Из главы III. ЦЕРКОВНОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ В СССР

§1. Иосифлянское движение.

Антицерковная, антихристианская политика советского государства в первые десятилетия после Октябрьской революции вызвала массовое сопротивление духовенства и верующих. В разные годы оно принимало различные формы. Особенно эта борьба обострилась в период «великого перелома» — конца 1920-х — начала 1930-х гг.

Вплоть до 1927 г. попытки гражданских властей подчинить Православную Церковь, поставить ее под полный контроль, сделать в конечном итоге придатком государственного аппарата (обновленческий, григорианский расколы и т.п.) в целом заканчивались неудачей. Рубежом в этом плане явилась «легализация» Временного Патриаршего Священного Синода (ВПСС) при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя митрополите Сергии (Страгородском), потребовавшая значительных уступок. «Декларация 1927 г.», означавшая уход с позиций аполитичности, перемещения епископов по политическим мотивам и ряд подобных актов создавали новую форму взаимоотношения Патриаршей Церкви с государством. Именно с этого времени начал утверждаться почти тотальный контроль последнего над внутрицерковной жизнью. Такие далеко ведущие компромиссы были негативно восприняты многими священнослужителями и мирянами.

Часть православного духовенства попыталась спасти Церковь от внедрения в нее чужеродных государственных начал. Возникшее в 1927 г. движение «непоминающих» (гражданские власти и митр. Сергия) было достаточно широко распространено по стране. Всего первоначально насчитывалось более 40 архиереев, отказавшихся от административного подчинения Заместителю Патриаршего Местоблюстителя. Однако большинство из них не было связано между собой. Центральное место занимала наиболее сильная и сплоченная иосифлянская группа, получившая свое название по имени руководителя — митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых)*1. Именно владыка Иосиф ввел термин «Истинно-Православная Церковь», употребив его в 1928 г. в одном из своих писем.

Недовольство «Декларацией митр. Сергия» в одной из ведущих епархий страны — Ленинградской проявилось уже в августе 1927 г. В сентябре оно резко усилилось вследствие постановления Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Синода о переводе митрополита Ленинградского Иосифа, отбывавшего ссылку в Моденском монастыре, на Одесскую кафедру. Ситуацию в «северной столице» очень обострил и указ митр. Сергия от 21 октября о поминовении во всех храмах за богослужением предержащей власти и об отмене поминовения епархиальных архиереев, находящихся в ссылке. В ноябре в городе появились приходы, не поминавшие Заместителя Патриаршего Местоблюстителя.

Желая предотвратить надвигавшееся разделение, группа духовенства и мирян Ленинграда решила предупредить об этом митр. Сергия и, если возможно, заставить изменить намеченный им курс. Их основные требования были изложены в специальном обращении, написанном в начале декабря проф. прот. В. Верюжским: «1. Отказаться от намечающегося курса порабощения Церкви государству. 2. Отказаться от перемещений и назначений епископов помимо согласия на то паствы и самих перемещаемых и назначаемых епископов. 3. Поставить Врем. Патриарший Синод на то место, которое было определено ему при самом его учреждении в смысле совещательного органа, и чтобы распоряжения исходили только от имени Заместителя. 4. Удалить из состава Синода пререкаемых лиц (в т.ч. епископа Алексия). 5. При организации Епарх. Управлений должны быть всемерно охраняемы устои Православной Церкви, каноны, постановления Поместного Собора 1917 — 18 гг. и авторитет епископата. 6. Возвратить на ленинградскую кафедру митр. Иосифа (Петровых). 7. Отменить возношение имени Заместителя. 8. Отменить распоряжение об устранении из богослужений молений о ссыльных епископах и о возношении молений за гражданскую власть»*2.

Еще до получения ответа значительная часть высшего и низшего духовенства, а также мирян Ленинграда направила своих представителей к митр. Сергию. 12 декабря они передали ему 3 соответствующих послания, одно из которых подписали 6 из 8 ленинградских архиереев. Однако переговоры закончились безрезультатно. 14 декабря Заместитель Патриаршего Местоблюстителя вручил одному из членов делегации свой ответ на обращение, составленное Верюжским, практически во всех требованиях было отказано. «Митр. Сергий убеждал пришедшего к нему представителя согласиться с ним, и, почти прыгая по комнате, говорил: «Ну нас гонят, а мы отступаем! Но зато мы сохраним единство Церкви!» Представитель пришел к убеждению, что сговориться с ним невозможно»*3. Делегация вернулась в Ленинград с твердым намерением порвать молитвенное общение с митр. Сергием.

26 декабря еп. Гдовский Димитрий (Любимов) и еп. Нарвский Сергий (Дружинин), взяв на себя инициативу руководства, подписали акт отхода: «Не по гордости, да не будет сего, но ради мира совести, отрицаемся мы лица и дел бывшего нашего предстоятеля, незаконно и безмерно превысившего свои права и внесшего великое смущение... Почему, оставаясь, по милости Божией, во всем послушными чадами Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, сохраняя апостольское преемство через Патриаршего Местоблюстителя Петра, митр. Крутицкого, и имея благословение нашего законного епархиального Митрополита, мы прекращаем каноническое общение с митр. Сергием и со всеми, кого он возглавляет; и впредь до суда «совершенного собора местности», т.е. с участием всех православных епископов, или до открытого полного покаяния перед Святою Церковью самого Митрополита Сергия...»*4. Действительно, митр. Иосиф одобрил готовившийся отход, Патриарший же Местоблюститель митр. Петр (Полянский), который упоминается в этом документе, с 1925 г. находился в тюрьмах и ссылках и участвовать в церковной жизни не мог (он был расстрелян 10 октября 1937 г. в Магнитогорской тюрьме).

Акт об отделении был зачитан в кафедральном соборе Воскресения Христова, ставшем центром иосифлянского движения в Ленинграде. В дальнейшем еп. Димитрий объявил митр. Сергия безблагодатным и потребовал немедленного разрыва молитвенного общения с ним. В ответ Заместитель Патриаршего Местоблюстителя и Синод 30 декабря приняли постановление о запрещении в священнослужении отошедших ленинградских епископов и их сторонников. Разрыв стал фактом.

Иосифлянам удалось довольно быстро — к лету 1928 г. распространить свое влияние далеко за пределы Ленинградской области — в Новгородскую, Псковскую, Тверскую, Вологодскую, Витебскую епархии. В Великоустюжской епархии часть приходов увлек за собой епископ Никольский Иерофей (Афоник), в Архангельской — епископ Каргопольский Василий (Докторов). Эти Владыки быстро установили связи с ленинградскими иосифлянами. В Московской епархии движение охватило города Коломну, Волоколамск, Клин, Загорск, Звенигород, но признанным центром стал Серпухов. В мае 1928 г. сюда был назначен иосифлянского поставления епископ Максим (Жижиленко)*5. 7-8 храмов находилось в разделении в Москве. На Украине наибольших успехов иосифляне добились в Киеве, Харьковском, Сумском и Полтавском округах. К ним присоединились живший в Харькове епископ Старобельский Павел (Кратиров) и епископ Бахмутский и Донецкий Иоасаф (Попов) из г. Новомосковска*6. В Центрально-Черноземной области и на юге России десятки иосифлянских или как еще их называли здесь -»буевских» приходов возглавил епископ Козловский, управляющий Воронежской епархией Алексий (Буй). Его представителем на Северном Кавказе стал еп. Майкопский Варлаам (Лазаренко). Отдельные приходы присоединились к иосифлянам на Урале, в Татарии, Башкирии, Казахстане, в городах Красноярске, Перми, Енисейске, Арзамасе, Смоленске. Параллельно с ленинградским в декабре 1927 г. возникло самостоятельное разделение во главе с 3 епископами в Вятской и Вотской (на территории Удмуртии) епархиях. Оно получило название «викторианского движения» и быстро объединилось с иосифлянским. В целом же волна отхода от митрополита Сергия охватила меньшую часть территории страны. Согласно данным государственных органов регистрации за Заместителем Патриаршего Местоблюстителя последовало до 70% приходов (в 1928 г. 8-9% приходов отпали в автокефалию — иосифлянство, викторианство и т.п., около 5% подчинялось григорианскому Церковному Совету и около 16% -обновленческому Синоду)*7. Так как в конце 1927 г. в стране имелось примерно 30 тысяч действующих православных храмов — иосифлянскими по этим, вероятно несколько заниженным данным, являлись 2400-2700 или до 11,5% приходов Патриаршей Церкви. Численность же иосифлянского духовенства как белого, так и черного составляла, по подсчетам автора, как минимум 3,5 тысячи человек.

Подобное общесоюзному положение существовало и в Ленинградской епархии. Хотя движение «непоминающих» в ней было значительно шире, открыто присоединился к иосифлянам по уточненным архивным данным 61 приход, в том числе 23 в Ленинграде (из примерно 100 принадлежавших в «северной столице» к Патриаршей Церкви). В области по 2 отделившихся от митр. Сергия храма имелось в г. Петергофе и поселках Стрельна и Вырица, важную роль играли Федоровский собор в Детском Селе, Свято-Троицкий Зеленецкий мужской и Старо-Ладожский Успенский женский монастыри, а также Макарьевская пустынь под Любанью, насельники которой правда в основном разделяли взгляды катакомбников, но были тесно связаны с ленинградскими иосифлянами. Всего по словам самих сторонников митр. Иосифа в епархии их поддерживало около 300 священников и монахов, а также несколько сотен монахинь. По оценке автора их действительно могло быть в общей сложности до 500 человек. Но все же это была меньшая часть духовенства епархии. Еп. Димитрию не удалось склонить на свою сторону и основную часть причта и прихожан его родного храма — Покровской церкви в Коломне. Видные церковные деятели, служившие в ней — протоиереи Василий Акимов и Николай Чепурин поддержали еп. Петергофского Николая. 5 января общее собрание прихожан, рассмотрев заявление еп. Димитрия и еще 2 священников об оставлении ими службы в храме, решило просить их отложить свои намерения и «быть в единении со всею Православною Церковью»*8. Однако просьба не подействовала и в заявлении двадцатки в районный стол регистрации от 20 января уже говорилось, что из ее состава за еп. Димитрием последовало 6 членов и «с этого момента они перестали быть нашими единоверцами и членами одного с нами исповедания»*9.

На ситуации в Ленинграде сказались многообразные меры увещания и прещения митр. Сергия, например, оглашенное в воскресное богослужение почти во всех храмах города его послание от 30 января 1928 г. «К архипастырям, пастырям и верным чадам Православной Церкви Ленинградской епархии»*10. Важным фактором стали активные действия специально присланных в Ленинград сторонников митр. Сергия авторитетных архиереев — назначенного митрополитом Серафима (Чичагова) и еп. Серпуховского Мануила (Лемешевского). Свое воздействие конечно оказала и позиция государственных органов.

Иосифлянское движение с самого начала приобрело политическую антиправительственную окраску, выйдя за чисто религиозные рамки. Не без оснований некоторые исследователи считают, что «ядро идеологии иосифлянского раскола — отрицательное отношение к отечественной советской действительности, а церковно-канонические мотивы лишь внешняя оболочка»*11. В трагические годы «великого перелома» движение имело немалую оппозиционную властям социальную базу. Очевидцы вспоминали: «В церкви Воскресения-на-крови тогда было очень много народу... Сюда хлынула масса раскулаченных... Сюда приходили все обиженные и недовольные. Митрополит Иосиф невольно стал для них знаменем»*12. Не случайно одним из основных требований всех «непоминающих» было отстаивание постановления Всероссийского Поместного Собора от 15 августа 1918 г. о свободе политической деятельности членов Церкви. И государственные органы, по свидетельству архивных документов, расценивали именно иосифлян как своих главных противников среди всех религиозных течений и конфессий.

Наиболее активных участников движения из среды мирян можно условно разделить на 3 категории: представители ученой интеллигенции, которые по своим религиозным взглядам не могли идти на сделку с совестью; фанатично верующие люди — «блаженные», «юродивые», «странники», «провидцы» и т.п.; представители социальных слоев, недовольных новым строем, именно они придавали движению политическую окраску. В иосифлянском же духовенстве имелось особенно много людей идейных, отличавшихся нравственной чистотой, широко в нем было представлено монашество. Не зря еп. Мануил (Лемешевский) в своей проповеди 29 апреля 1928 г. в Ленинградском Троицком соборе выражал свою скорбь по поводу их отделения: «Отпали, откололись наилучшие пастыри, которые своей непорочностью в борьбе с обновленчеством стояли много выше других»*13.

Конечно, и в иосифлянском духовенстве, объединявшем противников политики митр. Сергия и советской власти, имелись самые разнообразные течения. Некоторые из самых стойких иосифлян отличались либеральными взглядами — прот. Иоанн Стеблин-Каменский, другие были убежденными монархистами — еп. Варлаам (Лазаренко). Причем монархическая тенденция постепенно усиливалась. Логика ожесточенной борьбы доводила до крайности. Не случайно многие верующие называли собор Воскресения Христова в Ленинграде «белым храмом», в противоположность «красным» церквам.

Неоднородность состава иосифлян определяла и различие их взглядов в церковных вопросах. Большинство смотрело на митр. Сергия, как на иерарха, превысившего свои полномочия и допустившего по этой причине неправильные действия, а часть видела в нем настоящего отступника от Православия, предателя и убийцу церковной свободы, общение с которым невозможно даже в том случае, если его действия признает сам Патриарший Местоблюститель. Последние говорили: «Если только митр. Петр признает законным послание митр. Сергия и вступит с ним в молитвенное общение, тогда мы прервем молитвенное общение с митр. Петром и священниками, возносящими его имя. Если и все церкви отберут от нас, тогда мы будем совершать молитвы в подвалах тайно. При гонении на веру Христову, подражая первовековым христианам, мы пойдем с радостью на костры и в тюрьмы, но не допустим добровольно, чтобы в Церкви Божией был хозяин антихрист коммунист Тучков. За свободу Церкви мы готовы умереть»*14.

К выразителям умеренных взглядов из руководителей движения принадлежали сам митр. Иосиф, еп. Сергий (Дружинин), прот. Василий Верюжский, более жесткую позицию, доходившую до отрицания таинств сергиан занимали еп. Димитрий (Любимов), прот. Феодор Андреев, свящ. Николай Прозоров и профессор М. А. Новоселов. Частично эти различия были связаны с политическими пристрастиями. В 1930 г. на допросе иосифлянский прот. Николай Дулов показывал: «Некоторые московские священники, как Сидоров, Воронков и др., фамилии которых не помню, стали говорить, что архиепископ Димитрий не сочувствует позиции, занятой Иосифом, и считает ее не конечной. По его мнению, сказав «А», т.е. указав, что советская власть является незаконной, надо указать какая же власть считается законной. При этом он разумел под законной властью — власть монархическую»*15. Эти сведения подтверждаются показаниями прот. Иоанна Стеблин-Каменского о появлении осенью 1928 г. в Воронеже привезенной из Москвы брошюры, в которой говорилось, что «митрополит Иосиф не доводит дело отхода от митрополита Сергия до конца, что надо соединить идею монархии с нашей церковной ориентацией»*16.

Однако из определенного различия взглядов в среде иосифлян вовсе не следовало (как посчитали некоторые следователи ОГПУ), что иосифлянское движение в дальнейшем раскололось на 2 группировки — «левую» во главе с митрополитом Ленинградским и «правую» во главе с архиепископом Гдовским. Владыка Димитрий пока было возможно — до осени 1929 г. поддерживал постоянную связь с жившим в ссылке в Никольском Моденском монастыре митр. Иосифом, с уважением относился к нему и старался исполнять почти все его указы. В январе 1929 г. к Рождеству владыка Иосиф возвел своего викария в сан архиепископа.

Существует традиция называть иосифлян раскольниками. Она восходит к указу митр. Сергия и Св.Синода от 6 августа 1929 г., фактически приравнявшего их к обновленцам и григорианам: «Таинства, совершенные в отделении от единства церковного... последователями быв. Ленинградского митр. Иосифа (Петровых), быв. Гдовского епископа Димитрия (Любимова), быв. Уразовского епископа Алексия (Буй), как тоже находящихся в состоянии запрещения, также недействительны, и обращающихся из этих расколов, если последние крещены в расколе, принимать через таинство Св. Миропомазания»*17. Сами же иосифляне себя раскольниками никогда не считали. Так, митр. Иосиф в своем письме к архим. Льву (Егорову) в феврале 1928 г. указывал: «... не только не выходили, не выходим и никогда не выйдем из недр истинной Православной Церкви, а врагами ее, предателями и убийцами считаем тех, кто не с нами и не за нас, а против нас. Не мы уходим в раскол, не подчиняясь митр. Сергию, а вы, ему послушные, идете за ним в пропасть осуждения»*18.

Главной тактической целью иосифлян было привлечение на свою сторону большей части духовенства, прежде всего епископата, и в конечном счете завоевание Высшего церковного Управления в существующей Патриаршей Церкви. Именно поэтому ленинградские архиереи вышли из области своих полномочий — обращались с архипастырскими посланиями в различные города с целью склонить на свою сторону духовенство и мирян, рукополагали священников и с мая 1928 г. начали совершать хиротонии тайных епископов для других епархий. Всего иосифлянами было поставлено 28 таких архиереев: еп. Серпуховский Максим (Жижиленко), еп. Ингерманландский Роман (Руперт), еп. Вытегорский Модест (Васильков), еп. Псковский Иоанн (Ложков), еп. Донской Иннокентий (Шишкин), единоверческий еп. Охтенский Алипий (Ухтомский) и другие. Полный их список сохранился в архиве одного из епископов Катакомбной Церкви. Со временем тактика иосифлян менялась. Так, на январском 1928 г. акте отхода Воронежского духовенства от митр. Сергия владыка Иосиф написал резолюцию: «Управляйтесь сами, самостоятельно — иначе погубите и меня и себя»*19. Аналогичные ответы разослал митрополит и другим сочувствовавшим ему архиереям, таким образом показывая, что в тот период он не желал централизации движения и брал на себя лишь идейное руководство. Но уже вскоре стало ясно, что для завоевания Высшего Церковного Управления нужна сплоченная, хорошо организованная сила. И весной 1928 г. митр. Иосиф заявлял прот. Николаю Дулову о необходимости создания какого-нибудь центра для объединения движения. В это время он даже высказывал идею о том, чтобы провозгласить себя Заместителем Патриаршего Местоблюстителя, но впоследствии еп. Димитрий отговорил Владыку от подобного шага*20. Следует отметить существование свидетельств о заявлениях митр. Иосифа, что Патриарх Тихон еще в 1918 г. тайно назначил его своим первым Заместителем.

Желая заручиться поддержкой со стороны «соловецкого» епископата, в январе 1928 г. еп. Димитрий тайно посылал в Соловецкий лагерь особого назначения своего послушника Сергия. Но в беседе с ним епископы заявили, что они осуждают действия ленинградцев. В феврале митр. Иосиф направлял к еп. Мануилу (Лемешевскому), только что освобожденному из Соловецкого лагеря, иеромонаха с предложением возглавить порвавших молитвенное общение с митр. Сергием в Москве и на юге России и в случае согласия приехать к нему для возведения в сан митрополита. Однако еп. Мануил, как представитель большинства «соловецкого» епископата, поклявшегося не отделяться от митр. Сергия, отказался. Не вызывает сомнения, что в условиях конца 1920-х гг. шансов возглавить Русскую Православную Церковь у иосифлян фактически не было.

Уже в 1928 г. начались первые репрессии властей против них — прошли аресты в Воронеже, Москве, Никольске, Вятской епархии. В Ленинграде 25 февраля был арестован настоятель Спасо-Преображенской церкви в пригородном поселке Стрельна — протоиерей Измаил Рождественский, впоследствии канонизированный Зарубежной Русской Православной Церковью. Заявление в ОГПУ стрельнинских прихожан с просьбой освободить о. Измаила не помогло, и его выслали на 3 года на Урал. В 1928 г. подверглись арестам также протоиереи Василий Бондарев, Сергий Тихомиров и Феодор Андреев. Первый из них в том же году умер. О. Сергий — духовный отец многих академиков и профессоров Ленинградского университета, считавшийся старцем, был через несколько месяцев освобожден. Осенью 1928 г. второй раз оказался арестован и главный «идеолог» иосифлянского движения прот. Феодор Андреев, магистр богословия, бывший профессор Московской Духовной академии, а затем -Петроградского Богословского института. Академик Д.С. Лихачев вспоминал о нем: «Это был в двадцатых годах знаменитейший проповедник, на проповеди которого в Сергиевскую церковь, угол Литейного и Сергиевской стекалась вся интеллигенция Петрограда»*21. Профессор И.М. Андреев (Андреевский) также писал: «Отец Феодор Андреев прославился своими замечательными проповедями, слушать которые собиралось так много народа, что огромный собор не мог вместить всех желающих услышать вдохновенное православное слово. Среди слушателей было много профессоров и студентов Военно-Медицинской академии и университета и научных сотрудников Академии Наук, которые постепенно стали духовными чадами о. Феодора... Митр. Иосиф, архиеп. Димитрий и еп. Сергий Нарвский чрезвычайно высоко ценили о. Феодора Андреева, называли его «адамантом Православия», незаменимой «жемчужиной». Благоговели перед ним и проф. С.А. Аскольдов, проф. А.И. Бриллиантов, проф. М.А. Новоселов и многие другие выдающиеся богословы-философы и общественно-политические деятели»*22.

Несмотря на начавшиеся репрессии властей, весной 1928 г. иосифлянское движение оформилось организационно и идеологически. Важным этапом здесь стало майское совещание руководителей иосифлян в их «главном штабе» — на квартире прот. Феодора Андреева (Лиговский пр., д. 21а). В начале мая еп. Алексий (Буй) приезжал в Москву по вызову ОГПУ, которое запретило ему жить в Воронеже. После визита в Госполитуправление он выехал в Ленинград вместе с влиятельным московским прот. Николаем Дуловым. На квартире о. Феодора кроме хозяина и приехавших из Москвы гостей собрались еп. Димитрий и проф. М. А. Новоселов. Должен был придти и еп. Сергий (Дружинин), но он по каким-то причинам не смог. Еп. Алексий познакомился с Владыкой Димитрием еще в январе 1926 г., когда участвовал в его хиротонии, а с Андреевым и Новоселовым встретился впервые. Особое внимание к Воронежскому владыке выказал последний. Прот. Николай Дулов позднее говорил на допросах: «Новоселов проявил большой интерес к еп. Алексию. Помню, что проф. Новоселов при входе в кабинет архиепископа Димитрия высказывался по вопросу епископа Алексия, называл его «столпом южной церкви» и указывал на умелое ведение дела еп. Алексием... Новоселов интересовался у еп. Алексия вопросом отношения паствы и духовенства к антихристу. Еп. Алексий отвечал, что паству смущает закрытие церквей и активная антирелигиозная работа, а поэтому почва для распространения идей об антихристе благоприятна»*23. В связи с запретом ОГПУ обсуждался выбор места жительства еп. Алексия. Первоначально предлагались Стрельна или Сестрорецк под Ленинградом, но затем был выбран г. Елец. Важнейшим итогом совещания стало распределение сфер влияния. Владыка Димитрий поручил еп. Алексию управление всем югом России и Украиной, в том числе окормляемыми ранее им самим приходами, мотивируя это их удаленностью от Ленинграда.

Епископ Козловский полностью признал руководство еп. Димитрия и уладил все спорные вопросы с ним. Близкий в 1928 г. к еп. Алексию настоятель Владимирской церкви в Ельце свящ. Сергий Бутузов через 1,5 года на допросе заявил: «Для меня и епископа Алексия Ленинград был святыней и я верил всему, что оттуда исходило»*24. Таким образом, в мае 1928 г. организационная стадия иосифлянского движения в основном завершилась. Окончательно ставший после ссылки в феврале 1928 г. митр. Иосифа руководителем движения еп. Димитрий был признан в этом качестве всеми другими вождями автокефалистов. Кроме того, весной 1928 г. он непосредственно окормлял иосифлянские приходы на Северо-Западе России, частично на Украине, Кубани, Ставрополье, в Московской, Тверской, Витебской и других епархиях, викториан бывшей Вятской губернии и Удмуртии.

В это же время завершилось создание идеологической базы движения. Весной 1928 г. ленинградскими иосифлянами было написано несколько программных и агитационных документов. Стремясь канонически обосновать свой отход от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и снять обвинения со стороны части православного епископата, они в марте в специальном документе «Почему мы отошли от митрополита Сергия» в виде резюме из 10 разделов изложили ряд основных правил, являвшихся основанием для отделения: «Мы идем за своим каноническим митрополитом Иосифом, от которого не должны отступать и прекращать возношений его имени в Божественном тайнодействии, «прежде соборного рассмотрения», какового не было... В действиях митр. Сергия усматривается наличие ереси и даже худшего ее, что дает право на отхождение «прежде соборного рассмотрения» даже и от Патриарха...»*25 и т.д. Несколько листовок, предназначенных для широкого распространения, в том числе очень популярную «Об исповедничестве и подвижничестве» написал прот. Феодор Андреев. Кроме того, он и профессор М.А. Новоселов стали авторами знаменитой брошюры «Что должен знать православный христианин?», проходившей позднее в качестве вещественного доказательства почти на всех судебных процессах над иосифлянами. Так, например, в обвинительном заключении по делу «буевцев» в 1930 г. подчеркивалось: «Рассчитанная на верующую крестьянскую массу, эта брошюра, составленная в виде вопросов и ответов на политические темы, замаскированные ссылками на «священное писание» и «святых отцов» церкви, сыграла огромную роль в вербовке верующих в состав контрреволюционной организации «буевцев» и способствовала быстрому ее росту. Вместе с тем, пропаганда идей этой брошюры создавала исключительно благоприятную почву для антисоветских выступлений на почве проводимых на селе мероприятий по реконструкции сельского хозяйства и подготовляла крестьянские массы к восстановлению монархии...»*26.

Роль брошюры была очень велика. Позднее большинство арестованных иосифлян так или иначе обосновывали свои взгляды ее основными положениями: «На современную нам гражданскую власть каждый христианин должен смотреть, как на попущение Божие для нашего наказания и вразумления. ...Христианство и коммунизм взаимно исключают друг друга и борьба между ними неизбежна... Введен гражданский брак, который в самом корне уничтожает идею семьи, установленную самим Богом, и получается скотская жизнь, патриотизм заменен интернационализмом и классовой борьбой... Гражданская власть предъявляет Православной Церкви требование оправдать ее противные Христианству действия, т.е. признать революцию, которая есть насилие, и Церковью никогда оправдана быть не может... Причина гонения на Церковь со стороны неверующей власти заключается в стремлении подчинить Церковь своему влиянию и через Церковь приготовить народ к будущему принятию антихриста, как политического и духовного главы падшего человечества... Богоборчество окончится тогда, когда нечестивец (антихрист) задумает воспротивиться самому Богу и увидим царей земных и воинства их собранные, чтобы сразиться с сидящим у власти антихристом и с воинством его..., если православного христианина обвиняют в контрреволюции — этим не следует смущаться; это обвинение ложное и выдуманное врагом Христа и есть удел всех исповедников веры...»*27. После получения всех указанных документов у воронежских иосифлян, например, сложилось общее впечатление, что «ленинградское духовенство подвело настоящий прочный богословский фундамент под разрыв с митр. Сергием»*28. Следует отметить, что в июле 1928 г. иосифлянское движение поддержал и проживавший в Королевстве сербов, хорватов и словенцев митрополит Антоний (Храповицкий). Он тайно переслал из-за границы свое послание с призывом всем «верным архипастырям» примкнуть к Карловацкому Синоду. Это письмо широко распространялось иосифлянами.

Неверным является утверждение, что движение постепенно угасло само. Несомненно, главной причиной его упадка стали широкомасштабные репрессии органов ОГПУ. Документы ЦГА Санкт-Петербурга свидетельствуют, что из 22 иосифлянских храмов города лишь 6 перешли затем под управление митр. Сергия, 17 же были закрыты властями. Несколько приходов епархии присоединились к иосифлянству осенью 1928 г. А нижний храм церкви Воскресения Христова (Малоколоменской) в Ленинграде стал иосифлянским 31 октября 1929 г.*29 Община храма отнюдь не угасла, несмотря на репрессии (в декабре 1930 г. был арестован диакон, в июне 1931 г. — регент храма). Ее доходы быстро росли — с 13 тыс.рублей в 1930 г. до 26 тыс. — за январь-октябрь 1931 г. Но в марте 1932 г. церковь была закрыта и снесена*30.

Постепенно гонения на иосифлян нарастали, архиеп. Димитрий был арестован 29 ноября 1929 г. по обвинению в том, что он «состоял фактическим руководителем церковной группы «Защита истинного православия», совместно с руководящим ядром этой группы вел контрреволюционную агитацию, направленную к подрыву и свержению советской власти. Принимал духовенство и руководил этой группой по СССР». Постановлением Коллегии ОГПУ от 3 августа 1930 г. архиеп. Димитрий был приговорен к 10 годам концлагеря*31. Сменившего его в качестве руководителя течения еп. Сергия (Дружинина) через год постигла та же участь. Оба они погибли в середине 30-х. Настоятель кафедрального собора Воскресения Христова прот. В.М. Верюжский был арестован 3 декабря 1929 г.*32. А 18 ноября 1930 г. закрыли и сам собор.

Однако в 1930 г. «автокефалия» иосифлян не распалась, как считают многие исследователи. Хотя в 1931-1932 гг. в Ленинграде и пригородах сохранились лишь 9 их официально незакрытых церквей, общественная деятельность сторонников митр. Иосифа не прекратилась, а ее антиправительственная окраска даже усилилась. Роль центрального храма перешла к церкви Св. Моисея на Пороховых. В докладных записках, сводках инспекторов по вопросам культа, сотрудников ОГПУ за 1932 г. указывалось: «В церкви Моисея «истинно-православными» церковниками производятся сборы денег и продуктов в пользу репрессированного за контрреволюционную деятельность духовенства и монашества... Церковь Моисея была и есть место, где устраиваются пострижения фанатически настроенных верующих в тайное монашество (ранее постригал епископ Василий Докторов и в последнее время — иеромонах Иванов и Анатолий Согласнов). Церковь Моисея после ареста 4 ноября 1932 г. особенно активных элементов «истинно-православных» церковников стали обслуживать скрывающиеся от арестов иеромонах Аркадий и священник П.Петухов... Надо полагать, что скрывающиеся от ареста представители духовенства... на регистрацию идти не хотят, т.к. они ее считают вообще недопустимой с канонической точки зрения»*33.

Считается, что в 1933 г. с легальной деятельностью «непоминающих» было покончено. Действительно, в этом году в Москве оказался закрыт их последний храм. Аналогичные попытки предпринимались в Ленинграде. Еще в 1932 г. была уничтожена одна из основных опор иосифлян — монашество. В одну ночь 18 февраля в ленинградских тюрьмах исчезли практически все оставшиеся на свободе иноки, а также связанные с монастырями представители приходского духовенства и мирян — всего около 500 человек*34. 21 ноября 1932 г. Президиум Ленсовета вынес решение закрыть 3 из 4 еще действовавших иосифлянских церквей города, в том числе Моисеевскую. Прихожане последней пытались сопротивляться, подали жалобу во ВЦИК, но 25 января 1933 г. храм закрыли. А 16 марта, при проведении паспортизации населения, совещание районных инспекторов по делам культов по указанию ОГПУ постановило «не выдавать паспорта служителям культа иосифлянского вероисповедания»*35, что означало автоматическое выселение последних из Ленинграда.

Несмотря на все попытки государственных органов окончательно запретить открытую деятельность иосифлян не удалось. Слишком массовой поддержкой они обладали в «северной столице». Власти, видя, что в других регионах наиболее стойкая часть сторонников митр. Иосифа после исчезновения легальных возможностей деятельности переходила на катакомбный путь, видимо опасались повторения этого в значительно больших масштабах в Ленинграде. Все 1930-е гг. в городе функционировал маленький деревянный иосифлянский храм Пресв. Троицы на окраине в Лесном.

Судьба церкви много раз висела на волоске. Но прихожане, которые переполняли храм, сумели отстоять его. Причем отчасти, несмотря на репрессии, эта церковь сохраняла роль центра притяжения и для политических противников режима. В многочисленных доносах тех лет говорится о пребывании в храме «высланных попов», «лишенок монашек», «беспаспортных темных личностей» и т.д.*36. Постепенно сокращалась численность членов его клира, насчитывавшего осенью 1933 г. 5 человек. Так, в марте — апреле 1935 г. в Ленинграде было проведено массовое выселение «чуждого населения» — так называемый «Кировский поток». Всего из 429 православных священнослужителей города и пригородов выслали в сельскую местность на периферию тогда почти половину — 198 человек*37. Был снят с учета «как белогвардейский офицер» в прошлом и настоятель Троицкой церкви, последний легально служивший крупный иосифлянский деятель, неоднократно арестовывавшийся прежде, протоиерей Александр Советов*38. После страшного 1937 г. в храме остался лишь один священнослужитель — настоятель иеромонах Павел (Лигор). Правда, многие катакомбники считали существование данного прихода провокацией. Что это было далеко не совсем так, подтверждают хотя бы массовые аресты членов двадцатки (приходского совета) храма Пресв. Троицы в 1939 — 1940 гг.: М.С. Паращука, В.А. Проворова, А.Ф. Семеновой, М.С. Юскиной и других.

Кроме Троицкой церкви в Ленинграде почти до самого начала Великой Отечественной войны легально действовал иосифлянский храм Благовещения вблизи подмосковной станции Мичуринец. В нем служили освобожденный к середине 1930-х гг. протоиерей Николай Дулов и о.Иосиф. Закрыли его только в начале 1941 г. Однако в обеих столицах подавляющая часть иосифлян в тот период посещала тайные службы. По свидетельству очевидцев в Ленинграде в 1937 — 1941 гг. их проводилось очень много -в зданиях морского техникума, школ подводного плавания и водного транспорта, помещениях ряда больниц, закрытых учреждений со входом по пропускам, на квартирах горожан, в том числе некоторых академиков, профессоров Военно-Медицинской академии и университета. Интенсивно тайные службы иосифлян шли в ближних и дальних пригородах Ленинграда -Шувалово, Озерках, Коломягах, д. Юкки, ст. Поповка, Колпино, Саблино, Елизаветино, Волосово, Ораниенбауме, Мартышкино, Стрельне, Гатчине (на квартире почитательниц матушки Марии) и т.д. Совершались они и в Новгородском округе — в Чудово, Малой Вишере, Окуловке, на ст.Оксочи (в детской колонии им. Ушинского)*39.

В Москве катакомбных иосифлянских служб было значительно меньше и многие москвичи окормлялись в Ленинграде, хотя и в столице эти службы конечно проводились. Сохранились воспоминания их активной участницы: «Возвратившись в Москву [в конце 1937 г.], ... я узнала очень скоро о существовании и здесь тайных Иосифлянских церквей, т.е. не о церквах, а о богослужениях в тайных комнатах, где собирались иногда по 20-25 человек. Служение шло шепотом, со строгим контролем молящихся, ввиду возможности предательства. Приходили обычно на рассвете по условному знаку. Большею частью осторожно стучали в водосточную трубу у окна, где кто-нибудь стоял, прислушиваясь. Один старый монах священник о. Александр Гомановский самоотверженно ездил всюду, куда его звали, и даже в больницах умудрял его Господь приобщать больных. Сидя около них, как посетитель, он исповедовал и затем, как бы подавая лекарство или питье, приобщал. До прихода немцев в Можайск в 1941 г. я жила тихо в этом городе и ездила на тайные богослужения в Москву»*40.

Еще в одном важнейшем районе иосифлянского движения — бывшей Центрально-Черноземной области последние отделившиеся от митр. Сергия храмы, за редчайшими исключениями, были закрыты в 1935 г. В этом году в Воронежской епархии арестовали еще одну значительную группу «буевцев» во главе с иеромонахом Иеронимом и монахиней Трифеной из быв. Покровского монастыря, почти все ее участники погибли в лагерях. Уцелевшие последователи еп. Алексия стали служить исключительно тайно. Так, например, в г. Мичуринске (Козлове) действовала катакомбная церковь, обслуживавшаяся жившим нелегально и работавшим печником известным «буевцем» архимандритом Александром (Филиппенко). Приезжими тайными священниками периодически совершались службы на квартирах и в Воронеже. В 1937-1938 гг. по епархии прокатилась новая волна арестов иосифлян, был схвачен и замучен иеромонах Антоний из быв. Толшевского монастыря. Однако и в этих условиях даже продолжали создаваться новые обители. Например, «Комсомольская правда» осенью 1937 г. сообщала, что в Воронежской области «женская молодежь недавно основала «тайный монастырь» — в монахини ушли сразу 15 девушек из двух соседних колхозных сел»*41. Далеко не всегда иосифляне без сопротивления позволяли себя арестовывать и громить их храмы. В 1930-е гг. нередко случалось, что они давали и вооруженный отпор сотрудникам ОГПУ и НКВД — в Липецкой, Тамбовской, Воронежской областях, на Дону и Кубани, в Башкирии, Сибири, а также в г. Серпухове.

Второй пик репрессий иосифлян, после 1930 — 1932 гг. пришелся на 1937 — 1938 гг., когда выявлялись скрывавшиеся священнослужители и уничтожались отбывавшие сроки заключения вожди движения. Так, например, в 1938 г. в Арзамасе были арестованы члены тайной иосифлянской общины во главе со свящ. Иоанном Ходоровским. Его и несколько монахинь-странниц расстреляли. В 1937 г. были арестованы и расстреляны: 17 сентября — епископы Сергий (Дружинин) и Григорий (Лебедев), 16 ноября — бывший ключарь собора Воскресения Христова протоиерей Никифор Стрельников, 20 ноября — митрополит Иосиф (Петровых) и др.*42.

Уцелевшие тайные иосифлянские общины с 1939 г. очень оберегались и попасть в них стало трудно. Количество служб значительно сократилось. На Северо-Западе России перед войной паству окормляли так и не разысканные НКВД тайные епископы: Вытегорский Модест (Васильев), Ингерманландский Роман (Руперт) и Псковский Иоанн (Ложков). Яркую картину нелегальной деятельности иосифлян на Северном Кавказе и в Ставрополье накануне войны «рисует» докладная записка уполномоченного Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) по Орджоникидзевскому краю председателю КПК А.А. Андрееву от 18 июня 1941 г.: «В Буденовском районе, являвшемся за последнее время центром контрреволюционного тихоновско-имяславского*43 церковного подполья, функционировало 4 церкви, в одной из которых вскрыт и ликвидирован подпольный монастырь. На территории Орджоникидзевского края с центром в г.Буденновске действовал контрреволюционный тихоновско-имяславский церковно-повстанческий центр, ликвидированный во второй половине 1940 года. В ряде районов края этими церковниками были организованы глубоко законспирированные кельи и молитвенные дома, обитаемые, в большинстве своем, беглыми монашескими элементами, беглыми попами и особенно ревностными фанатиками-верующими. Некоторые из них действуют до настоящего времени. Церковники в Буденновском районе развернули свою контрреволюционную клеветническую деятельность, направленную к подрыву колхозного строительства и оборонного могущества СССР. Участники контрреволюционного подполья Лапшин и Никитин в беседах с верующими о подрывной работе внутри колхозов заявили: «...Колхозникам нужно разъяснить, что они находятся и закрепостились навечно в руках антихриста. Нужно внушать колхознику порвать это дело и бежать из колхоза»*44.

В начальный период Великой Отечественной войны легальные ленинградские иосифляне держали себя более отчужденно по отношению к военным властям города, чем другие православные. Первый взнос в 15 тыс. рублей обществу Красного Креста они сделали только 2 ноября 1941 г., но уже к сентябрю 1943 г. внесли на нужды обороны 137 тыс.*45. Патриотический подъем и сплочение верующих в критической обстановке блокадного Ленинграда (более миллиона жителей которого умерло от голода) коренным образом изменили ситуацию.

24 ноября 1943 г. прихожане Троицкой церкви обратились к митр. Алексию с просьбой принять их под свое архипастырское покровительство: «Отделившись от Русской Православной Церкви, руководимой Его Святейшеством Патриархом Московским и Всея Руси Сергием, мы, последователи митрополита Иосифа, совершили великий грех перед Русской Церковью, нарушив ее единство, и одновременно неменьший грех совершили мы и перед Советской властью и Родиной, стремясь поставить себя в какое-то изолированное положение вне государства... Прошедшие годы и особо годы Великой Отечественной войны, показали ненужность, несостоятельность существования иосифлян, мы оказались «заблудшей овцой», оторванной от своего стада. Когда все паствы и пастыри других храмов творили горячие молитвы к Господу нашему о даровании победы воинству нашему над ненавистниками всего рода человеческого -фашистскими грабителями... и делали посильные денежные вклады в фонд Красного Креста и на нужды обороны Родины нашей, — мы, иосифляне, были в стороне и горько теперь сознавать нам это...»*46.

В тот же день митр. Алексий наложил резолюцию о принятии общины Свято-Троицкого храма в каноническое общение с Патриаршей Церковью. Причем последний иосифлянский священнослужитель церкви иеромонах Павел был лишен монашества и сана «за клятвопреступления перед Богом, измены совести, попрания святости священного служения Богу»*47. Правда, он долго не смирялся, до 1950-х гг. пытался незаконно совершать требы на ленинградских кладбищах, но затем все же перешел в Патриаршию Церковь и в 1960-е гг. служил псаломщиком в Смоленском кладбищенском храме.

До войны в Ленинграде активно действовали тайные иосифлянские общины. В период блокады они расценивались как вражеские, активно выявлялись и уничтожались органами НКВД. В справке начальника Управления НКВД по Ленинградской области от 1 октября 1942 г. указывалось, что в городе с начала войны вскрыто и ликвидировано 625 контрреволюционных групп и формирований, из них 7 церковно-сектантских*48. «Истинно-православных» власти называли сектантами, так что речь идет, вероятно, именно о них. Пока известна только одна из этих групп — тайная иосифлянская община, существовавшая с 1937 г. в северном ленинградском пригороде Коломяги и возглавлявшаяся проживавшим нелегально архимандритом Клавдием (Савинским). В справке Управления НКВД по Ленинградской области, направленной 1 октября 1942 г. в горком ВКП(б) указывалось: «За время Отечественной войны в Ленинграде и Ленинградской области церковники и сектанты активизировали свою подрывную работу... В 1942 г. в пригороде Ленинграда вскрыта и ликвидирована антисоветская организация церковников... В состав этой организации входили бывшие кулаки-церковники, монахини, лица без определенных занятий, приверженцы так называемого иосифлянского церковного течения... Показаниями арестованных установлено, что Савинский и его активные сообщники, создав в местечке Коломяги нелегальную церковь, на протяжении ряда лет совершали тайные религиозные обряды, привлекали через обряды к церковной деятельности чуждые и антисоветские элементы, молодежь и вели среди них антисоветскую агитацию...»*49.

Аресты членов общины продолжались с 17 июня по 14 июля 1942 г. Всего по делу проходило 18 человек. 3 августа Военный Трибунал войск НКВД Ленинградского округа приговорил 3 человек — архимандрита Клавдия, монахиню Евдокию (Дешкину) и А.Ф. Чистякова к смертной казни, а остальных 15 к различным срокам заключения. 12 августа трех осужденных расстреляли. Хотя страшная блокадная зима 1941-1942 гг. и массовая эвакуация многократно сократили иосифлянскую паству в Ленинграде, известны случаи разгрома тайных общин в городе и после октября 1942 г. Так, известный стрельнинский протоиерей Михаил Рождественский, освободившись из Беломорбалтлага, в 1938 г. нелегально поселился в Ленинграде, скрывался у знакомых и служил по ночам. Арестован он был только 19 января 1943 г. на Крещение Господне во время Божественной литургии вместе с другими членами тайной общины. 13 марта Военный Трибунал войск НКВД Ленинградского округа приговорил о. Михаила к 10 годам лагерей, и он находился в заключении под Воркутой до 1955 г.*50.

В период Великой Отечественной войны на оккупированной германскими войсками части Ленинградской области иосифляне нередко легализовали свою деятельность. «Псковская Православная Миссия» воссоединяла их с Московской патриархией: прот. Алексия Кибардина, диакона Михаила Яковлева, прот. Димитрия Кратирова и др. Последний в 1943 г. был вывезен из Новгорода в Германию. В 1945-1946 гг. он служил настоятелем русского собора в Берлине, община которого перешла в юрисдикцию Московской Патриархии*51.

Подобная ситуация существовала и в других районах страны — на Украине, южных областях России. Так, в Таганроге и Азове в период оккупации активно действовали вышедшие из подполья иоанниты*52. Они выпускали свои воззвания, сотрудничали в периодических изданиях. После разгрома германских войск многие их руководители ушли на запад. Некоторые -П.Шахметьев, Молчанов (Гусев) были арестованы и осуждены. Часть иоаннитов снова перешла на нелегальное положение*53.

Середину 1940-х гг. можно считать фактическим концом иосифлянского движения. Последние его представители окончательно теряют свою обособленность. Значительная часть из немногих выживших в лагерях известных иосифлянских деятелей примирилась с Патриархией — протоиереи Василий Верюжский, Алексий Кибардин, Василий Венустов, Константин Быстреевский и др. За ними последовала и их прежняя паства. Так, в 1945 г. в г.Гатчина под Ленинградом внутри Патриаршей Церкви возникла община бывших иосифлян во главе со священником Петром Белавским, близким когда-то к архиеп. Димитрию.

К таким бывшим иосифлянам представители властей относились недоброжелательно, зачастую даже враждебно. Например, в апреле 1951 г. Ленинградский уполномоченный Совета по делам РПЦ А.И. Кушнарев с явным недовольством писал председателю Совета: «...Верюжский, б.настоятель храма «Воскресения на крови», был репрессирован в свое время, как заядлый иосифлянин, и по возвращении в Ленинград ни разу не служил, продолжая оставаться враждебным Советской власти и, не желая участвовать в богослужениях, на которых за Советскую власть молятся. Несмотря на это, или в уважении к этому, патриархия всячески поддерживает Верюжского. Ему дали в Москве ученую степень доктора богословия, первую в Советском Союзе, его усердно желали продвинуть профессором в ЛДА, и только несогласие властей воспрепятствовало этому протежированию... В Москве насчет кафедры Византологии и истории славянских церквей начали действовать очень осторожно. Сначала, отдельным решением открыли с осени 1951 года кафедры этого предмета... Потом... стали подыскивать формулу, как протянуть в Академию Верюжского так, чтобы власть это проглядела и пропустила. Выход был найден во временном назначении Верюжского... Таким образом, Верюжский собирается читать лекции»*54.

Бывший настоятель главного иосифлянского храма все же стал профессором Ленинградской Духовной Академии. Однако некоторые примирившиеся с Патриархией священнослужители в конце 1940-х — начале 1950-х гг. были арестованы и осуждены. Так, прот. Алексия Кибардина с августа 1945 г. служившего настоятелем Казанской церкви в пос.Вырица арестовали 21 января 1950 г. и приговорили к 25 годам лагерей*55.

Другая часть представителей иосифлянского движения, до конца оставшаяся непримиримой, полностью слилась с катакомбниками, составив в их среде особую традицию. Произошло окончательное разделение «левого» и «правого» крыла иосифлян. К числу непримиримых относилось большинство бывших «буевцев». Центральное Черноземье России — второй по значению регион деятельности иосифлян, стало основной «базой» Катакомбной Церкви. Это признавали и советские исследователи. Крупнейший религиовед 1960-1970-х гг. А.И. Клибанов писал, что «здесь находился наиболее значительный и активный очаг этих течений (ИПЦ и ИПХ), распространявшихся и далеко за пределы Черноземного Центра» (прежде всего Тамбовской, Воронежской, Липецкой, Рязанской областей)*56. На примере Центрального Черноземья трансформацию части иосифлян (представителей «Истинно-Православной Церкви») в одно из течений Катакомбной Церкви можно проследить особенно наглядно.

Религиозное возрождение в годы Великой Отечественной войны самым непосредственным образом повлияло и на оживление деятельности «буевцев», тем более что значительная часть их традиционной территории подвергалась оккупации. Особенно заметно это оживление проявилось в Тамбовской и Липецкой областях. Резкое ухудшение материального положения в городе и деревне способствовало расширению массовой базы ИПЦ. На Тамбовщине в 1940-е гг. была предпринята попытка восстановить единую централизованную организацию. Ее организационная и идейная преемственность с иосифлянскими группами начала 1930-х гг. несомненна. Л.Н. Митрохин, изучавший на материале специальных экспедиций Института истории Академии Наук СССР данную проблему, также писал: «Среди деятелей ИПЦ этого времени мы постоянно встречаем или активных буевцев или людей, в свое время связанных с ними»*57. Так, отбывшая срок заключения руководительница «буевской» группы в г.Мичуринске (Козлове) в 1931-1932 гг. П.П. Филатова организовала там же новую группу в 1940-е гг.

Воссозданные группы концентрировались вокруг небольших «домашних» монастырей, во главе которых обычно находились монахини. В этих монастырях тайно проводились моления верующих по 10-12 человек. Л.Н. Митрохиным были собраны данные о 98 «активистах» ИПЦ 1949-1950 гг. в Мичуринске (94 женщинах и 4 мужчинах). Сведения о роде их занятий имелись на 62 человека — 45 являлись монахинями, 8 — бывшими торговцами и 9 не обладали определенными источниками дохода. Лишь 8 человек были моложе 40 лет*58. Несмотря на преемственность, в деятельности сторонников ИПЦ конца 1940-х гг. уже появились качественно иные черты. Она вся проходила в подполье, в условиях строгой конспирации. Так как до 1940-х гг. в некоторых храмах Центрального Черноземья еще служили представители духовенства, не поминавшие советскую власть и митрополита Сергия (Страгородского), эти церкви посещали и иосифляне. К концу войны таких храмов уже не осталось, во вновь открывшиеся церкви пришли исключительно священнослужители, признававшие Московскую Патриархию, в том числе и некоторые «буевцы». Последователи ИПЦ остались с относительно небольшим количеством священников и почти без иерархов. Полное прекращение легальной деятельности способствовало отказу не только от государственной регистрации общин верующих и духовенства, но и от выполнения ряда других советских законов: участия в выборах, различных общественных мероприятиях, праздновании революционных праздников, подписке на займы и т.п. Все это еще больше сближало иосифлян с «истинно-православными христианами». В 1950-1951 гг. большинство групп ИПЦ в Тамбовской области было разгромлено органами госбезопасности, лишь немногие из них, в основном в городах, сохранились к началу 1960-х гг.*59.

Параллельно с угасающим движением ИПЦ на Тамбовщине в 1940-1950-е гг. активно действовали и гораздо более многочисленные группы ИПХ, включившие в свой состав и многих бывших «буевцев» мирян. Историк З.А. Никольская, изучавшая «истинно-православных христиан» Тамбовской области, отмечала, что в 1932 г. в селах Отъясы и Малые Пупки Сосновского района существовали организации ИПЦ, к началу 1940-х гг. они в основном распались и к середине десятилетия на их основе возникли группы ИПХ. Подобный процесс происходил в с.Кочетовке Хоботовского района, с.Чутановке Кирсановского района и др.*60.

Значительная активизация тамбовских ИПХ происходила во многом под непосредственным воздействием и руководством их липецких единомышленников. В этой области влияние иосифлян в лице «буевцев» в 1930-е гг. было слабее. «Истинно-православные христиане» имели здесь своими руководителями священнослужителей — епископа Уара (Шмарина), свящ. М.Венцова, арестованных в 1935 г. Последний из них -архимандрит Митрофан служил в Липецке до 1943 г., когда был арестован за «антисоветскую проповедь». Ввиду значительного численного превосходства ИПХ, в том числе в городах, «буевцы» уже в конце 1930-х гг. здесь практически растворились в их среде. Накануне войны, по данным религиоведа А.И. Демьянова, численность «активистов» «истинно-православных христиан» в Дубровском, Краснянском и ряде других районов Липецкой области доходила до 400 человек. Нападение Германии на СССР они рассматривали как карающий меч Господень, посланный Богом для уничтожения советской власти. Мобилизованные ИПХ отказывались принимать присягу, брать в руки оружие, дезертировали с фронта, не являлись на призывные пункты. После разгрома фашистов в Курской битве некоторые их проповедники разъясняли верующим: «Господь удаляет свой меч, чтобы этим испытать свое стадо, насколько оно твердо верит в него, нет ли среди этого стада слабых духом, и что Господень меч удален потому, что мы не от всей души каялись в грехах своих»*61. Многие ИПХ в этот период выходили из колхозов, уклонялись от участия в сельскохозяйственных и оборонных работах, не платили налоги, не подписывались на займы. В 1944 г. несколько десятков наиболее активных «истинно-православных» было выселено в Сибирь и движение в Липецкой области пошло на убыль, однако оно смогло распространиться на территорию соседней Тамбовщины, где подобных массовых депортаций не произошло.

В Воронежской области — бывшем центре «буевщины» катакомбные общины с 1943 по 1966 гг. возглавляли известные иосифлянские деятели -архимандрит Никандр (Стуров), иеромонах Анувий (Капинус) и протоиерей Иоанн Андриевский. Первые два из них были освобождены из лагеря в 1943 г. и сразу же поселились в только что освобожденном от фашистов Воронеже. Основную часть «истинно-православных» окормлял до своей смерти в середине 1950-х гг. архимандрит Никандр. Иеромонах Анувий организовал собственную тайную группу, но 4 января 1951 г. был арестован и приговорен к 10 годам лагерей. В сфабрикованном обвинительном заключении по его делу указывалось: «Капинус А.А. являлся руководителем антисоветской организации так называемых истинно-православных христиан, созданной им в целях саботирования проводимых правительством мероприятий, и занимался активной контрреволюционной деятельностью, направленной на вовлечение в организацию новых лиц и обработку их в антисоветском духе»*62.

С 1956 г. воронежских катакомбников возглавлял вернувшийся из ссылки прот. Иоанн Андриевский, принявший вскоре монашеский постриг с именем Иларион. В том же году из лагеря оказался освобожден и иеромонах Анувий, он также вернулся в Воронеж и был там тайно пострижен в схиму с именем Амвросия. 26 июня 1961 г. скончался иеромонах Иларион, перед смертью вручив церковные ключи управления о.Амвросию со словами: «Со дня раскола Церкви каноническое Православие не было прервано, эта золотая ниточка жива, все церковные дела передаю вам до появления православного епископа. А искать такового надо!»*63. Вплоть до своей смерти 14 октября 1966 г. иеромонах Амвросий (Капинус) окормлял Воронежскую и ряд других общин, оставшихся без священников. Канонического тайного епископа ему найти так и не удалось. Монахиня Маргарита (Чеботарева) позднее вспоминала, что с 1966 г. «в Воронеже православных катакомбных священников уже не было. С требами приходилось ездить по всем сторонам. Бывало, попадали и на неканонических, сомнительных и самозванцев...»*64.

Крупнейший центр иосифлянского движения — Ленинград — утратил после окончания войны подобное значение для ИПЦ. Сказались особенно жестокие репрессии, усиленный контроль за религиозной жизнью «северной столицы» и массовая смертность в Ленинграде и пригородах в период блокады. Население «города на Неве» по сравнению с довоенным существенно обновилось, однако полностью искоренить катакомбные общины в нем властям не удалось. Большую группу сторонников ИПЦ возглавлял освобожденный в 1955 г. из лагеря упоминавшийся протоиерей Михаил Рождественский — брат канонизированного Зарубежной Русской Церковью новомученика о.Измаила Рождественского. В 1957 г. он поселился в Брянской области, но продолжал окормлять свою паству в Ленинграде. В 1962 г. о.Михаил снова подвергся аресту. Скончался он 10 сентября 1988 г. и на несколько лет его община осталась без священника. В Ленинградской епархии служили и два последних иосифлянских архиерея: епископ Роман (Руперт), умерший в 1964 г. и епископ Модест (Васильков), скончавшийся в 1971 г. Из 28 тайных архиереев иосифлянского поставления подавляющее большинство погибло еще в 1930-1940-е гг. и лишь двое указанных дожили до 1960-х гг.*65.

В Ленинграде после войны было три основных места поклонения сторонников ИПЦ — захоронения святых Иоанна Кронштадтского, Ксении Петербургской и большой мозаичный образ распятого Христа на стене знаменитого храма Воскресения Христова. В конце 1940-х — 1950-е гг. к ним постоянно совершалось паломничество, нередко из отдаленных мест России и зарубежья. В антирелигиозной книге 1962 г. издания признавалось существование последователей ИПЦ, «организованной» митр. Иосифом (Петровых) и подчеркивалось: «Примером наглого и беззастенчивого нарушения советского законодательства является организация паломничества верующих к бывшей церкви «Спаса на крови». Указывалось, что возле образа Христа появились горшочки с живыми цветами, на гвоздиках и выступах — расшитые полотенца и яркие ленты. Постоянно стоявшие там женщины рассказывали о чудесах, знамениях и случаях, происходивших у «Христа распятого», в том числе о «стонах убиенных». А в одну из Пасхальных заутрень вокруг здания храма был устроен крестный ход с зажженными свечами и пением Пасхальных тропарей*66. В срочном порядке в соборе начали реставрацию, его покрыли лесами, обнесли глухим высоким забором, который убрали лишь недавно.

Деятельность нескольких десятков, а возможно и сотен бывших иосифлянских общин, влившихся в Катакомбную Церковь под названием ИПЦ прослеживается до 1970-х гг. Причем нередко она выходила за границы прежнего ареала распространения, в основном в восточном и южном направлениях (перемещаясь в места ссылок, депортаций и т.п.). Так, в февральской 1961 г. докладной записке Управления КГБ по Карагандинской области в ЦК КПСС обращалось внимание на активизацию ИПЦ с середины 1950-х гг. В августе-сентябре 1956 г. в г.Темиртау и трех районах Караганды были организованы общественные суды над 41 «активистом», в том числе 6 руководителями групп. Больше половины из них были приговорены к выселению из области на 5 лет. Некоторые члены общин были лишены родительских прав. Алма-Атинская киностудия сняла специальный агитационный фильм «Душа из мрака». Однако и в начале 1960-х гг. деятельность нелегальных групп ИПЦ в 5 рабочих поселках и г.Темиртау общей численностью более 250 человек продолжалась. Возглавлял их отбывший срок заключения известный «буевец» архимандрит Александр (Филиппенко). Несмотря на репрессии существовали тайные монашеские женские общины, молитвенные дома. Довольно крупный подпольный монастырь имелся на станции Металлургической. «Истинно-православные» уклонились от переписи 1959 г., отказывались от получения советских документов, службы в армии, участия в общественной жизни. Они имели связи с подпольем ИПЦ в Тамбовской, Харьковской и Горьковской областях. В сентябре 1960 г. по карагандинским общинам органами госбезопасности был нанесен сильнейший удар — практически все их руководители оказались арестованы*67.

В советской, а затем и в зарубежной историографии в последние десятилетия, прежде всего под влиянием исследований А.И. Демьянова, утвердилась точка зрения, что ИПХ и ИПЦ это не самостоятельные течения, а одно общее и двух «параллельных организаций» в «истинном православии» никогда не существовало. А наименование «истинно-православные христиане» употреблялось по отношению к тем общинам, которые не имели священников. Поскольку же очень редко удавалось заменить арестованного священнослужителя, все большее число катакомбных церквей превращалось в группы мирян-ИПХ*68. Пришедший к почти такому же выводу эмигрантский историк М.Берштам, к примеру, писал: «В 1920-е — 1930-е годы, когда год за годом насильственно прерываются даже тайные связи сельских православных общин тихоновской ориентации в Центральном Черноземье с иерархией и священством той же ориентации в религиозных и административных центрах, а ...потом с 1945 года, когда после смерти Патриарха Сергия часть членов иосифлянских групп и Катакомбной Церкви столиц признает Московскую Патриархию и Патриарха Алексия, — сельские истинно-православные группы в Тамбовщине, Воронежской, Липецкой и Рязанской областях остаются без священников и выделяются в самостоятельные и сепаратные внецерковные православные организации...»*69.

Однако, когда А.И. Демьянов в 1970-х — начале 1980-х гг. проводил свои исследования в Центральном Черноземье, различия между ИПЦ и ИПХ уже практически полностью стерлись. Но и он был вынужден отметить, что в некоторых районах «все еще сохранилось ничем не обоснованное деление» на эти течения, существовали и существуют «истинно-православные», «именующие себя последователями ИПЦ»*70.

В период религиоведческо-социологических экспедиций Института истории Академии Наук СССР конца 1950-х — начала 1960-х гг. граница между ИПХ и ИПЦ еще была более четкой и участники экспедиций без колебаний считали их отдельными движениями, в то же время подчеркивая идеологическую и генетическую связь. Они полагали, что группы ИПХ появились впервые только в годы Великой Отечественной войны, сначала в Рязанской, Воронежской, Липецкой, а с 1947 г. и в Тамбовской областях в среде крестьян-единоличников. А.И. Клибанов писал, что «на позднем этапе существования ИПЦ из нее выделилось течение ИПХ, и оно в религиозном наследии ликвидированного класса кулачества почерпнуло больше, нежели в идеологии тихоновщины-буевщины»*71. То есть отмечалось, что у истоков будто бы возникшего нового движения стоят помимо ИПЦ и катакомбные группы 1930-х гг. Указывалось также на параллельное существование ИПХ и ИПЦ в 1940-1960-е гг.*72.

А.Клибанов, З.Никольская и Л.Митрохин сделали свои выводы только на материале одного своеобразного локального региона и поэтому в них вкрались ошибки. Дело в том, что в Центральном Черноземье в конце 1920-х — 1930-х гг. среди «истинно-православных» полностью доминировали иосифляне-»буевцы». Группы же ИПХ в тот период были немногочисленны и имели очень ограниченное количество священнослужителей. Когда же в 1940-е гг. начался значительный рост этих групп, в том числе и за счет бывших «буевцев», то у части советских исследователей сложилось неверное представление, что родилось новое движение. В других регионах — например, на Урале, в Башкирии, где влияние иосифлян почти не ощущалось, и большая часть катакомбного духовенства еще в 1930-е гг. принадлежала к ИПХ, существовала другая ситуация. На материале большинства республик и областей СССР сделать вывод о рождении в период Великой Отечественной войны «внецерковного православного движения» было бы невозможно. О действовавших с 1918 г. катакомбниках или «истинно-православных христианах» (термин, введенный архиеп. Ухтомским Андреем) и их непростых отношениях со сторонником митр.Иосифа будет рассказано в следующей главе.

Те иосифлянские общины, которые после окончания войны окончательно влились в Катакомбную Церковь, существовавшую уже более двух десятилетий, постепенно все больше теряли свою обособленность. Все былые разногласия со временем сглаживались, исчезали. Еще в 1937 г. был расстрелян в Магнитогорской тюрьме Патриарший Местоблюститель митр.Петр (Полянский) и вопрос о признании его главой Церкви стал абстрактным. Ушли из жизни в 1930-е гг. основные руководители иосифлян. Легальная деятельность стала полностью невозможной и соответственно ужесточилась позиция последователей ИПЦ по отношению к выполнению государственных законов, к Московской Патриархии, храмы которой стали называться «капищами антихриста». Хотя бывшие иосифляне никогда не доходили до таких крайностей, как значительная часть ИПХ: «молчальничество», принятие обета безбрачия, отказ от употребления в пищу еды, изготовленной после 1959 г. и т.п.

Таким образом, хронологическими рамками иосифлянства являются 1927 -середина 1940-х гг., в то время как Катакомбная Церковь смогла просуществовать до наших дней и получила в последние годы возможность легализовать свою деятельность.

Примечания

1. Иосиф (Петровых Иван Семенович, 1872-1937) — митрополит. Род. в г.Устюжна Новгородской губ., окончил Устюженское ДУ и Новгородскую ДС; после окончания Московской ДА (1899) оставлен профессорским стипендиатом при Академии. Пострижен в монашество (26.08.1901), рукоположен во иеродиакона (30.09.1901), во иеромонаха (14.10.1901); магистр богословия и доцент (с 02.1903), экстраординарный профессор и инспектор Московской ДА (с 09.12.1903). Возведен в сан архим. (18.01.1904), назначен настоятелем Яблочинского Свято-Онуфриевского монастыря Холмской епархии (06.1906). Хиротонисан во еп. Угличского вик. Ярославской епархии (15.03.1909), позднее возведен в сан архиепископа. Архиепископ Ростовский вик. Ярославской епархии (1920-1921); временно управлял Новгородской и Старорусской епархиями (1920-1925). Назначен митр. Ленинградским (08.1926), служил в Ленинграде лишь три дня, затем жил в Ростове, управлял епархией через викариев. В 11.1926 вступил в должность Заместителя Патриаршего Местоблюстителя. В 12.1926 арестован в Ростове, сослан в Никольский Моденский монастырь Новгородской губ., в 09.1927 освобожден, вернулся в Ростов. Митр. Сергием назначен митр. Одесским (17.09.1927), назначение не принял, продолжал руководить Ленинградской епархией из Ростова. Вместе с митр. Ярославским Агафангелом (Преображенским) и его викариями подписал акт отхода от митр. Сергия и его Синода (06.02.1928). Арестован 29.02.1928 и вновь сослан в Моденский монастырь. Вновь арестован в 12.09.1930 и сослан в г.Чимкент (Казахстан), служил тайно. Арестован в Алма-Ате 22.09.1937. Расстрелян 20.11.1937.

2. Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви 1917-1945, с.136-137.

3. Иоанн (Снычев), митрополит. Расколы // Христианское чтение, 1991, N6, с.23.

4. Там же, с.27.

5. Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Москве и Московской области (Архив УФСБ РФ МО), ф.архивно-следственных дел, д.28850.

6. Центральный государственный архив общественных организаций Украины, ф.263, оп.1, д.65744.

7. Шишкин А.А. Сущность и критическая оценка обновленческого раскола русской православной церкви, с.335.

8. ЦГА СПб, ф.7384, оп.33, д.321, л.90.

9. Там же, лл.100-101.

10. Там же, л.147.

11. Цит. по: Иоанн (Снычев), архимандрит. Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х годов XX столетия — «Григорианский», «Ярославский», «Иосифлянский», «Викторианский» и другие. Их особенность и история. Куйбышев, 1966. Рукопись, с.5.

12. Мещерский Н.А. На старости я сызнова живу: прошедшее проходит предо мною..., с.10.

13. Иоанн (Снычев), архимандрит. Указ.соч., с.238.

14. Его же. Расколы, с.35.

15. Центр документации новейшей истории Воронежской области (ЦДНИ ВО), ф.9323, оп.2, д.П-24705, т.1, лл.2-3.

16. Там же, т.5, л.649.

17. Регельсон Л. Указ.соч., с.168-169.

18. Иоанн (Снычев), митрополит. Расколы, с.36.

19. ЦДНИ ВО, ф.9323, оп.2, д.П-24705, т.4, л.458.

20. Там же, л.631.

21. Письмо Д.С. Лихачева дочерям о.Феодора Андреева Анне и Марии от 16 сентября 1992 г.

22. Польский М. Указ.соч., т.2, с.135,137.

23. ЦДНИ ВО, ф.9323, оп.2, д.П-24705, т.1, л.16.

24. Там же, т.4, л.449.

25. Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве Высшей Церковной власти 1917-1943, с.584-585.

26. ЦДНИ ВО, ф.9323, оп.2, д.П-24705, т.1, л.4.

27. Архив УФСБ РФ МО, ф.арх.-след.дел, д.28850, лл.11-12.

28. ЦДНИ ВО, ф.9323, оп.2, д.П-24705, т.4, л.460.

29. Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (Архив УФСБ РФ СПб), ф.арх.-след. дел, дд.П-28774, П-42182, П-66675.

30. ЦГА СПб, ф.4914, оп.3, д.2, лл.50,200,206,210.

31. Архив УФСБ РФ СПб, ф.арх.-след.дел, д.П-78806.

32. Там же.

33. ЦГА СПб, ф.1000, оп.50, д.29, лл.18,20.

34. Краснов-Левитин А. Лихие годы. 1925-1941, с.222; Мещерский Н.А. Указ.соч., с.102-106.

35. ЦГА СПб, ф.7384, оп.2, д.20, л.5.

36. Там же, оп.33, д.114, лл.98,129.

37. Там же, д.112, лл.2-3,5-34.

38. Там же, д.114, л.208.

39. Андреев И.М. Заметки о Катакомбной церкви в СССР // Русская жизнь, 1948, 20 февраля.

40. Польский М. Указ.соч., т.2, с.4.

41. Комсомольская правда, 1937, 15 сентября.

42. Справка УФСБ РФ по Тверской области N10/1058 от 15 июля 1994 г.; Польский М. Указ.соч., т.2, с.1; Andryev I. Russia’s Catacomb Saints, p.117-119; Хрусталев М.Ю., Гусев О.А. Митрополит Петроградский Иосиф (Петровых) в сонме новомучеников и исповедников Российских // Устюжна: Историко-литературный альманах. Вып.2. Вологда: Русь, 1993, с.151; Московский церковный вестник, 1993, N4, с.5; Справка Комитета национальной безопасности Республики Казахстан N11/1-762 от 15 сентября 1994 г.

43. Имяславие — религиозное движение в Русской церкви, возникшее в 1910-1912 гг. в православных монастырях на Афоне (Греция). Имяславцы считали, что человек в силу своей греховности может славить в молитвах не самого Бога, а лишь его имя, требовали с благоговением относиться ко всему, что составляет христианский культ. В 1912-1913 гг. движение монахов было подавлено, их отлучили от Церкви. После Октябрьской революции получило распространение во многих районах страны, участники его выражали в основном монархические, антисоветские взгляды. Имяславцы не являлись сектантами и несмотря на отлучение, в 1920-е гг. принимались Патриаршей Церковью даже без покаяния. С 1927 г. подавляющее число имяславцев стало активными участниками иосифлянского движения.

44. РЦХИДНИ, ф.17, оп.125, д.44, л.80.

45. ЦГА СПб, ф.7384, оп.33, д.126, л.184.

46. Там же, лл.214-215.

47. Там же, д.76, л.187.

48. Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб), ф.24, оп.2-б, д.1323, л.83.

49. Там же, л.87.

50. Судьба российского священника // Православная Русь (Джорданвилль), 1995, N14, с.8-9.

51. ГАРФ, ф.6991, оп.1, д.130, л.480.

52. Иоанниты — группа почитателей Св. о.Иоанна Кронштадтского (канонизированного Московской Патриархией только в 1990 г.), доходивших до его обожествления. Патриаршая Церковь порицала их поведение. Иоанниты не приняли советской власти и с 1927 г. влились в иосифлянское движение. Некоторые архиереи иосифляне рукополагали иоаннитов-мирян в священнический сан.

53. Суглобов Г.А. Союз креста и меча. М.: Воениздат, 1969, с.91.

54. ЦГА СПб, ф.9324, оп.2, д.37, лл.85-86.

55. Справка УФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области N34/3-2127 от 6 сентября 1944 г.

56. Клибанов А.И. Конкретные исследования современных религиозных верований (Методика, организация, результаты). М.: Мысль, 1967, с.13.

57. Митрохин Л.Н. Реакционная идеология «истинно православной церкви» на Тамбовщине, с.154.

58. Там же, с.155.

59. Там же, с.155-162; Клибанов А.И. Религиозное сектантство в прошлом и настоящем, с.189.

60. Никольская З.А. К характеристике течения истинно православных христиан, с.167.

61. Демьянов А.И. Истинно православное христианство, с.31; Его же. Религиозность: тенденции и особенности проявления (социально-психологический анализ), с.99.

62. ЦДНИ ВО, ф.9323, оп.2, д.П-25437, т.1, л.35.

63. Маргарита (Чеботарева), монахиня. Катакомбные исповедники // Возвращение, 1993, N2, с.26.

64. Там же, с.26.

65. Очерки истории Санкт-Петербургской епархии. СПб.: Андреев и сыновья, 1994, с.278; Амвросий (Сиверс), епископ. Истоки и связи Катакомбной Церкви в Ленинграде и области (1922-1992 гг.), с.27-28.

66. Юдин Н.И. Правда о петербургских «святынях», с.118-119.

67. ЦХСД, ф.5, оп.33, д.190, лл.32-33,36.

68. Демьянов А.И. Истинно православное христианство, с.13-14; Поспеловский Д.В. Русская православная церковь в XX веке, с.314.

69. Бернштам М. Стороны в гражданской войне 1917-1922 гг., с.273.

70. Демьянов А.И. Указ.соч., с.70; Его же. Критика идеологии истинно православного христианства, с.15.

71. Клибанов А.И. Современное сектантство в Тамбовской области, с.95.

72. См.: Никольская З.А. Указ.соч.; Митрохин Л.Н. Указ.соч.

§ 2. Катакомбная Церковь.

В истории имелось достаточно много примеров, когда в каком-нибудь государстве существовала нелегальная Христианская Церковь. Прямым же прецедентом ситуации, сложившейся в СССР, являлось положение Католической Церкви во Франции времен Великой революции. Появившиеся там общины так называемого «неприсягнувшего священства» не приняли решений революционных гражданских властей и подверглись жестоким репрессиям. Они также не признали легитимность Наполеона I и его конкордат с Ватиканом и отказались от общения с официальным клиром. Когда вернувшиеся Бурбоны попытались урегулировать положение Церкви, некоторые общины вышли из подполья, но нормализации отношений между ними и церковными властями так и не произошло. Имеются сведения, что отдельные группы «неприсягнувшего священства» просуществовали до франко-прусской войны, позже вымерев или слившись со старо-католиками*1.

Эти события очень напоминают историю деятельности Катакомбной Церкви в СССР, хотя и характеризуются значительно меньшим размахом и продолжительностью. Первые тайные православные общины появились в советской республике уже вскоре после Октябрьской революции — в 1918 г., вслед за выходом январского воззвания Патриарха Тихона, предававшего анафеме гонителей Церкви. Ярко проявившее себя в годы гражданской войны крестьянское повстанчество в России возникло во многом на религиозной почве. Советские исследователи даже полагали, что следствием январского 1918 г. воззвания Патриарха явились 1414 восстаний и выступлений верующих*2. Вероятно, эта цифра сильно завышена. Однако подобная связь была. Так, очевидец крестьянского восстания в Тамбовской губернии эмигрантский историк К.Криптон в своих работах привел много доказательств его религиозного характера*3. И в Центральном Черноземье России тайные общины верующих появились именно в период восстаний «Союза Трудового Крестьянства», деятельности отрядов А.С.Антонова и И.Колесникова 1918-1922 гг., впервые в Кирсановском, Моршанском и Борисоглебском уездах*4.

Возникновение обновленчества как господствующего течения весной 1922 г. стало основной причиной появления тайных церквей, где службы проходили нелегально, уже в значительной части районов страны. Ушли в «катакомбы» также выступавшие против изъятия церковных ценностей и «ревнители» Православия, вошедшие в конфликт с Патриархом Тихоном и митрополитом Петроградским Вениамином (Казанским), которые соглашались на заключение компромиссов с безбожной властью. Практическим создателем сети нелегальных приходов и монастырей выступила влиятельная даниловская группа архиереев (наименование по нахождению в Свято-Даниловом московском монастыре), возглавляемая архиепископом Волоколамским Феодором (Поздеевским). Эта группа стала оппозицией не только обновленцам, но и пошедшему на компромиссы Патриарху и создала в 1923 г. так называемый «параллельный Синод» ввиду «недостаточной» эффективности Патриаршего Синода*5. С даниловцами был связан и сыгравший чрезвычайно важную роль в создании Катакомбной Церкви архиепископ Уфимский Андрей (Ухтомский), который совершил в 1920-е гг. хиротонии (вместе с другими архиереями) более 10 тайных епископов*6.

На Северо-Западе России катакомбников возглавили епископ Стефан (Бех) и схиепископ Макарий (Васильев), поставленный в 1923 г. архиеп. Андреем (Ухтомским). Владыка Макарий являлся настоятелем Воскресенского монастыря (Макарьевской пустыни) в Новгородской губернии, в определенной степени игравшего роль и авторитетного общероссийского центра ИПХ. В 1925 г. указанные архиереи не признали избрание Патриаршим Местоблюстителем митр. Петра (Полянского), продолжая свое основное служение тайно.

И все же до 1927 г. катакомбных общин было неизмеримо меньше легально действующих приходов Русской Церкви. Значительную часть их составляли враждебно настроенные по отношению к советской власти полусектантские группы верующих. Особенное распространение они получили в Центральном Черноземье. Этому способствовал ряд социально-экономических факторов: особенно высокий процент сельского населения (90,5% в 1927 г.); сильное снижение жизненного уровня и падение урожаев после гражданской войны; глубокие традиции свободы и независимости, связанные с меньшим, чем в большинстве других районов Европейской России, распространением крепостного права; длительное вооруженное сопротивление советской власти местного населения; полный провал агитации обновленцев*7.

В середине 20-х гг. в Центральном Черноземье уже активно действовали группы федоровцев, чердашников, самарян, еноховцев и др. По их представлениям Бог есть дух, способный перевоплощаться в людей. У федоровцев он якобы воплощался в монаха Феодора (Рыбалкина), у чердашников — в Николая Хакилева, у николаевцев — в Николая II, у иоаннитов — в Иоанна Кронштадского, у михайловцев — в Михаила Ершова и т.д.*8

Одной из первых в 1921 г. в Никитовском уезде (ныне Белгородской области) возникла основанная мирянином Поддубным группа «Правильный путь ко спасению». Она была маленькой и насчитывала около 300 человек. Наибольшее распространение в южных районах Центрального Черноземья получило движение федоровцев, созданное к середине 1920-х гг. монахами Ново-Донского монастыря. Его сторонники предсказывали возвращение белых и неизбежное падение советской власти. Монах Феодор также объявлял, что светопреставление и приход «белого воинства во главе с архангелом Михаилом» свершится в новогоднюю ночь 1926 г. В следующем году в связи с проведением переписи населения в различных катакомбных группах вновь возобновились проповеди о конце света. Федоровцы считали, что антихрист пришел в мир в 1917 г., но царствовал только до 1922 г., когда свершилось второе пришествие Христа на землю и началось 1000-летнее царство. Движение было в основном разгромлено в 1928 г., его руководители предстали на судебном процессе. Но полностью оно не исчезло, действуя в подполье до 1970-х гг. В Тамбовской губернии к 1925 г. в Уметском уезде появилась группа во главе с мирянином Ермошкиным, у которой в роли воплощенного Христа выступал младенец — сын руководителя и т.д.*9.

Помимо Центрального Черноземья в начале-середине 1920-х гг. возникли группы «истинных» в Татарской и Мордовской АССР, евлампиевцев в Брянской области, ерофеевцев в Вологодской, скрытников и васильевцев в Иваново-Вознесенской. В период коллективизации, церковных расколов конца 1920-х гг. все они значительно расширили свою деятельность. Часть подобных групп Центрально-Черноземной области (ЦЧО) — имяславцы, иоанниты, стефановцы, «Ревнители Церкви» влилась в возникшее иосифлянское «буевское» движение. Но некоторые остались самостоятельными, не согласившись с рядом пунктов «программы» иосифлян. Так, например, широкую пропаганду своих взглядов вели чердашники. Одетые в длинные черные одежды они ходили от села к селу и агитировали против колхозов за торжество «царства Бога на земле». В 1930 г. ОГПУ на юге ЦЧО раскрыла подпольную религиозную организацию, имевшую связи с Северным Кавказом, Кубанью и Украиной, которая использовала «чудесно спасшихся» членов царской семьи*10.

Эти группы в конечном итоге вошли в движение «истинно-православных христиан». Оно окончательно оформилось также в 1927-1928 гг. Вскоре после опубликования «Декларации митр. Сергия» по всей стране развернулся переход на нелегальное положение сотен приходов и монастырей. Помимо иосифлянского в СССР возникли даниловский, мечевский и украинский уклоны «непоминающих». Уже упоминавшаяся даниловская группа включала более 10 архиереев. Мечевцы получили свое название по фамилии влиятельного московского протоиерея Сергия Мечева. К ним относились еп. Серпуховский Арсений (Жадановский), еп. Дмитровский Серафим (Звездинский), еп.Ковровский Афанасий (Сахаров) и еще 3-4 архиерея. В украинскую группу входили в основном иерархи, проживавшие в Киевской и ближайших епархиях (5-6 человек), возглавлял их схиархиепископ Таврический Антоний (Абашидзе). Кроме того существовали отдельные «непоминающие» архиереи, стоявшие вне этих уклонов. Так, значительное число священнослужителей являлось андреевцами или кирилловцами, то есть шло за архиеп. Андреем (Ухтомским) и митрополитом Казанским Кириллом (Смирновым)*11.

Большинство «непоминающих», не порывая молитвенного общения, старались обособиться от митр. Сергия и находиться в стороне от церковной жизни, оставаясь в рамках легальности. Эти архиереи, уходя от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, в сущности уходили за штат, в архивах почти нет сведений, чтобы они рукополагали других священников или епископов. Иную тактику выбрали значительная часть даниловцев и андреевцы. Весной-летом 1928 г. они провели тайный «Кочующий Собор», который в итоговом определении объявил сторонников митр. Сергия еретиками, безблагодатными и предал их анафеме. Сергианство наряду с обновленчеством было признано тяжелейшей экклезиологической ересью, разрушающей все догматическое понимание Церкви Христовой*12. Таким образом завершилось идеологическое оформление движения ИПХ.

Основной идеологемой «истинно-православных христиан» был антикоммунизм, имевший специфический религиозный характер. «С самого начала на всех уровнях: от епископов до малограмотных старух... утвердился взгляд на сов.власть как на власть антихриста, а на Ленина, как на сущего антихриста». Красная пятиконечная звезда была понята как физическая печать антихриста. Невозможность участия катакомбников в любых советских общественных организациях также объяснялась желанием не поклоняться антихристу. Отказ от регистрации, советского паспорта, участия в выборах диктовались теми же соображениями. Важными пунктами в идеологии ИПХ были запреты на членство в колхозах, службу в советской армии и нежелательность любой государственной службы. Колхозы трактовались как «антихристовы учреждения», образующие новую форму жизни крестьян, поклонившихся дьяволу. Многие деревенские катакомбники, не желая участвовать в «грехах безбожников», отказывались даже от радио и электричества. Иосифляне до такого, как правило, не доходили; лишь часть из них являлась монархистами. Среди ИПХ монархизм доминировал, хотя он и заключался «преимущественно в оплакивании рухнувшего дореволюционного порядка и опасении в появлении «лже-царей»*13.

Еще одним краеугольным камнем идеологии «катакомб» являлось абсолютное отрицание Московской Патриархии и всех с ней каким-либо образом сообщающихся. В мистическом видении она трактовалась как «вавилонская блудница, сидящая на красном звере», Катакомбная Церковь как «жена, бегущая в пустыню от дракона». С 1928 г. в этой Церкви установилась форма возгласа «О еже избавити люди своя от горькия мучительства безбожныя власти»*14. Это все означало явный раскол.

Уже в 1930-1933 гг. по всему СССР была проведена кампания ликвидации широкого распространившихся общин «истинно-православных христиан». Так, в феврале 1932 г. оказалась закрыта Макарьевская пустынь, всех ее монахов арестовали. Был арестован и приговорен к трем годам лагерей и схиеп. Макарий. Осенью 1932 г. провокатор выдал весь клир служившего в Ленинграде еп. Стефан (Беха). Сам, арестованный еще в 1929 г., Владыка вскоре — 26 апреля 1933 г. скончался в заключении. Сильный удар нанесла и проводившаяся в 1933 г. паспортизация. Именно в это время в «катакомбах» возникло движение «беспаспортников». Почти все служившие тайно архиереи благословили советские паспорта не брать, так как при оформлении документов выявлялись «бывшие», подлежавшие репрессиям. Одновременно отказ от паспорта трактовался, как отрицание печати антихриста и объявление себя негражданином СССР. В 1932 г. был арестован и выслан, а в 1934 г. заключен в политизолятор архиеп. Андрей (Ухтомский). Его расстреляли 4 сентября 1937 г.*15.

Второй удар по ИПХ пришелся на 1937-1938 гг., когда выявлялись скрывавшиеся в подполье священнослужители и уничтожались отбывавшие сроки заключения руководители антисергиан. Но несмотря на все гонения деятельность «истинно-православных» продолжалась. Освобожденный в 1935 г. из лагеря схиеп. Макарий (Васильев) вновь возглавил катакомбные общины Северо-Запада России. «По его собственным словам, в течение более 10 лет он не ночевал подряд двух ночей в одной и той же квартире. С большими предосторожностями и постоянной опаской и оглядкой, он скитался из селения в селение, из одного города в другой, работал у крестьян в колхозах в качестве пастуха. Он имел многочисленных духовных чад — мирских, тайных монахов и тайных священников. Шутя говорил, что у него была своя духовная семинария и академия, он тайно готовил людей к принятию священнического сана»*16. Действительно, почти до начала Великой Отечественной войны владыка курировал своеобразную тайную семинарию, в которую приезжали слушать лекции и из очень отдаленных мест. Преподавали в ней, по данным архивов Катакомбной Церкви, периодически даже такие известные профессора, как И.Андреевский, философы С.Аскольдов и А.Мейер* 17. Одна из подобных подпольных семинарий была раскрыта и разгромлена НКВД в 1938 г. в Москве.

Следует отметить, что в 1930-е гг. произошло очень сильное изменение состава катакомбников. Если в конце 1920-х гг. в подполье находились лишь ИПХ и часть иосифлян, то теперь они стали составлять меньшинство. Катакомбность Церкви не обязательно означает ее непримиримость. Этот термин охватывает всякую неофициальную и поэтому не контролируемую государством церковную деятельность. В 1930-е гг., в результате закрытия почти всех православных храмов, самую многочисленную часть катакомбников составили верующие, никогда не порывавшие с митр. Сергием. Они ушли в подполье только потому, что открытое совершение религиозных обрядов оказалось невозможным и когда положение изменилось (после 1943 г.), восстановили с избранным Патриархом Сергием каноническую связь и литургическое общение. В «катакомбы» были вынуждены уйти и умеренные группы «непоминающих», они в большинстве считали отход от Московской Патриархии временным явлением, что и подтвердилось в дальнейшем*18.

Годы Великой Отечественной войны стали переломными для Катакомбной Церкви. Ее начало было положительно воспринято значительной частью ИПХ. «Истинно-православные» являлись не пацифистами, а сторонниками всяких, в том числе вооруженных форм сопротивления. Отношения их с оккупационными германскими властями складывались по разному. На Северо-Западе России катакомбники в основном предпочитали оставаться в подполье. Дело в том, что существовавшая в 1941-1943 гг. с разрешения командования группы армий «Север» «Псковская Православная Миссия», принадлежавшая в каноническом отношении к Московской Патриархии, пыталась выявлять тайные общины. Поселившийся в конце 1941 г. в Псково-Печерском монастыре схиепископ Макарий предсказывал неудачное окончание войны для Германии. Вместе с тайным епископом Псковским Иоанном (Ложковым) он попытался связаться с митрополитом Берлинским и Германским Серафимом (Лядэ), принадлежавшим к Русской Православной Церкви Заграницей. Однако посланный ими иеромонах Никифор (фон Рихтер-Меллин) был ссажен в Кенигсберге с поезда и отправлен обратно*19.

Известный американский историк Катакомбной Церкви И.Андреев (Андреевский) писал, что несмотря на настойчивые требования экзарха Прибалтики «истинно-православные» священники, начавшие служить в некоторых из открывшихся храмов, отказывались поминать Патриаршего Местоблюстителя: «Так, напр., в г.Сольцы Новгородской епархии митрофорный протоиерей о. В., бывший благочинный церквей города Минска, а затем ставший катакомбным священником, несмотря на строжайший приказ благочинного Новгородского района о. Василия Рушанова... — категорически отказался поминать Сов. Митрополита Сергия. Это было в 1942 г. А в 1943 и в 1944 гг. о. В. стал тайно поминать Митрополита Анастасия (главу Зарубежной Русской Церкви)*20.

То, что большая часть общин ИПХ Ленинградской области в период оккупации осталась в подполье, позволило им продолжить свою деятельность и после окончания войны, несмотря на смерть основных руководителей. В ночь на 1 апреля 1944 г. схиеп. Макарий был убит осколком бомбы, сброшенной с советского самолета при бомбардировке г. Печоры, еп. Иоанн (Ложков) скончался 3 декабря 1945 г.

В ряде других районов страны германское командование более благосклонно относилось к катакомбникам — в Брянской, Орловской, Воронежской областях, а также в Белоруссии, Крыму и на Дону. Там они зачастую выходили из подполья. В г.Мозырь Гомельской области начал служить и открыто рукополагать во священники вышедший из подполья архиерей. В Житомире вскоре после прихода немцев организовал приход катакомбник архимандрит Леонтий (Филиппович). Вскоре он был посвящен во епископы и вошел в иерархию автономной Украинской церкви и т.д. Часть наиболее непримиримо настроенных к Московской Патриархии катакомбников сотрудничала с оккупационной администрацией. А в Центральном Черноземье и Брянской области были созданы антисоветские вооруженные формирования во главе с «истинно-православными» — Каминским, Воскобойниковым и другими. После отступления вермахта немалая часть ИПХ ушла на Запад, в том числе и вступившие в известную бригаду Каминского (сам он был в конце концов расстрелян фашистами)*21.

Советские власти с началом войны заняли по отношению к находящимся в подполье общинам верующих и священнослужителям жесткую позицию. Уже говорилось о репрессиях иосифлян в блокадном Ленинграде. Документы органов госбезопасности по Костромской области также свидетельствуют о подобных акциях. Так, 25 декабря 1941 г. был арестован священник с.Сидоровское А.Богословский, в 1935 г. порвавший с митр. Сергием. Он обвинялся в том, что «привлекал» в нелегальную моленную на своей квартире верующих, которых «обрабатывал в антисоветском духе». «восхвалял фашизм» и т.п. На допросе о.Александр отвечал: «Виновным себя в предъявленном мне обвинении я не признаю, так как среди приходящих ко мне лиц пораженческой агитации я не вел, так как я не сторонник немцев и объяснял присутствующим, что немцы нам не братья по крови, по духу... В разговоре о поддержании защиты отечества в настоящей войне я присутствующим у себя на квартире высказывал свои чувства, что для меня отечество является злой мачехой, ... все же считаю своим христианским долгом свое отечество защищать». Однако Богословского приговорили к высшей мере наказания и 14 мая 1942 г. расстреляли*22. 28 августа 1942 г. в г.Нерехта арестовали активного члена тайной монашеской общины, духовную дочь «непоминающего» архиеп. Варлаама (Ряшенцева) М.Чернову. Ей предъявили обвинение в «антисоветской агитации среди церковников», но 25 сентября дело прекратили за отсутствием состава преступления и Чернову освободили. В 1943 г. был арестован тайный бродячий священник Ф.Смирнов, по показаниям свидетелей «активный церковник до фанатизма». Военный трибунал войск НКВД Ярославского гарнизона приговорил его к 8 годам лишения свободы и т.д.*23. Сам архие. Варлаам, арестованный в 1941 г. и приговоренный к 10 годам заключения, скончался 20 февраля 1942 г. в тюрьме N 1 г.Вологды.

В Подмосковье к 1941 г. действовало не менее 10 катакомбных священнослужителей. Часть из них — протоиерей Петр Шипков, архимандрит Иеракс (Бочаров) и Серафим (Батюков) признавали духовный авторитет епископа Афанасия (Сахарова). С началом войны они заняли в целом патриотическую позицию. Одна из прихожанок архим. Серафима, тайно служившего в Загорске, вспоминала: «На вопрос «Кто победит?», который задавали ему все, он отвечал: «Победит Матерь Божия». Многие задавали вопрос — как молиться об исходе войны. Батюшка отвечал: «Молитесь: да будет воля Твоя!»... «Ни один христианин такого креста не примет», — сказал батюшка и начертал в воздухе знак свастики»*24. Архимандрит умер 19 февраля 1942 г. А остальных священнослужителей этой группы выследили и арестовали 6 ноября 1943 г. Через день 7 ноября в г.Ишиме был арестован находившийся в бессрочной ссылке в Омской области еп. Афанасий. Все они обвинялись в групповой контрреволюционной деятельности в составе общесоюзной организации «Антисоветское церковное подполье». По этому сфабрикованному делу кроме владыки Афанасия, прот. П.Шипкова, архим. Иеракса проходили также монахиня Ксения (Гришанова) и Н.В.Тропани, оставившая подробные воспоминания. 14 июля 1944 г. их приговорили к 5-8 годам заключения и отправили в Мариинские лагеря (Кемеровская область)*25.

Преследование тайных священнослужителей особенно усилились с осени 1943 г. Советские власти наряду с радикальным улучшением отношения к Московской Патриархии попытались произвести в 1943 -46 гг. разгром в «катакомбах», что им во многом удалось. В 1944 г. большинство выявленных «истинно-православных» на неокуппированной Европейской части СССР было депортировано или заключено в лагеря, в последующие два года происходило жесткое преследование их на бывших оккупированных территориях. В «особой папке» И.Сталина, хранящейся в Государственном архиве Российской Федерации, содержится документ о депортации ИПХ в 1944 г. Л.Берия 7 июля в своем секретном письме «вождю» отмечал, что на территории Воронежской, Орловской, Рязанской областей было выявлено несколько организаций «истинно-православных христиан», но арест активных участников не оказал должного воздействия на других членов и поэтому целесообразно провести массовое выселение этих людей в Омскую, Новосибирскую области и Алтайский край. И 15 июля 1673 человека одновременно из 87 населенных пунктов насильственно переселили на восток*26.

Это был вероятно единственный пример массовой депортации русского населения в тот период. Он свидетельствует о том, что деятельность ИПХ всерьез беспокоила высшее руководство страны. К нему стекались неутешительные сведения о значительном росте влияния Катакомбной Церкви в первые годы войны. Так, в июньском 1943 г. спецсообщении начальника Управления НКГБ по Пензенской области говорилось о деятельности более 20 нелегальных и полулегальных групп, устраивавших моления на частных квартирах*27. В некоторых регионах таких групп насчитывалось сотни. В докладной записке председателя Совета по делам РПЦ Г.Карпова В.Молотову от 5 октября 1944 г. подчеркивалось: «В областях с незначительным количеством действующих церквей и в районах, где нет церквей, отмечается массовое распространение групповых богослужений в домах верующих или под открытым небом..., причем в этих случаях для совершения обряда верующими приглашается несостоящее на регистрации духовенство... В своей значительной части актив таких церковных незарегистрированных групп и духовенство, в них состоящее, оппозиционно настроены по отношению к легальной патриаршей православной церкви, осуждая последнего за лояльное отношение к советской власти и за патриотические позиции в своей деятельности. Большое количество верующих-фанатиков, находясь под влиянием этих групп ..., в своих настроениях резко отличаются от групп верующих, находящихся под влиянием патриотически настроенного духовенства легальной церкви. Это же положение влечет за собой всякого рода «рецедивы» значительного оживления религиозных настроений в виде так называемого «обновления» икон, распространения «святых» писем, ... а также агитации о гонении в СССР на религию и церковь...»*28.

Но уже в скором времени ситуация изменилась. Появившиеся возможности легально совершать религиозные обряды, открывать храмы способствовали постепенному возвращению в окрепшую Московскую патриархию ее паствы, вынужденно ушедшей в 1930-е гг. в подполье. Власти подстегивали этот процесс. Согласно свидетельству историка И.Андреева после интронизации Патриарха Алексия в феврале 1945 г. духовенство, находившееся в лагерях прошло специальную «перерегистрацию», во время которой спрашивали: признают ли заключенные нового Патриарха. Непризнававшие получали новые сроки наказания, а иногда и расстреливались. Признавшие нередко досрочно освобождались и назначались на приходы*29. Данный факт частично подтверждается документами архивов госбезопасности. В 1944-1945 гг. в лагерях была сфабрикована целая серия дел о контрреволюционных церковных организациях, по которым многие священнослужители приговаривались к увеличению срока наказания или расстрелу.

Перед нелегким выбором оказались различные группы и течения «непоминающих» и «истинно-православных». Со смертью Патриаршего Местоблюстителя Петра (Полянского) и избранием Патриарха Алексия отпадало прежнее каноническое основание для самостоятельного управления — «узурпация» первосвятительской власти митр. Сергием, но в то же время прежняя практика в отношениях с государством была продолжена новым Первоиерархом.

В итоге в Патриаршую Церковь вернулись не только часть иосифлян, но и большинство «непоминающих». Существенную роль здесь сыграла позиция имевшего значительный авторитет среди катакомбников епископа Ковровского Афанасия (Сахарова). В 1955 г. в письме к духовной дочери он так вспоминал события десятилетней давности: «... когда в 1945 году, будучи в заключении (в Мариинских лагерях), я и бывшие со мной иереи, непоминавшие митр. Сергия, узнали об избрании и настоловании Патриарха Алексия, мы, обсудивши создавшееся положение, согласно решили, что так как кроме Патриарха Алексия, признанного всеми Вселенскими Патриархами, теперь нет иного законного Первоиерарха Русской Поместной Церкви, то нам должно возносить на наших молитвах имя Патриарха Алексия как Патриарха нашего, что я и делаю неопустительно с того дня»*30. Эта группа священнослужителей послала первоиерарху поздравительное письмо с просьбой принять их в общение. Еп. Афанасий написал также окружное послание в катакомбные общины и скиты с призывом «вернуться в лоно» Патриаршей Церкви. Кроме того в марте 1945 г. Владыка обратился к Патриарху с прошением возбудить ходатайство перед правительственными органами о замене ему пребывания в лагере заключением в одну из московских тюрем с предоставлением возможности работать там с богослужебными книгами. Правда, ответа он не получил, 30 августа 1946 г. был вновь арестован в лагере и отправлен отбывать срок в Мордовию. Вышел еп.Афанасий на свободу только 18 мая 1954 г.*31.

Во второй половине 1940-х гг. в «катакомбах» остались в основном «истинно-православные христиане» и часть ИПЦ. Хотя имелось и относительно небольшое количество тех, кто стал возносить молитвы за Патриарха Алексия, продолжая находиться на нелегальном положении. Один из таких архиереев — епископ Петр основал к концу войны тайный монастырь с 300 насельниками на Тянь-Шане. В 1951 г. монастырь был обнаружен с вертолета и все его обитатели арестованы*32. В целом же численность катакомбников существенно уменьшилась. Уже 14 февраля 1947 г. Г.Карпов в итоговом отчете ЦК ВКП(б) за 1946 г. с удовлетворением писал, что внутренняя работа «способствовала сокращению роста церковного подполья в стране»*33.

Однако в первые послевоенные годы в ряде районов страны деятельность подпольных общин продолжала оставаться заметным явлением. Об этом можно судить даже по официальной церковной печати. Так, в январском 1948 г. номере «Журнала Московской Патриархии» отмечалось, что в Краснодарской епархии православные скорбят «под натиском агитации баптистов и всяких подпольных антипатриарших агитаторов: иовцев, соляновцев (выродившихся из секты имяславцев) и других сектантов»*34. А в речи 1948 г. епископа Тамбовского и Мичуринского Иоасафа говорилось: «Радость моя омрачена тем, что среди вас есть люди, которые называя себя христианами, на деле не являются ими. Эти люди — сектанты и так называемые самосвяты, они отрицают храм Божий, не признают его и даже глумятся над этой святыней... Только себя они считают православными христианами»*35.

Эмигрантские историки того времени сообщали самые противоречивые сведения о тайной церковной жизни в СССР. В.И.Алексеев, например, писал, что в Катакомбной Церкви по одним сведениям 30 епископов, а по другим даже 100*36. Это чистая фантазия. Гораздо более близок к истине И.Андреев. Он указывал, что до Зарубежья дошли сведения о деятельности свыше 10 тайных епископов. Священников же явно не хватало. Их недостаток восполнялся главным образом многими тайными монахинями и мирянами, «совершающими чтение акафистов или общие групповые моления, именуемые «собраниями на свещу». Таких мирян называли «подпасками». «Из-за недостатка пастырей, эти «подпаски», которые имеются повсюду, являются стержнем церковного народа Катакомбной Церкви. «Подпаски» же большей частью хранят на домах и св.Дары, получаемые с большим трудом и величайшей осторожностью при редких общениях с тайными пастырями»*37. Крупнейший же эмигрантский церковный историк 1950-1960-х гг. Д.В.Константинов пришел к следующему выводу: «... военный период, вернее период после поворота политики власти, характерен сокращением явлений в духе Катакомбной Церкви и всех вообще нелегальных форм церковной деятельности. Если этой цели добивалась также советская власть, вводя «церковный НЭП», то надо сказать, что результаты в данном смысле получились совершенно определенные»*38.

Ставшие доступными в последние годы документы свидетельствуют о том, что проблема Катакомбной Церкви во второй половине 1940 -х гг. продолжала оставаться достаточно острой. В справке отдела пропаганды и агитации Воронежского обкома ВКП(б) от 9 апреля 1948 г., составленной в ответ на специальный запрос соответствующего управления ЦК, сообщалось: «Наряду с официально действующими православными церквами в области существует большое количество нелегальных групп верующих православного толка, из которых наиболее распространенным течением являются «истинно-православные христиане»..., «ИПХ» исповедуют православную веру, но не признают ныне действующих церквей, как связанных с «безбожной Советской властью и коммунистами». Основные кадры «ИПХ» состоят в основном из бывших монашек, монахов, черничек и религиозно настроенных бывших кулаков... За 1947 год и 3 месяца 1948 года Управлением МГБ вскрыто и ликвидировано 11 антисоветских групп «ИПХ» с общим количеством арестованных 50 человек... Члены группы «ИПХ» систематически участвовали в нелегальных сборищах, где наряду с молениями, обсуждали вопросы форм ведения антисоветской деятельности среди населения. Распространяли провокационные слухи о якобы скорой войне СССР с Америкой и другими капиталистическими странами и гибели в этой войне Советского Союза. В период выборов в Верховные органы Советской власти призывали население не участвовать в них, не работать в колхозах, отказываться от уплаты налогов и госплатежей. Вели работу по вовлечению в антисоветские группы новых участников...» В документе говорилось и о том, что в Воронеже и Воронцовском районе было выявлено несколько групп иоаннитов, численностью 70-80 человек. Через своих «курьеров»они поддерживали связь с «единомышленниками» ряда городов СССР: Новгорода, Калинина, Харькова и др.*39.

Аналогичные справки поступили и из других районов страны: в Витебской области существовало 11 подпольных религиозных групп, в Пензенской — во многих селах незарегистрированные священники проводили службы в частных домах и т.д. А в Рязанской области на 1 января 1948 г. специальная проверка выявила действующие нелегальные молитвенные дома в 189 населенных пунктах, в том числе в городах Михайлов, Скопин и Касимов. Почти каждый из них обслуживал свой причт: архимандриты Андрей (Исаев), Гавриил (Хитров), Паисий, игумены Иоасаф, Паисий (Рожков) и др. Причем в 91 их этих населенных пунктов верующие не подавали ходатайств об открытии в ней церкви*40.

Насильственное переселение в 1944 г. более полутора тысяч ИПХ в Западную Сибирь и Алтайский край способствовало созданию и там крупных очагов Катакомбной Церкви. В докладной записке Управления МГБ по Алтайскому краю от 6 апреля 1948 г. указывалось: «Имеется некоторая часть православных верующих, попавшая под влияние антисоветского элемента, которая бойкотирует вновь открытые церкви, мотивируя тем, что в них совершаются богослужения за Советскую власть... Верующая, проживающая в Змеиногорском районе, заявила так: «Священники в этих церквах поставлены из партии, под ризой у них медали, службу они ведут сокращенно, не так как раньше была служба, они обновленцы, поэтому в церковь ходить никогда не надо, надо избегать этой церкви, крестики покупать также не надо, т.к. на них находили серп и молот, колоски, пятиконечную звезду и СССР... В то же время деятельность православных церквей, молитвенных домов и нелегальных религиозных сборищ резко сократилась. В 1946 г. нелегальных групп церковников по краю насчитывалось 138, в то время как в настоящее время их имеется только 32. Резкое сокращение нелегальных групп произошло в результате проведенных профилактических мероприятий со стороны органов МГБ...» Но и оставшие 32 группы ИПХ объединяли 1500 верующих. Кроме того в крае активно действовали «истинно-православные христиане странствующие» (ИПХС) -катакомбная ветвь старообрядцев.

Во второй половине 1948-1949 гг. ситуация еще более осложнилась. В связи с новым изменением государственной церковной политики в худшую сторону, прекращением открытия храмов произошел определенный «рост рядов» Катакомбной Церкви. 5 августа 1948 г. Г.Карпов писал в Совет Министров СССР, что Совет по делам РПЦ «находит нужным совместно с МГБ и МВД СССР разработать мероприятия по ликвидации всякого рода нелегальных отправлений религиозных служб и обрядов и нелегальных молитвенных домов». Карпов ссылался на большие масштабы подобной деятельности и указывал, что в Рязанской области при 86 официально действующих церквах в 193 населенных пунктах проводят службы незарегистрированные священники. Начальник Управления МГБ по Тульской области в ноябре 1948 г. сообщал об активизации в последнее время церковников нелегалов, бродячих монахов, отмечая деятельность 30 священников не признающих Московскую Патриархию. В Гомельской области в 1949 г. нелегально служили 4 таких священника и т.д.*42.

25 апреля 1949 г. встревоженный Г.Карпов направил секретарю ЦК ВКП(б) Г.Маленкову специальную секретную информационную записку «О религиозных пережитках, выражающихся в исполнении обрядов и массовых молений по нелегальной (не состоящей на регистрации) церкви, и о лицах, занимающихся нелегальной церковной деятельностью». В ней подчеркивалось: «Деятельность в течение многих лет таких нелегальных молитвенных домов, пещер, тайных избушек и т.п. представляет собою крайне политически вредные явления, т.к. организаторы этих молитвенных домов и их священнослужители нередко имеют благоприятную почву для своей деятельности, а местные органы, в том числе и административные, не знают как с ними бороться». Борьба сильно затруднялась сложностью выявления тайных общин. Г.Карпов писал, что подавляющее большинство их существует на территории РСФСР. Так, в Рязанской области было выявлено 174 нелегальных молитвенных дома, Горьковской — 47, в г.Бугульме Татарской АССР — 3 и т.д. В другом документе Совета по делам РПЦ указывалось, что если в 1948 г. в Рязанской области действовало 175 незарегистрированных молитвенных домов, то в 1949 уже 190, причем в них служило около 200 священнослужителей. Следует указать, что в ноябре 1948 г. ИПХ даже провели тайный Собор в г.Чирчик под Ташкентом, на котором присутствовало 8 архиереев и 5 представителей епископов*43.

Особенно сильно активизация катакомбников в конце 1940-х гг. проявилась в областях Центрального Черноземья, прежде всего в Тамбовской. Некоторые советские историки считают ее третьей, последней волной оживления ИПХ, новым этапом, характеризующимся усилением проповеднической деятельности и заметным ростом групп «истинно-православных христиан»*44. Другие — А.Клибанов, З.Никольская, Л.Митрохин — даже самим фактом рождения движения ИПХ. Успеху агитации катакомбников способствовала высокая доля единомышленников среди сельского населения Тамбовской области — 10-15%, а также их лучшее по сравнению с колхозниками экономическое положение. В 1947-1948 гг. на Тамбовщине сложились 3 основных очага деятельности ИПХ в 13, в основном северных районах. На первом этапе большинство руководителей являлось выходцами из Липецкой области: В.Титов, П.Мордасов, П.Половинкин, Е.Прибыткова и др. Священнослужителей было очень мало и в качестве пастырей выдвинулись «проповедники» и «старшие братья по духу», странствовавшие по области. Группы ИПХ включали как правило жителей одного населенного пункта и состояли из 10-15 человек. Во главе их находились «старший брат» или «старшая сестра» (только в 2 случаях). Общим руководителем «истинно-православных» Тамбовской и Липецкой областей считался В.Д.Титов, от которого исходила большая часть обращений и воззваний, широко расходившихся в списках. Но в его «Беседах о разных вопросах к сомневающимся на пути спасения» подчеркивалось: «Мы получили слова наставления от наших пастырей... Слово-проповедь было сказано во храмах ко христианам из уст епископа Уара и архимандрита Митрофана»*45.

Существенной особенностью тамбовских ИПХ являлось присутствие в их составе значительного количества молодежи. Так, в Мичуринском районе в конце 1940-х гг. из 83 руководителей 53% были младше 30 лет, а старше 50 лишь 14,5%. В 7 районах области возникли так называемые группы «юношей» в основном из детей «истинно-православных» или сочувствовавших им единомышленников. На них «проповедниками» возлагалась пророческая миссия, изложенная в «Новом Завете»: «И будет в последние дни... пророчествовать сыны ваши и дочери ваши и юноши ваши будут видеть видения...»*46. Молодые ИПХ по свидетельству советских исследователей являлись даже более нетерпимыми к установившемуся в обществе порядку, чем большинство старых. Часть из них приняла обет безбрачия. Во многих отношениях они пересматривали прежнюю умеренную политику и в некоторых смешанных по возрасту группах брали на себя руководство. А.Демьянов отмечал, что если в 1930-е гг. считалось грехом участие только в колхозном производстве, то в 1940-1950-е гг. — во всех государственных предприятиях и учреждениях. До войны детям «истинно-православных» разрешалось учиться до 4 класса, а в послевоенное время в большей части семей учеба в школе запрещалась полностью. На этой почве возникали конфликты радикальных и более умеренных катакомбников, приводившие к расколу некоторых групп*47. Несомненно, что здесь советские авторы описывали процесс трансформации части иосифлян-»буевцев» в ИПХ и радикализации их взглядов под влиянием молодежи, принявшей традиционную идеологию «истинно-православных христиан», относительно мало распространенную в 1930-е гг. в Тамбовской области. Высокая доля молодых людей среди ИПХ от 30 до 60% существовала в конце 1940-х гг. и в других районах Центрального Черноземья. Так, в Липецкой области из 288 обследованных катакомбников 116 -40,5% были моложе 30 лет. А.Клибанов признавал: «Молодежь составила весьма деятельную организаторскую и проповедническую силу истинно-православных христиан в Тамбовской, Липецкой, Рязанской и Воронежской областях»*48.

Местом общения ИПХ служили «святые источники», которых в Центральном Черноземье имелось около 80: «Мамонтовское озеро», «Источники камень святого старца Симеона» и др. Источник «Трех дубов» в с.Горелое Тамбовской области даже постепенно приобрел значение постоянно функционирующего «храма». Здесь развесили иконы, а на время богослужений устанавливалась деревянная разборная церковь. Отношение к местным властям было как правило враждебным, порой дело доходило до вооруженных конфликтов. Так, в 1949 г. руководитель ИПХ в с.Устье Мичуринского района Силаев организовал покушение на председателя сельсовета, а 30 августа 1953 г. в с.Стаево произошло кровопролитное столкновение с группой В.Ряховских, в результате которого было сожжено 14 домов, убито и тяжело ранено 6 человек. Общая численность ИПХ Тамбовской области в конце 1940-х гг. по оценке советских исследователей составляла 1 тыс.человек, а в Центральном Черноземье около 3 тысяч. Эти цифры вероятно занижены во много раз, но можно в основном согласиться с мнением З.Никольской, что в начале 1950-х количество ИПХ на Тамбовщине сократилось наполовину*49.

Дело в том, что в 1950-1953 гг. по всей стране прокатилась вторая после 1943-1946 гг. волна ожесточенных гонений на Катакомбную Церковь, затихнувшая со смертью Сталина. Только в сентябре 1950 г. Военные Трибуналы войск МВД осудили несколько десятков ИПХ: группу в Ярославской, 10 человек в Тамбовской и группу в Рязанской областях, причем в ходе операции по аресту членов последней группы было убито двое ее руководителей*50. Весной-летом 1951 г. в Рязанской области специальную проверку провел Совет по делам РПЦ. В его итоговой докладной записке отмечалось, что количество выявленных нелегальных молитвенных домов сократилось по сравнению с 1949 г. в два с половиной раза: со 190 до 120 в 1950 г. и 77 (с 77 незарегистрированными священнослужителями) на 1 апреля 1951 г.*51.

В Костромской области 27 марта был арестован уже упоминавшийся священник Ф.А.Смирнов, в 1945 г. освобожденный досрочно по болезни. Свящ. А.Артамонов дал на него следующие показания: «Смирнов убежденный церковник-фанатик. Постоянного места жительства не имеет, ведет бродячий образ жизни, все время ходит по селениям Буйского, Ореховского и др.районов, ...он мне отвечал так: «По специальности фельдшера работать не буду потому, что я не доверяю Советской власти, снова подберут материал и попаду в лагерь. Служить в церковь тоже не пойду, потому что не доверяю архиерею, он идет вместе с Советской властью и тоже через него могу попасть в лагерь...» В заключении должен добавить, что Смирнов среди церковников гор. Буй пользуется авторитетом...» 18 октября арестованного приговорили к 10 годам лагерей. Одновременно по показаниям Артамонова было заведено дело 14 членов тайной женской монашеской общины*52 и т.д.

Но полностью искоренить катакомбников оказалось невозможно. Так, например, в начале 1953 г. Советом по делам РПЦ отмечалась активная деятельность ИПХ в 4 районах Марийской АССР: «Тихоновцы — противники Советской власти, они не идут в колхозы, противятся всем новшествам, уклоняются от проведения выборов в Советы, уклоняются от переписи населения, учетов и др.»*53. А в мартовской 1954 г. докладной записке Н.Хрущеву от заведующего отдела пропаганды и агитации и отдела науки и культуры ЦК КПСС подчеркивалось существование «большого количества бродячих (незарегистрированных) попов», сотни которых были выявлены в 1953 г.*54. Правда, подобных документов немного.

Новая активизация деятельности Катакомбной Церкви началась с середины 1950-х гг. Из лагерей оказались выпущены сотни, возможно тысячи ее священнослужителей и проповедников-мирян, составлявшие значительную часть «узников за веру». Например, епископ Мануил (Лемешевский), освобожденный 7 декабря 1955 г. из лагеря в Мордовской АССР, писал пропресвитеру Н.Колчицкому: «Сколько оскорблений от верующих выслушал я в последних Темниковских лагерях за то, что подчиняюсь «коммунистическому советскому Патриарху», что я остался верен ему, а не ушел в оппозицию»*55. Епископ Афанасий (Сахаров) 2 апреля 1955 г. в письме Патриарху также отмечал: «Во время нахождения моего в заключении мне нередко приходилось встречаться и с иереями и с мирянами, которые, ревнуя о чистоте веры, имели, как я считаю, ревность не по разуму. Такие ревнители, даже весьма благожелательно относившиеся ко мне, не принимали у меня благословения и не хотели быть со мной в молитвенном общении, как с епископом, возносящим на молитве имя Вашего Святейшества»*56.

Известны имена многих священнослужителей катакомбников, освобожденных в середине 1950-х гг. В 1956 г. вышел на свободу иеромонах Тимофей (Несговоров), принявший монашеский постриг от андреевца схиепископа Петра (Ладыгина), скончавшегося 7 февраля 1957 г. в г.Глазове. О. Тимофей, разъезжая по России, обслуживал тайные общины до своей смерти в 1975 г. В 1955 г. был выпущен из лагеря иеромонах Игнатий, он стал служить нелегально в Воронежской области, позднее его присоединил к своей епархии архиеп. Чилийский Леонтий. В центральной части России обслуживал катакомбников и иеромонах Виссарион (Марков), освобожденный в 1956 г. из Темниковских лагерей. Скончался он в 1979 г. в Тамбове. В Сибири стали служить иеромонахи Сим и Александр, в Сумской и Харьковской области иеромонах Назарий. Епископ Читинский и Забайкальский Даниил (Шерстенников), вышедший на свободу еще в конце 1953 г., тайно поселился в Барнауле*57. Упоминавшиеся монахи нелегального Тань-Шаньского монастыря, освобожденные в 1956 г., основали новую обитель в одном из кавказских ущелий. В нем поминали патриарха Алексия, но официально монастырь не существовал*58 и т.д.

Примерно с 1957 г. доклады КГБ, партийных и государственных органов вновь запестрели сведениями о нелегальной деятельности «истинно-православных». В ноябре все ЦК компартий республик СССР прислали заведующему сектором агитации К.У.Черненко отчеты о состоянии религиозной жизни в их регионах. В них говорилось и о существовании катакомбников. Например, в отчете Казахстанского ЦК сообщалось о том, что вблизи г.Темиртау «образовался целый поселок фанатиков ИПХ». В нем живут исключительно верующие, мужчины не стригутся и не бреются, женщины носят только длинные черные платья. «Газеты и книги не читают, в общественной жизни никто не участвует, детей в школе не учат, в выборах не участвуют, отказываются служить в Армии»*59. 25 ноября 1957 г. справку об активизации религиозных объединений и групп на территории СССР К.Черненко прислал и председатель Совета по делам религиозных культов А.Пузин. Он подчеркивал, что отколовшиеся от Русской Церкви, не признавшие Советскую власть группы ИПХ имеются в Черниговской, Харьковской, Тамбовской и некоторых других областях*60.

20 августа 1961 г. КГБ направил в ЦК КПСС докладную записку об «изуверской деятельности церковников», предлагая активизировать борьбу с ней. В этом документе шла речь о иоаннитах, последователях ИПЦ, ИПХ и ИПХС, приводились многочисленные факты. Так, в г.Мариинске Кемеровской области в 1961 г. было обнаружено несколько тайников на чердаках и в подвалах, в одном из них 3-4 года жили 3 молодые девушки. В Винницкой области долго действовали иоанниты, существовал нелегальный монастырь, насельницами которого являлись 2 школьницы. ИПХ особенную активность проявляли в Полтавской области и Алтайском крае*61.

10 ноября 1963 г. председатель КГБ В.Семичастный отослал в ЦК КПСС еще одну подобную справку с информацией о том, что в 1961 -1962 гг. на территории Ивановской, Кемеровской, Пермской, Новосибирской, Челябинской областей и Казахстана стали появляться представители ИПХ, в ряде случаев создавшие подполье. В с.Ногино Ивановской области они распространяли антисоветские письма среди населения, в пос.Тюлькубас под Чимкентом организовали «школу» по подготовке проповедников из молодежи, в ней 2 монахини обучали 6 девушек-послушниц 18-28 лет. Деятельность ИПЦ также в основном носила «антиобщественный характер подполья», иногда перерастая в открыто враждебную властям — проповедник Котов во Владимирской и Горьковской областях распространял антисоветские листовки. А член его группы Зубков в ночь с 5 на 6 ноября 1961 г. повредил 3 памятника В.Ленина. В пос.Шексна Вологодской области существовала нелегальная молодежная группа ИПЦ и в марте 1963 г. там отказалось от участия в выборах в органы власти более 20 человек, в том числе депутат Никольского сельсовета*62. Наконец, в еще одной справке КГБ о «враждебных проявлениях» сект в Средней Азии от 29 января 1964 г. сообщалось, что в Киргизии этой «враждебной работой» активно занималась нелегальная группа ИПХ, имевшая специальные схроны и тайники. Арестом ее руководителей и специальными профилактическими мерами ее деятельность «удалось» прекратить*63.

Как будто «прорвало» и советскую печать, в 1940 — середине 1950-х гг. полностью замалчивавшую существование Катакомбной Церкви. Теперь эта тема в свете набиравшей силу антирелигиозной пропагандистской кампании «стала дозволенной». И только за 1959 г. в центральных и местных газетах и журналах появилось несколько десятков статей и заметок о деятельности ИПХ в Сумской, Кировской, Луганской, Воронежской, Саратовской областях, Мордовской АССР, городах Чимкенте, Алма-Ате, Чебоксарах, Черепаново, Воскресенске, поселках и деревнях Лысманово, Четраново, Ковылкино, Жилино и т.д.*64. Часто публиковалась информация и об иоаннитах. В нескольких декабрьских номерах газеты «Правда Украины» за 1959 г. рассказывалось об их группе в с.Оситняжке Черкасской области, члены которой возносили моления «о царственном доме Романовых». О другом «иоаннитском гнезде», обнаруженном в Новосибирске сообщала газета «Советская Сибирь». Руководитель этой группы Д.Кибаев организовывал странствия последователей для «распространения учения Иоанна Кронштадского»*65. Когда в 1962 г. сотрудники Музея истории религии и атеизма по заданию Ленинградского обкома КПСС изучали религиозную жизнь Гатчинского района, они выявили не только несколько тайных молитвенных домов, но и ряд групп иоаннитов*66.

Интересная, хотя и тенденциозная информация содержится в книге Ю.В.Гагарина о «религиозных пережитках» в Коми АССР в 1960-е гг. В ней говорится о 6 общинах ИПХ в различных населенных пунктах республики. Три из них — в городах Ухте, Воркуте и Инте сформировались в конце 1940-х — начале 1950-х гг. из приезжего населения (в основном ссыльных и арестантов), а также вовлеченных в «секту» православных. Группа в Сыктывкаре и пригородной деревне Чит сложилась в конце 1940-х гг. из местных жителей на «базе осколков ИПЦ». Кроме того в середине 1950-х гг. освобожденные из лагеря проповедники В.И.Гичев и В. Е.Колесниченко организовали общины ИПХ в с.Керчемье и пос.Вой-Вож. Общая численность выявленных «истинно-православных» в 1958 г. составляла 133 человека. У них уже не имелось своих священников. Считалось, что общение с Богом может происходить или непосредственно, или через так называемых «Божьих людей» -проповедников, культ которых был очень развит. Кроме ИПХ в республике определенное распространение имели старообрядческие ИПХС*67.

В 1959-1961 гг. несколько экспедиций в Тамбовскую, Липецкую и Рязанскую области организовал Институт истории Академии Наук СССР. Они собрали богатейший, частично опубликованный материал о деятельности ИПХ. Выяснилось, что и в Центральном Черноземье она в середине 1950-х гг. вновь заметно активизировалась. Сказалось временное прекращение гонений, возвращение из лагерей части арестованных ранее проповедников — В.Умрихина, Г.Дьячкова и др. Правда, агитация ИПХ среди других слоев населения уже почти не проводилась и численность «истинно-православных» фактически не росла. Показательно, что если в конце 1940-х гг. властям были известны их группы в 13 районах Тамбовской области, то в конце 1950-х гг. только в 9. Произошло определенное расслоение ИПХ. Почти все они являлись единоличниками и испытывали сильные материальные лишения: платили двухкратные налоги, были обязаны участвовать в аварийных работах, им не выделяли земли под огороды и до 1960-х гг. даже не продавали хлеба в сельпо. Угнетающе действовало и многолетнее отсутствие священнослужителей в большинстве общин. В результате у части ИПХ ослабевает система запретов по отношению к «миру», вплоть до разрешения верующим поступать на временную работу в колхозы. В одной из письменных проповедей 1950-х гг. говорилось: «Возлюбленная семья во Христе, раньше в слове наставления никому совета не давали, чтобы идти временно в колхозе работать, потому что мы без колхозного двора могли находить себе работу и питание доставляли свободно, теперь такой совет мы даем»*68. Изменилось отношение и к действующим храмам Московской Патриархии. Рязанская экспедиция 1961 г. выявила появление новой тенденции посещения многими катакомбниками церквей, «истинность» которых по-прежнему отвергалась, в дни Пасхи, Рождества, Троицы*69.

В то же время другая часть ИПХ встала на путь дальнейшего углубления отчуждения от «мира», проповеди аскетизма, вплоть до половых запретов. С 1955 г. на широкие слои участников движения распространилось требования целибата (безбрачия), а на семейные пары — запрещение деторождения. Как следствие резко упала рождаемость. Объявлялось о близком конце света и несколько раз назначались его даты. Этому способствовали серьезные волнения на почве отказа от паспортов при «хрущевской паспортизации» деревни. Провозглашенный в 1959 г. семилетний план, сопровождавшийся новым наступлением на Церковь, был расценен некоторыми ИПХ как начало правления антихриста перед страшным судом. Как следствие произошло образование нескольких новых, относительно небольших, но крайне радикальных групп.

В 1959 г. в Сосновском и Староюрьевском районах Тамбовской области появились седминцы. Их проповедники — А.Мерзляков, А.Пенятин, О.Мерзлякова объявили, что библейская седмица, в которую надлежит свершиться всему, предсказанному Иисусом Христом, началась со Всесоюзной переписи населения и семилетнего плана развития народного хозяйства и должна закончиться в 1965 г., когда и произойдет конец света. Всех верующих, прошедших перепись и не вышедших из колхозов до 1959 г. они называли обреченными на верную гибель. На этой основе седмицы порвали с основной, более умеренной частью ИПХ. В результате агитации их группы выросли в 2-3 раза. Был объявлен запрет на все промышленные и продовольственные товары, произведенные после 1959 г., в том числе выращенные на личных участках. Некоторое время седминцы питались только едой заготовленной до переписи населения или собранными грибами и ягодами. Самые истовые замучили себя голодом до смерти, большая же часть порвала с ними после 1965 г., убедившись, что предсказание не сбылось*70.

Еще более ярко отчуждение от «мира» и крайний аскетизм проявились в деятельности движения молчальников, отказавшихся от общения с окружающим миром во имя спасения таким образом в загробной жизни. Молчальничество было основано в 1955 г. в Сосновском районе Тамбовской области Л. Кисляковой. Ее ближайшими помощниками стали вернувшиеся из заключения «активисты» ИПХ. В 1956-1957 гг. движение распространилось на 4 района области, число его участников по сведениям советских исследователей равнялось 137, из них 30% составляли мужчины. Многие принявшие обет молчания жили в крайней нищете. Местные власти почти сразу же развернули активную борьбу с членами группы. Через народные суды они лишались родительских прав, дети отбирались и помещались в детдома. С 1958 г. за каждой семьей молчальников были закреплены агитаторы. Колхозы и сельсоветы северо-восточной части Тамбовщины создали специальный фонд для оказания материальной поддержки «одураченным вожаками». Л.Кислякову еще в 1957 г. отправили в психиатрическую больницу, лишив этим молчальников их главной руководительницы и т.д. В результате в начале 1970-х гг. осталось только 37 членов движения*71.

Порой заменившим священников проповедникам из среды мирян в сознании верующих придавались черты новых святых. В конце 1950-х гг. еще сохранялось прежнее деление «истинно-православных христиан» на «духовников» (около 30%), которые считали возможным перевоплощение Ббога в человека и традиционалистов или «книжников» (остальные 70%). Правда большинство групп «духовников» 1930-х гг. уже распалось -чердашники, елоховцы, стефановцы и др. Однако в Центральном Черноземье еще оставались федоровцы и николаевцы, или как их называли в Мордовской АССР «верноподданные Николая II». Кроме того из восточных районов СССР в Центральную Россию пришло учение михайловцев — последователей иеромонаха Михаила (Ершова), в 1950-е гг. странствовавшего под видом самого Христа по Татарии, Куйбышевской и другим областям Поволжья и Прикамья *72.

Иеромонах Михаил был одним из самых выдающихся деятелей Катакомбной Церкви. Впервые арестованный в 1931 г. он в общей сложности около 40 лет провел в тюрьмах и лагерях. В 1958 г. на специальном судебном процессе над большой группой михайловцев Ершов был приговорен к 25 годам лишения свободы. Умер он 14 июня 1974 г. в лагерной больнице. Предсмертное завещание о.Михаила удалось передать на волю и его напечатали в нескольких эмигрантских изданиях. В 1958 г. у Ершова было 12 основных учеников (по числу апостолов). Одним из них являлся широко известный в русской эмиграции Василий Калинин, еще в 1930-е гг. проповедовавший в кубанских селах о пришествии антихриста. В 1958 г. он вместе с иеромон. Михаилом оказался приговорен к 25 годам заключения и до 1980-х гг. отбывал срок в мордовских лагерях. Один из узников этих лагерей позднее вспоминал: «Множество еще было и истинно-православных проповедников, из которых двое незабываемы: Иван Кривущев и Василий Калинин. Не признавали они этой сатанинской власти и скрывать того не желали, но напротив: ходили вдоль по Волге и от села к селу несли весть о том, что спасение миру придет только от борьбы с большевистским диаволом, они призывали людей не работать на большевиков, уходить в леса, не служить в красной армии, не читать газет и книг сатанинских, ибо через них, кино и радио «большой соблазн приходит». Кривущев получил свой последний 10-летний срок уже в восьмидесятилетнем возрасте. Калинин же не забывал при появлении любого чекиста или простого надзирателя осенять все вокруг себя крестным знамением и возглашать: «Изыди, сатана! Сгинь большевистская скверна!» Он совершенно не желал разговаривать с советчиками и говорил: «Если бы все люди отвергали этих комиссаров, то они не продержались бы у власти и года»*73.

Еще один ученик Ершова монах Филарет отошел от него после встречи, устроенной ему в 1960-е гг. в Казанской тюрьме с местным епископом. Ставший духовным сыном монаха в мордовском лагере для политзаключенных Е.Вагин вспоминал: «Власти, КГБ, естественно, заинтересованы в том, чтобы всякими средствами «расколоть» ИПЦ, побудить хотя бы некоторых принять сторону Московского Патриархата. Они обещают даже досрочное освобождение тем «катакомбным» христианам, которые откажутся от своих заблуждений». Отсидев 15 лет из 25-летнего срока о.Филарет в 1973 г. был освобожден. Он начал считать, что можно посещать богослужения у особенно благочестивых священников Патриархии, но прихожанином какого-либо официально действующего храма так и не стал*74.

В Центральном Черноземье в конце 1950-х гг. количество михайловцев не превышало несколько сотен. Общую же численность ИПХ установить практически невозможно. А.И.Демьянов полагал, что в Тамбовской области в это время имелось свыше тысячи активных приверженцев «истинного православия». Но сам тут же писал, что их деятельность сказывалась на трудовой дисциплине и весной 1959 г. в одном только Сосновском районе за 3 дня религиозных праздников на работу не вышло 28266 человек. А.И.Клибанов в 1970-е гг. отмечал, что в 1959 г. на Тамбовщине ИПХ было больше, чем считали участники экспедиции Института истории, и объяснял ошибку трудностью выявления*75.

В целом в СССР в 1950-1960-е гг. существовало 5 основных района деятельности ИПХ. Первый — Центральное Черноземье и прилегающие области Украины — Ворошиловоградская, Харьковская, Сумская. Причем «истинно-православные» западных районов Орловской, Курской, Белгородской областей тяготели к украинским, а восточных районов находились под влиянием липецких, воронежских и тамбовских ИПХ. Постоянную связь с Центральным Черноземьем поддерживали катакомбники Ростовской области, Краснодарского края и Северного Кавказа. Третий очень крупный «очаг» ИПХ, имевший собственные традиции, существовал в Поволжье на территории, простиравшейся от Чувашской АССР до Саратовской области включительно. Много «истинно-православных» проживало в Ивановской, Ярославской, Горьковской, Костромской, Владимирской областях — традиционных иосифлянских местах. Наконец последний основной «очаг» возник в 1940-х гг. на востоке в результате массовых депортаций ИПХ в Алтайский край и соседние Новосибирскую, Томскую, Кемеровскую области, Красноярский край. Кроме того имелось еще 5 сравнительно небольших районов, где имелись общины ИПХ — Казахстан (Караганда, Чимкент, Ташкент), Коми АССР, Брянская область, Северо-Запад России (часть Ленинградской и Новгородской областей) и Кировская область. Отдельные группы «истинно-православных» существовали и в других регионах СССР.

На оживление деятельности ИПХ власти отреагировали новым, третьим по счету в послевоенные годы «походом» на Катакомбную Церковь. Он продолжался с 1958 по 1964 г. Расстрелы уже не применялись и самые суровые меры наказания «ограничивались» почти пожизненными сроками заключения в концлагерях, психиатрических больницах и ссылками. Тогда же помимо 25-летних приговоров начали широко применяться и небольшие сроки лишения свободы, которые бесконечно продлевались и таким образом люди попадали «за решетку» на десятилетия. Еще в конце 1930-х гг. основным местом заключения верующих стали лагеря Мордовской АССР. Там нередко проводились и массовые расстрелы. В середине 1950-х гг. они опустели, но ненадолго. Например, в 1959-1960 гг. в специальный женский лагерь строгого режима в Мордовии было отправлено около 300 мирянок и монахинь как Катакомбной, так и Патриаршей Церквей (за сопротивление закрытию храмов). В 1977 г. заграницу попал самиздатовский документ «Женщины в лагерях» об «истинно-православных христианках», осужденных на длительные сроки заключения за то, что они оставляли в храмах записки, в которых просили духовенство и самого Патриарха отказаться от сотрудничества с советской властью*76. К середине 1960-х гг. в Мордовии ликвидировали специальную зону для верующих, но они стали содержаться в известной зоне политзаключенных на ст.Потьма. По свидетельству очевидцев еще в 1968 г. из полутора тысяч узников 11-го лаготделения значительную часть составляли священнослужители и миряне всех конфессий, в том числе катакомбники, в основном с 25-летними сроками заключения*77.

Сохранились и яркие воспоминания одного из церковных диссидентов о пребывании «узников за веру» в психиатрическах больницах: «Позже, когда я был в Сычевской спецпсихбольнице МВД, видел я и там подвижников православных. Особенно я запомнил о.Владимира (Карманова) из Еревана. Более 10 лет продержали его в Сычевке, но от веры он не отказался, хотя и сам Рыбкин — главный психиатр МВД приходил к нему в камеру и клялся словом коммуниста: «Откажись — тут же выпущу на волю без комиссии, я тебя сам вывезу». Но не отказался Карманов и поехал в Армению уже стариком, отсидев более 20 лет по лагерям и сумасшедшим домам. Другой священник из Гжатска в Смоленской обл. о.Владимир (Соловьев) молился горячо и неустанно круглые сутки и неприменно выстаивал на коленях часами, не обращая внимания на насмешки, подзатыльники санитаров, удары больных фанатиков-атеистов. И сколько раз его избивали и надзиратели, и сам главный «врач» майор Лямец. Освободили его через 12 лет пребывания в Сычевском аду и еще продержали больше года в Гедеоновской областной психбольнице. Там была большая скученность больных и у многих не было даже своей койки. Главврач сразу сказал Соловьеву: «Ты же святой, можешь и без постели». И так пролежал о.Владимир на полу, даже без матраца, более года. Отправили его после выписки не в родную деревню возле Гжатска, а в сибирскую психоколонию для стариков, где и суждено ему умереть»*78.

В 1961 г. преследования подпольных христиан были официально узаконены. В «Инструкции по применению законодательства о культах», утвержденной постановлением Совета по делам РПЦ и Совета по делам религиозных культов от 16 марта 1961 г. говорилось: «Не подлежат регистрации религиозные общества и группы верующих, принадлежащие к сектам, вероучение и характер деятельности которых носит антигосударственный и изуверский характер: иеговисты, пятидесятники, истинноправославные христиане, истинноправославная церковь, адвентисты-реформисты, мурашковцы и т.п.». В других документах в число запрещенных «сект» включались также некоторые относительно самостоятельные группы «истинно-православных»: молчальники, леонтьевцы, краснодраконовцы, иннокентьевцы, иоанниты и федоровцы. Самым непосредственным образом коснулись ИПХ, не имевших никаких документов и не работавших в государственной системе, и указ 1959 г. о «закрытии святых мест», запрете паломничества, а также закон от 4 мая 1961 г. о тунеядстве*79.

В результате репрессий движение «истинно-православных христиан» вновь понесло большие потери и значительно сократилось численно. Однако Катакомбная Церковь в целом в конце 1950-х — начале 1960-х гг. многократно выросла. Когда в результате антирелигиозных гонений и закрытия множества храмов, около 4 тысяч священников осталось без мест и регистрации, большинство из них не отказалось от сана, а продолжало обслуживать духовные нужды верующих тайно от гражданских властей. Снова значительная часть Патриаршей Церкви ушла в подполье.

Существуют многочисленные свидетельства этого процесса. Так, в книге В.Гагарина отмечалось, что в конце 1960-х гг. в Коми АССР помимо 3 групп ИПХ существовало около 20 незарегистрированных православных общин с «неофициальными священниками», лишенными приходов. В г.Кентау (Казахстан) после закрытия храма верующие стали в частном порядке собираться для совершения богослужений*80. Впечатляющие результаты дал единовременный учет религиозных объединений в СССР 1961 г. Он выявил 6486 функционирующих незарегистрированных неправославных общин и групп, к которым были отнесены и некоторые ИПХ, например 21 объединение иоаннитов, 15 — иннокентьевцев и т.п.*81. В то же время оказалось, что существуют и сотни нелегальных православных общин, которые не относятся к ИПХ или ИПЦ.

2 ноября 1962 г. Совет по делам РПЦ принял постановление, в котором указывалось, что при проведении единовременного учета в ряде областей — Горьковской, Ульяновской, Оренбургской, Пензенской, Куйбышевской, Калининской, Татарской АССР, Казахской ССР и др. регионах выявлено значительное количество незарегистрированных религиозных обществ и групп Русской Церкви, возглавляемых заштатным духовенством, монахами. «Гастролирующие попы» совершали систематические богослужения в частных домах, под открытым небом и т.п. Уполномоченным поручалось внести в облисполкомы предложения по прекращению их деятельности*82. Согласно сведениям Совета на 1 июня 1962 г. в автономных республиках РСФСР было 170 официально действующих приходов и 199 нелегальных, в том числе 167 в Татарии. В остальной части России наибольшее количество неофициальных общин приходилось на Горьковскую область: 136 и 50 зарегистрированных, Ульяновскую — соответственно 95 и 15, Оренбургскую — 64 и 16, Пензенскую — 52 и 29 и т.д. В целом по РСФСР было 684 нелегальных прихода*83.

В последний период «хрущевских гонений» некоторые иерархи Патриархии — митрополиты Никодим (Ротов), Иоанн (Вендланд), Леонид (Поляков), архиепископы Ярославский Платон и Уфимский Анатолий, опасаясь, что «видимую Церковь», как в 1930-е гг., почти полностью уничтожат, начали рукополагать значительное количество тайных священников для «катакомб». Только митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим рукоположил не менее 150 таких священников. Принимал участие в катакомбных процессах и митр. Антоний (Блюм), который дал согласие на просьбу группы тайных священнослужителей считать его своим епархиальным архиереем. Существуют даже свидетельства о случае поставления Владыками Платоном, Анатолием и Иоанном тайного епископа*84.

Одним из подобных священнослужителей был скончавшийся в 1995 г. московский протоиерей Глеб Каледа. Являясь доктором геологических наук, крупным специалистом в области литологии, он в начале 1960-х гг. написал работу «Библия и наука о сотворении мира», в которой говорилось об отсутствии принципиальных противоречий между Библией и научными представлениями о возникновении Вселенной. Вскоре Г.Каледа организовал нелегальный христианский кружок для обучения детей знакомых, просуществовавший до 1990-х гг. В 1972 г. митр. Иоанн (Вендланд) тайно рукоположил его в диакона, а затем пресвитера. С того времени о.Глеб регулярно совершал евхаристию в своей домовой церкви. Только в 1990 г. он по благословению Патриарха вышел на открытое служение*85.

Имеется значительное количество свидетельств и о том, что сотни тайных монахинь были пострижены зарегистрированными епископами и получили от них благословение жить общинами в квартирах и зарабатывать себе на жизнь работой в больницах, поскольку канон разрешает монахиням пропускать службу только ради оказания жизненно важной помощи или спасения жизни. Они оставались в Патриаршей Церкви и посещали ее храмы. Священник К., в 1970-е гг. тайно обслуживавший в качестве неофициального духовника больницу в крупном городе, говорил, что «даже служит там тайно литургии по субботам. На эти службы верующие нянечки приводят верующих пациентов, которым они доверяют. Приходят и многие врачи»*86. Известная диссидентка Т.Горичева подтверждала, что «многие ее друзья-женщины, молодые ленинградские интеллектуалки, принесли обеты правящему епископу Патриаршей Церкви жить по-монашески в миру в тайных монашеских общинах»*87.

Ликвидация в конце 1950-х — начале 1960-х гг. десятков монастырей и изгнание их насельников также способствовали образованию нелегальных скитов и монашеских общин, не порвавших с Патриаршей Церковью. По свидетельству архимандрита Михаила, в конце 1970-х гг. проживавшего в Греции, а до этого пребывавшего в тайных скитах Урала и Сибири, многие катакомбники, как и он, были лояльны Патриархии*88.

Существование «незаконно» действовавших православных общин, поддерживавших канонические связи с Патриархатом подтверждается и разницей между официальным и действительным отношением руководства Патриархии к подпольному Православию. Известно, что когда в 1950-х гг. митрополит Киевский Иоанн (Соколов) пожаловался патриарху Алексию, что в его епархии много катакомбников, первосвятитель даже прослезился и сказал: «Да Вы должны Бога благодарить, что их у вас так много, так много подлинных молитвенников перед Господом за грехи наши...»*89.

Следует отметить, что в 1960-е гг., также как и в 1930-е, усиление гонений на религию сблизило все течения православного христианства. Преследования, которым подвергалась Патриаршая Церковь подняли ее авторитет в глазах «истинно-православных». Кроме того, теперь они составляли относительно небольшую часть подпольного Христианства. Основная же масса катакомбников уже не отрицала законности официальной иерархии и считала опасным полностью отрываться от нее при всех ее недостатках. Эмигрантский историк Д.Константинов справедливо писал: «К 1966 г. вся страна покрылась сетью нелегальных церковных и вообще религиозных ячеек... В этом отношении в последние годы стала стираться разница между нелегальной частью РПЦ и собственно катакомбной Церковью существующей с 30-х годов. И та, и другая находились на нелегальном положении, жестоко преследуемые властью. Разница в их каноническом «кредо», в условиях ожесточенных гонений потеряла свою остроту, ибо общая опасность и общая беда всегда и всюду сближает людей, а особенно единоверцев»*90.

О начале процесса частичного взаимопроникновения традиционной «истинно-православной» Катакомбной и официальной Церквей свидетельствует письмо 1962 г. одного из тайных епископов. Обращаясь к своей пастве он писал: «...времена изменились: наших храмов теперь в СССР нет. Можем ли мы, ушедшие в свои одинокие кельи и обретающие там все, чем питали нас храмы, запрещать тысячам верующих, не имеющим такой возможности искать утешения и духовной пищи в имеющихся храмах и осуждать их за то, что они ходят туда?... И я говорю вам: если не имеете других путей принимать участие в богослужении и приобщаться таинствам, если томит вас жажда церковного единения и молитвы и если посещение храмов дает вам это — то не смущаясь идите туда и не бойтесь, что это будет грехом... Если вам захочется более близкого общения, то советую, как я и раньше говорил вам, избирать для этого священнослужителей искренних и нелицемерных, а таковые в храмах существуют»*91.

Подобная двойственная точка зрения присутствует и в важном документе самиздата «Россия и Церковь сегодня», созданном в 1970 г. анонимными членами Катакомбной Церкви. С одной стороны авторы проклинают Московскую Патриархию как нового Иуду, лобзанием предающего Иисуса, но с другой отводят ей и положительную роль в обществе. Признается, что в официальной Церкви есть приличные епископы, и «церковное сознание стремится найти своих достойных выразителей среди высших иерархов». Отмечается также, что неофиты воцерковляются, ища крещения и духовного руководства у легально служащих священников, которые хотя и «проводят политику Патриархии, лояльной к государству, но, с другой стороны, подвергают себя всяческим опасностям... тайно помогая привести людей в Церковь, давая им религиозную литературу»*92.

Другим подтверждением указанного процесса являются два самиздатовских письма, адресованных Зарубежной Русской Православной Церкви, единственные «катакомбные» документы, где ее Синод признается высшим церковным авторитетом. В одном из них 1966 г. Патриаршая и Зарубежная Церкви рассматриваются как единая Русская Церковь. Подписавшиеся говорят о Патриаршем епископате как о своем собственном, хотя и критикуют его за слабость в противостоянии атеистическому государству. Другое письмо, опубликованное в 1977 г. превозносит эмигрантский Синод, но за этим следует утверждение, что между Зарубежной и Патриаршей Церквами только внешний разрыв*93.

В результате всех указанных причин в Катакомбной Церкви в 1960 -1970-е гг. произошли качественные изменения, ее своеобразное внутреннее перерождение. В 1980-е гг. внутри нее существовало уже около 8 разных группировок, имевших иерархическое возглавление, а также некоторое количество священников, живущих без связи с каким-либо епископом. Почти все эти течения не имели канонического общения между собой. Большинство из них начало оформляться только в 1960-1970-е гг. и не было непосредственно связано с «истинно-православными» довоенных или первых послевоенных лет. Различались указанные течения и по их отношению к Московской Патриархии — от признания себя в ее юрисдикции до полного отрицания таинств, совершаемых священнослужителями Патриаршей Церкви.

Доля же традиционных ИПХ в Катакомбной церкви постоянно сокращалась. Шел непрерывный процесс уменьшения их численности (во многом из-за резкого падения рождаемости) и старения. Хотя в конце 1964 г. после прекращения антирелигиозных гонений часть «патриархийных катакомбников» вновь перешла на легальное положение, а деятельность ИПХ активизировалась. В докладе председателя Совета по делам религий В.А.Куроедова на Всесоюзном совещании уполномоченных Совета 16 июля 1969 г. отмечалось: «Имеются факты, говорящие об оживлении деятельности секты истинно-православных христиан, которые в ряде случаев ведут себя открыто и нагло. Так, возвратившиеся из заключения руководители ИПХ в Мудьюге Архангельской обл., некие Барышевы, организовали групповые моления, на которых присутствовали и верующие других областей. Один из Барышевых объявил себя Богом Саваофом, он провозгласил, что наступает конец света и призвал верующих выбросить на улицу и сжечь все документы, деньги, книги, что и было сделано. Фанатизм накалили до того, что даже продукты питания были выброшены на улицу. Доставленный в дежурное отделение милиции «бог Саваоф» — Барышев сорвал со стены портреты Маркса, Энгельса, Ленина и изорвал их в клочья»*94.

В начале 1970-х гг. развернулась очередная кампания борьбы с ИПХ. Она была не такой жестокой как прежде, но достаточно масштабной. Современный катакомбный епископ Готский Амвросий (Сиверс) даже считает, что эта кампания оказалась «весьма успешной»: «КГБ смог сформировать и упрочить всякие псевдо-»катакомбы», а также утвердить своих агентов в исторических общинах ИПХ». Причем они со временем сумели внести разделения в среду катакомбников*95.

Исследования, которые проводили в 1970-1973 и в начале 1980-х гг. в Центральном Черноземье экспедиции под руководством А.И.Демьянова выявили раскол ИПХ на несколько толков и общее затухание движения с середины 1960-х гг. В тоже время почти исчезли исторические группы — не удалось обнаружить иоаннитов и еноховцев, молчальников осталось 37 человек, а федоровцев немногим более 100. А.Демьянов смог опросить в начале 1970-х гг. 1209 «истинно-православных христиан» в Тамбовской (501 человек), Воронежской (488), Липецкой (127) и Рязанской (93) областях, которые якобы составляли 90% проживавших там ИПХ. Кроме того на территории Тульской, Орловской и Курской областей проводились рекогносцировочные исследования в 1-2 районах. Здесь был опрошен еще 151 человек. В результате исследователь пришел к выводу, что общая численность «истино-православных» в Центральном Черноземье составляла 1,5 тыс. и сократилась с конца 1950-х гг. на 40-50%. Правда они назывались представителями третьей крупнейшей религией в регионе. Если учесть, что в 1972 г. его население составляло 8 млн. человек, то вероятно ИПХ было все же больше, чем указывают советские авторы*96. В начале 1980-х гг. А.Демьянову удалось выявить в Воронежской области только 262 «истинно-православных» и он посчитал, что за десятилетие их количество сократилось еще почти вдвое*97.

Материалы, собранные экспедициями, показали ослабление в среде ИПХ эсхатологических и антихристологических настроений, изменение отношения к советским законам. Полностью не признавало их только около 20%, более 70% исполняли одни законы (платили налоги и т.д.), отвергали другие, заявляя: «Мы признаем Советскую власть, но смотря в чем. Что не греховно и не противоречит нашим убеждениям — мы выполняем, а что греховно, нас никто не заставит делать». Свыше 60% трудоспособных ИПХ уже работало на государственных предприятиях, в совхозах и колхозах. Усилился процесс «обмирщения». Почти вся молодежь отказалась от обета безбрачия, исчезли запреты на обучение детей в школе, получение пособий и пенсий. Из 1209 обследованных в начале 1970-х гг. ИПХ 978 человек (81%) составляли женщины, в основном крестьянки. 23% проживало в городах, но коренных горожан из них было лишь 20 человек. Имелось и 150 монахинь. Доля молодежи от 18 до 30 лет за 1970-е гг. сократилась с 1,4% до 0,8%, количество людей старше 60 лет выросло с 52,4% до 76, 3%*98.

Эти данные подтверждают исследования в 1969 г. ИПХ в Коми АССР. С 1958 г. их количество сократилось со 133 до 41 человека. Их них мужчины составляли 10,9%, а домохозяйки, иждивенцы, пенсионеры — 69%. Лишь два человека были моложе 30 лет, а 32 старше 50. Проповедники ИПХ уже давали в определенных ситуациях разрешения на работу в государственных учреждениях и на предприятиях*99. Ослабление и старение традиционных истинно-православных подтверждал и сумевший в 1978 г. эмигрировать из СССР катакомбный схимонах, а позднее митрополит Антоний (Чернов)*100.

Последние относительно массовые вспышки открытого неповиновения властям среди ИПХ произошли в 1981 г. в связи с обменом паспортов. Верующие бойкотировали его на том основании, что новая формулировка гражданства совпадает с апокалептическим «числом зверя» — 666. Отказ от получения паспортов в некоторых районах приобрел такой размах, что местные средства массовой информации предупреждали об уголовном наказании «отказников» и лишении их пенсии*101. На 1980-1984 гг. пришлась и заключительная волна гонений на «катакомбы», коснувшаяся главным образом молодежи.

Большая часть общин ИПХ и ИПЦ до 1981 г. окормлялась епископом Уфимским Владимиром (фон Штромбергом), последним в Катакомбной Церкви архиереем, имевшим признанное рукоположение 1920-х гг. Хотя он представлял андреевскую традицию, но руководил после смерти в 1964 г. еп.Романа (Руперта) и рядом общин в Ленинградской области: русских — прот. Михаила Рождественского, иеромонаха Никифора (фон Рихтер Меллина), свящ. Сергия Моно, немецкой — иеросхимонаха Василия (фон Ренне), финских священников Илии, Иакова, Симеона и др. В 1981 г. еп.Владимир скончался и у этой части катакомбников началась полная автокефалия. Однако потом большинство из них перешло под омофор архиеп. Лазаря (Журбенко) — возглавившего одно из 8 основных течений Катакомбной Церкви последнего десятилетия. Иеромонах, затем епископ и архиепископ Лазарь стал руководить этим течением с 1966 г. Постепенно к нему стянулись многие представители кирилловской (к которой он сам принадлежал), иосифлянской и андреевской (в меньшей степени) традиций. Всего у архиеп. Лазаря насчитывалось более 50 тайных приходов, в основном на Кубани, Северном Кавказе, в Белоруссии и на Украине. Он был рукоположен в 1982 г. архиереем Зарубежной Русской Церкви еп. Каннским Варнавой, и с конца 1980-х гг. стал представлять эту Церковь в СССР*102.

Уже говорилось о «патриархийных катакомбниках». Третье же основное течение тайной Церкви возглавил схимитрополит Геннадий (Секач), создавший самую многочисленную катакомбную иерархию. В 1970-х — начале 1980-х гг. она насчитывала в общей сложности 24 архиерея. Сам Геннадий в 1962 г. ушел из Патриархии лишь вследствие того, что его лишили возможности легально служить. До своей смерти в 1987 г. он получал пенсию Белорусской епархии, иереем которой прежде состоял, был знаком с Патриархом Пименом. Рукоположил Геннадия во епископа в 1968 г. или по другим сведениям в 1971 г. полулегендарный архиепископ Серафим (Поздеев), якобы сам тайно рукоположенный в начале 1920-х гг. Патриархом Тихоном. «Схимитр.» Геннадий жил в основном в Абхазии и на Северном Кавказе. В 1970-е гг. он основал в районе Нового Афона несколько общин, тайный монастырь в горах и даже тайные Богословские курсы. Три монастыря было создано на Украине, четыре в Белоруссии, два на Кубани. Схимитрополит лично постриг около 500 монахов. Его неоднократно арестовывали, последний раз в 1975 г. После смерти Владыки первоиерархом «геннадиевской» ветви Катакомбной Церкви стал схимитрополит Ставропольский Феодосий (Гуменников), а с 1991 г. митр. Могилевский Епифаний. «Геннадиевцы» как и некоторые другие течения катакомбников самовольно и без всяких оснований называют себя «Истинно-Православной Церковью»*103.

Священнослужителями Московской Патриархии были ранее и основатели трех других течений: еп.Викентий (Чекалин) -диаконом, еп.Лазарь (Васильев) — священником, еп.Исаакий (Анискин) — иеромонахом. Последний был рукоположен во епископа «геннадиевским» схимитр. Феодосием, но затем порвал с ним, ученив так называемый «исаакианский раскол». Отколовшись от «геннадиевцев» он ужесточил свою позицию и по отношению к Московской Патриархии. Стал запрещать пастве причащаться в ее храмах (хотя таинства, совершаемые там, признавал), поминать всех архиереев и большинство иереев Патриаршей Церкви. А впоследствии еп.Исаакий вообще ввел принятие людей в общение из Патриархии через покаяние*104.

Часть традиционных ИПХ, занявших враждебную позицию по отношению к Зарубежной Русской Церкви, вошли в последние два основных течения, связанных с греками-старостильниками. Одно из них возглавил епископ Гурий (Павлов), еще в 1929 г. рукоположенный во иеромонаха архиеп. Андреем (Ухтомским). Около 30 лет он провел в лагерях и 15 прожил, скрываясь в подполе крестьянской избы у своих духовных чад. Летом 1991 г. Гурий был хиротонисан греческими архиереями. К началу 1990-х гг. представители другой юрисдикции греков-старостильников (а всего их насчитывается 12) поставили митрополита Антония (Чернова), в схиме Епифания. Он основал еще одну ветвь катакомбной иерархии*106.

Общая численность последователей тайной Православной Церкви в СССР в конце 1980-х — начале 1990-х гг. составляла по оценкам различных ее представителей от 100 до 500 тыс. человек. Так, например, еп.Готский Амвросий (Сиверс) писал о 250 тыс., а архиеп. Лазарь (Журбенко) утверждал, что только на территории Сибири и Татарии существует около 750 общин с 80 тыс. верующих *107. В последние годы часть катакомбников легализовала свою деятельность, но большинство еще остается в подполье.

В определенной степени существование Катакомбной Церкви несло в своей основе возрождение раннехристианской практики времен арианства, монофелитства, иконоборчества. Содержа в себе антиэтатизм, ИПХ являлись онтологическими противниками советского государства, понимаемого как «царство антихриста», которому следует сопротивляться всеми доступными способами. Соответственно и государство всегда подвергало их судебным и внесудебным репрессиям. Так, в 1980-е гг. катакомбники еще привлекались по нескольким статьям Уголовного кодекса касающихся: несоблюдения законодательства о культах, антисоветской агитации и пропаганды, беспаспортности, отсутствия прописки, тунеядства, бродяжничества, отказа от службы в армии и т.д.

Историю нелегальной церковной деятельности в СССР можно разделить на 4 основных периода. Первый продолжался с 1918 по конец 1920-х гг. В подполье в это время находилась небольшая часть православных священнослужителей и мирян — исключительно ИПХ, а с 1928-1929 гг. и некоторые общины ИПЦ. Второй период приходится на 1930-е — середину 1940-х гг. В результате ожесточенных гонений происходит резкий рост рядов Катакомбной Церкви, на нелегальное положение перешло большинство приходов, основная часть которых сохранила верность Патриархии. В последние годы войны они снова вышли из подполья. Общее количество катакомбников многократно уменьшилось. Правда, в конце 1940-х гг. возросли активность и численность ИПХ, но в результате ожесточенных репрессий со стороны властей с 1950 г. и в их среде начался спад. Заключительный период охватывает конец 1950-х — начало 1990-х гг. Хотя общин ИПХ и ИПЦ становилось все меньше, ряды Катакомбной Церкви вновь заметно выросли вследствие очередной кампании борьбы с религией в СССР. В «катакомбах» произошли качественные изменения: оформилось 8 основных течений, как на базе групп «истинно-православных», так и главным образом на основе нового «пополнения». Таким образом, к моменту падения советской власти тайная Церковь не только не перестала существовать, но и находилась на подъеме.

Создание и расширение религиозного подполья в стране было во многом «делом рук» самих органов государственной власти, их ошибочной политики по отношению к Церкви. В то же время следует отметить, что феномен православных «катакомб» (религиозных нонконформистов) показал свою не только чрезвычайную устойчивость в разных условиях, но и наличие тенденции к самовоспроизводству и увеличению за счет обращенных.

Примечания

1. См.: Ревуненков В. Очерки по истории Великой французской революции. Л.: Изд-во Ленингр.ун-та, 1989.

2. Клибанов А.И. Современное сектанство в Тамбовской области, с.92.

3. Криптон К. К вопросу исторического прошлого Русской Православной Церкви //Вестник РХД, N 118, 1976. с.91; Его же. О тамбовском восстании 1921 г. Из записок очевидца // Вестник РХД, N 121, 1977, с.361-362.

4. Бернштам М. Стороны в гражданской войне 1917-1922 гг., с.272.

5. Амвросий (Сиверс), епископ. Государство и «катакомбы», с.1-2.

6. См.: Зеленогорский (Гринберг) М. Жизнь и деятельность архиепископа Андрея (Ухтомского). М.: Терра, 1991.

7. Демьянов А.И. Истинно православное христианство, с.16-17; Клибанов А.И. Указ. соч., с.60-69.

8. Демьянов А.И. Критика идеологии истинно-православного христианства, с.8

9. Его же. Истинно православное христианство, с.19,81,85-86; Клибанов А.И. Указ.соч., с.94.

10. Никольская З.А. К характеристике течения так называемых истинно православных христиан, с.164-165; Демьянов А.И. Истинно православное христианство, с.20.

11. См.: Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви 1917-1945; Центральный государственный архив общественных организаций Украины, ф.263,оп.1,д.66923.

12. Амвросий (Сиверс), епископ. Истоки и связи Катакомбной Церкви в Ленинграде и области (1922-1992гг.), с.3-4.

13. Его же. Государство и «катакомбы», с.5.

14. Там же, с.7.

15. Краснов-Левитин А. Лихие годы 1925-1941, с.222; Мещерский Н.А. На старости я сызнова живу: прошедшее проходит предо мною..., с.102-106; Справка Управления ФСБ РФ по Ярославской области N 10/320 от 21 июня 1995 г.; Справка Главного информационного центра МВД Российской Федерации N 34/3-2127 от 6 сентября 1994 г.

16. Польский М. Указ. соч., т.2, с.285.

17. Амвросий (Сиверс), «епископ». Истоки и связи Катакомбной Церкви в Ленинграде и области (1922-1992 гг.), с.7.

18. Поспеловский Д.В. Русская православная церковь в ХХ веке, с.174.

19. Амвросий (Сиверс), епископ. Указ.соч., с.7.

20. Андреев И. О положении Православной Церкви в Советском Союзе. Катакомбная Церковь в СССР, с.13.

21. Алексеев В.И., Ставру Ф.Г. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское Возрождение, 1981, N 16, с.105; Амвросий (Сиверс), епископ. Государство и «катакомбы», с.13-14.

22. Центр документации новейшей истории Костромской области (ЦДНИКО), ф.3656, оп.2, д.2411-с.

23. Там же, д.2413-с, лл.50-54.

24. Два портрета (по воспоминаниям В.Я.Васильевской. Катакомбы ХХ века). Сообщения В.Глазова // Вестник РХД, 1972, N 106, с.498.

25. Тропани Н.В. Воспоминания. Владимир, 1965. Рукопись, с.5-7; Апушкина Е.В. Воспоминания. Владимир, 1962. Рукопись, с.25-26; Поповский М. Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга, с.355-360.

26. ГАРФ, ф. Р-9401сч, оп.2, д.65, лл.305-306.

27. РЦХИДНИ, ф.17, оп.125, д.181, л.10.

28. Религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны (1943-1945 гг.), с.62.

29. Андреев И. Указ.соч., с.9-10.

30. Афанасий (Сахаров), епископ. Можно ли посещать храмы Московской Патриархии? Из письма к духовной дочери // Вестник РХД, 1972, N 106, с.96.

31. Тропани Н.В. Указ.соч., с.8-9; Апушкина Е.В. Указ.соч., с. 27-28; Крестный путь преосвященного Афанасия // Вестник РХД, 1973, N 107, с.170-211; Письмо еп.Афанасия (Сахарова) патриарху Алексию от 2 апреля 1955 г. — Архив Научно-информационного центра «Мемориал» Санкт-Петербург. (Архив НИЦ «Мемориал» СПб), ф.Р, п.5.

32. Чаев П.О. Катакомбные монастыри // Грани, 1982, N 123, с.190-191.

33. РЦХИДНИ, ф.17, оп.125, д.407, л.40.

34. Каргашинский Д. Из Краснодарской епархии // ЖМП, 1948, N 1, с.76-77.

35. Сперанский М. Из Тамбовской епархии // ЖМП, 1948, N 2, с.65-66.

36. Alekseev W. Russian Orthodox Bishops in the Soviet Union, 1941-1953. p.58.

37. Андреев И. Указ.соч., с.10-11.

38. Константинов Д.В. Православная молодежь в борьбе за Церковь в СССР, с.44.

39. РЦХИДНИ, ф.17, оп.125, д.593, лл.24-31.

40. Там же, лл.10,39-45,63,114.

41. Там же, лл.121,124-135.

42. Там же, оп.132, д.6, лл.88,94,244-252, д.111, лл.127-130.

43. Там же, д.109, лл.70-77, д.497, л.203; См.: Осипова И. Истинно-Православная Церковь. М., 1997. Рукопись, готовая к печати.

44. Демьянов А.И. Религиозность: тенденции и особенности проявления (социально-психологический анализ), с.99; Его же. Истинно православное христианство, с.32.

45. Никольская З.А. К характеристике течения так называемых истинно православных христиан, с.166.

46. Клибанов А.И. Религиозное сектанство и современность (социологические и исторические очерки), с.173.

47. Демьянов А.И. Истинно православное христианство, с.39.

48. Клибанов А.И. Указ.соч., с.173.

49. Никольская З.А. Указ.соч., с.171,180; Демьянов А.И. Указ.соч., с.32,43.

50. РЦХИДНИ, ф.17, оп.132, д.569, л.37.

51. Там же, д.497, л.203.

52. ЦДНИКО, ф.3656, оп.2, д.2413-с, лл.73-77,108.

53. ЦХСД, ф.5, оп.16, д.642, л.23.

54. Там же, д.650, л.18.

55. Иоанн (Снычев), митрополит. Митрополит Мануил (Лемешевский). Биографический очерк, с.245.

56. Архив НИЦ «Мемориал» СПб, ф.Р, п.5.

57. Катакомбы // Русское Возрождение, 1982, N 20, с.136, 1983, N 21, с.186-200.

58. Чаев П.О. Указ.соч., с.191.

59. ЦХСД, ф.5, оп.33, д.90, л.130.

60. Там же, л.100.

61. Там же, д.190, лл.146-147.

62. Там же, оп.55, д.10, лл.210-211.

63. Там же, д.72, лл.1,7.

64. Беляев В. Лик святых апостолов // Вечерняя Москва, 1959, 29 июля; Яковлев Е. Подданные Николая II // Ленинское знамя, 1959, 5 июля и др.

65. Юдин Н.И. Правда о петербургских «святынях», с.45-46.

66. Клибанов А.И. Из мира религиозного сектанства. Встречи, беседы, наблюдения. М.:Политиздат, 1974, с.129.

67. Гагарин Ю.В. Религиозные пережитки в Коми АССР и их преодоление. Сыктывкар: Коми изд-во, 1971, с.90,143-159.

68. Никольская З.А. Указ.соч., с.172.

69. Янкова З.А. О некоторых методах конкретно-социального изучения религии (из опыта Рязанской экспедиции Института истории Академии Наук СССР) // Конкретные исследования современных религиозных верований (Методика, организация, результаты) М.: Мысль, 1967, с.113.

70. Демьянов А.И. Указ.соч., с.36-37.

71. Там же, с.43; Никольская З.А. Указ.соч., с.172-176.

72. Демьянов А.И. Указ.соч., с.85.

73. Христиане за решеткой // Религия и атеизм в СССР, 1980, N 5, с.15.

74. Вагин Е. Изгнание правды ради // Русское Возрождение, 1978, N 4, с.40-46.

75. Демьянов А.И. Указ.соч., с.38; Клибанов А.И. Религиозное сектанство в прошлом и настоящем, с.233.

76. Вагин Е. Религиозное инакомыслие в сегоднящней России // Русское Возрождение, 1978, N 1, с.53; О положении Церкви в Советской России и о духовной жизни русского народа. Доклад Архиерейскому Собору 1959 года епископа Лос-Анжелосского Антония. Джорданвилль: Свято-Троицкий монастырь, 1960, с.49.

77. Вагин Е. Изгнание ради правды, с.33-35.

78. Христиане за решеткой, с.16.

79. Законодательство о религиозных культах. Перепечатка с советского издания «Для служебного пользования. Нью-Йорк: Chalidze Publications, 1981, с.84; Анисимов С. Нравственный прогресс и религия. М.: Мысль, 1965, с.52; Амвросий (Сиверс), епископ. Указ.соч., с.13.

80. Гагарин Ю.В. Указ.соч., с.74-76; Константинов Д. Гонимая Церковь, с.349.

81. Одинцов М.И. Государство и церковь в России ХХ век, с.121-122.

82. ГАРФ, ф.6991, оп.2, д.452, л.31.

83. Там же, д.288, лл.41-43.

84. Иона (Яшунский), иеродиакон. Наши катакомбы, с.255; Пресс-конференция депутатов Верховного Совета России священника Глеба Якунина и мирянина Пономарева 20 марта и «Круглый стол» 22 марта 1992 г. // Вестник РХД, 1992, N 164, с.267; Поспеловский Д.В. Указ.соч., с.322-323.

85. ЖМП, 1995, N 5, с.60-61.

86. Чаев П.О. Указ.соч., с.195.

87. Поспеловский Д.В. Указ.соч., с.470.

88. Там же, с.156.

89. Чаев П.О. Указ.соч., с.190.

90. Константинов Д.В. Религиозное движение сопротивления в СССР, с.12.

91. Регельсон Л. Указ.соч., с.192-193.

92. Поспеловский Д.В. Указ.соч., с.324-327.

93. Там же, с.327.

94. О современном состоянии религий в СССР и задачах усиления контроля за соблюдением законодательства о религиозных культах. Доклад председателя Совета по делам религий при Совете Министров СССР В.А.Куроедова на Всесоюзном совещании уполномоченных Совета 16 июля 1969 года. М., 1969, с.24.

95. Амвросий (Сиверс), епископ. Указ.соч., с.3.

96. Демьянов А.И. Указ.соч., с.42; Клибанов А.И. По тому же маршруту, 1959-1971 // Наука и религия, 1972, N 3, с.55.

97. Демьянов А.И. Религиозность: тенденции и особенности проявления, с.100.

98. Там же; Клибанов А.И. Религиозное сектанство в прошлом и настоящем, с.233-234; Демьянов А.И. Истинно православное христианство, с.44-49,94.

99. Гагарин Ю.В. Указ.соч., с.145-147,159.

100. Полвека служения России. Интервью А.А.Чернова «Посеву» // Посев (Франкфурт-на-Майне), 1979, N 10, с.40-46.

101. Хроника // Посев, 1981, N 12, с.4-5.

102. Очерки истории Санкт-Петербургской епархии, с.278-279; Поспеловский Д.В. Указ.соч., с.328; Амвросий (Сиверс), епископ. Истоки и связи Катакомбной Церкви в Ленинграде и области (1922-1992 гг.), с.7-8; Иона (Яшунский), иеродиакон. Указ.соч., с.250-251.

103. Там же, с.244-247.

104. Там же, с.247-250; Поспеловский Д.В. Указ.соч.,с.328,330.

105. Иона (Яшунский), иеродиакон. Указ.соч., с7251-253; Амвросий (Сиверс), епископ. Государство и «катакомбы», с.4.

106. Там же; Поспеловский Д.В. Указ.соч., с.329.