Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

О.А. ЧУЛКОВ

Время апокатастасиса


Универсум платоновской мысли: Неоплатонизм и христианство. Апологии Сократа. СПб., 2001, с. 42-50. Или: Ист.: http://centant.pu.ru/centrum/publik/confplat/2001/chulkov.htm

В лексиконе древнегреческой философии термин апокатастасис имеет несколько значений: возвращение к прежнему положению (например, отход войска к исходной позиции); восстановление первоначального состояния тела, (выздоровление), в этом смысле этот термин использует Аристотель, опровергая учение о наслаждении, как "чувственно ощутимом восстановлении природного состояния", (восстановление (apokatastasis) здесь понимается как "перемещение (katastasis) из неестественного состояния в естественное", Magna Moralia 1204b36, 1205b6); в псевдо-платоновском диалоге "Аксиох", апокатастасис -это момент появления луны или солнца после затмения (370с1); Эпикур называет апокатастасисом возвращение атомов к прежнему состоянию после их соударения (Epist. ad Herodotum 44, 5); апокатастасисом обозначают также возвращение звезд к тому положению на небе, которое они занимали в предыдущий год, в этом значении выражение "апокатастатическое время" (apokastatikos chronos) употребляется в астрономическом сочинении "Сфера" ученика Посидония Гемина; этот же термин использует Прокл в "Первоосновах теологии" называя апокатастасисом циклическое возвращение внутримировой души к прежнему состоянию: внутримировая душа делает кругообороты своей жизни и осуществляет возвращения в прежнее состояние. Прокл рассуждает следующим образом: "если душа измеряется временем и действует, переходя от одного к другому, и ей свойственно особое движение, а все движущееся и причастное времени, будучи вечным, делает кругообороты, периодически возвращается и переходит снова от одного и того же к тому же, то ясно, что всякая мировая душа, имеющая движение и действующая во времени, должна иметь кругообороты движения и возвращения в прежнее состояние, так как всякий кругооборот вечного способен возвращаться в прежнее состояние (pasa periodo" twn aidiwn apostatikh)" (§ 199). (Ср. §31: "Все эманирующее из чего-то по сущности возвращается к тому, из чего эманирует"; §32: "Всякое возвращение совершается через подобие возвращающегося тому, к чему оно возвращается" §33: "Все эманирующее из чего-то и возвращающееся имеет циклическую энергию".)

Таким образом, выражение "время апокатастасиса" эксплицирует характерное для античности представление о циклическом времени, которое предполагает возможность буквального (нумерического) повторения событий. Философским основанием такой концепции времени может служить известное рассуждение из аристотелевской "Физики" ("подобно тому как может повторяться снова и снова одно и то же движение, так и время..." D 12. 220 b 12-14), которое развивает Евдем Родосский: "Повторяется ли то же самое время или нет - вот вопрос. Термин "тождественное" многозначен. То же самое по виду, очевидно, повторяется, например лето и зима, и другие времена года и периоды, и точно также повторяются и те же самые по виду движения, как, например, солнцевороты, равноденствия и другие пути Солнца. А если поверить пифагорейцам, что-де [повториться] то же самое нумерически, то и я буду рассказывать вам с палочкой в руках, [как сегодня], и вы будете сидеть вот так, и все остальное будет точно таким же, и в таком случае логично считать, что [повториться] то же самое время. Ибо у одного и того же движения, равно как и у многих тех же самых [движений] "раньше" и "позже" тождественны, а стало быть, они тождественны нумерически. Следовательно [повторится] все то же самое, а значит и время" ("Физика", фр. 88).

Античной модели циклического времени и "вечного возвращения" обычно противопоставляют иудео-христианскую концепцию линейного, исторического времени, символом которого является не круг, но вектор, направленный от сотворения до свершения мира. Тем не менее, именно термин апокатастасис используется в "Деяниях апостолов" (3:21) где говорится о том, что "небо должно было принять Иисуса до времен свершения всего, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века". Синодальный перевод не вполне точно передает смысл этого свидетельства, поскольку acri cronwn apokatastasew" pantwn означает скорее "до времени восстановления всего бывшего прежде", то есть до времени возвращения человечества к первоначальному согласию с Богом, когда, по словам Исаи, "земля будет наполнена вeдением Господа" (11:9). Не вполне ясный смысл этого свидетельства из "Деяний апостолов" допускает возможность его истолкования в терминах стоической философии. Например, согласно гностическому учению Василида, в надлежащее время произойдет "восстановление всего, как от природы изначально заложено в семенах [мирового] целого"; такое восстановление, по мнению Василида, предстоит только пневматическим сущностям, но их материальные оболочки подлежат уничтожению. С другой стороны, авторитетные раннехристианские авторы разрабатывают такую интерпретацию термина апокатастасис, которая ко времени вселенских соборов будет признана ортодоксальной: конце времен настанет момент, когда очистившиеся от грехов люди вернутся к Богу (см. напр. Климент Александрийский, Str. VII, 56). При этом, однако, остается очевидное противоречие между "восстановлением всего", о котором сказано в Деян. 3:21, и весьма существенной для христианской доктрины концепцией посмертного воздаяния и вечного осуждения грешников. Неустранимость противоречия наиболее отчетливо обнаруживается в теологической системе Оригена.

Согласно Оригену, Бог-Творец пребывает в вечности, бесконечность времени для него - один "сегодняшний день" (In. Ioan. Com. I, 32). Мир совечен Богу, поскольку нельзя представить, чтобы Творец и Вседержитель оставался без сотворенного и подчиняющегося ему (De princ. I, 2, 10). Тем не менее, известный нам мир имел начало и будет иметь завершение, которые описаны соответственно в "Книге бытия" и "Апокалипсисе". Но прежде него существовали иные миры, а после него будут сотворены новые. Ссылаясь на некоторые тексты Нового Завета (Мф. 13:35; Ин. 17:24; Еф. 1:4), Ориген трактует творение мира как "низвержение" (katabolh) всех существ из некого высшего, невидимого и бестелесного состояния в низшее, видимое и телесное. В этом низведении разумные существа проявляют свойственную им свободу, но именно благодаря своему разуму и возможности свободного выбора, все отпавшие творения сохраняют надежду на воссоединение с Творцом. Различие в скорости свободного отпадения существ от первоначального состояния, определяет их видимое разнообразие, но со временем, различия между ними опять исчезнут, когда они возвратятся к первоначальному единству с Богом. Таким образом, восстановление понимается как противоположное падению движение вверх - анастасис, воскресение. Онтологический смысл такого воскресения, состоит в освобождении от тела, что прямо противоречит ортодоксальному учению о воскресении плоти. Позиция Оригена здесь сближается с гностической эсхатологией Василида.

С другой стороны, такая концепция всеобщего восстановления близка к учению стоиков о периодическом обновлении космоса. Зенон Китийский, например, утверждал, что после космической экпирозы "вновь появятся Сократ, Платон и все люди со своими родными, возлюбленными, согражданами, станут говорить то же самое, помогать тем же самым, то же самое делать, и все города и селения, и земля возникнут в том же самом виде". Повторение событий в космических циклах Хрисипп называл палингенесией (= renovatio - "возрождение", "обновление"). Но этот же термин использован и в новозаветных текстах для обозначения грядущего воссоздания ("пакибытия" в синодальном переводе) царства, когда Сын Человеческий воссядет на престоле славы (Матф. 19:18); кроме того, в "Послании к Титу" говорится о спасении посредством "омовения возрождения и обновления (пилингенесии) Святым Духом" (3:5).

Логической предпосылкой концепции апокатастасиса у Оригена является принцип подобия начального и конечного момента в развитии каждого из сотворенных миров: "similis est finis initiis". Поэтому, заключает Ориген, "как один конец всего, так должно предполагать и одно начало для всего; и как одно начало предстоит многим, так от одного начала произошли различия и разности, которые ... призываются к одному концу, подобному началу" (De princ. I 6, 2). Вначале все сотворенные (павшие) существа распределяются сообразно с их "чином и заслугами" на двух онтологических уровнях истории мира: видимом и временном; невидимом и вечном. Разумеется, все разумные духи стремятся вновь обрести бытие невидимое и вечное, и некоторые из них довольно скоро его достигнут, другие же вернуться к нему несколько позже, а некоторые - лишь в последние времена, и то только путем "величайших и тягчайших наказаний и продолжительных и самых суровых исправлений" (I 6, 3). При этом, такое наказание вовсе не следует понимать как внешнее насильственное действие по отношению к провинившемуся существу, ибо "каждый грешник сам для себя зажигает пламя собственного огня, а не погружается в какой-то огонь зажженный уже раньше или прежде него существовавший" (II 10, 4). Когда все разумные и свободные духи, включая дьявола и бесов, будут очищены изнутри сжигающим их пламенем (топливом которому послужат их собственные грехи) наступит то самое время апокатастасиса, а точнее момент вечности, в котором исход вещей совпадет с их начальным состоянием, их окончания уравняются с началами, и будет восстановлено то состояние разумной природы, которое она имела до грехопадения (III 6, 3). Тогда "все будет восстановлено в первоначальное единство, и Бог будет все во всем" (III 6, 6).

Если бы Ориген на этом и остановился, то его учение могло бы оказаться вполне приемлемым для ортодоксального богословия, догматические принципы которого были определены спустя столетие после его смерти. Возможно, что в этом случае его сочинения избежали бы столь пристального внимания императора Юстиниана, по настоянию которого церковный собор 543 года анафематствовал отдельные положения системы "безбожного Оригена", включая его учение о всеобщем апокатастасисе. Но принцип разумности и свободы сотворенных духов оказался для Оригена важнее вечного блаженства праведников и вечных мук грешников. Свобода же предполагает возможность нового падения и, следовательно, творения нового мира. Разумные и свободные существа всегда претерпевают какие-нибудь возмущения, а "за этими возмущениями, без сомнения, снова последует то различие и разнообразие тел, которыми всегда украшается мир, потому что мир не может состоять иначе, как только из различия и разнообразия; но это [разнообразие] никоим образом не может осуществиться помимо телесной материи" (II 3, 3) Однако, в отличии от стоической концепции палингенесии, оригеново учение об апокатастасисе исключает возможность буквального, "нумерического" повторения событий. Мир не может быть восстановлен во второй раз в том же самом порядке, с теми же рождениями, смертями и действиями. Это столь же невозможно, как дважды рассыпанная мера зерна, никогда не образует одинакового расположения зерен. Следовательно, "миры могут существовать только различные, с различными изменениями" (II 3, 4).

Таким образом, учение Оригена о "всеобщем восстановлении" оказалось своеобразным промежуточным звеном между античной концепцией циклического времени и иудео-христианским линейным историзмом. В своих рассуждениях Ориген исходит фундаментального для христианства принципа личной свободы, но ему все же не удается вырваться из того порочного круга, в котором, по словам Августина, блуждают нечестивцы, не знающие, что "единожды умер Христос ..., воскреснув же из мертвых, уже не умирает и смерть не будет более обладать им" (De civ. Dei XII, 14).

 

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова