а также «этот мир» (1 Ин 2, 15_16) и т.д. Но в конечном счете во всемирной истории определяющими являются не экономические процессы, а духовные решения.

б) Еще более уязвимым, чем учение о производственных отношениях, определяющих всю историю человечества, является марксистский тезис об экономическом строе будущего коммунистичес кого общества . В марксистской псевдоэсхатологии всемирная история образует до победы коммунизма эпоху страдающего, не спасенного человечества. Заключенное во введении частной собственности «грехопадение» привело, по Марксу, к эксплуатации человека человеком в трех исторически сменяющих друг друга формах: рабства, крепостничества и капиталистического наемного труда. Вся предшествующая всемирная история была историей борьбы классов. Но предстоит непосредственное спасение, поскольку капитализм — «последняя антагонистическая» система эксплуатации: «Поэтому буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества» ²⁶. Чем более развивается техника и промышленность в стране, тем более неизбежно возрастает «масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации, но также и возмущение... рабочего класса». «Капиталистическая оболочка» «взрывается». Согласно этому пророчеству Маркса диалектический скачок из капитализма в марксистс кий социализм сначала должен был произойти в высокоразвитых индустриальных странах — Англии, США и Германии. Но в действительности марксизм пришел к власти в аграрных странах — России и Китае, и не благодаря диалектике, а благодаря вооруженному насилию.

«Спаситель», который поведет человечество в социалистичес кий рай, — это пролетариат , перед которым Карл Маркс ставит псевдохристианскую задачу избавления. Он представляет нам пролетариат как секуляризованного «Отрока Господня» (см. Ис 53, 1_12) и ecce Homo (Изображение Христа в терновом венце — Прим. перев.): как класс, скованный «радикальными цепями», который «имеет универсальный характер вследствие... универсальных страданий» над которым тяготеет «не особое бесправие , а бесправие вообще, класс, который «не может эмансипировать» себя, не «эмансипируя» все остальные слои общества, класс, «который представляет собой полную утрату человека и, следовательно, может возродить себя лишь путем полного возрождения человека» ²⁷.

Конечно, после свержения капитализма коммунистический рай начинается не сразу. Развитие совершается в двух фазах.

Вначале наступает эпоха, пребывающая в странной двойственности: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политически переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата»²⁸. Эта предшествующая райскому коммунизму «социалистическая промежуточная фаза» обнаруживает две особенности:

Бросается в глаза, во-первых, что упразднение частной собственности на средства производства привело к тотальному бюрократическому дирижизму в экономике (управляемой из центра экономике): «Превращение всего государственного экономического механизма в единую крупную машину, в хозяйственный организм, работающий так, чтобы сотни миллионов людей руководились одним планом, — вот та гигантская организационная задача, которая легла на наши плечи»²⁹. Однако — как в «капиталистической» системе — каждый получает оплату по труду, так что «один получает фактически больше другого», недостаток, «неизбежный», по Марксу, «на первой фазе». Ленин очень резко описал закон социалистической стадии: «В одном месте посадят в тюрьму... полдюжины рабочих, отлынивающих от работы. В другом — поставят их чистить сортиры. В третьем — снабдят их, по отбытии карцера, желтыми билетами, чтобы весь народ, до их исправления, надзирал за ними, как за вредными людьми. В четвертом — расстреляют на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве. В пятом придумают комбинации разных средств...» ³⁰ Типичным представителем подозрительной, коварной по отношению к своим собственным сторонникам «промежуточной социалистической ступени» был Сталин, о котором говорится в официальной, изданной Институтом Маркса-Энгельса-Ленина биографии: «Железной рукой» изгнал Сталин «обанкротившихся ставленников Троцкого». Он «окончательно разоблачил врагов ленинизма» и «ликвидировал» этих «извергов», это «отребье». «Советский суд раскрыл их преступления и приговорил троцкистских извергов к расстрелу». Но весь народ «вслушивался в речь своего мудрого и гениального вождя... одобрил уничтожение троцкистской банды и перешел далее к очередным делам»³¹. Когда Хрущев разоблачил на XX съезде КПСС в феврале 1956 г. преступления Сталина и, между прочим, отметил, что «Сталин приказал уничтожить 98 из 139 избранных XVII съездом в 1934 году членов ЦК», среди делегатов (ХХ съезда — прим. перев.) возникли «движение в зале», «шум в зале», «волнения в зале»³². Протест многочисленных ученых и писателей Советского Союза (в начале правления Л. Брежнева — прим. перев.) — это крик совести против «господства насилия», которое — как пишет Александр Солженицын — «обращается с массами, как с удобрением для благополучия небольших меньшинств, более того, последних подонков» ³³ и привело к новой крепостной зависимости целых народов. Под влиянием разоблачений Солженицына и других очевидцев в течение нескольких лет многочисленные молодые интеллектуалы во Франции, придя из стана левых радикалов, страстно нападают на марксистскую идеологию; это прежде всего Андре Глюксман, Бернард-Анри Леви, Жан-Мари Бенуа, Филипп Немо, Кристиан Жамбе, Ги Ландро, Мишель Герен, Эдгар Морен («новые философы»).

Андре Глюксман называл Советский Союз «капиталистичес ким и фашистским»; Ленин создал «невероятную апологию партии, вооруженной непогрешимой доктриной» ³⁴. Карл Маркс, пишет Бернард-Анри Леви, — «Макиавелли этого века», а его система — «опиум народа»³⁵ .

Во-вторых, для «социалистической промежуточной ступени» характерно то, что диктатура пролетариата вооружается для войны против небольшевистских стран. На Втором Всесоюзном конгрессе сторонников мира в Москве было заявлено: «Мы должны без устали разоблачать этих поджигателей войны, этих проповедников смерти, этих оборотней... Проклятие американским ядерным каннибалам! Проклятие этим злодеям!» Однако Ленин оставил советскому империализму следующее завещание: «Победивший в одной стране социализм отнюдь не исключает разом вообще все войны. Наоборот, он их предполагает». «Только после того, как мы низвергнем, окончательно победим и экспроприируем буржуазию во всем мире, а не только в одной стране, войны станут невозможными» ³⁶. Пожалуй, ни Маркс, ни Ленин не могли бы и представить себе, что социалистические страны могли бы угрожать друг другу войной. Китайская Народная Республика упрекает Советский Союз в «дьявольском социал-империализме» и называет оккупацию ЧССР (20_21.8.1968) «бесцеремоннейшим разоблачением» политики «советских ревизионистских социал-империалистов» ³⁷. «Винтовка рождает политическую власть», сказал Мао. Тем временем дальнейший раскол в лагере коммунизма приобретает законченный вид: еврокоммунизм , который сообщает, что он стремится к власти не путем угнетения большинства, а путем «убеждения большинства» ³⁸.

Лишь после полной победы над капиталистическими государствами в марксистском псевдоучении о характере эпохи начинается последняя фаза, райский коммунизм . Сам Маркс был очень сдержан в более подробном описании конечной ступени. Он называет это состояние «подлинным царством свободы». «Кооперация» и «совместное владение землей» сделают человечество «объединением свободных людей». Тогда общество сможет написать на своем знамени: «Каждый по способностям, каждому по потребностям!» ³⁹. Тогда государство отмирает или — как считал Энгельс — будет сдано «в музей древностей, рядом с прялкой и бронзовым топором». Начинается новое летоисчисление. У каждого человека есть возможность, пророчествовали Маркс (и Энгельс — прим. перев.), «делать сегодня одно, а завтра — другое, утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься скотоводством, после ужина предаваться критике, — как моей душе угодно»⁴⁰ . Сторонником такого секуляризованного мессианства признает себя Ленин: «И тогда будет открыта настежь дверь к переходу от первой фазы коммунистического общества к высшей его фазе...»; буржуазным ученым остается только «зубоскальство» по поводу этого учения и попытки объявить «чистой утопией», что каждый будет получать от общества, «без всякого контроля за трудом отдельного гражданина, любое количество трюфелей, автомобилей, пианино и т.п.»⁴¹. На самом деле это утопическое мессианство все более проявляется как опасное бремя марксизма, как показывают сегодня в Советском Союзе оживленные дискуссии о коммунисти ческой фазе. Хрущев отважился 18 октября 1961 г. на предсказание о том, что коммунистическое общество с его «все более полной чашей изобилия» будет построено «в основных чертах» в ближайшие 20 лет. Словенский писатель Жарко Петан пишет: «Все социалистические сказки начинаются так: Однажды будет...» Но люди не позволят бесконечно водить себя за нос и приносить себя в жертву Молоху земного рая, который никогда не наступит, — не говоря уже о том, что это — потрясающая наивность — видеть счастье человека в трюфелях, автомобилях, пианино и во все более полной чаше изобилия. Коммунистических рай — как горизонт, он удаляется, когда к нему приближаются.

Марксистское учение о конце эпохи — это светские обещания спасения в этом мире. Карл Маркс секуляризовал судьбу еврейского народа — египетское рабство и переход в землю обетованную, а также ожидание мессианского Спасения в Ветхом Завете и перенес его в наше время, во время после Иисуса Христа — данное в поразительно сокращенном виде подражание Спасению, подаренному всему человечеству в лице Иисуса Христа. Марксизм — это Анти-Евангелие. «Западному человеку грозит с другой стороны железного занавеса оскал его собственной злобной тени», пишет К.Г. Юнг. Предсказания марксизма там, где он пришел к власти, не подтвердились, а только постоянно опровергаются.

Папа Иоанн Павел II резко осуждает марксистский коллективизм , призывающий к «объявленной классовой борьбе», которая хочет установить «диктатуру пролетариата» и ввести коммунистическую систему «во всем мире», но не в состоянии осуществить преимущество человека перед таким инструментом, как «капитал». Потому что «в диалектическом материализме человек в первую очередь не субъект труда», а «своего рода группы лиц», которая благодаря своей «власти» распоряжается всей экономикой (LE 13_14).

2. Существенно иного рода представления об экономическом строе — впрочем, очень разные — у западного свободно-демокра тического неосоциализма . Неосоциализм, правда, тоже исходит от Маркса, но отклоняется от него в важных местах, не в последнюю очередь в учении об экономических и общественных процессах, естественно, не добившись до сих пор единого фундаментального воззрения. Собственная слабость неосоциализма лежит в его либеральном понимании общества, которое постоянно проявляется в культурной, образовательной и школьной политике ⁴². Для экономической политики неосоциализма характерны два воззрения:

а) Частная собственность , в том числе на средства производства, признается, и при этом настоятельно подчеркивается, что свободный социализм не является ни «половинным, ни умеренным коллективизмом» и стремится не к «принудительной экономике», а к помощи в обретении собственности тем слоям, «которым общественный строй до сих пор практически не давал возможности получить ее»⁴³.

б) Неосоциализм в целом относится положительно, хотя и здесь отнюдь нет единства взглядов, к переводу определенных отраслей экономики, в частности, основных производств, в «общую собственность», к вмешательству государства в экономический процесс, а также к «обеспечивающему государству», так что здесь могут проявиться противоположности Христианскому социально му учению, например, призыву Пия XII от 7.5.1949 не делать социализацию «нормой общественной организации экономики», хотя, в частности, именно в области экономики (в меньшей степени в культурной политике) «иногда наблюдается заслуживающее внимание сближение социалистических программных требований и постулатов христианской социальной реформы» (QA 113).

3. Уже несколько лет в западном мире происходит удивитель ный возврат к вероучению утопического коммунизма . Новые левые, очень разнородная группа, едины, пожалуй, только в отрицании существующего. Опираясь на смесь псевдонауки и эмоций, они видят в марксизме новую Церковь Спасения. «Господствующая система» — от детского сада до университета, от теологии до театра — должна быть преодолена путем разложения. Как будет выглядеть новый общественный и экономический строй, который должен избавить человека будущего от всякого «отчуждения», остается скрытым. Будущее утопично ⁴⁴. И еврокоммунизм , который мировоззренчески основан на атеистической и антирелигиозной философии марксистского образца, как его разработал, скажем, для итальянского коммунизма Антонио Грамши, не перестает быть коммунизмом. Пока он не пришел к власти, он принимает вид «социального» и «демократического». Лишь после захвата власти он покажет свое подлинное лицо и осуществит диктатуру коллектива.

§ 3. Частная собственность как основа экономического строя в духе Христианского социального учения

1. На марксистско-большевистскую утопию о том, что «подлинное царство свободы» начнется лишь тогда, когда после упразднения частной собственности совокупный экономический процесс, т.е. размещение производительных сил и инвестиции, объем и вид производства потребительских благ, а также их распределе ние будут определяться центральным планирующим органом, Христианское социальное учение отвечает тремя соображениями:

а) Немало отцов Церкви и теологов, например, Григорий Нисский, Василий Великий, Иоанн Златоуст, Амвросий Медиоланский, Фома Аквинат считали, что без грехопадения была бы осуществлена райско-коммунистическая общность имущества , поскольку в раю не было бы зловещего, все отрицающего духа раздора и жадности. Люди в раю довольствовались бы не так называемой «отрицательной (основанной на бедности — прим. перев.) общностью благ», т.е. акридами и диким медом, а подчиняли бы себе в совместном планировании Землю в таких размерах, которые мы едва можем себе представить. От этого мнения, которому возражают другие, например, Франсиско Суарес, нельзя отмахнуться как от утопического, поскольку сущность утопии заключена в придумывании такого общественного и экономического строя, который невозможен во времена после грехопадения; те же теологи, однако, предполагали райское состояние. Все же они были вправе считать общность имущества — в сравнении со строем, основанным на частной собственности, в котором каждый ведет хозяйство по собственным планам, — более совершенным строем.

б) После грехопадения общность имущества можно осуществить без пагубных следствий только в семье и в монастырских общинах, которые являются «отображением священной общины» Иерусалима и имущество которых образует священную «коммуну» (Василий Великий). В монашеских правилах святого Бенедикта говорится: «У всех все должно быть общим... и никто не называет ничего своим собственным... Надо считать, как написано: Каждому выделяется по потребности... кому нужно меньше, пусть благодарит Бога... но кому нужно больше, тот пусть самоуничижается из-за своей слабости... Так все члены общины пребывают в мире». Семьи и монастыри — обозримые, связанные узами крови, пиетета и отдачи Христу общности, руководимые авторитетом матери и отца, так что здесь меньше следует опасаться злоупотребления властью и эксплуатации. Снова и снова возникает вопрос, могли бы жить и большие общности, например, христианские общины, по правилам общности имущества. Так говорил, например, Иоанн Златоуст в своей проповеди в Константинополе: «Если бы все мужчины и все женщины сдали бы все свои деньги и отказались бы от всех их полей, владений и домов, то, по моей оценке, можно было бы собрать, пожалуй, миллион фунтов золота, и даже в 2_3 раза больше... Не одарила бы нас милость Божья тысячекратным превышением? Не превратили бы мы землю в небо?»⁴⁵ В целом же такие планы отклонялись или все же рассматривались, но осторожно и с оговорками, в том числе и Златоустом, который заметил в своей проповеди: «Я это имел в виду чисто риторически; итак, не нужно этим никого волновать, ни богатых, ни бедных».

в) В нашу эру — после грехопадения — народное хозяйство можно рассматривать только как строй, основанный на частной собственности . При этом под частной собственностью понимают не только признанную в правовом отношении, исключающую чужое воздействие власть распоряжения физического или юридического лица или совокупности лиц (общая собственность, совместная собственность) вещами (движимым и недвижимым имуществом), но и приобретающие все большее значение в современной экономике права по обязательствам (облигации, долевые права, например, акции и т.д.) и права, ограниченные определенными вещами, а также авторские права, т.е. все, что является «имущест вом». Далее следует отметить, что в строе, основанном на частной собственности, имуществом в значительном объеме обладают также корпорации, учреждения и общественные фонды. По оценке специалистов, в ФРГ примерно треть национального богатства принадлежит общественным образованиям: это объекты совместного пользования (улицы, парки и т.д.), имущество администра тивных органов (служебные здания, школы и т.д.) и финансовое имущество, которое должно служить получению дохода (федеральная железная дорога, федеральная почта, государственная земельная и лесная собственность, промышленные предприятия, принадлежащие федеральному центру или землям, собственные предприятия общин и т.д.). Напротив, «общие блага» (воздух, солнечное тепло и т.п.) вообще не являются собственностью, поскольку нет обособления, в то время как красиво звучащее понятие «общая собственность» включает в себя либо публично-правовую собственность, либо, к примеру, в социальных утопиях — общность имущества.

2. Доказательства , которые Христианское социальное учение приводит в пользу частной собственности, частично восходят в Аристотелю и Фоме Аквинату и ни в коей мере не происходят по своему сущностному содержанию из эпохи Просвещения, как это утверждают ⁴⁶.

Они были изложены и развиты Папами новейшего времени, прежде всего Львом XIII, Пием XI и Пием XII, и делятся на две группы. В то время как пять доказательств первой группы выделяют преимуще ства частной собственности, пять доказательств второй группы начинаются с пагубных следствий отмены частной собственности.

а) Пять «позитивных» доказательств

Во-первых : Частная собственность отвечает институциализа ции самоутверждения. Она гарантирует человеку независимость, свободу распоряжения и самостоятельность, находится, таким образом, «в тесной связи с личностным достоинством и личностными правами человека» ⁴⁷. «Частная собственность и в известной мере власть распоряжения внешними благами» способствуют «самоощущению личности» и «опосредуют необходимое пространство для устройства на собственную ответственность личной жизни каждого индивида и его семьи; их следует рассматривать как своего рода продолжение человеческой свободы; они также стимулируют брать на себя задачи и ответственность; тем самым они относятся к предпосылкам гражданской свободы» (GS 71).

Во-вторых : Частная собственность служит четкому выделению и разграничению компетенций и сфер ответственности в экономике. Она наделяет человека способностью справляться «в условиях законной свободы с тем объемом постоянных обязанностей и решений, за которые он несет непосредственную ответственность перед Создателем» ⁴⁸.

В-третьих : Частная собственность соответствует потребнос ти человека в безопасности и заботе, что прежде всего значимо для семьи. «Святой закон природы» обязывает отца семейства обеспечивать, осознавая свою ответственность, содержание членов семьи (RN 10), так что частную собственность можно назвать «основой содержания семьи»⁴⁹.

В-четвертых : Для строя, основанного на частной собственности, характерен активный экономический обмен, который соединяет друг с другом отрасли экономики и народы на мирной и добровольной основе, а не официально через должностных лиц. Христианская традиция постоянно указывает на то, что Божественное Провидение неравномерно распределило среди народов богатства и природные ископаемые, чтобы соединить путем товарообмена людей различных стран и рас узами любви. (Теодорет фон Цирус, Генрих фон Лангенштайн, Иоанн Майор). Купцы должны служить не жажде наживы, а взаимопониманию между народами.

В-пятых : Частная собственность дает возможность людям делать добро другим, самоотверженно помогая им. «Где же была бы возможность что-то дать другому, если бы никто не имел больше (других)?.. Как же может человек просить, получать и брать взаймы, если нет никого, кто имел бы и давал и одалживал?» (Клемент Александрийский). Государственная забота действует холодно и безлично.

б) Пять «негативных» доказательств

По сравнению с доказательствами преимущества строя, основанного на частной собственности, пять «негативных» доказательств, указывающих на опасные следствия отмены частной собственности, представляются еще более неопровержимыми. В частности, следует учитывать, что все десять доказательств внутренне взаимосвязаны и в полной мере действуют только в своей совокупности.

Во-первых : Общность имущества ведет к инертности и нежеланию работать, поскольку каждый пытается переложить работу на другого⁵⁰ . «Источники благосостояния с необходимостью иссякли бы, если бы было исключено умение индивида и всякое побуждение к прилежанию» (RN 12). Поэтому коллектив должен прибегнуть к принудительному труду или вводить элементы строя, основанного на частной собственности, например, зарплату, премии, сдельную оплату за дополнительную работу и т.п. Ленин должен был признать, что люди в большевистском обществе «еще очень, очень далеки» от той большевистской трудовой этики, которая вытекает из «привычки трудиться на общую пользу» и побуждает людей к самоотверженному труду на общую пользу «вне нормы... без расчета на вознаграждение, без условия о вознаграж дении». Поэтому людей надо принуждать к труду: «Долой тех, кто думает... об отлынивании от работы!.. Да здравствует трудовая дисциплина, рвение в труде!.. Вечная слава тем, кто ведет за собой теперь миллионы трудящихся!» ⁵¹

Во-вторых : В то время как частная собственность служит четкой дифференциации компетенций и сфер ответственности в экономике, общность имущества ведет к беспорядку и неясности, поскольку каждый заботился бы без разбора обо всех возможных принадлежащих всему обществу вещах и хотел бы обращаться с ними по своему усмотрению. Чтобы избежать этой неразберихи — Фома Аквинат говорит о «confusio» — нужно вводить централизованное управление, огромный бюрократический аппарат. Такую систему, считал Фома Аквинат⁵² , можно ввести скорее всего, если сделать рабочих рабами, которых можно по своему усмотрению подчинить центральному управлению.

В-третьих : Общность имущества является источником социальных раздоров. Ссылаясь на Аристотеля, Фома Аквинат указывает на то, что в коллективном хозяйстве работающие люди будут возмущаться функционерами ⁵³: они, работники, должны надрываться на работе за скудный рацион, в то время как функционеры устраивают себе хорошую жизнь и обеспечивают себе львиную долю урожая. Пример такого недовольства колхозников функционерами нам сообщил, сам того не желая, бывший Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин. Во время посещения родной деревни и колхоза Калинин вышел в сопровождении «шести или семи руководящих работников деревни» на поле. «Когда мы поравнялись с работающими, то одна из убиравших лен женщин воскликнула, указывая на идущих со мной: «Михаил Иванович, эва сколько людей ты привел к нам на поле гулять, а ведь мы — женщины — работаем!»... «Так чего же вы не заставите их работать?» — спрашиваю. «Да разве таких лодырей заставишь!» — ответили женщины. Тогда я обратился к моим спутникам (председателю и секретарю сельсовета, председателю колхоза, просвещенцам и т.д.) и сказал им, что так как весь народ на поле, а следовательно, в деревне им сейчас делать нечего, то пусть они тоже уберут 2 гектара льна. Это решение вызвало бурный восторг работающих женщин»⁵⁴.

В-четвертых : Общность имущества означает — прежде всего при мощном аппарате управления производством современной экономики — огромную концентрацию власти, которая, поскольку человек находится в тяжелых условиях, может вызывать прямо-таки непреодолимые искушения злоупотребления властью. Кто обладает беспредельной экономической властью, тот располагает политической, военной, пропагандистской, социально-политичес кой и полицейской властью.

В-пятых : Центрально управляемая общая собственность угрожает свободе и достоинству человека — аргумент, который особо убедительно подчеркивал Пий XII. Частная собственность — это не только «элемент общественного строя, необходимая предпосылка человеческого желания заниматься предприниматель ством», но и одна из надежнейших гарантий «свободы и достоинства человека, созданного по подобию Бога», так что «в каждом нормальном экономическом и общественном строе должно непременно существовать в качестве незыблемого фундамента право на частную собственность» ⁵⁵. В этой социальной организующей функции заключено мощное общественно-политическое значение частной собственности. Экономическая зависимость от коллектива приносит с собой политическую, культурную и религиозную несвободу. Если государство становится единственным хозяином, тем самым создается угроза «безопасности и гарантированной свободе» человека, так что «совместная жизнь в государстве» должна «скорее отпугивать, чем привлекать» (RN10). Однако лживую фразу о том, что совокупность средств производства принадлежит всему народу, Александр Рюстов называет «букварем для второй ступени». Александр Солженицын замечает, что народ, правда, освободился от господства царя, но вернулся к новому «господству насилия», в новую крепостную зависимость ⁵⁶. Однажды во время моей поездки в одно из коммунистических государств мне сказали: «Коммунизм — это скверное централизованное управление нищетой, которую он сам создал».

§ 4. Естественно- правовой характер частной собственности

1. Постановка вопроса. Естественно-правовой характер частной собственности уже несколько десятилетий находится в центре оживленных дискуссий. Александр Хорват считал в 1929 г., что не естественное право, которое оставляет «неопределенным субъект права», а всеобщее право предоставляет человеку право «путем труда отчуждать и получать в личное распоряжение земные блага»⁵⁷. Но иезуит Леон де Сусбер выдвигает в 1950 г. тезис о том, что католическое учение о естественно-правовом характере частной собственности возникло лишь «в середине XIX века»⁵⁸. Схоластическая традиция была прервана Просвещением XVII и XVIII веков и постепенно «восстановлена и вызвана к жизни» неосхоластикой XIX века, причем традиционное учение о собственности было преобразовано по важным пунктам. В то время как частная собственность была обоснована в схоластике всеобщим, а не естественным правом, Луиджи Тапарелли де Ацельо (1793_1862) первым учил в 1840 году, что частная собственность происходит «из естественного права». После этого тезис о естественно-правовом характере частной собственности «торжественно и окончательно вошел в неосхоластическую литературу и в социальное учение Церкви». И Ганс Лутц утверждал в 1955 году, что «современное католичес кое социальное учение» «в вопросе о собственности выбрало пути, не соответствующие учению Фомы (Аквината — прим. перев.)»⁵⁹ . Энциклика «Rerum novarum», которая характеризует частную собственность «как естественное право», не может «ссылаться на Фому». Почему боятся «отказаться от естественно-правового обоснования Льва (XIII — прим. перев.)?»

2. Верное истолкование традиционного учения

Естественно-правовой характер строя, основанного на частной собственности, вытекает в конечном счете из весомости аргументов, выдвигаемых Христианским социальным учением [...]. В дискуссии о том, идет ли речь о естественном или всеобщем праве, нужно учитывать следующее:

а) Луиджи Тапарелли не сказал ничего нового, обосновывая в 1840 г. частную собственность естественным правом. В середине эпохи Просвещения Альфонс Мария ди Лигуори (1696_1787) коротко и ясно писал, что собственность получают «на основе естественного или всеобщего права», причем следует учитывать равнозначность естественного права и всеобщего права⁶⁰. В XVII веке Иоанн де Люго (1583_1660) учил, что в этой эре — после грехопадения — «само естественное право, независимо от какого-либо человеческого закона» обязывает к введению частной собственно сти⁶¹. Перед этим в том же духе объяснял человеческий век и Людвиг Молина (1553_1600) — «обязательство» ввести строй, основанный на частной собственности, «может быть естественно-право вым», конечно, «не всегда, а только тогда, когда из его невведения вытекают тяжелые последствия, и только у тех, у кого эти последствия наступают» ⁶². Здесь, очевидно, Молина намекал на обычное для традиционного социального учения различение между райским состоянием, в котором была бы возможной общая собственность, и состоянием падшего человечества, в котором — абстрагируясь от семьи и монастыря — требуется строй, основанный на частной собственности. Для доказательства естественно- правового, прежде всего касающегося руководителя государства («rector multitudinis») обязательства осуществить строй, основанный на частной собственности, Молина приводит названные уже Фомой и общеприня тые в более позднем социальном учении аргументы: введение общей собственности привело бы человека, отягощенного первородным грехом, к инертности, нежеланию работать, беспорядку, раздорам, угнетению и всеобщему экономическому обнищанию. В то время как Молина таким образом закрепляет в естественно -правовом отношении обязательство ввести строй, основанный на частной собственности, он предназначает «тотальное распределе ние благ» позитивному праву, чем Молина высказывает важное для учения о собственности положение. Если понимать «фактическое распределение благ» («actualis rerum divisio») как конкретную, исторически обусловленную и исторически изменчивую структуру собственности определенного общества, то следовало бы согласиться с Молиной, что конкретное распределение собственности ни в коей мере не обладает санкцией естественного права⁶³. Отсюда должно быть понятно вызывающее вначале недоумение представленное уже теологом-доминиканцем Домиником Банешем (1528_1604) и разделяемое Молиной мнение о том, что полная отмена распределения благ была бы действительной как «факт», даже если бы подобное мероприятие было тяжким грехом из-за отрицательных следствий для общего блага и если даже — добавим по смыслу — в этом случае естественно- правовое обязательство состояло бы в том, чтобы вновь ввести — при необходимости с другой структурой распределения — строй, основанный на частной собственности ⁶⁴. Задолго до Молины Иоанн Мединский (1490_1546) высказал мнение о том, что «распределение благ обосновано естественным правом», если понимать естественное право в широком смысле слова⁶⁵.

Все эти свидетельства доказывают, что естественно-правовое обоснование частной собственности — включая использование термина «jus naturae» — ни в коей мере не начинается с Тапарелли. И схоластическая традиция не была прервана в XIX веке. Когда, например, Вильгельм Эммануил фон Кеттелер произнес 19 ноября 1848 г. свою знаменитую проповедь о собственности в соборе Майнца, он не ссылался ни на Тапарелли, ни на философию Просвещения, а подробно интерпретировал соответствующие тексты «Суммы теологии» святого Фомы Аквината ⁶⁶.

б) Предшествующим изложением не оспаривается, что схоластическая традиция частной собственности в целом обоснована не jus naturae (естественным правом), а jus gentium (всеобщим правом). Исторически всеобщее право возникло из римского иностранного права, которое действовало для иностранцев, в то время как римские граждане в отношениях друг с другом руководствовались собственым национальным правом. В плане философии права учение о всеобщем праве развивала Стоя, прежде всего Цицерон. Для Цицерона всеобщее право — это как бы сформировавшееся естественное право. Поскольку естественное право принадлежит всем людям от рождения, оно должно быть у всех народов в качестве всеобщего права. Итак, jus gentium не идентично с международным правом, регулирующим правовые отношения между равными государствами; в большей мере его можно назвать «правом всех народов» (И. Кляйнхаппл), «культурным правом, общим для всех народов» (А. Миттерер), «общечеловеческим правом» (Р. Зом) или «сосудом растущего наследия прикладных принципов естественного права» (Й. Месснер).

Было шагом назад, когда Домициус Ульпианус (1228) и более поздние римские правоведы хотели свести естественное право (jus naturale) к естественному инстинкту и ограничить его теми сферами жизни, которые общи людям и животным, в то время как jus genti um как разумное, человеческое естественное право должно охватывать те принципы, «которые возникают у всех людей благодаря природному разуму». Его назвали jus gentium, «поскольку этим правом пользуются все народы»⁶⁷ .

Разработанное Амвросием и Августином, но прежде всего Фомой Аквинатом, христианское правоведение, хотя и начиналось со Стои, но вышло за ее пределы. Естественное право содержит основополагающие нормы человеческого общежития, которые находят свое обоснование в природной системе бытия и тем самым в конечном счете в Боге, в Создателе и могут быть познаны человеческим разумом. Если применяют естественно-правовые принципы к отягощенному первородным грехом состоянию человека в нашу эру, то в результате возникают определенные нормы права, которые образуют схоластический jus gentium. Итак, jus gentium является совершенной человеческим разумом — с учетом состояния человеческой натуры после грехопадения — дедукцией из принципов естественного права, дедукцией, которая «недалеко отстоит от тех принципов», так что она сама носит естественно-правовой характер и может быть названа «в какой-то мере естественной» ⁶⁸.

в) Типичным случаем подобной «дедукции» является право собственности , которое тем самым, согласно Фоме Аквинату, находит обоснование в jus gentium. При этом Фома различает употребление или использование благ, т.е. сферу потребления («usus») от хозяйственного использования и управления благами («potestas procurandi et dispensandi»). Что же касается сферы потребления , то человек должен рассматривать земные блага «не как свои собственные, а как общие, которыми он легко делится, когда другие в нужде». Для сферы хозяйственного использования и управления Фома выдвигает два положения: Во-первых, человек вправе брать в собственность земные блага, чтобы использовать их в хозяйстве и управлять ими — право, которое человек имел и в райском состоянии. Во-вторых: после грехопадения это право становится необходимостью и обязанностью , потому что иначе нежелание работать, беспорядок и раздоры сорвали бы достижение цели экономики ⁶⁹.

г) По существу содержание схоластического jus gentium совпадает с содержанием «вторичного естественного права», как его понимают в католической социальной философии XIX и XX веков. Речь идет, таким образом, не о разрыве в католическом учении о собственности, а об изменении названия того же содержания. Правда, некоторые крупные теологи XVI века ослабили внутреннюю связь jus gentium с принципами естественного права, что, очевидно, было связано с тем, что понятие jus gentium в конце XVI века было сужено — прежде всего Франсиско Суаресом — до понятия международного права, чем опять-таки объясняется, что позднее было выбрано выражение «вторичное естественное право», или естественное право — для обозначения того, что прежде означало по содержанию jus gentium. Тогда становится понятным, что энциклика «Rerum novarum», не упоминая традиционное учение о jus gentium, обозначает «право на частную собственность» просто как «подобающее человеку по природе право» (RN 5). Частная собственность, говорится в энциклике «Quadragesimo anno», «дана человеку природой и самим Создателем» (QA 45). Но Пий XII заявлял, что Церковь «во все времена признавала данное природой право на собственность» ⁷⁰. Энциклика «Mater et Magistra», обобщая традиционное учение, пишет: «Право на частную собственность, в том числе на средства производства, действует во все времена. Это заложено в самой природе вещей» (MM 109).

§ 5. Двоякий характер собственности (индивидуальная и социальная функция)

1. В XIX веке приобрел большое влияние либеральный тезис о «принципиальной неограниченности» собственности ⁷¹. В «неприкосновенном и священном праве» собственности видели проявление абсолютной, безграничной автономии. Собственность как таковая является «безграничной», «отрицанием ограничения» (Бернхард Виндшайд) ⁷². Это — «эгоистически направленная, склонная к абсолютизму власть» (Жорж Риперт)⁷³. Поскольку собственность возникает из большей или меньшей бережливости и достижений, она словно автоматически движется в процессе конкуренции к «лучшему хозяину». Ограничения имманентны не праву собственнос ти, а приходящим извне предписаниям морали или позитивного права.

Эти тезисы даже в либеральном XIX веке отклонялись многочисленными критиками как выражение самого «презренного, наглого эгоизма» (Рудольф фон Ихеринг)⁷⁴ , «односторонней юриспруденции римского образца и индивидуалистской философии» (Густав Шмоллер)⁷⁵ , как «индивидуалистское, капиталистическое, противообщественное воззрение» (Отто фон Гирке)⁷⁶ с замечаниями о том, что социальная связь «имманентна собственности» и относится «к определению содержания собственности» (Мартин Вольф)⁷⁷.

2. По христианскому пониманию двоякий характер собственности , т.е. ее индивидуальная и социальная функции, вытекают из изложенных в пользу строя, основанного на частной собственно сти, причин [...]. «Социальная функция» («Quadragesimo anno»: «ratio socialis», «indoles socialis») означает не «социальную ипотеку» на индивидуалистскую в себе собственность, а внутреннюю социальную соотнесенность собственности как таковой. В то время как индивидуальная функция предметов потребления состоит в удовлетворении повседневных потребностей, а предметов длительного пользования — в развертывании личной инициативы, а также в обеспечении будущего человека и его семьи, социальная функция требует, чтобы у всех слоев населения были достойные человека условия жизни и «конкретная возможность» получить также собственность на благо длительного пользования (собственный дом, средства производства и т.п.) (Пий XII). Служа этим целям, государство может не только регулировать пользование собственнос тью, например, предписывая «целевое использование» (Пий XII), но и давать комментарии к праву собственности (QA 49). Как и «остальные основные составные части общественной жизни», так «и собственность не является неизменной»: «начиная с ее первобытного состояния у диких народов... до собственности в патриархальную эпоху... и постепенно далее в различных формах тирании... потом через феодальные образования, затем при вариациях монархической конституции и, наконец, в сменяющих друг друга формах проявления новейшего времени» (QA 49). Обобщая, Папа Павел VI заявляет в энциклике «Populorum progressio»: «Итак, частная собственность ни для кого не является безусловным и неограниченным правом. Никто не имеет права оставлять исключительно самому себе свои излишки, в то время как другим недостает самого необходимого. [...]. «Согласно традиционному учению отцов Церкви и крупных теологов, никто и никогда не должен использовать право собственности во вред общему благу». В случае конфликта между «благоприобретенными правами индивида и основными потребностями общности» следует «искать решения» у государственной власти «при активном участии индивидов и социальных групп» (PP 23).

§ 6. Кризис экономической организующей функции частной собственности в современном обществе

1. Четыре кризиса организующей функции частной собственности . Христианскому социальному учению присуще быть не абстрактной теорией, а применять свои принципы к конкретным условиям. В свете естественно-правового обоснования частной собственности можно раскрыть четыре функциональных кризиса собственности в современном обществе:

а) В развитом индустриальном обществе примерно 80 процентов самодеятельного населения работают по найму в качестве рабочих, служащих и чиновников. Поскольку эти слои едва ли владеют собственностью, собственность значительным образом утратила функцию пробуждения и усиления собственной инициативы и личной ответственности . Чтобы устранить этот недостаток, руководящие деятели католического социального движения уже более ста лет назад выступали за то, чтобы широкие слои работающих по найму участвовали в экономическом процессе образования капитала. Таким образом, считал Петер Франц Райхеншпер гер в 1847 г., фабричный рабочий будет осознавать, что значит «хорошо или плохо работать не просто для третьего лица, а для себя самого», образование капитала будет также воспроизводить у него «те добродетели и привычки, которые вообще отличают имущих от неимущих» ⁷⁸.

б) В современном обществе экономическая обеспеченность не имеющих собственности и работающих по найму покоится не на частной собственности. Жалобу энциклики «Quadrаgesimo anno» на то, что «преобладание массы пролетариата по отношению к небольшому кругу сверхбогатых» является «неоспоримым доказательством неправильного распределения земных благ» (QA 60), еще больше усиливает Александр Рюстов, сторонник неолиберализ ма, когда он пишет: «Сегодня никто больше не будет утверждать всерьез, что распределение собственности и доходов имеет что-то общее с социальной справедливостью». В Германии жалуются прежде всего на то, что значительное приумножение собственнос ти со времени Второй мировой войны лишь в ограниченных масштабах пошло на пользу работающим по найму, несмотря на «социальное рыночное хозяйство», а в более существенных размерах сосредоточилось в руках государства и относительно небольшого слоя предпринимателей. Следствие заключается в том, что лишенные собственности работники ожидают экономическую обеспечен ность не от частной собственности, а от зарплаты и системы социального страхования.

в) В широких сферах современной экономики собственность на средства производства едва ли означает для самого собственни ка власть распоряжения и ответственности . Освальд фон Нелль-Бройнинг, утрируя, считает: «Сегодняшний крупный и влиятельный предприниматель не является более человеком, который вносит и использует в предпринимательских целях большое имущество, значительные средства производства, которыми он владеет, а человеком, который оккупирует, а в отдельных случаях прямо-таки узурпирует власть над совокупностью средств производства, предприятиями и целыми комплексами предприятий, которые не являются его собственными». Если понимать под собственностью «юридическое право собственника распоряжаться тем, что он называет своим собственным», то следует сказать: «Понимаемая так собственность является всемерно дефункционализированной» ⁷⁹.

г) Против тезиса о том, что частная собственность является гарантом свободы человека, возражают — собственность на средства производства приобретает в индустриальном обществе общественную власть и тем самым принуждает работников к зависимости от капитала.

2. Шесть форм собственности в современном обществе . Сравнение большого организационно-политического значения, которое имеет частная собственность, с фактическими отношениями собственности, вызывает вопрос о том, каким образом могут сближаться теория и действительность. Распределение собственности полезно лишь тогда, когда широкие слои населения будут владеть собственностью в такой мере, чтобы не попасть в экономическую зависимость ни от других слоев, ни от государства. Это ни в коей мере не означает уравниловку и нивелирование собственности, поскольку большая или меньшая личная инициатива и бережливость — наряду со многими другими причинами — постоянно будет вести к различиям в собственности. При этом следует заметить, что собственность в индустриальном обществе ни в коей мере не тождественна капиталу, а выступает в качестве образования с шестью сторонами:

а) Работающий по найму познает самым наглядным образом, что значит «иметь что-то свое», получая зарплату . Хотя эта собственность, поскольку она в большинстве случаев выдается на короткое время для насущного поддержания жизни, устойчива только относительно, она все же образует для работающих по найму важнейший источник, из которого вытекают все остальные формы собственности.

б) Более устойчивым является второй вид собственности: все то, чем люди владеют в своих квартирах: мебель, предметы домашнего обихода и т.п. Для приобретения этих вещей сегодня нужно активное желание экономить, и в любом случае приветствовать эту целенаправленную экономию в противоположность повседневным затратам всех доходов на еду и питье. Со времени денежной реформы в немецких семьях накопилось значительное количество имущества этого вида.

в) По-прежнему сохраняет свое значение экономия в узком смысле слова, идет ли речь об экономии на счетах, строительстве или о заключении договора о страховании жизни. Правда, экономия денег более распространена среди буржуазии, чем среди наемных работников. Так, например, в ФРГ доля сбережений лиц, имеющих средний доход, составляет только 3 процента, а доля сбережений совокупных домохозяйств — 8,5 процента. В индустриальном обществе экономия денег в большинстве случаев также является больше не вынужденной, а добровольной целенаправлен ной экономией для бульших приобретений, т.е. скорее отложенным потреблением, чем отказом от него. К тому же девальвация ослабляет желание экономить.

г) Экономия на черный день, типичная для буржуа в XIX веке, сегодня ушла в прошлое, поскольку современный человек в случае безработицы, болезни и нетрудоспособности, а также в старости полагается на систему «социального обеспечения», тем самым названа четвертая форма собственности, или имущества, в современном обществе: право на социальное страхование. Поскольку показатели социального страхования решающим образом определяются предварительными взносами, права на социальное страхование в социологическом плане относятся к честно заработанному имуществу современного человека — точка зрения, которую снова представил Федеральный суд по социальным спорам.

д) Правда, мощная вторичная система «социального обеспечения» не должна уводить от понимания того, что человек только тогда приобретает личное отношение к собственности, если он принимает добровольное решение об экономии. При этом значительное место занимает приобретение собственного дома, здесь перед нами пятая, чрезвычайно важная в социально-политическом отношении форма собственности. Собственный дом занимает — в силу длительного срока пользования им — как бы промежуточное место между собственно потребительскими товарами и промышленным оборудованием.

е) Среди различных форм собственности следует назвать, наконец, также участие в народнохозяйственном капиталообразова нии, причем нужно, пожалуй, заметить, что в целом в этой последовательности нельзя перепрыгнуть ни одну из ступенек. Вместе с собственностью- капиталом слои населения, ранее лишенные собственности, могли бы обрести не только большую экономическую обеспеченность, но и одновременно формирующее влияние на экономические процессы, так что участие в управлении и долевая ответственность возникли бы сами по себе. Правда, нельзя переоценивать влияние широкой диффузии собственности в секторе капитала. В индустриальном обществе зарплата по-прежнему образует важнейший источник дохода. Не будет также излишней, даже при широкий диффузии имущества, система «социального обеспечения», хотя она может в известной мере и сузиться.

В частности, нельзя предпочесть в одностороннем порядке ни одну из шести форм собственности, а — в соответствии с конкретными условиями и потребностями — способствовать образованию собственности во всех сферах жизни. Правда, в Германии участие в народнохозяйственном капиталообразовании уже много лет находится в центре дискуссии, прежде всего потому, что с 1948 года на предприятиях завершилось образование собственности в небывалых масштабах. Самофинансирование предприятий было возможным, поскольку при значительной потребности немецких домохозяйств догнать упущенное и при большой готовности к потреблению был очень высоким спрос на товары всякого рода, отсюда следовали высокие цены и хорошие доходы, к тому же благодаря особым мерам в области налогообложения — особая амортизация, высокие дегрессивные (понижающие — прим. перев.) списания и другие льготы — реинвестируемые доходы не облагались налогами. Предприятия предпочитали брать краткосрочные банковские кредиты, которые при высоких доходах возвращали через короткое время. Тем самым предприятия становились собственниками машин и устройств. Таким образом место индивидуальной бережливости заняла экономия предприятий. Никто не станет отрицать, что в годы после денежной реформы были срочно необходимы в политическом и экономическом плане инвестиции в чрезвычайных размерах. Только так можно было достичь экономического роста и полной занятости. Все же нужно спросить, было ли верно в политическом и социально-этическом отношении то, что это далеко идущее, обусловленное всей экономикой образование собственности сконцентрировалось у относительно немногих собственников, так что предприятия — наряду с общественным сектором — словно были взяты под опеку капиталом.

3. Обновление и усиление функций частной собственности . Широкие круги буржуазии и особенно социалистическое рабочее движение долгое время занимали отрицательную позицию по отношению к широкой диффузии собственности, прежде всего капитала. Между тем, очевидно, произошла смена воззрений, которую нельзя было предвидеть еще несколько десятилетий назад. Правда, в ответе на вопрос, как можно осуществить участие широких слоев населения в народнохозяйственном капиталообразо вании, теория и практика столкнулись в немалыми трудностями, поскольку, с одной стороны, речь идет о более или менее анонимных формах собственности, с другой стороны, различные планы должны быть основательно проверены по их последствиям для предприятий и всего народного хозяйства. Принципиально различаются два метода диффузии собственности в секторе капитала: перераспределение наличного имущества и участие широких слоев в годовом приросте.

а) С полным основанием возникают сомнения по поводу перераспределения имущества частных предприятий, возникших со времен денежной реформы, поскольку следовало бы опасаться паралича предпринимательской инициативы и тем самым рокового воздействия на всю экономику. По-другому следует оценивать приватизацию имущества общественного сектора. Это имущество, общая стоимость которого достигла в 1979 г. 835 миллиардов марок (в ценах 1970 года), состоит, правда, по большей части из сооружений железной дороги и почты, из улиц, школ, университе тов и из резервного фонда социального страхования. Только те предприятия общественного сектора, стоимость которых составляет около 4_6 миллиардов марок, подходят для приватизации. Впрочем, участие широких слоев населения в народнохозяйственном капиталообразовании может быть достигнуто только благодаря новым инвестициям.

б) При диффузии имущества благодаря новым инвестициям различаются относительно первоначального толчка три возможности. Сами предприятия могли бы добровольно вводить подходящие формы участия своих работников в результатах инвестиций. Далее можно было бы достичь соглашения об участии в результатах инвестиций на основе тарифного договора между союзами работодателей и профсоюзами. Наконец, государство могло бы, издав закон, способствовать этому или даже предписывать участие в результатах инвестиций. Все три возможности сегодня оживленно дискутируются, но до сих пор нет определенного решения, которое было бы общепринятым. В энциклике «Mater et Magistra» говорится: «В возрастающем количестве стран быстро растет экономическое благосостояние. При разумном применении уже испытанных методов было бы, очевидно, несложно так направлять экономическое и социальное развитие в этих странах, чтобы оно облегчило и расширило доступ к частной собственности... В развитых в социальном и экономическом отношении странах уже достигнуты отрадные результаты» (MM 115).

При этом следует исходить из трех соображений :

Во-первых : Нередко заявляют, что право на участие в экономическом капиталообразовании принадлежит только работникам по найму, поскольку они — вместе с капиталом — приумножают собственность. Здесь надо видеть народнохозяйственные связи. При значительном самофинансировании в годы после Второй мировой войны речь шла о капиталообразовании, обусловленном совокупной экономикой , за которое следует благодарить не исключительно особые достижения предпринимателей, инвесторов и работников; оно было возможно прежде всего благодаря переложению расходов на цены и благодаря налоговым льготам. Поскольку высокая производительность предприятия покоится на особых достижениях занятых там работников, им причитается, само собой разумеется, тоже соответствующая доля в доходе. Но, если обусловленные всей экономикой высокие доходы предприятия достанутся только работникам по найму, то они будут получать нетрудовые доходы, причем следует заметить, что речь идет в основном о коллективах крупных предприятий, на которых в ФРГ работают в сельском и лесном хозяйстве, рыбной промышленнос ти, промыслах, сфере распределения и услуг только 25,4 % занятых.

Во-вторых : Социально-политические и экономические воздействия широкой диффузии капитала-собственности не будут сорваны, если капитал осядет не у отдельных людей, а в руках анонимных институтов. Правда, широко рассеянная собственность на средства производства только тогда обретет влияние на формирование экономики, если она не будет раздроблена крошечными частями у отдельных собственников и тем самым останется неэффективной, а если она будет сосредоточена в какой-нибудь форме, например, в инвестиционных фондах. При этом решающим является то, что связанная с совокупным капиталом власть не будет бессовестным образом отстаивать свои интересы, а служить общему благу.

В-третьих : Широкая диффузия собственности связана с двумя обязательными предпосылками: способностью и желанием экономить. Работник считается способным экономить, если его доход столь высок, что после разумного и умеренного удовлетворения потребностей его семьи у него еще остаются средства, которые он может экономить и инвестировать. Со способностью экономить должна сочетаться воля к тому, чтобы оставшуюся часть дохода использовать не для дополнительного потребления, а для инвестиций. Без готовности взять на себя права, обязанности и риск собственного капитала не может быть достигнута широкая диффузия собственности в секторе капитала. Представления широких слоев о собственности ограничиваются лишь сферой потребления; не хватает понимания того, что капитал — это особый вид собственности, который не должен быть использован для потребления, поскольку он представляет собой рабочее место для самого человека либо его ближнего.

Чем шире рассеивается собственность, тем в большей мере могут быть преодолены или смягчены функциональные кризисы собственности в современном обществе. Собственная ответствен ность усиливается, и тормозится тенденция к обеспечивающему государству. И растет число работающих самостоятельно. В интересах широкой диффузии экономической ответственности можно выдвинуть требование о том, что для задач, которые могут быть решены на мелких и средних предприятиях рентабельным в народнохозяйственном отношении способом, не должны создаваться крупные предприятия, при этом учитывается как само собой разумеющееся, что современная экономика не может быть лишена крупных предприятий. Впрочем, не следует рассматривать отделение функции собственника от функции предпринимателя, обычное для больших предприятий, исключительно в негативном плане. Ведь с тех пор, как выполнение предпринимательских функций перестало быть исключительным правом собственника, путь к руководящим постам в экономике открыт значительно большему кругу людей, способных к предпринимательской деятельности, чем может быть повышен средний уровень предприни мательских достижений в пользу всей экономики. Правда, директора и руководящие служащие по-прежнему являются, несмотря на разделение функций, назначенцами и представителями собственни ков. Было бы опасно преклоняться перед предпринимательским институционализмом, который хотел бы видеть в предприятии полностью независимое от собственников образование. Часто высказываемый в этой связи упрек в том, что собственность на предприятии связана с общественной властью над работниками, был, следовательно, справедлив в начале индустриального развития. Сегодня в развитом индустриальном обществе так называемый «свободный трудовой договор» исключает соглашение отдельного работодателя с отдельным работником и «содержательно предопределен», например, правовой защитой молодежи и женщин, запрещением детского труда, социальным обеспечением в случае болезни, инвалидности, безработицы и в старости, организацией свободного времени и отпуска, созданием советов предприятий, обеспечением права на участие в управлении, созданием судов по трудовым спорам и т.д.

Папа Иоанн Павел II говорит в этой связи о «косвенном работодателе», который «существенно определяет тот или иной аспект трудовых отношений» и обусловливает «таким образом поведение прямого работодателя», «когда он конкретно определяет трудовой договор и трудовые отношения» (LE 17).

¹ A. Smith, Der Reichtum der Nationen. I., Buch 2, Kap. 3 und Buch 4, Kap 9, 281.

² J.-B. Say, Traito d'Economie politique, 12 f.

³ Fr. Bastiat, Oeuvres complиtes. VI. Paris 1855, 10 f.

⁴ L'Ordre naturel et essentiel des sociotos politiques. Paris 1767, 81.

⁵ A. Smith, a.a.O., Buch 3, Kap. 2.

⁶ Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов (книги I_III), сc.533_534.

⁷ Fr. Bastiat, a.a.O., 327.

⁸ Entwicklung der Gesetze des menschlichen Verkehrs. Berlin 1889, 3 f., 277.

⁹ A. Smith, a.a.O., Buch 4, Kap. 2.

¹⁰ J. H. v. Thunen, Der isolierte Staat, I, 327.

¹¹ A. Smith, a.a.O., Buch 4, Kap. 7.

¹² Смит А., указ. соч., с. 186.

¹³ Jg. 19 (1847) 522 f.

¹⁴ A. Blanqui, Histoire de l'Economie Polit. en Europe (1837), цит. по: P. F. Reichensperger, Die Agrarfrage. Trier 1847, 257.

¹⁵ A. Rustow, Zwischen Kapitalismus und Kommunismus, в: Ordo 2 (1949) 103, 154.

¹⁶ W. Ropke, Gedanken eines Neoliberalen zur Enzyklika «Quadragesimo anno», в: Dokumente, Heft 7 (1947) 427 f.

¹⁷ A. Muller-Armack, Soziale Irenik. Koln 1948, 7.

¹⁸ A. Rustow, в: Junge Wirtschaft, 1960, Nr. 2, 5.

¹⁹ Там же, 5.

²⁰ Ordo 11 (1959) 363.

²² Маркс К. Нищета философии. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 4, с. 133.

²³ Там же, т. 6, с. 133.

²⁴ См. J. Hцffner, Die Religion im dialektischen Materialismus. Koln ⁴1973 (Sonderdrucke 4).

²⁵ Цит. по: G. A. Wetter, Der dialektische Materialismus. Freiburg i.Br. 1952, 55.

²⁶ Маркс К. К критике политической экономии. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 13, с. 8.

²⁷ Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введение. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 1, сс. 427_428.

²⁸ Маркс К. Критика Готской программы. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 19, с. 27.

²⁹ Ленин В.И. Седьмой экстренный съезд РКП(б) 6_8 марта 1918 г. Политический отчет Центрального Комитета 7 марта. // Полн. собр. соч. т. 36, с. 7.

³⁰ Ленин В.И. Как организовать соревнование? // Полн. собр. соч. т. 35, с. 204.

³¹ J. Stalin. Berlin 1945, passim (в разных местах — прим. перев.). Ср. И. В. Сталин (Краткая биография). М. 1940, сс. 76_78.

³² M. Spieker, Neomarxismus und Christentum. Munchen/Paderborn/Wien 1974, 48.

³³ NZZ 4.6.1974.

³⁴ Kochin und Menschenfresser. Uber die Beziehung zwischen Staat, Marxismus und Konzentrationslager. Edition Grasset, Paris 1975.

³⁵ B.-H. Levy, La barbarie а visage humain. Paris 1977.

³⁶ Ленин В.И. Военная программа пролетарской революции. // Полн. собр. соч. т. 30, сс. 133_134.

³⁷ NZZ 22.8.1973.

³⁸ См. Santiago Carrillo, Eurocomunismo y Estado, Critica. Barcelona 1977. Annie Kriegel, Un autre Communisme? Paris 1977.

³⁹ Маркс К. Критика Готской программы. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 19, с. 20.

⁴⁰ Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 3, с. 32.

⁴¹ Ленин В.И. Государство и революция. // Полн. собр. соч. т. 33, сс. 102, 97.

⁴² См. W. Weber, Christlicher Sozialismus? Koln 1974 (KuG 7).

⁴³ G. Weisser, в: Handbuch sozialdemokratischer Politik. Mannheim 1953, 64.

⁴⁴ См. W. Fikentscher, Zur politischen Kritik an Marxismus und Neomarxismus als ideologischen Grundlagen der Studentenunruhen 1965_1969. Tubingen 1971. — H. Schimmelbusch, Kritik am Commutopia. Tubingen 1971.

⁴⁵ Johannes Chrysostomus, в: Act Ap. hom. 11, 3.

⁴⁶ L. de Sousberghe, Proprioto «de droit naturel». Those neo-scolastique et tradition scolastique, в: Nouvelle Revue Theologique 82 (1950) 580 ff.

⁴⁷ Pius XII., 1.6.1941 (UG 507).

⁴⁸ Pius XII., 1.6.1941 (US 507); см. также GS 71.

⁴⁹ Pius XII., 13.6.1943 (UG 687).

⁵⁰ Thomas von Aquin, S. th. II_II 66, 2.

⁵¹ Ленин В.И. От разрушения векового уклада к творчеству нового. // Полн. собр. соч. т. 40, с. 315; Его же. О трудовой дисциплине. // Там же, с. 232.

⁵² Thomas von Aquin, Pol. II, 4.

⁵³ «murmurarent de majoribus», Thomas von Aquin, Pol. II, 4.

⁵⁴ Калинин М.И. Могущество Советского государства. Ростов-на-Дону, 1945, с. 12.

⁵⁵ Pius XII., 1.9.1944 (UG 734, 731).

⁵⁶ NZZ 4.6.1974.

⁵⁷ A. Horvoth, Das Eigentumsrecht nach dem hl. Thomas von Aquin. Graz 1929, 135 f.

⁵⁸ L. de Sousberghe, Proprioto «de droit naturel», 580 ff.

⁵⁹ См. Gewerkschaftliche Monatshefte, 1955, 413 ff.

⁶⁰ Theologia moralis, Lib. IV, Tr. 5, n. 493.

⁶¹ Disp. de Justitia et Jure I. disp. 6, sect. 1, n. 4.

⁶² L. Molina, De Justitia et Jure, Tr. II, disp. 20, n. 7.

⁶³ L. Molina, De Justitia et Jure, disp. 20, n. 5.

⁶⁴ См. там же, n.9.

⁶⁵ De Poenitentia, Restitutione et Contractibus, Tom. II., qu. 1.II.

⁶⁶ II_II. 66, 1_2; Kettelers Schriften II. Kempten/Munchen 1911, 215 ff.

⁶⁷ Dig. I, 1,1 § 3 CJCiv., ed. Krueger I, 29.

⁶⁸ Thomas von Aquin, S. th. I_II 95,4.

⁶⁹ Thomas von Aquin, S. th. II_II 66,2.

⁷⁰ Pius XII., 1.9.1944 (UG 732).

⁷¹ См. Art. 544 Code Civil, § 903 BGB.

⁷² Pandekten I, 857 f.

⁷³ См. H. Peter, Wandlung der Eigentumsordnung und der Eigentumslehre seit dem 19. Jh. Aarau 1949, 103.

⁷⁴ Там же, 40.

⁷⁵ Там же, 49.

⁷⁶ Там же, 51.

⁷⁷ Там же, 12.

⁷⁸ P.F. Reichensperger, Die Agrarfrage, 253 ff.

⁷⁹ O. v. Nell-Breuning, Eigentum und Verfьgungsgewalt in der modernen Gesellschaft, в: Gesellschaftspolitische Kommentare 3 (1956), Nr. 17, 4 ff

Третья глава: Распределение совокупного общественного продукта

Предварительное замечание

1. Как учит история хозяйственной этики, христианская совесть в предшествующие века не столько занималась вопросами целесообразности и организационной структуры экономики, сколько уже со времен отцов Церкви протестовала, часто страстно, против спекуляции, обмана, эксплуатации и обсчета в процессе экономического распределения . Трактат «О справедливой цене» занимает большое место в трудах представителей хозяйственной этики тех веков.

2. Подобно тому, как экономически обоснованные доходы физического или юридического лица — за вычетом расходов — называют единичным доходом или просто доходом, так чистый экономический доход народного хозяйства, который образуется в течение года в форме вновь произведенных благ (в сельском хозяйстве, ремесленном производстве и промышленности), услуг (например, в торговле и на транспорте) и в процессе использования (например, использования жилья), называют национальным доходом.

Национальному доходу как сумме всех трудовых доходов и доходов от капитала противостоит как вещественный эквивалент (произведенные блага) чистый совокупный общественный продукт по отношению к стоимости факторов. При этом национальный доход составляет сумму всех валовых доходов от наемного труда, а также от предпринимательской деятельности и из доходов от имущества, которые получают жители страны. Валовой национальный доход по отношению к стоимости факторов соответствует национальному доходу. [...]

3. В рыночной экономике образование дохода, т.е. распределение совокупного общественного продукта, происходит в непосредственном обмене результатами труда. Только тот, кто как собственник капитала, землевладелец, предприниматель или наемный работник предлагает могущие быть заранее просчитанными достижения, получает в качестве эквивалента рыночный доход. Из системы рыночного хозяйства как бы исключаются большие группы населения, поскольку они как «рыночно-пассивные» не могут предложить никаких достижений, которые могли бы быть заранее экономически просчитаны. Здесь можно еще назвать неспособных к труду детей, которых содержат в семье за счет доходов родителей. Таким образом, рыночное хозяйство для нормального функционирования предполагает наличие семьи. Далее к «рыночно-пас сивным» относятся пенсионеры, инвалиды, больные, безработные и жертвы войны. Чтобы эти миллионы людей могли жить, должны перераспределяться — через взносы в систему социального страхования и налоги — первоначальные рыночные доходы. В современном обществе это перераспределение принимает огромные размеры.

В соответствии с принципами Христианского социального учения нельзя полагать равнозначными первоначальное рыночное распределение доходов и необходимое для осуществления «социального обеспечения» перераспределение; в большей мере первое распределение доходов должно в максимально возможном объеме одновременно быть социально удовлетворительным. Тем самым поставлена задача оценивать процесс рыночного распределения в свете Христианского социального учения. Следует учитывать четыре фактора: земельную ренту, процент, трудовой и предприни мательский доход.

§ 1. Земельная рента

1. Земельная рента — это тот доход с земли, который нельзя свести ни к применению капитала, ни к трудовым затратам. В то время как Франсуа Кенэ (умер в 1774 г.) и Адам Смит (умер в 1790 г.) увидели суть земельной ренты в производительных силах земли, т.е. в «избытке», Давид Рикардо (умер в1823 г.) пытался объяснить земельную ренту недостаточным плодородием почвы: цены на сельскохозяйственную продукцию определяются необходимыми для низкокачественных земель производственными затратами; вследствие чего владельцы лучших земель достигли более высокого чистого дохода, который не может быть отнесен за счет затрат труда и капитала, а вытекает из различия в доходах между хорошими и плохими землями. По поводу этой теории следует заметить, что при росте населения спрос на продукты земли и на землю, а тем самым и цена на землю обычно возрастает, что этому росту цен, однако, противодействуют освоение худших земель и более интенсивное использование всех земель. Причинная связь, таким образом, обратна той, что у Рикардо. Причина земельной ренты — ограниченность и различие земель. Поэтому земельная рента не предполагает ценообразования, а относится к внутренним факторам, определяющим его. Ее народнохозяйственная функция состоит в том, чтобы побуждать к хозяйственному использованию земли. При смене владельца земельная рента обращается в капитал, т.е. она превращается чаще всего в начисление процентов на ипотеку.

2. Сегодня менее спорна рента по плодородию, которая состоит в разнице доходов хороших и плохих земель, чем рента по местоположению на рынках земли под строительство . В городах и индустриальных районах, а затем и в деревнях цены на землю под строительство росли со времени денежной реформы непрерывно и значительно, местами превышая более чем в сто раз среднюю стоимость, так что владельцы благоприятно расположенных строительных участков часто получают прирост имущества, который воспринимается как возмутительно высокий. Поскольку земля, применение капитала и труд всегда приносят доход вместе, то возможно, правда, понятийное членение трех факторов дохода, но не числовой подсчет частей дохода, так что требования некоторых сторонников земельной реформы «о полном изъятии» земельной ренты неосуществимо. Но и абстрагируясь от этого, всеобщее право не может быть обосновано полным изъятием земельной ренты, поскольку земельная рента, растущая не благодаря земельным спекуляциям, монополии на землю или недостаткам земельного права, выполняет важную народнохозяйственную функцию. Это не исключает того, что земельная рента у тех, кто ее фактически получает, может быть надлежащим объектом налогообложения. В частности, это задача законодателя — препятствовать спекулятивному ценообразованию на рынках земли под постройки путем соответствующих мер.

§ 2. Процент

1. Процент — это цена экономии, которая настоятельно необходима в динамичной, ориентированной на инвестиции и рост производительности экономике индустриального века. В Соединенных Штатах иезуитский патер Ричард М. Мак Кеон даже выдвинул тезис о том, что 60 процентов работающих по найму американцев, получающих среднюю зарплату (более 4000 долларов в год) сегодня (в 1917 г. — прим. перев.) в состоянии экономить в пользу инвестиций, и тем самым существует нравственная «обязанность покупать акции предприятий». Поскольку процент — как стимул к экономии — выполняет важную народнохозяйственную функцию, он безупречен в нравственном отношении ¹. Сегодня процент исчез во многих странах вследствие девальвации (инфляции). То, что оплачивается банками в качестве так называемого «процента», — это с точки зрения народного хозяйства не процент, а — при девальвации 7 и более процентов в год — компенсация, нередко лишь частичная, снижения покупательной способности. Все происходящее — это отчуждение у экономящих в пользу собственни ков реальных ценностей (предпринимателей, собственников дома и земли и т.д.) и государства (прогрессивное налогообложение) ². Инфляция последних лет — это кризисное явление позднего капитализма.

2. Поскольку в доиндустриальном веке не всегда и не везде была возможность плодотворного применения денег в народном хозяйстве, а многие ссуды были вынужденными и потребительс кими, законы запрещали — с Ахенского Имперского синода Карла Великого от 23 марта 789 г. — получение процентов на основании всего лишь договора о ссуде. Доход в виде процента только тогда признавался оправданным, если было доказано применение капитала в качестве инвестиций, скажем, в форме договора о кооперации или покупки на ренту. Средневековая хозяйственная этика попыталась проанализировать эти связи и вывести из них весьма дифференцированным образом нравственные требования. Для купца, учил, например, св. Антонин, епископ Флоренции (умер в 1459 г.), деньги носят «характер капитала» («rationem capitalis»), поэтому при оплате наличными цены ниже, чем при кредитных сделках, поскольку купцы хотят «сразу реинвестировать» («cito reinvestirent») наличные деньги, изготовляя текстиль много раз в году. В этих случаях теологи признают процент оправданным ³.

3. В то время как политэкономия XIX века полностью пренебрегла средневековым учением о проценте, сегодня ведущие политэкономы, особенно в Англии и Соединенных Штатах, убедительно показали «честные интеллектуальные усилия» схоластов — представителей хозяйственной этики — «дифференцировать» просто денежную ссуду и доход от активных инвестиций, «что окончательно смешала классическая теория». «Я был воспитан в вере», пишет Кейнс, «что позиция средневековой церкви по поводу процентной ставки абсурдна по своей природе»; но теперь, кажется, ясно, «что исследования схоластов были направлены на объяснение формулы, которая позволяла быть высоким графику предельной эффективности капитала и одновременно использовать предписания, привычки и моральный закон для удержания низкой процентной ставки»⁴ . Тем самым обнаруживается, что основания экономической теории схоластов «были разумнее, чем некоторые последующие работы, в том смысле, что значительная часть экономической науки конца XIX века могла бы на этих основаниях развиваться быстрее и с меньшими усилиями, чем это на самом деле было нужно для ее развития» ⁵.

§ 3. Трудовой доход

1. «Выполненная в производстве и распределении товаров и в сфере услуг работа имеет преимущество перед другими факторами экономической жизни, поскольку они носят только инструменталь ный характер», а работа является «непосредственным проявлением личности» (GS 67). Это важное высказывание Второго Ватиканского Собора отводит труду подобающее ему место в процессе экономического распределения. По размерам и функции доход от труда по найму также важнее в современной экономике, чем земельная рента и процент. В развитых индустриальных обществах более 80 процентов занятых работают по найму. [...] При оценке дохода по труду прежде всего следует опровергнуть два ошибочных тезиса.

а) Утверждается, что только труд — т.е. не земельная рента, не процент на капитал, не предпринимательский доход — является нравственно оправданным источником процесса образования дохода и собственности. Христианское социальное учение отклоняет этот тезис и признает наряду с названными выше элементами оправданным также «вступление во владение возможной для использования бесхозной вещью» (QA 52), что еще и сегодня играет роль, например, при использовании огромных масс воздуха для добывания азота в химической промышленности и что, очевидно, может обрести новое значение в освоении космоса.

б) Ошибочен также тезис о том, что человек посредством своего труда станет в любом случае собственником произведенных продуктов. В энциклике «Rerum novarum», правда, говорится: это правильно, «что плоды напряженного труда принадлежат тем, кто работает, точно так же, как вещи, которые производятся, подчинены причине, которая их породила» (RN 8). Но это положение относится только к той работе, которую осуществляет индивид от своего собственного имени и на собственном изделии, т.е. к «индивидуальному продукту», но не к работе, которая в современной экономике с присущим ей разделением труда происходит при участии многих, т.е. не к «совокупному общественному продукту». На современных предприятиях «производственный фактор — труд одного — должен соединяться с вещественными средствами производства другого, поскольку ни одна часть не может ничего сделать без другой», из чего следует, что «приписывать одному из обоих, капиталу или труду, исключительную причинность результата их взаимодействия» (QA 53) противоречит фактам.

2. Проблема зарплаты сегодня должна рассматриваться всесторонне , тогда можно познать, что вопрос о верной или справедливой зарплате возникает на четырех различных уровнях:

а) На уровне предприятия , поскольку оно участвует в конкуренции, и нужно придерживаться принципа: за одинаковые достижения — одинаковую оплату. Но сейчас совсем не одинаковы индивидуальные достижения отдельных работников и требования к труду, а также сложности труда на различных местах. Работники различаются в значительной мере также по образованию, положению и ответственности; есть неквалифицированные, малоквалифи цированные и квалифицированные рабочие, старшие рабочие, мастера, служащие среднего и руководящего звена и т.д. При калькуляции зарплаты эти различия должны быть учтены. Правда, сегодня обычные формы зарплаты направлены не только на вознагражде ние, отвечающее достижениям, но и на наиболее благоприятное для предприятия достижение в труде. Наряду с еще преобладающей сегодня в ФРГ повременной оплатой труда, величина которой вытекает из градации в различных тарифных группах, все большее значение обретает сдельная оплата труда (аккордно-премиальная оплата по системе РЕФА (Союз по изучению труда в ФРГ — прим. перев .) и премиальная оплата. Если с точки зрения справедливости оплаты труда нет никаких принципиальных возражений против разумных форм сдельной оплаты, то следует все же учесть опасность новых методов вознаграждения. Исследования показали, что прежде всего трудности начисления зарплаты часто приводят, из-за усиления нагрузки в силу эргономически обоснованной сдельной оплаты и заложенного в системе РЕФА стимула к повышению производи тельности труда, к дискомфорту для рабочих и прежде всего для работниц, а также к социальной напряженности среди самих работников, например, по отношению к «рекордсменам», или между работниками с повременной и сдельной оплатой труда.

б) Калькуляция зарплаты на предприятии уже предполагает решение вопроса о макроэкономическом распределении между капиталом и трудом. Попытка каузально установить для обоих факторов точные доли участия в совокупном общественном продукте на основе их результатов обречена на провал, поскольку невозможно каузально вычленить из совместно произведенного продукта долю участия действующих факторов. Не каузальный, а финальный способ рассмотрения ведет к цели. При этом следует учесть, что, с одной стороны, зарплата означает покупательную способность, которая делает возможным сбыт произведенных предприятием товаров, и что, с другой стороны, она составляет, однако, расходы для предпринимателей. В этой связи энциклика «Quadrаgesimo anno» 1931 г. подчеркивала, что было бы несправедливым требование «завышенных зарплат, которые привели бы к краху предприятия со всеми вытекающими отсюда отрицатель ными следствиями для самих коллективов» (QA 72). С другой стороны, энциклика «Mater et Magistra» указывает на то, что в тех странах, где экономические условия обеспечили «средним и крупным предприятиям особенно быстрый рост на пути самофинанси рования», «за рабочими могли бы быть признаны правомерными притязания на эти предприятия», «которые они бы выкупили, прежде всего, когда они (предприятия — прим. перев.), в частности, не платят больше, чем минимальную зарплату» (MM 75). Несмотря на растущие расходы по оплате труда и социальные отчисления, а также высокие налоги, предпринимателям в ФРГ на самом деле со времен денежной реформы доставались высокие доходы. [...]

Хотя доля зарплаты в развитых индустриальных обществах медленно растет, что объясняется тем, что мощное приумножение капитала последних десятилетий — в сравнении с незначительным приростом населения — относительно снижало производственный фактор «труд», все же распределение совокупного общественного продукта между трудом и капиталом нельзя считать удовлетвори тельным. Приходящаяся на долю наемных работников часть совокупного общественного продукта сможет подняться, естественно, лишь тогда, когда работники по найму будут готовы видеть в своих доходах не только деньги для потребления, но и источник народнохозяйственного капиталообразования [...]

в) Отношения развитого индустриального общества показывают все отчетливее, что вопрос о правильной оплате труда касается не только капитала и труда, но и приобретает растущее значение для трех секторов современного экономического общества [...]. Равновесие между трудоемким первичным сектором производства сырья в сельском хозяйстве и горной промышленности, вторичным сектором ремесленного и промышленного производства и третичным сектором сферы услуг явно нарушено, так что напряженность «между сельским хозяйством, промышленностью и сферой услуг» становится все большей проблемой «в растущем числе государств» (MM 48), что проявляется и в политике зарплаты. Сельское хозяйство и горное дело очень трудоемки. Характерным для ремесла и промышленности является более высокая по сравнению с другими сферами экономики производительность труда, что, конечно, не остается без последствий для сельского хозяйства, горного дела и сферы услуг. Ведь развитое индустриальное общество все более и более превращалось в «нивелированное общество всеобщего благоденствия», в котором все слои населения стремятся к «достижению одинакового» уровня жизни. Поэтому ответственные лица должны вместе продумать, возможно ли повышение зарплаты и в каком объеме без пагубного влияния на уровень цен и как можно избежать ущемления интересов других областей экономики с более низким ростом производительности труда и более высокой долей оплаты труда. Энциклика «Quadrаgesimo anno» требует с полным основанием, чтобы расчет зарплаты отвечал «всеобщему благосостоянию»; «опускать или поднимать зарплату выше допустимого уровня без учета общего блага, сообразуясь только с личной выгодой» (QA 74) — это нарушение социальной справедливости.

В ФРГ, где, как и в большинстве других индустриальных стран Запада, признается в широких масштабах тарифная автономия, названное обязательство связывает прежде всего социальных партнеров, которые должны учитывать в своей политике зарплаты воздействия на состояние занятости (опасность безработицы), на инвестиции и цены (угроза девальвации). С этой точки зрения забастовка как крайняя мера борьбы труда (и капитала — прим. перев.), которая должна быть признана Христианским социальным учением в принципе нравственно допустимой, в развитом индустриальном обществе должна считаться направленной против системы и устаревшей. Существующие проблемы зарплаты между тремя секторами современного экономического общества побуждают вернуться к позабытому наставлению энциклики «Quadrаgesimo anno», которое прозвучало и в «Mater et Magistra»: создавать в масштабах общества «самостоятельные» «общественно-полезные образования» (MM 65, 40), в которых центр тяжести приходится на «совместные дела», из которых «самое значительное» — «максимально плодотворное» взаимодействие «на общее благо всего народа» (QA 85). Уровень зарплаты, спираль зарплата — цены, различные темпы роста производительности труда, различная зарплатоемкость и т.д. касаются прежде всего самих работников, так что необходимо сразу думать о правовых мерах государства.

г) Уровень зарплаты зависит, в-четвертых, от того, какая часть национального дохода выделяется на «социальное обеспечение» [...]. В этой связи играет большую роль вопрос о достаточной для содержания семьи зарплате. Можно было бы выдвинуть требование о том, чтобы сдельная оплата везде была столь высока, что ее хватало бы для содержания нормальной, т.е. многодетной семьи. Действительно, Папа Лев XIII потребовал в энциклике «Rerum novarum» такую зарплату, которая позволяла бы хорошо «обеспечи вать» самого работника, а также «его жену и его детей» (RN 35). Пий XI поддержал эту мысль в энциклике по вопросам брака «Casti connubii» (31.12.1930) и потребовал, чтобы «в буржуазном обществе социальные и экономические отношения были регулируемы таким образом, который позволяет всем отцам семейств заработать необходимое, чтобы прокормить себя, жену и детей в соответствии с уровнем и статусом» ⁶. Наконец, в 1931 г. в энциклике «Quadrаgesimo anno» говорится: надо всеми силами стремиться к тому, «чтобы заработка отцов семейств хватало на надлежащее покрытие общих семейных затрат»; такой размер зарплаты должен быть обеспечен «каждому взрослому человеку». Это — «позорное принуждение», когда «домохозяйки и матери» должны забросить домашнее хозяйство и воспитание детей из-за недостаточной зарплаты отца, чтобы «идти работать вне дома» (QA 71).

Требуемая в папских энцикликах абсолютная зарплата для семьи предполагает, — не говоря об экономических возможнос тях, — что либо все семьи в среднем многодетны, либо бездетные и имеющие мало детей супружеские пары, если они численно преобладают, уподобляются своими потребительскими привычками многодетным семьям. Ни то, ни другое сегодня не соответствует действительности. Предположим, что всем взрослым работникам, в том числе и многодетным, может быть в такой мере повышена зарплата, что она бы соответствовала обычному социокультурному жизненному уровню. Все-таки через короткий промежуток времени жизненный уровень многодетной семьи упадет ниже нового социокультурного уровня, который бы формировался благодаря высоким запросам и новым потребительским привычкам одиноких и малосемейных. Отсюда следует, что просто оплата по труду направлена против семьи. Компенсация расходов на семью, т.е. введение относительной , дифференцированной в зависимости от размеров семьи помощи на детей, семейной зарплаты — это веление времени. Однако требование выплаты относительной семейной зарплаты не может быть предъявлено отдельному предприятию, поскольку в этом случае многодетные отцы были бы подвержены опасности безработицы, поскольку предприятия, чтобы сэкономить расходы, могли бы попытаться предоставить преимущества холостым или женатым, но бездетным работникам. Поэтому должны быть найдены формы выравнивания, выходящие за пределы предприятия. Выравнивание между бездетными или малосемейными, с одной стороны, и многодетными — с другой, осуществится тогда самым ясным образом, если оно произойдет между самими этими группами, что — несмотря на энергичное противодействие союзов заинтересованных лиц, — абсолютно возможно внутри отдельных отраслей экономики и профессиональных групп.

§ 4. Предпринимательская прибыль

1. Предпринимательская прибыль, которая не может быть сведена ни к проценту на инвестированный капитал, ни к оплате труда предпринимателя, исходящей из результатов работы самостоятельного предприятия, а представляет собой остаточный доход, приобрела чрезвычайно важное значение в экономическом развитии современных индустриальных государств. Крупная собственность промышленных предприятий возникла не из земельной ренты, не из процента на капитал и не из трудового дохода, а из предпринимательской прибыли. Предпринимательская прибыль может быть обусловлена тремя факторами :

а) Творческая инициатива предпринимателей средних способностей может обеспечить благодаря «новой комбинации производительных сил» преимущества в доходах и расходах, в результате чего по отношению к другим предпринимателям возникает пионерская прибыль ⁷ (В русском переводе термин «пионерская прибыль» не выделяется и передается как «предпринимательская прибыль» — см. Шумпетер Й. Теория экономического развития. М. 1982, с.284 и след. — Прим. перев.), что нередко происходило, особенно в XIX веке.

б) Предпринимательские прибыли могут быть достигнуты благодаря образованию монополий и картелей .

в) Благодаря высоким темпам роста экономики при низкой доле экономии широких слоев населения и при политике налогообложения, способствующий самофинансированию, могут возникнуть прибыли от рыночной конъюнктуры , как это происходило в огромных масштабах в ФРГ со времени денежной реформы.

2. Христианское социальное учение выдвигает в целях оценки рыночных доходов пять положений :

а) Нет никаких опасений относительно так называемых «пионерских прибылей», которые в конечном счете служат потребителю, в случае если эти прибыли используются разумным, с точки зрения народного хозяйства, образом; при этом можно сослаться на «Quadrаgesimo anno», где говорится, что «использование очень высоких доходов для создания рабочих мест и заработков» может считаться «отличным и чрезвычайно своевременным упражнением в добродетели щедрости (magnificentia)» (QA 51). В значительной мере учитывается подчеркнутое Вторым Ватиканским Собором одобрение динамичной экономики и предпринимательской инициативы: чтобы соответствовать «потребностям растущего числа людей и удовлетворять все более высокие запросы людей», следует поощрять: «технический прогресс, открытость к новому, готовность вызвать к жизни новые и расширить существующие предприятия, развитие необходимых методов производства, серьезные усилия всех людей, в той или иной мере участвующих в производственном процессе, вообще все, что способствует этому прогрессу» (GS 64).

б) Монопольные прибыли в течение веков отвергались Христианским социальным учением как спекулятивные. В XV_XVII веках термин «монополия» [...] (При переводе опущен анализ особенностей немецкого словоупотребления — перев.) приобрел эмоциональную окраску, подобную слову «капитализм» в последние сто лет. Монополисты объявлялись «узурпаторами», поскольку они незаконно присваива ли себе право устанавливать цены (Франц Сильвиус, умер в 1649 г.); они предпринимали «нападения на всеобщую свободу», поскольку монополии «вынуждают людей платить более высокую цену», чем это было бы без монополий (Каетан, умер в 1534 г.). Нужно бы изжить монополистов из государства, поскольку они пагубнее, «чем неурожаи и саранча» (Иоанн Мединский, умер в 1546 г.)⁸.

в) Поскольку прибыли от рыночной конъюнктуры поступали предпринимателям на основе установленных правительством со времени денежной реформы экономико-политических данных, никто не может тревожить совесть отдельных предпринимателей из-за этих прибылей. Однако, как изложено выше [...] необходимо срочно принимать неотложные меры, которые бы позволили осуществить широкую диффузию собственности в секторе капитала.

г) Предпринимательская прибыль должна быть очищена и облагорожена осознанием служения всему обществу. Если упустить из виду эту готовность служения, остается, по Фоме Аквинату, просто стремление к прибыли, которому присуща «определенная гнусность» ⁹. и которое, как пишет Доминик Сото (умер в 1560 г.), вызывает «неутолимую жажду» и уподобляет предпринимателей «азартным игрокам» ¹⁰.

д) Для увеличения сбыта и прибылей предприниматели пользуются рекламой , которая должна по-деловому информировать покупателей, как это обычно происходит на самом деле среди самих предприятий, например, при закупке станков. Однако широкие слои потребителей конечной продукции не информируют должным образом, а — прежде всего в эротических иллюстрированных журналах — вводят в заблуждение и затуманивают. Потребители, кажется, чувствуют себя облагодетельствованными этим, у них есть реклама, которую они заслуживают и оплачивают. Предприниматели обязаны по совести, правдиво и по-деловому осуществлять рекламу и в качестве ее носителей исключать деструктивные органы печати.

§ 5. Корректировка первоначального образования доходов системой социального обеспечения

1. Размеры перераспределения : Складывающееся в экономичес ком процессе — в форме земельной ренты, процента на капитал, трудового дохода и предпринимательской прибыли — первоначальное распределение совокупного общественного продукта в современных индустриальных государствах корректируется налогами и социальными отчислениями в поразительных размерах . [...]

В 1975 г. на социальное обеспечение в ФРГ было выделено 347,9 миллиардов марок. На дальнейшее развитие социальных достижений за прошедшее время было затрачено значительно больше средств. Так, затраты на социальное обеспечение до1981 года выросли на 41,5 % и составили 492,4 миллиарда марок. Это развитие могло быть вызвано или стимулировано различными причинами: две инфляции уничтожили личные сбережения, в результате чего все больше и больше утвердилось мнение о том, что только общественные институты могут гарантировать социальную защиту. Созданные за последние семьдесят лет учреждения официального социального страхования — в силу устойчивой тенденции развития институтов — тоже укрепились и тем самым благоприятствовали расширению системы. Наконец, следует учесть, что Первая и особенно Вторая мировая войны ввергли миллионы людей в нужду, которая не была вызвана личной виной и не относится к так называемым обычным рискам современного общества. Для того, чтобы удовлетворить права этих групп населения (жертвы войны, изгнанные с родины, пострадавшие от бомбежек, жертвы нацизма и т.д.) на компенсацию, возмещение ущерба, должны были быть созданы многочисленные учреждения социальной защиты.

Типичным для социального страхования является, с одной стороны, обязательное страхование, введенное для того, чтобы полностью охватить круг лиц, подлежащих защите, и препятство вать упущению благоприятных возможностей, и, с другой стороны, социальная компенсация в пользу экономически слабых слоев.

2. Сегодня существуют серьезные опасения как по поводу обязательного страхования, так и социальной компенсации. Говорят, что работники давно потребовали для себя равноправного положения в индустриальном обществе. Обязательное страхование обращается с работником как с бесправным паупером, который «не может свободно распоряжаться более чем третью своего трудового дохода». Ключевой вопрос: «Больше социальных достижений и больше определяемых кем-то способов использования дохода или больше свободы собственных решений» в смысле свободы потребителя? ¹¹ Следует также поставить вопрос, имеет ли право законодатель приучать «половину обязанных трудиться..., так сказать, к благотворительности по отношению к другой половине». Непонятно, почему от малозарабатывающих, от которых требуют «платить те же цены за хлеб, мясо, овощи, одежду и кино, что и от имеющих более высокие доходы», не требуют связанных с риском взносов¹² . Германское социальное страхование — это вообще не страхование, а «модернизированная форма благотвори тельности», поскольку социальная компенсация «всегда, какую бы форму ей ни придавали, — это милостыня» (Хедди Ноймайстер).

3. Христианское социальное учение исходит в критической оценке системы социального обеспечения из следующих принципов:

а) «Правом и обязанностью индивида» является «обеспечение на собственную ответственность условий жизни для себя и членов своей семьи» (MM 55).

б) Самая тесная общность, которая может обеспечить человеку социальную защищенность, — семья. Хотя семья в индустриальный век потеряла много функций, в результате чего она не может больше полностью гарантировать социальную защиту, все же еще и сегодня семейное хозяйство предлагает защищенность в значительной мере.

в) Большое значение для социальной защиты, особенно предпринимателей, имеет кооперативная взаимопомощь, которая воспитывает солидаристские мышление и деятельность и решает объединенными усилиями те задачи, которые индивид не смог бы одолеть.

г) Отношения в индустриальном обществе приносят с собой то, что социальная защита больше не может быть гарантирована индивидом, семьями и кооперативами в одиночку — без помощи действующих в масштабе общества институтов. Систему социальной защиты можно понять только на фоне тех огромных преобразований, которые технико-индустриальная революция принесла людям. Речь идет, следовательно, о приспособлении формы бытия и образа жизни современного человека к изменившимся общественным и экономическим отношениям индустриального общества. С этой точки зрения не выдерживает критики рассмотрение системы социальной защиты как некоего вырождающегося явления и как признака омассовления и недостающей личной ответствен ности. Обязательное страхование и социальная компенсация, правда, будут ослабевать — при широкой диффузии собственности, но не могут быть полностью устранены. При этом определенные обычные риски различаются по трем ступеням жизни человека — детство и отрочество, зрелые годы, старость:

Дети и юношество попадают в поле зрения социальной защиты в трех случаях: если не справляется семья (дефицит семьи), при сложностях в профессиональном образовании, при трудоустройстве вследствие отрицательных общественных условий (общественный дефицит) и в условиях социального деклассирования, которое угрожает многодетным семьям [...]

Для зрелого работоспособного возраста типичны четыре обычных риска: ранняя инвалидность, болезнь, безработица и вдовство. Как раз для этой ступени жизни имеет большое значение профилактика и реабилитация (лечение, профессиональная переподготов ка и т.д.). Такая «помощь для самопомощи» ставит на место социального перераспределения «социальные инвестиции» с намерением снова подвести людей, насколько это возможно, к обеспечению собственного существования на свою ответственность.

Следует уделять особое внимание социальной защите старых людей в современном обществе. Нужно отметить как значительный успех тот факт, что со времен Второй мировой войны в разных странах, прежде всего в ФРГ, при организации государственного страхования по старости учитывается динамика экономического развития. Рост производительности труда и совокупного общественного продукта способствует тому, что при постоянном или незначительно растущем населении постоянно растет жизненный уровень, хотя и неравномерно у различных слоев общества, из чего, с другой стороны, следует, что пенсионерам по возрасту могут быть обеспечены условия жизни, соответствующие конкретному уровню производительности труда в народном хозяйстве, только тогда, когда пенсии будут соответствовать росту производительности труда.

д) Правда, эти соображения не должны умалять опасности, заложенной в тенденции развития к обеспечивающему государству , которое считает себя единственным и полностью ответственным за социальную защиту всех граждан и поэтому вытесняет покоящийся на соответствии вклада и результатов принцип страхования принципом обеспечения, который гарантирует правовые притязания на основе государственных установлений без уплаты взносов. Этой тенденции соответствует то, что сегодня широкие круги во всех слоях населения полны заметного стремления к государствен ному обеспечению. Применение принципа обеспечения оправдано по отношению к тем, кто попал в нужду не в результате следствий индустриального развития, а в результате политических катастроф. Однако есть сомнения по поводу применения этого принципа в случае обычных рисков (болезнь, старость, и т.д.). Когда — как в 1895 году — только пятая часть населения подлежала обязатель ному страхованию по инвалидности, то в социально-политическом отношении перераспределение доходов из общей суммы налогов могло осуществиться в пользу пенсионеров за счет остальных четырех пятых населения. Однако чем больше растет число имеющих право на социальную защиту по отношению к совокупному населению и чем больше количество лиц, подлежащих обязатель ному страхованию, тем меньше дотации из общей суммы налогов оказывают помощь всего общества более слабому в социальном отношении меньшинству; тем большие суммы — не в последнюю очередь через косвенные налоги — уплачивают сами застрахован ные. Тем самым не должно оспариваться, что еще и сегодня путем государственных дотаций за счет налогов возможно как вертикаль ное выравнивание богатых и бедных, так и горизонтальное выравнивание более слабых и более сильных в социальном отношении в общей массе застрахованных; выравнивание, которое может быть оправданным, если оно не выходит за общепринятые рамки и не ведет к общей уравниловке. Правда, вызывает опасения то, что мощный процесс перераспределения все более определяет государство экономически , что означает сужение смысла государства.

Огромные размеры перераспределения национального дохода в ФРГ едва ли учитываются неомарксистскими критиками общественного строя. Если в 1981 году из валового национального продукта в сумме1552 миллиарда марок было собрано в виде налогов и социальных отчислений 631миллиард марок, если на социальные нужды затрачено 492 миллиарда марок и если жизненный уровень работающих (был — прим. перев.) значительно выше, чем в коммунистических государствах, то можно только злонамеренно утверждать, что социальное рыночное хозяйство в ФРГ означает капиталистическую эксплуатацию.

Пожалуй, это относится к условиям в ФРГ, когда Папа Иоанн Павел II указывает на то, что «солидарность работающих людей, соединенная с более ясным и действенным пониманием противоположной стороны относительно прав рабочих, во многих случаях» вызвала «глубокие изменения». Так, рабочие нередко могли бы «участвовать в руководстве и контроле за производительностью предприятия» и оказывать влияние «на условия труда и оплаты, а также на социальное законодательство» (LE 8).

4. В развитых индустриальных обществах путем постепенного развития завершились структурные изменения, которые позволяют констатировать переход от социальной политики старого стиля к общественной политике. Неотложными социально-политическими задачами являются: широкая диффузия собственности, создание и обеспечение достаточного количества рабочих мест, политика в области семьи и здравоохранения, развитие образования, подготовки и переподготовки, а также защита окружающей среды и современная политика регионального планирования.

¹ См. can. 1543 CJC/ 1917.

² См. E. Kung, Inflation als soziales Unrecht, Koln 1973 (KuG 3).

³ II. Pars totius Summae Maioris, Tit. I c. 7, § 15 u. III. Pars, tit. 8.

⁴ J.M. Keynes, Allgemeine Theorie der Beschoftigung, des Zinses und des Geldes. Berlin ²1952, 297.

⁵ J.A. Schumpeter, History of Economic Analysis. London ²1955, 97.

⁶ Pius XI., Enzyklika «Casti connubii», AAS 22 (1930) 586 f.

⁷ J. Schumpeter, Theorie der wirtschaftlichen Entwicklung. Munchen/Leipzig 1926, 287 f.

⁸ J. Hцffner, Wirtschaftsethik und Monopole im 15. und 16. Jahrhundert. Darmstadt ²1969, 135 ff.

⁹ Thomas von Aquin, S. th. II_II 77, 4.

¹⁰ См. J. Hцffner, Wirtschaftsethik und Monopole, 106.

¹¹ E. Liefmann-Keil, Wirtschaftliche Grenzen fur Sozialleistungen? В: Betriebskrankenkasse 1958, Nr.19.

¹² W. Schreiber, в: Rheinischer Merkur, 10.Oktober 1956.